Надлежит оплакивать, друг, не тех, которые грешат и бывают здесь наказаны, но тех, которые грешат ненаказанно. Как опасно не больным быть, но, будучи больным, не принимать лекарства, и достойно слез, не язву загнившую иметь, но не пользоваться врачебным искусством (вырезывающий и прижигающий уже на пути к исцелению, делая для себя уврачевание плодом терпения); так надобно рассуждать и о душах. Наказываемые здесь призываются тем к здравию, а ненаказанно согрешающие — уже на пути к бесчувственности.

402. Комиту Ермину («Одни наказываются за грехи, а другие страждут для испытания, чтобы одни несли казнь, другие показали опыты добродетели»)

Одних и тех же страданий не одни и те же непременно корни, и не все наказания имеют здесь началом грехи. Напротив того, одни наказываются за грехи, а другие страждут для испытания, чтобы одни несли казнь, другие показали опыты добродетели. Как оселок испытывает золото …: так и искушения открывают праведных; посему и Иову сказано: «Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?» (Иов. 40, 3). А неразумные по причине искушений клевещут и на жизнь искушаемых; так было и с друзьями Иова, и с Семеем, и с варварами. Одни достославному венценосцу, сокрушившему всю силу дьявола, сказали: «грешил я и превращал правду, и не воздано мне» (Иов. 33, 27)? Другой самого кроткого называл человекоубийцею, произнося о нем приговор этот по причине постигшего бедствия. А последние, когда ехидна обвила Апостолову руку, говорили: «Верно этот человек – убийца, когда его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить» (Деян. 28, 4).

403. Феогносту (О необходимости иметь упование на Бога)

И богатство, чудный мой, будь оно велико, и текущим отовсюду; и достоинство, будь оно царское; и умственные дарования, украшайся они даром слова, ничего не значат, если не соединены с упованием на Бога. Ибо гнило то богатство, которого не присуждает Бог, часто с корнем вырывается и отъемлется у приобретших, подобно бесплодному и дикому растению, которое делает вред близким к нему деревьям. Не безопасна и царская власть, не управляемая непобедимою Десницею. Умственные дарования, не украшенные божественною мудростью, бесполезны, как не знающие самообуздания; Господь «мудрецов прогоняет назад и знание их делает глупостью» (Ис. 44, 25). Посему, если здешнее не прочно для нетвердых пред Богом, а будущее еще ненадежнее: то возьмемся за священный якорь.

404. Нилу (О наказании Богом порочного священства)

Подлинно смело, впрочем, истинно, тобою написанное, а именно, что всякую надежду и всякое желание превзошедшее восстановление вещей, какое совершено Христом, в опасности быть помраченным беспримерною порочностью тех, которые Им же почтены: потому что, как бы решившись на то, чтобы противоборствовать Почтившему их, то только и делают, что может послужить к хуле Его. Посему, кто избавит от осуждения или наказания их, оружие священства употребивших против Вооружившего, отверзающих уста неверным, и преестественную заслугу обращающих в ничто?

405. Светлейшему Дорофею (Некоторые хвалясь добродетелью «на словах, в действительности делают достойное … наказания»)

Никто не сподобится небесного торжества, не отличаясь признаками добродетели. А поелику иные, как говоришь, хвалясь ею на словах, в действительности делают достойное не торжества, но наказания; то явно, что у них иное на языке, а иное на сердце, и не подражать им надлежит, но горько о них плакать.

406. Диоскору и Тимофею («Справедливо поступите, доказав, что в словах (людей) нет истины. Если же говорят истину; то образумьтесь»)

Невозможно, чтобы вины какие на вас, наилучшие, возводят иные, даже, по-видимому, люди достоверные, воспрепятствовали мне сделать вам должные увещания. Тяжело было бы, если бы наше к вам благорасположение уничтожили их наветы. Посему, что намереваюсь сказать, выслушайте вкратце: именно же, справедливо поступите, доказав, что в словах их нет истины. Если же говорят истину; то образумьтесь. Если же и сего не намерены сделать; то знайте, что будете исключены из сонма наших друзей.

407. Диакону Палладию («Весьма смешно тому брать на себя начальство над другими, кто не в состоянии начальствовать над самим собою»)

Весьма смешно тому брать на себя начальство над другими, кто не в состоянии начальствовать над самим собою. Кто не только не подчинил себе своих неистовствующих страстей, но и дал им свободу делать все, что хотят и могут; тот будет смешон покушаясь исправить других. Он делает то же, что и врач, который, будучи покрыт чирьями, возьмется от чирьев лечить ближнего.

408. Комиту Ермину (О покупке и продаже священнического сана)

И продающие, и покупающие, как писал ты, священство, представляют на себя самое сильное доказательство того мнения, какое имеют они о священстве. Иначе не осмелились бы одни продавать, другие покупать божественного сана, который может принадлежать только доблестному житию и правым нравам. Ибо правило для сего сана — пригодность приемлющего оный, если не признавать его за игрушку. Посему, какое наказание падет на тех, которые шутят не шуточным, это может знать твое благоразумие. Потому, так как в древности у Евреев священство продолжалось в одном роде, многие с укоризною спрашивали: по какой причине давалось оно роду, а не добродетели? Однако же и после того, как приведено в лучшее состояние и присвоено добродетели, большему подвергается оно оскорблению, нежели, когда было ниже и составляло удел рода. Тогда, если были иные недостойные, за то были и доблестные; но совершенно запрещено было покупать его за деньги. Ныне же, когда священство стало выше, и отдано в удел добродетели, оно больше бывает попираемо. Ибо кто из доблестных заблагорассудит льстить, чтобы получить оное? Кто осмелится купить на деньги достояние, приличное Ангелам? Посему, если эти люди ни льстить не хотят, ни покупать не смеют; но есть, как говоришь, люди, жертвующие священством и ласкательству, и деньгам (и они явно достойны тьмочисленных наказаний), то последние не откажутся сами и польстить, и купить. Поэтому и сушею, и морем обносится это слово, что никому из живущих хорошо не будет уже вверяемо священство, не потому, что нет достойных этого сана, но потому, что достойные не только сокрыты во многолюдной толпе, но даже ненавидимы, терпят наветы и изгнания, как обличающие жизнь многих.

409. Ему же («Пощадив врага, приобрел ты славу человека великодушного»)

Знай, чудный, что, пощадив врага, приобрел ты славу человека великодушного. И хотя, в точности знал нравы твои, предсказывал я это самое, а именно, что, взяв в свои руки, покажешь величие души, и обличишь малодушных; однако же были не верившие — люди по себе произносящие приговор и о других. Но конец показал, что я не ошибся. Кого старался ты захватить в свои руки, того захватив отпустил, чтобы почитали тебя не слабым, но сильным и человеколюбивым.

410. Петру («Страшен был прежде священник народу, а теперь народ — священнику»)

Удивляешься, по какой причине при предках украшающимся священством воздавалась всеми истинная честь; а ныне одни, будучи исполнены высокого о себе мнения, явно над ними смеются, другие в лицо уважают, а втайне злословят, и одни бегают их, а другие, льстя им, чернят тем, что можно строить им козни. Но я не дивлюсь сему; потому что нынешние иереи, делая не одно и то же с прежними, и получают не одно и то же; противное же им предприемля, и сами испытывают противное. Напротив того, удивительно было бы, если бы, не делая ничего подобного предкам, пользовались тою же с ними честью. При тех и цари, впадши в грех, уцеломудривались, а при нынешних не бывает сего и с богатыми простолюдинами. Если же и возьмутся уцеломудрить какого бедняка, то подпадают упрекам, как уличаемые часто в том же самом, в чем осмеливались уцеломудрить других. Почему страшен был прежде священник народу, а теперь народ — священнику.

411. Епископу Ираклиду (О правом уврачевании согрешивших)

Хотя грехопадение подлинно велико, однако же не превышает меру прощения; почему надлежит наказать поспешность, но уделить и прощение. Болезнь, может быть, пойдет, как ни есть, и к уврачеванию; потому что и искусные врачи, когда покрыт кто многими ранами, употребляют врачевание, не какого требует точность искусства, но какое переносят силы больного, чтобы, уврачевав раны, не уморить самого больного.

412. Петру («Если будет и зверь и бесчувственнее всякого камня, и тогда, пристыженный благодеянием, отложит вражду»)

Хотя всякому явно, что соперник твой, страдая неразумием и будучи упоен враждою, вместе и высказывает, что сделает, получив к тому возможность: однако же да не смущает тебя это, и да не ведет к непримиримой вражде, а, напротив того, да побудит и его делать добро. Ибо, если будет и зверь и бесчувственнее всякого камня, и тогда, пристыженный благодеянием, отложит вражду.

413. Монаху Петру (О премудрости божественной и мудрости)

У премудрости божественной речь идет наравне с землею, а мысль небошественна; у мудрости же внешней образ выражения блестящий, а дело пресмыкается по земле. Если же кто в состоянии иметь мысль одной, а образ выражения другой; то по справедливости признан будет премудрым. Ибо красноречие может быть орудием премирной мудрости, если будет ей служить, как тело душе, или как лира играющему на лире, не внося от себя ничего нового, но истолковывая её небошественные мысли. Если же извращает оно порядок, и когда должно быть в рабстве, почтет для себя возможным управлять, лучше же сказать, самовластвовать; то по справедливости будет осуждено на изгнание.

414. Монаху Воину («Многие любители добродетели терпят здесь тьмочисленные бедствия»)

Да не смущает тебя, что многие любители добродетели терпят здесь тьмочисленные бедствия, но приведи себе на мысль, что и друзья земных царей наипаче подвергаются опасностям на войнах, получают раны, за которые воздвигают им победные памятники, а также посылаются в дальние путешествия. Если не примешь этого, представь в уме, что иные праведные и здесь благоденствуют. Посему, если тебя, так как ты немощен, соблазняют пребывающие в искушениях, то пусть назидают наслаждающиеся покоем; и если соблазняют тебя порочные, пребывающее в покое, то пусть исправят те, которые мучатся, и терпят наказания.

415. Схоластику Феодосию («Надлежит последовать не мнениям людей развращенных, но истине самых вещей»)

Крайне дивлюсь тем, которые смешивают и вещи, и имена. Ибо до такой доходят премудрости, что дерзновение называют бесстыдством, а бесстыдство — дерзновением, погрешая в том и другом. Делают же сие, или чтобы заградить уста дерзновению, или чтобы бесстыдство обучить большему пороку, не зная, или и зная, но обманывая себя самих, что бесстыдство есть не сознающее срамоты пустословие о самых гнусных страстях, а дерзновение — смелая защита прекрасного. Посему надлежит последовать не мнениям людей развращенных, но истине самых вещей. Ибо таковые вооружают язык не против людей только, но и против божественного всемогущества; долготерпение Божье не стыдятся называть непопечительностью. Посему нимало не удивительно, если сии на все дерзкие перемешивают имена, когда бросают стрелы даже в самое небо.

416. Монаху Приму («Как добродетель служит основанием венцу, так и венец дается не без добродетели»)

Обетовавший венец упражняющемуся в добродетели два дает дара: один — самое дело, а другой — награду за дело. Ибо самый подвиг, как он ни труден, кажется мне даром, не меньшим награды за подвиг, если только, как добродетель служит основанием венцу, так и венец дается не без добродетели.

417. Монаху Ориону («Не вести войны гораздо безопаснее, нежели вступать в борьбу при помощи других»)

Не вести войны гораздо безопаснее, нежели вступать в борьбу при помощи других. Первым доставляется беззаботное спокойствие, а последнее принуждает воевать за одно с помогавшими, хотя бы пришлось вести войну и несправедливо. Ибо не редко иные обиженные прозывают к себе на помощь; и, получив ее, когда помогавшие им воевали справедливо, сами заступаются за них несправедливо, за справедливое одолжение воздавая несправедливою благодарностью.

418. Зенону (О том, что молодых надо вразумлять)

Молодых людей, премудрый, надобно вразумлять, а не ласкать. Ибо первое (вразумлять) говорится о вложении чего-либо в разум, второе же (ласкать) о том, чтобы, или вести, к чему желательно, или быть веденным, как желательно. Посему должно удерживать от своей воли, вести к благоприличному, и учить, чтобы держались добродетели, и удерживались от порока; потому что первая доставляет венцы, последний подвергает наказаниям.

419. Нилу (О самоубийстве)

Если о муже и о жене, хотя их двое, сказано: «что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Матф. 19, 6); то насильно разлучающий душу с телом, и предающие себя, или удавлению, или закланию, будет ли прощен? Таковых древние и после смерти признавали проклятыми и бесславными, даже руку самоубийцы, отрубив, погребали отдельно и вдали от прочего тела, почитая непристойным, как послужившей убийству, воздавать ей ту же с остальным телом честь. Если же рука и по смерти подвергаема была наказанию людьми; то получит ли какое помилование душа, подвигнувшая и руку?

420. Епископу Исидору (О разных степенях делания, что должно)

Из награды делающие, что должно, ниже благоискусных в добре по любви к нему, но лучше делающих это по страху, а не по любви, и лучше в большей мере, нежели в какой сами уступают над собою победу упражняющимся в добродетели по любви к оной.

421. Ему же (О возможности открыть обман других)

Хотя иные сильны в том, чтобы, когда обманывают, скрывать это, а когда уличены, отрекаться; однако же мудрый, так как совершеннее их, и обман их откроет, и хитрость изобличит.

422. Пресвитеру Ираклиду (На слова: «Но если ты вразумлял беззаконника, а он не обратился от беззакония своего и от беззаконного пути своего, то он умрет в беззаконии своем, а ты спас душу твою» (Иезек. 3, 19))

Думаю, что советнику надлежит, не бить, не бранить, или не доходить до рук, но обличать только с дерзновением, ничего не уважая и не боясь. Если же сомневаешься, то прочту тебе Божье слово. Ибо что изрек Бог Иезекилю? «Но если ты вразумлял беззаконника, а он не обратился от беззакония своего и от беззаконного пути своего, то он умрет в беззаконии своем, а ты спас душу твою» (Иезек. 3, 19). А молча и не оказывая дерзновения, участвуешь, значить, с ним в наказании. Ибо выше сего сказал: если «не будешь вразумлять его, взыщу кровь его от рук твоих» (18). Сделав зависящее от тебя, избавишься от осуждения. Ему, не принявшему твоего увещания, будет тягчайшее наказание. А ты, исполнив повеленное, не будешь подлежать ответственности. Не иное что требуется от учителя, как, ведя жизнь неукоризненную, наставлять, нимало не взирая на то, что согрешающие достойны уважения. Исполнять же, или не исполнять это, зависит от произволения поучаемых, везде и во всем сохраняемой свободы. Если скажешь: почему же Павел отлучил блудника? то требуешь больше, нежели сколько я намерен доказать. Павел не бил не оскорблял, но отделил от стада, чтобы заразительная болезнь не сообщилась прочим овцам. Если же еще скажешь: почему же Илий, который делал увещания и не имел успеха, понес наказание? то отвечу: на детей, при том на священников, надлежит всеми мерами нападать, не допускать их до святыни, устранять из вида, и лишать сана, особенно, когда оскорбление касается Божества. Сие-то и нарушил Илий; ибо ему надлежало не быть чадолюбивым больше того, сколько должно, но защищать нарушаемые божественные законы. А некто, вознамерившись однажды оправдывать Илия, сказал, что, по-видимому, не он столько наказан, сколько наказаны дети; ибо они, при открывшемся Божьем гневе, постыдным и жалким образом умерли на войне, а Илий кончил жизнь в глубокой старости и в города. И самое определение, если кто разберет божественные письмена, оказывается произнесенным не на Илия, но на дом его. Ибо сказано: «клянусь дому Илия, что вина дома Илиева не загладится ни жертвами, ни приношениями хлебными вовек» (1Цар. 3, 14). Не сказал Бог, говорит оправдывающий Илия, клянусь Илии; и также: вина дома Илиева не загладится (ибо ему к исправлению в сем только, так как во всем прочем был достоин удивления, может быть, достаточно было приключившихся ему при этом скорбей); но вина дома Илиева не загладится, то есть: согрешающим непременно надлежит погибнуть. Если же скажет кто, что упомянул дом, потому что священство перенесено в другой род (говорил взявшийся оправдывать Илия); то сие справедливо; ибо рождены детьми Илиевыми, которые согрешили, пренебрегли и Бога, и родителя, не надлежало уже священствовать.

423. Диакону Илии (О хранении себя от похоти)

Похотливому взору, услаждающемуся чужою красотою, Спаситель справедливо угрожал наказанием, избавляя нас от самых дел и от великого затруднения, чтобы красота, вторгшись посредством очей, не поработила ума, и, заняв в душе существенные ее части, не убедила помыслы уступить место страсти, по возобладании которой, зло делается трудно излечимым, чтобы не сказать, неисцельным. Посему берегись, чтобы самоуправная страсть сластолюбия, овладев душей, уврачевания ее не сделала, если не вовсе невозможным, то затруднительным.

424. Ему же («В полезном для ближних заключается вместе полезное и для нас»)

Если в трудных обстоятельствах все обыкли почитать для себя лучшим, чтобы удалось, чего самим хочется, или не удалось, что желательно врагам; то мы, величающиеся именем учеников Христовых, будем искать полезного, не только нам самим, но и тем, которые с нами в раздоре; потому что в полезном для ближних (хотя и странным покажется сказанное) заключается вместе полезное и для нас.

425. Диакону Исидору (Истина побеждает)

Хотя, как говоришь ты, многие изречения священного Писания легко можно наклонять и принужденно прилагать, к чему кто пожелает, вопреки подлинному смыслу; однако же истина и препобеждала, и препобеждает, и будет препобеждать всех, осмеливающихся злонамеренно или исказить, или перетолковать сии изречения.

426. Диакону Евтонию («Лучше, упражняясь в добродетели, терпеть осуждение…, нежели, возлюбив порок, заслуживать рукоплескание»)

Не знаешь, кажется, что превосходнейшие деяния сопровождаются обыкновенно завистью, и не могут избежать ее люди громко прославляемые. И сим-то, кажется, смущаешься ты. Посему, дознав это, освободись от смущения. Ибо лучше, упражняясь в добродетели, терпеть осуждение от тех, кому не хотелось бы, чтоб кто-либо был благоискусен, нежели, возлюбив порок, заслуживать рукоплескание от неприобретших правого суждения о делах.

427. Исхириону (Писание «говорит: не делай неправды: а многие делают неправду»)

Если бы все, занимавшиеся Писанием, по его наставлению устрояли жизнь свою; слово твое имело бы некоторое основание. Если же многие, которых знаю я, а может быть, знаешь и ты, хвалят сии правила и величают их среди народа, втайне же осмеливаются на все им противное; то за сие не будем винить Писания. Оно говорит: не делай неправды: а многие делают неправду. Как же это относится к Писанию? Писал и я Зосиме: отстань от непотребства; а он еще более погрязает в этой тине. Как же это относится ко мне? Никак; разве скажет кто, что печалит это меня.

428. Епископу Алфею (Совет о правом отношении к людям с разными степенями греха)

Крайне дивлюсь, что не всякий человек радуется одному и тому же. Напротив того, одни, получив прощение, в чем согрешают, возбуждаются тем к добродетели, а другие — к пороку; для одних благость оказывается спасительным пособием, а для других — гибельною отравой; одних укрепляет, других расслабляет; одних пристыжает, а у других похищает последний стыд. Да и немедленно подвергать наказанию, не для всех одинаково бывает полезно. Одни жалуются на это, как на дело бесчеловечное; другие удерживаются от худого по страху, а не по любви; иные, препираясь с правосудием, покушаются делать неправду; а иные, избегая страдания, не делают того, что желали бы сделать, будучи лучше не уцеломудриваемых страхом, но хуже тех, которые делают добро по любви к нему, и хуже в такой мере, в какой сами лучше не боящихся наказания. Ибо одни избегают наказания, а другие — спасения; одни домогаются не потерпеть наказания, а другие — понести оное. И так, поелику спрашиваешь, что делать в столь великом замешательстве; то не могу сказать тебе точно; знает это Испытующий сердца; по крайней мере, как думаю, касательно малых грехов, если согрешающие втайне исправляются, надлежит показывать вид, что их и не знаешь; если же обращаются на худшее, после обличения и умеренного наказания, давать прощение, но когда грехи велики, употреблять его бережливее, уцеломудривать согрешающих и отлучением, и запрещением, пока не покаются, и тогда уже принимать.

429. Пресвитеру Иосифу (О высокомерии священника)

Если то, что ты, не знаю почему, предпочтен другим и возведен в священство, надмило тебя и довело до высокого о себе мнения, так что не соревнуешь и тем, которые, хотя состоят в чине подчиненных, но заслуживают одобрение; то сожалею о твоем неразумии. Если же низших не удостаиваешь и того, чтобы посмотреть на них; то сие самое опаснее всего, если окажется, что по делам ты хуже тех, которые, по твоему мнению, столько ниже тебя по достоинству, и будешь признан уступившим над собою победу тем, над которыми иметь верх нимало не почитал для себя удивительным. Если бы их жизнь дышала беспечностью, и тогда тебе не должно было бы оставлять попечения о добродетели. Ибо не малое расстояние, какое между ними и тобою, лишило бы тебя извинения. Если же они выше и благоискуснее тебя, даже не имея у себя вождя; то смотри (не намерен, я сказать что-либо тяжкое), чем кончится зло?

430. Диакону Евтонию («Не думай подвигами в добродетели отразить клеветы»)

Не думай подвигами в добродетели отразить клеветы. На добродетельных наипаче злоумышляют люди, не заслужившие чести, потому что не упражняются в добродетели, но завидуют почитаемым за добродетель. Посему лучше, подвизаясь мужественно, переносить злонравие завистливых, нежели, избегая зависти, отказываться от добродетели.

431. Комиту Ермину (О неправом причислении некоторых церковных учителей к приемникам ап. Павла)

Дивлюсь, почему некоторые из возведенных ныне на учительскую кафедру, удивляясь Павлу, не вникают, чем он сделался удивителен. Не буду говорить о чудесах, о постах, о бдениях, о заботах, о пламенной ревности, о том, что он с изнемогающими изнемогал, с соблазняющимися сам разжигался (2 Кор. 11, 29): с той самой речи которую сказал ученикам, справедливо оказался он славным и именитым. Ибо говорил: «Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии» (Деян. 20; 33, 34). А нынешние учители (не намерен я сказать что-либо тяжкое) не стыдятся сравнивать себя с таковым мужем, и говорить, что его они преемники. Но не могут скрыть, что не для того ему удивляются, чтобы подражать, но чтобы, когда признают их преемниками божественного мужа, быть в уважении, впрочем не за то, что сами делают, но, что сделав, заслуживает удивление Павел.

432. Ему же (О правом начальствовании)

Если уступят Павлу, по сказанному Спасителем: «он есть Мой избранный сосуд» (Деян. 9, 15); что скажут о Самуиле, который правил народом во времена, не требовавшие совершенной добродетели? А и он, предоставив подвластным произнести о нем приговор и вызвав желающего обличить, не обижал ли он подчиненных, пожелав себе чего, как начальник, никем не был обвинен и уличен в том, в чем часто бывают уличаемы начальники.

433. Светлейшему Иераку (О присваивании священником того, что принадлежит бедным)

Если быть «строителем» (1 Кор. 4, 1) называется, каждому уделять, что собственно ему принадлежит, или каждому в доме уделять, чего он достоин; то справедливо удивляешься, почему Евсевий, ничего такого не делая, но, пожирая народное достояние, осмеливается еще поучать народ, присваивая себе принадлежащее бедным, решаясь же отверзать уста, заключенные Писанием.

434. Светлейшему Дорофею (О будущем неравенстве наслаждений)

Как неравенство, сопровождающее нас в сей жизни, кажется отличным видом равенства, так и в будущем веке будет неравенством, потому что не все насладятся одними и теми же благами; так как и несправедливо было бы чтобы сделавшим не равное воздано было равным. Равенству принадлежит и доказательство правды. Но здешнее неравенство допускается для обучения и упражнения; а тамошнее будет ради правды и прославления.

435. Павлу (О благодарности Богу)

В благодарность Богу должны мы приносить все, что имеем, потому что не имеем столько, сколько должны. Что принесем достойного Тому, Кто выше всякого воздаяния?

436. Петру (Об обмане внешней славы)

Делая бесславное, казаться славным, для многих вожделенно; но мудрым не желательно. Внешняя слава усиливает внутреннее бесславие; и мнимое здоровье, внушая человеку мысль, что он действительно здоров, не дозволяет допускать врачевания.

437. Ему же (О бесславии и славе)

Как, если непременно надобно похвалиться, то в похвалу себе ставить надлежит не то, что просто делаешь, чего и не должно, но что делаешь надлежащее; потому что бывает бездействие, которое предпочтительнее деятельности: так надлежит печалиться не просто о бесславии, но о бесславии справедливом; потому что бывает бесславие, которое безопаснее славы.

438. Феодосию (О роскоши, о трезвении над собой для уклонения от зла)

Роскошь, эта матерь и питательница всякого невоздержания, когда обильною трапезою, украшенною всякими яствами и сладостями, вкус зрителей возбуждает к пожеланию, и, обременяя мысль вкушающих, побуждает иного к вкушению; тогда приводит ум в крушение, погружая в глубину страстей. Посему берегись роскоши, и чти довольство малым, хорошо зная, что гнусное дело не может сделаться добрым, будучи прикрашиваемо общим согласием делающих, хотя бы стояли за него все витии и софисты, а также и хорошее дело не изменится в противоположное, если и один только окажется, лучше же сказать, никто не окажется его любителем. Посему, оставив в стороне решение многих, держись самой добродетели. Так все делай, и в тысячу глаз смотри за собою, чтобы никакого вреда не было насаждено тобою в ближнем, но истребляем был всякий корень соблазна. Если же, при таком твоем расположено, иные из не делающих ничего доброго, но завидующих тем, которые делают, будут обвинять тебя; то не предавай себя в рабство унынию; но мужественно перенеси это приражение врага, представляя в уме, что враг не употребил бы сего ухищрения орудием к разорению, подобно столпу, согражденного тобою жития, если бы не сильно его трогала слава о твоем благоискусстве.

439. Евангелу (О покаянии и Божественном человеколюбии)

Хотя и не легко воротить назад потерянное время (при самом быстром своем полете, не дозволяет оно согрешившим возвращаться для исправления того, в чем погрешили); однако же божественное человеколюбие, будучи выше и причин, и законов, и времен, допускает к себе кающихся, и к их усердию примешав собственную свою благость, и краткость времени растворив усилением раскаяния, подает врачевство падшим.

440. Епископу Исидору («Осмелившиеся искажать или перетолковывать божественные глаголы пали в грех»)

Осмелившиеся искажать или перетолковывать божественные глаголы пали в грех, который выше всякого оправдания и извинения; ибо думая, что измыслили нечто более мудрое, и себя самих, и поверивших им ввергли в море невежества. Извращая многие речения священных словес, увлекая и насильно ведя слушателей, к чему сами желали, отступили от воли Законодателя, не то выражая, что имел в мысли Он, но подкрепляя собственные свои изволения.

441. Епископу Аривиану (О тяжести даже совершенному слову извлечь душу, погрязшую в страстях)

Кто пишет увещание тому, как касающемуся предмета высшего (ибо всего достославнее заблуждающуюся душу возвратить на путь истины), надлежит быть обильным в слове, когда полезно продолжить речь, — сделать только указание, где это благовременно, — изложить в строгом порядке, где требуется дать руководство, — сказать определенно о том, для чего приличнее всего речь ясная. Ибо и при сих совершенствах слова пользующийся ими едва будет в состоянии погруженную в страстях душу извлечь из них.

442. Симмахию (О прилеплении к здешнему или к небесному)

Если, как говоришь, что у нас, то подлежит перемене, а небесное выше перемен; то по какой же причине, премудрый, не пренебрегаешь здешним, и не прилепляешься с усердием к небесному, и слов не подтверждаешь делами?

443. Мартиниану, Зосиме, Марону, Евстафию (О всеобщем бесславии порочных священников)

Знайте, что человек, уважающий всегда истину и отвращающийся злословия, человек, которого и опровергнуть никто не в состоянии, недавно осмеивал вашу худость, говоря: «породил их порок, а воспитали лукавые и неукротимые демоны; потому что враги они всякому доброму человеку и делу, прискорбным почитают все, что заслужило славу добродетели. Поступают нагло с благочестивыми, буйно с достойными уважения, как обидчики, злые, и сытости не знающие во зле». — Слыша это, не мог я заградить ему уст (все бывшие тут громко подтверждали, что говорит правду), но не выдержал и совершенного безмолвия, напротив того сказав ему: «я уверен, что они переменятся; ибо не столько бесчувственны, чтобы решились до конца коснеть в стольких худых делах», — ушел написать это письмо. Посему справедливо было бы вам оглянуться уже на себя самих, чтобы, хотя вам и нет никакого основания вступать в суд, сгладить однако же с себя такое бесславие.

444. Пресвитеру Ермисандру (О притворной доброте при скорби другого)

Кто подает вид, что скорбит о чужих бедствиях, имеет же возможность поправить дело, и отказывается, тот сим самым, что не помог, представляет на себя самое сильное доказательство, что он не чувствует и скорби, а только показывает притворную доброту. Ибо если (скажем, например), кто властен утолить голод нищего, когда должен это сделать и избавить, как его от бедствия, так себя от скорби, представляется скорбящим, то он не человеколюбив, но показывает притворное человеколюбие.

445. Светлейшему Иераку (Об измене правде и о правом суждении)

Многие из людей, или по медлительности соображения не способны бывают исследовать справедливое, или, исследовав, изменяют правде. Или убоявшись по малодушию, или продав из корыстолюбия, или совестясь по дружбе, или возбужденные враждой, произносят они неправый приговор. Посему, кто будет судить, тому надлежит, во-первых, запастись благоразумием, чтобы не укрылась добыча: а потом украшаться мужеством, истиною, справедливостей, непамятозлобием, чтобы уловленное не было выдано из рук.

446. Схоластику Феону («Любителю добродетели можно преодолеть искушение»)

Любителю добродетели можно, наилучший, преодолеть искушение. Бывает же он выше искушения, и полагает ему конец не тем, что препятствует вовсе ему быть (Бог не редко попускает выдерживать испытания), но тем, что мужественно переносит встретившееся. Хотя искушение кажется нескончаемым, надобно полагать ему конец мудростью и добродетелью, а не отчаянием; добродетелью же и мудростью прекращает его человек не тогда, как вовсе и не допускаете до себя, но когда привыкает мужественно переносить встретившееся. Ибо если дело сие и тяжело, то добродетельный облегчает тяжесть благоразумием, умея равнодушно переносить скорби. Урачеванием тому, что не от нас, служит любомудрие, которое в нас. И избавление от нужд, хотя они сами по себе кажутся иным безвыходными, достигается в трудных обстоятельствах мужеством, а в благоуспешных (потому что сие нередко посылается для испытания) — великодушием.

447. Ему же (Совет «желающему воспользоваться непрепобедимою помощью»)

Желающему воспользоваться непрепобедимою помощью надлежит просить чего-либо такого, что согласно с законом справедливости, чтобы самою сущностью прошения привлекалась всепомоществующая сила; потому что она, незванно приходя к обиженным, не приходит к призывающим не по действительной нужде, а по любостяжательности.

448. Приму (На слова: «в мире будете иметь скорбь» (Иоан. 16, 33))

То самое, что, по словам твоим, подает причину к вопросу, по моему суждению, служит основанием к решению. Если, отрекшись от мира, пронзаешься скорбью и терпишь искушения; то не удивляйся сему. Ибо Христос сказал: «в мире будете иметь скорбь» (Иоан. 16, 33). Посему как же ищешь покоя, когда изрек это Подвигоположник? Тогда бы естественно было соблазняться, когда бы происходило противное сказанному Им. Если же все бывает согласно со сказанным, то почему соблазняешься? Кто во время ратоборств ищет покоя, тот остается неувенчанным, и смешивает времена.

449. Грамматику Офелию (О добродетели и целомудрии)

Приходящим к тебе детям, ученейший муж, часто делай увещания, и читай Писание о добродетели и целомудрии, говоря: «тщательным вашим упражнением, дети, да будет не один труд об образовании дара слова, но и украшение себя добрыми нравами. Ибо душа чистая от порока приемлет истинное образование, и всего досточестнее в добродетелях то самое, чем отличается целомудрие. Хотя и всякое непогрешительное состояние есть целомудрие; но некоторые, справедливо поступая, именование сие усвояют невинности, как действительному украшению, преимущественному пред другими. С таковыми обитает вместе и мудрость. Если сию добродетель пожелаете иметь ко всему вождем; то соделаетесь мужами добрыми и блаженными, а я чрез вас приобрету не меньшую, чем родившие вас, даже лучшую славу».

450. Епископу Исидору («Премудро, что истинно, особливо, когда это просто и кратко; а ложь ужасна, хотя, по-видимому, прикрашена силою речи и красными словами»)

Сами на себя, премудрый, кладут пятно бесславия, и дают видеть, что отказались они от правых помыслов, вменяющие в мудрость — противоречить тому, что сказано правильно. Премудро, что истинно, особливо, когда это просто и кратко; а ложь ужасна, хотя, по-видимому, прикрашена силою речи и красными словами.