ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений свт. Феофана
ПЕРЕЙТИ на главную страницу сборника «О падении Адама и Евы»

1. В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ
** В неделю мытаря и фарисея (не надейся на свою праведность)
** В неделю мытаря и фарисея (самодовольство и самооправдание – это самая пагубная прелесть)
** В неделю мытаря и фарисея (убеждение усовестить душу возыметь стыд и омерзение ко греху и греховному состоянию своему)
** В неделю мытаря и фарисея (из чего слагается полная праведность, или всеобъемлющая добродетель)

2. В НЕДЕЛЮ БЛУДНОГО СЫНА
** В неделю блудного сына (Покаяние – вот прямой и незаблудный путь спасения, а не праведность)
** В неделю блудного сына (Церковь хочет возвесть нас до воодушевленной решимости, оставляя грех, идти путем правым к Отцу Небесному)
** В неделю блудного сына (что значит пробудиться от сна греховного)
** В неделю блудного сына (О покушениях и уловках врага, ищущего поглотить всякого ревнителя добра и чистоты)

3. В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ
** В неделю мясопустную (О Страшном Суде)
** В неделю мясопустную (Нарисуем в уме нашем картину Суда Страшного и будем носить ее непрестанно)
** В неделю мясопустную (Тайна подготовления оправдательного решения на Страшном Суде)
** В неделю мясопустную (О Втором и страшном пришествии Господа нашего Иисуса Христа (сокращенно из слов святого отца нашего Ефрема Сирина на второе пришествие))

4. В НЕДЕЛЮ СЫРОПУСТНУЮ
🎧 ** В неделю сыропустную (Основное чувство сердца есть грусть: природа наша плачет о потерянном рае)
** В неделю сыропустную (о деле памятования о том, откуда ниспали мы)
** В неделю сыропустную (в пост в последний раз дано нам время на покаяние)
** В неделю сыропустную (пост представляется мрачным, пока не вступают в поприще его)

1. В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ

В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ (не надейся на свою праведность)

Вот снова подошли приготовительные к Великому посту недели! Благодарение Господу, сподобившему нас дожить до сего времени душеспасительного! Помолимся, да поможет Он нам и воспользоваться им, по Его благим о нас намерениям. В сем отношении, впро­чем, не нахожу нужным много говорить вам. Не в первый раз встречаете вы время сие; не раз слышали объяснение значения сих дней и ука­зание того, что должно взять себе от них в урок; не раз, верно, и самым делом испытали, как про­водятся они на созидание себя и как проводятся на разорение. А при этом какая нужда в про­странных наставлениях? Довольно сказать: братие и отцы, сотворите так, как уже знаете, как внушает вам ваша совесть и учит ваш опыт, толь­ко чтоб все обращалось в созидание ваше и спа­сение душ ваших.

При всем том не хочу, однако ж, оставить вас без каких-нибудь, хотя общих, напоминаний в руководство к спасительному препровождению наступившего времени.

Есть больные, которые ездят лечиться на воды. Как издали начинают они помышлять о предстоящем путешествии и как заботливо под­готовляют все, чтоб скоро и удобно доехать до целительных вод и сколько можно плодотвор­нее воспользоваться урочным временем лече­ния! Вот и у нас приближается свой курс спаси­тельного врачевания душ наших — святой пост. И мы будем здесь и купаться в слезных водах покаяния, и принимать внутрь многоцелебное врачевство — Тело и Кровь Господа нашего. Надобно готовиться к нему и нам, и притом сколь­ко душа выше тела, столько наша забота о сем должна быть сильнее и действеннее, чем у тех.

На первый раз нет нужды многим себя обре­менять. Позаботимся только войти в намерения матери нашей, Церкви, и воспроизвесть в себе указываемые ею приготовительные расположе­ния. В пост будем трудиться над очищением сво­ей совести и исправлением своей жизни. А как успешность сих трудов зависит от умягчения сердца сокрушением, то вот Святая Церковь за­ранее и предрасполагает нас к сему чувству и разными способами хочет возбудить и укрепить его в нас. Ныне притчею о мытаре и фарисее она внушает нам, что самый верный путь к сокру­шению есть уничтожение в себе фарисейского самомнения и укоренение в сердце мытарева по­каянного вопля: «Боже, милостив буди мне греш­ному» (Лк.18,13). В следующее воскресенье притчею о блудном сыне она научает, что как бы ни было глубоко чье падение, но, если он с сердцем сокрушенным и смиренным обратится к Господу, вопия: «не достоин называться сыном Твоим; прими меня в число от наемников Твоих» (Лк.15,19), будет принят в объятия Отца Небесного многомилостивого. Если б чья душа оказалась слишком окамененною и нечув­ственною, Святая Церковь, далее, хочет сокру­шить ее, живописуя Страшный Суд. Если же кто так свыкся с своим унизительным в грехе состо­янием, что стал бы считать его натуральным своим положением, и не воображая лучшего,— Святая Церковь воспоминает для такого паде­ние прародителей; чтоб раздражить в сердце его скорбь о потерянном и возбудить ревность к воз­вращению его, приводя на мысль, как оно было велико и как потому стоит пожалеть о нем и всячески потрудиться, чтобы опять соделаться обладателем его.

Вот намерения Святой Церкви Божией! Вой­дите в них и ходите по указанию попечительной матери своей!

На нынешний день и на всю следующую не­делю возьмем урок у мытаря и фарисея и будем изучать его. Он короток: не надейся на свою праведность, но при всем богатстве добрых дел всю надежду спасения полагай в милости Божией, из глубины души вопия: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Смотря на фарисея — укоренного, не думай­те, что дела правды, благочестия, благотворитель­ности и строгого воздержаний ничего не значат пред очами Божиими. Нет! Господь укорил фарисея не за дела, а за то, что он начал хвалиться ими, что на них одних основал всю свою надеж­ду, забыв о грехах, от которых, конечно, не был свободен. Равно, смотря на мытаря, не подумай­те, что грехи маловажны пред Богом. Нет! Гос­подь хвалит мытаря не за то, что он грехами своими поставил себя в такое состояние, что и на небо воззреть не был достоин, а за то, что, доведши себя до сего злым произволением сво­им, он жалел и сокрушался о том, в одной мило­сти Божией чая обрести себе избавление,— хва­лит за этот поворот от греха ко Господу, за дух смирения и болезнования сердечного, в коем взы­вал: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Взявши теперь истинное от того и другого лица, мы получим такой урок: трудись и работай Господу усердно, по всей широте заповедей Его; но надежду спасения полагай — всю — в единой милости Божией. Ты никогда не дойдешь до того, чтоб всегда и во всем быть исправным пред очами Божиими, потому, при всей кажущейся ис­правности своей, не переставай взывать из серд­ца: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Вот урок: напечатлейте его в сердце своем! В пособие вот что сделайте: пробегите в мыслях коротко жизнь вашу и посмотрите, есть ли в ней грехи; грехи — словом, делом и помышлением? О, конечно, найдется их многое множество! Но если так, то как не взывать каждому: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Соберите потом все дела свои добрые или те, кои самохвальство паше считает добрыми, и смот­рите, много ли их окажется? Сколько могли мы и сколько должны были сделать в триста шесть­десят пять дней года; а что сделали?! И эту ли малость выставлять на вид, трубя: «я не таков как прочие» (Лк.18,11),— особенно когда против нее стоят без­закония, им же нет числа! Ибо из двадцати четырех часов каждого из трехсот шестидесяти пяти дней сколько найдется таких, которые не были бы отмечены чем-либо греховным?! А со­знавши это, как не взывать: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Притом вся ли чиста и эта малость? На каж­дом ли из сих немногих дел виден отсвет славы Божией? Трудясь над ними, не себе ли и челове­кам угождали мы паче, нежели Богу? А если так, то как давать им какую-либо цену и, смотря на них, выситься в самопрельщении, говоря в себе: «Не таков, как прочие»? Нет! Наведите только на дела свои необманчивое зеркало правосудия, в слове Божием начертанного,— трудно поверить, чтоб совесть не заставила каждого из вас взывать: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Может статься, между вами и нет таких, ко­торые в самохвальстве дерзостно вслух говори ли бы: «Не таков, как прочие»; но редкий, ду­маю, найдется, который не ниспадал бы в самомнение и в самочувствие, когда без слов по сердцу проходят помыслы, дающие немалое значение нашим трудам и нашей деятельности в среде других. Неправо и это чувство самодовольства! Надобно чувствовать, и чувствовать:
глубоко; что мы совершенно ничего не стоим и ни на чем своем опереться не можем. Опора у нас одна — милость Божия; а эти внутренние самохваления прогонять должно. Один святой
подвижник всякий раз, как помысл говорил ему: «То и то у тебя; хорошо», — подозревая в сем лесть врага, отвечал: «Будь ты проклят с этим твоим «хорошо». Так делал святой отец; тем паче так следует делать нам, грешным.

В нравственном деле нет злее помысла, как помысл самомнения. Он прямо нападает на чувство сокрушения и охлаждает его. Как огонь не может быть вместе с водою, так с чувством пра­ведности не уживается сокрушение. Как пара­лич поражает органы движения, так самочувствие подсекает всякое напряжение сил на добро. Как злая роса губит прекрасные цветы, так обманчи­вое самодовольство губит в нас все доброе. Из­берите же, братие, благое и отриньте злое!

В песнях церковных самодовольный фарисей сравнивается с плывущим по морю на корабле, а самоуничиженный мытарь — с плывущим на худой ладье. «Но того,— говорит,— потопила буря самовозношения ударом о камень гордости, а сего глубокая тишина самоуничижения и ти­хое веяние воздыханий покаянных привели бе­зопасно к пристанищу Божеского оправдания». В тех же песнях еще фарисей сравнивается с едущим на колеснице, а мытарь — с идущим пешком. «Но последний, — говорит, — припряг­ши к сокрушению смирение, упредил первого, за­градившего себе путь камнями самохваления».

Слыша такие внушения, братие, умудряйтесь тако тещи, да постигнете. Пусть будут у вас мо­ре — слезы, ладья — самоуничижение, ветры — воздыхания, а мытарев глас — все распоряже­ния по плаванию. И несомненно достигнете вы в пристанище милосердия Божия и скоро всту­пите на берег оправдания, где вкусите сладост­ный покой совести во всепрощении Божием.

Да дарует сие великое благо всем нам щедродательная благость Божия! Аминь.

12 февраля 1861 года

В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ (самодовольство и самооправдание – это самая пагубная прелесть)

С нынешнего дня начинается Триодь по­стная. Се начинает веять постом! На­добно готовиться к сретению его, и не к нему только, но паче к тому, для чего установлен пост, — к покаянию и исправлению жизни неис­правной. И вот вы слышите умиленную песнь: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!»

Отверзи двери покаяния! Кто же их затво­рил?! Они отверсты крестом: стоят и будут сто­ять отверстыми для всех людей, пока стоит мир, а для каждого из нас — пока есть дыхание жиз­ни в ноздрях наших.

Так; отверсты двери милосердия Божия — и кто затворит их? Но вход к сим дверям про­веден чрез другие двери — двери сердечного болезнования и сокрушения. Надобно прежде пройти сии, чтоб потом войти в те. Возболезнуй и сокрушись, и Господь примет тебя!

Сокрушись — а сердцу не сокрушается; возболезнуй,— а оно не хочет болезновать. И вот запертый в себе человек окамененьем сердца и, не имея сил совладеть с собою, вопиет к милосердому Богу: «Покаяния отверзи ми Жизнодавче!» Твоя дверь всегда отверста Господи, но моя — заперта, и нет мне выхода! Моего окамененного сердца дверь отверзи мне со­крушением, чтоб мне выйти к Тебе и войти в двери милосердия Твоего!

Внемлет Господь воплю человека бедствую­щего, и дает ему познать, как надобно действовать на себя, чтоб отворилась дверь сердца его. Вчера пели мы: «Покаяния отверзи ми двери»; ныне, в ответ на то, слышим от Господа притчу о мы­таре и фарисее. В следующее воскресенье, в от­вет на ту же песнь, услышим притчу о блудном сыне. Далее с тою же целью приведется нам на память картина Страшного Суда и падение пер­возданных прародителей наших. Господь гово­рит как бы нам; «Действуйте по указанию истин, возвещаемых вам сими евангельскими сказани­ями, и, может быть, достигнете того, что отверзут­ся наконец двери сердца вашего сокрушением». Чает Он, что как молот тяжелый, ударяя о ка­мень, разбивает его и умельчает, так и истины сии, одна другой поразительнейшие, сокрушат, наконец, окаменение сердца нашего, извлекут из него вопли раскаяния и выжмут слезы умиления.

Войдемте же, братие, в намерения Божий и последуем спасительным указаниям Господа ми­лосердого.

Изменяет сердце Господь; но нам и самим надобно подвигать и нудить себя и по крайней мере не препятствовать вседействию в нас спа­сительной благодати Божией.

Нынешняя притча о мытаре и фарисее ука­зывает главнее в нас препятствие к сокрушению сердца в чувстве своей праведности и научает нас, прогнав сие чувство, установиться в расположении духи мытарева, чтоб его словом вопиять: «Боже, милостив буди нам грешным!» Господь выставляет двух человек и говорит как бы нам: «Вот смотрите — приходили ко Мне двое: один смело приступил, уверенный в своей праведности я своих предо Мною заслугах, и не получил оправдания, а другой воззреть на Меня не мог, а только бил себя и перси и просил милости, и Я помиловал его. Идите и вы – творите так же. Сбросьте эту пагубную одежду само­оправдания, облекитесь во вpeтище самоукорения — и будете помилованы».

Самодовольство и самооправдание — это самая пагубная прелесть, в которой враг успевает задерживать очень многих и не совсем худых людей. Прелесть сия ноги подкашивает и останавливает шествие. Кто чувствует се6я праведным, тому какая нужда много беспокоиться и искать милости? Цель достигнута— праведен че­ловек; что и трудиться? Остается только посмат­ривать кругом, себя высить, а других уничижать. На самом же деле это значит — помыслом разо­рять то, что достигнуто трудом, и губить себя. Вот почему в отеческих наставлениях непре­станно повторяются уроки смирения и самоуни­чижения и с особенным напряжением выстав­ляются укоры самомнению и самовозвышению!

 Кто хочет разогнать сей туман прелести, пойдемте учиться сему у фарисея. Фарисей, кажется, не считал, нужным скрываться: он откровенно высказал, что у него на душе, и тем обличил сеть врага, которою опутал он его бедную душу и держал ее в самопрельщении.

«Не такой, как прочие». Первая прелесть! Фарисей был не худого поведения. Посмотрел он на явных грешников и, естественно, счел себя лучше их, Но зачем было ему смотреть на неис­правно живущих? Посмотрел бы о» на живу­щих хорошо. Увидел бы, конечно, очень много таких, которые гораздо выше его по жизни,— и уж не сказал бы этих пагубных слов: несмь, якоже прочий.

Вот и наука нам, братие. У врага всегда та же уловка — и теперь, как и тогда. И теперь, как и тогда, внушает он: «Вон — посмотри, и тот — такой-то, и тот — такой-то, ты же — совсем иное дело!» Послушает бедный человек этой льстивой речи и в самом деле начинает думать, что он хорош, а там — отуманивается самомнением и лишается милости Божией. Но зачем тебе смот­реть на живущих нерадиво? Смотри на строгих ревнителей добродетели и благочестия — и про­светишься познанием своих недостатков. Или, лучше, не смотри ни на кого из живущих здесь, ибо кто чист? Минуй всех и содержи в мысли только те образцы; которым подражать обязы­вает тебя слово Божие. «Будьте подражателями мне, как я Христу» (1Кор.11,1), — говорит Апостол. «Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин.13,15) или «будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф.5,48), — говорит Господь. Вот на кого смотри и с кем сличай жизнь свою! С добродетелями святых Апосто­лов, с деяниями Господа Спасителя, с совершен­ствами Отца Небесного, В сей чин вставляй себя, кто осмелится подумать: «не таков, как прочие»? Не скорее ли, стыдом покрывшись и очи потупя долу, вопль испустит .из сердца: «Боже, милостив буди»? Тут то же произойдет, что бывает, когда кто вступит в общество высшего тона, не зная его приемов, или явится в блестя­щее собрание не в принятой одежде. Так, сопо­ставление себя с высшими и совершеннейшими бывает самым сильным и действительным врачевством против самомнения.  

Далее фарисей говорит: пощуся дважды в неделю, десятую часть доходов своих раздаю бедным и на Церковь (Лк.18,12). Вот вторая прелесть! Смотреть только на одни дела правые, скрывая от себя самого грехи свои, и в делах пра­вых смотреть только на внешнюю их сторону, не обращая внимания на внутренние чувства и расположения с какими они совершаются. Так по­ступал фарисей и омрачался самомнением. Не делал он правильного осмотра дел своих и не шел в сем деле правильным путем. «Я, — говорит, — то и то добро сделал». Но сколько было случа­ев, в которых не сделал он добра, которое мог и должен был сделать, и сколько было таких, в которых сделал зло вместо добра, — об этом мол­чит, покушаясь скрыть то и от себя, и от Бога. «Остановись, фарисей,— сказать бы ему, — при­помни-ка и всё зло свое и потом, положив на одну сторону добрецо свое, а на другую всю массу злых дел своих, смотри, что выйдет? И наперед можно угадать, что; если б ты сделал так, не повернулся б у тебя язык сказать: «Я не таков, как прочие люди». Если б затем добросовестно обсудил ты, по каким побуждениям делано тобою то малое добро, о котором говоришь, то есть: не по тщеславию ли, не из человекоугодия ли, не
затем ли, чтоб вес возыметь и выгод своего положения не потерять, не потому ли, что так сложились обстоятельства, сердце же не лежало к ним — вообще, угождение ли Богу и славу Его имел ты в мысли или себя и свои интересы? Если б обсудил ты с сей стороны свое малое добро, не осталось бы у тебя ничего, кроме опасливого воп­ля: «Боже, милостив буди мне грешному!»». Не сделал этого фарисей и попал в сети самохвальства и за самооправдание покрыт Божием осуждением.

Итак, хотите ли, братие, избегать опасного самопрельщения, учитель сему у фарисея по противоположности: не делая того, что он делал, и делая то, чего он не делал. Когда подступит враг и начнет трубить в сердце вашем пред вами, что вы не то, что другие, то и то хорошо делаете, -возьмите вы себя и начинайте водить по всем худым делам своим, толкуя себе; «A это кто сде­лал? А это, кто? А это кто?» Тогда пробудится обличительней голос совести и заглушит это смутное шептание самовосхваления: «Не такой, как прочие!» Если, несмотря на то, сердце все еще будет надыматься самовозношением, обли­чите его самого строгим укором, говоря: «Пусть и было делано какое добро, но ты злыми своими помышлениями все его перепортило и пересквернило то тщеславием, то человекоугодием, то чаянием каких-либо сторонних выгод; если же при совершении каких дел и не было таких чувств, ты теперь сквернишь их и отнимаешь у них все достоинство тем, что надымаешься ими!» Так обличив себя, мы отнимем у себя всякую опору к самооправданию, и нам некуда будет обратиться, как к заступлению единой милости Божией, к которой и начнем нелицемерно вопияв: «Боже, милостив буди нам грешным!»

О, когда бы помог нам Господь войти в сии оправдательные чувства мытари и установиться в них! Кажется, они так естественны для нас; а между тем не всегда-то и нелегко мы встречаем их в себе. Обучать себя надобно и сему, как и всякому добру. Обучать! И вот какой надо употреблять прием к такому обучению: войдите внутрь себя вниманием. Есть у нас там необманчивое зеркало дел наших — совесть, но зеркало заброшенное, нередко и испачканное. Извлечем его на середину, вычистим и выясним словом Божиим, определительно восстановив в нем написание всех обязательных для нас слов, дел, чувств и помыш­лений. Установим его потом против своего лица или сознания, так, чтоб сему лицу некуда было укрытъся и ничем нельзя было прикрыть себя. Как без света видеть ничего нельзя, осветим свою внутреннюю храмину страхом Божиим, при действии которого рее черты лица или сознания нашего, до малейших подробностей, и будут ясно видны в зерцале совести. Когда установимся так внут­ри, то несомненно войдем в чувство мытаря. Не дела только, но и все помышления злые, исхо­дившие и исходящие из сердца, будут печатлеться на лице сознания, отражаться в совести и при­влекать суд действием страха Божия. И как мы­тарь, стоя издалека не смел приблизиться стра­ха ради, не смел воззреть на небо стыдения ради от обличений совести, и бил себя в перси, будучи недоволен собою и скорбя о своем безобразии, так и у нас страх будет сменяться стыдом, стыд — обличением и обличение, — болезнованием о себе. И некогда, будет родиться самомнению и возродить, самовозношение и самооправдание. Ибо как деятельность внутри нас не прекраща­ется, сердце, же поминутно «кует злая», то минуты не будет, когда бы не было, в нас побуждения бить себя в перси и взывать: «Боже, милостив буди!» Блаженное состояние действительно привлекающее милость и оправдание Божие!

Нам, обычно слово: «Я грешный, я грешная», — Богу приятное слова! Но позаботимся, чтоб его не язык только произносил, но и сердце чувствовало. Убедим себя, что чувство правед­ности есть уклонение на путь пагубы, и потом, мало-мало начнет оно показываться, будем гнать его, как самого опасного врага, который подкрадывается, чтоб похитить у нас самое дорогое наше благо — оправдание пред Богом. Чтоб ни в чем не поблажить сему искушению, распорядимся так, чтоб всякому нашему делу и предприятий предшествовало чувство грешности нашей и было бы оно во главе всего. Милостыню ли подаешь, подавай с мыслию: «Недостоин я за нее получить милость Божию». Пост держишь или другую какую строгость налагаешь на себя, такие имей при сем мысли: «Другие этим сумму дел своих достохвальных увеличивают, а мне это епитимия, надо потрудить себя за грехи свои». В цер­ковь идешь или дома совершаешь молитвословие, говори себе: «Потружу себя, быть может, сжалится Господь и простит мне грехи мои». И особенно в деле молитвы, умом и сердцем к Богу обращаясь, не зрите себя иначе, как самы­ми неисправными и паче всех милости Божией требующими, подобно святому Пимену, который говаривал: «Я на себя так смотрю, как на чело­века, который по шею погряз в тине и только уста имеет вопиять: «Боже, помилуй мя!»».

Так устроясь, благодатию Божиею избежим мы прелести самомнения и устраним главное препятствие к отверзению двери сокрушения сердечного, коею исшедши, конечно сретим и двери милосердия Божия! Аминь.

9 февраля 1864 года

В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ (убеждение усовестить душу возыметь стыд и омерзение ко греху и греховному состоянию своему)

Мытаря и фарисея представляет ныне очам нашим Святая Церковь. И кто не возжелал бы сподобиться блаженной участи первого и избегнуть горького осуждения второго? Грешны мы и, может быть, грехолюбивы: но есть ли кто, который хотел бы и погиб­нуть во грехах своих? Приидите же, поучимся у мытаря, как, несмотря на грехи, избежать участи осужденных и привлечь милостивое оправда­тельное слово Господа.

Мытарь не смеет очей возвесть на небо: ему стыдно; срам покрывает лицо души его. Мы­тарь бьет в перси свои: он сознает себя достойным всякого наказания за злое произволение сердца своего. Но он не бежит от Бога и не от­чаивается в спасении своем; а к Тому же, Ко­го оскорбил и Кто готов праведно наказать его, к Тому Самому благонадежно обращаясь, взывает: «Боже, милостив буди мне грешному!»

Устыдим же себя, восприяв в чувство срамоту и унижение греха; осудим себя, дав всю силу гласу совести или нелицемерной правды Божией, чрез нее вещающей; но притом, вслед за мытарем, поспешим и в своей душе образоватъ тот же вопль: «Боже, милостив буди нам грешным!»

Все же сие от тебя самой зависит, грешная душа. Сама ты, а не другой кто, должна все сие воспроизвесть в себе и восчувствовать. Мытарь бил в перси, свои; но он еще прежде сего помышлениями ума избил душу свою и изранил сердце свое. Войди же в себя, собери спаситель­ные, помышления и ими попекись сокрушить ожестевшее сердце свое. Вознесись горе; ниспустись в преисподняя; осмотри себя и окрест себя и всюду ищи стрел на поражение, бичей — на уязвление, молотов — на умягчение окамененного сердца своего.

Помяни милости Божии к тебе – и устыди себя. Помяни правосудие Его – и устраши себя. Помяни близость конца – и поспеши умилостивить нераскаянного Решителя участи своей. Саму себя веревкою самовластия твоего привлеки к себе и, хоть по чувству самосохранения, извлеки из себя сии спасительные внушения и ими себя проникни.

Говори себе: «Ущедрил тебя Господь в тво­рении, Промышлении, паче же — в Искуплении, банею пакибытия (Крещенияем) обновил тебя, питал тебя Плотию и Кровию Своею и едино с Ним чрез всю вечность быть обетовал тебе; сколько раз, пад­шую, восставлял, нечистую, очищал, больную ду­хом, врачевал,— сколько раз давал тебе ощу­щать близость Свою и объятия любви Своей,— сколько раз давал вкушать сладость пребывания в воле Его и в исполнении святых заповедей Его! Все это презрено тобою; ни во что все попече­ния о тебе; назад заброшены все милости к тебе.

Бог держит тебя в деснице Своей, Он близ есть и видит все движения сердца твоего. Это, пред лицем Его, ты позволяла себе сочетаваться с лукавыми помышлениями, противными Ему. Это, пред лицем Его ты разгоралась страстьми, кои суть мерзость Ему. Это, пред лицем Его, ты делом совершала зачатый внутри грех, оскорбляющий Его.    ,

Ты знала, что это — зло, и — не уклонилась. Могла не хотеть и — похотела. Могла, похотевши, не делать и — сделала. Никто не неволил тебя. Злое произведенье твое царило в тебе и по злым путям влачило тебя.

Грех манит к себе сладостию, а потом мучит тлетворною горению. И вот свет ума померк в тебе; змии страстей грызут тебя, и туга крайнего недовольства томит тебя. Ты похожа на иссохшую ветвь, на разбитый сосуд, на птицу с выщипанными перьями. И это еще не конец. Помни, что хворосту сухому конец — пожжение, в коем горят и не сгорают».

Сии и подобные помышления внедряй в душу свою, грешник, и усовести ее возыметь стыд и омерзение ко греху и греховному состоянию своему, восчувствовать досаду на злой произвол свой и опасение за вечную участь Свою. Это произведи, а дальше нейди; и не оступись в пропасть нечаяния и отчаяния. От Бога же Не беги, ибо куда бежать от Него?! Он держит тебя в узах бытия, и ничтожество не поглотит тебя, хотя б ты и хотел того. К Нему убо прибегни и в лоно милосердия Его пасть устремись. Ты живёшь еще на земле, Живодавец длит твою здешнюю жизнь; чтоб длением милости привлечь тебя к Себе. Он дает тебе еще жить, ожидая, что ты наконец бро­сишь грех и Обратишься к Нему. Ты — смоков­ница, еще на год оставленная в вертограде живущих на земле. Умудрись же воспользоваться даром сим.

У евреев были грады убежища. Укрывавши­еся в них избегали ударов мщения. Для греш­ника град убежища — покаяние. Сюда прибег­ни и укройся от меча правды Божией. Сам Бог, готовый карать, указывает тебе сие убежище и зовет в него. От потопа одна была отверстая дверь спасения — дверь ковчега. Одна дверь спасения и от потопа греха — дверь покаяния. Слышишь — поют: «Покаяния отверзи ми две­ри, Жизнодавче!» Иди! Отверсты, и рука изнут­ри простерта к принятию тебя. Смотри — все вошли! Вон исповедавшийся разбойник прибли­жается и получает в наследие рай; приходит обремененная грехами блудница и слезами унич­тожает рукописание; Закхей кается пред Госпо­дом — и оправдывается; Петр плачет — и при­емлется; а Давид давно там. И весь дом наполнен’ грешниками — оправданными. Сам Домовладыка дружелюбно вводит всех кающихся и их, отчуждавшихся от Него, чрез покаяние соделывает Своими присными.

Воодушевись же! Подойди и ты и, став подле мытаря, его гласом воззови: «Боже, милостив буди и мне грешному!»

И будешь несомненно помилован и спасен, если доведешь себя до того, чтоб из сердца тво­его искренно исторгся такой покаянный вопль. Оправдавший мытаря и тебя оправдает, когда взойдешь в подобонастроение ему. Сказввший: «Когда вздохнув воззовеши, тогда спасешися», — спасет и тебя, если и ты так же сильно вздохнешь и воззовешь. Призывающий к Себе всех труждающихся и обремененных, чтоб упокоить их, упокоит и тебя, когда, восчувствовав бремя грехов, к Нему прибегнешь, ища покоя от угры­зений совести.

Такого мытарева благонастроения и такой, ради него, свыше даруемой милости оправданий да сподобит Господь и всех нас, грешных! Аминь.

 24 января 1865 года 

В НЕДЕЛЮ МЫТАРЯ И ФАРИСЕЯ (из чего слагается полная праведность, или всеобъемлющая добродетель)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» — такую умиленную молитвенную песнь влагает нам в уста Святая Цер­ковь, начиная приготовлять нас к Покаянию. Три еще недели до поста, и о нем, может быть, никто и не думает; но она издали указывает нам двери его и заранее хочет предрасположить к входу в нее. Хотя и нехотя, мы должны же встретить время поста; но она хочет, чтоб мы встретили и проводили сие время, как следует. И вот, в ны­нешний день, в следующее воскресенье и далее она внушает нам одно за другим назидательные правила в двух притчах и двух разительнейших происшествиях, из коих одним началась нынеш­няя история человечества, а другим кончится. Будем учиться и внимать урокам матери своей! Ныне притчею о мытаре и фарисее говорит­ся каждому из нас: «Не полагайся на свою праведность, подобно фарисею, но всю надежду сво­его спасения возлагай на беспредельную милость Божию, вопия, подобно мытарю: «Боже, милос­тив буди мне грешному». Ибо вот фарисей, ка­жется, и доброго был поведения, а не был оправ­дан пред Богом».

Непостижимо для нас, как так — творение добрых дел или праведность для нас обязатель­ны, как необходимое условие спасения, а между тем мы не можем основывать на них сей надежды своей; но, сколько бы ни было у нас правых дел, все их должны счесть недостаточными и для восполнения их прибегать к другим средствам. Непостижимо сие для нас; но так есть. Христианин в чреве сердца своего должен носить глу­бокое убеждение в своем непотребстве при всей праведности, или при всем обилии добрых дел, о которых, однако ж, должен ревновать неусыпно. Так спасались все, которые спаслись и оставили нам в своем примере указание возможности та­ких чувств и побуждение к возгреванию их в себе самих. Посмотрите на покаянные молитвы, кои суть излияние душ святых Божиих, прослав­ленных Церковию. Как они там осуждают себя пред Господом!.. А между тем все окружавшие их почитали их чистыми и непорочными пред Богом!.. Думаете ли, что тут была неискрен­ность? Нет! Это был искренний вопль души к Богу! И, следовательно, есть возможность в глубине души сознавать себя непотребным, несмот­ря на всю видимую чистоту души, или исправ­ность и честность поведения. Да и как быть ина­че? Положите себе в мысли, что Бог требует от нас праведности полной или добродетели все­объемлющей и что только такая праведность и такая добродетель могут быть положены в ос­нование нашего спасения и питать нас благонадежностью. Посмотрите же, чего сие требует!

Полная праведность, или всеобъемлющая доб­родетель, слагается из следующих трех частей.

Первое. Из добрых дел, видимо для всех те­лом совершаемых, в свое время и в своем месте. Это вот что: просит кто милостыни, подай ему. Причинил кто обиду, прости ему. Пришел враг, ухлеби (напитай) его. Сел за стол, вкушай пищу по уставу и воздержно. Настало время молитвы, молись благоговейно и как велено… Идешь на долж­ность, трудись усердно и так далее и далее. Вся­кая минута и всякое место имеют свои добрые дела, которые непременно должен исполнять всякий вступающий в них. В сем отношении вся жизнь человека должна быть непрерывною це­пью добрых дел, с той минуты, как он приходит в сознание в сем мире, и до той, как выйдет из него… Как те, кои вышивают картины бисером, ряд за рядом прикрепляют бисеринки к своим местам, и именно такие, а не другие бисеринки к тому или другому месту; и только тогда, как со­блюдут все сие, не спутают бисеринок и не допу­стят перерывов и пропусков, картина получает приличный ей вид и свое имя: так и в отноше­нии к нам тогда только и сочтет Господь кого-либо добродетельным, когда он всю картину жизни своей будет развивать так, что не пропус­тит ни одного места и ни одного момента време­ни без того, чтоб не сделать обязательного для него тогда дела. Стань же теперь здесь, опираю­щийся на свою праведность, и скажи: так ли живешь ты, чтоб всегда творил добро и никог­да не опускал дела, обязательного для тебя, и не допускал дела полудоброго или даже совсем недоброго. Если так, опирайся на свою правед­ность; а если нет, ищи другой опоры для своего спасения!

Второе. Другую часть, входящую в состав полной праведности, составляют добрые чувства и расположения, скрывающиеся под видимо со­вершаемыми делами. Это суть любовь, мир, тер­пение, кротость, милосердие, воздержание, сми­рение, благоговение, отрешение от всего и прочее и прочее. Добрые дела, видимо совершаемые, чтоб быть добрыми истинно и служить ко спасению, должны быть непременно выражением какого-либо из внутренних добрых чувств; так что коль скоро в основе их нет доброго чувства, которым они должны быть воодушевлены, то они негодны и богопротивны. Так, например, благоговейное к Богу обращение ума и сердца есть доброе, бого­угодное внутреннее настроение. Когда оно есть на душе, то требует неотложно и соответствен­ных себе дел, которые и бывают, именно: домаш­няя молитва, долгие поклоны, хождение в храм Божий к службам, посещение святых мест, че­ствование икон, возжжение лампад и фимиама и прочее. Подобная же сумма видимых дел есть и для выражения каждого внутреннего чувства; например, для выражения милосердия есть семь дел душевного и семь дел телесного милосер­дия. Но всегда надобно помнить, что последние, то есть дела видимые, тогда только и имеют цену, когда они служат выражением первых, то есть внутренних чувств. Так, все видимые дела бла­гочестия: поклоны, молитвословия, хождение в храм и прочее — тогда только будут истинно добрыми делами, когда служат выражением внут­реннего благочестия, или благоговейного к Богу обращения нашего ума и сердца, а без сего по­следнего они ничто. То же должно сказать и о всех делах милосердия, что они тогда только и суть истинно добры, когда служат выражением искренней ко всем братской любви во славу Божию, а не каким-нибудь приспособлением к другим, желанием выказаться или, как ныне часто говорят, желанием обнаружить гуманность; это — язычество в христианской одежде. То же надо сказать и о всех других внешних делах,— что истинная цена их определяется внутренним расположением… Ибо иначе можно, например, телом быть в храме, а душою — в блудилище, языком снисходительно извинять, в сердце осуж­дать, положением тела показывать почтитель­ность, а внутри питать презрение, глазами не смотреть будто на лица, а в душе распаляться похотью и прочее и прочее. Внешне все сии дела и хороши, но цена их пред Богом уничтожается чувствами, кои питают при совершении их в душе. И, следовательно, на праведности можно основывать свое спасение только тогда, когда можно быть уверенными, что все чувства и рас­положения наши исправны и богоугодны — и притом не час или два, а всю жизнь и непрерыв­но. Итак, приди сюда хотящий основать свое спасение на своем добром поведении и скажи: не проскользало ли когда под видимыми доб­рыми делами твоими неправых чувств, оскверняющих их… Если не проскользало (но кто может сказать сие?), то успокаивайся на своей праведности; а если проскользало, как это вся­кий должен сознать, то смирись и ищи другой основы своему благонадежию во спасении.

Третье. Третью часть полной праведности составляет крепкая, как смерть, ревность о славе Божией, воодушевленная пламенною любовью к Богу и воодушевляющая все добрые чувства сер­дца и все добрые дела видимые.

Когда в сердце есть добрые расположения, можно бы, кажется, и успокаиваться насчет сво­ей участи. Но вот что, братие, возьмите во вни­мание. Мы созданы Богом, созданы по образу и подобию Божию, созданы для того, чтоб слави­лось нами имя Божие во вселенной, или для то­го, чтоб всех себя всецело посвятили мы Богу… А между тем вот что может быть! Иной сердо­болен и сердолюбие свое обнаруживает делами, но и помышления не имеет о Боге при всех де­лах и чувствах сердобольных. Сердоболие та­кового не помянется пред Богом, ибо оно не от Него принято, как заповедь, и не Ему посвящено, как служение и жертва. Иной кроток и безгне­вен и сие расположение обнаруживает делами, не позволяя себе увлекаться чувствами раздора и мщения; но при сем он следует какому-то ин­стинктивному расположению к уступчивости, об­разуемому сознанием бессилия и робостию, а не заповеди Господа, Который говорит: «прости! Мне отмщение — Аз воздам!» (Рим.12,19). Кротость такого не име­ет цены пред Богом. Иной воздержен, и крайне воздержен: мало спит, почти не ест и не пьет, редко видят его вне, он всегда дома и за де­лом; но не Богу посвящает он труды свои, а или корысти, или пустой славе человеческой. Воз­держности и трудолюбия такого не признает Господь достойными награды. Так и во всем прочем! Недостаточно иметь добрые чувства и располо­жения (кои могут быть и естественные — при­рожденные), надобно еще, чтоб они возглавлены были одним коренным расположением — ревностью о славе Божией, ею были проникнуты и служили ее выражением. Коль скоро сего нет, или нет в должной степени и мере, вся доброта наша ни во что вменится пред лицом Господа, Который скажет некогда: «отойдите от Мене, не вем вас!» (Лк.13,27). Не вем вас потому, что вы в продолже­ние жизни своей не давали Мне знать о себе посвящением Мне ваших добрых чувств и дел!

Итак, прииди, чающий себе спасения от пра­ведности, и скажи, всегда ли и в должной ли ме­ре всегда была в тебе ревность о славе Божией и всегда ли она одна воодушевляла твои доб­рые чувства и дела? Если так (а это кто может сказать?), то успокаивайся на своей праведнос­ти, а если нет, ищи другого способа к оправда­нию себя пред Богом и другого основания спа­сения своему!

Итак, может, кто хочет, основывать надежду спасения своего и на праведности, только уж пусть сделает так, чтоб сия праведность была совершенная, полная и всесторонняя, то есть чтоб вся жизнь его была непрерывною цепью доб­рых дел, без перерыва и опущений, чтоб под си­ми делами скрывались всегда добрые чувства и расположения, которых они должны быть толь­ко видимыми выражениями, и чтоб все сии чув­ства и расположения были воодушевлены одною ревностью о славе Божией или были жертвою Богу… Потому, у кого есть все сие, тот приди, стань дерзновенно пред лицом Господа и скажи Ему, если смеешь и если позволит то совесть твоя: «несмъ, якоже прочий человецы» (Лк.18,11). А если нет чего-нибудь, умолкни и не смей очес возвести на небо и отверзть уст своих, из глубины души взывая мытаревым гласом: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк.18,13). Не заглядывайся на то, что есть сколь­ко-нибудь добрые дела и добрые чувства и что иногда чувствуется припадок жаркой ревности по Богу. Бог требует не кое-чего, а всего, всей полноты праведности и доброты; и когда недо­стает каких-либо частей ее в человеке, то отвер­гает всего человека, как непотребного. Возьмете ли вы одежду от портного, когда в ней все есть и хорошо сделано, а недостает полы или рука­ва? Или, когда столяр принесет вам стол, чис­то обделанный, только без ноги или другой ка­кой-нибудь части, скажете ли вы ему: «Хорошо, оставь»? Так и в отношении к нам не может Бог признать кого-либо праведным, если в нем недо­стает каких-либо частей праведности. Но если никто не может похвалиться, чтоб он и дела все добрые делал неопустительно, и чувства все имел добрые, и ревностию Божию всегда воодушев­лен был во всей силе, то пусть лучше и не по­мышляет основывать свое спасение на правед­ности, чтоб в час нужный не обмануться в сей надежде; пусть лучше забудет о сей праведнос­ти и, сколько б ни делал добра, пусть держит на сердце чувство непотребства своего пред Богом и ищет других способов к оправданию своему, образец коего представляет мытарь! Приди, при­пади и восплачься пред Господом, сотворившим нас, с верою в Господа нашего Иисуса Христа, Своею бесценною Кровию, пролитою на Крест, омывающего все грехи наши и Своею беспре­дельною святостию восполняющего все недо­статки наши. Ревнуй о добродетели, сна не да­вай очам, чтоб не пропустить случая к добру, не допустить недоброго чувства и не ослабнуть в ревности; но надежду спасения всю полагай в Господе, «Иже бысть нам от Бога правда, и освя­щение, и избавление» (1Кор.1,30). Аминь.

2. В НЕДЕЛЮ БЛУДНОГО СЫНА

В НЕДЕЛЮ БЛУДНОГО СЫНА (Покаяние – вот прямой и незаблудный путь спасения, а не праведность)

В прошедшее воскресенье словом еван­гельской притчи внушала нам Святая Церковь не полагаться на свою правед­ность. И мы видели, что и возможности ника­кой нет как-нибудь основать на ней надежду своего спасения. Ибо где нам так жить, чтоб вся жизнь наша представляла непрерывную цепь добрых дел, и притом так, чтоб под сими доб­рыми делами всегда были добрые чувства и рас­положения сердца, а далее — все сии чувства и расположения со всеми делами были вооду­шевляемы одною ревностию по славе Божией?

Где нам так жить? А между тем все сие и — все сие только в совокупности — составляет пол­ную праведность, так что, коль скоро недоста­ет чего, праведность та уже не праведность и не имеет силы отворить нам вход в Царство Небесное.

Но, с другой стороны, только праведные, чис­тые и святые могут наследовать Царствие Божие, потому что в него не войдет ничего нечистого. Так как же нам быть-то? Как неправедную жизнь свою сделать праведною? Чем оправдать неправ­ды свои? Куда девать нам грехи свои и чем убе­лить нечистоты и скверны души нашей? Ибо, если, при недостатке правды, еще и сего не доищемся и не сделаем того, что следует посему, нет нам надежды спасения! Погибли мы! У Бога прав­ды — нет поблажки и нет на лица зрения: или будь прав, или ищи неложного оправдания пред лицем Праведного и нелицеприятного Судии.

Увы! Тесно нам от обою! И эту тесноту не­избежно проходит всякая душа, взыскивающая спасения! Не видя правды в себе, она поражает­ся чувством гнева Божия и готова бывает пасть в отчаяние. Но, благодарение Господу, вот слы­шится ей утешительный глас к разбойнику с Креста: «днесь со Мною будеши в раи!» (Лк.23,43), и она оживает благонадежием… Ах, братие! Если бы не было Креста, не было бы никогда никакой отрады ни в какой душе: была бы одна скорбь и теснота и в сей жизни, и в Будущей.

Слышали ли вы, братие, сердцем сей призыв от Господа: «Приидите ко Мне ecu труждающиеся в чувствах нечаяния и обремененные грехами, и Аз упокою вы» (Мф.11,28): возьму вас под кров Свой, умирю, облегчу и насыщу душу вашу благонадежием!» Приидите же, все ищущие спасения! Приидите, поклонимся и припадем ко Христу, из глубины души вопия к Нему: «Спаси ны, Сыне Божий, спаси ны! Разве Тебе, иного Спасителя не знаем!»

Итак, вот прямой и незаблудный (надежный) путь спасе­ния, а не праведность! Поэтому Новый Завет так начинается: «покайтеся и веруйте во Евангелие» (Мк.1,15). «Покайтеся»: сознайте себя грешными, безответ­ными пред Богом и плачьте о том в горести души; «веруйте во Евангелие»; веруйте, что Господом на Кресте пригвождены все грехи наши и раздрано рукописание их и что всякий грешник, верую­щий в Него, получает прощение и объявляется правым пред лицем правды Божией.

Токи слез покаяния и сердечного сокруше­ния во грехах, растворяемые и умягчаемые ве­рою в крестную смерть Господа, — это основа нашего оправдания и, следовательно, нашего спасения. Вот почему Иоанн Предтеча, приго­товляя народ к сретению Господа, говорил: «по­кайтеся…» (Мф.3,2) Вот почему и Сам Господь начал про­поведь Свою тем же словом: «покайтеся» (Мк.1.15) — и потом, посылая Апостолов на проповедь еще при Себе, заповедал им всюду говорить: «покайтесь» (Мк.6,12). Вот почему и Святая Церковь, научая нас вос­хитить спасение в приближающийся пост, влага­ет такую песнь в уста каждому из нас: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» Она предло­жила уже нам притчу о мытаре и фарисее, чтоб научить, что спасение — в мытаревом биении в перси с воплем покаянным: «Боже, милостив буди мне грешному», а не в самооправдательном само­мнении: «несмь, якоже прочие… хвалу Тебе воз­даю…» и прочее; и ныне предлагает притчу о блудном сыне, чтоб показать, что Отцу Небесно­му любезнее тот сын, который, обращаясь к Нему по согрешении, говорит: «несмь достоин нарещися сын Твой…» (Лк.15,19) нежели тот, который, думая, что никогда не нарушает воли Его, говорит: «николи же заповеди Твоя преступил…» (Лк.15,29).

Приидите же, восплачемся пред Господом, сотворившим нас, Господом праведным, но гото­вым помиловать нас ради слез наших сокруши­тельных.

Не подумал бы кто, судя по образцам мытаря и блудного сына, что слезы покаяния нужны тем только, кои запутались в страсти бесчестия и <в> большие грехи, а не тем, кои уже перестали гре­шить и живут исправно! Нет, нет! Слезы покая­ния всем необходимы, и без них никому на свете нет спасения; притом необходимы слезы непре­станные, а не так, что поплакал однажды, испо­ведался и довольно… Они то же в жизни, что поле или фон в цветистой материи. Как сие од­ноцветное поле служит основою цветов и напол­няет пустые между ними промежутки, так и сле­зы покаяния служат основою праведности и восполняют недостатки правых дел в жизни на­шей. Итак, нечего отговариваться! Плакать и плакать подобает!

Чтоб для вас яснее было, что такое слезы и как надобно плакать, приведу вам несколько случаев относительно сего из житий святых. Один святой муж, кажется Ефрем Сирианин, шел с учениками своими в город или селение и, про­ходя мимо кладбища, увидел одну вдову, кото­рая проливала горькие слезы над могилою; и как ни утешали ее родные, окружавшие ее, она слушать никого не хотела. Она все, кажется, за­была, ничего не видела и не слышала; одно горе поглощало ее сердце и душу. Миновав ее, ста­рец, обратясь к ученикам своим, сказал им: «Как убивается вдова сия на могиле сей, так нам на­добно убиваться плачем о душе своей, которую мы уморили грехами своими и похоронили на чуждой ей земле мира и похотей плотских». Сказав сие, старец зарыдал и рыдал всю дорогу, пока пришли к тому месту, где надобно было скрыть слезы свои.

И еще есть сказание об одном старце, кото­рый, оставя мир, удалился в пустынные места, но не строил себе келий, а так переходил с места на место, как птица перелетная. Видал ли кто его вкушающим пищу, неведомо; но никто никогда не видал его без слез, рыданий и стенаний. Если случалось, что он, как горлица пустынная, при­ближался к какому городу или селению, то не входил внутрь, но садился вне, на каком-либо камне, и, преклонив голову к персям, вопиял со слезами: «О! О! О! Увы! Ой, горе! Ой, беда! Что-то будет? Что-то будет?» Случалось, что жи­тели того места выходили к нему и из сострада­ния брались утешать его, но это еще более рас­травляло его горе и умножало плач и слезы. Предлагали ему и пищу, и одежду, и деньги — ничто не утешало, ничто его не занимало, и были слезы ему хлеб день и ночь. Иногда обращались к нему с речью, говоря: «О чем плачешь ты и какая беда постигла тебя? Скажи нам; может быть, мы по силе нашей поможем тебе и облег­чим горькую участь твою». Но старец от сих слов еще больше начинал плакать, закрывая ли­цо свое с тем же воем и воплем и не имея сил произнести ни одного членораздельного слова. И только после долгих докучаний, сквозь слезы и всхлипывания, произносил иногда: «Не знаю, поможете ли вы мне, но вот беда моя: господин мой вверил мне большое богатство, а я промотал его все на балы, театры, гулянья, на пиршества и роскошную нечистую жизнь с блудницами. Те­перь господин мой ищет меня и, нашедши, пре­даст суду и позорной казни. И делать не знаю что!.. Что-то будет?.. Что-то будет?» — и опять предавался плачу, рыданию и воплям. Понятно вам, о чем это он плакал? Он плакал о грехах и боялся суда Владыки всех — Бога! Вот так восплачем, и, может быть, помилует нас Бог!

Не сказал бы кто при сем: «Вот, все плач, сто­ны и слезы! Приятно ли Самому Господу такое ненатуральное состояние!» Да, так. Слезы толь­ко и приятны Господу, и только с сокрушенным сердцем приходящих к Нему Он принимает милостиво и благосклонно. Относительно одной души, ищущей спасения, вот что показал Господь в сонном видении: виделось ей, будто она, в тол­пе других многих, находится на просторном дворе святой обители, среди коего стояла преблаголепная церковь. Все чего-то ожидали. Вдруг про­несся говор: «Идет, идет пастырь!» Народ расступился, и все увидели грядущим Спасителя в пастушеском одеянии. Лицо Его было необык­новенной красоты, и радушный взор Его разли­вал отраду везде, куда ни падал. Он прошел про­странство между народом и церковию и стал у двери храма. Очи всех устремлены были на Него… Мановением руки и знаком очес Он на­чал подзывать к Себе из толпы народа, кто Ему был нужен. Подзываемые облекались светом и, чем ближе подходили, тем становились светоноснее. Видно, что это были знаки особенной благодати и милости. Но, подозвав двух-трех, Спаситель остановился как бы в недоумении. Ви­девшая видение душа, не худая по жизни, не чуж­давшаяся подвигов и трудов и творившая добро, какое могла, с самого появления Господа помеч­тала, что, верно, ради такой ее услуги Господу или ради того, что она не то же, что прочие, Гос­подь покажет ей какой-нибудь знак особенного Своего благоволения. Потому, когда Он пере­стал подзывать, ей представилось, что теперь за нею череда. Выступив из-за других, обратилась она к Господу: «Не меня ли, Господи?..» Но Господь и не взглянул на нее, а только взор его и движение головы выражали презрение и от­вержение. Как стрелою была поражена душа, видевшая сие, и пала с криком отчаяния. Окру­жавшие ее бросились было помогать ей, но она отталкивала всех, крича только: «Я грешница… я погибшая… Господь отверг меня, а без Него как жить и где искать спасения!» Но Господь был уже близ, и стенавшая в горести душа едва восклонила главу свою, как узрела Господа, Который стоял над нею с простертыми объятиями, готовый поднять ее. Утешительное слово изо­шло из Божественных уст Его: «Вот как ко Мне приходить должно!» И тем видение кончилось.

Вот видите ли, как надобно приходить к Гос­поду! Нечего тут умствовать! Такой путь моле­ния учредил Сам Господь: сим путем и будем идти. Он пришел в мир грешников спасти: греш­никами и будем приходить к Нему, только греш­никами, плачущими о грехах своих с решимостию не повторять их более. Праведника нет ни одного на земле; все грешники и все оправдыва­ются туне, благодатию Господа Иисуса Христа, ради веры в Него и слез раскаяния и сокруше­ния! Будем же плакать о грехах, да спасемся! Аминь.

В НЕДЕЛЮ БЛУДНОГО СЫНА (Церковь хочет возвесть нас до воодушевленной решимости, оставляя грех, идти путем правым к Отцу Небесному)

В прошедшее воскресенье учила нас Свя­тая Церковь смиренным чувствам рас­каяния, коими привлекается милость Божия; ныне хочет она возвесть нас до вооду­шевленной решимости, оставя грех, идти путем правым к Отцу Небесному. Для того в притче о блудном сыне, с одной стороны, изображает го­рестное состояние грешника в отпадении от Бога, с другой — отраду и покой, в какие кающийся приемлется Небесным Отцом. Пойдемте вслед сего грешника за его падением и восстанием. Редкий из нас, здесь присущих, не найдет в нем своей истории, в каких бы то ни было чертах — светлых или мрачных.

Возвратитесь мыслию к тому времени, когда в прошлый год мы поговели, исповедались и при­частились Святых Христовых Тайн. В каком блаженном состоянии была тогда душа наша! Как светло все виделось ей: и в себе, и вокруг себя, и над собою, и в дали прошедшего, и в глубине будущего! Какая тишина царствовала в области сердца! Какой пошел порядок в жизни; какая степенность в замыслах и крепость в исполнении добрых преднамерений! Какая готов­ность искать Единого Бога и ходить неуклонно путем заповедей Божиих! Нам казалось, что ни­кого нет блаженнее нас, и мы говорили себе: «Ни­когда уже не изменим теперь начатой исправной жизни, чтоб никогда не потерять сей отрады и всегда принадлежать Небесному Отцу, прикос­новение попечительной десницы Коего так силь­но ощущало тогда сердце наше».

Как действительно блаженны те, кои самым делом устояли, хотя не в полной мере, в этих благих расположениях своих и обещаниях со­вестных! Но все ли таковы? Не большая ли часть из нас повторила историю блудного? Припом­ните!.. Вот прошел вразумительный и остепеня­ющий пост, и настали светлые праздники; за ними подошло цветущее и улыбающееся время года. Мы позволили себе небольшую льготу, как бы какое, право отдыха, по выдержании подвига строгой жизни, какую проводили мы дотоле. Чтоб совсем предаться утехам, нам и в голову не при­ходило. В первый раз мы хотели только однаж­ды прогуляться, не помышляя о дальнейшем. Но это первое развлечение оставило заметный, след в душе и довольно расшатало установившийся было благочестивый порядок. Ревность о стро­гой жизни ослабела, и мысль часто отбегала на вкушенное невинное удовольствие. Иное из по­ложенных благочестивых занятий опущено, хотя не без заметки, но и без должного сокрушения. Вот представился случай, и у нас — опять раз­влечения и утехи. Тут мы утешались уже сме­лее; и если благие мысли приходили остепенять нас, мы отвергали их с дерзостию как безвремен­ные. Плодом сего были мрак и смятение. Мы чувствовали, как тяжело и стеснительно приня­тое нами правило благочестивой жизни; и нам часто вспадало на мысль, не бросить ли; придет-де благоприятное время, опять начнем рабо­тать Богу, а теперь можно послабить. И пошло послабление за послаблением! Между тем при­вычная страсть подняла голову и начала свои беседы с сердцем. Как знакомые, скоро опять сладили! Помыслам страстным не было уже поперечения. Попускались соуслаждения и предме­тами, и делами страсти. Соуслаждения колебали волю. Частые повторения этого внутри родили склонение на прежнее; произошло сосложение с грехом — и внутреннее падение совершилось! Представился случай — и падение совершено уже и делом. Далее падение за падением — и все, внутри и вне, пришло в прежнее грехов­ное настроение. Нравственное расстройство было полное; и мы стали похожи на блудного сына, когда он, все промотав в удалении от отца, пас свиней и питался их пищею. Сличи, подвергший­ся сему несчастию, то, что теперь есть в тебе, с тем, что было, поскорби и поплачь! Как было все светло, а теперь — мрак вокруг: все чистые по­нятия и спасительные истины Божий будто покрадены и на мысль не приходят, а пришедши, кажутся очень невнятными. Как отрадно было нам присутствовать в церкви, а теперь холодом веет от всего церковного; тогда идти не хоте­лось от священнодействий, а теперь мы бегом бежим от них. Внешнее наше состояние не из­менилось, может быть; но внутри тоска и туга точат сердце. И никакие уже утехи и услаждения не могут утолить этого безотрадного внутри томления! Все сие ведает падший и испытывает делом, и, может быть, ведает и испытывает более того, что может сказать описательное слово сто­роннего наблюдателя. «Но, бедная душа! Ужели же невозвратно предашь ты себя в руки падения своего? И, поревновав падению блудного, не по­ревнуешь подражать ему и в восстании?

Приди в себя! Смотри, какое там запустение; какие оскудение во всем и расстройство! Это ля красота, какою украшена ты в творении и какою украшал уже тебя Господь — Искупи­тель твой? Тебе ли, образ Бога носящей, так пресмыкаться долу и валяться в нечистотах? Вос­креси в мысли достоинство свое и поревнуй вос­становить его!

Не смотри на то, что внешние твои соотно­шения исправны. Не это дорого, а дороги твои вечные отношения к Богу и святым Его. А они каковы?! Мысль о Боге страхом поражает, но не страхом сына, а страхом преступника. Так ли сему подобает быть у нас, чад Божиих?! Поставь себя в сонм Ангелов и святых. Устоишь ли сре­ди них? Конечно нет. Но так ли сему подобает быть у нас с тобою, призванных быть сожителя­ми святых и присными Богу? Что же? Так и останешься и не поревнуешь упорядочить эти расстроившиеся отношения?! Поспеши же — или погибнешь!

Ныне-завтра смерть. С закрытием глаз за­кроются для нас двери милосердия Божия, если не попечемся войти в них прежде того. А тогда что? О! Той беды и слово выразить не сильно! Не отлагай же! Вот подходит благоприятное время святого поста. Отселе еще положи наме­рение воспользоваться им во спасение и гото­виться к тому. Всячески сам себя шевели и раз­дражай уснувшую ревность о спасении всеми способами, какие оставлены твоей свободе всеустрояющею благодатию Божиею.

А Господь близ! Он ждет только чтоб ты ска­зал: «Восстав, иду!» И прежде чем приблизишься ты к Нему, Он сретит тебя и заключит в Отеческие объятия любви Своей. Смотри, сколь­ко уже обитает в доме Его рабов, служащих Ему! И между ними сколько таких, кои падали паде­нием, подобным твоему! Смотри: вот Магдалина, вот Закхей, вот Мария Египетская, вот Пелагея и прочие, коим числа нет. Не отчайся же и ты; но и не медли. Беззаконий твоих не помянет Господь и за радость возвращения твоего, кото­рое обрадует все Небо, возвратит тебе все поте­рянное тобою.

Все сие сам знаешь. Испытал уже сладость восстания, его удобства и утешительные плоды. Возымел ты несчастие снова пасть; поспеши же осчастливить себя новым восстанием. Сколько бы ни падал кто, Господь любовно примет его, когда восстанет. Но если он бросит себя и с ус­лаждением обречет себя на то, чтоб валяться в тине греховной, бросит и его Господь; и кто весть, воспомянет ли о нем когда?! Возбуди же сию память Божию о тебе своею заботою о восста­нии, и Он приидет и Сам восставит тебя; подаст тебе всемощную руку Свою и извлечет из глу­бины, в которой погрязаешь ты» Не отложи воспользоваться остающеюся еще для тебя ме­рою долготерпения Божия и все употреби, чтоб воодушевить себя на труд восстания. Собери вокруг сердца все возбудительные истины,— и с неба, и с земли, и от настоящего, и от будущего,— чтоб взойти наконец до решимости сказать: «Восстав, иду!» И затем встань и иди! Иди к Отцу Небесному, Который ждет тебя, и не только ждет, но и ищет, и всеми мерами печется об обращении твоем, изъявляя готовность быть благопоспешником тебе в сем трудном и реши­тельном для тебя деле.

Сего пожелаем мы ныне взаимно друг другу, в большом ли или в малом кто находится паде­нии, пожелаем и понудим друг друга, чтобы не поодиночке, а всем вместе возвратиться к Отцу и стать едино с Ним, и всем Домом Его, и всем Царством спасаемых ублаженных и имеющих быть ублаженными вовеки. Аминь.

19 февраля 1861 года

В НЕДЕЛЮ БЛУДНОГО СЫНА (что значит пробудиться от сна греховного)

Притча о блудном сыне, которую вы ныне слышали в Евангелии, есть, может быть, живая история не одного из нас, здесь присутствующих. Припомните прошедший пост! Как остепенились мы, как говеть начали, как ка­ялись, получили разрешение и приобщились Святых Христовых Тайн. Ради нашего покая­ния и обещания жить исправно Отец Небесный отдал нам присужденную Его благостию часть благодатного достояния нашего. Хорошо было нам в тихом и светлом доме Отца! Но вот наста­ла весна, и начались развлечения и увеселения. Внимание рассеялось, и ревность духа гасла и гасла. Затем следовало падение, сначала, может быть, внезапное; за ним второе, третье и так да­лее. Душа ожестела; понятия омрачились; чувст­ва и желания огрубели. И к настоящему време­ни мало ли таких, кои совсем походят на блудного сына, оскудевшего и гибнущего от голода?

Но, если подражали мы блудному сыну в па­дении, поревнуем подражать ему и в восстании. Расточили мы, подобно ему, свое благодатное достояние; поспешим теперь, подобно ему же, снова возвратиться в объятия Отца Небесного, всегда простертые к принятию нас. На то на­значен подходящий пост. Притча же о блудном читается ныне затем, чтоб заблаговременно на­помнить нам дело поста и предрасположить к построению в уме нашем всего пути восхожде­ния к Господу, от Которого удалились.

Будем же учиться сему у блудного сына. Чем началось обратное шествие блудного к отцу? Тем, что он в себя пришел. Это и для всех — первый шаг в движении от греха к Богу; можно сказать, еще и не шаг, а только начало шествия, точка отправления. Грех погружает душу в сон само­забвения, нечувствия и беспечности. И глубоко спит грешник! Но как спящего надо разбудить, чтоб он встал и пошел, так и грешнику надо быть возбуждену от усыпления греховного, чтоб, про­будившись, увидел он опасность своего положе­ния и взошел до решимости встать и идти ко Господу. Для сей-то цели возбудительные гла­су, слышатся отвсюду, окрест нас. И совесть, и слово Божие, и слово отеческое, и чин Святой Церкви, и чин создания Божия, и обстоятельст­ву счастливые, и обстоятельства несчастные — все будит, все говорит грешнику усыпленному: «Восстани, спяй! Восстани, и освятит тя Хрис­тос». Что будет говорить нам пост, что великопостное пение и чтение, что самый благовест тогдашний, как не то же слово: «Восстани, спяй, и воскресни от мертвых».      

Возбуждает собственно Дух Божий, проникая до духа человеческого. Но нам надобно и самим себя тревожить и понуждать, ибо без нас и Дух Божий ничего не произведет в нас. Молись и проси Господа о возбуждении, но и сам не сиди, опустя голову и сложа руки; сам раздражай в себе дух заботы о спасении своем и о славе Божией. Действуй противоположно тому, что сделал с тобою грех. Как туман густой, оседши, скрывает от взоров наших все предметы, так грех кров за покровом налагает на очи ума нашего и скрывает от него все предметы, которые непрестанно видеть он должен и в видении их ходить.

Дух наш создан для Бога и Божественного порядка вещей, в созерцании коего должен пребывать и в нем, как в атмосфере какой, ходить и действовать.

«Бог, в Троице поклоняемый, мир сотворивший и о нем промышляющий, спасает нас в Господе Иисусе Христе, благодатию Святаго Духа, во Святой Своей Церкви, веры ради и жизни по вере, очищая нас в сей жизни; чтоб, за малый здешний труд, в другой жизни вечным покоем успокоить нас».

Вот Божественный порядок! В сем-то Боже­ственном порядке неисходно должен пребывать вниманием дух наш, чтоб жить и действовать сообразно с ним. Но грех, пришедши, все то ис­торгает из внимания и увлекает его в порядок вещей, совершенно противоположный, в котором Бог забыт, забыто благодатное Домостроительство, забыты смерть, Будущая Жизнь и правед­ное воздаяние. Видятся только предлежащие блага и жизнь чувственная, не чающая конца се­бе. Вот в этот-то туман нисходит луч благодати Божией, чтоб возбудить грешника, стряхнуть ослепление с очей его и, как бы за руку взявши, извлечь на свет сознания порядка Божия. Но ты, ведущий сей порядок, возьмись и сам тут же действовать. Собери внимание свое и проходи сед порядок — весь, от начала до конца. Помя­ни, как Бог, все словом сотворив, тебя отличил от вceх тварей и образом Своим почтил, как ты пал и Бога прогневал и как наказан изгнанием из рая; как Бог, сжалясь над тобою, обещал послать Спасителя; как пришел Господь и Спаситель и спас тебя крестною смертию Своею, как благодать Святаго Духа даровал и прочее; как все сие ты попрал беспечно-беззаконною жизнию; как со дня на день ожидает тебя смерть, и по смерти суд и воздаяние по делам твоим злым. Пройди весь сей порядок умом твоим, или не однажды пройди, а только и делай, что проходи, сколько сил и времени достанет. Когда будешь так делать с усердием, может быть, засеменится в сердце твоем опасение за себя, а там и забота о спасении своем. Это же чувство, родившись, приведет в напряжение ослабшие от нерадения духовные силы твои и родит не помышления только, но и желание перестать наконец валяться во грехе и обратиться ко Господу.

Вот это и есть прийти в себя, или пробудиться от сна греховного: войти вниманием, сознанием и чувством в Божественный порядок и чрез то восчувствовать опасность своего пребывания во грехе, возыметь заботу выйти из него.

Юноша развратившийся что говорил, пришедши в себя? «Колико наемник отца моего иждивают хлебы, аз же гладом гиблю!» (Лк.15,17). Это то же, что: «Как хорошо у отца моего и как худо мне; отбежавшему от отца! Как светел, утешителен и блажен Божественный порядок и жизнь в нем, мне определенная; и как худо мне, живущему во грехе, самовольно исшедшему из того порядка и отчуждавшемуся от него! Какая же нужда мне самому на себя наветовать и Себя губить? Восстав, иду? Брошу грех и начну жить по Богу!»

«Восстав, иду» — это второй шаг в шествии от греха к Богу! В первом грешник приходит только к помышлению и желанию оставить грех, а здесь самым делом решается оставить его. Там только пробудился он от греховного сна, а здесь встает и хочет идти. Кого пробудили, тот может опять заснуть, не встававши. Иного разбудят, а он тотчас опять заснет; опять разбудят, а он опять заснет. Иной пробудится и знает, что надобно встать, но так лежит — не спит и не встает. Все это в разных видах повторяется и в духовной жизни. Пробудится грешник и опять предается сну беспечности, опять пробудится и опять за­сыпает. Иной чувствует и понуждение оставить грех, но все еще остается в грехе, как бы смелос­ти не имея оторваться от него. Вот почему и после того, как увидена и восчувствована необ­ходимость исправиться и переменить жизнь, не должно думать, что уже все сделано: Нет! На­добно еще возбудить в себе напряженную реши­мость тотчас же расстаться с грехом и всем порядком греховной жизни и начать жить по всем сознанным условиям богоугодной жизни. И это есть главное дело в обращении к Богу, или это то и есть само обращение. Тут совершается перелом воли, после которого она уже не хочет греха, гнушается им, отвращается от него; и, на­против, напрягается любить и делать одно доб­ро, Богу угодное.

Как совершается сей перелом, трудно оп­ределить. Он происходит во святилище духа нашего, сокровенно и потаенно, как сокровенны все зародыши жизни. И тут, как и в первом шаге, все совершает благодать, но опять не без нас. Как и что творит благодать? Ее премудрые устроения кто исследит? А что нам надобно делать, то определим в коротких словах.

Пришла мысль о спасении; восчувствовал ты опасность пребывания во грехе, возымел намерение исправиться — смотри не пропусти сих движений души твоей без внимания! Это есть дар благодати — не презри и не отвергни его. Что внушается тебе сделать, не отлагай того до завтра. Сейчас же войди в себя и начни заботливо рассчитывать и соображать все, что надлежит тебе посему сделать с собою и для себя. Затем начни ходить в том чине, в котором внедряется и возгревается победительная благо; храни пост, ходи в церковь, твори милостыню, прекрати на время житейские дела и заботы, уединись, читай, если можешь, и размышляй, а главное, молись,— молись умом твоим и cepдцем и припадай ко Господу, болезненно взывая о помощи одолеть себя. Если будешь делать сие со всею искренностию, добросовестностию и терпением, призрит наконец Господь на искание твое, осенит тебя благодатию Своею, умягчит сердце твое и подаст силы переломить упорство воли твоей. Есть много уз, кои не дают душе восстать и идти ко Господу. Кроме порочных страстей и склонностей, порядок внешней, сложившейся под влиянием греха жизни, привычки, взаимные от­ношения, страх за жизнь и благосостояние со­ставляют крепкостенную темницу, в которой то­мится грешная душа! Но все это растаивает от огня благодати Божией. В минуту сию человек все приносит в жертву Богу и на все готов — до положения живота, только бы Бог простил и принял его к Себе, хотя бы последним из всех, работающих в Дому Его. Что говорил блудный, то говорит и всякий, с решимостию обращаю­щийся к Богу: «Восстав, иду — и реку Отцу моему: «Отче! Согреших на Небо и пред Тобою, и, уже несмь достоин нарещися сын Твой, сотво­ри мя, яко единого от наемник Твоих!»»

Момент решимости есть главный момент об­ращения. Что после того следует, уже есть ис­полнение того, что во время его полагает сде­лать человек. Если б не дошел до сей решимости юноша, не пошел бы к отцу, а не пошедши, горе­вал бы только о своей скудости и голодании — И, пожалуй помирись с своим горьким положе­нием, навсегда остался бы в нем. Но вот помог ему Господь: встал он и пошел к отцу, сказал ему, что задумал сказать, и был милостиво встре­чен, прощен, одет, обут, насыщен; принят опять в сыновство. И была радость великая во всем доме!

Таков конец решимости блудного возвратиться к отцу. В обращении грешника все, означаемое сим, исполняется тогда, когда он, решившись исправиться, исповедует грехи свои и получив разрешение от духовного отца и прощение от Господа, причащается Святых, Пречистых и Животворящих Христовых Тайн, во оставление грехов и в Жизнь Вечную. И это есть следствие решимости грешника идти ко Господу, но не есть придаток к делу обращения, а есть необходимое его завершение, есть запечатление того что образовалось в сердце в минуты решимости. Напоминаю о сем ради того, не подумал бы кто ограничиться одним внутренним обращение Богу, устраняясь от Божественных Таинств. Обращение такое будет ненадежно и не поведет ни к чему доброму. Если кузнец, сделав нож, как следует не закалит его, нож этот остается мягким и ни к чему негожим. Точно так и человек, решившийся оставить грех и начать работать Господу, если не примет Исповеди и Святого Причастия, не имеет силы и мужества ни на какое добро: бывает вял, пропускает случаи к добру и всегда почти уступает препятствиям. А это значит то же почти, что оставаться в том же положении, как прежде; или остановиться на полдороге. Кто решился, тот встал. Но как, вставши, одеваются и приготовляют себя к делам своим, так решившемуся надобно облечься и вооружиться благодатию Исповеди и Святого Причастия, чтоб с силою, в должном вооружении, выйти на дела богоугождения и спасения.. Когда проходит ночь и настанет день, «исходит человек на дело свое и на делание свое до вечера» (Пс.103,23), так, когда про­ходит ночь греха и воссиявает в душе день бла­годати о Христе Иисусе, облагодатствованный исходит на дело свое и работает до вечера жизни своей, Господу поспешествующу и благие на­чинания его утверждающу Своим благоволени­ем и благословением.

Таков, братие, путь обращения от греха к Богу и богоугождению! Восстани же, кто есть спяй, и воскресни от мертвых, и освятит тя Христос! Если затрудняешься теперь, заготовься, по крайней мере, к посту, когда Апостол обратит к тебе сло­во: «Се, ныне время благоприятно! Се, ныне день спасения!» (2Кор.6,2). Аминь.

16 февраля 1864 года

В НЕДЕЛЮ БЛУДНОГО СЫНА (О покушениях и уловках врага, ищущего поглотить всякого ревнителя добра и чистоты)

Обратив внимание на начало истории блуд­ного, с изумлением видишь, какою малостию началось ниспадение юного, неопытного сына и в какой ров пагубы низвело. Первое желание обставлено такою благовидностью, что ничего худого и пагубного, кажется, от него и ожидать было нельзя. И отец будто не видел беды; верно, и сын не предполагал кон­чить так, как кончилось. Хорошо, что наконец благодать Божия взыскала погибшего. А то, пробедствовав здесь в горькой доле, и на тот свет перешел бы он не на радость, а на понесение праведного воздаяния за жизнь, худо проведен­ную и не исправленную покаянием.

Вот так-то совершается и всякое грехопадение и всякого человека ниспадение из доброго состояния в состояние худое, смятенное, страстное. Начинается всегда с малости, и малости благовидной: враг знает, что грех внастоящем своем виде отвратителен, потому прямо и не вле­чет в него, а начинает издали, всегда почти при­крывая первые свои приражения (нападения) видом добра. Потом уже, мало-помалу, всевает нечистоту по­мышлений и жар желаний, колебля крепость противящейся ему воли и расслабляя опоры ее, пока не образует скрытного в сердце склонения на грех, после которого уже только случай — и грех делом готов. А там грех за грехом и — повторение горькой участи блудного в падении!

Сие содержа в мысли, конечно, каждый из нас сам собою наложит на себя обязанность стро­го исполнять заповедь Апостола: «трезвитеся и бодрствуйте!» (1Пет.5,8). Смотрите в себя и окрест себя и замечайте обходы и покушения врага, ищущего поглотить всякого ревнителя добра и чистоты. Первая уловка врага есть возмущение помыс­лов. Обычно он вначале всевает один только помысл, так, однако ж, чтоб он коснулся сердца и засел в нем. Как только успеет он в этом, тот­час около сего ничтожного, будто и не всегда худого, помысла собирает целый облак побоч­ных помыслов и затуманивает, таким образом, чистую дотоле и светлую атмосферу души. Этим приготовляет себе враг место и пространство для действия и скоро начинает действовать в сем ту­мане, уязвляя душу страстными приражениями, которые рану за раною оставляют в душе. Эти раночки потом со всех сторон облегчают душу и сливаются наконец в один болезненный струп страстного греховного настроения. Тут то же бы­вает, как если б кто во тьме тонким острием иглы получал уязвления на теле, одно, другое, третье и так далее по всему телу. Каждое уязвление причиняет боль и оставляет язву, из которой образуется нагноение и струп, а там, струп за стру­пом, и все тело станет как одна язва и один струп. Так замечайте: в добром состоянии мысли не мятутся, и тут врагу действовать нельзя, за­тем первое у него дело — возмутить помыслы. Возмущает же он их посредством одного, кото­рого избирает коноводом, судя по характеру и занятиям человека. Как только успеет он заса­дить такой помысл в сердце, тотчас поднимается буря помышлений; внутренний мир и тишина исчезают. Тут-то подседает враг к сердцу и на­чинает понемногу возбуждать в нем страстные движения. Это уже второй шаг! Вот и смотри! Заметишь это — остановись, не иди дальше, ибо что дальше — уже очень худо. Смятение по­мышлений, может быть, и не успеешь заметить, потому что мы бываем поневоле многим заняты; но движение страсти — как не заметить, особен­но когда еще цело намерение не поддаваться ей. Если и это для кого затруднительно, укажу бо­лее осязательный признак. Замечай: коль скоро, вследствие увлечения одним помыслом, а потом смятения многими, произойдет охлаждение серд­ца, знай, что в сердце пошли уже уязвления и струпы, хотя они не совсем еще заметны. Ох­лаждение сердца к богоугождению есть боль­шая половина пути к падению, а иные говорят, что оно есть верное падение.

После сего сами видите, в чем с нашей сторо­ны дело: не допускай первого увлекательного помысла до сердца и не сочетавайся с ним. Отвергнешь первый помысл — разоришь все коз­ни врага и пресечешь ему всякую возможность действовать на тебя и искушать тебя. Отсюда вот какой закон спасения: пришел искусительный помысл — прогони его; опять пришел — опять прогони; пришел другой и третий — и эти гони. Так всякий искусительный помысл гони и отвергай с гневом и досадою на него. И будешь совершенно свободен от падений. Враг все бу­дет искушать, будет злиться на тебя, но, если не перестанешь так действовать, ничего он не сде­лает тебе. Напротив, если поддаешься первому влечению его, уж он сумеет свернуть тебе голо­ву. Праматерь наша, если б сразу отогнала змия-искусителя, не пала бы. А то — завела с ним речь… дальше и дальше… запуталась в сети вра­га и пала. Таково же и всякое падение!

Рассказывают об одном великом подвижни­ке из древних. Жил он в пустыне, один, и до такого дошел совершенства, что Ангел в пищу ему приносил каждый вечер по одному белому хлебу. Враг всеял ему помысл, будто он так уже совершенен, что ему нечего бояться падений и потому слишком строго смотреть за собою. Не поостерегся старец и позволил своему сердцу сочетаться с сим помыслом. Но как только сочетался, начали волноваться его помыслы, начали лезть в голову разные воспоминания лиц, вещей и дел людских; на первый день не так много, потому что он еще отгонял их, — достаточно, однако ж, для того, чтоб омрачить душу его. Отчего, став вечером на молитву, он совершил ее уже не с таким миром и не с таким устремлением сердца к Богу, как прежде. Хоть за это хлеб на трапезе своей нашел он уже не белый, а черный и черствый и был поражен тем, вкусил, однако ж, не доискиваясь причины, и в обычное время лег спать. Тут-то враг налег на него всею тяжестью своего мрака. Шум от мыслей в голове был, как шум от колес мельничных; и движения в теле были, какие и не помнит он, когда случались. И вставал, и ходил, и сидел — ничего не помогало. Так промаялся целую ночь. На другой день душа как разбитая; молитвенное правило совершено неохотно и без усердия; к богомыслию не было расположения; Небо и Небесное закрылись в сознании; мирские же помыслы неотвязно теснились в голове и вызывали разные движения и сочувствия сердца. Старец сам не понимал, что с ним делалось, и оставался все в том же положении до вечера. Зато вечером нашел он на столе уже не хлеб, а иссохшие куски черного хлеба. Ужаснулся, воз­дохнул, но таким же смущенным лег в постель. Ночь сия была еще мрачнее первой; и день по­том — еще смятеннее и расстроеннее. Правило молитвенное совершалось кое-как, без всякого внимания; мысли были заняты совсем не тем, что читал язык. На трапезе нашел он уже только крохи, перемешанные с сором и пылью. Затем ночь — еще ужаснее и смятеннее первых. Кон­чилось тем, что старец оставил пустыню и устре­мился в мир.

Видите, какою малостью началось и до чего дошло! Господь не допустил сего старца до ко­нечного падения и устроил ему вразумление, раскаяние и возвращение на прежнее место, как и возвращение блудного сына к отцу. Но этим себя никто из падающих не обнадеживай, а на одно смотри, как зачинались их падения, и сие зачало предотвратил попекись. Их, как и мно­гих других, возвратил Господь опять на добрый путь; а тебя, может быть, предаст в руки падения твоего, не по гневу, а по невозможности посо­бить тебе, потому что крепко разобьешься. А это ведь — увы и горе, — каких не дай Господи ис­пытать никому.

Все сие я веду к тому, чтоб внушить вам, что с греховными помыслами, могущими привести ко греху, как бы ни были онина первый раз не­значительны, лучше не иметь никакого соглаше­ния, а сразу отражать их ипрогонять; и если уже мало-мало успели они опутать, поспешить разорвать союз с ними без жаления. Уж куда нам пускаться в это море. Праматерь чистая была, а враг тотчас сбил ее с пути; и старец какой был совершенный, а враг в три дня совсем разбил его. Отчего это? Оттого, что не поостереглись на первом шагу. Прогони они врага в первом его приражении, ничего бы не было из того, что они испытали. Так всегда было и будет. Так и между нами бывает. Не увлекайся благовид­ностями и не слушай врага. Заповеди знаешь? Их и держись и ими измеряй шаги свои; все же другое прочь гони, и безопасен будешь от паде­ний. Кто призирает «на заповеди», не постыдится (Пс.118,6). И «юнейший» исправляет путь свой, когда хранит их (Пс.118,9). Кто в сердце своем скроет «словеса» запове­дей, тот не согрешит (Пс.118,11). Пусть «князи» тьмы замыш­ляют ему пагубу, он не боится, ибо погрузился во «свидеиия» (заповеди) и оправдания Божий (Пс.118,23-24). Кто запове­ди взыщет, тот ходит «в широте»: не запутаешь его (Пс.118,45). Пусть искушения приражаются, но он вспомнит о свидениях и возвратит «ноги свои» на пути правые (Пс.118,59). Он готов встретить их и не смущается, ибо навык «хранить» заповеди (Пс.118,60). Узы грешных помышлений легко разрывает он, потому что ни­когда «не забывает Закона» Божия (Пс.118,61). Нападки гордых врагов умножаются, он же «всем сердцем» лежит только к заповедям Божиим (Пс.118,69). Иногда и «сердце его усыряется как млеко», но он отрезв­ляет его поучением в Законе Господни (Пс.118,70). Враги поджидают, как бы «погубить его», а он «заповедию» умудряется перехитрить их (Пс.118,95,98). Пусть много «стужающих» ему, но как он «неправду возненавидел, закон же возлюбил», то «мир мног» осеняет его и нет «соблазна» ему (Пс.118,157,163,165).

Так в начале предложил я вам слово Апос­тола: «трезвитеся и бодрствуйте!». Теперь же, в конце, если кто спросит: «Как же быть, когда смущает враг?»,— прибавлю: «светильник ногам и свет стезям» вашим да будет «Закон Божий» (Пс.118, 105), и никакие смущения не повредят вам. Аминь.

31 января 1865 года

3. В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ

В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ (О Страшном Суде)

В позапрошлое воскресенье говорила нам мать наша, Святая Церковь: «Всячески ревнуйте о добродетельном житии, но не гордитесь добрыми делами своими; потому что вы не можете их наделать столько, чтоб на них можно было окончательно основать надежду сво­его спасения. Потому, не ослабевая в доброделании, не полагайтесь на свою праведность». В про­шедшее воскресенье Святая Церковь говорила нам: «Чистые только и святые войдут в Царст­вие Божие… Как вы не представляете себя Гос­поду чистыми в неуклонном исполнении Его за­поведей, то поревнуйте очистить себя от всякого греха слезами покаяния. Плачьте о грехах сво­их: как плачут о мертвом, чтобы выплакать у Бога помилование».

Ныне же что она говорит? Ныне она живо­писует нам Страшный Суд Божий и тем хочет послушных чад своих воодушевить на большие и большие труды, а нерадивых и беспечных про­будить от усыпления. Первым она говорит: «Трудитесь и не ослабевайте в трудах своих; ибо, ког­да придет Господь и все святые Ангелы с Ним, тогда поставит Он вас одесную Себя и скажет вам: «приидите, благословенный Отца Моего, на­следуйте уготованное вам Царствие от сложе­ния мира» (Мф.25,34). И с той минуты вы начнете вкушать блаженство, для выражения которого нет слов на языке человеческом. Тогда забудете все тру­ды свои и скорби». А вторым, то есть нерадивым, говорит ныне Святая Церковь: «Непрестанно внушаю вам — живите, дети мои, как жить сле­дует истинным христианам, а вы не слушаете. Приглашаю вас к покаянию, а вы уши свои за­тыкаете от зова моего; говорю вам — плачьте о грехах, а вы не только не плачете, но издеваетесь над плачущими, издеваетесь даже над самым уставом покаянным, как и над всем порядком жизни христианской. Убойтесь! Прейдет образ мира сего, явится строгий Судия и поразит вас гневным отвержением Своим: «отыдите от Мене, проклятии, в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его» (Мф.25, 41).

Вот нынешний урок! Ясен он и полон при всей простоте своей и краткости. И мне ничего не остается прибавлять к тому, кроме одного: напечатлейте образ Суда Божия в уме и сердце вашем и всегда носите его в себе, не отрывая от него внимания вашего. Сами увидите, каким во­одушевлением и какою готовностию на всякого рода труды исполнится дух ваш, если вы хотя малое попечение имеете о спасении души своей! С другой стороны, какой страх и какое сокруше­ние изольются в сердца тех, кои не совсем ис­правны, страстям поблажают и вольности пре­даются. Можно сказать, что если б каким-нибудь образом можно было глубоко запечатлеть в ду­ше людей сей образ Суда Божия, то все в непро­должительном времени сделались бы исправны­ми ревнителями добрых дел. Ибо положите, что верная пришла бы весть с Неба, что вот завтра или послезавтра придет Господь! Стал ли бы кто предаваться тогда утехам и забавам? Стал ли бы поблажать страстям своим и творить грехи?.. Стал ли бы еще отлагать покаяние и исправле­ние свое?.. Разве безумный какой стал бы так делать, а все, не потерявшие смысла, бросились бы поспешнее делать всё, что еще можно сделать в это короткое время. Как ученики, для кото­рых настает экзамен, о том только и думают, как бы приготовиться к экзамену: иной не спит по­чти и не ест, а не то чтоб позволил себе еще и об играх и шалостях подумать,— так было бы и с нами, если б память Суда Божия никогда не выходила из головы нашей… Только и заботы было бы у нас, как бы неопустительно исполнить все требуемое Господом и тем угодными явить­ся Ему в Час Суда. Но то беда наша, что мы привыкли отдалять от себя сей Час Суда, при­выкли или дали себе на то право. Думает вся­кий: «Сколько уж времени я живу, все слышу: «Вот Суд! Вот Суд!..» — и нет доселе Суда. Может быть, еще не скоро. Отцы наши, деды и прадеды тоже ждали Суда, но вот еще и мы не видим его, спустя столько времени после них». Все сие так. Можно прибавить и еще более того: что вот уж восемнадцать веков, как сказал Гос­подь о Суде и как ждут Суда, и все нет его. Но что же из этого? Не было его доселе, но, может быть, не успеем мы выйти из храма сего, как при­дет Господь. Ибо то несомненно, что Он придет и что никто не может сказать определительно, когда Он придет. И вздоха не проведем, как Он явится. Ной говорил своим согражданам: «Пе­рестаньте грешить, иначе — потопом потопит вас Господь». Может быть, в начале проповеди иной и остепенялся, но потом, как прошло десять, двад­цать, сто и более лет, всякий давал себе право не верить так долго не сбывавшейся угрозе. Но неверие сие ведь не отдалило же события. При­шел же потоп и взял все… Может быть, за мину­ту до этого повторял проповедь свою Ной, и над ним смеялись, но все же исполнилось то, что по­ложено Господом; иного, может быть, за смехом сим и потоп застал. Так и у нас есть немало лю­дей, кои отдаляют Час Суда; иные, может быть, и не верят тому; но все это не отстранит Суда, и будет минута, когда исполнится положенное Господом,— исполнится, когда не чаем, захватив нас внезапно. «Во дни Ноя, — говорит Господь, — ели, пили, женились, посягали», строились и торговали… Никто и не думал о потопе. Но потоп пришел внезапно и «взял все» (Мф.24,37-39). Вот и мы едим, пьем, веселимся и хлопочем о разных делах, — о Суде Божием и думать не думаем; но, может быть, он сейчас же придет и застанет нас в чем есть. Ибо как молния, показавшись на одном краю неба, в одно мгновение пробегает до друго­го и охватывает все небо, так будет внезапно и мгновенно явление Сына Человеческого.

А мы отдаляем от себя сие решительное вре­мя, и отдаляем на неопределенную даль, так что и конца будто не видать, когда сие будет. Но вот что: отдаляйте Суд Божий — на сколько хоти­те. Может быть, и в самом деле не скоро еще придет Господь судить живых и мертвых; но ка­кая же от этого нам льгота или поблажка?.. Все же Он придет и будет судить именно нас и су­дить без лицеприятия, по закону Евангелия, нами воспринятому. Все же наш долг быть истинны­ми христианами оттого нисколько не умаляется. Хоть сейчас, хоть чрез тысячу лет придется нам стать на Суд, все же придется, и на Суде том мы будем давать отчет в употреблении настоя­щих часов, дней и лет, действительных, а не будущих, воображаемых. Так не лучше ли нам всякий час держать себя так, как бы Господь сейчас имел явиться, или, лучше, так, как бы мы стояли уже на Суде. О, если бы Господь дал нам в такое настроение привести ум свой! Какая рев­ность о святости начала бы тогда снедать (уязвлять) нас? Враг знает силу сего помышления и всячески выбивает его из головы нашей разными благо­видными предположениями! Но, братие, умуд­римся противопоставить всем его козням одно простое рассуждение. Скажем ему: «Пусть не скоро Суд, но ведь если можно отсюда извле­кать какую-либо поблажку, то это тем только, кои могут быть уверены, что час смерти их со­впадает с Часом Суда отдаленного; нам же что из того? Вот, ныне или завтра придет смерть и покончит все наше и запечатлеет собою участь нашу навсегда, ибо после смерти нет покаяния. В чем застанет нас смерть, в том предстанем мы и на Суд. Застанет нас смерть нераскаянными грешниками, грешниками нераскаянными уз­рит нас и Судия Праведный и осудит. Застанет нас смерть кающимися о грехах и ревнующими о добре, такими признает нас и Судящий Гос­подь и помилует. Но когда придет смерть наша, никто того сказать нам не может. Может быть, еще минута, и всему конец… и пойдем мы к Пре­столу Божию, и услышим от Него приговор, ко­торого уже никто переменить не может». Такое рассуждение противопоставим лукавому врагу, который мыслию об отдаленности Суда Божия покушается затмить в уме нашем картину сего Суда и тем расслабить ревность нашу. И в са­мом деле, что пользы за горы отдалять время Страшного Суда, когда смерть, не меньше его грозная и решительная, стоит у нас за плечами? Покоримся же, как дети послушные, спаситель­ному внушению матери нашей, Церкви! Напол­ним память свою картиною Суда Божия и не будем отрывать от него своего внимания! От Суда веет не одним страхом и ужасом… Он мо­жет подать и обильное утешение. Ибо там будет сказано не одно: «отыдите… проклятии…», но и другое: «приидите, благословеннии…» и последнее прежде первого. Надобно только, помышляя о Суде Божием, так устроить жизнь свою, чтоб не попасть ошуюю, к козлищам, а одесную, к овцам. А для сего что нужно? Заповеди Божий испол­нять со всею ревностию, а если в грехи какие впадем, каяться о том и плакать, постоянно уго­варивая душу свою такими песнями церков­ными: «Живущи на земли, душе моя, покайся: персть (прах) во гробе не поет, прегрешений не избав­ляет. Возопий Христу Богу: «Сердцеведче, согреших, прежде даже не осудиши мя, помилуй мя». Доколе, душе моя, пребываеши в прегрешениих? Доколе приемлеши покаяния преложение? Приими во уме Суд грядущий и возопий Господу: «Сердцеведче, согреших, прежде даже не осудиши мя, помилуй мя»» (Тропарь, глас 3, по 3-й кафисме Псалтири).

«Душе, покайся прежде исхода твоего, Суд неумытен (беспристрастен) грешным есть и нестерпимый. Возо­пий Господу во умилении сердца: «Согреших Ти в ведении и не в ведении, Щедрый, молитва­ми Богородицы ущедри и спаси мя»» (Тропарь, глас 7, по 4-й кафисме Псалтири). Аминь.

В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ (Нарисуем в уме нашем картину Суда Страшного и будем носить ее непрестанно)

Ныне Святая Церковь напоминает нам о Страшном Суде. Уже посылала она нас учиться у мытаря смиренному вопиянию: «Боже, милостив буди мне грешному!» Уже внушала она нам не предаваться падению, а вслед блудного сына, восстав, идти к милосердому Отцу и умолять Его — нас, недостойных именоваться сынами Его, принять хоть как наемников. Но еще боится она, как бы кто по невниманию не пропустил тех уроков и по ожесточению сердца не остался коснеть в грехах. Потому ныне, жи­вописуя картину Страшного Суда, она еще громче говорит: «Покайтеся». Если не покаетесь, все погибнете. Вот, Бог установил день, имеющий прийти, как тать в нощи, когда приведет Он во свет тайная тьмы, откроет советы сердечные и воздаст каждому по делам его. Грешникам тог­да не будет никакой пощады. Внидут в радость Господа только одни праведные и те, кои, подвергшись несчастию впасть в грехи, принесли по­том искреннее покаяние и исправили жизнь свою. Итак, помышляя о Дне том страшном, перестаньте грешить, покайтесь и восприимите твердое наме­рение ходить неуклонно в заповедях Божиих.

И действительно, ни одна истина не сильна так умягчить нераскаянное сердце, как истина о Страшном Суде Божием. Знает сие враг и вся­чески ухищряется поставлять нас в такое состоя­ние, что мы или совсем не помышляем о сем Суде, или, если помышляем когда, помышляем поверх­ностно, не проводя сего помышления до сердца и не давая ему произвести там полного своего дей­ствия. Если б и память Суда не отходила от нас и сила его принимаема была всем сердцем на­шим, — не было бы грешников или были бы греш­ники только случайные, нечаянные, минутные, тотчас по нечаянном падении восстающие. Но вот, не входим мы в намерения Божий, потому и грешим, и коснеем во грехах нераскаянностию.

Приидите же, братие, перехитрим омрачаю­щего нас врага и отныне положим: и помнить непрестанно о Суде, и сердцем воспринимать всю силу его и весь страх его.                                                                 

Нарисуем в уме нашем картину Суда Страш­ного и будем носить ее непрестанно. Как в обыч­ной нашей жизни видим мы, небо над собою с Солнцем и другими светилами и разные твари вокруг себя, подобно сему устроимся и в духе. На Небе будем созерцать Господа Судию со тьмами Ангелов, а вокруг себя всех сынов человеческих, oт начала мира до конца, предстоящих Ему в страхе и трепете. Тут же река огненная и книги разогнутые. Суд готов! Таким помышлением наполним ум свой и не будем отступать от него вниманием. Восстав с одра, будем внушать душе своей: «День он страшный помышляющи, побди душа!» — и, отходя ко сну, будем говорить себе: «Се, ми гроб предлежит, се, ми смерть предсто­ит! Суда Твоего, Господи, боюся и муки бесконечной!» И во все часы дня почасту будем по­вторять: «Господи, избави мя вечных мук, червия же злого и тартара!» Ведь, помним ли мы или не помним о Суде, Суда сего не миновать. Но, если будем помнить, можем миновать грозных его определений. Сие помышление научит нас удаляться того, что делает страшным Суд; и страх Суда избавит нас от страшного осуждения.

Только да не будет в нас праздным сие по­мышление; углубим его и восприимем серд­цем — и Суд, и осуждение, и решение Суда.

Ныне есть ли кто? Кто бы верно судил о себе и был верно судим другими? Самолюбие скрывает нас от себя и своего суда совестного; тело и при­стойная внешность укрывают нас от проницательности лиц, окружающих нас. По богозабвению и не говоря как бы говорим мы в себе: «Не видит Бог!» Не то будет там: и себе будем мы все открыты, и другие будут видеть нас, каковы мы в словах, делах и помышлениях. Каждый, видя себя, будет сознавать, что он видим всеми и пронима­ется светлейшими паче солнца очами Божиими. Это сознание всеобщности видения грехов своею тяжестию подавит грешника и соделает то, что ему легче было бы, если б горы палки покрыли его, нежели как стоять так, составляя открытую цель для взоров и Небесных, и земных.

Ныне мы изобретательны на снисхождения и разными способами извиняем себя и пред со­бою, и пред другими, и пред Богом. Тогда не будет места никаким оправданиям. И наша со­весть будет говорить нам: «Зачем ты так делал?» И в глазах других будем мы читать; «Что ты это наделал?» И от Господа будет печатлеться в сердце укор: «Так ли тебе следовало делать?» Эти осуждения и укоры со всех сторон, будут тесниться в душу, проницать и поражать ее, а оправдаться нечем и укрыться некуда. Эта но­вая тяжесть — тяжесть всеобщего осуждения безоправдательного — еще нестерпимее будет тяготить грешника безотрадного.

Ныне нередко проволочка следственных дел облегчает участь преступника и манит надеждою оправдаться. Там этого не будет. Все свершится во мгновение ока: и Суд без следствий, и осуждение без справок с законами, и возражений не будет. По мановению Божию отделятся праведники от грешников, как овцы от козлищ, и все смолкнут, ничего не имея сказать против этого Суда и осуждения. Ждется последнее пораже­ние грешнику — решение; и се, слышится: «приидите, благословеннии!… отыдите, проклятии, в огнь!» (Мф.25,34.41). Решение невозвратное и неизменяемое, запечатлевающее участь каждого на вечные веки. Вечные веки будет звучать в ушах грешника осужденного: «Отойди, проклятый!» Как вечные веки будет ублажать праведника сладкое слово: «Прииди, благословенный!» Эта тяжесть отвержения есть самая нестерпимая тяжесть, имеющая тяготеть над нераскаянными грешниками.

Вот что будет! И вот что ныне хочет впечатлеть в сердце наше Святая Церковь! Восприи­мем же чувством эту безотрадность состояния грешника в последний день,— безотрадность, в которую поставят его тогдашний Суд, осуждение и решение; восприимем и позаботимся избежать ее. Никому не миновать Суда. Все будет так, как написано. Небо и земля прейдут, а сло­во Божие о том, что они прейдут и потом будет Суд, не прейдет. Враги разве мы себе? Не враги. Так поспешим избежать беды, туги и отчаяния, какими грозит нам Последний День. Как избежать? Или праведностью, или милостивым оп­равданием. Если не имеешь праведности, за ко­торую мог бы ты стать с теми, кои одесную Судии, то поревнуй заранее оправдать себя пред Богом, омывшись в слезах покаяния и очистившись по­двигами самоотвержения,— и будешь принят в число их по оправдывающей милости, если не по правде.

Се, уже начинается благоприятное к тому время! Уже приблизилось преддверие песта. Сокращение удовлетворения потребностей плоти затем учреждено, чтоб дать больше простора действиям духа. Приготовляйтесь же! А того, чем испорчена предлежащая неделя, злых обычаев мира, убегайте, сколько это возможно по услов­ным отношениям вашим и немощам характеров ваших, чтоб достаточно подготовленными всту­пить нам в поприще поста и говения, очиститься, установиться в чистоте и утвердить за собою возможность очищенными предстать и страшному Престолу Судии всех — Бога. Аминь.

26 февраля 1861 года

В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ (Тайна подготовления оправдательного решения на Страшном Суде)

Итак, приидет Судия. Все явимся пред Су­дилищем Его, да восприимет каждый, яже с телом содела, или блага, или зла. Что будет тогда, братие, с нами? Что именно с каждым из нас будет тогда?! Теперь же перене­семся туда мысленно и предложим совести на­шей заранее определить то.

Зрите! Се, пред нами, лицом к лицу, Судия праведный и нелицеприятный. Вокруг вся тварь разумная — и небесная, и земная. В нас самих все дела наши, ясно видные: на челе нашем; на очах и устах, на каждом члене и чувстве, служившем орудием для них; и мы сами в себе все будем видеть, и другие в нас все будут видеть, и око Божие будет проницать нас. Укрыться некуда. Общий всех суд оправдает или осудит нас. Сему суду будет вторить и наш собственный суд; а тот и другой запечатлеются Судом Божиим, который и останется вечно неизменным и решит участь нашу навсегда.

Так как же думаете? Что услышит ухо наше в тот Час — утешительное ли: «прииди, благосло­венный» — или безотрадное: «отойди, проклятый»?

Ах, братие! Восприимем в чувство сию реши­тельную минуту и заранее подумаем о том, как нам быть. Минуты той не миновать и решения того не отменить! Войдемте же в совесть свою и спросим ее, что именно чает она услышать: «отойди» или «приди»? Совесть не станет льстить, если искренно захотим услышать прямой голос ее и не будем сбивать ее пустым самооправданием. Вот и око Божие определительно видит, что мы такое в Час сей и чего стоим, осуждения или оправдания, и свое свидетельство влагает в ухо внутреннему свидетелю дел наших, в их отношении к Богу и вечному Закону Его! Какое же предрешение дает нам о нас сей внутренний сви­детель дел наших?

Всяко скажете: «Кто чист?» Но ведь о том и дело, чтоб мы сознали себя нечистыми и порев­новали очиститься. Ибо, если б в минуту сию, когда совесть признает нас нечистыми, мы сто­яли на Суде и из себя, и от других, и от Господа слышали такой приговор о себе, что было бы с нами? Вот приходят исполнители судорешений, связывают и ввергают в тьму кромешную, где плач и скрежет зубов! Так точно это и будет, если отселе не озаботимся изменить готовящее­ся нам грозное определение на определение благоволительное.

Не спрашивайте, как это сделать. Ибо кто того не знает? «Покайся, и впредь не греши» — вот и вся тайна подготовления оправдательного решения на Страшном Суде!

«Покайся!» Велико ли и трудно ли это? Все дело покаяния в двух словах: «согрешил, не буду!» Какой труд сказать это? А между тем какая ве­ликая сила сокрыта в кратком слове сем! Хотя бы молча кто, в сердце только своем, чувством своим внутренним изрек: «согрешил, не буду!» Внут­реннее слово сие пронесется по всему Небу и там произведет всеобщую радость. О «едином грешнике кающемся радуются все Ангелы» (Лк.15,7),— го­ворит Господь. Радуются; но чего ради? Это они радуются за ту неизреченную радость, какою обрадован будет грешник, покаявшийся в День Суда. Ту тесноту, то горе, ту беду, кои ожидают грешника на Суде, совершенно отстраняет это небольшое покаянное слово: «согрешил, не буду!»

Грех печатлеется в естестве нашем, отпечат­левается во всем окружающем нас и записыва­ется в Книге живота. Во всех сих местах он бу­дет виден в День Суда и, отражаясь на нас, будет привлекать осуждение нам. Но покаянный и сокрушенный вздох: «согрешил, не буду!» — изглаждает его отвсюду, так что нигде ни единого следа его не останется в обличение нас. Как чер­ное платье моют, колотят, полощут и тем убе­ляют его так, что никакой черты прежней чер­ноты не остается в нем, так слезы покаянного сокрушения и Исповедь убеляют естество наше, повсюду стирают следы греха, изглаждают из самой книги Суда, так что на Суде самый боль­шой грешник, ради покаяния, явится безгреш­ным и никакого нигде не найдется основания к осуждению его, потому что покаяние все их ис­требляет.

Грехи, оставаясь в нас не очищенными чрез покаяние, отселе еще готовят нам карательное определение на Суде. Покаяние же, изглаждая грехи, отселе еще отменяет сие определение. Та­кова сила покаяния. Бог посылал Пророка к ниневитянам с угрозою, что еще три дня — и Ниневия превратится, но ниневитяне покаялись, и определение Божие отменено. Царю Езекии другой Пророк принес определение Божие о часе смертном, но царь, вздохнув, со слезами помо­лился, и еще дано было ему время на покаяние. Видите, как покаяние и слезное обращение к Богу изменили Устоявшееся уже определение Божие. Так и то определение, которое готовят нам на Страшном Суде грехи наши и которое уже предрешено по тому состоянию, в котором мы теперь находимся, совершенно отменит слез­ное покаяние и исповедание грехов наших. Точ­но, отменит определение, но ведь, если мы не из­меним себя, оно останется неизменным, хотя не пришло время быть ему таковым. Наше закоснение во грехе затверждает определение Божие, а покаяние испаряет его и уничтожает. Поспе­шим же к сему спасительному покаянию, пока еще есть время!

Пока время есть; время сие кончится с кон­цом жизни нашей. А кто скажет, когда сей ко­нец? Вот и надобно сейчас же приступить к по­каянию. Затем и открыл нам Господь тайну Суда, чтоб, слыша об осуждаемых на нем, всякий на себя посмотрел, себя пожалел и покаянием по­спешил спасти себя от вечной погибели, Жела­тельно разве Господу осудить нас? Если б было желательно, не пришел бы Он на землю и не стал нашего ради спасения терпеть страдания и смерть. Но как нельзя не быть Суду, то вот Он и возвестил о, нем наперед, говоря как бы нам: «Смотрите, вот что будет! И вот что надо вам сделать, чтоб избежать предстоящей там беды!» Говорит Господь о Суде, чтоб никто не подпадал на нем осуждению. Как добрый судия наперед извещает жителей, что идет к ним разбирать дела, чтоб они приготовились к ответам и не запута­лись, так и нас известил Господь о Суде, чтоб мы наперед знали, что там будет, и так приготови­лись, чтоб устоять в ответах. А как устоять? Тогда и вопросов никаких не будет, если здесь, на Ис­поведи, на все вопросы, которые касаются дей­ствительных грехов наших, мы изъявим чисто­сердечное признание и раскаяние, от души говоря: «согрешил, не буду!»

Войдемте же, братие, в сии благие намерения Божий о нас. Напишем картину Суда в памяти нашей и будем под нею ходить, как под какою сению. Она научит нас, как избежать осуждения на сем Суде. Святые отцы, ревновавшие о хрис­тианском совершенстве, так глубоко внедряли в ум свой память о Суде, что неотлучно пребыва­ли с нею, что бы ни делали. И на молитву не иначе становились они, как мысленно установив себя на Страшном Суде, пред лицем Господа Судии, готового произнести окончательный о них приговор; и, сознавая себя в сем положении, немолчно вопияли: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Пробудясь от сна, они пели: «Се, Жених грядет!» Отходя ко сну, взывали: «Суда твоего, Господи, боюся и муки бесконечной!» И во всякий час дня, при всяком даже деле, поми­нутно встречаясь с картиною Суда, в уме носи­мою, они усугубляли свой вопль ко Господу: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Чрез это стяжали они сердце сокрушенное и смиренное, которое не уничижится. Непрестанные слезы умиления измыли душу их от всякой нечистоты и явили их чистыми и совершенными пред ми­лосердым, спасения желающим Господом.

Пойдемте и мы тем же путем памятования о Страшном Суде! Оно породит сокрушение, уми­ление и слезы, которые угасят огнь, уготованный нам грехами нашими, если останутся неоплакан­ными. Аминь.

23 февраля 1864 года

В НЕДЕЛЮ МЯСОПУСТНУЮ (О Втором и страшном пришествии Господа нашего Иисуса Христа (сокращенно из слов святого отца нашего Ефрема Сирианина на второе пришествие))

Христолюбивые братие мои! Послушайте о Втором и страшном пришествии Вла­дыки нашего Иисуса Христа. Вспомнил я об этом часе и вострепетал от великого стра­ха, помышляя о том, что тогда откроется. Кто опишет это? Какой язык выразит? Какой слух вместит в себе слышимое? Тогда Царь царству­ющих, восстав с Престола славы Своей, сойдет посетить всех обитателей Вселенной, сделать с ними расчет и, как следует Судии, достойным воздать добрую награду, а заслуживших наказа­ние подвергнуть казням. Когда помышляю о сем, страхом объемлются члены мои и весь изнемо­гаю, глаза мои источают слезы, голос исчезает, уста смыкаются, язык цепенеет и помыслы на­учаются молчанию.

Таких великих и страшных чудес не было от начала твари и не будет во все роды! Исполнится время, пробьет последний час бытию мира; огненная река потечет с яростью, подобна свирепому морю; пояст горы и дебри и пожжет всю землю и дела, яже на ней. Тогда от огня сего реки оскудеют и источники иссякнут; между тем как там, горе’, «звезды спадут», солнце померкнет, луна мимо идет и «небо свиется, аки свиток» (Ис.34,4). Кто найдет в себе столько крепости, чтобы снести без сокрушительного потрясения помышление о сем страшном изменении лица всей твари?

Затем услышится глас трубы, превосходящий всякий гром,— глас, вызывающий и пробужда­ющий всех от века уснувших, и праведных, и не­праведных. И во мгновение ока всякое дыхание человеческое восстанет с места своего, и все люди от четырех, концов земли будут собраны на Суд. Ибо повелит великий Царь, имеющий власть всякой плоти,— и тотчас с трепетом и тщанием дадут: земля —своих мертвецов, а море — своих. Что растерзали звери, что раздробили рыбы, что расхитили птицы,— все это явится во мгновение ока, и ни в одном волосе не окажется не­достатка.                                  .

Вот, собрались все — и в трепетном молча­нии ждут «явления Славы великого Бога» Судии (Тит.2,13), нисшествие Которого откроется «явлением зна­мения» Сына Человеческого (Мф.24,30), явлением Креста, сего скипетра великого Царя, узрев который все уразумеют, что вслед за ним явится и Сам Царь. И точно, вскоре затем услышится с высот небе­сных: «се, Жених грядет» (Мф.25,6); ее, приближается Судия; се, является Царь; се, Бог всяческих грядёт судить живых и мертвых! Тогда, братие мои, от гласа сего содрогнутся основания земли — от пределов и до пределов; тогда на всякого чело­века придут теснота, и страх, и исступление, от чаяния того, что грядет на Вселенную. Тогда потекут Ангелы, соберутся лики Архангелов, Херувимов и Серафимов; и все многоочитые с крепостию и силою воскликнут: «свят, свят, свят Господь Саваоф! Сый, Иже бе и грядый, Вседержитель! (Апок.4,8). Тогда всякая тварь на небе и на земле и под землею с трепетом возопиет: «благо­словен Грядый во имя Господне!» (Мф.921). Тогда разверзутся небеса, и откроется Царь царствующих, предивный и преславный Бог наш, подобно страшной молнии, с силою многою и несравнимою славою, как проповедал и Иоанн Богослов, говоря: «се, грядет со облаки небесными, и узрит Его всяко око и иже Его прободоша, и плач сотворят о Нем вся колена земная» (Апок.1,7).

Какой страх и трепет и исступление будет в Час тот! Кто перенесет видение сие? И кто стерпит зрак Того, от лица Коего «побежит неб о и земля» (Апок.20,11). Небо и земля побегут! Кто же, после! сего, в состояния устоять? И куда побежим мы, грешные, когда увидим престолы поставленные и сидящего Владыку всех веков; когда увидим бесчисленные воинства, со страхом стоящие окрест Престола? Ибо тогда исполнится пророчество Даниила: «зрях, дондеже престолы поставишася; и Ветхий денми ceдe… Тысячи тысяч служаху Ему, и тмы тем предстояху Ему: судище ceдe, и книги отверзошася» (Дан.7,9-10).                                                                             

О, теснота; о, туга и томление духа! Нелице­приятное Судилище открывается, и отверзаются сии страшные Книги, где написаны наши и слова, и дела, и все, что мы сказали и сделали в сей жизни и что думали скрыть от Бога, «испы­тующего сердца и утробы» (Апок.2,23). О, сколько слей нужно нам ради Часа того! Тогда своими оча­ми узрим мы с одной стороны — неизреченное Небесное Царство, ас другой — открывающие­ся страшные мучения; посреди же всякое коле­но и всякое дыхание человеческое, от прароди­теля Адама до рожденного после всех. Там Все человечество будет поставлено среди Царства и осуждения, среди Жизни и смерти, среди Рая и ада. Все будут в ожидании страшного Судного Часа, и никто никому не в состоянии будет помочь.

Тогда потребуется от каждого исповедание веры, обязательство Крещения, вера, чистая от всякой ереси. Велик ли кто или мал,— все рав­но исповедали мы веру и приняли святую пе­чать; все одинаково отреклись диавола, дунув на него, и все одинаково дали обещание Христу, поклонившись Ему. Отречение, которое даем мы при Святом Крещении, выражается немногими словами, но по заключающейся в нем мысли — многообъятно. Ибо в немногих словах отрека­емся мы от всего, отрекаемся не одного, не двух, не десяти худых, дел, — но всего, именуемого худым, всего, что ненавистно Богу; отрекаемся сатаны и всех, дел его. Каких дел? Выслушай: блуда, прелюбодеяния, нечистоты, лжи», тать­бы, зависти, отравления, гнева, хулы, вражды, ссоры, ревности, пьянства, празднословия, гор­дыни, празднолюбия, глумления, свиряния, бе­совских песен, деторастления, гадания, вызы­вания духов. Всего этого, и подобного сему; всего, о чем все знают, что это дела и учения диавольские, отрекаемся чрез отречение при Святом Крещении. Сего-то отречения и добро­го исповедания потребуют от каждого из, нас в тот Час и День, ибо написано: «от словес твоих оправдишися» (Мф.12,37); и еще Господь говорит: «от уст твоих сужду тя, рабе лукавый» (Лк.19,22).

Сии-то слова наши или осудят, или оправда­ют нас в Час тот. По ним будут допрашивать каждого, и каждого — в чину своем. Епископы будут вопрошены и о собственном их житии, и о пастве их: у каждого потребуют словесных овец, которых принял он от Пастыреначальника Хрис­та. Подобным образом и пресвитеры дадут от­вет за Церковь свою, а вместе и диаконы. И вся­кий верующий даст ответ за себя и за дом свой, за жену, за детей, за рабов и рабынь: воспитывал ли он «их в наказании и учении Господи» (Еф.6,4),— как заповедал Апостол? Тогда вопрошены будут цари и князи, богатые и бедные, великие и малые о всех делах, какие сделали; ибо написано, что «ecu предстанем судищу Христову» (Рим.14,10), «да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла» (2Кор.5,10).

Что же будет после того, как исследованы и объявлены будут дела всех пред Ангелами и че­ловеками, того без слез и стенаний и рассказать невозможно, потому что это будет уже после­днее. Тогда отлучит нас Судия друг от друга, как пастырь отлучает овец от козлищ. У кого есть добрые дела и добрые плоды, те отделятся от бесплодных и грешных и просветятся, как солнце. Это те, которые любили заповеди Гос­подни, были милосерды, нищелюбивы, сиротолюбивы, одевали нагих, посещали заключенных в темницах, заступались за угнетенных, призира­ли больных, которые плакали, как сказал Гос­подь (Мф.5,4), обнищали ради богатства, соблюдаемого на Небесах, прощали прегрешения братиям, со­блюли печать веры несокрушимою и чистою от всякой ереси. Сих «поставит» Господь «одесную, а козлищ — ошуюю» (Мф.25,33), именно тех, которые бесплод­ны, прогневали Доброго Пастыря, не внимали словам Пастыреначальника, были высокомерны, своекорыстны, сластолюбивы, которые в настоя­щее время покаяния, как козлища, играют и не­жатся и все время жизни своей иждивают в объядении, пьянстве и всяких утехах и увеселениях, а к нуждающимся немилосерды, подобно богачу, не оказавшему жалости к бедному Лазарю.

Так разделив всех, стоящим одесную скажет Господь: «приидите, благословениии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сло­жения мира!» (Мф.25,34) Стоящие же ошуюю услышат сей горький и строгий приговор: «идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его!.. И идут сии в муку вечную, пра­ведницы же в Живот Вечный» (Мф.25,41,46).

О сем-то бедственном разлучении вспомнил я и не могу перенести его. У кого есть слезы и сокрушение, плачьте, потому что в страшный оный Час бедственною разлукою разлучены будут все друг с другом и каждый пойдет в переселение, из которого нет возврата. Тогда разлучены бу­дут родители с детьми, друзья с друзьями, супруги с супругами, и те даже, кои клялись не разлучаться друг от друга вовеки. Тогда греш­ные будут наконец выгнаны из Судилища и поведутся на место мук немилостивыми ангелами, принимая от них толчки, побои, скрежеща зу­бами, все чаще и чаще обращаясь, чтоб увидеть праведников и ту радость, от которой сами от­лучены. И увидят неизглаголанный оный свет, увидят красоты райские, увидят великие дары, какие приемлют от Царя Славы подвизавшиеся в добре. Потом, постепенно отдаляясь от всех праведников, и друзей, и знакомых, сокроются, наконец, и от Самого Бога, потеряв уже возмож­ность зреть радость и истинный оный свет. На­конец приближатся к местам неописанных му­чений и там будут рассеяны и расточены.

Тогда-то увидят они, что совершенно остав­лены, что всякая надежда для них погибла и никто не может помочь им или ходатайствовать за них. Тогда-то наконец, в горьких слезах, ры­дая скажут: «О, сколько времени погубили мы в нерадении и как обмануло нас наше ослепление! Там Бог говорил чрез Писание, и мы не вни­мали; здесь вопием, и Он отвращает от нас лице Свое! Что пользы доставили нам концы мира? Где отец, родивший нас? Где мать, произведшая нас на свет? Где братья? Где друзья? Где богатство? Где людская молва? Где пиры? Где мно­голюдные гульбища?» Ниоткуда нет помощи; всеми оставлены: и Богом, и святыми. И для покаяния нет уже времени; и от слез нет пользы. Вопиять бы: «Спасите нас, праведные! Спасите, Апостолы, Пророки, мученики! Спаси, лик Пат­риархов! Спаси, чин подвизавшихся! Спаси, Че­стный и Животворящий Крест! Спаси и Ты, Вла­дычица Богородица, Матерь Человеколюбца Бога!» Вопиять бы так, но уже не услышат! А если и услышат, что пользы? Ибо конец уже всякому ходатайству. В таких терзаниях безот­радного отчаяния каждый, наконец и нехотя, от­веден будет на место мучения, какое уготовал себе злыми делами своими, «идеже червь их не умирает, а огнь не угасает» (Мк.9,48).

Вот, узнали вы, что уготовим мы себе? Вот, слышали вы, что приобретают нерадивые, лени­вые, некающиеся? Слышали, как будут осмеяны посмевающиеся заповедям Господним? Слыша­ли, как обманывает и обольщает многих эта рас­тлевающая душу жизнь? Позаботимся же о том, как бы неосужденно предстать нам пред Страш­ным Судищем в тот трепетный и страшный Час. О сем страшном Дне и Часе предрекали святые Пророки и Апостолы; о сем страшном Дне и Часе Божественное Писание от концов и до кон­цов Вселенной, в церквах и на всяком месте, во­пиет и свидетельствует. Чего ради? Того ради, чтоб всех умолить; смотрите, бдите, внимайте, трезвитесь, молитесь, милосердствуйте, кайтесь и будьте готовы, «яко не весте дне ни часа, в оньже Сын Человеческий приндет» (Мф.25,13). «Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядеиием и пиянством и печалъми житейскими, и найдет па вы впезапу день той» (Лк.21,34). Оставьте «путь широкий, веду­щий в пагубу»; и вступите на «путь тесный, веду­щий в Живот» (Мф.7,13-14). Скорбно шествие по сему пути, но блаженно упокоение; жестоко шествие, но воз­даяние — радость; стеснительно шествие, но ме­сто отдохновения — пространно. Шествие по оному: покаяние, пост, молитва, бдение, смирен­номудрие, небрежение о плоти, рачение о душе, милостыня, плач, воздыхание, коленопреклонение, труды и всякое злострадание. Шествие по оно­му пути: быть укорясму и терпеть, быть ненавидиму и не питать ненависти, злострадать и воз­давать за сие добром, прощать, полагать душу за друзей, а наконец, и кровь свою пролить за Хрис­та, если потребуют того обстоятельства. Если кто пойдет сим тесным путем, то примет он бла­женное воздаяние, которому никогда не будет конца. А широкий путь и пространные врата ведут в пагубу. Шествие по оному в настоящем радостно, а там скорбно. Здесь легко, а там тя­жело и болезненно. Здесь сладко, а там горче желчи. Это хождение по пространному пути есть: блуд, прелюбодеяние, нечистота, рвение, зависть, ярость, распри; а также смехотворство, кличи, забавы, свирели, пляски, пышные одежды, много­ценные вечери, беззаконные пения, мягкие по­стели, объядение, братоненавидение и, что все­го хуже,— нераскаянность и непамятование об исшествии из этой жизни. Многие идут путем сим, и все найдут достойное того пристанище: вместо наслаждения — голод, вместо покоя — болезнь, вместо смеха — рыдание, вместо весе­лых пиров — пребывание с демонами, вместо светлых и роскошных жилищ — тьму кромеш­ную и геенну огненную. О сем-то конце широ­кого пути помышляя, братие, уклонимся от него и послушаем Господа, Который говорит: «подвизайтеся внити сквозь тесные врата» (Лк.13,24).

Сему да научит нас память о Страшном Суде. Сей День содержа в уме, святые мученики не жалели тела своего; иные же в пустынях и го­рах подвизались и ныне подвизаются в посте и девстве. Сей День имея в уме, блаженный Давид каждую ночь омочал ложе свое слезами и умо­ляя Бога, говоря: !Господи… не вниди в суд с рабом Твоим! Ибо если восхощешь die сделать, то не оправдится пред Тобою всяк живый» (Пс.142,1-2).. Присту­пим, братие, и мы к сему подвигу, пока не настал еще День оный. Предварим лице Бога нашего исповеданием, покаянием, молитвами, постом, сле­зами, странноприимством. Предварим, пока не пришел Он видимо и не застал нас неготовыми. Не престанем приносить покаяние, неотступно умолять и готовиться во сретение Господу — все вместе: мужи и жены, богатые и бедные, рабы и свободные, старцы и юноши.

Смотри, никто не говори: «Много согрешил я, нет мне прощения!» Кто говорит сие, тот не знает, что Бог есть Бог кающихся и на землю пришел призвать не праведных, но «грешных в покаяние» (Лк.5,32). Но смотрите, никто также да не дерзнет сказать: «Я не согрешил!» Кто говорит это, тот слеп. Никто не безгрешен, никто не чист от скверны, никто от человек не свободен от вины, кроме Того единого, Кто нас ради обнищал, бо­гат Сый. Так не будем недуговать самоправедностию; но не будем и отчаиваться во спасении, сознавая за собою грехи. Согрешили мы? Покаемся. Тысячекратно согрешили? Тысячекратно принесем покаяние. Бог радуется о Всяком добром деле, преимущественно же о душе кающейся; ибо весь приклоняется к ней, приемлет ее собственными руками и призывает, говоря: «приидите ко Мне, ecu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы!» (Мф.11,28).

Слыша сии благие обетования и сей слад­чайший глас Спасителя душ наших, приидите, поклонимся и припадём Ему, исповедуя грехи свои. Не поленимся и не престанем, взывать день и ночь со слезами, ибо Он милостив и нелжив; и несомненно сотворит отмщение за вопиющих к Нему, день и ночь. Он — Бог кающихся, Отец, Сын и Святый Дух. Ему слава вовеки. Аминь.

7 февраля 1865 года

4. В НЕДЕЛЮ СЫРОПУСТНУЮ

В НЕДЕЛЮ СЫРОПУСТНУЮ (Основное чувство сердца есть грусть: природа наша плачет о потерянном рае)

Нынешний день Святая Церковь посвя­щает воспоминанию падения прароди­телей наших, и вы слышали, какие жа­лобные сетования влагает она в уста изгнанных из рая и сидевших прямо против него праотцев наших! Так живо было тогда чувство потери: рай был в виду и из него, может быть, доноси­лись благоухания цветов и дерев, напоминавших о блаженной жизни, которую так недавно вку­шали они в невинности. Нельзя было не сето­вать праотцам нашим.

Но то было сетование не Адама и Евы; но сетовала природа человеческая падшая! Все си­лы души и все части тела издавали плач. Праро­дители передавали его только словом сетовав­шей вместе с ними твари и будущему потомству. С той минуты сетование, плач и грусть сродни­лись с природою человеческою и стали состав­лять основной тон наших сердечных чувств и расположений. И кто из потомков первозданно­го, наследников падшей природы человеческой, не засвидетельствует сего собственным опытом?

В самом деле, мы любим повеселиться, но что значит, что, после самого полного веселия, душа погружается в грусть, забывая о всех утехах, от которых пред тем не помнила себя? Не то ли, что из глубины существа нашего дается знать душе, как ничтожны все эти увеселения срав­нительно с тем блаженством, которое потеряно с потерею рая. Мы готовы радоваться с радую­щимися, но, как бы ни были разнообразны и велики предметы радостей человеческих, они не оставляют в нас глубокого следа и скоро за­бываются. Но если увидим мать, плачущую над умершим сыном, единственною своею опорою, или жену, раздирающуюся над могилою люби­мого мужа, скорбь глубоко прорезывает душу нашу и слово и образ сетующих неизгладимы­ми остаются в памяти нашей. Не значит ли и это, что скорбь ближе и сроднее нам, нежели ра­дость? Вы слушаете пение или музыку; прият­но, конечно; отзываются в душе веселые тоны, но они скользят только на поверхности ее, не оставляя заметного в ней следа, между тем как тоны грустные погружают душу в себя и надол­го остаются ей памятными. Спросите путешест­венника, и он скажет вам, что из множества виденного выдаются из-за других у него в голове, преимущественно, такие предметы и места, кото­рые погружали его в грустную задумчивость.

Этих примеров достаточно, кажется, в пояс­нение той мысли, что основное чувство нашего сердца есть грусть. Это значит то, что природа наша плачет о потерянном рае и, как бы мы ни покушались заглушить плач сей, он слышится в глубине сердца, наперекор всем одуряющим ве­селостям, и понятно говорит человеку: «Пере­стань веселиться в самозабвении; ты, падший, много потерял: поищи лучше, нет ли где способа воротить потерянное?»

Один язычник подслушал сей плач души человеческой и вот в какое иносказание облек он свою о том мысль! Какой-то мудрец старых лет ходил в уединенном месте, погруженный в размышление о судьбах человечества. Из сей задумчивости он выведен был вопросом: «Ты, верно, видел его? Скажи, куда пошел он; я уст­ремлюсь вслед него и, может быть, настигну его». Обратившись, мудрец увидел девицу. На ней была одежда царских дщерей, но изношенная и изорванная. Лицо ее было мрачно и загорело, но черты его показывали бывшую некогда высо­кую красоту. Осмотрев странницу, мудрец спро­сил ее: «Что тебе нужно?» Она опять повтори­ла: «Ты, верно, знаешь его, скажи, где и как мне найти его?» — «Но о чем это говоришь ты?» — сказал мудрец. «Ты разве не знаешь об этом,— отвечала дева. — Охма! А я думаю, что нет чело­века, который бы не знал о горе моем». Мудрец с участием спросил ее: «Скажи, в чем горе твое, и, может быть, я придумаю, как пособить тебе». — «Подумай и пособи,— отвечала она.— Вот что я скажу тебе. Я была в стране светлой, испол­ненной радости. Мне было там хорошо, как хо­рошо! Готовился брак… Жених мой, не помню черт лица его, был неописанной красоты… Уж все почти я забыла… но помню, что все уже было готово к браку, как вот кто-то пришел и говорил мне такие сладкие речи… Потом дал мне что-то выпить. Я выпила и тотчас впала в беспамят­ство или заснула. Проснувшись, — ах, лучше бы мне не просыпаться никогда! — проснувшись, я нашла себя на этой земле мрачной и душной. Где девалось то мое светлое жилище? Где мой жених и его радостные очи, я того не знала. На первых порах я только бегала в беспамятстве туда и сюда, рвала на себе волосы и била себя в перси от сильной муки, томившей душу мою. Успокоившись немного, я решилась искать по­терянное… И вот сколько уже времени хожу по земле и не нахожу того, «егоже возлюби душа моя» (Песн.1,6). Днем спрашиваю солнце, а ночью луну и звезды, каждые сутки обходя кругом землю: «Не вида­ли ль вы где того, кого ищет душа моя?» И они не дают мне ответа… Есть ли горы, где бы не слышался голос мой? Есть ли леса, где бы не раздавался вопль мой? Есть ли долины, кото­рых бы не истоптала нога моя? Но вот сколько уже времени блуждаю, ища потерянного, и не нахожу. Но скажи, не знаешь ли и не слышал ли ты, где — то, о чем так тужит душа моя!» Мудрец подумал немного и сказал: «Если б ты назвала мне имя жениха твоего и имя царства его и страны, где было светлое жилище твое, я указал бы тебе туда дорогу, а по тому, как ты говоришь, никто не может поруководить тебя! Разве не сжалится ли над тобою жених твой и не пошлет ли кого указать тебе дорогу в потерян­ное тобою блаженное жилище или не придет ли сам за тобою!» Сказав сие, мудрец отвернулся, а дева пошла далее снова искать необретаемого. Понятно, что значит это иносказание! Оно изображает душу, сетующую о потере рая и об­щения с Богом, ищущую Его и не находящую. Такова и всякая душа, таковы и наши души по естеству! Разница в чем? В том, что языческая душа только искала и искала, но не находила искомого, и язычник не мог далее идти! Разум встречается с ясными признаками — указате­лями падения и потери рая, но не умеет найти способа к восстановлению падшего и возвраще­нию потерянного. Мы же, братие, не сыны ночи и тьмы, но сыны света и дня. У нас не может быть о том никакого недоумения. Мы знаем, что Господь и Спаситель Сам приходил на землю взыс­кать и спасти погибшего; Сам всех призывает к Себе: «приидите ко Мне… и Аз упокою вы» (Мф.11,28). «Вы потеряли Царство… Вот оно приблизилось! По­кайтесь и веруйте во Евангелие, и Я возьму вас к Себе, и будете со Мною в раю, в обителях Отца Моего веселитися и вечеряти». Так, братие, брак снова уготован. Господь Сам предлагает Себя в Жениха кающейся душе, для чего послал в мир невестоводителей, сначала Апостолов, а потом преемников их, чтоб они обручали Ему души человеческие, сетующие о потере тесного обще­ния с Ним, представляя Ему их, посредством освятительных действий Церкви, девами чисты­ми, не имущими скверны или порока или нечто от таковых. Благодарение Господу! Вот и нас призвали ко браку! Вот и мы уже в невестнице Христовой, в Святой Церкви! Вот и наши души получили знак уневещения — обручение Свята-го Духа в Святых Таинствах, как бы обручаль­ное кольцо! Что еще остается? Остается ожи­дать, когда отворится дверь, изыдет Жених и позовет нас к Себе, в вечные обители. Тогда воз­радуется сердце наше, и радости нашей никто уже не возьмет от нас. О, даруй, Господи!

Но, братие, вам ведомы условия, на кото­рых все сие — обещаемое — будет действитель­но нам даровано! Будет возвращен нам рай и брачное общение с Господом, если явимся чисты­ми и непорочными пред Ним, когда предстанем Ему по исходе от жития сего. Мы уже очищены в Крещении и сколько раз очищали себя в Покая­нии. Но посмотрим на себя поближе: нет ли в нас еще каких пятен, обезображивающих лицо или одежды наши, и поспешим снова омыть их сле­зами покаяния. «Се, ныне время благоприятно, се, ныне день спасения!» (2Кор.6,2). Настают дни очищения! Воспользуемся сим благоприятным временем! Много бо согрешаем все. Если не у всякого есть смерт­ные грехи, но все же есть грехи. Запылившийся в дороге хоть не то же, что упавший в грязь, но все же ему нельзя оставаться так. Надо и лицо умыть, и платье вычистить. Так и тем, кои идут путем жизни сей многособлазнительной, нельзя не запятнаться хотя чем-нибудь. Что бы это ни было и как бы малозначительным ни представ­лялось, нельзя того оставить на себе — надо очи­стить. Ибо Господь говорит, что в Царствие Его не войдет ничто нечистое. Когда — ничто нечи­стое, значит, не только большая, но и малая не­чистота преградит нам путь в Царствие Божие… Имея сие в виду, поревнуем очистить себя от всякой скверны плоти и духа в приближающие­ся дни, чтоб не лишиться нам навсегда так благостынно возвращаемого нам блаженного жили­ща. Аминь.

В НЕДЕЛЮ СЫРОПУСТНУЮ (о деле памятования о том, откуда ниспали мы)

«Помяни, откуду ниспал ecu!» Так говорит Господь Ангелу Ефесской Церкви в От­кровении Иоанна Богослова. Но помя­ни не легкомысленно и равнодушно, а так, чтобы в этом найти побуждение к покаянию и возвращению на прежние добрые дела. «Помяни, от­куду ниспал ecu, и покайся, и прежняя дела со­твори» (Апок.2,5). Вот эту заповедь следовало бы внушать’ непрестанно всякому человеку и всему челове­честву падшему. Поминай первобытное блажен­ство первозданных, великое и неописанное, по­терянное чрез падение, и тем раздражай в себе ревность и заботу к восстанию и возвращению себе потерянного. Так больной, поминая о при­ятном состоянии здоровья, усерднее желает выздоровления; пленный, помня отраду свобо­ды, ищет освобождения; обедневший, помня по­кой довольства, всякие употребляет способы к тому, чтоб снова обогатиться. Думаю, что не было бы ни одного беспечного и нерадивого в своем спасении, если б не оскудевала память: как хорошо было до падения и как худо стало по падении!

Конечно, память сия могла бы ввергать в от­чаяние, если б у нас не было под руками средств к тому, чтоб поправить свое состояние. Но вот попечительная благость Божия установила на земле образ восстания и приблизила его к нам, — образ восстания благонадежный, многими уже испытанный и показавший над ними дивную силу свою. В таком положении дело памятования о том, откуда ниспали мы, есть то же, что возбуж­дение жажды, когда пред глазами чистый источ­ник воды, или возбуждение голода, когда пред глазами обильная трапеза. И вот намерение, с каким всякий год предлагается нам история па­дения прародителей, пред началом святого по­ста. Нам говорится чрез то: «Вспомните, каковы были вы прежде, какими стали теперь, и порев­нуйте восстать! «Се, ныне время благоприятно; се, ныне день спасения!» (2Кор.6,2).

Но вот, будто наперекор Божиим о нас попе­чениям, из всех спасительных истин, мало поми­наемых, меньше всего помнится наше падение, в лице прародителей. Как будто всему и быть так должно, как, есть. Жалости достойное забвение! Как, если бы царская дщерь, будучи увлечена низким делам и за то лишившись милости царя- отца и ниспадши в низкое состояние, до того обесчувствела, что забыла бы, что она не в своем месте и не в своем виде, было бы сие жалостно: и тем более, что и царский дом в виду, и способ умилостивления царя есть, и готовность царя опять принять дочь свою и возвратить ей все — известна и объявлена; в таком точно положении наша душа, созданная по образу и подобию Божию, когда она не содержит в мысли своей, какова была она первоначально и какою стала теперь, и не хочет воспользоваться дарованны­ми ей средствами к возвращению в первое дос­тоинство. Была она поставлена в свете ведения, а теперь окружена мраком неведения, сомнения и заблуждений. Была она исполнена мира по­мыслов, желаний и совести, а теперь в ней борь­ба помыслов с желаниями, помыслов же и жела­ний с совестью, борьба, от которой рана за раною. Был в ней сладкий покой и полное довольство, а теперь одна страсть за другою поражают сердце, в то самое время как удовлетворением страсти чает она достать себе самоуслаждение. От сего внутреннего нестроения и внешние горести, нуж­ды, болезни, неудачи, нестроения. Это ли рай сладости, в котором следует быть тебе, душа, по роду твоему и назначению? Помяни же, откуда ниспала ты, и покайся! Неестественность насто­ящего нашего положения должен бы, кажется, чувствовать каждый, бедствуя целую жизнь и испытывая всякого рода неудобства и лишения; между тем бывает не то. Иные так сродняются с своим положением в падении, что и помышле­ния не имеют о том, что сему не следовало бы быть, доказывают даже, что иначе и быть не дол­жно. Какая жалость!

Жалки все, не чувствующие падения и не ищущие восстания. Тем больше жалки христиа­не и те, кои живут пред лицом христианства. Пред нами — дом спасения, и мы в нем прича­щались уже целительных сил, действующих в нем; жалко, если мы вышли из него, вкусив снедей, сгубивших нас. Но еще более жалко, если, стоя вне, равнодушно смотрим на потерю и в беспечности не порываемся снова внити внутрь и насладиться тамошних благих: Будите же, братие, души свои, если они уснули. Будите, говоря: «Восстани, спящая и обуморенная в грехах душа, восстани, и освятит тя Христос! Была уже ты освящаема и знаешь, как велико блаженство ос­вященных! Поревнуй снова о том же, и — восстани! «Се, ныне время благоприятно; се, ныне день спасения!»

Пали мы вкушением, понудим себя восстать постом; пали самомнением, восстанем самоуни­чижением; пали нераскаянностью, восстанем слезами сокрушения; пали беспечностью и богозабвением, восстанем заботою о спасении и страхом Божиим; пали преданием себя утехам, восстанем жестокостью жития и добровольными лишениями; пали отчуждением от Церкви, вос­станем приметанием к дому Божию; пали, слушая срамные песни и позволяя себе пляски, —восстанем; слушанием церковных песней и час­ тьми поклонами; пали многословием, восстанем молчанием; пали рассеянностью, восстанем уеди­нением и хранением внимания; пали слушанием пустых речей и чтением пустых книг, восстанем слушанием слова Божия и чтением книг душе­ спасительных.

Вот еще несколько часов, и настанет спасительное время поста, приглашающее к восста­нию. Воспользуемся им по указанию мудрой и попечительной матери нашей, Святой Церкви. Воспользуемся, ибо незнаем, дано ли будет нам еще, такое время, а в падении пребыть и падшими преставиться в другую жизнь кто захочет? Может быть, это уже последний наш год, что мы ос­тавлены в живых, для опыта, не принесем ли плода покаяния, не исправимся ли. И стало быть, если уж и теперь не исправимся, посечены будем и ввержены в огнь. Имея сие в мысли, отселе по­ложим намерение, вступая в пост, вступить вместе подвиги восстания от падений. Сего требу­ет от нас Господь, сего чает Святая Церковь, сего желают все святые Божии, попечительно помышляющие о нас и сочувственно призирающие на уклонения путей наших! Аминь!

5 марта 1861 года

В НЕДЕЛЮ СЫРОПУСТНУЮ (в пост в последний раз дано нам время на покаяние)

Святая Церковь приводит нам ныне на па­мять падение прародителей. Цель у нее при сем и та, чтоб, помня, что состоим на месте изгнания, мы меньше ширились и высились, а более смирялись и сокрушались; но особенно та, чтоб, от падения прародителей переходя мыслию к своему личному падению, разгорались мы духом ревности к восстанию и возвращению того, что потеряно падением. Затем воспоминать сие и установлено пред началом святого поста, который есть по преимуществу время покаяния и само­исправления. В этом мы должны слышать не­жный голос сострадательной о нас матери-Цер­кви, которым она будто глашает к каждому из нас: «Пал ты? Встань! Вот отверзается тебе дверь поста и покаяния: ободрись, вступи с дерзнове­нием и потеки сим поприщем без саможаления». Чад Церкви и не следовало бы много убеж­дать, чтоб вняли призыванию сему; но что делать нам с нерадивою и беспечною душою своею? Не слушает, или, слыша, не внимает, или, вняв­ши, разными изворотами отговаривается от дела, к которому приглашают ее ради ее же блага. Войдемте же к душе своей и будем уговаривать ее не пропустить даром предлежащего поста, а воспользоваться им к покаянию и исправлению своему.

Как-то у нас так устроилось, что постом толь­ко мы немного и остепеняемся, постом только и находим попечительные о спасении помышле­ния. В другое время мы позволяем себе вольно­сти, иногда в очень широких размерах, не без греха, считая их безгрешными; а постом как-то сама собою отрезвляется мысль; желания при­знают законною обуздывающую их меру и по­коряются ей, хоть не всегда без ропота. И забо­ты многие умолкают; а выступает на среду забота о едином на потребу, хотя, как запуганное дитя, робко предъявляя требования свои. Такое благонастроение обыкновенно навевает на нас свя­той пост; и трудно бы поверить, чтоб кто пропу­стил его бесплодно. Бывает, однако ж, так, что, несмотря на спасительное влияние поста, несмот­ря даже на чувствуемое во время его понуждение к самоисправлению, для иных он не при­числяется ко дням спасения. Кому не нужно и кто не чувствует потребности исправить в се­бе неисправное? Но приходит саможаление —подруга беспечности и нерадения — и заглушает сии добрые движения. И вот начинаем мы ото­двигать исполнение требований сих: сначала с первого дня на второй, со второго на третий, потом с первой недели на вторую или третьи, с третьей, на четвертую или последнюю, а на последней что-нибудь помешает или какой-нибудь предлог и отлагательство придумает лукавая леность. Так и весь пост проходит без говения, Исповеди и Святого Причастия. Но пропусти только пост — в другое время нечего и ожидать,
чтоб мы занялись делом спасения. Если постом, когда все приспособлено к тому и не церков­ные только, но и житейские порядки направле­ны к тому, мы не сделаем этого, куда собраться нам взяться за сие дело после поста? Так и при­дется опять жить в беспечности и нерадении, в тех же греховных привычках и страстях и в том же прогневании Бога до следующего поста. А кто знает: доживем ли мы до него? Что же будет, если умрем в греховном и нераскаянном состоянии?!

До этого поста мы почти уже дожили — воз­благодарим Господа за сию милость; но и вос­пользоваться ею поспешим со всею готовностью. Конечно, спасения ради нашего благоволил так Господь, несмотря на нашу нерадивую и беспечную жизнь. Срок жизни нашей не в нашей вла­сти, а в распоряжении Божием. Господь же продляет или сокращает дни наши, судя по тому, можно ли ожидать от нас какого добра или нет. Нечестивые и грешные не преполовят дней сво­их, то есть и половины не проживут того, сколько бы прожили, если б угождали Богу. Всякий из нас в Церкви Божией, что дерево в саду: богоугодно живущие — это доброплодные дре­ва, а нерадивые и беспечные суть то же, что дре­ва бесплодные. Смотрит садовник на бесплод­ное дерево год, смотрит другой, смотрит третий, а потом срубает и в огнь бросает. Так бывает и с нами: ждет от нас Господь плода покаяния год, ждет другой и третий, а потом, видя, что от нас нет ничего доброго, предает в руки смерти и чрез нее препровождает к праведному воздая­нию, ожидающему беспечных. Припомните прит­чу Спасителя о бесплодной смоковнице (Лк.13, 6-9). Домовладыка говорит садовнику: «Вот третье лето прихожу и не вижу плода на этой смоковнице, посеки ее, зачем и место занимает?» Садовник упросил его оставить бесплодную еще на год, авось принесет плод; и если уж после того не принесет, тогда .посечь. Это образ того, как ми­лость Божия вымаливает у правды для нас, беспечных, год за годом в чаянии — не принесем ли, наконец, плодов покаяния? Ах, братие, кто знает: может быть, в последний уже раз дается нам пост сей! Может быть, даже теперь вокруг нас ходит правосудие и секирою своею, касаясь корня жизни нашей, требует посечения нас, бесплодных, а милость Божия умаливает его дате нам еще хоть этот пост: не покаемся ли, не ис­правим ли жизни своей и не сделаем ли потом какого добра. Поможем же милости превысить правду, отселе положив в сердце своем непре­менно в пост сей заняться собою как следует и выправить все неисправное в жизни нашей, в делах наших, в наших чувствах и намерениях. Вступая в пост, так и сложимся в мыслях, что это в последний раз дано нам время на покая­ние; пропустим — не жди больше подобной ми­лости. Заключим себя в сей тесноте,— что или труды покаяния, или смерть, и по смерти — Суд и мучение вечное! Авось отбежит сон беспечно­сти и хоть чувство самосохранения возбудит дух к свойственной ему напряженности и живости действования! И чтоб это сильнее воздействова­ло на нас следующие слова Апостола да звучат постоянно в ушах наших: «или ты о богатстве благости Бсжией и кротости и долготерпении нерадиши, не ведши, яко благость Божия на пока­яние тя ведет? По жестокости твоей и непока­янному сердцу, собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведного суда Божия» (Рим.2,4-5)..

Конечно, многие и очень многие из вас так и расположены действовать; но нет ли таких, кои колеблются духом и расслабляются сердцем? Пожалейте себя, братие! Отбросьте на минуту пагубное невнимание к делу спасения и давайте рассуждать! Вон те и те — и сколько их! — со­бираются с первых же дней поднять труды по­ста и говения, а мы с вами не думаем себя беспокоить и тревожить, но слагаемся как обычно проводить время, творяще волю плоти и помыш­лений. На вид — будто те теряют, а мы приобре­таем, на деле же — мы теряем, а те приобретают! Они получают прощение грехов, умиротворятся в совести, вступят в мир с Богом, соединятся с Господом во Святых Тайнах и начнут вкушать радость жизни в богоугождении, а у нас останет­ся то же смятение и нестроение внутри, та же туга и недовольство, то же бремя грехов и стратстей, то же нечаяние и томление, которые, однако ж, увеличат тяжесть положения нашего в виду тех исправившихся и обрадованных за исправ­ление жизни. Как тень кажется гуще, когда уве­личивается светлость прилежащих частей, так те все более и более будут восходить, а мы все бо­лее и более нисходить. Чего же ради мы попус­тим себе это? Не то же ли естество и у нас? Не то же ли и наше призвание? Не обетовало ли и нам все то, что и они получат? Чего же ради мы попустим себе испытать такие лишения? Себя жалеем? О, жалости достойное жаление, кото­рым, губим себя навеки! Труда боимся? Но что тут за труд? Труд сей кажется трудным, пока не вступим в него. А как Только начнем трудиться, вся трудность его исчезнет, потому что не мы одни будем трудиться, но и благодать Божия помогающая усердным деятелям во всяком деле благом. А хоть бы и в самом деле трудно кому: можно ли ставить сие на вид, помышляя о том, что дается за сей малый труд?! И как без труда обойтись? Вчера Святая Церковь прославляла всех подвизавшихся во спасении. Посмотрите же! Все трудились: юноши и девы, и жены, светские и духовные, пустынники и в мире живущие; и без труда никто еще не вошел в Царствие Божие! Что же и говорить труде, когда без него можно только пагубу улучить? Да и погибельные разве не несут труда и тяготы? О, сколько, да и какого еще! Так не выходит же ли, что в пагубном труде пребывать мы готовы, а в труде спасительном и слушать не хотим? Иной скажет: «Дела и обстоятельства мешают» И не говорите; стоит захотеть — и дела все переделаны будут, и обстоятельства улажены благоприятно, и дело гонения и пощения совершится душеспасительно. Бог дал человеку свободу, по которой он может заставить все двигаться вокруг себя. Не в делах помеха, а в нашем самолюбии, саможалении и богозабвении, в нашем ослеплении, нечувствии и нерадении. Вот ими, как пленницами и узами, связал нас сатана и бросил валяться во грехе, хоть видимо не ко благу нашему такое положение.

Возникнем (освободимся) же от сих сетей, которыми нас, живых, уловляет сатана в свою волю. Послушаем лучше гласа апостольского, будящего нас от сна беспечности: «час уже нам от сна востати. Нощь прейде, и день прпближися. Отложим убо дела темная и облечемся во оружия света» (Рим.13,11-12).» Се, ныне время благоприятно! Се, ныне день спасе­ния» (2Кор.6.2). «Востани, спяй и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос!» (Еф.5.14). Аминь.

1 марта 1864 года

В НЕДЕЛЮ СЫРОПУСТНУЮ (пост представляется мрачным, пока не вступают в поприще его) 

Слава Тебе, Господи! Еще сподобились мы дожить до святого поста; еще дается нам время опомниться; еще изъявляется го­товность принять пас в Отеческие объятия по­милования. Три недели молитвенно взывали мы: «Покаяния отверзи нам двери, Жизнодавче!» Се, приблизилось сие спасительное покаянное вре­мя! Стоим у входа во святой пост — поприще покаяния и милосердования к нам Божия. Приступим же с дерзновением и внидем с желани­ем. Никто не отказывайся. Никто не уклоняйся инуды (куда-либо, в другое место).

Пост представляется мрачным, пока не всту­пают в поприще его; но начни — и увидишь, что это свет после ночи, свобода после уз, льгота после тягостной жизни. Слышали, что в нынешнем Апостоле говорилось: «ночь убо прейде, а день приближися» (Рим.13,12)? Ночь — это время до поста, а день — это пост. Апостол хочет, чтоб мы так же желательно встретили пост, как желательно встре­чаем день после долгой ночи. Примите только к сердцу то, чего требует, что дает и что обещает пост, — и увидите, что иначе сему и быть нельзя. Ибо чего требует пост? Покаяния и исправле­ния жизни. Что дает? Всепрощение и возвраще­ние всех милостей Божиих. Что обещает? Ра­дость о Духе Святе здесь и вечное блаженство там. Восприими все сие сердцем, и не возможешь не возжелать поста.

На пост восстает одна плоть, и неблаговолящие к посту плотские суть, хоть им не хочется ставить себя в этот разряд и они несколько бла­говиднее объясняют свое отчуждение от поста: не хочется оставить жизнь, привольную для пло­ти, вот и поднимают жалобы на пост. Духовная же сторона наша любит пост, жаждет поста, ей привольно в нем. Надо бы сказать: «Возбуди и развей в себе духовную сторону, и будешь с по­стом в ладу, как с другом своим»; но для рас­крытия сей-то стороны и узаконен Господом пост. Вот и необходимо наперед самопринуждение; необходим наперед труд несладкий, чтоб потом вкусить плодов сладких. Пусть рассуж­дение плотское чуждается поста; ты под иго веры покорись и апостольскому учению внемли: «мудрование плотское смерть есть, а мудрование духовное живот и мир: зане мудрование плот­ское вражда на Бога есть, закону бо Божию не покоряется, ниже бо может». Почему последую­щие мудрованию сему «Богу угодити не могут» (Рим.8,6-8).

Вот с чем граничит отчуждение от поста из угождения плоти и подчинения себя плотскому мудрованию: с потерею возможности Богу уго­дить и даже с враждою на Бога! Почему, у кого есть хоть малая искра страха Божия, тот не ста­нет чуждаться поста и сам, при свете сего: стра­ха, отразит все лживые предлоги к нарушению его. Можно бы сказать: «Оживи в себе страх Божий — и охотно вступишь в поприще поста, и без труда пройдешь, его весь — от начала до конца»; но и опять, как оживить страх без по­ста? Суета, заботы, пустые развлечения, утехи, страстные увлечения, а то и просто одна толкот­ня заведенных отношений,— не дают войти » себя, опомниться и живо сознать свои обязатель­ные к Богу отношения! Надо потому заставить себя вступить в поприще поста и исполнить все его требования. Тогда улягутся суетные жела­ния, помыслы и страсти, внятно услышится голос совести и живо восстанет сознание Бога и ответственности пред Ним. А после сего, может быть, даже недостаточными покажутся обычные постные труды, ибо страх Божий, оживши сим путем, станет неодолимою, никаких преград не знающею силою, действие которой прямо направ­ляется против всякого угодия плоти, поддержи­ваемого саможалением.

Когда войдешь в это состояние, тогда сами собою странными и смешными покажутся все права плоти на льготы, какие предоставляем мы ей в обычной жизни; а пока не войдешь, нечего и обличать лживость предлогов к угодию плоти, отвлекающих от поста. Сим обличениям не к чему привиться, чтоб произвести свое действие. Одно можно посоветовать: минуй всю свою жизнь, какую долгую ни обещал бы ты себе; стань у своего одра смертного и рассуди: может ли совесть твоя обещать тебе благой исход, если тотчас застанет тебя таким, каков ты теперь? Если не может, то наперед знай, что в ту минуту ты готов будешь зараз поднять тяготу десяти, сот­ни, тысячи постов, чтоб только улучить помило­вание; и не дано тебе будет сие. Так вместо того, чтоб тогда испытать такой горький отказ, вот дается тебе пост, которого и одного достаточно для получения помилования: вступи в него бодренно и проведи, по намерению Божию. Кто знает, может быть, это последний для тебя пост и по­следняя тебе милость? Пропустишь — не жди больше.

И зачем пропустить? Довольно пожили, тво­ря волю плоти и помышлений: пора, от грех избывше, правдою пожить. «Довлеет вам мимошедшее время,— говорит Апостол,— ходившим в нечистотах, в похотях, в пьянстве, в козлогласовании, в лихоимании и полном блуда разлиянии» (Ср.1Петр,4,3-4). Пора отложить «дела темные» и облещися «в ору­жия света». Пора начать ходить «благообразно», как во дни, и перестать «плоти угодия творить в .похоти» (Рим.13,12-14). Ибо если будем жить по плоти, то имеем умереть; а если начнем «духом умерщвлять дея­ния плотские, то живи будем» (Рим.8,13). Ныне воспоми­нается падение прародителей, и в них общее всех нас падение. Чем оно посредствовалось? Поблажкою плоти и нарушением поста и воз­держания. Падение — смерть; восстание — Жи­вот. Хочешь внити в Живот— вступи в подвиг поста, и тем паче, что не можешь не сознать, что и твои собственные падения исходили из того же источника.

Кажется, довольно бы побуждений к тому, чтоб решиться на озлобление плоти в подвигах самоумерщвления в предлежащий.пост. Но стран­ное нечто совершается у нас: кому можно бы давать себе льготы, те наиболее себя озлобляют в посты; а кому следовало бы наиболее озлоблять себя постом, те самые широкие дают себе льготы. Праведники труд на труд себе прилага­ют, а грешники льготы за льготами себе позво­ляют. Уже не потому ли, что праведник себя грешником чувствует, а грешники ставят себя в рядах праведников? А если так, то на что лучше указания на самоослепление, в каком держит нас плотолюбие, и на что более разумного основа­ния к тому, чтоб не слушать его и действовать наперекор ему?

Вступим же мужественно в поприще поста. Да не будет между нами робких плотоугодников, кои за жизнь свою дрожат, если лишат их какого-либо блюда или отстранят какую-либо утеху! Да не будет между нами и суемудренных плотоугодников, кои лелеяние плоти обратили в закон, в силу каких-то особых своих учений. Таких еще вначале посрамил Апостол, именуя их врагами Креста Христова: «имже кон­чина погибель, имже бог чрево, и слава в студе их, иже земная мудрствуют» (Флп.3,19). Ныне много слышит­ся учений, расширяющих пути жизни, и много уже вошло обычаев, в которых привольно на­шей плоти. Но будем помнить неложное слово Господа: «внидите узкими враты: яко простран­ная врата и широкий путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящий им. Что узкая врата и тесный путь вводяй в живот, и мало их есть, иже обретают его» (Мф.7,13-14).

Прилепимся же и мы к тем немногим и в отверзающиеся пред нами врата утесняющего поста вступим бодренно, не позволяя себе суе­мудрых толкований и своевольных уклонений от того, что узаконено так мудро и что так спа­сительно исполнилось и исполняется всеми, по­нимавшими и понимающими цель и цену жизни во плоти не ради плоти (Рим.8,12). Аминь.

6 февраля 1866 года