(озвучено Никой)

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений

ПЕРЕЙТИ на главную страницу поучений и проповедей

**51. О зависти (Поучение в неделю о блудном сыне)
**52. Сеть гражданам (или мнимое доброжелательство) («Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спасаются» (Притч. гл. 2, ст. 9))
**53. Кривотолки и лицемеры («Законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Лк. 10:25))
**54. Безумие любостяжания и сластолюбия («В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12: 20))
**55. Осторожность в отношениях с людьми истинными и беззаконными («Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (Лк. 19:5))
**56. Помощь Божия в затруднительных положениях («Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу» (Пс. 65:12))
**57. Ветхий человек и новый («Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:4))
**58. Предостережение от опасных знакомств («Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» (Пс. 1:1, 2))
**59. Что значит тщетно принимать благодать Божию? («Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами» (2Кор. 6:1))
**60. Воздержание от грехов и жизнь святая по страху Божию («Возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием» (2Кор. 7:1))
**61. Сходство некоторых грехов с беснованием («Взываю Тебе, как хананеянка: “Иисусе помилуй меня!” Ибо не дочь имею я, но плоть, страстями тяжко одержимую и гневом разжигаемую, и исцеление подай возглашающему Тебе: Аллилуиа!» (Акафист Иисусу Сладчайшему кондак 11))
**62. Лицемерие («Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» (Ион.1:47))

51. О зависти (Поучение в неделю о блудном сыне)

Святая Церковь, продолжая приготовлять нас к великому посту, в сегодняшнее Воскресение предложила нашему вниманию притчу о блудном сыне (Лк.15:11–32). Эта евангельская притча изображает в трогательных чертах милосердие Отца небесного к кающимся грешникам, как бы ни были тяжки их грехи. Как отец блудного сына принял его в свои объятия после того, как тот несчастиями, постигшими его в удалении от отеческого дома, приведен был к раскаянию и выразил свое раскаяние смиренными словами: «отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим, прими меня в число наемников твоих», так и Отец небесный всегда готов простить и помиловать всякого грешника, притекающего к Нему с смирением блудного сына. Но если милосерд Отец небесный, то немилосерды люди. Примером подобного немилосердия служит старший брат блудного сына. Вместо того, чтобы порадоваться вместе с отцем о возвращении в отеческий кров младшего своего брата, он упрекнул отца в несправедливости к нему. «Вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка». Какое греховное чувство сказывается в этих словах? Чувство зависти. Это подает нам повод сказать несколько слов о сущности и тяжести греха зависти.

Зависть есть не что иное, как досада при виде благополучие и достоинств ближнего. Завистливый человек ощущает великую злость, когда видит, что ближний его превосходит его богатством, знатностью, успехами в житейских делах, умственными и нравственными качествами, привлекающими к нему всеобщую любовь и уважение. Завистливый человек не может без смущения и скорби смотреть на эти преимущества, – он из-за них желает зла ближнему и радуется, когда постигнет его зло. Он, по пословице, болит здоровьем ближнего. Ему хотелось бы одному владеть тем, что есть у ближнего. Но не всегда в зависти бывает корысть. Если зависть возбуждается внешним благосостоянием ближнего, она не всегда соединяется с желанием ему зла для того, чтобы извлечь какую-нибудь выгоду из его бедствия. Завистливый доволен будет, если ближний, которому завидует, лишится благосостояния, но он не обидится тем, что ему не придется поживиться насчет его. Он следует правилу: «ни мне, ни кому другому. Пусть я не получил выгоды от неудачи ближнего в житейских делах, мне то одно приятно, что его постигла эта неудача».

О тяжести греха зависти должно судить по тому, что завистливый чужд того, что составляет главное достоинство человека, особенно христианина. Человеку по самой природе свойственно любить ближнего, сочувствовать ему в горе и радости; у кого нет этого сочувствия, тот зверь, а не человек. Зависть уподобляет человека зверю. Естественное чувство любви к ближнему возвышается христианством. Христос заповедал любить всех на свете, доброжелательствовать даже врагам, ибо все люди суть братья между собою не только по природе, но преимущественно по благодати искупления. Посему христианская любовь не только не завидует (1Кор. 13:4), но радуется с радующимися и плачет с плачущими. Завистливый поступает наоборот. Он радуется, когда другие плачут, и терзается печалью, когда другие веселы.

Откуда произошла зависть? От диавола. Завистью диаволею смерть вниде в мир (Премуд. 2:24). Диавол есть первый завистник на свете. Он прежде всего позавидовал Богу, Его вседержительной власти и силе, пожелал сделаться равным Ему, возмутился против Него, и за сие низвержен с неба. Затем он позавидовал блаженству первых людей. Ему ненавистно было, что они пользуются благоволением Божиим, и вот он употребил все лукавство, чтобы лишить их блаженства. Он притворился доброжелателем их и склонил их к нарушению заповеди Божией клеветою на Бога. Когда он узнал, что первые люди удерживаются в повиновении Богу угрозою смерти, он уверил их, что нечего бояться этой угрозы, которую Бог произнес, будто по зависти к ним, ибо не хотел, чтобы они сделались равными Ему, вкусив от древа познания добра и зла. Ева поверила этой клевете, не подозревая злого умысла в клеветнике, и навлекла на себя и на все свое потомство приговор смерти. Итак, вот где корень греха зависти: в диаволе; обладаемые ею вступают в постыдное родство с диаволом. Диавол оклеветал перед первыми людьми Самого Бога. Диаволу подражают и завистливые люди, когда с целью уронить во мнении общества неугодное им лицо, осыпают его клеветами. Такое лицо, по вашему мнению, достойное уважения во всех отношениях, оказывается никуда негодным, его глубокий ум поверхностным, его красноречие скучным болтовством, его неукоризненная нравственность лицемерием, его дела человеколюбия и милосердия служат покровом своекорыстия и честолюбия, его благочестие и набожность – ханжество и суеверие, его благоразумие в делах житейских имеет чисто жидовский характер. Завистник готов наговорить против него всякого рода небылицы с целью поколебать во всех уважение к нему и диавольски торжествует, когда достигнет этой проклятой цели.

В книгах священного писания встречается немало возмутительных примеров греха зависти. Каин убивает Авеля по зависти к заслуженному им благоволению Божию. Братья Иосифа, обуреваемые завистью к нему, как любимцу своего отца, сначала решаются уморить его, затем по совету одного из них продают его в Египет. Брат Моисея Аарон и сестра Мариам завидуют первенствующему положению его в среде народа Божия и возмущаются против него. Из этих примеров видно, что для зависти нет священных уз родства, что завистливые люди способны сделаться заклятыми врагами близких родных, что им не жаль пролить даже невинную братскую кровь. Поистине, как говорит пословица, брат на брата пуще супостата.

Рахиль, не имея детей, завидует многодетной Лии, старшей жене Иакова, и говорит ему: «дай мне детей, не дашь – умру». Какое безумие! «Разве я Бог, чтобы исполнить твое желание?» (Быт. 30:1–2) отвечает ей Иаков. Вот до чего доводит зависть: она ослепляет человека, делает его похожим на сумасшедшего, вызывает из его уст слова ропота не только на людей, но и на Бога, даже угрозу самоубийством.

Нечестивый царь Ахав позавидовал Навуфею, имевшему отличный виноградник в соседстве с его усадьбою. Ему не удалось завладеть этим виноградником законным образом, и вот по совету злой жены его Иезавели подговорены были бесчестные люди обвинить Навуфея в оскорблении величества. Вследствие этого Навуфей казнен, и виноградник поступил во владение царя (3Цар. 21 глава). Таким образом, зависть была причиною совершения двух преступлений: убийства и грабительства.

Придворные персидского царя Дария, ненавидя царского любимца, пророка Даниила, уговаривают Дария объявить распоряжение, исполнение которого для Даниила было невозможно, ибо противно было его вере и совести, и вот Даниила по повелению царя бросают в львиный ров на съедение зверям. Какая возмутительная жестокость! Но она была делом единственно зависти. – Саул воспылал завистью к Давиду, победившему Филистимлян. Саул пришел в крайнее озлобление, когда еврейские жены, встречая победителя, почтили его песнью: «Саул победил тысячи, а Давид десятки тысяч». С этих пор начались гонения Саула на Давида. Давид должен был укрываться от Саула в пустынях. Но что же выиграл через это Саул? Он потерял в лице Давида самого полезного полководца, лишился его услуг в непрерывно продолжавшейся войне с Филистимлянами, и, наконец, потерпел поражение и смерть в одном из сражений с ними. Если бы Саул подорожил таким победоносным вождем, каким был Давид, если бы сохранил к нему доверие и допустил его до участия в битве с неприятелями, по всей вероятности он не был бы побежден Филистимлянами. Постигшие его несчастия послужили наказанием за его бессмысленную зависть к Давиду. По выражению церковной песни: «зависть не весть предпочитать полезное». Завистливый, стараясь делать зло ближнему, вредит самому себе. Зависть лишает человека душевного покоя, отнимает у него сон, портит его кровь, терзает его душевною пыткой, происходящею от жажды крови ближнего. Такое состояние испытывал царедворец Аман, полный зависти к Мардохею, дяде царицы Есфири. Во что бы ни стало Аман решился погубить не только Мардохея, но и всех иудеев, и уже приготовил виселицу для него, но сам же, по царскому приказу, погиб на этой виселице. Таким образом, зависть была причиною и душевных мук Амана и позорной смерти его.

Сам Иисус Христос во время земной Своей жизни был предметом и жертвою зависти со стороны вождей иудейского народа. Они всячески старались вооружить против Христа народ, упрекали Христа за близость с мытарями и грешниками, чудеса Его называли вельзевуловыми, обвиняли Его в непокорности правительству и «зависти ради предаша Его Пилату» (Мф.27:18). Что может быть возмутительнее подобного отношения к Богочеловеку, пришедшему спасти мир и за мир пострадавшему? Одна только зависть к славе учения и чудес Его способна была довести Его до сего необычайного уничижения. Правда, это уничижение послужило условием нашего спасения, но вина врагов Христовых через это нисколько не уменьшается, ибо они в своем поведении в отношении к Нему руководствовались одною завистью и злобою.

Зависть к людям не оправдывается даже худыми качествами их. Ясно сказано: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие» (Пс. 36:1). Пусть беззаконные люди поступают бесчестно и бесчестными средствами с обидою ближним достигают верха земного благополучия. Но грешно и таковым завидовать и даже роптать на провидение Божие, попускающее людям недостойным и злым пользоваться обилием благ сего мира, тогда как достойные и добродетельные люди терпят всякого рода житейские невзгоды и лишения. Вместо того, чтобы завидовать беззаконникам, должно суд над ними предоставить одному Господу. Господь не спешит наказанием их, ожидая от них покаяния; но их нераскаянность полагает предел Его долготерпения. Псалмопевец, убеждая не завидовать беззаконным, продолжает: «ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут. Видел я нечестивца грозного, расширявшегося, подобно укоренившемуся многоветвистому дереву; но он прошел, и вот нет его; ищу его и не нахожу» (Пс. 36:2,35).

Зависть есть такой грех, который составляет обыкновенное явление не только в частной жизни, но и в международных отношениях. Случается, что одни народы завидуют другим при виде их могущества, благосостояния и славы. ….

52. Сеть гражданам (или мнимое доброжелательство) («Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спасаются» (Притч. гл. 2, ст. 9))

В сем приточном изречении идет речь о благотворном влиянии на общество людей благочестивых, и о злотворном – нечестивых. К счастью, влияние последних встречает противодействие и ослабляется со стороны первых.

Под нечестивыми злотворно действующими на общество, разумеются люди или совсем неверующие в Бога, или чуждые страха Божия. Горе обществу или государству, в котором имеют большую силу нечестивые: много вреда от них согражданам. В каком же отношении они вредят согражданам, их общему благу? В том ли, что они распространяют грабежи и убийства, что они воры и поджигатели и что потому от них никому нет житья? Бывает и это там, где власть слаба, где общество не видит достаточной охраны своему благосостоянию со стороны злодеев. Но Соломон, автор рассматриваемого приточного изречения, видит зло не в грубом насилии, не в злодействах со стороны нечестивых, а в их устах или языке. Язык дан нам для обмена мыслей, для прославления Бога, для назидания ближних. Язык человеческий, состоящий из членораздельных звуков, составляет существенное отличие человека от неразумных и бессловесных животных: они лишены дара слова, потому что нет у них мыслей, которые следовало бы выражать словом. Язык есть великий дар Божий, но он же есть великое зло в лице нечестивых. Благий человек от благого сокровища, то есть от доброго сердца, износит благая, и лукавый человек от лукавого сокровища, то есть от злого сердца, износит лукавая (Мф.12:35). Каково сердце, таков и язык: от избытка бо сердца уста глаголют (Мф.12:34). Язык нечестивого глаголет только зло. Нечестивые не довольствуются тем, что сами заражены нечестием, – они стараются заразить и других, сами отравлены, отравляют и других. К несчастью, они успевают в этом. Как же они достигают этого пагубного успеха? Как они поступают, чтобы привлечь других на свою сторону, уловить их в свою сеть? Они берут в сем случае пример с птицеловов. Птицелов, чтобы заманить птицу в приготовленную для ней сеть, кладет поверх сети для приманки корм по вкусу птицы. Чуткая птица тотчас по запаху узнает, где лежит корм, с жадностью бросается на него, запутывается в сети и делается легкою добычею птицелова. Подобно сему поступают нечестивые. В их устах сеть гражданам. Чтобы легче поймать в эту сеть, они. подобно птицелову, употребляют своего рода приманку. Для уловления людей легкомысленных и неосторожных они прикидываются доброжелательными, стараются убедить их, что заботятся не о себе, а о их пользе. Эта своего рода приманка часто достигает своей цели. Не всякий догадается, что под этою приманкой скрывается зло. Никто себе не враг, всяк желает себе добра; но не всякий может отличить, что ведет к добру и что не ведет. Человек легковерный легко вдаётся в обман, когда нечестивые обещают ему добро и уверяют его в своем доброжелательстве. Обманутые тотчас попадают в сеть. Этим именно путем, то есть путем обмана, зло вошло в мир. Вспомните, как диавол уловил в свою сеть наших прародителей. Он тоже прикинулся доброжелательным в отношении к ним. Он внушил им, что напрасно они страхом угрозы Божией удерживаются от прослушания заповеди Божией. Они своего блага не понимают, веря этой угрозе. Бог знал, что если они вкусят от плодов древа познания добра и зла, у них отверзутся очи и тогда они сами сделаются богами. Богу не хотелось, чтобы они были равны Ему по всеведению. Зависть – вот причина, почему Он запретил вкушать от плодов древа познания добра и зла и закрепил это запрещение угрозою смерти. Так растолковал диавол заповедь Божию нашим прародителям. Они поверили ему, потому что он прикинулся доброжелательным, поверили и попали в поставленную для них сеть, как попадает в сеть птица, обманутая приманкой. Ту же хитрость употребил диавол, когда искушал Иисуса Христа в пустыне. Диавол и в сем случае прикинулся доброжелателем Иисуса Христа. После сорокадневного поста Христос почувствовал голод. Какое доброжелательство слышится из уст диавола, уговаривающего, чтобы Христос не морил Себя голодом и чудесно превратил камень в хлеб для Своего насыщения! Но исполнить его совет, внушенный, по-видимому, доброжелательством, значило бы в самом начале своего служения вступить на путь самоугодия и пренебречь путь самоотвержения, единственно необходимого условия для спасения людей. Диаволу не удалось своим доброжелательством обмануть Иисуса. Ту же неудачу он потерпел в дальнейших двух искушениях, подкрепленных даже текстами из священного писания. Христос знал цену его доброжелательства, видел под этою приманкой сеть для отвлечения Его от того дела, для которого Он пришел. Он пришел затем, чтобы разрушить дела диавола, а не затем, чтобы споспешествовать ему послушанием его пагубным, хотя, по-видимому, доброжелательным советам. Примеру диавола подражают нечестивые, когда прикидываются доброжелательными с целью вовлечь в свои пагубные сети людей легкомысленных. Укажем на немногие примеры этого зла. К числу наших раскольников принадлежат, так называемые, бракоборцы. Они почитают законный брак грехом непростительным, а свои беззаконные блудные сожития грехом простительным. У них есть поговорка: «женатые грешат но не каются; мы грешим и каемся. Не согреша не покаешься, не покаешься – не спасешься». Расколоучители, распространяющие такое пагубное лжеучение, ревнуют, по-видимому, о спасении ближних, стало быть желают им добра, но таким доброжелательством прикрывается ужаснейшее зло. По их учению, для достижения спасения, нужно грешить, потому что без греха невозможно покаяние, нужное для достижения спасения. Что может быть богохульнее этого учения? Греши сколько хочешь, в этом нет беды, а спасение; стало быть, грех не есть зло, а добро. Так смотрели на грех древние еретики-офиты, то есть змеепоклонники, которые под образом змия воздавали божескую честь диаволу, научившему первых людей устами змия различать добро от зла. По нашему, всякое дело диавольское есть зло, а по учению бракоборцев не зло, а добро. На бракоборцев похожи многие не из раскольников, а из принадлежащих православной Церкви, (между прочим врачи), которые, под предлогом доброжелательства, советуют людям целомудренным нарушение седьмой заповеди закона Божия, утверждая, что любострастие, или грубый плотский грех, есть удовлетворение естественной потребности, следственно не есть грех, как нет греха в удовлетворении потребности есть и пить, что нет необходимости связывать себя брачными узами, что гораздо лучше и разумнее свободная плотская любовь, что даже было бы бесчестно сохранять супружескую верность к тому, к кому не лежит сердце. Все подобные внушения делаются под предлогом доброжелательства и встречают сочувствие в людях склонных к чувственным наслаждениям. Они попадают в сеть погибели, увлекаясь этими внушениями злых доброжелателей, перестают быть членами тела Христова, храмами Духа Святого, оскверняя себя плотскими грехами, и подвергают себя тяжким церковным наказаниям. – В наше время органами гласности распространяются в обществе учения не только противоцерковные, но и противообщественные, предъявляются требования, чтобы этим учениям дана была полнейшая свобода. Посягать на эту свободу, ограничивать ее было бы, говорят, несогласно с уважением к естественному праву каждого человека судить и поступать по своему, было бы не гуманно. Как все это доброжелательно, но вместе как нечестиво и пагубно! Возможно ли было бы благоденственное и мирное житие в том государстве, где допущена была бы безусловная, ничем не стесняемая свобода в делах гражданских и церковных, где врагам власти гражданской и церковной дана была бы полная воля творить, что угодно? Тогда не было бы житья людям честным и православным. Люди, под предлогом доброжелательства распространяющие учение о безусловной свободе гражданской и религиозной и соблазняющие своим учением людей легкомысленных, заслуживают того, чтобы, по слову Христа Спасителя о соблазняющих, потопить их с камнем на шее в пучине морской. Будем молиться Господу, да сподобит нас проводить тихое и безмолвное житие под сенью державной власти и да никто не дерзает нарушать этот мир распространением лживых учений о свободе. Дай Бог, чтобы нечестивые люди никакими приманками не могли уловлять в свою сеть сынов Церкви и отечества.

53. Кривотолки и лицемеры («Законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Лк. 10:25))

В сегодняшнем Евангельском чтении предложена нашему вниманию притча Христова о милосердом самарянине. Она произнесена по поводу обращенного ко Христу вопроса со стороны законника: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную»? Именем законников назывались знатоки и учители закона Моисеева. Они брали на себя труд толковать книги ветхозаветного писания, разрешали недоумения и сомнения при чтении трудных мест писания, переписывали эти книги и заботились о не поврежденности их текста. Они назывались также книжниками. Они пользовались большим уважением в народе, и многие из них вполне заслуживали это уважение, каковы например Ездра книжник, Гамалиил законоучитель, Никодим князь жидовский, учитель Израилев. Но таковых было немного, большая часть их были слепыми вождями слепых, ибо «взяли ключ разумения писания, но сами не вошли и входящим воспрепятствовал» (Лк. 11:52). Так, хвалясь разумением писания, они криво толковали заповеди закона Господня. Например они говорили: возлюбиши ближнего твоего, и возненавидиши врага твоею (Мф.5:3). Первая часть заповеди: возлюбиши ближнего твоего, несомненно принадлежит Моисею; но нигде не заповедано в законе Моисеевом ненавидеть врага. Это сочинили книжники. Напротив Моисей предписывает относиться ко врагам снисходительно и доброжелательно, как видно из следующей заповеди: «если найдешь вола врага твоего или осла заблудившимся, приведи его к нему». «Если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его, а развьючь вместе с ним» (Исх. 23:4–5), т. е. помоги врагу твоему развьючить и поднять на ноги осла. Подобную заповедь об отношении к врагам мы слышим в словах Соломона: «если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напой его водою» (Притч. 25:21). Не только свои, единоплеменники и единоземцы должны быть предметом любви, хотя бы они были личными врагами Евреев, но также иноземцы, особенно пришельцы. «Пришлец, поселившийся у вас, говорит Моисей, да будет для вас тоже, что туземец ваш, и люби его, как себя» (Лев. 19:34). Египтяне, Идумеи враждебно относились к Евреем, много наделали им зла, но и к ним заповедано было относиться снисходительно. «Не гнушайся Египтянином» (Втор. 23:7), ибо вы сами были пришельцы в земле Египетской, т. е. не мстите им за те обиды, какие потерпели от них. «Не гнушайся Идумеенином, ибо он брат твой» (Втор. 23:7). Законник, вопросивший Иисуса о спасении и получивший от Него подтверждение той мысли, что для сего надобно любить ближних, спросил его: «кто мой ближний». По всей вероятности он не почитал ближними Самарян, ибо известно, как Иудеи ненавидели Самарян и гнушались ими. Но когда услышал из уст Иисуса Христа притчу о милосердом самарянине, то должен был признать его ближним своим. Такое воззрение на Самарян, как на ближних и следовательно достойных любви, совершенно согласно с духом Моисеева закона. Правда, по этому закону надлежало преследовать и истреблять некоторые чуждые народы, например Хананеев, Амаликитян; но это не потому, что они были чужие им по происхождению, а единственно потому, что они сами были врагами Еврейского народа, а главное потому, что у них господствовало идолопоклонство, и они способны были оказывать гибельное влияние на религиозно-нравственную жизнь народа Божия. Они были врагами веры в истинного Бога, следовательно, были врагами самого Бога. Посему, если позволено было народу Божию поступать с ними враждебно, сего требовала любовь к истинному Богу, ревность о славе Его имени. С такою любовью и ревностью несовместно было мягкосердечное отношение к врагам Божиим. Можно было сожалеть о них, но щадить их, когда с этим соединялась опасность отпадения от истинной веры, запрещал закон Моисеев. По той же причине надлежало точно также поступать с отступниками от веры из Иудеев. Таким образом понятно, почему надлежало сурово, даже жестоко, обращаться с врагами веры; но вместе понятно и то, почему не воспрещалось оказывать благорасположение к иноземцам: его заслуживали те из них, которые хотя чужды были истинной веры, но не вредили ей и исповедникам ее. Во всяком случае несомненно, что заповеди о ненависти к врагам, по крайней мере, в безусловном смысле этого слова, нет у Моисее: ее сочинили книжники или законники.

Они же исказили смысл пятой заповеди. Христос так обличает их в сем: «Моисей сказал: почитай отца своего и матерь свою; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: кто скажет отцу или матери: корван, т.е. дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался, – тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей, устраняя слово Божие преданием вашим, которое вы установили» (Мк. 7:10–11–12–13). Отделаться от исполнения заповеди почитать родителей и от священного долга помогать им. в их нуждах под тем предлогом, что деньги, потребные для их содержания, пожертвованы на нужды храма, – какая возмутительная дерзость, какое кощунство!

Не менее достойны осуждения мнения книжников о смысле четвертой заповеди относительно субботы. Они ставили Христу в вину то, что Он творит чудесные исцеления в день субботний. Так они негодовали на Него за то, что Он исцелил в этот день расслабленного, скорченную женщину, страждущего водяною болезнью. Иисус исцелял чудесно, одним словом или прикосновением, следовательно, не употреблял телесного труда, воспрещаемого законом о субботе. Не бессовестно ли поступали враги Христовы и между ними книжники, когда укоряли Его за дела человеколюбия, совершенные в субботу, не обращая внимания на то, что если бы действительно Он нарушал субботу, Он имел на то право, как чудотворец, действовавший силой Божиею, пред которою надлежало благоговеть. Их негодования на Христа тем возмутительнее, что, по словам Христа, в субботу священники приносили жертвы, для чего требовалось немало трудов, и совершали обрезание, если восьмой день, положенный для обрезания, был днем субботним (Мф.12:5. Ин.7:23). Притом они сами не почитали грехом нарушение субботы когда спешили вытаскивать из колодезя осла или вола, хотя бы это случилось в субботу (Лк.13:15).

Книжники криво также толковали третью заповедь о клятве, ибо, из опасения злоупотребить именем Божиим в клятве, клялись небом, хотя оно есть престол Божий, Иерусалимом, хотя он есть город великого Царя. Стало быть, если они произносили ложную клятву, они одинаково оскорбляли Господа, имя ли Его произносили, или ссылались на предметы, освященные Его именем (Мф.5:34, 35).

Иисус Христос обличал книжников не только в неправильном толковании писания, но и в лицемерии или вообще в порочной жизни. В сем отношении Он поставлял их наряду с фарисеями и возвещал тем и другим одинаковое горе. Горе вам книжницы, фарисеи, лицемеры! Таковые слова Он неоднократно повторял в обличительной речи, сказанной Им за несколько дней до Его крестной смерти. Он резко обличал их за то, что они, присвоив себе право учительства, делали строгие нравственные внушения народу, а сами не исполняли их, на всех налагали бремена тяжкие и неудобоносимые, сами же перстом не дотрагивались до них, не показывали в себе самих примера ревности к исполнению того, чему учили других. Они заботились не о том, чтобы быть истинно благочестивыми и добродетельными, а о том, чтобы только казаться таковыми. Они строго соблюдали предписания закона Моисеева, преимущественно же предания старцев относительно внешней чистоты, тщательно вычищали посуду, из которой брали пищу; а что эта пища куплена на деньги приобретенные нечистыми средствами, неправдою и насилием, этим не смущались; по наружному поведению походили на раскрашенные гробницы, снаружи великолепные, а внутри полные костей и нечистоты. Под предлогом сострадания к вдовицам, вкрадчиво приобретали их доверие и грабили их; ревновали о привлечении к вере язычников и новообращенных делали такими же порочными и достойными геенны огненной, каковы были сами; исправно вносили в храм десятину с огородных растений, а существенно важных и спасительных предписаний закона нравственного, относительно правосудия, милосердия и верности, или честности в исполнении обязательств и обещаний не соблюдали. Потому Христос, предостерегая Своих учеников от влияния книжников, сказал: «если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф.5:20). Праведность книжников не могла быть богоугодною даже в том случае, если они, подобно фарисею Евангельской притчи, не совершали грубых преступлений, в которых он укорял мытаря, т.е. не были хищниками, прелюбодеями, бесчестными, но в тоже время гордились этими достоинствами и презирали мытарей. Против таких-то самохвалов и самоправедников направлена была притча Христова о мытаре и фарисее, пришедших в храм помолиться Богу. Оправданным вышел из храма не гордый фарисей, а смиренный и истинно раскаявшийся мытарь.

Жалко положение книжников, обличенных Христом в кривом толковании закона Господня и в лицемерии. К прискорбию, и в христианском обществе есть люди заслуживающие подобное обличение. Таковы расколоучители и вообще сектанты. Все они усиливаются находить основание для своих нравоучений в Слове Божием. Но как превратно толкуют они кажущиеся им благоприятными для своего лжемудрования места священного писания, в доказательство укажем на один пример. Христос сказал: «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (Ин.5:43). В сих словах содержится предречение об антихристе, которого примут не уверовавшие во Христа Иудеи. Но расколоучители утверждают, что здесь речь идет не об одних Иудеях, а также о православных христианах, что будто последние под именем Христа веруют в антихриста, который придет в свое имя. Какое же имя? То имя, каким именуют Христа сыны православной Церкви. Настоящее, имя Христа, говорят, есть Исус, а отнюдь не Иисус. Последнее имя, начинающееся двумя гласными буквами, есть имя антихриста, которого Христос потому и называет иным, что имя его пишется и произносится неодинаково с именем Исус. Какое нелепое, невежественное, чудовищное толкование слова Христова! И однако же оно принимается на веру большинством раскольников и служит причиною непримиримой вражды их против Церкви. А кем оно выдумано? Такими же кривотолкователями, каковы были современные Христу книжники. На них также походят в нравственном отношении многие христиане, надеющиеся спастись одними делами внешнего благочестия без внутреннего. Да спасет всех нас Господь от подражания таковым; в деле разумения писания будем следовать не лживым и произвольным толкованиям невежественных и изуверных книжников, а учению Церкви, которая есть столп и утверждение истины. В нравственной жизни да послужат для нас руководством примеры святых, а не святош.

54. Безумие любостяжания и сластолюбия («В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12: 20))

Кого это Господь называет безумным? Называет одного богатого землевладельца, которому Господь послал обильный урожай хлеба, так что негде было его поместить. Он решился сломать старые житницы и построить новые с тем, чтобы поместить в них все добро свое и наслаждаться им на много лет. Поведение разбогатевшего землевладельца, по-видимому, было благоразумно. Иной, пожалуй, на его месте поступил бы иначе. Чтобы избавить себя от заботы о том, куда девать обильный урожай и где сберечь его, он, пожалуй, поспешил бы сбыть его в чужие руки, продать за дешевую цену какому-нибудь промышленнику и вырученные деньги расточить в пирах и попойках с приятелями. Это было бы поистине безумно. Не так поступил разбогатевший землевладелец евангельской притчи. Как свойственно всякому благоразумному хозяину, он позаботился убрать свой урожай в просторные житницы и беречь его для собственного продовольствия с тем, чтобы достало его на много лет. Он сообразил, что могут наступить неурожайные годы и на этот случай пригодится ему излишек от урожая. Следовало, по-видимому похвалить его за благоразумное ведение хозяйства, а Господь не похвалил, а назвал его безумным. За что же он заслужил такой отзыв? В чем проявилось его безумие?

Прежде всего оно проявилось в Богозабвении. Он должен был знать, что от Бога происходит всякое даяние благое, что обильным урожаем на своих полях он обязан милости Божией. Не пошли Господь благовременных дождей, ничего бы не уродилось на его полях, несмотря на все труды земледелия. Мало ли других бедствий, делающих бесплодными труды земледельца, напр. от градобития, от саранчи, от червей и т. п. Господь спас поля землевладельца от всех этих бедствий и благословил обильным урожаем. Первым делом надлежало возблагодарить Господа за Его милость, а он не вспомнил Его, как будто ничем не обязан был Ему. Так поступить свойственно было только безумному.

Благоразумно поступил он, что принял меры к сбережению добра; но для кого он счел нужным сберегать его? Он должен был знать, что Господь посылает излишек даров своих одним для того, чтобы делиться с другими. Господь конечно мог бы распределить равномерно свои дары между всеми; но Ему это не угодно. Он так устроил наши земные отношения, чтобы люди богатые, ущедренные от Бога обилием земных благ, взирали на себя как на орудия промышления Божия о бедных и облегчали их участь делами любви и милосердия, и чтобы бедные благодеяниями их побуждаемы были платить им благодарностью. Не будь одолжений с одной стороны и благодарности за них с другой, не было бы благоприятных условий для поддержания братского союза. Какой благоприятный случай разбогатевшему от урожая землевладельцу открылся для благотворения ближним в разнообразных нуждах! Сколько бы добра он мог сделать им и сколько благословений мог бы получить от облагодетельствованных им! Но он не воспользовался этим случаем: Бога не поблагодарил и ближних забыл. Он думал только о себе, радовался тому, что может жить много лет в свое удовольствие, « почивать, есть, пить и веселиться». Пусть другие страдают от голода, от холода, от неимения одежды, обуви, приюта, от болезней и отсутствия врачебной помощи, ему нет до них дела, лишь бы ему одному хорошо жилось. У него много сметливости и благоразумия на то, чтобы устроить свое личное благосостояние, но подумать о благе ближних, рассудить, нельзя ли сделать так, чтобы не он один был доволен и счастлив, но чтобы и другие были довольны и счастливы, не приходило ему в голову. Он был умен для себя, а в отношении к другим являлся поистине безумным. Самолюбие и плотоугодие заглушили в нем здравый смысл. В его расчеты не входило даже то, что ему же было бы лучше, если бы вокруг него не было нищеты, если бы все окружающие его были им довольны за благодеяния и не беспокоили его напоминаниями о своих нуждах. У него недостало даже житейской сообразительности для того, чтобы участием в нуждах и бедствиях людских послужить собственному своему благу. Поистине безумен.

Далее, какое безумие открывается в его понятиях о счастье! По его мнению, чтобы быть счастливым нужно иметь только средства для удовлетворения одних чувственных потребностей и прихотей. Для жизни скотоподобной действительно больше ничего не нужно; но человек не скот; как созданный по образу и подобию Божию, он имеет душу бессмертную, предназначенную к жизни в общении с Богом. Был один мудрец на свете, который тоже пришел к убеждению, что счастье человека состоит в чувственных наслаждениях; он не отказывал себе ни в чем приятном для зрения, для слуха, для гортани, для чрева, для любострастия и располагал обильными средствами, чтобы все это иметь и всем этим наслаждаться. Но надолго ли продолжалось его наслаждение? Все это, наконец, ему надоело, прискучило, и сказал он: « все суета и томление духа. О смехе сказал я: глупость, а о веселии: что оно делает?» (Еккл. 2:12). Ощущение суеты или душевной пустоты непременно должно оставаться в душе каждого миролюбца, ищущего счастья в чувственных увеселениях: они только на время могут потешить душу, и когда человек, привыкший и пристрастившийся к ним, останется наедине с собою и серьезно вникнет в свое душевное состояние, он не может не услышать внутри себя обличающего голоса или упрека, зачем он тратит свои силы на такие пустяки, как чувственное развлечение; он сам себя осудит за легкомыслие и назовет себя безумным. Может быть со временем образумится и богач евангельской притчи, когда собственным опытом убедится в суетности своих мечтаний найти счастье в еде, питье и в веселии. Но, как видно, он не скоро мог дойти до этого убеждения. Он надеется, что его богатства и следственно средств для веселой жизни достанет на много лет. В этом опять нельзя не приметить его безумия. Только безумному свойственно уверять себя, что он долго проживет на свете. «Жизнь человека, сказал Господь пред началом своей притчи, не зависит от изобилия его имения» (Лк.12:15). Т. е. богатство само по себе никому не прибавит лет жизни. В животе и смерти Бог волен, от Него единого зависит продолжение жизни. Случается, что и бедняк долго живет, и богатой скоро умирает, особенно если он изнуряет себя непомерными заботами о скоплении и сбережении богатства и предается неумеренному наслаждению. То и другое ускоряет смерть его, ибо истощают его здоровье. Богач евангельской притчи, мечтая о долголетии, не подумал о том, что долголетие приятно только в соединении с здоровьем, без чего оно только в тягость служит человеку, ибо нездоровый лишен возможности наслаждаться благами жизни. Не подумав об этом, богач поистине заслужил название безумного. Не подумал он также о том, что ожидает его по смерти. Пристрастие к земным благам заглушило в нем мысль о смерти и о судьбе по смерти. Он вел себя так, как будто ему придется вечно жить на этом свете, как будто нет другой жизни, в которой каждому будет воздаяние по делам, в которой каждый пожнет то, что посеял здесь. Вместо того, чтобы мечтать и думать об устроении благосостояния в здешней жизни, ему надлежало бы сколько-нибудь позаботиться о приготовлении к вечности. Устраняя от себя эту заботу, он поистине походил на бессмысленное животное, которое по самой природе своей назначено для одной временной жизни, – следственно поистине безумен.

Пристрастие к земным благам довело его потом до забвения, что умирая, он ничего не возьмет с собою на тот свет. Следовало ему по крайней мере распорядиться о наследстве, принять меры к тому, чтобы оно попало в благонадежные руки, чтобы не расточено было быстро скопленное трудами многих лет. На это ему недостало даже одного житейского благоразумия: поистине безумен. За это-то безумие и вообще за безумие во всех отношениях он и потерпел заслуженное наказание. Ему не дано было дожить не только до глубокой старости, но и до следующего утра. Безумие, изрек ему Господь, в сию нощь душу твою истяжут от Тебе, а яже уготовал ecu, кому будут?

Таковы, братия, горькие плоды любостяжания и пристрастия к земным наслаждениям. Научимся земные блага, даруемые нам по милости Божией, употреблять не для грубого самоугодия, не для служения страстям, но во славу Божию и во благо ближним; научимся взирать на земную жизнь, как на время для приготовления к вечности. Бессмысленно и безумно было бы, зная, что вечная наша судьба зависит от того, как мы будем пользоваться краткою земною жизнью, проводить ее так, как задумал провести ее разбогатевший от изобильного урожая землевладелец евангельской притчи. Да спасет нас Господь от подобного безумия.

55. Осторожность в отношениях с людьми истинными и беззаконными («Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (Лк. 19:5))

Какого великого счастья удостоился Закхей! Он был мытарь и даже старейшина над мытарями. Иудеи презирали и ненавидели мытарей, потому что они были слугами Римского правительства, ненавистного им, и собирали в его пользу подати, прибегая нередко для сего к насилию и притеснениям. Но Господь Иисус Христос не так относился к мытарям, равно как и к другим грешникам. Он не гнушался ими, приближал их к Себе, охотно беседовал с ними, бывал в их домах, разделял с ними трапезу и принимая от них вещественное угощение, питал их нетленною пищею Слова Божия, вразумлял и обращал на путь спасения. Иудеи негодовали на Него за эту близость к ним, называли Его ядцею и пийцею, другом мытарей и грешников (Мф.11:19), не обращая внимания на то, что Он, как сам говорил, пришел в мир призвать к покаянию грешников, а не праведников, какими считали себя вожди еврейского народа фарисеи. Не понравилось иудеем и то, что Иисус зашел в дом к Закхею. Но Иисус сказал: «Сын человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (ст. 10).

Мы, как последователи Иисуса Христа, должны поступать, как Он поступал. Он был близок ко всем людям, никем не гнушался, никого не отгонял от Себя. Если Он, Святейший Святых, Источник святости, так снисходительно, так милостиво обращался с людьми, мы ли, жалкие грешники, дерзнем презрительно относиться к подобным нам грешникам, как бы ни были тяжки их грехи в сравнении с нашими? Непростительно было бы с нашей стороны при виде ближнего, погрязшего в нечестии и беззакониях, не принять к сердцу его бедственное положение, не постараться обратить его на путь истины вразумлениями и обличениями, не забывая, что он брат наш по человеческой природе, а особенно по благодати искупления, что и за него, как за всех нас, Христос умер. Спасение ближнего должно быть для нас также дорого, как и личное наше спасение, и любить ближнего мы должны как самих себя и для сего входить с ними в тесное общение. Но если так, то как же надобно понимать апостольскую заповедь, требующую в иных случаях противоположного отношения к ближнему, удаления от общения с ними? Так апостол Павел заповедует Коринфским христианам «не сообщаться с тем, кто, называясь братом, т.-е. христианином, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником, с таковым даже и не есть вместе» (1Кор. 5:11). Такую заповедь дал апостол по поводу кровосмешения одного из Коринфских Христиане, которого они равнодушно терпели в своем обществе, хотя его надлежало бы исключить. Он же, апостол Павел, в послании к Солунянам пишет: «Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас» (2Сол. 3:6). Подобную строгость заповедует даже Апостол любви, больше всех апостолов повторявший заповедь о любви к ближнему, Иоанн Богослов. О человеке, преступающем учение Христово, он говорит: Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его; ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2 Ион. ст. 10). Таково учение апостолов о том, как должно вести себя в отношении к некоторым грешникам. Нельзя ли сказать, что оно противоречив снисходительности Христа Спасителя в отношении к ним? Нельзя сказать, потому что и Христос не одинаково относился к грешникам. Милостивый и снисходительный к одним, Он был строгим Судьею для других. Так Он повелел отлучать от церковного общения грешников, преслушающих Церковь: «если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф.18:17). Притом и с теми грешниками, с которыми сближался Христос, Он поступал не одинаково, сообразуясь с тем, как они сами к Нему относились. Так Он весьма ласково отнесся к мытарю Закхею и к другим мытарям, у которых бывал в гостях; но в доме Симона фарисея, пригласившего Его к себе в гости, Христос не скрыл от него своего недовольства его гостеприимством. Фарисей Симон осудил Его в душе за то, что Он дозволил прикасаться к ногам его бедной грешнице, пришедшей в тот же дом для того, чтобы изъявить свою любовь к Христу за Его милости к грешникам. Христос прозрел, что было на уме Фарисея, обличил его в гордости и выразил, что Он больше доволен этою любящею грешницею, чем им (Лк. 7:36–48). Апостолы, когда изрекали строгий суд над некоторыми грешниками, следовали заповеди Христа Спасителя об отлучении таковых, о прекращении общения с ними. Для чего нужна была такая строгость? Прежде всего для того, чтобы предостеречь и оградить чад Церкви от духовной порчи, грозившей им от общения с открытыми нечестивцами и беззаконниками, не дать одним заразиться нечестием и беззакониями других, ибо «худые сообщества развращают добрые нравы» (1Кор. 15:33). Равно и для нечестивцев и беззаконников полезно удаление от общения с ними. От чего они бесстыдно предаются своим страстям? От того, что не только не встречают противодействия со стороны общества, но еще пользуются сочувствием к ним. Вследствие ложных нехристианских понятий о чести многие почитают бесчестными людей, уклоняющихся от поединков для защищения своей чести, не вызывают на поединок оскорбителей и не принимают вызова оскорбленных; многие прекращают с таковыми знакомство и всячески презирают их. Отступление от нехристианского обычая строго карается судом общественного мнения, тяжело отзывающегося на караемых, совершенно безвинных. Но чем несправедливее строгость общественного мнения в сем случае, тем возмутительнее снисходительность его в отношении к явным беззаконникам, каковы любодеи, лихоимцы, пьяницы. Одно из лучших средств к вразумлению таких, к тому, чтобы дать им почувствовать свою вину, было бы отчуждение от них. Один кто-либо из добрых и благочестивых людей уклонится от сближения с ними, несмотря на их заискивания, другой, третий, – это поневоле заставить их задуматься, и если совесть еще не совсем заглушена в них, придти к самоосуждению. Даже люди порочные, в душе дорожат мнением о себе и расположением людей добрых, хотя не признаются в том вслух. И им больно и тяжело видеть отчуждение их от себя. Коринфский кровосмесник беспечно пребывал в своем грехе, когда все равнодушно относились к нему и этим давали ему повод думать о неважности его греха. Но что произошло, когда ап. Павел укорил их в излишней снисходительности к этому грешнику и они, послушавшись его, исключили кровосмесника из своего общества, прервали общение с ним? Он устрашился этой кары, понял тяжесть своей вины, смирился пред судом общественного мнения и горько раскаялся. Апостол остался доволен успехом своего распоряжения, и как сам простил великого беззаконника, так и послушавшихся его Коринфских христиан склонил простить его. О, если бы и в наше время так поступали! К прискорбию, наше время представляет печальное зрелище. Беззаконники продолжают бесстыдно беззаконничать, потому что не видят обличения. Привычка ко греху, коснение в нем довело их до того, что они перестали стыдиться, и это потому, что не перед кем стыдиться, все, или, по крайней мере, большинство смотрят снисходительно на тяжкие грехи, называя их шалостями, простительными слабостями, и не только не пренебрегают сближением с беззаконниками, но еще дорожат знакомством с ними, рады бывают гостеприимству их. Но пусть люди мира легкомысленно, не по-христиански смотрят на беззакония, открыто совершаемые без боязни строгого общественного суда, – истинный христианин никогда не преклонится пред нечестивыми воззрениями, – для него никогда не потеряют силы апостольские внушения удаляться от общения с открытыми беззаконниками, чтобы дать им почувствовать тяжесть их вины пред христианским законом. Он не станет также в близкие сношения с врагами Церкви, каковы, например, раскольники, которые нередко приглашают к себе на роскошную трапезу высокопоставленных лиц с целью подкупить их своим гостеприимством; он знает цену этому гостеприимству, знает, что им прикрывается лицемерие и злонамеренность.

Будем, братие, любить всех людей, даже врагов наших, но в отношении к открытым нечестивцам и беззаконникам будем вести себя так, чтобы не подавать им повода думать, будто мы сочувствуем их нечестью и беззакониям, т.е. не будем коротко сближаться с ними не по гордости или брезгливости, а для вразумления их. Будем притом помнить, что Апостол, предостерегая христиан от сближения с открытыми беззаконниками, имел в виду беззаконников в среде христианского общества (1Кор. 5:11), которые именуются братьями или членами Церкви, ведет себя однако не лучше людей мира, т. е. язычников, следственно больше виноваты, чем язычники. Для их вразумления гораздо полезнее держать себя подальше от них, чем дружиться с ними.

56. Помощь Божия в затруднительных положениях («Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу» (Пс. 65:12))

Сей стих, часто повторяемый в церковной службе на память четыредесяти Севастийских мучеников, содержится в 65 псалме. Творец псалма приглашает народы прославлять Бога Израилева, явившего свое могущество в избавлении евреев от бедствий, каким они подвергались от внешних врагов, нападавших на них и порабощавших. Эти бедствия он сравнивает с положением людей, прошедших чрез огонь и воду. Один только Господь мог избавить сынов израилевых от подобного положения и извести их в покой, т. е. даровать им свободу. Св. Церковь, празднуя сегодня память четыредесяти Севастийских мучеников, не без причины применяет к ним слова псалмопевца: проидохом сквозь огнь и воду и извел ecu ны в покой. Эти слова буквально исполнились на них. Они действительно прошли чрез огонь и воду. Все они состояли на военной службе и пострадали за веру во Христа в царствование Ликиния. Тщетно уговаривали их отречься от Христа и принять язычество и за непоколебимую верность Христу томили их в, темнице и подвергали жестоким истязаниям. Видя безуспешность этих истязаний, мучитель решился, наконец, уморить их морозом. Это было в начале марта, погода стояла холодная. Он приказал обнажить их и ночью поставить среди озера, подернувшегося льдом. Холод и пронзительный ветер, завывавший в береговых ущельях озера, приводил в оцепенение страдальцев. На берегу озера поставлена была теплая баня с целью, чтобы каждый из них, в случае отречения от Христа, мог воспользоваться этой баней и отогреть в ней свои закоченевшие члены. И действительно, один из страдальцев воинов не устоял до конца в подвиге; желание жизни ослабило в нем веру во Христа; он вышел из озера и побежал к бане. Но едва нога его коснулась порога, он пал мертвым. Оставшиеся же в озере его товарищи чудесно спасены были: небесный свет среди ночного мрака озарил их, уничтожил мороз и согрел воду. Светлые венцы, числом тридцать девять, спустились с высоты на головы св. мучеников. Но на место убежавшего одного из них явился новый исповедник. Это был один из стражей, приставленных смотреть за ними. Пораженный зрелищем совершившегося над ними чуда, он убедился в истинности христианской веры, поспешил снять с себя одежды и со словами: «я христианин» вбежал в озеро. Он до конца разделил участь тридцати девяти страдальцев и восполнил собою число их. Имя его Аглай. На утро страдальцев извлекли из озера; они оказались живыми; вода в озере оставалась теплою. Мучители не вразумились этим чудом и подвергли их новым истязаниям, среди которых они скончались. Но и над мертвыми не прекратилась жестокость мучителей: они не допустили убрать их тела и предать честному погребению. Последовало распоряжение истребить их огнем, но это не вполне удалось: мягкие части тела сгорели, а кости уцелели и блестели белизною. Исполнилось обетование о праведниках: хранит Господь вся кости их, а души их, отрешенные от уз тела, возведены в покой. Поистине они могли сказать о себе: Проидохом сквозь огнь и воду, и извел ecu ны в покой. Теми же словами могут исповедать благодарность Господу все те, которые единственно по милости Его избавились от великих бед и напастей. Ниоткуда не чая избавления, они на одного Господа возлагали свою надежду и взывали к Нему: суди ми Боже, яко внидоша воды до души моея (Пс. 38:32). Приидох во глубины морские и буря потопи мя (Пс. 68: 2, 3). Опасность потонуть в глубине морской во время бури грозит всякому мореплавателю. Равно жизнь человеческая есть своего рода море. Цель плавания по этому морю состоит в том, чтобы достигнуть небесного пристанища. Но прежде чем достигнуть его, неизбежны встречи с равными бедствиями и скорбями. Одни предаются малодушию, изнемогая в борьбе с ними, ропщут на свою судьбу и вместо того, чтобы искать утешения и помощи в Боге, смириться пред Господом, попускающим скорби и напасти для нашего вразумления, ропщут на Него и умирают без надежды спасения. Таковым и здесь нехорошо жилось, и на том свете не лучше. Не так поступают другие. Чувствуя свое бессилие в борьбе с волнами житейского моря, воздвизаемого напастей бурею, они ищут помощи и утешения в надежде на Бога. Чая Бога, спасающего от малодушия и от бури, они благополучно достигают небесного пристанища и даже в этой жизни сподобляются счастья возблагодарить Господа, простершего к ним с высоты святой своей крепкую руку и исхитившего их от вод многих.

Плавающим по житейскому морю свойственно испытывать искушения греховные, неизбежные даже для праведников. Сила этих искушений бывает так велика, что они сравнивают себя с утопающими, а грехи свои – с глубокими водами, готовыми покрыть их с головою. Они исповедуют вместе с Давидом: «нет мира в костях моих от грехов моих, ибо беззакония мои превысили голову мою» (Пс. 37:4,5). В подобном состоянии находился Давид, когда после обличения во грехах, выслушанного от пророка Нафана, пробудилась в Давиде совесть. Она лишила его душевного мира; упреки и терзании ее были так сильны, что не давали ему покоя даже после того, как объявлено было ему чрез того же пророка прощение от Господа. Он однако далек был от отчаяния и свою скорбь о грехах растворял надеждою на милость Божию. Подобно ему поступают и другие грешники. Как бы ни были тяжки их падения, как бы ни были мучительны упреки совести, они не дают овладеть собою духу уныния. Почитая себя близкими к погибели, они не теряют надежды на спасение от ней и вопиют ко Господу: В бездне греховной валяяся, неисследную милосердия твоего призываю бездну, от тли, Боже, мя возведи, И Господь внемлет их гласу, спасает их от потопления в водах греховных и мучениях душевных, так что они с благодарностью исповедуют пред Господом: «Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу».

Случается, что даже верующие люди, прося у Господа даровать им то и другое благо, колеблются сомнениями в успехе своих прошений и в сем отношении уподобляются, по слову апостола Иакова, «морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой» (Иак. 1:6). Такое сомнение, как и вообще всякое сомнение, есть тяжелое положение, как тяжело положение людей, обуреваемых морскими волнами и находящихся в опасности вместе с кораблем потонуть в глубине морской. Но не всегда же от бури погибают в море корабли. Говорят: «кто в море не бывал, тот хорошо не молился». Случается, что усердная молитва плавающих в море подвизает Господа на милость: буря утихает, и опасность утонуть исчезает. Подобно сему пусть поступают обуреваемые сомнениями. Сомнение не одно и тоже, что неверие. Оно есть борьба веры с неверием и может иметь спасительный исход, если в этой борьбе окажется перевес веры над неверием. И благо тому, кто не уступит над собою победы неверию. Подобную борьбу испытал апостол Петр, когда во время бури морской смело пошел по водам навстречу Христу, но, сделав несколько шагов, усомнился и стал тонуть. Но сомнение его было кратковременно, к нему возвратилась вера, и под ее влиянием он испустил крик не отчаяния, но остающейся в нем веры: «Господи, спаси меня!» И Господь взял его за руку и спас. Пусть и все обуреваемые сомнениями поступают подобно Петру. Господь не оставит их без помощи и пошлет в их душу покой и мир. С радостью они будут вспоминать эту милость Божию и будут говорить: проидохом сквозь воду, и извел ecu ны в покой.

Страшна вода, готовая потопить; но не меньше, если не больше страшен огонь, готовый сжечь. Сила огня напоминает страсти, когда человек предается им с неудержимою силою. Такова, например, страсть гнева, когда делает человека похожим на разъяренного зверя; такова страсть плотская, помрачающая в человеке разум до забвения человеческого достоинства. Воспламененный подобными страстями человек не владеют собою; но тут возможны два исхода: человек или делается полною жертвою страстей и погибает от них, как удобосгораемое вещество от пламени, или, испытав гнусность страстей, начинает ненавидеть их, – пламень их постепенно погасает, он остепеняется, образумливается подобно блудному сыну евангельской притчи. Со стыдом вспоминают таковые грешники о времени, когда душа их пожираема была страстями, и с благодарностью к Господу исповедуют торжество над ними, водворение в душе их благодатного мира и покоя. «Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу» (Пс. 65:12)) ».

57. Ветхий человек и новый («Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:4))

В сих словах Апостола указывается на отношение погребения Христова к таинству крещения. Купель крещения есть образ гроба Господня. Когда мы погружаемы были в купель, это значило, что мы погребаемы были со Христом. Когда мы поднимаемы были из купели, это значило, что мы восставали из мертвых вместе со Христом для того, чтобы нам ходить в обновленной жизни. В купели крещения погребаем был наш ветхий человек и полагалось начало жизни нового человека, совершенно отличной от жизни человека ветхого, получаемой нами путем естественного рождения с наследственною духовною порчею, переходящею от Адама на все его потомство. Человек ветхий и человек новый по природе ничем не отличаются: у того и другого тоже физическое устройство, те же внешние чувства, та же душа, одаренная разумом, свободною волею, способностью к чувствованию приятного и неприятного, к любви и ненависти, та же память, тоже соображение, та же совесть. Но в свойствах и действиях того и другого человека открывается поразительное различие, выражаемое словами: «тот же человек, да не тот». Начнем с разума.

Иисус Христос в притче о неправедном домоправителе указал в его лице пример мудрости, с какою он поступил для того, чтобы выйти из затруднительного положения по случаю нечестного поведения в управлении вверенным ему имуществом. Сам хозяин имущества похвалил его за его мудрость, хотя убежден был в его несправедливости. Христос Спаситель, упомянув об этой похвале, присовокупил: «ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде». Сравнением сынов века, людей мира, о сынами света, учениками божественной мудрости, Господь Иисус выражает сожаление, что последние уступают первым в умении вести свои дела, что дела житейские ведутся сынами века хоть недобросовестно, но с искусством, достойным удивления, тогда как сынам света недостает подобного искусства, подобного благоразумия для дела спасения души, что на зло больше мудрых людей, чем на добро. Этим примером наглядно объясняется различие ветхого человека от нового. Тот и другой могут быть одинаково умными, но ум одних употребляется на зло, ум других употребляется на добро. И, к сожалению, умов изобретательных на зло больше, чем изобретательных на добро. Подобное сходство и различие умов проявляется в мире духов. Диавол есть умнейшее существо, но вместе самое злое, потому что ум его изощряется на изобретение средств вредить людям и досаждать Господу Богу. Великий ум его как много мог бы сделать добра людям и послужить Господу Богу в делах Его промышления о мире, если бы диавол перестал враждовать против Бога и людей и вместе со святыми ангелами употреблял свой ум для одного добра! Ум его мог бы тогда остаться таким же совершенным, каким и всегда был, изменились бы только свойства его деятельности, он перестал бы быть орудием зла и сделался бы только орудием добра. Тоже должно сказать о различии и сходстве ветхого и нового человека по уму.

Возьмем теперь сердце человека. Как в ветхом, так и в новом человеке оно есть орган радости и скорби, любви и ненависти. В чем же разность? В том, что сердце ветхого человека склонно к одним житейским, земным радостям, сердце же человека нового услаждается радостями чисто духовными, доступными ему в молитве, в богомыслии, в приятии благодати св. таинств. Ему не чужды и мирские радости, но он не предается им до забвения Господа. Он радуется, например, успехам в житейских делах, но радуется о Господе, благословляя за них Господа, дарующего ему средства послужить благу ближних. Что касается до любви и ненависти, то хотя та и другая свойственны сердцу ветхого и нового человека, но разность в предмете. Предметом любви ветхого человека служит мир и плоть, а предметом любви нового человека служит Бог; любовью к Богу сердце его наполнено в такой мере, что в нем или совсем не остается места для любви к твари, или он питает любовь к твари настолько, насколько она совместна с любовью к Богу. Ненависть ветхого человека простирается на дела благочестия и добродетели; он тяготится даже напоминанием о них и злится на тех, которые по доброжелательству к нему пытаются обратить его на путь истины; напротив, новый человек ненавидит грех и строго осуждает его в самом себе.

Воображение ветхого человека наполняется образами и представлениями исключительно житейскими и нечистыми; напротив, воображению нового человека присущи образы и представления духовного мира, чистые и святые.

Память ветхого человека оскверняется памятозлобием; напротив, новый человек любит воспоминать благодеяния Божия, неоднократно испытанные им, приводит себе на память грехи, какими прогневлял Господа Бога, и хотя они давно прощены, продолжает оплакивать их, говоря: беззакония моя аз знаю и грех мой предо мною есть выну (Пс. 50: 5). Память о них преследует его даже на ночном ложе, – он омочает ими постелю свою подобно кающемуся Давиду (Пс. 6:7). Пример Савла, сделавшегося Павлом, показывает, как в самой совести отражается сходство и различие ветхого и нового человека. В нем была одна и та же совесть до обращения к вере во Христа и после обращения. В первом случае он действовал по совести, когда жестоко и бесчеловечно обращался с верующими во Христа, ибо убежден был, что, убивая их, он приносит службу Богу. Душа его была исполнена ревностью о славе имени Божия. К сожалению, ревность его была ложно направлена, заставляя его быть гонителем невинных христиан: в лице их он гнал самого Христа. Савле, Савле! что Мя гониши? сказал ему сам Христос, явившись ему на пути его в Дамаск, куда он спешил для преследования христиан. Вот образ ветхого человека, действующего по совести, но несправедливо, нечестиво и бесчеловечно. Но Савл не до конца остался в таком состоянии; благодать Божия вразумила его, в душе его совершился переворот, гонитель Церкви Христовой сделался ревнителем славы Христовой. Его воодушевляла прежняя ревность, в нем сохранилась та же самая совесть. Перемена произошла только в направлении ревности: предметом ее сделалась вера Христова, которую он стал защищать и в служении которой он провел всю остальную жизнь, не изменяя своей совести, ибо он также искренно ревновал о Христе, как искренно враждовал против Христа. Совесть его не изменилась, а только обновилась. Ветхий человек в лице его уступил место человеку новому.

Мы призваны служить Богу не только душей, но и телом. О служении Богу телом Апостол говорит: «не предавайте членов ваших греху, в орудие неправды, но представьте себя Богу, как оживших из мертвых, и члены ваши Богу в орудия праведности» (Рим. 6: 13). Итак, члены нашего тела могут быть и орудиями неправды, когда, например, мы совершаем посредством их грехи делом и словом, и орудиями правды, когда употребляем их для совершения дел благочестия и добродетели. В первом случае проявляет свою силу человек ветхий, во втором – новый. Ветхий человек языком своим злословит, клевещет, кощунствует, богохульствует, сквернословит; новый человек тем же самым языком Бога славословит, ближнего назидает и вразумляет. Ветхий человек руки свои простирает на чужую собственность, совершает ими насилие, даже кров проливает и т. д. Таким образов, одни и те же члены служат орудиями добра и зла; зло совершает посредством их человек ветхий, добро – человек новый.

Как совершается превращение ветхого человека в нового? Оно совершается благодатью в таинстве крещения, в котором погребается ветхий человек, погружаясь в купель крещения как бы в кровь Христову или как бы спогребаясь Христу, и рождается новый.

О крещенных, сравнивая их с тем, чем они были до крещения, Апостол говорит: «вы омылись, освятились, оправдались имени Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего» (1Кор. 6:11). Такое духовное обновление явственно испытывают крещенные в зрелом возрасте. Но к прискорбию, многие из христиан, получив новую благодатную жизнь в крещении, не заботится о сохранении и развитии ее и возвращаются к жизни ветхого человека, так что крещенного не обличишь по делам его от нехристя, словно это не христианин, а язычник. Он идет путем погибели; но милосердый Господь никому не желает погибели, и всем желает спастися и в разум истины прийти. Как бы ни были тяжки и многочисленны наши грехи, никто не лишен надежды спасения, если искренно покается в них и потщится умилостивить Господа ревностью к исполнению Его святых заповедей. Он всех грешников призывает к покаянию и готов помиловать их. Он за тем и простер Свои пречистые руки на кресте, чтобы всех кающихся принять в Свои объятия; за тем пролил Свою кровь на кресте, чтобы омыть ею все наши греховные скверны, за тем вкусил смерть, чтобы оживить в нас духовную жизнь; затем и погребен, чтобы убить в нас ветхого человека и воскресить его для жизни нового человека. Предстоя пред изображением Христа умершего и погребенного, вознесем, братие, к Нему молитвы покаяния: «не вниди, Господи, в суд с рабы Твоими, продолжающими осквернять себя теми грехами, за которые Ты положил жизнь Свою на кресте, и не дай нам умереть во грехах без покаяния, но сподоби нас прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати, а для сего не лиши нас Твоей благодатной помощи».

58. Предостережение от опасных знакомств («Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» (Пс. 1:1, 2))

Сими словами, составляющими начало первого псалма псалтири, царь и пророк Давид предостерегает читателей от знакомства с людьми нечестивыми и ублажает того, кто избегает этого знакомства. Люди нечестивые с какою-то сатанинскою ревностью стараются развратить людей неопытных и не изведавших зла. Худо тому, кто подпал их внушению. Сначала он является на совет нечестивых или в собрание их, по их приглашению, из одного любопытства. «Дай, говорит он про себя, посмотрю, что у них делается. Если не понравится, уйду и в другой раз не пойду». Случается, однако, противное. Он неприметно для себя попал в сети, ему расставленные, увлекся теми развлечениями, какие там увидел, теми речами, каких наслушался. Пришел к ним из любопытства, любопытство сменилось сочувствием. Он «стал на пути грешных». Он сбился с пути, которым доселе ходил, и стал твердою ногою на том пути, каким идут нечестивые, утвердился в их образе мыслей и жизни. Но на этом он не остановился, пошел дальше. Он «сел на сидалищи губителей», т. е. не только сам вступил на путь погибельный, но еще стал губить других своими внушениями, стал действовать за одно с теми нечестивыми, с которыми сблизился; пойманный ими в сети, стал вместе с ними ловить других, распространять между ними заблуждения, учить беззаконию, или, как они выражаются, развивать их, посвящать в тайны нечестия и разврата, каких дотоле они не знали, вооружать против закона Господня. Такова постепенность, с какой совершилось его падение. Вся беда произошла от первого шага. Не следовало его делать. Сделал один шаг, захотелось сделать другой, идти дальше. Эта история – самая обыкновенная. …

Предостережение от знакомства, с злонамеренными людьми Псалмопевец подкрепляет напоминанием о законе Господнем. Чуждающийся этого знакомства подчиняет свою волю воле Божией, выражаемой в этом законе: в законе Господни воля его и в законе Его поучится день и нощь. Он не ходит на совет нечестивых, потому что они ничему доброму, не научат. Доброму только учит закон Господень. Вместо того, чтобы просиживать ночи в обществе людей нечестивых и беззаконных, он день и ночь проводит в чтении поучений закона Господня, который служит главным руководством для жизни, светильником стопам его и светом стезям его. … От вас не требуется, чтобы вы непрерывно упражнялись в сем святом труде, чтобы проводили в нем бессонные ночи. Желательно только, чтобы принято было за правило ежедневно читать слово Божие понемногу, дабы сохранялось в душе вашей непрерывное благочестивое настроение, как плод любви к закону Господню, так чтобы ни днем, ни ночью не отходила от вас память о Боге, о Его святой воле, изображенной в Его законе, чтобы духовные очи ваши были выну устремлены ко Господу, чтобы вы могли говорить вместе с Давидом: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс. 15: 8). Благо тому, в ком утвердилось это настроение. Его не поколеблют, не соблазнят злые советы нечестивых людей, их попытки привлечь его на свою сторону, у него один ответ на их слова: как же сделаю я сие великое зло и согрешу пред Богом? Мысль о вездеприсутствии и всеведении Божием, страх иметь Господа свидетелем его беззаконий удерживает его не только от дел, но и от мыслей беззаконных. Поистине он не подвижится на том пути благочестия и добродетелей, на котором стал твердою ногою. …

59. Что значит тщетно принимать благодать Божию? («Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами» (2Кор. 6:1))

Сими словами начинается сегодняшнее апостольское чтение из второго послания апостола Павла к Коринфянам. Он умоляет их позаботиться о том, чтобы благодать Божия не тщетно была принята ими. Ближайшим образом, судя по связи с предшествующими стихами (гл. 6, ст. 20 и 21), под сею благодатью разумеется благодать примирения нас с Богом искупительною жертвою Христовою. Сообщается нам сия спасительная благодать в святых таинствах, начиная с крещения. В каждом из них преподаются нам разнообразные дары соответственно разнообразным нуждам духовным и телесным. В одних из приемлющих благодать она действует плодотворно, делает их истинными христианами; напротив, другими она принимается тщетно, плодотворного действия ее в образе жизни не оказывается, так что крещеный человек по жизни ничем не отличается от нехристя: данное им, или от лица его, при крещении обязательство отречься от диавола, от покорности ему и быть верным одному Христу, яко царю своему и Богу, не исполняется; раскаяние во грехах неверности Христу, отступления от заповедей Его, заявляемое на исповеди, ограничивается только словами и обещаниями; едва успел человек получить прощение во грехах на исповеди и освящение в таинстве причащения, он спешит возвратиться к прежним греховным привычкам; с каждым годом вместо того, чтоб более и более преуспевать в нравственной жизни, делается еще хуже, несмотря на ежегодное приятие благодати в таинствах. Умоляя Коринфян не тщетно принимать благодать Божию, Апостол знал, что эта опасность угрожает им, как недавно обращенным к вере во Христа, окруженным со всех сторон язычниками и по близости к ним легко могущим увлекаться соблазнами нечестия и разврата с их стороны. Долго ли до беды – ходить близ огня и не обжечься, прикасаться к смоле и не запачкаться. Апостол, так много потрудившийся в деле обращения их к вере во Христа, не мог не скорбеть о них в виду грозившей им опасности и потому предостерегал их от ней не просто, но с мольбою к ним, как любящая мать умоляет сына, чтобы не огорчал ее худым поведением, не заводил знакомства с людьми порочными и не подчинялся их пагубному влиянию. Чем труднее было Павлу насадить в их душах семя евангельской истины, возродить их к новой жизни благодатью крещения, тем прискорбнее для него было опасение лишиться плодов своих трудов. Надобно было не только родить их для новой духовной жизни, но и поддержать в них эту жизнь, укрепить их в вере во Христа, воспитать их так, чтобы у них ничего не осталось языческого ни в жизни, ни в образе мыслей. И вот он употребляет все усилия, чтобы споспешествовать их духовному росту или возрастанию в жизни христианской. «Как споспешники, — пишет он им, — умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами», – и далее исчисляет подвиги самоотвержения, какими он изнурял себя для того, чтобы послужить их спасению. Пример Апостола в сем отношении неподражаем; но во всяком случае несомненно то, что каждая христианская душа по приятии благодати крещения не должна быть оставляема без попечения о ее духовном развитии. Этот священный долг лежит преимущественно на родителях, на восприемниках и на пастырях церкви. Все они должны содействовать спасению вверенного их попечению христианина воспитанием его в христианском духе. И горе им, если они не сознают и не исполняют этой обязанности, и если вследствие этого крещеный человек подвергается опасности оказаться бесплодным в духовной жизни и близким к погибели. Пусть не думают они, что свободны от ответственности. Нет, пред судом Божиим они будут отвечать не только за свои грехи, но и за грехи тех, спасению которых не содействовали силою нравственного влияния: они виноваты в том, что благодать Божия тщетно принята теми, которые остались без их попечения.

Коринфские христиане счастливы были тем, что прияли не только общую для всех благодать, даруемую крещением, но еще сподобились чрезвычайных даров благодати, каковы дар языков, пророчества, исцелений, истолкования Божественных писаний. Какая великая благодать! Обладавшие ею, без сомнения, уверены были в особенном благоволении к ним Божием и сознавая близость к ним Господа, по-видимому, далеки были от опасности сбиться с истинного пути и лишиться спасения. К сожалению, эта опасность грозила каждому из них. Ни за кого из них нельзя было поручиться, что благодать Божия, которою они в преизбытке наделены были, не окажется для них бесплодною и не избавит их от погибели. Строгий суд Божий поразит даже тех, которые в день суда будут говорить: «Господи, Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не Твоим ли именем чудеса творили? Я никогда не знал вас», объявит им Судия, «отойдите от Меня делающий беззаконие» (Мф.7:22,23). Могло быть, что эти несчастные пророки и чудотворцы были некогда угодниками Божиими, за что удостоились от Господа дара пророчества и чудотворения. За что же на суде они будут отвергнуты? За то, что возгордились дарами Божиими, забыв, что они были только орудиями благодати Божией, и вот вследствие гордости оставлены благодатью, впали в другие грехи, за что и заслужили осуждение. Один из апостолов, на ряду с прочими апостолами, обладал силою творить чудеса и однако ж не подорожал этим преимуществом, впал в грех корыстолюбия, предал Христа и погиб самоубийством.

Что обладание чрезвычайными дарами духовными не спасает от погибели, в этом удостоверяет также апостол Павел, говоря: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я-медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею [дар] пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что [могу] и горы переставлять, а не имею любви, -то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13:1, 2, 3). Итак, любовь к ближнему есть такое достоинство, которое гораздо драгоценнее, чем быть пророком, чудотворцем и даже мучеником. Как понять это? Должно полагать, что Господь облекает силою своего всемогущества, премудрости и благости не всегда чистые и достойные орудия. Какой, например, великий дар чрез рукоположение сообщается священнику – дар разрешать и связывать грешника, вообще дар низводить многообразную благодать на верующих чрез совершение всех таинств! Таких даров не имеют даже ангелы, так что в сем отношении, по слову Златоуста, превосходит их всякий священник, даже ведущий жизнь укоризненную и соблазнительную. Грехи его однако не препятствуют действию чрез него благодати Божией, служащей к освящению и спасению людей. Благодать Божия, каким бы орудием ни преподавалась, не перестает быть благодатью, сила Божия в немощах совершается. Что Господь не всегда избирает совершенные орудия для проявления своей всемогущей силы, видно между прочим из того, что для вразумления пророка Валаама, ехавшего на ослице к Моавитскому царю с недобрыми намерениями, заставил ослицу говорить человечьим языком. Теперь понятно, почему иногда могут быть чудотворцами и пророками люди, которые могут иметь немало духовных совершенств, но не имеют главного совершенства – любви к ближним, которая составляет отличие истинных учеников Христовых. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:35), сказал Христос. Любовь к ближним, по слову Апостола, есть союз совершенства (Кол. 3:14), т.е. верх или вершина совершенства, так что все другие нравственные достоинства могут быть благоугодны только в том случае, если соединяются с любовью к ближним. Горе тому, кто, по-видимому, ревнует об исполнении всех заповедей, но не питает в сердце любви к ближнему: ему не вменяется в заслугу даже дела самоотвержения, потому что эти дела могут совершаться по тщеславью, по гордости, по презрению к жизни. Этого мало, – Господу Богу не всегда угодны даже дела милосердия к ближним, ибо и они, по слову Апостола, без любви не полезны: «если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы». Это потому, что и щедрым можно быть не по любви к ближним, а ради славы человеческой, по честолюбию, по желанию и надежде выслужиться пред начальством, получить от него высокую награду. Что и дела самоотвержения можно творить без любви к ближним и потому не получить никакой пользы от них, разительный пример тому представляет нам некто Саприкий, Антиохийский священник. Во время гонения за веру в царствование Валерианово он за твердость в вере претерпел разнообразные муки и, наконец, осужден на отсечение главы. Прежде чем совершена была казнь, подошел к нему некто Никифор, мирянин, который был сначала приятелем Саприкия, но потом произошел между ними разлад. Никифор после вскоре опомнился и искал примирения, но безуспешно. Он надеялся склонить его к примирению пред самою казнью, но Саприкий отказал ему в этом. Что же случилось? От него отступила благодать, и он отрекся от Христа в ту минуту, как уже совсем преклонил главу под меч. Вот он страдал за Христа и все готов был претерпеть за Него, но любви не имел и потому никакой пользы не получил от страдания, лишился мученического венца: вместо его принял мученическую смерть Никифор, исполнивший заповедь любви.

Вот какое великое значение в деле спасения имеет любовь к ближним. Кто чужд этой любви, тому не пользуют не только дела благочестия и добродетели, но и чрезвычайные дары благодати Божией, дар языков, пророчеств, чудотворений. Коринфские христиане в преизбытке обладали этою благодатью; но Апостол недаром опасался, не была бы она принята ими тщетно, т.е. без пользы для души. Тоже должно сказать о благодати Божией, даруемой каждому из нас в таинствах к нашему освящению и спасению. Не послужит она нам в пользу, а будет только в суд и в осуждение, если по небрежению к ней или по надежде на нее не будем прилагать усилий к тому, чтобы, при помощи ее, вести борьбу с греховными искушениями, более и боле преуспевать в жизни духовной. Спасти нас может одно только раскаяние во грехах. Кающегося грешника милосердый Господь готов принять в Свои объятия с такою же любовью, с какою блудного сына в евангельской притче принял отец его, обрадованный возвращением его к нему после пагубного скитания вдали от дома родительского.

60. Воздержание от грехов и жизнь святая по страху Божию («Возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием» (2Кор. 7:1))

В сих словах, содержащихся в сегодняшнем апостольском чтении, предлагается наставление о стяжании святости по душе и по телу. Она приобретается путем очищения себя от скверн плоти и духа. Под сквернами плоти разумеются грубые грехи плотоугодия, именно любострастие или блуд и чревоугодие, особенно пьянство. Под сквернами духа разумеются грехи, находящие пищу в одной душе, каковы гордость и злоба, также вообще греховные мысли и душевные расположения, не видимые людям, но ведомые Богу и совести грешника. Предостерегая от всех этих грехов, Апостол поставляет на вид коринфским христианам обетования Божии, о которых была у него речь в предшествующих стихах. Одно из них гласит: вселюся в них и похожду и буду им Бог, и тии будут Мне людие (Лев. 6:17). Другое обетование: и буду вам во Отца и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (Иер. 3:19; Ос. 1:10). В обоих обетованиях, данных ветхозаветным верующим, Господь обнадеживает их быть в теснейшем общении с ними, присутствовать в их обществе, быть их Отцем и дать им право называть себя чадами Его. Но они могут надеяться на исполнение этих обетований только под условием отлучения от язычников, от общения с ними в идолослужении, в грубых плотских грехах, иногда соединенных с идолослужением, в пьянстве, в злобе и лукавстве. Те же самые обетования относятся и к христианам, даже преимущественно к христианам, ибо в силу этих обетований Господь гораздо ближе к ним, чем к ветхозаветным верующим. Каждый православный христианин есть чадо Божие, по благодати возрождения крещением, есть храм Божий, жилище Святого Духа, по благодати миропомазания, есть причастник Тела и Крови Христовой. Какая необычайная близость Господа к верующим! Но эта близость обязывает их к тому, чтобы и они старались быть как можно ближе к Господу, т. е. чтобы ревновали уподобляться Ему в доступных подражанию совершенствах Его, исполняя заповедь Господа: святи будите, ако Аз свят есмь. Бог непричастен никакому греху, не оскверняется никакою нравственною нечистотою, хотя везде присутствием Своим объемлет все, что есть во вселенной. К подобной святости все верующие во Христа должны стремиться не потому только, что они, как и все люди, созданы по образу и подобию Божию, но наипаче потому, что созданы во Христе Иисусе для новой благодатной жизни и получили в обладание благодатные силы для преспеянии в благочестии и для борьбы с многоразличными греховными искушениями. Что нужно для того, чтобы достигнуть успеха в достижении святости? Нужен страх Божий: очистим себе от всякие скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божии. Укажем виды этого страха.

В рассматриваемых словах Апостола ближайшим образом разумеется под страхом Божиим страх сыновний. Сыну свойственно любить отца. И как не любить того, кому он обязан жизнью и воспитанием? Но чем больше он любит отца, тем больше страшится оскорбить его непослушанием, дерзостью и вообще худым поведением. Итак, если любовь к земному отцу соединяется со страхом, тем паче со страхом мы должны любить Отца небесного. И кого же нам больше любить, как не Его, не потому только, что Он нас любит и нам на каждом шагу благодетельствует, но и потому, что Он сам по себе достоин любви, как Существо совершеннейшее и высочайшее? Но чем больше Он заслуживает нашей любви, тем сильнее должен быть в нас страх Божий, тем живее должно быть опасение провиниться перед Ним чем-нибудь и прогневать Его. Такова сила сыновнего страха. В соединении с любовью к Богу этот страх способен возбудить и поддержать в нас ревность к подвигам очищения себя от скверн плоти и духа и к преуспеянию в святости.

Есть еще страх ангельский. Ангелам нет причины страшиться гнева Божия: они суть чистые и безгрешные существа. Однако и они страшатся Бога. Даже совершеннейшие из них, каковы серафимы, окружающие престол Бога Вседержителя и немолчными устами воспевающие Ему Трисвятую песнь, не дерзают поднять к Нему очей своих и закрывают крылами лица свои. Что побуждает их к сему? Страх величества Его. Как ни велики, как ни совершенны они в ряду созданий Божиих, но когда сравнивают себя с Ним, они поражаются бесконечным Его превосходством пред ними в совершенствах и делах, и, признавая свое ничтожество пред Ним, трепещут не потому, чтобы опасались гнева Его, а единственно по смирению. Но если и безгрешные духи ощущают страх пред Господом, как же нам не бояться Его, нам, которые ниже их по достоинствам самой природы и даже заслуживаем гнев Божий по грехам? Мы должны бояться Его, помышляя о Его вездеприсутствии, всеведении. Мы стыдимся и боимся иметь людей свидетелями наших нравственных безобразий: как же не стыдиться и не бояться при мысли о том, что имеем свидетелем своих не только греховных дел, но и помышлений, Бога Вездесущего и Всеведущего? От людских очей еще можно укрыться, так что самые тяжкие преступления часто остаются ни для кого неизвестными; но сказать это о Боге, для Которого ничего нет тайного, было бы крайне нечестиво, и потому только люди нечестивые и бессовестные Бога не боятся и дерзают осквернять себя в Его присутствии всякими грехами. Что же касается до людей благочестивых, то от всех греховных искушений удерживает их страх вездеприсутствия и всеведения Божия. Како сотворю глагол сей злый и согрешу пред Богом? сказал целомудренный Иосиф, когда склоняла его на грех бесстыдная женщина, и потому не только удержался от сего греха, но еще много страдал по ее наветам за свое целомудрие.

Дай Бог, чтобы каждый из нас удерживаем был от грехов страхом пред Богом Вездесущим и Всеведущим. Но что сказать о страхе суда Божия при мысли о правосудии Божием, когда кто боится Бога только потому, что боится наказания за грехи? Такой страх свойствен людям, у которых недостает чистой, бескорыстной любви к Богу. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1Ин.4:18). Правда, и сыновняя любовь к Богу соединена, как мы видим, со страхом или опасением оскорбить Его противлением Его святой воле; но проникнутой сим страхом, проистекающим из любви к Богу, скорбит не о том только, что нельзя безнаказанно оскорблять Бога, а о том наипаче, что сделался недостойным любви Его, что оскорбил Его неблагодарностью к Нему; он скорбит собственно о грехах своих, а не об угрожающих ему пагубных последствиях; для него сознание вины пред Господом несравненно тяжелее, чем опасение адских мук. Этот именно, а не другой смысл имеют слова Апостола: страха несть в любви, совершенная любы вон изгоняет страх, т. е. страха наказания, вечного осуждения. Тем не менее нельзя сказать, чтобы страх наказания, свойственный рабам, был чужд истинно любящим Бога и не имел для них значения в деле спасения. Апостол говорит, что страх наказания или рабский несовместен только с совершенною любовью к Богу; но кто же из любящих Бога может быть уверен, что обладает такою любовью, что к его любви не примешивается страх вечного осуждения и желание награды от Бога? Такая совершенная любовь свойственна только ангелам, чуждым греха, непоколебимым и утвердившимся в добре? Что же касается до людей, то и величайшие праведники, при всей любви к Богу, ощущают нужду подкрепить себя в ревности к исполнению Его заповедей страхом неумытного суда Его, ибо и их преследует неотвязчивая мысль, что Господь не только благ и милосерд, но и правосуден, что нельзя безнаказанно прогневлять Его не только греховными действиями, но также греховными мыслями и намерениями. Апостол Павел был величайший праведник и говорил о себе и подобных ему, что их ничто не может отлучить от любви к Господу, но он же исповедовал: «хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь» (1Кор. 4:4). Итак, если ни один праведник не может похвалиться всецелою, чистейшею, серафимскою любовью к Господу, то стало быть никто не дерзнет сказать, что ему не страшен суд Божий. Нет, он страшен всем, даже величайшим праведникам. Преподобный Ефрем Сирин постоянно проливал слезы, помышляя о страшном суде. Положим, что страх этого суда принадлежит к числу низших побуждений к удержанию нас от греховных поползновений; но и низшие побуждения спасительны, если на нас не действуют или слабо действуют побуждения высшие. – Многие христиане не боятся страшного суда по надежде исключительно на благость Божию; они не хотят верить угрозе вечными муками, якобы несогласной с бесконечным милосердием Божиим. Но бесконечное милосердие Божие немыслимо без правды Божией. Нехорошо пугать себя постоянным представлением адских мук, без надежды на милосердие Божие; но нехорошо также убаюкивать себя мыслью, что Бог по бесконечной благости не взыщет с нас за грехи, как бы они ни были многочисленны и тяжки. Это значило бы то же, что уверять себя, будто не следует бояться нарушения заповедей Божиих, – Бог все простит, ведь Он бесконечная любовь. Мысль кощунственная и нечестивая! Пусть говорят, что удерживать себя от грехов страхом суда Божия, а не единственно любовью к Господу, свойственно служащим Богу с рабским расположением души, а не сыновним; но и рабское расположение может обратиться в сыновнее, ибо и в житейском быту привычка раба к господину привязывает его к нему так, что он начинает служить ему не по одному страху наказания за неисправности, но и по любви к нему. Не рабского страха должно остерегаться, но страха бесовского, ибо и беси трепещут пред Господом; но они не только не вразумляются, но еще пуще озлобляются против Бога и с течением времени больше и больше утверждаются в противлении Ему, в злобе против Него и против людей. Будем молить Господа, да спасет нас от подражания духам злобы и да поможет нам Своею благодатью блюсти себя чистыми не только от скверн плоти, которые несвойственны бесам, не имеющим плоти, но и от скверн духа – непомерной гордости и злобы, свойственных бесплотным злым силам.

61. Сходство некоторых грехов с беснованием («Взываю Тебе, как хананеянка: “Иисусе помилуй меня!” Ибо не дочь имею я, но плоть, страстями тяжко одержимую и гневом разжигаемую, и исцеление подай возглашающему Тебе: Аллилуиа!» (Акафист Иисусу Сладчайшему кондак 11))

В сегодняшнем евангельском чтении (Мф.15:21–28) повествуется о чудесном исцелении бесноватой хананеянки, по неотступной просьбе ее матери. Христос не вдруг исполнил ее просьбу не потому, чтобы гневался на нее, а потому, что хотел показать ученикам своим и вообще последователям в лице ее силу веры в Него и в этой вере указать пример для подражания ей. О силе веры ее можно судить по тому, что несмотря на отказ ей в просьбе и апостолам в ходатайстве за нее она не переставала умолять Господа Иисуса об исцелении ее дочери. Эта настойчивость, свидетельствовавшая о великой вере в Господа Иисуса, и была причиною, почему, наконец, Он исполнил ее просьбу. С верою соединялось у ней великая материнская любовь к дочери. Она вопияла к Иисусу: Иисусе помилуй меня!” Ибо не дочь имею я, но плоть, страстями тяжко одержимую. Что это значит, что мать, желая спасти свою дочь, говорит: не дочь помилуй, а меня, не ей помоги, а мне? Это значит, что мать так живо принимала к сердцу страдания дочери, как бы сама лично страдала. Таково и должно быть истинное сострадание к кому бы ни было. Оно потому так и называется, что состоит не в простом сочувствии страждущему, но в разделении его страданий: сострадающий не меньше, даже больше страдает, чем сам страдалец, который иногда впадает в беспамятство, притупляющее в нем ощущение боли.

Дочь моя зле беснуется, говорит Хананеянка, то есть подвергается жестоким припадкам беснования. Многочисленные примеры исцеленных Христом тех несчастных людей, которыми не нравственно, а физически овладевала бесовская сила, показывают как ужасны были эти припадки, какой страх наводили они на зрителей. В сильных припадках бесноватые делались неистовыми, с неудержимою силою бросались в огонь и в воду. В порыве злобы скрежетали зубами и испускали пену изо рта. Встреча с ними не всегда была безопасна. Вероятно такова была и исцеленная Христом бесноватая дочь Хананеянки. Жалко было ее положение. Но, братия, вместо того, чтобы бесплодно жалеть о ней, посмотрим на себя, не похожи ли иногда и мы на нее в нравственном отношении? Ее состояние не есть ли образ людей, которые по своему безобразному поведению напоминают бесноватых, хотя бесовская сила не вселилась в них физически и действует на них только нравственно? Беснование соединяется с умопомешательством, с утратою сознания своего положения, с самозабвением. Нечто подобное видим мы в людях, обуреваемых страстями, – они поистине люте беснуются. Возьмите, например, блудного сына евангельской притчи. О нем сказано, что когда промотал он все свое имение в обществе блудниц и пьяниц и довел себя до крайней нищеты, так что находился в опасности помереть с голода, то пришел в себя, то есть опомнился. Стало быть до сих пор он был вне себя, не помнил себя. Постоянное пьянство и разврат отуманили его голову до того, что он не мог понять безнравственность своего поведения, не мог даже сообразить, что по мере истощения его средств ему не на что будет жить; бросал свои деньги на все стороны, как будто обладал неистощимым богатством. Такое помрачение его ума делало его похожим на бесноватого, пришедшего в беспамятство. С беспамятством бесноватые теряли иногда чувство самосохранения. Об одном из бесноватых повествуется в Евангелии, что он с неудержимою силою бросался в огонь и в воду, не боясь сгореть и утонуть. Подобно ему поступают многие грешники, которые привычкою ко греху довели себя до того, что смело без оглядки, не подозревая опасности, идут путем, ведущим к погибели. Таковы, например, пьяницы. Несчастная привычка к горячительным напиткам убила в них чувство стыда. Честь, которая для других дороже жизни, для них ничего не значит, – они не берегут ее. Напрасно кто-нибудь ив участия к пьянице, когда он проспится, станет стыдить его напоминанием ему о том бесчестии, какому он подвергался в опьянении; напрасно стал бы говорить пьянице, что его в этом состоянии били, всячески над ним ругались; напрасно стал бы уговаривать его прекратить попойки в обществе с подобными ему гуляками. Пьяница ответит: били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал. Когда проснусь, опять буду искать того же’ (Притч. 23:35). В этих словах выражается полнейшее пренебрежение пьяницы к своей чести. Смысл их такой: «что за беда, если меня били, и всячески позорили? ведь я был в таком положении, что не чувствовал боли от побоев, не слышал порицания и насмешек. Нет, – меня нисколько не тревожит то, что сделали со мною, когда я упился до бесчувствия. Удовольствие от винопития для меня дороже чести. Не о ней я думаю, а в том, чтобы опять напиться и как можно скорей. Завтра же уйду и поищу приятелей, чтобы в обществе их провести время в попойке. Жду не дождусь утра, – О, когда оно наступит»! – Вот до какой степени может доходить равнодушие пьяницы к своей чести. – Случается, что в состоянии опьянения иной совершает уголовное преступление, начнет драку, и в драке изувечит или даже убьет человека. Когда протрезвится и узнает об этом, начнет раскаиваться и плакать; но не все пьяницы так поступают. Иной и протрезвившись не признает себя виноватым, оправдывая себя тем, что был в это время в беспамятстве, следственно находился в состоянии невменяемости. К сожалению, мнение пьяницы о его невменяемости разделяют иногда и трезвые люди, когда на суде приходится им в качестве адвокатов и присяжных заседателей произнести свое мнение о виновности или невиновности его; а преступник тому и рад, за него вступились. Какое развращающее влияние на преступников производит столь снисходительное отношение к ним на суде! Оно только поощряет их к пьянству надеждою на безнаказанность в случае повторения уголовного преступления в состоянии опьянения. Совесть их заглушается. Привычка к буйству во время опьянения не удерживает его от пьянства. Он знает, что суд отнесется к нему снисходительно. Потеря стыда и совести поистине делает пьяницу похожим на бесноватого, не берегущего своей жизни, не боящегося ни огня, ни воды. Похожи также на бесноватого люди, в высшей степени раздражительные. Злоба до такой степени овладевает ими, что они опасны делаются для всякого приближающегося к ним. Некоторые из них, когда успокоятся, сами предостерегают людей не подходить к ним близко в минуту их раздражения: они за себя не ручаются и могут в эти минуты совершить преступление. Об одном из бесноватых говорится в Евангелии, что «когда схватывает его бес, то повергает его на землю и он испускает пену и скрежещет зубами» (Мк. 9:18). Похожи на него те из гневливых людей, которые в порыве злобы и негодования с пеною у рта и скрежетом зубов изрыгают слова ругательства и проклятия на всякого, не разбирая, провинился ли кто пред ним, или нет.

В виду того, что привычка к некоторым грехам, принимающая страстный характер, делает человека похожим на бесноватого, в песнопении, рассматриваемом нами, прямо сказано о страстях, что плит, волнуемая ими, люте беснуется подобно дщери Хананейской жены. На это беснование указывает между прочим церковное наименование одной из этих страстей. Чревоугодие, высшую степень которого составляет пьянство, церковь именует чревобесием и чревониистовством. Это значит, что преданные чревоугодию до ненасытимости в употреблении горячительных напитков испытывают такое же нетерпение, такое же беспокойство, такое же презрение ко всякому приличию, какое свойственно бесноватым. Сколько ни пьет иной, все недоволен, все ему мало, пока, наконец, не допьется до бесчувствия. Не менее знаменательно пьянство называется гортанобесием. Чрево переполнено вином в не вмещает его, но жажда ощущается в сильнейшей степени в гортани: она истаивает от этой жажды и требует удовлетворения, с каковою целью древние римские пьяницы очищали свое чрево посредством рвотного. Не одно чревоугодие, но и другие грехи плотоугодия уподобляют человека бесноватым: таково например любострастие, которое в иных по причине ненасытимости обращается в неизлечимую болезнь. Что касается до ярости, можно спросить, почему она в церковном песнопении ставится на ряду со страстями плоти, палимой яростью. Ярость корень свой имеет в душе, а не в плоти. Это правда, но если сказано, что яростью бывает палима плоть, это значит, что ярость или гнев, действующий в сильнейшей степени, волнует кровь и как бы воспламеняет ее.

Таково жалкое положение человека, у которого плоть люте беснуется страстями и палима бывает яростью. Но как бы ни было пагубно такое состояние, нельзя назвать его совсем безнадежным. Нет ни одной болезни душевной и телесной, которую не могла бы уврачевать благодать Божия. Господь Иисус Христос, исцелявший бесноватых физически, силен своею благодатью исцелять люте беснующихся страстями грешников, лишь бы только они сколько нибудь восчувствовали нужду в Его помощи. Он всегда готов подать им эту помощь и услышать мольбу о ней подобно тому, как Он услышал мольбу хананеянки об исцелении ее бесноватой дочери. Но не будем забывать, что надеяться на Его помощь могут только те, которые сами подвизаются в борьбе с своими страстями, а не те, которые в надежде на Его всемогущую силу сами ничего не делают для уврачевания своей души. Он помогает только трудящимся и подвивающимся, а помогать ленивым и беспечным значило бы только потворствовать греху.

62. Лицемерие («Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» (Ион.1:47))

Сии слова, взятые из нынешнего Евангельского чтения, сказаны Иисусом Христом в похвалу Нафанаилу, жителю Галилейского города Кины. Его привел к Иисусу Христу знакомый его Филипп, пред сим сделавшийся учеником Христовым. Филипп сказал ему: «мы нашли Мессию, о Котором писал Моисей в законе и пророки, из Назарета». «Из Назарета может ли быть что доброе»? ответил Нафанаил. В этих словах сказалось предубеждение его против Иисуса; но оно быстро рассеялось после того, как Иисус, увидев Нафанаила, сказал о нем: се воистинну Израильтянин, в немже льсти несть, и при этом напомнил ему нечто такое из его жизни, о чем никто не знал. Пораженный этим опытом прозорливости и всеведения Иисуса, Нафанаил тотчас уверовал в Него, как в Сына Божия и Царя Израилева. В настоящие минуты обратим внимание на похвальный отзыв Иисуса о Нафанаиле и извлечем из него назидание.

Похваляя Нафанаила, Иисус назвал его истинным Израильтянином за отсутствие в нем льсти и лукавства. Это знаменательно. По всему видно, что называя Нафанаила истинным Израильтянином, по отсутствию в нем лукавства, т. е. склонности к, обману и лицемерию, И. Христос находил его непохожим на других Израильтян. Во время земной жизни Иисуса Христа выдающимися лицемерами в среде Иудейского народа были фарисеи. Лицемерие их проявлялось в делах благочестия. Они любили совершать молитвы в синагогах и останавливаться для молитвы на углах улиц, вообще в людных местах затем, чтобы иметь больше свидетелей своей молитвы и прослыть в народе богомольными и набожными, отнюдь не по внутреннему настроению. Они имели обычай изнурять себя постом, произвольно налагая на себя пост в каждую седмицу по два дня для того, чтобы все удивлялись их подвижничеству, почитали за святых людей, хотя в тоже время эти великие постники поедали домы вдовиц, вымогая у них, под предлогом благотворения, на самом же деле для своего обогащения, крупные пожертвования. Они творили и милостыни, но отнюдь не по любви к бедным, а единственно по тщеславью. Громким звуком трубы они собирали к себе нищих единственно затем, чтобы все разглашали о их человеколюбии. Они казались строгими ревнителями законной правды и в качестве учителей закона налагали на других бремена тяжкие и неудобоносимые, а сами перстом не дотрагивались до них, т. е. предъявляли другим суровые требования нетолько закона, но и старческих преданий, а сами не исполняли эти требования. Под предлогом ревности о славе Бога Израилева они были усердными веропроповедниками, обходили море и сушу, дабы хотя одного обратить к истинной вере, и когда им это удавалось, оставляли его без попечения о его нравственно-религиозном состоянии и потому делали его сыном геенны, вдвое худшим их. Вот в каких мрачных чертах Иисус Христос изображает лицемерие фарисеев и подражателей их Иудеев! Сколько злобы и вреда было в их лицемерии, Христос испытал на Самом Себе. Они не только явно враждовали против Него, но прибегали иногда к лести, чтобы завлечь Его в свои сети и погубить. Однажды с целью поймать Его на слове, они обратились к Нему с каким предложением: «Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице: итак, скажи нам, как Тебе кажется? Позволительно ли давать подать Кесарю или нет?» Сколько почтительности и вежливости в этих словах, но вместе какой злой умысел скрывается в них! Вопрошавшие надеялись поставить Христа в затруднительное, безвыходное положение. Скажи Он: «позволительно платить подать Кесарю»; они провозгласили бы Его врагом народа, ненавидевшего тяготевшую над ним Римскую власть. Но не безопасно было дать отрицательный ответ, враги Его тотчас донесли бы на Него представителю Римской власти Пилату, обвиняя Христа в том, будто Он возмущает народ против правительства. Иисус Христос проникнул их злой умысел и сказал: «что искушаете Меня, лицемеры? покажите Мне монету, которою платят подать». На монете начертано было изображение Кесарево. «Итак, сказал в заключение Христос, отдавайте Кесарево Кесарю, а Божие Богу». Так обличил в лицемерии врагов своих Христос (Мф.22:16–22).

Обличения в лицемерии, направленные Христом против современных Ему Иудеев, относятся, братие, и ко многим христианам. Мало ли христиан, виновных в том же, за что Христос укорял Иудеев словами пророка Исаии: приближаются мне людие сии, усты своими и устнами чтут мя, сердце же их далече отстоит от Мене. Лицемеры молятся, прося у Бога прощения в грехах, от которых отстать не думают, и не прощают тем, которые против них согрешили. Лицемеры говеют и постятся, но с нетерпением ожидают окончания срочного времени пощения для того, чтобы возвратиться к прежним греховным привычкам. Лицемеры всуе призывают имя Божие в клятве для удостоверения в искренности своих слов обещаний, которых однако не думают исполнять. Возмутительные проявления лицемерия в обращении с ближними самое обыкновенное дело. Люди, называющие себя вашими покорнейшими слугами, нередко оказываются вашими злейшими врагами. Льстивые слова их мягче елея, и та суть стрелы. Мало ли друзей лицемерных, преданных вам во время благополучие и услужливых вам за гостеприимство, но бросающих вас во время несчастия, лишающего вас возможности угощать их? Мало ли должников намеренно уклоняющихся от уплаты долга? Мало ли бесчестных людей, дающих обещание жениться на. обольщенных ими жертвах любострастия и вступающих в брак с другими? …

Не приводим многих других примеров лицемерия. Достаточно увязанных для того, чтобы возыметь отвращение к этому греху, уподобляющему лицемеров Иуде предателю, знаком дружеского поцелуя предавшему Христа врагам Его, и в очах Господа не менее отвратительному, как и убийство: мужа кровей и льсти гнушается Господь. Будем не только сами избегать греха лицемерия, но и всячески остерегаться попасть в сеть лицемеров, сделаться жертвою их обмана. «Берегитесь, сказал Христос ученикам своим, от закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк.12:1).