ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений свт. Иннокентия

Скачать О путях Промысла Божия в жизни человеческой в формате docx

Господи упование мое от юности мо­ея. В Тебе утвердился от утробы, от чрева матере моея. Ты ecu мой покрови­тель: о Тебе пение мое выну. (Пс. 70, 6)

Святой Давид находился некогда в одном из тех злополуч­ных состояний, за кои удостоился быть не только вдохновен­ным провозвестником, но и одушевленным прообразом Боже­ственного Страдальца — Господа Иисуса. Лютые враги (так он сам описывает свои бедствия) окружили его, как пчелы сот; стрелы бедствий проникли до души его; он сделался предметом поношения для всех знаемых; силы его истощились; Сам Гос­подь, благодеявший Давиду, удалился от него — состояние ужасное!

Но праведник не изнемогает! Не находя утешения в на­стоящем, он обращается к прошедшему; приводит себе на па­мять многоразличные события, с ним случившиеся; проходит мыслию все возрасты своей жизни; восходит к ее началу; ищет Господа» от него удалившегося, по всем следам бытия своего.

И вот мрак рассеивается! Промысл, не зримый в настоя­щем, открывается в прошедшем; верующий страдалец видит, что Господь не раз подвергал его великим и лютым бедам, но всегда спасал от них, что чем юрче бывала чаша искушений, тем большею всегда вонаграждалась сладостию видит и про­шедшею помощью уверяясь в будущем избавлении, восклица­ет: Господи упование мое от юности моея: в Тебе утвердихся от утробы, от чрева матере моея. Ты ecu мой покровитель: о Тебе пение мое выну!

Бог Давидов, братие, есть вместе наш Бог и Господь. И ес­тественная вера научает нас, что Промысл управляет жизнию каждого человека; а Евангелие уверяет, что без воли Отца Небесного не может упасть с главы нашей ни одного волоса (Лк 12, 7). Но много ли людей, кои, быв принуждены, подобно Давиду, обратиться к прошедшей жизни своей, подобно ему, мог ли бы находить в ней утешительные следы Промысла, им благодеявшего? Напротив, между христианами есть немалое число даже таких, для коих собственная жизнь служит источником сомнений о Провидении. Почему же не находят многие в своей жизни Промысла Божия, когда Он, по неложному учению веры и разума, управляет жизнью каждого?

Предмет сей, братие, стоит, как сами видите, самого внимательного исследования: ибо, не умея находить в своей жизни следов Промысла, мы чрез сие самое лишаем себя величайшего утешения среди страданий, и произвольно подвергаемся унынию, а иногда и отчаянию. Итак, посвятим настоящие минуты на размышление о путях Промысла Божия в жизни человече­ской.

Пути Божии, братие, вообще таинственны: ибо отстоят от путей наших, как небо от земли (Ис. 55, 9): но особенно непостижимы пути Промысла о роде человеческом. Поелику человек создан свободным, предназначен действовать сам по себе, то Творец Премудрый, чтоб не нарушить сего пре­имущества, управляет судьбою нашею невидимо и неприметно. С нами в сем отношении происходит то же, что с малыми детьми, от которых воспитатели скрывают иногда свое присутствие, дабы дать им полную свободу действовать по своей воле.

Свойство нашей жизни весьма много благоприятствует такой сокровенности Промысла. Ибо что есть жизнь наша? Это непрестанно развивающийся свиток, наполненный множеством письмен, коего одна часть всегда сокрыта. Мы часто не состоянии понимать хорошо смысла букв, нами же начертанных; тем менее способны замечать те, так сказать, поправки кои делаются в ней невидимою рукою Промысла. Что есть жизнь наша? Это непрестанно увеличивающаяся ткань, в состав коей входит бесчисленное множество разнородных нитей, коей поверхность видна всякому, а основание — никому. Для нас трудно определить, каким образом сии нити, при всей их разнородности, сочетаваются в один состав; тем труднее ука­зать, как невидимый перст всемирного Художника производит в сей ткани новые изображения и виды. Что есть жизнь наша? Это совокупность бесчисленных и разнородных явлений, кои, подобно одушевленным теням, движутся вокруг нашего созна­ния, поражают чувства, занимают воображение, питают рассу­док, радуют или печалят сердце и вскоре исчезают, оставляя слабый след в памяти. Все мы зрители и участники сего зрели­ща; но еще ни один мудрец не открыл, как оно происходит.

При таковой таинственности собственной нашей жизни че­го необходимо требуется от тех, кои желают видеть в своей жизни следы Промысла? Требуется, во-первых, постоянного и строго внимания к своей жизни и Промыслу Божию, во-вторых, — верного и чистого взгляда на жизнь и на Промысл. Это главные и необходимые условия: ибо и тот, кто мало смотрит, и тот, кто худо смотрит, равно — или ничего не видят, или видят весьма мало, или превратно. Сии-то необходимые условия чаще всего и остаются без исполнения.

В самом деле, сколько людей, кои совершенно невнима­тельны к своей жизни! Подобно беспечным плавателям, они довольны, что корабль их жизни плывет по бурному потоку времен, не принимая труда знать, как он переменяет свое на­правление, какими пользуется ветрами, в какие должен захо­дить пристани, — не угрожает ли ему опасность, нет ли где по­вреждения. Можно было бы подумать, что сии люди во всем положились на Промысл, как плаватели полагаются на опыт­ного кормчего, и оттого так беспечны. Нет, они нимало не ду­мают о Боге, не думают даже и о самих себе: механическое ис­полнение известных дел, увеселения, связи, игры — вот их заня­тие! Пример, привычка, пристрастие, своенравие — вот их пра­вила! Знание понаслышке некоторых истин веры, присутствие, по случаю или необходимости, при совершении небольшого числа священных обрядов — вот их религия! Судите сами, мож­но ли ожидать, чтобы такие люди находили к своей жизни следы Промысла?

Дабы видеть, что может произвести подобная невнима­тельность, стоит только вспомнить о язычниках. Пред ними ^так, как и пред нами, был весь великолепный мир Божий, в коем все возвещает о премудрости Творца. Кроме сего, премуд­рость сия употребляла, по свидетельству Апостола, особенные многоразличные средства для их вразумления о себе. Однако же язычники не уразумели в творении Творца, преклонили ко­лена пред идолами, рекли древу: ты отец мой, и камню: ты мя родил ecu (Иер. 2, 27). Если же язычники, от невнимательности своей, не обрели Бога в целом мире: то удивительно ли, ко­гда многие по той же языческой невнимательности, не нахо­дят Его в своей жизни; ибо что наша жизнь пред жизнью це­лой вселенной?

В некоторых людях происходит, по-видимому, противное, но в самом деле то же: то есть, в них примечается великая вни­мательность к своей жизни, но зато недостает внимания к Промыслу. Для таких людей размышление о собственной жиз­ни служит любимым предметом занятия; они не оставляют без внимания ни одного случая; вникают в начала и последствия всех перемен, с ними происходящих; из всего извлекают прави­ла для своего поведения; знают искусство жить во всех его тай­нах; могут рассказать и изъяснить историю свою от самого младенчества: это их совершенства! Но вот и недостатки: они никогда не рассматривали этой истории в отношении к Про­мыслу Божию и удивились бы, услышав, что без Него столь же мало можно изъяснить жизнь каждого человека, как и бытие мира. По мнению сих людей, все происходящее с ними есть или плод их благоразумия, или игра страстей, или дело внезапно­сти и случая; признание невозможности изъяснить что-либо сими причинами для них кажется постыдною слабостию ума. Судите сами, можно ли ожидать, чтобы и сии люди, недовер­чивые и боящиеся Промысла, находили его в своей жизни?

Дабы видеть, что может производить и сия, так сказать, внимательная невнимательность к своей жизни, обратимся опять к язычникам, но уже не простым, а философам. Каких трудов не поднимали они в исследовании природы? Некоторых из них можно назвать мучениками их науки. И однако же были философы (жаль, что для сего нет другого имени), кои во всем мире видели один случай. Отчего? Оттого, что не хотели ви­деть Провидения, желали обойтись без Творца, воображали сами, так сказать, создать вселенную. Если же древние фило­софы по невнимательности к Промыслу не находили его в целом мире, то удивительно ли, что потомки их (нравственные), по той же причине не находят его в своей жизни? Ибо опять скажем, что жизнь наша пред жизнию вселенной?

Нет, не так поступали святые Божий человеки! Мы удивля­емся, как они на всех путях жизни своей видели Господа, и ду­маем изъяснить сие тем, что Промысл Божий особенным обра­зом участвовал в приключениях их жизни. Не отвергая и сего, — ибо Сам Господь называет их Своими присными и другами (Ин. 15, 14, 15; Иак. 2, 23), — должно сказать, что святые человеки все были чрезвычайно внимательны к путям Божиим. По­смотрим на одного Давида. Как у царя, сколько у него забот, предприятий, трудов, огорчений! Однако же о чем размышляет он на царственном ложе своем, в ту пору, когда весь Израиль и вся природа безмолвствует и покоится? Он размышляет о судь­бах правды Божией, о том, как Господь вознес его от стада на престол Израильский. В полунощи востах, — говорит он к Богу, исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс. 118, 62). И восстает в полунощи тогда, когда, по его же словам, уже седмерицею днем хвалил Господа (Пс. 118, 164)! Вот пример, коему под­ражать, вот правило, коему последовать должно! Надобно воз­любить пути Господни, и они соделаются для нас приметными. «Дай любящего, — говорит блаженный Августин, — и — откроет­ся любимый». Если бы мы постоянно наблюдали за своею жизнию, имели детское доверие к той спасительной истине, что без воли Божией действительно не падает с головы нашей ни одного волоса, то сколько раз, при размышлении о нашей судьбе, тот же самый рассудок наш, который теперь недоразумевает, теряется в догадках, не знает, что делать, — сколько бы раз он сам остановил наше внимание, говоря: «Смотри, это ру­ка Божия! Это Она, всемогущая, отклонила от тебя то или дру­гое бедствие, низложила пред тобою ту или другую преграду, — спасла от тех зол, кои отяготели над тысячами подобных тебе! Это Она, премудрая, провела тебя невредимым сквозь столько опасностей и затруднений, поставила в таком месте, где мо­жешь не только сам быть покоен и счастлив, но и назидать счастие других! Это Она, всеблагая, ниспослала тебе столько неожиданных радостей, столько незаслуженных даров, возна­градила столько, по-видимому, невознаградимых потерь, согревала и питала твое младенчество, обуздывала и исправляла юность, благословляла и осеняла мужество».

«Но есть, скажет кто-либо, люди весьма внимательные, кои со всем усердием детей желали бы видеть и лобызать отече­скую десницу Промысла; однако же лишены сего счастия». Действительно, братие, есть такие люди; но в отношении к ним существуют и другие причины: можно сказать утвердительно, что в таких людях недостает благовременного, верного и чис­того взгляда на Провидение.

И, во-первых, когда большею частию обращаются к путям Промысла и ищут в них утешение? Когда поражены каким-либо бедствием, когда ни в ком и ни в чем на земле не находят отрады, когда ум смущен, чувства помрачены, сердце подавле­но скорбию. То есть те минуты, в которые нередко забывают самих себя, которые почитаются неспособными к размышле­нию о вещах обыкновенных, те самые минуты избирают для размышления о путях Промысла! Справедливо, что во время скорби для нас нужнее, нежели когда-либо, утешительная уве­ренность в Провидении; но столько же несомненно и то, что мы тогда бываем менее всего способны идти по следам Прови­дения. Много ли Давидов, кои, находясь среди огня искуше­ний, сохранили бы всю веру, могли бы оставаться спокойными созерцателями отеческой любви Божией и тогда, когда она со­крывается под видом гнева и правды? Святое искусство сие есть плод долговременной опытности; мы не имеем его и меж­ду тем отваживаемся на то, что возможно и полезно для одних опытных.

Нет! Заблаговременно должно приучить себя находить утешение в Промысле. Когда ум светел, чувства легки, сердце мирно, тогда надобно размышлять о своей жизни и научаться из нее судьбам правды Божией. Таковые минуты, большею частию, следуют за усердною молитвою: посему молитва должна служить, так сказать, приступом к сим размышлениям. Кто приобретет в сем святом деле навык, тот, подобно Давиду, не падает и среди искушений. А без сего, во время бедствий, лучше искать утешения от других, нежели полагаться на собст­венное размышление о Боге и Его Промысле.

Каким еще желают видеть действие Промысла в своей жиз­ни? Обыкновенно более или менее чудесным: все естественное. простое, всеобщее, предварительно исключают из круга сих действий. Как будто бы область Провидения небесного со­стояла из одних чудес и чрезвычайностей! Как будто бы то, что для нас кажется необыкновенным и редким, было таковым же и для Самого Бога! В сем случае мы не походим сами на себя: обыкновенно мы любим все изъяснять, а здесь хотим видеть неизъяснимое; мы огорчаемся, если не видим причины чего-нибудь, а здесь недовольны, что видим оную! И что за нужда, каким образом оказана нам помощь: послан ли с неба Ангел или благотворительный человек? Довольно, если мы спасены. Израильтяне, умиравшие от жажды, ужели бы не должны были благодарить Бога, если бы Он, не изводя из камени воду, ука­зал им оную среди камений? В птицах небесных, в лилиях по­левых — все естественно, однако же Спаситель представляет их разительным примером отеческого попечения Божия о тварях и человеке (Мф. 6, 28).

Нет, желая видеть в своей жизни следы сего попечения, мы должны предварительно освободить себя от пристрастия к чу­десному: иначе и о вас может быть сказано: род лукав знамения ищет, и знамение не дастся ему (Мф. 12, 39). Подобно оным израильским старцам (Исх. 24, 10), будем довольны, если нам дано будет увидеть в приключениях нашей жизни хотя малые следы Бога, нам благодеющего, а беседовать с Ним лицом к лицо предоставим — Моисеям и Давидам. Господь и так сотво­рил для всех нас много чудес: извлек нас из ничтожества, иску­пил кровию Сына Своего, освятил Духом Святым, — и за сии чудеса мы еще ничем не заплатили. Одно только чудо, коего мы должны ожидать в жизни от Господа и коего Он ожидает, может быть, от нас, — это исправление нашего сердца, обнов­ление нашей жизни, духовное воскресение. Вот сего чуда, если не найдет кто в своей жизни, — то горе ему, горе!

В каких еще приключениях наиболее ищут следов Промыс­ла? В счастливых или несчастных? Но что и спрашивать? Не­счастия вообще представляют чем-то мрачным и ужасным, о чем всего лучше не говорить и не мыслить. Много — если почитают их действиям правосудия Божия, наказующего наши не­правды; а чтобы они могли составлять дар любви Божией, — это не приходит и на ум. Правда, что Отцу Небесному, Кото­рый есть самая Благость, всего приличнее было бы открывать Промысл Свой одними благодеяниями. Но что делать, когда мы все поражены лютым недугом? Милосердый Врач, по са­мой любви Своей, употребляет горькие вещества. Что делать, когда мы своевольны, стремимся часто на собственную поги­бель? Мудрый Пестун, по самому усердию к нашему благу, за­пинает стопы безрассудных детей, дабы не пали в бездну. По­смотрим на вселенную: в ней не только солнце, луна и звезды поведают славу Божию; но и голод и холод, и огнь и дух бури (Пс. 148, 8), по замечанию св. Давида, прославляют имя Божие. То же и в нашей жизни: что нам кажется тяжким, прискорб­ным, то самое может быть прямым действием Промысла Божия о нас, орудием славы Его в нас и нашего благоденствия. Ах, братие, прошло то время, когда мы все были созданы на одни радости, введены для обитания в рай сладости: засеявши сами тернами путь к блаженству, мы не должны роптать, если Промысл ведет нас сим путем; слава Ему и благо нам, если, по крайней мере, мы не совращаемся с него. Пусть стопы наши обливаются кровию: это путь нашего Спасителя, он ведет к не­бесному отечеству. Сердце наше столько огрубело, что на нем не иначе может быть снова начертан закон истины и правды, как среди бурь и громов (Исх. 19, 16-18). Будем внимательны к сим грозным гласам, и мы, подобно древним израильтянам, уразумеем в них глас Господа Бога нашего, Бога отцов наших, наказующего нас вмале, дабы помиловать милостию великою; увидим, что несчастные случаи, от коих некогда стенало сердце наше, обратились потом к величайшему благу для нас и для ближних наших, — что исполнение многих желаний, кои мы всеми силами, но без успеха, старались привести в действие, было бы для нас злом, и повлекло бы за собою пагубные след­ствия, — что то самое, о чем мы молились, чего просили, над чем трудились напрасно, содержало в себе для нас гибель, а то, от чего мы отвращались, на что смотрели, как на вред и наказание, было истинным благословением, оказавшимся в перемене нашего образа мыслей, в исправлении нашего поведения, увидим, и возблагоговеем пред Промыслом, нам благодеявшим!

Каким еще недостаткам подвергаются ищущие в свой жиз­ни следов Промысла? Большею частию ограничивают дейст­вия его одними собою, а в себе — временными выгодами, телесною жизнию. Какая нужда, что известное бедствие наше было весьма поучительно для других, и некоторые, воспользовав­шись вашим опытом, обратились на путь правый? Если мы са­ми не ощутили от него значительной пользы, то сего достаточ­но уже, чтобы в нем не усматривать Промысла. Какое дело, что некоторые горестные случаи были для души нашей истин­ным врачевством, раздрали пред очами нашими завесу, за ко­торою сокрывалась наша душевная погибель, возвратили нам добродетель, давно потерянную? Если от них расстроилось наше внешнее состояние; если урок, ими преподанный, сопря­жен с ущербом нашего здоровья или чести, то случаи сии не от Бога, они постигли нас без Промысла. Таковы правила сужде­ния у нашего самолюбия, у нашего невнимания ко благу ближ­них и к собственному благу души нашей! Ужели и Промысл Божий должен сообразоваться с ними? Ужели потому, что око наше лукаво (Мф. 20, 15), и Ему надобно престать быть бла­гим? Нет, довольно того, что мы все ограничиваем собою, не смотрим на нужды и пользу других, хотели бы себя поставить средоточием и концом всего рода человеческого и всех собы­тий в мире: любовь Божия выше всех нас, и потому объемлет собою всех братии наших, чрез бедствия одного научает дру­гих, счастием некоторых назидает всех, дабы таким образом снова соединить всех нас, кои непрестанно разрываем союз единства. Довольно того, что мы сами печемся более о теле, нежели о душе, прилепляемся без ума к временному и не по­мышляем о вечном. Промысл вечен и свят; и потому во всех своих судьбах о нас имеет в виду не столько блаженство вре­менное, сколько вечное, не столько благоденствие по телу, сколько благосостояние по духу. Пусть поражается ваш внеш­ний человек, пусть страдает плоть хотя бы так, как она страда­ла у Иова: если дух возмогает, если внутренний, потаенный сердца человек (1 Пет. 3, 4) и растет; то мы — благоденствуем. Вот образ суждения о нас Промысла! Как бы многое, если не все, представилось нам в жизни нашей совершенно иным, если бы мы постоянно прилагали к ней сей святой образ суждения! Сколько бы раз, рассматривая жизнь нашу, мы принуждены были сказать самим себе: «Так этому надлежало быть, ибо мы созданы не для земли, а для неба! Так, Премудрость Божия не Должна была попустить сего; ибо она печется не о мне только, Но и о всех!»

При столь многих причинах, препятствующих нам ви­деть в своей жизни следы Промысла Божия, удивительно ли, братие, что многие не видят его? Не видят, ибо не знают хо­рошо своей жизни, не внимательны к самим себе; не видят, ибо останавливаются на поверхности событий, не проника­ют до основания их, где сокрыта рука Промысла; не видят, ибо хотят видеть тогда, когда взор помрачен, не так, где должно, не в том виде, в каком Промысл являет себя; не ви­дят, наконец, ибо суждением о путях Промысла управляют самолюбие и страсти. Освободим себя, братие, от сих недос­татков, будем в суждении о путях Божиих неуклонно следо­вать правилам противоположным; и мы вскоре опытно уз­наем, что Господь не далек (Деян. 17, 27) от каждого из нас.

И как Ему быть далеким? Разве Он не вездесущ? Разве премудрость и всемогущество Его могут где-либо оставать­ся без действия? Только языческие боги были праздными зрителями судьбы человеческой: наш Отец Небесный непре­станно делает (Ин. 5, 17). Только Ваалы и Веельфегоры могли спать: наш Промыслитель не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля! (Пс. 120, 4). Как Ему быть далеким от нас? Разве не Он наш Творец? Не Он наш Отец? Так ли мы пом­ним Творца, что забываем Того, о Коем живем, движемся и есмы (Деян. 17, 28)? Так ли знаем Отца, что сомневаемся в Его попечениях о детях?. Земные отцы, как человеки, зли суще, не дают однако же чадам вместо хлеба камени (Лк. 11, 11): Отец ли Небесный сделает сие, — Тот, Который из каме­ни может воздвигнуть Себе чад (Мф. 3, 9)? Как Ему быть далеким от нас, столько благ! Чего не дал Он нам в залог Своего попечения о нас? Земли? — человек сначала еще по­ставлен царем ее. Неба? — оно давно обещано в наследие верным чадам. Ангелов? — они служат нашему спасению. Будем требовать, чего угодно: все получим! Нужно ли, что­бы для уверения нас сошел Он Сам с неба, жил с нами, даже умер за нас? И это сделано! Сын Божий сходил с неба, оби­тал между человеками и из любви к нам положил за всех нас душу Свою. После сего кто может сомневаться в попечении о себе Промысла?

С сею верою в Промысл Божий и с сим расположением ведать его в приключениях своей жизни, желаем, братие, вступить вам во врата нового года, твердо веруя, что Гос­подь Сам не замедлит явить следы Своего отеческого Про­мысла тем из вас, кои, не смежая очей своих сомнениями, будут всегда готовы лобызать с благоговением мудрую дес­ницу Его, как бы она ни обнаруживала своего присутствия, явно или тайно, сообразно ожиданию или против оного, да­рами любви и милости или лишением и ударами вразум­ляющими. Аминь.