Скачать Сборник слов на разные случаи в формате docx

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений Феофана Затв.

** 1. Речь при наречении во Епископа Тамбовского (Возмогу ли оправдать надежды? Да даст Господь благодать и дар Духа!)
** 2. К воспитанницам Тамбовского института благородных девиц, после панихиды по благочестивейшей государыне императрице Александре Федоровне, в сорокой день (Что могли бы услышать из уст умирающей государыни, матери вашей)
** 3. К новоизбранным деятелям общественным (Хотите ли создать благо народно прочно – возгревайте в нем дух христианства)
** 4. На отпевание генерала В. А. Колобова (Подвигом добрым подвизался ты)
** 5. При отпевании господина почтмейстера П. П. Никольского (Ни одна жизнь не остается без следа)
** 6. Речь к воинам, только что обученным и отправляющиеся к месту назначения (Вручаем вас покрову и заступлению Владычицы Богородицы!)
** 7. На отпевание купца П.В. Козлова (В час сей мы – ученики, а ты – учитель)
** 8. На освящение водопровода в г. Муроме, в день венчания на царство государя императора Александра Николаевича (Вода естественная и вода духовная)
** 9. На погребение игумении женского Владимирского монастыря Серафимы (Смерть напоминает нам, что мы не дома)
** 10. На пострижение в монахи отца протоиерея г. Шацка, нареченного в монашестве Германом и предназначенного быть архимандритом Черниева монастыря (Существо иночества – быть едину с Единым Богом непрестанно)
** 11. На выбор членов земства, в день сретения иконы Боголюбской (Устроять порядки земства следует в духе христианском)
** 12. На прощание с владимирскою паствою (Что будет впереди, кто определит? Спасайтесь о Господе!)

Слова, сказанные к монархам (о правлении и государстве).

13. Слово на восшествие на престол его величества государя императора Александра Николаевича (Не считайте совершенствованием и преуспеянием (прогрессом) того, что охлаждает к вере и отчуждает от Церкви, что может довести не только до нарушения уставов веры и Церкви, но и до желания и требования перемен и отмен в них, что совсем может затмить светлый лик веры и вытесняет из памяти всякое помышление о нашем конце и назначении)

14. Слово на восшествие на престол его величества государя императора Александра Николаевича (Что такое благоденствие? Непрерывность Божия попечительного устроения нашей участи во благо. Чем привлечь к себе благоволение Божие? Что такое веротерпимость? В государстве выше всего должна стать святая вера, а все другое ею управляться)

15. Слово на восшествие на престол его величества государя императора Александра Николаевича (Наше благоденствие зависит и от нас, но определяется верностью и непоколебимостью начал, которых держимся. Это понятие о Боге, о всем тварном, о человеке, о мире с его началом, продолжением и концом)

16. Слово в день рождения благочестивейшего государя императора Александра Николаевича (Истинное возрождение, как и жизнь, может истекать только от источника всякой жизни. Что такое возрождение 15-16 веков? Для всех наук найдутся в нашем исповедании основные понятия – Богом открытые истины)

17. Слово в день рождения государыни императрицы Марии Александровны (о воспитании детей в духе христианском. Просветить ум и образовать сердце можно только в Господе Иисусе, получая сверхъестественную помощь в Церкви Божией, в святых ее таинствах и всех освятительных учреждениях)

18. Слово на коронацию (Что означает венчание царя – царское помазание? Хранение, возвышение и укрепление добрых расположений, составляющих истинную и благонадежную общественную жизнь, есть главное и всегдашнее наше дело)

19. Слово в день тезоименитства государя императора Александра Николаевича (О благочестии наших предков. Что такое дух мира? Необходимость воспитания молодого поколения в духе веры и благочестия, противоположным духу мира)

20. В день тезоменитства наследника цесаревича Николая Александровича (Три зла – настоящие, три зла – ожидаемые, и откуда нам ждать от них спасения)

21. Пред панихидою о наследнике цесаревиче Николае Александровиче (Скорбно, братие, глубоко скорбно!)

22. Пред прочтением манифеста о назначении нового наследника, ныне о Бозе почившего Александра Александровича (Царь правит царством. Сам же управляется сердцем, коим правит Господь)

1. Речь при наречении во Епископа Тамбовского (Возмогу ли оправдать надежды? Да даст Господь благодать и дар Духа!)

Святейшие архипастыри и отцы! Благодарю и приемлю и нимало вопреки глаголю. Что другое мог бы сказать на дело, уже решен­ное советом вашего святейшества и утвержден­ное высочайшею волею? Не подумайте, однако ж, что, произнося слова сии, я скрываю под ними недуг самоуверенности и самонадеянности… Нет. Я знаю бессилие свое, знаю высоту и тяготу воз­лагаемого на меня служения; но знаю и то, что небезопасно со своими замыслами вмешиваться в устроение пути жизненного, особенно напере­кор изволению Божию, верою видимому в оп­ределении церковной и предержащей власти. Потому, в тесноте от обоих, при словах сих одно содержу в уме и сердце: буди воля Божия!

Господу ведомы слабости мои, — и, однако ж, Он попустил состояться избранию и утвержде­нию. Чего ради? Ведомо Ему Единому; но есть упование, что Начный и совершит. Такая уверен­ность только и успокаивает мятущуюся совесть. Ибо это, доброе по Апостолу, дело (епископство) издали, может быть, и бывает желательно, но, когда приходится стать с ним лицом к лицу, оно поражает страхом, кости сокрушающим. И не­вольно исторгается из груди: буди воля Божия!

Частые и неожиданные перемены в моем служении, и в начале, и, особенно, в последнее время, приучили быть безмолвно покорным вся­кому назначению, подобясь шару, без треска ка­тающемуся туда и сюда, по направлению сооб­щаемых ему ударов. И Бог не оставлял Своею помощию. Пусть теперь неизвестность нового бу­дущего положения и служения более нежели смущает. Но как и в будущем всем будет пра­вить та же десница, которая милостиво хранила в прошедшем, то с преданностию, повергаясь в руце Бога Живаго, благонадежно успокоиваюсь в святой воле Его.

Итак, буди воля Божия и благословенно бу­ди имя Бога, спасающего нас, имиже весть судь­бами!

Эти страшливые мысли нисколько, однако ж, не умаляют чувств благодарности к вам, богоиз­бранные предстоятели Святой Церкви нашей, — за то, что, снисходительно смотря на мое недо­стоинство, благоволили сопричислить и меня к лику проходящих высшее служение в сей Церк­ви. Не скрываю, что не чуждо было бы тайным желаниям сердца, если бы на мою долю выпало такое место, где бы я свободно мог предаться занятиям по сердцу или, если уже нельзя мино­вать сего жребия, по крайней мере дана была возможность навыкнуть делам пастырского слу­жения под чьим-нибудь опытным руководством. Но когда, помышляя о мне более, нежели сколь­ко есмь, вы указываете мне обширнейшее попри­ще для деятельности, конечно в надежде, что множайший плод принесу во спасение свое и других, то не могу без благодарности вспомнить о сем незаслуженном доверии. Возмогу ли только оправдать надежды ваши, а паче ожидания и обязательные требования Церкви? Достанет ли знания, благоразумия, искусства — и руководить спасаемых, и вести порядок дел внешнего уп­равления? Желание действовать во благо есть; когда бы и дела соответствовали сему желанию! Господь даст благодать и дар духа; но и дух можно угашать бездействием или неправиль­ным действованием. Да не будет сего, — сыновне прошу, приложите к вашим благожеланиям, в которых не сомневаюсь, и молитву к Господу, чтоб даруемая Им благодать не тща была и во мне, и вашим советом научите, как возгревать дар, имеющий сообщиться мне возложением рук ваших — в похвалу всем нам в День Христов.

29 мая 1859 года

2. К воспитанницам Тамбовского института благородных девиц, после панихиды по благочестивейшей государыне императрице Александре Федоровне, в сорокой день (Что могли бы услышать из уст умирающей государыни, матери вашей)

Послушайте, дети! Я хочу сказать вам одно-другое слово в настоящем, столько скорбном для сердца вашего, случае. Отошла ко Господу высокая ваша покро­вительница и попечительница — ваша мать. Вы не имели утешения быть при смертном од­ре ее и слышать из смежающихся уст ее по­следнее слово, которым обыкновенно отходя­щие выражают волю свою и дают свои заветы остающимся здесь близким своим. Вы близки были отшедшей матери вашей — государыне, как и она жила и живет постоянно в сердцах ваших; и ей не было бы чуждо сказать вам слово, и вам не нежелательно было бы послу­шать его.

Делом совершиться сему уже нет возмож­ности. Но попытаемся восполнить этот ущерб мысленно. Вы представьте себя стоящими у смертного одра отходящей государыни, а я возь­му слово и как бы ее языком изреку вам от ее лица последнюю волю ее.

Дух ее нам известен… На нем основываясь, не ошибемся, если вложим в уста ее такую к вам речь: «Дети! Я отхожу. Мои попечительные дей­ствия не будут более касаться вас,— и веяние любви моей не будет более согревать и ожив­лять сердец ваших. Но я не оставлю вас си­рыми. Вас примет и будет согревать другое не менее широкое и не менее богатое любовию сердце. Каковы были вы ко мне, такими будьте и к преемнице моей. Как вы входили в дух и на­мерения мои, входите в дух и намерения ее и являйте себя беспрекословно покорными ее ма­терним о вас распоряжениям и всем вообще вос­питательным порядкам — старым и новым.

Я отхожу и должна предстать страшному Престолу Судии. По силе моей я старалась не нарушать заповедей Божиих, но, как человек, много согрешила и повинною себя сознаю пред лицем правды Божией. Не отчаиваюсь, однако ж, во спасении своем, но, в слезах покаяния при­падая к Господу Спасителю, уповаю быть по­милованною, о чем и молю Его беспредельную благость, в смолитвенники Ему предлагая Пре­чистую Владычицу Богородицу, Ангела моего Хранителя и всех святых. Прошу и ваших мо­литв. Ваш детский вопль, верно, много поможет к преклонению на милость строгого правосудия.

Если и я обрету благодать у Бога, — первая молитва моя будет о вас, дети! Да поможет вам Бог быть таковыми, какими я всегда видеть вас желала.

Всю жизнь мою я носила вас в сердце и за­ботам моим о вас не полагала пределов. Не могу сказать, всегда ли увенчивались успехами за­боты мои, было ли у вас все так хорошо, как бы мне хотелось, но это было постоянным моим же­ланием. Если что ускользнуло от моего внима­ния, если допущен где-либо недосмотр, простите меня, Господа ради. Хоть я не видала вас лично, тем не менее все ваше отношу к себе и смирен­но прошу — простить меня великодушно, если считаете меня в чем-либо неправою пред вами. И я прощаю всем вам все, в чем из вас какая оказывалась неисправною в исполнении воспи­тательных распоряжений, только утешьте меня обещанием, что это уже не будет более повто­ряться.

Еще несколько — и меня не станет. Вот моя воля и мое вам матернее завещание: пребудьте навсегда верными духу вашего народа и требо­ваниям святой веры вашей.

Учреждая и поддерживая ваши заведения, я имела в мысли одно: воспитывать вас истинно русскими и православными. Не говорю вам: любите отечество, ибо кто не любит его? Но не могу не сказать: любите его любовию истинною и просвещенною. Есть любовь слепая, увлекаю­щаяся в благожеланиях неосмотрительною поспешностию все навязывать нам без разбора… Указываю вам безошибочное в сем отношении руководство в Православии.

Любите Россию в духе Православия, — рев­нуйте об усовершенствовании ее по всем отно­шениям, но без нарушения мира веры, без под­рыва ее основ и ее ценности повсюдной. В этом, скажу вам в горести, надежда на одних вас. Многие у нас уже начали уклоняться на распутия. Из чуждых источников пьют они мутную воду неверия и напояются началами, несообраз­ными с государственным устройством нашим и с духом нашего народа.

Если и вы пойдете по следам их, погибла Рос­сия! Да сохранит вас Господь от сего несчастия! Дайте же мне уверение, что, если Господу угодно будет позволить мне с Неба обращать очи мои на вас, я всегда буду обретать вас носящими тот же дух святой веры и преданности престолу, ка­кими вы всегда отличались, — и я отойду с боль­шим спокойствием.

В заботах моих об устроении спасительного для вас течения жизни вот что считаю нужным напомнить вам! Здесь — в заведении — вы толь­ко начинаете жить. Пройдет срок воспитания, и вы вступите на широкое поприще жизни об­щественной, полные сил и надежд. Туда, верно, и отселе вы часто переноситесь мыслию и же­ланиями. Не мечтайте много и не прельщайте себя, предупреждая определения Божий произ­вольными построениями своей участи, чтоб пос­ле действительность, рассеяв мечты, не поразила ваших сердец тем с большею чувствительностию. Всецело предайте себя в руки Бога, Оте­чески о нас промышляющего, и будьте готовы принять благодушно, что Его святой воле угод­но будет. Желаю всем вам полного счастия; но не могу простирать сего желания за пределы Божиих о вас велений, тем паче наперекор им. Ибо Он лучше нас знает, что благо нам, и крепче нашего желает облаженствовать нас, и, что осо­бенно надо содержать в мысли,— не ограничи­вает взора Своего одним настоящим, но прости­рает его на всю будущность, временным искупая вечное.

Когда оставите вы заведение, не думайте, что общество встретит вас с открытым сердцем. Нет, оно встретит вас с испытательною подозрительностию, чтобы разведать, — кто вы и куда обра­щено устремление вашего сердца. Отвечайте тогда и вы тем же. Никому ни в чем не вверяйте себя и никакого не позволяйте себе делать шага даже сердцем — без совета родителей, воспита­телей и попечителей ваших, которых искрен­няя к вам любовь уже так осязательно испы­тана вами. Самим же вам вот что предложу в руководство! Вы встретите два пути — узкий и широкий. Смотрите на конец того и другого, ука­занный Самим Господом, и не колеблитесь в выборе по сему указанию. Вас встретят два ду­ха — дух христианства и дух мира. Как вы «не дух мира сего прияли, но Дух, Иже от Бога» (1Кор.2.12), то влекитесь всем расположением вслед последне­го и отревайте первый. Тут, конечно, не обойдет­ся без борьбы. Готовьтесь к ней отселе и когда придет срок, вступайте в нее в уповании на все­сильную Божию благодать. Может быть, вас все оставят и против вас будет не только большин­ство, но даже весь мир, или, как ныне называют, общественное мнение, которое не всегда стоит за правду, а нередко восстает на Господа и на Хри­ста Его. Но дерзайте, ибо «болий есть, Иже в вас, нежели иже в мире» (1Ин.4,4); и Той победит… Победит Господь, за Которого будете подвизаться. По­ставьте себе руководительницами в сем святых дев-мучениц: Екатерину, Варвару, Анастасию, Февронию и других — и на них смотрите как на образцы; ибо и они боролись с обществен­ным тогда мнением. Побороли — и ныне тор­жествуют!

Еще одно слово, которого в другое время я, может быть, и не сказала бы вам… Никому не миновать того положения, в котором нахожусь я в час сей. Сляжете и вы на одр смертный; тог­да откроются очи ваши, и вы многое увидите — не так, как оно представлялось вам в жизни… Хотите ли иметь верную охрану от опасных ув­лечений и поползновений в жизни,— «помните последняя своя» (Сир.7,39), как советует Премудрый (Иисус, сын Сирахов). Между всеми средствами, какие есть в руках человека к укреплению нрава сво­его, нет могущественнее памяти смертной. Это самый влиятельный и всеобъемлющий педагог, годный и в курс воспитания, как и во все время жизни. Как жаль, что многие доходят до позна­ния его уже тогда, как не могут воспользоваться его уроками. Желаю, чтобы вы не принадлежа­ли к сему числу. Не бойтесь помнить о смерти. Это не отравит жизни вашей, а напротив, от­влечет вас от действительных, хотя подслащен­ных, отрав жизни и научит находить утешения прочные, такие, которые будут служить для вас предвкушением нескончаемого блаженства. По­верьте мне, что это так! Умирающие не лгут. Они одни и могут верно оценивать силу помыш­лений о часе смертном».

Вот что могли бы вы услышать из уст умира­ющей государыни императрицы — матери ва­шей! Не нахожу, что прибавить к сему со своей стороны, кроме одного искреннего желания, — чтоб этот урок напечатлелся в сердце вашем и стал руководительным началом всей жизни ва­шей. Моим архипастырским словом могу за­верить вас, что здесь прописан для вас самый благонадежный и безопасный путь жизни, цен­ный в очах Божиих и человеческих. Позвольте только напомнить вам, что ваши отношения к почившей государыне не кончаются ее смертию и этими панихидами. Вы, верно, и сами знае­те то. Но и поступайте же но тому, как знаете. С вашею молитвою утреннею и вечернею всегда соединяйте и краткую молитву о упокоении души ее так: «Помяни, Господи, благочестивейшую го­сударыню императрицу Александру Феодоровну». Это будет и для нее утешительно, и для вас назидательно. Аминь.

Ноябрь 1860 года

3. К новоизбранным деятелям общественным (Хотите ли создать благо народно прочно – возгревайте в нем дух христианства)

Слава Тебе, Господи, скажем и мы с вами! Кончились труды и беспокойные соображения ваши, желания улеглись, поря­док установился, остается одно чаяние исполне­ния предположенного… И вы собрались ныне в храм — одни, чтоб принести благодарность за окончание труда и предать Господу надежды в выборах, другие, чтоб испросить благословение Божие на начало новых трудов и освятить мо­литвою первые шаги свои на пути служения. Да благословит вас Господь по молитве вашей.

Как вы теперь сделали, так и делайте и во все время служения вашего, и во всех делах его. Особенно когда мысль будет двоиться или об­стоятельства так сложатся, что трудно опреде­лить, на какую сторону надо склониться своим содействием, всегда обращайтесь к Господу за вразумлением — и получите просимое… «Ибо Господь близ, и Он есть действуяй в нас и еже хотети и еже деяти истинно доброе» (Флп.4.5;2,13). Сами бу­дете недоумевать, как в час молитвы сложатся мысли и сердце примет правую сторону. Ибо не ум решает. Вы, верно, знаете, что правит всем Господь и что Его намерений никто переменить не может. Если Он и попускает что, то только прикосновенное, а не главное,— куда Он по­том устремляет и попускаемое. Есть путь Промышления Божия, или программа для течения происшествий — и больших, и малых, — умом Божиим созерцаемая и силою Его приводимая в исполнение. Весь труд правителей, а равно и достоинство правительствования, состоит в том, чтобы попасть на сей след Божий, в эту стезю, проначертанную мыслию Божиею. Те только действия и плодотворны, и велики, которые по­падают на сей путь, хоть бы они не выдава­лись из-за других,— и это истинно не только относительно многообъятных действий, но и относительно малых, касающихся одного лица, семейства, рода, а не только целого села или ок­руга. Сознавши сие, спросите сами себя, как попасть на сей благотворный след. И вы не най­дете другого ответа, кроме следующего: предай­те всецело в руки Божий и себя, и свое служе­ние, а затем молитвенно припадайте ко Господу о вразумлении и укреплении всякий раз, как приступаете к делу, или, еще лучше, непрестанно содержите в себе сей молитвенный дух и настро­ение, и никогда не будете лишены должного ру­ководства. Еще никто из уповающих на Бога и живущих в Нем сердцем не был посрамлен. Не увлекайтесь видимостию. Жизнь возрастает сокро­венно, так совершается и все животворное. Не прельщайтесь успехом, не смущайтесь и невидением тотчас успеха. Плод трудов, может быть, отложен Господом за пределы вашего служения. Пусть он не будет приписан вам, не скорбите: это только здесь, — на том же свете чадо сие найдет своего родителя. Но и на этом не все дела так закрываются, чтоб нельзя было угадать, где их источник. Вы только сейте по тому указанию, ка­кое сложится в вашем сердце, освященном богомыслием и предстоянием Богу, а плоды предо­ставьте распоряжению Домовладыки всего мира и всей Вселенной. Пусть даже говорят: «Вот де­лал, да ничего не сделал». После оправдаетесь. Да и то истинно: «Бог оправдали, кто осуждали?» (Рим.8,33-34)

О том, думаю, нечего говорить, что главное у вас должно быть свидетельство совести. Это вы знаете; но не лишним считаю прибавить — со­вести, просвещенной словом Божиим и укреп­ленной благодатию Божиею и молитвою. Совесть всегда можно сбить с толку кривотолкованием. Верный руководитель ей — слово Божие. Уяс­ните себе, по его указанию, дело свое и свой долг, и потом действуйте по тому, умудрясь только не покривить дела в применении начал к обстоя­тельствам или в направлении сих последних по началам принятым и предначертанным. Думаю, что все так и делают. Но вот что: может быть, не все делают или не все делают с должною настойчивостию и усилием. Надобно построить программу для своих действий по духу христи­анства и в сем одном духе действовать во всех обстоятельствах. Ведь вы, как и все действую­щие лица, стоите в числе устроителей блага народного. Благо должно бы принадлежать че­ловеку по природе, но не принадлежит. Поче­му? Потому, что он восстал против Бога в лице праотцев и пал. Благость Божия восстановляет его в Господе Иисусе Христе в Святой Церк­ви, или чрез христианство. Восприявший дух христианства получает право на благо внешнее и действительно приемлет благо внутреннее — восстановляется в себе духовно с правом на воз­вращение потерянного и вовне, если то — благо ему, и по усмотрению Благодетеля. Вот как вы­ражается сей закон: «ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Ср.:Мф.6, 33). Так, хотите ли созидать благо народа прочно, возгревайте в нем дух христианства и ничего не допускайте такого, что бы могло, хотя сколько-нибудь, погашать и ослаблять его. Не говорите: «Не наше дело». Нет,— ваше. Вы, христиане, поставлены действовать в кругу христиан и во благо им, как христианам. Как же при такой обстановке вы будете действовать, не имея во внимании духа христианства?! Разве занятия ваши не способны принять такое направление?! Быть не может. Есть и пить — что проще? Но и сие может быть обращено в славу Божию. Ве­лико ли дело — стакан воды или праздное сло­во? Но и они в День Суда поставлены будут в расчет и послужат в оправдание или в осужде­ние нам. От чего так? От того духа, каким ис­полняются сии дела. Если теперь эти малозна­чительные дела способны исполниться духом, из-за которого они обращаются в славу Божию и оправдание нам на Суде, тем более дела ваше­го служения способны преисполняться духом Христовым. Они все могут быть — милость и Суд — две наперсницы Божий! Если же при всем том вы считаете чуждым для вашего слу­жения — блюсти христианство, помогите мне в этом труде… Бросим этот раздел, в христиан­стве неуместный,— светский и духовный, как будто ни от нас к вам, ни от вас к нам — нет перехода. Возьмемся все дружно за одно дело Божие — созидать во всех дух Христов для споспешествования всем обладать истинным благом, доступным человеку на земле.

Все, доселе предложенное вам, обнимает все в совокупности ваше служение. Что касается, в частности, до дел ваших, то относительно их помяну только одно: не только сами не допус­кайте, но и преследуйте в других дела, при­влекающие гнев Божий и отнимающие благо­словение Божие. Благословение Божие всегда готово; оно объемлет и покрывает нас; его отда­ляют от нас дела, Бога прогневляющие и при­влекающие Его клятву. Не будь сих дел, всегда будет благословение, следовательно, довольство, мир и во всем счастливый успех. Желаете ли сего — изгоните из нашей епархии дела, вопию­щие на Небо, и размножьте дела, привлекаю­щие Божие благословение. Главное вот что: не обижайте и не давайте в обиду, не доводите до слез, напротив,— осушайте слезы плачущих. Слезы сирых и горьких вдовиц, причиненные или не иссушенные по нерадению, иссушат по­ля наши и внесут огнь в жилища наши. Паче всего блюдите себя в отношении к ним. Будьте око слепым, нога хромым и всякому нуждающе­муся верная помощь и подпора; творите суд, правду и уравнение всем во всём — без лице­приятия и мздоимства. О сем, впрочем, излишне распространяться много. В себе самих имеете вы о сем учителя — вашу добросовестность и сердоболие.

Но есть еще — ряд дел, привлекающих про­клятие Божие, которые не всеми, однако ж, признаются таковыми. Это образ мыслей, про­тивный правилу веры. При настоящем, распро­страняющемся всюду, просвещении очень важно сколько способствовать сему распространению, столько наблюдать за духом и характером его. Не все то золото, что блестит. Вы знаете, сколько худых мыслей проходит в книгах, украшающихся хорошими титлами. Да и без книг идеи, будто по телеграфу электрическому, разлетаются по­всюду и «тлят» (развращают) (1Кор.15.33) благомыслие искренно верую­щих… Станьте же вы стражами и блюстителями нашей епархии от вторжения к нам тлетворных мыслей, «да никтоже будет нас прельщая философиею и тщетною лестию… по стихиям мира, а не по Христе» (Кол.2.8). Не думайте, что все равно, как бы кто ни думал, и что Бог одинаково смотрит на производительность ума, согласна ли она с Его волею или нет. Напомню вам чин, бывающий в Неделю Православия, и вы сами уверитесь в противном. Там сначала кратко изображается, что Бог положил начало нашему спасению в Гос­поде Иисусе Христе еще в раю, потом подготовлял людей к принятию Его чрез Пророков, а на­конец, Сам Господь пришел и совершил сие спа­сение смертию Своею. По Воскресении же по­слал в мир Апостолов, которые и устроили на земле Святую Церковь Его — «столп и утверж­дение истины» (1Тим.3.15). Последуя ей, мы веруем во «еди-наго Бога Отца, Вседержителя, Творца…» — и прочее, как читается в Символе веры, с при­бавлением, что — веруем и всему преданному Церкви устно и установленному Соборами. За­тем поражаются анафемою все, противящиеся истине: анафема такому-то, анафема такому-то. Укажу вам для примера, кому это. Тем:

— кои не пленяют разума своего в послуша­ние Божественному Откровению и противятся ему и всем истинам его — анафема;

— кои отрицают бытие Божие и утвержда­ют, что мир сей и всё в нем бывает без Промыс­ла Божия и по случаю,— анафема;

— кои дерзают говорить, что Сын Божий не единосущен и не равночестен Отцу, как и Дух Святый,— то есть не исповедуют, что Бог есть Един по Существу и Троичен в Лицах, или что Отец, Сын и Дух Святый суть Един Бог, — ана­фема;

— кои хульно учат, что для спасения нашего и очищения грехов наших не нужно Пришествие в мир Сына Божия и Его вольное страдание, смерть и Воскресение, — анафема;

— кои отметают бессмертие души, кончину века, Суд будущий и воздаяние вечное за доб­родетели на Небесах, а за грехи осуждение — анафема;

— кои отвергают Соборы святых отец и их предания, Православною Церковию благочестно хранимые,— анафема;

— кои отметают Таинства, Святою Церковию содержимые, не почитают Пресвятой Богороди­цы, Ангелов и всех святых, а также святые мощи и иконы, — анафема.

Не думайте, что анафема есть простое сло­во. Нет,— это слово и дело вместе, по непре­ложному определению Самого Господа: «елика аще свяжете на земли, будут связана на небесех» (Мф.18,18). Анафема церковная скрепляется и ут­верждается изволением Божиим; следовательно, распространение пораженных церковною ана­фемою идей есть распространение проклятия Божия. Хотите ли отвратить сие бедствие, огра­дите нашу епархию от вторжения противохристианских учений, тлящих детские и юношеские умы чрез превратное воспитание, чтение дурных книг, знакомство с нехристианскими обычаями и прочее.

Больше сего не нахожу, что сказать вам еще. Исполните сказанное и будьте уверены, что, сие творя, и сами спасетесь, и спасете многих.

Думаю, что вы ожидаете упоминания о предле­жащей перемене взаимных у нас отношений. Об этом нечего вам сказать с сего места, кроме од­ного: будем молиться, чтоб Господь дал мирный исход сему делу великому как награду за крот­кий и миролюбивый дух, господствующий у нас повсюду. Уповаем, что и будет тако, по благости Божией. Если же, против ожидания, произойдет где какое нестроение, будем молиться, чтоб Господь дал местным деятелям ум и силу уладить по­спешно сие нестроение и обратить все к общему благу. Вернее же всего — как сие, так и все про­чее предадим в руки всепромыслительного по­печения Божия о нас! Ибо «уповающаго на Госпо­да милость обыдет» (Пс.31,10).

В сих мыслях оканчиваю мое вам слово, при­зывая на вас благословение Божие и моля Его благость, да поможет вам действовать в том духе, какой благоугодными представит вас пред ли­цем правды Его неизменной в День окончатель­ного воздаяния всем деятелям на поприще тече­ния дел всего мира. Аминь.

Декабрь 1860 года

4. На отпевание генерала В. А. Колобова (Подвигом добрым подвизался ты)

Что тебе сказать на прощание, почивший о Господе собрат наш?

Прийми от нас как последний при­вет ублажительную для тебя песнь Церкви: «Бла­жен путь, в оньже идеши днесь… яко уготовася тебе место упокоения». И это самое приличное при гробе твоем слово!

При гробе других мысль иногда колеблется недоумением об их участи и скорбь от сей без­вестности нередко делает робкою самую молит­ву о них, вызываемую сердобольным благожеланием. Но от твоего гроба веет успокоением, и, отдавая тебе последний долг, мы благонадежно можем вложить в уста твои слова Апостола: «под­вигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия» (2Тим.4,7-8). Это самое верное и полное тебе надгробие!

Так, подвигом добрым подвизался ты. Во свидетельство сего не нужны нам сторонние удо­стоверения. Повесть о подвигах твоих написана на тебе самом. Ты сам, говоря словом Апостола, составляешь живое о себе письмо, «читаемое все­ми» (2Кор.3.2). На главе твоей, на персях, на руках и ногах твоею кровию записаны дела твои (разумеются раны), и все видя­щие тебя беспрекословно ответят на слово твое: «Да, воистину добрым подвигом подвизался ты!»

Если любящее, от самой любви, однако ж, страшливое, сердце еще будет смущаться помыш­лением, не прокрадывалось ли что недоброе сре­ди добрых подвигов и не заграждает ли это те­перь входа тебе в места упокоения,— укажем ему на то, как скончал ты течение свое, — и оно успокоится. Все видевшие предсмертные стра­дания твои — не короткие и не малые, — обра­щая взор к небу, не раз вопрошали: «Господи, чего ради эту многотрудную жизнь благоволишь Ты заключить такою страдальческою кончиною?» И вера всегда отвечала им: «Этот огнь болезней послан, чтоб попалить все остальное терние пре­грешений, самородно и не самородно проросшее на поле твоей жизни, — чтобы чистым, как «сосуд — в честь» (Рим.9,21), пренесен ты был в дом Бога — Су­дии и Воздаятеля». «Многими скорбми» куда вхо­дят? «В Царствие» (Деян.14,22). И «тесный путь» куда ведет? «В Живот» (Мф.7.14).

Скажет кто: «О терпении его, Иовлевском, мы слышали и кончину его болезненную видели, но не в них окончательная надежда. Вера все уравнивает и венчает». Но милостив Господь и щедр. Если кто, то паче он может с дерзновени­ем удостоверить всех: «веру соблюдох» (2Тим.4,7). Спросите у проводивших дни и ночи у болезненного одра сего страдальца, и они скажут вам, где находила отраду душа его, когда истощалось терпение его? В Боге, Едином Боге был покой его. Икона Вла­дычицы, спасавшая его в бранях, всегда была при нем, не только как утешение, но и как ути­шающее врачевство. Сладчайшее имя Господа не отходило от уст его. Был ли день, когда бы не соединился он с Господом в Пречистых Его Тайнах? А «всяк веруяй в Он, не постыдится. Веруяй в Он, имать Живот Вечный: и на суд не приидет, но прейдет от смерти в Живот» (Рим.10,11;Ин.5,24). Отходя ко Господу, он праведно может возгла­сить: «Господи, в руце Твои предаю дух мой!» (Лк.23,46).

Итак, «блажен путь, в оньже идеши» ты ныне, «яко уготовася тебе место упокоения». Отдавая тебе последний долг, мы молим смиренно Госпо­да упокоить дух твой «в селениих праведных». Но при сем, против воли, готова исторгнуться и другая молитва: «Помяни и нас пред лицем Господа, когда, представ престолу правды Его, обрящешь милость у Него!» Аминь.

26 апреля 1862 года

5. При отпевании господина почтмейстера П. П. Никольского (Ни одна жизнь не остается без следа)

 Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему, последнее ему приветст­вие,  последнее к нему собеседование! Так, жизнь отжита. Обветшала одежда пло­ти—и сбрасывается. А дух выходит горе,— в чаянии облещися некогда в нетленное и невет-шающее одеяние.

Свечерял день жизни — и труженик возвра­щается к Домовладыке, — чтоб приять заслу­женную мзду.

Брань кончена, и ратоборец отходит к Рас­порядителю брани, чтоб украситься достойным венцом.

Плавание совершено… Корабль в пристани, — и пловец, свободно вздохнув после бурь, готовит к предъявлению добытые на стороне сокровища.

Радуемся за тебя, почивший о Господе со­брат, — за твой покой, за твою свободу и твое от­радное теперь пребывание. Но не можем не скор­беть о разлуке, теряя в тебе не приятного только собеседника, но и благотворного деятеля.

В последний раз являешься ты среди нас — в храме Божием — и, конечно, не затем, чтоб только раздражить плач и усилить воздыхания. Нет. Вступившим в область бессмертия странны слезы о смерти плоти. Что же скажешь ты нам напоследок?

Уста твои сомкнуты, язык связан. Но есть слово, которое без звуков передается, без слуха внемлется и без особого посредства переходит из ума в ум. Это слово жизни каждого.

Ни одна жизнь не остается без следа. Как в картине есть один господственный цвет и в ак­корде господственный тон, так жизнь каждого носит отпечаток, который ясно видится на всех ее проявлениях и остается по смерти как завет и духовное наследие отходящего.

Если б мы спросили тебя самого, в чем слово жизни твоей, скромность твоя сказала бы толь­ко: «Молите Бога о мне, грешном». Но если б любовь наша победила твою скромность, то, мы верно знаем, вот что мог бы ты передать нам как урок из опытов жизни твоей: «Искренно любите святую веру, ее догматы и все ее уставы, и в совершенной покорности ей находите себе отраду и укрепление. Да будет она путеводительницею жизни вашей и усладительницею по­следних предсмертных минут ваших. Покоясь на ее лоне, благонадежно предадите вы дух свой в руки Божий.

Будьте верны своему долгу; обязанности его напишите на скрижалях сердца, внимайте им, как непосредственно вас касающейся воле Божией, и, не щадя сил, исполняйте, «не пред оча­ми точию работающе, яко человекоугодницы» (Кол.3.22). И вы с спокойною совестию испустите послед­ний вздох.

Благотворения не забывайте. Простота, тихонравие и теплота любви пусть согревают всех окружающих вас — семейных, служащих, близ­ких и дальних. И в последний час вы не испыта­ете болезненности от хлада смерти.

Живя, живите так, как бы вы должны были умереть каждый час. Ибо дыхание наше в ру­ках Божиих, и когда хочет, пресечет его — ут­ро, вечер или полудне. Предайте себя в волю Божию и при отходе отсюда не будете болеть о недоконченных делах или незавершенных по­печениях».

Довольно с нас! Знаем, что таков след жизни твоей! Принимаем уроки сии как последнее твое нам завещание! Но выслушай, просим, и наши желания. Веруем, что ты жив и должен теперь предстать Господу. Питаем надежду, что, совер­шив все очистительные действия святой веры, ты будешь помилован. Ибо это преимущество нашей веры — переходить от смерти в живот. При всем том по братскому общению мы не пе­рестанем молиться о тебе. Помяни и ты нас пред лицем Божиим.

Ты отходишь в другой мир. Как новорож­денного на земле радостно сретают живущие, так радостно сретят и тебя там отшедшие преж­де тебя.

У каждого из нас есть там не одно близкое сердцу лицо. Передай им наши приветствия; поведай им о наших скорбях, наших нуждах и тревогах и уверь их, что и мы все «желаем скорее разрешиться, чтоб быть со Христом» (Ср.:Флп.1.23) и во Хрис­те со всеми ими.

Ты отходишь к отцам. Но общение наше не прекращается смертию, а только из видимого и осязаемого становится невидимым и неосязае­мым. Вам там виднее, какие направления лучше нам принимать в жизни своей. Не оставляйте же нас в наших нуждах.

Кому нужно вразумление, вразумляйте; кому нужно подкрепление, подкрепляйте; кому нуж­но утешение, утешайте.

Такие немногословные излияния чувств при гробе твоем прими от нас, почивший о Господе собрат, как последнее приветствие — и прости. Мы же, остающиеся здесь, братие, приидите, по­следнее целование дадим умершему, молящеся Христу Богу, да упокоит дух его и вчинит, иде-же «свет животный» (Ин.8,12), в лоне Авраама (См.:Лк.16,22) со всеми праведными и святыми. Аминь.

10 сентября 1862 года

6. Речь к воинам, только что обученным и отправляющиеся к месту назначения (Вручаем вас покрову и заступлению Владычицы Богородицы!)

(Новобранцы только что обучены и отправлялись в Северо-Западный край. После обедни на площади мо­лебен был, и они благословлены иконою Владимирской Божией Матери. — Свт.)

Примите осенение от чудотворной иконы Пресвятой Богородицы — Владимир­ской. А эту икону возьмите с собою в г5лагословение вам от лица всей владимирской паствы, которая и молится, и будет молиться о вас.

Вручаем вас покрову и заступлению Влады­чицы Богородицы! Помните, сколько раз спаса­ла Она наш город — Владимир! Сколько раз спасала Москву и все русское царство,— чудо­действуя чрез Свою Владимирскую икону. Раз­гоняла полчища вражеские, утишала крамолу, избавляла от самых крайних бед. К Ней и обра­щайтесь всегда с верою.

Она несомненно будет вам помогать, ибо любит род христианский и христолюбивое во­инство, только сами поостерегитесь и не делай­те ничего, за что отвращает Она, Пречистая, очи Свои от людей.

Будьте трезвы, между собою мирны, началь­ству послушны, в нуждах терпеливы, никого не обижайте, храните веру святую, страх Божий и паче всего чистоту и целомудрие. Если будете таковы, как одеждою какою, будете одеяны Небесным покровом и, как столп облачный, будет окружать вас Промышление Божие и за­ступление Владычицы Богородицы!

Буди на вас благословение Бога, в Трои­це славимого,- Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

24 апреля 1865 года

7. На отпевание купца П.В. Козлова (В час сей мы – ученики, а ты – учитель)

С скорбным сердцем и тяжелою мыслию ок­ружаем мы гроб твой, почивший о Гос­поде! Это не потому только, что в смер­ти твоей видим всю глубину унижения высокого естества нашего или что она резко напечатлева­ет в уме нашем образ нашей смерти и путь, кото­рый и нам надо будет пройти. Нет — не одно это. Но в час сей мы — ученики, ты — учитель. Души наши погрузились в себя размышлением и изострили внимание свое, в готовности услы­шать от тебя последнее слово — завет отживше­го к оставшимся в живых — с кафедры гроба, из области смерти. Скажи же нам — какой смысл смерти и в чем цена жизни?!

Уста твои безмолвны, но и без слов мож­но вещать. Позволь мне стать теперь истолко­вателем безмолвных вещаний твоих и прочитать окружающим тебя завещание твое. Если б от­крылись уста твои, вот что, конечно, сказал бы ты нам: «То, что вы называете смертию, не есть смерть, а начало жизни — подлинной, несконча­емой. То же, что вы называете жизнию, не есть жизнь, а непрестанное умирание. Весь век свой бьется человек, чтоб жить, — и только спешит к смерти. Строит он себе дом жизни, а выходит гроб! И не видит сего, бедный, пока не приближится к самым дверям его.

Слышите, что поется теперь надо мною: что все привременное — тень, сон, призрак. Так есть. Смотрите на меня и осяжите сию истину. Но во всю жизнь какой-то покров прелестный лежит на очах человека и он все видит иначе. Только пред лицом смерти спадает покров сей. И бла­жен, кто не был введен в обольщение. Хотите ли еще в жизни разделить «облежащий нас облак» (Евр.12,1), скрывающий действительность, — поставьте себя мысленно в это положение, в каком я нахожусь, и не отступайте от него вниманием. Только лик смерти силен сохранить от прелести ваши мыс­ли и чувства.

Среди вас жил я, и вам известны дела мои! Часть жизни моей прошла в усилении средств, часть — в служении обществу, последние годы казались годами отдыха и покоя. Господь бла­гословил меня довольством, почетом и детьми. Вы сами это видите. Но все это не я, а обстанов­ка жизни моей. Я старался быть честным, спра­ведливым, исполнительным, хранить мир со все­ми, делать добро по силе и неуклонно «ходить в оправданиях Господних» (3Цар.2.3), Церковию содержимых. Но и это внешняя сторона жизни, а не существо ее, не то, какими признаются за гробом живущие на земле.

Там всякий признается таким, каким созер­цает кого Господь по его сокровенным помыш­лениям, чувствам и расположениям. Но это тай­на, которая не передается от умерших живым. Одно скажу вам. Пред вратами смерти раскры­вается в сознании вся картина жизни — и нет силы отклонить от нее внимания. Хотите ли, чтоб сие послужило вам в утешение и стало предначатием нескончаемых радостей, имеете слово Божие и Святую Церковь — учительницу. Об­разуйте себя по их начертаниям, и в час смерти возвеселит вас образ жизни вашей.

Вы знаете, что никто не чист от скверны, «если и один день жития его на земли» (Иов.14,5). Я же сколь­ко лет прожил — и как много нагрешил пред Богом! Ведайте, однако ж, что за гроб перехо­дят с нами только добрые дела, из злых же дел переходят только те, кои не очищены покаяни­ем; все же очищенные покаянием остаются на земле. Я теперь на деле испытываю, как нелож­но слово Господа, что «разрешенное на земле раз­решается на Небе» (Мф.18,18) так, что и следа его не остает­ся там. Великая это и неисследованная милость Божия к нам — Исповедь и Святое Причастие. Верующий и все по вере исполняющий не зрит смерти, а переходит от смерти в живот!

Не льститесь же, братие мои, и не отлагайте день от дня — до смерти. Меня не нечаянно постигла смерть. Я видел ее приближение и ус­пел приготовиться. Благодарение Господу! Но если б мне теперь позволено было возвратиться к Исповеди, как многое поспешил бы я воспол­нить, — если не в открытии дел, то в силе сокру­шения оных и подвигах за них. Кто восполнит сие недостающее?! Я под сень креста укрыва­юсь и вас прошу: помогите мне молитвами ва­шими и всех святых созовите на молитву, — чтоб не вменил Господь мне грехов моих и правда Его не затворила мне входа в чертог славы, уго­тованный любящим Его».

Слышите ли, братие, речь сию. Я влагаю ее в уста почившего; но она не придумана, а взята с действительности. Ибо воистину — всё так есть. Придите же, соберите сии плоды жизни с бес­плодного будто древа смерти и вкусите их, что­бы жить не па смерть, а на живот. Се, последнее целование даете умершему, но не последнюю молитвенную память. О нем молитва — а себе урок! И это будет след жизни его в нас. Всем путь один. Придет время — и нас положат во гроб. Надо готовиться. А как? Всего лучше учиться сему у гроба умерших, и не учиться толь­ко, но и пожить по учению, чтоб потом умереть поучительно для тех, кои имеют пережить нас. Аминь.

7 марта 1865 года

8. На освящение водопровода в г. Муроме, в день венчания на царство государя императора Александра Николаевича (Вода естественная и вода духовная)

К отечественному торжеству венчания на царство благочестивейшего государя на­шего императора Александра Николае­вича присоединяется ныне у вас, граждане, и ва­ше собственное празднственное учреждение — сочетание случайное, конечно, — не простою, од­нако же, мыслию избранное. Венчаясь на цар­ство, благочестивейший государь облекался во всестороннюю заботу о благоденствии народа своего. Потому может ли не быть для него уте­шительно, что день сей — где-то — ознаменовы­вается исполнением его обетов и желаний, хотя не по прямым его распоряжениям. Дела, подоб­ные совершенному у вас, составляют лучшее украшение венца царственного и не недостой­ное и не нежеланное приношение венчанному. Даруй, Господи, чтоб нынешний торжественный день ни один год не проходил в отечестве на­шем без подобных жертв, в утешение возлюб­ленному монарху нашему.

Обращаясь к предмету вашего местного ли­кования и, прежде церковного над ним священ­нодействия, желая почтить его священнодействи­ем слова, недоумеваю, что сделать: хвалить ли дело или славить совершителя его? Но дело само себя хвалит громче всякого слова, а хваля со­вершителя, попадешь ли в меру хвалы, которая изрекается ему в сердцах всех, и совпадешь ли с чаянием и желанием его самого? Не причинить бы тем ему вместо удовольствия неудовольствие, ибо искренняя скромность обычно смущается и непритворною, и не незаслуженною похвалою. Лучшим потому сужу вознестись к Тому, от Ко­его сходит «всякое даяние благо и всяк дар совершен» (Иак.1,17), и, при сем свете смотря на дело, — пригла­сить вас благодарить, давать обеты и поучаться.

Вы получаете нечаянную радость, граждане. Думали вы, искали, просили?! Нет. У одного, без вашего влияния, родилась мысль, созрела в же­лание, плодопринесла решимость и дело, и все это почти мгновенно. Кто же посеял такую мысль и дал ей так окрепнуть? И потом, — Кто дал силу задуманное довесть до конца, несмотря на немалые, конечно, препятствия? И опять,— откуда лицо, избранное в орудие облагодетельствования вас? Кто привлек его сюда издали, как бы нарочно только для того, чтоб вы получи­ли из рук его то, что получаете и что иметь дру­гим долго еще, может быть, не придется и стоить будет немалого труда? Все сие от Того, от Кото­рого все доброе, — и мысль, и дело, и без воли Которого ничто не совершится в мире. Возноси­те же благодарные к Нему молитвы за Отече­ское Его о вас попечение, так осязательно явлен­ное в промыслительном устроении дела, столько для вас благодетельного!

Так видим милость к вам Божию, — видим, что вы ныне как бы особые избранники у Госпо­да. Скажите же нам, чем заслужена эта милость? И что значит она? Есть ли это воздаяние за про­шедшие дела ваши или призвание к делам, еще только чаемым от вас? У Господа даром ничего не бывает, и Он, в одно время зрящий и глубокое прошедшее, и отдаленное будущее, на прошед­шем построевающий настоящее и из настоящего извлекающий будущее, — умеет сочетать то и другое — воздаяние с призыванием. Но если б предложено было сделать выбор и нужно было дать вам руководительную на то мысль, — я ска­зал бы: откажитесь от первого и изберите последнее. Притязательное сердце, конечно, тотчас готово видеть воздаяние, — пожалуй, готово ука­зать и заслуги даже там, где их совсем нет; но тем, кому заповедано быть по преимуществу сми­ренными, как соглашаться на то, что внушает нескромное самомнение? Да и как озираться назад и видеть что-либо там, когда Апостол в примере своем дал заповедь: «задняя забывать, в предняяже простираться» (Флп.3.13). Бог может воздавать еще здесь за прошедшие труды; но вы в милос­ти Его не другое что видьте, как побуждение к умножению благих дел. Потому ныне паче по­лагайте в сердце своем обеты на дела благотво­рения и богоугождения, чтоб и благодарность Богу засвидетельствовать не словом только, но и делом. Как бы желалось, чтоб указание сие не осталось у вас пустым словом!

Вы получаете благо только вещественное: улучшается часть внешнего вашего быта, облег­чается способ к удовлетворению насущных по­требностей. Для тех, кои ничего не видят, кроме вещества, и за пределы его не простирают своих видов, ничего не остается теперь, кроме как при­способиться к полнейшему и всестороннему поль­зованию благом. Но те, у коих вещественное — не цель, а средство, с пользованием телесным не могут забывать и о духовном. У каждого из вас теперь сохранится время, труд и достаток, обра­тите же все сие в прибыль для духовной вашей жизни и, напояя тело, в то же время не обленяйтесь утолять и потребности души. Как именно и чем, указание на это можете найти в уроке от воды. Просмотрите историю явления силы Божией на водах в разное время — и поучайтесь. Припомните, вот Дух Божий носится «верху воды» (Быт.1.2)— вот воды отделяются от земли (См.:Быт.1,6-7,9-10),— вот четыре реки «напояют» земной рай (Быт.2,10-14), — вот воды смывают неправды первых жителей земли (Быт.6,5-22); 7,1-28; 8,1-14),— Авраам, Исаак и Иаков сподобляются видений наипаче при водах (Быт.32,24-29). Израиль спасается от егип­тян чрез чудесное разделение воды (Исх.14,21-30),— водою, чудно источенною из камня, напояется он в пус­тыне (Чис.20,7-11),— чудом над водою же вводится он и в Землю обетованную (Нав.3,14-17), — у Гедеона вода испыты­вает воинство (Суд.7,4-7),— у Илии попаляет жертву (3Цар.18,32-38), у Елисея очищает проказу (2Цар.5.10-14). Поминайте всё сие и подобное — и поучайтесь! Паче же приводите себе на мысль то, что в Церкви Христовой вода преимущественно есть не образ только благода­ти, орошающей, омывающей и напояющей душу, но и таинственное посредство к получению ее. Как вода имеет свои хранилища и от них проводники, чрез кои проходит к своему назначению, так благодать, вселяясь в сердце, оттуда проходит по всем направлениям деятельности душевной и в каждой, в свое время и по роду своему, прино­сит плод — или помышлений благих, или начи­наний добрых, или чувств и расположений свя­тых. Войди в себя и вникни, как все сие бывает. Над этим, впрочем, непривычная мысль затруд­нится, может быть; но есть и другие напомина­ния, сколько простые, столько же и многообъятные,— разумею воды купели и слезы покаяния. Вот об них паче и помышляйте, приходя пользо­ваться водою, — и молитесь словами пророка Давида: «наипаче омый мя от беззакония моего и от греха моего очисти мя… Окропиши мя иссопом, и очищуся: омывши мя, и паче снега убелю­ся” (Пс.50,4,9). Делая так, вы от воды естественной будете напоять себя и водою духовною и чрез то расти и крепнуть духом. Духовная жизнь не так, как телесная. Телесная крепнет, принимая вещество совне, а духовная растет внутреннею деятельностию, питаясь тем, что рождает из себя. Рождает благие мысли и святые чувства и ими питает себя и от них растет.

Вот пояснения на то, что я сказал вначале, — что лучше вам благодарить, давать обеты и поучаться. Теперь, воздавши всем должное в сло­ве, обратимся к молитве и усердно помолимся ко Господу, да благословит Он воду вашу и все устроения по проводам ее и да дарует воде при­годность на всякую потребу, а устроениям — прочность и долгостояние, не пресекая притом благодарных чувств — и ко Господу, и ко из­бранному Им орудию Своей к вам милости. Слух же о том да радует всегда сердце благочести­вейшего монарха нашего. Аминь.

26 августа 1864 года

9. На погребение игумении женского Владимирского монастыря Серафимы (Смерть напоминает нам, что мы не дома)

Во блаженном успении вечный покой по-даждь, Господи, усопшей рабе Твоей!» Так молится и так молиться всех нас приглашает Святая Церковь ныне при гробе почившей. Вы же что имеете на душе, окружая смертные останки сии? Разделяете ли голос Церкви или обычному предаетесь сетованию? Поучаетесь или равнодушно смотрите на гроб как неизбежный конец всех? Кажется, надле­жало бы ожидать последнего. Но дивиться на­добно. Сколько видим умирающих, знаем, что и сами все помрем,— а никак не можем равно­душно посмотреть в глаза смерти. В смерти со­вершается нечто решительное для нас. Темное даже предчувствие сего при виде ее потрясает все существо наше. И вот исходит из сердца помышление: что с нею и что будет потом с на­ми, — когда, в свое время, и мы вступим в тот же путь, — и налагает молчание на уста наши, и душу погружает в глубокое и грустное размышление.

Что с нею? Вот что говорит о ней песнь Церкви! «Блажен путь, в оньже идеши» ты «днесь, душе, яко уготовася тебе место упо­коения». Матерь и спасительница наша так го­ворит: кто посмеет пререкать? Что почившая прешла от смерти в живот на вечный покой, — убеждение в этом есть одна из черт духа хрис­тианского. Мы течем, по Апостолу, «не яко безвестно: тако подвизаюся, не яко воздух бияй» (1Кор.9,26). Имеем удостоверительное слово Господа: «идеже есмъ Аз, ту и слуга Мой будет» (Ин.12,26). Нося в сердце сие удостоверение, апостол Павел желал скорее раз решиться от тела, чтоб «со Христом быть» (Флп.1,23), и же­лание сие как наследие стало достоянием всех христиан. Веруем, что «не обидлив Господь забыть» (Евр.6,10) какой-либо труд наш. Сего ради поем: «блажени мертвий, умирающий о Господе» (Апок.14,13).

Точно, скажешь, «блажени мертвии”, — но те, кои умирают о Господе. Так, в этом крепость упования нашего. Но оно-то и есть плод жизни почившей, паче других многих. Не будет ошибочно и ничьему убеждению противно, если вло­жим в уста ее слово Апостола: «подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох» (2Тим.4,7). Но если это можем приложить к ней, то долж­но приложить и следующее за тем: «прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия» (2Тим.4,8). Кто знал ее до монашества, и в монашестве, и в началь­стве над монашествующими,— тот знает по­двиги ее, и течение ее, и веру ее и не может не видеть уготованного ей за то Господом право­судным венца правды. Помяните подвиги дев­ства и чистоты, нестяжания, постничества и воз­держания, уединения и молитвы, послушания и труда, терпения и кротости, матерней о всех за­боты и снисхождения ко всем, и возрадуетесь упованием. Конечно, «кто чист… аще и един день жития его на земли?» (Иов.14,4-5) Но спросим взаимно, кто не чист, омытый слезами Покаяния, с Гос­подом соединившийся в Пречистых Тайнах Его и снова отпущение грехов приявший в Таинст­ве Елеосвящения? Говорю сие не затем, чтоб пресечь устремление молитвы вашей о ней, а чтоб развеять мрак безнадежия, которым неред­ко объемлется душа при виде отходящих в дру­гую жизнь, — «и да не скорбите», как язычники, «не имущие упования» (1Сол.4,13).

Так, братие и сестры, «благословен Бог… по­рожден, нас во упование живо… в наследие не­тленно и нескверно и неувядаемо, соблюдено на небесех вас ради» (1Пет.1,3-4). Исходя от сей уверенности, недоумеваешь: чего же еще ноет и сетует душа при гробе почивших?! Уж не о себе ли более? И в самом деле, если там живот — здесь смерть, там покой, а здесь труд, там радость, а здесь скор­би, там родное — здесь чужое, то мы пред лицом умерших точно в таком положении, в каком от­правляющие кого-либо из своих на родину, а сами остающиеся на чужой стороне. Сердце ощущает сие и ноет. Обычно забываем мы, что мы не дома. Смерть напоминает о сем и воскрешает усып­ленную тоску по родине. Вот и плач, и сетова­ние по поводу умерших, но больше о себе, чем о них. Мне кажется, что и нашей почившей уста готовы сказать нам: «Не плачитеся о мне, — но себе плачите».

Но и о себе что плакать? Не лучше ли, став твердою ногою на незыблемом камени упования нашего, внимательно осмотреть себя и разумно удостовериться, так ли мы «течем, да постигнем» (1Кор.9,24). Если так, укрепимся в сем правом течении; а если не так, исправим неправое. Это урок от смерти к живым. Смотри и поучайся. Вчера очи сии видели, и уши слышали, и уста говорили, и тело было в движении. Но дух жизни отошел: и что вы видите? Помни же всякий минуту сию и действуй так, как внушает сия память. Ныне она — завтра мы. Путь один. Не ищи же услад оку и уху: завтра око смежится и дверь уха за­ключена будет. Не давай воли рукам и ногам: завтра свяжет их рука смерти и тебя прикует к одру, с которого не встанешь. Не желай крас­ных одежд и светлых жилищ: завтра вот в ка­кую облекут тебя одежду и вот какой уготовят тебе дом! Не привязывайся к земле и к земно­му: завтра коса смерти порежет все сии узы и нехотя пойдешь во ину страну,— где все про­тив здешнего — ино. Переселись же загодя туда мыслию и сердцем, чтоб, когда введен будешь в ту область, не быть тебе незнакомым с тамошни­ми порядками. Так настроясь, мы добрый во­зымеем ответ в сердце своем на то, что будет с нами, когда и мы ляжем на подобное же ложе.

Вам, сестры, больше всех близок урок сей. Вы уже умерли и гробовыми саванами окутаны. Смотрите же теперь, что значит умереть. Значит быть телом здесь, а духом там. Так и сложитесь в сердце своем, чтоб, когда придет смерть, она не новое что произвела в вас, а запечатлела то, что постоянно было в вас и составляло закон жизни вашей.

Или вам не до уроков? Лишены матери так скоро — и не опомнитесь от внезапной потери? Но растворите печаль разлучения молитвою и уверенностию в ее к вам близости и по смерти; и, по слову Апостола, взирая на скончание ее жительства, подражайте вере ее. Вам оно извес­тно более, чем другим. Вы и должны иметь и большее упование относительно нее, и более дру­гих обогатиться наследием от примера ее. Но всё же не переставайте вопиять: «Во блажен­ном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшей рабе Твоей!» Аминь.

23 сентября 1864 года

10. На пострижение в монахи отца протоиерея г. Шацка, нареченного в монашестве Германом и предназначенного быть архимандритом Черниева монастыря (Существо иночества – быть едину с Единым Богом непрестанно)

Приветствую тебя, возлюбленный о Гос­поде собрат по иночеству, приветствием радости и благожеланий! Мы рады, сретая тебя. Надеемся, что и ты радуешься, хотя не без трепета. Ибо если прошел ты сердцем со­вершенное над тобою в сии минуты, то не мо­жешь не испытывать сильных ощущений, кото­рые обычно волнуют добросовестные души, входящие в существо принимаемых ими на себя немаловажных дел.

Прихожу тебе на помощь и попытаюсь упо­рядочить движения сердца твоего моим простым словом, хотя не скажу ничего больше того, что устами моими уже изрекла тебе Святая Церковь.

Воистину дело доброе начал ты. Кто против сего? Остается совершить его добре. В сем от­ношении не говорю тебе: не думай, что облаче­нием в иноческое одеяние окончен весь труд искания иночества. Этим я оскорбил бы твое рассуждение и сердце. Верно, знаешь, что как одетый в воинские доспехи может быть не вои­ном, так и облаченный по-иночески может ока­заться не иноком. Ты теперь готов на иночествование и вступаешь в чин проходящих его. Но само иночествование твое еще впереди. Нари­суй же светлее образ совершенного инока в уме своем и стремись осуществить его в остальной жизни твоей не щадя живота.

Видал ли ты, как пускают воздушные шары? Шар наполняется газом — небесною стихиею, без которой невозможно ему подняться вверх. Но и наполненный, он нейдет вверх, пока привя­зан вервями к земле. И отрешенный, уже уст­ремляется вверх, по мере густоты окружающего его воздуха и тонкости наполняющей его сти­хии. Там наконец скрывается он в высоте или закрывается облаками, где и остается один, объ­ятый со всех сторон небом. Вот образ совершен­ного инока! Отрешившись от всего, умом и сердцем устремляется он горе и пребывает там един с Единым Богом. Заметь, что в этом существо иночества, — быть едину с Единым Богом — не минуту, не час, не день, а непрестанно. Ничто тварное — ни большое, ни малое — не должно поглощать внимания и сердца инока… Он весь в Боге и в Небе. Что держит его там?.. Шар держится на высоте содержимого им небесною стихиею — газом… И инок держится сознанием своим на Небе по причине устремления туда всех желаний своего сердца, возгреваемых в нем Небесною благодатию. Испарится газ в шаре — шар начинает спускаться вниз, и чем более ис­паряется газ, тем ниже спускается шар, пока не падет опять на землю, от которой отрешился было… Умалится в иноке желание Небесного — он ниспадет вниманием долу и, вместо Бога, за­нят бывает тварию. Тогда теряет он свой харак­тер. Заметь это и чаще приводи себе на память.

Не продолжаю далее сравнения. Предостав­ляю тебе самому развить его ширше. Об одном только напомню, что должно разуметь под отре­шением. Отрешение иноческое не есть одно от­речение от житейских связей, от чувственных удовольствий, от своекорыстия и от всех вообще предметов, коими питаются страсти, но есть, кро­ме того, отречение и от всех естественных чувств, не считаемых порочными, каковы чувства род­ства, дружбы и прочие. Все сие должно быть поглощено духом и от него получить свой ха­рактер, как внушает Господь, говоря: «кто есть Мати Моя; и кто суть братия Мои?., иже аще сотворит волю Отца Моего, Иже есть на небесех, той брат Мой, и сестра, и мати Ми есть» (Мф.12,48,50). Тут предначатие вечного Небесного суждения о вещах и лицах и соответственного тому рас­положения к ним. Только восшедший на сию высоту наслаждается полною свободою, и он только воистину есть раб Божий, ничему, кроме святой воли Божией, не порабощенный.

Не говори: «Высоко — трудно». Никто и не утверждает, что это легко. Но не устрашися, ниже убойся. Близ Господь с благодатию Своею, близ молитвы святых подвижников, к которым взы­вай и житие которых предначертай в уме своем к подражанию. И то ведай, что не вдруг — на высоту. Как всходят по лестнице? Начинают с низших степеней и постепенно поднимаются на самый верх ее. Взойдешь и ты. Только не осла­бевай. Нудь себя на всякое дело и всякий под­виг, и будешь незаметно подвигаться вперед. За всякое напряжение свободы присетит тебя Божия благодать и закрепит за тобою то, чего искал ты. Благодать Божия действует в отно­шении к нам, как хозяин, который, идя за тяжело поднимаемым на гору возом, тотчас подкидывает под колеса камень, как останавливается ло­шадь, и тем сберегает пройденное. Имея сие в виду, ревнуй, действуй с напряженным усилием в надежде — и, верно, дойдешь до конца.

Не напоминаю тебе о честности поведения и исправном житии во внешних отношениях. С этой стороны ты очень известен, и перемена места, верно, не переменит твоих правил. Но не забывай при благообразии поведения заботить­ся и о благоустроєний сердца, о стройном соче­тании в нем всех святых чувств и расположений.

Не напоминаю тебе и о внешних подвигах благочестия. Состарившемуся в благочестивой жизни, верно, тебе по опыту известны и пощения, и ночные стояния, и долгие священнодействия, и точное исполнение правил молитвенных, и действование не по своей воле — известно все сие и с своими трудностями, и с своими утешениями. Теперь предлежит только тебе — все сие из прерывающегося и поочередного сделать непре­рывным и постоянным. Но не забывай при том и о внутреннем служении Богу, и о внутренних подвигах борьбы с помыслами и со всеми льсти­выми движениями не всегда исправного сердца нашего.

Не напоминаю тебе и о предлежащем тебе начальствовании. Столько уже лет знаком ты с делами управления. И в новом кругу предлежа­щих тебе дел все устрояет то же благоразумие с опытностию, которым отличался ты доселе. Но не забывай, что главное у тебя будет управление душ в Царствие не внешним, а внутренним пу­тем,— рассуждением братних помыслов и рас­путыванием сетей, какими враг обык запутывать совести немощных и малоопытных.

Мы надеемся, что ты поправишь вверяемую тебе обитель; но не думай, что при этом мы со­гласны, чтоб ты заботился об одном внешнем ее благолепии и довольстве, оставя внутреннее со­вершенство в иноческой жизни в небрежении. Нет. Если увидишь, что без ущерба последнему не может быть достигнуто первое, — оставь оби­тель в нищете, если это нужно, чтоб она цвела внутреннею красотою духовных совершенств.

Этим ограничусь. Ибо, если б все говорить, не было бы конца нашей речи. Впрочем, мудрый и в малом увидит многое. Да и сие малое я пред­ложил тебе не затем, чтоб учить, а чтоб напом­нить только тебе то, что, конечно, сам ты постоян­но содержишь в уме и сердце своем. Господь да благословит тебя и да поможет тебе во всем доб­ром во славу всесвятого имени Своего. Аминь.

17 декабря 1860 года

11. На выбор членов земства, в день сретения иконы Боголюбской (Устроять порядки земства следует в духе христианском)

Позвольте кратко приветствовать вас и выразить пред вами наши вам благожелания.

Милостивый Господь да приимет изъявленную вами готовность действовать в общее всех благо, как «жертву Ему приятную» (Флп.4.18). С сей же ми­нуты начнутся и труды ваши — и пойдут пред­указанною чередою. Для вас тут, конечно, все более или менее уже ведомо. Благословение Божие да соприсутствует вам выну и да воспол­няет все, чем будут недостаточествовать ваши собственные усилия и приемы. Вашим обраще­нием к молитве вы гласно исповедали, что «аще не Господь созиждет дом, всуе трудятся зижду­щие» (Пс.126,1). Этой истины не исповедует только ничего не делающий или проводящий время в пустых суетах. Да будет же Господь началом, и направ­лением, и концом всех ваших предначертаний. Все от Бога да исходит и к Богу да возвраща­ется.

Вы будете устроять порядки земства. Это то же, что строить дом. Положите в фундамент на­чала святой веры, стены направьте по требова­нию правды и любви и завершите здание хрис­тианскими надеждами. Если в этом духе будете возводить ваше здание, хорошо будет в нем жить нашему земству. Если же будете увлекаться иноземными, иноверными и совсем неверными идеями, если так заведете дела, как заводят упо­вающие точию в веце сем, если повсюду у вас будут только одни интересы, то это для земства будет то же, что дым для пчел или засуха и са­ранча для растительности.

Конечно, вы не поддадитесь общей почти ошибке в устроителях нашего блага — званых и незваных, — по коей они считают себя вправе все строить сызнова. Нет,- у нас так нельзя. Земство наше уже давно устроено. Этого зда­ния и стиль установился, и размеры определе­ны, и материалы обусловлены. Новых поряд­ков начертание походит на частные перестрой­ки или пристройки в готовом здании, которому самому положено стоять неизменным. Припом­ните: «Земля наша вначале была обширна и богата, но не имела порядка». Откуда привзошли порядки?! Повеял дух новой жизни о Хри­сте Иисусе, проник во все слои наши, во все отно­шения и дела и всё упорядочил по своему тре­бованию. Мы часть града Божия, Иерусалима Небесного! Так вот на какой стиль смотрите и к этим размерам присматривайтесь. Ведь вы бу­дете иметь дело не с одною мертвою землею, а с душами христианскими. Из христианских же материалов, скажем так, пристало ли строить что нехристианское?! В обычных постройках у нас материалы готовятся по зданию. А христиан­ские души такой материал, к которому должны быть применяемы всякие заготовляемые для них здания — и здание просвещения, и здание пра­восудия, и здание устроения благосостояния внешнего, и всякие другие. Как бы блаженна бы­ла страна наша, когда бы так делалось во всех частях.

Открытие нашего земства в такой день, как нынешний, поселяет в нас надежду, что у вас все и будет устрояться не иначе как в сем духе.

Как именно каждую часть ваших занятий может воодушевлять сей дух, не буду разъяс­нять. Пощадим общее наше утомление и послу­шаем совета Премудрого (Иисуса, сына Сирахова), что пред мудрыми не следует размножать слов (См.: Сир. 7,14;20,8).

Владычица Богородица, под сень и покров Которой ныне подклоняетесь, да будет для вас и Направительницею ваших занятий, и скорою Помощницею в нуждах ваших. Аминь.

21 мая 1866 года

12. На прощание с владимирскою паствою (Что будет впереди, кто определит? Спасайтесь о Господе!)

Уже приходит к концу мое почти трех­летнее среди вас и с вами служение, и я понуждаюсь сказать вам слово-другое на прощание. Долго молчал я. И вот на какой случай пришлось прервать молчание. Случай для вас, может быть, простой и обычный, а для меня очень знаменательный.

Что будет впереди, кто определит? Но, обра­щаясь назад и проходя мыслию все от начала моегб сюда прибытия до настоящего времени, преисполняюсь чувством благодарения к щед­рому Благоподателю — за все Его милости, не по моему достоинству на меня излиянные. Чис­ло сих милостей я мог бы указать, но меры их определить не умею. Удивил еси, Господи, щед­роты Твои на мне, недостойном, преизобильною благодатию Твоею, на покаяние меня призывая. Благодарение возношу и Пречистой Владычи­це Богородице и святым Божиим, в сем храме почивающим и по всей епархии славимым, что щадили меня, несмотря на большие немощи мои, и молитвами своими не допускали милости Божией преложиться на гнев.

Верую также, что — немалою частию — ва­шей любви и молитвам вашим обязан я таким милостивым Небесным покровом. И благодарю вас за то; благодарю вас за все добро, вами мне явленное, — за ваше благорасположение, за ваше внимание к немощному слову моему, за ваше благоговейное стояние в храме, коим всегда уте­шался, за вашу ревность к благолепию храмов, за вашу готовность на всякое добро. Милости­вый Господь да укрепит в вас и да умножит сии добрые расположения ваши, — чтоб, украшаясь ими, вы всегда составляли венец похваления для Церкви Христовой.

Не попеняйте на меня, Господа ради, что ос­тавляю вас. Отхожу не ради того, чтоб вынуж­ден был вас оставить. Ваша доброта не допус­тила бы меня переменить вас на другую паству. Но, как ведомый, ведусь на свободное от забот пребывание, ища и чая лучшего, — как это срод­но естеству нашему. Как это могло образовать­ся, не берусь объяснять. Одно скажу, что, кроме внешнего течения событий, определяющих на­ши дела, есть внутренние изменения расположе­ний, доводящие до известных решимостей, есть, кроме внешней необходимости, необходимость внутренняя, которой внемлет совесть и которой не сильно противоречить сердце. Находясь в та­ком положении, об одном прошу любовь вашу, — оставя суждения и осуждения сделанного уже мною шага, усугубьте молитву вашу, да не отщетит Господь чаяния моего и дарует мне, хоть не без трудов, обрести искомое мною.

И я буду молиться о вас,— буду молиться, чтоб Господь всегда ниспосылал вам всякое бла­го, — улучшал благосостояние и отвращал вся­кую беду, паче же чтоб устроял ваше спасение. Спасайтесь и спаситесь о Господе! Лучшего по­желать вам не умею. Все будет, когда спасены будете. Путь спасения вам ведом, ведомо и все спасительное устроение Божие! В сем отноше­нии довольно вам напомнить слова апостола Павла: «о Тимофее! Предание сохрани» (1Тим.6,20).. Сохра­ните, что Господом и святыми Его Апостолами предано Церкви и что одно поколение христиан передает другому. Напомнить о сем вам понуж­даюсь того ради, что ныне много лживых учений ходит между нами, — учений растлительных, подрывающих основы веры, расстраивающих се­мейное счастие и разрушающих благосостояние государства. Поберегитесь, ради Господа, от сих учений. Есть камень, коим испытывают золо­то. Испытательным камнем да будет для вас святое учение, издревле проповедуемое в Церк­ви. Все несогласное с сим учением отвергай­те, как зло, каким бы титлом благовидным оно ни прикрывалось… Вы только это соблюдите, а все прочее уже само собою приложится вам. За чистотою веры последует осенение благода­ти. Благодать с верою созиждут святыми и не­порочными сердца ваши. «Чистые же сердцем» Бога начинают зреть еще здесь, — узрят Его не­сомненно там и будут вечно зреть и блаженство­вать в сем зрении (Мф.5,8).

Это небольшое напоминание прошу принять как последнее завещание; и большим чем обре­менять внимания вашего не буду. Всё знаете сами. Поревнуйте только стать в ряд тех убла­жаемых, коих указал Господь в слове Своем: «сия весте; но блажени есте, аще творите я» (Ин.13,17).

Затем — простите! Простите, если кого ос­корбил, обидел, онеправдовал или чем соблаз­нил. Господь Бог благодатию Своею да простит и помилует всех нас!

И еще прошу: не забывайте меня в молит­вах ваших. Аминь.

24 июля 1866 года

Слова, сказанные к монархам (о правлении и государстве).

13. Слово на восшествие на престол его величества государя императора Александра Николаевича (Не считайте совершенствованием и преуспеянием (прогрессом) того, что охлаждает к вере и отчуждает от Церкви, что может довести не только до нарушения уставов веры и Церкви, но и до желания и требования перемен и отмен в них, что совсем может затмить светлый лик веры и вытесняет из памяти всякое помышление о нашем конце и назначении)

 С торжеством восшествия на престол Бла­гочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича само прихо­дит на память и первое слово Его, в первый раз обращенное к нам с высоты сего престола. Тог­да вся Россия внимала ему, приняла его к серд­цу и положила неуклонно следовать указаниям Державной мудрости. Но нам не бесполезно со­держать его в мысли и всегда, потому что в нем дается нам наставление весьма важное.

 Припомните это Державное слово! После благожеланий Отечеству правды, мира, благоденст­вия, распространения просвещения, расширения полезной деятельности, Он присовокупляет: «на­конец,— и сие есть первое живейшее желание наше,— свет спасительной веры, озаряя умы, укрепляя сердца, да сохраняет и улучшает бо­лее и более общественную нравственность — сей вернейший залог порядка и счастия».

 Какая цель этого столь усиленного напоми­нания? Ужели сомнение в нашей преданности вере?! Нет, вернее — это мудрое предсказание опасностей, каким может подвергнуться наша вера, и призывание нас к вниманию и осторож­ности. В самом деле, братие, мы совершенствуем­ся, идем вперед, изобретаем и перенимаем много нового. Благочестивейший Государь Император всячески способствует тому и Сам. Что касается до Его собственных распоряжений и указаний, они несомненно будут благодетельны; но мно­гое притом оставляется на наш собственный выбор, на нашу добровольную предприимчи­вость, — многое, чего не касается воля Его и чего не узрит око Его. А в этом сколько может про­скользнуть вещей не полезных и даже пагуб­ных, к которым, однако ж, мы можем привязать­ся по неосторожности или увлечению? Тогда повторится у нас притча Спасителя о сеятеле, сеявшем доброе семя на селе своем, на которое потом пришел враг и всеял плевелы. Желая предохранить возлюбленную Ему Россию от по­добной беды, Всемилостивейший Монарх указывает нам на веру, как на верного стража против всего зловредного и верного указателя всего благотворного. Он как бы так говорит нам: «Что касается до Меня, от Меня будут исходить одни истинно благодетельные учреждения; но вы и без Меня можете многое предпринимать, изобретать, перенимать. Смотрите, выбирайте стро­го. Вера да будет вам руководителем во всем. Желаю вам всего доброго и полезного, всякого совершенствования и преуспеяния; но не считайте добрым и полезным, не считайте совершенствованием и преуспеянием ничего такого, что несообразно с духом веры во всем ее устройстве, что может привести к допущению и изменению в ней или к измене ей, что может совсем затмить светлый лик ее в уме и сердце вашем».

 Вот наставление, столько нужное в настоящее время!

 Да, братие, нам очень нужно такое наставление. Силы наши возбуждены, мы стремимся к улучшениям, идем, как говорится, вперед, раз­виваемся. Но не всякое движение вперед, не всякое развитие есть уже признак истинного совершенствования и улучшения. Терние и волч­цы так же растут и развиваются, как и пше­ница; но пшеница собирается в житницу, а тер­ние и волчцы обрекаются на сожжение. Идем вперед, но не забудем, что есть путь, которого последняя зрят во дно адово! То же может слу­читься и с нашими улучшениями, с нашими, так именуемыми совершенствованиями, с нашим — употребим принятое слово — прогрессом. И вот почему!

Мы можем развивать и совершенствовать толь­ко то, что есть в нас самих, как в семени. Но в нас действуют два начала, по двоякому нашему происхождению — от первого Адама, перстного, и от Адама второго, Который есть «Господь с не­бесе» (1Кор. 15, 47). Рождаемся мы в мир по образу перстного Адама и бываем вначале таковы же, как ион -перстны; но потом, в купели святого крещения, благодатно прививаемся к новому Адаму — небесному и получаем силу и обязательство быть таковыми, как и Он — небесными. Здесь мы воз­рождаемся, получаем новую жизнь в Господе нашем Иисусе Христе; но и стихии ветхого че­ловека остаются в нас, действуют и увлекают. Вот из этих двух родников источаются все по­токи деяний наших! Обозрите все поле дел че­ловеческих и увидите, что все они делятся на две половины: одни запечатлены характером небесным, другие — земным; одни суть плод вет­хого, другие — нового; одни удовлетворяют плоти, другие — духу. Истинное совершенство принадлежит только новой жизни. Жизнь по стихиям ветхого человека есть источник всех не­совершенств, искажение нашей природы, упадка и подавления наших духовных сил. Единствен­ный путь к истинному совершенству и улучше­ние есть — «отложити» нам, «по первому житию, ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелест­ных… и облещися в новаго, созданаго по Богу — в правде и в преподобии истины» (Еф. 4, 22-24).

Подведите теперь под это разделение и под ту оценку и новые приемы к улучшению и обла­горожению нашему, и вы согласитесь, что и в этом образе мыслей, и в этих условиях взаимных от­ношений, в этом духе и направлении просвеще­ния, в этом способе препровождения времени со вкусом, которые считаются признаком и плодом высшего развития и совершенства, если не все, то может быть такого очень много, что питает в нас только перстное, плотское, греховное, и, сле­довательно, не совершенствует, а расстроивает, подавляет, губит. Потому нельзя нам без разбо­ра хвататься за все, перенимать и усвоять пото­му только, что так делают другие и считают то хорошим. Нам, обязавшимся в святом креще­нии работать Господу Иисусу Христу и умерщ­влять плоть свою со страстьми и похотьми, над­лежит из всего избирать только то, что сообраз­но с духом Его, и делать это не как-нибудь, а со страхом и всяким опасением, как бы не сделать ошибки и не поползнуться на что-либо, несооб­разное с тою печатью, какою запечатлены мы в святом крещении, и не повредить себе.

 Спрашивается, как избежать подобной ошиб­ки, когда нас окружают такие привлекательные, такие блестящие и столько восхваляемые фор­мы жизни?! — Вот на это самые простые и всем доступные правила!

 Во-первых, не считайте совершенствованием и преуспеянием (прогрессом) того, что охлаж­дает к вере и отчуждает от Церкви.

 Господь наш Иисус Христос, единый Восста­новитель и Совершенствователь наш, для воспи­тания в нас истинной жизни учредил на земле Святую Церковь Свою — начертал мудрое ис­поведание, указал путь святой жизни, даровал освятительные таинства и весь чин церковных молитвований. Это единственно верная школа образования, совмещающая в себе все стихии для возбуждения, развития и укрепления свойствен­ной нам духовной жизни. Ищущий совершен­ства должен жить умом и сердцем в сем боже­ственном учреждении. И только тот, кто всем сердцем подчиняется сему руководству, может достигнуть желаемой высоты. Потому, коль ско­ро будут предлагать вам новые способы к ваше­му улучшению и облагорожению и пленять ка­жущимися плодами его, — а вы не хотите впасть в ошибку и подвергнуться опасности повредить себе,— испытывайте все по правилу, данному апостолом Павлом: «плоть похотствует на духа, дух же на плоть: сия бо друг другу противятся» (Галл.5,17), то есть чего хочет один, того отвращается дру­гая — и обратно. Итак, если, коснувшись чего-либо такого (прогрессивного), вы ощутите в себе охлаждение к вере и отчуждение от Церкви, знай­те, что в том действует не благодетельный дух, а пагубная прелесть. Науки ли какие проходите в новом направлении, или подвергаетесь влиянию нового просвещения и всей письменности, и ви­дите, что они возбуждают в вас сомнения в вере,- не считайте успеха в этом за истинное движение вперед. Нет, это возвращение назад, из света во тьму, из которой призвал нас Господь в чудный свет Свой. Встречаете ли обычаи но­вые, считающиеся плодом высшего образования, и видите, что они отчуждают вас от Церкви и заставляют без страха нарушать уставы ее, — не считайте усвоения их улучшением себя и обла­горожением. Нет, это возвращение из области Божией в область сатанину, ниспадение от ис­тинного благородства в дикую плотяность, хотя подкрашенную и утонченную. Вынуждены ли бываете подчиниться новым условиям взаимных отношений — новому тону, и находите, что они так вяжут вас, что вы не имеете возможности жить по требованию духа Евангельского,— не считайте вступления в такой порядок жизни приобретением, освобождением от уз невежества. Нет, это потеря свободы чад Божиих и само­вольное связание себя узами суеты и мнения, ко­торые хуже крайнего невежества. Так судите и о всем, что хоть мало противно духу веры и Цер­кви, — и не ошибетесь! Только не увлекайтесь тем, какое бы множество лиц, из вашего же круга, ни следовало тому. Не другие будут отвечать за нас. Пусть величаются высшим образованием. Будет день, когда все дела подвергнутся огнен­ному испытанию. Тогда окажется, у кого золото и у кого сухое хврастие. Господь же неложен в Своем обетовании: «веруяй в Мя иматъ живот вечный» (Ин. 6, 47).

 Во-вторых, не считайте совершенствованием и преуспеянием того, что может довести вас не толь­ко до нарушения уставов веры и Церкви, но и до желания и требования перемен и отмен в них.

 Мы развиваемся. Свойство развития таково, что, оставляя старое, оно заставляет принимать новое: рамы старые невместительны для новых, развившихся форм жизни. Так это бывает во всем земном и во всех делах человеческих, но не так — в вере, которая, будучи неземного происхождения, не может подлежать участи земных изменений. В ней ничего нельзя отменить или переменить: ни в исповедании, ни в правилах жизни, ни в образе совершения таинств, ни в чине и устройстве церковном. Святая вера наша во всем своем составе есть врачебница наша, содер­жащая всякого рода врачевства для всех немо­щей наших. Но как вещественные лекарства тог­да только бывают сильны, когда содержат все требуемые рецептом составы, так и святая вера наша тогда только бывает для нас целительна, когда мы храним ее во всей целости, без всяких отмен и изменений. Отнимите у лекарства ка­кой-нибудь состав или замените его другим,— оно потеряет всю врачебную силу. Отнимите что-нибудь и в составе веры и Церкви, или при­бавьте, или измените и преобразуйте,— она пе­рестанет уже быть для вас целительною и спа­сительною. Без целости ее нам нет спасения. Потому Сам Господь хранит ее, как зеницу ока. Пусть в мире все движется и изменяется, — свя­тая вера наша пребывает и пребудет неизмен­ною. Она то же среди сих изменений, что среди волнующегося моря покойная полоса. Вообра­зите себе море, ветром воздымаемое: волны в разных направлениях устремляются одни за дру­гими и одни против других, и представляют изумительное борение водной стихии,— это об­раз земных изменений! Вообразите себе потом среди сих волнений одну полосу покойно струя­щейся воды и невозмутимо прорезывающей все волны, — это образ веры! Покойно течет она от начала основания своего и будет так тещи до скончания мира, давая покой всем, укрывающимся в лоне ее от мирского круговращения.

 Знает враг нашего спасения, что вся сила и целительность веры зависит от ее неизменности, или этой решительной неподвижности, и потому всячески покушается ввести и ее в поток чело­веческих изменений: возбуждает ереси, разд­ражает суемудрие, поднимает меч, рассыпает обольстительную прелесть — все употребляет, чтоб ввести какие-нибудь перемены в ее Боже­ственном устройстве и тем уничтожить силу ее. В иных странах под обманчивым предлогом цивилизации, гуманности, общечеловечности, он успел уже склонить к переменам в вере. В ви­дах мнимого улучшения там иное отменили, иное прибавили, и тем сгубили целительность веры. Враг радуется успеху и пожинает плоды неве­рия, разврата, возмущений и всякого рода не­устройства.

 Судите же по сему, какой дух действует в том развитии (прогрессе), в угоду которому можно будто что-нибудь изменить и в вере нашей, буд­то время нам оставить то или другое из ее уч­реждений и заменить их новыми соответственно новому образованию и вкусу. Это дух, враждебный истине и пагубный для нас. Потому не счи­тайте благотворным того улучшения и облаго­рожения, вследствие которого доходят до тако­го рода требований, не перенимайте их и не усвояйте себе. Кто, увлекшись духом нового об­разования, дошел до того, что стесняется постом, стыдится исповедовать грехи, вместо церкви Бо­жией охотнее идет в другие места, в обществе считает неприличным вести духовную беседу и боится поминать поклоняемое имя Бога, бегает священных молитвований, ни во что ставит свя­тость брака и семейных отношений, и прочее и прочее, и все это позволяет себе не по слабости, а по духу суемудрия, со своенравным желанием и требованием улучшить, как ему представляется, состав веры и Церкви, то есть подделать его под свой испорченный вкус и подчинить своим хоте­ниям и угодам, таковой пусть не хвалится и не лжет на истину! «Несть сия премудрость свыше низходящи, но земна, душевна, бесовска» (Иак.3.15).

 В-третьих, не считайте совершенствованием и преуспеянием того, что совсем может затмить в уме вашем светлый лик веры и вытесняет из памяти всякое помышление о нашем конце и назначении.

 Воспроизведите, братие, в уме вашем на­чертание образа веры нашей, смотрите, как он светел, отраден, живоносен! «Бог, в Троице поклоняемый,— Отец, Сын и Святой Дух, все сотворивший и о всем промышляющий, спасает нас — падших и погибающих — в Господе на­шем Иисусе Христе, благодатию Святого Духа, подаемою чрез Святые Таинства в Церкви, под условием веры и беспрекословной покорности Бо­жественному домостроительству, с обетованием вечного блаженства на небе». Вот краткое изоб­ражение всего порядка Божественного мироправления и всех судеб человечества! Присущий сознанию сей лик истины освещает весь путь жизни нашей. При свете его ясно видим, что мы такое, зачем мы здесь, на земле, и чем кончится течение наше, видим и вход наш в мир сей, и исход из него, и то, чем должна быть исполнена средина, разделяющая сии крайности. Вступив­ший умом и сердцем в сие Божественное неви­димое устроение всего посильно течет путем сво­им, не спуская очей ума с той последней двери, чрез которую всем неминуемо следует пройти, — и это мысленное созерцание возгревает в нем ревность шествия, устраняет от излишеств, пре­дохраняет от ненужных остановок и держит в постоянном трезвении и бодрствовании. Враг наш знает силу сего помышления, знает, что кто умом и сердцем живет в этом невидимом мире, для того мало что найдется на земле, что могло бы занять и удержать на себе его внимание. Потому всячески старается рассеять, привести в забвение, затмить сей лик Божественной истины иными образами, рассыпая пред очами привле­кательные прелести земные. Попавшийся в сети его забывает все это, устремляется во внешность, мятется в суете и гибнет.

 Итак, когда под обольстительным титлом высшего образования вы встретите такой образ мыслей и жизни, который, вводя преданных ему как бы в какую темную область, заставляет за­быть небесное устроение вещей, забыть, что они такое, зачем здесь, на земле, и что ожидает их, держит их как бы в опьянении, кружит в вихре забот и суеты, тиранит под неумолимым влады­чеством каких-то требований и условий жизни, не давая притом опомниться и прийти в себя,— судите по этому самому, какой дух придумал и завел подобный порядок вещей, и не прельщай­тесь им, не перенимайте и не усвояйте его себе. Это не светлая область совершенства, а мрачные глубины сатанины. Мы не дети! Хорошо знаем, что ныне или завтра надобно умереть, предстать на суд Божий и дать отчет. Что же? Лучше ли в тот час пробудиться от забвения без всякой пользы и возможности поправить дело, или по­мнить о том заблаговременно? Не забудем, что как ни мгновенна жизнь наша, а от ней зависит Целая вечность! Потому есть из-за чего позабо­титься о том, чтобы не тратить ее напрасно. Или землю хотят превратить в рай?! Но приговор суда Божия неизменен. Земля была и будет юдолию плача. Жизнь наша на ней — непрес­танная епитимия. Как ни подслащай, горечи ее не уничтожишь. Не подумал бы кто, что, говоря таким образом, мы восстаем против всякого усо­вершенствования и всякого изменения к лучше­му. О, нет! Бог да благословит всякое доброе улучшение, да благословит и труды тех, которые посвящают себя на это. Мы хотим только ска­зать, что истинною мерою благотворности улуч­шений должны быть сообразности их с духом веры, и что все, охлаждающее к вере и отчужда­ющее от Церкви, все, заставляющее нарушать ус­тавы ее и требовать перемены в них, все, приво­дящее к забвению Божественного устроения вещей, не должно считаться признаком и пло­дом истинного усовершенствования и преуспея­ния (прогрессом), а возвращением назад (рег­рессом), ниспадением и пагубою. Рассудите сами, братие! Господь пришел на землю и насадил в ней спасительную веру именно для того, чтоб уврачевать наши немощи и возвесть нас в пер­вобытное совершенство; для того дал нам свя­тое исповедание — это сокращение всех истин, изрек заповеди — это начертание совершенней­шей жизни, учредил Святую Церковь и Святые Таинства — источники оживления и освящения. Хочешь ли совершенства (истинного прогрес­са), уверуй и, восприяв благодатные силы чрез Святые Таинства, живи по требованию веры, другого пути нет. Нельзя достигнуть совершен­ства в познаниях, не содержа святого исповеда­ния, нельзя достигнуть совершенства жизни без исполнения заповедей, нельзя уврачевать немо­щи свои без содействия Святых Таинств и под­чинения всему чину освятительных молитвований Церкви. Не то мы хотим сказать, чтоб только это одно, и больше ничего, но то, что это есть главное, неточное, руководительное, так что коль скоро сего нет, все прочее — ни во что. Трудись в расширении круга познаний; но не иначе, как под руководством исповедания и по его указа­нию, а не в противность ему; иначе все твое муд­рование будет не более, как мечта сновидения. Облагороживай порядок взаимных отношений, но без нарушения Евангельских предписаний, иначе вся твоя цивилизованность и гуманность будет не более, как красота гроба повапленно­го (подкрашенного). Улучшай внешние условия быта и благосос­тояния, но без забвения вечного порядка Божия, иначе весь твой блеск и вся пышность будут не более, как призрак обманчивый. Будет ли смысл в нашем действовании, если мы, оставя это Бо­жественное учреждение, несомненно благотвор­ное и притом обязательное для нас, обратимся исключительно к своим способам — произволь­ным, всегда сомнительным и не надежным! Пра­ведно падет тогда на нас укор, изреченный чрез Пророка: «Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушенныя, иже не возмогут воды содержати» (Иер.2.13). Братие, всему про­ба — опыт! Но посмотрите, довел ли хоть кого-нибудь этот хвалимый прогресс до обещаемого совершенства, дал ли покой, сделал ли кого сча­стливым? — Никого! А из тех, которые неук­лонно следуют путем веры Божией, вы имеете целый облак свидетелей — сонм святых Божиих, истинно усовершенствовавшихся и показав­ших делом, что этот, а не другой путь ведет к совершенству. Вот образцы истинного прогрес­са! И все подражающие им, укрепляясь Боже­ственною благодатию, идут от силы в силу, «дондеже» достигнут «в меру возраста исполнения Христова» (Еф.4,13).

 Думаю, братие, что и всегда, тем более ныне, вознося к Богу молитвы о Благочестивейшем Государе Императоре, всякий сопровождает сию молитву искренним желанием сделать все, Ему угодное, каких бы жертв это ни потребовало, и тем более, если бы пришлось кому услышать или узнать прямую волю Его. Но вот вслух Он дав­но объявил первое и живейшее желание свое — да озаряет умы и утверждает сердца наши свет спасительной веры. Отступим ли назад от тре­бования и обетов сердца?! «Не многого требую от вас и не нового,— как бы так говорит к нам благочестивейший Монарх наш, — храните ис­тинную веру отцов наших, как храню ее сам Я, и не отступайте от спасительных и освятительных учреждений Церкви. Я в этом полагаю крае­угольный камень благоденствия вашего и безо­пасной твердости Государства. Хотите ли Мне верно послужить и себя сделать счастливы­ми? — Будьте истинными сынами Церкви, не увлекайтесь призрачным блеском новин, привхо­дящих к нам откуда-то, и не возмущайте тем доброго настроения душ ваших и доброго по­рядка благочестной жизни вашей».— Что же, скажем ли на это: аминь? Скажем, братие и отцы! Скажем с готовностью и поступать так, ибо не слово нужно, а дело. Аминь.

 1858 г.

14. Слово на восшествие на престол его величества государя императора Александра Николаевича (Что такое благоденствие? Непрерывность Божия попечительного устроения нашей участи во благо. Чем привлечь к себе благоволение Божие? Что такое веротерпимость? В государстве выше всего должна стать святая вера, а все другое ею управляться)

 Восшествие на престол Государя Импе­ратора есть заря новых надежд для Оте­чества. Продолжение царствования есть осуществление сих надежд. Каждогодное тор­жество в этот день есть оживление прежних на­дежд и зарождение новых. Но чего так усильно желает народ? — Благоденствия. Чего желает и о чем так деятельно, заботится благочестивей­ший Государь Император? — О благоденствии народа. К чему направлены все усилия государ­ственных мужей? — К тому, чтоб устроить бла­годенствие народа.

 Чего бы кажется недоставало к тому, чтоб сие благоденствие наконец и состоялось?! И, однако ж, оно всегда только в желании, только в ожидании, всегда впереди, как блаженный предел уси­лий, как место упокоения от трудов. Что же? Не мечтательное ли благо есть это благоденствие, и благонадежное стремление к нему не есть ли обман самолюбивого сердца? — Нет. Оно не может быть мечтою, ибо так обще и так глубоко лежит в душе и сердце всех, только надобно правильно понять его, в свойственной мере ожи­дать и идти к нему прямым путем, а главное — положить ему прочное основание и никак не позволять себе сдвигаться с него.

 Мужу падшему сказал Господь: «проклята земля в делех твоих, в печалех снеси тую вся дни живота твоего». И жене падшей: «умножая умно­жу печали твоя и воздыхания твоя: в болезнех родиши чада» (Быт. 3, 16,17). Следовательно, благоденствие как безбедная жизнь — в довольстве, покое и бес­прерывных утехах — не есть удел человека на земле. Не достанет у нас ни умения, ни сил из­менить это определение неложного Бога и зем­лю превратить в рай — потерянный. Соломон заботливо искал благоденствия, перепробовал все пути и средства к тому и уверился, что все опо­ры его на земле не прочны: «все суета…» И чем же заключил? «Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек» (Еккл. 12, 13). Вот все, что может быть прочного в стремлениях и трудах человека и целых государств: Бога бояться, ревновать об угождении Ему, Ему себя подчинять и преда­вать, чтоб быть уверенным, что истинный Бог есть наш Бог, и мы люди Его. Не исключает это по­печений и забот об улучшении своего быта, но указывает одну неизменную основу при всех изменчивых случайностях нашей участи. Нельзя ли по крайней мере, подумает кто, на этом не­сомненном благоволении Божием основать на­дежду вседовольного счастия и непрерывного благоденствия? — Нет. На этом утверждается не непрерывность благоденствия, а непрерыв­ность Божия попечительного устроения нашей участи во благо, нам существенное и вечное,— и только, а благоденствие — в воле Божией. Всеблагий Бог иногда наказывает и того, кого лю­бит, и биет того, кто приятен Ему. Что же остает­ся делать? — В стремлении к благоденствию, от которого мы отказаться не можем, паче всего заботиться о благоугождении Богу, предавая свою участь в попечительное распоряжение Его Оте­ческой к нам любви, в уверенности, что Он все устроит в нас к лучшему, заботиться о том, чтобы Бог имел нас своим народом, любил нас, не ос­тавлял, не отвергал. В благоволении Божием к нам — наша благонадежность, в отвержении отчаяние и пагуба.

 Чем же привлечь к себе сие Божие благово­ление и гак быть уверенным в нем? — Господь приходил на землю и основал здесь Святую Церковь Свою, в которой обещал пребывать во вся дни до скончания века, наименовав ее девою чистою, невестою своею, скиниею с человеки. Итак, пока будем истинными сынами Церкви Православной — скиния Божия будет в нас, и Бог будет обитать среди нас. Он будет нашим, Богом и мы будем людьми Его. Свидетельством этого чадства Богу с нашей стороны служит любовь к святой вере и ревность к устроению своей жизни частной и общей по духу сей веры и указанию Церкви. Пока будет сия ревность, будет в нас то, что приятно Богу, что привлекает Его милость и низводить благоволительное попечение, — и Он никогда не оставит нас. Прав­да, и при этом могут быть грехи, и частные, и общие, могут быть прогневления Бога даже ве­ликие; но они вызовут только исправительное наказание, а не отвержение разрушительное и истребительное: накажет Господь и помилует.

 После сего видите ли, в чем бич народа и окончательный подрыв всех основ его благоден­ствия?! — В том, если охладеет в нем дух рев­ности ко святой вере и богоугодной жизни. По мере того, как будет расти это охлаждение, будет отдаляться от него Божие благословение и при­ближаться Его отвержение. Созреет охлажде­ние — будет произнесено и окончательное от­вержение, а с ним всякое нестроение, смятение и пагуба. «Тако яко обуморен еси, и ни тепл, ни студен, изблевати тя от уст моих имам» (Апок.3,16). Итак, рев­нителям и учредителям народного благоденствия паче всего заботиться должно о том, чтоб равно­душие к вере и Церкви (индифферентизм) не охватило всего отечественного тела, и следова­тельно, отдалять все приемы, которые могут рас­полагать, вести и ввергать народ в эту бездну.

 Что же бы такое могло быть? — Очень мно­гое, но вот главнейшее…

 Прежде всего, неправильное понятие о веро­терпимости и действование по нему. Истинная веротерпимость искренно любит и благоговейно чтит единую святую веру свою, ревнует о чисто­те и славе ее, радуется возвышению ее; но при этом дает место близ нее и другим верам, не по­тому, что считает их равночестными и спаситель­ными, а по снисхождению к немощам заблуждающих. Она не теснит, не гонит, не преследует, но вместе не упускает случая с любовию указывать заблуждение и предлагать свободному убежде­нию и совести выбор лучшего. Такая только терпимость и уместна в нашем Отечестве, где по основным государственным законам господству­ющая вера есть святая вера православная. Гос­подствующая, следовательно, над всеми другими возвышающаяся, повсюду и во всем видимая, — проходящая во все отрасли народной жизни, все собою направляющая, освящающая и оживляю­щая. Она радость народа, окрыление его духа, возбуждение высоких порывов. Правительство православное терпит не свое православие, но при своем православии, любимом, чтимом и возвы­шаемом, терпит другие веры, держа их, однако же, в тени. Пока будет у нас соблюдаться такой порядок, нечего опасаться охлаждения к вере и, следовательно, отвержения Божия.

 Но к несчастию, веротерпимость может при­нимать направления ложные и уклонения от своего значения опасные и пагубные. Может образоваться такое положение: терпеть веру вообще. Это предполагает, что общественные деятели заняты другими, более значительными вещами, а веру только из снисхождения терпят, допускают, как дело неважное, несущественное, не худое, но и не столько ценное, чтоб ею зани­маться. Может быть постановлено и такое пра­вило: терпеть все веры, то есть одинаково це­нить всякого рода веру, не давая преимущества никакой, ставя их все на одной линии, под один Уровень.

 Где принято первое направление, там пись­менно и устно говорят: вера — дщерь неба, мы же земные; нам до нее дела нет, пусть и она не ме­шается в дела наши. Нам нужны граждане, а не жрецы, деятели общественные, а не миссионеры. Где принято второе направление, там говорят и пишут: веруй, как хочешь, только будь верен и честен. Пусть капище и мечеть, синагога и цер­ковь одинаково высятся, только бы не мешали друг другу и не возмущали общественного порядка.

 Первое направление дышит неверием и вто­рое обнаруживает отсутствие всякого убежде­ния и пахнет мертвым безразличием в вере (индифферентизмом). То и другое — пагуба для благочестивой жизни народа, а у нас сверх то­го — государственное преступление, как нару­шение коренного государственного постановления и, следовательно, коренных условий государствен­ной жизни. Такие положения и мысли, доходя до слуха народа, набрасывают тень на чтимую им веру и колеблют его любовь к ней, мутят его понятия о ней, поставляют в нерешительность и недоумение, охлаждают и отчуждают от нее. И это тем успешнее, чем открытее и гласнее такие же начала входят в порядки жизни, в пись­менность, воспитание, обычаи, поговорки. Вслед­ствие же сего неизбежно омертвеет дух, прекратятся дела самоотвержения, расслабнет энергия. Все сделается вялым, долу преклонным, земным. Народ тогда — мертвый труп без духа жизни. А такому чего ожидать, кроме презрения от лю­дей и отвержения от Бога? И вот от чего да избавит нас Господь!

 Во-вторых, неправильное направление дея­тельности народа, его забот, желаний, попечений, или, как говорят, неправильное развитие стихий народной жизни. Общество или государство в составе своем есть то же, что человек. Как чело­век имеет духовную и телесную сторону, так есть своя духовная и вещественная сторона и в жиз­ни государственной. У человека — дух знает Бога, боится Его, старается угождать ему, ревну­ет о спасении души и готовится к вечности, тело требует пищи, одежды, жилища, довольства, вы­годного положения вовне и прочего. В государ­стве духовную сторону составляет святая вера со всеми своими спасительными действиями и учреждениями, вещественную — все способы внешнего благосостояния: земледелие, промыш­ленность, искусства и прочее. Как у человека главная забота должна быть обращена на ду­ховную жизнь, а под ограничениями с ее сторо­ны уже и на телесную, так и в государстве выше всего должна стоять святая вера, а все другое должно подчиняться ей и ею управляться. Это закон или образец (норма) правильного разви­тия стихий жизни человека и народа! Как у че­ловека, когда он заботится исключительно толь­ко о теле и телесном, слабеет и гаснет дух, так и в государстве, если вся забота обращена только на одно внешнее, вещественное, вера неизбежно слабеет, умаляется и наконец совсем исчезает.

 Положите, что в каком-нибудь государстве, в глазах народа, составляется предприятие за пред­приятием, и все в видах благоустроения одного внешнего быта, книги за книгами выходят, и все то о земледелии, то о путях сообщения, ману­фактурах и прочее и прочее, в обществе только и речей слышится, что все о том же, всюду вок­руг видятся хлопоты, заботы и суета все о том же, как будто кроме земли ничего нет и кроме земных надежд нечего ожидать. Что тогда дол­жно произойти в этом народе, особенно если к тому еще все порядки семейной и гражданской жизни не напоминают ни о чем высшем, все спо­собы препровождения свободного времени об­ращены только на утехи и удовольствия, а тут встречаются распоряжения, в которых очевидно не взята во внимание сообразность их с духом веры (балаганы), что должно произойти в на­строении этого народа?

 То же, что происходит в человеке, когда он пи­тает и греет только свою плоть, то есть ослабле­ние духовной стороны, или иначе — охлаждение к вере. Ибо при таком порядке дел естественно отклонится внимание народа от святой веры, от­нимется время, которое посвящалось на дела ее, выступят другие дела и заслонят собою лик Церкви; он отвыкнет от нее, охладеет к ней, раз­любит ее и, наконец, совсем забудет. И начнут тогда, как общественное мнение, гласно выражать такие мысли: область веры — идеальная (неви­димая); мы держимся более твердого, положи­тельного, как и век ныне более положительный, а в другом месте прибавят к тому: идеальное — мир призраков фантазии. Так волна за волною отбивает от берега утопающего, пока не поглотит его бездна морская! Еще, может быть, надолго останется внешняя форма жизни по вере, но что будет значить это без внутреннего духа веры? По­гаснет дух веры — народ сделается непотребным пред Богом и будет отвержен от лица Его. А богоотверженному чего ожидать, кроме расстрой­ства, разделения, рабства и рассеяния! Начало же сей беды в чем? — В том, что неправо заво­дят дело развития стихий народной жизни, за­быв, что народ не тело только, но и дух. Так-то, и ревнуя о благоденствии, можно — не намеренно, может быть, но не безвинно — уничтожать и расстраивать истинные основы сего благоденствия.

 К тому же ведет множество других, ничтож­ных на вид, но сильных по увлекательности дел и навыков. Это — ложный стыд, по которому скрывают дела веры и выказывают только свет­скость и свободную независимость от всяких ограничений, открытое пристрастие к новому и гласное нерасположение к старому без разли­чия, излишние притязания, усвояемые тем, кто слывет образованным, не вникая в свойства их образованности, пристрастие к модам, забавам, остротам, насмешливости, карикатурам, пустос­ловию, праздности и прочему… Все это мелоч­ные привычки; но как они замечаются наиболее в кругу видном, то вызывают подражание и та­ким образом входят в жизнь и управляют ею, а выражаясь в положениях, составляют кодекс законов света, или основоположения обществен­ных мнений. Где не слышится, например: так принято… что скажут? можно ли образованно­му?.. Это старое… ныне не то время и прочее? Очевидные предрассудки, от которых, однако ж, никто не заботится и не считает нужным очис­тить себя. Таков дух времени — бездушный, пред которым все преклоняется и который чем более расширяет свою область, тем более распростра­няет мертвенность, претворяя разумных людей в автоматов, движущихся не известно по чьей силе и по чьему велению и преду строению. Дух времени — дух князя века. И всякому понятно, как естественно ему погашать дух веры в Госпо­да, разрушившего власть его, отчуждать от Цер­кви и поселять к ней холодность и равнодушие. Все это так и бывает; и зло растет все более, переходя от высших к низшим, из столиц в го­рода и села, пока не сообщится всем и из всех не составит одного, отвергшегося от Бога и Богом отверженного народа.

 Вот с каких сторон может угрожать нам опас­ность!

 Стоящий в пристани соображает все случай­ности плавания, и плывущий по безопасным ме­стам, зная, где впереди есть подводные камни, не выпускает их из мысли и заботливо направляет корабль свой так, чтобы не попасть на них по неосторожности. Будем молиться, чтоб Господь всем, деятельно участвующим в управлении на­шим отечественным кораблем, даровал и очи — видеть, и уменье — миновать подводные камни, стоящие на пути его плавания, настолько, насколь­ко у всех есть произволения и благожелания. Да даст им Господь память о простом изречен­ном Им правиле: «сия подобаше творити и онех не оставлять» (Мф. 23, 23).

 Много у нас забот, трудов, предприятий; но все это круг дел, которых оставлять только нет необходимости. Что же подобает творить? — Так вести дела наши, чтоб чрез охлаждение к святой вере не потерять нам благоволения и бла­гословения Божия, ибо оно источник всякого бла­га. Но, благодарение Господу, мы имеем верные ручательства, что такая беда может не постиг­нуть нас. Первейшее и живейшее желание бла­гочестивейшего Государя Императора есть, что­бы свет веры православной освещал паче и паче и умы, и сердца народа. Народ любит святую веру и дорожит ею паче всего. Что остается? — Остается действовать по желанию Государя Императора и сообразно с духом народа, не остав­ляя полезного, но и не жертвуя ему необхо­димым.

 Да приимут все государственные деятели и от лица Церкви напоминание о том, с молитвою о благопоспешении им в сем святом деле. О чем и не престанет она умолять милосердого Госпо­да, зная, что удар мысли или желания из души не доходит до члена, к которому направлен, если не действует посредствующий орган, и что луч из солнца, устремленный на предмет, не дойдет до него и не осветит его, если пересечет какое-либо посредствующее тело его или уклонит по другому направлению. Аминь.

 1859 г.

15. Слово на восшествие на престол его величества государя императора Александра Николаевича (Наше благоденствие зависит и от нас, но определяется верностью и непоколебимостью начал, которых держимся. Это понятие о Боге, о всем тварном, о человеке, о мире с его началом, продолжением и концом)

 Ныне нет нам нужды далеко искать уро­ков назидания и предметов собеседова­ния. В день восшествия на престол Благочестивейший Государь Император дал его нам в первом своем слове ко всем верным поддан­ным своим. Припомните. Там, прописывая пол­ную программу благоденствия, которого желает он народу, Государь Император особенно хотел в уме всех напечатлеть мысль об основании его, самом прочном, указывая его в живой, просве­щенной и деятельной вере.

 Вот этот урок сам собою и теснится во вни­мании всякий раз, как торжествуется восшествие на престол Государя Императора. На нем и ос­тановим немного внимание наше.

 Хотя я уверен, что вы не инако мудрствуете, предложу, однако ж, вам две три мысли и со сво­ей стороны с целию оживить сию истину в день, с которого пошли у нас новые благотворные по­рядки.

 Первая мысль.— Благоденствие условлива­ется добрым плодом и успехом наших действий. Успех и плод действий зависят от верности и твердости наших шагов или решений. Верность и твердость шагов и решений определяются верностию и непоколебимостию начал, которых дер­жимся. «Муж двоедушен», говорит апостол Иаков, «не устроен во всех путех своих. Сумняйся уподобися волнению морскому, ветры возметаему и развеваемую» (Иак.1.6,8). Кто умом своим влается (влечется) туда и сю­да, какого прочного добра ожидать от того? — Так, исходное начало всему добру, или благоплодному устроению путей наших, есть упорядоче­ние нашего ума, или утверждение его в верных и здравых началах. Разумею под сим истинные понятия о Верховном Существе и Его отноше­нии к нам и ко всему тварному, о нас самих и всем окружающем, о мире с его началом, про­должением и концом, о нашем настоящем и ожи­дающем нас будущем. Совокупность здравых о всем этом понятий, как свет, будет освещать все пути наши, — и ходяй в нем не поткнется.

 Спрашивается теперь, где взять такие поня­тия? — Не ждите их от ума. И собственный каждого опыт, и опыты окружающих нас, а паче история ума не дозволяют нам верить ему. Если возможны для нас верные о всем понятия, то это только тогда, когда будем научены Богом. Бог — источник бытия; в нем же и источник всякого ведения. И не утаил Он от нас сей со­кровенной премудрости своей. Дух Божий вво­дил умы апостолов и пророков в сокровищницу премудрости Божией; они черпали оттуда и воз­вестили нам, возвестили премудрость, которой никто из князей века сего — гениев не ведал и ведать не мог.

 Что теперь остается нам? — Остается взять все возвещенные от лица Божия истины и напе­чатлеть их в уме. Есть у нас естественные нача­ла познания и познавания, составляющие приро­ду ума. Как только ум начинает действовать, он непременно действует по сим началам. Теперь нам надо и Богооткровенные истины так глубо­ко провести в ум, чтоб они сорастворились с ним и вместе с естественными его началами стали составлять природу его, так, чтобы по какому бы случаю ни стал действовать ум наш, он действо­вал бы не по естественным только, но и по Богооткровенным началам.

 Богооткровенные истины сокращенно вот что возвещают! — Бог, в Троице поклоняемый, все сотворивший и о всем промышляющий, спасает нас, падших и погибающих, в Господе Иисусе Христе, благодатию Святого Духа во Святой Цер­кви, очищая нас здесь, чтоб ради малого здесь труда по смерти вечным покоем упокоить нас. Это краткое начертание образа премудрости Бо­жией, или образа здравых словес, как именует святой Апостол. Возьми это и напечатлей в уме, и потом, о чем бы ни стал ты судить и что бы ни стал познавать, о всем суди и все познавай так, как требуют указанные основные понятия, как исходные начала. Мир ли хочешь узнавать, или человека, или историю, или другое что, — всюду проводи Богооткровенные истины и все ими по­веряй — согласное принимай, не согласное от­вергай. Следствием сего будет то, что вся об­ласть нашего ведения будет проникнута Божиею истиною, которая сообщит ему единство, строй­ное согласие во всех частях и отсюда — непоко­лебимую твердость. Тогда ум наш не будет уже в лаяться всяким ветром учения.

 Приложите теперь этот вывод к жизни. — Кто полагает или хранит основоположения государ­ственной жизни, заводит порядки обществен­ные и семейные, строит и руководит всякого рода предприятия — и малые, и большие? — Ум, по тем началам, которые образовались в нем. Коль скоро теперь ум твердо и прочно основан свои­ми началами на непоколебимых Богооткровенных истинах, то и все исходящее из него будет верно, прочно, непоколебимо и, следовательно, благотворно и спасительно. — Хочешь теперь, чтоб народ верно шел к своему счастию, — ут­верди его в святой вере православной и храни ее в нем. — Что сделалось, что народы пришли в смятение? — вопрошает пророк Давид. — И от­ветствует: они восстали на Господа и Христа Его — и пришли в нестроение.

 Этим, полагаю, достаточно объясняется одна сторона той истины, что основание благоденствия лежит в вере.

 Предложу вам другую мысль. Каждый из Нас имеет задачу, которую должен выполнять жизнию своею; семейства и роды свои име­ют задачи; общества и государства — свои. И никто не станет спорить, что счастие и благо­денствие народа, как семейства и частного ли­ца, зависят от выполнения своей задачи. Устрояется благоденствие после сего очень просто: узнай свою задачу и выполни ее. Как же успеть в этом?

 Не мы сами задаем себе задачи и не случай какой налагает их на нас. Их задает и налагает на нас всеправящая десница Божия. Она опре­деляет всякую частность и все их сочетавает в едином общем, составляющем запечатленную книгу Божия промышления, по которой направ­ляется все сущее и бывающее…

Что же это? — скажет кто. Все механизм? Ибо воле Божией кто противиться может? — Не смущайтесь!

 Всеправящая десница Божия имеет два за­кона для действий своих: иначе действует она на мир вещественный и иначе на разумные тва­ри. Вещественный мир течет по положенным в нем силам и законам к указанной ему мете неук­лонно. Тут нет места произволу! Только ради высших нравственных целей Божественное ма­новение приостанавливает, ускоряет или изме­няет иногда сие течение на время, в известном месте и случае, оставляя его всюду, кроме сего, неизменным. Не то в отношении к разумным тварям, для которых вещественный мир есть только место развития, поприще и сцена действования. Здесь назначает Господь и частные, и об­щие цели; но к достижению их никого не связы­вает, а ожидает, чтоб разумно-свободные твари сами сознали сии цели и сами себя свободно определяли к достижению их. Те, кои входят в намерения Божий, ублажаются и блаженствуют. Те, кои не хотят войти в сии намерения и укло­няются от них, отвергаются и страдают. Но это уклонение некоторых не делает того, чтоб наме­рение Божие осталось не исполненным. Одни не исполнили, другие лица вступят на место их, чтоб исполнить. Если и сии не исполнят, воззва­ны будут третьи и четвертые, пока, наконец, явятся такие, кои верно исполнят их. Неизменность законов промышления Божия относительно ра­зумных тварей состоит в неизменности целей, а в исполнителях их оставлен полный произвол, полная свобода и, стало, изменчивость. Вся зада­ча, стало быть, и частных лиц, и целых обществ, и государств в том, чтоб войти в намерения Бо­жий и исполнять их, попасть на путь промыш­ления Божия и идти по нему. Народ, верный указаниям Божиим, благословляется и благоден­ствует, стоит и крепнет; народ, перестающий быть ему верным, слабеет по мере неверности, как по мере верности стоит и продолжает жить.

 Как же попасть на путь промышления Бо­жия? — Верным исполнением воли Божией и преданностию Его водительству. Воля Божия изложена во святой вере Христовой: ходи по указанию и требованию сей веры — и будешь ходить в воле Божией. Навык в сем хождении произведет в нас подобонастроение воле Бо­жией, а от сего подобонастроения образуется способность внимать мановениям Божиим, вер­ный которым восходит наконец в то блаженное состояние, в котором «Бог есть действуяй… и еже хотети, и еже деяти о благоволении» (Флп.2,13). Так это бывает в каждом лице, так и в целом наро­де, когда он ревнует быть неуклонно верным святой воле Божией во Христе Иисусе. «Вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут мне людие» (2Кор.6,16) говорит Господь. У Богопреданного и верного Богу народа всегда есть столп облач­ный — верный указатель движения и станов2, и направления пути.

 Полагаю, что этим объяснилась и еще одна сторона той истины, что основание благоденст­вия — в живой и деятельной вере.

 В заключение попытаюсь устранить одну неправость, которая портит и делает бесплодною и самую неутомимую заботу о благоденствии. Есть люди, которые счастие ограничивают одним вне­шним благосостоянием и полагают его в полно­те и совершенстве материального быта. Это те, кои не верят в первобытный рай и не ожидают будущего, но хотят устроить его здесь — на зем­ле, на время своего на ней пребывания. Смотри­те, как непрочно это основание! Вещественное все текуче. Хотеть его установить — то же, что хотеть затвердить воздух. Вот дом всякого доб­ра полон; но молния с неба или неосторожно уронена искра, час-два — и ничего не оста­лось. Там — корабль на море, и на нем все иму­щество владельца. Но поднялась буря — ко­рабль разбит и владелец на доске выброшен на берег ни с чем. Тут — нива богатая, обещающая урожай; но нашла туча — и в один час все вы­бито. Инде — идут сотни и тысячи скота, в ко­торых все достояние хозяина; найдет дурный ветр — и скот падает в короткое время. Так и во всем: в здоровье, в семейной обстановке, во вза­имоотношениях, в местах службы и в степенях, — все течет; и всецело опираться на чем-либо из сего — значит опираться ни на чем. Не будь других основ, всякий опирающийся на веществен­ном, при потере его, должен окончательно расстраиваться и падать. Иов — чего не имел? — Но не на вещественном почивало его спокой­ствие и счастие. Почему, когда ничего не оста­лось, он стоит тверд, хотя немощь естества, в виде жены, сильно покушается поколебать его. Он имел другую в себе основу, благонадежную, — и явился крепким. Не имеющие такой же основы или теряют ум, или лишают себя жизни.

 Один ревнитель народного благоденствия вот что говорит о себе: жаль мне было окружаю­щего меня народа, и мне хотелось сделать его счастливым. Думал я: изобрету способ доста­вить ему достаток. Имея довольство, он будет мирен, спокоен и весел. Точно, я устроил так, что Довольство в моем околотке поднялось. Но это не принесло счастия, мира и покоя народу мое­му — и ропот, и зависть, и ссоры, убийства, смяте­ние, враждование возросли вместе с довольством. Горько было мне это видеть! Но вот однажды встречаю инвалида. Он двигался из церкви к богадельне. Глубокое спокойствие и отрада свет­лелись в лице его, и мне хотелось узнать тайну его жизни. Из беседы с ним я удостоверился, что он точно неподдельно счастлив, но не здешним счастием, а тем, которое удостоверительно ожи­дал в другой жизни. По силе моей, говорил он, бегаю грехов и делаю добро; в грехах своих ка­юсь Господу и стараюсь загладить их посиль­ным трудом, и особливо — терпеливым перене­сением всего случающегося со мною, и верю, что Господь не лишит меня Своей милости. После сего разговора я изменил совсем свою мысль об осчастливлении народа. Нет счастия на земле. Возгрей веру в человеке в будущую жизнь, ука­жи верные условия к получению блаженства в ней и удостоверь его, что, в каком бы ничтожном состоянии ни находился он, это никак не лишает его возможности выполнить сии условия и спо­добиться блаженной вечности. Настрой так че­ловека — он будет счастлив, как бы худо ни шли его внешние дела. Настроите так целый народ — целый народ будет счастлив, как бы ни был ску­ден внешним благоденствием.

 Вот к какому заключению привел разумного человека опыт! Нечего объяснять, что такого настроения ожидать можно только от силы жи­вой и деятельной веры. Верующий в Господа несомненно чает быть там, где и Господь, Который сказал: «идеже есмь Аз, ту и слуга Мой» будет (Ин.12,26). Условия сего — хранение святой веры, очищение сердца от страстей, к чему способы и силу подает та же вера. Эти условия выполняются в душе, которая всегда во власти человека. Что же касается до дел, то они ограничиваются возможностию. Стакан воды, лепта, слово при внутреннем богоугодном настроении получают достоинство, вечно ценное. Есть ли кто, кто бы не имел возможности выполнить сие и подоб­ное? Есть ли потому кто, кто бы не мог поста­вить себя в состояние счастливого, следуя ука­заниям святой веры? Почему распространение и укрепление живой веры в народе есть укреп­ление его счастия и довольстве. Ослабление веры есть умаление сего счастия. За сим — туга и нечаяние, ведущие к смятениям, нестроениям и исканиям счастия в переворотах, часто не имею­щих определенной цели,— плодах одного глу­хого недовольства собою и своим состоянием. Сами видите, что делают те, кои прямо или кос­венно ослабляют основы веры и жизни в себе или других: себя губят и готовят гибель другим, а иногда и всему народу.

 Вот весь секрет счастия и благоденствия на­родного! Будем молить Господа, чтобы Он на­всегда напечатленными сохранил в сердце нашем сии истины, и дал нам возможность деятельно соответствовать попечению Благочестивейшего Государя нашего об устроении нашего же бла­годенствия на прочном и непоколебимом осно­вании святой веры нашей. Аминь.

 19 февраля 1864 г.

16. Слово в день рождения благочестивейшего государя императора Александра Николаевича (Истинное возрождение, как и жизнь, может истекать только от источника всякой жизни. Что такое возрождение 15-16 веков? Для всех наук найдутся в нашем исповедании основные понятия – Богом открытые истины)

«Аще кто во Христе, нова тварь». 2 Кор. 5, 17.

 «Подобает вам родитися свыше»(Ин. 3, 7) говорит Господь уже рожденным и живущим, — и подобает с такою неотложностию, что аще кто из рожденных по плоти «не родится» еще и «свыше, не может» даже «видети царствия Божия» (Ин. 3, 3). Так это для каждого человека, но не иначе и для целых обществ, и для всего человечества, которое Пророк видел под образом поля, пол­ного костей, оживавших только Духом по гласу с неба чрез уста Пророка. Всем нужно новое рождение, или возрождение, как падшим, и хотя живущим, но живущим ложною жизнию, или, можно сказать, мертвенною. Потребность его, по осязательному повреждению человечества, чувствовалась всеми и всегда. История пред­ставляет попытки к нему у всех народов и отме­чает на страницах своих красными письмена­ми лица, которые брались за это дело, или, по крайней мере, строили планы и предлагали тео­рии. Но как природа человека всегда и везде одна и та же и нужды падшего у всех одинако­вы, то один только может быть и истинный спо­соб возрождения, пред которым все другие должны быть сочтены мнимыми, призрачными, ложными. Истинное возрождение, как и жизнь, может истекать только от Источника всякой жизни — только «аще кто во Христе, нова тварь». О сем едином истинном возрождении — в при­менении его к нашему отечеству — намерева­емся предложить вам, братие и отцы, слабое слово наше ныне, в день рождения Благочес­тивейшего Государя Императора Александра Николаевича, и потому, что от рождения неда­лека мысль о возрождении, и потому особенно, что на это наводят надежды, которыми окру­жена была колыбель Его, и верные начатки осуществления их в благополучное Его царст­вование.

 Не будем, однако ж, излагать основания сего Божественного действия или указывать условия к получению сего небесного дара. Основания всеобщему возрождению уже положены. Боже­ственные восстановительные силы ниспосланы в мир и действуют в человечестве. По благоволе­нию Божию и мы с первых лет нашей государ­ственной жизни соделались причастниками их восприняли их вседушно, сознали цену, испыта­ли действие. Нам остается теперь только пре­бывать под благотворным влиянием их и расти, восходя от силы в силу, в том же духе. Между тем иногда слышатся рассуждения возбужден­ных умов, которые мечтают о нужде нам како­го-то другого возрождения, напрягаются содей­ствовать ему и чают некоторого в том успеха, по образцу, может быть, тех, у которых приходит­ся нам многое заимствовать и перенимать, кото­рые точно отмечают у себя период возрождения по новым самоизобретенным началам, не тем то есть, какие указаны Господом, Восстановителем всяческих. Так не увлечься бы нам вслед их и в сем отношении, не сдвинуться бы, подобно им, и себе с Божественных оснований возрождения, давно положенных в нас и благотворно действу­ющих среди нас! Вот что побуждает нас пред­ложить вашему вниманию краткое изображение того, как совершалось истинное возрождение че­ловечества, какого свойства возрождение, каким хвалятся наши учители, и что затем следует делать нам?

 Вот как шло возрождение рода человеческого.

 Человек пал и погибал в своем падении. Для спасения его пришел на землю Единородный Сын Божий, указал путь, учредил образ возрож­дения и ниспослал в человечество Божествен­ные восстановительные силы — слово истины и благодать Духа. Из Иерусалима, как из первого рая, в четыре страны, двенадцатью потоками излилась сия живоносная вода «напаяти всю зем­лю» (Быт.2,6,2), и всюду полагала начала обновления и ожив­ления, «исцеляла и животворила всяко, на неже аще приходила» (Иез.47,9). Всякий, внимавший призыванию, вкушал от воды сей и оживлялся. В исповедании веры получал здравые о всем понятия, в Боже­ственных Таинствах принимал силы на новую жизнь; пребывание в церковном устроении возгревало Божественное семя жизни, принятое сер­дцем, и, приводя в движение силы природы чело­века, растворенные благодатию, возвращало и укрепляло его. Человек, обновленный внутрен­не, являлся новым пред лицом всех и во вне­шних делах. Как обновлялся один человек, так обновлялись и семейства, так обновлялись по­том грады и веси, а затем целые народы и госу­дарства. Семя, умершее в земле, принесло плод мног; квас, вложенный в сатех трех муки, проник все смешение человечества; зерно горчичное воз росло в древо великое, покрывшее ветвями своими всю землю.

 Начала новой жизни вытеснили начала жизни ветхой. Виденный Пророком колосс язычества, слепленный суеверием народа и суемудри­ем философов, ценный на вид, как золото, но не прочный в основаниях, как хрупкий черепок разбит в прах камнем нерукосечным, не человеческою рукою отсеченным от несекомые горы возросшим в гору великую. Оставлены все заблуждения ума и принято истинное ведение о Боге, в Троице поклоняемом, Творце, Промысли теле и Искупителе, о мире духовном, о природе человека, падшей и восстановляемой, о значении жизни настоящей и нескончаемом блаженстве в будущем мире и прочее; вместо общеодобряемых пороков новые святые правила вошли в жизнь частную, семейную и гражданскую, мес­то растленных обычаев заняли освятительные чины Церкви, все запечатлевавшие и ограждав­шие. К концу V и началу VI века язычество сошло со сцены известного тогда мира. Во всем водворился господственно новый порядок. Че­ловечество находило в нем разрешение всех недоумений, удовлетворение всех потребностей,— и упокоивалось в нем.

 Что оставалось делать? — Развиваться и расти под влиянием Божественных восстановительных сил, или более и более внедрять их в массу, обрашая свои, собственно человеческие усилия только на то, чтобы давать им более простора, или углаждать, так сказать, путь шествию их.

 На Востоке так это и было, и остается так доселе, несмотря на внешние неустройства, беды и угнетения. Под непривлекательною наружностию он верно хранит драгоценный дар Божий, которым красуется его внутренняя жизнь. От него здравые и неповрежденные начала новой жизни приняты и нами, воздействовали благо­творно и действуют доселе свойственным им образом.

 Так было вначале и на Западе, но потом он уклонился от своего призвания. Дух преобла­дания и гордыни — неточное начало ветхой язы­ческой жизни, овладевший владыками Рима, мало-помалу привлек к себе — по роду своему — и другие стихии язычества, истлевавшего в прах, и оно начало снова оживать. Сначала в школах, в видах только изучения языков, знакомили юно­шество с остатками письменности Греции и Рима, но вместе с тем незаметно вливали в сердца их яд суемудрия, своеволия и растленной чувствен­ности. Воспитанное таким образом поколение в лета зрелости и жизни требовало такой же и водворяло ее. Из Италии этот яд разлился по всей Германии, Франции, Англии. Образовалось общество гуманистов, которое чрез письменность и школы стало водворять начала древней языческой образованности повсюду и во всем — в науках, искусствах, жизни частной, семейной и общественной,— со всем его растлением гордынею и своенравием, и неразлучною с ними неприязнию к христианству и Христу Спасите­лю. Учение и жизнь, льстящие поврежденной природе, понравились и были приняты. Дейст­вовавшие прежде Божественные истины и пра­вила жизни иными оставлены совсем, другими удержаны только во внешних формах. Более смелые подавали голос с требованием нового порядка, и он начал водворяться господственно. (Это к концу XV и началу XVI века: тысячу лет связан был сатана.)

 И вот это-то называется там пышным именем возрождения! В существе оно есть отвержение образа восстановления, учрежденного Господом Иисусом Христом, с враждебным вооружением против него, и покушение самодельно восстановлять и совершенствовать себя чрез развитие ра­стленных стихий падшей природы человека по образцу и духу язычества, в котором они дей­ствовали во всей силе. Это не преувеличение и не нарекание! От плодов его познаете его. Смот­рите, как мятутся языки, и люди замышляют тщетное на Господа и на Христа Его (См.Пс.2.1-2).

 По усвоении новых (языческих) начал умом и сердцем прежние (христианские) формы жизни показались стеснительными. Надлежало стрях­нуть сии узы. Реформация сделала первый шаг (преимущественно касательно внешности) по благовидному, может быть, поводу, как возмез­дие Риму, который первый дал толчок дви­жению к новизнам. Раздраженная ею свобода мышления разрушила и внутреннее огражде­ние, которое составлялось исповеданием. Ее дщерь — вольномыслие перенесло в тамош­ний мир и общество, — после нравов и обыча­ев, после порядка жизни и утех и весь образ мыслей, действовавший в мире языческом до пришествия Христа Спасителя. Тут повтори­лись все заблуждения языческие — только в другой форме и других словах (явились ду­алисты, пантеисты, материалисты, сенсуалисты, скептики, атеисты) — и вытеснили истину Божию из области ведения человеческого. И чем кончилось это движение? — Тем, что обожили разум и свободу и под видом языческих богов и богинь внесли в храмы идолов их для всена­родного чествования. Вот что есть, к чему стре­мится и чем оканчивается самодельное тамош­нее возрождение! Не говорим, чтобы там не было ничего хорошего,— ибо иначе как бы и стоял тамошний мир, — но что общий дух его имен­но таков. Осязательно в этом уверяет то, что всякий, коснувшийся сего образования хотя краем уст, тотчас начинает восставать на Господа и святые Его учреждения.

 Апостол Павел, описавши уклонения народа израильского от путей Божиих и беды, каким подвергался он за свою непокорность, присово­купил: «сия же вся образы прилучахуся онем: пи­сана же быша в научение наше» (1Кор.10,11)… «да не кто в туже притчу противления впадет» (Евр.4.11). Перстом Бо­жественного промышления в истории других на­родов преднаписан нам урок. Будем вниматель­ны! Не увлечься бы нам слишком приманками их усовершенствований и, перенимая полезное, не напитаться бы и этим духом противления богоучрежденному порядку, в обманчивых видах какого-то возрождения! Господь да избавит нас от сего бедствия! Какого еще искать нам воз­рождения, когда мы уже возрождены и носим в себе Божественные восстановительные силы и учреждения? Нам остается только не мешать им развиваться в нас, проводить их до последних пределов нашей частной и общей жизни, или по всем отраслям свойственной человеку деятель­ности. Спросите, каким это образом?

 Поставьте с одной стороны восстановитель­ные Божественнные учреждения, с другой потребности нашей общечеловеческой жизни, —и увидите, как одни могут наитствовать (вдохновлять) другие насыщая их, созидать и возращать новую бла­годатную жизнь, во всей ее полноте и во всем теле отечества нашего. Ибо чего бы мы ни иска­ли, на все найдем в них верное руководство и указание начал самых прочных.

 Нам нужно просвещение, и мы ищем его. Гос­подь ниспослал уже нам обильный свет ведения в Откровении. Наше исповедание дает нам здра­вые и светлые понятия о всем сущем — о Боге, мире, человеке, их взаимном отношении, нашей участи здесь, на земле, и предназначении нас для будущей, о нашей бедности и поврежденности и о способах исправления и уврачевания и про­чем. Усвоим сии понятия, и будем просвещены, ибо что есть просвещение, как не обладание здра­выми о всем понятиями? Затем, желаем ли рас­ширить круг наших познаний, будем держать­ся сих понятий, как руководительных начал, и проводить их по всей области наших познаний. Они предохранят нас от опасных заблуждений и сообщат вековую прочность нашему веде­нию. Мир ли Божий кто познать тщится, вот ему руководительное начало: Бог сотворил мир в шесть дней из ничего всемогущим Словом Сво­им, сотворил целесообразно, мерою, весом и чис­лом, содержит его в деснице Своей и ведет к его предназначению. Пусть возьмет сие начало и проведет по всей области миропознания. Оно предохранит его от ложной теории самообразо­вания мира и удержит порыв мечтательных пред­положений, какие строят на основании скудных и еще не точных исследований нашей земли Историю ли кто изучить хочет, имеет уже руко­водство в мысли о всеобъемлющем Промысле Божием, и именно вражду положил Господь меж­ду семенем жены и семенем змия и все ведет к победе первого над последним. Пусть возьмет и проведет сие начало по всей истории. Оно пре­дохранит его от предположения дикого небыва­лого состояния и удержит от мысли о механи­ческом фаталическом самораскрытии в истории человечества какого-то спящего самого по себе начала. Человеческую ли природу хочет кто рас­следовать, знает уже, что человек создан по об­разу и подобию Божию и предназначен для веч­ного блаженства в живом общении с Богом. Пусть возьмет сие за начало и проведет по все­му человекознанию. Оно не допустит его ста­вить человека в ряд животных, как особую по­роду, производить все духовные его действия от химического сочетания и движения частиц ма­терии и ограничивать продолжение его бытия пределами только жизни настоящей.

 Так для всех наук найдутся в нашем испове­дании основные понятия, Богом истины открытые, и, следовательно, несомненно верные. Построевая по сим началам наши науки, проводя их до последних разветвлений наших систем, мы всем наукам сообщим единство, твердость, истин­ность, и вся совокупность наших познаний со­ставит тогда мир истинного ведения, проникну­тый Божественным светом. Затем сии начала перейдут и во всю письменность нашу, которая потому не только не будет содержать ничего не согласного с Божественными истинами, не толь­ко положительно не будет им противоречить, напротив, будет служить разнообразным провод­ником их и разольет свет их по всему простран­ству обширного отечества нашего. Вот и про­свещение всенародное, или возрождение народа с умственной стороны!

 Нам нужен навык в доброй общеполезной деятельности во всех ее видах. Но что мешает нашей деятельности всегда быть такою, когда мы непрестанно действуем? — Страсти и пороч­ные склонности, которые сбивают нас с пути пра­вого и увлекают к делам злым. И вот Господом не предписано только удаляться пороков и не поблажать страстям, но даны самые действитель­ные средства к уврачеванию сих немощей и уч­режден самый образ врачевания их. Все возбуж­даются и призываются к покаянию — сознанию и исповеданию своих страстей и дел порочных, с обещанием и решимостию не раболепствовать им более и не подчиняться их влечению, все пос­ле того приемлют в помощь Божественную бла­годать и вступают в ближайшее общение с Гос­подом — Победителем греха в Таинстве Тела и Крови, все вводятся, наконец, в Богоучрежденный и действующий уже врачевательный поря­док жизни — в посте, молитве, благотворениях и удалении от всего, могущего возбуждать страс­ти и питать пороки. Учредим же у себя такой порядок, где бы находили полное приложение все сии благодетельные учреждения, и мы будем уврачеваны, а уврачевавшись, и действовать иначе не будем, как только общеполезно. Введем по­добный порядок и в систему воспитания, и оно будет подготовлять государству деятелей толь­ко мудрых, благонамеренных, ревностных. Под­чиним тому же закону наши общественные обы­чаи и все формы взаимных отношений, и они, в свою очередь, будут для нас добрым училищем исправления и очищения, не будут разорять бла­гое настроение, получаемое в семействе или Цер­кви, а поддерживать и укреплять его. Ныне все­го почти ожидают от воспитания. Воспитание точно есть могущественное средство к утверж­дению добрых начал жизни, но только тогда, когда оно совершается неуклонно под влиянием Богодарованных средств к исправлению и очи­щению сердца. Без содействия же их оно не ве­дет далеко и может сообщить только внешний лоск без внутренней крепости, делая человека похожим на красивую снаружи вещь, устроенную из гнилого дерева и заполированную, и, что сего пагубнее, совершаясь в отчуждении от сих спасительных учреждений, оно может охладить и отвратить от них на всю жизнь, в которой, од­нако ж, преимущественно они и нужны, ибо до конца жизни предлежит нам борьба со страсть-ми и похотьми. Немало значения в образовании придают и взаимообращению. Да, взаимообра­щение точно полирует и сглаживает неровности, но одно само по себе не изменяет: человек оста­ется все таким же, каков и есть,— страстным, порочным, только в более утонченных и менее резких формах. А чего ожидать от него, если оно только разжигает страсти и дает им про­стор?!

 Когда, таким образом, и в семействе, и в мес­тах воспитания, и в общественной жизни мы будем ходить среди очистительных и врачевательных учреждений Божиих — сильных и дей­ственных, то непременно будем исправляться внутренно и зреть в совершенстве христианс­ком: порок мало-помалу будет удаляться из сре­ды нас, не находя себе пищи, и общеполезная де­ятельность естественно начнет развиваться на всех степенях общества, нигде не встречая себе препон. И это будет возрождением деятельной стороны народа!

 Что еще нужно нам? Бывает иногда: нужно нам и мы ищем удовлетворения требованиям вкуса — собираем вокруг себя произведения ис­кусств и любим наслаждаться ими. Кажется, это и не совсем крайняя нужда; но как по побужде­ниям ее можно принимать весьма опасные ук­лонения, то и о ней попечительно промыслил Господь. Сам и установил среди нас такое уч­реждение, в котором она находит чистейшее и благороднейшее удовлетворение. Ибо что это за потребность прекрасного? — Она есть плод хра­нящегося в глубине души нашей воспоминания о потерянном рае, или чаяния будущего нескон­чаемого блаженства: человек хочет низвести не­бо на землю, или, живя еще на земле, жить как бы на небе. Но нет ли уже среди нас чего-либо такого, где бы он мог жить таким образом? — Есть. Такова Церковь Божия во всем ее устрой­стве — со всеми своими благолепными священ­нодействиями, молитвованиями и освятительными чинопоследованиями. Она истинно есть небо на земле, ибо сотворена по образу, виденному горе, и представляет в себе видимо невидимое устроение вещей. Что же остается нам? — Ос­тается благодарно принять сие Божие благо­деяние, не чуждаться, а жить неисходно в сем благодатном учреждении, осенять себя во всем церковностию и ввести ее в круг нашей частной и общественной жизни, или, вернее, не изгонять ее отсюда, ибо она, по древнему праву, во всем уже господствует у нас. Сделаем так, и мы будем жить на земле, как в раю, непрестанно вкушая не эстетические только удовольствия, но и уте­шения духовные, умиротворяющие, освящающие, укрепляющие. Когда мы образуем в себе такой вкус, единственно верный, тогда и от искусств всех родов потребуем, чтоб они изображали нам только чистое, святое, небесное и ничего плотс­кого, страстного, соблазнительного, на что, к уни­жению их, часто посвящают их художники, не понимающие значения их, ибо долг искусств — в видимых прекрасных формах представлять только невидимый Божественный мир истины и добра, в коих все-все блаженство. Так преобра­зуется у нас наконец и эта часть, и наши удо­вольствия вкуса не только облагородятся, но и освятятся, доставляя нам не пагубное распаде­ние похотствований, а тихую радость и мир о Духе Святом — это истинное услаждение горе­стей, неизбежных в кратковременный срок на­шего на земле пребывания.

 Таков Богоначертанный путь к возрожде­нию народа. Ибо, когда таким образом будет водворен у нас сей благословенный порядок про­свещения ума, образования, деятельных сил, удо­вольствий вкуса, мы дадим беспрепятственный простор действию в нас Божественных восста­новительных сил и учреждений; они проникнут все тело отечества нашего, возрастят в нем но­вую благодатную жизнь, преобразуют его во всех частях и представят из нас Богу деву чистую, «не имущую скверны или порока, или нечто от та­ковых» (Еф.5,27) представят из нас «царское священие, язык свят, людей обновления» (1Пет.2,9). И тогда все видящие нас скажут: се скиния Божия с человеки! О, да цветет таким образом, как крин, возлюбленное отечество наше, и да обновляется по сему поряд­ку, яко орля, юность его! Вот что нам нужно де­лать, если желаем прочного и существенного бла­годенствия нашему отечеству, а не мечтать о самодельном возрождении, которое не привело к доброму самих изобретателей своих. Опять по­вторю, что у них есть добро; но общий дух там именно есть дух охлаждения к Богоучрежденному порядку, противления ему, восстания про­тив него… И если мы без осмотрительности пой­дем все путем их широким, то и у нас неизбежно повторится то же самое, что было у них. Да пре­дохранит нас Господь от зла сего! Не затем Гос­подь благоволил идти нам позади других, чтоб, подобно им, падать во рвы, ископанные их недо­разумением. «Бдите», однако ж, «да не внидете в напасть», заповедует Господь и присовокупляет: «а яже вам глаголю, всем глаголю: бдите» (Мф.26,41; Мк.13,37). Явно и тайно, чрез письменность и прямое сношение переходят уже к нам учения и порядки жизни чуждой; слышатся иногда воззвания оставить старое и водворить новое, есть, может быть, и покушения на то. Если беспечно станем поблажать таковым, то, конечно, они скоро уклонят нашу жизнь от того течения, по какому она на­правлялась доселе, и сдвинут с тех оснований, которые положены вначале. Чего другого и ожи­дать, если и у нас, подобно тому, как это делается в других странах, начнут деятельно развивать необузданную свободу мышления и дадут раз­работке и преподаванию наук направление, противоположное откровенному учению, когда, например, свободно начнут учить, что мир обра­зовался сам собою, по вечным законам сочета­ния стихий, что в сем образовании, продолжаю­щемся еще, каждое тело мировое, в том числе и наша земля, проходили и проходят огромные периоды развития, в продолжение которых сами собою появляются на нем разнообразные виды существ, как у нас: растения, животные и чело­век, что нет потому Творца и Промыслителя, а все течет по законам и силам природы, данным незнать кем; когда для сильнейшего напечатления в умах сих новых откровений станут публично представлять все это в картинах, с нуж­ными пояснениями и толкованиями, когда нач­нут учить, что не только телесные отправления но и все разнообразные действия души суть не более, как следствие химического сочетания ча­стиц материи, что души — особой силы — нет что вера и требования совести суть плод воспи­тания, бессмертие, Страшный суд и воздаяние — мечты и прочее; когда в истории станут пред­ставлять не действия попечительного Промыс­ла о нас, а самораскрытие какого-то сокровен­ного духа, из которого возникают и в который снова возвращаются нужные деятели на попри­ще развития человечества? Чего ожидать, если вместе с тем попустят войти роскоши во все слои общества и водвориться такому порядку жизни и отношений, при котором не только бывать в Церкви и исполнять ее врачевательные предпи­сания, но и подумать о ней не будет времени, который разъединит, таким образом, с нею чад ее и поселит в них холодность и даже отвращение к ней? Чего ожидать, если подобное же преврат­ное направление примут наша письменность, наши искусства, воспитание; когда письменность во всех разнообразных родах своих будет про­поведовать указанные пред сим учения и восхвалять помянутую жизнь, и притом сколько можно ближе к понятию народа; когда искус­ства будут представлять в самых обольстительных формах только чувственное, плотское, стра­стное; когда воспитанием будет подготовляться такое поколение, которое бы не только не знало Божественной истины, но и было напитано про­тивными ей понятиями, не только не было при­учено к освятительному и врачевательному чину Церкви, но и чуждалось его, не любило, считало излишним, и даже вредным для себя, и терпи­мым по милости только для духовенства и на­рода (посты, праздники); когда одна только бу­дет у нас забота, как бы расширить как можно более круг общественных и общенародных уве­селений и гульбищ, которые бы кружили голову, отуманивали всех и не давали им времени опом­ниться? Ибо допустите только действовать всем сим могущественным средствам, и они скоро заг­лушат в нас семена жизни, положенной Божест­венными восстановительными учреждениями, и привьют жизнь иную, со всем мраком неведения и заблуждений, со всем буйством своенравия и разгаром страстей. Но к чему же все это приве­дет?! — Одному Господу то известно. Однако ж, если у нас все пойдет таким путем, то что див­ного, если и между нами повторится конец осьмнадцатого века со всеми его ужасами? Ибо от подобных причин подобные бывают и следствия!

 О, да не будет! И не будет по милости Божией, но — если не ослабеет у нас бодренное око наблюдения и деятельное попечение о том чтобы все направлялось по пути, указанному нам Господом! Иначе только всемощное мановение Божие может рассеять собирающуюся над нами мрачную тучу.

 О Господи! «посли свет Твой и истину Твою! Та да наставляет нас и ведет в гору святую Твою, и в селения Твоя! « (Пс. 42, 3). Мы были «во время оно без Христа, отчужденижития Израилева, и чуж­ды от завет обетования» (Еф. 2, 12). Ты благоволил при­звать нас из области сатанины «в чудный свой свет» (1 Пет. 2, 9) «и мертвых прегрешенми сооживити» в Себе (Еф. 2, 5). И мы, «бывшии иногда далече, близ быхом кровию Твоею… ктому несте странны и пришельцы, но сожителе святым и приснии Богу, наздани бывше на основании Апостол и пророк, сушу краеуголну» Тебе Самому, Господу и Богу нашему (Еф. 2, 13). Благоволи же, Создавший нас в Себе, «на дела благая, да в них и ходим… да растем в Церковь святую и да созидаемся в жилище Божие» Духом (Еф. 2, 10, 21-22). Не попусти нас «приложитися во ино» учение, вслед «хотящих превратити благовествование твое» (Гал. 1, 6-7), «да никтоже нас будет прелщая философиею и тщет­ною лестию, по стихиям мира, а не по Тебе» (Кол. 2, 8).

 ««Даждь крепость твою царю нашему, и возвыси рог помазанника своего» (1 Цар. 2, 10). Изостряй и углубляй взор мудрости Его, чтобы и сокровенное, нередко доброе и полезное, открывать и изво­дить на свет, чтобы крадущееся зло издалеча ус­матривать и возвращать на главы духов лукавствия. Восставляй неоскудно в державе Его «и крепкаго, и смотрелываго, и дывнаго советника, и разумнаго послушателя» (Ис. 3, 2-3) ибо «спасение во мнозе совете» (Притч. 11, 14)». Аминь.

 1858 г.

17. Слово в день рождения государыни императрицы Марии Александровны (о воспитании детей в духе христианском. Просветить ум и образовать сердце можно только в Господе Иисусе, получая сверхъестественную помощь в Церкви Божией, в святых ее таинствах и всех освятительных учреждениях) 

 В дни, подобные нынешнему, внимание не­вольно останавливается на предметах, любимых теми лицами, которым посвя­щаются дни сии. Что же всего более близко серд­цу Благочестивейшей Государыни Императри­цы Марии Александровны? О чем паче всего печется Она? Что озабочивает душу Ее? Это — воспитание детей. И мысль обыкла представ­лять ее окруженною детьми, призренными или призираемыми, воспитанными или воспитывае­мыми. Потому не считаю неуместным, ныне, в торжественный день Ее рождения, сказать не­сколько слов о воспитании, особенно в сем хра­ме, находящемся в доме воспитания детей, и при­том в день торжественного в нем акта.

 Слово о воспитании — в храме, вы уже догадываетесь, будет касаться воспитания в духе христианском. Прибавьте к вашей догадке, что и по суду всех, любящих истину, прочного вос­питания и не может быть иного, как то, которое совершается в сем духе. Таково, впрочем, оно у нас везде, по крайней мере, таковым везде пред­полагается. И здесь — уже то одно, что в сем заведении есть храм Божий, и, конечно, не как случайная пристройка, а как преднамеренная часть здания, или даже сердцевина его, дающая направление всем другим частям, — уже это одно достаточно удостоверяет, что и значение, и со­держание храма сего служило и служит руко­водительным началом для всего, чему здесь учат и к чему приучают, и что воспитатели и воспи­танники в храм сей собираются не затем только, чтоб возносить к Богу молитвы свои, но и затем, чтоб от лица Его принимать уроки и наставле­ния в своем немалотрудном деле воспитания, полагая в основание своего труда начало веры и жизни по вере.

 При сей мысли пожелать ли, да будет так, или благодарить Господа, что есть уже так? — Но всячески, думаю, не наперекор вашему убеж­дению скажу, что должно быть так.

 В самом деле, чего хотят воспитывающие? Хотят просветить ум и образовать сердце. Где же найти прочные основы и действенные орудия к тому и другому? — Нигде, как в Господе нашем Иисусе Христе, «Иже бысть нам премудрость от рога, правда же и освящение и избавление» (1Кор.1,30), то есть во святой вере, Им дарованной, со всеми спасительными ее учреждениями. Ибо что значит просветить ум? — Значит напе­чатлеть в нем здравые понятия о всем сущем и бывающем, именно: понятия о том, что есть Бог, какие Его свойства, в какое отношение благово­лил Он поставить Себя к миру и к нам? Что такое мир сей, откуда он, чем держится и куда ведется? Что мы сами, зачем мы здесь, на сей зем­ле, что значит это полу светлое и полумрачное наше состояние, что ожидает нас в будущем и прочее?.. Совокупность таких понятий и состав­ляет мудрость, которой всегда так деятельно ис­кал и ищет человек. И кто знает все сие истин­но, не несправедливо именуется просвещенным, как видящий все в ясном свете. Надобно заме­тить, что сии понятия суть ответы на беспокоя­щие наш ум вопросы. Нет человека, которого бы не тревожили сии вопросы, и нет такого, кото­рый бы не решал их тем или другим образом. Но настоящее их решение — самое успокоитель­ное и самое верное — содержится в Открове­нии Иисус Христове и преподается Святою Церковию. Здесь Бог есть Дух Всесовершенный, единый по существу и троичный в лицах, Творец мира и Промыслитель всяческих; мир — творение Божие, единым словом Всемогущего воззван­ное к бытию и глаголом силы Его содержимое во всем скрепленное законами неизменными, но благоволению воли Божией во всякое мгнове­ние готовыми покориться и покоряющимися; человек — разумная тварь, полная совершенств вначале, потом падшая и расстроившаяся, ныне восстановляемая Господом Иисусом Христом во Святой Церкви благодатию Духа и, наконец, име­ющая явиться в новой славе в будущий век, за веру и труд добро делания, и прочее.

 Какие светлые, возвышенные и плодотвор­ные понятия! После сего напрасно ум берется решать их еще и сам собою. Опыты его реше­ний, до пришествия Христа Спасителя, и теперь на Западе, в тех, кои свергли благое иго покор­ности слову неложного Бога, осязательно убеж­дают, как слаб он в сем отношении и как ему сроднее здесь, как и во многом другом, оставать­ся навсегда учеником и не дерзать восходить на учительскую кафедру. Потому у нас весьма ос­новательно и разумно отвергаются все его бред­ни. Что же остается просветителям ума? — Не изобретать, а взять готовые уже Божественные истины и напечатлеть их в умах детей, а потом на них, как на основаниях, построивать все зда­ние ведения, или всю совокупность наук. Какую твердость и мужество приобретает ум, таким образом просвещенный! Как прочна в нем вся сумма познаний, будучи проникнута единым ду­хом и едиными началами!

 Что значит образовать сердце? — Значит воз­будить сокрытые в естестве нашем требования, преобразовать их в чувства и расположения, воз-весть в начала и правила жизни, чтоб потом о всяком обладающем ими можно было сказать: вот совершенный человек. Спрашивается, как это сделать?

 Многим кажется достаточным для этого — развивать. Развивай, говорят, природу. Как из семени, прозябшего и раскрывшегося, выходит дерево или цвет, в своем роде совершенный, так выйдет и человек совершенным, если развить все сокрытое в естестве его. Кажется, что может быть разумнее и основательнее такого положения? А выходит совсем не то, что чается. Например, развивая эстетическую сторону, окружают питом­ца изящными предметами и самого приучают к искусствам. Вкус раскрывается мало-помалу; но вместе выказываются и разного рода похотствования, и притом в формах, совсем неизящных. Еще: чтоб приучить держать себя с достоинством, вводят в общество и открывают все приемы при­личного взаимообращения. Цель достигается в некоторой мере; но вместе внедряется гордость, спесь, своенравие, неприступность, презорство к низшим. Также приучают и к разного рода приимчивости и деятельности: бывает и в успех; но не успешнее ли врастает корыстность интересантство и безжалостная притязательность? Так и во всем. Что же это значит? Не доб­рое ли семя сеется? И отчего же плевелы? — Оттого, что семя естества нашего повреждено падением, и многое привилось к нему неестествен­ного и противоестественного, что, однако ж, наряду с естественным выказывает право на удовлетворение, прикрываясь видом естественности Оттого там, где без разбора развивают все, что ни находят в человеке, вместе со сродным нам развивают и несродное, и в естестве нашем яв­ляется много паразитов, которые нередко заглу­шают и иссушают естественные ветви. Так, не все надобно развивать в нас; но иное развивать, а иное подавлять и искоренять. И вот в чем вся трудность воспитания и образования. Нет у нас очей, или зрительных орудий, к тому, чтоб раз­личить тонкие, сплетшиеся нити естественного и неестественного. А если б и была возможность различить, то нет орудия или анатомического ножа для отделения одного от другого.

 Если б и это было, нет сил подкрепить и ожи­вить сродное и заглушить несродное нам. Так, пока мы одни, со своими только средствами, нельзя ожидать прочного успеха в образовании сердца. И здесь-то осмотрительный воспитатель вполне чувствует крайнюю нужду в сверхъесте­ственной помощи. И она готова в Церкви Божией, в святых ее таинствах и всех освятительных учреждениях. Божественная благодать, сообщае­мая и возгреваемая ими, проникая внутрь нас, разделяет сродное нам от несродного и, соеди­няясь с первым, укрепляет его и оживляет, а отревая последнее, иссушает и истребляет его. Потому кто растет под действием их, тот без особенных усилий со стороны родителей или воспитателей, кроме неизбежных предостереже­ний, является по вступлении на поприще дея­тельности с чувствами и расположениями чисто человеческими (или — что то же — истинно христианскими), без примеси уродливых неестественностей, унижающих человечество. Таким образом, желают ли обладать сильными действен­ными средствами к образованию сердца, пусть держат воспитываемых под действием спаситель­ных таинств Церкви и всех освятительных ее чинопоследований — и труд их увенчается пол­ным успехом… Пусть не отчуждают детей от Церкви и церковности, от молитвований, постов, говения, исповеди и причащения, хранения праз­дников и посещения святынь и прочего, и мож­но быть уверенными, что по окончании курса воспитания душа питомцев, как дева чистая, бу­дет представлена Христови на всякое дело бла­гое уготованною.

 Вот и вся программа воспитания! Напечатлевать истины веры в уме, поставляя их распо­рядителями всех других познаний и понятий и вести питомцев неуклонно по указанию попечи­тельной нашей Матери-Церкви; и выйдут дети крепкие умом и добрые сердцем, добрые добро­тою прочною и непоколебимою. Где в какой-либо отрасли познаний допускаются понятия, против­ные истинам веры, там омрачают ум воспитыва­емых и обессиливают его примесью лжи. А где, сверх того, каким-нибудь образом отчуждаются от Церкви, там портят и сердце, допуская в нем раскрываться и крепнуть противоестественным (страстным) чувствам и расположениям.

 Предлагая, впрочем, все сие, предлагаю не как урок или укор, но как простое напоминание, в видах разделения взаимных наших убеждений, которые не излишне подновлять и оживлять такою взаимностию, в нынешний век неопределенных стремлений, почти без цели и исходной точки. Не уклониться бы и нам от пути правого, и вместо добра доверчивому детству не привить бы зла! Ибо будет время, когда все станем пред лицем Судии: как бы в ту пору не пришлось нам услышать от безмолвных ныне детей укорного вопроса: «А вы нас не тому учили», или: «А этому не учили!». Аминь.

 27 июля 1859 г. В Тамбовском кадетском корпусе.

18. Слово на коронацию (Что означает венчание царя – царское помазание? Хранение, возвышение и укрепление добрых расположений, составляющих истинную и благонадежную общественную жизнь, есть главное и всегдашнее наше дело)

  Торжественнейшее и священнейшее со­вершаем мы ныне празднество. Много­знаменательными, хотя немногими сло­вами, означается оно в нашей Церкви: оно есть Священное Помазание в означение, что Государь Император, от Бога получающий власть, прием­лет от Него и дар правления, и что вместе с тем, как», наместник Божий, становится неприкосно­венным и как бы недосязаемым для прочих чле­нов царства; оно есть венчание в ознаменование, что Божественное Помазание, сходящее на главу Царственную, или освящает, или извлекает из нее венец доброты — сонм добродетелей и сил духа Царственных; оно есть венчание на царство в ознаменование, что венец, как цвет в растении, развивается из духа самого царства, соплетается из сердечных расположений самого народа. Таким образом, в венчании Царя видим и сви­детельство о совершенстве народной жизни, и печать благословения Божия, и явление Цар­ственных добродетелей. Ныне мы благодарим Щедрого Господа за благодать Его, ниспослан­ную на нас в Царе. Этим благодарственным воз­ношением ума и сердца к Богу, с одной стороны отдаем должную дань Царскому величию, а с другой — возгреваем тот в себе дух, которым держатся над народом Царственные венцы, или по которому у народа всегда есть глава, венчан­ная Царским венцом.

 И это последнее есть первое и главное наше дело не в настоящий только день, но на всякий день и на всякий час. Садовник радуется, когда видит цвет на дереве, однако ж никогда не удов­летворяется сим одним, а всегда желает еще, чтоб цвет сей родился и в следующий год, и в заследующий, и так далее, чтоб ему самому не видать прекращения сего цветения. Так и народ раду­ется, что Господь благословил его Царем, но вме­сте не может удержать и не обнаружить жела­ния, чтоб, если уж по законам естества нельзя пребыть одному Венчанному целые веки, то само венчание никогда не прекращалось бы в нем, пока положено быть временным изменениям на зем­ле. Но для сего еще прежде он должен возже­лать сохранить в себе добрую народную или государственную жизнь. Пока есть жизнь, есть тело живое, есть и глава, которую венчать мож­но, подобно тому, опять, как в растении цвет будет показываться каждую весну, пока цела растительная жизнь. Вот почему хранение, воз­вышение и укрепление добрых расположений составляющих истинную и благонадежную об­щественную жизнь, есть главное и всегдашнее наше дело.

 Желаем ли узнать, в чем состоит и в чем обна­руживается сия жизнь, обратимся к живому ка­кому-нибудь существу и необходимое для его жиз­ни применим к народу; тогда ясно откроется, что есть и без чего не может стоять жизнь народная.

 Признаки жизни, а вместе и необходимые для живого тела потребности суть: питание, движе­ние и чувствование. Без питания нечем поддер­живаться жизни, без движения застаиваются и портятся соки, без чувствования жизнь как буд­то усыплена и заморена. Тело без чувства, дви­жения и питания есть мертвое тело. Должно быть нечто и в народе, соответствующее сим трем дей­ствиям живой силы, чтоб и о нем можно было сказать, что он живет.

 Питание представляет несколько действии, очень поучительных в настоящем случае. Мы возьмем только замечательнейшие. Питание про­изводится несколькими органами; каждый из них принимает общее дело от одного и, совершив над ним что должно, передает другому, тот — третьему и так до окончания; и хотя все они равно трудятся, ни один, однако ж, не трудится соб­ственно для себя, а весь труд свой посвящает пользам всего тела. Не образ ли это той самоот­верженной общительности, по которой ни один член общества не считает собственностию исклю­чительно своею ничего, что имеет, ни даже своих сил и трудов, а все свое, даже и себя самого — предает отечеству, постоянно чувствуя себя обя­зательным ему, как бы таким должником, кото­рый сколько ни оплачивается, не может оплатиться во всю свою жизнь. И вот первый признак и первое условие жизни народной. С таким чув­ством всякий имеющий есть проводник имуще­ства к не имеющему, всякий сильный есть под­пора слабого, всякий мудрый есть руководитель для не мудрого. А при этом не только подкреп­ляется и делается благонадежнейшим живой союз братства в обществе, но и все тело об­щества некоторым образом животворится и по­лучает особенную стройность, при коей не раз­растается слишком один член и не истощается другой, а все развиваются в благообразной соразмерности. Истинный сын отечества! Будь по примеру Иова око слепым, ноги хромым, отец немощным (Иов.29,15-16), и ты со своей стороны внесешь не неприличную свою дань в хранилище народной жизни и хотя бесконечно малою частию поможешь долее пробыть ей на чреде бытия.

 Принимая в себя чуждую пищу, все новую и новую, и уподобляя ее себе, тело хранит, однако ж, постоянно неизменным свой природный об­раз и характер при всех изменениях. Не так ли надлежит действовать и народу, чтоб сохранить жизнь свою в собственном ее виде? Не надле­жит ли и ему, когда уж необходимо входить ему в сношения с другими и видеть там чуждое для себя, и не видеть только, но и усвоять иногда себе, — не надлежит ли ему делать это с мудрою разборчивостию, не все перенимая, что видит, а только что находит сообразным со своим духом и значением, и это притом не в том виде, как оно есть у других, а в другом, измененном и уподоб­ленном себе? Если и одном человеку вменяется в честь то, что он при всех превратностях жизни всегда удерживает один характер, то не более ли славы целому народу, когда он являет себя собою во все времена и пред всеми? Если и для частного человека унизительно рабски подражать другому, увлекаясь, как роком, его силою, то что за народ, который свое природное рад заменять, или, по крайней мере, пестрить чужим? Не види­мо ли он теряет себя и поглощается другими? Что сказать об одежде, которая по цвету и по покрову принадлежит разным чинам или наро­дам? Или что сказать о животном, у которого одна часть из класса пресмыкающихся, дру­гая —  из четвероногих, третья еще из какого-нибудь? — Это урод! На него походит и тот народ, который, оставляя свое, усвояет чужое. Он теряет себя, исчезает в массе человечества и как бы перестает жить. Вот и второй признак и ус­ловие жизни народной — хранить свой природ­ный характер, не обольщаясь ничем чужим.

 Что движется само от себя по внутреннему своему побуждению, то живет, и потому даже живет, что движется: движение развивает и ук­репляет жизненные силы. Не видно ли, что, если применить это к народу, надобно обязать его к мужеству? Движение обнаруживается в напря­жении мышц для противодействия приходяще­му отвне впечатлению; но таково же и муже­ство: потому одно из них указывает на другое. Впрочем, и по одним высоким плодам мужества добрый сын отечества не замедлит воодушевить себя сим чувством. Оно есть возвышеннейшее состояние нашего духа, возбуждение не одной какой-либо силы, но всех сил существа нашего. Бодро восстает оно против насилий совне и тем ограждает, можно сказать, корень своей жизни от всякого повреждения, весело встречает труды Для у совершения себя внутреннего, не знает не­приятностей и болезненных неудовольствий, для Него нет бремени неудобоносимого. Малодушие боится и бежит опасностей, мужество желает их и с открытым челом выходит против них; малодушие ищет как бы сложить весь труд на друго­го, мужество стремится восхитить у других и место, и время; малодушие хотело бы не быть или, по крайней мере, перестать существовать, по­ка минует опасность, мужество благословляет небо, что поставлено в таких затруднительных обстоятельствах, в которых оно может испы­тать и открыть свои силы. Не видно ли, что ма­лодушие есть плод истощения сил, болезнен­ная старость, преддверие смерти, а мужество — игра жизни, признак крепости сил, юношеской бодрости? Народу можно сказать: будь муже­ствен, чтоб жить, или, если он уже доказал свое мужество: ты жив, потому что мужествен; а ты близок к концу, малодушный, и час смерти твоей недалек. Вот и еще свидетельство и потребность к жизни народной.

 Живое тело чувствует, когда что прикасает­ся к нему, чувствует удовольствие, когда прикос­новение производит приятное раздражение, и неудовольствие, когда оно неприятно; и притом так, что, хотя изменение собственно происходит в одном члене, например боль в голове, чувству­ет его, однако же, все тело, как будто вестники какие от пораженного члена проходят по всем другим членам и возбуждают в них сочувст­вие — и вот еще признак и условие жизни на­родной! Это сочувствие всех одному и одного, когда нет радости, которая бы исключитель­но принадлежала одной части государства, и нет горести, которою бы была поражена одна она; когда только одна весть проходит по государ­ству о той или другой нужде, и всех без особен­ных приказаний возбуждает к содействию; ког­да ни один гражданин не отклоняет от себя предлагаемого труда, не говорит: «Есть и без меня много», но прямо себя считает обязанным дей­ствовать, и без уклонений, общее дело считать своим: оттого все дела в таком государстве име­ют столько рук, сколько граждан, столько сил, сколько лиц. Нет там непреодолимых трудно­стей, нет не вознаградимых потерь, нет разру­шительных бед, ибо как яма под водою, как бы велика ни была, наполняется водою тотчас, не производя, однако ж, в самой воде никакого ущер­ба, так всякая нужда государства поглощается, так сказать, полнотою жизни государственной.

 Чувствование и движение означают и произ­водят бодрствование — то же свидетельство о жизни и необходимая к ней потребность. И для Жизни народной необходима бодрость духа, та­кое состояние, когда он не только видит свое худо и добро, но и бывает к нему не равнодушен, когда он не так живет, как живется, не хочет жить так хорошо, как можно, когда не то только иног­да делает, что попадает под руку, но старается сделать все, переиспытать все способы, когда для него не все равно иметь и не иметь, делать и не делать, ему делать или другому. В таком сос­тоянии духа — источник изобретательности и стремления ко всестороннему усовершенст­вованию себя. Народ идет от силы в силу и ни­когда не скажет: довольно. Движение и дея­тельность сил беспрерывно подновляется и оживляется, и потому, что оживляется, возбуж­дает еще сильнейшую жажду деятельности. Каж­дое предприятие венчается успехом, успех воз­буждает новые предприятия. Это круговращение, так сказать, жизни народной, как обращение кро­ви в теле, постоянно освежая и подновляя силы, ведет государство к величию, силе, крепости, славе и непоколебимости.

 И вот мы нашли, чего искали, нашли призна­ки, по которым можно узнать, живет ли народ, или уже умер, и вместе то, какие расположения должно ему воспитать в себе, если хочет сколь­ко можно далее сохранить жизнь свою. Муже­ством оградив себя от внешних насилий и им же воодушевив себя на труды самоусовершения, он бодренно восходит от силы в силу, восходит дружно всеми своими частями, которые связуются между собою в живой союз сочувствием, общительностию и всеобщею любовию к своему родному. Вот изображение народа долговечно­го. Мы говорим: долговечного, потому что как ни действительны показанные средства, они могут способствовать только к укреплению и про­должению жизни, а не к увековечению ее, подоб­но тому, как соответствующие им отправления живых существ, при сообразном со своею при­родою действовании, продляют только жизнь, а не делают ее нескончаемою. Между тем, кому не желалось бы, чтоб его отечество не только суще­ствовало долго, но и пребыло навсегда? И нет ли, впрочем, каких-нибудь к тому средств?

 Известные нам на земле живые твари есте­ственно умирают; от тварей тленных кто станет ожидать нескончаемой жизни? Но если тварь, имея к тому способность и как бы Самим Богом уступленное ей право, усвояет себе Божествен­ные силы, делается их причастником, начинает как бы Божественною дышать жизнию, тогда и она становится выше закона времени и как бы выступает из пределов тварной жизни. Посто­янно имеем пред глазами святые мощи. По за­кону естества им следовало бы разрушиться, од­нако ж столько веков они не познают тления; Божественная жизнь сообщилась некоторым образом им, проникла их, и закон тления поте­рял над ними свою силу; таким образом, по при­роде тленные, они среди всего подлежащего тле­нию пребывают нетленными. То же можно сказать и о народах. Им как закон какой поло­жено происходить, возвышаться и состареваться, как и всякой живой твари. Однако ж этот закон имеет власть над государством дотоле, пока оно остается одно со своими земными челове­ческими средствами; когда же оно, отклонившись от себя, всю надежду свою возложит на Бога совершенно предастся Его водительству, верою и делами благочестия низведет на себя благо­словение свыше и, таким образом, соделается причастным Божественных сил, тогда оно вы­свобождается из-под закона всеразрушающего времени и благонадежно может стоять до скон­чания мира. Имеем в подтверждение сего не­ложное обетование Самого Спасителя. Он обе­щал, что врата адовы не одолеют Его Святой Церкви, что Он Сам, пребывая в ней и с нею, будет хранить ее до скончания века! Но Цер­ковь Христова не из Ангелов состоит, а из людей. Пусть теперь государство будет преис­полнено духом Церкви: что возможет тогда раз­рушить ее твердыни, кто может поколебать ее основание, уничтожить это жилище Христа Спа­сителя? Если же дух Церкви есть дух истинно христианской веры и благочестия, то не видно ли, что государство, хранящее веру и благочес­тие, не может не быть неразрушимым? Видите ли после сего главную между общественными обязанностями обязанность питать в себе и других истинно христианское благочестие и поддерживать его в свойственной ему силе? Кто не знает такой обязанности, тот равнодушен к чести, славе и непоколебимости своего государства. Пусть он служит обществу; без благочестия — он по­трудится над разрушением его. Если бы даже с благочестием и не были соединены такие высо­кие обетования, обетования, по Апостолу, нынеш­него века и грядущего, и тогда оно должно бы было составлять первую обязанность человека как гражданина по тому одному, что те добрые расположения, которые должен воспитать в себе каждый гражданин для того, чтобы не расстрои­лось его государство, могут обитать, в истинном своем виде и в свойственной себе крепости, только в сердце благочестивом. Подобно тому, как ме­талл тогда только получает свой блеск и силу, когда, извлеченный из недр земли, подвергается влиянию солнечных лучей, и государственные добродетели свою красоту и силу принимают только под действием духа благочестия. Только здесь общительность бывает не лицемерна, не тщеславна и бескорыстна, любовь к своему не сопровождается пустым самохвальством, муже­ство не ведет к буйству, участие не превращает­ся в злой дух партий, стремление к усовершению не принимает превратных направлений по лжеумствованию. Можно даже сказать еще бо­лее: как тело без духа мертво, так мертво обще­ство без благочестия. Церковь в обществе то же, что душа в теле, а жизнь по духу Церкви есть Жизнь благочестивая.

 Обращаясь к себе самим, братие, не знаем склонять ли себя к показанным добродетелям, или хвалить за них. Так часто и в такой силе обнаруживались они в нашем отечестве. Так много преимущества даровал нам и так час­то являет видимое Свое покровительство Сам Господь!

 Ужели этого недостаточно в основание на­шей благонадежности? Но, братие, не забудем при сем мудрого предостережения, какое делает нам апостол Павел: «мняйся стояти, да блюдет­ся, да не падет» (1Кор.10,12). По непостижимому определе­нию Правосудия Божия самохваление всегда привлекает унижение, упадок и совершенную потерю доброго свойства, которым хвалимся. И вообще можно сказать, доброе свойство до тех пор есть действительная живая принадлежность человека, пока она не замечена им самим или другими, ибо это значит, что оно глубоко сокры­то в его сердце и находится потому в хранили­ще самом благонадежном. Напротив, коль скоро оно замечено, коль скоро его показывают дру­гим, это явный знак, что оно начало выходит из глубины сердца, показалось, так сказать, на его уже поверхности и близко к похищению и поте­ре. Итак, не с самохвальством, а с опасением пересмотрим расположения своего сердца; и если в нем есть такие, кои обнадеживают долговеч­ность нашего любезного отечества, возблагода­рим Бога и в молчании будем хранить их; если они ослабевают, поспешим укрепить, если их со­всем нет, постараемся возбудить, чтоб быть, та­ким образом, не нерадивыми, а добрыми и рассу­дительными слугами нашего Богом венчанного Государя Императора, которому да приумножит Господь дни живота, и живота безболезненного для него и спасительного для отечества. Аминь.

 1855 г.

19. Слово в день тезоименитства государя императора Александра Николаевича (О благочестии наших предков. Что такое дух мира? Необходимость воспитания молодого поколения в духе веры и благочестия, противоположным духу мира)

 Обращаясь ныне с молитвами к святому Благоверному Великому Князю Александру Невскому, мы возносимся мыс­ленно в обители небесные и не можем не созер­цать там вместе с ним и все другие лики святых, перешедших туда от земли и радующихся там радостию неизглаголанною. Там святители наши, иереи и иноки, князья и княгини, бояре и вои­ны — целый облак освященных, которых возро­дила и воспитала Православная Церковь наша и которые, осеняя нас и нам всячески вспомоще­ствуя, призывают и нас неуклонно держаться пути, ими пройденного и приведшего их к тако­му блаженному концу. Как утешительно и воодушевительно такое созерцание! Нисходя от­туда мыслию на землю, к тем временам, когда они жили на ней, подобно нам, новым преиспол­ниться утешительным помышлением. Как свет­ло сияло повсюду благочестие во дни отцов на­ших! Тогда как бы небо было на земле (в Киеве в одно время было до 30 чудотворцев), и путем жития небесного шли все беспрепятственно. Тогда все порядки, все отношения житейские и обычаи так были устроены, что и не хотящих невольно располагали к добру. Благочестие не укрывалось, стыдно было не быть благочести­вым, и нечестие не смело открыто явиться на стогнах градов и весей.

 Обращаясь после этого к себе самим, к наше­му времени, спросишь, так ли идут дела у нас и среди нас? Мы, наследники достояния отцов на­ших, славившихся во всем мире благочестием, хра­ним ли этот залог как следует? Отцы наши, хваля Бога, могли говорить с Апостолом: ныне бли­жайшее к нам спасение; может ли похвалиться этим преимуществом наше время, во многом дру­гом превосходящее времена прошедшие? И во­обще какой дух господствует ныне? Предлага­ем сей вопрос не из любопытства и не по страсти все осуждать, а потому, что каков дух времени, таковы большею частию бываем и мы, и следова­тельно, или спасемся, или гибнем по влиянию его.

 Говорят, что всякое время имеет свой дух, предполагая, что много духов, как много времен. Но Богопросвещенный ум Апостола видит толь­ко два духа: дух мира и Дух, иже от Бога. «Мы же», говорит, «не духа мира сего прияхом, но Духа иже от Бога..» (1Кор.2.12). Какой же из сих двух господствует ныне? Смотря на то, что делается вокруг нас, можем решительно ответить: ныне начинает господственно водворяться среди нас дух мира тот дух, который побежден Господом нашим Иисусом Христом и должен быть побеждаем силою Его и чрез нас. Воды потопного нечестия устремляются на нас и готовы поглотить всех нас. Будем же трезвиться и бодрствовать.

 Не подумал бы кто, говоря так, мы устрашаем вас призраками, подставляем небывалые опас­ности, указываем врага, сильного, может быть, где-нибудь в другом месте, но не у нас. Дал бы Бог, чтоб это было так! И да удалится от нас этот па­губный дух на край света, и да не помянется имя его среди нас! Но посмотрите, что делается вок­руг, и увидите, что враг лицом к лицу предстоит нам, уже врывается в ряды воинства нашего и про­изводит в нем сильное смятение и опустошение.

 Ибо что такое есть дух мира?

 1. Дух мира есть дух вражды на Бога. Так говорит апостол Иаков: «не весте ли, яко любы мира вражда Богу есть? Иже бо восхощет друг быти миру, враг Божий бывает» (Иак.4.4). Вражда на Бога — какое страшное слово! Дух человека не может вынести такого расположения. С сознанием бытия Бога — всесильного и вседержащего — вооружиться против Него свойственно только сатане к полчищам его. В сердце же че­ловека так глубоко напечатлено благоговение к Богу, что отказываясь работать Ему, он скорее забывает Его, или старается уверить себя, что нет Его, нежели, веруя в бытие Его, решится вос­ставать против Него. Зная сие, враг наш и не пугает людей такими отчаянными внушениями, а сначала все устрояет так, чтоб только вытес­нить из памяти их всякое помышление о Боге и, научая их действовать противно воле Божией, держать в обманчивом убеждении, что они не вооружаются против Него. Потом от богозабвения уже переводит он их к нежеланию иметь Бога, а отсюда — к сомнениям и окончательно­му неверию. В забывшей Бога душе сознание отуманивается дымом суеты, сердце развраща­ется всякого рода порочными склонностями и страстями, голова набивается вздорными поня­тиями от слушания вздорных речей и читания пустых книг, в душе же развратившейся есте­ственно желание, чтоб не было ни Бога — Судии и Воздаятеля, ни времени суда — будущей жизни, ни даже лица судимого — души бессмерт­ной. К усомнившемуся и колеблющемуся яв­ляется на помощь суемудрие, умеющее все толковать по-своему, и безбожие водворяется в уме и сердце миролюбца. Между миролюбцами ищите Боголюбцев.

 И вот вкусившие духа мира о Боге и вещах Божественных не помышляют, не гово­рят, не пишут, а живут так, как бы не было Бога: у них почитается даже неприличным поминать об этом в кругу своем. Есть между ними класс людей с очищенными, как говорят они, понятия­ми, которые не считают зазорным при случае отпустить острое словцо на счет святых убеж­дений наших и дел благочестия, которые каж­дый месяц выпускают в печать огромные то мы, читаемые десятками тысяч, где о всем рассуждают, кроме Бога, все решают без учас­тия высшей силы, премудрой и благой, и на все решаются, не чувствуя нужды в Божественном содействии и в молитвенном к Богу обращении, где если по страху не изрыгают открыто хульного неверия и безбожия, то не боятся разными изворотами речей вливать яд сомнения и коле­бания в вере в неопытные души. Дивно ли, что среди них распространяется холодность к вере и Святой Церкви, небрежение о святых уставах ее, отчуждение от них, желание отменить и унич­тожить их потому только, что они так сильно возвещают о Боге и будущей жизни; дивно ли, что так обще у них забвение о Боге — Творце и Промыслителе, преступное помышление, что можно быть и без Бога (то есть все понять, изъяснить и устроить), что даже нет Бога, а все стро­ятся само собою?

 Есть ли это где-нибудь между нами, братие?— Если есть, то дух мира начинает водво­ряться среди нас.

 2. Дух мира есть дух взаимного между людь­ми охлаждения, разделения и враждования, в противоположность искреннему и глубокому единению, долженствующему царствовать меж­ду истинными христианами. Когда кто, увлек­шись духом мира, отпадает умом и сердцем от Бога, то естественно останавливается на себе самом и, поставляя себя целию, все окружаю­щее — и вещи, и лица — обращает в средство для своих целей. Себялюбие (эгоизм) есть не­точное начало жизни по духу мира. Кто хотя мало вкусит сего духа, начинает уже все привле­кать к одному себе, особиться от других, жить и действовать независимо — господственно. От­того холодность и равнодушие друг к другу, вза­имное опасение и подозрительность, общий страх, Держащий всех в оборонительном положении, происки и подыски для заготовления отпоров предполагаемых подрывам личных выгод, — эта непрерывная скрытная брань при видимом при­зраке взаимностей и согласия, требуемых при­личием, составляют характеристические чер­ты живущих по духу мира. Оттого, далее, куда Проникает дух мира, там общество становится грудою песка, без внутренней связи, держимого в одном месте внешними огородками и готового рассыпаться, как скоро не станет сих последних И в нем твердят об общинности (коммерческой или филантропической); но это — призрак еди­нения, который при первом столкновении инте­ресов тотчас исчезает и после неудовольствий и негодований превращается в открытую непри­язнь и вражду.

 И вот вы видите, что и у нас среди тех, кои увлечены духом мира, распространяется взаим­ная холодность, иссякает братская любовь, начи­нают разделяться муж с женою, дети с родите­лями, домы подкапываются под домы, роды — под роды, и сословия вооружаются против со­словий: миряне хладеют к духовенству, низшие классы к высшим, светско-ученые к духовно-уче­ным и обратно… всюду проходит разделение… Господи! Это ли ученики Твои, к которым ска­зал Ты: «о сем уведят, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою!» (Ин.13,35)

 Так ли это у нас, братие? Если так, то согла­симся, что дух мира начинает одолевать нас!

 3. Дух мира есть дух всесторонних похотствований, ибо «все, еже в мире, похоть плоти, по­хоть очес и гордость житейская» (1Ин.2,16), говорит Апостол. Он здесь как бы сам лично, или, по крайней мере в своих представителях, наиболее осяза­тельных, наиболее обольстительных. Когда, отпадши от Бога, останавливается кто на себе и себя поставляет целию, то кажется, будто он ста­новится господином и владыкою, а на деле он превращается в раба своих чувственных потреб­ностей и страстей, которые с неудержимостию лютых зверей вопиют об удовлетворении и вле­кут его, как связанного невольника, к своим любимым предметам, не позволяя ему прийти в себя и опомниться, чтоб видеть, откуда и куда стремится он. Глаз требует разнообразия цве­тов, картин, естественных и искусственных, ухо — приятных звуков, пения и музыки, вкус — раз­нообразия яств усладительных, осязание — мягких тканей и легких одежд, другие потреб­ности — других удовольствий, которым конца нет; все это разнообразится под влиянием тще­славия, сладострастия и житейской гордыни, и все входит в тон, в условие жизни, в закон, при­крываясь естественностию, которой будто ни в чем отказать нельзя и не следует. И вот у нас по­всюду открыты гульбища, зрелища, театры, му­зыкальные вечера, домашние представления, живые картины, концерты, балы, фейерверки, увеселительные сады, куда всех приглашают без различия пола и возраста, без различия воскрес­ных дней, праздников и постов. Сотни рук за­няты описанием и живописным изображением всего этого, в сотнях листов газет и журналов где наперерыв стараются представить все это в самых привлекательных и обольстительных красках. Все это пред очами нашими. Видите ли, как одолевает нас дух мира и, совлекая с нас целомудренную одежду жития христианского облекает в срамные рубища похотливых дел и обычаев.

 4. Дух мира, наконец, есть дух гонения и пре­следования всего святого, небесного и Божествен­ного. «Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы; якоже от мира… избрал вы… сего ради ненавидит вас мир» (Ин.15,19) говорит Господь. Враждую­щий на Бога мир не может терпеть ничего, что носит печать Божественного происхождения и напоминает о Боге; потому теснит и гонит из своей области дела веры и благочестия. Князь мира как бы издал тайное повеление, чтоб никто не смел являться в его царстве с такими дела­ми. И вот все, хотя и нехотя, слушают его и бо­ятся открыто обнаруживать веру свою. Гонение на дела веры — в православном царстве!! Уди­вительно, однако ж это так есть. Кто-то гонит их и преследует повсюду, хотя и не может ука­зать никто определительно самого гонителя. Ибо судите, что делается среди нас и даже нами самими?! Вы идете по улице, встречаете храм Божий, желали бы остановиться и сотворить кре­стное знамение, но руки не служат вам, и вы ми­нуете церковь Божию так. Не чувствуете ли, что кто-то связал вас стыдом и не позволил вам об­наружить своего благоговения к храму Божию? Не стеснение ли это? Иному случится сидеть в беседе, в кругу людей образованных, он желал бы начать речь о Боге и делах Божиих, но боит­ся даже намекнуть о том. Кто-то вяжет язык и налагает молчание на уста его. Не запрет ли это какой-то? Иной берется описывать какое-либо происшествие: видит ясно руку Божию, действо­вавшую в нем, но не имеет смелости выставить это на вид и скрывает истину Божию, боясь кого-то. Не гонение ли это? Иной желал бы освятить какое-либо предприятие церковным молитвословием, но боится сделать это гласно, потому или совсем оставляет сие освящение, или делает его тайно, чтоб не видали. Иной желанием желает поговеть и приобщиться Святых Тайн — даже в пост; но боится совершить это святое дело от­крыто, потому или прячется с ним, или от неус­тойчивости оставляет его. Есть лица, которые стыдятся в храм Божий ходить и, пришедши в храм, держать себя как прилично христиани­ну. Что же все это, как не гонение? Если с де­лами веры и благочестия боятся явиться в об­ществе, пред всеми,— это значит, что они там Исключены из числа дел позволительных, что их преследуют, гонят. Гонитель невидим; но гонение видимо и всеми испытывается. Кто же сей невидимый? Это дух мира, наводящий на всех тайный страх. Князь мира грозит всякому, кто бы дерзнул явиться в его области не с его дела­ми. И вот все, по магическому слову: что ска­жут,— не зная, кто и что скажет,— боятся от­крыто обнаруживать в делах святую веру свою. А слова и дела по духу мира открыто являются на стогнах града. Их творить не стыдятся и не боятся, они, как у себя — дома (Пс.54,1-11). Не очевидно ли, что дух мира одолевает нас и мы преклоняемся пред ним? Но так ли этому следует быть среди нас, к которым сказал Господь: «Дерзайте, яко Аз победих мир?» (Ин.16,33). И где же победа, победившая мир,— вера наша?! Вот братие, какая тлетвор­ная образуется вокруг нас атмосфера! Все это вы знаете, видите, испытываете. Сознаем же и опасность своего положения, опасность того, что в таком обилии размножаются вокруг нас па­губные стихии духа мира, и будем трезвиться и бодрствовать. Прелесть мира никогда не при­ступает к своим жертвам в своем собственном виде отвратительном и под своим собственным именем мерзким, а всегда облекается в какую-нибудь привлекательную одежду. Иное здесь прикрывается высшим образованием и тоном, другое — сознанием своего достоинства и необходимостью стоять за себя, иное — требовани­ями естества или века, то — условиями жизни, это — отрешенностию от предрассудков и про­чее. Правда, и эти маски не столько благообраз­ны, чтобы могли пленить рассудительного, и эти покровы не столько непрозрачны, чтоб сквозь них нельзя было увидеть мерзостей мира. Но они могут обаять. Дух мира обуморителен (приводящий в исступление). В дей­ствиях своих он походит на такой заразитель­ный воздух, который отнимает сознание и пора­жает насмерть прежде, чем успеет кто ощутить пагубное его приражение. Будем же вниматель­ны! Удалимся из среды сей и нечистоте ее не позволим себе прикасаться.

 Удалимся не телом, а духом, ибо иначе над­лежало бы нам оставить землю, когда все кажет­ся преисполнено тем же духом,— удалимся не бегая, а противостоя. Живя вместе с людьми, исполненными мирского духа, мы не можем не встречаться с сим духом лицом к лицу; но бу­дем встречать его не с покорностию послушных рабов и не с малодушием бессильных и отчаян­ных, а с ревностию истинных христиан. К борь­бе призывает нас Господь. Да не устрашают нас трудности и неудобства сего подвига. Не забу­дем, что и всякое время имеет свои удобства и неудобства ко спасению. Но ни неудобства не отнимают спасения, ни удобства не дают его сами собою. Все зависит от склонения нашей воли и от влечений нашего сердца. Пусть ныне преоб­ладает во всем дух мира, и над всеми почти вок­руг нас господственно возвышается князь мира все же он господствует над хотящими покорять­ся ему и тиранствует над теми, которые добро­вольно отдают себя ему в рабство. Не похочем (не будем желать страстно), и он не преодолеет нас; воспротивимся, и он от­ступит от нас. И чем более будет нас, сопротив­ляющихся ему, тем более будет сокращаться об­ласть его среди нас; и если б все мы единодушно восстали и сказали сему обольстительному духу мира: отойди от нас, путей твоих ведать не хо­тим, то и следов его не осталось бы ни в наших семействах, ни в наших городах и весях, ни во всем царстве нашем. Станем же, братие, препоя­сав чресла наша истиною, — в броне правды, со щитом веры, в шлеме упования спасения и с ме­чом слова Божия, — и мужественно начнем брань с духом мира, всюду разливающимся и все по­глотить старающимся. Этому духу богозабвения и неверия противопоставим хождение в очисти­тельном страхе Божием, живую веру и жизнь по вере, храня умы свои от колебаний и сомнении и сердце от страстных увлечений, молясь о просвещении и тех, которые имеют уже несчастие быть запутанными в обольстительные и призрач­ные сети богоборного и неверующего мира. Духу мирского взаимоохлаждения и разделения про­тивопоставим братскую любовь друг к другу, без различия званий и состояний,— любовь в Гос­поде нашем Иисусе Христе, возлюбившем нас и за нас себя предавшем, как дети одного Отца, единым Духом в единой купели отрожденные, единою нетленною пищею — Телом и Кровию Господа питаемые, в единой ограде Церкви со­держимые и едиными несомненными надежда­ми одушевляемые. Этой всесторонней похотли­вости плотской противопоставим трезвенность, воздержание во всем и приличное христианам самоумерщвление, веруя, что рай наш не на зем­ле, а на небе, где восседит одесную Бога Господь и Спаситель наш и ждет к Себе всех, труждающихся в хранении жизни по Духу Его. Эту малодушную робость и несмелость ходить от­крыто в делах веры и благочестия прогоним не­поколебимою уверенностию в нашей правоте, веруя, что мы ходим и воинствуем под знаменем Того, Который болий есть, нежели иже в мире, и в уповании на Которого Церковь, воодушевляя всех нас, поет: дерзайте убо, дерзайте убо, людие Божий: ибо Той победит враги, яко всесилен.

 Но не в одном личном удалении от духа мира и сопротивлении ему должны состоять добрые труды наши. Нам надобно помыслить и о будущем. Как сами мы получили часть добра, приготовленного нашими предшественниками, так и мы в свою очередь должны позаботиться о том чтобы приготовить доброе наследие родам пос­ледующим. Как это? — Чрез воспитание моло­дого живущего среди нас поколения в духе веры и благочестия, противоположном духу мира. Князь мира, оставляя твердых и опытных му­жей и старцев, свое око смертоносное и тлетвор­ное обращает преимущественно на юношество, чтоб, растливши его, и в настоящем расширить область свою, и на будущее подготовить себе усердных делателей. Но где более опасности от врага, там надо устроять и крепости. Обратите же, братие, все ваше внимание на воспитание детей и предохраните их от увлечения духом мира. Зло, о котором говорим, пока еще не так всеобъ­емлюще. Оно растет и будет расти от поколе­ния в поколение оттого, что успевает в юные лета заражать людей порчею, которую трудно уже бывает исцелить под старость. Напротив, оно должно умаляться, сокращаться в объеме и со­всем прекратиться, если, оставляя сходить со сцены жизни устарелых миролюбцев, мы будем предохранять от сей заразы, по крайней мере, юных, укрепляя их в вере и добродетели. Да даст Господь родителям, воспитателям и всем, в руках которых воспитание нашего юношества, сие благое помышление и ревность привести его исполнение. Одним этим и, надобно сказать, этим только одним и можно изгнать из среды нас внедрившийся уже между нами разруши­тельный дух мира.

 Паче же всего прольем слезы молитвы к По­дателю, всякого доброго дара — Богу и Господу нашему Иисусу Христу, Победителю мира, да воздвигнет Он среди нас делателей благих, рев­нителей веры и благочестия, и да изведет их на делание Свое, чтобы и живым словом, и писани­ями, и делами они просвещали умы наши, благоустрояли жизнь нашу и прогоняли обаятельное опьянение, навеваемое на нас лестчим (обманчивым) духом мира. Благочестивейшему же Государю Импе­ратору Александру Николаевичу, столько пеку­щемуся о благе нашем, да дарует соответствен­ную доброму произволению Его мудрость и силу предохранять нас и воспитание наше, и порядки жизни нашей от сего тлетворного духа молитва­ми святого благоверного Великого Князя Алек­сандра Невского и всех святых. Аминь.

 1858 г.

20. В день тезоменитства наследника цесаревича Николая Александровича (Три зла – настоящие, три зла – ожидаемые, и откуда нам ждать от них спасения)

Празднуя Святителю и Чудотворцу Ни­колаю — образцу ревнивого духа по святой вере Божией и по правде госу­дарственной, — не забудем усердно помолиться ему, чтоб — он, ближайший покровитель и блю­ститель соименного ему благоверного государя цесаревича, наследника Всероссийского престо­ла, тем же духом преисполнял и его и тот же дух возращал и укреплял и в народе, подготов­ляемом к его царствованию. Ибо тут корень — и крепости внутренней, безопасности внешней и всестороннего благоденствия и мира.

О себе, о том, что теперь у нас есть, мы не можем не сказать: «Благодарение Господу!» Мы счастливы своею удельною мерою счастия, но пе­рейдет ли сие счастие и в будущее?! Возвысит­ся оно или совсем иссякнет?! Не одно праздное любопытство спрашивает: «Что ждет нас впере­ди, или — если не нас, то преемников наших?!» Человеку так естественно надолго упрочивать свой быт, что он не может отказать себе хоть в косвенном, применительном, решении сего во­проса. Что же на него сказать?

Если сказать: впереди, конечно, будет или хорошо, или худо, — кто этим удовлетворится? Если даже прибавить к сему: будет хорошо, если сами будем хороши, и будет худо, если сами бу­дем худы,— то прояснится несколько дело, но не представится в определенности, устраняющей всякое недоумение. Ибо — что значит быть хо­рошим и что значит быть худым в отношении к быту общественному?! Всякий решает это по-своему, и как решает, так и действует. Но не всякое решение есть решение доброе, хотя ни один решающий не имеет в виду очевидного зла. И вот на этот-то случай благовременно восстает в мысли лик Святителя Николая и в духе своем указывает руководственное правило и для нас, и для последующих родов наших, именно: в духе ревности по святой вере и по правде государ­ственной. Кто исполнен сим духом, тот найдется во всякое время и во всяких обстоятельствах, как быть хорошим и как действовать хорошо, в упрочение общественного благоденствия.

Правило это не требует долгих пояснений. Другими словами оно значит: «Живите смирен­но по-христиански, любите престол и отечест­во—и будете сами благоденствовать и переда­дите сие благоденствие потомству своему». По­смотрите кругом! Кажется, у нас все так и есть. И благодарение Господу! Но приходит мне на мысль указать вам нечто в предостережение, —потому что ведь оружие готовят и учат воевать против врага во время мира.

Слава Тебе, Господи! В настоящее царство­вание одно за другим вводятся новые учрежде­ния,— одно другого благодетельнее. Под влия­нием их будущая Россия «обновится, яко орляя юность» (Пс.102,5). Но по образу бытия текущего мира к добру всегда у нас примешивается зло. И вот тут-то смотреть надобно, — и смотреть, чтоб, если уже нельзя без зла, по крайней мере, оно было так мало, что не могло бы вредить добру.

Не связывают ныне у нас мысли и не пеле­нают ее, как дитя. Это не означает разреше­ния — думать как хочешь, а побуждение — са­мостоятельно дойти до того, как думать должно. Норма же, как думать должно, уже предначер­тана,— и отступать от нее не дается разреше­ния. Между тем можно не понять сего благого намерения и дать ему простор ничем не стес­няться — ни земным, ни Небесным. Позыв на это очень соблазнителен и способен распространяться быстрее всякого поветрия. А зла от не­го — бездна. Нет злее силы,— как мысль, ни­чем не обуздываемая. Вот и смотреть надобно, чтоб необузданность мысли не охватила всех; и если уж нельзя без сей язвы, — разве бы уже кто-кто подвергался ее заразе.

Указываются ныне и покровительствуются новые способы к расширению благосостояния каждого лица и целых обществ. Это не означа­ет, что поставляется в общегодный закон: «душе… яждь, пий и веселись» (Лк.12.19); а только предначертывается довести нас до того, чтоб нам легче и ско­рее можно было удовлетворять житейским по­требностям и потом больше иметь времени на попечение о душе и приготовление ее к Вечной Жизни. Между тем и это благое намерение мо­жет быть не понято. Можно пристраститься к одним благам земным, а к другим, высшим, по­терять всякий вкус и позыв. Отсюда чувствен­ность необузданная — язва гибельная, подоб­но первой, но еще более ее соблазнительная. Вот и надо смотреть, чтоб страсть к одним чув­ственным наслаждениям не охватила всех; и уже если нельзя искоренить ее у всех,— чтоб она где-где прорывалась робко, как недозволен­ное исчадие, а не ходила, подняв голову, по сто­гнам града.

Дается ныне часть самопопечения и самоу­правления — нам самим. Это не означает, что дается позволение: «Делай все, что душе твоей угодно», а только дается знать: «Не все же вас няньчить, пора вам и самим о себе подумать и себя устроять», — по общему, однако ж, из одно­го центра исходящему — начертанию, которое все частные заботы и труды направляет к одно­му и объединяет все тело государственное.

Между тем и это благое намерение может быть не понято. Опыты самоуправления по ука­занной форме могут родить позывы на самоу­правство без всяких ограничений. Позыв этот тоже способен увлечь многих и даже обобщить­ся—и потом разрушительно обнаружить свое требование и силу свою. Вот и надобно смот­реть, чтоб не проникла к нам необузданная свобода действий; и если уже нельзя совсем заглушить ее у всех, то всячески не давать ей расширяться — окрепнуть до сознания своей силы. Пусть теряется в ничтожестве пред ог­ромным большинством охотно подчиняющихся одною волею начертываемому устройству.

Все сии опасности, конечно, еще впереди; не придуманы, однако ж, они нарочно, с натяжкою, а неизбежны почти, если не будем внимать. При невнимании быстро разовьется у нас необуз­данность и мысли, и чувственности, и свободы и, конечно, принесет плод по роду своему. Не подумайте, что выставлять их на вид заставляет привычка к старинным приемам нравоучения — и что зловредность их есть мечта меланхолии, привыкшей на все мрачно смотреть из келейно­го уединения. Можно сказать: посмотрите и уви­дите. Да и без указания,— разве вы не видите сами? А как эти настроения зловредны — може­те изучить на народе, за полвека пред сим под­вергавшемся разрушительному их действию. До сих пор он никак не оправится и не установит­ся, и если являет ныне некоторую внешнюю бла­говидность, то только благодаря железным це­пям, в которые закован рукою самоизысканной, но едва ли навсегда прочной власти. Нет, — не в том утешение наше, будто всё это напрасные страхи, а в той вере в Божественное Промышление и особенное Божие попечение о православ­ном царстве нашем,— по которой убеждаемся, что Бог не попустит разлиться у нас сему трех-составному яду или возобладать нами этому трех­главому змию из бездны. А если и случится, что сии стихии зла как-нибудь размножатся между нами и возрастут до того, что могут быть опас­ными, всегда Он поставит нас в такое сочетание обстоятельств, которое вполне отрезвит нас и в свою меру и в свой чин поставит все силы и на­правления духа нашего.

Условие, однако ж, и при этом все одно — преобладающий дух ревности по вере и правде государственной. Этот дух удивительною обла­дает силою — держать все в своем порядке — и образует чутье, которое выведет из самых запу­танных и затруднительных обстоятельств. Да­руй, Господи, чтоб он сохранился у нас навсегда живым и действенным. В сем отношении можно бы обвеселять себя благонадежием, полагаясь на господствующее у нас Православие, но на­стоящее общественное у нас направление и на­строение — даже для простого наблюдения — представляет немало такого, что отгоняет покой и колеблет страхом. Позволяю себе сие — не скрытое — сказать прямо. Высший — образован­ный — класс уклоняется в неверие; иной гласно не стыдится объявлять себя невером, а иной внешно кажет себя не чуждым веры, а внутренно давно невер; низший класс — простой народ — увлекается в раскол; остальных — не большая ли половина страдает равнодушием. Неверие, равнодушие к вере и раскол — наши совре­менные болезни, — которые тем опаснее, что рас­пространяются и заражают незаметно. Если ос­тавить их свободно развиваться, они скоро раз­делят между собою всю православную Русь. Тогда негде будет витать и действовать духу спа­сительной ревности по вере и правде государст­венной. А без него откуда нам ждать спасения?!

Когда поставишь эти три зла — настоящие — в связи с теми тремя — ожидаемыми, — не удер­жишься от возгласа: что же делать и что пред­принять? Будем молиться, чтоб Господь испра­вил нас, чтоб Сам воздвиг деятелей, способных уврачевать настоящие наши немощи и предот­вратить будущие. К сему прибавим и свое не­большое содействие, именно: видишь зло — не поддавайся злу, но попекись удержать от него даже и ближнего своего. Если всякий начнет отклоняться от зла, злу не будет места между нами. Добро же тогда воцарится само, ибо ему предопределено царствовать в нас. Аминь.

6 декабря 1864 года

21. Пред панихидою о наследнике цесаревиче Николае Александровиче (Скорбно, братие, глубоко скорбно!)

И не время бы теперь слову, ибо скорбь, стесняя сердце, вяжет мысль и язык. Но от той же скорби не мог я и удержаться, чтобы не сказать вам что-нибудь, хоть не умею сказать ничего более того, что уже есть у всех вас на душе.

Скорбно, братие, глубоко скорбно! Скорбно ради скорби благочестивейших го­сударя и государыни.

Скорбно ради потери возлюбленного нашего наследника.

Скорбно ради измены десницы Всевышнего в управлении государством нашим.

Перенесемся мыслию туда — к смертному одру почившего! Его окружают государь, госу­дарыня, все августейшее семейство, избранная уже подруга жизни, так рано изжитой, мать ее и брат. Сами можете себе нарисовать картину того, что там происходит. Государь император ве­лел известить своих любезных верноподданных, что он и государыня с умилением и покорностию переносят постигшую их скорбь и прекло­няются пред неисповедимыми определениями Промысла Божия. О, кто не знает высокого ду­ха нашего благосердого царя и нашей благосердой царицы! Но и они — отец и мать, и от сердца верных им сынов и дщерей России не может укрыться тягота томящей их скорби. Их же скорбь — наша скорбь, и кто не разделяет ее ныне?

Вот почему прежде сего вознесем ныне мо­литвы ко Господу, все устрояющему, да вселит Он в сердце государя и паче государыни, а с ними и всех, кои там, дух благодушия так глу­боко, как глубока скорбь их, и осенением его да растворяет и погашает всякое воскипение печали, возмущающее круговорот жизни и тела, и души.

Но, братие, скорбь сия еще ближе к нам. Смерть — общий удел наш. Но есть смерть ран­няя и поздняя. Есть смерть — предел жизни простой, и есть смерть — предел жизни очень дорогой. Пред нами ранний предел жизни, столь­ко нам драгоценной и нужной. Как перенести его без глубокой скорби?! Даровал нам Господь Бог наследника. Град сей знает, каков он! И мы возлюбили его и столько времени на нем почи­вали будущими надеждами своими. Нет теперь любимого, и меркнет свет надежд наших. Вот и туга сердца! Мы любим уже и преемника его и также уверенно будем на нем основывать бла­гие ожидания свои. Но возлюбленного уже все же разлюбить — не разлюбим, и лишения его забыть — не забудем, и в равнодушии не похо­роним его. Вслед его, за пределы гроба, пошли мысль наша и сердце, и удержим их там. Пусть вместе с ним стоят они теперь дерзновенно у Престола Божия и за него молят милосердого Господа — милостиву быть к нему, простить ему все согрешения и отверзть для него двери рая к принятию его в вечные обители.

Но и опять подумаем о том, что такое сдела­лось! Жизнь цвела и взята, можно сказать, мгно­венно, — жизнь, от которой должен был произой­ти целый ряд царей. Теперь определится новее преемство престола, и дастся новое направление царственной линии. Не виден ли здесь особен­ный перст Божий? Не видна ли промыслительная «измена десницы Всевышняго» (Пс.76,11) устрояющего судьбы народов чрез подаваемых Им царей? Станьте теперь у сей исходной точки нового ря­да событий: и что можете сказать на неотрази­мую потребность сердца — определить, чего ради сия измена и чего ожидать нам от нее впереди? Будущее и так мрачно, но здесь мрак его усугуб­лен. Обычно оно объяснялось несколько в сем отношении давно неизменным у нас порядком преемства, а тут нечаянный поворот возбуждает только вопросы, на которые робкая и недалекая наша мысль не смеет давать ответов; завеса, от­деляющая нас от того, что впереди, становится еще непроницаемее. Стоя пред лицом этой не­проницаемости, где найдем опору и успокоение мятущемуся от скорби духу своему? В одной совершенной преданности в волю Божию. Ве­руем, что человеколюбивый Господь благопромыслительно взял одного наследника престола и благопромыслительно же дает другого. У гро­ба наследника престола паче, нежели когда, при­лично нам молитвенно взывать: «буди воля Твоя, Господи!» (Мф.6,10; 26,42) И не это ли хотел внушить нам госу­дарь своею полною покорностию неисповедимым определениям Промысла Божия?!

Дивны дела Божий! И «кто уразумеет ум Господень?» (Рим.11,34). Но когда такое значительное изме­нение в нашем государстве промыслительно до­пущено или совершено в период существенных у нас изменений, то нельзя не поставлять перво­го в связи с последним. Кто знает, что было бы без сей перемены и что еще будет вследствие ее? Всяко, однако ж, сим печальным и, можно сказать, грозным событием не дается ли нам вра­зумительный урок: «Смотрите, осторожнее из­меняйтесь. Изменяйтесь к лучшему во внешнем быте, как покажется вам лучше, но не покушай­тесь изменять того, что вашего же ради вечного блага свыше учреждено среди вас». Вот смот­рите: «надлежит человеку единою умрети, потом же суд» (Евр.9,27). Оправдание на Суде одно — в Господе, Спасителе нашем; а с Ним в общении бывают только верою в Него и жизнию по вере, зрею­щею силою Святых Таинств, под влиянием всех молитвенных и освятительных чинов Святой Церкви. Вот это все и оставьте неизменным. Се единственный путь к блаженной кончине и к оправданию на Суде, дающему вход в блажен­ную вечность.

Кто не согласится, что подобное напомина­ние, и напоминание в сильном, как видите, тоне, очень для нас благовременно. Всё стали у нас изменять, и так раздражили позыв к изменени­ям, что очень многие стали изменять и святой вере. Пошли неверие, расслабление нравов и холодность к Церкви — это отчуждение от пред­метов, столько дорогих Господу.

И вот ныне говорит как бы Господь: «Вы отвергаете то, что Мне дорого, и Я беру у вас то, что вам дорого, — дорогого вам наследника престола». «Вразумитесь» же, продолжим урок Гос­подень, «вразумитесь и не будьте как конь и меск, имже несть разума» (Пс.31,9).

Что, наконец, касается до вечной участи по­чившего, то с уверенностию можем приложить к нему слова песни: «Блажен путь, в оньже идеши днесь… яко уготовася тебе место упокоения». Вы лично знали государя наследника, кроткого, смиренного, внимательного к нуждам других, ве­рующего, благоговейного, терпеливого, богопреданного. А о таковых что положено? «Яко тех есть Царство Небесное» (Мф.5,3). Кто, конечно, без греха, «аще и един день жития его на земли?» (Иов.14.5) Но Испо­ведь очистила его грехи, и Причащение Святых Христовых Тайн соединило его с Господом. Ве­руем, что он помилован и принял, несомненно, залог оправдания. Что и после сего осталось за ним, наш долг восполнить усердными о нем мо­литвами, которые отныне и начните вместе с Церковию возносить о нем к Престолу милосердого Господа. Аминь.

 13 апреля 1865 года

22. Пред прочтением манифеста о назначении нового наследника, ныне о Бозе почившего Александра Александровича (Царь правит царством. Сам же управляется сердцем, коим правит Господь)

Начали мы нынешнее священнодействие печальным молитвованием, а окончим его благодарно-радостным, разделив то и другое приношением Бескровной Жертвы, в которой всякая печаль растворяется утешением и всякая радость освящается Небесными благо­словениями. Это точный образ настоящего на­шего положения, в котором, еще омрачаемые скорбию о смерти почившего наследника, слы­шим от высочайшей воли исшедшее утешитель­ное провозглашение преемника ему. Наше по­ложение похоже на то, как бывает в природе, когда в сумрачный день солнце, пробиваясь сквозь облака, лик свой показывает земле. Еще мрак не сошел с лица земли, а свет солнца спе­шит уже обвеселить чувствующие твари. Еще мы в печали о потере первородного наследника, и вот дается нам другой преемник его и прав, и достоинств, и надежд. Пусть и при этом печаль все еще не отходит от сердца, но можем ли ска­зать, чтоб и радостное обнародование не осеня­ло нас свойственным ему утешением! Радость не вытесняет печали. И не следует быть сему; пусть родственно пребывают они вместе в од­них и тех же сердцах ради родственности лиц, о которых у нас и печаль, и радость.

Кто помнит, чтоб у провозглашения наслед­ника престола было когда отнимаемо у нас обвеселяющее действие, как ныне? Да не подума­ет, однако ж, кто, что в этом есть какое-либо печальное предзнаменование. Напротив, тут так ясно печатлеется указание свыше на мирный исход печали и мирное воцарение радости. Ма­нифест нынешний — что радуга при Ное! (Быт.9,13-14,16) При­помните, что тогда было. Еще следы потопа так были повсюдны на земле. Но принес Ной жерт­ву Богу, и Бог изрек милостивое определение, что потопа не будет более, что отселе будут че­редоваться день и ночь, весна и лето, сеятва и жатва. «И знамение завета» сего… — говорит Гос­подь,— «дугу Мою полагаю во облаце» (Быт.9,12-13). Постиг­ла нас скорбь, сокрушались мы и сокрушаемся, молились мы и молимся — и вот указывается нам провозглашение нового наследника престо­ла, как бы радуга, предвозвещающая минование скорби и скорое наступление желаемых и чае­мых утешений.

Не знаю, как в других местах, а в отношении к нам я вижу подтверждение добрых указаний в этом непридуманном совпадении провозгла­шения нового наследника с празднованием Пре­половения — дня, радостно встречаемого и весе­ло провождаемого. Мы исходим на воды, коими утоляется жажда, Господу взываем: «Жаждущую душу мою благочестия напой водами» — и Гос­пода провозглашающего слышим: «жаждай да грядет ко Мне и да пиет» (Ин.7,37). Так и готова при этом нарисоваться в уме картина имеющих изойти от государя цесаревича в будущем его царствова­нии благодетельных учреждений, коими, как обильными водами, будет утоляться наша жаж­да, всякая потребность житейская, гражданская, промышленная, ученая, художественная, паче же религиозная. По крайней мере не сильно ли это оживить наши надежды и утвердить покой? И даруй, Господи, чтобы все сыны России успо­коительно основались ныне на сих благих же­ланиях и ожиданиях и нового наследника при­няли сердцем открытым, окружив его любовию и молитвами.

Молились и молимся мы о почившем наслед­нике, да вселит его Господь там, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание». И о новом наследнике, благоверном государе цесаревиче Александре Александровиче, начнем молиться, да приготовит ему Господь царствование мирное и цветущее, в котором, сколько можно, менее было бы болезней, печалей и воздыханий, — если уже нельзя совсем не быть им на земле,— вознаг­раждение за этот траур, в котором мы покорно приемлем его, наследника престола, и он благо­словенно вступает в право престолонаследия. Да ниспослет ему Господь с Престола Своего приседящую премудрость, да сущи с ним тру­дится и указует ему, что есть благоугодно пред Богом. Царь правит царством. Сам же управля­ется сердцем, коим правит Господь. Будем мо­литься, чтобы сердце государя цесаревича так образовалось, чтоб всегда было достойно быть держимым в руце Божией и управляемым от Него. Царь восседит на престоле и мановением своим указывает пути для народа своего. Даруй, Господи, наследнику нашему стяжать такую острозоркость, чтоб в свое время он всегда верно постигал пути Промышления Божия и по ним направлял шествие народа своего, ибо только такое шествие благословенно и блаженно. Вы­соко восседит царь, видит и свое все, и все сопре­дельное. Но есть сокровище, сокрытое на земле нашего царства, такое сокровище, пред которым все царства — ничто. Даруй, Господи, наследни­ку нашему узреть сие сокровище и возлюбить его, чтоб в свое время блюсти его как зеницу ока, никому не позволяя и мыслию сопоставлять с ним что-либо чужое, а тем паче о нем самом ду­мать и говорить не по величию и цене его.

Сими молитвенными желаниями освятим ны­нешний день, братие, примирение в них находя противоборству внутренних чувств наших, кои и новой радости всей предаваться не смеют, и полною печалию печалиться не находят умест­ным, и, воздав всякому свое, успокоимся в пре­мудрых промыслительных распоряжениях о нас в Троице Святей поклоняемого Бога нашего. Аминь.

28 апреля 1865 года