ПЕРЕЙТИ на главную страницу Цикла рассуждений

Цикл рассуждений, сделанный на основе историй из Отечника о Пимене Великом, и изложенный на примерах типичных житейских ситуаций и страстных реакций людей)

р. Б. Ника

🎧Введение.
***О ком будет идти речь? О христианах, преимущественно с мирским духом, и о христианах, преимущественно с истинным христианским духом.
***Что такое «покой» в обычном и подвижническом значении?

——————————
🎧ДОПОЛНЕНИЕ к Введению: из святоотеческого учения
1. Из Темы 8.3: О реакциях христианина на различные виды злоречий и злых действий, направленных на него. Гл.3. Раздел 3.2: О трех состояниях внутреннего человека относительно мира/покоя сердца.
О понятии «полу-христиане»
🎧 Раздел 3.2. О трех состояниях внутреннего человека относительно мира/покоя сердца
* Непокой сердца
*** Что такое непокой сердца?
*** Некоторые причины непокоя сердца
*** Плоды непокоя сердца
*** О непокое совести
*** У грешника нет праведного непокоя
*** Мы забываем о сохранении своего внутреннего мира
*** В своем непокое виноват сам человек
* Ложный покой сердца
*** Ложный покой от больной совести
*** Ложный покой от фарисейства
* О рассудительности при различении покоя

2. Журнал Христинское чтение, 1832 год. VIII. О самопознании.
**1. О том, сколь нужно самопознание
**2. Что требуется со стороны человека, желающего познать самого себя?
**3. Должно рассматривать себя со строгостью, а не со снисхождением.
**4. При рассматривании себя не должно водиться понятиями сбивчивыми и темными.
**5. Как должно поступать при исследовании своих недостатков?
**6. Как должно поступать при исследовании своих добродетелей?
**7. Как должно поступать при исследовании того состояния, в котором мы находимся?

Введение

У Пимена Великого есть такое поучение: «хранение себя, внимание к самому себе и рассудительность, — вот три добродетели — путеводительницы души». (Как говорит мой многолетний опыт, благодарение Господу за это, – воистину это так.)

Чтобы рассказать об этом путеводители души с этими тремя добродетелями, думаю, ни у кого (и у меня, конечно, в том числе) не хватит ни времени, ни сил, чтобы передать все случаи, все нюансы, все духовные законы и т.д. Но изложить хотя бы очень маленькую часть может немало истинных духовных подвижников. Изложу, по своим силам и опыту, и я.

Итак, прочитав некоторые истории из Отечника о Пимене Великом, в которых шла речь о хранении истинными подвижниками своего внутреннего покоя, который является одним из главных состояний истинно-духовного человека и труд над его стяжением является одним из главных духовных деланий, и в котором пребывает благодать Духа Святого, я подумала: а каков покой у обычного человека и христианина? если он нарушается, то что происходит с человеком? как он обычно себя ведет при этом в отношении к ближним? а что происходит с теми, кто идет по пути, указанном Пименом Великим и другими отцами (т.е. по пути – трезвения над собой и духовном очищении себя)? как соединяются в различных жизненных ситуациях три духовных деланиях — хранение себя, внимание к самому себе и рассудительность? И вот ответы на это, милостью Божией, данные…

Благодарение Господу за просвещение и разбивание наших заблуждений! Да славится Господь наш Иисус Христос, через Которого и с Которым Отцу слава, держава и честь, со Святым и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

О ком будет идти речь? О христианах, преимущественно с мирским духом, и о христианах, преимущественно с истинным христианским духом

Сейчас речь будет идти о христианах (т.к. все истории Отечника – это жизнь христиан).

Что я знаю из приведенных историй о Пимене и других людях? Об авве Пимене, что он стал Пименом Великим, т.е. он имел духовное устроение и подвижнические делания. А  что касается других авв и братьев, то вижу, что некоторые были менее духовно мудры, чем Пимен. Но это все — мое мнение, построенное на пересказе этих истории. Поэтому я не могу вести речь об этих людях, а проведу аналогию так, как мне представились они при первом прочтении: одни – более с мирским духом и малым подвижничеством, а авва Пимен – с духовным устроением.

Итак, о первом типе людей скажу, что это – христиане (или, лучше, сказать, полу-христиане, хотя такими себя они не считают), в которых еще много мирских интересов, стремлений, пониманий, к которым они привыкли за всю их жизнь, и которые все это перенесли и в свою жизнь уже будучи христианами, и в которых мало истинного духовного устроения и подвижнической практики. Они могут быть, например, монахами, как в изложенных историях Отечника, или быть мирянами. 

Что касается уровня их духовности, а точнее сказать, что они делают для своего духа, то они могут постоянно посещать храм, соблюдать телесные посты, исполнять обязательные молитвенные правила и т.п. ―Они знают евангельские заповеди, Святое Писание и христианские истины, в отличие от людей неверующих, но они не расположены к духовным деланиям, таким как молитвенное (за исключением, ставшими привычными молитвенными правилами и, возможно, праздничным молитвословием — канонов и акафистов или чтением Псалтыри). ―Также они не особо расположены к основательному изучению творений святых отцов для того, чтобы учиться становиться истинными христианами с новым внутренним устроением. Это нерасположение бывает или от лени, когда они предпочитают отдохнуть от работы, например, посмотрев какой-то фильм или проводя несколько часов, как говорится, в телефоне; или бывает оно от многопопечения, когда очень много мирских забот и им не хватает ни времени, ни интереса к мудрости творений святых отцов; или бывает нерасположение и от непонимания святоотеческого учения (а оно не может начать пониматься само собой: чем больше читаешь, тем больше понимаешь, и наоборот). ―Такие христиане обычно говорят между собой, так сказать, христианским языком, т.е. употребляя известные слова и выражения, например: о Боге, заповедях и добродетелях или грехе, определённые приветствия или пожелания; но все это — обще, без глубокой рассудительности, без правого собственного опыта и искреннего чувствования. Среди них много и таких, которые любят поучать о Боге, о вере и т.д. Этот «христианский язык/лексика» создает у них впечатление, что они истинные христиане, а свои мысли, другие речи или поступки, или образ жизни, которые далеки от христианства, они нередко прячут за лицемерием (т.е. стараются выглядеть лучше пред другими). ― Таким образом, у них есть некие элементы, принадлежащие к понятию, духовность, но истинной духовности почти нет.

Что касается в них мирского духа, то этого типа христиане могут иметь хорошие душевные качества: быть умными, добрыми, так сказать, порядочными, внешне быть очень благопристойными и казаться добродетельными. Но в тоже время у них все равно будет мирской дух с его интересами и желаниями, которые ничем не отличают их от неверующих людей. Такие христиане живут согласно своей страстной воле, которая хотя и не тянет жить в явных и смертных грехах, но не отказывает себе в сребролюбии, праздности, самолюбии, гордыне и тщеславии и т.д. Почти все их интересы, заботы, желания связаны с миром и собой в этом мире. Скорби переносятся ими тяжело (причем, как малые, так и большие). Например, они будут сильно печалиться в болезнях, чрезмерно заботиться о здоровье, бояться смерти своей и близких, предаваться сильной печали при смерти близких, любить различные земные удовольствия, желать безбедной и счастливой жизни себе и близким, и т.д. И это все при том, что они знают истины и заповеди и об отношении к благополучию и счастью, и о смерти, и о скорбях; только они никак не заботятся на своей практике о том, чтобы жить, думать и чувствовать, как в тех истинах. Они любят получать разные впечатления (как из мирской среды, так и из христианской), общаться с приятными им мирскими людьми и такими же полу-христианами, любят празднословить, развлекаться (пусть и на мероприятиях, организованных священниками, как это сейчас распространено, да и от мирских развлечений они не отстраняются) и т.п.

Они как бы бегут в мир от спасительного уединения, в котором им скучно и не очень интересно. От этого они очень часто находятся во внутреннем непокое, в котором много мысленных и эмоциональных «бурь» или услаждений, но который они могут считать покоем (но это не так и это – прелесть/обольщение). ― Полу-христиане многое делают напоказ, и носят как бы маску христианина. Они более напоминают тех, которые: поработали Богу – поработали мамоне; в среде христиан они — христиане, а в среде мирских — мирские; они стоят на молитве внешне, но не стоят пред Богом внутренне; они стараются внешне показать благопристойность пред другими, но среди домашних и пред собой – далеки от нее. Они не склонны познавать свою греховность для очищения себя от страстей, не стараются над приобретением христианских добродетелей и т.д. Они похожи на тех, которые вошли в баню (Церковь Христову, в веру, в монастырь), но не омываются в ней, причем с усердием и тщательно, до чистоты. А то ли остались сидеть в предбаннике (причем не одни, а с другими такими же, и образовали некий круг по интересам (приходы, воскресные школы), то ли помыли только руки и не более (то есть чуть очистились от каких-то страстей (милостью Божией и по обстоятельствам, а не своим подвигом, а все остальные страсти процветают в них). ― О них еще можно сказать, что они просто живут, как все люди в своих привычных занятиях, в устоявшихся в них реакциях, интересах мыслях, и т.д., но на какое-то время, так сказать, становятся христианами (независимо от того, мирянином или монахом, или священником). Опыт говорит, что таких христиан большинство, но они ни в коей мере не признают этого, считая себя настоящими христианами, и еще и обидятся и возмутятся, если кто-то оценит их, как не истинных… 

Есть и другой тип христианина, и он не только с мирским духом, а и с духом греховным, и такой христианин творит смертные грехи. Он даже может быть монахом или священником, он может быть на людях добрый, спокойный, участливый и т.п. (как и каждый человек, может иметь какие-то хорошие качества), а внутри и с ближними быть злобным, с сильным эгоизмом; может быть уже с явными пристрастиями, например, к алкоголю или наркомании; может прелюбодействовать или развратничать; может быть с предрасположенностью к преступному поведению, может иметь друзей с такой же предрасположенностью и т.п. И при всем при этом находиться в христианской среде и в Церкви. О таких христианах с духом греховным я сейчас не буду говорить, т.к. о них достаточно сказано святыми отцами в теме «О ложных иудообразных христианах…», и в прочитанных мною историях из Отечника не видно, чтобы речь шла о таких.  

С другой стороны в этих историях из Отечника я вижу подвижника Пимена, и на его аналоге рассужу о людях с духовным внутренним устроением, которые желают заниматься духовными деланиями и трезвением: чтением Св. Писания и святоотеческого учения, молитвой, пребывать по возможности в уединении и молчании, и в мирской заботе не потерять свой внутренний покой, заниматься познанием своей греховности, вести брань со своими страстями и т.п.

Итак, христианин с духовным внутренним устроением, конечно, имеет и хорошие качества (добродетели), которые он старается развивать в себе, он трудится над познанием христианской науки для того, чтобы жить по заповедям Божиим; он старается обрести истинную молитву и трудится над этим; он избегает праздной жизни с ее развлечениями и старается хранить свое сердце от мирского мятежа и пребывать во внутреннем покое о Боге; ему нетрудно находиться в уединении; он не имеет безнравственных и явно греховных склонностей и т.п. Имеет он и мирские заботы, и у него может быть обычный уклад жизни; у него могут быть и страсти, но мало выраженные на деле, потому что его образ жизни (во многом воздержанный) не поддерживает их, и его страсти, не проявляясь на деле, постепенно утихают, хотя и проявляют себя в помыслах и эмоциональных движениях сердца.

Такой человек имеет духовный разум со здравой логикой, хорошими христианскими знаниями, это – некий философ, который научился (с помощью Божией) видеть по-другому людей, мир и что в нем, не так как все люди, даже и христиане. Это несет ему покой сердца. И эта христианская философия существует не только в его словах, но и в его жизни, мыслях, желаниях и чувствах.  Много ли таких людей? Бог знает…

Итак, на этом закончим давать общую характеристику двум типам христиан, которых нам показывают истории из Отечника, которые далее будут мною рассмотрены. 

Что такое «покой» в обычном и подвижническом значении?

Так как в поучениях о Пимене Великом из Отечника будет говориться о внутреннем покое, то нужно отметить, что, к сожалению, о нем не знают полу-христиане, точнее сказать, они слышали о нем и читали в христианском учении, и даже могут о нем рассуждать пред другими, но вряд ли они испытывали истинный внутренний покой, хотя опять-таки, они этого не признают.

Объясним, каков покой истинного духовного подвижника и естественный покой каждого человека, и пусть каждый правдиво посмотрит на себя.

1. Итак, тот внутренний покой, о котором говорится в Отечнике, достигается многим упражнением и в постоянном обучении себя в самых различных жизненных ситуациях, т.е. это плод долговременного и постоянного делания христианина над воспитанием в себе добродетелей и искоренении страстей. И если ты никогда этим не занимался или попробовал и бросил, то этот покой не стяжен тобою, так как сам по себе он не появляется. (Сейчас я даже не говорю, что это – и великий Дар Духа Святого и благодати Божией.)

2. Все люди, в том числе и полу-христиане, имеют о внутреннем истинном духовном покое только слабое представление/размытое понятие, которое ошибочно трактует это состояние, как покой, бывающий у всех людей в спокойном настроении – «обычный покой».

Действительно то, что «обычный покой» бывает в спокойном эмоциональном настроении, когда ничего не происходит, что могло бы взволновать душу (когда тебя ничего особо не услаждает, не возмущает, ты не страдаешь, нет страха,  беспокойства и т.п., потому что ты не имеешь о чем-то заботу или скорбь, или удовольствие, которые тебя захватывают). А если еще точнее сказать, то это не только настроение, но и спокойная «рассеянность ума от беззаботности», когда мысли переходят от одного к другому, особо не вызывая эмоционального отклика (ни явно позитивного, ни явно негативного). Также может быть «обычный покой», когда человек сосредоточен на чем-то, или он безразличен к чему-то или кому-то. И это естественные состояния, о которых знают все люди.

Наравне с «обычным покоем» может быть и «страстный покой»:
— безучастное отношение к кому-то, когда должны проявляться или сострадание, или сорадование;
— может быть результатом уныния (т.е. разленения и ничего не желания, и тогда бывает настроение безразличия/апатии);
— или может быть результатом больной совести, которая не мучает закоренелого грешника;
— или может быть ложным покоем лицемерия, или фарисейства, когда человек покоен о себе, как грешнике, показывая пред другими свою внешнюю праведность. 

И вот как это проявляется в ситуациях: например, многие знают историю из 7-ого поучения аввы Дорофея о том, как у некоего брата, всегда выглядевшим спокойным, когда подвергался оскорблениям, Дорофей спросил, как он этого достигает, а тот презрительно ответил: «мне ли обращать внимание на их недостатки, или принимать от них (обиды), как от людей? Это — лающие псы». Ведь этот человек успокаивал свою обиду оскорблением других людей, и его покой – гордый, злобный и высокомерный. Или человек остается спокойным, видя страдания другого человека или когда нужна помощь другому, и это — греховный покой бесчувственного сердца и эгоизма. Или человек умеет не выражать свои чувства/эмоции внешне и скрывать их за маской внешнего спокойствия, и люди считают его спокойным, терпеливым, смиренным, не подозревая, что внутри его душа злобная, гордая, лживая, порочная, ненавидящая всех, безразличная ко всем и т.д. Или, например, закоренелый грешник слышит обличающее его слово Писания, но он остается холоден и спокоен, потому что или он не понимает, что это относится и к нему, или его совесть уже замолкла в нем, или он ее тут же успокаивает каким-то самооправданием (обычно: Господь милостив и простит; или вон, другие хуже меня; или потом покаюсь). 

Наравне с «обычным покоем» у людей есть непокой, как эмоциональные и страстные реакции на что-то или на кого-то. Этот непокой очень часто держит ум и сердце (мысли и эмоции) то ли в состоянии «бурь», как гневных и возмущенных мысленных разговорах, то ли в навязчивых мысленных разговорах, то ли в саможалеющих и ропотливых помыслах при скорбях, то ли, наоборот, в услаждающих мысленных разговорах или мечтах (об этом мы подробно говорили в теме о  внутренних диалогах/мысленных разговорах).

А еще есть непокой при реальных причинах и при надуманных.

И вот эти три состояния «обычный покой», «страстный покой» и «непокой»  постоянно в грешном человеке сменяют друг друга, и он к этому привык так, что даже при молитве, беседе к Богу, ум и сердце продолжают находиться в таких состояниях. Это хорошо видно при рассеянности при молитве.

Говоря о душевном покое, его также можно рассматривать, как покой от мыслей. Так вот при вышеназванных видах покоя можно сказать, что у грешника и неверующего человека есть покой ума от мыслей о Боге, о грехе, о заповедях, о молитве и т.д., т.е. есть отсутствие духовных мыслей. И, вследствие этого, покой от религиозных чувствований (покаяния, радости о Боге, печали по Богу и др.).

Также обратим особое внимание, что когда идет речь об истинном духовном покое – то к нему относится и покой ума от мирских помыслов, которого не может быть у человека с мирским духом. Да, и у духовных подвижников также не может быть абсолютного покоя от мирских помыслов, но у них  в немалой мере есть молитва, богомыслие, духовное чтение, память Божия и т.п., что держит их ум в духовных мыслях. Сколько мирских помыслов, например, за сутки, у полу-христианина с преимущественно мирским состоянием, а сколько духовных, пусть каждый оценит сам.

Также, когда идет речь об истинном духовном покое – то есть такие понятия, как покой о Боге и покой от духовной чистоты. И этих видов покоя у человека с мирским духом или нет, или есть у полу-христиан в малой степени.

Итак, если подвести краткий итог о внутреннем покое и непокое полу-христианина, то он, как говорит опыт, почти всегда находится в непокое. Он много волнуется, переживает, боится и т.п. в скорбях или в предположении о возможных будущих скорбях; он много часто переживает за ближних об их скорбях настоящих и будущих, он во многом надеется на себя, других людей и на то, что в мире, вначале радуясь или успокаивая себя этим, а когда не сбываются его надежды и планы, то находится в стрессе, или печали. И еще можно много говорить о причинах непокоя, но, думаю, каждый их знает.  

3. Истинный духовный покой, к которому стремились истинные подвижники, это не те состояния, о которых сказано выше.

Да, конечно, у них может быть «обычный покой», когда они не занимаются духовными деланиями: молитвой, чтением Писания и святых отцов, богомыслием. Т.е. у них есть и мирские помыслы, и в разной мере рассеяность ума, но они стараются трезвиться, чтобы мысли были здравыми, логичными, по действительной необходимости, чтобы не было неуправляемости ассоциативными мыслями, которые уводят на ненужное и страстное. А по тому факту, что у духовного христианина постепенно теряется пристрастие и интерес к миру, то и происходит постепенное очищение от мирского, и насаждение духовных истин и смыслов, и религиозных чувствований.

Что касается непокоя при скорбных или неприятных ситуациях, то он трезвится и над беспокойством или недовольством по поводу того, что случается с ним. И если проявляются какие-то эмоциональные всплески, то духовный человек быстро с ними справляется с помощью молитвы и любомудрия, и вновь обретает покой.

В нем есть покой, так сказать, философский, мудрый, который является результатом правильного восприятия ситуаций (как радостных, так и скорбных), основанный на воспитанном в себе доверии Богу, смирении пред Его волей, вручением себя и обязательно других людей в руки Божии (и это — покой о Боге). В нем нет тяжелых мучений совести. Его покой взращен молитвенным трудом, постоянным трезвением над собой и покаянием, любомудрием (христианскими истинами и здравой логикой); это — покой, являющийся результатом многих браней со своими страстями и греховной своей волей, и является результатом бесстрастия, как затихания страстей и избавления от пристрастия к чему-то или кому-то (и это — покой от духовной чистоты). И примеры этому будут даны в предложенных далее ситуациях. 

Обязательно замечу и то, что у каждого христианина есть религиозные чувства, и они не относятся к состоянию непокоя,  хотя там и есть некие чувственные волнения, такие как: сожаление о своих грехах, слезы, чувство благодарности Богу, умиление, надеяние и др.; и в них нет мирских помыслов и привычных душевных эмоций. Думаю, все молитвенники очень стремятся именно к такому, так сказать, покою-непокою в молитве.

Далее будет идти речь о духовном покое, который необходим при молитвенном делании, и о покое, который есть плод мудрого понимания того, что происходит с самим человеком и другими людьми в жизненных ситуациях. А когда эти два вида духовного покоя теряются, то духовный христианин становится полу-христианином (на то время, пока не восстановит свой духовный покой). 

4. В историях о Пимене Великом будет встречаться слова «покой» и «не имение покоя», и последнее может трактоваться в зависимости от ситуации, например:

 — нет покоя, потому что мои страсти и реакции постоянно мучают меня в ситуациях и после них;

— нет покоя, потому что часто согрешаю своим языком и страстными реакциями при общении, и моя совесть постоянно мне об этом говорит, и я, каясь, обещаю  так более не делать, но как только наступает новое общение, все происходит как обычно;

— нет покоя, потому что не могу внимательно и сердечно молиться и особенно после общения и многозаботливости;

— нет покоя от мирских помыслов, т.к. увлекаюсь миром, людьми, их делами и имею много впечатлений о мирском, помыслы от которых постоянно заполняют ум;

— нет покоя, потому что я никак не могу побороть свое пристрастие к близким людям, и постоянно о них беспокоюсь и навязываю им свою волю; и др.

Далее будут приблизительно описаны типичные страстные реакции (говорю: «приблизительно», т.к. трудно описать все точные движения мыслей и эмоций, и, во-вторых, т.к. могут быть разные вариации этих ситуаций; но, все же, надеясь на помощь Божию, постараюсь описать разные ситуации и реакции). А потом будут предложены варианты поступков по христианским добродетелям в разных житейских ситуациях, которые несут истинный духовный покой.

Я предлагаю эти смоделированные ситуации, руководствуясь советом святых отцов, о том, чтобы не впадать в искушения и соблазны, нужно предположительно рассмотреть, что может ожидать тебя в той или иной ситуации, и как надо учиться реагировать в них. А также, если кто захочет прочесть этот труд, то последует вместе со мною по той духовной дороге, когда святые подвижники кратко говорили какую-то истину, а слушатели размышляли над ней много дней и прославляли Господа. 

Надеюсь, что так постепенно, с рассудительностью в каждой ситуации, будет образовываться новый навык добродетельных реакций, а старые – страстные, с которыми мы уже свыклись, будут замирать. И милостью Божией и нашими посильными трудами над собой мы расстанемся с нашим «ветхим» и «плотским» человеком, а станем  «новым человеком во Христе» с покоем о Боге и покоем от чистоты от греха.

Хотелось бы заметить и то, что то, что далее предложено, во многом будет легко восприниматься, т.к. будет в разной мере узнаваемо, а вот если попробуешь начать изменять в себе привычное нехранение языка и усмирять непокой сердца, то, как правило, это не сразу удается из-за навыка, или на первых порах удастся, а затем можешь вернуться на старое.  А может быть и так, что кто-то и легко воспримет то, что описано, но почувствует, что не хочет этим заниматься, потому что это надо или напрягаться, а не хочется (ведь так легко жить по-старому и привычному), или понимает, что, если начнет «укрощать свой язык и сердце», то потеряет очень много удовольствий от праздности языка и пустомыслия, а он не готов с этим расстаться….

Также не могу не сказать, что те ситуации, которые берутся мною в этой теме, как примеры, могут показаться кому-то или такими, на которые не стоит обращать внимание, или такими, которые не могут привести к согрешениям, или такими, по поводу которых можно сказать, что если делать так, как тут описано, то и, так сказать, «жить невозможно» или «так тогда всегда надо молчать и не общаться» и т.п. Это — неправда. Мы – разумные творения Божии и нам, во-первых, надо еще многому учиться, чтобы быть достойными этого дара. Во-вторых, так как бо́льшая часть христиан живет в, так называемом, общежитии/совместном проживании, а значит имеет практически постоянное общение с другими людьми, и у нас и в нас еще очень много мирского, без чего мы не можем обойтись, то нам надо уметь не полностью безмолвствовать, как отшельники, а должно уметь право общаться, чтобы как можно меньше согрешать, меньше конфликтовать; а также давать простор нашему духу, так сказать, уменьшая ненужные и бесполезные речи и попечения. И это поможет приобрести духовный покой о Боге и от своей духовной чистоты. И, в-третьих, то, что сейчас описано, предлагается мною для меня и для того христианина, который желает обучиться правому молчанию, видению в себе страстных привычек и приобрести духовный покой. Если кто не желает этого, тому лучше не оправдывать свои малодушие и беспечность доводами о ненужности и невозможности исполнять то, что здесь написано. Полезнее будет смирить свое мнение о себе и поблагодарить Бога, что дал возможность узнать что-то из духовных законов и духовной практики. И если решит такой человек поупражняться, то пусть просить помощи Божией, а если не захочет, то лучше «отойти», как от ненужного ему, и не ругать или не лгать, что это неправильно или невозможно (и хотя бы в этом греха не будет); а там – да управит Господь о нем!

Итак, конечно, насколько рассмотрение обозначенных типов людей и возможных ситуаций может совпадать у современных христиан, живущих в семьях и монастырях, мне судить трудно. И отмечаю, что сейчас будет изложено не рассуждения о братьях из Отечника и самом Пимене Великом, а это будут рассуждения из моего духовного опыта, которые связаны с историями из Отечника. Но надеюсь, каждый читатель сможет найти что-то полезное для себя, если даже и не будет четкого совпадения не по типу людей, не по предложенным ситуациям. А свою духовную пользу, по великой милости Божией, я получила. Слава Тебе, Господи, просвещающему нашу темноту! Да славится Господь наш Иисус Христос, через Которого и с Которым Отцу слава, держава и честь, со Святым и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

ДОПОЛНЕНИЕ к введению: из святоотеческого учения

1.

«Слышала ты, любезная душа моя, о том, как проводили свою жизнь святые отцы! Ах, душа моя! Хотя немного подражай им: не были ли у них слезы? Ох, горе, душа моя! Не были ли они печальны, худы и измождены телом? Ох, горе, душа моя! Не были ли у них телесные болезни, большие раны и душевное со слезами сетование? Ох, горе, душа моя! На такими ли, как и мы телом немощным обложены они были? Ох, горе, душа моя! Не было ли у них пожеланий прекрасного, сладостного и легкого в мире сем и всякого телесного покоя. Да, желали; и тела их поистине болели; но они изменяли пожелания на терпение и скорби на будущую радость. Они раз навсегда все отрезали, почли себя за мертвых, нещадно мучили сами себя в духовном подвиге. Видишь ли, душа моя, как трудились святые отцы, не имея покоя во всяком злострадании, покорили плоть духу, исполнили все прочие заповеди Божии и спаслись. Ты же, жалкая, нисколько не хочешь понудить себя, от малых трудов изнемогаешь, унываешь и никак не вспоминаешь смертного часа и не плачешь о своем согрешении; но привыкла, несчастная душа моя, объедаться, опиваться и лениться; разве не знаешь, что ты самовольно позвалась на мучения? И нисколько не терпишь; как же хочешь спастись? Хоть с сего времени восстань, любезная душа моя, сделай, что я тебе говорю. Если не можешь так как святые отцы трудиться, то хотя по силе твоей начни; со смирением в сердечной простоте послужи всякому; зазирая свою немощь и осуждая себя, говори: горе тебе душа моя, окаянная, горе тебе скаредная; горе тебе всескверная, ленивая, нерадивая, сонливая, жестокая; горе тебе погибшая. Итак, мало-помалу она умилится, прослезится, в себя придет и покается» (Паисий Величковский. Крины сельные. Гл.1). 

О понятии «полу-христиане»

Прежде чем перейти к вопросу о наших реакциях, хотелось бы кратко поговорить о следующем. Ранее мы уже применяли понятие «полу-христиане», но скажем об этом еще раз, потому что это касается непосредственно нас и рассматриваемой темы.

Каждый человек может находиться в следующих состояниях: 1. жить без знаний о Боге и Его законах, т.е. быть неверующим, и не знать, что человек грешит; 2. стать на начальную ступень веры и узнать, что есть грех и удерживать себя от греха; 3. осознанно и добровольно идти путем самопознания и борьбы со своими страстями. Вот как об этом говорит бл. Августин.

Блаж. Августин (О 83 различных вопросах. В.66): «…есть четыре различных со­стояния в одном человеке, и, когда они постепенно пройдены, он будет пребывать в вечной жизни. …Первое действование — до закона, второе — под зако­ном, третье — под благодатью, четвертое — в мире. Действование до закона — когда мы не знаем греха и следуем плотским вожделениям. Действование под законом — когда мы уже удерживаемы от греха, однако совершаем его по при­вычке к пороку, так как нам еще не содействует вера. Третье действование — когда мы уже целиком верим нашему Изба­вителю, и не нашим заслугам приписываем нечто, но, любя Его милосердие, уже не бываем побеждаемы наслаждением дурным обычаем, когда он силится ввести нас в грех, однако все еще претерпеваем его совращающее воздействие, хотя и не преданы ему. Четвертое действование — когда в человеке нет вообще ничего противящегося духу, но все соединенное и связанное в согласии друг с другом хранит в прочном мире некое единство; и это произойдет, когда смертное тело будет оживотворено, когда это тленное облечется в нетление и это смертное облечется в бессмертие».

Итак, находясь уже в вере, христианин может находиться не в одном состоянии, а «под законом» и «под благодатью». Эти состояния также имеют различные степени, или возрасты: младенческий, юношеский и мужеский.

Иннокентий Херсонский (Лекции. л.6): «Свойства возрастов: а) Младенцы духовные имеют охоту спорить (1Кор.1;10), подвержены слабости влаяться (увлекаться) «всяким ветром учения» (Еф.4; 14). Они любят читать слово Божие, присутствовать в церкви, в об­ществе с людьми опытными в духовной жизни, словом — они подобно де­тям любят всегда держать молоко во рту, и водиться более чувством, нежели умом. Посему они ныне держатся сего учения, а завтра другого, и готовы ко всему, даже вредному, протягивать руки. Правда, они не забывают вовсе Иисуса Христа, как дети матери; но все же худо, если они протягивают руку ко всякому человеку или предмету, чем-нибудь льстящему им. Апостол Па­вел называет их плотскими, ибо чувство близко к плоти; да и в жизни они плотяны; любят роскошь. б) Юношескому возрасту усвояется сила и смысл. Юноши уже знают свои отношения к Богу и другим, и чувствуют силу — исполнять свои обязанности и преодолевать препятствия на этом пути. Им более всего нужно бывает сра­жаться и падать. Дитя не падает, ибо его носят, муж не падает, ибо искусился уже долгим учением; а юноша беспрестанно подвержен падению. в) Мужескому возрасту прилична твердая пища и ведение различать до­бро от зла (Евр.5, 12). Предел жизни духовной есть мера возраста Иисуса Христа …Можно еще разделить возрасты, во-первых, на очищение, ибо грешник, обращающийся к Богу, не чист; во-вторых, освящение и, в-третьих, соедине­ние с Богом».

(Кто в каком духовном возрасте находится, пусть определит сам, и тем самым познает свое состояние)

А теперь кратко напомним, что происходит с человеком при Крещении, как он становится христианином по Благодати Божией и что может происходить потом.

Игнатий Брянчанинов (Аскет. опыты. ч.2. Слово о различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу): «При крещении изливается на человека обильно благодать Всесвятого Духа, которая отступила от преступившего заповедь Божию в раю, от последовавшего греховному разуму и воле падшего ангела. Благодать снова приступает к искупленному кровью Богочеловека, к примиряющемуся с Богом, к отрекающемуся своего разума и воли…. «Христос, будучи совершенным Богом, — сказал преподобный Марк подвижник, — даровал крестившимся совершенную благодать Святого Духа, не приемлющую от нас приложения, но открывающуюся и являющуюся нам по мере делания заповедей». Крещеный человек, делая добро, принадлежащее естеству обновленному, развивает в себе благодать Всесвятого Духа, полученную при крещении, которая, будучи неизменяема сама по себе, светлее сияет в человеке по мере делаемого им Христова добра…. Напротив того, делая по крещении зло, доставляя деятельность падшему естеству, оживляя его, человек теряет более или менее духовную свободу: грех снова получает насильственную власть над человеком; диавол снова входит в человека, соделывается его владыкой и руководителем. Избавленный от горестного и тяжкого плена всемогущей десницей Божией, опять является в цепях, в плену, в темнице, во аде, по собственному произволу. Такому бедствию подвергается человек, в большей или меньшей степени, соответственно тем грехам, которые он позволяет себе, и соответственно навыку, который он стяжал к греховной жизни. Грех, живущий внутри человека и насилующий его, называется страстью. Страсть не всегда выражается очевидно: она может жить тайно в человеке, и губить его. Духовная свобода совершенно теряется и от того, если крещенный человек позволит себе проводить жительство по разуму и воле естества падшего: потому что крещенный отрекся своего естества и обязался во всех действиях, словах, помышлениях и ощущениях проявлять одно обновленное естество Богочеловеком, то есть жительствовать единственно по воле и разуму Господа Иисуса Христа, иначе, по евангельским заповедям и учению. Последование своему падшему естеству, последование его разуму и воле, есть деятельное отвержение Христа и дарованного Им обновления при Крещении».

Итак, думаю, что многие из нас, к сожалению, видят, что они во многом относятся к тем, кто знает заповеди Божии и христианское учение, но следуют своему ветхому человеку, живут в страстях и, не видя их, не борются с ними. И именно нас я называю «полу-христиане». Такого понятия нет ни в Писании, ни в учениях святых отцов, там употребляется слово «грешник», которое означает и верующего и неверующего человека. Но, к сожалению, многие из нас, понятие «грешник» более применяют к людям неверующим, мирским или к своим ближним, а себя к ним не относят или, вернее сказать, относят, но не совсем. Это очень пагубный настрой души, который многими людьми не осознается, но который тайно для нас самих, уводит нас от истинного покаяния и исправления себя. Мы считаем себя христианами, которые грешат, но имеем различные внутренние оправдания, почему мы так делаем. Поэтому для того, чтобы напоминать нам, что речь идет о нас, а не о каких-то грешниках, мы иногда будем применять понятие «полу-христиане». Надеюсь, со мною согласятся те, кто внимательно читал или слушал примеры реакций праведников, описанные выше, что мы — не истинные христиане. Прости нас, Господи, ибо стыдно сознавать это! И пусть этот стыд послужит началом к нашему исправлению и становлению на истинный путь самопознания и очищения!

Далее. Уже говорилось, что мы, полу-христиане — ни горячие, ни холодные. Мы живем внешней жизнью и на этом успокоились, мы знаем законы Бога, но не живем по ним, мы ходим в храм, но не имеем храма внутреннего, в котором живет Христос….

Лука Крымский (Проповеди на темы Апостольских посланий. О рабах греха и рабах праведности): «И среди нас, христиан, есть много людей, которые считают себя свободными (от греха) и гордятся своей свободой. Они не подозревают того, что на самом деле являются жалкими рабами греха…».

Авва Исаия (Сл.19): «Есть такие, которые говорят о царствии Божием, но не творят дел царствия. Есть и такие, которые творят (дела царствия Божия), но без должного ведения и рассуждения».

Как видим, полу-христианами можно назвать тех, которые только говорят о Боге и вере, но ничего не делают или делают только малую толику того, что предписано Евангелием. Мы уже приводили следующее поучение частично, но приведем его еще раз для того, чтобы увидеть разницу между теми, кто живет по вере и любви, и кто не живет, а только знает и говорит об этом.

Диадох (Подвижническое слово. Гл.20, 21): «Вера без дел, и дела без веры одинаково не могут быть одобрены. Верующему, чтоб доказать свою веру, должно приносить Господу дела. … Любящий Бога и верует искренно, и дела веры совершает преподобно. Верующий же только, а не пребывающий в любви, и самой той веры, которую кажется имеющим, не имеет. Он верует с некой легкостью ума, не нося в себе действенного отвеса преславной любви. Только «вера, любовью действующая» (Гал.5:6) есть великая главизна добродетелей».

Лука Крымский (Проповеди на темы Апостольских посланий. Спасительна лишь действенная вера): «Святой апостол Иаков об этом говорит: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли вера спасти его? Но скажет кто-нибудь: «ты имеешь веру, а я имею дела», покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих. Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва» (Иак.2: 14, 18–20)? Нужна не просто вера, но действенная вера. Надо, чтобы она так крепко вселилась в сердца наши, всецело овладев всеми нашими помышлениями и волей, чтобы мы не могли жить не так, как велит нам вера в Господа. Ибо тот, кто полон истинной веры, не может нарушать заповеди Христовы».

Итак, христиане, не исполняющие заповеди Христовы, не имеют дел веры и любви, и тогда:

Феофан Затворник (Толков. на посл. Галатам. 5, 6): «Христианин остается только именем христианин и внешними некоторыми делами; на деле же он стал иудей, чающий оправдаться внешним принадлежанием к Церкви Божией».

Лука Крымский (Проповеди на темы Апостольских посланий. Спасительна лишь действенная вера): «Но разве вы не знаете таких, которые называют себя христианами, ходят в церковь, а дома бесчинствуют: лютая свекровь изводит несчастную невестку, отравляет ей жизнь, доводя до того, что та стремится убежать из дому, все бросив. И таких, кто лишь на вид благочестив, немало. Но чего стоит их вера? Их дела совсем не соответствуют заповедям Господним. Может ли человек верующий быть безжалостным, немилосердным, отказывать в помощи своим ближним? Может ли он зло сказать голодному: “Ступай, Господь подаст”? А ведь так часто говорят, и дети, слыша это, повторяют жестокие слова».

Тихон Задонский (т.5, Письма посланные, п.39): «Вот наши дела! Вот наше христианство! Бог нас зовет на покаяние — мы Его не слушаем. Бог послал к нам Сына Своего спасти нас — мы Его не слушаем. Он за грехи наши пострадал — мы тому не внимаем и повторяем грехи. Бог нам не велел обижать, не велел красть, лжесвидетельствовать, не велел чужого же­лать — мы Его не слушаем. Бог повелел друг друга любить, друг другу добро творить — мы Его не слушаем. Судиям повелел правду хранить — они Его не слушают. Всем заповедал удаляться от зла и творить добро (см. Пс.33:15) — мы этому не внимаем. Он питает нас, одевает и прочими благами мира сего снабжает нас — мы Его не слушаем и Благодетелю благодарения не воздаем. Бог на это наше непослушание смотрит, смотрит, и видит, и записывает в книге Своей».

К таким полу-христианам относятся следующие слова Господа, которые мы не раз читали: «Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые» (Мк.2,21.22). Как эти слова сообразуются с нами? Именно, мы, полу-христиане, есть «мехи ветхие».

Василий Великий (Беседы на псалмы. 32 пс.): «…которые не отложили ветхого человека, те суть мехи ветхие и ненадежно вливать в них вино новое; «никто не вливает вина молодого в мехи ветхие», чтобы не пролилось вино и не погибли совершенно те мехи (ср.: Мк.2,22), сделавшись уже не заслуживающими никакой пощады после того, как прольют доброе и новое вино, ибо новое вино должно быть вливаемо в мехи новые».

Авва Исаия (сл.21): «Те, которые хотят испол­нять плотские похотения, и не заботятся врачевать себя святым покаянием, чтобы быть чистыми и свя­тыми, (те) окажутся в час нужды обнаженными, не имеющими ризы добродетелей, и ввергнутся во тьму кромешную, где находится диавол, облеченный в одежду страстей, каковы суть: блуд, похоть, сребролюбие, уныние, злословие, гнев, вражда, тщеславие и гордость. Сии суть ветви зла; есть и еще много подобных им, как то: невоздержание, украшение тела, рассеянность, леность, смехотворные слова, бесстыдство, роскошь, попрание совести, небрежение о суде Божием, зависть, ложь, человекоугодие, лжесвидетель­ство, ложное уверение в знании, дерзкое присвоение себе учительства, желание прибыли, малодушие, нетерпение, ненависть к ближнему; когда кто не укоряет самого себя, любит человеческую славу; когда изы­скивает роскошные яства, когда исполняет похотения тела сердцем, подает повод к соблазну, хва­лится своим разумом, спорит и препирается, когда следует собственной воле, почитает себя добрым и мудрым, когда почитает брата своего грешным или безумным и уничижает его. Сии ветви зла растут и усиливаются в бедной и несчастной душе, доколе не отлучат ее от Бога. Это те тягчайшие бремена, коим Адам подклонил хребет, когда вкусил от запрещенного древа…. Это мехи ветхие, в кои не вливают вина нового. …Это те демоны, коих Христос послал в стадо свиней. Это ветхий чело­век, коего совлещись заповедует Апостол, когда говорит: «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия» (1Кор. 15, 50). И еще: «ибо если живете по плоти, то умрете» (Рим. 8, 13). Это суть те волчцы и терния, кои произрастила земля Адаму, когда он изгнан был из рая».

Далее будет приведено обличительное слово к подвижникам и монахам, но и к нам оно относится в полной мере.

Ефрем Сирин (Слово подвижническое): «Ни один не кроток, не сми­рен, не безмолвен. Никто не воздерживается от оскорбления, никто не терпит злословия, но все склонны к гневу, любят прекословить, все ленивы и раздражительны, и заботятся о нарядных одеждах, все тще­славны и славолюбивы, все самолюбивы. Приходящий слушать огла­сительное учение, прежде оглашения, уже учит; не обучившись, – дает законы; не поняв еще складов (не читая еще и по складам), – любо­мудрствует; сам не подчинившись, – других себе подчиняет; не приняв приказания, – приказывает; не вняв советам других, – дает свои уставы. И если стар, – то с высокомерием приказывает; если молод, – противоречит; если богат, – тотчас требует себе чести; если беден, – домогается упокоения…».

Горе нам, потому что мы живем по законам мира и своих желаний и мнений! И даже если изменилась немного наша внешняя жизнь (мы стали ходить в храм, общаться с христианами, читать христианскую литературу, говорить о Боге и т.п.), а внутри остаемся наполненные грехом и руководимы всеми вышеперечисленными страстями, то тогда слово Божие (т.е. «вино») о том, какими мы должны быть и как себя вести, не приносит нам спасения, т.к. наши мехи, наш внутренний человек не может удержать его и оно не является для нас нерушимым законом. Прости нас, Господи!

Далее. Мы, христиане, в отличие от мирских людей, знаем, что мы должны быть смиренными, терпеливыми и кроткими, любить ближнего и врага, независимо от того грешат они или нет.

Нравственное Богословие (Грехи против 7 зап., грех — холодность в супружестве или же любовь только кратковре­менная, по одному животному возбуждению): «Христианская—евангельская нравственность тем то, меж­ду прочим, и возвышается над всякою другою естествен­ною или философскою нравственностью, что не освобождает нас от исполнения обязанности к другим, когда другие нарушают эту самую обязанность в отношении к нам».

Но, зная это, поступаем по-другому. Для таких как мы Писание и отцы говорят следующее:

Варсануфий Великий (Вопрос 159): «Брат! …(Итак, знай), что если безумный согрешит в слове, то все прощают; ибо он безумен и не знает, что говорит. Если же премудрый согрешит, то не получает прощения, ибо премудр и согрешил в ведении».

Иоанн Златоуст (т.8, ч.1, бес.67): «Не столько хулится Бог нечистой жизнью язычника, сколько развращением христианина. Поэтому, прошу вас, старайтесь всячески о прославлении Бога. Горе, сказано, тому рабу, которым имя Божие хулится. А когда будет горе, тогда тотчас последует всякое наказание и мучение».

Также мы, полу-христиане, позорим имя «христианина» своими реакциями, словами и делами.

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди, 6-я запов.): «Какой знак отличия для истинного христианина? По тому, – говорит Христос, – узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). А мы, Господи, как же мы далеки от истинных учеников Твоих! Мы ссоримся, враждуем, негодуем, ненавидим, не терпим друг друга. Стыдно даже произнести перед неверующими: «Я – христианка». И часто в разговоре неверующих можно услышать: «У нас соседка верующая, в церковь ходит, а какой злобный, вреднющий человек». Горе нам, если хулится имя Христово через наше человеконенавистничество. Посмотрите себе в сердце, спросите свою совесть, не является ли ваше поведение соблазном для всех. И если грешны, кайтесь! Господи, прости нас, грешных!».

А теперь приведем примеры пороков, касающихся нашей темы, которые будут у христиан в «последние дни».

Феофан Затворник (Толков. на посл. 2 Тимоф. 3,2-3, 5): «Люди будут… недружелюбны (нелюбовни), непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки (некротцы), не любящие добра (неблаголюбцы)…Имеющие вид (образ) благочестия, силы же его отрекшиеся». «Нелюбовни»,—чужды даже и родственной любви к своим, «даже и своим недруги» (Экумений). … «Непримирительны» — никаких сделок не принимают к прекращению разлада, — расходятся однажды навсегда и всякого примирения отвращаются,— на глаза не принимают, и не показывайся. «Клеветники» — то есть «несправедливо думающие и говорящие о других худо. Это такие, которые, не видя в себе ничего доброго, утешение себе некое находят в злословии про других, чтоб подорвать доброе о них мнение; но как говорят о других наобум, то ошибаются и погрешают,— почему истинно суть клеветники» (святой Златоуст, блаженный Феофилакт). «Невоздержны» — «и в языке, и в чреве, и во всем другом» (святой Златоуст). «Некротцы» — резки и буйны, во взоре, слове, движениях. «Отсюда зверство, отсюда свирепство,—когда бывает кто сребролюбив, когда кто самолюбив, неблагодарен и невоздержен» (святой Златоуст). «Видишь, какими делает самолюбие и сребролюбие? Зверями вместо людей» (блаженный Феофилакт). «Неблаголюбцы»— «враги всякого добра» (блаженный Феофилакт) или всякого — доброго и благолюбивого человека. … «Имеющие вид (образ) благочестия, силы же его отрекшиеся» Будучи, однако ж, таковы, по расположениям и чувствам сердца, они наружно удерживаются показывать себя такими, а напротив, стараются держаться всех внешних порядков благочестной христианской жизни, где уж нельзя отступать от них, не обнаружив ярко своего нечестия. Оттого лицедейство — неизбежное последствие в людях, обладаемых страстями, вращающихся, однако ж, среди любящих благочестие. …Наши толковники, разумея под благочестием веру, пишут об этом так. Экумений: «если судить о них по тому, что говорят, они благочестивы, а если судить по тому, что делают, они оказываются и обличаются противными словам своим». Феофилакт: «они принимают только вид благочестия и притворяются, делами же отвергаются его. Заметь, что сила благочестия, или как бы нервы его,—в делах. Почему праведно говорится, что оно без дел мертво». Святой Златоуст: «словом: «образ» — Апостол выражает здесь нечто бездушное и мертвое, наружность, вид, лицемерие. Вера без дел есть только наружный вид без силы. Как тело красивое и цветущее, но не имеющее силы, подобно нарисованному изображению, так и правая вера без дел. Представим, что какой-нибудь сребролюбец, предатель или наглый человек содержит правую веру; что в этом пользы, если он не отличается ничем приличным христианину, если он не делает ничего свойственного благочестию, но превосходит язычников своим нечестием, служит заразою для близких к нему и поводом к хуле на Бога, — если он позорит учение своими делами?» Блаженный Феодорит все это отделение об имеющем раскрыться худонравии, заключает так: «настоящее, думаю, предсказано Апостолом время, ибо жизнь наша исполнена сих зол и, облекаясь в наружность благочестия, делами уготовляем из себя кумир лукавства: вместо боголюбивых стали сребролюбивыми и любим рабство страстям; одним словом, в нас можно найти и прочее, что предрек Божественный Апостол». Нельзя отрицать, что подобное наведение уместно еще паче в наше время».

Итак, нам полу-христинам, нужно понимать то, какие мы, и содержать это постоянно в своем сердце. При этом не должно отчаиваться, а четко отдавать отчет: если я не буду идти путем внутреннего обновления, когда страсти заменяются добродетелями по милости Господа моего, то мне предстоят страшные испытания на мытарствах. И если я хочу остаться таким, каков я сейчас, то это мой выбор, за который я сам и отвечу на Суде. А если хочу познать себя и измениться ради любви к Богу и исполнения Его воли, то буду звать помощь Божию и своими усилиями стараться исполнять заповеди.

Лука Крымский (Проповеди на темы Апостольских посланий. Будьте живыми камнями здания своей жизни): «Были великие люди, которые строили здание своей христианской жизни из драгоценных камней, как строил его преподобный и богоносный отец наш Серафим Саровский, святители Питирим Тамбовский и Тихон Воронежский. Были такие, которые строили из золота и серебра.Но есть много людей, мнящих себя христианами, которые строят здание своей жизни из дерева, сена, соломы. Что это значит? Они строят тоже на основании, положенном апостолом Павлом, на Основании, Которое есть Иисус Христос, но создают негодные, жалкие лачуги – деревянные соломенные, иногда даже только похожие на кучу сена, ибо редко творят богоугодные дела, а чаще грешат. Немного они думают о жертвах духовных, а больше заботятся о том, чтобы построить здание для беспечной жизни в веке сем. Есть некоторые люди, чьи здания подобны паутине, и ткут они эту паутину всю жизнь, ожидая, чтобы в нее запутались братья и сестры их. О таких уже нечего и говорить. Когда придет великий, страшный День Христов, когда все предстанут перед Господом, как перед Судией, тогда огнем будут испытаны здания, которые строил каждый из нас. Здания, построенные из драгоценных камней, из золота и серебра, даже из железа, не сгорят, устоят; золото и серебро, обожженные огнем, заблещут еще ярче. А жалкие лачуги в Страшный День Христов сгорят, как горит сено, солома и дерево. Уцелеют только небольшие частицы из прочного материала – каменные, железные, медные, иногда даже серебряные и золотые, ибо и у таких строителей бывает кое-что доброе. У «кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду; а у кого дело сгорит, тот потерпитурон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня» (1 Кор.3:14–15). Как же они спасутся? Почему Господь убережет их от сожжения в вечном пламени, того сожжения, которому подлежат злодеи, хулители Христа, все ткавшие паутину в жизни своей? Господь помилует их только потому, что они, хоть и плохо, но все же строили здание своей жизни на верном основании. За их малую веру, за малые добрые дела, за их малую любовь и милосердие они спасутся, но будут тяжело обожженны на пути страшных мытарств от злых духов. Бойтесь же этого огня, который будет жечь строение всей жизни вашей. Всегда имейте перед мысленным взором вашим Господа Иисуса Христа, распятого за вас на Кресте, всегда помните, что вы искуплены от суетной жизни Его бесценной Кровью. Взирая на Крест Христов, исполняйте то, что завещано нам апостолом Петром. Помните, что вы камни живые, что вы сами строители, что вы созданы Богом для того, чтобы быть совершенными, как совершенен Отец ваш Небесный».

Все это христианин должен осознавать и тщательно, и с рассуждением подходить к своим мыслям, желаниям, чувствам и действиям. И это оградит его от состояний полу-христиан, которые что-то делают, но делают «без должного понимания и рассуждения».

В этих беседах мы еще не раз будем видеть, какие мы полу-христиане, а сейчас хотелось бы привести слова боли о нас, грешных христиан, нашего современника святого Луки Крымского, которые могут быть произнесены всеми святыми отцами, которые нас наставляют своими учениями:

Лука Крымский (Проповеди на темы Апостольских посланий. О рабах греха и рабах праведности): «Могу ли я ныне сказать о вас, … что, освободившись от рабства греха, вы стали послушны учению Христову, которому я стараюсь вас научить? Знаю, что не все стали рабами праведности. Пусть же и ваши сердца содрогнутся как мое, пусть не только мои слезы льются об этом, но и ваши очи источают слезы покаяния, сокрушения о нечистоте своей. Если вы освободите члены свои от греховных оков и обратитесь к Богу, то плодом этой перемены будет святость, концом – жизнь вечная, которой да сподобит всех кающихся всемилостивый и всепрощающий Христос Бог наш».

Святые и праведные Христовы, молите Бога о нас, грешных!

1. Раздел 3.2. О трех состояниях внутреннего человека относительно мира/покоя сердца

Когда мы говорили о добродетелях, позволяющих праведно переносить любое зло, то рассматривали следующие добродетели: смирение, кротость, терпение, надеяние на Бога и др. Несмотря на то, что это разные состояния души, но все они имеют одно общее состояние, это – спокойствие, или мир сердца. В нем христианин находится и, пребывая один, и общаясь с другими людьми, и во время злоречий и скорбный ситуаций, и после них.

Далее кратко рассмотрим, что происходит в сердце грешника и заметим, что здесь речь идет не о спокойной внешней реакции, а о том, что происходит во внутреннем мире человека.

Феофан Затворник (Письма. п.558): «…настоящий покой не во вне, а внутри, и источник имеет не внешнюю обстановку, а внутреннее благоустроение. Когда сие будет, тогда внешнее само подладится к нему».

Существует три основных состояния мира сердца: истинный покой, непокой и ложный покой. Если изобразить эти состояния графически, то истинный покой, как праведное состояние, будет находиться посередине, т.е. между двумя страстными состояниями: с одной стороны непокоем, т.е. возбужденным состоянием, а с другой — ложной успокоенностью.

А теперь посмотрим наличие этих трех состояний у праведников, полу-христиан и у неверующих людей.

Как мы сказали выше, праведники имеют относительно постоянный мир сердца.

Евагрий Понтийский (Мысли. ст.2): «Бесстрастие есть спокойное состояние разумной души, образующееся из кротости и целомудрия».

Петр Дамаскин (Творения,кн.2,сл.21): «Душа имеет мир с Богом, когда имеет мир в себе самой и бывает вся – такою, как угодно Богу, а такою бывает она, когда имеет мир со всеми людьми, хотя бы и тяжкое переносила от них; но, по незлобию, вовсе не смущается, а все терпит, всем желает добра, всех любит ради Бога и ради естества. О неверных, как погибающих, плачет, как делал Господь и апостолы, о верных же молится и соболезнует им (Лк.23,34; Деян.7,60), и так получает мир помыслов и мысленно пребывает при Боге ведением и чистою молитвою».

У полу-христианина также бывают состояния правильного покоя, происходящие по благодати Божией. Так, например, бывает после исповеди, Причастия, при исполнении заповедей Божиих и дел милосердия. Но такой мир сердца у нас не постоянен и чередуется с ложным покоем и с непокоем.

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди): «Последите за собой! Вы искреннейшим образом со слезами покаялись, причастились Святых Христовых Тайн – какой мир и покой на сердце! Но вот, идя из храма, вы кого-то встретили и в разговоре неосторожно бросили маленький комочек осуждения в свое сердце… Все! Лавина тронулась с места! Посмотрите теперь, с какой молниеносной быстротой будет наматываться греховный ком…».

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Дивное дело! когда сердце посредством живой веры соединено с жизненным началом — Духом Святым, тогда оно покойно, пространно, и мысль тогда свободна и светла, и язык свободен и плавно ровен; но лишь только мысленно пожалеет человек в это время для брата своего чего-нибудь вещественного, например, пищи, денег, вспомнивши о каком-нибудь брате, ищущем его пищи, сердце его мгновенно поражается духовной апоплексией, бывает связано, удручено; мысль также связывается вследствие поражения сердца — источника мысли и темнеет, язык — тоже, кровь принимает усиленное обращение и делаются приливы к голове, весь человек бывает в стеснительном, ненормальном положении».

Поэтому христианин должен постоянно помнить о состояниях своего внутреннего человека и понимать, когда он с Богом, а когда удаляется от Него.

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Когда свет веры или истины Божией живет в твоем сердце, тогда оно покойно, твердо, сильно, живо; а когда он пресечется, тогда оно беспокойно, слабо как трость, ветром колеблемая, безжизненно».

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «В сердце человека происходит то приближение его к Богу, то отдаление от Бога, и вместе с этим — то покой и радость, то смятение, страх, теснота, то жизнь, то смерть духовная».

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Различай в себе Духа Животворящего и духа мертвящего, убивающего твою душу. Когда в душе твоей мысли добрые — тебе благо, легко; когда на сердце спокойствие и радость, тогда в тебе дух благий, Дух Святый; а когда в тебе недобрые помыслы или недобрые сердечные движения, тогда — худо, тяжело; когда ты внутренне смущен, тогда в тебе дух злой, дух лукавый. Когда в нас дух лукавый, тогда при сердечной тесноте и смущении мы обыкновенно чувствуем трудность дойти сердцем до Господа, потому что злой дух связывает душу и не допускает ее возвышаться к Богу. Дух лукавый есть дух сомнения, неверия, страстей, тесноты, скорби, смущения; а дух благий есть дух несомненной веры, дух добродетелей, дух свободы духовной и широты, дух мира и радости. По этим признакам знай, когда в тебе — Дух Божий и когда — дух злой, и как можно чаще возвышайся благодарным сердцем к Всесвятому Духу, оживотворяющему и освящающему тебя, и всеми силами беги сомнения, неверия и страстей, с которыми вползает в нашу душу духовный змий, тать и убийца наших душ».

Итак, когда в нас действует самость или гордость, или мирские интересы и т.д., то мы теряем мир Христов.

Феофан Затворник (Толк. на посл. Римл.12, 18): «В живущих по духу века сего, то есть с одними земными целями, в самости и в самоугодии, едва ли и бывает настоящий мир, а если бывает — случайный, непрочный. Отвергшиеся себя и вслед Господа пошедшие имеют в себе прочную основу мира; но как и в них ветхий человек не вдруг умирает, то и в них нередко чувствуются припадки раздражения, покушающиеся разрушить взаимный мир. И подобает блюстись. — Не многое требуется: жертвуй всегда своим в пользу другого, и никогда мир твой с другими не нарушится. Кажется это убыточным; но на деле всегда оказывается прибыльным».

У неверующего же человека не бывает истинного покоя, т.к. у него нет веры и того, чтобы он что-либо делал с памятью о Боге и во славу Божию. У него может быть ложный покой от благополучия внешней жизни, от человеческой любви, от хорошего настроения и т.п., и частое неспокойствие.

Вот кратко о трех состояниях трех типов людей. И как мы видим, мы, полу-христиане, бываем и мирны сердцем, подобно праведникам, и немирны или ложно мирны как неверующие люди. Далее приведем поучения о том, как живут мирские люди, и возможно многие из нас, полу-христиан, проверив себя, увидят, что они живут с такими же внутренними бурями в сердце и с такими греховными мятущимися настроениями и делами.

Георгий затворник Задонский (Письма, 1.120): «Плотской человек… смущается, когда не по нем бывает: до­садует, гневается, спорит, противословит, зло­словит, ненавидит, ропщет, жалуется, завидует и ищет угодить чувствам своим. Все земные блага любит, всего сладкого желает и всякого лишения боится; любит почтение и славу при­нимать от человеков, надменен и горд бывает. Такой Господу угодить не может и называ­ется «человек душевен», потому что угождает только своим душевным чувствам».

Тихон Задонский (Об истинном христианстве, кн.2, § 342): «Ныне обрати очи твои на мир и рассмот­ри, что он такое и что любителям своим дает. Представляет тебе образ его апостол и говорит: «Весь мир лежит во зле»(1Ин.5:19). Зло в горо­дах, в селах, зло в домах, зло на путях. Сосед на соседа враждует, путник с товаром боится раз­боя: «Враги человеку — домашние его»(Мф.10:36); нищий богатому завидует, поселянин гражда­нину, сановитый простого презирает, чернь не­годует, жена мужа подозревает, муж жену, гос­подин рабу не верит, раб господину льстит и лукавит. Все друг друга опасаются. Один кра­дёт, другой, будучи обкраден, жалуется и проклинает. Тот клевещет, другой, будучи оклеве­тан, сугубо мстит оклеветавшему. Иной досаж­дает, другой мстит досадившему. От этого ссоры, брани, взаимные злословия, за этим сле­дуют драки и кровопролития, отсюда друг на друга жалобы, друг друга судят и осуждают, а все неправы. Доходит дело до суда, тут зло злу последует новое и большее. Вымышляют друг на друга язвительные обличения, друг друга по­губить или в крайнее бедствие ввергнуть стара­ются. Сами себя беспокоят душевредно, беспо­коят и тех, кому долг велит разбирать правого и виноватого. Так мир непрестанно, как море, волнуется и любителей своих утруждает. Любящий Христа не таков. Он, по подобию корабля, в тихой терпения гавани стоит, ни вет­ра, ни бури, ни волн не боится. Хотя и веют на него ветры искушений и ударяют волны бед, но он тишиною терпения безопасен стоит. Сам ни на кого не враждует и враждующим прощает, и так тих, покоен, мирен внутри себя, всегда и везде сокровище свое с собою носит».

Непокой сердца

Итак, сердце грешника, или внутренний человек, во-первых, находится в непокое от постоянного или частого насилия страстных мыслей, чувств и желаний, и, во-вторых, у него есть ложный внутренний покой. Вначале кратко скажем о непокое.

Что такое непокой сердца?

Что такое непокой сердца? Непокой сердца, это – душевная болезнь грешника.

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Волнение, возмущения, огонь страстей различных порождают в нас множество болезней душевных и телесных».

Илия Минятий (Слово о любви к врагам): «Я хочу по­беседовать с вами о том, что мы чувствуем в себе самих, дабы понять, что наши страсти — это наши великие болезни, если выразиться помягче. Когда наша природа желает, боится или каким-нибудь иным образом приходит в возбуждение, она тог­да страдает, терпит, волнуется и выходит из того спокойствия, в котором, так сказать, и заключается ее здоровье. Представьте себе, как она волнуется, когда ею овладевает страсть, разру­шающая ее здоровье и вносящая смуту в ее чувства. Тогда она больна от смущения, ее вкус развращается, и она тогда желает более того, что нравится, чем того, что полезно. Она делает, что чувствует, а не то, что обязана делать. Ее движения буйны, рас­суждения безумны, ее жизнь — мучение. Представьте себе ее спокойную, в совершенной тишине духа, во внутреннем успо­коении сердца. Она тогда здорова, с правильными чувствами и упорядоченными желаниями, с разумом, который твердо на­правляет ее к правильности в суждениях и руководит твердыми шагами по пути к жизни, и эта жизнь есть всецело жизнь, ибо она — всецело тишина. …Спокойствие есть не иное что, как мир и любовь».

Итак, непокой сердца, это — буря страстных мыслей, желаний и чувств внутри человека, которые могут вырываться наружу и выражаться, например, через крик и слезы обиды или через осуждение, а могут скрываться в воображении человека.

Феофан Затворник (Начертание христианского нравоучения): «…воображение беспрерывно играет образами, и как последние у него бесчисленны, разнообразны, смятенны, изменчивы, то и пожелания у него бесконеч­но разнообразны, большей частью смятенны, как и мечта, и изменчивы до прихотливости и причудливости. Воображение у него (грешника) движет­ся само собою, по законам сцепления образов; и пожелания у него тянутся некоторой при­вычной чередою, механически, как бы без ве­дома, и сами собою одно другое вызывают, одно другое посекают (сменяют). У него владычествует воображение, и он живет в нем или в его мире, как в стихийном каком составе, и высвободит­ся из его обаяний не в силах. Раб он есть сво­их пожеланий. Они мятут его беспрерывно и держат как в каких тенетах».

Отцы говорят, что покой сердца зависит от самого человека, т.е. от того, что он думает, желает или делает.

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «…с каждою мыслию доброю или недоброю, желанием, намерением, словом или делом происходят соответствующие перемены в сердце — спокойствие или беспокойство, радости или скорби…».

И если мой ум охвачен недобрыми мыслями обид, злопамятства, осуждения, мщения и т.д., то и сердце будет испытывать тягостные чувства (но об этом подробнее мы поговорим чуть позже)

Следует знать, что одни мысли и желания могут сопровождаться тихим, малоэмоциональным переживанием, а другие эмоциональными бурями. Так, тихий непокой бывает от страсти уныния, или телесного и душевного расслабления

Авва Серапион (Собеседования Иоанна Кассиана, гл.16): «…от уныния (рождается) праздность, сонливость, безвременность, беспокойство, бродяжничество, непостоянство ума и тела, говорливость, любопытство».

А бурный непокой, это — страсть гнева.

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди, 7-ая заповедь блаженства): «Чем же нарушается мир сердца? Мир сердца возмущают страсти! И в первую очередь такие, как гнев и ярость».

Например, довольно сильное беспокойство приносит страсть сребролюбия, при которой все мысли только о деньгах, и при этом или страх о своем материальном благополучии, или неудержимое стремление что-то приобрести.

Иоанн Златоуст (т.4, бес.50): «Умножение богатства ничего больше не приносит нам кроме умножения забот, беспокойств и бессонницы».

Платон митр. Московский (т. 11, Слово в день Вознесения Господня): «Приобретение богатства стоит великих трудов; сбережение стоит великого страха; порядочное употребление требует подвига благоразумия. Не имея его, беспокоимся; получив его, страшимся, чтобы из-за какого-нибудь случая его не потерять».

Напомним, что когда мы изучали тему о страсти сребролюбия, то говорили о том, что:

Иоанн Златоуст (т.4, беседа 37): «Истинное богатство и неоскудеваемое имение состоит в том, чтобы желать только нужного и надлежащим образом употреблять излишнее. Такой человек никогда не может опасаться бедности, не будет терпеть скорбей и испытывать беспокойств, он будет безопасен от клеветы, свободен от злоумышленников и будет жить в невозмутимом мире, наслаждаясь спокойствием и тишиною; и что всего важнее и выше всех благ, такой (человек) получит много милостей Божиих, как верный распорядитель имений своего Господа».

Далее. Страсть сребролюбия связана с многопопечительностью, которая также не дает покоя сердцу.

Феофан Затворник (Созерцания и размышления. Ст. Самоиспытание): «Присмотритесь еще внимательнее, и вы различите в себе, под этим смятением помышлений в уме, в воле — постоянную заботу об устроении своего быта, которая непрестанно точит душу, как червь, гонит человека-труженика от одного дела к другому, устремляя его все вперед и вперед по недовольству ничем обладаемым и при производстве одного всегда представляя сотни других дел, будто бы неизбежных. С первого пробуждения нашего от сна осаждает душу забота и не дает нам ни посидеть на месте, ни поговорить с кем-либо как должно, ни даже поесть спокойно, пока не свалит нас, утомленных, глубокая ночь на отдых, в свою очередь возмущаемый заботливыми сновидениями. Эта болезнь именуется многозаботливостью, которая снедает душу, словно ржа железо».

И увлекшись этой страстью, многие из нас забывают, что этот мир, в котором мы живем, не имеет покоя и об этом говорится в Писании, но зачастую мы считаем по-другому.

Григорий Богослов (Слово 9): ««приблизьтесь к горам вечным — встаньте и уходите, ибо страна сия не есть место покоя» (Мих.2,10), хотя некоторые и думают найти себе покой в земном и дольнем».

Также все скорби, происходящие в жизни человека, мы воспринимаем со страхом и беспокойством, которые также разрушают мир сердца.

Иоанн Златоуст (т.9, ч.2, бес.13): «…тот, кто покорился удовольствиям, не может уже и жить, вследствие возникающих отсюда беспокойств, страхов, опасностей и бесчисленного роя страстей. Придет ли ему мысль о смерти, он уже прежде смерти умер от страха; представится ли ему в уме болезнь, обида, бедность или что-нибудь другое из неожиданного, он уже погиб и уничтожен. Что может быть несчастнее такой жизни? Но не таков живущий Духом: он стоит выше и страхов, и скорби, и опасностей, и всякой перемены, потому что ничего не терпит, но, — что гораздо важнее, — презирает все, что бы ни случилось».

Итак, мы кратко рассмотрели, что такое непокой сердца, но в тоже время и увидели и одну из причин этого непокоя, а именно — страсти человека. Далее кратко перечислим и другие причины.

Некоторые причины непокоя сердца

1. Причиной непокоя является отсутствие или малость таких добродетелей как смирение, кротость, терпение и т.д., так как:

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди): «спокойствие (душевное) есть плод кротости и незлобия».

А у нас, грешных, нет ни смирения, ни кротости и нами управляет гордость.

Иоанн Златоуст (т.7, ч.2, бес.65): «гордый одержим всеми этими страстями, и пресмыкается как червь в грязи. И зависть, и ненависть, и гнев постоянно волнуют его душу».

Иоанн Кассиан (Собеседование аввы Пиаммона. Гл.13): «Если же мы возмущаемся от оскорблений других, то значит, что в нас нет основания смирения, прочно утвержденного; поэтому здание наше со­трясается и от малой бури до опасности падения».

Далее мы приведем поучения о том, как должно рассуждать смирение, желающее сохранить свой покой.

Авва Иосиф (Отечник Игнатия Брянчанинова): «Если хочешь обрести покой в этом и в будущем веке, то при всяком случае говори себе: «Кто я такой?» и не осуждай никого».

И если взять страсть гордость и ее состояние – непокой, то, следуя от противного, можно сказать следующее: когда гордость произносит или чувствует к другому человеку «кто ты такой?!», а к себе: «я – такой!», то сердце будет осуждать и волноваться.

Вот еще одно поучение:

Варсануфий Великий (Руководство к духовной жизни. Вопр. 696): «Считай себя самым грешным и последним из всех, и будешь иметь покой».

Применим его к гордости и непокою и получится: считай себя праведным и первым из всех, и будешь иметь не покой.

2. Следующей причиной непокоя может быть действие нечистой совести и это побуждает страх.

Феофан Затворник (Созерцание и размышления. Ст. Смятение и мир души): «Когда совесть покойна и отношение к Богу мирно, тогда душа пребывает в себе и держит себя степенно. Когда же совесть встревожена и Бог оскорблен, тогда душе тяжело быть в себе, как в угарной, чадной комнате, — и она бежит вон, и вне себя ищет, чем бы утолить внутреннее томление, перебегая от предмета к предмету без промежутков, чтоб и на минуту не оставаться с самой собою. Только тогда, когда, как ангел, нисходит в нее помышление о примирении с Богом и совестью, возвращается она к себе, как беглый раб с повинной головою, и с того времени опять остепеняется».

Иоанн Златоуст (т.9, ч.1, бес.47): «Таковы все люди порочные, сознающие за собой множество зол; они часто пробуждаются от сна с беспокойными мыслями, со смущенными глазами… все возбуждает в них подозрение, все приводит их в ужас, душа их исполнена тяжкого предчув­ствия и боязни, смущается и изнывает от страха и ужаса. Ни­чего не может быть бессильнее, ничего безумнее такой души; как беснующийся не способен владеть собой, так и она собой не владеет. Как же она может прийти в сознание, подвергшись такому омрачению? Между тем, если бы она любила тишину и спокойствие, то могла бы познать свое благородство. Но ко­гда ее возмущает и устрашает все, — и сновидения, и слова, и действительные явления и подозрения, — то, как она может прийти в самосознание, находясь в таком неспокойном и рас­строенном состоянии?».

3. Непокой происходит оттого, что человек увлекшись этим земным миром, забыл для чего дана эта жизнь.

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Настоящая жизнь есть тесный путь, путь скорбей, лишений, болезней. Чем теснее этот путь, тем убедительнее, вернее, что мы стоим на истинном пути, чем шире — тем несомненнее, что мы близки к погибели. Настоящая жизнь есть ежедневная, жестокая, горчайшая война с врагами нашего спасения, особенно с невидимыми духами злобы поднебесными, не оставляющими нас ни на один день в покое, но непрестанно над нами коварствующими и возжигающими в нас разные страсти и жалами их наичувствительным образом нас уязвляющими. Потому помни, что против нас ведется непрерывная война; что не время покоиться, веселиться и развлекаться в этой жизни, данной для приготовления к будущей, ни тогда, когда мы искушаемся бедствиями, ни даже тогда, когда нам кажется, что мы совершенно покойны и счастливы, когда, например, предаемся удовольствиям в театре, на вечерах, когда рисуемся в нарядных одеждах и уборах, когда предаемся наслаждению чрева, кружимся в веселых танцах, разъезжаем в великолепных экипажах и проч. Среди всех твоих житейских удовольствий над тобою тяготеет величайшее несчастье, человек: ты — грешник, ты — враг Божий, ты в большой опасности потерять вечную жизнь, особенно если живешь нерадиво, не творишь дел, достойных покаяния. Над тобою тяготеет гнев Бога твоего, особенно если ты не умилостивляешь оскорбленного тобою Бога твоею молитвою, покаянием, исправлением. Итак, не до удовольствия тебе, но скорее до слез; удовольствия должны быть редки, и то по преимуществу такие удовольствия, которые тебе представляет вера в духовных празднествах».

4. Мы оправдали свой непокой тем, что вокруг нас много плохих людей и несправедливости.

Воюя с людьми за что-либо внешнее, например, за какую-то вещь или свои гражданские права, христианин лишается мира и любви.

Григорий Двоеслов (40 бесед…, 27): «Ибо вдруг мы воспламеняемся ненавистью; и, желая быть непобедимыми отвне, внутри страшно мучимся; а защищая малое отвне, мы весьма многое теряем внутри, потому что, любя вещь временную, мы лишаемся истинной любви. Потому что всякий, уничтожающий нашу собственность, есть враг. Но если мы начинаем питать ненависть к врагу, то теряем внутреннее».

В этот момент мы боремся, как нам представляется, с внешним врагом, в то время как наш внутренний враг нас поражает. И если человек начинает это осознавать, то он начинает бороться не с людьми, а со своим грехом.

Григорий Двоеслов (40 бесед…, 27): «Итак, когда мы совне терпим что-либо от ближнего, тогда должны бодрствовать против сокровенного хищника внутреннего, который никогда удобнее не побеждается, как тогда, когда мы любим внешнего похитителя».

5. Непокой сердца происходит от диавола.

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Все, что беспокоит и как бы подмывает сердце в его основании, томит его, — от диавола происходит, ибо он есть вечное беспокойство и томление. Господь есть покой сердца. «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф.11, 28). «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (Иоан.14, 27). Сколько страстей, столько беспокойства и томления; сколько пристрастий, столько острых стрел, пронзающих сердце, и столько омрачения. Большую часть жизни человек находится в душевном омрачении».

6. Первопричиной же непокоя человека является его удаление от Бога.

Блаж. Августин (Сборник молитв и размышлений «Ручная книжка», ст.4): «Душа, которая не ищет и не любит Тебя (Господи), любит мир, раболепствует пред грехом, служит пороку, никогда не бывает спокой­на, а всегда в страхе и опасности».

Иоанн Златоуст (т.12, ч.2, сл.9): «Как вышедший из пристани всюду блуждает и лишенный света на все натыкается, так и впавший в забвение страха Божия обрекается на непрестанные заботы, беспокойства и скорби».

Григорий Богослов (Плачь о душе своей): «Где ты блуждаешь (о, несчастная душа!) вне кроткого Света, волнуемая желаниями и беспокойными заботами, трепеща одной тени страха, служа обольщениям, иссыхая и истаивая в порывах кипящего гнева?»

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди, 7-ая заповедь блаженства): «Разлад внутри человека, разлад и отчужденность друг от друга, враждебность, подозрительность – это все результаты нарушения благодатной мирной связи с Богом грехопадением прародителей Адама и Евы. Без восстановления этой связи, без примирения с Богом спасение стало невозможным».

Плоды непокоя сердца

1. Твой непокой несет отчужденность и несогласие между людьми.

Итак, внутренний, греховный непокой каждого человека в свою очередь создает отчужденность и вражду между людьми.

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди, 7-ая заповедь блаженства): «Умиротворяя себя, мы должны быть миротворцами относительно ближних. …Если обратиться к нашему времени, то оно особенно характеризуется отчужденностью людей, потерей сердечной связи, взаимного доверия и искреннего, доброжелательного влечения одного к другому. Даже среди членов одной и той же семьи заметны желания отъединиться, отгородиться перегородками, чтобы иметь свой, особый угол. Это происходит потому, что не создана гармония у каждого члена семьи внутри себя, чтобы на основе этого внутреннего мира искать и создавать мир и с близкими, и со всеми другими людьми».

2. Непокой сердца не дает человеку молиться.

Непокой сердца хорошо видно во время молитвы, когда человек, например, слышит молитвы в храме или сам их читает или произносит.

Григорий Палама (Омилия 9): «…когда во время молитвы и псалмопения, дух по временам простирается к Богу, по временам же приходит в упадок и беспокойство, то должно разуметь, что мы еще не всецело предали себя Богу, и не в законе Божием вся цель того, что нами совершается».

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди): «Все мы почти всегда бываем рабами помыслов. Они врываются в сознание, засоряя его ненужными, пустыми, даже вредными, развращающими представлениями, картинами, воспоминаниями. В правильный и спокойный ход мышления врываются не идущие к делу и мешающие работе мысли, воспоминания и представления, например, о вчерашней встрече, о неприятном разговоре, о планах, впечатлениях, о газетных сообщениях и т. д. И особенно все это засоряет сознание и сердце, когда человек становится на молитву или в храм Божий. Как нарочно, словно из рога изобилия, посыпятся в голову всевозможные посторонние мысли, планы будущего, мелкие заботы, тревоги о забытом, иногда раздражение против другого человека, потребность сделать то и то…»

Итак, вместо того чтобы успокоиться в Боге, ум и сердце мятутся в своих мыслях, представлениях и желаниях.

О непокое совести

Что касается вопроса о непокое совести, то благодарение Господу, что мы можем чувствовать ее мучения. Приведем пример поучения о том, что мучения совести говорят нам правду о самих себе, и если мы ее слушаем, то это приносит покой.

Феофан Затворник (Письма. П. 548): «Монастырь — тихое пристанище. Отчего же душа ваша не имеет покоя? Посмотрите, не от того ли, что вы не все, требуемое монашеством, исполняете, как следует, и совесть ваша укоряет вас за это, а вы по самоугодию не имеете столько к себе строгости, чтоб стать монахинею в строгом смысле. Сам Бог возбуждает в вас непокойность, желая, чтобы вы осмотрелись и положили вести дела исправно. Если послушаете гласа сего Божия, найдете покой; а не послушаете, покоя не будет. Разве только вот что будет: Бог перестанет возбуждать в вас беспокойство, видя, что вы не слушаете Его, т.е. бросит вас на ваше ленивое произволение. И тут будет покой, только смертный».

Также отметим следующее: если появляются мучения совести, то каждый человек стремится уйти от внутренних беспокойств, и это естественно. Но есть различные способы как успокоить совесть. Одни люди успокаивают ее тем, что признают свою вину перед людьми и Богом, т.е. успокаиваются в Боге, и это – путь истинного христианина. Другие люди успокаивают совесть убеждением в своей «правоте» и сложением вины на другого человека, т.е. происходит самоуспокоение через самооправдания и осуждения других, и это – путь погибели для человека.

У грешника нет праведного непокоя

Скажем несколько слов и о том, что у грешника нет праведного непокоя, выражающегося через борьбу со своими страстями и укорением себя.

В 3-ей главе говорилось, что когда подвижник заметит страстное движение в своем сердце и уме, то тут же его дух обретает непокой, передающий не согласие грешить, и тогда он борется со страстным своим непокоем. У грешника же зачастую нет этого благословенного непокоя духа, а есть буря мыслей и чувств, которыми захвачена его душа и ей ничего не противостоит. Поэтому отцы давали такие советы нам грешным:

Иоанн Златоуст (т.1, Против аномеев. Сл.6): «Если есть что-нибудь худое в душе твоей, извергни, изгони это вон из нее. Врага ли кто имеет и потерпел великие обиды? Пусть он прекратит вражду, пусть усмирит воспламененную и раздраженную душу, чтобы внутри не оставалось никакого волнения и смятения. Чрез приобщение ты примешь в себя Царя; а когда Царь входит в душу, тогда в ней должна быть великая тишина, великое спокойствие, глубокий мир помыслов».

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «грехи и страсти разрушают здравие души и тела, а победа над страстями доставляет небесное спокойствие душе и здравие телу. Победи многоглавую гидру греха — и будешь здрав. Храни в себе спокойствие духа и не возмущайся, не раздражайся никакими противностями, обидами, неисправностями, неправдами, — и вот ты будешь наслаждаться всегда здравием душевным и телесным».

(О том, как успокаивать действие страстей, будет сказано при рассмотрении вопроса о брани с неправильными реакциями)

Мы забываем о сохранении своего внутреннего мира

Также отметим, что, к сожалению, некоторые полу-христиане зачастую не задумываются о сохранения внутреннего мира.

Иоанн Златоуст (т.2, ч.2, Шесть слов о судьбе и провидении. Сл.1): «Настоящая жизнь наша изобилует многочисленными тревогами и преисполнена беспокойств. Не это, однако, тягостно, возлюбленные, а то, что, будучи в состоянии сделать эти беспокойства и тревоги более слабыми или без боли переносить их, мы не заботимся ни о том, ни о другом, но все время проводим в унынии: один скорбит о бедности, другой о болезни, иной о множестве забот и надзоре за домом, иной о воспитании детей, иной о бесчадии».

Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди, 7-ая заповедь блаженства): «У … старца Никодима Святогорца, описана целая система добродетелей для стяжания внутреннего мира: смирение, совестливость, воздержание от страстей, терпение, любовь и др. А мы, стоящие здесь сегодня на исповеди и приносящие покаяние, что можем сказать Господу? Стремились ли мы этими добродетелями укрепить и сохранить свое сердце от беспорядочного смятения! Нет! Мы даже и не думали об этом. И живем как живется по велению необузданной натуры, по заветам злой силы, и еще оправдываемся, что у нас такой характер, такой темперамент, что мы иначе не можем, такие уж мы есть. Мы даже ни на минуту не задумывались о плачевной участи своей, не останавливали своего внимания на словах Апостола: «без мира никто не узрит Господа» (ср.: Евр.12,14). Для нас, ведущих беспорядочную жизнь, это ведь страшные слова! Святые отцы, направлявшие свою жизнь ко спасению и по великой любви к ближним желая и им спасительного пути, заповедали положить непрестанным подвигом всей жизни хранение мира сердца. Господи, а мы так равнодушны, так беспечны в деле спасения своей души! Прости нас, Господи! Помоги нам положить начало духовной жизни! Как страшно звучат эти слова, если жизнь уже приблизилась к концу, и столько драгоценного времени прожито беспечно! Прости нас, грешных, Господи!».

В своем непокое виноват сам человек

Исходя из всего выше перечисленного, ясно видно, что никто не виноват в нашем непокое. И если бы мы заботились о спасении своей души, то ничто бы не нарушало мира нашего сердца.

Иоанн Златоуст (т.2, ч.2, Шесть слов о судьбе и провидении. Сл.1): «…если бы мы заботились о нашем духе, то не было бы беспокойства, не было бы нестроения, не было бы ничего ужасного, хотя бы обстоятельства нашей жизни колебались сильнее всякого морского волнения».

Мы уже говорили в первой главе о том, что нельзя обвинять других в том, что они нарушают твой покой сердца. Но напомним еще раз:

Иннокентий Пензенский (Проповеди. Слово в день восшествия на престол импер. Александра Павловича): «Если бы мы могли иметь покой внутренний, ничто бы види­мое не могло нарушить его. Когда сияет правда, при свете ее можно видеть, что нарушители и враги покоя нашего лишь орудия невидимой ими руки, подающей нам скорби для возвышения или только восстановления покоя нашего, и что они в поисках своего покоя увлекаются суетою, до­стойной сожаления, а не гнева и мести».

Мы же чувствуем и говорим следующим образом:

Иоанн Максимович (Илиотропион. Кн.2, гл.2): «А как часто мы — когда что-нибудь случается с нами, противное нашим хотениям — выходим из себя, теряем всякое терпение, иных людей порицаем хульными словами и делами, сегодня на одного, а завтра на другого возлагаем причину своей печали, своего несчастья. И подобно тому, как бурное море во время волнения выбрасывает из недр своих пену и всякую нечистоту и мерзость, сердце наше изрыгает из себя мерзкие и хульные слова маловерия, нетерпеливости, относительно постигших нас неприятностей или страданий. И в них видим мы не кару на себя, ниспосланную по воле Божией, а безрассудно приписываем их или злости и ненависти людской к нам, или другим воображаемым нами причинам».

Поэтому давайте начнем правильно понимать, кто виноват в том, что мы охвачены внутренней бурей и гневаемся, обижаемся и т.д.

Иоанн Кассиан (Собеседование аввы Пиаммона. Гл.13): «Итак, если кто, быв обижен, воспламеня­ется гневом, то горечь нанесенного оскорбления надобно считать не причиною греха, а обнаруже­нием сокровенной немощи, по притче Спасителя (см.: Мф.7, 24-27), которую Он высказал о двух домах, из коих один построен на камне, а другой на песке и на которые одинаково напали буря, дождь и наводнение; но основанный на твердом камне не потерпел вовсе никакого вреда от силь­ного напора, а построенный на рассыпном песке тотчас разрушился. Очевидно, что он разрушил­ся не потому, что нашло наводнение от дождя или потока, а потому, что неразумно был постро­ен на песке (ибо от этой же бури не падает дом, основанный на камне). И святой человек, подоб­но грешнику, искушается, но они друг от друга отличаются тем, что первого не побеждают и сильные искушения, а последний падает и от ма­лого искушения. И праведника нельзя было бы похвалить за мужество, если бы он побеждал без искушения, так как победа не может иметь места без борьбы с противником. «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его»,—говорит апостол Иаков (Иак.1,12). И по апостолу Павлу, добродетель усовершается не в праздности и удовольствиях, а в немощи (см.: 2Кор.12,9)».

Ложный покой сердца

Наравне с непокоем у человека может быть ложный покой, и поэтому скажем несколько слов и о нем.

Кратко скажем о том, у кого может быть ложный покой в сердце. Люди, живущие во грехах могут жить спокойно и благополучно. Это покой от довольства своей внешней жизнью: все родные здоровы, деньги есть, все необходимое можно приобрести, на работе все хорошо и т.д. и т.п. Такой покой умерщвляет истинный духовный покой, происходящий от смирения, кротости, довольства малым, от постоянной памяти о Боге, от исполнения Его заповедей, от любви, от стремления к духовным благам и т.д. Человек, который доволен и спокоен от благ внешнего мира, никогда не может сказать следующее:

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе): «Покой моего сердца в горнем и духовном, а не в дольнем и вещественном».

Как не удивительно, но покой может чувствовать и человек, живущий во зле. Но его покой – страшное горе для души.

Амвросий Медиоланский (из сборника «Цветник духовный» п.38): «Спокойствие злых служит признаком, что они уже заживо погребены во аде».

Но не только покой, но и радость, может быть в душе не только у человека, исполнившего заповедь Божию, но и у согрешившего, например, он отомстил обидчику или восстановил «справедливость» и тем получает успокоение и радость от своих страстей. Это сатанинское подобие истинного мира и радости.

Радость может быть и у гордыни, если ей оказали почтение или что-то произошло так, как она хотела.

А теперь кратко обозначим от чего происходит ложный покой.

Ложный покой от больной совести

Господом заложено так, что человек находится в состоянии покоя тогда, когда его совесть не укоряет и не мучит, а это значит, что у человека нет чувства вины перед людьми и Богом. Но грех исказил такое состояние и человек может не чувствовать мучений и не осознавать свой вины ни перед Богом, ни перед людьми, и тогда он находится в ложном покое. Выше уже говорилось о болезнях совести, как законодателя, судии и воздаятеля, от которых происходит ложный покой. Но напомним:

Игнатий Брянчанинов (т.5,Советы относительно душевного иноческого делания. гл.43): «Такое спокойствие, или, правильнее, усыпление души, чуждое умиления, чуждое воспоминания о смерти и суде, об аде и рае, чуждое заботам о благовременном умилостивлении Бога, о примирении и соединении с Ним, святые отцы называют нечувствием, умерщвлением души, смертью ума при жизни тела».

Амвросий Медиоланский (из сборника «Цветник духовный» п.38): «Душа грешника, не обличаемого совестью, это—море, тихое на поверхности, но в глубине его гнездятся и движутся гады, им же несть числа! Мнимое спокойствие такого грешника, это—тишина перед бурею, потому что рано или поздно, но придут наконец минуты, когда заглушенный им голос совести раздастся со всею силою в душе его,—минуты томительные, минуты, кажущиеся годами, но которые всегда будут только начало бесконечным!»

Ложный покой от фарисейства

Покой и даже радость могут быть ложными и от исполнения только внешних добрых дел. В этом случае такие состояния происходят от страстей самодовольства, гордости, тщеславия и т.п.

Игнатий Брянчанинов (т.5, Советы относительно душевного иноческого делания. гл.50): «Некоторые, не занимаясь или занимаясь очень мало душевным деланием, а упражняясь в одном телесном, не без примеси фарисейства — одно телесное делание не может обойтись без фарисейства — нисколько не чувствуют жала совести и обличений ее в греховности, по этой причине признают такое состояние своего спокойствия достойным одобрения. В мнении своем они поддерживаются и утверждаются многими явными добрыми делами своими и похвалою человеческою. На этом основании они считают такое состояние спокойствия прямым последствием деятельности богоугодной, жизни добродетельной, безукоризненной. Спокойствие обращается по временам в безотчетную радость: они не останавливаются признавать эту радость благодатною. Горестное самообольщение! Душепагубное ослепление. Самообольщение основано здесь на самомнении, а самомнение есть повреждение душевного ока, родившееся от неправильной деятельности и рождающее еще более неправильную деятельность. Возлюбленный брат, спокойствие, которым ты уверяешься в верности пути твоего, есть не что иное, как несознание и неощущение своей греховности, происшедшее и происходящее от нерадивой жизни, а радость, которая по временам рождается в тебе по причине наружного преуспеяния и человеческих похвал, отнюдь не есть радость духовная и святая: она — плод самомнения, самодовольства и тщеславия. Такое состояние мнимого спокойствия святые отцы называют нечувствием, умерщвлением души, смертью ума прежде смерти тела. Нечувствие или умерщвление души состоит, в отъятии и отступлении чувств покаяния и плача от нашего духа, в отступлении спасительного болезнования, называемого сокрушением, от нашего сердца. Безболезненность сердца, или мнимое спокойствие, есть верный признак неправильности образа мыслей, неправильности подвига, самообольщения. «Какое бы высокое жительство ни проходили мы, — сказал святой Иоанн Лествичник, — но если не стяжали болезнующего сердца, то это жительство — ложно (притворно) и тщетно». Безболезненность происходит от невнимательной жизни, от безвременных выходов из келий, от безвременных бесед, шуток, смехословия, празднословия и многословия, от насыщения и пресыщения, от пристрастий, от принятия и усвоения тщеславных помыслов, от высокоумия и гордости».

Далее приведем обличение грешнику от Бога относительно его ложного покоя.

Симеон Новый Богослов (Гимн 40): «Ты же, сидящий в той самой юдоли изгнания, куда ниспали все первые преступники, то есть Адам и Ева, праматерь твоя, и злой диавол, их обольстивший, где глубокая тьма, где великий ров, где змеи, всегда жалящие вас в пяту, где плач, горе и непрестанное рыдание, где всякая теснота, беспокойство и печаль, смерть и тление всех вас содержит. Как ты остаешься спокойным и беззаботным? как нерадишь скажи Мне? Как не печешься о злых делах, которые ты в мире соделал? И не ценишь высоко одного только покаяния? И не стараешься явить его истинным? И не вопрошаешь о нем с великою мольбою? И тщательно не исследуешь, как тебе исправить его, чтобы через него по человеколюбию Моему мог получить ты и великое оставление беззаконий твоих?».

О рассудительности при различении покоя

А сейчас хотелось бы дать совет тем, кто пожелает рассмотреть есть ли в его сердце покой и когда он бывает. Следует знать, что состояние покоя стоит рассматривать в трех положениях: когда с человеком ничего не происходит неприятного, когда происходит неприятность и когда неприятность закончилась. В первом случае человек находится в своем обычном состоянии, которое можно назвать спокойным, но оно может быть и от добродетелей, и от страстей. Например, может быть спокойно, потому что человек молится или богомыслит, а может быть «спокойно» от мечтательных мыслей или привычные пустые и праздные мысли кажутся спокойствием.

В случае, когда человек сталкивается со злоречием и т.п., он может оставаться внешне спокойным, но внутри будет буря, может быть внутренне спокойным по смирению, терпению и кротости, а может быть спокоен от равнодушия и пренебрежения.

После же неприятной ситуации, опять таки, человек может оставаться внутреннее спокойным или потому что правильно воспринимает скорби, или потому что произошли какие-то другие события, впечатления от которых сильнее, чем чье-то злословие, и это – разные покои.

Как видим, для того чтобы познать состояние своего сердца, нужна рассудительность и здравая совесть. И да поможет Господь желающему познать себя!

2. Журнал Христиаское чтение, 1832 год, вып. 46

VIII. О самопознании

1. О том, сколь нужно самопознание.

Можно познавать самих себя двояким образом: в отношении к тому, что есть в нас общего со всеми другими людьми, и в отношении к тому, что каждому из нас, собственно, принадлежит. И первый род самопознания полезен: хорошо знать природу человека, его свойства, происхождение, обязанности, совершенства и недостатки. Но как все почти книги наполнены рассуждениями о сих предметах, то нет особливой нужды теперь на этом останавливаться. Здесь будет предложено в особенности о тех обязанностях, кои повелевают нам знать то, что каждому из нас собственно принадлежит, — наши склонности, наши пристрастия, наши отвращения, наши слабости, наши нравы, наши привычки; и знать это не в отношении к свету и его правилам, но в отношении к Богу и вечному спасению, так чтобы посредством сего можно было видеть, на каком пути мы находимся, на пути ли, ведущем к небу, или низводящем в ад.

Сие познание весьма важно; не иметь оного, или иметь, но неверное, есть великое несчастье для человека. В самом деле, что заставит его стараться о исправлении своих недостатков и своих слабостей, когда он не знает об оных, или даже считает их совершенствами? Какая будет ему нужда заботиться о приобретении того, чем, по его мнению, он уже владеет, или о восстании из бездны, из которой, кажется ему, он давно уже вышел? — С другой стороны, принадлежать к числу детей Божьих и между тем думать о себе совершенно противное, значит провождать жизнь самую злополучную в мире. Ибо каких горестей не испытает душа, поистине любящая Бога, но почитающая себя предметом Его гнева и мщения?

Скажем более. — Самое сомнение в рассуждении сего предмета составляет для человека великое мучение, и почти невозможно в нем оставаться, не приходя в отчаяние. — Какая ужасная неизвестность! Слышать беспрестанно об аде и рае, иногда размышлять об них, понимать, что они такое, по крайней мере быть уверенным, что одно есть место казней и вечных мук, а другое жилище славы и блаженства, и оставаться в совершенной безызвестности, которое из двух должно быть нашим уделом; вечно колебаться между страхом и надеждою, знать, чего должно страшиться и чего надеяться, и однако ж не склоняться ни на ту, ни на другую сторону: не есть ли это, по всей справедливости, самое мучительное состояние в свете?

Из сего открывается, сколь нужно человеку знать с достоверностью состояние, в котором он находится. — Но можно ли ему приобрести таковое познание? — О сем предмете существуют два совершенно противные мнения. Одни говорят, что нельзя никоим образом познать себя с достоверностью; другие думают, что это самое легкое дело. Но те и другие во многом ошибаются.

Во-первых, — нет никакого сомнения в том, что можно познать самого себя. Если бы это было не возможно, то сказал ли бы нам Апостол Павел: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследуйте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то́, чем должны быть» (2Кор. 13, 5)? Возможно ли, чтобы Апостол хотел возложить на нас труд излишний, или чтобы заставлял нас искать того, чего найти невозможно? —С другой стороны, великое число заблуждающихся на счет себя доказывает ясно, что истина в сем случае не так легко открывается, как другие воображают.

Если что можно сказать о сем предмете с наибольшей основательностью, то это состоит в разделении всех людей на три класса. —К первому классу относятся люди добродетельные, могущее служить образцом Христианского благочестия; ко второму – люди порочные, коих нечестие и разврат достигли до крайней степени; к третьему – люди не совсем добродетельные и не совсем порочные, – люди, в жизни коих приметны следы некоторых добродетелей и признаки некоторых пороков. —Что касается до людей первого и второго класса, то они могут познавать себя без труда: но принадлежащие к последнему классу встретят в сем деле величайшие трудности.

Трудности сии происходят от трех причин. Первая заключается в свойстве самого предмета. Ибо состояние людей не столь порочных, как ожесточенные, и состояние людей не столь добродетельных, как избранные, хотя в существе своем различны, однако весьма походят одно на другое, или, лучше сказать, различие между ними таково, что тут много встречается вещей, кои распознавать или отличать одну от другой весьма трудно.

Вторая причина упомянутых трудностей есть общее всем живущим в свете нерасположение к тому, чтобы наблюдать за собою и в себя углубляться. Для них ужасно как трудно решиться на сие, еще труднее сколько-нибудь заняться оным предметом; от того-то никто почти из них и не занимается им, и жизнь их проходит в совершенном неведении о себе самих.

Третья причина состоит в могуществе нашего самолюбия, которое подвергает нас беспрестанным обольщениям, увеличивая чрезмерно наши совершенства, приписывая нам то даже, чего мы вовсе не имеем, — уменьшая и уничтожая наши недостатки, и даже иногда простирая свой обман до такой степени, что нам кажется, будто мы обладаем известными добродетелями, тогда как вместо добродетелей господствуют в нас противные оным пороки.

Впрочем, к утешению и ободрению нашему, препятствия сии не так велики, чтобы невозможно было их преодолеть; и только бы приняться за это, как должно, успех в том очень надежен. В настоящем рассуждении будет показан, сколько возможно, вернейший способ к тому, чтобы достигнуть сей цели.

2. Что требуется со стороны человека, желающего познать самого себя?

Нет сомнения, что, приступая к столь важному делу, прежде всего должно просить помощи Божией и просить оной со всем усердием и смирением; ибо можно ли что сделать без сей помощи? И есть ли что-нибудь самое легкое, что бы не превышало сил нашего бедного естества? —Сами по себе мы не способны даже помыслить ничего доброго, говорит Апостол. Как же можем, не говорю предпринять только, но действительно начать и кончить столь великий труд, каков труд самопознания, если Бог не поможет нам в таковом предприятии? Но можем ли надеяться получить от Него помощь, если не будем просить Его о том?

Вот с чего должен начать желающий познать самого себя! Но сего одного еще недостаточно. И как прошение, которое мы ежедневно воссылаем к Богу о насущном хлебе, не освобождает нас от обязанности снискивать оный своими трудами: так равно не должно ограничиваться одною молитвою, чтобы Господь открыл нам глубину сердец наших, но надлежит стараться, сколько возможно, собственным своим зрением проникать в сию бездну.

Упражнение в самопознании должно быть самое прилежное и самое постоянное. И, во-первых, требуется большое внимание, большое напряжение, а не беглый только на себя взгляд, как некоторые думают, чтобы получить в том желаемый успех. Дело сие так трудно, что нельзя его совершить с помощью легкого размышления. В нем столько предметов, кои должно исследовать, столько сомнений, кои должно разрешить, столько претыканий, коих надобно избегать, столько заблуждений, кои должно рассеять, что если не соберешь и не приложишь к нему всех сил своего разума, то верно никак не достигнешь своей цели.

Познание самих себя во многих людях ограничивается самочувствованием: но этого мало. Когда бы надлежало знать только есть ли в ком вера, раскаяние, страх Божий и другое что-либо тому подобное, тогда бы конечно довольно было одного чувства для удостоверения нас в этом; и вот в каком смысле блаженный Августин сказал, что для человека нет ничего известнее собственной его веры. Но не о таком познании здесь говорится. Здесь спрашивается: сия вера, сие раскаяние, сей страх Божий и пр. суть ли истинно Христианская вера, Христианское раскаяние, Христианский страх Божий; суть ли они плоды благодати, освящающей и возрождающей нас, или только кажутся нам таковыми, а между тем в существе своем суть не иное что, как грехи, имеющие только благовидную наружность оных добродетелей? —Чтобы удостовериться в том, для сего требуется нечто более, нежели чувство; для сего требуется размышление — и не о том только, что мы ощущаем в самих себе, но и о том, как мы ведем себя в разных обстоятельствах жизни. И как наше поведение бывает обыкновенно смешано из доброго и худого; то надобно делать точное сравнение между всем добрым и между всем худым, и строго взвешивать последствия, могущие произойти из того и другого.

Надобно даже приниматься за это несколько раз сряду: ибо одно замечание, как бы верно ни было оно, не может совершенно ознакомить нас с самими собою. Притом известно, что мы каждую почти минуту меняем свои склонности и расположения; и, следовательно, надобно долгое время наблюдать за собою, чтобы найти в себе нечто постоянное, чтобы открыть главную пружину нашего поведения и то скрытное чувство, которое господствует в нашем сердце.

Должно по крайней мере рассматривать себя в отношении к значительному пространству времени, и судить о себе не по тому состоянию, в котором находимся в минуту рассматривания себя, но по тому, в котором находились долгое время. Ибо, ограничиваясь одною минутою, можно тотчас ошибиться я произнести над собою суд либо слишком выгодный, либо слишком невыгодный. —Жизнь добродетельного не так однообразна, чтобы все минуты ее походили одна на другую. Бывает время, когда дух торжествует над плотью; но бывают и такие минуты, когда плоть силится одержать верх над духом. Порочные также не всегда бывают одинаково порочны; и как на безумных приходит иногда время опамятования, так и с величайшими преступниками бывают по временам минуты, в которые они кажутся довольно добрыми. Таким образом очевидно, что безошибочно судить о человеке по одним скоропреходящим — минутным расположениям невозможно.

Притом известно, что нет ни одной минуты такой, в которую бы мы могли видеть все, что ни есть доброго и худого в нашем сердце. То и другое наиболее усматривается из поступков, а поступки совершаются по тем или другим случаям, представляющимся в разные времена. Да и случаи сюда идут не все, а только те, кои более значительны, дабы, судя по тому, пользуется ли ими кто, или опускает их, можно было с основательностью заключить о его характере. И так нельзя иначе успеть в самопознания, как рассматривая себя в отношении ко многим случаям такого рода, и, следовательно, в отношении ко времени, имеющему значительное пространство.

Правда, все сие увеличивает в наших глазах трудности сего дела, и, следовательно, усиливает то отвращение, какое мы к нему обыкновенно имеем. Но должно стараться победить сие отвращение представлением крайней необходимости в оном деле. Должно помыслить, какое несчастье не знать самого себя, и представить, что если и при всех усилиях самопознание приобретается с большим трудом, то без того оно уже совершенно невозможно.

3. Должно рассматривать себя со строгостью, а не со снисхождением.

Приступив к самому делу, должно возиметь к себе некоторую недоверчивость, подозрительность и взыскательность, склоняющие больше к осуждению себя, нежели к оправданно. Совет сей становится необходим по двум следующим причинам». —Во-первых, все люди имеют врожденную склонность льстить себе. Это прямое и необходимое следствие самолюбия, чувства самого главного в нашем сердце, самого постоянного, самого глубокого и вместе самого скрытного. —Так как мы слишком любим самих себя, и так как всякой страсти свойственно не только поддерживаться, но и час от часу расти и укрепляться в человеке: то мы естественно бываем не равнодушны ко всему тому, что может подкрепить доброе мнение, какое мы сами о себе имеем; и можно быть уверенным наперед, что все относящееся к чести нашей, будет принято нами с предубеждением, располагающим внутренне этому верить, тогда как напротив все, из чего мы можем заключить о своих несовершенствах, встретит в нас сильную недоверчивость. Поэтому нельзя иначе приобрести верное познание о самом себе, как сколько можно менее себе доверяя и стараясь некоторым даже излишеством произвольной строгости к себе умерять врожденный избыток пристрастия, заставляющего нас смотреть на себя только с выгодной стороны.

Вторая причина, почему предложенный совет необходим, — состоит в том, что предубеждение в свою пользу влечет за собою несравненно опаснейшие последствия, нежели предубеждение против себя. Если мы станем о себе думать несколько ниже против того, чего в самом деле стоим, то что из этого выйдет? Выйдет то, что мы несколько больше против прежнего будем стараться о своем исправлении. Вот следствие, долженствующее отсюда произойти. Следствие благотворное! Дай Бог, чтобы оно чаще повторялось с нами. Ибо нельзя думать, чтобы такие невыгодные у мысли о себе привели кого-нибудь в отчаяние. По крайней мере нельзя страшиться сего несчастья в наш век, когда беспечность, неверие, разврат составляют почти общий характер людей и прокладывают самый широкий путь к аду. И так предложенный совет не только не сделает никакого вреда, но и может принести отличную пользу. Напротив, предубеждение насчет совершенств, которых мы не имеем, до крайности гибельно: ибо не позволяет нам даже думать о своем исправлении.

4. При рассматривании себя не должно водиться понятиями сбивчивыми и темными.

Вот еще другое весьма важное замечание. —Ничто столько не препятствует познанию нас самих, как несчастная привычка водиться при этом понятиями сбивчивыми, темными и общими, не входя ни в какие подробности, не вникая в самую сущность вещей. Мы часто смешиваем истинное с ложным, и таким образом за достоверное вообще принимаем то, что справедливо только в известном отношении; между тем выводим отсюда заключения в свою пользу столь же решительные, как будто бы начало, из которого они выводятся, было справедливо во всех без изъятия отношениях. А отсюда – бесчисленное множество погрешностей!

Из примера это будет гораздо яснее. —Известно, что самые закоснелые грешники делают себе некоторые упреки в поведении; но они же обыкновенно ободряют самих себя, говоря: «мы грешники, правда; но Бог милосерд, следовательно Он нас помилует». —Заключение несправедливое. Погрешительность оного зависит единственно от того, что при этом водятся понятием неопределенным и общим, в котором истина сливается с ложью. —Бог милосерд, говорят: но милосердие его простирается на кого? Неужели на всех грешников без исключения, даже на нераскаянных, на неверующих? Очевидно, что нет. —Или оно простирается на одних верующих и кающихся? Конечно. —Сделав сие разделение, тотчас увидишь всю неосновательность выше предложенного рассуждения. Можно ли, имея хотя искру здравого смысла, рассуждать такими образом: Бог по Своему милосердию прощает верующих и кающихся, следовательно Он простит и меня, хотя я не верую в Него и не раскаиваюсь? —От чего ж такая несообразность? От того, что не входят в подробности предмета, не различают двух сторон, с которых смотреть на него должно, а смешивают оные и говорят себе тайно — Бог милосерд, —дабы, в последствии объявить свое право на Его милосердие.

Другие простираются еще далее, и убегая означенной двусмысленности, впадают в другую не меньше опасную. «Правда, — говорят они, — Бог не простирает своего милосердия до такой степени, чтобы миловать неверующих и нераскаивающихся людей; Он помилует только тех, кои веруют в Него и раскаиваются. Но мы веруем и каемся; следовательно, не погибнем». —Опять не следует. Ибо в словах: Бог помилует одних верующих и кающихся, — заключается обоюдность. Есть двоякого рода вера и двоякого рода покаяние. Одна вера бывает живая, другая мертвая; одно покаяние бывает искреннее и спасительное, другое лицемерное и бесполезное. После сего, что хотим сказать? То ли, что Бог довольствуется равно всякою верою и всяким покаянием, хороши они или худы, истинны или ложны? —Так думать нельзя. Или то, что Бог помилует единственно тех, у коих вера живая и покаяние искреннее? И сего из сказанных слов не видно. Ибо как вера и покаяние означенных людей вовсе не таковы: то они тотчас приметили бы, что отнюдь не должно на оные полагаться. И так они водятся общим понятием о вере и покаянии, не нисходя, как бы следовало, к понятиям чистым о вере живой и покаянии искреннем.

Некоторые избегают и сего второго двусмыслия, но впадают в третье. — «Правда, — говорят они, — что Бог помилует единственно тех, у коих вера живая и покаяние искреннее. Но почему же нам не думать, что наша вера, наше покаяние точно такого рода? — От живой веры происходят добрые дела, за искренним покаянием следует исправление. Что ж, ужели мы не делаем ничего доброго? Ужели не удаляемся от многих проступков, в кои впадали прежде? Значит, что и наша вера живая, и наше покаяние искреннее; а, следовательно, есть надежда, что и нас Бог помилует».

Но сие рассуждение столько же неосновательно, как и все предыдущие. В самом деле не всякого рода добрые дела свидетельствуют, что они произошли от веры живой. Для этого нужно, во-первых, чтобы они удовлетворяли всем тем условиям, кои необходимы для соделания их истинно добрыми. Во-вторых, надобно, чтобы вера производила не какие-нибудь только известные добродетели, но вообще и без исключения все, кои заповедал нам Бог, по крайней мере в тех случаях, на которые они заповеданы нам. —Равным образом и то, что за искренним покаянием следует исправление, должно принимать также не безусловно, но под тем единственно условием, если сие исправление будет полное и совершенное, т. е. такое, которое не оставляет в нашем сердце ни одного господствующего порока. Без сего оба суждения о вере живой и искреннем покаянии ложны. И так, чтобы вышло правильное заключение, для сего не должно выражаться так сбивчиво и неопределенно. —Надобно сказать: вера бывает живою тогда, когда она производит дела истинно добрые, и когда нет ни одного из них, которого бы она не производила; покаяние бывает искренним тогда, когда за ним следует полное и совершенное исправление. —Теперь пусть посмотрят рассуждающие вышеупомянутым способом, можно ли кому из них похвалиться такою верою и таким покаянием. Ибо если нельзя, то все ими сказанное очевидно обратится в один софизм – и софизм столь грубый, что мудрено понять, как люди до такой степени ошибаются.

И так повторяем, что в деле самопознания весьма нужно избегать понятий неопределенных, как источников заблуждения, и ничего не утверждать без строгого исследования, — не только того, справедливо ли что или ложно, но и того, вообще ли и без исключения справедливо что-либо, или только в некоторых случаях и в некоторых отношениях, дабы судить обо всех предметах ни выше, ни ниже того, чего они стоят.

Скажут, может быть, что не всякий способен к соблюдению сего строгого правила, что оно требует проницательности и точности, которые свойственны немногим? Согласен. —Но сей недостаток легко можно восполнить помощью верного, опытного и благоразумного друга. Можно найти то в другом, чего сам не имеешь; и тот, в ком есть хотя одна искра человеколюбия, верно не откажет нуждающемуся в его совете и в его помощи. Стоит только сделать счастливый выбор. Ибо качества, требуемые со стороны предполагаемого нами советника в этом деле, не так обыкновенны, чтобы можно было найти их без труда. Но сколь это ни трудно, однако ж не совсем невозможно. Ибо есть друзья, принимающие искреннее участие в наших житейских и даже суетных делах: почему же не быть и таким сердцам, которые приняли бы истинное, живое, Христианское участие в том, что существенно касается истинного нашего блага? —Взаимная доверенность чем тверже основана на благороднейших и сообразных с природою сердца человеческого побуждениях, тем менее подвержена злоупотреблению.

Доселе предложены были советы несколько общие; время перейти к тому, что ближе касается каждого человека. В сем случае, для лучшего познания самих себя, можно было бы сделать тысячу исследований: но главных из них, кажется, три. Должно стараться узнать: во-первых, свои недостатки, во-вторых, свои совершенства, в-третьих, настоящее свое состояние относительно к спасению, или осуждению вечному. Ограничимся на настоящий раз сими тремя предметами, дабы не слишком много распространиться.

5. Как должно поступать при исследовании своих недостатков?

Мы имеем недостатки двоякого рода. Одни мешают нам наслаждаться благами жизни сей, другие препятствуют нам спастись; одни лишают нас почтения людского, другие делают нас недостойными любви Божьей. Нет нужды говорить здесь нарочито о недостатках первого рода, хотя и полезно знать их для усмирения нашей гордости. Ибо известно, что ничто столько не вдыхает ее в нас, как ложная уверенность, будто мы обладаем противоположными оным совершенствами.

В рассуждении сего последнего можно было бы сделать множество замечаний: но как они не прямо относятся к настоящему предмету, то достаточно сказать, что люди и в этом также, как во всем прочем обманываются, и что блистательнейшие, по-видимому, качества часто на самом деле совсем не то, за что их почитают. Если бы заглянули в сердце тех, кои слывут храбрыми, в минуту угрожающей им опасности, то верно не стали бы так высоко думать о их неустрашимости. Мудрейшие из людей подвержены обыкновенной слабости – водиться в важнейших делах побуждениями маловажными. Даже леность есть гораздо более общий недостаток, нежели как об ней думают. Можно смело сказать, что никто от нее не свободен. Можно быть прилежным и неутомимым в одних делах, к коим имеем пристрастие: но кто в состоянии заниматься всеми делами, хотя бы они были для него не менее нужны? И потому едва ли не справедливо замечено, что в характер самых трудолюбивых и деятельных людей примешивается значительная часть лености.

Но главная нужда в том, чтоб знать свои недостатки относительно к вечному спасению. Только весьма трудно заметить оные, если мы в сем случае ограничимся наблюдением единственно над самими собою. —Самолюбие может все наши усилия сделать бесполезными. Для избежания его обольщения требуется некоторый благоразумный способ, и кажется, что для этого всего лучше отыскивать сначала недостатки не в самих себе, а в других.

Что это значит? —То, что никогда не должно думать о недостатках другого без того, чтоб в то же время не спрашивать: свободен ли ты от них сам? —Известно правило, которое Иисус Христос столь часто преподает в Евангелии, правило — при виде сучца в чужом глазе смотреть, нет ли чего подобного, или еще большего в нашем собственном. И действительно ничто столько не постыдно, как осуждение в ближнем того, что делаем сами: это такая грубая несправедливость, что мы не можем без крайней досады видеть оную в других, хотя между тем и сами столь часто впадаем в оную.

И так, вот невинное средство извлекать пользу из самого зла! —Всякой раз, когда мы заметим что-нибудь худое в поведении, в речах или в чувствованиях нашего ближнего, вместо того, чтобы забавляться осуждением его, станем обращаться к себе с двумя следующими вопросами: 1) не случалось ли когда нам самим впадать в подобные проступки?—2) не можем ли мы даже теперь укорить себя в таких же расположениях, от каковых происходят оные у ближнего? —Это будет для нас весьма легко, и если притом часто будет повторяемо; то послужит наилучшим средством не только к познанию и исправлению себя, но и к снисканию трех неоцененных добродетелей: справедливости, человеколюбия и смирения.

При сем надлежит наблюдать еще другое правило, которое можно почесть вернейшим ключом к самопознанию, и в особенности сильным средством к рассеянию обольщений нашего самолюбия. Оно состоит в том, чтоб не довольствоваться замечанием в других недостатка и испытанием, свободны ли мы от него сами; но, чтобы обращать внимание также на то, почему мы приписываем другим известный недостаток, и мысленно задавать себе вопрос: откуда я знаю, что ближний мой имеет тот или другой недостаток, что, например он горд, злоречив, завистлив, и пр.? —На сей вопрос, конечно, всякий будет отвечать: я знаю это по тем, или по другим поступкам моего ближнего. Значит, известные поступки служат признаками известного недостатка? Хорошо. —Теперь если ты делаешь то же самое, почему заключаешь о недостатке твоего ближнего; то можешь и должен быть уверен, что и в тебе есть этот недостаток. Ибо то, что служить верным и непогрешительным признаком недостатка в других, может ли не быть тем же в рассуждении тебя одного?

Вога средство одержать верх над самолюбием нашим! Ибо должно согласиться, что несмотря на все его обольщения, оно не всегда может обманывать нас. Есть вещи столь очевидные, что оно не препятствует нам иметь об них надлежащее понятие. Как, например, оно попрепятствует нам знать, что мы сделали тот или другой поступок, что мы произнесли то или другое слово, что мы думали о том или о другом предмете, когда мы действительно сделали это, говорили это, думали об этом? —Сколь бы велико ни было предубеждение в свою пользу, все однако же нельзя о том не ведать. Если самолюбие обманывает нас, то это в других случаях, а именно — когда приписывает нам добродетели и совершенства, которых мы вовсе не имеем, и отнимает у нас пороки, которые в нас есть действительно.

Впрочем, есть и из числа пороков такие, коих оно не препятствует видеть. Богохульник, нечестивец, клеветник, обманщик, убийца, прелюбодей не могут быть скрыты в собственных глазах своих. Но есть другие пороки гораздо более скрытные, за которые никто себя не порицает; таковы, например: гордость, злословие, ветреность, упрямство, зависть, недоброжелательство, неблагодарность, измена и другие тому подобные. Сии-то пороки закрывает от нас самолюбие; поищем же, какой бы был легчайший способ к обнаружению оных.

Возьмем для примера из всех этих пороков самый скрытный; всякий согласится, что это гордость. Самые надменные, самые гордые из людей, те даже, коих высокомерие простирается за пределы, не почитают себя таковыми. Ибо если бы почитали, то верно бы ненадолго таковыми остались. В самом деле это такой странной порок, так он противоречит собственным своим видам, такое внушает презрение и ненависть к имеющим его, что невозможно понять, как люди еще доселе заражаются оным.

Сколько ни ясно, что гордость есть самый скрытный порок, при всем том весьма нетрудно удостовериться, есть ли он в ком, или нет. В самом деле, хотя великого труда стоит заметить его в самом себе, но в других он весьма легко замечается: так что едва ли есть еще какой-нибудь порок, который бы яснее его обнаруживался и имел приметы более верные. Для самых необразованных людей приметы сии известны, и они очень редко в них ошибаются: вот причина, от чего столь мало гордецов, которые бы не слыли таковыми в общенародном мнение.

И так чтобы удостовериться, есть ли в нас этот порок или нет, надобно сделать следующее умозаключение. В таком-то и таком-то есть гордость. Но почему я знаю, что она в них есть? —Потому, что один из них беспрестанно осыпает себя похвалами, показывающими не только его хвастовство, но и недостаток в нем здравого смысла и доброго воспитания. Другой, имеющий более утонченную гордость, хотя не хвалит сам себя, по пересказывает похвалы, от других ему приписываемые. Третий не делает ни того, ни другого: но ему чрезвычайно как приятно говорить о том, из чего могут догадаться о его добрых качествах. Четвертый беспрестанно говорит о самом себе, хотя слова его не клонятся ни к его похвале, ни к осуждению. Пятый сознается даже в своих недостатках для того, чтоб его называли искренним и чистосердечным. Шестой никогда не бывает столько доволен, как в то время, когда его хвалят. Седьмой любит равнять себя с людьми гораздо высшими его, и изъявляет свои притязания на почести, преимущества и должности, вовсе ему не принадлежащие. —И так во всех этих людях есть гордость: это несомненно. Но не делаю ли я сам когда подобных поступков? Если я их делаю, и особенно если делаю многие из них и притом часто, то могу ли сомневаться в собственной своей гордости? Не должен ли предполагать, что другие, не меньше меня проницательные, видят ее во мне и смеются над нею, подобно как я сам в других ее вижу и осмеиваю? —

Сей способ можно употреблять и в рассуждении других пороков, столько же скрытных; из них нет ни одного такого, которого бы не возможно было обнаружить таким или подобным образом. Но вот новое правило, не уступающее, как кажется, по важности своей ни одному из всех доселе предложенных. Известно, что между пороками, владычествующими в нас, есть всегда некоторая подчиненность, по которой одни из них покоряются другим, а все вместе повинуются какому-нибудь главному пороку, дающему направление всей нашей жизни. Редко бывает, чтобы главное место занимали у нас два, а еще реже три или больше порока. По большей части в таком случай наше самими собою управление есть самопроизвольное, или лучше сказать, деспотическое.

Несправедливо было бы думать, что каждый человек имеет одинаковую склонность ко всем преступлениям. Есть многие между ними такие, что верно бы никто в них не впал, если бы не был к тому увлечен другим преступлением. Разбойники, например, убивают не для убийства, но, чтобы завладеть кошельком убитого; и, следовательно, жестокость в них покоряется корыстолюбию. Ложь, измена, коварство всего чаще употребляются из корыстных, или честолюбивых видов. И что касается до других пороков, наиболее, по-видимому, сообразных с наклонностями поврежденного естества нашего, каковы: мщение, злость, зависть, скупость, высокомерие, невоздержание и другие тому подобные пороки, — если пристальнее на них взглянуть, тотчас откроется, что они более подчиненные, нежели повелители; и ежели кажутся повелевающими, то потому только, что ими самими повелевают другие. Скупость часто бывает плодом тщеславия, а еще чаще привязанности к удовольствиям. Зависть, злоба, мщение рождаются обыкновенно от гнева. Словом сказать: в людях, не смотря на бесконечное их между собою различие по нравственным свойствам, господствующее начало поведения, или главная пружина всех поступков есть или тщеславие, или страсть к удовольствиям. Пусть каждый размыслит о сем хотя не много: он увидит, что это сущая правда.

Нельзя изобразить, сколько полезно для нас, если мы станем вникать в сию подчиненность и так сказать, разлагать наши чувствования на их составные начала. Полезно знать причину каждого нашего падения в грех, и всякий раз вопрошать самого себя: почему, по какому побуждению я сделал тот или другой поступок, в котором себя упрекаю? —Пренебрегая сим разбором и считая все свои пороки как бы самостоятельными, весьма трудно когда-нибудь исправить себя. Ибо каким образом за сие возьмешься? Станешь ли все пороки свои исправлять за один раз? Но с ними случится тоже, что с известным конским хвостом, которого большие силачи не могли перервать всего вдруг, и в чем, однако, успел мальчик, вытаскивая из оного по одному волоску. —Захочешь ли исправлять каждый порок свой порознь? Но этому делу конца не будет. Да и ты напрасно будешь стараться об отсечении от себя того или другого порока, когда корень их остается цел в твоем сердце. Они снова вырастут на прежних местах; тогда как, по надлежащем усмотрении в себе порока господствующего, стоит только его одного вырвать из сердца, и все прочие падут сами собою.

Такое разыскание бесспорно полезно. Но вот другое, еще и того полезнейшее. Как скоро показанным образом откроем в себе один или многие грехи; тогда следует внимательнее рассмотреть, не из числа ли они тех, кои в Священном Писании называются царствующими грехами, а на общеупотребительном языке известны под именем грехов закоренелых. Это грехи, в продолжение значительного времени имеющие над сердцем человека такую власть, что он становится невольником, носящим на себе их оковы. —О существовании их можно заключать по частому повторению одних и тех же поступков. Таковы те, кои впадают в известный грех всякой раз, как скоро представляется им к тому случай, или по крайней мере как скоро известное искушение их к тому подстрекает; таковы и те, кои сопротивляются сим искушениям, но из мирских видов, а не по внушению страха Божия; таковы и те, кои хотя по чистому побуждению, но только один раз преодолев искушение, после опять часто оному уступают: таковы, наконец, и те, кои не стараются вовсе избегать случаев, ведущих к худым делам. —Все таковые люди должны смотреть на свои грехи не иначе, как на грехи закоренелые.

Есть даже случаи, когда для впадения в грех сего рода довольно бывает одного поступка, хотя бы он ни раз уже повторен не был. Таковы поступки неудовлетворенной несправедливости. В самом деле человек, неправедно завладевший чужим достоянием, или злонамеренно доведши другого до потери, оного; клеветник, очернивший честь своего ближнего, и другие, подобные сим грешники состоят, без сомнения, в закоренелом грехе со времени учинения обиды до тех пор, пока не заплатят за оную, хотя бы в продолжение этого времени они ни разу опять не впадали в тот же проступок. Тоже должно сказать о враждебных и мстительных расположениях сердца, которые продолжаются несколько времени и которых мы никак не хотим в себе истребить, хотя и примирились, по-видимому, со своими врагами.

6. Как должно поступать при исследовании своих добродетелей?

Не станем говорить ни о гибельности сих грехов, ни о средствах, служащих к искоренению оных, так как сие не относится к настоящему предмету; и перейдем к другому исследованию, которого от нас требует самопознание, именно к исследованию добродетелей наших. Их заметить в себе не так будет трудно, как пороки. То же самолюбие, которое скрывало от нас недостатки, выставит перед нами на показ все наши совершенства и не позволит нам обладать ни одним из них без того, чтоб мы об оном не знали. Опасность предстоит только в том, что оно часто приписывает нам такие добродетели, которых мы вовсе не имеем.

Итак, должно со всем старанием исследовать то, что мы называем в себе истинною добродетелью: не есть ли в самом деле только благовидный порок или скрытное несовершенство? Для успеха в сем деле, кажется, можно употребить тот же самый способ, который предложен в предыдущей статье, где сказано о исследовании пороков, то есть надобно к самим себе прилагать те суждения, кои мы обыкновенно делаем на счет добродетелей, приписываемых ближнему. В самом деле, кому не известно, что зависть есть неразлучная спутница самолюбия, что мы столько же строги и взыскательны к другим, сколько снисходительны сами к себе, и что по той мере, как любим приписывать себе совершенства, которых, в нас нет, не соглашаемся признать оных в ближнем, который ими действительно обладает? —Вот почему при виде добродетельных поступков другого, мы тотчас придумываем какое-нибудь тайное побуждение и не медлим ему приписать оное, дабы лишить его славы доброго дела. Если он благочестив, мы утверждаем, что его благочестие не истинное, но суеверное, происходящее от слабоумия, или даже совершенно лицемерное. Если он прощает причиненную ему обиду, мы говорим, что это следствие его слабодушия, глупости или нечувствительности. Если он подает милостыню, мы утверждаем, что это делается по тщеславию. Короче, нет ни одного столь блистательного, столь благодетельного и столь благочестивого поступка, на который бы мы не положили пятна своим завистливым подозрением.

Сия проницательность, с которою мы открываем тайные недостатки в чужих, по-видимому, самых добродетельных поступках, может быть для нас весьма полезна, если мы станем пользоваться ею, как должно, и употреблять оную не в рассуждении других, а в рассуждении самих себя. Таким образом всякий раз, когда бы мы готовы были произнести невыгодное мнение о поступках нашего ближнего, будем обращаться с вопросом к самим себе: выдержат ли такой строгий суд наши собственные поступки, которыми мы наибольше любуемся? Не имеем ли в самом деле мы, при соделании их, одного из тех порочных побуждений, от коих нам приятно производить поступки другого? —Наблюдая сей способ, мы скоро в состоянии будем узнать себя, и может быть, даже возненавидеть себя, но возненавидеть ненавистью спасительною, уготовляющей душу «в живот вечный» (Ин. 12, 25).

Если же кому не понравится сей способ, тот может испытывать свои добродетели по их отличительным свойствам. Но поскольку каждая добродетель имеет свои особенные свойства, то такое исследование было бы бесконечно; в сем случае довольно иметь в виду свойства главные и общие всем добродетелям. Они суть следующие. —1) Обращение к Богу, как главному началу всех наших добродетельных поступков; —2) всегдашняя – чистая радость, оные сопровождающая; —3) постоянство , по которому они повторяются всякий раз, как скоро есть к тому случай, ибо мнимые добродетели совершаются на самом деле очень редко; —4) сии последние могут терпеть один или многие закоренелые грехи, тогда как истинная добродетель ни с которым из них не совместна; —5) в мнимые добродетели всегда примешивается много гордости, напротив от истинных неотлучно смирение; —6) наконец, истинные добродетели всегда оставляют в душе человека непреодолимое желание возрастать в них, и приближаться более и более к совершенству. —

7. Как должно поступать при исследовании того состояния, в котором мы находимся?

При успешном окончании двух означенных доселе исследовании, третье будет уже не трудно. —В самом деле человек, знающий верно свою добрую и худую сторону, знающий свои добродетели и свои пороки, не может оставаться в неведении о том, принадлежит ли он к числу детей Божьих, или нет. Ибо сие достоинство состоит не в ином чем, как в истинном обращении и возрождении, в свободе от власти греха, в искреннем покаянии, в вере живой и в любви нелицемерной. Посему кто обретает сии добродетели в своем сердце, кто чувствует себя свободным от рабства греховного, или по слову Апостола, кто Духом Божьим водится (Рим. 8, 14): тот может быть уверен, что он находится в числе детей Божьих; духу их сам Дух Божий свидетельствует, что они чада Божьи (Рим. 8, 16). Напротив тот, кого совесть обличает в расположениях противных, должен полагать несомненным, что он не достиг еще сего благодатного общения.

Какая радость для одних, кои после тщательного испытания находят в себе верные признаки возрождения и усыновления Богу! Напротив, какой страх и какая печаль для других, кои узнают, что они находятся еще во власти греха и не имеют еще никакого права на славное имя детей Божьих! –Сколько первые должны благодарить отеческий о них Промысл Божий, приведший их в такое блаженное состояние! И сколько, напротив, другие должны стараться о перемене своего состояния и о переходе из рабства греховного в свободу чад Божьих!

Не все, однако ж, касательно сего предмета, могут произнести над собою столь решительный приговор. Многие, находя в себе частью худое, частью доброе, некоторые причины страха и некоторые причины надежды, — могут прийти в недоумение, к которой сторон отнести себя. —В таком случае им должно особенно позаботиться о том, чтоб вывести себя из столь затруднительного положения, непроизвольным, как само собою разумеется, причислением себя к той или другой стороне, которая покажется им более выгодною, но исторжением из своего сердца всего, что заставляет их страшиться, и насаждением в нем того, что питает и укрепляет надежду Христианина, основанную на вере в Искупителя. Одно избавление от мучительной неизвестности, терзающей сердце, было бы уже достаточным для нас побуждением к исполнению сего долга. —Но к сему побуждает нас еще и то представление, что из причин, заставляющих страшиться, и причин, заставляющих надеяться, не все могут быть равно основательны; напротив, одни из них, по необходимости, должны быть истинные, а другие ложные. Что ж, если по несчастью причины страха будут для нас основательнее, нежели причины надежды? Что будет, если ничего еще не сделав для своего спасения, мы и вперед не станем всеми силами об этом стараться? —В таком случае погибель наша столько же была бы неизбежна, как если бы мы прямым путем стремились к аду. —О, да избавит нас Господь от сего!

Таким образом, все убеждает нас упражняться и преуспевать в благочестии. Это есть самое спасительное для человека попечение и вместе превосходнейший плод, который приносит ему самопознание.