ПЕРЕЙТИ на главную страницу журнала
ПЕРЕЙТИ на главную страницу Сборника на слова Писания

1822 год, вып.6.
🎧ХI. 1. «Когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие» (Лк. 17:10)
🎧2. «Муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь. (Еф. 5:23, 25)
3. «Вкусите, и увидите, как благ Господь!» (Пс. 33:9)
🎧4. «Войдешь во гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время» (Иов. 5:26)

1822 год, вып.7
IV. Блудный сын (Лук. 15: 11-24)
XVIII. О притчах Иисуса Христа.

1823 год, вып. 9
VII. Притчи. Сокровище на поле.
ХI. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Матф. 5, 3
XII. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Матф. 5:4.
XIII. Притчи. Горчичное зерно и горчичное растение.

1823 год, вып.11
III. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5:5).
V. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:5)
🎧VI. «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12:20)
VII. «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3:14).
🎧VIII. «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25).
XIV. «Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его нетяжки» (1Ин. 5:3).

1826 г., вып. 23
III. Нравственно-филологическое изъяснение текста: «И Аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды, да, егда оскудеете, примут вы в вечные кровы» Лук. 16:9
VI. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Матф. 7:7).

1822 год, вып.6

ХI. 1. «Когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие» (Лк. 17:10)

Когда мы хвалим так называемое благородное дело; то не доказываем ли тем нашего развращения? Можно ли почитать редким и не обыкновенным то, что должно быть естественно, ежедневно? – Не делать добра, которое мы могли бы делать, значит, по Св. Писанию, «грешить». Хотя бы мы делали все, что можем и должны делать; то не имеем еще никакой заслуги, еще весьма далеки от похвалы. – О благодать! благодать! как были бы мы несчастны, если бы добродетели доставляли блаженство!

Древняя история представляет нам пример сыновней любви двух братьев к старой больной их матери, и называет сей поступок чудом древности! И в наши временами осыпают похвалами особенные примеры детской любви, деятельного сострадания к бедным и несчастным.

Мы часто забываем, что поступок еще не может быть назван благородным, великим и достойным похвалы потому только, что противоположный ему поступок есть неблагороден и порочен. Кто не любит своих родителей и благодетелей; кто их ненавидит и преследует, того мы по справедливости называем злодеем и преступником. Но есть ли тут что-либо добродетельное, достойное славы, когда мы почитаем отца и мать, когда любим тех, которые делают нам добро? Не тоже ли делают мытари и грешники? Не тоже ли делают дикие, не имеющие ни закона, ни нравственности, и даже самые несмысленные скоты?

2. «Муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь. (Еф. 5:23, 25)

Христианские супруги! Что вы чувствуете, когда читаете или слышите сии слова? Если Апостол говорит правду; (а он, конечно, правду говорит!) то он говорит множество великих, поучительных и пристыжающих нас истин. Он подает мужьям высокие, священные преимущества; но вместе и высокие, священные обязанности. Христос печется о своей церкви, питает и любит ее. Церковь любит и почитает Христа: она хочет только того, чего Он хочет; заботиться только о том, чтобы быть Ему благоугодною. Он не оставляет ее, хотя она и оставила Его; Он любил прежде, нежели был любим; Он любил много, хотя и Сам мало был любим. Он имеет полное право требовать; но Он увещевает, просит. Он мог бы выговаривать за всякий проступок, наказывать за всякое своеволие, при всяком случае давать чувствовать свое право начальства; но Он щадит, сносит и прощает. Он имеет власть принуждать могуществом своей силы, но понуждает могуществом своей любви.

Признаемся в истине. Мужья виноваты, когда между христианскими браками так мало настоящих христианских браков, настоящих оттисков подлинного брака Христова с Его церковью!

3. «Вкусите, и увидите, как благ Господь!» (Пс. 33:9)

Сие вкушение и видение, а посему собственное испытание есть начало, или лучше, истинное училище истинного, живого и животворного познания, которое к самому ученому и самому основательному знанию так относится, как действительное вкушение драгоценного плода к критическому рассматриванию искусно изображенного на картине, покрытого плодом дерева. «Собственное испытание» приводит от мертвой, холодной веры в христианство, к истинной «вере во Христа».

«Уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос» (Ин. 4:42). Так говорили самаряне. Так говорят все, которые истинного Врача и врачевство Его знают, не по слуху только, не по уверению других и не по письменным свидетельствам; но сами были Им врачуемы, сами употребляли предписываемые Им средства. Так говорят все, которые «прикасались» ко Христу и «сделались здоровы». О них то говорит молящийся Отцу великий Первосвященник: «они приняли, и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня» (Ин. 17:8).

Все слова бедны, все человеческие и Ангельские языки слабы к изображению блаженства души, которая «вкушает» и видит, как благ Господь. Блаженство сего вкушения неописанно; и кто не испытывает его, тому оно невероятно. Но кто испытывает, тот верит и свидетельствует, и свидетельство его истинно; и он уверен, что говорит истину. И что он говорит, то говорит с силою и явлением духа: Сам Господь дает силу слову его, сопровождая оное надлежащими действиями в душах человеческих. Слепые видят, глухие слышат, хромые ходят, немые говорят, мертвые оживают.

Он не имеет нужды ни в какой учености. Он ученее всех своих учителей (Пс. 118:98), ибо сам Бог научил его. Не с трудом изученное красноречие, но сердце делает его красноречивым. Его сердце исполнено благодарения и радости о том, что Господь соделал в душе его; исполнено познания великого спасения своего, исполнено любви к Богу и человекам.

4. «Войдешь во гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время» (Иов. 5:26)

Сей медленно распространяющийся мрак, сея час от часа умножающаяся тишина, сие возвращение соседей в свои хижины, сие всеобщее желание покоя, словом: сей вечер всеми своими явлениями напоминает мне, что, подобно вечеру сего дня, настанет некогда и моей жизни вечер.

И какое чувствование возбуждает во мне вечер сей? Не иное, как чувствование нужды в покое, по совершении дел, которые мне в продолжении дня исполнить надлежало; чувствование, которое пересиливает все другие; чувствование безмятежное и приятное. Я чувствую ослабление всех сил моих от долговременного их напряжения, и желаю отдохновения. Сон мне приятен, поскольку я знаю, что посредством его возобновятся силы мои. Я не страшусь потерять в оном сознание: ибо знаю, что посредством сей потери я опять получу сознание, и притом яснейшее и живейшее. Я не страшусь сего образа смерти, потому что знаю, что снова пробужусь к жизни. О! да будет тоже со мною и тогда, когда наступит вечер жизни моей, который рано или поздно, но непременно наступит! Да будет точно также со мною и тогда, когда я размышляю о вечере жизни моей! И тогда буду я чувствовать уменьшение сил моих, и тогда буду желать успокоения – сего высочайшего и почти единственного удовольствия в старости. В то время многое покажется мне совершенно инаковым, нежели каковым казалось во время моей юности; так как природа совершенно другою представляется мне вечером, нежели каковою представлялась днем. – Многое в продолжение дня доставляло мне величайшую радость; а во время вечера, по причине усталости моей, не может доставить никакого удовольствия: тоже случится и ввечеру жизни моей! Многим наслаждался я в продолжение дня, и теперь чувствую, что то было скоропреходящее, мгновенное наслаждение: таковыми покажутся мне многие из земных наслаждений при наступлении вечера жизни моей. Если я исполнил мою должность, если совесть моя говорит мне, что хотя я иногда погрешал, хотя я опускал то, чего не должен был опускать, или делал то, чего не должен был делать; но всегда старался быть добрым, и в сем усовершить себя; если я всегда полагался на Того, Кто печется о нас и в жизни, и в смерти: то я засну тем долговременным сном, который называется смертью, также спокойно, как спокойно и радостно засыпает дитя в объятиях своей матери, под защитою своего отца. Я также знаю, что, по прошествии долговременной ночи, наступит утро, которое породит во мне новые силы, и снова оживит меня.

И что делаем мы во время вечера? Я не говорю здесь о том, что делают люди, живущие только для одного удовольствия, которые все свои досуги употребляют на то, чтобы доставить себе какое-либо чувственное наслаждение. Если бы я провел так и один вечер, то я желал бы иметь другой должайший вечер собственно для себя: поскольку я отдал первый миру или друзьям моим. В вечере мы стараемся о том, что еще требует старания; вкушаем отдохновение после дневных занятий; вспоминаем о том, что забыли, и что лучше можно было бы сделать; переменяем то, что может быть переменено, или предпринимаем оное исправить, если есть ещё для сего время. Точно тоже должен делать и я при наступлении вечера жизни моей. Хорошо, если я буду тогда зрел, как сноп; если во мне будет находится все, что должно быть во мне. Тогда, если зрелые семена и отделятся от своего колоса и положатся в житницу; но, поскольку зерна содержат в себе начало новой жизни, то они раскроются некогда в большей красоте и силе. Я был посеян небесным, небесным и восстану. Здесь я душевен, там буду духовен.

Читатель! если ты еще молод, то знай, что будешь и стар. Старайся созреть к надлежащему времени. И к сему употребляй все, что ни случается с тобою: скорби ли то или радости, удовлетворенные ли или тщетные желания; подобно как лежащее в земле семя из всего извлекает пользу себе, и из дождя, и из солнечного блеска, и из хлада, и из теплоты. Старайся приобрести себе все, что тебе нужно; все, что питает внутреннюю жизнь твою; все, что приближает тебя к твоему назначению. Подражай в сем земным растениям, которые с самого первого прозябания во все время своего существования всасывают в себя все их окружающее. Помышляй о твоем Творце во время твоей юности, — прежде нежели постигнуть тебя дни злые, и настанут годы, которые нам не нравятся. Но если уже наступил вечер жизни твоей, то старайся возвращать потерянное, и делай хорошенько то, что еще можно делать. Успевай неослабно в действиях благотворительности, в действиях христианских. Господь взирает не на седмицы, месяцы или годы; но на дела, проистекшие из христианского чувства. Упоминаемые в Евангелии делатели делали только несколько часов в винограднике, и однако получили мзду свою. И в последний год жизни твоей можешь ты много сделать, если только будешь, подобно Господу твоему, неутомимо действовать, доколе есть день.

1822 год, вып.7

IV. Блудный сын (Лук. 15: 11-24)

Сия притча Господа нашего яснейшим образом показывает нам: сколь велико благоволение Божие к обращающимся грешникам, даже самым ожесточенным, и сколь велика Его готовность принять их, и соделать участниками блаженства своего, если они приходят к Нему с истинным раскаянием. Она представляет очам нашим все богатство благодатных даров. И доколе будет стоять мир, она будет служить для всех грешников убедительнейшим воззванием обратиться  к Богу, и посредством покаяния и веры приблизиться к Нему.

Сия притча представляет нам Бога Отцом всех человеков, всего потомства Адамова. «Не отец ли един  всем нам? не Бог ли един создал нас?» (Мал. 2:10). От Него мы получаем нашу жизнь и бытие; в Нем живем и существуем. Он есть истинный Отец всех нас: ибо Он воспитывает нас, печется о каждом из нас; Он благословляет нас, когда мы бываем детьми покорными; и наказывает нас, когда мы бываем детьми непокорными Ему.

Далее притча сия открывает нам, что дети сего Отца, хотя различны между собою по своему образу мышления и действования; но все они имеют с Богом сродство, как своим общим Отцом.

«У одного человека было два сына» ст. 11.

Один из них был юноша постоянный и честный; а другой человек ветренный, у которого было сильное желание быть независимым от отца, жить в свое удовольствие, и найти свое счастье в мире. Он был способен, если попадется в худые руки, соделаться порочным, развратным человеком, не смотря на то, что при воспитании своем всеми мерами направляем был к добродетели.

Изображение сего «блудного» сына есть изображение грешников, — изображение всех вообще сынов человеческих, работающих греху; но в особенности предающихся некоему одному постыднейшему из всех пороков.

Рассмотрим, как заблуждения сего несчастного сына, так и бедственное его состояние.

I. В самом начале притчи мы видим, как гордо и дерзко предлагает он отцу своему просьбу свою: «отче! дай мне следующую [мне] часть имения» ст.12. Покорному сыну должно было бы просить не повелительным тоном; но просить из милости, «ежели угодно тебе». И просить опять не следующую часть имения; но сколько «угодно отцу». 

Грех, первый шаг к развращению, ― почитать дары Божии нашею собственностью, нашею неотъемлемою принадлежностью.

Грешник весьма безумен, что он поставляет свое удовольствие в получении следующей ему части имения «в сей жизни»; чрезвычайно глуп, что обращает все свое внимание только на видимое; желает и ищет, только временных радостей, и не желает соделаться участником радостей нескончаемых, продолжающихся вечно, продолжающихся и тогда, когда мир и все его удовольствия прейдут на веки.

«Для чего» блудный сын желает иметь в руках своих наследственное свое имение? Может быть, он хотел начать какое- нибудь полезное дело? Может быть, он хотел отдать оное в законный рост, и тем преумножить его? Нет. Он желает сего потому, что отеческий надзор и руководство сделались для него тягостными; потому что он ненавидел строгости и порядок в отеческом доме, и любил своеволие, которое он называл свободою. Сия «свобода грешить» — тяжелее всякого рабства.

Юноши, воспитывающееся в страхе Господнем, но с нетерпением ожидающее конца вашего воспитания, смотрите, вот ваше изображение! Горе вам, если вы предполагаете сделаться владыками над самими собою тогда, когда разорвете все узы с Божеством и сбросите с себя иго Его, дабы опутать себя сетями собственной своей похоти! Сие состояние есть истинное состояние грешника, удалившегося от Бога. Он отрекается повиноваться правилам и законам Божиим, и почитает благом только то, что услаждает его своевольное сердце.

Блудный сын весьма желал удалиться из-под надзора отеческого потому, что присутствие отца казалось для него скучным и тягостным.

Опасение Божества, сильное желание уклониться от всевидящего ока Его, есть начало всех грехов и развращения.

Блудный сын не хотел получать из благодетельной десницы отца своего блага, нужные для поддержания жизни; он опасался, что отец будет слишком умерен в своих к нему милостях. Его гордость и самонадеянность заставляли его думать, что он лучше умеет располагать своим наследием, нежели отец. Гордость в юноше есть погибель его. Гордость лишила наших прародителей счастья и высочайшего блаженства, когда они захотели быть независимыми от Бога, и свободными от всех обязанностей к Нему. Она и теперь служит погибелью для всех грешников, кои добровольно закосневают во грехе, и умышленно отрицаются воздавать почтение Богу и людям.

Добрый отец отдал сыну то, чего он просил;  он отдал ему наследственное его имение.     

Какое же сын сделал из него употребление? Он расточил его, и сделался, как то обыкновенно бывает с безрассудными мотами, «в короткое время нищим».

«Не в долгом, времени», говорит сия притча.    

Коль скоро мы отвергнем благодать, предостерегающую и предохраняющую нас от греха; то вдруг, погибаем.

Благодать предохраняет нас от греха, и, действуя на нас ближайшими образом, ведет нас путем безопасным: если же мы положим преграду ее действиям, то низвергаемся в бездну. Грешники! Вы удаляетесь от Бога «не в долгом времени», и все полученное вами погибает на веки.

Состояние блудного сына, после того как он оставил дом отца своего, представляет наше бедственное греховное  стояние людей, удалившихся от Бога.

1. Состояние грешника есть состояние «самопроизвольного отступления от Бога». Удалиться от Бога, т. е. отказаться от служения Ему навсегда, и, подобно Каину, всеми силами стараться укрыться от лица Божия, есть грех, тягчайший всех грехов. Грешник, удалившийся таким образом от Бога, основывает свое жилище в ничтожном мире, почитает его своим отечеством, и на служение ему употребляет все свои способности. Сие отчуждение и удаление от Бога, источника всех благ, бывает источником несчастнейшего состояния грешника. «Не адское ли мучение» быть «удаленным от Бога»?

2. Состояние грешника есть состояние «распутства».

Блудный сын «расточил имение свое, живя распутно» ст. 13.

Мы должны дать отчет в том, как употребили свои временные блага. Но гораздо больший, больший несравненно, потребуется отчет в употреблении духовных наших благ.

Человек, удалившийся от Бога, расточает свое имение тогда, когда он все силы своей души, свои мысли, свое время и представляющиеся ему случаи не употребляет в пользу, или, что еще хуже, употребляет их ко вреду, как своему собственному, так и своих ближних; когда он закапывает в землю, разматывает, расточает, или употребляет орудиями нечестия те таланты, кои вверены были ему для славы Господа своего; когда он бесчестит средства, данные ему на служение Богу, обращая их в средства к удовлетворению своих буйных страстей. На нем видим мы событие изречения премудрого Царя: «один погрешивший погубит много доброго» (Еккл. 9: 18). И сие благо, расточаемое им, не есть его; но собственность Господа, который вверил ему оное.

3. Состояние грешника есть состояние «нужды».

«Когда» блудный сын «прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться» ст.14.

Распутство производит бедность и нищету; таков несчастный жребий грешника, пренебрегающего сообщенные ему благодатные дары, презирающего долготерпенье Господне, увещанья разума и угрызенья своей совести, и привязывающего сердце свое к удовольствиям мира и плоти. Конец оного есть бедность и лишенье всякого блага. Душа сего несчастного страждет и томится голодом и жаждою: потому что небо заключено для него, роса и дождь благости и щедрот уже не изливается на него. 

Нет для нас никакого блага, если щедрая десница Божья не отверзается для нас. Тогда земля твердеет, как железо. Тогда иссыхает сердце грешника и делается жестоким, как камень; тогда оно бывает не способно к произведенью добрых плодов: ибо не имеет в себе ничего доброго. Одна душа бываете причиною сего состояня нищеты: ибо она пренебрегла предоставленные ей бдагодатные средства ко спасенью.         

 4. Состояние грешника есть «презренное состояние рабства». 

«И пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней» ст. 15.

Его любострастная, роскошная жизнь переменяется в бедственную, презренную жизнь раба. Закоснелый грешник есть «раб», в полном смысле сего слова. «Всякий творящий грех есть раб греха» (Иоан.8: 34) Сатана есть тот житель страны, к которому он пристает, к нему вступает он в службу, творит его дела, повинуется его велениям и ищет себе у него пищи. Все его занятие состоит в том, чтобы раболепствовать чреву и творить похоти плоти. Не тоже ли значит сие в некотором отношении, что пасти свиней? Может ли бессмертный дух человеческий унизиться еще до низшей степени!  

5. Состояние грешника есть состояние непрестанного «томления».

«И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему» ст.16.

Грешник; удалившийся от Бога, мечтает в жизни своей найти радость и довольство; но после видит, что он обманывался. Видит, что он «отвешивать серебро за то, что не хлеб, и трудовое свое за то, что не насыщает» (Иса. 55:2). Свиной корм не может служить пищею для человеков. Все чувственные удовольствия могут доставить удовлетворение телу; но могут ли он служить пищею для душ, искупленных дорогою ценою, созданных для блаженного бессмертия — пищею, соответствующею природе, желаниям и потребностям их? После сего не можно ли сказать о душе: она питается «ветром» (Ос. 12:1) или «пеплом», который обольщает сердце, привязывающееся к нему? (Иса. 44: 20).

6. Состояние греха есть состояние «смерти».

«Этот сын мой был мертв» ст.24.

Грешник мертв не только по осуждении закона, но и по своему состоянию; мертв по «преступлениям и грехам своим» (Еф. 4:18). «Он отчужден от» истинной «жизни Божией» (Еф. 4:18). Он  живет без сообщения со Христом; не имеет никакого сознания о том, что духовно, Божественно, вечно — одним словом он         «мертв».

7.  Состояние грешника есть состояние «погибели».     

«Сей сын мой погиб» ст. 24.

Погиб для всего истинного и доброго. Погиб для истинной славы в Боге, погиб для дома отеческого; погиб для всякой радости. Так погибает всякая душа, удалившаяся от Бога, подобно страннику, сбившемуся с пути своего в пустыне и если благодать не умилосердится над нею; то она погибает на веки, подобно кораблю, погрузившемуся в бездну морскую.        

8. Состояние грешника есть состояние «безрассудности и сумасшествия». Что видно из слов притчи: «пришедши в себя».

Сии слова доказывают, что он находился в состоянии упоения и исступления из самого себя, откуда теперь возвратился к самому себе. «Безумие в сердцах грешников» (Еккл. 9:3). Чувственные вожделения повергают грешника в погибель, между тем как он обольщает самого себе безумными надеждами, подобно безрассудному больному, который с намерением отвергает средства к излечению своей болезни.

II. Обратим теперь внимание на грешника, с истинным раскаянием обращающегося к Богу.

Стоя на краю бездны, он «приходит в самого себя», и признает необходимым обратиться и идти к Отцу. Благодать Божия может смягчить самое ожесточенное сердце, и спасти погибшее. Скорби и страдания, посредством коих сия Божественная благодать спасает, часто служат спасительными средствами к обращению грешника от заблуждений. Он отверзают слух его к принятию обличений Духа Святаго, и сердце его к ощущению гласа истины; они в то же самое время уверяют его в ничтожности мира, в суете его удовольствий и в бедственном состоянии греха. Если мы видим, что сотворенное не может осчастливить нас, что мы тщетно испытывали все средства к удовлетворению нашей души, то в сию самую минуту мы уже помышляем об  обращении к Отцу. Когда мы опытом дознали, что, люди суть скучные утешители, неискусные врачи для души, воздыхающей под тяжестью своих грехов и  преступлений; тогда мы видим, что нет другого пути к спасению, кроме единственного врача и Спасителя грешников, И. Христа.     

«Размышление о себе самом» было началом обращения раскаявшегося сына.

«Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода» ст. 17.

 Размышление есть первый шаг грешника к  обращению.     

О чем же размышлял раскаявшийся сын? 

1. Он размышлял о своем несчастном состоянии.

«Я мру с голоду».

Грешник тогда уже решается последовать и служить И. Христу, когда видит, что он вечно будет несчастлив, служа сатане и греху. Тогда он прежде всего обращает взор свой к И. Христу и вопиет: Господи, помоги мне; я погибаю! И Господь, богатый в милости, обращает слух свой на вопль несчастного. Он не только не почитает Себя поруганным от того, что мы, будучи побуждаемы нуждою, приходим к Нему; но еще более поставляет для Себя славы в сем вашем обращении.

2. Раскаявшийся сын размышлял, что он лучше сделает, если обратится к отцу, у которого самый последний наемник довольствуется хлебом с избытком.        

В доме нашего небесного Отца с избытком достанет хлеба для всего человечества. Он и самых последних из своих рабов, охотно служащих Ему, награждает щедрою рукою и насыщает благами дома своего. Грешники! не сильно ли сие убедить всех нас в том, что мы лучше сделаем, если обратимся к Отцу.

I.  Наконец, сын твердо решается:

«Встану, пойду к отцу моему» ст. 18.

Он находился далеко от Отца, в отдаленной, чужой стороне; но не смотря на сие, он хочет восстать и идти к Отцу.

Восстать и идти к Отцу есть покаяние.      

 Но если мы к Нему придем, что нам сказать? Хорошо, если мы помышляем о том, что нам должно сказать Ему.

 «Отче! я согрешил» ст. 18.

Мы все грешники. Бесчисленны наши грехи и преступления! Благо нам, если мы признаемся в своих грехах! Только тогда мы получаем прощение и мир. Если мы признаем себя невинными, и отрицаем, что мы грешники; то наш грех и наше осуждение остается на нас. (Иоан. 9:1.) Но если мы со смиренным, покаянным и сокрушенным сердцем признаем себя виновными; то мы вдруг приемлемся под кров благодати; наши пороки заглаждаются, наши грехи прощаются.

2. Раскаявшийся сын не уменьшает своего нечестия, и не оправдывается  в том.

«Отче! я согрешил против неба и пред тобою» ст. 18

Каждое согршение есть пренебрежение прав Божия величества. Мы грешим «против неба» т. е. «против Бога». Грехи наши, говорит Писание, восходят «на небо». И: согрешая против братьев, вы «против Христа согрешаете» (1Кор. 8:12).

3.Он обвиняет и осуждает самого себя.

« Я уже недостоин называться сыном твоим» ст. 19.   

Вот расположения, возникающие в сердце грешника: сердечное чувство, кроткое сознание, что он недостоин опять быть принят Отцем своим; глубокое уничижение самого себя и признание своего ничтожества пред Богом.

4. Но, не смотря на сие, он смиренно и умиленно просит, чтобы Отец опять принял его в дом свой; охотно соглашается занять самое низкое место и самую низкую службу.

«Прими меня в число наемников твоих» ст. 19.

Истинно раскаивающийся грешник ценит выше всего дом Божий, и великие преимущества сынов Божиих. Он почитает за величайшее счастье находиться при вратах сего дома, нежели жить в великолепных чертогах людей нечестивых. Всякая душа обретая благодать пред очами Бога — Спасителя своего, не знает высшего состояния, кроме действования по Его воле и всегдашнего Ему служения.

5. Блудный сын теперь только видит в своем родителе отца.

«Я скажу ему: отче!»  ст. 18.

Величайшее благодеяние для, грешника, ощущающего в полной мере тяжесть своих грехов, называть Бога Отцем, «своим» Отцем. Сердечное сокрушение о грехах производит священную смелость при нашей решимости, и утешительную надежду в получении прощения. Бог благосклонно внемлет, когда мы именуем Его «Отцем». Он делается нашим Отцем, когда мы, прося прощения, или моля Его о чем либо, приближаемся Нему.

6. Вот действительное исполнение доброго намерения:

«Встал и пошел к отцу своему» ст. 30.

Он сделал преднамереваемое скоро, «вдруг». Не завтра, не в удобное время; но ныне, «вдруг». Так должны поступать все мы. Если мы решаемся встать и идти к Отцу; то встанем и пойдем ни мало не медля.

III. Каков же был прием отца? И что они говорили между собою?

«Он пошел к Отцу». Охотно ли он пошел к нему? Так, со всею сердечною охотою.

Из сего отцы и матери должны научиться, развратных, непокорных детей не устрашать своею жестокостью, если они с истинным раскаянием в своих преступлениях приходят к ним, но, прощая им содеянное, принимать с любовью.

Здесь же примечаем мы неизреченную любовь Божию к грешникам, и Его желание помиловать и простить их.

I. «Когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился над ним» ст. 20.

Отец, исполненный сострадания, прощает еще прежде, нежели сын просил о прощении.

Так Бог предваряет нас грешников своею благодатью и щедротами; Он ответствуют нам, прежде нежели мы взываем к Нему: ибо он видел помышления сердца нашего издалека. Его сердце сильно желает простить, помиловать; и если Он коснит благотворить нам; то сие составляет для Него великую скорбь. Его сердце сокрушается от любви; Он спешит грешнику на встречу для утешения и спасенья его, и для излияния мира в душу Его.

«И, побежав, пал ему на шею и целовал его» ст.20.

Сын, мучимый стыдом и страхом, с робостью шел к отцу. Нежный отец «бежал», дабы принять трепещущего грешника в нежные отеческие объятья, облобызать его нежными отеческими устами.

Он «целовал» его. Сии поцелуи были знаком хорошего его приема, залогом и печатью его прощенья.

Может ли быть представлено чистейшее изображение любви и приязни И. Христа, Спасителя грешников, ко всем тем грешникам, кои, будучи утруждены и обременены, приходят к Нему?

 2. «Прежде всего» обнаруживается предваряющая любовь и приязнь Божия; за ними уже следует раскаяние грешника. После того, как отец поцеловал блудного сына, поцеловал его поцелуем прощения и примирения; тогда уже сокрушенный сын признался ему: «Отче! я согрешил» ст. 21.                

Если Он облобызал нас поцелуем уст своих; если мы обрели благодать пред очами Его и соделались участниками радостной надежды; если милосердие встретило нас: тогда каждый из нас, будучи грешником, познает свои грехи, с глубоким сокрушением ощущает тяжесть оных и с раскаянием признается: Отче! я согрешил, я чрезмерно оскорбил Тебя, Тебя, чрезмерно меня возлюбившего! —

Какое радостное, торжественное пиршество приготовляет отеческая любовь возвращающемуся сыну! Сын приходит оборван, полунаг; отец не только одевает его лучшею одеждою; но еще украшает своим лучшим украшением.

«Отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его» ст.22.

Правда И. Христа есть та одежда, которою облекают раскаявшегося грешника. Он облекается в Господа И. Христа, (Гал. 3:37) и одевается в ризу спасения и в одежду веселия. (Иса. 61:10)

«И дайте перстень на руку его» ст. 22

Это в знак принятия в семейство Божие; в залог духа, коим он запечатлевается в день искупления.   

И все грешники, помилованные и спасенные духом благодати, превозносятся и украшаются, подобно Иосифу, которого украсил Фараон (Быт. 41:42). Им надевается на руки перстень — верный знак, и залог любви и верности отеческой.

Возвратившийся  сын пришел к отцу; не имея сапог на ногах своих.

 «Наденьте, сапоги на ноги его» ст. 22 .

Выражение, быть «обуту в сапоги», означает готовность служить «Евангелию мира» (Еф. 6:15). Если раскаявшийся грешник удостаивается Божиих щедрот; то возлагается на него обязанность словом и примером наставлять, убеждать, обращать других грешников. По причине сей обязанности он должен быть обут в сапоги, как готовый распространять Евангелие мира, коим он был к тому приуготовлен.

Сын пришел голоден к отцу. Отец не только утолил его голод, но и устроил для него великолепный пир.

«Приведите откормленного теленка, и заколите» ст. 23.

Все, томящиеся гладом и жаждою, пришедши к Отцу, находят для себя, богатую, приготовленную трапезу. Сам И. Христос служит для них хлебом жизни. «Его плоть есть истинное брашно, и Его кровь есть истинное пиво».

Как питательна теперь отеческая трапеза для голодного сына, долгое время питавшегося тем кормом, который для свиньи! Как сладостно теперь вкушать утешение Евангелия для помилованного грешника, который долгое время тщетно искал насыщения и спокойствия в мире и  его удовольствиях!

И: какое торжество в доме отца о возвращении сына!

«Станем есть и веселиться!  Ибо сей сын мой мертв был, и ожил; пропадал и нашелся. И начали веселиться» ст. 23.   

Вот история обращения всех душ, обращающихся от греха к Богу. Он были мертвы во грехах своих и ожили. Они пропадали и нашлись. Они вновь созданы созданием чудодейственным.

И как торжественно празднуется обращение грешников в великом семействе Божием на небеси!

«И будет радость на небеси» пред Ангелами Божиими «о едином грешнике кающемся» (Лук. 15: 7)         

Торжествуйте небеса: ибо Господь умилосердился над бедным!   

XVIII. О притчах Иисуса Христа

«И поучал их много притчами» (Мф.13,3)

Да, многое и не маловажное говорил Он. Не простые истины представлял Он в притчах с различных сторон. Все сокровище Божественной и человеческой премудрости содержится в них. Разрешены такие загадки, которых разрешения не найдешь в других местах; сделаны такие в них открытия, которые должны быть важны для всего человечества. Есть в них объяснения, касающиеся времен прошедших, настоящих и будущих, которые служат к успокоению, просвещению и утешению человеков. И все это говорил Он не простым, обыкновенным образом, каким говорили в Его время. Нет, Его притчи имеют нечто особенное, единственное в своем роде, так что и о них можно сказать: «никогда человек не говорил так, как этот человек» (Ин.7, 46).

И место, на котором Он говорила это, и все обстоятельства и повод к речи были единственны, как Он Сам единствен. Может быть, никогда в другой раз не бывало такого не созванного, но многочисленного собрания в таком храме, как никогда не бывало и не будет такого учителя, как Иисус Назарянин. Он вышел к морю, недалеко от Капернаума; потому ли, что место это было многолюднее других, или потому, что при виде моря пробуждается в человеке особенное чувство, которое восхищает его от земли на небо. Сел на берегу моря. Лишь только увидали Его, говорит один другому: «Иисус Назарянин сидит там», и побежали к Нему все старые и малые, мужи и жены, ученые и неученые, знатные и незнатные. Всякому хотелось подойти к Нему ближе. Никто не хотел проронить слова, которое Он скажет. И стеснились вокруг Его так, что Он должен быль пойти и сесть в корабль. Сел Он в корабль, а бесчисленная толпа народа стояла на берегу. И потом стал говорить к народу притчами.

Притчи суть изображение одной вещи посредством другой подобной. Притчи, как и вообще подобия, употребляются для того, чтобы посредством известного объяснить неизвестное, посредством старого — новое, посредством видимого — невидимое. В них духовное соображают с телесным, небесное — с земным, указывают сходство между происшествиями настоящими и будущими. От одного понятия и чувствования, которое в человеке уже есть, ведут к другому, которого в нем еще нет. «Посредством притчей, — говорит один мудрец, — Божественное сообщается с человеческим». Ни один учитель, если он хочет произвести сильное и глубокое, впечатление, не должен и не может обойтись без притчей. Сократ, который лучше всех Греческих мудрецов знал человека, потому что он, видя немощь человека, не забывал и его достоинства, и, видя достоинство, не забывал немощи, сей Сократ часто посредством притчей делал более, нежели сколько можно было делать посредством глубоких доказательств. И у Еврейских учителей притчи были в обыкновении. Но притчи Иисусовы были совсем другого рода. Это не есть мертвая буква; живал природа и оживотворенная история Его народа были основанием Его притчей. У Него светильники не были без елея, тело без духа, но как дух обнаруживается посредством тела, так высокие истины Божии открываемы были посредством притчей, в которых они сокрыты были.

Особенно они отличаются простатою и безъискуственностью. Читателю их кажется, что они сами собою представлялись, и что нельзя было изложить их иначе, как они изложены. И случаи, о которых Он говорил, и притчи, которые Он говорил, были не приисканные. Видит Он пред Собою засеянное поле, и говорит о сеянии. Говорит к учениками, из которых многие были рыболовы, и берет притчу о рыбной ловле. Сидит за столом, и царство Божие уподобляет большому пиру. И картины, которые Он употребляет, также не приисканные. Все заимствовано из круга Его учеников, все сообразно с их нравами, все соответственно образу мыслей Его народа и всех человеков! Сеяние и жатва, горчичное зерно и закваска, господин и раб, царь и подданный, отец и сын, богатый и бедный, хлеб, свет, врач: вот изображения, близкие и домашние, из которых образуются Его притчи. Ход каждой, притчи также естественен. Кажется, что Он только рассказывает их, а не выдумывает. Каждый добрый отец также принял бы своего возвращающегося сына. Так поступил бы каждый царь, если бы рабов его и сына его так обесчестили. Каждый надменный фарисей и сокрушенный мытарь точно также стали бы молиться, как Иисус представляет их молящимися. Попытайтесь прийти в такое состояние, в котором Иисус говорил в притчи, и примите тот образ мыслей, какой был у народа, слушающего Его; представьте, что вы сидите пред Ним и видите пред собою поля, море, дома, толпящиеся народы: и тогда вы лучше, ощутите эту неизысканную естественность и простоту, о которой я говорю. О таких вещах можно только говорить намеками, но надобно их самому чувствовать.

Притчи Иисусовы имеют легкую и трудную, светлую и темную сторону. Есть в них нечто такое, что понятно самому простому ребенку, и есть такое, о чем может подумать самая глубокомысленная голова. Особенно притчи, взятые из натуры, имеют такую же глубину, как и сама натура. В ней бесконечно много найдешь и тот глаз, который только что видеть может, и никогда в целости не обозрит ее самый великой ученый, который употребляет на то свою жизнь. Неученый, прочитав притчу, найдет в ней нечто замечательное для себя; и всякой философ и Богослов, сколько бы он ни углублялся в смысл ее прежде, при новом чтении и размышлении опять найдет нечто новое. Не то, чтобы он вносил в нее свое, чего в ней нет; напротив, он только откроет то, что в ней было н что было очень близко, так что он сам удивится, почему он давно этого не видел. Притчи суть тоже, что вид с высокой горы сквозь тонкий прозрачный, вдали находящейся, туман. Самый недальновидный глаз видит тут нечто; сердце при виде сего радуется: но чем острее глаз, тем далее он видит, и чем чувствительнее сердце, тем более оно радуется. Человек с орлиными глазами открывает много такого, что от других сокрыто; но он еще более открыл бы, если бы глаз его был еще острее. Примеры тому представятся каждому читающему притчи. При всяком новом чтении откроется в них такой свет, которого ты не видел прежде. Библейская История и притчи Иисусовы для Христианина никогда не могут обветшать, так как натура никогда не стареется для чувствительного сердца.  

Далее я нахожу, что они основаны на таких истинах, которые не всеми дознаны, и при всем том они поучительны и утешительны для нас. «Царство небесное подобно сеятелю — подобно горчичному зерну — подобно закваске. Возрастание человека подобно возрастанию пшеницы; она не живет, доколе не умрет. С христианами бываешь тоже, что с родильницею.» Все сии притчи на чем основываются, как не на великой, важной, всеобъемлющей истине: что внешняя натура есть выражение внутренней, что внутренний человек теми же степенями проходит, какими проходить должен внешний? Что в них сказывается, как не то: что посредством видимого Бог хочет открывать невидимое тому, у кого есть очи, что телесное есть оттенок, очертание, облачение, символ духовного, что в горчичном зерне, в закваске, в зачатии, рождении и возрастании человека должны мы видеть развитие внутренних его нравственных сил? И какой свет, какие новые виды через сие представляются! Природа является через сие в новом свете. Кто имеет уши слышать, тот слышит.

Далее: притча о блудном сыне, о господине и рабах, которым вверены таланты, притча о великой вечере, о неправедном судье на чем основываются, как не на сей истине: что в чистом человеческом сердце видеть можно сердце Божие? Где помогает человек, там Бог верно поможет; где человек выполняет свое слово, там Бог верно выполнит; что отец делает со своим сыном, то верно сделает Бог с человеком, и еще более. Что сказывается в сих притчах как не то: что если человек так добр, то каков должен быть Бог! Если человек правосуден, терпелив, снисходителен, то сколь правосуден, долготерпелив и снисходителен должен быть Бог! Если бы мысль сия так оживлена была в нас, как хочет ее оживить Иисус, если бы всякий добрый человек, которого мы видим, напоминал нам о беспредельно благом Боге, если бы всякой праведный и святой указывал нам на беспредельно Праведного; если бы мы в любви друга или отца чувствовали, как должен любить нас Бог: то как бы возвысилось через то наше сердце! как бы часто возносилось оно от земли на небо! Тогда бы все в нас и вокруг нас проповедовало о Боге, в котором мы живем, движемся и существуем. Из сего ясно видно, что человек в важнейшем занятии своей жизни должен быть столько же осторожен и благоразумен, как и в маловажных земных занятиях; что ежедневно вокруг нас происходящее должно быть указанием на то, что будет впредь; что всякой малый суд есть указание на большой, что всякое начало, продолжение и конец одной добродетели служит знаком, какое начало, продолжение и конец всех добродетелей.

Наконец, при всей простоте и безыскусственности, нахожу я в притчах нечто конченное, целое и полное, так что нельзя ничего ни прибавить, ни отнять, не повредив целого. Начало, продолжение и конец, причина и действие, случайное и необходимое, все находится в притче, которая говорить о чем-нибудь. О чем прямой, ищущий истины, смысл спросил бы и мог бы спросить при известном случае, на то ответ находится в притче, и притом такой полной, и столь согласный с опытом и с Писанием, что без всех доказательств всякий принимает его. Возьмите в пример маленькие и будто мимоходом брошенные притчи о горчичном зерне и закваске, и вникните, не все ли тут сказано, что можно сказать о малом начале и важном последствии добра в каждом человеке, в первых учениках Христовых, во всей церкви и во всем человечестве. Возьмите коротенькую притчу о книжнике, наученном царствию Божьему, и вникните, не весь ли характер Иисуса и Его Апостолов, не весь ли образ их учения изображен в ней со всею полнотой. Возьмите притчу о сокровище на поле, о купце, торгующем жемчугом, и вы ясно увидите, что человек может получить от веры во Иисуса; что она пробуждает в человеке, как человек принимает ее, и почему он не может обойтись при ней без сей, по-видимому, безрассудности. Впрочем, и здесь не доказывать надобно, а чувствовать.

1823 год, вып. 9

VII. Притчи. Сокровище на поле. 

1. Сокровище на поле.

«Подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает всё, что имеет, и покупает поле то».

 2. Жемчужина.

«Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее» (Матф. 13:44—46).

 Около времени Рождения Спасителя нашего жил в Иерусалиме старец, именем Симеон. Долго ожидал он Того, который бы спас и уврачевал народ его. Несколько часов, иногда целую ночь проводил он в молитве: „о если бы пришел Господь с Сиона и избавил пленный народ свой, — тогда возрадовался бы Иаков и возвеселился бы Израиль!” Притеснение, бедствие, какое он видел, обиды, распутство и нечестие, примечаемые им в его народе, тяготили его сердце, и исторгали из груди его вздох: о если бы пришел Тот, который положит предел притеснению и бедствию, и остановит поток беззакония и нечестия! Молитву его Бог не оставил без ответа. Ему было ответствовано и обещано, что он не увидит смерти, пока не увидит Спасителя. Он ожидал и твердо верил обещанию Божию. В один день пришло ему на мысль, пойти во храм. В душе его таилось высокое предчувствие, что он сегодня увидит то, чего никогда не видал. Пошел, и видит младенца Иисуса, держимого на руках, дитя не знатного рода, не богато одетое, за которое приносили Богу жертву. Внутренний Божественный глас сказал ему, что это Тот, которого он ожидал. Он взял Младенца на руки, и видя в нем сияющее начало того времени, когда народ его и прочие народы получат новый свет, жизнь и славу, произнес благодарение Богу: «ныне отпущаешь раба твоего, Владыко, по  слову Твоему с миром; ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников, и славу народа твоего Израиля». Таким образом исполнились желания благочестивого мужа. Он нашел все, чего искал; ибо дожил до приветствия великого Помазанника Божия. То же бывает и со всяким человеком, который найдет что-либо прямо Божественное. Он радуется, как человек нашедший сокровище там, где никогда не искал его; как купец нашедший дорогую жемчужину, какой он никогда не думал найти. Вот дух сих двух притчей Иисусовых.

 Очевидно, что обе притчи указывают на одно; обе сказывают, что Божественное обыкновенно бывает неприметно, и по наружности не блистательно, но в самом деле сильно и величественно; обе сказывают, как весело тому человеку, который найдет его и приобщится того Божественного света, той силы и той вышней жизни, которую дает человекам Христос. Но одна притча смотрит на вещь не с той стороны, с которой другая. Человека, который ищет чего-либо доброго, мы видим здесь в приличном изображении купца, который везде ездит и ищет хорошего жемчуга. Осторожность того, который найденное скрывает, чтоб не похитили, видим в образе человека, который сокровище опять зарывает на поле, пока не купит поле. Если обе притчи взять вместе, то мы видим в них, как поступает человек, который находит что-либо Божественное, сокрытое, не узнаваемое, но при всем том величественное и славное.

«Царство небесное подобно сокровищу сокрытому на поле», подобно хорошей жемчужине между многими поддельными: так говорит Господь, у которого все видимое есть изображение и отпечаток невидимого. Ты смотришь на поле и не видишь, что на нем лежит дорогой клад; может быть он зарос тернием; тысяча людей ходят по нему и не думают, что под ногами их лежит драгоценность. Если ты не умеешь ценить жемчуг, то ты не видишь, которая жемчужина лучше и дороже других. Может быть подле лежит много жемчужин, которые гораздо более блестят и обращают на себя глаза купцов. Тоже бывает и с царством Божиим. Такой же судьбе подвержено все Божественное, Христианское, небесное. То же было с Иисусом и Его Апостолами, то же бывает со всяким Христианином, с Библиею, и со всякою книгою написанною в духе Христовом. Все доброе и святое лежит под покровом скромности и незнатности. От поверхностного и беглого взгляда укрывается его достоинство; а наипаче от мудрых и разумных. Целые тысячи людей не знают и не видят его цены. Галилея была презренная область Иудейской земли, но из Галилеи произошел Иисус и ученики Его. Общий был у всех предрассудок: из Назарета может ли быть что доброе? Но из Назарета был Иисус. В самом низком ремесленническом состоянии надлежало родиться Тому, который был Владыка всего. Из самой непросвещенной области надлежало появиться тому, который просветил все народы;  те которые должны были идти во весь мир и учить все народы, были люди неученые, необразованные. Ни во Христе, ни в Апостолах Его, ни в Его учении, ни в Его смерти не было ничего блистательного. Везде представлялось глазам мира нечто маловажное, низкое и нелепое. Избранное Богом прикрыто было нищетою, простотою и неученостью. Самые те, которые часто на Него смотрели, ничего в нем не усматривали. Не видят его те, которым наиболее надлежит видеть Божественное, то есть, ученые и мудрые. О всякой прямо Христианской книге, о всяком истинном Христианине надобно сказать: «блажен, кто не соблазнится ими»!

Не редко удается нам видеть и ныне, что сокровище сокрыто на поле под тернами. Как часто встречается нам в презренной хижине лицо доброе, благородное, открытое, какого не видим в высоких и светлых чертогах! Как часто видим между людьми низкого состояния поступки благородные, благодетельные, с большими пожертвованиями сопряженные! Даже, если бы нам захотелось найти детскую простую веру, чистую, бескорыстную любовь; то мне кажется, надлежало бы искать ее у людей низкого состояния. Сокровище Божественное сокрыто на поле. Но впрочем это такое сокровище, которого достанет на всю жизнь; это такая жемчужина, которой дороже нигде нельзя найти. Кто нашел царство небесное, тот все нашел. Кто верует сему Евангельскому слову: «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Иоан. 5:16); кто с твердою надеждою может сказать: «Если Бог за нас, кто против нас?  Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает [их]» (Рим. 8:51—55). Кто ощущает в себе внутреннее свидетельство, что он сын Божий и рассуждает так: «если я сын, то и наследник» (Рим. 8:17); кто разумеет, что есть истинное общение со Христом и участие в Его свете,  силе и жизни; кто чувствует в себе, что он при помощи сего мало по малу выосвобождается из тьмы, немощи и смерти, в оковах коей находился доселе: тот достиг высочайшего блаженства, какого человек достигнуть может. Дух его ничем столько не мог возвыситься, как сим; такой уверенности ничем он не мог достигнуть, как сим; ничто не могло столько укрепить и успокоить его, как сие. И таким образом вполне удовлетворен всем его потребностям. Он желал свободы и сыновнего расположения к Богу, и вот он теперь смело может назвать Бога отцем своим. Он желал чистоты сердца, и он теперь очищен Христом Иисусом, и знает, что со дня на день может делаться еще чище. Он желал, чтоб луч Божественного света, коснулся его, и тихо и громогласно взывал ко Господу: «когда прииду и увижу лице Божие?» и — нашел сей свет во Христе. Он желал иметь силы, чтоб делать добро, и ныне имеет и получает силы, когда ни попросит. Просит и получает, ищет и находит, стучится и  ему отворяют. Смотрите, как Апостолы ценили сие сокровище, и как они чувствовали важность общения со Христом: «мы хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение». (Рим. 5:3). «Все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем» (Филип. 5: 8). «Уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал. 2,:20). Истинно, кто имеет Христа, тот, как Мария, избрал благую часть, которая не отнимется у него.

 Впрочем драгоценность сия есть драгоценность только для умеющего ценить. Кто ищет не сокровища, а терния и волчцов, или вместо жемчуга бус; тот ни когда не найдет сокровища и жемчуга. «Только купец, ищущий хорошего жемчуга, находит драгоценную жемчужину». Только тот, кто ищет доброго и святого, найдет наилучшее и святейшее. И здесь кто ищет, тот и найдет, кто алчет, тот и насыщен будет. Никто не думай, что Бог даст ему спокойствие совести, если он не ищет спокойствия совести; что Бог очистит его сердце, если ему до чистоты сердца и дела нет; что Бог откроется ему во свете своей славы, если ему и на мысль не приходила слава Божия. Кто не чувствует голода, тому не подают пищи; кто не чувствует жажды, тому не подают питья. Удовлетворяют требованию там, где есть требование. Не думай также сластолюбец, что Бог удовлетворит требованиям его сластолюбия, не думай честолюбец и сребролюбец, что Бог даст пищу их честолюбию и сребролюбию. Ищи у Него доброго, иначе ничего не найдешь. Если ты будешь искать чистоты сердца, внутреннего мира, Божественной помощи, высочайшей свободы духа, и чистейшего удовольствия совести: то это верно тебе дано будет.

Тогда человек у Христа находит более, нежели сколько искал. Купец ищет хорошего жемчуга, и находит драгоценную жемчужину. Таким же образом кто ищет прощения грехов, тот находит небесное царство. Христос очищает сердце его так, как он и не помышлял; дает ему мир превосходящий всякое понятие, возвышает его на такую высоту, какая и на мысль ему не приходила. Здесь он находит радость, свет и удовольствие, какого никогда не вкушало сердце его. Читатель! может быть тебе удавалось в жизни предвкусить сию радость. Если ты в крайней нужде взывал к Богу; если тяжкие бремена лежали на тебе и подавляли тебя, и ты в горести повергался пред Тем, который может облегчить и утолить страдания; или если грехи доводили тебя до отчаяния, и ты молил Бога о прощении грехов и успокоении совести, и молитва твоя была услышана: то скажи, что ты тогда чувствовал? Спокойствие духа, новые силы не показывали тебе ясно присутствие Бога, чего ты и представить прежде не мог? Не только исчезло беспокойство и страдание, но мир и радость  обитали в сердце твоем. Ты на самом опыте познал, что Бог делает для нас более, нежели мы требовать можем. Но что было бы тогда, когда бы ты нашел драгоценнейшую жемчужину, и самое лучшее сокровище! Поистине, это было бы выше всего, что только можно представить высочайшего и лучшего.

Мы в полноте радости, в первом жару восторга, обыкновенно бежим и всем рассказываем о своей находке, о своем сокровище. Но в притче, нашедший сокровище не так поступает. Он был так осторожен, что не показал его хищникам, но скрыл опять на поле. Друг мой, возьми это себе в наставление. Если Бог услышал твою молитву, если послал тебе особенный свет, особенную силу, особенное предвкушение высших радостей: то не ходи и не рассказывай о том родным и знакомым. Одному только искреннему другу можно показать найденное сокровище; за чем свою драгоценность носить везде на показ? На что бросать жемчуг, чтоб топтали его свиньи? Святая Дева Мария от всех сокрыла явление Гавриила; и сказала только Елисавете. Иисус не велел ученикам рассказывать о преображении своем на Фаворе. Павел о своем восхищении на небо написал не прежде, как спустя четырнадцать лет. Если ты всем без разбора станешь сказывать, как Бог услышал твою молитву, какие у тебя рождались чувства при вкушении тайной вечери, при слушании проповеди, при чтении Библии: то легко может статься, что они усмехнутся, усомнятся, и тебя приведут в сомнение; легко может статься, что ты и сам, часто рассказывая о себе, и рассказывая с жаром и прибавлениями, влюбишься в себя, и тем осквернишь твои добрые и чистые чувства, и приметаешь к ним закваску фарисейского лицемерия.

И так не делай сего! Скрой свое сокровище, чтоб никто не похитил его, скрой свою жемчужину, чтоб не замарали ее.

 Весьма естественно, что человек все продает и все отдает за сокровище и жемчужину, если нельзя достать ее иначе. Здесь он поступает прямо по купечески; сокровище и жемчужина того стоят. Почему человеку для царства Божия не отказаться от мудрости? Оно есть высочайшая мудрость. Почему не пожертвовать каким-нибудь имуществом? Оно есть величайшее приобретение. Почему не пожертвовать честью? Оно есть высочайшая честь. Пойдет ли человеку на ум какое либо удовольствие, когда он вкусит высочайшего удовольствия? Несовместно было бы требование Иисусово: «кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и следуй за Мною». «Если правое око твое соблазняет тебя, вырви его и брось от себя». «Распни плоть со страстьми и  похотьми»; несовместно было бы, говорю, сие пребывание, если бы мы должны были жертвовать земными радостями, честию и удовольствиями, не имея в виду высших радостей. Жесток тот господин, который велит бедному человеку выйти из старого и полуразвалившегося его дома, не указав ему лучшего; но когда он дарит ему дом новый, прочный, покойный, тогда требование его не есть жестокость. Христос вместо тленного и небольшого имущества, дает большое, нетленное, вместо малой чести, великую, вместо преходящего удовольствия, вечное. Всякий, кто имеет здравый смысл, скажет, что можно пожертвовать малым, чтоб получить великое. А сие великое получаем мы тогда, когда входим в общение со Христом. «Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Матф. 19:29). Чего ему еще требовать? Он все имеет. Его сердце наполнено. Его желания и потребности насыщены. Он находится у Источника, из которого проистекает всякая мудрость, всякий мир и блаженство. Теперь для него уже не кажется это нелепостью. Он уже понимает слово Давидово: «Кто мне на небе? и с Тобою ничего не хочу на земле». (Псал. 72:25).

Но где же найдем мы сие сокровище? Где нам получить общение со Христом, чтоб иметь участие в Его свете, силе и жизни? Я не думаю, чтоб такие вопросы предлагаемы были с усмешкою, и чтоб пресыщенный миром спрашивал его с такою миною, будто бы нигде не было сего покоя и блаженства. Но пусть он сомневается. Хотя у него нет способности ощущать такого блаженства, но оно есть: так как есть солнце, хотя слепой не видит его. Христос давно сказал: «истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». (Иоан. 3:3). Если же вопросы сии предлагаешь ты, ищущий небесного и действительно желающий вкусить мира и радости: то вот тебе мой ответ. Ищи сего мира в Слове Божием, в молитве, охраняя себя от греха. Если Отец небесный откроет тебе на минуту мир веры; то воспользуйся сею минутою, и в молитве проси сего мира и блаженства. Жди и совершенно возложи упование на Иисуса Христа, посредством которого мы получаем сие блаженство. Не вдруг можно получить его; но сколь долго ни ожидаешь, верно получишь, если будешь просить искренно. Не думай, что уже ты получил, когда еще не удовлетворены все твои потребности. Дух Евангелия есть полное насыщение. Сие насыщение должен почувствовать и ты. Рано или поздно ты почувствуешь в себе такую чистоту, свободу и радость, какую только вообразить мог в наилучшие часы жизни, или еще более, нежели воображать мог. Будем веровать сему, и да даст нам Бог ощутить, что «Он больше нашего сердца!» (1Иоан. 5:20).

ХI. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Матф. 5, 3.

Божественный Учитель наш при самом первом вступлении в торжественное служение тотчас открыл своему народу неистощимое сокровище чистейшей, спасительнейшей мудрости. Все содержание своего благотворного, святого нравоучения, Он изложил тогда в кратких изречениях, и после подробнее раскрывал и вперял в сердца верных своих смысл и значение оных. Неисчерпаемо слово Его. Всякий раз, когда вникаем в оное, получаем новые сведения, так что нам всегда должно, с отверстою и благоговейною душою, снова обращаться к Нему, если хотим, чтобы оно было в нас живо и приносило плоды.

 Если мы, хотя с небольшим вниманием, рассматриваем первую, несравненную проповедь Его: то какое нежное, дружественное призывание к ней показывает сия нам при первом взгляде на нее! Сколь утешительным и трогательным образом она в самом начале своем соответствует воззванию любви Его: «придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас!» (Матф.11:28).

Прежде всего Он обращается к нищим и утесненным, к страждущим и бедным, и тотчас показывает, что Он есть друг огорченных, помощник требующим помощи, утешитель скорбящих; врач больных. Он возносит сердца от чувства временной скудости и бедности к высшему богатству, к преизбыточествующему блаженству, уготованному чадам Божиим. Дабы мы взяли на себя иго Его благое, и Его бремя легкое, дабы, хотя и со слезами, сеяли семена для вечной жизни, дабы чрез горести и различные искушения вступали в Его радость, и всегда помнили Его слова: «кто хочет идти за Мною, возьми крест свой, и следуй за Мною», — Он в ясном свете представляет нам те драгоценные блага, которых мы искать должны, ту высочайшую цель, к которой нам стремиться должно.

Но также Его проповедь кажется строгою и суровою для человеческого безумия, когда оно заботится о благах, поядаемых ржею и молью; когда оно с ненасытною жадностью ищет удовольствий, удаляющих сердце от Бога, и отличий, которые сколько ни великими кажутся пред глазами мира, но весьма удобно подавляют истинное смирение и желание искать славы у Бога; строгою и суровою для суетности, строющей только на тленном, и для жестокосердия, старающегося только о своем, и забывающего о Боге и братиях. Совсем инаковое зрелище Он нам открывает теперь, сообщая нам чистейшее и яснейшее понятие о нашей жизни и нашем назначении.

 «Блаженны, говорит Он, блаженны нищие духом». Он возвещает блаженство и, спасение бедным. — Какую нищету толико превозносит здесь Христос? — Нищету, которая богата, сама того не зная; нищету в земных благах, о приобретении которых чада мира безмерно пекутся, к которым устремлены все их мысли и желания, на которые они посвящают все свое время и все свои силы, и которыми однако их сердце никогда не удовлетворяется. Блаженна та нищета, которая будучи довольна умеренною частью, какою Господь наделил ее, не имеет ни какой неудовлетворенной нужды, никаких нетерпеливых желаний, которая может презирать все земное, поелику приверженность к нему не беспокоит ее, или побеждается ею; нищета, которая все имеет; потому что ничего не требует. Кто богат, если не тот, кто ни в чем не имеет недостатка, ни в чем не нуждается? Кто блажен даже на сей земле, если не тот, кто имея немногое, тем и довольствуется? Он не знает забот обладания, беспокойства богатства, опасения угрожающей потери; не знает нетерпеливого и неусыпного старания о приобретении, которое всегда производит новое чувствование скудости и новое старание о снискании других благ. Если бедный не прельщается серебром и золотом, но спокойно наслаждается тем, что имеет; если он без скорби может лишиться, и без труда переносить скудость; если не ищет чести и славы в мире, когда они ему не даны, но доволен и тем, когда немногие только любят его и совесть его спокойна; если и за малейший дар, за самое слабое пособие, за самое умереннейшее наслаждение благодарит Бога, и получивши сегодня, что ему сегодня было нужно, спокойно засыпает и спокойно пробуждается; если, говорю, бедный, приучившийся к лишениям, и часто в великой нужде обретавший скорую помощь, не приходит в уныние и смятение от временной скудости: то не может ли он назваться богатым, и не богатее ли он тех богачей, которые имеют много потребностей, которые не могут сносить недостатка, которые в стяжании и наслаждении никогда не чувствуют совершенно настоящего, не видят благости Господа, но всегда заботятся о следующем дне, ласкаются им, или боятся его? ― И так Иисус Христос называет блаженным того нищего, коего нищета превосходит всякое земное богатство, который никогда не лишается надежды, никогда не отчаивается; которого не искушает никакое земное стяжание, никакое желание не терзает; который ни на какие земные блага не променяет сокровища чистой совести; — нищего, которого ничто тленное не может привлечь к себе так, чтобы он позабыл нетленное; который менее подвержен искушениям, потому что не имеет приверженности к миру, не имеет ненасытных пожеланий, или не покоряется оным; который нищетою своею ежедневно поучается прибегать к тому единому, от коего нисходит всякое благое даяние. Вот духовная нищета, скудная в земных благах, но богатая духом!

Но есть еще нищета, которая «имеет, как бы ничего не имела»; нищета, которая при земных богатствах, обладая временными благами, ничего не называет своею собственностью, ни к чему не привязана. Блаженна та нищета, которая не пленяет своего зрения, не услаждает своего слуха, не питает своего сердца тленными вещами так, чтобы совершенно увлечься оными; но всегда может отстать от них, всегда вознестись выше их. Кого мы назовем счастливым, если не того, коего сердце выше его стяжаний, который не боится потерять их, который не скован, не подавлен ими? Такого человека мы можем назвать бедным, даже при великом имуществе; но он не так беден, как тот, кто никогда не бывает доволен своим богатством. Это есть нищета произвольная, которая одна только может правильно наслаждаться богатством, которая, поелику, имеет, как бы вовсе не имела, не заботится и не крутится, не прилепляется к ничтожному, не зависит от скоропреходящего. Таковая нищета полагает надежду и упование не на скоротечное имение; ее сердце не приковано к земному, не услаждается им одним, не старается об одном умножении земного, не боится потерять оное, не отчаивается при потере. Она уважает блага, поколику Бог дал их, поколику они служат средством для милосердия и благотворительности. Она все признает только вверенным себе благом, и старается быть верною в своем домоправительстве. Она щедро раздает, и тем более дорожит своим имуществом, что может разделять оное с другими, как дар Божий. По сему-то ничего не почитает своею исключительною собственностью, и тщится приумножить свой талант тем, чтобы употреблять оный во славу Божию, обратить им сердца ко Господу, и получить от него плоды вечной жизни.

 Посему она всегда так же готова возвратить оный талант Господу, если Он его потребует; она не ропщет, не скорбит, когда Он берет свое назад, И тогда, когда Господь самое дражайшее отнимает у нее, она спокойно, даже с радостью, возводит глаза к небу и говорит: «Господь дал, Господь взял, да будет имя Господне, благословенно». О, блаженные «нищие», которые таким образом богаты! Сколь бы великие блага ни даровал им Господь, они почитают их не своими, но Его благами, вверенными только их распоряжению; сколь бы они ни были уважаемы человеками, почитают себя недостойными и ничтожными пред Ним, и не ищут своей славы, но славы Его; какою бы ни пользовались от других любовью, они всегда взирают на нее, как на драгоценное сокровище дарованное им, а не самими приобретенное. — Вот те нищие, которых Христос называет блаженными, которые всегда имеют, как бы ничего не имели. — Вот духовно нищие, которые и при земном богатстве нищи духом, которые в смерти и любви не имеют никакой собственности, но живут благостию Божиею, за все славословят Бога, и все посвящают на служение Ему! Блаженны таковые нищие духом!

Есть также нищета, «чувствующая в себе скудость того, что одно составляет истинное богатство»; нищета духа, который, равно в богатстве и в бедности, чувствует, что он есть не что иное, как бедный странник на земле, алчущий пришелец за богатою трапезою Господа, больной, не могущий сам исцелить себя, убогий не могущий заплатить долгов своих. Блаженна та бедность, которая внутренне сознавая свою скудость, надеется на Того, который один может обогатить; которая, не утоляя своего глада ложною пищею, ищет трапезы Господней; которая, чувствуя свою немощь, обращается ко врачу оной, и в скорби сердца своего, помышляя о множестве долгов своих, прибегает к Тому, который Себя самого предает в искупление наше. Это есть нищета смиренного сердца, которое никогда не превозносится своим ведением, своим возрастом, своею силою, своими делами, которое никогда недовольно собою, и не хочет ничем хвалиться, разве одним Господом! Таковая нищета имеет сокровище на небе, и непрестанно домогается оного; она никогда не мыслит, что уже стяжала оное, а только стремится к нему, чтобы по милости Божией получить его; она почитает себя на земле недостойною, немощною и убогою; но тем с большим упованием полагается на Того, который на нее призирает, который может исцелить ее и помочь ей. — Блажен нищий духом; ибо хотя он и знает свой недуг, но однако знает также, Кто исцелит оный; хотя он  чувствует бремя долгов своих, но имеет Поручителя и Искупителя; хотя он не приписывает себе никакой заслуги, но уповает на заслуги Того, кто своею правдою оправдывает и верных своих! Чем глубже нищий духом чувствует свою нищету, тем более увеличивается ежедневно богатство его, тем блаженнее становится он в своей нищете. Он не довольствуется внешнею честностью, ни малыми победами, какие он одержал, ни добрыми делами, им соделанными; он хочет весь очиститься и усовершиться, переродиться в жизнь совершенно новую; он беспрестанно бодрствует, чтобы не впасть в искушение; ищет, чтобы найти; стучится, чтобы отворили ему; просит, чтобы получить то, чего он сам не может дать себе. Все его знание и разумение, все его познания кажутся ему ничтожными пред тою мудростию, которой жаждет душа его; добродетель, которою он прежде в себе восхищался, добрые дела, которые он думал себе приписать, кажутся ему только лоскутами, приставленными к старому платью, ветхому человеку; часы благодати, радостного возношения сердца, суть для него только слабые начала исцеления от сильной немощи, и вместе с умножением сил умножается в нем чувство слабости, и желание получить укрепление свыше. В нищете своего духа он ежедневно старается обогатиться и утвердиться в вере и уповании на Бога, в любви и, смирении, в терпении и самоотвержении; ежедневно усиливает в себе глад небесной пищи, жажду благодати свыше, усиливает свое желание благ нетленных, свое стремление к царству Божию; и часто питается хлебом жизни, освежается небесною росою, обогащается новыми дарами, исполняется небесною радостью. И ежели Господь сокрывает от него данную ему благодать, так что ему остается только чувство нищеты своей; то от сего тем чище и пламеннее делается его моление, да придет к нему царствие Божие, и примет его. «Так свет его светит пред человеками, чтобы они видели его добрые дела, и прославляли Отца Небесного»; так в самой нищете  своей он обретает преизобилующие сокровища Господа, который никогда не оставляет и самого беднейшего из чад своих без подкрепления. Блаженна нищета, чувствующая в себе скудость того, что одно составляет истинное богатство, нищета, которая в своем смирении ближе к спасению, нежели те, которые почитают себя богатыми. Блаженны, которые ходят, как «нищие, но многих обогащают; ничего не имеют, но всем обладают» (2 Кор. 6,:10). —Блаженны нищие духом!—

 Иисус Христос называет блаженными сих нищих духом, и обещает им неоцененное богатство: ибо их есть царствие небесное. — О благословенная нищета, получающая такое наследие! И здесь уже нищий духом живет, как гражданин царствия небесного; он находится в церкви Святых, хотя еще издали только присоединяет свой глас к их песнопениям; он есть член тела, имущего обетование вечной жизни! Одни только те, которые, возвысившись над всем тленным, могут отказаться от всего, что мир может представить приятного и привлекательного; одни те, которые ничего земного не считают своею собственностью, и охотно приносят все свое в жертву благоугодную Господу; только те, которые с детским смирением признают себя нищими в истинных благах, и со священною ревностью ищут оных, — они одни могут взойти в царство небесное, уготованное любящим Бога, на Него одного надеющимся, Его беспрестанно ищущим, да «еда како обретут». К ним Иисус Христос приходит силою Духа своего, ибо они уготовали Ему место, и просвещаются Его светом, исполняются Его правдою. Поелику никакое земное стяжание не пленяет их, никакая суетность, ни какое высокомерие не владычествует в них, никакая земная любовь не отвлекает их от любви к Нему; то сердце их отверсто для Его вшествия; поелику они чувствуют себя нищими, немощными, убогими, не могущими помочь самим себе: тот час Он является к ним, как ходатай и заступник, как врач и Спаситель, как друг, сострадательный к их немощи, как помощник и искупитель. Ибо «не здоровые имеют нужду во враче, а больные» (Марк. 2:17). По сему-то Иоанн Креститель говорит: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Матф. 3:2). Оно близко для тех, которые с кающимся сердцем чувствуют свою бедность, свое ничтожество, свою греховность; которые по сему умирают со Христом, чтобы жить с Ним. Они не надеются сами стяжать царствие небесное; но уповают на Того, чье милосердие бесконечно. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».

XII. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Матф. 5:4.

 Разум естественного, особенно же наслаждающегося земным счастьем человека, может быть, найдет несообразность в том, что Христос называет блаженными «плачущих». Наше сердце по природе своей стремится к временному благоденствию, и избегает всех зол, нарушающих или грозящих нарушить оное. — Сам преблагий Отец небесный даровал нам многие силы и средства к тому, что бы наше бытие было для нас приятно; даже усеял земную жизнь нашу многими радостями, многими удовольствиями и благами, и никак не назначил нас для постоянной скорби, уныния и печали. И нам должно всякое счастье в жизни, всякую радость почитать за благий дар Его; должно с благодарением наслаждаться всем, что Он дарует, и тем прославлять Его. Он не для мучения нашего украсил таким великолепием мир сей, — не для того, чтобы мы приучались только лишаться, и во всем себе отказывать; но напротив в щедрой природе, в дружественном обращении, и во многих других благоприятных обстоятельствах мы должны познать Его отеческую любовь, и благодарить Его мудрый и благотворный промысел, ведущий нас от самого детства многими светлыми стезями. — Подлинно та мудрость есть ложная, которая возмущает для нас радости настоящей жизни, которая учит нас всегда взирать на землю как на юдоль плача, изгонять все правильные, чистые удовольствия, и закрывать наше сердце для всех впечатлений радости. Христианство не запрещает нам чистой радости, и те еще не знают духа оного, которые почитают его религиею внутреннего смущения, мрачного уныния, беспрестанной скорби, хладной нечувствительности ко всем благам жизни. Истинная вера производит и веселое сердце, а веселие сердца разливает веселие и на лице. Вера открывает для нас неиссякаемый источник радости и веселия. «Всегда радуйтесь», говорит Писание (1Сол. 5:17) и: «радуйтесь всегда о Господе; и еще говорю, радуйтесь» (Фил. 4:4). По сему и радость также от Бога. Впрочем как страдания и злоключения не всегда суть следствия Его гнева и немилости: так радость и счастье не всегда суть доказательства Его особенной любви и отличного благоволения к счастливцу. Ибо «кого любит Господь, того наказывает» (Евр. 12:6).

Если мы понимаем сии утешительные слова: то они разольют для нас свет на истину: «Блаженны плачущие». Плач или печаль не сами по себе делают нас блаженными; но все здесь зависит от того, как мы плачем или печалимся, как мы принимаем различные перевороты судьбы нашей. Ибо «любящим Бога все содействует ко благу» (Рим. 8:28). Кроме сего самые страдания и скорби суть знаки Отеческой любви и мудрости, с которою Господь ведет нас к истинной жизни. Мы по слабости своей не понесли бы не нарушаемого счастья; напротив мы должны иметь многие искушения, должны пройти чрез огонь жестоких испытаний, чтобы от часу более укрепляться и очищаться. По сему

 «Блаженны плачущие!» Блаженны, которых наказует рука Господня, посещают напасти и бедствия. Их плач есть свидетельство Отеческого промысла Божия, который каждому назначает то, что служит к его благу. Если земное счастье удобно привязывает человека к земле; если радости удобно покоряют его чувственности; то напротив временное несчастие, временные скорби возвышают нас над миром, и научают искать спокойствия, независящего от перемен счастья. Всякое страдание, когда мы должным образом переносим оное, имеет в себе силу очищающую, возбуждающую и укрепляющую; оно приводит нас к Тому, кто руководствует чад своих самым спасительнейшим для них образом. Чувствование совершенной во всех отношениях зависимости от высшей власти, смиренная покорность судьбам неисследимой мудрости, детское и живое упование на бесконечную, вечно милующую любовь, — все сии чувствования бывают сильнее и действительнее в тех, которые находятся в скорбях, нежели в людях наслаждающихся благоденствием. И таким образом сердца страждущих более отверсты для гласа Господня, для учения мудрости, для откровений Божиих, для теплоты веры. Будучи научены смирению и утверждены в смирении, они преуспевают в вере. Вера не находит места в сердцах, суетных, высокомерных; но смиренные побеждают ею мир. Как во время земной жизни Иисуса Христа страждущие весьма тщательно прибегали к Нему, с великим желанием принимали Его учение, пребывали Ему верными, и чрез Него были приобретаемы для царства Божия; так и ныне Иисус Христос всегда гораздо ближе к страждущим; потому что они сильнейшее чувствуют желание высшей помощи, усерднее приемлют благодетельного Друга, приходящего к ним с утешением, приносящего бальзам для их уязвленных сердец. По сему-то Сам Господь говорит: «Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лук. 6:25). Горе тому, кто в забавах и удовольствиях погубляет время жизни своей; ибо наступит час, когда забавы и удовольствия исчезнут, и не будут услаждать души, а только чрезвычайная скорбь даст почувствовать лишение утешения и силы. — По сему-то Он, разлучаясь с учениками своими, сказал им: «вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет» (Иоан. 16:20). Земная скорбь, которую Он предвещал друзьям своим, долженствовала быть для них жестким путем, ведущим их к миру: тогда как ложные забавы мира только удаляют от спокойствия. Чтобы нас ни тревожило, чтобы ни сокрушало, о чем бы мы ни «плакали», — не исполнившиеся ли пожелания, тщетные ожидания, или потеря благ земных, разлука с любезными, телесные болезни и немощи, скудость и бедность, неблагодарность и презрение толико нас огорчающие, скорбный путь, по коему Господь ведет нас, — все сие служит к нашему миру, если только мы не забываем, что все происходит от Бога, и если все сие приводит нас к Богу. И так Господь называет блаженными тех, которые плачут о собственных несчастиях и горестях.

Блаженны плачущие также и о «братьях своих», плачущие с плачущими, также как они радуются с радующимися. Мир, боясь нарушить свое спокойствие и веселие, боится видеть чужую нужду, или слышать вопли несчастных: он старается малым подаянием купить беспрерывное наслаждение удовольствиями жизни: но душа любящая, прошедши сама чрез болезни и печали, искушения и страдания, имеет чувство всегда отверстое для чужого бедствия и страдания. И они для нее не суть чужие: по искреннему сердечному участию она чужую горесть почитает своею. Она не знает радости, забывающей о братьях, той радости, которая и тогда не прерывается, когда другие страдают. От ее взора не скрывается и тайная скорбь, она слышит и тихие стенания; она знает скорбь, и видит ее даже там, где многие проходят, совсем не примечая оной. Пусть некоторые ищут беспрерывной радости, почитают сие всегда живое сострадание непрестанным нарушением веселия; блаженны таким образом плачущие! Блаженны; ибо любовь утвердилась в их сердце; дух братолюбия открыл для них неиссякаемый источник радости. В самом сострадании сердца находится какая-то преизбыточествующая сила, по которой человек яснее познает свое Божественное происхождение, и сильнее ощущает в себе образ Божий; и посему таковый плач, таковое страдание блаженнее всех радостей, какие только известны миру. И есть ли блаженство без любви? — Кроме сего плачущая любовь имеет в себе полноту мира. Кто может исчислить все блаженные минуты, бывающие уделом того, кто плачет с плачущими? Крепость укрепленных им, утешение утешенных, спокойствие успокоенных не есть ли для него бесконечно возобновляющееся блаженство? Не переменяется ли каждый час сострадания в дни восхищения? Радость им ощущаемая, когда другие исцелились от своей болезни, освободились от нужды, не облегчает ли его собственных болезней и страданий? Нет ли и в самом лишении, скудости и терпении за братьев обильного счастья? И сколь малыми и легкими делаются собственные печали и нужды для того, кто чувствует чужую бедность, чужую скорбь, чужие заботы? Ежели плачущий таким образом с глубокою сердечною скорбию видит также и ослепление, заблуждения и греховную жизнь мирских людей: то он тем более страшиться греха, производящего погибель человеков; тем ревностнее спешит к заблуждающим и погрешающим, увещевает, ободряет и своим примером возбуждает и руководствует их; тем тщательнее избегает всякого соблазна; тем неусыпнее старается о избавлении многих, и тем большее чувствует блаженство, когда обратил несколько душ от пути погибели, и возносится с ними к Тому, кто, будучи Сам свят, хочет, чтоб и мы святы были!—

 Наконец блаженны плачущие о «собственной слабости, о собственной греховной бедности, о скудости в благодати и внутреннем мире! Пусть мир страшится раскаяния и сокрушения, подавляет в себе сознание собственной виновности, избегает унижающего познания своих слабостей, недостатков и погрешностей; пусть мир усыпляет упрекающую его совесть, довольствуется только некоторыми добрыми делами, извиняется слабостию человеческой природы, и повсемественностию греха; пусть он почитает твердостию духа, когда кто не слушает внутреннего судии; никогда не печалится о том, что случилось, и без страха помышляет об отчете, который некогда потребуется от нас, или даже самую мысль об нем истребляет, стремясь от удовольствия к удовольствию, от безумия к другому безумию; —тот только обретает блаженство, кто внутренне, в духе своем плачет о себе самом. Сей плачь есть пламенный огнь, чрез который все мы должны пройти, чтобы излишнее мирское отделилось от существа нашего, и наш дух, сотворенный для Богоугодной святости и правды, соделался свободным. Горячий пламень сердечного покаяния, великая скорбь о грехах своих поядает нечистоты в нас находящиеся, истребляет земные, злые наклонности; ослабляет силу греховных пожеланий и пагубных страстей, очищает нас от всего суетного и ложного; и также возбуждает в нас сильное желание помощи от Господа, стремление к истинной святости, к новой жизни. Это суть скорбные болезни рождения нового человека; и сей человек не может родиться, разве тогда, когда умирает и истлевает человек ветхий, принадлежащий земле, и долженствующий погибнуть, дабы из него восстало небесное и просияло, как образ Божий. Без сего плача нет истинного и совершенного обращения; без него все преимущества, какими иногда мы хвалимся, все наши добрые дела сомнительны, или вводят нас в новые искушения со стороны тщеславия и высокомерия, ложного самодовольствия и плотской самонадеянности, далеко отстоящей от царствия Божия и правды его. Как проповедь Евангелия началась проповедию покаяния, для того чтобы сердца человеческие, принявши сию, почувствовали потребность спасительного врачевства; как Божественный Искупитель наш прежде всего обращался к нищим духом и скорбящим, дабы в их сердцах, не ожесточенных против гласа Его, водворит веру в Себя и в милосердие Отчее: так и все мы прежде должны приготовиться покаянием, должны посредством плача и скорбей умертвить всего ветхого человека, и тогда уже «Христос» приидет к нам, освободит нас от уз мрака, и возведет в высокую свободу чад Божиих. Правда, горестны и мучительны для нас те часы, в которые восходит для нас свет и освещает наше развращение, так что мы тогда ничего не ощущаем кроме своего ничтожества, недостоинства и виновности, и вместе глубокой печали о том, что грехи наши отлучают нас от Господа, Бога нашего: однако никто из тех не приходит ко свету, кому не откроются его дела темны, кто не познает себя самого, и в сем самопознании не подвергнется той скорби и печали, из которой одной, при содействии Духа Божия, родится радость и мир. «Женщина, когда рождает, терпит скорбь; потому что пришел час ее: но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир». Блаженны те, которым Господь говорит: «и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас» (Иоан. 16:21, 22).

И так блаженны те, к которым пришел час скорби; блаженны, так плачущие! «ибо они утешатся!» —  Как очи нежной матери бдят над ее плачущим дитятею, как она неусыпно старается облегчить его болезни и страдания, и успокоить его: так очи Господни призирают на всех плачущих и скорбящих, чтобы исполнить их желания и утешить их. Как прозорливая и попечительная любовь отца всюду сопровождает заблуждающего и погрешающего сына; как он с радостью приемлет развратного сына, когда сей раскаявшись к нему возвращается; как он старается исцелить глубокую рану души его, и снедающую его скорбь превратить в радостное спокойствие и веселие; так Господь взирает на тех, кои от Него удалились; но после начинают чувствовать свою скудость; так Он приемлет плачущих, исцеляет сокрушенные сердца, и паки являет к ним взоры милосердые. Еще и здесь утешаются те, которые плачут и стенают под бременем и от горестей земной жизни; ибо всякой раз, когда они получают некоторое облегчение и вспоможение, познают близость и милосердие Господа, и видят себя под Его милостивым покровом; но гораздо более они утешатся тогда, когда кончится время их плача, и они, очистившись земными страданиями, еще в сей жизни с терпением и преданностию, с надеждою и упованием предая дух свой в руки Отца, внидут в покой Его, и увидят Его, как Он есть. Еще и здесь утешаются те, которые плачут о бедности и скудости братьев своих; ибо они познают, как Господь помогает, и производит великие чудеса, познают, что мудрость и любовь Его всемогуща; но гораздо большего утешения исполнятся они, когда покрывало спадет с очей их, когда откроются судьбы для нас здесь сокровенные, когда все темное явится в полном свете. Еще и здесь утешаются плачущие о своей слабости, о своих грехах; ибо покаяние и исповедание отверзают душу для принятия благодати и действия Духа истины; сей же Дух истины, начинающий и совершающий все доброе, возжигает среди ночи нашей нищеты свет Евангелия, показывающего нам Спасителя и Искупителя, и произносит сии утешительные слова: «дерзай, прощаются тебе грехи твои» (Матф. 9:2). Но гораздо большее утешение наследят они тогда, когда исчезнет всякая слабость и немощь, когда благодать уже не отступит от них, и исполнится слово Сына Божия: «Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас». «Блаженны плачущие, ибо они утешатся!»/

XIII. Притчи. Горчичное зерно и горчичное растение. 

1. Горчичное зерно и горчичное растение.

«Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его».

 2.Закваска

«Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё» (Матф. 13:31, 32, 33).

 Вот история Христианства, изображенная ясно и просто! В начале оно мало и неприметно, растет медленно и не славно; но наконец делается величественно и обширно, как горчичное зерно посаженное в землю, и как закваска положенная в тесто. Какое сходство и какое неистощимое обилие мыслей в сем изображении! Чем лучше ты понимаешь, как зерно в земле оживает, разрывает свою шелуху, проглядывает из земли, растет и становится большим растением: тем лучше поймешь, как Христианство в мире и в сердце каждого человека начинается, растет и зреет. Чем яснее ты представляешь себе, как действует закваска в тесте; как она проникает его; как она сперва занимает место только вокруг себя, а потом распространяется далее и далее, пока наконец произойдет брожение во всем тесте, и все вскиснет: тем лучше поймет, как дух Христианства проницает и оживляет человека и целые народы, пока они не будут тем, чем быть должны. В сих притчах Иисус Христос указывает нам две вещи: в притче о горчичном зерне Он сказывает нам, как тихо, неприметно, медленно растет Его царство, и как оно наконец становится величественно;  в притче о закваске изображает нам невидимую, но всепроницающую, животворную силу Его Духа и Его учения.

«Царство Божие, царство Христово, царство небесное» в Новом Завете есть господствующее и главное понятие, к которому направлено все прочее. Христос есть Царь, Его ученики суть служители Царя, все человеки суть подданные, заповеди Христовы суть законы в царстве сем. Не приметно начиналось сие царство, когда Иоанн Креститель проповедовал: «покайтесь, ибо царствие небесное близко»; славный конец его будет тогда, когда Господь скажет своим: «наследуйте царство уготованное вам от создания мира». И так, что есть царство Божие, царство небесное? Очевидно, что под именем царства Божия разумеется такое учреждение Божие, в котором Бог ведет к блаженству посредством Иисуса Христа, и все собирает в единое тело под единою главою, Богочеловеком Христом. Царство Божие так же есть то время, когда Христос видимо приемлет власть, и управляет не по человеческим, но по своим законам.

Сие царство небесное, в котором Бог собирает всех под единую главу, начинается неприметно, растет медленно; но конец имеет славный и великий. Оно подобно горчичному зерну, которое мало, когда садят его в землю; но после разрастается и делается растением. Очень живо изображается сею притчею ход и качество царства Христова. То же было со Христом, с первыми Его учениками, и то же бывает со всеми Христианами. Как мал и незнатен был Иисус при рождении! Когда Он, как бедный и беспомощный, младенец, лежал в яслях в Вифлееме; когда Он зимою несен был в Египет; когда Он в юношеских летах с Иосифом занимался плотничеством и в поте лица своего ел хлеб: кто бы подумал тогда, что Он будет великим Учителем, за которым тысячи последуют в пустыню, и которого бояться будут старейшины Иудейские? Когда Он ходил и учил, не имея, где главу приклонить; когда Его взяли, как преступника, и распяли на кресте: кто тогда, мог думать, что он и всегда будет действовать с такою славою, с какою действовал дотоле? Кому могло придти тогда на мысль, что Ему «дана всякая власть на небе и на земле» (Матф. 28: 18); и что некогда «пред Ним преклонится всякое колено небесных, земных и преисподних»? (Филип. 2:10). Мало было зерно горчичное, когда клали его в землю; но из него произошло большое растение, под которым укрываются многие, и будут укрываться еще более.

Тоже было и с учением Его и с благовестием о Нем. Двенадцать человек бедных, неученых, из низкого звания, в маленьком уголке Еврейской земли, первые пристали к Нему, и стали ходить и рассказывать о Нем. Ни один ученый и знатный не веровал в Него. Долго думали, что Его учение и дела останутся в тесном кругу Еврейской земли. Но в Пасху Его страдание, и в Пятьдесятницу ниспослание Духа распространили имя и учение Его за пределы Еврейской земли. Его Апостолы пошли по всем странам, и учили все народы, что Иисус Назарянин воскрес, и что Он есть Помазанник Божий и Господь мира. И вот, ныне миллионы людей во всех землях на различных языках славят, яко Господа и Царя Того, который умер на кресте, как преступник. Но еще не во всей славе открылось Его царство. Будет время, когда вся земля наполнится Его именем, когда все узнают Его, малые и великие. Мало было горчичное зерно; но из него вырастет большое, растение, как уже и теперь оказывается.

Таким же образом и в каждом человеке растет добро, вера во Иисуса Христа. Как мало значуще кажется слово, доходящее до сердца, нашего; как тускл свет, восходящий в нас; как тихо чувствование, пробуждаемое в нас благовестием о Нем! Семя новой жизни долго лежит в глубине сердца; кажется, будто оно никогда не проглянет, и не станет расти. Даже тогда, когда оно начнет оказывать свое действие, оно есть не более, как слабая борьба с господствующею страстию. Победы, и постоянства нет. И тогда, как обращается оно в действие, как бессильно, как непостоянно сие действование! Сегодня сердце пламенеет любовию ко Христу, — завтра мертво и хладно. Опасности, гонения, соблазнители со всех сторон окружают его; а чтобы противостать насмешкам, гонению, и соблазнам, силы в нем нет. Но наконец тот же самый человек делается победителем мира, подобно Христу. Наконец тот же самый человек уверен, что «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни начальства, ни власти, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе Господе нашем» (Рим. 8: 58, 59). Так возрастал в духе Авраам, Моисей и Давид; так возрастал в вере Павел, Петр, Иоанн и Иаков. Так возрастает и каждый Христианин, когда откроется, что из него должно быть. Мало горчичное зерно, но из него вырастает большое растение.

 И так станем искать Божественного не в том, что в самом начале бросается в глаза, оказывается в величии и блистательности, и появляется с сильным брожением. Все Божественное в  начале мало и неприметно; а конец имеет величественный и славный. Часто бывает, что величественное в начале и блистательное имеет незначущий конец. Если хочешь делать добро, не напрягайся, не вступай в обширный круг действования. С детскими силами не усиливайся делать того, что делают совершеннолетние. Не покушайся обнять все вдруг, семейство, отечество, мир. Действуй в ближайшем к тебе кругу: отец семейства в своем семействе, Священник в своем приходе, всякой человек между родными, друзьями, соседями, Так начинал действовать Бог и Христос, и сделал весьма много.

Но не думай, что Божественное навсегда останется малым, неприметным и сокрытым; что Христос никогда не откроется во славе своего владычества, поелику не открывается ныне; и что Христианин никогда не будет подобен Христу, поелику он не таков ныне. Царство Божие подобно горчичному зерну, которое мало, когда садят его в землю, но из него вырастает высокое и широкое растение. Сколько оно в начале мало и сокрыто, столько наконец бывает велико и славно.

 «Царство Небесное подобно так же закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё». Вот выразительнейшее изображение невидимой, но всепроницающей, и животворной силы Духа и Евангелия Христова! Так разгорается наконец огонь в сердце человека, так все вокруг себя обнимает, все просветляет, все оживляет! Какая же это была закваска, от которой вскисло все тесто? Это были дела, слова и приключения Иисусовы для тех, которые видели и слышали; это история о Нем, которую мы читаем; это сказание о том, Кто Он был и будет, и что будет с человеком верующим в Него; это есть благовествование о любви Божией, которою «Он так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную»  (Иоан. 5:16); это суть все слова и особенно Дух Христов, который человека так глубоко проницает и оживляет. Смотрите, как сие благовестие и сей Дух влагаем был в различные сердца, иногда зараженные предрассудками и волнуемые страстями, сперва в сердца первых учеников, потом в сердца Иудеев и язычников, и притом мало по малу. Смотрите, как закваска долго лежала без действия, и на Евангелие смотрели как на мертвое слово, и маловажное происшествие. Как оно, мало по малу начиная брожение и действие, для Иудеев показалось соблазном, для Еллинов глупостию! Как чистое небесное учение должно было перерабатывать нравы и предрассудки целого мира, всякого народа, всякого города! Как оно боролось с обычаями, страстями и пороками народов, и обратило на себя ярость язычников и гонение мучителей; но при всех гонениях распространялось далее и далее, и более и более производило вскисание в тесте! Смотрите, как оно бродило и теперь еще бродит в каждом человеческом сердце, которое приемлет его, как Божественную истину! Иначе у Корнелия, иначе у Павла; иначе у Иудеев после проповеди Петровой, иначе пред побиением Стефана; как оно разнообразно входило в сердца, производило иногда приятные и неприятные действия, и боролось с сребролюбием в оном богатом юноше, и с неправосудием в неправосудном Феликсе. Читатель! если иногда слово из Библии и из проповеди надлежащим образом касалось твоего сердца; то ты сам знаешь, как оно долго крылось, в тебе и работало, как ты не мог забыть его, и как оно начинало в тебе бороться с господствующим грехом и страстью; как оно тебя беспокоило и заставляло иногда на постели плакать, если ты вопреки ему сделал что худое. Все сии действия своего Слова и благовестия у всех человеков и народов во все времена заключает Иисус в сравнении с закваскою, которую женщина взяв положила в три меры муки, пока все вскисло.

 «Пока все вcкисло». Слово сие должно быть весьма убедительно для тебя, Христианин, если ты, при вере своей, еще чувствуешь в себе слабость и холодность. Не думай, что Христос и Дух Его не очистит тебя никогда, потому что ты теперь не очищен; что Он никогда не оживит тебя и не отрешит от земли, потому что ты теперь еще мертв, и крепко привязан к земле. Закваска еще в брожении. Еще не открылось, что ты будешь; а когда откроется, тогда ты подобен Ему будешь и увидишь Его, как Он есть. (1Иоан.  3:2). Слабейшая вера есть зерно той веры, которая побеждает мир. Верь сему, потому что Христос сказал. И в тебе закваска будет производить брожение дотоле, пока все вскиснет. Следовательно Христианство не творит людей другими, как закваска не делает другого теста. Оно не творит также всех людей одинаковыми, сколько бы того ни хотелось некоторым безрассудным ревнителям, которые вместо Христиан могут наделать только лицемеров. Кроткий и остается кротким, пылкий пылким, нежный нежным, твердый твердым. Иоанн как прежде был, так и после остался Иоанном, а Петр Петром. Человек без Христа есть больной член, больной глаз, больное ухо, больная рука. Христос Духом своим исцеляет сей больной член; но от сего глаз не делается ухом и ухо рукою, как это очевидно на Апостолах. Так надобно, понимать учение о возрождении и обновлении, столь многими превратно понимаемое.

Впрочем Христианство и не оставляет человека таким, каков он есть. Оно возвышает, оживляет, облагораживает человека; оно делает из каждого то, что можно из него сделать. По мере его разума, оно наполняет его высочайшими понятиями; по мере сил его, оно направляет их к высочайшей цели; по мере чувствительности его, оно устремляет ее к тому, что наиболее может питать и насыщать чувство. Дух и учение Христово возжигает потухающий огнь, пробуждает спящие силы и чувствования. Ветви на виноградной лозе не одинаковы, но все они находятся на одной лозе, держатся на одном корне, питаются одним соком: лоза сия есть Христос. И так не говори о Христианстве и о твоей приверженности и любви ко Христу, если в делах твоих не видно Христианства. Если ты так же корыстолюбив, расточителен, вероломен, невоздержен, сластолюбив, честолюбив, надменен, подл, как был прежде; то сколько же несправедливо, что вера и Дух Христов живет в тебе, сколько не верно то, что хорошая закваска положена в тесто, когда тесто остается таково же, как было прежде.

Из сего видно, как важно всякое слово, падающее на сердце; всякое доброе понятие и доброе чувство, всякое доброе желание и доброе намерение, пробуждаемое в нас. И так если какое слово из Библии, из проповеди, из церковной песни и молитвы поразит нас; если оно даст нам добрую мысль, откроет нам внутреннее наше состояние, сблизит нас с Богом, с Христом, или с вечностию; если оно вынудит из нас признание, что мы не таковы, как быть должны, и решимость сделаться такими, какими быть должны; если оно заставит нас подивиться Божией благости и высокому назначению человека: то примем его с благоговением и не станем подавлять его. Может быть из сего маленького зернышка вырастет большое растение. Может быть это закваска, от которой вскиснет все тесто. На сии чувствования, на сии намерения не будем смотреть, как на маловажные. Правда, они теперь маловажны, и если бы мы остались при одних только чувствованиях и намерениях; то сие не сделало бы нас лучшими; но если станем их питать в себе, то мы чрез них возвысимся, просветимся, очистимся так, как и не воображали и не надеялись.

Не будем унывать, когда ни в себе, ни в других не видим истинно Христианских чувствований. Растение еще растет, оно идет еще в рост; а плоды будут после. Не унывайте родители, учители, проповедники, когда не видите плодов от своих попечений, от своего учения и проповедания. Продолжайте работать во имя Божие с верою; плоды окажутся в свое время. Учите, увещевайте, проповедуйте, потому что вы на то поставлены, и ожидайте,  как «земледелец ждет драгоценного плода от земли и для него терпит долго, пока получит дождь ранний и поздний».  (Иаков. 5:7).

1823 год вып.11

III. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5:5).

Божественный Учитель наш непреложно изрекает здесь то же славное обетование, которое еще Давид предвидел духом своим. – Но сколь трудно достигнуть сей награды, сколь трудно возвыситься до той кротости, к которой исключительно относится оное обетование!

Ах! мы часто трудимся и подвизаемся, чтобы утвердится в духе кротости; но сколь велик, и часто сколь тщетен сей труд и подвиг; сколь часто одна минута неосторожности свергает нас со степени, на которую, казалось, взошли мы; сколь удобно постигает нас наша слабость, даже при самом истинном расположении! – И вне нас весьма много вещей, ослабляющих твердое наше желание и препятствующих точному исполнению оного; и в нас самих бесчисленные враги противятся нашему намерению, как то: недовольство и нетерпение, суетность и самолюбие, высокомерие и упорство в своих мнениях, заблуждения и предрассудки, ложная ревность и естественная наклонность – воздавать равным за равное, вообще все неприязненные духи, возмущающие душу, пленяющие волю и производящие несогласия между человеками. Если где, то здесь наипаче и самый опытнейший должен признаться: «Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:18,19). Сколь часто я хотел, но не мог, поскольку постигло меня искушение; сколь часто мои, по-видимому, самые твердые намерения были, как бы развеваемы ветром; сколь часто даже после многих опытов и побед, я снова впадал в прежнюю слабость!

По сему-то Кротчайший, почти при самом начале своего общественного служения ублажает кротких; по сему-то Он тотчас возбуждает нас постоянно бороться и неутомимо стремится к сокровищу, которое он вдали показывает победителю. Впрочем, мы должны знать, что сие драгоценное сокровище предоставляется ни плоти и крови, не естественной лености, не чувствительности или хладнокровию, но крепости духа, основанной на живом познании святой воли Божией, крепости производимой искреннею любовью и утверждаемой постоянным упражнением.

Блаженны те, которые с кротостью переносят злоключения и неприятности земной жизни, с кротостью преодолевают все препятствия и трудности, встречающиеся на пути их, с кротостью приемлют жестокие искушения и испытания! — Человек по природе своей противится всему тому, что возмущает его веселие, нарушает его чувственное благосостояние, уничтожает его планы и намерения, желания и надежды. Мы подобны детям, нетерпящим никакой неприятности. При самом малейшем огорчении они начинают кричать и досадовать; почти то же бывает с вами, если не все идет по нашему желанию, если исчезают радостные надежды, не удаются многообещающие труды, или похищаются драгоценные блага. Огорчаясь тем, что в течении нашей жизни случается против желаний буйного сердца, мы забываем, что высочайшая и всесвятая воля всем управляет; предаемся роптанию, восстаем против судьбы, как неприязненной силы, досадуем и враждуем на непостижимые определению владычествующего над нами Промысла. Даже и тот, кто твердо помнит, что счастье и несчастие, удача и неудача, находки и потери, имение и лишение, радость и печаль зависят от  определения Всевышнего Отца, назначающего каждому по своей воле; и тот, кто научился терпеливо сносить неизбежные несчастья, кто при всех переменах жизни постоянно держится пребывающего; даже и христианин, ищущий непреходящего, часто приходит в смятение от вещей тленных и скоропреходящих, колеблется в духе при неприятных случаях, и при виде несчастий погружается в горесть. Вот почему так редко оное спокойствие, с которым кроткий встречает и побеждает опасности и самые тяжкие искушения. 0н не дает места гневу; нет в нем пристрастного упорства в своих прежних мнениях и земных намерениях; он не противится судьбе своей и в то время, когда все иначе случается, недели, как он думал; когда все его надежды и ожидания тщетны, когда он поставлен на новые, совсем неизвестные стези и лишен самых драгоценнейших благ. Он не полагается на временное, не строит своей храмины на зыбком песке, не ищет на земле невозмущаемого спокойствия, ненарушимого счастья, не прилепляется сердцем своим к тленному и не насыщающему. Он уповает на Бога, и во всякой скорби поступает сообразно утешительному наставлению: «Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит» (Пс. 36:5). Таким образом, и в то самое время, когда лучшие его намерения остаются тщетны, когда он находит препятствия там, где совсем не предполагал оных, когда у него отнимается все, что он имел, когда все здание временного счастья у него разрушается, он возводит слезящиеся очи, возносит скорбящее сердце к Тому, который сокрушает и исцеляет, дает и отъемлет, который говорит: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои» (Ис. 55:8). Его кротость незыблемо основана на вере в мудрость в любовь Отца небесного, и из всех земных зол тягчайшим было бы для него, когда бы он в своей слабости, хоть на одну минуту, усомнился, возроптал или воспротивился. Его кротость есть тихое спокойствие души, поучающейся терпению и преданности в волю Божию; сыновнее чувство, покоряющееся воле Отца, деятельное сознание своей всесовершенной зависимости от Бога, все премудро устрояющего. — Блажен, кто таким образом кроток среди бурь жизни. Для него всякое бремя и бедствие гораздо легче, препятствия не приводят его в смятение, он или подвизается с непоколебимой твердостью, или, когда невозможна победа, и не теряет тщетно сил своих. Во дни искушения он видит просиявающий вдали час избавления и укрепляется в духе.

Блаженны те, которые с кротостью переносят погрешности и слабости других, с кротостью поступают с заблуждающими и слепотствующими, с кротостью смотрят на горестные опыты слабости и греховности человеков! – Обыкновенно мы, будучи умеренны в требованиях к себе, тем более желаем и требуем от других; имея ежедневно причины огорчаться сами собою, тем более огорчаемся другими; будучи всегда готовы извинят себя, тем с большим трудом находим извинения для других; не примечая бревна в собственном глазе, мы видим спицу в глазе брата; спокойно взирая на собственные грехи и недостатки, мы ревнуем и восстаем против слабостей ближнего. Мы сами недеятельны, нерадивы к должности, несправедливы; однако желаем, чтобы все были неутомимы, точны, ревностны, справедливы; сердимся, когда они не таковы, и думаем, что это есть действие правильной и похвальной ревности. Даже и опытнейшие, не смотря на увещание Писания: «не злобствуй на ближнего» (Сир. 28:7), часто досадуют на слабости, ошибки и погрешности других, совсем забывая, что и другие имеют много причин досадовать на них, или что они не поставлены судьями других. Сколь часто сия ревность ложна и нечиста, или проистекает или из суетности, с какою мы уверяем себя, что мы лучше других, или из своекорыстия, поскольку пороки и заблуждения других нарушают наше спокойствие, или препятствуют нам в достижении наших целей, или иначе как-нибудь вредят нам. И таким образом вместо того, чтобы исправить других, мы еще более ожесточаем их, преграждаем нашим внушениям, наставлениям и увещеваниям путь к их сердцу, тогда как кротость без труда открывает оный. —Впрочем сия кротость не есть холодное равнодушие к чужим погрешностям, не есть беспечность ο благе ближних; ибо она проистекает из любви, которая «не радуется неправде, не бесчинствует, не раздражается» (1Кор. 13:5,6). Кроткий с глубокой скорбью смотрит на развращение человеческого сердца; он оплакивает свои и чужие заблуждения, я от всей души молится, да придет ко всем царствие Божие. Его кротость пребывает в любви, которая «все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (ст.7). Его кротость есть смиренное обращение в самого себя при виде чужих недостатков; дружественная снисходительность в суждении ο других; терпеливость при болезненных опытах; твердая уверенность, что Бог прощает грехи и исцеляет немощи; благоразумная, милующая ревность, старающаяся уменьшить всякое зло в нравственной жизни, и исправить других столько же, как и самого себя. — Блажен, кто с такою кротостью болезнует ο человеческих грехах и слабостях! Его не удаляет суетность от самого себя, высокомерие и неправосудие – от братьев, нетерпение – от радостного чувствования Божественного промысла. Даже погрешающие приближаются к нему с доверенностью; его душа услаждается радостными опытами, его кротость побеждает самое жестокосердие ближнего, и многих возвращает с пути погибели; будучи кроток в духе и в жизни, он вместе ежедневно укрепляется в смирении, в уповании на Бога и любви, а посему и во внутреннем мире.

Блаженны те, которые с кротостью переносят неправды, с кротостью поступают с врагами и противниками, с кротостью приемлют досады и оскорбления, с кротостью покоряются злым действиям худых наклонностей и страстей других людей. – Мы желаем, чтобы все оказывали вам свое внимание и снисхождение, уважение и доверенность, дружество и благорасположение; чтобы все нас, уважали, любили, благоприятствовали нам; и не только скорбим, но и предаемся пламенному гневу, когда того в других не видим. Часто мы едва примечаем, что сами оскорбили другого, и нам кажется не понятным, как может кто-нибудь на нас гневаться; во ежели другие как-нибудь оскорбят нас, то мы всегда увеличиваем оскорбление, и не сомневаемся в своей справедливости, когда сами на кого гневаемся. Сколь редко мы желаем делать для других то, чего бы сами хотели от них, или быть для них тем же, чем они, по желанию нашему, должны быть для нас; всегда мы более от других требуем, нежели сколько позволяем им от нас требовать. От сего то мы столь часто почитаем себя оскорбленными, открываем наше неудовольствие естественною вспыльчивостью, и с жестокостью отгоняем от себя ближних. Когда же мы действительно терпим обиду, досаду, оскорбление, когда другие действительно поступают с нами неприязненным и враждебным образом: тогда вся наша самолюбивая природа возмущается, мы ищем удовлетворения, стараемся воздать равным за равное. И сия суетная вспыльчивость разрывает узы единодушия, уничтожает внутренний мир, ожесточает сердца одно против другого, ненамеренно оскорбившего делает врагом, легкое оскорбление возвышает до величайшей несправедливости, и в собственном каждого сердце возгнещает (разводит) пожирающий пламень. Так мы удаляем от себя, делаем жестокими врагами своими тех, коих можно было бы посредством кротости привести к сознанию своей несправедливости и привязать к себе! Одна кротость побеждает греховные наклонности и страсти, как в себе, так и в других. Но сколь многое она в себе заключает! Касательно ее Господь предписывает нам следующее: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5:39-41). Может быть, для многие сие учение кажется весьма строгим, несовместимым с человеческими силами; несмотря на сие непререкаемо слово Господне: «никому не платите злом за зло» (Рим. 12:17), «но побеждай зло добром» (ст.21). И сия непреложная заповедь обитает в сердце кроткого; он ходит по примеру Того, который будучи укоряем, не укорял, но все предоставлял Судящему правильно. Кротость есть терпеливое снисхождение и сердечное прощение обид и оскорблений, смиренная уступчивость, предупреждающая благотворительность и ласковость к жестоким; — есть победа над собою, победа, не ищущая удовлетворения и мести, но происходящая из упования на помощь единого праведного Судии – Бога. Ибо «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12:19). Итак, блажен, кто с кротостью переносит неправды, оскорбления и огорчения. Он находится под высшею защитою, с которой Праведник никогда не посрамляется. Его невинность укрепляет его в гонениях, и, кроме того, он уповает на покровительство своего Отца небесного. Покорность кроткого не значит, что он слаб, беззащитен против сильного: ибо в его любви, в его победе на самим собой содержится сила, которая вернее и надежнее действует, нежели гнев и вспыльчивость. Он собирает огненные угли на главу своего врага, а таким образом кротостью своей побуждает его к исправлению; он побеждает даже наглого, злобного и неистового, и привлекает в себе всех добрых. Нет победы блаженнее победы над своими склонностями и страстями, и сею то победой восхищается кроткий; в его сердце обитает священное чувствование Божьего благоволения, и радостная уверенность, основанная на обетовании: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф. 6:14).

Блаженны кроткие! Ибо они наследуют землю. Подлинно они покоряют себе землю, и посредством кротости владычествуют над всеми тленными вещами, над братьями и самими собою; они содействуют в создании на земле царства Божия, и чувствуя, что они богаты и сильны Богом, не подлежат непостоянным впечатлениям мира. Они проходят все искушения, не возмущаясь гневом, не теряя внутреннего мира, с кротостью приемлют все, что ни случается с ними, и с твердостью и спокойствием отклоняют от себя многие бедствия. Встречают ли они не предполагаемое препятствие, или сверх чаяния подвергаются опасности и непредвиденному несчастью: они не теряют присутствия духа, которое преодолевает все трудности, но которое, впрочем, чуждо всякой страсти. По сему то все временные страдания действуют только к их очищению; всякая потеря делается для них вящшим приобретением; всякая скорбь применяется наконец в радость; ничто не может разлучить их от любви Божьей; и по сему всегда поборает по них Сильный, всегда побеждающий. Скорбит ли кроткий о предрассудках и заблуждениях, грехах и преступлениях человеческих: он никогда не теряет терпения и снисхождения, упования и деятельной ревности, которые одни суть действительные оружия против оных великих зол. И сии оружия действуют к собственному исправлению, а вместе и к исправлению других людей, так что он в своем круге делается светом освещающим и согревающим, и разливает вокруг себя благословение, которое снова возвращается к нему и исполняет его крепости и веселья. Поражают ли его оскорбления и досады, обиды и жестокие неправды: он тем большую противопоставляет им тихость, благотворительность, ласковость, праведность; наконец, торжествует победу правой стороны, и после всякого преследования тем большую приобретает любовь. Таким образом, поскольку он никому не враг, самые наветы врагов его наконец истощаются, и он беспрестанно созерцая совершеннейший образ кротости во Иисусе Христе, отчасу более уподобляется своему Учителю, теснее с Ним соединяется, и Его помощью побеждает мир.

«Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

V. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:5).

И пред глазами сего мира правда приобретает уважение, славу и доверенность; и человек преданный миру не может не любит оной, и даже сам желал бы исполнять оную, если бы суетность и самолюбие не препятствовали ему. Но сии то противоборствуют его намерению и увлекают его к неправде, так что наконец самое желание быть праведным исчезает в нем. – Св. Писание, от начала до конца, есть святое учение о правде, и сильное побуждение к оной. Весьма многозначительно в нем то слово, которым выражается сие богоприятное расположение духа, не зависящее ни от каких естественных наклонностей, сия полнота человеческой мудрости, сие состояние внутренней и внешней жизни, которое не страшится Всевышнего Судьи. Но Св. Писание равным образом показывает, что такой правды нельзя найти между человеками: «Нет человека праведного на земле» (Еккл. 7:21). Внутреннее чувствование сего недостатка и сердечное желание восполнить оный есть начало истинного обновления, начало самой праведности, и чем глубже сие чувствование, чем сильнее желание, тем безопаснее человек на пути к своей цели – миру душевному.

По сему то Господь называет блаженными алчущих и жаждущих правды, т.е. тех, которых дух столь же настоятельно, как тело чувствует потребность пищи и пития, и требует удовлетворения оной, — ищет праведности, без которой нельзя достигнуть истинного спокойствия. Ибо закон Всевышнего Законодателя столь глубоко начертан в сердцах наших, и мы столь сильно чувствуем неизбежную обязанность повиноваться и следовать ему, что никак не можем быть спокойны, если не соделаемся праведными соответственно святой воле Божьей.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, составляющей основание и подпору дружелюбия, которое должно сохраняться между человеками. Все мы члены одного великого семейства, в котором сам Бог соединил нас священными узами: но общество тогда только бывает твердо, и достигает назначенной от Господа цели, когда каждый делает другому то, что должен делать. Общество дает нам драгоценные права, на которых существенно основывается наша безопасность, наше благосостояние, даже употребление нашей естественной свободы и образование к нашему высшему назначению; но то же самое общество и каждый член оного имеют также священные права на нас; отсюда родятся наши обязанности в отношении к другим, и мы должны отказаться от всех прав, если не признаем и не исполняем оных обязанностей. Сам Творец и Владыка всех вещей дал нам закон, возлагающий на нас великие обязанности в отношении к другим; Он открыл нам святую волю Свою, чтобы мы, по мере сил наших, делали для других все доброе. По Его закону мы при самом рождении имеем более нужд, нежели другие животные, так что день нашего рождения был бы днем и смерти, если бы при нашем вступлении в свет другие не пеклись о нас, и не приняли попечения о нашем воспитании; Он сам возбуждает в иных сердцах нежные чувствования приверженности, благодарности, почтения и любви, и посредством их облегчает и освящает для нас наши обязанности. Также и наша совесть сильным гласом внушает нам наши обязанности, и мы тогда только можем иметь мир в себе, когда верно исполняем ее внушения. Сия то верность закону своей совести есть также верность заповеди Божией, когда мы исполняем наши обязанности в отношении к другим не только по естественной наклонности, или не для собственной пользы, но из одного повиновения воле Божьей; и она составляет ту правду, к которой мы должны стремится, как к началу истинного обновления. Кто алчет и жаждет сей правды, тот не только ни у кого не отнимает его собственности, но и старается верно исполнять все обязанности относительно к другим, и всеми силами содействовать духовному и телесному их благу. Ибо обязанности наши не имеют другого предела, кроме нашей силы и возможности. – Сия правда есть строгая внимательность к гласу совести, внимательность, во всех предприятиях своих тщательно избегающая всякой неправды, внимательность, которой лучше отказаться от своих выгод, нежели от должности и справедливости, лучше снести обиду, нежели нанести ее другому, внимательность, для которой закон дороже всех благ земных. Сия правда не позволяет и не прощает себе ни самомалейшего нарушения прав другого, и ничего такого, что не совсем согласно с нашими обязанностями; тем менее может терпеть в себе что-нибудь такое, чего не позволяет или не прощает другим; она никогда не забывает, что если кто не был верен в малом, то никак таковой не может быть верен в делах важнейших и трудных. Впрочем, она не ограничивается одним легким и обыкновенным, не старается о том, чтобы пред человеческими только глазами быть не укоризненною; она соглашается на самые труднейшие и даже необычные пожертвования, если они справедливы, и смотрит на то, чего требует совесть, что Бог повелевает, а не то, чем довольствуются человеки. Она не перестает быть верною по причине неверности других; не извиняет себя чужой несправедливостью, напротив, тем более старается избегать всякой неправды, всякого опущения должности. Она не ставит себе в особую заслугу, не считает великим достоинством, когда исполняет свое служение верно, вернее нежели другие; и что она никогда не делает неправды, никогда не опускает своей должности, сие почитает ничтожным в сравнении с тем, чего требует от нее Высший Судия; по сему всегда неослабно стремится к большей деятельности для блага ближнего. – И так блажен, кто алчет и жаждет сей правды. Его истинное, сердечное желание исполнится, и его стремление, его труды и пожертвования не останутся тщетны. Кто ищет сей правды и неутомимо стремится в ней, тот ежедневно обретает ее. Блаженны алчущие и жаждущие правды: «ибо они насытятся». Подобно тому, что Соломон сказал: «Праведник есть до сытости» (Прит. 13:26), желающий правды ежедневно испытывает, что хоть глад его никогда совершенно не утоляется, однако он всегда более и более насыщается, и чрез то получает новую силу и бодрость; что вместе с сим возрастает его ревность и веселие, верность и спасительные плоды оной; — что самое желание правды и постоянное возрастание в оной еще здесь на земле доставляет ему блаженство. Он не боится взоров иди суждений человеческих, не боится света, открывающего его дела и намерения, не увлекается ложью и заблуждениями; не подвергается искушению, покрывать и извинять неправду неправдою, и исполняя правду касательно братьев своих, тем более сообразуется со святой волей Божьей, со своим долгом! –

 Блаженны алчущие и жаждущие правды, которые всегда и во всех положениях стараются последовать закону Господню не только в речах и поступках, но и в самых мыслях и намерениях, и умерщвляют закон во удах своих, т. е. естественную греховность, влекущую их к неправде. Исполнение наших обязанностей в рассуждении ближних есть только одна степень той правды, которой требует Господь, которая состоит во всегдашнем живейшем сознании совершенной зависимости нашей воли, так как и всего существа нашего от Бога, во всеконечном посвящении всей жизни на служение Всевышнему. Мы всем должны Господу неба и земли, телом и душой, всем существом и всеми силами нашими; по сему мы должны во всецелости принесть самих себя в жертву Ему, ежели хотим быть пред Ним праведны. —Земной человек всегда оставляет что-нибудь самому себе; он всегда большей частью существа своего, и даже в добрых делах своих, ищет себя самого, себе самому служит. Мы довольствуемся только некоторыми слабыми опытами повиновения, и думаем, что уже много сделали, ежели сделали какое-нибудь доброе дело, или когда совесть не обличает нас в грубых преступлениях. Но чем яснее Господь открыл нам волю свою, тем более от нас требуется. Ко всем нам относятся сии слова Спасителя: «если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20). И так сделавши несколько добрых дел, мы, собственно, еще ничего не сделали: кто верен только иногда и в некоторых вещах, тот еще далек от праведности. Кто ищет оной всем сердцем, тот во внутренней в внешней своей жизни не должен ничего оставлять для самого себя, но все Божие воздавать Богу, следовательно, отвергнуться самого себя, и никогда не поступать по своей воле, но всегда по закону Божию. Он избегает самых наклонностей греховных, и даже той неверности, которая иногда таится в сердце; он с усердием приносят в жертву Богу все, чего Бог от него требует. По сему не ропщет в трудных испытаниях, под тяжкими бременами в жестоких искушениях; он не имеет любви, не ищет радости, которая противна любви к Богу и совершенной преданности воле Его; ни к чему не прилепляется сердцем своим так, чтобы не готов был возвратить то Господу, как скоро Он потребует. Он постоянно подвизается добрым подвигом против плоти и крови, против всего, что влечет его к суетному и тленному, ко лжи и неправде; он любит истину, которая ведет его к познанию собственного несовершенства и слабости, а вместе и к разумению своего служения и воли Божией; истина есть его верная наставница в богоугодной жизни. Он скорбит ο своих прегрешениях, внимает грозному гласу совести, обличающей его в погрешностях, с глубоким сокрушением кается во грехе своем, и всею душою желает оправдаться пред Богом посредством совершенного обновления жизни. Блажен, кто таким образом алчет и жаждет правды. Благословение Божие почиет на его благочестивом желании, и Господь даст хотению исполнение. Только посредством сего желания созревает твердое и неизменное намерение всего себя посвятить Богу, совершенно предаться Его святой воле, и победить все противное. И чем пламеннее желание, чем сильнее стремление, тем обильнее плоды трудов, тем быстрее возрастание в правде. Чем более возрастает желание, тем более усиливается ревность, умножается сила, тем несомненнее и вожделеннее успехи. Тогда укрепляется надежда на Того, который всегда готов дать защиту и помощь мужественному подвижнику; тогда в полном свете является образ святейшего и праведнейшего, и Его верное заступление показывает, что и в самых величайших искушениях никогда не посрамляется уповающий на Него. Блаженны алчущие в жаждущие правды: ибо они насытятся. Поскольку они не насыщаются ложною правдою, никогда не довольны сами собою, то питаются свыше, и сия пища тем сладостнее для них, чем более глад их возрастает. Как беспрестанно возобновляющееся требование телесной природы услаждает для нас вкушение пищи; так глад и жажда духа дают нам чувствовать духовное благословение Господа. Божественный Учитель наш, вразумляя тех, которые удовлетворяются своими делами, говорит: «Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете» (Лк. 6:26); напротив, как утешителен и радостен глас Его к алчущим и жаждущим правды: «вы насытитесь!». Они не любят свое, но Божие; они имеют в сердцах своих светлый луч, просвещающий их и согревающий. Они ищут истины в познании и в жизни, и как верный испытатель ежедневно познает, что толкущему отверзается, так и тот, кто истинно ищет правды, чувствует, что его священная ревность, его неусыпное старание не остается без награды.

Но человек сам собою не может оправдаться пред Богом; он всегда остается должником, не могущим заплатить своего долга; и хотя бы он мог сказать с Павлом: «я ничего не знаю за собою», однако должен признаться: «но тем не оправдываюсь» (1Кор. 4:4). – Воля наша разделена, действия наши весьма несовершенны; и хотя дух бодр, но плоть немощна. Притом, когда мы ищем праведности, Иисус Христос взывает к нам: «когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что́ должны были сделать» (Лк. 17:10). Так, все доброе, сделанное нами, составляет нашу обязанность. И можем ли мы тем загладить свои преступления, вознаградить вины ежедневно умножающиеся? «Какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф.16:26) Никто из нас не может стяжать такой правды, которая бы могла устоять пред светлейшим Судиею; на одного Спасителя нашего мы уповаем; Он восполнит наши недостатки, заплатит долги наши и нас оправдает.

И так блаженны алчущие и жаждущие сей правды, которая не есть наше стяжание, но дар благодати Божией! — Что могло бы пред Богом оправдать нас, отягченных многоразличными грехами, когда бы сам Бог не умилосердился над нашею бедностью и слабостью, и не примирил нас со своею вечною правдою? Все мы пред Ним грешники, и удалены от Него; но Он сам влечет нас к себе, очищает нас от скверны, исцеляет наши душевные язвы. – И в том нет еще истинного глада, истинной жажды к правде, кто полагается на свои собственные заслуги, думает оправдаться тем, что он сделал или только хотел сделать доброго, кто мечтает, что он сам может искупить себя, и своими делами заслужит милости у Бога. Тогда только, когда мы не надеемся на свою правду, совершенно отрекаемся от собственных заслуг, когда чувствуем в себе святое желание света благодати, и вверяемся Любви, «не пощадившей Своего единородного Сына, дабы все верующие в Него не погибли, но имели жизнь вечную», только тогда мы получаем прощение грехов наших я благодать оправдания. Блаженны алчущие и жаждущие сей правды! Их душа, отрекаясь от своей собственности, чувствует, сколь щедр и милостив, долготерпелив и многомилостив Господь наш; в них уготовано место утешительной и спасительной вере в Того, который покрывает грехи наши, приемлет на себя недуги наши — вере в Ходатая и Искупителя нашего. И сия вера отчасу более возбуждает и усиливает в них желание правды; они мужественно подвизаются в жестокой брани против зла; с радостью посвящают жизнь свою Господу, и возрастают в мудрости и благодати.

И так они блаженны: ибо насытятся. Чего не может доставить нам слепая уверенность в собственной праведности, чего наша слабость и греховная нечистота ожидать не может, то открывает ищущей спасения душе вера во Иисуса Христа, вменяемая нам в правду; и, следовательно, не тщетно желание, не напрасны труды и попечения. Человек, чувствуя, что может ходить в обновлении жизни, с радостью приемлет оружие веры, воюет против искушений и соблазнов, и побеждает их; он уже не хочет жить греху, но только святой воле своего небесного Отца; он не обольщается лжеупованием, и также, уповая на заслуги Иисуса Христа, не предает члены свои в рабы нечистоте; напротив верою в распятого Искупителя тем сильнее побуждается удаляться греха, и облечься в одежду правды. Проникнутый святым желанием обращается к умилостивленному Отцу своему, и невозвратно предает себя воле Его; с отверстым сердцем приемлет своего Спасителя и уповает на Духа Святого, помощника и заступника.

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».

VI. «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12:20).

Как суетны предположения человеческие, и как ничтожны все наши замыслы! — Представляемый Спасителем нашим в притче «один богатый человек», не успел еще выйти из своего затруднения: «что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?»; — и только лишь, по-видимому, остановился на счастливой мысли: «вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю бо́льшие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись»; не успел еще, говорю, насладиться своими благами, не имел даже удовольствия видеть их в новых своих житницах, и уже приблизился на край погибели. – «Безумный! — вдруг раздался сквозь мечтательную его дремоту страшный глас Божий, — безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лук. 12:16-20) Ο бедственная участь безумного человека! —

Безумный! — В самом деле ни в чем столь много и столь ясно не обнаруживается безумие человека, как в его замыслах и предположениях. Стоило бы ему только припомнить, что не от его воли зависит исполнение оных; что блага, на которых он со столь решительною уверенностью утверждал свои надежды, совсем не таковы, каковыми кажутся; что они суть тленны и скоропреходящи, и, следовательно, тотчас могут изменить ему; что, наконец, сам он, если не будет поддерживаем постороннею силою, силою Держащего все, тотчас падет, а с ним вместе исчезнуть и все замыслы его; — стоило бы ему только припомнить сие, — и он верно почувствовал бы всю тщету предположений своих, верно никогда не стал бы после сего начертывать планы для будущего. Но, к сожалению, сие-то всего менее мы и помним. Помним только свои нечестивые цели, и, чтобы вернее достигнуть их, вымышляем различные средства; а обо всем прочем и не думаем.

Мы не думаем, что, может быть, меч Божий давно уже подъят на поражение нас, и ожидает только той гибельной для нас минуты, когда мы, исполняясь гордости и самозабвения, с безумною решимостью скажем самим себе: вот что сделаем: «разрушим это и построим другое», или: станем «блаженствовать, есть, пить, веселиться». Тогда рука Божия мгновенно поразит нас, и поразит тем сильнее и чувствительнее, чем поражение сие будет для нас неожиданнее. Неожиданность всегда ужасна; но она несравненно ужаснее бывает тогда, когда постигает нас при бреге вечности, исполненной бедствиями и скорбями нескончаемыми; когда отторгает нас от предметов любимейших и когда заставляет нас на веки расстаться со всеми лестными надеждами. Тогда и представление злосчастного будущего, и воспоминание всуе потерянного прошедшего, совокупно терзают наше сердце и усугубляют его страдания. Тогда каждая новая мысль, каждая новая надежда, оставшаяся без исполнения, составляет для нас новое мучение. Ужасна участь сия! Но к ней чрезвычайно близки все те, которые, забыв смертность свою, с дерзкой самонадеянностью простирают свои замыслы на отдаленную будущность. Ибо есть ли что-нибудь у человека такое, что давало бы ему хотя некоторое право располагать будущими днями своими также, как настоящими? Есть ли что-нибудь у него такое, что могло бы совершенно обеспечить его в рассуждении его жизни, хотя на самое малое время, а тем более на многие годы? – Надобно отвечать решительно: ничего нет. Вы скажете: его молодость? Но посмотрите, сколь многих хищная рука смерти исторгает из среды вас самих в самом цвете их лет. – Крепость сил? Но разве мощная десница Господа сил может поражать только немощных и бессильных? – Цветущее здоровье? Но неужели потребны столетия для того, чтобы разрушить столь слабый состав, каков человеческий при самом здоровом его состоянии? Не часто ли случается, что одна минута низводит в гроб самых крепких людей? После сего судите, как безумны все те, которые, основываясь на сих ничтожных предположениях, обещают себе долголетнюю жизнь, и смело уже располагают будущей судьбой своей; начертывают бесчисленные планы, и в безрассудном упоении льстивыми надеждами будущего, говорят, подобно безумцу, представленному нам в наставление: «душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись». –

Вот еще новая черта их безумия! Они говорят: «душа! много добра лежит у тебя на многие годы»; и потом тотчас присовокупляют: «покойся, ешь, пей, веселись»; а не размыслят о том, что, может быть, блага, на которых они, как на самых твердых основаниях, воздвигают свои воздушные здания, будут вскоре исторгнуты у них или хищною рукою тления, или злобною силою врагов, и таким образом в одну минуту рушится все то, что мечтательная надежда умела настроить. Благоразумный строитель, чтобы доставить надлежащую прочность своему зданию, обыкновенно и прежде всего заботится о том, чтобы прочно было самое основание; а сии мечтательные строители будущего благополучия своего заботятся ли хотя мало о прочности самого основания? Нет. Они говорят только: «душа! ты имеешь», или справедливее сказать: «будешь иметь много блага», — вот все их основание! Но каковы сии блага, — можно ли безопасно на них положиться, и можно ли, имея их в виду, так смело обещать себе блаженство, как смело обещают они, — о сем ни слова. – Безрассудные! вы верно обманитесь, и сами увидите свое заблуждение; но увидите, может быть, слишком уже поздно, и без всякой для себя пользы. Ибо увидите тогда одни только развалины того огромного здания, которое выстроили в уме своем на опасном, гнилом и потому негодном основании, и, следовательно, увидите сие только к больше своей скорби! –

Мы назвали основание сие опасным, гнилым, и потому негодным. – Оно действительно таково. И, во-первых, нет ничего опаснее, как полагаться на так называемые блага мира сего. Соломон говорит о них, что они суть «суета сует», т.е. пустота величайшая; а на пустоте можно ли утвердить что-нибудь, и притом безопасно? И не безумно ли поступают те, которые на сие решаются? – Правда, пустота сия не такова, как другие: в ней легко обмануться. Чувственное око не может усмотреть ее; оно даже видит в ней полноту совершеннейшую, твердость непоколебимую, на которой безопасно может простоять целые века здание самое величественное. Но сними грубую плеву чувственности с ока твоего, и смотри на сию полноту так, как смотрел на нее Премудрый, и ты точно увидишь там пустоту; увидишь пустоту величайшую, в коей, как в неком вихре, вращается бесчисленное множество одних только безумных; мудрый же прочь бежит от нее; поскольку, как обыкновенный человек не может жить в таком месте, из которого весь вытянут воздух: так и мудрый не может ни одной минуты быть там, где нет ничего истинно существующего, и, следовательно, где нет духа животворного, его питающего и возвышающего к жизни небесной, — где совершенная пустота.

Во-вторых, тление есть неотъемлемое качество благ земных, и притом столь очевидное, что самые искатели и любители их не скрывают сего. Слово Божие повсюду говорит о них то же. Собственные чувства каждого из нас представят на сие тысячу примеров. Словом, это есть истина опытная, которой никто не будет и не может противоречить. И так, кто строит на основании благ земных, тот стоит на гнилом и, следовательно, негодном основании, а потому безумен он, если в сей новопостроенной храмине своей надеется прожить долго, и притом покойно. Наступит время дождя и бури, и сия вековая его храмина поколеблется, обрушится, а с нею вместе исчезнут и все надежды его, все замыслы его. После сего судите, можно ли нам замышлять что либо, когда и блага мира сего, обыкновенные предметы наших замыслов, столь же непрочны, сколь непрочно и собственное бытие наше? Мы в непрестанной опасности, лишится тех первых и сего последнего.

Но положим даже, что мы жили бы вечно, и блага мира были бы нетленны, так что ни с той, ни с другой стороны нам совершенно ничего было бы опасаться в рассуждении исполнения планов наших: все однако ж мы не менее были бы несмысленны, если бы стали составлять планы для будущего. Ибо не от нас зависит исполнение оных. А планы без исполнение пустое имя. Для чего мне вымышлять планы, когда я внутренне чувствую, что нет во мне достаточных сил к приведению оных в исполнение; а если и находятся, но не такие, чтобы могли действовать независимо от посторонних сил, и особенно от силы Божьей, действующей все во всем? Может быть Господу не угодно, чтобы я предпринимал то или другое: как же я осмелюсь воспротивиться воле Его? Кто я, который дерзну противопоставить себя Всемогущему? Что я буду отвечать Ему, когда Он с гневом вопросит и меня так же, как некогда Иова: «Крамольник! «можешь ли ты препираться со Всемогущим? Можешь ли ниспровергнуть суд Мой? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он?» (Иов. 40:3,4). Не должен ли я обратиться в «прах и пепел» от единого сего воззвания? Не буду ли принужден говорить Ему то же, что говорил Иов: «вот, я ничтожен; что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои» (Иов. 39, 34). – Надобно, друг мой, положить ее прежде, нежели подобным воззванием Всемогущего невольно будем приведены в сие состояние; надобно положить ее не на уста только, но наипаче на мятежный ум наш, и на неустроенную волю нашу. Они суть главною причиною всех замыслов, противных Промыслу. Их своеволие наипаче укротить нужно: они возмущаются и не хотят покоряться законам небесной Премудрости, а вымышляют свои законы, и по ним любят действовать.

Ум наш находится в непрерывной деятельности, но в деятельности гибельной и богопротивной. Все в нем, кажется, направлено только к тому, чтобы освободиться от тягостного для него ига законов Божеских. — Действительно они для него тягостны: поскольку «всякое превозношение» его, «восстающее против познания Божия, ниспровергают и пленяют» в беспрекословное «послушание» Промыслу (2Кор. 10:4,5). Каждая новая мысль его, каждое новое его стремление выражает в нем только то, что для него несносно быть в зависимости от посторонних сил; что самому ему желательно над всем владычествовать, всем управлять. По сей причине он ни чем не довольствуется, ни чем не успокаивается. Он всюду находит недостатки и беспорядок. Мир физический и нравственный часто представляются ему столь несовершенными, что в них ничто не имеет определенного качества, ничто не поставлено на своем месте, ничто не достигает своего назначения; что средства не довольно соображены с целями, и самые цели с природою тварей; что, наконец, всему нужно дать иной вид и иное устройство. Для сего он обращается к своей изобретательности, перебирает множество понятий, делает различные соображения, пишет новые законы, и хочет преобразовать по ним всю вселенную. —Представьте, до какой дерзости может доходить непокоренный судьбам Божьим разум наш! —

Равным образом и воля наша, руководствуясь буйным умом, не то же ли выражает в своих наглых предприятиях, чуждых благословения Божьего? Не то же ли показывают в ней все ее порочные действия, прямо устремленные на разрушение верховного порядка? И сколько найдется таких предприятий и таких действий! Едва ли не все у самой большей части из нас! Многие ли из нас любят прежде в молитве своей советоваться с Господом, а потом уже решительно предпринимать что-либо? Много ли между нами таких, которые в каждом действии своем ищут «не своего, а что угодно Богу», не своих стараются достигнуть целей, произвольно и всегда почти вопреки намерениям Божиим избираемых; но единой высочайшей и последней цели — славы Божией? Беспристрастный суд совести каждого, конечно, утвердит сие предположение. И так сей беспокойный ум наш и сия развращенная воля наша недостойны ли, по справедливости, того, чтобы наложить на них печать вечного молчания, чтобы все их своевольные планы и предположения отвергать, как негодные и богопротивные, и всегда и во всем покорять их уставам высшим, Божественным?

Милосердый Господи! Прими меня паки, как раба непокорного и возмутительного, под благое и легкое иго законов Твоих, и прости мне безумную дерзость мою. Я возомнил управляться сам собою, отверг суды Твои, составил для себя свои законы, начертал свои планы; по ним только хотел действовать, их надеялся привести в исполнение; но правда Твоя невидимою силою разрушила мои замыслы, и я познал свое заблуждение, почувствовал свое бессилие. Не отвергни отвергшегося Тебя, но ныне паки прибегающего под спасительное водительство промысла Твоего. «Наставь меня, Господи, на путь Твой, и буду ходить в истине Твоей; утверди сердце мое в страхе имени Твоего. Буду восхвалять Тебя, Господи, Боже мой, всем сердцем моим и славить имя Твое вечно» (Пс. 85:11,12).

VII. «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3:14).

Святой Апостол Павел, желая сообщить истинное понятие ученикам своим ο красоте христианской души и совершенстве христианской жизни, между прочими своими наставлениями, показывает им, какая необходима для них одежда духовная: «облекитесь, — говорит он, — как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение» (Кол. 3:12). Казалось бы, довольно для христианина облечься в сию одежду: ибо она не есть одежда «ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях» (Еф. 4:22), но одежда человека «нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол. 3:10), одежда чистая, нетленная. Однако же Апостол заповедует еще иметь другую, приобретение которой составляет преимущественно необходимую обязанность для христианина: «более же всего облекитесь в любовь», и, без сомнения, не в ту, которая рождается от мира и влечет нас к миру, но в любовь христианскую; ибо Апостол называет ее «совокупностью совершенства». Читатель! вникни умом и сердцем в слова Апостола, и размысли: почему ты должен облечься преимущественно в любовь христианскую.

Любовь христианская есть то чистое и светлое расположение души, по которому она стремится к своему предмету, так что готова составить с ним одно существо. Иметь сию любовь значит то же, что иметь все совершенства, которыми должен быть украшен каждый христианин: ибо она одна может оплодотворить наш ум, наше сердце и освятить все наше существо. Мы сами по себе слепы, но она может доставить нам небесный свет; мы сами по себе бедны, но она может обогатить нас; мы сами по себе наги, но она может облечь нас в одежды драгоценные; словом: только любовь сия может и обратить нас прочным образом на путь правый, и соединить нас с ближним, и приблизить нас к Богу.

Доколе мы не живем любовью христианскою, дотоле еще не стали на путь истинный, а скитаемся по распутьям мира. Конечно, можно уверить себя, что мы стоим на пути правом, но наше уверение столько же будет ложно, пагубно, богохульно, как и то, которое имел ο себе фарисей, и которое обнаружил пред лицом самого Бога. «Боже, — говорил он, — благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что́ приобретаю» (Лк. 18:11,12). Мы еще с большим правом можем сказать, не обличая других, что мы веруем во Иисуса Христа, посещаем святой храм Его, молимся, постимся и приносим покаяние в своих грехах. И, действительно, мы «собираем себе сокровище, доброе основание для будущего» (1Тим. 6:19), когда веруем во Иисуса Христа: «ибо всякий, верующий в Него, не погибнет, но будет иметь жизнь вечную» (Ин. 3:15). Но что значит наша вера без любви? Учитель языков говорит: «если имею веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто» (1Кор. 13:2). «Мы собираем себе сокровище, долженствующее быть добрым основанием для будущего», когда посещаем святой храм Господа нашего; ибо здесь удостаиваемся быть со Иисусом Христом, как говорит Он Сам: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). Но что значит наше посещение без любви христианской? Может быть, одно обыкновение, или следствие рассеянности. Телом стоим в храме, а мыслью рассеиваемся по предметам сластей житейских. «Собираем себе сокровище, долженствующее быть добрым основанием для будущего», когда молимся; ибо Иисус Христос заповедал молиться: «бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф. 26:41). Но что значит наша молитва без любви? Вместо того, чтобы молиться сердцем, молимся устами; посему Иисус Христос укоряет и нас: «приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня» (Мф. 15:8). «Собираем себе сокровище, долженствующее быть добрым основанием для будущего», когда постимся; ибо постом препобеждаем искушения плоти и духа злобы. Но что значит наш пост без любви? Апостол говорит: «если я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13:3).  «Собираем себе сокровище, долженствующее быть добрым основанием для будущего», когда приносим покаяние в своих грехах: ибо «если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1Ин. 1:9). Но что значит наше покаяние без любви? Одно прельщение самих себя. Сегодня плачем н своих греховных ранах, а завтра считаем себя здравыми и уже не требуем Врача душ и телес; между тем, как непрестанно должны взывать к Нему: «Господи! Отврати лице Твое от грехов моих и изгладь все беззакония мои» (Пс. 50:11); непрестанно, «каждую ночь должны омывать ложе наше, слезами нашими омочать постель нашу» (Пс. 6:7). «Ибо беззакония наши превысили голову нашу, как тяжелое бремя отяготели на нас» (Пс. 37:5). Христианина, чуждого любви, должно назвать «ни холодным, ни горячим» (Апок. 3:15), ибо он нищ духом, но не в том, в чем бы надлежало. Он плачет, но только или об утрате имения, или о потере удовольствий. Он кроток, но только в отношении к своим страстям. Он алчет и жаждет, но только страстью своекорыстия и любочестия. Он милостив и снисходителен, но только к требованиям плоти. Такова то вся деятельность христианина, чуждого любви христианской! Когда же любовь сия поселяется в его сердце; то он вступает на путь правый. Сколько прежде разум его был преклонен ко злу, столько теперь удаляется от него: ибо любовь не совместима со злом (1Кор. 13:5). Сколько прежде сердце его надмевалось своими мнимыми добрыми делами, столько теперь смиряется, и в смирении полагает истинное достоинство; ибо «любовь не превозносится, не гордиться» (ст.4). Сколько прежде беспечность, при неусыпной деятельности духа злобы, разрушала храмину его спасения, столько теперь бдение над самим собою устрояет оную: ибо любви свойственно устроять и созидать (1Кор. 8:1).

Но благотворные действия любви христианской не ограничиваются только в его сердце; а переливаются из него в сердца ближних, дабы оно соединено было с ними теснейшим союзом. Христиане должны быть соединены между собой так тесно, как тесно соединяются ветви на древе от одного корня; ибо все мы дети одного Отца, который на небесах; члены в одном теле, которого глава есть Иисус Христос. И Иисус Христос заповедал нам, чтобы мы соединены были с ближним так тесно, как соединены сами с собою, т. е. так любили бы его, как любим себя; ибо в сем и состоит наше соединение в ним: «люби ближнего своего, как самого себя» (Лев. 19:18, Мф. 19:19). Но как ты можешь соединиться с ближним, если в тебе нет любви христианской? Если ты чужд сей любви, то ты для ближнего то же, что и человек мертвый. Ты имеешь очи, но не видишь, как ближний твой борется с несчастиями; ты имеешь уши, но не слышишь стонов его бедности; ты имеешь сердце, но не растворяешь горести его утешением; ты даже и в то время, когда «видишь брата своего в нужде, затворяешь от него сердце свое» (1Ин. 3:17). Правда, и без любви христианской ты можешь иногда благотворить; но всегда по каким-либо видам. Ты и любишь других, но или по родству, или из корыстолюбия, или по тщеславию, или по пристрастию. Но когда истинная христианская любовь согревает сердце христианина, тогда он соединяется с ближним теснейшим образом. Он поставляет себя средством, а ближнего целью: мыслит, желает и действует, собственно, для блага ближнего: «любовь не ищет своего» (1Кор. 13:5). Любовь не изыскивает, кто есть ближний, a каждого человека почитает оным; в нем видит себя, а чего не хочет себе, того и ближнему не желает. Наслаждается ли ближний благополучием, любовь не мучится от того; а еще радуется: «ибо любовь не завидует» (1Кор. 13:4). Впадает ли ближний в несчастье, любовь скорбит о его несчастье: ибо «любовь милосердствует». Алчет ли ближний, любовь раздробляет хлеб алчущему; жаждет ли ближний, любовь напояет его; странен ли ближний, любовь вводит его в дом свой; наг ли он, любовь одевает его; болен ли он, любовь посещает его; и в темнице ли, любовь и туда проникает с утешением, и там облегчает участь несчастного страдальца. Любовь не отделяется от ближних и тогда, когда они бывают ее врагами; они проклинают ее, но она благословляет их; они ненавидят ее, но она творит им добро; они побивают ее камнями, она молится за убийц своих: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян. 7:60). Таково всегда действие христианской любви на земле, и так всегда она близка к ближнему! Но земля не есть еще предел, ограничивающий ее действования, и отношение к ближним не есть круг, за который бы она не простиралась. Любовь стремится далее нужд и бедствий ближнего. Она одной половиной действует на земле, другой в высшем мире; ибо чрез нее душа наша соединяется с Иисусом Христом и Отцом Его.

Общение с Господом может иметь тот, кто отрекается от мира и от всего, что есть в мире; ибо таковой есть ученик Его. «Всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником», — говорит Спаситель. (Лк. 14:33). Но оставить мир может одна любовь христианская; ибо только она понимает важность слов Спасителя: «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8:36), только она знает, что «образ мира сего проходит» (1Кор. 7:31), и потому «все почитает за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3:8). Общение с Господом может иметь тот, кто неотлучно сидит у ног Его и не только слушает божественные слова Его, но и на самом деле исполняет их; ибо таковых Иисус Христос называет друзьями своими: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14); называет братьями своими: «кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат» (Мк. 3:35). Но исполнять заповеди Иисуса Христа есть дело собственно любви христианской: ибо она, по словам Апостола, есть «исполнение закона» (Рим. 13:10). И великий Наставник в любви Божественной учит: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:21). Общение с Господом может иметь тот, кто в своей жизни изображает крестную Его; ибо таковой принадлежит к тем истинным последователям Его, ο которых Он молился Отцу Небесному: «Отче! которых Ты Мне дал, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною» (Ин. 17:24). И Апостол Иоанн видел в своем откровении, что они облечены в одежды белые и наслаждаются присутствием Божьим. «Сии облеченные в белые одежды это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога» (Апок. 7:14,15). Но изобразить земную крестную жизнь Богочеловека может одна только любовь христианская; шествовать путем узким и скорбным, есть единственное ее желание; взять на рамена свои крест и идти с ним к горнему Иерусалиму, есть для нее такое бесценное бремя, которого она не может сложить с себя и тогда, когда со всех сторон угнетают ее, дабы она отреклась от него. По сему хотя бы враги изощряли все стрелы свои на поражение ее; то и тогда любовь пребудет неуклонна в своем шествии по стопам Иисуса Христа. Св. Апостол говорит, что «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией» (Рим. 8:38,39). «Любовь никогда не перестает» (1Кор. 13:8). Так тесно любовь христианская соединяет нас с Богом!

Читатель! если ты не облечен еще «паче всего» в любовь христианскую, которой от тебя требует Господь твой и Учитель (Ин. 13:13), то воззови к Нему из глубины души: «Господи! я не достоин взирать на высоту небесную, будучи весь погружен вместе с миром «во зло» (1Ин. 5:19), но Твоя бесконечная благость не престала еще милосердствовать ο грешном человеческом роде. Она простирает еще к каждому погибающему кроткий глас свой: «встань, спящий, и воскресни из мертвых!» (Еф. 5:14). Она не оскудела еще и для меня в дарах своих небесных. Сладчайший Иисусе! храм мой телесный весь осквернен, и одежды не имею, чтобы войти в чертог Твой украшенный. Пошли каплю пречистой крови Твоей: она очистит меня от скверны. Свете тихий! просвети одеяние души моей, и я, облекшись в белую одежду Божественной любви, удостоюсь некогда, вместе с моими братьями, быть «пред престолом Твоим, и служить Тебе день и ночь в храме Твоем» (Апок. 7:15).

VIII. «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25).

Странно, по-видимому, что и тот, который был спутником Иисуса Христа, слушателем Его высочайшего учения, открывающегося в духе и силе, свидетелем Божественных чудес, которые сильны были подавить всякую мысль сомнения и неверия, — что и тот – делается маловерным!

Господи! разве не зрели избранные ученики Твои, что Ты единым словом восставлял хромых, отверзал очи слепым, очищал прокаженных, исцелял беснуемых, воскрешал умерших? Разве не внушал Ты окружающим Тебя: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19). – Но, не смотря на сие, Тебе надлежало по воскресении своем открыть пред очами ученика Твоего претерпленные Тобой язвы, дабы утвердить его в вере (Ин. 20:27).

Так, преткновение естественно человеку! Слабость и несовершенство есть общий удел наш. Самые избранные Божьи не изъяты из оных, хотя они претыкаются редко, и восстают скоро. Почему нет причины недоумевать, что один из Апостолов показал себя маловерным. Он впал, по прирожденной человеку слабости, в заблуждение, но и тотчас познал свою погрешность, и вместо маловерия и сомнений явилась в нем истинная, твердая вера. «Господь мой и Бог мой!» — воскликнул он при радостном удостоверении в воскресении Спасителя. Напротив, по всей справедливости мы должны удивляться тому, что весьма многие из христиан постоянно остаются в маловерии, и никак не могут видеть величайших зол, проистекающих от оного. Маловерные христиане! Ужели вы требуете новых чудес от Начальника и Совершителя нашей веры? – для вашего уверения обозрите, по крайней мере, пагубные последствия маловерия.

Маловерие есть такое состояние духа нашего, когда мы не имеем твердого и несомненного уверения в истинах учения Христова; когда несовершенно покоряем разум свой вере, и там, где оканчивается область ума нашего, сомневаемся и колеблемся. Из сего видно, что маловерие есть заблуждение, наносящее стыд христианину. Ибо должно ли сомневаться в таких истинах, которые вечны и непреложны, — сомневаться потому, что они выше всякого разумения человеческого? Между тем, маловерие, будучи само в себе заблуждение, ведет человека еще к другим бесчисленным заблуждениям.

Тайны царствия Божьего открываются тем, которые простотой сердца своего уподобляются младенцам. Не мудрые века сего, не утончившие ум свой глубокими исследованиями постигают истины веры; но те, которые с кротостью принимают слово Божье. «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, — вещает Господь наш, — что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение» (Лк. 10:21). Но принадлежит ли маловерный к числу тех блаженных младенцев, которым открываются тайны царствия Божьего? Нет. Маловерный не без причины сомневается в истинах христианского учения; он находит в самом себе начало, на котором основывает свои рассуждения, и по которому доходит до сомнений в вере, и следственно поступает не так, как младенец. Младенец без всякого исследования принимает все, что внушает ему отец его. Посему-то на очах маловерного лежит завеса неведения, скрывающая от него тайны царства Божьего. Положим, что он при своем неведении пожелает испросить у Бога мудрости; но и тогда не тщетно ли будет его старание? Ибо, хотя Писание говорит: «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, – и дастся ему» (Иак. 1:5), но то же Писание показывает, что без твердой веры молитва не может быть услышана: «Но да просит с верою, нимало не сомневаясь, потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой. Да не думает такой человек получить что-нибудь от Господа» (ст.6,7). И так доколь просящий у Бога мудрости развлекается маловерием, дотоле у него не может быть ни истинной молитвы, ни обещанных плодов молитвы. –Например, могут ли лучи солнца проникать и согревать такое тело, которое не имеет постоянного положения, но беспрестанно вращается? Так и луч Божественной мудрости не может проникнуть в ту душу, которая не утверждена на незыблемом основании.

Если же маловерным ни собственными силами не может достигнуть истины, как это показывает опыт, ни получить небесной мудрости, которая бы озарила его: то какая тьма должна быть в нем самом и вокруг него! –Мрак неведения, покрывая все существо его, распространяется и на то, что вне его находится, и таким образом он на каждом шагу должен претыкаться и падать. Каждая новая его мысль, каждое новое рассуждение должны быть в нем новым заблуждением. Несчастное состояние маловерного! Для него день обращается в ночь; среди света он ходит во тьме; светильник христианской веры, от утра до вечера его жизни, горит пред его очами: — но его умственные очи покрываются мало по малу, непрестанно сгущающимся мраком: и он на веки лишается и света, и зрения! –

Но сим не ограничиваются гибельные действия маловерия; они простираются и на сердце человека. Заблуждения, в которые впадает человек от своего маловерия, уже сами собой влекут пороки. Ибо, если справедливо, что мы не можем желать, и потому действовать, не имея познания о желаемом предмете; то несомненно и то, что при ложном познании вещей и удалении от истины, самые поступки человека должны быть неправильны, порочны. Так, если чей ум не признает бессмертия души: то может ли воля его стремиться к делам достойным бессмертия? В таком случае вся деятельность человека естественно будет ограничиваться настоящей только жизнью, так что все честное и справедливое постольку будет им исполняемо, поскольку оно может споспешествовать или к приобретению корысти и собственных выгод, или к достижению честолюбивых видов и беззаконных желаний.

Повреждение нравов, происходящее от заблуждений, в которые впадает маловерный, тем более должно быть ощутительно, что оно усиливается естественной слабостью человека. Ибо, хотя степенями познания должны, по-видимому, определяться наши действия, так что при совершенном знании вещей и при твердом уверении в истинах религии, мы долженствовали бы делать только то, что в самом себе добро, и следственно вести жизнь праведнейшую, Богоугодную; но не такова природа наша. Человек, поскольку состоит из плоти и духа, ощущает в себе сильные борения, влекущие его то на ту, то на другую сторону, и при сей борьбе, в случае малого изнеможения духа, худые наклонности, происходящие от поврежденной природы нашей, и с самого зачатия нашего пребывающий в нас грех, преодолевают существеннейшую часть человека, и таким образом он делает не то, что хочет; но творит противное законам – ума своего и веры, творит зло. «Ибо доброго, — говорит Апостол, — которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:19).

И так, когда человек и при совершенном познании вещей и при твердом уверении в истинах религии не редко увлекается пороками; то до какой степени развращения должен дойти маловерный? И Муж праведный, водящийся разумом Христовым, утвержденный в вере и исполненный благодати Божьей, ощущая в себе борения плоти и духа, с прискорбием вопиет: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7:24) Какую же силу противопоставит маловерный стремлению греховной плоти? Разум ли Христов? Но в нем нет иного разума, кроме разума человеческого, которого голос при шуме греховных волн умолкает. – Веру ли? Но в маловерном она недостаточна. – Благодать ли? Но благодать Божия не иначе человеку сообщается, как через живую в Бога веру. Иного, может быть, удерживает от порочных склонностей живое представление вездеприсутствия Божьего, сильное ощущение любви к Нему, твердое упование на Его помощь; но обуреваемый маловерием лишен и сих средств. Оно скрыло от очей его свет истины, и потому присутствие Бога для него неощутительно; оно сделало сердце его хладным и нечувствительным ко всему тому, что привлекает нас к Богу; оно лишило его несомненной надежды на помощь Всевышнего, и таким образом среди ярости беззаконных страстей он остается только с собственными силами, которые суть немощь и бессилие. – Боже наш! Ты некогда простер руку для удержания Петра, утопавшего по маловерию своему в водах (Мф. 14:31). Если бы Твое же бесконечное милосердие, по которому Ты не хочешь смерти грешника, по ожидаешь его обращения, не простиралось на маловерного: может быть, в одну минуту поглотили бы его волны страстей.

Взглянешь еще на участь маловерного в отношении к настоящему нашему жилищу. – Кто из нас не испытал, что мир сей есть такая плачевная юдоль, в которой нет мира и покоя, не слышно истинно радостных восклицаний, но которая оглашается одними воплями скорби и печали? Кто не испытал, что если счастье нам благоприятствует: то ближние наши изрывают для нас пропасть; если на земле устрояем покойную сень: то с неба ударяет гром злополучия и раздробляет то древо, под которым мы укрывались; если внешнее наше состояние не озабочивает нас: то приходит враг мира и посевает между домашними семя вражды и раздора? – Подлинно тягостнейшим и неудобоносимым игом была бы для нас жизнь сия, если бы мы не были подкрепляемы верой, и единственно верой, — которой можно и «заграждать уста львов», и «угашать силу огня», и «избегать острия меча», и «выздоравливать от болезни», и «быть сильными на войне», и «прогонять полки чужих» и даже «получать умерших своих воскресшими» (Евр. 11:33, 34, 35). Но что же остается человеку, не имеющему веры? – Сколь тяжкие и сколь многообразные бедствия должны тяготить его в продолжении всего временного бытия его! Лишится ли маловерный имения своего: он не может сказать с праведным Иовом: «Господь дал, Господь и взял; как угодно было Господу, так и сделалось» (Иов. 1:21). Ибо этот отзыв, собственно, и единственно принадлежит верующему. Страданиям ли подвергнется: от него удалено то внутреннее утешение, каким преисполнен был Апостол, всегда радовавшийся во страданиях своих (2Кор. 6:10). Гонения ли, или ненависть со стороны других постигнут его: он не имеет такого сердца и языка, чтобы восклицать с Давидом: «Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться. –Господь укроет меня в скинии Своей в день бедствия; -вознесет меня на скалу» (Пс. 26:2, 3, 5). Бывают в жизни и такие бедствия, которые потрясают и примерное мужество праведников в самом его основании, так что немощная плоть проклинает день своего рождения (Иов. 3:2). – Что, повторяю, остается маловерному, когда он не имеет ни спокойной совести, ни твердого упования на Бога? Что, как не отчаяние? Ах! оно неизбежно для маловерного. Представьте всю ярость волн, и корабль, носимый в них без кормчего; представьте себе сильные ветры, устремленные против здания, на песке основанного, — и вы увидите страшную участь маловера!

Маловерные христиане! вы бываете весьма чувствительны к самым малым несчастьям; не ужели будете хладнокровны к тому злу, которое влечет за собою маловерие? —Всякое злополучие ограничивается настоящей только жизнью; но заблуждения, пороки, всегдашнее беспокойство, томление духа, отчаяние — суть такие бедствия, которые простираются не столько на временную, сколько на вечную жизнь нашу. Если же естественно человеку желать и искать истинного благополучия; то не безрассудно ли оставаться добровольно в таком состоянии, которое столь оскорбительно для Начальника нашей веры, столь постыдно для христианина, и столь пагубно по своим следствиям; — не безрассудно ли оставлять в небрежении сей отзыв Божественного Учителя ο истинных учениках своих: «блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20:29).

Господи! «умножь в нас» всех «веру»! (Лк. 17:5)

XIV. «Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его нетяжки» (1Ин. 5:3).

Сие учение ο любви к Богу, преподанное нам таким Учителем, который изучился оной от самого Господа, испытал всю силу ее, и притом был преисполнен светом Духа Божия, конечно, всякой из нас признает за совершенную истину. Но если обратить внимание на то, что мы называем «нашей любовью к Богу», и на заповеди Божии; то, кажется, мы совсем или не верим ученику Любви, или не понимаем его наставления. В нашей деятельности, если она несколько и походит на христианскую, всегда можно примечать, иногда большее, иногда меньшее, различие, или так сказать, расстояние между любовью к Богу, и исполнением Его заповедей; между тем как, по словам Евангелиста, они суть одно. Любовь не терпит никакого ни разделения, ни изъятия, ни условий – ничего неполного и несовершенного. А мы, имея одну какую-нибудь добродетель, исполняя ту или другую заповедь Божию, думаем по самому жалкому и бедственному заблуждению, что любим Бога, или по крайней мере, не совсем чужды любви Божьей. – Где же в нас любовь Божия? — Вообще же, и при некоторой горячности к вере и расположенности к исполнению закона Евангельского, нам кажется, что каждое правило оного требует великого с нашей стороны усилия, что заповеди Божьи тяжки, что собственный наш опыт противоречит опыту и наставлению Св. Апостола. — Не ужели в самом деле, человек, особенно христианин, может иметь, хотя малую и несовершенную, любовь к Богу – без исполнения Его заповедей, — без исполнения даже одной какой-либо заповеди? И, во-вторых, не ужели заповеди Божьи, исполнение которых составляет любовь, могут быть для него тяжки? —

Человек, по самой природе своей, не может любить Бога, без исполнения Его заповедей; потому что все силы и способности его соединены между собою неразрывным союзом. К чему обращено сердце его, тем занят и ум его, то обнаруживается и во всей его деятельности. Каково у него сердце, таковы и все слова его и поступки. Иисус Христос свидетельствуем о сем: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лк. 6:45). «Как вы можете говорить доброе, будучи злы?» (Мф. 12:34), — упрекал он фарисеев. «По плодам их узнаете их», — говорил Он ученикам своим о лжепророках. «Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Та́к всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Итак, по плодам их узнаете их» (Мф. 7:16, 17, 18, 20). По сему если сердце человека исполнено любовью к Богу; то он не может не обнаружить сей полноты и в словах, и в поступках своих: он необходимо и мыслит, и говорит о заповедях Божиих, и исполнением оных оправдывает любовь свою к Богу. Тот, кто пренебрегает тою или другою из заповедей Божьих, хотя бы тысячекратно уверял нас, что он любит Бога, не любит Его и даже не знает Его. «А что мы познали Его, — говорит познавший любовь Божию (1Ин. 4:16), узнаём из того, что соблюдаем Его заповеди. Кто говорит: «я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась» (1Ин. 2:3,4,5).

Человек, исполненный любовью, которая вообще «не ищет своего» (1Кор. 13:5), весь обращен к тому, кого он любит. Забывая себя, во всем старается угождать возлюбленному; он делает только то, что приятно возлюбленному, и всегда убегает того, что ему противно; словом, всегда и во всем исполняет волю возлюбленного; одно с ним ненавидит, одно с ним любит, одного с ним отвращается, к одному с ним стремится. Послушный раб, добрый сын, искренний друг, своим примером доказывают, что сердцу любящего нельзя иметь иного направления. Так и любящий Бога, если только он истинно любит Бога, совершенно необходимо и естественно все свои мысли и желания устремляет к тому, чтобы во всем благоугождать Господу, и всегда от души исполнять святую волю Его. Так Божественный Псалмопевец свидетельствует ο себе пред Богом, который есть «твердыня сердца» его (Пс. 72:26): «Он стал моим, ибо повеления Твои храню. Удел мой, Господи, сказал я, соблюдать слова Твои. Спешил и не медлил соблюдать заповеди Твои. – Люблю заповеди Твои более золота, и золота чистого» (Пс. 118:56, 57, 60, 127). И Иисус Христос весьма ясно внушает нам, что таково свойство любящего. «Если любите Меня, — говорит он к друзьям Своим, — соблюдите Мои заповеди. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:15, 21). И так, все которые хотят любить Бога, или хвалятся уже, что любят Его, должны исполнять заповеди Его постоянно и верно. А, напротив, показывать только, что мы знаем Бога, значит делами отрекаться Его, значит быть «гнусными, непокорными и не способными ни к какому доброму делу» (Тит. 1:16).

Исполнение заповедей Божьих для такого человека, в которого не излилась еще любовь Божия Духом Святым, конечно, весьма трудно и даже невозможно. Чувствуя собственные силы свои к тому недостаточными, он предается только скорби ο своем бессилии, и повторяет, без особого понятия, чужие слова: «знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим. 7:18). Но хотя мы во природе своей, действительно все слабы, и не имеем в самих себе сил, чтобы творить добро; однако же, если при всем том твердо решаемся из любви к Богу соблюдать святые повеления Его, и от души стремимся оправдать решимость воли нашей самым делом: то без сомнения и нас не оставит сила Божия; без сомнения и мы «все преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Рим. 8:37) и Возлюбленного нами. Слово Божие многократно внушает сию надежду. Оно говорит, что «любящим Бога, все содействует ко благу» (Рим. 8628), что «все возможно верующему» (Мк. 9:23), что нет ничего непреодолимого для того, кто полагает крепость свою во Иисусе Христе (Флп. 4:13), и что, наконец, «Божественной силой Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия» (2Пет. 1:3). Если кто, несмотря на сии столь ясные уверения Слова Божия, а полагаясь на собственный свой опыт, не принимает того, что заповеди Божии ни тяжки: тот сим самым обнаруживает, что он никогда не был ревностным и верным делателем, но всегда оставался и доныне еще остается «лукавым и ленивым рабом» (Мф. 25:26) у Господа, который вверил ему таланты для делания. Придет время, когда он узнает, что для него сколько необходимо, столько же и возможно было исполнить волю Господа своего; что Его заповеди сколько святы и спасительны, столько же благи и вожделенны, но тогда наступит уже мрачная «ночь», в которую «никто не может делать» (Ин. 9:4), тогда Праведный Судия востребует уже отчета в употреблении своих талантов, и решит навсегда судьбу раба непотребного.

Тот, чье сердце когда-либо, отрешась уз чувственности, горело священным огнем любви Божественной, и всецело прилеплялось к закону Господню, конечно по опыту знает, что для любящих Бога легко исполнение закона Его. – Не случается ли иногда и нам самим, при всем том, что мы обыкновенно «ни горячи, ни холодны», — не случается ли чувствовать сладкий мир в своей совести, особенную радость в сердце и внутреннее укрепление в духе нашем тогда, как должным образом поучаемся мы «в заповедях Божиих», и со всем усердием располагаемся к исполнению оных? – Какую новую жизнь вкушает тогда человек, во всех силах души и тела, когда «по заповеди Господа», в молитвенном восторге «изливает» он пред Ним свою «душу» (1Цар. 1:25); когда рукою сострадательной отирает слезы несчастных братий своих, изнуренных бедностью, или угнетенных насилием! Сколь великую награду находит он сам в себе за подебу над самим собою, когда, «по заповеди Господа», прощает враждующему на него брату, и «благословляет проклинающих его» (Мф. 5:25)! Словом, как блаженны те минуты его жизни, когда он, «из любви к Богу», неразлучной с любовью к ближнему, «побеждает зло добром» (Рим. 12:21)! Он опытно познает тогда, что не только легко, но сладостно и восхитительно исполнение закона Божия. Я говорю здесь о тех еще чувствованиях, которые испытывает человек «при самом только начале» своей решимости и деятельности, при самом еще вступлении во святилище оправданий Божиих. Судите же, какою неизменяемою, неизъяснимою радостью наслаждаются те, которые постоянно преданы воле Божьей! – «Закон Господа совершен, укрепляет душу. Повеления Господа праведны, веселят сердце. Суды Господни истина, все праведны; они вожделеннее золота и даже множества золота чистого, слаще меда и капель сота» (Пс. 18:8-11). «Закон уст Твоих для меня лучше тысяч золота и серебра» (Пс. 118:72)! – Так отзываются о «законе Господнем» любящие Бога, и преданные закону Его, и так изображают блаженство, доставляемое оным сердцу их!

Будучи Божиим «творением», созданным во Христе Иисусе «на добрые дела», которые Бог предназначил нам, чтобы мы их «исполняли» (Еф. 2:10), будем жить «в любви» (5:2), достойно Бога, всячески угождая Ему, во всяком деле благом принося плод и возрастая в познании Бога (Кол. 1:10); и таким образом в день Христов, когда огонь испытает каждого дело, каково оно, «дело» наше «устоит», и мы «получим награду» (1Кор. 3:13, 14).

1826 г., вып. 23

III. Нравственно-филологическое изъяснение текста: «И Аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды, да, егда оскудеете, примут вы в вечные кровы» Лук. 16:9

(И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители).

Нравственное правило сие Иисус Христос извлекает из притчи о «неправедном приставнике», который, вероломно расточал имущество господина своего, старался чрез то снискать себе друзей, дабы в случае несчастной перемены своего состояния найти у них надежное себе пристанище.

 Внимательный читатель Слова Божия, конечно, не имеет нужды в предварительном раскрытии всех недоумений, которые могут родиться при чтении настоящего места. Довольно заметить, что сие место, как приложение к притче о приставнике, по общему свойству всех иносказательных наставлений, должно заключать в себе цель и сущность притчи, а самая притча должна служить для нас руководством к уразумению нравственного к ней приложения. Но каким образом из поступка приставника, злоупотреблявшего доверенностью господина своего, из поступка, несообразного и с естественным законом четности, мы можем извлекать понятие о Христианской обязанности, которой научает нас Господь наш? Нет сомнения, что притча, будучи употребляема в пособие слабому человеческому разуму, только руководствует ум наш к уразумению тайн Царствия Божия, только несколькими чертами касается предмета, дабы на основании чувственных представлений можно было возноситься к созерцаниям высшим; а потому необходимо заключает в себе и такие слова, которые служат только для полноты вымышленного происшествия: но несомненно и то, что она, как притча, должна иметь какое-нибудь сходство с предметом, для выражения которого представлена.

Один из Учителей Церкви замечает, что притча о приставнике представлена не потому, чтобы она во всех отношениях сходна была с предметом, ею выражаемым, но чтобы научить нас, от меньшего восходить к разумению большего. Замечание необходимое в настоящем случае. При нем многие недоумения уничтожаются сами собою. Но от каких особенно понятий в сей притче мы должны восходить к разумению высшего, духовного смысла, заключающегося в нравственном приложении, это покажем при изъяснении самого приложения. 

«Приобретайте себе друзей (други) богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители».

Кто суть те благодетельные други, коих сердца мы должны привлекать к себе? Из притчи видно, что сии други суть вообще все те, которые имеют нужду в нашей помощи, (ст. 5: 6. 7), и нужду такую, что, принимая от других милость, никак не могут оставаться хладнокровными и неблагодарными к своим благодетелям.

Это те несчастные ближние наши, которые по вся дни и алчут и жаждут, не имеют нужной одежды, ни надежного крова, словом: это «нищие». О них всегда заботился Господь наш, хотя и Сам не имел, где главу подклонить. Их бедственную участь повелевает Он облегчать от мамоны неправды.

 «Сотворите себе други от мамоны неправды». Слово мамона на Сирском языке значит богатство или вообще все то, что составляет имущество человека *);

*) мамона. Первоначально сим именем назывался идол, которого Сирияне почитали богом богатства и чтили с особенным уважением, как говорит Тертулиан. От них слово сие перешло и в язык Еврейский для означения самого богатства, потому что корыстолюбцы служат оному как Богу. То же понятие выражается и в словах Иисуса Христа; ибо везде, где только Он говорит о мамоне, упоминается о служении оной, которое поставляется служению истинному Богу. См. Матф. 6:24; Лк.6:13

 ибо в том же месте (ст. 11) «мамона» называется «имением». Выражение: «мамона неправды», по свойству Еврейского языка, значит то же, что богатство неправедное. Основываясь на простом и обыкновенном значении сих слов, можно разуметь здесь богатство неправедно приобретенное. Самая притча, по-видимому, приготовляет нас к тому же понятию. Впрочем мы не можем согласиться на то, чтобы Иисус Христос говорил здесь о богатстве неправедно приобретенном. Положим, что смысл Его изречения такой: неправильным образом приобретшие богатство должны, по крайней мере, сделать правильное из Него употребление. Но Иудеи, к которым первоначально были направлены слова сии, знали из закона, что чужое имущество должно возвращать законному их владетелю (Исх. 22: 3), а благотворить только от имения, честными трудами приобретенного. Но Господь наш не только не хотел уничтожать столь благодетельного закона, но еще утверждал его, одобрив поступок Закхея, который обещала обиженным воздать четверицею и от собственного имущества отдать половину бедным (Лук; 19: 8, 9). Несообразно и с понятием о Боге, чтобы Он мог требовать от людей такой Себе жертвы. Он свят, и потому любит и одобряет только святое; и ненавидит все нечистое, неправедное; Он знает все сокровенные движения сердца человеческого, и потому та только добродетель Ему приятна, которая происходит из чистого сердца и основана на побуждениях сообразных с законом, что же будет значить в глазах Его благотворительность от неправедно приобретенного богатства? Не значит ли это, одною рукою грабить, чтобы другою уделить ближнему часть от неправедной добычи, —на бедствии одного созидать счастье другого? И стоит ли такой благодетель вечной награды, которая обещается в словах Господа? Он дарит не свое, а чужое; дарит, может быть, тем самым бедным, которых корыстолюбием своим довел до бедности. Ибо всякое приобретение; превышающее необходимые наши потребности, есть похищение собственности у тех, которые лишены необходимого.      

И так что мы должны разуметь под Словами — «мамона» или «богатство неправды».

Слово неправедный (άδικος), употребленное в подлинном Греческом тексте, имеет обширное значение, которое и определяется, смотря по тому, к лицу ли прилагается, или к неодушевленной вещи. Если прилагается к существу разумному, на пр. человеку: то выражает свойство испорченного сердца, злоупотребляющего своею свободою и избирающего лож вместо истины, неправду вместо добродетели. В сем смысле приставник, упоминаемый в притче, называется неправедным; потому что он располагал имуществом господина своего не так, как должен располагать им эконом честный, помнящий свою обязанность. Вообще неправедным человеком называется тот, кто не исполняет своих обязанностей в отношении к Богу и ближним. Если же слово «неправедный» прилагается к вещи неодушевленной, как наприм., к богатству или вещам, оное составляющим: то выражает такое свойство вещи, по которому она бывает не такова сама в себе, каковою нам представляется.

Посему «богатство неправедное» есть тоже, что богатство обманчивое, тленное, не соответствующее своему имени и тем надеждам, какие полагает в нем человек естественный, не могущий проникать в истинное свойство вещей.

Чтобы увериться, точно ли Иисус Христос соединял с своими словами такое, а не другое понятие, вникнем в связь Его речи. В 11 стихе слово «неправедный» (άδικος) противополагается слову «истинный» (αληθής). «Если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное?» Следственно неправедное имение есть имение неистинное, ложное *);

*)В сем значении слова: άδικіα и άδικος употребляются Иоан. 7:18. Римл. 2: 8, 2Сол. 2:12. у Семидесяти Толковников сим словом переводится «rpw» Втор. 19: 18, Мих. 4:12.

 потому что оно есть чужое: «И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?» (ст. 12.) Как бы так было сказано: Бог даровал вам земные сокровища для того, чтобы вы, как верные Его приставники, располагали оными сообразно с волею Господина — Владыки всех сокровищ: что же делает тот, кто употребляет их только для своей роскоши и сладострастия? Посмотрите, как хитры сыны века сего. Приставник, не имеющий совсем честности, расточает имение господина своего не на балы, не на одежды, не на увеселения, но для приобретения себе друзей, дабы, пришедши в немилость у господина, не лишиться дневного пропитания. И Я вам говорю: «Если хотите быть Моими учениками и заслужить доверенность в большем; сотворите себе други от тленных сокровищ, «продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает» (Лук. 12:33). Такое распоряжение богатством будет сообразно с волею давшего вам оное. Если же вы и сего малого поручения не можете исполнить с надлежащею точностью и верностью; если не умеете тленным добром пользоваться, как должно: кто же поверит вам богатство истинное, нетленное?   

Далее Господь говорит: «Не можете Богу работать и мамоне» (ст. 13.). В сих словах заключается новое доказательство того, что мамона неправды не означает богатства, неправедно приобретённого, но значит богатство ложное, обманчивое, недостойное того, чтобы мы к нему прилеплялись. Здесь ничего не говорится о способе приобретения, но показывается только невозможность совместить привязанность к богатству, (как бы оно ни было приобретено) с истинным служением Богу. Из сего видно, с какой стороны смотрит Иисус Христос на богатство во всем отделении, и какая цель Его притчи о неправедном приставнике. Он имеет в виду не известный какой-либо род богатства, а всякое вообще; а потому цель, как притчи, так и нравственного к ней приложения есть та, чтобы внушить своим последователям, что желающий быть Его, учеником и служителем Богу истинному должен все мысли свои устремлять туда, где есть истинное его сокровище, предмет всякого почитания и любви, то есть, на небо; должен во всех вещах поступать, как прилично верному рабу Божию, и, если течет богатство, не привязывать к нему своего сердца, но употреблять оное, как средство к достижению богатства истинного, небесного. Почему же Он обращает внимание своих слушателей именно на нищих? Потому, что употребление земных сокровищ на дела благотворительности более всего сообразно с волею Божией и свойством любви Христианской, которою должны отличаться ученики Его; что сей способ есть самый надежный —богатством тленным заслужить нетленное. Если же Он хотел научить Христиан, чтобы они не прилеплялись к богатству, но пользовались оным для приобретения вечных обителей: то сия цель требует в слове «неправедный» такого значения, которое выражало бы истинное свойство вещи, а не способ приобретения оной.

Сердце человеческое не прежде отстает от любимых своих предрассудков, как познает суетность того, к чему стремится, Иисус Христос знал свойство оного. Посему все нравоучения Его касательно благ земных имеют одинаковый характер. Он открывает прежде свойство сих благ, непостоянство их и тленность; потом уже обращает взор наш туда, где есть истинное и вечное наше сокровище. Возьмем для примера одно место: (Матф. 6: 19, 20, 24, 25). «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут». — «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне». (См. также Лук. 12, 16—35.)     

И так, если под словами «мамона неправды» будем разуметь богатство ложное, то рассматриваемое нами место будет сообразно как с связью всей речи и целью оной, так и с учением Господа о том же предмете в других местах.

Могут, конечно, возразить против сего: Почему же в самой притче, из которой извлечены упомянутые слова, нет такого понятия, которое приготовило бы нас к уразумению нравственного правила о ложном богатстве; напротив вся притча ведет нас к понятию о богатстве неправедно приобретенном? —Действительно, пример приставника может служить основанием для такого возражения. Но если внимательнее рассмотрим его, то увидим, что пример сей не только не опровергает, но еще подтверждает избранное нами значение. Приставник называется неправедным потому, что не был таков, каким бы ему быть надлежало сообразно желанию и надежде господина и качеству возложенной, на него должности. И богатство называется неправедным потому, что не таково само в себе, каким хотел бы видеть его человек корыстолюбивый. Господин, вверивший свои сокровища эконому, не мог ли надеяться, что его имение будет цело? Но он обманулся в своей надежде. Он не мог и приметить, что его сокровища расхищены. Вот первый признак непостоянства благ земных! Почему эконом заботился о приобретении себе друзей? Он знал, что его счастье может перемениться. Вот второй признак суетности земного благополучия! И так самая притча ведет меня к понятию о ложном, тщетном богатстве.

В следующих словах: «когда обнищаете, приняли вас в вечные обители»,     представляется плод истинной благотворительности, и время, когда благотворитель может насладиться оным. Хотя слово вечный, по свойству Еврейского языка, иногда означает известное, только продолжительное время: (См. Быт. 17:13. Исх. 31:17. Филим. 15) но, если говорится о обетовании верующим или о награде за добродетель, слово сие всегда выражает вечность в собственном смысле. Посему погрешительно было бы толкование, если бы мы, приняв за образец неправедного приставника, который заботился о пристанище временном, стали изъяснять «вечные кровы» о убежище в сей жизни. Таковое значение было бы без всякого основания; ибо в Новом завете нет ни одного места, где выражение «вечный кров» означало бы временное убежище. Оно несообразно и с духом учения Христова; ибо тогда Иисус Христос внушал бы благотворительность, основанную на побуждениях корысти. Но Он ясно говорит нам, что ежели мы любим только любящих нас; ежели благо творим для того только, чтобы самим быть облагодетельствованным: наша добродетель не имеет никакой цены; ибо тоже делают и язычники. (Матф. 5: 46, 47) Христианская благотворительность требует, чтобы мы давали бедным, ничего обратно от них не ожидая. Это есть правило Иисуса Христа, которое Он внушает нам повсюду, повелевая ожидать награды за добродетель в будущей жизни. Тоже правило повторяет Он и в настоящем месте.

В притче представляется пример, как сын века сего употреблял вверенные ему сокровища, дабы из сего примера сыны света извлекали для себя правило жизни. Заключение оной: «сыны века сего догадливее сынов света в своем роде», ясно открывает, чего желает Учитель от своих последователей. Он желает, чтобы сыны света были мудрее сынов века; посему присовокупляет: «И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители». И так, что здесь должно быть общее у сынов света с сынами века сего, и чем должны первые превосходить последних? Сын века сего употреблял сокровища для приготовления себе счастья в будущее время; и сыны света должны употреблять их, как средство для приобретения благ будущих; тот искал благосклонности у бедных, и сии должны искать благосклонности также у бедных. Вот, что у них должно быть общее! Но тот старался уготовать себе пристанище будущее, впрочем, в сей жизни; а сии должны уготовлять себе кров вечный, в будущей жизни. Вот чем сыны света должны доказать, что они мудрее; сынов века сего! И поелику им повелевается ожидать награды за благотворительность от одного Бога, в будущей жизни: то из сего явствует, что добродетель, которой Иисус Христос требует от учеников своих, чужда всякой корысти и основывается только на побуждениях веры. И так, «вечные    кровы», в словах Иисуса Христа, означают царствие Божие, обители Отца небесного, в которых избранные Его будут вечно наслаждаться покоем и радостью.

Значение самое близкое и простое; но, будучи рассматриваемо в связи с целою мыслью, оно может показаться сомнительным. Это доказал и опыт. Многие даже из благонамеренных людей почитали не сообразным с духом учения Евангельского, усвоить такую силу нищим, и потому соглашались лучше, под именем друзей разуметь три лица Святой Троицы, или переводили безлично: «да будете приняты», или ограничивали слово «вечный» понятием о убежище временном, какового искал и приставник. В самом деле ужели человек, который и сам должен заслуживать участие в царствии Божием токмо живою верою, упованием на благость Божию и неутомимыми упражнениями в добре, — ужели слабый человек может еще и другим отверзать вход в обители Отца небесного? Внемли, что говорит Святой истинный, отверзая и затворяя вход в царствие Божие: (Апок. 3:7.) «Никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Иоан. 14:6). Что же могут сделать нищие, облагодетельствованные нами? Как они примут нас в вечные кровы, когда ключ Давидов находится в руках вечного Царя —Сына Давидова, и никто не отверзет, если Он затворит? Предмет сей стоит всего нашего внимания. И поелику в рассматриваемом нами месте, не показывается способа, как нищие примут своих благодетелей в верные кровы: то для изъяснения оного надобно обратиться к другим местам Св. Писания.

Вспомни, друг бедствующего человечества, что говорит Апостол: «суд без милости не оказавшему милости» (Иак. 2:13). Следственно сотворившему милость, и суд будет с милостью: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Матф. 5:7) Пренесись мыслью твоею к тому страшному дню, когда Владыка вселенной будет разделять по достоянию, одним вечный кров радости и покоя, другим жилище вечной скорби и мучений. Вслушайся, кого Царь Судья призывает к наследию своего царствия, и за какие услуги? «Придите, говорит Он, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня: был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Матф .25:34—36, 40). Удивляешься ли теперь, как нищие могут принять тебя в вечные кровы! Тому удивляйся, как велика любовь Иисуса Христа к человекам, который за малые услуги наши ближним предлагает нам вечные награды; милость к нищим принимает за милость, оказанную Ему Самому, делается Сам должником милосердых. Если ты благотворишь по чистым и святым побуждениям веры и любви; если знаешь, сколь сильны бывают те благословения, которые призывает на тебя бедный от полноты благодарного чувства, и те молитвы, в которых он и явно и тайно умоляет Иисуса Христа, заплатить тебе долг свой; если веришь, что Всеведущий видит искренность любви твоей к ближним и не может забыть ни одного случая, когда ты облегчал тяжкую участь брата: то для тебя не нужно более доказательств могут ли нищие уготовать тебе место в обителях блаженной вечности. Та же вера, которая побуждает тебя к милосердию, объяснит и то, что говорит Учитель милосердия.

 Впрочем, и для разума нет здесь основательной причины сомневаться и прибегать к произвольным догадкам. В языке Священном часто приписывается какому-нибудь лицу или вещи такое действие, к произведению которого они или служат только поводом, (см. Матф. 16: 34, 35) или несколько с своей стороны способствуют (Иоан. 12: 48. 2Кор. 4:4. Деян. 13:46.) или, наконец, соглашаются на справедливость дела, совершаемого другим (1 Кор. 6:2). Но каким образом нищие могут способствовать к принятию нас в царствие Божие, это для всякого понятно. В настоящей жизни они доставляют нам удобнейший случай упражнять свою веру и укореняться в любви, — случай доказать нашу покорность воле Иисуса Христа, который, бедствуя Сам чрез все продолжение земной жизни, не просил у людей помощи для Себя, но, дав им разуметь, что всегда будет бедствовать в лице меньших братий своих, убеждал не оставлять сих несчастных, подобно Ему, лишенных на земле всех удовольствий. В будущей жизни пред Судьей мира, оправдывающими токмо веру и венчающим любовь, нищие, облагодетельствованные нами, будут живым свидетельством нашей веры и любви. В сем-то состоит споспешествование их к нашему блаженству.

Время, когда благотворительность должна получить обещанную награду, определяется словами: «когда обнищаете».

Первая мысль, рождающаяся при чтении сих слов, есть такая: когда сами обнищаете, подобно приставнику, у которого отнято строение дома (ст. 3.) Но какая здесь разумеется, скудость? Те, которые не хотят согласиться, чтобы в нравственном приложении заключалось более понятий, нежели, сколько находится, их в притче, разумеют здесь лишение богатства по каким-нибудь непредвиденным случаям, зависящим от перемены обстоятельств. В некоторых отношениях сие справедливо; ибо слова приставника: «когда отставлен буду от управления домом», поставлены в соответствии со словами: «когда обнищаете». Следственно те и другие слова по значению своему должны быть сходны; приставник, отставленный от своей должности, лишился прежнего счастья, и Христианину — благотворителю угрожает скудость. Но сим вопрос еще не разрешается. Рассмотрим упомянутые слова в связи с целою мыслью, и тогда откроется, о каком оскудении Иисус Христос говорит нам. В притче сказано: «чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом»; в нравственном приложении: «Да, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители». Заметим, что здесь временному убежищу, которого искал приставник, противополагаются вечные кровы, которых мы должны надеяться. Следовательно смысл нравственного приложения нельзя строго ограничивать смыслом притчи, если же оно имеет смысл высший: то и в словах: «когда обнищаете», надобно искать значения обширнейшего.

Богатый, кто бы он ни был, по учению Иисуса Христа, есть только приставник, коему на время Бог поручил земные сокровища. Посему он может лишиться своего богатства, подобно приставнику, упоминаемому в Притче, лишиться навсегда, потому что сие богатство находится в распоряжения у человека дотоле, пока не снята с него должность приставника. Это последует в тот роковой час, когда мы должны будем расстаться с самим миром и при дверях гроба отдать ему все, чем в продолжение жизни от него пользовались. Вот на какую нищету указывает Господь, когда говорит: «когда обнищаете»! С понятием о лишении всего, что имеем на земле, необходимо соединяется в уме нашем понятие и о смерти; впрочем прямым образом из упомянутых слов нельзя извлекать сего понятия, и те нарушают связь нравоучения с притчею, которые όταν ἐκλιπὼν переводят: «когда умрете» *);

*)Так переводят: Ветштений, Пеарсон, Амелий; из древних Феофилакт. Указывают обыкновенно на Быт. 25:8. ,Прем. Сол. 5:19, где слово ἐκλιπὼν значит умереть. Но тамъ самый контекст не допускает ни какого другого значения. Светские же писатели, хотя употребляют сей глагол для означения смерти, но всегда с прибавлением других слов или βὶov или ζῆ ν. Vid. Leх.Schleusneri v. ἐκλιπὼν

 ибо в притче ничего не говорится о смерти.

Смысл всего нравоучения такой: И Я вам говорю: снискивайте себе благосклонность бедных посредством тленных сокровищ, дабы они приняли вас в вечные обители Отца небесного, когда вам нужно будет оставить все, что теперь льстит вашей чувственности.

VI. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Матф. 7:7).

Молитва есть действительнейшее и всеобщее средство, чрез которое можем мы получать дары благодати. Все сии дары в порядке Промысла Божия существенно соединены с молитвою. «Просите, и дано будет вам»: вот заповедь, которую Иисус Христос предписал нам. Если мы будем просить от Бога только того, что нужно для нашего спасения, если будем просить благодати, сего совершенного и главного дара, который нисходит свыше: то «дастся нам».

Молитва есть ключ ко всем сокровищам милосердия Божия. Она есть, так сказать, Божественный канал, чрез который все небесные блага нам сообщаются. «Ищите царствия Божия и правды Его», или лучше, ищите без исключения всего, что необходимо для достижения царствия небесного, и будьте уверены, что вы «обрящете». Вот слова вечной Истины, в которых мы не должны сомневаться. И так никакой человек, будет ли он праведный или грешный, не иначе может что-либо получить от Бога, как посредством молитвы. Всякая надежда на Бога, если она не будет основываться на молитве, есть надежда тщетная и даже Богопротивная. Ибо Бог по своему правосудию ничем нам не должен. Он может быть должен нам только по своему милосердию и верности в исполнении своих обетований. Но Его милосердие и верность, дабы изливать на нас благодеяния, требуют с нашей стороны необходимые условия — молитвы. И так Бог, не нарушая своего правосудия и не преставая быть верным и милосердым, может не давать нам даров своих, если мы не просим оных; скажем еще более: Бог даже не должен давать нам небесные блага, если мы не прибегаем к молитве: потому что дары, столь драгоценные, как дары Божии, дары столь важные, как дары нужные для нашего спасения, необходимо требуют, чтобы мы их просили, и просили усильно и пламенно.

Первый предмет который мы должны просить у Бога, есть «дух благодати и молитвы». Сей дух соделывает человека истинно благочестивым. Он возбуждает его к поклонению Богу, к хвалению и благодарению Его. Чрез него человек делается истинно верным, получает истинное смирение. Сей дух возбуждает Святых к воздыханиям неизглаголанным; он укрепляет их слабость, открывает им их истинные блага, показывает опасности, которые их окружают, развращение их сердца, их недостоинство пред Богом, милосердие и верность Божию в исполнении данных обетований, и из всего сего образует в них источники воздыханий, слез, благодарений, утешений и упования на Бога, так что всего сего смертный язык не может изглаголать.

И так, в каком бы состоянии ты не находился, каково бы ни было состояние твоего сердца, твоя сила или твоя слабость, твои успехи или недостатки в добродетелях, — молись с верою и, по заповеди Апостола, «будьте постоянны в молитве, бодрствуя в ней с благодарением» (Кол.4:2), молись и благодари непрестанно, потому что ты всегда имеешь нужду в помощи Божией, и всегда пользуешься дарами Божиими.