ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений свт. Филарета
ПЕРЕЙТИ на главную страницу сборника толкований молитвы Господней

Отд. IX.
БЕСЕДА 1. О молитве Господней («Сице молитеся: Отче наш, иже еси на небесех» (Мф. 6, 9—13))
БЕСЕДА 2. («Сице молитеся: Да святится имя Твое»)
БЕСЕДА 3. («Да приидет царствие Твое!»)
БЕСЕДА 4. («Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли»)
БЕСЕДА 5. («Сице молитеся: Хлеб наш насущный даждь нам днесь!»)
БЕСЕДА 6. («Сице молитеся: и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим)
БЕСЕДА 7. («Сице молитеся: И не введи нас во искушение»)
БЕСЕДА 8. («Сице молитеся: Но избави нас от лукавого»)
БЕСЕДА 9. («Яко Твое есть царство и сила и слава, во веки веков; аминь»)

БЕСЕДА 1. О молитве Господней («Сице молитеся: Отче наш, иже еси на небесех» (Мф. 6, 9—13))

«Мы не знаем, о чем и как нам должно молиться» (Рим. 8, 26). Так говорил даже апостол. Что сказать нам о себе, о слепых грешниках? Как же драгоценна должна быть для нас та молитва, которую преподает нам Сам Господь! Он, — Сын вечного Отца, знает волю Отца Своего, и потому, если предлагает нам известную молитву, то предлагает такую молитву, которая услышана будет Отцом небесным, с которою не будем в стыде пред Богом за недостойный предмет молитвы. И какая это чудная молитва! Она дышит простотой детской. И она же — неисчерпаемое море мыслей возвышенных, чувств святых, желаний небесных. Не напрасно св. Киприан называл молитву Господню сокращением Евангелия. Не напрасно св. церковь предписывает нам так часто повторять молитву Господню.

К сожалению, не редко произносят ее уста, без участия мысли и сердца. По недостатку ли внимания, по действию ли привычки, по холодности ли души, дети и возрастные, молодые и старые повторяют молитву Господню, не только не согласовывая движений сердца с движениями уст, но часто и не понимая слов. Согласитесь, что это не умно, что это опасно для нас. В таком расположении ума и сердца мы не только лишаемся благословений, который могла бы низводить на нас молитва Господня, но мы как бы пренебрегаем ею и подвергаемся опасности быть предметом гнева Божия. Что если скажет нам Господь в негодовании: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня» (Мф. 15, 8).

Размыслим внимательно о молитве Господней.

«Отче наш!» Чудное призывание! Бога называем Отцом нашим. Философы, законодатели, великие и лучшие мира языческого, если и возвышались иногда до мысли о Боге высочайшем, называли Его отцом богов и царем людей. Не говорим уже о том, с кем разделял власть свою Отец богов; не говорим, что то были существа не высокого ума и сердца, — существа порочные. Высочайший Бог был только грозный властитель мира, совсем недоступный для людей. Сами евреи — народ, избранный Богом, взирали на Бога только как на создателя и Владыку своего. Во всем ветхом завете не видим ни повеления, ни позволения израильскому народу именовать Бога Отцом своим. Там Бог является Господом, коего воля — непреложный закон, и страшно было оказаться преслушником сего закона. Правда, Бог явил благость Свою людям в создании человека. Он призвал человека из небытия в бытие и даровал ему душу разумную, устроенную по образу Божью. Он Отец благой для человека и по созданию. Но с той минуты, как пал человек, имел ли он право называть Бога Отцом? Ах! с той минуты он должен трепетать Его, как Бога правды и мстителя за нечестие. Вот почему пророки только там, где изображают отдаленную будущность Мессии, только тогда, как имеют в виду будущего Избавителя людей, дозволяют себе говорить о сыновних отношениях людей к Богу. Но вот явился, наконец, давно ожидаемый Мессия. Кто Он? Сын вечного Отца! Мог ли ум человеческий мечтать, что Сам Бог низойдет на землю для преступного человека? О! это — благость необозримая, неизмеримая! Это — то, что на бедном человеческом языке называется благостью Отца. «Бог предопределил усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа, по благоволению воли Своей» (Еф. 1, 5). Сын Божий самим явлением Своим на земле показывает, что Бог точно Отец людей — благость безграничная. Сын Божий принял на Себя естество наше, следовательно, соделал нас братьями своими и детьми Богу (Евр. 2; 14, 17). «Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал. 3; 26, 27), — говорит апостол верующим. Так мы — преступники, безответные пред Тобою, Боже наш! Но любовь беспредельная, любовь Отца и Сына к человечеству, доставила нам смелость называть Тебя Отцом своим.

«Отче наш!» Каких обещаний верных не заключает в себе это имя? Чего не можем мы надеяться, чего не можем получить от Бога, Отца нашего? «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф. 7, 11). Так говорит нам, нашему маловерию, Господь наш. Не дивно, если земные отцы, хотя и любят детей своих, не всегда дают детям доброе: они — то сами не хорошо понимают доброе, то удерживаются от помощи нравственною слабостью, то не могут подать помощи по невозможности. Не таков — Отец небесный. От Него всегда можем получить «милость и благодать для благовременной помощи» (Евр. 4, 16).

«Отче наш!» О, как много покоя и твердости льет в сердце это имя среди скорбей жизни. Ты трудишься день и ночь и все не знаешь, чем прокормить детей; а ты лишился надежной опоры — нежных родителей; тот оклеветан невинно злостью, другой ограблен в суде: все вы идите к Отцу небесному; скажите от глубины сердца: «Отче наш!» и Он все нужное подаст вам. Если Он и оставляет нас иногда в скорбях, то для нашей же пользы, для нашего исправления (Евр. 12; 5, 6). Худо для нас тогда, как остаемся вовсе без наказания: это означает, что мы стали такими худыми детьми, что и вразумления не могут принести нам пользы.

«Отче наш!» Как безгранично должно быть повиновение наше Богу, если Он — Отец, а мы — дети. Добрые дети любят отца своего, дорожат каждым словом его, спешат предупреждать желанья его исполнением и всего более боятся сделать что-нибудь неугодное ему. Таково должно быть и наше отношение к Богу: святые заповеди Божьи должны мы ставить выше всего и выполнять их со всею любовью, со всею верностью, чего бы это ни стоило нам. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Иоан. 14, 21). Так говорит Сам Бог.

«Отче наш!» Горько должно быть раскаянье наше пред Богом в преступлениях, если Он — Отец, а мы — дети Его. Упорное непризнание виновности своей, холодное равнодушие к преступному поведению своему, означало бы в нас детей негодных, неспособных ни к чему доброму. О! да не будет сего с нами! Со слезами раскаянья будем произносить слова: «Отче наш», когда совесть осуждает нас в недобрых делах, с сокрушением искренним будем говорить: «Отче наш, прости нас!».

«Отче наш!» Почему наш, а не мой? Потому, что Сын Божий особенно ожидает от нас, чтобы везде имели мы в виду не себя одних, а и ближних; Он желает, чтобы любили мы ближнего как себя, чтобы были мы братьями между собою в желаниях и делах. Мы должны молиться Богу не за себя только каждый, — нет: это неприятно было бы Богу, который любит всех нас и желает, чтобы мы любили всех. Слово «наш», осуждает в нас всякое движение своекорыстия, всякое желанье самолюбивой ревности и завидливой вражды; оно требует, чтобы желали мы счастья, покоя, мира для всех, как и для себя; оно потушает в нас всякую неприязнь к нанесшему скорбь и одушевляет желанием добра для каждого. «Молитесь друг за друга, чтобы исцелиться», — учит апостол Иаков (5, 16). Потому-то в молитвах церкви молимся мы «о спасении душ наших», а не своей только, молимся и за власти, и за путешествующих, недугующих, плененных. Такова была всегда молитва христиан. «Когда молимся, — говорит св. Киприан, — молимся не за одного, а за весь народ, поскольку весь народ —одно». Так пусть и тогда, когда молится кто-либо наедине, молитва его будет не за себя только, а и за других. Такова воля Господа нашего! И как приятно для души, любящей молиться за всех! Многим ли можем мы помогать деньгами, или хлебом, или одеждой? Иные не могут и одному. Но каждый может молиться за всех, каждый может выпрашивать у Отца небесного нужное не только для земной жизни, но и для вечной. Какое великое дело — молитва христианская!

«Иже на небесех», — прибавляет Спаситель. Это не то значит, что будто Бог истинный только на небе: Он — везде. Но небо — указание на недосягаемую высоту и славу Божества (Псал. 10, 4; 102, 11); небо — образ того неприступного света, в котором обитает Бог (1 Тим. 6, 16); небо — жилище духов чистых и святых; небо — и наша отчизна, куда должны мы возвратиться, если только земная жизнь наша будет чиста (1 Петр. 1, 4). Так слова: «иже на небесех», обращают ум и сердце молящегося от земных дел и сует к жизни вечной и славе Божьей. Выше всего видимого возносится тем душа молящаяся. Она ищет света, которого нет на земле; покоя, которого не находит ни в чем созданном; силы и крепости, которых не видит ни в себе, ни в других; потому парит в небесную отчизну, в селения святых и славы Божьей. «Иже на небесех, — говорит она, — у Тебя — все: и истина, и мир, и сила, и вечное блаженство; от Тебя ожидаю всего!»

Видите, братья, как многому научает нас самое начало молитвы Господней. Здесь выражается весь дух христианской веры; здесь дышит любовь всею полнотою своею; здесь дышит любовь Божья к людям, любовь людей к Богу, любовь людей друг к другу, — любовь, забывшая о всем земном и вознесшаяся к престолу славы Божьей.

Будь благословен Ты, небесный учитель наш! Только Ты можешь, и никто другой, учить нас так молиться. Слава Тебе со Отцом и св. Духом! Аминь. 

БЕСЕДА 2. («Сице молитеся: Да святится имя Твое»)

Вот первое прошение наше, по наставлению Господа! Слова простые знакомые по буквам: но легки ли для разумения? Не совсем. Да благословит Господь Бог размышление наше о значении их!

«Да святится имя Твое».

Святить — означает на языке писания: или освящать, делать чистым и святым, когда, например, говорится: «святой да святится ещё», или признавать святым и чистым. Первое значение, конечно, неуместно в отношении к всесовершенному и остается принять последнее. Имя Божье нередко употребляется в писании для означения Самого Бога. Итак, да святится имя Твое — означает да признают Тебя Святым, о, Боже! да покланяются и славят Тебя, великий!

Таково первое прошение, первое чувство, ожидаемое от нас Господом! Это и естественно; это необходимо для души нашей. Если мы дети Отца небесного, то для нас ничего не должно быть дороже, ничего выше имени Отца нашего небесного. — Как не благоговеть нам перед Тем, Кем созданы небо и земля? Посмотрите на дары небесные: как они громадны и в каком стройном порядке! Кто только имеет смысл и чувство, не может без изумления, без благоговения, без трепета думать о том чьею мощью все это создано и существует. И Творец человека не достоин ли хвалы благоговейной? «Господи, что́ есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; всё положил под ноги его» (Пс. 8, 5-7). Забывчивые сыны земли! Станьте на краю могилы своей; в ней — тление и прах, а за нею — вечность, за нею — суд правды неумолимой. Не правда ли, что легкомыслие жизни вашей — безумие? О! Боже мой! Вот пред очами нашими распятый Сын Твой. Он — пример тому, как строга правда Твоя: она не пощадила Сына Твоего; Он распят за наши грехи. Он распялся за нас с тем, чтобы мы святили великое имя Твое.

Чадам ветхого завета было сказано: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Чада нового завета молятся: «Да святится имя Твое». Там запрещалось всякое неуважение к имени Бога, как-то: употребление имени Бога в пустом, нескромном разговоре, в ложной клятва, в хуле. Здесь ожидается прославление имени Божья. Такова разность служения Моисеева и христианского! Христиане! высоко звание наше; многого ожидают от нас!

Имя Божье святится и прославляется в словах наших, когда мы не только удерживаем язык наш от празднословия, злоречия и лжи, но и употребляем в орудие славословия Господу и в назидание ближних.

Оно святится в наших мыслях, когда, поставляя себя в присутствии Божьем, не только остерегаемся осквернять ум преступными, дерзкими мыслями, но упражняемся в благоговейных размышлениях о делах Божьих и явлениях святой истины Божьей. Помните: «Мерзость пред Господом – помышления злых» (Притч. 15, 26).

Оно святится в нашем сердце, когда, не допуская его до ощущений плотских и нечистых, оживляем его радостью о чудных делах благодати Божьей и печальными чувствами о своих немощах и грехах. «Господа Бога святите в сердцах ваших», — учит апостол (1 Петр. 3, 15). Оно святится в делах наших, когда мы, удаляя от себя преступные желания, «по примеру призвавшего вас Святого, и сами будем святы во всех поступках» (1 Петр. 1, 15).

Тот, для кого дорога слава Божья, кто благоговеет пред Господом своим, каждый раз, как только звон колокола зовет его в храм Божий, не говорит себе: «Я пойду в церковь в другой раз: теперь у меня другие дела, — теперь и душа не к тому расположена». Нет, он оставляет все дела, чтобы совершить самое великое дело — славить Господа; он идет в храм Божий, чтобы оживить черствую душу свою животворными словами Божьими; он идет и понуждает себя славить Бога, исповедует немощь и грехи свои, и молитвою низводит на себя благодатный дух сокрушения.

Так, братья, когда произносим мы прошение наше: «Да святится имя Твое», пусть весь состав ваш говорит: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113, 9). Не допусти нас, чтобы лукавое самолюбие склоняло нас кланяться себе самим, а не Тебе — Богу нашему, искать славы своей, а не славы Твоего имени, которое одно должно славиться во всем.

«Да святится имя Твое»,

Дети, крепко любящее отца своего, не только сами высоко чтут имя отца своего, но желают, чтобы чтили его и другие. Так и мы, дети Отца небесного, должны поступать в отношении к Отцу нашему. По любви к Отцу небесному, мы должны желать и просить, чтобы имя Его прославляемо было всеми. Ах! если не в нас только грехи не дают распространяться свету славы Божьей, но тоже видно и в других: как не скорбеть о том, как не молиться: «Да святится имя Божье везде?» Этому должно быть и по любви нашей к братьям, которых счастье и блаженство невозможны без славы имени Божья; по любви к другим, должны мы напоминать им, чтобы они благоговели пред Богом. «Оставим, — говорят, — в покое другого, зачем тревожить других!» Но покоя ли желают в таком случае другому? Счастье ли готовят ему? Нет, желают гибели его, как и своей. На чем основывается покой наш, временный и вечный? На чем держится благоденствие обществ человеческих? На благоговении пред именем Божьим. Без того, страсти людские все разрушают. Кто не уважает Владыки вселенной; для того все ни по чем: и законы, и власти, и покой, и жизнь других он приносит в жертву страстям своим. Оставим, говорят, другого в покое. Но безопасны ли сами от того? Не отделять заражённого чумою от общества людей значит покушаться на безопасность и жизнь целого общества. Оставим, говорят, каждого с своей совестью. Нет, не так рассуждают лучшие люди, которые хорошо знают, как ошибается совесть людская, к несчастью своему и других. Пророк говорит: «Ревность по доме Твоем снедает меня, и злословия злословящих Тебя падают на меня» (Пс. 68, 10). Так принимал он близко к сердцу своему неправды, возносимые на Бога своего! Он считает дело дома Божья за свое дело и жарко отстаивает неприкосновенность дома Божья. Апостол со скорбью писал об известном обществе людей: «Все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу» (Флп. 2, 21). Кто так полон любви, как Спаситель наш? И однако Он бичом выгнал из иерусалимского храма торговавших в нем. Почему? Только по свободной ревности к дому Отца небесного. Кто, из боязни людей, из ложного стыда пред людьми, равнодушен будет к оскорблениям имени Божья: холоден будет к нему и Отец небесный в вечности. Если же мы здесь будем славить Отца небесного вслух людей; если здесь будем бестрепетно обличать хулящих имя Бога нашего: Он прославит нас там, на небе, пред сонмом ангелов своих (Мф. 10, 32). Отцы и матери семейств, начальники и наставники! На вас особенно лежит долг не допускать, чтобы кто-либо из ваших говорил непочтительно о вере, о святом писании, о богослужении, о Боге. Поберегите себя, поберегите других, от гнева правды Божьей. Мы все должны желать, да «святится имя» Божье в людях. Молитва и здесь — первое дело наше. Незримая сила Божья, низводимая с неба молитвою, даже без слов наших, в состоянии обратить дерзкие сердца к благоговению пред именем Божьим; особенно, надобно, обращаться с просьбой только к Богу, когда просьба к людям остается бесполезной. Бог всемогущ, а мы что? Слабы мы, слепы мы, не зрячи и другие, в отношении к духовным предметам. Потому и в отношении к другим, как в отношении к себе, должны мы испрашивать помощи небесной для прославления имени Божья.

«Да святится имя Твое», Отец небесный, и в нас, и в братьях наших! Аминь.

БЕСЕДА 3. («Да приидет царствие Твое!»)

Второе прошение в молитве, переданной Господом: «Да приидет царствие Твое». Предлагают молиться о чем-то великом и высоком, о царстве Божьем. Надобно быть внимательными к предмету молитвы.

Что это за царство Божье?

Бог царствует в мире с самого создания мира. Он сохраняет мир и направляет его к целям, назначенным для него. Без Его ведения, без Его воли здесь ни что не движется, ни что не происходит. «Господь на небесах поставил престол Свой, и царство Его всем обладает», — поет священный певец (Пс. 102, 19). Но это царство давно началось и непрерывно продолжается. Следовательно, это не то царство, о котором просим: «Да приидет».

Есть еще царство Божье — царство благодатной свободы, из которого должно раскрыться царство славы. Оно в отношении к каждому из нас, как и в отношении к известному народу, — точно ожидаемое царство. О нем-то Господь заповедует молиться: «Да приидет».

Благости небесной угодно было создать нас разумными и свободными. По силе свободы, мы можем быть и любезными детьми Божьими, к счастью нашему, и быть непокорными Богу нашему, к нашему несчастью. Бог желает нам счастья, одного счастья. Зачем же дело стало?

О! как необходимо для людей вселение благодати небесной в сердцах их? Что человек без благодати? Жилище греха, расслабленный, расстроенный организм, где все части действуют неправильно и повреждены неисправимо; организм по начальному устройству прекрасный, но тем более жалкий после расстройства своего. Напрасно самые лучшие люди, самые умные люди, употребляли разные меры поправить этот организм: никакие труды не достигли своей цели. Только благодать небесная в состоянии исправить все. Её мощью возвращается духу человеческому и здравие, и целость, и лучший порядок бытия. Ея мощью является в душе царство Божье, или, как описывает это апостол, «праведность и мир, и радость во Святом Духе» (Рим. 14, 17).

«Да приидет Царствие Твое!» К кому? К нам? Не сказано того. Да и молитва обращена к Отцу не одних нас. Так как Бог — Отец всех людей: то не за себя только, но за всех молимся: «Да приидет Царствие Божье». И как много между детьми Отца небесного таких, к которым еще не пришло царство благодати! Язычники не знают истинного Бога и кланяются разным мнимым богам. Какое в них царство Божье? Иудеи отказались от Христа Господа и остаются с нечестием против Бога отцов своих. Какое в них царство Божье! Магометане чтут лжепророка и грубую плотскую жизнь. Разве тут можно подозревать царство Божье? Сын Божий приблизил к нам царство небесное (Мф. 4, 7), основал церковь святую и освящающую. Но во всех ли христианских сердцах царствует Христос? Царствует ли Он в еретиках и раскольниках? Нет. Что общего у истины Божьей с ложью человеческою? Царствует ли Христос во всех православных христианах? Увы! Нет. Если многие и очень многие служат страстям, то в них «царствует грех» (Рим. 6, 12), а не Христос. Если многие хлопочут о том только, чтобы устроить как можно более удобною, как можно более веселою жизнь земную, то нам сказано, что путь неумеренных желаний земного — не путь к царству небесному, а путь к аду (Мф. 7, 15). Было время, когда христианство, со всеми его небесными сокровищами, считали ненужным, его гнали, его топили в крови человеческой и на место его вводили религию разума. Но потом увидели, что, изгоняя христианство, изгоняли нравственность, правление, правду, домашнее счастье, счастье общественное, и водворяли господство зверских страстей; увидели и с ужасом отступили от пропасти всепоглощающей. Прошли десятки лет, урок забыт. И вот снова принимаются за прежнее, правда, не с прежнею дерзостью, но не с прежнею ли настойчивостью? По-прежнему только и хвалят разум, по-прежнему холодны, равнодушны, под час и презрительны к небесной вере. О! Боже мой! Сколько великих дел Твоих напечатано на вере Христовой! Сколько веков говорят о бессилии человеческом! Бедное человечество!

О! Будем молить Бога, да придет царствие Его и к неверующим, и к верующим. Молиться за неверных и заблудших подает нам пример святая церковь, которая молится «о соединении всех».

Царство благодати приходит, когда ум, дотоле омраченный страстями, озаряется светом небесными, познанием учения евангельского, и воля со всею твердостью стремится жить по закону Христову. Это царство Божье приходит неприметным образом и, основываясь в душе, раскрывается духовно, незримо. «Не придет Царствие Божие приметным образом. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17; 20, 21), — сказал Господь. Оно не вдруг и не скоро водворяется в человеке: грех, царствующий в испорченной природе нашей, долго не уступает своего места для благодати. Потому надобны усилия, необходимы подвиги для того, чтобы водворялось в нас царство Божье (Лк. 16, 16). Тесен путь и узки врата, которыми надобно входить в царство Божие (Мф. 7, 14). Даже и без поблажек наклонностям худым, даже и без намеренного приготовления пищи для слабостей природы нашей не легко ввести в душу порядок Божий, царство уставов Божьих. Что же думать о той бедной душе, у которой двери сердца отворены для всех нечистот?.. Сам апостол Павел не надеялся, чтобы прежде гроба греховная природа перестала тревожить его (Рим. 7, 24). Потому до гроба прежде всего надобно искать царствия Божья и правды Божьей (Мф. 6, 33). До гроба надобно повторять молитву: «Да приидет царствие» Отца небесного. Каждый день и до гроба надобно молиться молитвою церкви: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша».

Так как грех не перестает до гроба наносить скорби душе облагодатствованной: то естественно, что она молит, да придет царствие то, которое должно открыться за пределами гроба. Она желает того тем более, что на земле не видит ничего приятного для себя, а напротив, встречает беды и скорби, гонение и ненависть, со стороны своих и чужих. «Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше», — так говорил апостол (Флп. 1, 23). «Истомилась душа моя, желая во дворы Господни» (Пс. 83, 3). «Увы мне, длятся скитания мои?» «Зачем долго длится странствование мое?» — так вопиет Давид. Люди Божьи, хотя живя на земле, не знают вполне, каково будет блаженство святых за гробом: но они столько знают его, чтобы стремиться к нему всей душей. «Возлюбленные! – пишет св. Иоанн, — Мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что́ будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Иоан. 3, 2). Рабы Божьи не видят с земли полной славы небесной: но знают, что там все слезы их осушатся, все страдания кончатся, всякий мрак скорби заменится светом радости и веселья, подвиги заменятся торжеством, смирение славою, вера видением, надежда обладанием. Бедная душа моя! ты должна воздыхать о царствии небесном; о царствии славы святых, по крайней мере для того, чтобы не привязывалось сердце твое к суетным благам земным, чтобы не скорбело оно тогда, как против воли отнимают у него прелести времени. Ты должна воздыхать о небесном царстве и вместе с рассудительным разбойником взывать: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем».

Так, братья, со словами «да приидет царствие» Отца небесного, должны мы соединять желания и мольбы, да озарит свет благодати умы неверующие и заблуждающиеся, да раскроется в душах верующих жизнь благодатная, да сподобимся участия в наследии вечной славы! Аминь.

БЕСЕДА 4. («Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли»)

Никто не знает так сердца нашего, как Господь Иисус. Он открывает и то в душе нашей, чего она сама не видит. Как легко обольщаемся мы собою! Не бывает ли с нами, что в восторге мы бываем, думая, что там и здесь святится делами нашими имя Божье? Но Господь повелевает вам осмотреться, точно ли настало меж нами царство благодати Божьей? Мы думаем иногда, что вот явилось царство Божье меж людьми. Но Господь еще велит молиться Отцу небесному: «Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли».

Пока улыбается нам счастье земное, пока дела и обстоятельства жизни нашей располагаются по нашим желаниям, мы бываем и веселы, и даже добры, — делаем и то, и другое по заповедям Вышнего. Но когда является переворот в жизни нашей не по надеждам нашим, не по желаниям нашим: куда девается благородство души нашей, которого, казалось, у нас так много? Куда девается верность званию высокому? Ах! брат, Господь не ожидает от нас того, чтобы были мы бесчувственны в скорбях жизни, не ожидает и того, чтобы мы не брали мер охранению себя от бед. Но Он желает, чтобы мы не ставили упорно своей воли на место воли Божьей, чтобы мы, как можно менее полагаясь на себя, предавали себя воле Божьей.

Зачем мы забываем, что Бог есть верховный Владыка всех? Зачем забываем, что за ним неотъемлемое право, дабы всё покорялось воле Его! Сам Сын Божий, действуя на земле в образе Силы человеческого и в лице посланника небесного, говорит: «Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу. Не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5, 30). Как же нам не умолять Отца небесного, чтобы он не попускал нам располагать своею жизнью по нашей, а не по Его воле, в оскорбление прав Его?

Чего может желать нам Отец небесный? Он «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2, 4). Он желает всем и каждому только совершенства самого прочного, спасенья вечного. Зачем же нам отклонять от себя столько благодетельную волю? Зачем, напротив, не молить от всего сердца, да совершается она над нами к счастью нашему?

Или мы думаем, что сами мы лучше умеем устроить счастье наше, чем благой Промыслитель наш? Согласитесь, что это была бы мысль дикая. Он, премудрый Отец наш, видит не только настоящее и прошлое наше, но и самые отдаленные последствия возможного и действительного настоящего. Он — ум безграничный. Нам не приятно, нам тяжело настоящее наше? Но мы не видим, а Он видит, как нам полезно это тяжелое настоящее. Нам кажется, что, если бы исполнились наши желания, все было бы прекрасно. Но мы так думаем оттого, что не видим отдаленного будущего, которое Он видит. «По всем расчетам ума нашего так было бы хорошо», — повторяют люди. Ах! напрасно слишком полагаются на свой, и вовсе неумно хотят поступить, ставя свой ум выше ума Божьего. Пусть, не отрекаясь от своего ума, предоставят как можно более места в своей жизни уму Промыслителя. Это — другое дело. Тогда, освободясь от тревог докучливого самолюбия, лучше увидят и цену дельных мыслей ума своего.

Нас пугает, после настоящего тяжёлого, еще более тяжелое будущее? Но если это будущее и не мечта малодушия: зачем нам быть опять с недоверием к богатому и Премудрому? «Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор. 10, 13). Так говорит нам апостол Божий, у которого ум Христов.

О! будем молить Отца небесного, «да будет воля» Его с нами. Под защитою этой воли, ей, будем безопасны.

Люди дорожат своею волею. Никто, говорят, не в праве отнимать у нас воли.

Но что такое воля моя, а не воля Отца небесного? Собственная воля каждого, рождённого в грехах (Пс. 50, 7), стремится вовсе не к тому, к чему должна стремиться: желает худого, ищет порицаемого совестью, делает несообразное с законом. Прирожденное омрачение ума увеличивает беспорядки воли, и человек от юности и до гроба — пленник страстей (Быт. 6, 5): то живет только для чувственности, то услуживает гордости и тщеславию. К чему же такая воля, какова ныне у человека? Для погибели его… Уже ли надобно нам дорожить своею погибелью? Отец небесный, просвети нас!

Богосозданная свобода воли человеческой состоит в том, чтобы любить святую волю Божью, как источник света, добра и блаженства вечного. Всякая другая свобода — не свобода, а рабство греху и пагуба. Воля Божья — образец совершенства для всех разумных существ. Воля Божья желает освящения для всех и каждого (1 Сол. 4; 3, 7). Исполняя волю Божью усовершаются во всяком добром деле (Евр. 13, 21). «Исполняющий волю Божию пребывает вовек» (1 Ин. 2, 17). Один спрашивал Господа Иисуса: «Что я должен делать, чтобы наслаждаться блаженною вечностью?». Господь отвечал: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (Мф. 19, 17). Так лучшее, высшее, совершенство воли нашей состоит в том, чтобы воля наша охотно, с любовью выполняла волю Божью и покорялась заповедям её.

Хотите ли проверить это опытом? Можете проверить и опытом своим, и опытом других. Прочтите летописи сердец человеческих. Вы увидите там, как многие, вырываясь из среды безумного пира страстей, повергаются в слезах пред служителем Божьим, признавая, более, чем пустою, пагубною прежнюю жизнь свою, жизнь не по воле Божьей. Прислушайтесь к шуму современному, — вы легко заметите, как в болтовне умников света, в их сочинениях вырываются там и здесь крики скорби и разочарования, высказывается исповедь: «Счастье не вне путей Божьих». Присмотритесь к себе самим, когда чувствуете вы в душе тихий покой, довольство собою? Не тогда ли, как удастся вам поплакать о грехах своих, оказать услугу другому, укротить в себе тот или другой порыв страсти? Видите, и опыт учит, что совершенство наше – в воле Божьей.

Странное противоречие людей себе самим. Знают очень много, а делают слишком мало; по познаниям — ангелы света, а по делам — духи тьмы. Отчего это? Оттого, что не творят воли Отца небесного, оттого, что творят только свою волю, тешась только собою, кланяясь только себе. Ах! мало говорить: «Господи, Господи!», чтобы войти в царствие Божье, надобно исполнять волю Божью (Мф. 7, 21). Что пользы в обширных познаниях, не говорю о мирских делах, даже о деле душевного спасения, если не творим воли Божьей? Не только нет пользы, но большее горе, потому что строже накажут знающего, чем незнающего. «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много» (Лук. 12, 47).

«Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли».

Небо — мир духов чистых, ангелов святых; земля — хор людей слабых. Ангелы в писании называются ангелами небесными, обитателями неба (Мф. 24, 36; Мар. 12, 25). На земле самые лучшие из людей те, которые, дорожа всего более волею Божьей, стараясь со всем самоотвержением исполнять заповеди Божьи, говорят о себе: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1, 8). Только на небе, в мире духов святых, постоянно и неуклонно выполняется воля Божья (Пс. 102, 21). Там царствует любовь святая, любовь смиренная, покорная, любовь заботливая более о других, чем о себе (Евр. 1, 14; Лук. 15, 10). «Там нет того, — говорит св. Златоуст, — чтобы в ином оказывали Господу послушание, а в другом не оказывали; ангелы во всем повинуются и покоряются божественной воле, ибо сказано о них: «крепкие силою исполняют слово Его, повинуются гласу» (Бес. 19 на Еван. от Матфея). Так Господь желает для нас высшего совершенства. Он желает, чтобы жили мы на земле, как живут на небе. О! Благость вечная! мы столько худы пред Тобою, а Ты все заботишься о нас, Ты все хочешь извлечь нас из темной земной жизни в назначенную нам область. Да, не для грязной жизни определен человек, он назначен для жизни светлый духов. Пр. Касьян пишет: «Не может быть молитвы выше той, которою просим, чтобы земное удостоилось сравниться с небесным. Ибо слова: «да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли», что другое значит, как не то, что да будут люди подобны ангелам, и как те исполняют волю Божью на небе, так и все живущие на земле да творят не свою, а Его волю» (Собес. о молитве). Подлинно высок предложенный образец нам для подражания — жизнь ангелов. Но для нас готова сильная благодать Божья, с которою на земле достигали жизни равноангельской. Наше дело желать, просить, молить, искать, толкать. Тому, кто просить, все дадут. Будем же молить Отца небесного, дабы могли мы творить святую волю Его с тем же чистым усердием, с тою же неколеблющеюся твердостью, с какими выполняют ее жители неба; да водворится и между людьми то же единодушие, та же любовь взаимная, тот же мир, какими наслаждаются святые ангелы.

Да будет воля Твоя, Отец небесный с нами! Аминь.

БЕСЕДА 5. («Сице молитеся: Хлеб наш насущный даждь нам днесь!»)

В первых трех прошениях молитва Господня относилась к предметам высшим, духовным; молилась о славе имени Божия, о царстве благодати, о воле Божьей. В последнем прошении — низвела она взор наш с неба на землю: «Да будет — яко на небеси, и на земли». Затем обращает заботу нашу на нужды земной жизни, и, во-первых, говорит о хлебе.

«Хлеб насущный даждь!»

Евангелие не учит мечтам. Оно возводит взоры и заботы наши до самых высоких духовных предметов, так необходимых для нас. Оно же заставляет человека помнить о его телесной жизни. По его мыслям, пока живем мы на земле и носим земное тело: нам нужна пища земная, чтобы могла продолжаться жизнь телесная до предела, назначенного Господом. Оно не только не дозволяет по произволу прекращать жизнь, хотя и умерщвлять страсти: напротив, велит заботиться о продолжении бытия, предписывает молиться о ниспослании нужного для телесной жизни. 

Хлеб насущный, по значению народного выражения, не означает одного хлеба, но и другие средства жизни, — питие и одежду (Прит. 30, 8; Мф. 6, 31). И, однако, Господь не распространяет таких наших желаний земного, как мы распространяем их. Что такое «хлеб насущный»? По словам Златоуста: «Хлеб, нужный для состава телесного и способный поддерживать его» (Бес. об установлении жизни по Богу). «Повелевается нам, — говорит св. Григорий Нисский, — искать достаточного для сохранения телесного существа» (Слово 4 о молитве Господней). Так Господь велит молиться о ниспослании необходимого и достаточного для жизни временной. А у людей сколько забот и о золоте, и о землях, и о камнях, и о почестях, и о власти, и о славе! Как странно ненасытны желания людей! Сперва хотят достатка, потом богатства, потом роскоши, затем жаждут почестей, власти, шума! Бедные мучат себя и не знают для чего. «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим. 6, 8). «Имейте нрав не сребролюбивый, довольствуясь тем, что есть» (Евр. 13, 5), — так учит апостол. «Нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом», иначе: «питай меня хлебом, потребным для меня» (Притч. 30, 8), — так молился премудрый. Вот умные правила жизни! Как они легки для сил наших. А служение суете вдвойне тяжело. Оно источает жизнь телесную трудами, незнающими отдыха. И оно же расстраивает бессмертную душу заботами самыми неумными, тревогами, вредными для духа.

«Хлеб насущный даждь днесь!»

Вот и еще урок для неумной заботливости! «Ныне» подай, говорит; учит заботиться только о нынешнем дне, а не о завтрашнем. Ах! знаем ли, что доживем мы до завтрашнего дня? Кто уверил нас, что бренное тело наше не загниет в эту же ночь? Если же так, к чему докучать Отцу небесному о нуждах, которых быть может не будет для нас? Будущее не в нашей власти; будущее во власти Божией. Предадим же с детскою простотою нужды завтрашнего дня в руки благого Отца нашего. Так велит нам жить Господь наш. «Не заботьтесь, — говорит Он, — о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы, и Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (Мф. 6; 32, 34). Ах! есть у нас нужды, более важные, более настойчивые, чем нужды телесные, есть нужды бессмертной души. О! как много нам надобно готовить, приобретать, работать для вечности нашей! Когда же заниматься не важными нуждами завтрашнего дня? Да и Отец небесный столько благ к нам, что принимает на себя заботу о неважном, оставляя нас с заботами о важном. «Ищите, — говорит Он, — прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33).

«Хлеб наш — даждь!» Спаситель, не одобряя излишних забот о жизни, желает, чтобы был у нас свой хлеб, а не чужой. Он не желает, чтобы был у нас хлеб какой-либо неправды, обмана, лжи, лени, праздности; не желает, чтобы питались мы за счет других. Апостол строго осуждал даже тех, которые, под видом благочестия, не хотели сами трудиться; а переходя из дома в дом с вестями, по-видимому, назидательными, кормились на счет других. «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Сол. 3, 10), — писал он. «Умоляем же вас, братия, делать свое дело и работать своими собственными руками, как мы заповедовали вам» (1 Сол. 4, 11). Премудрый говорит: «Сладок для человека хлеб, приобретенный неправдою; но после рот его наполнится дресвою» (Притч. 20, 17). Это значит, что хлеб, приобретенный неправдою, приятен, как доставшийся без труда, но он бывает тяжел для души по последствиям, когда восстают совесть и закон.

«Хлеб насущный даждь!» Спаситель поставляет нас в положение просителей милостыни. Так, Он велит нам помнить зависимость нашу от Отца небесного даже в земных вещах. Человеческая агрономия обещает людям огромные доходы хлеба всех родов. «Нужен только труд ума, и соберешь кучи золота», — говорит она, гордая своими изобретениями. Но вот беда в чем: для растений необходимы теплота и свет солнца, необходим дождь своевременный; а всего этого не доставляет агрономия. И оказывается, что необходимо стать на колени пред Отцом небесным и просить милости. Мастеровой ли кто или поденщик, каждое утро чувствуют они нужду желать, чтобы послана им была работа: без того ни мастерство, ни силы не доставят им хлеба. Болезнь отнимает у учёного здоровье, нужное для труда, а иногда и силы ума: как же не молиться ему о помощи высшей? Ты богат и думаешь, что не имеешь нужды просить? Напрасно. Гордость твоя в один час может лишить тебя всего. Берегись! «Гнев Божий пришел на них, убил тучных их и юношей Израилевых низложил» (Пс. 77, 31). Когда представим мы перевороты, случавшиеся в мире столько неожиданно, когда представим разрушение состояний, вполне обеспеченных, падение домов, самых богатых, низвержение людей, так высоко стоявших: как не верить, что вполне зависимы мы от высшего Правителя!

Законы природы, говорят, непреложны; к чему же молитва наша о хлебе? Если бы она необходима была только как дело покорности и смирения пред виновником законов природы, и тогда она уже дело святое и спасительное для души. Но ни мир не есть машина, а сочетание свободы с необходимостью, ни Промыслитель мира не есть только художник, наблюдающий за правильным ходом машины, а Отец благий и мудрый, образующий свободные существа переменами случайного. Потому мольбы добрых детей о нужном для жизни Отец небесный выполнит, не стесняясь порядком природы; потому капризные дети, которые не хотят сказать, что им нужно, остаются холодными и голодными, иногда, и вопреки надеждам на порядок дел. О! будем умными детьми Отца небесного.

«Даждь нам», а не мне. Мы должны просить у Отца небесного нужного не для себя только, но и для всех братьев наших, для всех детей Отца небесного. Того желает общий наш Отец. Брат мой! тогда как я и ты имеем все нужное для жизни в изобилии, сколько есть таких, у которых нет ни куска хлеба, ни самой бедной одежды, а у них еще куча детей, холодных и голодных. Не было ли бы жестокостью преступною, если бы мы даже не вздохнули за них пред Богом? По наставлению Господа, хлеб выпрашивается не мне, а нам. Следовательно, если тебе и мне дан хлеб в избытке, то дан он не для меня одного, как и не для тебя только. Зачем же удерживать у себя ту часть, которая дана не для меня? Не вернее ли, не лучше ли для меня будет, если возвращу данное не для меня тем, для кого дано? Пророк говорит: «Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его». Что из того выйдет, если выполню совет пророка? «Тогда, — говорит пророк, — откроется, как заря, свет твой, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: «вот Я!»» (Исаия 58, 7—9). О! какая милость Божья за желание жить не для себя одного! Так, братья, у нас, как в одной семье, не должно быть разделения: что дано одному в избытке, не должен он удерживать у себя. У нас не должно быть зависти: если одному дано больше, чем мне, я должен радоваться за него, должен благодарить за него Отца небесного, как за себя. У нас не должно быть узкого своекорыстия: мы должны просить покоя и счастья для других, как и для себя.

Отец небесный! Хлеб насущный даждь нам днесь! Аминь. 

БЕСЕДА 6. («Сице молитеся: и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим)

Свята забота наша о жизни земной: ее освятил для нас Господь наш. Но что мы встречаем в жизни своей?.. Тревоги совести. И Тот, Кто знает и жизнь, и сердца наши, вслед за прошением о хлебе указывает молиться: «И остави нами долги наша».

О! как много у нас долгов пред Богом! Мы грешники неоплатные должники пред Богом. — Чего не получили мы от Бога? Он дал нам разум, дал совесть, дал чувства и свободную волю. Он дал нам закон свой, дал благодать для выполнения закона. Дары его должны мы употреблять в славу Его; мы должны «не тщетно принимать благодать Божию» (2 Кор. 6, 1), но с ее помощью жить «целомудренно, праведно и благочестиво» (Тит. 2, 12). Многое, очень многое должны мы делать. Но выполняем ли свой долг? Так ли живем мы, как должны жить? не поступаем ли против внушений разума и совести? Не нарушаем ли закона Божия каждый день, каждый час? Пробужденная земными нуждами деятельность наша не переступает ли пределов должного, не является ли источником прихоти, развлечений сует и страстей? Как внимательны мы к духу благодати? Не погашаем ли его в себе мыслями, желаниями, делами нечистыми? О! как много долгов на нас! Спаситель, сравнивая долги наши пред Богом с долгами ближнего пред нами, оценивает последние в 100 динариев, иначе в 10 руб., а долги наши пред Богом в 10 тысяч талантов, иначе в 20 миллионов серебра. Какой страшный долг! Что будет с нами, когда Бог потребует от нас уплаты долга, потребует отчета в употреблении даров Его? Чем уплатим Ему? У нас ничего нет кроме растленного сердца, кроме крайней нищеты. Что же остается нам делать, как не пасть пред Отцом небесным и молить: «Остави нам долги наша!».

«Остави нам». Но имеем ли мы право говорить это? Ах, долги наши так велики, что они лишают нас смелости просить о прощении долгов. Но кто велит нам говорить: «Остави нам»? Сын Отца небесного! Он знает волю Отца своего: Он един ходатай между Богом и человеками, предавший Себя в искупление за всех (1 Тим. 2, 5). Так с мыслю о Нем, с верою в Него, смело повторяем: «Остави нам долги наша». Совесть наша бывает слишком отягчена тяжестью виновности нашей; она готова бывает говорить: «Наказание мое больше, нежели снести можно». Но вот принявший на себя грехи человечества Сын Божий! Он наша защита пред правосудием Вечного, по Его воле свободно, с упованием молимся: «Остави нам долги наша».

Странное дело! Как ни естественно, как ни законно для человека грешника чувствовать нужду в прощении грехов, и однако каждый ли из нас искренно чувствует эту нужду? Каждый ли искренно признает себя грешником? К сожалению, нет и нет! К сожалению, многие повторяют, если не устами, то сердцем слова фарисея: «Благодарение Богу, мы не воры, не прелюбодеи, не убийцы, мы не то, что тот или другой из знакомых наших». Иной даже оскорбляется, если напомнят ему о долге покаяния. «В чем, — говорит, — мне каяться?» … Отчего это так? Отчего такое печальное состояние сердец? Оттого, что не понимают ни себя, ни воли Божьей, по милости гордости. Гордость скрывает от нас наши пороки и выставляет добродетели, в которых слишком мало доброго; для гордости тяжело видеть нас в худом виде, и она то извиняет нечистоты наши, то вовсе пропускает их мимо глаз. Она потемняет взор наш на наши отношения к Богу и на Его святость. Соединяясь с суетностью и тщеславьем, в шуме мирских забот, она не слышит укоров совести или считает те и другие проступки малостью. Друзья мои! Если бы и чистая совесть наша, не омраченная страстями, не осуждала нас в тех или других грехах: вспомним что есть Тот, кто больше сердца нашего, есть ум всевидящий и правда беспредельная. О! когда поставлены мы будем пред судом правды вечной, свет правды Божьей откроет глубины сердец наших и все нечистоты их. Тогда увидим мы в себе, к нашему ужасу, и гнусные пожеланья похоти, и жадность корысти, и тайные беснования тщеславия; тогда сознаем мы всю силу того, что ненавидящий брата есть человекоубийца. Тогда те, которые считают себя людьми честными, признают себя и хищниками, и убийцами, и любодеями. Братья! за гробом признание грехов своих будет неистощимым источником мук для нас. Здесь то же сознание, по милости Спасителя нашего, — исцеление для души нашей. Будем же здесь каяться. Будем здесь гнать от себя обаяние гордости страхом суда Божья. Будем здесь искренней душей говорить: «Остави нам долги наша».

«Остави нам – якоже и мы оставляем должником нашим».

По наставленью Господа, вместе с тем, как просим мы прощения грехов наших, мы признаем себя обязанными не помнить о долгах ближнего.

Что такое долги ближнего? Долги наши пред Богом суть грехи наши пред Ним. Точно также долги ближнего пред нами — грехи его против нас, — обиды, клеветы, обманы, вражда и проч. При другом случае Спаситель прямо заменил слово «долги», словом «согрешения». «Если вы будете прощать людям согрешения их, — говорит Он, — отпустят и вам». Не разумеются ли здесь и денежные долги? Дела гражданские Спаситель предоставил разбирать властям гражданским. «Кто поставил Меня судить или делить вас?» — сказал Он (Лук. 12, 14). «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18, 36). Так Он, заповедуя нам не помнить долгов ближнего, имеет в виду собственно долги совести ближнего; ожидает от нас того, чтобы прощали мы обиды и неправды ближнего.

«Остави нам, якоже и мы оставляем». Не требуется ли от нас, чтобы мы столько же грехов прощали ближним, сколько Бог прощает нам? Нет, невозможного не требуют от нас. От нас требуют только того, чтобы подражали мы благости Божией, прощающей грехи наши. «Не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» — говорит Господь жестокосердому, беспощадно потребовавшему взноса с должника — брата (Мф. 18, 33). Ему прощено десять тысяч талантов, а долг брата его состоял только в 100 динариях. В цене огромная разность между тем и другим долгом. Но ожидалась только готовность прощать. «Надлежало тебе помиловать брата, как и ты помилован». Пусть долг брата очень мал в сравнении с твоим долгом; о том — ни слова; но ты виноват в том, что тогда, как снисхождение, оказанное тебе, обязывало тебя быть снисходительным к другому, ты был беспощаден к нему. Так объясняет нам слова свои Спаситель!

При другом случае Господь, показывая вам обязанность нашу прощать других, говорит: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6; 14, 15). Вот как нужно, по словам Господа, прощать другого! Если мы не простим брата: то и нас не простит Отец небесный. Отчего это так? С одной стороны, от того, что Бог любви требует от нас любви, и как любовь, не может благоволить к духу злости. С другой, от того, что душа, злобящаяся на другого, как душа нераскаянная, не может принять прощения от Бога. Если бы живо чувствовала она тяжесть грехов своих пред Богом, могли ли бы удержаться в её памяти неважные грехи брата? Ах! ей было бы не до чужих грехов. И что значат грехи брата пред нею в сравнении с её грехами пред Богом? Они так малы, и даже они — не оскорбление, а уроки в добре. Нет, если бы осталась в ней какая-либо мысль об обиде: это значило бы, что еще не погасла в ней строптивая гордость, столько неугодная Господу. Так находит душа искренно кающаяся. Но не так думает душа злобящаяся. Самолюбие не дает ей видеть всю виновность её пред Богом; оно наполнило ее мечтами о своих преимуществах, о своих заслугах, и бедная она в гневе на брата, коснувшегося её личности. Судите же, как простит ей Бог грехи её, когда о прощении их она не просит, когда считает себя чуть не праведною? О! будем прощать грехи ближнему, чтобы прощены были наши грехи. Апостол учит нас: «Не сетуйте, братия, друг на друга, чтобы не быть осужденными» (Иак. 5, 9). Молитесь без гнева (1 Тим. 2, 8).

И однако, скажут, трудное дело — прощать обиды. Да, точно, трудно. Это видно и по опытам. Что видите вы в летописях дел человеческих? Длинный ряд черных дел злобы и мщения. Печальная действительность! Но Евангелие Христово тем и отличается от грешного язычества, что любовь — закон его. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою», — сказал Господь. Евангелие с тем и низведено с неба на землю, чтобы возвышать людей на небо, а не усыплять их в их слабостях. Трудно прощать обиды, но не то, что не естественно. Когда вы видите, что ближний ваш подает руку врагу своему и, вместо мщения, обнимает его нежно: «Как это прекрасно, как это благородно», — говорите вы! Значит, вы одобряете, высоко чтите дело любви; значит, вы не только не видите ничего оскорбляющего природу, но сознаетесь, что этот поступок возвышает душу. Если же и за тем нелегкое дело забыть обиду кровавую: для христианина готова благодатная помощь, которая ставит его выше слабостей природы. Помолитесь, и вам дана будет эта помощь.

Что делать, если ближний не хочет мириться с нами? От нас требуют, чтобы мы не воздавали злом за зло, чтобы в нашей душе не было вражды к другому, не было ничего похожего ни на досаду, ни на холодность, и если нарушен нами долг любви, наказали бы себя за то раскаянием чистосердечным! Совесть же брата — не в нашей власти, — предоставим ее Господу любви. Апостол учит: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рим. 12, 18). Со всеми, говорит, живите в мире, сколько это зависит от вас. Следовательно, если мы хотим, но другой не хочет быть в мире, за этот не мир не взыщут с нас.

Так, прося у Бога прощения грехов, мы должны погашать в душе всякое неприятное чувство против ближнего. Как бы ни была тяжка обида, нанесенная нам, мы должны забывать ее с детским простодушием. Того желает от нас Отец небесный; Он хочет возвысить нас тем до Своей доброты, озаряющей лучами милости и добрых, и недобрых. Будем же детьми Его, чтобы со свободной душей говорить пред Ним: «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим!». Аминь.

БЕСЕДА 7. («Сице молитеся: И не введи нас во искушение»)

Не окончились ли наши нужды испрошенным примирением нашим с Отцом небесным? Да, если бы грех составлял одну виновность в нас. Но кроме опасности обойденной, в грехе есть опасность, угрожающая впереди, есть «искушение». Потому надобно еще молиться, как указал Господь: «И не введи нас во искушение».

Что значит искушение в словах молитвы?

Если Господь повелевает молиться об избавлении от искушения, то, конечно, это не есть искушение доброе, испытание в добре, а искушение злое или прельщение на грех. Это такое же искушение, какое наводил диавол на Спасителя в пустыне: «И, окончив всё искушение, диавол отошел от Него», — говорит Евангелие (Лук. 4, 13). Это то же искушение, о котором говорил Спаситель ученикам: «Молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Лук. 22; 40, 46).

Апостол учит нас: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает». Бог как сам не искушается злом, которое недоступно естеству Его, так и не искушает никого на зло, как благий для всех. «Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак. 11; 13, 14).

Если же в словах молитвы под искушением разумеется прельщение на грех, — а такое искушение не может происходит от Бога: то ясно, что со словами «и не введи нас во искушение» совсем не должно быть соединяемо той мысли, будто Бог может когда-либо вводить в обольщение злое. «Не введи нас во искушение» означают: не попусти нам увязнуть в обольщениях греха. Спаситель при другом случае говорит: «Молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф. 26, 41), предостерегает от того, чтобы свободным произволением не вошли в греховное состояние, чтобы по воле своей не дали победы над собою греху. Отселе слова «не введи нас во искушение» означают: не попусти, чтобы произволом увлекались мы в обольщение греха; иначе: не допусти нас до той глубины искушения, чтобы мы лежали побежденными.

Искушения, увлекающие к греху, находят на нас от плоти, от мира, от диавола.

Плоть, под которою разумеется весь состав поврежденной природы человеческой, волнуется греховными движениями и влечет человека к греху. «Плоть похотствует на духа», «плоть желает противного духу», — говорит апостол (Гал. 5, 17). В членах моих вижу другой закон, который воюет против закона ума моего (Рим. 7, 23).

Мир, иначе общество людей, живущих не по духу Христовой веры, склонят ко греху, то обольстительными советами и примером жизни своей, то злостью против подвижника благочестия; не понимая себя, ни своих дел, он ласково приглашает, делит его веселости, облекая их в обольстительные образы; но если жизнь ваша, даже без слов, обличает собою ничтожество и вред людей века, они отвечают на то негодованием, платят ненавистью, клеветой, оскорблениями. «Докажем, — говорят, — что мы правы, а не он».

Самый же опасный искуситель на злое, по словам откровения, есть «великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную» (Откр. 12, 9).

В том, что есть прельщающие нас на грех или злые искусители, нет нашей вины; нет вины и в том, если чувствуем, что тот или другой искуситель, так или иначе, искушает нас. Напротив, воину вменяют в заслугу, если твердо стоит он пред лицом врагов, принимает и отражает их удары; точно то же относится и к христианину, которого апостол называет воином и подвижником Христовым (2 Тим. 2, 3). «Блажен человек, который переносит искушение» (Иак. 1, 12), — говорит апостол Иаков. Беда наша в том, если не побеждаешь прельщения греховного, а побеждаемся им, творим грех по внушению ли плоти, или по советам мира, или по настоянию диавола. Беда наша в том, когда обольстительный образ не только принимаем мыслью, но утешаемся им, — мало того, усвояем его желанием и того мало — переводим его в круг дел наших. Об избавлении от сей то напасти повелевает Господь молиться: «Не введи нас во искушение».

При нашей немощи, при порче духовной природы нашей, как необходима нам благодать Божья, чтобы побеждать обольщения греха! Ах! и великое праведники, оставленные самим себе, подвергались тяжким грехам. Давид допустил один за другим два греха. Соломон, увлеченный страстью к женам, впал в идолопоклонство. Ап. Петр, по излишней надежде на себя, отказался от Христа Господа. Потому-то так необходимо взывать к Отцу небесному о благодатной помощи против искушений злых. «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мф. 26, 41). Так говорил Спаситель ученикам своим пред наступлением опасного времени страданий своих. Нам немощным еще тверже надобно помнить эти слова Спасителя. Нам еще более надобно опасаться надежды на твердость свою и крепче молить об укреплении благодатном.

О! Отец небесный! Тебе видны сети, раскинутые на путях наших; Тебе известны наши немощи. Озаряй нас светом Твоим, чтобы призрачное добро не обманывало нас собою, и обманчивые случаи не увлекали нас от путей Твоих; подкрепляй волю нашу в борьбе с грехами жизни.

Братья! если Господь повелевает нам молить Отца небесного об избавлении от искушений злых, то это тоже значит, что помощь Отца небесного против них готова для нас, лишь бы мы молились искренно и усердно. «Призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя» (Пс. 49, 15), — говорит Господь. Как бы сильно ни было злое искушение, не предадимся унынию, будем твердо помнить, что благодать Божья сильнее всякого зла. Чем сильнее искушение, тем крепче, тем настойчивее будем молить Отца небесного: «Не введи нас во искушение, не попусти нам быть побежденными грехом; Ты един всесильный и святой даруй нам победу над грехом».

Братья! если мы слабы и искушения легко могут побеждать нас, то необходимо нам самим стараться отклонять от себя случаи, которые могут завлекать слабую душу в грех. Если мы искренно молимся о сохранении нас от искушений, то не должны сами приближаться к ним, прежде чем постигают они нас. Мы молимся, да не поработит нас плоть: зачем же заботливо питаем и греем сего врага и услуживаем ему как другу? Молим, да не очарует нас мир: а не открываем ли сами сердца нашего для обаяний его? Что значит в таком положении нашем молитва об избавлении от искушений? Низкое лицемерие и суд над самими собою! Остережемся. Искушения, горькие оскорбления, несчастья — сами отталкивают нас от себя. Не таковы искушения обольстительные. Они приятными кажутся нам, но тем более опасны. Иная неопытность сама идет на встречу таким искушениям. Бедная неопытность! Чешуя змеи играет разными переливами света на солнце: но беги от змеи, — отвага не спасет тебя от действия яда её.

Не введи нас во искушение, Отец небесный. Аминь.

БЕСЕДА 8. («Сице молитеся: Но избави нас от лукавого»)

Последнее прошение молитвы Господней: «Но избави нас от лукавого».

Доселе предметами прошения были: хлеб, долги, искушения. В соответствие тому в последнем прошении ожидается не личное что либо, а «лукавое», зло, — и тем более, что об избавлении от искушений лукавого уже молились мы. В древнем славянском переводе читали: «избави ны от неприязни». Так это то же самое прошение по своему предмету, какое возносил Спаситель за учеников своих: «Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла» (Ин. 17, 15). «Мы просим, — скажем словами православного исповедания, — об избавлении нас от всех зол, которые человек с трудом переносить может, каковы голод, язва, война, пожары и другие подобные. Просим человеколюбие Божье отвратить все сие от нас». Разность сего прошения от предшествующего в том, что там молились мы об избавлении от опасностей греха, здесь просим избавления от видимых бед жизни.

Нет сомнения, что покой и счастье без всяких неприятностей невозможны на земле проклятой. Нет сомнения и в том, что неприятности жизни оказываются полезными для души как мера отеческого вразумления Божьего (Евр. 12, 10). Тем не менее тяжелы беды жизни для странника земного; немощная природа наша невольно содрогается при их приближении; и тем более, что для слабых душ они могут сопровождаться вредом нравственным. Потому то не можем мы не воздыхать о избавлении от тяжких бед жизни. С другой стороны, как ни неизбежны беды земные для земного странника: но они — случайное явление в мире Божьем, они — печальное последствие греха. Должно же наступить время, когда упразднится и последний враг — смерть, когда весь мир обновится и откроется полное царство Божье. Этого желает Отец небесный, пославший в мир Спасителя мира. Как же не желать того же, как не молить о том же детям Отца небесного? Так святы молитвы наши, когда мы молимся, по наставлению церкви, об избавлении «от глада, губительства, труса, потопа, огня, меча, от нашествия иноплемениик и междоусобныя брани». По тяжести скорбей жизни должны мы молиться об облегчении сей тяжести, а по опасности их для нравственности нашей должны мы испрашивать крепости сердцам нашим против сей опасности. «Избави мя от клеветы человеческия, и сохраню заповеди Твоя», — молился Давид, молившийся в других случаях и об избавлении от других бед. Христе Иисусе! во всем Ты и Сын Божий, и Сын человеческий. И тогда, как учишь нас молиться, обращаешь взор на скорби земной жизни нашей, сострадаешь нам, как Сын человеческий, но учишь с мудростью небесною. Земная мудрость горда на словах, она говорит: «Стоит ли обращать внимание на случайности земные?». И она же, когда приходится ей терпеть горечи жизни, спешит избавиться от них мерами преступными. Не таково Твое учение. Ты даешь нам видеть жизнь земную, какова она есть и указываешь защиту против нее там, где защита сильна и живительна для духа.

Не надобно забывать, братья, что бедность, болезни, бесславная жизнь не редко бывают последствием наших же грехов. Если таковы беды, испытываемые нами, то справедливость требует, чтобы молитва наша об избавлении от бед не возносима была лукавым сердцем, чтобы не скрывали мы ни пред своею совестью, ни пред Богом того, что эти беды наши – дела грехов наших. Иначе, тот истощил телесное здоровье нечистою страстью, а горько жалуется на свою болезнь, как на незаслуженную. Другой кричит об оскорбляющих его, как о гонителях невинности, а о том ни слова, что сам вызвал против себя оскорбления, то раздражительностью нескромною, то тайными делами самолюбия пронырливого. Третий жалуется на нищету, тогда как приглашена она в дом его расточительною жизнью, или леностью. Не значит ли все это умножать грехи свои? Не значит ли призывать на себя новый гнев Божий? Молчаливое терпение во всяком случае — долг наш. Когда же сами мы виновны в страданиях своих, тем более надобно терпеть. Тогда надобно каяться и каяться. Тогда надобно, если страдания доходят до глубины души, смиренно говорить пред Богом: «Господи! страдания мои — дело грехов моих, но Ты знаешь немощь мою, научи меня терпению, подай помощь израненному, облегчи заслуженное наказание».

Еще одно слово о зле, братья! Один Господь знает то время, когда нам полезно и нужно освободиться от того или другого зла. Он один видит сердце наше, как не видим мы сами. Он видит, как не видем мы, исцелевает ли душа наша, врачуемая скорбями, или еще нужно продолжать лечение? Он один знает, какое бремя можем мы поднять и какого не в состоянии сдержать, а падем под тяжестью его, если не будем подкреплены десницею Его. Потому молясь об избавлении от зла, должны мы предавать себя в волю Божью; молясь, должны говорить: «Да идет мимо нас чаша страданий, но не наша, а Твоя святая воля да будет, Отец небесный».

И так будем смиренны при встрече со скорбями жизни: с сознанием слабости своей, с раскаянием в грехах своих, но покорные Отцу небесному будем говорить: «Избави нас от неприязни».

БЕСЕДА 9. («Яко Твое есть царство и сила и слава, во веки веков; аминь»)

Таково заключение молитвы Господней. Если не более света и силы, чем начало, то и не менее может заключать оно, как слово Господа. Внимание благоговейное, по-прежнему!

Точно ли это слова Господа? Да! с славословием читается молитва Господня в евангелиях сирском и готфском, в постановлениях апостольских, и у св. Златоуста. Мало того — уже ап. Павлу известно было это славословие, только оно приводится им в сокращенном виде (2 Тим. 4, 18). Так и не иначе может оканчивать молитву душа благоговейная. Без славословия молитва не имеет достойной полноты, оставаясь голосом чего-то похожего на себялюбие гордое. Потому и апостол предписывает: «Но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом» (Фил. 4. 6); т. е. поставляет в обязанность соединять с прошениями славословие.

Так молитва Господня возносила нас на высоты духовные и нисходила с нами во глубины земной жизни и вот повергает, нас в упование и благоговение пред Всевышним. Вот Отец твой, говорит она, ты можешь просить Его как сын, можешь просить Его о всем нужном для неба и земли, для времени и вечности; но прежде, чем окончишь молитву, подумай, кто Он и преклонись пред Ним.

Чудная связь заключения с молитвою. В нем и основание надежд молитвы, и благодарная хвала Отцу небесному.

В нем основание надежд. Все, о чем просили мы Отца небесного для себя — собственность единого великого, сильного и славного. Как не исполниться молитве? И мы сами и все наше существование — в Его власти и силе, и назначено для славы имени Его. Если просили мы о прославлении имени Его, о явлении царства, о исполнении воли Его в нас: то потому, что Ему принадлежит царство. Если просили о хлебе: то не потому ли, что Его сила? Если молили о сохранении от греха и бед: то слава Ему единому. Надежды наши — в Нем; они тверды. «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, Спасителя моего и Бога» (Пс. 41, 6). Прочь недоверие! Прочь малодушие!

На Тебя уповаем и Тебя славим, Отец небесный! Уму нашему не обнять величия Твоего, беспредельный! Кто Ты Сам в себе, не в состоянии и понять мы. Называем Тебя так, как сам Ты открыл себя. «Я Иегова — Сущий», — сказал Ты (Исх. 3, 14). «От века и до века Ты – Бог» (Пс. 89,2). «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты» (Пс. 138, 7). Пред кем же благоговеть, если не пред тем, кто один существует по себе? Пред кем трепетать, как не пред Вечным и везде сущим? Кого и славить, как не Того, для Кого все существует, находя совершенство и блаженство в Его славе? Тебя, о Боже, славят миры небесные. Как их много на тверди небесной! И все они исполняют слово Твое. Они подобны необозримым стадам, повинующимся голосу пастыря своего. А миры духов незримых — херувимы, серафимы, начала, власти, престолы, господства, совершают разные служения пред Тобою и тем блаженствуют. Тебя славят лики пророков, апостолов, мучеников, святителей, преподобных, блаженных. Тебя славит земля с её стихиями. Тебя славит церковь во всех концах вселенной. «Достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено» (Откр. 4, 11).

Братья! что значат пред Богом все великие мира — ученые, богатые, сильные, цари и вожди народов? И скудельные создания осмеливаются восставать против воли Создавшего? Несчастные! Что значите вы, которые так дерзко пересуживаете дела Беспредельного и ропщете против промысла Его? Черви земные! слушайте голос Иеговы: «Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева» (Иов. 38; 4, 5, 11). Что вы такое пред Богом? Жизнь ваша — сон, богатство — мечта, знание — мрак, слава и власть — пустота. Но когда люди отдают Богу сердца свои, когда подчиняют волю свою святой воле Его, когда становятся «едино с Ним» (Ин. 17, 23): о! как тогда они велики! Они больше значат, чем солнце вселенной. Путники земли! «видите, какую любовь оказал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божьими» (1 Ин. 3, 1).

И надежды, и благоговейную хвалу запечатлеваем словом: «аминь», что значит: «истинно так», или «да будет».

Всей глубины молитвы Господней не исчерпать нам: это не по силам нашим. Но как много пищи уму и сердцу, и пищи самой лучшей, и тогда, как коснулись поверхности её. О! когда бы молились мы так, как научает молиться Господь! Сколько света, сколько утешения, сколько благочестия было бы в душе нашей! Родители! учите детей ваших молитве Господней; объясняйте им значение слов чудной молитвы. Это — лучшее, что может дать им любовь ваша к детям.

Отец щедрот и Бог всякого утешения да будет с нами, ныне и всегда. Аминь.