Евергетин (Благолюбие) Том 1

Скачать Евергетин Том 1 (1) в формате docx

Скачать Евергетин Том 1 (2) в формате docx

«ЕВЕРГЕТИН», или «Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Свя­тых Отцов, от всякого Писания богодухновенного собранный, подобающим же образом и удобно изложенный Павлом, преподобнейшим монахом и создателем обители Пресвятой Богородицы Евергетиды, прозванным Евергетином», — святоотеческая антология, состав­ленная в XI веке монахом Павлом, жившим в Константинополе.

Блаженный Павел хотел дать людям, которые борются с пороком, точное и исчер­пывающее руководство ко спасению. Поэтому он собрал из святоотеческого наследия то, что наиболее полезно для этой цели, и свел в одну книгу. В ней он строго систематически определил все страсти, которые уязвляют человека, и распределил их по двум сотням глав. Каждая глава посвящена способу брани против одной какой-либо страсти и стяжа­нию противоположной ей добродетели. Весь свод блаженный Павел разделил на четыре тома, каждый из которых состоит из пятидесяти глав.

Эту книгу, некогда изъеденную червями в библиотеках Святой Горы и почти ни­кому не известную, нашел в конце XVIII века в святогорском монастыре Кутлумуш пре­подобный Никодим Святогорец. Сразу после окончания работы над «Добротолюбием» преподобный Никодим принялся за её исправление. Он освободил рукопись «Евергетина» от ошибок переписчиков и предварил превосходным и духовно значительным предис­ловием.

Книга была впервые напечатана в 1783 г. в Венеции, вслед за «Добротолюбием», в типографии Антонио Бортоли, на средства «благороднейшего гражданина Смирны Иоанна Канны». «Евергетин» вышел в свет анонимно.

На русский язык «Евергетин» переводится впервые, однако многие из источни­ков — житий святых, патериков, сборников святоотеческих наставлений, — которыми пользовался блаженный Павел как составитель, уже переводились (как правило, с гре­ческого, реже с латыни) в различное время и существуют как на церковно-славянском, так и на русском языке.


Пролог настоящей книги.

ГЛАВА 1. О том, что никогда не следует отчаиваться, даже если ты очень согрешил, но надеяться на спасение через покаяние.

ГЛАВА 2. О том, что следует делать добро сейчас, а не откладывать на будущее, а также о том, что после смерти нет исправления.

ГЛАВА 3. О том, как должно приносить покаяние.

ГЛАВА 4. О том, что немощные должны постепенно восходить к делам покаяния.

ГЛАВА 5. О том, что нужно всегда помнить о смерти и будущем суде, потому что те, кто часто не задумывается и не помышляет об этом, легко становятся добычей страстей.

ГЛАВА 6. О том, что неизреченна небесная радость и слава, уготованная святым. Почему и должно стремиться к ней всем существом — ведь ничто из существующего или созданного нами ее не стоит 

ГЛАВА 7. О том, что часто души добродетельных людей при смерти разлучаются с телом, утешенные неким божественным осенением.

ГЛАВА 8. О том, что если кто умер и вновь возвращается в тело, то это происходит по божественному домостроительству. Также о том, что грешники часто еще при смерти видят адские судилища и бесов и в таком состоянии разлучаются с телом.

ГЛАВА 9. Разъяснение того, куда идут души после смерти, и что происходит после их разлучения с телом.

ГЛАВА 10. О том, что душа по своем исходе проходит страшные истязания в воздухе, а злые духи встречают ее и мешают ее восхождению.

ГЛАВА 11. О том, что после смерти каждый окажется вместе с себе подобными.

ГЛАВА 12. О том, что верующие родители должны радоваться и благодарить Бога за те испытания, которые терпят их дети ради Господа. Более того, они должны побуждать своих детей к подвигам и опасностям ради добродетели.

ГЛАВА 13. О том, что отрекшийся от мира должен быть странником: какое именно странничество имеется в виду и какая от него польза. А также о том, какие места наиболее подходят для подвига 

ГЛАВА 14. О том, откуда прежде всего берется в человеке страх и любовь к Богу и в какой мере это необходимо.

ГЛАВА 15. О том, что отвергнувший мир не должен ни поддерживать общение со своими родственниками по плоти, ни даже питать к ним привязанность.

ГЛАВА 16. О том, что следует любить родственников по плоти не меньше других братьев, если они принимают такой же образ жизни. А если их образ жизни противен этому, то следует избегать их, поскольку они наносят вред душе.

ГЛАВА 17. О том, что тот, кто становится монахом, должен отказаться от всего, и о том, как он должен распорядиться тем что принадлежит ему. Также и о том, что в общежитии личная собственность — это явная гибель.

ГЛАВА 18. О том, что тот, кто хочет спастись, должен искать общения с добродетельными людьми — оно приносит большую пользу; а спрашивать у них и учиться тому, что необходимо для спасения, надо с большим старанием и искренней ревностью..

ГЛАВА 19. О том, как необходимо послушание, какая от него польза и как его достигнуть 

ГЛАВА 20. О том, что нужно не полагаться на себя, но во всем обращаться к совету Отцов и даже тайные помыслы сердца исповедовать ясно и ничего не скрывать.

ГЛАВА 21. О том, что надо сообщать помыслы тем из Отцов, кто обладает даром рассуждения, а не поверять их первому встречному. Также о том, как следует открывать помыслы и как задавать вопросы, и о том, с какой верой принимать их и как действовать по этой вере.

ГЛАВА 22. О том, что следует избегать суеты и тех из людей, кто невнимателен к своей духовной жизни, а также о том, что желающему спастись нужно удалиться от мирских дел.

ГЛАВА 23. О том, что нужно удаляться от всех, кто наносит нам вред, даже если это друзья или крайне нужные для нас люди.

ГЛАВА 24. О том, что тот, кто отрекся от мира, не должен вдаваться ни в какие житейские дела, даже если у него есть какой-то благовидный предлог, но и в этом полагаться на Промысел Божий 

ГЛАВА 25. О том, что зло легко и доступно и многие предпочитают его, особенно в наше время, а добродетель трудна и немногие ищут ее, но им-то и следует подражать, а на остальных не обращать внимания.

ГЛАВА 26. О том, что приступающих к монашеской жизни нужно принимать после долгого искуса, потому что те, кто был принят после искуса, по большей части и оказываются самыми опытными, а также о том, что им нужно позволять.

ГЛАВА 27. О том, что не стоит всегда отвергать тех, кто отрекается от мира по случайным обстоятельствам. Также о том, что не следует полностью отказывать никому из тех, кто приходит в обитель и искренне просится жить с братьями, пока хорошо не узнаешь его. Поэтому лучше оставить его жить на некоторое время и испытать по предписанному. И если он останется при своем решении, то после искуса принять его, разве что и в самом деле не произойдет что-то противное божественным законам..

ГЛАВА 28. О том, с чего следует начинать подвиг и что новоначальные должны терпеть и понуждать себя. Ведь добродетель вначале кажется тяжелой из-за страстей и по предубеждению, а потом обнаруживается, что в ней нет ничего сложного. Также о том, что прочно положенное начало приносит огромную пользу и что невозможно следовать за Христом или достичь какой-либо добродетели, если заранее не будешь готов к смерти.

ГЛАВА 29. О том, что если кто подвизается, то и бесы сильнее восстают на него. А на нерадивых они не обращают внимания, поскольку те и так у них в руках. Также и о том, что если кто ищет блага, то Бог будет ему помощником, а Бог и брани обращает на пользу.

ГЛАВА 30. О том, что во всех своих проступках нам нужно винить не бесов, а самих себя. Потому что тем, кто усерден, даже бесы не могут повредить — столь велика помощь Божия. И о том, что по силе людей и Бог попускает им искушения.

ГЛАВА 31. О том, что тот, кто приступил к подвигу, должен принимать монашество лишь после долгого упражнения в добродетелях. Потому что монашеское звание высоко и должно служить к пользе души и спасению..

ГЛАВА 32. О том, что монах должен вести жизнь согласно тому ангельскому образу, который он носит. Ибо кто не живет согласно своему образу — тот не монах. Также и о том, что старость по Богу — это не возраст, а образ жизни.

ГЛАВА 33. О том, что все заповеди духовного отца верующий должен принимать с охотой, как то, что пойдет ему на пользу, даже если это неприятно или обременительно. Потому что милость Божия дается по мере его ревности и тех скорбей, которые он несет.

ГЛАВА 34. О том, что нужно повиноваться своему игумену даже до смерти, любить его и относиться с почтением..

ГЛАВА 35. О том, что нужно в простоте повиноваться своему о Господе предстоятелю, принимать от него заповеди без колебаний, как заповеди Божий, не размышлять о них долго и не поправлять их, даже если в настоящее время они кажутся неполезными.

ГЛАВА 36. О том, как грешно не повиноваться своему духовному учителю и роптать на него. Также и о том, что христианину не пристало прекословить или оправдываться. Он должен всегда бороться с собственной волей и не противиться обличению, но любить его.

ГЛАВА 37. О том, что не стоит осуждать учителя, даже если он поступает противно тому, чему учит. Потому что много было учеников, которые вверили себя нерадивым учителям и не осуждали их, но повиновались о Господе. При этом они не только сами спаслись, но часто служили спасению и своих учителей.

ГЛАВА 38. О том, что если кто внимает себе и промыслу Божию, того благодать часто учит всему, что нужно, — даже через людей простых и безвестных; а кто смиренномудр, тот готов учиться даже у первого встречного.

ГЛАВА 39. О том, что верующий должен верить не в себя, а в то, что он спасается и укрепляется на всякое благо ради своего духовного отца, и всегда просить его молитв, ибо они могут многое 

ГЛАВА 40. Нельзя быть столь легким на подъем, чтобы оставлять тот монастырь, в котором ты обещал Богу умереть. Ибо Отцы старались даже своей келии не оставлять без повода, и в ней они обретали немалую духовную пользу.

ГЛАВА 41. О том, что неопытным монахам уединение опасно.

ГЛАВА 42. О том, что не следует вступать в споры и пререкания, даже когда это нам кажется правильным, но во всем повиноваться о Господе своему ближнему.

ГЛАВА 43. О том, что все, что случается, происходит по Божественной справедливости. Посему верующий должен всегда следовать Промыслу и искать не собственной воли, а воли Божией; и кто все делает и воспринимает именно так — тот сохраняет покой.

ГЛАВА 44. О том, что смиренномудрие всегда неприступно для бесов, и о том, как рождается смиренномудрие и в чем его сила. Также и о том, что из всех добродетелей одно лишь смирение скоро спасает человека.

ГЛАВА 45. О том, что человек смиренный привыкает укорять и уничижать себя и чтобы он ни делал хорошего — он ничему не придает значения. Также и о том, каковы свойства смирения и какие у него плоды..

ГЛАВА 46. О том, какое сокровище — самоукорение.

ГЛАВА 47. О том, что не следует искать почестей или первенства, ибо то, что почетно в глазах людей, мерзко пред Богом..

ГЛАВА 48. О том, что не ко времени и без меры смиренничать не полезно и даже вредно. Также о том, как себя вести с теми, кто хвалит, и что, если быть осторожным, похвала не вредит.

ГЛАВА 49. О том, как, чем и в какой мере следует пользоваться для покрытия тела и насколько Отцы любили простоту даже в такой одежде — а к этому и следует стремиться каждому верующему 

ГЛАВА 50. О том, что ничего не следует делать в угоду себе и по пристрастию.


Пролог настоящей книги

Тот, Кто превыше понимания всего постижимого, предвечный и существенный Ум, постижим не разумом, но верой — из умопо­стигаемых сущностей (νοούμενα). Будучи Сам благоначальным и по при­роде благодетельным, Он сотворил вселенную из ничего и ничем, преис­полнил ее Словом, совершил животворящим Духом и пожелал, дабы она подчинялась определенным правилам и установлениям.

И высшими, нематериальными (уоεφαί) сущностями Он правит по неким надмирным законам, согласно которым они движутся в божествен­ной гармонии и соразмерности: те, что пребывают вверху, наслаждаются доступным им озарением, тогда как низшие, в свою очередь, принимают свет от высших. А в тела, которые находятся в этом материальном мире, он заложил некие существенные силы — их также называют естествен­ными законами. По этим законам и в соответствии с ними они должны двигаться и развиваться, выполняя те действия, которые им положены, дабы и мир мог служить прообразом истины.

В человеке же Он посеял некую разумную и самостоятельную способность к суждению и в помощь ему придал заповедь, которую все называют законом нравственным. Соответственно с ним и по нему, как по точнейшей мерке, человек должен выправлять себя: всеми силами отстраняться от всякого зла, ибо оно есть отклонение от прямизны нрав­ственного закона, — и стремиться разумом ко всему, что благо и что добродетельно, ибо в нем, в этом благе, и есть цель нравственной фило­софии.

Но что ожидает и что ищет Себе в этом мироздательный Ум? Раз­ве не того, чтобы во всеобщем движении — стройном, соразмерном и по установленным законам — стяжать Свою славу? Ведь любое творение, сколько ни есть в нем преимуществ и недостатков, в такой же мере про­славляет или бесчестит своего творца. Потому и сказано где-то в Свя­щенном Писании: «Небеса поведают славу Божию». О человеке же оно говорит: «Дабы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного»(Мф 5. 16).

И все остальные твари, за некоторым исключением, повинуясь велению Создателя, остались в положенных им пределах. «Ибо», как сказано, — «предел положи, и не мимоидет»(Ср.Пс.148,6) Своим многозвучным хором неизреченными голосами, сколько кому дано, они славили Бога. А чело­век, человек — о, как говорить мне об этом без слез! — стал единственным из земных созданий, кто ожесточился против собственного Создателя лишь потому, что получил полную свободу и был прельщен завистью диавола. Он не только уклонился от прямизны заложенного в нем истинного Слова, но и отвергал те нравственные устои, которые давались ему в то или иное время. Он полностью забыл о добродетели и благе, стал родоначальником зла и — увы! — множества гибельных страстей. А тем самым он отверг славу, уготованную ему в Боге, и насмеялся над самим собой.

Божие Единородное Слово и Бог сжалился над этим несчастным падением. В последние дни Он стал Человеком и вновь возродил те нрав­ственные установления, которые были положены прежде. А помимо того, нравственную философию Евангелия Он еще и снабдил правилами более общими и целями более совершенными, чем раньше, — и этим придал ей необычайную красоту. И Он Сам первым исполнил эту философию в Своих деяниях, прославив ими Бога на земле. Тем самым Он передал ее нам, дабы мы следовали по Его стопам и стали делателями всевозмож­ных добродетелей, а впоследствии прославляли ими Творца. Ведь имен­но так нам бы и удалось обратиться к своей изначальной цели.

Большинству Он заповедал твердо хранить этот нравственный за­кон и самим стать словно частью его. А тем, кто способен пойти дальше и готов сделать больше, Он позволил все то, на что они поревнуют ради любви к Богу. И скрытым образом Он Сам указал на это. Во-первых, когда говорил о таинственном скопчестве девства: «Кто может вме­стить, да вместит»(Мф 19.12). А во-вторых, когда упомянул о двух динариях, то есть о Ветхом и о Новом: «Если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе»(Лк 10. 35).

Но вопреки всему этому, вопреки тому, что этика Евангелия при­зывает к себе всех, некоторые — не знаю, как такое возможно, — занима­ются всеми прочими видами философии. Кто-то из них всю свою жизнь тратит на математические или физические науки, а кто-то — на метафи­зику или общие занятия словесностью. Причем и те, и другие совершен­но забывают о философии нравственной, несмотря на то, что она необхо­дима и стоит выше всех прочих. Они исследуют небо, землю и все ос­тальное: как оно сообразно и упорядоченно — а о том, чтобы привести в порядок и украсить чистотою нравов самих себя, думают лишь очень не­многие из них. Им, как кажется, неведомо то, что гораздо важнее заботиться о себе чем о чем-либо постороннем, что одно лишь знание при отсутствии дела бессмысленно и есть не что иное, как призрак. А ведь святой Максим говорит: «Подумайте, какая мне польза от философствования обо всем остальном, если мою душу смущают страсти самым недостойным и нефилософским образом. Я, по крайней мере, этой пользы не вижу» Поэтому следует проявить заботу и о нравственной философии, чтобы мы не были ущербны в самом главном.

Но оставим их так, как они есть. Те же, напротив, кто предпочел священное учение преподобных отцов и увидел более острым зрением насколько и в чем полезна такого рода философия, те, кто усвоил ее, легко могли бы овладеть и всем остальным. А если к тому же они знали, что этика — ровесник человеческому роду и по своей древности стоит выше всех прочих видов философии, — они полностью пренебрегали всем остальным и посвящали себя лишь ей одной. Они изгоняли себя, по слову Павла, «в пустыни и горы, в пещеры и ущелья земли»(Евр 11. 38). Они обращались к тому, что насущно, — к непрестанному безмолвию. Их целью становилось с точностью обнаружить первоначальные причи­ны страстей и полностью их отсечь. А кроме того, они стремились не только добиться склонности к добродетелям и их относительного позна­ния (ведь этого можно достичь и случайно). Нет, их целью было опытно проникнуться и преисполниться добродетелями, словно второй своей при­родой, сделать их своими наперсниками и вместе, через многие труды и многолетние подвиги, прийти к старости.

Те общие законы Евангелия, о которых сказано было прежде, эти люди приняли как первейшие принципы своей философии и изучали их днем и ночью. А затем из тех добродетелей, что в краткой форме даются в этих законах, они извлекли более частные их случаи. Они прошли через многие искушения, как от людей, так и от бесов. Они были измождены воздержанием тела и другими страданиями, и после множества трудных подвигов они достигли всех добродетелей и овладели их опытным знани­ем. Тогда-то они внесли важное прибавление к Евангелию — по крайней мере, для тех, кто достаточно смыслит в этом, — и щедро распорядились собственным выбором, не только исполнив заповедь, но и став выше ее.

И, конечно, они вернули Владыке Его серебро с прибылью добро­детелей и чрез эти добродетели прославили Бога, в чем, как мы уже ска­зали, и была с самого начала воля Божия. А потом в своих сочинениях, исполненных опытного знания добродетелей, они передали его и нам, как Добрым менялам. И все это — для того, чтобы мы взяли с них пример и тоже подвиглись, насколько хватит сил, к совершенствованию в добро­детелях.

Я все поясню наиболее доступным примером. Те, кто занимается естественными науками, устанавливают свойства тел при помощи сотен приспособлений, в бесчисленном множестве экспериментов и химических анализов, многолетними и разнообразными опытами. Точно так же и эти люди: в сотнях испытаний и практических опытов, на протяжении долгих лет (а бывало, что одно-единственное слово они исследовали по пятиде­сяти лет) и, конечно же, водительством просвещающего Духа они от­крывали глубины нравственной философии. Каждую из добродетелей они очистили от излишеств и недостатков и потому сугубо учат о четырех родах бесстрастия: о послушании, ведущем к совершенству, о смирении, исполненном добродетели, о всепросвещающем рассуждении, о госте­приимстве, приносящем радость, о богоподобном сострадании, о душе­спасительном милосердии, о непрестанной молитве, об уничиженном по­каянии, о правдивой исповеди, о безупречной совести, о божественной любви и о прочих звеньях златой цепи добродетелей.

Помимо того, они рассуждают, какие из этих добродетелей имеют отношение к телу, какие — к душе, а какие — к уму, и каким образом, и насколько; и какие причины способствуют их приобретению, а какие — нет. Поясняют и то, какие страсти общие, а какие — их частные проявле­ния, и, опять же, какие из них относятся к телу, какие — к душе, а ка­кие — к уму, и как от них можно легко избавиться. Коротко говоря, они тщательно разбирают все, что совершенствует человека во Христе. Но самое главное — то, что слова этих блаженных старцев, при всей их бес­хитростности и просторечии, настолько действенны и побуждают к дей­ствию, что могут убедить едва ли не всех, кому попадут в руки. Мно­гие — и это бывает часто — ведут беседу, приводя множество разных текстов, и никого не могут убедить. А одно лишь слово или поступок этих мудрых Отцов, запавшие в душу, мгновенно убеждали слушателей, заставляли их согласиться. И если у философов цель всех средств эти­ки — убедить словами, то в рассуждениях Отцов, кроме убедительности, явно присутствует и нечто властное, так сказать, добровольное принуж­дение — оттого, что есть в них самоочевидная достоверность истины. Между прочим, ведь именно это и подтверждает пословица «Коли ви­дишь — бежит юноша, значит, его обманул старец». Так что, если на­звать эти рассуждения Отцов своего рода нормами, правилами или не­зыблемыми принципами нравственной философии, мы нисколько не по­грешим против истины.

И эту их несравненную для всех пользу понимал Павел, преподобнейший из монахов. Он состоял ктитором святой обители в честь образа Матери Благодетельницы, откуда и стал известен как Павел Евергетидский. Там, в обители, слова Отцов оставались в разрозненном состоянии, и для удобства чтения Павел распределил их по отдельным главам и темам, а затем разделил на четыре книги и свел в единое целое. Для всякого сведущего человека эта книга была желанной и крайне необ­ходимой, но если учесть те труды и расходы, которых стоила ее копия, то мало кому доступной. А люди несведущие, по ее редкости и в силу того, что эта книга никогда не издавалась, даже не знали, что она существует. А посему, как можно догадаться из исхода дела, она ждала того, кто издаст ее ради всеобщей пользы, кто предоставит это чистое и мыслен­ное золото духовным менялам. И таким издателем стал господин Иоаннис Каннас, человек в высшей степени безупречный, богочестивый и бла­городный, боголюбивой души и христоподражательного нрава, человек с нищелюбивыми устремлениями и свободным разумом, чьи многосторон­ние достоинства блистательны и видны всем. Вообще, можно было бы сказать, что в его душе, словно сговорившись, вместе обитают все нрав­ственные совершенства.

Это он — тот, кто не упустит первенства в любом благом состяза­нии, кто, по пословице, берется за всякий камень, чтобы по меньшей мере не отстать от других, а если возможно, то притязать и на первен­ство; кто деятелен и трудолюбив во всем, что приносит общую пользу. Именно он отнесся к делу как к неслыханной удаче, ревнуя искренней ревностью о братьях своих, но прежде всего вдохновленный благода­тью свыше. Причем он сам, по собственному желанию, взялся за это предприятие. Потому что так и только так и должно было случиться: кто блистал нравственными добродетелями, усвоил себе право издать библию нравственности.

Словно из-под спуда, он извлек из былой тьмы и забвения этот сияющий светоч нравственности. Кроме того, он возвел на собственные средства типографию, эту высокую свещницу, этот устремленный ввысь маяк, и тем самым не только позволил ей источать свет обильный и до­ступный всем, но и сделал его известным едва ли не по всей вселенной, куда только могло достичь слово спасения. И этим он подвиг всех к дела­нию добродетелей, а через добродетели — к Божией славе, став, таким образом, соработником славы Божией. А трудиться для славы Божи­ей — это, вне всякого сомнения, слава, которая превыше любой славы. Видите, сколь высока такая честь?

Теперь выходит в свет это точнейшее мерило добродетелей, это учи­лище бесстрастия, эти опытные рассуждения мудрых Отцов, это благоче­стивое изложение старческих советов — одним словом, эта единственная в своем роде сокровищница всех нравственных благ. Да умолкнут Солоны, Да расточатся Ликурги, да померкнут Сократы, да сокроются Аристотели и Платоны и все прочие из внешних мудрецов, кто когда-либо писал о нравственных добродетелях! Все они вместе да уступят старшинство этой книге. Они далеко уклонились от цели этики — от истинного блага. Цель их философии — это не Бог (Который один есть высшее из всех благ и обращаясь к Которому всякая добродетель обретает свою цену), а благо естественное и временное. А уж если они ошиблись в цели, то ясно, что и подлинным добродетелям они не учат — во всяком случае, если, согласно им, всякое состояние вещи определяется ее целью.

И теперь вы, все те, кто призван быть причастниками небес и Пра­вославия, кто взирает на единого Бога и желает украсить свою душу вся­кого рода добродетелями, прострите ваши руки, словно златые столпы, и с глубокой радостью примите эту книгу в святые объятия, как священ­ный начаток и свет закона. И когда будете ее читать, и перечитывать, и срывать спелые плоды духовной пользы, не откажите, прошу вас, — по­молитесь Господу за того, чьими средствами эти плоды были выращены, и, конечно же, за того, кто вспоил их своим трудом. Ведь и в этом можно выказать свое стремление быть благодарным. И тогда, если будете лю­бить Отцов этой книги (потому что любить их благоволил и Господь) и всякий день будете вопрошать их, вы устроите вашу жизнь по их стар­ческим и богомудрым советам, как по некоему мерилу, согласно запове­ди: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе «(Втор 32. 7). А устроив так свою жизнь, вы станете делателями нравственных добродетелей. И в трудах над этими доброде­телями прославляйте «Отца нашего, Иже на небесех, со единородным Его Сыном и животворящим Его Духом, единого Бога всяческих. Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь».

ГЛАВА 1. О том, что никогда не следует отчаиваться, даже если ты очень согрешил, но надеяться на спасение через покаяние

1. Из святого Палладия (об Иоанне Ликском)

Преподобный Иоанн Ликский (о нем подробнее говорится в другой главе), касательно того, чтобы избегать бесед с женщинами, рассказал нам вот что: «Был в городе один юноша, который много и тяжко грешил. Но мани­ем Божиим он пришел в сокрушение о множестве своих грехов. Тогда он пошел на кладбище и закрылся в одной из гробниц. Там, простершись ниц на земле, испуская из глубины сердца тяж­кие стоны, он оплакивал свою прежнюю жизнь.

Так прошла неделя, и явились ему ночью те бесы, которые прежде так вредили ему.

— Где же этот распутник, — завопили они, — где тот, что вдоволь пожил в разврате, а теперь вдруг ни с того ни с сего стал У нас таким чистеньким и хорошим! Как ни на что не годен — так и вспомнил про христианство и воздержание! Да что хорошего ему ждать — он ведь так погряз в наших пороках!

— Что же ты не встанешь-то с пола, — продолжали они, — не пойдешь с нами по обычным делам? Тебя ждут блудницы да кабатчики — неужто не пойдешь, не утолишь страстей? Для тебя и так все надежды позади, а коли будешь так себя изводить — то приговор не за горами! И что это ты, бедняга, так торопишься быть наказанным? Что тебе так не терпится поскорее попасть на суд? Все, что только есть беззаконного, ты перепробовал, за все это ты в нашей власти, — и ты еще смеешь удирать? Что мол­чишь? Или не согласен? Так ты пойдешь с нами или нет?

Но юноша продолжал плакать, не отвечал им и даже не слушал. Тогда бесы, ничего от него не добившись, схватили его и стали тяжко мучить. Истерзав ему все тело пытками, они броси­ли его полумертвым и ушли. А юноша по-прежнему остался не­движим и лишь проливал слезы в неизбывном покаянии.

Между тем родные стали искать его и нашли. Когда они узна­ли, что с ним приключилось, они стояли на том, чтобы перенести его в дом. Однако юноша не согласился. На следующую ночь бесы вновь пришли и подвергли его пыткам еще более страшным. Но когда вновь пришли его близкие, он не позволил себя унести оттуда.

— Лучше умереть, чем снова впасть в ту же скверну, — сказал он им.

На третью ночь бесы так безжалостно его истязали, что он едва остался жив.

Когда же бесы увидели, что он не сдается, то отступили с криком:

— Ты победил, победил, победил!

С этих пор с юношей больше не случалось ничего плохого, и он продолжал подвизаться в чистоте и добродетелях. До самой своей кончины он жил в той самой гробнице, и Бог почтил его духовными дарами и чудесами».

2. Из жития святой Синклитикии

Блаженная Синклитикия говорила, что души нерадивые и легкомысленные, те, что бессильны стремиться ко благу и к тому же легко впадают в отчаяние, надо хвалить даже за самое малое доброе побуждение, восхищаться и превозносить его, а тяжкие и величайшие прегрешения называть маловажными и ничтожны­ми. Потому что диавол, желая обратить все нам на погибель, от преуспевающих и подвижников пытается скрыть их грехи и зас­тавить забыть их, чтобы вызвать у них гордость; а новоначаль­ным и неутвердившимся показывает их грехи в преувеличенном виде, чтобы вызвать у них отчаяние.

Души, находящиеся в таком смятении, следует утешать следующим образом. Надо напоминать им о несравненном снисхож­дении и благости Божией, а также о том, что Господь наш мно­гомилостив, милосерден и великодушен и сожалеет о человече­ских согрешениях.

Кроме того, нужно привести им свидетельства из божествен­ных Писаний, что доказывают Его неисповедимое снисхожде­ние к согрешившим и покаявшимся. Надо говорить: «Раав была блудницей, но спаслась верой; Павел был гонителем, а стал со­судом избранным; и разбойник грабил и убивал, но чрез одно-единственное слово первым открыл врата рая»,— а также пере­числять Матфея, мытаря, блудного сына и тому подобное и тем самым выводить их из отчаяния.

А души, ставшие добычей гордости, следует врачевать бо­лее высокими примерами. Ведь даже лучшие из земледельцев, если увидят, что растение низкорослое и хилое, обильно полива­ют его и прилагают много усилий, чтобы оно выросло и окрепло. А если заметят на растении слишком ранний побег, то обрезают лишнее, чтобы растение прежде времени не засохло. И врачи кого-то из больных обильно кормят и выводят на прогулку, а на кого-то налагают диету и удерживают от прогулок.

3. Из святого Палладия

Об авве Моисее Мурине — знаменитейшем среди скит­ских отцов — я узнал, что до того, как стать монахом, он был слугой одного горожанина. Но за его крайнее упрямство, крово­жадность и дикость нрава хозяин прогнал его. Тогда Моисей пошел в разбойники. А так как он обладал невообразимой силой, то стал у других разбойников атаманом.

В частности, из его разбойничьих подвигов рассказывают и такое. Как-то Моисей обозлился на одного пастуха. Однажды со­баки этого пастуха помешали ему, когда он шел ночью на какой-то грабеж. И вот он стал выискивать, как этого пастуха убить, а для этого тщательно разведывал, где тот ходит со своим скотом.

Наконец он узнал, что тот по другую сторону Нила — а вода тогда поднялась и река разлилась на милю. Однако Моисей снял короткий хитон, который был на нем, привязал его к голове, взял в зубы нож и бросился в реку. Так он перебрался вплавь на ту сторону. Пастух, как только увидел издалека, что Моисей плывет к нему, тотчас обратился в бегство и спрятался.

Моисей, не застигнув пастуха, сорвал свою злобу на стаде Он зарезал четырех самых лучших баранов, обвязал их веревкой и снова вплавь перебрался через Нил. Там он зашел на какой-то двор и освежевал баранов. Затем развел огонь, съел лучшие ча­сти мяса, а шкуры все обменял на вино. После этого он выпил не меньше восемнадцати италиков саисского вина, а потом еще шел пятнадцать миль к своей шайке.

И этот самый разбойник по каким-то обстоятельствам по­зднее раскаялся: он отверг свою прежнюю жизнь и обратился к монашескому житию. Взял он в Скиту себе келию и там выка­зал крайнюю строгость в подвиге.

Рассказывают, что еще вначале, когда он отрекся от мира и только лишь взял себе келию, пришли к нему четверо разбой­ников. Они не знали, что это и есть Моисей. А тот схватил их и связал. Затем он забросил их на спину, как мешок с мякиной, отнес в собрание братьев. «Мне ведь теперь нельзя никого оби­жать, — сказал он, — а вышло так, что эти вот напали на меня. Что скажете с ними делать?» Братья их развязали и отпустили.

Но разбойники, когда узнали Моисея и увидели его покая­ние, и сами больше не захотели возвращаться к прошлой жизни. По примеру Моисея они отреклись от мира и стали опытными монахами. А Моисей явил такое подвижничество, что об этом и в других книгах пишется. Он вступил в такую брань с бесами и жил в такой строгости, что вскоре сравнялся с великими и совершен­ными из Отцов. Стал он пресвитером и просиял величайшими да­рами духа, а после своей кончины оставил семьдесят учеников.

4. Из патерика

Один солдат спросил авву Миота, правда ли, что Бог при­нимает покаяние. Тот же, после того как долго объяснял ему это, прибавил:

— Скажи мне, любезный, если у тебя порвется хламида, ты ее выбрасываешь?

— Нет, — ответил тот, — но зашью и ношу снова.

— Так если тебе жалко своей одежды,— сказал ему старец — неужели Бог не пожалеет своего собственного творения?

2. Брат спросил авву Пимена:

— Я сделал великий грех и хочу три года приносить покая­ние.

— Это много, — ответил старец.

— Может, сорок дней? — спросили те, кто были рядом.

— И это много, — вновь ответил старец. — Поверьте мне, что, если человек покается от всего сердца и больше не вернется ко греху, Бог простит его и в три дня.

3. Кто-то еще спросил его:

— Если человек впал в какой-нибудь грех и обратился, про­стит ли его Бог?

Старец ответил ему:

— Если Бог Сам заповедал людям поступать так, разве Он не сделает еще большего? А ведь Он заповедал Петру прощать падших и покаявшихся до седмижды семидесяти раз.

4. Еще кто-то спросил его:

— Что значит раскаяние во грехе? И ответил старец:

— Не делать его снова. Праведные потому и на­званы непорочными, что они оставили грехи и стали пра­ведными.

5. Брат спросил авву Сисоя:

— Авва, я пал, что мне делать?

— Встань опять, — говорит ему старец.

— Я встал и вновь пал, — сказал брат.

— Вновь и вновь вставай, — ответил старец.

— И до каких пор? — спросил брат.

— До тех пор,— отвечал старец,— пока ты не будешь за­стигнут смертью или во благе, или в падении; ибо в чем окажется человек, в том и идет на суд.

6. Один брат жил в келии в Египте и в большом смирении подвизался там. Была также у него сестра: она была блудницей в городе и многие души приводила к погибели. Старцы долго докучали брату и наконец убедили его отправиться к ней: не смо­жет ли он своим наставлением прекратить вызываемый ею со­блазн.

Когда он пришел на место, кто-то из знакомых, обогнав его, предупредил сестру: «Там твой брат у дверей».

Это потрясло ее до глубины души. Она бросила любовни­ков, которым угождала, с непокрытой головой выбежала навстре­чу брату и уж хотела его обнять… Но брат говорит ей:

— Сестра моя родная! Пожалей свою душу: многие погуб­лены тобой, да и ты — как сможешь ты вынести вечные и горь­кие муки?

Та пришла в ужас и говорит ему:

— Ты точно знаешь, что мне может быть спасение с этого дня?

— Есть спасение, — ответил брат, — если захочешь. Тогда она бросилась к ногам брата и стала просить, чтобы он взял ее с собой в пустыню.

— Накинь что-нибудь на голову, — сказал ей брат,— и иди за мной.

— Пойдем, — отвечала сестра. — Лучше мне терпеть стыд с непокрытой головой, чем вернуться в этот вертеп беззакония.

Пока они шли, брат наставлял ее к покаянию. А после, уви­дев, что им навстречу кто-то идет, он говорит ей:

— Поскольку не все знают, что ты — моя сестра, сойди немного в сторону с дороги, пока не пройдут люди.

Она отошла в сторону. Затем он говорит ей:

— Нам снова в путь, сестра.

Но сестра ничего не ответила ему. Он подошел к ней и ви­дит, что та мертва. И тут он заметил, что следы ее ног — в крови: она была босиком.

Когда брат рассказал старцам все, что произошло, они ра­зошлись во мнениях. Но одному из старцев было открыто о ней:

— Она презрела все плотское, пренебрегла даже собствен­ным телом и не роптала при стольких ранах: за это Я принял ее покаяние.

5. Из святого Амфилохия, о том, чтобы не отчаиваться

Одного брата побеждала блудная страсть, и каждый день случалось так, что он совершал грех. И каждый день слезами и молитвами он умилостивлял Самого Владыку. Сделав это, он вскоре вновь уступал злому обычаю и совершал грех.

Затем, уже согрешив, он шел в церковь. И, взирая на чест­ной и священный образ Господа нашего Иисуса Христа, он по­вергался перед ним и, горько плача, говорил:

— Помилуй меня, Господи, и избавь меня от этого злого искушения, что так страшно терзает меня и уязвляет горечью наслаждения. Я и лица поднять не смею, чтобы созерцать святой Твой образ и пресветлый Твой божественный лик в радость и наслаждение моему сердцу.

Сказав это и выйдя из церкви, он вновь падал в скверну. Но даже и здесь он не отчаивался. Вернувшись в церковь после того, как согрешил, он все так же взывал к человеколюбивому Господу и Богу:

— С этого дня Ты, Господи, будешь мне свидетелем, что больше я не совершу этого греха. Только прости мне, Блаже, то, в чем я согрешил прежде и до сего дня.

Но стоило ему принести эти страшные обеты — и вновь на­стигал его коварный грех. И уже из этого можно было видеть крот­чайшее человеколюбие Божие и Его безграничную благость. Она каждый день оставалась прежней, терпела неисправимое и лука­вое отпадение и неблагодарность брата и по множеству милости ожидала его покаяния и окончательного обращения. А он поступал так не год, не два и не три, а в течение десяти лет и более.

Видите, братья, бесконечное терпение и беспредельное че­ловеколюбие Владыки: как всякий раз Он являет терпение и доб­росердечие, терпя наши горькие беззакония и прегрешения? Но более всего ужасает и приводит в трепет перед богатством Божиих щедрот то, что брат, пообещав и принеся клятву больше не грешить, оказывался лжецом…

Однажды, когда так это и происходило и брат вновь впал в грех, он бросился бегом в церковь, плача, стеная и скорбя душой, и стал умолять милосердие благого Владыки о помощи, чтобы избавиться от мерзости блуда. И когда он молил человеколюби­вого Бога, начальник зла и растлитель душ наших диавол понял что все напрасно: те сети греха, которые он соткал, брат разры­вает покаянием. Тогда, набравшись дерзости, он явился ему ви­димым образом и, подняв лицо к священному образу Господа нашего Иисуса Христа, закричал:

— Что мне и Тебе, Иисус Христос! Твоя бесконечная жа­лость побеждает меня и лишает сил: Ты принимаешь этого раз­вратника, этого блудника, который лжет Тебе каждый день, на­смехаясь над Твоей державой! Почему Ты не сожжешь его, по­чему терпишь и сносишь все? Ты же собирался судить прелюбо­деев и блудников и погубить всех грешных! Вот уж точно, не­праведный Ты Судия — пристрастен и закрываешь глаза на все, как только вздумается Твоей власти! Меня Ты сбросил с неба за ничтожный грех надмения, а этому лжецу, развратнику и блуд­нику даришь мир и Свое расположение — и лишь потому, что он ползает перед Тобой! Как посмотрю, лицеприятен и Ты: от из­лишней доброты пренебрегаешь и справедливостью!

Так говорил диавол, мучась от сильной досады, и из нозд­рей его вырывалось пламя. Когда же, сказав это, он умолк, тот­час послышался голос от жертвенника:

-О коварный змей и губитель! Неужто тебе не достаточ­но того, что ты поглотил весь мир? Так ты намереваешься взять и поглотить даже того, кто прибег к Моей неизреченной милости и милосердию? Неужто настолько ты опрометчив, чтобы проти­востоять честной Крови, на Кресте пролитой за него? Моя жер­тва и смерть омыли его беззакония!

Ведь и ты, когда он обращается ко греху, не гонишь его, а с радостью принимаешь, не отталкиваешь и не чинишь препятствии в надежде заполучить его. Как же Я, столь милостивый и щед­рый, повелев Моему первоверховному апостолу Петру до седмижды семидесяти раз прощать тому, кто согрешает каждый день, не помилую этого брата? Нет, но раз уж он прибегает ко Мне, Я не буду отвращаться от него, пока не обрету его. Потому что Я распялся за грешных и ради них простер нескверные Мои длани, да обретет убежище и спасение тот, кто хочет спастись. И Я ни от кого не отвращаюсь и никого не изгоняю: даже если каждый день он будет падать тысячу раз и тысячу раз прихо­дить ко Мне — он не уйдет непрощенным. Ибо Я пришел при­звать не праведных, но грешных к покаянию.

Когда прозвучал этот голос, диавол замер в трепете, не в силах ничего сделать. И вновь послышался голос:

— Слушай теперь, лжец, говорящий, что Я несправедлив. Я всегда справедлив, ибо в чем застану кого, в том и сужу. А этого брата Я застал в покаянии и обратившимся: он лежит у Моих ног и одержал победу над тобой. Поэтому Я приму его и спасу его душу, ибо он не отчаялся в своем спасении. А ты смот­ри на его славу и скрежещи зубами от зависти и от стыда.

После этих слов брат, лежащий ниц и плачущий, предал свой дух. И тотчас великий гнев Божий стал словно бы пламе­нем, ниспал на сатану и пожрал его. Отсюда да познаем, братья, безграничное милосердие Божие и то, сколь благ наш Владыка. И никогда не будем ни отчаиваться, ни пренебрегать своим спа­сением.

2. Некто другой, вновь покаявшись, обрел покой от стра­стей. И почти сразу же он нечаянно упал на камень и повредил ногу. Из раны вытекло так много крови, что он потерял сознание и стал умирать. Тогда приходят бесы, чтобы забрать его душу.

Но говорят им ангелы:

— Взгляните на этот камень и посмотрите, сколько крови пролил он ради Господа.

И когда они это сказали, душа была освобождена.

3. Одному брату, который впал в грех, явился сатана и го­ворит:

— Ты не христианин.

— Кто бы я ни был,— отвечает брат,— а ты еще хуже.

— Верно, быть тебе в аду,— снова говорит сатана.

— Ты мне не судья,— отвечал брат,— и не Бог мне. И сатана, так ничего и не добившись, удалился. А брат при­нес искреннее покаяние Богу и стал искушенным подвижником.

4. Один брат, которого бороло уныние, спросил старца:

— Что мне делать? Помыслы внушают мне, что я слишком рано отрекся от мира и не могу спастись.

А старец ответил:

— Даже если нам не войти в землю обетованную, лучше наши тела падут в пустыне, чем возвращаться в Египет.

5. Другой брат спросил старца:

— Отче, что имеет в виду Пророк, когда говорит: «Несть спасения ему в Бозе его» (Пс 3. 3)?

— Он имеет в виду,— ответил старец,— помыслы отчаяния, которые внушаются бесами грешнику и говорят: «Не тебе больше спасения в Боге», а после стремятся низвергнут его в отчаяние. С такими помыслами следует бороться слова­ми: «Господь мне прибежище, исторгнет от сети нозе мои» (Пс 17. 3; 24.15).

6. Кто-то из Отцов рассказывал, что в Салониках был женская обитель. И вот одна из монахинь, по действию всеобщего врага выйдя из монастыря, впала в блуд. В таком блуде он оставалась продолжительное время. Потом, по действию человеколюбивого Бога, придя в раскаяние, она вернулась было в свою обитель, но, пав перед вратами, скончалась.

А одному из святых было откровение о ее смерти. И он увидел святых ангелов, пришедших забрать ее душу, и следовав­ших за ними бесов. Когда между ними начался спор, ангелы го­ворили, что она пришла к покаянию. А бесы возражали:

— Столько времени она была у нас в рабстве, и потом, она даже не успела войти в монастырь. Как же вы говорите, что она покаялась!

Ангелы отвечали:

—Только лишь Бог увидел, что ее расположение склони­лось к этому, Он принял ее покаяние. И ее воля была в том чтобы покаяться, если судить по ее намерению. А в том, чтоб забрать жизнь,— воля Владыки всяческих.

И устыдившись этих слов, бесы отступили. А старец, ви­девший откровение, рассказал его присутствующим.

7. Авва Алоний сказал: «Если захочет человек, то в один день с утра до вечера он может прийти в меру Божию».

8. Брат спросил авву Моисея:

— Если, скажем, человек бьет своего раба за грех, который тот совершил, что говорить рабу?

— Если это раб добрый,— ответил старец,— то он скажет: «Прости меня, согрешил».

— Больше ничего не скажет? — снова спросил брат.

— Ничего, — сказал старец.— Потому что как только он возьмет вину на себя и скажет: «Согрешил»,— тотчас же над ним смилуется его Господин.

9. Брат сказал авве Пимену:

— Стоит мне, злосчастному, впасть в прегрешение, меня грызет помысел и винит в том, что я пал. Отвечает ему старец:

— Если человек, совершивший грех, тотчас же скажет: «Со­грешил я»,— помысел оставит его.

10. У одной девушки по имени Таисия скончались родите­ли, и она осталась сиротой. Тогда она сделала в доме странно-приимницу для скитских отцов и долгое время принимала их и служила им. Но потом она истратила все, что у нее было, и нача­ла нуждаться. Тогда к ней пристали развратные люди и уклони­ли ее от благой цели. И постепенно она опустилась настолько, что закончила домом разврата.

Услышав об этом, Отцы очень огорчились и, позвав авву Иоанна Колова, говорят ему:

— Слышали мы о сестре такой-то, что дела ее обстоят пло­хо. Когда могла, она оказала нам любовь. Теперь же надо и нам ей помочь, насколько возможно. Так что потрудись взять на себя заботу о ней и, по той мудрости, что дал тебе Бог, исправь ее положение.

Старец пришел к ней и говорит старухе привратнице:

— Доложи обо мне своей госпоже. Но та отказала ему:

— Вы уже раньше проели ее добро, а теперь вот она бедна.

— Скажи ей, — отвечал старец, — что у меня есть очень хорошее средство помочь ей.

Тогда старуха пошла и доложила ей о старце. Выслушав ее, девушка сказала:

— Эти монахи вечно бродят у Красного моря, и им попада­ется жемчуг.

Прихорошившись, она села на ложе и говорит приврат­нице:

— Впусти его ко мне.

Авва Иоанн вошел и присел рядом с ней. Затем, внима­тельно взглянув ей в глаза, он говорит:

— Чем тебя обидел Иисус, что ты дошла до этого?

Услышав это, она вся замерла. А старец, поникнув голо­вой, горько заплакал.

— Авва, — говорит она ему,— зачем ты плачешь? Тот же, чуть подняв взгляд, вновь опустил его и сказал:

— Вижу, как сатана смеется тебе в лицо, так как же мне не плакать?

— Есть ли мне покаяние, авва? — спросила девушка.

— Да, — ответил старец.

Она же в ответ:

— Забери меня отсюда куда хочешь.

— Пойдем, — сказал старец.

И она тотчас же встала, чтобы идти за ним. Между тем старец отметил, что она не отдала никаких распоряжений о своем доме, и поразился этому.

Когда они подошли к пустыне, их застиг вечер. Старец сделал небольшое изголовье, перекрестил его и говорит ей:

— Ложись здесь. Затем сделал немного в стороне изголовье себе и, исполнив свое правило, лег спать и сам. А посреди ночи он проснулся, и видит некий светлый путь, идущий к ней с небес, — и ангелов Божьих, уносящих ее душу.

Тогда, встав, он подошел к ней и тронул ее ногой. Когда же убедился, что та мертва, он простерся ниц в молитве Богу. И услышал он глас, сказавший: «Один день ее покаяния стоил выше, чем покаяние тех, кто кается много лет — и не явил теплоты по­каяния».

6. О блаженном Павле Препростом, который был учеником святого Антония

Рассказывали Отцы следующее. Случилось однажды Пав­лу Препростому быть в монастыре ради присмотра и для пользы братии. После обычного к ним наставления он пошел вместе с ними в церковь совершать службу и, став у дверей храма, на­блюдал за каждым из приходящих, с какой душой он входит. А имел он и такой дар от Бога, чтобы видеть каждого, какова у него душа, точно так же как мы видим друг друга внешне. И видя всех в блистательных одеждах и с просветленным лицом и рядом с каждым — ангела, радующегося за него, Павел и сам радовался и благодарил Бога.

Затем он видит, что лицо одного из входящих мрачно и тело почернело, а бесы со всех сторон обступили его и тянут за уздечку накинутую на него, а его ангел следует за ним издалека, опе­чаленный и с поникшей головой.

Когда старец увидел это, он зарыдал. Бия себя в грудь, он сел перед церковью и стал оплакивать брата, которого увидел в таком облике. А братья, заметив такую внезапную перемену и этот скорбный и безутешный плач, подошли и спрашивали о при­чине, одновременно прося его войти вместе с ними в собрание. Но он, отсылая их, продолжал сидеть снаружи, скорбя о брате. А когда служба окончилась и все уже расходились, Павел всмат­ривался в каждого, желая видеть, какими они уходят.

Тут он видит того самого человека, который при входе в храм был показан ему с мрачным лицом, почерневшим телом и окруженный бесами: тот шел из церкви с блистающим лицом и просветленным телом. И демоны шли за ним вдалеке, а святой ангел следовал прямо за ним и весьма радовался за него. Когда Павел, против всякого ожидания, увидел это, он вскочил пора­женный и с радостью прославил Бога, восклицая: «О, неизре­ченное человеколюбие и благость Господа нашего!» И, взбежав на первую ступеньку, закричал: «Приидите и видите дела Божий, сколь они страшны и поразительны!»

Тут же все с поспешностью сбежались, чтобы услышать, что он скажет. Тогда преподобный Павел рассказал, что он ви­дел, когда тот брат входил и когда он выходил, а потом призвал его объяснить всем такую перемену. И тот, ничего не скрывая, рассказал, что с ним произошло.

— Я, — сказал он,— человек грешный и до сегодняшнего дня жил в блуде. Сегодня же, когда я пришел в святую церковь Божию, я услышал, как пророк Исайя, а вернее, Сам Господь говорит: «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло: научитесь делать добро, и если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; и если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли» (Ис.16-19). Когда я это услышал, то пришел в глубокое со­крушение и разрыдался. Я сказал Богу: «Владыка Господи Боже пришедший в мир спасти грешных! То, что сейчас Ты возвестил через Своего пророка, яви и на мне, грешном и недостойном Потому что прямо здесь я даю слово Тебе, ведающему сердца Богу, что оставлю все то беззаконие и мерзость, которой я пре­давался. И больше, с Твоей помощью, не вернусь к этому, но всеми силами поработаю Тебе, человеколюбивому Владыке на­шему». С таким обещанием я и вышел из церкви, решив, по Бо­жьей благодати, подтвердить его делом.

2. Сказал старец: «Как почерневшее олово можно отчистить, так и верующие хотя и чернеют от грехов, но вновь очищаются покаянием. Поэтому веру можно также уподобить и олову».

7. Из святого Ефрема

Заметь, брат, как много разных способов у врага бороться с подвизающимися. До того, как грех совершен, враг представ­ляет его ничтожным. Особенно похоть плотского наслаждения, до того, как она исполнена, он выставляет столь маловажной, что это кажется брату не страшнее, чем вылить на землю чашу хо­лодной воды. А когда она уже совершена, то лукавый еще и пре­увеличивает грех в воображении падшего, поднимая против него бурю бесчисленных помыслов, чтобы, потопив разум брата, низ­вергнуть его в бездну отчаяния.

Поэтому, возлюбленный, заранее зная козни врага, смот­ри, чтобы не быть обманутым и не грешить. А если и впадешь в какое-то прегрешение, не оставайся в нем и не отчаивайся в сво­ем спасении. Восстав, обратись ко Господу и Богу твоему — и Он будет милостив к тебе. Потому что щедр и милостив Господь наш, долготерпелив и многомилостив, и не отвергает искренне кающихся, но тотчас же и с радостью принимает их.

Так что, когда враг говорит тебе: «Все, ты погиб и не мо­жешь спастись!», скажи ему: «Мой Бог милосерден и долготерпе­лив — не буду отчаиваться в своем спасении. Ведь Тот, Кто запо­ведал нам до седмижды семидесяти раз прощать ближнего, и Сам тем более простит грехи каждому, кто обратится к Нему всей ду­шой». Тогда по благодати Божией прекратится в тебе брань.

8. Из аввы Исайи

Если отрекся ты от мира и предал себя Богу для покаяния, не давай своему помыслу удручать тебя из-за твоих прежних гре­хов, что, дескать, они тебе не простились. И не пренебрегай вновь заповедями Господа, потому что тогда Он и прежние твои грехи не простит. Остерегайся, брат, того духа, что приносит человеку печаль: у него много хитростей, чтобы лишить тебя силы.

Потому что «печаль ради Бога» (2Кор 7. 10) — это ра­дость, радость видеть себя пребывающим в воле Божией. Тот, кто тебе говорит: «Куда тебе бежать? Нет тебе покаяния», — говорит это из ненависти, чтобы заставить человека нарушить воздержание. А печаль, которая ради Бога, не воюет с челове­ком, а говорит ему: «Не бойся! Давай же, возвращайся на­зад!» — потому что она знает, что человек немощен, и ободряет его.

С разумным сердцем принимай помыслы, и они не будут столь тяжкими для тебя. А кто их боится, того они сокруша­ют своим бременем. В этом и есть сила тех, кто хочет стяжать добродетели: если падешь, не малодушничай, а начинай зано­во. А благость Божия — в том, что, когда бы ни обратился человек от своих грехов, Бог принимает его с радостью и не вспоминает ему его прежних согрешений. В Писании ведь так и сказано о блудном сыне: он оставил пищу свиней, то есть свои плотские похоти, и со смирением вернулся к своему отцу (Лк 15. 11-32). Потому -то и принял его отец и сразу велел дать ему одежду чистоты и залог сыновства, который дарует­ся Святым Духом. Потому как Владыка наш милостив и хо­чет лишь, чтобы человек обратился — как Он и Сам сказал: «Аминь, аминь говорю вам, что на небесах радуются и об од­ном грешнике кающемся» (Ср.Лк.15,7). Так что, братья, насколько дана нам Его милость и богатство Его щедрот, обратимся к Нему всем сердцем — а Он примет нас с человеколюбием и сделает причастниками вечной жизни. Поэтому обратись и храни свое сердце. И не впадай в небрежение, не говори: как, дескать, я, человек грешный, могу сохранить все эти добродетели?

Ведь даже этого не требует от тебя покаяние! Вот обратится человек к Богу, оставит свои грехи — и тотчас покаяние вновь рождает его и, словно материнским молоком, кормит его из сво­ей пречистой груди. Как нежно любящая мать, взращивает она его. И пока дитя на руках у матери, она бережет его от всякого зла, а когда заплачет — тут же дает ему грудь. А то и хлопает младенца по щечке, насколько тот может снести, — это чтобы напутать его, чтобы он принимал молоко со страхом и не был дерзок сердцем. Но если заплачет, она сразу пожалеет его, по­тому что он ведь выношен ею. И тут уж она его уговаривает, и целует, и ласкает, пока он сам не возьмет у нее грудь.

Если показать младенцу золото, или серебро, или жемчуг, или еще какую драгоценность этого мира, он, конечно, на них посмотрит. Но пока он на руках у матери, он будет тянуться толь­ко к ее груди, а остальное ему будет неважно. Да и отец не будет ругать его, почему это он не работает или почему не идет на вой­ну с его врагами. Он-то ведь знает, что тот еще маленький и ничего не может: ножки у него есть, а стать на них он не может; и ручки у него есть, но он не в силах держать оружие. Поэтому его родители терпят и ждут, пока дитя не вырастет.

Когда же ребенок подрастет немного, он станет отроком. И если захочет с кем-то другим побороться и тот бросит его на землю, отец за это не сердится на сына: он ведь знает, что тот пока еще отрок. А вот когда сын возмужает, тогда и видна вся его ревность — если он воюет с врагами своего отца. Тогда и отец, как своему сыну, вверяет ему свое состояние.

Но если после всех тех трудов, что родители положили на него, сын стал негодяем, если будет он их ненавидеть и не станет чтить их благородства, если сдружится с их врагами — вот тогда лишат они его своей милости, выгонят из дому и не дадут наслед­ства.

Так что, братья, постараемся и мы остаться под кровом по­каяния, будем пить молоко от его святой груди — и оно воспитает нас. Будем нести его иго, если оно наказывает нас, — и тогда мы волею Божией возродимся свыше и «придем в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф 4. 13).

9. Из аввы Марка

Грех к смерти (1Ин.5.16-17) — тот, что остался нераскаянным. Потому нет никого добрее и милосерднее Бога, но тому, кто не покаялся, даже Он не может простить. Мы очень жалеем о своих грехах, но с радостью допускаем их причины.

10. Из патерика

Один брат, живший в небольшой обители, по действию диавола часто впадал в блуд, но постоянно принуждал себя не ос­тавлять монашеского образа. И совершая свое небольшое пра­вило, он с плачем просил Бога: «Господи, аще хочу или не хочу, спаси мя». Ибо сам я — брение и ищу скверны греха. Но Ты, Бог и Всемогущий, силен удержать меня. Потому как если помилуешь праведного — что в этом великого; и если спасешь чистого — что удивительного? Ведь они достойны принять Твою благость. Но на мне, Владыка, удиви милость Твою и яви в этом Твое неизреченное человеколюбие. Ибо «Тебе оставлен есть нищий» (Пс 9. 35), то есть всякий нищенствующий добродете­лью». Это и многое другое каждый день с плачем говорил брат, случалось ли ему пасть или нет.

Однажды ночью впав, по обыкновению, в грех, он тотчас же встал и начал правило. Но бес, поразившись его упованию и Дерзновению к Богу, явился ему воочию и говорит:

— Бедняга, да как тебе не стыдно предстоять перед Богом или вообще призывать Его Имя! А у тебя еще и псалмы петь хватает наглости!

Отвечает ему брат:

— Эта келья — что кузница: раз ударишь молотом — раз отскочит. Здесь я останусь бороться с тобой до самой смерти, и здесь меня настигнет последний день. Так что обещаю тебе с клятвой и, уповая на безграничную доброту Божию, говорю: «клянусь Тем, Кто пришел призвать к покаянию и спасти греш­ников, что не прекращу ходатайствовать против тебя к Богу, пока ты не прекратишь бороться со мной». И посмотрим, кто победит: ты или Бог!

Услышав такое, бес говорит ему:

— И правда, лучше не буду с тобой бороться, а то с твоим терпением ты еще и венец получишь из-за меня.

С тех пор враг оставил его. А брат пришел в сердечное со­крушение и оставшееся время проводил, сидя и плача о своих грехах. И хотя часто помысел говорил ему, что плач его во благо он отвечал помыслу: «Горе такому благу! Не угодно Богу, чтобы кто губил свою душу во всякого рода бесчестии, а после сидел и плакал; да там еще и не известно, спасет ли ее Господь или нет».

2. Был один брат в скиту у аввы Пафнутия. Его борола блудная похоть, и он говорил: «Пока не возьму себе десять жен — не насытить мне свою страсть». А старец упрашивал его: «Не надо, чадо, это бесовская брань». Но тот не послушался, ушел в Египет и женился.

Через какое-то время случилось старцу отправиться в Еги­пет, и там он встретил его: тот тащил корзину, полную черепков. Старец его не узнал, но он сказал старцу:

— Я твой ученик такой-то.

И, узнав его в таком бесчестии, старец заплакал.

— Как же, — спросил он, — ты оставил ту честь, что у тебя была, и дошел до такого бесчестия? Неужто взял те десять жен, про которых говорил?

Тот тяжело вздохнул и прослезился:

— Смог я взять, отче, только одну, да и то бьюсь, чтобы ее прокормить.

Говорит ему старец:

— Пойдем опять с нами.

— Да будет ли мне покаяние, авва? — спросил тот.

— Будет, — отвечал старец.

И тотчас он оставил все и пошел за старцем. А вернувшись в скит, после искуса он стал опытным монахом.

3. Брат спросил старца: «Если кому-то по действию диавола случится впасть в искушение, скажем в блуд, что же будет с теми, кого это соблазнит?» И старец рассказал следующее.

Был один известный диакон в одном из общежитий Египта. Один знатный человек из города, которого преследовал архонт, прибыл со всеми своими домочадцами в обитель. И по внушению диавола диакон пал с женщиной, одной из тех, что пришли с горожанином. Когда дело узнали, это было для всех позором. А диакон пошел к одному старцу, своему другу, и рассказал ему все, что изошло. У старца же было внутри келии что-то вроде неболь­шого укрытия, о котором знал и диакон. И он попросил у старца разрешения войти туда и словно погрести себя заживо, с тем что­бы этого никто не знал, кроме самого старца. Тот позволил.

Так диакон укрылся во мраке и начал искреннее покаяние пред Богом. Он все время оплакивал свой грех и питался только хлебом и водой, которые временами уделял ему старец. Как-то, когда уже прошло время, вода реки не поднималась до надлежащего уровня. Все совершали молебствия и го­рячо просили Бога — и одному из святых было откры­то, что если не придет такой-то диакон, скрывшийся у такого-то монаха, то вода в реке не поднимется.

Святой, получивший это откровение, всем расска­зал, что ему стало ведомо от Бога. Услышав это, все удивились, и, отправившись к диакону, извлекли его от­туда, где он скрывался, и принудили молиться. Только он помолился, тотчас же поднялась вода. А те, кто рань­ше впал в соблазн, получили большую пользу от его по­каяния и прославили Бога.

4. Одного брата борол бес блуда. Однажды, когда он про­ходил через какое-то египетское село, он увидел одну красивую женщину, дочь языческого жреца, и она запала ему в сердце. Тогда он пришел к ее отцу и сказал ему:

— Дай мне ее в жены.

А тот в ответ сказал ему:

— Не могу тебе ее дать, пока не спрошу моего бога. И, придя к своему божку, спросил его:

— Тут пришел какой-то монах и просит мою дочь. Отдать ему ее?

Бес же ответил:

— Спроси у него, отречется ли он от своего Бога, от крещения и от монашеского звания?

Служитель бесов вернулся к брату и спрашивает его:

— Отрекаешься ли от своего Бога, от крещения и от монашеского звания?

Тот отрекся и тотчас же увидел, как словно голубь вылетел у него из уст и упорхнул в небо.

Жрец пошел к божку и говорит:

— Все, он согласился.

Тогда бес отвечает ему:

— Своей дочери ему в жены не давай, потому что его Бог не оставил его и все еще помогает ему.

Нечестивый жрец идет обратно и говорит брату:

— Не могу отдать ее тебе, потому что твой Бог с тобой и все еще тебе помогает.

Услышав это, брат пришел в сокрушение и сказал себе: «Столь многих благ удостоил меня Бог по одной Своей благости! Я, жалкий и несчастный человек, отрекся от Него, от крещения и от монашеского звания, а Он помогает мне и, будучи отвергну­тым, не оставил меня. Так разве я не должен прибегнуть к Нему и уповать на Его безграничную благость!» Вернувшись к себе, он удалился в пустыню и, придя к какому-то старцу, рассказал ему все. А старец сказал ему:

— Останься со мною в пещере и постись три недели по два дня, то есть два дня постишься — на третий ешь, а я буду молить Бога о тебе.

И старец, скорбя о брате, стал молиться Богу: «Прошу Тебя, Господи, даруй мне эту душу и прими ее покаяние». И Бог услышал его. По окончании одной недели старец пришел к брату и спросил его:

— Видел ты что-нибудь?

— Да, — отвечал тот. — Я видел голубя высоко в небе над моей головой.

— Внимай себе,— сказал ему старец,— и прилежно молись Богу.

И с этими словами отошел.

Когда прошла вторая неделя, старец вновь пришел к брату и спросил его:

— Видел ты что-нибудь?

— Видел,— отвечал тот,— голубя рядом с моей головой.

И повелев ему поститься и молиться, старец снова оставил его. Когда же миновала третья неделя, старец, придя к нему, спро­сил:

— Видел ты что-то еще?

— Я видел, — отвечал брат, — как прилетел голубь и стал над моей головой. Я протянул руку, чтобы поймать его, а он вле­тел мне в рот.

И услышав это, старец возблагодарил Бога и сказал брату:

— Видишь, Бог принял твое покаяние, но впредь внимай себе.

Тот же ответил:

— Авва, с этого дня я буду с тобой и не уйду до самой смерти.

И с тех пор брат неотлучно оставался при старце.

5. Брат спросил старца:

— Авва, помысел говорит мне: если в искушение, то есть в блуд, впадает монах, что давно в постриге, то он встает тяжко и с большим трудом, потому как перешел от преуспеяния к паде­нию. А если тот, кто только пришел из мира, то он не терпит большого вреда как новоначальный.

Старец в ответ сказал:

— Монах, впавший в искушение, — словно рухнувший дом. Если строитель захочет его поднять и с умом подойдет к этому, то большую часть материала: рвы для фундамента, камень, де­рево — он найдет уже готовым. И сможет возвести дом быстро и без труда, потому что все материалы будут под рукой. А тот, кто еще не копал, не закладывал фундамент и не запасся матери­алами да начал на авось, может и вообще не закончить.

То же самое, если подумать, верно и по отношению к монаху опытному в монашеском делании, и к новоначальному. Монаху, если он пал и обратился, очень помогает привычка к тем занятиям, в которых он упражнялся: к чтению, псалмопению, рукоделию и прочему монашескому деланию, совершение которого ему не в тягость в силу укрепившейся за долгое время при­вычки к такому деланию. Потому и упавший дом своей души он может восстановить очень быстро. А новичок, который только начинает упражняться и изучать все то, о чем я сказал, если падет, то восстает значительно медленнее — как и тот, кто только лишь начал собирать материал для постройки.

6. В одном городе был епископ. Он заболел без всякой надежды на выздоровление. А в том городе был женский мона­стырь. Игуменья, узнав, что епископ тяжело болен, взяла с со­бой двух сестер и пошла навестить его. Когда она была у еписко­па и беседовала с ним, одна из ее учениц, что стояла рядом, кос­нулась его ноги, желая узнать, сильно ли он болен. А тот, вос­пламенившись от прикосновения, попросил игуменью:

— У меня нет никого, кто бы смотрел за мной. Не могла бы ты оставить мне эту сестру, чтобы она мне служила?

Игуменья не заподозрила ничего дурного и оставила сестру в услужение епископу. Но в то время, как монахиня была сидел­кой при епископе, диавол придал ему сил: тот пал с монахиней, и она зачала. Когда же то, что она беременна, стало для всех оче­видным, клирики принялись ее допрашивать:

— Скажи нам, кто тебе это сделал?

Однако она не признавалась. Тогда епископ говорит:

— Оставьте ее: я сделал этот грех.

И встав с постели, он пошел в церковь и положил свой омо­фор на жертвенник. Затем вышел, взял в руку посох и отправил­ся в путь. Он шел в один монастырь, где никто не знал, кто он. Но когда путник был в дороге, авве обители (а тот был прозор­ливцем) Бог открыл, что в монастырь идет епископ. И позвав привратника, авва предупредил его:

— Смотри повнимательней, брат, — сюда идет епископ. Встреть его как положено.

Привратник тот воображал, что епископ должен приехать на носилках или с другой какой роскошью. Когда он увидел его в одиночку и пешим, то ни о чем не догадался — и даже не стал открывать ему, пока не уведомил настоятеля. Но старец, как толь­ко услышал об этом, сразу вышел навстречу.

— Милости просим, господин мой епископ, — приветствовал он прибывшего.

Епископ поразился тому, что его узнали даже те, кто не был с ним знаком. Он собрался было идти в другой монастырь, но авву сказал ему:

— Куда бы ты ни пошел, я иду с тобой и буду возвещать о чести, полагающейся твоему сану.

И епископ, раскаявшись от всего сердца, позже совершил великие подвиги добродетели и почил в мире с Господом, явив при своей кончине множество знамений и чудес Божиих.

ГЛАВА 2. О том, что следует делать добро сейчас, а не откладывать на будущее, а также о том, что после смерти нет исправления

Из патерика

Один брат спросил авву Пимена:

_ Авва, было два человека: один монах, а другой — мирянин. Монах вечером думал оставить утром мона­шество, а мирянин — стать монахом. Но оба умерли в ту же ночь и не успели совершить задуманное. Кем же их считать? Старец ответил:

— Монах умер монахом, а мирянин умер мирянином. Ибо в чем их застала смерть, в том они и почили.

2. Один старец сказал, что до последнего издыхания чело­веку слышен голос: «Обратись сегодня».

3. Один старец сказал: «Род сей ищет не сегодняшний день, а завтрашний».

4. Об одном старце рассказывали, что всякий раз, когда помыслы говорили ему: «Зачем сегодня, покаешься завтра»,— он отвечал им:

— Нет, я покаюсь сегодня, а завтра да будет воля Божия.

5. Один старец сказал: «Несделанное зло — это не зло; но и несделанное добро — это не добро».

2. Из святого Ефрема

Братья мои, время, которое у нас есть в распоряжении, что­бы покаяться, — это наша земная жизнь. Поэтому счастье и удача тому, кто никогда не попадал в сети врага. Если же кто и был пойман в сети врага, но смог разрушить его тенета и бежать из страшного рабства диаволу, то и такой человек, как мне кажется достоин зависти. Потому что хотя он и жил по плоти, но все же  избег брани со врагом нашей души, как рыба избегает сетей рыбака. Ведь мы знаем, что рыба, пока она в воде, даже если попадется, но сможет разорвать сеть и уйти на глубину, остается невредимой. Но если рыбак вытянет ее вместе с сетью на сушу, тогда ей уже ничто не поможет.

Точно так же и с нами. А именно, пока мы живем в насто­ящей жизни, Богом дана нам власть и силы самим разорвать путы лукавых замыслов врага, и, в покаянии освободившись от бреме­ни своих грехов, обрести верное спасение и унаследовать Цар­ство Небесное. Но если нас прежде застигнет неумолимая рука смерти и наша душа выскользнет из тела, а тело будет низверг­нуто в могилу, тогда уж нам ничто не сможет помочь: рыба, ко­торую рыбак поймал, вытащил из воды и надежно уложил в ме­шок, уже никак не может спастись.

2. Брат мой, не говори себе: сегодня, мол, совершу грех, а завтра покаюсь. Потому что ты не можешь быть уверен в завт­рашнем дне: забота о завтрашнем дне — удел одного Бога.

3. Из аввы Исаака

Кто оступается второй раз в надежде покаяться после — тот ходит пред Богом в лукавстве. Такого человека смерть пора­зит внезапно, и дня, на который надеялся, он не дождется.

ГЛАВА 3. О том, как должно приносить покаяние

1. Из аввы Марка

Отказываясь от страданий и бесчестия, не думай явить покаяние в других добродетелях, потому что для тщеславия и бесчувствия свойственно даже благие помыс­лы обращать ко греху. Если, впав в какой-нибудь грех, не бу­дешь скорбеть так, как этого заслуживает твой проступок, то вскоре попадешь в те же сети.

2. Из аввы Исаака Сирина

Где потерял ты благо, там и ищи его. Золото должен ты Богу? Не примет Он от тебя жемчуг! Скажем иначе: ты потерял Целомудрие? Не примет милосердия от тебя Бог, коль скоро ты остаешься в блуде. Потому что Он хочет от тебя святости тела, если ты по действию врага преступил заповедь, на что тебе бдение, борьба со сном или же пост? Все это не поможет тебе в борьбе с известной страстью, потому что всякая немощь души и тела лечится подходящими и соответственными средствами.

2. Двое родных братьев удалились из мира. Один из них поселился на Елеонской горе. И однажды его сердце прониклось столь сильным покаянием, что он спустился во Святой град. А там, подойдя к префекту города, он исповедовал ему свои грехи и попросил его:

— Накажи меня по закону.

Префект был удивлен и по некотором раздумий сказал:

— Знаешь, человек, раз уж ты сам добровольно сознался, не берусь я тебя судить прежде Бога: может, Он тебе это и простил

Тогда брат, уйдя от него, возложил себе оковы на ноги и на шею и запер себя в келье. И если кому-то случалось быть рядом и спросить его: «Авва, кто на тебя наложил такие тяжелые око­вы?» — он отвечал: «Префект».

За день же до его кончины ему предстал ангел, и тотчас же упали с него оковы. На следующий день к нему пришел его ке­лейник и спросил, кто разрешил его узы.

— Тот, Кто разрешил мои грехи, — ответил брат. — Он коснулся Своим перстом уз моих, и они сразу упали с меня.

И сказав это, брат тотчас же почил.

3. Другой брат жил в уединении в обители Монидион и всегда молился к Богу такими словами:

— Господи, не боюсь я Тебя, так пошли мне молнию или еще какое-то наказание: болезнь или беснование… Пусть хоть так придет в страх моя коснеющая душа!

— Знаю, — продолжал он с мольбою, — я много согрешил пред тобой, Владыка, и неисчислимы мои падения. Потому и не дерзаю просить, чтобы Ты простил меня. Но если возможно по Твоему милосердию, то прости мне. А если невозможно, то на­кажи меня здесь, но не карай меня там. Если же и это невозмож­но, то воздай мне часть наказания здесь, а там ослабь мои мучения. Только лишь начни меня наказывать здесь, и не по гневу Своему, а по милосердию, о Владыка!

Так он приносил покаяние целый год и со слезами, горячо усердно молился, уничижая свое тело и душу постом, бдением и прочими тяготами. Однажды, когда он сидел на земле и по обы­чаю сокрушался, горько рыдая от сильной скорби, его охватил сон, и задремал. И вот предстал перед ним Христос и ласково говорит ему:

— Что с тобой, человек? Почему ты плачешь?

Тот же, узнав, Кто перед ним, отвечал в страхе:

— Потому что я пал, Господи.

— Так восстань! — говорит ему Явившийся.

— Не могу, Владыка,— отвечает брат,— если Ты не дашь мне руку.

И Господь протянул ему руку и поднял его. Брат встал и разрыдался. Тогда Тот, Кто явился, говорит ему тем же тихим и мягким голосом:

— Почему ты плачешь, человек? Чем ты опечален?

— Господи, — отвечает брат, — как мне не плакать и не скорбеть, когда я, получив от Тебя так много добра, столько прогневил Тебя?

Но Тот, простерши руку Свою, возложил на голову брата и говорит ему:

— Больше не плачь: если ты так скорбел из-за Меня, Мне не приходится скорбеть за тебя. Ведь если Я отдал Свою Кровь, как Мне не дать прощение тебе — да и всякому, кто искренне кается?

Брат пришел в себя после видения и почувствовал, что сер­дце его исполнено радости. Так он понял, что Бог сотворил с ним милость. И впредь он жил в глубоком смирении, воздавая Тому благодарность.

4. Сказал старец: «Если впадешь в грех и обратишься от него, приступив к плачу и покаянию, смотри не прекращай пла­кать и стенать ко Господу до самой своей смерти. А иначе вновь попадешь в ту же яму. Ведь для души скорбь по Богу — это узда: она удерживает от падения».

5. Говорил авва Даниил об авве Арсении, что тот менял воду, в которой вымачивал ветви, только раз в году, а когда ис­парялась, только доливал в нее. А плел он веревку и работал до шестого часа, причем застоявшаяся вода издавала зловоние. Случилось старцам спросить его, чего ради он не меняет воду из-под ветвей. И старец ответил:

— Вместо благовоний и умащений, которыми я наслаждался в миру, я заслужил нынче терпеть это зловоние.

Так и мы поспешим исцелить противное противным. И будем подвизаться в том, чтобы те удовольствия, которыми мы наслаждались, изгладить равными им тяготами.

6. Авва Феодор Фермейский сказал: «Человек, твердо стоящий в покаянии, не связан заповедью. Потому что тот, кто кается искренне, даже если хочет сделать что-либо сверх заповеди — ничто ему не препятствует».

Заповедью же (έντολή) он называл не какую-либо одну, а все те, которые Святой Дух дал Церкви, вместе с тем, что каж­дый получает в частном порядке от своего духовника.

7. Двое братьев по бесовскому искушению пошли и взяли себе женщин. Затем они сказали друг другу:

— Что же мы выиграли, оставив ангельский чин и оказав­шись в этой скверне? А ведь нам за нее еще предстоит теперь идти в огонь вечный и на бесконечные мучения… Возвратимся снова в пустыню и покаемся.

Они вернулись и, исповедовавшись во всем, что сделали, просили Отцов дать им епитимью. Старцы повелели закрыть их на год и давать обоим только хлеб и воду.

А братья были похожи друг на друга даже по внешности. И вот, когда кончился срок покаяния, они вышли, и Отцы уви­дели их: один из них был бледен, мрачного и печального вида, а второй был радостен и сиял. И удивились Отцы, как оба они, питаясь одним и тем же и будучи одновременно в затворе, могли так сильно отличаться друг от друга. Тогда спросили того, кто был печален:

— К каким помыслам обращался ты, когда был в келии?

— Я постоянно думал,— отвечал тот,— о том зле, которое сделал, и о том наказании, которое меня ждет. И от страха «прильпе кость моя плоти моей» (Пс 101. 6).

Спросили и другого, о чем он думал в келии. И он ответил.

— Я благодарил Бога за то, что Он не оставил меня уме­реть во грехе, но изъял меня от скверны мирской и ада и привел к этому ангельскому жительству. И, помня о Боге, я радовался.

Тогда старцы сказали, что покаяние обоих равно пред Богом.

ГЛАВА 4. О том, что немощные должны постепенно восходить к делам покаяния

Из патерика

Один брат впал в искушение, то есть в грех, и от скорби оставил монашеское правило. Он бы и желал положить начало, но печаль мешала ему. «Разве я смогу, — гово­рил он себе, — вновь достичь того, чем я был раньше?» И от малодушия он не мог начать монашеское делание. Придя к одно­му старцу, он рассказал ему то, что с ним происходило. А ста­рец, выслушав его, поведал ему следующее.

У одного человека было поле, и по его небрежению оно за­сохло и поросло тернием и сорными травами. Но затем он решил его обработать и говорит своему сыну:

— Пойди, расчисти поле.

И сын пошел, чтобы расчистить поле. Но когда он увидел множество терний, то пал духом и сказал себе:

— Когда же я успею столько прополоть и все это расчи­стить?

Он лег на землю и заснул. А когда снова проснулся и по­смотрел на тернии, то, поленившись, остался лежать на земле. Так то впадая в сон, то ворочаясь с боку на бок, как «дверь на крючьях своих», по слову Писания (Притч 26. 14—16), он убил в лености немало дней.

Но вот, идет его отец посмотреть, что тот сделал. Увидел, сын не сделал ничего, и сказал ему:

— Что это ты до сих пор ничего не сделал?

А тот ему отвечает:

— Отец, как только я приступаю к работе и вижу такое множество сорных трав и терний, я прихожу в уныние и от огорчения ложусь и засыпаю. Потому-то я ничего и не сделал.

Тогда его отец говорит ему:

— Дитя мое, делай каждый день по куску земли размером в твою постель: так и дело будет продвигаться, и ты унывать не будешь.

Тот послушался его и стал так делать: вскорости поле было очищено.

— Так и ты, брат,— закончил старец,— трудись понемногу и не малодушествуй. А Бог благодатью Своей вновь возвратит тебя в твое прежнее устроение.

Брат послушал и вооружился терпением. Стал он делать так, как его научил старец, — и благодатью Божией обрел покой.

ГЛАВА 5. О том, что нужно всегда помнить о смерти и будущем суде, потому что те, кто часто не задумывается и не помышляет об этом, легко становятся добычей страстей

1. Из жития св. Антония

Святой Антоний говорил своим ученикам: «Чтобы не падать нам духом и не оставлять подвига, хорошо всегда держать в уме изречение апостола: «Каждый день уми­раю» (1Кор 15. 31). Если каждый день жить, словно умирая, то мы не будем грешить».

Сказанное означает следующее: чтобы каждый день, про­буждаясь от сна, мы даже не считали это пробуждением. Ибо нашей жизни от рождения свойственна неопределенность, и каж­дый день ее отмеряется Промыслом.

А если так относиться к этому, то мы не будем ни грешить, ни питать к чему-либо вожделения, ни гневаться, ни собирать сокровища на земле: каждый день ожидая смерти, мы будем хранить нестяжание и всем все прощать. И не захочется нам ус­лаждать себя похотью к женщине или каким-либо иным сквер­ным удовольствием: мы отвернемся от него как от временного, в страхе предвкушая день судный. Ибо сильный страх и ожидание предстоящих мучений лишают наслаждение безмятежности и, если душа оступилась, восставляют ее.

2. Из жития святого Иоанна Милостивого

Что же сделал Великий Иоанн, патриарх Церкви Александрийский, дабы глубже запечатлеть память смертную в своем уме и дабы всегда, что бы он ни делал, думать о смерти и им ее пред глазами? Он приказал построить ему гробницу, но не доводить ее до конца, а так и оставить недостроенной. И чтобы потом те, кто были к этому делу приставлены, когда бывал какой-нибудь торжественный праздник, становились впереди всех собравшихся и громко говорили ему: «Владыка, твоя гробница до сих пор не достроена. Так прикажи ее закончить: ведь неизвестен час, когда нагрянет похитительница-смерть».

3. Из патерика

Авва Агафон сказал: «Монаху должно во всякий час ви­деть пред собой судилище Божие».

2. В окрестностях Иордана был один пустынник, который подвизался многие годы. Бог покрывал его: ему не приходилось испытывать искушений от врага и он почти не имел брани. По­этому перед всеми, кто обращался к нему за помощью, он уничи­жал сатану и поносил его: дескать, сам по себе он ничто и бесси­лен против тех, кто подвизается, разве что найдет подобных себе негодников, вечно рабствующих греху, и донимает их. Так он говорил, потому что не ощущал вышней благодати, которая не попускала сатане искушать его.

Когда же, по воле Божией, приблизилась его кончина, диавол явился ему воочию и говорит:

— Чем же я перед тобой провинился, авва? Разве я хоть раз тебя беспокоил?

Пустынник же, плюнув в него, отвечал теми же, что и все­гда, словами:

— «Отойди от меня, сатана» (Лк. 4,8). Нет у тебя силы против рабов Христовых.

— Конечно, конечно,— сказал тот.— Только тебе ведь еще сорок лет жить. Думаешь, за столько лет хоть раз я не смогу тебе подставить ножку?

И с этими словами он исчез.

А монаха тотчас же стали бороть помыслы. И говорит он себе:

— Столько лет я терзаю себя здесь, в пустыне, а Богу угод­но, чтобы я жил еще сорок лет?! Пойду-ка я лучше в мир и посмотрю на тех, кто не таков, как я. Поживу с ними год-другой, а там и снова вернусь к своему подвигу.

Как ему показалось разумным, так он и поступил: вышел из келии и направился по дороге. Но не успел он отойти далеко, как человеколюбивый Бог смиловался над ним. И не желая, чтобы труд его погиб, Он послал ему в помощь ангела. Ангел, выйдя навстречу, сказал ему:

— Куда идешь, авва?

— В город,— ответил тот. V11

Тогда ангел говорит ему:

— Вернись в свою келию и впредь с сатаной дела не имей. Однако ж помни, что он посмеялся над тобой.

И подвижник вернулся к себе в келию. А по прошествии трех дней он скончался.

3. Старец сказал: «Во время работы, всякий раз, когда опус­каю веретено, прежде чем поднять его, представляю смерть пе­ред своими глазами». Он же сказал: «Человек, во всякий час имеющий пред собою смерть, побеждает уныние».

4. Старец сказал следующее:

«При каждом деле, которым собираешься заняться, всегда говори:

— Если сейчас посетит меня Бог, что будет?

И смотри, что ответит помысел. Если он осуждает тебя, немедленно оставь, даже брось дело, которым ты занят, и возьмись за другое, если не боишься быть застигнутым за ним. Потому что подвизающийся должен быть готов в любое время отправиться в путь. И сидишь ли ты за рукоделием, идешь ли по дороге или ешь, всегда говори себе:

— Если сейчас призовет нас Бог к себе, что будет?

И слушай, что ответит твоя совесть, а тогда спеши сделать то. что она тебе говорит.

И если хочешь узнать, есть ли милость к тебе, вопроси свою совесть и делай так не переставая, пока твое сердце не удостоверится в этом и совесть не скажет тебе: «Веруем в щед­роты Божии, и Он непременно нас помилует». Но смотри, не говоорит ли этого сердце твое с некоторым колебанием. И если оно испытывает даже самую малую неуверенность, то далек ты от милости».

5. Перед смертью аввы Арсения, когда приспело время его кончины, братья увидели, что он плачет, и говорят ему:

— Даже ты, отче, боишься? Тот же ответил:

— Поистине этот страх никогда не покидал меня с тех пор как я стал монахом.

И с этими словами он умер.

4. Из святого Ефрема

Брат, всегда жди своего исхода. Готовься к этому пути ибо в час, который не ждешь, придет страшное повеление, и горе тому, кого застигнут неготовым. Если ты молод, то враг часто будет внушать тебе:

— Ты еще молод, испробуй доступные тебе удовольствия, а в старости своей покаешься. Ведь ты же видел, как много лю­дей, отведав земных наслаждений, а после покаявшись, достигли и небесных благ! И к чему тебе в столь юном возрасте истощать свое тело? Чтобы впасть в какую-нибудь болезнь?

Но ты отражай врага такими словами:

— О гонитель и ненавистник людей! Не смей советовать подобное! Если смерть застигнет меня в юности, как я оправда­юсь перед алтарем Христовым? Ведь я вижу, как много юношей умирает, а старцев — пользуется долголетием, ибо не дано знать людям срок смерти.

И если меня опередят, разве смогу я тогда сказать Судии, дескать, я еще молод, отпусти меня, чтобы я покаялся? И по­том, я вижу, как прославляет Господь тех, кто работал Ему с юных лет до самой старости. Потому что он сказал Иеремии пророку: «Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную» (Иер 2. 2). А как другой пророк, будучи и сам молод, обличил того, кто с юных лет до старости следовал льстивым помыслам? «Состарившийся в злых днях! ныне обнаружились грехи твои, которые ты делал прежде» (Дан 13. 52). Потому и Дух Святой посе­щает тех, кто с юности возложил на себя иго. Так оставь же меня, делатель беззакония и советник коварного. Господь Бог разрушит твои козни и избавит меня от твоих нападений Своею силою и благодатью.

Поэтому, возлюбленный, держи всегда в своих мыслях день твоей. Когда ты — о горе! — будешь лежать на своей циновке при последнем издыхании, какой тогда страх и трепет охватывают душу, особенно если совесть в чем-то обличает ее! И если она делала в своей жизни что-нибудь доброе: претерпела скорбь или поношение за Господа и творила угодное в очах Его — то с великой радостью возносится на небеса, и святые ангелы ведут ее. Ведь как работник, уставший работать весь день, ждет двенадцатого часа, чтобы после тяжелого труда получить плату и отдохнуть, так и души праведников ожидают этого дня.

А души грешников в тот час охватывают страх и трепет. Осужденный на смерть, которого схватила стража и ведет на суд, борется и вырывается — и все представляет себе те мучения, которым его подвергнут. Так в тот час и души неправедных зрят перед собой в глубоком трепете бесконечные муки вечного огня и прочие наказания, которым нет ни конца, ни предела. И пусть даже грешник говорит тем, кто торопит его: «Дайте мне немного покаяться»,— никто не услышит его, или, скорее всего скажут:

— Когда было время, ты не каялся, а теперь обещаешь принести покаяние? Когда всем было открыто поприще, ты не бежал, а теперь, когда закрылись все двери и время состязаний прошло, ты хочешь бежать? Разве ты не слышал слов Господа: «Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа» (МФ 25. 13)?

Так что, любезный брат, зная это и все остальное, подви­зайся, пока у тебя есть время. И светильник души своей храни горящим в делании добродетелей, чтобы, когда придет Жених, Он застал тебя наготове и ты вошел за Ним в небесный брачный чертог вместе с другими девственными душами тех, кто провел жизнь достойно Его.

5. Из аввы Исайи

Есть три вещи, которые трудно стяжать человеку, но они хранят все прочие добродетели: скорбь, плач о собственных грехах — и постоянно иметь пред глазами собственную смерть. Кто каждый день размышляет и говорит себе: «Сегодня мне надлежит расстаться с этим миром»,- тот никогда не согрешит пред Богом. А кто думает, что он будет жить долго, тот погрязнет во множестве грехов. Кто готовится дать ответ обо всех своих делах перед Богом, о том печется Бог, дабы очистить весь путь его от греха. А кто небрежет и говорит: «Пока еще я доберусь туда!» — тот «преселяется с лукавыми» (Ср.Пс.5,5).

Каждый день, прежде чем сделать что-либо, вспомни, где ты и куда надлежит тебе отойти, когда ты оставишь тело, — и даже на один день не оставляй свою душу в небрежении. Следи за тем, чтобы ты всегда помнил и держал пред своими глазами смерть, вечные мучения и тех, кто скорбит и страдает в них. И считай себя скорее одним из них, чем одним из живущих.

Горе нам! Собираемся покинуть эту землю, где мы пребываем временно, и печемся о вещах земных и тлен­ных на много лет вперед. Но в неотвратимый час ухода отсель ничего не оставят в нашей власти…

Горе нам! За все сделанное в земной жизни: за праз­дное слово, за лукавые и нечистые помыслы души долж­ны мы дать ответ страшному Судии — но, словно бы никому не подвластные, мы небрежем о своей душе на протяжении всей своей жизни. За это ждет нас там не­угасимый огонь геенны, и тьма кромешная, и червь неусыпающий, и плач, и скрежет зубовный, и вечный стыд пред всем горним и земным творением. Горе нам! Жал и укусов блох, клопов, вшей, комаров, мы­шей и пчел стерпеть мы не можем, а о мысленном змие, что уг­рызает нас постоянно, что пьет из нас кровь, что язвит нас ядо­витыми жалами смерти, — о нем мы не вспоминаем и даже не думаем бежать от него! Как же мы сможем вынести страшные и нескончаемые мучения?

6. Из патерика

Авва Евагрий сказал: «Всегда помни о вечном суде и не забывай о часе своего исхода — и душа твоя не впадет в заблуждение».

2 Старец сказал: «Сидя в келии, сосредоточь свой ум и вспомнив о дне твоей смерти; взгляни на омертвление тела; подумай о скорби разлуки с душой, отвергни тщету этого мира; вспомни об адских мучениях, помысли, каково теперь там душам, в сколь страшном молчании или в сколь ужасных стенаниях, в каком страхе и трепете они вечно ждут тех непрестанных терзаний, невыносимых мук, что им уготованы.

Также вообрази себе день, когда ты воскреснешь и пред­станешь пред алтарем Христовым, а прежде всего — то страш­ное и скорбное судилище, где грешники будут охвачены вечным стыдом пред Богом, его ангелами и всеми людьми, жившими от начала и до скончания веков. И за стыдом для них последуют тяжкие и непрестанные мучения: огнь геенны неугасимый, червь неутолимый, скрежет зубовный, тьма кромешная, тартар и про­чие бесчисленные муки, которые им предназначены.

А праведные воссияют ярче сияния солнца и будут вечно царствовать со Христом и исполняться Его неизреченной сла­вой, вместе с небесными чинами воспевая победную песнь. И в вечном наслаждении этим блаженным жительством и небесны­ми благами они никогда не узнают недостатка или лишения. Ибо оттуда, как сказано, «удалится всякая печаль и воздыхание» (Ис 35. 10). Но пребудут они в вечной радости и в непрестан­ном ликовании, без страха обладая непостижимыми и вечными благами.

О том и о другом думай постоянно и все время держи это в уме. А также старайся, насколько возможно, избегать одного: зла, предназначенного грешникам, — и искать другое: блага, уго­тованного праведным. Так ты и лукавых помыслов избежишь, если они занимают твой ум».

3. Авва Илия сказал: «Мне всегда страшны три вещи: час, когда моя душа разлучится с телом; когда я предстану пред Богом и когда будет вынесено суждение обо мне».

4. Старец сказал: «Если было бы возможно душам людей и после воскресения во второе пришествие Христово вновь выйти из тел, то все люди умерли бы от страха, скорби и изумления. Да и можно ли перенести вид того, как разверзаются небеса и является Бог в Своем негодовании и гневе, и с Ним нисходят бесчисленные воинства небесных сил, а все человечество собирается в одно место? Будем жить, всегда имея в мыслях это: ведь именно перед Таким Судией мы и предстанем, и дадим ответ о том мы прожили».

5. Один ревностный брат пришел издалека на Синайскую гору и остался там жить в небольшой келье. И в первый день по прибытии он нашел маленькую дощечку, на которой было написано когда-то жившим там братом: «Я — Моисей, живу при Феодоре и прохожу искус». И вот, он подобрал ее и каждый день, кладя ее у себя перед глазами, спрашивал у написавшего словно тот был рядом:

— В каком же ты мире или месте? И где та рука, что напи­сала все это?

Делая так ежедневно и вспоминая о смерти, он пребывал в плаче. А рукоделием ему была переписка книг. И хотя он и взял у братьев бумагу и заказы на письмо, он так и умер, ничего ни для кого не переписав. А на бумаге каждого он написал лишь одно: «Простите меня, господа мои и братья! Но у меня было небольшое дело с одним человеком, и потому я не успел написать для вас».

6. Какой-то старец зашел к одному из Отцов, живших в Раифе, и говорит ему:

— Авва, когда отпускаю брата, который при мне, на послу­шание, я волнуюсь — особенно если смеркается.

— А я,— ответил тот,— когда посылаю моего послушника для чего-то нужного, сажусь у дверей и смотрю. И когда помысел говорит мне: дескать, когда же вернется брат, я отвечаю помыслу: «Ну, а если его обгонит иной брат, то есть ангел, и, придя заберет меня ко Господу, — что будет?» И так, каждый день сидя перед дверью, я думаю о своих грехах и плачу, говоря себе: Какой же брат придет раньше: тот, что снизу, или тот, что сверху?»

И старец, придя в сокрушение, удалился и затем поступал по примеру отца.

7. Один старец жил в Раифе, и вот какое было у него де­лание. Он постоянно оставался в своей келии, склонив в разду­мии голову, а время от времени качал головой и, вздыхая, гово­рил:

— Что же будет?

Затем ненадолго замолкал и вновь точно так же повторял те же слова. Вместе с тем он плел вервие и так провел все дни свои, скорбя о своем исходе.

ГЛАВА 6. О том, что неизреченна небесная радость и слава, уготованная святым. Почему и должно стремиться к ней всем существом — ведь ничто из существующего или созданного нами ее не стоит

1. Из жития святой Синклитикии

Бллаженная Синклитикия говорила следующее:

«На этой земле мы — словно бы второй раз в материнском чреве. В лоне матери мы не обладали ни той жиз­нью, ни той твердой пищей, которой наслаждаемся сейчас, и не могли действовать так, как здесь. Даже от солнечного сияния и любого другого света мы были отделены, и не было у нас многих других здешних радостей. Так и в мире сем мы лишены того великого и удивительного, что будет в Царствии Небесном.

Мы достаточно испытали то, что здесь, — возжелаем того, что там! Мы вкусили пищи земной — возжаждем небесной! Мы наслаждались земным светом — устремимся к Солнцу Правды, устремимся, чтобы увидеть горний Иерусалим, наше отечество и нашу мать! Проживем оставшуюся часть нашей жизни в чаянии небесного, дабы вкусить нам и вечных благ!

Ибо, как младенцы во чреве, живя и питаясь в несовершен­стве, обретают форму и тем самым переходят к полноценной жизни, так и праведные, возросши за время пребывания в этом мире, переходят в горнее жительство, шествуя, по написанному, от силы в силу. А грешники, словно зародыши, умершие еще во чреве, предаются из тьмы во тьму. Потому что и на земле, в погоне за земным, они проводят свою жизнь во тьме, и по смерти низвергаются в самые мрачные и страшные места.

Таким образом, в жизни мы рождаемся трижды. Один раз мы исходим из материнских чресл — и из земли в землю. Другие же два переносят нас от земли на небо: сперва — благодатью, в божественном крещении (справедливо мы называем его «новым рождением»), а затем — нашим покаянием и благими трудами, к чему мы и приступили».

2. Из патерика

Старец сказал: «Не удивляйся, если, став человеком, ты сможешь стать ангелом. Потому что наградой здесь — слава рав­ного ангелам, и именно ее обещает судья тем, кто участвует в состязании».

2. Сказал авва Иперехий: «Мысль твоя да будет всегда Царстве Небесном — и ты вскоре обретешь его».

3. Одного из старцев братья просили оставить великие под­виги, но он ответил им:

— Говорю вам, чада, что даже Авраам, видя еще большие награды, пожалел бы, что не подвизался больше.

3. Из святого Ефрема

Братья! Слава, уготованная святым, велика и непостижи­ма. А слава жизни сей увянет, как цветы, «и яко зелие злака, скоро отпадет» (Пс 36. 2). Многие правители и цари владели странами и городами немалыми, но едва лишь прошло время — и их словно и не было. А сколько было царей, что правили многи­ми народами: возводили себе статуи и памятники и полагали, что это сохранит их имя после смерти! Но пришли другие, разбили статуи и ниспровергли изваяния, а у некоторых стесали лики и вместо них выбили свои собственные черты. Впрочем, и тех тру­ды были уничтожены потомками.

А были и те, кто строили себе великолепные гробницы, ду­мая, что этим запечатлеют свое имя в веках, и писали на них свои инициалы. Но пришло другое поколение, и гробницы оказались в его власти. И чтобы расчистить как следует склепы, кости прежних владельцев выкинули, словно мелкий щебень. Так какой же им был прок в роскошном склепе или пирамиде?

Всякое суетное дело оканчивается ничем. Но не так с про­славленными в Боге, ибо Он уготовал им вечную жизнь и славу нетленную. Свет солнца, луны и звезд — с тех пор, как они созданы, и до сего дня — не померк и не потускнел от времени. Все так же ярко и неистощимо сияет этот свет в вечности, по тому слову Творца, которым Он от начала определил све­тилам властвовать над днем и ночью. И точно так же и лю­бящим Его Он предназначил Царство Небесное и нетлен­ную радость.

И коль скоро Он не меняет Своих слов в том, что видимо, то разумеется — и в том, что невидимо. И мир этот прейдет, как только будет угодно Творцу, а славе святых нет предела. Так постараемся же «сотворить плоды, достойные покая­ния», чтобы не лишиться нам этой радости и не впасть в вечную тьму — туда, где скорбь невыносима. Да если угодно, войди, к примеру, в свою спальню, закрой двери и ставни, заткни каж­дый, едва брезжущий лучик. А после останься внутри — и узнаешь, какую скорбь несет мрак…

Если даже там, без боли и мучений, ты так страдаешь, при­том что волен сразу же выйти, — вообрази, какие муки ждут тебя во тьме кромешной, где плач и скрежет зубов, и в огне не­угасимом, что вечно карает тех, кто однажды в него был низвер­гнут? Подумаем и о том, какой стыд нас охватит еще до муче­ний. Тогда на наших глазах святые будут облачаться в велико­лепное, несказанное одеяние, сотканное из их добрых дел. А себя мы увидим не просто нагими и лишенными этой блистательной славы, но темными, почерневшими и источающими зловоние — какими сделали себя сами в этом мире делами тьмы, роскоши и разврата. Будем же плакать пред Господом Богом нашим, что­бы обрести нам милость у Него!

Не ради денег мы состязаемся: деньги, если и потеряешь, можно приобрести вновь. Но ставкой здесь наша душа, а душу, если погубим, уже не сможем вернуть назад, по слову Писания: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а Душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за Душу свою?» (Мф 16. 26)

Поразмыслим о том, что в миру воины получают от царя скудное жалованье — и сражаются за него не на живот, а на смерть. А мы получили такие обетования — значит, тем более не должны отступать от подвига праведности: так мы и от гряду­щего суда избавимся, и неизреченные блага получим. Вспомним и вот еще что: солнечного жара или сильного зноя мы снести не можем — так как же вынесем жар вечного огня, что всегда горит и не сжигает?

Если хочешь, любезный брат, испробуй на земном огне — и узнаешь, сколь невыносимо будет то мучение. Зажги светиль­ник, поднеси к огню кончик пальца — и если сможешь вынести жар, то, верно, и там его стерпишь. А если даже от этого огонька не можешь снести боли, то что же мы будем делать, когда все наше тело вместе с душой будет ввергнуто в тот страшный и неугасимый огнь?

4. Из аввы Исаии

Размышляй о той чести, которую стяжали святые, и шаг за шагом их ревность будет все больше увлекать тебя. Вспоминай и о тех поношениях, что остались на долю грешников, — и эта мысль сохранит тебя от лукавства.

5. Из святого Максима

Бог и Слово Бога и Отца стал Сыном человеческим и Че­ловеком для того, чтобы сделать людей богами и сынами Божиими. И мы верим, что станем ими там, где ныне Сам Христос, превыше всех небес, как Глава всего Тела стал Ходатаем за нас перед Отцом. Ибо в сонме спасенных богов Бог будет стоять посреди них (Пс.81.1), каждому уделяя его меру небесного бла­женства, и между Ним и достойными не будет разрыва в про­странстве. И одни говорят, что Царство Небесное будет жи­тельством на небесах тех, кто достоин; другие — что им будет ангелоподобное состояние спасшихся; а третьи — что это будет лицезрением самой красоты Божества и обретут его те, кто по­нес в себе образ небесного. На мой же взгляд, согласны с исти­ной все три мнения. Ведь каждому будет дана благодать сооб­разно тому, как и насколько он был праведен.

ГЛАВА 7. О том, что часто души добродетельных людей при смерти разлучаются с телом, утешенные неким божественным осенением

1. Из Григория Двоеслова

В окрестностях Нурсии (городок в центр. Италии) был один пресвитер. Он пас вверенную ему Церковь с величайшим страхом Божиим. Со времени своего рукоположения он продол­жал любить свою супругу, как сестру, но остерегался ее, как врага: никогда и ни под каким предлогом он не позволял себе даже коснуться ее и полностью прервал с ней супружеское обще­ние. Потому что у святых мужей, кроме всех прочих доброде­телей, есть и такое свойство: они не только удаляются от всего, что не пристало, но часто отвергают и то, что позволено. Так и этот муж, чтобы жена не оказалась поводом к какому бы то ни было падению, не позволял ей служить ему, даже если это было необходимо.

Так он прожил всю свою жизнь и достиг глубокой старости. А через сорок лет после своей хиротонии он впал в сильную горяч­ку и так оказался при смерти. Когда супруга заметила, что все его члены уже омертвели и он близок к смерти, она тут же наклони­лась к его лицу, чтобы послушать, жив ли он еще и дышит ли. Пресвитер почувствовал это. И хотя сам он едва дышал, но, види­мо, вдохновленный силою Духа, собрался с силами и сказал:

— Отойди от меня, женщина. Огонь еще не погас — убери солому.

Та подалась назад, а он, внезапно ощутив прилив сил, начал радостно кричать:

— Добро пожаловать, государи мои, добро пожаловать! За что удостоили недостойного раба вашего своим приходом? Уже иду! Благодарю вас, благодарю! — и все время повторял эти слова.

Знакомые, которые были там рядом, слыша это, спросили:

— Что с тобой?

— Разве не видите, — сказал он им в восторге, — разве не видите, что сюда пришли святые апостолы? Смотрите, это же блаженные Петр и Павел, первоверховные апостолы!

И, вновь повернувшись в другую сторону, сказал:

— Все, я иду! — и с этими словами испустил дух.

Так он воочию увидел апостолов и сам засвидетельствовал, что уходит с ними. Из этого видно, что бывает с праведниками по человеколюбию Божию: умирая, они в видении созерцают кого-либо из святых, чтобы на пороге верной смерти не бояться мук. А когда их внутреннему помыслу являются те, кому они стали причастниками, они избавляются от оков плоти без страха и боли.

2. То же самое, как я узнал, случилось и с Пробой, еписко­пом Реаты (древний город в Италии). В конце жизни его поразила тяжкая болезнь. Отец Проба, Максим, послал по всей округе за врачами и просил их помочь, насколько возможно, больному. Врачей собралось мно­го, но когда они проверили пульс больного и осмотрели его, то лишь признали, что смерть наступит скоро. Между тем время шло, и наступил час завтрака. Больному епископу было важнее благополучие гостей, чем свое собственное. Он пригласил врачей вместе с его отцом, почтенным старцем, подняться в верхнюю залу епископского дома и немного перекусить. Все пошли на­верх завтракать, а при епископе оставили благочестивого отрока (этот человек жив до сих пор).

Когда отрок находился при одре лежащего епископа, он вдруг увидел, как к тому входят какие-то мужи в белоснежных одеяниях — и сияние их лиц затмевало даже блеск их облачении. Мальчик, ошеломленный этим сиянием и блеском, поднял крик — мол, кто это такие.

От крика мальчика епископ Проб очнулся. Он увидел вхо­дящих мужей, узнал их, и радость охватила его.

— Не бойся, не бойся, — стал он успокаивать мальчика. — Это ко мне святой Ювеналий и святой Елевферий пришли, му­ченики.

Но мальчик, не в силах вынести сияния их лиц, опрометью бросился оттуда и рассказал отцу епископа и врачам, что он видел. Все сразу спустились вниз и увидели, что епископ уже почил. Очевидно, его забрали с собой те, чей вид так поразил мальчика.

3. Есть и еще кое-что, о чем следует упомянуть. Часто, когда избранные души исходят из тела, на небесах слышна им хвала — чтобы души, слушая ее, радовались и не чувствовали тягость от разлучения с телом.

А о том, про что я сейчас хочу рассказать, я уже упоминал в беседах на Евангелие. В том портике, который тянется до цер­кви святого Климента, у прохода лежал обычно человек по име­ни Сервул. Думаю, что и тебе он был знаком. Так вот, этот че­ловек, быть может, и нуждался в средствах для жизни, но был сказочно богат добродетелями. Многолетняя болезнь обездви­жила его тело. И сколько я его помню, до самого конца своей жизни он лежал парализованным и не мог ни встать прямо, ни сесть на ложе, ни даже двинуть рукой или ногой.

У него были мать и брат, которые ухаживали за ним. А то, что он получал в милостыню, он руками матери и брата вновь раздавал на милостыню. Грамоты он не знал совсем, но книги Священного Писания себе покупал. И, принимая на ночлег кого-то из благочестивых людей, он прилежно просил почитать в его присутствии. Так он с пользой для себя изучил, насколько мог, Священное Писание, хотя и совсем не умел читать. А боль он всегда сносил с благодарностью и проводил дни и ночи в славо­словии Богу.

И когда наконец пришло ему время получить мзду за такое терпение, сперва в теле его прекратилась боль. А как только он почувствовал приближение смерти, он попросил тех людей, ко­торые остановились у него, встать и, пока душа его ждет исхода, воспеть вместе с ним псалмопение Богу. Так, уже умирая, он подпевал им — и вдруг остановил поющих испуганным вскри­ком:

— Стойте! Разве не слышите, как откликаются небесные хоры?

И в то время, как он внимал тем хорам, что были слышны его сердцу, святая его душа рассталась с узами тела.

По исходе его души все место наполнилось таким благоуха­нием, что его ощущали все присутствующие. Из этого явно было видно, что небесные лики приняли эту душу. И в самом деле, один из наших монахов сам там был — и он жив до сих пор. Так вот, он с плачем свидетельствовал, что аромат благоухания оста­вался в воздухе до тех пор, пока тело покойного не было предано земле.

4. Еще была одна женщина по имени Редемпта. Она при­няла священный монашеский образ, а жила в городе Риме. У нее было две ученицы, одну из которых звали Ромилла. Все три жен­щины жили в одном доме и богатели благонравием, а временную эту жизнь проводили в нужде. Ромилла превосходила свою со­ученицу величайшими дарами добродетелей: ее отличали удиви­тельное терпение, глубокое послушание, строгое хранение своих уст, любовь к молчанию и прилежность в молитве.

Но людям может казаться, что человек совершенен, а в гла­зах Творца в нем все еще чего-то недостает. Так еще не до конца отшлифованные печати людям непосвященным подчас кажутся законченными, и они их хвалят. Однако резчик, хотя бы и слы­шал похвалы, не останавливается: он шлифует их то камнем, то кожей и доводит образ до совершенства. Что-то в этом роде уго­товал Ромилле и Творец всяческих: она впала в телесную бо­лезнь, которую врачи называют параличом, и многие годы про­вела в постели без движения. Но и бич недуга не поверг ее в малодушие — напротив, от этого лишь окрепла ее духовная сила. Стала она столь же сильной в молитве, сколь беспомощна была телом, и молитва ее была непрестанной. Однажды ночью она подозвала к себе свою наставницу, уже упомянутую Редемпту, и свою соученицу. Когда наступила полночь, они стояли при ее ложе, и вдруг с небес был ниспослан яркий свет, который запол­нил всю келию. Сияние это было таким ярким, что сердца стояв­ших исполнились страха, а члены похолодели — как они сами потом рассказывали. Когда же они стояли в таком ошеломлении, послышался громкий гул, словно входило огромное множество народа, и двери келии заскрипели, не вмещая всех входящих. Но от большого страха и яркого света они никого не могли увидеть: у обеих женщин темнело в глазах, а сияние света ослепляло их. Впрочем, одновременно со светом можно было чувствовать и аромат дивного благоухания. И если свет вселял страх в их души, то благоухание пленяло и влекло за собой.

Женщины не могли стерпеть яркий свет, и наставница, ко­торая была рядом с Ромиллой, вся дрожала. Ромилла заметила это и стала ласковым голосом утешать ее:

— Не бойся, матушка, я еще не умираю.

Пока она это повторяла, свет, воссиявший в келии, посте­пенно угас, а благоухание осталось. И на второй, и даже на тре­тий день после этого, когда и благоухание улетучилось, все же оставался легкий аромат. А на четвертые сутки, ночью, Ромилла позвала свою наставницу и попросила напутствовать ее Телом Господним.

Когда она причастилась, вдруг на площади, перед дверьми келии, возникли два лика поющих: они пели псалмы. При этом, как утверждали наставница Ромиллы и другая ученица, можно было различить два рода голосов: это мужчины и женщины пели попеременно. Так перед келией совершалось небесное славосло­вие, а тем временем святая душа Ромиллы разрешилась от теле­сных уз. И когда она восходила на небо, вместе с ней возноси­лись ввысь лики поющих, и пение раздавалось уже сверху, пока не угасли вдалеке звуки пения и не растаял аромат благовоний.

5. Но часто в утешение исходящей душе является ей и Сам Живоначальник и Воздаятель наших земных дел. Об этом я упо­минал и в другом месте, рассказывая о моей тетке Тарсиле. Она жила вместе с двумя племянницами и все силы отдавала непре­станной молитве и уединению. И в меру высоты своего воздер­жания она скоро возрастала в святости. В видении ей явился мой прадед Феликс, некогда патриарх сей Римской Церкви. Он по­казал ей обитель, сияющую вечным светом, и сказал:

— В этой обители света я жду тебя.

Начался у нее жар, и смерть ее была уже близка. А есть такой обычай — когда умирают благородные мужчина или жен­щина, многие приходят утешить их родственников. И в час ее смерти много мужчин и женщин собралось вокруг ее постели.

Вдруг больная посмотрела вверх и увидела грядущего Иису­са. И с величайшим усилием души она стала громко говорить присутствующим:

— Отойдите, отойдите, Иисус идет!

И она уже не спускала взгляда с Того, Кто ей явился, пока душа ее не вышла из тела. При этом разлился такой аромат бла­говоний, что все, кто там были, могли явственно ощущать: здесь присутствовал Тот, Кто есть источник всякого благоухания. Пос­ле тело ее обнажили, чтобы омыть его — согласно обряду, что совершается над мертвыми. И оказалось, что на коленях и лок­тях кожа у нее огрубела, как у верблюда, от постоянной молитвы и поклонов. Так умершая плоть открыла то, чем при жизни был занят дух.

6. Также была одна маленькая девочка по имени Муза. Ее брат Проб, человек благочестивый, рассказывал мне, что ей но­чью в видении явилась Богородица и Приснодева Мария. Она показала девочке ее сверстниц, таких же девочек. Муза хотела подойти к ним, но не смела. И тогда Богородица спросила ее, хочет ли она быть вместе с этими девочками в Ее свите. Та ска­зала, что очень хочет. Тогда Богородица наказала ей не шалить, не делать глупостей и даже не смеяться и не играть насколько можно. «Тогда, — сказала Она, — можешь быть уверена: через тридцать дней ты будешь в Моей свите вместе с теми девушками, которых видела».

С тех пор девочка совсем изменилась характером и оставила все детское легкомыслие. Родители, когда заметили эту внезапную перемену, с удивлением спрашивали ее, отчего она так изменилась. И девочка рассказала, что так ей велела Богородица, Которую она видела ночью. А еще она сказала им, в какой день собирается уйти в Ее сви­ту.

На двадцать пятый день у нее началась сильная горячка. А на тридцатый, когда подошло время ее исхода, она вновь увидела Богородицу. Матерь Божия пришла к Музе с теми же самыми девочками, которых та видела прежде, и стала звать ее с Со­бо. Тогда, вся покраснев, она тихим голосом ответила ей:

— Уже иду Госпожа, уже иду! — и при этих словах испу­стила дух.

7. Расскажу еще тебе, что произошло с досточтимым от­цом Стефаном. Жил он в крайнем нестяжании, не хранил обид и всегда пребывал в молитве. Я упомяну лишь об одном его по­ступке, чтобы ты мог из этого понять и остальное. Как-то од­нажды он собрал хлеб, который сам и сеял, и отвез его на ток. Для него и его учеников это была единственная пища на весь год. Но какой-то человек по действию диавола подложил огонь и спа­лил лежавший на току хлеб. Другой это заметил и известил об этом слугу Божьего. При этом он посочувствовал:

— Бедный отец Стефан, надо же такому случиться!

Но тот со спокойным лицом и чистым взглядом ответил ему:

— Бедный тот, кто это сделал, а со мной что случилось?

Отсюда можешь представить, сколь высок и силен был его разум. Человек потерял все свое пропитание на год и при этом остался спокойным и беззаботным — он даже больше скорбит о самом грешнике, чем о своем ущербе!

И вот, когда этот отец Стефан был при смерти, многие при­шли к нему, чтобы с исходом святой души вверить и свои души ее молитвам. И когда они стояли вокруг его постели, одни виде­ли, как входят ангелы, но ничего не могли сказать. А другие ни­чего не видели, но глубокий страх охватил их души. И тогда все — кто видел и кто не видел — в страхе бежали: никто не дерзнул остаться, когда святая душа исходила из тела. Никто из смерт­ных не мог снести ее исхода. Отсюда ясно видно, кто были те, кто принял вышедшую душу.

8. Помимо этого, да будет тебе известно, что не всегда свя­тость души видна при ее исходе, а после смерти она проявляется полностью. Так и святые мученики много жестокостей претер­пели от неверных, а чрез святые свои мощи каждый день блиста­ют знамениями и чудесами. Но бывает и наоборот: что еще до кончины Всемогущий Господь укрепляет робкий разум открове­ниями, чтобы человек, умирая, ничего не боялся.

Со мной в монастыре жил один брат по имени Антоний. В каждодневном плаче и непрестанной скорби подвизался он ради той радости, что ждет нас в небесном отечестве. С искренней ревностью и терпением он изучал священные книги. Он искал в них не глаголы знания, а плач и сокрушение духа — чрез них его разум возвышался, оставляя земное, и пребывал созерцанием в небесной отчизне.

И вот ему в ночном видении было сказано:

— Будь готов, Господь велел забрать тебя.

Тот ответил, что еще не подготовился как следует, чтобы уйти. И тотчас он услышал свое оправдание:

— Если говоришь о своих грехах, то они уже прощены тебе.

Когда он услышал это, его охватили сильный страх и ро­бость. Но на следующую ночь ему были сказаны те же слова. А через пять дней он впал в горячку и при всеобщей молитве и плаче с радостью отошел ко Господу.

9. Был и другой брат в этом монастыре, его звали Мерул. Он отличался глубоким сокрушением и милосердием, а что до молитвы, то она никогда не сходила с его уст, разве только во время еды и сна. Ему в ночном видении было явлено, словно с небес ему на голову нисходит венец из белых цветов. Вскоре его поразила телесная болезнь, и он скончался без волнений и в спо­койствии духа. А через четырнадцать лет у могилы, где он был погребен, Петр, нынешний настоятель монастыря, решил сде­лать ему памятник. И когда он работал там, как он сам говорит, от памятника исходило такое благоухание, словно там был со­бран аромат всех цветов. Так то, что покойный видел в ночном видении, явным образом оказалось истиной.

2. Из жития святого Саввы

Один старец, пришедший из Вифании, по имени Анфим, украсил свою жизнь многими трудами о Господе. Пришлось ему как-то поставить келию по ту сторону реки на востоке, напротив той башни, что была построена блаженным Саввой. И когда он провел там тридцать лет, незадолго до кончины его охватил ка­кой то недуг, и старец возлег на смертный одр. Тогда дивный Савва, видя, что тот изможден болезнью и глубокой старостью, решил перенести его в одну из келий близ церкви, чтобы братьям было не так трудно посещать его и служить. Так решил он сам, но старец не стал этого делать. Он сказал, что уповает на Госпо­да и скончается там, где и поселился с самого начала.

Как-то ночью, вскоре после этого, Савва встал до начала утренней службы. И показалось ему, будто он слышит какое-то стройное звучание, словно бы пело множество людей. Подумав, что это поют положенные на утрени песнопения, он удивился, как могли начать утреню не по обычаю, без его ведома. Тогда, быстро направившись к храму и обнаружив, что двери крепко заперты, он идет назад, и вновь ему кажется, что он слышит те же голоса. А пели они очень благозвучно, причем слова были такими: «Пройду в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания, шума празднующих» (Пс 41. 5).

Наконец, уразумев, откуда слышен звук этих дивных пес­нопений, он тотчас же будит своего келейника и велит ему со­звать братию ударами била. Как только они собрались вместе, Савва взял с собой несколько человек с кадильницами и светиль­никами и пошел к келии старца: именно оттуда слышалось пение. Но когда они оказались внутри келии, они не нашли там никого, кроме самого старца, который уже скончался. Тогда, с благого­вением облачив его и совершив все, что полагалось, они предали его святое тело земле.

3, Из жития преподобного Даниила Столпника

О преподобном Данииле Столпнике рассказывают следу­ющее.

За три дня до его кончины, уже глубокой ночью, пришли и вместе явились ему все от века святые, пророки, апостолы, муче­ники и все святые — и даже некие небесные силы. Они с любо­вью приветствовали великого подвижника и побудили его к со­вершению Божественного Тайнодейства. Он и совершил его, как это все видели: причастился нескверных Тайн сам и препо­дал тем, кто был достоин. А когда он уже был при последнем издыхании и сошлось много народу, к столпу подошел один че­ловек, одержимый бесом. И этот человек стал кричать, что под­вижника зримо посетили святые, причем называл их по именам и упоминал, что ангелы следовали за ними. А еще он прибавлял, что в тот же день в три часа сам Даниил отойдет ко Господу, а нечистый дух по манию Божию покинет то жилище, в котором годами обитал. Все это так в указанное время и произошло.

4. Из патерика

Об авве Сисое рассказывали, что, когда он умирал, а Отцы были у него, просветилось лицо его и он сказал им:

— Вот пришел авва Антоний.

А через некоторое время сказал:

— Вот пришел лик пророков.

И засияло его лицо еще ярче, и он сказал:

— Вот пришел лик апостолов.

И вновь сияние лица его стало еще сильнее и он словно раз­говаривал с кем-то.

— С кем ты беседуешь, отче? — спросили его старцы.

— Вот идут ангелы, — ответил он, — унести меня, а я их про­шу, чтобы меня оставили еще немного, принести покаяние.

— Разве ты не достаточно покаялся, отче? — говорят ему старцы.

— По правде говоря,— отвечал тот,— даже не знаю, поло­жил ли я начало.

Тогда все поняли, что он совершенен. И вновь засверкало лицо его, как солнце, так что все испугались. Но он сказал им:

— Смотрите: идет Господь и говорит: «Принесите мне тот сосуд из пустыни».

И тотчас же авва предал дух. И словно молния сверкнула, а дом наполнился благоуханием.

ГЛАВА 8. О том, что если кто умер и вновь возвращается в тело, то это происходит по божественному домостроительству. Также о том, что грешники часто еще при смерти видят адские судилища и бесов и в таком состоянии разлучаются с телом

 1. Из Григория Двоеслова

«Петр». Как объяснить, что многие как бы в прелести похищаются из тела, некоторое время остаются без души, а затем вновь возвращаются?

«Григорий». Если хорошо рассмотреть, Петр, то это не пре­лесть, а увещание. Благость Божия творит это в назидание, как величайший дар милосердия, чтобы эти многие своими глазами увидели и убоялись тех адских мук, в которые не верили.

Был один монах, его звали Петр. Он подвизался у одного старца-монаха по имени Евваса, и жили они в пустынном и боло­тистом месте. От своего наставника он узнал, что тот, еще преж­де чем поселиться в пустыне, заболел и умер, но вскоре вновь был возвращен в тело. Старец говорил, что видел тогда адские муки и огромные пространства, охваченные огнем. Он уверял Даже, что видел там кого-то из властителей мира сего, объятых пламенем, и его принесли, чтобы бросить туда же. Но внезапно, рассказывал старец, возник блистающий ангел и запретил бро­сать его в огонь. Ангел еще сказал ему: «Иди, но смотри: после всего этого ты должен жить, внимая себе».

После этих слов тело его постепенно ожило — он очнулся от сна вечной смерти и рассказал все, что с ним случилось. С тех пор, как он видел адские муки и ужаснулся им, он предал себя таким нещадным постам и бдениям, что, даже если бы язык его молчал, его жизнь сама говорила за себя. Так получилось, что дивный промысел Божий дал ему смерть, чтобы он не умер веч­ной смертью.

Сердцу человека свойственна крайняя черствость, и, быть может, иной раз такое лицезрение мук может обратить его к по­каянию. Кому-то, впрочем, это может стать лишь более страш­ным осуждением. Некоторые, даже увидев все эти ужасы и вер­нувшись к жизни, все же не исправляются. И таким людям уже нет оправдания…

2. Того же святого

Был один юноша, по имени Феодор, человек очень неспо­койный. Он пошел в монастырь вместе со своим братом, но ско­рее вынужденно, чем по своей воле. Не было в нем никакого послушания. Когда ему кто-то говорил о том, что полезно для его спасения, он не то чтобы делать — даже и слушать не хотел и никогда бы не принял святого монашеского образа. Но во время смертоносного мора был поражен и он в бедро и оказался при смерти. Все братья сошлись к нему и увидели, что он уже отхо­дит: все тело его уже остыло и окоченело, и лишь в груди едва теплилась жизнь. Тогда они стали прилежно молиться о нем и просили человеколюбивого Бога смиловаться над ним при его исходе.

Внезапно, когда братья молились, он стал кричать громким голосом и прерывать их молитвы:

— Оставьте меня, оставьте! Меня отдали змею на съеде­ние, а из-за вас он не может меня съесть! Вот он уже схватил мою голову в пасть! Пустите же его, пустите, пока мне не стало хуже! Пусть делает, что делает, только быстрее! Я отдан ему на съедение — за что ж мне еще и терпеть!

Братья говорят ему:

Брат, положи на себя знамение честного и животворящего Креста.

— Не могу! — закричал тот страшным голосом. — Я хочу перекреститься и не могу! Змей этот обволок меня своею слю­ной!

Услышав это, братья все разом пали на землю и всеми си­лами, от всего сердца стали молиться о его избавлении. Так они продолжали молитву, и вдруг больной громким голосом восклик­нул:

— Благодарите Бога! Только что змей, пожиравший меня, бежал от ваших молитв — он не смог оставаться здесь! А теперь молитесь о моих грехах. Я готов уже вернуться и полностью ос­тавить мирскую жизнь.

И тотчас жизнь вернулась к нему. После этого он всем сер­дцем обратился к Богу. Болезнь полностью вразумила его: он исправил свой нрав и таким впоследствии и умер.

2. Этот брат видел загробные муки ради собственной пользы. А другие, как я сказал, видят мытарства лукавых духов уже при смерти — ради нашего назидания. Они рассказывают об этом и сразу после того умирают.

Был один человек по имени Хрисаорий, в мире этом очень знатный. И чем больше богатства у него было, тем больше он богател страстями: надмевался гордостью, предавался плотским страстям, все старался собрать больше богатств, а скуп был не­вообразимо. Господу было угодно положить конец всем этим порокам: Он попустил ему заболеть смертельной болезнью.

Когда настал час смерти Хрисаория, он отверстыми очами увидел страшных и черных духов: они обступили его и стали си­лой тянуть за собой, чтобы увлечь в темницы адовы. Тут он весь задрожал и побледнел, стал обливаться потом и громко требовал отсрочки. Сына его звали Максим — я познакомился с ним, ког­да мы оба уже были монахами. И вот он стал звать его и диким голосом кричал:

— Максим, поди сюда! Я же тебе никогда ничего плохого не сделал — прими меня в свою веру!

Максим, взволнованный и в слезах, тотчас прибежал к нему а вместе с ним и все домочадцы. Но видеть лукавых духов, которые так мучили умирающего, они не могли. Правда, они догадались о них по крикам хозяина, по его бледности и тому страху который охватил его. А он между тем, напуганный страшным зрелищем, ворочался на ложе то в ту, то в другую сторону. Обер­нется налево — увидит духов перед собой и не может снести их вида; повернется к стене — а они и там у него перед глазами. Наконец, отчаявшись от них ускользнуть, он застонал и принял­ся кричать благим матом:

— Отсрочки до утра! Хоть до утра отсрочки! — и с этим криком испустил дух.

Из этого вполне ясно, что видел он это не ради себя, а ради нашей пользы, чтобы мы, узнав это, убоялись и исправились. Да и что пользы ему было перед смертью видеть лукавых духов, что пользы просить отсрочки, которой так и не получил?

3. А еще рассказывал мне Афанасий, один из наших пре­свитеров, что в Иконии, откуда он родом, есть монастырь, так называемый Галатский. Там был один монах, которого все счи­тали образцом святости и благочестия. Но, как показала его кон­чина, был он далеко не тот, кем казался. Выяснилось, что он притворялся, будто постится вместе с братьями, а втайне от них ел. Но когда он заболел и оказался при смерти, он понял, что конец его близок. Тут он зовет всех братьев, кто был в монасты­ре, к себе. Все охотно пришли. Они ведь считали его человеком больших добродетелей и думали, что перед смертью он скажет нечто великое и поучительное. Однако тот с плачем, весь дрожа, сказал им:

— Вы думали, что я пощусь, но я втайне от вас ел. А теперь вот я отдан на съедение змею. Вот он уже оплел хвостом мои ступни и колени, проник головой мне в уста — и медленно тянет из меня мою душу.

Сказав это, он тотчас умер. Даже покаянием не успел он избавиться от этого змея — не было воли Божией остаться ему в живых. И в этом случае тоже вполне понятно, что видел он это лишь ради нашей пользы и тех, кто его слышал. Сам же он хоть и указал на врага, которому был предан, но избежать его не смог.

3. Из повести о путешествиях святого апостола Фомы

Великий апостол Фома был продан Господом купцу Амвану под видом раба, искусного в зодчестве, и отправился вместе с ним в Индию. Когда же его ввели к царю и спросили о его знани­ях он подтвердил, что искусен в строительстве, и много говорил 0б этом. Тогда тем, кто слушал его, показалось, что он столь же хорош в этом на деле, как и на словах, и царь поручил ему много денег, чтобы тот где-нибудь построил ему дворец. Фома же, по­лучив баснословные деньги, все раздал нищим. Через какое-то время царь послал посмотреть на постройку. Но, узнав от по­сланных, что Фома даже не начинал строительства, а поручен­ные ему деньги все раздал нищим, он сильно разгневался и при­казал немедленно схватить апостола и связанным привести к нему. Во мгновение ока тот был приведен к царю, и царь говорит ему:

— Построил ты мне дворец?

— Да, — ответил тот,— и очень красивый.

— Пойдем-ка посмотрю на него, — говорит царь.

— В веке сем,— ответил апостол, — ты не сможешь его уви­деть, но после твоего отшествия отсюда ты его увидишь и бу­дешь радоваться и наслаждаться им.

Царь Гундафор (именно так его звали) посчитал это наду­вательством. Но когда он узнал о неприхотливой и бедной жизни Фомы, он понял, что деньги не вернуть. Тогда он придумал ему смерть в меру своего гнева: содрав с Фомы кожу, бросить его в огонь.

Однако Тот, Кто все творит и преобразует по Своей воле, поразил смертью Гада, брата царя Гундафора. Этот Гад из-за неудачи со дворцом злился еще сильнее, чем его брат, и в нена­висти ко мнимому мошеннику подстрекал брата к тому, чтобы наказать его. Но тут он неожиданно умер, и его смерть стала спасением от смерти для апостола: ведь за важностью одного во Дворце забыли о другом и занялись погребением почившего.

Какое же чудо и здесь творит Бог, желающий не смерти грешника, но его жизни и обращения! Ангелы, взяв душу Гада, показали ей вечные обители того мира для спасенных. Из всех обителей душу Гада привлекла одна своей особой красотой, размахом и великолепием. Тогда душа просила сопровождающих, чтобы ей позволили жить там хотя бы в любой самой маленькой каморке. Но ангелы отказали ей, говоря, что эта обитель при­надлежит Гундафору, а тому ее построил иноземец Фома. Услышав это, Гад стал горячо просить, чтобы ему позволили вер­нуться назад и выкупить долю у брата.

И что же дальше? Угодно было Тому, манию Коего пови­нуется все, вернуть человеческую душу вновь в тело, чтобы его воскресением не только избавить от смерти апостола, но и даро­вать спасение многим душам. И когда уже тело Гада облачали в погребальные пелены, погребавшие вдруг увидели, что безды­ханное тело вновь обрело жизнь. Придя в ужас, они побежали и сообщили о происшедшем царю Гундафору. А тот, поразившись, тотчас же бросился к брату. Брат же — о чудо! — словно только что проснувшись, открыл уста, уже было сомкнутые смертью, и стал умолять его:

— Брат, прошу тебя, продай мне свой небесный дворец — тот, что тебе выстроил христианин Фома!

Царь же, услышав его слова и поняв, что Фома — послан­ник Божий и возвещает Самого Бога истины и человеколюбия, был и сам осенен светом веры и ответил брату:

— Не могу я, брат, отдать тебе этот дворец, потому что его не так просто купить, а меня и самого скоро возьмут отсюда. Но оставляю тебе его зодчего: Промыслом Божиим он еще жив и выстроит тебе рядом такой же.

Сразу же он велел привести к себе Фому, вызволив его из тюрьмы и сняв оковы. И оба брата тут же припали к его ногам. Они просили простить им оскорбление, которое нанесли по неве­дению, и рассказать о неведомом Боге и Его заповедях — чтобы впредь им жить по Его заповедям и достичь тех невидимых и вечных благ, образы которых Гад удостоился видеть.

Когда апостол услышал это, он поразился глубине Про­мысла и, как и следовало, возблагодарил Бога. Затем, после мо­литвы и оглашения, он крестил их во имя Отца, и Сына, и Свя­того Духа, а также крестил бесчисленное множество других ин­дийцев, после чуда пришедших к вере.

4. Из патерика

Один старец пошел в какой-то город продавать свое руко­делие. По случайности он присел у ворот одного богача, бывше­го при смерти. И вот, когда он сидел и молился, он увидел каких-то черных людей, ужасных видом. Они были верхом на конях, тоже черных, а в руках держали пылающие факелы. Подъехав к воротам, они оставили коней снаружи, а сами вошли внутрь. И увидав их, больной громко закричал:

— Господи, помилуй и спаси! А те отвечали ему:

— Когда закатилось солнце, ты вдруг вспомнил о Боге? Что ж ты не обращался к Нему при ясном дне? А теперь нечего тебе надеяться ни на милость, ни на утешение!

И тут же, силой схватив его душу, удалились.

5. Из святого Ефрема

Братья, силен страх в час смертный! В час отхода предста­ют перед душой все ее деяния, сделанные ею днем ли, ночью, — как добрые, так и злые. И ангелы с ревностью спешат извлечь ее из тела. Тогда-то душа грешника, видя все, что она содеяла, мед­лит выходить. И в то время, как ангелы торопят ее, она в трепете перед всем, что сделала, говорит им со страхом:

— Дайте мне сроку хоть один час на то, чтобы выйти.

А дела ее хором отвечают ей:

— Ты нас породила? С тобой мы и направимся к Богу!

И так, в ужасе и рыдая, она оставляет тело и отходит, что­бы предстать перед бессмертным судилищем.

6. Из патерика

Один старец рассказывал следующее.

«Какой-то брат хотел удалиться от мира, но его мать была против. Он, однако, не отказывался от своей цели и все повторял:

— Хочу спасти свою душу.

И поскольку мать, при всем своем старании, не смогла его убедить, то разрешила ему удалиться. Но он, хоть и оставил мир, приняв монашество, прожил свою жизнь в небрежении. И вот пришло его матери время умереть. А там и он сам тяжело и с опасностью для жизни заболел. И во время болезни он однажды как бы потерял сознание и, оставив тело, был восхищен на суд. И там он обнаружил свою мать среди тех, кто был осужден и подлежал наказанию. А она, когда увидела его, с большим удив­лением сказала:

— Дитя мое, и тебя здесь осудили? А как же твои слова о том, что хочешь спасти свою душу?

Эти слова привели его в сильный стыд: он замер, потрясен­ный скорбью и не находя что сказать. И тогда он услышал голос, сказавший:

— Возьмите его отсюда.

Тотчас он пришел в себя от видения и рассказал тем, кто был рядом, все, что слышал и видел, и всей душой прославил Бога за то, что Тот любыми средствами ищет спасения грешников.

Когда же он поправился от болезни, то ушел в затвор, за­ботясь о своем спасении, каясь и оплакивая то, что по небреже­нию делал раньше. И таким сильным было его раскаяние и плач, что многие из знавших его просили его сделать небольшое по­слабление, боясь, что чрезмерный плач как-то повредит ему. Но он не слушался уговоров, отвечая:

— Если я не мог снести упрек своей матери, то как выдер­жу стыд в день судный, пред лицом Христа, ангелов и всего тво­рения?

Постараемся же, братья, приложим усилия к тому, чтобы нам жить согласно обетам и в почтении к тем нашим родственни­кам по плоти и другим близким нам людям, которых мы, с их согласия, оставили, чтобы угодить Богу. Если же станем жить иначе — да не будет этого! — то как же нам будет стыдно на Страшном Суде! И не только перед всей горней и земной тва­рью, но и перед теми, кто некогда были нашими близкими и зна­комыми и кого мы покинули, чтобы приблизиться к Богу! Ведь тогда, если даже мы будем осуждены вместе с ними, то, кроме всех прочих наших бед, еще и они будут нас укорять и пори­цать — за то, что, как сказал один святой, мы, «оставив сенатор­ство, не достигли монашества», ради которого и ушли из мира».

ГЛАВА 9. Разъяснение того, куда идут души после смерти, и что происходит после их разлучения с телом

1. Из жития святого Павла Фивейского

Святой Антоний возвращался к святому Павлу Фивейскому и нес тому одежду святого Афанасия (как ему повелел последний). Он шел по пустыне и около тре­тьего часа дня, уже будучи недалеко от пещеры, увидел — тем особым зрением, которым зрят достойные видеть, — ангельские чины, апостольский лик, пророков множество, мучеников полки и посреди них душу Павла. Она была белее и сияла ярче, чем снег, с великой радостью восходя на небеса.

2. Из жития святого Пахомия

Однажды, когда Пахомий Великий был в одном из своих монастырей, его известили, что какой-то брат в Хиновоскийском монастыре заболел: он страдает и просит утешить его, преподав благословение. Услышав это, Божий человек встал и пошел к нему. Он был еще в двух или трех поприщах от того места, где лежал больной брат, как услышал в воздухе звук священного и чудного псалмопения. Подняв голову, он увидел, как поющие ангелы возводят душу брата по сверкающему пути ко блаженной жизни. Братья, которые шли с ним, не слышали голосов и ничего не видели. Но видя, что он уже долгое время смотрит на восток, они говорят ему:

— Что ты остановился, отче? Идем быстрее, может, еще успеем.

Он же ответил им:

— Напрасно мы бежим. Я уже вижу, как его возносят к жизни вечной.

И когда они попросили его рассказать, какой он видел душу, он рассказал им то, что было. При этом некоторые из них пошли в монастырь и разузнали точнее время, в которое почил брат. И поняли они, что это было именно в тот миг, когда святой отец видел его славное восхождение к небу.

3. Из патерика

Один старец рассказывал следующее.

«Была одна престарелая монахиня, достигшая большого преуспеяния в страхе Божием. Я задал ей вопрос, почему она приняла монашество, и вот что она мне рассказала:

— У меня, дорогой отче, когда я была еще ребенком, был отец — набожный и кроткий по характеру, но слабый и немощ­ный телом: большую часть своей жизни он провел прикованным к постели. Человек он был настолько замкнутый, что на общение шел редко, почти никогда. Когда он был здоров, то трудился на поле. Там он проводил все свое время, а урожай приносил домой. Молчалив же он был настолько, что те, кто с ним не был знаком, принимали его за немого.

Была у меня также и мать — полная противоположность отцу. Все, что делалось и в своей земле, и в чужой, — все ее заботило. А словоохотлива была со всеми до того, что никто никогда не видел ее молчащей хотя бы мгновение: то она препиралась и спорила, то говорила всякие мерзости и непристойности. Большую часть вре­мени она проводила в пьянстве с распутными мужчинами, причем сорила деньгами как блудница. А имуществом распоряжалась так плохо, что даже всего того, что было (а было у нас немало), нам не хватало на жизнь: отец отдал в ее ведение все домашние дела. И при том, что она так жила, никакая телесная хворь не брала ее. Даже случайных болей у нее не было, но на протяжении всей ее жизни тело у нее было здоровое и крепкое.

Так и вышло наконец, что отец, сломленный многолетними недугами, умер. И тотчас же поднялся сильный ветер, ударил гром, и засверкали молнии одна за другой. И хлынул ливень, такой сильный и продолжительный, что в течение трех дней нельзя было даже носа высунуть из дома. Все это время отец лежал в доме без погребения. Видя это, односельчане чего только не го­ворили, ругая покойного:

— Ай-ай-ай, такой страшный человек жил тут с нами, а мы и не знали: не иначе богоненавистник какой — то-то его похоро­нить не могут!

Однако ж дом мог стать непригодным для жилья, если труп разложится. Поэтому мы вынесли его и, несмотря на то, что ли­вень не утихал, предали земле.

У матери теперь были развязаны руки, и она погрязла в блуде с еще большим бесстыдством: превратила дом чуть ли не в дом терпимости и жизнь проводила в сплошном разврате, так что вскоре у нас не осталось ничего. А через долгое время, когда постигла ее смерть, так хорошо прошли похороны, что, казалось, сама природа участвовала в ее погребении.

После кончины матери, когда я вышла из детского возра­ста, телесные вожделения уже пробуждались и давали о себе знать. И пришла мне как-то вечером в голову мысль: какую жизнь выберу я себе? И мне подумалось:

«Неужто мне выбрать жизнь моего отца и жить потом в благочестии, набожности и целомудрии? Так ведь он, хотя и жил так, ничего хорошего не видел, только что мучился от бесконеч­ных болезней и скорбей. Да и умер он так, что и похоронить его как приличного человека не вышло! Если Богу угодна такая жизнь, то за что у него было столько несчастий?

А какая жизнь была у мамы: разве не проводила она все время в разврате и сладострастии? А из жизни ушла здоровой и без мучений! Такой-то жизнью надо и мне пожить: все лучше верить своим глазам, чем чужим словам…»

И вот, пока я, несчастная, решала пойти по стопам матери, Уже наступила ночь. И когда я заснула, явился мне какой-то че­ловек — огромного роста и с ужасным лицом. Он бросил на меня взгляд свирепый и гневный и прогремел страшным голосом:

— Скажи-ка мне, какие мысли у тебя на сердце?

Меня же охватил такой страх, что я не дерзала даже под­нять голову. А он так же сурово повторил:

— Ну, расскажи мне, на чем же ты остановилась?

И видя, что я от страха вся обмерла и потеряла последний разум, он сам напомнил мне все то, о чем я про себя думала. Когда же я немного пришла в себя, то, не в силах отпираться стала умолять его и просила меня простить. Тогда он взял мен за руку и сказал:

— Пойдем, посмотришь на своего отца и на мать и на то, что бывает после смерти. А после выбирай себе такую жизнь какую хочешь.

Так он вывел меня в какой-то сад, что лежал в огромной долине. Там были различные деревья неописуемой красы, согнувшиеся под тяжестью всевозможных плодов. И вот, когда шли мы с ним по саду, я встретила отца. Он обнял и расцеловал меня, называя милой деточкой, а я повисла на нем и стала проситься жить у него. Однако он ответил:

— Пока это невозможно. Но если ты последуешь мое примеру, то вскоре окажешься здесь.

И когда я все еще просила остаться с ним, ангел потяну меня за руку.

— Пойдем, — сказал он, — посмотришь и на свою маму чтобы ты на собственном опыте знала, какая жизнь лучше!

И он принес меня в какое-то мрачное жилище, полное шума и скрежета. Там он показал мне печь, полную огня, пышущую страшным жаром, а рядом с печью стояли какие-то страшные существа. И, заглянув в печь, я вижу там мать, погруженную по шею в огонь: огромное множество червей, облепив, пожирало ее, так что от боли она скрипела зубами. И, увидев меня, она с плачем стала звать меня:

— Деточка, какая страшная боль! Как бесконечны эти мучения! Бедная я, бедная! За ничтожное удовольствие какие муки я себе заслужила! Горе мне, несчастной! За минутные наслаждения страдаю вечно! Деточка, пожалей свою мать — она так горит и страдает! Вспомни все то дорогое, что ты от меня имела, сжалься надо мной и дай мне руку, вытащи меня отсюда!

Когда же я стала умолять прислужников, не решаясь даже приблизиться, она вновь со слезами закричала:

— Детка моя, не отвергни родной матери! Не отвергни ее, она так ужасно страдает в геенне огненной, ее пожирает неусыпающий червь!

Всею душой устремилась я к ней и протянула руку, чтобы вытащить ее. Но огонь, полыхнув, задел мне руку: я сильно обо­жглась, вскрикнула и стала стонать и плакать.

Мой крик разбудил домашних. Они встали, зажгли огонь и сбежавшись ко мне, наперебой стали спрашивать, почему я плачу. Тогда, придя в себя, я рассказала им, что видела. И впредь я старалась жить так, как отец, и молюсь, чтобы мне оказаться с ним и удостоиться того же, что и он. Потому что, милостью Бо­жией, я на самом деле узнала, какая честь и слава уготована тем, кто жил праведно и благочестиво, и какие муки ожидают тех, кто жизнь свою провел в наслаждениях».

4. Из Григория Двоеслова

Однажды человек Божий Бенедикт стоял в своей келии на молитве. Он возвел очи горе и увидел душу своей сестры: в образе белоснежного голубя она восходила на небо. Бенедикт исполнился духовной радости и всем сердцем возблагодарил Бога. Он возве­стил тем братьям, кто был с ним, о ее кончине и сразу послал их привезти ее святое и честное тело в монастырь. А место, где под­визалась эта дева, было невдалеке от монастыря. Братья отправи­лись туда и нашли ее уже почившей. Тогда они принесли ее святое тело, и святой Бенедикт похоронил ее в той гробнице, которую приготовил для себя. Так и разумом они были едины во Святом Духе, и тела их были неразлучны даже в могиле.

2. В другой раз этот раб Божий стоял ночью у дверей своей келии и молил всемогущего Бога. Внезапно он увидел, как в не­бесах разлилось сияние — такое, что рассеялась ночная тьма и воздух был так озарен, что стало светлее, чем днем. А вслед за этим видением последовало новое чудо, как нам рассказывал сам святой. «Видел я, — говорит он, — словно весь мир собрался в одном солнечном луче. А когда присмотрелся к этому небесному свету, то увидел, как святую душу Германа, епископа Капуанского, словно в огненной сфере, возносят на небо ангелы».

На следующий день праведный муж послал вестника в Ка­пую и узнал, что святой Герман скончался в то же самое время когда тот увидел его душу, восходящую на небо.

«Петр. «Как же это может весь мир собраться, словно в одном солнечном луче, да еще и до всеобщего воскресения? Ц как может один человек увидеть весь мир?

«Григорий. «Слушай внимательно, Петр, что я скажу. Душе, которая созерцает Бога, тесен весь мир. Потому что это созер­цание божественного света растет и углубляется в самом уме, и в этом созерцании ум настолько простирается и стремится к Богу, что становится превыше всей твари. А когда он достигнет этого и увидит, сколь он возрос, он познает, сколь мало то, что он не мог постичь или увидеть, будучи в смиренном теле. Что же уди­вительного, если этот муж, пребывая в божественном свете и воз­веденный им на такую высоту и широту видения, узрел перед собой весь мир словно сжатым воедино? Это вовсе не значит, что и небо и земля собрались перед ним в одно. Но сам ум, вос­хищенный умным светом к Богу, расширился. И все то, что он видел, он с легкостью созерцал в Боге, потому что все сущности пребывают в Боге. В том самом свете, что заблистал пред теле­сными очами святого, его умным очам воссиял внутренний свет. И в этом свете ему были явлены и душа, восхищенная на небо, и то, сколь мал этот мир.

«Петр. «Теперь я понимаю.

«Григорий. «Когда пришло время этому славному мужу оста­вить временную жизнь и преселиться к Богу, он заранее изве­стил о дне своей кончины учеников — как тех, что были рядом, так и тех, кто был далеко. Причем последним он передал, что они узнают, когда он разлучится с телом, по некоему знамению. За шесть дней до своей святой кончины он велел открыть его гробницу. И тут же его охватил сильный жар. Шесть дней го­рячка терзала его тело, а на седьмой он велел своим ученикам взять его и отнести в молельню. Его отнесли туда, и он прича­стился Пречистых Тайн. Затем он стал посреди учеников, кото­рые его поддерживали, и, опершись на них, вознес руки к небу. Так, взирая на небо и молясь, он предал святую душу Богу.

В этот же самый час двоим братьям, один из которых без­молвствовал в своей келии, а второй жил далеко оттуда, было одно и то же видение. И тот и другой увидели, будто от келии Преподобного до самого неба и на восток протянулась дивная дорога. Вся она была устлана роскошными одеждами и шелком, и некие дивные мужи со светильниками в руках чинно восходили по ней. А еще один муж, облаченный в белые одежды и блиста­тельный видом, остановился возле братьев и спросил их:

— Знаете ли вы, для кого эта дорога, которой вы так вос­хищаетесь?

Они ответили, что нет.

— По этой дороге, — продолжил муж, — восходит на небо возлюбленный Богом Бенедикт.

И, придя в себя после видения, тот и другой брат поняли, что святой муж скончался, поняли так ясно, как если бы сами видели его смерть.

5. Из патерика

Авва Макарий Египетский рассказывал:

«Странствовал я как-то по пустыне и нашел лежавший на земле мертвый череп. Пошевелил я его своей пальмовой палкой, и слышу из него голос. Я ему говорю:

— Ты кто?

А череп мне отвечает:

— Я был главным жрецом у идолов и тех эллинов, что жили в этом месте. А ты — духоносный Макарий. Знай, что всякий раз, как ты жалеешь тех, кто в аду, и молишься о них, им дается небольшое утешение.

— Что это за утешение? — спросил я. — И какое там нака­зание?

Череп ответил:

— Как небо отстоит от земли — такой высоты и огонь под нами; мы стоим, с ног до головы охваченные огнем. И невозмож­но увидеть лица друг друга, потому что каждый повернут лицом к спине другого. Но когда ты молишься о нас, то можно отчасти увидеть лицо другого. Это и есть наше утешение.

Услышав это, я горько зарыдал и сказал:

— Горе дню, в который родился человек, если он грешник Лучше бы ему не родиться, как сказал Господь Иуде…(Мф.26,24) А есть муки более тяжкие? — спросил я вновь.

— Под нами, — ответил череп, — есть муки еще страшнее

— И кто же там? — спросил я.

— К нам еще есть хоть немного милосердия, поскольку мы не знали Бога. А кто знал Бога и отрекся от Него, те еще ниже нас, и их муки еще страшнее.

Я поднял череп и зарыл его, а сам пошел прочь».

Если кому доведется читать этот рассказ — внемлите и ужаснитесь: те, кто отрекся от Бога, наказываются даже страш­нее неверующих! Так что постараемся не отречься от Него свои­ми делами тьмы — и мы избежим этой ужасной кары. Ведь от­рекаются от Бога не только прямо и словом: отрекают­ся от Него и беззаконными делами, даже если на сло­вах хранят видимость исповедания. И свидетель тому апостол, сказавший: «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит 1. 16).

2. А брат Господень Иаков говорит: «Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обузды­вает своего языка, но обольщает свое сердце (тем, что полагается на веру), у того пустое благоче­стие» (Иак.1. 26), ибо «вера без дел мертва» (Иак.2. 26). И слова эти явным образом справедливы. Говорит же Бог через пророка: «Горе тем, чрез которых имя Мое «хулится во язы­цех» (Ис.52,5). Нас называют народом Божьим, Его святым наследи­ем (Кол.1,12) и тому подобными именами. Ну, а если мы оскорбляем Бога бесчестными делами и своими поступками делаем так, что доб­рое имя, которым мы названы, хулится у неверных? Разве не справедливо покарать нас, виновников этой хулы и бесчестия, и покарать еще страшнее, чем неверующих? Во всяком случае, Сам Спаситель, справедливый и непогрешимый Судия, сказал, что «тот, который знал волю господина своего… и не де­лал по воле его, бит будет много; а который не знал и не сделал, бит будет меньше» (Лк 12. 47-48).

Так что, братья, будем страшиться этого и подвизаться по мере той силы, которую дал нам Бог. Пусть вера наша будет видна из дел и все наши поступки будут во славу Божию, чтобы люди, которые видят нас, прославляли Препрославленного

3. Как-то авва Силуан сидел с братьями и пришел в ис­ступление. Он пал ниц, но вскоре после поднялся и заплакал.

Братья стали просить его:

— Скажи нам, отче, что с тобой? — но старец молчал и плакал.

Братья настаивали все больше, и он сказал:

— Был я восхищен на суд. И видел, что многих монахов уводят в ад, а многие миряне идут в Царство Небесное.

С тех пор старец всегда скорбел и ни за что не хотел выхо­дить из келии. А если против воли и приходилось ему выйти ради какой-то нужды — он закрывал лицо кукулем.

ГЛАВА 10. О том, что душа по своем исходе проходит страшные истязания в воздухе, а злые духи встречают ее и мешают ее восхождению

1. Из жития Антония Великого

Однажды святой Антоний, собираясь поесть, ближе к де­вятому часу встал помолиться — и почувствовал, что его ум приходит в исступление. И странное дело: он увидел себя самого, как будто он только что вышел из собствен­ного тела и какие-то люди ведут его кверху, а другие, мрачные и страшные видом, стремятся помешать ему пройти. И когда его проводники вступили в спор, те стали требовать счет, не должен ли он им, причем пытались представить счет от самого рожде­ния, но проводники Антония возразили:

— То, что было от рождения, прощено Господом. Счет надо вести с того момента, как он стал монахом и принес обеты Богу.

Тогда те стали обвинять его, но доказать ничего не смогли и освободили дорогу. И тотчас же он увидел, словно он идет и возвращается в самого себя и вот он уже снова — прежний Ан­тоний. Тут уж он позабыл о пище и остальное время дня и всю ночь плакал и молился: настолько его поразила мысль о том, как много врагов борется с нами и сколь трудно перейти воздушное пространство. Тогда ему пришло на ум, что именно об этом го­ворил апостол Павел: «…по воле князя, господствующего в воздухе» (Еф 2. 5). Вот в чем состоит господство врага — в том, чтобы бороться и препятствовать тем душам, которые восходят к небу! Потому и советует апостол: «Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостоять в день злый» (Еф.6.13) — то есть чтобы враг не смог сказать о вас ничего дурного и был посрамлен.

2. В другой раз была у него беседа с теми, кто пришел к нему, об образе существования души и о том, где она будет, ког­да покинет этот мир. На следующую ночь зовет его кто-то сверху и говорит:

— Антоний, встань, выйди и смотри.

Тогда он вышел (потому что знал, кому следует повино­ваться) и, подняв голову, видит, как кто-то безобразный и страш­ный стоит, ростом доставая до самых облаков. И когда кто-либо взлетал, будто на крыльях, к небу, он расставлял руки и одним не давал пролететь, а другие, поднимаясь выше, перелетали его и продолжали свой путь беспрепятственно. На таких великан скре­жетал зубами, а когда кто-нибудь падал, он радовался. Тут Ан­тонию был голос:

— Пойми то, что увидел.

И тотчас же смысл открылся ему, и он понял, что это — восхождение душ, а стоящий великан — диавол, который зави­дует верующим. И тех, кто в его власти, он удерживает и не дает пройти, а тех, кто ему не повиновался ранее, он не может задер­жать, так как они летят над ним.

Увидев это видение и вновь припомнив прежнее, Антоний стал еще более ревностным в своих ежедневных подвигах.

2. Из патерика

Однажды двое братьев по общему согласию стали монаха­ми. Когда они приняли постриг, то решили построить две келии на расстоянии друг от друга и разошлись по кельям для уединен­ной жизни. Много лет они не видели друг друга, потому что ни тот, ни другой не выходили из кельи. Случилось одному из них заболеть, так что отцы пришли навестить его. И они увидели, что он то как бы впадал в исступление, то вновь сознание воз­вращалось к нему. Тогда они спросили его:

— Что ты видел?

— Я видел, — отвечал тот,— как пришли ангелы Божий, они взяли меня и моего брата и понесли нас на небо. И встречали нас вражеские силы, в бесчисленном множестве и ужасные ви­дом. Но, несмотря на все их усилия, они ничего не смогли сделать против нас. А когда мы миновали их, они стали говорить: «Большую смелость дает чистота!»

С этими словами брат умер. Видя это, отцы послали одного из монахов сообщить его брату, что тот умер. Но вестник, при­дя, обнаружил, что второй брат умер тоже. И отцы, удивившись, воздали славу Богу.

3. Из аввы Исайи

Любезный брат! Те, кто погружен в дела этого бренного мира, если добьются в них успеха или победят, не думают о за­траченных усилиях, но радуются тому успеху, которого достиг­ли. А представь, как радуется душа того, кто положил начало о Господе и смог завершить свой подвиг! При его исходе благие дела его будут ему украшением, и ангелы возрадуются о нем, видя, как он избавился от власти тьмы. Потому что ангелы со­провождают душу, когда та исходит из тела. Тогда-то выходят против нее все силы тьмы, стремясь овладеть ею, и смотрят, не найдут ли в ней чего-нибудь, принадлежащего им. И тут уже не ангелы борются с ними, но те дела, что сделала душа, защищают ее от нечистых духов, не давая им схватить ее. И если дела ее победят, то ангелы ведут ее с пением туда, где она в ликовании встретит Бога. В тот миг она забывает обо всем, что в этом мире, и о всех своих страданиях. Посему блажен тот, в ком князи тьмы ничего не найдут: его радость, честь и покой будут безмерны.

Будем по мере наших сил плакать пред Богом: быть может, Он по Своей благости смилуется над нами и пошлет нам помощь, чтобы мы смогли стяжать то, что побеждает князей тьмы, ожи­дающих нас впереди!

Позаботимся о том, чтобы в утеснении сердца обрести стремление к Богу и простоту: она спасет нас от рук лукавства, когда там оно выступит против нас!

Возлюбим любовь к нищим: она спасет нас от сребролю­бия, когда там оно выступит против нас!

Возлюбим мир со всеми, малыми и великими: он спасет нас от ненависти, когда она выступит против нас!

Возлюбим всех братий наших, ни к кому не питая ненависти и никому не воздавая злом за зло: это защитит нас от зави­сти, когда там она выступит против нас!

Возлюбим смиренномудрие, снося все укоры ближнего, пусть даже он ударил нас или оскорбил: это сохранит нас от гор­дости, когда там она выступит против нас!

Будем беречь честь ближнего, никого не порицая и не уни­чижая: это сохранит нас от клеветы, когда там она выступит про­тив нас!

Отвергнем нужды этого мира и почести его, чтобы спа­стись нам от злословия, когда там оно выступит против нас!

Приучим язык к чтению божественных книг, к пра­ведности и молитве, чтобы спастись нам от лжи, когда там она выступит против нас! Ведь все это препятствует душе,  а добродетели, если она их приобрела, помогают ей.

Какой мудрый человек захочет обречь свою душу на смерть, чтобы избавить себя от временных трудностей? При­ложим же наши усилия, а сила Господа нашего Иисуса Христа велика и поможет нашему смирению. Ибо Он знает, что человек немощен, и Он даровал ему покаяние на все то время, пока тот находится в теле, до последнего издыхания.

4. Из патерика

Блаженный архиепископ Феофил говорил так:

— Братья, какой трепет и страх, какие муки охватывают Душу в момент ее разлуки с телом или после! Предстают перед ней все начала и власти тьмы и о всех согрешениях, ведомых и неведомых — от рождения и до того последнего часа, когда она покидает тело, — напоминают ей и рьяно ищут обвинения. А ан­гельские силы стоят лицом к лицу со врагом, приводя в оправда­ние те или иные добрые дела, если душа их совершала. И невоз­можно представить, в каком страхе и смятении оказывается душа, Когда ее приведут на столь ужасное испытание, к столь непогре­шимому суду! Невозможно ни словом описать, ни понять разу­мом тот ужас, что владеет душой, пока еще не вынесен приговор и она не избавлена от своих противников. Таков срок ее терзаний — до тех пор, пока праведный Судия не вынес ей приговор. И если свобода будет ей дарована, то обвинителей ждет стыд, а душу у них забирают и возводят к той неизреченной радости и славе, которые и принадлежат ей отныне. Но если ока­жется, что свободы она по своей нерадивой жизни недостойна, тогда услышит она горькие слова: «Да возмется нечестивый да не видит славы Господни» (Ис.26. 10). И придет тогда для нее день гнева, день плача и нескончаемой скорби: оставленная во тьме кромешной, низвергнутая во ад и осужденная на вечный огонь, бесконечную вечность будет она страдать в нем. И где тогда блеск и пышность этого мира? Где тщеславие, нега и на­слаждения этой суетной и кратковременной жизни? Где бо­гатство? Где знатность рода? Где мать или отец, братья или дру­зья? Да и кто из них сможет избавить душу от пожирающего ее пламени и от других невообразимых мук?

ГЛАВА 11. О том, что после смерти каждый окажется вместе с себе подобными

1. Из Григория Двоеслова

Об избранных в Евангелии говорится: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин 14. 2). Если бы все праведные во блаженной вечности имели равное воздая­ние, то там была бы одна обитель, а не много. Много же их отто­го, что праведники будут размещены в них по своему чину, что­бы они могли вместе радоваться о своей праведности. А то, что живущие во многих обителях все получат по динарию (Ср.Мф.2-,1-16), означает, что блаженство одно и все, кто будет там, обретут его. Но одно и то же воздаяние имеет разную меру за разные дела.

Что же до грешников, то о дне судном Господь изрек: «Тог­да Я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их» (Мф.13. 30). Это значит, что жнецы, ангелы, свяжут грешников в их муках с подобными им грешниками: гордецов с гордецами, блудников с блудниками, сребролюбцев со сребролюбцами, лжецов со лжецами, завист­ников с завистниками, неверующих с неверующими — и все бу­дут брошены ангелами в места мучений и будут гореть там.

2. «Петр. «Скажи мне, пожалуйста, почему в эти последние времена о душах открывается много такого, что раньше было сокрыто? Не для того ли, чтобы явить нам и чтобы мы увидели грядущий мир в явных откровениях?

«Григорий. «Именно так, как ты думаешь. Чем ближе ко­нец этого мира, тем в более явных знамениях познается пришествие мира грядущего. В этом мире мы не можем видеть даже мыслей друг друга, а в мире грядущем мы будем видеть друг в друге все, что есть в сердце. Поэтому нынешний мир подобен ночи, а грядущий — дню.

Когда кончается ночь и день едва забрезжит, перед са­мым восходом солнца, свет и тьма каким-то образом смешива­ются: ночная тьма уже миновала, а свет грядущего дня еще не наступил. Точно так же и конец этого мира — он уже смешался с восходом грядущего, и то, что не было видно здесь, подчас проявляется, смешиваясь с миром духовным. Потому многое в этом мире мы начинаем понимать. Но мы еще не знаем все полностью, и ум это видит словно в полумраке, как в предрас­светных сумерках.

2. Из жития святого Евфимия

Когда преподобный отец наш Евфимий почил, многостра­дальное тело подвижника отпели по уставу и погребли в роскош­ной гробнице. А Дометиан, истинный и великий ученик великого Евфимия, был келейником святого и подражал его жизни более пятидесяти лет. И после его погребения он уже не ушел с того места, но целых шесть дней оставался у гробницы: он решил, что ни жить, ни даже видеть свет солнца ему больше незачем.

А в ночь на седьмые сутки ему явился Евфимий, блиста­тельный обликом, и говорит:

— Приди, вкуси уготованной тебе славы, потому что Бог даровал нам и в следующей жизни жить вместе!

Об этом Дометиан рассказал, придя в собрание братии, а затем и сам расстался с жизнью в радости и надежде будущих благ.

3. Из аввы Исаака

«Многими обителями у Отца» Спаситель называет меру разумения тех, кто обретается в мире ином. Я имею в виду раз­личное восприятие благодати: Спаситель назвал «многими оби­телями» различие не по местоположению, но по степени благо­датных даров.

Каждый из нас наслаждается светом чувственного солнца в меру остроты зрительного восприятия, хотя солнце не разделя­ется на много источников света, но всем светит одинаково. Так и праведники в веке будущем: все они пребывают в одном и том же месте, но каждый воспринимает свет и радость мысленного солнца и наслаждается им по мере своей чистоты, то есть на­сколько кто может ее вместить.

4. Из Григория Двоеслова

«Петр.»Кажется мне, досточтимый владыка, что род чело­веческий поражен столь многими и столь глубокими страстями, что Небесный Иерусалим будет заполнен по большей части мла­денцами.

«Григорий». То, что все дети, которые крещены и умерли в младенчестве, войдут в Царство Небесное, думается, верно. Но не думаю, что в него войдут и все те, кто хотя бы начал гово­рить. Ведь многим детям не дают войти в Царство Небесное их родители, если плохо их воспитывают. Был, например, здесь в городе человек, которого все знают, и у него еще три года тому назад имелся сын. Этому сыну было, как я помню, лет пять. Отец чрезмерно, по-плотски любил его и растил избалованным. А потому ребенок, как только ему что не по нраву, взял себе привычку — и сказать-то об этом нехорошо — поносить вели­чие Божие.

И вот три года назад, когда здесь был мор, мальчик забо­лел и был уже при смерти. Отец все время держал его на руках, и, как свидетельствуют те, кто там был, ребенок увидел лукавых духов, что пришли к нему. Он задрожал, зажмурил глаза и стал кричать:

— Папа, заступись, заступись за меня! И, крича, он спрятал лицо на груди отца, словно и сам хо­тел спрятаться.

Отец, видя, что мальчика бьет дрожь, спросил его, что он такого увидел.

— Пришли черные люди и хотят меня забрать, — ответил мальчик.

К этому он прибавил богохульство — и тут же испустил дух.

Всемогущий Бог попустил ребенку умереть с этим грехом, чтобы стало видно, за что тот предан служителям ада. Отец, когда сын был жив, не хотел запрещать ему — по долготерпению Божию мальчик жил, богохульствуя. И по праведному суду и попущению Божию он умер с богохульством на устах, чтобы отец знал грех сына. Потому что отец не заботился о душе своего ребенка и вырастил для геенны огненной не маленького, а великого грешника.

5. Из патерика

Старцы говорили: «Братья, наставляйте своих чад, чтобы они не стали вашим наказанием».

ГЛАВА 12. О том, что верующие родители должны радоваться и благодарить Бога за те испытания, которые терпят их дети ради Господа. Более того, они должны побуждать своих детей к подвигам и опасностям ради добродетели

 

Из повести об избиении святых отцов Синая и Раифы

Один юноша так храбро сопротивлялся варварам, что му­жество его было на устах у многих. Его убили в той в самой келии, где он и подвизался. Весь покрытый ра­нами, он не вышел из келии и даже монашеских одежд не снял в угоду варварам, хотя они и обещали ему, что не убьют, если он сделает то или другое. С храбростью противостав варварам, он мужественно встретил смерть.

А его мать, когда узнала об этом, доказала на деле, что в жилах их текла одна кровь, и явила себя подлинной матерью. Она тотчас же оделась по-праздничному, с сияющим лицом воз­несла руки к небу и обратилась ко Спасителю Христу:

— Тебе, Господи, я вверила ребенка — и он обрел спасение отныне и до века. Тебе препоручила отрока и Тебя избрала Хра­нителем его — и сохранен был мне поистине живым и невредимым. Ибо помышляю не о том, что он погиб или распрощался с жизнью, но думаю о том, что он избег всякого греха. Не о том, что тело пронзено и умерло мучительною смертью, но о том, что он душу сохранил чистой и непорочной, а нескверный дух свой предал в Твои руки.

В каждой ране вижу награду в состязании, в каждом ударе — венец за добродетель. О, если бы больше, дитя, могло сне­сти твое тело, дабы стало большим и вознаграждение твое! Это награда за мое чревоношение! Это возмещение за мучительные роды! Это мне и почести за кормление и воспитание!

Что же, разве нет мне доли в твоей награде? Разве не причастна и я твоему подвигу? Ты подвизался — я страдала вместе с тобой! Ты выступил против ярости варваров — я выстояла про­тив жестокости природы! Ты презрел смерть — я пренебрегла своим естеством! Ты смело перенес боль и заклание — я вынесла муки терзаемой утробы!

Мои страдания не меньше, но равны твоим. Твоя побе­да—в невыносимой боли, мое преимущество — в нескончае­мом сроке. И пусть смерть твоя была мучительна — она была кратковременной. Мне же еще долго влачить свое горе, но я переношу его, как и подобает, с мужеством. Ибо знаю, что у Бога ты живешь подлинной жизнью и что будет мне на том свете попечитель моей старости — в час, когда разобьется этот глиняный сосуд, мое тело, и когда устремлюсь я к будущему веку.

Я счастливее всех матерей — ибо отдала Богу такого под­вижника! И вновь счастлива я — ибо дерзаю хвалиться тем, что отошел ты ко Христу, что вечно с Ним пребудешь и вкусишь неисчерпаемую радость.

2. Из жития священномученика Климента, епископа Анкирского

Отец святого Климента умер, когда тот был еще совсем младенцем. А мать, потеряв мужа, все свои надежды после Бога возлагала на ребенка и всегда старалась стать для него и отцом, и воспитателем, и матерью. Таким было детство святого Климен­та, и так растила и воспитывала его любящая мать. Когда же она почувствовала свою близкую кончину, для нее было важнее, чтобы сын стал наследником небесных сокровищ, чем преемником фа­мильных ценностей. А потому, горячо и ласково обняв мальчика (а ему даже не было десяти лет) и нежно целуя его, она стала давать ему последние наставления:

— Дитя мое, милая моя деточка, сыночек! Стал ты сиро­той, не увидев отца, но Бог был твоим Отцом и богатством, и в сиротстве ты нашел свое счастье. Хоть ты и родился от меня телом, но Христос родил тебя духом. Познай Своего Отца, не посрами имени сына! Служи одному лишь Христу, Христу по­винуйся! В Нем истинное бессмертие, в Нем спасение. Это Он снисшел с неба, совосставив и нас с Собою, сделав нас сыновья­ми и богами. И тот, кто изберет себе этого Владыку, победит все несчастья: он не только одержит верх над тиранами и царями, которые кланяются истуканам, — он посрамит самих демонов, которым они кланяются, и даже самого их вождя и начальника диавола.

При этих словах глаза ее наполнились слезами. И тут бо­жественная благодать осенила ее зрение и она предрекла ему то, что должно было случиться с ним.

— Прошу тебя,— сказала она, — прошу тебя, милый мой сыночек, за все, чем ты мне обязан, сделай для меня радость. Времена сейчас трудные, и безбожные гонения в самом разгаре. Верно знаю, что и ты будешь приведен, по слову нашего Госпо­да, «пред владыки и цари» ради Него. А потому, деточка, не опозорь меня: крепко стой за Него и храни твердо и до самого конца твое исповедание. Верую моему Христу, кровинушка моя, верую, что и на твоей голове скоро будет венец мученика!

Так что приготовься и укрепись душой: не оказался бы ты неготовым, когда начнутся состязания. Здесь борьба не со слу­чайными людьми и не за случайную награду, но противники здесь — сам лукавый да его поборники и прислужники. А конец этой борьбы — вечная жизнь и слава либо бесконечный позор и адские муки: или думай о награде, или бойся ужаса поражения.

Стыдно, сынок, что солдаты охотно умирают за царя, ко­торый так же смертен и такой же раб, как и они, а мы за бес­смертного Царя умереть не готовы. К тому же они от своего Царя не имеют ничего, что могло бы стоить такой преданности: Ведь какой дар равноценен жизни и что пользы в подарках после смерти? А ты, если умрешь за единого Владыку всех Христа, вместо временной жизни получишь вечную, вместо тленных радостей, славы и богатства насладишься вечным блаженством! И потом, если не умрем сейчас, все равно ведь скоро умрем и заплатим общую для всех пошлину! Да и саму кончину за Христа даже смертью нельзя назвать: искренняя надежда будущих благ лишает смерть ее силы.

Но особенно, дитя мое, надо помнить о том, что Сам Со­здатель всей твари и Творец нашего рода стал ради нас челове­ком и, придя на землю, жил вместе с людьми. Да что я говорю — жил! За нас, неблагодарных рабов, Господь был осужден, тер­пел побои, наконец умер. И все это Он стерпел ради нас и ради нашего спасения. Стерпел, чтобы разрушить рабство греха, что­бы упразднить прежнее осуждение, чтобы нам были вновь от­крыты врата рая!

Столь великий Владыка так страдал ради нас, погибших грешников! Неужели простительно, дитя мое, если мы не снесем за Него даже малой боли? Помни об этом, сын, и пусть ничто не отлучит тебя от любви Христовой: ни угрозы правителя, ни пыт­ки, ни страх перед теми, кто на время цари в этом мире. Гнев их падет вместе с их гордостью, огонь угаснет, а меч изойдет ржав­чиной. А ты ищи тех благ, которые ждут мучеников, и награды мученика — самого неба!

Так весь день ободряла его мать, потому что был в ней дух истинной мудрости. Да и ребенок был уже не по возрасту зрел разумом и сам просил больше наставлять его. Под конец же она добавила:

— Дай мне, деточка, эту плату за твое воспитание! Пусть это будет, сыночек мой, наградой мне за то, что я тебя родила! Пусть и я, твоя мать, спасусь, по слову Павла, «через чадородие» (1Тим.2.15) и буду прославлена в моем сыне. Теперь, деточка, милостью Божией я уже умираю, и завтра свет солнца уже не застанет меня в живых. Но ты — мой свет во Христе и жизнь, и я прошу тебя: ради своей матери не обмани надежд!

Когда-то одна еврейская женщина (Святая Соломония) вырастила семь сыно­вей-мучеников — и сама она через них получила венец. Мне же достаточно и тебя одного для вечной славы, и я счастливее всех матерей, потому что прославлюсь в тебе! Раньше тебя ухожу, дитя мое, и в этом теле больше не увижу тебя, драгоценного. Но когда умру, помни, что моя душа навеки связана с твоей. С ней вместе я и припаду к алтарю Христову в день Его Пришествия, когда прославлюсь в твоих страданиях, когда обрету новый об­лик чрез твои раны и вместе с тобой стану причастницей радости и бесценных даров.

И, наставляя своего сына, мать целовала ему руки и ноги.

— Тело мученика целую, — говорила она, — тело, что будет принесено в жертву Христу!

Так его обнимая и ласково говоря с мальчиком, она обрела блаженное успение, оставив дух Богу, а тело на руках любимого сына.

Тогда он, как верный сын любящей матери, предал тело земле, а сам начал уединенную жизнь. Потому что он сразу ре­шил по заповеди матери отвергнуть мир ради Христа, чтобы после ради Него отвергнуть и жизнь свою. И с тех пор он всегда пи­тался одной чечевицей в память о тех трех отроках, которых пост сделал недоступными для огня страстей и неуязвимыми к пламе­ни чувственной печи.

3. Из жития святого Алипия

Любовь к Богу сжигала сердце великого Алипия. Он спра­шивал, что ему можно сделать в настоящей жизни, чтобы он смог всегда жить рядом с Тем, к Кому стремился, явствен­но и всецелым умом видеть Его и в чистоте прикасать­ся к Нему. Тогда он узнал, что для этого будто бы надо оставить все, удалиться от друзей, родственни­ков, знакомых, даже от той, что родила тебя, — и из­брать благо уединения. А поскольку он доверял в этом одной лишь матери, то как-то сказал ей:

— Мама, очень мне хочется уйти на восток: мно­гие из тех, кто избрал путь подвижничества, живут там благоче­стиво и счастливо. Так что ты отпусти меня туда и дай мне в дорогу твое благословение.

Услышав это, мать повела себя совсем не как обычная женщина. Она не поминала ни свое вдовство, ни одиночество, ни то, что такой хороший сын оставляет ее, хоть это и вещь для матери невыносимая. Ничего подобного она не сказала и даже не стала отговаривать его от любимой мечты: интересы сына были ей дороже собственных. Она подняла взор к небу и, простерши руки, весь ум обратила к молитве. А поскольку была она истинной матерью своего сына, то добродетель в ней побеждала природу и не в ее правилах было говорить или делать что-то недостойное.

— И пойди, деточка, — сказала она.— Пойди, раз уж к этому лежит у тебя душа. Богу, Которым мы живы, я вручаю тебя. Пусть Он пошлет Своего ангела пред тобою и управит тебя Своею волей, «пошлет тебе помощь от святого и от Сиона заступит тя» (Пс.19,3), «облечет тебя в броню правды и шлем спа­сения дарует тебе» (Еф.6,17). Воссияет, как на Востоке солнце, правед­ность деяний твоих за то, что возлюбил ты Господа паче родите­лей и отечества.

После этой молитвы сын обвил мать руками, а мать горячо обняла сына, оба заплакали и стали целовать друг друга. А по­том они расстались, и мать пошла к дому, а сын отправился в тот путь, о котором мечтал. Но через несколько дней, когда обнару­жился его уход, все, как и следовало ожидать, пришли в отчая­ние. Предстоятель Церкви, как услышал новость, без промедле­ния бросился в погоню и настиг юношу в Евхаите, когда там праздновался мученик Феодор. Тут епископ стал его со слезами упрашивать, чтобы он вернулся к своей матери. Он даже сказал, что во сне был ему глас Божий, который велел юноше не впадать в отчаяние, если тот не достиг цели. «Ибо там святые места, — сказал епископу Явившийся, — где ты станешь жить свято». Так, милостью Божией, был возвращен в родные земли их сладчай­ший плод.

Когда юноша вернулся, то сперва он ушел на одну из гор к югу от города и затворился там в маленькой хижине, чтобы пре­даться подвигам. Но, прожив так какое-то время, он достаточно укрепился в подвигах добродетели. И тогда он отвергнул жизнь внизу и на земле и устремился к жизни более высокой, потому что всегда искал высокого и божественного.

Однажды, увидав на одной из могил поблизости невысо­кую колонну, он окружил ее навершие со всех сторон досками. Этим небольшим укрытием от непогоды он решил ограничить свою жизнь. Притом очень помогла ему его мать, которая и здесь не оставила его. Но однажды лукавые духи из ненависти к ангельской жизни святого стали против него военным строем и начали метать в него такие большие камни, что проломили то укрытие, которое он себе построил, а некоторые доски даже выбили из креплений. Один из камней, довольно большого раз­мера, попал святому в плечо и сильно ранил его. Святой же Алипий решил показать бесам, что все их козни для него — детские шалости. Поэтому утром, после молитвы, он взял у матери тесло, полностью разрушил крышу и сбросил доски на землю.

— Это, — сказал он, — чтобы не мешать им бросать камни.

Мать, когда услышала треск досок и увидела, как они ле­тят на землю, всплеснула руками и сказала:

— Что случилось, деточка? Зачем это ты разломал свое укрытие — оно было такое маленькое! Как же ты теперь будешь зимой? А как же проливные дожди? А солнце летом, когда жар­ко, как в пекле?

— Ну так и что, мама? — отвечал ей на это преподобный. — Может быть, нам не мерзнуть здесь, чтобы было жарко там? Прятаться от летней жары — а там попасть в вечное пламя? И потом, как еще мы получим награду за наши труды?

Так он убедил мать разрешить ему не только сбросить дос­ки, но и снять с себя верхнюю одежду. Хотя ее материнское сердце и скорбело при этом, но, когда она видела, что сын страдает за Христа, не выказывала жалости. Ведь свое естество она отвергла, и Бог был ей дороже родной крови.

Вот где можно было видеть истинную мать рядом с люби­миц сыном, сына, который радуется боголюбивой матери, и Бога, которого они вместе славили. Кто бы не похвалил плод такого благочестия? Или кто бы не подивился корню такого плода? Ведь, Помимо всех своих прочих добродетелей, мать, как я уже сказал, осталась с ребенком. Она служила его нуждам, сделала рядом со столпом шалаш и отказалась от всех жизненных удобств. При этом она радовалась так, словно жила в раю. Средства для про питания она добывала, работая собственными руками, и даже заботилась о милостыне и нищих.

Однажды один благочестивый человек дал ей около трети бывшей тогда в ходу монеты. Она взяла эти деньги и с ведома сына отправилась в город, чтобы купить там необходимое для жизни.

Но, когда она уже все купила и возвращалась назад, просьбы нищих растрогали ее, и она раздала им все. Увидев ее с пустыми руками, сын спросил:

— Мама, где твои покупки? Они нам сейчас нужны.

— Они остались Богу и бедным, — отвечала мать. — И нам от этого, наверно, тоже будет польза. Потому что я решила, что нельзя наше с тобой пропитание ставить выше просьб нуждаю­щихся и гневить такой жизнью Бога. А я думаю, что и нам будет милость по их молитвам.

Когда божественный муж услышал это, он похвалил свою мать и, как истинный ее сын, принял это с радостью.

2. Из мученичества святой Софии и трех ее дочерей.

И дивная София перед мученичеством благочестиво бесе­довала и утешала своих дочерей, Веру, Надежду и Любовь, что­бы подготовить их к пыткам и смерти. А во время самого муче­ния она стояла рядом и, смотря на страдания каждой, ласково ободряла их, пока не убедилась, что все они мертвы. Тогда она возликовала и всем сердцем стала благодарить Бога. А через три дня отошла и она вслед за дочерьми, обняв их тела, — и стала вместе с ними сонаследницей небесной славы.

4. Из мученичества святых сорока мучеников

Святые сорок мучеников, уже в самом конце их подвига, когда всю ночь они простояли на льду озера и с непоколебимым мужеством выдержали холод, были вытащены на берег. Им дол­жны были ломать ноги палицами, и мать одного из них присут­ствовала при страданиях. Она смотрела на своего сына. Он был младше их всех по возрасту, и она боялась, что молодость и любви к жизни сделают его малодушным и он опозорит воинское звание и честь. Она не сводила с него глаз и всем своим видом вселяла в него мужество.

— Сыночек мой милый, — говорила она, протягивая к нему руки— Ты уже дитя Отца Небесного — потерпи немного, что­бы стать совершенным. Не бойся пыток. Сам Христос будет тебе будет помощником, значит, ничего страшного или ужасного с то­бой больше не случится. Все уже кончено, все ты победил своей доблестью! А после этого — радость, отрада, покой и ликование, и ты их получишь! Будешь соцарствовать со Христом и молить Его за меня, твою мать!

Святым раздробили ноги, и они предали Богу души. Сол­даты привели повозки и стали сносить на них святые тела, чтобы везти их к берегу соседней реки. Тут они заметили, что этот юноша, а звали его Мелитон, еще дышит. Тогда они оставили его лежать в надежде, что он выживет. Но когда мать увидела, что его одного оставили, это показалось ей страшнее смерти сына и ее собственной. Невзирая на женскую слабость, забыв про материнские чувства, она взвалила сына на плечи и мужественно пошла за повозками. Для нее ведь сын был истинно жив только тогда, когда он умирал и оставлял этот мир!

В то время как она несла его, он испустил дух. Мать же, исполнившую свой материнский долг, смерть сына наполнила ликованием. Она донесла его драгоценное тело до места, где ле­жали тела остальных мучеников, и положила его сверху: пусть его тело останется с телами тех, с кем он уже соединил свою душу! А поборники диавола сложили огромный костер и сожгли тела мучеников. После этого из ненависти к христианам их мощи бросили в реку. Но по усмотрению Божию мощи снесло к како­му-то берегу, где их собрали христиане, и так это бесценное бо­гатство дошло до нас.

ГЛАВА 13. О том, что отрекшийся от мира должен быть странником: какое именно странничество имеется в виду и какая от него польза. А также о том, какие места наиболее подходят для подвига

1. Из патерика

Авва Иаков говорил, что странствовать ради Бога — это выше, чем принимать странников.

 2. Однажды авва Лонгин говорит авве Лукию:

— Моя душа жаждет странствовать.

— Если не обуздаешь свой язык,— ответил ему старец,— куда бы ты ни пошел, везде будешь у себя дома. Так что обуздай свой язык — и ты уже в странствии.

3. Один старец сказал: «Если монах знает, что есть место, где можно достичь преуспеяния, и не идет туда, чтобы не ли­шиться необходимого, — он не верит, что есть Бог».

4. Брат спросил старца:

— Отец, почему наше поколение не может подвизаться так, как Отцы?

— Потому,— ответил старец,— что оно не любит Бога, не бежит от людей и не отвергает мирских благ. Как станет человек бежать от людей и материального — с этого и начинается его покаяние и подвиг. Вот перекинулся огонь на твое поле и надо потушить его. Не успеешь подрезать перед ним все, что может гореть, — не сможешь его потушить. Так и человек: если не уйти туда, где даже хлеб добываешь с трудом, то невозможно подвизаться. Потому что душа если чего не видит, то едва ли будет хотеть.

5. Брат спросил авву Сисоя:

— Отец, что такое странничество?

— Молчание, — ответил старец, — и не иметь ничего свое­го, куда бы ты ни пошел, — вот истинное странничество.

6. Брат спросил старца:

— В чем подвиг странничества?

— Знал я одного брата,— начал старец, — который стран­ствовал и однажды пришел в церковь. А там он как раз оказался на трапезе и сел за стол, чтобы поесть с братьями. Тут кто-то из них спрашивает: «А этого кто впустил?» «А ну, — говорит ему, — вставай, пошел отсюда!» Брат встал и вышел. Тогда другие братья пожалели его, встали и привели обратно. После они спрашивали: «Слушай, что было у тебя на сердце, когда тебя сперва выгнали, а потом вернули назад?» А он отве­тил: «В своем сердце я решил, что я как собака: прогонят — она уходит, зовут — возвращается».

7. Один из Отцов рассказывал, что по соседству с ним жили два брата. Один из них был чужеземец, а другой — мест­ный. И чужеземец был немного нерадив, местный же очень рев­ностен. Случилось так, что чужеземец умер первым. А старец был прозорлив, и было ему видение, как множество ангелов уносят душу покойного. Когда тот уже достиг неба и вот уже почти вошел, стали решать его судьбу. И был свыше голос: «Да, он был немного нерадив, но за то, что он жил на чужбине, откройте ему».

Затем почил и тот, кто был местным, и, когда он был при смерти, сошлась к нему вся его родня. А старец увидел, что ниг­де нет даже ангела, и удивился.

— Господи, — пал он ниц пред Богом, — как же тот чуже­земец был нерадив, а получил такую славу, а этот был таким ревностным — и нет ему даже такой награды?

И был ему голос:

— Когда умирал тот, кто был ревностен, он открыл глаза, Увидел, как плачет его родня, и душа его утешилась. А чужезе­мец, пусть нерадивый, так и не увидел никого из близких. Но он горько плакал — и утешил его Бог.

2. Из аввы Исаии

Если будешь странствовать ради Господа, не сходись с ме­стными жителями и не вступай с ними в общение — потому что тогда тебе было бы лучше оставаться со своими родственниками по плоти. Если займешь келию в месте, которого ты не знаешь, то не впускай к себе много друзей — достаточно одного на случай болезни. И не растеряй той пользы, которую имеет странниче­ство. А пойдешь куда-нибудь жить — не торопись занимать ке­лию под жилье, пока не разведаешь особенности жизни там. Не будет ли тебе там мешать что-либо: попечения, чрезмерный по­кой, друзья? Потому что если ты рассудителен, то быстро пой­мешь, ждет ли тебя здесь жизнь или смерть.

Так или иначе, странничество есть подвиг выше всех про­чих, особенно если ты один, сам, бросаешь все свое и уходишь в другое место, храня веру и надежду совершенными, а сердце — стойким против собственных похотений. Потому что бесы со всех сторон обступят тебя и станут пугать искушениями, полной ни­щетой и тяжкими болезнями. Они будут внушать тебе: «Вот ока­жешься в таком положении — что ты будешь делать без друзей и знакомых?» И благой Бог будет испытывать тебя, чтобы ты явил свою ревность и любовь к Нему.

А если все же уединишься в своей келии, бесы посеют в тебе и другие коварные помыслы. Они будут говорить: «Разве человека спасает одно только странничество, а не хранение запо­ведей?» — и станут приводить тебе на память тех, кто общается с миром и родней. «Что же, — скажут они, — разве это не рабы Божий?» Они внушат тебе мысли о перепаде климата, заронят в сердце страх физических трудностей и прочее в том же духе, что­бы ввести тебя в уныние.

Но бессильна их злоба, если в сердце будут любовь и на­дежда. Именно тогда будет видно твое стремление к Богу, если ты любишь Его более, нежели покой плоти. Ты должен не про­сто стать странником, а подготовить себя, привыкнуть к брани с врагами, научиться обращать в бегство каждого из них, когда потребуется, — до тех пор, пока не избавишься от них и не до­стигнешь покоя бесстрастия.

Брат, если оставишь все мирское и материальное, остерегайся беса уныния. Иначе из-за внутреннего опустошения и скорби ты не сможешь достигнуть великих добродетелей. Добродетели же эти — не думать о себе, терпеть дерзость и чтобы имя твое не упоминалось нигде в мирских делах. Если станешь подвизаться, чтобы стяжать эти добродетели, они дадут венец твоей душе. Потому что беден не тот, кто лишь видимо отрекся от всего и ничего не имеет, а тот, в ком нет злобы и кто всегда жаждет памяти Божией. И не тот, у кого скорбный вид, обретает бесстрастие, а тот, кто печется о внут­реннем человеке и отсекает свою волю: он и примет венец доб­родетелей.

Следует вовремя понять и тех, кто смущает тебя, — чего ради они шумят. Зачастую они вселяют в тебя уныние с тем, чтобы ты без особой причины поменял место, а потом сидел и жалел об этом. А делают они это, чтобы ум твой стал поверхно­стным и ленивым. Но те, кто знаком с их лукавством, остаются непоколебимы и благодарят Бога за то место, которое Он дал им для смирения. Потому что смирение, терпение и любовь к тру­дам и тяготам всегда благодарят. И напротив: нерадение, уны­ние и любовь к покою ищут то место, где им будет почет. А все­общее уважение вредит чувствам: они неизбежно впадают в раб­ство страстям и от довольства и гордости теряют свою внутрен­нюю сдержанность.

3. Из святого Диадоха

Не захочет душа выйти из тела, если не станет безразлич­ной к прелестям этого мира. Ведь ни один орган чувств не под­тверждает веру, поскольку все они связаны с настоящим миром, а вера дает только обещание будущих благ. Поэтому тот, кто избрал странствие и подвиг, не должен вспоминать о раскиди­стых и тенистых деревьях, о журчании ручейков, о лугах, усы­панных цветами, об уютных жилищах и о беседах с родственни­ками. Он не должен думать о почестях, щекочущих честолюбие. Но он должен с радостью довольствоваться необходимым и всю жизнь представлять себе как далекий путь, лишенный всякого плотского вожделения. Только так, стеснив наш ум, мы сможем обратиться к поиску вечной жизни. Потому что зрение, вкус и прочие чувства, если чрезмерно пользоваться ими, лишают сердце памяти Божией.

И Ева — первое этому подтверждение. Пока не посмотре­ла она на запретное древо — тщательно хранила заповедь Бо­жию. Пламенная любовь к Богу словно бы осеняла ее своими крыльями, почему она и не чувствовала своей наготы. Но затем она посмотрела на древо с удовольствием и с сильным вожделе­нием коснулась его, а потом попробовала его плод с каким-то внутренним наслаждением. И тотчас она была прельщена и на­гой устремилась в объятия плоти. Подчинив свою волю страсти, она отдалась наслаждению временным, а затем приятной внешно­стью плода увлекла к падению и самого Адама. Вот почему че­ловеческий ум с трудом удерживает память о Боге и Его запове­дях. Но в непрестанной памяти Божией будем всегда смотреть в глубины нашего сердца, а в этой обманчивой жизни жить так, словно мы слепые. Потому что истинно духовному любомудрию свойственно хранить себя от любви к видимому. И многостра­дальный Иов учит нас этому, говоря: «Если сердце мое следова­ло за глазами моими..» (Иов 31,7). А это и есть условие и признак крайне­го воздержания.

4. Из аввы Исаака

Мир подобен блуднице, которая манит собственной красо­той и вызывает у тех, кто ее видит, желание обладать ею. Кто хотя бы отчасти охвачен этим желанием и порабощен им, не смо­жет вырваться из рук мира, пока не расстанется с собственной жизнью. Тот разденет его догола, а после, в день смерти, выбро­сит из его собственного дома. И только тогда человек понимает, что мир был лжецом и обманщиком. Но если кто хочет удалить­ся из мира и увидеть его сети — путь станет вне его. И тогда он сможет увидеть всю его безобразность.

5. Из патерика

Был в Скифополе одни сановник. В жизни он делал много ужасного и осквернил свое тело, как только было возможно. Но однажды Господь привел его в сокрушение, и он ушел с должно­сти. В уединенном месте он построил себе келию и жил там в попечениях о собственной душе. Кое-кто из его знакомых узнал это и стал постоянно присылать ему хлеб, финики и все необхо­димое. Но когда сановник понял, что живет в покое и ни в чем не нуждается, он сказал себе:

— Пожалуй, этот покой лишает нас покоя в мире ином. Я такого покоя недостоин.

Он оставил свою келию и удалился.

— Приведем душу в скорбь, — сказал он. — Мой хлеб — это пища скотов.

Другими словами, трава, которую ест скот, будет мне в пищу, потому что я жил так же, как и он.

2. Как человеку отказаться от прежних наклонностей и при­учить себя к нужде и подвигу? Тело не может жить без необхо­димого. Но ум, насколько это возможно, не дает телу нежиться и расслабляться, если рядом нет причин, побуждающих к этому. Когда человек видит то, что побуждает к неге и расслаблению, в нем просыпается и вспыхивает похоть: он либо вновь обращается к ним, либо терпит жестокую брань. Посему и наш Искупитель заповедал тому, кто хотел следовать за Ним, сбросить с себя все лишнее, отвергнуть все, что расслабляет, а уж потом следовать за Ним. Да и Сам Он, когда хотел вступить в брань с диаволом, боролся с ним в самой глухой пустыне.

3. И Павел советует выйти из города, взяв Крест Хри­стов: «Выйдем к Нему за стан, нося Его поругание» (Евр 13.13) , ибо Он пострадал вне города. А дело в том, что, когда человек отвергнет мир и самое себя, он быстро забывает свои прежние привычки и память о них мучает его недолго. И в этой брани очень полезно, если внутренний вид монашеской келии беден и без излишеств, и чтобы в ней не было ничего такого, что может вызвать в челове­ке стремление к покою.

Потому что, когда рядом с человеком нет какого-то повода к расслаблению, ему не приходится вести двойную брань внешнюю и внутреннюю, — с чувствами и с помыслами. Так что тому, кто удалил от себя повод к наслаждению, легче побе­дить, чем тому, рядом с кем есть что-то, что раздражает страсти. Ведь человек испытывает брань в каждом члене тела, и потому лучше хранить себя и стараться облегчить брань против себя самого.

4. Авва Пимен сказал:

— Надо бежать от всего телесного, то есть от того, что раз­дражает страсти. Потому что, когда ты близок к телесной бра­ни, ты подобен человеку, стоящему над страшной пропастью. Враг, как только захочет на тебя напасть, запросто скинет тебя в бездну. А если ты далек от телесного, то ты подобен человеку, который стоит далеко от пропасти. Даже если враг примется та­щить тебя к бездне, чтобы сбросить вниз, ты можешь упираться и в то же время просить помощи Божией. И она вскоре придет и вырвет тебя из рук врага.

5. Один человек рассказывал, что жили некогда трое усердных христиан. Они были друзьями, но избрали различный образ жизни. Один из них решил мирить врагов, по сказанному: «блаженны миротворцы». Другой стал посещать больных. А третий удалился в пустыню, чтобы там безмолвствовать и подвизаться вместе с Отцами. Первый устал от постоянных распрей между людьми и, не в силах угодить всем, не выдержал и отправился к тому, кто служил больным. Оказа­лось, что и тот впал в уныние и не мог исполнить заповедь. Тогда оба вместе решили пойти к подвижнику, чтобы узнать что ему дал подвиг безмолвия. Когда они увидели его, то пер­вым делом рассказали то, что было с ними. Ведь каждый из них терпел тысячи скорбей, и оба так и не смогли довести до конца то дело, которое начали. А потом попросили его расска­зать им, что полезного дало ему безмолвие.

Подвижник налил в чашу воды и говорит им:

— Смотрите на воду.

Вода была мутная. Тогда через некоторое время он снова говорит им:

— Посмотрите теперь на воду.

Они посмотрели и в воде увидели себя, как в зеркале. Тогда он сказал им:

— Вот так и люди изнутри. От постоянного возмущения не видно своих грехов, но если удалиться от мира и жить в пустын­ном месте, то можно утишить чувства и увидеть собственные прегрешения. А тогда, если есть желание, с помощью благодати Божией можешь исправить себя.

6. Один старец сказал:

— На большой дороге, по которой все время ходят и ездят, трава не всходит, и даже если посеешь — не вырастет. А на той, где никто не ходит и не ездит, она есть. Так и с нами: пока мы остаемся среди мирских благ, ум наш сотрясают и вытаптывают мирские попечения. Такой ум не может познать скрытые в нем страсти. Но если он успокоится вдали от забот и треволнений — он увидит собственные страсти, как зарождающиеся, так и уже явные. А до того, хотя они и будут в нем, он их не заметит, даже если долгое время будет жить с ними и в них оставаться.

7. Один брат спросил старца:

— Хорошо ли, авва, жить в пустыне?

— Сыны Израилевы, — отвечал старец, — когда отвергли суету Египта и поселились в шатрах, научились страху Божию. И корабли, пока стоят в открытом море и терпят шторм, остают­ся без дела. А как войдут в гавань — тотчас начинают торговлю. Так и человек: если внутри него поднимется буря и он не оста­нется в уединенном месте — никогда не обретет познания исти­ны.

— А что делать, отец, — спросил брат снова,— чтобы стя­жать дары добродетелей?

— Если хочешь выучить какое-то ремесло, — отвечал старец. — то оставишь все заботы, будешь заниматься только им, со смирением слушать учителя, не станешь щадить себя — и тогда ты это ремесло выучишь. Так и монах: если не оставит все жи­тейские заботы, не станет думать, что он хуже всех людей, и не вверит себя целиком духовному наставнику — никогда не стяжает Добродетель.

8. Один старец рассказывал:

— Когда я был моложе, у меня был игумен, который любил уходить в отдаленные пустыни и там безмолвствовать. Однаж­ды я спросил его: «Авва, почему ты всегда уходишь в пустыню! Мне кажется, что тот, кто живет ближе к миру и все, что видит, видит о Господе, получает большую награду, чем тот, кто не видит». А старец мне ответил: «Поверь мне, чадо, что, пока чело, век не пришел в меру Моисея и не стал Богу как бы родным сыном, нет ему пользы от мира. Я же пока еще сын Адама. И как и мой отец, как только увижу плод греха — захочу его, сорву съем и умру. Потому отцы наши и убегали в пустыни, что там нет пищи для страстей и легче их умертвить».

9. Авва Тифой сказал: «Странничество — это когда чело­век хранит свои уста, где бы он ни был».

6. Из святого Ефрема

Тихая гавань — это место, где жизнь можно вести разме­ренно. А те, кто не могут соразмерять свою жизнь, «падают, аки листвие» (Притч 11. 14).

ГЛАВА 14. О том, откуда прежде всего берется в человеке страх и любовь к Богу и в какой мере это необходимо

1. Из патерика

Один брат спросил авву Евлогия:

— Откуда прежде всего приходит страх Божий в душу человека?

— Если,— ответил старец, — человек станет блюсти смире­ние и нестяжание, то вскоре войдет в него страх Божий.

2. Авва Иаков сказал: «Как светит светильник в темном месте — так и страх Божий. Когда он входит в душу человека, то просвещает его и учит всем добродетелям и заповедям Божиим».

3. Один брат спросил старца:

— Как приходит страх Божий в душу?

А старец отвечал:

— Если изберет человек смирение и нестяжание, переста­нет осуждать и по всякому поводу будет напоминать душе, что она даст ответ перед Богом, — к такому человеку приходит страх Божий.

ГЛАВА 15. О том, что отвергнувший мир не должен ни поддерживать общение со своими родственниками по плоти, ни даже питать к ним привязанность

1. Из Палладия

Некто по имени Пиор, родом египтянин, а по возрасту юноша, отрекся от мира. Им овладела любовь к Богу: он ушел из своего родного дома и дал обет Богу никог­да не видеть никого из близких. Прошло пятьдесят лет, сестра его состарилась. От кого-то она узнала, что брат ее жив, и ей безумно захотелось увидеть его. Но идти в пустыню она была не в силах. Тогда она попросила местного епископа написать святым отцам-пустынникам, чтобы они послали его повидаться с ней. Долго его заставляли, и он послушался Отцов — взял с собой одного брата и пошел. Оказавшись у дома, он дал ей знать: дескать, прибыл твой брат Пиор. Но как только он услышал, что сестра идет к нему навстречу, то крепко зажмурил глаза и закричал:

— Сестра такая-то! Я Пиор — твой брат! Это я и есть, так что смотри сколько хочешь!

Тут она узнала его и прославила Бога. Впрочем, сколько она ни старалась, так и не убедила его войти в дом: он прочел молитву у порога и снова ушел в пустыню.

2. Однажды блаженному Евагрию диакону сообщили о смерти его отца. Тому, кто сказал ему это, он ответил:

— Не кощунствуй: мой Отец бессмертен!

2. Из жития святого Пахомия

Родная сестра преподобного Пахомия услышала о его доб­родетельной жизни и пришла в монастырь, желая увидеть его. Когда Великий услышал о ее приходе, он послал привратника передать ей:

— Ты уже слышала, что я жив, так что иди и не огорчайся, я не вижу тебя. Но если ты тоже хочешь подражать моей жизни, чтобы мы вместе обрели милость у Господа, то подумай над этим. И если ты не против, то братья построят тебе келию, чтобы ты могла уединиться. А может, Господь призовет вместе с тобой и других, и через тебя спасутся они. Ведь на этой земле только одно утешение человеку — поступать хорошо и угодно Богу.

Сестра получила такой ответ и расплакалась. Умилившись, она обратила свое сердце ко спасению.

Пахомий узнал о ее решении. Он прославил Бога и прика­зал тем из братьев, кто был наиболее благочестив, сделать ей в стороне от монастыря небольшую келию. Так она подвизалась о Господе, а постепенно собрались и другие сестры. Когда число их увеличилось, она стала их духовной матерью, учила их и пока­зывала все пути ко спасению. Пахомий назначил некоего Петра, человека благочестивого и глубокого старца, чтобы тот навещал их. Также он написал и передал им правила, чтобы они приняли их и вели жизнь по Богу.

Вскоре в монастырь пришла мать Феодора. Этот Феодор был под началом у Пахомия, и Пахомий его очень любил — по­тому что видел, как глубоко и поразительно его послушание и как он отличается своими подвигами. А мать Феодора повсюду разыскивала сына и узнала, что живет он здесь. Тогда она при­несла письма от епископов, велевших вернуть ей ее ребенка. Она остановилась в женской обители, передала письма Пахомию и просила у него разрешения увидеть своего сына. Тогда Пахомий позвал Феодора и говорит ему:

— Чадо, сюда прибыла твоя мать и хочет на тебя посмот­реть — даже, видишь, принесла нам письма от епископов. Так Что иди и скажи ей сам, что ты здесь, — только ради тех святых мужей, что писали нам.

— Отче,— ответил Феодор,— скажи мне ты: если я увижу ее после всего, что постиг здесь, я не буду отвечать за это пред Господом в день судный? Ведь я уже оставил ее, а теперь снова встречусь с ней на соблазн братии. И до пришествия благодати сыновья Левия забывали своих родителей и братьев, чтобы соблюсти заповеди Божий. Тем более я, если удостоился такой благодати, не должен ставить своих родственников выше любви к Богу. Ибо сказано Господом: «Кто любит мать или отца более, нежели Меня, недостоин Меня» (Мф 10. 37). А Пахомий сказал ему:

— Если ты чувствуешь, чадо, что тебе это неполезно, то я не заставляю тебя. Ведь так и нужно поступать тому, кто оста­вил мир и совершенно отрекся от себя. Монах должен уклонять­ся от бесполезных встреч с мирскими и выказывать искреннюю любовь к тем, кто суть члены Христовы и всею душой работает Ему. Если же кем-то овладела привязанность и он говорит, что это, дескать, плоть моя и я их люблю, — пусть слушает Писание: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет 2. 19).

И Феодор так и не захотел показаться матери. Тогда она решила тоже остаться в монастыре, рядом с другими монахиня­ми, сестрами во Христе. «Если будет угодно Богу, — рассудила она, — то я еще увижу его вместе с братьями, а так по его почину я и собственную душу спасу».

Так строгость по Богу, если она во славу Божию, может быть на пользу человеку, даже если поначалу кажется жестокой.

3. Из жития преподобного Симеона Столпника

Двадцать семь лет прошло с тех пор, как сей богоравный муж, великий Симеон, отрекся от законов естества и всего, что в мире. Но мать еще хранила в себе огонь любви к своему ребенку, и остудить это пламя она могла, лишь отправившись к своему, хоть и по плоти, но бесплотному сыну. Ибо она страстно, если можно употребить такое слово, желала увидеть лицо сына и ус­лышать его голос, которого так долго не слышала. Святой узнал о приходе матери. И обрати внимание: он не оскорбил матери, но и закона, наложившего заповедь, не нарушил. А именно, он не допускает встречи с ней, но посылает к ней сказать:

— Если ты, мать моя, не возражаешь, то отложим нашу встречу до будущего века. И если наша жизнь будет во всем угодна Богу, то после нашего отшествия во Христе увидим друг друга там, где все гораздо более родное и близкое.

Такой совет он передал ей. Однако пламя, терзавшее душу матери, не дало ей прислушаться к его словам. Она настаивала, говоря, что хочет его видеть. Тогда он передает ей во второй раз:

— Я полагал, что ты согласишься с тем, что полезно для нас обоих, и не будешь так настаивать на встрече. Но раз я вижу, как стремишься ты к тому, что временно, то сейчас мне нужно быть одному, а тебя я увижу чуть позже: видно, так угодно Богу.

Мать охотно и с радостью поверила обещанному. Душа ее ликовала, она вся была в ожидании. Ей уже представлялось, как она увидит своего сына, как будет его обнимать, целовать, слу­шать его голос. И когда все обстояло таким образом, мать нео­жиданно расстается с жизнью и предает душу Богу. Прожив поистине счастливую жизнь, она была еще более счастлива в своей смерти. Ведь она хотя и мать, но послушалась своего столь вели­кого сына, к тому же она оставила его, когда он достиг такой добродетели. А божественный Симеон повелел внести ее тело внутрь ограды (столп он со всех сторон окружил стеной, чтобы не было доступа женщинам). И когда умершая мать была при­несена к нему, он увидел ее, как и обещал. Затем, прочтя над ней молитву, он погреб ее там же, возле столпа. Так он и матери воздал честь, и заповедь Господню не только исполнил, но соб­ственным примером показал ее превосходство.

4. Из патерика

Один брат, живший на чужбине, говорит старцу:

— Я хочу вернуться к себе домой.

— Одно только знай, брат, — ответил ему старец. — Когда ты шел из твоего края сюда, Господь был с тобой и вел тебя. А если вернешься, Его с тобой уже больше не будет.

2. Брат торопился в город и попросил у старца молитвы. Старец сказал ему:

— Не спеши в город, но спеши из города — и спасешься.

3. У одного очень благочестивого брата мать была бедной. Был страшный голод, и он взял хлеба и отправился, чтобы отне­сти его матери. И тут он услышал голос:

— Ты сам позаботишься о своей матери или позаботиться Мне?

Брат понял, Чей это голос, пал ниц на землю и стал просить:

— Ты Сам, Господи, заботься о нас.

Затем он встал и вернулся в свою келию. Через три дня пришла к нему его мать и говорит:

— Монах такой-то дал мне немного муки. Возьми ее и сделай немного хлеба, чтобы нам было что есть.

Когда брат услышал это, он прославил Бога. А укрепив­шись в надежде, он стал благодатью Божией еще более подви­заться во всякой добродетели.

4. У одного монаха, жившего в скиту, был сын в деревне. Однажды этот юноша был по обвинению взят под стражу. Мать юноши известила об этом монаха с тем, чтобы он написал архон­ту отпустить сына.

— Если он будет отпущен, — спросил монах посланного, — разве не возьмут другого вместо него?

— Возьмут, — ответил тот.

— Какая же мне польза из того, что я освобожу его и дам радость сердцу его матери, а ее горе оставлю для сердца другой женщины?

5. Тот же старец много занимался рукоделием, причем ос­тавлял для своих нужд что было необходимо, а остальное разда­вал нищим. Когда наступил голод, мать послала к нему его сына с просьбой дать им немного хлеба. Старец в ответ говорит сыну:

— Есть ли там кто-то еще, кто нуждается так же, как и мы?

—Да,— ответил тот, — и много.

Тогда старец закрыл дверь прямо перед ним.

— Пойди, дитя мое,— сказал он, заплакав. — Тот, Кто за­ботится о них, позаботится и о вас.

Один брат был тогда при этом и увидел, что сделал старец. Он спросил его:

— Неужели тебя не мучит мысль о том, что ты родного сына отправил ни с чем?

— Если, — отвечал старец,— не будет человек понуждать себя во всяком деле, он не получит мзды.

6. У одного монаха был в миру бедный брат, и монах, если что зарабатывал, отдавал ему. Но сколько он ни давал, тот, кто получал, все больше беднел. Монах, придя к одному старцу, рас­сказал ему про это. Старец ответил ему:

— Если хочешь меня послушать, больше ничего ему не да­вай И скажи ему: «Брат, когда у меня было что, я тебе давал. Так что ты тоже, как что выручишь от своей работы, приноси мне». Если он что принесет — возьми у него. И если увидишь странника или нищего старца, отдай и попроси помолиться о брате.

Брат пошел и так и сделал. Когда пришел его брат-миря­нин, он сказал ему, как его научил старец. Услышав это, брат ушел в обиде. Однако на следующий день он заработал своим трудом немного зелени и принес ее монаху. Тот взял ее, раздал старцам и попросил их молиться о брате. А мирянин, получив благословение, вернулся к себе домой.

Вскоре он снова пришел к монаху и принес овощей и три хлеба. Монах взял это и поступил так же, как и раньше. И миря­нин пошел назад, получив благословение от старцев. Затем он пришел в третий раз и принес много еды, вина и рыбы. Монах увидел это и удивился. Он позвал бедных и сделал им трапезу. А затем он говорит мирянину:

— Может, тебе нужно немного хлеба?

— Нет, господин мой, — отвечал тот. — Сколько раз я ни брал что-либо от тебя — словно огонь врывался в мой дом и по­жирал даже то немногое, что у меня было. А с тех пор, как я ничего не беру от тебя, меня благословляет Бог.

Брат пошел к старцу и рассказал ему все, что произошло.

— Видишь, — говорит ему старец,— труд монаха словно огонь: он сжигает все, на что попадает. А твоему брату больше пользы от другого: пусть дает милостыню от своих трудов и по­лучает взамен молитвы святых — и он будет благословлен.

7. Однажды мать аввы Марка, ученика аввы Силуана, при­шла, чтобы увидеть сына. А прибыла она с большим блеском и роскошью. Авва Силуан вышел к ней, и она ему говорит:

— Авва, скажи, пусть мой сын выйдет — посмотреть на него.

Старец зашел внутрь и говорит:

— Выйди, пусть на тебя посмотрит твоя мать.

А тот был в переднике и весь черный от кухонной копоти. Ради послушания он вышел, зажмурил глаза и сказал:

— Спасайтесь. (Приветствие, которое распространено в то время среди монахов и благочестивых людей. — Прим. пер.)

При этом он их не увидел, а мать его не узнала. Тогда снова посылает к старцу:

— Авва, пришли же ко мне моего сына — увидеть его.

Авва позвал его и говорит:

— Я что, не сказал тебе выйти, чтобы твоя мать посмотрела на тебя?

— Авва, — возразил тот,— я вышел, как ты велел, и сказал им «спасайтесь». Но, пожалуйста, не говори мне выйти еще раз, чтобы мне не пришлось ослушаться тебя.

Тогда старец вышел сам и сказал ей:

— Это был тот, кто вышел к вам и сказал «спасайтесь».

И, утешив ее, он попрощался с ней.

8. Однажды собралось у аввы Пимена много старцев. Пришел также один из родственников аввы Пимена и привел с собой ребенка. У этого мальчика лицо по действию диавола было обращено назад. Вместе с ребенком он сел за монастырем и плакал. Случилось, что там проходил какой-то старец. Он увидел, что тот плачет, и говорит ему:

— Почему ты плачешь, человек?

— Я родственник аввы Пимена, — ответил тот, — а с моим ребенком вышло это искушение. Я хотел принести его старцу, но испугался, потому что он нас не хочет видеть. Даже сейчас, если он узнает, что я здесь, он пошлет кого-нибудь прогнать меня. Я отважился прийти только потому, что вижу вас здесь. Если можешь, авва, смилуйся надо мной. Возьми ребенка внутрь обители и помолитесь там о нем.

Старец взял мальчика и зашел внутрь. Но он поступил мудро: не понес его прямо к авве Пимену, а начал с самых младших братьев, говоря: «Перекрестите этого ребенка». Когда же сделал он так, что все по очереди перекрестили ребенка, напоследок поднес его к авве Пимену. Тот не хотел даже прикасаться к нему. Но тут все стали его упрашивать:

— Как все сделали, так и ты, отче.

Тогда он вздохнул, встал и начал молиться:

— Господи, исцели Свое творение, да не владеет им враг.

Затем он положил на него крестное знамение и тотчас исцелил. И ребенок был возвращен отцу здоровым.

5. Из аввы Исаии

Если ты расстался со своими родными по плоти, чтобы стать странником ради Господа, не дай слабости к ним войти в тебя, когда ты сидишь в келии. Не надо жалеть отца или мать, не надо вспоминать брата или сестру, сокрушаться о детях, тосковать по жене — по всем тем, кого оставил. Но вспомни о своем исходе и о неотвратимости смерти. Ведь тогда никто из них тебе не помо­жет — так почему бы тебе не оставить их ради добродетели? Если же крайне необходимо, чтобы ты пришел в родное селение по какому-то делу, то храни себя от сродников по плоти: не обра­щайся с ними вольно и даже не вступай с ними в общение.

6. Из патерика

Один из Отцов рассказывал об авве Пимене и его братьях, что они жили в Египте. Их мать хотела их повидать, но не смог­ла. Тогда она проследила за ними и, когда они шли в церковь, вышла им навстречу. Как только они увидели ее, повернули на­зад и закрыли дверь келии прямо перед ней. Она осталась стоять за дверью, горько и безутешно плакала и говорила:

— Хоть посмотреть на вас дайте, милые деточки!

А они оставались внутри и слышали ее. Тут авва Анув го­ворит авве Пимену:

— Что будем делать с этой старухой? Она так сильно плачет.

Тогда авва Пимен встал, подошел с другой стороны двери и говорит:

— Почему ты плачешь, женщина?

Лишь только она заслышала его голос, стала плакать еще больше:

— Деточки, хочу на вас посмотреть. Что такого, если я вас увижу? Разве я не ваша мать? Разве не я вас воспитывала? Я уже вся седая. Пожалейте мою старость и дайте хоть немного посмотреть на вас — хоть как-то утишить боль моего сердца. Страшно мучаюсь я от тоски по вам, а теперь еще и услышала, сыночек, твой голос!

Авва Пимен говорит ей:

— Где ты хочешь нас увидеть: здесь или в мире ином?

— А если я вас не увижу здесь, — ответила она, — то что увижу на том свете?

— Если, — отвечал он ей, — понудишь себя не смотреть на нас здесь, то увидишь нас там.

А она, как услышала это, обрадовалась:

— Если я всегда буду видеть вас там, то здесь мне незачем вас видеть!

И с этими словами она удалилась.

7. Из святого Григория Двоеслова

В обители святого Бенедикта был один монах. Чрез блуж­дание помыслов бес нерадения овладел им, и он никак не хотел исполнять правило по всей строгости устава. Человек Божий Бенедикт увещевал его не преставая и часто давал ему наставле­ния, но тот не хотел слушать уговоров святого отца. Напротив, он постоянно и с бесстыдством просил святого, чтобы тот разре­шил ему уйти к своим родителям.

Наконец, в один день, когда он чересчур докучал препо­добному своей просьбой, тот в гневе велел ему убираться из оби­тели. Брат вышел из монастыря, думая идти к своим родителям. И вдруг он увидел на дороге, прямо перед собой, огромного змея: тот уже разинул пасть, чтобы поглотить его. Трепет объял бра­та, он стал отмахиваться руками и кричать:

— На помощь! Меня хочет сожрать этот змей!

Сбежались братья и никакого змея не нашли. Но, видя, что брат дрожит и машет руками, они отвели его обратно в мона­стырь. А брат сразу же дал обет никогда по своей воле не поки­дать обитель и даже не выходить из нее до самой смерти. Этот обет, молитвами святого отца, он сдержал до своей кончины, и страшный змей больше уже никогда не являлся ему.

ГЛАВА 16. О том, что следует любить родственников по плоти не меньше других братьев, если они принимают такой же образ жизни. А если их образ жизни противен этому, то следует избегать их, поскольку они наносят вред душе

 1. Из жития святого Пахомия

Прошло уже много лет с тех пор, как принял монашество Феодор — ученик Пахомия, и притом самый ревностный. Пришел в монастырь Пафнутий, брат Феодора, и просился сам стать монахом. Но Феодор, как его родной брат, не хотел с ним общаться (он ведь уже совлекся вет­хого человека), и Пафнутий очень огорчался этим и часто пла­кал. Когда Великий узнал об этом, то сказал Феодору:

— Таким людям, брат, поначалу хорошо снисхождение. Только что посаженное дерево требует ухода — так же и тот, кто лишь начинает подвиг, пока он еще не исполнился благодати и не укрепился в вере.

После этих слов Феодор послушался Отца и, как ему было велено, стал во всем поддерживать брата. Он хорошо усвоил слова старца.

2. Из жития святого Иоанникия

У одного из придворных болела дочь, и все тело ее было в расслаблении. Она была благочестива и держалась христианских догматов. А зять святого (муж его сестры), напротив, был иконоборцем, неистовым до безумия.

Блаженный вышел им навстречу и молитвою с крестным знамением избавил больную от тяжкого недуга. Что же до зятя, то святой не смог убедить того отказаться от безумства, как ни вразумлял. Тогда, презрев родственные чувства и ради благоче­стия позабыв родную кровь, он прибег к наказанию: молитвой отнял у того зрение.

Так ревность об истинном богопочитании взяла верх над природой, и истинная любовь к Богу оказалась в нем выше род­ственных чувств. В самом деле, дочь сановника не имела с ним родства, но чтила христианские догматы — и святой избавил ее от болезни. Тогда как другого, который ополчался на божествен­ные иконы, святой ослепил, хоть тот и был его зятем: в наказа­ние за слепоту ума отнял телесное зрение.

3. Из патерика

Был один благочестивый человек, ревнитель жизни по Богу, именем Карион. Он слышал о блаженной жизни подвижников, почитал ее и, всем сердцем устремившись к ней, сам, по своей воле, пришел в Скит. А поскольку у него был родной сын, он взял его с собой. Он воспитывал его там, и все знали, что это его родной сын. Имя ребенку было Захария. Когда он уже совсем вырос, это стало соблазнять многих из братьев, и среди них под­нялся большой ропот на него. Когда авва Карион услышал это, он сказал сыну:

— Захария, собирайся и пойдем отсюда, потому что отцы ропщут.

— Авва, — ответил ему сын, — здесь все знают, что я твой сын. А если пойдем в другое место – никто не скажет, что я твой сын.

— Собирайся, — говорит ему старец, — пойдем в Фиваиду.

И они пошли туда. Но лишь только заняли они келию и прожили там несколько дней, поднялся такой же ропот на сына.

— Захария, — говорит авва Карион, — собирайся, пойдем в Скит.

Они пошли, но там через несколько дней опять поднялся ропот на них.

Тогда его сын Захария пошел к озеру Нитра, разделся там и зашел в воду по самый нос. Там он оставался столько времени, сколько мог выдержать, пока его тело не было полностью обезоб­ражено и он не стал похож на прокаженного (это произошло оттого, что соль и щелок, растворенные в воде озера, разъели его кожу). Тогда он вышел из воды, надел на себя одежду и вернулся к своему отцу. Тот едва признал его. Когда же они по обычаю пришли в храм для святого причастия, святому Исидору Пресвитеру было откровение о том, что сделал юноша. Он увидел его и с удивлением сказал:

— Захария, чадо, прошлое воскресенье ты еще приходил и причащался как человек, а теперь стал ангелом.

ГЛАВА 17. О том, что тот, кто становится монахом, должен отказаться от всего, и о том, как он должен распорядиться тем что принадлежит ему. Также и о том, что в общежитии личная собственность — это явная гибель

1. Из святого Варсонофия

Брат спросил старца:

— Мои родственники должны мне немного денег, и я хочу отдать их нищим, но они не хотят мне отдать их прямо сейчас. Что мне делать?

— Если не положишь конец плотскому образу мыслей, — ответил старец, — и не наберешься немного бесстыдства о Гос­поде — впадешь в человекоугодие.

2. Из патерика

Один брат отрекся от мира. Он раздал свое имущество ни­щим, а небольшую часть от него оставил на собственные нужды. Затем он явился к авве Антонию и стал просить принять его в монахи. Однако тот узнал, что брат оставил что-то себе, и ска­зал ему:

— Если хочешь стать монахом, пойди в деревню, купи мяса, сними с себя одежду, повесь мясо на голое тело и приходи сюда-

Брат так и сделал. Когда он возвращался, как было велено, обнаженным и с мясом на плечах, собаки и хищные птицы пыта­лись схватить мясо и ранили его тело. Тем не менее он вернулся к старцу и показал ему, как изранено его тело. А Антоний гово­рит ему:

— Вот так и бесы наносят раны, ополчаясь на тех, кто отрекся от мира и хочет иметь деньги.

2. Авва Исидор говорил, что страсть сребролюбия ужасна и не останавливается ни перед чем. Она не знает предела и если уловит душу, то доводит ее до самых страшных зол. И, конечно, гнать ее следует с самого начала. Потому что, овладев человеком, она становится необоримой.

3. Один человек хотел принять монашество и пришел к кому-то из великих старцев.

— Я хочу стать монахом, — сказал он.

— Если хочешь, — отвечал старец,— то иди и отрекись от всего мирского, а потом возвращайся и живи в своей келии.

Он пошел, раздал все, что у него было, оставив у себя толь­ко сто монет, и вернулся к старцу. Но старец сказал ему:

— Ты не сможешь стать монахом.

— Почему? — ответил тот. — Смогу.

— Тогда иди, — говорит старец, — и оставайся в своей келии.

Он пошел и стал жить в келии. Когда он поселился в ней, помыслы стали говорить ему: дверь старая, и ее нужно сменить. Он пошел к старцу и говорит ему:

— Отче, помыслы говорят мне, что дверь стара и ее нужно поменять.

— Ты не отрекся от мира, — возразил ему старец. — Пой­ди, отрекись, а потом возвращайся и живи здесь.

Брат пошел и раздал девяносто монет. Затем он вернулся к старцу и говорит:

— Теперь я отрекся.

И когда старец опять разрешил, он пошел к своей келии и вновь поселился там. А помыслы стали вновь говорить ему: «Все здесь ветхое, да и место глухое, вот придет сейчас лев и съест меня». Он пошел к старцу и рассказал ему помыслы. Старец ответил ему:

— Скажи своим помыслам: «Я только и жду, что все обрушится на меня и меня здесь задавит, или что придет лев и съест меня. Так я хоть быстрее получу избавление!» Скажи это своим помыслам, возвращайся и будь в своей келии. Все время молись Богу, ничего не страшись и ни о чем не беспокойся.

Брат сделал так и получил успокоение.

4. Один юноша хотел принять монашество и много раз порывался это сделать. Но когда он уже выходил из города и шел в монастырь, помыслы тотчас начинали отвращать его и опутывать якобы неотложными делами и заботами. А был он богат. В один день он так же собрался было и вышел. И тут же помыслы окружили его, внося страшное смущение в душу, и стали предлагать ему какие-то важные предлоги, чтобы вернуть его назад. Юноша почувствовал брань и натиск помыслов и не знал, что делать. Тогда он снял с себя все полностью, бросил наземь одежду и нагишом побежал к одному из монастырей. А старец, к кото­рому так стремился юноша, получил откровение от Бога: «Встань и встречай Моего борца».

Старец встал, вышел и увидел его. Когда он узнал, как было дело, то поразился, принял его и сразу же удостоил монашеского образа. И если к старцу кто-нибудь приходил спросить о помыс­лах или о чем-то еще, он отвечал сам. А если спрашивали об отречении от мира, он отправлял их к юноше со словами: «Об этом спросите у брата».

5. Один монах заболел. Его взял к себе игумен одного об­щежитного монастыря и стал заботиться о нем, поскольку у того не было даже самого необходимого. Говорил он и братьям:

— Постарайтесь немного, и будем заботиться о больном.

А у больного был глиняный горшок, набитый золотом, и он спрятал его, зарыв под подстилкой, на которой ле­жал. Вскоре пришлось ему умереть. И когда он умирал, ничего не сказал о золоте. Похоронили его, и авва сказал братьям:

— Выбросьте отсюда эту подстилку.

Они убрали ее и нашли под ней зарытое золото: его можно было заметить по просевшей земле. Принесли золото авве. Ког­да он увидел золото и узнал, где его нашли, то сказал:

— Ни при жизни, ни умирая он не открыл мне про это зо­лото и надеялся только на него. Поэтому я не прикоснусь к это­му. Пойдите и оставьте все как есть в его гробнице.

И когда монахи возвращались от могилы, они увидели, как огонь упал с неба на гробницу. И он не угасал много дней, пока не сжег камни, землю вокруг и все, что было в гробнице. Все, кто это видел, поражались и приходили в ужас.

ГЛАВА 18. О том, что тот, кто хочет спастись, должен искать общения с добродетельными людьми — оно приносит большую пользу; а спрашивать у них и учиться тому, что необходимо для спасения, надо с большим старанием и искренней ревностью

1. Из патерика

Авва Палладий сказал: «Человек, который подвизает­ся о Господе, должен или ревностно учиться тому, чего он не знает, или мудро учить тому, что он знает. А если он не желает делать ни того, ни другого, то он безумец. Ибо начало падения — в отказе учить и нежелании учиться тому, чего всегда жаждет боголюбивая душа».

2. Брат спросил старца:

— Авва, я спрашиваю старцев, они дают мне советы о моей душе, а я никогда не слушаюсь их слов. Так зачем мне их спра­шивать, если я ничего не делаю? Я ведь так и остаюсь весь в пороках.

А рядом было два легких кувшина.

— Иди, возьми один кувшин, — говорит старец, — налей в него масло, ополосни, переверни и поставь на место.

Брат сделал так раз, а потом еще раз. Затем вылил масло и поставил кувшин туда, где он стоял.

— А теперь, — велел ему старец, — принеси оба кувшина и посмотри, какой из них чище.

— Тот, — сказал брат, — в который я наливал масло.

— Вот так и душа, — отвечал старец. — Даже если она ничего не усвоит из того, что спросила (хотя я так не думаю), но все же она чище, чем та, что вообще не спрашивала.

3. Авва Палладий сказал: «Нужно стремиться к общению с духовными людьми сильней, чем к отдушине, дающей свет. С их помощью можно прочесть свое сердце, словно разборчиво на­писанную книгу. А в сравнении с ними становится видно соб­ственное небрежение или усердие. И даже внешне в доброде­тельных людях есть много такого, что говорит о чистоте их души. Это и цвет лица, просвещенного святостью жизни, и манера оде­ваться, и простота нрава, и скромность в речах, и здравость суж­дений, и сдержанность в обращении. На все это полезно обра­тить внимание, чтобы запечатлеть в собственном сердце сам об­раз добродетели».

4. Брат спросил старца:

— Что лучше: посещать старцев или безмолвствовать в уеди­нении?

Старец ответил:

— Правилом древних отцов было посещать старцев.

5. К авве Иоанну Колову однажды поздно вечером пришел брат и спешил уже уходить — но они со старцем начали беседо­вать о духовной пользе и не заметили, как наступило утро. Ста­рец вышел проводить его, и они продолжали беседовать до ше­стого часа. Тогда старец вновь завел его к себе в келию. Тот поел и затем пошел.

6. Авва Кассиан рассказывал об одном старце, который жил в пустыне. Тот молил Бога дать ему дар никогда не дремать во время духовной беседы и, наоборот, если беседа переходила в осуждение или празднословие, сразу засыпать, чтобы весь этот яд не отравлял его слух. И Бог дал ему то, что он просил. Так вот, этот старец говорил, что диавол — поборник всякого празд­нословия и враг любого духовного поучения. А в подтверждение своих слов он рассказывал один пример:

— Однажды, когда я с несколькими братьями беседовал о духовной пользе, их охватила такая сонливость, что они даже век не могли разлепить. Тогда я решил воочию всем показать, что это — действие диавола, и перешел к какому-то пустому предме­ту. Они сразу проснулись и оживились. Тут я, вздохнув, сказал:

— Смотрите, братья, пока мы беседовали о небесном, у вас всех от сна слипались глаза. А как только зашла речь о пустом, все вы без труда проснулись. Прошу вас, братья, познайте дей­ствие бесов, следите за собой и бойтесь дремать, когда слушаете или делаете что-либо духовное.

7. Однажды авва Пимен, когда еще он был молодым, пошел к одному старцу спросить его о трех помыслах. Но когда он пришел к старцу, то один помысел забыл и спросил только о двух других. Выслушав ответ, он снова вернулся в свою келию. И когда он взялся уже за ключ — вспомнил тот помысел, который забыл. Тогда он оставил ключ и пошел назад к старцу.

— Быстро ты вернулся, брат, — сказал старец, когда уви­дел его.

— Я уже взялся было за ключ, — ответил ему тот, — как вспомнил тот помысел, о котором хотел спросить. Поэтому я не стал открывать дверь, а сразу пошел назад.

А путь был довольно длинным. Старец и говорит ему:

— Пимен — пастырь ангелов, и имя твое просла­вится по всему Египту.

8. Трое Отцов по обычаю каждый год приходили к бла­женному Антонию. Причем двое из них спрашивали о помыслах и о спасении души, а один всегда молчал и ничего не спрашивал. Так они приходили неоднократно, и этот брат всегда молчал и ничего не спрашивал. Авва Антоний говорит ему:

— Ты сюда столько времени ходишь, что же ты меня ни о чем не спрашиваешь?

— Мне достаточно и того, что я тебя вижу, — ответил ему брат.

9. Авва Пафнутий рассказывал, что все время, пока были живы старцы, он посещал их дважды в месяц, а келия его была в двенадцати милях от них. Он всегда говорил им свои помыс­лы. А они всегда повторяли ему только одну и ту же вещь: «Пафнутий, куда бы ты ни пошел, не думай о себе, и обретешь покой».

10. Об одном старце рассказывали, что он провел семьде­сят недель, принимая пищу только раз в неделю. Он искал смысл одного места из Писания, но Бог не открыл ему. Тогда он гово­рит себе: «Столько трудов я положил, а ничего не достиг. Пойду к моему брату, спрошу его». И только лишь он запер дверь и собрался идти, явился ему ангел Господень и говорит:

— Семьдесят недель, что ты постился, не сделали тебя ближе к Богу. Но ты смирил себя, чтобы пойти к брату, и я был послан, чтобы возвестить тебе смысл того, над чем ты думал.

И объяснив ему тот смысл, что он искал, ангел удалился.

2. Из аввы Марка

Человек советует своему ближнему по мере своих знаний, а Бог содействует слушающему по мере его веры. «У терпеливого человека много разума» (Притч 14. 29) — равным образом и у того, кто «приклонил ухо свое к словам» мудрости (Притч 22. 17). Не отвергай учение, даже если станешь достаточно сведущим, ибо в домостроительстве Божием больше пользы, чем в нашем собственном разуме.

Кто хочет взять крест и следовать за Христом, тот прежде всего должен заняться познанием и учением: непрестанно иссле­довать в себе помыслы, много размышлять о спасении, а еще — спрашивать рабов Божиих, которые одного с ним образа мыслей и подвизаются в том же подвиге. Тогда он будет знать, куда и зачем идет, а не блуждать во тьме без светильника. Ибо кто живет сам по себе, без знания Евангелия, без рассуждения и без руко­водства других людей, тот часто оступается. Он часто попадает в ловушки и сети диавола; часто впадает в заблуждения; часто мучается и попадает в опасность — и даже не знает, к какой цели стремиться.

В самом деле, много было таких, кто прошел через тяжкий труд, подвиги и злоключения и претерпел много мучений ради Господа. Но жизнь наедине с собой, нерассудительность и не­желание искать полезное в своем ближнем — все это лишило их огромный труд всякого значения и ценности. Посему надо ста­раться жить рядом или хотя бы часто посещать сведущих людей и стремиться к тому, чтобы, если у самого нет светильника, идти за тем, у кого он есть, а не бродить во тьме. Тогда ты не риску­ешь попасть в силки и петли или встретить диких зверей. Звери эти обитают во тьме, и на тех, кто идет во мраке, без света боже­ственного слова, они бросаются и разрывают их.

3. Из аввы Исаака Сирина

Во всяком деле помни, что ты нуждаешься в поучении, — и всю свою жизнь ты будешь оставаться мудрым.

4. Из святого Максима

Как родители переживают за детей, которых они произве­ди на свет, так и ум естественным образом заботится о своих мыслях. Тем родителям, кто слишком пристрастен к своим де­тям, кажется, что они — самые достойные и красивые, даже если все и всегда считают их смешными. Так и безумцу его мысли, даже если они ничего не стоят, кажутся самыми умными. Но не так относится к своим мыслям человек мудрый. Даже если он хочет убедиться, что те справедливы и верны, он не доверяет собственному мнению. Однако, чтобы не пришлось ему трудиться понапрасну, он избирает иных судей своим мыслям и помыслам — и у этих судей просит одобрения.

5. Из патерика

 Один старец сказал:

— Если зайдешь к продавцу благовоний, то, даже если ни­чего не купишь, все равно пропитываешься запахом. Так и тот, кто советуется с Отцами: если он захочет приложить усилие, они укажут ему путь смирения, и будет у него оплот против бесов­ских нападений.

2. Один брат пришел к авве Феликсу. Он привел с собой мирян и попросил старца сказать им слово. Однако старец мол­чал. Брат стал очень просить его, и старец говорит им:

— Хотите слово услышать?

— Да, — отвечали они.

— Нет теперь больше слов, — ответил старец. — Когда братья спрашивали старцев и делали то, что старцы им говорили, давал старцам слово ради пользы тех, кто спрашивает. А нынче только спрашивают, а то, что им говорят, не делают. Вот и отъял Бог благодать у старцев: они не знают, что сказать. Нет ведь больше тех, кто понуждает себя.

На эти слова все вздохнули и сказали:

— Помолись о нас, авва.

6. Из святого Ефрема

Не пренебрегай поучением святых отцов, даже если ты сам сведущ. Ибо в этом поучении — плод ведения.

7. Из аввы Исаака

Не ищи совета у того, кто не вел жизнь такую же, как и ты, даже если он очень мудр. Но лучше доверь свои недоумения про­стому человеку, который опытен в деле, чем философу, который рассуждает отвлеченно и не зная предмет на опыте. А опыт зак­лючается отнюдь не в том, чтобы углубиться в предмет и изу­чить все в подробностях, не получив никакого полезного знания из этого труда. Опыт — в том, чтобы, занимаясь этим долгое время, на практике чувствовать, что полезно, а что вредно. Ведь зачастую какое-то дело кажется вредным, но в нем скрыта боль­шая польза. И напротив: что-то кажется очень полезным, а на самом деле крайне вредно. Отчего многие и получали большой вред от вещей, внешне полезных.

Поэтому обращайся за советом к тому, кто по опыту знает природу и свойства вещей и безошибочно различает их. Кто су­мел правильно распорядиться собственной свободой, тому мож­но, не сомневаясь, доверить и свободу других.

ГЛАВА 19. О том, как необходимо послушание, какая от него польза и как его достигнуть

1. Из жития святого Феодосия Киновиарха

Сввятой Феодосий, уже достигнув разумного возраста, возгорелся стремлением к любомудрой жизни. Тогда он оставил свое отечество и пришел в Иерусалим. В святости принес он поклонение святыням, а после стал обдумывать, с чего ему начать свое любомудрие и какую жизнь избрать: одинокую и уединенную — или вместе с теми, кто благочестив и кто стремится к той же цели. Но безмолвствовать в уединении он не решался — по крайней мере тогда: он рассудил, что у него нет опыта в одиночку бороться со злыми духа­ми. «Даже в мирском войске, — говорил он себе, — никто не будет настолько храбр или настолько глуп, чтобы без всякого опыта и выуч­ки бросаться прямо из строя в самую гущу врагов. А ведь духовная битва еще более страшна и опасна! И как я, не научив «руце мои на ополчение, персты моя на брань» (Пс 143.1), не «препоясавшись с высоты силою» (Пс.17,40) смогу выступить «против начальств, против вла­стей, против мироправителей тьмы века сего» (Еф 6. 12), про­тив лукавых духов? Значит, остается мне пойти к тем святым отцам, которые уже закалены в таких подвигах, и поучиться у них. А когда я достаточно укреплюсь в брани с нашим духовным врагом, то смогу вкусить и плодов безмолвия».

Так мудро он рассудил, а надо сказать, что, помимо прочего, он обладал и строгой рассудительностью. И тотчас он стал искать кого-нибудь, кто закалился в добродетелях трудами, потому что свя­той Феодосий знал, что нужда — лучший учитель и наставник. Так он пришел к блаженному старцу Лонгину — а тот выделялся добродетелью среди всех Отцов, которые жили с ним. Феодосии предал себя ему, поселился у него и стал вести такой же образ жизни. Очень ему пришлись по душе нрав Лонгина и его обычай, так что душа Феодосия, по слову Давида, «прильпе по нему» (Пс.62. 9). Как верно говорили древние — с кем ты любишь общаться, таким же можно считать и тебя.

2. Ив патерика

1. Авва Антоний сказал: «Послушание с воздержанием ук­рощают зверей».

2. Авва Пимен рассказывал, как кто-то однажды спросил авву Паисия:

— Что мне делать с моей душой? Она бесчувственна и не боится Бога.

И старец ответил ему:

— Пойди и присоединись к человеку, который боится Бога. И, близко общаясь с ним, ты тоже научишься бояться Бога.

3. Авва Исайя говорил тем, кто начинал послушание у свя­тых отцов, что первая окраска потом уже не линяет, как на пур­пурной ткани. А также, что ветви легко гнутся и сгибаются, пока зелены: так и те новоначальные, кто в послушании.

4. Одному брату авва Моисей сказал: «Обратись, брат, к ис­тинному послушанию. В нем и смирение, и сила, и радость, и терпе­ние, и мужество, и братолюбие, и сокрушение, и любовь: в ком есть добродетель послушания, тот исполнен всех заповедей Божиих».

5. Однажды к авве Памво пришли четыре монаха из скита, одетые в шкуры. Каждый из них рассказал о добродетели дру­гого: один много постился, другой был нестяжателем, третий при­обрел великую любовь, а четвертый двадцать два года был в по­слушании у старца. И авва Памво ответил им:

— Говорю вам, что добродетель четвертого больше других. Ведь каждый из вас ту добродетель, что стяжал, приобрел своей волей. А он отсек свою волю и исполняет волю другого — зна­чит, он больше вас. Потому что такие люди — исповедники, если устоят до конца.

6. Авва Руф сказал: «Тот, кто остается в послушании У своего духовного отца, получает награду выше, нежели тот, кто живет сам по себе в пустыне».

7. Он же вспоминал, как один из Отцов рассказывал: «Я был восхищен в видении и увидел на небе четыре чина. Первый чин — это был человек, который болен и благодарит Бога. Второй — тот, кто гостеприимен, принимает братьев и служит им. Третий — тот, кто живет в пустыне и вообще не видит людей. А четвертый — тот, кто остается в послушании у духовного отца и во всем повинуется ему ради Господа. На том, кто в послуша­нии, было золотое ожерелье, и ему воздавали больше чести, чем другим. Когда я увидел это, я спросил провожатого:

— Как это, он младше, а чести ему больше, чем другим?

А тот в ответ сказал мне:

— Гостеприимец и отшельник получили добродетели своею волей, а послушник полностью оставил свою волю и во всем по­лагается на Бога и своего Отца, потому и чести ему больше, чем другим».

8. Авва Иперехий сказал: «Послушание — сокровище мо­наха. Тот, кто его стяжал, будет услышан Богом и с дерзновени­ем предстанет перед Тем, Кто был распят. Ибо Господь, Кото­рый был распят, «был послушен даже до смерти» (Флп 2. 8).

9. Двое братьев по плоти пришли поселиться в одном мона­стыре. И один из них был подвижником, а второй избрал по­слушание и все, что говорил ему духовный отец, делал без рассуждения. К примеру, тот часто говорил ему: «Поешь ут­ром», — и тот ел. А потом: «Не ешь ничего до вечера», — и тот не ел. И во всем остальном так же: что бы тот ни приказал ему, он выполнял с радостью. А его брат, подвижник, позави­довал и сказал себе: «Проверим, какое у него послушание». Он пришел к игумену и говорит:

— Пошли со мной брата, мы сходим по одному делу.

Авва отпустил его.

Пришли они к реке, в которой было очень много крокоди­лов, и подвижник говорит брату:

— Спустись в реку и пройди вперед.

Тот спустился. Тут подплыли крокодилы и стали лизать его тело, но не причинили ему вреда. Когда подвижник увидел это, он сказал ему:

— Выйди из реки.

И тот вышел невредимым.

Отправились они дальше и нашли тело, брошенное на дороге. Подвижник сказал:

— Будь у нас какая-то ветошь, мы бы покрыли его.

— Лучше помолимся, — ответил ему брат, — может, он воскреснет.

Стали они на молитву. И после их молитвы мертвый воскрес. Тут подвижник стал хвастаться, что, дескать, мертвый воскрес за его подвиги. Но Бог все открыл игумену монастыря, когда они вернулись, авва говорит подвижнику:

— Ты зачем так искушал своего брата у реки? А смотри ведь за его послушание воскрес мертвый.

10. Авва Пимен сказал: «Не будь сам себе мерой, но при­соединись к тому, кто живет добродетельно».

3. Из аввы Марка

Кто находится под властью греха, тот не в состоянии сам одержать верх над плотской похотью: его постоянно и с настой­чивостью раздражают страсти. Тем, кто страстен, следует мо­литься и быть в послушании. Кто борется с похотью послушани­ем и молитвой, тот искусный боец: он делает явной духовную брань через воздержание от чувственного.

4. Из святого Диадоха

Известно, что послушание — первое благо среди всех на­чальных добродетелей. Оно отвергает гордость и порождает в нас смирение. Посему для тех, кто охотно принимает его, оно становится началом любви к Богу. Это его, послушание, отверг Адам — и ниспал в бездны ада. Это его возлюбил Господь и ради домостроительства повиновался Своему Отцу «даже до смерти». И повиновался невзирая на то, что был ничуть не ниже величия Своего Отца — лишь для того, чтобы грех человеческо­го преслушания загладить собственным послушанием и возвести к блаженной и вечной жизни тех, кто живет в послушании. По­этому, кто приступает к брани против гордыни диавола, тот дол­жен прежде всего позаботиться о послушании. Если обратимся к нему, оно безошибочно укажет нам путь к добродетелям.

5. Из аввы Кассиана

Ничем другим диавол не низвергает так в бездну, как тем, убеждает человека не строить свою жизнь по учению и при­зеру Отцов, а следовать своей воле. Кто зиждется на собственном суждении и воле — тот никогда не сможет идти спокойно: он будет часто спотыкаться и сбиваться с дороги, и его всегда ждет много страшных опасностей, словно бы он шел в потемках.

Мы должны это видеть хоть бы на примере человеческих искусств и наук. Даже если взяться за них своими руками, все равно нельзя их освоить собственными силами: нам нужен тот, кто верно все объяснит и покажет каждую вещь. Так разве не бес­смысленно, разве не глупо считать, что можно освоить без учителя искусство духовное — самое сложное и тяжелое из всех искусств и наук? Оно ведь не телесно, и его нельзя увидеть, как другие роды искусств, которые занимаются телесным. Оно скрыто и невиди­мо, оно посвящает себя одной лишь душе, и цель его — придать ей божественный образ. А если потерпит оно неудачу, то принесет не сиюминутный вред, а обратит душу к гибели, мукам и вечной смерти.

6. Из святого Максима

Бог и Слово Бога и Отца таинственно присутствует в каж­дой из своих заповедей. А Бог и Отец, по естеству, весь и полно­стью неотделим от Своего Слова. Поэтому тот, кто принимает божественную заповедь и творит ее, тот вместе с ней принимает Божие Слово. А принимая через заповеди Слово, он чрез Него и вместе с Ним принимает Отца, Который по естеству пребыва­ет в Слове. Точно так же и Дух, Который по естеству пребывает в Слове: «Истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня» (Ин 13. 20). Поэтому тот, кто принял заповедь и исполнил ее, таинственно принял и хранит в себе Святую Троицу.

7. Из патерика

Авва Иосиф Фивейский сказал: «Три вещи ценны пред Богом. Первое: когда человек болеет и на него нападают искушения, а он принимает их с благодарностью. Второе: когда все что кто-либо делает, чисто пред Богом и в нем самом уже нет ничего человеческого. И третье: когда кто-либо остается в послушании у духовного отца и полностью отвергает свою волю. Но этот последний получает на один венец больше».

2. Старец сказал: «Стань как верблюд — неси свои грехи и следуй в поводу за тем, кто знает путь к Богу».

3. Брат сказал старцу:

— Я выполняю в келии все, что положено, и нет мне утешения от Бога.

— Это происходит с тобой потому, — ответил старец, — что нет у тебя опыта, а ты мучаешь себя и хочешь добиться своей воли.

— Что же мне велишь сделать, отец? — спросил брат старца.

— Иди, — сказал старец, — и останься у того, кто боится Бога; смирись перед ним и предай ему свою волю. Тогда ты по­лучишь утешение от Бога.

8. Из святого Ефрема

Мы не желаем стерпеть малую скорбь ради Господа — и против нашей воли нас постигает множество злых скорбей. Не хотим оставить собственную волю ради Господа — и причиняем гибель и вред собственной душе. Не выносим того, чтобы быть или оказаться в послушании, в уничижении ради Господа, — и сами себя лишаем утешения праведных. Не повинуемся увеща­ниям тех, кто руководит нами ради Господа, — и сами себя дела­ем игрушкой лукавых бесов. Не принимаем наказание жезлом — и печь неугасимого огня поглотит нас, а там уже не будет утеше­ния…

9. Из святого Марка

Не становись учеником того, кто хвалит себя, а не то вме­сто смиренномудрия научишься гордости.

ГЛАВА 20. О том, что нужно не полагаться на себя, но во всем обращаться к совету Отцов и даже тайные помыслы сердца исповедовать ясно и ничего не скрывать

1. Из Палладия

По соседству со мной жил один александриец по имени Ирон. Это был юноша, учтивый и благородный, острого ума и чистой жизни, но чрезмерно худой от строгого подвига. Многие из тех, кто его знал, говорили, что ча­сто он в течение трех месяцев довольствовался одним причасти­ем и еще дикой зеленью, если где подвернется. Я и сам убедился в этом, когда мы с блаженной памяти Альбином и с ним как-то вместе отправились в Скит. Скит был от нас в сорока милях, и по дороге мы два раз ели и пили. А Ирон не взял в рот ни кро­шки — только шел и читал на память: сначала псалмы, великий и другие пятнадцать, затем послание к Евреям и Исайю, а после еще часть Иеремии пророка, Евангелиста Луку и Притчи. И шел он при этом так, что мы не могли за ним поспеть.

И этот Ирон после великих трудов и высоких подвигов был увлечен гордостью в заоблачную высь, а оттуда ниспал самым жалким образом. По дерзости и самомнению он стал считать себя выше святых отцов (скитских старцев)и всех их ругал.

— Те, кто вас слушает, — говорил он, — обманывают самих себя! Нельзя искать других учителей, кроме одного лишь Хри­ста. Ибо Сам Спаситель сказал: «Не называйте себе учителем никого на земле» (Ср.: Мф.23. 8-10).

Впоследствии, как и Валент (из Лавсаика), он помрачился умом и пал настолько, что пришлось даже заковать его в цепи. При этом он, как и тот, не хотел причащаться Божественных Тайн. Бес гнал его, словно страшным огнем и наконец, по Божественному Промыслу он пришел в Александрию, дабы клин был выбит клином.

Там он дошел до такого бесчувствия, что все время прово­дил в театрах, на бегах и в харчевнях. Наконец охватила его не­истовая страсть к женщинам. Он уже готов был согрешить и встретив какую-то комедиантку стал договариваться с ней о своей погибели. Но, по домостроительству, оказалось, что у него нарыв на крайнем уде. И шесть месяцев он был так болен, что срамные части у него сгнили и отпали сами собой. После этого он выздоровел и как только пришел в себя, вновь вернулся в Скит, но уже евнухом. В Скиту память о небесном отечестве и божественный разум вновь вернулись к нему. Он исповедовал Отцам все, что произошло с ним, но к прежней монашеской жизни вернуться не успел: спустя несколько дней он почил.

2. Еще один монах, по имени Птолемей, поначалу проводил жизнь в удивительных подвигах добродетели. Он жил в стороне от скита, в месте, которое называют Лестницей. Никто из монахов не мог там жить, потому что это место — в восемнад­цати милях от воды. Но Птолемей принес с собой глиняные кув­шины и губку. В декабре и январе там выпадает роса, и он собирал ее губкой, а затем выжимал в кувшины. Так он провел там пят­надцать лет и за это время ни с кем не видался. Но там он был лишен общения, помощи и наставлений святых отцов, а также и частого причащения Святых Христовых Тайн. И он настолько обезумел и сошел с прямого пути, что впал в нечестивую ересь отрицания Промысла. Враг внушил ему, что нич­то не имеет никакого значения и что все существует просто так, от самопроизвольного движения космоса.

Внушив ему эту мысль, враг всего живого уже прямо напал на его душу. «Если так обстоит дело, — говорил он ему, — к чему ты напрасно себя терзаешь? Что тебе это даст — ведь воздаяния не будет? Да и какая награда могла бы стоить таких трудов? И кто тебе ее даст? Каким еще судом пугают всех Писания, если все существует без всякого Промысла?»

Когда несчастным Птолемеем овладели такие сатанинские мысли, он оставил подвиг и, как говорят, стал вести себя странно. Наконец он совсем потерял свой природ­ный рассудок. До сего дня скитается он по Египту и нещадно предается чревоугодию и пьянству. Никогда и ни с кем не заго­варивая, в молчании он кружит по рынку: жалкое и плачевное зрелище для христиан, поношение нашей жизни для тех, кто не знает ее! И эта страшная беда постигла несчастного Птолемея за его безумную гордость — за то, что он считал, что знает больше, чем святые отцы, никогда не общался с ними и не пользовался их наставлением. Так, оказавшись без руководства, он дошел до крайней степени омертвения души: «Имже несть управления, падают аки листвие» (Притч 11. 14).

2. Из жития святого Саввы

Как-то преподобный Савва по своему обыкновению на вре­мя поста удалился в пустыню и остался там. И в это время Иаков, один из его учеников, по роду иерусалимлянин, а по нраву чело­век дерзкий, задался безумной мыслью. Он собрал других мона­хов, таких же безрассудных, как и он, и возле озера Ептастом взялся основать собственную Лавру. Он строил келии, возводил молельню и все прочее, что нужно для Лавры.

Братья были очень недовольны этим и не дали продолжать строительство. Но Иаков к несправедливости добавил еще и ложь.

— Все это, — сказал он, — делается по воле отца Саввы.

Услышав это, монахи перестали удерживать их от строи­тельства, но печалились, видя своими глазами, как урезают до­вольно большую часть лаврской земли. Впрочем, полагая, что Иаков не лжет, они молчали и ждали возвращения игумена.

Окончились дни поста, и божественный Савва вернулся в Лавру. Увидев, что происходит, он немедленно позвал к себе Иакова и по-отечески начал уговаривать его оставить это дело.

— Ведь это, — говорил он, — не по воле Божией, не по согласию братьев, да и для тебя самого опасно: не имея нужного опыта, брать на свою ответственность чужие души. Так увещевал его божественный отец, сперва ласково и по отечески. Но, видя, что Иаков возражает и ни за что не хочет уступать, он несколько оставил свою обычную кротость и говорит:

— Я, чадо, думаю, что мой совет тебе полезен. Но раз ты не слушаешь — смотри, как бы ты сам не узнал, в чем твоя польза, да только с большим вредом для себя.

Так он сказал и удалился в башню. А Иакова тотчас стала бить дрожь, и сильный жар охватил его. Он слег в постель, и целых семь месяцев его мучила и терзала болезнь. И когда он уже оставил всякую надежду на жизнь, он вспомнил о том, как однажды выказал непослушание отцу Савве. Тут же он просит тех, кто был рядом, взять его прямо с постелью и положить у святых ног преподобного, чтобы, как он сказал, «простил он мне непослушание и не умер я непрощенным».

Это исполнили, и Иаков, простертый на ложе, был прине­сен к ногам святого. С грустью посмотрев на него, преподобный кротко и с состраданием сказал ему:

— Теперь ты узнал, брат, каков плод непослушания?

Тот, с трудом разжав губы — они были спекшиеся от го­рячки, — ответил:

— Прости меня, честный отче, время уж мне уходить в пос­ледний путь.

А святой в ответ:

— Бог да простит тебе, брат, — и протянул ему руку.

И тут рука святого дала Иакову силу, и он — о чудо! — встал. Затем он причастился святых Пречистых Тайн, а после этой божественной пищи последовала и пища телесная: Иаков стал есть и постепенно выздоровел. Более того, он стал таким крепким, что все удивлялись, а уж с постели вскакивал бодрее всех здоровых. Преподобный за его непослушание дал ему епитимию: никогда не возвращаться к тем самым новым зданиям. А когда эта история дошла до слуха патриарха Илии, тот решил, что даже оставлять их не следует. Он сразу послал людей, и зда­ния были сломаны и сровнены с землей.

Между тем божественный Савва решил явить в Иакове сына послушания и возложил на него заботу обо всех, кого принимает Лавра. И вот случилось как-то, что Иаков сварил бобов. Но поскольку у него совсем не было в этом опыта, он приготовил их больше, чем надо, так что их могло бы хватить не на один день, а на все три. Однако Иаков уже на второй день все оставшиеся и ненужные бобы выкинул, как сор, в ручей, что тек под Лаврой. От блаженного Саввы ничего не укрылось: «у мудрого глаза его в голове его», как говорит Писание (Еккл 2. 14). Тут же он незаметно пошел туда, подобрал выкинутые бобы, просу­шил их немного на солнце и забрал с собой.

Прошло какое-то время, и преподобный пригласил к себе на трапезу одного Иакова. Он взял те самые бобы, что Иаков недавно выбросил в ручей, приготовил их поискусней и сделал ему вкусный ужин. Начали они есть, и божественный Савва ре­шил испытать Иакова.

— Прости мне, брат, — говорит он, — если не получилось у меня приготовить так, как я хотел; я ведь и не разбираюсь совсем в этих соусах да приправах.

А тот ответил, что все очень вкусно: он, дескать, давно не ел такого блюда.

Тут святой Савва и говорит ему:

— А знаешь, чадо, ведь это те самые бобы, что ты недавно выкинул в ручей за ненадобностью. Так подумай теперь сам: если ты не в состоянии управиться даже с горшком фасоли, чтобы всем хватило и ничего не осталось, то как же ты можешь взять на себя руководство братией? Не случайно и апостол говорит: «Кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?» (1 Тим 3. 5).

Так и в том же духе святой поговорил с Иаковом. Тем са­мым он, с одной стороны, по-отечески исправил его расточитель­ность, а с другой — указал на его прежнюю дерзость, чтобы и впредь та же страсть не уловила его. А после всего он отпустил брата с молитвой и благословением.

Позднее Иаков стал безмолвствовать в келии. Ему страшно досаждали нечистые плотские помыслы, и буря вожделения страш­но борола его. Он долго и мужественно держался, но потом море помыслов увлекло его, и ему показалось, что эти невзгоды никогда не кончатся (а это всегда от лукавого, и это его козни да хитро­сти). Потеряв разум и забыв о святых канонах, он схватил нож и отсек себе детородные части. Так он исцелил зло злом, и притом злейшим способом. Но не в силах сдержать боль и кровотечение он стал кричать и звать на помощь соседей.

Те сбежались и увидели это нечестивое самочиние. Как могли они оказали ему врачебную помощь и утолили боль. Но дело дошло и до отца Саввы. И как только Иаков поправился от раны, он изгнал его из обители за то, что тот злоумышлял на себя и причинил себе вред. Тогда глубокое раскаяние охватило Иакова. Раскаяние тяжко мучило его душу, оно заставляло его проливать горячие слезы и горько стенать. И так он жалко при этом выглядел, что все, кто его видел, сострадали ему.

Таким он пришел к блаженной памяти Феодосию и расска­зал ему о той страшной плотской брани, которую испытал. Он просил у Феодосия совета и жаловался на изгнание из Лавры. Феодосий и в самом деле пожалел Иакова. Он идет с ним к бла­женному Савве и ходатайствует за него: просит простить брата и принять его в Лавру с подобающей епитимией.

Поскольку просил друг, Савва прислушался к нему, тем более что и сам он внутренне к этому склонялся. Он принимает Иакова и дает ему уже иные заповеди, и среди них — ни с кем не общаться ни словом, ни жестом, кроме брата, который будет слу­жить ему. Таким образом, Иаков вновь оказался в своей келии и выказал там глубокое покаяние. Он сугубо молился Богу, пока грех не был ему отпущен, а как — об этом будет сейчас сказано.

Однажды в видении явился божественному Савве некий муж, и прекрасный свет повсюду исходил от него. Он указал святому на мертвое тело. Оно лежало у ног Иакова, и Иаков молился об умершем Богу. Затем свыше послышался голос:

— Иаков, твоя молитва услышана. Прикоснись к мертво­му, и он воскреснет.

Иаков прикоснулся, как было велено, и мертвый воскрес. А светоносный муж обернулся к Савве и тут же объяснил ему, что значит это видение: он должен тотчас выйти из келии, позвать Иакова и велеть ему присоединяться к божественной службе.

Так Иаков пришел в церковь и приобщился к братии, при­ветствовав ее целованием Христовым. Затем он пошел к бла­женному Феодосию и его также приветствовал о Христе. А на седьмой день после видения он с радостью ушел из сей жизни.

3. Из патерика

Однажды мы пришли к одному из Отцов и спросили его:

— Предположим, у кого-то есть помысел, и он видит, что поддается ему. Притом он много раз перечитывал, что сказали Отцы об этом помысле, и пытался это выполнить, но у него не совсем получается. Что лучше: исповедовать помысел кому-то из Отцов или попытаться самому применить то, что прочел, и довольствоваться собственной совестью?

— Нужно, — ответил старец, — исповедоваться человеку, который в силах помочь, а не надеяться на свои силы. Потому что никто не может помочь сам себе, особенно если его терзают страсти. Со мной ведь тоже, — прибавил он, — когда я был мо­лод, случалось что-то подобное.

Была у меня душевная страсть, и она борола меня. А я ус­лышал об авве Зеноне, что он многих в таком же состоянии ис­целил. Захотел я пойти и исповедоваться ему. Но сатана стал меня удерживать и внушать: дескать, раз уж ты знаешь, что тебе нужно делать, пользуйся тем, что прочел. Что тебе ходить и до­кучать старцу?

И когда я совсем уж было собирался пойти и исповедо­ваться ему, брань по действию лукавого прекращалась, чтобы я не шел. Когда же я решался не идти, страсть снова овладевала мною. И так враг долгое время обманывал меня, не позволяя исповедовать помысел старцу. И не один раз я уже было шел к старцу, чтобы рассказать ему помысел, но враг не пускал меня. Он пробуждал стыд в моем сердце и говорил: «Ты ведь зна­ешь, как излечить себя, так что за нужда говорить кому-то? Ты и так следишь за собой и знаешь, что говорили об этом Отцы».

Все это мне внушал враг, чтобы я не открывал свою язву врачу и не получил исцеления. А старец понимал, что у меня по­мыслы, но не обличал меня, ожидая, что я открою их сам. Он давал мне наставление, как правильно жить, и отпускал меня. Наконец я в скорби сказал сам себе: «До каких пор, несчастная душа, ты будешь избегать исцеления? Люди приходят к старцу издалека и исцеляются, а у тебя рядом врач, и ты не лечишься — Не стыдно тебе?» И возгоревшись сердцем, я встал и сказал себе: «Если пойду к старцу и у него никого не будет, буду знать, что это воля Божия — рассказать ему помысел».

Я пошел — и никого не было. Старец, как обычно, дал мне наставление о спасении души и о том, как очиститься от скверных помыслов. Между тем от стыда я ни в чем ему не признался и уже собирался уходить. Он встал, сотворил молитву и, провожая меня, пошел вперед до наружной двери. А меня мучили помыслы, сказать или не сказать старцу, и я шел немного позади него. Тут он повернулся и увидел, что меня мучают помыслы. Он ласково похлопал меня по груди и говорит:

— Что с тобой? Я ведь тоже человек.

Когда он сказал это, мне показалось, что мое сердце отвер­сто. Я падаю ничком ему в ноги и со слезами прошу его:

— Прости меня.

— Что с тобой? — вновь говорит мне старец.

— Ты не знаешь, что со мной? — ответил я.

— Ты сам должен это сказать, — возразил он.

Тогда с глубоким стыдом я исповедовал ему свою страсть. Он говорит мне:

— Почему ты так долго стыдился сказать мне? Разве и я не человек? Или хочешь, я скажу тебе, что я знаю? Ты ведь уже три года приходишь сюда с этими помыслами и не исповедуешь их, так?

Я признался, что так и есть, снова пал на землю и стал просить его:

— Прости меня ради Господа.

— Иди, — сказал он мне, — не забывай о своей молитве и никого не осуждай.

Я пошел в свою келию. И поскольку молитвы я не оставлял, то благодатью Христовой и молитвами старца меня уже не беспо­коила эта страсть. Но через год пришел мне в голову такой помы­сел: «А может, это Бог сотворил с тобой эту милость и старец здесь ни при чем?» Я подумал об этом и пошел проверить его. Дождался, когда он будет наедине, положил ему поклон и сказал:

— Прошу твое боголюбие, отче, помолись за меня об этом помысле, который я когда-то исповедовал тебе.

Он оставил меня лежать у себя в ногах, немного помолчал и говорит мне:

— Встань. Имей веру.

А я, как услышал это, от стыда готов был провалиться сквозь землю. Когда я встал, я не мог даже глаз поднять на старца и вернулся в келию потрясенный и в изумлении.

2. Старец сказал: «Кто оставляет разум ради Господа, тому дает разум Господь».

3. Брат спросил одного из старцев:

— Почему, когда я у старцев, я не могу совладать со своими помыслами?

И старец ответил:

— Потому что ничему так не радуется враг, как тем, кто не открывает свои помыслы.

4. Авва Антоний сказал: «Я видел монахов, которые после многих трудов пали и дошли до умоисступления, потому что на­деялись на свой подвиг и не подумали о заповеди Того, Кто ска­зал: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Втор 32. 7).

5. Он же сказал: «Монах даже в том, сколько ему делать шагов или сколько капель воды пить в келии, должен, если воз­можно, полагаться на старцев и спрашивать их, не сделал ли он в этом ошибки. У одного отца был в послушании брат. Он нашел в пустыне удаленное и тихое место и стал просить своего духовно­го отца:

— Позволь мне, я поселюсь там. Уповаю на Бога и на твои молитвы — я буду много подвизаться.

Авва разрешил ему, но сказал:

— Я знаю, что ты вправду будешь много подвизаться. Но если у тебя не будет старца, ты станешь полагаться на свой под­виг и думать, что угождаешь Богу. А будешь полностью пола­гаться на свой монашеский подвиг — потеряешь и свой труд, и свой разум».

6. Авва Моисей сказал: «Если у монаха есть духовный отец, а он не хранит послушания и смирения, но по своей воле постится или делает что-то еще, что кажется добрым, — он не только не достигнет никакой добродетели, но даже и не знает, что такое монах».

7. Авва Пимен рассказывал, как авва Феона сказал: «Даже если кто-то приобретет добродетель своими силами, Бог не даст ему благодати и добродетель не останется у него. Потому что Он знает, что человек этот ненадежен в своем деле. Но если он пойдет посоветоваться со своим товарищем, то добродетель останется с ним».

8. Старец сказал: «Если тебя смущают нечистые помыслы, не скрывай их, но сразу скажи их своему духовному отцу и обличи их. Потому что, чем больше человек скрывает свои помыслы, тем больше они растут и крепнут. Как змея, если выползет из гнезда, сразу убегает, так и лукавый помысел: если его открыть он сразу гибнет. Но лукавый помысел точит сердце, как червь — дерево. Поэтому, кто открывает свои помыслы, тот быстро ис­целяется. А кто их скрывает, тот болен гордостью».

9. Авва Макарий жил в глубокой пустыне и подвизался там один. А ниже была другая пустыня, и там жило много брать­ев. Однажды он стоял у своей келии и видит, как по дороге идет сатана в образе человека. На нем был льняной стихарий, весь в дырах, и в каждой дырке висел пузырек. Великий старец узнал его и спрашивает:

— Куда идешь?

— Иду навестить братьев, — ответил тот.

— А зачем тебе эти пузырьки? — спросил старец.

— Это я несу братьям на пробу, — говорит тот.

— Что, все сразу? — спросил старец.

— Да, — ответил тот. — Кому не понравится одно, пред­ложу другое. А если и то не подойдет, дам третье. Гля­дишь, из всего этого ему хоть что-то, да понравится. И с этими словами он пошел дальше.

Старец остался смотреть на дорогу, пока тот снова не пошел на­зад. И увидев его, старец говорит:

— Спасайся.

— Куда уж мне спасаться! — сказал тот.

— А что такое? — спросил старец.

— Да все на меня обозлились, — ответил сатана, — никто меня не пускает к себе.

— И что, у тебя там совсем нет друзей? — спросил старец.

— Да нет, есть, — ответил тот. — Только один брат и есть у меня там. Хоть он-то меня слушает: как завидит меня — так прямо ужом крутится.

Старец спрашивает:

— А как звать брата?

Тот отвечает:

— Феопемпт.

Диавол сказал это и пошел дальше. А старец встал и напра­вился к братьям. Когда они узнали, что идет Макарий, то взяли ветви пальм и вышли ему навстречу. Причем каждый прибрался к приходу старца, надеясь, что тот остановится у него. Но тот спро­сил, кого из них зовут Феопемптом. И когда нашел Феопемпта, зашел к нему в келию. Брат с радостью принял его. И вот, когда они сотворили молитву и сели, старец говорит брату:

— Ну как у тебя дела, брат?

— Хорошо, твоими молитвами, — ответил тот.

— Не борют ли тебя помыслы? — спросил старец.

— Нет, пока все хорошо, — ответил брат, потому что сты­дился сказать.

Старец и говорит ему:

— Вот я сколько лет уже подвизаюсь, все меня почитают, а ведь меня, хоть я и стар, беспокоит блудный дух.

— Слушай, авва, — сказал тот, — и меня тоже!

Старец стал говорить и о других помыслах, которые якобы борют его, пока не заставил брата признаться во всем. Затем он говорит ему:

— Как ты постишься, брат?

— До девятого часа, — ответил тот.

— Постись до вечера, — сказал ему старец, — подвизайся и читай из Евангелия и псалмов. Даже если придет к тебе помы­сел, никогда не думай о земном, но всегда о горнем. И расскажи этот помысел людям духовным, а Господь тебе сразу поможет.

Так укрепив брата, старец сразу вернулся в свою келию. Как-то смотрел он на дорогу и видит того же самого беса, в той же одежде. Он говорит ему:

— А ты все куда-то идешь?

— Да навестить братьев, — ответил тот и пошел дальше.

Старец остался на месте и смотрел на дорогу, как вдруг видит — тот возвращается обратно.

— Ну, как братья? — говорит ему старец.

— Скверно, — ответил тот.

— А что так? — спросил старец.

— Злые они все, — ответил бес. — И что хуже всего, тот при­ятель, что у меня там был и слушался меня, — даже его какая-то муха укусила. Меня он и слышать не хочет и стал еще злее всех осталь­ных. Так что заклялся я туда ходить! Ну разве что через время…

И сказав это, бес отправился дальше. А святой вошел в свою келию, благодаря Бога о спасении брата.

4. Из аввы Ефрема

Брат, внимай себе, чтобы не зародилось лукавое слово в твоем сердце, чтобы ты не принял этот помысел и не скрыл его от своего духовного отца. Потому что так пострадал некто в древ­ние времена за то, что взял из проклятой добычи и скрыл в своем шатре, и так же пострадал Гиезий, слуга пророка Елисея. Они не скрылись не только от Бога, но даже от людей: те, кто делал зло втайне, получили явное воздаяние. Первого побил камнями весь народ (Нав 7), а второму досталась в удел проказа, как и всем его потомкам, навек (4 Цар 5. 20—27). Ибо не лжет тот, кто сказал: «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал 6. 7).

5. Из аввы Исаака

Брат, если согрешишь в каком-то деле, не лги оттого, что тебе стыдно. Положи поклон и скажи: «Прости меня», — и грех простится. Пусть не будет у тебя на языке одно, а в сердце — другое. Потому что Бог поругаем не бывает: Он видит все, и тайное и явное. Посему не скрывай ни один помысел, ни одну скорбь, ни одну похоть, ни одно подозрение — все открыто гово­ри своему авве. И старайся с доверием исполнять то, что услышишь от него, — тогда брань утихнет в тебе. Потому что лука­вые духи ничему так не радуются, как человеку, который молчит о своих помыслах, добрые они или злые.

Отдай сердце в послушание своим Отцам, и благодать Божия поселится в тебе. Не будь умен сам по себе, а не то попа­дешь в руки своих врагов. То, что ты молчишь и не говоришь своих помыслов, показывает, что ты ищешь чести мира и позор­ной его славы. А кто откровенно говорит помыслы своим От­цам, тот прогоняет эти помыслы от себя. Все время советуйся со своими Отцами, и ты всегда будешь спокоен.

6. Из аввы Кассиана

Знак истинного смирения — открывать Отцам не только то, что мы делаем, но и то, что думаем. И это делание позволяет монаху шествовать прямым путем без вреда и соблазна для себя. Потому что бесы не могут обмануть того, кто строит свою жизнь по суждению и совету опытных людей. И, кроме того, сама по себе откровенная исповедь Отцам дурных помыслов иссушает эти помыслы и изнуряет их. Как змея, если ее вытащить из тем­ной норы на свет, стремится скорее убежать и скрыться, так и лукавые помыслы: если их обнаружить откровенной и чистой исповедью, они бегут от человека.

2. То же самое рассказывал мне о себе и авва Серапион:

— Когда я был помоложе, я жил у моего аввы. И вот во время еды, перед тем как встать из-за стола, я по бесовскому наущению крал сухарь и тайно от аввы съедал его. Делал я так довольно долго, и страсть овладела мной. Я уже не мог пересилить себя, и только совесть обличала меня, а сказать старцу мне было стыдно.

По человеколюбивому домостроительству Божию пришли к старцу какие-то братья за назиданием. Они стали спрашивать его о своих помыслах. А старец ответил, что ничто так не вредит Монахам и не радует бесов, как скрывать собственные помыслы от духовного отца. А еще сказал он им о воздержании. Я слушал его — и словно очнулся. Понял я, что Бог открыл старцу мои прегрешения. Тут я пришел в сокрушение и начал плакать. Вы­тащил я из-за пазухи злосчастный сухарь, который так привык воровать, и сам упал в ноги старцу. Я просил его простить меня за все прежние грехи и помолиться, чтобы впредь этого не было. А старец говорит:

— Чадо, если даже я промолчу, одна твоя исповедь уже разрешила тебя. До сих пор ты молчал, и бес уязвлял тебя. А теперь ты рассказал все и стер его в прах. Отныне нет ему мест в тебе, и он изгнан из твоего сердца.

Не успел старец сказать это, как бесовская сила вышла из моей груди в виде пылающего светильника. Она наполнила смрадом весь дом — можно было подумать, что горит много серы Тогда старец сказал:

— Смотри, каким знамением признал Господь мои слова и твое избавление.

С этих пор страсть чревоугодия и прежнее диавольское вож­деление навсегда оставили меня и даже никогда не приходили на ум.

3. Из сказанного можно сделать вывод, что нет другого пути спасения, кроме как исповедовать помыслы Отцам и не пре­зирать опыт тех, кто были до нас. Ведь и они не от себя, а от Бога и богодухновенных Писаний передали нам заповедь: спра­шивать опытных людей. Из многих мест Священного Писания можно поучиться этому, но прежде всего —- из истории святого Самуила пророка (1 Цар 2—3). С детства он был посвящен ма­терью Богу и удостоился беседы с Богом, но при этом не пове­рил своему помыслу. Раз, и второй раз звал его Господь, но он бежит к старцу Илию и поступает по его совету и наставлению. И хотя Сам Бог счел его достойным, Ему угодно было воспиты­вать Самуила через совет и наставление старца, чтобы напра­вить его ко смирению.

4. И Павла Христос призвал и говорил с ним Сам. Он мог бы Сам открыть ему очи и указать путь к совершенству, но Он посылает Павла к Анании и обещает, что чрез Ананию тот по­знает путь истины. «Встань и иди в город,  —   говорит Он ему, — и сказано будет тебе, что тебе надобно делать» (Деян 9. 6). Этим Он учит нас, что надо следовать руководству тех, кто имеет опыт. И сам апостол знал это и впоследствии ис­полнял на деле, как он и сам пишет в своих посланиях. «Ходил я в Иерусалим, — говорит он, — видеться с Петром и Иако­вом. И предложил там благовествование,  проповедуемое мною, не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался» (Гал 1-18, 2. 2). Подумать только! Сосуд избранный, тот, кто был вос­хищен до третьего неба и слышал неизреченные глаголы Божий, тот, кому сопутствовала благодать и подкрепляла слово завета последующими знамениями, — признается, что просил совета у тех, кто были апостолами до него.

Так кто после этого будет настолько хвастлив и заносчив, услышит и не содрогнется? Кто не убоится самомнения, словно геенны огненной и вечных мук? Ведь Господь не открывает путь совершенству никому, кроме тех, кому духовные отцы пока­жут его. О чем Он и Сам говорит через пророка: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Втор 32. 7).

7. Из святого Варсонофия

 Брат спросил старца:

— Я был послан во Святой град по поручению обители и без благословения аввы пошел на Иордан помолиться. Правиль­но я поступил или нет?

Старец ответил:

— Без благословения ты не должен идти никуда. То, что делается по собственному помыслу, даже если кажется хорошим, не угодно Богу. А соблюсти заповедь аввы, который послал тебя, — это и есть молитва, и она угодна Богу, Который сказал: «Не Свою волю приидох творити, но волю пославшего Мя Отца» (Ин 6. 38).

— А если, — спросил брат, — я пойду далеко и забуду спро­сить у аввы, где мне остановиться, — что мне делать?

— Нужно, — ответил старец, — поступать по обстоятель­ствам, но с пользой для души. И не так, словно делаешь что-то хорошее, а помнить, что все, что ты делаешь без благословения, — это нарушение заповеди. Тогда авва будет извещен об этом и простит тебе.

2. Снова спросил брат:

— Что такое «лжеименное знание» (Ср.: Тим.6,20)?

— Лжеименное знание, — ответил старец, — это когда ве­ришь своему помыслу, что так оно и есть. И если хочешь изба­виться от него, то никогда не верь своему помыслу ни в одном суждении. Следует говорить себе: «Бесы смеются надо мной для того, чтобы я поверил помыслу, будто истинное знание — у меня. Тогда я не буду спрашивать старцев, и бесы низвергнут меня еще ниже. Истину говорит старец. Он говорит от Бога, да и бесы не будут насмехаться над ним. А то, что у меня, — так это одна насмешка и издевательство».

8. Из патерика

Одного брата долгое время борол бес блуда. Он много трудился, но не мог избавиться от него. Однажды, когда он стоял на службе, он почувствовал, что его вновь беспокоит страсть. Тог­да он решил победить бесовское внушение и попросить братьев помолиться о нем, чтобы он как-нибудь избавился от страсти Он презрел всякий стыд, обнажил свой помысел перед всеми братьями и исповедовал действие сатаны:

— Отцы и братья, помолитесь обо мне! Вот уже четырнад­цать лет меня борет эта страсть.

И за то смирение, которое он выказал, брань тотчас отсту­пила от него.

2. Другого брата так же борола блудная страсть. Он боролся с нею: усиливал подвиг и не позволял уму принять похоть — но брань не прекращалась. Он пришел в церковь и объявил это всему собранию. Тогда пресвитеры дали заповедь, и все братья неделю подвизались, молясь о нем Богу. Так брат избавился от брани.

3. Брат, которого борола страсть блуда, встал ночью, по­шел к одному старцу и исповедовал ему помысел. Старец уте­шил его духовным словом. Брат получил назидание и вернулся в свою келию. Тут на него снова напала брань. Он не стал медлить и снова отправился к старцу. Тот утешил его, и он снова вернул­ся назад. И каждый раз, как его беспокоил помысел, он шел к старцу, ничуть не раздумывая. А старец охотно его принимал, укреплял наставлениями и утешал, а затем отпускал. При этом он увещевал его не падать духом, но всегда, если будет брань, приходить к нему и открывать действие лукавого. «Потому что ничто, — говорил он, — так не гонит его, как обличение и откро­венная исповедь, со смирением и верой». Так продолжалось долго. Наконец Бог призрел на терпение брата и великодушие стар­ца—и избавил брата от брани.

ГЛАВА 21. О том, что надо сообщать помыслы тем из Отцов, кто обладает даром рассуждения, а не поверять их первому встречному. Также о том, как следует открывать помыслы и как задавать вопросы, и о том, с какой верой принимать их и как действовать по этой вере

1. Из патерика

Однажды встретились друг с другом двое братьев, кото­рые жили в уединении. Один другому сказал: — Я собираюсь пойти к авве Зенону и рассказать ему один помысел.

— Я тоже хочу, — говорит другой.

И пошли оба вместе. Они подошли к нему каждый по от­дельности и исповедовали свои помыслы. И первый, когда испо­ведовал, пал ниц перед старцем и с сильным плачем просил его помолиться о нем. Старец сказал ему:

— Иди, не изменяй самому себе, никого не осуждай и не оставляй молитву.

Брат пошел и получил исцеление. А другой, когда сказал свой помысел старцу, прибавил только обычное и небрежное «Помолись обо мне». Но сказал он это без искреннего усердия. После какого-то времени случилось им опять встретиться. И один спросил другого:

— Когда мы встретились со старцем, ты рассказал ему тот помысел, о котором ты упомянул, что хочешь сказать?

— Да, — ответил брат.

— И помогло тебе то, что ты ему рассказал? — спросил тот.

— Да, — ответил первый брат. — По молитвам старца Бог меня исцелил.

— А я, — сказал второй, — хоть и исповедовал ему, исцеле­ния не почувствовал.

— А как ты просил старца? — спросил его первый. Второй отвечал:

— Я сказал ему: «Помолись обо мне, у меня такой-то по­мысел».

— А я, — сказал первый, — когда исповедовался ему, омо­чил его ноги слезами, просил его помолиться обо мне, и его мо­литвами Бог меня исцелил.

Старец рассказал нам это, когда учил, что тот, кто обраща­ется к кому-либо из Отцов, должен просить его усердно и всем сердцем, словно Самого Бога, — и тогда он достигнет цели. А тот, кто исповедуется небрежно или искушая его, не только не получит пользы, но даже будет осужден за это.

2. Старец рассказывал: однажды один брат впал в тяжкий грех и, придя в раскаяние, пошел исповедоваться старцу. При­чем он рассказал ему не сам грех, а только помысел: дескать, пришел мне на ум такой-то помысел — есть ли для меня спасе­ние? А старец был лишен дара рассуждения и ответил:

— Погибла твоя душа!

На эти слова брат сказал:

— Раз погибла моя душа, пойду я тогда в мир.

Но перед уходом пришло ему на ум зайти к авве Силуану, который обладал великим рассуждением, и рассказать ему этот помысел. Он пришел к нему и тоже рассказал не само дело, а только помысел. А Отец отверз уста и стал приводить ему из Писаний о том, что нет осуждения тем, кто только помыслил. Когда брат это услышал, он в душе набрался мужества и, вновь обретя надежду, рассказал ему и о том, что было сделано. Ста­рец, когда узнал о том, что было и действие, как добрый врач, уврачевал его душу Божественным Писанием и объяснил, что есть покаяние всем тем, кто искренне обращается к Богу.

После этого был у того Отца мой авва. Тот рассказал ему о брате и прибавил:

— А сейчас этот брат, который когда-то отчаялся и хотел идти в мир, — словно звезда среди братии.

Он нам сказал это, давая понять, сколь большая опасность в том, чтобы вверять свои внутренние помыслы нерассудитель­ным людям.

2. Из святого Ефрема

Если расскажет тебе кто-нибудь собственные помыслы, смотри, брат, как бы от его слов не обеспокоили помыслы и тебя, особенно если еще не вполне здраво око твоего разума. И ока­жешься ты тогда словно кормчий на корабле в страшную бурю. Но ты должен еще по первым словам догадываться о том, что следует, и тут же утешить скорбящего, обратившись к тому, что мы приняли от святых мужей или что испытали сами. Потому что Богу не угодно, чтобы люди падали один за другим, но Он хочет, чтобы все спаслись. И ты сам, любезный брат, открывай свои помыслы не всякому человеку, но только тем, о ком разуз­нал, что они — духовные люди, не взирая на внешность и седи­ны. Потому что многие, по слову апостола, «имеют вид благо­честия, а силы его отверглись» (2 Тим 3. 5). И Спаситель сказал: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Мф 7. 15—16).

Поэтому нужно не смотреть на внешний вид — козни лука­вого многообразны, — а обращать внимание на рассудительность того или иного. И если в ком обнаружишь плоды Духа, не скры­вай от него свои помыслы. А иначе враг затаится в тебе, найдя какой-нибудь укромный уголок, и толкнет тебя к гибели.

И когда услышишь грехи брата, бойся, брат, уничижать его в сердце своем за то, что он делал подобное, но больше удив­ляйся его обращению и дерзновенной исповеди. Потому что об­наруживать свои падения перед духовными людьми есть при­знак исправления жизни, страха Божия, смиренномудрия и веры.

И за это нужно особенно дивиться брату, наставлять его со всяческим смирением и «наблюдать», по слову апостола, «каждый за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал 6. 1). И Бог через пророка Иезекииля говорит: «И ты, сын человеческий, скажи сынам  народа твоего: праведность праведника не спасет в день преступления его, и беззаконник за беззаконие свое не падет в день обращения от беззакония своего» (Иез 33.12).

3. Из аввы Исаии

Если спрашиваешь совета у старца о каком-то своем помысле, говори ему этот помысел открыто и со всей смелостью — если знаешь, что ему можно доверять и он сохранит в тайне твои слова. А если с тобой кто-то заговорит о помыслах, которые бо­рют тебя, не слушай его, чтобы не было в тебе брани. Если брат поверит тебе как человеку надежному свой грех, никому не гово­ри его, потому что это для тебя смерть. А если спрашиваешь старцев о своих помыслах, то не спрашивай после того, как уже сделал, а спрашивай, когда помысел еще только борет тебя. И не будь лицемером, не говори одно вместо другого или как бы от лица другого. Скажи правду и приготовь себя к тому, чтобы сде­лать, что тебе скажут. А иначе ты обманываешь самого себя, а не старцев, которых спрашиваешь.

И когда спрашиваешь старцев о брани, слушай не те по­мыслы, которые говорят в тебе и заглушают слова старца, но сперва помолись Богу: «Господи, сотвори со мной милость и да­руй моим Отцам сказать мне Твою волю». А затем с верой ис­полняй то, что тебе скажут старцы, — и Бог подаст тебе избавле­ние. Если ты подвержен страстям, остерегайся того, чтобы кто-либо поверял тебе свои страстные помыслы. Это будет гибельно для твоей души. И не открывай перед всеми свои помыслы, что­бы не дать повод к соблазну твоим Отцам и чтобы благодать Божия покрывала тебя.

4. Из аввы Кассиана

Когда мы обходили святых отцов в Скиту, зашли мы и к авве Моисею. Это был муж высокой добродетели, мудрый в бо­жественном. Придя к нему, после многих других душеполезных бесед мы задали вопрос и об откровении помыслов. Мы спраши­вали, что делать, потому что часто духовники, выслушав помыс­лы братьев, не только не исцеляют их, но осуждают и ввергают братьев в отчаяние. Это приводит к тому, что другие стыдятся и себе молчат.

Сами мы знали о подобном случае в Сирии. Один из братьев рассказал кому-то из тамошних старцев свои помыслы: про­сто и искренне, не стыдясь, обнажил тайны своего сердца. А тот, лишь только заслышал, был вне себя и обрушился на брата с упреками: как, мол, ему могло прийти в голову такое нечестие. Многие прослышали об этом и стали стыдиться открывать свои помыслы старцам.

Авва Моисей в ответ сказал нам:

— Хорошо, чада, не скрывать своих помыслов от Отцов, но исповедовать их свободно и начистоту. И не слушать своего мнения, а не раздумывая вверять себя опытности Отцов. Одна­ко «тайная сердца» следует вверять старцам духовным, рассуди­тельным и тем, кого многие знают, — не первому встречному и не тому, кто старец только по возрасту. Потому что многие смот­рят только на возраст да на внешний вид, открывают свои по­мыслы, а потом вместо исцеления впадают в отчаяние — по не­опытности тех, кто их выслушал.

Был как-то один брат, очень ревностный. Его беспокоил бес блуда. Он пошел к какому-то старцу и исповедал ему свои помыслы. Тот не имел опыта и, как только услышал, рассердил­ся: называл брата несчастным и сказал, что тот недостоин мона­шеского образа, если принимает такие помыслы. Услышав это, брат впал в отчаяние. Он оставил место, где жил, и пошел в мир. Но Божиим промыслом встретил его авва Аполлос, а тот был самым опытным из старцев. Авва заметил, что брат мрачен и в смятении. Он спрашивает его:

— Отчего ты такой унылый, брат?

Брат был так подавлен, что ничего не мог ответить. Но старец все уговаривал брата рассказать ему, почему он так печален. Тогда брат рассказал свое горе.

— Меня, — сказал он, — беспокоят помыслы блуда, я пошел и рассказал старцу. А он говорит, что мне нет больше надежды на спасение. Вот я махнул рукой на все и иду теперь в мир.

Услышав это, отец Аполлос стал его утешать и уговаривать:

— Не надо удивляться, чадо, и не отчаивайся. Я вон в ка­ком уже возрасте, совсем старик, а как меня беспокоят эти помыслы! Не падай духом от этого искушения. Его лечит не столько человеческий труд, сколько человеколюбие Христово. Ты только сделай мне милость сегодня — вернись к себе в келию.

Брат так и поступил. Авва Аполлос провел его к келии потом пошел к тому старцу, который отверг брата. Стал он за келией старца и начал со слезами молиться Богу: «Господи, Ты что все устрояешь к лучшему и попускаешь нам искушения ради нашей пользы, услышь меня, и да обратится брань брата на это­го старца. Пусть хоть в старости и на собственном опыте он по­знает то, чему не мог научиться все это время: что нужно состра­дать тем, у кого духовная брань».

Помолился он и видит, как напротив келии стоит эфиоп и пускает стрелы в старца. Старец тотчас вскочил и стал блуждать по келии, как пьяный. Но долго он стерпеть не смог, вышел из келии и той же дорогой, что и молодой, направился в мир. Авва Аполлос заметил, что тот идет, и все понял. Он обогнал его по другой дороге, вышел навстречу и говорит:

— Ты куда идешь? И почему это у тебя такой смущенный вид? А тот почувствовал, что святому уже открыто о нем, и со стыда не мог ничего ответить. Тогда авва Аполлос сказал ему:

— Возвращайся в свою келию и впредь знай свою немощь. Помни, что диавол или не замечал тебя, или презирал, потому ты и не был удостоен брани с ним. Даже одного дня ты не мог снести его нападение! И это случилось с тобой за то, что ты при­нял молодого брата, у которого была брань с общим врагом, но вместо того, чтобы укрепить его на подвиг, ты вверг его в отчая­ние. Не вспомнил ты ни о мудром изречении: «Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на уби­ение?» (Притч 24. 11); ни о притче Спасителя: «Трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит»  (Ис 42. 3). Никто не мог бы снести нападение врага или угасить воз­жжение естества, если бы не ограждала человеческую немощь Божия благодать. Вот это Божественное домостроительство на нас и исполнилось. А потому обратимся к Богу с общей молит­вой, чтобы Он отвел ту скорбь, которую попустил тебе. «Ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он поражает и Его же руки врачуют» (Иов 5. 18). «Он умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит» (1 Цар 2. 6).

Сказав это, он помолился и тотчас избавил старца от брани. Напоследок же он советовал ему просить у Бога дать ему «язык мудрых», чтобы он «мог словом подкреплять изнемогающего» (Ис.50,4).

Из этого, — продолжил авва Моисеи, — можно видеть, что нет другого твердого пути спасения, кроме того, чтобы испо­ведовать свои помыслы опытным Отцам. От них нужно полу­чать наставление в добродетели и не вверяться своей воле и сво­ему суждению. Но если иногда и встречается старец или кто дру­гой простодушный и неискусный — это вовсе не значит, что надо скрывать свои помыслы от искушенных Отцов и не говорить им. Не стоит из-за нескольких неопытных людей терять доверие ко всем и всех избегать. Как и с телесным врачом, сперва нужно удостовериться, сведущий ли он, а потом уж показывать ему душевные раны. И не отказываться от лекарств, а принимать их с благодарностью, даже когда это больно.

5. Из святого Варсонофия

 Брат спросил старца:

— Скажи мне, отче, кого нужно спрашивать о помыслах и нужно ли после этого задавать вопрос кому-то другому?

Старец ответил:

— Спрашивать нужно того, кому ты доверяешь и знаешь, что он может вынести эти помыслы. В этом верь ему как Само­му Богу. А спрашивать другого о том же помысле — это от неве­рия и искушения. Если есть у тебя то, что сказал Бог через Сво­его святого, то что за нужда искушать Бога, спрашивая кого-то еще?

2. — А если, — спросил брат, — ответ о помысле уже дан, а помысел продолжает беспокоить, что тогда думать или делать?

— Если, — ответил старец, — помысел продолжает беспо­коить даже после ответа Отца, то это не случайно. Очевидно, тот, кто спрашивал, неверно или неточно исполнил то, что ему сказали. Нужно исправить ошибку и исполнить, что было велено. Потому что не лжет Бог, говорящий через святых Своих.

3. — Так, значит, — сказал брат, — тот же вопрос надо задавать одному и тому же старцу или нет? Потому что помню, отче, как однажды я спросил об одном помысле, и старец сказ мне не делать того-то. После этого я снова спросил об этом и он мне сказал делать именно то, что раньше говорил не делать. Почему так?

— Брат, — ответил старец, — «судьбы Божий бездна многа» (Пс 35. 7). Однако знай, что иногда Бог дает ответ через говорящего по сердцу того, кто спросил. Это затем, чтобы или искусить того, кто спросил, или потому, что сердце спросившего переменилось и оно требует иного ответа. Другими словами, люди меняются, оставаясь в тех же условиях, и это из-за них Бог гово­рит через Своего святого иначе.

Так, Он сказал через Исайю царю Езекии: «Сделай заве­щание для дома твоего, ибо ты умрешь» (Ис 38. 1). Сердце царя изменилось, и он опечалился. И потому Бог снова через Исайю сказал ему: «Вот, Я прибавлю к дням твоим пятнад­цать лет» (Ис 38. 5). А если бы Он сказал через другого проро­ка, то в этом был бы соблазн: дескать, святые, а говорят разное. Вот и через Иону Он, опять же, сказал по сердцу жителей Ни­невии: «Через три дня уничтожу город» (Ион.3.4). А когда сердце их об­ратилось к покаянию, Бог явил Свое великое человеколюбие и сжалился над городом — ведь их сердце обратилось ко благу. Потому-то не нужно никогда спрашивать одно и то же у разных святых, а если возникнет нужда, то надо спросить снова у того же. И если будет на то причина и изменит Господь ответ, то это случится через того же человека и не будет соблазна.

4. — А если, — спросил брат, — я уже получу ответ Отца о чем-нибудь, пойду, и окажется, что дело обстоит не так, как го­ворил старец? Что думать и как поступить в таком случае?

— Этот вопрос, — ответил старец, — в чем-то похож на предыдущий. Слушай, что тебе делать. Ты, значит, получил от­вет на вопрос — мол, сделай так-то — и оказалось иначе? Во-пер­вых, ты должен исследовать себя: может, сердце твое отнеслось к делу пристрастно и с услаждением? Скажем, ты не предавал все на волю Божию, а потому Бог не попустил исполниться ответу старца. Если так, то знай, что причина в тебе самом, и нужно не искать ее в ответе старца, а корить себя самого. Елисей с верою послал своего ученика воскресить мертвого, но мертвый не воскрес. Здесь причина не в том, кто послал, а в посланном. А если не так, то как же сам Елисей потом воскресил этого мертвого (4Цар.4, 29-36)?

— Так, что — продолжил старец, — сначала сделай все, что можешь, чтобы исполнить совет, который дан. Но если, вопреки твоим усилиям, дело все равно идет не так, как тебе сказали, то знай, что тут что-то переменилось. Может, ты отнесся к делу пристрастно, как я уже сказал тебе. А может, измени­лись те обстоятельства, о которых ты спрашивал, или то лицо, которого это касается. Тогда и Бог меняет Свое речение, как с Езекией и ниневитянами. Поэтому, если тот, кого ты спросил, плотью далек от тебя и ты не можешь снова спросить его, помолись Богу, назови этого старца и скажи: «Боже та­кого-то, не дай мне прельститься своей волею и ответом раба Твоего и вразуми меня, что мне делать?» И как Он вразумит тебя, так и делай. При этом верь, что Бог чрез Своего свято­го говорил тебе и руководствует тобой, и знай, что, наверное, что-то переменилось, а потому и Бог изменил Свой ответ.

5. Брат спросил:

— А сколько раз, мой господин, надо молиться, чтобы Гос­подь вразумил об этом?

Старец ответил:

— Когда не можешь спросить старца, по каждому делу надо молиться три раза. Затем следует рассмотреть, куда, хотя бы на волос, клонится сердце, и так и поступить. Потому что это вра­зумление Божие, и оно всегда появляется в сердце.

6. — А как надо молиться три раза, — снова спросил брат, — в разное время или сразу? Ведь бывает, что дело спешное.

— Если время позволяет, — ответил старец, — то три раза в течение трех дней. Но если, как в час, когда был предан Спаси­тель, дело не терпит вовсе (а такое бывает крайне редко), то да будет тебе примером Сам Христос. Он «отошел опять и по­длился в третий раз, сказав то же слово» (Мф 26. 44). Правда, как кажется, Он не был услышан, ибо должно было свершиться домостроительство. Но этим Он учит нас не скорбеть, когда молимся и Господь не слышит нас. Он и Сам лучше нас знает, что нам на пользу. А мы не будем забывать благода­рить Его — и спасемся.

7. — А если, — спросил брат, — вразумление не приходит сразу после молитвы, что тогда делать? Ведь если причина не во мне и от меня это скрыто, как мне это понять?

— Если, — ответил старец, — помолишься три раза и вразумление не приходит, то знай, что вина в тебе самом. И даже если грех твой не виден — укоряй сам себя, и Господь смилуется над тобой.

8. Брат спросил:

— Когда спрашиваешь Отцов и получаешь ответы, их надо все выполнять?

— Не все, а те, что тебе даются как заповедь, — ответил старец. — Потому что одно дело просто совет по Богу, а другое — заповедь. Совет — это увещание без особой нужды, он прямо указует человеку путь жизни. А заповедь налагается, как ярмо: здесь нужны труд и усилия.

9. — Ты мне сказал, отче, — продолжил брат, — о разнице между заповедью и советом по Богу. Объясни теперь поподроб­нее, каковы признаки и различия того и другого и какие у обоих свойства.

— Скажем, — ответил старец, — ты приходишь к духовно­му отцу спросить о чем-то, но не затем, чтобы принять заповедь, а чтобы услышать ответ по Богу. Если он сказал тебе, как нужно поступить, то, конечно, ты должен соблюсти и это. Даже если будешь исполнять и поразит тебя из-за этого какая-то скорбь, не смущайся: все это на твою же пользу. Но если и не захочешь выполнить, что тебе сказали, — не думаю, что этим ты нарушил заповедь. Ты ведь и не принимал это как заповедь. Просто ты предпочел не увидеть своей же пользы, и ты должен за это пре­зирать себя. Потому что нужно верить, что все, что исходит из уст святых, на пользу слушающим.

— То же самое, — продолжил старец, — если ты вообще не спрашивал, а старец сказал тебе сам, своим разумом, пре’ бывающим в Боге. Иногда бывает и так. К примеру, один из братьев как-то собирался пойти в город, а старец сам от себя сказал ему: «Если пойдешь, впадешь в блуд». Он не послушал, пошел и пал.

Но если ты спрашиваешь о чем-то особо, с тем, чтобы взять заповедь, ты должен положить поклон. Затем ты берешь благословение у того, кто эту заповедь дает, и говоришь ему: «Благослови, отче, и меня на эту заповедь и помолись, чтобы я сохранил ее». И помни, брат, что тот, кто дает тебе заповедь, дает ее не просто так, а помогает тебе ходатайством и молитвами, чтобы ты мог сохранить ее. Если ты по какому-то помрачению не положил ему поклон, чтобы взять благословение, то не думай, что заповедь недействительна. Она уже дана, просто ты принял ее не так, как пристало. Поэтому, если смо­жешь, поскорее вернись и с поклоном вновь попроси благослове­ния. А если нет возможности это сделать, то считай, что ты при­нял заповедь с небрежением.

10. — А если, — спросил брат, — я задам вопрос, чтобы взять заповедь, а у старца нет намерения дать мне заповедь и он ответит мне просто наставлением? Или, напротив, я спрашиваю не для того, чтобы взять заповедь, а он дает ее. Считается ли это заповедью и нужно ли ее соблюдать? Потому что есть ведь и церковные каноны, и речения Отцов в книгах. Их тоже надо непременно соблюдать, как и заповедь?

Старец ответил:

— Если ты спросил старца, а у него не было намерений да­вать тебе заповедь, то это не считается заповедью, даже если ты просил ее. А если он решился дать тебе заповедь, хотя ты и не просил ее, — то это заповедь, и ее нужно сохранить. Заповедью нужно считать и то, о чем учат догматические правила, а также те суждения Отцов, которые вынесены официально. Но принимать это нужно не сразу, а после того, как спросишь у Отцов и старцев и они подтвердят твой помысел. Сам ты ведь не всегда можешь правильно истолковать смысл написанного, а значит, следует спрашивать старцев. И что они тебе ответят, то и бедует исполнять и нерушимо хранить все услышанное, с помо­щью Человеколюбца Господа, молитвами святых, аминь.

11. — А если, — спросил брат, — случится искушение и я нарушу заповедь?

— Если ты возьмешь заповедь у кого-то из святых, — ответил старец, — и нарушишь ее, не смущайся и не впадай в отча­яние, что не сохранил ее. Вспомни того, кто сказал: «Семь раз упадет праведник и встанет» (Притч 24. 16). Вспомни, что и Господь говорил Петру до седмижды семидесяти раз прощать брату своему (Мф 18. 22). Если Он и людям заповедал столько прощать, то тем более сделает так и Сам. В Нем — преизбыток всякого милосердия, и Он превозмогает все. Он непрестанно вопиет через пророка: «Обратитесь ко мне, и я обращусь к вам» (Зах 1. 3), ибо Я милостив и не хочу смерти грешника», —  и далее.

Как нарушение заповеди упраздняет ее, так покаяние вновь возвращает ей силу. Но, зная это, смотри, не стань нерадивым и легкомысленным, — это очень опасно. Не пренебрегай запове­дью даже в том, что кажется несущественным. Если случится какая-то небрежность, постарайся ее исправить. Знай, что от легкомыслия в малом приходят к великим падениям.

12. — Помысел внушает мне, — сказал брат, — не спраши­вать святых: ведь я могу узнать ответ, но по моей немощи пре­небречь им и согрешить.

— Этот помысел, — ответил старец, — самый страшный и губительный, не принимай его. Если кто знает и согрешит, он всегда будет осуждать себя. А если кто согрешит не зная, он никогда не будет себя осуждать и его страсти останутся без ис­целения. Диавол внушает такие помыслы, чтобы человек остал­ся неисцеленным. Поэтому, когда помысел внушает тебе, что ты не сможешь исполнить ответ старца по немощи, ты спроси вот как: «Отче, я хочу сделать то-то — скажи мне, что для меня полезно? Я знаю, что, даже если ты скажешь мне, я все равно не смогу исполнить сказанное. Но я хочу это знать, только чтобы уничижать себя за то, что пренебрег своей пользой». И это бу­дет тебе во смирение. Господь да просветит твое сердце, чтобы слушать и исполнять, молитвами святых, аминь.

13. — Скажи мне, отец, — спросил брат, — почему, когда помыслы тяготят меня, но я прошу у старцев молитв и слушаю их слова, тут же успокаивается моя душа?

— Когда бывает буря и волны бросают корабль в сторо­ны, — ответил старец, — если есть у него кормчий, то данной от Бога мудростью он спасает корабль. И если корабль спасается, то радуется и тот, кто плывет на нем. Больного радует даже вос­поминание о враче, не говоря о врачебной помощи. И если путник попадет в разбойничью засаду, одни лишь крики стражни­ков ободрят его, а тем более их появление. Но если это так, то какую же радость и спокойствие может дать ответ Отцов всяко­му кто его слушает! Особенно если ответ соединен с теплой молитвой к Богу. Сам Господь сказал: «Молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак 5. 16). Отцы берут на себя страдание своего ближнего и с горячими слезами вопиют к Своему Влады­ке Иисусу: «Наставнице, спаси, погибаем!» (Ср.: Лк 8. 24)

— Если, — продолжил старец, — «много может молитва праведного» (Иак 5. 16), как это сказано в Писании, то нужно без колебаний просить праведных молиться о нас. Пусть даже сами мы не достойны, но благой Владыка примет ходатайство Своих рабов, как Он уже не однажды делал, и помилует нас. Ибо Гос­подь, как сказано, «волю боящихся Его сотворит», — и прочее (Пс 144. 19). И еще: «Воззваша праведнии, и Господь услыша их» (Пс 33. 18). Часто, брат, разбойники убегают, заслышав лишь голос кого-нибудь посильнее. Так и мысленные разбойники, когда слышат тех, кто превосходит их силою Духа, робеют и бегут в страхе. Потому что этим людям сказал Иисус, их Владыка и Заступник: «Мужайтесь: Я победил мир» (Ин 16. 33). И еще: «Се даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам» (Лк 10. 19). Так что, — закончил он, — будем просить святых молиться за нас и будем вверять себя их предстательству. Это приносит боль­шую пользу.

6. Из патерика

1. Авва Пимен сказал: « В ком не уверено твое сердце — тому не доверяй своих помыслов».

2. Один брат впал в тяжкий грех и пришел к авве Лоту. Он был в страшном смятении: то входил, то выходил и никак не мог сесть.

— Что с тобой, брат? — спросил его старец.

— Я сделал тяжкий грех, — ответил ему брат, — и не могу его рассказать.

— Исповедуй его мне, — говорит ему старец, — и на мне он будет.

Тогда брат, повалившись на землю, сказал:

— Я впал в блуд, а после того, как это произошло, принес жертву богам.

Старец протянул руку и поднял его.

— Дерзай, — говорит он ему, — есть тебе покаяние. Иди, оставайся в пещере и постись по два дня, а я понесу грех наравне с тобой.

Брат пошел и сделал, как ему велел старец. Когда прошли три недели, старцу было откровение, что Бог принял его молитву и покаяние брата и отпустил ему этот грех. Тогда он призвал брата и возвестил ему о милости Божией. И брат остался в послушании у старца до самой его смерти.

3. Пришел брат к авве Пимену и говорит ему:

— Что мне делать, отче? Меня беспокоит страсть блуда. Я пошел к авве Ивистиону, а он сказал мне: «Ты не должен допускать ее оставаться в тебе».

Авва Пимен ответил ему:

— Авва Ивистион пребывает горе, вместе с ангелами, и не видит, что ты и я остаемся в блуде. Поэтому знай: если монах будет воздержанным на чрево и на язык и будет помнить, что он странник, — будь уверен, он не умрет.

4. Одного брата смущала страсть блуда, и он пошел к од­ному великому старцу. Он исповедовал ему помысел и просил старца молиться о нем. Старец помолился о нем Богу. Брат вер­нулся и вновь испытал смущение. Тогда он опять пришел к стар­цу, исповедался и снова стал просить старца помолиться о нем. Тот согласился и стал молить Бога: «Господи, открой мне, как живет этот брат и откуда это смущение. Потому что я просил Тебя, но ему не было облегчения».

И Бог открыл ему жизнь брата. Он увидел, как тот пребы­вает в келии, и дух блуда был подле него. А рядом стоял ангел Господень, который был послан ему на помощь. И ангел гневал­ся на брата за то, что тот не обращался к Богу, чтобы бороться с помыслами молитвой, но наслаждался помыслами и весь свой ум предал воздействию диавола. Тут старец понял, что виноват сам брат. И он ответил брату:

— Ты сам виноват в том, что брань не оставляет тебя. По­тому что ты принимаешь помыслы и услаждаешься ими.

Затем он научил его, как следует бороться с помыслами, отражая их молитвой. Молитвы и поучение старца отрезвили брата, и он обрел успокоение от брани.

5. Одного брата борола страсть блуда. Он пошел к старцу попросил его помолиться о себе, чтобы утихла в нем брань. Тот гласился. Семь дней старец молился о брате. На седьмой день он спросил брата:

— Как твоя брань, брат?

— Плохо, — ответил брат. — Я совсем не почувствовал об­легчения.

Услышав это, старец удивился. И стал он просить Бога открыть ему, почему брату не было облегчения. И тогда явился ему ночью сатана и говорит:

— Можешь поверить мне, старец, с самого первого дня, как ты начал молиться Богу, я оставил его. Но у него есть свой собственный бес и собственная брань — от своего чревоугодия. Меня даже и близко нет, когда у него брань. Он сам с собой борется: много ест, пьет и спит до насыщения, а то и сверх того.

6. Брат спросил старца:

— Если придет ко мне скорбь и не будет никого, кому бы я доверял, чтобы открыть ему это, что мне делать?

— Верю моему Богу,— отвечал старец, — что Он ниспош­лет Свою благодать и поможет тебе, если ты действительно бу­дешь просить Его. Потому что был здесь в скиту один подвиж­ник; он что-то услышал от кого-то, и его охватили помыслы. А поскольку он никому не мог их открыть, так как ни в ком не был Уверен, то собрал свои вещи, чтобы удалиться. И тут явилась ему благодать Божия в образе девы и стала просить его: «Нику­да не ходи, лучше останься здесь со мной. И знай, что нет ничего плохого в том, что ты услышал». Тот послушался и остался — и тотчас сердце его исцелилось.

7. Из святого Варсонофия

Брат спросил старца:

— Нужно ли спрашивать старцев обо всех помыслах, что появляются в сердце?

Старец ответил:

— Спрашивать нужно не о всех помыслах, что появляются, потому что они кратковременны, — а лишь о тех, которые остаются и продолжают брань. Человек, которого многие ругают, пренебрегает руганью и не обращает на нее внимания. Но если кто-то будет ему слишком докучать или набросится на него, то пожалуется на обидчика правителю: придет к правителю и подаст обвинение на того, кто напал. Так же и с помыслами: старцам надо открывать только те из них, которые воюют с тобой или задерживаются надолго.

— А почему, — спросил брат, — случается так, что, когда задам вопрос, потом осуждаю других?

— Осуждать других, — ответил старец, — даже после того, как задан вопрос, тебе случается потому, что не умерло в тебе оправдание. Осуди себя, и осуждение других оставит тебя.

ГЛАВА 22. О том, что следует избегать суеты и тех из людей, кто невнимателен к своей духовной жизни, а также о том, что желающему спастись нужно удалиться от мирских дел

1. Из Палладия, к Лавсу Препозиту

Избегай, насколько возможно, общения с людьми беспо­лезными, будь они даже монахи (а тем более, если это мирские), — с теми, кто чрезмерно украшает себя, кто вредит своим лицемерием! Пусть их седая глава и морщины лица говорят о глубокой старости, пусть нет ничего дурного в их об­хождении. Но даже то, что кажется ничтожным, уязвит тебя: ослабеет твой разум, и ты станешь превозноситься и насмехать­ся над ними. Так ты впадешь в гордость, а это повредит тебе.

2. Из Григория Двоеслова

В окрестностях Нурсии жил один диакон. Как-то он пришел к человеку Божию, подвижнику Флорентию, который жил там в уединении. Диакон пришел, чтобы испросить себе его молитв. Но вокруг келии святого он обнаружил несчетное множество змей — они кишели повсюду. Пораженный диакон закричал:

— Помолись, раб Божий!

А случилось так, что погода была на удивление ясная. Флоринтий вышел из келии и увидел бесчисленное множество змей. Он воздел очи и руки к небу и стал молиться Богу, чтобы Господь, как Он Сам ведает, избавил от этой напасти. И лишь то «и он помолился, как прогремел гром — и этот гром побил всех змей. Флорентий увидел, что все змеи мертвы, и говорит:

— Вот, Господи, Ты их убил, а кто же их теперь заберет отсюда?

И тотчас по его слову слетелись птицы — числом их было ровно столько, сколько убитых змей. Они унесли змей и бросили их вдалеке, полностью очистив все то место.

«Петр.»Какая же сила и праведность были у этого мужа если по его просьбе всесильный Бог так скоро пришел к нему на помощь?

«Григорий. «Чистота и незлобие сердца, Петр, могут многое у Того, Кто Один лишь чист и незлобив. Его служители далеки от земного, и им не свойственно говорить пустое: они не позволя­ют, чтобы их ум рассеивался в пустословии. Они стремятся упо­добиться Богу в Его чистоте и незлобии — и Бог всегда готов услышать их прежде других. Мы же пребываем в мирской тол­чее, часто ведем речи праздные, а иногда и вредные. И чем бли­же наши уста к миру, тем дальше они от всесильного Бога. Не­престанное общение с мирскими людьми низводит многих из нас. Потому верно укорял себя пророк Исайя, когда явился ему Царь и Господь Саваоф: «Горе мне! Погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами» (Ис 6. 5). А почему его уста нечистые, он пояснил сам, добавив: «И живу среди народа также с нечи­стыми устами».

Страдая от нечистоты собственных уст, пророк указал, от­куда она у него: он засвидетельствовал, что живет посреди наро­да с нечистыми устами. Ум не может не оскверниться от разго­воров мирских людей. Снисходя к общению с ними, мы понем­ногу привыкаем к этому общению, а оно нам не пристало. Нако­нец, мы уже охотно продолжаем и даже не думаем избегать это­го: нами овладевает сила привычки. Так мы переходим от пусто­го к душевредному, от легкомыслия ко греху. И впредь Бог уже не слышит просьб из наших уст — по мере того, как их оскверня­ют праздные разговоры.

Написано, что не будут услышаны молитвы того, «кто от­клоняет ухо свое от слушания закона» (Притч 28.9). И что удивительного, если Господь не скоро слышит наши просьбы? Мы сами либо слишком поздно, либо вовсе не слушаем Его повелений. А Флорентий скоро исполнял Господни заповеди — и не удивительно, что он был скоро услышан в своей молитве.

3. Из жития святого Антония

Святой Антоний очень любил жить на горе. Впрочем, од­нажды он был вынужден спуститься вниз ради тех, кому это было необходимо, и ради местного военачальника, который мно­го раз просил его об этом. Он пришел, сказал небольшое поучение о спасении и о том, что для него нужно, а затем собрался назад. При этом правитель попросил его задержаться. Но Ан­тоний сказал, что не может остаться с ними, и подкрепил свои слова удачным примером:

— Как рыбы гибнут, оставаясь на суше, так погибают и те монахи, кто долго остается и живет рядом с вами. Потому что рыбе нужно жить в воде, а нам — уходить в горы, или же мы потеряем трезвенность души.

4. Из патерика

1. Брат спешил в город и попросил старца помолиться. Ста­рец ответил: «Не спеши в город, но спеши из города — и спа­сешься».

2. Однажды авва Иоанн собирал урожай и услышал, как один брат сказал своему ученику с раздражением:

— Ну, что же ты!

И авва тут же оставил жатву и ушел.

3. Ученики аввы Евлогия рассказывали:

«Однажды послал нас старец в Александрию продать рукоделие и дал нам заповедь не быть там больше трех дней.

— А проведете там больше трех дней,— сказал он, — не­винен я в вашем грехе!

— Как же, — спросили мы,— монахи живут в городах и селах, с утра до вечера обращаются среди мирских людей — и им не вредит?

— Верьте мне, чада, — ответил он. — Когда я постригся, я провел тридцать восемь лет, не выходя из Скита. А затем вместе с аввой Даниилом мы пришли в Александрию, к папе Евсевию, по какому-то делу. Когда мы вошли в город, мы повстречали много монахов. И я увидел внутренним зрением, как одних из них клюют вороны, а других обнимают нагие женщины и что-то шепчут им на ухо. Другие были обнажены и мальчишки давали им оплеухи и пачкали их человеческими нечистотами. А у кого-то из них были в руках ножи, и они резали человеческое мясо и давали монахам есть. И я понял: какой кто из монахов страстью был поражен, такие бесы и сопровождали его и беседовали с ним в помыслах. Вот почему, братья, я не хочу, чтобы вы долго были в городе, — дабы не беспокоили вас ни подобные помыслы, ни тем более сами бесы».

5. Из святого Ефрема

Братия, вы знаете, что, когда мы пришли в монастырь, мы отреклись от мира и от всякого пристрастия к нему. Так почему же нас вновь влечет к миру, к житейским попечениям и суете, если мы умерли для этого? Позволительно искать пропитание — не наслаждение. С помощью Божией на телесные нужды нам хватит и собственных рук. Поэтому будем бежать мира и того, что в нем. Даже приближаться к нему не будем, чтобы не нару­шить нам обета. Ибо, как сказано в Писании, «никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить вое­начальнику» (2 Тим 2. 4). А еще сказано: «Занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас» (2 Фес 3. 8).

Мы не можем достойно противостоять помыслам страстей и мирским образам, даже когда остаемся в келии и безмолвству­ем. Тем легче нас будет пленить, когда мы врываемся в самое средоточие вражеской армии! Впрочем, если ты приходишь в город или деревню по необходимости и с разрешения игумена, тебя не в чем упрекнуть, коль скоро ты делаешь то, что тебе велели, со страхом Божиим. Потому что есть и такие, кто под предлогом послушания стремятся удовлетворять вожделения соб­ственной ветхой природы. Но ты будь мудр и смотри, как бы тебе вместо золота и серебра не получить в награду грязь и сор, а вместо послушания не впасть в ослушание.

Что пользы было спутникам Иисуса Навина и Халева из что их послали осмотреть землю? Ведь они не сберегли истины, но вернувшись, сказали ложь и отвратили сердца сынов Израилевых от Господа! Ясно, что это было скорее ослушанием, чем послушанием, потому они и погибли вместе с остальным народом. Так что, если тебя пошлют на послушание, делай то, что тебе велено, со страхом Божиим, как будто сам Бог смотрит на то, что ты делаешь. Ничего не делай, не прибавляй и не отнимай по собственному желанию, но во всем поступай так, чтобы иметь в виду цель и желание того, кто повелел тебе. Тогда ты обретешь богатую и щедрую мзду за свое послушание. Знай, брат, что тот, кто любит вступать в общение с мирскими, не возненавидел мир. Как тот, кто раздувает угли костра, поднимает большое пламя, так и беседы с мирскими поднимают страсти в сердце монаха.

6. Из Пандекта Антиоха

Поистине хорошо и очень полезно, брат, уходить от неуме­стных разговоров с мирскими и удаляться от того вреда, кото­рый в них. Потому что люди мирские рассуждают о делах века сего: ум от этого слабеет, становится неспособным к духовному деланию и теряет стремление к подвигу. А когда они уйдут, он начинает оставлять правило. Вот почему подвижники бежали в пустыни: чтобы уйти от всего этого и беспрепятственно собесе­довать с Богом.

Когда девушка остерегается появляться на улице, о ней меч­тают многие из тех, кто снаружи. Но если она выйдет, то понра­вится отнюдь не всем, а многие даже станут ее осуждать. Так же и монах: когда он живет вдали от людей, оставаясь наедине с собой и с Богом, и не участвует в общественных делах, он досто­ин чести пред Богом и ангелами, а тем более перед людьми. Но только лишь он сойдет с высоты созерцания и богоугодной жиз­ни и погрязнет в житейских заботах и беседах — тотчас он стано­вится неугодным Богу и достойным презрения у людей.

Вот почему нам полезно бежать от мирских людей, укло­няться от их душевредных разговоров и скрываться в келии, и так мы спасемся «аки серна от тенет и яко птица от сети» (Притч 6. 5). Потому что для тех, кто желает спастись, мирские разговоры — настоящие тенета и сеть. Они бесполезны и многословны, занимают ум и отвлекают его от драгоценного общения с Богом и стремления к Нему, а кроме того, своей суетностью увлекают нас в пустую болтовню.

Да и что общего у нас с внешним миром и его делами что мы все хотим больше узнать об этом? Ведь монах, после того как он отрекся от мира и склонил свою выю под легкое иго Господне уже не принадлежит себе. Постоянно и неуклонно он стремится возделывать землю смиренномудрия, дабы брошенные в нее бо­жественные семена росли и орошались небесным и живоносным Духом. А когда Дух напояет душу, она радуется и в ней прорас­тают богоугодные помыслы. И тот, кто желает проводить жизнь в безмолвии и все время безмятежным умом собеседовать с Бо­гом, не должен ни общаться со многими людьми, ни часто выхо­дить из келии.

Но если иногда необходимо побеседовать — с духовными отцами, с братьями, которые тоже подвизаются, или с другими монахами, которые нуждаются в окормлении, то надо с ними встретиться. Потому что такая беседа также считается бого­словием и всегда либо приносит пользу, либо принесет ее в даль­нейшем. А если придут к нам за духовным окормлением миря­не, то дадим им наставление, в немногих словах и приправлен­ное божественной солью, и затем попрощаемся. Потому что больше назидания им будет от духовного немногословия, чем от мирских долгих разговоров.

Особенно же следует помогать им молитвой и учить доб­родетели на деле. Хорошо, конечно, помогать словом тем, кто спрашивает. Но гораздо лучше, оказать им помощь молитвой и собственной добродетелью.

7. Из аввы Исайи

Если кто-то говорит тебе нечто вредное — не слушай этого. И не стоит стыдиться перед ним, или жалеть его, или просто терпеть это, говоря себе, что, дескать, в сердце я этого не прини­маю. Не говори так. Ведь ты не выше перворожденного Адама, которого Бог создал собственной рукой, — а ему злые речи не несли пользы. Поэтому беги и не слушай. И смотри за тем, хоется ли тебе узнать сказанное, даже если ты телом бежишь от него. Потому что если и услышишь хотя бы полслова, то бесы тут же воспользуются тем из сказанного, что ты слышал, и умер­твят твою душу. Поэтому если убегаешь, то убегай до конца.

8. Из аввы Марка

Не желай слушать о дурных поступках других. Потому что когда есть такое стремление, то в душе отображаются и образы этих поступков. И когда слышишь злословие, гневайся не на того, кто говорил, а на себя самого. Ибо если вести злы, то зол и тот, кто их передал.

9. Из аввы Исаака

Беги от корыстолюбцев и от самого корыстолюбия, но удаляйся и от тех, кто живет в роскоши, и от самой роскоши. Беги от распутников и от распутства. Ведь если даже легкое вос­поминание о сказанном смущает ум, то тем более — видеть это или общаться с такими людьми! Но будь с теми, кто обладает смирением, и учись у них. Ведь если даже воспоминание об этом приносит пользу, то тем более поучение из их собственных уст.

10. Из патерика

Однажды пришли к авве Макарию семь братьев из Алек­сандрии, чтобы искусить его, и спросили:

— Скажи нам, отче, как спастись?

— Братья, — сказал старец, вздохнув.— Каждый из нас знает, как спасаться, но мы не хотим спасаться.

— Да нет, мы очень хотим спастись,— говорят они ему,— Но лукавые помыслы не дают нам. Что нам делать?

— Если вы монахи, — отвечал им старец, — то почему об­ращаетесь среди мирских или приходите туда, где живут мир­ские? Те, кто отреклись от мира, приняли святой монашеский образ, но остаются среди мирских, обманывают самих себя. Весь их труд напрасен, и далеки они от страха Божия. Потому что от мирских они не имеют ничего, кроме телесного покоя. А где плоть получает отдохновение, там не может оставаться страх Божий, тем более в монахе.

Ведь монах потому и называется монахом, что днем и ночью собеседует с Богом, только о Нем одном помышляет и ничего не имеет на земле. И быть с мирскими или жить с ними монах не может более чем один или, самое большее, два дня. Да и это по необходимости, потому что он может жить, только продавая свое рукоделие и покупая все нужное для жизни. Потом же он должен с ревностью возвращаться в келию, и после ис­кренне каяться пред Богом в том, что он провел эти один или два дня ради насущных потребностей.

А тот, кто поступает иначе: часто приходит к мирским без всякой неотложной нужды и просто чтобы провести время, — вообще не монах, и вот что он получает от жизни в миру. Пона­чалу, когда он оказывается среди них, он становится воздерж­ным на язык, постится и смиряет себя — все это до тех пор, пока о нем не узнают и не распространится слава, что монах такой-то — истинный раб Божий. И тотчас же сатана побуждает ми­рян нести ему вино, золото и все, что необходимо, и говорить о нем «святой, святой». А тот, когда слышит это «святой», даже если смиренен, — тщеславится. И тогда он начинает садиться с ними, есть, пить и отдыхать. И когда встает на псалмопение, то повышает голос, чтобы миряне говорили, что-де монах такой-то молится и бодрствует, и хвалили его.

От похвал он гордится и надмевается еще больше, и тут смирение совсем покидает его. Тогда, если кто-то скажет ему грубое слово, он отвечает еще грубее, и так гнев, подогреваемый тщеславием, растет в нем. Да и вожделение все больше опутыва­ет его, поскольку он часто видит женщин и юношей и слышит мирские речи. Поэтому он постоянно впадает в прелюбодеяние и даже не чувствует этого. Ведь сказано, что «всякий, кто сморит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем» (Мф.5. 28). Кроме того, он старается запа­сти все необходимое на весь год — на себя и на тех, кто приходит к нему. Потом удваивает запасы, якобы для большего утешения тех, кто приходит, а ради этого он собирает золото и серебро. И так он не прекращает усугублять свое положение, пока бесы совсем не насмеются над ним и не удалят его от Бога, повергнув в бездну сребролюбия. Ибо, как сказал апостол, «корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим 6. 10). И как земле далеко до неба, так сребролюбивому монаху далеко до славы Божией. Нет боль­шего зла, чем сребролюбивый монах.

Монаху, который участвует в мирских разговорах, нужно обратиться к святым отцам, если, конечно, они ему чем-то еще могут помочь. Ибо кто поможет тому, кто сам себя обрекает на гибель? Разве мы не слышали апостола Иоанна, сказавшего: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Ин 2. 15)? И Иаков, брат Господень, говорит: «Кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак 4. 4). Ибо дружба с миром есть вражда против Бога.

Так что будем, братья, бежать от мира, как убегают от змеи. Ведь, если кого укусит змея, он или умирает, или едва остается жив. И нам лучше иметь одну брань, а не множество их. Скажи­те, братья: Отцы наши где стяжали добродетели, в миру или в пустыне? Конечно же, в пустыне, далеко от мирян. А как мы, будучи в миру, можем стяжать добродетель? Если мы не будем страдать от голода, жажды и холода, удаляться от всего мирско­го и не умрем для всех плотских вожделений, то как будет жить наша душа? Как мы достигнем Царствия Небесного? Даже сол­дат, если он не будет воевать и не победит, а после этого еще и не даст денег, — не удостоится почестей. А как удостоимся Цар­ствия Небесного мы, если мы пьем, едим и живем посреди мир­ских людей, как жили и до монашества?

Монах, который держит золото, серебро или какие-то при­пасы, не верит, что Бог, питающий зверей, китов и рыбу мор­скую, может пропитать его. А если Он нам даже хлеба дать не может, то разве может нам даровать Свое Царство? Так зачем мы тогда страдаем? Скажите мне, братья, ангелы на небесах хра­пят золото и серебро или славу Божию? А мы? Для чего мы отреклись от мира: чтобы собирать деньги и ценности или чтобы стать ангелами? Или вам не известно, что число падших с небес ангелов должны восполнить монахи? Об этом свидетельствует и принятый нами образ, который мы именуем ангельским.

2. Один брат спросил авву Пимена:

— У меня есть друзья, которые мне вредят. Что мне делать?

— Какой человек, задыхаясь на смертном ложе, будет думать о дружбе мира сего? Не приближайся и не общайся с ними, и они сами оставят тебя.

3. Старец сказал: «Тот, кто согрешил пред Богом, должен разорвать всякое общение с людьми, пока не удостоверится что Бог стал ему другом. Потому что человеческая любовь препятствует любви Божественной».

4. Старец сказал: «Тот, кто умирает в городе, не слышит ни его звуков, ни того, что в нем происходит, потому что нахо­дится в ином мире — там, куда не достигают городской шум и крики. Так и монах: как только он отрекся от мира и принял монашеский образ жизни, он должен стать мертвым ко всякому мирскому пристрастию, к хлопотам и страданиям этой суетной и душевредной жизни и удалиться от всего этого. А если он и пос­ле принятия обетов не оставил свое родное место и живет среди прежних треволнений — он подобен мертвому телу: оно лежит в доме и уже смердит, так что кто ни почувствует запах — отходит от него подальше».

5. Тот же старец сказал: «Несоленое мясо, если его не посо­лить, загнивает и начинает смердеть, так что все, кто окажется рядом, отворачивают лицо от смрада. При этом заводятся в нем черви, ползают по нему, гнездятся внутри него и им же и питают­ся. А если посыпать на него соль, то исчезают черви и прекраща­ется неприятный запах, поскольку свойства соли губительны для того и другого. Так же и монах, когда он предается житейским заботам и мирским попечениям. Если он не безмолвствует в своем монастыре, не укрепляет себя страхом Божиим, чтобы не ослабеть от нерадения, не напоминает себе постоянно о смерти и мучениях мира иного, не утверждает свое сердце молитвой и бдением, что и есть духовная соль, — такой монах сгнил и источает смрад нечи­стых и лукавых помыслов. И Бог и святые ангелы, когда чувству­ют смрад его нечистой души, отворачиваются и удаляются от него. И тогда поселяются в душе черви, то есть силы тьмы, которых всегда притягивает подобный смрад. Они кишат в душе и кормят­ся ею, а пищей им служит мерзость нечистых помыслов и дела, которые разлагают несчастную душу и влекут ее к гибели.

Но если монах почувствует этот вред, отвергнет мирские хлопоты, препоручит себя Богу, возложит все надежды на Него и все его заботы и попечения будут о том, чтобы угодить Ему, тогда через долгое время Бог пошлет ему духовную соль — Свой благой и человеколюбивый Дух. И когда Он приходит, то все страсти и бесы, которые действуют в них и через них, тотчас же исчезают и улетучиваются яко дым».

11. Из святого Ефрема

Брат, опасайся болота и не приближайся к людям, кото­рые живут без страха Божия. Один пойманный воробей замани­вает в ловушку других. И тот, кто порабощен грехами, толкает в бездну зол и многих других. Избегай, брат, того, чтобы быть вместе с людьми, которые любят праздность и далеки от мона­шеского безмолвия. Уклоняйся от тех, кто любит пиршества и говорит: «Сегодня я угощаю, а завтра — ты». Если согласишься на это, ты не будешь вести добродетельную жизнь и станешь вместилищем всех страстей. Но подражай тем, кто горит духом и шествует тесным и скорбным путем, дабы и ты достиг жизни вечной.

ГЛАВА 23. О том, что нужно удаляться от всех, кто наносит нам вред, даже если это друзья или крайне нужные для нас люди

 1. Из патерика

Авва Агафон сказал: «Даже если я очень люблю чело­века и пойму, что он ведет меня ко греху, тотчас пре­кращу с ним общение».

2. Старец сказал: «Надо бежать от всех, кто поступает грешно, даже если это друзья и родственники и даже будь на них священнический или царский сан. Потому что, если мы от­вергаем тех, кто поступает беззаконно, мы становимся угодны Богу и обретаем дерзновение к Нему».

3. Он же сказал: «Не должно быть вместе с беззаконниками. И в церкви, и на рынке, и в совете, и в любом другом деле надо полностью удаляться от них. Потому что всякий беззаконник достоин отвращения и осужден на вечные муки».

4. Старец сказал: «Не поселяйся там, где заметишь, что кто-то ненавидит тебя, а иначе ты не добьешься успеха».

5. Брат спросил старца:

— Если оскорбит меня брат, надо ли мне сделать ему по­клон?

— Сделай поклон, — ответил ему старец, — но отсеки себя от него. Мы ведь помним, что сказал авва Арсений: «Ко всем имей любовь, но от всех удаляйся».

2. Из святого Ефрема

Братья, нужно остерегаться злых советов. Оделись два че­ловека пышно и пошли в таком виде на рынок. Один не смотрел под ноги — споткнувшись, упал в грязь и перепачкал всю свою роскошную одежду. Так он тут же из зависти пытается столкнуть в грязь и своего ближнего, чтоб не ему одному было зазорно. Вот так и сейчас многие: отпадут от добродетели, а потом пытаются опрокинуть и других, чтобы не им одним терпеть стыд. При этом они ведут смиренные речи и ласково отвечают, чтобы понемногу отклонить тех, кто им доверится, от здравого рассуж­дения и столкнуть в ту же яму. И когда они поступают дурно, то не только не стыдятся этого, но и говорят ближнему: «Чего здесь бояться, все равно мы грешники. Разве не знаешь, как оно быва­ет: не согрешишь — не покаешься?»

Когда они говорят эти и тому подобные вещи, то не сты­дятся. А почему? Потому что, как я уже сказал, они сами пали и не желают встать. Напротив, они соблазняют многих людей к падению и пороку — словно наживка на крючке у диавола. И особенно они стараются обмануть нестойкие души и ввергнуть их в ту же погибель. Поэтому остерегайся, любезный брат, что­бы они не прельстили тебя ласковыми словами и не увлекли вме­сте с собой в вечный огонь.

2. Как-то один брат наставлял другого о Господе. Некий брат проходил мимо, и тот, кто наставлял, говорит проходив­шему:

— Вот, наставляю брата, а он не хочет меня послушать.

— Непременно должен тебя послушать. — ответил тот. — Потому что, прости меня, даже если услышит от тебя что плохое и сделает — ему все равно будет во благо.

— Ни в коем случае! — возразил первый. — Он не должен слушать меня, пока не убедится, что это угодно Богу. И не толь­ко меня, но даже пророка, если тот советует что-то против воли Божией. Потому что сказано апостолом: «Если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал.1. 8). А кто были те, кто выступил против Сусанны в Вавилоне? Разве не старцы? Не просто старцы, а судьи и вожди народа! И чем же они закончили из-за невнимания к самим себе? Даже их заслуги не помогли им.

Трезвись, брат, и внимай себе, потому что козни диавола многообразны. Как только заметит враг, что такой-то брат пре­успевает в деле Божием, тотчас настраивает против него другого брата, из самых нерадивых. А тот начинает несправедливо и без причины оскорблять его, чтобы ввергнуть подвизающегося в гнев и злопамятство — и тем самым преградить ему путь к добродетели и подтолкнуть к падению. А если враг увидит, что брат терпеливо сносит оскорбления и молится за обидчика, он стремится иначе низвергнуть его. Тогда он пытается подружить его с кем-нибудь невнимательным и легкомысленным. А затем через эту дружбу он смутит его помыслы, примешает к ним сладострастие и так мало-помалу приведет его к бесчувствию. Но тот, кто бо­ится Бога, никогда не станет любить ничего, кроме мудрости нисходящей свыше. А о ней сказано: «Мудрость, сходящая свы­ше, во-первых чиста, потом мирна» — и прочее (Иак 3. 17).

3. Из аввы Исаии

Если хочешь последовать за Господом нашим Иисусом Христом и сораспять Ему своего ветхого человека, ты должен отказаться от тех, кто пытается тебя снять с креста, и уготовить себя к тому, чтобы терпеть уничижение и благодарить тех, кто тебя оскорбляет.

4. Из аввы Исаака

Глупый и несдержанный друг — источник всякого вреда, а беседа людей разумных — источник радости. Оставаться рядом с неразумными — гибель для сердца; лучше жить со зверями, чем с людьми злого нрава. Живи с хищными птицами, но не с алчным корыстолюбцем. Имей другом убийцу, но не того, кто любит раздоры. Води знакомство со свиньей, но не с чревоугод­ником: лучше свиная лохань, чем ненасытный и жадный рот. Живи с прокаженными — но не с человеком гордым.

ГЛАВА 24. О том, что тот, кто отрекся от мира, не должен вдаваться ни в какие житейские дела, даже если у него есть какой-то благовидный предлог, но и в этом полагаться на Промысел Божий

1. Из жития святого Арсения

Однажды в скит пришел римский магистрат и привез с собой завещание одного из родственников Арсения. Старец взял его в руки и уже было собрался разорвать, но магистрат успел броситься ему в ноги и удержал его. Он объяс­нил, что это грозит наказанием тому, кто принес документ. Тогда Арсений просто вернул завещание вестнику и сказал: — Я умер еще до моего родственника, и меня больше нет среди живых.

2. Из патерика

Старец сказал: «Хоть святые и трудились здесь, но здесь же они отчасти вкусили и упокоение». Так он сказал, потому что святые были свободны от мирских попечений.

2. Авва Алоний сказал: «Если не скажет человек в сердце своем: «В этом мире нет никого, кроме меня и Бога», — он не получит упокоения».

3. Старец сказал: « Если монах после принятия обетов вновь погрязнет в хлопотах и заботах этой скорбной жизни и опять займется куплей-продажей, он подобен жалкому нищему, которому не хватает даже насущной пищи, и тот не знает, что ему есть и во что одеться. И вот этот нищий по крайнему легкомыслию ложится спать, и ему снится, что он богат, что с него сняли грязную одежду и облачили в роскошное одеяние. От радости он просыпается и обнаруживает, что на самом деле он такой же нищий, как и был.

Точно так же и монах, если он не трезвится и расточает свои дни в суетных делах: он становится игрушкой помыслов, и бесы насмехаются над ним. Они со злорадством внушают, что вся его суета и хлопоты — ради Господа и он получит за это мзду. Но в час разлучения души с телом такой монах обнаружи­вает, что он нищ и наг и нет в нем ни одной добродетели. И тогда он понимает, сколь многие блага приносит трезвление и внимание к себе и сколь страшное зло порождают житейские попечения».

4. Однажды местный правитель посадил в тюрьму одного человека из села аввы Пимена. Все пришли просить старца, что­бы тот пошел и походатайствовал за него.

— Дайте мне три дня, — сказал авва, — а потом я пойду. И старец начал молиться Господу:

    — Господи, не даруй мне эту милость, потому что тогда мне не дадут здесь жить.

Через три дня он пошел к правителю и стал его просить о том человеке. Правитель сказал ему:

— И ты, авва, будешь просить меня об этом разбойнике? И старец обрадовался, что тот не принял его ходатайства.

3. Из аввы Исаии

Знай, брат, что не сможет человек подвизаться о Господе, если не станет безразличным ко всем делам этого мира. Потому что две вещи пленяют душу. Одна из них — извне, это забота о мирских делах ради телесного покоя. Другая — изнутри, это стра­сти, которые препятствуют добродетелям. Но душа не увидит внутренних причин, если не избавится от внешних. Потому и ска­зал Господь, что «всякий из вас, кто не отрешится от» своих вожделений, «не может быть Моим учеником» (Ср.:Лк.14,3). Так, внешняя причина борет нас из-за наших собственных вожделений, а внутренняя — по действию извне. И Владыка наш, поскольку знал, что главная причина того и другого — наши вожделения, велел полностью отсечь их. Ибо если душа беспокоится о внешнем, ум мертвеет и тогда внутренние страсти действуют неощутимо для него.

Если душа отсечет все свои вожделения, она возненавидит все дела и заботы этого мира. И тогда ум приходит в себя и борется, пока не изгонит страсти из своего дома, а затем он неустанно смотрит за душой, не давая ей вернуться назад, к своим обидчикам. Ведь душа — словно молодая женщина замужем: если муж ее уедет в путешествие, она теряет всякий страх и стыд и не особо заботится о домашнем хозяйстве. Но как толь­ко возвращается ее муж домой, она тут же пугается, оставляет все свои прежние дела и старается делать то, что угодно мужу. А он, когда вернется домой, ду­мает обо всем, что необходимо, и неустанно смотрит за ней, пока у них не родятся дети и она не станет их воспитывать.

А после они становятся одним сердцем, и жена повинуется мужу, как душа — уму, и ум становится ее главой, как написано у апостола, что жене глава муж (1 Кор 11. 3). Потому что эти слова обращены к тем, кто удостоился стать единым целым о Господе и в ком нет никакого разделения. Точно так же и Гос­подь учил в Евангелии: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им» (Мф 18.19).

Господь хочет, чтобы Его рабы были свободны от внеш­него и от того, что скрыто в душе, и вообще — от всего, что Он упразднил в Своем Теле, вочеловечившись. Он и Сам так сказал: «Пребудьте во Мне, и Я в вас» (Ин 15. 4). Сначала Он желает, чтобы мы пребыли в Нем своими делами, и тогда Он сам пребудет в нас в чистоте созерцания. Потому что душа не может войти в покой Сына Божия, если нет на ней образа Царя. Такую монету ни казначей не взвесит, ни царь не допу­стит в свою сокровищницу. И если нет в душе образа Царя Иисуса, ангелы не радуются о ней и Он Сам отвергает ее, говоря: «Как ты пришла сюда, если нет на тебе Моего образа, то есть любви, которую Я заповедовал?» А любви не может в нас быть, пока душа разрывается между Богом Которого она ищет, и миром, который она любит. Как птица не может лететь, если у нее одно крыло или если к ней привязан какой-то груз, так и душа не может преуспевать о Господе, если она привязана к этому миру.

Тех, кто возлюбил Бога всем сердцем, ничто мирское и может отлучить от этой любви, по слову апостола: «Кто нас отлучит от любви Божией: скорбь, или теснота, или  гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни другая какая тварь не могут отлучить нас от любви Божией» (Рим 8. 35-38).

2. Он же сказал: «Избегай давать советы или отвечать на вопросы о временном и не вверяй себя тому, кто спрашивает об этом. Но всегда обращай свой слух к голосам помыслов в тебе и проси Бога, чтобы даровал тебе познать, который из них ты дол­жен слушать. Потому что те, кто увлекается суетными вещами, забывают о брани с диаволом».

4. Из аввы Марка

Сказано, что «никакой воин не связывает себя делами житейскими» (2 Тим 2. 4). А кто себя этим связывает и в то же время хочет победить страсти — все равно что тушит пожар соло­мой. Потому что диавол, как только заметит, что кто-то занят телесным более, чем это необходимо, первым делом грабит нажи­тое им ведение, а затем отсекает ему голову — надежду на Бога.

5. Из святого Диадоха

Душа, которая не избавилась от мирских забот, не может ни искренне полюбить Бога, ни до конца возненавидеть диавола: грубым покровом лежат на ней житейские попечения. А значит, и ум ее на этом судилище не может разобраться сам в себе и беспристрастно взвесить все доводы в пользу суждения. Вот почему всегда полезно уединение.

Немного тех, кому дано всегда и в точности различать все ошибки, чей ум никогда не уклоняется от памятования о Боге. Наши телесные глаза, когда они здоровы, замечают все вплоть до летающих в воздухе комаров и мошек. А когда их затмевает бельмо или какая-то влага, плохо видят даже те крупные предметы, попадаются им навстречу, мелких же и подавно не замечают, точно так и душа: если избавится от любви к миру, что ослепляет ее, то увидит, сколь велики ее поистине тяжкие прегрешения. И станет она непрерывно и в изобилии проливать слезы, ибо, как сказано, «праведнии исповедятся имени Твоему» (Пс 139. 14).

А если она сохранит свое пристрастие к миру, то, что бы она ни сделала, даже если это заслуживает тяжкого наказания или смерти, она чувствует себя спокойно. Прочих же грехов она и заметить не может и многие из них даже считает достижения­ми. Потому-то она, несчастная, искренне ими гордится и ничего при этом не чувствует.

6. Из святого Варсонофия

Брат спросил старца:

— Скажи мне, отче: если я услышу о ком-то, что у него брань или болезнь, и буду сострадать ему — благое ли это со­страдание или это бесы хотят отвлечь меня от собственных гре­хов? И потом, должен ли я поминать его в молитве, если мое состояние еще страшнее и грехов у меня еще больше? А если он сам попросит меня об этом или скажет мне передать это кому-то из Отцов, что мне делать? Неужели молитва за ближнего может научить любви человека страстного?

— Отцы учили новоначальных тому, — ответил старец, — что никто не может оставить своего мертвеца и пойти плакать над другим. Сострадать ближнему — это удел совершенных. А для новоначального сострадать другому значит быть осмеянным бесами. Новоначальный о людях и вещах судит неразумно, без точного рассуждения. Поэтому часто ему кажется дурным и бесполезным то, что хорошо и полезно. А полезно ему не думать ни о чем внешнем. Даже если в его сердце возникнет воспоминание о ком-то из внешних, что тот заболел или скорбит, или он услы­шит об этом от других, пусть скажет: «Бог да помилует меня и его». А самому просить кого-то из старцев молиться за кого-то — это значит поступать самочинно.

Если он захочет, пусть скажет старцу только одно: «Такой-то в скорби». Старец услышит и помолится о том, кто немощен духом. Впрочем, если кто-то просил тебя сказать о нем старцу, передай его слова старцу за послушание. И когда будешь молиться, говори: «Господи, прости нас и покрой в этом деле» Но сострадать кому-то, словно по любви Божией, для тебя еще рано, ты еще не пришел в эту меру. И если тебя беспокоит по­мысел о ком-то, тогда спроси и узнай, что тебе требуется и что полезно.

7. Из патерика

Брат сказал авве Кронию:

— Скажи мне слово, отче, как спастись?

Старец ответил:

— Когда Елисей пришел к соманитянке (4Цар.4,8-17), он нашел ее ничем не занятой, и потому она зачала и родила по ходатайству Елисея.

— Что означают эти слова?— спросил брат.

— Если душа пробудится, — отвечал старец, — оставит по­печения и откажется от своих вожделений, то Дух Божий прихо­дит к ней. И тогда она может принести плод, поскольку сама по себе она бесплодна.

2. Местный правитель хотел увидеть авву Пимена, но ста­рец не соглашался. Тогда тот под каким-то предлогом схватил сына его сестры и как преступника бросил его в тюрьму и сказал:

— Если придет старец, — сказал он, — и сам будет просить о нем, я отпущу его.

Сестра старца пошла к нему, стала под дверью и плакала. Но старец ей вообще ничего не ответил. Тогда она стала ругать его:

— Бессердечный человек, пожалей хоть меня — это мой единственный сын!

На это он ответил ей через посланного:

— Пимен детей не рожал.

И женщина, ничего не добившись, ушла. Когда правитель услышал об этом, он послал к старцу сказать:

— Прикажи хотя бы на словах, и я отпущу его.

Но старец на это ответствовал:

— Рассмотри его дело по закону. И если он повинен смерти, то пусть умрет. А если нет — поступай как знаешь.

8. Из святого Ефрема

Монах, который связывает себя житейскими попечениями и обращает свои помыслы к мирским заботам, все равно, что сам себя режет на куски.

2. Если монах, уже после того, как отрекся от мира и стал монахом, ищет наследства своих плотских родителей — он впа­дет в искушения. А кто ищет Господа, тот спасется. Не говори: «Когда состарюсь, кто меня прокормит?» Нам не позволено заботиться даже о дне грядущем, а ты уже заботишься о ста­рости?

Будем искать «Царства Божия и правды его», а все ос­тальное приложится нам (Мф 6. 33). Тот, Кто обещал нам, не лжет. Но если мы не будем прежде всего искать обещанное — тем самым покажем, что не к нему стремились. Так что возложи свою надежду на Господа, и Он даст тебе пропитание. Впрочем, если Господь что-нибудь послал в твои руки, позаботься об этом, ибо ответишь пред Тем, Кто тебе это послал.

9. Из святого Варсонофия

Брат, который безмолвствовал в обители, спросил старца: — Одна вдова, которую притесняют, послала ко мне и про­сила написать доместику, чтобы он помог ей. Это породило во мне два помысла. Один говорит мне: «Ты пришел сюда, чтобы умереть для мира, и если напишешь доместику, то нарушишь заповедь». А второй внушает мне: «Если не напишешь ему, то нарушишь заповедь помогать нуждающимся». Скажи мне, отче, что мне делать?

— Если бы ты был мертв, — ответил старец, — и пришла к тебе вдова, которую притесняют, ты бы смог ей помочь? Разумеется, нет. И потом, если поможешь ей, то придет к тебе и другая: она попросит тоже самое – и ты опять нарушишь заповедь. Мертвый не заботится обо всем этом. И даже если будут на тебя роптать, тебе это никак не повредит.

ГЛАВА 25. О том, что зло легко и доступно и многие предпочитают его, особенно в наше время, а добродетель трудна и немногие ищут ее, но им-то и следует подражать, а на остальных не обращать внимания

1. Из патерика

 Однажды пришел один из братьев к авве Феодору Фермейскому и сказал ему:

 — Знаешь, а брат такой-то вернулся в мир.

— Тебя это удивляет? — спросил его старец. — Не удив­ляйся этому. Скорее удивляйся, если кому-то удастся избежать пасти диавола.

2. Старец сказал: «Лучше жить с тремя из тех, кто боится Господа, чем с тысячами тех, в ком нет страха Божия. Потому что в последние дни в обителях на каждые сто человек будет лишь несколько спасающихся. А из пятидесяти, боюсь, не най­дется ни одного: всех испортит стремление к трапезам, к чрево­угодию, к власти, к сребролюбию. «Ибо много званых, но мало избранных» (Мф.20. 16).

3. Он же сказал: «Если поселишься в каком-то месте и за­метишь, что у кого-то есть малое утешение, не обращай на него внимания. Но если кто беден, так что даже хлеба у него нет, не оставляй это так и утешь его чем-нибудь».

4. Авва Пимен с плачем просил авву Макария:

— Скажи мне слово, как спастись.

— Того, что ты просишь,— отвечал старец, — нет уже сре­ди монахов.

5. Авва Иоанн говорил:

«Один из старцев пришел в исступление, и ему было видение. Трое монахов стояли на берегу моря. И с другого берега был им голос, который сказал:

— Примите огненные крылья и идите ко мне. И двое обрели крылья и перелетели на тот берег. А третий остался и начал горько плакать и стенать. Тогда ему тоже были даны крылья, но не огненные, а слабые и бессильные. И он с большим трудом, то падая в воду, то с горьким плачем взлетая перелетел на тот берег. Вот так и этот род: даже если он получает крылья, то получает не огненные, а слабые и бессильные».

6. Святые отцы стали пророчествовать о последнем поко­лении и в недоумении сказали друг другу:

— Что сделали мы?

И авва Исхирион, великий подвижник, ответил:

— Мы исполнили заповеди Божий.

Тогда они сказали:

— А что сделают те, кто будет после нас?

— Они, — отвечал старец, — сделают половину того, что сделали мы.

— А те, что будут после них? — вновь спросили святые отцы.

— А то поколение, — отвечал старец, — вообще ничего не сделает. Но к ним будут приходить искушения, и кто окажется достоин, те будут выше нас и наших Отцов.

2. Из святого Ефрема

Любезный брат, когда увидишь, что те, кто старше тебя по постригу, пребывают в нерадении, будь осторожен и смотри за собой. А не то начнешь подражать им, пойдешь той же дорогой и будешь осужден вместе с ними на вечные мучения. И опять же, если будешь соблюдать воздержание, смотри, чтобы тебе не превозноситься над ними — а не то впасть в гордость и ста­нешь легкой добычей для врага. Словом, внимай себе и тщатель­но храни свою душу.

Ведь и нас самих оправдают или осудят не за чужие дела. Напротив, когда «обнаженными и открытыми»   (Евр.4. 13) приведут нас к Судии, каждый даст ответ за себя сам, каждый сам будет нести свое бремя. Посему хорошо, если мы всегда внимаем сами себе, берем пример с тех, кто ведет богоугодную жизнь, смотрим на них и подражаем им. А тем, кто не заботится о собственном спасении и думает только о внешней видимости, ты не завидуй. Иначе будешь, как тот воин, что был пленен противником — царские знаки несет он на себе, но рабски служит врагам царя. Потому что не лгал Сказавший: «Истинно, истинно го­ворю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха»  (Ин 8.34).

Внешняя видимость подобна листьям, а подвиг — плоду. Так что не смотри на внешность и не завидуй таким людям. Не говори себе: «Да разве я не лучше всех этих, погрязших в своих страстях!» Лучше подумай о сказанном в Писании, что «в боль­шом доме есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные, и глиняные, и одни в почетном, а другие в низком употреблении» (2 Тим 2. 20). И если не послушаешь Господа и будешь совершать дела греха, то ты — сосуд для низ­кого употребления. А если будешь творить дела Божий, то ты — сосуд избранный, честной, освященный, угодный Владыке и уго­тованный для всякого доброго дела.

Ищи общества добрых людей, а от общения со злыми ук­лоняйся. Потому что ни обманщик, ни разбойник, ни могильный вор не родились такими, а научились этому у людей, чей ум рас­тлил сатана. Ведь Бог все сотворил «хорошо весьма» (Быт 1. 31). Так что пусть не прельщают тебя ни бани, ни напитки, ни ры­ночная суета, ни наслаждения, а иначе будешь попадать в смер­тельную опасность.

Всегда помни о скорби грешников и бойся оказаться в их числе. Приходилось тебе когда-нибудь заходить в дом, где кто-то умер? Разве не спешил ты выйти, как только видел эти терза­ния и плач? По вещам временным можно судить о вечном. Ска­зано: «Дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее» (Притч 9. 9). Ради мира твоего внутреннего человека будь кроток в исполнении заповедей Божиих, но хитроумен, когда отра­жаешь козни лукавого и уклоняешься от вредных знакомств.

Не водись с шутами и пересмешниками, чтобы не было вреда твоему уму. Слова их — страшнее яда аспида для того, кто слу­шает их: старцев они приводят к ребячествам, а юношей толкают на беззаконные дела. Если же ты живешь в обители и замечаешь, как кто-то из братии неподобающе ведет себя или говорит небогоутодные вещи, не обращай внимания на них и на их слова.  Всегда имей пред своими очами Бога, по написанному: «Предзре Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да подвижуся» (Пс 15. 8). И пусть лукавый не внушает твоему сердцу такие мысли: «Эти старцы столько лет провели в монастыре и в подвигах, а так скверно ведут себя. Что уж делать мне, если я еще младше их!» Но слушай, что говорит Господь: «Много зва­ных, а мало избранных» (Мер 22. 14), и еще: «Мало спасаю­щихся» (Лк 13. 23).

Будь и ты с теми, кого мало, но кто избран, а не с теми, кого много и кто погибает. Потому что те, кто творит лукавство где бы то ни было: в монастыре или в любом другом месте, оста­ются сынами лукавого и подобны плевелам среди пшеницы. А ты стань пшеницей, чтобы тебя собрали в житницу Господню, а не сожгли, как плевел, в огне неугасимом. Вспомни о том, что праведный Лот жил в Содоме, но сладострастие и порочность жителей не совратили его. Потому он и был спасен, как об этом написано: «Ибо сей праведник, живя между ними, ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела беззаконные» (2 Пет 2. 8). И далее: «Знает Господь, как избавлять благо­честивых от искушения, а беззаконников соблюдать ко дню суда» — и прочее (2 Пет 2. 9).

Лот, хотя и жил с такими людьми, не погиб вместе с ними, а Гиезий служил пророку Илии и впал в грех. Точно так же и Самуил был у Илии и жил рядом с его детьми. Но те погибли, а он спасся, потому что искренне любил Господа и не завидовал беззаконным (Пс 36. 1). А Иуда следовал за Господом вместе с другими учениками и предал Его в руки беззаконников.

Так что каждый из нас должен всегда следить за собой. И если мы живем рядом с праведниками, то будем смотреть на них и сами стараться жить праведно, коль скоро рядом такие приме­ры добродетели. А если живем с грешниками, то постараемся не только не завидовать их делам, но и указывать им путь ко спасе­нию собственной доброй жизнью.

Кто-нибудь скажет: я, дескать, человек немощный и малодушный, и те, кто ведет рассеянный образ жизни, легко увлекают меня ко злу. Но пусть он обратится к Писанию, начнет подражать житию святых отцов — и будут к нему благоволить и Бог и люди. Пусть он посещает тех, в ком есть страх Божий и кто умеет врачевать души, и все, что они говорят, будет принимать с ревностью и исполнять на деле. Тогда он вскоре принесет плод, ибо сказано в Писании: «спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Втор 32. 7).

Нужно еще знать, что, если кто, живя в обители, небрежет о собственном спасении и поступает во вред ему, он будет нести еще более тяжкие мучения: не только за себя, но и за тех, кто погиб по его вине и кому он подавал пример легкомыслия и ис­порченности. А кто стремился к добродетели и заботился о соб­ственном спасении, тот будет удостоен на небесах великой сла­вы. Потому что он стал примером добродетельной жизни для своих собратий и собственной ревностью побуждал тех, кто был более нерадив, к исполнению заповедей.

Кто в боевом построении стоит впереди и первым проры­вает строй противника, того награждают больше других. Так и тот, кто неусыпно творит дело Господне и многим подает полез­ный пример: он будет больше прославлен Богом.

3. Из Пандекта Антиоха

Как оса поедает труд пчел, так легкомысленный брат ли­шает благочестивого смысла совместную жизнь. И как трусливый солдат развязывает руки врагу, так нерадивый монах ослаб­ляет волю братии. Посему он получит от Бога наибольшее осуж­дение.

И лучше, любезные братья, жить среди малого количества богоугодных людей, чем среди множества тех, кто презирает за­поведи Господни. Потому что там, где есть страх Божий, — там любовь и единомыслие, и Бог обитает с такими людьми. Но где нет страха Божия — там раздоры и зависть. А где зависть да ненависть, там радуется лукавый. Так что предпочтительней обитать среди немногих, но доброго нрава, чем среди множества людей испорченных. И божественные Писания заповедовали нам то же самое. Ведь говорит же премудрый Сирах: «не желай их множества негодных, если нет в них страха Господня. Лучше один праведник, чем тысяча грешников. В сборище грешников возгорится огонь» (Ср.: Сир 16. 1-7. Цитата неточна). А другой сказал: «Не желай множества нечестивых… Когда они умножаются, не радуйся на них, если нет в них страха Господня. Не надейся на жизнь, ибо оплачешь их прежде их смерти. Лучше один праведник, творящий волю Божию, нежели тысяча грешников и нежели иметь детей нечестивых. Ибо от одного разумного населится город».

4. Из аввы Марка

Когда увидишь, что два плохих человека привязаны друг к другу, знай, что они потакают вожделениям друг друга. Гордец и человек тщеславный легко споются: гордец будет хвалить тщес­лавного за то, что тот рабски пресмыкается перед ним. А тщес­лавный будет ублажать гордеца за то, что тот постоянно хвалит его. Но ты будь от них подальше, чтобы тебе не было от них вреда.

5. Из патерика Брат спросил старца:

— Если я увижу, что кто-то из моих собратий возвращает­ся в мир, как мне не соблазниться?

— Ты должен, — ответил старец,— брать пример с собак, которые гонят зайцев. Как только одна из собак заметит зайца, она начинает гнать его, и если ей не помешать, то загонит. А остальные видят не зайца, а пса, который его гонит, и какое-то время бегут вместе с ним. Когда же поймут, что зайца нет, воз­вращаются назад. Но тот пес, что заметил зайца и гонится за ним, не прекращает бежать, пока не загонит. И он не смотрит ни на тех, что повернули назад, ни на овраги, ни на бурелом, ни на колючки, — все это не останавливает его: он все время бежит к цели и видит перед собой только убегающую добычу. Вот так и тот, кто ищет и стремится достигнуть Владыки Христа: он всегда взирает на Крест и ни на что больше не обращает внимания. И тогда все случающиеся соблазны проходят мимо него — до тех пока он не достигнет Распявшегося и Тот не поселится и не станет жить в его душе.

6. Из святого Ефрема

Враг пытается восстановить нерадивых братьев против тех, кто более ревностен. Но ревностные братья, если будут внима­тельны и понесут ради Господа немощи нерадивых, обретут чрез них духовную пользу.

Кто творит милость ближнему, тот обретет милость у Гос­пода. Но тому, кто не творил милости, нет милости на суде. Не содействуй брату в его грехе, но постарайся, если сможешь, спа­сти его от греха, чтобы ваши души были живы о Господе. Пусть страх Божий будет всегда пред глазами твоими — и грех не овла­деет тобой.

ГЛАВА 26. О том, что приступающих к монашеской жизни нужно принимать после долгого искуса, потому что те, кто был принят после искуса, по большей части и оказываются самыми опытными, а также о том, что им нужно позволять

1. Из жития святого Пахомия

Еще когда святой Пахомий был молод, сердце его воз­горелось любовью к Богу и он решил стать монахом. Тогда-то он и узнал об одном пустыннике по имени Паламон, который жил в уединении, и отправился к этому пус­тыннику, чтобы жить у него. Он подошел к его келии, что была рядом с пустыней, и начал стучать в дверь. А старец от долгих подвигов и уединения был очень суров. Он приоткрыл дверь и спросил Пахомия:

— Чего ты хочешь и кто тебе нужен?

— Бог послал меня к тебе, чтобы ты сделал меня монахом, — ответил ему Пахомий.

— Не можешь ты быть монахом, — говорит ему старец. — Подвиг монаха — нелегкая вещь. Многие приходили сюда, но, так и не выдержав, сдавались.

— Не все люди одного нрава, — возразил Пахомий. — Прими меня — и убедишься со временем.

— Я сказал тебе, что ты не сможешь! — ответил старец. Иди в другое место и начни подвизаться там. Затем приходи сюда, и я тебя приму. И потом, — прибавил он, — я живу здесь в строгости. Благодатью Божией я не вкушаю ничего, кроме хлеба и соли, а от масла и вина воздерживаюсь совсем. Пол­ночи я бодрствую в молитве и изучении Слова Божия, а иногда и целую ночь.

Когда Пахомий услышал это, строгость отповеди внушила ему уважение. Но благодать Божия побуждала его к тому, что­бы твердо переносить любые тяготы, и он сказал старцу:

— Верую Господу, что Он даст мне силу и терпение и я твоими святыми молитвами окончу свою жизнь здесь.

Тогда святой Паламон прозорливо увидел веру и стремле­ние Пахомия к спасению. Он открыл дверь, впустил его внутрь и облек в монашеский образ. И оба стали жить, подвизаясь оди­наково и проводя время в молитвах. При этом их рукоделием было прясть шерсть и делать мешки. Но работали они по апо­стольской заповеди: не ради собственного покоя и не для собира­ния денег, но для пропитания нищих. И Паламон, видя неизмен­ное послушание Пахомия и его преуспеяние в подвиге, очень этому радовался и прославлял Бога.

2. Из того же жития

Святой Пахомий постоянно молился о том, чтобы сверши­лась на нем воля Божия. И вот через какое-то время, когда он бодрствовал и молился о том же, явился ему ангел Божий и сказал:

— Воля Божия в том, чтобы служить Ему и примирять с Богом род человеческий.

И, повторив это трижды, ангел оставил его. Тогда Пахо­мий возблагодарил Бога и, убедившись в достоверности виде­ния, стал принимать тех, кто с покаянием прибегал к Богу. Пос­ле долгого искуса он давал им монашеские одежды, при этом запрещал им все житейское и постепенно вел их ко все большим подвигам.

3. Из жития блаженной Феодоры

Блаженнейшая из женщин, Феодора, решила отречься от мира и всего, что в нем, дабы мудрыми помышлениями низложить лукавого. А чтобы скрыться от мужа, который усердно искал ее, она переоделась в мужскую одежду. Затем она пошла в мужской монастырь, что был в восемнадцати поприщах от Александрии. Там Феодора стала за воротами и просила впустить ее и принять в число подвизающихся. В монастыре, хотя посчитали ее мужчиной, а не женщиной, все же сказали, что сначала она должна всю ночь провести под открытым небом и тем самым явить братьям доказательство своего воздержания. Феодоре было известно, что ночью там бродит много зверей, поскольку место было пустынным и совершенно диким. Тем не менее она не только с радостью приняла сказанное, но и исполнила его на деле: всю ночь провела у ворот в ожидании. Ибо Тот, Кто в древние времена укротил ярость львов ради Даниила, предвидел, какой степени добродетели дос­тигнет святая, и сохранил ее невредимой от зверей. И сами мона­хи, испытав ее, поняли это и решили, что ее присутствие у них угодно Богу. После того как она была с радушием принята, наме­стник монастыря стал тщательно выспрашивать у нее, кто она и почему обратилась к монашеской жизни.

— Не лежат ли на тебе какие-то долги, — спрашивал он, — или, может, ты уличен в убийстве, или не знаешь, как прокор­мить детей, и потому оставил мирской образ жизни?

— Ни по одной из этих причин, — отвечала Феодора, — но лишь для того, чтобы уйти от мирской суеты и оплакивать соб­ственные грехи.

— Как тебя звать? — вновь спросил ее игумен.

— Феодор мне имя, — ответила мужественная женщина.

— Не думай, брат Феодор, — сказал он, — что ты будешь жить здесь без всякого труда. Но если хочешь принять на себя иго послушания, знай, что ты будешь служить братьям во всех их нуждах. В самом монастыре ты будешь смотреть за овощами и зеленью, а также носить воду и поливать их по необходимости. Кроме того, ты будешь служить и внешним нуждам монастыря. А если тебе скажут отправиться в город по какому-то делу, ты не должен отказываться. И пусть это не будет тебе оправданием в том, чтобы оставить свой труд подвижника: Напротив, ты дол­жен неукоснительно пребывать в посте и молитве, каждый день по обычаю петь вечерню и утреннее славословие. Помимо этого, ты не должен опускать ни одной из тех служб, что именуются часами. Также ты должен преклонять колени и этим смирять свое тело против нападений тех, кто воюет с нами.

Все это блаженная внимательно выслушала и приняла как нечто радостное для души, а затем пообещала, что все будет делать с большой охотой. Так она присоединилась к уставу этого благого обиталища монахов. А поскольку надлежало исполнять беты, которые она дала Богу, Феодора не стала прибегать к оправданиям и лени, а распрощалась со всеми плотскими помышлениями и приступила к трудам.

 Так на протяжении восьми лет она поливала зелень и ово­щи, которые по мере потребностей отдавала в монастырь. Каж­дый день она занималась помолкой зерна, замешивала тесто и без промедления пекла хлебы. Также она варила овощи — ими питаются те, кто стремится умертвить свое тело. При этом она всегда присутствовала на службах, которые совершались в церк­ви, и в этом тоже было видно благочестие ее души.

Но хотя она и избрала столь трудный образ жизни и заня­тий, помысел о прежнем прегрешении не оставлял ее в покое. А после своих ежедневных послушаний, когда наступала ночь — время для сна и небольшого отдыха, — Феодора била себя в грудь, понуждая к плачу, и говорила:

— Господи, прости мне тот грех, который погубил красоту моего целомудрия.

Закупкой масла, зерна — всего необходимого для монасты­ря — и их перевозкой на верблюдах занималась тоже по большей части она. Словом, не было ни одного тяжелого послушания, в котором Феодора не оказывалась более ревностной, чем все дру­гие.

4. Из жития святой Мелании Римлянки

В Иерусалиме, близ Елеонской горы, святая Мелания ос­новала обитель. В ней жило более чем девяносто дев. Игуменьей она поставила ту, что выделялась среди всех словом и образом жизни. Сама же святая была ко всем услужливой, как простая служанка, и ласковой, как родная мать. С несказанным смире­нием наставляла она их ко спасению. И, между прочим, она го­ворила им о послушании и о том, что нужно повиноваться влас­тям; что и в мирских делах все держится на том, что царь остает­ся Царем, а подданный — подданным. А если это упразднить, то упразднится и само устроение общества и вместе с именами смешаются и сами понятия. К этому она добавляла такой пример.

Однажды один брат пришел к великому старцу, желая стать его учеником. Старец, чтобы сразу показать, каким должен быть ученик, приказал ему изо всей силы бить и пинать статую, что стояла неподалеку. Когда юноша повиновался, старец спросил его, не сказала ли что-то в ответ статуя, не возмущалась ли она. Тот ответил, что ничего этого не было. Тогда старец велел ему опять бить ее, а к побоям прибавить оскорбления. Трижды брат делал это, но статуя так и осталась бездушной и безгласной статуей. Тогда старец сказал:

— Это дерево молчит, как его ни оскорбляй. Вот так и ты, если можешь терпеть то же самое и ничего не возражать — сме­ло приходи и вкуси нашего образа жизни. А если нет, то даже не думай остаться с нами.

5. Из Палладия

Ученик Антония Великого Кроний рассказывал мне о том Павле, который за свое удивительное незлобие и простоту нрава был назван Препростым.

«В одном селе, — рассказывал он, — жил человек по имени Павел, земледелец. Он женился на женщине красивой, но раз­вращенной. Она предавалась распутству с другим, и Павел дол­го ничего не знал, потому что был чист нравом и никогда не по­дозревал плохого. Как-то раз Павел возвращался с поля. Он зашел в дом и случайно застиг обоих на месте преступления. С кроткой улыбкой он окликнул их и говорит:

— Ладно, ладно, это и вправду не мое дело. Только, ради Христа, между мной и этой женщиной отныне — ничего обще­го. Давай забирай к себе ее и ее детей, а я пойду и стану мона­хом.

И, не сказав никому ни слова, он обошел восемь монасты­рей. Так он пришел, наконец, к блаженному Антонию и посту­чал к нему в дверь. Великий вышел и говорит ему:

— Что тебе надо?

— Я хочу стать монахом, — говорит ему Павел.

— Ты уже старик, тебе шестьдесят лет, — отвечает ему Антоний. — Ты не можешь здесь быть монахом. Иди в деревню и работай, живи в трудах и благодари Бога. А сносить тяготы пустыни ты не сможешь.

— Я сделаю все, чему ты меня научишь, — сказал Павел.

— Я же сказал тебе, — говорит Антоний, — что ты не мо­жешь быть монахом. Раз уж ты хочешь быть монахом, пойди в обитель, где много братьев и где могут сносить твои немощи. А я живу здесь один, ем раз в пять дней, и то не досыта, впроголодь.

Такими и подобными речами он пробовал запугать Павла, но тот не поддавался. Тогда Антоний вошел в пещеру, закрыл дверь и три дня не выходил из нее. Павел сел у двери и принялся ждать. На четвертый день Антонию понадобилось выйти наружу. Он открыл дверь, вышел и увидел Павла.

— Старик, иди отсюда, — говорит он ему. — Что ты мне надоедаешь? Ты не можешь здесь жить.

— Я уже не могу никуда идти, — говорит Павел, — а если умру, то только здесь.

Антоний окинул его взглядом и видит, что у старика нет с собой ничего съестного: ни хлеба, ни воды, ни чего-то еще — а между тем тот уже четыре дня без еды. Тогда Антоний испугал­ся, что был немилосерден к старцу и, если тот умрет, это падет на его душу. Он впустил Павла внутрь, замочил финиковые вет­ви и говорит ему:

— Бери и плети веревку, как я плету.

Старец с большим усердием плел до девятого часа и сплел пятнадцать оргий (мера длины). Антоний посмотрел, как сплетено, и ему не понравилось. Он подошел и говорит:

— Плохо сплел. Расплетай и плети заново.

Как я сказал, Павел уже четыре дня ничего не ел и к тому же был стар, но Антоний сказал это, чтобы испытать его воздержание. Павел расплел и снова сплел те же самые ветви. Плел он, правда, с большим трудом, потому что ветви от первого пле­тения уже закрутились. Антоний увидел, что старец не впал в малодушие, что он ни на миг не вышел из себя и даже не изменился в лице. Тут он сжалился над Павлом. Зашло солнце и говорит Павлу:

— Отец, хочешь, перекусим немного?

— Как ты скажешь, авва, — ответил Павел.

Антонию это понравилось и того больше: Павел не бросился тотчас, лишь только предложили есть, но оставил это на его волю. Тут он говорит Павлу:

— Поставь стол.

Тот послушался. Антоний принес четыре сухаря, каждый унций по шесть, и замочил их: один себе, а три Павлу. После этого он начал псалом, который обычно пел. Он спел его двенад­цать раз и двенадцать раз помолился, чтобы и тут испытать Пав­ла. Однако Павел охотно молился вместе с ним. Когда они за­кончили молитву и сели есть, был уже глубокий вечер.

Антоний съел один сухарь, а к другому не притронулся. Старик же ел медленней, и у него еще оставался тот сухарь, ко­торый он начал. Антоний подождал, пока тот закончит. Когда Павел доел сухарь, Антоний говорит ему:

— Съешь, отец, еще сухарь.

Павел говорит ему:

— Если ты будешь есть — тогда и я. А если ты не ешь, то и я не буду.

— С меня хватит, — ответил Антоний. — Я же монах.

А Павел в ответ:

— И с меня хватит. Я тоже хочу быть монахом.

Тогда они встали. Антоний снова прочел двенадцать мо­литв и двенадцать псалмов, и Павел молился вместе с ним. По­том они немного поспали до полуночи, а в полночь поднялись и пели псалмы до утра. Антоний увидел, что старец во всем охотно следует за ним, и говорит ему:

— Смотри, брат, если сможешь так каждый день, то ос­тавайся со мной.

Павел ответил ему:

— Если ты думаешь показать мне что-то большее, то не знаю. А все, что ты делал при мне, и мне делать нетрудно.

Через несколько месяцев великий полностью убедился, что Павел совершен душой, бесхитростен и чист. Содействием Божией благодати Антоний построил для него келию в трех-четырез милях от своей и говорит Павлу:

— Ну вот, с Божией помощью ты теперь монах. С этого дня живи у себя, чтобы получить опыт брани с бесами.

Так Павел прожил наедине год. Он достиг вершин подвига добродетели и удостоился дара изгонять бесов и исцелять. Однажды к Антонию Великому привели юношу, в кото­ром был один из начальствующих бесов — он даже хулил небеса. Антоний присмотрелся к юноше и говорит тем, кто привел его:

— Это дело не по мне. Это высший чин бесов, у меня нет против него дара. Дар этот есть у Павла Препростого.

Затем Антоний пошел вместе с ними к Павлу и говорит ему:

— Авва Павел, изгони беса из человека. Пусть он вернется здоровым и славит Господа.

Павел спрашивает его:

— А ты сам что же?

— А у меня нет времени, — отвечает Антоний, — у меня еще другие дела.

И, оставив отрока там, Антоний вернулся в свою келию.

Павел встал и помолился. Затем он подозвал одержи­мого и говорит:

— Авва Антоний сказал, чтобы ты вышел из человека и дал ему прославлять Господа.

Бес начал сквернословить и кричать:

— Болтун, старый обжора, не выйду!

Павел взял свою милоть, начал бить ею больного по спине и приговаривать:

— Авва Антоний сказал, выходи.

 Бес только пуще стал поносить Антония с Павлом.

— Лентяи, объедалы, алчные монахи! — кричал он. — Все вам своего мало! Что вам за дело до нас, зачем вы нас мучаете?

— Так ты не выходишь? — говорит Павел. — Сейчас пойду расскажу Христу, и что Он тогда с тобой сделает!

Свирепый бес ответил хулой на Господа и крикнул:

— Не выйду!

Тут уж Павел Препростой разгневался на беса и в самый полдень вышел из своей келии. Полуденная жара в Египте, осо­бенно в тех местах, — это прямо-таки Вавилонская пещь. Павел стал на скале, как столп, и начал молиться:

— Иисусе Христе, распятый при Понтийстем Пилате, Ты видишь, что я не сойду с этого камня, не буду ни есть пить, пока не умру, если не услышишь меня теперь. Изгони беса из человека, избавь его от этого нечистого духа.

Лишь только сказал он это, как снизу, от келии, устами человека стал кричать бес:

— Ладно, ладно, против воли, но выхожу! Оставляю этого человека и больше не вернусь! Даже не знаю, куда мне идти — смирение и простота Павла гонят меня!

И тотчас нечистый дух вышел: он принял образ огромного змея локтей семидесяти, а затем сразу уполз к Красному морю.

Вот что совершил Павел своим смирением и простотой. Этим Бог показал, какой чести и славы Он удостаивает людей бесхит­ростных и смиренных. Бес, которого не мог изгнать Антоний Ве­ликий, был вскоре обращен в бегство простотой и смиренномудри­ем Павла. И это при том, что Павел подвизался только один год! Исполнилось на нем реченное Святым Духом: «На кого л при­зрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис 66. 2). Случалось, что более низкие из лукавых духов изгонялись верой людей новоначальных. Но выс­шие из бесов бегут от тех, в ком больше смирения».

6. Из Палладия

Святой Пахомий непрестанно молился, да свершится на нем воля Божия. Через какое-то время, когда он все еще бодрство­вал и молился об этом, ему явился ангел Господень и сказал:

— Воля Божия в том, чтобы служить Ему и примирять с Богом человеческий род. Поэтому принимай к себе тех, кто об­ращается к Богу с покаянием, и руководи ими по тому уставу, который я тебе дам.

И, сказав это, он дал Пахомию медную доску, на которой было написано следующее:

«Позволяй каждому есть и пить по его силе. Не запрещай ни поститься, ни есть. Но более тяжелую работу поручай тем, кто сильнее и больше ест, а более легкую — тем, у кого подвиг больше и кто слабее. В одной обители сделай отдельные келии, и в каждой келии пусть живет по три человека. Трапеза пусть у всех будет в одном и том же здании. Спать лежа они не должны. пусть сделают себе каменные стасидии с пологими спинками, положат на них свою постель и так спят.

Если придет странник из обители, где иной устав, он не должен ни есть, ни пить вместе с братьями, ни даже входить внутрь обители, если только он не в дороге. Но если он пришел надолго, чтобы жить с ними, то до трех лет не следует допускать его к подвигу. Пусть выполняет более тяжелую работу и лишь потом, когда пройдут три года, вступает на поприще. Братья пусть носят куколи из ткани, как у детей, а на куколях красным дол­жен быть начертан крест. Этими куколями они должны покры­вать головы во время еды, чтобы брат не видел жующим другого брата. Во время еды не должно разговаривать или смотреть куда-либо кроме стола и тарелки».

Также ангел предписал братьям каждый день творить две­надцать молитв днем, двенадцать в вечернее время, двенадцать ночью и три на девятом часу, а после каждой молитвы петь пса­лом.

Великий Пахомий возразил ангелу, сказав, что молитв мало. Ангел ответил ему:

— Столько молитв я установил, чтобы успевали те, кто младше, и не скорбели. Тем, кто совершенен, нет нужды в зако­не: они пребывают в келиях наедине и всю свою жизнь посвяща­ют божественному созерцанию. Но закон я положил для тех, чей ум еще неопытен, чтобы они, как нерадивые слуги, хотя бы из страха выходили навстречу Владыке и стало видно произво­ление каждого.

Изложив все это и исполнив поручение, ангел ушел. Мона­стырей, которые приняли этот устав, теперь семь. В них собрано до семи тысяч братьев, которые занимаются ремеслами всякого рода. От их трудов живут не только они сами, но и женский монастырь, что по ту сторону Нила (а в нем четыреста сестер). Помимо этого, они часто уделяют избытки узникам и нуждаю­щимся.

7. Из святого Ефрема

Брат, если хочешь стать монахом, прежде всего утвердись в мысли, что ты уже расстался с этой жизнью, и смотри на этот мир и на славу его, как на упавший шатер. Если ты не приведешь себя в такое состояние, ты не сможешь жить по-монашески и побеждать те страсти и те мирские вожделения, которые низводят людей к погибели. Ибо не лжет Тот, Кто сказал: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня тот обретет ее» (Мф 16. 24—25).

Помни: того, кто посвящает себя Господу, ждут искуше­ния, скорби, труд, пренебрежение собой, нагота, невзгоды, пре­зрение и тому подобное. Именно так испытывается терпение че­ловека и становится видным его стремление к Богу. И во всех этих искушениях одерживает победу тот, кто всею душой по­винуется руководству своего о Господе игумена. Ведь Бог тре­бует от нас лишь искреннего произволения и Сам наделяет нас силой. И тогда нам даруется победа, по написанному: «Защититель есть всех уповающих на Него» (Пс 17. 31).

Говорю тебе это наперед, чтобы ты, если приступишь к делу и столкнешься с этим, не раскаялся бы и не сказал: я, дескать, и не знал, что такое может со мной случиться. Напро­тив, теперь ты знаешь заранее то, что тебе предстоит встре­тить, и можешь подготовить к этому свой разум. Трудно не фун­дамент положить, но построить здание: чем выше становится по­стройка, тем больше сложностей она доставляет строителю — до тех пор, пока она не окончена. Услышь слова Спасителя: «Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить?» (Лк 14. 28— 30). Потому что даже у солдат война — на короткое время, а у монаха — до тех пор, пока он не отойдет ко Господу.

Поэтому следует положить начало труду со всем возмож­ным рвением, терпением и трезвостью. Если, дорогой брат, ты берешься убить льва, то обрушься на него со всей силой, а не то он раздавит твои кости, как глиняный горшок. И если бросишь­ся море, то не падай духом, пока не выберешься на сушу, а не то камнем пойдешь ко дну. И если сегодня ты стоишь перед вратами и говоришь: «Вытерплю все!» — не отрекись от этого завтра на деле. Потому что ангелы Божии незримо стоят рядом и слышат все, что исходит из уст твоих. Ты видишь, брат, что никто тебя не принуждает, но ты сам, по своей воле и искренне, принимаешь обеты. Поэтому впредь не нарушай обещаний, дан­ных Богу, ибо Он «погуби вся глаголющия лжу» (Пс 5.7).

Если ты, дорогой брат, положишь благое начало, то и ста­рость твоя будет радостной, и будешь ты, как светильник, про­свещающий многих на пути Господнем. Так что положи прочное начало, чтобы можно было возвести здание в высоту. А если ты пришел к монашеской жизни, оставив почести жизни мирской, то храни себя от беса тщеславия, а не то он овладеет тобой и низвергнет в погибель. В том, чтобы повиноваться Господу и делать добро своими руками, для тебя нет стыда. Потому что те незначительные тяготы и скорбь, которые ты терпишь ради Гос­пода, становятся залогом твоей вечной жизни. Да что я говорю! Что обменять драхму на тысячи золотых талантов — то же зна­чат и все невзгоды монашеской жизни в сравнении с грядущей славой, а она явится в тех, кто борется и страдает. Так что отда­ешь ты мало, а получаешь много.

И коль скоро ты отдан в послушание игумену, не думай про себя: «Я сын богатых и знатных родителей, а этот — из незнат­ных, безвестных и нищих, а может статься, и от рабов». Или: «Ему неизвестна мирская мудрость, а я в ней сведущ — так как я могу быть в подчинении у такого? Ведь это оскорбление для меня, если я это сделаю!» Не думай об этом, дорогой брат, и даже мысли не допускай об этом. Потому что тот, кто так думает, еще не совлекся ветхого человека, гибнущего в своих ложных вожде­лениях. Так что будем, дорогой брат, терпеть, словно бы Сам Бог отдал нас в рабство единодушным с нами братьям, — и мы удостоимся свободы праведных. Будем помнить о Владыке вся­ческих, Который, будучи богат, обнищал ради нас, чтобы мы обогатились Его нищетой. Он слыл и самаритянином, и беснова­тым — чтобы исцелить наше безумие. Посему не стыдись покорить свою выю этому благому игу — и твоя душа найдет успокоение. А еще выслушай об этом притчу.

Два борца вышли одновременно бороться со своими противниками. Из них один был одет в роскошную одежду, а другой рубище. Но и тот, и другой сняли с себя то, что на них было вышли на поприще обнаженными. Так неужели тот, на ком была роскошная одежда, станет предъявлять ее во время состязаний и это поможет ему в борьбе с противником? Или он скорее оставит ее, раз уж в состязании от нее нет никакой пользы, и в борьбе с противником выкажет все свое мужество, силу и выучку? Так и ты не думай о том, что оставил. Здесь все оставили то, что имели и совлеклись ветхого человека, чтобы облечься в нового. Так что запасись смирением и помни, что ты вышел на борьбу обнажен­ным, как и другие борцы, а также помни о написанном: «что высо­ко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк 16. 15). И не кичись мирской мудростью, потому что сказано: «Мудрость мира сего есть безумие пред Богом». И еще: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (Кор 3.18-19).

Поэтому забудь о своей прежней жизни, чтобы ты мог с дерзновением просить у Бога отпущения и твоих прежних гре­хов. А раз уж ты отверг ветхое и смирил свой ум, то собирай «богатство неветшающее» в служении братиям и заботе о них. И если ты чистишь стойла от навоза, то думай и о том, как очи­стить от мирских желаний и своего внутреннего человека. А если чистишь золу на кухне, то вспомни слова Пророка: «Пепел, яко хлеб, ядях, и питие мое с плачем растворях» (Пс 101.10). И когда смотришь на тленное пламя, думай о том вечном огне, ко­торый будет пожирать грешников, — и восплачь обо всем, в чем согрешил.

Словом, ко всякому делу, к которому приступаешь, при­ступай со смиренномудрием и с добрым расположением — и тог­да ты получишь большую пользу и привлечешь к себе благодать Божию. Ибо сказано, что «Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» (Притч 3. 34). А если работа сильно изнуряет тебя, то подумай о тех, кто обречен на ссылку, каторгу или горькое рабство, — и подчинись своему о Господе игумену. Потому что рабство, которому ты отдал себя, — не для людей, а ради Господа. Разве тот, кто терпит бесчестие или тяготы ради царя не находит в оскорблении честь, а в труде — успокоение? Если же нам не угодно понести бесчестие и труд ради Господа, то как мы уйдем из этого мира?

Кому, дорогой брат, даны честь и счастье пострадать за Господа? Но если ты терпишь за Него, то знай, что отдаешь мало, а получаешь много. Терпение нам нужно, чтобы сотворить волю Божию и получить обетование. Ибо Он сказал: «Претерпевший до конца спасется» (Мф 10. 22).

Впрочем, если так должны смиряться те, кто оставил рос­кошь, то как нужно уничижать и смирять себя тем, кто пришел к монашеской жизни от жизни тяжелой и бедственной! Даже если их предпочтут другим, они должны выказывать всевозможную кротость и смиренномудрие. Они должны постоянно думать и помнить о благодеяниях Господа, о том, от каких тягот века сего Он избавил их. А иначе их ум рассеется, они забудут о своем прежнем бесчестии, возгордятся, и за их неблагодарность к Бла­годетелю им будет сказано: «Человек в чести сый не разуме, приложися   скотом   несмысленным   и   уподобися   им» (Пс48.13).

Так что, возлюбленные, во все дни наши в глубоком смире­нии будем работать Господу, который «восставляет от земли нищего и от гноища возвышает убогого» (Пс 112. 7), чтобы Он и после нашей кончины удостоил нас той славы, которая ожи­дает кротких и смиренных. Ибо написано: «Господь воздает излише творящим гордыню» (Пс 30. 24).

8. Из аввы Кассиана

Во всех общежительных монастырях Египта и Востока со­блюдаются следующие канонические предписания. Тот, кто при­шел в обитель и желает стать монахом, принимается в монастырь, лишь когда проявит как можно больше терпения и этим на деле докажет свое стремление к Богу, смирение и великодушие. Ког­да его испытают в этом, его принимают в монастырь. Затем ему дают наставление, что не следует держать у себя ничего своего — и он оставляет все свое прежнее имущество. Отныне ему не позволяется носить даже ту одежду, в которой он пришел. Собираются все братья, его выводят на середину и снимают с него прежнюю одежду, а затем его своими руками облачает авва в монашеские одежды. Это знак того, что отныне он обнажен от всего мирского, от гордости и надмения, и облачился в нищету Христову, а также что он может без всякого стыда и на равных считать себя в числе братии.

Одежду, которую он оставил, эконом обители забирает к себе. Он долгое время хранит ее отдельно, пока новый брат в искушениях не покажет свое преуспеяние, подвиг и терпение. И если найдут, что брат способен устоять в этом и удержать ту ревность и горячность, с которой начинал, то причисляют его к остальным. А если узнают, что он впадает в ропот или грешит непослушанием, то вновь снимают с него монастырские одежды, одевают на него мирское и изгоняют из обители. Из-за такой строгости нелегко выйти из монастыря всякому, кто захочет. Лишь того, кто вовсе не хранит своих обетов, одевают в мир­скую одежду и в таком виде отпускают из монастыря.

Даже когда принятый брат будет испытан, как мы сказали, по всей строгости и окажется безупречным, ему не позволено сразу присоединяться ко всем братьям. Он передается в ведение того, кто назначен принимать странников. Новоначальный брат должен служить им и заботиться о них. А после того, как он целый год будет безупречно служить странникам и это укрепит его в смирении и терпении, его присоединяют ко всем братьям. (Затем тот старец, который принимает новоначального) ста­рается научить его, к чему приступить, чтобы достичь совершен­ной добродетели. Прежде всего, он учит его побеждать собствен­ные похоти, а для этого велит ему делать то, что противно воле брата. Отцы говорят, что обуздать свои похоти, овладеть гневом и скорбью, стяжать истинное смирение или даже просто в мире скончаться в обители вместе с братией сможет лишь тот, кто преж­де в послушании умертвил свою волю.

Далее, когда новоначальный преуспеет в этой науке, его учат не скрывать свои помыслы и сразу, лишь только они прихо­дят, открывать их своему старцу. Он не должен доверять своему сердцу или сам судить о них, но должен считать добром и злом лишь то, о чем так рассудил старец. В обителях у них соблюдает­ся такое послушание, что никто не дерзает даже выйти из келии без ведома аввы. И они так стараются исполнить приказанное, словно им это велел Бог.

Братья сидят по келиям и со всей ревностью занимаются рукоделием, чтением или молитвой. Чтобы созвать их на общую молитву или на какую-то работу, в дверь каждой келии стучит человек. Как только братья услышат стук, они тотчас все остав­ляют и идут куда требуется, потому что всеми силами стремятся к добродетели послушания. Эту добродетель они ставят превы­ше не только рукоделия и чтения, но даже безмолвия в келии и прочих добродетелей — все остальное для них второстепенно. Помимо этого, думаю, не стоит и говорить, что никто из них не имеет ничего, кроме коловия (короткая нижняя одежда с рукавами или без рукавов), имифория (короткая верхняя одежда из легкой тка­ни), сандалий, милоти (род грубого плаща из овечьей или козьей шкуры, иногда — из грубой ткани) и циновки. У них считается позорным говорить «моя книга», «мой грифель», «моя доска» или что-либо еще «мое».

Каждый из братьев собственным трудом и потом достав­ляет такой доход монастырю, что не только хватает на его соб­ственные нужды, но остается и на служение странникам и ни­щим. И хотя они и делают это, но никогда не хвалятся и не гор­дятся. Никто из них не требует себе за свои труды и усердие отдыха больше положенного и не заботится о том, чтобы приоб­рести что-нибудь для себя. Он считает себя пришельцем и стран­ником в этом мире — скорее слугой и рабом братьев, чем хозяи­ном какой-либо земной вещи. А если кто разобьет посуду или потеряет какую-то вещь, он исповедует авве свой грех нераде­ния. Раскаявшись, он получает прощение.

Но если кто идет на послушание или на молитву не тотчас, как его позовут; или отвечает грубо и дерзко; или же выполняет послушание с ропотом и небрежно; или предпочитает чтение ра­боте и послушанию; или по окончании молитвы не сразу бежит к своему делу; или с кем-то разговаривает без необходимости; или дерзко берет кого-то за руку; или погрешит в чем-то еще подобном — на того накладывается епитимия: в собрании всех брат он падает на землю и просит прощения за свой грех.

Есть и более тяжкие падения. Это презрение к другим, прекословие с гордостью, выход из монастыря без благословения аввы, общение с женщинами или мирскими людьми, гнев, рукоприкладство, вражда, злопамятство, сребролюбие (его называют проказой души), стяжание чего бы то ни было (кроме того что дает авва), воровство пищи и тайноядение, а также все прочие грехи такого рода. Если за кем-то откроется такой грех, он подвергается не той епитимий, о которой сказано, а более тяж­кой и строгой. Если же он и тут не исправится, его изгоняют из монастыря. И такое они проявляют смирение и ревность в по­слушании, словно рабы перед своими господами.

9. Из Постановлений святых апостолов

Тех, кто впервые приступает к таинству благочестия, диа­коны да ведут к епископу или пресвитерам. И пусть новопри­бывшие изложат причины, которые обратили их к Слову Гос­подню. А те, кто их привели, пусть своим свидетельством под­твердят сказанное ими. Кроме того, пусть тщательно рассмот­рят их поведение и образ жизни, а также рабы ли они или сво­бодные. Если кто-то из них раб, то пусть спросят его господина, поручится ли тот за него. И если нет, то да будет этому рабу отказано до тех пор, пока он не выкажет себя достойным перед господином.

ГЛАВА 27. О том, что не стоит всегда отвергать тех, кто отрекается от мира по случайным обстоятельствам. Также о том, что не следует полностью отказывать никому из тех, кто приходит в обитель и искренне просится жить с братьями, пока хорошо не узнаешь его. Поэтому лучше оставить его жить на некоторое время и испытать по предписанному. И если он останется при своем решении, то после искуса принять его, разве что и в самом деле не произойдет что-то противное божественным законам.

 1. Из Палладия

 Один юноша по имени Макарий, будучи лет восемнадцати, шутил со своими сверстниками и нечаянно убил человека. Это его потрясло, и он удалился в пустыню. Там он пришел в такой страх пред Богом и людьми, что целых три года жил под открытым небом в пустыне и ничего не чув­ствовал — а в тех местах никогда не бывает дождя. После этого он построил себе в пустыне келию. Прожил он в ней еще двад­цать пять лет и удостоился дара наслаждаться уединением и ни во что не ставить все бесовские козни.

 Я прожил с ним долгое время, узнал его историю и то, по чему он удалился от мира. Однажды я спросил его, с какими мыслями он вспоминает грех совершенного им убийства. Он ответил, что весьма далек от того, чтобы скорбеть о нем. Напротив, он даже рад тому поводу, которым стало это убийство. «Невольное убийство, — сказал он мне, — стало началом моего спа­сения».

 И он привел свидетельство из Писания о Моисее (Исх 2-3) Тот тоже испугался после убийства в Египте и бежал от фараона в землю Мадиамскую. Но если бы не это, он бы не пришел на гору Синай, не удостоился бы созерцать Владыку, не получил бы таких дарований и не записал слова Духа. Это указывает на то, что иногда кто-то даже против воли приходит ко благу и ему даруется высокое преуспеяние.

 2. Из святого Ефрема

 Если брат придет в монастырь по каким-то обстоятельствам, то пусть укрепит себя, да не овладеет им враг путем всевозмож­ных благовидных предлогов. Потому что враг будет ему вну­шать: «К чему тебе подвизаться в добродетелях и мучить себя, если тебе не будет воздаяния? Ты ведь не по собственной воле пошел в монахи. Не случись с тобой то-то и то-то, тебе бы не пришлось стать монахом, а сам бы ты этого ни за что не захотел. Так что незачем тебе напрасно трудиться — Бог все равно не наградит тебя за это». И прочее в таком же роде внушает враг брату, чтобы низвергнуть его в отчаяние. И если брат не придет в себя, не вспомнит благодеяний Божиих и не укрепится верой, то ум его ослепнет. Тогда он впадет в отчаяние и станет жить нерадиво, без страха Божия и в полном бесчувствии, пока не при­дет к полной гибели.

 Поэтому не надо слушать врага, когда он внушает это. Напротив, нужно еще более ревностно подвизаться в добродете­ли, при этом вспоминать о благодеяниях Божиих и говорить себе: «Душа моя, как много людей были удостоены прийти к такой праведной жизни лишь многими постами и милостыней! А я всю свою жизнь проводил в нерадении, и благость Божия удостоила меня столь благочестивой и безмятежной жизни, ибо человеколюбивый Владыка не посмотрел на бесчисленное множество моих прегрешений. Так что постараемся и мы, душа моя, сотворить дела, достойные покаяния! Да не осудят нас дважды — за то, что мы отвергли благодать Божию, и за то, что не соблюли обетов».

 Расскажу тебе, любезный брат, притчу об этом: пусть в тебе станет больше решимости и не смущает тебя помысел.

 В одной стране был богач. Он купил себе имение по ту сто­рону реки и тут же уехал. Перед отъездом он призвал своих ра­бов, разделил земли имения между ними и сказал им:

 — Идите каждый на свою долю и работайте, пока я не при­еду посмотреть, что вы сделали.

 И одни из них, кто был благодарен и предан, не ослуша­лись повеления хозяина — пошли и стали работать. А остальные, люди непокорные и строптивые, так ответили своему хозяину:

 — То, что ты сказал, мы слушать не будем, через реку пе­реправляться не будем и трудиться в твоем имении тоже не бу­дем!

 Хозяин не разгневался на всех этих людей, но приказал своим слугам выставить напитки. И так он напоил строптивых рабов и приказал некоторым из слуг забрать их, переправить через реку и оставить каждого на том наделе, что ему дал сам хозяин. Те сделали, как им было приказано, и доставили рабов каждого на свое место.

 После этого один из рабов протрезвел и обнаружил, что он — по другую сторону реки, на той земле, которую назначил ему хозяин. Он поразился этому и сказал себе: «Мой хозяин так меня любит, что не прогневался на мое непослушание и велико­душно доставил меня сюда. Пока я безмятежно спал, он пере­правил меня через эту большую и бурную реку и положил на моей части земли. Так буду и я работать в его имении со стара­нием и помнить о его терпении, доброте и тех благодеяниях, ко­торые он делал мне!» И раб стал так ревностно работать, что догнал и тех, кто пришел до него.

 Проснулся другой раб и обнаружил, что он — по ту сторо­ну реки, в имении своего хозяина. А был он лукавым и ленивым. И вот он говорит себе: «Так, значит, пока я спал, он переправил меня через эту большую и бурную реку… Оставлю его поле без плодов — посмотрим тогда, что он будет делать!» И он опять лег спать. И поскольку он все время спал, терновник и дикие травы так разрослись, что закрыли его.

 Через долгое время пришел хозяин посмотреть на работу каждого раба. И когда увидел работу тех, кто начал раньше всех, — похвалил их. Потом пошел к тому рабу, которого сам, пока тот спал, переправил через реку. И когда он увидел, что тот хорошо поработал, — порадовался за него и похвалил его. Затем пошел он к ленивому рабу посмотреть на его работу и обнаружил, что тот спит, а терновник полностью покрыл его. Тогда он позвал его и грозно ему сказал:

 — Раб лукавый и ленивый! Почему ты оставил мое поле бесплодным? Разве ты не знаешь, что я переправил тебя через реку, пока ты спал, положил тебя на твоей доле земли и даже не стал наказывать за твое прежнее непослушание? Разве не дол­жен был ты взять пример со своего собрата, которого я также переправил через реку?

 А тот молчал и не знал, что сказать в свое оправдание. Тогда их хозяин поступил с каждым так, как заслуживали его дела.

 Итак, знай, что богач — это Христос, а имение — это вера. Опьянение — это превратности жизни. А бурная река — богат­ство века сего и его обманы. Послушные рабы — те, кто отрекся от мира по любви к Богу. Тот, кто протрезвел, — сластолюби­вый человек, который пришел к монашеской жизни по превратно­стям судьбы, но трудился, исполняя волю Божию. А ленивый раб — это человек, который также принял монашество по обсто­ятельствам и вынужденно, но после отверг милость Божию и был нерадив к собственному спасению.

 Вспомни также и о Савле. Ведь он шел в Дамаск, взяв пись­ма от архиереев, чтобы вязать верующих в Господа! (Деян.9,1-30) Но после тот, кто шел ниспровергать веру, сам оказался проповедником веры. Воистину бесчисленны милости Господни к тем, кто ис­тинно призывает Его!

  3. Из патерика

 Один юноша решил отречься от мира и отправился в пу­стыню. По дороге он заметил башню, вернее келию, построенную в виде башни, и сказал себе: «Кого бы я ни нашел в башне, буду служить ему до самой смерти». Он подошел к башне и постучал. Вышел какой-то старый монах и говорит ему:

 — Что тебе нужно?

 — Я пришел помолиться, — ответил юноша.

 Тогда старец принял его и дал ему отдохнуть. Затем он говорит юноше:

— У тебя есть какие-то дела где-нибудь?

 — Нет, — ответил юноша. — Но я хотел бы остаться здесь.

 Старец, услышав это, оставил его у себя.

 А сам старец жил в блуде, и с ним жила женщина. Вот он как-то и говорит юноше:

 — Если ты ищешь духовной пользы, то ступай в монастырь: я ведь живу с женой.

 — Жена это или сестра,— отвечал юноша, — меня это не касается: я буду служить тебе до самой смерти.

 Прошло довольно много времени, а юноша все еще бес­прекословно служил старцу. Тогда он и женщина говорят друг другу:

 — Разве нам не хватит того бремени, что уже есть на нас, и мы будем еще отвечать за душу этого юноши! Уйдем отсюда, а келию оставим ему.

 Они собрали что могли из своих пожитков и говорят юно­ше:

 — Мы идем помолиться, а ты присмотри за келией.

 Но не успели они отойти далеко, как юноша догадался об их замысле и бегом догнал их. При виде его они смутились и сказали:

 — До каких пор ты будешь нам в осуждение? У тебя есть келия — живи в ней и внимай себе.

— Я пришел не ради келии,— ответил брат, — а чтобы слу­жить вам.

 Услышав это, и монах, и женщина пришли в сокрушение и решили покаяться пред Богом. И женщина ушла в монастырь, а старец вернулся в свою келию. Так терпением брата были спасе­ны и тот, и другая.

 Заметь, что старец — пусть он, как человек, и испытал па­дение, однако был человеком духовным и знал законы духовной жизни. Он не стал открыто прогонять юношу, хоть и не желал принимать к себе нового насельника. Напротив, он оставил его ненадолго у себя. Когда же увидел, что тот не собирается уходить, добровольно принял его к себе, как ниспосланного свыше. Старец боялся согрешить перед Богом, который привел к нему юношу, — перед Тем, Кто сказал: «Приходящего ко Мне не изгоню вон» (Ин 6. 37). И когда юноша выдержал у него много времени и безропотно исполнял служение, он опять же не дерзнул прогнать его — по той же причине. Он предпочел скорее сам уйти из келии, чем несправедливо прогнать из нее того, кто пришел и живет в ней по Промыслу Божию. Этот закон будем же хранить и мы неизменно.

  4. Из святого Ефрема

 Не уничижай того, кто в старости решил приступить к под­вигу монашеской жизни. Потому что Господь не отверг и тех, кто пришел в одиннадцатый час (Мф 20. 6). К тому же ты не знаешь: быть может, этот человек — сосуд избранный.

ГЛАВА 28. О том, с чего следует начинать подвиг и что новоначальные должны терпеть и понуждать себя. Ведь добродетель вначале кажется тяжелой из-за страстей и по предубеждению, а потом обнаруживается, что в ней нет ничего сложного. Также о том, что прочно положенное начало приносит огромную пользу и что невозможно следовать за Христом или достичь какой-либо добродетели, если заранее не будешь готов к смерти

  1. Из жития святой Синклитикии

 Блаженная Синклитикия говорила: «Тех, кто посвящает себя Богу, ждет поначалу сильная брань и тяготы, а затем — неизреченная радость. Если кому-то надо за­жечь огонь — он сперва будет задыхаться от дыма и плакать, но после добьется того, что ему было нужно. Точно так же и мы: если хотим возжечь в себе божественный огонь, то надо стре­миться к этому молитвой и трудом. Потому что Господь сказал: Огонь «пришел Я низвести на землю, и как желал бы, Чтобы он уже возгорелся» (Лк 12. 49). А некоторые, хоть и смогли какое-то время терпеть дым, не получили огня по соб­ственному малодушию, потому что пали духом и не имели муже­ства терпеть до конца».

   2. Из патерика

 1. Брат спросил старца:

 — Почему я все время унываю?

 — Потому что ты еще не видел Солнца, — ответил тот

 2. Старец сказал:

 — Понуждать себя во всем — в этом путь к Богу.

 3. Тот же старец сказал:

 — Тот, кто понуждает себя ради Господа, подобен испо­веднику.

 4. Братья спросили одного из Отцов:

 — Как это душа уклоняется в нечистоту, а не устремляется к тем обетованиям, которые возвестил Бог в Писаниях?

 — Я думаю, — сказал старец, — что она не испробовала вышнего и потому жаждет нечистого.

 5. Брат говорит авве Пимену:

 — Изнемогло мое тело, а мои страсти не изнемогают.

 — Колючий сорняк — эти страсти, — ответил старец.

 Имелось в виду, что тот, кому надо выкорчевать колючки, ранит в кровь себе руки — так и выкорчевать страсти стоит боль­ших трудов и страданий.

 6. Авва Иосиф сказал авве Лоту:

 — Нельзя стать монахом, пока не станешь весь как пыла­ющий огонь, не отвергнешь честь и покой, не отсечешь вожде­лений сердца и не будешь по мере сил хранить все заповеди Божий.

  3. Из аввы Исаии

 Брат, ни в одном деле не будь беспечен, чтобы не пробуди­лось в тебе действие врага. Как разрушенный дом вне города обретает дурную славу, так и душа новоначального, если он ле­нив, становится прибежищем всех постыдных страстей.

  4. Из аввы Марка

 Каждый, кто крещен в Православии, таинственным обра­зом обретает благодать. А утверждается он в ней деланием заповедей. Заповедь же Христова, если ее исполнять осознанно и с определенной целью, дарует утешение в меру той скорби, что несет сердце.

  5. Из святого Диадоха

 Для тех, в ком лишь пробуждается любовь к благочестию, путь добродетели кажется тяжким и скорбным. Но это не пото­пе что он такой и есть, а потому, что человеческая природа с младенчества привыкла ко всякого рода наслаждениям. А тем, кто смог пройти этот путь хотя бы наполовину, он кажется при­ятным и очень легким. Потому что, если дурное подчинить бла­гой привычке, оно под влиянием добра исчезнет, вслед за воспо­минанием о низких страстях. А после душа всегда с радостью шествует по стези добродетели. Посему Господь, когда подво­дит нас к пути спасения, говорит: «Сколь тесны врата и узок путь, ведущий в Царствие, и немногие идут по нему» (Ср.Мф.7,13-14). А тем, кто всем сердцем желает обратиться к исполнению заповедей Христовых, Он говорит: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф.11. 30).

 Поэтому в начале подвига надо понуждать свою волю к деланию святых Его заповедей. А тогда благой Господь по на­шим стремлениям и трудам увидит, что мы всей душой желаем служить Его славным заповедям, и ниспошлет нам Свою святую волю. Сам Господь обратит нашу волю к тому, чтобы непрерыв­но и с искренней радостью творить благо. И тогда-то мы дей­ствительно ощутим, что это Бог пробуждает в нас и стремление, и действия, угодные Ему.

  6. Из аввы Исаака

 Блаженны те, кто мужественно и с надеждой препоясали чресла свои и по любви к Богу бросились в море скорбей — просто и не думая о последствиях: не побоялись вздымающихся валов и смятения, не ужаснулись бури! Вскоре они обретут приют в гавани Царствия Божия, почиют в шатрах добрых труже­ников и возрадуются обретению своих надежд. Кто бежит с надеждой, тот не поворачивает назад, если дорога запутана и камениста, и даже не останавливается, чтобы осмотреться. Лишь окончив благополучно путь, он вновь вспомнит о его превратностях и тяготах — и воздаст благодарность Богу за то что Тот спас его, неведомо как, от столь многих и столь ужасны бедствий.

 А тот, чей ум занят множеством мыслей, кто хочет быть «мудрым в глазах своих» (Притч 26. 11), кто углубляется в хит­росплетения помыслов, кто уже заранее боится и пытается пре­дугадать возможный ущерб, — такие люди чаще всего остаются сидеть на пороге собственного дома. Как верно гласит о них Писание, «ленивец», посланный в дорогу, «говорит: «Лев на дороге! Лев на площадях!» (Притч 26. 13). И как те, что сказали: «Видели мы сынов исполинов, и мы были в глазах их, как саранча» (Ср.Чил.13,34), — так и те, что вечно хотят быть мудрыми, а по­ложить начало даже не пытаются.

 Да не будет чрезмерная мудрость западней и погибелью тебе! Но мужайся о Господе и возьмись за дело: путь, который стоит многой крови, начни с ревностью новоначального. Не за­боться вовсе о теле и не слишком задумывайся, а иначе будешь лишен Божественного ведения. Ведь и земледелец никогда не посеет, если он слишком опаслив или ждет погоды. Лучше уме­реть за Господа, чем жить в стыде и лени!

 Если хочешь положить начало делу Божию, сперва дай обет Богу, что не будешь жить жизнью века сего — так, будто ты ждешь смерти и вовсе отчаялся в этой земной жизни. Дер­жи это в уме — и тогда, с помощью Божией, ты сможешь бо­роться и победить. Упование на временную жизнь ослабляет разум и не дает преуспеть во благе. Посему не приступай к благому делу небрежно или с двоедушием, иначе твои мучения будут невыносимы, а твой труд земледельца слишком тяжел. С мужеством и непоколебимой верой в Бога положи доброе нача­ло и знай, что милостив Господь и всем, кто ищет Его, Он — готовый помощник и щедрый воздаятель. И благодать Свою Он дает не по мере нашего труда, а по силе стремления и веры нашей души. Ибо так Он сказал Сам: «Как ты веровал, да будет тебе» (Мф 8. 13).

 Кто хочет последовать за Ним, пусть отвергнет себя, по слову Спасителя (Мф 16. 24), — и тогда он сможет поднять крест и следовать за Христом. Крест же означает, что человек готов к любой скорби, поношению или даже к самой смерти. Если человек приговорен к распятию, его умом овладевает мысль о смерти, и когда он выходит на казнь, в нем уже нет ничего общего с жизнью века сего. Точно так же и тот, кто стремится исполнить ска­занное Господом. Ведь этими Своими словами Господь учит: «Кто хочет жить в мире сем, тот погиб для истинной жизни, а кто в мыслях готов и душу свою погубить ради любви ко Мне, тот без вреда и помехи достигнет вечной жизни. Поэтому, — говорит Господь, — отныне и впредь уготовь свою душу к со­вершенной гибели для временной жизни, и Я дам тебе жизнь вечную, как и обещал тебе. А в этой жизни Я докажу делом Свое обещание: еще здесь ты получишь уверение будущих благ и их залог. Но если прежде не отвергнешь настоящую жизнь, ты не обретешь будущей!»

 И когда ты выступишь на брань с такими мыслями, то все, что кажется мучительным и скорбным, не будет иметь для тебя никакого значения. Впрочем, и невозможно терпеть скорби, если ты прежде не возненавидишь свою мирскую жизнь ради любви к жизни будущей.

 Вопрос. Если кто решился отвергнуть все попечения, а затем вышел на брань, — с чего он должен начать борьбу с грехом?

 Ответ. Пост и бдение есть основа всех добродетелей: если соблю­дать их с рассуждением, то они содействуют человеку во всем благом. Потому что начало всех бед — в избалованности чрева и чрезмерном сне. Это они разжигают блудную страсть, притуп­ляют ум и делают его грубым и помраченным. Как здоровое зре­ние стремится к свету, так и пост, если он с рассуждением, стре­мится к молитве. И когда начинаешь поститься, то твой ум про­буждается и ищет беседы с Богом. А тело, если оно постится и не отягощено сытостью, не в силах целую ночь спать в постели и охотно встает на служение Богу.

 По мере того, как узы поста налагаются на тело человека, его ум пребывает в сокрушении, сердце источает молитву, на лице видна печаль, дурные помыслы бегут от него прочь, и сам он — враг злых вожделений и праздного общения. Пост — это главный путь ко всякому благу, и кто пренебрегает им, вред всем добродетелям. Потому что пост был первой заповедью, данной для хранения нашему естеству, и отход от него стал причиной нашего падения.

 С тех самых пор, как было первое падение, вновь и вновь подвижники соблюдают закон воздержания, чтобы воскресит в себе страх Божий и исполнить все заповеди. Даже Сам Искупитель нашего рода начал борьбу с диаволом с этого: после крещения Дух возвел Его в пустыню, и там Он постился сорок дней и сорок ночей. Соответственно и все те, кто собирается следовать за Ним, с этого и должны начинать свое внутреннее о Господе созидание. Если постится даже Тот, Кто утвердил закон спасения, — кто из хранящих этот закон не нуждается в посте? И в самом деле: до тех пор человеческий род не знал побед и диавол никогда не терпел поражения от нашей приро­ды. А это оружие сразу лишило его силы — и наш Спаситель, Который первым победил диавола, увенчал нашу природу пер­вым венцом победы.

 С тех пор, лишь завидит враг это оружие у кого-либо из людей, тотчас приходит в ужас: он вспоминает о поражении, ко­торое Спаситель нанес ему в пустыне. И силы его слабеют пред тем оружием, что дал нам Начальник нашего спасения.

 Пост — это самое сильное оружие против стрел, которые мечет враг, к тому же оно придает немалое мужество в брани. Когда человека осаждает полчище бесов, чем больше страдает и мучается его тело — тем больше мужества и стойкости в его сер­дце. Так он смелее отражает противников и борется с ними му­жественней и тверже — он пылает к ним непрестанной ненави­стью. И он не может ни остановиться, ни успокоиться, пока не обратит их в полное бегство и не рассеет — с помощью Божией и исполняя прочие заповеди.

 И ревнитель Илия, когда возревновал о законе Божием, обратился к тому же подвигу поста: ведь пост, если его правиль­но соблюдать, внушает веления Духа. Это — посредник между ветхим законом и той благодатью, которую даровал нам Христос. Поэтому, кто пренебрегает постом, тот слаб и немощен во всех остальных подвигах: оставив пост, он выказывает врагу свою душевную слабость и то, что он вышел на брань без оружия. Тогда враг смело нападает на него, без малейшего труда одерживает верх над беззащитным и робким, а вскоре и вовсе сокрушает его. Причина же в том, что человек не облекся в ту прочную броню поста, что мы приняли от Господа, — и все члены его тела уязвимы для стрел врага.

  7. Из патерика

 Авва Зосима сказал: «Благодать Божия всегда сопутству­ет нашему произволению, а благодатью мы достигаем любой доб­родетели. Но мы сами не пытаемся положить начало добродете­ли и даже не выказываем столь сильного произволения, чтобы стяжать нам в помощь благодать Божию. Впрочем, если мы под­час и выкажем свое произволение, оно оказывается лживым и притворным и не стоит ничего доброго в глазах Божиих.

 Да неужели мы не знаем, что все, что с нами происходит, — как посев и сбор урожая? Земледелец сеет на своей земле, а уж после ожидает милость Божию. И тогда Господь посылает Свои дары — благовременный дождь и нужную погоду. Тогда Он ра­стит, умножает и дает спелость тем семенам, что брошены зем­ледельцем, и делает так, что тот из немногого получает большую прибыль. Так же и мы: если посеем искреннее и глубокое произ­воление к благу, в меру нашего произволения получим и благо­дать Божию. А с ней мы сможем легко и без лишних страданий достичь всех добродетелей.

 И в ремеслах, если заметить, случается то же. Кто берется за какое-то ремесло и хочет ему выучиться, поначалу много ра­ботает, терпит неудачи и часто делает ошибки. Однако он не падает духом, не отчаивается, но пробует еще раз. И сколько бы раз ни ошибся — он столько же раз пытается исправиться и тем самым показывает мастеру свое произволение. Если же он отча­йся и опустит руки, то так ничему и не выучится. А если он часто ошибается, мастер его исправляет, и он продолжает рабо­тать — тогда, будь он трудолюбив и прилежен, он постепенно освоит ремесло. А уж потом он с легкостью создает собственные вещи и даже может зарабатывать себе этим на жизнь.

 Вот так должен поступать и тот, кто хочет стяжать какую-либо добродетель. Сначала он должен смело и искренне показать свое произволение. Затем — терпеливо возделывать добродетель и просить у Бога снисхождения и помощи. И не малодушествовать при неудачах, не отчаиваться и не падать духом — потому что так он ничего доброго достичь не сможет. Напротив, сколько бы раз ему ни пришлось упасть он должен вставать, воодушевив себя надеждой и ожидая милости Божией.

 Это и имел в виду авва Моисей, когда сказал:

 — В чем сила тех, кто хочет стяжать добродетели? В том, что они, если и падут, не унывают, но вновь берутся за труд. Приложим и мы все усилия к деланию добродетелей! «Потерпим Господа» (Ср.Пс.26,14), покажем Ему наше искреннее произволение, будем про­сить у Него помощи! И Он непременно сотворит с нами Свою милость и подаст нам в изобилии Свою благодать. А с нею мы легко и без мучений достигнем всякого блага».

 2. Был один молодой монах. Каждый раз, как он собирался прочесть правило, его охватывал озноб и жар, а голова начинала страшно болеть. Но он говорил себе: «Ну вот, я заболел, а ско­ро, может быть, и умру. Прочту-ка я перед смертью правило!» Таким помыслом он заставлял себя совершать свое правило. Когда он оканчивал молитву, жар и головная боль проходили, а когда опять наступало время правила — возвращались. И все же он приводил себе на память тот же помысел и через силу совер­шал правило. И так он, с помощью Божией, в скором времени был избавлен от брани.

 3. Один из старцев пришел к авве Ахилле и увидел, как тот выплевывает кровь изо рта. Он спросил его, что это с ним.

 — Это, — ответил авва, — мысль об одном брате, который только что огорчил меня. Я боролся с собой, чтобы не произнес­ти этот помысел вслух. Я попросил Господа, чтобы Он отнял его у меня, и слово стало кровью у меня во рту. Я выплюнул его, позабыл о своей печали и обрел покой.

 4. Один из братьев был голоден с самого утра. Он боролся со своим помыслом, чтобы не есть, пока не настанет третий час. Наступил третий час, и он снова удержал себя от еды, пока не наступил шестой час. Пришел и шестой час. Он размочил хлеб и сказал помыслу:

 — Подождем до девятого часа.

 Настал девятый час, и он сотворил молитву. И увидел, как бесовское действие, словно дым, выходит из рукоделия и подни­мается в воздух. И тотчас же пропал его голод.

 5. Один старец взял на себя подвиг не пить воду в течение сорока дней. Причем каждый раз, как наступала жара и его сильно мучила жажда, он споласкивал чашу, наливал в нее воды и ста­вил перед собой. Когда один брат спросил его, зачем он это де­лает, он ответил:

— Чтобы, когда я захочу пить, я видел воду, не прикасаясь к ней, и еще больше страдал — и тогда я получу еще большую награду от Господа.

 6. Старец сказал:

 — Потому мы не преуспеваем и даже не знаем своей меры, что нет в нас стойкости к тому делу, которое начали. Мы хотим стяжать добродетель без труда. Потому-то мы так легки на подъем и чересчур доверчивы: с охотой переходим с места на место и думаем, что можно найти такое место, где нет диавола.

 7. Он же сказал:

 — Если монах несколько дней трудится, а потом слабеет, снова трудится и опять все бросает — в таком монахе терпения нет и не будет.

  8. Из святого Ефрема

 Любезный брат! «От юности твоей предайся учению, и до седин твоих найдешь мудрость» (Сир 6. 18). С ранних лет засей свое поле и следи за ним, чтобы не проросли на нем плевелы. Получи с него добрый плод и воздай славу Тому, Кто дал тебе силу.

  9. Из аввы Исаака

 Основа всех добродетелей, вызволение из вражеского плена и путь, ведущий к жизни и свету, заключается в двух вещах: во-первых, углубиться в себя, во-вторых — постоянно поститься. Другими словами — вести размеренную жизнь в тихом месте, непрестанно размышляя о Боге, с умеренным и разумным воздержанием чрева. Тот, кто сохранил то и другое, будет преуспевать и так обретет все добродетели.

 2. Если человек боязлив — это значит, что он болен двойной болезнью: маловерием и жалостью к себе. А если кто отвергает и то, и другое — сразу видно, что он верит Богу всем существом и ожидает грядущей жизни.

 Отважный дух и презрение опасностей происходят от одной из двух причин: либо от жестокосердия, либо от большой веры в Бога. При этом жестокосердию свойственна гордость, а вере — смирение сердца.

ГЛАВА 29. О том, что если кто подвизается, то и бесы сильнее восстают на него. А на нерадивых они не обращают внимания, поскольку те и так у них в руках. Также и о том, что если кто ищет блага, то Бог будет ему помощником, а Бог и брани обращает на пользу

  1. Из патерика

 1. Кто-то из Отцов рассказывал, как один трудолюбивый монах был очень внимателен к себе, но случилось ему немного впасть в нерадение. И когда он понял, что жи­вет в нерадении, то сказал:

 — Душа, доколе будешь ты не радеть о своем спасении? Разве ты не боишься Суда Божия? Застанет он тебя в таком нерадении — и будешь ты предана вечным мукам!

 Такими словами он побудил себя к подвигу Божию. И вот однажды он творил правило, а бесы пришли и стали пугать его шумом. Тогда он говорит им:

 — Сколько еще вы будете меня мучить? Разве вам недо­статочно того, что прежде я был нерадив?

 — Был ты нерадив, — отвечают ему бесы, — не радели и мы о тебе. А теперь ты воюешь против нас — вот и мы воюем против тебя!

 Услышав это, он вновь побудил себя к подвигу Божию и, благодатью Божией, стал преуспевать.

 2. Один старец рассказывал, как один брат, живший в Егип­те, был однажды в пути. Застиг его вечер. Было холодно, и он остановился на ночлег в какой-то гробнице. Тут пришли два беса и один говорит другому:

 — Смотри, сколько у этого монаха наглости: даже ночует в гробнице! Давай-ка его испугаем!

 — Да что его пугать! — отвечал второй. — Он и так нащ — делает все, что захотим: ест, пьет, болтает, правило оставил — будем еще тратить на него время! Идем лучше, помучим тез, кто мучит нас, кто день и ночь борется против нас молитвой и разными подвигами.

 3. Старец сказал:

 — Человек, если хочешь жить по Закону Божию, то будет Бог тебе помощником. А если хочешь по собственной воле пре­ступить заповеди Божий, то диавол будет содействовать тебе в твоем падении.

 Он же сказал в другой раз:

 — Дай волю — получишь силу.

  2. Ив святого Ефрема

 Монах должен со всей осторожностью хранить свое сердце и чувства. Потому что в этой жизни мы ведем великую войну, а враг свиреп, и особенно к тем, кто участвует в сражении. Он ходит, «ища», по слову Писания, «кого поглотить» (1 Пет 5. 8), и нужно противостоять ему с мужеством и просить помощи свы­ше. А если кто заключил мир со страстями, то как ему воевать с ними, когда он уже стал рабом удовольствий и исправно платит дань тирану? Ведь где вражда, там и брань. Где брань — там и подвиг. А где есть подвиг — там и награды. Так что, если кто хочет выйти из горького рабства, пусть начнет бороться с вра­гом. Ведь и святые достигли небесных благ, лишь когда победили его

 Но, может, кто-нибудь спросит:

 — Ты сказал, что там, где есть вражда со страстью, — там может быть и брань с ней. Тогда почему, как мы видим, постыд­ные страсти столь сильно борют сладострастников, что даже не дают им покаяться?

 На это я бы ответил так:

 — Не думаю, дорогой брат, что такая брань свидетельству­ет о добродетели и о том, что поработителям сопротивляются. Скорее напротив, это говорит о полном порабощении страстью и любви к ней. Оттого в этих людях нет даже намерения восстать на врага. На поле брани не может быть никаких соглашений. Что же касается тех, кто сам себя отдал на волю врага и стал рабом страстей, — то разве это можно назвать настоящей бранью? Если они и терпят брань, то не потому, что они поборники добродетели и досаждают врагу, а по жестокости того, кто связал их узами беззакония. И это для того, чтобы они привыкли постоянно нести дань и даже головы не могли поднять от «плинфоделания» (рабского труда) тех постыдных страстей, которым они сами себя, по своей воле предали в рабство.

 Не зря сказано: «кто кем побежден, тот тому и раб» (1 Пет 2. 19). А люди подобного рода не делают это насильно, против своей воли — напротив, даже сами платят за то, чтобы поступать по воле того, кто их обманул. И поскольку они сами стремятся ко злу, то в них и не видно никакой заботы, воздерж­ности или боязни упасть вновь.

 Но не такая брань у тех, кто несет подвиг: когда на них наступают, они отражают нападение, и, если их опаляет пламя, они терпят его. И даже если есть повод ко греху, они по страху Божию отвращаются от него. А если кто из них и оступится, то очень скоро восстанет.

 Потому что кто порабощен варварами, оказался во власти тирана и радуется победам своих новых хозяев — тот без всяких оков и тюрьмы охотно останется у своих врагов, будет сражать­ся на их стороне и даже станет лазутчиком среди своих соотече­ственников. Но те, кому невыносимо рабство, в которое они по­пали, кому отвратительна жизнь варваров и их беззаконные нра­вы, — те стремятся бежать от них как можно быстрее. Они под­жидают время, когда им можно будет благополучно вернуться к своим близким и обрести прежнюю свободу, они надеются, что их соотечественники придут им на помощь. И лишь только они ускользнут из рук врагов — тотчас выходят на войну против них, сражаются за своих соотечественников и вместе с ними одержи­вают верх над противником.

 Посему те, кто хочет освободиться из горького рабства вра­гу. Должны восстать против его власти и начать с ним открытую войну, с мужеством в сердце сказав ему слова отроков: «Да будет известно тебе, диавол, что мы ни голоса твоего не послушаем, ни воле твоей угождать не будем» (парафраз: Дан.3.18).

 А еще, подвизаясь, надо призывать помощь Божию и те же самые отроки, говорить Богу: «Господи, ныне мы следуем за Тобою всем сердцем и боимся Тебя и ищем лица Твоего. Не посрами нас, но сотвори с нами по снисхождению Твоему и по множеству милости Твоей и избави нас силою чудес Твоих, и дай славу имени Твоему, Господи, и да постыдятся все, делающие рабам Твоим зло, и да постыдятся со всем могуществом, и сила их да сокрушится, и да познают, что Ты Господь Бог един и славен по всей вселенной» (Дан 3.41,45). И пусть обезумеет от злобы тиран, пусть он зажжет печь вожделений в семь раз сильнее — «да мужаются уповающие на Господа!» Ибо вскоре жар печи обратится в прохладный ветер, и тиран, которого они прежде боялись, будет сам бояться даже их тени — столь сильна будет помощь, поданная им свыше.

  3. Из аввы Исаака Сирина

 Когда хочешь положить начало благому деланию, прежде будь готов к тем искушениям, что должны постигнуть тебя. В обычае врага, когда он видит, что кто-то с искренней верой на­чал благое жительство, чинить множество страшных искушений, чтобы человек испугался и оставил свои добрые намерения. А Бог попускает тебе искушаться, чтобы ты терпеливо стучал в Его дверь, чтобы от страха скорбей память о Нем зарождалась в твоем разуме, чтобы через молитву ты становился ближе к Нему и чтобы сердце твое освящалось постоянным памятованием о Нем. И если ты будешь просить, то Он услышит тебя, и «уведаешь, яко Бог есть избавляяй тя», и познаешь Того, Кто сотворил, укрепляет и будет беречь тебя. Ибо покров Божий и Его Про­мысел — на всех людях. Но виден он только тем, кто очистил себя от греха и кто всегда помышляет о Боге. Особенно же им видна помощь и Промысел Божий, когда они претерпят боль­шое искушение ради истины. Тогда-то они особенно ясно увидят Его помощь зрением своего ума (а кое-кто и телесными очами видел ее — это зависит от силы искушений).

 И когда они понимали, что их защищают, они тотчас вновь обретали мужество, как это мы узнаем об Иакове, Иисусе Навине, трех отроках, апостоле Петре и других святых, подвизающихся за Христа. Им помощь от Бога явилась в человеческом образе, ободряя и вдохновляя их к благочестию. И тех Отцов, кто населил пустыню, изгнал из нее демонов и сделал ее обита­ющем ангелов, — их тоже часто посещали святые ангелы, вся­чески защищали их, во всем им содействовали, укрепляли и из­бавляли от тех искушений, которые чинили им свирепые бесы. И по сей день Бог не оставляет Своею помощью тех из людей, кто целиком предал себя в услужение Ему: Он «близ есть всем при­зывающим Его».

  4. Из святого Максима

 Говорят, что Бог попускает бесам искушать нас по пяти причинам. Во-первых, чтобы мы, нападая и защищаясь, пришли к различению добра и зла. Во-вторых, чтобы, обретя доброде­тель через брань и труд, хранили ее твердо и непреложно. В-тре­тьих, чтобы, преуспевая в добродетели, мы не возносились умом, но учились смиренномудрию. В-четвертых, чтобы, испытав зло, мы совершенно и полностью возненавидели его. И, кроме всего прочего, в-пятых: чтобы, став бесстрастными, мы не забыли ни о собственной немощи, ни о силе Того, кто помогал нам.

  5. Из патерика

 Одного брата искушали бесы. Он отправился к старцу и рассказал ему о тех искушениях, которые терпел. А старец гово­рит ему: «Брат, пусть не пугают тебя те искушения, которые происходят с тобой. Потому что враги всегда завидуют и злятся, когда видят, что душа стремится к Богу и прилепляется к Нему. Но не может быть, чтобы Бог и Его ангелы не были рядом, ког­да человек искушается, и не протянули ему руку помощи. А ты сам все время обращайся к Нему и со смирением проси Его по­мощи. При этом помни во время искушения о Его необоримой силе, о нашей слабости, о жестокости наших врагов — и вскоре обретешь помощь Божию».

 2. Брат спросил старца:

 — Как получается, что те, кто живет в миру, не соблюдает пост, пренебрегают молитвой, не посещают бдения, объедаются всякой пищей, дают и берут что хотят, угрызают друг друга, большую часть дня только тем и занимаются, что дают клятвы и нарушают их… И, однако же, они не падают, даже не говорят что мы, дескать, согрешили, и не удаляются от общества людей. Тогда как мы, монахи, все время проводим в постах, бдениях, поклонах, сухоядении, лишаем себя всякого утешения плоти… И при этом скорбим, плачем и говорим, что погибли и повинны геенне огненной?

 Старец тяжело вздохнул и сказал:

 — Верно сказал ты, брат, что в миру люди не падают. Пото­му что, упав лишь однажды, и так страшно и тяжко, как только можно, они уже не могут встать, а падать им больше некуда. Они остаются в своем прежнем падении, совершенно ничего не понимая, и даже не знают, что упали. А что за нужда диаволу воевать с теми, кто всегда лежит на земле? Монахи же открыто выступают против врага и постоянно сражаются с ним. Поэтому то они побеждают, то их. И они не устают падать и вставать, нападать и отступать, наносить удары и получать их — до тех пор, пока благодатью Божией не одержат верх и не закалят все, что в них было слабого и немощного. Тогда-то они совершенно примирятся с Богом и обретут покой, постоянно наслаждаясь Его миром и радостью.

 3. Авва Пимен рассказывал об авве Иоанне Колове, что тот умолил Бога — и все страсти оставили и больше не беспоко­или его. Он пошел и сказал одному старцу:

 — Кажется, я обрел покой, и у меня нет никакой брани.

  А старец говорит ему:

 — Иди и проси Бога, чтобы брань вернулась к тебе. Пото­му что через брань преуспевает душа.

 Тогда авва вновь упросил Бога дать ему брань и с тех пор молился не о том, чтобы она оставила его, но говорил: «Господи, дай мне терпение в брани».

 4. Авва Копр сказал: «Блажен тот, кто терпит мучение благодарностью». Сам он заболел, долгое время был прикован постели и при этом благодарил Бога и отсекал собственную волю.

 5. Один старец рассказывал, как одного брата помысел искушал девять лет. И из осторожности он осуждал себя, говоря: «Погубил я свою душу», — и считал, что сам виновен в собственном помысле. Но затем он не выдержал и впал в отчаяние, хотя и не следовало. Тогда он сказал:

 — Пойду я в мир, раз уж я погиб.

 И когда он уже решился и пошел, в дороге был ему голос: «Те девять лет, что ты терпел искушение, стяжали тебе венцы. Посему вернись в свое место, и Я успокою тебя от помыслов». И когда брат вернулся, он обрел покой. Отсюда видно, что именно брани дают венцы.

 6. Один старец сказал:

 — Поначалу, когда монах только принял постриг, бесам не попускается сильно искушать человека, чтобы это не поразило и не испугало его и чтобы он тотчас не вернулся в мир. Когда же монах уже какое-то время проведет в своем труде, тогда попус­каются ему брани с плотскими вожделениями и всякого рода сла­дострастием и в то же время — с гневом, ненавистью и прочими страстями. И тогда человек должен лишь смиряться да плакать, а винить и осуждать только себя. Тем самым через искушения он учится терпению, опытности и рассуждению — и, наконец, обращается к Богу со слезами.

 Некоторые пришли от этого в смущение, не вынесли тя­жесть скорби, скатились в бездну отчаяния и сердцем вновь об­ратились к миру, а кое-кто — и телом. Но мы, братья, пусть никогда не будем отчаиваться и малодушничать. Напротив, ста­нем терпеть искушения твердо и мужественно, благодаря Бога за все, что случается с нами. Потому что благодарение Богу все­гда разрушает все козни врага.

 Как тот, у кого все руки в смоле, может очистить их только маслом, так и мы, осквернившись грехом, будем очищены мило­стью и человеколюбием нашего Спасителя Иисуса Христа. К Нему и будем прибегать во всех искушениях и с благодарностью за все будем прилежно просить Его помощи. И тогда мы увидим, как легко побеждается враг и сколь слабым и бессильным он стал перед нами.

 7. Старец сказал:

 — Если Бог по своему долготерпению прощает нас, когда мы поступаем плохо, то разве не будет Он помогать нам больше, когда мы захотим делать добро?

  6. Из святого Ефрема

 Кто хочет угодить Богу, стать наследником Божиим в вере родиться от Духа Святого и быть усыновленным Богом, тот должен прежде всего запастись терпением и стойкостью. Все скорби и огорчения он должен переносить мужественно и с благодарностью, будь то телесные болезни и страсти, дерзость и поноше­ния от людей или всякого рода невидимая брань, которая рожда­ется в душе по лукавству злых духов.

 Духи эти стремятся ввергнуть душу в слабость и уныние. Бог же по домостроительству попускает каждому искушения от различных скорбей, чтобы стали видны те, кто всем сердцем лю­бит Его. А такие люди мужественно и с благодарностью терпят все, что им причиняет лукавый: они не оставляют надежды и веры в Бога, но всегда с верой и глубоким терпением ожидают избав­ления от скорбей через благодать. Только так они смогут мино­вать все искушения и получить награду, и тогда они тоже станут наследниками Царствия. Ибо они шли по стопам всех от века святых и Самого Господа и стали причастниками не только их мучений, но и славы.

 Так что посмотри и увидишь, как с самого начала все Отцы: патриархи, пророки, апостолы, мученики — смогли угодить Богу. Они шли путем скорбей и искушений и все трудности переноси­ли мужественно и с радостью, ища вожделенной награды. И Писание говорит: «Если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению: управь сер­дце твое и будь тверд, и не смущайся во время посещения» (Сир 2. 1—2). Другими словами, взирай на Господа и укрепляй­ся надеждой на Него. И апостол говорит: «Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны» (Евр 12. 8). И в другом месте говорится: «Все, что случается с тобой, принимай как благо, зная, что без Бога не происходит ничего». И Господь благословляет тех, кто подвизается и терпит ради Него жестокие страдания — будь то явно, от людей, или тайно, от лукавых духов. А эти лукавые духи, как было сказано, восстают на боголюбивую душу и причиняют ей множество скорбей, чтобы она впала в малодушие и отчаяние и чтобы не дать ей достигнуть жизни. Так что искушения испыты­вают душу любит ли она или не любит Бога, и тем самым показывают, достойна ли она Его или не достойна.

 Поэтому прежде всего каждый человек, который хочет уго­дить Богу, должен твердо хранить терпение и надежду. И тогда он сможет выдержать и благополучно миновать все восстания и наветы лукавого. Потому что душе, которая надеется на Бога и ожидает Его, Тот попускает искушения вовсе не для того, чтобы не по силам отяготить ее и тем самым довести до крайности. И лукавый искушает и мучает душу не сколько ему угодно, а сколько ему попускается Богом. Творец наш ведает, сколь сильное ис­пытание, сколь сильный жар способна выдержать душа, и ровно настолько и попускает его.

 К примеру, горшечник, когда вылепит сосуды, знает, сколь­ко их нужно продержать в огне (ведь если их не обжечь в огне, то люди не смогут их использовать). И он не держит их в печи боль­ше положенного, а не то они перекалятся и рассыплются; но и не вынимает их раньше времени, иначе они останутся хрупкими и не­пригодными к делу. И на вьючный скот мы взваливаем кладь не поровну на всех, но по силам каждого животного. Да и на корабле есть особые метки, по которым видно, до какого предела его мож­но нагружать, чтобы плавание было безопасным для груза.

 Бог дал людям такое знание и понимание предметов зри­мых и тленных, и они могут так уверенно распоряжаться ими! Не тем ли более Сам Податель рассудка и мудрости должен знать, сколько и каких искушений требует душа, если она стремится угодить Ему, — чтобы и Ему она была угодна, и Царства Не­бесного достигнуть была в силах?

 Из конопли не получится тонких нитей, если ее долго не бить. При этом, чем больше ее треплют и скребут, тем более чистой и пригодной к делу она становится. Точно так же и боголюбивая душа, если ее испытывать и изнурять множеством искушений и скорбей и если она их мужественно терпит, то стано­вится более чистой и пригодной к духовному деланию. В конце же она с радостью достигнет врат Царствия и будет вечной на­следницей чертога небесных благ.

ГЛАВА 30. О том, что во всех своих проступках нам нужно винить не бесов, а самих себя. Потому что тем, кто усерден, даже бесы не могут повредить — столь велика помощь Божия. И о том, что по силе людей и Бог попускает им искушения

   1. Из патерика

 Авва Антоний сказал, что роду сему Бог не попускает тех браней, какие были у древних, потому что знает, что эти люди немощны и не снесут столько.

 2. Авраам, послушник аввы Агафона, спросил авву Пимена.

 — Что делать, если бесы внезапно нападают на меня?

 — На тебя нападают бесы? — переспросил старец. — Они нападают на нас лишь тогда, когда мы не исполняем своих похотей. Потому что нашими бесами стали наши похоти — они-то и мучают нас, чтобы мы их исполняли. А если хочешь знать, на кого нападали бесы, так знай: на Моисея и подобных ему.

 3. Брат спросил авву Памву:

 —Почему бесы препятствуют мне делать добро ближнему.

 — Не говори так, — сказал старец, — а не то по-твоему выходит, что Бог — лжец. Скажи лучше, что я-де сам не хочу быть милосердным. Ибо Сам Господь уже прежде сказал: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам» (Лк 10. 19).

 4. Брат спросил авву Сисоя:

 — Как мне выстоять против страстей и бесов?

 И старец ответил:

 — Каждый из нас искушается от собственной похоти.

 5. Святая Синклитикия сказала: «Чем больше успехов дедают борцы, тем более сильных противников они встречают».

 6. Однажды авву Моисея сильно борола страсть блуда. И когда он не мог больше усидеть в келии, он пошел и рассказал это авве Иосифу. Старец попросил его вернуться в свою келию, но он отказался и сказал: «Не могу я больше, авва». Тогда авва взял его с собой, повел на крышу строения и говорит ему:

 — Посмотри на запад.

 Он посмотрел и видит множество бесов: они были в смяте­нии и кричали, как перед боем.

 Авва Исидор опять говорит ему:

 — Посмотри на восток.

 Он повернулся и увидел бесчисленное множество святых ангелов во всей их славе. И старец сказал ему:

 — Это те, кого Господь посылает в помощь святым, а те, что на западе, — это их противники. Но тех, кто за нас, больше. Так что держись и ничего не бойся.

 Тогда авва Моисей возблагодарил Бога и, набравшись му­жества, вернулся в свою келию.

 7. Один старец сказал:

 — Поначалу, когда монах только принял постриг, бесам не попускается сильно искушать человека, чтобы это не поразило и не испугало его и чтобы он тотчас не вернулся в мир. Но в меру Прошедшего времени и преуспеяния в подвиге ему попускаются брани с плотскими вожделениями и всякого рода сладострастием.

 И когда он терпит огорчения, ему приходится смиряться, Плакать, осуждать себя самого и упрекать за все, чем он грешил и грешит. Тем самым через искушения он учится терпению, опыт­ности и рассуждению и обращается со слезами к Богу. А Бог всегда разрушает козни врага и понемногу дает человеку Но кое-кто падал духом, и такие либо покончили с собой вернулись в мир, потому что печаль поглотила их.

  2. Из аввы Кассиана

 Авва Серен сказал:

 «Не может один и тот же бес внушать человеку любую страсть. Для каждой страсти есть определенные духи, которые внушают только ее. Одни услаждаются нечистотой, скверной похотей и их смрадом, другие богохульствами, кто-то радуется гневу и исступлению, а кто-то — унынию, кто — тщеславию, а кто — гордости. И каждому из духов нравится внушать именно ту страсть, которую, как ему заметно, душа принимает с охотой.

 Они сеют зло и досаждают людям не одним и тем же спо­собом, а в зависимости от времени, места и лиц. Они то помога­ют друг другу, то сменяют один другого, но не хранят при этом ни строгой последовательности, ни порядка. Ибо сказано: «Рас­путный ищет мудрости и не находит» (Притч 14. 6), и еще: «Врази же наши неразумливи»  (Втор 32. 31). Впрочем, они приходят к какому-то согласию, когда воюют против нас, и по­тому, как я сказал, в зависимости от времени и места уступают друг другу. Ведь никто не может одновременно рабствовать тще­славию и разжигаться страстью блуда, надмеваться гордостью и вместе с тем унижать себя чревоугодием, разражаться глупым смехом и в то же время терзаться страстью гнева. Каждый из духов должен соблюдать свой черед, чтобы воевать с человеком. А если он будет поражен и отступит, то уступает брань духу, который сильней его.

 Следует знать еще и то, что не все бесы в равной мере сви­репы и сильны, но у каждого свое действие, своя сила и свои намерения. Тем из подвижников Христовых, кто лишь вступает на путь добродетели и еще слаб, противостоят более слабые духи. Когда эти духи будут побеждены, то вместо них вступают в борь­бу духи, более высокие чином. Если бы духовная брань была не по человеческим силам, то никто из подвизающихся не устоял бы перед таким количеством сильных и беспощадных врагов. Чело­век вообще бы не смог отражать их нападения, если бы на этом состязании не был посредником, не устанавливал правила и не судил человеколюбивый Христос. Это Он следит, чтобы борьба проходила на равных, по нашим силам. Он отводит противников запрещает им те приемы, которые слишком сложны для нас, и, по слову Писания, не попускает нам «быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы мы могли перенести» (1 Кор 10. 13).

 Думается, что и сами бесы не без труда и не без боли ве­дут эту борьбу. У них тоже есть свои заботы и скорби, особен­но когда они сходятся в поединке с крепкими и вы­носливыми бойцами. Это подтверждает и апостол, который говорит: «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей…» — и прочее (Еф 6. 12). И еще: «Бьюсь не так, чтобы только бить воздух» (1 Кор 9. 26). И в другом месте: «Подвигом добрым я подвизался» (2 Тим 4. 7). А где подвиг, состязание, борьба — там и забота, и труд, и боль для обеих сторон. Нас радуют победы над ними и огорчают поражения — и то же самое чувствуют и они. Они рады, когда победят нас; если же, вопреки всем уси­лиям, они не смогут одержать верх и проиграют бой, то им до­стается весь стыд наших прежних поражений, по слову Писа­ния: «Обратится болезнь его на главу его» (Пс 7. 17), и еще: «Ловитва, юже скры, да обымет и» (Пс 34. 8).

 Все это знал и пророк Давид. Эту невидимую брань он ясно видел внутренними очами, знал, что враги радуются на­шему падению, и потому говорит Богу: «Просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него. Стужающии ми возрадуются, аще подвижуся»  (Пс 12. 4—5). И еще: 2Да не возрадуются о мне враждующие ми неправедно… Да не рекут в сердцах сво­их: благоже, благоже души нашей, ниже да рекут: пожрохом его» (Пс.34.14.25). Но стыд, который охватывает их после поражения, пророк воспел, молясь против них Богу: «Да постыдятся и посрамятся вкупе радующиеся злом моим» (Пс 34. 26). А Иеремия сказал: «Пусть постыдятся гони­тели мои, а я не буду постыжен; наведи на них день бедствия и сокруши их сугубым сокрушением» (Иер.17. 18). И в самом деле, когда мы побеждаем бесов, их постигает сугубое сокрушение: во-первых, оттого, что люди достигают святости, а они имели ее и потеряли; и, во-вторых, оттого, что они, будучи духами, терпят поражение от плотских и бренных существ».

  3. Из святого Максима

 Некоторые говорят, что, если бы не было некоей чуждой силы, увлекающей нас во зло, не было бы и зла в бытии. Но эта сила — не что иное, как невнимание к естественным стремлениям ума. Потому что те, кто со вниманием относятся к этому, всегда поступают хорошо и никогда — плохо. И если ты хочешь быть таким же, прогони невнимание — и вместе с ним изгонишь и зло. Ведь зло — это ошибка в различении внутренних смыс­лов, откуда следует и неверное употребление вещей. В природе нашего разумного начала — подчиняться божествен­ному Логосу и властвовать над неразумным в нас. Так что пусть сохраняется этот порядок во всем — и тогда зла не станет в бы­тии и ничто не будет увлекать к нему.

  4. Из патерика

 1. Рассказывают, что однажды авва Исайя взял короб, по­шел на ток и говорит хозяину:

 — Дай мне хлеба.

 — А ты жал хлеб, авва? — спросил тот его.

 — Нет, — говорит старец.

 — Как же ты это? Хлеб не жал, а забрать его хочешь, — говорит ему хозяин.

 — А что, тому, кто не жал, платы не дают? — спросил ста­рец.

— Нет, — ответил хозяин тока, и старец пошел восвояси.

 Ученики же, когда увидели, что он сделал, бросились ему в ноги и просили объяснить им, для чего он так сделал. И старец ответил им:

 — Я сделал это в знак того, что, если кто не будет трудить­ся, не получит платы от Бога.

 2. Один старец жил в пустыне в двенадцати милях от воды. И в один день, идя за водой, он пришел в уныние и сказал:

 — Что толку в этих мучениях? Пойду и буду жить рядом с водой.

 Только он это сказал, как слышит — кто-то идет за ним. Он повернулся и видит: некто идет за ним и считает его шаги.

 — Ты кто? — спросил его старец.

 — Я ангел Господень, — ответил тот. — Меня послали со­считать твои шаги и дать тебе награду.

 Услышав это, старец ободрился и воспрял духом. Более того, он перенес келию на пять миль глубже в пустыню, так что до воды стало семнадцать миль.

 3. Говорят, что пещера аввы Херемона Скитского была в сорока милях от церкви, а от воды и от болота, где собирали ветви для корзин, — в двенадцати милях. И старец не унывал, хотя постоянно добывать материал для рукоделия, воду, а по вос­кресеньям ходить в церковь стоило ему таких трудов…

ГЛАВА 31. О том, что тот, кто приступил к подвигу, должен принимать монашество лишь после долгого упражнения в добродетелях. Потому что монашеское звание высоко и должно служить к пользе души и спасению

  1. Из жития святого Иоанникия

 Двенадцатый год минул уже, как святой Иоанникий стал подвизаться в пустыне, и было ему тогда от­кровение свыше: оставить место, где он жил, посе­литься в обители под названием Эристийская и принять мона­шеский постриг. Ибо тот образ жизни, который он вел, сколь труден и высок он ни был, служил лишь преддверием к его вели­ким монашеским подвигам.

 Таким образом, летом он приходит в указанную ему оби­тель и поверяет свое видение Стефану, который был игуменом над местными монахами. А тот, нимало не медля, читает над ним молитвы по установленному чину и облачает его в монашеские одеяния. Когда же святой, живший и до монашества монашеской жизнью, облекся в монашеский образ, он от одних подвигов пе­решел к другим, еще большим, и стал жить еще более строго.

  2. Из жития преподобного Алипия

 Молва делала великого Алипия известным повсюду, и мно­гие люди, не только мужчины, но и женщины, обращались к по­каянию. А поскольку число их было уже немалым, он заложил два здания на расстоянии друг от друга, в которых поселил тех и других по отдельности. При этом он дал подвижницам правило, вернее даже заповедь: никогда не показываться на глаза лицам  мужского пола и никогда не смотреть на них. И они так строго блюли эту заповедь, что, хотя святой не один раз позволял им видиться со своими родителями, будь то по причине смерти или по иным обстоятельствам, — они всегда отказывались. Этим они желали показать, что заповедь духовного отца важнее нужд ес­тества.

 Случилось так, что и мать преподобного жила вместе с ними. Она соблюдала то же правило, что и все, но не хотела принять, как они, монашеский образ, хотя, как об этом уже говорилось, была женщиной удивительной добродетели. Напротив, на мно­гочисленные просьбы своего сына она отвечала отказом, говоря, что между прислужницей и монахиней нет разницы. Но одно бо­жественное сновидение переубедило ее — и она сама стала горя­чо просить об этом сына.

 А приснилось ей, что она слышит, как поют стройным хо­ром эти святые жены. Она возрадовалась духом и захотела было войти в дом, откуда был слышен этот чудный хор, чтобы присо­единиться к нему и стать одной из поющих. Но тот, кто стоял у входа, не дал ей войти и сказал, что отроковицам Божиим не пристало общаться с ней, если она не приняла тот же образ, что и они. Тут ее охватило смятение и она проснулась.

 Тотчас же она пошла к святому, рассказала свое видение и стала просить его о том, от чего прежде с таким упорством отка­зывалась.

 Так, приняв монашество, она присоединилась к тем, на ко­торых и до того походила образом жизни. Ныне же, посеяв столь многие семена праведности, она с радостью пожинает плоды бес­смертия.

  3. Из патерика

 Один старец сказал: «Верьте мне, чада: великой похвалы и великой славы достоин царь, отрекшийся от мира и ставший мо­нахом. Но столь же великого стыда достоин монах, который ос­тавит свой чин и станет царем. Ибо в умозримом несравненно больше почета, чем в чувственном».

 2. Один старец, бывший великим прозорливцем, свидетельствовал: «Ту же благодать и силу, которую я видел при Крещении, видел я и при постриге монаха, когда тот облачался в свои одежды».

  4. Из святого Ефрема

 Не унывай брат, в ожидании того времени, когда ты примешь монашеский образ. Дело в том, что некоторым враг внушает неразумное желание просить пострига прежде времени. Но ты, любезный брат, ревнуй о том, чтобы угодить Богу, терпи и помни слова апостола: «Если и можешь сделаться свободным, то лучше воспользуйся» рабством (1 Кор.7. 21). Взгляни на древних — и увидишь, что все святые достигали обетованного терпением и стойкостью. Поэтому каждый день увещевай себя к тому, чтобы стать тебе вместе с ними сонаследником Царства Небесного.

 Вспомни, разве не за Рахиль патриарх Иаков работал че­тырнадцать лет у Лавана в Месопотамии, днем в жару, а но­чью — в лютый холод? Так же и Иосиф Прекрасный, разве не работал он много лет в чужой земле? Ибо написано, что «Иосиф, семнадцати лет, пас скот вместе с братьями своими» (Быт 37. 2). А далее говорится: «Иосифу было трид­цать лет от рождения, когда он предстал пред лице фараона» (Быт 41. 46). И Моисей, слуга Господень, сорок лет жил в земле Мадиамской. Да и сыны Израилевы лишь через сорок лет вошли в землю обетованную. Но прежде все­го взгляни на Авраама — через сколько лет он получил обе­щанное. И все святые, лишь выказав терпение, обрели обе­тованное. Так что и ты со смирением «потерпи Господа», и во время благоприятно «Той сотворит, и изведет, яко свет, правду твою, и судьбу твою, яко полудне» (Пс 36. 5-6).

 А если тебя удостоят святого монашеского чина, не возно­сись перед теми, кто остался ждать будущего года. Ведь доб­лесть не в том, чтобы добиться чего-либо первым, а чтобы устоять до конца. Так что, когда примешь постриг, не говори в себе: «Теперь я избавлен от всех грехов». Но с этих пор еще больше подвизайся в добродетели, чтобы не причинить себе тягчайший вред. До сего дня ты заботился о собственном спасении еще и потому, что стремился к большему. До сего дня ты был в пред­дверии — теперь же ты вошел внутрь.

 Именно теперь станет явным, к какому пути ты стремишься: к тому, что широк и пространен, но ведет в погибель, или к тому, что узок и скорбен, но ведет в жизнь вечную. Посему не будь небрежен к себе, а не то потеряешь все, чего добился тяж­ким трудом. Никогда не выходи из келии без верхней одежды, то есть мантии, даже если дело крайне срочное: сначала надень ее, а потом выходи. Ходить же в одном левитоне или коловии, как мальчишка, стыдно для монаха. Ибо написано: «Опояшься и обуйся,., надень одежду твою и иди за мною2 (Деян 12. 8).

  5. Из аввы Исайи

 Если бы прежде Господь наш Иисус Христос не исцелил все человеческие страсти (ради чего Он и вочеловечился), то Он бы не восшел на Крест. Потому что до того, как Господь пришел во плоти, человек был слепым, немым, расслабленным, глухим, прокаженным, хромым и мертвым всей своей природой. Но ког­да Господь сотворил милость и снизошел к нам, Он восставил мертвое тело. И Он сделал так, что хромой пошел, слепой про­зрел, немой заговорил и глухой стал слышать. Он восставил че­ловека обновленным и избавленным от всех болезней и только тогда восшел на Крест.

 И вместе с Ним повесили двоих разбойников, причем тот, что был справа, прославлял Его просил: «Помяни меня, Госпо­ди, во Царствии Твоем»; а тот, что был слева, хулил Его. Смысл здесь в том, что ум, прежде чем он восстанет от нерадения, остается во враждебном состоянии. Но если Господь наш Иисус Христос восставит от нерадения ум и даст ему прозреть и увидеть все — тот может взойти на крест. Тогда враждебная сторо­на начинает поносить его тяжкими словами в надежде на то, что ум смутится, откажется от страданий и вновь вернется в состояние нерадения.

 Вот что означают два разбойника, дружбе которых Господь положил конец. Один из них поносил Его, желая, как я уже сказал, отнять у Него надежду. А другой терпел и просил Его пока не услышал: «Ныне же будешь со Мною в раю»,— и вкусил от Древа Жизни.

  6. Из патерика

  Авва Диоскор сказал:

 — Братья, милостью Божией мы приняли святой образ и уже столько времени носим его. Так постараемся, чтобы мы ока­зались в нужный час в брачной одежде. Ведь если облачимся в небесные одежды, то не останемся нагими. А если окажется, что мы не в них, то что нам останется делать, братья? Видно, услы­шим и мы тот самый глас: «Бросьте их во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 22. 13). Какое мы тогда ощутим раскаяние! Какой стыд, какая невыносимая скорбь охватит нас, когда мы увидим, что Отцы наши восхитили Цар­ство Небесное, а нас самих ангелы в наказание извергают во тьму внешнюю и в вечный огонь!

ГЛАВА 32. О том, что монах должен вести жизнь согласно тому ангельскому образу, который он носит. Ибо кто не живет согласно своему образу — тот не монах. Также и о том, что старость по Богу — это не возраст, а образ жизни

  1. Из жития святой Синклитикии

 Блаженная Синклитикия говорила, что мы должны заботиться о душе не как придется, а приводить ее в порядок всю целиком, и прежде всего не пренебрегать тем, что кроется в глубине. В постриге нам отсекали волосы на голо­ве. Отсечем же вместе с ними и то, чем обросла наша подлинная глава — душа. А это мирская жизнь, то есть почести, слава, стя­жание денег, пышная одежда, сладострастие купален, смакова­ние яств и прочие мирские удовольствия и блеск. От всего этого мы решились отречься при пострижении волос. Так что оставим стремление ко всем этим вещам, а иначе и тем, кто на нас смот­рит, мы станем поводом к соблазну.

 Пока эти звери, страсти, прятались в мирских жилищах, их словно и не было видно. Но теперь, когда они ничем не прикры­ть, они видны всем. Потому-то в девственнице или в монахе даже самые ничтожные погрешности бросаются в глаза. Если в чисто Убранный дом попадет какое-либо животное, пусть и самое ма­лое, — оно у всех на виду. Так и с нами: малейший проступок становится известным всем. А в людях мирских, даже если кишат в них, словно в смрадных пещерах, самые страшные из ядовитых гадов, все это скрывает покров обыденности.

 Словом, мы должны все время держать дом нашей души в чистоте, смотреть, чтоб никакое вредное для души насекомое не пролезло в ее житницы, и постоянно окуривать место святым благовонием молитвы. Потому что как ядовитые животные убегают от запаха трав, если он едкий, так и молитва вместе с постом может изгнать нечистый помысел.

 Мы подвергли себя добровольному изгнанию, то есть оста­вили границы мирского. И если мы в чем-то себе отказали, то не будем искать этого вновь. Там мы были славны, здесь — терпим поношения. Там у нас было обилие пищи, здесь — недостает даже хлеба. В миру тех, кто виновен, бросают в тюрьму против их воли. А мы за наши грехи подвергли заточению самих себя, что­бы в будущем нас избавило от адских мук наше свободное про­изволение.

  2. Из патерика

 Старца спросили, каким должен быть монах. Он ответил: «По мне, так он должен пребывать один и для одного — созер­цать единого Бога».

 2. Его же снова спросили, что монах должен делать. Ста­рец ответил: «Он должен делать все доброе и уклоняться от все­го злого».

 3. Он же сказал: «Позор для монаха, если он оставит все свое и пустится в странствие ради Бога, а после пойдет в ад».

  3. Из святого Ефрема

 Монахом делает не постриг и не одежда, а стремление к небу и богоравная жизнь — по ним-то и можно узнать монаха. Равным образом и мирского человека видно не по одежде или прическе, а по дурной жизни и по ненасытности его стремления к мирскому и вещественному: именно это лишает душу ее чистоты.

 Если ты отрекся от мира, следи за собой — и тогда найдешь тот жемчуг, который ищешь. Потому что некоторые принимали монашество и отрекались от мира: одни — по окончании военной службы, другие — расточив свое богатство. Но после они руководствовались лишь собственной волей и пали: нет ничего хуже, чем слушаться собственной воли и поступать по своему усмотре­нию.

 Люди такого рода покидают мирскую жизнь через парад­ный вход, а потом возвращаются через окно и погрязают в ней еще больше. Так и сыны Израилевы вышли «из печи железной», то есть из Египта, прошли невредимыми через Чермное море, отведали столь великие и столь щедрые дары Божий… И после этого они стали поступать по собственной воле — уже будучи на суше, потерпели крушение! Причем из такого множества исчис­ленных — шестьдесят тысяч! — в землю обетованную вошли толь­ко двое: Халев и Иисус Навин — те, кто не ослушался слов Гос­пода и свято хранил волю Вышнего.

 Как невозможно выучиться грамоте или ремеслу, просто заплатив деньги, так невозможно стать монахом без прилежания и постоянного терпения. Поэтому, брат, будь начеку, как хоро­ший воин, и не небреги о данном тебе даре, а не то после будешь наказан вдвойне: за то, что посрамил людей — своих родителей, и за то, что не угодил Богу. Подвизайся, и пусть те, кто тебя увидит, прославят Бога за твое благое жительство. Ибо написа­но: «Боящийся Тебе узрят мя и возвеселятся» (Пс 118. 74); и далее: «Мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна» (Пс 118. 165).

 Что пользы в том, что ты оставил своих родителей по пло­ти, сродников, друзей, отчизну и богатство ради Господа, если, придя сюда спасаться, ты занимаешься чем-то совершенно иным? Так ты и против Бога грешишь, и имя монаха напрасно носишь. Твои прежние знакомые будут хвалить тебя: «Блажен такой-то: возненавидел сей мир, его славу и обман и ни о чем земном не помышляет — отрекся от мира и стал монахом!» А ты, оказыва­ется, живешь здесь вовсе не по-монашески…

 Подумаем, какой стыд охватит нас, если те, кто сейчас нас прославляет, прежде нас войдут в Царство Небесное! Если те, кто сейчас говорит нам: «Помолитесь о нас, рабы Христо­вы», — обретут избавление, тогда как мы, по нашим грехам, окажемся в большой нужде! А ведь нас будут судить не нарав­не с ними: «От всякого, говорит Господь, кому дано много, много и потребуется». И тот, кто «знал волю господина своего и не делал по воле его, бит будет много» (Лк 12 47 48).

 Потому-то, любезный брат, я прошу тебя быть бдительным, пока еще есть у нас время. Поприще для состязаний открыто всем, и Судья говорит через апостола: «Бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются» от тленного (1Кор 9. 24—25). И он же говорит: «Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику. Если же кто и подвиза­ется, не увенчивается, если незаконно будет под­визаться» (2 Тим 2. 5). И еще помни, брат: тот, кто хочет стать монахом и не может вынести дерзость, пре­небрежение или обиду, — не может стать монахом.

 Любезный брат, если ты отрекся от мирской жиз­ни, чтобы стать монахом, будь бдителен, потому что много козней у врага. Как бы не нашел он, по твоему невниманию, лазейки и не совратил тебя с прямого пути, не стал внушать тебе: «Вот, ты отрезал себя от людей, сел в келии, ну и что? Разве дикие звери не сидят в своих логовах?» Но ты запрети ему и скажи: «Господь да покарает тебя, диавол, за то, что человека, который сотворен по Его образу и подобию, ты сравнил с неразумными животными, и за то, что ты, враг истины и ненавистник нашего рода, извращаешь прямые пути Господни!

 Слушай же, ненавистник добра, чем отличается монах от мирского. Тот, кто хочет стать монахом, прежде отрекается от мира, затем — от собственных желаний, а после берет свой крест и идет за Господом нашим Иисусом Христом. Он не спорит, не проклинает, не клянется, не нарушает клятву и не исследует лживые мысли в болтливых рассуждениях. Он воздержан и не расточителен. Друзья ему те, кто, подобно ему, работает Гос­поду, а врагов у него нет ни одного среди людей — один лишь ты, диавол. Он никому не причиняет боли и никого не обижает. Более того, даже если его обижают, он с радостью это терпит и отличается незлобием. Он не теряет разум в погоне за богат­ством. А как же иначе, если он сам раздал то, что имел, по своей воле избрал бедность и ею одной хвалится и гордится? Он не торгует, не заботится о доме или о том, чтобы понравиться женщине. Он не хлопочет о том, чтобы пристроить сыновей на военную службу или выдать замуж дочь. Он не свя­зывает себя житейскими попечениями, но полностью занят своим спасением.

 Он не ищет славы у людей, не превозносится, но, напро­тив, смиренномудрствует. Он добр и снисходителен ко всем. Поет молитвы — и при этом не витает мыслями в воздухе. А вместо флейт, тимпанов и музыки у него псалмопение и молитва. Вме­сто того, чтобы смеяться, он плачет и скорбит в потаенной гор­нице своего дома и своей души, испрашивая прощения грехов. И молится он не только за себя, но и за весь мир.

 Пример и образец ему не бесплодные учения, а святые мужи. Он простирает руки не к играм: они опустошают дома и души игроков — но к божественному деланию и чтению Священного Писания. Он никогда не думает о родителях, родственниках или о чем-то земном. Но он постоянно помнит о грядущем Суде и об обетовании Спасителя, и память об этом вдыхает в него жизнь и прогоняет уныние и лень. А придет к нему телесная болезнь — он радуется тому, что награда его близка.

 Он борется со всеми телесными наслаждениями, потому что помнит, сколь горьки те вечные муки, которые ожидают сладострастников. Его ругают — он благословляет, проклина­ют — он утешает, на него клевещут — он молчит, мучат — он терпит, ибо помнит о страданиях Спасителя. Такова, и даже еще больше, высота подвига истинного монаха. Как же ты, не­навистник всего доброго и человеческого, мог сравнить эту жизнь и мирскую? Отойди от меня, лукавый, — это повелевает тебе Господь через меня! А я обращусь к изучению заповедей Божиих».

 Так, любезный брат, противостань тому, кто нашептывает тебе, и благодатью Божией он убежит от тебя.

  4. Из аввы Исайи

 Горе нам, ибо нас, обезумевших от скверны, почитают и нам поклоняются люди христолюбивые! А мы — «гробы повап­ленные», смердящие грехом и смертью. Горе нам, ибо мы столь неразумны и глупы, что любим и ищем славы святых, а не их подвига! Постоянно скверним наши души нечистыми помыслами, а хотим слыть святыми и носить их имя!

  5. Из аввы Марка

 Знай, брат, что если всей душой предать себя распятию со смирением и уничижением; если дать другим попирать себя, оскорблять, презирать, осмеивать и глумиться — и все это терпеть с радостью о Господе; если забыть вовсе о человеческом: о сла­ве, о почестях, о похвалах, о наслаждении пищей и питьем, об одежде, — только тогда можно стать подлинным монахом.

 Коль скоро нас ожидают такие подвиги и такая награда, до каких пор мы будем обманывать сами себя этим ложным при­зраком благочестия и с лукавством работать Господу? Люди ду­мают о нас одно, а Тот, Кто «ведает тайная», видит в нас дру­гое. Все считают нас святыми, а мы на самом деле только свято­ши: вид истинного благочестия имеем, а силы его пред Богом не стяжали. Ищем внешней человеческой праведности, стремимся угождать людям мнимыми своими достоинствами, ловим всякую похвалу и всякую почесть из их уст, а о том, чтобы жить по сове­сти, ничуть не заботимся. Все считают, что мы чисты и чужды всякого соблазна, но перед Тем, Кому известно сокрытое, мы несем внутри себя скверну блудных помыслов, которые прини­маем, и всевозможных страстей, в которых погрязли. А наши притворные подвиги да людская похвала низводят нас еще ниже и ослепляют наш ум.

 И все же придет Тот, Кто откроет «скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1 Кор 4. 5), — Судия не­лицеприятный, Он не взирает на внешний вид, но являет исти­ну, сокрытую внутри. И тех, кто так лицемерно подвизался, Он явит перед всей Вышней Церковью святых и перед всем небесным воинством и с великим стыдом изгонит их во тьму внешнюю.

 Неразумные девы (Мф 25. 1—13) сохраняли внешнее дев­ство тела. Впрочем, что касается этого, никто их и не обвинял в противном. У них даже было в светильниках какое-то количество масла, а это значит, что они не были чужды каких-то внешних добродетелей или благочестия (поэтому, кстати, и светиль­ники еще могли гореть какое-то время). Но по своему неведе­нию, небрежению или же легкомыслию они не подумали о том, чтобы очистить гнездящиеся внутри страсти. Вредное действие страстей растлевало их ум, и они, принимая помыслы, соглаша­юсь с ними. Потому-то их и ждал такой конец: они лишились милости жениха и остались у дверей брачного чертога.

 Будем помнить об этом, размышлять, испытывать и по­знаем, какие мы есть на самом деле, чтобы, пока еще есть у нас время для покаяния, исправить себя. А если мы будем совершать наше благое делание в чистоте и вне всяких плотских помыслов, то Христос, Небесный Архиерей, примет его и не станет его от­вергать как жертву, Ему неугодную.

  6. Из аввы Кассиана

 (Из наставления преподобного отца Пинуфия, которое он дал новопостриженному монаху.)

 Брат, ты знаешь, сколько времени ты провел перед врата­ми обители, чтобы сегодня быть принятым в нее. Теперь узнай, ради чего мы так долго не принимали тебя. Мы медлили не пото­му, что не хотим спасения — твоего и всех, кто обращается ко Христу, — но чтобы не принимать людей поспешно и как при­дется. Ты мог бы поступить к нам легко, не узнал бы ни тяже­сти, ни строгости отречения, а потом оказалось бы, что ты слаб или не держишь обета. Тогда и мы ответим пред Богом за нашу небрежность и легкомыслие, и твое наказание по нашей вине ста­нет еще страшнее. Тем, кто верно служит Владыке, обещана слава и честь в будущем. Точно так же и для тех, кто приступает к монашескому житию равнодушно или легкомысленно, уготова­ны тяжкие наказания. «Лучше тебе», по слову Писания, «не обе­щать, нежели обещать и не исполнить» (Еккл 5. 4). И еще сказано: «Проклят творяй дело Господне с небрежением» (Иер 48. 10). Поэтому прежде всего ты должен узнать, ради чего нужно отречение. Если ты это постигнешь, то сможешь уз­нать и что тебе следует делать.

 Отречение от мира есть не что иное, как знак распятия и смерти. Знай, что с этого дня ты умер и распят для мира, а мир для тебя, как говорит апостол (Гал 6. 14). Помни и то в чем смысл распятия: отныне и впредь не ты живешь, а живет в тебе Тот, Кто распят за тебя (Ср.: Галл.2,20). По образу и примеру того, как был распят за нас Владыка, должны и мы проводить нашу бренную жизнь. Вот и пророк Давид молится об этом, когда просит пригвоздить его плоть страху Божию (Пс 118. 120).

 Когда тело человека пригвождено на кресте, он не может двигаться или делать то, что хочет. Так и тот, кто удерживает ум в страхе Божием, неподвижен для всякого плотского уст­ремления. Кто пригвожден ко кресту, тот не думает о настоя­щем и не увлекается своими желаниями. Его не смущает по­хоть, не терзает жажда стяжания, не надмевает гордость. Он не страдает от ненависти и зависти, его не уязвляют наносимые ему бесчестия, и он не думает о прежних оскорблениях, потому что еще немного — и его душа оставит распятое тело. Так же и тот, кто истинно отрекся от мира и, словно на кресте, пригвоз­дил себя страху Божию: каждый миг он готов оставить эту жизнь, и все его желания и плотские устремления замирают и остаются в бездействии.

 Посему будь осторожен и никогда не стремись вернуть себе то, что ты оставил и от чего отрекся. По слову Владыки, «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк 9. 62). Кто остав­ляет горнюю жизнь и нисходит к тленным и земным вещам этого мира, тот поступает против заповеди Христовой: будучи «на кров­ле, сходит взять что-нибудь из дома своего» (Мф 24.17).

 Берегись и того, чтобы гордость, которую ты по начальной ревности попрал смирением, не поднялась вновь на тебя, когда ты выучишь Псалтирь или что-то еще из Писания. Если ты сно­ва «созидаешь то, что разрушил, ты сам себя делаешь преступником», по слову апостола (Гал 2. 18). Но как в самом начале пред Богом и ангелами Его ты дал обет смирения, так постарайся сохранить его до конца.

 Много дней ты ждал у врат обители, чтобы быть принятым в нее, и с плачем просил об этом. Это терпение также постарайся укрепить в себе. Каждый день ты должен прибавлять что-то к твому прежнему рвению и восходить к совершенству. Горе тебе, если вместо этого ты будешь удаляться от него и снова нисходить вниз. Блажен не тот, кто приступил к благу, а тот, кто удер­жался в нем до конца. Змей, пресмыкающийся по земле, всегда «блюдет нашу пяту»   (Быт 3. 15). Это значит, что он ждет нашего исхода и до конца нашей жизни пытается нас повергнуть. Поэтому нет пользы в благом начале, в отречении от мира и пер­вой горячности, если конец не будет таким же. И обет смирения Христова, который нынче ты дал Ему, будет исполнен лишь тог­да, когда ты сохранишь его до конца.

 Если пришел ты служить Богу, то, по Писанию, «уготовь сердце свое» не к радостям и спокойствию, а к искушениям и скорбям (Сир 2. 1). Потому что «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян 14. 22) и «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф 7. 14). Взирай на тех, кого немного и кто добродетелен, и по их примеру устраивай свою жизнь. Не смотри на ленивых и легкомысленных, даже если их много. «Ибо, сказано, много зва­ных, а мало избранны» (Мф 22. 14). Невелико то стадо, кото­рому «Отец благоволил дать царство» (Лк 12. 32). И знай, что это немалый грех — дать обет совершенства и следовать тем, кто нерадив и не держит своего слова.

  7. Из аввы Исаака

 Монах есть тот, кто обитает вне этого мира и постоянно молит Бога удостоить его вечных благ. Богатство монаха — в том утешении, которое дает плач, и в радости веры, освещающей душу изнутри. В плаче пребывает тот, кто все дни своей жизни алчет и жаждет в надежде будущих благ. Ибо того, кто алчет ради Господа, Господь питает своим утешением, а тому, кто ос­танется нагим ради Него, Господь дает одеяние бессмертия и славы.

 Монах должен всеми своими поступками, внешностью и поведением быть примером в назидание тем, кто видит его. И прежде всего он должен презирать все земное, хранить суровое нестяжание, полностью пренебрегать плотью, строго и неукос­нительно соблюдать пост и быть во всем целомудренным. Он должен пребывать в безмолвии, следить за своими чувствам и хранить их, избегать всякого рода распрей и гнева, не многословить, быть незлопамятным, быть простым, но рассудительным. Он должен презирать настоящую жизнь и устремляться к будущей, бежать от мира и от мирских людей, да и от всех, кто приходит в монастырь извне; не искать знакомства с ними, не связывать себя узами дружбы или товарищества с кем-либо из них, не интересоваться и даже не слушать ничего о мире. Он не должен любить почести, не должен радоваться «приношениям», то есть, попросту говоря, подаркам, но следить за тем, чтобы место жительства его оставалось в тишине и безвестности. Он должен постоянно и с усердием молиться и все время помнить об истин­ном и блаженном Отечестве. Лицо его должно быть печально и испещрено морщинами от постоянного, днем и ночью, плача.

 Таковы, вкратце, добродетели монаха, и они свидетельству­ют о том, что он совершенно мертв для мира и близок к Богу. Тот, кто заботится о своей духовной жизни, пусть рассмотрит, нет ли чего-либо из перечисленного, чего ему не хватает. И если ему недостает хотя бы одного из всего этого, то пусть знает, что он еще не вправе носить имя монаха. Когда же он достигнет все­го, что я сказал, тогда будет дано ему и знание того, что я не упомянул. И тогда другие люди будут, глядя на него, прослав­лять Бога. Да и своей собственной душе он, прежде чем отойти из этой жизни, приготовит место упокоения.

  8. Из святого Максима

 Миром Писание называет вещи материальные, а люди мир­ские суть те, чей ум занят этими вещами. Их-то и увещевает Писание словами: «Не любите мира, ни того, что в мире… ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего», и прочее (1 Ин 2. 15—16).

 2. Монах есть тот, кто отвлек ум от вещественного и через воздержание, любовь, псалмопение и молитву обратился к Богу-

 3. Монах, да не обманет тебя никто: нет спасения тому, кто рабствует наслаждению и тщеславию.

 4. То, что для мирского — преуспеяние, для монаха — па­дение. А то, что преуспеяние для монаха, в глазах мирских — падение. Преуспеяние у мирских — это богатство, слава, власть, физическое здоровье, дети и тому подобное. Если это постигнет монаха — он погиб. А преуспеяние монаха — это нестяжание, бесславие, отсутствие всякой силы, воздержание, телесные немощи и так далее. Если все это постигнет человека, который скло­нен любить мир, он считает это ужасным падением и подчас до­ходит и до петли (а некоторые этим и кончили).

 5. Тот, кто отрекся от земного: от жены, денег и прочего — сделал монахом лишь своего внешнего человека, но отнюдь не внутреннего. Тот же, кто отрекся от страстных помыслов, и внут­ренне стал монахом. Сделать монахом своего внешнего человека легко, стоит только захотеть. А делать монахом человека внут­реннего стоит немалых усилий.

 6. Да есть ли вообще среди рода сего тот, кто совершенно отверг страстные помыслы и удостоен подлинно чистой и неве­щественной молитвы? А все это суть признаки внутреннего мо­нашества.

 7. Множество страстей скрывается в наших душах. Но об­наружить их можно лишь тогда, когда станут видны причины, их вызывающие.

  9. Из патерика

 Авва Иоанн Килик, игумен Раифской обители, говорил сво­ей братии:

 «Дети, как убежали мы от мира, так убежим и от плотских вожделений. Потому что лишь тот, кто бежал от них, — истин­ный монах.

 Взглянем на наших Отцов: как сурово и в каком безмолвии они жили здесь. Будем им подражать, чтобы нам не осквернить это место, которое они очистили от бесов и освятили. Нам надо понять, что место сие — для подвига, а не для торговли, и поста­раться вести себя соответствующе.

 Помните и еще кое-что: если захотите пойти вслед за Отцами и исполнить заповеди Господа, Он подаст Свою благодать и будет хранить место сие. А если не будете их хранить — не останетесь в месте сем. Мы устояли здесь, храня заповеди Господа и обетования, данные Отцам. И мы надеялись, что и после своего отшествия они пребывают с нами и видят все, что у нас происходит. Поступайте и вы так же — и спасетесь от всякого зла».

 2. Один из фиваидских старцев рассказывал: «Я был сыном эллинского жреца. Так вот, еще будучи отроком, я увидел однажды, как мой отец идет, как обычно, в храм для принесения жертвы. Я пошел следом. И увидел я сатану, который сидел на троне, и все его воинство было вокруг него. Тут один из его князей стал посредине и поклонился ему. Сатана спросил его:

 — Откуда пришел ты?

 — Я был в такой-то стране, — отвечал тот, — поднял там войну, пролил много крови и теперь пришел доложить тебе.

 — Сколько у тебя ушло времени на это? — спросил его диавол.

 — Тридцать дней, — ответил тот.

 Услышав это, сатана сказал:

 — За такое время ты только это и сделал! — и велел бить его бичами.

 Вышел точно так же еще один и сказал:

 — Я был на море, поднял там ветер, потопил корабли, погу­бил много народу и теперь пришел доложить тебе.

 Сатана опять спросил его, сколько времени у него на это ушло. Когда же узнал, что двадцать дней, приказал бить его би­чами, как и первого, за то, что тот больше ничего не сделал. За­тем подошел еще один. Он был в одном городе на свадьбе, выз­вал распрю и устроил большое кровопролитие, причем даже же­них и невеста были убиты. Он сказал, что смог это сделать за десять дней. Но его тоже обвинили в бесполезной трате времени, и он был наказан бичами. И тут после них всех вышел на середи­ну еще один. Диавол спросил его:

 — А ты откуда пришел?

 — Я был в пустыне, — ответил тот, — где я уже сорок лет боролся с одним монахом, и в эту ночь я ввел его в блуд.

 Сатана, как только это услышал, сразу встал, расцеловал его, снял с себя венец, который носил, и возложил на него, затем принесли еще один трон и поставили рядом, и диавол усадил его рядом с собой. При этом он хвалил его: дескать, смог ты сделать большое дело.

 — Так вот, — рассказывал старец, — я увидел все это и понял, сколь велико монашество и как оно страшно для бесов. И, благодатью Божией, я ушел оттуда и стал монахом».

  10. Из святого Ефрема

 Братья, мы ведем счет тому времени, что провели в мона­шестве, гордимся этим, а забываем о том, в каком нерадении мы пребывали все это время. Ибо похвала человеку — не время, а преуспеяние в Боге. А степень преуспеяния — не в глубоких се­динах, а в добродетельной жизни.

 Монах, стяжи ту вечную жизнь, к которой ты и был при­зван, ради которой ты и принял благое исповедание пред лицом такого множества свидетелей, пред лицом всей земной и горней твари. «Ибо еще немного, и придет Грядущий и не замедлит» (Ср.: Ис.26,20-21).

 Что есть монах и с кем сравнить его? Монаха можно срав­нить с человеком, который падает с высоты и вдруг заметил вы­соко над землей веревку. Он ухватился за нее, повис и непре­станно вопиет к Богу, потому что знает: как только он ослабеет и разожмет руки — упадет и убьется насмерть.

 Любезные братья, вы носите на себе ангельский образ: не сообщайтесь с диаволом, но, насколько хватит ваших сил, стремитесь к ангельской жизни. Пото­му что внешности должны еще соответствовать жизнь и дела: без дел образ — ничто. А разве ангелы на небе живут в раздорах и распрях, как это, мы видим, бывает у монахов?!

 Будем, братья, стараться, чтобы не стать нам за­пинанием и соблазном для внешних; чтобы наш род жиз­ни не ругали из-за нас, но, наоборот, хвалили. А иначе, если мы так пренебрегаем своим спасением, что мы ответим Судии в страш­ный час испытания? Что еще Он должен был сделать для нас и не сделал? Мы не стали смиренными, а разве не видели мы Слово Божие смирившимся в образе раба? Нас злят грубость и оскор­бления — а разве мы не видели оплеванным Его пречистый Лик? Мы не оказываем полного послушания игуменам и всем собратиям — а разве мы не видели, как Он предал свои святые плечи на бичевание? Когда нас уничижают, мы не можем снести этого и приходим в неистовство, а разве не видели мы, как Его, Того Кто «призираяй на землю и творяй ю трястися» (Пс.103, 32) бьют по лицу? Мы дерзки и своевольны, а разве не слышали Его слова: «Я ничего не могу творить Сам от Себя», и дальше: «Я не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин 5. 30)? Разве не слышали мы, как Он говорил: «Я не воспротивился и не отступил назад» (Ис 50. 5); «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф 11. 29); и в другом месте: Сын «Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф 20. 28)?

 Разве не говорил Он и многое другое в том же роде, чтобы мы старались быть такими же? Ведь невозможно иметь преус­пеяние и спастись, если не подражать Господу во всем. Поэтому я прошу вас, братья, избранное стадо Христово, будем бдеть, пока у нас есть время, и жить согласно тому образу, который носим, да обретем и в будущем ангельскую славу.

ГЛАВА 33. О том, что все заповеди духовного отца верующий должен принимать с охотой, как то, что пойдет ему на пользу, даже если это неприятно или обременительно. Потому что милость Божия дается по мере его ревности и тех скорбей, которые он несет

  1. Из Григория Двоеслова

 Как-то раз настоятель, который принял обитель после святого Гонората, страшно разгневался на святого Либертина и даже занес на него руку. Но жезла, чтобы ударить святого, рядом не оказалось. Тогда он схватил скамейку для ног и бил Либертина по голове и по лицу, пока все лицо свя­того не почернело и не опухло. Тяжко избитый, Либертин ушел в свою келию и оставался там. А на следующий день было на­значено одно монастырское дело, которое он должен был сде­лать. Поэтому наутро, после чтения молитв, Либертин пошел к Келии игумена и со всем смирением просил благословить его.

 Игумен знал, что Либертина до этого все почитали и люби­ли за высоту его добродетели. Он подумал, что после вчерашне­го оскорбления Либертин хочет уйти из обители, и потому спро­сил, куда он собирается идти.

 — Есть, отче, одно монастырское дело, — ответил Либер­ии, — которое уже назначено. Я не могу его отложить, потому что вчера обещался быть там.

 Тогда игумен узрел всю свою жестокость и все смирение и кротость Либертина — и восстенал из глубины сердца. Он пал Либертину в ноги и исповедовал свой грех — то, что дерзнул столь святому мужу причинить такие жестокие страдания. И Либертин пал перед ним на землю и, лежа в ногах у него, говорил, что это его грех, а не игумена. Он винил только себя и уверял, что получил за свои грехи по заслугам. От этого игумен пришел к еще большей кротости, и смирение ученика стало примером добродетели для учителя.

 Наконец Либертин получил благословение и отправился по назначенному делу. Многие из его знакомых, люди благородные и почтенные, видели, что его лицо опухло и в кровоподтеках. Они спрашивали, что это с ним.

 — Вчера вечером, — отвечал им Либертин, — по грехам моим, наткнулся я на скамейку, и так вот получилось.

 Тем самым праведник не впал в грех лжи, но и гнева игуме­на не выдал. И я полагаю, Петр, что такая сила терпения значит гораздо больше, чем те чудеса и знамения, которые этот муж совершил.

  2. Из жития святого Пахомия

 Пахомий Великий еще в юном возрасте был в послушании у святого Паламона. При этом он всегда повиновался учителю охотно и без рассуждения и слушался его в смирении сердца, хотя обращение с ним было очень и даже чрезмерно строгим. Так, например, ко всем его прочим мучениям его часто посылали набрать в горах дров. Он был босиком, и это было очень больно для ног: он постоянно ранил их о терновник. Но Пахомий с радо­стью переносил это, вспоминая о тех гвоздях, которыми были пронзены руки и ноги Спасителя на Кресте.

  3. Из жития преподобного Антония Нового

 Преподобный отец наш Антоний перешел в монашеское жительство из благородного сословия и долгие годы провел в удивительных подвигах, сохраняя уединение и безмолвствуя. После этого он однажды читал божественную «Лествицу добродетели» и в конце слова о послушании обнаружил следующие слова на­ставника: «Кто пребывал в безмолвии и познал собственную немощь, а затем оставил его и отдал себя в послушание — тот был слепым и безо всякого труда прозрел о Христе». Преподобный стал обдумывать эту мысль и сказал себе: «После всех трудов и подвижнических страданий я, оказывается, слеп? Когда же мы сможем обрести зрение?» И он оставил уединение и пустынническую жизнь и предал себя общежительному поприщу.

 Так он пришел в Вифинскую епархию, в знаменитый Кионский монастырь. И несколько дней он оставался в странноприимнице вместе со всеми нищими и никому ничего не говорил. Каждый день его кормили вместе с нищими. Но он не мог есть хлеб даром: пошел к ближайшей горе, собрал вязанку хвороста, принес его на собственных плечах и положил у ворот. Это заме­тил монах, в ведении которого было заботиться о странниках, и сказал ему:

 — Отец, что ты делаешь? Монастырю не нужен твой труд. Все, кто бывает здесь, питаются даром и благодарят Бога.

 — Да, я знаю, — ответил ему Антоний. — Просто не могу сидеть сложа руки. А делать это мне самому в охоту и приятно.

 И он продолжал приносить хворост к воротам и ничего не говорил. Гостиничный доложил о нем игумену.

 Игуменом же тогда был прославленный Игнатий, тот са­мый, который своими о Господе трудами и воздвиг монастырь. Этот Отец и говорит гостиничному:

 — Спроси его, почему он продолжает приходить к воротам и что ему нужно.

 Антоний же на вопрос брата ответил:

 — Сам я не из здешних, а хочу, с помощью Божией, ос­таться с вами для пользы души.

 Узнав это, игумен велел привести его. И когда он увидел Антония, то сразу понял, кто это (а до него доходили слухи о высокой жизни старца). Он и говорит ему:

 — Зачем так далеко шел к нам, авва?

 — Чтобы стать, как один из вас, в добродетели, — отвечал ему Антоний, — а то мне еще многого в этом недостает.

 — Не можешь ты стать послушником, — говорит ему игумен, — потому что много лет ты жил наедине с собой и с Богом. Многие из тех, кто жил по своей воле, за какую бы добродетель ни взялись: будь то воздержание, пост, нестяжание или пренебрежение телом, — получали ее. Но когда их испытывали общежительным уставом, выяснялось, что они не искушены даже в тех добродетелях, в которых казались сильны, потому что им не хватало смирения.

 — Это понял и я, — говорит святой Антоний, — из богодухновенных поучений святых отцов: я не достиг даже начатков добродетели. Потому-то я и пришел сюда и предаю себя вам в услужение, чтобы, с Божьей помощью, начать духовную жизнь и чтобы вы с вашим опытом направляли ее.

 Когда он это сказал, игумен принял его и велел вначале проходить послушание в церкви, поскольку оно было очень тя­желым и многие от него отказывались. Антоний какое-то время оставался на этом послушании, но тяжесть послушания ему ка­залась недостаточной. Он пошел к игумену и говорит ему:

 — Я пришел сюда, чтобы больше трудиться, а то послуша­ние, которое ты мне дал выполнять, слишком легкое для меня.

 Услышав это, игумен отправил его к старшему над вино­градником, обрезать виноград с остальными братьями. У Анто­ния не было опыта в этом деле, он постоянно ранил себе пальцы, и эта работа доставляла ему немало страданий. Однако он тер­пел все время, пока шла обрезка. И опять же, когда пришло вре­мя вскапывать виноградник, он занялся этим и работал изо всех сил. А когда уже стали созревать плоды, его назначили их сто­рожить.

 Как-то пришли к нему несколько братьев и, по нерадению, а, может, чтобы проверить его, хотели нарвать винограда. Но он им сказал:

 — Простите меня, братья, но я не разрешу вам это делать. Виноградник перед вами — если хотите, рвите. Но если будете рвать, то опять же мне придется сказать это игумену.

 А сам он, как и все остальные, каждый день открывал по­мыслы игумену. После этих слов братьям пришлось удалиться с пустыми руками.

 А что он только не говорил сам себе! Бывало, сидит в пол­день в тени, ищет вшей в собственной одежде и говорит своим помыслам:

 — Был я в пустыне — так вы мне говорили, что нет никако­го проку там мучиться, и доказывали, что уединенная жизнь не дает пользы. Теперь вы привели меня сюда и снова превозноси­те все трудности подвига там. Или вы хотите оторвать меня от жизни здесь, среди братии?

 Все это он со слезами и с душевной болью обдумывал, а то и говорил себе вслух, когда его услышал один духовный старец. Тот с братской любовью утешил Антония, и так Антоний превозмог эти искушения будущей наградой.

 Когда подоспело время собирать урожай, его перевели рабо­тать в трапезную. Вот здесь ему пришлось работать еще тяжелее. Люди то приходили, то уходили, и он должен был накрывать и служить им чуть ли не до третьего часа ночи, а те осыпали его бранью, как это часто бывает в подобных случаях. Так он провел на этом послушании достаточно долгое время, и у него совсем из­носились одежда и обувь. Надо сказать, что обувь он стал носить только по просьбе ныне уже преставившегося епископа Павла, а до того все время своего подвига он проходил босиком.

 И вот, как я уже сказал, обувь и одежда у него совсем из­носились. Между тем настала зима, и он мерз от холода, а игу­мен все не давал ему даже самого необходимого, чтобы покрыть тело. Игумен делал это, чтобы испытать его, в наставление тем, кто был послабее, и для вящей пользы самого Антония. Но тут из-за постоянной ходьбы по мрамору у подвижника стала трес­каться кожа на ногах, и это доставляло ему немалую боль. Бра­тья видели его нужду и мучения, и один давал ему овчину, дру­гой — калиги на ноги, но подвижник от всего отказывался и ждал решения игумена.

 — Я знаю, — говорил он братьям, — отцу нашему известно, чего мне не хватает и в чем я нуждаюсь. Ему-то я и предостав­ляю заботиться обо мне, как ему откроет Господь, ради моего смирения.

 Тем временем зима миновала, и на смену ей пришла весна, а затем — лето. Антоний продолжал нести свой подвиг без всякой поддержки. Наконец как внутренние помыслы, так и вне­шняя нужда одержали над ним верх. Он пошел к своему настав­нику и сказал ему:

 — Владыка, если монастырь не в состоянии дать мне самое необходимое, разреши мне обратиться к друзьям и позаботиться о себе самому.

 А божественный пастырь, когда увидел, что привел Антония к тому состоянию, которое ему было нужно, говорит ему:

 — Мой монастырь, слава Богу, кормит всю округу, а тебя он не может одеть и обуть! А мне еще говорили, что ты подвижник и можешь терпеть телесные неудобства. Только что-то в тебе этого совсем не видно. Ты оставил в миру все свое состояние ради Господа, отважился на труды и бедность, столько лет благополучно жил в пустыне и терпел все телесные нужды, а как только пришел к нам — оробел и даже таких легких упражнений не можешь выдержать. Да так просят послаблений только самые нерадивые, а не те, что взирают на великую награду Христову!

 Так он смирил святого Антония и, когда тот уже ничего не мог сказать в свое оправдание, отпустил его. Получив такую строгую отповедь, Антоний, Христов под­вижник, продолжал терпеть скорби о Господе. Всякий день он обливался слезами и телесным воздержанием очищал свою душу. Надо сказать еще, что игумен позволил ему подви­заться и поститься как он хочет, чтобы ему не казалось, что он удалился от той жизни, которую он вел прежде, в безмолвии. По этой причине он никогда не позволял себе спать на ложе, но дре­мал, присев на сделанную для этого скамеечку. Вставал он все­гда до ударов била и начинал молиться и петь псалмы. Так он заботливо питал свою душу благою пищею.

 К тому времени и игумен, и братия уже знали, что Антоний крайне терпелив. Поэтому те, кто работал на полях, брали его с собой. Они давали ему мотыгу и велели выкорчевывать и подру­бать заросли кустарника. А он, весь в поту и изможденный рабо­той, лишь говорил Господу тайными устами сердца: «Виждь, Гос­поди, смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя» (Пс 24. 18). И вот однажды ночью он увидел во сне, как некий славный муж держит весы. И привиделось ему, что на левой чаше весов лежат все его грехи с самых юных лет, а на правой — мотыга, с которой он трудился о Господе. И мотыга, потянув вниз, перевесила все прегрешения. И тогда муж сказал Антонию: «Вот, Господь Бог принял твой труд и отпустил твои грехи».

 После всего этого игумен увидел, что Антоний все время сохраняет терпение, что он уже долгое время закаляется в огне послушания и что он приучил свой ум с твердостью переносить все, что бы ему ни приказали. Он позвал его к себе и наедине говорит ему:

 — Бог да вознаградит тебя, отче, за те души, которым ты помог здесь своим о Господе жительством. Никогда еще не было братьям такого назидания от меня, какое было от твоего здесь присутствия и послушания.

 С этими словами он достал и дал ему одежду, обувь и все, что следовало. С тех пор у Антония было все необходимое для жизни, как и у прочих братьев. И если игумен узнавал, что ему что-то нужно, он в отсутствие Антония клал эту вещь ему на постель, а тот находил ее у себя, когда возвращался.

  4. Из патерика

 Как-то авва Арсений сказал авве Александру:

 — Как наломаешь прутьев (для плетения корзин) себе — приходи ко мне есть. А если к тебе придут паломники — ешь с ними.

 Авва Александр работал спокойно и обстоятельно: прошло время, и у него уже было достаточно прутьев. Тем временем Арсений видит, что тот не идет. Он подумал, что скорее всего у Александра паломники, и стал есть сам.

 Но наступил вечер, и авва Александр пришел. Старец уви­дел его и спрашивает:

 — У тебя были гости?

 — Нет, — отвечал тот.

 — А что же ты опоздал? — снова спросил его старец.

 — Но ты же сам мне сказал, — ответил Александр, — «как наломаешь прутьев, приходи». Вот я и сделал, как ты мне гово­рил: пока не закончил работу, не пришел.

 Услышав это, старец удивился его исполнительности.

 — Заканчивай работу раньше — сказал он, — чтоб и прави­ло прочесть, и воды попить, есть и пить вовремя, а не то скоро ослабнешь телом.

 2. Как-то авва Авраам пришел к авве Арию. Они сидели вместе, и тут подошел к авве Арию один брат и говорит ему:

 — Скажи, что мне делать, чтобы спастись?

 Старец ему отвечает:

 — Пойди и год питайся только по вечерам хлебом и солью а потом приходи, и я тебе скажу.

 Брат ушел и стал так делать.

 Через год брат опять пришел к старцу, и авве Аврааму опять случилось быть там. На этот раз старец сказал брату:

 — Иди и этот год ешь только через день.

 Когда брат ушел, авва Авраам спросил авву Ария:

 — Почему всем остальным братьям ты даешь легкие запо­веди, а на этого брата налагаешь такое тяжелое бремя?

 Старец ответил:

 — Когда братья приходят ко мне, я говорю им то, чего они ищут. А этот брат — подвижник и приходит услышать Бога: что я ему ни скажу — он все старательно делает. Потому я и говорю ему слово Божие.

 3. Об авве Иоанне Колове рассказывали, что он ушел по­слушником к одному старцу в скит и жил с ним в пустыне. Как-то его авва взял сухую палку, воткнул ее в землю и сказал ему:

 — Каждый день поливай ее водой, пока не даст плода.

 А вода была от них очень далеко: надо было идти вечером, чтобы к утру вернуться. И через три года палка пустила корни и на ней выросли орехи. Тогда старец собрал плоды, отнес их в церковь и сказал братьям:

 — Возьмите и попробуйте плодов послушания.

 4. Один человек из Фив пришел к авве Сисою: он хотел стать монахом. Старец спросил его:

 — У тебя в миру остался кто-нибудь?

 — Остался сын, — ответил тот.

 — Пойди, — говорит ему старец, — брось его в реку, и тог­да будешь монахом.

 Человек пошел назад, чтобы бросить в реку сына. А старец тем временем послал за ним брата — на случай, если тот действи­тельно захочет это сделать, остановить его. И в самом деле, тот хотел было бросить своего сына в реку, но брат успел подбежать и не давал ему это сделать.

 — Пусти! — говорит человек брату. — Это авва сказал мне его бросить.

 — А теперь он говорит, чтобы ты не бросал, — возразил брат.

 Тогда тот оставил сына, пошел к старцу и впоследствии стал опытным монахом. То же самое, со слов святого Кассиана, рассказывал и авва Патермуфий.

 5. Кто-то из Отцов рассказывал, как некий ученый из Феополя, человек благочестивый, упрашивал одного затворника, чтобы тот принял его к себе и постриг в монахи.

 — Пойди, — говорит ему старец, — продай все, что у тебя есть, раздай, по заповеди Господней, нищим, и тогда я приму тебя.

 Тот пошел, сделал, что было велено, и вернулся назад. Тогда старец снова говорит ему:

 — Вот еще какую заповедь ты должен выполнять: не раз­говаривай.

 Тот согласился и пять лет хранил молчание. Тут уж все, кто его знал, начали его превозносить. Старец узнал об этом и говорит ему:

 — Тебе здесь быть неполезно. Отправлю тебя в общежи­тельный монастырь, в Египет.

 Так он и сделал. Но, когда тот уходил, старец не сказал ему, продолжать молчать или нет. И тот продолжал молчать по заповеди.

 Авва, который его принял, хотел на опыте проверить, действительно ли он немой. Он посылает его с письмом во время разлива реки, чтобы тот вернулся и волей-неволей ска­зал, что не смог переправиться. Но тот подошел к реке и пре­клонил колена. И тут подплывает крокодил, берет его к себе на спину и перевозит на тот берег. А сам авва между тем по­слал за ним брата, подсмотреть, что тот будет делать. Брат все это увидел, вернулся и рассказал авве и братьям. Те ус­ушали и пришли в ужас.

 Пришло время, и тот монах почил. Тогда авва послал к затворнику, который направил этого монаха в монастырь. «Тот немой, что ты прислал к нам, был ангелом Божиим», — передал он затворнику. «Он не был немым, — отвечал затворник. — Просто он соблюдал ту заповедь, которую я с самого начала дал ему, потому и оставался немым».

 Когда все услышали это, они удивились и прославили Бога.

 6. У одного старца был ученик, выкупленный им из рабства. Послушание его было совершенным. Однажды, например, старец сказал ему:

 — Пойди возьми книгу, что мы читаем на службе, разожги хорошенько печку и брось ее в печку.

 Тот пошел и все сделал без рассуждений. И когда он бросил книгу в печку, печь погасла.

 7. Старцы говорили: если веришь кому-то и отдаешь себя ему в послушание, тебе больше нет нужды думать о заповедях Божиих. Лишь предай свою волю старцу, и ты не будешь гре­шить пред Господом. Потому что Бог не требует от новоначаль­ных ничего, кроме столь мучительного послушания.

 8. Один брат из скита собирался идти на жатву и зашел к одному великому старцу.

 — Скажи мне, авва, —спросил он, — куда мне лучше от­правиться на жатву?

 — Если я тебе скажу, послушаешься? — спросил его старец.

 — Конечно, — сказал брат, — послушаюсь.

 — Если послушаешься, — ответил старец, — то откажись от жатвы. Возвращайся и будь в своей келье. Пятьдесят дней ешь хлеб с сухой солью, и только вечером. А потом приходи, и я тебе скажу, что делать.

 Брат пошел и сделал, как было велено. Через пятьдесят дней он опять пришел к старцу. Тот увидел, что брат — подвиж­ник, и объяснил ему, как надо пребывать в келии. Брат три дня оставался простертым на земле и плакал пред Богом. Затем по­мыслы стали говорить ему: «Ну вот, ты возвысился и стал вели­ким». А он начал вспоминать все свои грехи и говорить: «Смот­ри, сколько у меня прегрешений!» И стал их перечислять. Тогда помыслы стали говорить ему наоборот: «Много ты сделал гре­хов: не сможешь спастись». Он отвечал: «Я несу свою маленькую службу Богу и верю в Его неизреченную благость: Он бу­дет милостив ко мне».

 Долго он так защищался и нападал, пока, наконец, побежденные бесы не явились ему воочию и не сказали:

 — Ты нас вконец запутал!

 — А что такое? — спросил брат.

 — Да стоит нам похвалить тебя, и ты смиряешься, а начи­наем смирять — так ты поднимаешь голову.

 Брат запретил им, и они стали невидимы.

 9. Один человек жил в миру, и у него было три сына. Он оставил их в городе и ушел в монастырь. Прожил он в монасты­ре три года, и стали беспокоить его помыслы. Они напоминали ему о детях и пробуждали в нем любовь к ним. Человек от этого сильно мучился. А с самого начала он авве не сказал, что у него есть дети. Авва заметил, что тот смущен, и говорит ему:

 — Что с тобой, что тебя беспокоит?

 — У меня три сына в городе, — ответил тот. — И я хочу их принести в монастырь.

 Авва разрешил. Брат отправился в город и обнаружил, что два его сына умерли и только третий жив. Он взял его с собой и пошел искать авву. Авва был в пекарне. Человек подвел к авве сына. Тот обнял ребенка, взял его на руки и поцеловал.

 — Так ты его любишь? — спросил он отца.

 — Да, — ответил тот.

 — Тогда возьми его, — сказал авва, — и брось в печь: пусть горит!

 Тот не задумываясь схватил ребенка и собственными ру­ками бросил его в печь. Но тотчас же пламя стало холодным, и ребенок не сгорел. А его отец, как патриарх Авраам, про­славил Бога.

 10. Старец сказал: «Начало учения Спасителя — в скорби и страданиях. А кто избегает начала, тот избегает Божественно­го ведения. Грамота позволяет детям начать образование и по­стигать знания. Так и монах сначала в трудах и в скорби хранит Послушание, а после становится сонаследником Богу и сыном Божиим».

 11. Когда авва Нисферой еще был молод и жил в общежи­тии, о нем услышал авва Пимен. Он захотел его увидеть и ска­зал его игумену, чтобы тот прислал к нему Нисфероя. И вот Нисферой пришел вместе с экономом обители, и старец спраши­вает его:

 — Авва Нисферой, как ты стяжал такую добродетель: чтобы печального с тобой ни случилось в обители, ты молчишь и не обращаешь на это внимания?

 Долго старец выспрашивал брата, и тот наконец сказал:

 — Прости меня, авва. С самого начала, как я пришел в обитель, я сказал себе в мыслях: «Что ты, что осел — одно и то же. Так вот, осла бьют, а он молчит, ругают — он ничего не отвечает. Вот так же давай и ты».

 И Псалмопевец тоже говорит: «Скотен бых у тебе, и аз выну с тобою» (Пс 72. 22).

 12. Авва Пимен сказал: «Если человек живет вместе с ближ­ним, он должен быть как каменный столб: его ругают — он не гневается, хвалят — он не гордится».

 13. Младший Иоанн Фивейский был учеником аввы Аммоя. Рассказывают, что он двенадцать лет прислуживал своему старцу, когда тот заболел. Он жил вместе с ним в ущелье, и ста­рец часто срывал на нем свой гнев, когда падал духом. Иоанн много натерпелся с ним, а тот ни разу даже «спасайся» ему не сказал. Но когда он уже умирал и все старцы были рядом, он схватил Иоанна за руку и сказал:

 — Спасайся! Спасайся! Спасайся!

 И передал его на попечение старцев, сказав при этом:

 — Это ангел Божий, а не человек.

 14. Один из Отцов просил Бога открыть ему, какой меры он достиг. И Бог открыл ему, что в такой-то обители есть брат, который лучше его. Старец собрался и отправился в обитель. Ког­да игумены услышали о нем, они встретили его с большой радо­стью: был он великим и очень известным подвижником.

 Старец им сказал:

 — Я хочу увидеть всех братьев и поприветствовать их. Игумен распорядился, и братья сошлись. Но тот, о ком стар­цу было откровение, не пришел.

 — Есть еще кто-нибудь? — спросил старец.

 — Да, — говорит игумен, — но он слаб головой. Занимается садом.

 — Позовите его, — сказал старец.

 Брата позвали.

 И вот, когда брат пришел, старец сам встал и облобызал его. Затем отвел его в сторону и наедине спросил:

 — В чем твое делание?

 Старец стал упрашивать его, и он наконец сказал:

 — Мой игумен в одной келье со мной держит вола, на кото­ром пашут, и каждый день режет веревки, которые я делаю для циновок. Тридцать лет я терплю это, но ни разу не позволил помыслам возмутиться против моего аввы и ни разу не ударил вола. Я терпеливо продолжаю плести веревки и благодарю Бога.

 Когда старец услышал это, он изумился: из одного этого он постиг и остальное делание брата.

  5. Из святого Ефрема

 Брат, если останешься в послушании у Отцов, то увидишь, что в этом основа веры. Не в том, чтобы все с тобой нянчились и разговаривали кротко и вежливо, а в том, чтобы ты терпел, ког­да тебя оскорбляют и бьют. Потому что и зверь, если его при­ласкать, добреет и становится ручным. Но ты, если хочешь стать сосудом избранным, не обижайся на того, кто тебя воспитывает. Во всем с кротостью повинуйся своему учителю. Ведь и Сам Господь, когда вочеловечился, смиренно хранил повиновение. Сперва он повиновался своей Матери и тому, кто считался Его отцом, как об этом учит нас Евангелист: «И был в повиновении у них» (Лк 2. 51). А затем — Своему истинному Отцу Небесно­му: Он был «послушлив даже до смерти, и смерти крестной», по слову апостола.

 С благодарностью принимайте скорби, что тебя постигают, и те наказания, что дает тебе игумен. «Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще», — говорит апостол, — «то вы незаконные дети, а не сыны» (Евр.12. 7—8). Тебя побили? Радуйся этому и исправь свой промах. Тебя побили не за дело? Тем больше твоя награда. Потому что и апостолов, хоть они и возвещали спасение миру, били в городах, как злодеев. И все-таки они не обижались и не гневились — напротив, радова­лись, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие (Деян 5. 41).

 Но, быть может, кто-то самый нерадивый скажет:

 — Досадно, что со мной так поступили, да еще и притом что за мной столько трудов в этом монастыре.

 Ему бы я ответил так:

 — Так вот что тебе досадно, раб Божий? Что ж судя по всему, ты можешь быть уверен: даже после всех тех лет и тех трудов, о которых говоришь, ты до сих пор не победил страсти. Если кому-то кажется, что он — нечто, тогда как он — ничто он обманывает сам себя. Кормчего видно, каков он в деле, только во время бури. Так и монаха видно во время брани и оскорбле­ний: терпит ли он их с радостью, как неслыханную удачу, или же его это ранит и уязвляет. Потому что чваниться — дескать, я столько лет живу монашеской жизнью, но никак не проявить того на деле и даже не стяжать навыка к благочестивой жизни, — все равно что носиться с инструментами, которыми не научился пользоваться.

 Ты уже состарился в монашестве? Значит, как человек опытный, будь образцом для молодых и неопытных. Пусть все поразятся твоему терпению и незлопамятности. Пусть Дух Свя­той, что в тебе обитает, радуется твоему великому воздержанию. И тем более надо радоваться тебе самому, что ты терпишь стра­дания ради своей же пользы.

 Мне же думается, что тому, кто взял на себя твое руковод­ство, ругать тебя — мало радости: ведь ему придется дать за тебя ответ перед Господом. А радость для него в том, чтобы предста­вить тебя Господу совершенным. Поэтому ты должен, даже если это причиняет боль, с благодарностью терпеть от него все — не как от палача, а как от врача. Если же ты не можешь снести даже малой скорби, даже небольшого искушения, то как вытерпишь большее? И если ты не можешь принять ни брани, ни заушении, ни ран, то как выдержишь свой крест, который с самого начала обещался нести? А если не вынесешь креста, то как тебе быть наследником небесной славы вместе с теми, кто говорит: «Сыя вся приидоша на ны, и не забыхом тебе, и не неправдовахом в завете твоем» (Пс43. 18); и далее: «Зане тебе ради умерщвля емся весь день, вменихомся, яко овцы заколения» (Пс 43. 23)?

 Любезный брат! Разве мы забыли все то, что претерпел ради нас Владыка всяческих? Его бранили, оскорбляли, говорили: «В Тебе бес», а Он не гневился. Его заушали, били по щекам, насмехались, пригвоздили к Кресту, дали отведать уксуса с желчью, копьем пронзили ребро… И все это Он претерпел ради нашего спасения, а мы ради Него не можем снести даже маленькой грубости? Что мы ответим Ему в день судный? Какое мы найдем себе оправдание, если Он ко всем прочим благодеяниям, что сделал для нас, присовокупил еще эти? А что Он требует взамен?

 Так оставим, брат, все это тщеславие, вернем мужество и твердость своему сердцу и скажем вслед за апостолом: мы гото­вы не только принять побои и раны за Христа, но и умереть за Него. Ибо если мы Ему состраждем, то с Ним и будем прославлены, и с Ним и унаследуем Царство.

ГЛАВА 34. О том, что нужно повиноваться своему игумену даже до смерти, любить его и относиться с почтением

 1. Из Григория Двоеслова

 Однажды, когда святой Бенедикт безмолвствовал в келии, его ученик Плакид пошел к озеру, которое мест­ные называют Лакком, чтобы набрать воды. Он хотел зачерпнуть воды кувшином, но выронил его, и течение отнесло кувшин. Тогда брат попытался выхватить его из воды, но поскользнулся и упал в воду. А течение было таким сильным, что его отнесло от берега на расстояние полета стрелы. Человек Божий, как мы сказали, был в это время в своей келии. Он узнал о том, что случилось, позвал ученика Мавра и говорит ему:

 — Брат Мавр, беги скорее — там брат Плакид упал в Лакк, и течение уже далеко отнесло его.

 Мавр, лишь только услышал веление своего духовного отца, бросился бегом. Пришел он на место и видит, что Плакида действительно отнесло далеко от берега. Но Мавр, с твер­дой верой и уповая на отчие молитвы, ступил на воду, пошел по ней пешком, как по суше, и догнал Плакида, которого уно­сили волны. Затем он схватил его за волосы, вытащил из воды и тем же путем вернулся на сушу. Только тогда Мавр пришел в себя и понял, что шел по воде и что такое могло случиться только по чудотворным молитвам его духовного отца. Он поразился и пришел в ужас от того, что произошло, поэтому, вернувшись, он рассказал святому о Божием знамении, которое совершилось.

 Святой приписал это чудо не своей святости, а послушанию ]Мавра. Однако Мавр возражал, что сделал это по его велению, у него самого, как говорил он, никогда не было такой силы, что­бы ступить на воду. Этот ангельский в своем смирении и любви спор услышал монах Плакид и сказал:

 — Когда меня влачили из бездны на сушу, я видел над сво­ей головой милоть моего аввы и понял, что это он вынес меня из воды.

 2. Из жития святого Феодосия, общих житий начальника

 Тем, кто избрал жизнь по Богу, ничто так не способствует в приобретении добродетели и ее сохранении, как память смерт­ная. Знал это и святой Феодосии, и что же он делает? Он позво­ляет своим ученикам заранее готовить себе гробницу. Сделал он это, во-первых, чтобы гробница была для них памятником (ведь так это и называется) их кончины, придавала ревности и еще больше подгоняла их в стремлении к добродетели; а во-вторых, чтобы хоронить умерших. И, кроме того, святой предвидел то, что должно было произойти, и уже думал об этом.

 Когда гробница была устроена, святой стал над ней (а уче­ники стояли вокруг него) и, поскольку видел острым взором ума своего то, что должно было случиться, взглянул на учеников и, Как бы в шутку, сказал им:

 — Гробница-то готова, да только кто из вас обновит ее?

 Так он шуткой скрыл свою радость от того, чему надлежа­ло быть.

 А был некто Василий, по сану — священник, а по своей ревности к благому — верный наследник своего духовного отца Феодосия. В добродетели он был столь же подобен своему ду­ховному родителю, как подобны своим плотским отцам те, кого они породили. Был он готов отдать дань смерти и сделал бы это охотно, не как что-то нежелательное, а как то, что весьма выгодно и полезно для души. Знал он также, что учителя не задают вопросов впустую, и первым уловил смысл слов Феодосия. И вот Василий тут же преклонил колена и, пав лицом на землю сказал:

 — Отче, твое благословение — и я первым обновлю эту гробницу.

 Один испросил благословения, а другой дал его. И вот могила приняла сына, и отец повелел отслужить по нему все, что положено служить по умершим, то есть на третий, на девятый и затем на сороковой день. А по прошествии сорока дней Василий не имея ни жара, ни боли в голове или в других частях тела, ото­шел ко Господу — словно уснул тихим и приятным сном. Так он совершил подвиг послушания и стремления к горнему (а это яв­ный признак тех, кто не ищет земного), первым из братии пред­стал пред Богом и был увенчан.

 А еще через сорок дней, на вечернем псалмопении, Фео­досии увидел и услышал божественного Василия в лике своих учеников: тот стоял посреди них и пел вместе с ними. Причем никто другой ни голоса его не слышал, ни его самого не смог увидеть.

 Один лишь Аэтий, человек, который во всем следовал свое­му учителю и был учеником Феодосия не только потому, что видел и слушал его, но прежде всего потому, что старался ему подражать, — лишь он один слышал голос Василия, хотя увидеть его и не смог. Так вот, Аэтий спросил учителя, слышал ли тот голос почившего. А тот ответил, что не только слышал, но и ви­дел его, и если Аэтий хочет, то он может показать ему, когда тот появится.

 Наступила ночь, и уже шла служба, когда человек Божий вновь ясно увидел, как Василий стоит посреди молящихся и поет вместе с ними. Святой Феодосии указал на него Аэтию перстом и помолился: «Господи, отверзи очи брату сему, да узрит вели­кую тайну великих дел Твоих». Аэтий тотчас же увидел Васи­лия и узнал его. Он хотел было броситься к нему и обнять, но Василий уже пропал из виду, лишь одно услышали все:

 — Спасайтесь, отцы и братья, спасайтесь, а меня вы больше не увидите.

 Все это есть самое подлинное и верное подтверждение слов Христа в Евангелии: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин 11. 25)

 3. Из жития блаженной Феодоры

 Неподалеку от того монастыря, где подвизалась блаженная Феодора, было озеро. А в озере том обитал крокодил, и кто бы ни проходил мимо него, будь то человек или животное, ма­ленькое или большое, — все попадали ему в зубы. Для местных жителей это стало таким страшным бедствием, что александрий­ский наместник Григорий даже поставил там солдат, чтобы они не пускали путников идти через озеро.

 Игумену монастыря было известно, как подвизается свя­тая Феодора и что своей жизнью она едва ли не сравнялась с ангелами. Но, чтобы не лишить ее и Божественной благодати, он призвал ее к себе и сказал (а в монастыре все принимали святую за мужчину):

 — Чадо Феодор, возьми скорее кувшин и принеси нам воды из того озера, что здесь неподалеку.

 Феодора знала заповедь апостола «повиноваться настав­Никам» (Евр.13,17) и пошла выполнять то, что ей было велено. Многие го­ворили ей уходить оттуда, если она не хочет верной смерти. Но вера в Бога придавала ей храбрости, и Феодора спешила ис­полнить послушание, потому как знала, что в послушании — скорее жизнь, чем смерть. Так она ускользнула от всех страж­ников и подошла к озеру. И — сколь дивны дела Твои, Госпо­ди! — все увидели, как чудовище везет ее на середину озера, как она зачерпывает воду и наполняет кувшин, что был у нее в Руках, и, наконец, как она, сидя на том же звере, возвращается к берегу. И здесь целой и невредимой Феодора ступила на зем­лю, а зверь получил по заслугам за все, что он к тому времени успел натворить. Ибо Феодора запретила ему, и он тотчас же упал и издох на месте.

 Дело это стало известно остальным. Те, кто видел все сво­ими глазами, спешили рассказать прочим и обрадовать их, так что все благодаря святой Феодоре прославили Бога.

 4. Из патерика

 1. Авва Исидор сказал: «Своих истинных учителей ученики должны любить, как отцов, и бояться, как начальников. Но любовь не должна упразднять страх, а страх — омрачать любовь»

 2. Об Иоанне, ученике аввы Павла, рассказывали, что он обладал глубоким послушанием. В одном месте было кладбище и там жила гиена. Старец знал, что там растет дикий лук, и сказал Иоанну, чтобы тот пошел и принес его.

 — А что же делать с гиеной, авва? — спросил его Иоанн.

 Старец в шутку и говорит:

 — Если нападет, вяжи ее и неси сюда.

 Брат вечером пошел на кладбище. И тут напала на него гиена. Он бросился хватать ее, как ему сказал старец. Гиена по­бежала, а Иоанн гнался за ней и кричал:

 — Мой авва велел мне тебя связать!

 Наконец он поймал ее и связал. Между тем старец начал волноваться: он все сидел возле келии и ждал Иоанна. Вдруг видит: идет Иоанн и тащит связан­ную гиену. Старец поразился, но, чтобы смирить ученика, уда­рил его и сказал:

 — Мало того, что сам дурной, так ты еще приволок мне сюда эту дурную псину?

 И с этими словами он развязал гиену и отпустил ее.

 3. У блаженного Серида, который управлял монасты­рем в Танафе, был один друг, который жил в Аскалоне, а у того был ученик. Как-то зимой старец послал своего учени­ка к авве Сериду с письмом, чтобы тот взял у аввы скиталу (палку) бумаги. Ученик пришел в обитель, и тут разразился такой ливень, что река Тиат разлилась по всей долине. Юноша отдал письмо и попросил бумагу, чтобы отправиться назад. Авва говорит ему:

 — Посмотри, какой ливень! Ну куда ты сейчас пойдешь.

 — У меня заповедь, — отвечал юноша, — я не могу ос­таться.

 Так он стоял на своем и докучал авве, пока тот не выдал ему бумагу. Ученик взял у аввы благословение и отправился в путь. Между тем авва сказал нам:

 — Идите за ним и посмотрите, как он будет переправляться через реку.

 Пошли мы с ним, я и авва Дорофей, и видим: пришел он к реке, разделся, завернул бумагу в одежду, прикрепил сверток к голове, повернулся к нам и говорит:

 — Помолитесь обо мне.

 И с этими словами он бросился в реку, куда и посмотреть-то было страшно. Мы уже решили, что он почитай что погиб, но он продолжал бороться и плыл против течения. При этом стало его довольно далеко относить, но все же он доплыл до другого берега. Затем оделся, положил нам оттуда поклон и отправился бегом к своему авве.

ГЛАВА 35. О том, что нужно в простоте повиноваться своему о Господе предстоятелю, принимать от него заповеди без колебаний, как заповеди Божий, не размышлять о них долго и не поправлять их, даже если в настоящее время они кажутся неполезными

 1. Из Григория Двоеслова

 Благочестивейший епископ Фортунатодного одержимого избавил от беснования своей молитвой, и лукавый дух оставил человека. Но день уже близился к вечеру, и дух принял образ странника. Затем он стал ходить по городу и кричать:

 — Вот что со мной сделал епископ Фортунат! Смотрите, как он выгнал из своей келии странника! А теперь я ищу место, чтобы отдохнуть, и в его городе нигде не могу найти пристани­ща!

 Эти крики услышал какой-то человек, что сидел у огня со своей женой и детьми. Он подозвал беса и расспросил, как с ним поступил епископ. Затем он впустил его к себе в дом и пригласил сесть вместе с ними у очага. Тот сел, и они завели было беседу. Но тут лукавый дух вошел в ребенка хозяина, бросил его в огонь и мгновенно убил. Тогда-то несчастный понял, кого прогнал епис­коп и кого принял он сам. Так он на деле узнал, каково считать себя лучше и гостеприимнее епископа.

 2. Из жития святого Евфимия

 В Лавре преподобного отца нашего Евфимия был один брат, родом из Азии, а по имени Авксентий, и он умел ходить за мула­ми. Дометиан, эконом монастыря, уговаривал его, чтобы тот взял на себя это послушание, но тот все отказывался и не слушал эко­нома.

 Между тем дело это было нужным и необходимым. Эко­ном, взяв с собой пресвитеров Иоанна и Кириона, снова стал, вместе с ними, просить Авксентия взять на себя это послуша­ние. Но тот все равно не слушался, а между тем уже наступила суббота — день, когда было позволено обращаться к великому Евфимию. Эконом докладывает святому обо всем, что касается Авксентия. Тот немедленно посылает за братом и начинает его увещевать: дескать, следуешь ты только собственной воле, а от послушания, которое нужно всей братии, уклоняешься; не будь таким упрямым и непослушным.

 Авксентий не устыдился ни уговоров, ни даже самого вида старца и продолжал отпираться. Каких только предлогов он ни находил, чтобы настоять на своей воле. То жаловался, что он здесь иноземец и не знает местного языка, то пенял на плотские похоти и множество козней лукавого.

 — Враг, — говорил он, — заметит, что я далеко от вас, со­вратит меня и сделает орудием своей злобы. И потом, так я еще привыкну к суете и хлопотам, а об остальном забуду, потеряю мир и душевный покой.

 Так он говорил и для отвода глаз все ссылался на душевредность послушания.

 В ответ на это великий Евфимий возразил:

 — Так мы будем молиться Богу, чадо, чтобы за твое послу­шание ничто не повредило тебе. Ведь Он Сам и сказал: «Я пришел не для того, чтобы Мне служили, но чтобы послу­жить» (Мф 20. 28). И еще: «Не ищу Моей воли, но воли пославшего меня Отца» (Ин 5. 30).

 Но Авксентий уперся еще больше и вовсе и не думал уступать. Тогда божественный Евфимий обратился к нему более строго:

 — Мы, чадо, советовали тебе то, что, на наш взгляд, тебе самому пошло бы на пользу. Но ты остался при своем непослушании, и ты узнаешь как никто другой, каков плод непослушания

 Не успел великий договорить, как тут же — не знаю, каким образом, — тело Авксентия свело судорогой и несчастный рухнул на землю. Тут уж оставалось только пожалеть его за его проступок. Те из братьев, кто был рядом, в душе исполнились сострадания — так жалко он выглядел. Они стали молить и уп­рашивать Евфимия, чтобы он помог Авксентию: тот оставался лежать на земле и тяжко расплачивался за свое преслушание. Евфимий уже и сам был готов сжалиться над ослушником и уп­рямцем. Он взял Авксентия за руки и поднял его: по всему телу Авксентия еще пробегала и мучила его дрожь. Но тут Евфимий, вместо лекарства наложив на него крестное знамение, избавил человека от мучений и исцелил его.

 Авксентий пришел в себя. Он вспомнил о своем непослу­шании и о той напасти, которая его постигла. Понял он и то, что виной этому было одно лишь его неповиновение. Совесть стала мучить его, и страшное раскаяние охватило его душу. Тут уж он, конечно, припадает к ногам Евфимия и просит у него прощения за то, что случилось в прошлом, просит и его предстательства в будущем. Евфимий сразу простил его, да и как не пожалеть того, на кого ты только что гневался? А, заручившись молитвой свя­того, брат охотно и с радостью принял на себя послушание смот­реть за мулами.

 Так «наказание Господне», по слову Божественного Писа­ния, «отверзает уши» (Ис 50. 5) и исправляет ум: кто прежде грешил непослушанием, тот был наказан — и стал охотно слушаться.

 3. Из жития святого Пахомия

 Ученик Великого, Феодор, о котором упоминалось и преж­де (в гл.15), был юн возрастом, но дух укреплял его, и он весьма преуспел в добродетели. Во всем он подражал своему учителю и Бога ради повиновался ему, как Самому Господу. Но душу можно обучить терпению, только если закалять ее во многих трудностях. Поэтому, когда старец отдавал те или иные распоряже­ния, он часто искушал ученика. Если он велел Феодору сде­лать что-либо одно, то после приходил и ругал все, что тот так добросовестно делал. Затем он приказывал что-то совершенно обратное, а о том, что Феодор уже сделал, говорил, что все неправильно. Так он постоянно заставлял Феодора бороться с помыслом самолюбия.

 Сам же Феодор добросовестно принимал упреки духовно­го отца и оставался непоколебим. Он даже не пытался противо­речить или оправдываться перед ним. А всем остальным говорил о нем, что тот искусный подвижник и истинный раб Христов.

 — Многие вещи, — говорил Феодор, — для неопытных кажутся одним, но люди сведущие толкуют их совсем по-друго­му. Вот и я, грешник, должен оплакивать себя, пока Господь не исправит мое сердце ко благу и я не стану достойным того послу­шания, какое имели святые отцы. Потому что без помощи Божией все, что делает человек, и даже сама уверенность в себе есть прах и пепел.

 4. Из повествования о странствиях святого апостола Петра, изложенного святым Климентом

 Первоверховному апостолу Петру уже надлежало оставить эту жизнь. И вот однажды, в день, когда вся община собралась в Риме, он взял меня, Климента, за руку и, став посреди Церк­ви, сказал:

 — Слушайте меня, чада и братья! Мой путь близок к концу, и нынче я рукополагаю вам епископом сего Климента. Ему я вверяю проповедь с кафедры, ему и передаю власть вязать и решить. Он хорошо знает каноны Церкви и будет вязать то, что должно быть связано, и решить то, что должно быть решено.

 Слушайтесь его и помните: кто огорчает епископа, предстателя истины, тот согрешает пред Христом и гневит Бога, Отца всяческих, а посему он не будет жить. Но вы не забывайте всегда воздавать честь и повиновение вашему Отцу. Тогда и вам пасомым, будет польза, и он вам станет истинным пастырем, а нё наемником, и будет заботиться о стаде. Я сказал и повторяю еще раз: кто огорчает пастыря и учителя в деле Божием, тот огорчает Дух Божий, ибо в ведении пастыря — место и седалище Духа Святого. И кто отвергает слово епископа — тот отвергает слово Христа и есть законопреступник.

  5. Из патерика

 1. Один из старцев рассказывал, как однажды святой Васи­лий прибыл в одну обитель. После надлежащего поучения он спросил игумена:

 — Есть у тебя здесь брат, который обладает послушанием?

 — Все они здесь рабы твои и все стараются спастись, Вла­дыка, — отвечал ему старец.

 Тогда святой спрашивает снова:

 — А есть у тебя кто-то, кто обладает истинным послуша­нием?

 Тогда старец вывел ему одного брата, и Василий назначил его прислуживать при трапезе. Когда поели, брат принес свято­му воды омыть руки. Святой омыл руки и говорит:

 — Подойди, я тебе тоже омою руки.

 Брат повиновался, и Василий сам стал лить воду ему на руки. Затем святой Василий снова говорит ему:

 — Когда пойду в алтарь, напомни рукоположить тебя во диаконы.

 Тот сделал не рассуждая. И за такое послушание святой рукоположил его в пресвитеры и забрал с собой в епархию.

 2. Об авве Силуане рассказывали, что у него был ученик по имени Марк. У этого Марка было великое послушание. Он был писцом, и старец любил его за его послушание. А у старца было еще одиннадцать учеников. Их огорчало, что Силуан любит Марка больше, чем их, и они пожаловались старцам. Однажды старцы пришли к авве Силуану и стали упрекать его за то как он ведет себя с учениками. Тогда Силуан вышел из келии и повел их с собою. Он стал обходить келии братьев — стучал в каждую келию и говорил:

 — Брат такой-то, выйди, ты мне нужен. 

 И никто из них не вышел к нему сразу. Подошел он и к келье Марка, постучал и в нее и тоже ска­зал:

 — Марк!

 Тот, лишь только услышал голос старца, сразу выскочил наружу. Старец дал ему послушание и говорит старцам:

 — Смотрите, отцы, а где же остальные братья?

 Затем Силуан вошел в келью Марка и наткнулся там на его рукоделие: Марк только-только начал писать, когда старец позвал его. И он даже не стал заканчивать то, что писал, и бро­сил на половине. Силуан заметил это, вынес книгу и показал ее старцам.

 — Воистину, авва,— сказали ему старцы, — кого любишь ты, того и мы любим, потому что его любит Сам Бог.

 3. О том же самом авве Силуане рассказывали: однажды в Скиту он прогуливался вместе со старцами и хотел показать им послушание своего ученика (за что он и сам этого ученика лю­бил). Он увидел дикого поросенка и говорит ученику:

 — Чадо, видишь вон того буйволенка?

 — Да, авва, — ответил ему ученик.

 — А смотри, какие у него здоровые рога, — снова сказал старец.

 — Да, авва, — ответил ученик.

 Тут даже старцы поразились его ответу и получили много пользы от его послушания.

 4. Об авве Муисе рассказывали, что у него был учеником авва Саин. Однажды старец в искушение ему сказал:

 — Иди обворуй кого-нибудь.

 Тот пошел и за послушание стал воровать у братьев, за все благодаря Бога. А старец брал у него добычу и тайком отдавал братьям обратно.

 5. Старец рассказывал:

  «Пошел я однажды к авве Сисою, а тот жил на Клисме. Я попросил его сказать мне слово, но тот ответил:

 — Прости меня, я человек простой.

 Тогда я пошел к авве Ору и авве Атре. Авва Ор был болен тому как восемнадцать лет. Я положил им поклон и попросил сказать слово.

 — Что мне сказать тебе, — ответил авва Ор. — Иди и делай то, что считаешь нужным. Бог всегда рядом с тем, кто понуждает себя.

 Авва Ор и авва Атре были из разных мест, но между ними всегда царило полное согласие, вплоть до самого их исхода из тела. Великим было и послушание аввы Атре, но и смиренно­мудрие аввы Ора было немалым. Я провел у них несколько дней: смотрел на их жизнь и видел много удивительного. Расскажу еще вот что.

 Кто-то принес им небольшую рыбу. Авва Атре хотел при­готовить ее для старца и резал ножом. Но тут авва Ор позвал его, и он оставил нож в рыбе, не дорезав кусок. Я удивился глу­бине послушания, ведь он даже не сказал: «Подожди, сейчас, только рыбу дорежу». Я спросил у аввы Атре:

 — Откуда в тебе такое послушание?

 — Послушание не у меня, — ответил авва Атре, — а у стар­ца. Если хочешь, пойдем и посмотришь, какое у него послушание.

 Он стал жарить рыбу и нарочно ее пережарил. Затем отнес ее старцу: тот съел и ничего не сказал.

 — Вкусная рыба, отче? — спросил его авва Атре.

 — Очень вкусная, — ответил старец.

 Потом он принес ему еще одну, поменьше, но хорошо при­готовленную.

 Старец начал есть, а авва Атре говорит:

 — Пережарил я ее, отче…

 — Да, — ответил старец, — немного пережарил.

 — Теперь видишь, какое послушание у старца? — сказал мне потом авва Атре.

 Я ушел от них, но все, что у них видел, я старался по мере сил моих сохранить».

 6. Из святого Ефрема

 Брат спросил старца:

 — Авва велел мне идти в пекарню и готовить хлеб для бра­тии. Но рабочие — люди мирские и говорят неприличные вещи, а мне не пристало это слушать. Что же мне делать?

 — Разве ты не видел, — отвечал ему старец, — как дети все вместе учат уроки? Каждый учит свой урок, а не чужой. Так и ты: внимай себе и исследуй свое сердце. А если страсти борют тебя, открой это авве и сделай то, что он скажет. Потому что он лучше тебя знает, что тебе полезно.

 7. Из аввы Исайи

 Если твой авва пошлет тебя в чужое место по какому-то делу, ты спроси его: «Куда хочешь, чтобы я пошел? Что именно тебе нужно?» И что он тебе скажет, то и сделай. Не делай ни больше, ни меньше того — даже нищему не подавай милостыни, не спросив заранее у аввы. А если что сделаешь без его ведома, втайне — согрешишь.

 8. Из святого Варсонофия

 — В каких делах нужно отсекать свою волю? — спросил брат старца. — В хороших, в тех, что ни хороши, ни плохи, или в тех, что, как кажется, нарушают заповедь Божию? А если обна­ружится, что какая-то заповедь выше моего состояния, то дол­жен ли я отказаться от нее — ведь после она принесет мне скорбь и смущение?

 Старец ответил:

 — Брат, кто хочет быть монахом, тот вообще ни в одном Деле не должен иметь своей воли. Этому и учит Господь, когда говорит: «Я пришел в мир «не для того, чтобы творить волю Мою» (Ин 6. 38). К то собирается одно делать, а от другого отказываться — тот либо выказывает больше рассудительности, чем приказавший ему, либо над ним посмеялись бесы. Впрочем, и то и другое — плохо и от бесов, так что во всем ты должен повиноваться. Авва, который тебе приказывает, несет на себе твою вину и даст ответ за тебя. А если заповедь кажется слишком тяжелой, спроси его и предоставь дело его разуму

 Если же тебе приказали братья и ты видишь или считаешь, что это вредно и сверх твоих сил, — опять же спрашивай авву. И что он скажет, то и сделай. Если захочешь различать не только поступки, но и людей, навлечешь на себя скорбь. Посему, если дело кажется хорошим, окажи послушание братьям. А когда твой помысел колеблется, или дело тебе не по силам, или оно вредно — обратись к авве и поступи, как он рассудит. Он знает, что ему делать и как позаботиться о твоей душе, так что будь споко­ен и верь, что все, что он говорит тебе, от Бога. И все, что полез­но о Господе, не приносит скорби или смущения. От блага не может быть никакого зла: «Всякое дерево доброе приносит и плоды добрые» (Мф 7. 17).

 — А что значит «отсекать волю»? — спросил брат.

 — Брат, — ответил старец, — кто отсекает волю, тот преус­певает в Боге. Это значит, что надо отсекать свою волю и испол­нять волю святых в том, что кажется хорошим. А в плохом ты и сам избежишь того, что не пристало.

ГЛАВА 36. О том, как грешно не повиноваться своему духовному учителю и роптать на него. Также и о том, что христианину не пристало прекословить или оправдываться. Он должен всегда бороться с собственной волей и не противиться обличению, но любить его

 1. Из Пандекта Антиоха

 Братья, мы не должны роптать без повода (и даже если кажется, что повод есть), но будем всегда послушными и благодарными Богу и тем, кто поставлен над нами Господом. А если мы будем на что-то роптать, то станем похожи на преступных и неблагодарных иудеев, которые роптали на Того, Кто заботился о них, как и написано: «И возроптало все обще­ство сынов Израилевых на Моисея», а Моисей сказал: «Не на нас ропот ваш, но на Господа» (Исх 16. 2. 8). За свой ропот они и полегли все в пустыне.

 Да и потомки их в точности переняли неблагодарность и непослушание своих отцов. То они роптали на учеников Господа: «Почему вы едите и пьете с грешниками?» А то и на Самого Спасителя, когда Он сказал: «Я хлеб живой, сшедший с небес» (Ин 6. 51). Потому-то и сказал им Господь: «Никто не может прийти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (Ин.6. 65), то есть если Отец не увидит, что этот чело­век послушен, благодарен и не ропщет, как мы.

 И те работники, что пришли первыми, роптали на хозяина дома: говорили, что других работников он призвал в одиннадца­тый час, а плату дал равную тем и другим, и так далее. Но хозя­ин им ответил: «Друг! Я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди» (Мф 20. 1-15).

 Только куда же это Он его отсылает? Ясное дело, что к тем кто стоит по левую руку от Него, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Это видно далее, в тех словах, где Он обличает работников в лукавстве и зависти: «Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?»

 2. Из аввы Марка

 Кто исполняет послушание со своеволием, тот прелюбодей, как об этом говорит и Премудрость (Ср.: Сир 32. 17 и Притч 6. 32-33), и по нехватке разума он терпит скорби и бесчестие. Как нет ничего общего между водой и огнем, так и нет ничего общего между оправданием и смирени­ем. Если хочешь спастись, возлюби слово истины и никогда не будь так безрассуден, чтобы избегать обличений. Слово истины «обращало к покаянию порождения ехиднины и внушало им бежать от будущего гнева» (Лк 3. 7). Тот, кто принимает слово истины, принимает Слово Божие. Потому что Господь сказал: «Кто принимает вас, принимает Меня» (Мф 10. 40). Расслабленный, которого спустили через кровлю, — это греш­ник, которого верующие обличают ради Господа. По их вере он и принимает отпущение грехов (Мк 2. 3—5). Тот, кто не любит обличений, неизбежно и по своей воле остается в страстях. А тот, кто любит, учится на собственном опыте.

 Как те, кто плывут по морю, с радостью терпят солнечный жар, так и те, кто ненавидят зло, любят обличение, потому что солнце защищает от бурь, а обличение — от страстей. Кто не внимает писаным заповедям и увещаниям, для того есть конский хлыст и ослиное стрекало. А если он и их отвергнет, то Господь «востягнет его челюсти браздами и уздою» (Пс 31. 9).

 3. Из святого Максима

 Как преслушанию свойствен грех, так и послушанию — добродетель. Преслушание ведет к нарушению заповедей и отделе­нию от Заповедавшего, послушание — к сохранению заповедей и к неразрывному единству любви с Тем, Кто дал заповедь. И кто нарушил заповедь из преслушания, тот не только сделал грех, Н и лишил себя общения любви с Заповедавшим.

ГЛАВА 37. О том, что не стоит осуждать учителя, даже если он поступает противно тому, чему учит. Потому что много было учеников, которые вверили себя нерадивым учителям и не осуждали их, но повиновались о Господе. При этом они не только сами спаслись, но часто служили спасению и своих учителей

 1. Из патерика

 Был у нас как-то один пустынник, человек, обладавший большим даром рассуждения. Он хотел жить один в келии, но не мог найти подходящей. Другой старец узнал о пустыннике. А у старца была на то время пустая келия, и он пригласил пустынника поселиться в ней, пока тот не найдет себе другую. Пустынник пришел и поселился у него. Кое-кто из мест­ных жителей стал приходить к нему, поскольку он был издалека, и они приносили ему кто что мог. Тот брал приношения и прини­мал у себя приходящих. Однако старец, который дал ему келию, стал завидовать и поносить его.

 — Сколько лет я здесь,— говорил он, — так много подвиза­юсь, и ко мне никто не приходит. А этот выскочка пару дней как здесь — и к нему идет столько народу!

 Тут он говорит своему ученику:

 — Иди и скажи ему: «Уходи отсюда, мне нужна келия».

 Ученик пошел к нему и сказал:

 — Мой авва спросил, как у тебя дела.

 — Пусть помолится за меня, — отвечал тот. — У меня бо­лит желудок.

 Ученик вернулся к тому, кто его послал, и говорит:

 — Старец сказал, что уже нашел другую келию и уходит.

 Через два дня авва снова говорит своему ученику:

 — Иди и скажи ему, что, если он не уйдет, я приду сам м выгоню его палкой.

 Брат снова пошел к пустыннику и говорит ему:

 — Мой авва слышал, что ты заболел, и до сих пор волнуется. Он послал меня навестить тебя.

 — Скажи ему, — ответил тот, — что его молитвами мне уже лучше.

 Ученик идет к своему старцу и говорит:

 — Он мне сказал, что, если Бог даст, до воскресенья он уйдет.

  Наступило воскресенье, а пустынник все еще не ушел из келии. Тогда старец взял палку и пошел сам, чтобы поколотить его и выгнать в шею. Уже на выходе ученик говорит ему:

 — Пойду-ка я вперед, а то, может, там кто-то есть и со­блазнится.

 Старец разрешил ему. Брат пошел вперед и говорит пу­стыннику:

 — Мой авва идет к тебе сам, пригласить тебя к себе в ке­лию.

 А тот, когда услышал, что старец так его любит, выбежал ему навстречу, еще издали положил ему поклон и говорит:

 — Не трудись, отче, я сам иду к твоей святости!

 И тут Бог призрел на труд юноши: Он привел авву в со­крушение. Тот бросил свою палку и побежал навстречу пустын­нику, чтобы обнять того. И, обняв, повел к себе в келию. И ви­дит, что пустынник как будто и не слышал всего, что прежде старец говорил ученику. Тогда старец спросил ученика:

 — Ты что-нибудь передал ему из того, что я говорил тебе?

 — Ничего, — отвечал тот.

 Услышав это, старец очень обрадовался. Тут-то он понял, что зависть эта была от врага. Он утешил пустынника как мог, а после пал в ноги ученику и говорит ему:

 — Ты мне отец, а я тебе — ученик. Ибо твоими трудами спасены две души.

 2. Кто-то из старцев рассказывал про одного старца, кото­рый пил. Каждый день он плел циновку, продавал ее в селе, а врученные деньги пропивал. Как-то пришел к нему один брат и остался у него. Он тоже каждый день плел по циновке. Старец забирал и ее, продавал и пропивал цену той и другой, а брату приносил к вечеру маленький хлебец. Так он делал на протяже­нии трех лет, и брат не промолвил ни слова. Наконец брат сказал сам себе: «Мне не во что одеться, да и на хлеб мне едва хватает. Соберу вещи и пойду отсюда!» Потом он подумал и сказал себе: «Куда я пойду? Поселюсь в другой келии? Но здесь у меня одна келия с Богом». И тут же ему явился ангел и сказал: «Никуда не уходи, ибо завтра я приду к тебе».

 На следующий день брат начал просить старца:

 — Отче, не уходи никуда сегодня: сейчас ко мне придут забрать меня.

 Пришло время, когда старец обычно уходил, и он говорит ученику:

 — Не придут сегодня, чадо, они ведь и так уже опоздали.

 — Нет-нет, — отвечал тот, — придут непременно.

 И с этими словами он почил. Когда старец увидел это, он стал плакать и сказал:

 — Горе мне, чадо! Много лет я здесь живу в нера­дении, а ты в короткий срок одним терпением спас свою душу.

 И с тех пор он образумился и стал опытным монахом.

 2. Из святого Ефрема

 Братья, ученики не должны быть непослушными и преко­словить своим учителям о Господе, но должны выказывать все­возможное смирение пред Богом и людьми. Если же случится так, что воспитатель на словах учит добродетели, а на деле о ней небрежет, то не дадим сатане развратить нашу душу по одной лишь этой причине. Вспомним Того, Кто сказал: «На Моисее­вом седалище сели книжники и фарисеи; итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают» (Мф 23. 1—4).

 И апостол Петр призывает нас: «Повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угод­но Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его. Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его. Будучи злословим, он не злословил взаимно; страдая не угрожал, но предавал то Судии Праведному» (1 Пет 2. 18—23). Есть у вас, братья, и другой пример смирения — пророк Самуил: он не возвысил своего сердца перед священником Илией, даже когда услышал о нем столь грозные слова Божий, но смиренно оста­вался у него в послушании (1 Цар 3. 1—21).

 Любезные братья, станем достойными нашего спасения! На любые слова, какие бы мы ни услышали, будем готовы ответить покаянием, особенно если это слова того, кто поставлен над нами от Господа. Как вода тушит огонь, так покаяние гасит гнев и укрощает дух. Пусть будет тебе примером пятидесятник, при­шедший к Илии: своим смирением он умилостивил пророка — спасся сам и все, кто был с ним (4 Цар 1. 9—15).

 Имейте, любезные братья, послушание к вашему о Господе предстоятелю. Исполняйте его слово до конца и никогда не отно­ситесь небрежно к тому, что он говорит. И тогда будет с вами Тот, Кто сказал: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18. 20). Любезные братья! Даже если наши игумены несправедливы к нам — чего да не будет!— станем служить им с доброй совестью, как Самому Господу, а не как людям, и будем помнить, что от Господа мы и получим на­граду.

 3. Из патерика

 Был один старец. Он жил за пределами Александрии, в тех келиях, что называют пустынническими. А старец был чело­веком гневливым и малодушным. Один молодой брат услышал о нем и дал завет Богу: «Господи, за все, что я творил в миру, пойду и буду жить у этого старца, буду работать и заботиться о нем».

 Каждый день старец обходился с ним, как с собакой. Но Бог увидел смирение и терпение брата. Через шесть лет послу­шания у старца юноше явился во сне некто держащий в руке длинный свиток. Половина свитка была затерта, а половина еще оставалась исписанной. Он показал свиток брату и говорит:

 — Половину долга отпустил тебе Владыка Господь. Поза­боться и о прочем.

 А рядом с ним жил другой старец, человек духовный, и он знал всю историю брата. Он часто слышал, как старец выходит из себя и без причины оскорбляет брата, как брат кладет ему поклоны, а старец не смягчается. Всякий раз, встречая брата, этот духовный старец спрашивал его:

 — Ну что, чадо, как прошел день? Что мы сегодня зарабо­тали? Много ли стерли из свитка?

 Когда же, изредка, бывал день, что старец не ругал учени­ка, не оскорблял его и не гнал прочь, вечером брат приходил к соседу и с плачем говорил:

 — Беда, авва, сегодня у меня плохой день. Ничего я сегодня не заработал и весь день провел в праздности…

 Прошло еще шесть лет, и брат почил. А духовному старцу, его соседу, было видение. Он увидел, что брат находится посре­ди мучеников и с великим дерзновением молит Бога о своем стар­це: «Господи, как ради него Ты помиловал меня, так и его поми­луй ради многих Твоих щедрот и ради меня, раба Твоего». И через сорок дней Господь взял к Себе в место упокоения и само­го старца. Вот какое дерзновение обретают пред Богом те, кто терпит скорби.

ГЛАВА 38. О том, что если кто внимает себе и промыслу Божию, того благодать часто учит всему, что нужно, — даже через людей простых и безвестных; а кто смиренномудр, тот готов учиться даже у первого встречного

 1. Из жития преподобного Ефрема

 Великий Ефрем все свое время посвящал размышлениям ° божественном: постоянно созерцал умом день судный и непрестанно плакал. Поэтому он, по слову Псал­мопевца, «удалился, бегая» от всякого житейского шума, смяте­ния и суеты, и «водворился в пустыне» (Ср.: Пс.54,8). Для назидания и душев­ной пользы он переходил с места на место, ибо к этому его по­буждал Дух Божий.

 И вот однажды он оставляет свою отчизну и по велению Божию, словно новый Авраам, достигает града Едесского. А при­шел он туда как для поклонения тамошним мощам и святыням, так и ради встречи с кем-нибудь из мудрых людей, дабы вкусить там плод знания. Об этом он и просил Бога в следующей молитве. «Иисусе Христе, Владыка и Господи всяческих, удостой меня по прибытии во град Едесский встретить там такого человека, кто бы мог мне что-то сказать для назидания и пользы души».

 Так он помолился при входе в город и вошел в ворота. При этом он ни на что не отвлекался, хранил сосредоточенностъ ума и об одном лишь только думал: как такого человека найти, что у него спросить и какую извлечь из этого пользу. Так он шел и все думал об этом, как вдруг попадается ему на­встречу женщина, да еще и блудница. А было это от Бога: ведь Он зачастую неизреченным и тайным образом созидает про­тивное противным.

 Так вот, когда святой Ефрем, против всякого ожидания, столкнулся с блудницей, он остановился и посмотрел на нее рас­терянно и пристально. Смятение и скорбь охватили его душу: неужели то, чего он просил, не исполнится и все выходит наобо­рот? А блудница, когда заметила, что на нее смотрят, ответила ему еще более дерзким взглядом.

 Когда они уже долго так друг на друга смотрели, великий, наконец, решился дать ей урок и призвать ее к тому стыду, кото­рый подобает иметь женщине.

 — Ну и что дальше, женщина? — спросил он ее. — Смот­ришь тут на меня такими бесстыдными глазами и даже не крас­неешь?

 — Мне, между прочим, так и положено на тебя смотреть, — ответила она. — Я ведь взята от тебя и из твоего ребра. А вот ты должен смотреть не на нас, а в землю, потому как и взят оттуда.

 Когда святой Ефрем, паче всякого чаяния, услышал такие слова, он тут же поблагодарил женщину за назидание и искренне воздал благодарность Богу, Который зачастую неожиданно тво­рит то, что намного лучше ожидаемого и вожделенного.

 2. Из жития преподобного Пахомия

 Феодор, ученик святого Пахомия, хоть и юн был возра­стом, но не по возрасту имел разум: он даже оказывал помощь тем, кто не был так силен в подвиге, как он сам. А великий Пахомий примечал то, как рассудителен во всем Феодор, и радо­вался за него.

 Каждый вечер было принято, чтобы все сходились вместе слушать наставление великого старца. И вот однажды, когда все для этого собрались, он повелевает Феодору — а тот, как сказа­ло, был еще молод, и ему едва исполнилось двадцать лет, — по­велевает сказать братьям слово Божие. Тот послушно, без вся­кого прекословия отверз уста и начал им говорить все, что было нужно для душевной пользы.

 Увидев такое, кое-кто из более заслуженных старцев решил его не слушать:

 — Уже и новоначальные стали нас учить! Не будем его слушать!

 Так они сказали друг другу, оставили собрание и разошлись по своим келиям. Когда же наставление закончилось, Великий послал за ними и пригласил к себе. Когда они пришли к нему, он стал их спрашивать:

 — Чего ради вы оставили собрание и ушли в свои келии?

 — Здесь так много старцев и преуспевших монахов, — от­ветили те, — а ты поставил мальчишку учить нас.

 Когда Пахомий услышал это, он тяжело вздохнул и, по­грустнев, спросил их:

 — Знаете, откуда в мире берет начало всякое зло?

 — Откуда? — спросили те.

 — От гордости, — ответил он им. — Из-за нее «упал с неба денница, сын зари, и разбился о землю» (Ис 14. 12). Из-за нее и Навуходоносор, царь Вавилона, жил вместе со зверями (Дан. 4). Разве не слышали вы написанное: «Мерзость пред Господом всякий надменный сердцем» (Притч 16. 5)? Разве не слышали, что «кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто уни­жает себя, тот возвысится» (Мф 23. 12)? Неужели вы не знали этого и над вами так насмеялся диавол, что вы потеряли всю вашу добродетель? Ибо гордость есть начало и мать всех зол. Не Феодора вы отвергли, когда ушли, а отказались от Сло­ва Божия и лишились Святого Духа. Поистине, вы достойны всякого сожаления! Неужели от вас укрылось, что это сатана толкнул вас на это?

 — О великое чудо! — продолжал он. — Ради нас Бог «сми­рил себя, быв послушным даже до смерти» (Флп 2. 8), а мы возносимся, хоть и должны по своей природе хранить смирение. Невместимый и Высший всякого естества смирением спас мир, тогда как мог одним Своим взором сжечь вселенную. А мы — земля, прах, даже нечто более ничтожное! — превозносимся и того не знаем, что этим мы низводим себя в «преисподняя земли». Разве не видели вы, как внимательно слушал его я сам? И говорю вам, что мне от этого была большая польза. Я разрешил ему говорить не для того, чтобы вас испытать, а в надежде и сам поучить пользу. А вам так тем более следовало его послушать, и безо всякой гордости. Говорю вам правду: я, тот, кто от Бога поставлен над вами, чтобы стать вашим отцом, слушал его так, словно до этого не мог отличить левой стороны от правой. И говорю вам, как пред Богом: если вы не явите покаяния еще боль­шего, чем ваш проступок, и вам не будет прощен этот грех — вы погибнете. Потому как если вы начали так скверно, то и далее не остановитесь, пока не достигнете последнего осуждения.

 Такими речами святой Пахомий прижег, как и следовало, язву гордости, а затем мягким увещанием исцелил их болезнь. Ибо, когда нужно, бывал он строг, а когда требовалось — смягчался, обличая и побуждая к благу тех, кто грешил.

 2. Другой раз святой пришел туда, где плели цинов­ки, и сел работать. Тут подошел мальчик — он был назна­чен на ту неделю помогать работавшим. Мальчик увидел, как великий Пахомий работает, и говорит ему:

 — Не подворачивай так концы — ты это неправильно делаешь. Вот авва Феодор по-другому плетет.

 Пахомий встал и говорит ему:

 — А покажи мне, чадо, как по-другому?

 Тот показал ему, и Пахомий, совершенно довольный, опять сел работать. Так даже в этом деле Пахомий ниспроверг духа гордыни. А если бы он был плотского образа мыслей, то не толь­ко бы не послушался, но, пожалуй, еще и отругал бы отрока за то, что тот слишком много говорит.

 3. Из жития святого Арсения

 Великий Арсений был велик своими знаниями — и в свет­ском, и в духовном. Он, скажем прямо, всех людей того времени превосходил ученостью и добродетелью — потому-то его и выб­рали изо всех остальных воспитателем Гонория и Аркадия, де­тей царя Феодосия. После он долгое время провел в подвигах в Скиту и обрел более глубокое ведение божественного. Но при всем при этом он, по избытку смирения, не стыдился спрашивать у самых простецов и по возможности искать у них назидания.

 Однажды кто-то увидел, как Арсений спрашивает о помыслах одного египетского монаха и советуется с ним. Человеку это показалось странным, и он спросил у святого объяснений.

 — Не спорю, — ответил тот, — что я в какой-то мере чужд образования. Но, признаюсь, мне не известна даже азбука этого простеца.

 Так он намекнул на божественное делание и ведение.

 2. Однажды ему случилось быть возле реки, и он уже собирался переправиться, как какая-то женщина из эфиоплянок ухватила его за милоть. Он, было, строго укорил ее за это, но она в ответ сказала:

 — Ты монах, Арсений, — вот и иди в горы.

 Арсению эти слова показались очень полезными.

 4. Из патерика

 Однажды авве Антонию принесли письмо от царя Констан­тина, чтобы ему ехать в Константинополь. Он думал, как посту­пить, и говорит авве Павлу, своему ученику:

 — Нужно мне ехать или нет?

 — Если поедешь,— ответил ему тот,— будут называть тебя Антонием, а не поедешь — аввой Антонием.

 Антоний послушался и не поехал.

 2. Брат попросил молоденького монаха, почти ребенка, ска­зать ему слово.

 — Если твои слова пустые, — ответил тот, — держи их при себе. А если в них есть толк, воспользуйся случаем и скажи. Но даже если толк в них есть, говори не долго, а покороче — и бу­дешь спокоен.

 3. Авва Олимпий рассказывал: «Однажды в Скит спус­тился языческий жрец. Он пришел ко мне в келию и остановился на ночь. И когда он увидел, как живут монахи, то спросил меня-

 — Вы ведете такую жизнь и ваш Бог ничего вам не являет.

 — Ничего, — ответил я ему.

 — Но даже мы,— говорит тот, — если служим нашему богу, то он ничего не скрывает от нас и показывает нам все свои тай­ны. А у вас столько трудов, бдений, уединение, подвиги, и ты мне говоришь, что вы ничего не видите?! Верно, есть какие-то дурные мысли у вас в сердце, если вы ничего не видите. Они-то вас и отлучают от вашего Бога, и потому Он не открывает вам Свои таинства.

 Когда жрец ушел, я передал его слова старцам. Все удиви­сь и сказали:

 — А ведь так оно и есть! Нечистые помыслы отлучают че­ловека от Бога».

 4. Авва Макарий рассказывал:

 — Когда я был моложе, я устал находиться в келии и вы­шел в пустыню. При этом я сказал себе: «Кого бы ты ни встре­тил, спроси у него назидания». Иду и вижу мальчика. Он пас быков. Я спросил его:

 — Что мне делать, детка? Я голоден.

 — Тогда поешь, — говорит мальчик.

 — Да я уж ел, — говорю я, — и снова хочу.

 — Поешь еще раз, — отвечает мальчик.

 — Да я уже много раз ел, и все равно хочется, — сказал я ему.

 Тут он мне говорит:

 — Что ты, авва, осел, что ли, что все время есть хочешь?

 И получив назидание, я пошел.

 5. Старец сказал: «Я хочу учиться, а не учить».

 6. Авва Макарий спросил авву Захарию:

 — Скажи мне, что должен делать монах?

 — И ты меня об этом спрашиваешь? — спросил его Захария.

 — Мне было откровение о тебе, чадо Захария, — ответил авва Макарий. — И я чувствую, что Кто-то побуждает меня спро­сить тебя.

 Тогда Захария ответил ему:

 — По-моему, отче, всегда понуждать себя — вот что должен делать монах.

ГЛАВА 39. О том, что верующий должен верить не в себя, а в то, что он спасается и укрепляется на всякое благо ради своего духовного отца, и всегда просить его молитв, ибо они могут многое

 1. Из Григория Двоеслова

 Либертин, ученик святого Гонората (о нем упоминалось и в других главах), был послан игуменом, преемником Гонората, по какому-то монастырскому делу. Либертин так почитал святого Гонората, что, куда бы ни пошел, всегда носил за пазухой калигу (род обуви на Западе) своего учителя. И вот, когда он проез­жал через Равенну, одна женщина везла тело своего умершего сына и случайно увидела святого. Она поверила, что это раб Божий, притом и скорбь по умершему сыну терзала ее. Женщи­на схватила за узду коня Либертина и с клятвой сказала, что не даст ему уйти, пока тот не воскресит ее сына. Либертину никог­да не доводилось творить подобное чудо, а клятва и просьба жен­щины ужаснули его. По чрезмерному смирению он хотел было проехать мимо нее, но она его не пускала. Наконец в Либертине победило сострадание. Он сошел с коня, преклонил колени и воз­дел руки к небу. Затем он вытащил из-за пазухи калигу, которую носил с собой, и положил ее на грудь мертвому ребенку. И в то время, как Либертин молился, душа ребенка вернулась в тело и мальчик воскрес. Либертин взял его за руку и передал плачу­щей матери живым, а сам продолжил свой путь.

Петр. Как же все-таки понимать: это великое чудо сотво­рила святость Гонората или молитва Либертина?

Григорий. В этом чуде к вере женщины присоединилась сила того и другого. И, как мне кажется, Либертин смог это сде­лать потому, что больше верил в силу учителя, чем в свою. Он ведь положил калигу на грудь умершего, а значит, считал, что так может исполниться его просьба. Когда Елисей нес милоть учителя, он подошел к Иордану и ударил ею раз — вода не рас­ступилась. Но лишь только он сказал: Где «Господь, Бог Илии?» — и снова ударил реку милотью учителя, река дала ему путь (4 Цар 2. 13-14). Видишь, Петр, как важно смиренномудрие, когда творится чудо? Пророк смог повторить чудо своего учите­ля, лишь когда обратился к нему и с верой призвал его имя.

 .2.  Из жития святого Григория Чудотворца

 Однажды великий Григорий, как обычно, молился на горе со своими учениками и внезапно был поражен шумом и звуками какой-то борьбы. Те, кто был рядом, видели, что он словно по­трясен каким-то видением, сопереживает ему и напрягает слух, как будто он что-то слышит. Прошло немало времени, а он все оставался неподвижным. Затем, словно видение окончилось бла­гополучно, он вновь пришел в себя и громогласно прославил Бога, воспев ему победную и благодарственную песнь: «Благословен Господь, иже не даде нас в ловитву зубом их» (Пс 123. 6).

 Те, кто был с Григорием, пришли в удивление и хотели уз­нать, что за зрелище предстало его глазам. И он, как сказывают, ответил, что только что видел великое падение: был повержен сатана неким юношей по имени Троадий. Этого юношу язычни­ки отвели к нечестивому архонту, и после долгих пыток Троадий был увенчан мученическим венцом.

 Сказанное привело в удивление ученика святого. Прежде этот ученик был языческим жрецом, а когда уверовал, святой поставил его диаконом, служителем Божественных Тайн. Теперь диакон, конечно, не смел не поверить сказанному Но то, что святой говорит своим ученикам о событиях далеких так, словно они были рядом, показалось ему выше человеческой силы — ведь никто им об этом еще не сообщал. Тогда он просит учителя позволить ему своими глазами увидеть случившееся и разрешить ему пойти в те места, где произошло чудо.

 Григорий возразил ему, что быть среди убийц опасно и что по действию лукавого диакон может претерпеть много такого, чего бы и сам не хотел. Но диакон ответил, что он уповает на помощь молитв святого, и добавил:

 — Поручи меня своему Богу, и мне не будет страшен ника­кой враг.

 Тогда святой пожелал своему ученику помощи Божией в дорогу и, благословив, отпустил его. Диакон с верою двинулся в путь, и, что бы ни встречалось ему, он шел, не задерживаясь.

 К вечеру он был уже в городе и, устав с дороги, решил омовением освежить силы. А то место было во власти беса, ко­торый убивал людей, и этот бес обитал в банях. Его губительная сила действовала с наступлением темноты и поражала всех, кто оказывался рядом. Посему после заката в бани никто не ходил, и они были закрыты. К этим-то баням подошел диакон и просил смотрителя открыть их и позволить ему там помыться.

 Смотритель стал уверять его, что никто в этот час не реша­ется входить в воду, потому что уже с вечера это место во власти беса. Немало было народу, кто не знал и тяжко поплатился за это: надеялись они на отдых, а там были им уготованы скорбь, гроб и плач. Это и тому подобное рассказывал ему смотритель, но диакон не отступался. Он продолжал стоять на своем и вся­чески требовал, чтобы его впустили внутрь. Тогда смотритель, которому это было выгодно, открыл ему дверь своим ключом, а сам ушел, чтобы не рисковать вместе с опрометчивым чужезем­цем.

 Когда диакон разделся и был уже внутри, бес стал пред­ставлять ему всевозможные ужасы и страхи. Объятые огнем и дымом, возникли разнообразные призраки в человеческом и зверином облике, слышны были их вопли, и, наконец, они прибли­зились, обступили диакона и с песней стали кружиться вокруг него. Но диакон положил пред собой крестное знамение, при­звал имя Христово и невредимым прошел через первое здание.

 Так он вошел во внутреннюю часть, и пред ним предстало куда более грозное зрелище, потому что бес обратился к виде­нию еще страшнее прежнего. Диакону почудилось, словно зда­ние рушится от землетрясения, разверзается земля, и в недрах ее видно горящее пламя, а от воды сыплются огненные искры. И вновь то же оружие: крестное знамение, имя Христово и помощь молитв учителя — рассеяло эти ужасные видения.

 Когда диакон вышел из воды и поспешил к выходу, бес держал двери и не давал ему выйти. Но и эту преграду разреши­ла сила крестного знамения, и двери открылись. Так диакону удалось все, что он хотел, и тогда бес, как говорят, вскричал че­ловеческим голосом:

 — Не думай, что ты сам, своей силой, избег гибели! Ты был поручен Тому, Кто защищал тебя. Это молитва твоего хо­датая спасла тебя!

 То, что диакон, как уже сказано, остался невредимым, поразило местных пресвитеров — ведь никто из тех, кто осме­ливался войти в воду в этот час, не оставался в живых. Тогда диакон рассказал все, что с ним случилось. Он узнал от них и о подвиге мучеников: те пострадали именно так, как это описал святой Григорий в своей пустыне. К этим чудесам святого диа­кон добавил и то, что видел и слышал, а также и то, как на собственном опыте испытал силу веры святого и как это под­твердил бес. Затем диакон вернулся к учителю, а всем христи­анам, как его времени, так и последующим, оставил общее при­бежище— поручать себя Богу чрез его священ­ников. И доныне по всей Церкви, а особенно в тех местах, сохраняется это выражение как память о молитвенной помощи Григория этому человеку.

 3. Из патерика

 Авва Даниил рассказывал: «Однажды авва Арсений подозвал меня и сказал мне:

 — Доставь покой своему ближнему, чтобы он молился о тебе, когда отойдет ко Господу, — и будет тебе благо».

 2. К авве Аммуну пришел брат из Скита и говорит:

 — Мой духовный отец посылает меня на послушание (видимо в город), а я боюсь впасть в блуд.

 Старец отвечал ему:

 — Когда ты окажешься в искушении, скажи: «Боже сил, молитвами моего Отца избави мя!»

 3. У одного старца был знакомый, который помогал ему. Он жил в деревне. Однажды этот человек замешкался и не при­шел к тому сроку, когда он приходил обычно. У старца стали кончаться запасы. Тот все не появлялся, и запасы вышли совер­шенно. Кончился даже материал для рукоделия, которым старец занимался в келии. Старец начал скорбеть: у него не было ни работы, ни еды. Тогда он говорит ученику:

 — Может, сходишь в деревню?

 — Как скажешь, — отвечает тот.

 А ученик боялся даже показаться в деревне, чтобы не впасть в соблазн. Но, чтобы не прекословить своему духовному отцу, он согласился пойти.

 — Сходи, — говорит старец, — и я верую Богу Отцов моих, что Он покроет тебя от всякого искушения.

 Брат отправился в деревню и нашел дом их знакомого. Он подошел к двери и постучал. А между тем хозяина и его домо­чадцев не было в деревне: все они, за исключением одной его дочери, ушли на поминки. Девушка открыла дверь и увидела брата. Когда она узнала, что ему нужно, она пригласила его внутрь и даже стала тащить за собой. Брат отпирался. С большим тру­дом она его пересилила и уже, было, притянула к себе. Тут брат ронял, что он почти готов согласиться с помыслом, и восстенал из глубины души к Богу: «Господи, ради молитв отца моего ду­ховного спаси меня в час сей!» И лишь только он это промолвил, как оказался у реки. Он пошел назад, к горе, и невредимым вернулся к своему духовному отцу.

 4. Однажды бес искусил Авраама, ученика аввы Сисоя. Старец узрел духом, что ученик его пал. Тогда он тотчас про­стер свои руки к небу и стал молиться Богу: «Боже Спасителю наш, не хотяй смерти грешного, но еже обратитися и живу быти ему», исцели раба твоего Авраама и избави его от искушения бесовского». И тотчас ученик был исцелен.

 5. Один из старцев послал своего ученика набрать воды. А источник был от келии далеко. Ученик пришел на источник и тут обнаружил, что он не взял с собой веревку. Тогда он сотворил молитву к Богу, и — о чудо! — вода тут же поднялась вверх. А когда брат набрал кувшин, она снова вернулась на свое место.

 4. Из аввы Варсонофия

  Брат спросил старца:

 — Если у меня есть заповедь от Отцов и мне пришлось по какому-то нужному или благочестивому делу идти дорогой, где есть разбойники, — как мне, отче, вести себя? Могу ли я идти прямо и без всякой осторожности, лишь уповая на заповедь? И если я вдруг попаду к разбойникам — какой помысел я должен иметь о себе и о моем положении? А если я позабыл сразу ска­зать авве о разбойниках, значит, я должен вернуться и сказать ему?

 — Если мы уже взяли заповедь у кого-то из святых, — от­ветил старец, — то мы должны твердо уповать на то, что с нами помощь Божия. Даже в миру, если поручаешь свое имение кому-то из влиятельных людей, то он будет особо заботиться о нем из уважения к тебе. Тем более Бог будет хранить того, кто вверен Ему святыми, чтобы тот исполнил их заповедь. Говорится же о Боге в Писании: «Волю боящихся Его сотворит, и молите их услышит, и спасет я» (Пс 144. 19).

 Поэтому всегда и в любом деле нужно считать заповедь святых совершенной, душеполезной и спасительной Впрочем, не нужно впадать в уныние, если мы примем заповедь, а на деле обнаружится какое-то беспокойство и скорбь либо попущением Божиим мы впадем по дороге в искушение. Не следует думать, что те, кто дал нам запо­ведь, не имеют силы. И не надо соблазняться о них, если приняв заповедь, мы что-то потеряли, а то и повредили сво­ему телу. Вспомним лучше, что и божественный апостол который имел силу и был совершенным святым, попадал во всякого рода скорби и, однако же, хвалился этим. «Сколько опасностей я претерпел, — говорит он, — «и от всех избавил меня Господь» (2 Тим 3.11). И еще говорится: «Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь» (Пс 33. 20). И еще: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян 14. 22). И потом, говорится еще, что муж неиску­шенный неопытен и неискусен. Будем также иметь в виду, что ни одно доброе дело не совершается без скорби, потому что ему противится зависть диавола.

 Если же нам удастся все исполнить без всякой скорби, то не нужно надмеваться, что будто бы по нашим заслугам у нас не было скорбей. Будем думать, что Бог ведает нашу немощь и нашу немощь перед скорбью — а потому покрыл нас от скорби, когда мы выполняли заповедь святых. Ведь сказано о тех, кто терпит скорби и искушения: «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан…» — и прочее (Иак1. 12).

 Но имей в виду: даже если есть у тебя заповедь святых, не будь легкомыслен в пути. Если по дороге ты что-то услышишь или узнаешь о каких-то препятствиях, ты должен поберечь себя и сделать все, что можешь, чтобы не попасть в беду. Молись Богу и помни о заповеди святых. И постарайся либо пройти этой дорогой вместе с кем-то еще, либо спросить, как пройти безопаснее — этой дорогой или какой-нибудь другой. И если есть у тебя какое-то дело благочестия или, как ты говоришь, нужно схо­дить к святым отцам и ты услышишь о разбойниках или о других опасностях на дороге, не надейся лишь на то, что цель твоя бла­гочестива. Не следует идти по этой дороге без каких-либо мер, но нужно поостеречься. Тогда ты и в этом случае избежишь надмения. Надо не подвергать себя искушению по своей воле, а с благодарностью переносить то искушение, которое попускает Бог. Мы ведь знаем, что некоторые из Отцов собирались посетить других святых — тех, что живут глубже в пустыне. Но, услышав о разбойниках и прочих скорбях, даже они откладывали свое пу­тешествие. И это для нас пример смирения.

 Если ты заранее знаешь или слышал, что на дороге могут быть скорби, спроси авву: «Что мне делать, как ты считаешь?» — и как он тебе скажет, так и сделай. А если ты по забвению не скажешь и на дороге, когда уже возьмешь заповедь, вспомнишь, что забыл и не сказал ему, — не нужно возвращаться. Просто помолись Богу: «Владыка, прости мне мое нерадение. Ради за­поведи святого и по благости Твоего милосердия управь меня по Твоей воле, спаси меня и сохрани от всякой злой и лукавой вещи».

 5. Из патерика

 Ученик одного великого старца был побежден страстью блуда, ушел в мир и собирался жениться. Старец с большой скор­бью молился Богу: «Господи Иисусе Христе, не попусти оск­верниться Твоему рабу». И когда брат уже лег с женщиной, он предал свой дух — неоскверненным.

 2. Один старец в Фиваиде жил в пещере, и был у него ученик, человек духовно опытный. А было у них заведено, что каждый вечер старец давал ему наставление для пользы души, а после наставления творил над ним молитву и отпускал спать.

 Кое-кто из благочестивых мирян знал о многих подвигах старца. И как-то случилось, что они пришли к нему, чтобы сде­лать утешение. Когда они ушли, уже вечером, старец присел, чтобы по обычаю дать наставление брату. Но когда он начал беседовать с ним, то нечаянно задремал. А брат ждал, когда ста­рец проснется и прочтет над ним молитву.

 Долго он так сидел, а старец не просыпался. Ученика стали беспокоить помыслы, но он не ушел. Раз семь помыслы нападали на него, но он стойко отражал их натиск и все равно не ушел Уже глубокой ночью старец проснулся. Он увидел, что брат до сих пор сидит, и спросил его:

 — Ты что, до сих пор не ушел?

 — Нет, авва, — ответил брат. — Ты ведь не благословил меня.

 — А что же ты меня не разбудил? — снова спросил старец

 — Я не дерзнул будить тебя, чтобы не отнять у тебя сон, — сказал в ответ брат.

 Они поднялись и стали читать утреню, а после службы ста­рец с молитвой отпустил брата и остался в своей келии. И тут старец пришел в исступление и видит: кто-то показывает ему некое сияющее пространство, и там великолепный трон, а над троном — семь сияющих венцов. Старец спросил того, кто ему показывал:

 — Это чье?

 — Твоего ученика, — ответил тот. — И это место, и этот трон Бог даровал ему за его послушание. А семь венцов он полу­чил сегодня ночью.

 Когда старец пришел в себя, он позвал брата и говорит ему:

 — Скажи мне, что ты делал сегодня ночью?

 — Прости меня, авва, — ответил тот, — ничего я не делал.

 Старец решил, что тот не хочет говорить по смирению.

 — Я не отпущу тебя, — сказал он, — пока не скажешь мне, что делал или о чем думал этой ночью.

 Но брат был уверен, что он ничего такого не делал, и не мог ничего сказать.

 — Авва, — говорит он наконец, — я совсем ничего не делал. Вот только семь раз беспокоили меня помыслы, чтобы уйти без отпустительной молитвы, но я не ушел.

 Услышав это, старец понял, что, сколько раз ученик отра­жал помысел, столько же раз он получал венец от Бога. И брату он не сказал ничего о том, что видел. Но ради назидания он рас­сказал это духовным людям, чтобы мы знали, что за малый труд Бог дарует нам блистательные венцы. А еще — чтобы мы научи­лись с ревностью просить молитв у Отцов и ничего не дерзать делать, ни даже уходить от них без их молитвы и благословения.

 6. Из святого Ефрема

 Всячески почитай своего духовного отца и не пренебрегай заповедями того, кто родил тебя о Господе. Ибо только так лу­кавые духи не одержат над тобой верх. В Писании сказано: «По­читающий отца будет иметь радость от детей своих и в день молитвы своей будет услышан. Уважающий отца будет долгоденствовать» — и в день кончины своей обретет радость… «Делом и словом почитай отца твоего… чтобы пришло на тебя благословение от него… Не ищи славы в бесчестии отца твоего, ибо не слава тебе бесчестие отца. Слава человека — от чести отца его» (Сир 3. 3—11).

 Если ты живешь у великого старца — не только рассказы­вай о его добродетели, но и подражай его жизни. Потому что именно это полезно для твоей души: чтобы ты выказывал свое духовное родство с ним не только на словах, но и делом.

ГЛАВА 40. Нельзя быть столь легким на подъем, чтобы оставлять тот монастырь, в котором ты обещал Богу умереть. Ибо Отцы старались даже своей келии не оставлять без повода, и в ней они обретали немалую духовную пользу

 1. Из Палладия

 На Нитрийской горе жил некто по имени Нафанаил. Он с таким терпением оставался в келии, что положил себе это правилом и никогда не отступал от него. Так было с тех пор, как он в самом начале своих подвигов был осмеян бесами. Прежде, когда он жил в келии, ему показалось, что он небрежет о духовной жизни. Он удалился оттуда и построил дру­гую келию, ближе к городу. Прожил он в ней три-четыре месяца и слышит однажды ночью снаружи келии какой-то стук. Некто, по виду солдат, но весь в лохмотьях, держал в руке бубен, как язычник, и бил в него. Блаженной памяти Нафанаил с негодова­нием спрашивает его:

 — Ты кто такой, что пришел сюда в гости и так шумишь?

 — Я тот, кто выгнал тебя из прежней келии, — ответил тот, — а теперь вот пришел прогнать тебя и отсюда.

 Блаженный понял, что над ним посмеялся бес, и тотчас вер­нулся в прежнюю келию. Там он провел тридцать семь лет, даже не выходя за порог, чтобы ни в чем не уступить бесу. А что тот делал, чтобы заставить его выйти из келии, — это и описать не­возможно! Но Нафанаил до самого конца отражал его и в этой же келии почил.

 2. Однажды Макария Великого, александрийца, беспоко­или помыслы тщеславия. Они пытались изгнать его из келии, внушая ему ради домостроительства отправиться в Рим, якобы для того, чтобы там, в Риме, исцелять больных (а благодать Гос­подня имела в Макарий великую силу против злых духов). Дол­гое время его смущали эти помыслы, но Макарий не слушал их, и тут бесы взялись за него еще крепче и стали прямо-таки гнать его из келии. Тогда святой упал на пороге своей келии, оставил ноги снаружи и говорит бесам тщеславия:

 — Берите и тащите меня, бесы, коли можете! Своими нога­ми я никуда не пойду. Вот сможете меня перенести куда говори­те — тогда и пойду. А пока, клянусь вам, я останусь здесь ле­жать до вечера, и, пока меня не поднимите, я вас слушать не буду!

 И он так и остался лежать не двигаясь, пока не наступил глубокий вечер.

Когда же наступила ночь, помыслы снова стали его беспо­коить. Тогда святой встал, взял корзину в добрых два модия (около 17 л), наполнил ее песком, взвалил на плечи и двинулся в пустыню. Навстречу ему попался космитор Феосевий, что родом из Антиохии.

 — Авва, — говорит он ему, — что ты несешь? Дай мне твой груз, не мучь себя.

— Я мучаю того, кто мучает меня, — ответил старец. — А то он сидит, понимаешь, без дела и все тянет меня путешество­вать.

 Так Макарий ходил еще долго, а когда изнурил тело, вер­нулся в келию.

 3. Как-то я был в глубоком нерадении и пришел к святому Марку.

 — Авва Марк, — сказал я ему, — что мне делать? Меня угнетают помыслы. Они говорят мне: «Ничего ты здесь не дела­ешь, иди отсюда».

 И преподобнейший Марк ответил мне:

 — А ты скажи помыслам: «Я тут Христа ради стены сторожу».

 2. Из жития святого Евфимия

 В Лавре Великого Евфимия двое монахов, Марон и Климатий, не вынесли сурового лаврского устава и постов. Они тай но условились друг с другом оставить монастырь под покровом ночи и бежать оттуда. Все это они продумали и обговорили меж­ду собой. Но Тот, Кто «открывает тайная» Своим рабам, гово­рит устами Исайи: «Не будет уже солнце служить тебе све­том дневным, и сияние луны — светить тебе; но Господь будет тебе вечным светом» (Ис.60. 19). И он, Господь, сде­лал все явным Своему служителю следующим образом.

 Однажды великий и дивный Евфимий пребывал в уедине­нии. И было ему видение, будто Марон и Климатий находятся перед ним, а лукавый набросил на них узду и влечет их в какую-то страшную сеть. Святой тотчас же догадался о вражеском на­падении и послал за братьями Мароном и Климатием. Он начал их увещать, просить, учить и наставлять. Он много говорил о терпении и о том, что во всем нужно сохранять осторожность и предусмотрительность. Затем он привел им примеры Адама и Иова: первый, и будучи в раю, отверг заповедь, а второй на гно­ище явил совершенную добродетель. Не умолчал он и о том, что монах не должен принимать помыслы лукавого, внушает ли тот печаль, ненависть, нерадение или что другое. Монаху должно не только не уступать его власти, но даже и духу лукавого не приоб­щаться. Напротив, он должен, сколько хватает сил, сопроти­вляться и отражать все это. А иначе лукавый хитростью собьет нас с ног и бросит на землю, как жалкое, бездушное тело.

 Если кто-то не может подвизаться в добродетели здесь, то пусть не думает, что ему легче будет достигнуть ее в другом ме­сте. Ибо благое делание зависит не от места, но от нашего соб­ственного произволения. А иная точка зрения гибельна для мо­нахов: она лишает их силы и отнимает плоды добродетели. Ведь даже растение, если его все время пересаживать, не дает плодов. А для вящей убедительности того, что он сказал, Евфимий при­вел им жития некоторых египетских старцев.

 «В одном монастыре, в Египте, — рассказывал он, — жил один брат. Он часто выходил из себя: злился, досадовал и не мог сдержать горьких и гневных слов. И стал он задумываться: ведь оттого, что он так легко гневается и теряет покой, он борется сам против себя, и если ему и удается приобрести какую-то доброде­тель, он тут же ее теряет. Посему он решил удалиться из обще­жительного монастыря и жить одному в тишине и спокойствии — ввиду того, что пустыня может помочь ему обрести внутренний мир. Потому как, думал он, если не будет никого, чтобы гне­ваться, эта ужасная и так легко вспыхивающая страсть так или иначе угаснет и я до конца своих дней буду наслаждаться миром и тишиной. Поразмыслив об этом, он ушел из обители и стал жить в уединении. Как-то раз ему пришлось налить в чашу воды и не­надолго поставить ее на землю. И тут по действию лукавого чаша опрокинулась, причем это случилось раз, затем еще раз и, нако­нец, третий. Тут брата обуял гнев: он швырнул чашу на землю и разбил ее вдребезги. А это, разумеется, еще больше позабавило врага».

 Тут Климатий рассмеялся: юмор истории пришелся ему по нраву. А святой Евфимий подметил это и говорит:

 — Никак и тебя, брат, увлек лукавый бес, что ты так откры­то и бесстыдно смеешься? Здесь надо плакать и стенать и просить у Господа утешения в будущем веке. Разве не правду сказал Тот, Кому надлежит судить нас: «Блаженны плачущие, ибо они уте­шатся» (Мф 5. 4), и несчастны те, кто ныне смеется и не внимает себе? (Ср.: Лк.6. 25). И к тому же полное невежество для монаха — говорить слишком много или даже выражать свои чувства к чему бы то ни было, особенно если он это делает с дерзостью. Потому что Отцы прямо называют дерзость матерью всех страстей.

 Так он отчитал Климатия и ушел во внутреннюю келию. А Климатия постигла кара: ноги его подкосились, он упал ничком на землю, его свело судорогой, и все тело охватила дрожь.

 В таком состоянии, лежащим на земле, его увидел Дометиан. Он не только поразился нраву Евфимия, то кроткому, то суровому, и как хорошо это сочеталось в святом — он пожалел и брата за его страдания. Поэтому он собрал кое-кого из Отцов чтобы ходатайствовать за Климатия, и вместе с Мароном ввел их к Евфимию. Евфимий и сам был жалостливым человеком да и ходатайством Отцов не мог пренебречь. Посему он вместе с ними подошел к лежащему Климатию. Крестным знамением он остановил дрожь, прекратил судороги и полностью исцелил его. При этом он сказал:

 — Внимай себе и не презирай наставления Отцов и их заве­ты. Стань весь оком, как мы читали это о херувимах, и непре­станно следи за собой, потому что ты постоянно ступаешь посре­ди сетей врага.

 Так святой дал наставление и поучил Климатия, да и дру­гих предостерег на его примере, а затем отпустил его.

 3. Из жития святой Синклитикии

 Святая Синклитикия говорила: «Если ты уже в монастыре, не переходи с места на место, потому что от этого тебе будет боль­шой вред. Если птица покидает яйца, то из них никто не вылупит­ся. Так же с монахиней или монахом: если они переходят с места на место, их вера хладеет и умирает».

 4. Из жития святой Феодоры

В монастыре, где святая Феодора подвизалась в муж­ском образе, стал кончаться хлеб. Игумен велел святой взять верблюдов, отправиться в город и закупить там для них хле­ба. А поскольку она не смогла бы вернуться до вечера, ей разрешили остановиться в Энатоне и дать там отдых верб­людам. На обратном пути из города Феодора увидела, что солнце уже на закате, и стала проситься в Энатскую обитель, чтобы оставить там верблюдов. Их пустили, и она легла спать у ног верблюдов.

А при монастыре жила одна девица, родственница кого-то из монахов, и лукавый стал разжигать в ней похоть. По внешнему виду она приняла блаженную за мужчину. Тут она отбросила вся­кий стыд и стала зазывать святую перейти спать к ней. Но Фео­дора сделала вид, будто не слышит, предпочитая остаться на зем­ле с верблюдами, чем спать на кровати. Девушка это поняла, од­нако страсть была так мучительна, что она не могла сдержаться. Тогда она отдалась одному из тех, кто тоже там спал. Человек этот тоже путешествовал и на ночь остановился в монастыре.

Совершив такое беззаконие, он на следующее утро отбыл из монастыря. Пошла и преподобная в свой монастырь. Между тем прошло время, и оказалось, что девушка беременна. А по­скольку родственники заставляли ее признаться, она сказала, что ее развратил монах Феодор из Октокедекатского монастыря. Монахи сразу поверили ее словам. Не иначе, как враг строил козни блаженной, и он надоумил девушку сказать, а монахов — поверить.

Тогда они пришли в монастырь, где подвизалась святая, подняли шум и стали кричать, что вот, мол, Феодор у вас подви­зается как монах, а не постыдился такого позорного дела. На вопрос игумена, действительно ли та совершила такое нечестие, Феодора отвечала, что в этом деле она неповинна. Тогда при­шедшие монахи вернулись в свою обитель. Но когда ребенок родился, они его забрали и подбросили в тот монастырь, где под­визалась святая.

Что же далее? Все поверили, что Феодора — отец ребенка, а поскольку она молчала, то ее осудили и вместе с ребенком изгнали из монастыря. Так она стала кормилицей ребенка, и пришлось ей заботиться о нем, словно матери. Она кормила его овечьим моло­ком, а у пастухов выпрашивала шерсть и делала из нее одежду для ребенка. Но кто и чья душа могла бы выдержать столь тяжкую клевету? Чьи руки могли бы нести столь тяжкий труд?

Так прошло семь лет, а святая жена все еще терпела стра­дания. О всевидящий Господь! Оклеветанная, изгнанная из мо­настыря, она добровольно терпела позор, словно действительно сделала что-то постыдное. Более того, она продолжала держать пост вместе со всеми. Пищей была ей дикая трава, а питьем — вода, которую она, как придется, набирала в озере, если не ска­зать — слезы, которые она постоянно проливала, так что на ней исполнились слова псалма: «Питие мое с плачем растворях» (Пс.101. 10).

Феодора изнуряла тело и нисколько о нем не заботилась: ногти у нее были такие длинные, что скорее походили на когти зверей, волосы — грязные и косматые, словно лесная чаща, лицо так выгорело на солнце, что стало темнее, чем у эфиопов, а глаза совсем запали от постоянного бдения. При этом, как ни было трудно ей подвизаться, как ни одолевали ее внешняя непогода и внутренние бури страстей, она даже не думала уходить из мона­стыря. Возле монастырских врат она построила хижину и, по слову Пророка, с радостью «изволила приметатися в дому Божием» (Пс 83. 11). Кто бы ей что ни говорил и какие бы иску­шения ее ни преследовали, убедить святую было невозможно.

 Однажды диавол явился Феодоре в образе ее мужа. Вкрад­чивыми речами он стал уговаривать ее вернуться к себе домой. Но она сотворила крестное знамение, и он исчез. В другой раз он явил ей всех зверей пустыни, будто они готовы броситься на нее. Но она молилась, и видение рассеялось, как дым.

 А то как-то он наслал на нее словно бы толпу людей и так страшно побил, что оставил ее полумертвой от побоев. Иной же раз он являл ей всевозможные яства и множество золота, но ни­чем не мог сломить ее стойкости. И когда тот, кто хвалился, что может уничтожить небо и землю, понял, что победить ее невоз­можно, он решил отказаться от брани с нею.

 По прошествии семи лет монашествующие Энатской Лав­ры стали просить игумена монастыря Феодоры, чтобы он при­нял святую обратно в лик монашествующих. «Он был уже до­статочно наказан, — говорили они, — прожив семь лет вне мона­стыря». К тому же, как они говорили, им было видение, что Феодору уже прощен его грех. Игумен согласился на их просьбу. Он снял с Феодоры несправедливое наказание, велел ей жить в самой отдаленной келье монастыря, никому с ней не общаться и не привлекать ее ни к какому послушанию.

 Так миновало два года. Святая подвизалась в еще большем воздержании и в сугубой молитве. А затем наступила засуха, и во всех водоемах и колодцах монастыря не было ни капли воды. Игумен из того, что он слышал и видел, уже знал, что блаженная удостоена дара исцеления. Тогда он посылает за ней и велит спу­стить в колодец кувшин и набрать воды. Феодора привыкла слушаться слов своего аввы. Не рассуждая особо и не откладывая, она делает что ей было сказано и сразу приносит кувшин, пол­ный воды. А после этого все увидели, что и другие колодцы полны воды.

 Когда же прошло еще несколько дней, как-то вечером свя­тая взяла к себе ребенка и всю ночь самым тщательным образом наставляла его. В таких наставлениях она с радостью предала свой дух в руки Божий. Ребенок тут же разразился рыданиями, и плач его наполнил хижину. Те, кто оказался рядом, узнали, что случилось, и доложили игумену. А тот, когда услышал, и сам рассказал монахам бывшее ему видение.

 «Виделось мне, — рассказывал он, — что двое мужей ув­лекли меня ввысь, а высота была необыкновенная. И видел я ангельский лик, и эхом прогремел голос:

 — Смотри, вот какие блага уготованы Феодоре, Моей не­весте.

 И явилось мне ложе, которое охранял ангел, и брачный чер­тог неописуемой красоты. Мне очень хотелось узнать, чей это брачный чертог, который я вижу, и кто — та, для которой он приготовлен. Об этом я и спросил своих спутников. И видится мне сонм пророков, апостолов, мучеников и вслед за ними ос­тальных праведников, а посреди сонма — жена, украшенная бо­жественной славой. Она вошла в брачный покой и села на ложе.

 — Это, — сказали мне мои спутники, — авва Феодор — тот, кого обвинили в прелюбодеянии и кто должен был семь лет терпеть изгнание из монастыря. Его считали отцом чужого ре­бенка, а он взял на себя заботу о нем и его пропитании, вместо того чтобы открыть свою природу и тем избавиться от стыда и скорби. Потому он и был удостоен той славы, которую видишь.

 После этого сон оставил меня, и стал я оплакивать наши согрешения».

 Вот что рассказал игумен и тотчас вместе с монахами напра­вился к келье преподобной. И когда они вошли, то увидели, что умерла та, которая на самом деле обрела жизнь. Они стали вокруг и оплакали святое тело. А игумен послал за монахами Энатского монастыря, показал им тело святой и сказал:

 — Видели вы когда-нибудь что-то более странное. Такая природа, а так обманула князя тьмы!

 Всех поразило то, что они увидели. А после им подумалось, как много должны подвизаться те, кто порабощен телесным страстям. И тотчас их охватил страх, а за страхом последовали слезы. К вечеру же, как только был окончен плач, они почтили многострадальное и святое тело псалмами и песнями и предали его земле.

 5. Из патерика

 Старец сказал: «Где бы ты ни был, если решишь сде­лать что-то хорошее и не сможешь — не думай, что тебе это удастся в другом месте».

 2. Амма Феодора рассказывала: «Был один монах, и столько было у него искушений, что как-то говорит он себе:

 — Пойдем-ка мы отсюда.

 И уже взял свои сандалии, как видит какого-то чело­века: тот тоже обул сандалии и говорит ему:

 — Что это ты, не из-за меня ли уходишь? Так я побе­гу впереди тебя, куда бы ты ни пошел.

 А это и был тот бес, что его искушал».

 6. Из святого Ефрема

 Хочу вам напомнить, братья, о тех, кто берется за чрез­мерные подвиги, а после попадает в страшную беду. Эти люди не слышат слов Святого Писания: «Не думайте о себе более, нежели должно думать, но думайте скромно» (Рим 12. 3), и еще: «Не будь слишком строг и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?» (Еккл 7. 16).

 В эти дни случилось, что некоторые из братьев оставили свои келии и направились в «землю непроходную, безводную и не­плодную» (Иер 2. 6). Отцы и братья долго увещевали их, но они не стали слушать. «Пойдем и будем восками» (суровыми подвижниками), — сказали они.

 Но когда зашли они в выжженную пустыню и кругом были только дикие земли, когда не оставалось им никакого утешения — стали они падать духом. Тогда они повернули было на­зад, к монастырям, но не смогли дойти. Изнуренные голодом, каждой и солнцем, лежали они без чувств и уже прощались с жизнью. Но промыслом Божиим некоторых из них, уже при смерти, подобрали путники, шедшие через пустыню. Они по­ложили их на свой скот, доставили в монастырь, и там братья еще долго болели. Так они на собственном опыте узнали, что значит руководствоваться собственной волей. А прочие, те, кого не нашли, так и остались там лежать, и тела их растерзали пти­цы и звери.

 Да и многих других увлекает дерзость мыслей, и они на свой страх и риск отправляются в «землю безводную и неплод­ную» (Иер.2. 6). Одни из них уходят из монастырей, потому что не хотят подчиняться и не могут служить своим братьям, — и попадают в ту же беду. А другие идут не потому, что хотят рабо­тать сами, а по дерзости помыслов и будто бы из любви к без­молвию и суровой добродетели — и от этого переоценивают себя. Третьих же подгоняет тщеславие: они ждут похвалы от людей за то, что они-де стали отшельниками, а не думают о тех трудно­стях, которых эта похвала стоит. И все эти люди оказались в столь несчастном и бедственном положении, потому что довери­лись собственным помыслам.

 Не следует, любезные братья, идти на поводу у собствен­ной воли. Лучше смиряться перед ближним с любовью о Господе и не забывать о собственной мере каждого.

 Впрочем, быть может, кто-то вмешается и спросит: «Но мы же знаем, что некоторые из Отцов именно так и подвиза­лись, разве нет?» Что ж, пусть он тогда вспомнит, что Отцы ничего не делали без размышлений или как придется, — и посту­пает так же разумно, как и они.

 2. Об авве Макарий пишется, как он сам рассказывал:

 «Когда я жил в своей келии в Скиту, меня беспокоил по­мысел: «Пойди в пустыню и посмотри, что ты там увидишь». Пять лет я боролся с этим помыслом, думая, что он от бесов».

 Видишь, каким рассудительным был преподобный? Разве он тут же воодушевился или ринулся в путь? Разве он принял помысел? Отнюдь. Он продолжал исследовать помысел в посте, бдении и молитве — не от бесов ли это? А нас, когда к нам придет помысел, и удержать невозможно. Мы теряем всякое само обладание: не только не пытаемся тщательно и с молитвой исследовать, но даже тех, кто нас увещевает, не слушаем. Потому-то нас так легко и пленяет враг.

 «Затем, — говорит авва Макарий, — поскольку помысел не утихал, я отправился в пустыню. Там я нашел пресное озеро а посреди него — остров. К озеру на водопой пришли звери из пустыни. И между ними я заметил двоих обнаженных людей Мы поговорили с ними, и я их спросил:

 — Как я могу стать монахом?

 — Если не отказаться от всего мирского, — ответили те, — стать монахом невозможно.

 — Я немощен, — сказал я, — и не могу так вот, как вы.

 — Если не можешь, как мы, — отвечали те, — оставайся в своей келии и плачь о своих грехах».

 О, сколь смиренен божественный муж! Сколь рассудительна его добродетельная душа! Тот, кто блистал столь многими и столь великими подвигами, не счел себя достойным пустыни! А мы, сами никто и ни на что не способные, по своей дерзости и без­рассудству беремся за то, что нам не по силам! И страшно то, что этим мы искушаем Бога. Горе человеку, который надеется не на Бога, а на собственные силы, опыт или дарования. Ибо от Него Единого — «власть и держава».

 3. Обратимся к житию аввы Антония — и мы увидим, что и он все делал по божественному откровению. Но и он разве не жил в монастыре? Разве не носил одежды? Разве не ел хлеб? Разве не работал собственными руками? Разве не было у него учеников, которые после смерти облачили и погребли его тело. И все Отцы, кроме немногих, жили так же. Так будем и мы подражать их жизни и шествовать царским, средним путем, не уклоняясь ни вправо, ни влево.

 4. Всякий должен в смиренномудрии и терпении совершать то дело, которое он начал. А быть нетвердым в нравах и убежде­ниях и перескакивать мыслями с места на место и от одного дела к другому — все это не дает плоду созреть, если, конечно, вооб­ще такой человек будет иметь плоды.

 Да и лукавый не нападает на всех одинаково, но каждому внушает помыслы о том, что наиболее пригодно для борьбы с ним, притом под благовидным предлогом. Тому, кто живет в обители, он расписывает жизнь в пустыне — ведь она здесь кругом! — и толкает его на поиски суровой жизни и строгих подви­гов.

 А тому, кто живет в пустыне, враг нашептывает бежать из нее: она, такая выгоревшая и безжалостная, всегда немилосерд­на к слабым! И этот помысел он все чаще внушает пустыннику. Тот начнет строить башню, а потом устанет и скажет: «Начну я лучше строить портик». Затем поработает немного и скажет: «Нет, лучше построить келию». А в конце концов ему и это дело надоест и он бросит его на половине, да так и трудится впустую и без всякого проку. Вот почему монах, если не остается на одном месте и не хранит духовное рассуждение, не может стяжать со­вершенный плод.

 5. Тем, кто живет в общежитных монастырях, враг внуша­ет и другие помыслы. Каждому он говорит:

 «Что ты здесь делаешь такого, чего бы не делал в миру? Там бы ты тоже работал и ел, как бессловесный скот. Какая же праведность в том, чтобы работать да есть? И потом, здесь от еды в тебе рождается блудная страсть, если же не будешь есть — не выдержишь работы. А ты пойди лучше в пустыню и спасайся: «Господня земля и исполнение ея» (Пс 23. 1). Возьми с собой разве что маленький серп — будешь им резать траву и есть. Так и древние монашествующие делали — и угодили Богу.

 И что за прок тебе сидеть здесь? Одни соблазны да осуж­дения и все прочее, о чем и говорить нельзя. Вот уйдешь отсю­да — и от всего этого избавишься. А не хочешь идти в пусты­ню — так пойди в другое место, где нет соблазнов. Чего-чего, а места тебе хватает. Да и кого и когда оставил Бог, чтобы оста­вить тебя, — разве не блага ты ищешь? А там и другое ремесло изучишь, станешь больше зарабатывать — сможешь и бедному дать от своих трудов».

 Такие помыслы лукавый постоянно внушает брату под бла­говидным предлогом, пока тому не покажется, что ему нужно большее преуспеяние, и он не примет помыслы. Тут он покидает обитель, ее покров и защиту, и, как овца, потерявшая стадо, быстро попадает в пасть волку. Потому что если он пойдет в пустыню, то сначала его будет мучить голод. А потом и бесы станут все больше пугать его, внушать чувство слабости и страха всячески мучить его.

 Тогда брат начинает сожалеть и говорит себе: — Как было хорошо жить с братьями! И какой это бес соблазнил меня уйти в эту страшную пустыню? Здесь столько зверей, и притом опасных! А что мне, бедному, делать, если попаду в руки варваров? А что, если наткнусь я на разбойников или встретится мне хищный зверь? А сколько бесов в этих местах — ведь здесь никто не живет! И как мне жить одному в этой пус­тыне, когда здесь постоянно одни нечистые духи? И потом, я привык, что вокруг много братьев. Да и, сказать по правде, если жить одному в пустыне и не хранить трезвение, так, пожалуй, и рассудка лишишься. Со многими ведь так и получилось. Какая же праведность в том, чтобы помереть в пустыне злой смертью?

 Когда брата станут бороть такие помыслы, он, если и вправ­ду благоразумен, вернется в свою обитель. И он не станет ду­мать о том стыде, который будут внушать ему бесы: дескать, если вернешься к братьям, они решат, что ты неопытен и нетер­пелив, что ты — трусливый солдат, бежавший с поля боя. Не послушает их брат и скорее ответит им:

 — Неправда, лукавые бесы! Всего вернее, они примут меня как искушенного борца, который исполнил слова апостола: «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1 Фес 5. 21). Вот так и я — испытал то и другое и понял, что лучше и приятней жить братьям вместе, как написано: «Брат от брата помогаем, яко град тверд и высок (Притч 18. 19).

 А когда он вернется, игумен и братья с радостью примут его, по слову апостола: «Поддерживайте слабых» (1 Фес 5.14).

 Но если ему станет стыдно и он не вернется в свою оби­тель, то, быть может, он вернется в мир, послушав бесов. А уж те будут ему говорить: «И там спасешься, если будешь бояться Бога. Или ты думаешь, что спасутся только те, кто в пустыне?» Так враг будет внушать ему, чтобы тот «вернулся на блевотину свою» (Притч 26. 11).

 Вот что случается с тем, кто оставляет монастырь, если он уходит в пустыню. А если он уйдет и поселится в келии у старцев, то старцы, конечно, встретят его о Господе и дадут ему все, в их силах. Но он сам, когда обоснуется в келии, скажет себе: Теперь нам надо работать, чтобы было на что жить».

 И тут он начинает хлопотать, как и все, кто живет особножитно. Но как скитскому монаху кажется неудоб­ным общежитие, так и монаху общежитному жизнь наедине при­носит множество тяжких неудобств. Итак, когда его одолеют заботы и искушения, он начинает раскаиваться и говорит:

 — Тут я все время в заботах и не успеваю выполнить даже свое малое правило. Вечно мне приходится заниматься и своим хозяйством, и работой, и сражаться с помыслами. А вот когда я был в общежитии, от всего этого я был свободен и всей моей заботой было правило и небольшое рукоделие. Что же мне, не­счастному, теперь делать? Все это мне за мои грехи! Послушай­ся я советов своего Отца — так не было бы у меня столько скорбей, как сейчас. Вот уж точно, нет ничего гибельнее непослуша­ния: это оно изгнало Адама из рая, а меня — из моей обители.

 И придя к такому сожалению, брат опять же вернется в свою обитель, а то и уйдет в мир и там погибнет.

 Но уж если он вернется в обитель, и его примут, и станет вновь его бороть помысел от тех соблазнов и осуждения, что вок­руг, пусть он скажет себе:

 — «Положи хранение устом моим» о Господе (Пс 140. 3) и «отврати очи свои, еже не видети суеты» (Пс 118. 37) — и ты победишь то и другое: осуждение — молчанием, а соблазны — хра­нением своих глаз. Ибо если мы это не победим, то, куда бы мы ни пошли, везде будем носить в себе то, что воюет с нами.

 6. Другому же брату лукавый внушает иной помысел, что­бы похитить его из монастыря:

 «Здесь все братья знают, что ты нерадив и небрежен, так что жить тебе здесь никак нельзя. Даже если обратишься к доб­родетели, люди, с которыми ты живешь, останутся те же самые, которые видели, как ты начинал. Лучше пойди в другое место, где тебя не знают, и положи начало там. Так ты угодишь и Богу, и людям».

 А теперь послушай, любезный брат. Значит, из-за того, что тебя будут поносить люди, ты бежишь от духовного отца и бра­тии, перед которыми ты давал обеты Богу? Что же ты не вспомнишь слов Пророка: «Поношения чаяше душа моя и страсть, яко тебе ради претерпех поношение, покры срамота лице мое» (Пс 68. 21, 8). Что же не понесешь с радостью бесчестие и уничижение? «Блаженны вы, — говорит Господь, — когда будут поносить вас и гнать», и так далее (Мф.5. 11). А как полезно бывает поношение для очищения грехов! Пусть убедят тебя слова Пророка: «Яко во смирении нашем помянул ны Господь… и избавил ны есть от врагов наших» (Пс 135. 23-24).

 Впрочем, сам поступай хорошо — и увидишь, что Господь исправит и мнение братьев о тебе. Оставайся там, где тебя за­стиг враг, и, стоя на месте, сражайся с ним. Тогда тем, кто знает о твоих недостатках, станут видны и твои достоинства, и сам ты получишь великую славу от Господа нашего Иисуса Христа, ска­завшего: «Будут первые последними и последние первыми» (Мф 19. 30). Ведь и грязную одежду, если ее постирать, уже не положат в грязное белье. А если кто и будет по злобе или от лукавой зависти называть чистое грязным — ему никто не пове­рит. По самой-то одежде и видно, какая она. «Омыеши мя, гово­рит Писание, и паче снега убелюся» (Пс 50. 9).

 7. Часто тем, кто состарился, живя в монастыре, враг на­шептывает предательскую мысль:

 «Смотри, столько лет в монастыре ты работал Господу. А теперь ты уже состарился и не можешь выполнять монастыр­ский устав, и вообще ты уже ничего не в силах делать: тело твое совсем одряхлело, и скоро тобой будут помыкать и стар, и млад. А тебе, в твоем возрасте, нужен покой. Оставь это место, поселись где-нибудь в уединении, и Гос­подь пошлет тебе пропитание, либо через милостыню, либо ка­ким-нибудь другим способом. А то, что за нужда тебе мучиться и терпеть поношения ради одного пропитания? Да и что ты здесь такого ешь, что каждый день готов страдать хуже раба и терпе­ливо слушаться тех, кто младше тебя?»

 Это и тому подобное враг внушает старцу в надежде, что тот оставит братию и монастырь, в котором состарился, и к старости потеряет терпение. И если в старце нет благоразумия, он с легко­стью поддастся, а уж тогда враг гонит его, что ветер — солому.

 Если же старец совершен разумом, он отразит помысел, сказав:

 «Не смеяться тебе над моей старостью, диавол! Если стой­ко переносил я все труды в юности, то тем более перенесу сейчас, когда пришло мне время оставить тело и быть со Христом. Ведь старик ожидает лишь одного — покинуть эту жизнь. И для мо­лодых я должен быть образцом терпения, а не легкомыслия.

 Благочестивый старец Елеазар в таких мучениях, когда все его тело было в огне, не отказался от веры и дал образец стойко­сти молодым. А они, глядя на него, и сами с легкостью перенесли мучения. Мои скорби гораздо меньше — вытерплю и я.

 Пусть мне будет немного обидно и порою будут меня пре­зирать, зато я буду для юношей образцом терпения и стойкости, а не отступничества. Я всегда считал себя рабом, будто Господь привел меня и вверил игумену монастыря, в котором я живу. А значит, сам я не властен в том, чтобы уйти. Так что же вы, по­мыслы, досаждаете мне за мое скромное делание?

 Люди мирские ради тленных благ работают изо всех сил не только днем, но и ночью, а на них еще хлопоты о жене, о детях, о доме, о плате за землю — и они все терпят. А я благо­датью Христовой свободен от всего этого и буду нести свой скромный труд с радостью. «Ибо иго Мое благо и бремя Мое легко» (Мф 11. 30). Посему «уклонитеся от меня лукавнующии, и испытаю заповеди Бога моего» (Пс 118. 115)».

 Так с помощью Божией он сохранит прежний образ мыс­лей, почиет в том же месте, где и состарился, и получит нетлен­ный венец.

 7. Из святого Максима

 Кто безрассуден, тот идет на поводу у страстей. Смутит его порыв ярости (θυμός) — и он без каких-либо причин спешит оставить братию; разжигает его вожделение (έπιθυμία) — он сожалеет и вновь бежит к ним назад. (Следуя традиционной платонической схеме, святой Максим делит все ус­тремления души на естественные аффекты (θυμός) и низшие склонности челове­ческой природы (πάθος, έπιθυμία). Разум должен правильно направлять первое и сдерживать второе. — Прим. пер). Человек разумный и в том, и в другом случае делает обратное. Если это ярость, он уда­лит причины смущения и тем избавит себя от досады на братьев. А если вожделение — он воздержится от безрассудного влечения и встреч.

 2. Во время искушений не покидай монастырь, но мужественно отражай волны помыслов, особенно если это печаль или нерадение. Ибо так ты промыслительным образом закалишься в скорбях и обретешь твердую надежду на Бога. А если покинешь монастырь — останешься неопытным, трусливым и нестойким. Кто в искушениях не может все терпеливо перенести и отсекает себя от духовной любви братьев — в том нет ни совершенной любви, ни глубокого ведения Промысла Божия. Цель Божествен­ного Промысла — воссоединить в духовной любви то, что зло раздробило на мелкие части. Ибо ради этого и пострадал Спаси­тель — дабы рассеянных чад Божиих собрать воедино.

 3. Кто не может мириться с беспокойством, не терпит скорбей и не выносит трудностей — тот пребывает вне любви и Про­мысла Божия, ибо «любовь долготерпит и милосердствует» (1 Кор 13. 4). И разве не уклоняется от Промысла Божия тот, кто унывает от своих огорчений, дурно обращается с теми, кто его огорчил, и отсекает свою любовь к ним?

 4. Тебе было искушение от брата и обида довела тебя до ненависти? Не дай ненависти победить себя, но победи ненависть любовью. А победить ее можешь вот как: искренне молись о нем Богу, прими его извинения, а то и сам извинись — и этим исцели его. Считай, что ты сам виноват в этом искушении, и так терпи, пока не минует туча. Терпелив тот, кто стоек до конца искуше­ния и ожидает утешения в своем сердце.

 5. «У терпеливого человека много разума» (Притч 14. 29). Во всем, что происходит, он видит то, чем это закончится, и в ожидании этого терпит все огорчения. А концом будет жизнь вечная. Ибо, по слову апостола, жизнь вечная — в том, чтобы «знать Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин 17. 3). Вчера он был твоим братом по духу и добродетели. И нынче не сочти его скверным и злым от одной лишь ненависти, которую лукавый внушил тебе. Напротив, с тер­пеливой любовью вспоминай о вчерашнем благе и выбрось из души нынешнюю ненависть.

 6. Вчера ты превозносил его душевные качества и расхваливал его добродетель. Не именуй его сегодня скверным и злым оттого, что твою любовь сменила ненависть. Не оправдывай свою злобу и ненависть той обидой, которую он тебе причинил. Лучше оставайся при тех же похвалах, даже если внутри тебя распи­рает обида, — и ты легко вернешься к той же спасительной люб­ви. И в присутствии других братьев не говори обычной похвалы брату с затаенной обидой, не примешивай исподволь упрека к своим словам. Напротив, хвали его при других искренне, молись о нем от всей души, как о самом себе, — и ты очень быстро изба­вишься от губительной ненависти. И даже если случится, что брат по искушению будет продолжать злословить тебя, не теряй любви к нему, хотя бы лукавый бес и смущал твой ум. А любви ты не потеряешь, если будешь благословлять, когда он тебя про­клинает, и сохранять хорошее расположение к нему, когда он от­носится к тебе дурно. Таков путь любомудрия о Христе, и кто не идет по нему —тот живет не со Христом.

 7. Не делай хитроумных намеков брату, а не то получишь от него то же и вы оба потеряете любовь друг к другу. Но подойди к нему с любовью и откровенно обличи его: так ты разрешишь при­чину скорби и избавишь себя и брата от скорби и смущения. И не говори, что в тебе, дескать, нет ненависти к брату, если ты даже вспоминать о нем не хочешь. Послушай, что говорит Моисей: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего и не понесешь за него греха» (Лев 19. 17). И когда все уже спокойно, не вспоминай тех слов, что были сказаны братом в огорчении, сказал ли он их тебе в лицо или кому другому, а ты потом услышал. А не то тобой овладеет помысел злопамятности и губительная ненависть к брату вернется.

 8. Не может душа разумного существа питать ненависть к человеку и быть в мире с Богом, Подателем заповедей. Ибо «если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф 6. 15). Быть может, этот человек и не хочет мириться — но ты по крайней мере храни себя от ненависти, искренне молись о нем и никому не говори о нем плохо.

 9. Безмятежность можно сохранить при двух условиях: если есть любовь к Богу и друг к другу. Такая безмятежность есть безмятежность святых ангелов и всех святых. Превосходно сказал наш Спаситель: «На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф 22. 40). Не ищи благовидных при чин для обиды и ненависти, даже если они кажутся тебе справедливыми. Беги от них, как от смертельно опасных змей: так ты и им не дашь злословить, и собственную душу спасешь от лукав­ства. Как можно тщательнее исследуй свою совесть: возможно брат не смягчился по твоей вине. И не обманывай совесть: она знает все скрытое в тебе, она будет обвинять тебя в час смерт­ный, и она же не даст тебе молиться.

 10. Не отвергай с такой легкостью любовь в духе. Потому что другого пути спасения для людей не предусмотрено. Внимай себе: быть может, то зло, что разлучает тебя с братом, находится не в брате, а в тебе? Тогда поскорей избавься от этого зла, что­бы не нарушать заповеди любви. Не презирай заповеди любви: чрез нее ты станешь Сыном Божиим, а если будешь ее нару­шать — окажешься сыном геенны.

 11. Не люби себя — и не станешь ненавидеть брата. Не будь самолюбив — и станешь боголюбцем. Если ты решился жить рядом с духовными братьями, сразу, с самого начала, откажись от собственных похотей. А иначе ты никак не сможешь хранить мир ни с Богом, ни с твоими ближними.

 12. Кто тщеславен или склонен к земному — тому свой­ственно то и дело обижаться на людей, таить на них зло, питать к ним ненависть или быть под властью скверных помыслов. Но человеку боголюбивому все это чуждо.

 8. Из патерика

 Один брат жил в общежитии, и его беспокоили помыслы уйти оттуда. Однажды он взял бумагу, сел и написал на бумаге все те предлоги, по которым помыслы убеждали его оставить обитель. После того как он все перебрал, в конце он написал воп­рос к самому себе: «Ты будешь терпеть все это?» А в ответ при­писал тут же: «Да, во Имя Иисуса Христа, Сына Божия, буду терпеть». Затем он свернул бумагу и завязал ее в пояс.

 С тех пор, если его начинал смущать один из тех предлогов, с которыми он боролся и прежде, и ему приходили на ум помыс­лы уйти из обители, он отходил в сторону, брал записку и пере­читывал: «Во Имя Иисуса Христа, Сына Божия, буду терпеть». Затем он говорил себе: «Смотри, несчастный, ты обещал не че­ловеку, а Богу!» — и тотчас обретал успокоение. Так он посту­пал всегда, если возникало какое-то смущение или в любом ином случае, и всегда оставался спокоен.

 Между тем другие братья заметили то, что делал брат: он перечитывал свою записку, причем делал это постоянно. Они ча­сто смущались этим и по действию лукавого стали завидовать брату и озлобились на него. Наконец они пришли к авве и сказа­ли ему:

 — Этот брат — колдун, носит в поясе свои заговоры, и мы с ним рядом жить не будем. Отправляй из монастыря либо его, либо нас!

 От игумена не укрылось, что это козни врага (а он видел смирение брата и его благочестие). Он и говорит им:

 — Пойдите и молитесь, помолюсь и я, а через три дня я дам вам ответ.

 А ночью, когда брат спал, авва подошел к нему, осторожно развязал пояс, прочел записку, завязал снова и ушел.

 Через три дня братья пришли к авве узнать от­вет. Авва позвал того брата и говорит:

 — Ты почему соблазняешь братьев?

 Брат тотчас повалился на землю и говорит:

 — Грешен, прости меня и помолись обо мне!

 — Что вы говорили об этом брате? — спросил авва у братьев.

 — Он колдун!— ответили те. — У него в поясе заговор!

 — Ну так доставайте сюда его ворожбу! — сказал авва.

 Братья бросились, чтобы развязать на брате пояс, но тот не давал им.

 — Режьте пояс! — сказал авва.

 Они разрезали и нашли в нем записку. Тут авва дал записку одному из диаконов и велел ему стать повыше и прочесть ее всем, дабы лукавый, который посеял кле­вету, был посрамлен еще больше.

 Диакон прочел то, что было в бумаге. И когда братья ус­лышали последние слова: «Во Имя Иисуса Христа буду тер­петь», — от стыда они не знали, куда деться.

 — Согрешили мы, — сказали они и положили авве поклон

 — Не мне бейте поклоны, — сказал авва, — а Богу и своему брату, которого вы оболгали. Пусть он прощает вас.

 Они так и сделали. Тогда авва сказал брату:

 — Помолимся Богу, чтобы Он простил им.

 И они помолились за братьев.

 2. Один старец сказал, что древние никогда не торопи­лись покинуть место, где жили, за исключением трех случаев. Во-первых, если рядом есть сосед, который плохо к тебе отно­сится и злопамятен — причем ты все сделал для его исцеления но тебе не удалось расположить его к себе. Во-вторых, если к тебе приходит много народу, много всего приносят для тебя и говорят о тебе слишком много хорошего. Или, в-третьих, если случайно впадешь в блуд, то есть если рядом живет много жен­щин.

 Если поменять место подвига по одной из этих трех при­чин — это будет иметь смысл. Но все это не относится к тем, кто живет в общежительных монастырях — лишь к тем, кто отшель­ник и безмолвствует.

 3. Отцы говорили: если на том месте, где ты живешь, с тобой случилось искушение, не оставляй своего места из-за это­го искушения. А не то везде, где бы ты ни поселился, найдется что-нибудь, от чего ты убежишь. Но терпи, пока не закончится искушение, чтобы ты мог уйти без смущения. И не оставляй свое место в мирное время, чтобы твой уход не огорчил тех, кто там живет.

 4. Старец сказал: «Как не может плодоносить дерево, ко­торое все время пересаживают, так не может достигнуть добро­детели монах, который переходит с места на место».

 5. Один брат жил в общежитии, и его беспокоили помыслы уйти оттуда. Он рассказал это авве.

 — Иди, — сказал ему авва, — оставайся в своей келии и отдай свое тело стенам келии, словно под залог. Главное, никог­да не покидай келию телом, а что до помысла — пусть его думает что хочет.

 6. Старец сказал: «Келия монаха — это пещь Вавилонская, в которой три отрока обрели Сына Божия. Это столп облачный, из которого Бог говорил с Моисеем».

 7. Одного брата девять лет борол помысел уйти из обители. Каждое утро он брал свою милоть, чтобы уйти. А когда насту­пал вечер, он говорил себе: «Уйду отсюда завтра». Поутру же он говорил помыслу: «Попробуем удержаться и сегодня ради Гос­пода». А когда уже исполнилось девять лет, как он это делал, Бог навсегда избавил его от этого искушения.

 9. Из святого Ефрема

  Монах, не говори, что здесь неудобства и брань, а там — ти­шина и покой. Или ты не знаешь, кто борется с нами? Разве не враг наш диавол? Послушай-ка, что он говорит в книге Иова: «И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Гос­поду и сказал: я ходил по земле и обошел ее» (Иов 2. 2). Так что помни, что небо для тебя слишком высоко, а куда бы ты ни пошел, нет такого места под небом, куда не мог бы добраться наш общий враг. Поэтому оставайся на том месте, которое ты выбрал; противостань диаволу — и он убежит от тебя, обратись к Богу — и Он придет к тебе. Горе душе, в которую проникли неверие, потеря страха Божия, неведение, неразумие и бесстыдство: такая душа «до­станется в добычу лисицам» (Пс 62. 11). Но блаженна душа, в которой живы страх Божий и благочестие.

 Тот, кто не хочет служить одному господину, служит мно­гим. И кто не хочет повиноваться одному игумену, тот повину­ется многим, но в разных обителях. В Писании сказано: «При­хоти ищет своенравный, восстает против всего умного» (Притч 18. 1). Точно так же и у монаха, который оставляет мо­настырь, виноваты игумен и братья — но от порицания Бога и людей здравомыслящих ему никогда не сбежать.

 Опять же, Писание говорит о таком человеке: «Есть пути, которые кажутся человеку прямыми; но конец их — путь к смерти». При этом священный писатель добавляет: «Человек с раз­вращенным сердцем насытится от путей своих» (Притч 14. 12— 14). Если монастырь, в котором ты живешь, испытывает нужду в необходимом, оставайся на месте. Потому что тут ты и найдешь хоро­шую почву для своего делания. А праведный игумен не нравится толь­ко неправедным, как людям святым — всякий грех.

ГЛАВА 41. О том, что неопытным монахам уединение опасно

 1. Из патерика

 Один брат отрекся от мира и принял постриг. Он тут же сказал:

 — Я отшельник! — и затворился в своей келии. Когда старцы услышали об этом, они пришли и вытащили его оттуда. Потом они заставили его обходить келии монахов, везде класть поклон и говорить:

 — Простите меня, я не отшельник, а только новоначаль­ный.

 2. Одного старца спросили:

 — Когда человеку можно жить в уединении?

 — Кулачный боец, — ответил тот, — если не будет упраж­няться в бою со многими бойцами, не научится побеждать. А значит, он не сможет и выйти один на один против действитель­ного противника. Так же и монах: если он не пройдет науку жиз­ни с братьями и не изучит искусства борьбы с помыслами, то не может ни жить наедине, ни противостоять помыслам.

 3. Авва Феодор сказал: «Многие в век сей избрали покой прежде, чем его дал им Бог».

 2. Из аввы Исаии

 Если ум стремится взойти на крест, когда чувства еще пре­бывают в немощи, — его постигает гнев Божий, потому что он взялся за дело, которое ему не по силам: свои чувства он не исце­лил. Если бы Господь наш Иисус Христос не исцелил все страсти человеческие — ради чего Он и пришел — Он не восшел бы на Крест. Сам Он до того, как Его распяли, говорит: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне» (Мф 11. 4-6).

 Иисус сотворил много и других знамений. Из того же, что перечислено здесь, познаем следующее.

 «Слепые прозревают»: это значит, что тот, в ком есть надеж­да на этот мир, слеп. А если он оставил ее и устремился к истинной надежде — он прозрел. «Хромые ходят» означает вот что: тот, кто ищет Бога, но любит плотские помыслы сердца, хромает. Но если он оставит их и возлюбит Бога всем сердцем своим — он переста­нет хромать. Слова «глухие слышат» учат нас тому, что человека, плененного суетными заботами, плен и забвение делают глухим. Но если он обратится к духовному знанию — он обретает слух. Слова же «прокаженные очищаются» указывают вот на что. В Законе Моисеевом написано: «Нечистым не входи в дом Госпо­день» (Ср.: Втор.23.1—3 и др.). А прокаженные — это все те, в ком есть вражда, ненависть к ближнему, зависть, осуждение. И если они оставили это, то очи­стились. И когда слепой прозреет, хромой станет ходить, глухой услышит, а прокаженный очистится, человек, умерщвленный эти­ми недугами по своему нерадению, восстает и обновляется. Тогда его чувства, обнищавшие святыми добродетелями, сообщат ему радостную весть, что он прозрел, ходит, слышит и очищен.

 Своему восприемнику ты дал обещание: жить в злостраданиях и смирении. Об Иоанне ведь сказано, что его одежда была из верблюжьего волоса и прочее (Мф 3. 4). Это указывает на те стра­дания, которые должны очистить человека, прежде чем он сможет взойти на крест. Потому что крест — это знак будущего бессмер­тия, но прежде он должен заградить уста фарисеев и саддукеев. Фарисеи — это воплощение лукавства, лицемерия и тщеславия, а саддукеи — отсутствия веры и всякой надежды. (Фарисеи (от евр. фаруш) были сторонниками одной из иудейских религи­озных ересей, которые видели самое важное в соблюдении правил внешнего благоче­стия. Они утверждали, что верят в Божественный Промысел, в существование ан­гелов, в бессмертие души, в вечность мучений и в воскресение мертвых. Однако по существу они были жадны, тщеславны, лицемерны и горды. Господь наш прекрасно изображает их гордость в притче о мытаре и фарисее (Лк 18. 10—14) и клеймит их лицемерие (Мф 23.13—39). Саддукеи были сторонниками другой иудейской ереси (они берут свое имя от основателя ереси Садока) и опирались только на буквальный смысл Закона. Поэтому они отвергали предание, существование ангелов, бессмертие души и воскресение из мертвых. Они были противниками фарисеев. Саддукеям Гос­подь заградил уста Своими ответами (Мф 22. 23—33)) Их-то уста и заградил Иисус. Потому и в Писании сказано, «что с того времени никто больше не смел Его спрашивать» (Мф.22. 46), и тогда Он послал Петра и Иоанна приготовить Пасху (Лк 22. 8). То есть когда ум увидит, что им уже ничто не обладает, он готовится к бес­смертию: собирает чувства воедино, делает их единым целым и пи­тает их, и они пребывают в нераздельном с ним общении.

 Затем, как говорит Писание, Иисус молился: «…если воз­можно, да минует Меня чаша сия в час сей» (Мф 26. 39). Мы это пони­маем так, что, если ум хочет взойти на крест, ему нужно много молиться и плакать много, и ежечасно повергаться пред лицом Божиим. Он должен просить помощи у Его благости, дабы она укрепляла и хранила его до тех пор, пока не восставит его в непо­бедимости и святости нового естества. Потому что велика быва­ет опасность в час распятия — и тому, кто молится, нужны Петр, Иаков и Иоанн, то есть здравая вера, стойкая надежда и совер­шенная любовь: ими он обретет благодать свыше и сможет взой­ти на крест. Все это происходило с нашим Владыкой Христом, дабы Он стал нам примером во всем, как сказал Апостол: «что­бы познать» нам Его, «и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достиг­нуть воскресения мертвых» (Флп 3. 10-11).

 (Он вкусил ради нас желчь: это учит нас отвергать все) злые вожделения в себе, хранить свои уста и не давать этим помыслам исходить из тела и воплощаться на деле. Уксус принял он ради нас — надлежит и нам подавлять в себе всякое своенравие и сует­ное смущение. Он принял заплевания нас ради, дабы мы презира­ли всякое человекоугодие и славу мира сего. Терновый венец вну­шает нам переносить порицания во всякое время и без смущения претерпевать всякий укоризны. Ради нас ударяли Его по главе тро­стью: так и мы должны непрестанно носить шлем смирения, уга­шая вражескую гордыню. Прежде чем распять, Его бичевали — ни во что вменим оскорбления и людской позор. Делили одежды Его — он сохранял спокойствие: это учит нас отвергать мирское, прежде чем взойдем на крест. Был шестой час, когда его распина­ли: укрепимся и мы против нерадения и малодушия, пока не умрет грех. Ибо написано, что посредством креста Он «убил вражду на нем» (Еф 2.16).

 Когда же пришел девятый час, «возопил Иисус громким голосом: Или, Или! Лама савахфани?» (Мф 27. 46). И это учит нас тому, что нужно терпеть скорбь от страстей, пока они не угаснут, а после смиренно и с дерзновением вопиять к Богу. А что Он предал дух после того, как солнце померкло, есть указа­ние на то, что грех в человеке умер, когда ум избавился от всякой надежды на этот видимый мир. Тогда раздирается завеса — пос­ле того, как ум освободится, — то есть исчезает средостение, кото­рое было между ним и Богом. И тогда раскалываются камни и отверзаются гробницы. И это значит, что когда грех в нас умрет, все, что отягощало, ослепляло и теснило душу, расторгается, а чув­ства, которые умерли и принесли в смерти плод, исцеляются и вос­стают непобедимыми. А то, что Он был обвит плащаницею чис­той с ароматами, прообразует освящение ума. В святость облекается ум после такой смерти — и в бессмертие, которые даруют ему покой.

 Иисуса положили в новой гробнице, куда никого прежде не полагали, и привалили большой камень к двери. Это значит, что ум, когда он от всего освободится и достигнет субботы будущего века, мыслит о новом и нетленном: «Ибо где будет труп, там соберутся и орлы» (Мф.24. 28). В Писании сказано, что Он восстал во славе Отца Своего, и восшел на небеса, и «воссел одес­ную престола величия на высоте» (Евр 1. 3).

 Указав нам на этот образ, апостол говорит: «Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли» (Кол 3. 1—3).

 Имя Его святое может взять на себя наши немощи, дабы нам, по нищете нашей, простились наши грехи, и мы обрели ми­лость со всеми достойными ее. Аминь.

 3. Из аввы Марка

 Есть действие благодати, которое неведомо младенцам. Есть и иное — действие зла, которое сходно с истиной. Лучше не взи­рать на это, чтобы не впасть в прелесть, и не отвергать ради истины, но все с надеждой предоставлять воле Божией. А Он ведает, что из того и другого полезно.

 4. Из аввы Кассиана

 Некоторые, живя с братьями, не могут вытерпеть брани стра­стей и потому ищут пустыни и уединения. Им кажется, что там их никто не будет беспокоить и раздражать и что там они будто бы с легкостью одержат победу над страстями. Так пусть знают, что либо это бесовское наваждение, либо ими овладела сильная гор­дость. А братьев они винят и хотят сбежать от них потому, что не желают укорять самих себя и искать причины страстей в своем нерадении. Тем самым и все их болезни остаются не исцеленными, потому что те язвы страстей, что принесли они с собой в пустыню, уединение не исцелит, а только скроет. Для всех, кто не избавился от страстей, отшельничество не только не обнаружит эти страсти, но и сумеет их скрыть. Они не будут чувствовать, что эти страсти у них есть, и не будут даже знать, какие страсти их борют.

 Напротив, уединение даст им видимость добродетели, оно внушит им, что терпение, смирение и прочие добродетели они уже стяжали. Впрочем, так будет до тех пор, пока ничто не раз­дражает их. И как только появится первый повод к раздраже­нию, тотчас все их былые и затаившиеся страсти, что так долго питались и тучнели в тишине и довольстве, словно необъезжен­ные кони, сорвутся с места и помчат своего возничего к мгновен­ной и жестокой погибели.

 Наши страсти становятся еще более дикими, если не укро­щать их общением с людьми. Тот небольшой ущерб, который наносит страстям общение с братьями, эти страсти восполняют в уединении. И тогда они крепнут и овладевают нами еще сильнее, если, конечно, найдется тот, кто пробудит их.

 Ядовитые звери тоже спокойны, когда сидят по своим но­рам в пустыне. Их ярость видна лишь тогда, когда кто-то ока­жется рядом и они нападут на него. Так же и страстные люди: они спокойны не потому, что добродетельны, а потому, что ни­кого нет рядом, и только тогда выпускают яд души, когда есть случай броситься на кого-то.

 5. Из святого Варсонофия

  Брат спросил старца:

 — Помысел говорит мне: «Важнее всего безмолвие, и оно тебе будет на пользу». Правильно он это говорит или нет?

 — Безмолвие, — ответил старец, — есть не что иное, как удерживать свое сердце от того, чтобы давать и принимать, а также от человекоугодия и прочих подобных действий. Вот и ты ничего не давай и не принимай ни от кого из мира, и когда все это будет далеко от тебя, будешь жить в безмолвии и спо­койствии от этого. Господь сказал: «Милости хочу, а не жер­твы» (Мф 9. 13). Раз уж ты понял, что милость выше жертвы, склони свое сердце к милости. Под предлогом безмолвия прихо­дит высокоумие — и так до тех пор, пока человек не искупит себя, то есть не станет непорочным. Человек может безмолвство­вать тогда, когда он берет свой крест. Поэтому если ты сострада­ешь, то получишь помощь. Но если захочешь подняться выше своей меры — знай, что ты потерял и то, что у тебя было. А ты не уклоняйся ни в ту, ни в другую сторону: иди посредине и сообразуйся с волей Божией, «потому что дни лукавы» (Еф 5. 16).

 — Объясни мне, отче, — спросил брат, — что значат твои слова: «ни в ту, ни в другую сторону но посредине»? Неужто надо какие-то дни уделять безмолвию, а какие-то — житейским нуждам?

 — Средний и верный путь, — ответил ста­рец, — это быть мужественным, безмолвствуя, и не впадать в нерадение среди житейских хлопот. Со­хранять же в безмолвии смирение, а в хлопотах со­крушение и собирать свой помысел зависит не от часа, ни тем более от дня, но во всем нужно посту­пать по обстоятельствам. Однако сострадать нужно всем, кто в обители, и кто так делает, тот исполняет заповедь апостола (Ср.: Рим 8.17,1 Кор 12. 26). Это значит, что, если кто скорбит, надо поскорбеть вместе с ним, успо­коить его, утешить — вот что такое сострадание. Так же хорошо иметь сострадание к больным и помогать ухаживать за ними. Если врач за то, что заботится о больном, получает плату, то тем бо­лее — тот, кто всеми силами сострадает ближнему. Впрочем, если он сострадает ближнему не во всем, но в чем-то сострадает, а в чем-то нет — в том, чему он сострадает, есть своеволие.

 — Помни еще и то, — продолжил старец, — что, чем боль­ше человек нисходит к смирению, тем больше он преуспевает. Если ты теперь останешься в келии, это лишит тебя дела и у тебя не будет скорбей. И как только ты раньше времени оставишь все попечения, общий враг станет готовить тебе смущение еще страш­нее, чем твой покой, и доведет до того, что ты скажешь: «Лучше бы мне не родиться!»

 — Но помысел говорит мне, — сказал брат, — что, если я пойду куда-то и буду безмолвствовать, я достигну совершенного безмолвия. На мне много грехов, и я хочу освободиться от них. И опять же, ни плач, ни сокрушение ко мне не приходят. Вот помысел и говорит мне, что, пока я среди людей, я не смогу это стяжать. Пожалей мою немощь, отче, скажи мне, как мне спа­стись от лукавых помыслов.

 — Брат, — ответил старец, — если человек должник, то куда бы он ни пошел, в город ли или в деревню, он должник. Пока он не вернет долг, он в кабале и не может сидеть и отды­хать. И если он начнет работать, то поначалу люди будут прези­рать его, и ему будет стыдно. Зато потом он отдаст долг и будет свободен. И когда освободится, то сможет смело и без стыда показываться на людях или жить где захочет.

 Если человек будет стараться, сколько может, терпеть дер­зости, оскорбления, бесчестие или ущерб за те грехи, что он сде­лал, — он учится смирению и труду и все его грехи простятся ему по написанному: «Виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя» (Пс 24.18). Подумай, сколько дерзостей и оскор­блений претерпел Владыка наш Христос перед Своим распяти­ем—и после этого взошел на Крест! Никто не может достичь совершенного и плодоносного безмолвия, достичь святого покоя совершенства, если прежде он не сострадал Христу и не вынес все Его мучения, вспоминая слова апостола: «С Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим 8. 14).

 Поэтому не обманывайся: кроме этого нет другого пути спасения. Что же до плача, то ты должен подвизаться, чтобы ни с кем из людей не иметь свободного обращения, а иначе плач и сокрушение не приходят. Если ты ради этого убежишь от братьев, то знай, что тем самым ты бежишь от подвига и остав­ляешь поприще. Борись, чтобы победить свободное обраще­ние, — но оставаясь среди людей. Только так его можно побе­дить, а без этого ты не сможешь стяжать ни плач, ни сокруше­ние. Апостол говорит: «Если же кто и подвизается, не увен­чивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим 2. 5). Так что постарайся, брат, и да поможет тебе Бог. Как я сказал, не забывай во всем хранить смирение и послушание — и спа­сешься о Господе.

 6. Из патерика

 Старец сказал, что бывают люди, которые сто лет прове­дут в келии — и не научатся, как надо в келии пребывать.

 2. У одного старца был ученик, который уже много лет ус­пешно проходил послушание. Этот ученик еще не был совершенным, но хотел безмолвствовать. Однажды он подошел к старцу положил ему поклон и говорит:

 — Отче, сделай меня монахом, чтобы я мог жить сам.

 — Присмотри себе подходящее место, — говорит ему ста­рец, — и мы построим келию.

 Ученик отошел на какое-то расстояние и подобрал себе ме­сто. Тогда он вернулся и сообщил старцу. Они построили келию Старец говорит ученику:

 — Вот тебе то, что просил. Теперь оставайся в келии. Ког­да надо будет, ешь, пей, спи. Только не выходи из келии до са­мой субботы, и тогда приходи ко мне.

 Дав ему эту заповедь, старец ушел.

 Брат провел два дня по заповеди, а на третий день ему на­скучило, и он сказал себе: «И это то, что мне дал старец?» Он встал, затем пел много псалмов и принял пищу после захода солн­ца. После молитвы он пошел спать на свою циновку. И тут он видит, что на ней лежит эфиоп и от злости скрипит на него зуба­ми. Брат опрометью выбежал из келии и прибежал к старцу.

 — Авва, — сказал он, стуча в дверь, — смилуйся надо мною, открой!

 Но старец не открыл ему до самого утра. А наутро он от­крыл, и брат стал просить и говорить со слезами:

 — Сжалься, пусти меня жить к себе! Я пошел спать и уви­дел на моей циновке эфиопа: лежит и скрипит на меня зубами. Я не могу больше там жить!

 Старец пожалел его и ввел в келию. Насколько знал, он обучил его порядку уединенной жизни, и вскоре брат стал опыт­ным монахом.

 3. Один брат пребывал в келии и, будучи наедине, пришел в большое смущение из-за помыслов. Он отправился к авве Феодору Фермейскому и рассказал, что с ним произошло.

 —Пойди, — сказал ему старец, — смири свой ум, храни послушание и живи вместе с другими.

 Тот так и сделал. Вскоре он вернулся к старцу и говорит:

 — Даже рядом с людьми мне нет покоя.

 — Если тебе нет покоя ни с людьми, ни наедине, — говорит старец, — то зачем ты стал монахом? Разве не затем, чтобы тер­петь скорби? Скажи мне, ты сколько лет в постриге?

 — Восемь, — отвечал тот.

 — Знаешь, брат, — говорит ему старец,— я в постриге уже семьдесят лет, и ни разу не было у меня полного покоя, даже на один день. А ты за восемь лет хочешь себе полный покой?

 Так старец ободрил брата, и тот ушел.

 4. Об авве Феодоре и авве Луции из Энатона Александ­рийского рассказывали, что помыслы перейти на другое место беспокоили их пятьдесят лет. Но они обманывали помыслы и го­ворили:

 — После этой зимы переходим отсюда.

 А когда наступало лето, говорили:

 — После этого лета уходим.

 Так, постоянными проволочками, они обманывали помыс­лы и остались на том же месте до самой смерти.

 7. Из аввы Исаака

 Брат, никто не может победить страсти без чувственных, то есть телесных и видимых, добродетелей. Равным образом высокомерие и рассеянность (μετεωρισμός) ума невозможно пре­одолеть без тщательного духовного знания и своего рода попече­ния о Господе. Ум наш слеп, и, если он не связан никаким раз­мышлением, он постоянно витает в облаках (μετεωρίζεται). И потом, если он прежде не победит своих врагов, то как ему оставаться в мире? А если в уме не воцарится мир, то как ему постигнуть то, что мир приносит с собой? Ведь страсти отделя­ют нас от скрытых добродетелей души. И если эти страсти не удалить посредством видимых добродетелей — не видно и то, что стоит за ними. Тот, кто стоит перед стеной, не может об­щаться с теми, кто за стеной. Во тьме не видно солнца, а добрых качеств души не видно во мгле страстей.

 Молись Богу, чтобы Он дал тебе ощутить стремление духа и ревность. И когда это чувство придет к тебе, тогда ты поисти­не отдалишься от мира сего, а мир, то есть пристрастие к матери­альному, отдалится от тебя.

 Впрочем, премудрому Господу было угодно, чтобы те, кто ищет этот хлеб, обретали его в поте. И это — для нашей же пользы, а иначе мы прежде времени вкусим его, повредим себе и умрем. Добродетели рождаются одни из других. И если ты не станешь искать матерей, а сразу захочешь обрести их дочерей — они станут ядовитыми змеями в твоей душе, коль скоро ты не отбросишь их от себя.

 8. Из аввы Варсонофия

 Один брат безмолвствовал в келии и прочел в патериках, что тот, кто действительно хочет спастись, должен прежде сно­сить оскорбления, уничижения, бесчестия среди людей. Одним словом, он должен сначала исправить свои чувства и освободиться от той брани, которая через них приходит. Только тогда он мо­жет перейти к полному безмолвию, как и Господь наш Иисус Христос поступил. Прежде ведь Он претерпел поношения и уни­чижения, а потом взошел на Крест. Крест же означает умерщв­ление плоти и страстей и святой и совершенный покой. Прочитав об этом, брат сказал себе:

 — Я, несчастный, из всего этого не сделал ничего, удалился от людей и только всех соблазняю своей немощью. Значит, что­бы труд мой не был напрасным, я должен снова вернуться к лю­дям, выполнить, с помощью Божией, все, как сказали Отцы, и лишь потом перейти к безмолвию?

 Он исповедовал этот помысел старцу, а старец ответил ему:

 — Все это Отцы сказали хорошо, и именно так оно и есть. Но есть много доводов, в силу которых человек может думать, что поступает правильно, а потом окажется, что это принесло ему вред по другой причине. Поэтому надо быть осторожным. Ты уже приступил к безмолвию, и, если вернешься к людям, это породит в тебе тщеславие. Не вышло бы так, что и быть среди людей тебе не пойдет на пользу — и тогда ты получишь двойное зло. Но если будешь укорять себя за то, что не сделал все нуж­ное, чтобы взойти на крест; если скажешь: «Начал я подвиг в невежестве!» — то самоукорение станет само укорять и поносить себя. И если ты примешь его, оно возведет тебя до истинной меры Креста.

ГЛАВА 42. О том, что не следует вступать в споры и пререкания, даже когда это нам кажется правильным, но во всем повиноваться о Господе своему ближнему

 1. Из жития преподобного Симеона Столпника

 Вскоре после того, как Симеон замыслил новый доселе подвиг — жить на столпе, слава о нем распространилась повсюду. Божественные отцы, жившие в пусты­не, были поражены столь невиданным и странным подвигом, и посылают они к нему нескольких человек. При этом они велят упрекнуть его за странный вымысел и сказать, чтобы он шел привычным и проторенным путем святых. Не стоит, дескать, пре­зирать тот путь, которым шествовал столь многочисленный лик блаженных: ведь все они взошли на небо и достигли нетленных райских кущей.

 Впрочем, побоявшись, не богоугодное ли это дело, а они его видят по-человечески, Отцы поручают посланным следую­щее. Если те увидят, что человек-тут же отказался от собствен­ной воли и готов спуститься вниз, — сразу остановить его и ве­леть ему держаться того, что начал. В таком случае, как они по­лагали, это дело Промысла Божия и не приходится опасаться, что у такого начала будет худой конец.

 — Но если, — сказали Отцы, — он будет негодовать, на­прочь отвергнет совет и безрассудно останется при своем мне­нии, — тогда уж ясно, что нет в нем смирения и близко. Разве не скажет тут всякий, что такие мысли ему внушил лукавый?

 И если так обстоит дело, то Отцы велели взять его и стащить со столпа хоть силой.

 С таким наказом посланные пришли к отцу послушания и смиренномудрия, святому Симеону. От одного лишь его вида и речи они исполнились такого почтения к старцу, что не могли даже посмотреть ему в глаза. Но по заповеди Отцов, которые их послали, и поскольку само их поручение было благим, они подробно сказали ему все, что им было велено.

 Симеон, человек поистине тихий и смиренный сердцем, с кротостью выслушал их упрек. Он не стал ни прекословить, ни негодовать, ни обсуждать сказанное — не промолвил ни слова, ни полслова. Напротив, он принял порицание со взором спокойным и обращенным долу, а после прославил Бога и по­благодарил Отцов за то, что они о нем так пекутся.

 Наконец, ничуть не колеблясь, он стал спускаться со стол­па. Но посланные тотчас остановили его и открыли ему замы­сел Отцов. Затем они ушли, пожелав Симеону оставаться на столпе стойко и неизменно, а после обрести благой конец и под­линное успокоение от долгих трудов.

 2. Из патерика

 Авва Пимен сказал, что воля человека — это медная стена между ним и Богом, это камень сокрушающий. Если человек откажется от своей воли, он вслед за Псалмопевцем скажет: «Бо­гом Моим прейду стену» (Пс 17. 30). А если вслед за волей следует и ее оправдание, то человек страдает.

 2. Старец сказал, что неприязнь отдает человека во власть гнева, гнев предает его ослеплению, а ослепление принуждает его к любому злу.

 3. Авву Аммона спросили, что такое тесный и скорбный путь. — Тесный и скорбный путь, — сказал он в ответ, — это понуждать свои помыслы и отсекать ради Господа свою волю. Это и означают слова: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою» (Мф 19. 27).

 4. Авва Иоанн рассказывал, что авва Анув, авва Пимен и пятеро других были на самом деле братьями по плоти и поначалу жили в Скиту. Но после того, как Скит был опустошен мазика­ми (варварами), — они удалились оттуда и пришли в одно место, которое называлось Теремуфин.

 На том месте было капище. Они вошли в него и некоторое время оставались там, пока не решили, куда им идти. Авва Анув был старшим над остальными. Он сказал авве Пимену:

 — Сотвори любовь ты и твои братья: пусть каждый из нас хранит безмолвие. Эту неделю не будем разговаривать друг с другом.

 Авва Пимен ответил:

— Как скажешь, так и сделаем.

 Так они и сделали.

 А там был каменный истукан. Каждое утро авва Анув ки­дал камни ему в лицо и каждый вечер говорил ему: «Прости меня». Так он делал всю неделю.

 В субботу они сошлись вместе. Авва Пимен спросил авву Анува:

 — Авва, я видел, как ты всю эту неделю кидал истукану камни в лицо, а потом клал ему поклоны. Скажи мне, разве так делает верующий человек?

 — Я делал это для вас, — ответил старец. — Вы не видели: когда я кидал камни в лицо истукану, он заговорил или разгне­вался?

 — Нет, — ответил авва Пимен.

 — А когда я клал ему поклон, — спросил старец, — разве он возмутился или сказал: «Не прощаю»?

 — Нет, — сказал тот.

 — Вот так и мы, братья, — сказал старец. — Если хотите, чтобы мы жили вместе, мы должны стать как этот истукан: ос­корбляют ли его или хвалят — его это не смущает. А если вы такими быть не хотите, что ж. В этом храме четыре двери — каждый из вас пусть идет куда хочет.

 На это братья пали на землю и сказали ему:

 — Как хочешь, отче, так и сделаем и будем слушать то, что нам скажешь.

 «И всю свою жизнь, — рассказывал авва Пимен, — мы жили друг с другом и подвизались по слову старца, как он нам сказал. Одного из нас он назначил экономом, и мы ели то, что он нам положит. Но чтобы кто-то из нас сказал: принеси, мол, нам что-то другое или что мы-де хотим это — такого и быть не могло. И всю нашу жизнь мы провели в спокойствии и мире».

 5. Авва Алоний сказал: «Если бы я не разрушил все, я бы не смог возвести самого себя». То есть, если бы я не оставил все что мне, по моей собственной воле, казалось хорошим, я бы не смог стяжать добродетели.

 6. Брат спросил авву Пимена:

 — Как мне спасаться в том месте, где я живу?

 — Где бы ты ни жил, — ответил тот, — считай, что ты чу­жеземец и у тебя нет права голоса. Тогда тебе не захочется, чтобы твое слово везде было первым, и ты обретешь покой.

 7. Он же сказал: «Не исполняй своей воли — скорее, нуж­но смирить себя перед братом».

 8. Брат спросил старца:

 — Что мне делать?

 — Пойди, — сказал старец, — и найди себе человека, кото­рый говорит: «Да что я-то хочу?» — и обретешь покой.

 То есть подражай не тому, кто ищет своей воли, а тому, кто всегда говорит: «Я ничего не хочу», — и будешь спокоен.

 9. Один из отцов рассказывал притчу о смиренномудрии.

 «Кедры сказали тростнику:

 — Как это ты, такой слабый и беспомощный, зимой не ломаешься, а нас, при всей нашей силе, ломает, а то и выдирает с корнем?

 — Когда наступает зима, — отвечал тростник, — и прихо­дит ветер, я вместе с ветром нагибаюсь то в одну сторону, то в другую, поэтому меня и не ломает. Вы же стоите против ветра, а это опасно».

 «Когда дело доходит до поношений, — прибавлял старец, — нужно уступать и давать волю чужому гневу. При этом не пре­кословить и не увлекаться неразумными помыслами, словами или поступками».

 10. Двое старцев много лет жили вместе и ни разу не поссо­рились. Как-то один сказал другому:

 — Давай поссоримся хоть раз, как все люди.

 — Я не знаю, как ссориться, — ответил другой.

 — Смотри — сказал первый. — Вот, я кладу посередине эту черепицу и говорю, что это мое. А ты говоришь: «Нет, это мое!» Так и начинается ссора.

 Он положил посередине черепицу и говорит второму старцу:

 — Это мое.

 — Нет, — сказал тот, — это мое.

 — Коли твое, — говорит ему первый, — так бери его и иди.

 Так и разошлись они, не сумев поссориться.

 3. Из святого Ефрема

 Если ты живешь вместе с братьями, не стремись ими по­мыкать. Напротив, будь им образцом в добрых делах и слушай­ся в том, что они говорят тебе. Если будет необходимость ска­зать что-то, говори это как совет и со смирением. И если другой брат возразит на то, что ты сказал, пусть это не смущает твой ум. Откажись от своего мнения ради любви и мира и с крото­стью скажи тому, кто тебе возразил: «Почтенный, я сказал это по глупости, прости. Я хоть и говорил, но не особо разбираюсь в этом. Пусть будет, как сказал ты». И тогда диавол, который тщетно пытался затеять эту смуту, со стыдом обратится в бег­ство. Потому что спорить и доказывать собственное мнение — это порождает смуту и необратимый гнев. «Гнев гнездится в сердце глупых» (Еккл 7. 9), говорит Писание, и еще: «Самое движение гнева есть падение для человека» (Сир 1. 22). Посему и апостол Павел советует: «Рабу Господа не должно ссо­риться» (2 Тим 2. 24).

 4. Из Пандекта Антиоха

 Человеку, который любит спорить, нет мира не только среди своих близких, но и с чужими людьми. Везде он хочет насытить свою страсть к спорам, вечно придирается к мелочам, постоянно раздражается сам и выводит из себя других, и все его ненавидят. Ведь написано в книге Бытия, как Исав взял себе жен от иноплеменных и как они постоянно ругались с Исааком и Ревеккой (Быт 26. 34— 35). А потом Ревекка говорит: «Я жизни не рада от дочерей Хеттейских» (Быт 27. 46). Из этого видно, что спорить пристало людям безбожным, а не тем, кто верит и благочестив. Потому что те, кто действительно христиане и ученики Христа, подражают сво­ему Владыке и Учителю, а о Нем написано: «Не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его» (Мф 12.19). И те, кто христиане, ни одно дело не пытаются ре­шить спором и пререканиями — только терпением, молитвой, послу­шанием и надеждой. Они никогда не стремятся настаивать на своем мнении или требовать, чтобы было по их воле, по слову Господа: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин 6. 38).

 5. Из аввы Исаии

 Если ты живешь вместе с братом и хочешь, чтобы какое-то дело состоялось, а брат, с которым ты живешь, этого не хочет, уступи ему, а не то начнется спор и ты огорчишь его. Будь у брата словно в гостях: ничего ему не приказывай и не стремись быть главным над ним. Если он велит тебе сделать то, что ты не хочешь, борись со своей волей, пока не сделаешь то, что приказано. А иначе ты огорчишь его, станешь дерзким и не сможешь жить с ним в мире. Если он тебе скажет: «Свари мне что-нибудь», — спроси его: «Что тебе сварить?» И если он оста­вит это на твое усмотрение и скажет: «Что хочешь», — возьми то, что есть, и приготовь со страхом Божиим.

 Если разговор между вами пойдет о смысле слов Писания, пусть тот, кто знает эти слова, подчинит свою волю брату и доставит ему радость. Ведь смысл, который вы ищете, — в том, чтобы во всем смирить себя перед братом. Поэтому, кто посто­янно думает о Суде, на котором он должен предстать, тот все свои силы прилагает к тому, чтобы не пришлось ему молчать именно в тот страшный час, и лишь оттого, что нечего сказать в свое оправдание. Если вам нужно идти по какому-то небольшо­му делу, не пренебрегайте один другим. Не уходи один, оставив своего брата в келии, чтобы его не мучила совесть. Скажи ему с любовью: «Хочешь, чтобы мы пошли?» И если ты видишь, что брат твой сейчас неспокоен или болен телом, не спорь с ним: дес­кать, нам надо идти сейчас. Отложи на время дело и удались в свою келию с любовью и состраданием. Смотрите, ни в чем не противоречьте брату, чтобы не огорчить его.

 Если вы живете друг с другом, то каким бы делом вы ни занимались, в келии или снаружи, если брат позовет тебя, не го­вори ему: «Подожди, сейчас тут вот доделаю немного». Слу­шайся сразу. И если ты живешь с кем-нибудь или временно к нему пришел и он даст тебе заповедь, смотри, не приведи Гос­подь тебе пренебречь и нарушить ее, тайно или явно.

 Если ты живешь со своим духовным отцом или братом, пусть не будет так, что ты с кем-то тайно дружишь, а со свои­ми братьями знаться не хочешь. Тогда ты потеряешь и себя, и своего брата. Как скот повинуется человеку, так каждый чело­век должен повиноваться ближнему ради Господа. Как у скота нет ни своего мнения, ни знаний, так и мне должно вести себя не только с тем, кто живет рядом, но и со всяким встречным. Я должен уступить свое знание невежде и свою волю — глупцу. И тогда я познаю себя и пойму, что мне вредит. А кто уверен в своей правоте и держится своей воли — того неизбежно возне­навидят. Очень скоро он потеряет и покой, и здравый взгляд на вещи, а при исходе его из тела ему будет трудно обрести милость.

 Поэтому, брат, не люби споры, чтобы не стать тебе оби­талищем всякого лукавства. И не считай себя умным, а иначе попадешь в руки своих врагов. Приучи свой язык говорить «про­сти», и смирение придет к тебе. Если твоя воля предана ближне­му — значит, твой ум может видеть добродетели. А отстаивать свою волю перед ближним — это говорит о твоем невежестве.

 Поэтому, любезный брат, позаботься о том, чтобы во всем уступить свою волю ближнему, а держаться своей воли — значит погубить все добродетели. Тот, чьи помыслы правильны, с кро­тостью отсекает свою волю и боится страсти к спорам, как змеи. Именно она разрушает любое здание и помрачает душу до того что та уже не видит свет добродетелей. И эта проклятая страсть примешивается к добродетелям до тех пор, пока не погубит их.

 Если человек не искоренит в себе эту постыдную страсть он не может добиться духовного преуспеяния. Чтобы показать это, Господь наш Иисус Христос не взошел на Крест, пока не изгнал Иуду из числа учеников. За этой страстью следует все зло, и в душе того, кто любит споры, гнездится все, что ненави­стно Богу. Отсечение своей воли приводит в согласие доброде­тели и придает ясность рассудку. Поэтому более всех добродетелей Бог ждет от человека, чтобы он во всем сми­рил себя перед ближним и подчинился ему. А порождается лю­бовь к спорам вот чем: многословием, пересказом чужих слов в угоду каждому, а также дерзостью, двуличием и стремлением настоять на своем — всем этим порождается любовь к спорам. И в ком все это есть, у того душа — обиталище всех страстей.

 6. Из аввы Марка

 Что-либо трудное или какой-то вопрос из Писания старай­ся решать не спором, но тем, чему тебя учит духовный закон: терпением, молитвой и твердой надеждой.

 7. Из патерика

 Об авве Пимене рассказывали, что, когда его звали есть, а он не хотел, он хоть и со слезами, но шел, чтобы не ослушаться брата и не огорчить его (я имею в виду брата из тех, что жили с ним: авву Анува или кого другого из них).

 2. Брат спросил авву Пимена:

 — Какими должны быть те, кто живет в общежительном монастыре?

 — Тот, кто живет в общежитии, — ответил старец, — дол­жен на всех братьев смотреть, как на одного и того же, хранить свои уста и свои глаза — и тогда он будет спокоен.

ГЛАВА 43. О том, что все, что случается, происходит по Божественной справедливости. Посему верующий должен всегда следовать Промыслу и искать не собственной воли, а воли Божией; и кто все делает и воспринимает именно так — тот сохраняет покой

 1. Из патерика

 Старец сказал: «Если ты будешь болен и попросишь у кого-нибудь взять что-то, что тебе нужно, а он тебе не даст — не обижайся на него. Лучше скажи себе: «Будь я достоин принять, Бог вразумил бы брата оказать мне любовь ».

 2. Он же сказал: «Если тебя возьмут на общую трапезу и посадят на самое дальнее место, не ропщи в мыслях. Скажи себе: «Я даже этого не был достоин». И знай, что всякая скорбь при­ходит к человеку свыше, от Бога — в испытание или за его грехи. А кто этого не понимает, тот не верит, что Бог есть Судия пра­ведный».

 3. Один старец рассказывал: «Как-то собрались Отцы для душеполезной беседы. Один из них встал, взял маленькую по­душку, что лежала на его сиденье, и положил себе на плечи. За­тем он встал посередине лицом к востоку и, придерживая подуш­ку двумя руками, стал молиться:

 — Господи, помилуй меня!

 А затем сам себе ответил:

 — Если хочешь, чтобы Я тебя помиловал, положи то, что тащишь на себе, и Я помилую тебя.

 И снова:

 — Господи, помилуй меня! И сам себе отвечает:

 — Я же сказал тебе: положи то, что тащишь на себе, и Я помилую тебя.

 Так он повторил много раз, а потом сел. Отцы говорят ему

 — Скажи нам, что это ты делал?

 — Подушка, которую я тащу на себе, — отвечал тот, — это моя воля. Я просил Бога, чтобы Он помиловал меня вместе с ней, а Он сказал: «Оставь то, что тащишь на себе, и Я помилую тебя». Так и мы, если хотим, чтобы Бог нас помиловал, — долж­ны оставить собственную волю, и тогда обретем милость».

 2. Из аввы Исаии

 Брат, если что-то случится не так, будь это поступок, слово или помысел, ни в коем случае не ищи собственной воли или по­коя себе. Постарайся тщательно понять волю Божию и полно­стью ее исполнить, даже если это покажется трудным. И верь всем сердцем, что вопреки всякому человеческому разумению это принесет пользу. Ибо заповедь Божия — это жизнь вечная, и те, кто ее ищут, «не лишатся всякого блага».

 3. Из аввы Марка

 Кое-кто называет разумными тех людей, кто рассудителен в вопросах чувственного мира. Но на самом деле разумны те, кто одержал верх над собственной волей. Кто не подчинит свою волю Богу, тот даже в своих успехах делает промахи и становится иг­рушкой врага. Когда хочешь решить какое-то сложное дело, по­думай, что в этом деле угодно Богу, и тотчас найдешь подходя­щий выход. В том, что угодно Богу, помогает и творение, а от чего Он отвращается, тому противится и тварь. Кто не хочет принять тяжкие обстоятельства, словно бы их и не видел, проти­вится велению Божию. А кто с подлинным знанием принимает их — тот, по слову Писания, «терпит Господа» (Пс 26. 14; 36. 34). Если пришло искушение, не ищи, почему или от кого оно пришло, но вытерпи его с радостью и не держи зла.

 4. Из святого Диадоха

  Мы, люди, — все по образу Божию. А подобие лишь у тех, кто в глубокой любви поработил собственную свободу Богу. Лишь когда мы не принадлежим самим себе, мы подобны Тому, Кто примирил нас с Собою в любви.

 5. Из патерика

 Авва Исидор сказал: «В том и мудрость святых, чтобы познать волю Божию. Все побеждает человек в послушании Истине, ибо он — образ и подобие Божие. Но самая ужасная из всех страстей — это следовать собственному сердцу, то есть по­виноваться собственной воле, а не закону Божию. Сперва, ко­нечно, человеку кажется, что в этом есть какое-то успокоение. Но затем это обращается ему в скорбь, потому что он пренебрег таинством Божественного домостроительства, не нашел пути Божия и не следовал по нему».

ГЛАВА 44. О том, что смиренномудрие всегда неприступно для бесов, и о том, как рождается смиренномудрие и в чем его сила. Также и о том, что из всех добродетелей одно лишь смирение скоро спасает человека

 1. Из жития святого Пахомия

 Один человек по имени Сильван, из актеров, пришел в монастырь святого Пахомия. Он хотел принять монашество. Когда преподобному доложили о нем, он по­звал Сильвана к себе и говорит ему:

 — Смотри, брат, это трудно. Чтобы, с помощью Божией, противостать тому, кто нас уязвляет, нужна бдительная душа и трезвый ум, особенно если прежние привычки тянут к тому, что хуже.

 Тот согласился делать все по наставлениям Великого, и свя­той отец принял его.

 Когда Сильван уже долгое время подвизался, он вдруг пе­рестал заботиться о своем спасении. Вновь его потянуло к пир­шествам, стал он впадать в глупое шутовство, вплоть до того, что не стесняясь распевал среди братии балаганные.

 Святой призвал его к себе и, невзирая на те двадцать лет, что Сильван подвизался, в присутствии братьев велел ему сни­мать монашеские одежды, взять мирское и уходить из монасты­ря. Но Сильван повалился в ноги святому старцу.

 — Отче, — стал он просить его, — прости мне еще один раз. Клянусь Тем, Кто силен спасать немощных, ты увидишь: я рас­каюсь за все то время, что я провел в нерадении. Ты сам пораду­ешься тому, как изменится моя душа, и возблагодаришь Бога.

 — Ты знаешь, сколько я тебя терпел, — сказал святой. — И бить мне тебя приходилось не раз, а я никогда ни с одним человеком так не поступал, и даже в мыслях у меня не было под­нять на кого-то руку. Ведь, когда я тебя бил, в душе я страдал еще больше, чем ты, — так я тебе сочувствовал. Мне казалось, что я делаю это только для твоего спасения, чтобы хоть так от­вратить тебя от греха. А теперь уже столько раз тебя уговарива­ли, а ты не захотел исправиться; столько раз ты терпел побои — и не обратился к тому, что тебе полезно! Как же я могу допу­стить, чтобы такая паршивая овца паслась вместе со стадом Хри­стовым? А что, если от струпьев одного заразятся все остальные и много братьев погибнет от этой язвы?

 Так настаивал святой Пахомий, но Сильван все упрашивал его и божился, что впредь исправится. Тогда Пахомий потребо­вал у Сильвана поручителей, что тот опять не возьмется за ста­рое. Тут уж Петроний, человек удивительной святости, пору­чился за все, что обещал Сильван, и блаженный Пахомий усту­пил.

 А Сильван с тех пор, как его простили, так себя смирил, что для многих, и даже для всей братии, он стал образцом и пра­вилом для подражания во всех делах добродетели, но особенно в духовном плаче. Часто слезы лились у него рекой, даже когда он ел: он не мог сдержаться, и слезы смешивались с насущной пи­щей, так что на нем исполнялись слова Давида: «Пепел яко хлеб ядях и питие мое с плачем растворях» (Пс 101. 10).

 Братья говорили ему, чтобы он не делал так при людях чу­жих и вообще в присутствии кого бы то ни было, но тот уверял, что как раз из-за этого он и пытался сдерживаться не раз, но был не в силах. Те вновь ему объясняли: он может это делать наедине, в сокрушении и с молитвой, а на трапезе сдерживаться.

 — Ведь душа, — говорили они, — может и без внешнего плача пребывать в сокрушении.

 А еще братья все выспрашивали, чего ради он так залива­ется слезами, и даже запрещали ему.

 — Многие из наших краснеют, — говорили они, — когда тебя видят, и даже есть не могут.

 — Я вижу, как мне прислуживают святые люди, — отвечал тот, — а вы, братья, хотите, чтобы я не плакал? Ведь даже прах с их ног ценнее меня, а уж я сам и вовсе их недостоин — так как мне не плакать? Вы говорили мне, что такие святые люди прислуживают мне, балаганному шуту. Каждый день я рыдаю, братья мои, и мне страшно: не стану ли я таким же святотатцем, как Дафан и Авирон, которые хотели с лукавым произволением и нечистыми помыслами кадить святыне? (Числ.16) Столько я уже знаю, а все небрегу о спасении! Вот почему я не стыжусь своих слез. Я знаю, как много за мной грехов, и даже если бы я умер от скорби, в этом не было бы ничего странного.

 После того как он так долго и успешно подвизался, Пахомий сам засвидетельствовал о нем при всех братьях:

 — Бог мне свидетель: с тех пор как этот монастырь суще­ствует, из всех братьев, кто окормлялся у меня, я знаю лишь одного, кто подражал мне.

 Когда братья услышали эти слова, одни подумали на Феодора, другие — на Петрония, третьи — на Орсисия. Тут Феодор стал выспрашивать у Великого, о ком он это сказал, однако Пахомий не хотел говорить. Но Феодор стал настаивать, другие старшие братья тоже начали спрашивать, кто это.

 — Если бы я знал, — ответил наконец Великий, — что в том, о ком речь и кого я назову, есть тщеславие, я бы не упоминал его. Но благодатью Христовой я знаю, что, если его похвалить, он только больше смирит себя. Поэтому, чтобы вы подражали его жизни, я без всякого страха при всех вас похвалю его. Конечно же, ты, Феодор, да и все те, кто, как и ты, подвиза­ются в монастыре, поймали диавола в силки, как воробья. Вы бро­сили его себе под ноги и каждый день, милостью Божией, попира­ете его, как прах. Но стоит лишь вам потерять бдительность, как повергнутый диавол поднимется на ноги и восстанет на вас. А вот брата Сильвана еще недавно мы собирались выгнать из обители за его нерадение. Нынче же он связал диавола по рукам и ногам и так его уничижил, что тот не смеет даже пока­заться перед ним, ибо Сильван победил его глубиной своего сми­рения. К вам, когда вы стяжаете дела праведности, приходит все больше дерзновения — по мере того, что вы уже сделали. А он, чем больше подвизается, тем менее искушенным всем кажется и всей своей душою и разумом помнит о том, что он ни на что не годен. Потому и плакать ему так легко, что легко уничижать себя и вменять ни во что все, чего он достигнет. Ничто так не лишает сил диавола, как смиренномудрие, если оно искренне и от всей души.

 Так Сильван подвизался еще восемь лет помимо прежних двадцати, а после окончил свой путь. При этом преподобный засвидетельствовал то, что видел сам: множество ангелов с вели­кой радостью приняли душу Сильвана, устремились к небу и принесли ее Христу, как благоугодную жертву.

 2. Из жития святой Синклитикии

 Блаженная Синклитикия говорила:

 «Таково величие смирения: диавол может подражать почти всем добродетелям, а об этой даже не знает, что это такое. Апостол Петр знает, как тверда и непоколебима эта добродетель, а потому велит нам «облечься в смиренномудрие» (1 Пет 5. 5), т.е. никогда не расставаться с ним, охватить и удерживать этой добро­детелью все остальные. Как невозможно построить корабль без гвоздей, так немыслимо спастись без смиренномудрия. Посмотри на славословие трех отроков: разве они помянули все добродете­ли? Нет, но к благословящим Господа причислили только смирен­ных, хотя ничего не сказали о мудрых или нестяжательных (Дан 3. 87). И Господь облачился в смирение, чтобы исполнить Свое о нас домостроительство. «Научитесь от Меня, — говорит Он, — ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф 11. 29). Поэтому пусть смирение будет в начале и в завершении всех твоих добродетелей».

 3. Из патерика

 Кто-то из Отцов рассказывал: жил в келиях один старец-подвижник. Он носил на себе одежду, плетенную из тростника. Как-то раз он пришел к авве Амону. Старец увидел, что на нем одежда из тростника, и сказал:

 — В этом тебе никакого проку.

 — Отче, — спросил тот старца,— меня беспокоят три по­мысла: либо вернуться в пустыню, либо уйти в иные земли, где меня никто не знает, либо закрыться в келии, ни с кем не об­щаться и есть раз в два дня. Что мне из этого выбрать?

 — Нет тебе пользы ни в том, ни в другом, ни в третьем, — ответил авва Амон. — Если послушаешь меня, так лучше оста­вайся в своей келии, ешь понемногу каждый день, непрестанно держи слова мытаря в своем сердце — и сможешь спастись.

 2. Брат пришел на гору Ферма к одному великому старцу и говорит ему:

 — Что мне делать, авва? Душа моя погибает!

 — А что такое, чадо? — спросил его старец.

 — Когда я был в миру, — ответил брат, — я подолгу и охот­но соблюдал посты и бдение, было у меня глубокое сокрушение и горячность. А теперь я не вижу в себе ничего хорошего.

 — Знаешь, чадо, — сказал ему старец, — все, что ты делал в миру, ты делал по тщеславию и ради похвалы от людей, и Богу это угодно не было. Потому и сатана не боролся с тобой. Да и зачем ему подавлять твое произволение, если тебе от этого про­изволения не было никакой пользы? А теперь он видит, что ты стал воином Христовым и выступил против него. Тут уж опол­чился и он на тебя. И все-таки сейчас один псалом, что ты про­чтешь с сокрушением, угодней Богу, чем те тысячи, что ты читал в миру. И Бог примет твой нынешний скромный пост скорее, чем те недели, что ты постился в миру.

 — Да я вообще сейчас не пощусь, — сказал ему брат. — Все то доброе, что у меня было в миру, ушло от меня.

 — Брат, — сказал старец, — хватит с тебя и того, что у тебя есть. Ты только терпи, и будешь молодцом.

 Но брат стоял на своем.

 — Нет, авва, правда, — сказал он, — погибает моя душа.

 — Знаешь, брат, — ответил ему старец, — не хотел я тебе этого говорить, чтобы помысел не навредил тебе. Но вижу, что диавол увлек тебя в нерадение, и потому скажу. Считать, что в миру ты поступал добродетельно и жил святой жизнью, — это уже само по себе гордость. Так ведь думал и фарисей, а потерял все то хорошее, что сделал. И опять же, если сейчас ты думаешь, что ничего хорошего не делаешь, — этого, брат, тебе хватит для спасения. Потому что это и есть смирение, и так был оправдан мытарь, который ничего хорошего не сделал. И Богу угоднее человек грешный и нерадивый, но с сокрушенным сердцем и сми­ренный, чем тот, кто делает много хорошего, но при этом дума­ет, что он хоть что-то хорошее, да сделал.

 Это так укрепило брата, что он положил поклон старцу.

 — Авва, — сказал он, — ты сейчас спас мою душу.

 3. Авва Епифаний говорил: «Хананеянка вопияла — и ее ус­лышали. Кровоточивая молчала — и ее похвалили. Мытарь не от­крывал рта — и ему вняли. А фарисей кричал — и его осудили».

 4. Авву Лонгина спросили:

 — Какая добродетель больше всех остальных?

 — Думается, — ответил тот, — что как гордость больше всех страстей и кое-кого могла даже низвергнуть с неба, так и смирение больше всех добродетелей. Потому как смирение мо­жет поднять человека из самой бездны, даже если он грешен, как бес. Поэтому и Господь первыми ублажает нищих духом.

 5. Авва Сарматий сказал: «По мне, так лучше человек, ко­торый согрешил, но знает, что он грешен и кается, чем человек, который не грешил и считает себя праведником».

 6. В одном городе был епископ. По действию сатаны он впал в блуд. Затем, когда в церкви была служба — а никто не знал о его грехе, — он сам исповедовал его перед народом.

 — Я впал в блуд, — сказал он и сложил на жертвенник омофор. — Больше я не могу быть вашим епископом.

 Народ стал плакать и кричать:

 — На нас твой грех, только останься на кафедре!

 — Если хотите, чтобы я остался на кафедре, — сказал епис­коп, — вы сделаете, что я вам скажу?

 И он велел закрыть двери церкви, а затем на пороге пал ниц и сказал:

 — Не будет части с Господом тому, кто выйдет наружу и не наступит на меня ногой.

 И все сделали, как он сказал: каждый, когда выходил, ста­вил на него ногу. И когда вышел последний человек, с неба был глас:

 — За его великое смирение Я простил ему грех.

 7. Один старец сказал: «По мне, так лучше смиренное по­ражение, чем горделивая победа».

 8. Старец сказал: «Смирение часто и без труда спасало многих. Свидетели тому — мытарь и блудный сын: сказали всего несколько слов, а спаслись».

 9. Старец сказал: «Отцы взошли на небо своей строгостью. А мы, если, по благости Божией, сможем, постараемся взойти смиренномудрием».

 10. Авва Исайя сказал: «Прежде всего, нам нужно смире­ние, чтобы мы на всякое слово и дело были готовы сказать «про­сти». Ибо смиренномудрие разрушает все козни врага».

ГЛАВА 45. О том, что человек смиренный привыкает укорять и уничижать себя и чтобы он ни делал хорошего — он ничему не придает значения. Также и о том, каковы свойства смирения и какие у него плоды

 1. Из патерика

 Авва Антоний рассказывал: «Видел я, что все сети диавола распростерты по земле. Тогда я вздохнул и сказал:

 — Кто же минует их?

 И услышал голос, который ответил мне:

 — Смирение».

 2. Он же сказал авве Пимену: «Труд человека в том, что­бы всегда пред Богом возлагать вину за свои ошибки на себя и до самой своей смерти всегда ждать искушения».

 3. Однажды, когда авва Арсений был в своей келии, бесы ополчились на него и начали досаждать ему. А те, кто ему при­служивал, подошли к келии. Они стали снаружи и услышали, как авва вопиет к Богу:

 — Боже, не остави меня. Ты видишь, что ничего хорошего я не сделал, но дай мне по Твоей благости положить начало.

 4. К авве Аммону пришел брат и говорит ему:

 — Авва, скажи мне слово.

 Он оставался при авве семь дней и так ничего и не услышал от старца. Затем, когда он уходил, старец, провожая его, сказал:

 — Пока еще мои грехи остаются темной стеной между мной и Богом.

 5. Авва Даниил рассказывал: «В Вавилоне у одного прин­ципала (градоначальника) была дочь, и она была бесноватой. У ее отца был один знакомый монах, которого он особенно любил. Он стал просить монаха о своей дочери.

 — Никто, — сказал ему монах, — не сможет исцелить твою дочь, разве что те пустынники, которых я знаю. Вот только, если мы их попросим, они по смирению не возьмутся за это дело. А лучше мы сделаем вот как. Когда они придут на рынок прода­вать свое рукоделие, притворитесь, будто хотите это рукоделие купить. Пригласите их в дом, чтобы они забрали деньги за руко­делие. А когда они придут, попросите, чтобы они сотворили мо­литву. И я верю, что твоя дочь исцелится.

 Итак, отправились они на рынок и нашли там ученика од­ного старца. Он сидел и продавал свое рукоделие. Они взяли его со всеми его корзинами и отвели в дом принципала, чтобы он забрал плату за них. Но лишь только монах зашел в дом, бесно­ватая выбежала ему навстречу и дала пощечину. Он тут же под­ставил ей и другую щеку, по заповеди Господа. Тогда бес в страш­ных мучениях закричал:

 — Какая сила! Заповедь Иисуса гонит меня! — и тотчас же вышел из женщины.

 Она выздоровела и обрела разум.

 Это было рассказано старцам, и они прославили Бога.

 — Ничто, — сказали они, — не повергает так гордость диа­вола, как смирение по заповеди Христовой».

 6. Авва Карион сказал:

 — Я положил много трудов, даже больше, чем сын мои Захария, но не достиг его меры из-за его смирения и молчания.

 7. Однажды, когда этот авва Захария жил в Скиту, ему было видение. Он пошел и рассказал его авве Кариону. А ста­рец не вполне разбирался в этом, поскольку был опытен в дея­тельных добродетелях. Он встал, поколотил его и сказал, что видение от бесов. Однако видение продолжало являться. Тог­да авва Захария ночью пошел к авве Пимену, исповедовал ему это и сказал, что его словно жжет изнутри. Старец понял, что это от Бога.

 — Пойди, — сказал он, — к старцу такому-то и сделай то, что он тебе скажет.

 Брат пошел к этому старцу. А тот, прежде чем Захария спросил его, сразу ответил ему и сам рассказал ему все.

 — Это видение, — сказал он, — от Бога. Но иди и повинуй­ся своему духовнику.

 8. Того же самого авву Захарию авва Моисей как-то спро­сил:

 — Скажи мне, что мне делать?

 В ответ на это Захария бросился ему в ноги.

 — Отче, — сказал он, — и ты спрашиваешь меня?

 — Верь мне, чадо Захария, — сказал ему старец, — я ви­дел, как Дух Святой нисходит на тебя, и потому я должен спро­сить тебя.

 Тогда Захария снял с головы куколь, бросил его под ноги и растоптал.

 — Если человек не будет сокрушен так же, он не может быть монахом.

 9. Авва Пимен рассказывал:

 «Когда авва Захария был при смерти, авва Моисей спро­сил его:

 — Что ты видишь?

 — Отче, — сказал тот, — может, лучше молчать?

 — Да, чадо, молчи, — ответил старец.

 Но в самый миг его смерти авва Исидор, который сидел рядом, посмотрел на небо и сказал:

 — Радуйся, чадо мое Захария, — тебе отверзлись врата Небесного Царства».

 10. Авва Евагрий сказал: «Главное в спасении для челове­ка — это познание самого себя».

 11. Случилось авве Феодору быть вместе с братьями. И когда они ели, монахи брали стаканы молча и не говорили «про­сти» (возглас «прости» у преподобных отцов того времени имел то же значение, что сейчас у монахов возглас «благослови»). Тогда авва Феодор сказал:

 — Нет больше в монахах красоты души, чтобы сказать «прости».

 12. Ему же один брат сказал:

 — Хочу исполнить заповеди.

 — Авва Фома, — ответил ему старец, — тоже как-то сказал: «Хочу исполнить свой помысел о Господе». Он по­шел в пекарню и стал печь хлеб. Нищие просили у него, и он отдал им весь хлеб. А когда стали просить еще, он отдал им корзины из-под хлеба и ту одежду, которая была на нем. В келию он вернулся, подпоясавшись мафорием, и все равно ругал себя. «Я, — говорил он, — не исполнил заповедь Божию».

 13. Брат просил авву Феодора:

 — Скажи мне слово, я погибаю.

 А тот лишь ответил ему:

 — Я и сам в опасности, что мне сказать тебе?

 14. Однажды блаженный архиепископ Феофил прибыл на Нитрийскую гору. Авва обители пришел к нему.

 — Отче, — спросил его архиепископ, — что ты приобрел на этом пути?

 — Винить себя, — ответил тот, — и во всем себя укорять.

 — Нет другого пути, кроме этого, — согласился архиепи­скоп.

 15. Тот же архиепископ пришел однажды в Скит. Тогда братья собрались и говорят авве Памве:

 — Скажи Папе (по всей видимости, Феофилу, патриарху Александрийскому) слово для его пользы.

 — Если ему нет пользы от моего молчания, — ответил ста­рец, — от моего слова ему тоже не будет пользы.

 16. Амма Феодора говорила, что ни подвиг, ни страдания, ни сама по себе скорбь не спасают без истинного смирения. Был один пустынник, он изгонял бесов. И стал он их спрашивать:

 — От чего вы выходите? От поста?

 — Мы и сами ни едим, ни пьем, — сказали те.

 — От бдения?

 — Мы вообще не спим, — сказали они.

 — От уединения?

 — Мы, — отвечали бесы, — и сами живем в пустынях.

 — Так от чего же вы исходите? — продолжал старец.

 — Ничто нас так не побеждает, — сказали бесы, — как смирение.

 17. Авва Иоанн Колов сказал: «Смирение и страх Божий — выше всех добродетелей».

 18. Он же спросил:

 — Кто продал Иосифа в рабство?

 Один брат сказал:

 — Его братья.

 — Нет, — возразил старец, — его смирение. Ведь, когда они его продавали, он мог вступить в спор и сказать, что он — их брат. Но он промолчал и по смирению продал себя. А смирение поставило его владыкой над всем Египтом.

 19. Он же сказал: «Легкое бремя — самоукорение — мы бросили, а тяжелое — самооправдание — взвалили на себя».

 20. О нем же кто-то из Отцов сказал: «У аввы Иоанна такое смирение, что весь Скит держится на одном лишь его мизинце».

 21. Авва Иоанн Фивейский сказал: «Прежде всего монаху нужно достичь смиренномудрия. Ибо это первая заповедь Спа­сителя: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Не­бесное» (Мф 5. 3)».

 22. Авва Пимен рассказывал об авве Исидоре, что каж­дую ночь у того на плетение уходила вязанка ветвей. Братья про­сили его:

 — Дай себе немного отдыха, ты ведь уже стар.

 А он им отвечал:

 —Если и сожгут Исидора и развеют прах его по ветру — даже в этом нет никакой мне заслуги, ибо Сын Божий снизошел сюда ради нас.

 23. Он же рассказывал об авве Исидоре: «Когда помыслы говорили ему, дескать, великий ты человек, он отвечал им:

 — Разве я как авва Антоний? Или вовсе стал как авва Памва или другие Отцы, угодившие Богу?

 При этих словах помыслы отступали, а он обретал успоко­ение.

 А когда враги, напротив, увлекали его в уныние и говори­ли, что, мол, даже после всего этого ты попадешь в ад, он отве­чал им: «Пускай я попаду в ад, но вы там будете еще ниже»».

 24. Авва Лонгин сказал: «Как мертвый ничего не чувству­ет и никого не осуждает, так и смиренномудрый не может осу­дить человека, даже если увидит, как тот поклоняется идолам»

 25. Авва Матой сказал: «Чем ближе человек к Богу, тем более грешным он себя видит. Даже пророк Исайя, когда увидел Бога, назвал себя погибшим и нечистым (Ис.5. 6)».

 26. Он же говорил: «Был я когда-то помоложе — и вообра­жал себе, будто делаю что-то хорошее. Но теперь, когда соста­рился, вижу, что нет у меня ни одного хорошего дела».

 27. Его же один брат спросил:

 — Как в Скиту могли делать больше, чем было заповеда­но? Любили своих врагов больше, чем самих себя?

 — Я до сих пор, — ответил старец, — даже того, кто меня любит, не люблю так, как себя.

 28. Авва Иаков рассказывал:

 «Как-то зашел я к авве Матою. Уже уходя, я сказал ему:

 — Я собираюсь отправиться к кельям.

 — Передай от меня поклон авве Иоанну, — сказал мне ста­рец.

 И вот как пришел я к авве Иоанну, то говорю ему:

 — Тебе поклон от аввы Матоя.

 — Авва Матой, — сказал старец, — вот «подлинно изра­ильтянин, в котором нет лукавства» (Ин 1. 47).

 Прошел год, и я снова зашел к авве Матою. Передаю ему слова аввы Иоанна, а старец говорит:

 — Я, конечно, слов старца недостоин. А вообще-то имей в виду: если услышишь, как старец кого-то хвалит больше, чем себя, — значит, он сам достиг большой меры. Потому что совер­шенство в том и есть, чтобы превозносить ближнего больше, чем себя».

 29. Брат просил авву Матоя:

 — Скажи мне слово.

 — Иди, проси Бога, — сказал ему старец, — чтобы Он дал твоему сердцу плач и смирение, и всегда помни о своих грехах. Не осуждай других, но держи себя ниже всех и отсеки от себя дерзновение. А еще сдерживай свой язык и свое чрево. И если кто-то скажет что-либо по какому бы то ни было поводу, не спорь с ним. Если он хорошо сказал, скажи «да». А если плохо, то скажи: «Ты знаешь, что говоришь», — и не ссорься с ним из-за его слов. А все это и есть смирение.

 30. Авва Ксанфий сказал: «Даже собака лучше меня — у нее и любовь есть, и в осуждение она не впадает».

 31. Брат спросил авву Алония:

 — Что значит уничижать себя?

 — Считать себя хуже бессловесных скотов и помнить, что они при этом не подлежат суду, — ответил старец.

 32. Авва Пимен сказал: «Если человек укоряет себя, он во всем одерживает верх».

 33. Он же сказал:

 — Когда человек достигнет того, о чем сказал апостол: Для «чистого все чисто» (Тит.1. 5), — он видит в себе самую нич­тожную из всех тварей.

 На это один брат спросил его:

 — Как же я смогу считать себя хуже убийцы?

 — Если человек достигнет того, что сказано апостолом, — ответил старец, — то даже если он увидит, как кто-то убивает, он скажет себе: «Этот человек сделал такой грех только раз, а я убиваю каждый день».

 34. Тот же брат спросил и авву Анува о том же изречении, при этом передал то, что сказал авва Пимен.

 — Он правильно сказал, — ответил ему авва Анув. — Так оно и есть: если человек достигнет меры этого изречения и уви­дит немощи своего брата, он сделает так, что его праведность покроет их.

 — А что это за праведность? — спросил его брат.

 — Укорять самого себя, — отвечал старец. — Кто укоряет сам себя, тот оправдывает ближнего. А такая праведность по­крывает слабости ближнего.

 35. Об авве Пимене рассказывали, что он никогда не хотел говорить свое слово вопреки словам другого старца и всегда их хвалил. Так, рассказывали, что, если кто-нибудь приходил к нему, он посылал их сначала к авве Ануву, поскольку тот был старше его по возрасту. А авва Анув снова им говорил: «Идите к моему брату Пимену — это у него есть дар наставления». Если же ког­да-то случалось, что авва Анув сидел рядом с аввой Пименом, авва Пимен при нем и вовсе молчал.

 36. Авва Пимен сказал: «Блаженный авва Антоний гово­рил, что величайшая сила человека в том, чтобы возлагать на себя пред Господом все свои ошибки и до самой смерти быть готовым к искушению».

 37. Однажды он с тяжелым вздохом сказал:

 — Все добродетели вошли в этот дом, кроме одной. А без нее человеку одно мучение.

 Его, разумеется, тут же спросили, что это за добродетель.

 — Чтобы человек укорял самого себя, — ответил он.

 38. Он же сказал: «У человека, если он следит за собой, не будет смущений. Потому-то мы и впадаем так часто в искуше­ния, что не следим за своим внутренним состоянием и тем, что говорим. Ведь мы слышали из Писания об Авигее, как она ска­зала Давиду: «На мне грех» (1 Цар 25. 24), — и он выслушал и полюбил ее. Авигея здесь — это прообраз души, а Давид — Бо­жества. И если душа укоряет себя пред Господом, Господь лю­бит ее.

 39. Авва Пимен сказал: «Я всегда говорю, что, куда низ­вергнут сатану, туда попаду и я».

 40. Он же сказал: «Во всем человеку нужны смирение и страх Божий — как воздух, которым он дышит».

 41. Он же сказал: «Повергать себя пред Господом, не ду­мать о себе и забыть о собственной воле — вот орудия души».

 42. Брат спросил его:

 — Авва, о чем мне нужно думать, когда я пребываю в келии?

 — О том, что я до сих пор человек, который в грязи по самую шею, на шее у меня бремя, и я вопию к Богу: «Помилуй меня».

 43. Он же сказал: «Если придет к тебе брат и ты увидишь, что тебе от его прихода нет душевной пользы, рассмотри свой ум и пойми, какой помысел был у тебя перед его приходом. И тогда ты увидишь, в чем причина этой бесполезности и что ты виноват в этом. И если ты это сделаешь со смиренномудрием, ты не будешь в обиде на своего ближнего. То есть ты укоришь не его, а себя и возьмешь на себя же собственные прегрешения. Потому что, если человек со вниманием пребывает в своей келии, он не согрешит — ведь Бог будет рядом с ним. И, как мне кажется, именно из такого пребывания в келии человек обретает страх Божий».

 44. Он же рассказывал, как однажды старцы сидели и ели, а авва Алоний стоял и прислуживал им. И старцы его похвалили, а он вообще ничего не ответил. Кто-то спросил его уже наедине:

 — Почему ты не ответил, когда старцы похвалили тебя?

 — Если бы я ответил им, — сказал он, — оказалось бы, что я принял похвалу.

 45. Он же сказал: «Земля, на которой Бог заповедал при­носить жертвы, — это смиренномудрие».

 46. Авва Сисой сказал: «Тот, кто сознательно воздержи­вается от голоса, исполнил все Писание».

 47. Один брат пришел к авве Сисою на гору святого Анто­ния. Когда они беседовали, брат спросил старца:

 — Что, и сейчас, отче, ты не достиг меры аввы Антония?

 На что старец ответил ему:

 — Если бы у меня был хоть один помысел, как у аввы Ан­тония, я бы весь обратился в пламя.

 48. Другой брат спросил его:

 — Авва, кажется, память Божия пребывает во мне.

 — Невеликое дело, — ответил старец, — что ум твой нахо­дится в Боге. А великое — видеть себя ниже всей твари. Вот почему и телесный труд ведет к смиренномудрию.

 49. Авва Сисой спросил брата:

 — Как поживаешь?

 — Даром теряю свои дни, отче, — ответил тот.

 — А я, дай Бог, чтобы хоть один день потерял даром, — ответил старец.

 Другими словами: «Дай Бог, чтобы я хоть один день ниче­го не прибавил к своим грехам».

 50. Три старца, которые слышали об авве Сисое, пришли к нему. И говорит ему первый:

 — Отче, как мне спастись от скрежета зубовного и червя неусыпающего?

 Но авва не ответил ему. Тогда говорит второй:

 — Отче, как мне спастись от скрежета зубовного и червя неусыпающего?

 Авва и ему не ответил. И сказал ему третий:

 — Отче, что мне делать? Память о тьме внешней не дает мне даже вздохнуть!

 Тогда старец говорит им:

 — Я сам ни о чем таком и не вспоминаю, но надеюсь, что Бог по Своему благоутробию сотворит со мной милость.

 Когда старцы услышали это, они огорчились и собрались было уходить. Но авва не хотел, чтобы они ушли расстроенны­ми, и сказал им:

 — Счастливы вы, братья, я даже вам завидую. Ведь, если бы ум наш стяжал такую память, мы бы вообще не могли гре­шить. А что делать мне, жестокосердому? Я и в мыслях не до­пускаю, что есть ад для людей, а потому все время грешу…

 Тогда старцы поклонились ему и сказали:

 — Что мы слышали о тебе, то и увидели.

 51. Авва Сисой говорил, что путь к смиренномудрию — это воздержание, непрестанная молитва Богу и стремление быть ниже всех людей.

 52. Он же говорил: «Об идолах написано, что они имеют уста — и не говорят, имеют глаза — и не видят, имеют уши — и не слышат. Таким же точно должен быть и монах. И как идо­лы — ничто, так и себя он должен считать ничем».

 53. Брат спросил авву Крония:

 — Как человеку достичь смиренномудрия?

 — Страхом Божиим, — ответил старец.

 — А как достичь страха Божия? — спросил брат.

 — Мне думается, — сказал старец, — что надо во всем утес­нять себя, нести телесные скорби и, сколько хватает сил, помнить об исходе души и суде Божием.

 54. Как -то раз авва Макарий возвращался с болота в свою келию и нес ветви. И тут на дороге ему повстречался диавол с мечом. Он хотел ударить Макария, но не смог и говорит ему:

 — Большая сила у тебя, Макарий, — я против тебя слаб. Все ты делаешь, как и я: ты постишься — и я; ты бдишь — я вообще не сплю. Только одним ты меня побеждаешь.

 — Что же это? — спросил его авва Макарий.

 — Твое смирение, — ответил тот. — Потому я и слаб про­тив тебя.

 55. Авва Иперехий сказал: «Смиренномудрие — это древо жизни, возносящееся к небу».

 56. Старец сказал: «В ком есть смирение, тот смиряет бе­сов. А в ком его нет — тот им игрушка».

 57. Он же сказал: «Будь не смиреннословным, а смирен­номудрым. Потому что в деле Божием без смиренномудрия не возвысишься».

 58. Один великий пустынник сказал:

 — Почему ты так воюешь со мной, сатана?

 — А ты, — ответил ему сатана, — еще больше воюешь со мной своим смиренномудрием.

 59. Старцы говорили: венец монаху — смиренномудрие.

 60. Старца спросили, когда душа обретает смирение.

 — Когда думает о том зле, которое сотворила, — ответил он.

 61. Старец сказал: «Как земля не может упасть вниз, так не падает тот, кто смиряет себя».

 62. Двое монахов были братьями по плоти и жили вместе. Задумал диавол разлучить их между собой. И вот однажды млад­ший зажег светильник, но бес опрокинул подставку и светильник перевернулся. Старший брат разгневался и ударил младшего, но тот положил ему поклон и сказал:

 — Прости меня, брат, я сейчас снова зажгу.

 И тотчас сила Божия низошла и уничтожила все бесовские козни. А бес ушел и доложил все происшедшее своему князю, который сидел в капище.

 Между тем языческий жрец услышал, как бес это расска­зывал. Тут он понял, в каком он заблуждении, принял крещение и стал монахом. И с самого начала он хранил смирение. «Смире­ние, — говорил он, — разрушает все козни диавола, потому что я слышал, как он сам сказал:

 — Лишь только посею раздор у монахов, как один из них кладет поклон, и я теряю всякую силу».

 63. Старец сказал: «Смирение не гневается и никого не при­водит в гнев».

 64. Старца спросили:

 — Почему нас борют бесы?

 — Потому что мы бросаем наше оружие: уничижение, сми­рение, нестяжание и терпение, — ответил тот.

 65. Старца спросили:

 — Что такое смирение?

 — Это если твой брат согрешит, — ответил старец, — а ты простишь его еще до того, как он попросит у тебя прощения.

 66. Об авве Сисое рассказывали, как однажды он заболел. Те, кто сидел рядом с ним, спросили:

 — Что ты видишь?

 — Я вижу, — ответил он, — что ко мне пришли, и я прошу их, чтобы они мне дали еще немного покаяться.

 Тут один из старцев говорит ему:

 — А если они позволят тебе, разве ты успеешь еще что-то сделать для покаяния?

 — Даже если ничего не смогу сделать, — ответил старец, — я хоть вздохну немного о своей душе, и будет с меня.

 67. Однажды к одному старцу пришли братья из Фиваиды и привели с собой бесноватого, чтобы старец исцелил его. Старца долго упрашивали, и наконец он говорит бесу:

 — Выйди из творения Божия.

 — Выхожу, — ответил бес, — но спрошу тебя об одном ме­сте из Писания, а ты скажи мне. Кто такие козлища, а кто такие овцы? (СР. Мф.25, 32)

 — Козлища — это я, — ответил старец, — а что до овец, их знает Бог.

 На эти слова бес закричал громким голосом:

 — Вот, я выхожу по твоему смирению! — и в тот же миг вышел.

 68. Старцы говорили: если у нас нет брани, то тем более нам надо смиряться. Ведь это Бог знает нашу слабость и покры­вает нас. А если будем гордиться, Он отнимет от нас Свой по­кров и мы погибнем.

 69. Брат спросил старца:

 — В чем преуспеяние человека о Господе?

 — Преуспеяние человека, — ответил старец, — это смире­ние. Чем дальше человек нисходит в своем смирении, тем боль­ше он восходит в своем преуспеянии.

 70. Старец сказал: «Если скажешь кому «прости меня», чтобы себя смирить, ты опаляешь бесов».

 71. Если мельник не закроет шорами глаза своему скоту, тот будет поворачиваться и поедать его труды. Вот так и мы: промыслом Божиим нам даются шоры, чтобы мы не видели то добро, которое делаем, и не хвалили бы сами себя, потому что так мы потеряем свои труды. Поэтому, чтобы мы осужда­ли себя, нам иногда попускаются нечистые помыслы, и мы только их и видим. И вся эта грязь закрывает от нас то малое добро, которое у нас есть. До тех пор, пока человек укоряет себя, он не потеряет даром своих трудов.

 72. Старца спросили:

 — Что такое смирение?

 — Смирение, — сказал тот в ответ, — есть великое дело Божие. А путь ко смирению — в страданиях тела и в том, чтобы считать себя грешным и ниже всех.

 — Что значит ниже всех? — вновь спросил его брат.

 — Это значит смотреть не на чужие грехи, — сказал ста­рец,  — а только на свои и непрестанно молиться Богу.

 73. Один брат жил в монастыре и все вины братьев брал на себя. Он обвинял себя даже в блуде — мол, я и это сделал. Кое-кто из братьев, кто не знал о его подвиге, стали роптать на него.

 — Столько зла он делает, — говорили они, — да притом еще и не трудится.

 Но авва, который знало его подвиге, говорил братьям:

 — Мне одна его циновка, которую он делает со смирением, дороже всех ваших, сделанных с гордостью. А если хотите, я дам вам знать и волю Божию.

 Он повелел, чтобы они разожгли костер, принесли каждый по три циновки своей работы и одну циновку — брата, а затем бросили их в костер. И только лишь они бросили, все их циновки сгорели, уцелела только одна — брата. Когда те, кто его обвинял, увидели это, они положили ему поклон и с этих пор чтили его, как отца.

 74. Одному монаху кто-то нанес увечье, а он положил поклон тому, кто поранил его.

 75. Старец рассказывал: «Как-то раз двое мирских по уго­вору вместе оставили мир и стали монахами. Но по ревности и незнанию они сделали себя евнухами ради Царства Небесного чтобы исполнить, как они думали, евангельскую заповедь (имеется в виду Мф.19.12). Ког­да архиепископ узнал об этом, он отлучил их от Причастия. Они оскорбились: им казалось, что они поступили правильно. Пошли они тогда к архиепископу Иерусалимскому и все рассказали ему, но и тот их отлучил; потом к Антиохийскому — и он туда же. Наконец, пошли они к Папе Римскому, как к старшему, но и от него они услышали то же.

 Это их озадачило, и они сказали друг другу:

 — Все они собираются на соборах — вот и прикрывают друг дружку. А мы пойдем к святому Божию — Епифанию, епископу Кипрскому. Он и скажет нам волю Божию. Он пророк и не смот­рит на лицо человека.

 Отправились они в путь. Но как только приблизились они к городу, святому было о них откровение, и он послал им на­встречу сказать: «Даже и в город этот не входите!» Тогда они пришли в себя и сказали:

 — Вправду согрешили мы. Пусть даже все остальные от­лучили нас не по праву — но ведь не этот же пророк, раз уж сам Бог открыл ему о нас!

 И они стали корить сами себя. Но Бог увидел, что их серд­це смирилось и они признают свой грех. Он известил святого Епифания, и тот отправил за ними и позвал их назад. Затем он их утешил и принял в общение. А архиепископу Александрий­скому написал: «Прими своих чад, потому что они воистину рас­каялись».

 — Вот это, — добавил старец, — и есть исцеление человека, и именно этого хочет Бог: пусть человек возьмет свои грехи на себя, как пред Богом, а благодать откроет это людям».

 76. Один брат жил среди келиотов и в такое пришел сми­рение, что всегда молился: «Господи, порази меня, ибо, когда я в здравии, я не слушаю Тебя».

 77. Если человек будет постоянно и со тщанием обличать, попрекать и уничижать втайне свою душу, он убедит ее, что она ниже псов и зверей. Потому что они не гневили Создателя и на суд не пойдут. И лучше уж ему вообще не восстать на суд, чем восстать на вечные муки.

 78. Брат пришел к старцу и спросил его:

 — Как у тебя дела, отче?

 — Плохо, — ответил старец.

 — Почему, авва? — спросил брат.

 — Потому, — ответил старец, — что вот уже восемнад­цать лет я предстою пред Богом и каждый день проклинаю сам себя: «Прокляты уклоняющийся от заповедей Твоих» (Пс 118. 21).

 Услышав это, брат ушел: он получил большую пользу от смирения старца.

 79. Старец сказал: «Если ты пребываешь в пустыне и без­молвствуешь, не воображай, что ты делаешь что-то великое. Луч­ше представь, что тебя, как собаку, отогнали от народа и посади­ли на привязь, чтобы ты не кусался и не бросался на людей».

 80. Старец сказал: «Если ты живешь в пустыне и увидишь, что Бог печется о тебе, пусть не возвышается твое сердце. Пото­му что Господь отнимет Свою помощь от тебя. Но лучше скажи себе: «По малодушию и слабости моей Бог творит со мной ми­лость, чтобы я терпел и не впал в небрежение»».

 81. Старец сказал: «Если ты услышишь о великой жизни святых отцов и возгоришься им подражать, приступи к делу. Но призывай имя Господа, чтобы Он укрепил тебя на дело, которое ты избрал. И если, с помощью Божией, ты его окончишь, то будь благодарен Тому, Кто помог тебе. А если не сможешь до­вести его до конца, то познай свою слабость и беспомощность, укори себя и смири свой помысел «даже до дня смертного», счи­тай, что ты ни к чему не годен, ничтожен и нетерпелив. Всегда обличай свою душу за то, что она начала и не смогла окончить. Вот тогда сможешь спастись и ты».

 82. Пришел однажды авва Макарий Египетский из Скита на Нитрийскую гору на праздник аввы Памвы. Старцы говорят ему:

 — Отче, скажи братьям слово.

 И он рассказал:

 «Я до сих пор еще не стал монахом, но я видел монахов.

 Жил я как-то в своей келье в Скиту, и меня беспокоили помыслы: «Пойди в пустыню и посмотри, что ты там увидишь». Но я продолжал бороться с этим помыслом пять лет, на случай, если он от бесов.

 Помысел, однако же, оставался, и я пошел в пустыню. Там я нашел пресное озеро, а посреди его — остров. Пустынные зве­ри пришли к нему на водопой. И среди них я увидел двух нагих людей. Меня охватил страх: я подумал, что это духи. Но они увидели, что я боюсь, и заговорили со мной:

 — Не бойся, мы тоже люди.

 Тогда я спросил:

 — Откуда вы? Как пришли в эту пустыню?

— Мы из общежительного монастыря, — ответили они. — Но мы ушли по сговору сюда тому как сорок лет назад. Один из нас египтянин, а другой — ливиец. Но расскажи нам ты: как там мир? Приходит ли вода вовремя? (Имеется в виду разлив Нила, который обеспечивает земле плодородие) А в миру все так же благополучно?

 — Да, — сказал я им. — Скажите мне еще: как я могу стать монахом?

 — Если человек не откажется от всего мирского, — сказали они мне, — он не может стать монахом.

 — Я слаб, — сказал я им, — и не могу вот так, как вы.

 — Если не можешь, как мы, — ответили те, — сиди в своей келье и плачь о своих грехах.

 Еще я их спросил:

 — Когда приходит зима, вы не мерзнете? И потом, когда жарко, вам не жжет кожу?

 — Бог так промыслил о нас,— ответили они, — что мы ни зимой не мерзнем, ни жар нам не вредит».

 — Вот почему, — прибавил старец, — я вам сказал, что так и не стал монахом, но видел монахов. Простите меня, братья.

 83. Однажды авва Антоний молился в своей келии, и был ему глас: «Антоний, ты еще не достиг меры такого-то сапожни­ка, что живет в Александрии».

 Наутро старец встал, взял свой пальмовый посох и отпра­вился к этому сапожнику. Придя, он приветствовал его, а затем сел рядом с ним и говорит ему:

 — Расскажи мне, брат, о твоем делании.

 А сапожник ответил:

 — Я, авва, не знаю, что я сделал доброго. Вот только разве что встаю я с утра, чтобы сесть за работу, и каждый раз говорю себе, что весь этот город, от малого до великого, — все войдут в Царство Небесное за их праведность, а я один попаду в ад за свои грехи. И вечером опять, перед тем как лечь спать, говорю те же слова.

 На это старец сказал:

 — Воистину ты, как добрый плавильщик, спокойно жил дома и унаследовал Царство. А у меня не было рассудительно­сти, и за все время, что я провел в пустыне, я не достиг тебя.

 Будь внимателен, читатель, и не прими эту повесть попросту и без рассуждения, не получи вместо пользы вред! А иначе одно-единственное делание мирского человека, и то нетрудное, ты пред­почтешь всему подвижническому жительству того, кто был главой и родоначальником многих Отцов. А ведь Антоний, по слову апо­стола, «получил свою награду по своему труду» (1 Кор 3. 8): он был прославлен Богом превыше всех Отцов и вознесен туда, где пребывает Сам Бог, как это было открыто одному из святых.

 Но если Антонию Великому — «огненному столпу, просве­щающему вселенную», как сказал о нем один из святых, — сле­дует предпочесть сапожника за один только благочестивый по­мысел, то почему бы тогда не поставить этого сапожника всем в пример? Не лучше ли нам начать подражать ему, если он больше подходит для этого, тем более что подражать ему несложно? Почему же тогда мы, монахи, оставили его в стороне: взираем на житие дивного Антония, как на образец, и каждый из нас стре­мится подражать ему своей жизнью? Притом уподобиться Антонию стоит таких трудов: немногие были способны в полной мере достичь этого, да и те, думаю, так и не достигли.

 Отсюда видно, что Бог, по слову Писания, смиряет тех, кого любит (Притч 3.12). Он дал апостолу Павлу «жало в плоть», чтобы тот не «превозносился чрезвычайностью откровений» (2 Кор 12. 7—9). Он и святого Антония оградил смирением, когда тот уже был преисполнен плодов и дарований Духа и же­лал узнать собственную меру совершенства. Поэтому Человеко­любец и сказал ему как человеку, что тот еще не достиг меры сапожника.

 И сказав это, Он не солгал — да не будет! — но изрек под­линную и непреложную истину. Но о какой мере говорит Гос­подь? О мере той добродетели, которая была у сапожника: не воображать о себе ничего особенного, если ты простой человек, живешь мирской жизнью и твоя совесть сильно обличает тебя. Потому-то он, как человек совестливый и знающий себя, вполне искренне думал, что все праведны и достойны Царства Небес­ного, и не смотрел на чужие грехи, но одного лишь себя обвинял и считал обреченным на вечные муки.

 И этот человек достоин всяческой похвалы за то, что он так думал, хоть и был человеком простым и жил в миру. Но, разуме­ется, это не ставит его выше, святого Антония. Лишь в одном он превосходил святого: в том, что считал себя самым грешным из людей. Потому что и Антоний был смиренномудр и вовсе не счи­тал себя достойным действия Святого Духа. Но ум все время на­поминал ему о тех плодах и дарованиях, которые он стяжал, и ему казалось, что у многих этого нет. Поэтому он не мог так, как са­пожник, считать себя самым грешным из людей, пусть даже и ста­рался укорять себя. И в этом сапожник его превзошел.

 Словом, когда Бог сказал это Антонию, Он и правду ска­зал, и Своего сына привел в еще большее смирение. И так пони­май это и в отношении других святых, которым Бог открыл или изрек что-либо подобное.

 2. Из святого Ефрема

 Начало плода — цветок. Начало смирения — послушание о Господе. Ибо тот, кто стяжал его, исполнителен, послушен, скромен, воздает честь и малым и великим. И я верю, что он получит награду от Господа — жизнь вечную.

 2. Один брат рассказал: «Я дал обещание Господу, что, когда брат мой скажет мне что-то сделать, я скажу помыслу:

 — Это Господь твой, слушайся его.

 А если скажет и другой брат, то я снова скажу:

 — А это брат твоего Господа.

 И если даже ребенок прикажет мне что-то, я скажу:

 — Слушайся сына Твоего Господа».

 Так этот брат противостоял чуждым помыслам. Все он ис­полнял без всякого смущения, и действием благодати у него было смирение.

 3. Из аввы Исаии

 1. У кого есть смирение, у того даже язык не повернется ска­зать кому-то, что тот нерадив или небрежен. Он будет слеп к чужим грехам и глух к тому, что не полезно для его души. Ему не будет дела ни до чего, кроме своих грехов, но со всеми он будет сохранять мир — по заповеди Господа, а не из чувства приязни. И если кто не соблюдает этого, пусть он даже ест раз в шесть дней и истязает себя непомерными подвигами — все его труды напрасны.

 2. Брат, приучи свой язык говорить «прости», и смирение придет к тебе. Полюби смирение, и оно покроет тебя от твоих грехов.

 3. Ни в одном труде не будь нерадив. Потому что труд, страдания и молчание рождают смирение. И знай: пока человек небрежет о себе, он в сердце своем убежден, что угоден Богу. Но когда он избавится от страстей, то стыдится пред Богом воз­вести свои очи на небо. Тогда-то он видит, сколь он мал в глазах Божиих.

 4. У одного человека было два раба. Он послал их на свое поле, чтобы каждый из них сжинал семь статов (часть поля) в день. И один из них изо всех сил старался выполнить приказание своего гос­подина, но не смог, потому что это было ему не под силу. А второй поленился и сказал: «Кто же может за день сделать такую работу!» Этот раб пренебрег приказанием, за дело не взялся и лег спать. Он то дремал, то позевывал, то ворочался с боку на бок, как «дверь… на крючьях своих» (Притч 26. 14—16), — итак впустую провел весь день. Пришел вечер, и оба явились к своему хозяину. Господин проверил обоих и узнал, сколько сделал тот раб, который старался. Конечно, он не успел выполнить, что ему было велено, но он выказал свою ревность, и за это господин его похвалил. А ленивого, как ослушника, прогнал из своего дома.

 Вот так и мы в любых скорбях и трудностях не будем уны­вать, но будем трудиться по мере наших сил, от всей души и со смирением. И я верю, что Господь примет нас вместе с теми Его святыми, кто совершил много подвигов.

 5. Если не ранить совесть ближнего — это рождает смире­ние. Смирение порождает рассуждение, а рассуждение упразд­няет все страсти, отделяя их одну от другой. Поэтому ты не смо­жешь достичь рассуждения, если прежде не подготовишь для него почвы. Первым делом это уединение — оно рождает подвиг. Подвиг рождает плач; плач рождает страх Божий; страх рожда­ет смирение. Смирение рождает рассуждение, рассуждение — прозорливость, прозорливость — любовь. А любовь делает душу чистой и бесстрастной. И тогда, после всего этого, человек по­знает, как далек он от Бога.

 6. Если не быть уверенным, что твой труд угоден Богу, это призовет помощь Божию, которая оградит тебя. Ибо тот, кто предал свое сердце Богу в благочестии и истине, даже помыс­лить не может о том, что он Ему угодил. До тех пор, пока его уличает совесть в какой-то кичливости, он чужд свободы. Ведь там, где есть в чем упрекнуть, — есть за что и обвинить. А где есть предмет обвинения — там нет свободы.

 4. Из аввы Марка

 Как чуждо надмение тому, кто кается, так для того, кто намеренно грешит, невозможно смиренномудрие. Смиренномуд­рие — это не укоры совести, а познание Божией милости и со­страдания. Если бы мы заботились о смиренномудрии, нас не нужно было бы наказывать. Все страшное и плохое, что проис­ходит с нами, происходит по нашему надмению. Апостолу ангел дал сатану, чтобы искушать его и чтобы он не возносился (2 Кор 12. 9). А нам за наше превозношение тем более будет дан сата­на, чтобы попирать нас, пока мы не смиримся.

 Наши предки имением управляли, богатство у них имелось, жены у них были, о детях они заботились — и по своему безграничному смиренномудрию они беседовали с Богом. А мы удалились от мира, отвергли богатство, оставили семьи и думаем, что мы у Бога — свои люди. Вот за наше надмение и смеются над нами бесы.

 Кто превозносится, тот не знает сам себя. Потому что знал бы он сам себя, свое неразумие и слабость, — он бы не превозносился. А кто не знает сам себя, может ли знать Бога? Если он не умел понять собственное неразу­мие, которым живет, — как сумеет понять мудрость Бо­жию, от которой далек и которой чужд?

 Кто знает Бога, тот видит отблеск Его величия и презирает себя, как праведный Иов. Он говорит: «Я слышал о Тебе слу­хом уха, теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов 42. 4—6).

 Кто подражает Иову, тот и видит Бога. А кто Его видит — тот знает Его. И если мы хотим Его видеть, надо себя унижать и смиряться. Тогда мы Его увидим не только нашим противником, но вкусим сладость общения с Ним — когда Он поселится и по­чиет в нас. И только так Его мудрость умудрит наше неразумие, а нашу слабость укрепит Его сила. И эта сила удержит нас в Господе нашем Иисусе Христе, Который удостоил нас такого дара.

 5. Из святого Диадоха

 Смиренномудрие — это что-то очень труднодоступное. По его величию и достигается оно с таким большим трудом. А при­ходит оно к тем, кто причастен божественному знанию, в двух образах.

 Когда подвижник благочестия на середине духовного пути, то либо от телесной болезни, либо из-за того, что кто-то вдруг возненавидит его (как это бывает с теми, кто ищет правды), либо от лукавых помыслов ум его в каком-то смысле смиряется. Но когда ум озарит божественная благодать и он в полноте ощутит и поймет это, тогда душа обретает смиренномудрие уже как есте­ственное. Ибо если душу питает божественная благодать, она никогда не вознесется от тщеславия, пусть и непрестанно испол­няет заповеди Божий. Напротив, она становится еще более сми­ренной, когда приобщается божественной кротости.

 И первому роду смиренномудрия свойственны глубокая скорбь и робость, а второму — радость и стыд, преисполненный мудрости. Это оттого, что, как я уже сказал, первое приходит на середине подвига, а второе ниспосылается тем, кто близок к со­вершенству. Поэтому первое зачастую ниспровергают жизнен­ные блага.

 Второе же не оступится, даже если ему обещать все цар­ства мира. Оно вообще не ощущает ужасных стрел греха, пото­му что оно все — дух и не ведает о телесном. И нужно, чтобы подвижник, проходя через первое, достигал второго. Ибо, если благодать в спасительных страданиях не смягчит нашего своево­лия, не принуждая, но испытывая нас одним, она не дарует нам и всего великолепия другого.

 6. Из святого Максима

 Смиренномудрие есть непрестанная молитва со слезами и скорбью: оно постоянно призывает Бога в помощь. И оно не по­зволяет безрассудно полагаться на свою силу и мудрость или превозноситься над другим — все это пагубные признаки стра­сти гордыни.

 7. Из аввы Исаака

 Человек, который достиг того, чтобы познать меру своей немощи, достиг предела смирения и божественного познания. Это побуждает его постоянно благодарить Бога, и он исполняется божественными дарами. Уста, которые постоянно благодарят, благословляются Богом. И в сердце, которое непрестанно пре­бывает в благодарении, всегда растет благодать. Благодать со­путствует смирению, как искушение следует за гордостью.

ГЛАВА 46. О том, какое сокровище — самоукорение

 1. Из патерика

 Блаженный старец Зосима рассказывал:

  — Как-то недолгое время я прожил в Лавре аввы Герасима, и был у меня там друг. Однажды мы сидели и беседовали о пользе души. Вспомнили о тех словах, которые ска­зал авва Пимен: «Тот, кто во всем укоряет себя, найдет успоко­ение». Затем о том, что сказал авва Нитрийской горы, когда его спросили: «Отче, что главное ты обрел на этом пути?» — и он ответил: «Всегда винить и укорять самого себя». Причем сам спросивший подтвердил это, сказав: «Другого пути, кроме это­го, нет».

 И вот припомнили мы все это и с удивлением говорим друг другу:

 — Сколь сильны суждения святых! Вот уж действительно: если они что и говорили, то, как сказал святой Антоний, говори­ли «из своего опыта и так, как оно есть». Потому-то и сильны их слова: они говорили то, что знали опытно. Не случайно один муд­рец призывает: «Пусть твои слова будут заверены твоей жиз­нью».

 И тут, когда мы с другом обсуждали все это, он сказал:

 — Мне тоже довелось испытать на деле эти слова и то ус­покоение, которое они сулят. В этой Лавре был у меня когда-то подлинный друг, один диакон. И он — не знаю, отчего — начал меня подозревать в одном деле, которое было ему обидно. Стал он относиться ко мне холодно. А я, поскольку вижу, что он со мной холоден, спросил его о причине такой суровости. Тут он мне говорит, что ты, мол, сделал то-то и я на тебя обижен. Но из того, что, по его словам, я сделал, ничего подобного за собой я не знал. Стал я его уверять, что впервые об этом слышу. Его это не убедило. «Прости, — сказал он, — я не верю». Отправился я в свою келию и стал тщательно исследовать себя: может, действи­тельно сделал что-то такое, — и не находил. После этого я уви­дел его, когда он держал святую Чашу и причащал братьев. Стал я его заверять Святой Чашей: мол, не знаю я за собой того, в чем ты меня обвиняешь. Но и это его не убедило.

 Тогда я вновь углубился в себя. Вспомнил я все эти слова святых отцов и искренне поверил им. Стал я думать несколько иначе и говорю себе: «Отец диакон искренне меня любит. И то, что у него было на душе, он дерзнул сказать мне из любви, что­бы я покаялся и впредь этого не делал. И потом, жалкая душа, коли говоришь ты, что этого не делал, так припомни все то пло­хое, что ты сделал и не помнишь. И будь уверен: это дело ты тоже сделал и забыл, как не помнишь того, что сделал вчера и сегодня утром». Думая так, я убедил свое сердце, что действи­тельно сделал это и забыл, как и прежние мои грехи. Тогда я почувствовал благодарность Богу и отцу диакону за то, что чрез него мне было дано познать свой грех и раскаяться в нем.

 С этими мыслями я пошел к келии диакона, чтобы поло­жить ему поклон и попросить прощения, а также чтобы поблаго­дарить его. Я подошел к дверям и постучал. Он открыл и видит меня. И тотчас он первый падает мне в ноги и говорит: «Прости меня, что заподозрил за тобой это дело: бес меня попутал. Но Бог истинно открыл мне, что ты тут ни при чем и даже ничего об этом не знал». Я было в ответ тоже начал уверять его в обрат­ном, но он прервал меня, сказав: «В этом нет нужды».

 — Вот это, — добавил блаженный Зосима, — и есть истин­ное смирение. Брат искал его, и оно уберегло его сердце от оби­ды на диакона. А ведь диакон, во-первых, подозревал его в том, чего не знал точно. А во-вторых, не принял его уверений, хотя они были такими, что впору убедить даже врага — не то что ис­креннего друга. Однако брат, как я уже сказал, не только не оскорбился этим, но и сам себе приписал грех, которого не делал. Это потому, что он счел слово диакона более достоверным, чем собственное сердце. И не только это: он даже решил покаяться и поблагодарить за то, что через диакона был избавлен от греха, которого у него даже в мыслях не было.

 Видишь, на что способны смирение и самоукорение — к какому преуспеянию они возводят, если обретешь их? И если бы мы усвоили себе это и приучили бы свое сердце к помыслам сми­ренномудрия, врагу негде было бы сеять в нас дурные семена. Но он видит, что мы совсем оскудели благими помыслами и, бо­лее того, сами себя подстрекаем на зло. Посему он берет наши склонности, прибавляет к ним что-то от себя — и превращает нас из людей в бесов.

 Постоянно смущаться самим и смущать людей — дело бе­сов, а с добродетелью все бывает иначе. Если увидит Господь, что душа жаждет спастись, что она возделывает или стремится возделывать благие помыслы, что она выказывает благое произ­воление, — Он дает ей Свою благодать. И через благодать она понемногу достигает величайшего преуспеяния, как написано: «Любящим благо Бог содействует во благо» (Ср. Рим.8. 28).

ГЛАВА 47. О том, что не следует искать почестей или первенства, ибо то, что почетно в глазах людей, мерзко пред Богом

 1. Из святого Ефрема

 Брат! К чему ты обманываешь сам себя? Диавол толкает тебя искать чинов — а тебе в них не будет пользы, даже если окружишь себя почестями. Послушай, что говорит апостол: «Не тот достоин, кто себя хвалит, но кого хвалит Господь» (2Кор 10. 18). А Господь говорит: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не ищете» (Ин 5. 44)? Приди в себя, дорогой брат! Вспомни, ради чего ты отрекся от суеты жиз­ни, от диавола и его гордости, и перестань думать о мирском. Раз­ве не знаешь ты, что, унижая своего ближнего, ты совершаешь грех самолюбия и тщеславия? Подумай, что, если у тебя больше почестей, чем у брата, и ты первенствуешь над ним, это только по твоему честолюбию и тщеславию и потому, что ты не хочешь пе­ред своим братом смириться. Неужели это тщеславие будет твоим ходатаем пред Богом и там тебе тоже окажут предпочтение? Ни­когда! Ибо Он Сам сказал: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф 20. 26—27).

 Так что смотри, брат: от жажды быть первым над братом не оказаться бы тебе последним в будущем веке. Не услышал бы ты того, что услышал тщеславный богач, когда горел в неугасимом пламени: «Вспомни, что ты получил уже доброе твое в жиз­ни твоей» (Лк 16. 25). Ибо сказано в Писании: «Что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Ак 16. 15). Подумай, брат, что ты умер для мира и твоя жизнь погребена со Христом в Боге. «Когда же явится Христос, жизнь наша, тогда и вы яви­тесь с Ним во славе» (Кол 3. 4). А в этом веке не люби челове­ческую славу, она не останется с тобою навечно. Как сказано: «Вся­кая плоть — трава, и вся красота ее — цвет полевой», — и прочее (Ис 40. 6). Свергни, дорогой брат, иго врага и его гор­дость, подклони свою выю под сладчайшее иго нашего Владыки. Потому что Он Сам сказал: «Всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк 14. 11). А еще в другом месте Он говорит: «Господь гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет 5. 5).

 Будем, дорогой брат, бояться, чтобы не сказал Он и о нас: «Возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию» (Ин 12. 43). Смирим себя пред всеми ради Господа, чтобы был нам покой и здесь, и там. Потому что Он Сам сказал: «Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф 11. 29).

 А еще, дорогой брат, знай, что в мирской жизни хвалят того, у кого подвешен язык, а в монашеской велик пред Богом тот, кто любит уединение и молчание. Опять же в миру, кто уха­живает за своим телом и все время сменяет одежду, — тому и почести от людей. А в нашем деле, кто всем этим пренебрегает и лишь вынужденно заботится о том, что нужно для тела, тот за­ботится о своей небесной славе. Как сказано апостолом: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим 6. 8).

 Далее, в этой жизни, кто кичится телесной крепостью и богатством, того люди считают великим. А в нашем житии, кто любит смирение и избирает скромность, тот поистине высок и избран, по написанному: «Бог избрал немудрое мира… чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить знача­щее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (1 Кор 1. 27—29). Возлюбим и мы то, что угодно нашему Господу, как добрые и благодарные рабы. Не будем стараться угодить людям. Потому что, как говорит апостол, «если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (1 Гал 1. 10). Ибо, как сказано в другом месте, «весь мир лежит во зле» (1 Ин 5. 19).

ГЛАВА 48. О том, что не ко времени и без меры смиренничать не полезно и даже вредно. Также о том, как себя вести с теми, кто хвалит, и что, если быть осторожным, похвала не вредит

 1. Из патерика

 К авве Серапиону пришел один брат. Старец просил его сотворить молитву, по обычаю. Но тот не послушался, стал именовать себя грешником и недостойным самого монашеского образа. Старец хотел омыть его ноги — брат укло­нился, прибегнув к тем же словам. Тогда старец накрыл стол и пригласил его садиться. Сел и он сам и начал есть вместе с ним. И во время трапезы старец начал наставлять его.

 — Чадо, — говорил он, — если хочешь иметь пользу, удер­живай себя в келии, следи за собой и своим рукоделием. Потому что в том, чтобы выходить и посещать других, нет такой пользы, как в том, чтобы оставаться в келии.

 Но на эти слова старца брат обиделся и даже так изменил­ся в лице, что это не могло укрыться от старца. Тогда авва Серапион говорит ему:

 — Только что ты говорил, какой ты грешник, осуждал себя и заявлял, что даже жить недостоин. А как я с любовью сделал тебе замечание — смотри, как ты разъярился. Коли хочешь быть смиренным, научись стойко сносить все, что тебе причиняют дру­гие, и не приучай себя к пустословию.

 Услышав это, брат попросил прощения у старца и, получив большую пользу, удалился.

 2. Из святого Варсонофия

  Брат спросил старца:

 — Что делать тому, кто хочет безмолвствовать, с молвой, которая возникает вокруг него? Ведь эта молва может повре­дить ему, да и Отцы сказали: «Горе человеку, чье имя больше, чем его труд».

 — Иметь громкое имя или славу, которая больше, чем твой труд, вовсе не вредно, если ты не рад этому и не соглашаешься с тем, что говорят. Это все равно как если бы тебя оклеветали: обвинили в убийстве, тогда как ты этого не делал. Нужно ду­мать, что люди, мол, имеют ко мне уважение, а не знают, каков я на самом деле.

ГЛАВА 49. О том, как, чем и в какой мере следует пользоваться для покрытия тела и насколько Отцы любили простоту даже в такой одежде — а к этому и следует стремиться каждому верующему

 1. Из жития святого Иоанна Милостивого

 Дивен патриарх Иоанн! Кто достойно опишет его стро­гость в еде, простоту и умеренность в одежде и сне? Потому что и об этой добродетели, как и о прочих, он не забывал, и в одежде и образе жизни он ничем не отличался от большей части простых людей. Один из жителей города, что был его знакомым, узнал о том, как он жил. Он, разумеется, покупает шубу за тридцать шесть номисм и, после долгих просьб не отказываться и носить ее, шлет святому.

 Святой согласился на это — и потому, что доверял челове­ку, и потому, что сама просьба была настойчивой и горячей. Но целую ночь он не переставая казнил себя (как об этом недавно поведали те, кто жил при нем).

 «Кто, — говорил он, — не осудит меня, ничтожного Иоан­на, если я одеваюсь в одежду ценой тридцать шесть монет, а мои — увы!— братья во Христе зябнут от холода без крыши над головой и даже короткое и дешевое рубище им не по карману! А ведь многие из них легли спать без ужина, на пустой желудок, и — горе мне! — как нищий Лазарь, «желают напитаться даже крошками, падающими с моего стола» (Лк 16. 21).

 Боже, Боже, сколько сейчас чужеземцев и странников при­ходят в этот город: негде им и главу приклонить, они алчут, жаж­дут, ночуют на рыночной площади! А я наслаждаюсь всеми воз­можными благами и ко всем прочим усладам теперь еще надел на себя и эти дорогие одежды. Каких же еще мне слов ждать в день оный? Не иначе как этих: «Ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а бедные — злое! Ныне же они утешаются, а ты по заслугам страдаешь». Но благословен Господь: ни­когда ничтожный Иоанн этого не наденет! А за деньги с этой шубы будут одеты бедные!»

 И с рассветом он отсылает шубу на рынок, чтобы продать ее. Но тот, кто ее подарил, увидел ее на рынке. Сей же час он ее и покупает, он и дарит обратно. А Иоанн принять-то принял, да тотчас отослал ее обратно на рынок. Когда же это случилось дважды и более того, великий Иоанн говорит дарителю: «По­смотрим, кто из нас устанет первым: я — продавать или ты — покупать и дарить».

 Впрочем, и человек этот был безмерно богат, почему свя­той намеренно заставлял его тратиться — чтобы какая-то часть его денег перепадала и бедным.

 2. Из жития святого Арсения

 Великий Арсений так возненавидел все мирское и так мало оно для него значило, что даже смотреть на вещи мирские ему было несносно. Более того, в возмещение за весь блеск своей прежней жизни и за те одежды, которые он носил, когда жил при дворе, он был крайне прост в одежде. При­чем прост настолько, что по одежде он ничем не отличался от бедного земледельца, который но­сит рваное и ветхое рубище. Однако ему эта ни­щета и уничижение доставляли большую радость. А гордился он тем, что красило его внутренний и невидимый мир, и стремился украшать свою душу, а не тело.

 3. Из патерика

 Один брат спросил старца:

 — Хорошо ли иметь два хитона?

 — Имей две одежды, — ответил старец, — но не имей того зла, которое оскверняет все тело и душу. Потому что душе нет нужды во зле, а телу есть нужда в покрове. Посему, «имея про­питание и одежду, будем», как написано, «довольны тем» (1Тим. 6,8).

 4. Из аввы Исаии

 Смотри, не допускай, чтобы тело твое стало безобразным от грязи, потому что тебя увлечет тщеславие. Но если ты еще юн, то пусть оно остается в безобразии, потому что тебе это по­лезно.

 Не пожелай ничего, что увидишь у ближнего своего, будь то одежда, пояс или куколь. И не ищи того, что пожелал, не делай себя по подобию своего ближнего. И даже если переписал ты себе книгу, не разукрашивай ее слишком, потому что это — страсть.

 Украшение тела — это разорение души. Но заботиться о нем со страхом Божиим — дело хорошее.

 5. Из аввы Исаака

 Полюби бедность в том, во что одеваешься, чтобы уничи­жить гнездящиеся в тебе помыслы — я имею в виду высокоумие. Ведь тот, кто любит внешний блеск, не может стяжать смиренные помыслы, потому что в сердце запечатлевается облик внешнего.

 6. Из патерика

 Авва Исаак говорил братьям:

 — В старину Отцы наши и авва Памва носили одежду гру­бую и заплатанную. А теперь вы носите все дорогое — так ухо­дите отсюда! Из-за вас запустело это место.

 А когда он собирался уходить на жатву, то говорил им: — Заповедей вам никаких не даю: все равно не исполните. 2. Он же приводил слова аввы Памвы: «Монах должен носить такой гиматий3, что, если выбросить этот гиматий из келии и оставить на три дня, — никто не возьмет его, так мало он стоит».

 7. Из аввы Ефрема

 Кто украшает свою одежду, тот вредит своей душе. Пото­му что роскошь в одежде — позор для души монаха, она привно­сит в душу гордость. А простота в одежде монаху полезна и по­хвальна. Думай, монах, о внутреннем делании и не украшай бес­полезные стены, ибо красота келии не дает монаху терпения. Бу­дем искать того, что необходимо, а то, что излишне и требует от нас хлопот, вредно и губительно.

ГЛАВА 50. О том, что ничего не следует делать в угоду себе и по пристрастию

  1. Из жития святого Пахомия

 Великий Пахомий в одном из монастырей, бывших в его ведении, строил храм. При этом портики и колонны он возвел такой соразмерной кладки, что ему самому по­нравилось то, что он так красиво построил. Тогда он решил, что не должно восхищаться делом рук человеческих и радоваться красоте того, что сам сделал. Постройка была еще совсем све­жей. Он взял веревки, обвязал ими колонны и велел братьям тащить их изо всех сил, пока те не сдвинулись и не потеряли всякий вид. Тогда он остановил братьев и стал говорить:

 — Братья, не стремитесь слишком тщательно украсить дело рук своих. Лучше молитесь, чтобы благодатью Христовой и да­ром Святого Духа наши труды не были разорены и чтобы похва­ла нашей искусности не погубила ум и он не стал добычей диаво­ла. Ибо у него много козней.

 2. Из аввы Варсонофия

 Брат спросил старца:

 — Предположим, мне попалась какая-то вещь. Она мне нужна в том послушании, которое мне дали, но я вижу, что у меня есть пристрастие к ней. Станет ли это страстью, если я возьму ее?

 — Если вещь тебе нужна, — ответил старец, — и тебя борет помысел пристрастия к ней, скажи своему помыслу: «Эта вещь мне все равно нужна, зачем заставляешь взять ее по страсти?» И если страсть прекратится в тебе, возьми вещь. А если нет и можно заменить вещь чем-то другим — так и сделай и усмири страсть. Но если вещь ничем не заменишь, тогда возьми ее с самоукорением и скажи: «Если бы не было нужно, я бы ее не взял, потому что меня обуревает пристрастие».

 — А если, — спросил брат, — кто-то дает мне вещь и она мне нужна, но я вижу, что сердце мое по страсти хочет ее при­нять, что мне делать? Взять ее, потому что нужна, или отказать­ся из-за пристрастия?

 — Поступай так, как и с едой, — ответил старец. — Ты знаешь, что нам каждый день нужна пища, и нам запрещено при­нимать ее с наслаждением. Но если будем принимать ее с благо­дарностью к подателю Богу и осуждать себя, Бог освятит и бла­гословит ее. Поэтому, если вещь нужна тебе и подходит как нельзя лучше, возблагодари Бога, Который управил это, и осуди себя за то, чего недостоин. И Господь прогонит от тебя пристрастие, потому что Ему возможно все. Впрочем, если вещь тебе не нуж­на, то не бери ее — это уже стяжательство.