ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений

Беседа I. На псал. 50, во вторую неделю поста
Беседа II, на псал. 50, в неделю третью поста.
Беседа III на псал. 50, в четвертую неделю поста
Беседа IV. на псал. 50, в пятую неделю поста.

Беседа I. На псал. 50, во вторую неделю поста: Помилуй мя Боже, по велицей милости Твоей.

Помилуй мя Боже, по велицей милости Твоей.

Кто это так трогательно молит Бога о помиловании? Кто стеснен такою нуждою в помощи небесной? Чья душа изливает такую скорбь о себе пред Господом? Это молится царь и пророк Давид! Пророк и — исповедует свой тяжкий грех пред Богом? Царь славный не только в своем царстве, но и у соседей и — составляет песнь о своем падении, чтоб все слышали ее. Начальнику певцов песнь Давида, внегда внити к нему Нафану пророку, егда вниде к Вирсавии жене Уриевой: так говорит надпись псалма. И тоже показывает содержание псалма.

Не правда ли, что этого уже довольно, чтобы обратить все внимание на эту песнь покаянную? Не правда ли, что грешникам (а кто же все мы, как не грешники?) надобно изучить псалом Давида, чтобы уметь молиться его молитвою? И когда приличнее всего изучать эту молитву, как не во дни, назначенные для покаяния, каковы нынешние дни?

Обратимся же с полным вниманием к молитве Давида.

В покаянном псалме Давида две молитвы: одна молитва прошений о себе (ст. 3-14), другая — молитва благодарение за исполнение прошений (ст. 15-21).

В молитве прошений о себе кающийся Давид кратко выражает просьбу о помиловании (ст. 3 и 4), выставляет причины прошения (ст. 5-8), затем изливает моления, — сперва о прощении грехов (ст. 9-11), потом о возвращении даров благодати (ст. 12-14).

Поми́луй мя́, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, и по мно́жеству щедро́т Твои́х очи́сти беззако́ние мое́. Наипа́че омы́й мя́ от беззако́ния моего́ и от греха́ моего́ очи́сти мя́:

В каком состоянии, в какое время изливает сию молитву Давид?

Страшное дело — грех. Кающийся Давид с высоты царе-пророческого достоинства падает в нечистоту плотскую, и не останавливается на том, проливает кровь Урии и невинных его товарищей, защитников отечества. — Проходят дни, месяцы, проходит год; Давид не чувствует грехов своих. Он не оставляет других прежних правил своих. Он молится, выполняет обряды богослужения, занимается судьбой подданных и все не сознает своего положения, все не видит того, куда завлекло его несчастное сердце, в какие грехи пал он. Уже родился плод греха. Давид покоен. Является пророк, говорит царю о богаче, похитившем у бедного единственную его овцу и просит приговора богачу. Давид смело говорит: смерть ему и не чувствует, что себе самому произносит приговор. Тогда пророк Божий открывает ему одну сторону положения его: ты еси муж, сотворивый сие, говорит он. Тогда-то Давид видит все. И благодарение Господу, что видит! Другие, что ни говори, когда ни говори им, остаются глухи и бесчувственны. Давид сознает свое положение и столько поражается им, что едва может выговорить слова: согреших ко Господу. Пророк видит, что Давид всею душою почувствовал свое состояние, всею душою затрепетал пред грехами своими и потому объявляет ему, что бедствия, какие имели обрушиться на главу его, на весь дом его, на все потомство его, более не коснутся его кающегося, умрет только плод преступления.

Давид оставляет тогда все. — У него тогда не кончена была война с аммонитянами (2 Цар. 12, 29): но он отлагает все дела царские, все величие царя и обращается к покаянию. Слагает венец, забывает трапезу и ложе, отделяется от всего мира, как прокаженный грехом. Молится день, молится два, молится целые семь дней. И взыска Давид Господа о детище (2 Цар. 12, 16). В живом чувстве упования на милость Божию, он с глубоким раскаянием в грехах своих соединяет молитву о пощаде невинного плода греха. Молитва высокая в том отношении, что выражает живое упование на Бога, но не чуждая привязанности к земному, всегда недальновидной в делах духовных. Дитя умерло. Давид, свободный в душе от всего земного, вошел в дом Божий для поклонения Господу (2 Цар. 12, 20). И вот теперь-то, являясь лицу Бога, столько благодеявшего ему и так оскорблённого им, Давид не мог снова не повергнуться пред Богом, не мог снова не восчувствовать глубины падения своего и слезы полились рекою из глаз его, и он вопиет из глубины сердца: помилуй мя Боже, по велицей милости Твоей.

Помилуй! сжалься над бедным грешником, которого грех лишил даров Твоих, так что он не узнает сам себя. Давид не смеет уже назвать Бога Богом своим, как называл он Его невинный и чистый душою. Он едва позволяет себе коснуться Его имени и выставляет только свое положение. Давид с счастливыми способностями природы, Давид богатый и в почестях царских, Давид счастливый во всех войнах с соседями и с Саулом: но к чему все это, когда он грешник? Истинно блаженны только те, которые боятся Господа (Псал. 3, 1). Давид глубоко оскорбил Бога. Помилуй мя, вопиет он, по велицей милости Твоей. Я такой грешник пред Тобою, что мало просить милости у тебя. — Слишком тяжек грех мой, слишком велико беззаконие мое. — Потому нужна великая милость Твоя, нужны великие щедроты Твои, чтобы простить меня. Так кается искренно кающийся! Живое чувствование грехов своих отверзает взор его на величие милости Божией. И чем живее, чем искреннее чувствует грешник величие грехов своих, тем яснее, тем живее представляет он себе, что благость Божия велика, как Сам Бог. И потому не чисто, не искренно, каялся Каин, когда говорил: грехи мои более велики, чем Ты можешь простить их. У Бога не может быть недостатка в милости для помилования грешника; если же грешник не получает милости Божией: то это от того, что не достает в нем желания, не достает приемлемости для принятия милости.

По премногу омый мя от беззакония моего и от греха моего очисти мя. Люди считают грехи малостью, называют их то невинным увлечением, то извинительною слабостью, то другими мягкими именами. Но не так смотрит на грехи слово Божие. Грех есть скверна, говорит оно; и жалок. неразумен, несчастен тот, кто не спешит избавиться от этой скверны; он — предмет отвращения для Бога святого и праведного. «В нечистоте твоей такая мерзость, что, сколько Я ни чищу тебя, ты все нечист; от нечистоты твоей ты и впредь не очистишься, доколе ярости Моей Я не утолю над тобою» (Езек. 24, 13).

Омый мя от беззакония моего, очисти мя от греха моего. Чем? Благодатью, проливающею воды слез на грешника. Слезы — дело милости Божией; они не льются из души черствой, ожестевшей от грехов; они не очищают души сами по себе, но очищают благодатью, источающею их, очищают, когда не составляют только плода мягкосердечия природного, а растворяются глубоким сокрушением о бедности души, соединяются с испытанием скорбей. Чувствуя тяжесть грехов своих, Давид просит обильного омовения, многократного очищения, готов терпеть много скорбей, принесть много жертв, лишь бы возвратилась к нему вполне милость Божия.

я́ко беззако́ние мое́ а́з зна́ю, и гре́х мо́й предо мно́ю е́сть вы́ну. Тебе́ еди́ному согреши́х и лука́вое пред Тобо́ю сотвори́х: я́ко да оправди́шися во словесе́х Твои́х и победи́ши, внегда́ суди́ти Ти́. После мольбы Давид выставляет основания своей мольбе. Указывает сперва на то, что он глубоко чувствует виновность свою и потому в состоянии принять милость Божию.

Помилуй мя, — яко беззаконие мое аз знаю. Не опасайся приближаться ко мне своею милостью: она уже не будет сопровождаться во мне самозабвением и не чувствием, ни возвратом к прежнему; нет, я уже не тот, что прежде. Было несчастное время, что я многое видел, кроме себя самого; ослепленный страстью не понимал, не чувствовал, что делаю беззакония. — Но пророк Нафан открыл мне меня, а совесть моя еще сильнее Нафана обличает меня; Нафан простил меня, но совесть неумолимее ко мне Нафана, — она не прощает: грех мой предо мною всегда, стоит как грозный призрак и не дает мне покоя. О! сжалься надо мною, Господи, милостивый к страждущим. — Слово Божие говорит нам: «Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован» (Прит. 28, 13). Тот, кто скрывает свои беззакония, не получит от того выгоды, а кто открывает и обличает их, получит помилование. Грех не престает быт грехом и тогда, как сознаешься в нем: но сознание грехов — непременное условие для того, чтобы Бог простил нам грех; почему? Потому, что грешник, сознавая свой грех и чувствуя всю низость его, становится лицом к пути благому, отверзает сердце свое для правды и добра и заключает для греха, открывает душу для приятия даров Божиих. Не сознавая же себя грешником, как пожелает он быть праведником? Как пожелает оставить путь погибели, по которому шел дотоле? Бог знает нас без нас. Но нам разве не надобно знать самих себя? Для того ли дан нам смысл, чтобы мы знали все, кроме самих себя? Или не для того ли всего прежде, чтобы мы знали, кто мы таковы? Куда нам идти надобно и по каким путям ходим мы?

Как глубоко, как основательно было Давидово разумение греха своего, показывают слова Давида. Тебе единому согреших, — говорит он, — и лукавое пред Тобою сотворих. Грех мой тем мучителен для меня, что оскорбляя ближних моих, в лице их оскорбил я Тебя, Владыку миров и единого законодателя для всех, Тебя, Отца и благодетеля моего, от которого со дней юности видел столько любви и покровительства ко мне. Не говорит ли закон Моисея, не говорит ли закон сердец наших: чти и люби Бога в Нем Самом и во всех тех, которые носят на себе образ Его? «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию», — говорит Сам Бог (Быт. 9, 6). Да, все святое потому только и свято, что оно есть воля Божия, и то только свято, что есть воля Божия. Един есть законоположник и Судия. — Права человеческие святы, но потому, что они освящены Богом. Потому-то страшен каждый грех, как оскорбление Богу. Он страшен, хотя бы законы человеческие и не преследовали его, или преследуя, не в состоянии были уловить его. От всевидящего ока Судии грозного не укроется он и счастье грешника, если он наказывается на земле за грех. Иначе и без того что значат казни человеческие в сравнении с местью мстителя небесного врагу своему?

я́ко да оправди́шися во словесе́х Твои́х и победи́ши, внегда́ суди́ти Ти́. Давид представляет себе суд Божий, который произнес над ним Нафан и глубоко сознает, что как ни грозен был тот приговор, но согрешивший Давид вполне заслужил его, так что должен был сказать: согреших ко Господу (2 Цар. 12, 9-13). Яко да оправди́шися — показывается последствие того, что Тебе согреших. Связь мыслей та, что человек может грешить много и долго, не понимая себя; ослепленный страстию может считать себя правым в делах своих наперекор суда закона Божия, может грешить и не видеть греха своего, как и было с Давидом: но все это окончится только славою суда Божия, который рано или поздно откроется над человеком, как открылся над Давидом. Иначе, Божия слава никогда не теряет прав своих над нами; если живем мы праведно, она является в нас любовью и благодатью; если живем мы нечестиво, она является в нас грозным правосудием. Бог не заставляет грешника грешить: но когда грешник грешит по своей воле, правда Божия вступает в права свои и является в величии нелицеприятного и точного суда над грешником.

Тебе, Господи, слава, нам же стыдение. Аминь.

1849 г.

Беседа II, на псал. 50, в неделю третью поста.

В прошедшей беседе покаяние Давида остановилось на исповедании глубокой скорби о грехе, которою он преклоняет Бога на сострадание к себе. Затем Давид выставляет другую вину моления своего.

Се́ бо, в беззако́ниих зача́т е́смь, и во гресе́х роди́ мя ма́ти моя́. (ст. 7).

Как понять Давида? Обвиняет ли он мать, что она родила, будучи грешницею? Или говорит о себе, что еще тогда, когда выходил он на свет, он уже был грешником?

Если бы и допустили мы первое объяснение: мы не должны бы были забыть того, что Давид рожден от законного брака, и потому он не мог обвинять мать в незаконном рождении сына. Таким образом и при этом объяснении мысль была бы та, что Давид говорит о наследственной порче природы нашей. При этом объяснении он говорил бы тоже, что говорил Иов: «Кто родится чистым от нечистого? Ни один» (Иов. XIV, 4). Тем не менее страшно было бы соединять с словами: «в беззакониих зачат есмь», ту мысль, что рожден я материю оскверненною грехом, когда Давид не говорит здесь о матери; странно было бы обвинять одну мать в нечистоте и не обвинять отца. Итак, остается так понять Давида: уже при зачатии моем, уже при рождении моем я был осквернен грехом;—с беззакониями я зачат и с грехами родила меня мать моя. Давид говорит здесь тоже, что говорил Моисей: «помышление сердца человеческого-зло от юности его» (Быт. УШ, 21). Прежде, чем человек начинает различать добро от зла, прежде чем при свете сознания начинает действовать воля его, грех уже живёт в нем, наклонность к злу обнаруживается недовольством собой и другими, расстройство открывается в душе и в теле его.—Что выражает вопль его при появлении его в свет? Страдание природы, страдание от внутреннего прирождённого расстройства, от нечистоты и виновности. Итак, Давид, умоляя Бога о помиловании, выставляет, после бедности дел воли его, бедность самой природы человеческой. Если бы и остался я таким, говорит он, каким рожден я: и тогда что осталось бы мне, как не просить о милости и благодати Твоей? Что мы все пред Тобою, Господи? я, как и каждый, зачат со грехом и рожден в нечистоте.

Се́ бо, и́стину возлюби́л еси́, безве́стная и та́йная прему́дрости Твоея́ яви́л ми́ еси́. (ст. 8).

Истина, которую любит в себе и в разумных созданиях своих Бог, не есть одна холодная теоретическая истина; это истина, оживляющая дух, проникающая в сердце и обнаруживающаяся благими плодами; это истина противоположная, и лжи, и мечте, и суетности. «Бойтеся Господа, работайте Ему во истины и всем сердцем вашим» (I Цар. XII, 24), заповедуется людям.— Не может сказать человек, что, так как от природы он испорчен, ответственность во лжи жизни его не лежит на нем. Нет, злое начало не сильнее благого в мире. Бог не престает изливать свет свой на мир и людей. Он любит истину и открывает познания об истине людям. И язычник не откажется от того, что он знает истину и добро. Смеет ли Давид сказать, что он оставлен во мраке безысходном? Нет! Бог открыл ему тайны премудрости Своей, какие неизвестны были другим. Он открыл ему самые спасительные для человека тайны о грядущем Спасителе мира, о Его страданиях искупительных за мир, о Его благодати, простирающейся на народы, и открыл в таком свете, что напр. Псал. 21 есть как бы евангельская история страданий Христовых. Так Давид, сознавая немощь природы своей, сознает и величие милости Божией к нему, чтобы славить Ее и, прославляя дивную благость Божию, помнит о своей бедности, чтобы молить о милости. Слава любви Твоей, Отец небесный, что озаряешь меня бедного своим светом! Но тогда, как Тебе хвала, мне один стыд. Ум мой богат познаниями, а душа бедна добром; знаю я много, а что делаю? Воля моя ленива на добрые дела; она то лукава и уклончива от труда доброго, то готова на труды, но по побуждениям нечистым, для денег, для чести, для говора толпы. О! Боже мой! если не помилуешь, если не подашь помощи: погиб я. Убожество мое—мольба за меня пред Тобою, благость Твоя— единственное у меня право на Твои милости.

Окропи́ши мя́ иссо́помъ, и очи́щуся: омы́еши мя́, и па́че сне́га убелю́ся. Слу́ху моему́ да́си ра́дость и весе́лие: возра́дуются ко́сти смире́нныя. Отврати́ лице́ Твое́ от гре́х мои́х и вся́ беззако́ния моя́ очи́сти (ст. 9—11).

Что Давид выражает словами «окропиши мя, даси радость»,— сердечные желания свои, это показывают слова его: «отврати лице Твое от грех моих».

После того, как показал он основами мольбы своей, он еще сильнее начинает молиться о прощении грехов и показывает разные нужды свои, как последствия греха.

Окропи́ши мя́ иссо́помъ, и очи́щуся: омы́еши мя́, и па́че сне́га убелю́ся.

По закону Моисееву коснувшийся мертвеца считался нечистым и должен был, для очищения, окроплен быть кедром и иссопом, омоченными в воде, смешенной с пеплом (Числ. XIX, 18). Подобно сему прокажённый очищался кроплением иссопа и кедра, омоченных в крови (Лев. XIV, 51). Иссоп был символом снисходительной любви Божией, кедр—символ величия Божия. Давид сознает себя нечистым и прокаженным и глубоко чувствует нужду в духовном окроплении. Он живо представляет себе грозный суд Божий над нечистотой греховною: «Если же кто будет нечист и не очистит себя, то истребится человек тот из среды народа» (Числ. XIX, 20). Так молитва Давида об окроплении и омовении заключает духовную мысль об осенении души всемощною любовью Божиею, пред которою отступают человеческие нечистоты.

Далее Давид молится: «Слу́ху моему́ да́си ра́дость и весе́лие: возра́дуются ко́сти смире́нныя», которые так сокрушены Тобою.

Позволяем себе спросить: отчего Давид доселе не имеет радости? Пророк Божий Нафан сказал ему, что он прощен. Как бы не радоваться тому? Или он не верит пророку? Этого быть не может.—Скажете: совесть не давала покоя? Но отчего же совесть не имела мира, когда уже ей сказано, что грех прощен? Видите, благодать Божия не вдруг дает все. Сперва она извещает душу о прощении, но еще не дает прочного мира; потом дает мир, но еще не дает веселия сердцу; а наконец дает и радость душе. И все это она соразмеряет с степенями подвигов души, или точнее с тем, как время от времени искренним подвижничеством покаяния расширяется приемлемость души. Пока в огне скорбей душевных не перегорят привязанности нечистые, бесполезно, а иногда и вредно, было бы для души кающейся награждать ее миром небесным. Потому-то св. апостол, возбудив в коринфянах, и страх, и смятение, и скорбь о грехе, явившемся между ними, радовался такому состоянию их. «Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию. Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2 Кор. VII, 9. 10). Итак, Давид просит себе пока только прекращения страданий духа и возвращения покоя.

А как велики были страдания кающегося Давида! Возрадуются кости смиренные, кости, которые так сокрушены Тобою, говорит Давид. Страдания кающейся души его были так велики, что самый состав телесный был весь расслаблен, самые кости его были как раздробленные; так мысли о гневе Божием, так чувства виновности своей пред Богом поражали и томили душу и тело Давида! Это тоже самое состояние, что выражает Давид, когда говорит: Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих (Псал. 37,4). Таково было положение кающегося Давида! Так совершалось покаяние его!

Спрашивать ли: таково ли покаяние нынешних грешников? Или ныне мало грешников? О! грешников ныне довольно! Нельзя сказать, чтобы каждый не говорил: я грешен. Но не говорит ли того одним языком? или если говорит и мыслью, но говорит ли сердцем? если же говорит и сердцем, говорит ли составом своим, как говорит Давид? О, как многого не достает в нас, чтобы каяться, как каялся Давид! 

Отврати́ лице́ Твое́ от гре́х мои́х и вся́ беззако́ния моя́ очи́сти Давид молит, чтобы Бог не только предал забвению, оставил без наказания грехи его, но чтобы изгладил их, как бы написанные на пергаменте или на доске, так чтобы никто не мог их более видеть. Исполнилась ли эта молитва Давида? Исполнилась со всею точностью. Тот же пророк Нафан, который объявлял грозное обличение Давиду еще не кающемуся, послан был к Давиду раскаявшемуся возвестить о рождении сына законной любви. И какой милости удостоен был этот сын Давида! Пройдите за тем мыслью все, что говорит св. писание о Давиде после его покаяния, найдете ли хотя намек на падение его? Нет. Напротив о Давиде говорится там только, как о муже праведном, о муже любезном Богу, избраннике достойном высокой чести Его. В книгах царских, в книгах паралипоменон, в книгах пророков — Давид—ангел Божий, муж по сердцу Божию, отец народа, образец царей. Разительный пример тому, как не поминаются у Бога неправды наши, после искреннего раскаяния в них.

Слава Тебе всеблагому и милостивому! Аминь.

1819 г.

Беседа Ш. на псал. 50, в четвертую неделю поста.

Мы видели, что кающийся Давид просил, у Господа очищения нечистот своих, возвращения спокойствия сердцу, полного забвения вины его. Но чем долее молится кающийся Давид, тем более возвышается душа его, тем более высшего касается она в молитве. Теперь он молится:

Се́рдце чи́сто сози́жди во мне́, Бо́же, и ду́х пра́в обнови́ во утро́бе мое́й. Не отве́ржи мене́ от лица́ Твоего́ и Ду́ха Твоего́ Свята́го не отыми́ от мене́. Возда́ждь ми́ ра́дость спасе́ния Твоего́ и Ду́хом Влады́чним утверди́ мя. (ст. 12— 14).

Давид не молит, чтобы слабое сердце его подкреплено было кое-какою помощью. Нет, он знает, он чувствует, он исповедал, что грех глубоко проник в природу нашу. Потому видит и чувствует, что для исцеления больной души нужна великая помощь Божия, необходимо такое действие Божие, которым бы перерождена была душа наша, воссоздана в ней чистота небесная. Доколе сердце ветхо, дотоле все усилия исправить жизнь останутся напрасными, дотоле они могут производить в душе нашей только некоторые исправления, да и те далеко неполные. Давид молит о том же, о чем говорит сам Господь у пророка: и дам им сердце ново и дух нов дам им. (Езек. XI, 18.). И однако Давид не молит о создании сердца, а о создании чистоты сердечной. Это означает, что не простирает он душевной порчи нашей до уничтожения сил душевных, или что тоже до уничтожения всего доброго в душе нашей, всякой способности к добру. Нет, молящийся Давид ни в себе, ни в других не питает ни гордой самонадеянности, ни лукавой лености.

Духа прав обнови—дух верный, постоянный, твердый среди всех искушений, противоположный тому духу, о котором говорит сам Давид: «сердце их не бе право с Ним», и они не были верны в завете Его (Псал. 72, 37).

Словами: не отвержи мене от лица Твоего, Давид напоминает себе о печальной участи Саула и сознает, что и он сам достоин был той же участи; он сознает и исповедует, что грехами своими заслужил он, чтобы, Бог по правде своей, отверг его от себя, как отверг он Саула. Содрогаясь пред этою участью он молит Господа: не лишай меня близости к Тебе, которою пользовался я так долго, не отвергай меня от лица Твоего, во свете коего зрел я свет истины и наслаждался таким счастьем; я не достоин того, но по милости Твоей не лишай меня милости.

«И духа Твоею святаго не отыми от мене». Нет сомнения, что говоря это, Давид имеет в виду также участь (Саула, о котором сказано: и отступил Дух Божий от Саула (I Цар. XVI, 14). Как снишел Дух Божий на Давида, об этом говорит книга царская. «И взял Самуил рог с елеем и помазал его среди братьев его, и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после» (I Цар. XVI, 13). Как потеря благодати Духа св. Саулом не ограничивалась одною потерею царской власти, а сказано: «и отступи Дух Божий от Саула и нападе на него дух лукав», так и Давид, когда молится, чтобы не лишен он был Духа св., имеет в виду не одну потерю царского достоинства.— Царским достоинством кающийся Давид не мог дорожить,—напротив, в глубокой скорби своей о грехах, он готов был отказаться от всего земного величия, и отказывается. Нет, он опасается более важной, более близкой к душе его потери; он опасается потери благодатных даров разумения воли Божией и творения закона Божия, боится быть оставленным Божьею силою и остаться с одним злом. Давид падением своим оскорбил Духа св. (Еф. IV, 30) и вследствие того лишился некоторой части даров Духа Божия, почему молился о возобновлении в нем духа верности и твердости (ст. 12, 14). Состояние его могло наконец дойти и до совершенной потери духа благодати, если бы, т. е., он остался нераскаянным. Но в таком случае не возвратился бы к нему и дух благодати, по слову апостола: Ибо невозможно-однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго, и отпадших, опять обновлять покаянием (Евр. VI, 4—6). Да избавит Бог каждого сего страшного состояния! Молитва Давида о нелишении Духа св. находится в соответствии с молитвою о неотвержении его от лица Божия. Как там он молится о том, чтобы возвращена ему была прежняя близость его к Богу, прежняя любовь Божия к нему; так здесь молит о том, чтобы не только новою изменою не потерять ему Духа св., но и возвратить ему все прежнее изобилие любви к нему Духа благодати.

«Воздаждь ми радость спасения Твоего». Вот и здесь молитва о радости. Но это не та радость, о которой молился он прежде, когда говорит: возрадуются кости смиренныя (ст. 10). Там было веселее о прощения грехов, там было возвращение мира совести, покоя душе, взволнованной и истерзанной сознанием виновности пред Отцом небесным. Здесь же молитва о радости более высокой, более важной. Здесь молитва о радости спасения Божия, т. е. о радости полного исцеления души, возможного только для Бога, того исцеления, которое совершает Дух св. Казалось, за тем, как просил и конечно испросил себе Давид возвращения Духа благодати, сама собою, без молитвы Давидовой, должна последовать радость о восстановлении душевного благоустройства.—Но видите, о всем надобно молиться, всего надобно испрашивать у Господа, чтобы молитвою очищать душу в сосуд чистый для благодати, чтобы без молитвы возникшая на место молитвы нечистота сердечная не воспрепятствовала благодати продолжать дело ее.

«И духом владычным утверди мя». Благодатный плод исцеления души есть радость духа и могущество духовное, когда только появление плода сего вызывается духом молитвенным. Утверди меня, — молится Давид, — духом царственным, могущественным, который бы управлял всеми мыслями, всеми чувствами, всеми желаниями моими, направляя их к св. Твоей воле. Давид просит себе того духа любви, который, по слову апостола, могуществен и силен наперекор всем бурям жизни земной, который не ищет своего, не раздражается, радуется истине, все прикрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор. ХШ, 4, 6, 7), который и в радости и в горе верен себе, и в радости не увлекается рассеянием и мечтами о себе, и в горе не дает места в душе безнадежной скорби,—а поет хвалы Богу, все строящему для спасения нашего.

Так Давид в пламенной молитве своей прошел все степени, на которых предложены людям дары милосердия Божия, и взошел на самый высший, коснулся самого престола благодати, где полная любовь Божия дается избранникам Господним. О, как благ Господь к ищущим Его сердцем искренним!

Грешники! молитесь молитвою кающегося Давида. Молитва его все доставит вам. Аминь.

1849 г.

Беседа IV. на псал. 50, в пятую неделю поста.

Молящийся Давид вслед за тем, как излил мольбы о прощении грехов его, приносит и жертвы благодарения Господу! Такова молитва живого упования на Бога! Она уверена, что Бог слышит желания ее и благодарит Его. Таково покаяние кающегося праведника! Оно—не покаяние бесплодное: оно спешит доказать делами, что намерения его изменить жизнь — тверды.

В последней части покаянного псалма своего Давид изливает благодарность свою к милующему Господу сперва от своего лица (ст. 15-19), потом изображает благодарность целой церкви.

Говоря о своей благодарности, показывает, какую благодарность признает он достойною благодетеля своего (ст. 15-17) и какую не считает угодною ему и потому не приносит (ст. 18.19).

Научу́ беззако́нныя путе́м Твои́м, и нечести́вии к Тебе́ обратя́тся (ст. 15).

Пути Божьи, которым кающийся Давид обещается научить беззаконных, по его расположениям, суть те пути, которые известны ему по собственному его опыту,—те пути, на которых является Бог грешникам, показывая им благость свою и вызывая благостью к раскаянию в своем нечестии пред нею. Это пути милости и истины, о чем и пел Давид: «вси пути Господни милость и истина» (Псал. XXIV, 10). Это пути верной защиты Божьей для уповающих на Бога, о чем и проповедовал Давид: «верен путь Божий, слово Господне чисто; Он щит всем уповающим на Него» (Псал. 17, 31).

Давид даёт обет учить беззаконных путям Божьим, воле Божьей. Это было делом признательности помилованного грешника, который не может не прославлять милующую руку и, по признательности к Благодетелю небесному, не может оставаться холодным к дерзости тех, которые нераскаянностью оскорбляют небесного Отца. Для Давида забота о грешниках естественна была и потому, что, по словам прор. Нафана, Давид своим преступлением «поощряя поощрил врагов Божиих», дал им повод клеветать на правду Божью, как будто по лицеприятью оставляющую без наказания преступления Давида, или как будто бессильную воздать каждому по его делам (2 Цар. 12, 9-12.). Давид обещает устранить опасный соблазн подвигами в обращении грешников к раскаянию, обещает показать грешникам, что Бог остается праведным, воздавая кающемуся грешнику прощением за его покаяние—и силен отмстить упорным нечестивцам за их упорство.

Как блистательно исполнил свое обещание Давид! Не говорим об устных наставлениях его. Покаянный псалом его не есть ли самая превосходная проповедь к грешникам о покаянии? Он отдал его, как сказали мы, Начальнику певцов для пения в собраниях Израиля. Церковь христианская, церковь православная, по примеру ветхозаветной, каждый день повторяет нам покаянную песнь Давида, научая ею беззаконных путям Божиим, путям милости и истинны. И сколько тысяч грешников проливали слезы раскаяния при повторении покаянной песни Давидовой! Сколько забывчивых рабов греха обращено ею на путь спасительный! Надобно, чтобы слушающее покаянный псалом Давида были слишком рассеяны, слишком черствы душою, чтобы не умиляться трогательными звуками его. Так Давид не напрасно ручался за благотворное действие своих наставлений, не напрасно говорил: «и нечестивии к Тебе обратятся».

Изба́ви мя́ от крове́й, Бо́же, Бо́же спасе́ния моего́: возра́дуется язы́к мо́й пра́вде Твое́й. Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (ст. 16, 17).

Давид, продолжая изливать обеты благодарности своей говорит: если Ты избавишь меня от наказания за кровь пролитую мною, то возрадуется язык мой о Твоей правде; если Ты откроешь уста грешнику прощением грехов его: то эти уста будут только петь Тебе хвалы.

«Избави мя от кровей». В живом чувстве правосудия Божия Давид представляет кровь, пролитую им, в виде врага, который преследует его. Он вспомнил слова Господа к Каину: голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли (Быт. IV, 10.); живо представил себе грозный приговор правды Божией каждому убийце, «того кровь прольется рукою человека» (Быт. IX, 6.); при мысли о прошлом своем снова отозвались в ушах его слова Нафана: «Урию Хеттеянина ты поразил мечом— не отступит меч от дома твоего во веки» (2 Цар. ХП, 9. 10). И в сознании неотъемлемых прав правосудия Божия, он невольно возбуждается к молитве о прощении греха; в чувстве неизменяемой ничем виновности своей снова ожидает себе спасения только от Того, кто есть «Бог спасения его», кто один может даровать ему спасение (Псал. XXIV, 5). При всем том, что живо сознает Давид тяжесть греха своего, он твердо надеется на благость Божию и как бы уже услышанный дает обет Богу: «возрадуется язык мой правде Твоей. Когда простишь меня: весело язык мой возвестит правду Твою». Какую же правду обещает возвещать Давид? Ту правду Божию, которая отдает каждому свое,—нераскаянному грешнику заслуженную им казнь, а тому, кто с чистым искренним раскаянием обращается к Богу, прощение грехов. О сей правде говорит и возлюбленный ученик Христов: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Иоан. I, 9.) О сей правде, по прозрению Давида, должны проповедовать вследствие страданий Того, Кому пронзят руки и ноги (Псал. XXI, 17. 32).

«Господи отверзеши уста моя». Давид твердо помнит грозную волю Божию о грешнике: «Грешнику же говорит Бог: `что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои» (Псал. ХХХХ1Х, 16)? И, сознавая себя грешником, чувствует, что и его уста запечатлены для прославления Божия, не должны касаться великого имени Божия. Было время, думает он, когда свободно пел я хвалы Господу! А теперь? Теперь моим ли рукам, обагрённым кровью, бряцать псалмы хвалебные? Моим ли устам, оскверненным нечистыми лобзаниями, возвещать оправдания Божии? Но благий и милостивый! Ты внимаешь молитве кающегося грешника, снимаешь печать молчания с уст его. И благодарный грешник даёт обет отверзать уста свои только для прославления благости Твоей.

Я́ко а́ще бы восхоте́л еси́ же́ртвы, да́л бы́х у́бо: всесожже́ния не благоволи́ши. Же́ртва Бо́гу ду́х сокруше́нъ: се́рдце сокруше́нно и смире́нно Бо́г не уничижи́т. (ст. 18,19).

Давид оправдывает обет свой—славит благость Божию и тем, что по его сознанию, нечем больше и благодарить Господа.

«Яко аще бы восхотел еси жертвы»—собственно жертвы заклания, которая приносилась Господу в благодарность за Его благодеяния, также как жертва всесозжения приносима была в ознаменование посвящения себя Богу благодетелю. Как же Бог не хочет от Давида жертв заклания и всесожжение, когда Он Сам установил их в законе? Уже ли неугодны Ему собственные Его учреждения? Богу не угодно все то, что совершается не сообразно намерениям Его; Ему неугодны жертвы, когда приносились они без мыслей веры, без сердечной любви, так как Он учреждал их не в этом бездушном виде. Ему неугодны жертвы без веры и любви, так как такие жертвы уже не Его учреждения, а дело произволов человеческих. Еще чрез Моисея сказал Бог нечестивым: «не обоняю вони жертв ваших» (Лев. XXVI, 31).—Поелику же жертвы имели важность только в связи с верою и любовью: то значит, вера и любовь собственно и угодны Господу. Сие то и выражает Давид, когда говорит: «жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».

Дух сокрушенный, сердце сокрушенное и стесненное означает глубокую, но тихую печаль. Дух сокрушенный соединяется у Давида с скорбью сердца и в других случаях (Псал. 146, 3. 33, 19). В настоящем случай предметом печали, благоугодной Богу, служит у Давида грехи. С чего же Давид считает печаль о грехах уместною после того, как прощены грехи его, после того, как сам он радовался о спасении? Видите, радость о благодатном спасении не исключает печали о нашем собственном деле—о грехе. Напротив самая хвала Богу, милостивому и щедрому к грешнику, необходимо заключает в себе мысль о грехе и виновности грешника. Ибо прославляя Бога за то, что Он, по благости своей, простил грехи мои, как отрекусь я от памятования о том, что прощено? Нет, сердце сокрушенное есть точно благодарная жертва Богу. Сознавая себя грешниками, мы не станем приписывать что либо себе, а будем относить все к Богу, будем за все благодарить только милость Божию. Потому мера памятования нашего о грехах, мера печали нашей о заблуждениях сердца будет мерою благодарности нашей пред Господом за прощение грехов.

Итак, исключая жертвы и всесожжение из дел примирения нашего с Богом и поставляя на их места сердце сокрушенное и смиренное, кающийся Давид возвышается до апостольского учения об условиях примирения нашего с Богом. Так кающееся самосознание, по-видимому, унижает человека до крайней степени, лишая его всех надежд на личность свою: но на деле оно, унижая, возвышает человека, так как поставляет его под всесильную защиту могущества Божия. «Близок Господь в сокрушенным в сердце и смиренных духом Он спасает» (Псал. ХХХШ, 19). Возвышенный смирением Давид не только сам поет благодарность Богу, но и поет хвалу от лица целой церкви.

Ублажи́, Го́споди, благоволе́нием Твои́м Сио́на, и да сози́ждутся сте́ны Иерусали́мския: тогда́ благоволи́ши же́ртву пра́вды, возноше́ние и всесожега́емая: тогда́ возложа́т на олта́рь Тво́й тельцы́. (ст. 20, 21).

Если бы не прощен был грех Давида, если бы исполнилась угроза Нафанова о предании мечу всего дома Давидова за грех Давида (2 Цар. XII, 10): тогда что последовало бы за тем? Потрясение всего царства Израилева, смятение и волнение, война и разорение для всего народа израильского, тем более для столицы царской Иерусалима. Одно было бы последствием другого. Грех плодовит: он производит гибель и разрушение во всем, окружающем, нас. Люди считают грехи малостью: но от грехов наших стенает вся тварь; от грехов наших—беды для ближних наших, для общества, в котором живем, для государства, к которому принадлежим, для церкви, с которой соединены мы духовными узами. Вот почему Давид с покаянною заботою о своей судьбе соединяет заботу о Сионе и Иерусалиме и обеты благодарности за свое помилование не ограничивает своею личностью.

«Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона». Если на мне, Господи, оставляешь без отмщения грех мой: то тем более не отвращай лица Твоего за грехи мои от царства Израилева,—продолжай благоволения свои к нему. Дай совершиться намерениям моим о Иерусалиме; пусть не только твердыми остаются стены его, едва неразрушенные грехом моим, но да растут они в непобедимую твердыню.

«Тогда», как услышишь Ты молитву мою, молитву о полном забвении грехов моих и по отношению ко мне и по отношению к царству моему, тогда благоволиши жертву правды. Тогда благоугодны Тебе будут жертвы правды, возношение и всесожжение; тогда народ благодарный за милости Твои с радостью принесет Тебе все, что может. Жертвы правды—такие жертвы, которые приносятся с расположениями и мыслями праведными, согласно с намерениями Божьими. Такие жертвы приятны Богу; они различны от жертвы духа сокрушённого только по виду, а не по значению своему. Так, сердца пламенеющие любовью к Тебе, душа приносящая себя всецело служению Твоему—вот что принесет Тебе церковь Твоя, Господь милостей и щедрот.

Таким образом плодами покаяния Давидова были: а) твердый обет его учить беззаконных путям Божьим; б) обет возвещать правду Божью, воздающую каждому свое; в) обет прославлять величье благости Божьей; г) постоянная память о грехах— как хвала величью благодати, наконец д) хвала и благодарность целой церкви.

Братия! по заповеди церкви и мы приносим покаяние. Не скажу, чтобы церковь не благодарила и за то Господа. Но осмотритесь, что скажет совесть ваша о вашей исповеди? Такова ли исповедь ваша, как была исповедь Давида? Таково ли раскаяние ваше, каково было раскаяние Давида? Давид не остановился на том, что принес искреннее, пламенное, горькое раскаяние в грехах? Он сопровождал раскаяние свое новыми подвигами, как естественными последствиями искреннего раскаяния его. Где же ваши плоды раскаяния? Или для вас довольно посмотреть в зеркало закона Божия на безобразие души своей и отойти прочь спокойно?’ Стыдитесь. Что ж делать, скажете вы? Поступайте так, как поступал Давид. Пусть каждый заглаждает грехи свои, чем могут заглаждаться грехи его. Ленивый на молитву ходи в храм Божий; скупой — твори милостыню; любящий поесть и попить сладко — держи пост; жалкий слуга страсти плотской — трепещи пред судом за гробом; ты, который любишь судить и осуждать другого — займись собой, бросай насмешки и упреки в себя самого.

О! как благодарен был Давид за прощение грехов его! Он не только решился раз навсегда вести жизнь чистую, святую: но сколько обетов высоких принесено благодарным сердцем его! Почему бы каждому из вас не положить на себя того или другого обета, хотя бы лёгкого? Сколько жертв приносят миру и греху! И за что? За то, что тот и другой губят святое в душе. А для Отца небесного, столько благодетельного, нет жертв? Для вечного спасения нечего дать? Для Бога мы бедны, стеснены и неурожаем и торговлею плохою. Какая простодушная искренность! Какой расчёт умный! От Бога ожидают всего, и милости для души, и денег и хлеба и честей. А Ему что дают? К Нему с чем являются? О, братия, если мы не хотим по воле жить здесь для Господа: то там против воли будем исполнять волю Его, но какую? Он скажет: отойдите от Меня проклятые в огонь вечный. И пойдем, нехотя.

О! Боже,—Боже спасения нашего! даждь нам сердце сокрушенное и смиренное, не для нас, которые ничего не стоим, а для милости Твоей.—Аминь.

1849 г.