Начертание христианского нравоучения (ч.2) Феофан Затворник

Скачать Начертание христианского нравоучения. (Часть вторая) в формате docx

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений Феофана Затв.


Часть вторая. Истинно христианская жизнь в действии
Отдел 1. Заповеди и правила жизни,
А. Вера — глава всего
* 1. Обязанности веры
* 2. Обязанности к вере
* 3. Грехи против веры

Б. Благочестие — жизнь в духе веры
* 1. Чувства и расположения на пути воссоединения с Богом
** а) Чувства и расположения на пути сочетания с Господом Спасителем
** б) Чувства и расположения на пути восхождения от Господа Спасителя к Богу Триипостасному
* 2. Чувства и расположения христианина, пребывающего в Боге
** а) Чувства и расположения к Богу, вытекающие из сознания или созерцания Его бесконечных совершенств
** б) Чувства и расположения к Богу — из созерцания Его творчества и промышления
** в) Чувства и расположения — из созерцания Бога Совершителя всяческих
** г) Молитва — вместилище и поприще жизни в вере и благочестии
*** аа) Значение молитвы
*** 66) Следствия благие
*** вв) Условия
*** гг) Воспитание чрез молитвословие
*** дд) Степени
* 3. Общение с Богом через общение со Святою Церковью
** а) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу благодатных средств ко спасению
** б) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу спасенных и спасаемых
** в) Как должен христианин самого себя держать и образовывать, чтобы быть в живом союзе с Церковию, а через нее с Богом

Отдел 2. Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина
А. Обязанности семейственные
* а) Общие обязанности всего семейства
** аа) Глава
** бб) Все семейство
* б) Взаимные обязанности разных членов семейства
** аа) Супруги
*** 1) Общие обязанности
*** 2) Обязанности мужа
*** 3) Обязанности жены
** бб) Родители и дети
*** 1) Обязанности родителей
*** 2) Обязанности детей
** вв) Родные
** гг) Другие, случайные лица, принимаемые в семейство
** дд) Господа и слуги

Б. Обязанности церковные
* а) Обязанности пастырей
* б) Обязанности пасомых
* в) Обязанности клира
* г) Обязанности монашествующих
В. Обязанности гражданские общественные


Часть вторая. Истинно христианская жизнь в действии

здесь изображается христианская жизнь, как ей следует быть, и указываются правила, коим следовать должен христианин, чтобы она действительно была такою

Правилами для жизни христианина служат заповеди Христа Господа, какие исполнять дает он обет и обязуется при крещении. Таких правил, или заповедей, два вида: одни опреде­ляют, как должен действовать христианин как христианин, в каком бы положении и в каких бы отношениях ни находился; а другие указы­вают, как христианин должен жить и действо­вать в разных положениях и отношениях, в каких приходится ему быть в продолжение настоящей жизни.

Эти последние суть не что иное, как прило­жение первых к внешнему быту христианина. Итак, эта вторая часть имеет два отдела.

Отдел 1. Заповеди и правила жизни,

обязательные для христианина, как христианина

Издавна принято распределять такие прави­ла по трем отношениям: к Богу, к ближним и к себе самому.

Первыми указывается, с какими мыслями, чувствами и расположениями должен христи­анин обращаться к Богу и как служить Ему.

Вторыми определяется образ взаимных внутренних и внешних отношений христиан с христианами как членов единого тела Церк­ви, долженствующих состоять в живом союзе.

Третьими изображается, как христианин должен действовать на самого себя, чтобы иметь возможность как следует держать себя в первых двух отношениях.

Эти три ряда заповедей и правил не разделе­ны непреходимым средостением и при исполне­нии неотложно влияют одни на другие; ибо все христиане едино суть тело под главою Христом, через Коего оно состоит в союзе с Триипостас-ным Богом. Как в теле ни один член не действу­ет с отособлением от других, но и к главе, и к прочим членам хранит должное отношение, так это должно быть и в живом теле христиан.

Указав это, мы, думается, не погрешим, если не станем распределять правила и заповеди по сказанным рубрикам; а, положив в основу пер­вую заповедь, будем потом излагать правила жизни, как одни положения будут вызываемы другими, последующие — предыдущими.

Начало всех заповедей: Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии, разве Мене, говорит Господь Бог (Исх. 20: 2, 3). Сею запо­ведью налагаются на нас две обязанности: знать Бога и почитать Его, или, что то же, пред­писываются вера и благочестие. Верою и бла­гочестием обнимаются все обязательные для нас расположения и дела в отношении к Богу.

А. Вера — глава всего

1. Обязанности веры

Под словом вера здесь разумеется исповеда­ние, или выраженный определенным образом в понятиях и словах образ богопознания и богопочтения.

а) Первая здесь обязанность есть иметь веру, или религию, то есть знать определен- -ным образом Бога и образ Его почитания, или свое к Нему отношение, или еще содержать исповедание… Сия обязанность — первая не­посредственно известная, не столько даже предписываемая, сколько сама себя выказыва­ющая; ибо такова природа духа человеческо­го, что он, естественно, и требует Бога, и ищет Его, и поставляет себя к Нему в отношения, какие считает законными. Потому можно ска­зать, что она есть семя и зародыш всех обязан­ностей, как равно всей религиозно-нравствен­ной жизни человека. Кто не имеет никакой веры, тот есть человек поганый. Нет у него образа там, где бы следовало быть ему во свя­тилище духа; ибо религия есть святыня, освя­щающая всю природу нашу, равно как отсут­ствие ее искажает и низвращает ее. Св. Исаак Сирианин замечает в человеке три состояния: одно, естественное, в коем человек по приро­де духа своего знает Бога и Его боится. Из сего состояния он, по известным условиям, восхо­дит в другое, вышеестественное, или благодат­ное состояние. Третье состояние образуется из погружения человека в чувственность, или плоть, при чем погасает у него свет духа и попирается плотскими вожделениями. Чело­век нисходит на степень животных, прилага­ется скотам несмысленным и уподобляется им (Пс. 48:13). С таким человеком и жить нельзя. Ибо чем его остепенить, когда рассвирепеет? Потому сюда, собственно, должно отнести об­щеупотребительные выражения: Бога не зна­ет, Бога не боится, чтобы означить, что с та­ким человеком дела иметь никакого нельзя.

б) Обязанность иметь веру еще не опреде­ление самой веры. Потому к сему должно еще прибавить, что человек обязан иметь не ка­кую-нибудь веру, как бы всякую, без разли­чия, а именно одну, определенную — единую истинную веру. Ибо если Бог един есть и не­изменен, и человеческая природа одна есть, или единосвойственна, то и отношение меж­ду Богом и человеком истинное может быть только одно, а потому и выражение сего отно­шения, или исповедание истинное, есть еди­но. Сие-то единое и должно содержать чело­веку. Иначе что он будет содержать? Ложь, призраки, мечтания. А в этом какое достоин­ство? Это то же, что бедный и ничего не име­ющий, которому, однако ж, во сне мечтается, будто он обладает несчетными сокровищами. Ложная религия есть посмеяние над человеками. Ложно исповедающий то же, что сумас­шедший, который бурлит, потому что ему ви­дится то и то. Но беда этим не ограничивает­ся. Тут кроется обман не простой, не такой то есть, какой разрешается смехом, а жалостный, терзающий, отчаянный; ибо в религии все чают найти окончательное свое успокоение и вечное свое облаженствование. В сей уверен­ности всякий крепко держит свою веру и до­рожит ею. Но известно, что прикровенность лжи возможна только здесь; по смерти тотчас откроется, как прочно то, на чем кто основы­вал свою надежду… Какое же,ужасающее и раздирающее будет состояние того, кто увидит тогда, что он был обманут. Потому, пока есть время, пока еще мы на пути к решительной и неизменной вечности, —

в) Всякому должно испытать и несомнен­но увериться, истинна ли та вера, которой он держится, и если она окажется неистинной, отыскать, где та единая, истинная, которая ис­тинно ведет к истинному Богу и дарует, не­сомненно, вечное спасение. Это так обяза­тельно и понудительно, как похищать себя из огня… Господь не освидетельствована Себе оставил (Деян. 14:17), а равно и единой Сво­ей истинной веры; но когда Он попустил, чтобы близ нее на сей земле существовали дру­гие веры и как бы вступали с нею в соперни­чество, то тем самым на всех наложил обяза­тельство не без смысла держаться веры Его, а по несокрушимым основаниям, ради которых с полным убеждением отвергается все прочее. Сим испытанием воздается честь вере и удер­живается истинное достоинство человека, лица разумного, сознательного, совестного. Вера наша в нашу веру, то есть убеждение в истине православного христианского испове­дания должна быть разумная. Посему Гос­подь, чтобы расположить к вере в Себя и Свое учение, говорил: испытайте Писания (Ин. 5:39), убеждал к тому проповедью Иоанна Крестителя и Своими чудесами. Апостолы в проповеди тоже всех убеждали и только од­ним убеждением привлекали к вере, а не на­силием. Самая твердость исповедания зави­сит от сего убеждения, а далее и вся жизнь в духе своей веры. На это указывают бесчис­ленные опыты, из коих видно, как сильно иные возбуждаются к сообразной с верою де­ятельности с минуты сознания ее истиннос­ти единственной, и, напротив, как многие спят в беспечности от того, что не привели в ясность сего сознания. Столько оснований к тому, чтобы испытать и увериться, какая вера есть вера истинная!

Как увериться и каким путем испытать! К сему два способа: один — внешний, науч­ный, а другой — внутренний, путь веры. Пер­вый предлагается обыкновенно в системати­ческом изложении богословия. Он действите­лен и для ученых существенно необходим; но, очевидно, не всеобщ, ибо в основании своем содержит знания, не для всех доступные. При всем том надлежало бы сии научные доводы со всею широтою, и ясностию, и убедительно-стию изложить и отдать во всеобщее употреб­ление с ручательством за силу их непрелож­ного авторитета, чтобы всякий способный ра­зуметь уразумевал сим путем истину. Нельзя, впрочем, не видеть, что сей путь очень, очень долог и труден, и, что особенно замечательно, помещаясь в голове, оставляет сердце самому себе, своему своенравию и свободе. Путь веры искреннее, внутреннее, живее, многоплоднее и общедоступнее. Это молитва к единому ис­тинному Богу о вразумлении. Есть Бог истин­ный. Он сказал волю Свою нам в наше спасе­ние, с желанием, чтобы она была понята и вы­полнена. Теперь мудрованиями людскими она скрыта, или запутана до того, что тот или другой не имеет достаточно сил найти исход из сего лабиринта. Когда в чувстве сей кровной нужды с воплем, стенанием, болезнию сердеч­ною обратится кто к Богу, истинному Отцу всех человеков, Богу, желающему, чтобы вера Его была действенною, — может ли быть, что­бы Он не дал такому решительного указания к убеждению в истине ее? Он вранов крича­щих питает, по молитве посылает дождь в жажду плоти нашей… а человеку и еще духу его, Своему образу, томящемуся, ищущему узнать, как прославлять Бога, будто Он не ука­жет источника для утоления сей жажды ду­ховной? Такая молитва нисколько не есть ис­кушение Бога, хотя может быть превращена в него, когда кто неискренно, из одного любо­пытства, желал бы таких знаков. Примеры убеждения в вере сим путем почти повсюдны. Корнилий, сотник, испросил себе веру… Мно­жество было таких, кои приходили к пустын­никам вопрошать о вере, а они вместо всех доводов заставляли их молиться, и Бог откры­вал им истину, например, святой великомуче­нице Екатерине. В смутные времена ересей Бог воздвигал людей с отличною святостию, облекал их силою чудодейственною и ставил в виду всех, как свечи на свешнице, — да светят всем; как они были сосуды веры и силы Божией, то и служили для всех сумнящихся решительными указателями истины. Все ожи­дали или желали знать, как исповедует тот и тот святой муж, и держались его исповедания. Бывало, что влагали в руки нетленных людей хартии с изображением исповедания, моли­лись исправить неправое и получали по мо­литве. Но что слишком и напрягаться сие до­казывать? Господь сказал, что все можно по­лучить у Бога, молясь Ему с верою, тем боль­ше, молясь о вере, начале и источнике всего. Он Сам в Своей последней молитве что гово­рит ко Отцу Своему? Святи их во истину (Ин. 17:17), это апостолов, а в лице их и всякого ве­рующего. Даже то несомненно, что как истин­ная вера по самому происхождению своему есть чудодейственная, то сии чудодействен­ные свидетельства должны в ней и для ней пребывать непрерывно. Они и пребывают. Один говорил о себе: когда я смотрю на сии нетленные останки, источающие целебную Божественную силу, и помышляю, что дух, ос­вятивший сие тело, исповедал именно ту веру, которую я содержу, то у меня исчезает всякое сомнение, которое иногда навевает враг исти­ны, и я не могу не радоваться тому, что Богу угодно было дать нам такой решительный и вместе такой доступный способ убеждения в истине святой веры. В самом деле так. Пото­му мощи современны христианству и в нем непрерывны и повсюдны… У нас в России они есть во всех пределах и в таком количестве! На западе они прекратились вместе с отделением его от востока и отпадением от истины, а о новых, образовавшихся от папства исповеда­ниях и говорить нечего. Так вот где успокои­тельная проповедь об истине веры!.. Но бла­женнее из всех тот, кто вместе с Иеронимом Греческим может сказать: «Истинна вера, ис­поведуемая мною, ибо ею я сподобился при­ять Божественную некоторую силу, действу­ющую во мне ощутительно. И язычники име­ют писания, и храмы, и жертвы, и учителей, и книги, и отчасти Боговедение, и некоторые добрые дела, и праздники, и применение одежд, и молитвы, и всенощные бдения, и свя­щенников, и много другого; но сей сокровен­ной в сердце христианина благодати и дей­ствия Святого Духа никто в целом свете не по­лучает, а получают верою только одни пра­вильно крестившиеся в Отца, Сына и Свято­го Духа» («Христ. чт.», 1821). Так вот прямей­ший путь к открытию истинной веры, именно: вера же, молитва, непрерывность чудодей­ственности в Церкви и особенно внутренняя сила, доставляемая в вере.

Посмотри всяк вокруг себя и увидишь, что все искренно верующие веруют по сим осно­ваниям, а не по научным… Почитай если хо­чешь, и научные основания веры в каком-либо Православном Богословии. Но сердечные сильнее и сподручнее.

2. Обязанности к вере

То, что сказано, надо назвать обязанностями веры, именно: иметь веру и притом веру еди­ную, истинную, с несомненным убеждением, что она есть точно истинная. Коль скоро узна­на вера истинная, тотчас начинается другой ряд обязанностей, именно: обязанности к вере, или к православно-христианскому исповеданию.

а) Первая и основная здесь обязанность есть всецелая покорность вере истинной. Вера сия идет от Бога, есть Его царский указ к нам, подданным, открыта нам с желанием, чтобы мы приняли ее и спасались ею. Потому кто не покоряется ей, противится Богу, творит грех хулы на Духа Святого. Жестоковыйнии, уко­ряет святой Стефан иудеев, вы присно Духу Святому противитеся (Деян. 7:51). Апостолы были посланы на проповедь в послушание веры во всех языцех (Рим. 1:5) и всем говорили: вот вы были в заблуждении и ходили в нечестии; ныне Бог презирает сии времена неведения и через нас повелевает всем всюду покаятися, веру подая всем (Деян. 17:30). Довольно уже жили в богомерзких идолослужениях, пора покориться Богу и воле Божией, прочее во плоти жити время (1 Пет. 4: 2, 3).

Послушание вере требует связать разум и обязать его на все беспрекословно соглашать­ся, что ни проповедует вера. Но разум-то бо­лее всего и противится сей покорности. Жес­тока выя у неверующего от упорства разума. Не вижу, говорит, не понимаю: как могу согла­ситься? Еллини, говорит апостол Павел, пре­мудрости ищут, мы же проповедуем Христа распята (1 Кор. 1: 22, 23). Так как мир не ра­зуме премудростию Бога, то теперь Бог спаса­ет всех буйством проповеди (1 Кор. 1:21), хо­чет, чтобы все шли к своему назначению в примраке веры, чтобы исповедующий веру на всякий вопрос, почему он то и то исповедует, готовее был сказать: потому что так Бог пове­лел, нежели как любомудрствовать: потому и потому. К непокорливым справедливо можно отнесть угрозы Бога за отвержение премудрости: понеже звах, и не послушаете, и прости-рах словеса, и не внимаете: убо и Аз вашей по­гибели посмеюся (Притч. 1: 24-31). Преосвя­щенный Тихон говорит: «То и есть вера — без­молвная покорность глаголющему Богу» (т. 7). Пытливость есть разорение веры. Кто с непо-коривым и своенравным умом входит в об­ласть веры, тот тать есть и разбойник… Сни­ми оружие ума своего, как делают воины при входе в церковь. И ангелы стоят пред престо­лом Божиим, закрывающе лица свои, а ты хо­чешь все зреть… Бог явил сокровеннейшую премудрость; благодарно и послушно прими, говоря: я молчаливый раб сей веры.

б) Когда такою покорностию положено прочное основание, надлежит назидать на нем все здание веры. Изречено решительное и мол­чаливое согласие на все, что содержит вера; теперь следует самым делом воспринять сие содержание, чтобы знать свою веру. Иначе что такое выйдет — иметь веру и не знать ее, не знать, во что веруешь! Это есть оскорбление и веры, и себя. Если вера истинна, почему не рев­нуешь обогатиться истиною? Если в ней твое благо, зачем лишаешь себя его? Как не стыдно оставаться в таком усыплении? И что скажешь вопрошаемому об уповании? Да при этом и вера не вера. Вера есть совокупность истин и здравых о всем понятий. Какая же вера у того, кто их не знает? Господь говорит: се же есть живот вечный, да знают тебе единаго Бога, и Егоже послал ecu Иисус Христа (Ин. 17:3). И несть иного имене под небесем даннаго в чело-вецех, о немже подобает нам спастися, прибав­ляет апостол (Деян. 4:12). Из сего видно, что содержание веры не просто есть богатство благости, а вместе и условие спасения. Не зна­ющий его уже находится в опасности. Оно во всем своем составе и в частях есть врачевство; но больному надобно принять врачевство и уподобить его себе, чтобы сделаться причаст­ным его врачебной силы. Так и все исповедуе­мое верою должно понять и принять, чтобы врачевать немощи духа. Афанасий Великий так говорит: иже хощет спастися, прежде всех подобает ему держати кафолическую веру, еяже аще кто целы и непорочны не соблюдет, кроме всякого недоумения, во веки погибнет (см. Символ Афан. Вел. в Псалтири).

Чтобы все сюда относящееся было яснее для вас, предлагается несколько вопросов с ре­шениями.

Что значит познать свою веру! Значит — довесть себя до состояния ясно, точно и определенно созерцать и высказывать те истины, которые содержит святая православная вера; быть способным дать ответ всякому, как учит апостол (1 Пет. 3:15). Вера есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых (Евр. 11:1). Сделать надобно, чтобы сии невидимые вещи действительно получили в нас свой­ственный им облик, получили имя, были ве­домы, как принесенная весть. Не то это зна­чит, что должно разгадывать тайны: нет, тай­ны навсегда останутся тайнами, сколько бы ни напрягался кто раскрыть их. Но, хотя непо­нятно существо предмета и сокрыты основа­ния, усвой и содержи его так, как учение о нем содержится — точными и определенными сло­вами. Словом познавать означается не мудро­вание, а смиренное и беспрекословное приня­тие уроков святой веры.

Что надо узнавать! Все, что содержит свя­тая вера. Когда говорится все, уничтожается различие и предметов, и способов познания, и источников учения. Все стороннее должно быть отнесено за пределы кругозора умствен­ного и устранено из внимания; в мысли должен оставаться один образ исповедуемого, который и пусть наполняет ее во всем ее пространстве. Предметы веры размещаются в голове, как они размещены в исповедании, и созерцатель их прикасается вниманием к каждому из них, как наблюдатель богатого сада не пропустит ни одного цветка, чтобы не осмотреть его. Никак не должно говорить, а тем более чувствовать; это маловажно, можно оставить или быть к тому равнодушным, так относительно возже-ния свечи, воскурения фимиама и проч. Все содержимое верою в целом своем составе есть врачевство для нашего растления. Кто не при­нимает чего, тот умаляет силу врачевства, а иногда совсем уничтожает ее. Если из рецеп­та, прописанного лекарем, отнять один какой состав и потом принимать по своему уму со­ставленное лекарство, а не как сказано, то вме­сто пользы можно получить вред. В вере нашей составлена нам ограда или крепость, обезопа-шивающая и защищающая нас от врагов. Тут все нужно. Отвергни малое — сделаешь пролом в стене, и пойдут враги один за другим, разо­рят всю ограду и тебя погубят. Блюдите убо, како опасно ходите (Еф. 5:15).

Всем ли это? Всем верующим, иначе зачем и вступать в ограду веры? Всем должно чув­ствовать себя обязанными узнавать во всей полноте свою веру и потом, на основании сего чувства, действительно узнавать. Вера не есть что-нибудь маловажное, как бы избыток сверх нужды, а есть кровная и существенная нужда, как дыхание, пища, сон и прочее подобное. Знание ее есть дело самонужнейшее, потому и ревность о нем должна быть самая первая. Кто иначе делает, тот морит дух голодом или лишает его нужнейших потребностей. Снача­ла обыкновенно знание бывает мало как семя, но потом должно давать простор его возраста-нию и не оставлять семенем. Пусть возрастет в древо. Здесь то же происходит, что в рисо­вании, где сначала делают один очерк всей картины, а потом начинают разрисовывать часть за частию. Апостолы, когда проповедо­вали, то в первом оглашении делали как бы сей очерк, а далее, при вторичных посещени­ях или в посланиях доканчивали всю карти­ну веры, или то совершал Божественный Дух. То же и теперь. У многих, конечно, есть один очерк веры; у других оттенены, может быть, и некоторые лики и части. Но на этом останав­ливаться не должно. Надобно и им доканчи­вать сию картину. Вообще, никто не увольня­ется от обязательства узнавать все всевозмож­но, хотя на самом деле могут быть терпимы разные степени полноты сего знания. Потому и различают веру уясненную и неуясненную. Сия последняя говорит: все содержу, что со­держит святая вера, хотя не все еще успела уз­нать, а первая: все содержу и знаю ясно. Силу спасать имеет и первая; но кто сознательно не доходит до последней, по нерадению, тот в опасности, ибо сей сон — признак смерти.

Как узнавать! Нет нужды для сего возно­ситься на небо или переплывать моря. Истин­ная вера не сокрыта, а явлена всем и многи­ми очень исповедуется. Она не затеряна, так чтобы следовало всякому самому отыскивать ее в источниках и приводить в ясность, а в яве пребывает и гласно исповедуется. Поди и спроси, как исповедуется. Читай Исповедание Православное и Катехизис; не умеешь, друго­го попроси; слушай проповеди, ибо на свя­щеннике лежит обязанность возобновлять толкование Катехизиса; спроси пастыря, вни­май чтению Слова Божия и богослужению. У нас столько способов узнать свою веру, что дивиться надобно, как есть не знающие ее. Ка­жется, знание сие само, против воли, готово внедриться. Хорошо для облегчения или ут­верждения своего знания иметь сокращенное исповедание всего: извлечь из катехизисов, в кратких предложениях изобразить все и по­том часто прочитывать. Это будет то же, что очищение воздуха в покоях или освежение себя прохладою утра или вечера. Есть и гото­вые такого рода сокращения: святого Генна­дия, Патриарха Константинопольского, свя­того Димитрия Ростовского и Преосвященно­го Тихона Воронежского. Это знать — как полезно и возбудительно! Потому что все подводит под один обзор, вводит как бы в ве­ликолепный храм и исполняет умиления и благоговения.

в) Когда найдена и познана истинная вера, вера, ведущая к Богу, бесконечно благому и ублажающему, и доставляющая нескончаемое блаженство, когда все сие ясно сознано и при­нято убеждением сердечным, тогда быть не может, чтобы христианин оставался равно­душным, чтобы сердце его не исполнилось со­ответственными тому чувствами, подобно тому, как нельзя оставаться равнодушным, когда вступают в обладание неисчетными со­кровищами. Чувства, впрочем, сии сколько ес­тественны, столько и обязательны. Не прини­мать только их должно, когда они есть, но и возбуждать с напряжением, когда нет, жалея и скорбя об окаменении своего сердца. Чув­ства сии освящены примерами Матери Божией, святых апостолов и всех святых. Они суть:

аа) Радостное и благодарное славословие. Так Матерь Божия воспела первую христиан­скую песнь: величит душа моя Господа… яко… восприят Израиля… помянуты милости (Лк. 1:46); Елисавета в радости взывает: благосло­венна ты в женах!., и откуда мне сие… (42); За-хария славословит: благословен Господь Бог… яко посети… якоже глагола… помянути завет (68-80). Господь Сам исповедуется Богу Отцу ради веры апостолов: исповедаютися, Отче… яко… открыл ecu та младенцем (Мф. 11:25) — и в другом месте ублажает Петра: блажен ecu Симоне (Мф. 16:17). Апостолы часто по изло­жении истин веры прилагают: благословен Бог, что дал нам свет и разум, да познаем Его и Единородного Сына Его (1 Ин. 5:20).

бб) Чувство успокоения или безопасности. Мы погибаем: меч гнева над нами, а под нами ад отверст, готовый пожрать. Кто уверует, того все эти беды минуют, не коснутся. Сознавший это должен чувствовать, что он как бы с холо­да, дождя, сырого и беспокойного ветра всту­пил в теплый покой, или, как утопавший, стал на берег, или, как окруженный и терзаемый зверьми, исхищен из среды их с уверенностью, что они уже не дотронутся до него. Это чувство у апостола Павла изображено под видом субботства (Евр. 4). Беспокойный ум все роется в надежде найти что лучшее и ничего не находит; вера все дает: и всю мудрость, и все способы.

вв) Любовь как вообще ко всей вере, так и к каждому ее догмату, правилу и постановле­нию. Надо все принять сердцем, все согреть в нем, вкусить, усвоить, лелеять. Что свято, ис­тинно, Божественно, спасительно, как того не любить? Давид святой поет, что ему и прах дома Божия любезен… Это урок нам с любо-вию лобызать всякую истину, содержимую святой верою. Это, собственно, и значит содер­жать веру. Вера в сердце, а не в голове; а ког­да в сердце, то согревает его и любится им, ибо иначе ему нельзя быть там. Истина, пока не вошла в сердце, есть то же, что пыль на поли­рованной доске: повеет ветер и все снесет. Истина, принятая сердцем, что елей, прошед­ший в кости. Любящий истины веры ненави­дит противоречащее им и лицо, и помысл, по­тому и безопасен от падения, и есть сам столп веры. Посему это святейший и глубочайший долг: люби веру и все правила ее.

г) Кто узнал и возлюбил единую истинную веру, тот не может не свидетельствовать сво­ей к ней преданности. От избытка сердца го­ворят уста (Мф. 12:34).

Действия, в которых сие выражается, суть:

аа) Исповедание веры, то есть открытое, ис­креннее и небоязненное делом и словом пока­зание, что содержится сия именно святая и единая истинная вера. Такое исповедание мо­жет быть и бывает двух родов: одно — всеоб­щее и всегдашнее, другое — особенное, являе­мое во время гонений. Первое состоит в том, чтобы открыто, искренно и небоязненно гово­рить, поступать и жить по правилам святой веры в том месте и в тех обстоятельствах, в которых кто поставлен, несмотря на то, что будут о нас говорить, как судить и как в отно­шении к нам будут поступать другие. Сего требует искренность убеждения. Если это ис­тина, а то не истина, зачем я стану изменять одной в угоду другой? Или зачем мне сты­диться действовать по своим убеждениям? Стыд, смущение — знак маловерия и мало-убеждения. Сего требует опасность ущерба для веры. Кто боится жить открыто по своей вере, тот приводит в подозрение самую веру. Всякий скажет: верно, слабость или нетвер­дость их веры связывает ему язык и руки. Особенно не должно молчать там, где откры­то унижается другими вера. Тут прямо надо высказать истину и остепенить дерзкого как богохульника. Ясная заповедь Спасителя.о том, чтобы не стыдиться исповедать Его пред человеками, относится сюда (Лк. 9:26; Мф. 10:33). И чего бояться? Смеяться будут? Пусть. Это их неразумие. Апостолы радовались тому, что сподобились приять бесчестие за имя Хри­стово. Надо им подражать. Притеснять ста­нут? Еще полезнее. Тут можно сказать всяко­му: дерзай! Венец мученика сходит на главу твою. Притом людей ли бояться больше дол­жно или Бога? Все такого рода укоры в неис­кренности убеждения и в малодушии идут только к тем, кои, не являя своей веры по бо­язни, остаются сами в безразличии, так что не угадаешь, веруют они или нет. Что же сказать о тех, кои при случае принимают на себя вид неверующих, опасаясь изъявлением веры по­дать невыгодную будто о себе мысль? Это — человекоугодничество, играние святынею, пустое лицедейство. На что похоже из-за того, что другой неразумный подумает неразумно, надевать на себя личину неразумного?! Дол­жно, впрочем, помнить, что когда поставляет­ся такое исповедание в обязанность, то сим нисколько не оправдывается исполнение пра­вил веры только напоказ, а то: ходи в прави­лах своей веры по убеждению и любви, не скрываясь, но и не заботясь о том, что скажут другие. То есть пустое тщеславие, а это — ис­тинная деятельность. И еще: когда видишь хульника, восстань и обличи его, нечестивца, загради уста ему, чтобы не попирал святыни. Особое исповедание веры, торжественней­шее, богоподобное, апостольское, есть испове­дание в гонениях за веру вообще или за какой-либо догмат. Гонения бывали часто и возмож­ны во всякое время. Примеры предшествовав­ших живописали нам и правила, как вести себя в сих случаях… Восстало гонение — мол­чи и пребывай в своем чине, предаваясь Гос­поду всестроящему, молясь о силе и помощи. Чувствуешь слабость и страх, а между тем имеешь возможность укрыться, — укройся. Многие так делали. Целою церковью удаля­лись в леса и горы. И Господь сказал: когда го­нят в одном городе, бегайте в другий (Мф. 10:23). Укройтеся мало елико елико, дондеже мимоидет гнев Господень, говорит пророк (Ис. 26:20). Взят силою и представлен на суд: не усрамися, ниже убойся, яви силу любви к ис­поведуемому тобою Господу, стань за Него до крови и смерти. Но и без того, кто чувствует себя связанным нравственною силою, имен­но —- внутренним некоторым понуждением к исповедничеству, тот, благословясь, с совета пастыря, если можно, или и без того, возвысь голос исповедания. Сделай то же и тогда, как видишь, что те, коим следует исповедовать, слабеют, или когда бываешь в кругу тех, кои еще не поставлены в сию честь, а уже готовы по слабости отречься от истины. Многие му­ченики так поступали и не только спасали ве­ровавших, но и неверовавших делали верую­щими. Вообще, исповедничество открытое никак не может быть излишним, когда дела­ется по любви, к Господу влекущей, со здра­вым рвением, а не буйным фанатизмом. Опа­сения и ограничения все в сторону… Иди небоязненно, говори исповедание: Господь тебе помощник. Всякий исповедник есть крепкий воин из воинства Христова. Слаб? Беги, ког­да есть возможность, а когда пойман, свиде­тельствуй не боясь. Никак себе не должно позволить хоть для вида только сделать то, что требуют в знак отречения, ибо это то же, что отречение. Таков дух исповедничества! Его должно и всегда возгревать в себе; чтобы неготовым не застало время невзгоды, надо постоянно быть готовым страдать и умереть за имя Христово и веру святую. Это есть ду­ховное исповедничество или сокровенное мученичество, когда бывает христианин сердцем распят, хотя телом жив.

66) Ревность о распространении веры, или приведении ее в известность. Кто убежден, что святая вера есть единая, истинная, тот не может молчать о ней, особенно в виду или пред лицом лжи и заблуждения. Кто любит ближнего своего, всякого человека искренно и желает ему истинного, прочного и вечного блага, тот может ли удержаться, чтобы не воз­вестить ему истинного пути ко спасению, от­крываемого святою верою? Кто любит Бога и ищет славы Его, может ли не ревновать, да познают Его и Его же послал есть Иисус Хри­ста (Ин. 17:3), чтобы славить и чтить Его, как Сам Он желает и научает всех в истинной вере Своей. Так убеждение в истине, любовь к Богу и ближним требуют, чтобы всякий, знающий веру и имеющий слово, громоглас­но возглашал всем истинный путь спасения в святой вере. Ибо несомненно, что гибнут те, кои вне веры. И славословие Богу вне ее есть козлогласование, как же можно это видеть и терпеть? Тут нет нужды дожидаться власти и прав. Когда душа горит ревностию святою, трезвенною, любовною и умоляющею, возвы­шай голос.

Спрашивается, кто должен это делать?

Само собою разумеется, что преимуще­ственно долг сей лежит на освященных лицах, как на то исключительно учиненных. Но и всякому другому как можно заградить уста, когда он возвещает истину, в коей убежден и которую возлюбил душевно? Позволить про­поведовать всякое без разбора убеждение па­губно; но возглашать истину, всемирно изве­стную, Богом открытую, точно и ясно опреде­ленную как неизменное правило для всех лю­дей и во все времена, это и для действующего, и для других спасительно. И не только возгла­шать, но и деятельно заботиться должно об успехах слова истины.

Кому проповедовать? И своим и чужим, Господь говорит: видишь брата согрешающе­го, поди, вразуми его. Послушает — приобрел еси брата, нет — то же сделайте вдвоем, а да­лее уже поведать надо Церкви (Мф. 18:17). Мало ли можно найти между братиями-хрис-тианами не ведающих веры и по неведению держащихся нелепостей? Знающий вразуми и просвети брата истиною. И это будет столь же плодоносно, сильно, ценно, как идти за море и обращать неверных. О присных в вере более должно пещись, по апостолу. И чужих, кои между нами, не должно оставлять и как бы презирать, но и их согрей любовию, предрас­положи ко вниманию и сей в благоприятное время. Кто знает, не войдет ли и в его душу истина через слово твое? У Бога везде есть орудия к побеждению, хоть их никто ясно не знает.

Как это делать? И словом, и писанием. Видишь неправомыслящего и умеешь сказать истину — найди твоим благоразумием доступ к его слуху и вниманию и возвести ему сию истину. Живое слово требует, впрочем, труже­ника сколько терпеливого, столько же и пре­мудрого, но оно решительнее; ибо прямо всту­пает на борьбу с душою и, если сильно, непре­менно пленяет ум в послушание Христово. Писание легче и оставляет в покое ту и дру­гую сторону. В нем торжествует сама истина, лицо скрыто, и во вразумляющем больше предполагает оно свободы и зрелости убежде­ния. На стороне писания та еще выгода, что оно всюду имеет доступ и долговечно. Писа­ние, высказывающее истину веры живо, убе­дительно, победоносно, есть истинное сокро­вище для Церкви и рода человеческого. Кто возможет составить такую книгу, тот может стать в ряду всемирных проповедников.

Истинную, впрочем, ревность о распростра­нении веры должно отличать от буйной, нера­зумной, фанатической. Она должна иметь сле­дующие признаки: твердое, основательное, ра­зумное убеждение в истине святой веры с пол­нотою познания ее. Душа, соделавшаяся сосу­дом, вмещающим такую святыню, не может не разливать от себя благоухания. Как может она скрывать от других сокровище сие? Как удер­жит язык, от полноты сердца естественно при­ходящий в движение? Отсюда — кем облада­ет безотчетное пристрастие к вере, помрачаю­щее ясность созерцания ее, кому желательно высказать не столько содержимое верою, сколько свои мудрования о ней — тот пусть удержится и пребудет спокойным в своих пре­делах, не трогаясь до святыни нечистыми ру­ками. Апостол заповедал проповедовать от чиста сердца, совести благия, веры нелицемер­ные, без которых некоторые попали на распутия (1 Тим. 1:5).

Чувство покорности и рабства истине и Богу. Не можем не говорить того, что видели и слышали, свидетельствуют апостолы (Деян. 4:20). Мы рабы, говорят они, поручники, ра­ботники Божий. Отсюда — кто ищет возвыше­ния, отличия, преобладания и владычества над умами и душами других — в том нет истины. Истинный ревнитель веры Бога воцаряет, а ложный — себя.

Умоляющий тон любви и убеждения с само­пожертвованием и уничижением… По Христе молим, говорят апостолы, примиритеся Богу (2 Кор. 5:20). Ты гибнешь, поди, я вынесу тебя на раменах в безопасную пристань. Смотри, вот истина, ясная как солнце. Отсюда лесть, обман какой-нибудь, приманки выгодами, уг­розы невыгодами суть уклонения от правды в проповедании веры.

Мужество. У слабых или по разуму, или по силе слова и характера сия ревность может оставаться как бы молчащею. Она может пла­менеть, возжигать сердце, но выражаться од­ною молитвою и ревнивым желанием, чтобы святая вера сколько можно более приходила въявь и возвышала славу Божию, приводя к блаженству людей. Такая готовность, как и готовность к исповедничеству, есть сколько святое, столько же и высокое, и плодоносное расположение. Когда все возможное сделано, Бог ценить будет силу ревности, а не одни плоды, которые в Его власти. По сему случаю должно припомнить, что истинные, призван­ные проповедники, назначаемые для особых целей, чрезвычайно воздвигаются Богом, Им ведутся к цели и под Его покровительством исполняют то, к чему призваны. Таков, напри­мер, был святитель Стефан Пермский. Другим приличнее смиренно пребывать в своем кру­ге, греть и светить здесь своим удельным све­том и теплотою.

д) Хранение веры — и своей сердечной, или своих убеждений, и исповедуемой веры. Любя­щий по естественному влечению хранит лю­бимое как зеницу ока. То же и в отношении к вере. Хранить веру — значит прежде всего от­клонять угрожающие ей опасности. Опасно­сти сии бывают внутренние и внешние. К пер­вым относятся возникающие по временам по­мыслы сомнения вообще ли в вере или в част­ности в каких-нибудь членах ее. Разны и сте­пени сих помыслов: иные мгновенны, как на­бег мысли или беглая тень от легкого облака, другие касаются сердца и его уязвляют, как стрелою; иные опять касаются таких предме­тов, коих твердость мы знаем, а иные чего-ни­будь неведомого. Такие помыслы и сердце само может ковать, но, вернее, они от врага истины и отца лжи. Как бы ни было, их не должно оставлять без внимания, а тотчас про­гонять их, доводя сердце до воспламенения ненавистью против них; ибо ненависть сия есть истинное духовное изблевание яда, по­ставляющее вне опасности. Снисхождение к ним и невнимание опасно. Что же касается до того рода сомнений, которые касаются слабой стороны, то, кроме негодования, спешить дол­жно противопоставить им истинные доводы или восполнить в познании то, чего недоста­вало. Вторая внутренняя опасность от страстей. В злохудожной душе не может со­держаться истина. Этот сосуд худой, все го­товый испустить, что ни положи в него. Стра­сти суть отступления от истины и притом жи­вые; потом всякий страстный уже на пути лжи стоит, приняв от страстей уроки лжи про­тивной истине. От порочной жизни очень удобный переход к безверию, холодности и отвержению веры. Потому должно хранить душу и сердце свое в чистоте. Это есть несок­рушимое безопаснейшее хранилище веры. Опасности веры внешние суть чтение книг, содержащих развратные правила или пропо­ведующих ложь и безверие, особенно таких, кои писаны увлекательным языком поэзии и наполнены тонкими и хитрыми софизмами, которых разрешить не вдруг может и крепкая голова. Опасности этой избежит всякий, кто ничего не читает худого или, вообще, читает только по указанию опытных людей. Сообще­ство с людьми, напитанными легкомыслием и презорством к истине, и также с еретиками и иноверцами хитрыми и изворотливыми. Тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор. 15:33). Удаляться должно от ходящего не по Преда­нию (2 Фес. 3:6; Рим. 16:17), чтобы не истлел разум от простоты (2 Кор. 11:3), чтобы не прельститься ложною философиею (Кол. 2:8). Ко всем таковым, разумеется, не долж­но терять любви, сожаления, искреннего же­лания и содействия к их вразумлению; но ни­как не должно склоняться до приятства и дру­жества с ними. Такое расположение связыва­ет и язык, и мысль и как бы невольно предает в руки врагу. Потому в отношении к таким заботься о вразумлении, молись; но удаляй­ся тотчас, как увидишь свою опасность. Если чувствуешь, впрочем, крепость, борись, с Бо-жиею помощию.

С таким, впрочем, отрицательным хранени­ем веры должно иметь в союзе и положитель­ное. Кто хранит дерево, тот не только отдаля­ет от него вредное, но и снабжает нужным для укрепления и полноты питательных соков. И веру тоже должно питать в себе. Вот что для сего нужно: слушай Слово Божие, проповеди и поучения, а если имеешь возможность, и уроки; читай Слово Божие, святых отцов, бо­гословов; ищи и вопрошай, беседуй и общись с верующими, богатыми в вере; размышляй об основаниях веры, особенно о делах и судьбе ее, о ее Божественных обетованиях и их испол­нении; молись и вопий к Богу: помози моему неверию; живи по вере и делами прикрепляй к существу своему то, что содержишь в мыс­ли, чтобы колебать в тебе веру значило то же, что тревожить жизнь; часто приобщайся дос­тойно Святых Тайн и будешь содержать са­мый источник истины в сердце своем.

Храня таким образом в себе веру, не долж­но оставаться равнодушным и к судьбе испо­ведуемой религии. Здесь постоянно молись, желай и содействуй ее благосостоянию, цело­сти и безопасности; видишь угрожающую опас­ность от лжи, заблуждения и ложной филосо­фии, возвести кому должно; борись и противо­действуй сам, сколько можешь; жалей, скорби и сокрушайся, что так есть, и молись Господу, Царю истины, да воцарит истину и проженет налегающий мрак. Когда же все употреблено с твоей стороны, предай себя и святую веру в руки всеправящего Господа, Который смертию Своею положил основание торжеству Своей веры и не оставит ее на решительный произ­вол людей. А если оставит, то оставит людей, но не веру, и людей оставит только за одно упорство и нераскаянное противление.

Так разумевая, разумевай всяк добрые и недобрые расположения и действия относи­тельно святой православной веры нашей. Пер­вые насаждай, вторые, если есть, искоренить постарайся. Худые ныне времена. Береги мысль и сердце. И от близких может быть беда. Внимай убо.

3. Грехи против веры

Надобно показать и отступления от правды относительно веры, чтобы всякий мог видеть яму и не пасть в нее. Будем идти рядом с ис­численными обязанностями и означать воз­можные уклонения от них.

Против первой обязанности — иметь веру — грешат не имеющие веры, не знающие Бога и своего к Нему отношения — безбожники. Не место здесь показывать существование без­божников; говорим только, что если они есть, то грешат, и грехом самым великим, которо­му и равного нет. Различать, впрочем, можно и должно безбожников теоретических, кои и по образу мыслей своих допускают небытие Бога, и практических, кои живут, не думая о Боге, или так живут, как бы не было Бога. К первым можно отнести фаталистов, кои гово­рят: самослучайно рождены есмы — как у Пре­мудрого (Прем., гл. 2). Все, что ни есть и бы­вает, есть и бывает так. Грехом сим искушают­ся и мысленно грешат все те, кои, раздумав­шись о начале и судьбе мира, о запутанном ходе происшествий рода человеческого и сво­их, в сердце своем помышляют: неужели есть Бог? Не так ли все сие? Сюда же относятся пантеисты, для коих эта вселенная есть Бог, но не имеющий лица, связанный законом не­обходимости, неотдельное существо. Они род­ственны фаталистам. Особый вид их — эволю­ционисты, по коим мир есть развитый Бог. Это грех грубейший, хотя к нему принадлежат очень утонченные умствователи, как Фихтэ, Гегель и др. Практические безбожники по-всюднее. У них один характер — жизнь в бо-гозабвении, в волях сердца, без сознания над собою какой-либо высшей власти, без чувства неизбежной необходимости отвечать за жизнь. О них говорит пророк: Рече безумен в сердце своем: несть Бог. А что эта речь от них — при­лагается: растлеша и омрзишася в начиналиях своих (Не. 13). Предавшись чувственности и страстям, они подавили лучшую часть свое­го существа и нить, связующую их с небом, прервали. Они уже, по апостолу, не приемлют яжеДуха Божия (1 Кор. 2:14; о них же: Еф. 2; Рим. 1). Их можно встречать в большом коли­честве во всякое время и во всяком месте, и что особенно жалко — иногда не совсем раз­вратных, а живущих в естественных чувствах сердца. Впрочем, в сей смрад, хотя на время, погружаются и ведущие Бога, но дни, месяцы, а иногда и годы проводящие в суете ума, как бы без Бога (Еф. 2).

Против второго долга — иметь единую ис­тинную веру — грешат индифферентисты, кои содержат и проповедуют, что все одно: какую ни имей веру, только имей. Всякая пригожа и приведет к своему назначению — христианс­кая ли это или не христианская. Как груба по­грешность здесь, видно из того, что говорено в подтверждение необходимости иметь еди­ную истинную веру. Тут еще приложить дол­жно, что после того, как Сам Бог научил лю­дей приближаться к Нему, Сам приходил, воп­лотился, страдал и умер, ниспослал Духа и столько чудес делал для утверждения веры, подвиг небо и землю — после всего сего говорить, что все равно, сию ли веру держать или другую, означает не только безумие крайнее, в коем истину ставят наравне с ложью, но и нечестие, в коем наводится некоторый укор на человеколюбивого Бога, будто излишне расто­чал милости, и в коем, лжа, творят Бога исти­ны, будто не единая та вера, которую Он объявляет единою. Индифферентизм есть, сверх того, язва рода человеческого. Если одна только вера ведет ко спасению, так что все иноверия не спасают, а влекут за собою пагу­бу, то кто удерживает в них, не губит ли всех, кого удерживает? Когда свирепствует мор и искусный врач изобретет единственное врачевство, то всякий уверяющий: ничего, и то-то лекарство хорошо — губит всех, кои его по­слушают. Таков индифферентизм. Он рас­слабляет и убивает дух. Содержащий его по­чти то же, что безбожник, ибо явно, что для него вера есть стороннее дело, что он держит ее по обычаю, в подражание другим, или, еще хуже, будто какое-либо средство политичес­кое. Все сии укоры падают и на того, кто го­ворит: все равно, лишь бы была христианская вера, а то какая-нибудь. Откуда эта мысль?! Апостолы с такою ревностию заботились о единомыслии, так деятельно старались восстановить его, когда оно как-нибудь нарушалось, так строго вооружались против разномысля­щих, что определили им отлучение; а ныне вошло в обычай говорить: все равно, лишь бы христианская, хоть бы то была и ересь. Как же Господь говорил: аще Церковь преслушает, буди тебе яко язычник и мытарь (Мф. 18:17)? И потом как же Церковь во все свое продол­жение так сильно ратовала и вооружалась против всех разномыслящих? Будто все сие так? И что Господь оправдывал знамениями и чудесами единую истинную веру и доселе оправдывает, будто и это все так?

Близко подходит к индифферентизму, или есть его вид, тот развратный образ мыслей, по коему проповедуют, будто религия не что иное есть, как средство в руках правительства. И те, кои так думают о правительстве, и само пра­вительство, которое так поступает, крайне не­честивы и безбожны… Ну, если пригоже для правительства магометанство, или жидовство, или другое какое нечестие, будто его вводить и ему благоприятствовать должно? Цель об­щества — весть человека к цели; цель челове­ка—в Боге, к Богу же идти можно только так, как Он указывает во святой вере. Следова­тельно, духом общества должна быть единая истинная вера. Что за правительство, которое, мало чем успокаивая своих подданных во вре­менном, за это губит их на целую вечность! Говорят: смущение будет в народе! Кто же позволяет насилие? Яви истину, чтобы всякий увидел ее. И кто к тому способнее, как не пра­вители? Потому они безответны пред Богом, если не хранят и не вселяют в народе истин­ной веры. Против третьего — испытай, где истина — грешат неиспытывающие, погру­женные в сон беспечности; нерадящие, кои тем только отличаются от индифферентистов, что никакой мысли не имеют при своей беспечно­сти или совсем и не думают о вере и суть по­тому веро-презиратели; сомневающиеся, кои вообще остановились на нерешенном вопросе: есть ли Бог и нужно ли Ему поклонение? — или подозревают, истинна ли святая вера пра­вославная, и, однако ж, остаются равнодушны­ми, не ищут разрешения недоумений и в та­ком нерешительном, колеблющемся состоя­нии продолжают жить по принятому порядку. Это как бы повисшие на воздухе, истощающие и мучащие дух свой. Сила их преступления и в равнодушии к истине, к Богу и своему спа­сению, и особенно в том неестественном по­ложении духа, что держат его в известном порядке против убеждения, идут против совес­ти и убивают в себе жизнь. Остановившиеся на лжи, все заблуждающиеся в вере: язычники, магометане, иудеи, особенно натуралисты, те, кои думают, что для познания Бога и своего спасения достаточно естественных сил чело­века, своего ума и самодеятельности. Это заб­луждение иначе называется рационализмом. Он есть самая очевидная глупость и безумие. Видеть и свои ошибки, и ошибки других мыс­лителей, знать из истории, сколько заблужде­ний и пороков наводнили землю от разумно­го человека, и еще верить в свой разум! К тому же в соседстве рационалист видит откровен­ную Богом веру, чудодейственно утвержден­ную, представившую и представляющую опы­ты спасенных, и остается при своем упорстве! Непонятно. Не без основания потому некото­рые подозревают, есть ли основательно убеж­денные в твердости своего рационализма ра­ционалисты? Большая часть, без твердого, яс­ного убеждения, с мутным сознанием вернос­ти своих мыслей, заносчиво проповедует не знать что, чтобы только заставить говорить о себе: вот всеобъемлющий гений!

Против того, что узнанной святой право­славной вере должно покориться смиренно, молча, всецело, грешат тоже рационалисты, только библейские, кои признают Откровение, но принимают из него только то, что сообраз­но с их образом мыслей. Это гордые умы, воз­носящиеся на ум Божий, не покоряющиеся Ему, не хотящие послушать веры, потому суть то же, что неверы. Ибо неверие, собственно, и есть непризнание истинным того, что святая вера признает истинным. По своему духу это разбойники в ограде Божией, прилазящие оти-нуде, кои, вошедши туда, вместо смиренного пребывания, своевольно рвут, разбрасывают и искажают все Божий сокровища. Все еретики, паписты, протестанты всех родов и другие — естественный плод неверия и своемыслия, или своенравия ума в деле веры. Вера вселенская есть правило ведения и жизни, обязательное для всех. Кто мудрствует не так, как она, в ка­ком-нибудь члене, зная, что сей род мудрство­вания не. одобряется ею и противен ей, и по­том далее не покоряется никаким убеждениям, а упорно стоит в своем мудровании, тот есть хульник Духа Святого, Духа истины. Он раз­дирает целость веры и в этом тем преступнее, чем яснее сознает порядок верования, чем больше чувствует колебаний в совести и серд­це против своих мыслей, чем больше за себя, а не за истину стоит в своем упорстве ради зем­ных и самостных каких-либо целей. Отступ­ники, те, кои или из страха преследования, или по надеждам земным, или по человекоугодни-честву, иногда по легковерию и внутренней причудливости оставляют истинную веру и переходят к заблуждающимся. Из них не из­виняются и те, кои воображают, что делают сие по убеждению в истине. Истина явна. Если страсть не омрачит ума, истина не может быть не замечена. Следовательно, отступление и в таких невозможно иначе как по страсти и гре­ху… Что отступники — народ погибший, учит апостол: волею согрешающим по приятии разу­ма истины, о гресех не обретается жертва, а страшное чаяние суда, и огня ревность (Евр. 10:26). Сему суду, очевидно, не подлежат те, кои от иноверия переходят к истинной вере. Их хвалить и за них благодарить Господа дол­жно, что приводит братии наших из тьмы в чудный Свой свет.

Наконец, против всех остальных обязанно­стей стоит холодность к вере, окостенение духа от погружения в плоть, от снедающей заботы, непомерной гордости и самости себя только знающей. В сем состоянии духа не знают ни тех отрадных чувств, кои приносит вера, каковы: покой, радость, благодарение и славосло­вие — ни тех дел, кои естественно вытекают из любви к вере, как то: исповедание ее, рас­ширение и радение о ней — дел и очень цен­ных здесь, и приносящих блаженство вечное на небе.

Все указанные уклонения кому не приходи­лось встречать лицом к лицу? Да ведает теперь всяк, где им место. Если кто потрудится хоро­шо утвердить в мысли все показанные распо­ложения и дела в отношении к вере и притом так, как они вытекают одно из другого, то по­лучит значительную крепость в уме и сердце, от которой, как от стены, будет отлетать вся­кое нападение на веру — внутреннее и внешнее.

Б. Благочестие — жизнь в духе веры

Вступивший в область истинной веры успока­ивается в ней, чувствует, что он как в безопас­ном пристанище. Но сей покой только со вне, внутри же его ожидает усиленная деятель­ность и труд в духе сей принятой, узнанной и возлюбленной им веры. Это значит, что приняв­ший веру самым принятием обязывается сооб­разовать свою внешнюю и внутреннюю жизнь с ее учением, или образовать себя по ней и вселить в себя ее дух. Область веры дышит и пре­исполнена жизнию и деятельностию; вступив­ший в нее и, однако ж, не живущий по ней то же, что лишняя часть в машине или своенрав-ник, нарушающий порядок светлого, торже­ственного шествия. Тот не верует, кто не жи­вет по вере. Вера без дел мертва (Иак. 2:26). Когда утопающий не берется за руку, которую простирают к нему с обещанием вытащить, верно, не верит обещанию. Мало того, такой издевается над верою. Что, если б надел кто священническую одежду и начал в ней крив­ляться и безумствовать всенародно? Не на­смешник ли он? То же и в отношении к вере. Потому в Слове Божием предполагаются ве­ликие угрозы ведущему и не творящему. Бога исповедают ведети, а делы отмещутся Его, мерзцы суще и непокориви, и на всяко дело бла­гое неискусны (Тит. 1:16). Таким образом, при­нявший веру непременно должен осуществить ее в своей деятельности, образовать себя по ней, представлять ее как бы всю в своем лице на деле. Постоянное, искреннее, полное и все­стороннее хождение в духе единой истинной и святой веры есть истинное благочестие.

Само собою разумеется, что соответствен­но разнообразию состава веры и деятельность благочестивая должна являться в разных ви­дах. На сем основании есть и разные обязан­ности благочестия. Можно и все вообще обя­занности подводить под сию одну, или выво­дить из нее одной, ибо все они требуются хри­стианскою верою и вытекают из духа ее. По­сему, между прочим, и у апостола (Тит. 2:12) выводится из благочестия жизнь благочести­вая, праведная, целомудренная, то есть, вооб­ще, деятельность христианская, законная и святая.

Что значит христианская благочестивая жизнь? Жизнь в единении с Богом в Господе Иисусе Христе во Святой Церкви, или по до­мостроительству спасения нашего. Что это так, смотрите, как было дело. Господь пришел на землю, пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо, ниспослал Духа Божественного на святых Своих учеников и апостолов, кои си­лою Его и воздвигли на земле обетованную Церковь, назданную на основании Апостол и Пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу, — Церковь, дом веры и спасения, тело Господу, ковчег спасающихся от потоп­ления в нечестии, грехе и злобе сатанинской. Но что есть Церковь по духу своему? Святи­тельство свято, приносите жертвы благоприятны Богови Иисус Христом. Церковь есть лицо богослужащее, жречествующее, святи­тельствующее беспрерывно, разумно, духов­но, и это — Богу Иисус Христом. Всякий вступающий в нее должен стать с нею единым духом, быть тем в малом, чем она в большом виде, подобно как и в теле, говорят, каждый и малый член имеет все тело, то есть, все его элементы. Иначе: всякий верующий обязует­ся быть приносящим Богу жертвы благопри­ятные Иисус Христом, а это то же, что жить в общении с Богом через Господа Иисуса Христа, по домостроительству спасения. От­сюда очевидно, что жизнь христианская, благочестная деятельно выражается в вос­хождении к Богу через Иисуса Христа, в пре­бывании в Нем чрез Него и притом не иначе как в доме, устроенном для нашего спасения, или Церкви. Соответственно сему и обязан­ности благочестия имеют три класса, из коих 1) первым определяются чувства и располо­жения, вытекающие из воссоединения с Бо­гом в Иисусе Христе, 2) вторым — чувства и расположения, вытекающие из пребывания в общении с Богом, 3) третьим — чувства и расположения, вытекающие из общения с до­мом спасения, Церковью.

1. Чувства и расположения на пути воссоединения с Богом

Начнем с тех чувств и расположений, кои встречает человек на пути к Богу, когда вос­соединяется с Ним в Господе Иисусе Христе. Так как возвращение к Богу есть дело свобо­ды, а не принуждения и притом совершается в духе, а не в чем-либо вещественном, то оно есть дело не такое, которое, окончивши, мож­но бы было отложить к числу решенных, а дело, в каждое мгновение повторяемое и во­зобновляемое. Потому, хотя уже вступил хри­стианин в общение с Богом, никак не уволь­няется и не освобождается он от тех актов, коими сие совершилось, а всегда должен пи­тать и возобновлять их. Следовательно, все они и обращаются ему в непрерывный долг и обязанность.

Путь восхождения к Богу, или воссоедине­ния с Ним, объяснен в другом месте (см. о норме христ. жизни). Теперь остается только выяснить вытекающие из того обязанности.

Семя всех сих обязанностей есть вера в Гос­пода нашего Иисуса Христа, Спасителя наше­го, сочетавающая нас с Ним сердечно. Но иное должно происходить в нас еще до рождения сей веры, а иное — по рождении ее. Никто же приидет ко Отцу, токмо Мною, говорит Гос­подь (Ин. 14:6). Надо прежде прийти к Иису­су Христу, чтобы от Него взойти к Богу. Сле­довательно, есть обязательные для нас чувства и расположения, одни — на пути сочетания с Господом Иисусом Христом, а другие — на пути восхождения от Иисуса Христа к Богу Триипостасному.

а) Чувства и расположения на пути сочетания с Господом Спасителем

Сердечное сочетание с Господом совершается верою. Начало веры полагается в познании своей бедности и познании богатства Иисус — Христова. Вера переносит богатство Христо­во на свою бедность и ради того сочетавает сердце с Господом. Для того, чтобы поддержи­вать в силе сию веру и возгревать более и бо­лее сочетание сердца с Господом, всякий хри­стианин обязуется к следующим чувствам и действиям:

аа) Он обязан знать и в чувстве сердца но­сить свою бедность и свое окаянство. Знани­ем сим начинается и потом постоянно поддер­живается вера. Это то же, что елей для огня в лампаде, который слабеет по мере истощения елея. Кто не знает, что дом охвачен огнем, не побежит из него; так и кто не знает своего окаянства, не позаботится о спасении. Это есть первая истина о себе; всякая другая имеет уже примесь лжи и тем более, чем более питает са­модовольство. Предметы сего знания сами собою определяются историей человека. Со­творен он по образу Божию, для славы Божией и непрестанного блаженства взамен отпадших и отверженных духов, основавших в себе и из себя ад. Но завистию диаволею преступил он заповедь, подвергся осуждению и клятве, расстроил свою душу и тело, подчинился прельстителю и, бедствуя на земле, состоит в опасности по смерти быть в том же аду, кото­рый населен духами, отступниками и их кня­зем — сатаною. Итак, христианин должен со­держать в мысли, что он был в состоянии па­дения, состоял под клятвою Божиею, был бе­зответен пред Ним и растлен сам в себе, под­лежал власти, насилию и злобе сатаны, был не­минуемым оброчником и смерти, и ада. Все сие и ясно знать, и содержать во внимании долж­но христианину даже после того уже, как он избавлен от всех сих бед. Ибо сам по себе он действительно таков всегда. Если теперь он стоит вне сего гибельного порядка, то потому, что держится благодатию, хотя, как над без­дною пламени, в каждое мгновение готов будучи отпасть и пасть снова на прежнее. Сово­купностью таких мыслей, воспринимаемых сердцем, образуется и поддерживается чувство опасности своего положения, своего бессилия • и беспомощности, аще не Господь. Это обязы­вает христианина далее пребывать в крайнем самоуничижении, смирении и оставлении себя ниже всякой твари, даже бездушной, не толь­ко одушевленной; заставляет беспрерывно взывать: Господи, спаси мя, погибаю. И такие чувства не раз или не два надо воспроизвести, а иметь их постоянно в себе утвержденными и укорененными, как бы претворившимися в естество. Теряющий их выходит в мгновение из строя спасающихся, ибо все спасающиеся так думают и так чувствуют. Потому долг вся­кого всячески возгревать их в себе. Делать сие может всякий как умеет. Но лучшая и действи-тельнейшая наука им есть самая жизнь хрис­тианская. Это самое сильное и постоянное средство, так что, можно сказать, вся жизнь христианина истинного есть не что иное, как непрерывное восхождение на высоту сознания своей бедности и чувства самоуничижения. Чем больше кто растет в добродетели, тем больше сознает, чувствует, что он ничто. А из сего какое истекает обилие добродетелей! Тут смирение, самоукорение, неосуждение других, безгневие, непрекословие, невозмущаемый покой. Но за то от Бога непрестанное прите-чение тайных духовных утешений и обилие благодати, а от других христиан любовь и жи­вое соединение. Кто же не имеет сего, у того и с тем бывает все противное.

бб) Обязан знать и возрастать в познании неисследимого богатства Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир грешников спасти. Одно познание своего окаянства и бес­силия, с безответностию и страхом за жизнь и судьбу вечную, безотрадно. Оно приносит только скорбь и тоску, которые, если не ра­створяются другими утешительными чувства­ми, расслабляют, а не оживляют, и, что неда­леко, оно может ввергнуть в отчаяние неис­ходное. Кто на этом одном останавливается, тот останавливается как бы на половине дела и, следовательно, не делает ничего. И истины нет здесь: ибо на самом деле не беден только есть человек и погибающ, но есть и обогаща­ем, и спасаем — есть такое устроение от Гос­пода и Бога нашего, по которому над челове­ком гибнущим простерто Божественное осене-ние благодати. Потому познавать сие есть не­пременный долг всякого христианина и, поелику все сие сосредоточивается в Господе Иисусе Христе, познавать Его. Предметы сего познания тоже определяются самим устроени­ем благодатных действий. Милосердый Бог обетовал погибающему послать Спасителем Сына Своего, Который по исполнении времен действительно пришел, воплотился, страдал, крестного смертию принес жертву за грехи всего мира, воскрес и всех воскресил, разру­шил ад и связал сатану, вознесся, воссел одес­ную Бога Отца, где и ходатайствует за нас, и властвует над всем, как Царь приявший власть на небеси и на земли. Так должно знать и по­знать, что Господь Иисус Христос есть жерт­ва за нас, живот наш, Царь наш, истнивший силу диавола, смерти и ада. Отсюда, далее, памятовать и содержать в мысли, что было такое дивное и изумлющее дело Божие, были потрясены небо и земля; благоговейно раз­мышлять и углубляться во все совершение спасения, особенно в страшные страсти и последовавшую затем славу Господа: что это, как, для чего, какая в этом сила? Чаще приво­дить сие на мысль, особенно в среду, пяток и воскресенье, радоваться и утешаться тем, что есть так. Такими занятиями само собою будет расти познание Господа; но ревностный присоединит к нему частое прочитывание Еван­гелий и пророчеств, паче же всего молитву о благодатном введении в тайны спасения. Кто уразуме ум Господень? — вопрошает апостол и как бы в ответ на то прибавляет: мы же ум Христов имамы (Рим. 11:34; 1 Кор. 2:16). Ис­тинное познание Господа совершается в тай­не духа и, можно сказать, не столько понима­ется, сколько чувствуется так, что на то нет ни слов, ни изображений. Только оно беспредель­но сладостно, как уверяет апостол, который все счел ни во что за превосходящее разуме­ние Христа Господа (Флп. 3:8), который всех побуждает восходить к такому разумению и о всех молился, чтобы открыта была им глуби­на, широта и высота премудрости, явленной в устроении нашего спасения (Еф. 3:18).

вв) И таким образом возгревать в себе веру в Господа Спасителя. Ибо когда в одном и том же духе встретятся и познание своего окаян­ства и бедности, и познание Господа Спасите­ля, то, естественно, они сочетаваются между собою и растворяются, как вода с сухою землею или как две сродные стихии. Чувство бе­зответности восходит к Господу пожершему-ся, чувство расслабления и растления прием­лет Господа — живот наш; страх смерти, ада и диавола исцеляется познанием Господа, Царя нашего и победителя их. Каждое чувство скор­бное находит себе соответственное врачевство в Господе. Из сего-то сочетания и рождается, как дщерь их небесная, истинная вера в Гос­пода Спасителя, которая потому и есть не одно познание Господа, не одно познание своего ничтожества, а то и другое совместно, и не одно подле другого, а одно в другом. Как в химическом сродстве один элемент входит в другой, так и они сорастворяются взаимно. Безответный прибегает к Распятому, как жер­тве, и приемлет оправдание; растленный — к Господу-Животу и оживляется; плененный — к Господу-Царю и Победителю и освобожда­ется. Вера есть внутреннейшее благодатное в нас действие, коим на наше ничтожество и бедность переносится полнота Христова и усвояется нам. Это есть акт всемогущий, твор­ческий, ибо им совершается новая тварь в нас, наш дух сочетавается со Христом и рождает­ся из того в нас новый, потаенный человек. Из сего видно, что в составе истинной веры со­крываются следующие, более чувствуемые, нежели выражаемые, слитно объединенные, а не разделенные расположения: я-погибающий погиб бы навеки, но Господь Иисус Христос, отнявший все зло, лежащее на роде человечес­ком, восприял меня, и Им я спасаюсь. Вера зрит Господа единственным источником своего об-лаженствования, исчезает в Нем сердцем, объемлет Его любовно, живет Им одним и для Него одного; ибо чувствует, что если бы не Он, то все бы погибло. Так содержать и чувство­вать есть постоянный долг христианина. По­нятно теперь, почему для поддержания и возгревания в нас такой веры считаются необхо­димыми, с одной стороны, возрастающее по­знание своего окаянства и бедности, а с дру­гой — познание Спасителя и дел Его. Ими греется дух веры, ими же рожденный и из них составленный. Но как капля воды составляет­ся из частей кислорода и водорода переходом сквозь них искры электрической, так и вера в первый раз рождается таинственным некото­рым прикосновением Господа, к сердцу, под­готовленному к вере через познание себя и Господа, как это Он дает разуметь словами: толку, вниду и вечеряю (Апок. 3:20). Познани­ем себя и Господа отверзается сердце; затем входит Господь Сам и вечеряет, то есть насы­щает душу Своими благами, вследствие чего и изрекается в глубине духа человеческого, как Фомою по осязании Господа: Господь мой и Бог мой (Ин. 20:28). Это первый голос веры и верный ее символ.

Но как первоначально родилась вера таин­ственным прикосновением Господа к сердцу, так и поддерживаться она может и должна сим же прикосновением, которого верующие спо­добляются в приобщении Святых Тайн и в пламенной молитве, которая в истинном смысле и силе есть не что иное, как беспрерыв­ное повторение первоначального возношения к Господу и первого Его присещения. Из нее, как из горнила, каждый раз христианин выхо­дит обновленным. Вот почему в наставлени­ях святых отцов, всех вообще, заповедуется беспрерывно вращать в устах молитву к Гос­поду: Господе Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя… — вращать так же часто, как ча­сто дыхание, к которому некоторые и прино­ровляли ее. Отсюда, по противоположности, гаснет вера от забвения своей бедности, от ос­лабления познания Спасителя и прекращения молитвы Иисусовой.

Так совершается и поддерживается сочета­ние сердца с Господом Спасителем верою. От­сюда начинается ряд других чувств, коими дух от Христа Спасителя восходит к беспредель­ному Богу и сочетавается с Ним. В заключение предлагается всякому прочесть следующее место из Апокалипсиса, в котором все сказан­ное пред сим совмещено и изрекается от лица Самого Бога: Зоне глаголеши, яко богат есмъ, и обогатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты ecu окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг. Со-вещаю тебе купити от мене злато разжжено огнем, да обогатишися: и одеяние бело, да об-лечешися: и да не явится срамота наготы твоея: и коллурием памажи очи твои, да види-ши. Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую: ревнуй убо и покайся. Се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и аз победих, и седох со Отцем Моим на престоле Его. Имеяй ухо, да слышит, что Дух глаголет Церквам (Апок. 3).

б) Чувства и расположения на пути восхождения от Господа Спасителя к Богу Триипостасному

Когда образуется вера и сердце сочетавается с Господом, тотчас рождаются из сего другие чувства и расположения, как лучи от солнца, по которым, как по ступеням лестницы, утвер­жденной на камени — Христе, восходит хрис­тианин на небо к Богу и поклоняется Ему у подножия престола Его. Чувства сии и распо­ложения суть следующие:

аа) Упование спасения в неразрывной связи с самоотвержением. Упование спасения так существенно в жизни по Христе, что есть как бы самое лучшее определение и выражение веры в Него. В нем чувствует себя христианин, что он вне опасности, за пределами всего зла, лежавшего на нем, что вступил в область спа­сающихся, спасается Господом. Кто из утопа­ющих ухватился за вервь, брошенную к нему, влечется на корабль, возводится на него, стал на нем, тот не может не питать отрадного чув­ства избавления или минования опасностей. Таков же дух и христианина уверовавшего! Как сродно вере сие упование спасения, вид­но из слов апостола Петра, который почитает его отличительным признаком веры: Благосло­вен Бог порождей нас во упование живо, взы­вает он (1 Пет. 1:3). У апостола Павла сие упо­вание именуется котвою души, твердою и бла­гонадежною (Евр. 6:19). Сим упованием отри­цается или изгоняется из души главным обра­зом отчаяние и безнадежность, но и, кроме их, всякое сомнение, неведение спасения своего и неубеждение в нем. Потому как упование спа­сения есть обязанность, так нечаяние его во всех видах есть грех. Самоотвержение, или жизнь в нем, есть не одно повержение себя под ноги, попрание и уничижение, но более: оно есть самоозлобление, или такая деятельность, которою беспрерывно озлобляется и поража­ется или тело, или душа и которая совмещает все дела наперекор самоугодию, своей воле и желаниям сердца. У святых отцов это выража­ется в двух правилах: не иметь своей воли и не давать покоя телу — как два способа само­озлобления. Из них составляется все подвиж­ничество, которое то же, что жизнь в самоот­вержении. О сем говорит апостол: иже Хрис­товы суть, плоть распята со страстъми и похотъми (Гал. 5:24), и Господь: ижехощет по Мне ити, да отвержется себе (Мф. 16:24). Не так очевидна связь строгой самоозлобитель-ной подвижнической жизни с упованием спа­сения; но она есть, и так жива, что мера само­озлобления есть мера и упования спасения. Как тяжесть воздуха поднимает ртуть в баро­метре, так и тягота самоотвержения возвыша­ет упование спасения. Основание сего можно видеть в спасении нас страданиями Господа: ими совершено спасение, и каждый человек спастись может не иначе как усвоением их себе. Как же их усвоить? Своими страданиями. Наши страдания суть точка соприкосно­вения к страданиям Христовым, или место привития их. Оттого апостолы говорят о не­котором сообщении страстей Господа через сообразность со смертию Его (Флп. 3:10) и хвалят тех, кои успели приобщиться Христо­вым страстям (1 Пет. 4:13). От такого же со­общения естественным следствием должно быть возрастание упования спасения. Ибо если страданиями переходит на нас сила стра­даний Христовых, совершивших наше спасе­ние, то вместе с тем не может не вселяться в душу и сознание спасения от их силы, что и есть существо упования. Но как бы это ни было, только жизнь самоотверженная, строго-подвижническая, самоозлобительная есть единственное условие упования спасения. Посему, кто покоит себя, тот погашает упова­ние и, следовательно, заглушает самое зачало, или первый исход упования спасения. Пото­му врагам креста Христова кончина-погибель (Флп. 3:19).

бб) Мир с Богом в неразрывной связи с бес­прерывным покаянием. Оправдившеся верою, мир имамы к Богу Господем нашим Иисус Хри­стом, говорит апостол (Рим. 5:1). В другом месте говорится, что Бог мир во Христе примирил Себе и дал апостолам слово примире­ния, которые и молят всех: примиритеся Богу (2 Кор. 5: 19, 20). Мир сей свидетельствуется ощущением благоволения Божия, созерцани­ем в духе светлого лица Божия, сознанием отъятия и изменения гнева Его на милость, веселовоззрением на небо. Прежде был буд­то меч над главою, и обратиться к Богу, и по­думать о Нем было страшно; а теперь со свя­тым дерзновением входят во внутреннейшее за завесу. Сподобившись сего мира, надо за­ботиться и о том, чтобы пребывать в нем. Но пребывать в мире с Богом нельзя без непре­рывного покаяния. Условие к миру с Богом апостол Иоанн поставляет такое: аще сердце наше не зазрит нам (1 Ин. 3:21). Если нет ни­чего на совести, можно иметь дерзновение и доступ к Богу в чувстве мира; а если есть, то мир нарушается. Бывает что на совести — от сознания греха. Но по тому же апостолу мы никогда не бываем без греха, и это так реши­тельно, что тот уже лжец, кто иначе думает и чувствует (1 Ин. 1:8). Следовательно, нет минуты, когда бы кто не имел чего на совес­ти — вольного или невольного, а потому нет минуты, когда бы не возмущался его мир с Богом. Отсюда следует, что всенеобходимо очищать свою совесть, чтобы быть в мире с Богом. Очищается же совесть покаянием. Следовательно, непрерывно должно каяться. Ибо покаяние смывает всякую скверну с души и делает ее чистою. Аще исповедуем гре­хи наша, верен есть и праведен, да оставит нам грехи наши и очистит нас от всякия не­правды (1 Ин. 1:9). Покаяние сие состоит не в словах только: прости, Господи; помилуй, Господи; но при нем неизбежны все действия, условливающие отпущение грехов, то есть сознание определенной нечистоты помысла, взгляда, слова, соблазна или другого чего-нибудь; сознание своей в том виновности и безответственности без самооправдания; мо­литва об оставлении ради Господа до умире-ния духа. Что касается до великих грехов, то те тотчас должно исповедать духовному отцу и принять разрешение, ибо в тех не успоко­ишь духа одним повседневным покаянием. Таким образом, обязанность непрерывного покаяния есть то же, что обязанность содер­жать совесть в чистоте и безукоризненности: У святых отцов сколько на это правил! Сколь­ко употреблено забот, чтобы и себя к тому на­строить, и других научить! Так и должно: ина­че нет мира с Богом. Против сего грешат все несознательные, себя во всем оправдывающие и пред Богом, и пред людьми.

вв) Чувство любви Отчей от Бога, или сыновства Богу, в неразрывной связи с усиленною деятелъностию ради Его. В Господе Иисусе Христе истинно верующие, отрожденные во­дою и Духом, стали сынами Богу Отцу благо­датными ради живого союза с Господом и во­ображения Его в себе. Такой неизреченный дар, существенный в царстве Христовом, обра­щает к нам Бога, как отца к детям, отеческою любовию. А это не может не отзываться и в самом сердце и не оставлять там сознания или чувства отеческой любви Божией и своего сыновства Богу. Сколько потому сии чувства существенны в христианском союзе с Богом, столько же и обязательны для христиан. Хри­стиане обязаны иметь их и питать, напрягать­ся возбудить и хранить навсегда, С каким на­пряжением апостол Павел старался воскре­сить сии чувства, когда видел, что они были заглушены! Так он говорит: Елицы Духом Бо-жиим водятся, сии суть сынове Божий. Не приясте бо духа работы паки в боязнь, но духа сыноположения, о немже вопием: Авва Отче. Самый Дух спослушествует духу нашему, яко есмы чада Божия (Рим. 8: 14-16). Вси бо вы сынове Божий есте верою о Христе Иисусе: елицы бо во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3: 26-27). Господь пришел, учит он, да всыновление восприемем (Гал. 4: 5, 6). Видите, какову любовь дал нам Отец, да чада Божий наречемся и будем (1 Ин. 3:1), взы­вает св. Иоанн Богослов. Не называться толь­ко, но и быть чадами дал нам область Господь (Ин. 1:12). Что теперь состоит в существенной связи с сим восприятием христиан в род Бо­жий, в родство Божественное, вполне объясня­ется характером сына. Не одно то главное в сыне, что он действует не как раб, а с некото­рою свободою, как посвященный в тайны отца; но и то, что все, относящееся к отцу и дому, он глубоко принимает к сердцу, как бы оно непос­редственно касалось его одного, чувствует, что он, состоя в союзе с отцом и домом, союзе жи­вом, — когда действует, действует от лица их и ради их, как бы благосостояние их, и честь, и слава лежали на нем одном. Такого точно характера и настроения должен быть и всякий христианин в благодатном христианском цар­стве, сем доме Божием. Чувствуя, что он есть Божий — искренний, ближний, он должен и действовать не иначе как от лица Бога, по рас­поряжениям и намерениям Божиим ради чести и славы дома Его во вне, ради благосостоя­ния внутри; должен стоять за Господа Бога и за дом Его до крови ради своего Ему сродства благодатного. Христианин есть как бы послан­ник и ходатай от Бога, ходатайствующий и действующий по Его делам. Таково исходное начало всей деятельности христианина! Отто­го у него должна быть неудержимая ревность о благе-Церкви и христиан, ревность съедаю­щая, болезненно отзывающаяся в сердце. Как сыновство Богу возбуждает такую деятель­ность от Бога и ради Его, так, наоборот, дея­тельность такого рода возгревает, возвышает и поддерживает чувство сыновства, так что одно в необходимой связи с другою. Они взаимно отражаются друг в друге. Потому, наоборот, де­ятельность иного рода, или недеятельность, погашает чувство сыновства, или лишает сы­новства. Это очевидно тоже из обыкновенно­го примера: сын, нерадящий об отце и доме, что за сын?.. И опять: кто потерял сыновние чув­ства, как будет действовать по-сыновнему?

Таковы обязательные для нас чувства и расположения, непосредственно вытекающие из воссоединения с Богом во Иисусе Христе, и те, кои приводят нас к Господу Иисусу, со-четавают с Ним и держат в сем сочетании, и те, кои от Господа возводят к Богу. Их, вооб­ще, можно назвать обязанностями к Богу по условиям спасения, или обязанности относи­тельно веры и из веры в Господа и Спасителя. Но здесь тотчас начинается другой ряд обяза­тельных для нас чувств и расположений к Богу собственно, или к Божеству. Молитвен­но возгревать в себе их все да поможет всем Господь, Пречистая Владычица и все святые Божий.

2. Чувства и расположения христианина, пребывающего в Боге

В домостроительстве спасения Богу угодно было принимать на Себя иные к нам отноше­ния, вследствие коих и наши обязанности к Богу соответственный тому получали харак­тер. Но когда, таким образом, мы восстанов-ляемся в первый чин, то вместе с тем откры­вается во всем величии беспредельный лик Божества и тот же час воскресают и,с силою предстоят сознанию обязательные для нас чувства и расположения к Богу, поколику Он есть Бог. В предыдущих рассуждениях указан­ный ряд обязанностей вводит в сии тайники Божества, научает нас им и вместе делает спо­собными действовать соответственно им. Созерцание Божества невыносимо для нашей падшей природы, если б возводить ее к Нему прямо, без посредства тех расположений. По­тому те можно назвать руководительными и воспитательными правилами, а эти сокровен­нейшие, высочайшие и тончайшие чувства к Богу, поколику Он Бог, суть плод их.

Сии последние должны, конечно, прежде всего сообразоваться с бесконечными свойства­ми и действиями Божиими. Но, с другой сто­роны, так как к ним восходим мы через чувства и расположения первого рода, выражающие наше воссоединение с Богом, то они должны состоять и с ними в близком соответствии. Теперь, так как мы созерцаем Бога а) бесконеч­ным в Своих совершенствах, б) Творцом и Промыслителем и наконец в) Совершителем всего, — и соответственно тому имеем три клас­са обязательных в отношении к Нему чувств и расположений. Они состоят в прямом соотно­шении с указанными пред сим чувствами мира с Богом, упования спасения и сыновства Богу.

а) Чувства и расположения к Богу, вытекающие из сознания или созерцания Его бесконечных совершенств

аа) Бог бесконечный непостижим в Своем бы­тии, в Своих совершенствах и действиях: изумляйся! — то есть восставляй себя и держи в та­ком состоянии, в коем при живом сознании со­кровеннейшей непостижимости Великого Бога прекращается всякое движение духа и водворяется в нем глубокое некое молчание, как бы замирание жизни. Когда трезвая мысль минет все твари, перенесется за пределы мира и погрузится в созерцание Бога; тогда находит, что как несомненно то, что Он есть, так несом­ненно и то, что Он не есть что-либо из знае-мого в тварях: ни сила, ни свет, ни жизнь, ни ум, ни слово, ни мысль и вообще ничто из представляемого умом нашим; и потом, когда обведет одним взором все сии отрицания, то вводится мгновенно в Божественный некото­рый мрак, в коем не может зреть ничего, кро­ме необъятной, преисполненной существенностей беспредельности, поражающей глубоко и налагающей молчание на слово и мысль. Это состояние возвышеннейшее, до коего только может доходить земная тварь. Человек тогда восхищается до состояния серафимов. Это то же, как если бы кто входил в тронную вели­чайшего из царей: первый взор на царя — и все поражает его до онемения. В такое состояние человек может восходить и из сознания вооб­ще непостижимости Божественного существа и каждого Его свойства, ибо и каждое Его свойство так же непостижимо и изумительно, как Он Сам. Апостол Павел взывает: о глуби­на богатства премудрости и разума Божия\ кто разуме ум Господень!‘.. (Рим. 11: 33-37; 1 Кор. 2:16). Удивися разум твой от мене, ут-вердися, не возмогу к нему, сознается пророк (Пс. 138:6). Это о разуме. Но также непости­жимо и всякое Его свойство, и всякое Его тво­рение, и всякое дело Его промышления. Див­ны дела Твои, Господи! Восходить к сему изумлению может всякий сам через отрешен­ное и покойное углубление; могут помочь в сем деле и изображения сего свойства у свя­тых отцов, как например, у Дионисия Ареопа-гита — о таинственном богословии, у святого Иоанна Златоустого — слова о непостижимом и др. Но чтобы воспитать к тому способность, легче начать с созерцания дел, восходить до созерцания совершенств, а наконец востечь и на самый верх, к сознанию непостижимости существа Божественного. Как кто возможет, только должно сие делать, ибо здесь соверша­ется в духе самое истинное и приличнейшее поклонение твари Творцу и Господу. Само собою разумеется, что чувство сие имеет раз­ные степени; но каждому свое, и каждый пусть совершает дело сие по силам своим. Моисей восходит на самый верх горы и скрывается в облаке, другие стоят на полугоре, а третьи — у подножия. Это образ трех состояний людей, ^восходящих к постижению и сознанию непо­стижимости беспредельного Бога. Значит, никто не должен отказываться неумением или незнанием дела сего.

бб) Бог бесконечно велик: падай в уничиже­нии, проникайся благоговейным страхом и тре­петом, созерцая величие Божие. Первое у во­шедшего в тронную, как замечено, есть мол­чаливое изумление, в коем нет ни одного пред­ставления раздельного. Вошедший не успел еще осмотреться или различить себя и царя с его величием. Затем первая мысль после того, как он придет в себя, это — величие царя и своя малость. То же в отношении к Богу. Ког­да мысль погрузится в Беспредельного и вый­дет из себя, то исчезает в глубоком изумлении. Но лишь только обратится в себя, то, прино­ся с собою сознание беспредельного и в сей же акт, как бы налагая его на свое ничтожество, поражается, как ударом каким, сею несоизме­римостью и падает в благоговейном трепете в прах пред созерцаемым величием Бога, при сознании своего ничтожества. Но должно знать, что сей страх не имеет муки. Им пора­жаться сладостно, как и вообще всякое мыс­ленное, но истинное прикосновение духа на­шего к Богу, из Коего он, есть сладостно и блаженно. Сила сего благоговейного страха велика: он проходит до разделения души и духа, членов же и мозгов, как бы истнивает и истончевает духовным действием своим и душу, и тело. Чувствующий его падает ниц, готов бы пройти в утробу земли, сквозь все твари, в бездну, туда, где нет ничего, от созна­ния своего ничтожества и величия Божия. Но при всем том ему приятно пребывать в сем состоянии: оно разливает отрадную прохладу в существе его, может быть, от того, что есть истинное стояние твари в отношении к Твор­цу, или оттого, что здесь совершается истин­ное, а не мысленное проникновение ее суще­ства силою и действием Божества. Оттого плодом благоговейного страха всегда бывает отрезвление, освежение, очищение духа. Как молния, проходя пространства воздушные, пожигает там всякую нечистоту и примесь и делает воздух чистым, так и огнь Божества при благоговейном страхе поедает нечистоту духа и очищает его, как злато в горниле. По­тому все, проходившие степени совершенства, существенным условием к тому, а вместе мо­гущественнейшим средством признают сей благоговейный страх. И во всем пространстве Слова Божия он поставляется и обязанностью существенной, и вместе отличительным свой­ством людей истинно благочестивых. Бойте-ся Бога ecu святии Его (Пс. 33:10). Работай­те Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2:11). Надобно, однако ж, раз­личать страх начальный от сего страха совер­шенных. Тот мучит и наносит ужас и трепет от ожидания казни за грех. И этот существен­но необходим в первоначальном пробуждении грешника, но как переходный акт не может быть обращен в обязанность и даже по суще­ству дела не может быть навсегда удержан в душе, хотя иногда находит и после и считает­ся действительнейшим средством для обузда­ния ярых страстей. Истинный страх, свой­ственный совершенным, умиляет. Он рожда­ется по вкушении любви и пребывает в нераз­рывном союзе с нею, то освежая, то согревая дух наш. Он должен быть поставлен целию. К нему взойти и его укоренить навсегда в духе есть обязанность, ибо в нем только и есть ис­тина стояния твари пред лицом Творца. Спо­соб возбуждения и воспитания его в себе определяется его составом. Напрягись сознать свое ничтожество и величие Бога в одно вре­мя в углубленнейшем и отрешеннейшем со­стоянии духа. Делай это чаще, особенно утром, вечером, в полночь… Когда сие действие пре­вратится в обычай, в духе вкоренится дей­ствие страха Божия, или непрерывный страх. Напротив, рассеянность, самомнение, богозаб-вение суть враги страха Божия. От них он погасает как огонь от воды и свеча от дунове­ния ветра.

вв) Бог всесовершен: восхваляй и славословь Его. Вошедший в тронную, продолжим сравне­ние, после страха опять обращается к тому, что навело его, и где прежде ничего не видал, те­перь начинает различать одно за другим: и лицо, и корону, и порфиру, и трон, и все укра­шение его — и, находя все это совершенным, не может удержаться от чувств, а иногда и знаков одобрения. И вот он в состоянии воздавания разумной славы царю. То же бывает и в отно­шении к Богу. Когда возникший от страха и са­моуничижения дух возвращается во внутрен­ний покой свой и смиренно предается свято­му богомыслию, тогда открываются его внут­реннему оку и в своей мере постигаются совер­шенства Божий, кои, различаясь во взаимном союзе и соприкосновении, рождают и впечат-левают в уме одну мысль, или один лик всесо-вершенства Божия. Это есть возвышеннейшее и изящнейшее, что только может породить конечный и тварный ум. Потому, когда сия мысль, или созерцание, посетит внутреннюю храмину нашего духа и исполнит его светом и величием своим, тогда кто изъяснит радость его и восхищение? Все кости его, то есть все малейшие движущиеся части его существа, на­чинают во внутреннем неудержимом некото­ром взыгрании восклицать: коль славен Гос­подь и Бог наш! Восхитительная радость духа, созерцающего в себе всесовершенство Бога, есть уже славословие, совершающееся внутри, или состояние славословия, в коем дух из себя и в себе возносит Богу жертву хвалы. Славос­ловие Богу, выражаемое словом, есть плод ее, всегда, впрочем, низший, или не соответству­ющий не только Богу, но и тому, что ощуща­ется в духе. Ни единоже слово довольно будет к пению чудес Твоих, должен заключить и заклю­чает всякий, составляющий Богу хвалебные песни. Богохваление в духе есть отраднейшее состояние и восхищения, и радости, и веселия духовного, но все сие о едином Боге и о том, что Он есть таков, хвалимый и превозносимый. Сию хвалу возбудить может и всякое совер­шенство Божие, и всякое Его дело, даже к нам относящееся, но в самом действии хвалы все другое устраняется, видится един Бог и совер­шенство Его действий. Это жертва бескорыст­нейшая. Можно сказать, что в сем — жизнь нашего духа истинная, или истинное причаще­ние жизни Божественной. Как в страхе Бог проникает нас и как бы разжигает огнем Боже­ства, так в сем богохвалении наш дух прони­кает или восприемлется в Бога и приобщается Его всеблаженства. Восходить в сие состояние или желать и искать быть возводиму в него сколько естественно духу и многоплодно для него, столько же и обязательно, ибо сим возда­ется должное Господу и Богу нашему. Потому в Слове Божием во многих местах предписы­вается хвалить Господа и даются образцы сего хваления. Подобно им, и все святые, восходив­шие в сие состояние, изображали совершенства Божий в слове и оставили нам свои хвалебные песни. Прочитывать сии песни с углублением и напряжением необходимо. Это начало или часть исполнения обязанности богохваления. Не иначе как через них восходит человек и к духовному богохвалению мысленному. Они суть воспитатели его, которых не должно, однако ж, оставлять и после уже того, как обра­зуется свое внутреннее. Чтобы восходить на­верх, надобно иметь лестницу. Но и кто взошел однажды, не отбрасывает ее, потому что она и после будет нужна. Обыкновенно начинать должно славословие преданными нам песнями всякий раз, а там умолкни, когда начнет сла­вословить дух. Самое производство славосло­вия или останавливается на всем всесовершен-стве, или на одном каком совершенстве, или переходит от одного к другому. Но это не есть холодное созерцание свойств Божиих, а живое ощущение их, с радостию и восхищением того ради, что таковы они в нашем Боге. Поставлять себя в сие состояние сколько можно чаще — спасительно. Нельзя лучше отрешить духа от всякой примеси земной и от всего чувственно­го как так; ибо в сем действии он удостаивает­ся вкусить сладость, с которою сравниться ничто не может.

гг) Бог везде есть, все видит и все исполня­ет: ходи пред Богом. Когда царь осматривает­ся вокруг себя с высоты престола своего, то всякий из присутствующих держит себя так осторожно, как бы царь на него одного смот­рел, так, как бы тут были один только он и царь, забывая все прочее. Царь нравственного мира, Бог, не только все видит, но и все исполняет существом Своим — есть везде весь и видит не внешнее только, но и внутреннейшее и притом полнее и совершеннее, нежели как видит себя тот, кого Он видит. Всякая разумная тварь обя­зана как помнить сие вездеприсутствие и все­ведение Божие, так и располагать дела свои, и внутренние и внешние, с чувством его, стоя как бы пред очами Бога, под Его взором, до того чтобы все другое выходило из мысли и внима­ния, а был только он, действующий, и Бог, ви­дящий его и дело его; или, что то же, — ходить пред Богом, ибо настроение духа действовать как пред очами Божиими есть хождение пред Богом. Оно обязательно для всех, потому что есть. Помни или не помни ты, но Бог все ви­дит, и дела твои все открыты Ему, или совер­шаются пред лицом Его. Так зачем скрывать истину и превращать ее в ложь? Что к сей мысли должно прилагать и богоприличное рас­положение дел, сего требует почитание Бога. Когда сын пред лицом отца или подданный пред лицом царя действуют, забывая о досто­инстве их, то тем оскорбляют их. Потому лю­бящие Бога и боящиеся Его предзрят Его пред собою выну (Пс. 15:8), то есть обращают это себе в характер и, что ни делают, сознают, что око Божие обращено на них. В помощь при сем, или для воспитания сего чувства, употребля­ют разные средства: иные зрят Бога одесную себя, как святой Давид; иные око Божие, утвер­жденное над собою, созерцают; иные мыслен­но простирают свет Божий вокруг себя, как бы некоторую духовную атмосферу, в коей, как в скинии, укрываются и витают духом неисход­но, или пребывают как в безопасном пристани­ще. Все сие, впрочем, средства. Бог же не име­ет вида или образа, потому истину любящие всеми мерами стараются возводить себя в со­стояние зреть Господа пред собою без образа, мыслию простою, чистою. Это верх совершен­ства в хождении пред Богом. Плоды сего хож­дения бесчисленны; но, главное, от него есте­ственно переходит в жизнь нашу чистота и не­порочность слов, мыслей, желаний, дел. Бла-гоугождай предо Мною и будь непорочен, гово­рит Бог Аврааму (Быт. 17:1). Св. Давид зрел Господа пред собою, да не подвижется, то есть чтобы не допустить какого неправого движе­ния (Пс. 15:8). Тут не нужно и прибавлять: когда зришь Бога, бегай неправды, ибо само зрение отвратит от нее… Потому, можно ска­зать, заповедь о хождении пред Богом есть то же, что и заповедь о богоугождении. Другой плод от сего есть некоторая теплота духа. Зре­ние Бога не может быть холодным, если оно есть истинное. По мере усовершения в лицез­рении Божием возрастает и теплота. После же они сливаются, и как лицезрение, так и тепло­та превращаются в единое непрерывное дей­ствие духа. Такое настроение духа есть самое лучшее приготовление к будущему всеблажен-ному лицезрению Бога. Кто утвердился в нем, тот стоит уже в преддверии рая, созрел для него. Всякий же, кто не умеет зреть Бога или, помысливши о Нем, отвращается от Него, чув­ствуя, что это неприятно и страшно и ко мно­гому обязывает, пусть позаботится о себе; ибо от сего можно заключить и о будущем. Обык­новенный против сего грех есть богозабвение, или непамятование Бога; в развратных — на­меренное себя развлечение, чтобы ум не видал лица Божия, не тревожил их сна и не разгонял мрака греховного.

Изумление, благоговейный страх, радостное богохваление и хождение пред Богом объемлют собою по преимуществу жизнь в Боге. Это потому, что во всех их и человек сам, и всякая тварь исчезают из мысли, а созерцается один Бог. Здесь представлено, что сии расположе­ния рождают себя взаимно, или вырождаются одно из другого, как и вообще все в духе. У иных, может быть, возбуждение и развитие их совершается не тем путем, как здесь представ­лено, но обратно. Хождение пред Богом легчай­шее и удобнейшее начинается первое и служит исходною точкою для других. Ходящий пред Богом посвящается в ведение совершенств Бо-жиих и всего всесовершенства и навыкает бо-гохвалению. Вошедший до сего еще глубже входит в Божество и стяжевает благоговейный страх. Кто же после сего возносится за все, раз­личаемое в Боге, тот вкушает изумление. Это предел, за который уже и заходить нельзя. Кто прошел все сии степени, тот находится в бла­женнейшем состоянии и прежде оного века живет в нем, переходя от изумления к благо­говению, а от сего — к богохвалению, ходя, или духовно движась, как в доме каком, в Боже­ственном лицезрении, исполненном света и чистоты пренебесной. Вот и жизнь в Боге!

Единственное и неизбежное условие в такой жизни есть отрешение от себя и от всего тварного, или бесстрастие. Дух выйти должен из-мира сего в мир премирный и с собою не вно­сить туда ничего тленного. Како вшел ecu семо, не имый одеяния брачна, скажут тому, кто вшел бы туда, если б сие было возможно, с каким-нибудь пристрастием, как бы в изорванном рубище. Но то несомненно, что при каком бы то ни было пристрастии не бывает восхожде­ния к Богу. Бывает, правда, лесть в духе, когда ему чудится, что он живет в Боге. Но как при­вязанная птица и полетит, и опять падает на землю, хотя привязана за малейший член; как запорошивший глаз и открывает его, но ниче­го не видит им; так и имеющий пристрастие думает, будто углубился в Бога, но тем только себя обманывает. В сем состоянии бывают ложные видения, обольщения фантазии, а вме­сте — и обаяния сатаны, который любит и уме­ет пользоваться всякою нашею слабостию. Многие от сего изумились и навсегда погибли. Однако ж это не должно служить укором ис­тине или останавливать усердие и желание ищущих. Следует только не забывать мудрых правил, оставленных богомудрыми отцами, то есть, устремляясь к Богу, не забывать и отре­шения от всего и строже начать с последнего или преимущественно обратиться на него; по­тому что первое некоторым образом естествен­но духу, который по отрешении от держащих его уз чувственности не имеет куда войти, кро­ме области Божественной. В степенях сего от­решения различают сначала болезненное отторгание сердца от вещей чувственных через гнев, потом безвкусие к ним, а далее созерца­ние их из Бога, не отводящее от Бога. Для от­решения от всего, а равно и для жизни в Боге, всего лучше избрать желающим, способным, призванным особый род жизни — монашеский, или отшельнический. При сем удобнее то и другое является во всей своей чистоте и зрело­сти. И в порядке обыкновенной жизни сие не­возможно, но сопряжено с большими трудно­стями и препятствиями. Лучше бывает, когда кто, утвердившись жить в Боге в удалении от мира, исходит или вызывается потом в общую жизнь на делание. В том жизнь по Богу имеет особое действие, тот есть представитель Бога для людей, разносящий Его благословение на все… Но опять, и к отшельничеству восходят по определенным правилам, отеческим образом, с долгим и опасным себя испытанием.

Вот куда восходят через Господа Иисуса Христа, чего наконец сподобляются и каким образом! Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа да даст вам по богатству славы Своея, силою утвердитися Духом Его во внутреннем человеце, вселитися Христу верою в сердца ваша, да возможете разу мети со всеми святы­ми, что широта, и долгота, и глубина, и высота… да исполнится во всяко исполнение Божие (Еф. 3: 16-19)!

б) Чувства и расположения к Богу — из созерцания Его творчества и промышления

Стоять на такой высоте исчезновения в Боге постоянно — многотрудно, при условиях на­шей настоящей жизни. Внимание неизбежно совлекается оттуда в порядок временных от­ношений жизни. Но, благодарение Господу, оно может и при этом не отторгаться от Бога. Мы и здесь на каждом шагу встречаем Его, хотя не непосредственно, а, так сказать, в от­ражениях. Отсюда особый ряд обязательных для нас чувств и расположений в отношении к Богу, вытекающий из созерцания Его отно­шения к миру и особенно к человеку.

Бога, бесконечного по бытию и совершен­ствам, мы созерцаем не Творцом только и Промыслителем, но и Совершителем мира.

Бог есть Всеблагий, Всемогущий, Всепра-ведный и Премудрый Творец и Промыслитель всего мира, в особенности рода человеческого и тебя. Следственно,

аа) Ты весь Его; покорствуй же Ему как Вла­дыке жизни, в чувстве всесторонней зависи­мости от Него. Начало жизни и сил и их хранение — от Бога. Он дал, Он и содержит: о Нем бо живем, движемся и есмы (Деян. 17:28). Должно же знать и чувствовать, что мы в Его деснице. Она держит нас над бездною ничто­жества, в которое сами по себе мы поминут­но готовы обратиться. Потому со страхом и заботливостью мы должны держаться и сами сей десницы, не отревать ее от себя и себя не отторгать от нее, а, обращаясь то к ней, то к тому, над чем висим, молитвенно лобзать ее, напрягаясь довесть себя до ощущения само­го Ее как бы прикосновения к нам. Мы уже знаем, как важно сие чувство в нравственной жизни. Оно служит самою глубокою и твер­дою точкою опоры для свободы в склонении ее на решимость ходить в воле Божией, или пребывать в законе. А потом и во всякое дру­гое время оно есть возобновитель или освежи­тель сей решимости, как, напротив, ослабле­ние его есть мера нравственного расслабле­ния. Кто видит пред собою царя, тот по мано­вению его готов и в огонь и в воду. Точно так же и кто ощущает на себе руку Владыки сво­ей жизни, неудержимо порывается к исполне­нию того, что сознает исшедшим из уст Его. Чувство зависимости своей от Бога естествен­но нашему духу. Оно и есть в нем, только погружением в чувственность, заботами и развлечениями так зарыто, что не выникает из-под их тяжести, как слабый огонь, завален­ный пеплом. Потому нужно только отнять сии препятствия, чтобы дать силу тому чув­ству. Уединись от развлечений внешних в уда­ленный покой или овладей ночью, а от расхи­щений ума войди во внутреннюю храмину; отрешись от забот о всем, что теснит чув­ством нужды, изпраздни многое, чтобы было одно; если к тому и другому присоединить и обузданы плоти делом и мыслию, то быть не может, чтобы не ожило при сем родное духу нашему чувство.зависимости от Владыки на­шей жизни. Но это отрицательные и будто приготовительные средства. Начни уяснять себе истины о происхождении всего от Бога, о своем явлении на свет; размысли, как жизнь возникает и сокращается совсем не по нашим расчетам, а по иным некоторым правилам и проч… Вообще, все надобно употребить, что­бы возбудить от усыпления и потом постоян­но держать в силе и живости сие чувство за­висимости от Бога. Оно стоит того, ибо само всепобедительно. С ним только творятся нравственные чудеса. И себя и других нрав­ственно править можно только через Него.

бб) Все твое от Него. Способности и свой­ства души и тела, обстоятельства жизни, со­стояние и звание, место рождения, воспита­ние, служба, средства содержания, болезни и здоровье, скорби и радости, возвышение и понижение, возрождение, спасение, царство обетованное, вообще все, что только есть в нас и касается нас, есть от Бога и касается нас по Его воле. Он есть единственный всего распо­рядитель, никто не может расстроить Его на­мерений и ничто не может втесниться в Его планы против Его воли. И это как вообще ка­сательно всего человеческого рода, так и в ча­стности касательно меня, тебя и всякого от­дельно. Сознавая сие —

Благодари Бога о всем. О всем благодарите, учит апостол. Сия бо есть воля Божия о Хри­сте Иисусе Господе нашем (1 Сол. 5:18). Ког­да говорит о всем, исключает всякое различие радостного и нерадостного. Значит, за скорби во всех видах столько же должно благодарить, сколько и за радости; столько за малое, сколь­ко и за большое, за прошедшее и настоящее, за постоянное и изменяющееся. Благодарение есть радостное чувство величия милости Божией к нам недостойным. Когда сие радостное чувство не подавляется и скорбями, или когда и скорби принимаются как благо, то отсю­да рождающееся доброе состояние есть благо­душие. Постоянное благодушие при продол­жающихся скорбных обстоятельствах есть христианское терпение. Последний предел богоугодных расположений в отношении к своей участи, устрояемой Богом, за которым начинается уже не просто благодарность, а еще высшее чувство, это есть довольство сво­им состоянием и всем своим.

Все сии изменения чувств и расположение в отношении к Промыслу, нас устрояющему, сколько естественны в здравом духе, столько же имеют нужду и в поддержании, потому что беспрерывно подлежат опасности нападения со стороны суетливого и самолюбивого эгоиз­ма. Поддержание их совершается посредством размышления или уяснения себе некоторых истин, сознание коих сильно и родит показан­ные чувства… Все они естественно вытекают из свойства самых расположений. Так —

1) Благодарение есть чувство милости Божией незаслуженной. Итак, развивай в мыс­лях обилие милостей Божиих, явленных в тво­рении, промышлении и особенно в искупле­нии, доведи до сознания, что ты милостями сими всесторонне объят: что ни движение, то милость; что меньше дышишь, нежели полу­чаешь милостей; что миг больше, нежели рас­стояние милости от милости — или что ты сто­ишь в них неисходно. Когда потом приведешь на мысль, что все это незаслуженно, что не только малой какой недостоин ты милости, но что, напротив, не милости, а постоянных каз­ней стоишь одних; тогда дух не может остать­ся бесчувственным, не согреться теплотою любви Божией и не отозваться благодарнос-тию. Вообще, мера сих двух сознаний есть, мера благодарности, ее повышения и пониже­ния, как, наоборот, неблагодарность исполня­ет сердце там, где или не знают благ, или счи­тают себя их достойными, выставляют свои права на них. Неблагодарный Богу есть боль­шой эгоист и вместе — невежда слепой.

2) Благодушие есть радостное или благодар­ное приятие скорбей и бед всякого рода. Глав­ное в производстве сего чувства — это, кроме ясного видения, как скорби и беды исходят от руки Господней, есть еще ясновидение тех благ, которые из них истекают, и притом благ существенных и истекающих не как-нибудь случайно из скорбей, а не иначе и возможных как под условием их. Как, например, очище­ние страстей, утверждение смирения, оставление грехов, крепость характера, приобщение Христовым страстям и проч. Когда это хоро­шо будет сознано, тогда не могут не возник­нуть в душе сначала ростки желания, а далее жажда скорбей и бед. В подкрепление к сим возникающим чувствам должно приложить еще ясное сознание того, что мы стоим не только таких, но и несравненно больших бед, что и жизнь следовало бы отнять, а не только какое-нибудь благо. И то убеждение уже зна­чительно умалит болезнь сердца, что мы зас­лужили несравненно больше, а посылается нам меньше; когда же еще увидим и благо от скорбей, то примем их с распростертыми объя­тиями. А это и есть благодушие.

3) Терпение есть продолжающееся благоду­шие. Терпеть — значит не только несть скор­би; ибо, когда они нашли, куда от них убе­жишь? Но, собственно, несть с радостию и ве­селием духа, почему оно и есть непрестающее благодушие. Оттого поддерживать его в себе должно тем же, чем и благодушие, обращая в том и другом случае особенное внимание на продолжительность скорби, доводя сердце до убеждения, что чем продолжительнее скорбь, тем лучше, что нам следует страдать не толь­ко время, но и вечность. Ибо терпение тем особенно и истощается, что терпящий не видит исхода. Когда отнимешь таким образом воз­можность расслабления духа от невидения конца скорбям, то не будет уже и того, что колеблет благодушие. Кто не поспешит устро­иться так внутренне, тот скоро теряет терпе­ние, затем падает в ропот и даже отчаяние.

4) Довольство есть неподвижность сердца на скорбь или невидение и нечувствие лише­ний… У довольного сколько ни отнимай, ему все довольно еще, и как мало ему ни дай, он все доволен. Это как бы внешняя ограда для всех чувств и расположений в отношении к промыслительному о нас попечению Бога. Оно имеет непосредственное отношение к по­дающей руке при том же чувстве незаслужения блага и заслужения всякого наказания. Бедный принимает все и всяким подаянием доволен. Это образ довольного…

Здесь указаны стороны, к каким должно прикреплять свое размышление при возгрева-нии чувств благодарения во всех видах его; не­точным же началом для самых мыслей во всех сих случаях должны служить Божественные свойства: Всемогущество, Благость, Премуд­рость и Правосудие. Размышление о каждом из сих свойств способно дать обилие радости и утешения. Впрочем, как не всякий сам крепок умом, то хорошо иметь и знать изложение уте­шений на разные скорбные случаи и излияние благодарений, составленные мужами опытны­ми в сем деле. И радости и скорби так повсюд-ны! Повею дно должно бы быть и благодарение, и умение благодушествовать и терпеть, если б не окаменение сердца. Кто принимает все очи­щенным сердцем, у того только и бывают во всей силе сии чувства. Ищи их у таковых! Сколько их у святого Златоуста, у святого Ди­митрия, Ростовского Чудотворца, у святителя Тихона Воронежского! Иные составляли целые книги в утешение несчастным и скорбящим.

вв) Все, что будет с тобою, от Бога будет. Он ведет все к определенному концу; ведет и разумные твари, но только под условием по­корности их Его воле. Что Бог приведет к са­мому лучшему, это несомненно; остается толь­ко тебе явить совершенную покорность Ему, Всераспорядителю, отказаться от своей воли, своих замыслов и способов. Отсюда вытекают разные расположения относительно своего будущего, обязательные для всякого верую­щего в Божественное мироправление. Таковы:

1) Преданность в волю Божию. Преданный Богу не так говорит: что будет, то будет, решаясь на неверное, ничего не обещающее (в чем видится искушение Бога); но ясно сознает сообразность средств с целями или прозрева­ет некоторым образом порядок своей жизни при всей неутомимой, трезвенной, зрелой и разумной деятельности, не присвояя себе зна­ния всего, чем кончатся его жизнь и дела, к чему приведут они — к благу или злу для него самого и для других; а, желая только одного блага и славы Божией, молитвенно отдает Богу и себя, и свои силы, и свои дела, чтобы Он по мудрому, и благому, и праведному Сво­ему совету благоустроил их, как хочет, иное отсекая, иное прибавляя, иное изменяя в ходе и направлении. Преданность в волю Божию не есть недеятельность. Она совмещает и усилен­ную деятельность, только без пристрастия к ней, без настойчивости, чтобы именно было по моей воле. Не есть она и пренебрежение сво­их дел, но радеет о них, только не ради их и себя. Преданный Богу во всем говорит: воля Господня да будет, по уверенности, что она будет ко благу. Ибо один Бог знает все и один Он может отвратить злое, если восхощет.

2) Следствием сего, самым близким и есте­ственным, бывает успокоение в Боге. Сие успо­коение не есть разлив блажности с разленением, какие бывают во плоти от полного удов­летворения ее нужд, но есть покой духа, исте­кающий из совершенной уверенности в том, что Бог, Коему он предал труды свои и дела, все благоустроит наилучшим образом к истин­ному и вечному благу. Это есть отсечение злой и съедающей душу и тело многозаботливости, которая не дает покоя человеку, коль скоро он берет свою участь на свое попечение, мятет его то сомнениями, то страхом и опасениями. Ус­покоенный в Боге не мятется так, ибо отсек сию злую страсть тем, что не сам собою пра­вит своею участию, а предал себя Богу.

3) В дополнение к сим чувствам, касатель­но своего будущего, приходит надежда. Она есть дщерь двух первых. Преданный Богу уве­рен, что Бог дополнит недостающее; успоко­енный в Нем верует, что так это и будет. От­сюда рождается несомненное ожидание помо­щи Божией во всем, что Он сочтет нужным для благоустроения нашего, для явления Сво­ей славы и для блага человеческого. А это и есть надежда. Надеющийся говорит: «Бог не оставит и только один Бог. Силы мои изме­нят, другие люди изменят, князи изменят, один Бог не изменит». Надежда есть отрадное чувство, исцеляющее болезненность беспомощности и бессилия, почему и возгревается сим последним чувством при уверенности-в благообщительности и благоподательности Божией. Она не дерзостна, не самовольна, но ожидает несомненно и действительно получа­ет не только те блага, о коих уже Бог всем на­всегда сказал, что они нужны и всякому по­дадутся, но все вообще, в чем чувствует кров­ную нужду. Надежда возрастает до такой вы­соты, что как бы имеет уже то, чего ожидает; но и здесь опять в волю Божию полагает вре­мя, место и способ, то есть с терпением ждет. Самою крепкою для нее опорою служит обе­тование Господа, что все, что ни попросят ве­рующие с верою, получат (Мф. 21:22; Мк. 11:24).

4) Оттого под надеждою зреет прошение или моление, то есть такое возношение ума и серд­ца к Богу, в коем, изъявляя кровные свои нуж­ды Богу Всеблагому и Всемогущему, молят Его ниспослать благопотребную помощь с не­сомненною верою, что и получат, если Богу то благоугодно. В молении есть и надежда, но не все моление — надежда. Надежда завершает или стоит наверху, как бы осеняет моление; моление стоит внизу и восходит под сению ее на небо. Надежда преимущественно обращена к Богу, моление низводит благость Божию к себе и кровным своим нуждам. Потому пер­вое условие благоуспешности прошения есть искреннее сознание крайней нужды или скор­бное и болезненное чувство крайности, ра­створяемое надеждою. Молящийся должен довесть себя до воззвания: «Господи! Нигде мне нет покрова и помощи. Ты один помощ­ник!» Потом стоять в сих чувствах крайности и взывать, пока не получит ради неотступно­сти и беспомощности, ибо Бог беспредельно милосерд. Он как бы не может зреть болезну-ющих, только бы беспомощные сами являли Ему лицо свое или приходили пред Него. В молении есть и преданность, и успокоение, и надежда, но, что главное, это болезненное чув­ство нужды… Такое чувство есть сосуд, благо­устроенный к приятию милости. Господь ждет, пока оно родится, и Сам разно помогает ему родиться, чтобы выполнилось главное ус­ловие к получению помощи. При сем разли­чие предметов мало значит. Благодатного про­свещения испрашивают так же, как и насущ­ного хлеба, и Бог дает.

Так, обращаясь в будущее, благочестивый христианин просит, надеясь, и успокаивается в Боге, предаваясь Ему всецело.

в) Чувства и расположения — из созерцания Бога Совершителя всяческих

Бог есть Всемогущий, Благий и Праведный Совершитель всяческих, чего ради чаем воскре­сения мертвых и жизни будущего века. Изме­нится лицо неба и земли, и приимут суд все живущие по неложному обетованию Господа. Тогда начнется жизнь в истинном ее виде — вечная и неизменная. Нынешнее же бытие мира и тварей есть только начальное, пригото­вительное. Господь, все устрояющий, все ведет к предназначенному концу. Когда же все испол­нится, тогда Он произведет самым делом то, к чему все ведет: откроет славное Свое вечное Царство. Когда сие будет, не знаем; но знаем несомненно, что будет кончина мира, страшный суд, блаженство одним и мука другим. Итак…

аа) Ожидай второго пришествия Господня, то есть не только верь, что оно будет, но и будь готов встретить его на всякий день и час. Будь, по слову Господа, подобен рабам, ждущим Господа, но не знающим, когда придет Он. А потому и приготовляй всё, что считается не­обходимым к сретению Его, подобно мудрым девам, чтобы после не жалеть о неосмотри­тельности, и, желая того, молись: да приидет Царствие Твое!

бб) Не знаем, придет ли Господь в пределах нашей жизни, от сего часа до смерти, или, может быть, смерть наша упредит Его прише­ствие. Потому, не смея отстранять или отда­лять явления Господня далее настоящей ми­нуты, в которую думаем о сем, должны одина­ково иметь в виду и смерть, быть к ней гото­выми и приготовляться к тому событию, ког­да не Господь к нам придет, а мы будем позва­ны пред Него воздать все по достоянию. Ожи­дание сие, впрочем, не противно ожиданию Господа, а в существе своем одно и то же, или есть как бы некоторый вид его. И оно должно быть так же непрестанно, так же несомненно, так же бодренно. Сию или следующую мину­ту придет смерть и покончит все наше.

вв) Безвестен час, но не безызвестно, что будет. Помни же то, что будет, непрестанно: смерть, суд, рай, ад. Ибо случись только одна смерть, за нею тотчас последует и все осталь­ное и притом с такою резкою решительностью, что уже и на всю вечность будет так, как бу­дет положено тут. Может быть, все сие будет сейчас, в мгновение ока. Напиши же в мысли твоей сие и созерцай каждое мгновение, ибо созерцаешь или не созерцаешь, оно уже будет так.

гг) Если так нечаянно все может изменить­ся, и может настать такой вид бытия, в коем ничто из предлежащего не получит участка; если там истина нашей жизни, а здесь только начало, приготовление, то не запасайся мно­гим: будь как странник… Это обязывает жить на земле как на чужой стороне. Не то сие зна­чит, чтобы ничего не иметь, ничего не приоб­ретать, а то, чтобы сколько бы чего ни приоб­рел, сколько бы чего ни пришло: чести, славы, богатства — не прилагать к тому сердца, а дер­жать его в будущем своем отечестве… Все здеш­нее пусть будет как чужое, как не родное. Не отвергай того, не презирай, но и принимай как чужое, как тяготу некоторую, боля сердцем, что живешь не на своей родине, и искренно желая и молясь скорее прейти в свое вечное жилище. Так, обращаясь к последнему концу всего, благочестивый христианин ждет Господа, го­товится к смерти, помнит последнее и живет на земле как странник.

Вот весь порядок благочестивого настрое­ния духа в христианстве:

Христианин восходит к Богу:

Познанием своего окаянства и познанием Гос­пода приходя к вере в Него, из сей веры при­емлет упование спасения и дает самоотвержение, приемлет мир с Богом и дает покаяние, приемлет чувство отчей любви и дает рев­ность действовать по воле Его, во славу Его.

Живет в Боге:

Восшедши таким образом к Богу и утвердив­шись в общении с Ним, ходит пред лицом Его в богоугождении и горении духа, хвалебно радуется о Нем, Боге Всесовершеннейшем, благоговейно падает пред Его беспредельным величеством и в изумлении погружается в Его непостижимой беспредельности.

И пребывает в Божественном порядке:

Пребывая же таким образом в Боге, благого­вейно чтит и Божественный порядок бытия и жизни. Чувствуя, что он весь есть Божий, по­корствует Богу в сознании полной зависимо­сти от Него; сознавая, что все его есть Божие, он благодарит за то, благодушествует, тер­пит, довольствуется; веруя, что все будущее от Бога же, он предается Богу, успокояется в Нем и, надеясь, молится; уверенный, что бу­дет конец всему, он ожидает его, готовится к смерти, помнит последнее и содержит себя странником на земле.

Так резко обозначаются три отдела чувств и расположений, выражающих благочестивое настроение духа и составляющих христианс­кие обязанности к Богу. Очевидно, что цель всего — жизнь в Боге, восхождение же к Богу и пребывание в порядке Его суть средства, как бы два столпа, на коих утверждается та жизнь. Не так, однако ж, должно понимать сие соот­ношение, будто здесь есть иное нужное, а иное ненужное. Нет, тут все существенно необходи­мо в целом устройстве, и отъятие чего-нибудь есть ущерб для целого. Здесь так все связано, что малое расстройство расстроивает все. Как наше тело, отними у него соки, умрет и, отни­ми нервы, тоже умрет, так и здесь все нужно. Ничего потому не пренебрегая, молиться дол­жно усердно: сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей\

г) Молитва — вместилище и поприще жизни в вере и благочестии
аа) Значение молитвы

Как в отношении к вере есть особые действия, в которых она выражается, так есть свои дей­ствия, служащие выражением и благочестия. Всеобъемлющее из таких действий есть мо­литва. Она есть вместилище или поприще всей духовной жизни, или самая духовная жизнь в движении и действии. Ибо что есть молитва? Есть возношение ума и сердца нашего к Богу. Но сие возношение имеет место во всех пока­занных пред сим благочестивых чувствах и расположениях, обязательных для христиани­на. Ибо и покаяние, и вера, и мир с Богом, и благоговение, и терпение, и чаяние второго пришествия, и вообще всякое из тех действий необходимое имеет отношение к Богу, возно­сит к Нему и рождается из сего возношения. Посему, как скоро приходит в движение какое-либо благочестивое чувство, движется и мо­литва, и, наоборот, пребывание в молитве есть пребывание в каком-либо из сих чувств, а пе­реход от одного чувства к другому, как бы вол­нение благочестивых чувств, есть возгревание молитвы. Можно сказать, что молиться — зна­чит приводить в движение благочестивые чув­ства и расположения, каждое отдельно, или все совместно, или одно за другим, или, что то же, возбуждать, оживлять и возгревать жизнь и дух благочестия. Кто не молится, у того нет благочестия, и у кого нет благочестия, тому как молиться?

Если теперь благочестие есть жизнь наше­го духа, то понятно, почему только умеющего молиться должно назвать имеющим дух. Кто-то определяет молитву дыханием духа. Она и есть дыхание духа… Как в дыхании расширяются легкие и тем привлекают животворные стихии воздуха, так и в молитве разверзают­ся глубины нашего сердца и дух возносится к Богу, чтобы приобщением к Нему восприять соответственный дар. И как там кислород, принятый в дыхании через кровь, расходится потом по всему телу и оживляет его, так и здесь принятое от Бога входит во внутреннее наше и оживотворяет там все…

66) Следствия благие

Отсюда сами собою вытекают следующие бла­гие следствия молитвы. Она есть оживотворе-ние духа, некоторое как бы его обожение. Кто бывает в мироварнице, напитывается миром; кто же возносится к Богу, исполняется Боже­ством… Божественное же в нас втечение, бу­дучи само по себе просто и единично, разла­гается в нас по трем силам нашего духа как бы на три потока: одним влияет на разум и про­свещает его, другим — на волю и дает ей кре­пость, или освящение и обновление сил, тре­тьим — на сердце и возвышает жизнь, или огнь благодатной жизни. Видно, таким образом, что молитва есть все для нас, и понятно, отче­го усердные молитвенники скоро востекают наверх духовного совершенства, являют на­чатки и плоды духа, одухотворяются.

вв) Условия

Теперь сами себя выказывают условия движе­ния истинной молитвы. Если она есть возвы­шенная жизнь и деятельность духа, а эта пос­ледняя развивается на счет других, получив­ших в нас участок жизней, то молитва невоз­можна без умерщвления плоти и погубления души, или вообще без самоотвержения, так же, как невозможно без них и истинное благочес­тие. Молитва, при чувственности и душевнос­ти, то же, что курение смрадного изгребия… Вот почему у святых отшельников находим и мо­литву в совершеннейшем виде! Потому что в них сильно было самоотвержение. И то и дру­гое в совокупности скоро делало их духоносца-ми и большею частию только их одних. Обык­новенный порядок жизни как-то не совсем бла­гоприятен совершенству в молитве. Ибо тогда как в ней надобно отрешаться от всего и как бы не существовать для внешнего, тут все вызы­вает вон и низвергает дух с высоты, на которую лишь только востечет он со всеми усилиями.

гг) Воспитание чрез молитвословие

Судя по такому происхождению и значению молитвы, ей должно быть непрестанною, ибо непрестанно должно иметь дух благочестия и притом не мертвый, а живой. Потому предписывается: непрестанно молитеся (1 Сол. 5:16), всякою молитвою и молением молитеся на вся­ко время духом (Еф. 6:18). Но до такой непре­станной молитвы, или приятия действа мо­литвенного, доходят не вдруг, а перемежаю­щимися, совершающимися в известные време­на молитвованиями, кои суть и необходимые средства к стяжанию непрестанной молитвы, и условия к ее сохранению во всю жизнь.

Производство сих молитвований требует и особенного порядка внешнего, и особенного настроения внутреннего.

Так, для него, необходимо особое место, если можно уединенное и к тому определен­ное, пред святою иконою с возжением свечи или лампады и без того; необходимо особое. время, утром и вечером или в другие часы, при­менительно к часам церковных служб; необхо­димо особое положение тела, стамое или коле-нопреклонное, с благочинием и напряжением.

Приступающий к сему молитвованию прежде всего должен возвратить ум свой из рассеяния и собраться в себя отрясть все за­боты или, сколько можно, утишить их и по­ставить себя в живейшее сознание присут­ствия Бога вездесущего, всеведущего и всеви­дящего. Это есть как бы создание внутренней молитвенной клети, в которую удаляться пове­лел Господь (Мф. 6:6), то же, что временно поставляемая скиния.

Устроившись так, совершай самое молит-вословие: тихо, благоговейно, разумно читай избранные и установленные молитвы, переме-живая их поклонами с крестным знамением, поясными, или земными, или коленопреклоне­нием, всемерно напрягаясь внедрять в сердце читаемое и возбуждать в нем соответственные чувства. Когда согреется сердце или возбудит­ся какое чувство, остановись и не продолжай читать, пока не напитаешься. Ослабеет это чувство, опять начинай и опять останавливай­ся, когда возродится чувство. В этом и все производство молитвословия…

дд) Степени

Иным кажется, что такой образ молитвы име­ет в себе много вещественного, стихийного; телесное же обучение вмале есть полезно, учит апостол (1 Тим. 4:8). А иные совсем хотят от­нять у молитвы все внешнее, оставаясь при од­ном внутреннем. Это заблуждение древнее. Оно в самом начале было замечено и отверг­нуто святыми отцами. Плоду предшествует цвет, цвету — лист, листу — почка и оживле­ние ветвей. В вещественном необходима постепенность, необходима она и в духовном. Внут­ренняя молитва есть плод: надобно много тру­диться, пока он зародится. Можно назначить три степени молитвы. На первой она бывает преимущественно внешняя: чтения, поклоны, бдения и проч… С сего начинают, и иные до­вольно долго трудятся над собою, пока появят­ся начатки молитвы, или легкие движения мо­литвенного духа… Молитва как высший дар ниспосылается как бы по капле малой-малой, чтобы научить человека дорого ценить ее. На второй степени в ней телесное с духовным яв­ляются в равной силе. Здесь каждое слово мо­литвы сопровождается соответственным чув­ством, или внутренние молитвенные движе­ния, внутренно движимые, изъясняются и изъявляются своим словом… Это повсюднейшая молитва, общая всем почти. Она обыкно-венна в том, в ком жив дух благочестия. На третьей степени в молитве преобладает внут­реннее, или духовное, когда и без слов, и без поклонов, и даже без размышления, и без вся­кого образа, при некотором молчании или без­молвии, во глубине духа совершается действо молитвы. Эта молитва не ограничивается ни временем, ни местом, ни другим чем внешним и может никогда не прекращаться. Почему и называется действом молитвы, то есть чем-то пребывающим неизменно. Вот, собственно, внутренняя молитва\ Но чтобы дойти до сей последней степени, необходимо пройти первые и, следовательно, поднять все труды телесно­го делания для молитвы, как то: посты, покло­ны, чтения молитв, бдение, коленопреклоне­ние. Кто пройдет это — вступит на вторую сте­пень, когда, как говорит Макарий Великий, лишь поклонишься, и дух уже согревается в молитве. Как тому, кто не знает алфавита, нельзя начинать складов, потому что это будет бесполезною тратою времени, так и здесь: кто не умеет плавать по мелкой реке, как того пус­кать в глубокое море? Но и тогда, как кто взой­дет до последней степени молитвы, внешнее моление не прекращается, а также участвует во внутреннем. Та только разница, что в первом случае внешнее предшествует внутреннему, а здесь внутреннее — внешнему. Как же можно браться за одно внутреннее, когда еще не на­учились трудом и опытом от внешнего восхо­дить к внутреннему!

Видно теперь, где во всей полноте, силе и красоте является жизнь в Боге? На высших степенях молитвы. Так велика сила молитвы и так высоко ее значение!.. Молитва есть все: вера, благочестие, спасение. Следовательно, о ней столь можно говорить, что и конца не бу­дет. Желательно, чтобы книгу кто составил в руководство к молитве из святых отцов. Это было бы то же, что руководство ко спасению. Кто умеет молиться, тот уже спасается.

3. Общение с Богом через общение со Святою Церковью

Теперь надо возвратиться немного назад и припомнить, как началось у нас разъяснение чувств и расположений, составляющих благо­честивое настроение христианского духа. Дух благочестия христианского состоит в общении с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа во Святой Его Церкви, или по домостроитель­ству спасения. Указано уже, какие чувства и расположения должен иметь дух наш на пути сочетания со Спасителем, какие — на пути восхождения от Спасителя к Богу и какими исполняться, пребывая в Боге. Что теперь должен чувствовать он и к каким расположе­ниям он обязан, сочетаваясь с Господом Иису­сом Христом и пребывая в Боге при посред­стве Святой Божией Церкви?

Господь наш Иисус Христос, совершив наше спасение в Себе Самом, благоволил учредить на земле Святую Церковь для приложения и усвоения сего спасения ко всем. Церковь Свя­тая есть единственный на земле дом спасения. Кто вне ее, тот погибает. Господь говорит: буди тебе яко язычник и мытарь тот, кто отделился непокорностию от Церкви (Мф. 18:17). Все, кои не вошли в ковчег, погибли во время пото­па, и все, кои не войдут в Церковь, погибнут. Живой союз с Церковию есть единственное условие спасения. Пребывать в сем союзе — су­щественная обязанность верующего.

Живой союз с Церковию есть там, где все, что есть в Церкви, признают и ощущают так близким к себе, как бы собственную свою часть. Так как Церковь есть сосуд благодатных средств ко спасению и вместе — вместилище спасенных и спасаемых, то и присваивать, и живо воспринимать к себе должно то благо­датные средства спасения, то христиан спаса­ющихся. Потому и обязательных для нас чувств, расположений и дел по домострои­тельству спасения нашего два рода.

а) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу благодатных средств ко спасению

Церковь есть дом спасения, потому что все существенные наши духовные нужды удовлетворяются только в ней. Так, нам нужно просвещение познанием истины: она есть про­светительница; нужны нам силы для укрепле­ния слабых сил наших: она — подательница благодати; нужна нам защита от опасностей и врагов: она нам ходатаица и покров.

Сими тремя отношениями Церкви к нам определяется и то, что лежит на нас в отноше­нии к ней.

аа) Из отношения к лицам, прилагающим благодатные средства к спасающимся Но во главе всех отношений должно еще по­ставить одно, не для всех, может быть, очевид­ное — отношение к лицам, чрез кои спасающая нас Церковь действует на нас средствами спа­сения. Знаем, что и просвещение, и сила, и за­щита от Бога подаются нам во Святой Церк­ви. Спрашивается, как? Не непосредственно. Как мы телесно духовны, то во Святой Церк­ви есть соответственные тому, существенно не­обходимые для сообщения нам ее спаситель­ных средств учреждения; такие учреждения, без которых не ниспосылаются с неба и не при­емлются на земле небесные дары. Но чтобы сии учреждения благодетельно действовали на нас, надо чтобы они были прилагаемы к нам, или исполняемы над нами. А чтобы сие последнее было совершаемо, надо чтобы в Церкви были лица, особенно на то определенные.

1) Богоучрежденность сих лиц

Так естественно приходим к тому заключе­нию, что в Церкви, совмещающей в себе бла­годатные средства спасения, должны быть известные лица, кои бы, действуя по ее разу­му, сими средствами доставляли от ее лица другим нужное ко спасению. Они и есть. Это пастыри, составляющие священноначальное епископство и подначальное священство, ко­торое есть разложение или расширение епис­копства. Господь сказал святым апостолам: за­вещаю вам, якоже завеща мне Отец Мой, цар­ство (Лк. 22:29), то есть передаювам строить его (1 Кор. 4:1; 1 Пет. 4:10) и блюсти (Кол. 4:17; 1 Пет. 5:2). Апостолы тогда совмещали в себе все. Потом они, поставляя других на свое место, им завещавали блюсти царство в тех, кои приступили к нему. Так Господь дал есть овы убо Апостолы… овы же пастыри и учите­ли к совершению святых в созидание тела Хри­стова (Еф. 4:11). Святые делаются святыми через пастырей. Не то это значит, чтобы им принадлежала самоличная сила, или в них было неточное начало сил; но то, что они сто­ят на средине, на переходе от земли к небу и то людей возводят к Богу, то Бога к людям преклоняют. Что делал Иоанн Креститель? Людей переводил к Господу. То же теперь де­лают пастыри по воле Господа (см. Поел. Пат­риархов, чл. 10). Епископство — корень пас­тырства. Оно благодать от Бога изливает че­рез священство на весь мир, паче же на веру­ющих. Так, никто не приходит к Богу и от Него не получает милостей иначе как через ос­вященные лица посредством известных уч­реждений, содержимых Церковию. Потому в домостроительстве спасения первое, с чем мы встречаемся, есть отношение к пастырям. Вот в нескольких словах все, что лежит на каждом христианине в сем отношении.

2) Обязательные к ним чувства и расположения

Надлежит нам: хранить убеждение в высо­ком значении пастырства и веровать в то; быть в сердечном, мирном, любовном общении с ним и подчинять себя ему; прибегать через него к Богу, или действительно пользоваться пастырством; молиться, чтобы Бог хранил сии посредства благодати и всячески приспособ­лял их деятельность во спасение наше.

Сим не вводится многоглавие, но так уст­роено для того, чтобы единая Глава — Христос через множаишие посредства, епископов и священников множайших облагодатствовал.

бб) По делу пользования благодатными средствами Святой Церкви

Вступивший в Церковь через пастырство де­лается причастным всех ее восстановительных благодатных сил и соответственно тому при­емлет обязательство питать в себе известные чувства и расположения как член Церкви. Именно:

1) к Церкви-просветительнице. Церковь просвещает посредством проповеди Слова Божия. И Слово Божие, писаное и неписаное, и проповедание его постоянно пребывают в Церкви. Итак, надлежит нам содержать в мыс­ли и помнить, что есть у нас книга книг, со­держащая единую беспримесную истину, то есть Святая Библия — неоцененный дар Бо­жий; благоговейно почитать ее, любить и бла­годарить за нее Господа; поучаться в ней день и ночь и образовать по ней жизнь свою; для сего, приступая к слушанию и чтению ее, при­ступать благоговейно, очистив ум от помыш­лений суетных; читая, внимать и уразумевать, прилагать к тому сердце, полагать намерение исполнить и, возблагодарив Бога, что напитал, помолиться о силах осуществить узнанное. И к Слову Божию неписаному, то есть всему пре­данному и установленному, надлежит обра­щать тоже преданное сердце; веровать сокры­тым здесь вещаниям Духа Божия; благочест-но покорствовать; узнавать и сообразовывать­ся с тем в чувствах и делах. Проповедь Слова Божия постоянно слышится в Церкви; надоб­но благодарить за ее бытие, пользоваться вся­ким случаем услышать, стараться понять и ус­воить слышанное, ибо здесь Сам Господь сеет семена. Кроме устной, есть письменная пропо­ведь в творениях святых отцов. Отверзтым сердцем и умом надо приникать к сим источ­никам и пить из них небесную премудрость. Но не должно брезговать собраниями поуче­ний и наставительными книгами, и не святым отцам принадлежащими.

Вообще же, к просвещению ума познанием истины, сообщаемому Святою Церковию, над­лежит питать следующие расположения: веро­вать и содержать сердцем, что одна Церковь есть столп и утверждение истины; что ее про­свещение есть единое истинное просвещение Божественное; всякое же другое, внешнее, не­сравненно ниже его и, коль скоро несогласно с ним или противно ему, есть ложь и заблужде­ние, или мудрость бесовская; потому здесь преимущественно искать просвещения не самочин­но, но через учительство, Богом установленное, и под его руководством, хотя не без собствен­ного труда; а после него и по духу его принимать и просвещение светское, но только нужное и под тем условием, если оно согласно с несом­ненною истиною, ибо все прейдет, останется одна истина. Признавая все сие сердцем, нельзя не жалеть и не сокрушаться, когда оскудевают проповедь истины и ее проповедники. Это казнь, глад Слова Божия (Ам. 8: 11, 12). Скор­беть должно также и о том, если распространя­ется нерадение и презрение к Слову Божию и верующим внушаются учения, противные ему, ибо это знак омрачения и расширения влады­чества тьмы и князя лжи (см. свт. Тихона, т. 4).

2) К Церкви-освятительнице, или податель­нице благодати и воспитательнице ее.

Нужные нам Божественные силы к живо­ту и благочестию источаются семью Боже­ственными таинствами, вверенными Святой Церкви. Итак…

Надлежит нам, содержа в мысли, что есть у нас неистощимые сосуды благодати, радовать­ся и благодарить Господа за великий и неиз­реченный дар сей; надлежит благоговеть пред ними как пред величайшею святынею и явлениями Бога и силы Его и чаще приобщаться тех, коих должно, веруя несомненно в спаси­тельную, сокрытую в них силу. В частности, в отношении к каждому таинству наш долг — приступать к ним как должно и хранить с опасением принятую через них благодать; хра­нить новую жизнь, полученную в крещении, помня обеты, кои даны, завет, в какой вступи­ли, блага, на кои получили право в сем таин­стве; блюсти, возгревать и употреблять во бла­го Церкви принятый в миропомазании дар бла­годати; спешить врачевать всякий грех свой в таинстве покаяния, исповедуясь искренно, тер­пеливо неся эпитимию по правилам; часто, и по крайней мере четыре раза в год (см. Прав. Исп.), приобщаться Святых Тайн с должным приготовлением и очищением совести и хра­нить покой Господа, принятого в сем таинстве; к таинству брака приготовляться постом и мо­литвою и по приятии его хранить союз дружес­кий разумно и духовно как дар благодати; ког­да подвергаешься болезни, не забывать совер­шать над собою таинство елеосвящения с верою и упованием, не ограничиваясь одними лекар­ствами, ибо вера не посрамляет.

Вообще, в разных нуждах духовных знать надо и содержать в мысли, что сила приходит только от Бога, через таинства. Ни свое бла­горазумие, ни советы других — ничто не по­может, когда не получена сила Божия. Туда, следовательно, надо обращать все внимание, и сердце, и надежду, зная, что все другие сред­ства имеют только условное значение, а эти — решительное. Потом, принявши силу, никто пусть не думает самовольно действовать ею. Надо подчиниться руководителю, от Бога оп­ределенному священнику, а иногда и воспри­емнику, и по его руководству возделывать дар, возгревать и употреблять. Чем выше дар, тем опаснее должно обходиться с ним; а это луч­ше всего с совета того, при посредстве коего он получен. Руководитель в употреблении сил или развитии нашей воли существенно необ­ходим. Все средства педагогики ниже, мало­сильнее и ненадежнее сего. Вот почему так скоро являются крепкими мужами те, кои благодушно проходят послушание! Кто хочет довольствоваться одними своими думами, тот стоит в опасности злоупотребить даром или даже совсем потерять его.

Кроме сего, никак не должно опускать предлагаемых Церковию средств к развитию и укреплению благодатных сил. Первое мес­то после таинств занимает пост с говением. Их значение то, чтобы через воздержание давать возможность Духу благодати сильнее воздей­ствовать на нас, чтобы дать нам время искрен­нее приобщаться таинств, чтобы возочищать и обновлять ревность в духе. Это самое бла­годетельное учреждение!

Далее следуют празднества, упразднения от всего Господа ради и, следовательно, в пользу духа благодати. Но и, вообще, все чи-нопоследования церковные назначены к освя­щению и возгреванию духа благодати и утвер­ждению благочестия. Следовательно, все их должно содержать, усвоять, причастным быть им, чтобы освятиться, хранить освящение и воспитать соответственный дух жизни. Вот где Божественный воспитательный дом!

3) к Церкви-защитнице и ходатаице. Ото­всюду нас окружают опасности. Грешим не­престанно и гнев Божий привлекаем на себя и на других; а тут многообразные враги вок­руг, видимые и невидимые, внутренние и вне­шние. Церковь стоит, как добрый страж на страже или как воин храбрый во всеоружии со щитом сильных, и охраняет чад своих. Одна она совмещает самых сильных и действенных ходатаев и помощников. На небе Сам Господь ходатайствует о нас, сидя одесную Бога Отца, собор ангелов и святых молится за нас, осо­бенно же осеняют каждого из нас покров Пре­святой Владычицы Богородицы, Ангел Хра­нитель и соименный святой. И на земле есть у нее особые пункты притечения скорой небес­ной помощи — при святых мощах угодников Божиих и чудотворных иконах. Но все сие суть только способы ее охранительные. Самое же охранение, или собственный ее охрани­тельный щит, состоит в непрестанной ее мо­литве о нас. Почему она и называется домом молитвы и во всем своем устроении по пре­имуществу носит характер молитвенный.

Церковь имеет одно общее для всех молит­венное устроение и частные молитвования, приспособленные к особенным нашим нуж­дам. Чтобы в том и другом случае сила молит­венного ходатайства Церкви перешла на нас, надобно нам участвовать в них или поставлять себя в определенные к ним отношения, обяза­тельные для нас как для членов Церкви.

Общее для всех молитвенноходатайствен-ное устроение Церкви таково.

Обыкновенно Церковь созывает чад своих на молитву в храм Божий в известные време­на и здесь, священнодействуя, низводит на них охранительную силу. Отсюда лежит долг на верующих совокупляться на молитву, или со­бираться для общественного богослужения. Общая молитва имеет великую силу по обе­тованию Господа, быть там особенно, где два или три собраны во имя Его и исполнять вся­кое прошение, о котором совещаются двое на земле (Мф. 18: 19, 20). Молитва одного силь­на на столько, на сколько силен он один, и то если он не отчуждается от общей молитвы; а если нарочито отчуждается от нее, то его оди­нокая молитва совсем ничтожна. В молитве же общей молитва каждого столько сильна, сколько сильны вместе все молящиеся. Исто­рия представляет поразительные опыты силы общей молитвы во все времена. Целая Цер­ковь всегда испрашивала помощь у Господа, прогоняла язвы, поражала врагов, низводила дождь или заключала небо, когда предстояла Богу с епископом, всем клиром и народом. Посему апостол и обязывает не оставлять со­брания, не чуждаться его (Евр. 10:25) из опа­сения лишиться помощи, которую подает вза­имное подкрепление. Но этим не исключает­ся обязанность и сила частной молитвы.

Вне храма, в доме, семейство есть союз мо­лящихся. И каждого Церковь хочет соделать молитвенником и сильным в молитве. Затем положила правила для частной, уединенной молитвы.

Лежит долг собираться в храмы. Храм есть место освященное, в коем Бог являет особен­ное Свое присутствие, место, по глубокой мыс­ли расположенное и вообще, и в частях. Так должно веровать и радоваться о сих жилищах Божиих; понять внутренний смысл их; пребы­вать в них, как пред Богом, с благоговейным страхом и извне оказывать им должное почте­ние; хранить их и всячески содействовать их благолепию и украшению; вещи священные и вся утварь да будут неприкосновенны, благочестно чтимы и употребляемы нами: свечи, одежды, сосуды, иконы, особенно Крест и Еван­гелие. Большей же пред всеми чести да сподоб­ляются святые мощи, если они есть, и чудот­ворные иконы ради силы Божией, обитающей в них, всем явленной и постоянно являемой.

Но и дом на время молитвы становится храмом молитвенным. Здесь иконы, а инде лампада, свечи, Крест, Евангелие. Кроме того, есть часовни с иконами и крестами среди жи­лищ, и в поле нередко становятся кресты. Видно стремление всякое место сделать мо­литвенным, чтобы научить нас всюду молить­ся — дома, в поле, на пути.

Лежит долг собираться в определенное вре­мя, то есть в известные дни и часы дня. Для об­щей молитвы назначаются дни воскресные и праздничные. Надо знать их и чествовать как общие церковные праздники по их степени, так частные — своего храма и частнейшие — свое­го Ангела, Праздник не праздность, а праздно­вание, то есть отрадное ликование духа ради сознания великих милостей Божиих. Потому, оставив вещественные труды и всякую заботу, в чувстве льготы от них и свободы, как бы в предвкушение свободы будущего века, прово­дить должно время сие в богохвалении, богомыслии и благотворении, вообще — исключи­тельно во спасение, и это с начала праздника по конец, с вечера до вечера. Нельзя лучше вос­питать чаяние будущего века. В Церкви Божией и дни недели имеют свой смысл. Помнить должно и уважать значение каждого из них и соответственно тому устроять свои мысли и вести себя, особенно в среду и пяток, по соеди­ненным с ними воспоминаниям. То же надо сказать и о часах дня. Не должно пренебрегать их значением, а надо знать и держать себя по смыслу их. Как много может сие способство­вать образованию духа молитвенного и скоро научить благоговейному хождению пред Господом! Ибо здесь надобно припомнить то суд, то страдания Господа, то благодать Духа Свя­того, то блага творения. Часы дня по воспоми­наниям суть хождение в многоцветном и бла­гоуханном саду духовном. Тут — можешь? положи поклон; нет? помысли… Особенно сего не должно забывать, когда та или другая мо­литва или действие совершается в церкви, как возвещает о сем звон колокола. Посему видно, что по заботе о нас Церкви все время жизни распределено на молитву. У святого Иоанна Златоустого есть молитвенные воззвания на каждый час дня и ночи. Так прикрыты и осе­нены мы молитвами по заповеди Церкви!

Есть долг собираться на определенные, ус­тановленные священнодействия, каковы: ве­черня, повечерие, полунощница, утреня, часы, обедня. Каждое из них имеет свой смысл, коим проникнуто, и каждое есть единое целое, цельное молитвование. Потому, участвуя, должно знать, какое священнодействие совер­шается; участвовать в нем духовно, потому что оно для нас; для того глубоко внимать и входить в дух его и преисполняться им; при­сутствовать на нем с начала до конца, упре­дить благословение священника и переждать отпуст. Из Церкви молитвословие переходит с христианином в дом его, и здесь, кроме со­вершения молитв вечерних и утренних, пред столом и после стола, при всяком деле и слу­чае должно с молитвою и крестным знамени­ем возноситься к Богу. Так, по наставлению Церкви каждое действие христианина долж­но быть ограждено молитвованием, или он непрестанно должен пребывать под молит­венным осенением.

Вот общее очертание молитвенного устро­ения Церкви и вот вытекающие отсюда обя­занности! Но мы имеем еще особые разного рода нужды. Церковь готова удовлетворять все их, чтобы защитить и упокоить нас, и име­ет чем. Наш долг во всяком случае прибегать к ее ходатайству. Есть молитвенные чинопос-ледования, которые, быв совершены по уста­ву освященными лицами в Церкви или вне ее, являют полную над ними благотворную силу по вере, с какою приемлются.

Главнейшее ходатайствование Церкви со­стоит в принесении бескровной жертвы за грехи всего христианского мира. Жертва сия непрерывно жрется в Церкви. Как Господь на небе одесную Бога ходатайствует о нас, так она — здесь. Крест как бы не сходит с лица земли со времени первого его водружения.

Грешим мы и прогневляем непрерывно Бога. Меч над главами… Стоит в Церкви бес­прерывная жертва тела и крови Христовой, всех очищать сильная. Итак, спешите участво­вать в приношении сей бескровной жертвы да очиститеся… то есть бывайте на литургии сколько можно чаще, подавайте на проскоми­дию, если можете, и потом, во время соверше­ния ее, духом сокрушенным и слезным моле­нием привейтесь к возносимой жертве. Когда не бываете в Церкви, то в тот час, как услы­шите звон к достойному, молитесь о принятии жертвы и ради себя… Это сильнейшая защита Церкви, которой ничто заменить не может… Сия же жертва есть и жертва благодарения — Евхаристия. Как есть обязанность благода­рить, так должно счесть обязанностью и учас­тие в принесении сей жертвы.

Но кроме сего главнейшего ходатайства в жертве бескровной, во всех других потребно­стях и нуждах должно прибегать к Церкви. У нее на всякую нужду нашу есть молитвенное ходатайство.

Есть у нас потребности и нужды душевные и телесные, есть беды и скорби частные и об­щие; во всем этом прибегать должно к защите Церкви (см. о сем в Требнике).

Есть потребности и нужды душевные: на­добно учиться? благословись; учение не при­нимается? прими молитву; тягота, скорбь и тоска томят сердце? прибегни к положенному пению; враждуешь на кого, но себя одолеть не одолеешь — проси помолиться; мерзит что либо? освяти то и успокой душу.

Есть потребности и нужды телесные: нужен сон, но сон бежит? прибегни к Церкви; спишь хорошо, но сатана издевается над сонным? прогони его силою церковной молитвы; нужен дом? и основание его, и его самого освяти; нужен колодезь? освяти; нужен сад и овощи? . освяти; нужна соль? освяти; нужен огонь? ос­вяти; хлеб нужен? и семя, и всход, и гумно освяти; плоды ли новые или новую пищу вку­шать начинаешь, освяти. И вообще, все, что только касается человека, что входит внутрь, должно быть освящено. Сына нет, некому быть наследником, некому поддержать старо­сти? прими его от Церкви через всыновление; в путь отправляешься? поди, Церковь помо­лится о благопоспешении пути твоего.

Есть беды частные: немощь какая в теле? врачуйся у Церкви; насилуется кто от бесов? употреби заклинания церковные; дом стужается от них? изгони их ее же молитвами; нива, или сад, или огород вредится от гадов? при­бегни к тому же оружию.

Есть беды общие: бездождие и безветрие, мор, злорастворение воздуха, трус, глад, буря, громы и молнии, нашествие врагов или дру­гая какая беда — от всего сего ищи защиты че­рез молитвы церковные.

Нужно ли, наконец, иметь дома средства церковные свои на случай крайности — и в сем нет отказа… Приобрети и, освятив, внеси в дом как бы дар Церкви — Крест Господень, освя­щенную икону, святую воду, особенно крещен­скую, разные предметы от святых мощей и чу­дотворных икон и проч.

Так со всех сторон обложен человек ограж­дением и защитою Церкви. Лишь только вы­ходит он на свет, сретается молитвою Церкви и, когда отходит, ее же молитвою сопровожда­ется за пределы гроба.

Кто всех этих молитвенных, ходатайствен-ных и защитительных действий Церкви не чуждается, не считает лишними и ненужны­ми, зная по опыту силу их, тот добро творит.

Для христиан все они обязательны потому уже, что находятся в Церкви. Христианин дол­жен облечься церковностию, чтобы быть чле­ном Церкви. Что за воин без воинского одеяния и без науки воинской? Церковь есть дом Господень. Нельзя же думать, чтобы в нее вошло что и утвердилось противное Богу, Им не благословенное, Ему неугодное? Всякому, кто отрицается от исполнения показанных за­поведей и внушений Церкви, не должно ли сказать: друже, како вшел ecu семо? Притом сила всего того, чем ходатайствует Церковь, дознана многими опытами. По сим опытам и самые учреждения, и чинопоследования со­ставились. Чуждающийся их походит на того, кому предлагают простые испытанные сред­ства против какой-нибудь заразы, а он по суе­мудрию презирает то и погибает. Чуждаться церковности очень худо. Велик на нас навет врага. Но преимущественно он действует на нас через вещество и через плоть нашу: есть некоторое сродство у него с грубою материей, по замечанию святого Иоанна Дамаскина. Мо­жет быть, скрываясь в нее, ончувствуетнеко­торую отраду, почему так и льнет к ней. От­того, например, бесы вопиют ко Господу: не посылай нас в бездну, а в свиней. Если так, то и в воде, и в воздухе, и во всем он может приражаться к нам и злодействовать нам. Господь и повелел учредить в Церкви Своей то, чем можно бы было очищать и освящать все, что-бы отвсюду гнать нечистого и не попустить ему прикасаться к верующим. Вот кто лиша­ет себя сих средств, тот и стал, как сад разго­роженный, по которому рыщут звери и все в нем губят. Господь говорит о семени добра в душе, что входит диавол и крадет его. Так об­городить себя должно всякому. Ничего так не боится окаянный, как чего-нибудь церковно­го. Ведь мы воинствуем, а не почиваем. Несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным. Сего ради приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати. Станите убо препоясани чресла ваша исти­ною, и оболкшеся в броня правды, и обувше нозе в уготование благовествования мира: над все­ми же восприимше щит веры, в немже возмо­жете вся стрелы лукаваго разжженные угаси-ти: и шлем спасения восприимите, и меч духов­ный (Еф. 6: 12-17).

В заключение кратким словом еще очерчи­вается здесь все доселе сказанное. Вступивше­му в Церковь вот что заповедуется: просвеща­ясь, освящаясь, ограждаясь ею под руковод­ством мужей, освященных в ней на то Богом, пребывай в молитвенном настроении духа, или в непрестанной молитве, и через нее воз­буждай и насаждай в душе обязательные для тебя чувства и расположения и те, коими че­рез Господа Иисуса Христа восходим в обще­ние к Богу, и те, кои вытекают из порядка Божественного миродержавствования; а да­лее, через те и другие, потщись, востещи до жизни в Боге сокровеннейшей, возвышающей­ся до безмолвного погружения в Бога. Да по­может всякому Господь так устроиться!

б) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу спасенных и спасаемых

Церковь есть и хранилище благодатных средств спасения, и дом спасающихся и спа­сенных. Вступивший в живой с нею союз и воспринимает на себя все ее устроение, и вме­сте вступает в глубокое общение со всеми чле­нами ее. Несте странны и пришельцы, говорит апостол, но сожителе Святым и приснии Богу: наздани бывше на основании Апостол и Про­рок, сушу краеугольну Самому Иисусу Христу: о Немже всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе (Еф. 2:19, 20, 21). Сие общение так же тесно, как и общение чле­нов в теле, ибо едино тело есмы о Христе (Рим. 12: 4, 5). Так как члены Святой Церкви делятся на две степени, одни уже перешли из сей жизни, упокоены в Царствии Небесном и со­ставляют Церковь торжествующую, другие еще пребывают на земле, стремятся только до­стигнуть того состояния в борьбе и составля­ют Церковь воинствующую; то и общение у христиан одно с членами Церкви, торжеству­ющими на небе, а другое с членами Церкви, на земле пребывающими и воинствующими.

аа) Из отношения к отшедшим

1) прославленным

Что есть общение у земных с небесными, о сем учит апостол: приступисте к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному: и тмам Ангелов, Торжеству, и Церкви перво­родных на небесех написанных, и Судии всех Богу: и духом праведник совершенных, и к хо­датаю Завета нового Иисусу (Евр. 12: 22-24). Когда такой есть тесный союз, то должны быть и обязательные отношения. Но так как состо­яние небожителей совсем другое, нежели зем­ных, то иным образом нам должно держать себя в отношении к ним, нежели к тем, с кои­ми живем здесь.

Понятие об их состоянии и о способе наше­го с ними сношения определяет обязательные для нас в отношении к ним действия и притом как общие ко всем, так и частные к раз­ным чинам их.

Так как они уже совершились, взошли в бла­женнейшую меру возраста исполнения Хрис­това, достигли высшего предназначенного обожения, предстали пред Бога и пребывают пред лицом Его, как дети в дому, с дерзнове­нием простирая к Нему слово молитвы, пре­шли от немощи, стали сильны, по благодати Господней, в их действии на тварь видимую и невидимую, то мы должны:

воздавать им чествование не Божеское, но выше человеческого, и не как Богу, но как пол­нейшим сосудам Божества, Богом возвеличен­ным и прославленным;

прибегать к их ходатайству, как к молит­венникам о нас неусыпным и сильным у Бога, по Его человеколюбию и неизреченной благо­сти, и с верою и надеждою просить их помощи и защиты, как сильных по благодати Божией.

Так как, далее, они не отделились, а пребы­вают вместе с нами членами единой Церкви и составляют притом образец и как бы мету, к коей всякий должен устремляться, то отсюда опять следует, что мы должны:

познавать их богоподобные свойства и тру­ды, ими подъятые, и всеми силами стараться подражать им в чувствах и делах, почитая их жизнь верным руководительным светом;

приходить с ними, сколько возможно, в тес­нейшее духовное единение, соуслаждаясь их славою и сочувствуя их трудам и добродетелям.

Во исполнение всего такого должно:

воспоминать их в их дни и праздновать положенные им празднества;

чтить их иконы, молиться пред ними и ло­бызать любовно, возжигать свечи и служить молебны;

прочитывать их жития или тропари и кон­даки;

беседовать о них и о делах их с должным уважением и любовью.

И, в частности, каждому лику святых лежа­щие на нас обязательные действия те же, с не­коею тению изменения и отличия соответ­ственно их чину. Потому здесь сама мысль о чине научит, как относиться к ним, только объясни себе значение чина. В сей небесной иерархии выше всех честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим — Влады­чица Богородица. За Нею чины бесплотных: девять по их порядку; затем святые Божий: пророки и больший из пророков — Предтеча, апостолы и верховные из них — Петр и Павел, святители, из них великие — Василий Вели­кий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, святой Николай и российские: Петр, Алексей, Иона, Филипп; мученики, исповедники, преподобные, бессребренники, Христа ради юродивые. Ближайшие из них к каждому христиани­ну суть Владычица Богородица, общая всех христиан Матерь и Заступница, Ангел Храни­тель, святой соименный, святой храма или страны, тот, коего мощи есть или коим явлено особое заступление. Сии особые отношения выражены в молитвах, обращаемых к ним. По образу их надо поминать их в каждой молит­ве, совершается ли молитва по чину, или толь­ко внутренние возносятся к Богу воззвания: Пресвятая Владычице Богородице, спаси нас! Ангеле Божий, Хранителю мой святый, моли Бога о мне; затем исповедовать Матерь Госпо­да Приснодевою, Богородицею и воздавать Ей чествование высшее всех ангелов и архангелов, яко существенно участвовавшей в устроении воплощенного домостроительства; должно Ан­гелу Хранителю внимать и приучаться пони­мать его внушения; святому соименному со-ревновать в его именно добродетелях, знать жизнь его и праздновать день его благочестно; к святому же храма прибегать с особою верою, ибо все крещаемые в том храме становятся под его попечение; к святому страны ходить в храм, к мощам, к иконе.

Всю же небесную Церковь должно поми­нать в главных молитвах по чину их, как в молитве церковной: Спаси, Боже, люди Твоя… Или: Владыко многомилостиве… и в других.

Главная цель сих соотношений есть воспи­тать в себе стремление и жажду вступить в сообщество торжествующих на небе. Все пред­назначены к тому, и надобно приготовлять себя: чаще обращаться туда мыслию и серд­цем, напрягаясь, сколько можно, постигнуть и предвкусить сладость их пребывания там, что­бы наконец сказать: когда-то я разрешусь! Чаще беседовать с ними в молитве и размыш­лении, чтобы, явившись туда, не быть чуждым им, а вступить как бы в родное общество.

2) К отшедшим и пребывающим в надежде жизни вечной

Кроме, впрочем, сих прославленных, совер­шенных, явленных нашими ходатаями и за­щитниками, есть еще класс людей, отшедших от нас в вере и уповании, коих участь, однако ж, нам с определенною решительностью неиз­вестна. И они не отделяются от нас и пребы­вают в том же доме Церкви, а потому и наши обязанности к ним не прекращаются со смер­тью их, хотя уже они не могут быть те же, ка­кие были прежде. Так, надобно всякого вооб­ще умершего брата во Христе способствовать похоронить, если есть нужда, и отдать ему пос­ледний долг; за всякого приносить молитвы, жертвы и милостыни; или совсем не говорить о них, или говорить одно хорошее, но никак не злословить и не осуждать; исполнять их пос­леднюю добрую волю; с благодарностью вос­поминать об их добре и стараться подражать их назидательным обычаям и поддерживать их. А касательно родных, кроме всего сего, надо еще не скорбеть, подобно не имущим упо­вания, хотя и нельзя быть равнодушным; со­вершать о них поминовения поименно всегда, особенно в 3-й, 9-й, 40-й дни, в год, в дни по­миновений церковных и во всякой молитве. Умершим одна отрада — молитва усердная, уповательная, сильная. Милостыня тоже мно­го может; но главное — бескровная жертва.

бб) Чувства и расположения к братиям о Христе, живущим с нами на земле и составляющим тело Церкви земной

Другого рода обязательные отношения связы­вают нас с теми христианами, с коими живем на земле.

Сии отношения вытекают из понятия о христианах как едином теле Церкви (Еф. 4:16; 1 Кор. 12:12, .27) и бывают двух родов: одни ко всему телу Церкви, другие же — к каждому члену ее, поелику он член.

1) Ко всему телу Церкви

Первые указываются отличительными свой­ствами живого тела. Отличительные свойства живого организованного тела суть гармония, или стройное согласие всех частей, в одном целом, живое соединение, или сочувствие и сострастие, и распределение трудов между все­ми частями в пользу одного целого, минуя себя. Соответственно сим трем свойствам живого тела есть и у христиан в отношении к целому телу Церкви обязательные чувства и располо­жения, кои сознательно воспитывать в себе неминуемо должно всякому. Именно:

1а) Быть в согласии, или подобонастроении, по духу со всею Церковию. Члены в теле «со­гласны оттого, что все проникаются одною жизнию. И каждый христианин должен напо-иться одним и тем духом, коим преисполнена вся Церковь. Коль скоро нет сего, он не от Цер­кви есть: от нас изыдоша, но не быша от нас, говорится о подобных (1 Ин. 2:19). Хотя веще­ственного отрешения видимого не будет, но оно само совершится внутри над душою, и не мечтательно, а истинно. Сие единство духа вы­ражается в единстве начал умственных и нрав­ственных, или в единомыслии и единоволии.

Единомыслие с такою убедительностию предписывается святыми апостолами почти непрестанно! Апостол Петр, после других обя­занностей, заключает: конец же, ecu единомуд-ренни будите (1 Пет. 3:8). Апостол Павел за­вещает: тожде друг ко другу мудрствовать (Рим. 12:16), и то Бога молить: да даст всем тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе: да единодушно едиными усты славят Бога (Рим. 15:6), то самих христиан умоляет: молю вы, братие, именем Господа нашего Иису­са Христа да тожде глаголете ecu, да не бу­дут в вас распри, да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли (1 Кор. 1:10). Исполните мою радость, да тожде муд­рствуете, туже любовь имуще, единодушии, единомудренни (Флп. 2: 2). Это обязывает хри­стианина не быть равнодушным к тому обра­зу мыслей, какой он питает, и не думать, что все равно, как бы ни понимал он иные вещи, он должен всячески заботиться сколько мож­но искреннее и внутреннее объединиться в ра­зуме и мысли со всеми — потому не только не ставить себе в честь особенность и индивиду­альность воззрения, но скорбеть о том, что оно есть, особенно если успело так укорениться, что требует борьбы. С сей точки зрения все философствования и самостоятельные взгля­ды в области откровенных истин суть преступ­ления. Отцы наши не так поступали. О всяком предмете у них первое было позаботиться уз­нать, как судили отцы… И это повсевременная практика в Церкви — быть в единомыслии со всеми.

Единоволие, или жизнь по воле Божией, иначе чистота… Это обязывает христианина к тому, чтобы быть чистым, как все, и нечисто­тою своею не осквернять святого тела Церк­ви… И в Ветхом Завете неоднократно было за­поведано: измите злое от вас самих (Втор. 17:7), потому что оно нейдет в общем, чистом составе всех, весь его опорочивает и подвер­гает опасности, как это и бывало, что за грех одного страдали все. Равно апостол Павел уко­ряет коринфян, зачем терпят они нечистого, ибо как квас квасит все смешение, так и он нечистою сделал всю их Церковь (1 Кор. 5:6). Так, нечистота есть посягательство на благо всей Церкви, посему требование чистоты есть великой важности. Но, с другой стороны, нечистота в сосуде, наполненном водою, или всплывает наверх, или оседает на низ, то есть находится вне тела воды. Так и всякий нечис­тый, собственно, есть вне тела Церкви, отде­лен ли он форменно или нет. Итак, член ты Церкви? Будь же чист, зная, что если не чист, то уже и не член.

1б) Члены живого тела состоят в живом со­юзе, по коему происходящее во всем теле от­ражается в каждом члене, и, наоборот, состо­яние каждого члена отражается в целом соста­ве. Это свойство иначе есть сострастие. Со­ответствующую ему обязанность тоже при­лично назвать сочувствием, или сострастием, по коему живо должно ощущать, что проис­ходит со всеми и во всех братьях наших, или в христианском мире. Апостол Павел так ве­ликим его поставляет и в такой степени пред­писывает, чтобы, когда страждет один член, страдали все и, когда радуется один, радова­лись бы и все (1 Кор. 12:26), чему сам пока­зал пример, уверяя: кто изнемогает, и не из­немогаю (2 Кор. 11:29). Значит, состояние христианского мира не должно быть чуждо каждого христианина, холодно, без участия им знаемо и представляемо, но должно быть живо им ощущаемо. Сей союз всех сердечный в Слове Божием выражается единодушием… У всех, говорится о первых христианах, была душа едина и сердце едино… (Деян. 4:32), или, как заповедует апостол Павел, все христиане да живут, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира (Еф. 4:3). По сей обязанности хри­стианин сердцем своим расширяется по все­му пространству христиан и живет с ними не как чужой, а как свой, подобно члену семей­ства, который, где бы ни был по месту, серд­цем всегда находится при своих… Отсутствие такого чувства явно обличает потерю союза, отрезание от тела; и если в каком-либо месте все, именующиеся христианами, дойдут до взаимного отчуждения, то явно, что они пере­стали быть членами живого тела Церкви, суть ветви отломившиеся.

1в) Между членами живого тела распреде­лены труды для целого так, что каждый член принадлежит целому, а не себе, не для себя работает, а для всех. Подобно сему и всякий христианин должен так действовать, чтобы сия деятельность была жертва целому, должен себя забыть, а иметь в уме одно благое общее, чув­ствовать себя и сознавать не начальным лицом, а орудием в составе целого тела Церкви. Итак, пусть всякий сознает, чем может и должен он действовать во благо всех, и пусть действует так с сознанием долга, то есть, по апостолу, имеющий дарование служить — служи, учить — учи, утешать — утешай, подавать — подавай (Рим. 12: 7, 8). Вообще, всякому сообщено да­рование духа на пользу (1 Кор. 12:7), которы­ми и должны все взаимно служить между со­бою (1 Пет. 4:10). Это всем действиям христи­анина сообщает характер отрешенности, где личные выгоды совсем исчезают из внимания, а в виду имеется одно духовное благо христи-. ан, каково бы оно ни было. Если бы все дей­ствователи имели такое настроение, как скоро возвысилось бы и умственное, и нравственное совершенство христиан! Тут благословение Божие — отсюда совершенство или зрелость всякого дела, в которое не позволится войти ничему, что может быть неполезно. Сколько зла от забвения сего простого правила! Так, и душу и тело приноси в жертву благу христиан всех — на всех простирай заботливые виды.

1г) В сих трех расположениях выражается существо и дух христианской любви. Кто име­ет сию любовь, тот, приведши себя в едино­мыслие и единоволие со всеми, а далее, ра­створившись и как бы разлившись по всем своим чувством и сердцем, всего себя, все силы тела и духа приносит в жертву благу целого тела Церкви, ему себя посвящает с са­мозабвением и самопожертвованием. Тут тру­женики истины, молитвенники, блюстители благосостояния. Не всем, конечно, можно вы­полнить сие требование делом; но всем мож­но и должно выполнять его в чувстве, в жела­нии, в молитве, как и молимся о благосостоя­нии Божиих Церквей и о соединении всех. Такое настроение всей деятельности христи­анина сообщает некоторую независимость и свободу, не связывающуюся тесными предела­ми состояния своего лица или близких лиц, нередко даже и обстоятельств времени. Лю­бовь дает ему возможность стать выше всего, чтобы оттуда созерцать, куда идет все, как и чем отвратить зло, защитить и возрастить доб­ро. Ей свойственна материнская заботли­вость, предусматривающая, предостерегаю­щая. Посему часто в деятельности ее можно, по неразумению, видеть нечто непонятное и как будто обличающее недальновидность, но последствия всегда ее оправдывают. И спра­ведливо сию любовь должно назвать духоносною и потому, что она, несомненно, носит Духа, и потому, что сама носится Духом. Про­читав житие такого действователя, невольно воскликнешь: вот что значит истинная хрис­тианская любовь! Всем понятно сие чувство. Помолимся, да Бог любви паче и паче возгре-вает его в сердце нашем!

2) К каждому лицу, состоящему с нами в видимой связи Итак, истинно христианская любовь, отреша­ясь от всех ограничений, простирается на весь христианский мир. Так же широко стремится она распространить и влияние дел своих, в чем нередко с помощью Божиею и успевает, но преимущественно осуществляется она, или прилагается к делу, в своем тесном кругу, пред теми и на тех, с коими обитает. То общее, глу­бочайшее, самое коренное настроение любя­щего сердца воодушевляет и дает отличитель­ный характер христианской деятельности, или частному действованию лица, христианина, в своем месте, времени и обстоятельствах. Пусть при ответе на вопрос: как действовать христианину в отношении к каждому предсто­ящему лицу — определятся разные обязанно­сти к ближним; но они все будут не что иное, как выражение духа любви, единого в разных применениях.

Спрашивается: в каком расположении дол­жно держать себя и как действовать в отношении к христианину, который пред нами? Отвечается: расположись так, как требует дух любви христианской, и действуй так, как тре­бует предстоящее лицо соответственно опять тому же духу любви.

Таким образом, есть у нас обязательные к христианам расположения, есть и обязатель­ные к ним действия.

2а) Какие расположения должно питать нам взаимно друг к другу?

1. Нет различия: все одно о Христе Иисусе (Гал. 3:28), говорит апостол, как живые члены одно­го тела, как родные члены одного семейства. Принимай же всякого с чувством родства, как родного, как брата. Братская любовь — вот истинное расположение, господствующее между христианами! Встретив брата по кро­ви, мы все забываем и чувствуем главным об­разом одно то, что он брат. Такое настроение должно быть у нас и в отношении ко всякому христианину. Братолюбием друг к другу лю­безными быть, заповедует нам апостол (Рим. 12:10). Из сего чувства должна истекать вся деятельность христианина в отношении к дру­гим и все другие к ним расположения, обяза­тельные для него. Но само оно частнее выра­жается в следующих свойствах:

В благорасположении, или ощущении удо­вольствия от присутствия, обращения и обще­ния с другим. Если брат, то кровь должна го­ворить. Сим чувством указывается сердечный союз. Он же есть верный и самый тонкий сви­детель и признак любви истинной, полной, зре­лой. Кому неприятно быть с кем, в тех и люб­ви нет: они разъединены. Равнодушие есть уже недоброе состояние, и в христианине ему не должно быть. Оно первый шаг замирания люб­ви и уклонения сердца от истины в отношении к другим. Извиняться может равнодушие, даже и неприятность от встречи с другим, если они невольны — и то только при деятельном и уси­ленном напряжении на возбуждение располо­жения к нему. Так как сердце не вдруг настра­ивается как должно, то чего усильно ищет че­ловек, то вменяется ему ради искания, хотя еще не снискано. В таком случае это будет как бы физическое несовершенство, а не нравственное.

В благожелании. Кому приятен другой, тот желает ему всего хорошего. Благожелание — естественный плод расположенности. Оно изъявляется участием во всем, касающемся другого, сочувствием тому, принятием к сер­дцу, причтением того в свое состояние, разузнаванием, что где нужно, хорошо ли там или худо, с соответственною тому радостию или болёзнованием и порывами на помощь и со­действие. Благожелание обнимает все движе­ния доброго сердца для других. Оно отрадно даже и при скорби, дает покой, расширяет сер­дце и очищает его от эгоистических страстей, как огонь очищает металл. Ему противопо­ложно недоброжелательство — плод равноду­шия и холодности. Здесь бывает или отсут­ствие благожелания, или желание противо­положного, то есть зложелание. С ними в со­дружестве неразрывном — злорадство и за­висть, два мучителя, терзающие бедное серд­це человека, потерявшего любовь.

В благопопечении. Истинное благожелание услаждается благом другого и порывается на помощь и содействие нуждающемуся, почему рождает из себя деятельное и заботливое по­печение о благе другого. Это так неизбежно, что пресекается только невозможностью содей­ствовать. Во всяком же другом случае отсут­ствие его обличает слабость благожелания и отсутствие любви! Не любим словом, но делом и истиною (1 Ин. 3:18). Друг друга тяготы но­сите (Гал. 6:2), заповедуют апостолы. При сем должно помнить, что попечение делом может происходить не из доброго сердца; равно и то, что и доброе благожелание может быть плодом неразборчивого симпатического природного расположения. Все дело в том, как относится к сим сторонам распоряжающийся ими ум, или лицо внутреннее. Содействуй и без расположе­ния с тою целию, чтобы оно пришло; и благо-желаниям не поддавайся без разбора, чтобы из доброго не выросло зло, ибо сердце слепо. Во­обще, надо так настроиться, чтобы содействие исходило не из угождения себе, не из угожде­ния другим, а из одной — внутренней, истин­ное благо зрящей и к нему все направляющей любви. Прочное, твердое и трезвенное благо-попечение сим способом и образуется. Тогда христианин и желает только того, о чем долж­но попещись, и печется о том, чего пожелать другому должно. И это есть здравое состояние любви к ближним, без которого и до которого благожелание с благопопечением могут идти врозь, одно другому мешая и даже противоре­ча. Однако ж всеначалом его служит действи­тельное попечение под управлением высшего начала деятельного, а не одно благожелание, которое может быть и бесплодно, и неправо. К отличительным свойствам благопопечения принадлежит неотсрочное, скорое, всеусиль-ное вспомоществование, какое сочтено нужным по соображению с целию. Оно не мятется в суете, а идет ровно, степенно, но и не недугует отлаганием и отсрочками. У него закон: пользуйся всяким случаем, ибо он уже не по­вторится; сокровиществуй и богатись. Ему противоположно и бесплодное желание, пере­ходящее в пустую мысль о возможностях по­мочь; но главным образом то, что рождается из недоброжелательства, то есть не только непо­печение и несодействие, но даже противодей­ствие, или препятствия успехам, и прямое злодеяние. То и другое — плод эгоистических страстей, всегда притом раздражаемых и уси­ливаемых взаимными неприятностями.

Сими тремя: благорасположением, благоже-ланием и благопопечением — определяется ис­тинное свойство братской любви. Когда нет ка­кого из сих движений сердца и притом не толь­ко вообще, но ко всякому, в частности, нет и любви прямой, или она не созрела, а находит­ся еще только в зародыше, растет. Рост ее и необходим, по существу дела. Сердце, в состо­янии падшего, не право чувствует. Должно об­новить в нем дух правый. Главное, оно пристра­стно, любит своих только и им покровитель­ствует… Здесь нет зла, но оно может быть, если его оставить так. Христианину должно всех христиан ввесть в свое родство и со всеми жить как с родными, должно довесть себя до того, чтобы всех обнимать равною любовию — раз­личать же только деятельность или содействие и то не по чувству, а по бескорыстной и отре­шенной мере здравого рассуждения.

2. Апостол Павел образ деятельности на других выражает так: братолюбием друг ко дру­гу любезны: честию друг друга больша творяще (Рим. 12:10), то есть братская любовь к другим не может не быть соединена с уважением к ним. Это же расположение прямо рождается и из чувства родственности. У кого есть сие после­днее, у того есть и уважение. Из родных мы с уважением смотрим даже на дитя, еще не при­шедшее в самосознание. В христианстве же, сем духовном родстве, оно еще естественнее для того, кто глубоко сознает значение христиани­на. Христианин — храм Духа Святого, жили­ще Отчее и Сыновнее. Следовательно, он сосуд Божества. Прими же его, как принесшего к тебе Бога в себе, с благословениями, подобно древ­нему ковчегу, и притом всякого, велик ли он или мал, беден или богат, умен или нет. В чув­стве христианского уважения все внешнее дол­жно быть устранено как не принадлежащее са­мому христианину чужое и пришлое, а должно иметься в виду одно достоинство лица. Внешнее по необходимости разнообразно, а уважение должно быть больше или меньше одинаково ко всем. Источник его — внутреннее значение христианина, с коим может не сооб­разоваться внешнее. Почти того, кого почтил Бог. Свойство или тон уважения определил апостол Павел словами: честию больша себе творяще. Всякого другого в чувстве сердца дол­жно ставить выше себя, себя — ниже его и не знаками то показывать только, но чувствовать внутри. Знаки могут быть иные, как, например, у начальствующих, а уважение — одно. Нет труднее сей добродетели, ибо она стоит прямо против самости. Особенно она трудна для име­ющего отличия и в отношении к тому, кто себя унижает чем-нибудь. Но закон не отменяется ради трудности исполнения. Трудно? — упот­реби усилие. Главное в сем деле — устранение из внимания внешнего состояния христиани­на и восприятие им одного внутреннего его зна­чения. Последнее, поелику высоко, будучи живо сознано, родит уважение. Противное ува­жению чувство есть презорство. По противопо­ложности оно всех ставит ниже себя и, еще более, ставит ни во что. Оно плод гордости, са­момнения, забвения себя и брата своего.

3. Уважающий другого священным почита­ет все, принадлежащее ему, и во всем воздает ему должное. Расположение воздавать всякому должное из уважения и любви есть справедли­вость. Где есть уважение, там и справедли­вость, и наоборот… Ибо само уважение есть первая справедливость, из которой истекает и которою поддерживается уже и вся область правды. Правда обыкновенно считается самою внешнею оградою нравственной жизни в том смысле, что кто зашел за ее пределы, тот разо­ряет основы царства нравственного, от того нечего более ожидать. Но то не истинно, будто правда может ограничиваться одною только от­рицательною стороною, то есть только не де­лать того, что нарушает право другого, или де­лать только то, что может быть вытребовано за­конным порядком. Это не христианская прав­да, а мирская, внешняя, судебная. Христианс­кая же обнимает и положительную сторону, делает все, что должно, для другого не по внешнему страху, а по внутреннему располо­жению. Правда холодная, законная только и внешняя — нехристианская… Сия последняя идет от совести с участием сердца… Однако ж она отлична от любви, хотя одушевляется ею. Противно ей попрание прав другого, несправедливость есть плод презрения брата своего. Ког­да лицо вменено ни во что, как уважать права? Таким образом, всякого христианина встреть как брата родного, забывши все внешнее, будь с ним и при нем с приятностию, согрей серд­це к нему благожеланиями, обыми его благо-попечением, сколько есть средств и сил, сохра­няя при сем полное уважение к лицу его, ко­торое он стал носить во Христе Иисусе, и на­прягаясь явить в отношении к нему всю прав­ду и избежать всякой неправды. Все сии чув­ства одновременно должны возникать и в от­ношении к каждому христианину. Должно заботиться, чтобы они все были в силе и не отставали друг от друга, чтобы в духе христи­анина была стройность. Но очевидно, что пос­ледние, как бы внешние, пределы, видимые для всех, здесь суть содействие и справедли­вость. Другие чувства сокрыты внутри и зре­ют под прикрытием их, как плоды под листь­ями, и то предшествуют им, то последуют за ними, так, однако ж, что если нет их, то нет истины и в сих последних. Это хорошо отшли­фованный сосуд, назначенный для хранения благовонных мастей, но пустой. Так, преиму­щественно должно иметь полноту любви в сердце, чтобы в нем ближний не тесно вмещался, но чтобы к нему расширялось сердце, подобно Павлову.

2б) Какие требуются действия? Когда есть истинные расположения, будут и действия, ибо несократима, неудобозакрываема сила расположений. Однако ж дела сии исто­чаются не без осмотрительности и условий, но как вообще всякое действие определяется пред­метом, так и они изменяются соответственно свойствам лица, к которому обращены. Пред­стоящее нам в христианине лицо есть человек, состоящий из души и тела, с известною мерою благосостояния внешнего. Каждая из сих сто­рон брата нашего вызывает у нашей любви сво­его только рода действия, которые и обращают­ся нам в обязанность. Отсюда само собою вид­но, что обязательные для нас к братиям нашим, христианам, действия бывают трех родов: одни относятся к их душе, другие — к телу, третьи — к их благосостоянию внешнему.

1) В отношении к душе

Главное здесь есть а) спасение души или во­обще лица братнего, ибо когда нет спасения — все-другое ничтожно. Никакое благо несрав­нимо с сим благом вечным. Потому все и при­том постоянное внимание должно быть обра­щено па спасение души брата нашего. Итак,

Молись усердно как вообще о спасении всех, так и в частности о спасении тех, коих более знаешь и кои, по твоему разумению, особенную имеют нужду; молись, желая и бра­тиям определенного дара разумения, или рев­ности, или молитвы и проч. и себе испраши­вая силы и умения действовать во спасение их или, лучше, самого себя предавая в орудия Божественные на дело сие; особенно же мо­литвенно испрашивай несоблазнительного действования пред другими и молитвою же очищай себя от бывших ненамеренных и не­чаянных случаев, кои могут быть соблазните­лями. Не искушайся помыслом и речами дру­гих, будто молитва такая ни во что; ибо кроме того, что освятивший себя ею всегда способ­нее, настроеннее к спасительному на других действию, есть тайное общение душ, по коему одна, непонятно как, может осеменять другую или предрасполагать ее к осеменению через себя или через других. Пример — матерь Ав­густина, мученики. Если все взаимно будем обращать молитвенно дух свой на других, то к каждому придет столько согревающих лу­чей, сколько есть лиц. Следовательно, все были бы согреты мерою теплоты, равною все­му христианству. Тогда никакая сила не могла бы одолеть ни одного христианина. Само собою разумеется, что для сего каждый дол­жен быть разверзт верою к приятию молит­венной помощи, а без того и сила Божия ни­чего не произведет в нем. Но когда говорится о христианстве, говорится о верующих. Вот почему сами апостолы просили молитв, ибо взаимная молитва есть сила во спасение.

Представляй в себе живой образец веры и благочестия. Когда исходишь вне и являешь­ся в кругу христиан, пусть всякий видит в тебе живое христианство, видит, что ты и понима­ешь его, и чтишь, и осуществляешь. Это то же, что созидать брата всем: и словом, и взором, и движениями, и делами, и ничем из сего не рас-строивать его и не соблазнять. В примере и доброе, и худое очень сильно действует, поче­му сколько одно обязательно, столько другое осудительно. Если б никто не являл своего не­честия во вне, не нужно бы было много настав­лений, ибо большей частью мы не знаем не то, что должно делать, а то, как что сделать. Но то и беда в настоящем порядке вещей, что зло выдается наружу, а добро скрывается, отчего на все случаи, какие нам встречаются, мы видим много примеров беззаконных, а законных по­чти не видим. Как дело сильнее мысли и слова, то всякое наше учение — неучение. Заклю­чить бы надлежало всех развратников в неви­димые места или самих их обязать как можно прятаться. Вот случай, когда должно счесть по­хвальным намеренное держание себя во вне несоответственно внутренним чувствам, — именно, чтобы не увлечь на грех и не растлить другого. Развратника, действующего открыто и словом и делом, должно считать душегубцем. Он походит на слепого, который смертоносным оружием машет без разбора во все стороны…

Но сего мало — должно и желать, и забот­ливо порываться на содействие, и содейство­вать самым делом спасению других, ибо что пользы говорить только: грейтесь, а не давать нужного? Кто истинно любит, тот все сделает для любимого. Любовь не смотрит на неудоб­ства и не видит их. Но если и есть они, готова живот свой положить за други своя; всем, даже и жизнью, пожертвовать за спасение их. Хо­лодность в сем обличает холодность и о сво­ем спасении, и о Божией славе, также неубеж­дение в вере, и самолюбие, и решительную беспечность. Потому внимательно должно следить за всеми случаями в отношении к братьям нашим и изыскивать между ними, не найдется ли какой, коему мы по своим силам можем нечто вложить в душу, спасительно содействующее ему во спасение. Дела, к коим сие относится, суть: усыпленного пробудить, готового пойти неправо вразумить, слабого укрепить. Способом выполнения может быть и слово и дело. Только надо помнить, что нельзя идти в область другого духа самоволь­но. Всякий замкнут в себе. Поэтому должно или предрасполагать его, или ожидать пред­расположения. Во всяком случае, лучше по­соблять действовать другому самому, а не вла­стно определять его, ибо он есть живой и сво­бодный дух. Тут, например, в простой беседе изображают доброе и злое, одно — с похвалою, другое — с осуждением; изображают в других так; однако ж, чтобы тот, к кому говорится, не догадался, что говорится на его счет, но вмес­те получил и достаточное вразумление. Лю­бовь изобретательна. Но и опытность нужна, ибо можно иначе более вредить, нежели спо­собствовать спасению.

б) В частности, в заботе о душе другого дол­жно созидать его ум и волю.

В первом — поселять твердые, ясные и здра­вые о всем понятия и начала, начиная с веры, а по ее руководству простираясь и в область всех других познаний, развивая их применительно к ней и, где можно, из нее, так чтобы вся сумма познания представляла нечто целое, неразрозненное. Делают великое зло те, кои позволяют себе всякое хитросплетение свое­го ума разглашать без разбора в той уверенно­сти, что оно не из области веры, хотя явно представляет мысли и стороны несогласные с нею. Что не от веры, что не есть вывод из нее, что не покрывается ею, не может стоять в,об­ласти ее благоприлично, все то есть ложь пре­зренная, которую надобно попирать и искоре­нять. Отсюда все теории во всех науках, осо­бенно в физике и истории, строго должны быть испытываемы и по испытании уже пред­лагаемы христианскому миру. Все же, вообще, опробованное и найденное здравым: познание ли какое теоретическое или открытие в обла­сти искусств, в общежитии и проч. — должно быть всем обнародуемо; ибо зачем Бог и дал его, как не для того, чтобы все получили от него пользу. У Господа все люди — одно се­мейство. Что Он дает одному, то дает для всех. Скупость умственная должна быть во столько преступнее денежной, во сколько дух дороже вещества. Распространяя положительные ис­тины, должно обращать внимание и на неис­тины, на понятия ложные или заблуждения и предрассудки. Они сами собою будут редеть по мере расширения света истины, но можно и прямо действовать на них. Тот, впрочем, бла­годетельнее, кто вооружается против предрас­судков сердца, нежели тот, кто идет против умственных, особенно если сии последние не только не извращают сердца, но еще, хотя кос­венно, созидают. Предрассудки сердца — это те, коими держится человек в грехе, или кои составляют греховное ослепление. Говорят, например: природа требует — в оправдание похоти; или: живой живое гадает — в оправ­дание многозаботливости и проч. Кто такие предрассудки открывает, указывает и от них отводит, тот делает для другого вечное благо. В отношении ко второй. Бедная воля наша! Ей нужны правила, коих часто не знает; нужны побуждения, кои часто выпадают из мысли; нужно руководство, ибо часто не знает, как начать дело. И так вразуми, укрепи, укажи. Мы все взаимно соединены, чтобы взаимно учить друг друга. Посему жизнь и называется, меж­ду прочим, наукою. Какое зло — равнодушие к образу жизни другого! Многие ограничива­ются только внутренним неодобрением, или пересудами и осуждением в углу. Иные дела­ют еще хуже: показывают знаками одобрение недобрых дел другого, хотя притворное, и тем делают его смелее и дерзостнее во зле и, сле­довательно, несчастнее, или для него опаснее. Нет! Заметив что в другом особенно для него опасное, всячески попекись остепенить его и образумить, как можешь. Сам действуй пря­мо: найди людей, могущих на него действо­вать, подстерегай случай, войди в ближайшие сношения и предрасположи к себе и проч. Но уж ни под каким видом не подавай знака со-услаждения, или согласия на те дела, ни сло­вом, ни делом… Если бы все окружающие не­исправного показали ему знаки неблаговоле­ния, то, кажется, он сейчас бы должен был об­разумиться, ибо куда бы ему деваться тогда? Один из лучших способов вразумления — это есть наведение другого самого на разум: пусть сам найдет, ты только так устрой дело, чтобы нашел.

2) В отношении к телу

Тело — орган жизни нашей земной и вместе условие образования нас в граждан будущего мира. В такой существенной состоит оно свя­зи с душою, что хорошее или дурное его состо­яние отзывается и в душе и то располагает ее к добру, по крайней мере, не препятствует и послушно служит ей в том, то увлекает ко злу. Потому и сия часть требует особого попече­ния. Пособи же брату твоему и в сем деле и облегчи ему труд доброго устроения тела — верного слуги его и вместе всегда готового врага. Сия обязанность требует: а) всячески способствовать благосостоянию, целости и здоровью тела братнего и делом, если нужно, а более словом; то есть доставить ему способ к содержанию, подать совет о полезном, ука­зать вредное и самому предотвратить его; вся­чески способствовать целям тела, чтобы оно было приспособленным орудием души, а не препятствием ей. Всякий питает и греет плоть свою, но иной слишком много, а иной слиш­ком мало. Вразумить неразумного труженика, а особенно остепенить пьяницу, развратника, обжору, сластолюбца — великое благо. Ибо, как из ада, извлекается тогда душа из тиран­ства плоти у последних, но и у первого она увидит свет, как Иоанафан, вкусив меда. В сем отношении худо поступает тот, кто при сове­тах в угодность телу забывает о душе. Посему надобно быть осторожным в советах питать и покоить тело, а больше обращать их на обес-покоение его; б) опасности жизни предотвра­щать всеми возможными способами, тем больше самому с братом не поступать так, как можно навесть его на расстройство здоровья или опасность жизни. Это чаще всего бывает от излишнего напряжения сил души и тела: там — возбуждением страстей, тем хуже, мгно­венных: гнева, испуга, радости, печали; здесь — требованием или принуждением к трудам, неуместными советами, не зная дела, возбуж­дением драк, кулачных боев, игр, могущих быть опасными, и проч.; но в) главное, ни де­лом, ни содействием, ни согласием, ни явно, ни тайно не посягать на жизнь другого. Убий­ца восстает против Бога, определяющего меру жизни, губит себя и состояние убиенного де­лает сомнительным, ибо один Бог знает пра­вый суд. Мы должны зреть здесь. Кто не вов­ремя прекращает жизнь, предпосылает в оный век незрелого.

Много об этом нечего распространяться, ибо дела такого рода сами собою наводят ужас и отвращают от себя. Вонми всяк прописан­ному и более тому, что относится до спасения душ братии наших и делай, что можешь, сло­вом и писанием или распространением добрых писаний.

3) В отношении к благосостоянию и счастью. Забота о душе и теле ближнего есть забота о совершенствах его лица. Но он еще по воле Божией обладает известною мерою счастья или благосостояния на земле. Обращаясь к сему последнему, мы получаем особые, соот­ветственно ему, обязанности.

а) Душевному

Счастьем привыкли называть нечто внешнее, именно: благоприятное нам течение обстоя­тельств. Но оно не во вне, а в нас, в состоянии духа отрадном, радостном, благорастворен-ном, которое редко соображается со внешним, а спеется по своим законам независимо. По­тому сюда и должно быть обращаемо преиму­щественное внимание. Здесь главное: никаким образом не должно возмущать внутренний покой брата, а напротив, всячески содейство­вать его укреплению и возвышению. Поступа­ющий иначе то же, что грабитель, вошедший в чужой огород и истребляющий там всю зе­лень и цветы без разбора. Бог дал брату покой, ты его крадешь. Только одно обеспокоение позволительно, именно: обеспокоение греш­ника и притом как грешника через пробужде­ние его от усыпления; сего потряси во всех основаниях, сокруши кости его, пусть скорбит до отчаяния и не находит покоя день и ночь. Пример сему показал апостол Павел, поверг­ший в скорбь согрешивших коринфян, ибо, говорит, печаль, яже по Бозе, покаяние нерас­каянно во спасение соделовает (2 Кор. 7:10). Увидишь кого смятенным от чего бы то ни было, поди утешать печального, приложи пла­стырь на раны сердца его, излей отраду сло­вом и делом. Тут уже одно участие облегчает, тем больше — уменье успокоить. Помнить только надобно, что главное успокоение — в Боге. Туда и должно возвесть печального и в Господе обвеселить его, довесть его до того, чтобы он рад был тому самому, о чем скорбит. Кто это сделает, тот осчастливит человека на всю жизнь, на все случаи и в один раз сделает все. Хорошо для немощного и внешнее обна-дежение, но оно — половина дела и должно быть употребляемо только как средство. Ина­че оно будет не в плане Промышления, ибо всякою скорбию Бог зовет к Себе. Если ты будешь отвлекать, а не приводить к Богу, то будешь действовать не по вере.

б) Внешнему

Внешнее счастье составляют доброе имя, дос­таток и благоприятный ход дел. Потеря или недостаток чего-нибудь из сих лишает нас покоя. Человек чувствует себя несчастливым. аа) Доброе имя дает человеку вес в его кру­гу, служит основанием доверия к нему и располагает; следовательно, оно прилагает путь к беспрепятственному действованию, как на­оборот, потеря его связывает руки и ноги. Потому любящий брата всеми способами пусть блюдет доброе его имя, а для того пред­варительно пусть освятит сие имя в сердце своем или, что то же, пусть исполняет обязан­ность уважения, чувством своим всегда по­ставляя другого выше себя. Такое расположе­ние само научит, как блюсти честь ближнего и от себя, и от других. Оно свяжет и развя­жет язык. Когда есть такое чувство, оно уже и делает свое; стоит только его хранить, или отклонять все, чем оно может быть ослабле­но, именно: никак не позволять себе уничи­жать брата ради естественных каких недо­статков души и тела или ради внешнего не­светлого состояния. Это хула на Бога и не­справедливость к брату. Но и при виде нрав­ственных недостатков надо обращать все не­удовольствие на грех и зачинщика его, диавола; в брате же видеть благородство природы и благодати умаляемое и сокровища Божий расхищаемые, видеть его свободного — в узах, здорового — снедаемым болезнью и пожалеть о нем, сокрушаться ради его пред Господом, а не уничижать.

Лучше всего менее обращаться наблюда­тельным оком к поступкам другого, а более себе внимать. Худо поступает тот, кто, по лу­кавству ока своего, во всяком поступке друго­го видит одно худое. Это подозрительность, мнительность, внутренняя клевета. Тем боль­ше не должно по сему случаю тотчас произно­сить решительный о другом суд, что-де он та­кой и такой. Тут уже осуждение, оскорбляю­щее Бога и гнев Его привлекающее. Случится услышать худое о другом, заткни уши, окле-ветающего тай искреннего своего изгони или сам от него беги.

Принимать все речи и слухи без разбора есть великая неосторожность: тотчас осквер­нится своя душа и омрачится в ней лицо брат­нее. Когда, таким образом, соблюдется имя другого, как святыня, неприкосновенным в своем сердце, тогда не будет стоить большого труда блюсти его и во вне. Тогда будет прави­лом: о брате или не говорить, или говорить одно хорошее, о худом же всячески молчать, не намекая на него ни в шутку, ни даже будто из сожаления. Услышавши же, что имя брата страждет, всячески заботиться должно восста­новить его — защитить, оправдать, согнать сей мрак наносный; но уже ни под каким видом не похвалить пустых пересудов, шуток, колкостей, острот, тем более злословия и кле­веты и еще более клеветы публичной. Свяще-ние доброго имени ближнего в себе и других требует немалого труда. Осуждение внутрен­нее и внешние пересуды суть первые порож­дения гордости, по свойству своему унижаю­щей всякого брата. Потому они постоянно вер­тятся — одни в мысли, другие на языке. Блю­стись от сего и бороться с сим должно посто­янно. Нет греха обыкновеннее осуждения, но и нет опаснее. Одному надлежало несколько лет поститься и молиться за одно краткое осуждение мысленное, и это — по особенному Божиему определению. Потому святые Божий решительно говорят: кто не осуждает, тот спа­сен. Иные и без подвигов одним этим спаса­лись. Напротив, в одном осуждении пагуба, ибо оно предполагает и забвение Бога, и лжи­вость, и коварство бесовское. Каких зол избе­гаешь, неосуждающий!

бб) Достаток составляют имущество, по­житки, то, чем удовлетворяются неизбежные наши естественные потребности, пища, одеж­да, кров и вообще дом, или совокупность ве­щей, кои называются житейскими. Заботу о том получил человек вместе с животом и потому заботится, что животолюбив, и, когда за­ботится, полагает на то живот свой. Все стяже-вается в поте лица, тратою сил и крови. Зато довольство успокаивает дух, разливает отраду в сердце, дает свободу жизни. При достатке как в безопасной ограде. Итак, если любишь бра­та, пусть будет для тебя неприкосновенною святынею всякая его собственность, все то, о чем он может сказать: мое. Для него это есть и дар Божий, и цена его крови: не прикасайся. Если найдешь не свою вещь, сыщи владельца и возврати ему; не найдешь — отдай бедному или в храм Божий, ибо это имущество Божие. Иные, теряя, говорят Господу: пусть будет то частию бедных. Так надобно быть исполните­лями воли братней и вместе Того, Кто слышал ее. Тем больше не должно делать ущерба дос­тоянию брата каким бы то ни было образом: или кражею, или судом неправедным, или об­маном при продаже, мене и других случаях — а напротив, всячески должно содействовать возвышению его достатка советом и деятель­ной помощью. Радостно смотреть на довольно­го: веселие на челе его. Грустен вид того, кого тяготят недостатки: он как убитый, поникли глава его и очи. В Слове Божием самые стро­гие положены суды за обиды сего рода, особенно наносимые тем, у коих и мало взять — зна­чит взять почти все, как у сирот, вдов, наемни­ков. Потому сего рода преступники и судятся Богом как убийцы (Сир. 34: 21, 22).

вв) Благоприятный ход дел. Человек делателен. У всякого есть свои дела, или занятия и труды, к коим приставил его Бог рождени­ем и среди коих он коротает век свой. Вместе с добрым именем и частию достатка они со­ставляют участь человека, потому не оставля­ются им без внимания, но учреждаются так, чтобы текли хорошо, чтобы малый труд воз­награждался добрым успехом, чтобы не было больших помех и не истощались силы без пло­да, чтобы не было ненужных и досадных ос­тановок, вообще, чтобы все шло у него как в хорошо настроенной машине. У кого это есть, тот с радостию исходит на дела свои и с радо-стию возвращается к себе и наслаждается ми­ром и безопасностию, не чая зла. В состав те­чения дел входят и труды, и сношения с дру­гими, даже обыкновенный порядок всех жи­тейских занятий с их временами и местами, где, как видно, все то завивается, то развива­ется. В отношении к нему есть долг всячески благоприятствовать ему, не полагать преград, восстановлять расстроенный, а не только самому не расстроивать его. Расстроение дел другого есть великое злодейство, возмущаю­щее тело и душу и того, чьи дела, и тех, кои около него. От этого такой уподобляется на общем языке исконному врагу. Благоприят­ствующий другому есть благодетель, отрада души. Это посланник Божий, Его наместник, разливающий отраду вокруг себя и, как солн­це, всех согревающий. Очи всех — на него. И всякому должно поставить для себя целию ос­частливливать. Благоприятствовать другому можно советом, действием и помощью, или до­ставлением ему сил, коих у него недостает. Доставь нуждающемуся, что ему нужно. Со-ветность, услужливость и заимодавство, или ссуды, составляют общежителъностъ — доб­родетель самую нужную и вместе любезную. Никто не может иметь всего, что нужно, все­гда в надлежащей мере: один изобилует од­ним, другой другим. Посему и нужна взаим­ная общительность, как бы перелив из сосуда в сосуд, чтобы составилось одно питье, назы­ваемое счастьем. Отсюда — будь готов сделать для другого все, что можешь. Кто готов сам, для того и другие готовы, и Бог — способник ему. Заметив, где нужна помощь, не жди просьбы, сам услужи, сколько можешь и чем можешь. Человек услужливый — правая рука для всякого в своем кругу. Просят взаймы — дай, что можешь, не разоряя себя, ничесоже чающе, а если имеешь довольно веры и крепо­сти духа, не различая ни того, кто просит, ни того, что он просит… Ты Божий распоряди­тель. Все такие дела составляют поприще для упражнения добродетели бескорыстия и по­датливости.

Если и так должно всячески содействовать брату, то тем более когда он желает вступить с нами в некоторые условия, по которым, же­лая получить от нас известные вещи, и сам хочет делать соответственное тому для нас. Отсюда имеют начало разного рода сделки. Основою их служит обещание. Сие обещание должно быть искренне; знай, что обещаешь, и, чего не можешь исполнить, не обещай, пото­му что обещанию надо быть верным: давши слово, держись. Здесь стяжевается доверие и раскрывается добродетель честности.

Степени счастья у нас определяются слова­ми: богат и знатен, доволен, беден, нищ. Вооб­ще, братья наши по всем предметам благосос­тояния или выше нас, или равны нам. Сии степени или постоянны, как бы неизменны, однажды утверждены навсегда и составляют определенное состояние брата, или непосто­янны, но, подобно приливам и отливам, то возвышаются, то понижаются, завися от сча­стливых или несчастливых случаев.

В первом случае, относительно высшего тебя, то есть богатого и знатного: радуйся о нем и благодари Господа, что не лишает таких людей; почти его приличною честию за то, что он есть видимый сосуд милостей Божиих, но не льсти, когда он унижает себя делами, а или молчи и уклоняйся, или говори при случае правду, только без строптивости, как бы умоляя; когда призывает, не отказывайся потрудиться для него, потому что он должен иметь обширней­ший круг действования, к чему нужны спосо­бы — и будь ты ему сила. Благо, происшедшее оттуда, причтется и тебе. Относительно низше­го: не презирай его, но почитай почтением брат­ским, по заповеди; будь всегда к нему благо­склонен и согревай его сею благосклонностию, чтобы он чувствовал, что находится, как под крылом каким, под твоим вниманием; помогай ему всячески и способствуй возвысить его бла­госостояние по всем частям. Здесь особенный класс составляют неимущие — бедные. Всякий, имеющий достаток, должен быть для таких нога, рука, око, подобно Иову… ибо ко всякому из них говорится: тебе оставлен есть нищий: сиру ты буди помощник (Пс. 9:35). Итак, алчу­щего напитай, жаждущего напои, нагого одень, темничного посети, больному послужи, стран­ного упокой, мертвого похорони, будь милосерд, подавай милостыню щедро. Богу и Господу упо­добляются наиболее милостынею, грехи очи­щающею. Господь до того нисходит к милосты-недавцам, что Сам приемлет данное ими, а это бесконечно высоко…

Во втором случае. Счастье не стоит, но не­престанно то повышается, то понижается. По­тому около себя видим то радующихся от сча­стья, то скорбящих от несчастья, какого бы то ни было. В сем отношении закон — радоваться с радующимися и скорбеть со скорбящими. Та­кое сочувствие естественно сердцу человечес­кому, но прившедшие через падение страсти искажают его, от чего вместо радости о счастии другого бывает скорбь о нем, или зависть; вме­сто печали о несчастии бывает радость о том, или злорадство. Эти бесовские расположения являются в разных оттенках, коих и описать нельзя. Чувства сорадования и соболезнования и выражать должно, то есть надобно изъявить одному радость, а другому соболезнование — с утешением и готовностью содействовать.

Не думай никто, что все это внешняя рабо­та! Нет, не внешняя только, но и внутренняя вместе. Она исходит или должна исходить из искренне любящего сердца, то есть из добро­го внутреннего расположения, и, обращаясь к внешней стороне другого, греет его внутрен­нее. Веяние братской любви оживительно, как весенняя теплота.

2в) Поприще обнаружения сих расположений и действий — взаимнообращение Таковы обязательные для христианина к бра-тиям своим расположения и дела. Все они для своего осуществления требуют непосред­ственного сношения с другими, без коего, как в семени, остаются неразвитыми, неявленны­ми. Потому взаимнообращение есть обязан­ность, хотя дополнительная, однако ж, по об­ширности приложения всеобъемлющая. Оно то же в обязанностях к ближним, что молитва в отношении к обязанностям к Богу. Итак, —

1. Всякий христианин обязан ко взаимно-обращению. Охотно входи в сношения с дру­гими, равно и сам себя держи так, чтобы вся­кий без робости, с открытым сердцем мог при­ступить к тебе. Противно сему поступает чуж— дающийся всех. Отчужденность есть уродли­вость сердца. Но она не то, что благословенное затворничество, или отшельничество. От­шельник, отделившись от других телом, пре­бывает с ними духом, а этот отчужденник от всех отделен духом, хотя живет среди них. От­чужденный холодеет, беднеет, замирает духом. Напротив, общающийся со всеми раскрывает­ся, богатеет, полнеет, образуется, так что толь­ко одно беспрестанное обращение с Богом и ангелами выше сего. Оно же есть и училище самопознания. Сам по себе отдельно человек легко становится самомнительным, а когда посмотрит на других — научается смирению…

2. Обязанность взаимнообращения проста, но всеобъемлюща… Она дает способ осуще­ствить все другие обязанности к ближним, а потому раскрывает множество добродетелей, кои, хотя суть не что иное, как приложение общих, изъясненных уже расположений на­ших к братиям, однако ж, получают здесь и особые названия, и особые свойства… Так, здесь —

а) Должно иметь искреннее радушие, то есть от сердца принимать всякого, чувствовать себя довольным, истинно осчастливленным посещением другого или встречею с ним, ра­доваться тому от души. Нехорошо делает, кто при сем скучает или досадует.

б) Любезность, то есть надо сделать, чтобы другому с нами было хорошо, чтобы он нахо­дил у нас приятность, оживал, хорошо настра­ивался и никогда не отходил невеселым. Для сего нужны сговорчивость, приветливость, ласка и простота при приличии. Противный сему человек есть тяжелый… И сам тяготит­ся, и других тяготит.

в) Скромность. Надо скрывать свои пре­имущества и, напротив, возвышать над собою другого. Противное сему — педантство, спесь, чванство.

г)  Кроткое миролюбие. Ни сам не оскорб­ляйся, ни другого не оскорбляй, а умей содер­жать сердце свое всегда в союзе с другими. Миролюбие и само мирится с другими, и дру­гих мирит, как миротворение, или даже не замечает оскорблений, как кротость. Против­ны сему оскорбительность, вспыльчивость, гневливость, взыскательность, непримири­мость.

д)  Уступчивая тихость. Встречаются ум с умом, воля с волею. Когда всякий хочет поста­вить на своем, рождаются спор и разногласие. Тихонравный не то чтобы не любил истины, но, открывши ее, скромно уклоняется от упор­ной настойчивости там, где не совсем любят истину, ради ненарушения мира, в ожидании благоприятнейшего ко вразумлению случая. Противны сему вздорность, неуступчивость, спорливость, бранчливость.

е)  Истинолюбие. Откровенно и истинно выставляй вещи так, как они есть и как убеж­ден. Лукавая ложь, обман, хитросплетение — дела чисто бесовские.

ж) Благоразумное слово. Цель взаимнообра­щения не одно удовольствие, а, главным обра­зом, взаимное созидание во благо. Надобно потому не допускать, чтобы слово гнило исхо­дило из уст наших, надобно уметь говорить и уметь молчать. Противно сему праздное пус­тословие, одни только шутки да остроты.

з) Храпение тайн. При взаимных встречах беспрерывная происходит мена мыслей и све­дений. Для сохранения мира, что узнано от од­ного, не переводи к другому без нужды, особен­но когда это может быть вредным. Так себя держи, будто не слыхал ничего. Кому же сказа­но, что вверяется ему тайна с условием молчать, тот, передавая ее кому-либо, не только небла­горазумен, но есть и бессовестный предатель.

3. Вот добрые качества, нужные при взаим-нообращении! Способ взаимнообращения главный есть взаимное посещение. Его должно учредить и поддерживать по любви, по нужде, ради отрадного отдохновения. С кем и когда вести сие, укажут обстоятельства; толь­ко при сем всячески должно соблюсть все доб­родетели взаимнообращения, иначе оно — зло… Особенный вид взаимнообщения, откры­тый и широкий, составляют собрания и вече­ри. Они полезны, ибо приводят в движение за­медляющееся от неупотребления развитие любви и потому возвышают и скрепляют внутренний союз всех. Тут происходит то же, что в Вольтовом столбе. Только само собою разумеется, что учреждать их надо не в угод­ность плоти и врагу, а в пользу духа и спасе­ния. Образцы ему — древние вечери любви. Выше этих житейских пиров пиры Христовы, или обеды для бедных. Сам Господь предпи­сал для них правила (Лк. 14:12-14). Они ста­новятся ныне малоупотребительными за ис-сякновением любви, хотя еще держатся по местам. Больше всего они являются ныне в виде странноприимства, которое есть великая добродетель, богатая обетованиями, ибо и ста­кан воды, поданный в нужде, небесплоден, тем больше полное упокоение.

4. Взаимнообращение имеет целью осуще­ствление и вместе образование любви истинно христианской. В истинном своем виде оно и производит сие, в ложном же вместо объе­динения разъединяет, вместо любви поселяет вражду. Это там, где вместо добродетелей дей­ствуют страсти. Таким образом, из взаимнооб-ращения мы получаем благодетелей, друзей и врагов.

К друзьям и благодетелям мы бываем сер­дечно привязаны. Сему ненужно учить и обя­зывать. Надобно только предостеречь, чтобы эта привязанность не делалась исключитель­ною, не исключала других и не отчуждала от них.

Мы должны быть признательными к ним. Благодарность — любезное и привлекатель­ное свойство… Кто к людям благодарен, тот благодарит и Бога. Благодарность — знак духа смиренного и Богу преданного… Она тоже есть самородное почти чувство. Должно толь­ко не останавливать его на одних людях, а через них всегда возводить к Богу, ибо от Него все. Кроме особенных благодеяний, живя с другими, мы непрестанно получаем одолжения. За всякое одолжение должно быть признательным.

Друга и благодетеля, какого имеешь, храни и береги как зеницу ока, и своими оплошностями не доведи себя до потери его, ибо старый лучше новых. Разрыв здесь сколько скорбен, столько и опасен и для жизни, и для нрав­ственности; ибо такие, по разрыве, редко схо­дятся. Конечно, если перемена не с нашей сто­роны, что делать!

Должно порываться воздать благодетелю, чем можно: услужливостию, исполнением желания, предложением трудов и пр.

Как друзья — лица дорогие, то должно быть очень осторожным в избрании их.

Что делать нам с врагами? Христианин не должен быть врагом сам никому и, сколько есть сил, со всеми быть в мире (Рим. 12:18; Евр. 12:14). Если каким-нибудь образом нажит враждующий, не лишай его любви, а всячески старайся помириться с ним со всеми уступка­ми; тем больше будь готов на мир, когда он предлагается. Пусть он и не мирится, ты будь ему брат и делай все, что делаешь любимому, и даже более: благотвори ему особенно, помня, что любовь ко врагам есть самая верная проба любви христианской. Мстить же ни под каким видом не должно. Это дело сатанинское.

Этим оканчивается обзор того, как должно держать себя христианину как члену тела Христова в союзе со всеми составляющими сие тело, на небе ли они или на земле. По­мнить только постоянно должно, что забота о сем союзе должна быть не ради его, а ради главной цели христианской деятельности — богообщения в Господе Иисусе Христе; потому что и сама Святая Церковь и как дом спасе­ния, и как общество спасаемых существует ради сего единого и потолику истинною явля­ется, поколику осуществляет сие единое. Как в живом теле все члены, состоя в живом союзе между собою, пребывают соединенными и с головою — и даже потому живут союзно, что соединены с головою; так в теле Христовом все христиане прочно соединены между собою бывают только тогда, когда преискренне со­единены с Господом. О сем молился и Гос­подь: да ecu едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Ин. 17:21). Христианская любовь есть пря­мая дщерь христианского благочестия и дру­гого происхождения не имеет. Напрасно льстят себя надеждою спасения основываю­щие его на одной любви благотворительнос­ти. Не дела одни спасают, а дух, приводящий в движение все дела… Дух же христианский приходит от Бога через Господа Иисуса Хри­ста во Святой Церкви. Все, что теперь видится в христианстве, так сцеплено между собою, как звенья одной цепи.

в) Как должен христианин самого себя держать и образовывать, чтобы быть в живом союзе с Церковию, а через нее с Богом

Из понятия о союзе христиан между собою живом, подобном тому, какой есть между чле­нами тела, можно приходить к мысли, что тому, кто вступил в сей союз, не о чем более уже заботиться. Ибо как в теле каждый член, действуя для других, сам созидается силою всего тела (образовательною), так и христиа­нин, действуя всецело для тела Церкви, сам может держаться и образовываться целым те­лом. Но, с другой стороны, как сей союз сво­боден, то есть основан на свободе и свободою поддерживается, то и после того уже, как хри­стианин вступил в состав тела Церкви, он дер­жится там не против воли, как бы по какой необходимости, а не иначе как сам держа себя. Отсюда естественно спросить: как же христи­анин должен держать себя в составе тела Цер­кви, чтобы не отпасть от союза с нею? Надоб­но также взять во внимание, что всякий хрис­тианин образует сам себя, хотя с существенно необходимою помощью Божественной благодати, получаемой во Святой Церкви. Спра­шивается: как же должен образовывать себя христианин, чтобы иметь право и быть в со­стоянии стоять в живом союзе с такими и та­кими членами? Ответы на сии вопросы и оп­ределят образ того, как христианин должен об­ходиться с самим собою. Определить сей об­раз тем более необходимо, что так близка к нам и так сильна у каждого из нас главная немощь — самость, которая все силится втя­нуть в себя или же обратить в орудия для сво­их видов. Чем труднее удержать в должных пределах истинную любовь к себе, тем необ­ходимее руководство для нее, или указание ей нужных правил. Главный тон христианской деятельности в отношении к себе есть самоот­вержение, но если для того, чтобы быть с пло­дом, оно должно быть с умом, а не без разбо­ра, то следует указать, в каких частях и как самость влечет к себе и как тогда христианин должен отвергаться себя, чтобы устоять в ис­тине! Вот смысл обязательного для христиа­нина образа действия в отношении к самому себе! Им определяется, как среди подвигов са­моотвержения должен он держать себя и об­разовывать, чтобы быть истинным членом Церкви, не по имени, а по духу, и состоять всегда в истинном, живом с нею союзе, а че­рез нее с Богом.

Видно отсюда, что две есть точки, к коим должен обращаться взор христианина: это дух веры и Церкви и сам он, во всем своем соста­ве и состоянии. Оттуда он заимствует дух действования на себя и как бы идеал; здесь видит, что именно должен он делать с собою и из себя, основываясь на тех началах. Следо­вательно, определению в сем отношении под­лежит, как должен понимать и чувствовать себя христианин по условиям союза своего с Церковию под главою Христом и что должен он делать с тою или другою частию своего существа, или со своим состоянием вслед­ствие сего союза.

аа) Чувства и расположения христианина по условиям вступления в союз с Церковью Все относящееся к первому пункту обращает­ся около мысли о вступлении христианина в союз с Церковию как обществом верующих и спасающихся. Разные вопросы, естественно при сем представляющиеся, наводят на соот­ветственные чувства и расположения, с каки­ми христианину свойственно быть обращену к самому себе. Именно, вступил уж в Церковь: откуда же? как? для чего?

а) Откуда вступил? Из бездны пагубы. Находился в руках сатаны, был продан под грех, подлежал оброку смерти и ада. Теперь все это миновалось. Помни же, откуда ты из-шел, чаще обращайся мыслию в ту тьму без­дны, чтобы не воротиться туда опять делом; изливайся в благодарении Избавителю Богу, взывая к Нему: Слава Тебе Богу, Спасителю моему! — чтобы не сократилась рука спасаю­щая и ты опять не ниспал туда же, сходя мыс­лию в то состояние и сознавая, как великое навлек на себя зло человек и сколь великую цену извлек он у Бога за избавление, плачь и сетуй, что так случилось, то есть плачь о паде­нии. Так сокрушительная память о бездне па­дения, с плачем о нем и умиленным благода­рением Богу Избавителю, суть обязательные для христианина расположения, когда он об­ратится назад, к тому, чем был. Они обязатель­ны, потому что предмет их был, касается жи­вой истории человека, и следы его остаются до сих пор и в нас, и вне нас. Христианин не пря­мо является пред Бога, но являет себя как из мертвых живым, как узник пред Царя. Таким же и пусть себя всегда сознает и чувствует. Польза из сего велика: тут наука смирению и возбуждению бодреного внимания. Церковь руководит к сему, назначив особый день для воспоминания и плача о падении, и дает сло­во для сего. Многие святые отцы надолго пре­давались сему плачу и оставили нам сей плач в песнях. Характер сего плача есть скорбь, тос­ка и досада, что так есть и — по нашей вине. Он есть плод любви к Богу и к себе, или к своей природе; жаль, как себя обедствовал человек и к чему понудил Бога.

б) Как вступил! Через завет в крещении. Бог избавляет человека от всех зол ради обе­та его всегда работать Ему единому во Хрис­те Иисусе, с попиранием сатаны и всех дел его. Итак…

1) Помни обеты, данные тобою в крещении; не человекам дал, но Богу, приявшему их от тебя и ради их ущедрившему уже и обещаю­щему еще более ущедрить.

2) Храни верность им: в час нарушения вер­ности все данное отнимается и обещанное из-глаждается.

3) Благоговейно чти преимущества, данные тебе здесь, не уничижай имени и силы хрис­тианства отступлением от условий.

4) Пребывай в сем чине до смерти. Все прав­ды не помянутся в час отпадения. Конец вен­чает. Только постоянно верный и неизменный до смерти венчается. Буди верен до смерти и дастся тебе венец живота.

5) Воинствуй под знаменем Христа. Созна­вая себя воином, будь как на страже, готовый поражать врагов. Бди, бодрствуй, будь в на­пряжении.

Итак, помня обеты крещения и дорого ценя принятые в нем преимущества, будь им верен до смерти, воинствуя под знаменем Христо­вым. Нарушение обета и у людей бесчестно, тем больше — пред Богом… Но здесь бывает крайняя беда. Ибо нарушивший повергается в ту же беду, из которой, может быть, и не най­дет избавителя.

в) Для чего вступил? Ради спасения, его только ища и, несомненно, надеясь получить здесь. Таков смысл проповеди Христова Еван­гелия!… Ты погибающий. Иди сюда! Вот дом спасения! Верующий исповедует сие и говорит: я, погибающий, приступаю ради спасения не надеясь его получить нигде как здесь. Обще­ство верующих есть дом спасающихся, но еще не спасенных. Сила спасения имеет открыться в будущем веке. Теперь же оно только стяже-вается, и сила его действует сокровенно, неви­димо. Значит, вступают не за тем, чтобы пожи­нать только плоды, но еще чтобы с надеждою сеять. На фронтоне церкви надпись: ищи, стре­мись, домогайся. Обязательство к этому прини­мает христианин в самом вступлении в Цер­ковь или затем и вступает в нее… Спрашивает­ся: почему так? Вот ответ: силы приняты, на­добно теперь провесть их по всему нашему су­ществу, как проводится по всему телу через кровь кислород, в воздухе вдохнутый в легкие. Еще: зло глубоко, надобно отторгнуть его, выс­вободить из него естественные силы и раство­рить с ними принятые благодатные силы. Как это делать! Развивая естественные и благо­датные силы, освящая последними первые и проводя их сквозь них или давая им их проник­нуть. Стремление, свойственное христианам, есть внутренняя переработка их самих. Чего искать! Почести вышнего звания, преображе­ния от славы в славу, от силы в силу; достиже­ния меры возраста исполнения Христова, ина­че, искать высших степеней совершенства в Христе Иисусе, это себе поставить целью. Так как образец совершенства для христиан есть Иисус Христос и мера сего совершенства есть совершеннейшее Ему уподобление, то обязан­ность стремиться к совершенству есть то же, что обязанность подражать Господу Иисусу Христу, вообразить Его в себе, отпечатлеть Его совершенства на себе. Так как, далее, образец совершенства беспределен, мы же предельны, несмотря на обязанность подражать Ему, то мы никогда не можем и не должны говорить, что уже достигли того, чего ищем, а должны, зад­няя забывая, в предняя же простирался, все со усердием тещи и тещи (Флп. 3:13). Крайне опасно почувствовать, что уже достигли. След­ствием сего неминуемым бывает застой сил и жизни. Итак, ищущий спасения, раскрывая благодатные и естественные силы, стремись к совершенству, отображению в себе Христа Гос­пода, никогда не говоря: довольно, а всегда про­стираясь к высшему или всегда только начиная. Вот коренные чувства и расположения, с ка­кими свойственно христианину обращаться к себе самому. Никто не дивись, что на первом месте здесь не поставлено уважение к своей природе. Сия достойная уважения природа ис­кажена нашим падением. Поэтому сетовать о сем должно и воздыхать вместе со всею возды­хающею о том тварию. Понятно всякому и то, почему вместо верности началам гуманности ставится обязательной верность обетам креще­ния и вместо прогресса, стремящегося в неопре­дельную даль, — стремление к почести вышне­го звания о Христе Иисусе. То язык моралиста-язычника, неведомый в Церкви Христовой. Живя в мире, следует различать языки и не всякое звонкое слово принимать за истину. Много лжи и лести ходит по миру. Внимай всяк Слову Божию. Оно одно есть верный све­тильник в темноте жития сего.

аа) Как вследствие того должен он держать себя?

1) Главный закон:

царение над собою с самопожреиием Богу Главное внимание при сем должно обратить на то, что сделалось с христианином, когда он стал христианин? Называется он новою тварию, снова рожденным; что произвело в нем сие новое рождение? Для определения сего долж­но обратиться к первоначальному значению человека и последующему состоянию его. В самом начале Бог, даруя человеку свободу, от-дал его самому же себе: да творит что изберет душа его; но между тем в свойстве свободы и в существе духа человеческого заключил тайный указ предать себя свободно Богу, чтобы пользо­ваться истинною свободою. Это не исполнено, ибо не понято или перетолковано. Человек не покорился Богу и впал в рабство греху и диа-волу и служит им как невольник. В сем состо­янии он несподобен производить дела, достойные человека и Бога. Надобно восстановить его свободу, воцарить его над собою и дать ему силу покорять под ноги свои тирана своего — диавола. Это и производится действием ново­го, даруемого христианину свыше, рождения. Человек тут воцаряется над собою и приемлет смелость и силу попирать диавола. Но опять, чтобы не повторился тот же случай горький, сей царь, царствуя над собою, себя должен по­корить единому Богу, должен исполнить пер­воначальное условие предания свободы Богу, или свободно себя всего приносить в жертву Богу. Апостол заповедует тем, кои приступили к Господу, как камени живому, и самим сози­даться в храм духовен, святительство свято, приносити жертвы благоприятны Богови Иисус Христом (1 Пет. 2:5). Итак, вот первый закон христианину! Будучи воцарен над собою и облагодатствован, владычествуй над всем, что у тебя, но себя всего приноси в жертву Богу в Иисусе Христе. Сия жертва не смерть, а истин­ная жизнь. Как выносящий цвет на солнце со­гревает и оживляет его, так к Богу возносящий себя и все свое христианин Богу приобщается, Им исполняется и оживляется. Так в сем само-жрении истинная жизнь и истинное совершен­ство христианина во всех частях, или во всем, что он жрет Богу. Возобладай над своим внут­ренним и внешним и, как свое, предай Богу.

Сие самообладание и саможертвование христианина простирается на всего его и на все его. Как ничто ни в нем, ни вне его не должно быть такое, чтобы миновало его власть, было вне ее и тем меньше против нее, так равно и в области свободы не должно быть ничего не пожренного и не преданного Богу, такого, что окончательно было бы присвоено себе и за собою утверждено. Христианин — непрестан­ный жертвователь и полная жертва Богу.

2) Стороны самопожрения Так как в каждом видимо различаются две сто­роны: лицо его собственное и его состояние — то сих двух сторон должны касаться и обяза­тельные для христианина жертвы.

Лицо человека состоит из тела и души. От­сюда и жертвы душевные и телесные. Просла­вите Бога в телесех ваших, и в душах ваших, яже суть Божия (1 Кор. 6:20). Возобладай над душою и вознеси ее Богу; возобладай над те­лом и пожри его Тому же Богу (Рим. 12:1).

2а) Жертвы душевные

Что касается до души, то вот закон: погуби душу свою и спасешь ее, не погубишь — погу­бишь; так заповедал Спаситель. Это погубление уже совершается в деле нового рождения; ибо где целое, там и часть. Однако ж и всякий раз, как склоняется христианин к душе, дол­жен он иметь во внимании, что ее надо губить и в целом, и в частях. Это есть истолкование самоотвержения. Повергни себя под ноги и попирай без жалости. Кто не имеет и не хра­нит сего расположения, тот никак не совладе­ет собою. Он может измучиться в трудах, но плода не увидит. Не погубивший души все добро свое губит и весь труд свой делает тщет­ным. Это главное. Теперь по частям.

Надлежит все в себе заклать и вознесть к Богу в жертву для освящения, или восприя­тия истинной жизни. Итак…

1. Пожри Богу ум, чтобы умудриться. Буй да бывает, кто хочет быть премудрым, говорит апостол (1 Кор. 3:18). Богу преданный ум пре­исполняется от Него истинною мудростию. Итак, отними у своего ума своеумие, возобла­дай им и предай его Богу. Отсюда для христи­анина обязательно не иметь своего ума или, как говорят святые подвижники, не составлять сво­его разума. Эта обязанность исполняется, ког­да христианин, признавая что истинным, при­знает не потому, что находит таким по своему соображению, но потому что так написано и предано Богом; когда, принимая заповедь и дог­мат, не допытывается почему! — не спрашива­ет в недоумении: не так ли? — и не предлагает суемудренно: не лучше ли так? — а детски ве­рит припадаемому и упокаивается в нем.

Когда, таким образом, ум покорен и сделан беспрекословным приемником, следует его наполнять преданными нам святыми истина­ми. Это — обязанность иметь ум Христов, или стяжевать истинную мудрость, от Бога нисхо­дящую и все обнимающую. Что есть все сущее, откуда оно, какова участь всего, что человек, чем был, что стал, что ожидает его, какой путь к вечному блаженству? — вообще весь состав веры должен вместиться в уме, сорастворить-ся с ним и содержаться им сознательно. Вид­но, что христианин по назначению своему есть истинный философ, свыше научаемый.

Так как, далее, мудрость христианская не праздна, а деятельна, деятельность же требу­ет умения действовать, то с нею всегда стоит в связи премудрость, ведение, как строить дела свои и как соображать средства с целя­ми, иначе христианское благоразумие, к кото­рому обязывает Спаситель, когда говорит: будьте мудри, яко змея (Мф. 10:16), и апостол: в премудрости ходите ко внешним (Кол. 4:5). У святых отцов она называется или благорасс-мотрением, или просто рассуждением, и на его руки отдается вообще правление всеми дела­ми человека: и внутренними, и внешними. Это и дар совета, и приобретение через внимание и труд. Впрочем, и не имея высокой силы бла­горазумия в себе, можно быть благоразумным, если, не веря себе, будешь всегда искать сове­тов у людей, известных своею мудростию. Когда предписывается благоразумие, то не за­поведуется непременно быть мужем совет-ным, но то, чтобы дела наши были с советом, хотя бы то не собственным нашим.

Спрашивается, как должен держать себя христианин в отношении к внешней мудрос­ти, или к научному образованию? Из предме­тов сей мудрости избирай нужнейшее по тво­ему состоянию, то особенно, к чему чувству­ешь себя привязанным, равно как и то, в чем преимущественно належит нужда братьям твоим, христианам. А в образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою на­уки освятить светом небесной мудрости или даже внесть их туда из сей области; других же начал, неприязненных ей, не только не долж­но принимать, но надо гнать их и преследо­вать. Вообще, нисколько не противно расширять круг своих познаний о вещах по наблю­дениям и соображениям ума… Должно толь­ко, чтобы это делалось, когда уже обладается мудрость истинная. Ибо сия, как вечная, не­бесная и Божественная, должна быть началь­ственною, а та, как гожая только на время, должна быть подчиненною. По сей же причи­не никогда ни словом, ни мыслию не должно придавать последней некоторого безусловно­го значения, не ставить ее вверху, а представ­лять пресмыкающеюся долу, как и есть, и не позволять гордиться ни ей, ни самому ради ее. Еще одно замечание о мере способностей. Мера способностей — от Бога. Потому при­ми ее с благодарностью и довольством, но никак не терзайся, если она не слишком вы­сока. Нужное и существенное всякий спосо­бен знать. Особенные научные познания не для всех. На то рождаются особые люди, ко­торым они поручаются Богом и с- которых взыщется их благосостояние и доброта. Впро­чем, нередко Сам Бог уступает вере и иска­нию любящих Его и разверзает благословени­ем то, что закрыл в рождении. Отсюда — тру­дись, ибо и трудом возвышаются силы, а глав­ное, ищи и молись. Кто веровал и постыдил­ся? Но при том все же предавайся Богу, ибо Он лучше знает, что для нас спасительно. Если же окажется, что слабость познания и сил зависит от нас, от нашего нерадения и разврата, то надобно сокрушиться о том, а по сокрушении позаботиться всевозможно вос­становить расстроенное.

2. Пожри Богу волю, чтобы освятиться и иметь силу. Когда отказывается человек от своей воли, то приходит Господь и приносит ей святость и силу, то есть святые правила и начала деятельности и силу ходить в них и хранить их. Итак, христианину свойственно не иметь своей воли. Что ни делаешь, делай не потому, что хочется, а потому, что должно, что на то есть и того требует воля Божия, каким бы образом сия воля ни приходила. В Слове Божием нет ни малой снисходительности к ходящим в своих волях, и святые отцы запо­ведают не только не делать по своему хотению, но, напротив, всегда поступать наперекор ему.

Посему он должен напитать свою волю правилами и началами Божией воли, должен не только знать, что есть воля Божия, но на­печатлеть ее на воле своей, чтобы воля Божия была силою возбуждающею и двигающею волю человеческую. Это изнутри. Со вне же опять надо, применительно к духу внутреннему, всесторонне оградить себя правилами, хотя условными поначалу, но безусловными по значению и избранию.

В дополнение же к сему надобно еще сде­лать, чтобы воля наша была подвижна и скора на исполнение воли Божией, постоянна в сем и степенна, сильна и непоколебима. Как это стяжевается трудом, то обязанность сия есть то же, что обязанность к подвижничеству, так слабо сознаваемая и то очень немногими.

3. Пожри Богу свое сердце, чтобы облажен-ствоваться. Сердце не может не быть облада-емо чем-нибудь. Но оно страждет несытостию и тоскою, когда обладается тварями. Надобно исторгнуть его из сих уз пристрастия и отдать Богу. Мера сего жертвования есть мера бла­женства. Обязанность сия прямо заповедует­ся в словах: сыне, даждъ ми сердце (Притч. 23:26), и сокрытно — в предписаниях радо­ваться безпрестанно (Флп. 4:10; 1 Фес. 5:17), мир иметь (2 Кор. 13:11; Евр. 12:14). Отсюда христианину свойственно не иметь своего сер­дца для себя, или не поблажать своим чув­ствам и влечениям, не тем услаждаться, что нам нравится, а тем, что Бог объявил благом, радостным, блаженным. Это то же, что отре­шать сердце от всего. Где не соблюдается сие, там качествует своенравие сердечных чувств, тиранское, подобное своенравию ума и воли.

Затем надобно воспитать сочувствие со всем святым и Божественным через действи­тельное напечатление в сердце святых чувств религиозных… Все сие в совокупности соста­вит девственную чистоту сердца, источающую непрерывный покой и сладостную теплоту, которые хранить в себе то как дар Божий, то как добрый плод трудов есть великая, хотя не нетрудная, обязанность христианина.

Этим же прямо определяется и правило относительно чувств, отвне навеваемых, даже невиннейших, возбуждаемых предметами эс­тетическими. Услаждение последними может быть позволительно только в таком случае, если их содержание взято из мира Божия или если они бывают представителями того мира и в такой форме, в какой может быть то тер­пимо истинным духом благочестия.

4. Тоже и низшие способности все должно сначала подчинить, или предать в услужение высшим, а через них вознестъ к Богу в жертву и освятить в Нем. Сюда принадлежат вообра­жение с памятью и страсти с пожеланиями. Когда человек пал и потерял власть над собою, то в нем самом своеволие более всего отразилось в низших силах, так что он, пока не вый­дет из состояния падения, есть раб воображе­ния со страстями и пожеланиями. Хотя, воца­ряясь в себе через самопожрение Богу, он ос­вобождается от их тиранства, но, как еще ди­кие, они и после того требуют обуздания, по­тому что часто возмущаются и восстают. От­сюда обязанности: бдеть над собою, особенно над воображением и движениями страстей; по­беждать и покорять низшую часть свою, или бороться с нею; направлять ее к своим целям во благо внутренней жизни, то есть иное в ней совсем заглушать, а иному если и позволять действовать, то заставлять действовать только по своему усмотрению.

Сие дело преобразования низшей части трудно и продолжительно, но неизбежно. Апо­стол Павел заповедует продолжать его до са­моумерщвления. Умертвите, говорит, уды ваша, сущия на земле (Кол. 3:5). Здесь разуме­ется тело и ближайшие к телу низшие способ­ности, кои все обращены к земле и земному. Уничтожить их, конечно, нельзя, но можно и должно уничтожить в них своевольство, недо­брые предметы, порочные направления. Ког­да в них бывает смятение, надо осадить его; когда уклонение от действительного к пустому и мечтательному — привязать их к действи­тельному. Пусть они действуют по указанию высших сил. Нужно, например, содействие уму? Дай образ, вспомни. Таким образом, они будут мертвы для мертвых дел и всегда будут пробуждаться по манию духа. Надо, например, гневаться на грех? — разгневайся.

Так как суетливость сих сил возбуждается больше всего суетою внешнею, то единствен­ное средство против нее, а следовательно, и важная обязанность не развлекаться, не быть рассеянными, уединяться, приучаться к степенности. Рассеянность есть и путь к пога­шению духа, и решительный того признак. Кроме внешнего развлечения, врачуемого уединением и степенностию, другие исходища и вместе раздражители внутреннего смятения суть внешние чувства и язык. Отсюда обязан­ности хранить чувства и обуздывать язык. Чувства могут вносить в душу нечистоту, язык может истощать добро душевное и скрадывать. Должно, впрочем, помнить, что под языком кроется словоохотливость, под чувствами — жажда впечатлений и эффектов, под развлече­ниями — рассеянность. Поэтому обузданием одного внешнего не должно ограничиваться, а проходить до склонностей и их искоренять.

2б) Жертвы телесные

Теперь о том, как христианин должен обхо­диться со своим телом. Тело — сосуд души и духа, орган сношения со всем внешним, ору­дие к выполнению земного назначения и сред­ство воспитания себя для вечности; потому оно достойно всего внимания, попечения и блюдения. Но, имея такое значение, тело само собою не может править, а все должно быть отдано во власть духа. Отсюда главное свой­ство действования на тело есть владычествен-ное им распоряжение как самонужнейшим органом. Кто подчиняется телу, тот и тело и душу губит. О теле должно заботиться, но от­решенно, бесстрастно, не простирая попечения о нем до похотей (Рим. 13:14). Не имея само­стоятельности в нашем лице и цели в себе, оно и развиваться само собою не может и не дол­жно. Воспитание его и приспособление к цели принадлежит человеку самому. Отсюда

1. Должно хранить жизнь тела, целость его и здоровье средствами законными дотоле, пока не потребуется что-либо из сего в жерт­ву для последних и высших целей христиани­на. Долговечность хотя состоит в руках Божиих, однако ж, по воле Божией, не минует и рук человека. Разузнать и выполнять придуманные к тому здравою медициною средства по возможности должно. Мы живем для собра­ния плодов на вечность; дорожить же должно жизнью, ибо она — условие. Не изживай жиз­ни попусту. В срок жизни делай каждую ми­нуту и не трать времени напрасно. Дана нам мера сил для делания. Сию меру сил должно соблюсти и возрастить, распределив ее на весь срок жизни. Чрезмерная трата сил и меньше принесет плодов, и плоды те мало бывают прочны. Жизнь и силы истощаются нездоро­вьем. Совершенно здорового нет никого; вся­кий как-нибудь болен, только не чувствует сего; по крайней мере, всякий на всякую ми­нуту готов болеть до бессилия. Следует блю­сти здоровье, предотвращать случаи к болез­ни и, когда есть уже болезнь, врачевать ее бла­годатными и естественными средствами. При всем том предел жизни не в нашем ведении; потому, все употребляя со своей стороны, дол­жно решительно предавать себя в волю Божию и поминутно ожидать Его определения или воззвания из сего жития, а следователь­но, поминутно готовиться к тому.

2. Должно воспитать свое тело и сделать его приспособленным орудием к выполнению земного своего назначения. Вообще, сделать надо, чтобы оно было живо, крепко, легко. Тело недеятельное, слабое, тяжелое — что за орудие? Потому, сколько есть в руках челове­ческих средств, должно отвращать сии недо­статки и хранить в нем показанные совершен­ства. Само собою разумеется, что сие не дол­жно быть доставаемо на счет нравственности и чистоты сердца. На сей предмет назначают­ся гимнастические упражнения. Тот воспита­тель злой, который ради крепости и живости тела убивает душу. Напротив, коль скоро кому от обладания сими совершенствами тела мо­жет прийти вред душевный или кто достать их не может без сего вреда, тому лучше не иметь их. Ибо что за средство, которое удаляет от цели? В частности же, приспособить должно свое тело к своему званию и состоянию, или приобрести умение действовать им в своем роде. Где глаз нужен, глаз воспитай, где рука — руку, где нога — ногу и проч.

3. Постоянным же предметом внимания при хранении и образовании тела должно быть держание его, или правление им, по духу и требованию христианского совершенства. Сюда принадлежат: а) Непрестанное его на­пряжение, или держание в таком положении, в каком держат себя стоящие на страже. Расслабление и разленение тела ослабляют нрав­ственную силу человека и приближают к па­дению, б) Непрестанное его беспокоение. Бе­гать надо успокоения телесного, в каком бы то ни было роде. Это касается пищи и пития, сна и отдыха, раздражения накожного, температу­ры и проч. Здесь не только сластолюбие, об­жорство, сонливость, нега и проч. суть поро­ки и грехи, но и всякое дело, в коем успокое­ние тела поставляется целью, или, как говорят, понежиться, прохладиться, полежать и проч.; ибо все то означает расслабленный дух и в свою очередь производит расслабление. Такое влияние имеет каждое отдельно такое дело тем больше, если кто постоянно держит тело свое в послабе, в жалении и неге. Может быть позволительно послабление, но очень редкое, бдительное к нравственным целям. Правда, что всякое удовлетворение потребности тела доставляет ему покой; но при сем всегда есть возможность отвлекаться от него внутренне, что и должно делать. Пусть тело получает свое и отдыхает, только ты не упокоивайся в нем, а смотри на него как на отдыхающее рабочее животное.

4. Есть наконец такое дело, в котором совме­щаются обязанности тела и души и нарушение которого есть нарушение тех и других. Это це­ломудрие. Источник жизненности тела — не­рвы, в них же основы и крепости мускулов. Для каждого тела назначен свой запас сих нервов и вместе нервной материи. Соблюдение ее в сво­ей мере есть условие здоровья и свежести тела. Кто истощает ее, тот себя убивает или прибли­жает к смерти. Хранится она целомудрием, истощается нецеломудрием. Нецеломудрие расслабляет и подвергает тлению даже живое тело, ибо отнимает живительное начало. Неце­ломудренный тем преступен, что в нем страж­дет личность человеческая. И это как в душев­ном, так и в телесном нецеломудрии. В после­днем человек ниспадает и омрачается до живот­ного, бесстыдного, теряет чувство человечества. В первом, то есть в страстной любви к одному лицу, выходит из себя и живет в другом, что иногда простирается до восприятия и лица его, или до сознания себя им. Любовь страстная есть болезнь души, ее истощающая и съедаю­щая. Дела же нецеломудрия, к коим ведет она, истощают тело… В совокупности же они состав­ляют великую язву рода человеческого. Цело­мудрие требует очень многого. Оно хранит глаз, слух, осязание, а главное, трезвость внут­ренних чувств до равнодушия и чуждости ко всему. Нецеломудренный тотчас липнет и от­дает душу; и глаз, и слух у него на свободе. В основе такого рода жизни лежит характер влюбчивости, мучительный и убийственный. Эта беда угрожает преимущественно юношам, но небезопасны от нее и мужи со старцами.

Так действуя относительно своего тела и души, христианин воистину будет прославлять Бога в душе и теле и все творить во славу Бо-жию. Как строен в себе тот, кто обходится с собою, как того требует дух жизни во Христе Иисусе! Господь буди всем в этом помощник!

2в) Жертвы из того, что вне его, хотя его есть

И все, что вне христианина, но чем он обладает, должен он принесть в жертву Богу. Как принимает он все от руки Господней, так Ему же должен и вознесть то, или посвятить. Здесь

1. Первое, что встречает он, отступая от сво­его лица, суть предметы потребностей тела, или все житейское: кров, пища, одежда, вооб­ще: пожитки, содержание, имущество. Первая к ним во внешнем быте христианина и обязан­ность. Она состоит в том, чтобы стяжать, хра­нить и употреблять все как должно. У свято­го Дорофея это названо совестностию в отно­шении к вещам. Всячески это обязательно. Кому ж и заботиться о нас, как не нам же са­мим? Труд ради сего есть смирительное и вра­зумительное средство, назначенное первона­чально, тотчас по падении. Только должно при сем употреблять честные и Богом определен­ные средства, из коих главное состоит в тру­де и заботливом действовании, преимуще­ственно по своему званию; употребляя же свои труды и хлопоты, ожидать всего от единого Бога, потому молиться о благословении и ус­пехи принимать как от руки Божией. Нет обя­занности каждому искать богатства; но если обладает кто средствами подручными, как бы Богом указанными, видит особое благослове­ние, и богатство течет; то, не прилагая к нему сердца, должно принимать его, умножать и хранить, а употреблять все во славу Божию и пользу братии» сознавая себя и чувствуя при­ставником в доме Божием. Если же или средств нет, или они не приносят достаточно­го дохода, посему чувствуется скудость, терпи благодушно, в уверенности, что все устрояющий Бог лучше нас видит, что лучше для нас. То же должен чувствовать и терпящий поте­рю. Тот незаконно поступает с житейскими благами, кто пристращается к ним, мучит себя многозаботливостъю в приобретении, скупоетию в хранении, расточителъностию в упот­реблении. Величайший в сем отношении под­виг есть произвольная нищета.

2. Выходя из своего дома и являясь в сооб­щество других, — это как бы другой шаг от сво­его лица — христианин на челе своем должен иметь начертанными честь, вес, доверие к себе, или иметь имя. Без сего он сделать ничего не может, или ожидать в чем-либо успеха. Имя каждому принадлежит по природе, и каждый имеет его, однако ж, тем не менее есть и обя­занности к нему. Христианин должен в сем отношении действовать честно, добросовестно, по вере своей и своему долгу, не заботясь о том, что будут говорить или думать о нем другие, и нисколько не смущаясь их судом. Истинная честь есть праведная и добродетельная жизнь. Когда же кто воздает ему за то честь и изъяв­ляет ее словом или знаком, он может прини­мать то, всегда, однако ж, содержа в уме сво­ем, что это преходящая внешняя прикраса, ценная только, когда есть внутренняя красота. Честь влечет за собою должности. По доверию, неразлучному с именем, могут обязать к при­нятию должности и с преимуществами ей при­надлежащими. Должно принять то, ибо Бог призывает; но принимать не как повышение, а как иго служения братии, и приступать не к са­мовозношению, а к трудам — да будешь раб всем и слуга. Коль же скоро заметишь, что слу­жение сие выше сил твоих или оно влечет рас­стройство твоего внутреннего, всегда смирен­но можно отказаться, не своевольничая, не в угоду лености, а с совета и рассмотрения стро­гого. Притом чем кто выше, тем больше дол­жен смиряться и, всегда всю честь и достоин­ства принимая от Бога, Ему посвящать и пре­давать то. Что касается до случаев оскорбле­ния чести, то можно без гнева и раздора выяс­нить свою правоту, можно требовать и закон­ного восстановления имени, без обиды другим и без нарушения мира и любви; но лучше тер­петь, предавая Господу себя, свою участь и тех, кои оскорбляют.

Против сего погрешают те, кои поставляют целью или мнение людское, каковы тщеслав­ные и славолюбивые, или чести и достоинства, каковы честолюбивые и властолюбивые. Вели­чайший в сем отношении подвиг есть святое юродство.

3. Чтобы все сие удобнее могло быть вы­полняемо, надлежит позаботиться о благопри­ятном течении своих дел, или об устроении своей внешней жизни. Пристрой себя сам, если не пристроен родителями. Не шатайся празд­но. Возьми дело, к какому видишь себя спо­собным. Тому, кто себя пристроил, работать должно неутомимо в своем круге, не боясь бо­лезни от труда и беспокойств, не останавли­ваясь безуспешностию, не страшась препят­ствий. Но всему глава — порядок. Должно че­ловеку внести регулярность во всю свою жизнь, в свои занятия и отношения. Это строй жизни, или ход дел, где всему положены мера и вес. Мера в пище и питие, мера в одежде, в украшении дома, в труде и отдохновении, в знакомствах и сношениях. Против сего погре­шают ленивые, праздные, беспорядочные, пья­ницы, щеголи, пышные, гуляки.

Этим оканчиваются заповеди и правила, обязательные для христианина как христиа­нина. Имелось в виду одною мыслию проник­нуть все обязательные для нас дела, чувства и расположения и везде воцарить Господа и Спасителя нашего, чтобы Он не отходил от ока ума нашего и от чувств сердца, что бы мы ни делали. Если подобное нечто напечатлеет­ся в душе читающего по прочтении всего, воз­благодарим Господа. Всячески работать дол­жно Господу, и сия работа всему научит луч­ше всяких теорий. Благослови, Господи!

Отдел 2. Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина

по тем положениям и отношениям, в каких приходится ему бывать в настоящей жизни

Есть круг обязанностей, лежащих на христи­анине не потому, что он христианин, но пото­му, что притом находится еще в том или дру­гом состоянии, в тех или других отношениях. Это обязанности относительные. Они называ­ются также взаимными, потому что касаются человека, состоящего в каких-либо законных связях с другими, лежат на нем взаимно с дру­гими лицами и, требуя от него известного рода действования, в то же время взаимного соот­ветствия требуют и от других. Сюда относят­ся обязанности христианина, рассматриваемо­го в семействе, в Церкви, в обществе. Можно видеть, что они состоят в соответствии с обязанностями доселе исчисленными и составля­ют как бы поприща для упражнения и осуще­ствления их.

А. Обязанности семейственные

Семейство есть общество, которое под одним главою, согласным отправлением разных дел устрояет свое благосостояние внешнее для внутреннего. Обыкновенно его составляют родители и дети, иногда с другими родными, и слуги. В сем отношении есть общие всего семейства обязанности и есть взаимные обя­занности разных членов семейства.

а) Общие обязанности всего семейства

аа) Глава

Глава семейства, кто бы ни был ею, должен восприять на себя полную и всестороннюю заботу о всем доме, по всем частям, и иметь неусыпное попечение о нем, сознавая себя ответным лицом и пред Богом, и пред людь­ми за его добро и худо; ибо в своем лице он представляет его все: за него получает стыд и одобрение, болит и веселится. Сия забота, по частям, должна быть обращена а) на благора­зумное, прочное и полное хозяйство, чтобы все во всем могли иметь посильное довольство, жизнь неболезненную, безбедную. В этом житейская мудрость — честная, Богом благо­словенная… В сем отношении он распоряди­тель и правитель дел. На нем лежит когда что начать, что кому сделать, с кем в какие всту­пить сделки и проч. р) При внимании к ходу вещественных дел и духовные дела тоже на нем. Главное здесь — вера и благочестие. Се­мейство — церковь. Он глава сей церкви. Пусть же блюдет чистоту ее. Способ и часы домашнего молитвования на нем: определи их и поддерживай. Способы просвещения семей­ства в вере на нем; религиозная жизнь каждо­го на нем: вразуми, укрепи, остепени, у) Уст-рояя все одною рукою внутри, другою должен он действовать вне, одним глазом смотреть внутрь, другим — вне. Семейство за ним. В общество является он, и общество за все се­мейство берется прямо с него. Потому все не­обходимые сношения и общественные дела — на нем. Он — знай, он — и приводи в дело, что нужно. 5) Наконец, на нем лежит обязанность хранить семейные обычаи, общие и свои част­ные, и в последнем случае особенно дух и нра­вы предков держать в семействе и память о них передавать из рода в род. Каждое семей­ство имеет свой характер; пусть он остается и держится, в союзе, однако ж, с духом благоче­стия. Из их разнородностей составится строй­ное при разнообразии и полное тело — село, город, государство.

бб) Все семейство

Под главою и все семейство — все члены его. Они прежде всего должны ос) иметь у себя гла­ву, не оставаться без нее, никак не позволять, чтобы их было две или больше того. Сего тре­бует простое благоразумие и благо их же са­мих иначе невозможное, р) Потом, когда есть глава, ей во всем повиноваться, не вносить своих распоряжений, своевольно не начинать ничего и не опускать приказанного, у) Между собою жить в крепком мире и согласии, в со­юзе сердечном: разрозненность сил расслабля­ет и останавливает успех. 8) Из сего мира и взаимная помощь, и взаимносодействие: ты тому помоги, а тот тебе, е) Наконец, выходя во вне, не должно выносить сора. Внешние пусть и знают только внешнее. Что бывает внутри, то должно быть священною для всего дома тайною. 0 Надо и словом и делом защищать честь своего дома: сам не срами его делом ху­дым, не говори худого; защити, когда слы­шишь что; Богом же благословенная честь дома — это благонравная, чистая и благочестная жизнь всех членов его, всем ведомая и всех с уважением и доверием обращающая к ним.

б) Взаимные обязанности разных членов семейства

аа) Супруги
1) Общие обязанности

От супружества — счастие временное и даже спасение вечное. Потому к нему приступать должно не с легкомыслием, но со страхом и осторожностью. Добрым супружеством благо­словляет Бог. Потому оса) Будь благочестив, предан Богу, на Коего уповая, молись, чтобы Сам Он послал другую половину, угодную Ему и спасительную тебе. РР) Ища супружес­кого союза, не предполагай дурных целей, или страстное блажничество, или корысть, или тщеславие; но ту одну, какую Бог определил, взаимную помощь во временной жизни ради вечной, во славу Божию и благо других, уу) Когда нашел, прими, как дар Божий, с благо­дарностью к Богу, сколько с любовию, столько же и с почтением к сему дару.

Когда выбор кончен, должно произойти со­четанию, таинственному от Бога слиянию ду­ховно-телесному. Естественный союз, по люб­ви, есть союз дикий, мрачный. Здесь он очищается, освящается, отрезвляется по молитве Церкви Божественною благодатию. Трудно самому одному устоять в союзе крепком и спа­сительном. Нити естества рвутся. Благодать непреодолима. Самонадеянность опасна везде, тем более здесь… Потому смиренно, с постом и молитвою, приступи к таинству.

Сочетанные стали одна плоть, тем больше одна душа. На этом понятии основываются общие их обязанности, именно: крепкая лю­бовь, нестрастная, но чистая и трезвая, свиде­тельствуемая внутри взаимною привязанностию и живым участием, равно как скорым и подвижным сочувствием, а вне, взаимно, со­действием, по коему глаз и рука одного там же, где и другого. Отсюда истекают мир непресекаемый и согласие нерушимое, предотвра­щающее неудовольствия и скоро устраняющее происшедшие нечаянно; доверие, по коему, несомненно, один во всем может положиться на другого, быть покойным на счет его во всем: тайн ли то касается или поручений. Венец же всего верность супружеская, то есть хранение первого условия союза — и душою и телом принадлежать только друг другу. Муж не свой, а женин, и жена не своя, а мужнина. Вер­ность утверждает доверие; неверность, хотя только предполагаемая, рождает подозритель­ную ревность, прогоняющую покой и согласие и разрушающую семейное счастье. Не ревно­вать святой долг, но вместе и подвиг, или искус супружеской мудрости и любви. Ибо тут всегда вмешивается самость, которая и требует исключительности, и боится за нее. Она здесь очень смешна и сама вооружается против себя.

2) Обязанности мужа

Что касается до частных обязанностей каж­дого супружеского лица, то они вытекают из понятия о значении каждого из них. Муж глава жене. Отсюда муж должен иметь и яв­лять свое владычество над женою, не унижать себя, не продавать главенства по малодушию или страсти, ибо это срам для мужей. Только сия власть должна быть не деспотическая, а любовная. Имей жену подругою и сильною любовию заставляй ее быть себе покорною. Во всех делах должен считать ее первою, верней­шею и искреннейшею советницею, первою поверенною тайн. Должен смотреть за нею, заботиться о ее умственном и нравственном совершенстве, снисходительно и терпеливо отребляя недоброе и насаждая доброе, неисп­равимое же в теле или нраве снося благодушно и благочестно. Но уж никак не позволять себе развратить ее своим небрежением и вольностию. Муж — убийца, если смиренная, кроткая и благочестивая жена становится у него рассеянною, своенравною, Бога не бояще­юся… Блюдение, однако ж, нравственности не препятствует удовлетворять ее желанию дер­жать себя прилично и иметь общение со вне­шними, хотя не без соизволения его.

3) Обязанности жены

Жена же со своей стороны должна во всем слушаться мужа, всячески нрав свой склонять к его нраву и быть ему всецело преданною, что­бы ни делом, ни мыслию даже не загадывать ничего без его воли. Потому верно исполнять все его распоряжения, советы, повеления, и в мысль не попуская того, чтобы когда-нибудь поставить на своем, вообще ни в чем не желать и не являть главенства. В случае несогласия быть уступчивою и терпеливо сносить все, что покажется не по нраву; иначе не сохранишь мира дорогого. Однако ж это не отнимает у нее обязанности заботиться о добронравии супру­га. Своею мудростию и влиянием она может изменить его нрав, если он неисправен; по крайней мере, она не должна оставлять его в небрежении, но, сколько есть ума и сил, действовать на него и исхищать как из огня. Для сего саму себя украшать преимущественно добродетелями, другие же украшения иметь как нечто стороннее, средственное, от чего лег­ко отказаться, особенно когда сего потребует необходимость поправить дела. Наконец, по­мнить, что на ее доле блюдение домашних дел, хотя исполнительное только… Ее долг — делать положенное; видя какую нестройность, сказать и восстановить, или восполнить.

бб) Родители и дети
1) Обязанности родителей

Супруги имеют быть родителями. Дети — одна из целей супружества и вместе обильный источник семейных радостей. Потому супру­ги должны чаять детей как великого дара Божия и молиться о сем благословении. Бездет­ные супруги действительно суть нечто оби­женное, хотя иногда это бывает и по особен­ным намерениям Божиим. Молясь же, они должны и себя готовить к тому, чтобы быть добрыми родителями добрых чад; для сего хранить целомудрие супружеское, то есть трез­венную отчужденность от сладострастия; хра­нить здоровье, ибо оно неминуемое есть на­следство детей: больное дитя что за радость? Хранить благочестие, ибо как бы ни происходили души, а они в живой зависимости от сер­дца родительского, и характер родителей иногда очень резко отпечатлевается на детях. Любимое чадо, когда Бог его дает, надобно будет воспитать, а для того иметь достаток; пусть же заботятся о нем заранее не на насто­ящее только, но и на будущее.

Когда Бог дарует чадо, радуйтесь и благо­дарите, яко человек родися в мир. Бог повто­рил первое благословение и через вас: прими­те же дитя как от руки Божией. Но потому же и поспешите освятить его таинствами, ибо здесь вы посвятите его на служение Богу ис­тинному, Коему и сами вы, и все ваше долж­ны принадлежать. В дитяти смешение духов­но-телесных сил, готовых принять всякое на­правление: положите на нем печать Боже­ственного Духа как основу и семя вечной жиз­ни. Отовсюду теснится сатана со своим злом: оградите дитя оградою Божественною, непро­ницаемою для темной силы. Освященное в та­инствах дитя блюдите потом как святыню: не оскорбляйте Духа благодати и Ангела Храни­теля, окружающего колыбель, своим невери­ем, невоздержанием, немиролюбием.

Начинается воспитание — дело родителей главнейшее, многотрудное и многоплодное, от коего благо семейства, Церкви и отечества. Тут-то и покажите истинную любовь. Родите­ли, можно сказать, не вы: дитя родилось неве­домо для вас как. Воспитать же его — ваше дело. В сем деле на все надо обращать внима­ние: и на то, что есть дитя, и на то, чем быть ему. Нужно воспитать тело его, доведши его до того, чтобы оно было и крепко, и живо, и легко. Мало предоставлять все природе; дол­жно и самим действовать по плану с целью, пользуясь опытами других и пособиями здра­вой педагогики. Но еще больше должно поза­ботиться о воспитании духа. Благовоспитан­ный духом и без крепкого тела спасется. Себе же оставленный будет страдать от тела креп­кого. В сем отношении должно образовать ум. нрав и благочестие. Ум, если можешь, сам раз­вивай, а если нет — отдай в училище или имей учителя. Нужнее при сем здравомыслие, кое­му и без наук учатся, нежели научность. Не всякого долг — научить символу, заповедям молитве, или дать познать христианскую веру Нрав ничем так не образуется, как собствен ным добрым примером и удалением от худы? примеров сторонних. Предотвращай: сердщ невинное под действием благодати окрепнет и добрые его расположения обратятся в нрав. Тем нужнее свое благочестие для укрепления благочестия дитяти… Ибо оно относится к не­видимому. Здесь дела благочестия домашние совершают все по благодати Божией. Пусть дитя участвует в молитве утренней и вечер­ней; пусть будет, сколько можно чаще, в Цер­кви; сколько можно чаще, причащается по вере вашей; всегда пусть слышит ваши благо­честивые беседы. При этом нет нужды обра­щаться к нему: оно само будет слушать и со­ображать. Родителям надо со своей стороны все употребить, чтобы дитя, когда придет в со­знание, сильнее всего сознавало, что оно — христианин. Но опять, главное, собственно, дух благочестия, проникающий и прикасаю­щийся душе дитяти. Вера, молитва, страх Бо­жий выше всякого приобретения. Их прежде всего внедрите. Выучившегося читать надо ос­терегать от беспутного читания. Жажда чте­ния неразборчива. Надо выбрать и дать что чи­тать. Развивающееся дитя покажет, к чему оно гоже. Потому должно полагать основы буду­щему его прочному, нешаткому, небоязненно-му действованию на принятом поприще, при­готовить к званию, чтобы оно умело в нем дей­ствовать, и телом и душою было сроднено с ним и могло жить в нем, как в своей стихии. Если при сем нужно будет усугубить попече­ние — усугуби; если нужно прибавить предме­тов обучения — прибавь. То неодобрительно, если все предоставляют течению обстоя­тельств. Правда, Господь все строит, но Он же нам дает разуметь волю Свою в наших способ­ностях, склонностях и характере. Сему указа­нию внимать и на основании его действовать есть долг. Должно руководить дитя навыкать приличию в слове, одежде, положении стана, держании себя пред другими. В молодых ле­тах это тем уместнее, что там действует пере­имчивость, преимущественно внешняя, и что, утвердившись там, может так остаться на всю жизнь. Приличие — вещь будто незначитель­ная, однако ж, много беспокоит и смущает не-навыкшего ему. Надо предотвратить от сего дитя. Но опять, надо ставить сие дело в тени, как придаток, не возвышать и даже не гово­рить как это нужно, а учить просто, как учили ходить. Где рассыпаются похвалы сему, там приличие выдается из-за других, важнейших, вещей и заслоняет их. А это худо. Притом здесь разумеется благопристойность простая, скромная, почтительная, а не модная, вертля­вая, изысканная. Учить искусствам — пре­красное дело, именно: пению, рисованию, музыке и другим; то же к мастерствам женским и мужеским. Они доставляют приятный отдых духу и благонастроение. Но надобно, чтобы не забывалось главное: созидание духа для веч­ности. Этим должно определиться направле­ние искусственности, или внутреннее ее со­держание.

Надо, впрочем, помнить, что в воспитании не столько важен материал, сколько силы, или способность и умение доставать его. Что должно вынести из воспитания в сем отноше­нии — это трудолюбие — тяготение к труду и ненависть к праздности; любовь к порядку — регулярность, чтобы все делать вовремя, к ме­сту, не забегая и не отставая; добросовестная исправность — расположение, не жалея себя, не щадя сил, выполнять по совести все, что требуется. Это счастливейшее настроение, ка­кое обезопашивает на всю жизнь и внешнее счастие, и внутреннее благочестие. Но все же не должно забывать, что такие настроения составляют только внешнюю доброту, внут­ренняя же состоит в духе благочестия хрис­тианского.

Наконец, воспитанное дитя должно при­строить: дочь отдать прилично замуж, сыну достать место или вставить в порядок жизни, к какому он готовлен. В сем деле главное то, чтобы они сами могли потом безбедно жить и успешно трудиться. При выборе второй поло­вины можно иметь в виду расположение, но не должно уважать капризов, рождающихся от соблазна блеском и видимостию, а надо де­лать, что разумно видится прочным и полез­ным. Худо делают, когда оставляют детей вле­чению сердца в сем важном деле. Впрочем, и по пристройке детей не надо забывать их, но надзирать, направлять, руководить, вразум­лять. И право, и долг родителей не отстают от них по смерть. Ныне иначе на это смотрят. Но не все то законно, что ныне вводится.

Руководитель в воспитании детей — лю­бовь. Она все предвидит и на все изобретет способы. Но должно, чтобы сия любовь была истинная, трезвенная, разумом управляемая, а не пристрастная и поблажливая. Последняя слишком много жалеет, извиняет и снисхо­дит. Благоразумная снисходительность долж­на быть; но поелику она граничит с поблаж­кою, то строго должно смотреть за нею. Луч­ше несколько передать на строгость, нежели на поблажку, ибо она день ото дня больше и больше оставляет неискорененного зла и дает расти опасности, а та отсекает однажды навсегда или, по крайней мере, надолго. Вот почему иногда существенная надлежит нуж­да иметь воспитателем чужого. Где любовь уклоняется от истины, там часто, или почти всегда, через пристрастие впадет она в неспра­ведливость к детям — одних любит, а других нет, или отец любит одних, а мать — других. Это неравенство и у любимого, и у нелюби­мого отнимает уважение к родителям и меж­ду самими детьми с таких ранних лет поселя­ет некоторую неприязнь, которая при обсто­ятельствах может превратиться в посмертную вражду. Что ж это за воспитание? Не долж­но, наконец, забывать смирительного и вмес­те самого действительного средства исправле­ния — телесного наказания. Душа образуется через тело. Бывает зло, коего нельзя изгнать из души без уязвления тела. Отчего раны и большим полезны, тем паче — малым. Любяй сына своего, участит ему раны, говорит пре­мудрый Сирах (Сир. 30:1). Но само собою ра­зумеется, что к такому средству надо прибе­гать в случае нужды.

2) Обязанности детей

Так много приемлют дети от родителей! От них временная жизнь; от них же основание, на­чало, способы и жизни вечной. Отсюда и дети не естественно только, но и совестно должны быть обращены к родителям с особенными чувствами и расположениями, сознавать себя к ним обязанными и возгревать их в себе. Глав­ное чувство, которому большею частию не учатся, есть любовь с почтением и покорнос­тью. Должно только делать сии чувства разум­ными и вместе прочными до того, чтобы не ис­парились в целую жизнь. Воля родителей что воля Божия, лицо их — лицо Божие. Кто не чтит их, не покоряется им, отделился от них сердцем, тот извратил свою природу, отпал и от Бога. Потому всячески храни в сердце чес­тными лики родителей твоих, ни хульною мыслию, ни словом не наводи на их лицо тени и не смущай сердца своего. Пусть есть поводы к тому — не внимай им. Лучше все потерпеть, нежели отделиться сердцем от родителей, ибо им Бог дал силу Свою. Чествуя родителей в сердце, будешь всячески остерегаться оскор­бить их словами и поступками. Кто нечаянно их оскорбил, зашел далеко; кто же сделал это сознательно и в недобрых движениях сердца, тот зашел еще далее. Оскорбление родителей очень опасно. Близ него предание сатане, по тайной некоторой связи. Затмивший чествова­ние родителей в сердце сам только отделился от них, а оскорбивший их может отделить от себя и родителей. Но коль скоро сие случит­ся, отрезанный поступает под видимое влады­чество другого отца, отца лжи и всякого зла. Если это не со всяким оскорбителем случит­ся, то тут Божие снисхождение и покров. Во всяком случае опасно оскорбление, не только бесчестно и неразумно. Потому-то всегда дол­жно спешить восстановить здесь мир и любовь, нарушенные через оскорбление, чем бы то ни было. Остерегаясь от оскорблений личных, надо удерживаться от оскорблений лица роди­тельского и пред другими — словами поносны­ми, или злословием и хулою. Кто уже и вон понес неуважение, тот стоит на краю зла. Чтя­щий родителей будет всячески заботиться и поведением своим радовать их и пред други­ми святить их, величать и всячески защищать от неправд и осуждений. Больше всего дети должны дорожить родительским благословени­ем, потому всячески стараться получить его, а для того заботиться и о том, чтобы сердце ро­дительское было отверзто к ним, а не закрыто. Благословение родителей похоже на всемогу­щее слово Божие. Как то размножает, так и сие. Напротив, неблагословение и клятва сокраща­ют и как бы иссушают. На ком нет его, тому ни в чем и счастья нет, все из рук вон. Пропа­дает и свой ум, и другие отчуждаются. Нако­нец, сладкий и спасительный долг — упокое­ние родителей престарелых. Тут питается про­странно благодарная любовь; сим же привле­кается и вся сила благословения родительско­го, и все блаженство благоволения Божия. Не имея родителей, вместо их можно покоить чу­жого старца, ибо вообще лицо старчее — Бого-светлое лицо.

вв) Родные

Родители кают родных и, поставляя их во вза­имоотношения по их чину, дают бытие разным новым обязанностям семейным. Здесь

Первое непосредственное место занимают братья и сестры, зачавшиеся в одной утробе, одним молоком питавшиеся, возросшие под одним кровом, одним попечением и любовью. Чувствам родства не учат, они сами есть. Тако­ва и братняя с сестринскою любовь… В чем она, выяснить нельзя. Она не то что любовь к ро­дителям или друзьям и благодетелям… Ее толь­ко чувствовать можно, а не выражать, отличая одним словом: братняя, сестринская. Это гла­ва обязанностей! Из нее сам собою рождается мир крепкий и согласие — неиссякаемый источ­ник взаимных радостей, обвеселения родителей и всего семейства. Самое великое несчас­тье, когда братья и сестры не в ладу. Начинают особиться, всякий тянет себе, оттого прекраща­ется порядок, взаимносодействие и успех. Сила дома слабеет и наконец совсем рушится. Есть братья старшие; их дело — беречь и настраивать младших, младших же долг — уважать старших и их слушаться. Это естественно.

И между другими родными родственная любовь естественна и вместе обязательна; только она принимает разные виды и оттенки, смотря по чину родства. Так, между праотца­ми и внуками должны быть — у тех желатель­ное радение, а у сих уважение, близкое к бла­гоговению, благодарность и желание достав­лять всякое утешение; между дядями и пле­мянниками — от тех совет и пример, а от сих уважение и внимание. У сирот и вдов в отно­шении к другим — некоторое уповательное бо­лее, нежели желательное, близкое к требова­нию расположение, у других же к ним при уважении — сердоболие, сострадание, утеше­ние, особенно бегание оскорблений.

гг) Другие, случайные лица, принимаемые в семейство

Нередко надлежит нужда трудное дело воспи­тания детей по разным частям родителям разделять с другими. Отсюда новые в семействе отношения, новые и обязанности между роди­телями, теми лицами, кои принимаются, и детьми. На родителях лежит выбор всех осмот­рительный, внимательный, чтобы с благона­дежностью и доверием можно было поверить им сокровище свое: принятых надо блюсти и назиратъ, чтобы и сами в себе, и в своем деле они были исправны; первое — начало после­днего; если того нет, ни к чему и сие. Но при сем и самим уважать их, и быть к ним спра­ведливыми и внимательными, и детям вну­шать такое уважение. Особенно на родителях лежит иметь план, чертеж воспитания, и са­мим деятельно приводить его в исполнение или по нему направлять исполнителей: иначе нельзя, когда дело разделено между многими… Вред от несоблюдения сего неизбежен; но что он не всегда виден, это потому, что он оседает в душе, а не видится во вне. Затем по разным частям воспитания идут разные лица.

Дело отдоения поручается иногда кормили­цам. Само собою разумеется, что лучше, бла-гочестнее и собственно родительски поступа­ют те матери, кои кормят сами. Тут единство соков, или животных элементов, для тела и единство духа при живой любви решают успех и благонадежность воспитания. Нет со­мнения, что та мать не без греха, которая не делает сего по моде, лености и неге. Но есть крайние нужды извиняющие, когда вместо пользы может быть вред для себя и дитяти. При вверении отдоения сторонним ошибают­ся те, кои смотрят только на телесную или животную часть кормилицы. Она нужна, но при ней должны быть добрый нрав и сердце… Дивно, как нрав переливается с молоком. Но, кроме того, он непосредственно перейти мо­жет от одного общения непрестанного. Корми­лицам должно помнить сие; потому, принима­ясь за дело свое, хранить благочестие и чис­тоту и исполнять его с молитвою и любовью, подобною родительской.

Отдоенное дитя поступает на руки няни. Здесь еще больше осторожности, ибо больше и опасности. Труд няньки продолжительнее, и дитя тут уже начинает понимать. Можно сказать, здесь особенно прочная полагается основа будущему нраву, который, сомнитель­но, испаряется ли когда. Это, конечно, хоро­шо, если нрав добр; а сколько зла, если худ! Здесь, кроме доброты, необходимо еще и уме­ние обращаться с малыми. Сколько у них со­стояний! Сколько желаний, причуд! Все это надо видеть и знать, как наклонить в добро, как поступить в том или другом случае, вос­пользоваться тем и другим. Нрав няньки чи­тается в глазах, в поведении и обхождении и перенимается. Из обращения няни может выйти своенравное, упорное или изнеженное дитя, а иногда и с пороками, например, воров­ства, пересмешек, сварливости и проч. Так и няне надобно со страхом и опасением стано­виться нянею, и родителям брать ее должно с такою же осмотрительностью, а взявши, блю­сти, руководить, убеждать, умолять.

К дитяти отроку приставляется учитель, один или не один. Здесь выступает на череду преимущественно душа. Ее начинают органи­зовывать. Нет нужды и напоминать, что ей должно доставлять настоящие элементы, то есть что-нибудь духовное, а не язык только, и элементы прочные, проникнутые истиной, добром, благочестием, и притом полные, име­ющие пройти по всем частям ее, а не к одной только. Нужно это, чтобы душа не сохла от скудости, не сделалась больной от порчи и уродом от неполноты. Кроме же элементов, надобно иметь еще умение привить их как дол­жно. Душа не мертвое влагалище, а живой приемник. Можно набить ее, хоть бы даже и добром, но то, что не усвоено, не есть ее. От­сюда видно, каков должен быть учитель. Он должен иметь, кроме богатства внутреннего, еще и опытность. Такого можно назвать учи­телем способным. Приступая же к делу учи­тельства, он должен в основу своих располо­жений учительских положить искреннюю, даже отеческую любовь к детям. Ибо хотя в не-, которой только части он берется заменять ро­дителей, но дух должен быть одинаков и в ча­сти, как и в целом. У сей отеческой любви, с одной стороны, стоит всеизобретателъная не­усыпность, горящая ревностью не лишить ничего, а все доставить; с другой же — благо­разумие, остепеняющее и руководящее не­усыпность. Его дело предрасполагать, подме­чать начатки, блюсти тонкую постепенность. Это в развитии добра. Только при сем оно будет живо прививаться. Что до худого, его должно отсекать без жалости, но и не без снис-‘ хождения и осторожности. Характер, звание, лета, привычка здесь очень много значат. Все­гда же при нем — степенная важность, не вы­сящаяся, но и не унижающая себя, привлека­ющая, но не поблажающая. Главное же в на­ставнике — благочестие, искреннее, непод­дельное, и при нем — Православие… У неправославного дух не тот, сим духом и он весь пропитан, и все его знание. Он успеет передать его, хотя бы учил только языку.

Ко всем сим наместникам родителей дети должны иметь любовь — иначе ничто не при­вьется; уважение — иначе привитое будет чу­жим, в презрении, как нарост, который скоро сбросят, и беда, если это касается религии; благодарность — святой плод чувства блага от воспитания; во всякое время покорность и тер­пеливое сношение их строгостей и старание предотвратить их.

дд) Господа и слуги

Нередко нужна бывает сторонняя помощь, а иным — служба. Принимается в дом по усло­виям чужое лицо для деятельного, трудового участия в делах дома; образуется новый союз служащих и принимающих услугу, а отсюда и новые обязанности — господ и слуг.

Господа, прежде всего, содержать должны верное понятие о себе и слугах. И слуги одной с ними природы, дети одного Отца небесного, сподобившиеся той же благодати, имеющие то же упование и то же наследие на небесах. И господа имеют над собою Господа, Который возьмет с них отчет о преставлении и Который Один и возвышает, и понижает, и в сем не смотрит на лица. Господа и слуги суть состоя­ния временные, случайные, преходящие; веч­ное в тех и других то, что каждый есть во Хри­сте Иисусе и вследствие чего иногда, по слову Господа, последний бывают первый… (Мф. 19:30). Выходя из такого понятия, господину христианину не свойственно ни презирать слуг, ни гордиться над ними, тем меньше по­мыкать ими, как вещью; а напротив, всячески восставить в сердце своем главные христиан­ские расположения и к ним, то есть иметь их, как братии о Христе, и соответственно тому не лишать и уважения, и расположения, и спра­ведливости, и внимания. Такие расположения не помешают правам, и права не должны пога­шать их. Ибо те — внешние, а сии — внутрен­ние; те — в деле, а сии — в сердце. Ничто в мире не может дать христианину права уволить себя от христианских расположений к христиани­ну, кто бы он ни был. Отсюда в главном деле слуги и господина — служении и повелении, или приказах — надо все расположить так, чтобы ни господин, повелевая, не был преобладали, ни слуга, исполняя, не превращался в страда­тельное орудие. А для сего лучше ввести его в порядок дел и сделать как бы господином в сво­ем ему круге: пусть действует как бы от своего лица. Слуга должен сознавать свою зависи­мость и быть готовым к беспрекословной и молчаливой покорности, но братство должно заставлять и господина сделать его развязан­ным действователем. Разумное служение луч­ше механического. Принят в дом: пусть же бу­дет он у тебя как родной домочадец. Слуга слу­жит и готов служить по долгу, но если ты со­знаешь его братом, то не должен принимать его трудов как должную повинность, но как услу­гу братскую, за которую обязан благодарнос-тию. И есть долг чувствовать и изъявлять сию благодарность самым делом. Всего лучше сию благодарность засвидетельствовать взаимным служением ему, или усердным о слуге попече­нием. Доставь покой и довольство его телу, сохрани здоровье его и целость. Увечить, ис­тощать, небречь о слуге — бесчеловечно. Но это все временно, как временно вещественное слу­жение слуги. Есть вечное дело за слугою, кото­рому временная служба не должна мешать. Это ревность о спасении души… В сем отношении господин может быть спасителем слуги. Вра­зуми и растолкуй, в чем дело, наставь и на­строй, доставь способы исполнять дела благо­честия, особенно в праздники, и, вообще, дея­тельно блюди его поведение: доброе не расстраивай, худое исправляй. Таковы дела любви! Правда же требует, чтобы не требовать от них ничего, к чему они не обязаны, и воздавать все, к чему сам обязан. Чем очевиднее сей долг и чем он удобоисполнимее, тем преступнее его нарушение. Оно раздирает душу, исторгает ропот и жалобу, которая в Слове Божием сто­ит вместе со стоном сирот и вдовиц. Не мень­ше справедливостью требуется и снисхожде­ние, или терпеливое сношение их слабостей и недостатков, терпимых, разумеется. Неспра­ведливый в сем отношении — презритель, уко­ритель, недовольный — грешит против Бога, раздающего дары и знающего, как их раздавать. Нрав — другое дело; а что не от произвола, пред тем должно терпеливо молчать, помня Бога, все видящего и все испытующего. Наконец в обращении должно быть чуждым гордости, властолюбия, жестокости, но кротку, тиху, приветливу, как и вообще. Самые выговоры смягчать надо голосом убеждения и сердолю-бия, давая их от лица правды, а не от своей воли; вообще, все должно делать, чтобы слуга, сколько можно, приближен был в отношени­ях к нему господина к своим семьянам, род­ным; не доходил до чувства отчуждения, ибо это больно, и еще в доме христианском.

Как господин, так и слуга прежде всего дол­жен уяснить и твердо содержать верное поня­тие о себе и о своем состоянии. Одному одно, а другому другое состояние Господь дает. Он же вместе заповедует всякому верным пребы­вать своему званию. Отсюда — с благодушием, покорностью и любовью, без всякого неблаго­воления и недовольства слуга должен прини­мать и сносить свое состояние; потому быть тщательным в исполнении тех добродетелей, кои лежат на нем как на слуге. Первое — почи­тание господ. При всем их снисхождении и любви ты держи себя в своем чине, и на сколь­ко те приближаются, на столько ты отступай почтительным отдалением. Что по милости, то всегда можно потерять и потерять тотчас, как забудешься, ибо это забвение и побуждает большею частью господ не являть особой бла­госклонности. Второе — совершенное повинове­ние и покорность. Не имей власти над собою, пусть там рука, и нога, и глаз, куда велят их об­ратить. Пусть тебя вводят сами господа в по­рядок службы, не мудри, а вникни и будь вер­ным исполнителем. Далее — верность. Оправ­дывай доверие и возвышай его; сделай, чтобы на тебя во всем можно было положиться. На­конец — искренность. Не пред очами только работай, а по совести, как пред Богом. Так, ис­полняя волю господ, будешь служить Богу. Это добродетели слуги как слуги. Но он принят в дом, почему должен своим образом исполнять и домохозяйственные добродетели: радеть о пользе дома, блюсти и защищать его честь, не выносить, что в нем бывает. Наконец, сознавая, что если милости оказываются ему, то оказы­ваются по любви и могут не оказываться, при­нимать их с благодарною и преданною любо­вью. Если же будут неудовольствия от нрава господ, сносить терпеливо, сколько можно, а тем больше сносить неудобства от недостатков. Раздели участь с теми, кои выше тебя.

Но, вообще, состояние господ и слуг не дол­жно изгонять из мысли того христианского преимущества, что все мы свободны только во Христе, что нет свободы без истинно христи­анской благодатной жизни, что тот уже и раб, кто в страсти, и тот свободен, кто ходит в за­поведях Господних непорочно.

Б. Обязанности церковные

Господь предал устроение царства Своего, то есть Церкви, апостолам, чтобы учили, крести­ли, научали блюсти, апостолы — епископам, епископы разделяют дело свое апостольское со священниками. Всех их дело — созидать дом Божий учением, таинствами, священно­действиями, руководством, или, что то же, па­сти церковь. Отсюда всегда в церкви пасты­ри, или без пастырей нет и церкви, ибо через них царство Божие передается из века в век. Призванные ими, внявшие гласу, составляют паству, питаемую на пажитях Божественного Слова, Святых Таинств и священнодействий. Таким образом, в составе церкви есть паства, есть и пастыри. Каждый христианин ближай­шее должен иметь отношение к своему пасты­рю, и обратно, пастырь — к каждому пасомо­му. А отсюда и взаимные их обязанности.

а) Обязанности пастырей

Дело пастыря есть дело апостольское, и дух па­стыря должен быть апостольский. Это — рев­ность о спасении душ, ревность живая: не со­знаваемая только как обязанность, но и поры­вающаяся, или снедающая; деятельная: не внутри только ощущаемая, но употребляющая и предлежащие средства не в слове только, но и в деле; разумная: сознательно, а не во мраке идущая к намеренному, или разумно видящая соотношение средств с целями; терпеливая, или ожидающая терпеливо, как земледелец плода, и не утомляющаяся от трудов в ожида­нии, или терпящая неудобства и противности; но главное — благочестивая, не о себе, а о сла­ве Божией и спасении душ все старание при­лагающая. Исходя с таким духом, он должен являть лицо свое украшенным всеми доброде­телями, как представитель Царства Христова духовного и как образец для паствы, особенно же теми добродетелями, кои всегда должны со­провождать истинную ревность и имеют не­престанное почти упражнение в его трудах. Это — попечительность отеческая, вниматель­ная и болезненная, степенность, чистота, трез­вость, осмотрительность, благодушие, муже­ство, сострадание, снисходительность, беско­рыстие. В самом действовании по-пастырски ему должно быть для паствы проводником всех сокровищ Церкви, быть тем, чем есть Церковь, ибо пастырям завещано Царство. Следователь­но, их дело учить — настоять благовременно и безвременно, и не учить только, но и руково­дить в жизни по учению; а для сего строго блю­сти, назиратъ все пути всякого пасомого и со­ответственно действовать на них: освящать та­инствами и приучать к служению Богу в духе и истине посредством священнодействий, и ог­раждать их молитвою, и своею, и церковного, от всех наветов. Для того же, чтобы благоус-пешно и с пользою совершать все сии дела, он должен знать и все более и более познавать та­инства веры и жизни христианской и учиться вводить в них души, и это во всю жизнь и со всею неутомимостию; узнавать всевозможно свойства и всей вообще паствы, и каждого па­сомого и приучаться применять свое действо-вание к ним на созидание; паче же всего все­мерно привязать к себе паству, чтобы смотре­ли на его лицо с уважением и любовью. Сей сердечный союз — условие всякого успеха и везде, тем больше в делах духовных.

б) Обязанности пасомых

Соответственно такому духу и такому попече­нию пастырей и пасомые должны быть не не­подвижными в деле спасения, но, предавая себя образованию пастырей, как готовый ма­териал, и сами должны всемерно порываться на сие дело, содействовать им в сем и облег­чать труды их. Отсюда пастырей, ревнующих об их спасении, принять должны, как послан­ников Божиих, как Самого Бога, через них при­ближающегося; пастырей, являющих доброде­тели пастырские и общехристианские, избрать в образец своей жизни и стараться подражать им. Если на пастырях раздаяние сокровищ Церкви, пусть обращаются со всеми нуждами духовными прямо к ним, а не куда-либо в дру­гое место; и именно каждый пусть спешит к своему единому пастырю и при сем, когда он учит, внимать, когда руководит, покорство­вать, также просить освящения таинствами и ограждения своего церковного молитвою. Па­стырю нужно знать пасомых: пусть открыва­ются ему искренно, без опасений и подозре­ния; нужно иметь вес: пусть позаботятся не отнять у души своей уважения к нему, снис­ходя и изглаждая из мысли все несовершен­ства и недостатки и всемерно стараясь словом и делом защищать его честь от клеветы, хулы и осуждения. За то же, что пастырь почти все время проводит в приобретении способов дей­ствовать на них духовно, должны со своей сто­роны служить ему вещественно, доставляя способы жизни и продовольствия.

в) Обязанности клира

Около пастыря всегда есть лица второстепен­ные, помощные, составляющие клир. Они зани­мают как бы средину между пастырем и пасо­мыми, потому и к сим должны иметь отноше­ние и соответственные обязанности. Их долг — покорствовать пастырю и во всем повиновать­ся и не только не противодействовать и не ме­шать его распоряжениям и деятельности, но всячески содействовать ему верным исполне­нием поручений, а иногда предостережением и даже скромным советом; тщательно и благого­вейно исполнять лежащие на них должности и во время служения являть всем, что соверша­ют дело Божие, высшее и первое в числе дру­гих дел; между собою жить в мире и согласии, соединяясь в одной цели, а для того поспешно, со всяким пожертвованием, восстановлять свой союз и примиряться в случае размолвок; являть во всем образец благонравия и благоче­стия, быть вседоступными для народа и гото­выми на удовлетворение всякой их нужды с участием, быть общительными со всеми и всех приближать к себе, чтобы на всех действовать.

г) Обязанности монашествующих

Особый чин в Церкви составляют монаше­ствующие. В первые времена они не отделя­лись от народа, хотя вели особую среди его жизнь. Но потом они отделились и составили свой священный союз по благочестию, союз, под руководством совершеннейшего, подвиза­ющихся о спасении в братском единении. Главное их значение — в малом виде предста­вить лицо Церкви Христовой в ее совершен­нейшем состоянии. Совершенство в христиан­ском житии есть главное дело всякого из мо­нашествующих. Но поелику все они между собою и со своим руководителем вступили в особые отношения, то отсюда имеются и раз­ные обязанности у них. Судя по сему

а)  Главное дело монахов есть молитва не­усыпная, непрестающая, о Церкви, отечестве, живых и мертвых. Они — жертва Богу от об­щества, которое, предавая их Богу, из них со­ставляет себе ограду. Применительно к сему в монастырях преимущественно должно процве­тать священнослужение благообразное, чинное, полнейшее, продолжительнейшее. Церковь яв­ляется здесь во всей красоте своего облачения.

б) Имея первою целью совершенство в хри­стианской жизни, они дают обеты. Тем стро­же должны исполнять сии обеты они, что стремятся к богоугождению, к делам которо­го принадлежит и исполнение обетов. По су­ществу сих обетов каждый должен чувство­вать в себе, что у него нет ничего своего, дол­жен иметь себя бедным, ничего не стяжевать, а все, что есть и имеется, относить ко всем; должен спешить взойти к бесстрастию, ревнуя об ангельском житии; для того удручать тело свое постом, бдением, трудом и держать себя так, чтобы не только тело не чувствова­ло страстных движений, но и душа была сво­бодна от помыслов и страстных, и суетных; не должен иметь своей воли, но всецело и душу и тело предать в распоряжение настоятелю и, несмотря ни на какие кажущиеся несообраз­ности, делать только то, что повелит; главное же, действуя телесно, должен действовать и духовно, ибо в духе цель телесного.

в) Составляя из себя, под руководством одного, братский союз и как бы одно тело, они составляют как бы частную Церковь, а пото­му имеют на себе и прежде изложенные обя­занности церковные. Здесь настоятель — пас­тырь; братие — пасомые. Дело настоятеля — неусыпное попечение о спасении и совершен­нейшем житии братии; хранение в ненаруши-мости древле-положенного чина как общего монашеского, так и частного, в своем монас­тыре, равно как и обычаев, принятых от отцов; его же дело пещисъ о благосостоянии и благо­лепии храма и всего монастыря, промышлять а содержании братии монашеском. Дело бра-тий — покорствовать во всем своему настоя­телю и отцу; точно и тщательно исполнять служение и послушание свое, потому что тем строится и стоит целое; между же собою пре­бывать всегда в братском союзе, мире, любви, смиренном взаимнопредпочтении, в общении духовном, во взаимном содействии, вразумле­нии и укреплении; не соблазнять и не соблаз­няться, не обижать и не обижаться.

Так как монашествующие, вышедши сами из мира’телесно, не оставляют его духом, не­престанные воссылая молитвы о благососто­янии обществ, то и мир не должен забывать их и не только не препятствовать образованию монастырей, но всячески желать того и содей­ствовать сначала уступкою самых лиц и мест, а потом доставлением нужнейшего; да и все­гда иметь монастыри в чести и благочестном внимании, благодарить за них Бога и молить о безопасности подвизающихся, и внешней и внутренней, ибо много им труда, и сильны и скоры для них соблазны.

В. Обязанности гражданские общественные

Господь благоустрояет на земле государства и дает им главу в царе, чтобы они, под управле­нием единого, согласным действованием всех созидали свое благоденствие временное для благоуспешнейшего достижения вечного спа­сения. Христианин, делаясь членом Церкви, не престает быть и членом общества и не дол­жен. Он должен только, принявши христиан­ство, освятить им свое служение обществу. Отсюда есть на христианах и общественные обязанности, все, как и во всяком государстве, подчиненные только христианству и проник­нутые духом его. Судя по сему, —

а) Дело государя, Богом поставленного и являющего лицо Промысла Божия о людях, — сознать сие великое значение свое и выпол­нять его со страхом, вниманием к своему внут­реннему, в непрестанном благоговении, чтобы принимать от Бога, через сердце, Его промыс-лительные распоряжения; любить народ, как свое тело или как отец свое семейство; для это­го сердобольно заботиться о нем во всем его объеме, во всех нуждах и со всех сторон, блю­сти его вес и безопасность внешнюю и устро-ять внутри; изобретать способы к довольству, уравнению прав и порядку; распространять просвещение по всем классам народа — и про­свещение истинное; блюсти чистоту нравов и искоренять пороки; хранить национальный дух, характер, обычаи, постановления; главное же, насаждать веру истинную и заботиться о благоденствии и цвете Церкви по чувству бла­гоговения или любви к Богу, Его возвеличив­шему, по любви к народу, по самым условиям благоденствия, кои суть благословение Божие, чистота сердца и воли, верность престолу и клятве; а для того иметь в великом внимании религиозный дух и не только не попускать расстроиваться ему какими-нибудь учрежде­ниями, а напротив, все учреждения освящать сим духом, чтобы таким образом жизнь в об­ществе сливалась с жизнью религиозною и обе шли об руку, как Моисей и Аарон. Вообще, все так должно устроить, чтобы выше всего стояла вера и Церковь, и крест Христов все покрывал.

б) Общество — тело под главою, — госуда­рем. Каждый член его должен иметь отноше­ние и к лицу государя — главы, и к целому об­ществу — телу.

аа) Обязанности к лицу государя императо­ра: с благоговением,принимать его как Богом поставленного, как помазанника освященного; являть ему молчаливую покорность во всем как изрекающему волю Божию; прилеплять­ся к нему благодарною любовью и быть всегда готову жертвовать даже жизнью за его безо­пасность, покой и счастье; чтить его в себе чувством, пред другими — словом, удерживаясь от неуместных, тем более дерзких сужде­ний о нем и делах его, денно и нощно воссы­лать о нем усердные молитвы, ибо и он день и ночь не имеет покоя, заботясь о нас; повеле­ния его и учреждения чтить, принимать, ис­полнять без размышления, с терпением.

бб) Обязанности к телу государства, с коим всякий соединен пожизненно, коего бла­годенствие и неблагоденствие отзываются во всех членах, с коим каждый через рождение вступает в условия, суть достодолжно любить, дорожить им и быть ему преданным по чув­ству благодарности и благочестию; не только не замышлять и не делать ничего ему во вред или унижение, но, напротив, всем, чем кто может, содействовать его благоденствию, за­ботиться о нем, иметь его во внимании и то сорадоваться ему, то печалиться о противном; злое же всячески предотвращать и все узнан­ное открывать, всем возвещая подозреваемую и прозреваемую опасность; знать и хранить законы его, охотно им повинуясь и усердно неся все повинности, не уклоняясь от суще­ствующих постановлений; блюсти характер своего народа, чтить его, возвышаться до него, защищать его и все добрые отечественные обычаи беспрекословно хранить, а недобрые, тем более нехристианские, стараться искоре­нять; ненавидеть, презирать все чужое, но принимать его только под условием крайней нужды и совершенного согласия со своим ду­хом; не пристращаться неразумно к своему, но никогда не быть к нему холодным, оставлять же его не иначе как когда указано будет, что оно чуждо духа нашего и есть сам собою вкравшийся недостаток, как нарост.

вв) Общество есть тело. Дело жизни в теле разделено между многими членами и поддер­живается взаимодействием их стройным, вер­ным, непрерывным. И дело жизни обществен­ной разделено между многими, и только со­гласным и верным действием ее частей может созидаться общее благоденствие. Отсюда час­тные обязанности общественные.

Первое место по царе занимают правитель­ственные лица и учреждения. Это руки, и ноги, и очи царя. Ими он везде бывает, все видит, все делает. Для того ими осечено, как бы се­тью обнято, все государство, во всем простран­стве — от столицы до последнейшего селения и притом во всех своих видах: военном, учеб­ном, экономическом, судебном, надзиратель­ском. Это протоки милости и правды царской и вместе пути восхождения к царю нужд итребований от народа. Это дает бытие в обще­стве начальству, в разных его видах, и подна­чальным. Отсюда…

1) Дело начальства главное — быть верным орудием царя, посредником между ним и на­родом; знать значение и требование своей ча­сти и тщательно исполнять положенный на нее устав; к подначальным, по своей части, являть всю правду, стоя к ним лицом закона; являть также и всю любовь и благосклонность, чтобы не лишить доступа к милостям царя и к законам; во всем же сем действовать искрен­но, как пред Богом, по клятве и присяге, кото­рая дана.

2) Дело подначальных — покорствовать на­чальству и всякое повеление исполнять доб­росовестно, без ропота, лености и замедления; уважать его, почитать и благодарно любить; молиться за него и защищать честь его от зло­словий, тем паче не злословить самим.

гг) Разные нужды государства поручаются разным лицам, или принимаются на себя раз­ными лицами, кои все в совокупности состав­ляют часть общества служебную, существен­ную в нем. Отсюда разные общественные службы и разные должности, кои соответству­ют нуждам: для внешней безопасности — войны, для благочиния — полиция, для образова­ния умственного — учителя, на случай болез­ни — врачи, для удобств в жилище — масте­ра, художники, для содержания — земледель­цы, купцы и проч. Все они средства государ­ственные, коими государь через посредство правительства созидает свое государство. По­тому есть существенная нужда, чтобы каждый из них действовал как положено и как хрис­тианин действовал по-христиански. Отсюда —

1) Так как не рождаются служащими, а принимают службу, то пойми ту, которую хо­чешь принять; рассмотри себя и, если найдешь себя способным и гожим, принимай ее с Божиим благословением и молитвою. Иному служба указывается рождением, но все есть время, когда он вступает в нее, потому то же должен сделать и он. Лучше всего при сем прислушиваться к внутреннему голосу и лич­ному настроению и принять то, к чему опре­деляет Бог дарованием сил и характером.

2) С принятою службою сочетайся сердеч­но, люби ее по смерть и никогда не перебегай от одной на другую без крайних понудитель­ных причин, то есть не иначе как или по оп­ределению начальства, или по сознанию ошибки в первоначальном выборе службы.

3) Всякая служба терпит усовершенствова­ние. Стремись к тому и предлагай на общее усмотрение открытое. Что же касается до ча-стнейшей своей должности, то в отношении к ней ведение и умение должно постоянно воз­водить до последнего совершенства.

4) Не все все знают и могут знать. Отсюда век учись: беседуй и советуйся с лучшими и опытнейшими по твоей части, с радостью и благодарностью принимая их советы.

5) При всем том помни, что временное все для вечного, телесное для духовного, обще­ство для веры. Потому всемерно старайся при­вить дух веры в ту часть, которая досталась на твою долю, сроднить с ней и проникнуть

дд) Служащих доставляют обществу или государству разные его сословия; это общий для его нужд рассадник, из которого берет оно возращенных й воспитанных им же и опреде­ляет к разным своим службам по роду и спо­собности. Сословия у нас: дворянство, духо­венство, горожане — купечество с мещанством и простой народ. Это соки общества, кои со­ответствуют сокам тела, дающим в нем флег­матический и сангвинический, меланхоличес­кий и холерический темпераменты. Каждое сословие имеет свой дух, свою степень, свои права и некоторым образом исключительное свое назначение. Со всем этим каждый соче-таваяся рождением своим и кровью, не забы­вает и не должен забывать того во всю жизнь. Отсюда —

1) Люби свое сословие, через которое Богу угодно было известь тебя на свет сей и поло­жить первые черты характерическому образо­ванию твоему.

2) Держи его характер, не искажая приме­сью чуждого, ибо из разнообразного, только стройно сочетаемого, устрояется прекрасное целое.

3) Терпи выгоды его и невыгоды, ибо они везде есть.

4) Украшай его доброю твоею жизнию и совершенством и возвышай тем цену его и вес.

5) Не завидуй, ибо и в других есть высшие и низшие, есть счастливые и несчастные…

6) Помни и чти его, хотя приведется служ­бою возвыситься над ним или изменить его.