Скачать Уроки из деяний и словес Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в формате docx

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений Феофана Затв.

А) Уроки из деяний и словес Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа
Б) Богословие святого Иоанна Богослова о Божестве Господа Спасителя и о домостроительстве нашего спасения
* 1) Христос воскресе! «В начале Бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» (Ин.1,1)
* 2) «Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть еже бысть»  (Ин. 1, 3)
* 3) Господь – Промыслитель всяческих
* 4) «И живот бе свет человеком» (Ин. 1, 4)
* 5) «И свет во тьме светится, и тма его не объят» (Ин. 1, 5)
* 6) Тьма  падения есть греховная тьма
В) Значение Святого Иоанна Предтечи Господня
Г) Характеристические черты истинного света

 

А) Уроки из деяний и словес Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа

 Мы созданы по образу и подобию Божию. Образ — в духовном естестве нашем, в созна­нии, свободной деятельности и бессмертии; подобие — в отражении на себе Божественных совершенств. «Будите совершени», заповедует Господь, «якоже Отец ваш Небесный совер­шен есть» (ср.: Мф. 5, 48). В другом месте указывает Он и одну из черт всесовершенства Божия для подражания: «будите милосерди, якоже Отец ваш милосерд есть» (ср.: Лк. 6, 36). Милосердие, значит, поставлено во главе, дальнейшие же черты обязательного богоподобия: святость, праведность, мудрость и прочее — оставлены дополнить нам самим. Но Божие всесовершенство беспредельно; и чис­тый ум не силен обнять их даже в той мере, в какой они удобоподражаемы для нас, тем паче не по силам это нам после того, как очи ума нашего заволокло мглою, вследствие падения. Между тем, это бессилие ума не отнимает силы у обязательства к богоподобию, поло­женного в устроении самого духовного есте­ства нашего. Посему Восстановитель падшего, «Сый сияние славы и образ ипостаси Бога Отца» (ср.: Евр.1,3), благоволивший явиться на земле, чрез воплощение, и устроить здесь дело нашего спасения, между другими потреб­ностями восстановления удовлетворил и этой. Он олицетворил в Себе все совершенства Бо­жий, как они могут быть усвояемы силами естества человеческого, в свойственной всем человекам жизни. После сего обязательное богоподобие и богоподражание исполняется христоподобием и христоподражанием.

 «Подражателе мне бывайте», говорит апо­стол Павел, «якоже аз Христу» (ср.: 1 Кор. 11, 1). И Сам Господь заповедал: «иже хощет по Мне ити, да последует Мне» (ср.: Лк. 9, 23), поступая так, как Он поступал, и верно исполняя заповеди Его. Это пояснил Он, ког­да, заключая Свое земное пребывание, сказал: «образ дах вам, да якоже Аз сотворих, и вы творите такожде» (ср.: Ин. 13, 15). Хотя это касалось одного действия Господня; но это действие такого свойства, что обнимает всё. Стань только этому подражать, и во всем восподражаешь Господу, ибо здесь выражен дух жизни о Христе Иисусе.

 Посему-то апостол Павел и болезновал пре­имущественно о том, чтобы во всех верующих воображался Христос (см.: Гал. 4, 19), чтобы они, истинно уверовав во Христа, образ Его носили в себе непрестанно и отображали образ сей в жизни, чтобы, в крещении облекшись во Христа, являли в себе Христа всякому видя­щему, ходя светло в обновленной жизни, по подобию светлости воскресшего Господа (см.: Рим. 6, 4). Мы — благоухание Христово, го­ворит за всех Апостолов святой Павел (см.: 2 Кор. 2, 15): но это не одних Апостолов пре­имущество, а долг всех христиан. Как благо­вонный цвет, разливая вокруг благоухание, дает всем знать о своем присутствии, так и всякий христианин, христоподражательно живя и настроиваясь внутренно, должен разливать вок­руг себя благоухание Христовых совершенств, так, чтобы всякий, с появлением его, восчув­ствовал присутствие духа Христова.

 Этому надлежало бы совершаться как бы естественно, потому что всякий, в крещении, по вере, благодатно принимает в себя духа жизни о Христе Иисусе. Дух жизни о Христе Иисусе, раскрываясь в делах, должен бы сам собою производить христоподражательную жизнь. Но жизнь человека не то, что жизнь растений. Здесь — бросит человек семя в зем­лю, и оно уже само собою дает корень, стебель и зерно. Человек же отличается сознанием и свободою, и жизнь его не есть цепь явлений, одно из другого необходимо вытекающих, а ряд деяний, сознательно предпринимаемых и само­деятельно совершаемых. Он предначертывает себе образ жизни и потом выполняет его. И только в этом виде жизнь его есть жизнь истинно-человеческая, разумно-свободная. Хрис­тианину, христоподражателю по званию свое­му, нет нужды утомлять голову начертанием образа жизни своей. Он имеет пред собою образ жизни Господа Христа. Смотри на него всяк и живи по нему. Как живописец смотрит на оригинал и черту за чертою переносит на изготовленное полотно; так и христианину на­добно смотреть на черты жизни Господа и пе­реносить их в свою жизнь.

 Истинная жизнь о Христе Иисусе изобра­жена в Евангелии, в деяниях и словесах Госпо­да нашего Иисуса Христа. Читай, внимай и учись жить по Христе, подражая делам Его и последуя учению Его. Святая Церковь руко­водит тебя к этому труду, предлагая каждо­дневно краткое чтение из Евангелия. На всякий день имеется посему не мало уроков, которые можешь извлечь то из того, что сделал Гос­подь, то из того, что Он сказал. Проследи всё, и вообразится в тебе Христос умственно; за тобою останется потом отображать Его и в жизни.

 Следующие размышления предлагаются как пособие к тому. Они — плод одной души; дру­гие иное нечто могут усматривать в тех же сказаниях. Впрочем, не только многие, но и все в совокупности не исчерпают всего, что содер­жится в Евангелии. Почему размышления сии предлагаются не как законченное дело, а толь­ко как опыт, как возбудитель спящего во вся­ком своеличного любомудрия, чтобы всякий сам восходил к созерцанию Христа, как это ему именно нужно, и подражал Ему возмож­ным для него, по строю и течению жизни его, образом.

 Чтобы узнать, с какими расположениями надлежит приступать к чтению Евангелия и уразумению уроков его, нужно посмотреть, с какими расположениями святой Лука присту­пал к написанию Евангелия. Как он располо­жился к написанию, так и мы должны распо­лагаться к изучению написанного.

 1) «Изволися», говорит святой Лука, «и мне» (Лк. 1,3). Изволение — начало дела. Где нет изволения, там дела или совсем нейдут, или идут неуспешно, будучи совершаемы из-под не­воли. Ты должен знать Евангелие, но приступи к исполнению сего долга, не как веревкой влеко­мый, а самоохотно, с теплым желанием и любовию; ибо есть ли на земле предмет выше того, о котором говорит Святое Евангелие? Бросаются на повести, наполненные пустыми мечтами, которые щекочут только вкус, не да­вая ничего существенного; а тут единая истина, и истина, столь для тебя драгоценная. «Бог явися во плоти», чтобы научить тебя, иску­пить и открыть тебе вход в Царство Свое Небесное. Если б и не касалось тебя это предивное событие, ты и тогда не удержался бы, чтоб не полюбопытствовать, как все это совер­шилось, как началось, шло и чем кончилось. Но когда все это сделано для тебя, то не иметь теплого усердия изучить такое утешительное сказание — значит обнаруживать бессмыслен­ную мертвенность духа; ибо только мертвый не интересуется тем, что существенно касается его. Святой Лука уверяет, что в Евангелии содержатся события, которые известны были тогда всем между христианами.  Все знали Святое Евангелие, и старый и малый, и знат­ный и не знатный, и занятый делами и имею­щий много свободного времени. Отчего так? Оттого, что все любили им заниматься и бесе­ду о том предпочитали всякому другому разве­дыванию. И не тогда только, но и во всякое время страх Божий и благочестие влекли хри­стианина к Евангелию, чтоб питать им дух свой. И ныне так делают многие — многие, и в иночестве, и в духовенстве, и в дворянстве, и в среднем и низшем сословии. Не совестно ли будет, после этого, отставать от сонма истин­ных христиан? И добро бы труд был большой; не мудрость хитросплетенная предлагается, а простое сказание, понятное даже детям. Толь­ко глаза раскрой для чтения или ухо для слы­шания да прибавь немного внимания, и все уразумеешь. Почерпнется богатство видения неисчерпаемое, и вкусится сладость от того неописанная; 2) расположись же к этому заня­тию так, чтобы потом приступать к нему все­гда с таким желанием, с каким голодный спе­шит к столу и жаждущий к прохладной воде. Не забудь же, однако же, при этом отстранить всякое совопросничество. Приступай в просто­те сердца, с верою, что все, содержащееся в Евангелии, есть несомненная совершеннейшая истина. Это, говорит святой Лука, извество­ванные (преподанные с убедительными доказательствами и принятые с полным убеждением в истине) вещи (см.: Лк. 11); «ибо, говорит Феофилакт (Болгарский), относящееся до Христа не про­сто известно, по голословному преданию, но истинно, совершенно верно и вполне доказа­тельно» (Толков. на Еванг. от Луки.1). Почему так? Потому что предали нам это те, которые с самого начала явления миру воплощенного Бога Слова были очевид­цами и служителями Его. Святые Апостолы пересказывали верующим все, что видели в Господе и от Господа и что слышали из уст Его. Верующие принимали то открытою ду­шою, и это было истинное Евангелие, написан­ное в сердцах. Писанное на хартии пришло после, когда святые Апостолы рассудили напи­санное в сердцах передать и письменами для безопаснейшего увековечения. Написали двое из двенадцати, и другие двое под их руковод­ством. Писали и другие многие, но все те евангелия еще самыми Апостолами были от­вергнуты, как не содержащие чистой истины. Чистая истина только в наших четырех Еван­гелиях. Так передали святые Апостолы Церк­ви, и так Церковь содержит доселе. Слышатся и ныне иные евангелия самоизмышленные: но как тогда Церковь не приняла ложных еванге­лий, так и теперь отвергает евангелия, духом века изобретаемые. Заключи и ты ухо свое от них и не желай знать другого евангелия, кроме того, которое читается в Церкви, и все, содер­жащееся в нем, принимай с верою, как прини­мает и понимает то Святая Церковь. Нельзя ставить здания на нетвердом грунте: нельзя и тебе созидать духовно, если позволить духу своему колебаться навеваемыми суемудрием, недоумениями и приискивать решения их. Пре­доставь этот внешний труд другим, сам же, входя внутрь и себя, и Евангелия и не развле­каясь сторонними соображениями, пей воду жизни духовной, сокрытую здесь; 3) пчела без труда находит цвет, но употребляет труд, чтоб извлечь из него медовые частицы. Нет труда для имеющего смысл и простое сердце понять, что говорит почти каждый текст Евангелия: но нельзя без труда извлечь все сокрытое в нем, усвоить то и ввести в жизнь. Евангелист при­ступил к написанию Евангелия по тщательном всего исследовании (см.: Лк. 1, 3). Ты же приступай к чтению и изучению Евангелия и обучению себя им с желанием тщательно вни­кать во все написанное. Не кое-как читай, чтоб только исполнить положенный на день урок пропитыванием из начала; но читай трудолюб­ие, чтоб усвоить читаемое, напитать тем душу свою. Лучше один или несколько стишков про­читать с пользою, нежели пробежать целые главы без назидания души. Общий закон здесь тот, чтоб занимать читаемым всю душу: а) «ум» — пониманием и разложением мыслей, сокрытых в понятом; б) «сердце» — возбуждением сочувст­вия к силе истин; и в) «волю» — готовностию следовать тем урокам, кои вытекают из них. Когда проведешь стишок по всему этому пути, переходи к другому и, с ним сделав то же, приступай к третьему и так далее. Насытится душа,— и довольно. Вот сущность и мера душевноспасительного чтения Святого Еван­гелия!

 Без борьбы при этом обойтись нельзя; ибо ум у нас страдает то леностию и неподвижностию, то расхищением мыслей, сердце — дебелостию, воля — упорством. Внимательный, страхом Божиим проникнутый, легко одолева­ет сих домашних врагов. Пусть ум расхищает­ся в легких мечтаниях и постоянно отбегает от серьезного труда: всякий раз возращай его и сажай опять за оставленное дело. Произвольно не вдавайся в мечты; невольные тотчас пресе­кай, как заметишь, не смущаясь тем, что они часты, и не утомляясь трудом собирания вни­мания. Пустомыслие — болезнь падшего ума. Молись, да исцелит его Господь.

 Когда собрано внимание, добрые мысли сами собою будут роиться из читаемого и об­думываемого. Держи теперь под ними откры­тым сердце и понуждай его воспринимать их теплым чувством. Как искры из кремня, падая на горючее вещество, зажигают его, так и святые истины, падая на сердце, будут тогда внедряться в него, возбуждать сочувствие к себе и извлекать его из среды охлаждающих его личных чувств и тварных впечатлений. Когда истина принята сердцем и возлюбле­на,— она стала нашею, усвоена, и только с этого момента начинается душеспасительность чтения и размышления духовного. Самые свет­лые мысли бесплодны, пока не тронуто ими сердце. Одно слово, проникшее в сердце, до­роже для жизни целого облака и не пустых мыслей, плавающего в голове без всяких воз­действий на сердце.

 Истина, усвоенная сердцем, всегда обраща­ется к каждому тою стороною, какою она мо­жет быть приложима к его именно жизни. Таков уж закон, что все дела истины переходят всегда чрез сердце. Переводит их страх Бо­жий, под действием которого воля принимает свои решения на дела, указываемые истинами, умом понятыми и сердцем усвоенными. Тут совершаются внутренние акты доброделания решением то и то сделать или постоянно де­лать; но надлежит этим внутренним порывам на дела богоугодные давать место и в действи­тельной жизни, чтоб они не оставались пусто­цветами. Постановлением и принятием правил для своего внешнего поведения и для устроения своей внутренней жизни, с решительностию тотчас же приступить и к исполнению их, даже в тот же день, завершается трудолюбное и ра­зумное чтение Святого Евангелия; 4) плодом такого чтения будет уразумение того, как твер­до все, что преподано нам в Евангелии о Лице Господа Иисуса Христа и о деле спасения, которое Он совершил. Читай, чтоб достигнуть того же, для чего написано Святое Евангелие: «да разумееши, о нихже научился еси словесех, утверждение» (Лк. 1, 4). В первона­чальном обучении, в детстве, мы получаем, в общих очерках, познания о делах, чудесах, уче­нии, страдании, смерти и воскресении Господа; но когда станешь изучать Евангелие показан­ным способом, то получишь о всем этом позна­ние подробное и «полное». Когда соберем воеди­но сказания всех четырех евангелистов, приве­дем их в возможный порядок и последователь­ность, обсудим надлежащим образом; то для нас ясны станут все обстоятельства каждого евангельского события,— время, место, слу­чай, и все, в целом, вообразится как одна стройная, величественная картина. Ясность и полность ведения разливает отраду; узнанная стройность целого сообщает твердость веде­нию; а все вместе созидает дух, способствуя ему свободно развиваться в свойственной ему сфере, как цвет пышно распускается под бла­готворными лучами солнца. Вместе с этою полнотою прибудет и «глубина» ведения Еванге­лия, или углубление его в сердце. Ибо, если на каждый день мы будем брать одно какое-либо событие или одну какую беседу Господа, оста­навливаться на нем одном, вникать в него всем своим вниманием, обнимать его со всех сторон, уразумевать его место в целом, возбуждая в то же время соответственные чувства и распо­ложения,— словом, исчерпывать из него все существенное для нас и жизни нашей,— то какие дивные вещи откроются нам в самых простых по-видимому случаях и словах, какое сочувствие образуется от этого ко всему, что есть в Евангелии, даже такому, что, при обыч­ном чтении, всегда проходилось без особого сле­да,— какое дорожание восчувствуется всякою, с первого раза не значительною, частностию! Это углубление в Евангелие перенесет Еванге­лие внутрь сердца, окружив его там глубоким убеждением, как все в нем возвышенно, Боже­ственно, близко к нам и дорого сердцу нашему. Когда же это произойдет, тогда придет и «твер­дое», как жизнь, «убеждение», что все в Еванге­лии непреложно, истинно. Как прочно стоит дерево, глубоко пустившее корни в землю; так древо веры приобретает непоколебимость пред ветром каких-либо сомнений, когда все Еван­гелие принято сердцем и введено в жизнь. Вкусивший делом истинность истины не вмес­тит недоумения в ней, хотя бы весь мир со­брался возмущать его. На все у него будет один ответ: я знаю сердцем, что все так есть, как пишется в Евангелии. Как возможете вы уверить кого-либо, что такая пища горька, ког­да, вкушая ее, он ощущает, что она сладка? Так и здесь. На все кривые толки сердце будет говорить: тут все свято, все Божественно; ни делать так, ни говорить никто из людей не может. Это словеса и дела воистину Бога во­площенного. Да и написать о всем этом, соделанном и изреченном, так, как написано, никто не может, кроме того, кого руководит Дух Божий. Это писания не человеческие, а Бо­жеские. Какое человеческое писание совмеща­ет такое величие и простоту? Какое писание человеческое, предлагая истины, самые возвы­шенные, хранит безыскусственность в языке, оборотах речи и в сочетании целого и вместе с тем отличается силою и достоинством, непод­ражаемым для человеческих писаний? На челе Евангелия лежит печать непреложной истины и Божественного его происхождения. Не ви­дится в нем ни искусства, ни увлечения. И са­мые слова и события, в нем содержимые, пред­ставляют характер светлости Божественной, возвещающей о Божестве Того, Кто творил одни и изрекал другие.

 Таким образом, если хочешь как следует обучать себя Евангелием, то возгрей в себе усердие к сему занятию и продолжай его с верою и трудолюбным тщанием, и получишь плод — утверждение в истине всего, содержи­мого в Евангелии, и утверждение всех истин его в сердце и жизни.

 Приступающий к написанию или изучению истории, первый прежде всего дает знать, а другой хочет знать, кто то лицо, о котором бу­дет идти речь. Так и приступающему к уразу­мению Евангелия и обучению себя чрез него надобно наперед возыметь светлое понятие о Том, Чьи деяния и словеса изображены в Свя­том Евангелии. Святой Пророк, предзря явле­ние Его, восклицал: род «же Его кто исповестъ? « (Ис. 53, 8). И народ, видевший Его, явившегося на земле, недоумевал, кто Он и откуда? Святое Евангелие решает недоумение, определительно сказывая, кто Он, откуда и как пришел? Евангелист Матфей, представляя родословие Его, дает разуметь, что Он есть потомок Давида и Авраама. Но святой Лука восходит далее по ряду святых патриархов и доходит до самого первозданного; не останав­ливаясь, однако ж, и на нем, он заходит за пределы тварей и возносится к Самому Богу, говоря, что Он — Божий (см.: Лк. 3, 38). Что значит это «Божий», объясняет святой Иоанн Богослов в своем выспреннем (высоком) богосло­вии о Боге Слове. Божий Он не как прочие твари, но как Бог Слово, безначальное и еди­носущное, как Единородный Сын Божий, во­плотившийся. И вот Кто Тот, о Ком благовествует Святое Евангелие! Бог во плоти, или в человеческом естестве, истинный Бог и истин­ный человек в одном Лице. Святой Матфей и Лука в своем родословии сказывают, как Он есть человек; а святой Иоанн учит, как Он есть Бог. Но как те не останавливаются на одном человечестве, а восходят к Божеству Его, заключая родословие показанием, что Он — Божий, так и этот не Божество только созерцает, но нисходит до явления Его в мир воплощением, открывая, как предвечное Сло­во, сущее у Отца, «плоть бысть и вселися в ны» (Ин. 1, 14). Те свидетельствуют, что Он не человек только, но и Бог; а этот наводит, что Он не Бог только, но и человек: все Он — один и Тот же есть, и Бог и человек. Испове­дание сего составляет сущность верования о Лице Иисус Христове, чтобы ни человечество не поглощалось Божеством, ни Божества не отрицать ради человечества, но то и другое со­зерцать соединенным в одном лишь — Спаси­теле нашем. Исповедание сие — камень, на коем создана Господом Церковь Его Святая, которая потому, не колеблясь, отвергала все, противное сей норме верования. Отвергла она и Ария,— умалявшего в Спасителе Божест­во, и докетов (секта), не знавших человечества, и Нестория, не уразумевшего дивного сочета­ния Божества и человечества в едином Лице Иисус Христове. «Таков подобаше нам» Спа­ситель и Восстановитель падших! Соединяя в Себе и Божество и человечество, Он, как Бог Сын, единосущный Отцу, едино есть с Ним и, как Сын Человеческий, единоестественный че­ловекам, едино есть с ними,— Он один и Тот же. И стал Он, таким образом, посредни­ком, воссоединяющим в Себе падшее челове­чество с Богом. Все верующие, силою учреж­денных Им таинств, становятся едино с Ним, а чрез Него и в Нем соединяются с Богом, в общении с Коим, живом и существенном, пред­назначено быть людям в самом творении. И осуществляется предопределенное сочетание во едино, или предопределенная целость всего сотворенного, расстроенная падением. Отпало . от Бога будто одно звено, но такое, на коем держалось все прочее. Пал один человек, но расстройство падением его введено во все тво­рения, и вещественные и духовные, и целости стройной не стало. Святой Павел сказывает нам, как в Боге воплощенном снова возглавля­ется все, и земное и небесное, и вводится от века предуставленная гармония во все су­щее (см.: Еф. 1, 10). Как мог бы Иисус Хрис­тос явить такое действие, если б Он не был Бог? Такова сила Его в целости всего сущего. В отношении собственно к нам, человекам, силу воссоединить падших нас с Богом, прими­рением нас с Ним, явил Он потому, что, как Бог беспредельный, беспредельно ценную при­несши жертву Богу беспредельному, удовлет­ворил тем правде Его беспредельной и открыл, таким образом, чрез Себя всем доступ к Богу Отцу, в Коем истинная жизнь наша (см.: Еф. 2, 18). Мы или совсем перестали бы существо­вать вслед за падением, или если бы и суще­ствовали, то существовали бы, как омертве­лые, не имея в себе истинной жизни. Но с минуты первого в раю обетования Он стал ходатаем нашим, и мы продолжали и продол­жаем жить в силу сего ходатайствовавшего посредничества, в силу того, что от Него исхо­дит к нам жизнь Божественная, оживотворяю­щая нас.

 «Благословен Бог и Отец Господа наше­го Иисуса Христа, благословивший нас всяким благословением духовным в небес­ных о Христе! « (ср.: Еф. 1, 3). «Да веруем же, яко Иисус есть Христос» Сын Божий и Бог; ибо, только веруя таким образом, удостоимся мы возымети истинный живот во имя Его (см.: Ин. 20, 31). Таково предвечное определение Божие, что только верующий в Сына Божия, как Бога, может иметь живот (см.: Ин. 6, 40). Над тем же, кто не верует в Него, как Бога и Искупителя, простертым пребывает гнев Бо­жий, сила коего — погибель вечная. Укроем­ся же под эту сень исповедания Божества Иисус Христова; ибо иначе не мимо идет гнев Божий. Кто исповедует сие, тот есть Божий; а кто не исповедует,— тот антихристов (см.: 1 Ин. 4, 3). Ныне много лиц, исполненных духа антихристова; закроем же слух от их речей тлетворных. Они величаются мудростию; на деле же обнаруживают только свое юродство; ибо видя не видят и слыша не слы­шат: одебелело (огрубело) сердце людей сих. Мы же «во свете Лица Бога воплощенного пойдем, чтобы о имени Его и возрадоваться во веки».

Б) Богословие святого Иоанна Богослова о Божестве Господа Спасителя и о домостроительстве нашего спасения

 Самое возвышенное помышление, до кото­рого может доходить человеческий ум, есть помышление о Боге. Оно возвышает собою и самый ум, а с умом и всю душу, и, наконец, все естество человека. И таково оно не потому, чтобы ум мог что-либо обнять в Боге, а по одному, так сказать, соприкосновению ума с Богом, по одному устремлению его в область Божества с отрешением от всего тварного. В Боге же все непостижимо — и естество Бо-жие, и Триипостасность, и свойства Божества, и Его действия. Первая здравая мысль ума о Боге есть сознание Его всесторонней непо­стижимости, при непоколебимом убеждении в Его бытии, всесовершенстве и все действии вообще в тварях и наипаче в человеке. После­днего он не может не исповедать, но как все это есть в Боге и в каких очертаниях,— по­стигнуть не силен. Постижение непостижимо­сти во всем, даже исповедуемом о Боге, есть возвышеннейший акт ума, есть верное выра­жение его смиренного и благоговейного покло­нения Богу.

 Бог непостижим. Но так как без ведения о Боге нельзя быть человеку, который предназ­начен к богообщению, и притом так, чтоб вос­ходил к этому сознательно и разумно; то Бог благоволил открыть ему о Себе, насколько он может понять, ибо и в открытом остается мно­го непостижимого; открыто же только то, что и сколько он должен исповедовать для дости­жения своей последней цели. Благодарение Гос­поду! Хоть и при этом все почти созерцается, как при слабом мерцании света, словно в тума­не; но вся совокупность данного нам ведения такова, что достаточна руководить человека к его предназначению. Оно и в этом виде есть светило, сияющее в темном месте. Сущность всего откровенного нам о Боге и вещах Боже­ственных излагает святой Иоанн Богослов в немногих стихах в начале своего Евангелия.

 Он начинает с таинства Пресвятой Троицы, переходит к творению, указывает на перво­бытное состояние прародителей и их падение, на приготовление падших к принятию Избави­теля и явление Предтечи. Далее изображает явление на земле Бога Слова в воплощении и то, как оно одними было не принято, а другими принято и какой плод имели и имеют приняв­шие Его, и заключает указанием на преимуще­ство Откровения, данного Сыном Божиим над всеми предшествовавшими, или на завершение в Нем Божественных нам Откровений: ибо, после Сына Божия, кто еще совершеннейшее может преподать нам Откровение о Боге? Сущность всего этого Откровения и все содер­жание нашего исповедания можно выразить в следующих немногих словах: Бог, в Троице поклоняемый, спасает нас, падших, в Господе Иисусе Христе, воплотившемся Единородном Сыне Своем.

 Бог истинный есть Бог, в Троице поклоня­емый, и нет другого Бога, кроме Бога Триипостасного. Един есть истинный Бог, и Сей Бог есть Отец, Сын и Дух Святой. Все исповеда­ние о Пресвятой Троице Святая Церковь изоб­ражает, словами святого Афанасия Великого, в следующих положениях: «вселенская вера состоит в том, чтобы нам чествовать Единого Бога в Троице и Троицу в Единице, не сливая ипостасей и не разделяя сущности.

 Ибо иная ипостась Отца, иная ипостась Сына, иная — Духа Святого.

 Но и Отца, и Сына, и Святого Духа Боже­ство едино, слава равна и величие совечно. Каков Отец, Таков Сын, Таков и Дух Святой.

 Отец несоздан, и Сын несоздан, несоздан и Дух Святой. Отец непостижим, и Сын непо­стижим, непостижим и Дух Святой. Отец ве­чен, и Сын вечен, вечен и Дух Святой.

 Впрочем, не три вечные, но Един вечный; равно как не три несозданные, и не три непо­стижимые, но Един несозданный, Един непо­стижимый.

 Подобно сему. Отец — Вседержитель, Сын — Вседержитель, Дух Святой — Вседержитель; впрочем, не три Вседержителя, но Един Вседержитель.

 Так, Отец — Бог, Сын — Бог, Дух Свя­той — Бог; впрочем, не три Бога, но Бог Един.

 А также Отец — Господь, Сын — Господь, Дух Святой — Господь; впрочем, не три Гос­пода, но Господь Един.

 Ибо как христианская истина побуждает нас каждую ипостась отдельно исповедовать Богом и Господом, так вселенское благочестие воспрещает нам говорить, что три Бога и три Господа.

 Отец ни от кого не сотворен, не создан, не рожден. Сын от единого Отца не сотворен, не создан, но рожден. Дух Святой от Отца не сотворен, не создан, не рожден, но исходящ.

 И в Сей Троице нет первого или последне­го, нет большего или меньшего, но три ипоста­си одна другой всецело совечны и равны; так что, по сказанному уже прежде, по всему долж­но воздавать поклонение Троице в Единице, и Единице в Троице.

 Так должен разуметь о Святой Троице вся­кий, кто хощет спастись» (псалтырь с восследованием).

 Воспроизведи в сознании это исповедание, приступая к уразумению учения святого Иоан­на Богослова о Божестве Сына Божия, чтобы как-нибудь не пришло тебе на мысль, будто тут исключается Дух Святой. Все, что здесь говорится о Боге Сыне, может и должно быть приложено и к Богу Духу Святому. Святой Иоанн не поминает о Нем ради того, что вводит нас в созерцание преимущественно Еди­нородного Сына Божия, о Коем все Еванге­лие. Бог Триипостасный неразделим в Себе при раздельности Лиц; но наша слабая мысль требует, чтобы ей истолковываема была сущ­ность исповедания о каждом Лице отдельно, чтоб потом вознестись к созерцанию нераз­дельности Их в Едином Божестве.

1) Христос воскресе! «В начале Бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» (Ин.1,1)

 «В начале» — в каком начале? В начале вся­кого начала. Какое ни придумал бы ты нача­ло,— Слово уже было прежде этого начала; потому и не трудись придумывать начало Сло­ву. Оно безначально, как безначален Отец и Дух Святой. Нельзя говорить, что сначала был Отец, потом родился Сын и исшел Дух Святой: но, как только есть Отец, есть и Сын, есть и Дух Святой. Как Отец безначален, безначальны и Они с Отцом,— безначально и рождение и исхождение. Сын безначально рождается,— Дух Святой безначально исхо­дит. Таков образ бытия Бога истинного, что в Нем безначально есть Отец нерожденный и неисходящий, Сын рожденный и Дух Святой исходящий. Нерожденность, рожденность и исходность — личные свойства ипостасей Пре­святой Троицы выражают вечные, непостижи­мые отношения их между собою; но не дают мысли, будто был момент, когда Сын и Дух Святой начали быть. Подумаешь, может быть, не отрицается ли этим самое рождение Сына и исхождение Духа Святого? Отрицается то и другое, если ты разумеешь под ними акты, имевшие начало. Если допустишь это, то дол­жен будешь допустить вместе с тем, что Бог не безначально Таков, как есть — Отец, Сын и Дух Святой,— а вступил в полноту Своего бытия отдельными актами самораскрытия. А если это допустить, то извратить тем понятие о Боге. Бог раскрывающийся не есть Бог. Истинный Бог безначально есть Троичен в Лицах, при Единстве естества,— Отец, Сын и Дух Святой неслиянно и нераздельно. Рожде­ние и исхождение, конечно, суть лучшие тер­мины для выражения отношения Лиц Пресвя­той Троицы на языке человеческом и для человеков; верно, они лучше всяких других слов отвечают существу тех отношений, когда Дух Святой благоволил избрать их, а не другие. Но нельзя думать, чтобы они выражали их вполне, как есть,— тем паче нельзя прилагать их к Божеству совершенно в том смысле, в каком они употребляются, при выражении тварных отношений. Мы не можем даже определительно сказать, как различается рождение Сына от исхождения Духа Святого. Лучше всего, со­знавая свое в сем отношении бессилие и неве­дение, всегда ограничиваться точным испове­данием преподанного нам словом Божиим и истолкованного Святой Церковию, что рожде­ние и нерождение суть только тончайшие раз­личительные черты ипостасей в Единстве Бо­жества, настолько, однако ж, сильные, что преграждают всякое покушение к слиянию сих ипостасей.

 Так святой Иоанн словами: «в начале бе Слово» — сказал, что Слово безначально «собезначально же Отцу и Духови». Но чтобы, слыша о безначальности, ты не думал, что безначальный, стало быть сам по себе, особым существом сущий,— особый, отдельный от Бога Отца, Бог, и чтобы не впал, таким обра­зом, в двоебожие, а если то же рассуждение приложить и к Духу Святому,— то в требожие,— святой Иоанн прибавил: «и Слово бе к Богу», или было у Бога. Не отдельно есть Сын, а есть у Бога. Как между людьми говорят: сын не особым домом живет, а живет у отца, и у них все общее; так и о Слове говорит Иоанн: Оно «было у Отца», чтобы дать разуметь, что Они нераздельны и что у Них все обще: обще не одно творение и мироправление, которые начали быть, а прежде начала всякой твари было все общее,— общее, то есть, и Божеское естество; ибо, кроме Божества, тогда не было ничего. Итак: «Слово было у Бога» — значит было в общении одного и того же Божеского естества с Отцом. Ибо естество Божеское, говоря численно, едино есть, одно и то же и в Отце, и в Сыне, и в Духе Святом; потому Они и единосущны. Словами: «Слово было от Бога» — то же сказано, что сказано ниже другими словами: «Единородный Сын, в лоне Отчи» (ср.: Ин. 1, 18); или что Сам Господь сказал: «Аз и Отец едино есма» (Ин. 10, 30); и еще: «Аз во Отце, и Отец во Мне есть» (Ин. 14, 10); или что о Духе Святом наводит Апо­стол, что Он есть Дух, живущий в Боге и ведущий все Божие (см.: 1 Кор. 2, 11). Поло­жением: «Слово было у Бога» — святой Иоанн утверждает нераздельность естества Сына с естеством Отца, а образом выражения наводит на неслиянность ипостасей, ибо, говоря: «Слово бе к Богу», — дает разуметь, что Оно относится к Отцу, как Лицо к Лицу, что Оно есть Слово ипостасное, а не какая-либо сила или свойство Божества.

 Не довольствуясь, однако ж, сим указани­ем, из которого ты мог сам сделать наведение (умозаключение) об особности ипостаси Сына пред Лицом От­ца, и опасаясь, что, могши сделать это, ты можешь и не сделать, он счел нужным прямо сказать: «Бог бе Слово». Оно есть не каковое либо свойство Божества, премудрость, напри­мер, или творческая и промыслительная сила, а Бог, Слово Бог. Все, что ты исповедуешь о Боге, приложимо и к Нему. В Нем все есть, что входит в понятие о Боге. Бог есть живой и самосущий; Таково и Слово, или Сын (Таков и Дух Святой). Бог безначален, неизменен, не­измерим; Таков и Сын (Таков и Дух Святой). Бог вездесущ, всеведущ, всемогущ, всеблаг, всеправеден; Таков и Сын (Таков и Дух Свя­той). Бог—Творец и Промыслитель; Таков и Сын (Таков и Дух Святой). При таком разу­мении Сына и Духа, кто дерзнет сливать их в единой ипостаси Отчей? Общее у них есте­ство; оно одно и то же для всех, но ипостасность раздельна. Святой Иоанн будто прови­дел Павла Самосатского и Савеллия, которые не уразумели раздельности Лиц в Едином Боге. Первый говорил: что в душе нашей ум, воля и сердце; то в Божестве Отец, Сын и Дух Святой; это как бы разные силы Божес­кого единоличного естества. Второй учил, что Отец, Сын и Дух Святой — не Лица Пресвя­той Троицы, а разные явления и откровения одного и Того же единоипостасного Бога. Та­кие, далекие от истины, мудрования предотв­ращал святой Иоанн одним речением: «Бог бе Слово» (наводим: и Дух Святой). Если Сло­во — Бог и Дух Святой — Бог, то они уже не силы Божеские безличные, а раздельные Лица в Божестве Едином; не явления или открове­ния Единого Бога, а раздельные ипостаси, раз­дельно открывающиеся, при нераздельности по естеству или с сохранением единосущности Божества.

 По поводу таких понятий, Лица Пресвятой Троицы могли опять показаться слишком раз­дельными,— и иной от раздельности Лиц мог перейти к мысли и о раздельности естества. Посему святой Иоанн и прибавил: «Сей бе ис­кони к Богу» (Ин. 1, 2),— давая тем разуметь, что Слово, при личной раздельности от Отца, как Бог, безначально пребывало в общении единого со Отцом естества. Здесь святой еван­гелист кротко совмещает в одном положении все прежние истины — о безначальности, ипостасности и единосущии, чтобы глубже напе­чатлеть сии понятия в умах и сердцах верую­щих. Можно, впрочем, думать, что святой Иоанн этим положением хотел предотвратить и еще одно неправомнение. Слыша, что «Слово было Бог», иной мог бы подумать: Бог-то Бог, но не безначальный, не Сам в Себе Бог, а по силе и значению Его в тварях. Так суемудр­ствовал Арий, и еще более после него ариане. У них Сын был Бог, но не несотворенный. Он у них первая сотворенная сущность, от которой потом все произошло и которою все правится. Все в тварях производится чрез Него; но Сам Он не единосущен Отцу, не есть едино с Ним, а произведен Богом Отцом из ничего. Против сего и поставил святой Иоанн или, точнее, Дух Святой, руководивший его, последнее слово: «Сей бе искони к Богу». Ариев Сын начало получил от Бога Отца, хотя прежде всякой другой твари; но истинный Сын Божий, Бог Слово, безначально был у Отца, в общении единого со Отцом Божеского естества,— или безначально был и есть единосущен Отцу. Поэтому нечестиво умствовать, будто Он по­лучил начало и есть из ничего. Тогда Он не Бог, и кто кланяется Ему, будет кланяться не Богу, а твари и не будет потому истинным чтителем истинного Бога.

 Так святой Иоанн в немногих словах со­вместил все богословие о таинстве Пресвятой Троицы. Вся забота у него, как видите, состо­яла в том, чтобы отвратить поводы разделять естество и сливать ипостаси. Для сего подби­рал он слово за словом, сколько с сдержанностию от запутывающего многословия, столько и с достаточною полнотою, дабы дать всем ра­зуметь, что Бога надлежит исповедать Триипостасным, «ниже сливающе ипостаси, ниже су­щество разделяюще».

 Вот что есть Господь Спаситель наш в таинстве Пресвятой Троицы! Единородный Сын Божий, безначальный, Слово ипостасное, единосущное Отцу, и Бог.

2) «Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть еже бысть»  (Ин. 1, 3)

 Изобразив Божеское естество Слова, как оно есть в Пресвятой Троице, святой Иоанн указывает и на Его Творчество и переводит нас от созерцания безначального Троичного Бо­жества к созерцанию того, как от Безначаль­ного получили начало все твари.

 «Вся Тем быша». Этим то же сказано, что и у апостола Павла: «яко Тем создана быша всяческая, яже на небеси, и яже на земли, видимая и невидимая, аще престоли, аще господствия, аще начала, аще власти: всяческая Тем и о Нем создашася» (Кол. 1, 16). Или в другом месте: «Ты, Господи, зем­лю основал еси, и дела руку Твоею суть небеса» (Евр. 1, 10). Или еще: «но нам един Господь Иисус Христос, Имже вся» (ср.: 1 Кор. 8, 6).

 Творить, давать бытие может только Тот, Кто Сам, по естеству, есть Сый,— Бог безна­чальный и бесконечный. Но чтоб опять не подать повода отделять Его от Отца и Духа Святого, святой Иоанн, углубляя мысль о Бо­жестве Слова, прибавляет: «и без Него ничтоже бысть, еже бысть». Ни одна тварь не получила бытия без Него, помимо Его, без участия Его (Святой Иларий в трактате о Троице). Сын Божий есть Творец не особо от других ипостасей Божества, но единодейственно с Ними. Бог Слово все сотворил в общении единого Божеского творческого ес­тества со Отцом и Святым Духом. Действия Божества вовне суть действия трех ипостасей неразделимые. Посему Творец Отец, Творец Сын, Творец Дух Святой, а не три Творца, но един есть Творец, по единому творческому действию Божества. Изображая это в одном изречении, пророк Давид поет: «Словом Гос­подним небеса утвердишася, и духом уст Его вся сила их» (Пс. 32, 6). Немощная мысль наша, созерцая в тварях всемогущество, готова относить его к Богу Отцу, созерцая премуд­рость, готова относить ее к Богу Сыну, созер­цая жизненность, готова относить ее к Богу Духу: но здравое исповедание не смеет разли­чать в деле творения особых актов Божеских ипостасей, а верует, что творение есть дело Бога, в Троице поклоняемого, нераздельное. Сын и Дух Святой не содействователи Отца в творении, а единодействователи с Ним нераз­дельные. Единым актом Отца и Сына и Свя­того Духа совершилось творение всего. Посе­му в творении нет следов, которые отражали бы особые действия ипостасей: но есть резкий след, указывающий на Триипостасность. Это повсюдная, чрез все степени тварей проходя­щая, тройственность. Три мировые силы: свет, теплота, тяжесть; три планетные: электриче­ство, магнетизм, химизм; три стихийные седа­лища этих сил: воздух, вода, земля — и три отдела тел неорганического царства; три отправления в растениях и три их главные отде­ла; три отправления в животных организмах, поверх трех растительных; три части в челове­ке: дух, душа и тело, и по три отправления в каждой; и об Ангелах ведомо, что у них есть три главные степени, из которых каждая опять делится на три. Эта тройственность не есть ли свидетельство Триипостасности Бога Творца?

 Что подвигло Бога на творение? Бог Триипостасный, как полнота бытия и совершенств, все доволен Сам в Себе и всеблажен, никакой ни в чем нужды не может Он иметь, потому что все имеет. Если же Он подвигся на сотво­рение мира и всего, что в нем, то совершил это не по какой-либо необходимости, а по совер­шенно свободному изволению Своему, «по бла­говолению хотения Своего» (Еф.1, 5). О по­нуждении вовне здесь и речи быть не может. Если же была бы какая необходимость внут­ренняя, в роде какой-либо потребности Божес­кого естества, так, чтобы Творчество было неотъемлемым существенным свойством Бо­жества, тогда акт творения надо было бы при­знать безначально или присно действующим в Боге, а творение совечным и собезначальным Богу, чего нельзя допустить.

 Сотворением сего необъятного для нас мира ничего не прибавилось к Божественной полноте и ничего от нее не убавилось. Между тем, однако ж, мир не чужой Богу, а Свой Ему. Благоволение благости, давшее начало миру, лежит в основе и продолжения бытия Его. Выражением этого есть всевозможное облаженствование тварей, которое составляет ос­новную идею строя мира и основной тон дви­жения явлений миробытия, с физической и нравственной его стороны. В этом цель промыслительных действий Божиих, которую ука­зывает вера и к ясновидению которой, хоть и безуспешно пока, стремится ум, не теряя, од­нако ж, надежды на успех. Для этого надо сквозь видимое прозреть в невидимое; види­мое же останавливает и преграждает путь зре­нию,— оттого все и темно. Только одна вера крепко верит, что наконец все явится в свете полного совершенства и блаженства.

 Она же, сочетавая этот чаемый конец с началом, видит предначертание всего сущего и бывающего в первоначальном плане мира. Ког­да и как в вечном предначерталось все времен­ное и потом осуществилось, это — тайна Бо­жия. Но оно было предначертано, и что теперь есть и бывает,— есть и бывает по тому пред­начертанию. В этом и премудрость Божия. Премудрость же Божия сама говорит о себе у Премудрого: «Господь стяжа мя начало пу­тей Своих в дела Своя: прежде век основа мя, в начале, прежде ниже землю сотворити»; и потом прибавляет: «егда готовяше небо, с Ним бех, егда крепка творяше ос­нования земли, бех при Нем устрояя. Аз бех, о нейже радовашеся, егда веселяшеся, вселенную совершив» (ср.: Притч. 8, 22—23, 27, 29—31). Таким образом, и начало, и про­должение, и совершение творения — все по премудрому предначертанию, прежде век по­ложенному. Когда, окончив творение, Бог ска­зал: се «вся добра зело» (ср.: Быт. 1, 31) — это значило, что все вполне соответствует премуд­рому плану и намерениям Божиим. Положить эту печать одобрения на все бывающее или на движение миробытия еще не пришло время. Только всевидящее око Божие видит, как все направляется к тому, чтобы в конце всего движе­ния изречено было: се «вся добра зело», чтобы всеми было это узрено и исповедано,— и это будет. Как бы хотелось уму все это постигнуть и определенно выразить! Но это не дано ему. На языке человеческом и слов нет для выра­жения того. И Откровение молчит, малое не­что сказывая из этой сокровенности тайн Бо­жиих. Прими же то вседушно и, довольствуясь тем теперь, ожидай полнейшего разъяснения в будущем.

 Сообразив все известное нам о начале мира и от начала мира доселе, можем удостоверительно сказать, что вещественный мир пред­назначен быть поприщем развития разумно-свободных тварей, подлежа и преобразованию, вместе с возведением их на высшие степени совершенства. Разумно-свободные же твари предназначены ко богоподобному совершенству и, вследствие того, к живому богообщению и всестороннему блаженству; но так, что это предназначение должно быть достигаемо чрез борьбу с испытаниями на пути к этой цели. Ограниченной разумно-свободности иначе нельзя установиться в начале богоугодного доб­ра, как опытами борения с тем, что может уклонять от них. Борьба — средство; но как она стоит напереди, то становится целию бли­жайшею, за которою видится дальнейшая, пос­ледняя. И можно сказать, что эта борьба слу­жила нормою для устроения мира и мироправления. Все направлено к тому, чтоб разумно-свободные твари могли устаивать в борьбе с противностями. Не в том воля Божия, чтобы не было противностей для тварной свободы, а в том, чтобы она могла устаивать против них, как бы они сильны ни были. И вот по всему пространству мира идет борьба, в текущий период миробытия. И первозданные, вскоре по сотворении, встречаются с борьбою, а в мире духов она была прежде того. С тех пор доселе и отселе до конца мира все будет борьба. Заключительный акт ее предуказывается в следующих словах: «побеждающему дам сести со Мною, побеждающему дам венец» (ср.: Апок. 3, 21; 2, 10) — и прочее и прочее. Борись же, не мечтая о покое, пока есть в тебе дыхание жизни, взирая на великое мздовоздаяние.

 Прародители наши, как только введены были в жизнь и начали действовать, тотчас встретили брань и борьбу. Они не устояли; но, если б и устояли, брань не прекратилась бы, а сопровождала бы их шаг за шагом,— сопро­вождала бы и их потомство. По падении изме­нился только образ брани, и в пособие борю­щимся потребовались чрезвычайные Божий действия и учреждения; существо же жизни или задача жизни человека осталась одна и та же: борись. Борись тем охотнее и ревностнее, что, для успеха тебе в этой брани, Сын Божий воплотился и пострадал. По Апостолу, еще прежде сложения мира избран ты к этому, потому что избран к святости и непорочности, не мыслимые без борьбы (см.: Еф. 1, 4—5).

 Так, все у тебя от Господа: и сотворен ты Им, и искуплен, и всыновлен, и к вечному блаженству призван, и способами снабжен к достижению его. Возлюби же Его и предайся Ему всей душою твоею, всеми помышлениями твоими и всем сердцем твоим и работай Ему, не щадя живота.

3) Господь – Промыслитель всяческих

 «В Том живот бе, и живот бе свет че­ловеком» (Ин. 1, 4). Если слова: «живот» и «свет» — относить только к человекам, то есть так: «в Том живот бе человеком, и живот сей бе свет человеком»; то в тексте этом бу­дет мысль лишь о том, что Бог Слово есть только для людей. Но строй речи заставляет различать мысли, содержащиеся в этих двух положениях стиха. Не для чего было бы повто­рять слово: «живот» — во втором положении, если бы в первом живот не имел других, кро­ме человека, предметов, оживляемых им. Тогда сказано было бы: «в Том бе живот и свет человеком». А коль скоро говорится раздельно: «в Том живот бе, и живот бе свет чело­веком», то необходимо разуметь разные пред­меты; таким образом, в первом будет: в Боге Слове живот всяческих, бытие и жизнь всей твари, а во втором: в Нем свет человекам.

 «В Том живот бе». Живот здесь в Нем не в том смысле, что Сын живот имеет в Себе, как и Отец (см.: Ин. 5, 26), ибо об этом уже сказал святой евангелист, когда исповедал Его Богом,— и не в том, что все существующее и живущее от Него получило бытие и жизнь; ибо и об этом только что сказано в предыду­щем стихе: «вся Тем быша»,— но в том, что все, получившее от Него бытие, Им содержит­ся, и хранится, и управляется. Бытие и жизнь всего в Нем имеет основание, вседержительную и всесохранительную силу. Так говорит святой Златоуст: «сказав же о сотворении все­го Сыном, теперь переходит к изображению Его промышления о всем, говоря: «в Том жи­вот бе». Святой Иоанн говорит здесь то же, что и апостол Павел; по словам его, Господь Спа­ситель всё носит «глаголом силы Своея» (Евр. 1, 3), и «всяческая в Нем состоятся» (Кол. 1, 17). То же говорится и о Боге Отце, что Он «всему дает живот и дыхание и вся» и что о «Нем живем, движемся и есмы» (ср.: Деян. 17, 25, 28). И Дух Святой есть Дух животво­рящий, все созидающий и обновляющий (см.: Пс. 103, 30)! Промыслительные действия Божеские суть нераздельные действия Бога в Троице. Промысл не есть ни исключительное, ни преимущественное действие одной ипоста­си, а есть дело Единого Бога Триипостасного. Отец не более Промыслитель, как и Сын, и Дух Святой; и Сын не менее, как Отец и Дух Святой; и Дух Святой — не менее, как Отец и Сын. Вседержитель Отец, Вседержи­тель Сын, Вседержитель Дух Святой: но не три Вседержителя, а один Вседержитель. Свя­той Иоанн пишет здесь о Боге Слове и гово­рит о Нем в стихе сем, как о Промыслителе, не исключая, однако ж, Бога Отца и Бога Духа Святого, как пред сим говорил о Творче­стве Его, не исключая Творчества Отца и Духа. Слова, там сказанные: «без Него ничтоже бысть»,— можно подразумевать и здесь так: без Него ничто не имеет живота, то есть без участия Его ничто не имеет жизни, движения и бытия. Все в Нем состоится или Им носится, но не исключительно, а в общении единого Божеского вседержительства и промышления с Отцом и Святым Духом.

 Божие промыслительное вседержительство выражается в том, что Господь все сущее хра­нит, всему содействует и всем управляет, или все направляет к предназначенному концу. За­коны, по которым все совершается, сокрыты в воле Божией; они непостижимы для нас и не могут быть постигнуты, если бы даже и от­крыты были, по необъятности всего существую­щего и по необъятному протяжению движения в бывающем. Поэтому не трудись и исследо­вать: не твое дело. Твое дело — одно: со девать спасение души. Все же прочее в руках Бо­жиих — верных и крепких. Что все Бог содер­жит, твердо веруй этому, и ты будешь воз­давать таким образом Божеское поклонение всемогущему, премудрому и всеблагому вседержительству Бога.

 Тварь, не имеющая в себе бытия, а к бытию воззванная из ничего, и продолжать бытие сама собою не может, а висит над бездною ничтожества, в каждое мгновение готового по­глотить ее. Держит ее над этою бездною все­могущая воля Триипостасного Бога, вызвав­шая ее к бытию. Восхотел Бог — и явились твари; и продолжают быть твари потому, что Бог хочет, чтоб они продолжали существовать. Продолжение бытия тварей есть непрерывное их творение. Воля Божия о продолжении бы­тия тварей есть основа их жизни: на ней утвер­ждается все.

 Действие Божие в тварях не ограничивает­ся одним хранением их бытия. Господь сказал: «Отец Мой доселе делает, и Аз делаю» (Ин. 5, 17), означая тем ближайшее попечение Бо­жие о тварях и не прекращающиеся действия Божий в них, в устроении их благобытия. Прекрасно устроен мир, стройно сочетаны ча­сти его, и в необъятном целом, и в частях, и всюду положены простые, но мощные законы, все держащие в чине, по воле Божией. Бог хранит этот чин, и мир течет туда, куда на­правлен. Но среди сего, истекающего из воли Божией, неизменного, однажды навсегда уста­новленного порядка миробытия, и составляю­щих его тварей, благоволит Бог являть и осо­бые Свои действия, непосредственные, не в силах и законах мира имеющие источник, а в непосредственной воле Божией. Потребность этого привтечения непосредственных действий Божиих, в среду явлений мира, вызывает­ся ограниченною свободою разумных тварей. Если б все было механизмом в мире, то доста­точно было бы одних неизменных законов; но так как в мире есть круг свободных действий, то для упорядочения их необходимо свобод­ное же и воздействие на них. Духовный мир, состоя из разумно-свободных, но ограничен­ных существ, может принимать направления ложные и превратные. Если цель вещественно­го мира в духовном; то очевидно, что в даро­вании свободы положена возможность уклоне­нию и от таких намерений Божиих, кои обни­мают весь мир. Поэтому в тот момент, как по­ложил Бог быть разумно-свободным тварям, положил вместе с тем быть и особенным, промыслительным Своим действиям, коими благо­волит Он входить в течение событий мира, для указания свободным тварям должных путей, для возвращения их на эти пути, в случаях уклонения от них, или для поставления их в такие пределы, в которых они не могли бы действовать разрушительно для других. Бог мог устроить мир и так, чтоб он уже сам собою тек к своему концу, по данным ему силам, законам и порядкам, подобно тому, как если бы кто устроил часы, которых ни заводить, ни чинить не нужно. И тогда благость Его явля­лась бы в хранении всего, как оно устроено первоначально — в одобрительном воззрении на то, как все течет целесообразно, и в благо­волении любви к тварям, соответственно их степеням. Но Он благоволил устроить иначе, потому что тогда надлежало бы из всей цело­сти творений исключить твари разумно-сво­бодные, верхние звенья в цепи тварей, венец творения. Избрав, таким образом, лучшее и допустив возможность возмущения порядка нравственного, а ради него и физического, Бог пребывает не покоющимся созерцателем свет­лого течения миробытия, а благопопечительным вседействователем, в направлении тварей к последним их целям. На это была Его святая и премудрая воля. Твари свободные, шаг за шагом, идут к предопределенному их совер­шенству, падая и восставая, уклоняясь с путей правых и снова на них вступая, отдаляясь от Бога и опять к Нему прилепляясь. И между тем как мир течет по заведенному порядку,— в эту, всегда почти нестройную, область при­входят Божеские непосредственные действия, в просвещение, укрепление и учреждение спа­сительных порядков, привлекая, когда нужно, в служение сим нравственным целям и явления в мире физическом. Разумные твари — в борь­бе, под Божиим покровом, помощию и воевод­ством. Посему, как только явился человек на свет, Сам Бог непосредственно, прежде чем встретился он с борьбою, делает распоряжение об образе предлежащей ему жизни и об угро­жающих опасностях. По падении, опять Бог определяет характер не светлой жизни винов­ных и указывает основания благонадежия на чаяние лучших дней. За тем ряд Божеских непосредственных действий не прекращался уже в человечестве.

4) «И живот бе свет человеком» (Ин. 1, 4)

 Вседержительные действия Бога Слова в совокупности тварей суть только живот: о «Нем бо живут, движутся и суть». В разумных же тварях действия эти суть не живот только, но и свет,— не хранит только Господь жизнь их и бытие, но просвещает их, наставляет, руково­дит. В прочих тварях Он действует всемогуще­ством Своим: повелит,— и все направляется по воле Его; разумных же тварей просвещает, предоставляя сознанию волю Свою, чтоб они сами свободно шли потом по ее указанию. Дал Он им свободу и не насилует ее, но, предписы­вая заповеди, как закон, оставляет на свобод­ное решение каждого следовать им или не сле­довать. Убеждает их, представляет крайнюю необходимость следовать воле Своей, изобра­жает горькие последствия преслушания, даже внешние события так сочетывает, чтобы на­править свободу на путь воли Своей, но воли ничьей не связывает. Внутренно внушает ли что Господь, Ангела ли посылает, слово ли дает в уста избранных,— смысл Его велений людям всегда один: вот предлежит тебе огнь и вода; к чему хочешь, туда и простирай руку твою. Затем так делает Господь, что от всякого ожидает самоохотного служения Себе, в исполне­нии воли Своей. Основание такому порядку действования положил Бог в устройстве самой духовной природы человека.

 Силы вещественные суть темные силы; жизнь растений и животных похожа на мерца­ние света при звездах и луне. Человеческой же духовной жизни образ — ясное сияние солнца. Ей дано внутреннее самоосвещение, с освеще­нием и всех соприкосновенностей, и именно в самосознании человек, сознавая себя, сознает и Верховного Творца своего и Владыку, чувст­вуя при том всестороннюю свою от Него зави­симость и долг служить Ему всеми силами су­щества своего, в надежде состоять чрез то в вечном благоволении Его,— сознает и свои внешние отношения к подобным себе и ко всем тварям,— сознает и то, как он должен дер­жать себя, и то, держит ли себя как должно. В этом внутренний свет человека, излиянный в него в сотворении его по образу и подобию Божию. Господь, действуя вседержительством Своим и храня духовное естество человека, хранит этот свет и есть, по тому самому, уже свет для него. Но Он есть свет более еще потому, что ко всем лучам естественного света духа человеческого благоволит приливать и Своего Божественного Света, воздействием которого своеличныи свет человека и становит­ся собственно светом,— верным, определен­ным и все определяющим, все предметы явля­ющим в их точных очертаниях. Это привтечение света духовного в человека (и все духов­ные твари, высшие его), столь для него необ­ходимо, что, по Откровению, не видим, чтоб и минуту пробыл без него воззванный к бытию человек. Впервые открыв глаза, он видел уже пред собою Бога, разъяснившего ему, что он есть и как ему следует жить и действовать. Эти определения Божий положили печать на устремления сознания духа человеческого, ко­торые сами по себе оставались бы неопреде­ленными и, следовательно, тускло-светлыми. Из этой определенности они потом не выходи­ли; но хранились и хранятся в человечестве доселе, и будут храниться вовеки. Лучи этого света суть: «страх» Божий,— с чувством все­сторонней зависимости и долга служить Богу; «совесть»,— с уверенностию быть благоугодным Богу чрез исполнение ее требований; «не­довольство» ничем тварным,— с надеждою всесторонне-удовлетворительного благобытия в вечности.

 Живущий по этим указаниям Божественно­го Света пребывает в богоподобии, для коего создан, и состоит, потому, в ближайшем отношении к Сыну Божию, Который есть «сияние славы Отца и образ ипостаси Его». Вседержительное Слово Бог и есть «свет челове­ком»,— свет, просвещающий ведением истин о Боге и делах Божиих,— свет, указывающий совести, что добро и что зло, и воодушевляю­щий на творение одного и удаление от друго­го,— свет, отрадою исполняющий сердце непо­рочное от чувства благоволения Божия и чая­ния всестороннего облаженствования в Нем. От века Он есть для людей истина, путь и жи­вот. Приемлющий этот свет стоит у своей цели и, исполняясь светом, бывает всеблажен. Тако­во было райское состояние первосозданных. Оно было светло, по ясности богозрения и боговедения, по чистоте совести и невозмути­мости всех отношений, по великой отраде жиз­ни непорочной и вседовольной. Падение все это расстроило. На духовную сферу человека пал мрак.

5) «И свет во тьме светится, и тма его не объят» (Ин. 1, 5)

 Этим кратким положением святой Иоанн очерчивает состояние человечества до явления Господа Спасителя в мире. Произошла тьма с падением, но не подавила света: он во тьме светил и светит. Оставался еще естественный свет, но уже не в той светлости, какую имел прежде, и характера не мог уже держать того же, какой был у него в первоначальном устро­ении. Сознание и совесть внушали, что преж­ний образ духовных отношений человека не мог иметь теперь места; требовались новые порядки и учреждения. Что именно нужно было, не придумал бы человек. Сам Бог явился и устроил все. Внешний чин жизни изменен, в соответствие внутреннему настроению, в худ­ший и стал как бы епитимиею кающемуся. Для упорядочения духовного расстройства и разогнания внутреннего омрачения дано сознанию и совести обетование спасения в семени жены, с соответствующими учреждениями. С словом обетования сего засветился свет во тьме паде­ния, который не погасал уже, но все разливал­ся шире и шире и становился светлее и светлее, чрез непрерывные притоки новых лучей От­кровения Божия.

 Сначала все человечество одинаково причастно было сему свету. До рассеяния людей по лицу земли, Божий откровения и руководительные правила сообщались всем нераздельно. С рассеянием их, прекратилась всеобщность откровений. Но рассеявшиеся роды взяли с собою все, открытое Богом дотоле, и жили при свете того до явления Господа, а многие и доселе живут. Свет этот не сохранился у них в полноте и чистоте; но затмился облаками, из­мышленных потом самыми народами, суевер­ных дополнений к первоначальному Открове­нию. Впрочем, и затмившись, не совсем, одна­ко ж, погас. Мерцания его видны в основных верованиях, общих всем народам.

 Чтобы совсем не погас на земле свет, возжженный обетованием спасения, Господь бла­говолил избрать особый народ, в котором и продолжал хранить это обетование в силе и умножать свет его обстоятельными откровени­ями о всем, касающемся исполнения его. Ука­заниями такими полны пророческие писания, которые святой Петр верно наименовал свети­лом, сияющим в темном месте. «Имамы», гово­рит он, «известнейшее пророческое слово, емуже внимающе, яко светилу, сияющу в темнем месте, добре творите, дондеже день озарит и денница возсияет в сердцах ваших» (ср.: 2 Пет. 1, 19). Эти слова дают лучшее истолкование того, что значит у свято­го Иоанна свет, во тьме светившийся, и как он светил. Светился свет во тьме падения, и све­тило сияло в темном месте изгнания падших, в народе израильском чрез пророческое слово, а у прочих народов посредством естественного света и тех откровений, какие взяли они с собою при рассеянии по земле — и какие, под конец, стали переходить к ним от Израиля. Свет этот сосредоточивался в лице Спасителя и от Него исходил, все просвещая. Он и всегда есть свет для впадших во тьму духовную и держимых ею.

 Что свет светился во тьме, это дело Божие. В чем же дело людей? В том, чтоб принять свет и пользоваться светением его. Так ли было? «Омраченные смыслы» не поняли его; темные стремления противодействовали ему; темные противились силы ему и всячески поку­шались погасить его. Но это не доброе отно­шение потемненных к свету не отнимало силы светения у света и возможность просвещения им тех, которые искали света и готовы были принять его и пользоваться им спасительно. Тьма не объяла света… И у Израиля, и у дру­гих народов были жаждавшие света и чаявшие его свыше. Они тотчас открылись, как только обозначились значения времени пришествия Господня, и особенно когда Предтеча возвес­тил, что вскоре явится и само солнце прав­ды — Христос Господь. Потом, проповедь святых Апостолов собрала их всех, рассеянных по лицу земли, и образовала из них Церковь святых, которая, в свою очередь, стала свети­лом, сияющим в темном месте мира сего, не сама о себе, но силою Господа, возглавивше­го все.

6) Тьма  падения есть греховная тьма

 Грех, прившедши, приносит с собою тьму в душу, омрачая ее сознание и совесть и приводя в смятение и нестроение все ее действия. От­ходит сознание Божества, или не то что отхо­дит, а отгоняется; вместе с тем, и страх Божий если не исчезает, то слабеет до бессилия опре­делять волю. Неопределенным и невнятным становится голос совести, и дела начинают ве­стись как попало; человек идет ощупью, как ночью. Вкус развивается к вещам не удовлет­воряющим, а только раздражающим разнооб­разные потребности, взаимно себе поперечащие и непрестанно мятущие сердце; как в вихре пыли или метели держит это человека. Эта тьма нестроения и смятения мыслей, чувств и желаний, начавшись с падением, не перестает быть на земле и покрывает всех живущих во грехе. Но и свет Божий, зародив­шись в этой тьме, с первыми словами обетова­ния спасения, не меркнет в греховной страде. Надежда спасения всегда живет в сердце греш­ника, пока не ниспадает он в нечаяние и из него в отчаяние. Как бы кто ни был грешен, все думает, что еще не все пропало, есть еще исход и возможность поправиться. Это чаяние поддерживает и намерение исправления. Хоть исполнение его и откладывается день ото дня, но мысль о том совсем не исчезает, а приходит и отходит. И вот свет, светящий во тьме гре­ховной,— надежда спасения, и мысль— ныне, завтра бросить грех. К этому слабому свету приливаются иногда усиливающие его лучи от остатков первоначального света, положенного в естество человека и никогда не замирающего. То «страх Божий» посетит, от случайного или намеренного сознания неумытной (беспристрастный, нелицеприятный) правды и неописанной благости Божией; то «совесть» раз­дражится и возвысит голос свой, ясно пред­ставляя безобразие дел и карая их неподкуп­ным судом своим; то припадет «безвкусие» и «отвращение» к суетам и утехам, питавшим грех, в связи с чувством ненадежности опор, на которых почивает утешная жизнь, или повеет отрадою жизни свободной от всех этих уз, много требующих и ничего не дающих. Тогда в душе оказывается много света, и достаточно освещается вся ее мрачность, причиненная гре­хом. При всем том, свет этот не более того света, какой светил во тьме падения язычникам. Его указания неопределенны. Он только обличает неправое, не определяя точно правого и не указывая исхода из бедственного состоя­ния греховного. Эту определенность получает он, когда придет к нему слово евангельское, как свет, доставшийся на долю язычникам, получал определенность от слова пророческого. Слово евангельское, живое и действенное, за­вершает освещение внутреннее и прогоняет тьму греховную окончательно. Внимающие первому свету добре творят; но только под условием, если им одним не довольствуются, а только принимают его, как возбудителя к усерд­ному взысканию и того, чтоб и день Христов озарил, и денница спасительной во Христе веры воссияла в сердцах их. То — пригото­вительное действие, а принятие слова еван­гельского — совершительное. То — предтеча, а это — Сам Христос.

В) Значение Святого Иоанна Предтечи Господня

 «Быстъ человек послан от Бога, имя ему Иоанн» (Ин. 1, 6). Выше было сказано, что свет обетования светил в потемненном че­ловечестве, поддерживаемый и расширяемый промыслительным распоряжением Самого Гос­пода. При всем том, это был свет, дававший слабое освещение Божественного порядка ве­щей. При последнем напоре мрака и размно­жении ложных светений, состояния духовного, пред явлением Господа, нельзя не назвать примрачным. К тому же за 500 лет до Рожде­ства Христова и пророчества прекратились. Среди такой примрачности явление вдруг све­та ослепило бы всех, даже способных принять его. И вот Ему предпосылается Иоанн, как пред солнцем денница, светящая заимствован­ным светом, чтобы постепенностию успособить принятие и истинного света.

 «Сей прииде во свидетелство, да свидетелствует о Свете» (Ин. 1, 7). Пророки из­дали указывали обетованного: но так как Из­раиль воспитан был на Пророках, то надлежа­ло быть ближайшему Пророку, ближайшему указателю, который дал бы осязательное удо­стоверение, что вот Тот, Кто обетован и Кого все чают. Это было необходимо ради великос­ти дела и ради великой опасности от неузнания. Не узнав не указанного, могли строить извинения: теперь нет извинения. Иоанн — зеркало, собравшее, все лучи пророческого света и устремившее их на Христа Спасителя. Идти против может только упорство и слепо­та. Сколь важно было в цепи свидетельств Божиих свидетельство Иоанново, это показал Сам Господь, Который неоднократно обращал речь Свою на Иоанна, особенно когда, в пос­ледней беседе к иудеям в храме, хотел вразу­мить ослепленных; и ничего не могли сказать против того ведцы (знатоки) закона ветхозаветного.

 «Да вси веру имут чрез него» (ср.: Ин. 1, 7). Ближайшее указание Обетованного было тем более необходимо, что Обетованный имел явиться под очень большим покровом смире­ния. Имевшие очи здравые, как Симеон и другие, могли и сами увидеть Его и уразуметь. Ослепленным нечего было говорить: они оста­лись в ослеплении и при свидетельстве Иоан­на. Но большая часть душ незрелых и слабо-зорких, сами не могши узнать Обетованного, могли пойти вслед Его по несомненному указа­нию и удостовериться окончательно в истине уже чрез общение с Ним. Для них Иоанн был необходимым руководителем. Из этого класса были даже и Апостолы, за ними и все другие. К классу первому относятся избранники, очень не многие.

 «Не бе той сеет, но да свидетелствует о Свете» (Ин. 1, 8). Когда подходила кончина лета, были и во Израиле чающие избавления, и между язычниками немало было жаждавших истинного просвещения, как это засвидетель­ствовали они принятием ветхозаветного От­кровения. Поэтому, когда явился посланный Иоанн, предощущавшие близость духовного оживления встрепенулись и потекли к Иоанну, в надежде в нем встретить чаемое избавление от тьмы и утешительное просвещение Божиим Светом. Но он не был тем, чем сочли его в по­спешности; не был он светом, но только послан пред Ним, как предвестник и Предтеча Его. Как служитель истины, от Бога истинного по­сланный, он сам засвидетельствовал о сем не обинуясь и от себя всех препровождал к свету истинному. Души, жаждавшие света, были то же, что невесты; и он, как друг женихов, препро­вождал их к Сему Жениху. Богу угодно было учредить такой порядок явления истинного све­та, чтоб был Предтеча, указатель Его. И в этом порядке — свидетельство истины; в этом — свидетельство, что Иоанн от Бога; и поелику он от Бога, то от Бога и свидетельствованный от Него. Ложь не могла иметь такого порядка. Ни ложный мессия не мог выдержать Предте­чи, без подозрений и смущений; ни ложный предтеча не мог устоять в своем ложном предтечестве, не присвоив себе высшего титла. В том и истина, что Предтеча, столь высокий, смирен­но отклоняет от себя высшее титло, говоря, что Тот, Кого все ждут, не он, а идет вслед за ним Тот, Кого он укажет и Кого действительно указал.

 Таково значение Иоанна в экономии (домостроительстве) уст­роения спасительного пути для нас, бедных!

 Но порядок этот, начавшись однажды, не прекращается. Иоанн, посланный от Бога во свидетельство, не сходил со сцены и не сойдет до скончания века. Истинный свет в Господе. Но никто не приходит к нему без свидетелей. Иоанна сменили Апостолы, а за ними пастыри и учители,— и в Церкви всегда есть свиде­тельство, указывающее неложный свет в Гос­поде. Встревожится ли совестию душа и взы­щет примирителя,— пастырь указывает Его ей на Кресте и в Таинстве Покаяния примиря­ет ее с Богом и умиротворяет в себе. Изнемо­жет ли в борьбе и взыщет подкрепления,— пастырь указывает ей источник живительных сил в таинстве Тела и Крови Господа и напояет ее ими, сочетав с Господом чрез Причащение. Скольким нужно бывает указание и истолкование истины! Пастырь указывает им эту ис­тину в голосе Церкви, который есть отзвук гласа Самого Главы ее, и усмиряет мятущиеся и мятущие сомнения. Пастырь — невестоводитель душ; потому-то горе пастырям, кото­рые на себе останавливают души, к ним обра­щающиеся. Орган слова пастырского — глаго­лы пророческие и апостольские; и потому горе пастырям, измышляющим свои образы глаго­лов! И душам горе, которые, вместо этих ука­зателей благодарованных, довольствуются или своеличными ненадежными усмотрениями, или указаниями самозванных руководителей!

Г) Характеристические черты истинного света

 Итак, Иоанн не был неточным светом. Правда, и он был светильник, горящий и све­тящий (см.: Ин. 5, 35), как и все богопросвещенные светила: но у всех их свет не был свой свет, а заимствованный; они не были источни­ками света… Источник света — вне и выше их. Как планеты отсылают наблюдателя к Солнцу для объяснения своей светлости; так — все богопросвещенные указывают начало свое­го света в Боге и в Господе Иисусе Христе. «Он» есть «Свет истинный», настоящий и единственный свет, «просвещающий всякаго челове­ка грядущаго в мир» (ср.: Ин. 1, 9).

 Таким образом, характеристическая черта истинного света есть «просвещение всех». Это не то значит, чтобы всякий уже и просвещен был,— нет, многие остаются не просвещенны­ми от него,— а то, что если кто просвещен, то просвещен именно только Им. Кто же не Им просвещен, тот являет только призрак просве­щения, как бы ни величали его просвещенным. Вне Господа Иисуса нет света, а все — мрак и тьма густая.

 Просвещение, даруемое Иисусом Христом, есть просвещение духовное. Мрак духовный слагается из неведения Бога и Его благих о нас намерений, в связи с отсутствием страха,— из смятения совести и греховных нечистот с нера­дением и беспечностию и из туг сердца, терза­емого страстями и ничем не удовлетворяемого с безвкусием духовным и бесчувствием. Господь, и только Господь отъемлет этот тройственный мрак и преисполняет душу всесторонним све­том. От Него приходит страх Божий, возбуж­даемый словом истины, Им преданной, о Боге и нашей от Него всесторонней зависимости; от Него — умиротворение совести, чрез отпуще­ние грехов в силу смерти Его, и крепость противостоять всему, что может смущать со­весть; от Него — и довольство сердца, Им одним насыщаемого. Он всякую слезу отирает, всякое бремя снимает и всякий покой подает, по обетованию Своему: «приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28). Вот почему тот, кто только прилепится к Господу, становится свет­лым до того, что и сторонние могут видеть это в светлости взора и в отрадном состоянии духа, отражающемся в словах, делах и движениях. Внутреннее их преисполнено света. Они свет­лы вкушением благ принятых и упованием при­нять еще лучшие и большие,— светлы любо­вию и добротою, светлы благочестием и богобоязненностию сыновнею. И все это им дает Господь Иисус Христос, воплотившийся Сын Божий, научивший нас истине, пострадавший за нас, Духа благодати нам заслуживший и отверзший нам двери Небесного Царствия, куда и вошел уже как Предтеча, влеча и нас всех к Себе и всех ожидая. Самозванных светов много, но ни один из них не прогоняет нашей мрачности и не дает настоящей светло­сти. Да дарует Господь всем, взыскующим просвещения, напасть на истинный свет и не увлекаться этими призраками, не просвещаю­щими, а все более и более омрачающими!

 Вторая характеристическая черта истинного света есть «прикровенность.— В мире бе, и мир Тем бысть, и мир Его не позна» (Ин. 1, 10). Не так он светит, чтоб, хочешь или не хочешь, быть им просвещаемым. Сам в себе он всесветл, всеозаряющ, всепросветителен; но узревают Его свет и принимают от него свет­лость только свои ему, только те, кои раскры­вают в себе соответствующие ему органы духа своего. Все в мире вещественном и человечес­ком идет своим чередом: и духовное просвеще­ние совершается своими сокровенными путями, кои проходят невозмущенно среди всех тревол­нений и видоизменений внешних, как луч света сквозь воздух, возмущаемый ветром.

 Так было всегда, так есть и так будет. Так учредить угодно было Господу, прежде всего по характеру света сего, который живоносен; пути же жизни или животворные действия и движения его всюду сокровенны от ока любо­пытных; а потом, и ради того, чтоб не метать бисера пред теми, кои могут потратить его, чтоб яркостию света не вязать свободы, а освещать только хотящих и ищущих и привле­кать к себе только достойных и гожих, чтобы идущие к свету являли и некую самодеятель­ность и имели в том заслугу, что узнали свет истинный. Это похоже на притчи. В притчах закрыта истина; имеющий зародыш или предзрение истины понимает ее, а другой ничего в ней не разумеет: ибо склад ума его, правила жизни и вкусы сердца, весь запас опытов и понятий у него совсем другой. То же и здесь: для узнания и принятия истинного духовного света от Господа надо иметь свой орган духа готовым к тому. У кого этого нет, тот не уз­нает и не примет его. Как только имеющий уши слышать — слышит; так только имеющий очи видеть — видит.

 Орган к принятию света истины есть дух, положенный в естестве нашем. Он есть у всех, и никакие силы истребить его не в состоянии. Подавить, заглушить, забить его можно, но истребить нельзя. Дух в нас — страх Божий или чувство Божества, с сознанием своей от Него зависимости, совесть и недовольство ни­чем тварным. Кто не поглощен миром, бережет совесть и хранит страх Божий, тот познает истинный свет в Господе тотчас, как только бу­дет возвещено ему о нем. Грех подавляет наш дух, закрывает орган к познанию и принятию света — Господа: но сознание своей греховнос­ти снова раскрывает его и творит готовым к сретению Господа. Мытари, грешники и блуд­ницы кающиеся — все потекли ко Господу, как только сретили Его, и все просветились. Такие познали Господа, а не такие не познали Его. Старшие в народе все почти не познали Его и сбивали народ с пути истины. «Еда кто от князь верова в Онь, но народ сей» (ср.: Ин. 7, 48—49). Народ ощущал силу Его и при­леплялся к Нему. Омрачили его потом на вре­мя: но как только свет воскресения озарил его, он опять пошел небоязненно вслед Его. Еще до вознесения более пятисот братий зрят Его на горе; по сошествии же Святого Духа тотчас прилепляются к Нему 3000; спустя немно­го — еще 5000, затем число таковых росло и росло, и свет Христов, просветив всех способ­ных просвещаться во Израиле, скоро разлился за пределы его и засветил во всем мире. «Во всю землю изыде» (Рим. 10, 18) благовестие евангельское, и все способные просвещаться светом Христовым просвещались и просвеща­ются Им. Но во все времена это совершалось и совершается сокровенно, незримо, путями, ведомыми единому Богу. И между носящими имя Христово не все причастны свету Его. Внешнее причисление к стаду Христову не есть еще верное свидетельство о внутреннем озарении. Мирской дух и от христиан отгоняет истинный свет Христов.

 «В мире бе, и мир Его не позна. В мире бе» творческою и промыслительною Своею де­ятельностию, особенно же приготовительными к явлению Своему распоряжениями. Все это было очень явно для имевших очи видеть, и, однако ж, не весь мир познал Его, познание Его не было общим достоянием, общею чертою всех и каждого, а только тех, кто уразумевал Его. Оттого, когда Он и к своим пришел, и свои Его не приняли, ибо не узнали Его. Не узнали же потому, что подчинились другим началам, развили другие потребности, заботясь об удовлетворении их, и стали питаться други­ми надеждами. Это сообщило им свой внут­ренний строй, по которому истинный свет ста­новится для них недоступным.

 И между своими Господь ходит, и из своих многие и многие не принимают Его. Причина тому — преобладающий дух мира; «мир Его не позна… « В слове: «мир» — указана и причина непонятия. Мир — люди, прилепившиеся к миру и мудрствующие о мирском и по-мирско­му; а ничего так не омрачает ума, как страст­ная любовь к миру. Дух мира есть дух богозабвения, дух эгоизма, готового приносить в жертву себе все — самое благочестие, совесть и веру, и дух всесторонней утешности властию, видным положением, светским образованием, пышностию, услаждением чувства слуха, зре­ния, обоняния, вкуса и осязания и всяким слад­ким раздражением плоти. Это область мрач­ная. Как густая туча, отделяет она от души и скрывает свет Христов, и ни один луч его не проникает в нее, пока качествует (властвует) в ней этот дух.

 Третья черта истинного света есть новое творение, возрождение духовное и вследствие того «чадство» Богу. «Елицы же прията Его, даде им область чадом Божиим быти, ве­рующим во имя Его» (Ин. 1, 12). Падшим иного исхода не было, как или погибнуть, или, в силу восстания, стать на высшую степень чадства Богу. Благость Божия избрала после­днее. Отчего не исполнен приговор: «смертию умрете» (ср.: Исх. 21, 16; Мф. 15, 4; Мк. 7, 10)? Оттого, что тогда уже заступился за нас Сын Божий, и сила Его заступления тогда же нача­ла действовать. Но поелику Он, Заступник и Ходатай, есть Сын, то и все причастные Его заступлению возводятся в сыновство. Сын Бо­жий стал Сыном Человеческим, а все сыны человеческие, едино с Ним верою соделываю­щиеся, бывают сынами Божиими. И это не по внешнему только признанию, а по внутреннему изменению. Они все пересозидаются снова, рождаются от Бога рождением духовным. Сокровенный свет Божией благодати, прони­кая внутрь, засеменяет там зачаток новой по Богу жизни и образует потом нового, потаен­ного в сердце человека, в неистлении кроткого и молчаливого духа. Зачатие и образование его не от человека, но от Бога; потому он — Бо­жий, чадо Божие. Все верующие изменились дивным изменением и имеют «область чадами Божиими быти», не по внешнему титлу, а по внутреннему значению своему и строю.

 Условие вступления в чадство Богу есть вера в Господа Иисуса Христа. Веровать во имя Его — значит сердцем исповедовать, что Он есть Единородный Сын Божий и Бог, воплотившийся во спасение нас, грешников, и себя сознавать грешником, погибающим и не могущим иначе избежать беды, навлеченной грехом, как чрез Господа Иисуса Христа. Ве­рующий в Господа Иисуса Христа в сердце своем носит такое убеждение: я погубил себя грехом и спасаюсь только силою Господа, за меня распеншегося и благодатию Своею меня оживотворившего. Сознание беспомощности греховной и грешности погибельной приводит к  Господу Спасителю и привлекает Его, ибо Он на то и пришел, чтоб грешников спасти.

 Такие-то от Бога и рождаются. Как рожда­ются — ведомо Единому Богу. Новая во Хри­сте жизнь — непостижимая тайна. Говоря о грядущих событиях, Господь говорил, что из двух мелющих одна поемлется, а другая остав­ляется; из двух идущих по полю один поемлет­ся, а другой оставляется. Эта притча точь-в-точь исполняется в духовном рождении. Из среды грешников и грешниц исторгается тот или дру­гая и становятся новыми; тогда как все другие оставляются идти своим ветхим чередом. Ка­кими путями свет коснулся одних, а другие, тут же сущие, не ощущают его,— этого никто не мо­жет сказать не только из сторонних, но даже из тех самих, которых коснулся свет благодати Божией. Лучшее решение сему: «от Бога родишася» (Ин. 1, 13), не пытая, как и насколько тут участвовало самовластие и самодействие человеческое. Ни естественное рождение, ни положение в свете, ни степень образования, ни все другие сторонние влияния — ничего тут не значат. Всё от Бога… Духовное рождение воз­буждается благодатию чрез слово Его и совер­шается чрез святые таинства. Слово Божие, внешне ли принятое и внутренно внятое или прямо внутрь изреченное и принятое, изливает свет и силу, возбуждает и укрепляет и в таин­ствах новотворит, как это было в начале, когда изрекал Бог слово, и все являлось сущим. Посему, все возрожденные чада Божий «порождены суть словом живаго Бога, пребывающаго во веки» (ср.: 1 Пет. 1, 23).

 Как после этого далеки от истины те, у которых христианство есть только известный образ воззрения на все сущее и известный строй правил жизни!.. Ищите нового от Бога рождения, чтоб не именоваться только, но и стать чадами Богу, не в силу лишь благоволе­ния Его, но в силу новой жизни, от Него при­нятой и живым общением с Ним поддержива­емой, возращаемой и совершаемой.