Поучения и слова (ч.1). Димитрий Ростовский

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений свт. Димитрия

1. Поучение на Обрезание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, месяца января, в 1 день («Дали Ему имя Иисус» (Лк.2, 21))
2. Поучение в неделю перед Богоявлением («Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк.1,3))
3. Поучение на день памяти святого праведного Симеона Богоприимца, месяца февраля, в 3 день
4. Поучение на день памяти святого Алексия, Митрополита Московского и всея России, месяца февраля, в 12 день («Я семь Пастырь добрый. Овцы Мои слушаются голоса Моего» (Ин. 10, 11,27))
5. Поучение на день памяти девяти мучеников Кизических, месяца апреля, в 29 день
6. Поучение на день пречестной памяти иже во святых отца нашего Тихона Чудотворца, епископа Амафунтского, месяца июня, в 16 день
7. Поучение на день памяти святых Первоверховных апостолов Петра и Павла, месяца июня, в 29 день («Бог водил их днем, столпом облачным показывая им путь; ночью же столпом огненным светил им. И не отлучался столп облачный днем и столп огненный ночью пред всеми людьми» (Исх. 13, 21-22))
8. Поучение на празднество явления Пречестной иконы Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии во граде Казани, месяца июля, в 8 день, 1706 г.
9. Поучение на празднество Пресвятой Богородицы Смоленской именуемой «Одигитрия», месяца июля, в 28 день
10. Поучение первое на праздник Успения Пресвятой Богородицы, месяца августа, в 15 день в 1693 г. («Соберет пшеницу Свою в житницу Свою» (Мф. 3, 12; Лк. 3, 17))
11. Поучение второе на праздник Успения Пресвятой Богородицы, месяца августа, в 15 день
12. Поучение на празднество Пресвятой Богородицы Донской, месяца августа, в 19 день
13. Поучение на день памяти святых мучеников Адриана и Наталии, месяца августа, в 26 день
14. Поучение на усекновение честной главы святого Иоанна Предтечи, месяца августа, в 29 день в 1701 г. («При окончании же поприща своего Иоанн говорил: «За кого почитаете вы меня?» (Деян.13, 25))
15. Поучение на день святого Архистратига Михаила, месяца сентября, в 6 день в 1705 г.
16. Поучение первое на Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня, месяца сентября, в 14 день («Кресту Твоему покланяемся, Владыко!»)
17. Поучение второе на Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня («А я не желаю хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал.6, 14))
18. Поучение в неделю по Воздвижении Честного и Животворящего Креста Господня («Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8, 36))
19. Поучение на память святого великомученника Евстафия Плакиды, месяца сентября, в 20 день («Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк.21,19))
20. Поучение первое на праздник Покрова Пресвятой Богородицы, месяца октября, в 1 день («Я — стена, и сосцы у меня, как столпы» (Песн.8, 10))
21. Поучение второе на праздник Покрова Пресвятой Богородицы, месяца октября, в 1 день
22. Поучение на память иже во святых отца нашего Гурия, Архиепископа Казанского, месяца октября, в 4 день
23. Поучение первое на память святого великомученика Димитрия, месяца октября, в 26 день («Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал.6, 17))
24. Поучение второе на день памяти святого великомученика Димитрия

1. Поучение на Обрезание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, месяца января, в 1 день («Дали Ему имя Иисус» (Лк.2, 21))

Благочестивые слушатели! Как Новый За­вет, так и новое лето начинается с имени Ии­сусова. Все ветхое, дойдя до имени Иисусова, закончилось, все же новое от Иисусова имени получило свое начало: «Древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5, 17). Сделалось новым, ибо и имя это «Иисус» новое, как сказано: «Напи­шу имя Бога моего, имя новое» (Откр. 3, 12).

 Это новое имя принесено с неба и нарече­но Ангелом прежде зачатия во чреве (см. Л к. 1,31). Это новое имя записано и в книгах цер­ковных, и в книгах гражданских при самом обрезании и наречении. Записано в книгах церковных, ибо по совершении обычного действия обрезания в храме, архисвященник тотчас взял вписную книгу и написал в ней следующее: в первое число месяца, называе­мого по-еврейски «севат», по-гречески «лидинеос» и по-римски «януарий», обрезан Сын Иосифа и Марии, из племени Давидова, и наречено имя Ему Иисус. Записано это имя и в книгах гражданских, ибо, по причине бывшей тогда по повелению кесаря Августа переписи народа и взимания с каждого лица дани, в Вифлееме записано было следующее: в первые январские календы Иосиф с Марией и новорожденным Младенцем Иисусом, при­надлежащие к царскому роду, внесли дань ке­сарю.

 Это новое преславное имя Иисус хотел бы и я, грешный, вписать ныне на новое лето не только в книге моего сердца, но и в сердцах всех, как бы в книгах мирских и духовных, и притом написать не какими-либо простыми чернилами, но различными красками и цве­тами. В надежде на помощь Божию я и начи­наю сие задуманное дело: любовь же ваша да отверзет книги сердец ваших. Ты же, соприсносущный и соестественный Сыну Душе Святый, будь для меня «тростью книжника скорописца» (Пс. 44, 2).

 Прежде всего пусть напишется это новое преблагословенное имя Иисус, как имя цар­ское, в книгах царских. Иисус — имя царское, ибо царствует и на небе, и на земле: на небе соцарствует Отцу, на земле принимает дары от царей с титулом царским, ибо вопрошали о Нем: «Где родившийся Царь?» (Мф. 2, 2). Пусть написано будет это царское имя на новое ле­то прежде всего в великой книге сердца Пресветлейшего и державнейшего Государя, Царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя, и Белыя России Само­держца. И да будет оно написано буквами зо­лотыми по примеру древнейших веков, когда, по свидетельству Иеронима, не позволено бы­ло писать имени Божия иначе, как только зо­лотом. Но и то известно, что в сердце одного из богоносцев, которого еще в детстве Христос Бог держал на руках Своих, после кончины найдено было написанным золотыми буквами имя Иисус. А так как и «сердце царя в руках Божиих» содержится (Притч. 21, 1) и управляется Богом, то и в сердце царя, как богоносном, имя Иисус пусть будет написано золотом.

 Не ведаю, почему в Божественном Писа­нии золото является образом милости, мило­сердия, доброты, человеколюбия, и не доста­точно ныне и у меня времени рассуждать об этом подробно. Я знаю то, и скажу теперь об этом, что все это подобает престолу царскому, как говорит Приточник: «Милость и истина хранит царя, и обойдет престол его правда» (Притч. 20, 28). В другом переводе читается так: «Милосердие и истина хранит царя, и ут­верждает милость престол его». Какая это благостыня, мы сейчас увидим.

 Во дни царя Веспасиана, когда еще преоб­ладало идолопоклонство, в римском сенате был спор о богах: какой из богов лучший и ка­ким почетным именем следует по достоинст­ву назвать и восхвалять его?

 Одни говорили: «Тот бог лучше, который богаче всех, и восхвалить его подобает, как богатейшего, назвав: бог богатый». Другие го­ворили: «Тот бог лучший, который мудрее всех, и восхвалить его достойно, как премуд­рого, именем: бог премудрый». Третьи гово­рили: «Самый лучший тот бог, который силь­нее, могущественнее всех, и восхвалить его следует, как сильного, крепкого, назвав: бог сильный, крепкий». Четвертые же, обсуждая все сказанное другими, говорили: «Если того бога, который покажется более крепким и сильным, чем другие, признать лучшим из всех богов, то только люди крепкие, сильные, храбрые и мужественные будут иметь своего бога. А немощные и боязливые какого бога будут иметь для себя? Если того бога, кото­рый покажется мудрейшим из всех богов, признать лучшим из богов, то только люди мудрые, философы, теологи и прочие любо-мудрые будут иметь бога. А люди простые, не­вежественные, неученые, какого они приоб­ретут для себя бога? Если признать лучшим того бога, который покажется самым бога­тым, то только одни богатые будут иметь для себя бога. А нищие, убогие, куда они денутся, каким богом похвалятся? Такого нужно из­брать бога, который был бы для всех равно потребен: убогим, как и богатым, немощным, как и сильным, невежам, как мудрым».

 В то время, как они так разглагольствова­ли, препирались и не соглашались, встал сре­ди них один благородный муж (он был, дума­ется, тайным христианином), который имел на груди образ Истинного Бога. Изображение же Его было таково: стояло некое Лицо, пре­краснейшее, с крестообразно распростерты­ми руками. На правой руке Его было написа­но: «обещаю», и на левой: «ожидаю». Бок Его был открыт, и на нем написано: «прощаю». Надпись же на этом образе была такова: «Бог милости».

 Сенаторы, взяв этот образ в руки, рассма­тривали, обсуждали его, и затем единогласно воскликнули: «Воистину, это образ Истинно­го и лучшего из всех Бога, Который добрым достойную почесть воздаяния обещает, от злых обращения и покаяния ожидает, согре­шающим же и кающимся от сердца прощает. Тот Бог Истинный, лучший и великий более всех, Который есть Бог милосердия, челове­колюбия, незлобия, Бог милости. Такой Бог одинаково всем потребен».

 Все это приличествует лицу царскому, ко­торое после Господа Бога есть как бы бог земной: «Я сказал: вы — боги» (Пс, 81, 6). Не имеет недостатка престол царский ни в бо­гатстве, ни в премудрости, ни в крепости и силе, ибо царь, как говорит один из постель­ничих Дариевых, «все побеждает и господст­вует всеми» (2 Езд. 4, 3). Но потребно, чтобы и милость царская не оскудевала, ибо милость утверждает престол царский. Здесь вспомним следующее.

 Царь царей и Господь господствующих явился возлюбленному наперснику Своему и тайноведцу Его царских дел, святому Иоанну Богослову. Явился же так: «Одет в подир», кото­рый был знамением порфиры и власти цар­ской, «по персям опоясан золотым поясом», т.е. знамением Его царской милости (Откр. 1, 13). Ибо как пояс у препоясанного человека име­ет два конца, сходящиеся в одном месте, так и милость царская несогласие человеческое в согласие приводит и расторгшиеся сердца со­единяет и совокупляет. «Держал в деснице Сво­ей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч» (Откр. 1, 16).

 Тот, кто это дивное явление Царя Небес­ного захочет рассмотреть разумным оком, удивится более всего тому, что в руках Его звезды, а в устах меч. По нашему скудоумному разумению, это не правильно, ибо приличнее было бы звездам быть во устах, а мечу в руках. Но кто дерзнет исправлять Премудрого Госпо­да, Который все, что делает, делает не напрас­но, и «разум Его непостижим» (Пс. 146, 5)?

 Богослов святой! Ты ближе к Нему, чем все другие, ты любезнее Господу и дерзновен­нее к Нему. Скажи Ему: «Господи! Новая это, необычная мода, чтобы меч носить в устах: меч приличествует рукам. Перемени, Господи! По­ложи звезды около уст Своих, ибо слова Твои, из уст Твоих исходящие, как звезды озаряют вселенную; а меч возьми в руки, чтобы пора­жать им врагов Своих». Но Господь не слушает Богослова: «Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим. 11, 34).

 Поищем же понимания этой тайны, поче­му меч не в руках, а в устах Господних, и поче­му звезды не в устах, а в руках?

 Меч знаменует наказание согрешающих, звезды же знаменуют дары, раздаваемые до­стойным. Обычно начальствующие люди но­сят звезды, то есть дары, в устах, — в слове, а не в деле, обещают, но не делают. Меч же, то есть наказание, в руках держат, применяют на деле не медля и без снисхождения. Но Господь наш явился в другом виде, с мечом в устах и звездами в руках, научая власть имеющих не сразу браться за меч наказания, а сначала по­казать его в устах, то есть в грозном слове, увещании, научении; в руки же не брать его, разве только тогда, когда виновный пребыва­ет неисправленным. Звезды же, то есть дары, учит носить не в устах или на словах, а в ру­ках, то есть давать их на самом деле. Просит ли кто? На! Вот они здесь, в руках, руки гото­вы к подаче.

 Итак, не продолжая более, скажу: все это есть наставление к милости, обозначаемой в Божественном Писании образом золота и со­ответствующей царскому лицу, как утвержда­ющей престол царский: милость утверждает престол царский. Этим таинственным золо­том пусть написано будет на новое лето имя новое «Иисус», как бы в книге, в сердце пресветлейшего нашего Монарха, чего мы усердно желаем и о чем прилежно молим Бога.

 В сердечных же книгах светлейшего цар­ского синклита, благородных князей и бояр, и всех советных думных лиц да напишется на новое лето имя новое «Иисус» письменами сере­бряными. Серебро здесь пусть будет образом доброго совета, праведных судов, благоразум­ных и полезных слов, в Святом Писании через серебро обозначаемых, как мы скоро услы­шим. Здесь же спрошу, зачем все цари земные имеют при себе синклиты, сенаторов? Воис­тину, ради доброго совета и для праведных судов. Ибо нет царства, которое бы не держа­лось добрыми советами хороших советников и справедливыми судами.

 Явился Господь Соломону ночью во сне и сказал ему: «Проси, что хочешь, и дам тебе». И просит Соломон: «Дай рабу Твоему сердце ра­зумное на послушание, чтобы судить народ Твой праведно, чтобы различать, что добро и что зло» (3 Цар. 3, 9). Слова Соломоновы: «Дай сердце разумное на послушание», — в другом переводе читаются так: «Дай сердце с ушами», — а в еврей­ском языке стоит: «Дай сердце слышащее». Молит Бога Соломон, чтобы дал ему Бог сердце с ушами, слышащее. Зачем же нужно Соломону сердце с ушами? Для того, чтобы сердцем он умел различать доброе и злое, ушами же слушать советы бояр своих. Недо­статочно было премудрому Соломону собст­венной премудрости, он желал иметь еще и разумных советников, и потому сердца с уша­ми просил у Господа.

 Каким же должен быть совет добрых со­ветников? Воистину, должен быть серебря­ным, подобно словам Господним, о которых говорит Давид: «Слова Господни — слова чис­тые, серебро расплав пенное, испытанное в зем­ле, очищенное седмикратно» (Пс. 11,7).

 Советное слово сенаторское должно быть чисто, не ложно, без клеветы, нелукаво, нели­цемерно, не льстиво, как слова тех, у кого они «мягче елея, но» по сути «стрелы» (Пс. 54, 22), а ис­тинно, здраво, чисто как серебро, и «серебро расправленное», то есть изрекать слово следует не сразу, как только оно придет на ум, как бы с ветра, но сначала не однажды, и не дважды, и не трижды, а и семь раз рассудить в уме, долж­но ли изрекать его и разумен ли будет совет тот? И так седмижды испытав в уме слово и от бесполезного излишества его очистив, изрекай его, и тогда будет слово это «чисто, серебро рас­плавленное, испытанное, очищенное семикратно»; и сие — во славу имени. Иисусова, в честь пре­стола царского и всему Отечеству на пользу.

 Добрых советников описал Иофор, тесть Моисеев, когда этот последний, хотя и без царских титулов, царствовал над Израилем, и описал в следующих словах Моисею: «Избери себе от всех людей мужей сильных» (Исх. 18,25). В другом переводе читается: избери «мужей разумных, Бога боящихся, мужей праведных и ненавидящих превозношение»; а по третьему пе­реводу: «ненавидящих алчность», то есть не су­дящих за мзду, не обижающих, не грабящих.

 Недостаточно сенатору, царскому советни­ку, быть сильным в слоне и разумом и делом полезным, но должно быть и богобоязненным, а особенно в судах соблюдать правду и ненави­деть мздоимство. Говорю: соблюдать правду. Как только вспомнили грешные мои уста свя­тую правду, тотчас узрел ум мой пророка Ие­ремию, где-то в горах, в пещере сидящего и о разорении Иерусалима горько плачущего, и в плаче своем произносящего слова: «Как потем­нело золото, изменилось серебро чистое, рассы­пались камни святилища?» (Плач. 4, 1).

 Внемлю этим пророческим словам и вижу, что потемневшим золотом называет святой пророк царей иудейских, огорчивших Бога. Серебром называет советников царских и су­дей, правду погубивших. Камнями рассыпан­ными именует ветхозаконных архиереев и ие­реев, развращенную жизнь проводивших. Но так как нам предлежит здесь слово о советни­ках сереброподобных и о судиях, то, оставив золото и камни рассыпанные, буду говорить о серебре и спрошу: как же изменилось серебро чистое?

 Сначала серебро было доброе, а потом превратилось в злое. Не попало ли то серебро в руки среброковачей лукавых, которые при­выкли воровски примешивать к серебру медь и тереть чистое серебро? Нет! Было то сереб­ро в руках среброковачей, которые к серебру не медь, а золото или серебро же прилагают, то есть мздой руки судей наполняют. И когда примешивается к серебру золото или серебро, сразу же то таинственное серебро изменяется и доброту свою теряет. Как только, говорю, мзда наполнит руки судей, тотчас же судии те, которые были «подобны серебру чистому, испы­танному, очищенному семикратно», изменяются и, погубив свою доброту, становятся злыми, творя суды неправедные.

 Таковые советники и судии были в Иеру­салиме, и о них-то пророк с плачем говорит: «Как изменилось серебро чистое», то есть совет добрых? Изменился суд праведный, изменил­ся, и из праведного стал неправедным, оправ­дывая виновного и невинного осуждая. Ради мзды, ради серебра изменилось серебро доб­рое. Усмотрев изменение серебра сего таинст­венного в своем сенате, царь Давид восклицал: «Лживы сыны человеческие в неправильных весах, они из-за суеты» соединяются «вместе» (Пс. 61, 10). То есть, как бы сказал: все вместе, точно сговорившись, суетой и мздой прельщаемые, творят неправду. Но не думаю, чтобы было/ такое серебро в сереброподобном сенате и магистрате христианского благочестивого Монарха. То было в древнем Иерусалиме, здесь же, снова скажу словами Давида, «слова чистые, серебро расплавленное, семикратно очищенное».

 Царский Сенат — это крепкая стена, ог­раждающая и охраняющая здоровье царское. И как стена города останавливает вражеские штурмы, принимает на себя пули и стрелы, охраняет целость находящихся в городе, так и сенат должен защищать царя собою, прини­мать на себя неприятельский натиск, чтобы царь был цел и невредим. Таковая стена воис­тину достойна того украшения серебряного, которым Небесный Царь невесту Свою укра­шает, говоря: «Если она стена, то построим на ней зубцы серебряны»е (Песн. 8, 9).

 Подобным образом и сенат царский свет­лый — это стена царская. Да будет же на сте­не этой забрало серебряное, и забрало двой­ное: от Царя Небесного и от Царя земного. От земного — царская милость, ибо она, как прикрытие стену, сенатора и покрывает, и ук­рашает: как прикрытие она покрывает, и как серебряная, — украшает, ибо всякий, сподо­бившийся царской милости и защищается ею и украшается. От Царя же Небесного да будет тем прикрытием серебряным сила имени Иисуса Христа. Ибо какое прикрытие может быть лучше для сей стены, чем имя Христово? Оно — общая для всех защита, общий, гово­рю, покров, общее для всех прикрытие. Тако­го украшения, такой защиты в вечный покров я желаю усердно для всего сенаторского бла­городия при поздравлении с новым годом.

 В сердечных книгах всего христианского воинства новое имя Иисусово пусть написано будет на новый год киноварью, киноварью самой Крови Иисуса Христа, при обрезании пролитой. Новый год — это как бы книга, и только один Бог, «исчисляющий множество звезд и всем им имена нарекающий» (Пс. 146, 4), знает, сколько в ней будет записано людей, которые естественным человеческим рожде­нием войдут в жизнь, или от жизни этой пе­рейдут в жизнь вечную. И как в книге первая буква пишется киноварью, так и в книге но­вого года первые письмена пресвятого имени Иисусова написаны как бы киноварью — Его Кровью.

 Все Отечество царства христианского — это также как бы книга, в которой мыслен­ные письмена так же многочисленны, как люди в нем. И как в книге начальные письме­на бывают киноварные, так и в Отечестве христианского царства стоят в начале рыцари, воюющие против супостатов, защищающие христианское Отечество от варварских нападе­ний, стоят, как бы киноварью окрашенные, кровью своей обагренные, не жалея проли­вать кровь свою за Христа, за Церковь, за Государя своего и за все христианство. Воисти­ну письмена эти — киноварные, достойные быть записанными в вечных книгах жизни, в начале рядом с начальствующим там мучени­ческим ликом.

 Спрашивали некогда при греческом царе Никифоре: как нужно мыслить о спасении тех, которые на бранях за честь Божию и царскую и за целость христианства умирают? И разре­шили вопрос этот так: если великое дело — умереть за одного человека, по словам Господа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13), — то тем более великое дело — умереть за Бога и за Ца­ря, то есть Помазанника Божия, и за все мно­жество верных. Поистине, «нет больше той любви», и они достойны венца мученического, как это и указано было во время бывшей не­когда брани великого князя Димитрия с нече­стивым Мамаем, ибо тогда были усмотрены сходящие с высоты венцы на полк православ­ных воинов, храбро сражавшихся, которые, «подвигом добрым подвизались» (2 Тим. 4, 7), ду­ши свои за всех полагали. Такова честь и на­дежда у Господа Бога для воинства христиан­ского, только бы сами они не теряли спасения своего какими-либо злыми делами!

К великому проповеднику покаяния, свя­тому Иоанну Предтече, проповедовавшему покаяние во всей стране Иорданской, ото­всюду приходили многие и поучались добро­детели. Пришли к нему и воины, говоря: «А нам что делать?» И он отвечал им: «Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем» (Лк. 3, 14). Три заповеди этот великий учитель, святой Иоанн Предте­ча, дал воинам: не обижать, не клеветать и быть довольными своими жалованьем. И прежде всего: никого не обижать, ибо обычно и как бы по природе свойственно воинам обижать других. Не даром где-то сказано: ес­ли где-либо услышишь рать, не проходи там, ибо не успокоятся, пока не сотворят зла. Для сидящих дома написан закон: «Не убивай, не кради» и прочее (Мк. 10, 19), а для ушедших на рать в полки как бы уже не существует закона; не спрашивай о нем.

 Здесь вспомню о скрижалях Моисеевых: повелел Бог Моисею истесать две скрижали каменные, и истесал пророк, и принес их к Богу. Пишет Бог на сих скрижалях закон пер­стом Своим так: «Не убей; не укради; не прелю­бодействуй; не лжесвидетельствуй; не поже­лай чужого» и прочее (Исх. 20, 13-17). Взяв написанные Богом скрижали, сходит Мои­сей с горы к полкам израильским и слышит голоса ликующих, видит скачущих вокруг тельца; разгневался и бросил скрижали на землю, и разбились скрижали (см. Втор. 9, 17).

 Как же они разбились? Разбились попо­лам, вдоль, и отпала та часть, на которой бы­ло написано «не», «не», «не». Другая же часть без «не» осталась особо, со словами: «убий, укради, прелюбодействуй, лжесвидетельст­вуй, пожелай» и прочее. Почему так? Потому, что, когда разбились скрижали, отпала от каждой заповеди частица «не». Пришлось Моисею сделать и написать другие скрижали. А развращенные и особенно военные люди, думаю, найдя те разбитые скрижали, которые без «не», скрыли их у себя и даже доныне их держатся, убивая, грабя, прелюбодействуя, лжесвидетельствуя, желая чужого, обижая ближних.

 О, если бы не было этого препятствия к спасению воинов, поистине нужно бы счи­тать их в числе мучеников, полагающих душу свою за Христа и людей Христовых!

 Пусть же отныне на новый год обновят они свои ветхие нравы, пусть переменят зло на добро, помня о новом имени Иисуса Хри­ста, и ради него да воздержатся от всякого зла и да стремятся ко всякому доброму делу, все­гда нося в уме и в сердце имя Иисусово и не щадя проливать до последней капли кровь свою за это имя. И этим же именем всесиль­ным, как крепким оружием, пусть побеждают врагов не только видимых, но и невидимых, как советует святой Иоанн Лествичник: «Именем Иисусовым поражай супротивников, ибо более крепкого оружия ты не найдешь ни на небе, ни на земле». И святой Петр говорит: «Нет иного имени, данного человекам, которым подобает спастись, только имя Иисусово, пред которым всякое колено кланяется небесных, и земных, и преисподних» (Деян. 4, 12; Флп. 2, 10).

 Чем бы написать мне новое имя Иисус-Христово на новый год в сердечных книгах духовного чина, преосвященных архиереев, архимандритов, игуменов, протопресвитеров, пресвитеров, пастырей словесных овец Хрис­товых?

 Недоумеваю. Написал бы простыми чер­нилами, так как мы черные одеяния, духов­ные, носим, но боюсь, чтобы кто-нибудь из наших не прогневался на меня, сказав: не все­гда же мы в черном ходим; вне церкви чер­ные, а в Божественном алтаре и златотканные носим одеяния; иногда же и вне церкви наде­ваем не нищее рубище, хотя и черное, а бар­хат или объяр (шелковая ткань), или что другое подобное и драгоценное. Не пиши и нам имя Иисусово простым чернилом. Думаю, чем же мне напи­сать бы им это имя? Вспоминаю, что в книге Сираха уподобляется духовный чин радуге небесной: «Как радуга, — говорит он, — светя­щаяся на облаках в день дождя» (Сир. 50. 7).

 Итак, цветами и красками этой дуги да на­пишется пречестное и всесвятое имя Иисуса Христа в сердцах лиц духовных. Здесь же пусть вспомнится, как пример, святой Васи­лий Великий всему духовному чину, а особен­но инокам, всегда «носящим в теле мертвость Господа Иисуса» (2 Кор. 4, 10), чтобы написать имя Иисусово чернилами.

 У всех вообще христиан да напишется имя Иисусово бел илом, то есть чистой, как бели­ло, совестью, убеленной от грехов покаянием. Аминь.

2. Поучение в неделю перед Богоявлением («Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк.1,3))

 Возлюбленный слушатель!

Глас, воззвавший в пустыне, слышится в городах, проповедуется в церквах и возвеща­ется по всей поднебесной. Он проникает в уши людей великих и малых, старых и юных, богатых и нищих. Он устрашает души сидя­щих на высоких престолах и пронзает сердца тех, кто находится внизу, на гноище.

Глас, воззвавший в пустыне, сокрушает ливанские кедры, потрясает каддийские дуб­равы и с долинами сравнивает высокие горы и холмы. Не напрасно святой Марк изобража­ется со львом, ибо в первом зачале своего Евангелия он вывел ревущего льва из пусты­ни, святого Иоанна, Предтечу Христа, кото­рый грозно всех увещевает, говоря: «Приго­товьте путь Господу, прямыми сделайте сте­зи Ему». Псаломник же возбуждает к слуша­нию его призыва, восклицая: Ныне, «если голос Его услышите, не ожесточите сердец ваших» (Пс. 94, 7-8).

 Склоним же уши наши к слушанию сего гласа, и не только к слушанию, но и к послу­шанию, дабы делом совершать то, что повеле­вает нам сей глас. Повелевает же он, чтобы мы устроили, приготовили «путь прямой», кото­рым мог бы прийти к нам Господь и мы к Гос­поду.

 Поищем же этого «прямого пути» или, луч­ше, кривые наши пути поучимся в нынешней беседе исправлять в правильные стези, «при Господнем содействии и подкреплении слова» (Мк. 16, 20).

 Прежде всего нам необходимо приготовить путь приходящему к нам Господу, согласно со­вету Предтечи: «Приготовьте», — сказал, — «путь Господу». Когда какому-либо городу, хотя бы и незначительному, предстоит пришествие ца­ря, то граждане всячески стараются, чтобы путь к ним был хорош. Они приготовляют и исправляют путь: где теснота, там расширяют, где топкое болото, там строят мосты. Они сравнивают возвышения холмов, наполняют глубину долин и все неприятное они превра­щают в гладкий путь. Когда же приближается царь, они открывают городские ворота, выхо­дят навстречу его пришествию, радостно при­нимают, поклоняются и приносят дары.

 К нам хочет прийти Господь наш, Бог наш, для Которого мы являемся городом. Он уже близок, и является настоятельная необхо­димость исправить и приготовить Ему путь к нам, ибо много есть преград на пути нашем. Есть теснота, то есть угнетение нашей совес­ти злой и окаянной нашей жизнью. Есть хол­мы — гордые помышления, слова и дела, есть дебри отчаяния. А как топко болото нечистот наших? Не один жалуется с Давидом: «Я погряз в глубокой тине, и не на чем стать» (Пс. 68, 3). Все стези наши полны препятствий, не глад­ки, не удобны и, что хуже всего, нет таких врат к нашему сердечному граду, которыми Господь мог бы войти во внутренние наши жилища. Ибо там, где были ворота, там мы создали каменную стену нашего ожесточения и заградили вход Владыке нашему.

 Итак, исправим все это и приготовим Гос­поду нашему пришествие к нам, как повеле­вает Предтеча: «Приготовьте», — говорит, — «путь Господу». А как следует приготовить, то­му он учит и наставляет, говоря: «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да пони­зятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими» (Лк. 3, 5), то есть пусть всякое неудобство и препятствие будет удале­но. И апостол советует: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою зло­бою да будут удалены от вас» (Еф.4,31).

 Стеснена бы вает совесть, преиспол ненная всяких препятствий. В злой совести невоз­можно быть духовному пространству, и не вместится там ни один добрый помысл, — тесно ему. От сердца сего (то есть от злой со­вести, ибо сердце — это дом совести), от дома сего «исходят злые помыслы, убийства, прелю­бодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетель­ства, хуления» (Мф. 15, 19). От сердца исходят потому, что в сердце рождаются, а где все ука­занное зло, там тесно для доброй вещи.

 Тесно доброму семени быть посреди тер­ния, ибо терние, возросши, подавляет его. Тесно овце быть посреди волков, ибо волки растерзают ее. Целомудренная Сусанна попа­ла в руки беззаконных старцев, вздохнула она и сказала: «Тесно мне со всех сторон» (Дан. 13, 22). Так же тесно всему доброму быть там, где рождается и откуда происходит все злое, а тем более тесно туда прийти и находиться там Ца­рю нашему, Христу Богу. Это Небесное Семя не может поместиться среди терний наших земных похотей. Агнец Божий не может жить среди звериной нашей злобы. Источник чис­тоты и целомудрия не захочет быть с застарев­шими в нас скверными делами и отрясет прах наш от Своих святых ног, говоря: «Вот остав­ляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38).

 Итак, необходимо расширить эту тесноту совести. Если это терние греховное, пусть оно будет вырвано исповеданием и сожжено по­каянным удовлетворением за грех. Если это волки хищные, пусть изгонятся жезлом стра­ха Божия, если застарелые страсти, пусть они будут заморены умерщвлением самого себя, и пусть будет сглажена всякая неровность, ибо добрая совесть и чистое сердце могут вмес­тить в себя без стеснений все неизмеримое ве­личие и пространство неба вместе с Богом, как говорит святой Макарий Египетский: «Сердце — это малый сосуд, но он принимает в себя все вещи: там Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там небесные обители, там сокровища благодати».

 Препятствуют Христову пришествию к нам холмы и горы гордых наших помыслов, слов и дел, ибо не приходит туда смиренный Христос, где есть вознесшаяся гордость, со­гласно словам Писания: «Мерзостен пред Гос­подом всякий надменный» (Притч. 16, 5), — ибо, по апостолу, «какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром»? (2 Кор. 6, 14-15).

 Гордость — это тьма и велиар. «Велиар» тол­куют как «слепое светило», как бы говоря этим, что он и глядит, но не видит. Гордый человек не знает себя: он считает себя свет­лым, а наделе он мрачен. Считает себя лучше многих, а на деле он хуже всех. Мнит себя идущим к небу, в то время как он идет к без­дне. Как же Христос, Свет наш, может жить с такой слепой тьмою, которая считает себя светом, не будучи им? Христос и на небе не мог жить с велиаром: Он сверг гордого, как же на землю Он придет жить с ним, то есть с гор­дым человеком? Какое может быть согласие смиренного Христа с гордым велиаром?

 Велиар, то есть бесовская гордость, суще­ствующая в человеке, есть как бы та вспоми­наемая в Божественном Писании гора, на­зываемая Гелвуйской, на которую «не сходит с неба ни дождь, ни роса» и которую проклял святой Давид, поскольку на ней был убит иноплеменниками Саул с тремя своими сы­новьями (см. 2 Цар. 1,21; 1 Цар. 31,2). Также и на гордого не сходит дождь и роса благода­ти Божией, ибо гордостью Христос распина­ется и убивается.

 Кто возненавидел Христа, ходящего во плоти на земле? Гордые князья и законоучи­тели иерусалимские: «Уверовал ли в Него кто из начальников?» (Ин. 7, 48). Они-то начали злоб­ствовать против Него. Кто предал Христа на смерть? Гордая иудейская синагога, мнящая себя святой, а Христа считающая грешником: «Мы знаем, что Человек Тот грешник» (Ин. 9, 24). Кто распял Христа? Гордый Пилат. Итак, про­клята Богом гордость, как Давидом Гелвуйская гора, чтобы не сошла на нее роса благо­дати Божией и дождь милосердия Божия. Не придет туда Христос, где увидит гору велиаровой гордости.

 Итак, пусть смирится вознесшаяся в нас гора и холм гордости, пусть сравняется она с долиной смирения. Смирить ее возможно не иначе, как только раскопав ее. Раскопать же ее нужно той мотыгой, которой копается мо­гила, то есть памятью о смерти: «Помни кончи­ну твою» (Сир. 7, 39). Ничто так не смиряет человека, как память о смерти. Хорошо по­няв это, святой Иоанн милостивый, Патри­арх Александрийский (память 12 ноября), повелел построить себе гроб, но не в закон­ченном виде, и сказал мастерам, чтобы во все праздники нарочитые они приходили к нему и пред всеми громогласно говорили: «Гроб твой, Владыка, до настоящего времени еще не окончен, повели же окончить его, ибо смерть как вор приходит, и ты не знаешь, в какой час она придет». Вот как святой Иоанн напоминал себе о смерти и всегда готовился к кончине. Если подобно тому горы и холмы гордости нашей раскопаются лопатой гробной памяти и сравняются с низким смирени­ем, тогда станет удобным путь к нам для Гос­пода нашего.

 Другое препятствие к пришествию Госпо­да к нам соделывается глубокой пропастью отчаяния, ибо когда нечестивый придет в глу­бину зла, он начинает нерадеть и, отчаявшись в милости Божией, попадает в еще более глу­бокую пропасть беззакония. Эту бездну нуж­но наполнить надеждой на милосердие Божие, помня, какое великое зло постигло Иуду за отчаяние, ибо Иуда более согрешил отчаяв­шись, нежели продав Христа.

 Во время вольного страдания Господнего двое отпали от Господа — Иуда и Петр: один продал Его, а другой троекратно отвергся. Оба совершили равный грех, оба тяжко согре­шили, но Петр спасся, а Иуда погиб. Почему же не оба спаслись и не оба погибли? Кто-ли­бо скажет, что Петр спасся покаявшись. Но святое Евангелие говорит, что и Иуда покаял­ся: «Иуда, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейши­нам, говоря: «Согрешил я, предав кровь невин­ную»« (Мф. 27, 3-4), — однако же его покаяние не принято, а Петрово принято: Петр спасся, а Иуда погиб. Почему же так? А потому, что Петр каялся с упованием и надеждою на ми­лость Божию, Иуда же раскаялся с отчаяни­ем. Ужасна эта пропасть! Без сомнения, ее нужно наполнить надеждой на милость Бо­жию. Злая вещь — гордость, нехорошо и от­чаяние, и то и другое же нужно сгладить и уравнять: гордость нужно раскопать, как го­ру, отчаяние же нужно поднимать и запол­нять, как пропасть.

 В Отечнике мы читаем следующее. Был некий добродетельный муж, который, будучи смущаем то гордостью, то отчаянием, изобрел такую благоразумную хитрость. В своей вну­тренней комнате, недоступной ни для кого, он на одной стене написал все свои согреше­ния, которыми случилось ему, как человеку, прогневать Бога, и, кроме этого, изобразил Страшный Суд Божий, изобразил, как Бог грозно судит грешников и посылает в геенну огненную. На другой же стене он написал свои добрые дела, совершенные с покаянием и слезами, изобразил, как милосердный отец принимает возвращающегося к нему блудно­го сына, а также и то, как Христос прощает все грехи плачущей у ног Его грешной жене и открывает разбойнику рай.

 Когда его охватывал гордый помысл, он шел к той стене, на которой написал свои гре­хи, и, читая их, смотрел на Страшный Суд, укорял себя и осуждал самого себя, как греш­ника, достойного геенны огненной, смирялся помыслом, плакал и рыдал, бия в перси свои. Когда же приходил противоположный по­мысл, помысл отчаяния, он обращался к стене своих добрых дел и к размышлению о вели­ком Божием милосердии, которого не могут преодолеть все человеческие грехи. Этим он прогонял отчаяние, утверждаясь в надежде на Господа. Бесы же, не стерпев такого его бла­горазумного изобретения и деяния, явились ему наяву и сказали: «Не знаем, как бороться с тобой, ибо когда мы тебя возносим до небес, ты нисходишь до ада, а когда мы тебя низво­дим до ада, ты восходишь до небес».

 Вот мы видим, как тот добродетельный муж смирял гору гордыни, заполнял долину отчаяния, сравнял гору с пропастью и про­пасть с горою. Если подобно ему и мы всегда будем делать то же в своем уме, если запол­ним всякую пропасть, если смирим всякую гору и холм, то мы устроим для Господа наше­го ровный и хороший путь к нам.

 Творит препятствие для пришествия к нам Господа нашего еще и немалое болото нашей нечистоты. Высушим его воздержанием, на­мостим мост милостыней. «Подавайте», — го­ворит, — «милостыню, тогда все будет у вас чи­сто» (Лк. 11, 41). Милостыня очищает все, а следовательно, и грехи.

 Стену же ожесточения нашего сокрушим умилением, ударяя в грудь по-мытарски. Ши­роко откроем сердечные врата любовью и усердием нашим ко Господу, и тогда придет и войдет к нам Царь славы, и воцарится в ду­шевном нашем граде.

 Приготовив таким образом путь к нам Господу нашему, мы еще, по повелению Предтечи, сделаем стези его прямыми. Это значит, что тот путь, которым мы будем ше­ствовать к Нему, должен быть в нас прямым, а не кривым. Проще говоря, мы не должны совращаться и заблуждаться с прямого пути. У боговдохновенных мужей есть полезный совет: идти царским путем, не уклоняясь ни направо, ни налево, ибо и то, и другое не без­бедно.

 Уклониться налево, на сторону козлищ, которые станут на суде налево, — это явная беда. Уклониться же направо, то есть думать, что делаешь нечто добродетельное, это неча­янная, скрытая беда. Ведь враг наш воюет против нас и справа, и слева. Неудивительно, что он воюет слева, так как сам он левый, но удивительно то, что он воюет и справа, хотя сам и чужд правого. Неудивительно, говорю, что дьявол искушает человека грехом, но уди­вительно то, что прельщает и ведя в доброде­тели, ибо где не может одолеть левым, там одолевает правым, а где не может победить нас грехами, там побеждает добрыми делами.

 Кого он не может победить нечистотой, того побеждает чистотой, вложивши ему в ум гордость о чистоте. Это вражье коварство ус­мотрел святой Иоанн Лествичник, который говорит: «Притворяется лиса спяшей, а бес целомудренным (то есть чистым человеком), первая — чтобы схватить цыпленка, второй — чтобы душу погубить. Не жаль, если кто за не­чистоту будет в аду, а жаль с чистотой пойти в геенну огненную».

 Если дьявол не может победить кого-либо объедением или пьянством, то победит постом, как тех, о которых Евангелие говорит: «Прини­мают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Не такой пост Я избрал, говорит Господь» (Мф. 6, 16; Ис. 5, 6). Неудиви­тельно, что пьяница и обжора пойдут в муку, а то удивительно и достойно жалости, что тех же мук не минует и высокоумный постник. Неудивительно, что одебелевшему плотоугоднику с толстым животом не втиснуться в тесные небесные врата, но то удивительно и достойно жалости, что иссушивший, изму­чивший свое тело долгим воздержанием, едва только кожу имеющий на своих костях, не втиснется, не войдет в небесные врата. Греш­ник не войдет, так как грешный, а праведник не войдет как высокоумствующий и считаю­щий себя добродетельным. Потому-то Приточник и говорит: «Есть путь, который ка­жется людям правым, но последствия его при­ведут на дно адово» (Притч. 4, 12).

 Итак, человеку необходимо внимательно опасаться того, чтобы не уклониться налево, то есть на прелести греховные, не уклониться и направо, то есть на излишние крайне суро­вые подвиги, и не прийти к гордости. Идти же нужно царским путем, то есть умеренной жизнью, умеренной добродетелью. Прилич­ный сему пример или образ приводит святой Златоуст: «Когда бремя праведных бывает слишком тяжело, то ладья погружается; когда же оно умеренно, — плывет благополучно.

 Жизнь наша поистине подобна плаванию: мир, как море; тело, как ладья; душа в теле, как пловец в ладье; дела же, как какой-либо груз. Если пуста будет ладья, то поднимется ветер, и ладья скоро опрокинется волнами. Если же она отягощена без меры, то она близ­ка к потоплению даже и тогда, когда не будет ни ветра, ни волн; когда же поднимутся ветер и волны, она тотчас погрузится. Только по ме­ре вложив в ладью, ты можешь плыть беспе­чально».

 То же разумей и о подвигах. Если ты ниче­го не имеешь из добрых дел, то опрокинешься в пучине искушений. Если начнешь подни­мать бремя выше силы твоей, то скоро погру­зишься изнеможением или гордостью. Если же трудиться и подвизаться будешь по силам, пребудешь свободным от бедствий.

 Знай же, что царский путь — это умерен­ные подвиги, умеренная жизнь и чистая со­весть. Таким образом, понемногу, от доброде­тели к добродетели ты как по лестнице взой­дешь на небо и будешь в раю.

 Итак, шествуя таким путем, мы восклик­нем со святым Иоанном Предтечей: Да поста­вит нас Господь наш и Бог наш на путь пока­яния и да сподобит нас лесного предстояния вовеки. Аминь.

3. Поучение на день памяти святого праведного Симеона Богоприимца, месяца февраля, в 3 день

 «Память праведного с похвалами» бывает, — говорит Писание (Притч. 10, 7). И какая по­хвала праведнику может быть лучше той, ко­торой Сам Бог восхвалит его? Сегодня мы по­читаем память святого праведного Симеона Богоприимца, но не можем мы, грешные, по­хвалить праведника этого по достоинству. Пусть же будет вместо нас Сам Бог, похваляю-щий его в святом Евангелии, ибо веруем мы, что слова евангельские — это слова Божий, как изреченные евангелистами от Духа Свя­того. Послушаем же, как восхваляет Бог по­читаемого ныне праведника во святом Еван­гелии, и усвоим силу похвальных сих слов в пользу нашу.

 Евангелие от Луки в память ныне празд­нуемого угодника Божия читается так: «Был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий уте­шения Израилева; и Дух Святой был на нем» (Лк. 2, 25).

 Что может быть лучше такой похвалы! Что прекраснее и что преславнее! Такую похвалу сотворил Бог, провозвестил Дух Святой, запи­сал евангелист, проповедует во вселенной Святая Церковь: «Симеон был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святой был на нем».

 Соберитесь, премудрые и добровещательные витии, со всей вселенной и сочиняйте от премудрости вашей похвалы какому-нибудь высочайшему в земной славе лицу. Если тот, кого вы хвалите, не угоден Богу, не имеет по­хвалы от Него, если он не праведен и не бла­гочестив, если нет в нем чаяния утешения Израилева, и если Дух Святой не живет в нем, — то всуе все ваши восхваления; только воздух наполняете вы своими словами и хартии за­грязняете своими писаниями. Тот достоин превысочайших похвал на небе и на земле, кто правдой и благочестием угождает Богу. Тот достоин бессмертной славы, в ком есть чаяние утешения вечного и жительство Свя­того Духа.

 Симеон, муж праведный. Вот титул, пер­вейший из всех титулов, почтеннейшее из всех почтеннейших наименований, ибо и Сам Бог этим титулом именуется в Святом Писании. Во Второзаконии Моисей восклицает: «Праве­ден и Преподобен Господь!» (Втор. 32,4). И Давид говорит: «Праведен Господь во всех путях Своих» (Пс. 144, 17). Честь праведническая выше са­мой высочайшей чести царской, ибо в цар­ской чести нет уверенности в спасении. Мно­го было царей у христиан, но не все получили спасение, а в праведничестве — несомненное спасение. «Не видел праведника покинутым», — говорит Псаломник (Пс. 36, 25). Если во вре­менной жизни Бог праведника не оставляет, то тем более в вечной жизни не оставит его и дарует ему спасение. Если праведен кто, то уже в том есть несомненная надежда, что он получит венец в царствии небесном.

 Вопрошал некогда Давид Господа: «Госпо­ди, кто обитает в жилище Твоем ? Или кто по­селится на святой горе Твоей?» И услышал от­вет Святого Духа, говорящего в его сердце: «Тот, кто ходит непорочно и делает правду, го­ворит истину в сердце своем, кто не льстил языком своим и не делал ближнему своему зла», как сказано и в четырнадцатом псалме (Пс 14, 1-3). Отсюда ясно, кому предназначен вход в небесное царство: тому, кто делает и говорит правду, не льстит языком своим и не делает ближнему своему зла, кто жизнь свою прово­дит в праведничестве.

 Удивляемся святым праведным праотцам Аврааму, Исааку и Иакову, что Святое Писа­ние называет их не только праведными, но и не согрешившими: «Ты не положил покаяния праведным Твоим Аврааму и Исааку и Иакову, не согрешившим пред Тобою» (2 Пар. 36, 23). Чем же они так угодили Богу, что сделались даже друзьями Ему Безгрешному? Тем ли, что со­зидали с великим иждивением храмы Божий и украшали их? Но тогда еще храмов Божиих не было. Или тем, что умерщвляли свое тело постами, всенощными бдениями и многими поклонами? Но этого мы о них не читаем, ибо тогда ни о посте, ни об умерщвлении, ни об иных духовных подвигах никто и не слышал, а пятницы, среды и понедельника тогда и по названию не было. Не упражнялись и в чте­нии книг, ибо тогда не только книг, но даже азбуки не существовало в поднебесной.

 Может быть, угодили тем, что все запове­ди Господни соблюдали? Но тогда еще не дан был Закон на скрижалях, и законодатель Мо­исей еще не родился, и не было у людей ино­го закона, кроме того естественного: «Как хо­тите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6, 31), иначе: что не­приятно тебе, не делай и другим. Ни девства своего они не соблюдали, ни мир не отвергли, ни мук за Христа не терпели. Чем же они так угодили Богу, что покаяния им, как безгреш­ным, не положено: «Ты не положил покаяния праведным Твоим?» А тем, что при своей вере в Бога, какую имели, они не сделали, не сказа­ли, не помыслили неправды. Имели многих домочадцев, как Авраам, у которого было од­них воинских людей триста восемнадцать, не считая жен и детей их. Имели соседей окрест, имели много имущества в разных селениях, и никогда никого не обидели, не оклеветали, не солгали и не сделали отнюдь никакой неправ­ды ни словом, ни делом никому: ни своим, ни чужим, и никогда не помыслили о неправде. И такой праведнической жизнью столь уго­дили Богу, что едва ли кто из великих святых может с ними сравниться. Не «на лоно» ли «Авраамово», как сказано, относятся души прочих святых?

 Что значат наши посты? Что наши подви­ги? Что наши жертвы на построение храмов Господних? Что наши труды против одного их праведничества, которое они без труда сохра­нили? Ибо какой труд в том, чтобы никого не обидеть, не оклеветать, не обольстить, не со­лгать? Мы же с большим трудом стараемся со­хранить свою правду и нисколько не успеваем.

 Постимся, а едим людей: где же наша правда? Стремимся к добродетели, а ближне­го озлобляем: где наша правда? Созидаем хра­мы Господни, а чужое грабим, расхищаем: где наша правда? Милосердствуем к нищим, даем им милостыню, а брата нашего ненавидим: где наша правда? Просим прощения, а злопамятствуем: где наша правда? Говорим и лжем, льстим и коварствуем: где наша правда?

 Не так святые праотцы совершали свою правду: не было в них и следа неправды. Все их дела и слова, и помышления были правед­ны, и через свое праведничество они сподо­бились быть друзьями Богу и именоваться безгрешными. О, сколь велика честь правед­ничества! Сколь велико его блаженство! Кто поставляется с безгрешными? Праведник. Кто без многих трудов входит в небесное царство? Праведник. Кто любезнейший друг Божий? Праведник, ибо «Господь любит пра­ведников» (Пс. 149, 50). Когда и св. Симеона Евангелие назвало праведным: «Симеон, муж праведный», — то тем самым показало его вы­сокую честь, превеликое блаженство, ибо ес­ли он праведен, то и безгрешен; если праве­ден, то и любезный друг Богу; если праведен, то и наследник небесного царствия.

 Вместе с праведностью Евангелие припи­сывает ему и благочестие: «Он был муж правед­ный и благочестивый» (Лк. 2, 25), — не доста­точно праведнику быть только праведником, но подобает ему иметь и благочестие, ибо правда проявляется в отношении к ближним, а благочестие обнаруживается в отношении к Богу. Правда повелевает никого не обижать, благочестие же поучает усердно работать для Бога. Правда любит ближнего, а благочестие любит Бога. Однако то и другое столь же не­обходимо человеку, как два глаза, две руки, две ноги или для птицы два крыла. И как од­но око без другого хуже видит, одна рука без другой не может хорошо работать и одна нога без другой правильно ходить, как при одном крыле птица не может летать, так и правед­ность без благочестия не может быть совер­шенной. Только тогда праведность совершен­на, когда она соединяется с благочестием.

 Многие и из иноверных соблюдают прав­ду, но так как нет в них благочестия, то и правда их не оправдывает их пред Богом. Корнилий — сотник, упоминаемый в Апос­тольских Деяниях, также был муж праведный и боящийся Бога, но пока он не принял хрис­тианского благочестия, он не мог иметь жре­бия среди святых и праведных. Когда же он принял благочестие, то сделался святым и праведным совершенно (см. Деян. гл. 10). Благочестие — это верх и венец праведничества.

 Что же такое благочестие? Благочестие по самому своему наименованию означает бла­гое, то есть доброе, почитание Господа Бога, ибо слово «благочестие» слагается из двух слов: благое и честное. Благое и честное, со­единенные воедино, сделали «благочестие». На деле же благочестие обнаруживается в бла­гом, истинном, неложном, нелицемерном по­читании Бога. Ибо много нас, христиан, но не все мы почитаем Его благо, чаще же почитаем Его по-злому: «чтим Его только устами, серд­цем же далеко отстоим от Него» (Ис. 29, 13; Мф. 15, 8; Мк. 7, 6); показываем «только вид благочестия, силы же Его отрицаемся» (2 Тим. 3, 5); только по имени называемся христиа­нами, творим же дела язычников.

 Разве в том благочестие, чтобы имено­ваться правоверными, а следовать зловерным? Устами исповедовать веру истинную, а беззаконной жизнью отвергать Того, в Кого веруем? Челом поклоняться Христу до земли, а скверными делами вторично распинать Его, ругаться над Ним? В этом ли богопочитание? В этом ли христианство? К каждому из таких относятся слова Господа в Апокалипсисе: «Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр. 3, 1). Ты жив телом, но мертв душой; имя носишь Христово, а дела у тебя бесовские; молишься Христу, а демону угож­даешь и Христа всегда прогневляешь! Разве это благочестие? Истинное благочестие по­знается и на самом деле существует у того, кто по именованию благочестия и делами чтит Бога, направляя к добродетели свою жизнь.

 Святой Симеон Богоприимец, по свиде­тельству Евангелия, соединил в своей жизни благочестие с праведностью, ибо как живя с людьми праведен был во всех делах и словах своих: никого не обидел, не солгал, не окле­ветал, не осудил, не надругался ни над кем, так и, сожительствуя Богу, умом своим благо-честно чтил Его, исполняя усердно Его запо­веди, тщательно охраняя себя от всякого не­угодного Ему дела и даже мыслью своей ни о каком грехе не помышляя. За это он почтен и похвален в святом Евангелии, и более того — Самим Богом почтен двойным титулом: титу­лом праведности и благочестия: «Симеон, чело­век праведный и благочестивый».

 В своей праведности и благочестии угод­ник Божий «чаял утешения Израилева». Какого же утешения? Пришествия в мир Спасителя нашего, ибо ему обещано было Духом Свя­тым, что он не умрет до тех пор, пока не уви­дит Христа Господа. Помыслим о том, что в каком человеке есть праведность и благочес­тие, в том есть и чаяние утешения Израилева, то есть будущей жизни святых, заключаю­щейся в насыщении лицезрением Божиим. Ибо все утешение, все веселие и радость но­вого Израиля, то есть Церкви, торжествую­щей на небесах, в том будет состоять, что свя­тые открыто, лицом к лицу будут созерцать Бога. Кто же из живущих на земле чает там зреть Бога? В том ожидание этого утешения, кто здесь праведен и благочестив; в непра­ведном же человеке и неблагочестно чтущем Бога какое может быть ожидание и какого утешения? Разве только ожидание плача и скрежета зубов, что может быть познано ясно и ныне.

 Если видим кого-либо, живущего по-Божьему, заповеди Божий не преступающе­го, церковные предания хранящего, то мы говорим: в нем поистине есть чаяние утеше­ния Израилева, то есть радости святых на небе. Если же видим кого-либо, проводя­щего жизнь свою не по-Божьему, о запове­дях Господних не радеющего и церковные предания ставящего ни во что, то говорим: чего может ожидать такой, кроме вечной пе­чали вместо утешения? Если видим кого-либо воздержанного, трезвенного, постящегося, подвижничествующего, теплого к Богу, то не сомневаемся, что в нем есть чаяние утешения Израилева.

 И напротив, если видим кого-либо невоз­держного, целые дни пьянствующего, ругаю­щего посты, в лености и нерадении проводя­щего свои дни, не усердствующего к Богу, то скажет ли кто из нас о таком, что он имеет ча­яние спасения? Нет! Разве только, что в нем укрепилось отчаяние.

 И затем, если видим кого-либо милосерд­ного нравом, мирного, кроткого, любовного, милостивого ко всем и щедрого, без сомне­ния говорим, что в нем есть чаяние утешения избавления вечного. И напротив, если видим кого-либо немилосердного, жестокого, гне­вающегося, чужое грабящего, несправедливо оскорбляющего, то кто может верить в то, что в нем есть чаяние вечных благ? Нет, разве только нечаяние.

 По праведной и благочестивой жизни, добродетелями украшенной, познается в че­ловеке надежда царствия небесного, преис­полненного вечного утешения, как это наяву обнаружилось в святом Богоприимце Симео­не, ибо за праведностью и благочестием по­следовало в нем чаяние утешения Израилева. Если бы не был он праведен и благочестив, не было бы дано ему сие чаяние и самое осуще­ствление чаяния, то есть Христос, Спаситель мира, возлегший на руках его праведных.

 О люди, святой верой во Христа просвещенные! Если кто из вас желает получить в будущей жизни сие утешение, чтобы видеть лицом к лицу Христа в небесном царствии, будьте праведными и благочестивыми в на­стоящей этой жизни. Ибо не погибнет надеж­да праведных, благочестивых не минует воз­даяние, которое есть Сам Христос, Спаситель наш, наследие всех любящих Его, как Сам Он говорит в Святом Писании: «Я часть твоя и наследие твое, посреди сынов Израилевых» (Числ.18,20).

 Но опять обратимся умом своим к святому Симеону Богоприимцу. Похвала этому вели­кому угоднику Божию, в святом Евангелии в истории о сретении Господнем написанная, восходя по степеням на высоту, как бы по ле­стнице, достигает, наконец, самой высшей степени — общения Святого Духа. Оно указа­ло сначала праведничество его, затем благо­честие, потом чаяние утешения Израилева и, наконец, пребывание в нем Духа Святого: «Дух Святый», — сказано, — «был на нем».

 Итак, Симеон был храмом Святого Духа. Что может быть выше такой похвалы? Что по­четнее и преславнее? Ибо, где живет Дух Свя­той, там и все Его дарования как бы в сокро­вищнице полагаются, по словам Писания: «Почиет на нем Дух Бо.щий, Дух премудрости и разума, дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, Дух страха Божия» (Ис. 11, 2—3). Дух Святой обитал в святом Симеоне, следо­вательно, и все дарования Духа Святого име­ли в нем свое пребывание, и была святая его душа сокровищницей даров Святого Духа. О, сколь великое это блаженство! Сколь бесцен­ное богатство!

 Мы же скажем себе: блажен и преблажен заботящийся о том, чтобы иметь пребываю­щим в себе Святого Духа, ибо он исполняется многих Его дарований. Окаянен же и преокаянен тот, кто не печется о пребывании в себе Святого Духа и даже отгоняет Его от себя гнусными делами, ибо такой приходит в крайнюю нищету, в ту нищету, о которой го­ворит Сам Господь некоему лицу в Апокалип­сисе Иоановом: «Ты говоришь: «Я богат, разбо­гател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3, 17).

 Имеющий в себе Духа Святого богат без серебра и золота, исполнен изобилия без име­ний, без высоких почестей пречестен, ибо он имеет все во Святом Духе и не желает более ничего, кроме живущего в себе Божия Духа. Не имеющий же в себе Святого Духа, хотя бы он имел бесчисленные сокровища серебра и золота, все же нищий. Хотя бы всеми был хва­лим и прославляем, все же — окаянен. Хотя бы один почтен был всеми высочайшими почестями и санами, которые имеются в под­небесной, — все же бесчестен. Хотя бы владел всей вселенной, он все-таки беден. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16, 26). Ибо без Духа Святого и с приобретением всего мира он «несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг».

 Святой праведный Симеон имел в себе Духа Святого и чего же сподобился? Какого богатства, какой чести, какого блаженства? Сподобился принять на руки Христа, Господа своего, Который из всех богатств — богатей­шее Богатство, из всех почестей — Честь пречестнейшая, из всех блаженств — Блаженство всеблаженнейшее. Принял Христа — принял вместе с тем и богатства небесные, нетлен­ные. Принял Христа — принял вместе с тем и честь царскую, чтобы соцарствовать Христу вечно. Принял старец Христа — принял он и блаженство бесконечное, принял он и жизнь нестареющую, небесную, Христа на руки приняв. Причиной же всему тому было то, что от юности своей он старался иметь в себе пребывающим Святого Духа: «И Дух Святой был на нем».

 Будем подражать и мы этому великому угоднику Божию, о возлюбленные! Хотя бы отчасти, насколько может немощная наша сила, будем подражать праведничеству его, никого не обижая, ни на кого не клевеща, не говоря лжи, не помышляя о зле. Будем подражать благочестию его, почитая Бога не только истинной верой, но и благими делами, а злых и неугодных Богу дел отрицаясь. Будем подражать упованию его, чаявшему утешения Израилева, все наше упование и чаяние воз­лагая на Бога. Озаботимся и тем, чтобы иметь в себе Духа Святого чистой жизнью, ибо не иначе вселяется Дух Святой в людях, как только там, где видит чистую, целомудрен­ную, нескверную жизнь; где дружелюбие не­лицемерное, кротость и мир со всеми, там же и Дух Святой.

 Ты же, святой праведный Богоприимче Симеоне, помоги нам в том, чтобы нам быть твоими подражателями и общниками твоего блаженства. Поможешь же тогда, когда помо­лишься о всех нас Владыке, ибо приятны Ему твои молитвы.

 Помолись же о нас, молим тебя смиренно. Простри за нас ко Христу свои руки, коими ты некогда носил Христа. Подвигни на мо­литву о нас к Богу и Богородице свои уста, ко­торыми ты благословил Бога и Богородицу. Возведи к Спасителю нашему, Которому ты предстоишь, свои очи, коими видел спасение, воплощенное на земле, и умоли Его благость, да милостив и милосерд будет к нам и в веке грядущем. Аминь.

4. Поучение на день памяти святого Алексия, Митрополита Московского и всея России, месяца февраля, в 12 день («Я семь Пастырь добрый. Овцы Мои слушаются голоса Моего» (Ин. 10, 11,27))

 Возлюбленные слушатели!

 Пастыре начальник Христос, Спаситель наш, пока был на земле со словесными Свои­ми овцами, один называл Себя Пастырем, го­воря: «Я есмъ Пастырь добрый». Когда же, дело пастырства совершив, восхотел отойти на не­бо к Отцу Своему, то оставил после Себя по­следователей — святых Своих апостолов и за­тем архиереев пасти Его стадо, как бы говоря каждому из них то, что однажды сказал свято­му Петру: «Паси овец Моих; паси агнцев Моих» (Ин. 21, 15-16).

 Ныне мы празднуем всечестную память иже во святых отца нашего Алексия, митро­полита Московского и всея России чудотвор­ца, нравам апостольским подражателя и апо­стольского престола в России наследника, то есть память пастыря нашего всероссийского празднуем, которого поставил Дух Святой па­сти Церковь Божию. Исповедуем, что он был «пастырь добрый, полагающий жизнь свою за овец», как это явствует из истории святого жи­тия его. Не сомневаемся и об овцах его, что они были добрые овцы, как и он был пасты­рем добрым, ибо слушались пастыря своего, так как говорит он: «Овцы мои слушаются голо­са моего».

 Итак, несомненно, что святитель Христов Алексий, хотя и по отшествии своем, однако, добрый для нас пастырь, ибо он, предстоя престолу Божию и оттуда на нас взирая, и все наши нужды и бедствия видя, молится о нас Христу Богу, чтобы помиловал людей Своих. Но подлежит сомнению, слушаем ли мы, его овцы, гласа его? Принадлежим ли мы к овцам его? Не сделались ли мы козлищами или ины­ми дикими зверями, не слушающими пастыр­ского гласа?

 Совершим же в настоящей духовной на­шей беседе рассмотрение внутри нас самих, овцы ли мы нашего пастыря, ныне празднуе­мого, или не овцы, а козлища и дикие звери? И это не для того, чтобы осудить кого-либо, а для того, чтобы исправить себя. Ты же, святи­тель Христов, сам укажи нам, кто твои овцы, слушающие твоего гласа, чтобы мы подража­ли им, и кто — из стад чуждых, чтобы нам ох­ранять себя от них.

 Начиная делать различение между овцами и козлищами, приведу здесь на память нечто из старчества. Некий пустынный старец, убеждаемый мольбами одного христолюбца изгнать беса из его дочери, сотворил молитву к Богу и сказал бесу: «Изыди из создания Бо­жия». Бес же, возражая ему, задал вопрос: «Если хочешь, чтобы я вышел, то сначала ска­жи мне, кто овцы и кто козлища»? Старец от­вечал: «Овец знает Бог, козлище же я сам». И бес, не стерпев смирения старца, бежал. Ста­рец тот по смирению назвал себя козлищем, оставив овец на усмотрение Божие. Я же, грешный, слова эти поистине скажу: овец знает Бог, а козлище я сам.

 Трудно распознавать в жизни этой овец и козлищ, как во тьме ночной отличить драго­ценный бисер от простых камней. Бывает, что кто-нибудь всеми считается козлищем, а на самом деле он овца Христова, святой и пра­ведный. Недаром где-то сказано: кажущаяся чистота многих в день Судный окажется не­чистотой и навек осуждена будет, и, наоборот, видимая нечистота многих окажется чистотой и будет прославлена.

 Подлинно, не знаю, кого назвать овцой, ибо никто не знает, каков человек в очах Божиих: свят или грешен. Говорят, что никто до смерти не бывает овцой, а назвать кого-либо козлищем боюсь, чтобы не впасть в грех осуж­дения. О себе только знаю, кто я: я — козли­ще. Однако, для нашей пользы необходимо рассмотреть, кто мы такие, из какой части: из части ли овец, или козлищ? Рассмотреть же и познать можем мы по знаку, указанному нам в Евангелии о пастыре добром: «Овцы слушают­ся голоса Его» (Ин. 10, 27). Кто слушает пасты­ря своего доброго, тот овца, а те, кто не слу­шают пастырского гласа, не овцы, а козлища или дикие звери.

 Захотел некогда святой Златоуст, пастырь добрый, разобрать в своем стаде, кто овцы и кто козлища, и, порассмотрев нравы челове­ческие, нашел больше зверей, чем овец, и сказал одному из них: «По чему я могу узнать в тебе человека? Ты угождаешь чреву как мед­ведь, утучняешь тело как мул, ржешь на жен как конь, злопамятствуешь как верблюд, по­хищаешь как волк, гневаешься как змий, ку­саешься как скорпион, коварен как лисица, носишь яд злобы как ехидна».

 Вот явные признаки не овец, а козлищ, или, лучше сказать, зверей. Кто угождает своему чреву, тот медведь; утучняющий свое тело — мул; злопамятный — верблюд; кто на­носит вред ближнему своему, тот скорпион; кто коварствует, тот лисица; кто злобствует — ехидна.

 В другом месте тот же святой Златоуст ко­варного и исполненного злобы человека назы­вает бесом и даже хуже беса. Почему? Потому, что беса можно отогнать от себя крестом, а злого человека ничем не отгонишь: не открес­тишься от него, не отмолишься. Что же пре­вратило этих людей в зверей, в скотов и в са­мих бесов? То именно, что они не слушали гласа своего пастыря и прогнали его от себя с бесчестием.

 Такие нравы усмотрел святой Златоуст в своем стаде. А ты, святитель Христов Алек­сий, предстоящий Божию Престолу и на ста­до свое, на российских московских людей взирающий, что ты усматриваешь в своем стаде? Многих ли овец видишь? Или же ви­дишь вместо овец больше медведей, чреву угождающих, мулов, плоть утучняющих, ко­ней, на жен ржущих, верблюдов злопамятствующих, волков, чужое расхищающих, змиев, люто гневающихся, скорпионов, ближнего уг­рызающих, ехидн, яд злобы носящих, и самих бесов во плоти, «которые ни Бога не боятся, ни людей не стыдятся» (Лк. 18, 2), ни святынь не почитают, не чают спасения и не трепещут муки?

 О окаянные времена наши или, лучше сказать, окаянные нравы наши! Как далеко отстоим мы от овец Христовых, от тех овец, которые были прежде нас, которых пасли все­российские пастыри Петр, Алексий и Иона! И уже они, взирая на нас, едва ли узнают в нас христиан, разве только имя христианское у нас видят. В чем же причина такого нашего развра­щения? Причина в том, что мы не слушаем па­стырского гласа, не внимаем душеполезным поучениям, не слушаем Бога, говорящего с на­ми через рабов Своих и-святые книги, как го­ворится: «Господь поведал людям в книгах». Неслушание пастырского гласа, то есть слова Божия, и есть причина всего зла. Напротив, слушание слова Божия делает человека благо­словенной овцой, ибо претворяет звериные нравы в овечью кротость. Зверем сделался было Давид, похитив чужую овцу, жену Уриеву, и самого Урия съел и истребил с земли живых. Когда же услышал слова Божий, устами проро­ка Нафана ему изреченные: «Зачем ты сотворил лукавое пред Господом?» (2 Цар. 12, 9), — тотчас же превратился Давид из зверя в смиренную овцу: Согрешил я перед Господом моим (2 Цар. 12, 13). Зверь был Ахав, царь израильский, когда пожрал неповинного Навуфея-изра-ильтянина из-за виноградника, который хо­тел у него отнять. Но когда услышал слово Божие из уст святого Илии пророка: «Вот, я наведу на тебя зло» (3 Цар. 21, 21), — тотчас же превратился в овцу, смирился и, склонив­шись пред лицом Господним, шел плача, сбросил одежды свои, облекшись во вретище. Зверь был мытарь Закхей, зверь хищный, сборщик Пилатов, насильственно грабивший чужое в Иерихоне. Когда же услышал слово Доброго Пастыря, Христа: «Закхей! Надобно Мне быть у тебя в доме» (Лк. 19, 5), — тотчас же изменился сей зверь и, о, сколь изрядно соделался овцой! «Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо». И кого не превратит слово Божие в овцу из зверя и козлища!

 Празднуемый ныне святитель Христов Алексий после Христа Спасителя есть добрый наш пастырь. Во дни богоугодной жизни сво­ей учил он бывших тогда овец Христовых пре­подобными и исполненными Святого Духа устами своими. Ныне же, имея сии уста за­ключенными смертью, в молчании поучает нас образом добродетельной своей жизни, о которой читаем в книгах. Тогдашние овцы слушали голос своего пастыря. А мы ныне? Слушаем ли мы его, взираем ли на богоугод­ную жизнь его, подражаем ли вере и добрым делам его? Не ведаю, как можем мы называть­ся его овцами, если вслед его не ходим? Как можем именоваться его чадами, если не под­ражаем ему, отцу нашему? Как можем назы­вать себя его учениками, если гласа его не слушаем? Но да не буду кому-либо в досаду и закончу мою беседу молитвой.

 О святитель Христов, пастырь наш доб­рый! Пусть мы козлища и звери по отноше­нию друг ко другу, пусть мы прогневляем Бо­га и тебя не слушаемся, однако, не оставляй нас, особенно в эти лютые времена, в которые мы обуреваемся волнами, как корабль в море, в которые мы близки к потоплению. Не ос­тавь нас, отче, чад своих, пока своим ходатай­ством о нас к Богу не сделаешь нас из козлищ овцами, из чад гнева чадами Божиими. Твое дело было возвещать всем в Церкви мир, ска­жи же и ныне: «Мир всем!» Твоими молитвами мир миру христианскому, мир Церкви Хрис­товой, мир людям твоим, да в мире и тишине поживем, славя Бога и твое предстательство ублажая. Аминь.

5. Поучение на день памяти девяти мучеников Кизических, месяца апреля, в 29 день

 Празднество в честь угодников Божиих — это пиршество духовное, на котором подоба­ет верующим питать свои души не тленным брашном и питием, а словом Божиим, пребы­вающим вовеки, и поучением душеполезным. Ибо оно насыщает человека более, нежели тленная пища, как сказано: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходя­щим из уст Божиих» (Мф. 4, 4). Оно напояет иссохшие сердца наши, как землю безводную, и делает их плодоносными, как говорит Сам Бог устами пророка Своего Исайи: «Как дождь или снег сойдет с неба и не возвратится, пока не напоит землю, и она родит и произрастит, и даст семя сеющему и хлеб в пищу, так будет слово Мое, которое если выйдет из уст Моих, не возвратится ко Мне тщетным, пока не ис­полнит все, что Я восхотел» (Ис. 55, 10-11).

 Это пиршество, эта пища душевная и пи­тие мысленное да будет предложено нам, лю­бовно празднующим ныне память девяти святых мучеников Кизических, угодивших Богу верой и любовью, которые запечатлели они кровью своей страдальческой. И да пред­ложено будет не из словоизмышлений чело­веческих, а из святого Евангелия Христова, переданного нам в изложении святого благо-вестника Луки.

 Говорит Господь Своим ученикам: «Возло­жат на вас руки и будут гнать вас, предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое» (Лк. 21, 12). Господь наш Иисус Христос, уходя из мира этого, предсказывает любезным Своим ученикам о том, что должно случиться, и как бы по заве­щанию оставляет им скорби и гонения.

 У людей существует обычай: когда умира­ет какой-либо отец, он пишет завещание, или духовную, оставляя своим чадам в наследство богатства, разделяя между ними золото, сере­бро, многоценные одежды и все имение. По­родивший нас Кровью Своей, как отец детей, и, «дав власть быть чадами Божиими верующим во имя Его» (Ин. 1, 12), Сын Божий, идя на кре­стную смерть для нашего спасения, завещает как бы богатства наследникам Своим беды: вместо золота — злострадание, вместо сереб­ра — терпение, наготу вместо дорогих одея­ний, капли слезные — как бы многоценные маргариты, пот кровавый — как бы червле­ные рубины, кровь, из тела каплющую, — как бы драгоценные камни, и всякие многооб­разные скорби и напасти — как бы богатей­шее имение. Оставляя все это по завещанию чадам Своим, чтобы после Него они обогати­лись Его страданиями, Он предрекает им бу­дущее: «Возложат», — говорит, —»на вас руки» (Лк. 21, 12), то есть схватят вас, как злодеев, повлекут вас с бесчестием и оскорблениями из города в город, поведут на суд к царям и владыкам, будут бить вас на своих соборищах, бросят в темницы и подвергнут много­различным мукам.

 Какая же причина такого благоволения Господня, чтобы наследники Его так постра­дали здесь, в мире? Может быть, скажет кто-либо: это для того, чтобы искусить их как зо­лото в горниле, сделать их достойными Себя и сподобить их славы, — и скажет правильно. Однако не менее хочет Господь, чтобы учени­ки Его претерпели злострадания, еще и пото­му, что они — наследники Его, Его чада, Его ученики и рабы. Как чада, они должны следо­вать Ему, чтобы уподобиться Отцу своему, как ученики, чтобы подражать своему Учителю, как рабы, чтобы идти за Господом своим, Ко­торый дал нам образ, чтобы мы следовали по стопам Его.

 По каким же стопам? По таким: «Будучи зло­словим, Он не злословил взаимно», — как говорит святой Петр, — «страдая, не угрожал» (1 Петр. 2, 21). Вот стопы и следы Христовы, как отпе­чатленные на камне: претерпение укоризн, досад, поношений, хулы, бесчестия и жесто­кости страданий.

 Идите по этим следам, идите, подражате­ли Христовы! Вы должны, как чада, как уче­ники и рабы, творить только то, что творил Отец, Учитель и Господь ваш. Ибо Он гово­рит: «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу» (Ин. 13, 13-14). Так же и в других делах: если Я молча претерпевал досады и укоризны, не возражал на поношения и поругания, Я, Господь и Учитель, то и вы должны сносить досады и укоризны, поношения и поругания не с пре­реканиями, а в молчании. Если Я, Господь и Учитель, принял на Себя узы и раны, пролил Кровь, то должны и вы принять узы и раны до излияния крови. Если Я злострадал на земле от юности в трудах и подвигах и душу Свою положил за вас, ваш Господь и Учитель, то и вы должны страдать, трудиться, творить по­двиги и полагать душу свою друг за друга. «Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и послан­ник не больше пославшего.его. Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин. 13, 15-16; 15,20). Если на Меня возложили руки, и на вас возложат. Если Меня предали судилищу неправедному, то и вас предадут. Если Меня избив, умертви­ли, то и вас будут бить и убивать. И все это вы должны претерпеть, так как вы — Мои на­следники».

 Послушавшись сего Господнего гласа, многие, особенно же святые мученики, как и ныне празднуемые Кизические, ревностно по­шли по следам такого страдания, говоря вме­сте со святым Петром: «Вот мы оставили все и последовали за Тобою» (Мф. 19, 27). По своей воле отдались в узы и темницы, встали на су­дилища, терпели муки и душ своих не щадили за Господа своего, и тем показали себя истин­ными учениками и рабами, чадами и наслед­никами, и близкими Его друзьями. «Вы друзья Мои», — говорит Он (Ин. 15, 14), друзья — по общности в страданиях и скорбях, которым они с радостью приобщились.

 «Будет же это вам для свидетельства» (Лк. 2 1. 13). Одни свидетельства мученики о Христе: Иисусе выражали устами, другие — чудесами, иные — страданиями. Они свиде­тельствовали устами, исповедуя Его Истин­ным Богом. Свидетельствовали чудесами, ис­целяя во имя Его больных, изгоняя бесов, со­крушая идолов словом. Свидетельствовали страданиями, претерпевая нестерпимые му­ки, так что смотревшие на них и видевшие их доблестное терпение со страхом удивлялись и прозревали в них помощь и силу Христа, Все­могущего Бога.

 «Итак, положите себе на сердце не обдумы­вать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоре­чить, ни противостоять все, противящиеся вам» (Лк. 21, 14-15). Христос заповедует Своим ученикам, апостолам и всем, исповедующим имя Его устами своими на судилищах пред царями и владыками, не готовить себя к отве­там и обещает дать им уста и премудрость чу­десным образом. И это — для большего про­славления Божественной Свой силы, чтобы изумился мир такой благодати, которая из рыбарей сделала апостолов, из невежд — муд­рейших риторов, из простецов — учителей вселенной и высочайших богословов, по­срамляющих всех премудрых века сего.

 Такие уста и такую премудрость даровал Господь и святым Своим девяти Кизическим страстотерпцам, дерзновенным исповедникам Его святого имени, которым не мог ничего возражать мучитель и был посрамлен, побеж­даемый Истиной. Ибо чудесным образом умудрил рабов «Своих Христос, Божия Сила и Божия Премудрость» (1 Кор. 1, 24), как явству­ет из истории их страданий.

 Однако необходимо уразуметь, что, запо­ведуя апостолам не готовиться к ответам, Гос­подь не запрещает поучения, которое для нас нужно и полезно, но запрещает излишнее по­печение о риторском красноречии в проповедании Божия слова и страсть к прениям о вере софистическими силлогизмами, как в другом случае говорит о пище и питье: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться» (Мф. 6, 25). Он не запрещает здесь труда, не поучает лености, ибо всякий должен трудиться по мере сил и звания своего, чтобы не есть хлеб даром. И апостол говорит: «Трудимся, работая своими руками» (1 Кор. 4, 12). Ив другом месте: «Ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас» (2 Фес. 3, 8).

 Не труд отнимает Господь у людей, вводя праздность, но запрещает излишнее житей­ское попечение. Подобным образом и здесь относительно поучения Господь отвергает из­лишнее словоизмышление и превозношение разума, уповающего не столько на Бога, сколь­ко на мудрование и знание. Поучения же не отрицает, как и апостол заповедует, говоря: «Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга» (Кол. 3, 16).

 Не было нужды апостолам наперед по­учаться тому, что отвечать, ибо «тогда отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк. 24, 45) и дал им премудрые уста, богоглаголивый язык, ра­ди имени Своего святого. Нам же, грешным, многое поучение и сидение днями и ночами над святыми книгами надобно, чтобы хоро­шо получиться, прежде чем начать что-либо говорить. Так святой Феофилакт в толкова­нии на эти евангельские слова говорит: «Ког­да хотим говорить с неверными, подобает нам сначала получиться и быть готовыми к ответам, как заповедует святой Петр». Как же поучает святой Петр? Послушанием: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас от­чета в вашем уповании, дать ответ» (1 Петр. 3, 15). Готовыми же следует быть, поступая по совету Сирахову: «Прежде чем начнешь гово­рить, знай» (Сир. 18, 19), то есть посмотри, что ты будешь говорить, и подумай, как ты бу­дешь говорить.

 «Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и не­которых из вас умертвят» (Лк. 21, 16). В крат­ких словах предсказал Владыка наш лютейшее гонение, гонение от своих же, — от родителей, от братьев, от родственников, от друзей. Ибо что может быть больше страдания от близких? Не так мучительная рана на теле, сечение ме­чом, резание бритвой, растягивание на колесе, сожжение в печи, зубы зверей, как мучительна рана сердца, уязвленного скорбью, которая причиняется своими родственниками, враж­дующими друзьями, преследующими, преда­ющими на смерть. И лютая смерть не столь тягостна, как враждебное предание ей своими близкими.

 Пророчески изображая начальную Цер­ковь в Песни Песней, Соломон упоминает одно лицо, жалующееся на истых своих бра­тьев: «Сыновья матери моей» (то есть братья мои) «разгневались на меня» (Песн. 1, 5), то есть, по переводу блаженного Иеронима, воздвиг­ли на меня брань, преследовали меня. Этими словами указывалось то, что первоначальная Церковь должна будет много пострадать от своих братьев и жаловаться: сыновья матери моей, братья мои гонят меня, ведут брань против меня.

 Но, о Святая Церковь! Почему же не жа­луешься ты на Ирода, дерзнувшего оскорб­лять принадлежавших к Церкви и убившего мечом Иакова, на Нерона, который распял Петра головой вниз и усек главу Павла? Поче­му не жалуешься на Диоклетиана, Максимиана, Ликиния и на других бесчисленных мучи­телей, гнавших тебя во всей вселенной, и только братий своих вспоминаешь? Потому, говорит она, что нет более жестокого гонения, чем гонение от братьев, от родственников. Их гонение более тяжкое, чем гонение Ирода, Нерона и других немилосердных мучителей. Ибо те извне нападают, а эти изнутри; от кого можно бы ожидать помощи и защиты, те-то и предают на смерть. Беды от родственников и от лжебратьев хуже, чем беды от язычников и от разбойников. Не даром Давид говорит од­ному из домашних: «Если бы враг поносил меня, я перетерпел бы; и если бы ненавидящий меня превозносился надо мной, я укрылся бы от него. Но ты, человек единодушный, владыка мой и знаемый мой, который вместе со мной наслаж­дался пищею; в дом Божий мы ходили единомысленно» (Пс. 54, 13 и сл.). Сколь тяжело для сердца терпеть беды от такого.

 Эти гонения особо предрек Христос в кратких словах, но многоболезненных, и сбы­лись они в воинствующей Церкви. Родители предавали на смерть чад своих, как Диоскор святую Варвару, Африкан — святую Иулиану, Феоклия — святую Феклу. Братья предавали братьев, как Святополк Бориса и Глеба, и Бо­леслав Вячеслава, князя чешского. Родствен­ники родственников, и друзья друзей не по­щадили, о чем много написано в истории Церкви и страданиях мучеников.

 Но что же скажем мы о святых девяти Кизических мучениках? Разве не имел каждый из них своих сродников и друзей еллинских, ослепленных безбожием, от которых они бы­ли гонимы и ненавидимы из-за имени Хрис­това? Всякий верующий во Христа имел тогда врагов среди домашних своих и терпел от них ненависть и беды, как это предрек Господь в Евангелии.

 «Будете ненавидимы всеми за имя Мое» (Лк. 21, 17). Мир, враждебный Богу, вражде­бен и слугам Его, ибо ненавидящий господина ненавидит и его раба. «Будете ненавидимы все­ми», — говорит Господь, ибо и Я ненавидим всеми любящими мир сей. И не дивитесь то­му, что вас, верных рабов Моих, не любит мир, ибо сначала Меня он не захотел любить. «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин. 15, 18).

 Но какая причина ненависти мира? «Буде­те», — говорит, «ненавидимы». Причина та, что рабы Христовы, уйдя от мира и последовав за Христом, стали лучшими, сделались чужды­ми миру и своими Богу. Поэтому Христос го­ворит: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Лк. 15, 19). Все, что Христово, ненавистно миру. Мир свое любит, и как только делаешься Христо­вым, тотчас же возненавидит тебя мир. Жела­ющие жить благочестно и угождать Христу будут гонимы миром. Почему же? Потому, что они добродетельны. Зло естественно не лю­бит добра, тьма ненавидит свет, и мир, лежащий, во зле, не любит добрых, и сияющих до­брыми делами гонит, сам будучи исполнен тьмы и мрака.

 Были в начале мира два единоутробных брата, Каин и Авель; любовно и мирно они относились друг к другу, но только до тех пор, пока один не оказался добродетельным и угодным Богу. «Призрел Господь на Авеля и на дары его, на Каина же и на жертвы его не при­зрел; и опечалился Каин сильно, и восстал Каин на Авеля, брата своего» (Быт. 4, 4—5, 8). За что же? За то, что тот был добр, а он зол. Тот был угоден Богу, а этот нет. Пока не сделалось яв­ным Авелево усердие к Богу, не было между ними никакой зависти и ненависти, как вид­но из Писания. Но как скоро один оказался достойнее другого пред Богом, тотчас же яви­лась вражда, ненависть. И восстав, злой Каин убил доброго Авеля. Святой Златоуст говорит об этом: «Пока Авель не явил ни одного выс­шего показания своей добродетели, знал его брат, но когда он своими дарами угодил Богу и светлее просиял заслугами, Каин забыл и самое естество свое».

 Ненависть — это дикий зверь, не знаю­щий родства. Она восстает против своего ес­тества, гонит и пожирает своих, как чужих. О мирская злоба! О ненависть, не щадящая и своих не за что-либо иное, как только за выс­шее показание добродетели! Будь ты наилюбезен миру, как свой, как брат, как друг бли­жайший, но только яви добродетель, и ты увидишь его ненавидящим и враждующим против тебя.

 Удивляемся святому Иосифу, неповинно ввергнутому в темницу в Египте, ввергнутому той женой, которая исполнилась к нему в сердце своем пламенной любовной страстью. И как могла такая любовь превратиться в не­нависть и злейшую вражду? Так, увидев пре­зрение Иосифа к себе и имея в руках своих его одежду, она призвала всех, кто был в доме, и сказала: «Раб еврей, которого ты привел к нам, приходил ко мне ругаться надо мною и говорил мне: «Лягу я с тобою», — но, когда услышал, что я подняла вопль и закричала, он оставил у меня одежду свою и убежал вон. Когда господин его услышал слова жены своей, которые она сказала ему, говоря: «Так поступил со мною раб твой», — то воспылал гневом; и взял Иосифа господин его и отдал его в темницу, где заклю­чены узники царя» (Быт. 39, 17—20).

 Пока Иосиф не проявил своего усердия к Богу, не было между ними никакой зависти и ненависти, тогда восстает на Иосифа, когда он начинает являть себя лучшим и светлей­шим в добродетели, когда он выказывает пре­зрение к греховным вожделениям, когда от­вергает неистовые и любосластные женские стремления, когда вырывается из рук бес­стыдницы и убегает от нее; только тогда его ввергают в темницу и надевают ему железные оковы. «Стеснили оковами ноги его, в железо во­шла душа его» (Пс. 104, 18). Хорошо говорит об этом святой Амвросий. «Какая причина, — спрашивает он, — этого мучительства? При­чина только в том, что жена видела юношу противящимся ее страсти и отвергавшим ее вожделения».

 Смотри, из-за чего отверзается темница — чтобы принять в себя неповинного, разреша­ются узы злодеям, чтобы быть возложенными на добродетельных, выпускаются прелюбо­деи, а целомудренный заключается!

 Сколь слепа всегда бывает неистовая ярость и ненависть мирских людей, когда, минуя злодеяние злых, вооружаются против неповинных! Вооружаются же потому, что они неповинны, потому, что добры, потому, что отвергают зло. Мы насильствуем над пра­ведником, не щадим его преподобия, пресле­дуем праведного, потому что он неугоден нам. Усматривай вину праведного в том, что он неугоден злым. Чем же неугоден? «Он, — говорят, — удаляется от путей наших, как от нечистоты, а потому будем пытать его пору­ганием и муками, осудим его на позорную смерть».

 Поруганию, тягчайшим мукам и смерти предавал мир святых мучеников, ибо они бы­ли неугодны ему. Неугодны же потому, что были добры, кротки и богоугодны, удалялись от всякой мирской нечистоты и обличали за­блуждения и падения нечестивых. За это они, подобно целомудренному Иосифу, страдали в темницах, и каждый из них, как Авель, при­нял смерть из-за угождения Богу. Но чего до­стиг ненавистный мир, ненавидя и погубляя святых? Он погибает сам, а они живут вовеки, и награда им — от Господа. Многоразлично они были погубляемы миром, но не только не погибли, а и единого волоса с головы своей не потеряли.

 «И волос с головы вашей не пропадет» (Лк. 21, 18). После предсказания бед, скорбей, гоне­ний и напастей, ожидающих как от язычни­ков, так и от сродников, Господь, утешая ра­бов Своих, возвещает, что «и волос с головы их не пропадет». Он так печется о них, что даже волосы их сочтены у Него: не погибнут воло­сы, ибо при общем воскресении воскреснут целыми с телом своим. И если волосы, не имеющие чувствительности, останутся целы­ми в славе воскресения праведников, то тем более само тело, раны и раздробление за Хри­ста претерпевшее, восстанет целым со славою многою.

 Рассуждая об этом, святой Григорий Двоеслов говорит: «Так как жестокое предвозве­щается о страдании и смерти, то тут же дается и утешение в радости воскресения, когда го­ворится: «И волос с головы вашей не пропадет»». Знаем, братие, что плоть посекаемая болит, волос же посекаемый не чувствует боли. По­тому и возвещает мученикам Своим: «И волос с головы вашей не пропадет», — как бы говоря: зачем вы боитесь, чтобы не погибло рассекае­мое тело, когда и то у вас не может погибнуть, что не ощущает боли при сечении? Ибо как раны на телах мученических в будущем веке будут сиять славою подобно звездам на небес­ной тверди, так и волосы их, ради Христа тер­заемые, той славы не лишатся.

 «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Пока мы не имеем терпения, души наши как бы не наши, а чужие, ибо без терпе­ния мы не можем быть уверенными в спасении душ наших. Терпение же есть верный признак, что мы получим спасение. Сколь много стра­дал Владыка наш, чтобы избавить от рабства врагу род человеческий! Стяжал нас Своею Кровью. Мы же, желая спасти души свои от погибельной руки чужого, хотим ли претер­петь хотя бы немного? Терпи, и обретешь ты душу свою, которую погубил грехами.

 Ты не обладаешь ничем, даже самим собой, если живешь без терпения, терпя же стано­вишься господином и владыкой самого себя. Святой Григорий говорит: «Терпением мы приобретаем души наши, ибо когда мы сами учимся обладать собой, то сами же начинаем приобретать то, что в нас самих» (Беседа 35 на Евангелие от Луки, гл. 21), — то есть как бы сказал: по естеству и бытию мы владыки на земле, однако мы не владыки самим себе, ес­ли собой не обладаем. Не обладаем же потому, что не приобретаем себя терпением, а отчуж­даемся себя, дозволяя себе служить миру и мирским греховным вожделениям, и потому мир нами обладает, а не мы собой.

 Когда же освобождаемся от мира, как Ио­сиф из рук жены египетской, когда стараемся удаляться от мирских, страстей, служа Богу когда, уклонившись от зла, начинаем творить добро, и творить в терпении (без терпения не совершается ни одна добродетель), тогда на­чинаем принадлежать себе, а не чужому, на­чинаем быть владыками и обладателями себя, и не порабощаемся чужим. Тогда сделаемся господами себя, когда в терпении приобретем души наши.

 Терпению поучает нас Христос, ибо в нем заключаются все добродетели, которыми на­ши души спасаются, как говорит святой Еф­рем: «Стяжавший терпение ко всякой добро­детели имеет касание, ибо в скорбях радуется, в бедах искусен, в напасти веселится, готов к послушанию, исполнен любви, в оскорбле­нии славит, в укоризнах смиряется, в бедах непоколебим». И еще: «Стяжавший терпение стяжал упование и украшен всякими добры­ми делами».

 Кто же может иметь такую добродетель — терпение, как не любящий много? Ибо «любовь долготерпит, на все надеется, все переносит» (1 Кор. 13, 4). Но кто так исполнен любви, как святые мученики, положившие души свои за Возлюбленного? Они в особенности в терпе­нии стяжали свои души, претерпев много ра­ди любви.

 О том, что претерпели ради любви святые страстотерпцы в их страданиях — девять Кизических или другие, — повествуется прост­ранно: они стяжали свои души, положив их в муках за возлюбленного Господа своего, положившего за нас душу Свою на Кресте. То, как они возлюбили Его, явствует из того, что они уподобились Ему в пречистых Его страс­тях. Обычно любящему уподобляться люби­мому. Если кто-либо любит кого безмерно, то и подражает ему во всем, в словах и нраве, же­лая во всем отобразить возлюбленного своего друга. Возлюбил безмерно Христос Бог чело­века и уподобился ему, как сказано: «Сделался подобным человекам и по виду стал как человек» (Флп. 2, 7). Возлюбили взаимно Христа Гос­пода святые мученики и старались быть по­добными, сообразными Ему, терпя за Него многие муки, как и Он претерпел их ради нас.

 Хвалится о Господе святой апостол Павел, говоря: «Радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых» (Кол. 1, 24). И эти святые мучени­ки, страдая за Христа, с радостью претерпели своей плотью то, что терпел и Господь, подра­жая Ему в страданиях.

 Святой Артема, привязанный к колесу, спущенному затем сверху горы вниз, подра­жал страданию Господа в то время, когда Его, схватив в саду, влекли вниз с горы через поток Кедронский.

 Святой Руф, связанный по рукам и ногам, подражал Господу, также связанному и преты­кавшемуся ногами в тяжелом пути. Святой Феогнид, распростертый на земле и биенный, подражал Христу Господу, Который был уда­ряем о землю и попираем ногами: «Унизили Меня», — говорит Он, — «враги Мои» (Пс. 55, 3).

 Святой Феостих, немилосердно избитый, подражал Христу, также биенному, как гово­рит Евангелие: «Тогда Пилат взял Иисуса и ве­лел бить Его» (Ин. 19, 1).

 Святой Антипатр, привязанный к столпу и люто израненный терновыми розгами, под­ражал Владыке Христу, привязанному к стол­пу каменному и израненному терновым вен­цом.

 Святой Филимон, привешенный за ребра на железном гвозде, подражал Христу, пове­шенному на древе крестном четырьмя гвоз­дями.

 Святой Фавмасий, после многоразличных мук пронзенный копьем в ребра, уподобился Христу, на кресте пронзенному в ребра копь­ем одного из воинов.

 Святой Феодот, сожженный огнем на ско­вороде и в котле, послужил изображением пла­менной любви Христовой к человеку, пылая которой, Он с радостью претерпел все муки и смерть: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16); ибо «любовь крепка, как смерть» (Песн. 8, 6): и вода многая не может угасить ее.

 Святой Магн, истерзанный клещами, изо­бразил на себе то, что было при снятии с Кре­ста Тела Христова, ибо тогда исторгали из древа крестного и из рук и ног Христовых гвозди клещами. И тогда как мертвое уже Те­ло Христово не ощущало боли, святой Магн претерпел боль сию в своем живом теле, му­чимый за Христа клещами.

 Все эти девять святых мучеников, каждый порознь, изобразили на себе все страдания Христовы, страдая и умирая за Христа Бога своего ради пламенной любви к Нему, упо­добляясь Ему как чада Отцу своему, подражая как ученики Учителю и последуя Ему как ра­бы своему Господину. После стольких злостраданий, претерпев беды и гонения и приняв смерть, уподобившись Христовым страстям, святые мученики ныне славно со Христом про­славляются. «Если только с Ним страдаем», — го­ворит апостол, — «чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17). Ныне они принимают после уз свободу, после темницы свет, после бесчестия честь, после поругания и хулений похвалу и ублажение, после трудов и подвигов покой и отраду, после смерти жизнь нескончаемую, после скорбей временных утешаются вечно, как говорит тот же апостол: «Как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Хрис­том и утешение наше» (2 Кор. 1, 5).

 Будучи в страданиях общниками Христо­выми, они являются общниками Его и по уте­шению. И сколько ран на телах своих приняли они ради Христа, столько же венцов прини­мают ныне от Христа в царствии небесном. Ублажаются же и прославляются всеми свя­тыми небожителями, как доблестные воины Христовы, победившие врага, как верные ра­бы Господа, до конца Ему послужившие, как любезные друзья Его, самоотверженно отдав­шие за Него свою жизнь, как добрые мучени­ки Христовы, послушавшиеся слов Его и на деле их исполнившие, как возлюбленные ча­да Божий, подражавшие Ему и возлюбившие Его «всем сердцем, всей душой и всем помышле­нием» (Мф. 22, 37).

 О, пречестнейший лик девяти страдальцев, посреди девяти чинов ангельских на небесах ликовствующий! Не забудьте нас, бедствую­щих, славные небесные граждане, милостиво вспомните о нас, земных пришельцах, находя­щихся, как в изгнании, в жизни сей, призрите милосердно на нас с высоты возлюбленного селения Господня, узнайте наше к вам усер­дие, услышьте наши мольбы к вам, наше смиренное моление, посетите нас, исцелите болезни наши, уврачуйте недуги душевные и телесные, утешьте скорбящих, помогите страждущим, избавьте от бед молитвенников своих и молите за нас Бога, Единого в Троице, Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

 (Конец поучения, читаемый всем святым мученикам)

 После многих мук и злостраданий, претер­пев беды и гонения и приняв смерть, уподо­бившись Христовым страстям, святые мучени­ки ныне славно со Христом прославляются. «Если только с Ним страдаем», — говорит апос­тол, — «чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17). Ныне они после уз принимают свободу, после темницы свет, после бесчестия честь, после поругания и хулений похвалу и ублаже­ние, после трудов и подвигов покой и отраду, после смерти жизнь нескончаемую, после скорбей временных утешаются вечно, как го­ворит тот же апостол: «Как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор. 1,5). Будучи в страда­ниях общниками Христовыми, они являются общниками Его и по утешению. И сколько ран на телах своих приняли они ради Христа, столько же венцов принимают ныне от Хрис­та в царствии небесном. Ублажаются же и про­славляются всеми святыми небожителями, как доблестные воины Христовы, победившие врага, как верные рабы Господа, до конца Ему послужившие, как любезные друзья Его, са­моотверженно отдавшие за Него свою жизнь, как добрые мученики Христовы, послушав­шиеся слов Его и на деле их исполнившие, как возлюбленные чада Божий, подражавшие Ему и возлюбившие Его «всем сердцем, всей ду­шей и всем помышлением» (Мф. 22, 37).

 О, святые мученики, посреди девяти чи­нов ангельских горе ликовствующие! Не за­будьте нас, бедствующих, славные небесные граждане!

 Милостиво вспомните о нас, земных при­шельцах, находящихся как в изгнании в жиз­ни сей, призрите милосердно на нас с высоты возлюбленного селения Господня, узнайте наше к вам усердие, услышьте наши мольбы к вам, наше смиренное моление, посетите нас, исцелите болезни наши, уврачуйте недуги ду­шевные и телесные, утешьте скорбящих, по­могите страждущим, избавьте от бед молит­венников своих и молите за нас Бога, едино­го в Троице, Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.

6. Поучение на день пречестной памяти иже во святых отца нашего Тихона Чудотворца, епископа Амафунтского, месяца июня, в 16 день

 Празднуя ныне пречестную память вели­кого угодника Божия, во иерархах преизрядного и в чудотворцах славного, преподобного отца нашего Тихона, Амафунтской Церкви архиерея, Христовых словесных овец пасты­ря, вспомним Божественные слова Самого Архиерея Великого и Пастыреначальника, Господа нашего Иисуса Христа, во святом Евангелии изреченные: «Я есмь Пастырь доб­рый» (Ин.10,11).

 И из этих слов Господних составим похва­лу празднуемому ныне Господнему служителю, святителю Христову Тихону, и скажем, что этот святитель Христов был добрый пастырь словесных овец, который мог сказать о себе со Христом: «Я есмь пастырь добрый». Ибо Гос­подь наш Иисус Христос, пока пребывал ви­димо с людьми на земле, только один имено­вался Пастырем овец, говоря: «Я есмь Пастырь добрый». Когда же, совершив дело пастырства, восхотел отойти к Отцу Своему, оставил после Себя наследников пастырства, святых Своих апостолов и за ними архиереев, чтобы пасли стадо Его, заповедуя каждому из них то, что некогда сказал святому Петру: «Паси овец Мо­их» (Ин. 21, 16). Поэтому каждый архиерей — это пастырь Христова стада, и как пастырь, он должен быть добрым, чтобы на нем, как на образе Христовом, исполнились слова Хрис­товы: «Я есмь пастырь добрый».

 Святитель Христов Тихон был добрым па­стырем, ибо он соделался подражателем Са­мого Архипастыря Христа и Его святых апос­толов и хорошо упас стадо свое, введя его в ограду небесную. Почему этот угодник Божий был добрым пастырем? Рассмотрим это на пользу нашу из святого богоугодного жития его.

 Никто не может быть добрым пастырем, если прежде сам не сделается доброй овцой Христовой. И Сын Божий, придя на землю, чтобы упасти и спасти людей Своих, сначала сделался Агнцем, взявшим грехи мира. Ибо Он, как агнец, родился в вертепе для скота, в Вифлееме, и положен был в яслях, и затем по некотором времени, будучи более, чем трид­цати лет по возрасту, явил Себя Пастырем: из агнчества дошел до пастырства. Подобным образом и подражатель Его святой Тихон, прежде чем сделаться пастырем овец Христо­вых, сначала сам был овцой Христовой, как это видно из жития его, где сказано: «От юно­сти он был предан Богу и, достаточно научен­ный святым книгам, причтен к церковному клиру». Явно, что, будучи от юности своей преданным Богу и введенным в ограду цер­ковную, он был доброй овцой Пастыря свое­го, Христа Спасителя.

 Не каждый в юности своей овцой бывает, многие и козлищами становятся. Ибо какой возраст в жизни человеческой так близок ко злу, как юность? Она отвращается от полез­ного и ищет душевредного. Она с трудом слу­шает добрые учения, к злым же стремится; избегает наставлений и уклоняется к самово­лию; не любит исправления, а развращение принимает с любовью. Учение мудрости про­тивно для юноши, безумие же ему приятно. Он над богоугодной жизнью надругается, а беззаконию ревнует; хулит добрых, а злых восхваляет; отвергает разумный совет, а лука­вый с удовольствием исполняет; постоянно распаляется от сладострастных вожделений и, отдаляясь от Пастыря своего, Христа Бога, и из числа овец Его, причисляется к козлищам.

 Велико и честно, и всякой похвалы до­стойно, если кто в юности своей, преодолев юношеские желания и презрев козлонравие, сделается овцой паствы Христовой. Хорошо говорит об этом пророк Божий Иеремия: «Бла­го человеку, когда возьмет ярем Господень в юности своей» и носит (Плач. 3, 27), — а не в старости и из козлища превратится в овцу Христову. Ибо после того, как ослабеют уже его естественные силы, он становится бес­сильным для грехопадений. Тогда не он ос­тавляет греховные страсти, а сами греховные страсти оставляют его по старости. Человек, который всю свою прежнюю жизнь был коз­лищем, изнурив себя служением греховному сладострастию, а под старость хочет быть ов­цой, заслуживает небольшой похвалы, так как он совершил не преславное дело. Начи­нающий же в юности служить Господу и до самой старости не ослабевающий в доброде­тельных подвигах блажен, и дело его преславно. Он любезен и Богу, и Ангелам, и для людей дивен, и Святым Писанием восхваля­ется.

 Угодник Божий святой Тихон от юности взял на себя ярем Господень и начал служить Ему в преподобии и правде, от младых дней предал себя Богу, вошел в причт церковный и был доброй овцой паствы Христовой. Ов­цой — ибо не коснулся злобы мира этого, не познал дружбы с козлищами, не поработился греховному сладострастию, был как незлоби­вый агнец, нескверный, сохранивший непо­рочную, девственную чистоту.

 Великое и преславное дело — в юности своей прилепиться к Богу, ибо сие есть твер­дое основание всей добродетельной жизни. Многие желают в старости устроить себе, как бы дом некий, богоугодную жизнь и приобре­сти спасение для души своей, но не могут, так как не положили в своей юности твердого ос­нования, то есть не прилепились к Богу, не привыкли служить Ему со всем усердием и всю жизнь свою провели в служении страстям и похотям мира сего. Потому и в старости своей не могут устроить свое созидание, не положив крепкого основания в юности. Если же и полагают в близкие к старости дни свои, как основание, доброе намерение к исправле­нию жизни своей, то такое основание редко когда бывает прочно. Редко доходит их сози­дание до свершения, ибо они колеблются, как бы от ветра, от обычных и состарившихся в них в течение долгого времени греховных сла­дострастии. Да и как может кто-либо кос­нуться тех подвигов, к которым он не привык с юности? Утвердивший же с юности жизнь свою в Боге, к старости восходит на самый верх добродетельного совершенства и спо­добляется от Бога великих дарований.

 Велик был чудотворец в Ветхом Завете, пророк Моисей, но святой Амвросий считает высшим по чудотворениям Иисуса Навина. Ибо хотя Моисей вывел людей Израилевых из Египта, но он не ввел их в землю обетован­ную и сам не вошел в нее, а Иисус Навин ввел их в нее, сотворив сухой путь через реку Иор­дан, как Моисей в море. И еще чудеснее: он прекратил движение солнца, повелев ему ос­тановиться, — и встало солнце, а вместе с ним и все другие небесные круги, вечно движущи­еся по путям своим, согласно устроению Со­здателя, встали неподвижно (см. Нав. 10, 13). Моисей был чудотворцем только на земле, а Иисус Навин явился великим чудотворцем и на небе. Но почему же Иисусу Навину даро­вана большая благодать чудотворения, чем Моисею? Не потому ли, что он от юности своей начал служить Богу? Воистину поэтому.

 Посмотрим на юность обоих чудотворцев: где проводит Моисей дни своей юности? В па­латах царских. Он называется сыном царевны, как говорит Писание: «Когда вырос младенец, кормилица привела его к дочери фараоновой, и он был ей вместо сына» (Исх. 2, 10). Итак, юность Моисеева прошла в дворянстве, в сластопитании и мирских утехах. Где же проводит свое юношеское время Иисус Навин? Написано о нем в книге Исхода следующее: «Слуга же Ии­сус, сын Иавина, юноша, не выходил из храма Господня» (Исх. 33, 11). Отсюда ясно, где провел он свою юность: во храме Господнем, служа от юности Богу. Моисей в юных летах был при царе земном, а Иисус Навин предстоял Царю Небесному. Тот служил фараону, а этот — Богу. Тот держался палат царских, а этот не отходил от храма Господня, и потому получил от Бога высший дар чудотворений, чем тот.

 Рассуждая об этом, святой Амвросий го­ворит: «Не выходил из храма юноша (Иисус Навин), в то время как старцы израильские стояли вдали от него, трепеща Божиих чудес, и возрос в такого мужа, который мог изме­нить течение потока Иорданова, повелел ос­тановиться солнцу, и встало солнце, и то, что было возбранено Моисею, даровано было ему, то есть введение людей Божиих в землю обетованную».

 Да! Великое и преславное дело — с самой юности начать служить Богу. От юности впряг себя в ярмо работы Господней и празднуемый ныне чудотворец святой Тихон. Он положил это юношеское служение Господу в основание всей своей жизни, на котором утверждаясь, создал столь великую святость, что получил от Бога великий дар чудотворения и еще в от­рочестве своем начал творить чудеса, напол­нив нищим пустую житницу, как пишется о том в его житии. Потому возрос он в такого мужа, что мог перейти море мира сего, гре­ховными страстями волнующееся, как бы по­суху, не поврежденный волнами, и сделаться наследником обетования небесного. А Солн­це невещественное — Христа, Спасителя на­шего, создавшего круги небесных светил, удержал столько раз, сколько раз достойно касался Его своими руками в священнодейст­вии Божественных Тайн, в которых под видом хлеба и вина присутствует Истинный Сын Божий, и умолял Его во всех прошениях сво­их призреть на молитвы рабов Своих, ибо Господь исполняет желания боящихся Его и молитвам их внимает.

 Такой святости достиг угодник Божий че­рез служение Господу, начатое с юности. По­добно Иисусу Навину, не выходил юноша из храма Господня, служа Владыке своему днем и ночью, по чину освящения своего, которого сподобился ради чистоты жизни своей, как агнец, непорочный от утробы матери своей, принесший себя Богу в жертву живую. А по­скольку он был истинной овцой стада Хрис­това, то Архипастырь Христос возвел его, как достойного, на высшую ступень пастырства, вручив ему Своих словесных овец, чтобы он, подобно Моисею, изведшему Израиль из Египта, освобождал христоименитых людей от рабства греховного — и, подобно Иисусу Навину, приведшему людей Божиих в землю обетованную, проводил их к восприятию не­бесных благ, уготованных любящим Бога.

 Приняв сан пастырства, угодник Божий Тихон воистину показал себя пастырем доб­рым. Как в юности своей он был доброй ов­цой Христовой, так, достигнув совершенного мужеского возраста, явил себя добрым пасты­рем Христовой Церкви, и на нем, как нося­щем образ Христа, сбылись слова Христовы: «Я есмъ пастырь добрый» (Ин. 10, 11). Посмот­рим теперь, почему он был добрым пастырем?

 Истинный добрый пастырь узнается по трем признакам, указанным в святом Еван­гелии, а именно: во-первых, пастырь добрый входит во двор овчий дверьми, а не проника­ет туда как-нибудь иначе: «Кто не дверью вхо­дит во двор овчий, но перелазит извне, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пас­тырь овцам» (Ин. 10, 1—2). Бывают и такие пастыри, которые входят во двор словесных овец не через двери. Но что же такое двери двора овчаго? Сам Христос, Который гово­рит о Себе: «Я есмъ дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет» (Ин. 10, 9).

 Но кто входит этими дверьми во двор овчий на честь пастырства? Тот, кто избирается и воз­водится в сан иераршества по благоволению Самого Христа. Кто же «не дверью входит, но перелазит извне?»Тот, кто принимает сан свя­тительства не по изволению Христову, а за мзду, с помощью мирских властей, привле­ченных дарами, и через какие-либо происки. Такой — не пастырь, а вор и разбойник. Вор, ибо тайной куплей похищает сан святитель­ский, а разбойник, потому что грабит своих овец, чтобы обогатиться. Он не пастырь, ибо не овец пасет, а самого себя питает, чтобы раз­жиреть и утолстеть. Но о таких мы не будем рассуждать в этом слове, ибо вначале возна­мерились говорить о пастырстве добром.

 Второй признак доброго пастыря есть то, что он ходит перед овцами, а не позади овец, как говорит Христос в Евангелии: «И когда вы­ведет своих овец, идет перед ними» (Ин. 10, 4). Что же означает то, что пастырь должен хо­дить впереди овец? Означает то, что он обязан быть первейшим во всех добродетелях, а не отставать позади всех, что он должен служить примером для овец, а не овцы для него.

 Каждому из пастырей апостол завещает: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Ты сам, говорит он, будь примером для дру­гих, а не другие для тебя, ибо как наставнику стыдно поучаться у наставляемого и учителю учиться у ученика, так и пастырю должно быть стыдно, если овцы опережают его в по­двигах и богоугождении, если кто-либо из овец бодр, а пастырь ленив, если овца угождает Богу, а пастырь — суетным людям или своему чреву, если овца идет путем тесным и при­скорбным, а пастырь шествует путем широ­ким. Тогда не пастырь перед овцами ходит, а овцы идут впереди него и предваряют в дости­жении небесного царства, и он далеко отстает от них и не успевает за ними. Если теперь стыдно такому пастырю, идущему не перед овцами, а позади овец и не достигающему до­бродетельной их жизни, то тем более стыдно ему будет тогда, когда он увидит овец своих поставляемых по правую сторону Праведного Судии, а себя немилосердно влекомым на ле­вую сторону, тех — призываемыми в царство, себя же осуждаемым на мучения. Поэтому святое Евангелие повелевает доброму пасты­рю ходить впереди овец, то есть быть первей­шим во всех добродетелях, чтобы овцы, взирая на него, как на образ истинного богоугождения, следовали за ним, как за предводителем своим, по пути ко спасению.

 Третий признак доброго пастыря есть то, что он полагает душу свою за врученных ему овец, по слову Господню: «Пастырь добрый по­лагает жизнь свою за овец» (Ин. 10, 11). И если пастырю повелевается не щадить души своей для овец, то тем более подобает ему не жалеть имения своего, а употреблять его на милосты­ню овцам — нищим и убогим, сиротам и вдо­вам, больным и странникам.

 Но пора уже вновь обратить мысленные очи свои к ныне празднуемому угоднику Божию. Святитель Христов Тихон по всем этим евангельским признакам явил себя пастырем добрым. Прежде всего он был добрым пасты­рем потому, что вошел во двор овчий дверьми, а не пролез туда как-нибудь иначе, что свиде­тельствуется в житии его. Когда отошел ко Господу святой Мемнон, читаем там, то по общему избранию всех после него возведен был на престол святой Тихон. Он не сам воз­ложил на себя этот сан, а был избран по со­гласию всех, не сам искал этой чести, но честь искала его, не самовольно взошел на престол, но был возведен по воле Божией.

 Дверью во двор овчий был для него Сам Господь, Которого он возлюбил от юности и Которому служил со всем усердием. Господь наш отверзает дверь милости Своей любящим Его и любит их: «Я, — говорит Он, — любя­щих Меня люблю» (см. Ин. 14, 21). Он возво­дит их на степень пастырства, как это явству­ет из святого Евангелия. Вопрошал Господь святого Петра: «Любишь ли Меня?» — и когда от­вечал Петр: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя», — Господь тотчас же вручал ему пасение овец: «Паси овец Моих» (Ин. 21, 15-16). Любил и святой Тихон Христа Господа всей душой и всем сердцем., и потому ему была вручена от Господа паства: «Паси овец Моих».

 Добрым пастырем был этот святитель Христов и по второму пастырскому признаку, то есть ходил пред овцами. Ибо он был пред­водителем своих овец на пути ко спасению, являя им собой образ добродетели, чтобы, взирая на святую его жизнь, они подражали его богоугодным делам. Он не был ленив в подвигах, не был ни человекоугодником, ни чревоугодником, не шествовал путем широ­ким, но, по-апостольски, пребывал «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе» (2 Кор. 11, 27). За это он получил дар чудотворения, как говорится о в кондаке: «В постничестве, святе, боголюбезном пребыв, Утешителеву силу с высоты подъял еси». Шествуя пред овцами, как пример добродетели, этот пастырь доб­рый не только наставил на путь спасения Христовых овец — людей, просвещенных ве­рой, — но и козлищ бесовских, нечестивых, говорю, идолопоклонников, привел ко Хрис­ту, превратив их из козлищ в овец. Послуша­ем, что написано о нем.

 Было в то время на острове Кипре еще много людей неверных, придерживавшихся древних идолопоклоннических заблуждений. Немалый труд поднял на себя святитель Хри­стов, отвращая от идольской прелести и при­водя ко Христу этих людей, погибавших в еллинском нечестии. И Господь содействовал ему в трудах его, ибо он исторг из хищных волчьих зубов демонских великое словесное стадо, ввел его в ограду Кафолической Церкви и сделал их из козлищ овцами Христовыми.

 Посмотрим же, каким образом мог совер­шить это святитель Христов? Поистине, не иным каким-либо, как только примером сво­ей добродетели, идя пред ними по пути, веду­щему в Божие царство. Ибо если бы они не видели его шествующим пред ними по пути Господню, как бы могли последовать за ним? Если бы не видели его живущим по-Божьему, как бы могли подражать ему? Если бы не со­зерцали очами своими равноангельского жи­тия его, исполненного дел добрых, как могли бы послушать учительные слова Его и как об­ратились бы от заблуждения своего к Богу? Пример его добродетельной жизни был для них предводителем, наставником, причиной и началом спасения.

 Добрым пастырем был святитель Христов Тихон и по третьему признаку пастырскому, то есть полагал за овец душу свою. Ибо он, не щадя себя, трудился для их спасения, всецело отдавал себя деннонощным подвигам, чтобы приобрести души человеческие для Бога, и готов был умереть за них, если бы того потре­бовало время и случай. Упоминается в каноне ему, что на суде мучительском он стоял, испо­ведуя Христа с дерзновением, не устрашаясь ни ран, ни смерти. Известно, что этот ревни­тель Христа Бога за проповедь и исповедание имени Иисуса Христа, за разорение идолов и просвещение неверных не раз был схвачен нечестивыми, приводим на судилище и гроз­но допрашиваем. Тогда он, будучи готов уме­реть ради Христа, готов был положить душу свою и за новопросвещенных овец Христо­вых. Но усмотрение Божие определило, что­бы он остался в живых ради величайшей пользы для людей и чтобы привлек ко Христу многих.

 Из всего этого явствует, что великий угод­ник, архиерей Божий святой Тихон был доб­рым пастырем словесных овец Христовых, по словам Христа: «Я есмь пастырь добрый». И как тогда для Амафунтского града, так и для нас теперь он является добрым пастырем. Ибо, имея здесь сей свой пречестной храм, он взи­рает на нас с высоты своего места, которое принадлежит ему среди иерархов, Престолу Божию предстоящих. И не только взирает, но и невидимо посещает нас, и мы веруем, что и ныне, в день пречестной его памяти, он при­сутствует среди нас, с любовью совершающих память его, и усердие наше видит, и похвалы, нами приносимые, принимает, и молитвы на­ши к Богу возносит, и, предстоя Христу, о нас ходатайствует, и своими теплыми мольбами о нас к Богу избавляет нас от всяких бед и зол, от врагов видимых и невидимых, и все благое и полезное, временное и вечное от Бога нам испрашивает.

 Итак, и для нас он — пастырь добрый, по­мощник и заступник, и покровитель во Хрис­те, Господе нашем.

 До сих пор мы беседовали о добром пас­тыре; теперь же уместно вспомнить и о доб­рых овцах, чтобы предметом нашего слова был добрый пастырь с добрыми овцами. Мы хотели бы говорить о добрых, а не о злых ов­цах, но невозможно познать добрых овец, не упомянув о злых, ибо есть добрые овцы, а есть и злые. И не всякая овца в стаде Христовом, называющая себя овцой Христовой, встанет одесную Праведного Судии и наследует цар­ствие Божие, но некоторые из них и к козли­щам причтены будут, и на левой стороне поставятся, и ввержены будут во ад. Разве мы не знаем слов Давида, который говорит, что и в аду обретаются овцы: «Как овцы, в аду они поло­жены, смерть будет пасти их» (Пс. 48, 15). И кто не ужаснется, услышав, что и овцы осуж­даются во ад! Неудивительно, что в аду нахо­дятся козлища, но дивно то, что там бывают и овцы, которым уготовано место справа, кото­рым отверст рай, которых ожидает к себе не­бесное царство.

 Какие же овцы в аду? Те, которые только носят имя овец, дела же их козлиные, только по имени называются христианами, дела же их языческие. Это те, которые только счита­ются овцами Христовыми, а по развращенной жизни своей — рабы демонов, только «устами чтут Христа, а сердцем далеко отстоят от» Него (Ис. 29, 13; Мф. 15, 8; Мк. 7, 6). А иные овцы, хотя по видимости и добрые дела со­вершают, и кажутся по внешнему виду до­стойными стояния по правую руку с благо­словенными овцами и небесного царствия, но так как совершают добродетель свою с гор­дыней и тщеславием, осуждая немощных и считая себя лучше других, то такие овцы от­ринуты будут от славы своей и посланы будут в ад, по словам Псаломника: «Овцы в аду поло­жены» (Пс. 48, 15).

 Как же распознать, кто добрая овца Хрис­това, царства небесного достойная, и кто злая, должная быть вверженной Праведным Судией в ад? Воистину распознать этого нам невозможно, не зная ничего ни о себе, ни о своем спасении, ибо это известно одному только Богу, как говорится в Писании: «Познал Господь Своих» (2 Тим. 2, 19). Однако познать об этом возможно, но только не о других, а каждому о себе самом.

 Как добрый пастырь познается по трем признакам, во святом Евангелии указанным, так и добрые овцы познаются по трем призна­кам. Признаки же эти возвестил Сам Господь пречистыми устами Своими, когда сказал: «Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои зна­ют Меня» (Ин. 10, 14). Остановим свое внима­ние на этих словах Господа: «Мои знают Меня». Вот первый знак добрых и истинных овец Христовых: они знают Пастыря своего Хрис­та Спасителя.

 Поразмыслим о нас самих: хорошо ли зна­ем мы Пастыря нашего Христа Господа и, со­образно с тем знанием, истинные ли мы Его овцы? Знаю, что каждый из нас скажет: «Я знаю Христа Господа моего и верую в Него». Я же с дерзновением скажу, что мы не все знаем Его, хотя бы и все веровали в Него, ибо знаем верою, но не любовью. Верою и бесы знают Его, как говорит апостол: «И бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2, 19), — но так как они не имеют любви к Нему, то потому они и бесы, и не могут истинно знать Его, и чужды любви Его. Тот истинно знает Пастыря своего Хрис­та, кто поистине Его любит, для кого любовь к Богу доставляет сладость в сердце, у кого все желание и попечение направлены только к тому, чтобы иметь в себе возлюбленного свое­го Господа.

 Может быть, кто-нибудь скажет: «Я люблю Господа моего, Иисуса Христа». Таковому я от­вечу: если любишь Его, то зачем так тяжко огорчаешь Его? Если любишь Христа, то зачем вторично распинаешь Его мерзкими своими делами? Если любишь Христа, то зачем бесче­стишь Его в себе самом, оскверняя студными нечистотами и «члены Христовы делают члена­ми блудницы» (1 Кор. 6, 15)? Если любишь Па­стыря своего, то почему не следуешь за Ним? Если любишь Бога, то зачем ненавидишь и оскорбляешь ближнего своего грабежом, хи­щением и всякими неправдами? Лжешь ты, говоря, что любишь Христа!

 О если бы ты истинно любил Его! Тогда бы ты никогда не захотел прогневлять Его греха­ми своими, а если бы когда и согрешил в чем-либо по немощи и забвению, то тотчас же ис­правился бы, ибо любовь быстро поднимает падающих. А так как ты постоянно и без стра­ха совершаешь тяжкие грехи, не помышляя о покаянии и тем еще более опечаливая Хрис­та, Бога твоего, то ты не любишь Его. А не лю­бя, как можешь ты знать Его и усладиться этой вожделенной сладостью? Послушай, что говорит святой Иоанн Богослов: «Всякий со­грешающий не видел Бога и не познал Его» (1 Ин. 3, 6). Не зная же Его и не наслаждаясь Им, как можешь ты именоваться Его овцой?

 Добрая и истинная овца Христова — тот, кто не только верой, но и любовью знает Его и по любви к Нему отвращается от всякого зла, заботливо охраняет себя, чтобы не про­гневать чем-либо возлюбленного Пастыря и Владыку своего, и все заповеди Его соблюда­ет, как говорит и Сам Господь в Евангелии: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14, 21).

 Второй признак добрых овец указан в следу­ющих словах, сказанных устами Господними: «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и они идут за Мною» (Ин. 10, 27). Следовательно, тот — овца Христова, кто слушает Христа, Пастыря своего, и следует за Ним. Не слуша­ющий же Его и не следующий за Ним как мо­жет именоваться и быть Его овцой?

 Пастырь говорит: «Не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай», а у нынешних людей только о том и забота, только в том и жизнь, только в том и богатство, чтобы тво­рить разбои, красть, лгать и отнимать силой то, что имеет ближний. Слушают ли они гла­са Пастырского, грядут ли за Ним и принад­лежат ли к овцам Его? Пастырь говорит: «Не прелюбодействуй», а среди людей обретаются и такие, которые по скверной жизни своей упо­добляются Содому и Гоморре. Слушают ли та­кие гласа Пастырского и идут ли за Ним? Нет. А потому они не овцы Его, хотя и именуются овцами, а козлища, которым место в аду, и вечная «смерть будет пасти их» (Пс. 48, 15).

 Пастырь наш добрый, Христос Господь, призывает нас, говоря: «Идите за Мною», — то есть ходите путем заповедей Моих, да войдете в небесное царствие. Но каким путем мы идем и как шествуем? Пусть каждый рассмот­рит свою совесть и спросит самого себя: на каком пути стоишь ты теперь, о человек! На пути ли спасения, или на пути погибельном? В царство ли идешь, или в муку? За Пастырем ли Христом следуешь, или за волком-дьяво­лом? Христова ли голоса, призывающего ко спасению, слушаешь, или голоса велиарова, обольщающего тебя на погибель греховной прелестью? Поистине, больше найдется сре­ди нас таких овец, ибо мы не слушаем гласа Пастырского, не идем за Ним и только имя овцы, то есть христианское, носим, дела же наши козлищные, а потому и жребий наш бу­дет с козлищами, если не покаемся.

 Третий признак добрых овец указан в сло­вах, изреченных Господом: «Никто не похитит их из руки Моей» (Ин. 10, 28—29). Здесь мы ра­зумеем сугубую руку Пастыря нашего Христа Бога: руку всемогущества и руку благодати Его. Рукой всемогущества Он содержит всех, добрых и злых, праведных и грешников, вер­ных и неверных, ибо все во вселенной нахо­дится в державе Его. Рукой же благодати Своей Он держит только тех, которые сами придерживаются Его неразрывно, ибо как любящих Его любит, так и держащихся за Его десницу сохраняет Своей благодатью. Поэто­му тех, кто является Его истинными овцами, никто не похитит из руки Его, то есть никакая греховная прелесть не может отторгнуть их от благодати Его, как не могла отторгнуть Иоси­фа прекрасного египетская блудница, как не развратили праведного Лота содомские со­блазны и как целомудренную Сусанну не склонили к прогневанию Бога беззаконные судьи израильские.

 Если же кто-нибудь из овец, держащихся руки Господней, случайно пошатнулся и пал по немощи человеческой, как это случилось с Давидом, то он тотчас встает от своего паде­ния, и еще теплее прибегает к Богу с покаяни­ем, и сподобляется прежней благодати. И сбываются тогда на нем слова псаломские: «Если и падает, не разобьется, ибо Господь под­крепляет руку его» (Пс. 36, 24). Неистинных же, козлонравных овец похищает из рук Па­стыря Христа всякая греховная прелесть, удаляет от Его благодати и причисляет их к козлищам.

 Истинных овец не может отторгнуть от руки Пастыря даже насилие, как говорит апо­стол: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» (Рим. 8, 35). Неистинных же овец отлучает от Бога всякое малейшее греховное вожделение. Не скорбь какая-либо, а плотоугодие, не теснота, а про­странство, не гонение, а покой, не голод, а сластопитание и пьянство, не нагота, а укра­шение риз, не беда, а благополучие, не меч, а плотская похоть отсекают и удаляют грехолюбца от десницы благодати Господней.

 Итак, возможно каждому, рассматривая свою совесть, легко познать себя, принадле­жит ли он к числу истинных овец, или нет. Если ты, человек, скор к прогневанию Бога, но не скор к покаянию, знай, что ты обрета­ешься среди козлищ. Если же не скор к про­гневанию Бога, но скор и тепел к покаянию, то уповай на милость Божию, и будешь при­чтен к овцам.

 Рассмотрев как пастыря доброго, так и овец Христовых по указанным признакам, обратим снова мысленные очи и слово наше к святителю Христову Тихону, заканчивая при­знанием, что этот великий угодник Божий был и овцой доброй, и пастырем добрым. Он был доброй овцой, так как знал Архипастыря Христа не только верой, но и усердной любо­вью, слушался Его Божественного гласа, сле­довал за Ним и беспрерывно держался Его ру­ки. Он был и добрым пастырем словесного стада Христова, ибо вошел дверьми, шество­вал впереди овец и полагал за овец душу свою.

 Для нас же, ныне притекающих к нему и почитающих с любовью святую его память, он также добрый пастырь, пасущий нас своей помощью, отверзающий нам, как бы ключом, своими молитвами двери небесного царствия и направляющий нас ко спасению, ходатайст­вуя о нас пред Богом.

 Его святыми и благоприятными молитва­ми да сподобимся участи благословенных овец — лесного стояния в день пришествия Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава вовеки. Аминь.

7. Поучение на день памяти святых Первоверховных апостолов Петра и Павла, месяца июня, в 29 день («Бог водил их днем, столпом облачным показывая им путь; ночью же столпом огненным светил им. И не отлучался столп облачный днем и столп огненный ночью пред всеми людьми» (Исх. 13, 21-22))

 Блаженны были те люди, которым в тече­ние сорокалетнего странствования по непрохо­димым пустыням проводниками, путь показы­вающими, были столпы небесные, устроенные Богом, слушатели возлюбленные!

 Блаженны были те очи, которые постоян­но, днем и ночью, видели одно чудо, прежде никогда не виданное. Смотрели ли ночью, видели столп огненный, достигающий от зем­ли до неба; смотрели ли днем, видели столп облачный, идущий пред полком. Направлял их облаком в течение дня и всю ночь освещал огнем.

 Блаженны были те ноги, которые знали, за кем идут, которые знали, что они не блуждают и были осведомлены, что некогда достигнут земли обетованной, кипящей молоком и ме­дом.

 Однако не завидуем, Израиль, твоему бла­женству, не завидуем благополучному твоему пути, не завидуем пречудным столпам твоим, ибо имеем мы своих, новозаветных двух мыс­ленных столпов, святых верховных апостолов Петра и Павла, которых ныне совершаем пречестную память и которым Церковь воспева­ет на литии слова: «Ученики Христовы, осно­вания Церкве, истинный столпы тверди».

 Руководимые этими столпами, мы не сой­дем с правого пути, и взирая на них, как бы на некое зрелище, мы насмотримся дивных ве­щей и, следуя за ними, поистине достигнем царства небесного, уготованного и обещан­ного любящим Бога и исполненного неизре­ченной сладости.

 Я же, грешный, желая восхвалить память святых верховных апостолов Петра и Павла в день их празднества хотя бы и не хитроумны­ми словами и как бы живыми представить их пред вашими мысленными очами, приму за образ два те столпа из ветхого закона — облач­ный и огненный, которыми люди израиль­ские были изведены из рабства египетского и доведены до земли обетованной. Представляя их мысленным очам вашим, начну с помо­щью Божией уподоблять тем столпам двух, празднуемых ныне, святых верховных апос­толов и показывать, что эти два апостола — это два столпа в Церкви Христовой, как бы столпы облачный и огненный, ведущие нас к небу. И это — в честь Христа и похвалу свя­тым Его апостолам, нам же на пользу душев­ную.

 Иди, Израиль, с Богом из Египта в назна­ченный тебе путь твой! Ты же, стихия огнен­ная, вместе с облаком готовься быть провод­ником. Встань, говорю, перед полком и ты, столп облачный, и ты, столп огненный, встаньте оба вместе, людей израилевых ведите! Мы же, о слушатели, поставим рядом с ними перед собой ныне празднуемых наших духов­ных столпов, рассмотрим, подобны ли наши тем, или те нашим?

 Но когда я хочу начать уподоблять столпы наши сказанному в Божественном Писании, представляет для меня немалую трудность од­но слово Святого Писания из истории Мои­сеевой. В XIV главе Исхода читаю следующее: «Воззрел Господь на полк египетский в столпе ог­ненном и облачном и привел в замешательство полк их» (Исх. 14, 24). Обсуждая эти слова: «Воз­зрел в столпе огненном и облачном», — спраши­ваю, почему в столпе, а не в столпах, почему в единственном числе, а не во множественном? Затем и целый ряд выражений в истории Мо­исеевой, описывающей переход Израиля че­рез море, указывает, что когда люди пришли к морю, столп, который вел их и шел впереди, возвратился назад и встал между израильским и египетским полками, отделяя их один от другого. И в то время, как столп тот был поза­ди, о другом столпе, впереди израильтян, в Писании не упоминается. Он говорит только об одном столпе, стоявшем сзади, и называет его облачным и огненным: «Воззрел Господь в столпе огненном и облачном». Но если там был только один столп, то можно ли будет уподо­бить в чем-либо двух наших столпов духов­ных?

 Итак, поставлю этот вопрос: были ли там два столпа — облачный и огненный, — или один? Если посмотрю мысленными очами, то вижу только один, хотя и слышу о двух. Если посмотрю днем, вижу столп облачный, ог­ненного же не видно, а если посмотрю ночью, то вижу столп огненный, и нет облачного, а ведь при огненном столпе, далеко вокруг ос­вещающем, можно бы видеть и облачный.

 О чем сами не знаем, о том спросим у лю­дей, и у людей сведущих, разумных. Но кто может быть более сведущим, чем толкователи Божественного Писания, проникающие в не­ведомые тайны? К ним я и обращусь. Вижу две стороны, восседающие на диспуте: одна сторо­на — раввины иудейские, другая — толковате­ли наши. Раввины, толкующие Моисеевы книги, говорят, что там было два столпа: осо­бый — облачный, днем и особый — огненный, ночью. И думается мне, что это правильно, ибо одно — стихия огненная, другое — облако, которое состоит из водного естества, а вода с огнем и огонь с водой’ никогда не могут быть вместе в мире. И если бы огонь и облако бы­ли в одном столпе, то возникла бы между ни­ми немалая вражда (бывает, что малая молния огненная попадает в водное облако, а какой гром производит — страшно и слышать!). И тогда случилось бы так: сошедшись в одном столпе, огонь и облако побороли бы один другого: или облако водное угасило бы огонь, или же огонь иссушил бы влагу облачную и уничтожил бы облако. Немалого страху ис­полнились бы тут израильтяне, если бы начал огонь брань свою с водой, подобную той, ка­кую мы видим во время грозы, когда в темных водных облаках бывают страшные блистания и громы, как сказано в псалме: «От гласа грома Твоего устрашатся» (Пс. 103, 7).

 Другая сторона, или толкователи наши христианские, говорят, что был только один столп, а не два: облачный — тот же, что и ог­ненный. Днем столп был облаком, а ночью огнем. И когда в ту ночь, в которую люди пе­реходили через море, столп стоял позади, между полком израильским и египетским, то с той стороны, где находились люди израилевы, он был огненным, светя им, чтобы видели разделенное море, сухой путь по дну морско­му и другой берег моря. С той же стороны, где стояли египтяне, он был облачным, темным, не давая света, так что они ничего не могли видеть. И было там облако, соединенное вме­сте с огнем в одном столпе: одна половина столпа была огненная, другая облачная, как говорит и Святое Писание: «И было облако темное, светящее ночью» (Пс. 104, 39). Столп был и светлый, и темный: темный, как облач­ный, и светлый, как огненный, чтобы светить им ночью.

 Может быть, кто-либо спросит: как же со­единились огонь и облако, состоящее из есте­ства водного? Как один не препятствовал дру­гому? Каким образом облако не угасило огня, или огонь не иссушил облака? На это отвеча­ем: Сам Господь творил здесь эти чудеса, а в чудесах всегда усматривается то, что они со­вершаются сверх естества. Не чудо то, что совершалось бы по естеству, и никто тому не мог бы удивляться, а чудо — это то, что совер­шается сверх естества, и все тому дивятся. Сверх естества сделал Бог из трех дней одну ночь для устрашения египтян. Сверх естества претворил воды в кровь. Сверх естества разде­лил море и показал в нем сухой путь людям. Сверх естества же соединил в одном столпе и облако водное с огненной стихией, чтобы ви­дели люди чудеса Его и веровали в Него. При том же среди столпа сего был Сам Бог, как это явствует из Писания: Сошел Господь в столпе. И Моисей говорит Богу: «Ты идешь пред ними в столпе облачном днем, и в столпе огненном но­чью» (Числ. 14, 14). И так как Сам Бог пребывал среди столпа сего, то облако водное и огонь находились в мире; присутствие Божие при­миряло непримиримые вещи.

 Подобным образом и в Ноевом ковчеге среди животных были многие звери, враждеб­ные друг другу, как волк и овца, медведь и вол, лев и осел, ястреб и курица, орел и голубь, но так как они чувствовали над собой начальство Ноево, то сидели смирно, не дерзая вредить один другому. Они боялись присутствия Ноева и трепетали его. Точно так же случается и у людей между князьями и боярами: враждуют друг против друга, друг другу досаждают, друг друга не терпят, а когда находятся пред лицом Царя, то стоят смирно, как единомышленные друзья, на одного Царя смотрят и внимают его словам с молчанием и кротостью. Подоб­ным образом и в столпе израильском, посре­ди которого присутствовал Бог, враждебные стихии были в мире. Поразмыслим об этом: где Бог, там все мирно, а где нет Бога, там всюду раздоры, брань и несогласие.

 Но пора уже обратить очи наши к духов­ным нашим столпам, ныне празднуемым вер­ховным апостолам Петру и Павлу. И прежде всего мы усмотрим в них то, что они два и в то же время одно, одно и два, как воспевает о них Церковь: «Разделенныя телесы и совокупленныя духом».

 Чудом было то, что в одном столпе соеди­нился огонь с водным облаком. Считай же чудом и то, когда увидишь среди людей двух друзей единодушных и единомысленных, ибо поистине как бы огонь слит в одно естество с водой, когда друг истинно и постоянно еди­нодушен с другом. И как однажды только, во дни исхода Израилева, совершилось в подне­бесной такое чудо, что в одном столпе без вражды и в мире соединились противные сти­хии, так не часто, а очень редко бывает между людьми истинное дружелюбие и согласие.

 Итак, вот первое качество святых верхов­ных апостолов, достойное бесчисленных по­хвал: два лица хотя и разделены телами, но со­вокуплены духом, имеют один дух. Они были единодушны в той мере, в какой определил некогда дружбу еллинский (хотя и язычес­кий) философ Аристотель: «Друг — это одна душа в телах двоих».

 Два особых имени: Павел и Петр, — но од­но в них единомыслие в апостольском деле. Два высших апостола, но одно у них согласие в верховенстве. Желая отметить это в них, Святая Церковь соединяет празднества их па­мяти в один день, почитая не одного только святого Петра, но вместе и Павла, и устано­вив для них единое празднество.

 Впрочем, сначала, когда Петр еще назы­вался не Петром, а Симоном, а Павел име­новался Савлом, между ними было столь ве­ликое различие, как между огнем и водой. Один — с сетью на реке, другой — с книжкой в Гамалииловой школе: «Воспитан при ногах Гамалиила» (Деян. 22, 3). Один пошел за Хри­стом, а другой — к фарисеям: «поучению фари­сей» (Деян. 23, 6). Один ревнитель Христа, другой — «неумеренный ревнитель отеческих преданий» (Гал. 1, 14). Один прогоняет Малха, отсекает ему ухо, другой гонит Церковь Хри­стову: Слышали, — говорит он, — «о моем преж­нем образе жизни в иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию и опустошал ее» (Деян. 23, 13). Сколь великое различие — как между ог­нем и водой!

 Когда же Господь наш призвал обоих к од­ному верховничеству, тотчас же сделались они, разделенные телами и соединенные ду­хом, как бы единым израильским столпом, составленным из двух противоположных сти­хий — огня и воды. Учитесь здесь, все вражду­ющие, неединомысленные друзья, истинно­му единомыслию и дружбе на примере этой совокупленной двоицы апостольской, и вы достигнете земли обетованной, царствия, го­ворю, небесного, истинным друголюбцам уготованного.

 Иди далее, Израиль, грядущий из Египта вслед за столпом или столпами твоими к оп­ределенной тебе стране! Пойдем и мы, слуша­тели, вслед за столпами нашими духовными, присматриваясь их к нравам и деяниям!

 Один ли был, или два столпа, ведшие Из­раиля, — Бог весть! Мы же, исчисляя два лица апостольских, называем их двумя столпами, придерживаясь такого наименования их свя­тым Златоустом, который в своем слове на сей верховный апостольский праздник говорит: «Столпы церковные, вселенной светильники, равные друг другу и большие всей твари».

 Естество столпа или столпов израильских было огненным и воднооблачным. Но что мы духовно назовем водой и огнем в духовных столпах наших? Рассмотрим ряд их деяний и укажем то время, когда они были облаком водным и когда огнем.

 Прежде всего видим святого Петра, когда он, выйдя из лодки, оперся ногой на воду, как бы на что-то твердое, и пошел по воде, как по камню: «Выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу» (Мф. 14, 29). Кто не удивится, видя это хождение его по водам, и не скажет: «Посмотри! Легок Петр святой, как облако, несущееся над морем. В нем нет тяжести человеческой, ибо он по водам ходит Он — облако»!

 Но как переменчиво счастье, так и люд­ское мнение! Ибо бывший легким, как обла­ко, вдруг нечаянно сделался тяжелым, как камень, тонущий в воде: «Начал утопать» (Мф. 14, 30). Не уповай, святой, на свою свя­тость! Не считай себя лучше людей! Смотри, пагуба под ногами! Не увидишь, как поскольз­нешься, упадешь, начнешь тонуть: «Начав уто­пать. Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10, 12). Не в то время святой Петр является облаком, когда по водам ходит, когда думает, что он по святости выше всех других апостолов, находившихся в кораб­ле, не в то время. Когда же — скажем после.

 Видим святого Петра стоящим у огня и греющимся: «Было холодно, стояли и грелись. Петр также стоял с ними и грелся» (Ин. 18, 18). Думалось бы, что согревшись здесь телом, святой Петр согреется и духом и будет гореть, как пламя, любовью к Господу, припомнит ревность свою в саду, когда, взяв меч, хотел вступить в брань за Господа своего. И вот он вдруг остыл, замерз у огня: «Не знаю», — гово­рит, — «Сего Человека» (Мф. 26, 74). Сначала был весьма отважен, не испугался отряда вои­нов, присланных архиереями, но потом вдруг устрашился одной женщины — архиерейской рабыни! И здесь святой Петр не был столпом огненным, начав разговаривать с женщиной. Кто не угаснет от бесед женских, кто не погу­бит духовной теплоты сердца, которая есть любовь к Богу.

 Но я защищу святого Петра в таких случа­ях: ведь он тогда еще не принял Духа Святого, недостающее восполняющего, и потому, как немощный человек, поскользнулся. Кроме этого, и для того еще такой случай был попу­щен ему, чтобы наперед был осторожен. Ему как бы указывалось по Божьему усмотрению: Петр! Тебя ждет начальствование, ты будешь возведен на степень верховничества, тебе бу­дет вручено пасение овец! Помни же и в то время, что ты немошной человек, и если чес­тью и превзойдешь прочих, но по немощам человеческим будешь равен им, то только по титулу будешь святейшим, а по немощности человеческой можешь быть грешнее всех. Не превозносись же высокомерно над другими!

 Но, оставив это, рассмотрим огонь и обла­ко в духовных столпах наших. Пусть умствует каждый, как хочет, я же скажу, что огонь ду­ховный — это не что-либо иное, как Божест­венная любовь, серафимски пламенеющая. Точно так же облако духовное и водоносное — это не что-либо иное, как слезы умиления. То и другое соединяются воедино, как в столпе израильском, ибо где есть огонь любви, там, конечно, будут и слезы умиления. Усматрива­ем это прежде всего в Самом Спасителе на­шем. Плачет Господь над Лазарем, и говорят люди: «Смотри, как Он любил его» (Ин. 11, 36). По очам слезным познали любовь сердечную. Известно, что и в человеке сердце — это таин­ственная печь, из которой исходит пламя любви, очи же его — таинственное облако, из которого изливается слезный дождь. Сердце и очи у одного человека — то же, что огонь и об­лако во едином столпе израилевом.

 Посмотрим здесь на святого Петра, из до­ма архиерейского вышедшего и где-то в осо­бом месте сидящего и плачущего: «Выйдя вон, плакал горько» (Мф. 26, 75). Из его очей, как дождь из облака, льются слезы. Называю слезы дождем, согласно святому Златоусту, который, посмотрев на плачущего Давида, говорит: «Ла­ниты Давидовы украшены были, как бы бисе­ром, дождем слезным». Взирая на святого Пе­тра плачущего, и мы можем сказать: ланиты Петровы украсились, как бисером, дождем слезным. Вот когда Петр святой есть духовное облако, источающее дождь слезный.

 Но, о Петр святой! Почему ты плачешь? Потому ли, что отрекся от Христа? Ведь не один ты отвергся Его, а многие другие: отвергся Его Иуда, но не плачет, хотя и раскаи­вается; отвергся Пилат, но не тужит; отвергли Его архиереи и князья израильские, книжни­ки, фарисеи и все множество народа, кричав­шие: «Распни, распни Его!» (Лк. 23, 21). Все они отвертись Христа, но не рыдают, а еще боль­ше веселятся. И только ты один, Петр святой, оплакиваешь Его! Откуда у тебя такое сокру­шение сердца? «Плачу, — говорит он, — пото­му, что отрекся от Возлюбленного моего». Не плачет Иуда, ибо он не имел к Нему такой любви; не плачет Пилат и все прочие, ибо не только не имели любви к Нему, но и ненави­дели Его. Я же возлюбил Его, и самая любовь моя тужит во мне без Любимого, и совесть моя зазирает мне и сокрушает мое сердце, и источает из очей слезы. Вы же говорите: «Смотрите, как Петр любит Его»!

 Вот святой Петр, полный огня любви Бо­жественной, серафимски пламенеющей! А за трикратное отвержение Господа воздает свя­той Петр трикратным изъяснением любви своей: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин. 21, 16—17). Итак, святой Петр — это наш духовный столп, столп облачный и ог­ненный.

 Посмотрим теперь на святого апостола Павла и спросим его самого: святой Павел! В каком месте можно назвать тебя столпом ог­ненным? На острове ли Милите, где ты «набрал множество хвороста и клал на огонь?» По­мнишь — там, где «ехидна повисла на руке» твоей, ты же, «стряхнув змею в огонь, не потерпел ни­какого вреда» от нее (Деян. 28, 3, 5)? Поистине, уместно было бы назвать тебя столпом огнен­ным здесь, где люди сочли тебя не человеком, а богом: «Говорили, что он бог» (Деян. 28, 6). Но я опасаюсь, как бы не сотворил ты с нашими похвалами тебе то, что сотворил вместе с Варнавою в Листрах: Там люди, приведя вола и принеся венки, хотели совершить вам жерт­воприношение, вы же «разодрали свои одежды и, бросившись в народ, громогласно говорили: «Мужи! Что вы это делаете? И мы — подобные вам человеки»« (Деян. 14, 13—15).

 Где же, святой Павел, хочешь ты быть столпом огненным? Не у огня ли любви? Во­истину так. Послушаем, что он говорит: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Си­лы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлу­чить нас от любви Божией» (Рим. 8, 35, 37—39).

 О, сколь велико и неугасимо пламя любви к Богу святого Павла! Хорошо сказано в Пес­ни Песней: «Множество воды не может уга­сить любви, и реки не топят ее» (Песн. 8, 7). Итак, вот где святой Павел есть столп огнен­ный. Но где же он может быть столпом облач­ным? Там, где достигает он третьего неба. «Знаю», — говорит он, — «человека, который вос­хищен был до третьего неба. Таким человеком могу хвалиться» (2 Кор. 12, 2, 5). Если же восхи­щен, то только облаком, ибо восхищение на облаке бывает, как и сам он говорит: «Восхище­ны будем на облаках» (1 Фес. 4, 17). И когда при том восхищении святой Павел был окружен облаком, то поистине соделался столпом об­лачным, достигающим третьего неба. Итак, духовный наш столп, святой апостол Павел, явил себя духовно столпом, огненным и об­лачным.

 Потребно было бы еще изъяснить хожде­ние этих двух столпов наших, святых вер­ховных апостолов Петра и Павла, и причины того хождения по образу столпа или столпов в пустыне, которые то двигались, то стояли. И когда двигались, то двигались тихо, чтобы следующие за ними люди могли идти не от­ставая, а когда стояли, то стояли столько вре­мени, сколько нужно было, чтобы люди от­дохнули. Шли ночью затем, чтобы светить людям, а днем — чтобы указывать путь, а вме­сте и для того, чтобы защищать их в жаркой стране от солнечного зноя облачной тенью. Всем тем действам уместно было бы уподо­бить и наших духовных столпов в похвалу и изъяснение их деяний, но недостаточно у ме­ня времени для сего повествования. Потому окончу мое слово смиренной к ним молитвой.

 О святые верховные апостолы Петр и Па­вел! Будьте для нас столпами крепости от ли­ца вражия, столпами непоколебимыми, ук­репляющими часто падающую немощь нашу. Особенно же будьте столпами крепкими, ут­верждающими Отечество христианское.

 Святой Петр! Будь столпом и утверждени­ем носящему пречестное имя твое Благочес­тивому Государю, Царю и Великому Князю Петру Алексиевичу, всея Великия, и Малыя, и Белыя России Самодержцу, и великому Его воинству. Когда столп огненный и облачный шел пред людьми израильскими, были сии люди храбры, страшны для врагов, мужест­венно побеждали супостатов.

 О столпы духовные! Идите впереди велико­го Государя нашего, против супостатов ратую­щего, и пред полками Его, сотворите победу и одоление, смятите полки супостатов, как ко­лесницы фараона в море, чтобы, с вашей по­мощью сразив головы врагов, мы воспели по­бедную песнь Богу нашему, славя Его вовеки. Аминь.

8. Поучение на празднество явления Пречестной иконы Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии во граде Казани, месяца июля, в 8 день, 1706 г.

 Созерцая радостными очами пречестную икону Пречистой Владычицы нашей Богоро­дицы и Приснодевы Марии, исшедшую из недр земных, как пребогатейшее сокровище, и царствующему сему богоспасаемому граду Казани дарованную, и с усердной любовью лобызая ее, полагаем мы зреть Самую истин­ную, на небесах живущую и Сыну Своему и Богу нашему соцарствующую Богородицу и поклоняемся Ей, припадая с сердечной верой и душевной любовью. Поклоняясь же Ей благочестно и благоговейно и ангельское привет­ствие: «Радуйся, Благодатная!» — часто повто­ряя, мы стараемся ублажать Ее по силе нашей всяческими похвалами, называя Ее различ­ными именованиями, как древними, так и новыми.

 Называем древними именами из Ветхого Завета: называем лествицей, и неопалимой ку­пиной, и скрижалью, и жезлом проросшим, и ковчегом, и трапезой, и стамной златой, носящей манну, и руном орошенным, и горой несе-комой, и дверью непроходимой, и другими, прообразовавшими Ее преславными вещами.

 Называем и новыми именами из новой благодати: небом, как воссиявшую нам Солн­це правды Христа; раем, как произросшую нам цвет неувядающий — Иисуса; Девой, как пребывшую пред рождеством, в рождестве и после рождества нетленной; Чистой Мате­рью, как понесшую на руках Сына, всех Бога. И еще: землей засеянной и лозой, гроздью зрелой проросшей, и деревом благоплодовитым, и источником вечнотекущим, и морем благодати Божией, и другими премногими и предостойными именованиями достойно по­читаем и восхваляем Ее от усердия нашего.

 Между всеми этими именованиями, кото­рыми мы называем Владычицу, имеется одно новейшее и неудобовразумительное для ума нашего наименование — «Одигитрия». В ка­ноне мы часто слышим его в словах: «Радуйся, Одигитрие!»; и в сказании о явлении пречест­ной иконы Ее сказано: «Явися чудотворная икона Пресвятыя Богородицы честная Ея, Одигитрия». Едва ли кто может знать и уразу­меть, что значит слово сие: «Одигитрия», — а потому поищем, как толкуется его значение.

 Лексикон славянский указывает, что «оди­гитрия» значит радостная наставница и креп­кая помощница, греческий же лексикон гово­рит, что «одигитрия» означает путенаставница или путеводительница. Чтобы все эти зна­чения и толкования сделались для нас вразу­мительными, потребно подробное их объяс­нение и истолкование.

 Это новое наименование Пречистой Бо­гоматери «Одигитрия» и будет предметом на­шей беседы в настоящее Ее празднество. А для того, чтобы нам уразуметь его яснее, рас­положим само толкование и слово на две час­ти. В первой мы будем говорить о том, что Пречистая Богородица есть наша радостная Наставница, руководственно наставляющая нас на путь спасения, ведущий к вечной радо­сти. Во второй же о том, что Пречистая Бого­родица, крепкая Помощница нам немощным, помогает нам в нуждах наших. Сие же все да будет сказано в похвалу Пресвятой Владычи­цы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, нам же — для пользы душевной.

 «Часть первая»

 Первое значение преблагословенного но­вейшего именования Богородицы «Одигит­рия» есть радостная Наставница или Путево­дительница, руководственно наставляющая нас на путь спасения, ведущий к вечной радо­сти. «Одигитрия» — радостная, ибо печаль нашу претворяет в радость, утешает плачу­щих, увеселяет скорбящих. Но прежде всего, рассмотрим нашу исполненную слез печаль в настоящей жизни.

 В мире этом, исполненном всех зол, о ко­тором Писание говорит: «Весь мирт лежит во зле» (1 Ин. 5, 19), — нам не о чем радоваться и можно разве только плакать. Ибо куда бы мы ни обратили своих очей, всюду зло, а не доб­ро увидим. И зло увидим сугубое: или зло яв­ное, или же зло, скрытое под видом добра, как яд бывает скрыт в сладости. Явное зло — это гонения, беды, брани, разорения, нака­зания Божий, за грехи попускаемые, как-то: голод, огонь, меч и тому подобное. Зло же, сокрытое под лицемерным добром, живет в суетных радостях и сладостях мира этого, в непостоянном счастии, благоденствии, в со­житии и содружестве человеческом.

 Тяжко и горько терпеть явное зло, по по­пущению Божию бывающее, но тяжелее и ху­же терпеть зло прикрытое. Ибо как пес, мол­ча и внезапно хватающий и кусающий зубами человека, хуже и лютее пса, лающего и броса­ющегося издали, так и зло прикрытое добром хуже и тяжелее, чем зло явное.

 Посмотрим ли на славу и богатства мира сего, и здесь кто не скажет: как хорошо быть прославленным, богатым, благоденствовать в счастии, праздно веселиться! Но мы усмот­рим скрытый под этой сладостью яд — зло, прикрытое внешним добром. Славе и утехам конец в аду, как говорит святой пророк Иса­йя: «Сойдет во ад слава твоя и большое твое ве­селие; под тобою постелют гной, и покров твой черви» (Ис. 14, 11). Богатству же конец в рыда­нии, по словам апостола:»Послушайте вы, бо­гатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас»(Иак. 5, 1).

 Посмотрим ли на пиршества, бывающие в домах именитых господ, и здесь кто из низ­ших чинов не желал бы быть участником их ликования, как приятной вещи! Тут и любовь, тут и дружба, тут за здоровье друг друга осу­шают многие чаши! Но мы усмотрим и в этом добре прикрытое зло, согласно словам Псаломника: «Трапеза их пред ними в сеть и в со­блазн» (Пс. 68, 23), — ибо они здесь же ловят друг друга как сетью, коварными словами и лицемерной дружбой или осуждают друг дру­га к соблазну многих, оговаривают один дру­гого, не взирая на свои грехи, уничтожают славу ближнего, кусают и терзают его языком и позорными словами, как острыми зубами. На эти именно пиршественные трапезы жа­луется Господь, говоря: «Неужели не вразумятся все делающие беззаконие, поедающие народ Мой вместо хлеба?» (Пс. 13,4).

 Обратим ли очи наши на дружелюбное со­жительство человеческое, и там во множестве увидим прикрытое зло: беседуют друг с дру­гом сладко, а помышляют горько. В устах мед, а в сердце желчь: «Слова их мягче елея, но они суть стрелы» (Пс. 54, 22). Отнюдь нечему ра­доваться в многозлобном, многобедственном этом мире, ибо отовсюду окружают нас беды, по апостолу: «Опасности на реках, опасности от разбойников, опасности от единоплеменни­ков, опасности от язычников, опасности в го­роде, опасности в пустыне, опасности на море, опасности между лжебратиями» (2 Кор. 11, 26). И потому не один в мире этом, воздыхая, говорит вместе с Давидом: «Не может уте­шиться душа моя» (см. Пс. 76, 3). Ибо всякая радость мира сего — это печаль, и нет здесь такой радости, которая бы не растворялась печалью. Нет утешения, которое не соединя­лось бы со скорбью. Нет веселия, за которым не следовало бы сетование. Нет смеха, кото­рый не сопровождал бы плач с воздыханием. Нет добра, которое не кончалось бы злом. Ибо как может мир, будучи по естеству свое­му злым, творить кому-либо добро? Люби его, а он тебя ненавидит; ищи его, а он от тебя бе­жит; служи ему, а он тебя бьет; ублажай его похвалами, а он тебя оскорбляет; надейся на него, а он во всем тебя обманывает. Обещает тебе честь, а дает бесчестие. Обещает золото, а подает грязь! Обещает богатство, а и послед­него лишает тебя! Обещает мед, а подает желчь! Обещает сладость, а подает горечь! Обещает хлеб, а подает камень! Обещает доб­ро, а дает зло! Нет ни одного истинного утешения и радости в мире этом! Все исполнено сетования и плача!

 Рассмотрев многобедную нашу жизнь, ис­полненную печали и слез, обратим мыслен­ные наши очи к радостотворной Одигитрии, Пречистой Деве Богородице. Не напрасно Церковь в своих гимнах часто именует Вла­дычицу нашу «Раем словесным». Ибо как тот, кто сподобится войти в вещественный рай, не увидит там никакой беды и ни болезни, ни печали, ни воздыхания, так и тот, кто станет придерживаться сего мысленного рая, избег­нет всех бед и зол и через сей рай наследует рай ожидаемый. Ибо Она — дверь райская, всем вход отверзающая: «Радуйся, — говорит ей святая Церковь, — райских дверей отверзение!» (Акафист, икос 4). Послушайте, что го­ворит о Ней блаженный Григорий Никомидийский: «Тобою мы рай воистину восприня­ли, Тобою изгнанный род человеческий воз­вратился к своему Отечеству, Тобою отнято пламенное оружие, стерегущее врата Едемские, Тобою отверзлись затворенные врата веселия и радости, Тобою надеемся войти в царство небесное, Тебя имеем Ходатаицу на­шего спасения»

 Имея сию Одигитрию, радости нашей Хо­датаицу, будем держаться Ее неотступно, как самих врат райских, и войдем через Нее в рай, полный радости, избежав всех зол и бед мира сего. Эта же радостотворная Одигитрия есть Наставница наша, ибо наставляет грешных на путь покаяния, руководствуя ко спасению и сопутствуя нам по милосердию Своему, пока мы проходим путь этой жизни.

 Изводя древних людей своих, Израиль, из рабства египетского и из мучительства фарао­нова через Чермное море и вводя в землю обе­тованную, Господь дал им наставником в пути столп огненный и облачный, как говорит об этом Давид: «Наставил их облаком днем и всю ночь просвещением огня» (Пс. 77, 14), и как по­ется в Ирмологии: «Столпом огненным и об­лачным Израиля наставлей, яко Бог». Подоб­ным образом и в новой благодати Господь наш, ведя нового Своего Израиля, христоименитых людей, к обетованным на небе бла­гам, которые уготованы любящим Его, дал Наставницей Пречистую Матерь Свою, что­бы через Нее ввести в горнюю святыню Свою. Ибо древний столп огнеоблачный был прооб­разом Наставницы нашей Пресвятой Богоро­дицы, как и злострадание людей Израилевых в Египте прообразовало нынешние злострадания наши в мире жизни.

 Окаянный мир сей есть как бы некий Египет, ибо он не хочет ни на кого ополчать­ся, как только на людей Божиих. Как много было в Египте людей, живших в беззаконии, которые служили похотям и нечистоте своей, и творили неизреченное зло, и все они жили в тишине и мире, и никто не причинял им никакой обиды! Одни только израильтяне, люди Божий, племя святое, народ избран­ный, люди неповинные, были ненавидимы, гонимы, мучимы и оскорбляемы. И не тот считался в Египте злодеем, ран достойным, кто делал зло, а тот, кто творил доброе; и был гам раб бесов человеком добрым, а истинный богопочитатель считался злодеем. Таковы бы­ли нравы в Египте.

 Поистине, и мир сей такого же египетско­го нрава: бьет несогрешивших, мучает не сде­лавших зла, оскорбляет невинных, преследует ведущих благочестивую жизнь. И оправдыва­ется ныне апостольское слово: «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут пре­успевать во зле» (2 Тим. 3, 12-13). И воистину дело обстоит ныне так, что благочестивые, добродетельные, невинные преследуются, лу­кавые же люди «преуспевают во зле».

 Ибо кто ныне благоденствует? Не те ли, которые, презрев страх Божий и заповедями Господними пренебрегая, вменив ни во что благочестивую христианскую жизнь, считают греховное сладострастие как бы райским на­слаждением, а беззаконные и скверные дела — как бы безгрешием и праведностью, и вре­менную жизнь считают бесконечной? Такие день за днем, час за часом «преуспевают во зле», умножая для себя вечную муку, не радея о дол­готерпении Божием, не слушая слова апостола Павла, возглашающего громче трубы и каж­дому из них говорящего: «Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуж­дая делающих такие дела и сам делая то же? Или пренебрегаешь богатством благости, кро­тости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откро­вения праведного суда от Бога, Который воз­даст каждому по делам его» (Рим. 2, 3—6).

 Так мир сей по нраву подобен Египту, на­чальник злобы которого — фараон, адский дьявол, который «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Петр. 5, 8), и ни на ко­го так не злобствует, как на рабов Божиих, стараясь истребить их из среды живых. Жизнь же нищих и убогих людей, которую они про­ходят в мире сем, подобна Чермному (Крас­ному) морю: она есть море, ибо исполнена горести бед; она красна, ибо кровавыми слеза­ми и самой кровью орошается. И как в море плещущиеся волны разбиваются о каменный берег, так и в жизни этой убогие люди колеб­лются из стороны в сторону, переходя с места на место и нигде не получая добра. Они толь­ко как бы разбиваются о камни злоключения­ми и бедами и в конец разоряются.

 Что же мы еще скажем о греховном волне­нии? Разве то, что мы утопаем в бурях страс­тей, по словам святого Дамаскина: «Достиг глубины морской, и потопила меня буря мно­гих моих прегрешений». Египетским рабством является и греховная страсть, если кто-либо привыкнет к ней. Такой человек, по апостольскому изречению, «которого хочет, не де­лает, а которого не хочет, делает» (Рим. 7, 19), принуждаемый к тому привычкой ко греху, которому поработился. Ибо если кто побеж­ден, тот тому и работает, а фараон, дьявол ад­ский, старается пленить нас в ту греховную работу и потопить в бездне адской, как уже сделал это с весьма многими, так как немного спасшихся и спасающихся, но очень много погибших и погибающих.

 Но не будем отчаиваться в Божием мило­сердии и избавлении нас как от греховных волнений, так и от настоящих бед, ибо мы имеем на пути жизни нашей Премилостивую Одигитрию, Милосердную Наставницу Пре­чистую Деву Богородицу, Которая дарована нам, как израильтянам столп огнеоблачный, так как Она — наш огнеоблачный столп, как называет Ее в акафисте Церковь: «Радуйся, огненный столпе, наставляяй сущия во тьме! Радуйся, покрове миру, ширший облака!» (Икос 6).

 Она есть огонь, но огонь не веществен­ный, а Божественный, как просвещающая су­щих во тьме и к разуму Божественному всех наставляющая. Она есть облако, как носив­шая Бога и изливающая нам дождь Божией милости и благодати. Она есть столп, как ут­верждающая воинствующую на земле Цер­ковь и защищающая от врагов видимых и не­видимых, по словам Давида: «Крепкая защита от врага» (Пс. 60, 4). Она — Путеводительница и Наставница, как руководствующая и на­ставляющая нас ко спасению подобно тому, как наставила некогда Марию Египетскую, возопившую к Ней: «Ныне, куда хочешь, на­правь меня, ныне будь для меня Учительницей спасения, руководствуя на путь покаяния». И Она руководствовала, благодатью Своею неви­димо сопутствовала ей в пустыне и направляла к совершенному спасению, пока не ввела ее в чертог Сына Своего, как возлюбленную Его невесту. Точно так же и каждого притекающе­го к Ней Она наставляет и руководствует к по­лучению вечных благ, вводя в бесконечную радость.

 Не будем же, о правоверные люди! ле­ниться следовать за Ней, служа в преподобии и правде Сыну Ее и Богу нашему, Которому да будет слава!

 «Часть вторая»

 В первой части мы указали значение преблагословенного наименования Пречистой Владычицы нашей «Одигитрией» в том, что Она — радостотворная наша Наставница, ве­дущая на путь спасения. В этой же второй части нам надлежит изъяснить, что Та же Преблагословенная Одигитрия есть крепкая Помощница, помогающая нам, немощным, в нуждах наших. Но сначала мы рассмотрим са­му немощь нашу в этой настоящей жизни и нашу мнимую крепость.

 Здесь не неуместно припомнить то пове­ствование о крепости трех мудрых юношей, которое находится в Божественном Писании, в книгах Ездры. Три постельничих персид­ского царя Дария вступили в рассуждение о том, что в поднебесной самое сильное, пре­возмогающее по крепости все остальное? Один написал: сильнее всего вино; другой на­писал: сильнее всего царь; третий написал: нет ничего сильнее женщины, выше же всего истина. Каждый из них доказывал свое мне­ние пространными рассуждениями: один о крепости вина, другой — о власти царской, а третий — о силе женщин и истины (см. 2 Езд. 3, 4 и сл.). Однако все эти три мудреца не сов­сем отгадали то, что всего сильнее — кроме истины, — ибо не то сильно, что сильно само по себе, но сильно то, что может помогать другим.

 Сильно вино, но в чем его сила? В том, что оно может вредить человеку, а не помогать ему. Это известно всем. Какая может быть польза человеку от крепости вина, когда он упьется им? Обессилеет, одряхлеет, и сильный изнемогает, и крепкий падает, и праведный погрешает. В чем помогла крепость вина праведному Ною, когда он упился им? Не сде­лался ли он предметом поругания и соблазном для сына своего Хама? Какую пользу принес­ла крепость вина богоугодному Лоту? Не пал ли он страшным падением? Многолюдный град Содом, полный всякого прескверного беззакония, не мог совратить ко греху этого человека, а вино и в безлюдном месте сделало это быстро. Не погубил ли Олоферн, воевода полков ассирийских, пьянством всю силу свою вместе со своей головой? Также и Валта­сар, царь халдейский, не через винопитие ли лишился царства и своей жизни? Поистине, сильно вино, но во вред человеку, а не на по­мощь.

 Силен и царь, как говорится в Писании: «Царь все побеждает и господствует над всеми, и владычествует ими, и все, что повелит им, исполняют». Воистину, силен царь, но не до конца, ибо имеет власть только над телами че­ловеческими, но не над душами. Он может по­губить, кого захочет, но не может спасти ни­чьей души, и о спасении своей души не знает. Разве не слышали мы из книг, что многие ца­ри находятся в аду, ибо и царь так же, как и прочие люди, подвержен немощам человече­ским и похотными страстями побеждается.

 Крепок был по своей силе Давид-царь, убивший страшного исполина Голиафа, и иг­равший со львами как с козлищами, с мед­ведями как с агнцами овчими, но и он был побежден одним взглядом на Вирсавию и по­губил свою мужественную крепость. Столь славный борец пал под ноги плотской страсти.

 Крепок был и Сампсон — воин, сильный судия и властелин израильский, столь храб­рый, что одной ослиной челюстью убил тыся­чу филистимлян, сам сокрушил врата города Газы и отнес их на гору на своих плечах, рас­терзал крепкие узы, как паутину. Но и он был постыдно побежден порочной любовью жен­щины Далиды, попал, как птица в сеть, в ру­ки врагов своих, сделался этот храбрый воин пленником филистимлян и был у них в пору­гании.

 Крепок был по своей власти и силе и царь Дарий, а наложница его, возлюбленная Апаминь, дочь Вартакова, сидя справа от него, снимает диадему царскую с головы его и на себя возлагает, и бьет царя по ланитам. Он же с раскрытыми устами взирает на нее, и если засмеется она, смеется и он, если же она раз­гневается, он утешает ее, пока не заговорит с ним. Видим, что и царская сила, и власть, и крепость побеждаются немощью человечес­кой, любодеянием. Хорошо написал кто-то великому царю Александру Македонскому: «Какая тебе польза быть господином всей вселенной, когда ты раб малой и постыдной вещи — плотской похоти?»

 Сильны и женщины, но в чем они силь­ны? Сильны в том, чтобы прельстить ко греху, чтобы сделать безумным, чтобы низвести в бездну адскую, погубить и самим вместе по­гибнуть. Такова женская сила. Впрочем, так говорится не о всех. Сотворил Бог первому че­ловеку жену в помощницу, и чем же она помог­ла ему? Привела к изгнанию из рая и навлекла смерть на весь род человеческий. Такова была помощь от этой помощницы. Но не будем го­ворить о женщинах и возвратимся к прежнему.

 Не совсем правильно рассудили три муд­рых юноши разумом своим о том, что в под­небесной всего сильнее, ибо указанное ими только кажется сильным, а на деле приносит нам мало помощи, за исключением разве од­ной только истины, о которой упомянул тре­тий юноша: сильнее всего женщина, а выше всего истина. Может быть, она помогает нам?

 Но прежде всего помыслим, почему тот юноша упомянул об истине вместе с женщи­нами? Не лучше ли было бы присоединить ее к царю, чтобы цари любили истину и творили правду и чтобы помощники царские — санов­ники, князья и бояре, воеводы и судьи — тво­рили суды по правде, а не по мзде, не грабили, не обижали? Не лучше ли было бы соединить ее с царским престолом, а не с женщинами? Не лучше ли сказать: «Царь и истина все пре­восходят», — нежели: «Женщина и истина?» Ибо какая истина может быть в женщинах? Не чаще ли ложь? Кто так искусен во лжи, как женщины?

 Однако не думаю, чтобы сей юноша без разума сказал: «Женщина и истина сильнее всего». Он был царский постельничий и рас­смотрел все, что творится в царском доме и дворе. Он видел, как князья и бояре творят неправду, обижают неповинных, грабят, не боясь Бога, судят за мзду и все, что делают, де­лают с неправдой. И потому подумал в себе разумный юноша: ныне скорее отыщешь правду у женщин, чем у дворян царских, и на­писал: «Женщина и истина всего сильнее».

 Мы уже сказали о силе женщин, что не на помощь нам сильны они, а на соблазн. Что же скажем мы об истине? Действительно, истина сильна и крепка, но ее сила и крепость явле­ны будут только в будущем веке. Ныне же, в настоящей жизни, ослабела истина как пото­му, что редко у кого ее можно найти, ибо все поклоняются лжи, по словам Давида: «Лживы сыны человеческие» (Пс. 61, 10), — так и потому, что никто не любит истины.

 Не говори правды никому. «Не обличай злых», — советует Писание, — «да не возненави­дят тебя» (Притч. 9, 8). Пусть говорит правду только тот, кто хочет бед и гонений. Истину возвещал святой Предтеча Ироду, когда гово­рил, что недостойно иметь жену брата своего, и как он пострадал за это, знает всякий. Прав­ду говорил и Христос Спаситель наш книжни­кам и фарисеям, и мы знаем из Евангелия, как они возненавидели Его и предали крестной смерти. И святой первомученик Стефан, го­воривший правду иудеям, принял от них смерть через побитие камнями. Подобно тому и ныне: только начни говорить праведную ис­тину и истинную правду, и ты пострадаешь не меньше. Следовательно, и святая истина, хо­тя и сильна она пред Богом, но у людей весь­ма ослабела и оскудела.

 Итак, рассмотрев все — кроме истины, — кажущееся сильным и крепким, но мало по­могающее нашему спасению, и познав отсю­да нашу немощь, обратим мысленные наши очи к Пречистой Владычице нашей Богоро­дице, к изъяснению преблагословенного Ее нового наименования «Одигитрия», то есть крепкая Помощница.

 Крепка Владычица наша, ибо Она Цари­ца всех видимых и невидимых тварей, обла­дающая горними и дольними созданиями. Все стихии повинуются Ей: небо и земля, воздух и море слушают Ее, и все враждебные духи со страхом трепещут Ее святого имени, зная, что Она — Матерь Божия. И если бы кто-либо спросил меня: что в поднебесной всего сильнее? — я бы ответил: нет ничего бо­лее крепкого и сильного на земле и на небе, чем Пречистая Владычица наша Богородица, Приснодева Мария во Христе Иисусе, Госпо­де и Боге нашем.

 Сильна на земле, ибо Она сокрушила гла­ву невидимого змия, попрала адскую силу и Ею совершаются победы, Ею побеждаются враги, еще в Ветхом Завете одни только Ее прообразы проявляли великую силу в людях. Торжественно поют израильтяне победные песни над Чермным морем, над трупами вра­гов своих. Но кто же сделал их победителями? Прообраз Богородицы. В Дамаскиновом дог­матике Церковь воспевает: «В Чермнем мори Неискусобрачныя Невесты образ написася иногда; тамо Моисей, зде же Гавриил; там Из­раиль, зде Христос; тамо море по прошествии Израилеве пребысть непроходно, Непороч­ная же по рождестве Еммануилеве пребысть нетленна».

 Побеждает Гедеон Мадиама, но откуда он получает свою силу? Не от руна ли орошенно­го, прообразовавшего Пречистую Богородицу? Убивает Давид Голиафа, метнув в него из пра­щи камень. И это было прообразом Богоро­дицы, из Которой изшел Камень-Христос, убивший адского Голиафа. И если ветхозавет­ные преобразования Пресвятой Одигитрии были столь сильны, что укрепляли верующих людей в бранях с супостатами, то тем более в новой благодати Сама Одигитрия, Владычица наша, имеет силу укрепить немощь нашу про­тив врагов видимых и невидимых.

 Сильна Она и на небе, ибо связывает мо­литвами Своими Бога крепкого и сильного, Которого некогда связывала на земле пелена­ми. Связывает, говорю, Бога молитвами, ибо когда Он, прогневанный грехами нашими, хочет наказать нас внезапными бедами, Она простирает к Нему молебные Свои руки и удерживает Его карающую десницу от погубления грешников с их беззаконниями.

 Так сильна Пречистая Одигитрия, креп­кая Помощница наша, помогающая нам на земле и на небе. Помогает на земле против врагов видимых и невидимых: против види­мых, как некогда помогла грекам против Хозроя персидского и кагана скифского и как русским князьям много раз помогала против агарян и, исторгнув сей царственный град Казань из рук агарянских, вручила царству христианскому, за что да будет бесконечное благодарение Господу Богу, умоленному Пре­чистой Богородицей, и умолившей Его Пречи­стой Богородице от всего христианства. Против невидимых же врагов помогает истинным христианам Своей непобедимой силой всегда, ночью и днем, отгоняя их от всякого право­верного человека, истинно служащего Христу Богу. Помогает нам и на небе, умоляя о нас, как сказано, Сына Своего и Бога нашего, за­щищая от праведного Его гнева, на который мы понуждаем Его нашими грехами, доходя­щими до Его лица.

 Если даже то, что творится в глубочайших расселинах земных, столь известно Богу, как бы оно делалось на небе пред лицом Его, поче­му и говорится, что наши злые дела восходят на небо пред лицо Божие, — то что же делают эти человеческие добрые и злые дела, взойдя на небо? Добрые дела ходатайствуют у Госпо­да всякие блага соделавшему их, злые же дела побуждают Бога к гневу и отмщению. Добрые дела защищают соделавшего их, как бы гово­ря: «Господи, помилуй его!» Злые же дела жа­луются на своего делателя, говоря: «Господи, отмсти ему!» Одни вопиют: «спаси!», другие взывают: «накажи!» Одни умилостивляют, другие возбуждают гнев.

 В это время Пресвятая Одигитрия, По­мощница, помогает нам на небе: встав между Богом и грехами нашими, как Посредница, Она не допускает, чтобы наши грехи проходи­ли близ Бога, и гласом Своих молитв о нас за­глушает глас наших смертных грехов, вопию­щих на нас Богу.

 Хотел некогда царь Артаксеркс по науще­нию Аманову истребить весь народ еврейский, но царица Есфирь, встав перед ним, умилос­тивила его, и он даровал жизнь еврейскому народу. Когда вопиют на нас грехи наши, многократно прогневанный Бог хочет истре­бить нас с лица земли, но Помощница наша, представ пред Ним, умилостивляет Его, поче­му и воспевает Ей Церковь: «Аще не бы Ты предстояла молящи, кто бы нас избавил от толиких бед?»

 Помогает Одигитрия, крепкая Помощни­ца наша, но знаем ли мы, кому Она помогает? Послушаем конец нынешнего кондака, чита­емый так: «Пречистая Богородица предваряет на помощь и избавляет от великих бед и зол благонравныя и богобоящияся рабы Своя». Запомним эти последние слова и уразумеем, кому Она «предваряет на помощь» и кого «из­бавляет от великих бед и зол»: «благонравныя и богобоящияся рабы Своя». Но избавляет ли Она неблагонравных и не боящихся Бога, об этом мы не имеем известий в Писаниях.

 Ужаснись здесь каждый неблагонравный и не боящийся Бога человек, услышав, что только благонравным и богобоязненным по­могает Матерь Божия, избавляя их от великих бед и зол, и отказывает в помощи всем имею­щим развращенные нравы и отринувшим от сердца страх Божий. И что удивительного: разве будет Мать благодетельствовать тем, кто является врагами Ее Сына? Не более ли разгневается на них, видя, что они вторично распинают грехами своими Сына Ее и надру­гаются над Ним своими беззакониями? Ибо как в древности иудеи распяли и надругались над Христом, так и ныне каждый человек, христианин, ведущий нечистую жизнь, валя­ющийся в скверной жизни, как свинья в бо­лоте, и не помышляющий о покаянии, вто­рично распинает Сына Божия, надругается над Ним в членах своих, кровью Христа ис­купленных, делая «члены Христовы членами блудницы» (1 Кор. 6, 15). Может ли быть такой любезным Пречистой Матери Христовой? Ибо какая мать когда-либо возлюбила того, кто убил ее сына? Как же ты, человек, греш­ный и ожесточенный в нераскаянном своем сердце, как ты можешь возлагать надежду на Матерь Божию, Сына Которой каждый день и каждую ночь опечаливаешь постыдными своими делами, бесчестишь Его в членах сво­их и только носишь на себе имя христиан­ское, а по делам хуже поганых?

 Милосердствует Матерь Божия о грешни­ках. Но о каких грешниках? О тех, которые если и падают по немощи человеческой, то вскоре восстают и притекают с покаянием к Богу и со слезами и теплыми молитвами к Ней, Божией Матери. Помогает Матерь Бо­жия грешникам. Но каким грешникам? Тем, которые стараются исправить жизнь свою и, уклоняясь от зла, начинают творить дела доб­рые. Избавляет Матерь Божия от великих бед и зол не только праведных, но и грешников. Но каких грешников? Тех, которые возвраща­ются к Отцу Небесному как блудный сын, воздыхают, бия себя в перси, как мытарь, плачут у ног Христовых как грешницы, омо­чившие ноги Его слезами, приносят Ему ис­поведание как на кресте разбойник. На таких грешников призирает свыше Пречистая Ма­терь Божия, поспешает им на помощь и из­бавляет их от великих бед и зол, а о нераскаян­ных грешниках нерадит.

 Посему, о христоименитые люди! Если мы знаем, что находимся в прогневляющих Бога грехах, исправим жизнь свою, отстанем от грехов и с истинным покаянием прибегнем к Богу и Богородице. Отвергнем от себя наши злые нравы, пьянство, нечистоту, зависть, злобу, лихоимство и всякую неправду, а страх Господень и нелицемерную любовь к ближним нашим вкореним в сердца наши. Преблагословенная же Одигитрия, Пречистая Матерь Бо­жия, крепкая Помощница наша, поможет нам во спасении нашем и во всех нуждах на­ших и избавит от великих бед и зол по мило­сердию Своему и по благодати Сына Своего Господа нашего Иисуса Христа, Ему же с ро­дившею Его да будет честь, слава, благодаре­ние и поклонение ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

9. Поучение на празднество Пресвятой Богородицы Смоленской именуемой «Одигитрия», месяца июля, в 28 день

 Пришедши ныне с благоговением в эту святую обитель, как бы в насажденный Богом рай, и войдя во святую эту церковь, как бы в мысленное и Богом утвержденное небо, я спрошу: что значит сей глас празднующих? Какое празднество здесь совершается? Какая вещь или какое лицо соборно ублажается песненными похвалами?

 Отвечает мне Святая Церковь в месяцес­лове: в этот день мы празднуем явление Смо­ленской иконы Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, именуемой Одигитрия. Итак, поклонившись с верой чудотворной иконе Пресвятой Богородицы и облобызав ее с лю­бовью, я хочу узнать значение сего именова­ния «Одигитрия». Русский лексикон говорит, что «Одигитрия» — значит радостная, креп­кая помощница, наставница, а греческий лексикон объясняет, что «Одигитрия» означа­ет путеводительница и сопутница.

 Одигитрия — крепкая. Крепка Матерь Божия, ибо обладает властью, как показыва­ет и преблагословенное Ее имя — Мария. Мария в переводе с сирийского языка значит «госпожа», или «имеющая власть». Но кто крепок, как не господствующий? И о Небес­ном Царе в Писании сказано: «Бог крепкий, Владыка» (Ис. 9, 6). Крепок, ибо владычеству­ет Владыка, а без власти кто может быть креп­ким? И Пресвятая Владычица крепка, ибо Она — Госпожа владычествующая, Царица, Владычица, Одигитрия крепкая.

 Нам, немощным, крепость эта весьма по­требна, ибо мы премного изнемогаем, будучи не владеющими, а обладаемыми, и обладаемыми своими собственными страстями, как говорит апостол: «Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак. 1, 14); и как обладаемые рабы и пленни­ки, «не то делаем, что хотим, а что ненавидим, то делаем. Не мы делаем то, но живущий в нас грех» (Рим. 7, 15, 17).

 Теперь поищем, кто в поднебесной может назваться крепким властелином? Я знаю, что один из постельничих царя Дария сказал бы, что крепче всего царь. «Царь», — говорит он, — «все побеждает и господствует всеми, и влады­чествует ими». Он собирает силу воинскую, посылает ее на брань против супостатов; ска­жет им: «поразите», — и поражает. Он овладева­ет сильными городами и говорит: «разорите», — и разоряют. Он берет в плен страны и говорит: «посеките», — и посекают; и весь народ и полки слушают его (см. 2 Езд. 4, 3 и сл.). Так рассу­дил постельничий царя Дария. Этому рас­суждению доследовал бы и я, если бы мне не воспрекословил святой Григорий Двоеслов, который говорит: «Крепкое владетельство праведных заключается в том, чтобы одолеть себя, тесть идти против собственных страс­тей, угашать в настоящей жизни разжение страстное и греховное».

 Итак, тот крепкий властитель, кто силен одолеть самого себя, противиться собствен­ным страстям, угашать в настоящей жизни разжжение страстное и греховное. Хорошо об этом говорит и Приточник: «Долготерпели­вый муж лучше храброго» (Притч. 16, 32), — долготерпеливый, то есть не только претер­певающий оскорбления от людей, но и по­беждающий терпением свои страсти, лучше крепкого. В некоторых переводах к этому прилагается и следующее: «И муж, господст­вующий над сердцем своим, лучше завоевателя городов», — то есть более крепок тот муж, ко­торый господствует над своим сердцем, чем тот, который побеждает и разоряет укреплен­ные города.

 Итак, теперь понятно, что крепким влас­тителем поистине может быть назван тот, кто обладает собой, кто одолевает свои похоти, крепко и мужественно противится своим вожделениям, сопротивляясь даже до крови, подобно тем святым, которые решили лучше страдать и умереть, чем, погубив свое целому­дрие, быть побежденными и оскверниться плотскими греховными страстями.

 Обратим же к себе самим очи наши и с рас­суждением посмотрим: есть ли в нас какая-ли­бо крепость? Обладаем ли мы собой? Влады­чествуем ли над своими страстями? Нет! Мы, как немощные, падаем побежденными, ибо в нас столь сильна сила и владычество греха, царствующего в членах наших, что мы отнюдь не можем и даже не хотим освободиться от него, побеждаемые грехолюбием. Нрав грехов­ный уже отнимает у нас душевные силы — па­мять, волю и разум — и делает нас своими ра­бами, пленниками, скотами несмысленными. Отнимает память, так что мы не помним о Боге: «Нет Бога пред нами», и потому «оскверня­ются пути наши на всякое время» (Пс. 9, 25—26), и мы уподобляемся тем двум скверным стар­цам, о которых пишется в книге Данииловой: «Отвратили ум свой и уклонили очи свои, чтобы не смотреть на небо» (Дан. 13, 9).

 Сила привычного греха отнимает волю, как у рабов: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Петр. 2, 19), и как у связанных пленни­ков, ибо каждый связывается узами своих грехов; отнимает разум и соделывает как бы неразумными скотами. «Сравнялся», — говорит Псаломник, — «с несмысленными скотами и уподобился им» (Пс. 48, 13). Сила греховная на­столько господствует в нас, что отнимает у нас голову и руки и делает нас как бы бездей­ственными идолами, ибо, постоянно совер­шая те же грехопадения, мы разбиваемся, как идол, падающий со своего места. И вот вам, столь немощным и подчиненным греховным навыкам, дарована свыше сила — Одигитрия, крепкая Владычица, Небесная Царица. Креп­кая, ибо во утробе Ее вселился «Господь — кре­пок и силен, Господь силен в брани» (Пс. 23, 8). Крепкая, ибо не победило Ее никакое безза­коние: не только грех прародительский, но и никакой другой простительный не коснулся и не одолел Ее, и соделалась Она Владычицей всего создания, всеми обладающей и укрепля­ющей всех служащих Ей. И если мы прибегнем к Ней усердно, она «укрепит нас силою» свыше (ср. Лк. 24, 49).

 Немощными были в Египте люди Израи-левы, принуждаемые к тяжким работам и ос­корбляемые обидами и ранами. Однако и они обрели великое мужество и, укрепившись, одолели египтян, и торжественно воспели по­бедные песни над трупами своих врагов. Что же укрепило их там? Прообраз Одигитрии, крепкой Владычицы нашей, бывшей в море, как воспевает Церковь: «В Чермнем мори Неискусобрачныя Невесты образ написася иногда»; там Моисей, здесь же Гавриил; там Израиль, здесь Христос; там «море по про­шествии Израилеве пребысть непроходно, Непорочная же по рождестве Еммануилеве пребысть нетленна». И если в Ветхом Завете одно только преобразование Пресвятой Оди­гитрии могло столь укрепить немощного Из­раиля и возвысить его над врагами, то тем более в новой благодати Сама сия Одигитрия, крепкая Владычица наша, имеет силу укре­пить немощь нашу и утвердить нас духом владычествующим, чтобы, не поддаваясь греховным уловлениям, мы господствовали над своими вожделениями, подчиняя худшее лучшему и порабощая плоть духу.

 Одигитрия — Наставница на путь правый или, как объясняет греческий Лексикон: «Путеводительница и Спутница»; ибо Она наставляет грешников на путь покаяния и руководствует их ко спасению, сопутствуя им своим мило­сердием, пока они проходят путь этой жизни. Так, Она наставила Марию Египетскую и со­путствовала ей в пустыне невидимой Своей благодатью, ведя к совершенному спасению, пока не ввела ее в чертог Сына Своего, как возлюбленную невесту. Подобает удивляться милосердию Божию и Пречистой Богоматери, столь великому, что даже грешные женщины, истинно покаявшиеся, сподобляются славы дев, вводимые в чертог Жениха Небесного, как и непорочные девы. Вспомним здесь, че­го сподобилась евангельская грешница своим раскаянием!

 Но кто же наставляет и руководствует их и всех грешников к такому покаянию? Поисти­не, не кто-либо иной, как Одигитрия, Путенаставница, Путеводительница, как наставила Она вышеупомянутую Марию Египетскую.

 Да будет же Наставнице нашей и Руково­дительнице к спасительному покаянию, прерадостной и крепкой Помощнице, Преблагословенной Одигитрии, Пречистой Деве Марии, в Господе Боге, честь, слава, похвала и благодарение от нас и от всех родов вовеки. Аминь.

10. Поучение первое на праздник Успения Пресвятой Богородицы, месяца августа, в 15 день в 1693 г. («Соберет пшеницу Свою в жит­ницу Свою» (Мф. 3, 12; Лк. 3, 17))

 Православный слушатель! В месяц август, в самый час жатвы, когда в поле снятые с кор­ня колосья вяжут в снопы, свозят в житницы, а также складывают в стога, — и Владыка Не­бесный тоже собрал с поля Свою самую от­борную мысленную пшеницу и ныне с весе­лием отправляет в горние житницы.

 Село — это мир, как говорит Евангелие. Поле или нива — это свет сей, либо разумей временную жизнь на этом свете. Пшеница — праведные; колосья — их добрые дела, заслу­ги. Жатва — конец жизни. Серп — смертный долг нашего естества. Управитель и владыка всего этого — Бог, и у Бога нет недостатка в имениях. Он называет Себя делателем: «Отец Мой доныне делает», — говорит Христос, — «и Я делаю» (Ин. 5, 17).

 Нива Его собственная — Пречистая и Преблагословенная Дева, о Которой Церковь говорит: «Клас прозябшая Божественный, яко нива неоранная» (Акафист, икос 3). Ясно, что та Нива за время шестидесятилетнего Своего земного жития породила отборные колосья пшеницы, достойные небесных жит­ниц. Назначает тогда добрый Владыка Бог для жатвы целый день — 15 сего августа, изво­дит делателей на жатву Свою — ангельские лики, ибо Ангелы — это жнецы, которые со­бирают самую отборную из всего урожая зем­ную пшеницу — Пречистую и Преблагословенную Деву Богородицу. Собирают на земле Ее заслуги и препровождают в пренебесные житницы, и собирают и препровождают все вместе, собором, ибо Ее успение славят Влас­ти и Престолы, Начала и Господствия, Силы, Херувимы и Серафимы.

 Бедная вифлеемская вдовица Руфь, услы­шав, что добрый человек Вооз распоряжается жатвой, сказала свекрови своей Ноемини: «Пойду на ниву и соберу колосья по следам жне­цов» (Руфь. 2, 2). В день Успения Пречистой и Преблагосл овен ной Девы Марии, как бы во время богатой Воозовой жатвы, собирают мысленную пшеницу небо и земля, торжест­вующая и воинствующая Церковь. Небо со­бирает Богородичные заслуги, а земля — Ее благодеяния. Торжествующая Церковь соби­рает Ей торжества, воинствующая — похвалы. А мы что? Мы бедной Руфи уподобимся, пой­дем на ниву и соберем «колосья по следам жне­цов». Нива, как уже известно, — шестидесяти­летнее житие Пречистой Богородицы. Нива эта имеет свои борозды, свои части, на кото­рых растут ее добрые колосья, а для Бога бо­лее приятные дела, чем подвиги всех святых.

 Пойдем же к той ниве умом нашим, хотя позади всех следуя, и соберем остатки после жатвы — оставшиеся колосья высоких Ее до­стоинств, заключающихся в богоугодных де­лах. Свяжем в один сноп — я своей худоумной беседой, а ваша набожность — слушанием с любовью, и таким образом соберем стог из церковных похвал. Но не дерзает мой тупой серп и неумелая рука моей речи простереться на все пресвятое житие Богородицы, Кото­рую и ангельское око не переносит: «Неудо-бозримая и ангельскима очима». Не дерзает простереться на высочайшие и неисчислимые добродетели всего Ее жнива, но только отва­живается на пять борозд, достаточно богатых, как и в акафисте читаем: «Радуйся, браздо, растящая гобзование щедрот», и на растущих там пять колосьев, составляющих пять букв в преблагословенном имени Марии.

 Для начала вступим на первую бразду или часть пресвятого жития Ее, которая начина­ется от дома святых праведных родителей Ее Иоакима и Анны и идет через храм Соломо­нов. Имя этой бразды — обручение. Эта браз­да родила достойный колос в продолжение двенадцати лет, в недоступном для народа ме­сте, в храме, за внутренней завесой возрасти­ла юную Отроковицу, Пречистую Деву Марию, прежде веков избранную Богу Матерью. Ко­лос этой бразды мы вместе со святым Андре­ем Критским назовем предостойным именем, которое начинается с буквы «М», первой в имени Мариином: «Мудрая Дева».

 Так Ее святой Андрей величает в своем похвальном слове: «Мудрая Дева». Однако, святой Андрей, не лучше ли ты поступишь, когда Ее поставишь на самой высокой ступе­ни мудрости, назвав Мудрейшей и Премудрейшей Девой, как такую, превосходящую всех, мудрость Которой признает и Церковь в следующих словах: «Радуйся, премудрости Божия приятелище! Радуйся, премудрых пре­восходящая разум!» Предстаньте же тут еван­гельские мудрые девы и воздайте достойную честь Сей Мудрейшей как Госпоже своей! Но и вы, другие пять неразумных пребывайте здесь же, дабы вы научились мудрости, ибо эта мудрая и преисполненная премудрости Божией Дева, будучи и колосом хлеба жиз­ненного, и лозой грозди зрелой: «Богородице, Ты еси лоза истинная, возрастившая нам плод живота», — при окончании Своего жатвенного времени готовит и особый стол для неразум­ных: «Приготовила у Себя трапезу, созывая с громким возглашением: кто безумен, пусть обра­тится ко мне; и требующим ума сказала: «При­дите, ешьте Мой хлеб и пейте вино, которое растворила вам, оставьте безумие»« (Притч. 9, 2—6). Она как бы говорит: «Питайтесь хлебом от колоса, пейте напиток от лозы, и вы оста­вите неразумие, проникнитесь разумом, муд­ростью».

 Дивна эта трапеза, необыкновенна, проти­воположна нашим обычаям! Когда у нас кто-либо до сытости или пресыщения наестся или вином упьется, тот и остатки своего разума те­ряет, и мудрый становится глупым. Правиль­но в Патерике говорил о себе один старец, что знал наизусть всю Библию с толкованием, а когда напитался досыта хлебом, то все забыл, как будто никогда и не читал ничего. А вином и апостол не советует упиваться, повествуя, что в нем есть нечто такое, что сводит с ума.

 Очевидно, что хлеб и вино Девы Мудрой не столь вредоносны и не имеют таких зловред­ных свойств. Кого накормит или напоит — не глупости прибавит, но разуму, мудрости на­учит, ибо сила того питания и напитка в по­рождении крови чистой, девственной, как об этом предрек пророк Захария, говоря: «Что украшает Ее, только пшеница избранных и ви­но, родящее дев» (Зах. 9, 17). Достойны внима­ния эти слова: «Вино, родящее дев». Где вино рождает нечистоту, а здесь от вина сама чис­тота, девство: «Вино, родящее дев», — и девы здесь, конечно, не глупые, а мудрые.

 Какова мать, таковы и дочери: мудрая у этого вина мать — мудрое и вино, мудрое и пи­тание. Поэтому, кто безумен, — да уклонится к Ней, да ест Ее хлеб и пьет вино, и наверно когда-нибудь неразумный умудрится. И вы, мудрые, и вы, неразумные, обойдем кругом сей мысленный колос, охватим его набожны­ми чувствами, вперим в него свои умные очи, извлечем из него себе пользу и научимся муд­рости!

 Когда ветхозаветный Иосиф верно истол­ковал фараону сон о виденных им колосьях и много позаботился о собирании пшеницы и наполнении ею житниц, фараон сделал его правителем всего Египта, а своих бояр и кня­зей — его учениками: «Чтобы он наставлял вельмож его, как себя, и старейшин его умудрил» (Пс. 104, 22). И мы, мысленная Пшеница, Питательница наша, когда видим наполняю­щимися духовно житницы церковные Твоими высокими добродетелями, как бы отборными колосьями небесной житницы, и Твоими бла­годеяниями, как бы самой пшеницей, мы са­ми отдаемся Тебе в научение, Мудрая Дева! Твоими учениками мы хотим быть, да наста­вишь Ты нас, да умудришь нас, как Иосиф египетских князей и старцев!

 Учит Мудрая Дева не словами, но делом, Собой, примером Своим. Каков он? Посмот­рим, на котором месте, на которой бразде вы­ращен тот добродетельный колос Ее девства? В храме, в алтаре, на столь святом месте, ко­торое называется Святая Святых, куда только святые люди входили. Учись же и знай каж­дый, что для преуспеяния в добрых делах много поможет святое место и сообщество с набожными людьми.

 Какую же пользу принесет сообщество с набожными людьми? Оно направит человека на путь добродетели. Лот — пример этого. Нужно удивляться его добродетели, ибо он, живя в Содоме среди беззаконннейших лю­дей, не утерял своей добродетели, своей бого­боязненности. Откуда в нем образовалась столь мощная набожность, что ей нисколько не повредили страшные беззакония? Из при­мера видно, откуда это, ибо он воспитался при праведном человеке — Аврааме — и бла­годаря ему усовершенствовал себя в доброде­тели. Такое толкование принадлежит святому Златоусту, говорящему так: «Праведного Лота возвело на высоту столь великой добродетели дружество, которое он имел с патриархом Ав­раамом, и оно в нем было столь действенно, что и в Содоме он по его стопам следовал». Все беззаконные мерзости того города не со­вратили добродетелей Лота, ибо он с ранних лет ею проникся благодаря праведному Авра­аму. Таково сообщество с набожными!

 Пречистая и Преблагословенная Дева Мария провела время Своей юности в святом месте, не выходила из храма Господня, между людьми благочестивыми, между архиереями. И в какую через это Она возросла силу? Смо­трим: заставила течь обратно потоки реки, как бы потоп высушила, как Моисей море, потоп греха первородного, который захваты­вал души невинных: «Царствовала смерть и над несогрешившимы подобно преступлению Адама» (Рим. 5, 14). Этот потоп Она перешла сухими ногами, непорочное зачав и родив, и таким образом род человеческий с самого дна этой пучины вывела на сухое место: «Перешла душа наша через воду стремительную» (Пс. 123, 4—5). И перешла душа наша под руководст­вом мудрого Вождя — Пречистой Девы, по­этому-то «празднуют людие Твои, вины греховныа избавльшеся».

 Она остановила солнце более величествен­но, нежели Иисус Навин: он материальное, а Она мысленное Солнце правды — Бога; он против Гаваона, а Она в девической пречистой утробе; тот на несколько часов, пока народ израильский не отмстил врагам своим, а Она на девять месяцев. Что я говорю — на девять месяцев? На тридцать три года, пока голова врага-дьявола не была совершенно стерта!

 И праведного Лота Она тоже превзошла Своей святыней. Тот в одном бесчестном го­роде, а Пречистая Дева во всем мире, во зле лежащем, не повредила Своей непорочной жизни. Весь мир как терние, Она одна в нем роза, лилия посреди терния. Весь мир как бо­лото, Она одна в нем золото. Весь мир как мо­ре, наводненное горькими водами и огорчен­ное, Она одна в нем как река вод сладких, не причастная горечи.

 Осведомленные люди передают, что где-то в мире есть некая река, которая поперек всего моря течет, а между тем нисколько вод своих сладких не смешивает с горькими мор­скими водами, знать, это особенным чудом Божиим совершается. И не может море той реки прервать и смешать ее воды со своими. Воспоминает это святой Григорий Назианзин в своих виршах, в которых предписывает за­коны для девствующих, а вирши эти читают­ся так: «Обретается река, чрез море текуща, воды сладки с горькими не смесны имуща; и можно брать из моря сладкую воду тогда. Но в реку ту навклиры (хозяева корабля) попадут ли когда?» Так го­ворит святой Назианзин.

 Жизнь каждого из нас в этом мире есть как бы река: «Как вода изливалась», — говорит Давид; река же сладкая — святой крест поло­женный. Когда мы впадаем в море мирских страстей, то теряем свою сладость.

 Велик ты, Днепр, и многих напояешь, но приблизишься к морю — и тебя никто не за­хочет ни знать, ни вод твоих поднести к устам своим: ты делаешься невкусным, соленым, горьким, смешав себя с морскими солеными и горькими водами.

 Велики реки и вы, которые делают усилия, стараются служить Богу. О вас на небе Бого­слову в Откровении говорят: «Воды, которые ты видел, суть люди и народы» (Откр. 17, 15). Но тогда на вас страшно и взглянуть, коль скоро прикоснетесь к морю страстного мира, ничего не останется от вас, и вы станете горь­кими: «Прикасающийся к смоле, очернится ею, и со строптивым развратишься» (Сир. 13, 1; Притч. 13, 21).

 Счастлива река, через море протекающая, но с морем себя не смешивающая! Счастлив раб Божий, посреди мира живущий, но с ми­ром не сообщающийся, как Лот посреди беззаконников! Таковым мысленным потоком, такой рекой была Мудрая Дева, Пречистая и Преблагословенная Мария. Течение жития Своего Она совершила через море мира сего, а приобщилась ли Она хоть сколько-нибудь греховной мирской страсти? Нисколько! Пробует тех сладких вод безгрешной Ее жиз­ни Дух Святой и, как бы наслаждаясь самым лучшим напитком, говорит в Песни Песней: «Ты вся прекрасна, Возлюбленная Моя, и нет по­рока в Тебе» (Песн. 4, 1).

 Немокрыми ногами сын Навинов перехо­дит Иорданские струи. Не с поврежденной праведностью ходит Лот посреди Содома. Непорочно и Пресвятая Дева Свою жизнь проводит, пребывая телом в мире посреди ро­да строптивого и развращенного. А начало этого — от храма Господня и сообщества с праведными. Ныне же входит Она в обето­ванную землю с радостью, а нас, как Мудрая Дева, примером Своим учит постоянно ра­деть о местах святых храмов Господних и о сообществе с праведными. И кто на таких бо­роздах часы своей жизни роняет, сеет, тот не­сомненно возрастет в богатый колос и, как пшеница Христова, будет собран в горнюю житницу. Учит Мудрая Дева Своим примером и чистоте, а чистоте сугубой — внешней и внутренней, телесной и душевной. О Ней Дух Святой говорит в Песни Песней: «Чрево Твое как стог пшеницы, обставленный лилиями» (Песн. 7, 2).

 Стог пшеницы означает рожденного от Нее Христа, сказавшего: «Я есмь Хлеб» (Ин. 6, 41). Он подобно пшеничному зерну, упавшему в землю, умер, но служит для всех изобильным питанием, как стог пшеницы и даже более, ибо всех изобильно насыщает: «Открываешь руку Твою и насыщаешь все живущее по благо­волению» (Пс. 144, 16); «когда Ты откроешь руку, все насытятся благом» (Пс. 103, 28).

 Лилии здесь означают непорочное девство Пресвятой Девы. Уместно в этом случае поду­мать, почему Дух Святой, описывая плодность девическую, говорит об одном только стоге единой пшеницы, девство же выражает во многом числе лилий? У Нее один стог пшени­цы, ибо однажды Она родила единого Христа, но лилии Ее чистоты многочисленны. Гово­рит о Ней святой Епифаний: «Она была Дева не только телом, но и духом». Непорочность тела — это одна лилия; чистота духа — это другая лилия; и Христос посреди, между дев­ством Пречистой Своей Матери внешним и внутренним, телесным и душевным, как стог пшеницы между лилиями.

 Где только одна лилия, где одно тело со­храняется чистым, а дух отдается грехам, там не ищи пшеницы Христа, и не только стога, но даже и единого зерна Его благодати. Именно на это обращает внимание один из учителей: «Не говорит Писание: «Стог в ли­лии, но — среди лилий, ввиду двух лилий дев­ства — одного, который внутри, в намерениях духа, а другого, который вне тела и означает нерастление». Лилия внешняя без лилии вну­тренней — ничто, ибо без произволения духа суетно нерастление тела.

 Так поучившись разуму от Мудрой Девы, мы берем с первой бразды или части Ее жития колос Ее и держим его в руке нашей незабвен­ной памяти до тех пор, пока не соберем дру­гие колосья и не сделаем из них целого снопа. С первой бразды пресвятого Богородичного жития переступим на другую, которая нахо­дится под кровом Иосифовым, в доме Иосифа. Начинается она от храма Соломонова, а окон­чание ее в вифлеемском вертепе, у нивы Соло­мин, вифлеемской жительницы. Эта бразда, родившая достойный высокой добродетели Марииной колос, начинается по своему назва­нию со второй буквы в преблагословенном Ее имени — А: «Агница Христова». Так величают Ее святой Герман и святой Георгий Никомидийский в своих словах, а в особенности свя­той Иоанн Дамаскин в сороковом слове на Рождество Ее, где он говорит так: «Ты Агница, из Которой Пастырь облекся во овцу, и раздираешь и умертвляешь ветхие одежды». И в акафисте читаем: «Радуйся, Агница, Агнца Божия рождшая».

 Но Пречистая Дева! Ты достойна наиме­нования не бессловесных, но словесных и ра­зумных тварей. Ты достойна того, чтобы Тебя все церковные учителя, собравшись вместе, величали единым Ангелом, который выше всех других Ангелов, Царицею всех Ангелов, как Херувимов честнейшую, Серафимов славнейшую. Поистине, достойна, но когда Ее Агницей величают, то этим лучше всего показывают Ее достоинство и объясняют Ее царственную корону, Ее превосходство над Ангелами. Как только произносятся устами эти слова: «Агница, Агнца рождшая», — тот-час же приходит на мысль крепость и сила, и слава, и царство Агнца, о чем и святой Бого­слов говорит: «Всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: «Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков»« (Откр. 5, 13).

 Говорят, что лев над всеми зверями царь, и сильные медведи, и лютые леопарды трепещут пред его силой. Но сидящий на престоле Аг­нец не только над зверями, но и над всеми со­зданиями, которые на небе, и на земле, и под землей, царствует. Ангелы и люди Ему кланя­ются, и всякая тварь Ему повинуется.

 Откуда же у Агнца такая сила, откуда все­могущая власть? Порасспросим у святого Иринея, о том же вопросе беседующего так: «Никто другой не мог разогнуть книгу Отчую и видеть ее, кроме Агнца закланного, потому что «Он не сделал никакого греха, и не было лес­ти в устах Его» (1 Петр. 2, 22)». Также мы зна­ем и то, что Агнца на столь высокое царское достоинство возвысило то, что «Он не сделал никакого греха». Само Его незлобие делает Его Царем, и всякое создание на небе или на зем­ле с нижайшим поклоном расстилается у ног Его, ибо «Он не сделал никакого греха».

 Когда вышеупомянутые Святые Отцы Пречистую и Преблагословенную Деву вели­чают Агницей, и все сотворенное изъявляет Ей подданство. Небо готовит Ей царскую ко­рону из звезд, светлую солнечную порфиру, прекрасное подножие из месяца. И вы, Херу­вимы, будьте Ей престолом, и вы, Серафимы, служите Ей рабски, как монархине. Все Анге­лы, отдайте Ей должный поклон, как Царице своей, и все создание пусть придет, припадет, поклонится Ей, говоря: «Благословение, честь и слава Пречистой и Преблагословенной Деве Марии, ибо Она Агница, ибо Она незлобива, ибо Она греха не совершила, ибо лести не было во устах Ее». Само Ее агничество делает Ее всесильной Владычицей, самое незлобие Ее венчает Ее царством, и назвать Ее Агницей означает то же, что и назвать Ца­рицей Ангелов. Через незлобие освящается корона вечного царства.

 Эта Непорочная Агница, из храма Соло­монова введенная в дом праведного мужа, святого Иосифа, обратила на Себя очи Бога Отца, говорящего: «На кого посмотрю, только на кроткого и смиренного, и трепещущего слов Моих» (Ис. 66, 2). Уподобилась Она Богу Сыну, говорящему: «Пленила Ты нас, Сестра наша, Невеста; пленила нас одним взглядом очей Тво­их» (Песн. 4, 9), — то есть в чистоте Твоей, в которой как в чистом оке, нет и порошинки. Это светлое око — чистая совесть, на которую взирает Бог, ибо «человек смотрит на лицо, а Бог смотрит на сердце» (1 Цар. 16, 7) на со­весть. Приблизилась эта Незлобивая Агница и к Богу Духу Святому, говорящему: «Незлоби­вые и праведные объединились со Мною, а соеди­няющийся с Господом есть один дух с Господом» (Пс. 24, 21; 1 Кор. 6, 17).

 Так Богу в Троице Своим агничным незло­бием Себя завещая, Она привлекает к Себе не­бесных жителей. Архангел Гавриил быстро слетает, и скоро предстал бесплотный под кро­вом Иосифовым. За ним Бог Слово со Святым Духом, и Бог Отец благоволит, любезно взирая на это с высоты Своей славы: «Ибо так возлю­бил Бог мир, что отдал Сына Своего Единород­ного». Радуется небо, дивится земля: «Небесная любовию веселяхуся, и земная с трепетом ужасахуся, егда пресвятый глас найде на Тя, Богородице!» О сила агничного незлобия и девического достоинства, чего не удостаива­ешься через Свою невинность, как незлобия?

 Потом, достигнув в определенное время места, именующегося «домом хлеба», т.е. Ви­флеема, делается единым колосом жизнен­ным — рождает на свет Христа, как колос зер­но пшеничное, и рожденному из Нее Агнцу становится пшеничной пажитью: «Видят Се­го яко Агнца непорочна, во чреве Мариине упасшася».

 Облобызаем Тебя сердечной любовью, о одушевленный незлобием Агнца добрый Ко­лос! А то Твое благое вифлеемское посвяще­ние глубоко в сердца наши, как семя пше­ничное, всеваем и вкореняем, но если бы мы могли вкоренить хотя бы наипоследнейшую частичку Твоего незлобия и ее наследовать!

 От Вифлеема начинается третья бразда пресвятого Богородичного жития и идет через Египет, делает поворот из Египта к Назарету и достигает даже мест вблизи Голгофской горы. Эта борозда вырастила нам не малый колос, начинающийся с третьей в преблагословенном Ее имени буквы Р: «Раба Господня». Так Она Сама Себя еще прежде, в час Благовещения, наименовала, когда сказала Ангелу: «Се Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк. 1, 38). И еще с детства Своего, будучи введена в храм трех лет по рождении Своем, Она уже усердно служила Богу, но, однако, еще более начала Ему служить особым образом, когда Его после нетленного рождения пеленами по­вивала, пестовала в Назарете во дни Его отро­чества и заботилась о честном воспитании до мужского Его возраста. После смерти святого Иосифа Она трудом Своих рук Себе и Ему за­рабатывала пищу и одежду и в то время впол­не была Раба Господня, принося, кроме труда духовного, с материнской любовью и физиче­ские услуги рабыни.

 «Раба Господня». Служение Господу есть служение особенное, и оно не раз выражает­ся через Херувимов в Священном Писании. Пророк Иезекииль видел, что дом Божий ок­ружен был Херувимами: «И Херувимы стояли по правую сторону дома, вышла слава Господня с порога дома и стала над Херувимами, и под­няли Херувимы крылья» (Иез. 10, 2, 18—19). И когда повелел Бог Моисею построить Себе Скинию собрания, то весь тот храм велел ук­расить Херувимами: «Изображения Херуви­мов да будут везде» (см. Исх. 26, 41). Как в Скинии собрания, так и в храме Соломоно­вом, кроме тех двух, которые над Кивотом завета, куда ни взглянешь, всюду: и на сте­нах, и на дверях, и на столпах, и на завесах и окнах, — можно было увидеть изображение Херувимов, и это в знак присутствия Божия с раболепно предстоящими Ему Херувимами. И хотя у Господа Бога все Ангелы — рабы, служащие Ему, предстоящие Ему: «Не все ли они суть служебные духи?» (Евр. 1, 14) — одна­ко Херувимы служат особым способом, если те на служение посылаются, как написано: «посылаемые на служение» (Там же), то Херуви­мы пребывают неотступно.

 Ангелы, идите и храните людей! Арханге­лы, идите и благовествуйте! Господства, идите и управляйте народными царствами, Силы — на войну, Власти — на совершение чудодействий, прочие лики исполняйте возложенные на вас обязанности. А Херувимы при покое Божием стойте («Херувимы стояли по правую сторону дома» — Иез. 10, 3), и радейте о вели­чии Его. Непрестанно носите: «Седящий на Хе­рувимах; воссел на Херувимов и полетел, понес­ся на крыльях ветра» (Пс. 17, 11; 79, 2), — и это делаете собственно в храме Господнем, где присутствует слава Господня: «Наполнился сла­вы храм Господень» (2 Пар. 5, 14).

 Многими примерами было выяснено, что херувимской службой Бог окружается всюду, и кто хочет хорошо Ему послужить, тот дол­жен служить как Херувим. Так, о трех отро­ках, в Вавилонской печи служивших Богу, Церковь вспоминает: «Херувимом подобящеся отроци в пещи».

 Каким же образом служить Богу по-херу­вимски? Херувим, по словам Августина, с ев­рейского языка переводится как «множество разума», следовательно тот, кто хочет служить Богу по-херувимски, должен служить Ему ра­зумно, мудро, а не глупо. Ибо есть некоторые, среди которых могу быть и я, которые служат Богу не разумно, но скорее глупо. Служит ли кто, трудится, и трудится даже усиленно, но делает все, однако, не собственно для Бога, но скорее ради суетной похвалы от людей, чтобы был известен среди людей. Или же ес­ли и укрывается от людского взора, однако сам в себе, в уме своем тщеславится и думает, что он святой. «Кто почитает себя чем-нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя» (Гал. 6, 3). Таков глупо, не по-херувимски, неразумно служит Богу.

 Есть и другие, которые служат Богу хотя и не ради тщеславия или какого-либо самомне­ния, но однако для своей частной пользы, вы­годы, чтобы ему было дано вознаграждение на небе, а не собственно для Бога. И эта служ­ба не херувимская, но человеческая, не по множеству разума херувимского, но по само­любию человеческому; он более всего себе желает, себя больше любит, нежели Бога. Та­кая служба собственно — наемническая служ­ба, как наемник для того господину служит, чтобы господин его заплатил ему.

 Но херувимское служение Господу совер­шается по множеству разума, разумно, мудро, не ради своей какой-либо частной выгоды, не ради тщетной земной похвалы, не ради небес­ной награды: «Что мне на небе, и без Тебя чего желать мне на земле?» (Пс. 72, 25) Оно совер­шается собственно только для Бога, ради Его Божественной любви. Это особое служение по множеству разума, по-херувимски, Богу более всего приятно. Такое служение возво­дит раба в сыновний чин. Он дает такому до­стоинство сыновнее, как и Ангелы, служа­щие Господу по множеству разума, именуют­ся сынами Божиими, как написано: «Пришли сыны Божий, чтобы предстать пред Господом» (Иов. 1, 6). Так и человек, служащий Богу по-херувимски, мудро, ради Божественной люб­ви, а не ради себя, становится сыном Божиим, ибо Бога любит, как Отца.

 Но обратимся к истинной Рабе Господ­ней, к Пречистой Деве Марии, говорящей о Себе: «Вот Раба Господня!» Как Она служила Господу Своему? Вы, премудрые Херувимы, дайте старшее место у Престола Божьего премудрейшей Служительнице Божией — Пре­святой Деве, Которая не только по-херувим­ски, но и выше сего послужила Ему особым Своим служением по множеству разума, любя Его «всей душой, всем сердцем и всем помышле­нием» (Мф. 22, 37). Любила всей душой разум­но, всем сердцем сладко, всем помышлением непрестанно, и это ради Его Божественной любви, а не ради какого-либо своего самолю­бия или частной выгоды.

 Ближе всего к Божиему Престолу находят­ся Херувимы со своим раболепным предстоянием, но ближе их всех — Пресвятая Дева, о Которой Дамаскин говорит: «Она вся — Чер­тог Духа, вся близ Бога». Расстояние между Богом и Херувимами разделяет Божественная слава. Между Богом, воплощенным в девиче­ской утробе, и Пречистой Девой какое могло быть расстояние? Весь Бог в Ней, и Она вся в Боге: «Вся — Чертог Бога, вся близ Бога». Хе­рувимы предстоят Богу неотступно, когда же Пречистая Дева без Бога? Бог с Ней и Она с Богом в самом теснейшем союзе любви. При­лепилась духовно естеством материнства так, что ни Бог с Ней, ни Она с Богом не может когда-либо разлучиться: всегда Она неразлуч­на, неотступна.

 Херувимы ли являются престолом для Бо­га, носят ли они на себе Бога? Этот «Престол херувимский — Дева» (Ирмос Рождествен­ского канона): Бог на лоне Ее, на пречистых Ее руках в Вифлееме, Иерусалиме и Египте носим, как на крыльях херувимских. «Пре­стол херувимский — Дева». И все Ее служение рожденному от Нее Христу Богу, даже до Его мужеского возраста, было херувимским по множеству разума и мудрости, ибо неизре­ченной любви, а также и материнской любви было преисполнено это служение. И ради этого служения Господня Она возросла в Дочь Бога Отца, как о Ней говорит Номенклатор: «Дочь Божия перворожденная, Дочь превозлюбленнейшая Превечного Отца». Столь вы­соко колос служения Рабы Господней в Ее за­ботах о вскормлении Божественного Отрока Христа возрос, что стал Дочерью Божией. Ес­ли бы и мы научились по-херувимски, разумно служить Богу, то поистине стали бы любимы­ми детьми у Бога.

 Четвертая бразда пресвятого жития Бого­родичного — на Голгофе под Крестом, и Она породила колос высокого достоинства, кото­рый начинается с четвертой буквы в преблагословенном имени Мариином — И: «Источ­ник Жизни». Так читаем в Минее январской: «Радуйся, златоструйный бессмертия Источниче, истинную сладость проливающ». Источ­ник жизни на Кресте — Христос, Источник под Крестом — Мария. Тот гвоздями и копь­ем пронзенный, а Та — предвозвещенным Богоприимцем оружием: «Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). Из источника Хрис­това текут потоки Крови, из источника Мате­ри — потоки слез. И два этих пресвятейших источника омывали болото грехов наших: тот Кровью, а сей слезами. Источник-Христос излиянием Своей Крови приносил Богу Отцу за нас жертву: «Христос умер за нас» (Рим. 5, 8); Источник-Мария при излиянии Своих слез тут же стояла с духовной жертвой: «Жертва Бо­гу — дух сокрушенный» (Пс. 50, 19).

 И Бог Отец, взирая свыше на жертву Сы­на Своего, также смотрел и на жертву Дочери Своей, и обоими теми Жертвами Он был умо­ляем и умилостивляем, дабы милостив был к нам, грешным. «Придет, как источник, жатва Твоя» (Притч. 6, 11). Поистине, сбылись на Гол­гофе эти слова. Была там единая жатва наших грехов: берущий на Себя грех мира пожал тер­нистое поле наших беззаконий и, повязав в снопы, взял их на плечи и на Теле Своем воз­нес на древо.

 Это была жатва всех трудов Христовых, ради нашего спасения на земле подъятых. При кончине Христа на Кресте они были со­браны вместе, дабы представить их все с Его страданиями Богу Отцу. При этой плодотвор­ной жатве Пречистая Дева, Своим присутст­вием при тяжком подвиге подавая некоторое утешение умирающему ради нашего спасе­ния Делателю, являлась как бы источником жатвы.

 Святой Григорий Неокесарийский назвал Пресвятую Деву источником света. Нужда бы­ла в свете на Голгофе, когда «Солнце правды Христос познал смертный запад Свой» и гус­тая тьма покрыла весь свет: «Тьма была по всей земле» (Мф. 27, 45). Источник света Мария ста­ла под Крестом, чтобы-подобно светоприимной свече просвещать свет вместо зашедшего солнца, светила мира. Чтобы не погиб свет, когда умер Бог, Она Своим сиянием его под­держивала.

 О Свете наш Богородице! Просвещай тьму нашу! О источниче жизни! Оживляй нашу ду­шевную мертвость!

 Пятая и последняя бразда пресвятого жи­тия Богородичного простирается от Голгофской горы и идет к горе Масличной до Гефсимании, ибо «с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (Ин. 19, 27). Эта бразда возрастила клас пречестнейший, особенно уважаемый среди святых, в то время еще живших в первенству­ющей Церкви. Из нынешнего успенского акафиста дадим мы тому колосу наименова­ние, начинающееся с пятой и последней бук­вы в преблагословенном имени «Мариа» — А: «Апостолам венец». Так в первом икосе чита­ется: «Радуйся, апостолом пречестный венче». Ибо также при окончании собирания колосьев необходимо устроить по обычаю «обжинки», необходимо сплести венок из тех же колосьев.

 После вольной страсти и смерти Господа своего святые апостолы, как известно, были в удрученном состоянии, так что им приходи­лось взывать вместе с плачущим пророком: «Прекратилась радость сердец наших, обратил­ся в плач хоровод наш, упал венец с головы нашей» (Плач. 5, 15—16). Однако имели они в печали и отраду, ибо еще в живых с ними пребывала Мать их Богородица, Пречистая Дева, скор­бящим Радость.

 По Вознесении Господнем также немало было у апостолов печали и скорбей. Сбылись слова Христовы: «В мире будете иметь скорбь, вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется» (Ин. 16, 20, 33). Среди всех этих скорбей и пе­чалей для святых апостолов было одно утеше­ние и отрада — присутствие в теле Пречистой и Преблагословенной Девы, на Которую, по свидетельству многих, кто бы из сильно скор­бящих ни взглянул, тотчас тот исполняется духовного веселия. Ибо от Нее исходила не­кая особая благодать, плачущих утешающая, скорбящих веселящая. И была в то время в первенствующей Церкви Пресвятая Дева вен­цом радости.

 Собираются в Сионской горнице святые апостолы, и посреди них на высшем месте си­дит Пресвятая Дева, как венец. Творят ли они молитвы, Пресвятая Дева посреди них, как венец. Бросают ли жребий на проповедь, ста­вят ли диаконов, общее ли житие устанавли­вают, — Пресвятая Дева среди них, как венец, и венец радости, в скорбях утешающий.

 Схватили убийцы святого первомученика Стефана, вывели к потоку Кедронскому в до­лину Иосафатову, расположенную между Елеопом и Иерусалимом, и возложили на не­го свои убийственные руки, а Пресвятая Де­ва, стоя издали на одном холме со святым Иоанном Богословом и взирая на его смерть, прилежные о нем молитвы воссылала к Сыну Своему и Богу и сделала то, что Сам Христос явился побиваемому камнями и умирающему святому Стефану стоящим в отверстом небе.

 Воздвиг царь Ирод руки, чтобы притес­нить некоторых из первенствующей Церкви, убил мечом Иакова, брата Иоаннова, а Пре­чистая Дева Сама его мученическое тело пре­дает погребению, провожает до могилы, душу же его святую Своими молитвами возносит на небо и ставит пред Престолом Божиим.

 Ввергнут святой Петр в темницу, и стража мощная приставлена — четыре четверицы во­инов, а Пречистая Дева в доме носящей такое же имя — Марии, матери Иоанновой, созвав первенствующую Церковь, творит за него мо­литву, ибо «Церковь прилежно молилась о нем Богу» (Деян. 12, 5). И достигла Она того, что был послан Ангел Господень извести Петра из темницы.

 О, как много помогало святым апостолам Ее присутствие телесное! О, как была счаст­лива первенствующая Церковь, что имела в скорбях такую отраду, помощь в трудах, уте­шение в печалях. Она была среди собрания апостолов, как некая корона, как единый ве­нец почести для их подвигов и страданий!

 Радуйся, апостолам пречестный венец, в такую славу и почесть среди святых апостолов возросший, как некий колос между отборной пшеницей добродетели Богородичной. Уже приблизился ты к своему счастливому време­ни жатвы, ибо жниво — это конец жизни, серп — долг естества смертный, колосья доб­родетели — заслуги, жнецы — Ангелы.

 Мы прошли, хотя и ленивыми стопами худоумного ума, ниву жития Пречистой Девы Богородицы, присмотрелись к пяти достой­ным высоких наименований Ее колосьям и как бы простонародной речью нашей связали их в один сноп, но неискусный, неумелый: «Неприятна похвала в устах грешника» (Сир. 15, 9) Уступим искуснейшим, более умелым жнецам, святым Ангелам, ибо «жнецы — это Ангелы».

 Через пятнадцать лет после Вознесения Господня от земли на небо был на небе совет во Святой Троице., чтобы препроводить Бого­матерь из мира в премирные обители. Пречи­стая же Дева в тот самый час совершала на Масличной горе Свои обычные молитвы. И вот высылается от Престола Божиего благовестник с райской ветвью, тот же Архангел Гав­риил, который прежде благовестил о снис­хождении Бога с неба на землю, высылается для того, чтобы он возвестил Пречистой Бо­гоматери о славном Ее восхождении от земли на небо.

 Один ли Ангел исполняет это поручение? Не один, но как и прежде, так и теперь было с Ангелом и множество воинства небесного, из которых одни апостолов по воздуху восхи­щают и, как бы снопы с далеких нив, из даль­них земель их переносят в хижину Богороди­цы, как бы на гумно стоги, а другие Ангелы книги жизни пресвятой жизни Богородичной оберегают, великие же добродетели, высокие достоинства и заслуги, уже хорошо Престолу Божиему известные и давно на небе записан­ные, для большей Ее чести и похвалы в одно место сносят, как бы колосья с борозд жнут, в снопы вяжут. Ибо то несомненная истина, что при кончине каждого человека восстают все его дела, и как кто сеял, так и пожнет.

 Доброе было сеяние, хотя иногда и труд­ное: «Уходили и плакали, бросая семена свои», но сколь счастливо, радостно было время жат­вы, «а прихоящие придут с радостью, собирая снопы свои» (Пс. 125, 6). «Сеющие со слезами, с радостью пожнут» (Пс. 125, 5). На все упомя­нутые бразды Богородичного жития отовсюду во множестве выходили Ангелы для совмест­ного труда, для собирания Ее колосьев добро­детелей.

 С первой бразды, где названный колос «Мудрая Дева», Ангелы собирают Ее колосья новых, начатых впервые, обетов девства, ибо Она среди женского пола была первой Девст­венницей, навеки принесшей обет Богу. С другой бразды Ее жития, где колос, назван­ный «Агница Христова», собирают колосья: Власти — агнчее незлобие, ибо незлобивым, как говорилось, дается высокая власть; Силы собирают Ее агнчую кротость, а Господства — агнчее Ее смирение, ради которого Она удос­таивается всемирного господства: «Унижаю­щий себя возвысится» (Мф. 23, 12). С третьей бразды, где колос — «Раба Господня», Херу­вимы собирают колосья Ее серафимской любви к Богу, которой Она воспылала под Крестом. С последней бразды Престолы со­бирают Ее колосья, достойные в первенствую­щей Церкви похвалы и чести: прилежные обо всех Ее заботы, попечения.

 Собрав все это вместе и снеся в одно мес­то, они быстро связали удивительный сноп и с радостью приготовились его доставить в не­бесные житницы.

 При этом наступило счастливое девичес­кого успения! Поднимается с превысочайшего Престола Своего Сам Владыка всего света Христос Бог, желая видеть наступающую жат­ву. Поднялись с Ним и все Ему предстоящие, встали двадцать четыре старца (см. Откр. 4, 4) со своих мест сидения и приготовились идти с Царем своим и Богом. Встало и все небо, так что едва ли в нем кто остается. Все ликами и полками нисходят с широко открытых небес­ных борозд, наполняют воздушное простран­ство и приближаются к Богородичному дому.

 Так Бог Сын приходит к Своей Богоматери и Своими пресладкими устами беседует с Нею. Как повествует сардийский епископ Мелетий, Господь говорит Ей: «Приди, ближняя Моя». А Она, падши, поклонилась Господу Богу Свое­му со многим благодарением. С любовью принимает Сын Пречистую Мать Свою и уве­селяет Ее любезными словами. О, сколь радо­стно в тот час Пречистая Дева повторила Свою прежнюю песнь: «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой», и прочее! И вместе с этим Она отдала с великой радос­тью Свою пречистую душу в руки Своего Сына и Бога.

 Это уже конец жатвенного времени. Уже образуются веселые обжинки и сплетается не малое количество венков из тех же колосьев. От тех же венцов Пречистой Девы на всех и благодать изливается, всех венчает, ибо Ею все спасаются: «И спасет Богородицею мир», как поет Церковь.

 Из колоса «Мудрая Дева» сплетается венец всем девствующим, давшим обет сохранять чистоту. Из колоса «Агница Христова» сплета­ется венед незлобивым, кротким и смирен­ным. Из колоса «Раба Господня» сплетается венец всем рабам Господним, верно и разумно Богу служащим. Из колоса «Источник жизни» сплетается венец всем потоки водные изводя­щим из очей своих и плачущим при воспоми­нании страстей Христовых, или же при сожа­лении о своих грехах. Из колоса пречестного «Апостольского Венца» сплетается венец всем имущим власть. Царям и архиереям. «Радуйся, честный венче Царей благочести­вых! Радуйся, честная похвало иереев благо­говейных!» (Акафист Пресвятой Богородице).

 Но и сами те колосья, в сноп собранные при кончине Богородицы, славой и честью венчаются, по словам апостольским: «Слава и честь и мир всякому, делающему доброе» (Рим. 2, 10).

 Становятся святые апостолы вокруг Бого­родичного одра — это венец по написанному: «Вокруг — венец братьев» (Сир. 50, 14). Окружа­ют лики бесплотных умов: «Подъяша Ю Пре­столы и Силы» (кондак 12). Окружили Начала и Власти, и это Венец. — Сам Христос над Ней, как венец над головой. И исполнилось здесь то, что предрек пророк Исайя: «В тот день будет Господь Саваоф венцом надежды, сплетенным славою» (Ис. 28, 5). Но и пречистая душа Пресвятой Девы в руках Господних, как наилучший венок, по написанному: «Будешь венцом красоты в руке Господней и основанием царствия в руке Бога твоего» (Ис. 62, 3).

 Таковыми обжинками препровождается пшеница Божия, Пречистая Дева, в небесные житницы «с гласом радования и исповедания, и шума празднующих» (Пс. 41, 5), и представляет­ся Троичному Престолу, где Бог Отец словами св. Исаака говорит: «Вот, благоуханние Дочери Моей как запах нив, исполненных пшеницы» (Быт. 27, 27). И так Бог, Единый в Троице, со­брал пшеницу Свою в житницу Свою.

 Ветхозаветный Иосиф однажды рассказы­вает своим братьям сон: «Мы посреди поля вя­жем снопы, и стал мой сноп прямо, ваши же снопы стали кругом и кланялись моему снопу». Истолковано это в том смысле, что Иосиф был царем, а братьям его предстояло кланять­ся ему: «Сказали же ему братья его: «Неужели ты будешь царствовать над нами и будешь вла­деть нами?»« (Быт. 37, 7). Так действительно потом и случилось.

 Не равное, но несравненно более высокое случилось с достойнейшим снопом добрых дел Богородичных. Стал сноп прямо, постав­лен он на достойном месте, по правую сторо­ну Престола Божиего: «Предстала Царица одесную Тебя» (Пс. 44, 10), — на месте высоком, ибо воистину Ты выше всех, Дева Чистая. Царствуя царствует Она над всеми и, влады­чествуя, владычествует над всеми. Небо и земля Ей повинуются и служат, и кто желает и стремится быть пшеницей Христовой, тот да соберет все свои набожные чувства в сноп и да станет пред тем мысленным снопом для поклонения.

 Кланяются тому снопу достойные из зем­ной пшеницы и увенчанные царской коро­ной, припадают Цари, кланяются архиереи, иереи, духовный и мирской чин, богатые и убогие: «Богатые из народа будут умолять лицо Твое» (Пс. 44, 13). Но также и снопы из остав­шейся пшеницы святых тому же снопу выра­жают достойное поклонение. И двадцать четы­ре старца, слагая Ей свои венцы, те же, что и Сыну Ее, слова говорят: «Достойна Ты, Госпо­жа, принять славу, и честь, и силу» (ср. Откр. 5, 12). И все небесные и земные единогласно с нижайшим поклоном признают: «Достойно есть я ко воистину блажити Тя, Богородицу».

 Воздадим должное поклонение Тебе и мы все, о Пренебесная Пшеница хлеба жизни, и как снопы на пути и на стогнах, распростер­тым телом кланяемся у пречистых и пресвятых Твоих ног. Наши снопы кланяются Твоему снопу. И поклоняясь, мы мольбы наши греш­ные возносим, ожидая принять от избытка Твоего крупицы пшеницы благодати Твоей.

 Мудрая Дева! Умудри нас! Агница Христо­ва! Незлобию, кротости и смирению научи нас и сотвори, чтобы мы были овцами десни­цы Христовой! Раба Господня! Побуди нас к неленостному служению Богу! Источник жизни! Оживи нас животворными водами благодати Твоей! Апостольский венец! Увен­чай милостью и щедротами нас, радостно со­вершающих жатвенные обряды, обжинки Твоего духовного жнива! О пренебесная Пше­ница! Питай нас хлебом и душевным, и теле­сным во все дни нашей жизни! А когда насту­пит смертная жатва для нашей временной жизни, в которой больше плевелов, нежели пшеницы, Ты, Преблагословенная, умолив­шая Сына претворить воду в вино (см. Ин. 2, 1—9), теми же молитвами претворить и наши плевелы в пшеницу и Сама ее пожни, Сама собери, Сама проводи нас в небесные житни­цы, дабы мы там не издалека, как ныне, а уже вблизи, лицом к лицу Твоему Сыну и Богу на­шему, Хлебу жизни, а в Боге и Тебе, Пречис­той Богородице, духовной Пшенице, покло­нение, честь, славу и благодарение воздали со всеми святыми вовеки. Аминь.

11. Поучение второе на праздник Успения Пресвятой Богородицы, месяца августа, в 15 день

 ««О дивное чудо! Источник жизни во гробе полагается, и лествица к небеси гроб бывает»«.

 Дивная Мать дивного Бога дивна от нача­ла и до конца Своего, слушатели возлюблен­ные!

 Дивна и в житии Своем, дивна и в пре­ставлении Своем. Вся Она — единое дивное чудо!

 Дивна в житии, ибо Она — девствующая Мать и материнствующая Дева, родившая Бо­га и девства Своего не нарушившая.

 Дивна и в преставлении Своем, ибо гро­бом Своим восходит не в землю, а на небо, и «лествица к небеси гроб бывает».

 О дивное чудо! И мертвец дивен, и гроб ди­вен! Мертвец жив и по смерти: «В рождестве Дева и по смерти жива», а гроб достигает неба, как та Иаковлева лествица, утвержденная на земле, верх которой достиг небес. Гроб — лествица к небу.

 Встанем же твердо умом нашим при этом дивном, бессмертном гробе бессмертной Божией Матери, как при лестнице, возводящей на небо, и присмотримся внутренними оча­ми: каковы ступени этой лестницы, ибо лест­ница без ступеней не бывает? Что за ступени, которыми Матерь Божия в часть преставления Своего взошла на небо?

 «О дивное чудо! Источник жизни во гробе полагается, и лествица в небеси гроб бывает!» Еще не великое было бы чудо — заградить гробом источник, чтобы он не источал своей струи. Дивно то, что гроб превращается в ле­стницу, и лестницу, достигающую до небес. Но разве может трехлокотный человеческий гроб, прямо поставленный на земле, достиг­нуть в то же время и высоты небесной?

 Да будет известно, что здесь слово «гроб» употребляется вместо слова «смерть»: смерть называется гробом, а также и лествицей. Ибо как гроб измеряется тремя локтями, так и смерть. «Смерть святых, честная пред Господем» (ср. Пс. 115, 6), как лестница, возводящая души святых на небо, мерится тремя бого­словскими добродетелями: верою, надеждою и любовью. Велика и высока эта мера, достига­ющая небес, как лестница! Ибо вера достига­ет лицезрения Божия, надежда достигает по­лучения тех благ, «которых не видел глаз» (1 Кор. 2, 9), любовь же достигает самого сердца Бо­жия, которое есть источник и начало всякой любви.

 Смерть — лестница. Ибо как лестница имеет две тетивы, два бока, так и смерть, оканчивающая временную жизнь и начинаю­щая вечную жизнь, имеет как бы две тетивы, два бока, посредствующие между временной и вечной жизнью: с одной стороны, жизнь оканчивающуюся, и с другой — начинающу­юся. И как между двумя тетивами устраива­ются и укрепляются ступени для восхожде­ния, так и во время смерти между жизнью оканчиваемой и жизнью начинаемой, как бы между двумя тетивами собираются вместе все добрые дела мужа праведного, в жизни вре­менной содеянные, которыми душа, как бы по ступеням, восходит на него. Итак, смерть или гроб служит лестницей для восхождения: «Гроб лествица к небеси бывает».

 Кончается преблаженнейшей кончиной, умирает бессмертной смертью Матерь Божия. С одной стороны, стоит конец временной жизни, с другой — начало жизни вечной. По­середине же собрались и, как бы на ступени для восхождения пресвятейшей души Ее, вы­строились все Ее добродетели. Кто может счесть их? Кто может сосчитать и указать, как, какими и сколькими добрыми делами угодила Богу, Творцу Своему, Пресвятая Дева от юности Своей и до преблаженнейшей кон­чины Своей? Легче сосчитать цветы весной, колосья летом, плоды осенью, снега зимой! Скорее сосчитаешь волосы на голове, капли в море, звезды на небе, нежели исчислишь доб­рые дела богоугождения и достоинства Мате­ри Божией! Я же, умолчав обо всем прочем и неудобоисчислимом, рассмотрю только три преизряднейшие в ней вещи, которые я счи­таю как бы ступенями лестницы, а чтобы они были видны яснее, задам вопрос.

 Я спрошу вас: кто преставился? Знаю, что каждый по усердию своему к Преставившей­ся ответит всяческими похвальными словами. Один скажет: «Матерь Божия преставилась к Сыну Своему и Богу»; другой скажет: «Небо одушевленное на небеса восходит»; третий: «Врата непроходимые отнесены в небесные двери»; иной скажет: «Взошло с земли на небо Солнце, в котором вселился Вышний»; дру­гой: «Дом Божий пречистый и пречестнейший отнесен в нерукотворенные храмы». Каждый скажет что-либо похвальное по усер­дию своему. Я же, обратившись к самому дивному, бессмертному Сему Мертвецу, спра­шиваю: Кто Ты, здесь лежащий? И слышу в ответ смиренный глас: «Вот Я Раба Господня!» (Лк. 1, 38) Теперь всякому да будет известно, кто здесь преставился: Раба Господня преста­вилась, Раба Господня положена во гробе: «Вот Я Раба Господня!» Здесь вспомню я одно древнее изречение: «Служить Богу и царство­вать — одно и то же», то есть служить Богу — значит вместе и царствовать. Истинный раб Божий является вместе с тем и наследником небесного царствия, соцарствует Христу. И если Пречистая Дева — Раба Господня, то Она воистину должна быть названа и Царицей всей видимой и невидимой твари.

 Но я, прилежно взирая умом своим на Господа и на Рабу Его, вижу как Господа мое­го, в Трех Лицах Единого, Отца и Сына, и Святого Духа, так и Рабу Его, и нашу Царицу, в едином лице изъявившую три особые сторо­ны служения Богу, ибо особым образом послу­жила Она Богу Отцу, особым — Богу Сыну и особым — Богу Духу Святому. Богу Отцу была она Дочерью, Которой Он говорит: «Слушай, Дщерь, и смотри» (Пс. 44, 11). Богу Сыну — Ма­терью; Богу Духу Святому — Безневестной Девой, Невестой Неневестной. Послужила Богу Отцу как Дочь, Богу Сыну — как Мать, Богу Духу Святому — как уневещенная Дева. Поработала Святой Троице особыми спосо­бами верно и истинно.

 Здесь снова спрошу: по каким ступеням эта Раба Господня, царскую честь Себе заслу­жившая, достигла столь великого достоинства, столь высокой чести — быть Дочерью Бога Отца, Матерью Бога Сына и уневещенною Девой Бога Духа Святого? Воистину, она «вос­хождения в сердце Своем положила» (Пс. 83, 3): положила ступени восхождения к Богу в жиз­ни Своей, а именно, к уневещению Богом Ду­хом Святым взошла девственной чистотой, к материнству по отношению к Богу Сыну — смирением: «Призрел», — говорит Она, — «на смирение рабы Своей» (Лк. 1, 48); Дочерью Богу Отцу стала любовью. И теми же ступенями, которыми Она приблизилась во временной Своей жизни к Богу, Единому в Троице, Она взошла и в бессмертном Успении Своем на небо к Отцу и Сыну, и Святому Духу, то есть девственной чистотой, смирением и любовью.

 Прежде всего от юности Своей взошла к Богу Духу Святому девственной чистотой, сделавшись Его живой церковью и одушев­ленным храмом. Ибо нигде Дух Святой не вселяется так, как в девствующих, потому что девство, по свидетельству святых отцов, родст­венно Ангелам и дружественно Богу. А Пречи­стая Матерь Божия по словам святого Амвро­сия, была Девой не только телом, но и духом. Внемлем умом своим словам этого учителя, который о Пречистой Деве говорит: «Она бы­ла Девой не телом только, но и духом», — и подумаем: что значит девствовать телом и ду­хом? Что значит быть чистым телом и духом? А так как мы вспомнили о чистоте, то да вы­слушают слова эти не только девствующие, или вдовствующие, или охраняющие покая­нием чистоту свою, но и находящиеся в су­пружестве, ибо ко всем вообще говорит апос­тол: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа; вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас; и еще: Если кто ра­зорит храм Божий, того покарает Бог» (1 Кор. 6, 19; 3, 1617).

 Итак, каждый должен беречь свою чисто­ту, девствующие — девственную и вдовствую­щие — вдовственную. Точно так же и находя­щиеся в супружестве должны беспорочно хранить чистоту супружескую, чтобы быть чистыми храмами Святого Духа. Ибо пред Богом как чистота бессупружных похвальна, так и чистота супружных честна («брак у всех да будет честен» — Евр. 13, 4), и тех — приятна, и этих не отвержена, как нескверная; и та слав­на, и эта имеет свою, хотя бы и иную, славу, как говорит апостол: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд» (1 Кор. 15, 41). Хотя и иная, но все же слава, и каждому своя: осо­бая слава’ солнцу, особая — луне и особая — звездам.

 Святой Исидор Пилусиот дает этим апос­тольским словам такое толкование: «Уподоб­ляет Павел, — говорит он, — солнцу тех, кото­рые возлюбили хранить девство; луне — тех, которые пребывают чисто во вдовстве; звез­дам же уподобляет тех, кто в честном супру­жестве соблюдает ложе свое нескверным.

 Ибо как солнцу подобает быть светлым и луне светлой, и звездам не темными, так подобает быть чистыми и девствующим, и вдовствую­щим, и находящимся в супружестве, чтобы все были достойными храмами Святого Ду­ха». Научитесь же здесь все, что значит чело­веку быть чистым духом и телом.

 Каждый человек по существу своему двойственен: внешний и внутренний, то есть материальный и духовный; внешний — видим, ибо материален, а внутренний — невидим, ибо духовен. Поэтому и чистота его должна быть двояко непорочна пред Богом: чистота теле­сная и духовная, то есть чистота духа. Напрас­но гордится в своем уме чистотой телесной тот, кто не хранит тщательно чистоты духа. Напрасно обуздывает свои плотские вожделе­ния воздержанием тот, кто в уме своем питает греховную скверну. Напрасно внешний чело­век считает себя чистым, если его внутренний человек загрязняется бесчисленными нечис­тотами. Тело чисто, а из сердца исходят помы­шления злые, прелюбодеяния, любодеяния, оскверняющие человека. Такой человек подо­бен содомскому яблоку.

 Пишется в книгах, что в той стране, где находились погубленные праведным гневом Божиим Содом и Гоморра с окрестными горо­дами, родятся яблоки, по внешнему виду очень красивые, большие и имеющие дивный цвет. И если бы кто-нибудь увидел их в первый раз, то весьма поразился бы их красотой и ожидал бы найти в них вкус неизреченный. Но когда кто-либо, взяв яблоко, разрезает или вкушает его, то не находит в нем ничего, кроме одного только праха гнилостного, смрадного и вредоносного.

 О человек, чистый телом и оскверненный душой! Не подобен ли и ты такому яблоку? Чистота тела твоего не похожа ли на это кра­сивое по виду яблоко, а нечистота духа и ума твоего не является ли прахом гнилостным, смердящим и душевредным? Таких именно людей Сам Христос Господь уподобляет в Евангелии гробам окрашенным, наполненным смрадными костями (см. Мф. 23, 27), и говорит им: «Вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши» (Лк. 16, 15).

 О если бы можно было заглянуть внутрь сердца, кажущегося святым, не один нашелся бы там сгнивший и воссмердевший труп — мысль порочная! Итак, необходимо знать, что чистота внешнего человека, то есть чистота тела, без чистоты внутреннего человека, то есть духа, — это не чистота, как это изъясняет святой Евфимий Великий, который говорит так: «Да знает каждый, что если кто и не при­касается к чужому телу, не творит скверного греха телом, но умом любодействует, имея скверные мысли, удерживая их, подчиняясь им и услаждаясь ими, он блудник и не может быть храмом Святого Духа». Ибо Дух Святой, по выражению святого Златоуста, подобен пче­ле: «Как пчела не влетает в сосуд смрадный, так и Дух Святой не входит в нечистую душу» (Беседа 15 на Послание к Ефесянам 4, 35).

 Но обратимся снова к словам святого Ам­вросия, сказанным им о Пречистой Деве. Она, говорит он, была Девой не телом только, но и духом. Была Девой по телу, сохранив не­тленным цвет чистоты Своей, и была Девой по духу, никогда не помыслив о браке. Ибо когда, живя во Святая Святых, Она пришла в брачный возраст, и когда архиереи и священ­ники, по законному обычаю, повелевали Ей оставить обитание в храме и по примеру про­чих девиц, Ее сверстниц, выйти замуж, Она отвечала: «Я отдана родителями с детства од­ному Богу и дала обет сохранить девство Мое вечно; а потому Я не могу соединиться бра­ком с человеком смертным, и ничто не может принудить Меня к браку, Меня, Деву Бес­смертного Бога». Услышав это, архиереи ди­вились такой необычной вещи, ибо еще не было никогда ни одной такой девицы, кото­рая бы обещала навеки девство свое Богу; Она была первой.

 Кто не удивится тому, что за все время от преступления Адамова до воплощения Слова Божия, пришедшего на землю для спасения рода человеческого в половине шестой тыся­чи лет, не нашлось на земле ни одной такой девы, которая была бы Чиста не только телом, но и духом? Одна только Она оказалась пер­вой и последней такой Девой, Которая по чи­стоте Своей телесной и душевной сделалась достойной быть церковью и храмом Святого Духа. И как тогда через девственную чистоту Свою взошла и приблизилась к Богу Духу Святому и соединилась во единый дух с Бо­гом, как сказано в Писании: «Соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1 Кор. 6, 17), — так и в пречестном Успении Своем тою же ступенью взошла к небу, на небеса и пре­выше небес.

 Взошла к Богу Сыну по ступени смире­ния, ибо через смирение сделалась достойной быть Его Матерью. Той же ступенью взошла Она и на небо и превзошла по чести и досто­инству все лики святых. Смирение — это луч­шая ступень как к высоким земным, мирским почестям, так и к небесным.

 Некогда праотец Богородицы и Христа святой Давид, будучи преследуем своим тес­тем Саулом и, увидев его издали на одном ме­сте, кричал ему: «За кем ты ходишь или за кем гоняешься? За псом ли мертвым или за одной блохой?»Саул же, убедившись в его невиннос­ти и кротости, отвечал ему: «Ныне знаю, что ты будешь царствовать, и твердо будет в руке твоей царство Израилево» (1 Цар. 24, 15, 21). Смотрите: когда смирился Давид настолько, что уподобил себя мертвому псу и блохе малой, тотчас же услышал уготованный ему Богом царский титул: «Будешь царствовать». Через смирение достиг царской чести, земных поче­стей.

 Святой Иоанн Предтеча смирил себя до ног и обуви Христова, сказав: «Недостоин, на­клонившись, развязать ремень обуви Его» (Мк. 1, 7). И что же услышал он от Христа: «Из рож­денных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф. 11,11). Ступенью смирения взошел святой Иоанн к столь высокому до­стоинству, что удостоился возложить руку свою на пречестнейшую главу Божия Сына.

 Но и к высочайшим небесным почестям нет более лучшего восхождения и ступени, чем смирение, по словам Господа: «Кто уни­жает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 12).

 Некогда возник между апостолами спор о том, кто из них высший в апостольском лике и кто будет начальствующим на небе? Они при­шли за разрешением этого вопроса к Самому Господу и сказали Ему: «Кто больше в царстве небесном? Господь же, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: «Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное»« (Мф. 18, 3).

 Но, о Господи! Что означает это учение Твое? Неужели Твоим ученикам нужно пре­вратиться из зрелых мужей в малых детей? Петр уже стар, и Андрей тоже, и прочие апос­толы уже немолоды. Возможно ли им возвра­титься в прежний, давно прошедший возраст и сделаться малыми отроками? А Господь го­ворит: «Будьте детьми, если желаете войти в царство небесное и быть в нем великими».

 Но, о Господи! Укажи нам способ обраще­ния к отрочеству. Говорит Господь: «Кто ума­лится, как это дитя, тот и больше в царстве небесном» (Мф. 18,4). Вот способ отрочествования: будучи даже старыми, быть смиренными, кроткими, незлобивыми, как дети. Хорошо го­ворит об этом и апостол: «Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы» (1 Кор. 14, 20). Кто младенец по незлобию и смирению, тому от­верзается для входа дверь небесная, тот вой­дет в небесное царство и будет в нем великим.

 Необходимо было такое обращение к от­рочеству для учеников Христовых, ибо они в гордости начали мало помалу превозносить­ся в уме своем: то они просят сидения по пра­вую и по левую руку Христа в Его царстве, то рассуждают о том, кто из них больший, ищут начальствования. Но не требовалось такое обращение для Пресвятой Девы, ибо Она от младенчества Своего была неизменна в Своем смирении, и, возрастая телом, Она нисходила по духу смирения и всегда младенчествовала, как дитя, по незлобию и смирению. Возраста­ла годами, возрастала и разумом, а богомысленным умом Своим достигала неба. Возрас­тала и по высоте достоинства, ибо уже знала, что Она, а не иная какая-либо дева, должна родить Сына Божия, что было открыто Ей

 Самим Богом Отцом во время полуночной молитвы во Святая Святых. Ибо осветил Ее Божественный свет, и услышала Она голос Бога Отца, говорящий: «Ты родишь Сына Моего». Сколь великая честь, сколь великое достоинство!

 И в таком возрасте помышляет ли Она о каком-либо начальствовании, о том, чтобы сидеть на престоле, и о власти? Нет! Она младенчествует в отроческом смирении, говоря: «Се, Раба Господня!» То есть как бы говорит: «Я не достойна не только быть, но и называться Матерью Господа, Творца Моего, не достойна не только соцарствовать, но и предстоять Ему, не достойна не только носить Его в утробе Моей или на руках Моих, но даже взирать на пресвятое лицо Его, на Которое не смеют взирать и Серафимы. Пусть Я буду одной из служащих Ему рабынь: «Се, Раба Господня»». О глубина смирения! Глубина, «неудобозримая и ангельскима очима!»

 Этой же высокой ступенью глубочайшего смирения достигла Она превысочайшей чести Богорождения, нетленного материнства, ибо во время смиренных слов Ее: «Се, Раба Господ­ня», — в Ее пречистой девической утробе «Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1, 14).

 Смирение — это основание всего, и все прочие добродетели служат как бы назданием на этом основании. И в жизни Своей Пречис­тая Дева более всего смирением приблизилась к Богу, Который говорит: «На кого призрю, толь­ко на кроткого и смиренного» (Ис. 66, 2). Тем же смирением и в Успении Своем взошла на небе­са и возведена со славой на престол небесного царствия, ибо смирение царствует с Пречис­той Девой там, откуда низвергнута гордыня.

 К Третьему, Начальнейшему Лицу Святой Троицы, Богу Отцу, Она взошла третьею вы­сочайшею ступенью — любовью, ибо по апо­столу, «любовь всех больше» (1 Кор. 13, 13). Через нее Она сделалась Дочерью Отца Небесного. Как возлюбила Пречистая Дева Бога, этого не может изъяснить никакой язык, не может постигнуть никакой ум, ибо любовь — это одна из неведомых тайн сердечных, одному только Богу, «сердца и утробы испытующе­му» (см. Пс. 7, 10), известная. Отчасти и мы можем уразуметь любовь из некоторых внеш­них действий, случаев и времен, как напри­мер, следующих.

 Когда Отрок Иисус остался в Иерусалиме, Пречистая Дева, найдя Его, сказала: «С вели­кою скорбью искали Тебя» (Лк. 2, 48), то есть ис­кали с болью в сердце. Здесь мы можем ска­зать, что Пречистая Дева возлюбила Бога всем сердцем. Стоит Она у Креста, смотрит на вольные страдания Сына Своего, и на Ней сбываются слова Симеоновы: «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). Здесь мы мо­жем сказать, что Пречистая Дева возлюбила Бога всей душой.

 По вознесении Господнем на небо оста­лась Пречистая Дева на земле в первенствую­щей Церкви, непрестанно имея в Своих мыс­лях Сына Своего и Бога, и постоянно желая отойти к Нему с земли. Здесь мы могли бы сказать, что Она возлюбила Бога всем помы­шлением своим. Однако мы нисколько не по­стигнем, не изъясним в достаточной мере, как любила Она Его всем сердцем, всей ду­шой и всем помышлением.

 Мы сказали бы, рассуждая по человечес­ки, что Пречистая Дева возлюбила Бога так, как кто-либо из нас любит своих родителей или ставшего единой плотью (см. Еф. 5, 31) в супружестве друга своего, или единственных сыновей своих. Но у людей сердечная любовь различается по своим видам: особым образом любят родителя, иначе друга, иначе сына. Лю­бовь же Пречистой Девы не имела различий, ибо Тот Единый, Которого Она любила, был для Нее и Отцом, и единственным Сыном, и Женихом Нетленным. Вся Ее всеобъемлющая любовь направлялась к Единому Богу, и ради нее Она названа и Невестой Святого Духа, и Матерью Бога Сына, и Дщерью Бога Отца. И Дщерью не по такому приобщению, каким все соделываются верными чадами Божиими, по словам Писания: «Верующим во имя Его дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1, 12), и в другом месте: ««Я приму вас. И буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дщерями», — говорит Господь Вседержитель» (2 Кор. 6, 17—18), — но Пречистая Дева сделалась Дщерью Бога Отца иным, несравненно высшим, честней­шим и ближайшим усвоением.

 Представим себе, что некий человек при­нял к себе двух малых осиротевших отроковиц, воспитал их как дочерей и назвал их обеих своими дочерьми, а затем одну из них сделал невестой своего единокровного сына. Эта от­роковица, сочетавшаяся с его сыном, стано­вится по закону естества его ближайшей до­черью, родственной ему в большей степени, чем та отроковица, которая не сочеталась с его сыном. Ибо эта только по внешнему при­своению, только по наименованию является его дочерью, первая же и по закону естества становится его дочерью, так как касается его естества, приобщаясь к естественному сыну его, становится с ним единой плотью, и, как и сын, по закону естества, делается дочерью то­го же отца. Точно так же должно разуметь и о Пречистой Богородице.

 Бог Отец принял к Себе наше человечес­кое естество и особенно Пречистую Деву, как бы двух неких осиротевших отроковиц, как дочерей. Осиротевшим было наше естество, ибо лишилось рая и первоначальной благода­ти Божией. Осиротела и Пречистая Дева, ли­шившись Своих родителей. Господь нарек ес­тество наше Своею дщерью: «Будете», — сказал Он, — «Моими сынами и дщерями». Нарек Своей Дшерью и Пречистую Деву, сказав: «Слушай. Дщерь, и смотри, и приклони ухо Твое, и забудь народ Твой и дом отца Твоего» (Пс. 44, 11). Ког­да же наступило предустановленное время. Бог Отец сочетал Деву с Сыном Своим, Сло­вом, как Невесту, и так сделалась Пречистая Дева более близкой Дочерью Богу Отцу, го­раздо ближе нашего к Нему приобщенная, ибо Она коснулась естества Божия, сочетавшись с Богом Словом Своей плотью, которой вопло­тила Его в Себе. И потому Дева Мария — Дочь Бога Отца, Которая Ему ближе, чем все естество человеческое и ангельское. Кроме того, и материнство Ее, так как она родила Бога Сына, ясно показывает большую Ее бли­зость к Богу Отцу. Потому-то Бог Отец гово­рит Ей в Песни Песней: «Уподобил Тебя близ Меня» (Песн. 1, 8), ибо как Он родил естест­венного Своего Бога Сына без матери, так и Она родила Того же, а не иного Бога Сына без отца и соделалась как бы ближайшей Сестрой в отношении к Богу Отцу.

 Этого столь великого достоинства Пречи­стая Дева достигла как вышесказанными доб­родетелями — девством и смирением, так и любовью. Ибо Господь говорит: «Я любящих Меня люблю» (Притч. 8, 17). И как Пречистая Дева возлюбила Бога более бывших, настоя­щих и будущих святых любовью теплейшей, так и Бог возлюбил Ее более всех, присвоил, ближе всех присоединил, вверив Ей носить в девственной утробе и родить совершенного Бога в человечестве совершенном. И как тог­да Пречистая Дева взошла по ступени любви к столь высокой близости к Богу Отцу, так и ныне в пречестном Успении Своем той же ступенью взошла на небо.

 Так тремя этими ступенями (я не упоми­наю бесчисленных других) Матерь Божия вос­ходит ныне в небеса: к Богу Духу Святому — девственной чистотой, к Богу Сыну — смире­нием и к Богу Отцу — любовью. Скажу более: всеми этими ступенями вместе Она взошла к Единому в Троице Богу. Ибо тем, чем угодила Богу Духу Святому, тем же угодила и Богу Сы­ну, и Богу Отцу. Чем угодила Богу Сыну, тем же угодила и Богу Отцу, и Богу Духу Святому. Чем угодила Богу Отцу, тем угодила Богу Сы­ну, и Богу Духу Святому.

 Мы же, удивляясь такому Ее восхожде­нию, этим ступеням, с трепетом воскликнем: «О дивное чудо! Лествица к небеси гроб быва­ет». Аминь.

12. Поучение на празднество Пресвятой Богородицы Донской, месяца августа, в 19 день

 ««Возбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои, Богородице!»«

 Ныне соборно почитая празднеством в этой святой обители икону Пресвятой Влады­чицы нашей Богородицы и Приснодевы Ма­рии, именуемой Донской, хотел я узнать об этом наименовании, слушатели возлюблен­ные! И узнал я от достоверных повествовате­лей и летописцев, что когда благоверный Ве­ликий князь Димитрий Иоаннович вел брань с нечестивым татарским царем Мамаем меж­ду реками Непрядвой и Доном, была там в полках христианских эта пречестная чудотвор­ная икона, принесенная от донского воинства в дар Великому князю в помощь против супро­тивников. И по молитвам Пречистой Богома­тери и чудесной Ее силой, исходящей от той иконы, побеждены были агаряне. Великий князь, со славой торжествуя победу, возвра­тился с христианским воинством обратно и принес с собой честную и чудотворную эту икону, которая названа Донской по причине бывшей там — на Дону — победы.

 Желая еще узнать и об этой обители, назы­ваемой от образа Пресвятой Богородицы Дон­ской также Донской, узнал я из достоверных повествований и от летописцев, что во дни благоверного Государя, Царя и Великого князя Феодора Иоанновича, когда случилось наше­ствие крымской орды на державу Московско­го государства и когда татарский царь Мурат Кирей приблизился к царствующему сему граду, вышел благоверный Царь и Великий князь Феодор Иоаннович с воинством своим и на сем месте ополчился против агарян. Он принес к своим полкам Донскую икону Пре­святой Богоматери и победил полки агарянские, прогнав их с помощью Пречистой Бого­родицы. Желая воздать Ей благодарение, он создал на том месте каменную церковь, в ко­торой ныне трапеза, и поставил в ней список с чудотворной иконы. С того времени эта обитель была названа Донской.

 Я же, грешный, с усердием вспоминая обе эти победы над агарянами, всесильной помо­щью Богородичной совершенные: победу над Мамаем на границах державы Российской между Доном и Непрядвой, и преславную по­беду над крымским Киреем на этом месте, — вспоминая, говорю, обе эти победы, я вспом­ню и древнейшую победу над каганом под греческим Цареградом и скажу: Пречистая Матерь Божия туже благодать Свою, которую в древности явила греческому царству, явила и царству российскому. Ибо той же силой, ко­торой победила под Константинополем кага­на и прочих скифов и персов и отогнала их от пределов греческих, Она и под этим царству­ющих градом победила агарян и прогнала их от пределов российской державы. И как тогда греки, восписуя Пречистой Деве Богородице песни благодарения в Боге, называли Ее Возбранной Воеводой, так делаем и мы ныне, воспевая Богородице: «Возбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, бла­годарственная восписуем Ти раби Твои, Бого­родице!»

 Слыша здесь титул воеводский, Пречис­той Деве Церковью приписанный, я хочу ви­деть и сам чин Ее воеводский: как вооружает­ся Она на брань? Как выводит Свое войско и строит полки? Как побеждает супостатов не только видимых, но и особенно невидимых? Обратим же все вместе наши мысленные очи, слушатели мои! И рассмотрим этого невидан­ного и неслыханного когда-либо Воеводу.

 Кто Он такой? Дева. Слышал ли и видел ли кто-либо когда-нибудь, чтобы воеводой была дева? Воеводе приличествует иметь в ру­ках меч: «Он не напрасно», — говорится, — «носит меч: он отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13, 4); деве же приличествует иметь в руках иглу для вышивания узоров. Воеводе приличествует копье, а деве — веретено; вое­воде — шлем железный, а деве — венок разно­цветный; воеводе — броня крепкая, а деве — многоценная утварь; воеводе — щит от стрел вражеских, а деве — тень от зноя солнечного. Воеводе подобает выходить в поле на брань с супостатами, а деве сидеть безвыходно дома, в хоромах. Как может дева быть воеводой? Но воеводствует именно Дева.

 Какая же Дева? Та Дева, Которая порази­ла главу адского змия, ведущего брань против всего рода человеческого. Дева, возбранная Воевода, Пречистая Матерь Божия, Она при­яла в Свои руки оружие, и не одно оружие, но все оружия Божий, как говорит апостол: «При­мите всеоружие Божие, дабы вы могли проти­востать в день злый» (Еф. 6, 13). Еще Соломон предусмотрел оружие в руках Ее, когда сказал: «Изострит же внезапный гнев, как оружие» (Прем. 5, 20). Смотрю, какое же это оружие? И вижу меч и копье, ибо в еллинской Библии написано «меч: Изострит», — сказано там, — «внезапный гнев, как меч», а в Иеронимовом пе­реводе «копье: Изострит меч в копье». Копьем Она крепко пробивает адского семиглавого змия и единомышленников его, мечом же внезапно отсекает единым ударом головы их. Имеет и шлем спасения, по апостолу: «И шлем спасения возьмите» (Еф. 6, 17).

 Она приняла шлем спасения, чтобы не только Самой быть спасенной от проклятия за грех прародительский, но и спасти весь мир, ибо через Сию Спасительницу спасен мир, как и Церковь воспевает Ей: «Спасе Бо­городицею мир Христос, имеяй велию и бога­тую милость» (Догматик).

 Облеклась в броню правды рожденная праведными родителями и от юности по­учившаяся оправданиям Господним. «Приня­ла щит непобедимый — преподобие» (Прем. 5, 19). Слово преподобие происходит от слова «подобный», то есть подобный — преподоб­ный. «Создал Бог человека по образу Своему и по подобию» (Быт. 1, 26). И все люди душой своей разумной, созданной Богом, подобны Богу, только у грешников это подобие пре­много утрачивается, ибо человек через свои грехи уподобляется уже не Богу, а скотам несмысленным (см. Пс. 48, 13). У святых же лю­дей это подобие бывает преподобием, ибо они соблюдают в себе образ Божий неповрежден­ным.

 В Преблагословенной же Деве это подо­бие образа Божия не только преподобно над подобными, но и над преподобными преподобнейшее. В Ней образ Божий яснее, чем у всех других, как об этом свидетельствует Сам Бог, Который в Песни Песней говорит Ей: «Уподобил Тебя, Ближняя Моя» (Песн. 1,8),— то есть как бы говорит: «Все люди, и особенно угодники Мои, подобны Мне, Ты же подоб­нее их, так как находишься близ Меня: «Уподо­бил Тебя, Ближняя Моя»«.

 Как лицо, смотрящее в зеркало вблизи, отражается в зеркале лучше, чем лицо, смот­рящее издали, так и Пречистая Дева. Пребы­вая около Бога ближе, чем все святые, более подобна Богу, чем они. Она подобна Богу От­цу, как родившая без отца Сына Его, рожден­ного Им прежде веков без матери. Подобна Богу Сыну, как носившая Его в пречистой Своей девической утробе и родившая Его не­тленно. Подобна Богу Духу Святому, как соделавшаяся Его Невестой и храмом чистым и непорочным. И как Она более близка к Богу, чем все святые, так и более подобна Ему, чем все подобные, и более преподобна, чем все преподобные. Вот такой щит приняла возбранная наша Воевода, и щит этот — непобе­димый. «Примет», — сказано, — «щит непобеди­мый — преподобие». Ибо кто может одолеть, превзойти своей святостью Ее святость, кото­рая превзошла и святость Серафимов?

 Созерцая умом своим возбранную нашу Воеводу, во все оружия облеченную, воору­женную щитом и броней, вспомню здесь сло­ва Святого Духа, сказанные о Ней: «Шея Твоя, как столп Давидов, тысяча щитов висит на нем и все стрелы сильных; по другому перево­ду: и оружия сильных» (Песн. 4, 4). По древнему обычаю, на высоких столпах, то есть вежах или башнях, стоявших на городской стене, слагалось и хранилось все оружие, приготов­ленное для брани. Так, Царь Давид, по свиде­тельству святого Амвросия, устроил в Иеруса­лиме высокий столп на городской стене для защиты, а вместе и для украшения города. Для защиты — чтобы можно было издали ус­мотреть приближающиеся к городу вражес­кие полки и прогнать их, а для украшения же потому, что столп тот превосходил своей вы­сотой не только средние, но и самые высокие здания Иерусалима.

 Я же хочу найти объяснение тайны: поче­му Дух Святой уподобляет возлюбленную и прекраснейшую Невесту Свою тому столпу Давидову? Почему красота Ее должна быть в том, чтобы иметь шею столь высокую и длин­ную, как столп? Но как всегда в таинстве го­ворится так, а понимается иначе, так и здесь нужно разуметь у Невесты Духа Святого не вещественную высоту, а высоту добродетелей.

 Некоторые полагают, что столп тот Дави­дов находился между Сионом, стоящим на го­ре высокой, и Иерусалимом, расположенным под горой и именовавшимся дшерью Сиона. И был столп тот между ними как бы шеей между телом и головой, ибо по высоте своей он преобладал над Иерусалимом и достигал Сиона. На столпе же этом были повешены щиты и положены все оружия для брани и за­щиты Иерусалима. Уподобляет Дух Святой Пречистую Деву столпу Давидову потому, что Она, будучи Дщерью Давидовой, посредству­ет, как шея между головой и телом, между Христом, как Главой Церкви, и верующими, которые составляют тело Церкви Его, и вмес­те с тем превосходит Церковь, ибо Она воис­тину высшая всех и достигающая Христа, как давшая Ему плоть.

 Еще же и для того уподобляет Ее Дух Святой столпу, или хранилищу оружейному, чтобы показать, что Она есть возбранная Во­евода, во все оружия облеченная, а в этом наша защита от врагов. Ибо что может про­образовать тот столп, как не крепость Девы для нашего спасения: «Крепкая зашита от вра­га?» (Пс. 60, 4) Что могут означать те щиты, как не Ее защиту для нас? Что означают те стрелы, как не победу над врагами?

 Когда враг воюет против нас, Она защи­щает нас щитами молитв Своих. Когда же мы сами воюем с врагами, Она подает нам ору­жие, стрелы сильные, и если мы ослабеваем, Она, как столп, укрепляет немощь нашу, что­бы нам не падать. Тысяча же щитов знаменует бесчисленные молитвы Ее о нас к Богу. Ты­сячное число здесь употребляется для означе­ния бесчисленного, ибо Богородица защища­ет нас бесчисленными, крепкими, как щит, молитвами. Все же оружие сильных указыва­ет на то, что всю ту благодать и силы, которые имеют все святые и которыми они помогают нам, те силы, которые имеют и которыми по­могают пророки, апостолы, иерархи, мученики, преподобные и праведные и все прочие святые, имеет в Себе единая Пресвятая Дева, и Она одна может помочь нам столько, сколь­ко все святые; и потому говорится о Ней, что Она имеет все оружие сильных.

 Узнав, как облечена возбранная наша Вое­вода тысячью щитами и всеми стрелами и оружиями сильных, посмотрим еще, как Она вы­водит и устраивает Свои полки, ибо Воеводе без воинства или без полков быть не подобает. Воевода получает свой титул от слова «воин­ство», а потому и Сия возбранная Воевода имеет Свое воинство, Свои полки. Посмот­рим же, как Она выводит их на брань.

 Помните ли вы Иаковлеву лестницу, по которой «восходили и нисходили Ангелы Божий?» (Быт. 28, 12) Помыслите, почему Ангелы Бо­жий непрестанно ходят по этой лестнице вверх и вниз, то восходят, то нисходят? Вы не узнаете причины этого, пока не исповедаете, что лестница эта есть Пречистая Матерь Бо­жия, как и Церковь говорит Ей: «Радуйся, мосте, к небесем преводяй, и лествица высо­кая, юже Иаков виде!» (Акафист Пресвятой Богородице). Если же вы признаете, что Она есть та Иаковлева лестница, то узнайте и то, что Ангелы потому не имеют покоя, восходя и нисходя по лестнице, что Пресвятая Богоро­дица повелевает им восходя приносить к Богу человеческие молитвы и всякие нужды, скор­би и печали, а нисходя приносить от Бога лю­дям Божию милость, помощь и дары, и все это через лестницу, то есть Богородицу, имею­щую такое о нас попечение.

 Та же лестница, кроме ангельских во­инств, выводит еще и полки святых от не­бесной высоты к земному снисхождению, к человеческому христианскому роду, на по­мощь воинствующей на земле Церкви. Из­водит полки святых, ибо Церковь воинству­ющая взывает к Ней об этом словами Дамаскина: «Молящи, приими лики Архангел же и множество вышних воинств Зиждителя Моего, апостол же и пророк соборы, и муче­ники, и преподобный, и священномученики, и молитву сотвори, Чистая, за нас Богу» (Октоих, глас 2, в понедельник на повече­рии, песнь 9, ст. 5).

 Посмотрим, сколько полков изводит Пре­чистая Дева и ополчает вокруг нас! И над все­ми ими воеводствует Сама возбранная Воево­да. Послушаем, как Она ополчает эти полки и выстраивает их? Строит эти полки в порядке против супостатов наших, и сколько имеется полков, воюющих против нас, столько же по­ставляет Она против них Своих полков. Не напрасно говорит Ей Дух Святой: «Прекрасна Ты, Возлюбленная Моя, любезна, как Иеруса­лим, ужасна же, как полков строй чинный» (Песн. 6, 3).

 Выслушаем внимательно эти слова, ска­занные Святым Духом в похвалу Невесты Своей. Почему Она «любезна, как Иерусалим и ужасна, как полков строй чинный»? Он уподоб­ляет Ее Иерусалиму прекрасному, чтобы изъ­явить Ее прекрасное пренепорочное девство, а уподобляя чинному строю полков, изъявля­ет Ее страшное воеводство. Иерусалим обо­значает Деву полки — Воеводу. Но так как мы уже сказали, что Сия Воевода выстраивает в порядке полки Свои против полков вражес­ких, то рассмотрим и порядок этих полков.

 Троякие полки врагов наших, воюющих против нас днем и ночью, это — мир, плоть и дьявол. Сначала дьявол, потом мир и затем плоть. Дьяволискуситель со всеми кознями своими. Мирпрельститель со всей суетой своей. Тело — домашний враг со всеми свои­ми греховными страстями. Сколь досаждают нам, теснят и творят пакости эти три вражес­ких полка, о том не нужно и говорить, ибо это знает каждый.

 Все множество святых, составляющих торжествующую Церковь, по согласному ут­верждению всех богословов, разделяется на три изряднейшие ликостояния, на три полка (как и Ангелы — на три лика), по числу трех наград, уготованных в воздаяние: на полк учителей, полк мучеников и полк девственни­ков. Начальствует и воеводствует над этими полками Дева, как святейшая из всех святых. Воеводствует над полком учителей, ибо через Нее же познали мы Сына Божия, как говорит о Ней Дух Святой: «Тайноучителъница есть, еже о Бозе разумения». Воеводствует над пол­ком мучеников, как стоявшая у Креста и как Та, у Которой «оружие пройдет душу» (Лк.2,35). Воеводствует над полком девствующих, как Приснодева, как Дева и пред рождеством, и в рождестве, и после рождества, Дева, девичес­кой чистотой превосходящая Ангелов.

 Для Своих полков устроила Сия Воевода следующие знамена. Для полка учителей — знамя небесного цвета, ибо их рассуждение, богомыслие направляется к небу. На знамени том изображен венец золотой, ибо они испы­таны, «как золото в горниле» (Прем. 3,6). Имен­но об этом венце говорит апостол: «Готовится венец правды, который даст мне Господь в день оный» (2 Тим. 4, 8). Для полка мучеников — знамя червленого цвета, обагренное пролитой за Христа кровью, и на знамени том изобра­жен Престол Божий, ибо говорит Он: «Побеж­дающему дам сесть со Мною на Престоле Моем» (Откр. 3, 21). Для полка девствующих — зна­мя белого цвета, так как и они непорочны и белы. И на знамени том изображен крест, ибо знает каждый, кто несет сей крест, с каким крестом, с каким, говорю, терпением соблю­дается чистота и девство.

 Выведя эти три полка, Она поставляет их против трех вышереченных вражеских пол­чищ. Против дьявола ставит полк учителей, которые изобличают козни дьявольские, по­учают и наставляют тому, как люди могут уничтожить дьявольские козни. Против мира ставит полк мучеников, победивших мир и давших «нам пример, как следует презирать мир, по словам Писания: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин. 2, Г5). Против плоти поставляет Она полк девствующих, победив­ших свою плоть и одолевших свои природные страсти.

 В таком порядке устроив свои полки, возбранная Воевода повелевает всем вступить в бой, биться упорно с нашими великими врагами, сражаться мечами, копьями и стре­лами их молитв за нас, уязвлять ими супоста­тов и далеко прогонять их от нас. Сама же Она поступает по обычаю воеводскому: как воево­ды обычно наблюдают с высокого места за полками сражающихся, и ослабевающим по­сылают подмогу, так и Она стоит на высоком месте, будучи взята по Успении Своем на небо, и стоит там, где видел Ее св. Иоанн Богослов. «Великое знамение», — говорит он, — «явилось на небе: Жена, облеченная в солнце». И явилась в самое злое время, в самое страшное время — во время разорения и смятения вселенной, ибо написано: «Произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение и великий град. И яви­лось на небе великое знамение: Жена, облеченная в солнце» (Откр.11,19;12,1).

 Здесь потребно знать, почему та Жена, ви­денная Богословом и изображающая нашу Воеводу, явилась не ранее блистания громов и гласов, землетрясения и града, когда еще все стихии находились в мире и покое, а во время самого страшного смятения земли и неба? Это было для того, чтобы показать, что Пречистая Матерь Божия во время самой лютейшей бра­ни, в самое злое время, когда мы боремся с супостатами, когда воюют против нас враги наши то блистанием похоти очей, то гласом гордости плоти, то громом внезапных страст­ных наваждений, то потрясением внутренних мятежей, то градом различных попущений Божиих на нас, — тогда Она, как солнце, вос­ходит к нам на помощь, чтобы укрепить тех, кто побеждается, чтобы исцелить тех, кто из­ранен, чтобы воздвигнуть тех, кто пал в борь­бе, чтобы воскресить и вновь вооружить для подвигов тех, кто уже умер душой, побежден­ный во время брани, но без отчаяния в Ее по­мощи, и чтобы уготовить мзду за подвиги тем, кто хорошо подвизается и достигает победы.

 Во все же это бранное время, чтобы не по­крыла ночь своей тьмой борющихся, Она яв­ляется облеченной в солнце, просвещая тьму нашу. Так ведет за нас брань с супостатами на­шими эта возбранная Воевода, непобедимая Победительница, Пречистая Матерь Божия, побеждая врагов невидимых и видимых, как было сказано в начале нашей беседы. Мы же, «благодарственная восписующе», воспеваем Ей: «Радуйся, Еюже воздвижутся победы. Ра­дуйся, Еюже ниспадают врази!» (Акафист Пресвятой Богородице).

 Итак, слушатели возлюбленные, мы виде­ли чин воеводский возбранной Воеводы, Пре­святой Девы, слышали, как вооружается Она на брань, как изводит Свои полки и строит их в порядке, как в сражении побеждает супо­статов. И уже пора мне окончить похвальную беседу о Пречистой Деве, пора заключить ее «аминем». Но ум мой смущает некая вещь, ибо думается мне, что все сказанное мною, грешным, не было понятно некнижным лю­дям, и я опасаюсь, как бы они не ушли без пользы и как бы я не оказался только много­словным ритором, а не полезным учителем, а потому скажу еще несколько слов на пользу простецам.

 Знаете ли, что я хочу сказать? Я скажу вещь страшную, которой вы не захотите пове­рить. Пусть так, но я все же скажу ее. Скажу следующее: Пречистая Матерь Божия не мо­жет умолить о нас Бога. Да! Не может. Верите ли вы этому? Но если вы и не верите, я ут­верждаю свое слово: Она не может. Вы спро­сите: почему же не может? Отвечаю: потому не может, что мы не хотим покаяться в своих грехах и непрестанно распинаем злобой на­шей Сына Ее и Бога нашего. И потому Она не может умолить Его. А что это воистину так, я покажу вам из Святого Писания.

 Некогда тяжко согрешили израильтяне и не желали раскаяться. И сказал тогда Господь пророку Иеремии: «Если станут Моисей и Са­муил предо Мной, не приклонится душа Моя к народу сему; отгоню их от лица Моего, путь идут те, кто обречен на смерть — на смерть, кто под меч — под меч, кто на голод — на голод; кто в плен — в плен» (Иер. 15, 12).

 Знаете ли, кто был Моисей? Тот. кто ли­цом к лицу беседовал с Богом, тот, кто разде­лил Чермное море, перевел людей израилевых посуху, сделал бесчисленные чудеса, и когда он воздвигал руки свои, молясь за Из­раиля, Израиль побеждал Амалика. И Самуил был пророк не меньший его. Однако же Бог говорит: «Если встанут Моисей и Самуил, и будут умолять Меня за тех грешников нерас­каянных, Я не послушаю их, не умолят они Меня».

 Точно так же пусть знает каждый и о Пре­чистой Богородице: пока мы не перестанем творить смертные грехи, пока будем тяжко прогневлять Бога нашего, до тех пор и Пре­святая Матерь Божия не может умолить о нас Бога. Ибо Господь Бог, взирая с высоты славы Своей на наши прескверные и премерзостные дела и видя, что мы христиане только по имени, взирая на это Господь говорит в Себе: «Если даже станет возлюбленная Мать Моя молиться ко Мне за этих ожесточенных грешников, Я не послушаю Ее: «Не приклонит­ся душа Моя к народу сему», отрину их».

 Да и как может умолить за нас Божия Ма­терь, если мы заграждаем Ей уста, вынуждаем к молчанию, не допускаем молиться за нас, заграждаем если не словами и языком, то са­мими злыми делами нашими, говоря Ей: «Молчи! Не молись за нас!» Понимаете ли вы, что я говорю? Когда грешник убивает Ее Сы­на, не налагает ли он на Ее уста печать молча­ния, чтобы Она не молилась за нас? Тогда только и только тогда Богородица усердно умоляет о нас Бога, когда мы с покаянием и со слезами притекаем к Богу и к Ней, имея твердое намерение не служить более греху. Только тогда Она воистину сильна умолить о нас Бога. А пока мы пребываем нераскаянны­ми и ожесточенными, как воинство фараона, Она умолить не может. Так ли это — рассуди­те сами. Я же, поистине известив вас об этом, окончу мою беседу, сказав: Аминь.

13. Поучение на день памяти святых мучеников Адриана и Наталии, месяца августа, в 26 день

 ««Мученицы Твои, Господи, Адриан и Ната­лия во страданиях своих венцы прияша нетленныя от Тебе, Бога нашего»« (Тропарь общий мученика)

 Празднуем ныне мы двоицу святых муче­ников — Адриана и Наталии, слушатели бла­гочестивые! В этой мученической двоице только одно лицо пролило свою кровь — свя­той Адриан, — и поистине он наречен муче­ником и мученическим венцом почтен от Христа Бога. Другое же лицо — святая Ната­лия — не пролила своей крови, однако и она не лишена мученического венца и титула. Од­но лицо страдает, но оба увенчиваются.

 Какова же причина этого? Причина этого объясняется в истории жития этих святых мучеников, в конце ее, где сказано: «По со­вершении страдания святого мученика Адри­ана и святая Наталия совершила течение свое, она мученица и без пролития крови, ибо много сострадала святым мученикам, служа им в узах и смотря на страдание их, еще же и бежала от дома и отечества своего ради цело­мудрия».

 Вот объяснение мученичества ее: она много сострадала святым мученикам, особен­но же святому Адриану, с которым по закону супружества составляла одно тело и один дух по вере Христовой, сострадала, служа святым мученикам и взирая на их страдания, и сама бежала из дома и отечества ради сохранения своего целомудрия. И за все это она сподоби­лась мученического венца и ликостояния на небе, нареченная мученицей и без пролития крови.

 Нам же да будет известно, что у рабов Хри­стовых бывает двоякое мученичество, совер­шаемое как самим делом, так и в духе. Испол­няемое на деле, оно совершается с пролитием крови, а исполняемое духом, соделывается без пролития крови. Мученичество с проли­тием крови известно всем, мученичество же без пролития крови мало кому известно. По­этому, обойдя молчанием мученичество, со­вершающееся с пролитием крови, побеседуем ныне о вещи, не всем известной — о добро­вольном, духовном, бескровном мученичестве во имя Христово и посмотрим, каковы его по­двиги и какие венцы его ожидают?

 Подвиг бескровного, духовного мучени­чества — сугубый, ибо и природные, естест­венные страсти в человеке бывают двоякие. Человек, одаренный от Бога разумной душой, имеет от природы в своем естестве две сторо­ны: похотную и яростную. Обе эти страсти вместе с человеком рождаются, живут и уми­рают: как похотное, начиная от юности и до самой старости, до гроба, не оставляет чело­века, так и яростное держится в нем от начала жизни и до самой его кончины.

 Похотное живет и господствует в теле чело­века, а яростное в его душе. Поэтому желаю­щий претерпеть духовное мученичество ради любви ко Христу должен совершить двоякий подвиг борьбы с этими сугубыми страстями: плотской и душевной, — похотной, говорю, и с яростной страстью, то есть победить как природные плотские вожделения, так и стра­сти душевные. Ибо одно — страсти плотские, другое — страсти душевные, точно так же, как похотное и яростное — не одно и то же.

 Плотские страсти содержатся в видимых плотских чувствах, каковы: сластолюбие, по­хоть, плотоугодие и прочее, услаждающее чувства. Душевные же страсти заключаются в невидимом и неведомом сердце, каковы: гнев, ярость, злоба, злопамятство, ненависть и тому подобные страсти, содержащиеся как злые помыслы в сердце и в свое время высту­пающие наружу в деле.

 Об этих плотских и душевных страстях упоминает святой апостол Павел, говоря колоссянам: «Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть» (Кол. 3, 5). Это — о плотских страстях. О душевных же он говорит следующим образом: «Отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу» и прочее (Кол. 3, 89). Из этих апостольских слов ясно видно, что существуют двоякие страсти: плот­ские и душевные, требующие двоякого по­двига от желающего исполнить бескровное и духовное мученичество.

 То же видно и из слов святого Златоуста, который в похвальном слове в день памяти святого мученика Варлаама говорит о бескров­ном мученичестве так: «Скажет кто-нибудь: как можно подражать мученикам, когда вре­мя гонений миновало? Воистину, теперь не время гонений, но для мученичества время; не время борьбы, но время венцов; не гонят люди, но гонят бесы; не озлобляет мучитель, но озлобляет дьявол; не горящие уголья ви­дишь, но разженное пламя похоти. Они, муче­ники, попирали горящие уголья, ты попирай огонь естества. Они вступали в борьбу со зве­рями, ты обуздывай свой гнев, как лютого, неукротимого зверя. Они претерпели нестер­пимые муки, ты побеждай скверные и лукавые помышления, исходящие из твоего сердца. Таким образом ты будешь подражать мучени­кам, ибо ныне «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, про­тив духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12)».

 Так говорит Златоуст. В этих его словах указываются оба подвига духовного мучени­чества, необходимые для того, чтобы бороть­ся против похотного и против яростного. Ибо, называя в духовном мученичестве по­хоть плотскую огнем, а страсть душевную — ярость и гнев — неукротимым зверем, он этим указал двоякие страсти — плотские и ду­шевные, а вместе и двоякий подвиг духовного мученичества, то есть угашение огня похоти и укрощение зверской лютости, ярости и гнева.

 Уразумев двоякий подвиг бескровного ду­ховного мученичества, посмотрим: сколь трудна в этих подвигах борьба с супротивны­ми, чем побеждаются супротивные и сколь светлые венцы ожидают побеждающих?

 Сколь велика борьба в первом подвиге духовного мученичества, то есть борьба с плотью, пусть дадут ответ на этот вопрос не находящиеся в супружестве, вдовствующие и девствующие. Не нужно говорить о вещи из­вестной, разве напомнить кратко о том, сколь неугоден Христу Господу Богу тот, кто не бо­рется упорно со страстями и похотями, а по­стоянно побеждается ими, любит их больше своего спасения и валяется в тине скверных своих дел. Сколь мерзостен всякий блудник Христу Господу, рожденному от Пречистой и Пренепорочной Девы, Источнику всякой чи­стоты, и потому Он вооружается против него, как против Своего врага. Ибо по апостолу: «Плотские помышления суть вражда против Бога» (Рим. 8, 7), то есть человек, углубивший весь свой ум в плотские сквернодеяния и только о них мудрствующий умом своим, мечтающий только о плотских греховных вожделениях и желающий их, является вели­ким врагом Бога. Поэтому необходимо Богу вооружаться против него, как против врага, чтобы отомстить ему за вражду.

 Читаем в писаниях премудрого Соломона, как Премудрость Божия хочет приготовиться к брани: «Приимет», — говорит он, — «всеоружие ревность Его, и вооружит тварь для отмщения врагам, облечется в броню правды и наденет на Себя шлем суда нелицемерного, примет щит не­победимый преподобия, изострит же внезапный гнев, как оружие», то есть внезапно изострит гнев Свой, как меч (Прем. 5, 17—20).

 Удивимся здесь прежде всего тому, что Премудрость Божия, Которая, по апостолу, «мирна, скромна, полна милосердия» (Иак. 3, 17), внезапно превратившись в ярость, хочет воз­двигнуть брань, изострить Свой гнев, как меч; затем рассмотрим, против кого Она острит этот меч и с кем хочет вести брань.

 Писание говорит, что Она хочет воздвиг­нуть брань на безумных и собирает для этой брани великую силу со всего мира: «Воздвиг­нет мир для брани с безумными», то есть, по тол­кованию, все четыре стихии, из которых со­стоит мир, вместе с Премудростью Божией воздвигнут брань против безумных. Кто же столь безумен, что раздражает Премудрость Божию и вызывает Ее на брань? Воистину, не кто-либо иной, как человек, отдавший себя скверным делам, плотским, блудным, ибо та­кого Святое Писание называет безумным, го­воря: «Прелюбодей за скудость ума погибель ду­ше своей приготовляет» (Притч. 6, 32). Вот на кого, как на врага, воздвигает брань вопло­щенная Премудрость Божия — Христос. Вот на какую великую ярость и гнев вызывает Бо­га грех блудный!

 Воистину, и все грехи неприятны Богу, раздражают Его и побуждают к гневному от­мщению, но в неодинаковой мере, ибо «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела», — как говорит апостол, — «а блудник грешит про­тив собственного тела» (1 Кор. 6, 18), — против тела, которое Христос искупил Своей честной Кровью и уготовил быть храмом Святого Духа. Поэтому Он в особенности гневается на блуд­ника и изощряет против него гнев отмщения, как это явствует и из Апокалипсиса.

 Святой Богослов видит Господа, среди семи светильников ходящего, и «из уст Его выходит острый с обеих сторон меч» (Откр.1,16). По­смотрим, на кого уготовил и изострил Гос­подь наш меч сей? Послушаем святые слова Его, сказанные Богослову: «Ангелу Пергамской Церкви напиши: так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч: «Имею немного против те­бя, потому что есть у тебя там держащиеся учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали. Так и у тебя есть держащиеся учения Николаитов, которое Я ненавижу. Покайся; а если не так, скоро при­ду к тебе и сражусь с ними мечом уст Моих»« (Откр. 2, 12, 1416).

 Посмотрим, сколь неугоден Господу вся­кий, кто не борется со страстями тела своего, не побеждает, а любит их, кто не угашает в се­бе огня похоти, но еще более возжигает его, влекомый сластолюбием, как говорится в Пи­сании: «Каждый искушается, увлекаясь и оболь­щаясь собственною похотью» (Иак. 1, 14).

 Желающий же упорно сопротивляться своим страстям ради любви Христовой чем может побеждать их? Умерщвлением самого себя. «Умертвите», — говорит святой Павел, — «земные члены ваши» (Кол. 3, 5). Таков был этот святой подвижник, говоривший себе: «Усмиряю и порабощаю тело мое» (1Кор. 9, 27). И никто не может иначе победить обуреваемую страстя­ми свою плоть, как только ее умерщвлением. Однако не буду продолжать ныне слова об умерщвлении плоти по причине краткости времени. Всякий сам может достаточно ви­деть в житиях святых, как многие истомляли себя различными умерщвлениями, угашая в себе пламя плотского вожделения. Достаточ­но сказать, что умертвивший свои страсти — это добрый подвижник и мученик без крови. Более же потребно уведать увенчание этого бескровного мученичества.

 Сколь светлый венец ожидает сопротив­ляющегося страстям, побеждающего плоть и угашающего умерщвлением огонь похоти, то можно уразуметь из кратких слов святого Киприана, который говорит о девстве так: «Дев­ство — сестра Ангелов, одоление страстей, царица добродетелей, наследие всех благ», и в другом месте: «Чистота — это украшение благородных, вознесение смиренных, благо­родство худородных, утешение печальных, умножение всякой корысти, красота людей убогих, честность благочестия, умаление пре­грешений, умножение мзды, подруга Созда­теля всех Бога».

 О сколь преславный и пресветлый венец похвал ожидает побеждающего плоть и чис­тоту соблюдающего! Таковой не только про­славится в будущем веке, но и в жизни этой почитается людьми и Богом. Ветхозаветный Иосиф, который, будучи склоняем ко греху преступной женой, избежал его, прославлен был царем Египта.

 Но так говорится не только о чистоте дев­ствующих, но и о чистоте находящихся в су­пружестве и вдовствующих. Именно такую чистоту сохранила святая мученица Наталия, которая и в супружестве своем соблюла цело­мудрие, и во вдовстве пожила чисто до самой своей кончины. Еще же говорится так и о той чистоте, которая приобретается покаянием, ибо и такую чистоту преподобный Ефрем ублажает высокими похвалами. Святой же Златоуст приписывает этой чистоте, приобре­таемой через покаяние, честь девства, когда говорит о грешной жене, у ног Христовых плакавшей: «Сначала она была женой блуд­ницей, ныне же она дева, сестра Христова, невеста Слову». Угашающего огонь похоти и побеждающего свою плоть ожидает такая же почесть и венец, как и мученика, угли огнен­ные поправшего.

 Но пора нам уже обратиться к другой борьбе во втором подвиге духовного бескров­ного мученичества, к борьбе, говорю, укроще­ния зверя гнева и ярости, страстей душевных.

 Человек не возбуждается гневом и яростью сам собой, если кто-нибудь не прогневляет его, а побуждается к этому или лицемерными друзьями, или явными своими недругами, ос­корбляющими и преследующими его, кото­рые или обижают его словом, осуждают и опо­рочивают, или же делом его оскорбляют. Из-за этого в человеке естественно вызываются гнев и ярость, и он в свою очередь платит жестоки­ми словами и мстительными делами. Они ста­новятся зверями по отношению друг к другу: и обижающий терзает, как бы зубами, злыми словами и делами, и мстящий терзает, возда­вая злом за зло и обидой за обиду. И тот, кто может с Божией помощью укротить этого зве­ря, гневную, говорю, ярость, как в себе, так и в ближнем своем, тот добрый подвижник и храбрый борец.

 Но для укрощения этого лютого зверя, природной, говорю, ярости и гнева, необхо­дима великая сила, великая крепость, которая содержится не в волосах Сампсоновых и не в бронях и оружии, а в самом кротком и незло­бивом терпении: терпя победишь, не злобст­вуя укротишь.

 Спросим премудрого Соломона, кого он назовет самым крепким и сильным? Он же от­вечает нам, что нет никого крепче и сильнее, чем кроткий и терпеливый человек: «Долготер­пеливый муж лучше», — говорит, — «храброго и сдерживающий гнев лучше завоевателя городов» (Притч. 16, 32), то есть терпение и укрощение гнева сильнее, чем храбрость витязей.

 Почему же долготерпеливый лучше и сильнее, чем крепкий, и укрощающий гнев лучше овладевающего городами? Потому, что терпеливый укрощает в себе и в ближнем сво­ем зверя, сугубую, говорю, ярость. Сначала в себе, а потом в ближнем, ибо никто не может укротить ярящегося противника своего, прежде чем не укротит самого себя, никто не может уничтожить чужую гневную страсть, прежде чем сам не искоренит ее в своем серд­це, и не одолеет ничьей злобы, если прежде всего сам не сделается незлобивым.

 Но гораздо труднее борьба и подвиг — ус­мирить своего зверя, свою ярость, чем чужую. Укрощение чужой ярости есть дело искусства, а укрощение своей — дело крепкой и сильной души. Чужая ярость возбуждается случайно, своя же — природна, естественна, а для того, чтобы преодолеть что-либо естественное, не­обходима несравненно большая сила, чем для того, чтобы победить какого-либо врага. Многие победили целые царства, а себя одо­леть не могли. Достоин всякого посмеяния Александр Великий, который, завоевав столь­ко царств, покорил Азию и Африку, не только не мог укротить во гневе ближайших и распо­ложенных к нему друзей: Филота, Клита и Калисфена. Потому «муж долготерпеливый лучше храброго и сдерживающий гнев лучше за­воевателя городов», что он прежде всего побеж­дает в себе страсть гневную, а затем и укроща­ет ярость ближнего своего кротостью.

 Как он делает это, объясняет святой Зла­тоуст, который говорит: «Нет ничего сильнее кротости, ибо как возожженный огонь угаша­ет вода, так и душу, яростнее огненной печи горящую гневом, угашает слово, с кротостью изреченное». И в другом месте: «В брани по­казанием храбрости бывает то, что воин уби­вает супостата, но еще яснее победа, когда побеждаешь обидчика терпением, ибо Бог да­ет тебе силы побеждать не сплетением рук, а терпением». Так говорит Златоуст.

 Итак, ясно, что терпеливый и кроткий че­ловек гораздо сильнее, чем сильный борец и храбрый воин, ибо он побеждает без оружия, одолевает без брани, что в Апокалипсисе очень хорошо объясняется в рассказе о виде­нии Богословом Агнца.

 Восхищенный в духе на небо, святой Ио­анн Богослов видел Престол Божий и сидя­щего на нем Бога в славе неизреченной, дер­жащего в деснице Своей книгу неведомых Божественных тайн, запечатанную семью пе­чатями. И «Ангел сильный провозгласил громким голосом: «Кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?» И никто не мог, ни на небе, ни на земле». И начал плакать святой Иоанн: Я, — говорит он, — «много плакал». Почему? Потому что «никого не нашлось достойного рас­крыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее». Тогда один из старцев, сидящих окрест Престола Божия, утешает плачущего Иоанна, говоря: «Не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее» (Откр. 5, 1—5).

 Услышав эти слова: «Вот лев», — обратим к Нему мысленные очи наши и посмотрим, каков Сей Лев? И вот видим мы вместе со святым Иоанном, хотя и не столь быстрым и ясным умственным оком, что «посреди Пре­стола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на Престоле. И когда Он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем. И поют новую песнь, говоря: «Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан и Кровию Своею искупил нас»« (Откр. 5, 6—9). Ос­тавив изыскание о книге и печатях, мы будем говорить только об Агнце.

 Неудивительно ли то, что было сказано: Вот лев, — а узрели мы не льва, а Агнца: на­звание лев, а образ агнца? И затем: образ агнца, а сила льва: «Вот, победил Лев». Неудиви­тельно, когда лев кого-либо побеждает, ибо он царь зверей, сильный и грозный, «похищаю­щий и рыкающий», страшный не только для зве­рей, но и для людей.

 Но какая сила у агнца? Какая гроза? Что он «похищает» ? Какова его борьба и кто его бо­ится? Как и кого он может победить?

 Но чтобы яснее уразуметь силу, крепость и храбрость виденного Агнца, пойдем за свя­тым Иоанном Богословом на песок морской и посмотрим, каково Его ратование, как и с какими супостатами Он борется? «И стал я на песке морском», — говорит Богослов, — «и уви­дел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами» (Откр. 13, 1). И далее: «И уви­дел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога» (Откр. 13, 11). И затем: «Зверь, выходящий из бездны» (Откр. 11,7). Все они со­брались на брань. Против кого же они хотят воздвигнуть сию брань?

 Слышим мы слова Ангела, говорящего Богослову: «Они будут вести брань с Агнцем» (Откр. 17, 14). Удивимся снова: столько страшных зверей ополчаются против одного Агнца! Разве не может каждый из меньших зверей в одиночку одолеть Агнца? Один волк гонит тысячу овец, а в Апокалипсисе против одного Агнца собралось столько зверей! Мо­жет ли одолеть их Агнец? Ангел повествует, что Агнец одолеет их. Агнец, — говорит он, — «по­бедит их; ибо Он есть Господь господствующих и Царь царей» (Откр. 17, 14). Как же победил тех зверей Агнец? Богослов говорит, что они «живые брошены в озеро огненное» (Откр. 19, 20).

 Уразумеем это объяснение силы, какую имеет терпеливая кротость и незлобие. Образ Агнца запечатлен кротостью, но имеет льви­ную силу. Кто достоин принять книгу тайн Божиих с дарами и печатями? Тихий Агнец. Кто достоин быть хвалимым и покланяемым Небесными Силами? Незлобивый Агнец. Кто силен победить тех страшных и лютых зверей, из моря, от земли и из бездны исходящих? Кроткий Агнец: «Агнец победит их». Кто господ­ствует над дольним и горним? Терпеливый, закланный Агнец, ибо «Господь господствующих и Царь царей». Агнец сей, Богословом в Апока­липсисе виденный, является образом кротости и вместе непобедимой силы Самого «Агнца Бо­жия, взявшего грехи мира» (Ин. 1, 29), Христа, Спасителя нашего, Который в вольном стра­дании Своем, «как овца, веден был на заклание, и, как агнец, пред стригущим его безгласен» (Ис. 53, 7), «будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал» (1 Петр. 2, 23).

 Какого добра не соделала незлобивая и многотерпеливая кротость Его, какой чести не удостоилась? Каких зверей лютых не побе­дила сила кротости Его? Каждый может убе­диться и судить о том из Священного Писа­ния. Кроме зверей адских, дьявола, говорю, и смерти, вольным страданием незлобивого Агнца побежденных, побеседуем и о злонрав­ных людях.

 Звери были архиереи иудейские, а с ними книжники и фарисеи, которые скрежетали на Него своими зубами, намереваясь живым пожрать Его. Звери были Пилат и Ирод, над­ругавшиеся над Господом нашим. Звери бы­ли избивавшие, заплевавшие, венчавшие тернием, пригвоздившие на Кресте Господа нашего. Не побеждены ли Им все эти звери и не ввержены ли в пропасть адскую? Мы же присоединим к этому, что и иных зверей Сей незлобивый наш Агнец Своею кротостью и долготерпением превратил в овец Своих.

 Зверь был мытарь, чужое неправедно по­хищающий. Зверь был разбойник, устраиваю­щий засады на дорогах и убивающий людей. Зверь была же наблудница, души человечес­кие на погибель уловляюшая. Зверь был сын блудный, вдали от отца погрязший во грехах и отцовское имение с блудницами расточивший. Сколько зверей Божие правосудие могло по­требить с земли живых! Но кротость и долго­терпение Агнца, Господа нашего, пощадив их по милосердию Своему, претворила их в доб­рых овец, из зверонравных сделала кроткими, из враждебных Себе возлюбленными друзья­ми Своими. И нам отсюда ясно видно, что агнчая кротость с терпением и незлобием по­беждает все супротивное.

 И потому, если ты хочешь одолеть врагов своих без брани, победить без оружия, укро­тить без труда и покорить себе, — будь кроток, терпелив, тих, незлобив, как агнец, и ты одо­леешь, победишь, укротишь и покоришь. Хо­рошо убеждает нас в этом святой Иоанн Зла­тоуст, который говорит так: «Пока мы будем овцами, одолеем и преодолеем, хотя бы окру­жили нас бесчисленные волки» (Беседа 33 на Евангелие от Матфея). Не только одолеем, го­ворит, но и преодолеем, если будем овцами.

 Итак, мы видим, что терпение с кротостью, укрощающее яростное и гневное свирепство, побеждает в борьбе и подвиге духовном и соделывает мучеником, даже бы и без крови.

 Сколько же светел венец сего подвига? Скажу дерзновенно, что он светлее, чем венец пророка Даниила, укротившего во рве львов, ибо он заградил уста львов и сделал их кротки­ми не своей человеческой силой; сила Божия сделала это чудо. Муж же терпеливый, крот кий, незлобивый укрощает лютых зверей — гнев, говорю, и ярость свою и ближнего сво­ею собственной силой, хотя и не без помощи Божией. А потому разве может быть малым венец такого звереукротителя?

 Итак, мы рассмотрели двоякий подвиг ду­ховного бескровного мученичества и его свет­лые венцы. Пора уже обратить нам свои мыс­ленные очи к празднуемой ныне мученице.

 Святая мученица Наталия, память кото­рой мы честно празднуем ныне, сделалась мученицей без пролития своей крови. Она совершила свое мученичество духовными по­двигами, победив в себе похотное и яростное, угасив огонь похоти и сохранив свою целому­дренно чистоту. Ибо когда жители града Никомидии, родины святых мучеников Адриана и Наталии, хотели овдовевшую святую Ната­лию насильно сочетать скверным своим бра­ком, то она, как рассказывается в ее житии, твердо храня веру в Христа, Господа своего, и желая соблюсти непорочным свое вдовство, оставила дом, все имение и родственников, и тайно бежала в Византию. Вот угашение огня похотного: заградила уста зверей, укротив яростное в себе и в других. Кроме того, живя между нечестивыми и злонравными людьми и служа святым мученикам, находившимся в узах и в темницах, каких обид и оскорблений не приняла она и от соседей, и от темничных стражей, слуг бесовских! Снося все это с мол­чанием, своим незлобием и кротостью она препобеждала зверские нравы и за это сподо­билась мученического венца и ликостояния на небе с теми добрыми подвижниками, кото­рые «угашали силу огня и заграждали уста львов» (Евр. 11, 33-34).

 Мы же, совершая с любовью честное пра­зднество этой мученицы, вознесем к ней, предстоящей Престолу Божию, смиренные наши молитвы, да молит Царя славы Христа о Благочестивейшем Государе нашем Царе и Великом Князе Петре Алексиевиче, подвиза­ющемся за Отечество христианское против супостатов, чтобы дарована была ему свыше помощь и сила покорить без вреда для себя ярость враждующих, как пламя огненное го­рящую, и укротить, и обуздать зверское шата­ние льва шведского. Еще же, да молим Бога и о носящей ее честное имя благороднейшей Царевне и великой княжне Наталии Алексиевне, чтобы даровано было ей от Господа дол­голетнее здравие и вечное спасение. Аминь.

14. Поучение на усекновение честной главы святого Иоанна Предтечи, месяца августа, в 29 день в 1701 г. («При окончании же поприща сво­его Иоанн говорил: «За кого почи­таете вы меня?» (Деян.13, 25))

 Возлюбленные слушатели! Честного и славного пророка, Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, коего усекно­вение честной главы ныне мы вспоминаем, спросили некогда: кто он? «Иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты?» Ныне же сам Иоанн, кончая жизнь свою, запечатлевая свою проповедь своей кровью и преклоняя честную главу свою под меч Иродов, спрашивает о себе: как каждый о нем думает? «За кого почитаете вы меня?»

 Пусть всякий мыслит о нем, как хочет, я же, имея в виду нынешний пятничный день крестный, день вольного страдания Господня, и видя в этот день две смерти: смерть Христа Господа — крестную, и смерть Предтечи Его от меча, скажу, что святой Иоанн был подра­жатель Христу, согласно тому, что говорит нам тот, кто носил язвы Господа своего на теле своем: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4, 16). И если о ком-либо, то о святом Иоанне Предтече прежде всего могут быть сказаны слова Послания к евреям: «Уподоблен Сыну Божию», ибо он был первым из святых, о кото­рых говорит апостол: «Кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего» (Рим.8,29).

 Посмотрим, как и в чем святой Иоанн был сообразен, подобен Сыну Божию, Христу Спасителю нашему? Толкователи Божествен­ного Писания, рассматривая вышереченные апостольские слова: «кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего», — объясняют, как можно сообразо­ваться Христу: «Крестом, — говорят они, — сообразуемся мы Сыну Божию, Христу рас­пятому, и в том великая честь и польза наша. Ибо как здесь мы сообразуемся Христу в скорбях, так сообразны будем Ему в блажен­ной жизни. А потому кто не захочет нести крест со Христом? Чтобы быть сообразными и подобными Христу, Господу нашему, мы должны быть Его подражателями не в творе­нии чудес, не в воскрешении мертвых, а в ду­ховном ношении креста, то есть в терпели­вом перенесении всех бед, скорбей, гонений и самой смерти ради Бога. Этим именно кре­стом, если мы хорошо несем его, мы сделаем­ся сообразными, подобными Сыну Божию и сопрославимся с Ним, по словам апостола: «Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17).

 Сын Божий естественный, желая, чтобы сыны Божий приобщенные были сообразны Ему на земле не в чем-либо ином, как в стра­даниях, показал это Свое хотение при Своем рождестве. Ибо, сойдя с неба в землю, чтобы возвести от земли на небо род человеческий, и родившись от Пречистой Девы в Вифлееме, тотчас же дарует спасение четырнадцати тыся­чам младенцев, подобных Ему в младенчестве, и дарует его не иначе, как только мученичест­вом, чтобы те, которые будут сообразны Ему в небесной славе, прежде всего были сообраз­ны Ему на земле в страдании.

 Ныне празднуемый святой Иоанн Предте­ча явил себя сообразным Спасителю в страда­нии, на что хорошо указывает и самый насто­ящий день пятничный — день воспоминания о двух тех смертях. И когда воспоминание о двух смертях соединяешь в одно место, то ви­дишь как бы одну истину. Взят и связан Хри­стос: «Взяли и связали Его» (Ин. 18, 12). Взят и связан святой Иоанн, ибо «Ирод, взяв Иоанна, связал его и посадил в темницу за Иродиаду» (Мф. 14, 3). Умирает Иоанн в темнице; и во время смерти Христовой тьма была по всей земле (Лк. 23, 44). Христос преклонил на Кре­сте главу Свою, Иоанн преклонил главу свою под меч; и оба проливают кровь свою. Иоанн пострадал за истину с радостью. Христос, Сама Истина, пострадал за наши неправды: «Тот грехи наши понес» (Ис. 53, 4).

 Так, сообразуясь между собой в смерти, Господь и раб, Христос и Предтеча беседуют друг с другом по Писанию: «Возлюбленный Мой Мне, и Я ему» (Песн. 2, 16), Христос говорит: «Возлюбленный Мой Иоанн, раб Мой и Пред­теча Мой подобен Мне, а Я ему». Иоанн же от­вечает: «Иисус Христос, Господь Мой, «у Кото­рого я недостоин развязать обувь на ногах» (Деян. 13, 25), сообразен мне, ибо принял на Себя об­раз мой, и я подобен Ему, умирая от беззакон­ного Ирода, как Он от синагоги иудейской».

 Разве только в том можно усмотреть меж­ду ними разницу, что Христос умер на Кресте, а Иоанн усечен мечем. Но это случилось для того, чтобы сбылись слова, сказанные Иоан­ном: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3, 30). Христос возрос высоко, вознесенный выше всех на Кресте, Иоанн же умалился ме­чом и отпавшею от тела на землю главой по­клонился до ног Христу Господу своему, до ног, стоящих на Кресте, что он предвидел пророческими своими очами.

 Но не только в страдании, а и во всей жиз­ни своей, начиная с рождения, святой Иоанн был отчасти сообразен и подобен Христу, Гос­поду своему. О рождении его святой Амвро­сий говорит: «Подобало, чтобы Предтеча, предшественник Господа, имел в рождении своем некоторое подобие с Господом».

 В чем же было это подобие? В следующем: один и тот же Архангел Гавриил возвещает за­чатие обоих — сначала Захарии, потом Пре­чистой Деве Марии. Один Бог Отец посылает обоих в мир: посылает Предтечу: «Вот, Я посы­лаю Ангела Моего» (Мк. 1, 2), посылает и Хрис­та: «когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного» (Гал. 4, 4). Христос рождается от неискусобрачной Девы, Иоанн — от неплодной, состарившейся матери, и о рождении обоих радуются многие. Господь постился в пустыне, и Иоанн пребывал в пус­тынях до самого дня своего появления пред Израилем. Одно начало проповеди Того и дру­гого: «Иисус начал проповедовать и говорить: «Покайтесь»« (Мф. 4, 17), и Иоанн «проповедует в пустыне иудейской и говорит: «Покайтесь»« (Мф. 3, 2).

 Так, Иоанн, сообразуясь Господу и в рож­дении, и в жизни своей, явил себя сообраз­ным Ему и в страдальческой смерти своей. Ибо Господа умертвила злоба иудейская, а Иоанна — злоба Иродиадина. Оба пострадали за грехи людские: Иоанн за грехи Ирода и Иродиады, а Христос — за грехи всего мира. Различие только в том, что смерть Иоаннова принесла не спасение Ироду и Иродиаде, а погибель, смерть же Христова даровала всем желающим избавление. Иоанн пострадал из-за Иродиады, Христос же из-за праматери Евы.

 Настоящий пятничный день тайно гово­рит мне: знаешь ли, за что они оба пострада­ли? Не знаю. Они пострадали за один грех человеческий. За какой? За грех нечистый, грех скверных плотских деяний. Посмотри, и ты увидишь, так ли это. Я же, внимая дню пятничному, припоминаю, что древние звез­дочеты или баснотворцы-поэты посвятили этот день некоему небесному знамению, неко­ей планете, именуемой Венус или Афродита, а этим именем называлась некогда языческая богиня, богиня плотских деяний, которые описал апостол: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота» и прочее (Гал. 5, 19). И когда я вижу в один день двух страждущих, раба и Владыку, твердо верую, что оба они страдают за один грех — за нечи­стоту плотских человеческих деяний.

 Разве не за нечистоту Иродову и Иродиадину пострадал святой Иоанн? А Христос за что пострадал? Вы скажете, что Он пострадал из-за невоздержания прародителей, престу­пивших заповедь Божию и вкусивших от за­прещенного древа? Я же скажу: не от того ли яблока зародилось у прародителей семя тле­ния и похоть плоти? Ибо тотчас же познали они наготу свою, ощутили в своих членах иной закон, закон плоти, воюющий против закона духа, и стали стыдиться друг друга и прикры­вать свою наготу смоковными листьями. И за этот-то грех, более же всего за нечистоту плотскую, наказывал Бог людей первого мира то потопом, то огнем серным. Потом Он и Сам, как понесший на Себе грехи всех, при­нял казнь смертную. Ныне же особенно этим грехом, то есть плотской нечистотой, вторич­но распинается теми, которые живут блудно, которые «члены Христовы делают членами блуд­ницы». Для обоих смертей — Христовой и Иоанновой — одна причина: нечистота челове­ческая. Иоанн умер однажды, а Христос еще и в нас умирает. Ибо каждый раз, когда кто-либо дерзает совершать скверное плотское беззаконие, он распинает в своих членах Христа. Оскверняя члены свои, он оскверня­ет не свои члены, а Христовы, ибо они искуп­лены Кровью Христовой, как говорит и апос­тол: «Вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценою» (1 Кор. 6, 1920).

 Христос восшел на Крест, чтобы упразд­нить силу дьявола. Но в чем, как не в плот­ском, похотном грехе утвердилась вся сила дьявола? Ибо страсть эта всех побеждает, ее же редко кто может одолеть. Все ей служат: и премудрые, и сильные, и богатые.

 Вспомню здесь одну древнюю еллинскую басню, подходящую нашей беседе. Собрались некогда в один сонм все еллинские боги на состязание, каждый желая показать свою си­лу, насколько кто может, и каждый явился со знамением своей силы. Дий, или Зевс (Юпи­тер) пришел с молнией, которую держал в руке в знак своей премудрости или царской свет­лой власти и чести, ибо он считался царем над богами. Аполлон явился с луком и стрелами, которые носил в знак своего благополучия. Геркулес пришел с копьем в знак своей силы. Арес (Марс) — с мечом в знак храбрости, Гер­мес (Меркурий) пришел или, лучше, приле­тел на златых крылах, и это — в знак своего богатства. Прочие явились с другими знаме­ниями и орудиями силы своей, и каждый из них похвалялся, что один может то, другой — другое.

 После же всех вошел к ним некий юноша, называвшийся Купидоном, то есть божок плотской похоти, с закрытыми платком гла­зами. Встав посреди них, он внезапно с дерз­новением бросился на них, несмотря на то, что ничего не видел, и отнял у всех знаки их силы, которыми они хвалились. Отнял мол­нию у Зевса, лук и стрелы у Аполлона, копье у Геркулеса, меч у Ареса, златые крылья у Гер­меса, и у прочих невозбранно отнял другие знамения их сил, и никто не мог сопротив­ляться ему, все подчинились. Видя это, дру­гие, стоявшие вне, воскликнули: над всем преобладает плотская любовь.

 Значение этой басни таково: хотя еллины, не знавшие Истинного Бога, и хвалились сво­ими многочисленными суетными богами, на­зывая их крепкими, сильными и непобедимы­ми, однако, не стыдились открыто говорить о них истину — истину о том, что боги их по­беждались Купидоном, то есть плотской по­хотью, и все служили этой страсти. Хотя эта басня и еллинская, но весьма приличествует к обличению злых нравов наших. Разве не так же случается и у нас, христиан? Разве не по­беждаются все этой страстью, мудрые и силь­ные, храбрые и богатые?

 Один как Зевс благоразумен, сияет прему­дростью, славой и честью подобно молнии, но как только отдается плотский похоти, она отнимает у него ту молнию, делает ум его потемненным, славу его опорочивает и честь превращает в бесчестие. Другой пребывает в благополучии как Аполлон, силен как Герку­лес, храбр как Марс, богат как Гермес. Но ког­да побеждается Купидоном, то есть скверной плотской похотью, то губит все, ибо в ней со­держится вся бесовская сила, и ничто не мо­жет противостоять силе похоти.

 Купидон же, или плотская похоть, имеет закрытые платком очи потому, что отдавший­ся ей как бы лишается очей, не видит ничего. Не видит ни бесчестия своего, ни славы. Не видит, что его все оскорбляют; не видит, что и ум, и крепость здравия, и имения его истоща­ются и губятся. Не видит, наконец, и своей вечной погибели.

 Многие боролись против этого врага раз­ными оружиями, разными, говорю, подви­гами, постами, молитвами, всенощными бдениями, трудами и неизреченными умерщв­лениями своего тела и едва могли отразить его. Желая изгнать и истребить в людях силу беса сего, грех скверных плотских деяний, Господь и раб Его, Христос и Предтеча Его, оба пострадали, и пострадали в тот день, кото­рый был посвящен древними скверной Вене­ре, чтобы показать, что не за что-либо иное, как за греховные плотские скверны наши умерли Сын Божий и великий Его пророк.

 О нечистота наша плотская, окаянная! Сколь сильна злоба твоя, если ты приводишь к смерти даже Источник чистоты, Христа Бо­га, и рабов Его, неповинных руками и чистых сердцем (см. Пс. 23, 4)!

 Прикрытые и завязанные очи имеет плот­ская похоть потому, что она не видит ни себя, ни кого-либо другого, ибо нечистый блудник не видит ни своей мерзости, ни страшного Судии Бога, не помнит о грозном Божьем су­де. И едва ли что-нибудь так изгоняет из ума Бога и приводит в забвение, как скверное без­законие похотных деяний.

 В церковной истории читаем, что нечес­тивые, ненавидящие Господа нашего Иисуса Христа, желая истребить на земле пресвятое имя Его, чтобы оно не было ведомо следую­щим родам, закопали честный Его Крест, и вместе с ним два креста разбойников глубоко в землю там же, на Голгофе, и, набросав в том месте землю и камни, сделали на той горе могилу, как бы другую гору. А на том месте, где был распят Господь наш, нечестивый царь римский Адриан построил идольское капище, в котором поставил кумир Венеры. И совершались там долгое время многие гре­ховные плотские мерзости, пока, наконец, святая Елена не очистила это место и не об­рела святой крест.

 Рассмотрим то дьявольское коварство: чем хотело оно истребить в людях память о страданиях Христовых? Венерой, грехом плотских похотей и блудными нечистотами. Воистину, и ныне творится то же! Есть ли сердце, подобное Голгофе с Крестом и распя­тием Христовым и не имеющее пред своими мысленными очами ничего иного, кроме Гос­пода нашего «Иисуса Христа, и притом распя­того!» (1Кор. 2, 2) Ибо когда в сердце входит греховная похоть и удерживается в нем сладо­страстием, тотчас же забывается там Христос и через забвение глубоко погребается, а на том месте дьявол поставляет Венеру, то есть память и любовь какого-либо блудного лица, которого возлюбит человек грешный и к ко­торому воспылает похотью.

 Обращаясь к настоящей евангельской ис­тории, мы увидим, что сначала святой Иоанн Предтеча был в сердце Ирода: «Ибо Ирод боял­ся Иоанна, зная, что он муж праведный и свя­той, и берег его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его» (Мк. 6, 20). Потом же, когда в его сердце вошел грех плотской похоти — прелюбодеяние, — и Иоанн, и уче­ние его полезное тотчас же погребены были забвением, а их место занял идол Венеры, то есть Иродиада.

 Мы же, рассматривая обе истории: о Хри­сте и Иоанне и сравнивая их, видим, что они подобны, сообразны друг другу. И потому святой Предтеча, на вопрос твой: «За кого по­читаете вы меня?» — мы ныне отвечаем: ты подобен Христу, сообразен Ему постольку, поскольку жизнь и смерть Христова отобра­жаются в твоей жизни и смерти, и твоя жизнь и смерть — в жизни и смерти Христовой!

 На вопрос святого Иоанна: «За кого почита­ете вы меня?» — можно бы дать в ответ много великих титулов — назвать его Ангелрм, по­сланным пред лицом Христовым, денницей и светильником света, другом Жениховым и иными почетнейшими наименованиями. Но все эти наименования и титулы соединяются и заключаются в одном, когда мы называем его подобным Христу, сообразным Сыну Бо­жию, если и не во всем, то есть не в Божестве, не в Божественной силе Его, то в человечест­ве, и то, впрочем, отчасти, как говорит выше­упомянутый св. Амвросий: подобало, чтобы Предтеча Господень имел нечто подобное с Господом, а именно следующее. Как свеча го­рящая имеет некоторое подобие с солнцем, ибо солнце, как и свеча, освещает и согревает, однако же солнце делает это несравненно сильнее, чем свеча, — так и между Христом и Иоанном существует подобие: Христос подо­бен солнцу, а Иоанн — свече, ибо «он», — как говорит Господь, — «был светильник, горящий и светящий» (Ин. 5, 35). Но хотя Иоанн имеет лишь некоторое подобие со Христом, только отчасти, но все же имеет, и имеет столько, сколько не может иметь весь мир, ибо «из рож­денных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф. 11,11).

 Итак, слушатель мой, мы уже ответили святому Иоанну на вопрос его: «За кого почи­таете вы меня?» Мы считаем его подобным и сообразным Сыну Божию, Христу Спасителю нашему.

 Я окончил беседу о святом Предтече, но не окончил беседы о том грехе, за который пострадали святой Иоанн в темнице и Христос на Кресте. Пострадали же они, как сказано, за нечистоту человеческих похотей. Что вы, слу­шатели, думаете о таких людях, которые валя­ются в скверных плотских нечистотах без воз­держания и покаяния? «За кого почитаете вы» их? Мы считаем их далеко отстоящими от об­раза и подобия Сына Божия, считаем их по­добными и сообразными мерзкому дьяволу ибо «кто делает грех, тот от диавола» (1 Ин. 3, 8). Что я говорю: подобными дьяволу! Не счи­таем ли хуже дьявола? Ибо и дьяволы гнуша­ются телесной нечистотой блудных людей, как говорит блж. Августин: «О окаянная не­чистота, от которой убегают Ангелы, узрев которую, смежают свои очи дьяволы!» По­смотрим, как смежают очи дьяволы при виде блудной нечистоты человеческой.

 Вспомню здесь один случай. Некий волхв, один из так называемых чернокнижников, по обычаю волшебного учения своего вызывал к себе дьявола для некоторого служения ему. Дьявол долго не появлялся, а волхв не пере­ставал умолять и призывать его. Наконец дьявол явился к волхву, явился в образе чело­веческом и, стоя вдали, закрывал нос свой перстами. Тогда волхв спросил дьявола: «Что это значит?» И дьявол отвечал ему: смрад блудодеяния твоего не допускает, чтобы я приблизился к тебе.

 О блудник окаянный! До какого же край­него окаянства ты доходишь, что не только Бог и святые Ангелы Его, но и самые нечис­тые бесы гнушаются нечистотой твоей и, ви­дя ее, смежают очи свои, затыкая ноздри от ее смрада!

 В церковных сказаниях мы находим и дру­гое повествование, как человек на исповеди рассказывал, что когда он совершал беззакон­ную плотскую нечистоту, был слышен голос дьявола, который, как будто стоя за стеной, страшно загоготал и трижды сказал: «Фе, фе, фе»! Рассудите же! Сам бес, любящий падение человеческое, стоит за стеной, как бы не желая смотреть на совершаемую нечистоту. И спра­ведливыми кажутся слова Августиновы, что дьяволы, видя блудную нечистоту человечес­кую, смежают очи.

 Вспомним здесь и то ужасное событие, о котором пишет блаженный Иероним, что в ночь, когда от Пречистой Девы родился Спа­ситель наш Христос Бог, — все во вселенной, кто оказались совершающими содомский грех, были поражены и умерщвлены огнем и молниями во время своего греховного дела. Ибо, входя в мир через пречистое Свое рож­дество, Источник чистоты Христос не попус­тил, чтобы в час рождения Его в мире совер­шался тот грех, который Он некогда не хотел созерцать с высоты неба и в один час истре­бил за него пять содомских городов.

 Услышь сие и внемли, о пребеззаконный и прескверный содомитянин! Вострепещи ду­шой и телом, чтобы Бог не поразил тебя свыше громом и молнией, чтобы не повелел земле раскрыть под тобой уста свои и низвести тебя живым в ад!

 О нечистота плотская, похотная, грехов­ная! Нечистота, которая хуже пса, более скверная, чем червь, более нечистая, чем все нечистоты, мерзкая даже дьяволу, а сердцу любострастному, любосластному и грехолюбивому приятная, сладкая и прелюбезная! Мне стыдно говорить это. О если бы мы сты­дились и делать то, чего несравненно более нужно стыдиться на Страшном Суде Божием пред тьмами тем святых Ангелов и собором всех святых!

 Этими словами я окончу мою беседу, что­бы знал всякий, сколь мерзостна плотская, греховная похоть, сколь вредна и пагубна, сколь ненавистна Богу и святым Его и гнусна даже для бесов. За обличение ее пострадал от Ирода ныне празднуемый святой Иоанн Предтеча. Я же не хочу более обличать ее, чтобы не заслужить чей-либо ненависти, и молю Господа моего, чтобы по молитвам раба Своего угоднейшего, святого Иоанна Предте­чи, отогнал от нас греховные, плотские жела­ния и даровал желания духовные, небесные, богоприятные! Аминь.

15. Поучение на день святого Архистратига Михаила, месяца сентября, в 6 день в 1705 г.

 Созерцая изображенное на иконе чудо свя­того Архистратига Михаила, почитаю благочестным поклонением двух Ангелов, слуша­тели благочестивые! Двух, говорю, Ангелов: одного бесплотного — святого Архистратига Михаила, другого — во плоти — преподобно­го Архиппа.

 Один из них Ангел по естеству, другой Ан­гел по чину ангельскому, то есть иноческому, и по благодати преподобнической. Один Ан­гел по действиям, другой по жизни. Один — воевода Сил Небесных, другой — воевода сил добродетельных, ибо собрал в жизни своей добрых делателей, как бы полки воинствен­ные. И оба вооружаются против одного неви­димого супостата: один сияет небесной сла­вой, другой также не лишен ее, по Писанию: «Праведники воссияют, как солнце, в царстве Отца их» (Мф. 13, 43). Один держит в руках копье, которым рассекает камень, другой же имеет в устах молитву, как бы копье, кото­рым поражает гонителей Церкви. Один по­гружает в камни поток реки, другой же исто­чает из очей слезные реки, в высоту небес­ную текущие.

 Оба они чудотворцы, оба предстоят Богу, оба Ангелы, оба служители Господни, к обоим можно отнести слова Писания: «Ты творишь Ангелов Своих духами» (Пс. 103, 4). Духи, ибо один дух, как не имеющий плоти, другой ду­ховен во плоти.

 Низко поклонившись обоим этим Анге­лам, и с любовью облобызав их честную ико­ну, я поразмыслил, о чем бы мне сказать про­поведь в день их празднества. И сказал в себе: об известной и всем явной вещи говорить не подобает. Кто не знает, как совершилось чудо святого Архистратига Михаила в Хонах, или какова была богоугодная жизнь преподобно­го Архиппа? Если же кто-либо и не знает их в совершенстве, может прочитать рассказ об этом в книге. Что же? О чем бы мне сказать свое слово?

 Настоящее празднество совершается в обители духовных мужей, носящих на себе ангельский чин, а потому побеседуем о том, каким образом плотской человек может быть духовным, подобно бесплотному духу ангель­скому. И да будет слово сие на пользу нашу, «при Господнем содействии и подкреплении слова».

 Каждый христианин, рожденный «водой и Духом» (Ин. 3, 5), должен быть духовным. Я говорю здесь не только о чине духовном, но и обо всех вообще мирских людях, ибо ко всем говорит апостол: «Оправдание закона исполни­лось в нас, живущих не по плоти, но по духу. Ибо живущие по плоти о плотском помышля­ют, а живущие по духу — о духовном. Помыш­ления плотские суть смерть, а помышления ду­ховные — жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не мо­гут. Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас» (Рим. 8, 4—9). Здесь апостол назвал плотскими еллинов, ибо в них не было ничего духовного: ни ведения Истинного Бога, ни надежды на спасение. Духовными же назвал христиан, которых и тела именует храмами Святого Духа: «Тела ва­ши суть храм живущего в вас Святаго Духа» (1 Кор. 6, 19). Итак, каждый христианин дол­жен быть духовным.

 Человек называется духовным по духу, если имеет в себе Духа Божия, как говорит о себе апостол: «Думаю, и я имею Духа Божия» (1 Кор. 7, 40). Не имеющий в себе Духа Божия — плотской, а имеющий в себе Духа Божия духовен, хотя и во плоти, как говорит апос­тол: «Ходя во плоти, не по плоти воинствуем. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом» (2 Кор. 10, 3—4). Не имеющий же в себе Духа Божия, хотя бы казалось, что он совершает духовные подвиги, все же плот­ской и как таковой угодить Богу не может. А потому надлежит каждому рассматривать са­мого себя, имеет ли он в себе Духа Божия.

 Апостол указывает два духа, противные друг другу, говоря: «Мы приняли не духа мира се­го, а Духа от Бога» (1 Кор. 2, 12). Эти два духа: Дух Божий и дух мира столь различаются между собой, как восток и запад, как белое и черное, как свет и тьма, день и ночь, ибо каж­дый из них имеет свои действия, каждый жи­вет и действует в свойственных ему людях, так что богоугодные люди говорят: «Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога», а небогоугод­ные, если не говорят словами, то показывают наделе, что они приняли не Духа Божия, а дух мира сего, и всегда имеют его в себе.

 Поэтому святой Иоанн Богослов советует: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но ис­пытывайте духов, от Бога ли они» (1 Ин. 4, 1), ибо человеческое естество склонно более ко злу, чем к добру, как сказано в Писании: «По­мышление сердца человеческого — зло от юнос­ти его» (Быт. 8, 21). Греховный человек гораздо чаще следует своей похоти, чем воле Божией, и опечаливает в себе Духа Божия, прогоняя Его от себя. И потому мало в ком из людей ос­тается след Духа Святого, а в иных нет и ника­кого следа. Потому умножились в мире этом различные духи, не подобные Духу Святому, так что как бы о нас сказаны слова Господа нашего, изреченные о сынах Зеведеевых: «Не знаете, какого вы духа» (Лк. 9, 55).

 Итак, надлежит рассматривать духи, от Бога ли они? Есть Дух Божий, и есть дух льсти — дух мира сего. Есть дух смирения, и есть дух гордыни. Есть дух терпения и крото­сти, и есть дух ярости и гнева. Есть дух цело­мудрия, и есть дух нечистоты. Есть дух нестя­жания, и есть дух сребролюбия. Есть дух правды, и есть дух неправды. Есть дух любви, и есть дух ненависти. Есть дух простоты сер­дечной, и есть дух коварства. И потому «не вся­кому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они».

 Но кто же может узнать их? «Приступит че­ловек, и сердце глубоко» (Пс. 63, 7), а глубина сердечная неисследуема. «Кто из человеков знает», — говорит апостол, — «что в человеке, кро­ме духа человеческого, живущего в нем» (1 Кор. 2, 11)? Однако, познать это отчасти можно, как и Христос Господь говорит о некоторых: «По плодам их узнаете их». Дерево доброе узнает­ся по доброму плоду, а дерево злое — по зло­му плоду. Добрый же человек узнается по до­броте его, а злой по злобе его: «Добрый чело­век из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое» (Мф. 12, 35).

 Дух Господень — это Дух правды, и «нет не­правды в Нем» (Ин. 7, 18). Не солгал Бог нико­му: «Верен Господь во всех словах Своих и свят во всех делах Своих» (Пс. 144, 17), не обманул ни­кого. Праведен и преподобен Господь, не обо­льстил Он никого: «Лести не было во устах Его» (Ис. 53, 9). Что Он сказал кому-либо словами, то исполнил и на деле. Обещал Аврааму ум­ножить племя его, как звезды небесные и как песок на берегу моря, — и оправдал это де­лом. Обещал устами пророков Своих прийти с неба на землю, воплотиться от Пречистой Девы и пострадать для спасения человеческо­го—и исполнил это наделе. Обещал воскрес­нуть на третий день после страданий и смер­ти, и оправдал слово Свое делом. Обещал ниспослать Духа Святого от Отца на Своих учеников, и исполнил это наделе. Обещал веч­но жить с людьми Своими, и держит Свое обе­щание, говоря: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Обещал верным рабам Сво­им жизнь вечную — и мы ожидаем ее несо­мненно: «Чаем воскресения мертвых и жизни б уд у та го века». Итак, Дух Господень — это Дух правды, и всякий делающий, говорящий и помышляющий правду и удаляющийся от всякой лжи имеет почивающим на себе Духа Господня, Духа правды, направляющего его к вечной жизни.

 Спросил некогда Давид Господа: «Господи! Кто обитает в жилище Твоем или кто посе­лится на святой горе Твоей?» И услышал он в ответ от Духа Святого, говорившего в сердце его: «Тот, кто ходит непорочно и делает правду, говорит истину от сердца своего; тот не льстил языком своим и не делал ближнему свое­му зла» и прочее, как пишется в псалме (Пс. 14, 13 и сл.). Отсюда ясно, кому открыт благо­получный вход в царствие небесное: тому, кто подобно кораблю, гонимому по морю попут­ным ветром к пристани, достигает неба, уп­равляемый Святым Духом; тому, кто делает и говорит правду, не льстит языком своим и не делает ближнему своему зла.

 Дух мира сего — это дух лести, исполнен­ный неправды, коварства, лукавства, ибо мир сей только обольщает любящих его, а сам лжет и обманывает. «Лживы сыны человеческие», — го­ворит святой Давид (Пс. 61, 10). Обещает мир богатства, здоровье, долгоденствие: «Много до­бра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись». Но правда ли это? «В сию ночь ду­шу твою возьмут у тебя» (Лк. 12, 19—20). Вот конец лживого мирского обещания и надеж­ды: обещает честь и славу, а дает бесчестие.

 Не обещал ли он Аману такую славу и честь, что он будет вторым после царя Артак­серкса? Но исполнил ли обещание? Нет! Со­лгал, повесив его на древе в пятьдесят локтей. Не обещал ли счастье славному Велизарию, полководцу и страшному для врагов воину при царе Юстиниане? И исполнил ли? Нет, солгал, лишив его всех имений и очей, и сде­лал нищим, просящим милостыню.

 Всякий читавший историю знает о пер­вейшем боярине царя римского Тиверия, Сеяне. Сколь обнадеживал его мир, увлекая фортуной, говоря, что он будет вторым пове­лителем и управителем царства римского! И не обманул ли его мир суетный и льстивый? Воистину, обманул, ибо внезапно, в один час отнял у него честь, славу и имение, обезгла­вил его и три дня с поруганием влачил его труп по всему Риму, а затем бросил в реку Тибр.

Да и говорит ли кому-либо правду этот лживый мир? В словах его мед, а в делах желчь. Обещает много, а дает ничто. Питает надеждой, а велит есть камень. Подобен мир этот учителю и наставнику своему, князю тьмы, который есть «отец лжи» (Ин. 8, 44). Же­лая искусить постящегося в пустыне Господа своего, он показывает Ему все царства мира и затем камни, говоря: «Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф. 4, 3).

 О окаянный дьявол! Если обещаешь от­дать все царства мира, зачем хочешь накор­мить алчущего камнями? Почему не сладки­ми яствами, не царской трапезой? Почему даже не простым, сухим хлебом? Разве во всех тех царствах, которые ты показываешь, не найдется единой крохи хлеба, чтобы утолить голод алчущего? Как можешь ты дать все цар­ства, сам не имея ни единого куска хлеба, а одни только голые и ненужные камни? О ни­щий и лживый! Но таков же и ученик сего ис­кусителя — мир сей. Он нищ, ибо все, что имеет, временно и тленно, и только кажется имеющим, на деле же ничего не имеет. Он лжив, ибо никогда, как сказано, не говорит правды.

 Итак, делающий неправду, любящий ложь и коварно обольщающий друга своего имеет в себе не Духа Господня, а духа мира сего, духа лжи, духа льсти, и таковой льстит и лжет как Иуда: «Слова его мягче елея, но они суть стрелы» (Пс. 54, 22). В устах его слово, мягкое как елей, в сердце же его злоба, острая как стрела. Мягка, как елей, льстивая беседа, остро, как рожон коварство в уме. Мягка, как елей, ли­цемерная, внешняя дружба, остро как нож предательство внутри. На устах: «Радуйся!» — а на деле: «Это он, «возьмите его!»» (Мф. 26, 48). Иоав, полководец Давидов, завидуя Амессаю, «приступил к нему с лживым приветствием, го­воря: «Здоров ли ты, брат?» И взял Иоав правой рукой за бороду Амессая, чтобы поцеловать его, и ударил его мечом в живот его, и выпали внут­ренности его на землю, и он умер» (2 Цар. 20, 9-10). О льстивое целование! О коварное лоб­зание! О лживое братство! На устах — «Брат»: «Здоров ли ты, брат?» — а на деле горькая смерть: «и умер».

 О дух мира сего, льстивый, лукавый, лжи­вый! Кому ты сделал какое-либо добро? Кто стремящийся к тебе не отвергнут? Кто стоя­щий за тебя не пал? Кто уповающий на тебя не погиб? Кто любящий тебя не обольщен? Кто услаждающийся тобой не вкусил горести безмерной?

 За такие мои слова не прогневался ли на меня дух мира сего? И будет так, ибо не любит он правды, как любит ее Дух Господень. Дух Господень незлобив, «будучи злословим, Он не злословил взаимно» (1 Петр. 2, 23). И если бы кто-либо из имеющих Духа Господня был в чем-либо обличаем, он не только не прогне­вается, но еще более возлюбит, согласно Пи­санию: «Обличай мудрого, и он возлюбит тебя» (Притч. 9, 8). Не таков дух мира сего: правды ему не говори! Не любит: «Не обличай злых, чтобы они не возненавидели тебя» (Притч. 9, 8). Дух мира сего бежит от правды, чтобы не быть обличаемым ею.

 Пример — Пилат, судья неправедный, осудивший без вины на смерть Господа наше­го. Истязуя Господа в претории и услышав из пречистых уст Его слова: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18, 3738), — Пилат тотчас же спросил Господа ««Что есть истина?» И, ска­зав это, опять вышел к иудеям». Во-первых, ка­ким образом судья иерусалимский, постав­ленный кесарем для правосудия, не знает правды и спрашивает: «Что есть истина?» Во-вторых, почему, спросив о правде, об истине, не ждет ответа, но тотчас уходит вон: «Сказав это, вышел»?

 Подожди немного, Пилат! Послушай Ис­тинного и Неложного Учителя Истины, Хри­ста Господа! Узнай, что есть Истина! Если не знаешь ее, научись, постой, чтобы узнать, как нужно творить суды по правде! Спрашиваешь и уходишь вон, ищешь истину и бежишь от нее! Бежит Пилат, не хочет услышать правду! Как только спросил Христа: «Что есть исти­на?» — тотчас же совесть начала обличать его в бесчисленных неправдах, в мздоимстве, гра­беже, хищениях и в самом том неправедном смертном суде над Христом. Испугавшись, чтобы не быть обличенным Христом во всех своих неправдах, вышел вон, не ожидая ответа на свой вопрос. Из этого примера видно, как правда бежит от неправды, как ложь не сов­мещается с истиной, а дух мира сего с Духом Господним.

 Дух Господень подает блага всем, почему и разделяется в Исаином пророчестве на семь дарований. «Почиет на нем», — говорится там, —»Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух со­вета и крепости, Дух ведения и благочестия, Дух страха Божия» (Ис. 11, 2—3). Благодетельство Духа Святого изъяснено и в церковных песнях в неделю Пятидесятницы: «Дух прему­дрости, Дух разума, благий, правый, умный, обладали, очищаяй прегрешения; Бог и боготворяй, Огнь от Огня исходяй, глаголяй, деяй, разделяяй дарования» (Стихира на хвалитех 3-я).

 Дух Господень не может не благодетельст­вовать не только достойным, но и недостой­ным, как Сокровище благих: «Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 45). Поэтому и каждый человек, де­лающий добро ближним, имеет в себе Духа Господня, по словам псалма: «Праведный же щедро дает» (Пс. 36, 21). Дух же мира сего скуп, берет и не возвращает, и только кажется благодетельствующим, на деле же не таков. О властителях языческих народов Господь гово­рит в Евангелии: «Владеющие ими благодетелями называются» (Лк. 22, 25).

 Заметим последнее слово: называются — и спросим, почему Господь не сказал: «Облада­ющие ими — благодетели», а только «называ­ются благодетелями»! Он сказал так для того, чтобы показать нам дух мира сего, который не может творить благодеяния и только по име­ни называется благодетельным.

 «Владеющие ими благодетелями называют­ся» — только называются благодетелями, но на самом деле они не благодетели. Имеют на­звание благодетелей, а дело злодетельное. По-видимому, именно в этом смысле святой апостол Иаков говорит: «Не богатые ли при­тесняют вас, и не они ли влекут вас в суды? Не они ли бесславят доброе имя, которым вы назы­ваетесь?» (Иак. 2, 6—7). Не может дух мира се­го благодетельствовать кому-либо. Он может только оскорблять, грабить, похищать, не быть довольным и не насытить желания свое­го, как коровы, виденные во сне фараоном, «видом худые, но съели коров тучных и не насы­тились» (Быт. 41, 4), или как зверь, виденный пророком Даниилом, «пожирающий и сокруша­ющий, остатки же ногами попирающий» (Дан. 7, 7). Всякий, кто обижает и грабит чужое, име­ет не Духа Господня, а духа мира сего.

 Но обратимся вновь к бесплотному духу — к святому Архистратигу Михаилу и к духовно­му, ангелоподобному мужу, имевшему на себе Духа Божия, к преподобному Архиппу. У лю­дей есть поговорка: подобный подобного себе любит. Любят святые Ангелы небесные зем­ных Ангелов, то есть тех, которые, будучи ис­полнены Духа Божия, уподобляются им в жизни своей. С любовью пришел на помощь преподобному Архиппу святой Архистратиг Михаил, ибо преподобный Архипп был подо­бен святому Ангелу, во плоти подражая бес­плотным.

 Но не буду продолжать свое слово, ибо недостает мне времени исследовать и по­дробно исчислить различие духов, и потому напомню только одно апостольское слово: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий» (Рим. 8, 14) — и прибавлю к этому обратное: все, водимые духом мира сего, суть сыны ми­ра сего. Кто же они, водимые Духом Божиим? Те, которые слушают и повинуются Святому Духу. Кто же водится духом мира сего? Те, ко­торые слушают и повинуются миру сему.

 Дух Божий говорит: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12, 31), а дух ми­ра сего говорит: «Возненавидь его как врага». Дух Божий говорит: «Не гневайся напрасно на брата твоего» (Мф. 5, 22), а дух мира говорит: «Не только гневайся, но и оскорбляй, бей и убивай его». Дух Божий говорит: «Не пожелай имений ближнего твоего», а дух мира говорит: «Похищай, отнимай насильно». Дух Божий советует: «Очисти себя от всякой скверны плоти и духа», а дух мира предлагает грехов­ное сладострастие.

 О сколь часто Дух Божий побуждает грешного человека к покаянию! А дух мира говорит: «Еще будет время! Успеешь покаять­ся! Кто следует и руководится советом Духа Святого, тот сын Божий и может сказать о се­бе: «Дух Господень на Мне» (Лк. 4, 18), — а кто слушает и повинуется духу мира сего, тот не сын Божий, а сын мира сего суетного, сын гнева, сын геенны, не обладаемый Духом Господним.

 Итак, слушатели возлюбленные! Рассмот­рев отчасти различие духов, будем подражать добрым и отвращаться от злых, молясь Богу и говоря: «Господи! Духа Твоего Святого не отни­ми от» нас!(Пс. 50, 13). Аминь.

16. Поучение первое на Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня, месяца сентября, в 14 день («Кресту Твоему покланяемся, Владыко!»)

 Достойно и праведно поклоняться Кресту Христову, слушатели возлюбленные! Ибо этим благословенным древом «смерть умертвися» и «живот даровася». Первым древом райским мы умертвились, древом же крест­ным получили жизнь. Первым изгнаны были из рая, вторым же, как по лествице некой, восходим на небо. Первым победил нас враг, этим же благословенным древом Креста Гос­подня мы побеждаем врагов наших. А потому древо это благословенное достойно почита­ния.

 Если то оружие, которым некогда Давид победил и обезглавил Голиафа, было в великом почитании и с честью сохранялось за алтарем в храме Соломоновом, то тем более достойно почитания и поклонения оружие крестное, ко­торым Христос Господь победил не человека Голиафа, а Голиафа адского — дьявола со всем его воинством. Как Голиаф гордился и думал, что нет никого у израильтян, кто бы мог побе­дить его, и, однако, был побежден и обезглав­лен кротким и юным Давидом, чтобы понес­ти больший позор, так и прегордый дьявол гордился и думал, что его победить никто не может, ибо он побеждал всех людей от Адама и до самого пришествия Христова.

 Как супостат, когда он побеждает наибо­лее сильных и храбрых воинов какого-либо царя земного, скорее побеждает и остальных его воинов: одних убивает, других преследует, иных берет в плен, — так и супостат рода че­ловеческого — дьявол, победив сначала в раю крепких, как созданных руками Божиими и потому не столь склонных и подверженных греху, прародителей наших Адама и Еву, ос­тальных людей побеждает легче: одних убивая грехами и беззакониями, других преследуя и порабощая, иных отводя в плен. Он внушил Каину убийство праведного Авеля, он же от­дал во власть греха и весь мир перед всемир­ным потопом. Он преследовал и побеждал святых пророков и патриархов, он пленял мертвых и заключал в темницах адских. Гово­ря кратко, никто из людей не мог противить­ся ему, пока Христос Господь не был распят на древе крестном и, как кроткий Давид, Своим распятием не победил его.

 Читали ли вы в Божественном Писании, чтобы кто-либо из пророков или патриархов изгонял бесов из бесноватых? Только Давид, когда дьявол мучил Саула, игрой на гуслях на время удерживал его от этого мучительства, но и он не мог изгнать его. И дьявол до тех пор не мучил Саула, пока играл Давид, а ког­да же он переставал играть, дьявол тотчас же снова овладевал и мучил Саула. Как человек безоружный не может сопротивляться чело­веку вооруженному и идет туда, куда влечет его вооруженный, и делает то, что он прика­зывает, так и до пришествия Христова, пока люди не имели оружия крестного, безоруж­ными они не могли бороться с дьяволом и ед­ва ли не все шли вслед за ним. Ибо весь мир пребывал в идолопоклонстве, кроме избран­ного народа израильского: только он один знал Истинного Бога, и то не весь, так как и среди народа израильского многие впали в служение Ваалу и золотому тельцу и, по словам Псаломника: «принесли в жертву сыновей своих и дочерей своих бесам» (Пс. 105, 37), а не Богу.

 Дьявол настолько ослепил род человечес­кий, что они не только поклонялись идолам и кумирам, сделанным по образу человеческо­му (я не говорю — по образу честных или не­честных людей, как идолы Венеры и Купидо­на), но даже сделанным по образу скотов, как, например, гадов и птиц, и иных бессло­весных нечистых животных, воздавали честь как Богу, а также почитали вместо Бога без­душных тварей: солнце, луну, огонь, воду, камни и деревья. Так ослепил дьявол род че­ловеческий, и чтобы люди не познали слепо­ту свою, бес вселился в идолов, прельщал их своими ответами, говорил с ними для прель­щения и на пагубу их, и вел их за собой свои­ми похотями.

 Супостат, когда захватывает в плен воинов какоголибо царя, повелевает, чтобы пленни­ки почитали и повиновались ему, а не преж­нему царю, у которого они были свободными. Точно так же и дьявол сначала пленил людей, чтобы они преступали заповеди Божий и тво­рили беззакония, а затем повелел, чтобы пленники отступились от Бога, почитали ку­миров его и приносили им жертвы. Когда же Христос Господь был распят на Голгофе на древе крестном, тотчас же пали все идолы, вострепетали и побеждены были бесы, люди же обратились к Христовой вере.

 Земля более уже не оскверняется жертва­ми идольскими, а воздух дымом скверным, исходящим из жертв бесовских. Ибо Христос Господь распростер руки Свои в воздухе и опустил Свои ноги к земле, чтобы освятить и воздух, и землю Своей Кровью. Не вопиют более громогласно жрецы Вааловы, как вопи­яли и терзали тела свои при Илии пророке. Не приносят более люди сынов и дочерей своих в жертву бесам, но приносят истинную жертву Истинному Богу, как подобает прино­сить Ему, единому Творцу и Создателю. Прав­да, в первенствующей Церкви христиане имели великую ревность и любовь к Богу, и на мученические страдания как бы на некое удо­вольствие шли не только мужи, но и жены, за­быв свою женскую немощь. Что же еще ска­зать? Какие труды, какие подвиги совершали апостолы, святители и преподобные ради единой любви Божией!

 В нынешние же времена угасла любовь в сердцах человеческих, и вместо нее приумно­жились беззакония, согласно словам Христо­вым: «По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12). У многих пропал и страх Божий, ибо никто не ходит в Церковь, чтобы помолиться Богу со страхом и трепетом, по увещанию пророческому: «Слу­жите Господу со страхом и радуйтесь пред Ним с трепетом» (Пс. 2, 11). Ходят для разго­воров, для смеха, для различного бесчинства, вертятся по сторонам, заглядывают в лица стоящим, как в кабаке или в каком-либо бес­честном человеческом доме!

 Что я говорю: в человеческом? И в челове­ческом доме честный человек стоит или сидит учтиво и скромно, и если заведет разговор или просит о чем-либо хозяина дома, то гово­рит чинно и учтиво. Если же придет слуга или подчиненный к господину своему, например, к князю или боярину, то с каким страхом, с каким трепетом стоит он пред ним или про­сит о чем-либо!

 Нечего и говорить о том, как приходят к Царю! С трепетом. Разве дерзнут вертеться по сторонам или смеяться, или бесчинствовать, или разговаривать с кем-нибудь другим, ког­да говорят с Царем или о чем-либо просят его, или умоляют о прощении за преступления? И воистину так подобает делать. Но если бы кто-нибудь пред лицом царским соделал бес­чинства, тотчас бы ему и голова долой с плеч! Когда же приходят к Богу, Царю царствую­щих и Господу господствующих, то не имеют страха, становятся дерзкими. Над такими смеется пророк, говоря: «Там они трепетали от страха, где не было страха» (Пс. 52, 6). Боят­ся человека, могущего убить тело, и не боятся «Бога, Который может и душу, и тело ввергнуть в геенну» (Мф. 10, 28) огненную. Не боятся То­го, Кто в том же месте, где они бесчинствуют, может повелеть расступиться земле и пожрать их как Дафана и Авирона, или в одно мгнове­ние ока истребить их.

 Может быть, они думают, что только чело­век может гневаться, когда кто-нибудь бес­чинствует в доме его, а Бог не должен гневать­ся? Но да знаем и ведаем все, что Христос ни на что так не гневался, как на бесчинство в храме. Никогда и никого в жизни Своей не бил Христос Господь, когда же увидел, что люди совершают в храме куплю и другие бес­чинства, тотчас взял бич и изгнал всех из хра­ма, сказав с великим гневом: «Дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21, 13).

 О Христе Спасителю! Если бы Ты и ныне вошел в церковь Твою и увидел, какие бес­чинства творят в ней люди, неужели не сделал бы то же, или большее? Я не знаю, пощадил бы Ты кого-нибудь? Ибо великое бесстрашие ныне в церкви! В вертеп разбойников, в дом бесчестный превращают дом Твой!

 Где бы с кем-нибудь встретиться? В церк­ви.

 Где бы поговорить? В церкви.

 Где бы пошутить и посмеяться? В церкви.

 Где приветствуют, поздравляют друг друга, спрашивают о здравии, о жене, о детях и про­чих? В церкви.

 Как будто церковь для того и существует, чтобы люди сходились туда для политики и бесчинства, а не для молитвы Богу!

 Святая Церковь поучает нас, с каким страхом мы должны стоять в храме. «В храме стояще, — говорит она, — на небеси стояти мним» (Тропарь на утрене), то есть каждый христианин должен стоять в церкви так, как будто бы он не ведает, где стоит: всецело в богодухновенном размышлении, чтобы телом он был в церкви, а умом казался стоящим на небе, и молиться так, как молятся на небе. Но как же молятся на небе? Спросим у того, кто был на небе.

 Апостол Павел был «восхищен до третьего неба», но он не извещает нас об этом, так как сказать не может. «Не видел», — говорит он, — «того глаз, не слышало ухо» (1 Кор. 2, 9).

 Спросим еще кого-нибудь, кто был там или кому были открыты тайны Божий. Святой Иоанн Богослов в откровении видел многие тайны Божий, спросим же его. Он говорит нам: «Сделалось безмолвие на небе» (Откр. 8, 1), то есть великая тишина: все молчат, все стоят со страхом пред Престолом Божиим. Что же еще видел ты, святой Иоанн Богослов? Видел, — говорит он, — «двадцать четыре старца пали пред Агнцем» (Откр. 5, 8), видел, что они толь­ко падают, поклоняются Престолу Божию.

 Спросим и пророков, ибо «при двоих или трех свидетелях состоится всякое слово» (Втор.19,15). Пророки Исайя и Иезекииль видели, как и с каким страхом предстоят Богу Херувимы: двумя крылами закрывают лица свои, двумя закрывают ноги и двумя летают. Под этим закрытием лица и ног святые отцы понимают великое благоговение Херувимов пред Богом. Как малое лицо, приходя к вели­кому, например, к Царю земному, от стыда покрывается, чтобы Царь не увидел и наготы его, так и Херувимы делают то же пред лицом Божиим.

 Творец Троичных канонов в Октоихе, в гласе 3, песни 9, по свидетельству святого Митрофана, говорит о них так: «Говеют зело пред неприступным светом и пение непре­станно вопиют: Свят, Свят, Свят Господь».

 Так же надобно молиться и каждому чело­веку, имея пред очами своими пример Херу­вимов и Серафимов, как увещает и святой Златоуст: «Помышляй об этом, человек, вос­стань от земли и взойди на небо, ибо ты сто­ишь с Серафимами и поешь с Серафимами. Молишься ли Богу, славословишь ли Бога, — ты стоишь на небе среди Серафимов: «В храме стояще, на небеси стояти мним». С ними и ты распростри крылья, с ними и ты летай окрест Престола Царева» (Слово 6, «О непостижи­мом»). Под летанием на крыльях, по мнению святого Григория Назианзина, разумеется молитвенный подвиг, который мы совершаем телом, и богомыслие, совершаемое умом, чтобы славословие Божие не совершалось ни без телесного труда, ни без мысленного вни­мания.

 Вот как должно молиться по указанию вы­шеупомянутых святых. Помыслим же, так ли мы молимся, или же более бесчинствуем? Там, где Серафимы со страхом восклицают: «Свят, Свят, Свят Господь!» — там мы разгова­риваем друг с другом: один о скотах, другой о торговле, иной о конях или псах, другой о иных скверных вещах. Там, где Херувимы трепещут, бренный человек стоит без всякого страха. Там, где святые падают на лица свои, мирской грешник проявляет дерзость, и даже сам чин священнический стоит около престо­ла Божия без страха и без боязни, чему я пре­много удивляюсь, особенно же долготерпению Божию.

 Знаю, что в Ветхом законе всякий, кто бесчинствовал у Кивота Господня или даже только прикасался к нему, был казним вне­запной смертью. Знаю и то, что престол, на котором невидимо присутствует в таинствен­ных дарах Христос Господь, имеет большую честь и достоинство, ибо Кивот Господень был только образом и сению престола Господ­ня, ныне же на престоле поистине присутст­вует Сам Господь. Однако Он не казнит бес­чинствующих в алтаре внезапной смертью. Но молитва таких людей не молитва, а грех и беззаконие, по слову пророческому: «И молит­ва его да будет в грех» (Пс. 108, 7).

 Лучше не ходить в церковь, чем оскорб­лять Бога и стоять пред Ним без страха, ибо такие только раздражают, а не умоляют Бога и мешают молиться другим. Иной богобояз­ненный человек и хотел бы помолиться и по­слушать слово Божие, но не может из-за сует­ных разговоров.

 Кому же подобны те, которые и сами не молятся, и другим мешают молиться? Думает­ся, что они подобны дьяволу. Но, может быть, скажет кто-нибудь из слушателей моих: «Я и рад был бы помолиться, да не могу, видно, дьявол внушает мне, чтобы разговаривать в храме».

 Не отрицай вину свою, человек! Ты сам виновен, и дьявол не может заставить тебя, если ты сам этого не захочешь; сам дьявол бессилен. До пришествия Христова он был силен, как мы уже знаем, и никто не мог про­тивиться ему, так как у людей еще не было оружия против дьявола. Ныне же мы имеем Крест Христов: осени себя крестным знаме­нием, и тотчас же он отойдет от тебя.

 Послушаем, что говорит святой Иоанн Богослов: «Сатана скован на тысячу лет» (Откр. 20, 2). Но чем же скован, если не силой крестной? И как он может вредить тебе, если скован? Если же он вредит, то ты должен ско­вать его, то есть положи на себе знамение Креста Господня, и он будет скован. Внушает ли дьявол мысли, помышляешь ли что-либо лукавое умом своим — положи крестное зна­мение на уме твоем, и он оставит тебя. Застав­ляет ли тебя смотреть по сторонам очами, — положи крестное знамение, и он отбежит от очей твоих. Сидит ли у тебя на языке или на устах, чтобы ты разговаривал, — крестом от­гони его. Доносит ли до ушей твоих суетные речи разговаривающих, — огради уши твои крестом Христовым.

 Это советует тебе и святой Иоанн Дамаскин, говорящий о Кресте Христовом так: «Он дан нам в знамение на челе, как обрезание Из­раилю, ибо им мы, верные, отличаемся от не­верных и знаменуемся. Он — щит, оружие и одоление против дьявола. Он — печать, чтобы не касался нас всегубитель». Подобным обра­зом и святой Ефрем в слове 103 говорит: «Зна­мение животворящего Креста да полагаем на челе и на персях, и на устах, и на всех членах наших, сим да знаменуемся и да вооружаемся».

 То же подтверждает и святой Златоуст, го­воря: «Крест должны изображать на челе и в мыслях с великим тщанием, ибо не просто перстом подобает полагать его, но прежде всего произволением с великой верой. И если ты так вообразишь его, ни один из нечистых духов не сможет встать вблизи тебя, видя меч, который нанес ему рану, видя меч, который погубил его. Ибо если мы, видя места, на ко­торых посекают осужденных, исполняемся ужасом, то помысли, как трепещут дьявол и бесы, видя оружие, которым Христос сокру­шил всю силу их и отсек главу драконову».

 Для того и Церковь возносит и воздвигает ныне Крест Христов, чтобы, воинствуя с этим знаменем, ты побеждал врагов своих. Ибо и воины Царя земного, когда держатся около военного знамени, лучше ополчаются против супостатов, а тот воин, который удаляется от него, скорее погибает.

 Царю Константину Великому, когда он не мог победить Максентия, явилось на небе знамение Креста и слышен был голос: «Сим знамением побеждай!» И когда он приказал изобразить крестное знамение на всех оружиях, тотчас же победил врагов. Нам ныне также является на небе церковном Крест Христов, чтобы и мы этим знамением побеждали вра­гов и держались около него. Возносится и воздвигается Крест Христов, чтобы мы по­беждали и поражали бесов, а мы сами падшие «встали и исправились» (Пс. 19, 9), по словам Господним: «Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32).

 Воздвигается и возносится крест Христов, чтобы мы, взирая на него, исцелялись, если уязвлены жалом змия. И Моисей повелел уг­рызаемым в пустыне змиями и умиравшим взирать на медного змия, сделанного им по повелению Божию, и те, которые смотрели на него, исцелялись, а не желавшие смотреть умирали. Тот змий был образом ныне воздви­гаемого Креста Христова, и те, которые будут взирать на него, также исцелеют, а невзирающие погибнут.

 Возносится и воздвигается Крест Христов, чтобы мы, взирая на него, вспоминали и со­зерцали страдания Христовы, ибо ради спасе­ния нашего Он принял их на Себя, и чтобы мы благодарили Его за безмерную к нам ми­лость. Воздвигается и возносится крест Хрис­тов, чтобы мы поклонялись ему и знали, чем получили спасение.

 Но думается мне, что нет никого в христи­анском роде, кто бы усомнился в том, что должно поклоняться Кресту Христову. И только у некоторых неразумных людей возни­кает бездельное сомнение и вопрос, какому кресту нужно кланяться: восьмиконечному или четвероконечному? На этот вопрос бе­зумцев не стоит и отвечать, ибо из Священно­го Писания, прежде всего Ветхого Завета, это явствует из бывших преобразований Креста Христова. Ибо, когда Моисей распростер ру­ки свои й побеждал Амалика, — не был ли он образом четвероконечного Креста Господня? А Иисус Навин, когда побеждал врагов своих, не прообразовал ли Крест четвероконечный? Точно так же и Иаков, патриарх ветхозавет­ный, когда благословлял сынов Иосифа — Манассию и Ефрема, — возложил на них свои руки, сложенные в виде четвероконечного Креста Господня. Есть много и других ветхоза­ветных преобразований Креста, перечислять которые подробно не достанет у нас времени. В новозаветном Священном Писании имеет­ся также много и на многих местах ясных сви­детельств. В нынешний день на утрене, в сти­хирах на поклонение кресту после великого славословия поется: «Четвероконечный мир днесь освящается, четверочастному водвизаему Твоему Кресту, Христе Боже!»

 В канонике московском, в каноне честно­му Кресту, творении святого Григория Синаита, в песни первой говорится следующее: «Твоя высота, живоносне Кресте, воздушнаго князя биет и глубина всея бездны закалает змия, широту паки воображает, низлагая мирскаго князя крепостию твоею». Здесь указы­вается на четвероконечный Крест, имеющий высоту, глубину и широту.

 В том же каноне, в песни восьмой, читаем: «Воздвигл еси наше падшее естество Христом распеншимся, и совозставив, высото Божест­венная, глубино неизглаголанная: Христово ты еси знамение, Кресте пребогате, и широто безмерная и знамение Непостижимыя Трои­цы, живоносче!» Здесь в Кресте Христовом прославляется не восьмиконечность, а четвероконечность: высота, глубина и широта, и потому святой Крест называется трисоставным, трелюбезным, треблаженным, обра­зом Триипостасной Троицы. Ибо высотою он знаменует Отца, в вышних живущего; глубиною — Сына, сошедшего даже до ада; широтой же и долготой вместе знаменует Ду­ха Святого, «везде сущего и вся исполняю­щего». Поэтому, знаменуя себя крестным знаменем, мы и говорим: «Во имя Отца и Сы­на и Святаго Духа». Прочие свидетельства я обойду молчанием. Кто хочет, может найти подобное указанному во многих местах свя­щенных книг. Я же приведу еще некоторые свидетельства из святоотеческих писаний, которые помогут мне в утверждении выше­сказанной истины.

 Святой Афанасий Великий в книге «Жезл», в вопросе сорок первом, говорит: «Мы покло­няемся образу крестному, из двух древ со­ставляемому и разделяемому на четыре сто­роны». Святой Иоанн Дамаскин в книге чет­вертой о православной вере, в главе первой, пишет: «Как четыре края Креста держатся и соединяются в среднем центре, так высота и глубина, долгота и широта содержатся Божиею силою».

 В Учительном Евангелии воскресном, напечатанном в Москве, в слове на Воздви­жение Честного Креста написано: «Образ крестный, разделяемый от середины на четы­ре стороны, показывает, что все держится Бо­жественной силой: вышнее верхним концом держится, нижнее нижним, среднее же двумя сторонами, то есть двумя концами пречестного древа крестного». И в другом месте: «Бла­женный Павел изъясняет ефесянам, говоря: «Чтобы вы могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота» (Еф. 3, 18), — разумея под высотой небесные, под глубиной нижние, под широтой и долго­той средние концы, содержимые всесильною державою». Святой же Златоуст толкует эти Павловы слова так: «Упоминает широту и дол­готу, глубину и высоту для познания величия любви Божией, как она простирается всюду».

 И в этом городе Ростове имеется крест, который дан святым Иоанном Богословом преподобному Авраамию, и этот крест не восьмиконечный. Если кто не верит, пусть идет и сам посмотрит его. Прочие же свиде­тельства о четвероконечном кресте смотри в книге, называемой «Жезл», а также в книге, именуемой «Увет».

 Но, кроме того, и мир сей видимый создал Бог по подобию крестной четвероконечности, ибо Он создал его разделенным на четыре части: восток, запад, север и юг. И человека создал Бог по подобию крестной четвероконечности, ибо когда человек распростирает руки свои, он имеет вид четвероконечного креста.

 Вот сколько свидетельств в пользу четвероконечности креста имеется у святых отцов и в церковных книгах. Но я спрошу и самих раскольников, сомневающихся в четвероконечности креста, каким крестом они крестят­ся? О сложении перстов теперь и говорить не буду, ибо у меня не хватит времени, и отложу беседу о том до другого времени. Пусть крес­тятся по упрямству своему таким сложением перстов, каким хотят, хотя и не должны бы этого делать! Я говорю только о том, какой крест полагают они на себе: четвероконечный или восьмиконечный? Когда они полагают персты свои на челе, то знаменуют верхний конец креста; когда полагают их на чрево, — знаменуют нижний конец креста; полагая же руку на плечах, обозначают два конца, в ши­рину положенные. Если же хотят, чтобы был восьмиконечный крест, почему же не вось­миконечным крестятся? Чтобы изобразить восьмиконечный крест, нужно было бы одно положение — в долготу — полагать на челе и на чреве и три положения в широту полагать: одно на челе, другое на плечах и третье на чре­ве, — но ведь они так не крестятся? Затем, ес­ли кто-либо благословляет кого-нибудь, ведь благословляет крестом четвероконечным! Та­ким крестом благословляются и все вещи.

 Я говорил так о кресте четвероконечном не потому, что совершенно отвергал восьми­конечный или шестиконечный крест, но для того, чтобы заградить уста безумцев и не зна­ющих, в чем заключается сила почитания Креста Христова. В особенности же это нуж­но показать для изъяснения того, почему мы почитаем другие святые вещи, как, в частнос­ти, и святой Крест.

 Мы почитаем, например, святое Еванге­лие, в котором имеются многие вещи: бумага и чернила, которыми написаны на бумаге слова Христовы и вся история жизни Христа и первого христианства. Иногда оно бывает обложено серебром, золотом и многоценной парчой.

 Что же мы почитаем, когда поклоняемся святому Евангелию, и в чем сила поклонения ему? Почитаем ли мы серебро и золото или парчу, бумагу? Думаю, что ни один из право­славных не скажет этого.

 Что же мы почитаем? Почитаем слова Христовы, учение Христово и всю историю жизни Христовой, и, следовательно, ради этого почитаем и все Евангелие.

 Затем, когда мы поклоняемся святой ико­не, например, иконе Христовой или Богоро­дичной, или какого-либо святого, то что мы почитаем? В иконе также имеются многие ве­щи: доска, краски, которыми пишет иконо­писец, и изображение первообраза. Что же мы почитаем в ней? Доску ли, или краски, или изображение, ради которого почитаем и всю икону? Если же мы почитаем ее ради изо­бражения первообраза, то ясно безумие тех некоторых людей, которые не хотят почитать новые иконы и почитают только иконы ста­рые, закоптелые, а также и новые, когда за­коптят их дымом. Они почитают не изобра­жение первообраза в иконе, а дым, черноту, грязь и копоть, и говоря последовательно, они не христиане, а идолопоклонники.

 Из вышесказанного становится ясным бе­зумие и таких, которые почитают только то изображение, которое сделано на доске, и не хотят почитать изображений, сделанных на холсте, бумаге или иной вещи. И таковые по­читают не изображение, а доску и дерево и яв­ляются идолопоклонниками, забывая, что Сам Христос Господь дал изображение Свое царю Авгарю не на доске, а на полотне.

 Но да будет известно, что мы не отвергаем древние иконы, но почитаем их, особенно чу­дотворные. Однако почитаем их не за черноту или древность, а ради чудотворений Божиих почитаем изображения, ибо Бог может тво­рить чудеса и через новые иконы. Но если и древняя икона обветшала и закоптела, надоб­но ее очистить, обмыть и обновить, чтобы изображаемое на ней было ясно видимо каж­дому приходящему. Ибо как могу я покло­няться иконе, если не знаю, чья она? К кому вознесу ум мой? Когда мы кланяемся иконе или лобызаем ее, телом должны покланяться ей, а ум свой возводить к первообразу, то есть к тому, чья икона. Например: телом я покло­няюсь иконе Христовой, а ум мой парит к Са­мому Христу; если же телом поклоняюсь ико­не Богородичной, то ум мой должен взлетать к Самой Богородице, как будто бы я стою пе­ред Ней Самой, присутствующей на небе. Ибо поклонение и почитание иконы, по мне­нию святого Василия, относится и восходит к первообразу, то есть к тому, чья икона. На­пример, поклонение иконе Христовой восхо­дит к Самому Христу, и когда я кланяюсь ико­не Христовой, я не разлучаю изображение от первообраза и кланяюсь одновременно как изображению, так и первообразному.

 Но если вид изображения не явственен, я не знаю, кому буду кланяться. В таком случае, если бы изобразили на иконе дьявола и за­коптили ее, то иной, не зная, что тут изобра­жен дьявол, почитал бы его изображение и кланялся ему. В нынешние времена некото­рые господа стыдятся ставить икону Христову или Богородичную в домах своих, а ставят бесстыдные изображения древних кумиров Венеры или Дианы, или других, или же но­вых, например, королевы испанской, или английской, или французской. И если бы пришел какой-нибудь невежда и увидел эти нечестивые изображения, уже закоптелые, то не зная, что эти изображения не Божий, а мирские, мог бы по невежеству своему воз­дать им поклонение, как Божиим и святым изображениям.

 Итак, для того, чтобы ясно различать, чье изображение, кому нужно кланяться и кому нет, вид изображения должен быть явствен­ным, и ради него нужно почитать святые иконы. Как сделавший изображение отца, матери, деда или прадеда своего не рассужда­ет о вещи, на которой сделано изображение а, взирая на изображение, вспоминает отца своего, вспоминает, каков он был, и исчисля­ет его добродетели, так и взирающий на ико­ну должен созерцать изображение Божие, а не рассуждать о красках или вещи, на которой оно сделано. Изображение же должен почи­тать ради первообраза его, и не обоготворять саму икону. Вот в чем заключается истинно-христианское поклонение иконам, почему и Седьмой Вселенский Собор предал анафеме как тех, которые не поклоняются иконам, так и тех, которые поклоняются неправильно и обоготворяют иконы. Аминь.

17. Поучение второе на Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня («А я не желаю хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал.6, 14))

 Любящий хвалиться в жизни этой пусть хвалится тем, чем хочет, но нам с апостолом ничем не должно «хвалиться, разве только Кре­стом Господа нашего Иисуса Христа», слушате­ли благочестивые! Пусть хвалится, если хочет, «мудрый мудростью своею, сильный силою своею, богатый богатством своим» (1Цар. 2, 10), нам же единая похвала — Крест Христов: «Только Крестом Господа нашего Иисуса Христа».

 Пусть превозносится суетный мир этот в гордыне своей, пусть тщеславится счастьем своим, пусть услаждается временной сладо­стью греховной, — нам же единая слава и ус­лаждение — Крест Господень: «А я», — говорит апостол, — «не желаю хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа».

 И Самому Господу нашему Иисусу Христу Крест есть и похвала, и слава, ибо Он не столько прославился, творя многие чудеса, просвещая слепых, исцеляя хромых, очищая прокаженных, восставляя с одров расслаб­ленных и воскрешая мертвых, сколько про­славился, претерпевая Крест. Не напрасно Златоуст называет святой Крест славой Сына Божия, говоря: «Крест — слава Сыну, как и Отцу слава Сын. Славится Отец в Сыне Сво­ем, славится и Сын через Крест Свой». Мы же рассмотрим отчасти, какая похвала апостолу и каждому христианину в Кресте Христовом? И это сделаем на пользу нашу, «при Господнем содействии».

 Поистине, подобает нам «хвалиться только Крестом Господа», так как в Кресте Господнем мы находим воздаяние за наши кресты, по словам Писания: «Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17). Ибо как мы являемся общниками с Главой нашим Христом, будучи Его членами, по слову апос­тола: «Вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор.12, 27), — так и кресты наши имеют общее с Крестом Господним, и то, что угото­вал нам Крест Христов, то и получат в нем кресты наши.

 Не подумай, слушатель, что Крест Госпо­день, которым хвалится апостол, — это толь­ко Крест вещественный, сделанный из дере­ва, но понимай в нем более всего страдание Господа, восприняв которое, Он оставил и нам образ, чтобы следовать по стопам Его. И когда я, грешный, говорю о наших крестах, не думай, что они деревянные или серебряные, или из какого-либо иного вещества художест­вом человеческим сделанные. Это — случаю­щиеся с нами по попущению Божию скорби, беды, печали, болезни и всякие другие стра­дания, которыми Господь наш испытывает нас в жизни сей, как злато в горниле. Ибо как «плавильня — для серебра, и горнило — для золота, а сердца испытывает Господь» (Притч. 17, 3). Так говорит Писание. И в другом месте: «и на­шел их достойными Его. Он испытал их как зо­лото в горниле» (Прем. 3, 5—6). Вот наши крес­ты! Мы должны нести их, благодаря Бога и приобщаясь к страданиям Христовым.

 Подобает нам уразуметь и то, что Господь наш не принуждает нас к ношению Креста Его, то есть к претерпеванию того страдания, какое Он воспринял ради нас. Он не говорит: «Если кто хочет идти за Мною, возьми Крест Мой», но: да возьмет каждый «свой крест». Ибо Господь наш знает, что мы не сможем нести Крест Его, а свои кресты по силе нашей и с Его помощью нести можем.

 Каждый человек имеет свой крест, какое-нибудь свое, говорю, бедствие: или греховные вожделения собственного своего естества и борьбу плоти против духа, или искушения врага невидимого, или гонения, оскорбления, обиды, злословие и осуждение врага видимо­го, или лишение возлюбленного друга, чад и имений, или что-либо иное скорбное, или те­лесные недуги и какие-либо страдания. Все это наши кресты, и когда человек ради любви Божией терпеливо несет их, то он приобщает­ся к страданию Господню, бывает сообразен Кресту Его.

 Страдания же наши Господь наш считает как бы Своими страданиями. И как делаю­щим добрые дела сказал об этих делах: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25, 40), — так и об обидах, наносимых нам, говорит обижаю­щим нас: «Так как вы сделали это им, то сдела­ли Мне». Ибо Господь страдает в нас, как бы в Своих собственных членах, мы же страдаю­щие, как бы собирая куски, оставшиеся от трапезы, собираем некие останки от страда­ний Господних, согласно словам апостола: «Восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых» (Кол. 1, 24), то есть я дотерпиваю в теле моем то, чего Он не дотерпел.

 И когда апостол хвалится Крестом Гос­подним, он хвалится вместе и своим. Хваля­щийся же своим крестом хвалится вместе и Крестом Христовым. Христос начал страда­ния, а мы доканчиваем и довершаем их, «вос­полняем недостаток в плоти нашей скорбей Христовых».

 И как Крест Господень, то есть страдание Господне, соделал великое и преславное, по­добным образом и наши кресты, то есть наши страдания, соделывают по благодати и с по­мощью пострадавшего за нас Христа великое и преславное, как это мы сейчас увидим.

 После преступления Адамова закрыт был рай для рода человеческого, и никто в течение пяти тысяч пятисот с лишком лет не мог от­крыть его. Все, даже святые угодники Божий, по окончании этой временной жизни шли не в рай, а в ад, как засвидетельствовал это свя­той Иаков, сетуя о своем сыне Иосифе: «С пе­чалью сойду к сыну моему во ад» (Быт. 37, 35).

 Кто же потом отверз райскую дверь? Хри­стос, новый Адам. Каким ключом? Крестом, ибо Крест есть ключ к замку рая, как говорит святой Златоуст: «Крест есть ключ рая, Крест Христов отверз рай». Посмотрим, как вошел в рай разбойник? Не страданием ли крестным? Ибо, хотя и был распят за свои злые дела, но сердцем начал сострадать Христу, говоря: «Мы достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». И он тотчас же услышал от Господа: «Истинно говорю тебе: ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23, 41, 43), — и в тот же час пошел с креста в рай.

 Рассуждая об этом, святой Златоуст гово­рит: «Ничто не посредствует между крестом и раем: крест и тотчас же за ним рай», то есть посередине между крестом страдания христи­анского и раем нет никаких преград, препят­ствий и неудобств, ибо не преграждены они ни великой стеной, ни высокими непроходи­мыми горами, ни глубокими рвами, ни быст­ротекущими реками, но тут же при кресте и рай. Мы не сомневаемся, что претерпеваю­щий что-либо во имя любви Божией с благо­дарностью стоит уже при дверях райских: крест и тотчас рай.

 Итак, то, что сделал Крест Христов, полу­чил и крест разбойника: страдание Христово отверзло рай, а страдание разбойника приве­ло его в рай. Действие обоих велико и преславно.

 Видим, что и Сам Христос Спаситель наш хвалится о Кресте Своем, ибо когда шел на вольную смерть за нас, сказал: «Ныне прославил­ся Сын Человеческий» (Ин. 13, 31). Посмотрим же, в какой час Господь являет Себя прослав­ленным?

 Господь наш прославился не в то время, когда Своим преславным рождением ужаснул Ирода, призвал звездой волхвов с востока и сотряс идолов египетских; не в то время, ког­да претворил воду в вино в Кане Галилейской, когда наполнил рыбацкие сети многими ры­бами, когда насытил пятью хлебами пять ты­сяч народа; не в то время, когда идя по морю, как по суше, запретил ветрам и утишил вол­нующееся море или когда преобразился на Фаворе, когда воскресил из мертвых сына вдовицы и дочь Иаирову, когда воззвал из гроба четверодневного Лазаря. Не тогда ска­зал Он: «Ныне прославился Сын Человеческий».

 Когда же? Тогда, когда уже приближался к Кресту, когда всходил на него. Будучи у врат страдания, Он изрек: «Ныне прославился Сын Человеческий». Может быть, кто-нибудь сказал бы Ему в то время: «Господи! Ты идешь на бесчестие, на страдание, на поругание, на заплевание, на ударение по ланитам, на уязвле­ние, на вкушение уксуса и желчи, на самую горькую смерть. Как же Ты называешь Себя прославленным?» Однако Господь говорит: «Ныне прославился Сын Человеческий», ибо, го­ворит, Я иду на страдания, на Крест, и потому прославлюсь. Само это страдание — Моя слава, ибо когда «вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32). Когда Я умру, на­полню ужасом вселенную, угашу светила не­бесные, потрясу землю, отверзу гробы, изведу мертвых живыми, и не признающие ныне Меня Сыном Божиим тогда скажут: «Воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27, 54). Когда же при­гвожден буду на Кресте, тогда сяду одесную Бога Отца. Когда пострадаю, — «войду в славу Мою, ибо так надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою» (Мк.8,31).

 Здесь же воспомянем и Павлов крест, ко­торым он хвалится: «Гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и много­кратно при смерти» (2 Кор. 11, 23, 25). Не есть ли это крест Павлов? Избиваем был палками и камнями, пребывал день и ночь в глубине, когда опрокинулся корабль: все это не крест ли Павлов? Послушаем же, как он хвалится им: «Охотнее буду хвалиться своими немощами» (2 Кор. 12, 9), то есть трудами и страданиями, которые он подъял до изнеможения тела. «Бла­годушествую», — говорит он, — «в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа» (2 Кор. 12, 10). И после всего того го­ворит: «Знаю человека, который восхищен был до третьего неба» (2 Кор. 12, 2). Вот что соделывает крест страдальчества! Возносит он на небо еще находящегося в теле, услаждая его слушанием ангельских пресладких песен.

 Взирая на вещественный Крест Господа моего, вижу написанный на нем титул цар­ский: «Иисус Назорей, Царь Иудейский» (Мк.15, 56). Достойна удивления злоба этих злых лю­дей, ибо сначала никак не хотели не только писать, но и словами называть Христа Господа нашего царским титулом, не хотели слышать, что кто-нибудь именовал Христа Царем. Еще при рождении Его, когда пришедшие в Иеру­салим волхвы спрашивали в Иерусалиме: «Где родившийся Царь?» (Мф. 2, 1—3), — весь Иеру­салим пришел в смятение. Затем, при входе Господа в Иерусалим на вольную страсть на осле, когда младенцы и с ними ученики вос­клицали: «Благословен Царь грядущий». Это было столь неприятно злым людям, что некоторые из фарисеев сказали Иисусу: «Запрети учени­кам Твоим», то есть прикажи им перестать на­зывать Тебя Царем (Лк. 19, 3839).

 Также и в то время, когда Пилат, бив Ии­суса и увенчав Его терновым венцом, вывел Его из претории к народу и сказал: «Царя ли ва­шего распну?» — как один все закричали: «Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19, 15). Они не хо­тели и слышать, чтобы кто-нибудь называл Христа Царем. Когда же Господь наш восшел на Крест, они уже не словом, а и самим делом титуловали Его Царем, ибо на Кресте была сделана «надпись: «Иисус Назорей, Царь Иудей­ский». И хотя некоторые из них возражали Пи­лату: Не пиши: Царь Иудейский, но когда Пилат сказал: «Что я написал, то написал», тотчас же согласились с ним, замолкли и уже без ропота и негодования смотрели на этот титул, и, читая надпись, именовали Христа Царем, ибо в Евангелии говорится: «Эту надпись читали мно­гие из иудеев, потому что место, где был распят Иисус, было недалеко от города» (Ин. 19, 19—22). Весь Иерусалим читал эту надпись, называя Христа Царем.

 Что же так изменило сердца злобных лю­дей, что они, не желая сначала и слышать, чтобы Его именовали Царем, потом и пись­менное титулование Его Царем терпели снис­ходительно? Воистину, это сделало крестное таинство: Господь наш хотел показать в том царском титуле честь Креста и воздаяние за страдания в небесном царствии.

 Честь Креста такова, что после страданий Господа Крест уже водружается наверху освя­щенных глав и венцов царских, почему и на­звал его святой Кирилл Иерусалимский вен­цом, сказав: «Крест есть венец, а не бесчес­тие». Издревле он был бесчестием, так как служил для казни злодеев, но он сделался венцом честным после того, как на нем доб­ровольно пострадал Царь славы.

 Кроме этого, царским титулом на Кресте Господь показал и воздаяние за страдания, воздаяние царское, ибо каждый страждущий в жизни сей и несущий ради любви Христо­вой свой крест с терпением и благодарнос­тью получит царский титул и венец в небес­ном царствии. Еще в Ветхом Завете это было прообразовано в лице прекрасного Иосифа, а исполнилось в лице Самого Христа и в Кресте Его.

 Посмотрим, какую ступень предназначил Господь прекрасному Иосифу, желая возвести его на царский престол в Египте и увенчать голову его царской диадемой: не ступень ли крестную? Не ступень ли страдания: внезап­ную напасть от любодейцы, мрачную темницу, тяжкие узы, наготу, голод и скудость? Тяжким был этот крест — долговременное узничество: «Стеснили оковами ноги его, в железо вошла ду­ша его» (Пс. 104, 18). Но посмотрим, что после­довало за всем этим: не титул ли царский? Иосиф прославился в Египте, из темницы вступил на царский престол, от рубища взо­шел к порфире, от уз к золотому ожерелью, от рабства к господству: «Поставил его господином над домом своим и правителем над всем владе­нием своим» (Пс. 104, 21), — из уз на свободу, от нищеты к богатству, от бесчестия к славе. Од­ним словом, его крест и страдальчество сдела­лись для него венцом царским, страдания его вознаградились ему славой и честью.

 И если так вознаграждается крест стра­дальчества, терпеливо переносимый ради любви Божией, здесь на земле, то тем более вознаграждается он на небе.

 Кто царствует на небе? Не Тот ли, Кто по­страдал на земле, Кто «претерпел Крест, прене­брегши посрамление» (Евр. 12, 2)? Слышится на небесах некая молва, «как бы голос многочислен­ного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, и голос многих Ангелов вокруг Престола и животных и старцев, и число их бы­ло тьмы тем и тысячи тысяч» (Откр. 19, 6; 5, 11).

 Что же они говорят? Повелевают, чтобы «всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море» (Откр. 5, 13), готовило привет и рабский поклон некому лицу цар­скому, сидящему на престоле Божием.

 Кто же воцарился на Престоле Божием? Видит там святой Богослов Агнца, и Агнца за­кланного: «Взглянул», — говорит он, — «и вот, посреди престола и четырех животных и посре­ди старцев стоял Агнец как бы закланный» (Откр. 5, 6). Не Тот ли, Который заклан был на Кресте копием: «Один из воинов копьем прон­зил Ему ребра» (Ин. 19, 34)? Воистину, Тот, го­ворю, Агнец, Господь наш Иисус Христос, о Котором предсказал пророк Исайя: «Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стри­гущим его безгласен» (Ис. 53, 7). Он воистину «Аг­нец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29), Которому всякое создание небес­ное и земное рабски поклоняется и громко взывает: «Достоин Агнец закланный принять си­лу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение» (Откр. 5, 12).

 Господь наш во Святом Писании имеет и иные наименования и уподобления всесиль­ной власти Своей. Именуется львом, так как Он победил мир и дьявола: «Вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил» (Откр. 5, 5). Именуется орлом, так как, взяв души святых, как бы птенцов, под крылья Свои, изнес их из ада, согласно Писанию: «Как орел покрывает гнездо свое, носится над птенцами своими, про­стирает крылья Свои, берет их и носит их на перьях Своих» (Втор. 32,11). Агнцем же наречен потому, что был заклан за всех. И когда Он восхотел показать Свою царскую славу на не­бе возлюбленному ученику Своему Иоанну, то показал ее не в виде льва и орла, а в виде агнца закланного, и это для того, чтобы показать, что путь к венцу и славе в небесном царствии не какой-либо иной, но заклание, раны, стра­дания и крестная смерть. Хорошо говорит апостол: «Видим, что за претерпение смерти увенчан славою и честью Иисус» (Евр. 2, 9).

 Здесь же вспомним всех от века святых пророков, апостолов, мучеников, преподоб­ных, которые отчасти уже сподобляются цар­ствия небесного, которых, по словам св. Иоан­на Дамаскина, «не сокрыла земля, но прияло небо», которым уже «отверзлись райские две­ри» и которые наслаждаются, будучи внутри древа жизни.

 За что они все удостоились венца небес­ного царствия? Не за несение ли креста свое­го, то есть за претерпение на земле бед и скорбей и прохождение тесного пути, за труды и подвиги свои? Каждый из них скажет с апос­толом: «Подвигом добрым я подвизался, а теперь готовится мне венец» (2 Тим. 4, 7—8). Воистину, крест страдальчества по силе Креста Господня соделывает великое и преславное, ибо пре­терпевающих какие-либо страдания во имя любви Христовой спрославляет Христу в цар­ствии горнем!

 Есть чем хвалиться о Кресте Господнем истинным носителям креста своего, сострадальцам Христовым, сообразных Ему в стра­даниях, ибо в нем вся слава и честь наша, все богатство царствия вечного и вся надежда на спасение.

 Оканчивая беседу, не неуместно вспомнить и о кресте мира сего.

 Апостол говорит: «Для меня мир распят» (Гал. 6, 14). Если распят мир, то значит он имеет и свой особый крест. Воистину, и миро­любцы, поработившие себя суете мира сего и возлюбившие временную жизнь более вечной, несут свои кресты, то есть претерпевают свои страдания, свои подвиги, хотя бы и бесполез­ные, которыми иногда хвалятся, как говорит Писание: «Хвалим бывает грешный за похоти души своей» (Пс. 9, 24).

 Разве не подвиг поработить себя какой-либо греховной страсти и служить ей?

 Разве не подвиг идти ночью на воровство или на злодеяние, всю ночь не дать сна очам своим?

 Разве не подвиг идти на разбой, испыты­вать голод и жажду, терпеть воздушные пере­мены — зиму, зной, мороз и дождь?

 Разве гнев, ярость и искание мести ближ­нему своему не есть внутреннее страдание сердца? А угождение плоти, чревоугодие и безмерное пресыщение даже до повреждения здоровья — разве все это не крест? Сколь много людей впало в тяжкие болезни от пре­сыщения чревного!

 Разве не крест упиваться до самозабве­ния, а потом страдать с похмелья и стонать, связав голову? Разве это не страдание? Сколь много людей лишились и жизни от великого пьянства!

 Но какая польза от этих суетных мирских крестов, от таких подвигов и страданий? По­слушаем, что говорит апостол: «Многие, о ко­торых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают как враги креста Христова. Их конец — погибель, их бог — чрево, и слава их — в сраме, они мыслят о земном» (Флп. 3, 18—19). Вот какова польза мирских крестов: «их конец — погибель, и слава их — в сраме!»

 «А мы не желаем хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа», Ему же слава со Отцом и со Святым Духом вовеки. Аминь.

18. Поучение в неделю по Воздвижении Честного и Животворящего Креста Господня («Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе сво­ей повредит?» (Мк. 8, 36))

 То и другое приятно: и душа, и мир сей, слушатели возлюбленные! То и другое, гово­рю, любо людям: и душевное спасение, и на­слаждения мира сего. Люба душа, как близкая телу от утробы материнской, как вместе с ним рожденная по словам Давида: «Избавь от меча душу мою и от пса единородную мою» (Пс. 21, 21). Люб и мир сей, который, как говорит Пи­сание, возлюбил и Сам Бог: «Так возлюбил Бог мир» (Ин. 3, 16). Мешает разве только разница в том, что мир, люди, и их спасение, которое возлюбил Бог, — одно, а мир и небогоугодная человеческая суетность в многострастной жизни этой — другое.

 Люба душа, ибо ею живем, ею движемся. Отними душу — и мертв будет человек. Люб и мир сей, ибо в нем наслаждаемся, в нем нахо­дим упокоение, в нем имеем все необходимое в настоящей нашей жизни. Люба душа, ибо она, оживотворяя все наши чувства, дает им силу к наслаждению земными благами. Без души ни одно чувство не могло бы как-либо действовать, чем-либо наслаждаться. Люб и мир сей, ибо он представляет чувствам нашим все потребное для наслаждения: зрению — богатства и красоту лиц, слуху — приятное пение и музыку, вкусу — яства, обонянию — благовонные ароматы, и осязанию — сладост­растие. Люба душа, ибо кто из земнородных хотел бы ее лишиться? Кто не хотел бы жить с душою тысячу лет и более, бесконечные века? Люб и мир сей, ибо кто не желает в нем добра себе? Кто не ищет его благ? Кто не рад чести, славе? Кто не озабочен тем, чтобы иметь до­статок и не быть нищим?

 Трудно распознать, что лучше: душа или мир сей? Евангелие говорит, что лучше душа: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Но почему же многострастная и любосластная жизнь наша так любит мир сей, забывая о своей душе?

 Что же делать? Как распознать: душа ли лучше, или мир сей? Да позволит мне любовь ваша положить то и другое — душу и мир — на весы и посмотреть, что перевесит: душа ли мир, или мир душу? И таким образом мы уз­наем, что из них лучше. Весами же да будет для меня честный и животворящий Крест Твой, Христос Спаситель мой, на котором Ты, будучи повешен за спасение наше, положил за нас душу Твою и перевесил весь мир, как Сам говоришь в Евангелии: «Мужайтесь: Я по­бедил мир» (Ин.16,33).

 Люди обычно считают лучшим и любят то, что по рассуждению каждого приятнее, дороже, прибыльнее. Предположим, что у нас имелась бы такая вещь, которая была бы пре­краснее всех зримых красот в поднебесной, дороже всех неисчислимых сокровищ всех царей земных и выгоднее всех выгод во все­ленной, — разве бы мы не сказали, что она лучше всего? И если бы она была подарена нам, разве бы мы не возлюбили ее больше всего?

 Но начнем, рассуждая, взвешивать, что прекраснее: душа или мир? Что дороже: душа или мир? Что прибыльнее: душа или мир? Положим одну рядом с другим, ибо спорные вещи, положенные друг против друга, срав­ниваются и оцениваются лучше.

 Однако, поистине, взвесить душу и мир трудно, так же трудно, как взвесить пламя ог­ня. Некогда Ангел Уриил предложил эту труд­ную задачу Ездре, сказав ему: «Взвесь мне тя­жесть огня». Не взялся Ездра за такое дело. Кто может взвесить пламя? И он отвечал Анге­лу: «Какой человек может сделать то, чего ты требуешь от меня?» (3Езд. 4, 6). Не знал Ездра нынешней математики, а она ответила бы так: взвесь сначала дрова, узнай, сколько в них ве­са, и затем зажги их; потом взвесишь остав­шиеся пепел и угли, и сколько в них недостает весу против дров перед их возжжением, столько и ушло его на пламя. Не внемлем мы математическому любопытству, однако будем взвешивать душу, как огненное пламя, а мир сей, как угли и пепел.

 Сначала приступим к вопросу: что пре­краснее — душа или мир? Но на что обратим свое внимание прежде всего: надушу ли, или на мир сей? Посмотрим на то, что прежде увидим.

 Душа наша невидима, мы не созерцаем ее телесными очами, а созерцаем только очами мысленными. Мир же сей весь пред нашими очами со всеми его действами, мы смотрим как бы на лицо его, насквозь его видим. Что же? Разве не прекрасен мир сей? В нем так много высоких и превысоких, светлых и пресветлых санов, почетных и почетнейших чинов, так много золотых, серебряных, жемчужных ук­рашений, драгоценных камней, прекрасных одеяний, так много красивых приятных лиц, имеющих красоту природную и украшенных изящной утварью! «Дочери их убраны, преукрашены наподобие церкви» (Пс. 143, 12)! В нем столько великолепных домов, пресветлых па­лат, по дивным образцам устроенных! И при всем том, сколь пресладкие и прелюбезные существуют в нем дружества, общества, пир­шества, увеселения, утехи, забавы, а выше всего — греховные сладости! Мир сей столь прекрасен и приятен, что очи и сердца чело­веческие привлекаются к нему, как притяги­вается железо к магниту, и мало кто хочет ото­рвать от него свои очи и сердце.

 Не напрасно молился Давид: «Отврати очи мои, во еже не видети суеты» (Пс. 118, 37). Сказал бы кто-нибудь: «Святой Давид! Отвра­ти сам очи твои от суеты, не смотри на суету, отвернись от нее!» Но Давид отвечает: «Нет! Сам я никак не могу отвратить очей моих от суеты, только Всесильный Бог может отвра­тить очи мои, ибо они прочно углубились в суету и неуклонно созерцают ее. У меня нет сил преодолеть свои очи, и только сила Бо­жия может сделать это: Ты, Господи, отврати очи мои, чтобы мне не видеть мирской суе­ты». Но если трудно отвратить очи от этого суетного мира, то тем более трудно отвратить сердце. Так прекрасен и приятен для нас этот суетный мир!

 Но какова же душа наша, которую мы не видим? Как мы думаем о ней? Имеет ли она какую-либо красоту свою? Но прежде всего спросим: что такое душа? Святой Дамаскин отвечает философски: «Душа — это умный дух, всегда живущий, всегда движущийся, склонный к доброй и злой воле». Блаженный же Августин, богословствуя, говорит: «Душа есть естество созданное, невидимое, разумное, бесплотное, бессмертное, богоподобнейшее, имеющее образ Создателя своего». Оставляя философский ответ, внимаю богословскому: душа — естество богоподобнейшее, то есть она ближе всего подобна Богу, имеет образ Создателя своего, и спрошу: что прекраснее Бога? Ничто. Он — Источник как всякой пре­мудрости, так и всякой красоты, и Его красо­та может отчасти достигать до нас в самых прекрасных созданиях.

 Но я не хочу брать мир сей и все красоты его не только как подобие, но и как тень кра­соты Божией, и перехожу к лучшим и пре­краснейшим созданиям Божиим. Возвожу очи свои на небо: не прекраснее ли оно вся­кой земной красоты? И прежде всего поучусь от видимого на небе прекрасного создания Божия, говоря вместе с Давидом: «Творениями рук Твоих назидался» (Пс. 142, 5); Как я посмо­трю на небеса, «дела рук Твоих, на луну и звез­ды, которые Ты основал» (Пс. 8, 4). Прекрасно небо ночью, усеянное звездами и освещае­мое луной! Прекрасно небо и днем, блистаю­щее солнцем, освещающим вселенную! Сколь же прекрасен Создатель, сотворивший их! Небо со своими прекрасными светилами су­ществует до времени. Будет время, когда звез­ды спадут с неба, как листья с дерева, и небо совьется в свиток (см. Ис. 34, 4; Откр. 6, 14). Создатель же пребудет неизменным в кра­соте Своей: «Они погибнут, Ты же пребудешь» (Пс. 101, 27).

 Рассмотрим и невидимые создания, то есть Ангелов, которых созерцает только мыс­ленное наше око. Красота их — неизреченная, превосходящая луну и звезды, разнообразная, ибо много на небесах чинов ангельских, и каждый из них превосходит друг друга как ме­стом, так и красотой. Прекрасен Ангел, Ар­хангел прекраснее, высшие чины прекраснее Архангелов, их превосходят Херувимы, Херу­вимов — Серафимы, красоту которых ника­кой язык земной изобразить не может. Сколь же прекраснее всех чинов ангельских их Со­здатель! О красота неизреченная, не постига­емая умом человеческим!

 Перейдем здесь к красоте душевной и снова припомним вышесказанные богослов­ские слова, что душа — богоподобнейшая, и имеет образ Создателя своего. Рассмотрим своим рассуждением одно слово: «богоподоб­нейшая», то есть ближе всего подобная Богу.

 Какое из всех созданий небесных и земных подобно Богу? Никакое, кроме двух разумных созданий: Ангела и души человеческой, ибо в этих двух созданиях явлен образ Святой Тро­ицы: как Ангел имеет память, разум и волю, так и душа человеческая имеет память, разум и волю.

 Спрошу еще: из тех двух разумных бого­подобных созданий, Ангела и души человече­ской, какое более подобно Богу? Знаю, вы скажете, что Ангел более богоподобен, как бесплотный, ближайший к Богу по месту сво­ему, всегда предстоящий Его Престолу, как говорится в Евангелии: «Ангелы всегда видят лицо Отца Небесного» (Мф. 18, 10).

 Но если мы обратимся к Божественному Писанию, то увидим, что более богоподобна душа, чем Ангел, ибо об Ангелах мы нигде не читаем в нем, чтобы Бог сказал: «Сотворим Ангела по образу Нашему и по подобию»; и только о душе человеческой мы читаем это: «И сказал Бог: «Сотворим человека по образу На­шему и по подобию»« (Быт. 1, 26), — то есть со­творим душу человеческую, ибо в ней, как сказано, заключается образ Божий. И хотя оба эти создания — Ангел и душа — имеют па­мять, разум и волю, но имеют не в одинако­вой мере.

 Ангел имеет волю, но не самовластную, а направленную только к избранию добра. Ан­гел творит только то, что повелевает ему Бог: они «слуги Его, исполняющие волю Его» (Пс. 102, 21). Человек же имеет свободную волю, как и Бог, и тем самым подобен Богу. Ибо как Бог творит то, что хочет, так и человеку Он дал свободу делать то, что хочет, и этой свободой душа человеческая ближайшим образом по­добна Богу, подобна более, чем Ангел. Не на­прасно говорит Бог душе человеческой в Пес­ни Песней: «Уподобил тебя близ Меня» (Песн. 1 8), то есть сделал тебя ближайшею, подобною Мне, более, говорю, подобною, чем ангель­ское создание. Потому-то вышереченный Бо­гослов, отвечая на вопрос: что есть душа? ­- назвал ее богоподобнейшей. Если же душа че­ловеческая более подобна Богу, чем небесный дух, Ангел, то она и прекраснее красоты ан­гельской, но не по естеству, а по благодати, дарованной ей воплощением Сына Божия и Его излиянием Крови за нее. Поистине, она превзошла красоту ангельскую, ибо не с ан­гельским естеством соединился Сын Божий, а с человеческим, как говорит апостол: «Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово» (Евр. 2, 16), — и это для искупле­ния Своей Кровью души человеческой, для обновления в ней древнего богоподобия и особенно для лучшего украшения ее.

 Отец, имеющий одну дочь, не украшает ли ее всяким драгоценным убранством более, чем рабынь своих? Жених, имеющий возлюб­ленную невесту, не хочет ли видеть ее укра­шенной? Душа человеческая — это единая дочь и невеста Христа Спасителя нашего. Дочь — ибо Он возродил ее от смерти к жиз­ни Своей Кровью, невеста — ибо Он соеди­нился с ней столь крепким союзом любви, что не отказался и умереть за любовь ее. Не на­прасно говорится в Песни Песней: «Крепка, как смерть, любовь» (Песн. 8, 6). И как о Са­мом Христе Господе пишется в книге апос­тольской: «Столько превосходнее Ангелов, сколько славнейшее пред ними наследовал имя» (Евр. 1, 4), — так и о душе человеческой сле­дует мыслить: она столь же близка к Богу и подобна Его красоте, сколь ближе соединена с Ним, чем Ангелы, и потому она может ска­зать о себе словами пророка: «Возвеселится ду­ша моя о Боге моем; ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня, как на жениха возложил венец и, как невесту, украсил убранством» (Ис. 61, 10).

 Собрать бы здесь в одно место все красоты мира (если бы можно было собрать их), поло­жить рядом с красотой человеческой души и посмотреть, что из них прекраснее: мир сей или душа?

 Если душа человеческая, искупленная Кровью Сына Божия, вечно сопряженная с Ним невеста, прекраснее чем красота неба, чем сияние звезд, луны и солнца, чем красота Ангелов, Архангелов, Херувимов и Серафи­мов, если она подобна самой красоте Созда­теля, то что может стоить в сравнении с ней красота этого мира? Не более, чем тьма в сравнении с солнцем, свинья, валяющаяся в грязи, в сравнении с Царем, сидящим на пре­столе в славе, жаба в сравнении с орлом, вы­соко парящим: одно мерзостное безобразие, достойное не зрения, а поплевания и попира­ния ногами.

 Если вся красота мирская не может срав­ниться с одной малейшей звездой, видимой на небе, если она подобна разве только земной траве и цветку, утром зацветающему, а вечером уже опадающему, то как можно сравнить ее с красотой душевной? Она не только не срав­нима, но и не может быть уподобляема, ибо мир сей окаянный подобен не Богу, а разве только своему господину, которому он слу­жит, то есть дьяволу, князю века сего, этому темному, этому помраченному, этому окаян­ному, этому мерзостному, этому ужасному страшилищу, этому чернейшему ефиопу, ко­торый никогда ни омыться, ни обелиться не может.

 Напрасный труд доставляют себе те, кото­рые углубляют ум и сердце свое в услаждение и любовь к суетным безобразным и весьма кратковременным красот мира: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8, 36).

 Но приступим ко второму вопросу — что дороже: душа или мир? И опять прежде всего обратим очи на мир сей.

 Как мы оцениваем мир сей? Если бы мож­но было собрать воедино все богатства со всех концов вселенной, и не только из сокровищ­ниц всех царей, но и из самых недр земных и из глубин моря, и если бы возможно было со­брать все золото, все серебро, все жемчуга, все драгоценнейшие камни и сложить их в одно место, — то ум человеческий не смог бы сразу оценить все это. Я же найду оценщика, кото­рый все это оценит. Но подожду немного и сначала посмотрю, как люди любят мир сей, как ценят мирские богатства? Ценят дороже души своей. Человек ради временного богат­ства считает ни за что свою душу, полагает ее за золото, серебро и прочие вещи, ибо несет ее как деньги на куплю. Идет воин на брань ради корысти, несет душу свою, Бог весть, вернется ли домой с нею? Идет купец со своим товаром в путь далекий ради наживы, несет ду­шу свою, Бог весть, принесет ли ее обратно? Переплывает на корабле море с товаром сво­им, несет душу свою, Бог весть, пристанет ли с ней к берегу и не погубит ли ее в волнах мор­ских? Идет разбойник на разбой, чтобы до­быть что-нибудь, несет душу свою, кто знает, не сам ли убит будет? Идет вор на воровство, несет душу свою, кто знает, не схватят и не повесят ли его?

 Говоря кратко, человек полагает свою ду­шу из-за мирских стяжаний, не говоря уже о том, что, отнимая, грабя и похищая у другого, он прогневляет ближнего, а вместе и Бога, и губит спасение своей души. Кроме того, что творится в делах купеческих? Продавая друг другу худшее за лучшее, назначая цены выше настоящей, они божатся, клянутся душой и душу свою в ад посылают!

 Выведу здесь на средину истинного цени­теля, который сразу оценит нам все драгоцен­нейшие богатства всего мира. Знает любовь ваша святого Андрея юродивого, во второй день октября почитаемого. Побеседуем не­много с ним.

 Святой Андрей, возлюбленный раб Хрис­та Господа! Ты сподобился многих открове­ний Божиих. Скажи же нам, что видишь ты в первом, бывшем тебе, откровении? «Вижу, — говорит он, — некоего юношу, весьма пре­красного, сошедшего с небес и держащего в руках три венца: один золотой с драгоценны­ми камнями, другой жемчужный, и третий, самый большой, сплетенный из белых и крас­ных цветов». Святой Андрей! Что думаешь ты, видя сии венцы? «Думаю, — говорит он, — купить один из них, — венец из цветов и по­тому не столь дорогой, как золотой и жемчуж­ный». Приступи же к несущему их и торгуйся!

 Приступив к юноше, святой Андрей гово­рит: «Ты продаешь эти венцы? Ибо если я сам и не могу купить их, то ты подождешь немно­го, а я пойду и скажу господину моему, кото­рый даст тебе за них столько золота, сколько хочешь».

 Послушаем, что отвечает святому Андрею прекрасный юноша, сошедший с небес. «По­верь мне, возлюбленный, — говорит он, — что если даже ты принесешь мне золото всего мира, то я не отдам тебе ни единого цветка, ни тебе, ни кому-либо другому, ни твоему мнимому господину».

 Слушайте люди! Вот цена всех богатств целого мира: они не достойны и одного цвет­ка райского.

 Но, о юноша прекрасный! Почему один цветок райский у тебя столь дорог, что ты не хочешь взять за него золото, собранное со всего мира? Отвечает юноша: «Потому, что цветок райский имеет такую красоту, какой не сможет вообразить ум и передать язык че­ловеческий. Он имеет радостотворную силу, потому что красотой своей и неизреченным благоуханием столь увеселяет и услаждает че­ловеческое сердце, что если бы человек по­стоянно смотрел на него, то не восхотел бы ни есть, ни пить и не ощущал бы от этого ника­кого страдания; к тому же цветок сей не увя­дает и цветет вечно.

 Посмотрим на богатства мира сего: имеют ли они такую силу, как цветок тот райский? Не увядают ли и не теряют ли красоты своей? Увеселяют ли поистине человеческое сердце? Увеселяют, но на весьма краткое время, и вместе преисполняют надолго великими пе­чалями. Кому восклицает апостол: «Послушай­те вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедстви­ях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их бу­дет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни» (Иак. 5, 1—3). Да знает же каж­дый цену всех богатств мирских, не достой­ных и единого цветка райского!

 Но приступим к оценке христианской ду­ши человеческой. Если один цветок райский столь драгоценен, что с ним не могут срав­няться богатства всего мира, то тем более ценна душа человеческая, ради которой на­сажден Богом рай и исполнен всякими блага­ми. Душа имеет вес такой же, как и Кровь Сына Божия, ибо говорит апостол: «Не тлен­ным серебром или золотом искуплены вы, но драгоценною Кровию Христа, как Непорочного и Чистого Агнца» (1 Петр. 1, 18—19).

 Взвесь Кровь Сына Божия, и ты взвесишь честность душевную. Оцени воплощение Сына Божия, оцени пречистое млеко пречи­стых девических персей Матери Божией, ко­торым Она питала Божественного Младенца. Оцени все страдания Его, оцени всю проли­тую за спасение нашей души Кровь Его, оце­ни Крест и смерть Его. И если ты сможешь оценить все это, то можешь оценить и цен­ность души.

 Каждый пусть рассудит, в сколь великую цену оценил душу человеческую Сын Божий: выше всех небес, выше всех Ангелов, выше Престола Своего Божественного и всего не­бесного царства, ибо ради нее, оставив все это, сошел на землю, не пощадил Себя и по­ложил за нее на Кресте душу Свою. Ищи же здесь цену души человеческой!

 Итак, напрасный и суетный труд доставля­ет себе каждый, кто ради мира сего повредит душе своей, то есть лишится спасения своей души: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8, 36).

 Приступая к третьему вопросу: что при­быльнее — душа или мир сей? — я отвечу на него в кратких словах и не продолжу беседы, так как и сам уже изнемогаю. Что же при­быльнее: душа или мир?

 Отвечаю. То прибыльнее, что долговеч­нее, что дольше может продолжаться, от чего человек более долгое время может получать выгоду. Если прибылен кому-либо из нас мир сей, пусть скажет нам, знает ли, сколько вре­мени будет получать от него выгоду: год, два, десять или сто лет? Воистину, не знает, про­живет ли окруженный мирскими благами один день, от утра до вечера, или от вечера до рассвета другого дня? Ибо каждому постоян­но напоминает труба евангельская: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12, 20).

 А надолго ли дана человеку душа? Не только на эту временную жизнь, но и навеки, ибо хотя человек временно и умирает, но ду­ша его бессмертна и живет после смерти чело­веческой, согласно Писанию: «Души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их; и еще: В глазах неразумных они казались умершими, но они пребывают в мире, надежда их полна бес­смертия» (Прем. 3, 14). При общем же ожида­емом нами воскресении мертвых душа снова соединится с телом, и «тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмер­тие» (1Кор.15,54). О сколь долго! Ибо душа будет жить бесконечные веки. Итак, душа, как бессмертная и вечная, прибыльнее для нас, чем мир сей, сегодня существующий, а завтра погибающий.

 Таким образом, сравнив душу и мир, я скажу с дерзновением, что душа лучше мира, потому подобает любить ее и всячески забо­титься о ее спасении. Безумен и пребезумен каждый, кто ради этого мира, не имеющего красоты, малоценного и неприбыльного, от­вергает и погубляет душу свою прекрасную, драгоценную более всех не только земных, но и небесных сокровищ, прибыльную более всего мира! «Какая польза человеку, если он при­обретет весь мир, а душе своей повредит?» Аминь.

19. Поучение на память святого великомученника Евстафия Плакиды, месяца сентября, в 20 день («Терпением вашим спасайте ду­ши ваши» (Лк.21,19))

 Едва ли кто-либо из святых более испол­нил эту заповедь Христову: «Терпением вашим спасайте души ваши», — чем ныне почитаемый святой великомученик Евстафий Плакида, слушатели благочестивые! Едва ли кто, как он, «взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, претерпел крест» (Евр. 12, 2)! Едва ли какой-либо из подвижников, уподобляясь апостолу Павлу, более чем он явил себя слу­гой Божиим «в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах» (2 Кор.6,4)! Ибо хотя многие показали великое терпе­ние во имя любви Христовой, но они заботи­лись о себе самих, претерпевали только свое страдание. Этот же великомученик Христов, прежде чем пострадать за Христа, кроме внешних добровольных бедствований ради Бога, шестнадцать лет терпеливо переносил три болезненные раны в своем сердце. Первая рана — это скорбь из-за лишения супруги сво­ей, а кроме нее, еще две раны — скорбь о двух своих чадах, которых он считал растерзанны­ми зверями.

 Сколь тяжко и больно было для сердца праведного того мужа внезапное и насильст­венное разлучение с честной и святой сожи­тельницей и лишение возлюбленных чад в один и тот же день! Сколь адамантово было сердце сего мужественного человека Божия!

 Как не бросился он в пучину морскую, стоя на морском берегу и видя единосердечного друга, верную свою супругу, отводимую хищными руками скверных варваров в дале­кую и неведомую страну! Как не ввергнулся он от печали и сердечного изнеможения в речной поток, стоя посреди реки и видя чад своих, похищаемых зверями! Как не пришел он в отчаяние и крайнее изнеможение, шест­надцать лет нося это действие, написанное скорбью в его сердце, постоянно, днем и но­чью, не забывая о нем, и стенанием оплаки­вая его!

 Хорошо знал угодник Божий, что так со­вершилось с ним не без воли Отца Небесного, в Которого он истинно веровал, на Которого твердо уповал и ради Божественной любви Его претерпевал это, «терпением своим спасая душу свою».

 История его, всем известная, повествует о том подробно и ясно, а потому я не буду за­медлять свое слово рассказом о ней. Извест­ные всем вещи не требуют долгого сказания о них, достаточно лишь помнить их и поучать­ся всегда к пользе нашей. Поэтому, взяв слова Евангелия, ныне читаемого на Литургии, и пример многотерпеливого жития святого ве­ликомученика, я намерен побеседовать с бла­гочестием вашим о том, сколь полезно каж­дому христианину «в терпении своем спасать душу свою».

 Терпение — не простое терпение, ибо многие страдают за дело по вине своей, а тер­пение в скорбях, случающихся без вины и принимаемых ради любви Божией, — такое терпение приятно и похвально в очах Божиих, как говорит святой апостол Петр: «Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, перено­сит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому при­званы» (1 Петр. 2, 19—21).

 Это именно терпение, терпение, не из-за какой либо своей вины, а ради любви Божией кротко принимаемое, и будет предметом на­шей беседы. В особенности же надлежит по­беседовать нам о том терпении, которое про­истекает из неприязни лжебратий наших, враждующих против нас без причины, гоня­щих нас неправедно и враждой своей вызыва­ющих нас ко взаимной неприязни, гневу и ярости. Ибо редко кто имеет такое терпение, чтобы с кротостью переносить вражду своего недруга и самому не отвечать взаимной враж­дой, не гневаться, не озлобляться. А сколько пользы приносит христианину такое терпе­ние, это невозможно и исчислить: не хватит нам, повествующим, времени. Укажем же не­многое, что потребно нынешнему времени, предлагая вопросы.

 Во-первых, спрошу: кто в поднебесной самый крепкий, сильный, храбрый? Думаю, что некоторые здесь вспомнят разговор трех постельничих паря Дария: один из них напи­сал, что сильнее всего вино, другой указал на царя, как сильнейшего, а третий возвысил над всем женский пол. Я же, как христианин, не присоединяюсь ни к одному из них, как к ветхозаконным, ибо они не знали нашей хри­стианской жизни, которая была после них. О, если бы они знали ее, то рассуждали бы ина­че! Думается, что они забыли спросить прему­дрого Соломона, он сказал бы им, кто силь­нее. А на их умствование можно ответить: не сильно само по себе вино, если человек не за­хочет упиться им, не страшна и царская власть, если человек не сделает никакого зла, и женщина не осилит человека, если сам че­ловек не возжелает ее. Иного ответа я желаю на мой вопрос: кто в поднебесной самый сильный и крепкий?

 Но от кого я могу услышать самый истин­ный ответ, как не от того ли, кого я уже упо­мянул, то есть от премудрого Соломона. Спрошу же его: премудрый Соломон, кого ты считаешь самым крепким и сильным? «Не ду­маю, — говорит он, — чтобы кто-либо был сильнее человека терпеливого: «Долготерпели­вый лучше храброго»» (Притч. 16, 32). Вот кого называет Соломон самым крепким и силь­ным: мужа терпеливого.

 А я ожидал, что он начнет перечислять древних богатырей, витязей: Иисуса Навина, Гедеона, Иеффая и прочих, которые мужест­венно побеждали полки супостатов и истреб­ляли до конца царей мадиамских, ханаан­ских, амморейских, овладевая их царствами. Я думал также, что он упомянет и Сампсона, который одной челюстью ослиной более, чем мечом и копьем, предал смерти многих фили­стимлян, выломал великие врата града Газы и отнес их на плечах своих на вершину горы, сотряс руками великие хоромы и обрушил их на землю. Думал я, что не забудет вспомнить и отца своего Давида, который, еще в юных летах, когда пас стада в пустыне, вместо заба­вы играл со львами, как с козлятами, и с мед­ведями, как с агнцами овечьими, и который, еще не достигнув совершенных лет, поверг на землю, как некий великий дуб, прославлен­ного и страшного исполина Голиафа. Когда же воцарился Давид, сколько при нем было славных витязей! Адинон Асоней, который сам одним своим копьем победил восемьсот человек супостатов. Елеазар, у которого во время храброй битвы с иноплеменными так «рука его утомилась», что «прилипла к мечу» (2 Цар. 23, 8, 10). Наконец, три витязя, которые, ког­да Давид, окруженный на поле врагами, «воз­жаждал и сказал: «Кто меня напоит водою от колодца Вифлеемского?»« (2 Цар. 23, 15) — про­бились через все неприятельские полки к Ви­флеему и, почерпнув воды, принесли ее к Да­виду, опять сражаясь с супостатами! Я думал, что Соломон начнет восхвалять силу и кре­пость всех этих витязей. И вдруг от него слы­шу: лучше муж, имеющий долготерпение, чем сильный телом.

 Предложу еще вопрос: чем муж долготер­пеливый лучше и сильнее мужа крепкого те­лом? Но прежде, чем найдется ответ на этот вопрос, посмотрим, с чем борется терпение? Может быть, кто-нибудь скажет, что оно бо­рется с враждой недруга своего. Я же без со­мнения скажу, что оно борется прежде всего с враждебной, в себе самом заключающейся ве­щью — с нетерпением, с гневом и яростью. И если одолеет ее в себе, то легче поборет враж­ду недруга своего и явится в своем великодуш­ном терпении более сильным, чем крепкий телом.

 Спрошу еще: сильнее ли нетерпеливая гневная ярость, чем крепость телесная? Воис­тину так, ибо она одна из тех трудно преодоле­ваемых природных или естественных страстей, которые упоминает апостол: «Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин. 2, 16). В этой гордости заключается и яростная гнев­ная страсть, ибо гордость нетерпелива, гнев­на, злобна. А что гневная ярость прирожден­на человеку, это явствует из слов любомудрствующих, которые на вопрос: что такое чело­век? — отвечают: человек — это животное, гневное, похотное, разумное. Но для того, чтобы человек мог одолеть какую-либо при­рожденную человеческому естеству страсть, необходима несравненно большая сила, чем телесная крепость. Что это истина, убедимся из рассуждения.

 Телесная крепость и сила живут в человеке временно, а не всегда. Ибо человек родился бессильным младенцем и, возрастая летами, растет и в силе; и только тогда, когда приходит в совершенный возраст, становится сильным и, если ничем не повредится его здоровье, об­ладает крепостью телесной. Болезненный же бывает бессильным. Затем, когда наступает старость, человек опять теряет телесную кре­пость, и чем он старее летами, тем слабее те­лом. Прирожденные же человеку страсти, вложенные в его естество со дня зачатия и рождения, растут вместе с ним и живут в нем неотступно, ибо и в малых детях случается ви­деть яростное и похотное. Хорошо говорится в церковном песнопении: «От юности моея мнози борют мя страсти». Точно так же быва­ет и у старых, как некто говорит в Отечнике: «Я видел старца, достигшего столетнего воз­раста, а греха плотского не оставившего».

 Человек, сильный телом, борется со своим супостатом только иногда, когда имеет его, не имея же супостата, пребывает в спокойствии. В борьбе же с природными страстями не бы­вает мира. Непрестанно, днем и ночью чело­век борется с ними, ибо, как говорит апостол: «Плоть желает противного духу, а дух — про­тивного плоти» (Тал. 5, 17); и в другом месте: «В членах моих вижу иной закон, противоборст­вующий закону ума моего» (Рим. 7, 23). Борьба со страстями идет постоянно, а одоление их бывает редко. Хорошо говорит Давид: «Если они не возобладают мною, тогда я буду непоро­чен и очищусь от великого греха» (Пс. 18, 14).

 Человек, борющийся с супостатом, может иметь помощника, как это бывает в сражени­ях: царю или воеводе помогают многие воин­ские полки. Борющемуся же со своими страс­тями никто другой — кроме Бога — не может оказать помощи: ни родственник, ни друг, ни воинские полки. Ибо эта брань не внешняя, не видимая, а внутренняя, незримая, принад­лежащая ему одному, как Давиду одному при­шлось вести брань с исполином Голиафом, а прежде того — со зверями пустыни.

 Для того чтобы преодолеть свои естест­венные страсти, необходима несравненно большая крепость и сила, чем борющемуся с помощью телесной силы для одоления види­мого супостата. А так как гневная ярость в че­ловеке — это природная страсть его естества, то она так же трудно одолевается, как испо­лин и лютый зверь. Она — исполин, ибо у многих повреждает здоровье, как говорит Елифаз, друг Иова: «Безумного убивает гнев» (Иов. 5, 2). Она — зверь лютый, ибо как тигр, раздражаемый звуком тимпанов, кусает и тер­зает себя до полусмерти, так и гневный чело­век, разъяренный какими-либо неприятными словами, как бы звуком тимпанов, терзается в сердце своем, скрежещет зубами, кусает пер­сты свои. Такого человека увещевает Валдад, второй друг Иова: «Зачем губишь душу свою в ярости?» (Иов. 18, 4)? А в другом переводе: «За­чем терзаешь душу свою?»

 Я же скажу более того: гневная ярость в человеке — это беснование. Не бесновался ли Саул, когда воспламенялся на кого-либо гне­вом? Но и, кроме того, в истории встречают­ся многие примеры того, как люди беснуются от гнева и ярости. Чтобы преодолеть столь сильную и прирожденную естеству страсть, ярость, говорю, гневную, как и для преодоле­ния исполина, зверя лютого и самой силы дьявольской, воистину, потребна великая, сверхъестественная крепость и сила, гораздо большая, чем телесная крепость.

 Кто же преодолеет такую сильную страсть? Послушаем, что говорит святой Зла­тоуст: «Нет ничего сильнее кротости, ибо как разожженный огонь угашает вода, так и душу, горящую гневом сильнее печи, угашает слово, изреченное с кротостью». Я же, внемля сло­вам Златоуста, что нет ничего сильнее крото­сти, думаю, что кротость, незлобие и терпе­ние, — одно и то же, ибо незлобивая кротость не живет без терпения, а терпение не живет без кротости. А потому я хочу узнать от Злато­уста яснее, в чем крепость кротости терпели­вой? Он же, указывая нам на примере ветхоза­ветного святого Иосифа прекрасного, говорит: «В брани доказательством храбрости служит то, что воин убивает супостата. Но более явная победа, если ты терпением победил обидев­шего тебя, ибо Бог дал тебе силы побеждать не сплетением рук, а терпением».

 Так, блаженный Иосиф, который велико­душно претерпел обиды, везде прославляется как победитель, ибо он терпением победил и братьев своих, и египетскую жену, оклеветав­шую его, а так как терпение с кротостью и не­злобием побеждает эту сильную, естествен­ную, противоборствующую и трудно преодо­леваемую страсть, то, значит, и терпеливый человек сильнее крепкого телом, храброго и прославленного воина, побеждающего супо­статов.

 Итак, узнав, что муж долготерпеливый, господствующий над своим сердцем, укроща­ющий и побеждающий в себе естественную страсть гнева и ярости, сильнее самых храб­рых воинов, скажем без сомнения, что польза человеку от терпения велика, и потому хоро­шо говорит Евангелие, заповедуя «терпением спасать душу свою» (Лк. 21, 19).

 Предложу еще другой вопрос: знает ли кто-либо, как можно сделать враждебного не­друга другом? Нет иного способа для этого, кроме терпения: не мстить, а еще более делать ему добро. Соломон, а также и святой апостол Павел советуют: «Если враг твой голоден, на­корми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья» (Притч. 25, 22; Рим.12, 20).

 Что значит благотворением собирать вра­гу на голову горящие уголья? Какой смысл в этих словах? Кто-нибудь скажет, что когда кормишь и поишь врага своего, то сам твой хлеб и соль убивают его. И я сам подумал бы так, но толкователи Божественного Писания объясняют это иначе, говоря, что как в теле между всеми его членами самый главный член — голова, так в душе главнее всего ум.

 Ум как бы голова души; и голова эта ду­шевная — ум — бывает теплой, бывает и хо­лодной. Она тепла, когда имеет в себе теплоту истинной любви к ближнему, и холодна, ког­да содержит не любовь, а вражду к нему. По­этому, когда ты начнешь воздавать другу тво­ему, не имеющему теплоты любви, добром за зло, благодетельствуя ему, то такое твое благо­деяние делается ему как бы углем огненным, согревающим его холодную голову, ум. Ибо, видя твое терпение, незлобие, а также благо­деяние, творимое ему тобой, он устыдится, начнет упрекать себя в своей совести, сожа­леть о своей несправедливой вражде и почув­ствует к тебе приязнь и любовь. И так ты со­греешь его, как бы горящим углем, любовью к тебе, и твой бывший недруг сделается твоим добрым другом. Что это истина, мы можем убедиться из примера Давида и Саула.

 Преследует Саул Давида, и Давид, спаса­ясь от гневной ярости Сауловой и его убийст­венных рук, скрылся в попавшейся где-то на пути глубокой пещере. Саул, идущий за ним неподалеку, утрудившись в пути, и желая скрыться от солнечного зноя и отдохнуть, во­шел в ту же пещеру, не зная, что там находит­ся Давид, и уснул в ней. И вот, когда один из бывших с Давидом прошептал ему: «Вот пре­дал Господь в руки твои врага твоего, убей его» (1Цар.26, 8), — Давид, отвергая его совет, от­вечал: «Не подниму руку мою на Христа Гос­подня» (см. 1 Цар. 26, 10). Сказав это, он по­дошел к спящему Саулу, отрезал только край его одежды и снова скрылся в пещере.

 Когда Саул, проснувшись и не зная ниче­го о Давиде, вышел, чтобы продолжать свой путь, Давид также вышел из пещеры и закри­чал вслед ему: «Господин царь!» Царь обернулся, а Давид поклонился ему до земли и, показав край одежды его, сказал: «Сегодня предал тебя Господь в руки мои в пещере, и не подумал под­нять руки мои на тебя, господина моего; посмо­три на край одежды твоей в руке моей и убе­дись, что нет во мне злобы против тебя; почему гонишь меня, неповинного?» (1Цар. 24, 11 — 12). И сказал ему еще много умилительных слов, как пишется в книге Царств, от которых про­шел гнев у Саула, согревшегося от холода, как бы углем огненным, терпеливым незлобием Давидовым и его благодетельством, то есть тем, что он не убил его. Согревшись, говорю, от холода нелюбви и несправедливой вражды, умиленный он сказал: «Твой ли это голос, сын мой Давид? И возвысил Саул голос свой, и пла­кал» (1Цар. 24).

 Мы видим здесь, как терпение Давидово и его благодеяние, то есть то, что он не убил своего врага, привело Саула к умилению и раскаянию, и превратило его из врага в друга. Ибо он назвал того, кого гнал, своим чадом и заплакал, видя его неповинность и свою не­справедливую вражду.

 Рассуждая об этом, святой Златоуст гово­рит: «Сколь внезапна такая перемена! Прежде не хотел Саул называть Давида и по имени, так как само имя его было ненавистно Саулу. Теперь же и в сродство привел Давида, чадом нарек его. Кто может быть блаженнее Давида? Он сделал отцом своим мужа убийцу, превра­тил волка в овцу, печь гнева исполнил росой многой и угасил пламя ярости» (Слово о Да­виде и Сауле). Отсюда мы видим, что незло­бивое терпение, соединенное с благодетельством, как уголь огненный, согревает врага и из недруга делает его другом.

 Сколь велика польза человеку от терпе­ния! Сколь хорошо следовать евангельскому совету: «Терпением спасайте душу свою!»

 Предложу еще вопрос: что обогащает че­ловека душевным богатством? Знаю, что здесь вы укажете на различные добродетели: пост, молитву, чистоту, любовь и прочие бого­угодные дела, — но я без сомнения скажу, что его обогащает терпение. Ибо нет добродетели, которая проистекала бы не из терпения. Пост ли — но в нем испытывается голод и жажда. Молитва ли — но в ней происходит борьба с унынием и леностью. Чистота ли — но сколь необходимо в ней терпение! Любовь ли — но в ней должно «носить бремена друг друга» (Гал. 6, 2) и терпеливо снисходить друг к другу. И каждое доброе дело требует и свое­го труда, и своего терпения, как говорят: доб­рые дела трудом снискиваются и болезнью исправляются.

 Терпение есть та плодородная земля, на которой произрастает всякая добродетель. Вспомните евангельскую притчу о сеявшем семя на своем поле: «Иное упало при дороге, иное на каменистое место, иное в терние, а иное на добрую землю». И те семена, которые упали при дороге, на камнях и в тернии, по­гибли; и только одно из них, упавшее на хоро­шую землю, принесло обильный плод. Что же это за добрая, хорошая земля?

 Послушаем, как объясняет это Христос: семя, упавшее на добрую землю, — это те лю­ди, которые, внемля слову добрым и благим сердцем, удерживают его в себе и «приносят плод в терпении. Сказав это, Он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мк.4, 4—9; Лк. 8, 15).

 Послушаем эти слова: «Приносят плод в тер­пении». Терпение есть та добрая земля, та нива благоплодная, которая,» когда на нее падет семя Божие, прорастает и приносит обильный плод добрых дел. Сказав эти слова: «приносят плод в терпении, — Спаситель присоединил к ним возглас: кто имеет уши слышать, да слы­шит», — то есть как бы сказал: «Слушай, вся четвероконечная вселенная, слушай восток, слушай запад, слушайте юг и север, вся под­небесная слушай, что терпение взращивает всякую добродетель, без терпения же никто не может сделать чего-либо доброго, никто не может угодить Богу и получить спасение! «Пре­терпевший же до конца спасется» (Мф. 24, 13).

 Святой пророк Исайя, пророчествуя о ми­ре, который должен наступить для людей Божиих, сказал: «Перекуют мечи свои на плуги и копья свои на серпы» (Ис.2,4). Не буду замед­лять свое слово историческим толкованием и объясню смысл этого изречения толкованием духовным. Каждый враждебный язык, клеве­щущий на своего друга и говорящий злое, — это меч, по словам Давида: «Изострили, как меч, языки свои» (Пс.63, 4). Всякое оскорби­тельное слово есть как бы копье острое, пронзающее сердце. Если же ты в своем серд­це, огня любви и незлобия исполненном, пе­рекуешь эти враждебные оружия терпением, как бы молотом, если из плуга и серпа приоб­ретешь выгоду, выкорчуешь неприязнь, при­готовишь добрую землю, посеешь приязнь, то ты пожнешь пользу. И так оружия смерти, меч и копье, то есть вражду недруга твоего, ты сделаешь оружиями для приобретения жизненных плодов и обогатишься духовным богатством.

 Спрошу еще: не хочет ли кто-нибудь най­ти клад, сокровище? Думаю, что всякий по­мыслит в уме своем: «Почему не пожелать се­бе добра?» Кто не желает добра себе? Я дам совет: приобрети себе поле терпения, и ты найдешь богатство. Вспомните евангельскую притчу: «Подобно царство небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то» (Мф. 13, 44).

 Прежде чем истолковать эту притчу, рас­смотрим, почему не сказано в Евангелии: по­добно царствие небесное сокровищу, «скры­тому в городе», но сказано: «скрытому на поле»? А подобало бы тому духовному сокровищу, царствию, говорю, небесному, быть скрытым не на поле, а в городе. Господь сказал, что «цар­ствие Божие внутри нас» (Лк. 17, 21), а мы жи­вем в царствующем городе, и потому небес­ное царствие должно бы быть с нами в городе.

 Почему же святое Евангелие выносит это сокровище из города в поле? «Подобно», — го­ворит, — «сокровищу, скрытому на поле». Не по­тому ли, что в городе много воров, то есть, чтобы они не украли? Но царствие Божие не может быть украдено ворами: «Воры не подка­пывают и не крадут» (Мф. 6, 20). Почему же, говорю, это духовное сокровище небесного царства скрыто не в городе, а на поле? И кто скрыл его?

 Ходит молва в людях, будто бы сокровища, скрываемые в земле, иногда переходят с места на место сами по себе, без участия рук челове­ческих. Это басня, неправда, я не верю этому. Но я знаю как истину то, что сокровище цар­ства небесного переходит с места на место, обитает там, где ему нравится, и оттуда, где ему неприятно, уходит со словами: «Вот остав­ляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38).

 Было это сокровище небесного царства и в городе, внутри нас, и, должно быть, не по­нравилось ему гражданство: ушло из города на поле. Почему же не понравилось? Давид говорит, что «беззаконие и распри в городе, и не исчезли с площадей его лихва и лесть» (Пс. 54, 10, 12), а там, где беззаконие и распри, лихва и лесть, там царству небесному тесно. Не лю­бит оно беззакония и прочих небогоугодных дел, достойных ада, а не небесного царствия. Видно, обходило небесное царство все места в городе ища себе покоя, и не нашло его.

 Побывало оно в сокровищницах царских и в сокровищницах князей, бояр и прочих сильных людей, увидело там многие богатст­ва неправедные, собранные через воровство, хищение, ценой людских обид и слез. Не по­любилось ему лежать вместе с неправедным сокровищем, ибо само оно — праведное, вмещает в себя только праведные сокровища, гнушаясь неправедными; и ушло оно отсюда прочь.

 Приходило царство небесное в ряды, где лежат во множестве драгоценные купеческие товары, и помыслило в себе: здесь каждый все, что имеет, приобрел своим трудом; нет здесь воровства и обиды, поселюсь здесь. Смотрит небесное царство, как творится куп­ля и продажа, и видит великий обман, слышит многие лживые слова: друг друга обманывают, друг другу лгут, продавая худое за хорошее, назначая цену, большую подобающей, друг другу клянутся не по правде. Не замешкалось и здесь небесное царство, ушло прочь оттуда.

 Пошло небесное царство в приказы, в ра­туши, и думает: здесь судятся все племена и народы, здесь судьи поставлены творить правду, — поселюсь здесь. Смотрит небесное царство и видит там святого пророка Михея, стоящего и плачущего. О чем ты плачешь, пророк святой? Отвечает пророк: «О горе мне! Не стало милосердных на земле, нет правдивых между людьми; все строят козни, чтобы проли­вать кровь; каждый ставит брату своему сеть; князь просит даров, и судья мирно гово­рит, а в душе желает извратить дело» (Мих.7,23). Услышав это, и увидев суды неправед­ные, по мзде творимые, царство небесное уш­ло оттуда.

 Идет царство небесное по некой улице в городе и, приблизившись к палате некого вельможи, слышит там голоса веселящихся, пение и ликование пирующих, и думает: «Здесь люди собрались по любви, а где лю­бовь, там и Бог». Подобает и мне быть там. Взошло царство небесное в ту палату и видит вкушающих, пьющих и вместе поедающих людей Божиих вместо хлеба: друг друга осуж­дают, ругают, на словах льстят, а в сердце коварствуют; потом, упившись, начинают ос­корблять друг друга, и не только словами злыми, но и руками ведут брань друг с дру­гом. Видя это, небесное царство поспешно удалилось отсюда.

 Встречает на пути небесное царство свя­той Давид и спрашивает: «Откуда ты идешь, небесное царствие, и куда идешь?» И расска­зало небесное царство святому Давиду все, что с ним случилось, где оно было, как иска­ло себе места в городе и не нашло его. «Пой­ду, — говорит, — теперь к простому народу Божьему и поселюсь среди простых людей! Ведь всякая простая душа свята в очах Божиих». Отвечает ему святой Давид: «Не найдешь ты себе места и в простом народе, ибо «все ук­лонились, стали совершенно негодны: нет дела­ющего доброе, нет ни одного»» (Пс. 52, 4). В на­роде творятся те же беззакония, воровство, грабеж, разбои, убийства и иные скверные дела, о которых не только говорить, но и по­мыслить постыдно.

 Остановилось небесное царство и думает, куда бы ему деваться? И сказало: «Пойду в храм Божий, в церковь святую, может быть, там найду покой свой, ибо говорится в Писа­нии: «Господь в храме святом Своем»» (Пс. 10, 4), — а потому и мне подобает быть там. Во­шло царство небесное в церковь и смотрит, что в церкви делается. Видит, что одни дрем­лют, другие говорят друг с другом о житейских попечениях, иные присутствуют в церкви только телом, умом же не молитве внемлют, а неведомо о чем мечтают и сердцем отстоят да­леко от Бога; клирики читают и поют без вни­мания, священники и диаконы в алтаре сквернословят, а иногда и дерутся. Видя и слыша это, царство небесное вспомнило сло­ва Писания: «Дом Мой дом есть дом молитвы, а вы сделали его вертепом разбойников» (Лк. 19, 46); и сказало в себе: «Это не дом Божий, а вертеп, — иду прочь отсюда!»

 Не находя себе нигде места в городе, цар­ство небесное вспомнило слова Божий, изре­ченные в пророчестве: «Выходите оттуда; не касайтесь нечистого» (Ис. 52, 11). Ушло из го­рода небесное царство и, достигнув некоего села, посмотрело, что в нем делается. И вот видит там, что одни бедствуют в крайней ни­щете, другие умирают от голода, третьи изби­ваются на правежах, иные плачут и вздыхают, а у некоторых уже едва душа в теле держится. Видя это, царство небесное захотело жить в селе, сказав: ««Здесь покой мой, поселюсь здесь» (Пс. 131, 14), между людьми, терпящими нужду, мое место. Ибо говорится в Писании: «Царство небесное силою берется, и употребля­ющие усилие восхищают его» (Мф. 11, 12).

 Итак, царство небесное поселилось на се­ле, а Евангелие отметило это в словах: «Подоб­но царство небесное сокровищу, скрытому на поле» (Мф. 13, 44).

 Но приступим к истолкованию вышеска­занной притчи. Что означает «поле»? Сам Гос­подь объясняет это, говоря: «Поле есть мир» (Мф. 13, 38). Что такое «сокровище»? Блажен­ный Феофилакт говорит, что «сокровище» — это премудрость Божия, утаенная от начала веков и открытая в проповеди апостольской (Тол­кование на Евангелие от Матфея). Мы же, на­правляя слово к своей цели, «полем» назовем здесь человека.

 Пусть не думает кто-либо, что это еван­гельское слово поле означает село или дерев­ню. Слово «поле» значит — земля, нива распа­хиваемая и засеваемая, как и в другом месте сказано: «Купили землю горшечника, для погре­бения странников» (Мф. 27, 7), то есть купили землю, ниву.

 Христианин, принимающий в свое сердце семена слов Божиих, подобен полю, то есть распаханной и засеянной ниве, от которой Господь наш Иисус Христос ожидает духов­ных плодов, в апостольской книге указанных: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготер­пение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5, 22—23). И как нива, если она не вспахана и не возделана, не принесет никакого плода, какие бы семена на ней ни сеяли, так и человек, не возделанный бедами, скорбями, напастями, обидами и искушения­ми, попускаемыми Богом, если, говорю, не будет иметь терпения, то не принесет плода добрых дел, не обогатится богатством духов­ным. В этом поле, то есть человеке, сокрыто сокровище, и я не погрешу, если сокровищем этим назову человеческое сердце. Сокровище это не зримо очами, ибо скрыто глубоко вну­три, как говорит Давид: «Приступит человек, и сердце (у него) глубоко сокрыто» (Пс. 63, 7), тай­ны сердечные никто не может ведать.

 Какие скарбы, какие драгоценные вещи находятся в этом сокровище человеческого сердца? Кто знает? Кто скажет нам? Святой Макарий Египетский в своей постнической книге говорит, что в сердце человеческом скрыты весьма драгоценные вещи. «Сердце, — говорит он, — малый сосуд, но в нем находят­ся все вещи. Там Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там небесные города, там сокровища благодати». Вот сколь драгоценные вещи скрываются в человеческом сердце! Кто оце­нит Бога и Ангелов? Кто оценит жизнь и царство? Кто укажет цену городов небес­ных? Кто исчислит сокровища благодати? А все это заключается в малом сосуде, в серд­це: «Сокровище сие мы носим в глиняных сосудах» (2Кор. 4, 7).

 Но чем же приобретаются эти пребогатейшие сокровища сердца? Воистину, не иным чем-либо, как терпением: «Терпением вашим, — сказано, — спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Итак, каждый, кто хочет собрать себе такое духовное сокровище, пусть стяжает поле тер­пения и «приносит плод в терпении» (Лк. 8, 15).

 Но не буду отягощать любовь вашу долгой беседой. Указав отчасти, какую пользу прино­сит христианину терпение, обращусь к свято­му великомученику Евстафию Плакиде. Вот для нас образец терпения напастей — сей ны­не празднуемый угодник Божий. Слышал ли кто о терпении Иова праведного? Пусть по­смотрит на терпение святого Евстафия и не найдет никакой разницы. Святой Иаков гово­рит: «Вы слышали о терпении Иова и видели ко­нец его от Господа» (Иак. 5, 11), — я же присо­единю к этому: и многострадальное терпение святого великомученика видели!

 Итак, братья мои, примите за образец долготерпения напастей святого Евстафия, столь много претерпевшего ради любви Божией и терпением стяжавшего себе столь ве­ликую пользу. Аминь.

20. Поучение первое на праздник Покрова Пресвятой Богородицы, месяца октября, в 1 день («Я — стена, и сосцы у меня, как столпы» (Песн.8, 10))

 У всех земных царей есть обычай, слуша­тели возлюбленные, для прибежища подчи­ненных им людей при нашествии иноплемен­ников и всяких врагов и супостатов созидать города и ограждать их крепкими стенами, чтобы остановить натиск врагов. На стенах тех возводят они «пирги», крепкие и высокие столпы, и украшают их воинским оружием, чтобы с их высоты издали усмотреть прибли­жение врагов и оружием отражать их нападе­ния.

 Подобное тому сотворил и Царь Небес­ный, создав для людей Своих во вселенной город великий, Святую Соборную и Апос­тольскую Церковь, чтобы все, гонимые про­клятым демоном, укрывались в этом городе и освобождались от его мучительства, защища­емые крепкой и непреодолимой стеной этого города. Стена же эта есть не иной кто-либо, как Пресвятая Владычица наша Богородица и Приснодева Мария, как сказано от лица Ее Святым Духом, в Песни Песней: «Я — стена, и сосцы у меня, как столпы», — и как воспевает Ей Святая Церковь: «Стена непобедимая нам христианом еси, Богородице Дево! К Тебе бо прибегающе невредими пребываем». Об этой стене и ее столпе, то есть о защите и покрови­тельстве Пресвятой Матери Божией, мы и по­беседуем ныне, в день Покрова Ее, в честь и славу Ее, «при Господнем содействии».

 «Я — стена, и сосцы у меня, как столпы». Гос­подь, утвердивший вселенную, «которая не по­двигнется» (1 Пар. 16, 30), утвердил в ней и град Церкви, которого и «врата ада», то есть вся сила демонская и воинство его, еретики и язычники, одолеть не могут (см. Мф. 16, 18). Ибо Премудрейший Архитектор небесных кругов основал ее не на слабом песке, кото­рый размывается водным течением и постав­ленные на нем здания разрушаются ветром и бурей, а на твердом камне, на истинном испо­ведании Петровом: «Ты — Христос, Сын Бога Живого», которое Сам Христос называет кам­нем: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Цер­ковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 16—18). Камень есть сие исповедание, ибо оно изречено о камне твердом, Самом Христе Господе, Который есть камень, по свидетель­ству святого апостола Павла: «Камень же был Христос» (1 Кор. 10, 4).

 Итак, твердо основание града Церкви. Подобным образом и стена, Преблагословенная Мать Его, тверда, так как имеет в Себе твердость Христову. Стена эта составлена из различных камней Божественных добродете­лей и служит стеной для всех благочестно по­читающих Богоматерь, благоговейно прослав­ляющих, любовно подражающих и прилежно молящихся Ей. Стена не только против ду­шевных врагов, проклятых демонов, которые исчезают от Ее крепости и силы, как дым от ветра, как сучья от огня и как иней от солнеч­ного жара, как тьма от света, прах от бури и злак от мороза, но и против врагов видимых, которые непобедимой силой Ее или внезапно поражаются благочестивыми, или ищут спа­сения в бегстве, или бывают чудесно истреб­ляемы.

 Так случилось под царствующим градом Константиновым, когда бесчисленное мно­жество нечестивых варваров погибло от па­давших с неба горящих камней и от проис­шедшего от них вскипания моря и горения кораблей. Кроме того, Она стена и против са­мого гнева Божия, ибо защищает пред Ним усердно молящихся Ей, удерживая вооружен­ную гневом Его десницу Своими молитвами, прелагая уготованное наказание на милосер­дие и разрушая преграду вражды.

 Некогда была стеной для рода израиль­ского благочестивая царица Есфирь, которая утишила гнев царя Артаксеркса, возгорев­шийся против всех иудеев, удержала острый меч от сечи и своим ходатайством преложила суд жестокий на милость. Но для нас еще более твердой стеной является Преблагословенная Царица неба и земли, потому что не земного, а Небесного Царя, не один раз, а постоянно умоляет о нас, прелагает гнев на милость Сво­им всесильным ходатайством и вместо смерти дарует жизнь.

 Стеной была мудрая Авигея для своего лу­кавого мужа Навала против гнева Давида, ко­торый уготовил меч свой на шею Навала за его нечеловеколюбие. Мудрыми словами и пресладким витийством своим она умилости­вила сердце Давидово, угасила пламя ярости, заставила его оставить свое начинание и, из­менив намерение, возвратиться обратно. Но еще более является для нас стеной Преблагого Бога Преблагая Матерь, ибо Она повседневно утишает гнев Небесного Давида, праведно на нас движимый за наше нечеловеколюбие, и избавляет нас не только от временной смерти, но и от вечной. Она покрывает нас крылами милости Своей от наказания Божия, как пти­ца своих птенцов от орлиных когтей (см. Мф. 23, 37), скрывает от лютой угрозы Господней, как мать испуганное чадо под свою ризу, по­крывает от праведного суда и наказания Бо­жия омофором Своего заступничества.

 Подобно тому, как некогда холодное обла­ко днем защищало израильтян от лютого зноя, а ночью становилось столпом огнен­ным, освещая им путь, так и Заступница наша не только стена для нас, но и столп крепкий, согласно вышесказанным словам: «Я — стена, и сосцы у меня, как столпы». Ибо как столп со­зидается царями в городах для того, чтобы каждый приходящий к нему остался целым и невредимым от преследующих врагов, так и Пресвятая Богородица возвышается Царем Небесным в граде Церкви превыше всех, как столп, чтобы всякий гонимый врагами ду­шевными и телесными, видимыми и невиди­мыми, с надеждой притекал к Ней и пребывал без бед.

 Итак, Она для нас столп, ибо без сравне­ния превосходит всех освященных до рожде­ния во чреве материнском, оправданных верой и преподобной жизнь, ибо все должники, все опечаленные, все скорбящие, благоговейно притекающие к Ее покрову, защищаются от всех бед.

 Именуется Преблагословенная Матерь Божия столпом как за высоту Свою, так и за крепость. Она высока по причине возвыше­ния ума Своего к небу, презрения земного, ибо все Свои мысли, намерения, дела и жела­ния возносила к небу, всегда «помышляла о гор­нем, а не о земном» (Кол. 3, 2), как Мать и со­кровищница Небесной Премудрости, так что приличествует Ей сказать о Себе словами свя­того апостола Павла: «Наше же жительство — на небесах» (Флп. 3, 20).

 Высоко вознесенной на небеса видел Ее святой Иоанн Богослов — превыше самой луны: «Под ногами Ее луна» (Откр.12,1). Луна, изменяющаяся и уменьшающаяся, означает мир сей, и если кто имеет его под ногами, то преобладает над ним. Она видима была стоявшей выше луны потому, что попрала все суеты мирские. Она была видима облеченной в солнце, потому что постоянно пребывала светлым умом Своим на небе, глее и ныне душой и тело пребывает и сияет лучами Божественной славы и светлее солнца.

 Высока Она и по множеству заслуг Своих, ибо стол превзошла ими всех тварей плотских и духовных, что ни Ангелы, ни Архангелы, ни Начала, ни Власти, ни Силы, ни господства, ни престолы, ни Херувимы и Серафимы, ни пророки, ни апостолы, ни мученики, ни все прочие твари не могут сравниться с Ней своими заслугами и добродетелями. Она одна превзошла всех, по изречению Приточника: «Много было жен добродетельных, но Ты превзошла всех их» (Притч.31,29).

 Превознеслась Преблагословенная Дева над всеми святыми и над всеми Силами Небесными, ибо Она Царица на небе и Владычица на земле, Госпожа Небесных Сил, похвала дев, венец мучеников, Учительница апостолов. Она – зерцало исповедников, проречение пророков, чаяние патриархов. Она – сокровище всех добродетелей. Ибо чего может быть лишена Та, Которая мать Виновника всех благ?

 Далее, Преблагословенная Дева именуется столпом за крепость Свою, ибо Она столь крепка, столь утверждена благодатью Божией, что никакими кознями, никакими прельщениями враг демон не мог соблазнить Ее и нанести Ей вред. Более того, она обличила всю прелесть дьявольскую, раскрыла демонские козни, показала и разрушила их коварство, уничтожила крепость, победила силу и постоянно обращает их в бегство, чтобы они как-нибудь не одолели нас и не похитили победу. Потому Святые Отцы, прославляя Ее крепость, называли образами Ее Иудифь и Иаиль, ибо как Иудифь погубила злочестивого Олоферна, а Иаиль Сисару, так и Пречистая Дева поразила проклятого демона.

 Столп – это прибежище для воинов, в котором они спасаются от врагов, а Преблагословенная Дева – это столп для нашего прибежища, ибо мы – воины Христовы, воюющие на земле, и брань наша с лютейшими врагами, не с плотскими, а с духовными, согласно словам апостола Павла: «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф.6.12).

 В этом нашем мысленном столпе мы сохраняемся от столь сильных наших врагов, когда прибегаем к нему. Ибо остался ли кто-нибудь не спасенным из прибегавших к столпу сему? Воистину, скорее мать бросит свое чадо на растерзание нападающему волку, чем Мать милосердия отдаст кого-либо из притекаю­щих к Ней врагам на мучения! Отец и мать покидают детей своих, Мать же милосердия не оставляет никогда, но всех принимает Она, как Мать непобедимой милости, и питает мо­локом Божией благодати.

 Может быть, ты удивишься здесь, слуша­тель, тому, что я назвал Богородицу столпом и затем вдруг называю Ее Матерью? Не удив­ляйтесь тому, возлюбленные, ибо от Нее Са­мой я этому научился. Ибо когда Она уподоб­ляет Себя стене и сосцы Свои столпу, говоря: «Я стена, и сосцы Мои как столп», — не то ли оз­начает, что Она Сама есть защита, как стена, прибежище, как столп, и Мать, как питающая сосцами духовными? Означает, что Она есть столп для покрова, Мать для питания, столп для немощных, Мать для младенцев.

 Если ты не надеешься на свои слабые си­лы, то Она тебе говорит: «Я стена и столп», ук­ройся во Мне от лица вражьего. Если ты сты­дишься своей малости, и желаешь «возрасти в мужа совершенна» (Еф. 4, 13), Я — Мать, пи­тайся молоком Моим. «Я стена и столп» по кре­пости Своей и Мать по милосердию Своему. Я Мать, имеющая полные молока сосцы, до­статочные для питания всех чад, притекаю­щих ко Мне. «Я — стена», могущая оградить всех, и столп, в совершенстве вооруженный всеми оружиями духовными для поражения гордых супостатов».

 Много столпов мы находим в Священном Писании, и среди них семь, которым можно уподобить Пресвятую Богородицу.

 Первый столп — ливанский: «Нос твой — столп Ливанский» (Песн. 7, 4). Гора Ливан, на которой был сооружен тот столп, всегда изда­вала кадильное благоухание. Подобно тому и Преблагословенная Дева Мария, всегда, и до рождества, и в рождестве и после рождества, в младенчестве, в отрочестве, в совершенном возрасте, и в старости, в жизни и в смерти, из­давала сладчайшее благоухание духовных до­бродетелей.

 Второй столп — Давидов: «Шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, ты­сяча щитов висит на нем — все щиты сильных» (Песн. 4, 4). Вот какой столп являет Собой Преблагословенная Дева Мария! «Тысяча щи­тов» — это тысяча пособий во всяких бедах наших, даруемых нам Преблагословенной Девой. Ты найдешь в Преблагословенной Ма­рии лучший щит, которым защитишь себя против всякого пламени бесчинной похоти, против всякого устремления скорби и противства. В Марии все «щиты сильных», то есть все виды бесчисленных добродетелей. В Ней вера патриархов, надежда пророков, ревность апостолов, крепость мучеников, мудрость учителей, истина исповедников, чистота дев. В Ней, наконец, обретаются все добродетели всех святых, в Ней «все щиты сильных».

 Третий столп — из слоновой кости: «Шея Твоя как столп из слоновой кости» (Песн. 7, 5). Слоновая кость светла, бела, тверда и ценит­ся у людей. Все это имеет в Себе Пресвятая Дева. Она светла благодатью Божией, бела чистотой душевной и телесной, тверда незыб­лемой стойкостью и крепостью против вра­гов, достойна пред Богом, Ангелами и людь­ми. Потому говорит о Ней Жених Небесный: «Вся Ты прекрасна, возлюбленная Моя, и пятна нет на Тебе» (Песн. 4, 7).

 Четвертый столп — сосцов: «Сосцы у Меня, как столпы» (Песн. 8, 10). Как сосцы, полные молока, изливают его в изобилии, так и Бого­родица, исполненная благодати и иных даров Святого Духа, обильно изливает их Своим по­читателям и исполняет их дивной сладостью Святого Духа.

Пятый столп — Анамеила, о котором упо­минает пророк Захария (см. Зах. 14, 10). По Иеронимову толкованию, он означает благо­дать, или дар Божий. Этому столпу уподобля­ется Богородица, ибо всякий, прибегающий к Ней, как бы к столпу или твердыне, получает благодать и дары Божий.

 Шестой столп — столп паствы, о котором говорит пророк Михей: «Ты, столп паствы. Дочь Сиона! К Тебе придет власть первая» (Мих. 4, 8). Пресвятая Богородица — «столп паствы» Хрис­товой, ибо Она ограждает от огня ярости Бо­жией овец стада Христова, благоговейно по­читающих Ее, защищает и покрывает их «от стрел, летящих днем», то есть от явных иску­шений, и «от бедствий, постигающих во тьме», то есть от тайных искушений, «от болезни и бе­са полуденного», то есть от гонения света люто­го (Пс. 90, 5).

 Седьмой столп — столп крепости, о кото­ром Приточник сказал: «Имя Господне — столп крепости» (Притч. 18, 10). Это место блажен­ный Иероним читает так: «Столп крепости — имя Господне, притекая к которому правед­ники спасаются». Этот столп крепости есть Пресвятая Богородица, носившая Бога во чреве Своем. Ибо Она прогоняет демонов, побеждает врагов, притекающих же к Ней не только праведников, но и грешников, спасает и освобождает от всех бед. Поэтому мы благо­говейно Ей воспеваем: «Под Твое благоутробие прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас, едина Чистая и Благословенная!»

 Итак, притекайте, все люди, к сему превысокому и пресветлому столпу, который ви­дел «ныне святой Андрей на воздусе» (Тропарь Покрову Пресвятой Богородицы) защи­щающим христиан молитвой от гнева Божия и покрывающим верных омофором милосер­дия! Призывайте на помощь Матерь Божию как скорую Помощницу во всех нуждах ва­ших, душевных и телесных! Притекайте к Ней, девы, ибо Она — Знаменосица ваша и похвала девства. Притекайте к Ней, жены, ибо и Она была женой Иосифа, хотя и неискусобрачной: Она для вас образ трезвенной жизни. Приходите к Ней, вдовы, ибо и Она знала вдовство и является для вас образом доброде­тельной жизни. Притекайте к Ней, священни­ки, ибо и Она была священницей или жрицей Божественной, когда принесла Сына Своего, Агнца Непорочного, в жертву Богу на крест­ном жертвеннике для спасения всего мира.

 Да прибегают к Ней иноки, так как Она в совершенстве сохранила закон их, нищету, чистоту и послушание. Да прибегают к Ней благородные князья, бояре и сами Цари и Ца­рицы, ибо Она — Царица неба и земли и про­изошла от царского колена Давидова. Прибе­гайте к Ней, мастера, ибо и Она отдана была в супружество мастерудреводелу. Наконец, да прибегают к Ней все живущие, ибо Она — Мать всех живущих, богатая милостью для всех, благоговейно призывающих Ее.

 Православные люди всякого сана и чина, всякого века и возраста! Устремите ваши сердца, очи и руки к Пресвятой Деве, с уми­лением восклицая: «Под Твое благоутробие прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас, едина Чистая и Благословенная!»

 Ты же, о столп превысокий, воззри на нас!

 Столп прекрепкий, прими нас!

 Столп вооруженный, защити нас!

 О покров пространный, покрой нас от врагов видимых и невидимых!

 О стена непреоборимая, сохрани нас!

 Облако нового Израиля! Введи нас в зем­лю обетованную, покрывая и освещая, да примем через Тебя мы, рабы Твои, жизнь веч­ную. Аминь.

21. Поучение второе на праздник Покрова Пресвятой Богородицы, месяца октября, в 1 день

 Православные слушатели!

 Праведнейший Воздаятель «каждому по де­лам его» (Мф. 16, 27), когда захотел казнить весь мир водами потопа, оставил одно средст­во спасения для всех видов животных, — Но­ев ковчег. И всякий, кто не находился в нем, погиб в водах, все же вошедшее в ковчег к па­триарху Ною спаслось от потопления. Подоб­ным образом тот же Судия Нелицемерный, умыслив наказать грешников после кончины мира потопом огненным, дал единое превос­ходнейшее прибежище для спасения всему Роду человеческому —Пречистую Деву Ма­рию, ныне простирающую над нами омофор милосердия Своего. И каждый прибегающий под Ее покров может получить спасение. Не желающий же прибегнуть под этот покров бу­дет погружен в вечноогненное озеро вместе с проклятыми дьяволами.

 Когда Моисей Боговидец, вождь богоизб­ранный, должен был перевести израильских людей через пучину Чермного моря и имел позади себя гонителя фараона со многими вооруженными полками, он получил от Все­могущего Бога в защиту облако, столь чудо­действенное, что одновременно оно было и светлым, и темным. Было светлым для людей израилевых и темным для неверных египтян, одним служило для перехода через морскую пучину, а другим служило препятствием к гонительству. Это облако чудесно изменялось и сообразно нуждам людей израильских, ибо ночью оно было огневидным для освещения, а днем защищало от зноя для прохлады. Вме­сте с тем оно путеводствовало их к земле обе­тованной, ибо когда оно двигалось, двигались и полки израильские, когда же стояло, стояли и люди.

 Подобным образом и мы, новый Израиль, имеем мысленное облако, данное нам Богом в защиту и помощь, имеем Пресвятую и Преблагословенную Деву Марию, явившуюся ныне на воздухе, Которая для нас, нового Израиля, — Вождь для избежания Чермного моря, огня геенского.

 Это облако просвещает нас Божией благо­датью и помрачает силой Своей Божественной гонителя, гееннского фараона, чтобы он не мог догнать и погрузить нас в пучину; светит нам в ночи греховной, как луна в ночи естест­венной, чтобы мы не уклонились с пути к земле обетованной в пустыню вечной погибе­ли; осеняет нас Своим покровом во время зноя праведного гнева Божия, чтобы ярость Его не попалила нас.

 Пресвятая Дева — наш Вождь в Иеруса­лим небесный, ибо как орел, побуждая птен­цов своих летать, взлетает вверх над ними, так и Она, взывая и возвышая сердца наши к высоте небесной, Сама благоволила ныне явиться над нами в высоте на воздухе. Нам же подобает только стоять или двигаться тогда, когда Она стоит или движется, и как Она привыкла стоять на стенах всяческих добро­детелей, душевных и телесных, так и нам по­добает вставать и держаться на тех же стенах. Движение же Ее всегда было «от силы в силу» (Пс. 83, 8), от добродетели к добродетели, от заслуги к заслуге, от земного к небесному, от дольнего к горнему, из удела смирения на го­ру любви и богомыслия.

 Подобает и нам подражать и следовать Ей, по мере сил наших, восходя от земных мудр­ствований к небесным, если мы исполнены желания войти в землю обетованную. Пророк Ездра, получив от царя Кира письмо о свободе, дарованной роду израильскому для переселения из Вавилона и всей земли Персидской и Мидийской в Отечество, в землю Иерусалим­скую, озаботился огласить ее пред всеми сы­нами израилевыми. Точно так же и Пресвятая Дева Мария, исходатайствовав нам, новому Израилю, Своими мольбами и заслугами у Кира Всемирного, Господа всей вселенной, свободное возвращение из земного изгнания в Отечество рая небесного, из этого Вавилона в горний Иерусалим, являет ныне в храме Влахернском честный омофор Свой, извещая тем, что каждый может свободно возвратиться под ним в Отечество небесного Сиона, хотя бы он и заточен был в самую далекую страну беззаконий.

Итак, братие, поспешим к сему Ее Боже­ственному покрову, с умилением восклицая: «Под кров Твой прибегаем, Богородице Дево! Молитв наших не презри во обстоянии, но от бед избави нас, едина Чистая и Благословен­ная!»

Простирает над нами Преблагословенная Матерь пречистые Свои руки с омофором на воздухе, созывая под кров крыльев милости Своей, желая сохранить нас от врагов видимых и невидимых, как птица обычно созывает птенцов, простерши крылья и желая сохранить их от хищных птиц, а вместе и согреть их. Но я весьма боюсь, как бы Она не сказала о нас, новом Измаиле, то, что некогда Сын Ее и Бог говорил об Израиле ветхом: «Иерусалим, Иеру­салим, избивающий пророков и камнями побива­ющий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф. 23, 37), — ибо многие из нас не хотят прибегать под кров крыльев Ее милосердия. Это — не кающиеся в своих грехах, не удаляю­щиеся от злобы мира сего и дел погибельных, служащие мамоне и чреву, повинующиеся страстям плоти и всем сердцем привязанные к миру сему.

Но хотя многие не желают притекать под Ее кров, Она простирает омофор Своего ми­лосердия для всех, желая принять к Себе и до­брых, и злых, и чистых, и нечистых, чтобы спасти всех, уподобляясь Ноеву ковчегу, в ко­тором спаслись и добрые, и злые, и чистые, и нечистые животные.

Пресвятая Богородица спасает злых и не­чистых, но только тогда, когда они уподобят­ся зверям в Ноевом ковчеге, переменившим свирепость на кротость, ибо там лев не убивал оленя, ястреб не терзал голубя, волк овцы и медведь коровы, но все пребывали в мире и кротости. Если подобно тому и злобствующие изменят свое злонравие на доброту, свирепость на кротость, вражду на мир, то они получат спасение под кровом святого Ее омофора от потопа гееннского и вечной погибели; иначе они будут изгнаны и погибнут.

 Во времена, предшествующие новозавет­ным, мы находим четыре прибежища, спасав­шие людей от смерти. В законе естественном патриарх Ной с женой и чадами своими спас­ся от воды в ковчеге, а Лот с дочерьми своими спасся от огня на горе. В законе же Моисеевом находим еще два прибежища. Одно — скиния свидетельства или храм Божий, в котором спаслись Моисей и Аарон от народной ярости. Второе же — шесть городов левитских, назы­ваемых городами убежища, ибо всякий, слу­чайно убивший человека и убежавший в один из тех городов, не подлежал мщению мстите­лей за него.

 Подобным образом и в Новом Завете име­ются четыре прибежища от гнева Божия. Первое — человечество Христово и страсти Его, как ковчег, ибо прибегающие сюда со слезами покаяния спасаются от потопления греховного. Второе — святые угодники Божий, как горы, ибо они, живя внизу, мудрствовали о небесном и, пребывая на земле плотью, ду­хом жили на небе, согласно словам Божест­венного Павла: «Наше же жительство — на не­бесах» (Флп. 3, 20). Восходящий на эти горы, притекающий с молитвой к святым Божиим, освобождается от огня гееннского.

 Третье прибежище — Церковь, как скиния свидетельства. Ибо приходящий в нее через святое Крещение, истинное покаяние и прочие Божественные Таинства, получает спасение от вины за грех и от долга вечной смерти за всякие преступления. Четвертое — Пресвятая Дева Мария, как град убежища, ибо, прибега­ющие к Ней с сокрушением не только осво­бождаются из рук адского мучителя, но и спа­саются от самой десницы Бога и от меча гнева Его: из первых — непобедимой силой, от вто­рого — молитвой и заступничеством.

 Защищает нас Пресвятая Богородица от врагов наших, видимых и невидимых. От ви­димых, когда дарует благочестивым Царям победу над супостатами и когда матерински защищает каждого от наветов лукавых людей. От невидимых, когда сохраняет от их коварств и сетей вражеских. Защищает Она нас от стрел супостатов Своим материнским по­кровом и угашает в нас стрелы телесного вос­пламенения, как Мать Сеятеля чистоты и Са­ма едина Чистая и Благословенная. Укрощает ветры гордости, как возлюбившая смирения, утоляет любоимение, как Нищелюбица, за­щищает от гнева Божия, как Мать милосер­дия, сохраняет от злых напастей, как Защит­ница. Поэтому, не медля, прибегнем все под омофор Ее милосердия, всегда простираемый над нами.

 В книге пророчества Даниила, «мужа же­ланий» (Дан. 9, 23) повествуется, как царь На­вуходоносор видел в ночном видении некое большое дерево посреди земли, вершиной своей доходившее до неба, а шириной до кон­цов земли: листы его были прекрасны по ви­ду, и обильные плоды произрастали на нем, достаточные для напитания всех. На ветвях его гнездилось бесчисленное множество раз­ных птиц, под ним же обитали все звери и скоты, питавшиеся его плодами.

 Иносказательно дерево то обозначало са­мого царя Навуходоносора, как истолковал это «муж желаний», но по мысли значение его может быть отнесено к Пречистой Деве Ма­рии, Которая есть древо, как жезл, проросший от корня Иесеева. Она есть безмерно великое древо, ибо высота Ее заслуг и чести превосхо­дит небеса и все Небесные Силы, широта же Ее славы простирается во все концы земли, по речению Самой Матери Божией: «Отныне будут ублажать Меня все роды» (Лк. 1, 48). И листья Ее покровительства весьма красивы, достаточны для покрытия всех притекающих к Ней и могут защитить как от зноя греховно­го, так и от гнева Божия. Плод Ее превосход­нейший, ибо о Нем сказано: «Благословен Плод чрева Твоего» (Лк. 1, 42). Но и само древо про­славлено ради Плода сего словами: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк. 11, 27). Плод же — воплотившийся Бог — столь обилен, что для потребностей каждого достаточен и доброполезен.

 Алчет ли кто, — Он есть Хлеб, как Сам поистине сказал о Себе: «Я есмь Хлеб жизни» (Ин. 6, 48).

 Жаждет ли кто, — Он источник воды, пьющий из которого не возжаждет вовеки.

 Болеет ли кто, — Он Врач Небесный.

 Нищ ли кто, — Он сокровище неоскудеваюшее.

 Печален ли кто, — Он Утешитель.

 Горестно ли кому, — Он сладость.

 Желает ли кто жить, — Он есть жизнь.

 Умирает ли кто, — Он воскресение наше.

 Для всех Он плод, добрый в снедь, ибо пи­тает и оживотворяет всех верных пресвятым Телом Своим и животворящей Кровью в Бо­жественных Тайнах.

 В ветвях благодати этого дерева, как птицы небесные, почивают все святые и праведные, ибо спасаются ходатайством Ее. Под ветвями же жительствуют все звери и скоты, все греш­ники, которые по Ее заступничеству пребыва­ют неистребленными праведным наказанием Божиим, которые поскольку совершают гре­хи, постольку становятся зверями, превраща­ются в скотов не по существу, а по нравам. Потому-то хищники обычно называются вол­ками, злобные — псами, хитрые — лисами, жестокие — львами, трусливые — зайцами, ленивые — ослами, а грязные — свиньями. О таком превращении Псаломник говорит: «Но человек, будучи в чести, не уразумел сего, сравнялся с несмысленными скотами и уподо­бился им» (Пс. 48, 13).

 Эти звери и скоты под ветвями сего мыс­ленного дерева, под покровом и защитой Пресвятой Девы Марии живут, не погибая в мире сем, но не для того, чтобы они попали в руки ловцов геенских, а для того, чтобы, от­ложив дикость и зверские нравы, вновь об­леклись в добрый вид нравов человеческих, чтобы, оставив смрадную шерсть козлиную, обросли шерстью агнцев, чтобы вечно пребы­ли в стаде Христовом, на Его небесных паст­бищах: здесь на пастбищах слова и благодати, там же на ниве вечной славы.

 В противном случае, подобно тому, как рыбаки, взяв из своих сетей годных рыб, вы­брасывают из них жаб и змей на попрание ногами, и неисправившиеся грешники будут извержены из-под покрова Пресвятой Девы. И как пастырь отлучает козлищ от овец, так и Христос Господь в день праведного Суда Своего отделит злых от добрых, скотов от лю­дей, и злых ввергнет в огонь вечный, как пле­велы на сожжение, а добрых введет в жизнь вечную, как пшеницу в житницу небесную. Не дикое и не лесное это древо, а мысленное и словесное, и потому всегда покровительст­вует зверям словесным, то есть людям, в ис­тинном разуме пребывающим; зверствующих же непременно изгоняет из-под своего по­крова.

 Поэтому всякий желающий почивать под сенью сего древа да отложит, как бы кожу ди­кого зверя, «ветхого человека» и «облечется в ново­го, обновляемого духом» (Еф. 4, 22—23). Всякий, желающий вселиться в этом городе убежища, пусть бежит в него путем покаяния. Каждый, желающий быть покрытым омофором заступ­ничества Божией Матери, пусть прибегает немедля под кров крыл Ее. Ибо как птица прикрывает своими крыльями яйца, чтобы вывести из них птенцов, так и Она распрости­рает над нами крылья милосердия Своего, чтобы превратить зверство наше в человече­ство, чтобы возродить нас в чад Своих и Бо­жиих, и чтобы через это сделать нас наслед­никами царства Божия и сонаследниками Христа, Которому подобает честь и поклоне­ние со Безначальным Его Отцом и со Пресвя­тым, и Благим, и Животворящим Духом ныне, и в бесконечные веки. Аминь.

22. Поучение на память иже во святых отца нашего Гурия, Архиепископа Казанского, месяца октября, в 4 день

 Совершая ныне пречестную память иже во святых отца нашего Гурия, первого архиепис­копа и просветителя земли казанской, апос­тольских нравов причастника, апостольски потрудившегося во спасение душ человечес­ких, приличествует восхвалить его такими апостольскими словами, на Божественной Литургии в честь иерархов читаемыми: «Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, не причастный злу, непорочный, отделенный от грешников» (Евр. 7, 26).

 Эти слова были сказаны некогда апосто­лом Павлом о Самом Христе, «Первосвященни­ке Великом, прошедшем небеса» (Евр. 4, 14), ны­не же употребляются в Церкви Христовой в дни памяти Его архиереев. Ибо архиереи — это образ Христа на земле, уподобляющиеся Ему не только саном и властью, но и жизнью угождающие Ему, насколько кто может. И когда мы произносим и обсуждаем в нашем уме эти слова, мы видим, сколь ясно ими на-чертывается вся богоугодная жизнь на земле ныне празднуемого Христова архиерея, свято­го Гурия, который отобразил в себе Сына Бо­жия, сделавшись общником Его страданий и уподобившийся Ему в попечении о спасении многих.,

 В настоящей нашей духовной беседе жи­тие святителя Христова Гурия — хотя все оно от юности до старости, от честного рождения и до блаженной кончины было поистине «свя­тое, непричастное злу, непорочное, отделенное от грешников», которые смертно опечаливают Бога, — для более ясного выявления его доб­родетелей разделим на три части: жительство его в миру, в иночестве и в архиерействе. И, согласно вышесказанным апостольским сло­вам, мы покажем, что этот святитель Христов в мире, еще до принятия иноческого чина, был «не причастен злу и непорочен», в иночестве «святым», а в архиерействе «отделенным от греш­ников», и ясно увидим, что этими добродетеля­ми он отобразил в себе Христа Сына Божия и воистину угодил Ему.

<br>

 «Часть первая». О страдальческом житии святого Гурия в миру

 До принятия преподобства, то есть иноче­ского чина — ибо титул «преподобный» при­личествует инокам, — еще живя в мире, святой Гурий явил себя «не причастным злу, непороч­ным». Незлобие бывает двоякое: одно у младен­цев, другое у мужей. Незлобие младенцев — не добродетель, а естество, ибо по естеству они не могут творить и не ведают никакого зла, как и добра, незлобие же мужей, знающих и могущих делать зло, но не делающих его, — превеликая добродетель. Потому оставим в житии святого Гурия его младенческое незло­бие и будем говорить о незлобии мужеском, которым, как превеликой добродетелью, он премного угодил Богу.

 Незлобие имеет в Святом Писании и дру­гие наименования. Оно называется невин­ностью и незлопамятством. Незлобие мужей заключается в том, чтобы не делать никакого зла, ни на кого не озлобляться и никого не оз­лоблять. Быть невинным — значит не быть повинным ни в каком грехе, ни в своем, ни в чужом, и не быть достойным какого-либо на­казания. Незлопамятство же заключается в том, чтобы не только не воздавать злом за зло, но и в памяти не иметь нанесенной кем-либо обиды, не только не помышлять о мщении, но и делать добро тому, кто нанес обиду. Сле­довательно, незлобие, невинность и незлопа­мятство — одно и то же.

 Непорочность же заключается в том, что­бы не только не творить скверны греховной плотью, но и в помыслах не желать скверного греха, быть чистым душой и телом. Обе эти добродетели — незлобие и непорочность — составляют единое, как бы соединены друг с другом и при двух наименованиях имеют еди­ную силу, ибо там, где есть незлобие, нет и греховной скверны. Святой Давид говорит: «Неповинный руками и чистый сердце, сей полу­чит благословение от Господа» (Пс. 23, 4—5). «Неповинный руками», то есть не прикасавший­ся к злому делу, — неповинен, и вместе чист, то есть незлобив и непорочен. Незлобие с не­порочностью соединены вместе и на небе, как говорит святой Иоанн Богослов: «Не осквер­нившись, следуют за Агнцем» (Откр. 14, 4).

 В богоугодном житии святого Гурия мы читаем, что еще в молодых летах, когда он служил в доме своего господина, он обнаружи­вал добрые нравы, среди которых выделялись два: незлобие и непорочность. «Нравом, — пишется там, — бы смирен, тих и незлобив; к тому же, и девственное житие возлюбил». Итак, мы видим святого еще в юности незло­бивым, непорочным.

 Поставил его господин строителем своего дома, как некогда египетский воевода Пентефрий прекрасного Иосифа. Завидуют ему сверстники и товарищи его, тайно и явно враждуют против него. Он же, зная и видя вражду их, не гневается на них, не враждует против них, и потому — незлобив. Проводит дни юности своей в девственном целомудрии, несоблазненный среди стольких мирских со­блазнов, нисколько не поврежденный среди стольких опасностей для души, как лилия в тернии, и потому — непорочен.

 Замышляют против него злобные враги напасть лютую, клевещут на неповинного, якобы он тайно осквернил ложе своего госпо­дина, он же во имя Бога с кротостью претер­певает злобу клеветников, не воздает злом за зло и обидой за обиду, и потому — незлобив. Он чист от возводимого клеветой греха, ибо лаже в помыслах не пожелал греха скверного, и потому — непорочен.

 Неразумный господин, поверив неправед­ной клевете, без рассмотрения повелевает тотчас же убить его, и неповинный юноша ведется как агнец на заклание, не сделав зла, не обличая злобной лжи своих клеветников, и потому был незлобив. Благоразумный сын господина, испытав его и узнав, что он непо­винен, освободил его от смерти, и потому святой Гурий явил себя непорочным. Вверженный в мрачную темницу, он не имеет в своем сердце злобы против сделавших ему та­кое зло, и потому незлобив. Претерпевает тесные узы за грех несделанный, и потому не­порочен.

 Итак, святой Гурий в юности своей имел в себе обе эти добродетели, незлобие и непо­рочность, соединенными вместе. Возгласи же, о Святая Церковь, с дерзновением об этом ар­хиерее словами апостольскими: «Непричаст­ный злу, непорочный».

 Этими двумя, соединенными вместе, доб­родетелями угодник Божий воистину отобра­зил в себе естественные нравы Сына Божия незлобивого и непорочного и столь угодил Ему, за что и возлюблен Им, сколь уподобил­ся Ему, ибо подобный любит подобного, незлобивый незлобивого, непорочный непо­рочного.

 Праотец Христов, святой Давид, указывая последующим родам свой нрав, каким он был в царствовании, и, называя незлобие первей­шей добродетелью, говорит: «Я ходил в незлобии сердца моего среди дома моего» (Пс. 100, 2). Го­ворит о себе, что он отнюдь не любил злобных людей и гнушался ими: «Лукавого я не знал, не было близко мне сердце развращенное, тайно клевещущего на ближнего своего изгонял, с смо­трящими гордо и несытыми сердцем с сим не ел» (Пс. 100, 4-5).

 Но, о Давид святой! Кто же был другом твоим, кого возлюбил ты, с кем приятельственно имел общение? Отвечает Давид: «Незло­бивые и праведные прилеплялись ко мне и ходя­щий путем непорочным служили мне» (Пс. 24, 21). Мы видим, кто был любезен святому Да­виду: тот, кто был незлобивым, непорочным. То же говорит ныне через Духа Святого в сердцах верующих и Сын Давидов, Христос Спаситель наш: только незлобивые и правые, нескверные, ходящие по непорочному пути прилепляются ко Мне, только их люблю, с ними имею дружеское общение, с незлобивы­ми, с непорочными. Им говорит Он в Еванге­лии: «Вы друзья Мои» (Ин. 15, 14).

 Подобным образом и о святом Гурии Спа­ситель говорит: «Незлобив и прав, непорочен и нескверен был угодник Мой Гурий, а пото­му он Мой возлюбленный друг, прилепляю­щийся ко Мне». Мы же, грешные, восприняв отсюда дерзновение, скажем Христу Господу: о Владыко Человеколюбче! Если Ты любишь незлобивых, то почему попускаешь тяжкие обиды и оскорбления их в мире сем? Если лю­бишь непорочных, почему умножаешь раны неповинных в этой жизни?

 Прежде чем получить ответ на наш дерз­новенный вопрос, встанем мысленно около мрачного узилища неповинного юноши, свя­того Гурия, и посмотрим внутренними очами на обиду, наносимую незлобивому, и на нака­зание, совершаемое над неповинным, не сде­лавшим никакого греха. Мы видим темничную тесноту святого Гурия, мрак темничный, го­лод нестерпимый, ибо ему туда подавалась не человеческая, а скотская пища: бросали один сноп овса на три дня и немного воды. Что же скажем мы о прочих его терпениях напастей в темнице, где была не только скудость во всем необходимом, но не было даже свободного воздуха для дыхания, так как он был заключен в глубоком подземном рву и был как бы зажи­во погребенным.

 Такие его страдания продолжались около двух лет, и когда мы рассматриваем их, можем только удивляться чудному промышлению Божию о святом Гурии — так и о подобных ему других святых, — которое попускает столь лютые обиды, напасти, скорби, и долгие стра­дания в настоящей временной жизни тех, ко­торые постоянно сохраняют себя от всякого греха и стараются во всем угодить своему Творцу.

 Однако Соломон советует не удивляться этому, говоря в Притчах: «Кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему» (Притч. 3, 12). Но если нет вины, за что наказывать его? Если нет греха, достойного жестокого наказания, какому на­казанию подлежит незлобивый, непорочный? Однако наказывает его Господь, наказывает потому, что любит его; любит же за незлобие, за неповинность, как говорит и Давид: «Меня же за незлобие принял», то есть возлюбил. Вот ответ на вопрос, почему Господь попускает многоразличные напасти избранным Своим угодникам в мире сем! Потому, что Он любит их, любит же потому, что они подобны Ему в терпении и страдании, в неповинности и не­злобии.

 Незлобие каждого угодника Божия — это как бы некая духовная сладкозвучная музыка, которой увеселяется Творец, как говорит свя­той Иоанн Златоуст: «Ничто так не радует Бо­га, как то, чтобы люди были незлопамятными или незлобивыми. Как господин приказывает чаще и дольше петь и играть ту песнь или ме­лодию, которую любит слушать и которая увеселяет его, так и Господь наш, радующийся незлобию каждого верного раба Своего, пре­терпевающего беды с благодарными слезами, для того и попускает на него многие напасти и озлобления, чтобы он больше терпел и бла­годарил Его. Попускает потому, что любит, и насколько больше кого-либо любит, настоль­ко более жестокие попускает на него оскорб­ления, и насколько большее попускает оскор­бление, настолько больше его любит» (Беседа на Послание к Филиппийцам, зачало 4; Бесе­да 14, нравоучение 14).

 Возлюбил Господь учеников Своих ве­личайшей любовью, как возлюбленный Ио­анн пишет о том в своем Евангелии: «Возлю­бив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13, 1). Что же делает Он возлюбленным Своим? Какую благодать дарует на земле? Он не сажает их на престолах временных почес­тей справа и слева от Себя, не представляет им пиршеств и тленных удовольствий, не ис­полняет их мирского веселия и радования. Что же? Он предлагает им скорби, рыдания, терпение напастей и бесчестие, говоря: «Вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете» (Ин. 16, 20). Для чего же Господь попускает все это на возлюбленных рабов Своих? Для того, чтобы яснее показать им Свою любовь, великую и бесконечную, по подобию прообразовавшего Его в древности Иосифа, сына Иаковлева.

 Ветхозаконный Иосиф, возведенный из темничных уз на царский престол в Египте, когда пришли к нему братья и не узнали его, любя единоутробного брата своего Вениами­на более всех, как говорится в Писании: «И поднял глаза свои Иосиф, и увидел Вениамина, брата своего, сына матери своей, и он готов был заплакать, и вошел он во внутреннюю комнату и плакал там» (Быт. 43, 29—30), — любя его столь великой любовью, он повелел, чтобы в мешок его была положена чаша, которой он приветствовал своих братьев: «Чашу», — сказал он, — «серебряную, положи в мешок к младшему» (Быт. 44, 2). Для чего же? Для того чтобы вре­менно опечалить его, исполнить скорби и ры­дания и возвратить к себе с пути, как пленни­ка. Домоправитель Иосифов говорит: «У кого найдется чаша, да будет рабом господина мое­го» (Быт.44,9).

 Какая же нужда и приобретение для Ио­сифа в том, чтобы повергнуть юного отрока Вениамина в такую печаль и заставить его проливать слезы? Та нужда, то приобретение, чтобы еще более утешиться о нем, возвратив к себе, открыть ему, что он единоутробный брат его, исполнить еще большего радования и веселия и, сделав участником в своих благах, на деле показать ему, как он его любит. Рассуждая об этом, святой Григорий Двоеслов говорит: «Тайно влагается чаша в мешок младшего бра­та и поставляется вопрос о краже. Посылается домоправитель, чтобы возвратить их с пути, совершается порабощение: «У кого найдется чаша, да будет рабом господина моего», — и она находится в мешке младшего; тогда возвраща­ется Вениамин как уличенный вор, печальные братья следуют за ним.

 О мучительство милосердное! О оскорбле­ние любовное! Мучает потому, что милосерд­ствует! Оскорбляет потому, что любит!» (Бесе­да 21 на пророка Иезекииля).

 Подобное тому делает Господь наш с возлюбленнейшими рабами Своими: в мешок временной их жизни на земле Он влагает ту чашу, о которой некогда говорил Своим уче­никам Иакову и Иоанну: «Можете ли пить ча­шу, которую Я буду пить» (Мф. 20, 22), — т.е. чашу бед, печалей, чашу страданий. И это де­лает для того, чтобы пленить их в любовь Свою и поработить Себе в сладкое рабство, чтобы после всех этих горестных бед, печалей и страданий еще более увеселить их, явив им Свою любовь, превеликую и неизреченную, и утешить бесконечным радованием, сделав их сонаследниками Своими в вечном Своем царстве.

 Теперь мы знаем, почему Бог попустил на святого, непорочного и незлобивого Гурия столь лютые напасти и незаслуженные оскор­бления. Потому, что он возлюблен был Богом, как верный раб Господина, Который любя наказывает Своего раба, как истинный сын Отца, Который»бьет сына, которого принима­ет» (Евр. 12, 6), подобно Иосифу, который, побеждаемый любовью к Вениамину, своему ближайшему брату, временно опечаливает его чашею.

 Возгласи же нам, о святой Григорий, вы­шесказанные слова твоего удивления: «О му­чительство милосердное! О оскорбление лю­бовное! Мучает потому, что милосердствует! Оскорбляет потому, что любит!» У земных властителей есть обычай чествовать того, кого они любят, чашею, из которой они пьют сами. Подобное делает и Владыка наш Небесный, Христос Спаситель, Который, налив из чаши вольных Своих страданий чашу страдальчест­ва святому Гурию, говорит тайно в его сердце: «Можешь ли ты, возлюбленный и верный служитель Мой, пить чашу, которую Я испил? Пострадай неповинно, как пострадал и Я, Безгрешный!» И подает Господь рабу Своему ту чашу, зная, что он с благодарностью при­мет ее из Его рук, говоря вместе с Иовом: «Не­ужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не потерпим?» (Иов. 2, 10).

 Взял страдалец Христов эту чашу страда­ний из руки Господней с любовью и испил ее сладко, с усердием говоря словами апостола: «Благодушествую в немощах, в обидах, в нуж­дах, в гонениях, в притеснениях за Христа» (2 Кор. 12, 10). Испил с благодарностью, ибо, будучи спрошен одним из своих сверстни­ков, подошедшим к темничному окну: «Как тебе здесь?» — отвечал: «Благодарю Бога и Пречистую Богородицу и всех святых! Хоро­шо мне!» И когда он так благодарил Бога за эту чашу своего страдания, то благодарение его было пред ушами Господними как бы прекрасной музыкой, а молитва его за оби­девших была пред Христом Господом как бы сладчайшей песней, которой Он, любящий нас, увеселялся.

 Так святой Гурий, еще будучи в миру, не­винностью в напасти и незлобием в страда­нии отобразил в себе Сына Божия, Незлоби­вого и Непорочного, и угодил Ему, Христу, Богу своему. Но пора нам уже перейти к его преподобничеству.

<br>

 «Часть вторая». О преподобничестве святого Гурия в иноческом житии

 После двухлетнего пребывания в темнич­ных узах и после чудесного изведения оттуда, святой Гурий, приняв иноческий чин, явил себя в нем преподобным.

 Слово «преподобный» происходит от сло­ва «подобный»: подобный — преподобный. Один иконописец, искуснейший в иконопис­ном мастерстве, напишет образ живого чело­века на доске искуснее и подобнее, чем дру­гой; и этот образ искуснейшего мастерства в сравнении со вторым будет преподобным, то есть самым подобным (похожим) на живого человека. И смотрящие на них скажут, что второй из них подобен живому лицу, а первый преподобен.

 Образ и подобие Создателя Бога, то есть душа человеческая разумная, хотя и одинако­ва у всех людей, каждый из которых имеет свою душу, ибо сказано: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1, 26), — од­нако подобие этого образа Божия сохраняется не у всех одинаково. У тех, которые оскверни­ли себя многими грехами и беззакониями и не стараются очистить себя покаянием, образ Божий помрачен, обезображен, и подобие «уподобившихся скотам несмысленным» (Пс. 48, 13) премного отличается от подобия Божия. У тех же, которые внимательно охраняли себя от греховной скверны и старались уподобляться и угождать Богу добрыми делами, душевный образ Божий светел, прекрасен и подобен сво­ему Создателю. Чем кто больше трудится в богоуподоблении, тем светлее блистает в нем образ Божий и тем подобнее Богу становится его подобие.

 Трудится мирской благочестивый муж, стараясь по мере сил своих, насколько может, угодить Владыке своему, жительствуя по есте­ственному, Богом установленному закону в страхе Господнем и ходя во всех заповедях Его непорочно, и в душе его образ Божий подобен Богу. Трудится инок богоугодный выше есте­ственной меры, своими постническими по­двигами, бессупружным житием и сохранени­ем непорочной чистоты, выполняя законы вышеестественные, и ежедневно истомляя себя разными умерщвлениями, и в душе его образ Божий подобнее Богу, чем в душе мужа мирского. И потому инок называется препо­добным.

 Мы же, беседуя о христоподобной жизни святого Гурия, скажем, что этот угодник Божий, еще находясь в миру, до иночества был подо­бен Христу Господу своим незаслуженным страданием, ибо, не сотворив греха, был му­чим как грешник. Он был подобен Ему, потому что с Его же помощью явил себя незлобивым, непорочным. Преподобным же, то есть более подобным Ему, он сделался в иночестве доб­ровольным вседневным умерщвлением себя во имя любви Христовой, «всегда нося», по сло­вам апостола, «в теле мертвость Господа Иису­са» (2 Кор. 4, 10). Страдал угодник Божий прежде всего поневоле от злобных людей, по­том изволил страдать по вольной воле от более злобных врагов, «от духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12), всегда ратующих против угождаю­щих Богу и от плоти, желающей противного духу (см. Гал. 5, 16). Это домашние враги че­ловека: их брани, ухищрения и непрестанную борьбу с ними святой угодник Божий начал претерпевать, когда взошел на крест иночест­ва и «распял плоть со страстями и похотями» (Гал. 5, 24), уподобляясь вольно распятому Господу своему.

 Многие из богоугождающих уподобляют­ся Христу в смирении, незлобии, кротости, милосердии, нелицемерной любви и в других добродетелях, совершаемых без особых тру­дов. Ибо какой труд в том, чтобы быть друже­любным, милосердным, кротким, незлоби­вым, смиренным?! Какой труд в том, чтобы никого не обидеть, как Христос не обидел никого?! Какой труд в том, чтобы не убивать, не красть, не пожелать чужого (см. Исх. 20, 1-17), не лгать, не осуждать, и делать другие подобные добрые дела, через которые бла­женные мужи становятся христоподобными?!

 Но немногие уподобляются Христу в Его вольных страданиях, в трудном несении крес­та и в распятии. Апостол Павел, умоляя, уве­щевает нас: «Умоляю вас: подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4, 16). Но, о апостол святой! Скажи нам, в чем ты подобен Христу, Господу нашему? «Я, — говорит, — подобен в распя­тии: «Сораспялся Христу» (Гал. 2, 19)». Вот в чем подобие Христу у апостола: в сораспятии Христу.

 Может быть, скажет кто-либо: «Мы не чи­тали в житии апостола Павла, чтобы он был распят на древе крестном, как был распят Христос». Да знает таковой, что апостол го­ворит здесь не о вещественном кресте и рас­пятии, а о духовном, что ясно из других слов того же апостола: «Для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6, 14), — ибо распяться миру — это значит сораспяться Христу, и сораспяться Христу — значит распяться миру. Потому сно­ва скажем апостолу: о истинный подобник Христов! Ты не только подобен Христу, Гос­поду своему, в твоем духовном распятии, но и преподобен Ему, подобнее, чем другие! Ибо кто так распялся Ему как ты, который «носил язвы Господа Иисуса на теле своем и восполнял недостаток в плоти своей скорбей Христовых» (Гал. 6, 17; Кол. 1, 24)? Кто так умер для мира, как ты, который говоришь: «От всего отказал­ся, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3, 8)?

 Обращая здесь свои слова к святому и преподобному отцу нашему Гурию, потребно было бы прежде всего пространно рассмотреть и истолковать, что такое духовное распятие? Но чтобы не увеличить беседы и сократить время, скажем только вкратце, что духовное распятие — это повседневная смерть, которой духовный муж умирает для мира и своей «пло­ти, желающей противного духу» (Гал. 5, 17), и для всех бесовских искушений. Преподобный отец наш Гурий, чтобы яснее отобразить в се­бе подобие распятого Христа, сделаться пре­подобным Ему, взял на себя крест иночества и понес его на себе, повседневно распинаясь на нем и умирая, согласно словам Псаломника: «Ради Тебя умерщвляемся весь день» (Пс. 43, 23).

 Двоякая бывает смерть: естественная и ду­ховная. Естественная смерть положена всем, как говорит Писание: «Человекам положено од­нажды умереть» (Евр. 9, 27), а духовная смерть только для желающих, ибо Господь говорит: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой» (Мк. 8, 34). Он никого не принуждает, но говорит: «Кто хочет».

 Но мы видим, что иному предстоит только одна смерть естественная, а преподобному угоднику Христову предстоит смерть двоякая: сначала духовная, а потом естественная. Хо­рошо сказал кто-то, рассуждая о Лазаревом воскресении: «Христос возвратил Лазаря к жизни для того, чтобы человек, родившийся в мире однажды, научился дважды умирать». Ибо естественная смерть не может быть доб­рой и честной пред Богом, если ее не предва­рит духовная смерть. Никто не может после смерти получить жизнь вечную, если не при­выкнет умирать до смерти. Моисей вышел из Египта с людьми израилевыми в путь, веду­щий в землю обетованную, не раньше, чем тогда, когда умерщвлены были первенцы еги­петские (см. Исх. 13, 15). Так и человек не войдет в жизнь вечную, если прежде не убьет в себе умерщвлением греховные вожделения. Блажен тот, кто научился до смерти умирать для греха, и до погребения во гробе похоро­нит свои страсти в умерщвленном своем теле.

 Такой предсмертной смертью вседневно умирал преподобный Гурий. Сначала он рас­пялся миру, отвергнув его и все его прелести, не требуя богатств, не ища славы, не заботясь о делах житейских (см. 2 Тим. 2, 14), не уловляясь временными сладостями. И когда мир вместе с дьяволом покушался своими прель­щениями свести его с креста, всегда находил его мертвым и нечувствительным. Предлагал ли он когда-нибудь золото, он вменял его в болото; показывал ли красоту какого-либо лица, он смотрел на него как на «окрашенный гроб, который снаружи кажется красивым, а внутри полон костей мертвых и всякой нечис­тоты» (Мф. 23, 27); представлял ли что-либо иное суетное зрению его, он «отвращал очи свои, чтобы не видеть суеты» (см. Пс. 118, 37). И как каждый гнушается мертвецом, съедае­мым червями, так преподобный презирал мир сей, ибо он мертв и не дает надежды на жизнь вечную, и всегда снедаем червями повседнев­ных попечений, суеты и волнений.

 Итак, ни в чем не преуспев, отходил от не­го мир сей. Если же святой угодник Божий когда-либо был хвалим за свою добродетель­ную жизнь в иноческих трудах и постничес­ких подвигах, он принимал такую похвалу за бесчестие для себя. Если же его бесчестили, он принимал бесчестие за великую похвалу, хорошо памятуя наставление преподобного Макария Египетского, который на вопрос од­ного пришедшего к нему в скит брата: «Ска­жи мне, учитель, как спастись?» — отвечал ему: «Иди на кладбище и злословь мертвых!» Брат пошел и злословил их, бросал камнями в гробницы, а затем вернулся к старцу и расска­зал ему. «Что же сказали тебе мертвые?» — спросил старец. «Ничего», — отвечал тот. И сказал ему старец: «Теперь пойди и похвали их». Брат пошел и начал ублажать мертвых похвалами, говоря: «Вы святые, вы апостолы, вы пророки, вы преподобные!» Затем, возвратившись к старцу, рассказал, как он хва­лил их. Старец опять спросил: «Что же они ответили тебе?» «Ничего», — ответил брат. Тогда старец сказал ему: «Видишь ли: злосло­вил ли ты их, восхвалял ли, они ничего не от­вечали тебе. Так и ты, если хочешь спастись, будь как мертвец, не гневайся, когда тебя бес­честят, как мертвый, не возносись, когда тебя хвалят, и тогда ты спасешься». Такой нрав ис­тинного иночества святой Гурий всячески со­хранял в себе, не величаясь, когда его хвалили, не гневаясь, когда хулили; был подобным мертвому.

 Умирал преподобный и для своей плоти, то есть плотских вожделений, распиная их различными умерщвлениями, как говорит апостол: «Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5, 24). Плоть — близкий, домашний враг человека, действующий и живущий в одной с духом храмине составов человеческих, и потому от врага сего подобает хранить себя ежечасно. Это сильный враг, мало кем побеждаемый и многих побеждающий, одолевающий иногда даже святых.

 Сокрушается святой Киприан о тех, кото­рые через плотские страсти пали от великой святости в глубину греховную. Ибо в его вре­мена, когда наступило гонение на христиан со стороны идолопоклонников, некоторые из верных, сначала дерзновенно исповедавшие имя Христово и претерпевшие многие муки потом, когда были отпущены на свободу обесславили себя плотским падением и тела свои, бывшие прежде храмами Святого Духа сделали храмами греховного плотского сладо­страстия.

 Столь сильный враг наш — плоть наша! Это враг-досадитель, ибо постоянно напада­ет, непрестанно воюет и, стараясь всегда одо­леть, озлобляет. Хорошо сказал старец, по­сланный Богом святой Евфросинии: «Если можешь понести скорбь плоти, оставь все и беги от мира сего, как Израиль от рабства фа­раонова» (Память 25 сентября).

 Достойны рассуждения эти слова: «если можешь понести скорбь плоти». Где господст­вует плоть, и дух служит плоти, там не может быть скорби плоти в жизни сей; она может быть разве только в будущей геенне. А где дух старается господствовать над плотью, там повседневная скорбь, брань, борьба с противоборствующей плотью, борющейся при помощи природных или же вызываемых искусителем греховных влечений. И поисти­не, тот инок, который может понести скорбь плоти, это тяжкое бремя для духа нашего, яв­ляется как бы гнилым трупом для живого че­ловека.

 Упоминается в историях некий мучитель, тиреннийский царь по имени Мезентий, ко­торый мучил пленников так: привязывал к живым людям трупы мертвых, прилагая их лицо к лицу, руки к рукам, ноги к ногам; и живой носил мертвого до тех пор, пока он не сгниет и своим смрадом не уморит его. Сколь велико такое мучительство!

 Подобно тому и содружество, или крепкий союз сожития тела нашего с духом. Грехолюбивое тело, всегда желающее скверных сластей, есть как бы труп смердящий: «Возсмердели и со­гнали раны мои от безумия моего», — говорит Да­вид (Пс. 37, 6). Дух же, старающийся угодить Богу, есть как бы живой человек, стремящий­ся к жизни вечной.

 Сколь тяжело живому человеку носить привязанный к нему труп! Сколь тяжело духу носить, то есть терпеть, греховные вожделе­ния! Не напрасно говорит апостол: «Бедный я человек/ Кто избавит меня от сего тела смер­ти?» (Рим. 7, 24). Поистине, доблестен тот по­движник, который может беспрепятственно носить скорбь плоти.

 Желающий уразуметь иночество преподоб­ного отца нашего Гурия пусть не рассматривает въяве его постнические подвиги, деннонощные молитвы и многоразличные умерщвления плоти, которые святой творил втайне, в за­творенной келье, только перед очами Всеве­дущего Бога. Пусть созерцает он всечестную его раку и, видя его нетленные мироточивые мощи, пусть уразумеет, что он поистине был совершенным иноком, умевшим терпеливо носить скорбь плоти, одолевшим сего домаш­него врага, сильного и лютого мучителя, пора­ботив плоть духу. Ибо что означает нетление честных мощей его, как не то, что он сохра­нил в течение всей жизни свою девственную чистоту? На что указывает истекающее из его мощей целебное миро, как не на то, что он пролил много потов своих, трудясь и стараясь одолеть сильного врага и умертвить его со всеми его вожделениями?

 Поистине, этот подвижник мог сказать о себе словами апостола: «Бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое» (1 Кор. 9, 26-27). Посему «не» дал «Господь преподобному Своему видеть тление» (Пс. 15, 10). Ибо кому даруется Богом нетле­ние мощей, так не тому, кто провел жизнь в непорочном девстве? Кому дается чудесное источен ие мира, как не подвижнику, в поте лица совершающему свои труды?

 И, без сомнения, о преподобном Гурии можно сказать, что сколько целебного мира источилось из честных мощей его, столько же потов излил он в этой временной жизни пред Богом, подвизаясь, чтобы сохранить чи­стоту свою душевную и телесную, и постоян­но умерщвляя себя, потому житие его было повседневным мученичеством, и каждая кап­ля пота его была столь же благоприятна пред Богом, как и капля крови мученической, пролитой за Христа. Ибо одинаковое досто­инство имеют пот трудолюбца, повседневно умерщвляющего плоть свою ради любви Хри­стовой, и кровь мученика, умирающего в один час, так как они принимают от Бога рав­ную благодать и целебную силу. Если мощи святых мучеников, проливших за Христа свою кровь, подают исцеления, то подают ис­целения и мощи преподобных, которые хотя и не пролили крови своей за имя Христово, однако же чудодействуют, как и мученики, ибо они пролили многие свои поты, угождая Христу.

 Неудивительно, что, руками Павловыми творились чудеса, подавались исцеления, ибо они неединожды пострадали за Христа, были связываемы и избиваемы, но удивительно, что платки и пояса Павловы, ни в чем не стра­давшие (ибо могут ли страдать бездушные предметы?), творили такие же чудесные дей­ствия, как и сами руки Павловы. Об этом в Деяниях Апостольских сказано: «На больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходи­ли из них» (Деян. 19, 12). Одинаково чудесную силу имеют как пот Павлов, истекающий во время трудов, так и кровь его, изливаемая в страданиях.

 Не менее честны и вы, капли потов преподобнических, чем капли крови мученической! И твоих потов излияния, преподобный отче Гурие, повседневный мученик Христов, не последние в очах Божиих! Веруем, что ты столько же угодил Богу своими подвигами, сколько святые мученики своими страдания­ми. Об этом свидетельствует источник мира твоего, как некогда в Солуни у великомуче­ника Димитрия мироточивого (26 октября). Мироистечением твоим ясно начертан в тебе образ и подобие Того, Чье «имя миром излиянным» называется» (см. Песн. 1, 2), Слад­чайшего, говорю, Иисуса, ибо ты последовал за Ним «в благовоние мира Его» (Там же).

 Итак, ясно видно преподобие святого Гу­рия в его иночестве, когда он, распинаясь на своем духовном кресте для мира и всех похотей, сораспялся Христу и победил все вражес­кие ухищрения, сделавшись мертвым и недей­ственным для греха и живым для Бога, говоря словами апостола: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20).

<br>

 «Часть третья». Об архиерействе святого Гурия

 Когда Бог благоизволил благоверному Ца­рю христианскому покорить помраченное са­рацинским нечестием Казанское царство и восхотел «выслать делателей на жатву Свою» (Лк. 10, 2), Он избрал жребием на это дело угодника Своего святого Гурия, чтобы он по­шел и принес плоды, и поставил его архиереем в новопросвещенном граде Казани. Тогда свя­той Гурий, как светильник, изъятый из-под спуда его тайных богоугождений, и постав­ленный на подсвечник, начал светить всеми добрыми делами и уже явно показал себя «от­деленным от грешников» (Евр. 7, 26), подобно Спасителю, Который, понеся грехи наши как «Агнец Божий, Который берет на Себя грех ми­ра» (Ин. 1, 29), Сам был без греха, по Писа­нию: «Не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1 Петр. 2, 22).

 Архиерейский сан уподоблен в Божест­венном Писании небесным светилам. Так, Сирах о ветхозаконном архиерее Симоне го­ворит: «Как утренняя звезда среди облаков, как полная луна, как солнце, сияющее над храмом Всевышнего» (Сир. 50, 6—7). О новоблагодат­ных же архиереях Сам Господь говорит в Евангелии: «Вы — свет миру» (как небесные светила, озаряющие мир), «так да светит свет ваш пред людьми» (Мф. 5, 14, 16).

 Христова Церковь на земле есть как бы небо, ибо как на небе живет Бог, окружаемый Ангелами, так и на земле Он живет в Церкви Своей, прославляемый людьми, как говорит Давид: «Господь во храме святом Своем, Бог по­среди людей Своих; хвала Ему в Церкви препо­добных» (Пс. 10, 3; 149, 1). И как небо украше­но и сияет своими светилами, так и Церковь сияет своими светилами — своими пастыря­ми и учителями, из которых одни сияют как звезды, другие как луна, а иные как солнце, каждый соответственно чину, чести и званию и по мере своего совершенства в добродетель­ной жизни и духовной мудрости.

 Светила небесные, поставленные устрое­нием Божиим на безмерной высоте, далеко отстоят от земли, — и архиереи занимают на церковном небе не низкое, а высочайшее ме­сто, будучи образами Сына Божия, и премно­го отличаются от своих подчиненных святы­ней и властью. Ибо те, которые управляются архиереем, — овцы, а архиерей — пастырь. Те чада, а он отец, те ученики, а он учитель, те люди, а он Ангел по своей чистой и святой жизни.

 Светила небесные — это как бы очи неба, взирающие на всех, сияющие одинаково для добрых и злых (ср. Мф. 5, 45), — и архиереи также как бы очи церковные, бодрственно и неусыпно взирающие на вверенное им стадо, видящие нужды и немощи всех, и одинаково заботящиеся о спасении всех, как добрых, так и злых. Ибо они, по слову апостола, «пекутся о душах» человеческих, «как обязанные дать от­чет» (Евр. 13, 17).

 Светила небесные, хотя очень велики, ибо каждое из них по величине своей не только равно, но и превосходит землю, однако по причине далекого расстояния кажутся очам нашим малыми. Подобным образом и лица ду­ховного чина в очах горделивых мирян, далеко отстоящих от богоугождения, кажутся малы­ми, вменяются ни во что, хотя многие из них велики пред Богом и их недостоин мир.

 Светила небесные, когда мы смотрим на них, кажутся стоящими на одном месте, тогда как они в своем непостижимом течении дви­жутся днем и ночью и в двадцать четыре часа обходят весь великий круг небесный, и не ус­тают. Подобно этому и пастыри церковные, трудясь непрестанно и неуклонно в своем звании, должны идти путем, установленным для них Законом Божиим, согласно словам Псалмопевца: «По пути заповедей Твоих я шел, когда Ты расширил сердце мое» (Пс. 118, 32), — и подобно тем, о которых говорит пророк Исайя: «Надеющиеся на Господа обновятся в си­ле: поднимут крылья, как орлы, потекут — и не устанут» (Ис. 40, 31).

 Светила небесные светят жителям земли и согревают их. Подобным образом и долж­ность архиереев заключается в том, чтобы светить всем добрыми делами своими и со­гревать любовью. И как свет небесных светил, проходя по скверным местам земным, не оск­верняется, так и врачующий архиерей, связы­вающий и разрешающий грехи человеческие, носящий немощи немощных, должен осто­рожно сохранять себя от греховного повреж­дения, чтобы, исцеляя язвы и нагноения дру­гих, не повредить самому себе, чтобы, омывая Других, не оскверниться самому, наставляя Других, не уклониться с пути правого, проповедуя другим, самому не сделаться негодным. Соблюдая же себя чистым от греховных про­роков, он воистину становится «отделенным от грешников», хотя и живет на земле вместе с грешниками, подобно лучам небесных све­тил, проходящим через земные скверны и ни­сколько не оскверняющимся.

 Таково было архиерейство празднуемого ныне великого угодника Божия Гурия, перво­го архиепископа казанского, который хотя и жил среди грешников, придя в страну ново-просвещаемую, однако не приобщился к их грехам, а очищал их, омывая нечестивых свя­тым Крещением, как и Христос Господь наш, пришедший спасти грешников (см. 1 Тим. 1, 15), ел и пил вместе с ними, но Сам был «отде­лен от грешников» и, омывая скверны нечести­вых, Сам пребыл непорочным.

 И был тогда святитель Христов в земле Казанской как свет, во тьме светящий и тьмой не помрачаемый, как говорит Писание: «И тьма не объяла Его» (Ин. 1, 5). Подобен был святитель Христов в жизни своей вышереченным светилам небесным, которым у Сираха в Святом Писании уподоблено лицо архиерей­ское.

 Когда в юности угодник Божий начинал свою добродетельную жизнь, незлобивую, не­порочную, девственную, он уподобился звез­де утренней, восходящей на высоту святыни, сияющей среди бед и напастей, как бы среди облаков. Когда же взошел к иноческому преподобству, явил себя как бы полной луной, сияюшей всю ночь, ибо, пребывая в молитве с вечера до утра, от восхода луны до захода ее, проводил без сна целые ночи. Когда же возве­ден был Богом на престол архиерейский, он сделался как бы солнцем, сияя в Церкви Бога Вышнего.

 Но сначала посмотрим, как взошло сие мысленное солнце на высоту церковного не­ба, к чести, говорю, архиерейской? Как сей светильник поставлен был на свещник? Как сей град утвердился на верху горы?

 В святом житии его мы читаем, что благо­верный Царь и святейший всероссийский ар­хипастырь, желая дать первого архиерея но­вопокорен ному Казанскому царству и подра­жая древнему апостольскому обычаю, реши­ли избрать достойнейшего по жребию, чтобы Сам Бог указал им мужа. Для этого они из­брали четырех достойных, духовных и изве­стных в иноческом преподобстве мужей, среди которых был и святой Гурий, и, особо написав каждое их имя, положили на пре­стол в святой великой соборной церкви Ус­пения Пресвятой Богородицы. Затем с пени­ем молитв взяли с престола два жребия, сре­ди которых один был Гурия. Потом они сно­ва положили эти два жребия на престол и при пении молитв взяли с престола один из них, на котором опять оказалось имя преподобного Гурия. Тогда возрадовались Царь и митрополит, и весь собор освященный, и все люди, и воздали славу Богу и Пречистой Владычице Богородице зато, что Они избра­ли мужа святого и преподобного по сердцу Своему.

 Отсюда мы видим, как совершилось вос­шествие святого Гурия на архиерейство: он не сам искал его, но его искали; не сам избрал себя, но был избран Богом; не сам взошел, но был возведен, не желая этого. Сбылись на нем слова апостольские: «И никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон» (Евр. 5, 4).

 Что же мы скажем здесь? Не назовем ли святителя Христова Гурия «отлученным» от некоторых нынешних лиц, которые, будучи побеждаемы властолюбием и славолюбием, сами ищут для себя власти, сами считают себя достойными высокого сана, сами избирают себя, сами стараются восходить степенями неведомыми, не по жребию, принимаемому из рук Божиих, а по получаемой и даже поку­паемой у людей благодати, подобно тому ты-сяченачальнику, которой в Деяниях Апос­тольских говорит: «Я за большие деньги приобрел это гражданство» (Деян. 22, 28).

 На таких людей жалуется святой Григорий Назианзин, верх богословов, в похвальном слове святому Василию, упоминая о том. как некто предвосхитил епископский престол Кесарии Каппадокийской не по избранию Божию.

 Он говорит следующее: «Опасно ныне, чтобы тот чин, который во всем христианстве считается святейшим, не сделался у нас пред­метом посмеяния. Ибо честь председательства получают некоторые не столько добродете­лью, сколько коварством и лестью, и не луч­шие и достойнейшие, а сильнейшие сидят на престолах. Тогда как никто не может назвать себя ни врачом, ни живописцем, прежде чем первый не научится распознавать болезни ес­тества, а второй приготовлять краски и делать различные изображения, — председателями же, напротив, легко становятся не потрудив­шиеся, а как бы посеянные и выросшие вмес­те с достоинством, как повествуется в поэти­ческих баснях о гигантах. И в один день мы возводим их в святые, называем премудрыми и разумными тех, которые ничем не умудре­ны и для председательствования ничем себя не проявили, кроме желания той чести. Тот же, кто достоин высокого места, смиренно стоит на самом низком».

 Но, может быть, кто-либо скажет, что апостол Павел не похулил желающих архиерейства, ибо говорит: «Если кто епископства желает, доброго дела желает» (1 Тим. 3, 1), — следовательно, желание епископства не явля­ется постыдным желанием. Говорящий так пусть внемлет последним словам апостола: «Доброго дела желает. Дела» желает, а не власти; труда, а не почета; забот, а не насыщения. Апостол хвалит желание, ибо сан святительст­ва учрежден Господом на земле не для покоя и удовольствия, но для того, чтобы святитель всегда нес на себе величайшие труды, заботясь о спасении всех, не для собирания богатств, а для питания алчущих и одеяния нагих, ибо достояние церковное — достояние нищих. Не для того нужно быть архиереем, чтобы ве­личаться и важничать, будучи почитаемым всеми, а для того, чтобы всегда и нелицемер­но являть собой образ Христова смирения, чтобы быть поборником истины, не обижа­ясь, не взирая на лица, всегда быть готовым положить душу свою за Христа и Христову Церковь.

 Апостол именно потому не похулил жела­ющих епископства, что в те апостольские времена за епископством следовало мучени­чество, и как из апостолов, так и из еписко­пов мало кто умер своей смертью, но весьма многие скончались в мученичестве. Ибо нече­стивые мучители прежде всего искали еписко­пов и учителей христианских, как предводите­лей, и потому, если кто желал епископства, тот желал вместе и мученичества, желал бесчес­тия, оплевания, заушения и ран, а не гордого превозношения и почестей. Потому-то в те времена желавший епископства, желал доб­рого дела.

 Ныне же ищущий епископского сана дол­жен бояться, чтобы, приняв на себя попечение о спасении других, не погубить свою душу. Недаром говорит святой Златоуст: «Сомнева­юсь, чтобы кто-либо из начальствующих мог спастись». И затем, удивляясь желающим епископства, этот учитель говорит: «Вижу имущих и стремящихся взять на себя такую тяготу начальствования; если привлекаемые к епископству по нужде не имеют никакого прощения и оправдания, когда не радеют и плохо устраивают дело, то тем более повинны те, которые сами стремятся к получению та­кого сана. Они много более лишают себя вся­кого оправдания и прощения. Подобает бо­яться и трепетать как по совести, так и из-за тяготы начальствования» (Беседа 34 на По­слание к Евреям, гл. 13). Так говорит святой Златоуст.

 Но обратимся к архиерею, избранному Богом, святому Гурию. Отлучен был святой Гурий от таких желателей епископства, «как отстоит восток от запада» (Пс. 102, 12) и све­тила небесные от земной юдоли. Когда же пришел на престол своей новопросвещаемой паствы, он воистину сделался светом той страны, и сбылись тогда слова Писания: «На­род, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссия­ет» (Ис. 9, 2). Ибо воссиял святитель Христов как образ добродетельной жизни, согласно повелению апостольскому: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Мы же, слушая эти апостольские слова, думаем, что архиерею повелевается иметь житие вместе со словом и слово с житием, ибо сказано: «Будь образцом в слове, житии». Словом — чтобы учить, жити­ем — чтобы на деле показывать то, чему по­учает пасомых.

 Нехорошо архиерею не иметь в устах своих слова, называться учителем и не учить, носить на мантии «источники», а из уст не источать источников учения, именоваться пастырем, а не предлагать пастбища овцам своим, носить на себе чин апостольский, а не благовествовать по-апостольски. О таких пастырях святой апостол Павел говорит: «Горе мне, если не благо-вествую» (1 Кор. 9, 16).

 Но еще горше архиерею не иметь доброго жития, взирая на которое, люди получали бы пользу от него. Ибо если может принести много пользы слово учительное, исходящее из уст архиерейских, то еще более всем может принести пользы его добрая жизнь, так как глас дела звучит сильнее, чем глас слова. Сло­во слышно только предстоящим, дело же про­поведуется до концов земных. Пусть носишь ты на языке своем мед сладкоголосия, но ес­ли в сердце имеешь желчь грехолюбия, слово твое будет недейственным, подобно грому без дождя, бывающему в облаках. Какая польза от этого грома облачного, если нет дождя, из­ливающегося на жаждущую землю? Какое умиление душам от гласа учителя, если он не приносит им пользы самим делом?

 Говорящий доброе, а делающий злое более соблазнит, чем научит, и от всякого услышит притчу: «Врач, исцели самого себя» (Лк. 4, 23). Сам Бог говорит грешнику: «Зачем ты пропове­дуешь уставы Мои и держишь завет Мой в ус­тах своих? Ведь ты возненавидел наставление и поверг слова Мои назад» (Пс. 49, 16—17). Посе­му и святителю подобает иметь вместе и сло­во, и житие, чтобы быть для взирающих на него светлым образом, подобно солнцу, сия­ющему на небе.

 Солнце освещает с небесной высоты мир лучами своими, а архиерей светит пастве сво­ей образом добрых дел. И пока солнце сияет с неба, озаряя день, все люди работают, каж­дый трудится над делом своим, но когда оно «познает запад свой» (Пс. 103, 19), всякий на­правляется ко сну и бездействию. Подобным образом и здесь: пока архиерей являет себя в богоугождении, подает пример стаду своему, до тех пор и овцы словесные, взирающие на него, стремятся к деланию заповедей Божиих. Если же он не светит собой, и особенно если затемнит себя неугождением Богу и нераде­нием, то кто не вознерадит о своем исправле­нии! Ибо если, по евангельскому изречению, свет может сделаться тьмой (см. Мф. 16, 23), то не тем ли более тьма? Потому Златоуст го­ворит: «Начальнику всякого света подобает быть светлейшим и иметь жизнь непороч­ную, чтобы все могли взирать на него и под­ражать жизни его» (Беседа 10 на Послание к Тимофею, гл. 3).

 Святой Гурий был светлым образом для своего стада словом учительным, научив мно­гих веровать во Христа, Бога Истинного, и просветив их святым Крещением, как неког­да и святые апостолы, научая, просвещали. Пастырь добрый отыскал погибших, обратил заблудших; новый учитель, сосуд избранный, претворил козлищ в овец, нося имя Христово пред неверующим народом. И он поистине сделался устами апостольскими, устами Хри­стовыми, согласно словам Божиим, некогда изреченным пророку Иеремии: «Если извле­чешь драгоценное от недостойного, как уста Мои будешь» (Иер. 15, 19).

 За свое нечестие страна агарянская недо­стойна была помилования Божия, но после проповеди и учения и по молитвам святого Гурия сделалась ныне достойной, и не только пред людьми, но и пред Богом и Ангелами Его явилась достойной за благочестие свое. Изведший же драгоценное от недостойного святитель был как уста Божий, из которых ис­ходила заповедь Господня, светлая, просве­щающая душевные очи (ср. Пс. 18, 9) народа казанского.

 Светлым образом был угодник Божий по жизни своей, имея житие непорочное, отлу­ченное от нравов грешников и могущее всем приносить пользу. И хотя бы этот учитель не говорил ничего, самим деланием добрых дел он имел силу поучать и вразумлять взирающих на него, подобно тому, как тварь небесная молчаливо учит нас, находящихся на земле, по слову Писания: «Небеса проповедуют славу Божию, и о творении рук Его возвещает твердь» (Пс. 18, 1).

 Разве небеса имеют уста, язык и гортань? Разве они вещают нам? Разве произносят ка­кое-либо слово вслух пред всей землей? Нет. Они учат нас только своей высотой, красотой, благолепием, своими светилами: солнцем, луной и звездами, озаряющими все концы земли, сияющими и на злых, и на добрых, а не устами и голосом. Без слов вразумляют нас, чтобы мы знали Бога, «все премудростию» со­творившего (Пс. 103, 24), и познали, сколь прекрасно, пребогато и преславно небесное царство, уготованное святым угодникам Бо­жиим.

 Потому и Давид говорит: «Находил поуче­ние во всех делах Твоих, творениями рук Твоих поучался» (Пс. 142, 5). Посмотрим же, как он поучался в делах рук Господних? «Как я посмо­трю», — говорит, — «на небеса, дела Твоих пер­стов, луну и звезды, которые Ты основал» (Пс. 8, 4), — то есть, взирая на небо, познаю Тебя, дивного Бога, Творца всего. Так небеса молча учат человека!

 Подобно тому и муж богоугодный, укра­шенный добрыми делами, как небо светила­ми, может поучать других без проповеди и высоких слов, одним только образом своей жизни. Имеющий же то и другое, слово и доброделание, бывает учителем превосходным.

 Таков именно был святитель Христов Гу­рий, «муж, сильный в деле и слове пред Богом и всеми людьми» (Лк. 24, 19). И как сумел он на­учить, вразумить и просветить вверенную ему паству двумя сими — словом и жизнью! Сде­лавшись же причиной спасения многих, он увеселил не только Церковь, воинствующую на земле, присоединив к ней столько душ, об­ращенных от нечестия агарянского, но и Цер­ковь, торжествующую на небе. Ибо, если «на небесах радость бывает об одном грешнике каю­щемся» (Лк. 15, 7), то тем большая и неизречен­ная радость была принесена всем ангельским чинам и душам праведников о бесчисленных грешниках, пребывавших в заблуждениях и неведении Христа и приведенных к познанию истины и покаянию, просвещенных святым Крещением. Господь же, Праведный Мздовоздаятель, видя такое тщание и попечение угодника Своего святого Гурия о душах чело­веческих, уготовал ему «венец правды, который даст ему в день оный» (2 Тим. 4, 8), как воздал и древним великим иерархам.

 Такова была жизнь на земле святого Гурия, сияющего добрыми делами: в юности незло­бива и непорочна, в иночестве преподобна, в архиерействе же отлучена от грешников, прогневляющих Бога смертными грехами. По­этому скажем о ныне празднуемом святителе Христовом Гурии словами апостола: «Таков и должен быть у нас первосвященник: святой, не­причастный злу, непорочный, отделенный от грешников!» (Евр. 7, 26).

 Ты же, о архиерей Божий, святой Гурий, предстоящий ныне Престолу Христову в тор­жествующей Церкви, не забудь нас, с любовью празднующих святую твою память, взирай с небесной высоты на нашу худость! Отче благий, призри милостиво на чад твоих! Пастырь добрый, не презри стада твоего, приобретен­ного тобою для Бога. Хотя ты и отлучен свя­тостью своей от грешников, однако не отлу­чайся от нас, грешных, милосердием своим, пребудь с нами твоими молитвами о нас Богу. Посмотри на город, в котором ты много по­трудился, посмотри на народ, который про­свещен тобою, и будь для всех помощником, заступником, покровителем, защитником, промыслителем и управителем жизни нашей! Ходатай теплый! Не преставай умолять о нас Бога, испроси мир миру, тишину царству хри­стианскому, державному Царю одоление вра­гов, а всем временные и вечные блага! Аминь.

23. Поучение первое на память святого великомученика Димитрия, месяца октября, в 26 день («Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал.6, 17))

 В нынешний день пятничный, когда по обычаю вспоминается вольное страдание за нас Господа, взираю я мысленными очами на Голгофу, а чувственными — на икону страда­ний Господних, и вижу распятого на Кресте Господа моего. Вижу и воина, с окровавлен­ным копьем стоящего у Креста, слушатели возлюбленные! Вижу воина с копьем… Ко­го, думаете вы? Лонгина-сотника, которого считают пронзившим ребра Христовы, ви­девшим истекшую воду и Кровь, свидетель­ствовавшим: «Воистину, Он был Сын Божий» (Мф. 27, 54).

 Прошу тебя, сотник Лонгин! Уступи свое место при Кресте на 26 число октября гостю, ныне посетившему нас честною своею памя­тью — святому великомученику Димитрию, прелюбезному Ангелу моему, воеводе Солунскому! Сотнику можно уступить место для во­еводы!

 Вижу воина, в тот день у Креста Господня вставшего, святого великомученика Димитрия, ибо мы празднуем память его в настоящий день распятия Господня. Почему же пришел ты, воин добрый, с копьем ко Христу распя­тому? Не с тем ли намерением, как и Лонгин сотник, чтобы ударить копьем в ребра Хрис­товы? «Нет, — говорит он. — Я пришел пока­зать Господу моему копье, окровавленное мо­ей кровью, которым я пронзен за пресвятое имя Его. Пришел показать рану в ребрах мо­их, которую принял за Него от нечестивого мучителя. Пришел показать сердце мое, лю­бовью и копьем удавленное. Пришел явить Ему страдания мои, которые претерпел ради любви Его. Пришел явить Ему верную мою службу, на которой я положил на Него свою душу».

 Добрый приход твой, храбрый и верный воин Христов! Добрый приход твой, желан­нейший гость наш! Добрый приход твой, славный, не только Солунский, но и вселен­ский воевода! Покажи и нам раны, которые ты принял за Христа, и скажи о себе словами апостола: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем», — или лучше и правильнее скажи так: «Я язвы Господа Иисуса не только на теле но­шу, но и внутри тела, в самом сердце, прон­зенном за Него!»

 Умилительное зрелище — видеть Господа нашего Иисуса Христа, распятого на Кресте! Умилительное зрелище — видеть и воина Его, святого Димитрия, за Него мучимого! Умили­тельно видеть обоих, пронзенных копьем в ребра, кровь источающих, раны принимаю­щих, друг за друга умирающих!

Обратим же очи наши, о слушатели мои, на них обоих, которых представляет очам на­шим этот пятничный день: на Владыку наше­го Христа, в пятницу распятого, и на верного воина Его, святого великомученика Димит­рия, ныне в пятницу празднуемого. Взирая на их язвы и обсуждая апостольские слова: «Я но­шу язвы Господа Иисуса на теле моем», — поду­маем: как может христианин сделаться носи­телем язв Господних?

Сие же да будет в честь уязвленного за нас Господа Иисуса и в похвалу уязвленному за Господа Иисуса святому великомученику Ди­митрию, нам же — во уязвление сердец наших любовью к Господу Иисусу.

«Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем». Ношение язв Господа Иисуса совершается у христиан трояким образом, слушатели воз­любленные! Во-первых, мученичеством, как это мы видим у апостолов и страстотерпцев. Во-вторых, добровольным самоумершвлением, что видим у преподобных, и в-третьих, сердечной любовью к Богу, как это мы долж­ны делать все.

Носятся язвы Господа Иисуса мучениче­ством. Так носил их святой апостол Павел, битый палками, забрасываемый камнями. Так носил их святой великомученик Димит­рий, пронзенный копьем, также носили их и все другие страстотерпцы, претерпевшие за Христа различные виды мучений. И все эти страстотерпческие язвы именуются язвами Господа Иисуса, потому что мы — члены Его, а Он — наша Глава, и когда страдают члены, голова терпит эти страдания, как свои собст­венные. Как благодеяния, творимые рабам Господним, Господь вменяет Себе и на Страшном Суде этим благотворителям гово­рит: «Так как вы сделали это одному из сих брать­ев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25, 40), — так и обиды, наносимые рабам Его, вменяет Себе, и в день Страшного Суда говорит му­чителям: «Так как вы сделали это одному из сих, то сделали Мне».

Вы били палками раба Моего Павла, — вы Меня били, вы бросали в него камнями, в Ме­ня бросали. Вы пронзили копьем раба Моего Димитрия, — вы Меня пронзили; вы посекали мечами, ввергали в огонь, отдавали на съеде­ние зверям рабов Моих, — вы Меня посекали, Меня ввергали в огонь, Меня отдавали на съе­дение зверям. «Так как вы сделали это одному из сих, то сделали Мне». Так страдания рабов Божиих вменяются Господом Себе, раны и язвы, которые претерпевают за Господа рабы Его, являются как бы Его собственными ранами и страданиями. И потому апостол сказал: «Я но­шу язвы Господа Иисуса на теле моем».

Второй образ ношения язв Господа Иису­са у христиан бывает тогда, когда кто-либо, желая идти совершеннейшим путем спасения и стараясь совершеннее угодить Богу, умерщв­ляет свое тело разными видами умерщвлений, как те, например, которые отвергались мира и себя самих, которые заковывали себя же­лезными поясами и веригами, которые обле­кались в колючие власяницы, которые приво­дили в немощь плоть свою многоразличными видами умерщвлений, даже до ран и изнемо­жения тела. Это знают те, о которых говорит апостол: «Скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, ко­торых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11, 37-38).

 Подвиги и труды их, хотя они и добро­вольны, и совершаются без пролития крови мученической, — как бы язвы, и язвы Хрис­товы, которыми хвалится и апостол Павел по­сле многих самоумерщвлений: «Я», — говорит он, — «ношу язвы Господа Иисуса на теле моем».

 Тот же святой апостол Павел вменяет умерщвления наши в страдания Господа, го­воря: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем» (2 Кор. 4, 10). Слушайте: «Мерт­вость Господа Иисуса в теле нашем». Умертвили ли мы себя с помощью Божией, умерли ли для греха, такая мертвость наша — мертвость Господа Иисуса, ибо мы тело Его, согласно Писанию: «Вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор. 12, 27). И как мы сами не свои, а Христовы, по словам Писания: «Вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценою» (1 Кор. 6, 19— 20), — так и все добрые дела наши, все подви­ги и труды наши, все умерщвления наши — не наши, а Христовы, как совершаемые с Его помощью: «Без Меня», — говорит Христос, — «не можете делать ничего» (Ин. 15, 5). Итак, умерщвляющий себя «ноет мертвость Госпо­да Иисуса в теле своем, ноет язвы Господа Ии­суса на теле своем».

 Третье ношение язв Господа Иисуса — в боголюбивом сердце, которое, как невидимо, так и неисследуемо и неудоборассматриваемо. Ибо кто может узнать тайны сердца?

 Два первые образа ношения язв Господа Иисуса — страдание за Христа и самоумерщв­ление — не для всякого выполнимы, третий же образ — ношение язв Господних в сердце, возможен для каждого христианина, только бы он пожелал этого.

 Страдание за Христа трудно, и не только для нас, но и для верующих, бывших прежде нас, было страшно. Многие убегали из рук мучительских и скрывались, где кто мог; иные же от страха даже отвергались от Хрис­та. Но ныне, слава Богу, уже нет гонений за Христа. Однако и теперь находятся многие, неповинно мучимые и оскорбляемые, хотя и не за Христа, и не за отвержение Его. Тако­вые, если благодарят Бога за свои страдания, то носят язвы Господа Иисуса на теле своем, как апостолы и сами мученики Христовы.

 Не для каждого удобовыполнимо и само­умерщвление. Сам Христос говорит в святом Евангелии: «Не все вмещают слово сие, но кому дано» (Мф. 19, 11). Если хотя бы отчасти умерщвляли свои страсти, насколько возмож­но понести, то было бы у мирян, по крайней мере, воздержание! От сердечного же любления Бога никому нет никакого ущерба. Ибо какой труд, какое неудобство в том, чтобы любить Бога?

 Первый образ ношения язв Господних, то есть мученичество, оставим для неповинно мучимых и оскорбляемых. Да утвердит их Господь в терпении и да сподобит их венца мученического! Другой образ — совершенное самоумерщвление, отошлем в монастырь для чина иноческого. Пусть живет там и постри­жется! Третий же образ — ношение язв Госпо­да Иисуса в сердце, то есть любовь к Богу от всего сердца, — рассмотрим, ибо он и для тех двух служит причиной и началом. Ибо муче­ничество претерпевается ради любви Божией, и умерщвление себя совершается во имя люб­ви к Богу, и «любящим Бога все содействует ко благу» (Рим. 8, 28).

 Носить язвы Господа Иисуса в сердце — значит иметь сердце, уязвленное любовью к Господу Иисусу, уязвленному за нас гвоздями и копьем на Кресте. В Песни Песней я вижу некое лицо, как будто девическое, сидяшее под прекрасным садовым деревом, под ябло­ней, преисполненной прекрасных яблок, и говорящее: «Что яблоня между лесными деревь­ями, то возлюбленный мой между юношами. В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей» (Песн. 2, 3). И затем опять вижу это лицо как бы изнемогающим от некоей внутренней раны, стонущим, воздыхающим из глубины сердца и говорящим: «Я изнемогаю от любви» (Песн. 2, 5), и еще: «Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите воз­любленного моего, что скажете вы ему? Что я изнемогаю от любви» (Песн. 5, 8).

 Смотрю на это издалека мысленными очами, и смотрю как бы в перспективу или трубу — в свете толкования Божественного Писания. И вижу вместо яблони крестное древо (ибо яблоня та была прообразом Крес­та). На крестном же древе вижу простертые как ветви члены Господа моего: руки, ноги и все пречистое Тело; а на них, как бы прекрас­ные яблоки на ветвях, вижу кровавые раны, червленеющие, вижу, говорю, Христа Влады­ку нашего, распятого на Кресте, всего уязв­ленного, окровавленного.

 О дивное видение! О умилительное зре­лище!

 Спрашиваю толкователей Святого Писа­ния: кто сидит под тем чудным древом и изне­могает от жалости?

 Одни говорят, что это святая Церковь, че­стной Кровью Сына Божия искупленная и обрученная смертью Его Ему в невесту. Она тужит, оставленная по вознесении Его на не­беса на земле под крестом в страданиях, в бе­дах и гонениях, и сетует, что не видит плот­скими очами Христа, Жениха своего. Только очами веры созерцает Его и лишена самого пресладкого и прелюбезного Его лицезрения. И потому, воздыхая говорит: «Я изнемогаю от любви».

 Другие говорят, что это — душа человече­ская, истинно любящая Христа всем сердцем, взирая мысленными очами на распятого Гос­пода своего, сострадает Ему сердцем своим и, согреваемая пламенем серафимской любви, истаивает как воск, по изречению Псаломника: «Сердце мое стало как тающий воск посреди внутренности моей» (Пс. 21, 15); и потому го­ворит: «Я изнемогаю от любви».

 Я же, помышляя в себе, говорю: одна не­веста Христова — Церковь ли, или душа; одна в обществе, другая в отдельности. Мне же дивно то, что она называет себя уязвленной любовью. Разве Божественная любовь имеет свой некий лук и свои стрелы, которыми стреляет и уязвляет сердце невесты своей?

 Размышляя об этом, я увидел Ионафана, царевича иерусалимского, сына Саулова, ко­торый выходит из города без дружины, с од­ним только мальчиком, несушим лук и стре­лы, и идет в поле. Вижу и Давида, зятя цар­ского, скрывающегося далеко в поле, за од­ним камнем.

 Удивительным показалось мне, во-пер­вых, то, что царевич идет в поход без славы — без дворян и слуг, с одним только отроком, отправляется не на колеснице и не на коне, а пешим, как простолюдин. Во-вторых, дивным показалось мне и то, что Давид, столь храб­рый воин, которому не могли противостоять филистимские Голиафы, неведомо чего боит­ся, скрывается, прижавшись к камню.

 Когда я удивлялся этому, подходит ко мне ветхозаконная история царских деяний в Па­лестине и говорит следующее. Знаешь ли, ка­кова любовь между царевичем Ионафаном и Давидом? Еще с того часа, когда Давид убил Голиафа, душа Ионафанова соединилась с ду­шой Давида, и возлюбил его Ионафан всей душой своей (см. 1 Цар. 20). Знаешь ли и то, сколь ненавидит царь Саул своего зятя Дави­да, как он ищет убить его? Не далее, как вче­ра возобновился царский гнев на Давида. Вчера был праздник и обед у паря, во время которого царевич Ионафан нарочно упомя­нул при отце о своем .возлюбленном друге. Царь же Саул, услышав имя Давидово, столь воспалился великой яростью, что, схватив ко­пье, хотел ударить им Ионафана, сына своего, и убить его; и он убил бы его, если бы Иона­фан не вскочил и не вышел из-за стола.

 Узнай еще и то, что накануне вчерашнего дня Давид тайно приходил к Иоанафану, и они, сидя в сокровенном месте, долго со сле­зами беседовали друг с другом и утвердили свою любовь вечными клятвами: «И снова Ио­нафан клялся Давиду своею любовью к нему, ибо любил его, как свою душу» (1 Цар. 20, 17). И дал Ионафан такой совет Давиду: «Ты уходи от­сюда, чтобы не узнал о тебе мой отец, и скройся сегодня утром и после утра в одном месте у камня, — он указал ему место и ка­мень. — Я же завтра, во время обеда, нарочно упомяну о тебе пред отцом моим и посмотрю, как относится к тебе мой отец: озлоблен ли еще против тебя, или уже престал от злобы? И о том извещу тебя таким образом: сам выйду в поле (так как не верю никому), чтобы никто не узнал нашей тайны и не возвестил царю и чтобы нам не пострадать обоим. Поэтому я приду сам с одним только малым отроком, хо­тя я и ему не доверяю. И когда приближусь к тому месту и камню, где ты будешь скрывать­ся, выпущу три стрелы и пошлю отрока со­брать стрелы. И если я крикну ему громким голосом: стрела около тебя! — то ты знай, что я возвещаю тебе мир, что отец не гневается на тебя. И тогда ты выйдешь ко мне из-за камня. Если же я скажу отроку: стрела далеко от те­бя, — то ты, услышав это, знай, что отец мой не перестал гневаться, озлоблен против тебя, и тогда уходи и скройся там, куда тебя напра­вит Господь (см. 1 Цар. 20, 17 и сл.).

 Я же опять размышляю: почему Ионафан пожелал изъявить свою искреннюю любовь и приязнь не каким-либо иным образом, но только луком и стрелами? Почему он выпус­тил не более, не менее, как три стелы?

 Размышляя об этом, вижу я мысленными очами своими честного старца, архиерей­ским саном украшенного, подобного Васи­лию Великому, — его родного брата святого Григория Нисского, и слышу из его уст богомудрые слова, которые он говорит от лица богообрученной невесты: «Бог устрелил ме­ня, невесту Свою, как стрелой в цель, Едино­родным Сыном Своим, о Котором сказано через пророка Исайю: «Соделал Меня стрелою изостренною» (Ис. 49, 2). Стрела же та, прон­зив меня остротой веры, привлекла ко мне с собой и стрельца, по речению: «Я и Отец — од­но», и: «Придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 10, 29: 14, 23)».

 Услышав эти богомудрые слова церковно­го учителя, я уразумел, что любовь Ионафанова к Давиду, и лук, и стрелы, и стреляние были преобразованием любви Божией к нам. Бог Отец — стрелец. Бог Сын — стрела, по­ставленная для стреляния; цель — душа или боголюбивое сердце. Куда ударит стрела, туда приходит и стрелец, хотя бы для того, чтобы посмотреть, попал ли? В чье сердце устреляется Сын, туда привлекаются и Отец со Свя­тым Духом.

 Но посмотрю, из какого лука испускает Бог Отец эту стрелу, Сына Своего, в сердца, преисполненные любовью? Смотрю опять на город Иерусалим и на предградие его, и вижу мысленного царевича Ионафана, Небесного Христа, Спасителя нашего, исходящего из Иерусалима в поле Голгофское, несущего, как бы лук, Крест на плечах Своих и кровавые капли на Теле Своем, как бы стрелы в колча­не, которыми хочет устрелить и уязвить мно­гих. Он устрелит ими и зверей, то есть зверонравные сердца человеческие, и сделает их Своим изрядным ловом, пленив их любовью к Себе. «Встретили одного киринеянина, по име­ни Симона; сего заставили нести Крест Его» (Мф. 27, 32). Это мальчик пошел с царевичем собирать стрелы.

 Идет царевич с мальчиком — Христос с киринеянином — прямо на Голгофу. Есть там и сокровенное место, именуемое гробом, и камень великий у дверей гроба. Не скрывает­ся ли там Давид или, лучше сказать, сам пра­отец Адам? Нет ли там главы Адамовой? Ду­маю, что так. Есть. Будет, значит, Адаму и Да­виду и всем праотцам, которые там с ними, некая весть от Стреляющего.

 Через малое время показался Крест на Голгофе, а на нем составы Господа нашего Иисуса Христа, жилы и вся плоть, напряжен­ная, как тетива на луке. Лук этот Бога Отца, Он его натянул, Он отдал вместо нас Сына Своего на смерть крестную.

 Потом пришел воин с копьем и ударил им в ребра Христовы. Это раскрылся колчан стрел. «И тотчас истекла Кровь и вода» — это стрелы посыпались из колчана, ибо сколько пролилось капель драгоценнейшей Крови Христовой и пречистой воды из Его ребер, столько же испущено стрел Его, которыми Он устреляет, пронзает и уязвляет сердца челове­ческие.

 Прежде всего, сколь уязвили они сердце Пречистой и Преблагословенной Девы Ма­рии, Матери Его, стоявшей у Креста! Ибо когда увидела Она Сына Своего пронзаемым, Кровь источающим, тотчас же почувствовала, как будто пронзается Ее сердце, во исполне­ние пророчества Богоприимца Симеона: «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). Эти стрелы уязвили сердце возлюбленного ученика, святого Иоанна Богослова, стоявше­го у Креста, который видел и описал все это. Эти стрелы уязвили и сердца тех, которые, зная неповинно преданного на смерть Госпо­да, плакали, рыдали и возвращались «бия себя в грудь» (Лк. 23, 48). Эти стрелы устрелили и зверей.

 Зверем была стоявшая у Креста грешница Магдалина, но как ее сердце уязвила стрела любви Божественной, испущенная из лука крестного! О сколь превосходный лов стрель­цу Богу! Ибо из грешницы сделалась правед­ной, из порочной чистой, из блуднииы девой. Святой Златоуст говорит о ней: «Сначала бы­ла блудницей, а ныне она дева, сестра Хрис­това, невеста Слова» (поучение в Великую среду).

 Зверем был и разбойник, зверски напа­давший на дорогах, творивший разбои. Когда же ударила в него стрела любви Божествен­ной из лука крестного, уязвлено было сердце его. О сколь превосходный лов стрельцу Богу! Ибо из зверя он сделался агнцем, из разбой­ника исповедником Христовым, из хищника райским жителем. «Ныне же будешь со Мною в раю», — сказал ему Господь (Лк. 23, 43).

 Достигли те стрелы любви Божественной, испускаемые из крестного лука, с тетивы, т.е. плоти и жил Христовых, достигли и святого Петра, который, как дикий зверь, скрывался где-то далеко в сокровенном месте и горько плакал: «Скажите ученикам и Петру» (Мк. 16.7). Не бойся, Петр, не отчаивайся! Любит тебя Христос и вопрошает тебя: «Симон Ионин! Лю­бишь ли ты Меня?» (Ин. 21, 16).

 Не бойся, Адам! Не бойся, Давид! Не бой­тесь, святые праотцы! Около вас падают стре­лы, близко к вам Божие милосердие! Да будет вам известно, что уже прекратился гнев на вас Царя Небесного, что уже примирил Его с ва­ми Сын Божий, Который есть мир наш.

 Блажен и преблажен тот, кому может быть сказано: стрела около тебя, близка к тебе лю­бовь Божия! Приблизься к ней, и она прибли­зится к тебе еще ближе, устрелит тебя в самое сердце. Но окаянен и преокаянен тот, кому говорят: стрела далеко от тебя, далеко отсто­ишь ты от любви Божией: «Удаляющиеся же от нее погибнут» (Пс. 72, 27).

 О грешные люди! Уготовим сердца наши как бы в цель для стреляния; поставим их навстречу этим стрелам Божиим, подойдем к ним ближе, чтобы они скорее попали в нас и уязвили нас любовью Божественной, что­бы каждый мог воскликнуть вместе с Дави­дом: «Возлюблю Тебя, Господи, крепость моя» (Пс. 17, 2).

 Но узнаем еще и то, какова тайна трояко­го числа стрел Ионафановых? Эти три стрелы послужили преобразованием Трех Лиц в Еди­ном Боге, уязвляющих нас любовью Божест­венной.

 Уязвляет нас Бог Отец стрелой любви Сво­ей Божественной, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16). Найдется ли в поднебесной кто-либо такой, кто бы отдал за кого-нибудь на смерть едино­родного сына своего? Никто. А Бог Отец от­дал за нас на смерть Единородного Сына Своего. Неудивительно, что Авраам не пощадил сына своего, принес его в жертву, ибо он сде­лал это для Бога, но дивно то, что Бог ради нас не пощадил Своего Сына. Кто мы? Брен­ность, гной и черви! Пощадил Бог Исаака, удержав руку Авраамову, чтобы он не заклал его, а Своего Сына не пощадил, не удержал убийственных рук, распинавших Его, но по­пустил Его заклание за нас. О любовь Божест­венная! Знай же, мир неблагодарный, как возлюбил тебя Бог! Так возлюбил Бог мир, так возлюбил!

 Уязвляет нас Бог Сын стрелой любви Сво­ей Божественной, возлюбив нас величайшей любовью, как пишется в Евангелии: «Возлю­бив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13, 1). «До конца!» Подобно тому, как жела­ющий выпить чашу за здравие своего возлюб­ленного друга выпивает ее до конца, до по­следней капли, так и Сын Божий возлюбил нас, возлюбил «до конца» и, пия за нас Чашу Своих страданий, испил ее до основания, до конца. Ибо в Нем не осталось ни одной час­тицы любви, которой бы Он не явил нам, не осталось ни одной капли Крови, которую бы Он не пролил за нас. Он столь возлюбил нас, что истощил для нас Себя всего, возлюбил нас не только больше всего создания, види­мого и невидимого, более Ангелов, Арханге­лов, Херувимов, Серафимов, всех Сил Небес­ных и всего земного царствия, но и более пре­святой души Своей, ибо душу Свою положил за нас на Кресте. Пишется же, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). И было бы не столь дивно, если бы Сын Божий «положил душу Свою за друзей Своих», то есть за праведных, за святых, которым Он говорит: «Вы друзья Мои, Я уже не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями» (Ин. 15, 14-15), — но дивно то, что Он положил душу Свою не за друзей, а за вра­гов Своих, за нас, говорю, грешных, и в том величайшая любовь Его к нам, недостойным, как говорит апостол: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, ког­да мы были еще грешниками» (Рим. 5, 8).

 Уязвляет нас Бог Дух Святой стрелой люб­ви Своей Божественной, исполняя любовью наши сердца, по слову апостольскому: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5, 5).

 О если бы мы поставляли сердца наши на­встречу этим стрелам Божественным и слад­ким их ударениям, если бы мы с усердием принимали их и уязвлялись ими, мы были бы изрядными носителями язв Христовых!

 Но обратим мысленные очи наши к ныне празднуемому истинному носителю язв Хрис­товых, святому великомученику Димитрию. В юности своей он носил духовные язвы любви Божественной в сердце своем, любя Господа своего всей душой своей, всем сердцем своим и всеми помышлениями своими, и, будучи уязвлен этими язвами, был мертв для греха и жив для Бога. Сладость же Господа своего, имя Иисуса Сладчайшего, имел в себе, как соты медовые, веруя сердцем и исповедуя ус­тами (см. Рим. 10, 10). Придя в совершенный возраст, он носил язвы Господа Иисуса на те­ле своем вторым образом, то есть умерщвле­нием, умерщвляя себя по-апостольски и го­воря: «Я бьюсь не так, чтобы только бить воз­дух; но усмиряю и порабощаю тело мое» (1 Кор. 9, 26—27). Носил, наконец, и мученически, пронзенный копьями за Христа, вообразил в страдании своем страдания Христа и потому говорит нам ныне словами апостола: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем».

 О учитель народов, святой апостол Па­вел! Не напрасен труд твой о солунянах, к которым ты написал два послания. Не на­прасно ты сеял там семя Божиего слова. До­брая земля — город Солунь, добрый плод воз­растил он Богу — великомученика Димитрия, который дал приплод не сто, и не шестьдесят, и не тридцать, а бесчисленные души Богу, то поучая их словами веровать во Христа, то наставляя на путь спасения образом своей добродетельной жизни, то укрепляя их в ве­ре подвигом страдальчества. И как ты гово­рил: «Будьте подражателями мне, как я Христу» (1 Кор. 11, 1), так и он ныне говорит нам: «Будьте подражателями мне, как я Христу», но­сите язвы Господа Иисуса, как и я ношу их во имя любви Его.

 Сопряжена была душа его с Богом несрав­ненно большим единением в любви, нежели душа Ионафанова с Давидом или Давидова с Ионафаном. И знамение любви той — духов­ные стрелы и вещественное копье: стрелами духовными уязвлено было его сердце, копьем же вещественным уязвлено тело. И обоими этими уязвлениями хвалится ныне пред не­бом и землей, пред Ангелами и человеками: «Я язвы Господа Иисуса на сердце моем ношу». Сердцем я возлюбил Его, телом умер за Него, а душой живу в Нем, ибо «упование мое бес­смертия исполнено. Любовь никогда не пере­стает» (Прем. 3, 4; 1 Кор. 13, 8).

 Держит в руках копье добрый воин Хрис­тов, как бы готовый к брани. Но, о храбрый воин Господень! В нынешние злые времена более, чем когда-либо, жизнь наша — брань: снаружи брани, внутри страхи. Поспеши же к нам с копьем твоим, как взывает к тебе Цер­ковь в хвалитных стихирах: «Прииди, мучениче Христов, к нам, твоего требующим милостиваго посещения!» Приди на помощь ве­ликому Государю, благоверному христиан­скому Монарху и всему воинству! Помоги им против супостатов, как некогда Нестору про­тив Лия! Даруй им победу и одоление, прого­няя врагов более острыми, чем копье, твоими молитвами. Всему же христианству испроси у Господа Иисуса, язвы Которого носишь, мир. тишину, здравие и благоденствие! Руководст­вуй нас к любви Божией и сподоби нас мо­литвами твоими видеть возлюбленного Гос­пода нашего во царствии Его. Аминь.

24. Поучение второе на день памяти святого великомученика Димитрия

 <…> Одно — страсти плотские, другое — страсти душевные. Плотские страсти содер­жатся в видимых плотских чувствах, каковы: сластолюбие, похоть, леность и прочее, угод­ное и желанное чувствам. Душевные же стра­сти заключаются в невидимом и недоведомом сердце. Это гнев, ярость, злоба, злопамятст­во, ненависть к брату и прочие подобные им страсти, содержащиеся в сердце злыми по­мыслами и иногда выходящие наружу. Об этих плотских и душевных страстях отчасти упоминает святой апостол Павел, говоря колоссянам: «Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любо­стяжание, которое есть идолослужение, — за которые гнев Божий грядет на сынов против­ления» (Кол. 3, 5-6). Это о плотских страстях, о душевных же говорит: «Отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ва­ших; не говорите лжи друг другу», — и прочее (Кол. 3, 8-9).

 Вспоминая в пятничный день святой Крест, уместно сказать, что от крестного лука, от протяженных на Кресте жил Христовых, испускаются три духовные стрелы, произво­дящие три язвы в сердцах наших, и каждая из них действует в нас своей особой силой, или, лучше сказать, единый Христос, распятый на Кресте, трояким образом уязвляет нас Своей любовью: первой язвой творит нас мертвыми, второй оживляет, а третьей услаждает.

 Не буду распространяться в истолковании этих духовных стрел и язв, чтобы не отяготить слушателей, и изъясню сие вкратце.

 Взирающий мысленными очами на мерт­вость Господа Иисуса, висящего на Кресте мертвым и преклонившим главу, пусть по­мыслит: не ради ли меня умер Господь мой? Когда же он помыслит об этом, не скажет ли ему внутренний его человек — совесть: «Ес­ли Господь твой умер за тебя, почему ты жи­вешь для греха? Почему истощаешь в грехах жизнь свою? Почему не умертвишь своих греховных вожделений? Не пора ли остано­виться тебе, пожившему в прошедшее время в нечистоте и похотях? Не достаточно ли для тебя твоих прошедших злых дел, которыми ты прогневлял и тяжко опечаливал Владыку твоего, Создателя твоего, Возлюбившего те­бя, Благодетеля твоего?

 Здесь тотчас же уязвляется сердце от мертвости Господней — как бы стрелой, уязвляется язвой, убивающей в нем грех, умерщвляющей в нем греховные действия и творящей челове­ка недейственным для зла. Не этой ли стрелой был устрелен и уязвлен апостол, который гово­рит: «Сораспялся Христу, и уже не я живу» (Гал. 2, 19—20). Я, говорит он, уже не жив, а мертв, умер для мира, чтобы быть живым для Бога.

 Взирающий на язвы Господа Иисуса, на Кресте висящего, окровавленного, взираю­щий на ребра Его, пронзенные, источающие воду и Кровь, пусть помыслит: ради меня Гос­подь мой уязвлен, окровавлен, чтобы ожи­вить, исцелить, омыть, очистить меня, уязв­ленного грехами и умершего душой, и чтобы даровать мне жизнь вечную. Когда же помыс­лит об этом, не скажет ли ему внутренний че­ловек его — совесть: «Если ради тебя поднял на Себя все это Господь твой, то почему же ты лежишь, в лености и нерадении, как мертвый, бездейственный и спящий во гробе? Почему ты не воспрянешь, не встанешь, не возьмешь­ся за дело добродетельной жизни? Почему не явишь себя живым и исполняющим заповеди Его? Почему не потрудишься по силе твоей, чтобы угодить Ему и явить себя благодарным Ему за поднятые за тебя язвы? «Встань, спящий и воскресни из мертвых» (Еф. 5, 14)!

 Здесь тотчас же уязвляется сердце язвой любви животворной, оживляющей и восстав­ляющей человека на делание заповедей Гос­подних ради любви Его, и человек живет уже не для себя, а для Христа, или, лучше сказать, живет Самим Христом, имея Его в себе, как свою собственную душу. Не этой ли стрелой был устрелен и уязвлен сказавший: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» ?

 Когда кто-либо из истинных богословов взирает на Господа своего, распятого на Кре­сте, не помыслит ли о любви Его столь вели­кой, что, любя нас, Он положил за нас Свою душу? «Нет больше той любви, как если кто по­ложит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). А Он положил Свою душу не за друзей, а за рабов Своих, будучи Господом; Бог — за лю­дей, Безгрешный — за грешных. Когда по­мыслит он об этом, не уязвится ли сердце его сладкой язвой любви? Не исполнится ли он сладости духовной в сердце своем? Не усла­дит ли всех своих полынных горестей, бед и печалей? Если случатся какие-либо гонения, озлобления, не скажет ли он в себе: если Гос­подь столь возлюбил меня, грешного, недо­стойного и непотребного, что положил за ме­ня Свою душу, не должен ли и я претерпеть то малое ради любви Его? Этой стрелой любви был устрелен и уязвлен святой апостол Павел, который говорит: «Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Рим. 8, 37), — то есть все это претерпел ради любви Господней. Но уже близится к концу время, и потому более про­странное изъяснение этих трех духовных стрел и язв отложим до другого раза (если за­хочет Господь). Мне же, грешному, хотелось бы еще немного поговорить со святым апос­толом Павлом.

 Слышу слова святого Павла: «Живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал.2, 20). Слышите, любовь ва­ша, что говорит святой апостол Павел? Гово­рит, будто Христос его одного возлюбил и будто за него одного умер: «возлюбившего меня и предавшего Себя за меня»? А мы-то где же? Разве нас не возлюбил Христос? Разве за нас не предал Себя?

 Павел святой! Почему ты отнимаешь у всех любовь Христову и страдания Его, при­сваивая их одному себе? Разве ради тебя од­ного обливался Христос кровавым потом в Гефсиманском саду? Разве только ради тебя был взят и связан? Разве только ради тебя был заплеван, ударен по ланитам, бит и увенчан венцом терновым? Разве ради тебя одного был распят на Кресте, напоен желчью и уксу­сом, пронзен копьем в ребра? Разве только для тебя источил из пречистых ребер Своих Кровь и воду? Зачем, о апостол, ты лишаешь нас искупления нашего, надежды нашей, присваивая себе одному то, чем все мы хва­лимся? Не ты ли первый сказал: «Бог Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим. 8, 32)?

 Святой Златоуст, размышляя и толкуя слова Павловы, которыми он присваивает любовь и страдание Христово себе одному, говорит, что апостол Павел сказал так или по безмерной любви ко Христу, или же для того, чтобы показать и научить, что каждый из нас должен воздавать такое благодарение постра­давшему Господу, как если бы Он страдал за него одного.

 Я, грешный Димитрий, говорю: благода­рю Тебя, Спаситель мой, Свет мой, Жизнь и Воскресение мое, за то, что Ты возлюбил ме­ня и предал Себя за меня. Ты, Петр, Иаков и Иоанн, также говоришь: благодарю Тебя, Владыко мой, за то, что Ты возлюбил меня и предал себя за меня. И каждый от себя с бла­годарением пусть говорит: «Возлюбил меня и предал Себя за меня» (Еф. 5, 2). Почему же так? Потому, как говорит тот же святой Златоуст, что Христос Господь наш любит каждого че­ловека в отдельности в такой же мере, в какой любит и всю вселенную, готов пострадать за каждого, и, если бы это было нужно, постра­дал бы столько же, сколько пострадал за весь мир. Следовательно, и человек должен так любить Христа, как если бы Он пострадал за него одного и возлюбил только его.

 Это мы можем уразуметь и из следующего уподобления: как душа присутствует одинаково вся в отдельном нашем члене и во всех вмес­те, так и любовь Божия столько же любит и хочет спасти каждого человека в отдельности, сколько любит и хочет спасти всех вместе: «Хо­чет, чтобы все люди спаслись и достигли позна­ния истины» (1 Тим. 2, 4).

 Прости нас, святой Павел, что мы немно­го попрекословили тебе! Ныне мы уже знаем, что ты говоришь правильно, присваивая себе любовь и страдание Христово, и это для того, чтобы научить и нас своей любви ко Христу.

 Пока я говорил это, прилучился блажен­ный Иероним, побуждая нас к такому же апостольскому христолюбию в следующих словах: «Блажен и преблажен тот, кто, имея в себе живущим Христа, может сказать каждым делом и каждым помышлением своим: «Ве­рою вижу Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня».

 Эта стрела любви Божией имеет силу пронзить насквозь и пройти в сердце, если кто поставляет его навстречу ей, то есть если кто внемлет любви Божией, старается приобрести ее и печется о ней, если кто носит любовь Бо­жию в уме и в сердце своём, рассуждает и уразумевает ее, если углубляется в поучении ее всеми помышлениями. Эта стрела имеет силу убить, умертвить живущие в нас грехи. Она имеет силу оживить нас, восставить на жизнь добродетельную, сильна исполнить нас сладости и радости духовной. Открывающий таковой стреле свое сердце и принимающий ее удар и уязвление может быть подражателем тех, которые носят язвы Господа Иисуса на теле своем.