🎧Филарет Черниговский (Гумилевский). (отд.11) Слова и беседы на разные дни и случаи (слушать (озвучено Никой) и читать)

1. Беседа в неделю 3-ю по Пасхе о явлении Господа Савлу

Чудное событие — событие с Савлом на пути в Дамаск! Много поучительного и назидательного представляет оно собою.

Синедрион иудейский, желая прекратить дело Евангелия Христова, посадил апостолов в темницу и потом объявил строгое приказание — не говорить ни слова о воскресшем Иисусе (Деян. 4:1-5, 17-40). Когда же ученые иудейские, вступив в спор с Стефаном, раздражены были победою Стефана над ними, и взволновав народ, предали Стефана суду синедриона (Деян. 6:9-14); когда Стефан доказал синедриону, как велика вражда иудеев против Бога израилева: Стефан по решению синедриона побит был камнями за городом (Деян. 7). Это была первая жертва фанатической злобы! Савл был при том, и не только ободрял убиение невиновного Стефана, но смерть мученика зажгла в нем фанатическую ревность против Назарянина (Деян. 7:58, 22:20). Савл положил кончить дело ненавистного учителя, во чтобы то ни стало. Он стал гнать даже до смерти последователей учения Иисусова (Деян. 22:4), «терзал церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу» (Деян. 8:3). Не довольствуясь кровавыми делами в Иерусалиме, он выпросил у Синедриона полномочия и людей, чтобы также преследовать христиан и в Дамаске. С такою душою, с такими расположениями шел Савл в Дамаск (Деян. 9:1, 2; 22:5).

Когда он, сопровождаемый служителями, приближался к Дамаску и христиане Дамаска были в страхе за свою участь: «внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна» (Деян. 9:3-5).

Какой чудный свет! Апостол сам говорил: «около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба» (Деян. 22:6); и при другом случае свидетельствовал: «свет, превосходящий солнечное сияние, осиявший меня» (Деян. 26:13). Свет полудня уступил сиянию света небесного; сияние солнца тускло было пред сиянием небесным. И какого полудня свет? Полудня восточного, палестинского, полудня самого ясного и светлого! Итак, это — не блеск молнии. Ученый Савл очень знал атмосферическое явление и не мог назвать его чужим именем. Тем более это не призрак воображения. Явление сопровождалось очевидными физическими изменениями. Так это — свет Божий, это — слава Божества. В таком свете явился Иисус, преследуемый Савлом. И Анания (9:17), и Варнава (ст.27) говорят, что Павлу явился на дороге Господь. Павел видел Иисуса в прославленном человечестве. В земной жизни Иисуса видим одно такое же явление. На горе Фаворской Иисус преобразился; лицо Его сияло как солнце, ризы Его были белы, как снег. Петр, Иаков и Андрей в восторге смотрели на эту славу, и приведенные в смятение — пали. На Савла видение навело ужас, и он пал слепой. Какова слава Господа Иисуса! Каково же величие, в котором явится Он для совершения суда над вселенною! Как разнообразны будут действия славного явления того на людей!

Савл не только видел свет, но слышал слова Господа, предлагал вопросы и получал ответы. Спутники его, по словам Луки, «стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя» (Деян. 9:7); по словам Павла, «свет видели, и пришли в страх; но голоса Говорившего не слыхали» (Деян. 22:9). Это значит, что сияние света до того поразило их, что они стояли исступленными, слышали голос, но не понимали слов. На столько они были вразумлены, чтобы понять и передать необычайность события. Сияние света небесного было в полдень: это — не призрак! Поражение света испытали спутники Павла до того, что приходили в исступление. В их глазах зрячий Савл стал слепым. Чудо осязаемое и особенно для Савла. Явление Господа было собственно для Савла, а не для спутников его. Они — только свидетели.

«Савл, Савл! что ты Меня гонишь?» — говорил голос Савлу. Савл, так низко думавший о Назарянине, вовсе не думал, чтобы явившийся в такой славе был Иисус. «Кто ты, Господи?» — спрашивал он и услышал ответ: «Я Иисус, которого ты гонишь». Савл преследовал верующих. Но Христос живет в верующих: кто преследует их — преследует Его. Он одно с ними. Он глава — они члены; в страданиях членов принимает участие и глава. Савл преследовал Иисуса и потому, что по неведению, по ослеплению ревности, ненавидел все дело Иисуса: Его учение, Его жизнь, Его дела. Как должны страшить душу христианскую те люди, которые примером жизни и словами неразумия своего отклоняют от Христа Господа души, искупленные кровью Его. Они, делая зло душам христианским, гонят Самого Христа Господа.

«За какое доброе дело хотите вы убить Меня?» — спрашивал Иисус иудеев. Точно так спрашивает Он теперь и Савла. Никакая злоба врагов не может отыскать пятна ни в жизни, ни в учении Иисуса. Напротив, Он так свят, так покорен воле Отца небесного; Он дышит такою любовью к людям, что только благотворит им; учение Его — такой чистый небесный свет, какого не видала вселенная. «Савл, Савл! за что же ты Меня гонишь?» Спрашивает, дышащий любовью.

Бедное человечество! Бедная душа моя!

Савл гнал Иисуса по неведению. Он знал Его только в том виде, в каком изображали Его заклятые враги добра — фарисеи и книжники. Злостные толки худых людей увлекли пылкую душу его на худой путь. Думая быть человеком Божьим, он оказывался врагом Божьим.

Сохрани Бог от того состояния, когда душа, увлекаясь страстями, начинает любить грех до того, что ей ненавистным становится добро.

«Трудно тебе идти против рожна». Пастырь гонит стадо овец, с длинным и острым шестом в руке. Может ли овца идти против этого шеста, которым гонят ее? Если бы стала бороться с острым жезлом, то изранила бы только себя. Точно так опасна, неумна борьба против учения Христова, явная ли она, или тайная. Напрасны гонения, воздвигаемые одним, многими, всеми. Все это будет только несчастьем для гонителей. Невер, нечестивец, сколько бы ни восставали против истины и благочестия, ничего не сделают истине и благочестию. Ясна, светла истина, как свет Божий; тепло, живительно благочестие, как жизнь Божья. Невер и нечестивец, ненавидя их, преследуя их, наносят только себе бесчестие и пагубу, потому что оказываются врагами того, что всего дороже для человека, врагами высокого, чистого, святого, без чего человек — не человек. Так показывает и история церкви христианской! Так показывает и история лиц!

«Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать» (Деян. 9:6). Так сказал Господь, по сказанию Луки. Но св. Лука опускает здесь кое-что. По повествованию самого Павла, переданному св. Лукою в другом месте, Господь сказал ему и свою волю о его служении церкви. «Встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что Я открою тебе, избавляя тебя от народа Иудейского и от язычников, к которым Я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освященным» (Деян. 26:16-18). Таково было общее очертание деятельности Павловой в отношении к другим! Павел в последствии говорил галатам: «Я принял его [Евангелие] и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал. 1:12). Все, что надлежало проповедовать другим, Павел узнал от Самого Господа; а что ему надлежало делать с собою, о том он должен узнать в Дамаске, тому научит его Анания.

Когда Савл понял, кто говорит с ним: он «в трепете и ужасе» спрашивал: «Господи! что повелишь мне делать?» (Деян. 9:6). Явление Господа произвело потрясающее действие на Савла, сопровождавшееся решительно переменою его; он уже не гонитель Иисуса; он трепещет пред Ним; он ожидает только воли Его, готовый выполнять ее, во что бы то ни стало; он решился на все, что угодно Господу; своей воли он более не хочет знать и отдает всего себя Господу. Когда привели его слепого в Дамаск: то три дня «он не ел и не пил» (Деян. 9:9). Он горько раскаивался теперь в прошлом заблуждении. Эта скорбь так была искренна, так была глубока, так сильно терзала душу его, что ни пища, ни питье не шли на ум Савлу. Он долго, долго и после того помнил — помнил до гроба, что был он «хулитель и гонитель, и обидчик» (1Тим. 1:13), что гнал он церковь Божью (Кор. 15:9). Он ничем не извинял вины своей пред Господом; признавал себя врагом Божьим, достойным всякой казни. Терзаемый покаянием, «он теперь молится», как говорил Господь Анании (Деян. 9:11). О чем молится? О том, чему научало раскаяние, о прощении грехов: о том, на что указывало небесное явление, — о ниспослании сил, необходимых для лучшей жизни, чтобы любить и проповедовать то, что дотоле гнал он. «Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое» (Деян. 9:16), — так говорил теперь Господь Анании о Савле. Господь видел, что кающийся и признательный Савл готов страдать за Него, и обещает Савлу свою всемощную помощь, с которою не сокрушат Савла никакие страдания. Высоко звание, к которому призван Савл: но на кого возлагает Господь более тяжести, чем на других, тому посылает и более сил. «Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2Кор. 1:5), — так говорил сам Павел. Каких страданий не перенес Савл за Господа Иисуса! И краткий перечень, какой он делает страданиям своим (2 Кор. 11:20-32; 12:9-12), изумителен.

Брат мой! Если ты особенным образом возбужден на подвиги благочестия, если получил ты довольно света и теплоты душевной с неба: будь верен призванию небесному, чтобы идти путем тернистым и тесным. Кого взыскал Господь милостью своей: не имел ли Он права ожидать от того искренней готовности переносить скорби и нужды за славу имени Его? Не довольствуйся первыми чувствами раскаяния: оно свято, но еще должно принести плоды, достойные любви искренней. Не смущайся и горечью бед готовых: Тот, кто призвал тебя, даст тебе вытерпеть столько, сколько и не думаешь. Опыт научит тебя, что значит терпение; по опыту узнаешь, что «от терпения [происходит] опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает» (Рим. 5:3-5).

Савл обращен был одним явлением Господа! Как это так? В глубине души Савловой было доброе и прежде того: он любил закон Божий. Он ошибался, допускал увлечения и страстность человеческую: но зерно души его было доброе. Без того — пусть говорят ангелы, пусть воскресают мертвые, пусть является Господь в громах и молнии: нечестивец содрогнется и останется нечестивцем. Если бы Савл не верил в Моисея и пророков: дивный свет и обличение Господа приняты были бы также, как приняты испорченными фарисеями чудеса Господа: «если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лук. 16:31).

Не говори: Бог милостив, дождусь чуда, и тогда иной буду. Иным тебя без тебя не сделают. Делай твое дело, пользуйся тем, что дано тебе; не пропускай мимо глаз милостей Божьих; исполняй волю Божью, открытую о тебе в писании. О, Боже мой! если я, такой грешник, и еще живу, и еще каждый день и каждый час льются на меня дары твои: не чудеса ли это благости Твоей? и я остаюсь холоден к ним, не благодарю за них, не каюсь в моем недостоинстве, не приношу плодов покаяния! Чего же жду я себе? Брат мой! пренебрежением к дарам Божьим мы призываем на себя гнев Божий, а не милость Божью. Удобряй почву сердца твоего покаянием и страхом Божьим, чтобы семена слова Божьего могли укрыться в глубине души твоей и дать после ростков стебли с зерном; призывай молитвою росу и дождь благодати на засеянную землю, без того явится засуха и погибнет все.

Молись: молитва все даст тебе. Савл молился, и чего не получил! И язычники, и иудеи, и свои, и чужие были против Савла; но с благодатью Божьей, данной по молитве, он победил все, — победишь и ты.

2. Слово в неделю 4-ю по Пасхе о христианской свободе

«Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин. 8:36)

Если скажем, что свобода есть независимость от всего оскорбляющего лучшую природу человека: скажем ли не согласно с здравым смыслом? У кого ум и сердце на месте, ничего не скажет он против такой мысли о свободе. Да, если в жизни ничто не останавливает правильного хода жизни, если жизнь духовной природы нашей развивается по ее лучшим требованиям; если воля определяет свою деятельность чистыми, духовными требованиями природы, известными с именем нравственного закона: не есть ли это истинная свобода, какой только должен желать человек?

Свобода, свобода — чарующее слово! Кому не дорога ты, свобода? И как много ныне хлопочут о свободе! Венок летит на голову, лишь только проронит кто слово о свободе, хотя бы слово и неумное. Что же ты такое, милая для всех свобода.

Быть свободным, говорят, значит не подчиняться ни чьей сторонней воле, жить и действовать так, как хочется, поступать всегда и во всем по своей воле, по чувствам и влечениям своего сердца. Но — это не свобода, а своеволие; это не свобода, оживляющая человека, а произвол, губящий жизнь человека; это — не мир природы ограниченной с Творцом безграничным, а война против Бога и брань человека с самим собою. Кто внес в общество людей такую мысль о свободе? Тот, кто сказал первым людям: «будете, как боги». Нечего сказать, надежный учитель! Свобода есть независимость, но от чего? От несообразного с духовной природой.

Истинная свобода есть то же, что любовь ко всему лучшему, любовь чистая к Богу и человечеству, то же, что добровольное и охотное подчинение своей воли закону Божьему. «Буду ходить свободно, ибо я взыскал повелений Твоих» (Пс. 118:45), — говорит с восторгом один из лучших людей. И как быть иному? Всеведущий законодатель знает природу человека, как никогда не может знать ее сам человек, при всех пособиях умозрительной и опытной мудрости своей. Потому закон, даруемый Богом человеку, есть самое верное, самое полное выражение лучших потребностей человеческой природы, есть полный и живой образ деятельности, вполне сообразной с существенными нуждами человека, есть самое лучшее, самое счастливое, самое живительное развитие жизни человеческой.

Беда наша вот в чем: «закон духовен, а я плотян» (Рим. 7:14). Где взять силы исполнять закон? Где взять мощь, чтобы развивать в себе жизнь по лучшей оживляющей норме жизни? «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете», — говорит Сын Божий (Ин. 8:36). Истинно только тогда и является свобода в человеке, когда он начинает жить под влиянием незримой благодати Христовой; всесильная благодать Божья исцеляет испорченный душевный организм и дает силы развивать жизнь по лучшему образцу жизни. «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11:28), — говорит Сын Божий. О! какой это сладкий голос! Какой это добрый призыв! Под сенью благодати Христовой душа точно находит себе покой, какого нигде не может найти; под незримым, но мощным, правлением силы Божьей жизнь ее течет самым широким потоком. «Закон положен не для праведника» (1Тим. 1:9), потому что поступать по закону Божьему для него то же, что жить и действовать по влечениям своего чистого сердца, потому что он выполняет гораздо более, чем могут сказать все земные уставы.

Посмотрите на жизнь истинных последователей Евангелия. Жизнь их запечатлена характером той чудной свободы духа, той самостоятельности и независимости, которой не найдете ни в одном ученике философских школ человеческих. В числе святых Божьих видите вы царей и подданных, пастырей и пасомых, богатых и бедняков, старость и юность, мужчин и женщин, но при всем различии пола и возраста, званий и отличай общественных — один и тот же дух евангельской свободы одушевляет всю их жизнь. Без гордости и самохвальства они говорят истину Евангелия как безгласным, так и голосистым земли, обличают пороки и растление людей, не смотря на опасности для себя. Они не гоняются за ветром духа времени, не заискивают его благосклонной улыбки, не льстят его наклонностям: если он прямо идет против закона Божьего, они говорят ему о том в глаза: если он прикрывает ложь кое-каким добром, они отдают честь добру и выводят на свет ложь. Один страх Божий пред их глазами: но никаких людей не боятся они, ни ученых, ни невежд, ни фанатиков, ни индифферентных, ни Неронов, ни Аманов, ни демагогии, ни олигархии. Во время общественных бед, войны опустошительной, язвы всепогубляющей, когда все другие теряют голову и падают духом, они со свежей мыслью отыскивают меры против зла и являются ангелами утешителями. При самых внезапных переворотах счастья, при самых тяжких ударах жизни, хотя страдают они, но страдают молча; в темнице и оковах также мужественны и тверды, как и под венками почестей. Если владеют богатством и отличены вниманием общим, не допускают до себя ни гордости, ни роскоши, щедро разливая покой и довольство на других. Такова жизнь истинных христиан!

«Всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8:34). «Где Дух Господень, там свобода» (2Кор. 3:17). Какие это глубокомысленные изречения! Где грех, там рабство! Грех не сроден нашей душе, — она создана для Господа и живет только в воле Божьей. Грех налагает оковы на душу, стесняет деятельность ее, расстраивает ее жизнь, убивает ее. Рыба не в воде, птица не в воздухе умирают: точно также душа в чуждой для нее атмосфере греха. —Посмотрите поближе, что делает грех с душей? Благо призрачное, обманчивое, ядовитое предпочитает она истинному благу; стесненная в порывах к небесному, томится она во мраке, скрывающем от нее светлый образ истины; а сердце, погрязшее в низких наслаждениях, изнуряет тоской о небесной отчизне; воля теряет энергию для добра, как невольник с цепью на шее. Своеволие греха не долго пользуется даже тем ничтожным остатком произвола, который дает возможность переходить от одного порока к другому. Предавшись одной страсти, человек теряет удобства отравлять себя другими, не смеет переменить предмета наслаждений. Вот от чего бывает, что скупец томит себя голодом, — слуга плотской похоти расточает миллионы отцовские, — тщеславный делает то же для пустого звука известности. Страсть порабощает все себе, — и ум в услугах у нее, и сердце бьется лишь ею, вся деятельность, внутренняя и наружная, определяется ее капризами. Бывает, что голос совести с силой восстает против деспотизма нажитой страсти: но сила страсти одолевает все умные рассуждения и — оказывается на деле жалкий раб греха.

Так евангельская, духовная свобода — не одно и тоже с свободою гражданскою; духовная свобода может быть собственностью царя и подданного, раба и господина, вельможи и бедного ремесленника. В каком же отношении находится духовная свобода к гражданской?

Без влияния свободы духовной свобода гражданская — печальное преимущество. В таком положении свобода гражданская — для одних средство к угнетению ближних, для других — предлог к своеволию и буйству.

Начальствующий по праву звания пользуется большей свободой гражданской, чем подчиненные ему. Представьте же, что не хочет он и знать требований духовной свободы; представьте, что он — невольник самолюбия и своенравия, для которых все готов делать: чем он тогда будет для подчиненных? Мучителем. Он требует не того, чего требует закон, а что внушают ему злые страсти его; не исполни воли его преступной и — тебя заставят страдать. Напрасно вы будете взывать к правосудию, к начальству высшему, к голосу соседей: изворотливый ум сильного доведет вас до положения более печального, более горького, чем было до жалоб. — Напротив, если дух евангельской свободы одушевляет начальника: он стоит выше самообольщения, выше гордости и тщеславья; как бы ни были обширны права его; он не только не оскорбит вас неправдою, но благодушием и благодеяниями усладит для вас и власть свою. Он носит меч в своей руке, но только против разврата и буйства, — не он, а закон подвергает наказаниям обманщика, вора и убийцу.

Ныне нередко называют законную власть деспотизмом. Это ошибка, печальная ошибка. Самый жестокий, самый бесчеловечный деспотизм, это лишь произвол подчиненных, тот произвол, которому вовсе незнакома истинная, христианская свобода. Вредно бывает для благосостояния общественного преобладание сильных лиц, злоупотребляющих своей властью. Но своеволие и буйство народа, разожженного страстями, — страшно, по самому большинству лиц; в слепоте невежества оно в состоянии предать все разрушению, порядок, законы, власть, быт семейный и самую религию. Припомните, не эта ли пагубная свобода в стране, гордившейся образованностью, ниспровергла все священные права семейные и общественные, погасила науки, осквернила храмы, совершила не слыханные зверства и жестокости, предала сотни тысяч людей невинных разным смертям? Там, где нет свободы христианской, свободы ума и сердца от страстей, там свобода гражданская, если при напряженных усилиях и явится между людьми, то на короткое время и не в точном виде, а за тем сменится ужасами бесчеловечия; буйство страстей, свергнув узы призрачные, наложит действительные, свергнув благотворные и необходимые, наложит лишние и гибельные, свергнув благое иго порядка и человеколюбия, беспощадно отягчит безначалием и тиранством. Воры и убийцы — не то же ли, что люди, не стесняющие себя законами гражданскими? Такова свобода гражданская без христианской свободы!

Духовная, христианская свобода, как живая любовь во всему доброму, поставляя человека выше страстей и расчетов своекорыстия, заставляет его действовать в обществе гражданском с полным самоотвержением для блага других. Так она действует при уничтожении рабства в государстве: она не оскорбляет при том ничьих прав собственности, а располагает любовь христианскую принести посильную жертву для блага ближних; она не ищет при том себе простора и покоя на счет других, а желает только покоя другим. Она усовершает известный порядок гражданский, более и более приближая его в духу Евангелия, изменяя к лучшему постепенно, мирно и тихо, не нарушая ни в ком деятельности истинно-разумной и свободной. Возьмем ли свободу печатного слова? Не следует, говорят, налагать никаких оков на слово: слово — дар Божий, данный для всех. Но прежде всего, напрасно принимают печатное слово за дар Божий, оно — собственность не многих, добытая трудом их. Пусть поставят его на его месте, на месте ремесла, благородного во власти благородной души, и пошлого в руках пошлого человека. Если бы печатное слово было только словом болтуна, оно не было бы к его чести, а для других было бы только скучно. Но печатное слово может быть и словом клеветника изворотливого, готового измучить вас в инстанциях суда. Оно может быть словом желчной злости, для которой отрада — страдание целых обществ, словом тщеславия, беспощадного к покою миллионов. Тогда, как устное слово, как бы оно гнило ни было, очень недолговечно и ограничивает действия свои тесным кругом людей, печатное слово, если оно гнилое слово, будет плодить гниль в сердцах людей целые века, и, тогда как устное слово есть — дар Божий, данный для всех людей, печатное слово — занятие редких. Что же после того печатное слово? Деспотизм немногих над целыми миллионами и над целыми поколениями, деспотизм самый оскорбительный, если деспотствуют люди пустые, а между тем он самый мощный и самый опасный из всех деспотизмов: он налагает свои мысли и заблуждения, свои страсти и предрассудки дикие на общества и не одного века, а ряда веков. Никакая власть, никакое правление не может устоять против разрушительного действия печатного слова. Слова нет, это — деспотизм очень приятный для самолюбия деятелей: но тем более опасный для душевного здоровья и общего блага, и одобрять его могут только люди, которым не дороги ни совесть, ни смысл здравый. Христианская свобода, как свобода любви, слишком дорожит здоровьем душ человеческих и их независимостью; безгранична область, где она может действовать, разливая свет знаний плодотворных: но она не дозволит себе говорить, а тем более печатать, слова гнилые, и, если другие заметят проскользнувшую в словах ее гниль, с благодарностью воспользуются этим замечанием. Такова истинная свобода!

«К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служи́те друг другу» (Гал. 5:13). Живите «как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла» (1Петр. 2:16). О! если бы каждый из нас сознавал и чувствовал превосходство духовной свободы, дарованной Христом Иисусом человечеству! Он и не подумал бы о ложной свободе, о которой мечтают иные. Свобода истинная, свобода христианская, устраивает и на земле царство мира, счастье семьи, общества, государства. Ложная свобода или своеволие страстей вводит с собой расстройство, напасти и беды, слезы и горе в семейство, общество, государство.

Будем молиться, дабы силами благодати явилась в нас животворная свобода, в славу Отца и Сына и св. Духа. Аминь.

3. Слово в неделю 5-ю по Пасхе о новом вине в ветхих мехах

Отдадим справедливость новой философии. Самонадеянная прежде, она в недавнее время стала искать помощи у христианства, стала признавать нужду христианской заповеди о любви для блага обществ. Считающиеся представителями людей умных согласны ныне с тем, что любовь и братство, проповеданные Господом Иисусом, составляют лучшее врачевство для недугов общественных. По требованию любви христианской желают, чтобы человеческие законы были снисходительны к несчастным преступникам. Во имя той же любви желают, чтобы люди, несмотря на различие сословий и званий, были равны пред законом, и чтобы бедность и незнатность рода не лишали человека гражданского значения. Во имя той же любви требуют, чтобы добытое трудом человека принадлежало трудившемуся, а не было присвоено другим лицом, не бравшим участия в труде. Все это прекрасно! Все это вино новое, чистое, свежее!

Но вот о чем забывают: новое вино не надобно лить в мехи ветхие, как говорит Спаситель наш (Лук. 5:37). Если новую заповедь Спасителя думают осуществить только средствами человеческими, — это ветхие мехи. Какие средства человеческой природы могут преобразовать враждующий, завистливый, разделенный страстями мир людской в одну семью братской любви? В человеческой природе нет их: двигатели ее — своекорыстие и самолюбие гордое. Или думают, что людям стоит только пожелать, чтобы действовать в духе любви христианской, — и преобразование людей кончилось? Желания еще не дают того, чего желаем. Один из лучших людей говорит за себя и за всех: «Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим. 7:18). Ни наука, ни самый высокий ум не дают нам сил для осуществления высоких идеалов. Время увериться в том опытами тысячелетий. Ни философы, ни законодатели, оставившие образцовые теории, не одарили ни себя, ни других ни золотником новых сил. Как ни умничай, а надобно согласиться со словами Спасителя нашего: «Рожденное от плоти есть плоть» (Ин. 3:6). Все происшедшие от Адама не могут сами по себе стать выше наследственной природы. Грех — начало всех несчастий, а от него не освободиться человеку самому по себе. Потому грех и несчастье всегда будут сопутствовать человеку на путях жизни его и станут разрушать лучшие планы его.

Одна возможность для человека исполнять высокие идеалы — помощь небесная, принятие и усвоение благодати Божьей. Для того, чтобы осуществить в себе новую заповедь Христову, надобно родиться свыше (Ин. 3:7), надобно преобразоваться силою Духа святого (Ин. 3:6). Можно усвоить себе умом философию Гегеля, философию Платона, всякую другую философию человеческую: но, чтобы усвоить себе философию Христову, для того мало быть слушателем этой философии. Думают, что могут усвоить евангельское учение о братской любви, помимо помощи Христовой? Напрасная мечта! Во Христе Иисусе, победителе греха и смерти, человечество имеет второго Адама, духовного, животворящего (Кор. 15:45, 17). Если не от Него начинается поколение людское, то это ветошь, ни к чему негодная. Только Он своим Духом может обновить печальное существование человека.

Новое вино в ветхих мехах — потеря доброго вина и порча самим мехам. Такова судьба тех обществ, которые пытаются осуществить в себе христианское учение о братской любви без полного духовного обновления, без живой и возрождающей веры в Господа Иисуса. Сердца ветхие, своекорыстные, гордые, самолюбивые проповедуют любовь для других, но сами не знают ее, сами ничего не сделали для нее, не пожертвовали ей ни одной страстью, ни одной привычкой. И что выходит? Перевороты разрушительные, потрясения, ниспровергающие существующий порядок и не созидающие ничего прочного. Отчего это отсутствие устойчивых начал общежития, эта тоска, это недовольство настоящим, эта неуверенность в будущем, эта робость при выполнении прекрасного? Не от того ли, что новое вино льют в ветхие мехи? «Прогресс, прогресс», — кричат. А на деле оказывается только ломка старого — и ничего дельного; на деле, по-прежнему, невинного теснит сильное богатство, и счастливый нечестивец распоряжается судьбой людей честных. Тратят силы, тратят средства — и все без пользы, занимают людей работами — и все работы только ослабляют людей бедных, знакомя их с новыми нуждами, с новыми бедами, тяжелыми уже по самой новости. Был давно, очень давно философ-царь, который понял философским умом важность любви христианской для общества языческого, заставил язычников построить больницы и дома милосердия: но долго ли стояли между язычниками заведения Юлиана? Они рассыпались подобно карточным домикам при первом дуновении ветра. Вот наглядный опыт того, что не удержать ветхим мехам вина нового!

Нет, надобно иметь не одно знание учения Христова. Надобно глубоко чувствовать испорченность свою, и этим чувством привлекать на себя благодать Христову, чтобы с ее помощью воплощать в себе новую заповедь Христову. Прежде всего, надобно как можно менее мечтать о себе, о своих силах и совершенствах, и как можно искреннее молить Вседействующего и благого о Его милосердии к бедным людям. Заповедь о любви без мысли о самоотречении — менее, чем иудейская заповедь, и уже вовсе не Христова заповедь. «Покайтесь и веруйте в Евангелие», — тем начал проповедь свою Спаситель; тем начинается и жизнь христианская.

Пусть неотступною будет на всех путях наших уверенность, что мы — ветхие меха, и Он только может переделать эту ветхость заново. Надобно всем молиться за себя и за других, дабы свет небесный озарил глубины сердец человеческих, и они приняли бы новое вино с расположениями новыми, достойными вечности счастливой. Тогда одни осудят в себе своекорыстие, волнующееся против нового закона, другие поймут, что свобода Христова есть отречение от всякого преступного самоволия, от всякой животной страсти, и любовь, покорная святым заповедям Божьим. Дух Христов, и только Он один может преобразовать сердца людей.

4. Слово в неделю 2-ю по Пятидесятнице о ложных пророках

«Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7:15).

Лжепророки, в словах Спасителя, тоже, что лжеучители, или такие учители, которые, под видом истины, передают ложь и под видом добра, наделяют пагубою.

Берегитесь, говорит Господь, таких учителей, как берегутся яда, который может скрываться и в красивом цветке; берегитесь, как берегутся змеи, которая, укрываясь в кустарнике или под листьями, может нечаянно напасть на вас и нанести смертельную рану.

Нельзя не удивляться тому, что оказываются охотники быть в числе учителей лжи. Согласитесь! что это не великая честь им… Истина дорога для каждого; а люди изобретают ложь. Странно. Но не думайте и того, что эти люди действуют по твердому убеждению. Убеждение можно иметь только в действительном, а ложь — вымысел, призрак, ничто. Ложь не может иметь силы убеждения для того, кто изобретает и распространяет ее. Основание ее для души только в самой душе, в ее порче. Апостол убеждает держаться «доброй совести, которую некоторые отвергнув, потерпели кораблекрушение в вере» (Тим. 1:19). Видите, под каким условием можно отказаться от истины и принимать ложь? Под условием отречения от благой совести. Бессовестность — вот основание лжеучителей! Печальное состояние!

Что касается до нас: проповедники лжи, как и всякое другое зло, попускаются с тем, чтобы мы не спали, если не хотим потерпеть вред от зла. Итак, наше дело быть зоркими.

Как узнать лжеучителя?

Бог истина и он один источник истины. Потому то, что возвещено Им для нас, есть несомненная правда. Все же мысли происхождения земного, человеческого, непорочны, перемешаны с недоумениями, с ложью и неправдою. Итак, не может быть истиною то, что несогласно с истинами созерцательными и практическими, открытыми в слове Божьем и проповедуемыми церковью. Вот главная мера для поверки всех учений! Потому не слушай тех учителей, которые или льстят страстям человеческим или под видом новых открытий передают мысли несогласные с догматами церкви. «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что́ мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1:8). Так говорит апостол Божий.

«Так говорит Господь Саваоф: не слушайте слов пророков, пророчествующих вам. Они постоянно говорят пренебрегающим Меня: «Господь сказал: мир будет у вас». И всякому, поступающему по упорству своего сердца, говорят: «не придет на вас беда» (Иер. 28:16, 17).

Ныне говорят: «У нас есть судья в голове, следуй ему; на что тебе еще другой закон? Ты не ребенок, чтобы ходить в школу, т. е. в церковь и учиться у людей, которые не имеют ни образования, ни звания света». Так говорят называющее себя людьми просвещенными.

Понимаете ли, что это голос ложных пророков? Понимаете ли, что этим учением вовсе отвергается откровение Божье? Ах! внутренний закон наш уже давно стал потемнен и бессилен. При нем одном чем были бы мы и поныне? Тем же, что и предки наши — язычники; мы были бы людьми, ходящими во мраке (Ис. 9:2); жили бы в похотях своей плоти и были бы безбожными в мире (Еф. 2:3,12). Ужели этого желать надобно? Избави, Боже, от такого страшного ослепления! Нет, с одним законом внутренним, с одним разумом нашим нельзя быть безопасным даже и при руководстве слова Божьего. Тогда каждый будет понимать писание по-своему, и слово Божье превратится в игрушку страстей, как это и видно на опыте. Потому-то Отец небесный «поставил одних Апостолами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4:11,13). Потому-то церковь есть столп и утверждение истины (Тим. 3:15). Пусть, по примеру вавилонян, поднимают на смех сионские песни. Не тревожьтесь, они погибнут по примеру вавилонян.

Разум, говорят, по естественному развитию своему, дойдет до истин высших, самых чистых: к чему откровение? Разум дойдет, …, следовательно, поныне не дошел! А сколько времени прошло, как начал он идти? Более 7000 лет… Есть же надежда на то, что дойдет. Чтобы рассеять мечты свои, пусть посмотрят на действительность, пусть зорко рассмотрят, до чего успел дойти разум, по естественному развитию своему, в продолжении 5000 лет, до пришествия Христова? «Надобно ждать, — говорил лучший мудрец того времени, — надобно ждать, пока возвещено будет, как должно вести себя в отношении к богам и людям». Алкивиад спрашивал: «Когда же это будет, Сократ, и кто будет этот наставник? Со всею радостью последовал бы я ему, кто бы он ни был» (Platonis Alcibeadis). Лучший теоретический ученик лучшего практического мудреца рассуждал: «Благочестию учить никто не в состоянии, если не будет предшествовать сам Бог, как вождь и наставник» (Platonis Epimonides). Вот лучшее, что находите вы в долгой жизни язычества! Разум дойдет… Требуют веры в слова и обещания! Но как же это? То говорят, что вера дело неумное; то требуют веры. И кому же «доверять велят»? Людям! Когда? Тогда, как не велят доверять Богу. Пусть извинят, но заносчивость доходит до нелепостей.

Апостол Петр пишет: «Были и лжепророки в народе [иудейском], как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель» (2Пет. 2:1).

По этому наставлению апостола, если бы пришлось вам слушать человека, который стал бы отвергать нужду в искупителе Христе Иисусе или учить о Нем, несогласно со словом Божьим, отвергая Его божество или человечество: будьте твердо уверены, что это учитель пагубной лжи, которого не следует слушать. Пусть он владеет даром слова, пусть он умен и с познаниями обширными: не обольщайтесь тем — участь его решена апостолом: он погибнет.

Тот же апостол возвестил: «Знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели, поступающие по собственным своим похотям и говорящие: где обетование пришествия Его?» (2Пет. 3:3, 4).

Не слышите ли ныне таких, которые говорят: «Добрым человек бывает тогда, когда для того, чтобы получить приятное себе, делает приятное другим». Иначе это значит, что надобно жить только в свое удовольствие; другого начала жизни нет, как удовлетворение влечениям природы; пока жив, пользуйся жизнью, наслаждайся всем, чем и как можешь. Не правда ли, что это те люди, на которых указал апостол, как на учителей наглых, забывших и об уме, и о совести? Это люди, для которых нет ничего высокого: ни честности бескорыстной, ни жизни загробной, ни духа свободного, ни Бога.

Апостол Иуда писал: «Вкрались некоторые люди, издревле предназначенные к осуждению, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти» (Иуд. 1:4, 8, 11).

Итак, встретятся ли вам люди, для которых нипочем все власти, нипочем законы, для которых свобода означает необузданную вольность жить, как кому угодно, — твердо помните, что это люди, назначенные к осуждению, которым давно возвещено горе. Ныне нередки проповедники такой свободы. Как и в давнее время они «злословят то, чего не знают» (Иуд. 4:10) и хвалят то, чего вовсе не понимают. Не слушайте их и помните слова апостола: «начальники не страшны для добрых дел, а для худых» (Рим. 13:4).

Апостол Павел писал: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям, запрещающим вступать в брак» (1Тим. 4:1, 3).

Итак, если услышите, что будто ныне нет благословенного брака и будто дозволительно вооружаться железом против плоти, не отказываясь от ее похотей: твердо знайте, что это говорят духи- обольстители, отступники от веры, проповедники учения бесовского.

Дух лжи изворотлив: в разные времена является в разных видах и всегда прикрывая пагубный дух свой наружностью приличною и даже обольстительною. «Приходят к вам, — говорит Господь, — в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные». Иногда не легко узнать лжеучителя по содержанию учения его. По чему же узнать, что под овечьею шкурою скрывается волк? «По плодам их узна́ете их», говорить Господь (Мф. 7:15, 16). Это значит, что если не узнаете их по содержанью ученья, можете узнать по их делам. Дела на языке писания не редко называются плодами, например, «сотворите же достойный плод покаяния», т. е. дела (Мф. 3:8). Узнайте лжеучителей по делам их, частью тем, которые сами они делают, частью по последствиям ученья их. Ложь не может снести успокаивающего света в нашу жизнь, потому что в ней самой нет света, она мрак. Таковы же плоды учителей лжи. Мысль свою Господь объясняет далее так: «Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?» (Мф. 7:16). По общему правилу, всякое растение или дерево приносит свои плоды: репейник репьи, а не виноград, и виноградная лоза виноград, а не репьи. Точно так дела учителей лжи непременно пагуба. Собственные дела их или гордость сатанинская, или разврат; последствия ученья их таковы же. Если они успевают закрыть от глаз людских свои нечистые дела, следствия ученья их откроют их. «Дела плоти, — говорит апостол, — известны: они суть блуд, нечистота, вражда, ссоры, пьянство и тому подобное» (Гал. 5:19, 21). Если не все вместе, то многие из дел таких непременно украшают жизнь учителей лжи, или являются следствиями ученья их. Так описывает лжеучителей и апостол: «Люди, — говорит, — самолюбивы, сребролюбивы, горды, злоречивы, клеветники, не любящие добра, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2Тим. 3:2-5). Итак, «по плодам их узнаете их». Учители лжи говорят: «мир, мир!», но это только слова. Они говорят, что желают общего блага. Но это только слова. Смотрите на дела их: они ищут только своего (Фил. 2:4). Разделяют людей в мыслях, поднимают их друг против друга, заводят войну, доводят до сцен кровавых и печального расстройства. Так всегда было! Так всегда и будет!

Еще одно слово о нас самих. Берегитесь лжеучителей, говорит нам Господь… Я не отвечаю, говорит иной, за те понятия, которым научен, в которых воспитан; мое дело быть верным этим мыслям, а за неверность их даст отчет Богу тот, кто сообщил мне их. Да, лжеучитель будет строго отвечать за передачу ложного учения. В этом нет никакого сомненья. Но несомненно и то, что не оставят в покое и того, кто принимал ложь. Тебе дан смысл, чтобы отличать истину от лжи? Дан. Тебе дана любовь к истине, чтобы отрекаться от лжи и принимать чистые, святые мысли? Дана. Как же ты считаешь себя не подлежащим ответу за то, что держишься лжи, принятой от другого? «Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму», — сказал Господь (Мф. 15:14). Слышите, оба будут в яме, а не один. Апостол говорит: «Не приняли любви истины для своего спасения. И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (2Сол. 2:10-12). Страшные слова! Появление учителей лжи вызывается не одной их волей, а волей слушающих; они являются с их пагубой от того, что не хотят принимать истины, любят неправду, благоволят к нечестию. Как же нужно беречься! Аминь.

5. Слово в неделю 3-ю по Пятидесятнице о пытливости

«Но он [Фома] сказал им: если не увижу на руках Его [Христа Господа] ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25)

Простота веры — прекрасное дело: с ней так покойно душе. Но не один апостол Фома не довольствуется простым доверием словам других. Многие также, как и Фома, не прежде хотят верить, как испытают и дознают. Грех или не грех — пытливость?

И тем, и другим быть может.

Разум — дорогой дар Божий. Пренебрегать им грешно, надобно усовершенствовать его, надобно питать его приличной пищей — познаниями, надобно расширять деятельность его упражнением. Вот главное оправдание пытливости! Но разум есть ли в нас высшая способность или же служебная? Без сомнения, воля выше разума, она располагает всей деятельностью души, а, следовательно, и деятельностью разума. Итак, пытливость не должна быть целью для самой себя. Потому-то она может быть и делом святым, и делом грешным. Потому-то апостол не с похвалой отзывался об афинянах: «Ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое» (Деян. 17:21).

Когда домогаются испытывать не открытое в откровении о Боге: не грех ли это? Зачем касаться того, о чем не сказано там, где сказано все нужное для спасения нашего? Не значит ли это не доверять благости Божьей? Не значит ли это увлекаться, сознательно или без сознания, мыслью, будто разум наш может проникнуть глубже и взойти выше, чем мудрость слова Божьего, чем ум Божий? Так грех, и грех допытываться ответов на вопросы: что творил Бог, прежде чем сотворил мир? Как Христос Иисус преподается в тайне Евхаристии всем и везде весь? Сколько потрачено времени и сил на разрешение подобных вопросов! И все понапрасну, все — без плода для души, или точнее со вредом для нее, потому что за бесплодный труд и трату времени будут взыскивать с нас.

Грех допытываться будущей судьбы своей, далее предела положенного. Нам сказано в писании и говорит здравый смысл, что хорошо нам будет, если будем жить хорошо, и худо, если станем жить не по воле Божьей. Вот открытая судьба наша! Допытываться более подробных ответов — дерзость никогда не безвредная, как оскорбление доверия к промыслу Божью, и как пустая трата времени. Чтобы узнать будущую участь, обращаются к картам, к цыганам, к ворожеям, к магнетизерам, к вызывателям духов, или к стологаданию. Что все это значит? Грешное малодушие, на минуты дерзкое. «Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель, ворожея, чародей: ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это» (Втор. 18:10-12). Вот ясная воля Божья!

Грешна любознательность, жадно читающая книги опасные для души. Кто знанием своим обязан узнавать пути лжи и нечестия, например, учитель веры, наставник юношества, тот, хочет или не хочет, читай подобные книги; да и он может безвредно читать их, частью потому, что у него уже готовы против яда лекарства, частью же потому, что помощь Божья обещана служителю Божьему. — Но к чему всем другим читать опасные книги? Для того, чтобы предостеречь себя от падений самим знакомством с низостью лжи и нечестия? Но в таком случай необходимы твердость ума и твердость воли, чтобы лукавое изложение лжи не увлекло за собою слабой мысли, и обольстительные картины греха не завлекли воли в смрадную грязь. — Есть ли у вас твердый ум и твердая воля? Пусть не оскорбятся, если скажем, что самая большая часть страстных охотников и охотниц до книг опасных развратом и пустотой вовсе не знают себя, что они такое: дети ли слабые, но по крайней мере простодушные, или дети довольно уже испорченные капризами страстей? Если допускаете первое, то надобно согласиться, что безбожно грязнить чистые детские души всякой нечистотой людских глупостей, тем более, что так нужно нам время для занятий лучших. Предположим второе? Тогда должны согласиться, что бесчеловечно отравлять больное дитя снадобьями вредными. Хотят лечить себя? Почему же не посоветоваться с доктором, вместо того, чтобы глотать, не понимая, что глотают? «Не будьте дети умом: — говорит нам апостол, — на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетними» (1Кор. 14:20).

Не умна, не честна пытливость, когда стараются узнавать тайны ближних своих, не быв обязанными к тому званием. У иных пытливость эта доходит до того, что подкупают служащих у соседа деньгами, ласками, обещаниями, чтобы выпытать то и другое. Отчего это? Отчего эта хлопотливость о другом? Оттого, что о себе вовсе не думают: если бы занимались своей душей, если бы узнавали свои грехи, свои душевные болезни, свою нищету: то не взошло бы и на ум узнавать о соседе. Когда свой дом горит, спешат спасти в нем, что можно, если нельзя спасти всего; не время хлопотать о соседе. Далее к чему эта пытливость о другом? Для того только, чтобы узнанное недоброе о соседе разгласить везде, передать и другим соседям, и каждому встречному. Подобные люди большей частью бывают болтливы и пусты до того, что неспособны говорить ни о чем полезном. Иные же и еще того хуже: узнают о тайнах соседа с тем, чтобы иметь способы вредить ему. Это — уже злость сатанинская.

Свята любознательность, направленная к открытому вам в писании о Боге. «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17:3). Жизнь вечная — в том, чтобы знать Бога и Спасителя нашего. Как важно для нас такое знание! Для всех ли? Без сомнения, для всех. Для кого же не нужна вечная жизнь? Хочется или не хочется нам, вечность ждет каждого и вечность не одинаковая, — покойная для истинно и искренно знающих Христа, знакомых с ним не одной мыслью, а полной душей, — и очень неспокойная, страшная, для не желающих знать Христа. Итак, чего хотите? Без сомнения, покойной вечности! Узнавайте же Христа искренней душей. Умный христианин не пропускает дня, если не мешают другие обязанности, чтобы не выслушать или не прочитать св. книги, проповедующей о Боге и Христе. Слушать или читать слово Божье — для него самая питательная пища. Для иных скучно, не питательно слово Божье? А что значит, когда и хорошая пища не принимается желудком? Желудок засорен, надобно поправить его. Итак, полечите душу вашу покаянием и вам слово Божье покажется райской пищей. Иначе встретитесь с судным приговором Господа: «Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3:19). .

Свята пытливость, допытывающаяся тайн души своей для ее спасения. Дороже душевного спасения, конечно, нет ничего для нас. Но не зная себя, можем ли спасти себя? Нет. Как лечить больного, не зная, что за болезнь у него? Какие поражены его части? Какова степень ее? От каких причин явилась она? Надобно узнать все это и надобно потом сообразить, какие и в какой мере дать лекарства. Так многое надобно нам узнать о себе самих. Душа наша больна и при том у каждого своей болезнью, у иных весьма сложной и весьма мудреной, так что много надобно употребить времени, чтобы допытаться до полного значения болезни. Как долго надобно всматриваться в свое сердце, чтобы дознать свои склонности и свои страсти! Надобно доведаться, что в нас есть и чего не достает, какие есть добрые качества и каких нет, как охранять в себе доброе и как ослаблять худое. Казалось, так как никого нет ближе к нам, как мы сами: то легче всего нам узнать самих себя. Но беда в том, что от верного самосознания заслоняет нас наше самолюбие с его отпрысками: ему очень не хочется видеть нас в нашем подлинном виде, весьма не нарядном, и оно всячески закрываете нас от нас самих, пороки наши выставляет в виде слабостей извинительных, сомнительные дела называет подвигами геройскими и чего-чего не творит оно с нами! Извольте допытаться правды.

Не грешна любознательность наша и тогда, когда стараемся собрать познания, нужные по нашему званию. Если ученый новыми исследованиями усовершенствует свою науку, художники — свое искусство, ремесленники — свое ремесло: это — занятия добрые. При таком занятии каждый из них служит своим дарованием людям и Богу, уменьшает нужды бедного человечества и себе доставляет честными трудом средства жизни. Премудрый говорит: «Мудростью устрояется дом и разумом утверждается… Проходил я мимо поля человека ленивого и мимо виноградника человека скудоумного: и вот, все это заросло терном» (Притч. 24:3, 30, 31).

Само по себе понятно, что познание предметов нужных и полезных для жизни временной имеет важность очень ограниченную. Дни нашей жизни — коротки, а предметы не грешной пытливости — не одинаково важны. Не умно не только наполнять голову сведениями пустыми и вредными, но и не делать выбора между полезными.

Каковы бы ни были предметы нашей пытливости: надобно полагать меру пытливости. Если жажде пытливости хотят удовлетворять столько, что не достает времени выполнять другие обязанности, например, обязанность молитвы, обязанность звания: это — уже дело страсти и, следовательно, не дело святое, а грешное. Надобно всегда помнить, что мы живем не для себя, не для своих прихотей, а для Господа Бога. Апостол говорит: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто» (1Кор. 13:2). Значит, без святой любви самые блистательные познания — ничтожны. После того нет нужды говорить о том, что грешно жаждать познаний только для земной известности или для земной корысти. — Гоняться за ветром — занятое неблагодарное, пустое до досады.

Будем жить так, чтобы жизнью нашею славилось великое имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

6. Слово в неделю 4-ю по Пятидесятнице «И в Израиле не нашел Я такой веры» (Мф. 8:10).

«И в Израиле не нашел Я такой веры» (Мф. 8:10).

Чудное явление! Римский сотник и, следовательно, с детства язычник, удостоен такого высокого одобрения со стороны Господа. «Истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры», — так сказал Господь о сотнике капернаумском окружающим Его. — Без сомнения Спаситель не имеет здесь в виду таких людей, каков был богоприимец Симеон и немногие подобные ему. Но если и большинство Израиля, большинство тех, которым даны были обетования, возвещены пророчества, предложены наставления в вере истинной, не имели такой веры, какую имел римский сотник; — не унижение ли это Израилю? Не честь ли сотнику? Не явление ли это необыкновенное и достойное изучения? Так, капернаумский сотник вполне заслуживает того, чтобы рассмотрели мы качества его, для нашего назидания.

Старейшины иудейские, повествует святой Лука (Лк. 7:4, 5), свидетельствовали о сотнике: «Он достоин того, чтобы Ты оказал ему милость: «ибо он любит народ наш и построил нам синагогу». По такому отзыву, сотник столько был внимателен к вечным потребностям души своей, что, не смотря на положенье свое в свете языческом, не смотря на невыгодные отзывы язычников об иудействе, признал достоинство откровенного ученья, — признал искренней душей так, что построил за свой счет дом молитвы и изучения закона Моисеева.

Да, холодность к вере, равнодушие к Богу, источнику всего доброго и прекрасного, как бы ни были блистательны дарования ума и сердца, показывают в человеке не человека, а что-то близкое к животному или к духу отверженному. Ибо тогда в человеке нет жизни человеческой, также как живой дух человеческий, отличие и украшение человека, не может не любить Бога своего и Его истину. Сообразите после того, что значат христиане, для которых вера лучшая, вера самая чистая и самая высокая, какова вера христианская, — предмет самого холодного внимания, если только не презрения? О земной жизни, о ее удобствах, о ее удовольствиях заботы днем и ночью, а о религии святой, если говорят, то вовсе не для нее самой; о церкви Божьей, где должны воспитываться и усовершенствоваться все высокие потребности духа, поминают лишь для того, чтобы блеснуть умом, в сущности мелким, и отпустить колкости злости на счет служителей ее. Любовь к святой вере называют, фанатизмом. Если хотите, можете услышать и широкие толки о вере: но о какой? О всякой, только не о преданной откровением Божьим; о всякой, какую кому захочется призвать по расчетам страстей, по произволу ума, состоящего на службе у своеволия. Это называют правом свободы, правом совершенствующегося человечества. О! Боже мой! что скажешь Ты на суде Твоем этим христианам? Кровь Сына Божьего, пролитая за людей, ни во что вменена. Евангелие, возвещенное в сопровождении стольких чудес, оказалось не нужным, оно заменено торговыми книгами или произведением ума, опьяневшего от своеволий. Напрасно были посланы апостолы во вселенную; напрасно воспитаны Святым Духом отцы и святители церкви! Братья! люди заставляют природу духовную считать за одно и то же истину и ложь, святость и нечестье, путь жизни и путь погибели: но природа, оскорбленная насилием, грозно отомстит людям за себя в свое время. Это так верно, как верно то, что мы существуем. Это так верно, как верно то, что есть Бог правды, Бог всемощный и грозный против нечестия.

Другая черта, указываемая Евангелием в капернаумском сотнике, — эго его сердечное сострадание к больному служителю своему. Он просит старейшин иудейских упросить Врача о помощи (Лук. 7:4), поручает передать Господу Иисусу просьбу его: «Слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает» (Мф. 8:6). Какая нежная любовь к слуге звучит в этих словах! Сколько забот о больном рабе!

Братья! Апостол говорит христианам: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1Тим. 5:8). Что это значит? Отчего такой строгий приговор немилосердному христианину? Оттого, что отличие христианской веры — любовь. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35), — сказал Господь наш. Потому если христианин не имеет любви заботливой о счастье другого: он не христианин, в нем нет существенного отличия христианина. Поскольку же и лучшие язычники оказывают сострадание к несчастным: то несострадательный христианин — хуже и язычника. Так христианский начальник, христианский господин, христианский хозяин дома должны заботиться о здоровье и счастье служащих и подчиненных, должны помогать им в их нуждах, сколько могут. Они должны твердо помнить, что подчиненные их — братья им по природе и во Христе, и что милосердый Господь усвояет себе то, что сделано будет для этих невидных людей. «Алкал Я, — скажет Он на суде, — и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня… Так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25:42—45). О! худо будет душам черствым и холодным, глухим и слепым для скорбей братьев своих!

Сострадание к больному слуге заставило сотника искать помощи для него. Но где взять помощь? Он слышал о чудесах галилейского Учителя и вероятно сам был очевидцем некоторым из них. Душа его уже признавала в Нем чудотворца. Любовь сострадательная, заботливая о больном слуге, расширила веру его в Чудотворца. «Господи! — говорит он Иисусу, — Слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает». Можно бы принять воззвание: «Господи», за выражение почтительной учтивости, но не в устах сотника благоговейного и верующего. Он считает довольным сказать о сильной болезни слуги и уже уверен, что без просьбы его благой Господь примет участие в больном и мощный Чудотворец исцелить его. Вера его в Иисуса так была высока, уважение его к Нему так было велико, что по его вере стоит Господу Иисусу сказать слово и слуга его будет здоров. «Хотя я и подвластный человек, — говорит он, — но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает» (Мф. 8:9). Твое ли слово не выполнится? Скажешь больному: будь здоров и будет здоров. Сотник признает в Иисусе всемощного властителя над природой, Того владыку, которому все покорно.

Христиане! зачем мы жалуемся, что нас тяготят скорби необлегчаемые, несчастья неотвратимые? Если бы молились мы с такой же вседушевной верой, с такой же глубокой искренностью, как молился сотник: не тяготили бы нас скорби. «Не совершил там [в своей отчизне] многих чудес по неверию их», — свидетельствует евангелист (Мф. 13:58). Мы столько же малодушны бываем в несчастье, сколько самонадеянны в счастье: а то и другое от того, что нет в нас искренней, благоговейной веры в Господа. Гордость наша столько же труслива бывает в бедах, сколько заносчива в часы покоя: вере святой, надежде, обращенной к Господу, нет в нас места. Слово Господа непреложно: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет. О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам» (Мф. 17:20; Ин. 16:23). Так будем молиться искренно Господу, будем молиться всею душей, и всемощная благость подаст все нужное нам для времени и вечности. Будем молиться, как молился сотник. Господи! Тебе все возможно и, если благоугодно мудрой благости Твоей, пошли помощь Твою. И помощь будет послана, в том или другом виде.

Евангелие указывает еще высокое качество в сотнике — глубокое смирение, качество всего более нужное для нас грешных. — Сотник был лицом почетным по званию своему; а римский сотник в Иудее значил очень много: участь города была в его руках. Капернаумский сотник снискал себе и другое величие, кроме величия власти: за его услуги, за его благодеяния местные иудеи высоко уважали его. И при такой силе власти, при таком общем уважении сотник понимал духовную свою бедность, как очень немногие. Когда Господь Иисус сказал: «Я приду и исцелю слугу», сотник отвечал: «Господи! не трудись; я не достоин, чтобы Ты вошел под кров мой». Так мало он о себе думал! Так смирение его не земное вошло в спор с благостью небесной, признавая себя не стоящим посещения ее.

О! Боже мой! И я, приступая к великому таинству Твоему, говорю устами: «Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой». — Но это говорят уста, а сердце? Ох! оно холодно и немо. Оно не трогается, оно не содрогается от мысли о безграничном величии Твоем и о недоступной святости Твоей. Оно не трепещет от ужаса перед тяжестью грехов и беззаконий моих. «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» (Лк. 18:13) Друзья мои! когда приступаете вы к Св. Причастию: будите душу свою от бесстрастия: старайтесь восчувствовать гнусность грехов и нечестий своих; трепещите пред величием Того, кто идет под кров души вашей. Кто мы и кто Он? Если бы и не было у нас грехов более, чем волос на головах наших, кто мы пред Беспредельным? Что у нас своего, кроме грехов? Дарования ли ума? Доблести ли воли? Почетные ли звания? Богатство ли? Здоровье ли? Красота ли? Все, все — не наше. И к тому же за все это должны мы дать отчет Господу; должны отвечать, так ли, на то ли употребили бы данные дары, на что даны они? Как же не безумна в нас каждая мысль гордая? Как не преступно каждое движение самоуслаждения? У каждого из нас страдает болезнью расслабления душа его, которая выше всех блага мира. Господь хочет войти в дом души его, готов ввести жизнь и силы в расстроенный организм. Надобно только, чтобы душа искренно сознала, живо чувствовала свою немощь, сокрушалась о грехах своих. Тогда душе сказано будет: «Как ты веровал, да будет тебе» (Мф. 8:13).

Усвоим себе качества капернаумского сотника, одобренного Господом. Усвоим любовь к святой вере, любовь к несчастным братьям, веру живую и смирение святое. Тогда и каждому из нас скажет Господь в вечности: «Как ты веровал, да будет тебе». Аминь.

7. Слово в соборном храме: когда начинать воспитание в вере

«Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас» (Пс. 33:12).

«Мы будем развивать умственное и нравственное образование в детях; до религиозного нам дела нет». Так сказал кто-то недавно из числа молодых педагогов.

Если новый педагог только не считает себя довольно сведущим в истинах св. веры, чтобы быть наставником веры: признание его — дело умное и доброе. Смешно учить тому, чего сам не знаешь. Или нет, не смешно, а страшно: дело идет о вечном спасении или вечной погибели людей. Ответ за неуспех в таком случае не может быть легким. «Горе тем, которые зло называют добром, и добро – злом» (Ис. 5:20). По любви христианской нельзя желать, чтобы кто-нибудь явился в разряде тех учителей, «каковым», по суду апостола, «должно заграждать уста: они развращают целые домы, уча, чему не должно, из постыдной корысти» (Тит. 1:11). Учить благочестию — не легкое дело. Напротив, легко быть может, что вместо благочестия научишь нечестию, если не словом, то примером. Один из искренних священников, умирая, говорил: «Если бы знал я, что такой строгий ответ надобно давать за прихожан, согласился бы быть до гроба, пастухом овец, а не принял бы на себя сана священства». Так в этом смысле слова педагога прекрасны.

Но если он думает, что можно давать правильное образование, умственное и нравственное, без веры: он ошибается, во вред себе и другим. Где свет для ума, если не в вере? Где прочные начала для жизни, если не в христианском учении? Французская революция показала на деле, что без святой веры люди становятся зверями; бьют и режут людей также спокойно, как и животных. В опытах видели, что для людей без веры не святы ни семейное счастье, ни гражданский порядок, ни закон, ни правительство. Да и как быть иному? Кто не боится Господа Бога, в ком нет ни капли страха Божьего, — может ли тот уважать что-нибудь на земле? Он и собою дорожит не более, как червем. Да, познание веры, воспитание в духе святой веры необходимо для каждого, — без него невозможно никакое совершенство человека, ни умственное, ни нравственное. Без Бога немыслимо ничто, и без жизни для Бога невозможна правильная жизнь ни ума, ни сердца. Образование ума и сердца, без воспитания религиозного, мало назвать мечтою, это — несчастье для человека и общества. Общества, которые допускают педагогов-безверов, — жалкие общества. Там, где вся забота устремлена не на связь человека с Богом, а только на связь его с миром, может образоваться только человек мира, человек времени, человек земной, но не тот, который создан по образу Божьему. А стоит ли такой человек имени человека? Безбожие мертвит, убивает дух человеческий, а вера, и только одна вера, животворит его, соединяя его с Богом, источником всякой жизни. Нравственные внушения людские, без веры, сухи и холодны, непрочны и изменчивы, как все временное. Только вера нисходит в самое сердце человека и возбуждает в нем готовность, одушевляет его твердостью — жертвовать всем для добра. Потому воспитание религиозное должно начинаться никак не позже умственного или нравственного.

Говорят: «Мысли о Боге и Его откровении слишком высоки для дитяти; оно еще слабо, неспособно понимать эти мысли. Пусть приводят человека к Богу тогда, как разовьется ум его».

Но те, которые считают веру недоступною для души дитяти, не понимают своей души и ее отношения к вере. Давно сказано одним учителем веры: «Душа наша — по природе христианка». Жизнь религии начинается вместе с жизнью души. Первое пробуждающееся в человеке чувство есть пробуждение в сердце религии. Первые ощущения привязанности его к отцу и матери — явления религиозные. Развивайте эти начала религии, воспитывайте эти семена благие, посеянные самим Творцом, и вы увидите пред собою дитя умное и доброе. Ум дитяти не может усвоять себе истины веры на столько, чтобы давать в них отчет самомыслительный. Но в нем живы память и воображение, чтобы усвоять себе начала веры. Разум дитяти слаб, но зато свободен от тумана, наводимого предрассудками и страстями; потому в его мыслях отражаются образы веры в их чистом и целом виде: вера принимается не столько умом, сколько сердцем. Чистые сердцем зрят Господа. Сердце дитяти чисто, как зеркало, нежно, как воск, и потому оно легко принимает наставления веры. Справьтесь с опытом; опыт скажет вам то же. Добрые отец и мать молятся после обеда или перед сном; ребенок, смотря на них, делает то же. Мало того, — он спрашивает отца или мать: кто такой Бог? Добр ли Он к нам? Если родители умны: как легко им нежную любовь ребенка к ним самим возвышать до любви к Отцу небесному! Как легко им простые вопросы ребенка о владельце дома, села, обращать в ответы о Владельце неба и земли! Дитя с наслаждением слушает такие разговоры родителей, они близки к уму и сердцу его; оно и спрашивает о таких предметах с любовью и слушает ответы с радостью. Зачем же хотят делать насилие влечениям доброй детской души? Почему отказываются развивать добрые семена, посеянные Творцом души нашей?

Другие говорят: «Какие за детьми грехи? От чего остерегать их?» Правда, детский возраст — возраст невинности, в сравнении с другими возрастами. Но так ли он невинен, как кажется иным? Отцы и матери не налюбуются детьми своими, но не слишком ли много они любуются? Присмотритесь к нравственному миру юной молодежи? Нет ли в нем побегов зла? Не заметите ли в детских шалостях подготовки к крупным преступлениям? В юных возрастах не видно ни пьянства, ни воровства, ни дикого насилия и пр. Но если мальчик привык часто ссориться с другими за безделицу, а под час и поколотить их: думаете ли вы, что в зрелых летах он не отделает так своего соседа, что попадет и под суд? Точно то же должны вы сказать о других семенах зла. А как ловко умеют дети притворяться, скрытничать, лицедействовать? К каким сложным хитростям прибегают они, когда хотят обмануть мать или отца? А капризы своенравия, а упрямая стойкость в своем — добрые плоды души? Как же вы, любя детей, хотите оставить их без того воспитания, которое так зорко смотрит за всеми, самыми малыми, движениями зла?

Откладывать религиозное воспитание человека до позднего времени — значит подвергать его крайним опасностям! Это значит предоставлять свободу развиваться в нем злым семенам и еще под влиянием самого возраста, столько незрелого для добра. Всего легче соблазнить душу дитяти: она так проста, так восприимчива. Дитя не знает по опыту пагубных последствий заблуждения и порока; оно не подозревает ни в ком обмана и отдается каждому впечатлению. Потому, если сердце его не ограждено страхом Божьим, оно легко может увлекаться влияниями зла. Вступая в свет, оно встречается и с людьми худыми, и с предметами, возбуждающими худое в душе. Что спасет его от падений, если не посеяны в нем истины святой веры, не воспитаны чувства благоговения перед Всевышним? Не увидите в нем Иосифа, твердого перед лицом соблазна: Иосиф с детства проникся любовью к Богу и потому отвечал соблазну: «Как же сделаю я сие великое зло и согрешу пред Богом?» (Быт. 39:9). Если в детском возрасте усердно посеяны в душе человека семена благочестия, пусть в лета бурной молодости он по временам и будет увлекаться на сторону зла, но когда ум его начнет зреть и неприятные встречи жизни станут приводить его в себя: с какою силою заговорят в душе его наставления, слышанные в детстве! Как разовьется в нем жизнь прекрасная, дотоле ослабляемая порывами легкомыслия! Но не ожидайте ничего подобного от того несчастного юноши, который с детства своего ничего не слыхал и не знал о святой вере, а семенами злого мира щедро был засеваем. Надобно заботиться о том, чтобы в самом первом возрасте не были внушаемы нежным душам какие-либо мысли, не совсем согласные с чистым учением христианским: иначе на доброй почве возрастут засеянные плевелы, и когда будет сеяться слово Божье, оно может остаться бесплодным; дорогие, небесные ростки его подавлены будут прежде выросшими терниями заблуждения и греха. Слишком позднее или в дни детства небрежно преподанное наставление в вере не имеет верного, спасительного действия на душу. Не свыкшись с истинами веры, она легко падает под первыми нападениями дерзкого сомнения. Чтобы проникнуться высочайшими истинами, душа должна теперь бродить по тернистым путям сомнений и мучиться над решением вопросов пытливого ума. А если бы в сердце ее с детства жила благоговейная любовь к предметам веры; эта любовь облегчала бы для ума решение вопросов его; он легко находил бы подтверждение верованиям сердца в истории человечества, в книге природы, в устройстве души вашей. Без того ум принужден испытывать борьбу с неизвестностью, чтобы дойти до покоя; должен повторять ошибки, давно признанные ошибками, наносить раны душе, чтобы лечить ее; а бывает, что, измученный трудами, становится он добычей уныния, и для развлечения отдается на волю чувственных веселостей и наслаждений низких, и является полное одичание души. Печальная картина!

Кого нам слушать надобно? Людей или Бога? Наука самых умных людей — не надежна. Такова она во всех случаях! Такова она в отношении к воспитанию детей! То ли дело — наука Божья? Люди считают детей неспособными к принятию уроков веры. Обманываются они. Высший наставник наш, Господь Иисус, всеведущий и мудрость вечная, не только не считает детей неспособными к усвоению внушений веры, напротив говорит: «Таковых есть Царство Небесное» (Мф. 19:14). Чему велит учить детей откровение Божье? «Отцы, — внушает апостол, — воспитывайте их [детей] в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6:4). «Без откровения свыше народ необуздан, а соблюдающий закон блажен» (Притч. 29:18). Так говорит боговдохновенный мудрец.

Отцы и матери! если вы любите детей (а как вам не любить их?): прежде всего и более всего заботьтесь, чтобы они с ранних дней своих воспитывались в страхе Божьем. От того зависит их счастье, временное и вечное. От того же зависит и счастье отчизны вашей, которым должны вы дорожить. Если вы любите самих себя (а как не любить себя?): бойтесь пренебрегать религиозным воспитанием детей ваших. С кого взыщется погибель ваших детей? С вас. С вас взыщет Господь, если дети ваши, за которых пролита кровь Сына Божьего, по вашему небрежению о них, погасят в себе искры святой веры и явятся свирепыми дикарями в христианском обществе. Горе, горе вам! Там, за гробом, собственные дети ваши будут призывать на вас месть правды Божьей.

8. Слово в Топальском храме об употреблении дара слова

«Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный» (Иак. 3, 2).

Дар слова — высокое отличие человека. Но люди так не задумчиво обращаются с этим даром, что нельзя не усомниться, ценят ли достоинство этого дара, или же употребляют его, как попало. Апостол Иаков признавал делом только совершенного человека не грешить словом: «Кто не согрешает в слове, — говорил он, — тот человек совершенный». Так важно правильное употребление высокого дара слова.

Как же надобно пользоваться даром слова?

Для чего дан нам дар слова? Неуместное, говорят, дело допытываться, для чего дан? Мы видим, что дан — и только. Жаль, что не видят более того. Уже давно отсылал Господь подобных мудрецов поучиться у бессловесных. «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня]» (Ис. 1, 3), — так говорил Господь Израилю. Да, стыдно человеку стоять ниже бессловесного; стыдно не признавать того, что дар слова, как и все дары Божьи, нам дан для славы имени Божьего. Всеведующий не имеет нужды в том, чтобы мы открывали Ему мысли и чувствования в словах; но мы имеем в том нужду. Слабые чувствования наши становятся сильными, когда возбуждаем их словами, и за словами хвалы имени Божию идет в след и сердце со своею хвалою. Да и одною ли душей должны мы служить Господу? «Все кости мои скажут: «Господи! кто подобен Тебе?» (Пс. 34:10) Душа, полная мыслей о величии Божьем, говорит: «Хвалите имя Господне, хвалите, рабы Господни» (Пс. 134:1). О! как можно иначе говорить о Боге, как не с благоговением глубоким, как не словами хвалы и благодарений? И какое занятие более достойно человека, как не прославление имени Божьего? Согласитесь же, что если людей, посвящающих себя молитве и хвале Божьей, называют людьми пустыми, то это не менее, как печальное оскорбление здравому смыслу. Ныне много охотников говорить и устно, и письменно. О! если бы все эти страстные охотники до слова и гласности страстно любили славу Господа своего! Если же большая часть слов рассыпается вовсе без мысли о Господе, вовсе без страха Божьего в сердце: пусть извинят за слово не мягкое — эти потоки звуков не выше, не умнее мычания бессловесного. Презрительные возгласы против веры, насмешки над святым, обличают более, чем непонимание веры, — обличают потерю человеческого вкуса.

Мы хотим, говорят, очистить веру от старых предрассудков; а на деле у них заботы только о нуждах страстей грязных. Не жалкое ли это извращение души бессмертной? Другие, для того, чтобы оправдать бессильную неправду, призывают Бога во свидетеля, клянутся во лжи, как будто Всесвятой защитник лжи и грехов их. Не хула ли это имени Божьего? Не призывают ли тем гнева Божьего на нечестивую голову свою? Иные веселы до забывчивости, пока улыбается им счастье; но теряют голову в несчастье и поднимают ропот на провидение Божье, изрыгают хулы на Бога и Его распоряжения. Пусть удержат нечестивый язык свой. Пусть придут в себя. Также как иные несмысленно говорливы в бесславии имени Божьего, другие становятся немыми, когда слава имени Божьего требует слова их. Ложный стыд, человеческий страх, апатия к добру налагают молчание на уста, тогда как надлежало словом правды остановить легкомыслие, обуздать наглость в их хулах имени Божьего. Молчат и молчанием подписывают свое согласие с нечестием. Боятся за себя, боятся неудовольствий со стороны бессмыслия и становятся на сторону бессмыслия. Как это низко! Как это преступно! Кто постыдится Меня и Моих слов, того постыдится и Сын человеческий, когда придет в славе своей. Так говорит нам Господь.

Язык — средство передавать наши мысли и чувствования другим; в распоряжении разумного существа, назначенного для вечности, он средство — служить другим для вечности. Язык — средство открыть ближнему незнаемую истину, укрепить слабого в добре, предостеречь ошибающегося, утешить печального. Все совершенство, все счастье наше и ближних зависит от выполнения воли Божьей в нас. Слово наше — могущественное пособие выполнению всесвятой воли Божьей в нас. Как много, как часто может каждый делать доброе другим словом своим! Каждый день являются случаи удержать другого от опасностей греха, облегчить его беду, умножить его радости. Но так ли бывает между людьми?

Язык должен доставлять утешения ближним; а как часто придумывают остроты, чтобы как можно больнее уязвить другого. Грабитель отнимает у других имущество: дело черной души. Более ли красивы, более ли человечны дела клеветы, которая отнимает у другого доброе имя, а иногда и счастье всей жизни? Пусть же помнят, что по суду апостола: «клеветники Царства Божия не наследуют» (1Кор. 6:10).

«Горе сшивающим чародейные мешочки под мышки и делающим покрывала для головы всякого роста, чтобы уловлять души!» Так говорить Адонай Господь (Иез. 13:18). Что делают, как не развращают души, когда тяжкие грехи, гнусные грехи представляют в таких образах, что те оказываются чуть-чуть не добродетелями, когда преступления, вопиющие на небо, называют не более, как слабостями извинительными? Не значит ли это вести других за руку в ад? Простодушная невинность гибнет от слов жалкой слепоты людской. Апостол говорит: «Язык – небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык – огонь» (Иак. 3:5, 6). Какой это язык? язык страстей. Слепой эгоизм, погоня за ветром мирским, жадное своекорыстие, не понимая ни себя, ни других, поднимают шум, чтобы расстроить все связи мирной жизни, ослабляют законное повиновение родительской власти, безглазому дают права зрячего и губят счастье тысяч. «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим» (Еф. 4:29). Гнилое слово — плод гнилого сердца, и оно может вносить в сердца только гниль и порчу.

Самое печальное злоупотребление языка — обман, ложь с целью воспользоваться ошибкой другого. Есть люди, которые хвалятся тем, что умеют обманывать. Есть люди, которые считают ложь дозволенным делом для некоторых случаев. Жалкие дела! Христиане лучшие, христиане первых времен были не таковы: они не допускали, они не терпели ни для каких случаев ни лицемерия, ни коварства, и никакой либо лжи. Бог — истина, и им созданы мы для истины. Все несообразное с истиной и правдой — предмет отвращения Божьего. Совесть, чувство внутреннее, говорит каждому против лжи: лжец невольно стыдится, когда уличают его во лжи. Для какой бы высокой цели ни допускали ложь: она всегда преступна. Так учит откровение Божье. «Мерзость пред Господом – уста лживые» (Притч. 12:22). Ложь от дьявола. Он «не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44). «Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его» (Кол. 3:9). «Отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему» (Еф. 4:25). Ложь — сильное препятствие для вселения благодати в сердцах наших. Дух святой, источник благодати, не терпит лжи: Он Дух истины и любит только истину. Потому ложь также несовместима с благодатью, как тьма со светом. Пусть ложь допускается по нужде, но все она вражда против благодати. Пусть ложь не наносит чувствительного вреда другому; но она в душе, допускающей ложь, производит вред, ослабляя любовь к истине. Так будьте правдивы и искренны в слове, во всяком случае. Слова изысканные, притворно-любезные, притворно-почтительные приятны на вид, но не фальшивы ли они? Они вводят в обман, одуряют других. И они же, как ложь, — едкий чад, который удаляет от души благодать св. Духа — Духа истины.

Люди сыплют слова, не думая о том, что делают. Апостол говорит: «Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие» (Иак. 1:26). Это значит: если кто не удерживает языка своего, но тешится словами своими, обманываемый движениями самолюбия: тот напрасно думает видеть в себе что-нибудь доброе. Какое тут благочестие, когда с языка потоком льются из нечистого сердца глупости и нечистоты? Господь говорит: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лук. 6:45). Пусть говорливые уста и не движутся испорченным сердцем: но сколько льется из них пустых, бесполезных слов! Они никому не вредны? Не вредны тому, кто слушает их, но вредны тому, кто говорит их. Так судит Тот, Кто будет судить всех нас. «Говорю же вам, — говорит Он, — что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12:36, 37). Каждое пустое, бесполезное слово, которое не служит ни к славе Божьей, ни к пользе ближнего, подвергнется суду, — за него придется давать отчет и выслушать осуждение. Это подтверждает Господь и в последующих словах: «Если, — говорит, — слова твои не были пустыми, а служили к славе Божьей, они доставят тебе радость; иначе же ожидай вечного горя: слова — дела твои, в твоей воле говорить или молчать». Содрогнемся же за самих себя.

Один подвижник сказал о себе: «Каждый раз, как разговаривал я с другими, находил себя худшим, чем был наедине». Конечно, это — частный опыт; но он повторяется гораздо чаще, чем думают люди; все мы склонны к худому и каждый по-своему. Потому-то во всяком случае надобно проверять себя, что вынесли мы из разговора с другими, и если беседа была злая, нанесла вред душе, должны уклоняться от таких бесед.

Надобно приучать себя к тому, чтобы, прежде чем говорить, увериться, следует ли говорить и как говорить; надобно поставлять себя пред судом Божьим и дознавать, не будем ли осуждены им за слова свои. При таком испытании не будет места болтливости и наглой дерзости; при нем будем говорить только святое и полезное. Бог благодати да даст нам служить словом в Его славу и во спасение свое и ближних. Аминь. Топаль, июня 17.

9. Слово в день св. Апостолов Петра и Павла о безразличии в вере

«Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1Кор. 9:22).

Так подвизался прославляемый ныне апостол Павел! Полный любви ко всем, пламенея желанием привести ко Христу как иудеев, так и язычников, он обращался с иудеями, как иудей, с язычниками, как язычник, с немощными, как немощный. «Для всех я сделался всем, — говорит он, — чтобы спасти по крайней мере некоторых». Чудная широта любви Павловой!

И эту-то любовь, снисходительную ко всякому для его спасения, иные хотят признавать за одно с равнодушием к вере! Страшные мечты времени! Говорят: «Нетерпимость в вере — оскорбление человечеству; пусть каждый верить по своему!» Терпимость в вере — дело умное и благое. О том — ни слова. Но равнодушие в вере — нечестие.

Проповедники безразличия в вере выдают себя за поборников счастья и совершенствования общего — за друзей человечества. Напрасно, — они гасители света, враги общего счастья.

Ни счастье общее, ни нравственное совершенство невозможны на земле, когда предоставляют каждому жить по желаниям испорченной природы. Чего ожидать для людей, когда снимают со страстей самую прочную узду — правила святой веры? Вера — душа народа. Когда гаснет она в народе: то он превращается в безжизненный труп, быстро разлагающийся, предающийся тлению. При равнодушии к вере, ум, неодушевленный высокими побуждениями, лишенный твердых оснований для деятельности душевной, будет идти не вперед, по прямому пути истины, а станет блуждать по разным распутицам, не понимая, где он бродит и куда идет. Возможно ли тут совершенствование? Возможно ли заботиться лишь о неприкосновенности свободы каждого, без понятия и без заботы об истинной свободе? Это значит требовать совершенного равнодушия к счастью и несчастью ближних, полного равнодушия к их судьбе. Это ли любовь к другим? Если бы я спокойно смотрел на то, как огонь истребляет дом соседа моего, а ни шагу не сделал, чтобы спасти из дома его что-нибудь: ужели и тогда я друг соседа моего? Что же значат заблуждение ума и страсти сердечные для бедного человечества, как не пожар, самый страшный? И к этому требуют равнодушия? Нет, не сердечное желание счастья и совершенства для других, а холодный эгоизм, бездушное своекорыстие, нечестивая жажда жить только самому покойно и весело, хотя бы другие гибли: вот тайные, но подлинные учители безразличия в вере! Пусть не обманывают ни себя, ни других нарядом чужим; любовь истинная, любовь чистая к другим не ограничивается ни местом, ни званием, ни народностью — она обнимает иудея и язычника, магометанина и последователя Христова; но почему? потому, что любить и уважает в каждом образ Божий. Отселе понятно, что любовь истинная не может уважать в человеке то, что вошло в него не от Бога, что оскорбляет в нем Господа, что губит самого человека. Любить и лелеять последнее, значило бы желать пагубы другому, и это возможно только для индифферентиста, но не для друга человечества; любовь к ошибающемуся брату заставляет меня скорбеть о его печальном положении, заставляет изыскивать средства вывести его из заблуждения, не быть холодным к его положению. Дорог душе падший брат мой, и потому-то говорю ему: «встань, брат, иди к Отцу, ожидающему тебя».

Говорят: «живи хорошо, и всякая вера будет хороша». Нет, нельзя жить хорошо, если вера плоха. Если в вере нет сильных побуждений к святой жизни, то жизнь не будет святою, а слабою и худою. Если вера говорит: «не нужны подвиги, а нужна только вера, нужно рассуждение ума: великих Павлов, великих Антониев — не ищите в истории этой веры; их не было и быть не может». Если вера освящает леность и боготворит самость: чего ожидать от жизни, как не пороков своекорыстия и плотоугодия? Жизнь язычника была грязна от того, что боги его были грязны. Не ожидайте ничего другого для людей и их обществ, кроме расстройства и бед, если ум испорчен мыслями ложной веры. Ум — начало жизни душевной, и с его порчею неотразима порча всей души. Жизнь душевного организма начинается мыслью, мысль пробуждает чувства и располагает волю. Если мысль твоя ложна, то и чувства, и расположения воли будут нечисты и неверны; потому, чем чище мысли веры, чем духовнее помыслы о Боге и человеке, тем и жизнь совершеннее. Потому требование: «живи хорошо, прежде чем узнаешь веру», — требование, лишенное смысла, требование ума темного, не дающего себе отчета в словах.

«На земле, — говорят, — так много вер, так много путей, что не знаешь, чего держаться: покойнее всего идти путем, на какой кто попал».

Как? Вечное спасение свое предоставляют на волю случая? К чему же дан смысл человеку? К чему дана рассудительность? Или ум наш — звук без значения? В вещах житейских пользуются им и получают от него много услуг; отчего же не пользоваться им в деле вечного спасения? Обдумывают же и с успехом, что может быть полезным или вредным для здоровья, для чести, для счастья! Как же не хотят быть рассудительными в деле крайней важности, от которого зависит вечная участь? Святые не родятся на земле, а они образуются подвигами самоиспытания, занятиями усильными ума и воли. Родятся люди язычниками, родятся иудеями; но странно думать, что рождение язычника от язычника обязывает его оставаться язычником до гроба; странно забывать, что размышление дает правила для жизни, достойной человека, а добрая воля принимает и выполняет их (Рим. 1:19, 28; 2:14).

Освящают безразличие веры? Понимают ли, что делают с собою? — Оскорбляют в себе природу человеческую. От нее требуют, чтобы для нее было все равно — истина и ложь, святость и нечестие, путь жизни и путь погибели. Это уже слишком много; это насмешка над смыслом человеческим, покушение отнять у человека всякий смысл. Почему не быть одинаковым к той и другой стороне? Оттого, что это невозможно. Одно из двух: или душа моя на стороне веры, на стороне истины, или она против веры, против истины; там и здесь быть мне нельзя. Проповедники безразличия в вере то же показывают своим опытом, своими делами. Не находясь душей на стороне веры, они восстают против преданных вере не только дерзким словом, но и делом насилия и жестокости; безразличие у них только на языке, а в душе — презрение и ненависть к истине и святой вере. Присмотритесь ближе к делам их, и дела покажут, что у них на душе: у них не достает спокойного терпения и на столько, чтобы оставить без резкой, без злостной выходки два-три слова, сказанные вами в защиту истины и в обличение ошибки их.

Если и возможно равнодушие к истине и лжи, то не иначе как болезнь души, болезнь страшная. Больному всякая пища кажется безразличною: и кислая, и сладкая, и горькая, и соленая; отчего это? не от того, что пища такова, а оттого, что бедняк потерял вкус: у него расстроен желудок, его пожирает огонь. Таково же состояние души индифферентиста. Преобладание страстей чувственных, жажда жить весело на земле расстроили душу его, и она потеряла вкус к сладостям небесным. Пусть же он пригласит врача духовного исцелить болезнь его: но ненормального состояния своего пусть не желает для других, если есть еще в нем совесть.

Говорят: «Высшие истины — истины, служащие иредметом веры, доступны ли для ума? Если нет, то для чего поднимать из-за них споры?»

На первый взгляд — умилительное смирение ума; но всмотритесь ближе, и откроется гордое лицемерие. Не к тому приводит искреннее сознание того, что у нас есть и чего нет. Опыт говорит нам, что в человеке есть непреодолимая потребность решать вопросы веры. И тот же опыт говорит, что, хотя не достает в нас сил решать все высшие вопросы веры, но есть приемлемость к решениям готовым, есть возможность усвоить себе наставления неба. Если же так, то что остается нам делать? Остается не заглушать в себе холодностью и небрежением стремление духа к решению высших вопросов. Нет, искреннее сознание в слабости ума заставляет нас искать помощи у неба, побуждает дознавать наставления истинного откровения Божьего, изучать подлинную волю Божью о нас, со всем благоговением и ревностью. Вот что значит искреннее, истинное смирение ума! Искренно ли говорят о слабости разума проповедники безразличия в вере? Нет! — вовсе не то у них на уме, не то на душе. Они только прикрывают в себе желание гордого своеволия — не принимать ни чьего закона и живя так, как хочется; а жить им хочется и живут они только по влечениям животной природы, без мысли и забот о вечности и Боге. В другое время они прямо говорят: «Только то и должно быть признаваемо истинным, что оказывается таким, по моим соображениям, полезным для моей личности». Помощи небесной они не ищут и не желают: они довольны собою, как нельзя более. Судите же, не отвратительно ли это лицемерие гордости, одетой личиною смирения?

Равнодушие к вере святой, оскорбляя все лучшее в душе нашей, означает страшное нечестие души против Господа. Только нечестивое неверие может думать, будто для Бога, ума чистейшего и благости вечной, все равно, идешь ли ты путем лжи и нечестия, или путем чистой святости. Не послал ли Он Сына своего на землю показать людям верные пути к небу? Не послал ли Сын Божий избранных учеников проповедовать Евангелие Его всей вселенной? Не установил ли Он да земле церкви своей в «столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15)? Вот где воля Божья о людях! Испытайте писания: в них жизнь вечная. Испытайте писания, но не без руководства опыта, не без руководства церкви. Вы плодите множество произволов с именем вер. Это дело вашего произвола. Бог не того желает: Он открыл, волю свою спасающую. Он — един, в вера Его – одна. Если не все люди принимают высокое средство ко спасению — открытую небом истину: кто виноват в том, кроме самих людей? Они не принимают его, оттого, что не хотят принять; а не хотят оттого, что нажитыми привычками, вековыми страстями подавляют в себе приемлемость к высшему добру. Пусть же не хулят благости небесной, желающей да всех спасения.

Одобрено ли безразличие в вере в откровении Божьем? Нет. «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12:30), — сказал Господь наш. «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6), — сказал Он же. Возможно ли более ясное учение о необходимости одной веры для спасения, именно веры, возвещенной Им? Он допускал сообщение с самарянами, которых иудеи считали врагами своей веры и отвращались. Ученики его, еще не вполне знакомые с духом учения Его, хотели низвесть огнь на самарян, не принявших Учителя их. Но Господь удержал их от того и сказал: «Не знаете, какого вы духа» (Лк. 9:55). И однако не показывают ли нечестия в холодности к вере грозные обличения, которые изрыгал Он на неверующие грады? (Мф. 11:21-22). «Если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник» (Мф. 18:17), — говорил Господь наш. Точно так же учили и поступали апостолы. По их наставлениям, ничего нет общего между Христом и велиаром (2Кор. 6:15), между христианством и язычеством. «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что́ мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1:8), — говорить святой Павел. Вот как нужно единство в вере! Вот как страшно безличие в выборе веры! Будьте «одно тело и один дух», — поучает Апостол Божий (Еф. 4:4), «дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф. 4:14). Что значат по суду откровения вводители новых вер? «Злые делатели (Флп. 3:2), посланники лжи и сосуды клятвы, сквернители и слуги страстей» (Иуд. ст.4:12). Стоят ли же они того, чтобы слушать их? «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они» (1Иоан. 4:1). Аминь.

10. Слово в сельском храме: что стоите весь день праздно?

«Что́ вы стоите здесь целый день праздно?» (Мф. 20:6)

Есть два рода людей праздных. Одни не любят заниматься ничем дельным; другие бывают заняты, но не делом.

Первые не любят вовсе труда; бродить без дела из дома в дом, предаваться забавам и разговорам пустым, есть и спать — вот любимый круг их занятия! Таковы бывают люди, которым худое воспитание внушило полагать благородство в бездействии; таковы бывают многие ремесленники, которые часто чувствуют слепую скуку — заниматься работою, и увлекаемые мечтами о своих способностях обращаются от работы к безделью; таковы же бывают поденщики, занимающееся делом, пока смотрят за ними; таковы бывают земледельцы, которым нипочем жена и дети, лишь бы им было весело.

Гораздо более встречается праздных второго разряда. Эти люди, вместо того, чтобы усердно делать должное по состоянию и званию своему, по времени и обстоятельствам, в которых находятся, занимаются или вовсе сторонним для них, или пустым, недостойным имени человека христианина.

«Что́ вы стоите здесь целый день праздно?»

По общему чувству, праздность — вещь неприятная, состояние неправильное, незаконное, чего отвращается душа: жизнь требует движения, а праздность — походит на смерть. И для земной жизни необходим труд: ни чести, ни денег, ни пищи, ни платья не добудешь праздностью. И в раю должен был трудиться человек: ему надлежало усовершать душу свою, чтобы приближаться к образцу ее Всесовершенному. Грех вызвал человека на труд покаяния. Крещение приглашает трудиться для приобретения высоких добродетелей христианских.

В конце жизни, совесть и Бог, конечно, не многих, или не очень многих, осудят за праздность в отношении к земным занятиям. Но значит ли это, что все земные труженики — святы? Заниматься не делом — праздность преступная, как и та, которая не любит вовсе труда. Все мы призваны трудиться в винограднике Божьем; награды раздаются тем, которые работали в саду Божьем. Что это значит? Это значит, что все труды наши должны быть посвящены славе имени Божьего, и что они должны совершаться под влиянием неба.

Одна мысль о Боге возвышает душу: как же высока жизнь, когда вся она посвящена Ему, Он — источник совершенств, и только то, что стремится к Нему, может быть совершенным, по мере приближения к Нему. Где наш покой? Где свет? Где радость? В Нем одном, в связи с Ним. Так «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1Кор. 10:31). Что труды, неосвященные именем Божьим — гниль и ветер.

Только крайнее неразумие, только вражда против самих себя могут удерживать нас от труда для Бога нашего, от служения Ему искреннего. Он так благ, награждает более, чем стоят труды наши. Самая малая работа для Него не остается без платы! И стакан воды, поданный бедняку для Него, и каждый вздох сердечной молитвы не забываются Им. Он сам облегчает своею благодатью своих тружеников, подает им помощь при встрече их с препятствиями, утешает в скорбях и все делает, чтобы работа их шла успешно.

Пророк говорит: «Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьете, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька» (Аг. 1:6). Таковы труды для одной земли, для одного времени. Мир — жестокий господин: требует многого и дает мало, очень мало. Обещает горы богатства, и за раз лишает всего; обещает веселости и удовольствия, а посылает скуку и томление; почести его — дым, слова — звук. Отчего так? Души бессмертной не насытят тленные блага, и мир, хотя бы и хотел, не в состоянии успокоить желаний вечной души.

Как же слепы мы, Боже мой, столько трудясь для земли, которая питает только скукою! Как слепы мы, проходя мимо Того, Кто в состоянии так осчастливить нас!

Трудно угождать Господу? Трудно успевать в добре? Нет, гораздо легче, чем воображает леность праздная. По ее милости, тяжело делать добро и очень легко творить грехи, как будто там и здесь не мы одни трудимся. «Теперь же, если хочу, могу я быть близким к Богу», — говорит блаж. Августин. Да, если хочу, каждое слово, каждая мысль, каждое занятие будут служением Богу. Пусть душа моя и мыслями, и желаньями обращена будет к Богу: она, освящая себя, будет совершать угодное Ему. Правда, привычки к греху не легко побеждаются. Но благость небесная! когда и кому отказывала Ты в помощи? какая привычка не была побеждена при твоем пособии душей, искренно ревновавшей о добре?

Христианство возлагает на верующего труд непрерывного упражненья сил и способностей, данных ему от Бога, — труд не для себя, а для славы Божьей. Сущность сего труда — беспощадная критика человека самому себе, всему, что он думает, чувствует, делает, и непрестанное стремление приближаться в совершенствах к Отцу небесному. Христианство предоставляет человеку полную свободу — выбирать себе вид труда и занятий внешних, по его наклонностям и способностям. Для него все равно, будет ли христианин ученым, художником, ремесленником, земледельцем, лишь бы живо чувствовал свое отношение к Отцу небесному и ходил достойно небесного признания. Оно не насилует природы; напротив, помогает природе, освящает каждое дарование и дает свои пособия развивать каждый дар Божий. За что же жалоба на тяжесть труда в винограднике Божьем?

Нам не переменить значения жизни временной: оно определено свыше. «Что стоите праздно?» — говорит нам каждый день, указывая на вечность. Пусть капризное самолюбие недовольно этим напоминанием. От того дело не переменяется. Жизнь временная — время сеяния, а жатва — за гробом. Умный земледелец не пропускает времени, когда следует пахать землю и засевать ее семенами: иначе он остался бы без хлеба. Умный христианин не пропускает жизни земной мимо глаз, без труда и занятий усиленных, тем более, что очень высоко значение труда его. Он возделывает землю сердца своего сокрушением, засевает душу подвигами любви к Богу и ближним, испрашивает молитвой благодатный дождь на почву свою. Так трудится он до гроба и переходит в ту жизнь с надеждами на покойную вечность. «Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем» (Гал. 6:9).

Ах! надобно трудиться, пока есть время. Кто знает, настанет ли для нас завтрашний день, чтобы провести его с пользой после убитого в праздности нынешнего дня? Жизнь рассеянная, жизнь без мыслей высоких — ни в каком случае не радость душе. Она — предмет гнева Божьего. Если теряем данную благодать от бездействия, надеясь получить новую: безрассудная надежда! За пренебрежение к благодати Божьей, за равнодушие к милости небесной должны мы ожидать воздаяния правды Божьей, а не дара благости. «Итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю» (Мф. 25:28, 30). Вот какой приговор готов для нас!

Неприятно, тяжело писать печальную картину дел праздности. Праздность наделяет расслаблением сил душевных. Чем менее упражняются в добре, тем более слабеет добрая воля, так что наконец душа как бы поражается параличом, не движется для добра, даже не думает о добром. Есть насекомые, которые охотно держатся в грязи. Такова душа праздная. Воображение ее наполнено нечистыми картинами, от которых воспламеняются грязные страсти. Пиры, гулянье, забавы, дела гнусные — вот что на уме ее! Не станет средств для жизни безмысленно-веселой? Принимаются за средства преступные, обманы, игру бессовестную, воровство и, пожалуй, за убийство. С языка праздных людей льются речи грязным потоком; о добром они не умеют и говорить; быв испорчены сами, они разбрасывают нравственную порчу во все стороны. Несчастны семейства, в которые попадают эти люди: юность, невинность, супружеское счастье, семейный покой гибнут от них, как от чумы. Страха Божьего не доищитесь в душах их, — они давно потеряли его. Праздный — блудный сын!

Да избавит Бог каждого от несчастья быть со страстью к праздности. Аминь.

11. Слово в Гамалеевской обители: о душевном мире

«Мир вам» (Ин. 20:21).

Мир возвестил и даровал воскресший Спаситель ученикам своим. Желанием мира начинаются и оканчиваются послания апостолов. «Мир Божий, — говорит апостол, — который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе» (Флп. 4:7). Среди мира, волнуемого столькими переворотами, с сердцами столько доступными для малодушия и движения разных страстей, мир душевный — истинно великое благо для людей.

Желая всего благого для живущих в обители сей, и я желаю ей мира. Мир вам, сестры о Господе!

Чем выше, чем нужнее нам благо Божье, тем более должны мы дорожить им, тем искреннее должны принимать меры для сохранения сего блага. Храните, сестры о Господе, мир в сердцах ваших, спокойствие духа, довольство души. И для того, чтобы сохранялось в вас это великое сокровище неба, примите к сердцу три совета пастырской любви моей: не вмешивайтесь в чужие дела, не будьте слишком чувствительны к неприятным случаям, храните чистоту совести.

Не беспокойтесь о делах, не касающихся до вас.

Отец и мать семейства должны надзирать за поведением детей своих и всех живущих в доме их. Это — святая обязанность. Начальник гражданский, начальник военный собирают сведенья о поведении подчиненных им, принимают меры против увлечений страстей людских, наказывают или одобряют других. Они на то поставлены и, если бы не делали того, общества страдали бы от воров и людей дурных. Точно так пастырь должен зорко смотреть во все стороны по кругу паствы своей. Точно так начальник и начальница обители должны заботиться о спасении вверенных смотрению их; они должны узнавать пути сердец их и то духом кротости, то родительской строгостью направлять души к жизни духовной. С них взыщет Господь, если они не делают того.

Но какая совесть одобрить, если человек занят целый день только тем, что до него не касается; если рассказывает и даже выдумывает вести о пятом и десятом, с утра до вечера толкует и беспокоится о том, что делает такой-то, что делает такая-то; если переходит из дома в дом, из кельи в келью, чтобы узнать и передать другим новости оскорбительные для сестры и брата, судить и рядить о делах, которых вовсе не понимает? Согласитесь, что такие люди вредны и себе самим, вредны и другим, не могут иметь мира ни с самими собою, ни с другими. Они не могут иметь мира с самими собою, не только потому, что много тревожатся за других, но особенно потому, что, оставаясь с самими собою, наказываются совестью за неразумную страсть свою. «Бедная душа! — так говорит совесть такой душе, — тебе сказано: «внимай себе», смотри за собою, оценивай дела твои, готовь ответ за себя Судье вечному, спеши творить дела добрые, нужные для твоего спасенья. Сколько же успела ты в добре?» Увы! о своем положении, о своей участи вечной и заботы нет на уме; все были хлопоты о других. Сколько грехов положено на душу в этих хлопотах! И пересуды, и смех неумный, и ложь, и клевета, и пустые речи, и жестокость к сестре и брату, и бесстрашие пред Богом. И все это только по милости пустоты душевной. Сколько искушений, сколько греха внесено тобою в сердца слушавших тебя! Что ожидает тебя от других за твое пустословие и злословие? Те, которые оскорблены, твоим легкомыслием и оскорблены, конечно, вовсе незаслуженно, если узнают о твоем злословии, по праву станут удаляться от тебя, как от змеи; если же и не узнают, какими глазами будешь ты смотреть на них? Будешь лицемерить? Это новый сатанинский грех. Несчастная страсть! Пагубная страсть!

Сестры и братья! если под влиянием любви благожелающей будет беспокоит кого мысль об ошибках другого: пусть, призвав помощь Божью, скажет тот наедине другому об ошибке его, или скажет о том старшей или старшему, но не вслух многим. Такое дело будет делом святой любви. Принесет ли или не принесет пользу слово его другому: пусть о том он не беспокоится. И слово Божье не каждому из нас приносит пользу, и Господу не нравятся наши худые дела: но Он терпит. Храни и ты молчание, когда слова не принесли пользы. Лучшая помощь больному — молитва. Молись за больную душу. Молитва может низвести благодать Божью на больного, а что ближе к молящемуся, низведет свет и покой на самого молитвенника.

Величайший враг нашего покоя есть самолюбие наше. Эта слепая любовь к себе не видит в нас худого, а хочет видеть одно доброе. По ее милости нам хочется, чтобы хвалили нас за все, даже и за то, что при случае и сами мы не одобряем в себе. По ее милости мы очень чувствительны: легкая похвала надмевает гордость нашу, легкий укор оскорбляете нас; тем более, когда говорит нам неприятную правду прямо о нас, выходим мы из себя, вступаем в споры и брань. Самолюбие наше оскорбляется и тем, когда хвалят другого: это кажется унижением нашей чести, наших достоинств. О! любите смирение, чтобы сохранять мир в душе. Зачем нам служить самолюбию, когда оно и слепо к нам, и завлекает нас в грехи? О тебе говорят неправду? Полно, так ли? Напротив, не более ли в тебе грехов, чем указывает глаз человеческий? Нет, скажи в душе твоей: «Спаси, Господи, сестру и брата: они напоминают мне о немощах моих, о которых я так худо помню; а как много у меня грехов! спаси меня, Господи, молитвами брата и сестры». Тогда ты почувствуешь тихий покой, который хотело нарушить в тебе самолюбие слепое. Если по Божьему попущению, для обучения тебя терпению и смирению, злой человек постоянно будет преследовать тебя клеветой и бранью: тогда особенно нужно быть глухим к крику самолюбия, а так как это бывает трудно, очень трудно, надобно молить Господа о помощи, об умирении волнений самолюбия. Иначе в таких случаях от самолюбия ничего не услышишь, кроме неправды, ничему не научишься, кроме гнева, вражды, злобы, и бедное сердце твое будете страдать, терзаемое грехом; тогда особенно помни о множестве грехов твоих, которые нужно очищать раскаянием и скорбями, и смирение будете низводить за собою в душу твою ясность мыслей и тишину чувств.

Самолюбие тревожит нас не только при невыгодных отзывах о нас, но оно же вступается и за все близкое к нам, как за собственность дорогую. Оно дорожит и здоровьем нашим, и пищей, и одеждой, и деньгами. Потому поднимает оно в нас бурю, когда отнимают это дорогое для него. Но почему оно дорожит всем тем? Только потому, что находит в том пищу для себя, пищу для гордости, тщеславия, неги рассеянной, беззаботной жизни. Уже это показывает нам, как должны мы быть осторожны при потере или недостатка средств жизни земной, чтобы не малодушествовать по одному внушению греха. Имущество, пища, здоровье конечно нужны для жизни: но все же жизнь наша во власти Божьей. Будем благодарить Господа, когда Он посылает нам утешения жизни. Но благословим Его и тогда, как отказывает Он в чем-либо, по Своему благому усмотрению. Будем довольны тем, что дают. Многое ли нужно для жизни? Ах! Святые Божьи довольствовались очень немногим. То малое, что дано нам, составляет роскошь, изобилие излишнее, в сравнении с тем, чем жили святые. Устыдимся же преступного неразумия своего.

Одна только есть святая причина душевного беспокойства: тревога совести, оскорбляемой грехом. Этого беспокойства не следует нам и бояться. Напротив, ничего нет печальнее, ничего нет несчастнее души, в которой совесть заглушена привычками к греху. Да избавит Бог каждого от такого состояния! Но печаль, возбуждаемая совестью, желается только при существовании греха. Кто же может желать себе самих грехов? Грехи – яд души, расстраивающий ее на целую вечность. Они мука для души во времени и вечности. Так старайтесь о том, чтобы не допускать до души грехов и особенно тяжких. Оберегайте сердца ваши от дыханий греха, во всех его видах; охраняйте чистоту совести. Если и при борьбе вашей с грехом грех коснется души вашей, у вас есть врачевство — искренняя исповедь. Не скрывай своих искушений. Многие из святых подвергались искушениям и освобождались от них, как скоро открывали их другим. Князь тьмы боится света; он ночью ищет добычи и с появлением дня скрывается. Как отец гордости, он бежит от тех, которые в кротости сердца открывают раны души. Бывает, что сильно тревожатся грехами неважными и не тревожатся важными. Открывайте всю душу вашу духовному отцу или духовной матери, и что скажут они, тому следуйте в мире совести. Оберегая таким образом душу от греха, вы будете наслаждаться покоем тихим, миром благодатным. Тогда не только здесь будете мирны, но покой ваш земной будет залогом покоя вечного. «Велик мир у любящих закон Твой», Господи (Пс. 118:165). «Бог мира будет с вами» (Флп. 4:9). Аминь.

12. Беседа в неделю 13: беседа о виноградарях («Притча о виноградарях … косвенно касается …и каждого человека»)

«Выслушайте другую притчу: был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник» (Мф. 21 33).

Притча о винограднике произнесена вслух иудеев, для их вразумления. «Притчу слышасте», как говорит Господь иудеям, обращая внимание их на значение назидательной притчи. «Притчу слышасте», говорить Он и нам, братья. Для того и записана притча в св. евангелии, чтобы мы слушали ее. Для того повторяет ее вслух нам св. церковь, чтобы поучались мы из нее спасению. Если мы благоговейные слушатели Христовы; надобно слушать притчу Христову.

«Некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился» (ст. 33).

Человек домовитый или хозяин дома означает Бога владыку всего мира. Виноград—иудейский народ, избранный Богом. Ограда, точило—яма, которую выкапывали в винограднике, чтобы выдавливать в ней вино из ягод; башня, которую ставили для наблюдения за целостью сада.—Все это—образы попечения Божия о иудеях. Ограда закон, данный иудеям; точило—жертвенник, на котором источалась кровь жертв прообразовательных, указывавших на лучшую жертву Искупителя мира. Башня—скиния, замененная потом храмом. Делатели виноградари— первосвященники, учители и вожди народа. Ах! как много сделано благостью небесною для иудеев! Св. Лука говорит о господине виноградника: «отъиде на лета многа». Что это такое? отлучился —дал время для развития насажденного виноградника и принесения плодов, под заведыванием приставников. Господь не стесняет свободы человеческой, а предоставляет пользоваться ею по усмотрению. Иудеям предоставлено было по воле их принять заповеди и обетования Божии и служить Богу свободно, к счастью своему. Чего желает для людей благость небесная, как не того, чтобы свободным произволением устрояли счастье свое вечное? «Лета многа», обнимают время от Моисея до появления первых пророков, о которых говорится далее.

«Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же» (ст. 34-36).

Плоды, каких ожидал Бог от иудеев,—суть дела благочестия и чистой веры. Рабы, посланные к иудеям, были пророки. Они должны были видеть с утешением в иудеях высокие добродетели достойные забот Божиих: но видели пороки языческие и обличали их. Они должны были вести иудеев к высшему совершенству и озаряли умы их новыми и более ясными наставлениями о Спасителе мира: но встречали со стороны иудеев упорство и ненависть. Неблагодарность и злоба иудеев были так велики, что они поступили с посланниками Божиими, как с преступниками общественными. Иных из них били и заключали в темницу, как Аналою (2 Пар. 16, 17—20) и Михея (3 Цар. 22, 24. 27); других побили камнями, как Азарию (2 Пар. 24, 20). Бог посылал рабов своих пророков одних за другими. Но с новыми послами поступали как и с прежними. За обличения платили им побоями и смертью. Спаситель в другой раз прямо говорил иудеям: „вы дети тех, которые избили пророков». И потом прибавлял сердечную жалобу свою: Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе» (Мате. 21, 31. 37). Ап. Павел так изображает судьбу рабов Божиих: „иные замучены были; другие были подвергаемы посмеянию и побоям, также узам и темнице; камением побиваемы были, перепиливаемы были, от меча умирали» (Евр. 11, 35-37). О, вожди—вожди народа! тяжка ваша ответственность пред Богом. Если иные злодеяния совершает народ и без вашего непосредственного участия, без ваших соизволений на то: и тогда суд Божий возлагает на вас вину, потому что вы должны были воспитать в народе благочестие, а воспитали в нем нечестия и жажду крови невинных.

«Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего» (ст. 37).

Терпение небесного Владыки не истощалось злыми делами людей. После того, как иудеи то прогоняли, то убивали посланников небесных, Отец небесный открыл пред лицем иудейского народа самый поразительный опыт любви своей. После рабов послал Он для вразумления людей Сына Своего, или как передает св. Марк: „имея одного Сына любезного, напоследок и Его послал» (12, 6).—Св. Лука дополняет картину любви словами: «что Мне делать? Пошлю Сына Моего возлюбленного» (20, 13). Потрясающая картина любви небесной! Притча говорит: «послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего». Всеведущий знает все, что есть и что будет. Но любовь небесная как бы не хочет знать того, что люди не воспользуются новыми опытами благости ее и продолжает являть благость; любовь небесная желает, чтобы люди поняли величие новой благости ее и выставляет пред ними это величие; „указывает, что должны они были сделать, потому что им должно было устыдиться» (Златоуст, в 68 бес. на Мф. 3). Сын Отца небесного является в притче как свидетель истины Божией, как небесный и самый великий учитель. Христос Иисус точно начал служение свое людям призыванием к покаянию и вере.

«Покайтеся и веруйте во Евангелие» — так проповедовал Он. И какой обильный свет небесный принес с собою на землю Сын Божий! Какое чистое, какое высокое, какое всеобъемлющее учение предлагал Он людям! Как сильны были наставления Его! „Никогда не говорил человек, как говорит сей человек», сознавались даже некоторые из иудеев. И чем же все кончилось?

«Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили» (Ст. 38. 39).

Здесь притча переходит в пророчество и в пророчество такое, которое открывает не только будущие дела, но и самые тайны сердец. Господь изображает ту печальную действительность, которая открылась спустя несколько дней после беседы. По повествованию св. Иоанна, вот что было спустя дня три. Первосвященники и фарисеи в собрании составили совет о Иисусе: „что делать? — говорили. Этот человек творит много чудес. Если оставим Его: то все уверуют в Него и придут римляне и завладеют и местом нашими и народом». Каифа решил: „лучше нам, чтобы один умер за людей” (Иоан. 11, 48-50). Видите, что было на сердцах? Боялись того, что великий чудотворец привлечет всех к себе. Боялись, что потеряют они значение свое в народе, лишатся столько дорогой для них чести и власти, останутся без первенства в винограднике Божием. Господь видит, что происходит в сердцах врагов Его, видит яснее и далее, чем видят они сами. Они прикрывают тревоги самолюбия кровожадного видами любви к отчизне: но Господь открываете им, что собственно происходит в глубине сердец их. Он говорит им, что только по своекорыстным видам они решаются на убийство: убием Его, да наше будет достояние (Лук. 20, 14). И на уме нет того у этих людей, чтобы вспомнить, сколько уже пролито святой крови св. пророков.—Вместо того, чтобы из жизни отцов поучаться страху Божию, они решаются убить величайшего из пророков, Того, Кого сами же признают чудотворцем. Изумительное ослепление! Слова: «удержим достояние его»,—без сомнения слова не умные. Умно ли думать, что господин виноградника или Отец небесный оставит не наказанною смерть Сына Своего, или не в силах отнять собственность из рук похитителей наглых. Но разве страсти наши могут говорить и поступать умно? Их обыкновенное дело отуманивать ум и доводить нас до глупостей. Враги же Иисуса, как открывал Сам Он, действовали под влиянием князя тьмы, открытого врага власти Божией (Иоан. 14, 30. Лук. 22, 31. 23, 53). Так страшное решение произнесено и оно выполнено, как предсказано в притче. Преданный Пилату, как враг кесаря, Иисус выведен из города на место, нарицаемое лобное (Лук. 23, 33) и там распят. Апост. Петр говорил иудеям об иудеях, что они не знали, что делали, распиная Иисуса (Деян. 3, 17). Да, они не понимали тайны примирительной смерти Христовой и не признали в Иисусе Мессии (Деян. 13, 27). Но все это отчего? Оттого, что заняты были только одною землею и не думали о духовном, ожидали от Мессии только земного величия, земного счастья, земной власти. От того-то хотя и видели по временам духовное величие Иисуса, но увлечённые страстями земными убили Начальника жизни (Деян. 3, 15). О! земля—земля! как пагубно обаяние твое для духа бессмертного!

Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои (Ст. 40.41).

Если бы вопрос Спасителя предложен был самым несправедливым, самым несовестливым судьям; и те, но крайней мере из опасения показаться худыми людьми, отвечали бы: злодеев предаст смерти, а виноград передаст другим. Так поступили и книжники. Враги Иисуса произнесли приговор самим себе, конечно, не поняв на первый раз, что дело идет о них самих. Св. Лука замечает, что некоторые прибавили: «да не будет» (20, 16). Это значит, что эти поняли, к кому относится приговор правды и ужаснулись. Ужаснулись всего более того, что виноградник отнят будет из рук их и передастся другим стражам, другим начальствам.

«Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах наших? Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (ст. 42. 43).

Людям, занятым землею, не хотелось видеть в смиренном Иисусе Мессию и потому не хотелось допустить, что бы относился к ним грозный суд Божий. Но Спаситель обличает их словами псалма и произносит решительный приговор об их участи. Псалом 117 сами иудеи признавали за пророчественную песнь о Мессии и его церкви. Народ предшествовавший и сопровождавший, встречая Иисуса как Мессию в Иерусалиме, повторял в восторге слова псалма: «благословен грядущий во имя Господне!» Осанна в вышних!» (Мф. 21, 3). Ап. Петр говорит в синедрионе о Иисусе: «Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими, но сделавшийся главою угла» (Деян. 4, 11). Так пусть фарисеи и книжники отвергаюсь Иисуса: но они тем самым выполняют над Ним пророчество о Мессии. Они бросают Его как камень ни к чему негодный: но по воле Божией Он оказывается в основании здания, при соединении двух углов. После того, что ожидает иудеев? Отнято у них будет царствие Божие и передастся народу, который приносить будет плоды. Так с твердостью сказал Господь вслух иудеям. Несчастные иудеи! они и поныне бродят по всему свету, рассеянные гневом Божиим за смерть Сына Божия.

Притча о виноградарях прямо относится к иудеям: но косвенно касается она всего рода человеческого и каждого человека в особенности. Войди в себя, кто бы ты ни был. Не вложил ли Бог и в твое сердце семя любви к благочестию? В детстве служили тебе оградою родители, родственники, учители. Ты живешь в обществе христианском. Сколько тебе уроков для добра! Пред тобою слово Сына Божия. Ты читал и чувствовал, как оно животворно. Пастыри и учители церкви—стражи нового винограда Христова: они по долгу заботятся, чтобы сад Божий был с плодами ожидаемыми. Не думай, что безнаказанно могут пренебрегать их наставлениями. Любишь ли ты Господа Иисуса, как требует любовь Его к тебе? Христианам дано более средств для выполнения воли небесной, чем иудеям. О! не объять уму человеческому всей широты и высоты любви Божией, излившейся на нас во Христе Иисусе. Но тем страшнее быть неблагодарными пред такою любовно. Иногда ты вовсе забываешь о своем Господе и живешь умом и сердцем по своим прихотям, как отступник и мятежник. Сказать ли тебе, что из того будет? Если станешь идти этим путем: участь твоя будет подобна участи иудеев. Все лучшее умрет в тебе; чувство добра и благочестия, которое услаждало тебя, притупится. Страшись страсти иудейской к земным выгодам, распявшей Сына Божия! Иначе можешь дойти до того, что отнимется у тебя царствие Божие.

Пожалуй, и ныне в след за ложными пророками говорят: мир, мир меж нами! Но надолго ли это? Что значит эта жажда разнузданности для страстей, закутывающаяся именем гуманности, человечности? Не ею ли дышали избивавшие пророков? Ложные пророки улыбались новизнам развратного язычества, которые жадно перенимаемы были у соседей народом иудейским. Не видно ли того же и ныне? Там и здесь раздаются возгласы против отсталости в мыслях, против обветшалой веры, против византизма: там и здесь требуют новой веры, новой жизни,—жизни и веры по уставам материальных порядков. Но не смущайся тем, чтитель истины Христовой! «Кто упадет на камень сей, разобьется и на кого он упадешь, того раздавит», так сказал Господь наш и—слово Его не изменится. Слово Его исполнилось нал иудеями, исполнилось над другими врагами Христовой истины, исполнится и над каждым новым врагом. Истина Христова, при всем том, что нападали и нападают на нее, не переменит своего места,— она камень неподвижный; она не изменяема и не заменима; она вечна, как вечен Бог. Ничего, крому замешательства в мыслях, кроме жалких противоречий себе самим и вечным законам правды не найдете в словах людей, которые восстают против Христовой истины: чем более, чем упорнее они восстают на нее, тем очевиднее становится их слабость и несостоятельность. Они—жалки. Сын Божий после того, как убит был людьми, явится еще раз, только в виде Судии и тогда раздавит преступных людей.

Братия! долг каждого из нас хранит виноградник Христов, св. веру и ее установления.—Дороже св. веры ничего нет для нас на земле. Оберегайте ее от вольномыслия и вольнодумства: за ними вслед идут мрак и пагуба. Не доверяйте учителям лжи: они могут говорить красно, но в словах их яд для умов и сердец; это волки одеты в овечью шкуру.—Повинуйтесь пастырям церкви: им вверены слово Божие и таинства; кто слушается их, слушается не людей, а Бога.

Долг каждого из нас возделывать виноградник Божий, приносить плоды ожидаемые Господом. Пользуйтесь благодатными средствами спасения. Как не дорожить спасением вечным? Жизнь коротка, а вечность беспредельна. Ходите «достойно звания», в которое призваны вы небом, со всяким смиренномудрием и кротостью (Еф. 4, 1-3). Звание христианина высоко: много надобно трудиться, чтобы выполнять его.

О! да продлится над нами милость Твоя, незаменимый Спаситель наш! Аминь.

13. Беседа в неделю 15. Беседа о законнике (Мф. 22, 35-46)

Низка философия саддукейская: в ее взоре также ничтожна душа человеческая, как и жизнь червяка; желания ее, как и желания червяка, ограничиваются только темь, чтобы есть и пить. Не дай Бог видеть между нами саддукеев!

Но и те, которые хотят и мыслить и жить не по-саддукейски, могут еще не быть в царствии Божием. Так показывает ныне чтенное евангелие.

«Законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?»

Законник слушал ответы Спасителя саддукеям и утешался основательностью ответов. Так говорит свят. Марк (12, 82). Потому если св. Матфей говорить о законнике, что он приступил, искушая Ею: не будем объяснять это в невыгоду законнику.— И по одобрению, какое дал законнику Спаситель (ст. 34), видно, что законник приступил к Спасителю не с намерением врага. Искушение его было собственно дознанием истины; он желал разрешить свои недоумения, утвердить свои догадки голосом великого Учителя.—Если так думали современники законника и он с ними, если Моисей дал 365 запрещений и 244 повелений, всего 613 правил: то в таком числе правил, конечно, не все равно важно. Какая же заповедь важнее всех других? Мнения учителей о том неодинаковы: одни заповеди о приношении Иегов жертве считали первою заповедью; другие очень чтили субботу, третьи—обрезание. Тем более настоит нужда узнать верное. И вот законник хочет узнать отзыв о том великого Учителя.

Иисус же отвечал ему: «первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим …- вот первая заповедь!» (Мар. 12, 29).

Чтителей закона поучает Спаситель точными словами самого закона (Втор. 6, 5). Чем начался закон Божий? Как Бог един: так Его прежде всего и более всего надобно любить. Вот начало закона! Нет предмета для любви выше Бога. Бог—высочайшее благо и благо единственное. Он—начало и конец всего. Им существуем мы и для Него существуем, так что без Него жизнь наша—пагуба. Потому Его должны мы любить более всего. Должны любить Его всем существом своим, должны любить всем сердцем—всеми движениями чувства, всею душою—всеми стремлениями воли, всею мыслью—всеми действиями ума, и всею крепостью—всею душевною и телесною деятельностью. Вот первая по порядку и большая по важности заповедь! (Мф. 22, 38). Она потому и первая в ряду заповедей, что есть самая важная по достоинству содержания. Итак, к чему же столько споров о важных и неважных заповедях? Закон в руках законников.

«Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя». Эта заповедь ниже первой по предмету своему: там—Бог, здесь— человек. Но она важна по связи с первою; не любя ближнего, не можешь любить Бога. Ближний—прекрасное создание Бога; высокие качества его, ум, свобода, господство над природою—пред нашими глазами. Кто не уважает этого высокого создания Божия, кто преследует его ненавистью: в том нет места для любви Божией; пренебрегая созданием, он оскорбляет Создателя. В сущности, кто искренно любит Бога, тот не может не любить ближнего. Потому кто понимает и принимает сердцем заповедь о любви к Богу, для того не нужна заповедь о любви к ближнему.—Но для людей с чёрствым сердцем и с грубым умом, для людей, которые уверяют, что любят они Бога, тогда как ненавидят брата, надобно объявить, что есть вторая заповедь: люби ближнего. Люби ближнего как самого себя. Вот мера для любви к ближнему! Себя любим мы: это—дело жизни нашей. Но почему должны любить себя? Потому что жизнь нам не нами дана, потому что мы—создание Божие. Точно так должны мы любить другого, как создание Божие: но рукотворенное в человеке,—его страсти, его заблуждения стоят только сожаления нашего.—Люби ближнего, как себя. Умеряй порывы себялюбия любовью к ближнему.

Не делай и не желай другому того, чего себе не желаешь. Больно тебе, когда смеются над тобою: не насмехайся же над другим. Тяжело тебе, когда никто не хочет разделить с тобою горя твоего: спеши же делить горе ближнего твоего. Старайся делать для другого все то, чего себе желаешь.

«В сих двух заповедях состоит весь закон и пророки».

Все, чему учат книги Моисеевы, называвшиеся на языке иудеев законом, все, чему учат книги пророков,—сокращенно содержится в двух заповедях: люби Бога, люби ближнего. Никакая мудрость иудейская не найдет там больше того. Все частные предписания и запрещения закона, все увещания и поучения пророков—раскрытие заповеди о любви святой. Любовь к Богу и ближнему—корень всякой святости и без нее невозможно духовное совершенство. Так это объяснено и для христиан. Апостол говорит: «Если имею [дар] пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что [могу] и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13, 2. 3).

По повествованию ев. Марка, законник, выслушав ответ Спасителя, сказал: „хорошо, учитель! истину сказал Ты, что любить Бога и ближнего—есть больше всех всесожжений и жертв». Законник не только с восторгом одобрил слова Спасителя, но прибавил, что и по его разумению любовь к Богу и ближнему выше всех жертв, хотя иные и не так думают. «Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия» (Мар. 12, 33. 34). Но суду всеведущего, законник отвечал разумно и он не далек от царствия Божия. Он разумный человек и близок к царствию Божию по своим расположениям, потому что ценит любовь выше жертв. Это немало значило для законника. И однако он только не далек от царствия Божия,— но еще не в царствии Божием. Что такое значит? Чего недоставало законнику? Это показывает Спаситель в разговоре с другими книжниками.

«Когда же собрались фарисеи, Иисус спросил их: что вы думаете о Христе? чей Он сын? Говорят Ему: Давидов» (Мф.22, 41, 42).

Фарисеи собрались около Иисуса, без сомнения, с тем, чтобы каким-нибудь вопросом поставить Его в затруднение, как уже не раз обнаруживали они это намерение. Сердцеведец видит сердца их и не только разрушает ковы их, но ставит их самих в безвыходное затруднение, показывая им заблуждения их. «Что вы думаете о Христе?», — спрашивает Он их. Чей Он сын? Спаситель предлагает вопрос любимый иудеями,—вопрос о Мессии; предлагает вопрос важный не для одних иудеев, на который надобно было отвечать почтительно. Спаситель знал, что будут отвечать Ему фарисеи. Общая вера иудеев ожидала Христа, как потомка Давидова. В этом вера их и не ошибалась. Так говорили о Мессии пророки. Но иудеи такие, каковы были фарисеи, видели в Мессии не более, как сына Давидова, царя земного, и не понимали, что вместе с тем Он будет вечный царь и Сын Божий. Эту ошибочную веру разделяли даже и некоторые из добрых иудеев, каков был одобренный Спасителем законник. В этом-то заблуждении и хочет обличить их Спаситель. Как ожидал Спаситель, так и отвечали на первый вопрос Его фарисеи: «Мессия—сын Давида», — сказали они.

«Говорит им: как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему? (ст. 43-45).

Признавая ответ фарисеев справедливым, Спаситель предлагает им сличить мнение их о Мессии царе земном со словами Давида. Вы правы, говорит Он;—Мессия—сын Давида. Но почему же Давид духом, или как передает св. Марк, духом святым, след. не по своему мнению человеческому, а как пророк, глаголющий по вдохновению Духа св., называешь Христа Господом? «Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене», — говорит Он. Сказал Иегова, Бог истинный; сказал Господу моему, Адонан, что также означает Владыку неба и земли, Бога истинного. Так самое название Мессии Господом вселенной показывает, что Мессия—не сын только человеческий. Мало и того. Сказал Иегова: «Седи одесную Мене». Это значит тоже, что Мессия призывается к участию к славе и власти Иеговы. С кем же Иегова может делиться властью, как не с равным Ему? Итак, напрасно книжники и фарисеи с неистовым негодованием называли Иисуса богохульником за то, что Он «Отца своею глаголаше Бога, равен с творя Богу» (Иоан. 5, 18). Господь Иисус говорит о себе, как о Христе, то самое, что говорит о Христе Давид. Виноваты сами фарисеи и книжники, если читая так часто Давида и пророков не хотели понять Давида и пророков. Виноваты они, что земные помыслы, гордые мечты их о земном царстве Мессии и об участии их в этом земном величии закрывали в их взоре учение пророков о вечном духовном, царствии Мессии и Его божественном величии. Виноваты они, что ограничивали желания и надежды свои только землею, жили для одной земли, и потеряли из виду духовное. Спаситель в обличение их мог указать на многие другие изречения пророков, показывавших в Мессии Сына Божия. Он мог указать на слова Михея, который говорит, что исходы Мессии «от дней века» (5, 1); на слова Исаии, называвшего Мессию Эммануилом (7, 14), Богом крепким и Отцом вечности (9, 15); на Иеремию, по словам которого Мест—Иегова—правда наша (23, 6). Но Спаситель указывает на такие слова Давида, где Мессия является и Сыном Давида и Сыном Божиим,—и при том грозным Судьёй. Для чего это? Чтобы пробудить в гордых душах фарисейских страх Божий, заставить их содрогнуться за самих себя; Он повторяет слова Давида о Мессии, как властителе вселенной, грозном для врагов Его. Иегова говорит Адонаи Мессии: «седи одесную Мене, дондеже положу враги Твоя подножья ног Твоих».—Пусть же знают враги Мессии, что они не останутся ненаказанными, что они будут доведены до самого печального, до самого горького унижения.

«И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его» (ст. 46).

Слова Спасителя поставили врагов Его в такое затруднение, что они не смели сказать ни слова в ответе на вопрос Его о Христе сыне Давида. На этот раз они чувствовали справедливость обличения Его и молчали. Они сознались, что более не в состоянии уловить премудрого Учителя в словах Его и потому отказались от попыток вступить с Ним в спор. Не правда-ли, что этого довольно для славы истины Христовой? Но довольно ли для любви Христовой? Ах! она желала бы большего от них, для них самих. Она желала бы не временного сознания в ошибке, а полного исправления их, полного раскаяния в нечестиях сердца и смиренной веры в Спасителя душ; но этого не было в черствых душах их. Св. Марк говорит при том: и мног народ послушание Его в сладость (12, 37). Это без сомнения облегчало скорбь Господа Иисуса о нераскаянных фарисеях.

В заключенье беседы нашей повторим содержанье осмотренных наставлений Спасителя. Любовь к Богу и ближнему, любовь искренняя и полная,—вот что должно дышать во всех поступках наших, во всей жизни нашей! Но где нам взять такую любовь? Господи Иисусе? Ты—Сын человеческий и потому знаешь наши немощи. Ты—Сын Божий и потому можешь подать нам все, чего нет у нас. Ты ожидаешь, Ты требуешь, чтобы обращались сердца наши к Тебе, как к Сыну человеческому и к Сыну Божью. Упорны сердца наши; сокруши их страхом Твоим. Спаси нас,. Спасителю наш! Аминь.

14. Слово в неделю 16. О верности в малом

«Верный в малом и во многом верен» (Лук. 16,10).

Обыкновенно думают и говорят: не важное дело грешить в делах неважных, лишь бы в великих быть верным воле Божией. Что например, за важность сказать неправду или обмануть при продаже? Великое ли дело не соблюдать поста?

Так многие говорят и так многие поступают!

Но не так учит евангелие. «Верный в малом, — говорит Господь, — верен и в великом; а неверный в малом неверен и в великом» (Лук. 16, 10).

Не приучаясь верности в малом, нельзя устоять в верности тогда, как потребуются больше сил и больше твердости: в делах великих встречаются и препятствия великие, да и помимо препятствий они требуют сил великих. А есть ли у нас большой запас сил? Мы еще и не узнали, как много у нас сил; а мечтаем о делах великих! Надобно в точности испытать свои силы: надобно много раз поднимать тяжести незначительные, надобно приучиться к верности и ловкости при подъёме камней невеликих. После того будем поднимать и тяжесть большую. Если же не начинали делать первого: то под тяжестью большою надорвем свои силы. Точно так и в жизни нравственной, в жизни духовной.

Надобно сперва приучиться порядку и труду в жизни обыкновенной, домашней. Тогда и жизнь духовную можно начинать с надеждою на успех. Если в тесном семейном кругу жили на несчастие себе и другим, все и всех расстроили: можно ли ожидать добра от заведывания делами великой общественной области? «Кто не умеет управлять своим домом: тому, как печься о церкви Божией?» (1 Тим. В, 5). Странно надеяться увидать себя на самой высокой ступени лестницы, когда еще не поднимались на три первые ступени. Не высоки добродетели язычника: но без них нельзя остановиться христианину. Иначе скажут: «из-за вас хулится имя Божие у язычников» (Рим. 3, 24). Те которые берут на себя дела великие, оказываясь каждый час неверными в малом, обманывают себя и других мечтами. Чем оказывается на опыте нравственность шумных людей, подобных Лютеру? Обманчивым светом. Таково христианство лучших протестантов! На словах—ангелы, на деле—поклонники золотого тельца.

Как много охотников до высоких должностей, до почетных званий, до видимых мест! но если бы верно отправляли малые должности, узнали бы меру сил своих, узнали бы, что едва кое-что и кое-как делают они и в тесном кругу своем, а от больших трудов—избавь Боже! Зачем без сил и уменья браться за дела мудрёные? Уже ли для того, чтобы позорить себя и вредить другим? Неумно, преступно высокою должностью губить себя и других, по милости неспособности своей.

Песчинка мала: но миллионы песчинок составляют гору. Что составят повторяемые каждый день малые грехи? К чему ведёт постоянная неверность наша в малом?

При ней привыкают пренебрегать и великими обязанностями, и начинают жить, как бы вовсе нет для нас закона и суда; укоры совести, сперва довольно резкие, со временем притупляются, и ее голос замолкает в душе; наступает состояние страшное, состояние нечувствия и бесстрашия. Так, нарушая святость поста, не забывают ли со временем вовсе о долге распинать плоть со страстями и похотями? Не живут ли, наконец, так, как бы не было у нас других потребностей, кроме животных? А в таком случае к чему и называться христианами? Не стоят и названия человека.

Кто в духовном быту, как и в мирском, умеет пользоваться малыми случаями,—рано или поздно соберёт большое богатство. Для великих дел не часто выпадают случаи, тогда как каждый день, каждый час перед нами проходят невеликие вещи, но которые требуют постоянной деятельности нашей. С виду— это встречи мелкие, но присмотритесь и увидите, что они имеют значение не малое для нас. Присмотритесь и увидите, что мелкие встречи дня вызывают нас на борьбу то с ленью и негою, то с гордостью и тщеславием, то с завистью и своекорыстием, то с нечистою плотью. О! как много дорогих вещей можем собирать в свое сердце, если будем соблюдать верность воле небесной во всех случаях дня! Любовь не должна дремать,—она должна быть постоянно доброю, и любовь живая, деятельная обращает в свою пользу каждую минуту. Не только в часы молитвы она всею душою при Господе своем, но с Ним же она и в поле, и в доме, и на ложе ночном и в разговоре с другими, и за трапезою любви. Так то, пользуясь всеми случаями, верная душа собирает большое богатство духовное. Так-то, снискав твердую верность Богу своему в случаях дня, она оказывается верною и в великих подвигах.

Спаситель наш своим примером показал нам, что не должны мы пренебрегать делами малыми. На Нем лежало величайшее дело, какого никто не совершал от начала мира—спасение всего рода человеческого. И однако Он исполнил закон обрезания; живя в доме воспитателя Иосифа, был в повиновении обязанностям семейным (Лук. 2, 51); велел Петру заплатить дань за себя и за Него (Мф. 17, 24). Фарисеям говорил Он: «сие надлежало делать (суд и милость) и того не оставлять (десятины с мята я аниса) (Мф. 23, 23). Допускал ли Он когда-нибудь ложь? О, нет! Кто уличит меня в неправде? говорил Он врагам своим. Лжецов называл Он детьми духа тьмы. За всякое праздное слово дадут люди ответ в день суда, говорил Он. Жизнь его—обличение всем мечтателям.

Будем же стараться выполнять по совести, со всею точностью, не великие поручения, дела не важного звания.—Тогда жизнь наша окажется полною хвалы Божией и прославляемый нами Бог удостоит нас славы и здесь и там. Аминь.

15. Слово в день рождения св. Иоанна Предтечи против нерадения о спасении

«Час уже нам от сна востати» (Рим. 13, 11).

Так говорит нам апостол! Так говорит в нынешнем чтении, когда празднуем память великого подвижника пустыни—св. предтечи.—Почтим же и апостола и предтечу размышлением о словах апостола.

«Час уже нам от сна востати».

Что это за сон, от которого хотят освободить нас. Это сон нерадения о спасении души. Если совесть молчит, разум не видит нужного для вечности, воля — без действия для добра неизменяющегося: не сон ли это души? Пьют грехи как воду и множат нечестие каждую минуту, а думают, что все в порядке и беззаботно проводят время: не сон ли это пагубный? Пусть душа друга земли, интересов материальных, занята образами времени, пусть толпы образов сменяются в ней толпами: но и во сне телесном то же бывает с нами; здесь мечты и грезы, не тоже ли там? Душа бессмертная живет тогда, когда живет для вечности, когда выполняет волю Господа своего. Если же нет того с нею: самые усиленные труды не более как горячешный бред. Пусть другие не опьяняются грехами, но не отличают себя и ни одною добродетелью; ленивые и робкие на зло столько же ленивы и нерешительны на добро. Не сонные ли это люди? «Час уже наш от сна востати».

Проснись, грешная душа моя! Пора делать дела Господня, пора трудиться для душевного спасения. Дорожи временем, дорожи каждым часом. Коротка жизнь земная, но не для того, кто наполняет ее благими делами; она коротка, она исчезает у тех, которые тратят ее бессмысленно, в развлечениях и трудах не в славу Божию.—Дорожи временем. Оно уходит неудержимо. Сколько уже прошло его без пользы или и со вредом для тебя! Дорожи часом. Если пройдет он: то уже не возвратится к тебе. Если настанет другой час, это будет другой, а не прежний. Дорожи часом: все время жизни земной должно быть наполнено делами согласными с волею Божиею. «Призвал нас Бог не к нечистоте, но к святости» (1 Сол. 4, 7). Ни одной минуты нет у нас, которую бы в праве были мы употребить по прихоти сердца. Мы—не от себя и не для себя. «Не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия» (Еф. 5, 17). Дорожи каждым часом. С каждым часом ты близишься к смерти, к пределу, которым оканчивается время купли и заслуг. Время дорого: им покупается блаженная вечность. Как пропускать его мимо глаз, беззаботно? Если бесконечное будущее зависит от сна или деятельности: необходима осторожность, чтобы не предаться даже дремоте. О! «да не спим, как язычники, но да бодрствуем и трезвимся» (1 Сол. 5, 6).

«Час уже наш от сна востати». В побуждение к тому апостол говорит: «ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали» (Рим. 13, 11). Ныне, во время христианского откровения, легче нам спастись, чем иудеям и язычникам. У нас и более благодати и более познания и более побуждений ко спасению, чем было прежде. Ужели оставим все это в небрежении? Проснись, душа христианская! Отец небесный для нашего спасения не пожалел Сына Своего. И мы будем губить себя сном греховным? Сын Божий нисходит на землю, чтобы возвестить волю Отца небесного, открыть лучшее, самые верные, пути ко спасению. Ужели и после того люди станут жить, как жили язычники? «Если ангелами возвещенное слово было твердо и всякое недослушание получило праведную казнь: то, как мы избежим, вознерадев о толиком спасении»? (Евр. 2, 23). Для того чтобы открыть для нас небо и низвести на нас воды благодати, необходимой для исцеления расстроенной души нашей, Сын Божий смирил Себя даже до смерти, смерти же крестный (Фил. 2, 8). Ужели все это понапрасну? Ужели мы будем пренебрегать столько дорогою милостью неба? Ужели станем презирать страдания и смерть Сына Божия? О! Это было бы страшное нечестие! «Молим, не вотще благодать Божия прияти», — говорит нам апостол (2 Кор. 6, 1).— Пусть когда была ночь невежества языческого, пусть когда был мрак гаданий, перемешанный с мраком суеверий иудейских, люди творили дела тёмные и спали во грехах. Но братья, христиане! не к лицу нам христианам жизнь языческая; не к лицу нам «ни пирования и пьянства, ни сладострастие и распутство, ни ссоры и зависти» (Рим. 13, 13). „Спящие спять ночью и упивающиеся упиваются ночью. Мы же, будучи сынами дня, да трезвимся, облекшись бронею веры и любви и шлемом надежды спасения» (1 Сол. 5, 7. 8). Не к лицу христианам простирать попечения об удобствах земной жизни до страсти (Рим. 13, 14).—Как ни хвали жизнь материальную, как ни выставляй в красивом виде успехи ее: это не жизнь христианская. Не того ожидает от нас божественный Основатель веры нашей. «Огня приидох во врещи на землю», — говорит Он, и как хочу Я, чтобы он возгорелся. Господь желает, чтобы в сердцах наших горел огонь ревности к подвигам благочестия, к выполнению воли Божией. «От дней Иоанна крестителя царствие небесное входит насильно и усильные искатели достают его» (Мф. 11, 12). Таково отличие христианской жизни?

Не станем говорить, что дело спасения слишком тяжело для нас. Ленивый говорит: «лев на пути» и не трогается с места. Будем толкать ленивого. Не бредь, скажем ему. И по устройству Вечного душа любит добро вечное: есть в ней и знание Бога, есть и отвращение от греха и тления.—А для христианина сколько пособий благодатных! Близ боящихся Его спасение Его (Псал. 84, 10). Лев на пути, — говорит ленивый. А когда зовет куда страсть: нет никаких препятствий. Для чрева, для чести, для корысти каких не предпринимают трудов, каких не преодолевают опасностей! К чему же это лукавство? Отважны и сильны для дел греха, а слабы для добрых подвигов! Мы слабы для добра всего более оттого, что по милости лени увеличиваем в своих глазах слабость свою и принимаем на себя, в обессиление себя, труды и подвиги для греха, по требованию страстей. Бедный человек! ты боишься трудов оживляющих тебя и выносишь труды и скорби, убивающие тебя. Что жизнь твоя? Мука. Живешь, как случится, в мятежной суете; желания дикие терзают душу. Нет покоя от них ни днем ни ночью; мысли, чувства, желания черные теснят, давят душу, так как по неотразимому суду совести они низки, преступны, недостойны бессмертной души,—так как, для того, кто живет в забвении о вечности не светит ни один луч отрадной надежды. О, братия! «час уже нам от сна востати». Придем в себя, прогоним леность, понудим себя к подвигам благим.

Нерадение о спасении души в христианине—тоже, что небрежение о благодати Божьей; а как страшно пренебрегать благодатью Божиею! Что ожидает такую душу? Отступление благодати. «Врачевали мы Вавилон, но не исцелился; оставьте его» (Иерем. 51, 9). «Я ожидал, что он принесет добрые грозды, он принес дикие ягоды? оставлю его в запустении: не будут ни обрезывать, ни вскапывать его, — и зарастет он тернами и волчцами, и повелю облакам не проливать на него дождя» (Исаия 5. 1-6). Суд Божий одинаков и для народа и для частного лица. Если душа оставляет в небрежении заботы о ней неба: то и небо оставляет ее. Бог не досылает на нее более росы благодати и она становится сухою землею, на которой не растет ни былинка. Страшное состояние, но неизбежное! Смрад грехов удаляет от нерадивой души благодать небесную; бесчувствие закрывает ее от прикосновений благодати Божией. Она слышит слово Божие и не трогается им; видит примеры добра и не увлекается ими; наряду с другими терпит наказания и получает благодеяния, но не становится лучшею. Страшное состояние! Грешник, не видит его и оттого-то состояние его еще более страшно. О, грешник! гони от себя нечувствие страхом суда Божия. Трепещи пред мыслью, что бесчувствие удаляет от тебя благодать.

Там, за гробом, пробудят нас, если здесь сами не пробудимся.—Пред светом правды Божьей там и нехотя увидят себя грешники в подлинном виде и не пустят там в места покоя ни любодеев, ни убийц, ни любящих ложь (Апок. 22, 15). Там пробудят и пастыря нерадивого о душах, купленных кровью Сына Божия; пробудят и властителя, жившего по прихотям самолюбивой и гордой души; пробудят и судью, торговавшего правдою; пробудят и родителей, обучавших детей не страху Божию, а путям греха; пробудят и слуг лукавых, питавшихся обманом и воровством; пробудят и купца, богатевшего всеми неправдами. «И ввергнут их в пещь огненную и ту будет плачь и скрежет зубов» (Мф. 13, 42). Такова правда Божья! Нам не переменить ее. Все готово для спасения нашего по эту сторону гроба; а там плата за ту или другую жизнь. Здесь время каяться и нераскаянность—самая грозная опасность для нас, самое величайшее бедствие.

Отче небесный! Ты не требуешь ничего свыше сил детей Твоих. Если в ином холодность и неподвижность—дело духовного организма: Ты не осудишь независящего от воли его. Ты осудишь только нерадение о высшем совершенстве, осудишь невнимательность к последствиям сонливой лени.

Прости мне столь частые опущения долга моего, благий и милостивый! Подай мне помощь Твою исполнить с ревностью то, что дозволяют мне силы мои. Твоя есть сила и слава во веки. Аминь.

16. Слово в единоверческом храме о единстве в вере

«Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1 Кор. 1, 10).

Какою кротостью и какою сладостью дышат слова апостола! Он не пишет: приказываю вам, хотя и имел право приказывать, как посланник Божий. Он пишет: «умоляю вас». Мало и того, он и смиренную просьбу предлагает не от своего имени. Он умоляет именем самым великим и самым сладчайшим, умоляет именем Господа нашего Иисуса Христа. Как не послушаться такого увещания! Как не покориться такому внушению, хотя бы и не хотелось того капризному самолюбию!

О чем же просит апостол? О том, чтобы христиане одинаково веровали и по одинаковым правилам жили. Будем ли мы непокорны апостолу? Да не будете того с нами!

В области человеческой мудрости обыкновенны споры к несогласия в мнениях.—По самолюбию здесь каждый хочет думать по своему—и каждый хочет, чтобы его мнение было принято другими. Каждому хочется если не выдумать новую мысль, то, по крайней мере, одеть ее в новую одежду и не желательно, чтобы другие осуждали этот наряд, придуманный, быть может, не очень удачно. Отсюда споры и перебранки личных самолюбий. Да и помимо самолюбия, где общий, безошибочный, руководитель? Разум? Он точно прекрасный дар Божий, которого надобно бы слушаться, как голоса Божия. Но каков он у человека? У каждого свой разум, не одинаково настроенный, а что печальнее всего, послушный страстям, к тому же неодинаковым. Дороги идеи ума прирожденные: они даны свыше. Но если на них одних основывать систему мыслей, то легко завлечься в умозрения тонкие, но бесплодные и ложные, особенно под неуловимыми влиянием воображения мечтательного. Если принять за руководство один опыт, то дойдешь до умения жить довольно приятно, но ничуть не выше умного животного, да и то еще только для себя. Опыт—дело личности, очень ограниченной: но разности положения, наблюдающего и наблюдаемого он дает сведения очень не согласные между собою. Поверять ли умозрения опытом? И здесь оказывается несогласие: один дает более важности опыту, другой—умозрению. Таким образом, в области мудрости человеческой слышим непрестанные споры, не умолкающий шум мнений, борьбу убеждений и сомнений.

Но с чего быть разностям мнений относительно членов св. веры? Один у нас учитель веры Христос Иисус; один истолкователь учения Дух Святого; одно основание верований—откровение Божие. «Сын Божий, Иисус Христос, … ибо все обетования Божии в Нем `да’ и в Нем `аминь’» (2 Кор. 1, 19-20); Дух Святый есть Дух истины и всегда один и тот же (1 Кор. 12, 11). Откровение Божие верно, как верен сам Бог: за 6 и за 2 тысячи лет говорит оно одну истину спасительную для людей. Оно является нам как писание и предание: но там и здесь объясняет одно и тоже, передает одну веру и в одном духе. Можете сказать, что писание— тоже, что умозрение в философии и предание—тоже, что там опыт. Но то и другое здесь—не человеческое, а Божие и потому самое верное. Не говорим о писании, предание церковное есть опыт, составившейся под влиянием Духа Божия, дело духовной жизни, длившейся века, жизни, которая вся есть плод Духа Божия. Итак, пусть с умом, жаждущим истины святой, изучают писание и предание, пусть с чувством духовным образуют по этим началам верование свое: что может выйти из того? Тогда будут жить жизнью Божиею, тогда будут становиться «един дух с Господом» (1 Кор. 6, 17); здесь нет места ни спорам, ни сомнениям, как нет места ни разноречиям, ни противоречиям в уме Божием.

В области знаний разума разнообразие и перемена мыслей считается движением к совершенству, стремлением к единству.— Это и естественно. Здесь истина не дана: ее только ищут. Оттого одна система мыслей сменяется другую; приёмы ума, в известное время громкие, забываются в другое. Умы сильные увлекают за собою целую толпу умов слабых, из которых иные, не успевая следовать за быстрым полетом чужих мыслей, вызывают в зрителе улыбку своими падениями. Вот является мыслитель с новыми мыслями и за ним устремляется толпа, забывая того, за кем бегала пред тем с изумленным взором; здания прежнего гения ломаются без пощады, на потеху зевающих; новое здание вызывает и удивления и восторги. Но это также не на долго, до появления другого счастливца природы, в сущности не так счастливого, как это кажется на первый взгляд, потому что и его ждет печальная участь предшественников его. Кажется, область знаний расширяется усилиями даровитых людей. Но достигли ли покоя? Нет. Жажда лучших знаний не утолена. Много новых знаний; а человечество ни на волос не лучше. Что такое—самое восхождение по степеням знания? Горькая насмешка над слабостью ума, тем более оскорбительная, что это восхождение по степеням оказывается явлением частным, явлением в том или другом народе, а не явлением в целом человечестве.—И вот вся философия человеческая, вот все движение мысли к истине! Печальная картина; но ею тешатся, за неимением лучшей.

Не так в области верования святого. Здесь разность мнений вовсе не есть движение к совершенству; напротив составляет отступление от истины Божьей. Здесь истина дана: искать ее не нужно, а нужно только усвоить ее умом и сердцем. Здесь самое малое отступление к произволу есть измена святой вере. Здесь не нужны многие учители: один здесь учитель—Господь Иисус, Сын Божий. О самом Духе Св. сказано: «не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам» (Иоан. 16, 13); т. е. Он будет объяснять не что либо новое, а те же самые истины, которые уже возвещены Христом Иисусом. Так вера истинная—одна. Апостол строго осуждает всякое мнение несогласное с благоговествованием раз навсегда возвещенным. «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1, 8). Что ж это значит? говорят. Остается повторять одно и то же? Как это скучно, как это недостойно ума человеческого! Напротив, ничего нет достойнее ума человеческого, как сродняться более и более с истиною Божиею. Не так ли? Думают, что легко усвоить себе данную истину Божью? Напрасно. Много надобно времени, много надобно труда, чтобы изучить во всей обширности одну какую либо мысль откровения Божья. «Широка заповедь Твоя зело», — исповедался Давид. Есть степени веры святой: они ни в каком случае не исключают знаний начальных, но чем выше восходят, обогащают душу верующую большим утешением, большею силою воли. Скучно ли это для бессмертного духа? О! в этом счастье его!

После того что могут значить распри в вере? Что значат расколы и ереси? Ересь—явная борьба с истиною откровенною и, следовательно, со своим спасением вечным. «Неверующий уже осужден», — говорит Господь (Иоан. 3, 18). В расколе, в распре об обряде, на первый взгляд, не много опасного. Но не то на деле. Блаж. Иероним говорит: «нет ни одного раскола, который бы не выдумал себе ереси, чтобы уверить, что он совсем отступил от церкви» В самом деле, возьмем русский раскол, раскол для букв. На первый взгляд, это не более, как жалкая бедность смысла.—Но каких дерзостей, каких нечестий против св. веры не говорил Аввакум? И в нынешнею виде своею не оскорбляет ли раскол таинства священства, таинства св. евхаристии? А это уже не произвол в обряде, а произвол в вере. Возьмем раскол Лютера. Казалось, вначале Лютер только отклонился от ошибок, от своего папизма, которых конечно не одобрят не только христианский дух, но и здравый смысл человеческий. Но подняв споры, Лютер сделал шаг, один шаг от веры, но за которым уже последовал необозримый ряд отступлений от св. веры. В озлоблении против высокомерия римского он отказался со всем от суда церкви, поставил на месте его суд разума. После же того, если св. писание каждый в праве объяснять по своему разумению, поверять своим умом: то откровенная вера останется известною только по имени,—на месте ее будет гулять произвол разума. Так это и оказалось в протестантской церкви: произволы за произволами являлись в ней, ересь за ересью, пока в последнее время не дошли до решительного отступления от Христа Господа.—Чем еще опасны расколы? Бл. Августин поучат: «раскольникам ни к чему не служит ни хранение девства, ни дела милостыни. Все эти дела приобретают заслугу в св. церкви: но бесполезны для раскола оттого, что он расторгает единство церкви и святую любовь». «Ничто так не оскорбляет Бога, — поучает св. Златоуст, — как то, если кто производит разделения (в церкви). Хотя бы мы совершили множество добрых дел: подвергнемся осуждению не меньше тех, которые терзали Христа, если будем расторгать целость церкви».

Откуда могут происходить разделения между христианами по делам веры? Св. вера не допускает разделений в вере. Откуда же являются они? Св. апостол пишет: «Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие [люди] служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву» (Рим. 16, 17. 18). Ап. Иуда говорит об отделяющихся от церкви: «поступающие по своим нечестивым похотям, душевные, не имеющие духа» (Иуд.1, ст. 18. 19). Итак, вот источник ересей и расколов—самоволие, которому хочется жить по похотям нечистых страстей, самоволие гордое, удалившее от себя дух благодати! Какой нечистый источник! Не думаете ли, что найдете другой, более чистый источник? Не трудитесь, не найдете. Апостолы хорошо знали сердце человеческое, видели все тайные изгибы его, как никакой мудрец не в состоянии видеть. Опыты веков подтвердили справедливость суда их о происхождении ересей и расколов. Во все времена все так называвшиеся преобразователи веры заклеймены одною печатью: суть телесные, духа неимущие, Господу не работают, но своему чреву; вместо духа благодатного дышат духом самолюбия гордого, неуступчивого, раздражительного, тщеславного, мстительного и суетного.

Так, братья, будем по наставлению апостола и мыслить в исповедовать одинаково о св. вере, прославляя Отца и Сына и св. Духа. Аминь.

17. Слово в неделю 19. Слово о самовольном учительстве

«Не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению, ибо все мы много согрешаем» (Иак. 3, 1).

Что запрещает этими словами апостол? Звание ли учительства, или самовольное принятие на себя высокого звания? Обратимся за объяснением, прежде всего, к наставлению Господа Иисуса. Спаситель говорит о фарисеях: любят «чтобы люди звали их: учитель! учитель!». И потом, обратясь к народам и ученикам Своим, сказал: «А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель-Христос, все же вы — братья» (Мф. 23, 7. 8). Спаситель не говорит: пусть не будет между вами учителей, но не называйтесь учителями. Без учителей нельзя быть в церкви: если должны в ней учиться истине и благочестию, то должны быть и учители. Св. ап. Павел прямо писал, что «Бог положил в церкви учителей» (1 Кор. 12, 28). Не только показывал он существование в церкви учителей, но говорил, что учители от Бога. Не люди сами по себе придумали в церкви учителей,—учителей церкви поставляет Бог: «Бог положил учителей». Равенство братий по любви и смирению не исключает звания учителей и учеников. Спаситель осуждает в фарисеях самолюбивое величание их званием учителей; их страсть к учительству, самовольно принятому. Тоже самолюбие гонит Он и из общества учеников Своих. «Не называйтесь учителями», — говорит. Не восхищайте себе звания учителя сами по себе, не вызывайтесь учить других, когда не призваны к тому; а когда и призваны, не возноситесь званием, которое принадлежит вам только по дару благости небесной, так как первоначально и существенно «един есть ваш учитель: Христос».

После сего, открывается смысл слов апостола. Фарисейская страсть к учительству прокралась с перешедшими в христианство иудеями и в христианскую церковь. Об этом прямо говорил ап. Павел: «ты, говорит, считаешь себя путеводителем слепых, светом для тех, которые во тьме, наставником невежд» (Рим. 2, 19. 20). Против сей-то беды пишет и апостол Иаков: «не многие делайтесь учителями» (Иак.3,1).

Мы не верно поняли бы мысль апостола, если бы подумали, что апостол не желает видеть великого числа учителей. В церкви христианской как бы ни было велико число способных учителей: оно не может быть излишним. В училище премудрости Божией есть чему учить и учиться; в целую вечность не изучим всего, что открыто Сыном Божиим. Только за грехи людей, только по нежеланию их изучать мысли вечной премудрости, премудрость посылает или не очень великое, или даже весьма малое число способных учителей. О чем же говорит апостол? Истинно-духовные учители, доколе могут скрываются от людей, закрывая смирением и от себя и от других способность к учительству. Когда призывают их к званию учительства: они умоляют с Моисеем: «Господи! пошли другого, кого можешь послать» (Исх. 4, 13); или говорят с Иеремиею: «о, Господи Боже! я не умею говорить, ибо я еще молод» (Иер. 1,6). Так существенное отличие истинных учителей не искать учительства, а уклоняться от него. Потому, если являются «многие учители», если многие спешат торопливо занять или самовольно сами себе ставят кафедру учительства: дело плохое. «Не многие делайтесь учителями»: своевольное искание учительского достоинства — не путь истинных учителей, не путь рабов Божиих; ужели же желают не быть рабами Божиими? Сохрани Бог! Так апостол осуждает самовольное принятие на себя высокого звания учителя.

Усиливая предостережение свое, говорит он: «не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению, ибо все мы много согрешаем».

Побуждение сильное не искать учительства: учитель подлежит более строгому осуждению, чем ученик. «Большее осуждение примет». Апостол говорит не по примеру ораторов, которые включают себя в число слушателей на словах, выключая из них в душе. Нет, он говорит по искреннему убеждению в том, что кто бы ни был учитель евангелия, он подвергается опасности тяжкого осуждения за свое дело и должен приступать к званию учителя со страхом и трепетом. Если же так думал о себе апостол, что должны думать о себе обыкновенные учители? «Говорю, что думаю и чувствую. Не думаю, чтобы нашлись между священниками многие, которые спасутся, напротив, гораздо более таких, которые погибнут, и это от того, что дело требует великой души», — так говорит св. Златоуст (Беседа 3 на Деян. Апостол.). Учитель должен отвечать не только за себя, но и за учеников своих, с него спросят, не ввел ли он кого учением своим в ошибку и заблуждение? Не сказал ли лишнего? Не опустил ли нужного? Во время ли поспел на помощь? Не проповедал ли себя вместо Христа? Не был ли примером соблазна, вместо того, чтобы быть примером добродетели? Он в сильной опасности тем более, что все мы, сколько бы ни были внимательны к себе, слабы, много грешим. «Если говорим, что не имеем греха: то обманываем сами себя, и истины нет в нас» (1 Иоан. 1, 8).

Если же и те, которые поставлены в учители самим Богом, если и те, которые очищены избирающею благодатью Его и ограждены повиновением закону избрания, должны быть в сильном страхе за себя: как же те, которых не посылал Бог учить, дерзают выставлять из себя наставников церкви? Как они без всякого страха и опасения принимают на себя право, не данное им? Как они до того самонадеянны, до того горды, что вовсе не думают о своей человеческой немощи, о своей склонности к ошибкам, заблуждениям, грехам? Долго ли им бедным до того, что своими нечистотами внесут они порчу в служение учительства? О, почему бы им не помнить, что гордость, облекшая их званием учителей, не обещает им ничего доброго? Удержится ли она от того, чтобы не вступать в споры о своей важности с учителями правимыми волею Божией? Самый темный невежа, но полный гордости, считает себя умником первого сорта и других ставит ни во что. Гордость самозваного учителя в состоянии разделять, а не соединять чад церкви, составлять себе своих учеников, а не руководить учеников Христовых, заводить соблазны, смятения, расколы, ереси к скорби церкви Божией и в оскорбление Господа, столько заботливого о единстве стада своего. Таковы были, таковы всегда будут дела самодельного учителя!

Апостол Иоанн пишет: «Я писал церкви; но любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас. Посему, если я приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев, и запрещает желающим, и изгоняет из церкви» (3 Иоан. 1, 9. 10). Смотрите, каковы подвиги страсти к первенству! Диотреф, о котором не известно, была ли в нем искра здравого понятия о вере и церкви, не принимает Иоанна, любимейшего ученика Христова, зрителя таин Бога Слова, великого пророка о судьбах церкви новой! Диотреф не уважает того, что писал избранный между апостолами, осыпает его укоризнами, выгоняет из церкви учеников его и запрещает другим принимать их. Видите ли, до чего может доходить гордость человеческая? Понимаете ли, какие бессмысленные беспорядки, какие богопротивные дела, какие нелепые нечестия совершает в церкви желание быть первым по собственному счету? Вот что значит гордость, довольная собою! Она не желает быть в зависимости от наставников, определенных Богом, кто бы они ни были!

Не правда ли, что надобно твердо помнить заповедь апостола: «Не многие делайтесь учителями».

Вот оставленные в звании учеников, вместо того, чтобы принимать всякое слово учения, как земля принимает всякую каплю воды, отважно допытываются: так ли говорит учитель? Кстати ли говорит? Не слишком ли строго? Не слишком ли мягко? Зачем о том, а не о другом, говорит? Судите сами, ученики ли это слушают учителя, или судьи его полномочные? Друг мой! Не вступайся не в свое дело; не учи учителя, как ему учить; смотри на себя самого, добрый ли ты ученик? Смотри на твое сердце, каково оно? Добрая ли земля, способная принять семя в глубину, или камень, едва прикрытый землею, или дорога утоптанная, или же и рыхлая земля, но засоренная дурными травами? Вот о чем надобно тебе заботиться! Довольно для тебя труда, если займешься собою, как следует.

Ныне говорят: ты не ребенок, чтобы ходить тебе в шкоду, т. е. в церковь. Кого там слушать? Людей без образования и знания света?…

Но в том-то и беда наша, что мы любим считать себя умными и зрелыми, любим зваться учителем, но не любим быть учениками. Не того ожидает от нас Христос Господь.

Не нравятся учители? Диотрефу не нравился и апостол: но кто был виноват в том? Пусть осмотрятся, не находятся ли в числе Диотрефов? Если, осуждая учителей за незнание, разумеют незнание светских приемов: тогда стоят и ниже Диотрефа, тогда не понимают какое просвещение нужно для учителя церковного. Тогда не окажется ли, что очень немногое понимают, что должен знать ученик?

Ныне много является учителей и много недовольных отцами и учителями церкви! По духу мира, по духу гордости житейской это естественно: там столько же учителей, сколько голов, кое-как мыслящих. За то каких басней, каких лжей не услышите там? Какому нечестию не научитесь, если достанет охота? И это, пожалуй, назовут поступлением вперед, просвещением и расширением ума. Сохрани Бог каждого от такого просвещения: это не просвещение, а омрачение ума. Возможно ли совершенство без помощи Христа? В мире христианском, где только и возможно усовершение, велят изучать истины Божии при руководстве опыта, велят прислушиваться к голосу лучших людей, людей просвещенных и светом слова Божия и светом благодати. Не того же ли требует и здравый смысл, требуя поверки мыслей опытом? И как полагаться на себя, когда знаешь немощь свою? Так в мире христианском немного учителей, зато они все надежные, все знают одну истину, учат одной истине, идут и ведут по одному пути. Какое счастье быть учениками таких учителей!

Пусть так, скажут: но ужели христианство дозволяет только избранным для звания учителей наставлять других? Нет, скажем и мы, следуя апостолу. Апостол учит: «вразумляйте друг друга псалмами, славословием и песнями духовными» (Кол. 3,16). Только, как видите, это вразумления частные и братские, необлеченные правом власти, а внушаемые только любовью. Этими вразумлениями предполагаются другие вразумления, с которыми надобно им сообразоваться, чтобы не быть вразумлениями своеволия.

Почему, говорят, не признают за учителями раскола прав учителей церкви? Странный вопрос! Странный потому что он сам себя разрешает. Если это учители раскола: то вовсе не учители церкви. Иначе церковь была бы и учительницею истины и единства, и учительницею раскола и заблуждения. Иначе церковь была бы и церковь единою и церковью разделенною, приняв в состав свой учителя раскола. Те, которые хотели бы стоять за Диотрефа, стояли бы не за апостола, и наоборот, кто за апостола, тот против Диотрефа. Пусть выбирают одно из двух: Диотрефа или апостола, раскол или церковь. Так говорит здравое размышление!

Почему церковь, отказываясь от учителей раскола, не отказывается от детей раскола, не перестает учить их? Потому что церковь, по высшему определению, обязана учить: Бог поставил в церкви учителей. Пусть люди не хотят слушаться установления Божия: но не может не слушаться его церковь Божия. «Горе мне, аще не благовествую» (1 Кор, 6, 16). Пусть «первенстволюбец Диотреф не приемлет нас», пусть не принимают жалкие слушатели его: это их дела; за свои дела они расплатятся на суде Божием, не мягком для всякого самоволия. Церковь по долгу любви молит, дабы свет небесный просветил сердца, омрачённые гордым самоволием. Она, по долгу звания, увещевает их к раскаянию: придите в себя, говорит, расстаньтесь с гордостью, которая и высших духов претворила в духов тьмы, отверженных Богом. Не свои слова говорим, говорим им слова апостола, что они «поступают по своим нечестивым похотям, отделяясь от единства веры» (Иуд. ст. 18).

Таково учение апостольское об учителях! Аминь!

18. Беседа в неделю 24. Беседа об антихристе

Апостольское учение об антихристе, предлагаемое во 2 послании солунянам весьма важно: оно касается мирового события; им решается загадочное смешение добра со злом в мире. Личность антихриста, имеющего сосредоточить себе зло, действующее ныне по частям, показывает собою значение частных явлений зла, так нередко обманывающих собою многих. При таком значении предмета не дивно, что начиная с первых времен христианства, очень много трудились над уяснением откровенной мысли об антихристе. Не дивно и то, что многие попытки объяснения были неудачны.—С 16 века реформация пустила вход мысли о папе-антихристе; в отечественной церкви с 17 в. распространены самые дикие толки раскольничьи об антихристе.

В предостережение от толков своеволия, рассмотрим не человеческое, а боговдохновенное, учение ап. Павла об антихристе, предложенное во 2 посл. солунянам (гл. 2, 1-17).

Содержание апостольского учения кратко может быть выражено так: апостол предостерегает солунян относительно дня Христова (ст. 1-2); указывает на времена великого дня—на предварительное появление антихриста (3-7); представляет судьбу антихриста и его слуг (8-12); прилагает учение свое к жизни христиан (13-17).

«Молим вас, братия, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов. Да не обольстит вас никто никак» (ст. 1. 2).

Солуняне в след затем, как приняли евангельское учение о крестном пути ко спасению, подверглись кровавому гонению со стороны язычников (1 Сол. 2, 14). На земле все восстало против них. Им оставалась только вечность. В таком положении желания и надежды их обращены были к небу, они ждали утешения только от Господа Иисуса. Апостол во время пребывания своего у солунян утешал их мыслями о пришествии Христовом, грозном для нечестивых и отрадном для праведных (2 Сол. 2, 5); и в первом своем послании к ним много говорил о том же (1 Сол. 1, 10; 2, 19; 3, 13; 4, 13-17; 5, 1-4. 23).—Но при тяжести скорбей, тяготевших над солунянами, — они стали нетерпеливо ждать пришествия Христова; а иные перетолковывали учение апостола во вред себе и другим; «уже настаёт день», говорили некоторые, переходили с этою вестью из дома в дом, возбуждали волнения и, не занимаясь делами звания, кормились за счет труда других. «Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся» (3, 11). И вот апостол успокаивает возмущаемых людьми пустыми.

«Молим вас, братия». Не смотря на несомненность будущего пришествия Христова, заклинаем вас тем же пришествием и всеобщим собранием к Нему. Таково значение здесь слова «молим» И в первом послании к солунянам (4,1) «молим» употреблено в значении усильного прошения, заклинания.

Напрасно некоторые хотели понимать под пришествием Христовым суд над Иерусалимом за кровь Христову. «Приидет прославиться во святых Своих», сказал пред тем апостол (2 Сол. 1 , 10), что очевидно относится к последнему пришествию Христову, и никак не может быть приложено к суду над Иерусалимом. В 1 послании к солунянам он соединяет пришествие Христово с воскресением мертвых (1 Сол. 4, 15. 16). Ясно, что это есть последнее пришествие Господа.

«Молим вас, братия, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему». Апостол в первом послании своем сказал, что все истинно верующие, как восставшие от мертвых, так и оставшиеся до того времени живыми, все вместе восхищены будут в сретение Господне на облацех на воздусе и с Ним останутся неразлучно (4, 17). Их-то разумеет апостол, когда говорит: «о нашем собрании». Для них такая блаженная судьба—предмет пламенных желаний. И этим-то упрашивает апостол солунян. Побуждение сильное: напоминание о предназначении блаженном.

«Не спешить колебаться умом» — колебаться, как бывает с кораблем во время бури (Лук. 21, 25). Живое, картинное, изображение состояние солунян! Возмущаемые и своими мыслями, и особенно внушениями людей не твердых в вере, солуняне не обуревались и колебались подобно кораблю, так что от робости и неопытности подвергались опасности погибели. Апостол умоляет не волноваться до того, чтобы теряться в уме, от ложных толков, будто уже наступает день Христов, предавая так скоро забвению наставление апостола.

«Не смущаться ни от духа» —не приходить в ужас от духа (Мф. 24, 6). Здесь разумеется ложное учение выдававших себя за вдохновенных людей, так как истинное пророчество не может говорить несогласного с откровением Божиим. Это тот же дух, о котором говорит ап. Иоанн: «не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Иоан. 4, 1-3). Св. Тимофею ап. Павел указывает на «духов лести» (1 Тим. 4, 1). Солунян возмущали такие люди, которые говорили, будто им по вдохновению известно, «будто уже наступает день Христов»; возмущали духи обольстители, о которых апостол говорил: «да не обольстит вас никто никак».

«Ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного». Обольстители старались подкреплять свою ложь словесным, вымышленным ими, наставлением апостола и даже посланием, которое будто бы писал апостол. В предостережение от такого обмана апостол показывает, как отличать подлинное послание его от подложных (3, 17. 18).

Таким образом апостол, не ослабляя ожидания Судии вселенной, удерживает солунян от доверия толкам суемудрия, будто уже настает день Христов.

«[Ибо день тот не] [придет], доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели» и пр. (ст. 3) апостол дает при сем самим читателям подразумевать слова: день Христов не наступит, пока и пр. подобная умолчания (Лук. 13, 9; Рим. 5,12.)

Что разумеется у апостола под «отступлением»? Ныне легко понять, что напрасно относили это к отступлению от власти римской? Она давно пала без всякого значения для времени антихриста. Но, принимая здесь духовное отступление, мало видеть в нем одно уклонение ума от правых мыслей веры. Отступление по библейскому употреблению означает уклонение от веры и благочестия, иначе нечестие всей души (2 Пар. 29, 19. Иер. 2. 19). И Спаситель говорит о последнем времени: «по умножению беззакония охладеет любовь многих» (Мф. 24,12). Следовательно, напрасно протестанты усиливались частные своеволия папизма возвести в значение отступления последних времен. Принимают это отступление заодно с отступником. Но это значило бы без всякой нужды, по произволу, отступать от буквального значения слова. Сам апостол говорит, что «сын погибели» увлечет за собою неверовавших истине (ст. 10. 11). Следовательно, неверие людей, или что тоже отступление, предполагается предшествующим явлению и обольщениям сына погибели; и отступление относится не к отступнику, а к другим лицам. В послании к Тимофею апостол писал о последнем времени: «в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2 Тим. 3, 1. 2.). —Таким образом апостол указывает в будущем времени, во времени пред появлением антихриста, зарождение полного отступления от веры и благочестия, которое к явлению антихриста раскроется в ужасающем размере.

«И откроется человек беззакония». Как о Христе Спасителе говорится, что Он, действующий ныне между верующими и в их сердцах невидимо, некогда явится видимо для суда всеобщего, так и человек греха, ныне незримо действующей в людях грешных, в свое время явится видимо.

Кто этот «человек беззакония»?

Блаж. Августин видит в сыне погибели «не одно какое-либо лицо, но всю область тьмы, борющуюся с истинною церковью Христовою». Подобную мысль принимали некоторые из наших раскольников беспоповцев.

Но вся связь мыслей показывает, что у апостола Павла человек беззакония—лицо неделимое. Он не только «человек беззакония, сын погибели, но он явится в лице Христовом, и будет действовать как лице сильное. Апостол говорит, что этот человек в известное время откроется. Но дух антихристианский действовал уже при апостолах: ап. Павел говорит о врагах креста Христова (Фил. 3, 18 19); ап. Иоанн прямо сказал: «и теперь появилось много антихристов» (1 Иоан. 2, 18). В своем описании сына погибели апостол отличает этого человека погибельного от других погибающих, которых он будет главою (ст. 4. 11).

Не есть ли этот человека беззакония сам диавол? Но апостол называет его человеком; и, следовательно, это не диавол в образе человека и не воплощенный диавол. Ап. Иоанн в откровении своем говорит: «И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» (Откр.13, 16. 17). По этому описанию антихрист будет каким-то властителем земным, который в звании царя, будет выдавать законы и управлять людьми.

Последуем за изображением его у св. Павла. Человек беззакония, по изъяснению св. Иринея: «орган, вместилище греха, величайший грешник, какого не было и не может быть подобного» между людьми; иначе раб и творец греха (Прит. 6, 12. Исаия, 55, 71).

Сын погибели—определенный на погибель и виновник погибели многих (Апок. 17, 8. 11).

«Противник» — кому? Последующее показывает, что антихрист будет противиться Богу и всему священному (ст. 4); Спаситель говорит, что он будет выдавать себя за Христа (Мф. 24, 5).

«Превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею». Гордость его будет так велика, что он будет ставить себя выше всякого Бога, верно ли или неверно признаваемого за Бога. «Святынею» то, что считается за предмет священный и чтится благоговейно. Для антихриста ничего не будет священного, кроме его самого. Тайновидец говорит о звере: «и даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно» (Апок. 13, 5).

«Так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога». Что это за «храм Божий», где будет гадиться антихрист? Храм Божий, по самому названию, не есть храм глаголемаго бога, а храм Бога истинного. Итак, можно разуметь или храм Иерусалимский, который назывался и был храмом Бога истинного, или общество верующих, так как апостол говорит: «Разве не знаете, что вы храм Божий» (1 Кор. 3, 16), или храм христианский. Но не следует понимать здесь первого, так как апостол знал печальную участь Иерусалимского храма, предсказанную Спасителем, а мы и из истории знаем, что все попытки восстановить этот храм были бесполезною борьбой с решением неба. Да и если бы антихрист воздвиг Иерусалимский храм: это был бы храм антихристов, а не Божий. Если же понимать под храмом Божиим верующих: то в таком случае у апостола слова: «выдавая себя за Бога», были бы напрасным тождесловием; тогда надлежало бы выразить мысль апостола так: будет являться в виде Бога между верующими и будет показываться богом. Одно из двух изречений—лишнее. Да и собрание верующих тогда не было бы храмов Божиим, а сонмищем сатаны. После сего остается разуметь под храмом Божьим храм христианский. Правда, христианский храм нигде в нов. завете не называется храмом Божиим: но он называется церковью Божьей, собранием Божиих людей (1 Кор. 11, 22.), что по смыслу одно и тоже с храмом Божиим (1 Кор. 3, 16). Подтверждением тому, что у апостола под храмом Божиим разумеется освященное здание, служит и то, что по его словам антихрист будет ставить ниже себя всякое «священное». И так антихриста будет садиться в храме христианском как бог, и обольщенные им будут по его требованию покланяться ему, как Богу. Иначе он будет вытеснять из храмов христианских служение Христу Господу и введет поклонение ему антихристу, как Богу. Тайновидец говорит: «И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе… И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Апок. 13, 6. 8).

Может ли это быть? Ужели такой грубой лжи и нечестия не отвергнут с презрением чтители единого Бога? И когда же? Тогда как верующие будут обогащены опытами времен прошедших, когда познания их о истине могли бы быть и обширнее и чище.

В объяснение этой странности апостол говорит, что антихрист будет выдавать «себя за Бога». Чем же? Знаменьями и чудесами, о которых далее говорить апостол ст. 9. Но так как эти знаменья и чудеса, по словам самого апостола, будут ложные: то все еще остается сомнение: как могут люди—христиане дойти до такого ослепления, что станут покланяться ложному богу? Путь к тому откроет в душах их нечестие сердечное. «Они не приняли любви истины для своего спасения, — говорить апостол, — И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (ст. 10, 11). Вот психологическое объяснение явления странного и страшного! По благоволению к неправде, по отвращению от истины принимают самую грубую ложь. В известной мере тоже явление оказывается и ныне. Сколько гениев сколько полубогов, создано уже в христианском мире! Не видим ли, до какого странного и страшного самообольщения доходили даровитые люди, под влиянием забывчивой гордости? Не говорим о сильных военачальниках, о великих государях. Вот известный о. Аввакум! Человек, пред взором беспристрастным,—образец самого печального невежества. Как, казалось, такой осязаемый невежда мог казаться себе и другим человеком не пошлым? И однако гордость его была непомерная,—он выставлял себя и учителем непогрешным, провидцем Божиим, таким, пред которым все современное должно падать в прах. Нечестие ума и сердца идет вперёд.

«Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это?» (ст. 5). Уже и тогда, как апостол устно проповедовал солунянам истины небесные (Деян. гл. 17), он говорить им о втором пришествии Господа и о событиях, которые должны предшествовать ему. Почему говорит о том апостол? Конечно по тому случаю, что какие-нибудь учители иудейские, не расстававшиеся с мечтами о царстве Мессии, сообщили солунянам неправильное толкование пророчества; апостол, проповедник чистой истины, передал солунянам верное наставление о пришествии Христовом. Но, как видно, не все солуняне воспользовались учением апостола.

«И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время» (ст. 6). Удерживающее—то, что сдерживает, что препятствует (Рим. 1, 18. Лук. 4, 42). Что же такое препятствует явиться антихристу? Но словам Феодорита это есть отступление всех язычников от идолопоклонства; тогда только явится антихрист, когда откроется царство Христово; а царство Христово откроется по уничтожению идолопоклонства. Феодорит, очевидно, поставляете в соотношении удерживающее с отступлением; он в этом справедлив, но у апостола показывается отступление от веры, а не отступление от идолопоклонства. Потому надобно, найти другое явление, соответствующее отступлению. Отступление отворяет двери антихристу, удерживающее не пускает его. Итак, удерживающее с характером и свойствами совершенно противоположными отступлению. Там холодность к истине,—здесь должна быть любовь к истине; там нечестие, здесь благочестие живое. Так не трудно было понять солунянам, не трудно понять и на, что препятствием появлению антихриста служит искренняя любовь христиан к чистому евангельскому учению, видная и в опыте. Пока христиане держатся евангельского учения, не взирая на гонения со стороны мира, пока любовь их к Господу жива и плодотворна; это сдерживает власть злодействующего в мире; это не допускает ему усиливаться до того, чтобы открылся человек беззакония. «Когда настало время, Бог послал Сына своего» (Гал. 4, 4): так и для явления антихриста есть свое время. С какого года начнется это время, знает только Бог. Дело христиан твердо помнить, что живое благочестие—твердая защита против антихриста.

«Ибо тайна беззакония уже в действии, только [не совершится] до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь (точию держай ныне дондеже от среды будет» (ст. 7). Тайна беззакония вызывает на мысль «тайну благочестия» (1 Тим. 3, 16). Хотя беззаконие и благочестие противоположны одно другому: но в действии того и другого есть сходство. Тайна благочестия начинается в человеке, в народе, в человечестве с малого, и незримо достигает разных возрастов. Точно так тайна беззакония началась еще во времена апостолов, с людей смешивавших в душе своей светлые христианские мысли, то с оземленившимся иудейством, то с грубым язычеством; это беззаконие непрерывно действует в истории мира, являясь то в том, то в другом виде, и время от времени растет незаметно (1 Тим. 4, 1. 7. 2. Тим. 2, 14. 17. 1 Иоан. 2, 18. 19; 4, 2—4). Не дивно, что люди успехи беззакония считают за прогресс человечества. Рационализм и материализм не принимаются ли за прогресс человечества, тогда как первый есть прогресс гордости духа, а второй—прогресс скотской жизни. Беззаконие не так легко высмотреть, как кажется другим: оно прикрыто своею тайною, обольщающею видимостью добра, истины, пользы. На деле все это только видимость, а не действительность: но легко ли узнать это? Казалось, не трудно понять, что самолюбие и жизнь животная—основные нечестия в человеке и человечестве и потому успехи их—успехи беззакония. Но первое дело—и самолюбие, и жизнь животная—наша собственность: как не защищать их, с сознанием и без сознания? Затем, чего не говорят, чего не делают, чтобы дать полный простор тому и другому? «Тайна беззакония деется» с успехом.

«Пока не будет взят от среды». Эго выражение употребляют о людях и вещах, которые сходят со сцены действия, так что более не выказывают своей силы. «Дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1 Кор. 5, 2),—значит: пусть в вашем обществе не будет деятелем соделавший такое беззаконие. «Изыдите из среды их» (Кол. 2, 14),—живя в мире, будьте мертвыми для мира, не участвуйте в его делах нечестивых. И так слова: «пока не будет взят от среды», значат: пока не перестанет обнаруживать свою силу.

О ком же это говорится? Кто этот «держай»? Прежде всего, несомненно, что «удерживающее» и «держай» —не одно и тоже. Апостол ясно и определенно отличает одно от другого, показывая в одном событие, в другом лице. Златоуст и другие понимали под «удерживающим» власть римской империи. Но давно уже очевидно стало, что эта власть не была страшна для антихриста: она пала очень давно, а антихрист против ожиданий давних не явился. Странно понимать под «удерживающим» властителя земного, какого-либо верховного представителя власти и порядка человеческого. Будто человек, кто бы он ни был, и может с успехом противодействовать такому страшному лицу, каков антихрист! Будто представитель всей возможной власти человеческой и может сдерживать того, кто действует заодно с сатаною! Нет, удерживающий антихриста должен быть с силами более, нежели человеческими, должен быть с помощью Божества. Таким образом, остается видеть под удерживающим — Духа утешителя. Это так должно быть и потому, что и удерживающее антихриста—любовь к истине и святости возможна в людях только при действии Св. Духа. Следовательно, как скоро есть любовь святая в людях, то это значит, что в них есть Дух Святый. «Если бы он говорил о Духе, то говорил бы не обинуясь, но ясно», — замечал Златоуст. Напротив он потому и говорит не прямо, что каждому истинному христианину известно, кто противодействует злу в человечестве, кто оживляет грешного человека.—«Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3, 16), говорит апостол.

Итак, антихрист явится тогда, когда любовь к истине и святости охладеет в людях и грехи людей заставят Духа утешителя предоставить их собственным их силам.

«И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (ст. 8).

Апостол не ограничился тем, чтобы показать солунянам явление страшного антихриста. Любя их, он к утешению их открывает и участь этого страшного врага Божия и человеческого.

«Убьет духом уст Своих». Это предсказал еще пророк Исаия в пророчестве об отрасли Иессеевой: Мессия «и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст(ен) Своих убьет нечестивого» (11, 4). В этом пророчестве дух устен отвечает слову уст. Итак, и у апостола дух устен тоже, что слово Господне. «Дух уст» в значении силы сокрушающей сравнивается с сильнейшею бурею (Иов. 4, 9. Прем. 5, 23; 11, 20). Та же мысль и здесь. Господь Иисус так легко и всецело низложит антихриста, что дунет на него и он исчезнет, иначе скажет слово и его не будет. «Убиет». В апокалипсисе Иоанна говорится, что антихрист живой снизойдет в ад (Апок. 19, 20). Соединяя одно с другим, получаем такую уверенность что антихрист словом Господнем определен будет на погибель неизбежную; и так как он будет человека, а переселение человека с земли в другой мир невозможно без преобразовался организма телесного; то нисшествие антихриста в ад соединено будет с мгновенным изменением тела его, к увеличению его мучений.

«Упразднит» (истребит): отнимет силы для деятельности, с уничтожением порядка дел его (1 Кор. 15, 24. 26. 2 Кор. 3, 7.); иначе прекратит беззаконное преобладание антихриста. Чем же? Явлением пришествия Своего, величием и славою, с какими явится Он для суда над вселенною: так как то будет «явлением славы великого Бога» (Тим. 2, 13), единого могущественного Господа господствующих (1 Тим. 6, 15).

«Того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными и со всяким неправедным обольщением погибающих» (ст. 9-й.). Связь с предыдущим такая: упразднит, хотя сила антихриста будет страшная. «Пришествие, по действию сатаны» означает ли только появление, рождение по действу сатаны? Хотя известно, что и в самом рождении существа скрывается зародыш будущих способностей, имеющих развиться в последствии: но если бы одно рождение антихриста совершилось под влиянием сатаны, он был бы человеком беззаконным, но не мог бы назваться человеком беззакония, равносильным самому беззаконию,—в нем могло бы оставаться еще кое что человеческое. Итак, пришествие антихриста по действу сатанину означает всю вообще земную жизнь его, устрояемую под влиянием сатаны. По откровению Иоанна «дал ему (антихристу) дракон (сатана) силу свою и престол свой и великую власть» (Апок. 13, 2). По объяснению Дамаска на, «всякое дело сатаны примет он на себя и вся мощь диавола соединится в нем».

«Будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными». Слова эти иногда бывают в писании синонимическими и только служат оттенками необыкновенного явления. В круге дел антихриста будут дела необыкновенные и разного рода, которые будут казаться чудесами, но это—не истинные чудеса, возможные только для Промыслителя вселенной и Его посланников; это будут ложные чудеса, иначе явления необычайные, которые несправедливо будут считаться чудесами,—каковы были дела Елимы волшебника (Деян. 13, 8. 9) или знамения лжехристов и лжепророков (Мате. 24. 24). Дела антихриста соединены будут «со всякими обольщениями погибающих». Вот объяснения тому, почему необычайные дела антихриста будут знамениями и чудесами. Знание сил природы, очень возможное для ученика сатаны, соединяться в нем и будет со всеми обольщениями, на какие только способен любимый сын сатаны: обманы ловкие и наглые, лесть бессовестная, обещания и угрозы громкие—все будет пущено в ход.

«И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (11, 12). Дальнейшее объяснения страшного явления! Слушатели антихриста будут люди, которые «любви истины не прияша», люди, не возлюбившие истины, «погибающие», не захотевшие верить истине (ст. 12), открытой Христом Господом (Гал. 5, 7. Рим. 2, 8) и худо известной им из другого источника. Следствием такой холодности к небесной истине будет то, что по Божию попущению они полюбят вместо истины ложь и верить будут обману, примут от всей души вместо истинной ложную религию. «Пошлет им Бог действие заблуждения» —равносильно выражение: предаде их (язычников) Бог в неискусен ум творити неподобная (Рим. 1, 28). Бог никогда не хочет ни того, чтобы грешник обманывался, ни того, чтобы погибал он. Но так, как грешник хочет обманываться: то Бог допускает исполняться воли грешника. За то, что люди благоволили к неправде и не верили истина: откроется над ними суд правды Божией; за то, что не хотели они верить истинным чудесам, поверят они ложным. И как это легко бывает с гордостью человеческою, на ее посрамление! Считают ни почем великие дела Божии;—и падают в страхе пред ловким обманщиком. Не ходят в храм Божий и идут к ворожее.

«Мы же всегда должны благодарить Бога за вас, возлюбленные Господом братия, что Бог от начала чрез освящение Духа и веру истине избрал вас ко спасению. И так братия, будьте постоянны и сохраняйте предания, которым вы научены или словом или посланием нашим. Сам же Господь наш Иисус Христос—да утешит ваши сердца и утвердит вас во всяком слове и деле благом» (ст. 13-17). Так апостол прилагает наставление свое о антихристе к солунянам! Люди, которые условливают собою явление и силу антихриста, показаны вам (ст. 10-12). Таковы ли вы, чтобы смущаться за себя и волноваться мыслью, что настал день Господень? Вовсе нет. За ваше положение надобно благодарить Господа. Вам остается быть только твердыми в учении неба, переданном вам словесно ли или в послании (1 Кор. 15, 3). Помощь небесная для вас готова. С радостью молю Господа о новых успехах ваших. Так говорит апостол.

Если бы после сего спросили мы себя: не явился ли уже между нами антихрист? Не настал ли день Господний? С твердою уверенностью сказали бы мы: нет. И сказали бы не от себя, а следуя наставлению апостола. По его наставлению, явлению антихриста, должно предшествовать отступление от веры и благочестия и уже за явлением антихриста последует день Господень. А по милости Господа Иисуса в церкви русской искренно любят веру и св. благочестие. В ней благоговейно чтут слово Божие, не дозволяя произволу каждого толковать изречение его по своему. В ней очевидны действия Духа утешителя—различные чудеса и дарования духовные, те действия, при которых невозможно явление антихриста. Пусть некоторые холодны к вере и благочестию; но это плевелы среди пшеницы, а когда же не было плевелов? Пусть люди темные и своевольные блуждают по произволам сердца и не хотят соединиться со св. церковью. Такие были еще и при апостолах, и еще больше их было после того—кафары, новатиане, донатисты и пр. Да приведет их Бог в познание истины! Нам остается, как и солунянам, быть твердыми в вере, преданной нам Богом и возрастать в совершенстве христианском в любви к Богу и братьям.

Да подаст нам сладчайший Спаситель наш силы для преспеяния во всяком деле благом! Аминь.

19. Слово о важности веры для общества в день венчания на царство государя императора

(имп. Александра Николаевича)

«Сие есть живейшее желание наше,—свет спасительной веры, озаряя умы, укрепляя сердца, да сохраняет и улучшает более и более общественную нравственность,—сей верный залог порядка и счастья». Так говорил благочестивейший государь наш при начале своего царствования! Вера и жизнь по вере — вот основы благоденствия общественного, говорит царь обширнейшего царства. Так ли это на деле? Если размыслим о том: думаем, лучшим образом почтим нынешнее торжество.

Нужно ли говорить, что без Бога мы нищи и мертвы? Могут мечтать о себе, как о начале всякой жизни, научной, художественной, государственной: но мечта остается мечтою, а жизнь в нас не от нас. Счастье наше зависит от выполнения воли Божией. В чем состоит эта воля для нас? В открытых для нас теоретических и практических мыслях.

Так, первое условие благоустройства нашего—хранение святой веры, той, которая открыта для нас небом. Искажать эту веру, оскорблять ее холодностью и небрежением—страшно. Это значило бы оскорблять Бога; это значило бы лишать себя света живительного, не заменимого ничем другим. «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17, 3). «Верующий в Меня имеет жизнь вечную» (Ин. 6, 47). Так говорить Сын Божий.

Слышно, говорят: «вера—дщерь неба, а мы—земные; нам до неё дела нет, пусть же и она не мешается в наши дела; нам нужны граждане, а не жрецы; деятели общественные могут терпеть веру, как дело не худое, и не столько нужное, чтобы дорожить ею».

Ужели правы эти люди? О! нет и нет. Вера чистая, святая, открытая небом, дорога не только по отношению к вечной жизни, но и к жизни временной. Религия Господа Иисуса, при всей ее возвышенности и духовности, содержит в себе живительные начала для всех отраслей жизни земной, до того, что всякое уклонение от этих начал влечет за собою расстройство жизни.— Сколько ни строили теории общественного строя: все лучшее в них оказывалось собственностью христианства и всякое несогласие с началами христианскими оказывалось ложью вредною или суетою отяготительною для хода дел. Вера чистая, небесная, не мешается насильно в дела обществ земных, она кротка и мирна.—Но худо бывает обществам земным, когда они гонят ее прочь от себя, когда они думают жить без ее услуг. Бедное самолюбие людское! Оно боится за власть свою над людьми, тогда как не только не хотят отнять ее у него, а хотят усилить. Поразительное явление и его пропускают мимо глаз: даже члены разбойничьей шайки для успехов общего дела своего связывают себя клятвою. Так нужна религия для прочности обществ человеческих. Так непрочны все связи общественные без связи религиозной! И это даже тогда, когда у людей религия не самая лучшая, не самая живительная, какова религия христианская. Без внушений веры святой, без христианского благочестия люди служат государству до тех пор, пока государство служит им, иначе они служат вовсе не государству, а себе самим, своим видам личным; юстиция, финансы, торговля, искусства, науки—в услугах лицам и повертываются на все лады и виды по расчетам самолюбия личного. Все беспорядки общества можно уничтожить переменою учреждений, увеличением или уменьшением прав?—Нет, пока деятели плохи, дела всегда будут выходить плохие. А деятелей способных лучших, образует только христианство. Потому лишь легкомыслие забывчивое, или своекорыстие нечестивое могут выставлять св. веру делом неважным для общества. Потому не друзьями общественного блага, а людьми вредными, врагами и злодеями человечества, должны быть признаваемы те, которые оскорбительно говорят об отношении веры к государству. Да сохранит Бог Россию от влияния подобных людей!

Слышно, говорят другие: «веруй, как хочешь, только будь честен; пусть храм и мечеть, синагога и капище стоят одно подле другого; только бы не мешали друг другу и не возмущали общественного порядка; в государстве все веры—под одним уровнем и нет преимущества ни для одной».

Что это такое? Ужели ложь и истина—одно и тоже? Ужели нет разности между чистою истиною и истиною, перемешанною с грезами больной души? Или можно одинаково любить и уважать как истину, так и ложь? Или ложь может быть благодетельна для общества, как благотворна истина? Если так: пусть откажутся от здравого смысла; пусть не выставляют в себе и друзей человечества.—Тот, кто хочет одинаково уважать все верования: уважать и любить только себя, свои летучие мнения, а не человечество, развивающееся по законам данным свыше; он — человек без характера и определённых мыслей; он, по слабости смысла и воли, неспособен ни на какую жертву для добра и человечества, самый пустой и лишний человек в обществе.— «Верь, как хочешь, только будь честен». Легко сказать бессмыслицу, но не легко оправдать ее. Если талмуд говорит еврею,—обманывай и обкрадывай христианина: как же еврей будет честен? Если вера душителя говорит ему,—как можно больше убивай людей: и душитель—полезный член человечества? Если язычество греческое освящает гнусности, истребляющая род человеческий: и питомец его примерный деятель общества? ― Легко сказать: «будь честен»: но на чем основать в душе честность? Будь честен, говорили и языческие философы, а вместе учили и лгать, и обманывать, и красть, и мстить, и отнимать жизнь у себя и детей. Отчего это? От недостаточных религиозных мыслей. Чем чище, чем святее, чем возвышеннее вера: тем лучше являются граждане, тем крепче и счастливее общества человеческие. Так говорит опыт веков! Так говорит здравый смысл! Отделять веру от строя государственного может только борзописец на бумаге, но не отделяет их жизнь народов.

Терпимость вер—умное дело: но она не означаете безразличия в вере. Умная терпимость искренно любит и благовейно чтит веру открытую небом, ревнует о ее целости, радуется успехам ее, открывает все способы для ее славы и отклоняет все препятствия мешающие быту ее. Того требует от нее уважение здравого смысла к истине, уважение сердечное к прекрасному, любовь души к возвышенному и святому. При таком отношении к чистой, святой, небесной вере, умная терпимость дает место и мнениям человеческим, иначе верам, смешанным с ложью,— дает место по снисхождению к слабостям человеческим. Она знает цену им и отнюдь не ставит их в уровень с верою небесною: но терпит их по любви к слабому человечеству. Оставьте расти и куколь и пшеницу до жатвы, сказал Господь наш. Послушное голосу его общество христианское так и поступает: не теснит, не гонит, не преследует, заблуждающихся.—Оно не опускает случая с любовью указывать им на их ошибки, предлагает свободе выбирать лучшее и если не слушаются, не берется за меры принуждения. Такова истинная, святая, умная терпимость вер! При такой терпимости небо благословляет общество благословеньями земли и неба,

Фанатизм вредит для обществ человеческих? Это правда: но он столько же несовместим с чистою любовью в св. вере, сколько близок к душе индифферентиста (равнодушного, безразличного к вопросам знания, морали, общественной жизни – от ред.). То и другое известно из опыта.—Вспомните, как проповедовавшие о равенстве общем, в угоду своей воли рубили несогласным с ними головы на эшафотах, гласили просвещение, оскверняли храмы Божьи, лили потоки крови человеческой. Молитвами рабов своих да избавит Господь Россию от страшных людей, каковы фанатики—индифферентисты!

Неправильное направление деятельности народа, его желаний, забот, трудов или как говорят, неправильное развитье стихий народной жизни—вот причина пагубы для народов и государств! Общество или государство в своем составе—тоже, что человек. Как в человеке есть видимое и невидимое, телесное и духовное: так в жизни государственной есть своя духовная и вещественная сторона. В человеке дух знает Бога, благоговеет пред Ним, стремится исполнять волю Его, готовится к вечности; а тело просить пищи, одежды, жилища, покойного жития и пр. В государстве духовную сторону составляет св. вера с ее учреждениями, а вещественная сторона его—все приемы видимой жизни,—земледелие, промыслы, торговля и пр. Закон нормального развития жизни в человеке и народе требует, чтобы каждая сторона жизни развивалась по ее требованиям и относительному значению. Человек становится животным, когда живёт только животною жизнью; он тогда теряет значение человека и губит себя. Точно тоже бывает с государством,—и оно расстраивается и гибнет от преобладания вещественного над духовным.

Пусть в каком либо государстве, в глазах народа, составляется предприятие за предприятием, и все в видах благоустроения одного внешнего быта,—являются планы за планами, книги за книгами то о земледелия, то о путях сообщения, то о мануфактурах и торговли и пр. Равно в обществе только и будет речей, что о том же вещественном быте, как будто кроме жизни проходящей ничего нет для человека более, и помимо земного нечего ему желать и ожидать. Пусть к тому же все порядки семейной и гражданской жизни не напоминают ни о чем духовном, напротив бросают тень на светлый лик св. веры, колеблют любовь к святому, охлаждают сердце для всего высокого, мертвят дух. Что тогда произойдет в народе и государстве? Тоже что в человеке, когда он питает и греет только животную жизнь свою, извращение и расстройство жизни, пагуба; народ мало по малу превратится в труп смрадный и отвратительный,—и люди и небо отвернутся от него. Вещественное, какую бы красивую форму ни давали ему, без силы и духа рассыпается; оно держится только незримыми началами жизни.—Когда погасает в народе дух веры: народ становится непотребным пред лицом Божиим и отвергается Богом; а отверженному Богом чего ждать кроме погибели? И все это оттого, что неправильно стали развивать стихии народной жизни, забыв, что в человеке и народе, кроме тела, есть дух.

«Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек» (Еккл. 12, 18), сказал древний мудрец. И никакая мудрость не отыскала и не может отыскать другой нормальной жизни для человека и народа. Отказаться человеку от данных ему законов вечных— тоже, что отказаться от жизни или уверять себя, что бытие—мечта. В бреду горячки, как и в бреду страстей, это бывает: но кто же горячку назовет желаемым состоянием? Человек, как и государство, живет лишь тогда, когда благоговеет всею жизнью пред Господом.

Так благочестие искреннее, живое, христианское—твердая и незаменимая опора государству. Оно смиряет в нас все движения самолюбия—страсти к корысти, к власти, к наслаждениям,—эти источники всех безчиний н бед людских, этих разрушителей государственного строя. Любовь христианская всемощна: на какие жертвы не готова она для других? Кто нас разлучит с любовью Божией? — говорит она. Благоговейная пред Богом, она служит отчизне с усердием полным и намерениями бескорыстными, приносит в жертву все свое. Законы государственные для нее не тяжесть: она для Господа своего совершает более, чем требует закон. Ни обиды людей, ни низость звания, ни тяжесть трудов не ослабляют ее энергии для добра.—Если вера Христова владеет сердцами людей: то и при несовершенстве гражданских учреждений в обществе обитает правда и с правдою покой общий,—каждый заботится о другом и уменьшаются нужды общие; со временем же несовершенные учреждения гражданские преобразуются советом любви бескорыстной.—Такова любовь христианская!

Будем молиться, чтобы Господь всем участвующим в правлении отечественным кораблём даровал и очи видеть, и твердость миновать подводные камни на пути его плавания. Будем молиться, да во всех нас выполняется желание помазанника Божия—хранить основы государственного строя, во славу Божию. Аминь.

20. Слово в день Воздвижения Креста Господня: об утешениях при кресте

Нет человека на земле, который не хотел бы владеть благом услаждающим все горести души. А как много скорбей на земле! Они неизбежны здесь ни для кого. Где найти защиту против скорбей времени? Путешествуют по морям и суше, тратят труды н издержки, стараясь найти желаемое счастье. И как часто концом всех трудов бывает одно крушение духа! Где же течет светлая и чистая струя счастья для души нашей? Нигде более, как при подножии креста Христова.

― Тяжело терпеть потерю богатства, добытого трудом, особенно если не находят потом помощи в вопиющей нужде и у тех, которые могли бы помочь. Но лишаясь утешения человеческого не находят ли утешения у подножья креста Христова? Кого видим мы на кресте? Видим Господа нашего, Который служа спасению людей, не имел где главы приклонить, с Которого нечестивые сняли последнюю одежду и оставили нагим, Которого в жажде поили желчью и уксусом. Для чего терпел Он все это? С тем, чтобы доставить в вечности покой и довольство тем, которые терпеливо переносят нищету, голод и жажду. «Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою» (2 Кор. 8, 9). Помните эту благодать великую и утешайтесь в нищете своей все нищие Божьи. Вы лишены временного и тленного богатства: а на кресте возвращается вам вечное богатство. Вас не окружают почет и довольство, которыми окружает богатство: но вас окружает честь земной участи Господа вашего. Вы не блистаете среди знати земной: но вступили на дорогу знати небесной. О! благословляйте Господа за долю свою.

― Тяжело переносить клеветы и незаслуженно терять доброе имя. Это несчастье тяжелее потери богатства. Но кто терпел такие поношения, какие терпел Господь наш? Он Господь славы—на кресте позорном? небесная святость распята среди злодеев. «Кто обличить меня во грехе?», — смело говорит Он врагам своим и за земную, человеческую жизнь свою. И однако, вот Он обесчещен, обесславлен, оставлен землею и небом. О! как тяжелы скорби бесславия Его! Что значит пред этим бесславием взносимое на меня грешного бесславие? Грешнику разве прилична слава? Не бесславие ли—законная доля его? Пусты, несправедливы люди приписывая мне грех, которого по милости Божьей не имею я: но сколько других грехов на мне! Сколько нечестий и беззаконий, которых не видят люди, и видит Бог мой! Так крест Христов—учитель и утешитель мой. Он говорить мне о моих беззаконниях, за которые распялся Господь мой и велит смириться волнующейся гордости мой. Он говорит мне о славе, в которую взошел со креста невинно страдавший Господь и утешает меня надеждою, что и меня ошибкой поносимого не забудет Господь во царствии Своем. Апостол Христов учит нас: «так как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь… Если за имя Христово злословят вас: то вы блаженны; ибо Дух славы, Дух Божий, на вас почивает» (1 Петр. 4, 13. 14). Пусть другие незаслуженно пользуются славою, а тебе достается в удел темная неизвестность: не ревнуй успевающему здесь в пути своем, не завидуй творящему законопреступление (Псал. 36, 7). Он спеет среди радостей для вечного страдания, а ты спеешь среди скорбей для вечного блаженства.

― Как не страдать, если тело покрыто ранами жгучими, или организм совсем расстроен, от неправильного ли обращения крови, или от другой какой причины? Страдание тяжелее становится, когда искусство врача напрасно истощается в средствах прекратить страдания больного. Где же найти облегчения страдальцу? В участии друзей? Если друзья не умные будут развлекать больного пустыми разговорами: это не облегчение больному, а новая тяжесть на совесть его. Другое дело, если укажут ему на крест Христов. Да, страдание распятья—самое страшное страдание и как же переносит его Христос Иисус? Молча, ни словом, ни движением не обнаруживая какой либо нетерпеливости. После того вам ли, грешным рабам Его, быть нетерпеливыми в своей болезни? Господь терпит муки за наши грехи: а наша болезнь—не плод ли грехов наших? Он страдает для того, чтобы в свое время «преобразить тело смирения нашего» и облечь его в славное бессмертие (Фил. 3, 21). Пусть же гниет грешное тело наше: нам дано будет тело лучшее, тонкое, светлое, облеченное красотою небесною, лишь бы мы очистились здесь от грехов покаянием. «Верно слово, — говорит нам с полною уверенностью апостол Божий, — верно слово: если с Ним умерли, то с Ним и оживем. Ежели терпим, то будем и царствовать с Ним» (2 Тим. 2, И. 12). Болезнь телесная, переносимая в виду креста Христова, очищает тело от порчей, внесенных в организм грехом, очищает душу от движений самолюбия и молитвою низводит в нас крепость небесную.

― Тяжела потеря близких сердцу, отнимаемых у нас смертью. Потеря супруга или супруга, потеря детей милых, потеря отца или матери, сестры или брата невольно исторгает горькие слезы. Не утешают в этой потере ни богатства, ни чести, а еще более увеличивают горечь ее, выставляя бессилие всего земного. Где помощь этой скорби? Безотрадна скорбь язычника на гробе близких сердцу его:—он теряет их навсегда. При кресте Спасителя скорбь о смерти растворяется сладкою надеждою на жизнь бессмертную. «Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших» (1 Кор. 15, 20). Жив начальник наш, наша глава, с Ним живы и все подчиненные Его, все члены тела Его. Не скорбите об умерших, говорит нам апостол: «если мы знаем, что Иисус умер и воскрес, то также и умерших во Иисусе Бог приведет с Ним» (1 Сол. 4, 13. 14); мы соединены на веки с теми, которых смерть разлучила с нами на время. Грех ввел в мир смерть. Христос, удовлетворивший за грех правде и ниспославши дух жизни, ввел в мир жизнь.—Не все мы умеем пользоваться здесь жизнью Христовою; тоже могло быть и с отошедшими от нас. Итак, нам остается молиться пред крестною жертвою за отошедших от нас, да покроет она собою грехи их. Так говорит нам крест Христов!

―Тяжки, очень тяжки, для души—муки пробудившейся совести. Взор на необозримые заблуждения ума, на необъятно великие преступления пред святостью Божиею отзывается в сердце тягостью, подавляющею грешника. Пока спит совесть,—грешник покоен, но чем долее сонь ее, тем мучительнее пробуждение ее. Тогда всякая неудача в жизни, всякое падение легкое кажутся стрелами гнева Божия. Куда деваться? Где найти покой? Каяться в грехах? Но что значит наше покаяние пред винами нашими? Беспредельная правда оскорблена; а последствия грехов разве в нашей власти? Будем ли приносить жертвы за грехи, милостыню, дары храмам Божиим? Но все доброе—постоянный долг наш, а прежние долги остаются не оплатными. Где же покой для угрызений совести? На кресте Спасителя и нигде более. Только взор веры на распятого Сына Божия возвращает душу от безнадёжного уныния к спасительному покою. Крест Иисусов, говорит вера душе, вот жертвенник очищения всемирного. «Если бы кто согрешил, — учит апостол, — то мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника. Он есть умилостивление за грехи наши и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1 Иоан. 2,1. 2). Так беды жизни и разрушительные явления природы более не страшат собою грешника, не кажутся казнями мстительной правды Божией: правда Божия примирена с нами на кресте. Пред крестом душа кающегося восклицает: «помяни меня, Господи: когда приидешь в Царствие Твое!»—и слышит со креста сладкий глас сладчайшего Иисуса: «истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лук. 23, 42. 43).

Внутренние скорби не оканчиваются скорбями покаяния. По временам самые твердые последователи Христовы, забывая сладость правды распятого Иисуса, приходят в неизъяснимое уныние, искушения, задерживающие совершенствование духовное, ослабление жара ревности о благочестии поставляют их иногда в такое состояние, что они чувствуют себя как бы оставленными небом, без сил, без помощи, отверженными от лица Божия; воды скорбей до того умножаются в душе их, что как бы готовы поглотить их, И здесь-то особенно взор веры на распятого Господа исполняет утешением скорбные сердца. Надежды, возбуждаемые этим взором, прочны и безграничны. Отец небесный дал нам Сына Своего: чего же после того не даст Он нам? Сын Божий испытал немощи наши: как же не поспешит Он со своею благостью подкрепить нас в оставшихся для нас скорбях? Испытанный во всем, за исключением греха, Он с любовью принимает участие в наших страданиях (Евр. 4, 15) и если оставляет на время нас одних, но с тем только, чтобы живее чувствовали мы свое бессилие и искреннее звали Его на помощь. Он Сын Божий, столько же мудрый и благой, сколько и мощный: придет время и Он подаст помощь,—не устоят против Его силы никакие силы ада, никакие искушения греха.

Так для всякой скорби нашей утешение прочное, утешение сладкое—в кресте Христовом. «Поклоняемся страстям Твоим, Христе и славим славное Твое воскресение». Аминь.

21. Слово по освящении храма: «В дом Господень пойдем» (Пс.121,1)

(Храм в Рыхловской пустыне)

«В дом Господень пойдем» (Псал. 121, 1).

Помяни, Господи, любовь рабов Твоих к славе имени Твоего, создавших и воссоздавших храм Твой! Люди не всегда внимательны к услугам или же скоро забывают их. Благость вечная! и лепта брошенная в храм Твой замечается Тобою и бури времен не заглаждают в Твоих мыслях ни одной жертвы принесенной Тебе. Твердо верим, что дом Господний давно построенный и ныне вновь украшенный и в вечности будет ходатаем за рабов Твоих. Тебе подобает слава, а для нас слава Твоя—блаженство.

Собравшиеся в храм сей! довольно ли мы чувствуем цену храма Божия? «Возвеселихся о рекшем мне: в дом Господень пойдем», говорил царь и пророк Давид. Чувствует ли радость сердце наше, братия, когда зовут нас в дом Господний?

В дом Господень пойдем. Храм Божий—храм учения и просвещения. И какого учения? Не человеческого, столько обманчивого, а учения Божия. Как высоко ценил учение Божие лучший человек! Оно мне дороже золота, — говорит он, — оно слаще всякого сота устам моим.—Нигде нет такой пищи для всех высоких потребностей души нашей, как в слове Божием. Здесь врачевство для всех болезней души нашей; а как их много у нас! Здесь решение на все сомнения пытливого ума. Здесь утешение для всех скорбей бедного сердца.—Как же жалки люди, невнимательные к слову Божию, предлагаемому в храме! Жадно пьют гнилую воду книг людских и пренебрегают водою свежею, живительною, дающею вечную жизнь. Платят деньги и деньги дорогие за изделия нечистых сердец; а церковь предлагает небесное учение даром и ее не хотят слушать. Сколько есть не умеющих читать! Сколько умеющих читать, но не умеющих понимать! И для всех в храме готовы услуги, лишь приходи и слушай. Здесь истина и правда говорит открыто, не взирая на лица, хотя и не касаются ни чьей личности по личным капризам. Здесь слушают истину пред лицем Божиим и каждый сам, по голосу строгой правды, поверяет состояние души своей. Никакая школа, никакая кафедра, не имеет такого права на вниманье к себе, какое принадлежит храму Божию. И как благотворны слова храма Божья! В церковь, — говорит св. Златоуст, — влетает коршун и вылетает голубь, входить волк, а выходить агнец. Безумные страсти утихают, больные пороками исцеляются, когда слушают церковные поучения о вечности и о назначении нашем, о том, для чего мы созданы, куда идем и что ожидает нас за гробом.

«В дом Господень пойдем». Дом Господень—дом хвалы и славословий Господу. «Позна вол стяжавшего его и осел ясли господина своего: Израиль же Мене не позна».—Так жаловался Господь на неблагодарных иудеев. Христиане! Мы более были бы преступны, если бы и к нам относилась эта жалоба. Далеко более оказано нам благодеяний, чем Израилю. Отец небесный послал к нам не пророков, а Единородного Сына Своего. По ходатайству Сына Он послал нам и Духа благодати. За тем не говорим о том, что все, чем пользуемся мы в земном быту, здоровье, воздух, пища, платье, дом, дети, друзья, все подается нам Отцем небесным.—Как же не пойдем мы в дом Господний воздать хвалы и благодарения за необозримые милости Божьи в нам?

«В дом Господень пойдем». Дом Господний—дом прошений и молитв, возносимых Господу. Кто скажет, что ему не о чем просить Господа? Мы и нищи и слепы и наги. Если же так: не странно ли, что мало посещают дом молитвы? В храме Божьем совершается такая молитва, какой нет и не может быть ни в каком другом месте. Здесь возносится бескровная жертва Сына Божия, повторяется крестная молитва Его пред Отцем небесным за людей преступных. «Сие творите в мое воспоминание»,- заповедал Он сам и в исполнение волн Его повторяется жертвоприношение Его за людей. Поспеши же присоединить твое Имя к именам, воспоминаемым при возношении сей величайшей жертвы. Вера в крестную жертву Сына Божия творит чудеса. Христиане первых времен, христиане—предки наши дорожили тем, чтобы имена их были поминаемы во время святой литургии.

«В дом Господень пойдем». В храме Божием все вызывает на молитву и хвалу. Здесь лики святых Божиих, дышащих и одушевляющих благоговением небесным. Здесь общество подобных нам; но на их лицах и в их очах то восторги хвалы Богу, то умиление сердца кающегося.—Здесь все, на что смотрит око, все, чем может поражаться слух, располагает к благоговению и молитве. «В храме стояще, на небеси стояти мним». Дивно ли, если и тот, кто приходит в храм холодным и рассеянным, невольно поражается чувством умиления при взгляде на красоту Господню и на благоговейно молящихся, при слышании молитв церковных, простых и поразительных.

Странно, а говорит иной: я помолюсь и дома, и не идет в храм. Брат мой! предоставляю твоей совести поверять, сколько ты молишься дома, развлекаемый шумом мыслей и дел суеты земной.— Но подумал ли ты, что одно пренебрежените твое к дому бескровной жертвы Сына Божия, одно предпочтение простого дома дому Господнему—уже грех нелегкий? Что такое храм Божий? Святилище, из которого Бог, Отец щедрот, проливает токи благодати, святилище освященное благодаттю. Как же пренебрегаешь ты домом благодати? В доме молитвы многих молитва двух или трех искренно молящихся низводит благодать и на всех собравшихся в храме. Господь сказал: «где два или три собраны во имя Мое, там и Я среди них».—Слово Его непреложно.—Будь же добр к себе самому,—не лишай себя благодати храма. Будь осторожен: не забывай заповеди апостольской. Апостол предписал: «единодушно едиными устами славьте Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа» (Рим. 15, 16).

«В дом Господень пойдем». —Тот, кто понимает высокие преимущества дома Господнего, кто светлым взором духа смотрел на отношения свои к Богу, как любил дом Господний! Он желал не только часто посещать дом Господний; Он желал жить в доме Господнем во всю жизнь свою. «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей» (Псал. 26, 4); так говорил царь Давид. После того понятно, что счастливы вы, братия обители пустынной: вы каждый день славите Господа в Его доме; с радостью каждый из вас можеть повторять с Давидом: «благо мне прилеплятеся Богови, паче неже жити в селениих грешничих». Но Господь снисходителен и к живущим в миру. Житейским заботам предоставил Он шесть дней в неделю и оставил для Себя самого только один день.—Страшитесь же быть непризнательными и наглыми пред милостивым. Не отнимайте у Господа недельного дня. Идите в дом Господень служить Всеблагому в день сеемый. Пусть, по крайней мере, один день будет памятником того, что вы дети не дурные пред Отцем небесным. С скорбью говорю вам, что, занимаясь работами в воскресный день, вы только собираете гнев Божий на свои головы: рано или поздно правда Божия откроется в грозном виде и взыщет свое с вас. Берегитесь похищать собственность Божию и если касались ее, покайтесь.

Отчего не любят ходить в дом Божий? Оттого, что не любят Господа Бога, а любят грехи. Любя Бога, нельзя не любить дома Божия. Точно так любя все, кроме Бога, естественно быть холодным к дому Божию. Для одного деньги стали идолом сердца: как же ему служить двум богам? У другого вся душа занята предметами другой страсти, так что в ней нет и места для Бога и служения Ему. Что делает страсть с душою? Предмет страсти— преступный: но душе хочется наслаждаться любимым предметом,— он ей дорог. Потому избегает она того, что пробуждает укор за преступное наслаждение. Поелику же совесть всего скорее пробуждается в храме Божием, где так многое будит душу от сна преступного: то душа, полюбившая грех, всячески уклоняется от храма и богослужения его, а для облегчения своего придумывает разные предлоги к уклонению. С усилением греха, в душе нерасположение к дому Божию доходит даже до дикой ненависти к храму и его богослужению. О! Боже мой! дай нам видеть глубины преступного сердца нашего.

Други мои! долго ли нам остается на земле ходить в дом Господний? Как уже много времени потеряно нами! Будем дорожить оставшимся, будем ходить в дом Божий, как можно чаще, будем пользоваться благодеяниями храма, к временному и вечному счастью нашему. Аминь.

22. Слово в неделю 26 (Уменье жить. «Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые» (Еф. 5, 15))

Не заповедуется ли нам (апостолом Павлом) то уменье жить на свете, которое извлекает выгоды для земной жизни из всего, с чем встречается,—из людей, из обстоятельств, из вещей? Много ума требуется и для того, чтобы угадывать и выбирать, что может быть полезно для нашей временной личности, чем и когда можно отклонить от себя опасности для чести, для кармана, для самолюбия. Да, много задают подобной работы прекрасному дару Божию. Но стоит ли выгода трудов? Достойна ли работа дара Божия?… Нет, апостол не низводит высокого учения своего в низкий круг жизни. «Поступайте как чада света», говорить он (Еф. 5, 8). Иначе—поступайте, как просвещенные благодатью Божьею, которая дается для приобретения вечной жизни. «Не имейте общения с делами тьмы» (Еф. 5, 10). Не допускайте греха ни до желания, ни до мысли: «плотская мудрость», мудрость заботливая только о покое плоти—«смерть, а мудрость духовная жизнь и мир» (Рим. 8, 6).

Так апостол требует осмотрительности в жизни духовной, в делах душевного спасения. Здесь нужно, по его суду, уменье жить. Если бы внутри нас не возникало так много влечений, чувств, мыслей, в сущности не согласных с волею Божией; если бы и около нас не было ничего враждебного или опасного душевному спасению: конечно, тогда не много нужно было бы надзирать за собою. «Посылаю вас как овец в средину волков; будьте мудры как змеи, и просты как голуби» (Лук. 10, 9). Так говорит Спаситель апостолам. Да, чем дороже блага, которые могут быть отняты у нас злыми встречами; чем важнее всего временного вечная душа, которой могут нанести вред те или другие случаи, или принести пользу те или другие меры, тем более нужна нам духовная осмотрительность.

Мудрость духовная умеет находить средства для отклонения опасностей духовных и выбирает лучшие пособия для успеха в добре. Значит ли это, что она когда-либо, для целей прекрасных, может допустить средства бесчестные и оскорбительные для чистой совести, каковы ложь и обман? О, нет, никогда. Жизнь христианина, по всем отношениям, должна быть чистая и свята. Для цели высокой, святой, христианин пожертвует жизнью, но не позволит себе ни лжи, ни обмана и ничего подобного. Отец лжи—диавол. Как же ставить себя под влияние такого страшного отца? Путями ада не попадешь в рай. «Не прельщайтесь, Бога не обманете» (Гал. 6, 7). Мирское благоразумие неразборчиво в средствах: но духовная мудрость—другое дело. И опыты показали, что незаконные средства, употреблявшиеся для дела святого, доставляли такой же успех делу святому, какой доставляют делам житейским, ― призрачный и временный, которого конец—стыд и позор. Таковы были успехи деятельности иезуитов в Китае и в других местах! Мудрость духовная располагает только средствами чистыми и святыми.

Духовная мудрость не предлагает младенцу той пищи, которая питательна для возрастного и вредна для дитяти; она назначает занятия, сообразуясь с силами. Пылкая юность нипочем считает идти навстречу опасностям и берет на себя тяжелые подвиги. Но опытная мудрость говорит ей: не спеши выпускать из души жар, путь долог, и не надейся на свои силы, они обманчивы; иди тише и дальше уйдешь. Неопытность, сколько горячая в начальных подвигах, столько же бывает малодушна при встрече с искушением, с временным охлаждением души. «Что мне делать, отец,—одолела меня беспечность?» Так жаловался один авве. Старец отвечал: «это—болезнь душевная. Для больных глазами, когда болезнь сильна, и малый свет кажется резким. Так и малодушные тотчас смущаются и малою беспечностью, и думают, что они уже крайне беспечны, тогда как крепкие духом более радуются в искушениях» (Луг духовный, гл. 163). Опытная мудрость знает, какие лекарства нужны для какой душевной болезни и какие питательные средства прибавляют силу организму в том или другом состоянии его. «Каждому предприятию, — говорит св. Василий Великий, должно предшествовать рассуждение; без него и то, что кажется добрым, обратится в грех, если делается не в свое время или без сохранения меры». Да, и в духовных вещах всему свое время и своя мера. Как земледелец испытывает почву земли и замечает время, чтобы не бросать семян понапрасну; как хозяин дома осматривается кругом, чтобы выбрать случаи и способы устроить свое хозяйство лучшим образом: так христианин пользуется временем и способами для умножения духовного богатства своего.

Против уклонений мысли от истины, духовная мудрость употребляет поучение в законе Божием и поверку себе самому. «Священные писания, — говорит апостол, — могут умудрить нас во спасение, при вере во Христа Иисуса» (2 Тим. 3, 5).

Против ослаблений воли нужно возобновлять в себе решимость воли жить для одного добра. «Напоминаю тебе, чтобы ты разжигал дар Божий, — говорит апостол ученику своему Тимофею (2 Тим. 1, 6). «Трезвитесь, бодрствуйте», — пишет ап. Иаков (Иак. 5, 8). Бодрствование—необходимое средство для преспеяния в жизни духовной. Оно зорко смотрит за желаниями, так часто несогласными с законом, за воображением и внутренними ощущениями, нередко — вмешивающими нечистое в дела чистые; оно же не уступает шагу пред нападениями греха (1 Кор. 16, 13).

Стремления чувственности нашей незаметно наклоняют душу нашу к нечистоте. Похоть плоти нипочем для мира; но не так понимают ее люди духа Божия (1 Иоан. 2, 16). Потому христианская мудрость велит обуздывать чувства и чувственные влечения, налагает на тело воздержание. Иов говорит: «я положил завет с очами моими, чтобы и не думать о деве».

Христианская мудрость рассуждает о лицах и вещах по их существенной стоимости, не обольщаясь наружностью их. Как ни красива наружность, она не существенность, потому и обманчива: вместо радости—приносит горе. Сообразно с тем, мудрость располагает и своими отношениями к вещам и людям.

Мудрец Божий говорит: «Общающийся с мудрыми будет мудр, а кто дружит с глупыми, развратится» (Прит. 13, 20). Связи с другими могут доставлять нам много приятного и полезного: но могут быть и вредными. Наш образ мыслей, и наши правила жизни могут получать одностороннее направление, если мы останемся только с самими собою и не слышим советов и рассуждений опытности. Умный и искрений друг может предостеречь нас от многих ошибок, навести нас на лучшие мысли и усилить любовь к добру. Потому «мудрый слушает советы» (Прит. 12, 15). Только надобно быть осмотрительным в выборе товарищей и друзей. Не бывает ли, что приятная наружность, прекрасный дар слова, образованный ум завлекают в сообщество с человеком души самой испорченной? Вступив в связь с ним, незаметно принимают от него его легкомыслие, его глупости и пороки. Блаж. Августин, оплакивая несчастья своей молодости, исповедовался: «я блуждал в такой слепоте, что стыдился не иметь столько же бесстыдства, сколько было его у товарищей; я становился день от дня порочнее, чтобы за честность не прослыть у них бесчестным. Боже мой! Ты видел, с каким наслаждением шатался я по улицам Вавилона и как утешался я, валяясь в грязи, как будто в бальзаме. Отчего это? О, враждебное дружество! ты столько развращаешь сердца молодых людей, что они не для своей выгоды и не с тем, чтобы сделать другому вред, а без намерения, для одной шутки, делают зло. Ах! бывало только скажут: пойдем с нами, сделаем то и это,—и я стыдился не предаваться всем глупостям».

Апостол говорит: «умейте пользоваться временем, потому что дни злы» (Еф. 5, 16). Когда писал это апостол, христиане много страдали за свою веру, терпели насмешки, презрение, ненависть, темницу, казни и среди таких бед были в опасности изменить св. вере, признать ложь идольскую за правду. В наше время не грозят нам темницею и мечем за веру нашу. Но не грозят ли убеждениям христианским свои опасности? Нет ли между нами людей, которые не скромнее язычника и иудея, отзываются о св. вере и благочестии? Нет ли людей, которые, называя себя передовыми людьми, смеются над всем святым, хотя и не могут дать себе отчета в словах своих? Нет ли людей, которые высокое имя свободы принимают за одно с жизнью разгульною, и жизнь, по влечениям грязной, скотской чувственности, готовы выдавать за жизнь нормальную? За одно с этими людьми подвизается обыкновенная для многих неприязненность ко всему святому. И вот клеймят самыми позорными именами как учреждения благочестия, так и каждого, кто сходит с путей порочной жизни на путь благочестия. Неправда ли, надобно иметь довольно ума, чтобы защитить лучшие убеждения и пред самим собою и пред другими? Надобно иметь довольно твердости духа, чтобы оставаться на стороне истины и святости, а не на стороне лжи. Из стыда или боязни отказываться от истины и изменять благочестию низко и преступно. Для покоя временного, для корыстей обманчивых, для жизни тлеющей ломать совесть свою и подвергать себя опасностям вечности—неумно, страшно.—Будь тверд для истины и святости, хотя бы это стоило и крови!

Мирское благоразумие осуждает и праведника на крест, если толпа кричит: «распять его». Это значит плыть по воде. Конечно, плыть в таком случае легко: но куда доплывешь? Христианская мудрость не самонадеянна, чтобы полагаться только на свое рассуждение: но не боится стать и против общего мнения людей, если имеет в виду несообразность людского мнения с судом вечного Бога; она знает, что толпа людей часто бывает только игрушкою ловких людей, для которых совесть—вещь пустая, которые возбуждают в толпе то или другое мнение для своих видов и оглашают, в виде общего мнения, мнение, нужное только для них одних и вовсе вредное для общего блага. Христианская мудрость не самонадеянна, чтобы свои опыты жизни выдавать за безусловно верные и осуждать все новое. Но она знает и то, что многое из нового, бывает только новый вид старого зла. Потому не увлекается она возгласами толпы против всего старого и в пользу нового.

Иногда надобно бывает говорить безумному соответственно безумию его. Как же это делать? Люди, которые говорят тебе недоброе, или ниже тебя по состоянию и возрасту, или равны тебе, или же выше тебя. Для каждого нужен свой ответ. Если осмеливающийся говорить тебе против веры и благочестия ниже тебя: говори ему с твердостью в защиту святой истины и помолись Господу, чтобы вывел его на прямую дорогу. Это долг твой в отношении к меньшому брату; за невыполнение долга ты будешь отвечать пред Господом. Если хулитель веры равен тебе: увещевай его братски, с любовью кроткою и нежною. Переменится он,—благодари Бога. Не переменится,—не смущайся, но не переставай молиться за него. Если смелый оскорбитель выше тебя: пусть молчание твое отвечает ему, что ложь не становится от того истинною, что ее высказывает лицо высокое; когда же потребуют слова твоего: скажи со всем уважением к нему и к истине. Во всяком случае, твердо помни, что ты оберегаешь не личность свою, а только истину. Личность пусть помнут—потерпи. Остерегайся и того, чтобы выставлять как бы напоказ людям твои убеждения и величаться ими: твое дело отдавать честь св. истине и благочестию.

Ты должен говорить правду, но не без осмотрительности. Бывает, что, открывая истину, подвергают опасности покой многих и никому не приносит пользы. Бывает, что под видом искренней приязни выпытывают у тебя тайны с тем, чтобы употребить во вред тебе и другим.

Отношения наши к другим должны дышать желанием добра. Но если видишь, что добром твоим не способны пользоваться, что исполнение добрых желаний больше нанесет вреда другим, чем пользы: откажись от желаний, по крайней мере, на время. Зачем бросать бисер под ноги нечистых животных? Береги святыню.

Нет нужды слишком возмущаться наглостью проповедников той или другой лжи и спешить воевать с ними за истину. Будь терпелив, «поступай осмотрительно». За истину не бойся,—она сама оправдает себя, и ложь явится в своем виде. Вот свежий опыт! «Теперь мы, — говорит хроникер петербургских ведомостей, — довольны тем, что не мы одни равнодушны к так называемому прогрессу, начинают раздаваться голоса против этого прогресса, ознаменовывающего себя разрушением как в материальном, так и в нравственном отношении отсутствием положительных целей, прочных начал и убеждений в обществе, мелочностью, пустотой и продажностью интересов, и, наконец, нескончаемым весельем, шумом и гамом какой-то всеобщей вакханалии, наводящей уныние на всякого, кто еще сколько-нибудь сохранил ум и сердце от влияния атмосферы, мало по малу и, однако, безщадно добивающей разумные предания и интересы общества» (С.-Петерб. Ведом., 1861, н.245). Видите, правда и вышла наружу! Прежде сказать, что-нибудь против шумно прославляемого прогресса, значило вызвать против себя брань всякого рода. Теперь начинают видеть, кто таковы наши прогрессисты. Так всегда бываете с людскою ложью!

Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые» (Еф. 5, 15)

23. Беседа на слова: «На небо очи мои возвожу к Тебе, Слове! Ущедри мя, да живу Тебе» (Антифон, 6 гл)

(Беседа в храме с. Шкрябина)

«К небу очи мои возвожу, к Тебе, Слово; смилуйся надо мною, чтобы я жил для Тебя»

Прекрасна песнь Дамаскина! Она кратка, но как обильна мыслями.

«На небо очи мои возвожу». На небо, а не на землю, должен быть устремлен взор наш. Земля—страна чужая для вас. Что мы на земле? Путники: пройдем по ней и только. Где страна постоянной, нескончаемой жизни нашей? Не на земле, не на этой проклятой земле. Все земное изменчиво, проходит как тень, пробегает как волна, увядает как цвет, исчезает как дым. Жизнь земная—ряд сонных грез, то лёгких, то тяжелых, и всегда обманчивых. Богатство—беглец; начальство—тяжесть; подчиненность—бремя; бедность—оковы; счастье—мучитель; слава—звук; благородство—старая кровь; юность—зной летний; старость— печальный запад. Где же жизнь? В жизни не для земли, а для неба. На небе—Бог и в нем все счастье наше. «Наше же жительство — на небесах», — учит апостол (Фил. 3, 20). И тому же учит сама душа наша, которой ничто земное не может напитать, которая рвется за пределы времени, жаждет вечной истины, вечной красоты, вечного добра. Она сама себя наказывает муками, если увлекается временными радостями, мимолетным счастьем. Ныне дают великую цену материальным удобствам жизни, много заботятся об усовершении мануфактур, торговли, земледелия. Да, доброе дело облегчать нужды и скорби бедного человечества. Но в таком случае на первом месте человечество, а не материальные удобства. И, о, когда бы это было так у каждого! В той ли мере у нас заботы о земном, какой требуют нужды того и другого? Иначе не для чего засматриваться на землю: жизнь для земли—жизнь скотоподобная,—она не к лицу тому, кто создан по образу Божию. Мысли, чувства, свобода далеко выше, далеко дороже всего материального уже и потому, что мыслью испытываются и поверяются порядки материальной жизни; а нравственные начала жизни кем не уважаются? Под влиянием страстей, по насилию превратных движений душевных могут ослабить в себе лучшие потребности души, но истребить их—никогда; они вечны в нас, как вечен Бог.—Так на небе Бог и в Нем все счастье наше. «На небо очи мои возвожу».

Но не довольно и того, чтобы смотреть не на землю, а на небо. Лучшие язычники не забывали о небе: но опыт показал как им самим, так и другим, что многого не доставало в них. Люди умные на словах оказывались не очень умными по жизни. Все пособия к исправлению сердец, придуманные людского мудростью, оказались бесполезными. Все средства, употреблявшиеся для примирения земли с небом, признаны далеко недостаточными. Приходилось ожидать особенной помощи неба. И—Отец небесный по милости Своей послал людям Сына Своего. Так «на небо очи мои возвожу, к Тебя, Слове!» Тебя, Спаситель мой, ожидали века. В Тебе свет и жизнь для людей. Под сенью креста Твоего— безопасность моя. Тобою посылается дух благодати оживляющий расстроенную грехами душу мою. О, если правда Божия будет преследовать бесчисленные грехи мои: погибель моя—несомненна. Только в Тебе, примиритель, защита моя. Что наши познания, что наши добродетели, что наши подвиги, если правда заслуг Христовых не покроет неправд нашего ума, нашей воли, нашего тела, всего организма нашего?

«Смилуйся надо мною, чтобы я жил для Тебя»». Повергаю бездну грехов моих в бездну щедрот примеренного Тобою Отца. Прости меня заблудшего; прими меня как одного из наемников Твоих. Только от милости Твоей ожидаю себе милости. Только от щедрой благости жду щедрых даров для нищего. Пошли мне свет для ума и твердость для воли, «чтобы я жил для Тебя», да живу для славы имени Твоего и по Твоей святой воле. С Твоею благодатью могу я жить: она—всемощна; она воскрешает и мертвых. Сколько грешников, грешников самых грубых, самых плотских, или самых гордых изменяли жизнь свою на самую высокую жизнь, быв оживлены твоею благодатью! Да, опыт пред глазами каждого, опыт веков и народов. Чем были люди без Христа? И чем стали по милости Христа Господа? Какое обширное, какое коренное, преобразование произведено в человечестве благодатью Христовою! На какую отрасль жизни ни посмотрите, везде все лучшее—дар христианства.—А бедные люди все не признательны пред Христом Господом. Они все еще во вред себе, обращаются от Христа к себе, от неба к земле! Бедные люди! Странные капризы самости! Печальная слепота! ― Отчего так сильно, отчего так победоносно оказалось христианство в истории? Против него — политика и философия, жрецы и судьи, народ и кесари, и оно покорило все себе. Сама история показывает, что в христианстве действует сила Божия, что основатель его есть Бог—Слово. Как же нам не обращаться всею душою к Тебе, Слове, всемощный Сын всемощного Отца?

«Смилуйся надо мною, чтобы я жил для Тебя». Как нужно молиться, да живу Тебе! Чем низводится в душу благодать? Молитвою. «Просите и примете», — сказал Господь. Какое легкое средство получат все! Самый взор молитвы к Господу уже освещает душу и пробуждает волю к добру. При уклонении мыслей наших к житейским заботам ум покрывается мглою помыслов чувственных, пустых, нечистых и воля грубеет в желаниях земного. Совсем не то бывает с душою, когда она часто молится. Ее стремлениям к небу нисходит на помощь благодать и возводит ее от совершенства к совершенству. Как живителен взор молитвы, низводящей благодать! ― Затемняется ли взор мой блеском счастья земного? Возвожу взор мой на небо и вижу, что земное счастье только изнурение духа, ослабление лучших желаний его; и вместе с Давидом молюсь: «по множеству щедрот Твоих очисти мя». Посещают ли меня скорби и невзгоды жизни? «Призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня», — говорит мне сам Господь (Псал. 49, 15); а слово Его верно. Язвит ли меня клевета злости людской? Раны ее—жгучи, поражая в нас и самолюбие, и любовь к правде. Но взор на святость вечную показывает мне, что у меня гораздо больше грехов, чем могут отыскать люди и— я молчу пред Господом моим. Иго Христово—благо: но оно все же иго, не легкость для немощной души моей. Где взять сил? «К небу очи мои возвожу, к Тебе, Слово!». Просьба о небесной помощи доставляет стойкость в добре. Многое нужно для того, чтобы быть верным принятому на себя званию. Нужна любовь к труду ― а как она ослабляется ленью! Нужна точность в выполнении дел звания ― а мне хочется жить для себя, по своей воле. Сколько при том соблазнов встречается, уклоняющих душу с пути долга! Но молитва подает и усердие к долгу и победу над собою. «Бог ли не защитит избранных своих, вопиющих к Нему день и ночь» (Лук. 18, 7). ― «На небо очи мои возвожу к Тебе, Слове! Ущедри мя, да живу Тебе».

24. Беседа в среду 1-ой недели поста (Беседа на слова: «душе моя! что спиши?»)

«Душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй» (Душа моя, душа моя, восстань, что ты спишь? Конец приближается, и ты смутишься; пробудись же, чтобы пощадил тебя Христос Бог, Вездесущий и все наполняющий).

Так обращается к душе своей святой муж Андрей Критский. К нему ли смело приближаться нерадение о своей совести и забвение о смертном часе? Его ли живая душа не бодрствовала на страже спасения своего? И, однако, он так не думает о себе; и однако он поет плачевную песнь: «душе моя, душе моя! что спиши?» О, как же настойчиво должны мы будить душу свою, как часто должны повторять песнь святого: «душе моя, душе моя! что спиши?».

Что мы делаем для своего спасения? Святые апостолы и пророки, для славы имени Божия, терпели насмешки и побои, скитались, не зная, где головы приклонить.—Святые мученики чего не перенесли, чтобы не погубить души изменою Господу? Ужас проникает кости при слушании страданий, какие терпели они. Святые подвижники, для спасения души, проводили всю жизнь в посте и молитве, в трудах и произвольных скорбях. «Душе моя, душе моя! что же ты спиши?» Где подвиги твои для спасения вечного?

«Что спиши?» Но мы с тобою, душа моя, еще не понимаем и того, что спим мы. Надобно еще и в том увериться. Пусть так.

Сонный не понимает ни опасности близкой, как бы велика она ни была, ни своих движений беспорядочных, как бы они странны ни были; в грезах он видит себя богачом, в почестях или за вкусным столом. Не в том же ли и мы положении, душа коя? Не кажемся ли и мы себе самим людьми с порядочным состоянием и умом, тогда как нищи и голодны до слез? Понимаем ли, чем должны мы быть и чем остаемся? Понимаем ли свое положение? Увы, нет!

Бодрствующий живо ощущает свои нужды. Есть ли в нас ощущение нужд духовных? Бог поражает нас за грехи казнями, чтобы привести нас в чувство. А нам все нипочём. «Ты поражаешь их, а они не чувствуют боли» (Иер.5.3). Душа природою понуждается искать вечного, а у нас и радости, и скорби только о земле.

Бодрствующий трудолюбиво исполняет дела звания своего. О, душа моя бедная! звание христианина—звание высокое; да и более того — не для земли, а для неба создана ты. Где же дела высоких званий в жизни твоей? Продают, покупают, веселятся, женятся, плодятся люди: вот и все движения! Это ли жизнь достойная бессмертной души, души христианской? Или, пожалуй, ходят в храм, но по обычаю; молятся, но без души; помогают бедняку, но из тщеславия; имеют образ благочестия, но без силы (2 Тим. 3,5); по наряду — христиане, а по душе — язычники.

Боже мой! что все это как не сон души и сон глубокий? Долго ли спать нам?

Душе моя, душе моя! Ты, которая у меня одна, так что если потеряю тебя, то лишусь всего, что ты готовишь себе и что готовлю я себе? Душе моя, душе моя! Ты создана по образу Божию и падшая искуплена кровью Сына Божия; а ты отдалась в жалкое рабство страстям и бессмысленно скитаешься по земле. Что ты делаешь и что готовишь себе?

Душе моя, восстани, что спишь! Тебе ли спать, когда внутри тебя непрестанная, денно-нощная брань нечистой плоти с лучшими стремлениями духа? Тебе ли спать, когда и в бодром состоянии так много опасностей встречали и иные теряли спасение?! Отчего ты пьешь грехи как воду, и нечестия, как вино дорогое? Оттого, что спишь. Какой страшный, какой пагубный сон твой?

Восстани, что спиши? Конец приближается. Тут ли спать, когда пред тобою вечность нескончаемая? Тут ли спать, когда пред тобою ад с духами отверженными? Тут ли спать, когда каждый час так дорог для тебя, когда ни одной минуты не вправе ты употребить на свою прихоть?

Ты спишь, бедная душа моя, а время благодати и помилования течет и уходит невозвратно; уже не утро твоей жизни—юность давно увяла; уже не полдень—мужество протекло; уже вечер дней— седая старость: и ты все спишь! Ты спишь, а число грехов твоих, а число беззаконий твоих растет и множится, и опасность для тебя становится грознее и грознее. Ты спишь и не думаешь, что вот столкнут тебя в бездну ада. Ты спишь довольная благостью Божиею, как будто она ничего и не ожидает от тебя, как будто она все должна делать для твоих причуд, а ты для нее—ничего. Как не думаешь ты, что сон твой хула на Господа? Как не думаешь ты, что благость Божия зовет тебя к покаянию? (Рим. 2, 4). Ты спишь, но и терпению Божию, как ни велико оно, есть конец, — правда Божия. Ты спишь, а смерть близится к тебе, приблизится, настигнет, ударит и что будет с тобою?

Имаше смутитися (ты смутишься). От гнева оскорбленной правды Божией— не защита тебе земные хлопоты, для которых ты забывала о Боге; не защита и легкомысленные друзья, с которыми весело проводила время. В мудрости ли мирского неверия будешь искать покоя и утешения? Пред грозною действительностью открывающейся вечности убегут от тебя все софизмы, на стыд и горе тебе. Тогда узнаешь во всей силе, что пожнешь только то, что сеяла, а сеяв во всю жизнь только для испорченной природы, для «плоти пожнешь» «одно тление» (Гал. 6, 8). Узнаешь и чем отзовется в тебе это познание? Смущением и отчаянием. «Ты смутишься». Смутишься и от прошедшего, которое явится пред тобою с неправдами и беззакониями твоими. Смутишься и от наступающего, которое так долго забываемое и пренебрегаемое предстанет в неотразимой действительности и в ужасающем величии. Как устоять пред величием Судии вселенной? «Ты смутишься», уже и от одного того, что в сонной дремоте вовсе не знакомилась с участью загробною и встретишь все неизвестное, явишься беззащитною и беспомощною, разлученная с миром, для которого и которым жила.

Воспряни убо (пробудись же): пробудись несчастная, пока есть время. Еще не глас гнева вечного гремит над тобою, а кроткий глас благости будит тебя: «встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5, 14). Слышишь ли, как говорит Господь с небесной вечери: «и еще место есть» (Лук. 14; 22). Это место для нас с тобою, бедная душа моя. Поспешим занять его, поспешим, пока не поздно.

«Воспряни убо» (пробудись же), бедная душа моя! Поднимись с греховного ложа. Прогони обольщавшие тебя мечты—Собери рассеянные по суетам мира мысли. Приди в себя. Так давно ждет пробуждения твоего благость небесная. Так давно ждет покаяния твоего Господь Иисус. Он с тем и приходил на землю, чтобы призвать грешников к покаянию. Он все приготовил для спасения грешных людей. Вот евангелие для просвещения мыслей твоих на всех путях жизни. Вот таинства для врачевания болезней твоих и оживления обессиленного сердца твоего. «Воспряни убо». Ободрись надеждою на милосердого Спасителя твоего. Много грехов на совести, много долгов на шее?—Пред тобою крест, на котором распят Сын Божий за грехи всего мира. Пред тобою тысячи помилованных грешников. Твой Господь, твой Спаситель, всегда один и тот же, для всех времен и для всех людей— Он—искупительная жертва.

«Воспряни убо» (пробудись же). Соберись с силами, начни новую жизнь, решись служить Богу живому и истинному, как служила ты идолам сердца. Сил нет, немощи так велики! Не лукавь. Для мира, для плоти, для греха сколько выносишь трудов! Поработай в половину того для Господа и ты увидишь, что не вовсе ты без сил.

Пробудись же. Кто искренно сознает себя немощным, тот молится о благодатной помощи и небесная помощь посылается. Молись и ты. Благодатные силы готовы для тебя; по молитве все получишь. Кому отказывал в помощи Отец небесный? Кому не помогал Сын—любовь вечная? Если вы, будучи так не добры, не подаете детям вашим камня вместо хлеба и змии вместо рыбы: тем более Отец небесный подаст все нужное тем, которые просят Его: так говорит нам Господь Иисус. И Он же сказал: все, чего ни попросите у Отца моего в Мое имя, получите.

«Пробудись же, чтобы пощадил тебя Христос Бог, Вездесущий и все наполняющий». Как бы глубоко ни пали мы, как бы ни крепко оцепенело силы души нашей обаяние сна греховного: нет преграды для Беспредельного,—везде проникает живительная сила Христова,—для всякого прощение и милость—Христос Господь. Итак, прославим Господа нашего, душою бодрою.

Слава и благодарение Тебе, любовь вечная. Аминь.

25. Беседа в великий вторник (Беседа на слова: «се жених грядет в полунощи. Блюди убо душе моя»)

Кто сей ожидаемый жених? К кому идет Он? Что это за полночь? Что за сон, которого велят беречься?

Дивный жених Господь Иисус Христос. Так называется Он в Св. Писании. По слову Божию, а не человеческому, душа наша обручена Ему, как невеста жениху, на всегдашнее пребывание с Ним в вере, любви и блаженстве. «Я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою», — учит апостол (2 Кор. XI, 2).

Когда совершилось это обручение? Со стороны жениха на кресте: там Он, для избавления душ наших от пагубы греха и усвоения Себе, понес позор пред вселенною. С нашей стороны это обручение совершается в таинстве крещения: здесь пред небом и землею отреклись мы от мира и диавола, и дали клятву принадлежать единому Христу, жить для Него одного; со времени сего обручения мы уже не свои, а душою и телом, всеми силами и собственностями принадлежим Искупителю и Богу нашему.— Какая это великая тайна! Какая страшная тайна!

За обручением не вдруг следует брак, а бывает, что обрученные разлучаются друг от друга на некоторое время. Тоже и в нашем обручении. Брак отложен. Жених удалился, взошел с земли на небо. Много знаков любви оставлено Им в залог союза с нами: чудодействующий крест, дивные тайны, в разных видах сообщающие нам жизнь небесную. О, какие это драгоценные дары! Им завидуют ангелы. Жених душ наших— невидим: но Он явится, Он придет торжествовать брак свой с церковью. Это также верно, как верно то, что был Он на земле. Он—благ, Он—мощен, Он—верен.

Долго-ли продлится замедление таинственного брака? Об этом знает только Сам жених. Когда придет Он, в какой год, в какую пору, в какой час? Это—тайна даже для ангелов. «О дне том и часе, — так говорит Он Сам, — никто не знает, ни ангелы небесные, а только один Отец Мой» (Мф. 24, 36). И вот эта-то глубокая неизвестность и есть та полночь, в которую придет жених.

Время пришествия жениха не показано. Ясно, что Он может прийти во всякое время, во всякий день, во всякий час. Ясно, что те, которые обязаны ждать Его, должны ждать Его во всякое время. Нельзя им отлучаться никуда, нельзя бродить, где попало, по прихотям своеволия; нельзя и обременять себя заботами сторонними: они помешают выйти во время на встречу жениху. «И так бдите, — сказал нам Сам жених небесный, — потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын человеческий» (Мф. 25, 13).

Напрасно, совершенно напрасно стали бы ссылаться на медленность в пришествии жениха. Он только желает, чтобы как можно большее число было достойных небесного чертога, чтобы как можно лучше готовились к Его пришествию.

В отношении ко мне и к тебе, брат мой, медленность Его— очень быстра. Он медлит прийти к церкви своей; Он может быть отложит приход Свой еще на тысячу лет. Но мы с тобою разве будем оставаться здесь на земле до явления Его на землю? Нет, ныне, завтра явится ангел смерти и позовет нас к Жениху; значит для нас с тобою ныне, завтра, кончится срок ожидания жениха. Значит, для нас с тобою неизвестность смерти есть наша полночь. Вот почему и сказал Господь: «что вам говорю, всем говорю: бдите» (Мар. 13, 37).

«Блажен» раб, его же обрящет бдяща». Верные обетам обручения—всегда на страже. Первое и последнее ожидание их—ожидание Господа. Чтобы сделать себя способнее к ожиданию и сретению Господа, многие отказывались навсегда от самых дозволенных удовольствий жизни, оставляли мир и все, что было дорогого в мире. Другие же, оставаясь в мире, жили по заповеди апостола, имеющее жен, как не имеющее, и плачущее, как не плачущие, и радующиеся, как не радующиеся, и покупающие, как не приобретающие и пользующиеся миром, как не пользующиеся. (Кор. 7, 29—31). Для чего все это? Для того, чтобы, занявшись земным, не охладеть в любви к небесному, не отяжелеть духом и не предаться сну. Умные и осторожные, они зорко охраняют дорогую одежду, которою облеклись при крещении; настойчиво берегут дары благодати, получаемые по милости небесного Жениха в таинствах и молитве. Жених Господь видит усердие их и готовит им венец славы. Истинно счастливы, истинно блаженны они, хотя бы земная участь их была не видна и печальна. Здешние лишения и потери—временны и пройдут скоро; а в будущем веке ожидает блаженство, которого на земле никто не в состоянии ни обнять, ни понять.

«Блюди убо, душе моя, да не сном отяготишися».

Много ли спящих между христианами? Увы! много, очень много! «И как жених замедлил, то задремали все и уснули» (Мф. 25, 5). Сон телесный бывает более и менее глубок. Точно таков же и сон духовный.

Полно спят ли ныне? Сколько движения, сколько хлопот, сколько шуму! Вперёд, вперед! — кричат. Вперед? Но куда? К небу или аду? Заняты многим, очень многим, но страшно, если за исключением одного Христа Господа. Думают ли, озабочены ли тем, что надобно явиться к небесному Жениху? Не располагаются ли жить на земле безвыходно? Боже мой! Боже мой! какой гибельный сон напал на бедных людей! Они не только не готовятся к вечности, но им хочется считать себя бессловесными. Они усиливаются заглушить в себе тревоги души бессмертной и наперекор уму и сердцу твердят только о требованиях жизни животной. Все, что есть лучшего в природе человеческой, все, что ставит человека выше всего видимого, намеренно предается забытью и дается простор одному животному. «Будем есть и пить, ибо завтра умрем!», — говорят. Други мои! Эта философия—не новая; она очень нравилась язычникам, но и лучшие язычники считали ее слишком грязною, слишком оскорбляющею человека; а мы христиане: к лицу ли нам такие мысли? Они оскорбляют все прошлое и настоящее христианства. Пощадим себя: горячешный бред слишком опасен!

Что такое сон душевный, от которого так предостерегают нас? Это то состояние, когда душа остается без движений для добра, не старается ни основательно узнать самую себя и волю Божию о себе, ни исправить худую жизнь свою. Довольная мелочами, живет, как случится; не ждет ни Судии, ни смерти; не помнит, что есть у нее Жених, которому даны клятвы в верности.

«Блюди убо, душе моя, да не сном отяготишися».

«Как мало спасающихся!», — сказал нам Господь. И тоже говорит опыт. Но уже ли хочется тебе, душа моя, быть в числе многих, но погибающих? Сохрани Бог! Не обманывай себя. Апостол учит нас: «вы сыны света и сыны дня: мы не сыны ночи и тьмы. Итак, да не спим, как и прочие, но да бодрствуем и трезвимся» (1 Сол. 5, 6). Это значит, что стыдно нам спать в грехах, как спали язычники. Бодрствуй, душа моя! Не живи так, как жили и живут худые люди, иди в след за лучшими. «Всею душою моею я желал тебя ночью и духом моим во внутреннейшем моем я искал тебя с утра», — так говорит о себе пророк Божий (Исаия 26, 9). Подражай ему. Бодрствуй, чтобы не жить жизнью призрачною и вредною для тебя; выполняй волю Божию, а не желания людей. Люди не спасут тебя там от осуждения за беспечность о себе. Бодрствуй,—стой на страже, пока не сменят; храни веру и благочестие, пока не позовут тебя к Господу. Бодрствуй: иначе от сна беспечности один шаг к смерти, к смерти страшной, к смерти неумирающей, к вечности безотрадной. Не думаешь ли, что твои желания изменят судьбу твою? Правда Вечного — неизменна. Бодрствуй,—смотри за влечениями сердца твоего; сердце—лукаво: оно выставляет тебе худое в виде доброго, вредное в виде приятного. Бодрствуй, не давай укрепляться в душе греху: чем долее будешь ласкать в душе грех, тем труднее будет избавляться от него. Зачем же увеличивать для себя тяжесть борьбы? Бодрствуй: во всяком случае путь в добру узок в тернист; иным он не может быть при нашей порче. Бодрствуй и не обезнадеживайся. Труден путь к царству, но—готова для тебя благодать. Молись о помощи и— помощь подана будет. Молись о прощении грехов, и грехи будут прощены. Взывай из глубины души: Свят, Свят, Свят еси Боже, Богородицею помилуй нас. Аминь.

26. Слово в неделю мытаря и фарисея (Слово против самооправдания и унижения других)

«Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других» (Лук. 18, 9))

Как не доверять себе? Кому же и доверять, если не себе? Как не осуждать в другом того, что стоит осуждения? Где же будет уважение к правде? И, однако, Господь произносит обличение на уверенных в себе и на осуждающих другого. Рассмотрим ближе обличение Господа.

Как доверять себе, когда так часто бываю я неверен сам себе? Не умно доверять человеку, который уже не раз обманывал меня. Точно так если много раз, несчетное число раз, нарушал я обещания, данные совестью Богу, начать лучшую жизнь, и живу по прежнему: безрассудно полагаться на самого себя, безрассудно доверять себе, как человеку верному в слове. ― Стыдно мне бывает показаться на глаза и человеку, пред которым не раз оказывался я неверным в слове. Как же стоять мне пред Тобою, Боже мой, без стыда и самоукорения, когда столько раз пред престолом Твоим, пред Твоими ангелами—и святыми, давал я обещания и не выполнял их? Как я низок! Как я преступен! «У Тебя, Господи, правда, а у нас на лицах стыд» (Дан. 9, 7). Только Твоя благость беспредельная может терпеть меня. Не погубил Ты согрешающего; не погуби кающегося. О! когда бы был я справедлив, по крайней мере в одном,—не полагался на себя, не считал себя верным и твердым!

Осторожно, крайне осторожно касаются до хрупкого и слабого стекла, в котором бережется дорогая жидкость. Остерегаются класть на слабое дитя ношу, как бы оно, совсем обессиленное, не пало под тяжестью. С больным человеком обходятся не без опасений. Какова воля наша в отношении к добру? Не тоже ли, что хрупкое стекло, так что каждое неожиданное прикосновение сопровождается печальными следствиями? Не тоже ли, что слабое дитя, так что падает оно под тяжестью каждой страсти? Не тоже ли, что больной организм, так что и слабые занятия добром утомляют его? Если же так слаб я, если так мало жизненности и стойкости в моей воле для добра: как мне без страха совершать дело спасения своего? Как мне отваживаться на встречу со случаями опасными для души моей? Как не избегать мне предметов и людей, которые, как знаю по опытам, могут пробуждать в слабой душе моей и грешные желания и утешения нечистые? Эта отважность, с которою бросаются на опасные почести и скользкие места высот; эта нетерпеливость, с которою собирают одуряющие нас богатства,—не дела ли полупомешанной души?

Как доверять себе, когда ум мой так недальновиден в духовных делах? Пусть обогащен я сведениями разнородными,— и богословскими и философскими и филологическими и историческими: тем более стыдно мне, что в делах душевного спасения вовсе я не зряч, если только не слеп. Как много ошибок в жизни моей оттого, что вовсе не видел я опасностей, грозивших душе моей, и, напротив, по соображениям моим считал дорогу ровною и приятною! Странное дело! в самых простых случаях жизни, если душа не обращается с мольбою о просвещении благодатном, непременно попадает в ошибки. Казалось, что ближе ко мне меня самого, что ближе ко мне моих грехов, моих слабостей? Но если смиренная молитва не низведет в глубину души моей света небесного: как мало вижу я себя! Пусть каждый проверит себя на исповеди. Отчего исповедь наша не редко ограничивается только поверхностным наименованием кое-каких грехов? Отчего как бы не знают, даже о чем говорить духовнику, как грехи свои открывать ему? Здесь-то обнаруживается темное невежество разума нашего, который здраво судя о предметах сторонних, вовсе не понимает, что совершается в душе нашей, выставляет извинения безответным винам, называет белым черное и грязное блистательным, показывает грешника в таком уменьшенном и переиначенном виде, что тот является чуть не праведником. Не надейтесь же на зоркость ума своего! Не доверяй же спасение души своей одному уму своему! Омрачаемый самолюбием, обманываемый влечениями испорченного сердца, он заведет вас в невылазную грязь жизни. По естественному устройству, чувствования сердца и стремления воли—оказывают влияние на ум наш. Представьте-же, что и сердце наше услаждается грехом и воля наша стремится к греху,—какое влияние, если не пагубное, могут оказывать они на ум наш? Может ли разум избавляться от того, чтобы не одуряли его движения сердца и желания воли?

Доверие к себе, дышащее гордостью, не допускает до нас благодати Божьей, любящей смиренных и кротких!— «Я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды» (Откр.3,17), так говорит, более или менее смело, доверчивый к себе. К чему же благодати сходить на того, кто не чувствует в ней нужды? Уже ли только для того, чтобы презирали ее, подвергали унижению делами нечистого сердца, насмехались над нею в буйстве страстей? Нет, не бросают жемчуга под ноги нечистых животных. Благодать Божия нисходит на душу, которая высоко ценит ее достоинство и глубоко чувствует свою нищету и нужду в небесной помощи. Смиренная душа жаждет и ищет помощи небесной и помощь подается ей. Смиренная душа открыта для росы небесной и эта роса нисходит на нее. «Подчиняясь друг другу, — говорит апостол, — облекайтесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Петр. 5, 5). Чудное дело, но дело верное: в глубине смиренной души, помимо ее сознания, благодать совершает изумительные дела, и незримо расширяет деятельность ее даже на окружающую область; смиренная душа как будто сокращает всю свою деятельность и молчит, пораженная чувством своих немощей;—а между тем совершаются великие дела и в ней, и около нее, силою всесильной благодати. «В один день мы сидели и беседовали с братом о пользе душевной, — так говорил старец блаж. Иоанну Мосху. Я вспомнил слова аввы Пимена: пусть каждый постоянно укоряет себя во всем. Тогда брат сказал мне: я на опыте дознал плод, какой доставляют эти слова. Один диакон лавры был мне искренним другом. Не знаю, с чего взошло ему подозревать меня в поступке, сильно огорчившем его, и он стал смотреть на меня печально. Видя его печальным, я начал разузнавать от него о причине скорби. Он сказал мне, что ты сделал такое-то дело. Так как я совсем не знал сего дела: то начал успокаивать его и говорить, что не знаю, чтобы сделал я это. Он сказал: нет, я не спокоен. Возвратясь в мою келью, я начал испытывать мое сердце, не допустил ли я чего такого? И ничего не находил. Посему, когда он держал в руках святую чашу и разделял братьям, подошел и я к нему, и клялся пред самою чашею, что я не знаю за собою такого дела. Но и тем не удовлетворил я его. Обратясь к себе и повторяя в памяти слова св. отцов, с верою к ним я обратился к своему помыслу и сказал в себе самом: «диакон сильно любит меня и по любви сказал мне, дабы я был трезв, бдителен и впредь смотрел за собою. Но, ты, несчастная душа моя, которая говоришь, что не сделала сего, без числа творила грехи и они сокрыты от тебя. Где то, что ты сделала вчера, назад тому третий день и за десять дней? Вспомни, если можешь. Ты сделала и это, как многое другое: но оно скрылось от тебя, как и многое прежнее. Так расположил я мое сердце, и начал благодарить Бога, благодарил и диакона, чрез которого Господь удостоил меня познать грех и принести покаяние. Встав, пошел я с такими мыслями к дьякону просить прощенья у него. Лишь только толкнул я в дверь его, он, вдруг отворяя, первый поклонился мне и говорил: прости меня,—Господь известил меня, что ты невинен».

Вот что значит доверие и недоверие к себе!

Святое писание—свет путям нашим. Но и этот свет преломляется и изменяется в душе моей от ее нечистых испарений. Надобно, чтобы благодать Божия очищала душу мою; надобно, чтобы небесный свет исцелил умный взор мой. Тогда, только тогда буду верно видеть себя и пути заповедей Божьих, в приложении их ко мне. Когда же это будет? До гроба остается быть недоверчивым к себе.

«Сказал к некоторым, которые—унижали других» (обличение Лук. 18, 9).

Как нередко приходится видеть себя в ряду уничижающих другого! Самые лучше поступки соседа кажутся мне малостью. А иным из них нелегко приискиваю название, чтобы заклеймить их позором.

Унижение другого—тоже ли, что верная и смиренная оценка поступка худого? Нет. Худого не надобно называть хорошим ни для себя, ни для другого. Когда показывают себе несправедливое в другом, для своей предосторожности, а другому с желанием лучшего для него: это—дело и справедливое и доброе; особенно оно свято в начальниках и родителях, в воспитателях и пастырях: их главный долг вразумлять подведомых им. Совсем другое дело—переиначивать поступки другого, хулить и осуждать другого, без оснований и со страстью.

Что значит страсть унижать другого? Прежде всего, душу испорченную. Бросьте, какую угодно, вещь в сосуд вонючий: эта вещь также будет издавать худой запах. Точно тоже бывает с поступками другого в душе моей. Дурной человек думает, что на свете вовсе нет добрых людей. Вор считает и других ворами; лицемер не допускает, чтобы были люди искренно благочестивые; раб плоти не хочет верить, чтобы можно было сохранять непорочность души и тела. Заглушив в себе небесную любовь к добру, худые люди не ожидают доброго и от других, и на все видимое добро кладут свое клеймо. —Может ли так думать искренно—благочестивая душа? О, нет. По ее убеждению, есть образ Божий в человеке, попорченный, потемненный, но благодатью небесною возвращаемый в свою красоту; как же не ожидать всего лучшего от такого созиданья? Если я не становлюсь лучшим, при помощи благодати, если мои дела проникнуты худыми намереньями: это—мое дело; почему думаю я, что и другие— таковы же? Душа брата—храм закрытый для меня. Пусть вижу я дела брата: но вижу ли расположения души его? А расположения очень много значат в деле: они изменяют характер поступка. Пусть в прошлые минуты брат мой грешил по слабости: но знаю ли я, что в эти (минуты) он—не радость ангелам?

Христианство требует от нас не унижать, а уважать каждого, как создание Божье, как того, кто куплен кровью Сына Божия и освящен благодатью Духа Святаго. Унижать другого, кто бы он ни был, значит оказывать пренебрежение к Тому, кто столько почтил человека Своею любовью и дарами. «Почитайте всех» (1 Петр. 2, 17), говорит ап. Петр. «Что ты осуждаешь брата твоего? Или что ты укоряешь брата твоего?» (Рим. 14, 1, 10) говорит ап. Павел.

Презирать другого может гордость, слепая в отношении к нам самим, и жестокая к другому. Она выставляет нас пред нами в лучшем виде и она же заставляет смотреть с презрением на немощного брата. Для нее весело стоять в величественной позе судьи и произносить суровый приговор другому; для нее весело топтать ближнего в грязи и уничтожать его. Чем ниже другие, тем выше она себя видит и это тешит ее. Осмелься другой указать пятно в жизни гордого, осмелься оказаться помехою честолюбивым, хотя и вредным, видам его: жизнь ваша тогда залита грязью, по милости оскорбленной гордости; и слова и дела ваши перевернуты на изнанку и вам не следует жить на земле. Так решила гордость. —Какая жестокость к другому! какое ослепление в отношении к себе! Привычка унижать другого есть дело души вовсе—не озабоченной собственным своим спасением и совсем незнакомой с собою. Кто внимателен к себе: тот, сознавая в себе свои недостатки, грехи, глупости, считает себя ниже других; он верно умеет оценивать и душевные болезни брата; тогда как гордость не понимает ни себя, ни других. «По смиренномудрию, — говорит вам апостол, — почитайте один другого лучшим себя» (Фил. 2, 3). Истинные рабы Христовы знают по опыту, как трудно бороться с страстями и как, при всем желании не делать худого, легко допускается худое; потому они снисходительны к другому и строги только к себе.

Как опасно, как страшно быть строгим судьёй другого! «Каким судом судите, таким судимы будете и какою мерою мирите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7, 2). Если вы без снисхождения смотрите на ошибки брата, если вы добрые качества его умышленно пропускаете мимо глаз или подвергаете сомнению намерения их: то строг и к вам будет суд небесный. Многое в делах ваших кажется для вас порядочным и даже редким; так смотрят на это и люди сторонние. Но что, если Господь, зрящий сердца, со всею строгостью будет судить тайные побуждения дел ваших? Не придется ли вам испытать казнь убийц и любодеев? О, Боже мой! Открой мне очи на собственное гнилое сердце мое, дабы не унижал я брата моего.

Какой это тяжкий грех—уничижение брата! Что я делаю, осуждая брата моего? Кто дал мне право суда над братом? Не Ему ли, Господу миров, принадлежит право судить и осуждать помышления и дела человеческие? Ближний мой—брат мне, но не слуга мой; он—Божий раб. Богу он и отвечает за свою жизнь, а не мне (Рим. 14, 4). Как же осмеливаюсь я принимать на себя право, вовсе не принадлежащее мне? Как осмеливаюсь отнимать у Бога право судии людей? Какая это дерзость наглая против Владыки и Бога моего! Если бы принял я на себя высокое звание царя: меня осудили бы как презренного самозванца. Что же будет со мною, если пред очами Вездесущего, беру на себя право, принадлежащее Ему одному? О, Боже мой! Прости мне слепую дерзость мою. Апостол учит нас всех: «не судите прежде времени, пока не придет Господь, который осветит скрытое в мраке и обнаружит сердечные намерения; и тогда всякому похвала будет от Бога“ (1 Кор. 4, 5). Раз Исаав Фивский, находясь в соседнем монастыре, осудил инока за нерадивую жизнь. Эта самолюбивая мысль так заняла сердце Исаака, что он, и возвращаясь в свою келью, не преставал разбирать и осуждать поступки брата.—Когда же подошёл он к своей келье, в дверях явился ему ангел и строго сказал.: «Спаситель повелел мне узнать от тебя, что должно сделать с тем иноком, который осужден тобою?» Исаак почувствовал всю виновность свою и пав пред ангелом, закричал: «согрешил я, беззаконновал, неправдовал! Помолись за меня Спасителю мира». «Встань, — сказал ангел, — на этот раз Господь прощает тебя, но впредь страшись осуждать твоего брата, прежде нежели Господь осудит его».

Когда видим в ком-нибудь нечто действительно нехорошее — не будем одобрять того; но не будем и произносить над тем приговора судебного. Любовь терпит и извиняет все, что только должно быть терпимо; она никогда не переиначивает дела другого,—страшась лжи. Она может молиться за другого, но не унижать его; она может скорбеть об ошибках другого, но не утешаться тем, что, другой ошибся; она может желать исправления другому, но не погибели ему.