Преспеяния твои, о самое кроткое для обижаемых, хотя и самое страшное для обидчиков, око, превышают силы языка у намеревающихся хвалить их. Но им желательно быть еще более побежденными, только бы преспевала паче твоя добродетель.

552. Ему же (О признаке добродетели в общении)

Кто с людьми скромного нрава обращается некичливо и не выходит из себя, встречая людей надменного духа и склонных к высокомерию; тот оказывает в себе самый великий признак добродетели.

553. Светлейшему Луке («Дерзновения не должно называть бесстыдством, и бесстыдства — дерзновением»)

Дерзновения не должно называть бесстыдством, и бесстыдства — дерзновением. Но приличным образом обличить нападающих есть дерзновение, а оскорбить преспевающих — бесстыдство. Первое подобно врачебному искусству, а другое — заразительному состоянию; одним исцеляют больных, другим расстраивают здоровых.

554. Пресвитеру Киру (О достоинстве священства)

Хотя священство возвышеннее и достоинством больше даже и царской власти; однако же приявшим оное надлежит не превозноситься им над другими, но самым приличным и соответственным для него украшением почитать благоразумную кротость, представляя себе в уме, что священство выше всякой человеческой почести, и всякого сана, но, по божественной благодати и по Божьему распределению, сподобившиеся оного прияли на себя оное ради пользы других, и несправедливо было бы оскорблять оное самоуправством.

555. Софисту Арпокре (О помощи слово в примирении: «не обращай внимания на затруднительность дела, но начни только подвиг, может быть, не потребуются и труды»)

Были некогда два родные брата в таком между собою разладе, что и тех, которые осмеливались сказать им примирительное слово, почитали врагами. Да и я (должно сказать правду), боясь неудачи, медлил заговорить с ними в первый раз. В последствии же, признав это неблагородным, и строго наказав самому себе, что непременно надлежать сделать сие, если и не успею в намерении, приступил к делу, хотя признавал оное трудным, однако же решился на неожиданное. Да и нашел его столько легким, что не потребовалось жарких споров. С моей стороны достаточно было взяться только за слово. Почему и ты не обращай внимания на затруднительность дела, но начни только подвиг, может быть, не потребуются и труды.

556. Ему же (О вражде друг с другом, а не с демонами)

Когда в дружине есть целомудрие, благопокорность, чинность и воинская доблесть; тогда делается она страшною для противников, и, но своей отважности, не редко воздвигает победные памятники; между тем как враги обращаются к просьбам и ходатайствам. Посему когда тому же самому должно быть у нас с демонами, однако же не бывает, потому что ополчаемся мы, не против них друг с другом, но с ними друг против друга; удивляться должно не тому, что бываем побеждены, но паче тому, что, не делая ничего необходимого для побеждающих, желаем победить.

557. Княжеским детям (О примирении)

Посылаю к вам предоблестного Евмония, который предложит вам слово примирения. Посему уважьте, во-первых, приличие, во-вторых, себя самих, в-третьих, меня, который, в чем мог бы приказать, даю вам совет, в-четвертых, принявшего на себя для вашего умирения понести такой труд, и отложив всякую вражду, от всего сердца возлюбите взаимную между собою приязнь.

558. Пресвитеру Зосиме («Ныне (причисляемы к священному церковному сонму) на все отваживаются без стыда, и нет наказывающего»)

Хотя здесь (твоему бесчувствию нужно толковать о всякой малости) дается место проходящим не с одной и той же стороны, но там будет строгое различение. Посему, хотя прежде, когда церковные учители, и по доблестному житию просиявали Божественным Духом, и здесь были отделяемы согрешающие, и как скоро приходили в чувство, снова причисляемы к священному церковному сонму; но ныне (впрочем, не намерен я сказать что-либо неприятное) на все отваживаются без стыда, и нет наказывающего. Напротив того, для любителей добродетели все тяжелы, а к любителям греха все благосклонны. Одних стараются привести в бездействие, а других поощряют к большей порочности, особливо же, когда течет к ним и богатство. Поэтому, так как Евсевий, который не знаю почему, рукоположил тебя, став чрез это врагом добродетели, и когда простерся ты до крайнего предала порочности, не изгнал из полноты Церкви; не думай, что и там не потерпишь ничего страшного. И его, и тебя в такой мере постигнет правосудие, в какой здесь, оказав долготерпение, ни малой не приобрело пользы, но ради вас прияло хулу.

559. Диакону Палладию («О не вкушавшем, подобно тебе, трудов не справедливо сказать, что имеет он нужду в отдыхе»)

О не вкушавшем, подобно тебе, трудов не справедливо сказать, что имеет он нужду в отдыхе. Ибо отдых следует за трудами; а без них правильнее это назвать негою. Оканчивающим труды надлежит отдохнуть; вовсе же отказавшихся от труда назвать должно непутными и праздными. Так и тебе, пока не решишься проливать пот, должно удерживаться и от самого слова: отдых.

560. Соправителю Авзонию (Об извинении поступившего с тобой дерзко)

Законы, задержав поступившего с тобой дерзко, предали его в твои руки, чтобы понес наказание. А ты (так как выше и оскорбления, и злословия, потому и любомудрие срастворил с законным правом начальства), вразумив его несколько, исправь тем самым, что удостоишь извинения. Ибо наказать — дело нетрудное, и на это способен всякий; оказать же снисхождение — свойственно только таким, каков ты.

561. Исаии («Частое прощение твоих прегрешений обучило тебя грешить непростительно. Поэтому, употребив узду воздержания, попытайся остановить себя в стремлении в бездну»)

Кажется, что частое прощение твоих прегрешений обучило тебя грешить непростительно. Поэтому, употребив узду воздержания, попытайся остановить себя в стремлении в бездну, и сделай, чтобы врачевство прощения стало не бесполезным, и чтобы не постигло наконец тебя божественное правосудие, как неблагопризнательного и бесчувственного.

562. Грамматику Офелию («В сочинении и в учении самое высокое совершенство — изложение причин и доказательство»)

В сочинении и в учении самое высокое совершенство — изложение причин и доказательство. Ибо надлежит не только утвердить, что такая-то вещь существует, но и доказать, если можно, почему она существует. Первое значит — знать вещь истинно, а второе — знать и ее причину.

563. Серину (Об отношении к благоденствию)

Не желай не в пределах естества и не в меру упиваться благоденствием. Но везде имей в виду свойственное человеку, и взирай на превратности, которые часто в один день могут изменять вещи в нечто им противоположное. В таком случае не будешь ничем увлекаться, и благоуспешность твоя будет прочна. Если и встретится какая перемена, не потерпишь ничего тягостного, как запасший себе сокровища человеколюбия.

564. Диакону Серину (О несправедливости и правосудии)

Несправедливым правосудие должно воздать, и непременно воздаст, правдивым наказанием, если только не будет несправедливо само правосудие, правдиво всем располагающее и имеющее великое промышление о правде.

565. Пресвитерам Дидиму и Ирону («Не надобно дивиться, если лукавые ведут брань с добрыми»)

Не надобно дивиться, если лукавые ведут брань с добрыми. Напротив того, было бы удивительно, если бы дело шло иначе. Ибо, хотя кажется сие крайне несообразным, и словом неизобразимо, и на деле несносно; однако же бывает не без причины. Тьма противится свету. Грабители, погасив светильники, обращаются к грабежу. И лукавые, нрав добрых почитая обличением своей жизни, стараются искоренить их.

566. Феону («Странно то, что выше преобладающего мнения и чуждо обычаю»)

Странно то, наилучший, что выше преобладающего мнения и чуждо обычаю.

567. Диакону Леонтию (О слабости неразумной дерзости)

Не попускай, доблестный, чтобы делалось что либо оскорбительное для твоей добродетели и несогласное с нею. Напротив того, намеревающимся сделать какие либо нововведения в церковных уставах скажи, что и здесь и там будут плакать, если не откажутся от нововведений. Ибо как неразумно восстали, возбудившись к предприятию, более безрассудною дерзостью, нежели справедливым суждением о достоинстве; так, вероятно, снова охладеют в своем стремлении. Что выше своего достоинства, то всегда слабо, и все, по неразумной дерзости превозносимое, не прочно, и подвергается скорой перемене, если не с добродетелью делается.

568. Пресвитеру Зосиме (Обличение в лукавстве, желавшему стать священником)

Ужасно роскоши и похотливости предаваться такому человеку, который думает со временем поступить, как ни есть, в священство. Но всего возмутительнее, что ты поступаешь, как неосвященный и неготовый, но требуешь, чтобы о тебе думали, как о приобретшем, по видимому, священство.

569. Диакону Евтонию (О том, что порок мужает с годами, и надо усиленно молиться за порочных)

Справедливо дивиться тому, что жалкий Зосима усердно держится порока, и неразрывен тот узел, которого не прерывая, несется он далее и далее в своих нелепых поступках. Но другие не дивятся сему, и полагают, что порок естественным образом возрастал от поведения, какое имел с самого начала. Ибо то, что родился от отца раба, справедливо оставляют без внимания (многие слуги по нравам лучше почитаемых свободными), но охуждают образ жизни, веденный с детства, как исполненный всякого порока; почему и мужало в нем с годами расположение к худым делам, и лукавство перешло в навык. Посему, перестав удивляться, окажи ему услугу своими благочестивыми молитвами,—может быть и раскается сколько-нибудь.

570. Нилу («Похвалы надобно слагать умеренно»)

Хотя честолюбивые всего более поощряются похвалами (похвал жаждут они паче, нежели пития); однако же и похвалы надобно слагать умеренно, и не слишком в них распространяться; потому что многие, растаяв от излишества похвал, теряют готовность к трудам.

571. Грамматикам Агафодемону и Офелию («Надлежит в сочинениях растворять строгость с привлекательностью»)

Поелику однообразные рассуждения и увещания некоторым образом приводят в расслабление душу у людей нерадивых (для них приятною кажется всякая перемена в образе изложения); то надлежит в сочинениях растворять строгость с привлекательностью. Ибо от привлекательности не потерпят вреда рачительные, а строгость, растворенная привлекательностью, доставит пользу не крайне ленивым.

572. Феодосию (Не столь надо обвинять грешника, сколь слезно молиться за него)

Из того, что слышу, известно мне, что, разговаривая о делах не очень давних, небоязненно взводишь ты обвинение на бедного Зосиму, и во времени не имея изобличителя лжи, потому что за тебя свидетельствуют самые дела. Но надлежит вооружить язык, не столько на обвинение его, сколько на плачевные и молитвенные о нем возглашения. Ибо обвиняемый, как вероятно, более возбуждается к пороку, а оплакиваемый, может быть, и одумается.

573. Зосиме (Нельзя лениться в деле нравственной добродетели)

Многие у Еллинов, наилучший, восхваляются преуспевшими в нравственной добродетели. Но если им и полениться было нечто родное и обычное; то нам надлежало показать в себе не такое рачение о добродетели. Не малое расстояние между нами и ими существующее, отъемлет у нас всякое извинение.

574. Епископу Макарию (Как судится слушающий)

Если Слово, изрекши такие слова, которыми следовало бы склонить и неодушевленное естество, не убедило этого неукротимого зверя, восставшего на Него с неистовством; то сим ясно показало, что убедиться и не убедиться принадлежит слушающим, по тому закону свободы, по которому значительно слово суда.

575. Мартирию (В каком состоянии бывают при радости и печали люди «нетвердые» и «твердые»)

Людей переменчивых и нетвердых в радость и печаль выводят из надлежащего состояния, одна окрыляя и возбуждая к буйству, а другая (печаль), унижая и делая робкими. Людей же твердых, непоколебимых, стоящих на прочном основании благоразумия, ни радость, ни печаль не выводят из должного состояния; потому что усмиряют скакания одной, как бы уздою какою, сдерживая помыслом, и оказываются победителями другой, ограничивая ее неумеренность.

576. Агафодемону («Должно образовать сперва сердце, а потом язык»)

Небывалое нечто увидел я, чему иной нелегко бы поверил, не изведав дела в точности. Три друга вместе защищали одно дело; самый сильный в слове говорил слишком жестко, менее сильный очень слабо, а незаботившийся о силе речи убедил. И неучившийся столько показал в себе силы, сколько надлежало самому сильному; а с самым витиеватым последовало то, чему надлежало быть с несведущим вовсе в искусстве. Когда же спросили того, пред кем ходатайствовали о деле; сказал он: «я обращаю внимание на нрав, а не на слово, защищающих; убеждаюсь их жизнью, а не краснословием». Итак, если жизнь препобеждает слово, о сердце — язык, то должно образовать сперва сердце, а потом язык. Если же не веришь, что сие действительно так было; то перейди мыслью на это Омирово посольство, которое всегда у тебя на языке, где Иоаникянин, сильнейший всех в слове, раздражил больше Пилеева сына, а менее сильный, разумею наставника, укротил, убедил же сын Теломонов, крайне неискусный в слове; и Теломонов сын показала в себе столько силы, сколько надлежало иметь сыну Лаертову, а с последним случилось то, чему надлежало быть с первыми.

577. Пресвитеру Зосиме (О венцах добродетели)

Намереваюсь ясно высказать свое мнение. Если же кто подумает, что сказано преувеличенно; то пусть думает. Любители добродетели засвидетельствуют все, что будет сказано. Итак, сказываю: если бы уготованы были добродетели наказание, а пороку венец: то я лучше с великою приятностью принял бы наказание, как добродетельный, нежели согласился быть увенчанным, как порочный. Так порок, хотя бы доставил он и венец, кажется мне тягостнее всякого наказания, а добродетель всего драгоценнее, хотя бы не избавлена была от наказания. Итак, сказанное мною преувеличение, как называют его некоторые, в сем заключается, и сим пусть кончится. Но если непременно уготованы добродетели венец, а пороку наказание, что убеждает тебя погружаться в бездну порока? Приятно мне было бы услышать это.

578. Диакону Палладию (Обличение осуждающего)

Человеком негодным, мерзким, обманщиком, и что ни было бы срамного, всем тем назвав Зосиму в письмах своих, говоришь ты правду. Но боюсь, чтобы тебе и самому в скором последствии времени не оказаться таковым же; потому что и ты, как говорят ныне, начал делать тоже, что делал он, дошел до этого неисцельного бесчувствия.

579. Диакону Моисею (О богатстве)

В богатстве, кажется мне, одно только хорошо, и именно то, что наипаче любящим его пораждает чрезмерные опасности.

580. Зинону (Похвала епископу Еромогену)

Кратко намереваюсь выразиться о доблестном во всем Ермогене, этом в подлинном смысле епископе, а именно так: столько превосходя добродетелью самых благоискусных, сколько они превзошли всех прочих, как будто не сделав ничего великого, пребывает он в таком расположении духа, и столько почел себя обязанным к смиренномудрию, как будто оно есть хранилище и охранная стража всех преспеяний.

581. Диакону Евтонию (О клевете на добродетельных и похвале негодных)

Как некоторые из обвинений часто невероятными делает жизнь осуждаемых, достойная одобрения и славная; так иные из похвал делает обыкновенно невероятными нрав восхваляемых, дурный и негодный. Ибо если многие из числа тех, которые не хотят о сделать что-либо достойное внимания, радуются, слушая клеветы, и негодуют, слушая похвалы (о первых думают, что говорятся и на них, а воспользоваться последними никак не ожидают); то увенчанные добродетелью, когда бывают оклеветаны доблестные, даже им незнакомые, прежде надлежащего о них осведомления, освобождают их от обвинений. А людей негодных, если другие хвалят их из милости, почитают недостойными похвал, произноси о них приговор на основании не того, что о них говорится, но того, что ими делается. Посему пусть не изъявляют негодования доблестные, когда на них клевещут (к ним нимало не относится, что говорят о них), и пусть не восхищаются порочные, когда хвалят их (эти похвалы им чужды).

582. Ираклию («Не богатство иметь, но не иметь нужды в богатстве,—вот самое великое богатство»)

Сколько таких, которые, вожделев большего, лишались всего, собирая излишнее, утратили необходимое, преступив законные пределы, не могли пользоваться и в миру. Посему надлежит отсекать излишнее, чтобы нам быть богатыми необходимым. Ибо не богатство иметь, но не иметь нужды в богатстве,—вот самое великое богатство.

583. Диакону Евтонию (Обличение Евсевия в неправом управлении людьми)

Не одно и тоже, чудный, быть в подозрении и быть уличенным. Первое говорится и о несделавшем, а второе о пойманном. Если же Евсевий, как говоришь, напрасно подозреваемых и оклеветанных изгоняет, а уличенных удостаивает высокой степени, то убеждаемый ласкательством, то по жадности к деньгам;

не дивись этому. Если бы все иное делалось им по разуму; то, может быть, и это удостоил он исправления. Но если то только и делает он, что делать непозволительно: то никому да не покажется странными, что и сие достойно его нрава.

584. Павлу («Не желай знать все»)

Изучивший многие знания и искусства, хотя бы он был даровитее всех людей, не приобретает, без сомнения, глубоких сведений в каждом, потому что время, какое должно употребить на упражнение в первом искусстве и на изучение оного, тратится на изучение другого искусства. Напротив того, хотя преимуществует знанием многих искусств, но не преимуществует пред каждым из обучившихся до совершенства одному искусству. Посему и ты не желай знать все. Ибо следствием сего будет то, что не приобретешь точного сведения о каждом предмете. Но имея в виду одну цель, туда напрягай око разумения. В таком случай овладеешь делом.

585. Ему же (Об обличении падшего во грех)

Язык надобно иметь доброречивый и степенный, когда надлежит потерпевших крушение, спасать с самого дна порока. Всего же более странным кажется, кто намеревался спасти других,—тому пасть самому. Посему справедливо будет, срамоту дел прикрывать, сколько можно, степенностью выражений, чтобы, намереваясь удержать других, не замарать своего языка, и желая избавить их от скверны, не оскверниться самому. Если скажешь, что невозможно говорить степенно и тронуть слушателя; то отвечу: кто пренебрегает скромным обличением, тот еще более не тронется нескромными и откровенным. Если не оказывают кому пользы кротость говорящего и степенность выражения; то вовсе уже не будет полезным, откровенное изложение сделанного им.

586. Грамматику Агафодемону («Нередко то самое, что придумывает иной для своей безопасности, делается самою сильною причиною бедствий. … Надобно не придумывать что-либо подобное, но жить, предаваясь паче простоте, и судьбу свою предоставляя божественному Промыслу»)

Нередко то самое, что придумывает иной для своей безопасности, делается самою сильною причиною бедствий. Оставив прочее, скажу об одном, и тем объясню все. Рассказывают, что Мифридат, царь Пароян и других многих народов, пришедши в великую силу, изобилуя и богатством, и союзниками, достигнув самого предела благоденствия человеческого, убоявшись, чтобы не извели его отравой, приготовил себе противоядие. Посему, когда благоденствие его изменилось, дошел до такой нужды, что прибег к принятию яда. Но сие было безуспешно, потому что, как сказано, чтобы отравы не могли повредить ему он делал прием противоядия против всякого смертоносного состава, и наперед принятая им и себя сила приема не позволяла воздействовать яду отравы. Что же из сего вышло? Склонив на свою сторону одного из телохранителей и скипетроносцев своих, приказывает нанести смертельный ударь в грудь ему изогнутым мечем. И тот сим ударом убил Мифридата. Таким образом никакой пользы не принесла ему мнимая его безопасность. В ожидании, что потерпит смерть от врагов, употребив в дело противоядие, не мог уже умереть, и когда хотел, пока меч не вонзился в грудь. Посему надобно не придумывать что либо подобное, но жить, предаваясь паче простоте, и судьбу свою предоставляя божественному Промыслу.

587. Комиту Ампелию («Которые же в частной жизни охотно присваивают себе первенство, и неспособны быть подначальными, те всех не способнее начальствовать»)

Чтобы законно начальствовать, ничто так не способствует сему, как законно вести себя под начальством. Кто хорош в подчиненных, тот хорош будет и в настоятелях. Которые же в частной жизни охотно присваивают себе первенство, и неспособны быть подначальными, те всех не способнее начальствовать.

588. Пилусийскому народу (Объяснение о задержке нового начальства)

Приявший над вами начальство с любовью принял ходатайство. И собираясь снова прийти к вам, и дела ваши устроить в лучшем виде, дожидался нашего мнения; а получив оное, придет более по собственному изволению, нежели по приглашению.

589. Пресвитеру Феодосию (Совет о принятии в духовное руководство начального подвижника)

Представляющий благочестию твоему письмо сие, достаточно упражнявшись дома и сам собою, как бы под руководством наставника, не мало собравши силы и искусства в подвигах добродетели, устремился в пустыню, с намерением подчинить себя олимпийским уставам, и вступить в олимпийские борьбы ради души своей. Посему покажи ему законы ратоборств, по которым сам действуешь, чтобы ему, отступив от оных, не остаться не достигшим цели, и вступив в подвиги, не быть побеждённым, но оказаться благоискусным, и удостоиться венцев и провозглашений.

590. Софисту Асклипию (Совет об избрании нового учителя вместо почившего)

Арпократ, учитель больше нравственности, нежели словесности, преимущественно преданный божественной вере (хотя по имени был софист, но в жизни держался неподдельного любомудрия), не ухаживавший за толпою юношей уловлять их, но избиравший свой сонм, кого видел показывающим в себе признаки добродетели, не тех любивший, с кого получал вознаграждение, но о тех прилагавший попечение, о ком знал, что будут ревностны, — преселился из этой жизни. Посему, так как городу нужен учитель, укажи кого-нибудь, и граждане, взяв его, не ошибутся.

591. Епископу Исидору («Кто упражняется в добродетели, тому справедливо призывать в помощь Божию силу. А кто вовсе не заботится о добродетели, тот, если и призывает, не послушает его Бог»)

Кто упражняется в добродетели, тому справедливо призывать в помощь Божию силу. А кто вовсе не заботится о добродетели, тот, если и призывает, не послушает его Бог; потому что с благоволением взирает только на того, кто исполняет все от него зависящее. А чтобы слово изобразило это яснее, представив в примерах, положим, что ты спрашиваешь: «если блуднице, и спастись хочется, и не хочется стать целомудренною: то спасется ли она»? И я отвечаю следующее: пусть кто-нибудь желает выучиться грамоте, и к учителю не ходит, и пусть он, встретившись на площади с обучающим грамоте, скажет: «сделай меня знающим грамоту». Не думаешь ли, что учитель ясно ответит ему: «Как же обучиться тебе, глупый, и в училище не ходя, и не запасшись прописью и книгой, даже не имея охоты потрудиться? Если к желаию твоему присоединится и твои труд и мое старание; то из сего выйдет нечто большее. Если же, хотя говоришь, что тебе желательно, но не делаешь, что желающие делают; то можно ли тебе выучиться»? Таковы и те, которые говорят, что вожделевают добродетели, но бегут от пути ведущего к добродетели.

592. Пресвитеру Ирону («Человек удобнее приемлет в себя порок, нежели добродетель» и о том, что «лучше оставаться в безопасности, и бегать людей лукавых»)

Не приписывай высокой цены тому, что не ведет к добродетели и не делает лучшими старающихся об этом. К добродетели же ведет—последовать любителям добродетели,— и беседовать с самыми целомудренными, а не с похотливыми, с самыми миролюбивыми, обращение с которыми полезно, а не с спорливыми. Ибо надлежит хорошо знать, что человек удобнее приемлет в себя порок, нежели добродетель. А если бы приобщиться добродетели было не трудно: то, как скоро в состоянии кто наделить ею другого, надлежало бы ему иметь общение с самыми порочными. Но как это трудно; лучше оставаться в безопасности, и бегать людей лукавых. Ибо если они не получают пользы, то ради чего самому терпеть вред?

593. Диакону Иераку (Об украшении тела и души, и о том, что «добрых, если и ненавидят тебя, надлежит не бегать, бегать же лукавых, если и дружны с тобой»)

Природа связана необходимостью и законами, а произволение почтено свободою и властью. Поэтому для чего, украшая тело, нерадишь о душе? Если придумаешь тысячи ухищрений, гнусного тела не сделаешь благообразным, А душу, если захочешь, без труда возведешь на самую высоту лепоты (красоты). И первое, если бы и возможно было, бесполезно и ненавистно; а последнее полезно, не возбуждает ненависти, выше зависти. Ужели же почтешь трудным взойти на высоту добродетели, особливо, когда есть и в этом успевшие, и даже восшедшие на самый верх добродетели из глубины порока. Но если кажется тебе это трудным; то отстань от порока, и коснись пути ведущего к добродетели. Ибо и сего, — хотя мало еще отличиться от себя самого, не должно почитать маловажным. А сие будет, если не захочешь ты пользоваться, как худыми предначинаниями, так и теми, которые ими пользуются, но окружишь себя и добрыми делами и добрыми людьми. Ибо добрых, если и ненавидят тебя, надлежит не бегать, бегать же лукавых, если и дружны с тобой.

594. Правителю Египта Феодору (О благоразумии начальников/правителей)

Признаком начальнического образа мыслей служат не высокомерие и надменность, как ты полагаешь, но кротость, доступность и милостивое со всеми обхождение. Ибо первое есть нечто звероподобное и змеиное, а последнее—и начальнику приличное и для подначальных полезное. Не от образа мыслей, но от благоразумия правителей благоуспешны бывают дела подчинённых. Одно и начальникам, и подначальным опасно, а другое безопасно тем и другим, одним, если убедить, что начальственное склоняется к народному, а другим, если благосклонность в правителе обратит их к любви, которая сильнее страха.

595. Алипию (Увещевание бегать зрелищ, от которых происходит блуд, и бороться сначала с этим)

Страстный любитель зрелищ, наилучший, делается неистовым в плотской любви. Посему бегай первого, чтобы не произошло с тобою последнего. Лучше не давать укорениться болезни, нежели исторгать из себя укоренившуюся, что для иных кажется трудно, а для иных и невозможно.

596. Диакону Диогену (О предательстве дружбы)

По какой причине, когда искренняя и истинная дружба ручалась за безопасность, вверенных тебе друзьями ввергнул ты в очевидную опасность? Или сделал это, может быть, как не вкусивший истинной дружбы и не посвященный в нее?

597. Асклипию (О цене мужества и мудрости)

Поелику, может быть, с намерением показать превосходство военного мужества пред мирскою мудростью, как стену поставил ты нам говорящего витию: «сколько явное лучше скрытного, и сколько побеждающие открыто поступают досточестнее одерживающих верх, как ни есть, обманом, столько стены, построенные Копоном, лучше Фемистокловых; потому что один сделал это тайно, а другой, победив препятствовавших»;—то отвечаю на сие, что и этой мудрости и этого мужества всего более мы не одобряем; напротив же того первую, если она не украшена божественным наставлением, почитаем ни за что, а последнее охуждаем; потому что научились терпеть, а не делать , неправду. А мужеством почитаем презрение трудностей и благородное претерпение всего приключавшегося. Но если надобно сказать что-нибудь и в ответ витии, то скажем так: кто, наилучший из витий, выше других мудростью, тот очевидно, если случится победить ему врагов его, наипаче возьмёт над ними верх; а кто взял над другими верх мужеством, тот, очевидно, когда побеждён был оружием, преодолел мудростью.

598. Зимону (О зависти добродетельному)

Епископ Ермоген,—человек добрый, каким едва ли бывал кто другой. Ибо воспитанный в законах Христовых, обученный апостольскими примерами, уразумевший и показавший на деле, что достойно епископства, приобрел громкую в настоящее время славу и честь. Зависть, которая другим ревнителям добродетели заботливо смотрит в глаза, не отважилась и взглянуть на Ермогена, по величию его кротости и скромных о себе мыслей; потому что совоспитанница славнейших дел—бдительность, украшенная смиренномудрием, поработила себе и зависть, губительницу прекрасного. Посему, если и ты решился идти по следам его, взирая на него, как на некий образец; то запечатлей добродетель скромными о себе мыслями. Ибо прекрасный охранительный знак и для всякого уважительную печать наложишь сим на сокровищницу преспеяний.

599. Пресвитеру Илии (О способности учить и учиться)

Кто, хотя и не способен учить, но хочет учиться, тот стоит одобрения. Но кто при своем незнании берется учить, тот, будучи одержим крайним невежеством, не способен будет и учиться, потому что в нем не даст сему места мысль о своем знании.

600. Диакону Серину («Надлежит смирять самомнение погрешающих, но не сознающих, что погрешают, и извинять приходящих в чувство»)

Если не успев в том, о чем спорил, но будучи блистательно побеждён, по видимому, просишь ты милости; то явно, что под именем милости пытаешься получить отменение того, что решено судом. Если же скажешь, что обижен ты судившим; то не буду говорить, что побеждён ты справедливо: а скажу только, что решено судом. Ибо не было бы решено иначе, если бы судия был самый строгий, решения требовала сама справедливость. Но впрочем и победив, оказываю милость я, который и в начале не стал бы входить в состязание, если бы ты, осудив сам себя, попросил извинения. Ибо надлежит смирять самомнение погрешающих, но не сознающих, что погрешают, и извинять приходящих в чувство.