ПЕРЕЙТИ на главную страницу журнала «Христианское чтение»
ПЕРЕЙТИ на главную сборника Назидетельные размышления

(Озвучено Никой)

1822 год, вып.5.
🎧VII. Истинное прощение
🎧IX. Злоупотребление языка
XIV. Нечто для предостережения ищущим спасения души своей
🎧XXIV. Назидательные мысли.
🎧XXV. Разность в том же

1822 год, вып.6.
🎧VI. 1. Чего не знаем, того и не желаем.
VI. 2. Соединенными силами больше делается.
🎧VI. 3. Молись и трудись.
VI. 4. Краткие духовные изречения.
🎧VIII. Каким образом можно избавиться от суетных и нечистых воображений?
🎧Х. Взгляд на мир и себя

1822 год, вып.7.
Х. Благополучие есть удел только святой жизни, или жизни по вере.
🎧XI. Жизнь.
🎧XII. Письмо I. О предании себя чистой любви на пути очищения.
🎧XIII. Письмо II. О различии плоти и духа.

1823 год, вып.9
🎧IV. Назидательные размышления.

1823 год вып.11
🎧XVI. Назидательные мысли.

1822 год, вып.5

VII. Истинное прощение

Не трудно произносить слова: «прощаю и забываю»; но кто исполняет их самим делом? Иной говорит: «прощаю, но не могу забыть». Он и не помышляет о том, что обманывает и прощаемого, и самого себя, что отнимает левою рукою то, что дает правою. — «Забываю, но не могу простить», — говорит другой. Он и не думает о том, что «забвение» может происходить от слабости, так же как и от добродетели от «времени», также как и от нашей «доброй воли».

Слово Божие научает нас, что «прощение» есть «уничтожение»; что мы тогда только прощаем оскорбившего нас, когда любим его так, как любили бы его, когда бы он не сделал нам зла, или лучше, когда бы вместо зла сделал нам добро. Так «прощает» Бог. Он не помышляет вечно о нашем преступлении; Он истребляет оное так, как бы его и не было. «Так чтобы искать и не найти его нечестия», когда Бог простит его.

Из сего мы познаем, что прощение не есть дело нашего естества; но дар, благодать, дело Божие. А посему нам должно ежедневно молиться Отцу небесному о духе прощения, дабы прощать подобных себе «так, как» бы Он нас прощает.

IX. Злоупотребление языка

«Наречие твое обличает тебя», говорили стоявшие отрекшемуся Петру (Матф. 26:73). Но они обманывались. С клятвою и божбою отрекаться от своего благодетеля, от своего, любви исполненного, Господа — нет! Петр не научался такому наречию в обращении с Иисусом. Он сам почувствовал сие; вышел вон и плакал горько.     

Но нам по всей справедливости сказать можно: «ваше наречие обличает вас». Ибо язык наш весьма часто служит яснейшим доказательством нашего развращения.

Весьма больно слышать, что священнейшие слова наши часто совсем оскверняются, и благороднейшие названия наши часто даются постыднейшим предметам.

Приведем, несколько примеров.

«Невинные» насмешки, «невинный» обман, «безгрешные» взятки, «честная» игра в карты, «ангельская» пляска; и какие вещи называем «божественными»! сколько притом осквернений священного и священнейшего!

«Любимый» грех. — «Может ли что быть грешнее, как «любить» грех!

«Нечаянно»; «случайно»; «судьба» велит; «счастье» благоприятствует; «дай небо» — тысячи подобных выражений не суть ли явные отрицания Бога?

«Убийство» времени; «препровождение» времени, «ничего» не делать, у нас значит «убивать» время; а делать «непотребности», значит провождать время. — Не большего ли достойно наказания такое препровождение, нежели убийство времени?

Старайся «развлечь» себя. Вот первый и последний совет, который подаем больному, или печальному. — Ах! и без того всегда почти развлеченная и всегда почти развлекаемая душа непрестанно имеет нужду в том, чтобы собрать себя.

Мы извиняемся: и другие «образованные» люди подобны нам. Какой стыд! не иные какие, а «образованные», христианские люди.

 Мы не находим следов подобного злоупотребления в языке и словах даже почти у диких людей.

XIV. Нечто для предостережения ищущим спасения души своей

Можно и должно надеяться, что некоторые благородные души будут помышлять о плачевнейших происшествиях, и делать о них такие рассуждения, к коим большая часть наших современников совсем не способна. Не способна, говорю: ибо о чем может мыслить человек, у которого душа никогда не бывает в себе? Обыкновенным предметом мыслей его, и желаний, и надежд бывает только то, что находится вне его и чем чувственный мир с юных лет многоразлично очаровывал его. Хотя его желание наслаждаться никогда не удовлетворяется; но не смотря на то, чувственное наслаждение становится для него от времени до времени необходимее: ибо от времени до времени он находит во всем большую пустоту, а сия пустота чрезвычайно мучительна. Душа, имеющая существенную способность любить, радоваться, соединяться с Высочайшим и Совершеннейшим Существом, не может в сотворенном мире найти предмета, который бы совершенно удовлетворил ее желанию блаженства. Бесконечный вложил в каждую душу нечто непреходящее; один только Бог, бесконечно блаженный, может даровать душе потребное ей.

Ах! о чем мыслят, чего желают и ищут люди низшего класса? Они ищут только необходимейшего поддержания своей временной жизни, и больше ничего. Если люди сии несколько образованнее; то они во всю жизнь свою заботятся только о таком наслаждении, коего достигнуть, не могут. Если же посмотреть на тех людей, которые уже привыкли к порочными чувствованиями, — ах! о чем и мыслят и заботятся они? Страшно, сказать: только о «бесовском». (Иак. 3:15). О чем и мыслят и заботятся люди высшего класса, которые, посредством известного образования, познали большую разнообразность естественных и искусственных приятностей для чувств, и которые по состоянию и достатку могут доставлять себе временное наслаждение? Не остается ли их внутреннее также совершенно пусто! Всех слез не довольно чтобы оплакать душу, одаренную столь превосходными свойствами, способную к истинной любви и сотворенную для блаженства, когда представишь, как она, ограничиваясь пребыванием в чувственном мире, приходит везде к заключенным дверям и просит милостыню! Умолкаю. Ах! когда сей обманчивый мир изгладится из мыслей наших? Бедный род человеческий! Он хочет найти радость и блаженство в тварях, и таким образом остается неимущим, ослепленным и постыдно обманутым. Душа, назначенная к вечному блаженству, позволяет временному налагать на себя цепи, притом золотые, которые без сомнения тяжелее и следовательно мучительнее.

Какое сумасбродство! воскликнет здесь надменный миролюбец.

Пусть говорит он, что хочет; но я скажу: если бы бесконечно благий Бог сказал благочестивому человеку: изобретай всякий, чистый род блаженства в наслаждении многоразличными познаниями природы и искусства; соделай сие наслаждение так чистым и совершенным, как никогда еще не бывало, но тем и довольствуйся; в сем отношении к неведомому останься навсегда, и никакое бедствие не коснется тебя; в день суда Я не отвергну души твоей, но на сем степени блаженства она и должна остаться навсегда; если бы, говорю, Бог восхотел, сказать ему сие: то он в тысячу раз охотнее захотел бы находиться в таком состоянии, в каком были Павел и Сила, когда они, окровавленные и изъязвленные по всему телу, находясь в темнице и имея ноги забитые в клады, в полунощи радостно воспевали хвалебную песнь, и укрепленные Духом Божиим, в своей внутренности чувствовали себя блаженными. Что значит буря свирепствующая на крепкие стены и крепкую кровлю дома? Что значит она для того, кто внутри оного может безопасно укрыться?

Что значат все беды, все несчастья, все бури времени для души, знающей внутреннее убежище и блаженствующей в Боге?

Не говоря о множестве вошедших сект и расколов, какая в недавнее время вошла вера в верный прежде народ Христианский!

Вера сия также называется Христианскою, но между тем состоит только в следующих положениях.

I. Есть Бог, какового мы познать можем из познания природы.

II. Его провидение управляет миром только в его целом.

III. Душа человеческая бессмертна.

IV. Она имеет разум, и бывает во времени и вечности счастливее и несчастливее, смотря по тому, пользуется ли она или не пользуется руководством своего разума.

V. Употреблять к возбуждению добродетели средства, указанные нам Иисусом Христом и следовательно нравственные правила Библии, и предписанные в ней обряды Религии, есть дело благоразумное. 

VI.     Впрочем Бог есть «всеобщий Отец», который через Иисуса Христа особенно требует от нас, чтоб мы полагались на любовь Его, если мы следуем нашему разуму стараемся быть умными и добрыми. Всеблагий прощает слабости очень охотно.

VII.    Иисус нисходил к понятиям своего народа, и старался очистить его от грубого суеверия религии Моисеевой, и привести к чистой религии разума. Божественное провидение подкрепляло сего мудрого и бескорыстного учредителя Христианской Религии. Иисус Христос соделался величайшим благодетелем рода человеческого, и есть высокий образец преданности в волю провидения. Несколько строгое нападение на пороки Иудейского духовенства возродило ненависть его к Нему, и причинило Ему преждевременную смерть. Впрочем Он премудро пользовался Писаниями своего народа.

VШ. То, что Его ученики говорят о Его воскресении, вознесении на небо и управлении миром, не имеет никакого влияния на Его небесно-чистую нравственность и им, как почитателям своего прехвального учителя, очень простительно, если они не могли удержать себя в пределах правдоподобия, и после в своих сочинениях употребляли тот самый язык, который Иисус находил нужным для своих современников, но который после можно и должно было бы переменить.

Из числа принимающих сию веру, только некоторые верят сверхъестественному рождению, и допускают нечто Божественное в лице и явлении Иисуса Христа на земле.

Сей, с половины 18 столетия, более и более распространяющийся образ Христианского учения, представлен здесь весьма умеренно. Самый ревностный почитатель так называемого просвещения не найдет здесь ничего излишнего. Впрочем сей род Христианского учения во всех почти принимающих его весьма различен, так как и должно быть. Ибо свойство всех ложных мнений о вещах, касающихся до Религии, таково, что каждый, принимающий их, принимает из них только то, что наименее противно господствующей в нем склонности; от чего и происходят бесчисленные противоречия, которые делают целое ни к чему негодным.

Сия так называемая система Христианской Религии явно противоречит всему Священному Писанию. Она противоречит даже внутреннему уверению, гласу совести, так что она была бы неудовлетворительна для некоторых даже языческих мудрецов. Она противоречит наконец неоспоримой Истории мира, и общественным постановлениям всякого образованного народа.

По сей Христианской системе совершенно уничтожается учение о бесконечной святости Божией и Божием правосудии, так как учение о сотворении, сохранено в управлении мира, в отношении к вечной умилостивительной жертве Иисуса Христа, которая истребляет всякий беспорядок, в которой целью было исправление расстройства, происшедшего от удаления от Бога. Сим только удовлетворением Христовым могла быть изглажена та бесконечная вина, которой, через неповиновение и отпадение от Творца, подпали твари, созданные свободными и совершенными, сим только удовлетворением мог быть возвращен грешному и несчастному миру мир, им потерянный. Равным образом сею новою Христианскою системою разрушается во всех существенных частях своих учение о Святой Троице, о необходимости покаяния, о обещанных нам благодатных средствах, и вообще всякое учение о непосредственном откровении Божием. Посему Библия остается для таких Христиан только книгою достопримечательною, за которую, подобно как за другие древни писания, мы обязаны некоторым образом благодарить Провидение.

Богохульно было бы думать, что сей расстроенный мир, в котором царствуют грехи, смерть, в начале сотворен Богом в таком состоянии. Нет! Дух беспредельно совершенный все создал совершенным и бессмертным. Священное Писание говорит нам, что «грехом смерть в мир вниде» (Рим. 5:12).

Одесную Бога сидит вечный Владыка, и никто не приходит к Отцу, как только через Него. Иисус Христос, всеобщий Мироправитель, владычествует беспредельно: Бог обещал Ему, что Он будет владычествовать среди врагов своих, доколе не будет все покорено под ноги Его. Никакое непослушание, никакое упорство никакое вероломство, никакое отложение подданных не может воспрепятствовать сему Божественному владычеству, которое простирается как на каждое существо порознь, так и на все вообще. Сам вечный Владыка провидит все уклонения от святых Его постановлений и все преступления, знает тысячелетие, столетие, день, мгновение, в которые они случиться имеют, видит и образ, как произойдут они, и пределы, до которых достигнут, и влияние, каковое иметь будет каждое преступление Его законов как на целое вообще, так и на каждый предмет в особенности.

Разум существа сотворенного не может здесь выразить того, что там всевидением положено в сокровенности.

Сей истинный Владыка не может также «наказывать» напрасно. Земной владыка, наказывая, может только доказывать свою верховную власть; и то, что мы в ограниченном нашем состоянии называем наказанием, может только действовать на преступника, но никак не может истребить самого преступления, порока и неповиновения. Одно всеведение может в точности знать все силы, в действо приведенные; оно только может видеть мысли каждого духа при самом их рождении, на всех степенях бытия. Оно исчисляет пылинки, из коих составлены тела, которые при своем разрушении претворяются в новые тела; оно исчисляет бесчисленные точки, кои в неизмеримой высоте носятся над главою звездочетца, и в чистом зрительном стекле сливаются в блистательное море света. Без сего всеведения владычество над вселенною, и притом владычество среди врагов, было бы совершенно невозможно. Таким же образом необходимо нужно, чтоб сей вечный Владыка имел и всемогущую волю, дающую. бытие вещам. Сия всемогущая воля рекла: «да      будет» и наполнила бесконечное расстояние, находившееся между возможностью и действительным бытием всех существ. Сия всемогущая воля изрекла бытие всему возможному; она воззвала к ничтожеству, чтоб, оно осуществилось. Она повелела всему сонму сотворенных ею существ, существовать каждому по себе и многоразличным образом развивать силы свои. Сии тьмы существ должны были, по сей всемогущей воле, более и более усовершаться, и в сем постепенном усовершенствовании более и более становиться способными к принятию Божественного в них влияния. Вся вселенная, по законам своего происхождения, должна была возвещать всем тварям, что есть Бог бесконечный; что все вне Его может быть только конечное; что все есть дело Божие, все создано совершенным; но все, от Самых низких до самых высоких существ носит на себе печать конечного бытия, с которым подлежит известному ограничению. Вселенная должна была возвещать, что она во всех своих возможных переменах зависит от непосредственного или посредственного Его содействия; что все миллионы различных сотворенных сил при сем только содействии совокупляются и действуют; и что таким образом каждое сотворенное существо, усовершалсь сколько возможно по своей мере и по своей врожденной, иди мало по малу приобретенной способности, становится совершенным делом Божиим. Без сего Божественного содействия самое существование — сей первый степень вещественности, невозможно. А по сему без сего содействия невозможен и высший степень действительности, и следовательно невозможно счастье и блаженство существ сотворенных.

Но создать существа несчастные!! — Нет! это невозможно для Вечного, Который все может; это было бы действие само себя уничтожающее; это было бы бесконечное противоречие: ибо это значило бы, создать существа, которые без Него не могут существовать, и которые отделяясь от Него, без Его содействия могут иметь бытие? От собственной вины произошло разделение, и всякий беспорядок и всякое неустройство в мире, который был создан совершенным.

Новая, представленная нами прежде, Христианская система, ничего не знает о сем падении рода человеческого, и не принимает никакого действительного повреждения в сердце человеческом. Сия слепота не должна ли возбуждать сожаление? Наибольшая часть людей суть только подражатели другим; они не знают ничего сами по себе; тьма самолюбия облегла все их сердце; они не примечают столь явного зла в мире потому, что еще не усматривают оного, или потому, что в своем одичании, своевольстве и легкомыслии не помышляют о нем. Они смотрят на нынешние чрезвычайные происшествия мира, на сии суды Божии, над ними совершающиеся как на периодичесие удары, как на новые формы, кои поступают на место старых, как бы для обновления земли. Но сие грозное, таинственное бремя без сомнения пробудит некоторых; внешние бедствия без сомнения заставят некоторых быть внимательнее к внутренней своей бедности.

Одно только Священное Писание разрешает загадку совершенства, в котором мы сотворены, и несовершенства, в котором ныне находимся. Оно научает, что происшедший беспорядок и уклонение от цели бытия нашего, послужит к прославлению бесконечного могущества, премудрости и любви Творца нашего.

 Только бесконечное есть едино. Конечное должно быть различно по бесконечному разнообразию своего ограничения. Все сотворенное должно иметь недостаток в бесконечном, и следовательно должно иметь возможность заблуждать и погрешать. По сему-то все сотворенные духи, дабы могли быть блаженными, долженствовали получить дар свободы, высочайший из всех даров. От злоупотребления сей свободы произошло в конечных существах отпадение, преступление Божественных заповедей. Святость Божия не могла снести сего отпадения; оно разрушило высочайшее совершенство всех существ и блаженство всех духов; надлежало снова восстановить благоволение Божие к преступному миру, и притом так, чтоб из того произошла еще большая мера блаженства. Каким же образом могло быть сие? Спросите Моралиста, спросите глубокомыслящего Философа; — они онемеют; онемеет и самый высочайший Ангел.

Только милосердие Божие могло ответствовать на сей важный вопрос. Бог благоволил, чтобы в Единородном Его Сыне, образе славы Его, обитало все исполнение, и чтоб через Него примирено было все на земле и на небе кровию креста Его. (Колос. 1: 16—20). Ибо что может дать человек на искупление души своей? И так сей высочайший, и в святом человечестве своем велелепнейшею славою увенчанный, Владыка всех существ, будет так управлять, что все, что Он в своем глубочайшем уничижении имел в намерении, и что своими, никаким сотворенным умом непостижимыми, страданиями приобрел для нас, будет совершено.

Если премудрость Его усмотрит, что сей высокой цели воссоединения нашего с Богом, можно достигнуть посредством благодеяний, то сей Владыка, который до время своего явления на земле благословлял, помогал и утешал, повелит всем стихиям источать благословение, которое изливалось некогда на землю Ханаанскую. Ах! если бы люди преклонялись Его благодеяниями: какими бы неизреченными благами непрестанно осыпал Он их! Тогда сыны Адамовы обладали бы всем истинно изящным, добрым, высоким и приятным. Сие подлинно более, нежели Соломон во всей славе своей. Какое бы царство мира восстановил Он! Какие бы мирные чувствования вдохнул Он в правителей народных, когда бы люди были Его достоянием! Тогда все произведения труда и изящного искусства, все изобретения и высота познания приводили бы к Богу, тогда возгремела бы всеобщая хвалебная песнь; высочайшее наслаждение не рассеивало бы души; дары возводили бы к их Подателю и всякое наслаждение было бы освящено. Кроткие, чистые нравы, благородные истинные радости, достойные поклонников Божиих, умножая жажду к познанию Божию, произвели бы всеобщее блаженство, какое только возможно в сем тленном мире! Никакой естествоиспытатель, никакой ученый, никакой Философ, никакой стихотворец не мог бы выдумать столь чистого блаженства для народов земли. Но кто не усмотрит и не уразумеет, как должен поступать Иисус, сей всеведущий и всемогущий Владыка, в то время, когда некупленные Им совершенно отпадают от Него, когда и строгими наказаниями едва только можно удерживать в границах их дерзкую гордость, возрастающую любовь к порокам и грубое непокорство, не отнимая свободы духами свойственной?

Как истинно то, что Иисус Христос есть бесконечно свят; так истинно и то, что Он и бесконечно отвращается зла. Для чего Он унижался даже до персти, для чего претерпевал и все мучения, и ту безмерную душевную скорбь, которая приводила Его даже в уныние? Не для того ли, чтоб возвратить Божие благоволение тому, что бесконечною святостию было отвергнуто, и по удалении от всякого Божественного содействия осуждено было на величайшее мучение? «Мучение», говорю: ибо уничтожение есть пустая, вечно не возможная, сама себе противоречущая мысль. Бог сказал единожды; «да будет»! никогда не может отменить сего единственного и бесконечно деятельного слова.

И сей-то святости враги креста Христова столь дерзновенно противоборствуют. Иисус Христос, вечного удивления достойным действием показывает, что Он охотно испил чашу лютейших страданий, дабы исполнить определение Вечной Любви, которое простирается далее всего того чего, мы просим и что понимаем. Он не смотрел на величайшие страдания, кои Ему претерпеть надлежало, дабы доставить бесконечное блаженство. Что ж такое суть страдания, когда без них не может быть доставлено блаженство, и когда посредством их исполняется сие великое Божие намерение? О! великая, для неведущих, только ослепленных и чувственно судящих человеков, непостижимая, истина! Она для них столько же странна сколько и страшна; но у блаженного Бога, который один знает, что есть блаженство, она пребудет святой и вечно непоколебимою истиною. Ты не мыслишь о Божием, ты мыслишь только о человеческом, сказал Иисус своему ученику, который при возвещении о приближающихся Его страданиях советовал Ему не предаваться на оные и пощадить себя. Ты сатана, сказал Он ему. Ты мне соблазн! Всесвятый, и сидя одесную Бога, все остается таковым же. Если нужны скорби, тяжкие мучения наказания, дабы воспрепятствовать отпадению от Бога, и дерзостных хулителей вечного величества так смирить, чтобы они наконец прибегли к Богу с молитвою о помиловании; то Господь Иисус, для достижения сей великой цели, конечно употребит власть, которую дал Ему Отец над всякою плотию. Земные человеки стану роптать и жаловаться на сии времена плача, бедствия и тяжких скорбей; но Его избранные сими самыми бедствиями избавлены будут от вечной погибели; после кратких страданий они получат вечную славу и вечное веселее.

Несчастие ли это, что домы и грады истребятся пламенем, что жестокий враг все расхитит и разрушит, что целые народы, жившие в изнеженном мире, роскошном благополучии, ввергнуться в нищету и бедствие, если сии народы Божественным возбуждением доведены будут до того, что познают свое развращение, взыщут и обрящут своего Бога и Искупителя? Жалуется ли больной на бесчеловечие, когда стенает под острым ножем оператора? Не чувствует ли он сам при своей мучительной боли, что нет другого средства к его исцелению?

Да и есть ли другое, кроме наказания и бедствий, спасительное средство для народа образованного, который в течении многих веков видел ясный свет Евангелия, и с непонятною дерзостью отвергал оный? Не довольно ли долго щадил Всемилосердый сию неслыханную дерзость? Может ли Он попустить, чтобы в ясный полдень опять возникла тьма; чтобы Христианские дети были воспитаны совершенно по язычески, и чрез то образовался такой род, который, как Ап. Иоанн выражаеться в Апокалипсисе, «растлевает землю»? 11:18.

Утверждать, что отпадение Христиан от их Божественной главы навлекает на них суд Божий, по мнению нововеров, есть совершенное безумие. Ибо сим возмущается господствующая веселость нашего, лучше других образованного, века, Нет! Надобно употреблять перо свое только для того, чтоб увеселять; надобно, посредством одних дружественных и приятных для человека представлений, делать людей счастливыми; надобно из каждого чрезвычайного происшествия в мире выводить изящные и возвышающие сердце наставления, т. е. что каждое общее бедствие бывает всегда только периодически; что посему надобно уступать времени его права, и питать надежду, что оно скоро, очень скоро, уврачует раны, источающие ныне столь много крови.

Так говорят; но опыт говорит другое. Чем более входят и утверждаются таковые рассуждения; чем общее, сильнее и язвительнее становится нападение на откровенную Религию: тем более великие бедствия, подобно потоку, наводняют землю. Ибо тысячи людей, которые не могут сами ни размышлять ни испытывать, заражаются таковым рассуждениями, и слепо отдаются вполне духу времени. Как же может молчать при сем милосердый Бог? Не должен ли Он по долгом ожидании дать наконец легкомысленным услышать глас своего гнева, который Давид во втором псалме своем возвестил уже народам, восставшим на Господа и на Христа Его? Нет! Нынешняя системы модного просвещения, сии паутины, должны разрушиться. Небо и земля прейдут; а слова Божии пребудут вечны.

Кто не стал в истинное состояние веры; тот не может судить о том, что может сделать И. Христос из него, и из всех верущих своих в сей временной жизни, к прославлению бесконечной благости своей, и к радости Отца своего и всех Ангелов. А следовательно такой человек не может ценить и нынешнего состояния народов, именующихся Христианскими. Он видит увеличивающуюся повсюду склонность к роскоши и рассеянности; но чувствует, что и сам он не может жить без сих, так называемых, забав и разнообразностей жизни. Он примечает повсюду более и более распространяющееся неуважение к Св.Писанию и превращение истинного смысла его; примечает, что вовсе опускают существенное учение и правила его, и едва оставляют одну сухую мораль, так что Сократ и Сенека в день суда могут восстать противу рода сего; но чувствует, что и для него самого Библия есть книга скучная, или по крайней мере непонятная, и что живое слово Божие не имеет никакой силы в мертвом его сердце. Он видит повсюду нравственное безбожие; но совесть его говорит ему, что и он отчужден от жизни Божией. Он видит людей, отходящих в вечность так, как бы все оканчивалось сею жизнью; но заглушает свою совесть и отдаляет от себя мысль о сей решительной минуте, которая настанет некогда и для него. Он видит наконец, что с того времени, как Христианские народы начали разрывать узы Религии, гроза за грозою восстает на них; что ожесточение, своевольство и нарушение всякого порядка простирается даже и на низший класс людей, и что следовательно умножается несказанное бедствие; но господствующая его страсть мгновенно омрачает взор его; он забывает о том, и продолжает, жить, как и прежде.

Нет! мыслящие о земном не могут разрешить, откуда происходят на земле чрезвычайные бедствия. По своей рассеянности, они веселятся на гробах братий своих, и, будучи еще окровавлены за свои нечестивые радости, спешат опять к ним же. Даже и лучшие люди, по мирскому рассуждению, даже ученые и философы, которые впрочем смотрят на происшествия мира только при свете своего разума, не могут знать того, и понять, каким образом каждый содействует к тому, что проклятие падает на народы: потому что отпадение от Иисуса Христа совершенно опускают из виду.

Все еще слышны слова: благость Божия не так строга к нам; опять просияет солнце после мрака. — Так, благодатное солнце просияет; но тогда, как народы, именующиеся Христианами, снова соединятся с Божественною главою своею, соделаются народом Господним и возвестят добродетели Того, Который призвал их в избранное наследие себе. До того времени ни мир, ни постоянное благословение не будет их уделом. Все учители добродетели, старающееся истребить зло сами собою, ничего не могут сделать. Никто не приходит к Отцу, токмо Иисусом Христом. Он есть путь и истина; Он есть истинный Бог и жизнь вечная. Только Его вечная жертва, ныне презираемая, только она может отвратить проклятие, если от чистого сердца признана будет.

Давно уже совершаются над миром суды Божии, и грозят ему новые. Ибо может ли быть такое милосердие вечного Владыки, чтоб Он попустил усилиться на земле дерзновению, и людей; низвергающихся в вечную погибель, не воззывал от бездны крепким гласом своим? Предает ли Он вечной казни грешников, не предостерегши их ужасами своими?

Попустит ли, чтоб они веселились здесь, как на некоем празднестве, чтобы исполняли все свои чувственные желания, и, по мере большего отпадения от Него, наслаждались большим обилием телесных благ? Нет! Он будет наказывать, чтоб спасти.

Народ, над которым воссиял ясный свет Евангелия, и который, заведомо себе или неведомо, ведеться лжеучителями к отпадению от веры! Ты уже довольно пил из чаши ярости Божией; оставь твой нечестивый путь, не отметайся от твоего Господа и Бога: ибо вне Его нет ни спасения, ни блаженства. Христос есть наша мудрость и правда, и освящение и избавление.

Вечное непреложное Слово Божие говорит нам, что все мы уклонились от пути правого, все носим в себе семя растления, все потеряли образ Божий. Сей образ должно нам возобновить в себе. К сему призвал нас Бог чрез Иисуса Христа. Но как Ефиоплянин не может переменить цвета кожи своей: так человек не может улучшит самого себя, не может сам по себе познать своего растления, и достигнуть того обращения, которое Иисус Христос называет «возрождением». При всем том ныне почти вообще утверждают, что довольно быть честным, в каком-то совсем не Христианском смысле. Должно беречься от сей мнимой праведности. Никто не может достигнуть той святости, без которой не возможно созерцать Бога, кто не получил оставления грехов своих заслугами Иисуса Христа, и в чье сердце не излилась любовь Божия Духом Святым. Сия только, верою во Иисуса Христа в мертвом прежде и хладном сердце нашем возженная любовь, сей пламень Господа, может попалить нашу внутреннюю нечистоту разрешить наши земные узы: словом, произвести в нас истинное исправление.

Кто строго испытывает себя пред Богом, тот знает, что его худые склонности ждут только случая, дабы тем с большею силою начать действие, подобно как покоющаяся машина мгновенно приходит в движение, как скоро не удерживается сила пружины ее или тяжести. Нам должно чрез Иисуса Христа претвориться в небесные существа, должно исполнять не только ту или другую добродетель, но украситься всеми Божественными добродетелями. Ах! кто может изрещи чудеса, кои Дух Святой творит в душе, отрекшейся от греха! Он исполняет ее святыми мыслями и чувствованиями, о которых ни один мудрый мира сего и помыслить не может: Он дает ей вкушать силы грядущего века. После каждой победы над грехом, Господь дружественно взирает на душу, как солнце на землю, по рассеянии мрачных облаков. И коль благотворен сей благодатный взор Его! Бедная пленная душа прежде едва может утвердиться в мысли о Боге: ибо как холодна и рассеянна бывает она в самой молитве! Она имеет наклонность, побуждение и стремление ко всему кроме молитвы. Но получив оставление грехов своих, познав все свое повреждение, и в одном Искупителе обретши свое спасение, она препобеждая небесною любовью прежние чувственные и греховные похоти, чувствует себя рожденною от Бога: исполнять волю Божию, теперь есть для ней высочайшее удовольствие; все, что угодно Богу, она теперь любит совсем неизвестною и чуждою ей прежде любовью, любит более, нежели все вещи, нежели самую себя, нежели жизнь свою. Она теперь может хотеть и желать только того, что ведет ее к Богу, что делает ее способною к ощущению благодати и любви Божией, и к вернейшему и совершеннейшему исполнению святой воли Его. Вот исправление! Нет и не может быть другого, по свойству самой вещи. Должно отложить всего ветхого человека и облещись в нового. Что значит сие, Духом Святым совершаемое, обновление, то чувствует Христианин в каждую минуту своего благодатного состояния, и со смирением покланяется милосердию Божию.

Господь, явившись некогда Апостолу Павлу сказал ему: «Я для того явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем тому, что ты видел, избавляя тебя от народа Иудейского и от язычников, к которым ныне посылаю тебя, открыть им глаза, дабы они обратились от тьмы к свету, и из под власти сатаны к Богу, и получили прощение во грехах в часть наследия со священными верою в Меня» (Деян. 26:16-18). Как истинно то, что сии слова изрек Иисус Христос Апостолу Павлу: так истинно и то, что все нынешние народоучители изрекают ложь и заблуждение, когда говорят, что пользуясь обыкновенным человеческим разумом можно сделаться добрым и совершенным, можно быть истинным Христианином без обращения от тьмы ко свету, и из под власти сатаны к Богу.

Наказующая рука Божия еще благословляет нас. Многие несут наказание, но возложенное по любви, да не с миром осудятся. Господь еще многим из служебных духов своих говорит: не вредите землю, доколе не запечатлены будут мои избранные. И так исходите, люди Божии, из Содома, дабы не быть вам участниками его грехов и казней. Исходите всем своим умом и сердцем. Суд Божий непременно изречется на всех, не имеющих знаменья Божия на челе своем. Исходите, люди Божии, и будьте уверены, что после всех наказаний и судов Божиих, царства мира соделаются Царством Господа нашего и Христа Его, и Он будет царствовать во веки веков. Тогда возгремит Всеобщая хвала Господу и все роды познают, что победил Всемогущий Бог, и что Агнец закланный достоин принять силу и премудрость и крепость и славу и державу, во веки веков.

XXIV. Назидательные мысли

Кто увеличивает согрешения своих ближних; тот сам весьма мал в очах Божиих. Ибо он стоит на весах правосудия Божия с своею собственною правдою. Если бы он достиг правды, которую получают в возрождении; то был бы кротким судиею: ибо сия новая правда, не что иное есть, как самая любовь. Возрожденный приобретает сию любовь, совлекаясь в очищающем огне всего того, что он называл своим; и у него ничего уже не остается, кроме своих согрешений. Тогда грехи его представляются ему гораздо важнее грехов других людей. Ибо он не только знает свои согрешения, но и скорбит об них; между тем грехи ближних находятся вне его, а не в нем. Таким образом он оставляет судить других, а всегда производит суд над собою: ибо сие естественным образом и само собою следует из того, что он живо в себе ощущает. Его снисхождение есть естественный плод его любви и смирения.

***

Плоть и кровь, не могущая наследовать царствия небесного, истинно сокрушаемы бывают только в тяжкое время самоумерщвления, когда всякая собственность, всякое знание, желание, все блага и самая жизнь, подобно благовонному жертвенному курению, сгорают в очищающем огне. Тогда только человек познает совершенно, что все то, что он прежде понимал сколько-нибудь значущим, действительно ничего не значит, и то, что казалось ему истиною, теперь есть одна ложь. Не знал ни пути, ни средств, соделавшись слепцом по духу и природе, — ибо ему кажется, что солнце его обратилось вспять — он теперь говорит с Павлом, которого некогда ослепило блистание света небесного: «Господи! что повелишь мне делать?» Деян. 9:6.

***

Если человек при собственном усилии пройдет столь далеко, сколько то позволят ему человеческие силы; если потом познает, что сам собою далее идти не может, чтоб достигнуть цели; и если после сего преклонит колена, воздеет молитвенные свои руки к Богу, дабы Он препоясал и вел его туда, куда сам он ни идти не может, ни пути не знает: то благо ему: ибо он, чрез таковое воздеяние грешных рук своих, уподобляется бедному нищему, которого от всяких ворот, когда ищет помощи, отгоняют, и вместо подаяния милостыни говорят: «Бог даст!» Ибо теперь, когда все твари отказывают ему в помощи, и когда он сам себе пособить не может, от себя и от тварей обращается к Богу, теперь только Бог может снять с него рубище собственной его правды, и облечь его в новую брачную одежду, дабы насытить его благами своей брачной вечери. Ибо доколе человек имеет себе пристанище и защиту; доколе знает, как ему должно поступать с собою: дотоле ни Господь к нему, ни он к Господу совершенно не может придти, и начать жить в Боге. Бог истинно не может иначе быть к нам призван и благорасположен как нашею бедностью и наготою. Если сия наша бедность привязывает Его, то Он не замедлит придти к нам: ибо один жалкий образ нашей греховной нищеты восхищает и влечет к себе небесное царство.

——

Когда Бог простирает руку свою, дабы исторгнуть из сердца корень греха; тогда сначала у человека открываются глаза, и он познает истинную свою бедность, и не только сокрушается о том, что сделался таким грешником, и впал в такую глубину зол; но чрезмерно скорбит и о том, что находил прежде удовольствие в собственной своей правде. Теперь-то только грех делается для него настоящим грехом, и он охуждает грех, потому что он грех.

Теперь он ввергается в некоторый разрешающей огнь. То, о чем он прежде слушал с удовольствием, и что должен был претерпеть в этом огне, не может послужить ему отрадою в его страданиях: ибо не может того себе «усвоить».

Однако ж питает в себе сию приятную мысль: ,,о если бы случилось со мною тоже самое, что и с другими обратившимися!“ Ибо не может верить, что это тоже самое, думая, что его приключения суть приключения неслыханные и новые. Но Бог теперь только любит его от всего сердца, как свое чадо, и его мучительное и бедственное состояние есть мука сердечной любви к Богу. И как меньший не может смотреть в глаза большему, когда сей обнимает его, прижимая к своему сердцу: так и человек не может узнать лица Божия и своей собственной веры, доколе горит огонь искушения. Но когда уже огонь разгорится в пламя, когда делается из него огонь светлый; тогда опять видно ему бывает лице Божие, и опять просиявает ему погасавший, но не совсем погасший огонь веры.

***

Когда человек познает свою греховность; тогда она бывает для него мечом обоюду острым; он ужасается и бежит от нее. Куда же? куда, если не к Богу? Ибо убегать грехов значит уже прибегать к Богу. Таким образом грех, сей меч, которым хочет нас поразить сатана, обращается ему самому в мучение; и то, в чем находил он пользу, служит ему во вред и пагубу.

Человек, погубляя себя самого в духовной своей жизни, сначала не знает, какая последует за сим польза; но весь плод согнившего пшеничного зерна остается для него тайною. Сей плод вырастает не вдруг, но мало по малу. Равным образом человек, очищаясь через великие, скорби умерщвления, и предварительно образуясь в семя Божие, не прежде примечает, что он получил сие новое семя, как когда умрет; а умирает не прежде, как когда истлеет в великих скорбях и страданиях.

***

Никто не думай, что тот, кто уверен в вечной жизни, ничего уже не потерпит.

***

Как небо есть престол Мой, а земля подножие ног Моих: так дух человека есть небо и престол Божий, а плоть его подчинена духу, и есть подножие духа.

***

Первое действие просвещения не прежде бывает в человеке, как после первого действия очищения. Когда сие действие приближается к окончанию, тогда приходит свыше и свет; но он не прежде может войти в него, как по совершенном очищении. Ибо тогда, чрез пришествие света, связанное опять делается свободным, и таким образом в сем просвещении надобно трудиться со многим усилием. За сим начинается второе очищение, очищение внутренней глубины. Но здесь дотоле нельзя ожидать дальнейшее просвещение, пока последует совершенное очищение.

***

Нет другого средства к соединению духа нашего с Богом, как питаться пречистым Телом Христовым.

Если уже на земле, в сей временной жизни, мы должны сделаться новою тварью; то с духом нашим должно случиться то же, что случилось с телом Христовым. Дух наш, подобно телу Христову, должен страдать, умереть, лежать во гробе и воскреснуть.

***

Возрожденный человек, живущий в едином Боге, ест, пьет, спит и удовлетворяет временным своим потребностям, подобно естественному человеку; но все сие делает он неохотно и с некоторою скукою.

***

Поелику возрожденному обратилось в природу и существенное свойство творить волю Божию, (ибо он вместо сердца каменного, которому предписаны заповеди Божии, получил сердце плотяное, на котором написан Закон Божий,) и поелику исполнение воли Божией обратилось ему в Божественную жизнь, в живое стремление к добру; то он, живя по заповедям Божиим, живет уже не под Законом, но превыше Закона. Заповедь Божия, говорящая ему отвне, в Писании инде где-нибудь, уже не восстает против него; но требует того, чего он самоохотно желает; запрещает то, что теперь сделалось ему неестественно и противно его природе; и потому буква Закона сделалась живым, духовным Законом, и, следовательно, исполненным. Он также не имеет нужды в следующих наставлениях: что такое есть человек возрожденный; как он живет, ест, пьет, бодрствует, спит и проч. и какой путь ведет к возрождению, ибо все сие знает он без внешнего научения, по собственному живому опыту. Напротив невозрожденный не понимает того, хотя бы кто-нибудь всевозможное употреблял старание, сделать ему словесное о том наставление. Это значило бы описывать ему на словах благовоние вновь распустившихся цветов, которых он не обонял. Хотя бы другие люди возрожденному говорили противное, судя по своей внутренней жизни; то никак он не поколеблется: ибо все то, что он знает, знает из своего живого внутреннего опыта; а не из чужого, мертвого, внешнего учения.

Когда ему противоречат; то он столь же мало раздражается или смущается, как и всякий здоровый человек, когда ему говорят, что он болен. Но кто знает что-нибудь только по науке, а не существенно; тот не может спокойно сносить таких противоречий.

***

Кто выходит из училища Креста, тот не хвалится уже своею силою, но одною благодатью и милосердием Божиим. Сею благодатью, думает он, всякий другой воспользовался бы вернее и лучше, и с большею славою подвизался бы, нежели он; посему он ни пред кем не возносится, но всех людей почитает лучшими себя. Впрочем от гордости удерживает его не одно рассуждение умствующего разума, но наипаче живый дух смирения, поселенный в него Крестом. Сей же самый Крест возводит его на столь высокий степень братской любви, что он готов бывает отказаться от своего блаженства, только бы других сделать чрез то блаженными.

***

Когда Избранный приближается к Богу, и после сих блаженных минут, в которые он совершенно забывал сам себя, и ничего не знал кроме Бога, возвращается к самому себе; тогда он сходит, как с высокой горы, на которой Бог с ним беседовал. Впрочем с сего времени он беспрестанно обращает взор свой на сию высоту, и ничего не имеет в виду, кроме Бога. С сего времени он, хотя также, как и прежде, находится среди сует мира, но сам не касается уже ничего, что на него действует; и остается свободным от всего, подобно водяной птице, которая хотя и погружается в воду, но вода тотчас опять стекает с ее перьев. Он забыл все, мертв духом, как телом, воскрес в Боге, непрестанно в Нем пребывает.

***

Всякую мертвую букву Писания должно рассматривать, как член в живом теле Христовом, и по таковому разумению обращать в живой дух. Ибо в образах, наружном Богослужении, и внешних повествованиях Писания должно познать вечную природу, внутреннюю сокровенную истину, тайную, сокровенную премудрость небесного царства, как бы покровом плоти облеченную, которая первоначально открывается в нас посредством Духа. Кто таким образом Писания не разумеет, тому многое, в чем заключается высочайшая мудрость, кажется глупостью; тот частию совсем не разумеет Писания, часто понимает оное только вполовину.

***

Христос, не смотря на то, что Его человечество соединено было с Божеством, сказал: «кроток есмь и смирен сердцем». Таковую кротость и смирение хотя имеет иногда и последователь Христов, при быстром свете благодати; но сей свет опять пропадает.

Если бы сей свет всегда был при нем, то он не мог бы видеть во всех неприятностях ничего неприятного, во всякой причиняемой ему неправде ничего неправедного, во всех врагах никого кроме сердечно любящих друзей: ибо думал бы, что всякая неприятность, всякая неправда, всякая вражда приходит к нему прямыми путями.

Когда А. Павел говорил: «я наименьший из Апостолов»; тогда Он был всех больше.

XXV. Разность в том же

Часто два человека делают одно и то же, но, не смотря на то, они делают нечто совершенно различное.

Приложим сие к нравственности «Философской», и нравственности «Христианской». Та и другая имеет один предмет, одну цель. Та и другая должны образовать человека добродетельного.

Поставим воспитанника Философии и ученика училища Христова друг против друга, и сравним добродетель одного с добродетелью другого. Мы найдем между ними удивительное сходство, и в тоже время удивительное различие.

Философ прощает обиды с удивительным великодушием. Он считает малостью, низостью, укорять за оные. Можно обижать Диогена, но Диоген не может быть обижен. — Христианин прощает, не из великодушного презренья, но из «любви». Он, получив обиду, не считает себя обиженным: ибо он прощает обиду еще прежде, нежели вкусил горечь оной. Сверх того обида никогда не кажется ему столь великою, как всем присутствующим и самому обидевшему. Ибо любовь научает его извинять все, что только извинять можно. Он охотно слагает половину вины на самого себя, а другую на недоразумение и заблуждение.

Философ говорит скромно о себе и своих заслугах. Но тем выше он «думает» о себе и о них в своем сердце, и в случае надобности умеет показать, что знает и чувствует цену свою. — И Христианин говорит о себе мало, но «думает» еще меньше. Он глубоко чувствует свою слабость и свое ничтожество. Но и он, в случае надобности, может пред небом и землею смело засвидетельствовать, что он все может, — что он, по благодати Божией, есть чадо и наследник Всевышнего.

Философ уважает и хвалит заслуги других. Но если бы кто прочел во глубине души его, то часто нашел бы в ней ответ: и я не хуже его. — Христианин, который научился почитать другого выше себя не только уважает преимущества ближнего своего, но еще «радуется» оным, и «славит» за то Бога. Он был бы безутешен, если бы в том обманулся.

 Философ старается благотворить и помогать несчастным. Христианин делает тоже. Но первому приятно «делать» счастливым, а второму видеть осчастливленного. Удовольствие первого относиться к удовольствию второго так, как самолюбие к человеколюбию.

Философ сносит злоключенья с геройским, часто с невероятным мужеством. В мучительной болезни он говорит: я ничего не чувствую! Он есть муж; а мужам неприлично жаловаться и позволять жалеть о себе. — И Христианин страдает молчаливо и терпеливо. Ежели раскрываются уста его; то не для того, чтобы жаловаться или роптать, но для того, чтобы хвалить Господа и восклицать: «все, что Он делает, есть, добро». Хотя он страдает не по одному только наружному виду, но и чувствует, что страдает: однако он ощущает также и силу свыше, которая укрепляет его при страдании.

Философ любит свою жизнь. Он убегает неумеренности и всего, что служит к сокращению оной. Он умеет также презирать смерть и прогонять страх смерти. Жизнь ему приятна; но смерть приятнее жизни, которая недостойна его. — Христианин так же радуется своей жизни. Он почитает священною обязанностью, тщательно сохранять то, на время только дарованное ему благо. И он умерен; и он бодр, не только в поддержании жизни, но и — в молитве. Ибо он должен и хочет жить не себе, но «Господу». Он радуется также и своему отшествию, не потому чтобы презирал смерть или бесславную пред очами мира жизнь; но потому что умереть есть его приобретение: ибо он твердо знает, что будет с Христом. Он есть     «пресельник» и «пришелец» Пс. 38. Как же ему не стремиться к своему отечеству? И он научился «ненавидеть» свою жизнь, и повергаться в руки мученической смерти, если угодно Господу. К сему побуждает его любовь Христова. Проникнутый сею любовью, он восклицает: «Смерть, где твое жало?»

Философ стремится к бессмертию, равно как Христианин. Но Философ наимение «ищет» его там, где Христианин безошибочно «находит».

 Мы остановляемся на сих немногих опытах сравнения. Но великое и существенное различие между Философскою и Христианскою добродетелью не может укрыться от нас. Добродетель Философа есть насильственное напряжение собственной силы, которое по природе своей не может быть продолжительно. Добродетель ученика Христова есть любовь; сущность, источник и движущая сила сей добродетели, есть любовь. Оная добродетель есть плод науки; сия есть «дар», она изливается в сердца наши Духом Святым.

Если бы Египетское искусство могло подделать все чудеса благодати самым очаровательным образом, так чтобы прельстить и избранных; то здесь оно долженствовало бы уступить и воскликнуть: «это перст Божий» ибо Бог, сам Бог есть — любовь».

Мы не говорим здесь о ближайшем знаменовании слов: «Философ» и «Христианин». Известно, что «Философы» бывают так же различны, как и «Философии». Известно также, что «Христианство» и «Христиане» не суть одно. Известно наконец, что Философ и Христианин могут совместиться в одном и том же лице. Когда Философия покоряется Христианству, тогда Христианин освящает Философа. Разум добровольно пленяется в послушание веры.

1822 год, вып.6

VI. 1. Чего не знаем, того и не желаем

Это в одном отношении хорошо, а в другом — худо.

Есть блаженное незнание многих вещей, которые, хотя сами в себе суть безгрешны, но неприметно оковывают сердце, помрачают чистоту его, и нарушают мир душевный.

Есть также и окаянное незнание, для оплакивания которого не довольно всех слез.— «Был Свет истинный в мире, но мир Его не познал». — Иметь пред собою Свет, и не познать его, не видеть его, — какая плачевная участь! Иметь пред собою свет, и не желать познать его, не стремиться к нему,—какая плачевнейшая участь!

Если бы люди познали Его, то, без сомнения, воспылали бы к Нему любовью, ибо красота Его привлекла бы их. Опыт, действительно, доказал сие на тысячах тысяч, от северного до южного полюса. Но тот же опыт говорит, к несчастью, и о таких, которые упорно не хотят знать. Он говорит о таких, которые видели Прекраснейшего из сыном человеческих, и, однако же, не восхотели плениться красотою Его; о таких, которые знают Иисуса, знают и Павла, и, однако, не желают соделаться учениками Иисуса и подражателями Павла.

Древние философы утверждали, что если бы добродетель видимо явилась, то бы все люди, восхищенные ее красотою и любезностью, возлюбили ее, и прилепились к ней. Она пришла в видимом человеческом образе, полная благодати и истины, и «обитала с нами»; и — «люди возлюбим более тьму, нежели свет», более преступника и разбойника, нежели невинного и безгрешного; «более Варавву», нежели «Иисуса».

VI. 2. Соединенными силами больше делается

Сему научает нас Механика в земном. В небесном и духовном тому же научает Священное Писание и История.

Главное правило сатаны есть отлучение. «Отлучись и ты будешь Господом»—вот надпись ада. Главное правило Христово есть «соединение». «Пребывайте твердо в единой мысли» — вот надпись Церкви Христовой. Не один только «союз», но «соединение» есть главное правило, отличительное существенное свойство Царства Христова. «Связывать» может и мир и природа; «соединять», делать «единым» духом и «единою» душою, может одна только благодать, одна только любовь, приходящая свыше.

Молитва одного праведного многое может, если она искренняя. Когда два бывают едино во имя Христово, то они получают то, о чем просят. Но, несравненно, более может соединенная молитва многих учеников, которые единодушно и непрестанно суть в молитве и молении (Деян.1,14). Несравненно более может молитва тысяч, которые постоянно пребывают в преломлении хлеба и в молитвах (Деян.2.42), которые единодушно едиными устами славят Бога (Рим. 15, 6). Что могут все силы земли; все врата ада против таковой молитвы?

VI. 3. Молись и трудись

Что может быть обыкновеннее сего правила, которое так часто произносится без всякого размышления? И что может быть священнее и возвышеннее, как сие правило благочестия?

На языке христианина оно имеет двоякое значение; во-первых, обыкновенное: «молись и трудись» во-вторых: «молись» непрестанно, «трудясь»; «трудись» непрестанно, «молясь».

Наше тело имеет нужду в двояком питании. Одно состоит в непроизвольном непрерывном вдыхании жизненной силы из воздуха, как днем, так и ночью; другое во вкушении пищи и питии в определенные часы. Без первого тело не может пробыть ни одной четверти часа; без последнего может обойтись только на короткое время.

Так и душа наша. Ее питание и поддержание жизни есть молитва. По этому и молитва есть двоякая: «внутренняя», непрестанная, непрерывная, и «наружная», обыкновенно так называемая молитва. Первая есть необходимое непрерывное дыхание жизненного воздуха для здравия души; вторая есть от времени до времени повторяемое ядение и питие.

Священное Писание разумеет оную «внутреннюю», непрерывную молитву, когда советует нам во всякое время непрестанно молиться, просить и молиться «духом», все делать «во имя Иисуса, святить Господа в сердцах наших, ходить «пред Богом, пред лицем Господа». Давид пребывал пред Господом, — Давид, который помышлял о своем Господе, когда засыпал, и говорил о Нем, когда пробуждался, который ночью пел Ему и молился Богу жизни своей.

Это «пребывание пред Богом» есть самое приличное и правильное имя для внутренней, непрерывной молитвы, которая есть более «состояние» молитвы, нежели «исполнение» молитвы, более непрестанное направление и устроение души, нежели оканчиваемое и снова повторяемое моление. И сие-то состояние молитвы есть истинная стихия, настоящая жизнь души. Вне сей стихии душа «по-видимому» жить может, но она живет не иначе, как одебенелый; она «лежит», по выражению Писания, «в смерти».

С каждым облагодетельствованным, который однажды достиг блаженного общения со своим Спасителем, и соделался небесным существом, бывает так же, как и с нежным младенцем, которому тогда только хорошо, когда он находятся на глазах своей матери. Среди игр своих он непрестанно посматривает на мать, он плачет, кричит, когда мать выходит. Она возвращается, и утешает младенца. Младенец удовлетворен, и продолжает играть. Так и облагодетельствованный христианин. Среди земных занятий своих он неослабно взирает духом на Иисуса, и все, что ни делает, делает «пред Его очами». Так он «трудится, непрестанно молясь», и «молится, непрестанно трудясь». Так всякий труд его есть дело, «соделанное в Господе» и всякое занятие его есть труд и вместе наслаждение, напряжение и вместе отдохновение.

Но и «наружное ядение и питие» в определенные времена дня нужно для здоровья. Никакой христианин не должен оставлять наружной молитвы, в которой весь внешний и внутренней человек, оставив все земное, занимается Богом. Господь наш везде служит нам образцом. Он жил в непрерывном обращении с Отцем, который никогда не оставлял Его одного: но, не смотря не то, Он часто ходил на гору «молиться».

После дождя вновь сияет солнце.

Как в царстве природы, так и в Царстве благодати. Как там, так и здесь попеременно бывают дождь и сухость, тучи и солнечное сияние. То и другое бывает для того, чтобы плод созрел. Туман и дождь как там, так и здесь есть благодеяние и благословение. Как в то время, когда он есть благодатный дождь от Господа, так и в то время, когда он есть наказание, которое хотя сперва кажется тяжким, но после производит мирный плод праведности.

В жизни облагодатствованного могут случиться дни, в которые душа не видит и не ощущает солнца, в которые она с воплем жалуется: «Ты закрылось облаком, чтобы молитва не проникала, чтобы не видеть мне!» Она может впасть в уныние и даже в сомнение: являлось ли ей действительно когда-либо солнце? То, что она почитала солнцем, не было ли иным? Может быть, это был пустой метеор или обманчивый блудящий огонь?

Блаженна ты, душа, которая не видишь, но в терпении ожидаешь Господа! Ибо великое есть дело, когда оставленный бывает терпелив и молча ожидает надежды, надежды, которая не посрамляет. Ты печалишься, что облако скрывает от тебя солнце, которое является светильником ночам твоим и светом стезям твоим. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. И к тебе взывает голос Любви: «Я оставил тебя на минуту, но Я помилую тебя вечной милостью». Скоро, скоро ты будешь говорить с радостью: «Благодарю Тебя, что Ты смирил меня, и паки утешил!» Так после кратковременного дождя настает вечное сияние солнца.

Тот не может получить милости от Бога, кто Его оставляет и служит удовольствиям. Душе, изошедшей из тела, нагло, с угрозами и укоризнами, предстает враг, жестокий и страшный обвинитель в грехах. Но можно видеть, как тогда Боголюбивая и верующая душа, хотя бы прежде часто уязвляема была грехами, не ужасается его нападений и угроз, но еще более укрепляется в Господе, воскрыляется радостью, ободряется путеводящими ее Святыми Силами, ограждается светом веры и с великим дерзновением отвечает лукавому диаволу: «Что тебе и нам, изгнанник небесный, раб лукавый! Ты не имеешь власти над нами. Над нами и над всеми имеет власть Христос, Сын Божий. Ему мы согрешили, Ему и ответ дадим. Залогом Его к нам милосердия и спасения своего мы имеем драгоценный Крест Его. А ты, губитель, беги далее от нас. Нет никакого общения между тобой и рабами Христовыми». Тогда как душа дерзновенно так говорит, диавол обращается в бегство, с воплем и стоном, не могучи противостоять имени Христову. И еще: «Я уповаю на милость Божию, на заслуги Христовы, Он мой Судия, а не вы, окаянные, что вам за дело до меня? Ему согрешил, Ему и каюсь, а вы не имеете во мне никакого места, лукавые бесы, отойдите от меня к вашему сатане».

В одном месте Писание говорит нам, что Отец даст блага просящим у Него, а в другом, что Он даст Духа Святого требующим. Из сих слов видим, что не только отпущение грехов, но и небесные дарования получают те, которые усердно просят Бога, укрепляясь тою мыслью, что Господь обещает такие блага не праведникам, а грешникам. Ибо когда бы говорил Он: «если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него» (Лк. 11, 13). И так проси неотступно и не сомневайся, хотя бы ты был беден в добродетельной жизни, совершенно бессилен и недостоин, и получишь великие блага. Закон говорит: «Если чей-нибудь вол забодает до смерти вола, «да отдаст»» (Исх. 21, 35).

Блажен, кто здесь ненасытно ест и пьет молитвы и псалмы день и ночь и укрепляет себя достославным чтением Писания. Такое вкушение доставит душе его неумаляемую радость в будущем веке. Как соединение огня с железом делает его неприкосновенным, так частые молитвы делают ум сильнейшим в брани со врагом. Поэтому-то злые духи всеми силами стараются поселить в нас леность к молитве, зная, что она для них пагубна, а для ума есть лучшая защита.

VI. 4. Краткие духовные изречения

[Пропуск двух стр.252-253]

Ум, стяжавший духовную любовь, ничего несогласного с любовью не мыслит о ближнем.       

Кто устами благословляет, а сердцем порицает, тот под видом любви скрывает лицемерие.

Стяжавший любовь без смущения переносит причиняемые от врагов скорби и огорчения.

Одна любовь соединяет твари с Богом, и между собою взаимно.

Тот стяжал истинную любовь, кто не, принимает подозрений и нареканий на ближнего.

Тот пред Богом и людьми славен, кто нимало не расположен к разрыву любви.

Свойство нелицемерной любви есть правота в словах; происходящая от доброй совести.

Кто брату своему переносит ругательства других, тот под видом доброго расположения скрывает ненависть.

Как плотские добродетели приобретают славу от людей, так и духовные от Бога.

Любовь и воздержание очищают душу; а ум просвещает чистая молитва.

Тот есть сильный муж, кто делом и мыслью отражает порок.

Тот обрел благодать у Бога, кто стяжал бесстрастие и духовное ведение.

Если хочешь преодолеть страстные помыслы, стяжи воздержание и любовь к ближнему.

Берегись невоздержания и ненависти; и не встретишь никакого препятствия себе во время молитвы.

Как в грязи нельзя обонять аромат; так в душе злопамятного, благоухания любви.

Мужественно преодолевай гнев и похоть; и тотчас освободишься от злых помыслов.

Тщеславие истребится, если будешь делать добрые дела втайне; а гордость удалится, если не будешь никого презирать.

Свойство тщеславия есть лицемерие и ложь; а гордости, самомнение и ненависть.

Тот владыка, кто умеет владеть самим собой, и душу, и тело подчиняет разуму.

Искренность друга открывается в искушении, когда он участвует и в тесных обстоятельствах.

Огради чувства и наложи на них молчание, и подвергай суду восстающие в сердце помыслы.

Помыслы скорбные встречай незлобно, сладострастным будь врагом.

Уединение, молитва, любовь и воздержание суть четыре-составная колесница, возносящая ум на небо.

Истощай тело свое постом и бдением; и отразишь мучительный помысел сладострастия.

Как тает воск от огня, так от страха Божия нечистый помысел.

Пагубное зло для разумной души, если закоснеет ум в порочной страсти.

Переноси мужественно горестные и бедственные приключения, ибо или промысел Божий тебя очищает.

Отвергнув, вещественность и отрекшись мира, отрекись и от злых помыслов.

Собственное дело ума есть непрестанное занятие Словом Божиим.

Как дело Божие правит миром, так дело души управлять телом.

С какою надеждою встретим Христа, служа доселе плотским похотениям?

Похоть истребляется страданием и скорбью, или произвольною, или насылаемою Промыслом.

Пища страстей есть сребролюбие: ибо оно взращивает укореняющуюся похоть.

Скорбь рождается от лишения удовольствия; а удовольствие соединено со всякою страстью.

Какою мерою меришь своему телу, тою же обратно возмерит тебе Бог.

Праведное воздаяние за соделанное телом, есть дело Божественных судов.

Добродетель и ведение рождают бессмертие, потеря же их есть матерь смерти.

Скорбь умерщвляет похоть, а умерщвление похоти есть воскресение души.

[Пропуск двух стр.258-259]

Блажен кто достиг до бесконечного; а достиг тот, кто проник конечное.

Кто чтит Бога, тот испытует Слово Его; но постигает оное тот, кто истину любит.

Ум, движимый любовью к истине, находит истину; а движимый страстью не достигает ее.

Как по существу Бог непостижим, так и по величию беспределен.

Существо, не имеющее ни начала, ни конца, непостижимо по существу своему.

Спасение всякой твари, есть преблагий о ней промысел Творца.

«Господь», милосердием своим, «поддерживает всех падающих и восставляет всех низверженных» (Псал.144:14).

Христос есть Судия живых и мертвых, и по правде воздает за дела каждого.

Если хочешь иметь власть над душою и телом: то прежде пресеки причины страстей.

Подчини силы души добродетели, и они совершенно освободятся от владычества страстей.

Стремление похоти обуздывай воздержанием; а порывы гнева, духовною любовью.

Уединение и молитва суть великие средства, ведущие к добродетели. Ибо они, очищая ум, делают его прозорливым.

Беседа полезна, только духовная. А всем другим должно предпочесть уединение.

Из пяти видов бесед избери три; в четвертую не часто вступай; а от пятой удержись.

Тот любит уединение, кто не пристрастен к мирскому; и тот любит всех человеков, кто не любит ничего человеческого.

Совесть есть истинный учитель; кто ее слушает, тот не претыкается.

Тех только не судит совесть, которые взошли на верх добродетели или порока.

Высочайшее бесстрастие дает чистоту мысли; высочайшее же ведение приводит к неведомому.

[Пропуск двух стр. 262-263]

Если от всех вообще страстей хочешь освободиться, пребывай в воздержании, любви и молитве.

Ум, непрестанно пребывающий в Боге, посредством молитвы и страстную часть души освобождает от страсти.

Бог, даровавший бытие существам, в то же время все соединил своим промыслом.

Но твари показал высочайший свой промысел тогда, когда, будучи Владыка, сделался рабом.

Бог и Слово воплотился, не претерпев изменения, и посредством плоти соединился со всею тварью.

Странное чудо делается на небе и на земле! Бог на земле, и человек на небе; дабы, соединением человеков с Ангелами, всей твари даровать обожение.

Освящение и обожение Ангелов и человеков, есть познание Святой и Единосущной Троицы.

Прощение грехов есть освобождение от страстей. Кто от сих благодатию еще не освободился, тот не получил еще прощения грехов.

Если хочешь от всех вообще пороков освободится, отрекись самолюбия – матери всех пороков.

Здравие души есть бесстрастие и ведение; получить его нельзя тому, кто служит сластолюбию.

Сластолюбие душевное и телесное подавляется постоянным воздержанием и великодушною любовью.

Началом душевных зол есть самолюбие; самолюбие же есть любовь к телу.

Свойство разумного существа есть, покоряться разуму, истощать и порабощать тело.

Обидно для разума, если станешь его подчинять неразумному, и заставишь его промышлять о том, что служит для постыдных похотей.

Худое дело, если разумная душа оставляет Создателя и служит телу.

Тебе велено иметь тело рабом, а не служить, вопреки существу, его прихотям.

Расторгни узы любви к телу, и не давай ничего рабу сему, без крайней нужды.

Держи чувства под стражею безмолвия, чтобы они не увлекли ум в свои похоти.

Для пребывающего постоянно в безмолвии, величайшими пособиями суть, воздержание, любовь, молитва и чтение.

Ум непрестанно кружится около удовольствий, доколе, поработив плоть, не займется созерцанием.

Чтоб освободиться от страстей, станем подвизаться в исполнении заповедей; а чтобы удостоиться ведения, станем упражняться в исследовании Божественных догматов.

Бессмертие души состоит в бесстрастии и ведения; раб сластолюбия не может получить его.

Поработи тело, отняв от него сласти, и тем избавь его от тягостного рабства.

Быв создан свободным, и к свободе призван, не терпи рабского служения нечистым страстям.

Скорбями и сластями, похотями и страхами демоны привязывают ум к чувственности.

Страх Господень побеждает похоти; а скорбь ради Бога прогоняет сластолюбие.

Вожделение премудрости презирает страх; и сладость ведения отгоняет скорбь.

В Писании заключаются четыре рода предметов: заповеди, догматы, угрозы и обетования.

Воздержание и труд удерживают похоть; а безмолвие и любовь к Богу уменьшают ее.

Не уязвляй брата загадочными словами: ибо и самому тебе несносно слушать подобное.

Великодушие и незлобие удерживают гнев; а любовь и сострадание уменьшают его.

Кому дано ведение, тому дан и умный свет. Но кто, получив его, не дорожит им, тот увидит тьму.

Соблюдение заповедей Божиих рождает бесстрастие; а бесстрастием души сохраняется ведение.

Возводи чувственное к духовному созерцанию, и возноси чувства выше чувственного.

Чувственная жена означает деятельную душу, с которою соединяясь ум рождает добродетели.

Исследование Слова Божьего научает ведению Бога, если кто ищет чего искренно, с желанием и с благоговением.

Что свет для видящих и видимого, то Бог для мыслящих и мыслимого.

Чувственная твердь означает твердь веры, на которой все Святые сияют, как светила.

Небесный Иерусалим есть ведение бестелесного: ибо в нем видение мира.

Не будь нерадив в деятельности; иначе уменьшится ведение, настанет голод, и ты пойдешь в Египет.

Духовная свобода есть, от страстей избавление; без милосердия Христова никто не получает ее.

Земля обетования есть небесное царство; вводят в нее бесстрастие и ведение.

Мысленный Египет есть мрак страстей; никто не пойдет туда, кроме изнуряемых гладом.

Чаще приклоняй ухо твое к духовным словам, и ум твой будет удален от нечистых помыслов.

Благ и премудр по естеству един Бог: но и ум может сделаться таковым по соучастию, если потщится.

Побеждай чрево, сон, гнев и язык, и не преткнешься о камень ногою твоею.

Старайся любить всякого человека равно, и отгонишь купно все страсти от себя.

Созерцание вещей чувственных обще есть уму и чувствам; ведение же мысленного свойственно одному уму.

Ум не может заниматься мысленным, если не пресечет привязанности своей к чувствам и чувственному.

Чувства имеют естественное пристрастие к чувственному, и, будучи им развлекаемы, развлекают вместе и ум.

Приводи чувства в подчинение уму, и не давай им времени развлекать его.

Когда случится уму заниматься чувственными вещами: то отвлеки от них чувства, и возведи к уму подлежащие оным предметы.

Презрение всего, что услаждает чувства, есть знак, что ум занят мысленным.

Ум, занимаясь созерцанием духовного, находит неистощимое в том удовольствие.

Когда ум обогащается познанием единицы, тогда и чувства имеет в совершенном у себя рабстве.

Не давай уму твоему обращаться в чувственных вещах, дабы он не заимствовал от них сладостей и горестей.

У кого ум непрестанно занимается Божественным, у тех и страстная часть души делается орудием Божественным.

Ум не может исполнится ведения, если прежде собственными добродетелями не отгонит от себя страстей.

Ум тогда устранится от мирского, когда совершенно пресечет привязанность к чувственности.

Разумной части души свойственно упражняться в познании Бога, а страстной – в любви и воздержании.

Ум не может заниматься чувственною вещью, если ни мало к ней не пристрастился.

Ум совершен, когда он исполнен ведения; а душа совершенна, когда она обильна добродетелями.

Привязанность ума к чувствам делает его рабом телесных сластей.

Ум лишается ведения, когда страстная часть души отступает от своих добродетелей.

Мы получили право быть чадами Божиими, но не будем, если не совлечем с себя страстей. 

Никто не думай, что он на самом деле сын Божий, если не имеешь еще в себе Божественных свойств.

Сходство по нраву с добрыми или злыми делает нас сынами Божиими, или сынами сатаны.

Разумен тот, кто вникает в себя, и поспешно удаляется от всякой скверны.

Закоснелая душа не чувствует наказаний, и не хочет быть признательна к благодетелю.

Нечистая одежда лишает участия в Божественном брачном пиршестве, и прогоняет во тьму кромешную.

Кто боится Бога, тот имеет попечение о душе своей, и удаляется от худых сообществ.

Тот не может получить милости от Бога, кто Его оставляет и служит удовольствиям.

Иисус говорит, хотя мы и не хотим верить, что никто не может служить двум господам.

Душа, оскверненная страстями, ожесточается; и без резания и жжения не согласится веровать.

Ужасные мучения постигают ожесточенных. Ибо без великих болезней их умягчить не можно.

Разумный человек печется о самом себе, и посредством добровольных скорбей избегает невольных.

Злострадание и смирение есть попечение о душе; посредством их Бог все грехи прощает.

Как от похотей и гнева грехи умножаются; так воздержанием и смирением они заглаждаются.

Скорбь по Богу сокрушает сердце; а она рождается от страха мучения.

Скорбь по Богу очищает сердце, и отдаляет от него скверны сладострастия.

Терпение есть трудолюбие души; а где трудолюбие, оттуда изгнано сластолюбие.

Всякий грех делается по сладострастию, а всякое прощение дается ради злострадания и скорби.

Кто не хочет нести произвольных трудов покаяния, того невольным трудам Промысл подвергнет.

Спаситель всего мира есть Христос, и Он даровал покаяние людям во спасение.

От покаяния рождается соблюдение заповедей; а соблюдение заповедей очищает душу.

Очищение души есть свобода от страстей; а свобода от страстей рождает любовь.

Душа чиста, когда она любит Бога; и чист ум, когда удалено от него неведение.

За заповеди Христовы подвизайся до смерти; поскольку очистившись ими внидешь в жизнь.

Поступай с телом, как служителем заповедей, оберегая его, сколько возможно, от сластей и болезней.

Возбуждение плоти происходит от нерадения о молитве, воздержании и добром безмолвии.

Доброе безмолвие приносит добрые плоды: воздержание, любовь и чистую молитву.

Чтение и молитва очищают ум; а любовь и воздержание, страстную часть души.

Всегда равное храни воздержание, чтоб от неравенства не впасть в противное.

Предписывая себе законы, не делайся преступником против себя. Ибо кто потворствует себе, тот себя самого обманывает.

Страстная душа есть мысленный запад: ибо в ней закатилось Солнце правды.

Сын Божий есть тот, кто подобно Богу совершен в премудрости, силе и правде.

Наклонность к пороку есть болезнь души; а действительный грех есть смерть ее.

Духовная нищета есть совершенное бесстрастие, в которой находясь ум, устраняется от земного.

Постоянно соблюдай душевные добродетели; от сего рождается плод правды,

Созерцание мысленного называют бестелесным: ибо оно совершенно чуждо материи и формы.

Как четыре стихии составлены из материи и формы; так и тела, из стихий образовавшиеся, из них же составлены.

Слово, по человеколюбию соделавшись плотью, не изменило ни того, чем было, ни того, чем соделалось.

Как из Божества и человечества, и в Божестве и в человечестве: так и из двух естеств, и в двух естествах един Христос.

Во Христе исповедуем единую ипостась в двух естествах, нераздельно соединенных.

Единую нераздельную во Христе ипостась славим, и неслиянное естеств соединение исповедуем.

Триипостасной единой сущности Божества покланяемся, и единосущную Святую Троицу исповедуем.

Особенные свойства трех ипостасей: отчество, сыновство, исхождение; общие всем трем ипостасям: сущность, естество, божество, благость.

О том, который по естеству благ, мысли благое; и о всяком человеке хорошо думай.

В день суда потребует Бог от нас ответа в словах, делах и мыслях.

Навык к добродетели или пороку, побуждает нас к хорошим или худым мыслям, словам, делам.

Ум, обладаемый страстями, мыслит не то, что должно. А мысль обнаруживают слова и дела.

Злой мысли предшествует страсть; а виною страсти бывают чувства; злоупотребление же чувств причиною конечно ум.

Заключи чувства и сражайся с памятованием прежнего, и оружием заповедей умерщвляй страсти.

Застарелый порок требует долговременного подвига: ибо укоренившийся навык не скоро исторгнешь.

Подвижничество, усиленное воздержанием и любовью, терпением и безмолвием, истребляет вкоренившееся зло.

Возбуждай непрестанно ум к молитве, и истребишь рождающиеся в сердце помыслы.

Подвижничество требует терпения и великодушия: ибо долговременным трудолюбием отгоняется сластолюбие.

Легко тебе будет подвизаться в трудах подвижничества, если все будешь делать по мере и правилам.

Одинаковую наблюдай меру в подвижничестве, и не нарушай правил без нужды.

Как помыслы очищает любовь и воздержание; так всякое высокомерие и надмение изгоняется созерцанием и молитвою.

Совесть очищают труды подвижничества, каковы суть: пост, бдение, терпение и великодушие.

Кто переносит удары невольных искушений, тот делается смиренным, благонадежным и опытным.

Терпение есть трудолюбие души; а трудолюбие состоит из добровольных трудов и невольных искушений.

Перенесение несчастий подавляет порок; а терпение до конца совершенно его истребляет.

Подъятие трудов тягостно для чувств, и перенесение скорби убийственно для сластолюбия.

Четыре главных страсти, которые Промысл премудро употребляет одну против другой.

Скорбь препятствует сластолюбию; а похоть подавляется страхом наказания.

Здравомыслящий ум упражняет свою душу, и тело свое приучает ко всякому подвигу.

Спеши показаться монахом, не внешнего, но внутреннего человека освобождая от страстей.

Первое отречение есть удаление от вещей; второе и третье, от страстей и неведения.

Кто захочет, легко может освободиться от вещей; но немало требуется труда, чтобы освободиться от пристрастил к ним.

Победив похоть, превозможешь гнев: ибо она есть причиною гнева.

Освободились ли мы от страстных помышлений, и наслаждаемся ли чистою и духовною молитвою, или еще нет?

Велик тот ум, который освободился от страстей, отрешился от существующих вещей, и пребывает в Боге.

Тот есть любитель мудрости, кто в сих трех предметах преуспевает: в заповедях, в догматах, и в вере во Святую Троицу.

Ум, освободившийся от страстей, находится в чистых умозрениях, в созерцании существ, и в собственном свете.

Злейшие страсти в душах наших скрываются; а обнаруживаются они тогда, когда оказываются дела.

Ум, получивший некоторую часть бесстрастия, иногда бывает непоколебим; но без дел он будет неопытен.

Страсти пробуждаются, как выше сказано, от сих трех: от памяти, от сложения тела, и от чувств.

Ум, заградив чувства и усмирив тело, ведет войну против одной памяти.

От чувств тогда пробуждаются страсти, когда нет в нас воздержания и духовной любви.

Соразмерный пост, бденье и псалмопение обыкновенно сдужат к укрощению тела.

Три вещи расстраивают состав тела: непорядочный образ жизни, перемена воздуха и наваждение демонов.       

Страстные воспоминанья сими средствами изглаждаются: молитвою, чтением, воздержанием и любовью.

Сперва огради уединением чувства, и тогда оружием добродетелей сражайся с воспоминаниями.

Мысленный порок есть злоупотребление мыслей; а грех действительный есть злоупотребление дел.

Злоупотребление мыслей и дел есть несогласие с благочестием и правдою употребления их.

Гнусные страсти суть узы ума, держащие его в вещах чувственных.

Тот имеет совершенное бесстрастие, кто не имеет пристрастия ни к вещам, ни к воспоминанию о них.

Добрая душа благотворит ближнему, великодушно переносит его неблагодарность, и с терпением приемлет страдания от него.

Нечистые помыслы суть столь великое зло, что если не освободишься от них, то не получишь истинного ведения.

Кто Христа слушает, тот просвещается; и кто Ему последует, тот исправляется.

Злопамятство есть проказа души. Причиною его бывает бесчестие, или убыток, или мысленное подозрение.

Господь ослепляет завидливый ум, поскольку он несправедливо скорбит о благах ближнего.

Злоречивая душа имеет терновый язык: ибо и себе вредит, и слушающему, иногда и тому, кого злословит.

Незлопамятен тот, кто молится об оскорбившем; и освобождается от злопамятства, кто не щадит даров.

Ненависть к ближнему есть смерть души. Душа злоречивого и сама имеет, и в других производит сию ненависть.

Беспечность есть нерадение души; нерадит же душа, страждущая сластолюбием.

Кто любит Иисуса, тот упражняется в трудах. Пребывание же в трудах отгоняет беспечность.

Душа от подвижнических трудов укрепляется, и, соблюдая меру во всех делах, отгоняет беспечность.

Кто побеждает чрево, тот истощает похоть, и ум его не служит блудным помыслам.

Ум воздержанного есть храм Святого Духа; а ум чревоугодника, жилище врагов.

От пресыщения происходит желание разнообразных яств; а скудость делает сладким и один простой хлеб.

Освобождается от зависти, кто скрытно сорадуется гонимому завистью; и освобождает от зависти, кто скрывает гонимого завистью.

Удаляйся от того, кто живет беспечно, хотя бы он от многих славное себе приобрел имя.

Найди друга трудолюбивого, и найдешь покрывало на глаза свои.

Беспечный продан многим господам; как они поведут его, таков он и будет.

Они расположен к тебе, как друг, во время мира, и во время искушения сражается с тобою, как враг.

До возбуждения страстей он душу свою полагает за тебя; и когда они возбудятся, душу оберегает.

Необработанная земля зарастает тернием: беспечная душа наполняется нечистыми страстями.

Здравомыслящий ум обуздывает свою душу, истощает тело и порабощает страсти.

Обнаруживающиеся движения суть знаки внутренних; так как и по принесенным плодам узнают неизвестные дерева.

Слова и дела выказывают лицемера, и открывают скрытного лжепророка.

Бессмысленный ум не учит души своей, и удаляет ее от любви и воздержания.

Порочный навык, происходящий от гордости и надмения, есть причина худых мыслей.

Им свойственны: лицемерие, коварство, хитрость, насмешка и всякая гнусная ложь.

Служат им: зависть и вражда, ярость и гнев, скорбь и злопамятство.

Вот путь в беспечности живущих, и вот сокровище, хранящееся во мне.

Злострадание и смирение спасают душу, и освобождают ее от вышесказанных страстей.

Разумной мысли свойственно полезное слово; а доброй душе, добродетельное дело.

Просвещенный ум произносит слова премудрые; и чистая душа производит божественные помыслы.

Умного помыслы ищут премудрости, и слова его просвещают слушающих.

Когда в душе находятся добродетели, тогда она благие производит помыслы; а когда в ней пороки, тогда она рождает худые мысли.

В душе страстной рождаются худые мысли; и из сокровища своего она выносит зло.

Доброе сокровище есть навык в добродетели. Добрый ум выносить из него доброе.

Ум, движимый Божественною любовью, рождает добрые понятия о Боге; а движимый самолюбием, напротив.

Ум, движимый любовью к ближнему, всегда о нем хорошо думает; а движимый ненавистью, подозревает в нем зло.

Причиною хороших мыслей суть добродетели; а добродетели причиною заповеди, а исполнение заповедей причиною человеческой свободы.

Добродетели и пороки, находясь в нас или не находясь, приводят душу в хорошее или худое расположение, побуждая ее к соответственным взаимно мыслям.

Причины худых мыслей суть пороки, пороков причиною непослушание, непослушания обольщение чувств, а обольщения чувств причиною нерадение ума об охранении их.

В успевающих непреклонно расположение к тому или другому; а в совершенных в том и другом непреоборимы навыки.

Твердость души составляет непреодолимый навык к добродетели. Получивший его, как непобедимый, говорил: «кто нас разлучит от любой Христовой?» и проч.

Всем страстям предшествует самолюбие; а за всеми последует гордость.

Три главнейшие помыслы вожделения рождаются от страсти самолюбия.

Разумей помыслы чревоугодия, тщеславия и сребролюбия, за коими следуют все страстные помыслы, только не все вместе.

За помыслом чревоугодия следует помысл блуда; за помыслом тщеславия, помысл гордости; прочие же за всеми тремя вообще.

Вообще за тремя следуют помыслы скорби, гнева, злопамятства, зависти, беспечности и прочие.

Молитва

Владыко всех, Христе! избави нас и от пагубных страстей, и от рождающихся от них помыслов. Для Тебя мы созданы, дабы наслаждаться в насажденном Тобою раю. Настоящее наше бесчестие мы сами на себя навлекли, предпочитая пагубные удовольствия блаженным наслаждениям. За сие мы сами в себе получили возмездие, вечную жизнь променяв на смерть. Ныне убо, Владыко, как призирал Ты прежде, и до конца призри на нас; и яко соделавшийся человеком, спаси всех нас. Ты пришел спасти нас погибших. Не отдали нас от наследия спасаемых. Воскреси души и спаси тела; очисти всех нас от всякой скверны. Расторгни узы связующих нас страстей, Ты, разогнавший полки нечистых духов, и избави нас от их мучительства, дабы мы служили Тебе единому, вечному свету, восставь от мертвых, и ликуя с блаженным, вечным, и некончаемым ликом Ангелов. Аминь.

Кто отторг ум от любви и угождения плоти, тот животворящим Духом умертвил плотские дела.

Не думай, чтобы ты отторгся от привязанности к плоти, если ум твой еще занят плотским.

Как плоти принадлежат чувства и чувственное: так и душе ум и умственное.

Отвлеки душу от чувств и чувственного; и ум твой будет находиться в Боге, и в умственном.

Божеству сродны существа духовные, и одним умом постигаемые. Чувства и чувственное создано на служение уму.

Чувства и чувственное пусть служат тебе для духовного созерцания; а не ты, напротив, служи чувствам для плотской похоти.

Тебе велено умертвить дела тела, дабы посредством трудов воскресить душу, умерщвленную сластолюбием.

Да владычествует над тобою Бог; а ты владычествуй над чувствами, и яко лучший, не давай власти худшему.

Бог вечный, безпредельный и бесконечный обещал вечные, безпредельные и неизреченные блага повинующимся Ему.

Уму свойственно пребывать в Боге, размышлять о Нем, о Его промысле и о страшных судах Его.

Ты имеешь власть преклоняться на обе стороны; преклонись к лучшему и одолеешь худшее.

Хороши чувства и хорошо чувственное, как творение благого Бога: но никак нельзя сравнить их с умом и с умственным.

Господь сотворил разумное и духовное существо способным к познанию всего и Себя Самого; а чувства и чувственное произвел ему на пользу.

Как неприлично подчинять доброго господина негодному рабу: так неприлично и разумный ум порабощать тленному телу.

Ум, не управлявший чувствами, через них подвергается различному злу: ибо, быв прельщен чувственными удовольствиями, делается негодным.

Управляя чувствами, ограждай и память: ибо подучаемые ею от чувств впечатления возбуждают страсти.

Умерщвляй тело и молись непрестанно: чрез сие тотчас освободишься от прежде впечатленных помыслов.

Непрестанно занимайся Словом Божьим: ибо трудолюбивое занятие оным погашает страсти.

Чтение и бдение, молитва и псалмопение удерживают ум от страстей.

Как весна в растениях пробуждает растительную силу: так и бесстрастие наклоняет ум к познанию существующего.

Соблюди заповеди: и найдешь мир, и Бога возлюбишь, и получишь ведение.

В труде, томлении и в поте лица тебе суждено есть хлеб ведения.

Небрежение довело Праотца до преступления, и вместо райского наслаждения осудило на смерть.

Господствуй над Евою, чтобы она береглась змея, чтоб не отдалась ему в обман, и не подала тебе вкусить от древа.

Как тело естественно оживляет душа: так и душу, добродетель и ведение.

Ум, мечтающий о своей мудрости, есть безводное облако, носимое ветром тщеславия и гордости.

Побеждая тщеславие воздержись от блуда; чтобы, избегая честей, не впасть в бесчестие.

Убегая тщеславия, взирай на Бога. Иначе впадешь в гордость или блуд.

Тщеславию свойственно выказывать себя; а гордости, презирать других и досадовать.

Убегая чревоугодия берегись и человекоугодия, от которого показывается бледность в лице.

Надлежащий пост есть то, когда едим мало, употребляем простую пищу и удаляемся человекоугодия.

Постясь до самого вечера, не пресыщайся потом, чтоб не созидать опять того, что разрушаешь.

Не пей вина, но не пресыщайся и водою; иначе тоже вещество доставляешь блуду.

Гордость заставляет лишиться Божественной помощи, надеяться на себя и превозноситься над людьми.

Против гордости есть два средства. Кто не примет их, тому третье будет весьма тягостно.

Гордость истребляет молитва со слезами, непрезрение других и невольные злоключения.

Наказание искушениями есть духовная розга, научающая смиряться безумно превозносящегося.

Дело ума, не терпеть и мысли тайно злословящей ближнего.

Как садовник, не вырывая вредных трав, повреждает овощи: так и ум, не очищая помыслов, теряет напрасно труды.

Разумный человек принимает советы, и наипаче от отца духовного, подающего Богоугодный совет.

Преданный страстям не слушает советов; и духовного учения не терпит совершенно.

Кто не принимает советов, тот не идет прямым путем, но стремится по утесам и пропастям.

Монах тот, чей ум отрекся от чувств, и мысли об удовольствии иметь не хочет.

Врач тот, чей ум уврачевал самого себя, и врачует других тем, чем исцелился сам.

Ищи добродетели, и нашед не теряй ее, дабы не была бесчестна жизнь твоя, и несчастна смерть.

Господь наш Иисус Христос всем даровал свет; но не повинующиеся Ему сами себя помрачают.

Не почитай за маловажное потерю добродетели: ибо чрез нее смерть вошла в мир.

Исполнение заповеди, есть воскресение из мертвых: ибо за добродетелью естественно следует жизнь.

За смертью ума от преступления заповеди необходимо последовала и смерть тела.

Как Адам за непослушание подпал смерти: так Спаситель послушанием умертвил смерть.

Умертви пороки, чтоб не восстать мертвым, и от малой смерти не прейти к большой.

Ради Адамова преступления Спаситель вочеловечился, дабы избавить от осуждения и воскресить всех.

От жизни в жизнь переходит тот, кто умертвил страсти, и освободился от неведения.

Испытуй Писание и найдешь заповеди; исполняй, что в них сказано, и избавишься от страстей.

Повиновение заповеди доставляет чистоту душе; а чистота души дает участвовать в свете.

Древо жизни есть ведение Бога. Чистый, вкушающий от него, бессмертен.

Начало деятельности есть вера во Христа; а конец ее, любовь ко Христу.

Иисус Христос, Господь наш и Бог, даровал нам веру в Него для спасения нашего.

С душою, телом и Божеством Он явился нам; и таким образом, яко Бог, искупил душу и тело от смерти.

Постараемся приобрести веру, чтобы достигнуть любви, от которой рождается свет ведения.

За приобретением веры по порядку следуют: страх Божий, воздержание от сластей, терпение в трудах, надежда на Бога, бесстрастие и любовь.

От чистой любви рождается естественное познание; а за сим следует последнее, чего только можно желать, — это есть благодать Богословия.

Ум, обуздывая страсти, обуздывает их страхом: ибо он верит, что Бог исполнит его ожидание, и свои обещания.

Кому дана вера, от того требуется воздержание, которое укоренясь рождает терпение, — навык многотрудный!

Знаком терпения служит любовь к трудам: опираясь на них, ум надеется получить обещания и избежать угроз.

Ожидание будущих благ прилепляет ум к ожидаемому; а пребывая в них, он забывает настоящее.

Отвергает настоящее, кто вкусил ожидаемых благ: ибо все свое желание в них истощает.

Бог есть тот, кто обещал будущие блага; веруя Ему подвижник желает будущего, как бы уже настоящего.

Если ум совершенно забывает здешнее, и более и более старается знать будущее, то знак, что он живет в благах ожидаемых.

Хорошо бесстрастие: ибо Сам Бог научает его истине, уже и здесь утверждая в ней Боголюбивую душу.

Предвечные и прежде всякого века, превосходящие ум и слово уготованы блага наследникам обетования.

Будем сообразоваться правилам благочестия, чтобы не уклониться в страсти и не потерять надежды.

Иисус Христос есть один от Троицы; Его и наследником ты будешь.

Кого научил Бог познанию вещей, тот поверит Писанию в рассуждении вышесказанного.

Святой Дух, нашедши ум свободный от страстей, вводит его по мере чистоты в тайны всех его надежд.

По мере чистоты ума душа получает ведение Слова Божия.

Кто правит телом и занимается ведением, тот сим самым ведением более и очищается.

Ум, начиная любомудрствовать о Божественном, начинает с веры; и пройдя средину, опять кончает высочайшею верою.

В начале любомудрствования сего сопутствует страх; а при конце предшествует любовь.

Ум, начиная свое любомудрие с твердой веры, оканчивает его высшим всякого ума Богословием, которому дают такое определение: Богословие есть непоколебимая вера и созерцание невидимого.

VIII. Каким образом можно избавиться от суетных и нечистых воображений?

Мы обыкновенно жалуемся на наше повреждение, и правильно делаем; однако, никогда не жалуемся на сие повреждение соразмерно великости его: ибо не стараемся познать его совершенно. Да и кто бы мог снести такое познание? – Мы останавливаемся только на «наружной» стороне, которая обыкновенно имеет благопристойный вид; но редко обращаемся ко «внутреннему», которое одно есть истинное «зеркало» наше. Если бы кто, в продолжении одного только часа (не говорю, в продолжении одного дня, ибо это значило бы требовать много) тщательно рассмотрел, что происходит в душе его; если бы увидел, как она любит заниматься только тем, что принадлежит к плотской жизни; как редко бывают в ней добрые благочестивые мысли, и напротив того, как часто суетные, ничтожные, нечистые, то гордые и дерзкие, то робкие и малодушные, отклоняющие от Бога мысли, понятия, побуждения, желание и тому подобное: то он со стыдом и ужасом воскликнул бы: «Кто я? Какое я отчужденное от Бога и жалкое расстроенное творение!». Люди, которые начинают бодрствовать над душами своими и о всем судить с большею точностью нежели прежде, время от времени яснее усматривают сие ужасное состояние и время от времени находят его «тяжелейшим бременем». Они желали бы делать добро, но, к величайшей горести своей, находят в себе расположение ко злу (Рим. 7:21). Они желали бы ходить с чистым сердцем пред Господом, который и помышления видит и судит (Мф. 9:4), но усматривают в оном одну нечистоту. Они духом могли бы беспрепятственно возлететь к высочайшему благу своему; но больное их воображение расслабляет их всякую минуту; волнение их мыслей, развлечения бесчисленным множеством занятий, весьма часто препятствует всякому высшему наслаждению, всякому приближению сердца к Всесвятому, всякому важному и довольно глубокому размышлению, и всякому упражнению в молитве. Тщетно старались бы они отвратить хладнокровно взор свой от сего положения; как то легко делает преданный миру человек, который никаких мыслей не считает за грехи. Чем тягостнее для них это положение и чем менее надеются они устоять в нем, тем с большею тоскою, тем с большим воплем вопрошают: «Каким же образом можно избавиться от суетных и нечистых воображений?». Не столько трудно отвечать на этот вопрос и дать полезный совет, сколько трудно последовать ему: однако, без сомнения, последует ему тот, кто, изнемогая от вреда, с поникшим от стыда взором, из глубины сердца вопрошает «каким же образом?».

Слово «воображение» не имеет само в себе никакого худого знаменования; напротив того, оно означает одно из драгоценнейших сил душевных, без которой мы не можем обойтись. «Воображением» называется способность всякие предметы, входящие в душу посредством чувств, представлять себе присутствующими, соединять их между собой, производить о том рассуждение, потом эти рассуждения употреблять в свою пользу и так далее. Действие этой душевной силы суть так быстры и так свойственны душе, что тот желал бы невозможного и даже нелепого, кто бы захотел вовсе не иметь силы воображения, и быть свободным от всякого представления, или иначе, кто бы захотел ни о чем не думать. В таком случае он не был бы ни к чему способным, он перестал бы жить. Силу воображения мы получили от Творца, как необходимый дар; напротив того, расстройство воображения проистекает из греха. Таким-то образом эта сила души находится у нас в беспорядке; сверх того, расстроенные телесные чувства, беспорядочные желания и вредные склонности, испорченная кровь, испорченные соки, неправильное их кровообращение увеличивают этот беспорядок. Вот собственное то, на что мы жаловаться должны; нам должно истреблять не всякое воображение вообще, но мерзкие источники того нечистого воображения, которое неприлично душе, посвященной Богу, и которое препятствует в ней делу Его. Это плачевное зло не во всех людях оказывается одинаковым образом и в одинаковой степени; оно столько же различно, сколько различен разврат, к которому каждого приводит собственное греховное повреждение. Равным образом, это плачевное зло не вдруг оказывается во всей своей силе, но возрастает со временем. Чем кто более и продолжительнее, посредством книг, обращений и неумеренного наслаждения питает в себе склонность к чувственным вещам, которая наибольшею частью рождается от воображения, тем более он служит греху, и в этом несчастном служении истощает телесные и душевные силы свои; тем более умножаются в нем телесные беспорядки, а с ними вместе усиливаются нечистые мысли до такой степени, что он, соделавшись их невольником, не силен более воспринять владычество над расстроенным духом своим; суетные греховные образы преследуют его даже и в ночных сновидениях; наконец, он совершенно впадает в то состояние, которое Исаия описывает следующими словами: «Нечистивые – как море взволнованное, которое не может успокоится и которого воды выбрасывают ил и грязь» (Ис. 57:20). Если он и очувствуется когда-либо, то не может довольно оплакать причиненного душе своей неизлечимого вреда. Тогда-то он ясно понимает, что значит «истлевающего в обольстительных похотях» (Еф. 4:22, 1Тим. 6:9). Он хотел бы собрать мысли свои для помышления о божественном, но не может удержать их; он хотел бы прочитать со вниманием, что-либо назидательное, но ему препятствуют рассеянные чувства; он хотел бы обратиться к молитве, но ему представляются нечистые образы. После многих тщетных покушений душа его начинает содрогаться от той несчастной мысли, что ей нельзя уже помочь; и легко представить себе можно, как такой одичавший в нечистом расстроенном воображении человек впадает, наконец, в малодушие и отчаяние, и даже предпринимает ужасное намерение лишить себя жизни. О, вы, несчастные, которые в часы нечистых воображений увеселяетесь безумными любострастными образами, если бы вы знали, в какое несчастье, в какое адское рабство ввергаете себя; то вы бы с ужасом воспрянули от этих воображений! Божественное милосердие Спасителя да поможет вам благовременно пробудиться! Да поможет вам из буйного моря выйти на твердую землю!

Истинные христиане воздержание души от посторонних мыслей почитают великим и даже величайшим делом; но это дело стоит им также великого труда, и притом во время земной жизни редко совершается с желаемым успехом. Они непрестанно жалуются на посторонние мысли всякого рода; они с горестью усматривают, как часто эти мысли препятствуют духу их в самых спасительных занятиях. Однако их можно почесть счастливыми уже и потому, что они действительно познали нужду в воздержании мыслей, и для удовлетворения этой нужды готовы всем пожертвовать. – Не правда ли, любезные друзья, я говорю к тем, которые считают еще достоинством быть храмом Божьим, не правда ли, что вы искренно желаете сохранить в чистоте сердце ваше? Вы крайне болезнуете, что еще не достигли этой чистоты, что, несмотря на всю предосторожность, против воли вашей возникают в душе такие понятия и такие образы, которые неприличны святому присутствию Господа и блаженному с Ним общению. Вы страшитесь такого осквернения, и Он с благоволением взирает на сей страх ваш. Не унывайте! Самый стыд ваш, самое беспокойство ваше делает вас приятными Ему. Ваши слезы, ваша борьба доказывают, что вы имеете решительное намерение избавиться от этой нечистоты. Вы гнушаетесь греховными мыслями в самом скрытном уединении, в самой тайной глубине вашего сердца, куда достигает один только взор Всеведующего; и потому самому простит вам их Тот, Который всего Себя посвятил Богу и не имел никакого греха. Важный и необходимый вопрос: «Каким образом избавиться можно от суетных и нечистых воображений?». Тем более приносит вам чести, чем более видна ваша скорбь. Вы знаете, что никакой человек не может быть без мыслей: поэтому-то вы и спрашиваете только о том, каким образом достигнуть того, чтобы постоянно удерживать мысли свои в чистоте. Есть самые надежные к тому средства: употребляя их верно, вы, если не вдруг, то по крайней мере со временем, получите желаемый успех.

Если бы на важный и значительный вопрос: «Каким образом избавиться можно от суетных и нечистых воображений?», нужно было ответить кратко, то надлежало бы подать вам почти следующий совет: употребляйте те же средства, которые вы обыкновенно употребляете, когда хотите избавиться от таких мыслей, которые для вас неприятны и тягостны. Не правда ли, что вы погоняете их со всею возможностью, противоборствуете им со всею силою, убегаете всякого места и предметы, которые легко напоминают о них. Напротив того, вы с намерением изыскиваете такие места, лица и занятия, которые бы отвлекали внимание вашего от всего того, о чем не любите думать. Вы жалуетесь сведущим людям на свою нужду и просите у них помощи. Наблюдайте этот же самый способ и против греховных нечистых мыслей. Изгоняйте их со всею возможностью, противоборствуйте им со всею силою. Со священным страхом убегайте тех мест и занятий, в которых они легко рождаться и возобновляться могут, и тщательно изыскивайте такие, в которых бы сердце ваше возбуждалось к добру и освящалось в чистоте. Помышляйте о Боге, о Его свойствах и делах, о Иисусе Христе, о Его наставлениях, поступках и страданиях, о Его испытании и совершении и так далее. Старайтесь о том состоянии духа, которое Павел описал, говоря о себе: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). В таком состоянии духа вы сохраните в чистоте сердце ваше; и молитва утвердит вас в этом состоянии. И потому молитесь с усердием и благоговением, молитесь более всего о том, о чем молился Павел для ефесеев: «Да даст вам Бог, по богатству славы Своей, крепко утвердится Духом Его во внутреннем человеке, верою вселится Христу в сердца ваши» (Еф. 3:16, 17). Эта молитва часто и искренне повторяемая освещает душу так, что она не может уже мыслить ни о чем суетном и нечистом.

Хотя наставление это по истине есть полезно и надежно, но может быть оно по краткости своей не для всякого удовлетворительно; может быть многие желали бы обстоятельнее научены быть в столь важном деле, какое есть очищение души от нечистых мыслей. Почему мы намерены подробнее изъясниться об этом предмете.

Прежде всего, потребно истинное обращение, совершенное переменение сердца: «от сердца исходят помышления злые» (Мф. 15:19). Сердцу, прежде всего, должно оказать помощь; в нем прежде всего, грех должен потерять свою силу и свое владычество. Доколе кто не познал греха со всеми его ужасными последствиями, дотоле не вступает в решительную брань с ним. Естественно, что он в таком случае не обращает должного внимания на внутренние беспорядки, ибо не думает, чтобы они там много значили. Он имеет порочную совесть, жалуется на Бога и рабски боится Его; он убегает обращения со Спасителем и воспоминания о Нем; а это обращение и воспоминание послужило бы сильнейшим средством к очищению и исцелению болящего сердца его. Итак, смущаемый мыслями христианин! Прежде всего, открой глаза твои и смотри, куда ты впал и как расстроился; потом обратись от тьмы к свету и из-под власти сатаны к Богу, дабы верою во Христа, получить прощение в грехах и часть наследия с освященными (Деян. 26:18); тогда найдешь ты утешение твоему сердцу, тогда любовь Божья изольется в него и все поймешь лучше.

В этом новом состоянии сильнейшее и вернейшее средство избавиться от посторонних воображений есть мир Божий. Небесное чувствование этого мира столько возвышает и прилепляет сердца к Богу, Спасителю нашему, что они забывают все другое, теряют всякое постороннее чувство и становятся неприступны для впечатлений суетных предметов. Даже и рассеиваясь многоразличным образом, они опять возвращаются в эту стихию свою и стараются восстановить нарушенный мир; доколе могут это делать, дотоле сохраняются во Христе Иисусе от всех беспорядков. – Любезный! Ты жалуешься, что беспокойный дух твой привык предаваться неумеренности, и что ты не силен удержать его; но должно ли дивиться этому? Когда ты не обрел еще мира Божия, то немощь твоя очевидна. Если один только мир Божий сохраняет сердце во Христе Иисусе, то без этого мира оно предается тысяче посторонних мыслей. «И так, истинно обратись к миру Божию». Ты почитаешь это весьма трудным, ибо обыкновенно думаешь, что ты сам должен примирить себя с Богом. Но ты заблуждаешься; Иисус примирил уже тебя в теле плоти Своей смертию Своею (Кол 1:22). От тебя ничего более не требуется, как только то, чтобы ты с благодарною верою принял это примирение. Тогда ты будешь изумляться радостному миру, который обрящет душа твоя. Углубясь сердцем и всеми помышлениями своими в рассматривание благодати Божьей, в чувствование любви Божией, ты найдешь вернейшее предохранительное средство от всех прежних беспорядков твоих.

Снискав мир Божий, ты почувствуешь в себе расположение и даже побуждение к молитве; а молитва доставит тебе впоследствии время от времени чистейшее расположение духа. Кто имеет мир Божий, тот находит в молитве высочайшую радость; и чем простодушнее и откровеннее он бывает, тем более удостоверяется в благодати; тем охотнее размышляет о Том, Который любит его, исцеляет, прощает и освящает. В то время нечистые посторонние мысли исчезают сами собой; при беседовании с Богом, со Спасителем, удаляются все ничтожные предметы. Сила воображения питается и совершенно удовлетворяется возвышенейшими предметами; одна высокая мысль приводит к другой, одна возбуждает другую. Когда Иисус после дневного труда хотел успокоится, «то Он молился» (Мф. 14:23). Когда сердечная скорбь и тоска отягчали его, «то Он молился» (Мф. 26:39). Когда Павел и Сила желали избавить от сомнительных мыслей, «то они молились» (Деян. 16:25). Когда ефесеи хотят избавиться от забот, то Павел советует им «молиться» во всякое время (Еф. 6:18). Если молитва предохраняет от забот, которые не иное, что суть, как пустые воображения разума, то почему не может она предохранить и от других воображений? Христианин! Если ты обеспокоиваешься суетными воображениями, то ограждай себя от них молитвой.

Кто имеет мир Божий, то удобнее достигает ежедневного обновления духа, которое также есть сильное средство к очищению от всяких посторонних воображений. Ежедневно обращаясь с Богом и Спасителем, христианин научается любить Его, подражать Ему, находит удовольствие в божественных вещах, прилежно читает Слово Божие, почерпает из Него прекрасное познание и т.д. Там алчущему духу его открывается обширное поле тех достойных знания предметов и опытов, которые принадлежат к совершенному его восстановлению и оживлению; он не может довольно насытиться рассматриванием и размышлением; вся душа его наполняется и в то же время мало помалу очищается. Суетные, нечистые воображения не могут более обладать им, но покоряются под его владычество; благочестивые мысли преимущественно наполняют душу его. Каково состояние души, таковы и мысли ее; последние нечисты, когда нечисто первое; последние обновляются, когда обновляется первое.

«Что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Флп. 4:8). Христианин! Сотвори себя жилищем Святого Духа; и ты внутренне и внешне ощутишь плоды Его. Каков Дух, управляющий тобою, такое и воображение твое!

Поскольку вещи, с которыми мы часто обращаемся в видимом мире, ближайшее имеют влияние на ход наших мыслей, и тем удобнее снова представляются нами, чем большее производят на нас впечатление, то мы тщательно стараться должны так расположить весь образ жизни, чтобы посвященная Богу душа наша непрестанно наполняема была добрыми священными понятиями, образами и желаниями, которые могли бы и после возобновляться в нас без вреда высокому небесному званию нашему. Из этого легко решить можно, что должны думать чада Божии о так называемых невинных занятиях, каковы суть театр, карточная игра, пляска и тому подобное. Заслуживают ли эти занятия именование невинных? Содействуют ли они или препятствуют цели преданного Богу сердца? Пусть это каждый решит по своему собственному чувству. – Христианин! Кроме Библии читай только такие книги, которые бы питали дух твой священными небесными понятиями. Одна полезная истина, одна добрая мысль да будет для тебя тысячекратно любезнее, нежели целое скопище таких познаний, которые могут питать суетность в сердце твоем. Кто читает мало, но надлежащим образом, тот много читает. Излишнее чтение с избытком наполняет и запутывает воображение. – Тщательно бодрствуй над избранием обращения твоего с другими людьми. Прилепляйся, сколько возможно, к тем, в коих примечаешь дух Христов: они будут содействовать освящению души твоей. Их благочестивое чувство легко перельется в твое чувство, благое сокровище их сердца послужит к умножению твоего сокровища. Среди них дух твой направиться к высочайшей цели своей, и взаимные беседы не только принесут пользу во время беседования, но и после придут на память и доставят пищу благочестивым размышлениям. В этом случае уединение имеет свое собственное достоинство; благоразумное есть дело часто предаваться ему: в уединении исчезает шум мирской, который много рассеивает мысли наши. Но уединение твое должно быть посвящено Богу; в противном случае воображение восприимет свое собственное владычество. Веди такой образ жизни, чтобы ты во всех обстоятельствах, в уединении и в обществе, в ядении и питии, в труде и покое, днем и ночью, в приятных и неприятных приключениях мог сохранять присутствие духа и направлять сердце к достойным предметам. Умеренность есть главное к этому средство; всякое чрезмерное обременение, как телесное, так и духовное, препятствует доброму расположению и делает мысли суетными. Живо представляй и прилежно вспоминай те предметы, которые имеют великую силу над сердцем, я разумею: смерть, суд и вечность; ничто столько не сильно предохранять сердце от суетных мыслей, как важный взор на «последняя». Особенно же сильное должен иметь на тебя действие «взор на небо»; там мы должны будем устыдиться всех нечистых греховных воображений наших. Там имеет цену только та мысль, которая посвящается здесь Богу и Господу нашему; там вся душа непрестанно, беспрепятственно и с восхищением обращается к Тому, Коего лицезрение вечно насытиться не могут мириады духов. «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратиться» (1Кор. 13:10). «Сам же Бог мира да освятит нас во всей полноте, и наш дух и душа, и тело во всей целости да сохраниться без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1Сол. 5:23).

Х. Взгляд на мир и себя

Когда смотрю вокруг себя, вижу богатство творений, и помышляю о жизни натуры и разнообразных ее красот, то невольно вырывается из уст моих хвалебная песнь Псалмопевца: «Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих!» (Пс. 103:24). Все живет и движется. Даже там, где око мое не видит никакого следа движения, и где твердые массы лежат предо мною, кажется, без жизни и движения, даже там в составных стихиях их происходит взаимное друг на друга действие; они друг друга отталкивают и привлекают, чудесно соединяются, преобразуются и рождают новые виды. Во утробе земли, которая, кажется, мертва и не движется, образуется хрусталь, растет золото, твердеет алмаз. И здесь оказывается зиждущая сила, только неприметно ее действие. Потом обращаю взор на царство растений. Хотя бы даже не знал я законов, по которым действует природа в сем царстве, но однако ж ясно вижу, как образуется растение, как оно, спустя мало или много времени, снова перерождается, и узнаю в сем возрастании, в сей способности продолжать свой род, если не другой род жизни, то по крайней мере высшую степень ее. Однодневный цветок и тысячелетний дуб, скоро распускающаяся мягкая ива и стекловидный хрупкий кедр ливанский, скромная фиалка и высокий алой, выказывают в себе больше жизни, нежели каковая находится в металлах и камнях. Правда, драгоценные камни крепче и прочнее, но зато виноградная лоза, розовый кустарник имеет способность сто раз перерождаться и разрастаться, или посредством семени, или посредством отсаживания и посредством того и другого вместе. Далее перехожу я к царству животных. Здесь открывается новое зрелище жизни. Я примечаю здесь движение похожее на свободу. Вижу, как разные роды животных сами питаются и рождают. Нахожу в них способность доставать себе пищу, нахожу чувства удовольствия и болезни, и другие многие побуждения и способности. Открываю в царстве животных, постепенность сил, различное направление и употребление их, как будто сообразное с предположенною целью, так что и для меня трудно не признать в некоторых животных смысла. Но и между самими животными какая постепенность жизни! Ленивец и муравей, жук и тигр, какое выказывают различие жизни! Одинакова ли крепость силы в слоне и колибри, одинаково ли продолжение жизни орла и мухи? Словом: во всем населяемом нами мире везде жизнь и движение. Во всех частях его взаимное действие и противодействие, которым поддерживается все целое.

Везде жизнь, хотя она оказывается местами тихо и медленно, местами быстро и свободно. Если же обращу я взор свой к высотам небес, и посмотрю на бесчисленные светила и их кругообращение, и представлю себе миллионы миров, непрестанно вращающихся по предписанному им пути, и миллионы существ, которые населяют их, то открывается мне такое богатство жизни, что изумленный дух погружается в беспредельность, и как бы уничижаясь падает и поклоняется.

Дух – великое, возвышенное слово! Во всей натуре есть обилие жизни и движения, но духа нет в ней самой. Престол всемогущего, творческого, вседвижущего Духа находится выше земли и выше звездного неба. Престол Бога выше неба и земли. Луч от Духа своего Он уделил человеку и поставил его на высочайшую ступень земной жизни, и дал ему иное бытие, нежели всем прочим известным нам творениям. Ибо жизнь человека отлична от жизни камней, растений, животных не степенью, но самым родом бытия. Жизнь его есть чувственно-духовная, и так тесно соединены в человеке сии две, по-видимому, противоречащие составные части, что нельзя ни отделить их, ни изъяснить тесного их соединения. Кто представляет дух жизненною силою, утонченною в телесном организме даже до тонкости духа, тот смешивает понятия. Дух не образуется через постепенное возвышение телесной жизни до жизни, свойственной духу. Он по началу своему имеет совсем иной род бытия.

В самом слиянии духовной жизни с телесною оказывается уже высокое достоинство и значение человеческой жизни. Человек имеет разум и рассудок, но вся совокупно природа не имеет их. Человек имеет вкус, имеет чувство, не грубое и скотское, но чувство сердца и души. Человек имеет, наконец, ум и свободу, и как свободный в каждую минуту может начать новый ряд представлений, мыслей и действий. Какое преимущество перед природою! Это совсем иная жизнь, нежели жизнь самого лучшего скота. Присовокупите к сему дар слова не отдельный от ума, и способность образовать себя выше и выше, даже до бесконечности. Словом: жизнь человеческая есть жизнь совсем иная, жизнь чистейшая и высшая, нежели жизнь других существ натуры.

Мы не сказали еще о том, что непосредственно происходит из сего рода бытия, из сей человеческой, так устроенной, жизни. Нравственность и Религия есть цвет и плод жизни ума во Едином. Из самой крайней глубины духа вырождается свобода и вера, а от веры происходит Богоугодное дело. Представим жизнь человеческую деревом, которое корнем своим утверждается в земле, между землею и небом распростирает свои обремененные плодами ветви, и вершиною своею, обращенною к небу, касается выше чувственного мира. Свыше орошает сие дерево небесная роса свободы и благодати, снизу извлекает оно для себя питание из земли, на которой растет. Яко гражданин двух миров, человек провождает жизнь совершенно не похожую на жизнь прочих тварей. Он есть существо высшее всех существ натуры, он есть владыка земли, всех ее благ и сокровищ. В свободном сердце своем он носит священный закон, различающий праведное от неправедного, в очах и сердце чувство изящного, в разуме суждение об истинном и ложном. Вечному закону правды он подчиняется, истину везде хочет брать за правило; доброму и изящному служит на деле и в чувствовании. Станет ли он изыскивать, откуда в нем понятие о высшем и небесном, станет ли рассматривать свои способности, могущие образоваться и усовершаться до бесконечности, станет ли рассуждать, что добродетель на земле достойно не награждается и порок не наказывается, станет ли искать удовлетворения духу и сердцу, которые требуют твердого и постоянного блага, возникнет ли в сердце его тихое глубокое желание, жить по смерти тела: везде он, яко нравственное существо, приводится к верованию в Бога и вечную жизнь. Он верует в Бога и бессмертие, как верует в свою свободу, и сознает ее в себе.

Жизнь в вере есть истинная, собственная, прямо человеческая жизнь, и всякая жизнь, в основании своем не утверждающаяся на вере, есть жизнь мертвая. Истинное достоинство жизни не в чувственном наслаждении, не в чувственном действовании, не в понятиях разума, который предписывает человеку делать что-нибудь или не делать; ее достоинство в высшем и святом, в том, чего не видело око, не слышало ухо. Небо должно сойти на землю; закон, которым управляются духи, должен быть законом и при нашем действовании; наше отношение к чувственному миру должно быть нравственное отношение; наше земное бытие во свете религии должно превратиться в духовное и небесное. В Боге и Богом живет верующий; а мир есть зрелище нравственного его действования. Здесь только преддверие славы, которой желает он некогда достигнуть; а его цель, сделать более и более чистым, свободным и благородным, находится в вечности. Без всякий видов с охотою исполняет он свою должность, на самые труднейшие дела он посвящает себя из благоговения к святой воле Божьей, и ежели бы нужна была ему награда, то он нашел бы ее в своей совести, в том приятном сознании, что он совершил волю Божию, и послушался внутреннего гласа.

Впрочем, человек в высочайшем Существе хочет видеть не только величественного Законодателя и правосудного Судию, но и любящего Отца. Он хочет не только почитать и боятся Бога, но и любить. В вере своей он не только хочет находить пищу духу, но и удовлетворение и наслаждение сердцу. Любовь связует души и соединяет духов, и Иисус Христос христианам в Боге показал Отца. И так потребность чувствующего сердца насыщена, и Неприступный соделался близким к нам. «Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас», — говорит блаженствующая в любви душа (1Ин. 4:19). Все наше существо исполнено желанием угождать преблагому Отцу. Из почтения, любви и благодарности мы повинуемся Ему и удаляемся зла. В твердом веровании, что Он хочет единого блага, мы предаемся в Его волю с надеждою и смирением, неизбежное переносим без ропота, и со упованием ждем жизни, в которой дух наш свободнее раскроет свою силу, чувствования наши утвердятся в добре, и все мы явимся в большей славе.

Сим образом в жизни нашей мы поступаем не только сообразно с законом, но и свободно; не только действуем по предписанию и по внешним требованиям, но по внутренней необходимости; не только нравственную провождаем жизнь, но и благочестивую. Возвышенное, но притом кроткое и благотворное чувство одушевляет нас – чувство любви к Отцу, и дает всей нашей деятельности ту кроткую и благодетельную ревность к делу Божьему, которая весьма ясно изображена в жизни Иисуса Христа. Но сия жизнь в Боге не поглощает земную жизнь; она освящает только наше действование, наши труды и наслаждения; она не снедает человека внутренним жаром, но делает его твердым и бесстрашным, сообщает ему привязанность ко всему истинному, изящному и справедливому; она не побуждает его к насилию и к гонению иномыслящих, но воспламеняет в нем священный пламень благородной приверженности к истине и добродетели, и дает общеполезному сему стремлению прямое направление. И таким образом благочестивый, и один только он, всегда спокоен, бодр, равнодушен, постоянен и блаженствует в вере, любви и надежде. Натура и жизнь человеческая являются ему в высшем достоинстве; в твердой вере в премудрость Правителя вселенной исчезают для него недостатки и несовершенства настоящей жизни, и разрешаются загадки будущей; в твердом уповании, что доброе дело имеет хороший успех, он действует и творит, доколе есть день, и если сходит со зрелища сей настоящей жизни, то отходит к Отцу.

1822 год, вып.7

Х. Благополучие есть удел только святой жизни, или жизни по вере.

Чтобы овладеть сердцами неблагоразумных людей, дьявол во все времена и всеми хитростями старался внушить им и утвердить в них мысль, будто святая жизнь есть дело тяжкое, несносное, не естественное, противное всему тому, что нравится и приятно, и будто тот, кто решится вести ее, не может иметь ни каких удовольствий и никаких приятностей в сей жизни. Но, поелику дьявол есть отец лжи, то ни мало и неудивительно, что он представляет нам всякую вещь в ложном и неестественном виде. Сим средством он обманул несчастных прародителей наших, и тем же самым образом он старается сделать зло и легковернейшему потомству их. Он беспрестанно представляет зло под видом добра, и добро под видом зла; полагает тьму за свет, и свет за тьму. Он знает, что святая жизнь так прекрасна сама в себе и столь сладостна, что никто не может смотреть на нее без любви и восторга, и потому старается закрыть покрывалом свет ее, и возбудить в душах наших ужасные мысли о ней. И, к несчастию, сими ложными и несправедливыми мыслями о ней весьма многие прельщаются.

Но если бы люди, хотя один раз, согласились сделать опыт; если бы оставили гибельные стези греха, и пошли путем, ведущим к вечному блаженству; если бы отвратились от шума развратной и беззаконной жизни, и вняли тихому гласу разума и веры: то скоро нашли бы, что они весьма грубо обманывались, и удивились бы, как могло статься, что они столь долго могли оставаться в заблуждении. Они скоро усмотрели бы удивительную красоту святой жизни, и совершенно уверились бы, что нет удовольствия подобного удовольствию доброй совести, и нет истинного и постоянного блаженства кроме того, которое проистекает из святой и добродетельной жизни. Тогда они благословили бы счастливую перемену, которую сделали, а не расстались бы со своим уделом на небе ни для самых величайших удовольствий, которые может доставить им мир сей. Все пустые удовольствия, которые прежде пленяли и связывали их, тогда представились бы им низкими и достойными презрения; все потеряло бы пред ними цену свою, кроме того, что споспешествует на пути спасения.

Счастливый человек, сделавший сей славный опыт, и, посредством истинного и сердечного раскаяния, снова пришедший в милость и любовь у Бога! ты отвратил очи свои, «чтоб не видеть суеты», и теперь с надеждою можешь смотреть на Бога, и наслаждаться удовольствиями добродетельной жизни! Какою любовью, какою радостью и какими восторгом наполняется душа твоя, когда думаешь, что благодатью и, благостью Божиею ты исхищен из челюстей льва пожирающего, и освобожден от страха, стыда и самоосуждения, — несомненных и плачевных спутников виновной совести!

Мы можем иметь некоторое понятие о блаженстве такового человека, если представим, каково бывает удовольствие у искупленного пленника, когда он возвратится в свое отечество, на свою свободу, и к своим сродникам; или какова бывает радость мореплавателя, когда он благополучно приплыл к берегу после бури, во время которой ежеминутно и наверное готовился быть жертвою бездны. Впрочем сравнения сии весьма недостаточны. Ибо какое рабство так велико, как то, когда душа находится в плену и под властью греха? И что значат ужасные бедствия на море, когда сравнить их с теми, которым беспрестанно подвергается грешник?

Но, скажут, может быть, не было ли таких, которые входили в святую жизнь, и однакож не находили в ней желаемого блага, так как можно заключить сие из обращения их к прежнему образу их жизни? Правда, есть примеры таких людей, (это поистине несчастные творения!) которые, быв однажды освящены, вкусивши небесного дара, и соделавшись причастниками Святаго Духа, пали, и опять начали жизнь греха и разврата. Но от этого ли происходило сие, что святая жизнь не доставляет блаженства? Нет. Сие происходило от недостаточного старания удалиться от общества, которое прежде их обольстило, или от забвения, или от пренебрежения обетов, сделанных ими, или, быть может, они подпали сильному искушению, которому не с таким мужеством противились, с каким могли и должны были. Впрочем примеры такого рода, конечно редки. С другой же стороны сколь много таких, которые, оставив сообщение и обращение с развращенными, и оплакав буйство и суету своей прошедшей жизни, из рабов греха и сатаны делаются истинными служителями Богу? Основываясь на их собственном опыте, вы можете сказать, что в побеждении даже одного порочного навыка более истинного мира и удовольствия, нежели сколько встречали они когда-нибудь в самом чувственном наслаждении; что все прошедшие удовольствия греха теперь не доставляют им ничего, кроме стыда и мучения; и что напротив того в святой жизни они находят такой источник утешения, беспрестанно прохлаждающий их души, что не променяют оного на все то, что мир сей самою роскошнейшею рукою доставить им может; что они в служении Богу вкушают такое удовольствие, которое возбуждает в них желание, как в Св. Давиде, «пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать храм Его» (Пс. 26: 4) так что они, подобно ему, считают лучше быть «привратниками в доме Господа», одним из меньших служителей Бога, нежели жить в селениях нечестия, среди утех и удовольствий беззаконного и коварного мира. В самом деле, ничто не может доставить человеку столь прочного удовольствия, как размышление о жизни хорошо проведенной, как представление того, что он в Боге нашел себе друга, и имеет неоспоримое участие в благоволении Того, Который есть вечное начало и источник всякого блага; Который также беспределен в милости и любви, как и в силе; Который не только может, но и желает, спешит подать ему помощь и пособие при всех трудностях; Который есть такое существо, к которому он может прибегать при всяком искушении и испытании, и при всех величайших бедствиях и возмущениях жизни; пред которым может открыть все свои недостатки и слабости, и излить все свои скорби и печали, и на которое во всякое время может взирать с надеждою, будучи совершенно уверен, что имеет сильного Ходатая на небесах, Иисуса Христа Праведника, «в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов» (Кол. 1: 14) и который «может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за них» (Евр. 7:25). Я говорю, что если человек рассуждает о сих важных истинах; если думает, что он есть то творение, для которого Христос был послан в мир; что он сделался членом Христа, чадом Божиим и наследником царства небесного: то не должны ли сии мысли услаждать и оживлять его душу постоянным, существенным и вечным удовольствием, в сравнении с коим суетные и пустые наслаждения мира сего суть ничто?

Но напротив, ежели человек нечестивый будет представлять; что «лицо   Господа на творящие зло» (Пс. 35:16), что действительно он находится в числе тех, против которых Бог объявляет свое неудовольствие; что, вместо того, чтобы соделывать свое спасение со страхом и трепетом, он ежедневно собирает себе гнев на день гнева; что хотя теперь, может быть, он одет в порфиру и виссон, и проводит каждый день в роскоши, и хотя ныне живет во всяком веселии, блеске  и пышности, но придет непременно время, когда он лишится всех удовольствий и наслаждений так что будет иметь нужду «даже в капле воды, дабы остудить язык свой»: то поистине, таковые размышления должны поразить грешника страхом и ужасом, и, подобно Валтасару, когда он видел пишущую руку, на стене, должны потрясти его даже среди величайших радостей и веселий.

И может ли человек с этакими мыслями в душе своей, (а они или подобные им, без сомнения, часто могут посещать грешника) назваться счастливым? угрызение совести, боязнь Всемогущего Судии, и страшные ожидания Божеского мщения могут ли доставлять удовольствие? Ах! своевольный может льстить себе, как ему угодно, и может думать, что он обманет других, прикрываясь видом веселия и самодовольствия, но известно, что дух его никогда не может быть долго в покое. Он носит в глубине сердца своего верного наставника, который беспрестанно укоряет его в буйстве и суетности, представляя ему те опасности, которым он подвергается, и преграждая ему путь, когда он весь стремится за беззаконными своими удовольствиями. Может быть, он иногда легко может утишить голос сего непрерывного учителя силою шума и неистовства страстей его; но когда страсти его ослабеют, ибо они не могут быть всегда в силе и человек охладеет, то совесть его пробудится, и укоризны ее обратятся на него с большею силою. Стыд и  мучение,  ужас и смятение, которые он тогда восчувствует, будут бесконечно сильнее всех удовольствий, которые он ощущал когда-нибудь, наслаждаясь греховными утехами.   

Я согласен, что сие не случается с каждым грешником. Человек, продолжая идти путем нечестия, можешь придти  в такое ожесточенное состояние, что бывает не способен ни к каким впечатлениям благодати. Его душа может разжечься как раскаленное железо, и может пасть в столь глубокое и гибельное забвение, что, может быть, ничто неспособно бывает, возбудить ее так, чтобы она восчувствовала мучения осужденного. Но никто, думаю, не почтет сие состояние за счастье.      

Поистине, ежели мы будем рассуждать о нечестивом человеке даже по отношению только к сему миру, не касаясь того, что будет с ним после; то приметим, что и кроме мучений совести весьма много великих зол, которым он подвержен. Скука, беспокойство, болезнь и слабости не суть ли естественные действия роскоши и невоздержания? Бедность  и перемена счастья не суть ли верные следствия гордости и распутства? Ярость, гнев и мщение не  доводят ли часто человека до вредных и нередко гибельных ссор и браней? Грабеж, воровство и убийство не наносит ли другим постыдную и безвременную смерть? Сколько зол в сем мире, которые суть непосредственные действия пороков человеческих? От чего происходят  «у  вас  раздоры и распри», говорит Св. Иаков? «Не от того ли, что         вожделения ваши воюют в членах ваших?» (Иак. 4:1) Из того же гибельного источника происходит много и других зол и бедствий, которым подвержены многие люди. Если мы исследуем их до самого их начала, то найдем, что они суть естественные следствия человеческих страстей и похотей; что они происходят от надменных и честолюбивых желаний, и от того, что люди делают удовлетворение своим похотям и пожеланиям. Действительно, как может быть это иначе, ежели мы рассудим, что «проклятье от Господа на дом нечестивого» (Прит. 3:33), что «зло преследует грешных» (Прит. 13:22). Может ли что-нибудь, кроме бедственности сопровождать того, который подвиг на себя гнев Всемогущего Бога?

Рассудим теперь о том, какая судьба и участь доброго человека в сем мире; и не упражнение ли в добродетели и правде есть наилучшее средство возвысить как настоящее, так и будущее блаженство, и соделать наше странничество на земле состоянием легким и утешительным.

Едва ли какой-нибудь человек испытал столь много мирских удовольствий, сколь много испытал их Соломон. Он прошел столь много путей для того, чтобы сделаться блаженным, сколько сердце его могло желать, «ничего не скрывая от очей своих, чего они  желали, и не отнимая сердца своего ни от какого веселья» (Еккл. 2:10). Но и он, когда стал вычислять, то нашел только ту сумму, что все «было суета и крушение духа». Посему, когда он наставляет своего сына на путь к истинному блаженству, то советует ему «искать мудрости и разума». «Поелику премудрость, говорит он, есть первый предмет: ищи премудрости, и всем  исканием ищи разума» (Притч. 3:13). И в побуждение к сему делу, он говорит ему, что «блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум; потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота. Она дороже драгоценных камней; и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею.  Долгоденствие ― в правой руке ее, а в левой у нее ― богатство и слава. Пути ее ― пути приятные, и все стези ее ― мирные» (Прит. 3:13-17). Сия мудрость и разум, которые она выхваляет, как сокровище величайшей цены, не суть мудрость мира сего, (ибо та «есть буйство у Бога» Кор. 3: 19) но мудрость, которая свыше приходит, которая соделывает нас мудрыми во спасение; мудрость, научающая проводить жизнь в страхе и любви Бога, и в точном исполнении Его заповедей. «Начало мудрости, говорит он, ― страх Господень, и познание Святаго ― разум» (Притч. 9:10.) Или, как есть у Иова,       «страх Божий есть мудрость, и уклонение от зла есть разум».

И так вот, превосходство благочестия! Оно не только доставляет нам наследие блаженства нескончаемого, но и в настоящее время делает жизнь нашу легкою и исполненною удовольствия. Самые стези благочестия также приятны, как и конец, к которому они ведут. Правда, и порок имеет свои удовольствия, как и жизнь богоугодная; но сии удовольствия различны друг от друга бесконечно. Удовольствия греха слабы, кратковременны и имеют только вид удовольствия: они начинаются и оканчиваются в минуту, и не могут быть иначе, чтоб не последовали за ними многие беспокойства, великий стыд и самоосуждение. Напротив, удовольствия, которые происходят от святой и благочестивой жизни, существенны, чисты и постоянны; они не оставляют неудовольствия в сердце, ни отвращения, ни беспокойства; они никогда не сопровождаются стыдом и никогда не следует за ними угрызения совести и скука, — сия горькая примесь во всех греховных наслаждениях. «Мы можем говорить об удовольствиях и наслаждениях, говорит один благочестивый учитель Церкви, но поистине ни один человек не найдет их, доколе не приблизиться к Богу, не восчувствует Его любви, не получит Его небесного благоволения, и не начнет жить в общении с Ним. Действительно не найдет. Только святая жизнь доставляет блаженство разумной твари; она только может доставить нам истинное и существенное удовольствие.

Какой неиссякаемый источник радости и удовольствия —добрая совесть! Она радует сердце, услаждает и оживляет душу, и наполняет дух постоянною тишиною и приятностию, которая бесконечно более шумного веселья буйных и суетных людей. Кто владеет сею неоцененною жемчужиною, тот имеет сокровище более всех богатств Индии; — сокровище, которое он всегда носит с собою, и которое ни злость дьявола, ни беззаконие людей не могут похитить у него; и доколе он содержит в себе сей избыток радости и утешения, дотоле он никогда не может быть истинно бедным. Потому что добрая совесть сообщает приятность всем нашим внешним наслаждениям, равно как и притупляет и отнимает острие у самого язвительного несчастия, и не только делает человека способным к перенесению настоящих бедствий, но и воодушевляет против страха и представления будущих. Она вооружает его отважностью и решимостью, и дает ему такую твердость и присутствие духа, что он бывает в состоянии выдержать самое сильное нападение. Соломон замечает, что «нечестивый бежит, когда никто не гонится [за ним]; а праведник смел, как лев» (Прит. 28:1). И святой Псалмопевец говорит нам, что «добрый   человек не будет бояться никаких худых сетей, потому что сердце его стоит твердо, и верует в Господа. (Пс. 3:7). «Господь, говорит он, свет мой и спасение мое, кого мне бояться? Господь крепость жизни моей, кого мне страшиться? Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох ― они успокаивают меня» (Пс. 22:4) Действительно, чего бояться тому, коего душа стоит на непоколебимом камени, тому, «который имеет Бога Иаковлева своим  защитником, и  коего надежда на Господа Бога его?» (Пс. 146:5). Он знает, что находится в руках нежнейшего и милосерднейшего Отца, и вполне убежден, что «все будет споспешествовать ко благу тех, которые любят Его». Он уверен, что «око Господне над боящимися Его и уповающими на милость Его, что Он душу их спасет от смерти и во время голода пропитает их» (Пс. 32:18-19). И посему он может радоваться в Боге даже среди всех беспокойств и тесноты, рассуждая, что несчастие приходит от рук благого и милостивого существа, которое посылает их сынам человеческим, и зная, что они не могут быть продолжительными, и что, ежели он сделает из них прямое употребление, то они «соделают для него в величайшем избытке вечную славу» (2 Кор. 4:17).

И так вот буйство и суетность тех, «которые не полагают Бога  себе помощником, но надеются на множество богатства своего, усиливаются в своем нечестии» (Пс. 51:9), и думают сими средствами укрепиться против зол сей жизни. Ах! есть бесчисленное множество бедствий, от которых ни богатство, ни сила никогда не могут укрыть нас. Ежели человек не возлагает надежды своей на Бога, и прибегает к силе своего нечестия, то он найдет себя весьма жестоко обманутым, когда придет на него день несчастия. Тяжесть греха, прилагаемая к тяжести временных зол, есть бремя, которое никто не может снести. Известно, что кроме доброй совести никакая, вещь, которую только могут представить великие мира сего, не может облегчить мирских беспокойств. Она, добрая совесть, и только она одна, может перевесить тяжесть самого великого несчастия. Ничто иное неспособно поддержать человека в злые дни его странничества, и подкрепить его дух под жесточайшими бедствиями сей жизни. Все другие сродства, сколько бы они не обещали, будут тщетны и недействительны. Сознание того, что жизнь некоторым образом пройдет свято и беспорочно, произведет в нем приятную надежду на великого Хранителя его бытия, соделает его способным перенестись мысленно через темные облака печали и несчастия, и оком веры взирать на ту небесную страну, к  которой он идет, и в которую надеется скоро прибыть. Сие, хотя не отклонит вовсе несчастий; которые для мудрых и благих целей угодно иногда бывает Богу посылать на некоторых людей, и хотя не сделает нас нечувствительными к болезням, которые сопровождает их; однако весьма много ослабит их силу, и соделает нас способными претерпевать их с отважностью и даже с приятностью. Ибо как утешительно для доброго человека, обремененного по телу и скорбного по духу, усматривать то состояние, в котором не будет «уже ни печали, ни труда, и котором всякая слеза навсегда отрется от очей его!»

Доселе говорено о святой жизни, во-первых, в том отношении, поколику она наполняет наши сердца радостью, миром а утешением, и освобождает нас от тех несносных мыслей, которые приходят и мучают грешника; и во-вторых, поколику она предохраняет нас от тех зол, которые суть непосредственные следствия греха, и поддерживает нас в таких несчастьях, которые часто угодно бывает Богу посылать на добрых людей в сем мире. Теперь посмотрите на нее в отношении к некоторым другим преимуществам ее пред беззаконною жизнью. Таким образом, кажется, совершенно будет ясным, что нет ничего так надежного к сохранению человеческого благополучия в сем мире, как верное исполнение заповедей и обязанностей веры.

1. Св. Ап. Петр решительно утверждает, что кто хочет жить благополучно, тот должен жить свято. «Кто любит жизнь, говорит он, и хочет видеть добрые дни, тот удерживай язык свой от зла и уста свои от лукавых речей; уклоняйся от зла и делай добро» (1 Петр. 3:10). И причину того, что временное благополучие есть несомненная часть и удел благочестивого человека, заключает в том, «что очи Господа [обращены] к праведным и уши Его к молитве их; но лице Господне против делающих зло» (1 Петр. 3: 10) и (Пс. 33:16, 17). Св. Писание повсюду и весьма ясно показывает, что Божие провидение печется наипаче о сохранении и подкреплении добрых людей в сем мире. «Вкусите и видите, говорит Св. Псалмопевец, яко благ Господь! Блажен человек, который уповает на Него! Бойтесь Господа, святые Его, ибо нет скудости у боящихся Его. Скимны бедствуют и терпят голод, а ищущие Господа не терпят нужды ни в каком благе» (Пс. 33: 8, 9, 10, 11). Как замечательны слова мудрого сына Сирахова на тот же  предмет! « Взгляните на древние роды и посмотрите: кто верил Господу – и был постыжен? или кто пребывал в страхе Его – и был оставлен? или кто взывал к Нему– и Он презрел его?» (Сир. 2:10). Присовокупите и следующее замечание Св. Давида: «я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба» (Пс. 36:25). «Видел я нечестивца грозного, расширявшегося, подобно укоренившемуся многоветвистому дереву; но он прошел, и вот нет его; ищу его и не нахожу» (Пс. 36: 35, 36). Усмотрение сего бдительного над добрыми людьми Божия провидения столько восхитило святого Пророка Давида, что он в восторге сказал: «благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих!» (Пс. 33:1).

Известно, что Бог есть существо пречистое и пресвятое, и следовательно Он крайне ненавидит нечестие. Посему человек может приобретать Его благоволение к себе и Его покровительство не иначе, как верным и точным исполнением обязанностей святой веры. Тот, Который питает птиц небесных, одевает траву полевую, имеет столь благодетельное сердце, что сияет солнце свое на злые и добрые, и посылает дождь свой на праведные и неправедные, Тот, без сомнения, особеннейшим образом благословляет труды доброго и деятельного человека, и заботится о боящихся Его и сохраняющих Его заповеди. Я не хочу сказать того, чтобы нечестивый никогда не был благополучен, или добрый не был несчастен в сем мире. Часто для мудрых и благих целей Бог попускает праведным впадать в трудные обстоятельства и несчастья. Впрочем когда Св. Писание уверяет нас, что «Господь благословляет праведника, и благоволением, как щитом, венчает его» (Пс. 5: 13), что «сокровища и богатство в дому того, который боится Господа, и находит удовольствие в Его заповедях» (Пс. 111:1,3), что «благословения на голове праведника», что «дом праведных стоит», «а жилище праведных процветет» (Притч, 10: 6. 12:7. 14:11), что «благо будет, боящимся Бога» (Еккл. 8:12) и что, кратко сказать, «благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1 Тим. 4: 8), то мы наверное должны заключить, что строгое соблюдение обязанностей Христианской веры есть самое надежнейшее, какое только может человек избрать, средство к тому, чтобы благоденствовать в сем мире, и чтобы соделать жизнь свою благополучною и приятною.

В сей истине мы можем быть уверены не только Св. Писанием, но даже разумом и природою вещей. Ибо пусть размыслит всякий, не правда ли то, что человеку который правдив и истинен во всех своих делах, честен и искренен во всех уверениях, верен своему слову и обещаниям; который тщателен и деятелен в своем звании; который считает постоянным для себя правилом делать людям то, чего себе от них желает; которому столько противно обольстить и обмануть своего ближнего, что он лучше соглашается потерять, часть своего имения, нежели домогаться богатства несправедливыми средствами: не правда ли, говорю, что сей человек будет благополучен в сем мире; а не тот, который совершенно противных свойств, который употребляет всякую ложь и обман, лесть и обольщение; который ко всякой вещи, сколько бы она на была низка и презренна, привязывается, если только надеется найти в ней свою пользу; который не рассуждает, сколь честны и праведны его поступки, но сколь полезны ему, и который не заботится, сколько ближний терпит от его несправедливости, ежели только он сам приобретает чрез нее. Таковый человек, как скоро сделается известен, (а он не может утаить себя) без сомнения, потеряет доверенность к себе и уважение. Он будет возненавиден и презрен, и всякий будет бояться иметь с ним дело, какое бы оно ни было. Напротив, честный и правдивый человек (кроме благословений Божеских, в которых он не может сомневаться) приобретет любовь и уважение от всех знающих его. Он будет иметь мало врагов, а напротив множество друзей, и притом из мудрейших и лучших, людей, которые при всяком случае всегда и с радостью готовы помочь ему.

2. Другое великое благо, которое возвышает всякую радость, есть «здоровье». Кто может получить сие благословение, ежели не благочестивый человек? Ибо, что дает телу здравие и крепость? Воздержание ли, трезвенность и добродетель, которые он хранит? или невоздержание, пьянство и роскошь? О следствиях сих последних конечно нельзя сказать сего. «Кому горе? говорит Соломон, у кого вой? у кого стон? у кого ссоры?  у кого раны без причины? у кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать [вина] приправленного» (Прит. 23:29, 30). Сколько трудов и болезней переносят люди единственно от своей роскоши и распутной жизни! Сколько болезней, которые не оканчиваются их собственною жизнью, но достающиеся и их несчастному потомству! И как это может быть иначе, ежели Богу не угодно переменить природу вещей? Ибо если люди предаются всем удовольствиям, которые воспаляют и повреждают их кровь; то не удивительно, что водяная болезнь, или подагра, иди другое какое-нибудь более непосредственное и гибельное расстройство произойдет от такого беспорядка. И когда порочный или распутный отец носит гнилость в костях своих; то дети его, хотя бы они и свободны были от пороков отца, естественно подвергаются гибельным следствиям его преступления.

3. «Приятность и довольство в духе» составляют величайшее благо жизни: ибо без них не может быть в мире никакого благополучия. Какими же средствами человек может прибрести их, ежели не святою жизнью, не делами веры? Вера научит его предавать волю свою Богу, покоряться всем распоряжениям Его промысла, быть терпеливым и спокойным, кротким и довольным при всякой неудаче и  неприятности, с какою только встретиться. Ибо вера удостоверит его, что Бог ест верховный правитель вещей, существо с бесконечною благостью, нежностью и любовью, которое не охотно наказывает сынов человеческих, и каждую вещь заставляет споспешествовать тем, которые любят Его.  Как спокоен, весел и доволен должен быть таковый человек во всех случаях! Он привык со Св. Павлом, как «избыточествовать», так и «лишаться»: он не гордится первым, и ни мало не унижается, когда угодно Богу послать ему другое. Он ходит всюду со спокойным, кротким и довольным духом, и ни мало не смущается беспокойствами, нетерпением и неудовольствием, от которых гордый, завистливый и честолюбивый почти никогда не бывает свободен.

4. «Мир» также есть великое благо, которое весьма много способствует благополучной жизни, и на которое благочестивый человек имеет неоспоримое право. Он рассуждает, что ежели Бог столько возлюбил нас, что «и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши, то и мы должны, также любить друг друга» (1 Иоан. 4: 10, 11). И посему он не бывает никому врагом, но ласков, благороден и услужлив всем. И ежели кто- нибудь столько будет неблагодарен, что станет платить ему злом за добро, как то случается весьма часто; то он, в подражание своему благословенному Спасителю, коего образ всегда носит пред собою, делает добро ненавидящим его, молится за творящих ему напасть и гонящих его» (Матф. 5:44) Когда его укоряют, он противу не укоряет; когда терпит, не  угрожает; но поручает себя Тому, Кто судит праведно (1 Петр 2: 23). Он решается, по совету Ап. Павла, «отложить всякую горечь, и гнев, и ярость, и крик, и клич со всякою злостью» (Еф. 4: 31) и старается достигнуть той мудрости, «которая свыше, которая во первых чиста, потом мирна, кротка, благопокорлива, исполнена благости и добрых плодов» (Иак. 3: 17). Сие начало любви, расположенности и благоволения к роду человеческому, соделывая дух спокойным и веселым, мирным и кротким, не только делает человека счастливым в самом себе, но и благословением, утехою для всех окружающих его, и посему привлекает к нему любовь, уважение и удивление от всех видящих и чувствующих нежное и благодетельное сердце его.

«Мир мног», говорит Псалмопевец, любящим закон Твой, и нет им соблазна (оскорбления)» (Пс. 118:165). И Пророк уверяет нас, что «делом правды будет мир, и плодом правосудия ― спокойствие и безопасность вовеки» (Иса. 32:17).

Напротив жизнь гневливого и мстительного человека преисполнена смятения. Он «подобен волнуемому морю, которое не может утихнуть, и коего воды выбрасывают грязь и песок» (Иса. 67: 20). Он чужд мира и всех тех благословенных плодов и действий его: ибо «где зависть и рвение, там  нестроение, и всякая злая вещь» (Иак. 3:16) Его дух беспрестанно беспокоится, скучает и влечется туда и сюда неистовою силою, буйных страстей. Они влекут его от одного порока к другому, и часто ввергают в такие преступления, которые имеют самые гибельные последствия. Какое бедствие и мучение должен чувствовать тот, которым владеет дух, столько противный духу Евангелия! Как мало, может вкушать он истинного благополучия, когда дух его всегда не согласен с самим собою, и никогда не бывает весел! Он, может быть, владеет множеством драгоценных вещей, принадлежащих к сему миру; но он весьма мало может наслаждаться ими. Ибо какое утешение может получить от имущества своего тот, кто не имеет покоя в собственном сердце, кто во вражде с самим собою и почти со всяким другим, и кто готов выйти из самого себя при каждой безделице, случившейся в противность ему? Может ли быть счастлив человек такого характера, даже среди величайшего благоденствия? Без сомнения не может. Благополучие сие принадлежит людям, которые имеют «дух кроткий». Кротких духом Господь наш назвал «блаженными» (Матф. 5:5). Они насладятся, говорит Псалмопевец,  «во множестве мира», и найдут истинное утешение во всяком имуществе, как бы оно ни было мало. Ибо если человек пользуется малым имуществом своим в мире, покое, с довольным духом; то оно, без сомнения, доставит ему гораздо больше удовольствия, нежели какое человек противного расположения может получить от обширных владений и великих доходов.

5. Упомяну еще об одном преимуществе, которое в семь мире имеет добрый человек пред нечестивым. Преимущество то состоит в почтительных и покорных детях, каковых все почитают величайшим благом, и каковых иметь может наипаче первый. Ибо ежели угодно бывает Богу благословить доброго человека детьми, то он весьма рано начинает впечатлевать в их нежные сердца начала веры, и святой жизни. Он учит их воспоминать о своем Творце во дни своей юности, и воспитывает их в страхе и учении Господнем. В своем поведении, он представляет им пример святой и благочестивой жизни, и старается сохранить их от гордости, мирского тщеславия и от всех тех гибельных похотей и страстей, которые могут соделать их совершенно несчастными, как здесь, так и в будущей жизни. Он наставляет их в том познании, которое полезно, которое может доставить им правильное понятие о самих себе и  их должности, и которое соделает их мудрыми во спасение. И когда самая благодать Божия содействует сим стараниям (а она никогда, не оставит делать сего; то каких утешительных надежд не может иметь таковый родитель, надежд, пожать счастливые плоды трудов его! Вместо того, чтобы взирать на своих детей с печалью и беспокойством, и от них седину свою сводить с печали в гроб, какое удовольствие и какую приятность чувствует он, видя, что они, как многочисленные масличные ветви, вокруг стола его плодоносны во всяком благом деле, и возрастают в познании и любви Божией!

Думаю, что нет ни одного человека, который бы не согласился, что такое воспитание есть надежнейшее средство, какое только можно избрать, к тому, чтоб быть счастливым  в детях своих. И хотя, бы оно не оказалось действительным, потому что успех не в нашей власти то, по крайней пере, он уверен, что его благочестивые и искренние попечения о воспитании своих детей в трезвом, честном и благочестивом образе жизни, несомненно доставлять ему благоволение и любовь Божию, как и Аврааму, о котором Бог сказал: «утаю ли Я от Авраама, что хочу делать! что от Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли, ибо Я избрал его для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя, ходить путем Господним, творя правду и суд; и исполнит Господь над Авраамом, что сказал о нем» (Быт. 8: 17, 18, 19) Сие должно быть великим побуждением для родителей, стараться о воспитании детей своих. Ибо, стараясь утвердить благоденствие детей своих, они в тоже самое время приготовляют оное себе Самим.

Но пусть все благочестивые старания их о детях своих останутся тщетными, и положим, что они, не смотря на все средства, употребленные для того, чтоб соделать их совсем благополучными, увидят их в последствии времени несчастными и бедными. И в то время скорби они не останутся без утешения. Они будут утешаться тогда по крайней мере этою мыслью, что невинны в грехах детей своих, и поэтому не будут чувствовать тех горьких упреков совести, которые должен чувствовать нечестивый, видя, что его дети погибли от тех пороков и буйств, которым научил их пример его, или в которые допустило их впасть его беспечность и нерадение. Горьки должны быть без сомнения те упреки, которые таковый отец должен чувствовать; ибо грехи своих детей он должен считать за собственные, и приложить к себе те страшные слова, которые Бог изрек Пророку Иезекилю: «когда Я скажу беззаконнику: «смертью умрешь!», а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он жив был, то беззаконник тот умрет в бззаконии своем, и Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иезек. 3:18). Страшные слова праведнейшего суда! Как ужасно они должны греметь в ушах нечестивого отца, у коего дети погибли от его преступной жизни!

Из сказанного доселе, кажется, должно быть весьма ясно для всякого, сколь не сравненное преимущество имеют добрые люди пред нечестивыми, даже по отношению к сему миру. Но при сем не могу не упомянуть о чудной любви Бога к роду человеческому. Дабы побудить вас к повиновению Его законам, Он соединил с доброю жизнью как настоящую, так наипаче и будущую награду. Наша должность и наше благо получие так тесно связаны между собою, что чем усерднее мы стараемся о первой, тем более приобретаем последнее.

И так, сколько бесславят Бога те, которые представляют святость жизни по вере бесполезным и неприятным делом, между тем как известно всякому, кто только судит о вещах правильно, и не предан предрассудкам своих похотей и страстей, что великая цель веры и святой жизни состоит в том, чтобы соделать нас благополучными в сей, и блаженными в будущей жизни! Если бы люди согласились проводить жизнь в вере и святости, то даже и в сем мире нашли бы блаженное небо.

Но хотя бы исполнение нашей должности было чрезвычайно трудно и беспокойно; и хотя бы участью добрых людей в семь мире были только бедствия и несчастия; то и тогда, если рассудить, что жизнь сия скоро кончится, и что есть величайшая слава, соблюдаемая на небе для истинно любящих и чтущих Бога, какой благоразумный человек тернистой стези истины и веры, которая скоро при ведет его к вечному блаженству и счастью, не предпочтет путям греха и нечестия, как бы они ни казались ему приятными? Ибо, оставаясь на путях сих, он всегда находится в опасности, повергнуться в бездну погибели, в место бесконечной горести и мучения. И так если вера или святая жизнь делает жизнь нашу легкою, приятною и довольною; если она свойственна нашей природе и согласна с внушениями здравого разума; если она облагораживает наши сердца, расширяет наш разум, и вдыхает в нас любовь и благоволение ко всему роду человеческому; и кратко, если заповеди Божии не тяжки, но суть иго благое и бремя легкое; то всякий должен ясно усмотреть, что добрая жизнь есть величайшая мудрость, а жизнь нечестивая крайнее буйство и безумие.

XI. Жизнь

Что есть жизнь большей части людей на земле? Сцепление бесполезных мечтаний, суетное искание неудовлетворительных наслаждений, постоянное кружение в разнообразии не обретающее покоя, утомительная забота о маловажных вещах, стремление, не имеющее благоразумной цели, борьба с врагами, преграждающими путь к счастью. Где покой? где мир? где утешительное наслаждение? Ах! как горестно смотреть на тех, которые среди такой утомительной заботливости выходят из сей жизни, не познав высокой цели земного бытия своего! Для чего они жили? для чего они столь много боролись? Они не достигли того, чего искали; их борение и усилие принесло миру более вреда, нежели пользы.

Что есть жизнь благочестивых людей? Также борьба. Хотя они подвизаются для высших целей, и каждая победа над злом вносит приятные часы в их земную жизнь; но только часы, только точки света и покоя на мрачном, утомительном пути. Как сыну земли жизнь не доставляет того, чего требует от ней его суетность: так сему сыну неба жизнь не доставляет того, чего ищет его святое желание. В борьбе он не всегда побеждает, часто обманывает его собственное его сердце, похоть плоти и его еще обольщает. Собственная его немощь возмущает его, часто краснеет он от стыда, и если восстанет от падения, то паки возникает в сердце его забота, чтоб не потерять того, что приобрел с болезнью. Жизнь добродетельного и благочестивого, и при сей борьбе и при сих болезнях покаяния, можно назвать блаженною в сравнении с жизнью того, кто не знает высокой цели бытия своего, и непрестанно вдается в новые обманы. Но, не смотря на то, она неудовлетворительна для него; в груди его остается еще порыв к высшему; среди освещенной звездами ночи, он взирает вверх в мир Божий, и простирает руки свои к Беспредельному.

«Здесь я только ищу, а там найду». Для многих это есть одно неопределенное, непонятное чувство. Но ты старайся уразуметь себя, и выяснить это для себя, чтобы надежда, найти то, чего здесь никто не находил, тебе светлее светила на пути твоем.

Есть образец блаженства. У кого в душе живо представляется сей образец, тому ничто земное не может удовлетворить; потому что он нигде на земле не примечает того, что сердце его созерцает в прекраснейшем образце сем. Черты сего образца не заимствованы от внешних предметов. Жалким образом обманываются все те, которые отвне хотят созидать то, что может совершаться только во святилище сердца. Блеск честей и венцов не увлекает за собою благочестивого сердца. Дай человеку свежесть и крепость сил, посели его под прекрасным небом, осыпь его сокровищами и честьми, удовлетворяй всем желаниям его: все сие не есть образец блаженства, все то не даст ему и одного блаженного часа.

Благочестивое сердце пламенным желанием своим ищет высшего наслаждения. Оно хочет всегда наслаждаться тем, чем наслаждалось в некоторые блаженные минуты. Сие-то постоянство священного, небесного наслаждения есть образец его блаженства, и сего-то постоянного наслаждения не находит оно и не может найти на земле. Бывают священные минуты в жизни, когда душа не трогается ни чем вышним, когда она отрешается от тягостных уз земли, когда подвизаясь в святости чувствует свое величие, когда скорби считает радостью и страдания вменяет себе в славу, когда чуждо для нее всякое нечистое желание, когда царствуют в ней мир, свобода и тишина, когда она покоится в Боге и, созерцая Высочайшего, ощущает в себе высшую жизнь. Тогда взор духа светлее, желания обширнее, чувствования нежнее. Тогда сердце вполне наслаждается радостью, заботы убегают, страсти молчат, ненависть исчезает, спадают оковы мелочной расчетливости. Тогда сердце наше обнимает всех человеков, мы клянемся любить их, жалеем, что обижали их, и решаемся навсегда изгнать ненависть из сердца.

Кто в жизни своей не имел таких священных минут тот не может понять, какое они доставляют блаженство, тот еще не может чувствовать того, что оно приносит с собою. Образец блаженства у него составляется из черт внешнего мира ― богатства внутреннего мира от него еще сокрыты.

Но ты, который уже блаженствовал в сии божественные минуты, оживляй себя Воспоминанием о них, приготовляйся к новому Сретению их и жди неба. Свыше нисходил тот мир который обитал в твоем сердце в сии важные минуты. От чего ты тогда восхищен был выше всего обыкновенного, суетного, преходящего? От чего тогда действовали тончайшие струны твоего сердца? От чего тогда жизнь представлялась тебе в такой высоте и таком достоинстве? От чего твои чувствования и желания были тогда так чисты? От чего тогда одушевился ты бодростью и мужеством? От того, что ты тогда светлее, чище, искреннее взирал на Бога и вечность, глубже чувствовал Его присутствие, и будущая слава в большем блеске представлялась душе твоей.

Воспоминай о тех часах, в которые ты в тишине, с священною тоскою и жаждою лучшего, которое не обретается в шумной жизни, выходил в обширный дом «натуры», в дом Божий. Там видел ты благословенья рассыпанные пред тобою рукою вечно любящего Отца. Там оглашали твой слух и сердце тысячи голосов, возвещающих славу Его, там благоухало тебе как бы благовоние бесконечной благости. Там наблюдал ты постоянные законы, по которым совершают теченье свое солнце, земля и луна, по которым надуваются почки, развертываются цветы и зреют плоды. Там видел ты обилье благодеяний и радостей, там видел ты следы вечно пекущегося о всем Промысла. Благословенья Его изливались на тебя чрез чувства твои в  благовонии цветов, в согревающих лучах солнца, в тихом веянии утреннего ветерка, в прохладе вечера. Тогда око твое в слезах радости обращалось к Богу, и, при каждой встрече нового явления на сем великом позорище, ты восклицал с благодарностью: есть Господь, есть вечный Отец, сыплющий толикие благословенья. Тогда преклонял ты пред Ним колена, тишина водворялась в сердце твое, всякая горесть казалась тебе ничтожною, умолкала болезнь, с чистого неба нисходила к тебе надежда вечности: и ты блаженствовал.

Воспоминай о тех священных часах «Богослужения», когда ты устремлял взор свой на небо, в тишине пламенную приносил молитву Богу, или вкупе с братьями твоими поклонялся Всевышнему, и торжествовал вместе с ними священные празднества. Тогда душа твоя свободнее смотрела на мир и жизнь, тогда земное бытие ее возвышалось и освещалось светом будущей славы, тогда умолкал в ней всякий нечестивый помысел, тогда с священным рвением стремилась она к добру, тогда решалась она на великие предприятия,  тогда она посвящала себя Богу, давала обет, начертать в себе образ Безпредельного и жить для Вечного, тогда она с нежною любовью взирала на братий Своих, тогда вкупе с ними приносила она Богу и Искупителю жертву благодарности: и блаженствовала.

Воспоминай о тех священных часах,  которые ты торжествовал победу над самим собою. Долго ты боролся, часто противился похоти, и видел, что она все еще нападает на тебя; ты проливал слезы покаяния, сам себе перестал доверять; помолился Богу, чтоб Он даровал тебе новые силы, — и с новою бодростью выступил в сражение. И сделавшись победителем, с каким спокойствием взирал ты на Бога, свидетеля твоих подвигов, с какою бодростью смотрел на жизнь, каким ты тогда наслаждался блаженством!

Радость о благодеянии и благородных поступках принадлежит к числу высочайших радостей в жизни. И то знак благодеяния, когда мы радуемся с радующимися, и плачем с плачущими: но гораздо славнее доставлять радость, подавать утешение и помощь. Одно появление мысли сделать добро, одно намерение, совершить оную мысль, восхищает душу: но если мысль сия совершится на деле, если все препятствия будут преодолены, если подвиг будет кончен, и если из сей живой ревности произойдет более добра, нежели сколько ожидаемо было, если сие дело любви находится в глазах, и душа с удовольствием видит его благодетельные влияния в пользу общую или частную: то как она тогда славит Бога, какое чувствует в себе богатство, каким наслаждается блаженством!

Когда ты стоял у смертного одра умирающих благочестивых мужей, и забывал земную суетность; когда, при воззрении на священную преданность страдальцев в волю Божию, на небесную радость отходящих из мира, ты зрел высочайший свет и силу религии; когда ты своими мыслями и чувствованиями жил в небесном своем отечестве; когда смерть представлялась тебе в дружелюбном виде, и ты, в тоске любви и в радости, светящейся тебе надежды, сам соглашался таким же образом отойти от мира: тогда не блаженствовал ли ты?

Сии и подобные сим священные часы суть светлые, священные точки в нашей жизни. Они паки сокроются от нас; но поелику в продолжение их мы наслаждались высшим, вкушали силы грядущего века, то такая переменчивость не может нас удовлетворить. Мы в сердце своем носим верховный образец блаженства, такую жизнь, которая бы вся постоянно протекала с такою светлостью, тишиною, свободою духа, благоговением и священным восторгом. Сего блаженства не доставляет земля и доставить не может; оные часы небесного наслаждения только оберегают нас, чтобы мы не поникли к земле, только укрепляют нас, чтоб мы тем быстрее возносились выше земли, и только указывают нам на вечность. Сии блаженные часы сокроются паки; но они должны бы оставить для нас постоянное благословение. Что мы имели в своей жизни такие часы, это должно бы сказаться на той твердости духа, на той чистоте чувствования, на той твердости воли, которые у нас от них должны остаться. Солнце сияло и закатилось; но что оно доставляло теплоту и плодотворность, это оказывается на оживленной природе. Всякая священная минута должна навсегда нас освящать; семя благородных мыслей и чувствований брошено в сердца человеческие, — оно должно принести богатые плоды. Радостные оные часы жизни, как страшные часы бури, должны были оставить в нас глубокое впечатление, и то впечатление должно было оставаться в нас постоянно. Но ах! оно скоро исчезает, и хорошо, ежели мы не сделаемся вероломны, ежели не нарушим того, что обещали в торжественные оные минуты! И так на земле нет еще блаженства.

Но для благочестивых сердец оно наступит некогда. Мгла заблуждений рассыплется; покрывало, сокрывавшее полное сияние истины, спадет; бури, так часто нарушавшие мир сердца, утихнут; борьба кончится. Что здесь посеяно в немощи, там восстанет в силе. Мирное жилище на высотах небесных готовится всем мужественным подвижникам. Есть ли то, что доставляет тебе земная жизнь, неудовлетворительно для тебя, если не утоляет твоей благочестивой жажды: то простри руки твои к вечности, и с верою и торжеством скажи: «там найду я!» Что вкушал ты здесь в священные часы жизни, то было только предвкушение небесного блаженства. Старайся как можно более иметь таковых часов в жизни. Посвяти душу твою Богу, очисти ум, возвышайся более и более над землею, питай любовь ко всему истинно великому и доброму: тогда душа твоя будет спокойнее, жизнь твоя будет блаженнее. И таким образом ты созреешь для радостей бессмертия. Одного только не достает: разрешения души от земных уз тела. Иди вперед с надеждою; сия радостная минута подходит к тебе ближе и ближе. Ангел смерти разрешит твои оковы, и предстанет тебе, как вестник мира. Смерть преданного Богу мужа есть переход к блаженству.

XII. Письмо I. О предании себя чистой любви на пути очищения.

Возлюбленный во Христе брат!

Несколько уже дней я чувствовал побуждение написать тебе о настоящем состоянии души твоей. И хотя я нахожу в себе такое затмение и пустоту, что не знаю, что сказать: однако ж, душа моя не может успокоиться, доколе не напишу тебе. И потому я приступаю к делу просто, с твердою надеждою, что Бог внушит мне то, что будет служить к утешению твоему.

Будь уверен, что столько забочусь об истинном освящении души твоей, что не могу выразить и высказать того. Однако ж при всем том, что ты выставляешь состояние души твоей в самом бедном и жалком виде, я совершенно спокоен и не опасаюсь худых последствий. Если бы я заботился о тебе по-человечески, и хотел в тебе питать самолюбие, то я тяжко скорбел бы о том, что Господь так сильно и жестоко разит тебя.

Ты видишь и находишь в себе и в делах своих один только грех и мерзость; куда ни обратится душа твоя, и на что ни посмотрят глаза твои, везде ты сретаешь бедность, грех и скорбь; тебе прегражден совершенно и на веки путь истины и света. Скрытное и тонкое самолюбие говорит само в себе: «мне отсюда велят выйти; ах, если бы мне найти здесь уголок, где бы я могло укрыться» и бросается туда и сюда, как заспавшийся человек, где бы прилечь и успокоиться. Послушай, душа, полно те бросаться туда и сюда. Чем более ты станешь заботишься о том, чтоб сделаться лучше, тем более испортишь дело; чем более станешь сама действовать, чтобы сделать что-нибудь доброе, тем более наделаешь пороков. Всякое самодействие не годится для тебя.

Ты думаешь, что ты ничего доброго не делаешь. Скажи лучше: я не вижу, чтоб я делал что-нибудь доброе. Для тонкого самолюбия мало того, что оно делает добро; оно хочет, чтоб левая рука знала и видела, что дает правая, дабы тем полюбоваться. Но Бог желал умертвить собственную нашу жизнь, и сохранить в чистоте и без примеси наши добрые дела, и не дает душе засматриваться на саму себя, и не показывает ей ее добродетели. От того она видит одну только мерзость и нечистоту.

Если угодно Богу, чтоб ты видел в себе такую бедность, такое развращение, такую немощь, то и тебе пусть будет угодно! Ты теперь видишь себя таковым, каков ты сам в себе, и так благодари Бога, что Он открывает тебе пороки, какие в тебе есть. Когда плавят золото, нечистая пена всплывает наверх; золото закрывается, и на виду остается одна дрянь. Итак, радуйся, что ты так беден и нищ, и что Бог толико свят и совершен. Бедность и ничто нам принадлежат, а святость и все — Богу. Кто любит себя видеть красивым и святым, тот выказывает свое самолюбие; по крайней мере теперь это было бы для тебя пороком. Итак, решись остаться с Иовом сидеть на гноищи и любить Бога. Я говорю, чтоб ты любил свою бедность, а не пороки. В живейшем чувствовании своего развращения скажи Богу: «Господи, грешить однако ж я не хочу, я хочу быть Твоим. Тебе предаю душу мою во времени и вечности. Делай с нею, что хочешь, только дай мне любить и прославлять Тебя». Если тебе подумается, что ты грешен, или если и в самом деле сделаешь грех, всегда только это говори.

Я не дивлюсь, что в тебе особенно выказывается досада, нетерпеливость, огорчение и гнев. Прежде, когда благодать вела тебя кротко и легко, натура и чувственность все еще имели в тебе хотя маленькое местечко: а на сем пути у них внутри и вне совершенно отнята всякая пища. Натура и чувства не могут жить в таком недостатке. Нам надобно умереть, а не хочется. Они иногда сами не знают, на что досадуют. Ропщут на себя, на других, иногда даже на святые пути Божии. И как собаки кусают брошенный на них камень. Если ты чувствуешь в себе то или подобное сему, то смотри на натуру свою, как на злую собаку, и скажи сам в себе: «погибни ты, негодная, со всею своею злобою. Какое мне до тебя дело? Сколько ни яришься ты, упорная натура, но должна однако ж умереть». Между тем, сколько возможно более, вооружись терпением, сколько возможно менее давай свободу словам, не давай места отчаянным желаниям, каковы, например: лучше б я умер и тому подобные.

Тебе приходит иногда на мысль: не отстать ли от благочестия и не обратиться ли к миру, и не погиб ли ты на веки? Но вспомни, друг мой, не предавался ли ты прежде многократно и от сердца Богу и Его водительству? Не просил ли ты Его искренно, чтобы Он от всех нечистот твоих очистил тебя, и совершенно освятил такими средствами, какими Ему благоугодно будет? Не давал ли ты многократно обета быть верным Ему до смерти? Разве ты все это забыл?

Ныне, когда Бог услышал молитву твою и коснулся тебя так, что тебе больно, ты потерял бодрость и хочешь возвратиться назад; сдержал ли ты слово свое? Полно тебе; ты теперь уже не свой, ты отдал себя Богу, Он взял тебя, теперь тебе нельзя располагать собою. Бог своего не отдаст.

Ты скажешь: я чувствую в себе только мерзость, грех и немощь; я всякую минуту нахожусь в опасности падать и грешить; даже кажется, я и действительно грешу; чем долее буду я так жить, тем боле накоплю грехов. Чтобы ты действительно, и с намерением грешил, этому я не верю; потому что ты не столько любишь грехи. Ты при одном виде греха так сильно скорбишь; тебя уже и то беспокоит, что ты видишь и чувствуешь в себе только грех: и потому станешь ли ты грешить с такою охотою? Но что на тяжком пути очищения те самые пороки, которые ты прежде с охотою делал, представляются тебе живо и сильно, и что тебе кажется, будто ты действительно их делаешь, это не противно ни опыту, ни Священному Писанию, которое говорит: «чем кто грешит тем и мучится» (Премудр. 11: 17).

Тебе кажется, что ты всякую минуту падаешь во грех: это происходит часто от той тьмы, в которой ты теперь находишься, и которая производит всякие сомнения, страхи и ужасы. Закрой глаза и ходи в вере и преданности, тогда исчезнет всякой страх. Когда появится опять свет, тогда скажешь, что ты прямою дорогою шел. Часто же страх сей происходит от того, что сокрыта от тебя ощутительная помощь и сила. С тобою теперь тоже, что бывает с малым ребенком, который, начиная ходить, всегда опасается, что упадет, между тем как мать сзади держит его, и ребенок того не знает. Не беспокойся, любезное дитя, мать близь тебя, хотя не перед глазами твоими. Чем более станешь бояться, тем скорее поскользнешься, и когда станешь падать, тогда увидишь, что кто-то держит тебя и не пускает тебя упасть. Положись на поддерживающую тебя руку Божию, хотя ты не видишь ее. Она тебя внутри и вне направит к доброму концу.      

Надейся на Бога и предайся чистой любви, тогда увидишь помощь. Положись на Его беспредельную волю совершенно во времени и в вечности. Перестань заботиться «о себе», не думай много «о себе», хотя бы ты даже знал, что тебе в ад надобно идти. Какое тебе до себя дело? Будь на все согласен, кроме греха. Есть ли придет тебе мысль, что ты теперь или после сделаешься посмешищем всех человеков и духов: то согласись и на сие, и скажи: «что мне за дело до себя? я буду только Бога прославлять и любить». Если придет тебе мысль: что жалкое твое состояние сделается еще хуже, что оно продолжится до самой смерти, и что ты на веки будешь осужден: то решись на все и скажи: «а я, не смотря на то, грешить не буду, а буду любить и прославлять Бога, какое мне до того дело?» И таким образом поступай во всем, что ни представится твоему уму. Сия преданность введет тебя в чистую любовь; и на место тяжких и мучительных беспокойств вступит глубокий мир, и твое стесненное положение переменится на неизмеримую широту и свободу духа.

Помни, что Бог всегда Бог; Он и теперь столько же достоин любви и хвалы, как и прежде, когда ты это видел и вкушал. И так люби Его и теперь столько же, или еще более, нежели прежде.  У Бога есть многие тысячи, которые славят Его на небе и на земле; а ты, который думает о себе, что ты во аде, покажи собою пример, что и во аде славят Его. Они делают сие среди света и удовольствия; а ты делай то среди тьмы, во внутренних и внешних скорбях, вися со Иисусом на кресте. Как прекрасна, как чиста и приятна Богу похвала от сердца и уст страждущего человека! Тогда он говорит только с Иовом: «да будет имя Господне благословенно! Господь благ, Господь достоин любви! Един Он есть источник жизни! О если бы все твари познали Его и служили Ему! Любите Его все добрые во времени и в вечности!»

Если ты в сем состоянии не чувствуешь, или мало чувствуешь удовольствия от того, то тем чище твоя любовь. Если ты не имеешь ясного познания о Боге и не светло видишь Его совершенства: то беды от того нет. Ты славь и люби Бога сокрытого, неведомого, непостижимого, о котором никак ты и не можешь представить, каков Он, где Он: сия хвала будет самая совершенная и приличная Богу.

Ты иногда думаешь: что люди не знают, каков ты, что о тебе имеют лучшее мнение, нежели каков ты на самом деле. Но позволь сказать: это есть небольшое искушение и недостаток простой веры. Ты сам не знаешь своего состояния, и имеешь о себе худшее мнение, нежели каков ты на самом деле. Да и не нужно тебе много знать о себе и о своем состоянии. Лучше бы было, если бы мы совершенно не знали о самих себе. И потому не суди о себе, ибо ты в затмении, а верь тем, о которых ты знаешь, что не станут тебе льстить и обманывать тебя.            

Я, друг мой, несколько знаю, что значит, живо созерцать Божию святость и чистоту, и иметь внутри себя искреннее желание святости, но при всем том видеть и чувствовать в себе один только грех и нечистоту. Тогда человек рад в землю скрыться, тогда натура наша пред лицом Божиим частью находится в том же мучении, в каком будут находишься взывающие: «падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле» (Апок. 6: 16).

Я несколько понимаю, что значит, знать Бога и почитать Его великим, славным, блаженным и достойным любви, но при всем том быть не способным любить и прославлять Его, а напротив (по-видимому) только оскорблять и раздражать Его. Я понимаю, что значит, признавать Его за существо благодетельнейшее, и между тем быть удалену от Его благости, и находить себя в нищете, тьме и скорби, которые продолжатся на всю вечность. «Ах, говорит сама себе бедная душа, лучше б никогда не знать Бога и добродетели! Если б ты не знала, что есть Бог и как Он блажен, то, может быть, не имела бы теперь в себе такого мучения и ада. А теперь ты знаешь Бога, искренно желаешь быть близкою к Нему, а между тем должна быть в таком отдалении».

О, чудная Премудрость Божия! как дружелюбно и как строго обходишься Ты со своими! Ты дружелюбно зовешь их к Себе, даешь им узреть лице Твое, но тотчас, не дав им насытиться зрением, отходишь и скрываешься от них с такою строгостью. Ты пронзаешь их стрелами любви Твоей, и потом оставляешь их в мучении! Ты даешь им зреть небо, и низвергаешь потом во ад. Но, не смотря на то, Ты все остаешься любовью и хочешь, чтоб обрученная Тебе душа любила Тебя столько же во аде, как и в раю.

Вот тебе совет мой, будем как дети, не станем много рассуждать. Если б я захотел рассуждать, то верно бы не написал тебе сего, и лучше бы  промолчал по причине нищеты и затмения, в каком нахожусь я. Впрочем я, надеюсь, что сие письмо не бесполезно будет для тебя. Переноси с терпением страдания и пламень любви Божественной. Я пребуду всегда твоим.

XIII. Письмо II. О различии плоти и духа

Ты желаешь знать какое различие между «плотью» и «духом», между «внутренним» и «внешним человеком». К сему подает тебе повод прежнее мое письмо в котором сказано: «много ты летаешь мыслями своими и внутренний твой человек слишком много с сим знакомится. У тебя отворена дверь, внутреннее „выйдет, а войдет внешнее» и проч. Мне кажется, что всего проще и легче найти сие различие, хотя впрочем есть в том и такие тайны, которые можно знать только опытному.

По милосердию Божию ты чувствуешь в себе непрестанное желание и внутреннейшую жажду Бога, так же искреннее и сильное рвение освободиться от всякого зла и быть совершенно Божиим. И замечаешь что это бывает в тебе иногда яснее иногда темнее и сбивчивее. Вот это есть «дух» и «внутренний человек», притом ты находишь в себе тайное отвращение от всего неугодного Богу, внутреннее влечение и преклонность к Богу и добродетели; это также есть внутренний     человек, «дух, движимый Духом Божиим».

Но есть в тебе еще другой человек, который имеет совсем другие наклонности, другие желания, другие мысли: это есть «плоть, внешний ветхий человек». Это есть целый человек, который живет и услаждается  тем, что есть, пить, видеть, слышать и всячески забавляться; это есть царство плотского разума и воображения. В нем то летучие мысли, самолюбие и все основание богопротивной жизни. Когда он прямо стремится ко злу, тогда называют его «ветхим человеком»; когда же он действует по натуре, тогда называют его «человеком внешним».

Как бы то ни было, мы должны устраняться внешнего и ветхого человека, а держаться внутреннего. Во внутреннем человеке мы должны жить и непрестанно нудить его прилепляться к Богу, как дитя к матери. Таким образом внешний человек будет тлеть, а внутренний со дня на день будет укрепляться и обновляться (2 Кор. 4:16). В душах, возросших в духовной жизни, сие разграничение двух частей весьма ощутительно. У других оно сбивчиво и не столько приметно, частью от небрежения, когда поблажают много плоти; частью от неведения, когда слишком много хватаются за внешнее. Хотят усилием отвратить и прогнать мысли из головы, удовольствия от чувств и все порочные побуждения, и от того часто делают себе хуже. Теряют бодрость, предаются печали и судят о себе по внешней части, что для внутреннего человека тяжело и  неприятно. Лучше всего с внутреннею своею волею уйти тайно и неприметно, войти в сердце к Богу, а все другое стараться забыть и не думать ни о чем. Сею уклончивостью и бегством внутрь себя часто побеждают весьма большие искушения. И так, вот мое заключение: внутренний человек, дух или ум, должен быть господином, а внешний рабом; он дает ему работу и не дружится с ним, а пребывает у Бога, как сын вечности, и во внутренности ожидает Его мановения и присутствия. Если враг, если испорченная оная часть станет возмущаться и бушевать, то дух не заботится о сем много, а просто скажет только: «нет» и остается спокойным. Как счастлив тот, кто разумом и чувствами действует только в нужде, и устраняется мира, тварей и всего внешнего! Чрез то благородный дух его, не развлекаясь разнообразием впечатлений, непрестанно предан бывает Богу во всех его путях и действиях.

Твои сомнения и рассуждения, хорошо ли я живу, не обман ли все это и не мечта ли и тому подобные принадлежат также к внешнему человеку и происходят от того, что ты много действуешь разумом. Когда придет к тебе сомнение, тогда искренно предайся Богу и забудь рассуждать. Мы должны более о Боге мыслить, нежели о самих себе. Чего мы еще не сделали, то при помощи Божией еще сделаем. Кто всегда будет смотреть, как он и где живет, тот потеряет много времени и смутит сам себя. Пойдем лучше вперед! Будем более и более предаваться Богу и забывать себя. Внутренний наш вождь знает, куда нас вывести.

Не забудь в молитве искреннего твоего.

1823 год, вып.9

IV. Назидательные размышления.

Нельзя со всеми говорить одним языком; но должно в разговорах смотреть на состояние каждого человека. С людьми, стоящими на низшей степени, нельзя говорить о великих, высоких таинствах; но должно наипаче обращать их внимание на внутреннее их ожесточение. Когда они будут сие слушать и принимать; тогда можно их вести выше. Но ежели бы кто захотел им представлять высшие истины, тогда как они еще не утверждены в низших, тот пускал бы слова свои на ветер.

***

Кому сообщаемы истины ничего не стоют самому, то есть, кто живо не испытал на самом себе того, чему учит, тот мало о том и заботится. Но кому дороги свои познания, тому дорого и то, что он об них говорит. Слова его изливаются будто из сердца; он говорит со смущением и стесненным чувством даже и тогда, когда знает, что слова его не пропадают. С большою охотою говорит он о вещах совершенно обыкновенных, и притом с большою радостью; да он и совсем не говорил бы о высоких истинах, если бы иногда не был к тому принуждаем. Вот чем разнятся люди говорящие по науке от тех, которые говорят искренно и из любви к истине. Те говорят охотно и с радостью, те с прискорбием и унынием; первые заражены высокомерием, а последние все говорят со смиренным сердцем, единственно к славе Божией, в наставление и исправление ближнего.

***

Если бы можно было у человека вдруг вынуть сердце; то жестокость смерти ему была бы неизвестна. Но если отнимать у него члены один за другим, сперва руку, потом плечо, далее ногу, кости, пока дойдет до сердца; то он пройдет все степени смерти. Бог решительно не мертвит, ни живит, но и смерть и жизнь посылает по той мере, как мы ее снести можем».

***

Как наша земля растопится некогда огнем; так все Адамово, земное в человеке должно быть пожерто огнем смерти. Земная, поврежденная часть сердца груба, жестка и неспособна к приятию образа Божия. Как воск, дабы он сделался мягким, и впечатлил в себе известный образ, держат на огне; так должно быть и с сердцем человеческими.

***

Когда Христианину предлежат бесчестие, позор, укоризны и несчастья: тогда, он по примеру Христа Господа своего, все сие переносит спокойно, без огорчения и ропота. Он охотно сам терпит вред, если своим вредом можно предотвратить вред ближнего. Но чтобы делать то с чувством сердечной любви, сему надобно учиться из многих напастей и скорбей, любовь есть плод великого креста.

***

 Состояние возрожденного Христианина здесь на земле есть состояние величайших страданий. Если бы можно было видеть во внутреннем такого Христианина; то подлинно никто бы не пожелал им быть, и никому бы он не полюбился; ибо образ Христов так в нем безобразен, что совершенно противен для естественного человека; хотя он сам в себе и в очах Господа, при всем своем безобразии, выражает высочайшую красоту, так как и то и другое вместе предсказано было о самом Господе: «раб Мой будет благоуспешен, возвысится и вознесется, и возвеличится.» «Как многие изумлялись, [смотря] на Тебя, ― столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его ― паче сынов человеческих!» (Исаия 52:13, 14) или: «нет в Нем ни вида, ни величия, и мы видели Его, и не было в Нем вида: Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его» (53:2. 3)

1823 год вып.11

XVI. Назидательные мысли.

Мучение, чувствуемое человеком оставленным, заставляет его совершенно предаться в волю Божию; почему он при всех бедствиях, которые терпит от других, взирает уже не на людей, а на одного Бога. Чрез это одно всякое страдание не только делается для него сносным, но еще превращается в удовольствие, и ад претворяется в небо. Впрочем, сие бывает не в самом начале страданий, но по прошествии некоторого времени. Тогда воля Божия, по которой посылаются на человека скорби, должна служить оставленному такою же отрадою, как и Сам Бог. — Если он дошел уже до того, что совершенно состоит под властию Бога, совершенно принадлежит Богу, а не себе самому; тогда все совершает в нем Сам Бог; — тогда само собою раскрывается все то, во что он прежде тщетно углублялся; тогда все горы и долины делаются и нем равнинами; и он в то же время начинает справедливо судить ο всех вещах и правильно различать оные.

———

То, чем совершенный может пользоваться безвредно, для несовершенного есть нож в руках дитяти. По сему первый весьма остерегается беседовать с последним ο высоких вещах.

———

Возрожденный человек, разорвав всякую связь со внешним миром, имеет столь нежное, тонкое и для мира непонятное чувство, что самое легкое дыхание воздуха пронзает его, подобно жестокому ветру. Он странник на земле, и однако должен еще почитать ее своим жилищем, должен быть готов на все бедствия внешней жизни, которая беспрестанно уязвляет внутренние его чувства.

———

Хотя бы избранный совершенно терялся и погибал, обращаясь в прах и ничтожество; но если он уверен, что на то есть воля Божия: то он утешится и вера его укрепится; – но воля Божия при всем том остается для него сокровенною. – Он подобен кораблю, отторгнутому бурей от берега, без кормила, без мачты, без якоря находящемуся во власти волн.

———

Как связанный не может убежать от ведущих его, так человек, оставленный самому себе состоит под властью и судом Божиим, который должен истребить в нем всякую самость. Он смиряется под крепкую руку Божию, и не хочет бежать от нее; ибо она столь крепко держит его, что он должен внутренне сам себе признаться: «ты не можешь избежать ее, ибо она простерта над небом, землею, и адом.» Напротив тот, кто не столь живо признает сие, старается избежать ее, и не хочет под нее смириться.

———

На таком-то суде в первый раз понимает человек сии слова: «моя плоть ужаснулась, и я боюсь Твоего суда». Так, чем долее он смотрит, тем более ужасается и сознается, что должна пострадать душа, совершенно обладаемая своею самостью, если сила крови Христовой не поможет ей среди сих ужасов смерти. От того, что она признает сие как сын благодати, скорбит ο суде над необлагодатствованными. Ибо сие признание делает его блаженным, и Гефсимания с Голгофою составляют теперь единственное его спасение и прибежище. Как преступник, которому правительство изрекло свой приговор и которого на несколько времени подвергает смертельным мукам, дабы чрез то даровать ему жизнь, тогда только узнает, сколь дорога жизнь и прощение: так оставленный самому себе человек тогда только научается, сколь важны для души его заслуги Христовы, когда постигает его суд Божий. Его грехи прощаются ему ради смерти Христовой, но, дабы силою сей же самой смерти истребить в себе и самый корень греха, он должен пройти путь суда наказующего, в котором вместе открывается правда и любовь Божия; ибо он чувствует, что единая смерть Иисуса поможет ему во время сего суда смерти.

———

Если человек имеет великое просвещение, любовь и мудрость, то сие совершенство не его; ибо он, обладая сими дарами, носит в себе Бога, который в нем и вне его есть свет, любовь и премудрость. Но если, стоя на степени совершенного своего уничижения, он не имеет и не знает сам в себе ничего, и почитает себя из всех беднейшим, недостойнейшим и непотребнейшим; то, хотя бы он и действительно был таков, — это его, то есть, человеческое совершенство. Впрочем, и сего совершенства не может он присвоить сам себе; а, напротив, и в самом своем уничижении должен уничижится и принести живое признание, что не сам он, а един Бог привел его к суду уничижения и смирения.

———

Человек добровольно может что-нибудь сделать и чего-нибудь захотеть, и когда ему, во время умерщвления, пресекается всякий путь к собственной его воле; тогда он чувствует величайшее мучение. По сему он с трудом доходит до того, чтобы кровь и правду Христову присвоить себе совершенно, без всяких дальнейших мудрований, как чисто свободный дар.

———

Всякое пожелание должно умереть. Но пожелание есть вещь сокрытая, и человек часто не прежде узнает ο своих внутренних желаниях, как тогда, когда они им овладевают.

———

Если бы люди пользовались всеми вещами правильно, то есть, Божественным образом; тогда бы они облагородились и опять соделались достоянием Божиим. Все твари должны возвращаться к Богу, своему источнику; и тот, кто правильно ими пользуется, возвращает их Ему, то есть, пользуется ими с благодарением. Но кто поступает не так, тот обращает тварь в свое осуждение.

———

Человек предопределен к великому, и желает великого. Но питие, которое наперед должно ему выпить, весьма горько. Ибо чем ближе он к Богу, тем беднее внутреннее его состояние, тем он выше в страданиях. Но чем выше сии страдания, тем более благодать, тем выше любовь Божия. — Если бы кто отворил внутреннюю храмину такого человека, тот не увидел бы в ней ничего, кроме смерти и запустения. Ибо он не имеет ни утешения, ни защиты, ни одной точки для покоя ни на небе, ни на земле, — лежит весь нагой, лишен всего по воле Божией. Бог творит в нем нечто новое чрез страдания, и Сам укрепляет его; иначе ему невозможно было бы выдержать сих страданий; — и, однако, как далеки человеческие страдания от страданий Сына Божия!

———

Это не зависит от чьей-либо воли или содействия, но единственно от милосердия Божия! Сие наипаче мы должны испытать с Ап. Павлом в высоких скорбях и искушениях, прежде нежели с ним познаем и согласимся на сие от всего сердца. Никто ничего не может ο сем знать, кроме того, который действительно находится или находился в скорбях оставления, и, следовательно, никто не имеет достоверного познания ο великом милосердии Божием, как он. Прекрасно говорят: «Мы ничего не можем сделать без Бога»; — сказать это легко, но никто не может оправдать сие самым делом, живым, опытным познанием, кроме того, кто действительно испытал свою немощь и нищету.

———

Когда учит и управляет Сам Бог, тогда разум должен покоиться; уроки и пути Божии выше разума. — Те, которые только что учатся Божией премудрости, обыкновенно бывают врагами тех, которые истинно знают ее.

———

Доколе человек еще извиняет себя, доколе желает сам собою и не совершенно всего отрекся; дотоле он не может получить высшей веры. Его вера смотрит сквозь густейшую тьму, и свет не осиявает его. Хотя свет сей находится в душе его, но душевное око не видит оного. — Сей человек находится в чужой земле, где не знает ни языка, ни дороги, да не имеет и денег для своего содержания.

———

Когда ты привязан бываешь к земле, радуешься; когда к небу, также радуешься. Но кто вступил в состояние креста, тот не может касаться ни земли, ни неба; для того нет места ни вверху, ни внизу, где бы он мог приклонить свою голову; тому совершенно не за что держаться: он бывает весь в тоске. Здесь душа, подобно Господу, висевшему на кресте, находится между небом и землей.

———

Человек всегда имеет в виду что-нибудь будущее, и ожидая оного, чувствует радость. Но Бог отъемлет у него сею радость, дабы родить в нем истинное, глубокое воздыхание: ибо такое воздыхание есть самый целительный бальзам для души.