ПЕРЕЙТИ на главную страницу журнала
ПЕРЕЙТИ на главную страницу сб. «О христианах…»

(Озвучено Никой)

1824 год, вып.14.
II.3. Руководство к домашнему благополучию в супружеской жизни
*I. Высокое, достоинство, святость и важность супружества
*II. Предуготовление домашнему благополучию в супружеской жизни
*III. Счастливый выбор супруги
*IV. Права и должности супругов
**а) Супружеская верность
**б) Взаимная любовь
**в) Особенные обязанности со стороны супруга
**г) Особенные обязанности, со стороны супруги
*V. Обязанности родителей
🎧II.5. Об истинной святости и способе к достижению оной

1825 год, вып.18.
🎧III. Излияния сердца при размышлении о Божественности Христианской веры
IV. Христианин — странник на земле
🎧XI. Обязанности Христианина служить примером добра
🎧XVIII. Слово о силе веры в злополучии

1825 год, вып.19.
XIV. «Отложим дела темные и облечемся во оружие света» (Рим. 13, 12). (О воинах Христовых)
XXIV. Некоторые правила христианской жизни

1826 г. вып. 23
X. О чувствованиях сердца в отношении к религии.

1824 год, вып.14

II.3. Руководство к домашнему благополучию в супружеской жизни.

«Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его!.. Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоем; сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей: так благословится человек, боящийся Господа!» (Пс. 127:1, 3, 4)

I. Высокое, достоинство, святость и важность супружества

1. «В начале сотворил Бог небо и землю… И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему…И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:1, 26, 27).

2. И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему… И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку» (Быт. 2:18, 21, 22).

3. «И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа [своего]. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей» (Быт. 2:23, 24).

4. Бог дал супружескому союзу такое достоинство и такую твердость, что Сам привел к мужу помощницу, образованную из ребра его, дабы она, взятая близ сердца его, никогда не уклонялась от его сердца, но была бы с ним сопряжена неразрешимыми узами непорочной любви.

5. Сей супружеский союз любви установлен Богом к продолжению, нравственному образованию, временному и вечному благополучию человеческого рода.

6. По неисповедимой своей премудрости и благости, Он восхотел установить союз сердечный, до последнего дыхания жизни продолжавшейся любви — священный союз любви, который служил бы непрерывным и никогда не иссякающим источником благородных и благодетельных поступков между мужем и женою, между родителями, детьми и потомками.

7. О сем свидетельствует вложенная Богом, Творцом природы, в сердца родителей естественная любовь к своим детям; нежнейшее попечение о сохранении и воспитании их, ибо родившиеся от них, будучи беспомощны и слабы, имеют нужду в тщательном попечении. О сем свидетельствует естественная любовь детей к своим родителям; их нежная привязанность к родителям и совершенная зависимость от них.

8. Притом, великие и священные должности родителей, которыми они обязаны к Богу, к самим себе, к своим детям, верно и совестно исполнены быть могут не иначе, как при постоянном и непрерывном продолжении супружеского их союза.

9. Священная история творения, равно как свойство всякой истинной любви и ее священная цель, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что Бог, Творец и Господь природы, первоначально хотел установить между мужем и женою, родителями и детьми, твердый и постоянный союз любви, такой любви, которая от Него происходит, и опять к Нему восходит.

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27).

10. Потомки первой супружеской четы мало по малу уклонились от сего первоначального, весьма благодетельного установления; они думали, что сие уклонение позволено было от Бога в такие времена, в какие они жили, и в таких обстоятельствах, в каких они находились.

11. В последствии времени Моисей позволил иудеям разводиться в известных случаях со своими женами; но он позволил им сие, как то ясно выражено в Священном Писании, по их жестокосердию (Мф. 19: 8), то есть, по их грубому и буйному нраву, дабы предохранить, сей одичавший в идолопоклонническом Египте народ от большего зла, а именно от прелюбодеяния и женоубийства.

12. Сын Божий, Христос Господь и «ходатай» нового «лучшего завета» (Евр. 8:6), «Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением» (1Кор. 1:30), возвысил супружество в его первоначальное достоинство, и восстановил его единство и нераздельность, как он установлен был от Бога в раю.

13. «Не читали ли вы, — говорил Он фарисеям, — что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей… Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:4-6).

«Моисей, — говорил Он, — по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так» (Мф. 19:8).

14. Таким образом Господь и Учитель наш, учредитель совершенного завета, говорил открыто пред фарисеями и народом о ветхозаветных законах супружества, которые Он объяснял, и неуразумение коих порицал (Мк. 10:10-12; Лк. 16:17, 18; Мв. 5:32).

15. Сын Божий не только возвратил супружескому союзу его первоначальное достоинство и единство, но сверх того присовокупил еще новое достоинство, соделав брак верующих христиан, сие прообразование благодатного нерушимого союза своего с Церковью, таинством своей Веры (Ин. 3:29; Еф. 5:24-32).

16. Христос, Сын Божий, которым мы снова рождены к освящению и вечной жизни, восхотел, чтобы для христиан все освящено было: чтобы освящено было их вступление в мир посредством крещения, их сохранение и размножение посредством таинства брака, дабы таким образом могли они получать новые дары благодати, вести свое супружество свято, т. е. совершеннее содействовать взаимному временному и вечному благополучию.

17. Бог, источник всякого истинного блаженства, который раздает дары свои не без условий, хочет, чтобы человек, одаренный разумом и нравственною свободою, сам содействовал своему временному и вечному блаженству.

18. В отношении к браку, человек должен достойным образом приготовить себя к сему святому таинству, дабы соделаться участником того благополучия, которое брачная жизнь доставляет добродетельному.

19. Супружеские союзы, утверждающиеся на религии Иисуса Христа и на чистой добродетели, служат основанием всякого домашнего и общественного благополучия; в гражданском отношении, они суть твердейшая подпора государства.

II. Предуготовление домашнему благополучию в супружеской жизни

1. Ежели супружеский союз, имеющий столь высокое первоначальное достоинство, по Божию установлению освящен в раю самим Богом, и в Новом Завете Сыном Божьим возведен на степень святого таинства Его религии; то он отнюдь не есть то, что столь ложно представляют его себе многие из нынешних сынов и дочерей, обольщенных любовными повестями и зрелищами.

2. Супружеское состояние не есть увеселительный рай чувственных наслаждений, не есть убежище скотских похотей; оно есть практическое училище великих и трудных добродетелей, на которых основывается супружеское благополучие. Сии добродетели не приходят сами собою в день бракосочетания, но приготовляются заблаговременно непрерывными упражнениями в святой любви и Страхе Божьем, в самоотвержении и смиренной молитве.

3. Человек, сотворенный Богом по Его образу, должен в соединении с Ним находить свою святость и свое блаженство, и содействовать святости и блаженству других.

4. Он должен управлять своими чувственными побуждениями, склонностями и желаниями, должен облагораживать их посредством самообладания, и сие благородство распространять также и на других.

5. Он должен, посредством самообладания, отказывать себе в удовлетворении каждого нечистого желания и помышления, и в совершенной чистоте и святости сердца, посредством воздержания, целомудрия и благоговейной молитвы, приготовлять себя к супружескому состоянию; ибо Христос Господь соделал брак христиан таинством, и требует от них в Новом Завете высшей и совершеннейшей святости сердца, нежели каковая была в Ветхом Завете.

«Вы слышали, — говорит Он, — что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5:27, 28).

6. И Апостол Иисусов увещевает всех христиан, говоря: «Просим и умоляем вас Христом Иисусом, чтобы вы, приняв от нас, как должно вам поступать и угождать Богу, более в том преуспевали, ибо вы знаете, какие мы дали вам заповеди от Господа Иисуса. Ибо воля Божия есть освящение ваше, чтобы вы воздерживались от блуда; чтобы каждый из вас умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как и язычники, не знающие Бога» (1Фес. 1:1-5).

7. Супружеское благополучие есть плод только такого брака, который приготовлен в любви к Богу и заключен в соединении с Ним.

8. Религия Иисуса Христа призывает нас «к любви, которая от Бога» (1Ин. 4:7); а через сию любовь призывает нас и к блаженству.

«Бог есть любовь, — говорит ученик Любви, — и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин. 4:16).

9. В сердце человека, в котором владычествует любовь Божья, пребывает Дух Божий, который «свидетельствует духу нашему, что мы дети Божьи, наследники Божьи и сонаследники Христовы» (Рим. 8:16, 17).

10. По сему-то Апостол Павел увещевает поступать по духу, а не по плоти. «Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти. Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5:16, 22-24).

11. «Живущие по плоти, — научает он, — Богу угодить не могут. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир» (Рим. 8:8, 6).

12. Ужасно опустошение, причиняемое в человеке похотью; она самым жалким образом погашает свет души его.

13. Ежедневно мир представляет нам плачевные примеры людей, которые весьма рано соделались жертвою развращения. Уклонившись от Бога и Евангелия, они слепо предались плотским похотям, которые влачили их как своих рабов, пока наконец они, подобно блуждающим теням, исчезли из мира, и стали духом пред судилищем Всесвятого, который воздает каждому, смотря по тому, «что он делал», живя «в теле, доброе или худое» (2Кор. 5:10).

14. «Где Дух Господень, — учит Апостол Иисусов, — там свобода» — свобода детей Божьих (2Кор. 3:17). «А всякой творящий грех, — говорит сам Иисус, — есть раб греха» (Ин. 8:34).

15. Напечатлеем в сердцах наших слова, которые так настоятельно внушает нам Апостол Иоанн. «Не люби́те мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек» (1Ин. 2:15-17).

16. Из детской любви и благоговения ко всесвятому и всевидящему Богу, который требует от человека всего сердца, как своей собственности, христианин подавляет в себе внутренние побуждения к похоти посредством воздержания, трезвенности, целомудрия и детского упования на Бога, и сие внутреннее небесное расположение являет и наружными образом посредством благонравия и скромности в своих взорах, телодвижениях, разговорах и одеждах, которые суть как бы отсветы его внутреннего невинного расположения.

17. Не без причины увещевает Апостол Павел женщин, чтобы они без всякой суетности, но со стыдливостью и целомудрием украшали себя благопристойною одеждою, как прилично истинным христианкам, который более заботятся о религии и добродетели, сих украшениях сердца, нежели о наружном убранстве тела (1Тим. 2:9).

18. Христианин, научившийся истиной премудрости от Того, который «сделался для нас премудростью от Бога» (1Кор. 1:30), поставляет истинное достоинство, довольство и блаженство свое не в наружном блеске; он взирает на наружный блеск, если чистая добродетель не украшает его, как на «блудящий огонь».

19. Конечно, не легко противоборствовать чувственным прелестям мира и преодолевать их; но кому Бог, знающий до глубины человеческое сердце, повелевает: «не пожелай!», тому Он помогает сражаться и побеждать.

20. И если Сын Божий, Господь и Спаситель наш, учит каждого верующего христианина: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя» (Мф. 17:24), то Он подает также и средство, и Божественную благодать свою, при надлежащем употреблении которых мы можем в Нем все (Флп. 4:13).

21. Средства, которые Иисус Христос предлагает последователям своим, для побеждения похотей и для пребывания в любви к Нему и к Отцу Его, суть бдение и молитва.

22. «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение», -говорит Он с таким убеждением ученикам своим и нам. «Дух бодр, плоть же немощна». (Мф. 26:41)

23. Без бдения, без постоянного внимания к самим себе и к окружающим предметам, никто еще не достигал своей цели, ни на поприще героя, ни в круге деятельной жизни, ни в области наук и искусств, ни, что гораздо важнее всего сего, что составляет вечное благо наше — в стремлении к чисто христианской добродетели и к совершенству.

24. Чему в рассуждении сего учит обыкновенная истина и мудрость, тому же вернейшим образом научает религия Иисуса Христа, в которой заключаются все сокровища вечной истины и премудрости. Она, именем Иисуса Христа, который есть «путь, и истина, и жизнь» (Ин. 14:6), требует от всякого христианина неусыпного бдения над своим сердцем, дабы безумие и грех не уловили его и не овладели им.

25. С бдением неразлучно соединяет Спаситель молитву: «Бдите и молитесь».

26. Кто, последуя совершеннейшему примеру добродетели, нашему Спасителю, во всех желаниях, и делах, и страданиях своих с детскою доверенностью возводит взор к Богу Отцу своему, и ходит пред лицом Его; того жизнь есть непрерывная молитва,

27. Молитва – сие непрестанное живое памятованье о всесвятом и всевидящем Боге, соединяющее волю нашу с волею Божьею — ослабляет привязанность к чувственным, преходящим вещам; укрощает греховные вожделения; ободряет и укрепляет нас во всяком добре; и в страданиях и несчастье покоряет нас премудрому вожденью Всевышнего.

28. И если мы когда по слабости нашей уклоняемся от Бога; то молитва снова приводит нас к раскаянию и обращению к Богу, и снова оживляет надежду нашу на вечную, блаженную жизнь посредством Иисуса Христа, который по милующей любви своей прощает грехи кающемуся грешнику, и снова приемлет его, как обретенное дитя свое.

29. Религия Иисуса Христа есть и пребывает несомнительнейшею руководительницею к благополучию в супружеской жизни. Кто, будучи руководим ею и средствами ее, приготовляет себя к священному состоянию супружества, и с детскою доверенностью молит Бога о благословении, приобретши, между прочим, посредством трудолюбия и бережливости способ к пропитанью семейства; на том почиет благословенье Божье. Бог даст ему найти добродетельную и разумную спутницу жизни, приведет ее к нему, как привел Еву к Адаму, Ревекку к Исааку; Бог даст ему спутницу, с которою он может усовершать свое и ее небесное чувство, насаждать свое и ее небесное чувство в детях своих, и счастливо оканчивать здешнее странствование.

«Так благословится человек, боящийся Господа!» (Пс. 127:4)

III. Счастливый выбор супруги

1. Поскольку мы во всем находимся под водительством и управлением Божьим; то религия Иисуса Христа не оставляет нам ни малейшего сомнения в том, что человек в столь важном деле, каково есть выбор супруги, находится под отеческим водительством Божьим, и преимущественно имеет нужду в Его благословении.

2. Религия Иисуса Христа ясно представляет нам во многих прекрасных примерах, как Бог, Отец всех человеков, преимущественно заботился о благочестивых детях своих, и руководствовал ими в выборе супруги.

3. Кто не видит в священной истории семейства благочестивого Праотца Авраама, как Сам Бог приводит Исаака, сего сына обетования, к его невесте? (Быт. 24)

4. Но человек с детскою доверенностью должен молить Отца всякого благословения о том, чтобы Он руководствовал его в выборе, и обратил его к разумному, добродетельному, в духе христианства воспитанному лицу, с которым бы он во всех обстоятельствах жизни мог провождать супружество во всяком благочестии, коему «принадлежит обетование настоящей и будущей жизни» (1Тим. 4:8).

«Разумная жена приходит от Господа» (Прит. 17:3).

«Благо тому, кто имеет добродетельную жену, — говорит сын Сирахов. – Добродетельная жена есть драгоценный дар. Она дается боящемуся Бога» (Сир. 26:1-3).

5. Бог, который просящим у Него с покорною доверенностью детям своим дает дары не без их молитвы, хочет, чтобы человек — сие дитя Его, одаренное разумом и нравственною свободою — во всех вещах, а особливо в выборе такой особы, с которою он намеревается заключить столь важный, священный, всю жизнь продолжающийся союз, приступал к делу со всякою осторожностью и благоразумием, и не увлекался слепою склонностью.

6. Добродетель и благочестие в духе религии Иисуса Христа суть преимущественнейшие пред всеми другими, о которых мы упомянем, качества, на которые должно обращать особенное внимание при выборе супруги.

7. Разумная, добродетельная, напоенная учением христианства особа будет хранить свое чистое целомудренное чувство, как высочайшее благо, и потому ни в каком случае не нарушит священного союза любви и супружеской верности.

8. Будучи оживляема духом христианства, она старается не только сохранять любовь, мир и согласие, сии опоры супружеского благополучия, но и прочнее утверждать их в отношении к Богу.

9. Будучи чужда суетности, самолюбия и рассеянности, которых рабою никогда не была, она предпочитает тихие удовольствия домашней жизни шумному блеску модных обществ и всякой суетной пышности мира.

10. Как истинная христианка, она «пред лицом Господа» с точностью исполняет все обязанности своего звания; она хозяйка дому, мать детям, супруга мужу, утешительница в его страданиях, попечительница в его болезни, подпора его старости, и нежная спутница его земного странствования.

11. Только посредством религии Иисуса Христа, то есть, посредством твердого стремления сердца к Богу в вере к Нему и к Его премудрому правлению, в детской любви к Нему, в надежде и уповании на Него через Христа, получает супружеский союз между родителями, детьми и домашними постоянство, твердость и достоинство.

12. Где поселяется и пребывает Христос и Его животворное учение, там царствует любовь, мир, согласие, радость Божия, довольство, дружелюбие, порядок, единение сердец и единение с Богом.

13. Счастлив человек, находящий и избирающий жену, которая есть истинная христианка.

14. «Удобнее найти, — говорит просвещенный Богом мудрец, — драгоценные камни, нежели такую жену; ибо боящаяся Господа всегда драгоценна». (Прит. 31:10-30)

15. «Что солнце, восходящее на высотах Господних, — говорит премудрый Сирах, — то красота доброй жены в убранстве дома ее». (Сир. 26:21)

16. Счастлива жена, обретшая такого мужа, который есть истинный христианин; который есть руководитель и наставник ее, когда она заблуждается; опора ее, когда она колеблется; утешитель ее, во всем вернейший ее спутник и радость ее жизни.

17. Но горесть и раскаяние бывают печальными следствиями такого выбора, который в жару страсти, без зрелого рассуждения, без исследования и испытания нравов, без внимания к благочестию в мыслях и поступках, без отношения к Богу, начат и решен.

18. Не излишним будет заметить здесь, что не худо принимать в рассуждение также и единство веры.

19. Если муж, хотя бы он был достойнейший супруг и наилучший отец, не согласен с доброю супругою своею в догматах веры и в благодатных средствах нашего Спасителя, которые во многих тягостях сей жизни доставляют ей столь много спокойствия, душевной крепости и внутреннего благополучия; даже если он, будучи сперва уступчив, мало по малу начинает оспаривать ее мысли и поступки в отношении к ее вере: то таковое отношение супружеской жизни легко может дать повод к некоторому раздору, или даже к некоторому нарушению домашнего единодушия.

20. В сем отношении, благочестивая заботливость матери возрастает вместе с возрастающими детьми ее; ибо тогда, в рассуждении ее наставления в вере, не редко происходят новые затруднения, коих печальные примеры представляются нам смешенными браками не только в селах, но и в городах. Таковые брачные союзы по истине не желательны. Благоразумные люди никогда не одобрят их, тем паче истинные христиане.

21. Хотя полезно, при брачных союзах принимать в рассуждение состояние имения, поскольку без имущества нельзя надлежащим образом достигнуть конечных целей супружества, то есть, пропитания и содержания семейства, образования детей и пр., но при всем том одно только богатство не должно управлять выбором и заключением супружеского союза.

22. Брак, который заключен по одному только корыстолюбию, и в котором вступают в союз не с лицом, но с его имуществом, не может произвести ничего иного, кроме печали и бедствия.

23. «Не взирай при выборе твоём на имение, которое приобресть можешь, — говорит Святой Златоустый; — ибо брак не есть торг, но берут жену для того, чтобы иметь разумную, добродетельную подругу своей жизни.» (Бес. Ч.4, стр. 524)

24. Пусть особа не богата благами мира, которых Провидение ей не даровало: но если она богата истинною добродетелью и всем тем, что обещает мужу домашнее счастье; то он довольно обогащен ею. Постоянным достоинством и благородством души своей она споспешествовать будет временному и вечному его спасению.

25. Всякий человек есть богат или беден, смотря по отношению его нужд и желаний к его наслаждениям.

26. Мудрый христианин довольствуется тем, чем Бог наделяет его при его прилежании и трудолюбии.

27. Но безумно было бы заключать супружеский союз без всякой собственности и без всякой способности к приобретению, и еще безумнее, с великою заботливостью стараться о скоропреходящих благах, которые, при нашем «искании прежде Царства Божия и правды Его», и при нашем трудолюбии «прилагаются нам». (Мф. 6:33)

28. Как важно и прекрасно опровергает Спаситель тягостную заботливость о земной жизни в нагорной проповеди своей, обращая взор наш на вездесущее Провиденье, которое открывает себя в милостивом попечений даже о неразумных тварях, и в великолепном украшении природы! «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?.. Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, ка́к всякая из них… Итак, ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все (временное) приложится вам». (Мф. 6:26-33)

29. Здравие дороже имения и богатства. Кто при выборе жены не обращает внимания на здравие, тот не знает сего богатства.

30. Наружная красота при выборе супружеского соединения для многих кажется весьма похвальна; однако она не должна быть главным качеством, решающим выбор. Она легко и скоро увядает. Если душевная красота не заменяет тогда сей потери, то как печальна бывает супружеская жизнь!

31. Муж, который дорожит своим собственным благополучием, и благополучием своей спутницы, при прелестях красоты желает и ищет таких качеств, которые по внутреннему достоинству своему заслуживают продолжительное уважение; которые его спутницу делают любви достойною и тогда, когда отцветет ее красота, и которые остаются в его памяти и сердце даже и тогда, когда оболочка любимого предмета согнивает уже в гробе.

32. Благоразумный христианин не делает легкомысленного выбора; он не увлекается слепо случайными, скоро исчезающими преимуществами особы, которой не достает существенных, постоянных преимуществ, преимуществ сердца и ума; в столь важном обстоятельстве, каково есть выбор супруги, от которого зависит его и другие временное и вечное благополучие; он приступает к делу со священною целью и с величайшим благоразумием, и при непрестанной молитве поручает предприятие свое водительству Божию.

33. Он тщательно остерегается подавать надежду на супружеский союз такой особе, которой он действительно избирать не намерен.

34. Нашедши разумную, домовитую и истинно христиански мыслящую особу, он не вступает с нею в тайное сочетание без совета родителей или других богобоязненных людей.

35. Он хранить в чистоте и непорочности сердце свое пред всесвятым Богом, благодаря Его за благие дары, на него излиянные, и ежедневно молит Его о новом благословении имеющего совершиться пред Ним и пред лицом Церкви брачного союза, дабы его земное странствование с избранною спутницею, под Его Божественным благословением, непрерывно продолжалось в священной любви и верности, и окончилось в блаженной надежде вечного высшего блаженства.

IV. Права и должности супругов.

1. Весьма важные и священные права и должности супругов содержатся уже в их добровольном и торжественном союзе, который они с обеих сторон заключили пред лицом Бога и Церкви.

2. Они торжественно пред лицом вездесущего Бога и Церкви взаимно обязались, и дали Богу и друг другу священный обет, жить до смерти друг для друга и для детей своих, всеми силами при помощи Божьей содействовать взаимному телесному и душевному благосостоянию, и воспитывать детей своих так, чтобы они соделались полезными гражданами государства, достойными сочленами Христовой Церкви и сонаследниками неба.

3. Совестное исполнение сего весьма священного договора не может иметь места без постоянной супружеской верности и взаимной любви.

4. По сему супружеская верность и взаимная любовь суть первые и преимущественнейшие права и должности сочетавшихся браком.

а) Супружеская верность.

5. Взаимная супружеская верность есть, по свойству всякого истинного супружеского союза и по духу христианства, неотъемлемое и неизменное право между мужем и женою.

6. Муж и жена отдают друг другу свое сердце на всю жизнь так неотъемлемо и неизменно, что никто третий не должен иметь участия в оном.

7. Религия Иисуса Христа ясно научает сему.

8. Апостол Павел пишет к христианам, находившимся в Коринфе, равно как и к нам: «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена». (1Кор. 7:4)

9. Религия Иисуса Христа научает нас, что похотливое воззрение мужа на чужую жену, или жены на чужого мужа, есть прелюбодеяние пред очами Божьими.

10. Послушаем самого Сына Божия. «Вы слышали, — говорил Он фарисеям, — что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». (Мф. 5:27, 28)

11. Далее учит Сын Божий: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, –всё это зло извнутрь исходит и оскверняет человека». (Мк. 7:21-23)

12. Сим Он научает нас, что преднамереваемое во внутренности духа и сердца злое дело есть греховно и достойно наказания пред Богом.

13. Похотение есть дело духа. Злая похоть оскверняет дух, хотя бы оболочка духа и чистою оставалась.

14. По сему, как должны мы бодрствовать над каждым похотением нашего сердца, и сохранять себя чистыми «от всякой скверны плоти и духа!» (2Кор. 7:1)

«Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят». (Мф. 5:8)

15. Прелюбодеяние, а особенно совершаемое телесно, есть один из постыднейших и вреднейших пороков.

16. Разум почитает нарушение супружеской верности преступлением, достойным великого наказания; по сему-то оно почти у всех народов земли наказываемо было позорнейшим и жесточайшим образом.

17. По закону Ветхого Завета, прелюбодей или прелюбодейка побиваемы были камнями.

18. Прелюбодей или прелюбодейка разрывает святейший союз, заключаемый пред лицом Божьим; разрывает твердейший союз, связываемый человечеством, утверждаемый государством, освящаемый Св. Церковью.

19. Сторона, виновная в прелюбодеянии, уничтожает святейшее намерение Творца, Бог сотворил мужа и жену, дабы они были едино. Что Бог соединил, того злая похоть не должна разлучать. «Не прелюбодействуй!»

20. Сторона, виновная в прелюбодеянии, делает чувствительнейшую обиду другой стороне; делает величайшую обиду третьему лицу, которое она соблазняет и растлевает; она похищает у детей родительское сердце; полагает основание нескончаемому раздору; окрадывает законных детей, уменьшая их наследство; разрушает все домашнее благополучие.

21. Ужасно со стороны прелюбодея, отнимать имение у законной матери с ее детьми, и тратить оное на содержание блудницы и ее детей, которые не смеют называть его отцом!

22. Ужасно со стороны прелюбодейки, рожденных в прелюбодеянии детей ставить на ряду с законными, и наследство сих последних разделять с первыми!

23. Страшный суд готовится такому преступлению, ежели виновная сторона не обращается к Богу с чистосердечным раскаянием, не исправляет зла, не вознаграждает учиненной несправедливости.

24. Послушаем, что говорит Апостол Павел. «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог.» (Евр. 13:4)

«Ни блудники, ни прелюбодеи Царства Божия не наследуют.» (1Кор. 6:9, 10)

25. Тот же Апостол говорит всем христианам: «Просим и умоляем вас Христом Иисусом, чтобы вы, приняв от нас, как должно вам поступать и угождать Богу, более в том преуспевали, ибо вы знаете, какие мы дали вам заповеди от Господа Иисуса. Ибо воля Божия есть освящение ваше, чтобы вы воздерживались от блуда; чтобы каждый из вас умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как и язычники, не знающие Бога.» (1Фес. 4:1-5)

б) Взаимная любовь.

26. Истинная сердечная любовь друг ко другу есть другая существенная обязанность сочетавшихся браком,

27. Взаимная любовь есть источник супружеской верности и домашних добродетелей. Где разрешены узы любви, там все истинные домашние добродетели мало по малу исчезают.

28. Но чтобы взаимная любовь и верность была постоянна и тверда; то она должна быть основана на религии и добродетели, то есть, она должна происходить от Источника истинной любви, от Бога, и опять восходит к Богу, вне коего все прочее — суета.

29. «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем». (1Ин. 4:16)

«Кто любит Меня, — говорит Сын Божий, — тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим.» (Ин. 14:23)

30. Чем искреннее и совершеннее любовь к Богу в супружеском союзе; тем искреннее и совершеннее взаимная супружеская любовь.

31. Как возвышено и облагорожено должно быть счастье супружества там, где «любовь Божья совершилась!» (1Ин. 2:5)

32. Составлявшие первую человеческую чету любили друг друга в отношении к Богу своему Создателю, Отцу, первому и величайшему Благодетелю; они хотели того, чего хотел Бог; они были едино сердце и едина душа. В сем святом соединении с Богом и с Его святейшею волею, в котором состоит высочайшее блаженство всех Ангелов и святых духов небесных, состояло и их единственное блаженство.

33. Адам и Ева уклонились от Бога через неповиновение Его святейшей воле; тогда расторгнуто было их святое единство с Богом, и они соделались несчастнейшими человеками.

34. Одна только любовь, основанная на Боге, «излитая в сердца наши Духом Святым, данным нам», твердо связует узел любви между супругами, тверже и тверже соединяет сердца их в исполненном любви расположении и согласии, как в согласии с волею Божьею; она возвышает их радость и блаженство, изливаясь в сердца их из Источника всякой истинной радости и всякого блаженства; она облегчает их страдания, тягости и труды, которые они охотно принимают из руки испытующего их страданиями и щедро награждающего Отца, зная, «что любящим Бога все содействует ко благу». (Рим. 8:28)

35. Оживляемые любовью к Богу, которую Христос снова приобрел нам примирительною смертью своею на кресте, они, как христианские супруги, ходят непрестанно пред Богом, которого любят от всего сердца, и в любви которого чувствуют себя блаженными в надежде вечно блаженной жизни.

в) Особенные обязанности со стороны супруга.

36. Оживляемый любовью к Богу через Христа муж как глава жене (1Кор. 11:3) никогда не забудет, что он, по примеру любви Христа к своей Церкви должен иметь уважение приличное главе только к той, которая есть вернейшая и искреннейшая подруга его.

«Всякому мужу глава Христос, жене глава – муж». (1Кор. 11:3) «Как Христос глава церкви и возлюбил церковь», так «мужья должны любить жен своих» (Еф. 5:23, 25) и «оказывать им честь» (1Пет. 3:7).

37. Муж, как сильнейшая и благоразумнейшая сторона, с христианским расположением сносит небольшие слабости «слабейшего сосуда». (1Пет. 3:7)

«Любовь долготерпит, милосердствует; не раздражается; все переносит». (1Кор. 13:4, 5, 7)

38. «Любовь все переносит». Досада переносит мало, гнев не переносит ничего.

39. Когда муж наставляет жену свою, то его любовь делает его наставление снисходительным, дружественным; когда жена страждет, то любовь мужа утешает ее в ее страданиях могущественным утешением религии Иисуса Христа, и в ее болезни подает ей нужную, деятельную помощь.

«Любящий свою жену, любит самого себя». (Еф. 5:28)

40. Будучи попечителем своей жены и своего дома, муж, как глава семейства, имеет в своем доме главное над всем смотрение, ведет честный порядок вообще и в частности, и управляет домашним имением с скромною важностью, с христианским благоразумием и бережливостью, дабы, по совету Апостола, оставалось у него еще для благотворения и сообщения бедным. (Евр. 13:16)

41. Муж, как христианский хозяин и отец дома, есть видимый образец страха Божья, образец любви к Богу и ближнему; он воздержен, трезв, трудолюбив, справедлив; он пользуется всяким благоприятным случаем, для законного приобретения; он властью своею поддерживает свою супругу в доме; учением и примером вкореняет христианские расположения в своих слугах, и утверждает их в том, побуждая их к общественному Богослужению в воскресные и праздничные дни, равно как и к домашней молитве.

г) Особенные обязанности, со стороны супруги.

42. Жена, как христианская супруга, почитает в муже своем главу, и во всем, что справедливо и честно, повинуется ему и «пребывает в безмолвии». (Еф. 5:24; 1Тим. 2:12)

43. Как христианская супруга и спутница жизни своего мужа, она печется возможнейшим образом о его здравии, покойности, удовольствии и чести. Ласковостью и усердием старается она облегчать тягостные труды его звания; она охотно делает все то, что доставляет ему радость; она щадит его от всякого огорчения, удаляет от него всякую печаль; она радуется, видя его веселость, плачет, видя его слезы; она разделяет с ним все, как надежды, так и заботы, как веселое, так и скучное время его.

44. И когда он погрешает, то она, как христианская супруга, сносит его погрешности и несовершенства, если не может исправить их ласковыми словами; вместо того, чтобы некоторые несовершенства своего мужа сообщать третьему лицу, она непрестанно просит Бога в смиренной молитве, чтобы Он управлял ласковостью ее наставительных слов, и не оставил их без благословения.

45. В ежедневном обхожденья своем она скромна без малодушия, кротка без слабости, весела без легкомыслия, ласкова без притворства, сострадательна без изнеженности, благодетельна без самохвальства, благоговейна без тщеславия.

46. Как христианская супруга и хозяйка, она в круге звания своего имеет смотрение за внутренними домашними делами, и с христианским благоразумием сберегает и умножает то, что приобретено трудами мужа; она сама трудится прилежно; она распоряжается всеми делами в доме, содержит порядок и опрятность, оказывает себя ласковою и вместе важною пред слугами и домашними; тщательно наблюдает за их поступками вне дома, старается отклонить от них всякую опасность соблазна, исправляет их погрешности с благоразумием и кротостью; приучает их к общественному Богослужению, к внимательному слушанию Слова Божия, к достойному в известные времена приятию Святых Таинств покаяния и причащения, возбуждает и питает в них словом и делом христианское, животворное чувство.

47. Заключим сии отделения прекрасным изображением, в котором Премудрый представляет добрую жену. Прит. 31:10-32:

«Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов;

уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка;

она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей.

Добывает шерсть и лен, и с охотою работает своими руками.

Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой.

Она встает еще ночью и раздает пищу в доме своем и урочное служанкам своим.

Она чувствует, что занятие ее хорошо, и – светильник ее не гаснет и ночью.

Протягивает руки свои к прялке, и персты ее берутся за веретено.

Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся.

Не боится стужи для семьи своей, потому что вся семья ее одета в двойные одежды.

Муж ее известен у ворот, когда сидит со старейшинами земли.

Крепость и красота – одежда ее, и весело смотрит она на будущее.

Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее.

Она наблюдает за хозяйством в доме своем и не ест хлеба праздности.

Встают дети и ублажают ее, – муж, и хвалит ее: «много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их».

Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы.»

V. Обязанности родителей.

1. Когда супруги сделались родителями; тогда они тем более живут друг для друга, чем более живут для детей и в детях. Но тогда их первою, священною и существенною обязанностью есть воспитание детей своих.

2. Они после Бога дали бытие своим детям; по сему они всячески должны стараться о том, чтоб бытие было благодеянием для их детей.

3. Христианские родители тщательно пекутся о том, чтобы их дети — сии драгоценные залоги, которые Бог вверяет им для образования и усовершенствования, и которые обратно потребует от них некогда — соделаны были добрыми, полезными людьми и достойными гражданами.

4. Христианское воспитание есть совокупность всех тех правил, посредством которых находящиеся в человеческой природе силы и способности возбуждаются в детях, усовершаются, и приводятся в то согласие с волею Божьею, которое человек иметь должен, если хочет соделаться столько добрым, счастливым и совершенным, сколько может на основании учения религии Иисуса Христа.

5. По сему христианские родители, которые умеют ценить достоинство религии Иисуса Христа, и знают величайшее благо быть христианином, не медлят, вскоре по рождении, дитя свое ввести в Церковь Христову посредством святого крещения, дабы соделать его причастным благодати и обетований, которые Иисус Христос сообщил своей Церкви для спасения искупленных Им человеков.

6. Они заботятся также избрать благоразумных и христианских духовных родителей, которые бы во всяком нужном случае могли заменить их место в воспитании дитяти.

7. Дабы юная, нежная их отрасль возросла в здорового, крепкого и полезного человека; то мать в самом начале поставляет первою обязанностью, заботиться о питании и образовании тела дитяти.

8. Здоровая, крепкая мать следует гласу природы, она сама в чувстве матерней любви доит свое дитя; она имеет о нем попечение, укрепляет его тело, не изнеживая его, и не делая чрез меру грубым.

9. Она заблаговременно приучает питомца своего к строгому повиновению и порядку. Она с одной стороны не уважает слез, проливаемых для вынуждения чего-нибудь, с другой умеет частью смягчить, частью предотвратить его скорбь.

10. Сим образом облегчается для питомца переход к нравственному воздержанию, терпению и порядку в жизни. И таким образом христианская мать дает ход нравственному образованию своего дитяти.

11. Прежде всего возбуждает она в дитяти чувство детской любви к родителям и охотного им повиновения; потом, как скоро язык и мысли его начинают действовать свободнее, поселяет в нем чувство священного страха ко всему худому, и с сими нравственными чувствами соединяет священное чувство благодарной любви, охотного повиновения и благоговения к Богу.

12. Она возбуждает сии детски-благочестивые чувства посредством приятных повествований о Боге, которого представляет наилучшим Отцом всех родителей и всех детей; от которого первоначально происходит все доброе и прекрасное, что родители дают детям своим; который всем добрым родителям и детям, любящим Его и Ему повинующимся, подаст еще все, что есть наилучшего.

13. Она рассказывает ему, как много любил Христос добрых детей, как ласково собирал их вокруг Себя, потом брал их на руки, радовал их и их родителей; она рассказывает все, что Он сделал из любви ко всем человекам, и теперь еще делает на небе у Своего и нашего наилучшего Отца.

14. Она научает нежное дитя о всем «молиться», за все «благодарить», всего, что имеет, давать братьям и сестрам своим, и ласково обходиться с домашними; потом мало по малу делает применение к Богу, наилучшему Отцу и первому Подателю всех благих даров, которых люди давать не могут, и которых родители и дети должны просить у Него, за которые должны благодарить Его, и которых охотно уделять должны другим людям, поскольку все суть дети Божии; ибо так поступал Богочеловек Иисус, Друг всех добрых детей, и величайший Благодетель, всех людей на земле.

15. Посредством такого упражнения образует она в нежном сердце дитяти священное чувство религии и добродетели, сохраняет в нем сие чувство как величайшую драгоценность, и укрепляет оное тем, что сама со своим любимцем поутру, вечером, перед обедом и после обеда возносит к Богу молитву, исполненную священного уважения и сердечной любви.

16. Господь и Спаситель наш, который «ходатайствует за нас пред» Своим и нашим «Отцом» (Рим. 8:34; 1Ин. 2:1), Сам говорит нам: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.» (Мф. 18:19, 20)

17. С домашним благоговением христианская мать соединяет мало по малу торжественное благоговение в Св. Церкви, равно как и с домашним наставлением наставление в училище.

18. В круге детей материнское око ее преимущественно бодрствует над движениями юных страстей, и в самом начале подавляет своенравие, упрямство, зависть, тщеславие, ревнивость, гнев, мщение, гордость, суемудрие.

19. Дабы дитя свое при возрастающих летах сохранить от развращения времени, она укореняет в нем священное чувство стыда, каковое Бог вложил в человека, равно как и чувство детской любви и священного благоговения к всеведущему, всевидящему и правосудному Богу; и укореняет сии священные чувства тем глубже, чем приманчивее правила мира, посредством которых сии столь священные чувства в невинных еще сердцах детей Божьих ослабляются и совершенно истребляются.

20. Дабы в юных питомцах веры укреплять и возобновлять священное чувство благоговения и детской любви к Богу и Спасителю, христианские родители не медлят детей своих делать участниками Божественных даров посредством причащения и посредством исповеди.

21. Все, что Иисус Христос, Господь и Спаситель наш предложил нам посредством Церкви своей, есть для родителей столько же священно, сколько для детей спасительно.

22. Отец и мать совокупно стараются всеми силами, усовершить дело образования. Отец поддерживает мать благоразумным советом, беспорочным поведением, иногда благодарною ласковостью, иногда наказывающею важностью, и всегда постоянною любовью к своим детям и к их матери.

23. Когда дети наставлены надлежащим образом в религии Иисуса Христа и в других полезных познаниях; тогда наступает первая обязанность — главное дело отца — образовать их, или самому, или помощью других, во всех тех науках и искусствах, которые нужны для того, чтобы он соделались способными к исполнению дел своего звания в каждом состоянии.

24. Однако родители не должны воспитанных и живущих в страхе Божьем детей своих приневоливать к какому-либо состоянию, но предоставлять, если подлинно он живут в страхе Божьем, собственному их выбору то состояние, к которому они имеют дарования, склонность и естественное звание, и к исполнению обязанностей которого они находят себя совершенно способными.

25. Добрые, в духе религии Иисуса Христа воспитанные дети имеют равным образом столько уважения, доверенности и благодарной любви к своим родителям, что они в важных случаях, каковы суть выбор состояния и супружества, родителей своих, как первых благодетелей, почитают наилучшими своими советниками, и с покорностью последуют их совету.

26. Но и родители первейшею обязанностью своею поставляют, своим примером и учением вкоренить в сердцах детей своих дух религии Иисуса Христа так твердо, чтобы они важнейшая дела — выбор состояния и выбор супружества — с Богом и пред очами Божьими начинали, с Богом и пред очами Божьими заключали, с Богом и пред очами Божьими продолжали до самой смерти своей.

27. Ибо религия Иисуса Христа и ее добродетель вместе с полезными науками и искусствами есть и пребывает первым, наилучшим наследством, каковое родители детям своим дать могут для благоразумной жизни, для временного и вечного благополучия.

II.5. О истинной святости и способе к достижению оной.

Опыт показывает, что многие из называющихся христианами, которые, будучи увлекаемы рассеянностью, удовлетворяли всем естественным желаниям своим, которые мало или и вовсе не размышляли о вере и жили в мире, так сказать, «без Бога», наконец иногда несколько усматривают чрезвычайную важность веры. Иногда болезнь, иногда потеря любимого родственника или друга, иногда другие удары несчастия поражают дух их, убеждают сердце их в непостоянстве вещей человеческих, и побуждают их созидать свое счастье на основании прочнейшем, нежели каковое мир дать может. Как бы слаб ни был взор, обращаемый ими на самих себя, но он приводит их к сознанию того, что они оскорбили Бога. Посему они решаются предпринять дело возрождения своего, они желают преобразовать себя; но, к несчастью, не знают ни существенного свойства своих слабостей, ни истинного врачевства для исцеления оных. Хотя они уверены, что должны перестать делать зло, и научиться делать добро, что должны отказаться от привычки к пороку, и исполнять предписания веры; но не стараются приобрести истинного понятия о важности болезни, в которую повержены, о истинном врачевстве, которое предписывается Евангелием, и о способе употреблять оное.

Если в таких обстоятельствах они и не впадают в прежний навык ко греху, если и не оставляют намерения исправлять себя, то по крайней мере исправление их бывает только частное и несовершенное; хотя они по неблагоразумию своему мечтают, что произвели в себе действительную перемену, и думают, что имеют право пользоваться всеми утешениями христианства. Будучи неспособны возвести поступки свои до высоты правил, руководствующих к праведности, они низводят сии правила, дабы приспособить оные к своим поступкам. Сим ограничиваются они во всю свою жизнь, будучи довольны настоящими успехами своими.

Другие простираются далее. Страх будущего гнева глубоко проникает в их души. Они в течение некоторого времени всеми силами сопротивляются худым склонностям своим и неуклонно идут путем должности. Они предпринимают тысячу намерений, и тысячекратно оставляют их. Все их покушения остаются безуспешны, и они более и более убеждаются в нравственной слабости и в обременяющей их силе повреждение. Таким-то образом стеная под могуществом греха, и испытывая тщетность тягостных усилий для своего избавления, они, в отчаянии, искушаются мыслью оставить свое дело, и нередко весьма опасаются, чтобы им не изнемочь в сем искушении, чтобы не быть подавленными тяжестью бедственного рабства своего, и чтобы отчаяние их не соделалось тем более, чем более они усматривают невозможность разорвать свои оковы. Иногда случается, что они принуждены бывают искать убежища от своего смятения в неверии, и успокаивать возмущение своей совести такими предлогами, в несправедливости которых с трудом удостоверены быть могут. Среди таковой борьбы они снедаются печалью весь день, и всю ночь омывают слезами ложе свое. Сии люди стремятся к предмету, достойному их изысканий; но они обманываются в способах достижения к нему. Путь, по которому они идут не есть путь, проложенный Евангелием для достижения истинной святости; посему-то они и не находят прочного мира.

Священное Писание советует находящимся в таковом состоянии совсем другое. Они от всего сердца своего должны возблагодарить ту безмерную Благость, которая пробудила их от смертного сна; они должны повергнуться пред крестом Спасителя с глубоким страхом и смиренным раскаянием в своих преступлениях; они должны произнести торжественный обет, оставить все грехи свои, и ввериться одной благодати Божьей, дабы совершить возрождение свое. Тогда благодать сия уверит их, что все грехи их будут очищены, и они получат свыше новое начало жизни и святости. «Верующий в Меня, — говорит Спаситель наш, — имеет жизнь вечную» (Ин. 6:47). «Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего.» (Ин. 15:4, 5) — «Благодатью вы спасены через веру, — говорит Апостол Павел, — и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился. Ибо мы – Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела.» (Еф. 2:8, 9, 10)

Все, руководствуемые просвещенным разумом и имеющие правильное понятие о нравственном управлении Божьем, знают, что порок должен оскорблять Его, и что добродетель должна быть Ему приятна; они глубоко напечатлевают в душе своей сии слова Писания: «Без святости никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). Великое различие, находящееся между истинными христианами и христианами по имени, основывается на сущности сей святости, и на средствах к достижению ее. Последние взирают на сущность святости несовершенным и низким образом; ибо они думают, что можно достигнуть оной собственными силами, без всякой высшей помощи, или если и имеют некоторое неопределенное понятие о помощи Святого Духа, то суждениями своими о сем предмете обнаруживают, что они не поставляют сего основным и деятельным началом святой жизни. Но сущность святости, к которой желает достигнуть истинный христианин, не в ином чем состоит, как в восстановлении образа Божия в душе его. Касательно способа достижения к ней, он нимало не надеется на собственные силы, но полагается на благодатное действие Святого Духа Божьего, которое обещано всем, искренно принимающим Евангелие. Посему он знает, что сия святость не может предшествовать его примирению с Богом и быть причиною оного, но должна последовать сему примирению и быть следствием его. Словом, он знает, что только живою верою в Христа он оправдится пред очами Божьими, избавится от рабства сатаны, усыновится Богу, соделается наследником Христа, обогатится всеми преимуществами, принадлежащими сему высокому званию: в настоящей жизни, духом благодати и возобновлением по образцу Творца своего; а в будущей, совершеннейшим обладанием подобия Божия и наследованием вечной славы.

Как для снискания сего деятельного начала всеобщей святости истинный христианин должен последовать заповедям Евангелия, так и для возрастания в благодати, он должен учиться в том же училище. Размышляя об особенных догматах Евангелия, рассматривая жизнь, свойства и страдания Божественного Искупителя, он найдет основания всякой деятельной мудрости и неисчерпаемое сокровище наставлений и побуждений.

Итак, если мы истинно желаем «исполниться премудростью и разумением», если желаем «жить достойно Бога, всячески угождая Ему, во всяком деле благом принося плод и возрастая в познании Бога» (Кол. 1:9, 10), то обратим особенное внимание на следующее повеление Апостола: «Свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия.» (Евр. 12:1, 2)

Взирая на Иисуса, мы лучше научимся познавать должность и справедливость совершенной преданности нашего тела и нашей души воле Божьей и Его служению. Мы не принадлежим себе, ибо мы искуплены великой ценой. Итак, обратим все внимание наше на прославление Бога в телах и душах наших, Ему принадлежащих.

Взирая на Иисуса, и помышляя, что Бог не пощадил единородного Сына своего для изглаждения грехов, мы увидим всю гнусность греха и познаем, сколь он неприятен сему совершенному и святому Существу.

Взирая на Иисуса, мы научимся возрастать в любви к Богу. Его милосердие, Его радость о кающихся грешниках изгонит из сердца нашего чувство отчаянного страха и поселит в нем взаимную любовь; размышление о том, что Бог не пощадил единородного Сына своего, но предал Его за нас, произведет в сердцах наших движения удивления, надежды, доверенности и радости. Тогда мы ощутим в себе постоянное стремление к приобретению благоволения благодетельного Творца нашего, ощутим смиренную уверенность в том, что слабые усилия наши не будут отвергнуты Существом, которое явило уже столькие доказательства величайшей любви к нам. Тогда мы воспламенимся живейшим желанием получить Его милость и будем уверены, что сие желание не будет бесплодно. Когда совесть наша скажет нам, что мы оскорбили сего чадолюбивейшего Отца, тогда мысль о великом деле искупления достаточно исполнит сердце наше сокрушением. Мы почувствуем тогда живое беспокойство, горесть и стыд от того, что поступками своими могли раздражить Существо, коего милосердие бесконечно. Мы не успокоимся до тех пор, пока не получим надежды, что Оно благоволит примириться с нами; будем бодрствовать над нашими сердцами и тщательно смотреть за нашими будущими поступками, дабы снова не соделаться предметом гнева Его.

Взирая на Иисуса и видя, сколько Он был кроток и смирен сердцем, мы получим высочайшее наставление в кротости. Рассматривая дело искупления, мы глубоко почувствуем в душах наших природное ослепление наше, наше бессилие, нашу бедность, по причине которых нас должно было искупить великою ценою. Мы почувствуем, что мы совершенно недостойны удивительного снисхождения и неиссякаемой любви, которые Иисус Христос явил нам; мы устыдимся того ожесточения, в котором пребываем как бы бесчувственны. Сии размышления поразят нашу гордость, ослабят наше мнение в рассуждении других. Тогда мы не столько будем искать почтения и уважения других, не столько будем чувствительны к оказываемым нам знаками отличия; мы соделаемся менее расположенными к гневу и неудовольствию, соделаемся более кроткими, более снисходительными, более ласковыми и миролюбивыми. Будучи искуплены кровью Христа и направлены к добродетели благодатным действием Святого Духа, мы не станем доверять собственным силам, и будем предупреждать первые движения нашей суетности. Таким-то образом восходя на высоту добродетели, мы не возгордимся оною; таким-то образом возрастая в благодати, мы будем возрастать и в смирении.

Взирая на Иисуса, мы будем помнить, что Он «претерпел крест, пренебрегши посрамление». Размышление о сем торжественном явлении произведет в уме нашем те спасительные мысли, которые приличествуют христианину, сражающемуся на сей земле; оно проникнет нас чувством краткости времени и его неизвестности, чувством необходимости тщательно заботиться о приготовлении себя для вечности. В таком расположении мы отвергнем пышность и суету сей жизни, мы потеряем охоту к прихотям резвой веселости, к борьбе суетного честолюбия, к грубым наслаждениям сластолюбия. Что касается до временных предметов, заслуживающих внимание разумного и бессмертного существа, каковы суть семейственные распоряжения, предначертания занятий, то, занимаясь ими, мы не оставим и главной обязанности, но соделаемся более умеренными в наших изысканиях и менее заботливыми об их успехе. Мы научимся исправлять ложные оценки, которые мир дает вещам, и возноситься над суетою человеческого величия, научимся уважать то, что действительно прекрасно и благородно, хотя бы оно представлялось в униженном и презренном виде, научимся вкоренять в себе и то истинное великодушие, которое одно может возвысить над посмеяниями и уничижениями мирскими, и то спокойствие души, которого никакое земное приключение поколебать не сильно. Вместо того, чтобы предаваться роптанию при неприятных встречах на пути сей жизни, мы станем, так сказать, стыдиться многоразличных выгод и наслаждений, доставляемых нашим положением, когда размыслим, что Тот, который наименован Господом славы, «не имел, где приклонить голову». (Мф. 8:20) Если нам назначено претерпеть жестокие искушенья, то среди горестей мы будем подкреплены мыслью, что имеем некоторое сходство с божественным Владыкою нашим. Притом, великою подпорою в наших напастях послужит то убеждение, что они не есть действием слепого случая, что они не означают наказания за наши грехи, но суть дары благого провидения и предтечи Его милосердия. — Божественный Спаситель! Горечью Твоих страданий мы можем исчислять силу Твоей любви. Мы уверены в Твоем человеколюбии, в Твоем сострадании. Мы охотно вступаем на поприще страданий, ибо Ты возвестил, что все будет содействовать ко благу любящих Тебя. Итак, да будут благословенны бедность и нищета, да будут благословенны болезни и печали, да будут благословенны стыд, поношение и злословие! Стези наши усеяны скалами и тернием, но Ты предшествовал нам по оным. Узнавая повсюду следы стоп Твоих, мы не предадимся роптанию. Благодарим убо Тебя, что Ты благоволил подкрепить нас утешениями Духа Твоего, что Ты за временные бедствия вознаградил нас обладанием той веры, которой мир не может ни дать, ни похитить. —

Будучи проникнуты сими чувствованиями и взирая на Иисуса, «Начальника и совершителя веры, который вместо предлежащей Ему радости претерпел крест, пренебрегши посрамление», прейдем мысленно сие явление уничижения, представляемое нам всею жизнью Спасителя на земле, и последуем за Ним в небесные страны, где Он «воссел одесную престола Божия», где «покорены Ему Ангелы, и власти, и силы». (1Пет. 3:22) Переменив место пребывания, Он не переменился в свойствах своих; Он всегда исполнен благоволения и любви, и хотя Он умер для избавления народа своего от грехов, но «жив» и ныне, «дабы ходатайствовать о нем» (Евр.7:25). Ободряемый сими живыми изображениями, христианин воодушевляется мужеством. Будучи прежде предан мрачному унынию или отягчен жестоким бременем, он чувствует теперь, что сила его усугубляется; и хотя все вокруг его есть мрачно и бурно, но его вера столь жива, что он смело обращает к небу светлый взор надежды. В сем приятном положении никакая опасность не может возмутить его, никакое препятствие не может поколебать, никакое насилие не может раздражить. Но он должен остерегаться, чтобы не слишком предаваться радости. Он должен непрестанно помнить, что его главное занятие, доколе он на земле, состоит не в размышлении, но в действовании; что семена нравственного повреждения готовы прозябнуть в нем; что он получил нарочитое повеление бдеть над своим сердцем со всевозможным тщанием; что он должен верно исполнять должности состояния, в котором находится и сообразовать свои поступки с примером Божественного своего Учителя, которого «пища» была «творить волю» Отца своего небесного, и «совершить дело Его» (Ин. 4:34); что он должен прилежно возделывать таланты, вверенные ему Богом и тщательно употреблять их к деланию правды, к оказанию милосердия, не преставая однако предохранять себя от нападений всякого внутреннего врага; словом, что он должен во всех обыкновенных делах жизни вести себя, как тварь, имеющая дать отчет в своих деяниях, и образовать свой характер по изложенному в Св. Писании образцу истинного христианина, который «ожидает пришествия Господа Иисуса Христа».

Таким-то образом, не прерывая трудов своих, христианин может соединять с ними святые размышления о вещах невидимых. Среди дел своих он в недре тишины может возводить очи к тому небесному Ходатаю, который непрестанно старается о деле своего народа, и который доставляет ему столько необходимого пособия благодати и утешения. Совершая сие на самом деле, христианин приобретает живую охоту к служению мира небесного. И ежели сии святые образы, которые он может усматривать только «как сквозь тусклое стекло и гадательно» (1Кор. 13:12), имеют такую силу к восстановлению души его, то каково должно быть его состояние, когда при заре воскресения он пробудится для наслаждения чистым и безоблачным видением небесной славы; когда Сын Божий явится во второй раз тем, которые ожидают Его для получения спасения; когда воздыхания и печали исчезнут навсегда; когда сомнения и страхи не будут более тревожить его; когда тягостное сознание несовершенств не будет более угнетать его; когда он будет наслаждаться тем, «чего не видал глаз, не слыхало ухо, и что не приходило на сердце человеку» (1Кор. 2:9); когда, наконец, будет он принят в сонм воспевающих сию святую песнь: «Сидящему на престоле и Агнцу благословение, и честь, и слава, и держава, во веки веков» (Апок. 5:13).

1825 год, вып.18

III. Излияния сердца при размышлении о Божественности Христианской веры

Нет человека, который бы сказал, что он хочет себе зла; и потому нет ничего нам свойственнее, как желать себе добра. Сие желание, зачинаясь в нас от самой колыбели, продолжается во всю жизнь и оканчивается с ее прекращением. Оно постепенно с летами возрастает и «размножается»; в видах и целях изменяясь, всегда влечет и обольщает; большею частью обманывает, непрерывно беспокоит, никогда вполне не удовлетворяет и часто мучит. Таков ход и свойство желаний, происходящих из естественного разума; и кто не испытал в продолжении своей жизни, что разум, долженствующей управлять желаниями и действиями нашими, — чей разум, которым столь часто мы превозносимся, и на который столь много мы полагаемся, часто не может доставить нами той пользы, чтобы различить и указать, что есть добро, споспешествующее истинному нашему благу, которого желать должно, и что есть зло, которого желать себе никому не свойственно. Если бы так была превратна сущность добра, как превратны человеческие желания; то человек был бы самое жалкое творение из всех видимых существ. Но поелику есть и существует истинное добро и благо: то почему человеку вместо того, чтобы познавать, желать и искать его, стремится более к противному, то есть к злу, которое он усматривает и ощущает «таковым» только в его последствиях? На сие нет другого ответа, кроме того, что сие происходит от повреждения естества человеческого, то есть, от помрачения разума и уклонения воли человеческой от воли Божией. Посему то, если, не взирая на желание добра, происходящее от любви к самим себе, совершается противное, мы не можем и не должны приписывать приключающихся нам зол ничему другому как неправильной любви к самим себе, выступающей из пределов, ей назначенных, и причинам, в нас самих скрывающимся, которых не усматриваем, то есть, грехам.  

С другой стороны, легко усмотреть зависимость, в которую мы поставлены премудрым промыслом Божиим от первой до последней минуты нашей жизни, зависимость, которая или ограничивает наши желания, или не допускает им совершаться. Сия зависимость, действуя на нас первоначально посредством родителей и воспитателей, потом через правительство и законы, в то же время ясно убеждает нас, что мы не можем обойтись без посторонней помощи, и тем самым показывает назначение наше — жить в обществе с другими, которым равномерно обязуемся желать добра и делать добро, потому что они сами к нашей пользе содействуют. Сия зависимость, столько действующая на человека в продолжении всей его жизни, всего более может побудить нас к тому, чтобы мы искали и познавали Творца, поставившего нас в таковую зависимость, и удостоверить в той истине, что достижение добра для нас не иначе возможно, как на том условии: если разум, просвещаемый законом Божиим, будет согласен с волею, побуждающею нас к действованию, — пребывать в пределах сей зависимости; и что напротив преступление сих пределов, нарушающее видимо установленный порядок, производит внутрь и вне нас одно только зло. Следственно из сего можно усмотреть, что вся наша жизнь, в каком бы состоянии мы не родились и в каком бы звании не находились, есть не иное что, как опыт покорности той зависимости, в которую мы поставлены Богом; или иначе: опыт повиновения Его воле и соединенной с тем обязанности —познавать: что и как мы должны и чего не должны делать, как для достижения благ, коих хотеть мы можем, так и для избежания зла, которого и одного имени человеку надлежало бы страшиться *).

*) Ощущаемая всеми людьми необходимость в посторонней помощи и желание, предохранить себя от зла, составили между ними положения и связи, как частные, так и общественные. Сии связи, основавшиеся первоначально на нуждах человеческих, размножаясь и расширяясь от неравенства даров, как внутренних, так и внешних, разделяемых людям самим Богом, соделали равномерно необходимою зависимость одного человека от другого, которая, заключая в себе как частное человека, так и целое общественное благо, опровергает безумное мнение лжефилософов, проповедовавших равенство между людьми, и доказывает, что равенство, которого не можем усмотреть в целом мире, равно не может существовать и между людьми. Напротив, установление Богом власти, начиная с родительской, доставляя бесчисленные пользы, убеждает в премудром попечении Божием о человеке и в любви к нему, поелику он, если не повинуется закону Творца из любви и доброй воли, то приводится к тому благодетельною властью, не допускающею его до погибели. Отступление от сей, столько необходимой для блага человеческого, истины, утверждаемой веками, произвело те гибельные следствия, которые наполнили землю бедствиями и кровью. Сие отступление, породившееся в сердцах людей, употребивших дарования свои во зло, произошло от самолюбия, гордости, неверия, и в особенности от возмутительной злобы против спасительной веры, которая, повелевая всем обуздывать свои похоти, проповедует взаимную любовь, мир и повиновение властям и законам.

―Сие размышление делает существенно необходимым для блага нашего закон, которым должны мы руководствоваться. Ибо без него не только не может быть добра, но люди будут подходить совершенно к состоянию бессловесных, побуждающихся одною чувственностью. Если мы станем в самих себе искать сего, столько необходимого для блага нашего, закона; то совесть и опыт жизни нашей могут убедить нас в мертвенности или бессилии сего закона, так что для оживления и укрепления его в сердцах наших разум и силы человеческие недостаточны, а потребна власть и сила Бога, которому одному все возможно. Самое введение в общества, размножение и употребление законов, нами управляющих, указывающих на зло и наказывающих за оное, доказывают только крайнее повреждение человеческого сердца. Ибо если бы сей источник жизни и действий наших был добрый и чистый, то не нужны были бы ни законы, ни суды; потому что невозможно было бы тогда не только делать зло, но ниже говорить и мыслить о нем *).

*) Одно воззрение на громады тяжебных дел, векселя и закладные сильнее всякого доказательства убеждает в повреждении сердца, наклонного к притеснению, обману и похищению у ближних достояния их.

―Если бы человек имел сей закон в сердце своем в первоначальной его чистоте и всегда по оному поступал; то, по намерению благости и правосудия Божия, могла ли жизнь его быть столько бедственною и мятежною независимо от стихий, его угнетающих, как засвидетельствовал то мудрейший из Царей, сказав: «Суета сует и всяческая суета!?» После сего естественно спросить: где же можно найти закон, который столь необходимо нам знать и которым должны мы руководствоваться? Сей закон не есть закон человеческий, но Божий, преданный нам в Откровении для указания как существующего в нас самих зла, так и средств к избавлению и предохранение себя от оного, равно и для возбуждения в нас тех желаний, которые, прилепляясь только к истинным благам, соделывают нас лучшими и своим жребием довольными.

Если бы понятия наши не обременены были вещами, не только чуждыми, но часто и вредными нашему благу, а самое сердце не столь крепко к оным привязано: то сей закон, столько нам необходимый, могли бы мы ежечасно видеть и в великой книге природы, раскрытой пред нами. Рассматривание сей книги, особенно при внутренних побуждениях совести нашей, сильно убеждает каждого, что есть Бог, нас и все видимое сотворивший, который все хранит и о всем промышляет. Равно не трудно удостовериться, что получение всякого блага, под каким бы видом мы ни представляли его, зависит от воли, силы и власти, вне нас находящейся и пребывающей в едином Боге, источнике, виновнике и содетеле всякого блага, которое мы иметь хотим и коим пользоваться и наслаждаться желаем. Он, давши нам бытие чрез родителей, освещает нас, согревает, одевает, питает и покоит; дает нам разум, посредством которого приобретаем знания, исправляем дела наши и доставляем себе и другим пользу. Он охраняет нас от зла и несчастья; наставляет и направляет к добру; укрепляет здоровье и силы; благословляет успехом дела; посылает радости и дарует долговременную жизнь и спокойную кончину *).

*) Все в мире устроено для нашей пользы и для нашего блага; но все сие добро может обратиться нам во вред и самую погибель если мы, забывая Творца, прилепляем к мирским благам сердца наши и употребляем с неумеренностью или во зло получаемые дары. Самая любовь к самим себе, желающая добра, а не зла, должна побуждать нас, просить у Бога просвещения, для благоразумного употребления Его даров во славу Его имени, чем одним мы можем предохранить себя от многих зол и бедствий. 

―Если родители наши и благодетели имеют право на нашу к ним любовь и почтение, и если гнусна против их неблагодарность: то не должны ли вышеупомянутые явно нами получаемые благодеяния побуждать нас, заботиться более всего о познании Того, который нам ежедневно их подает, а из сей обязанности — знать невидимого нашего Благодетеля, не должны ли мы научаться бояться и почитать Его, повиноваться Ему и иметь к Нему любовь и доверенность, тем более, что Он благодетельствует прежде, нежели мы познаем Его *)?

*) Не бесполезно упомянуть здесь о том, что многие из нас гораздо более имели в юности понятий о Боге, нежели в возрастных летах, к которым преподанное нам учение являем на словах и деле столь слабо, как бы оно было не главное и до нас вовсе уж не касающееся.

 — Все сии причины не достаточны ли побудить нас к тому, чтобы мы обратили внимание на самих себя, исследовали главнейшую нашу обязанность, знаем ли мы Бога, которого исповедуем устами, так ли живем и действуем, как Бог имеет право, того от нас требовать *).

*) Самое почтение, сей наружный знак уважения, подобающий высшим нас лицам, мы небрежем воздавать Царю и Богу нашему, и вот доказательство: Четвертая заповедь Божия ясно повелевает посвящать седьмой день недели единственно Ему одному; но мы проводим его или в служении идолам сердца нашего, или в трудах и занятиях, обычным прочим шести дням. Как Бог правосуден; то, за сие нарушение нами заповеди Господней, нет благословения на дела наши. И все наши труды, на каких бы соображениях не были основываемы, не производят не уменьшения дел, ни той пользы, которую мы в намерениях своих предполагали. От какой причины происходит в нас такая леность к Богослужению? Кроме главной и общей, состоящей в повреждении человеческой природы, полагаю и ту, что мы заражаемся мнениями, почерпаемыми из иноземных, размножившихся во дни наши книг, богатых высокопарными словами и ссылками на Св. Писание, но тем не менее опасных, по тому самому, что они «упраздняют» Крест Христов и располагают к ложной надежде восхищать венцы праведных без подвига скорбей, соединенных с истинным самоотвержением, которое приводит человека к поклонению Богу духом и истиной. От сего, занесенного с Запада, поветрия, многие из нас полагают праздничные дни не только излишними, но и наклоняющими человека к лености. Не говоря о источнике толь законопреступного и пагубного мнения, довольно представить, что если все законы требуют, чтобы человек отдавал почтение лицу, высшему его званием и достоинствами: то не обязан ли он воздавать тем большего и совершеннейшего почтения Существу его создавшего и ежедневно о нем промышляющего? Если обязан: то где и каким образом он тому научиться? Известно, что вера, с которою соединены теснейшим образом почитание и благодарение Бога, происходит от слышания Слова Божия, следовательно ни в каком училище не приобретает человек лучшего, истиннейшего понятия о Боге, как в Церкви ― «Доме Его», (Тим. 3:15) в котором все видимое и слышимое напоминает ему: бытие, премудрость, правосудие и благость Творца его, а с тем вместе обязанность и крайнюю необходимость знать, почитать и любить сего Виновника и Подателя всякого блага, просвещающего разум и дарующего силы к лучшему исполнению обязанностей, волею Его на нас возложенных. Если мы полагаем, что празднование Господских и Воскресных дней может умножить леность; то крайне ошибаемся, потому, что человек везде приложиться к сему противному для Бога пороку, кроме Церкви, которая неослабно преследует оный подобно прочим порокам, напоминая, что удел всего человечества есть труд во временной жизни, а не покой, и что ленивый и праздный человек не стоит пищи, которую он вкушает.

Взирая очами веры мы явно увидели бы, что не можем ничего делать без Бога, и если дела и труды наши не успешны, запутаны, бесконечны; то не от чего иного, как от того, что они начинаются, продолжаются и оканчиваются не с Богом и не для Бога. А как самый опыт удостоверяет, что для совершения дел мы имеем надобность в помощи ближнего; то должны и сами и те, которые от нас зависят или нам подчинены, проводить праздничные дни не в трудах и праздности, а в принесении Господу Богу в Доме Его благодарений за полученные милости и молений о благодати и силах на новые труды.

Хотя мы обязаны молиться ежедневно; но общественная молитва, соединяя Христиан воедино, утверждает их в любви и единомыслии и удаляет от заблуждений в вере, и потому преимущественнее частного. Сверх того она заповедана самим Господом, который сказал, «что где соберутся двое или трое во имя Его; там Он посреди их». Он Сам, будучи высочайшей степени духовен, не пренебрегал сею должностью, но в продолжении земной жизни своей всегда показывал примером, сколь Он свято чтил Церковь, Богослужение и Праздники, установленные для укрепления между людьми связи братолюбия и для приближения к Богу, каковому примеру подражали неленосно все Святые и благочестивые наши предки. Все сие должно убедить нас в той истине, что если мы и сами нерадим и других не побуждаем воздавать Высочайшему Существу подобающего почтения, то тщетно упование наше на милости Его и ложно ожидание благословенья Его на труды наши.

Те, кои требуют других на сие убеждений, пусть обратятся к Истории протекших времен, которая подтвердит ту же истину и представит причины благоденствия, и паденья народов. Первое везде утверждалось на правилах благочестия, силою примеров и законов поддерживаемого, а второе всегда последовало от ослабления и нарушения тех правил; — отчего исчезала любовь к отечеству, правительству и законам.

―Бог не имеет в нас надобности, ибо Он существовал до нас и будет без нас существовать вечно. Равно не имеет надобности и в благах наших, ибо не только все, что мы именуем нашим добром, но мы и сами принадлежим Ему. Мы и одной минуты не можем обойтись без Него, и вне Его временно и вечно погибнем, и погибнем не потому, чтоб Бог, который есть весь любовь и милость, хотел нашей погибели; но по дерзости нашей — нарушать заповеди Господни, которых пользы самый естественный разум отвергнуть не может, и по ожесточению — не идти к свету, явленному во Христе, Спасителе нашем, всегда готовом принять нас, оживить, просветить, освятить, и ввести в свои обители *).

*) Доколе человек при свете Божественного Откровения не обратит своего внимания исключительно на самого себя, дотоле он, руководствуясь одним своим разумом, уподобляется слепцу, водимому другим слепым, от которого истинное его благо сокрыто. Одним старанием, познавать самого себя, открывается человеку путь к существенному его благу, а размышлением о ненасыщающихся ничем своих желаниях может он удостовериться, что душа его, в которой таковые желания порождаются, есть существо духовное, высшее тех благ, которыми она предполагала и хотела наслаждаться. Душа, усматривая и находя земные блага ни соответствующими, ни приличествующими себе, побуждается чрез то искать высшего блага, которое могло бы ее удовольствовать. Сие искание и хотение лучшего и себе соответствующего, на которое не обращаем мы должного внимания, есть не что иное, как стремление души к Богу, высочайшему добру и благу, от которого она получила свое начало, и с которым она, так сказать, усиливается посредством своей воли вступить в соотношение и связь не взирая на препятствия, удерживающие и стесняющие, происходящие от пребывания ее в грубом теле. Таковое стремление души вместе с тем показывает и ее крайнюю необходимость в Господе Иисусе, в Его помощи и силе, сообщаемых ей через благодать Св. Духа.

― Сколь много погибло царств, исчезло народов, изменилось философских систем и учений; но среди всеобщих разрушений, одно Слово Божие, изреченное самим Богом для блага людей, пребыло твердым, ясным, истинным, всегда одинаковым, каковым и пребудет вечно. Оно удостоверяет, что человек, сие отличное от всех прочих тварей существо, создано, было Всемогущим, Премудрыми Всеблагим Богом по образу и подобию своему.

Сей образ и подобие состояли в великих совершенствах, как то: в разуме или способности духа, рассуждать о всех вещах истинно, любить и одобрять добро и ненавидеть зло; в свободной воле, избирающей единое добро разумом одобренное; в памяти и воображении, высшими духовными предметами занимавшимися, и всегда спокойной совести, данной вместо хранителя и судии, ибо до соделания первого греха не было в человеке никакого зла, за которое бы совесть могла его беспокоить, осуждать и мучить. Самое тело человеческое, имея все совершенства, которых видим ныне, на себе малые остатки, не подвержено было ни влиянию вредящих стихий, ни болезням, ни самой смерти, которая праведно определена Богом за уклонение человека от воли Божией к своей собственной и за преступление данной заповеди или закона.

С таковыми совершенствами прародители наши, Адам и Ева, наслаждались в раю блаженством, состоящим в совершенном знании и видении Бога, почитании и люблении Его, как Отца, и в исполнении того, чего только Бог от них хотел. Пребывая в состоянии повиновения Творцу своему, они взошли бы еще на высшую степень совершенств и блаженства, равную Ангелам, блаженным духам созданным прежде их; но они, забыв и Творца своего и данную Им заповедь — не вкушать запрещенных плодов под опасением смерти, послушали сатаны, гордого и самолюбивого духа, который, возмечтав о великих своих совершенствах, отвергся от Бога и блюдется по нераскаянности своей на вечную муку, уготованную ему и его сообщниками. Сей дух, соделавшись своевольно из доброго Ангела духом злобы и завидуя блаженству наших прародителей, восхотел и их соделать участниками своей погибели, и обманув прельщением, что через вкушение запрещенного плода они соделаются равными Богу, наклонил их таковою ложью к неверию Богу и к нарушению данной заповеди.

Таковое грехопадение прародителей, от которого они могли бы сохраниться, ибо имели великий разум для распознания коварства, лести и лжи прельстителя и свободную волю отвергнуть его предположение, имело гибельные для них последствия: изгнание из рая или удаление от Господа; затмение разума, повреждение сердца, в которое вселились страсти и пороки, делающие человеческую жизнь бедственною, мятежною, болезненною и краткою; преклонность воли к последованию более лжи и злу, нежели истине и добру; угнетение от стихии, возмущение тварей, дотоле находившихся под их владычеством, и предсказанную смерть. Сии следствия первого греха простерлись чрез прародителей на весь происшедий от них человеческий род, и произвели все зло, ныне в мире существующее *).   

*) Не взирая на гибельные следствия первородного греха, искра света и истины от первоначального совершенства человеческого оставалась между людьми. Она сохраняла понятия о добродетелях и пороках и побуждала во всех временах Богобоязливых людей из любви, к истине творить добро и противиться злу. Но если весь свет и частно каждый человек одобряет и похваляет справедливость, честность, смирение, кротость, послушание, прилежание, щедрость, скромность, милость, доброжелательство, правдолюбие, целомудрие, воздержание, терпение, твердость и другие добродетели; то в какой школе мы учимся противоположным порокам? Самые идолопоклонники признавали, что Богу любезна одна добродетель и ненавистен порок; родители и наставники каковы бы сами ни были, пороков ни проповедуют ни одобряют; а Религия и гражданские законы против их вооружаются и преследуют. Перестанем обманываться и слушать тех, которые, следуя слепому разуму, обращают все спасительные истины в проблемы, требующие доказательств и не верят существованию духа лжи и злобы, не верят, но к собственному своему несчастию. Обратим внимание, и конечно при помощи Божией увидим, что злобный убийца прародителя, хотя пришествием в мир Сына Божия и обессилен в действиях своих на верующих с прежнею злобою; но он и ныне, завидуя и временному благополучию человека и будущему его чрез веру во Христа Спасителя блаженству, действует на нас, дабы мы отделились от Бога к темному, его царству, теми же средствами, какие употребил для погубления прародителей. Он изгоняет из сердца человеческого страх Божий; вдыхает в него неверие; помрачает рассудок к познанию истины; прельщает ум и сердце всякого рода соблазнами; наклоняет волю к нарушению заповедей Божиих; отдаляет мысль о смерти, говоря: не скоро еще умрешь; не допускает познавать самого себя; отводит от покаяния исправляющего жизнь; усыпляет и умерщвляет остерегающую совесть: делает равнодушным ко Христу, Слову Его и таинствам Святой Его Церкви и, очаровав прелестями мира, соделывает человека своим, рабом и доводит до отчаяния и вечной погибели.

Сие изображение ни выдумано, ни увеличено в глазах тех, которые, поступив через познание самих себя в училище Христово, ведают из опыта, сколь враг силен, и сколь слабо само по себе естество и силы человеческая, и кои единственно верою одушевляются и утверждаются в том, что сила Христова к сопротивлению и побеждению сего врага в немощах их совершается.

―Прародители, познав свою вину пред Богом, раскаялись в соделанном грехе, и Бог, видя искренность сего раскаяния, по безмерному своему милосердию, тогда же утешил их обетованием, что пошлет в свое время Мессию или Спасителя, и тем дал им чувствовать, что сей Мессия должен быть единственным предметом желания, любви и надежды как их, так и всех, имеющих родиться от них человеков. Сим милосердым обетованием послания Мессии, положено тогда же начало Христианской веры и как до воплощения Сына Божия и все благочестивые люди веровали в Мессию и ожидали Его пришествия, так ныне мы должны веровать в сего пришедшего Спасителя.

Когда люди, по размножении своем, потеряли не только Веру Отцев своих, но даже понятие об истинном Боге, предались идолопоклонству и впали в совершенный разврат; то Бог очистил землю потопом, сохранил от всеобщей погибели благочестивое семейство Ноево, от коего вновь населилась земля. Когда же впоследствии времени устные предания, сообщаемые родителями своим детям о почитании и люблении Господа, соделались недостаточными, то Бог через Пророка своего Моисея Израильтянам, между которыми одними сохранились истинные понятия о Боге, и которых Он чудесно освободил из Египта, дал десять заповедей или повелений, за исполнение которых были обещаны от Бога благословенья и милости, а за пренебрежение и нарушение ― гнев Его и наказание. Установлением же Богослужений с преобразовательными обрядами и очистительными жертвами Бог еще более побудил людей к верованию в ожидаемого Мессию *).

*) Сей премудрый Закон, состоящий в запрещениях делать зло, дан по причине крайнего повреждения, произведенного в людях прародительским грехом, и естественной в них от того наклонности — следовать более тьме и злу, нежели свету и добру.

Он ясно доказывает, что прежде, нежели можно повелеть человеку делать добро, надобно ему указать зло и запретить делать оное; — или прежде, нежели может он делать истинное добро, надобно, чтоб он, познав зло, возгнушался им и перестал оное делать. Внимательное рассмотрение заповедей Божиих показывает: 1) духовность сего закона, 2) великое зло, кроющееся в сердце нашем и 3) силу благодати, даруемой верою в пришедшего Спасителя и сообщаемой свыше Духом Святым, Господом животворящим. Ныне сей самый закон с Христианским Богослужением, показуя живущий в нас грех и обличая за оный, должен наклонять разум и волю нашу к покорности, вере в пришедшего Спасителя, и располагать сердце наше к принятию спасительной благодати, которая дает желание, охоту и силы исполнять заповеди Господни в Духе Христовом. Благодати удостаиваются люди боящиеся Бога и старающиеся жить по заповедям Господним. Она просвещает их ум к большему познанию Бога Спасителя своего и различению истины и добра от лжи и зла, дает им силы бороться со внешними и внутренними врагами и побуждает их делать добро из любви к Богу и ближнему.

―Когда наступило время, положенное Триипостасным Советом; то милосердый Бог, движимый любовью к бедствующему от греха своему творению, которого закон не мог сделать лучшим, послал в мир Единородного и Единосущного своего Сына, Иисуса Христа для спасения всякого человека, который уверует в небесное Его посольство, покорит разум свой Божественному Его учению, признает Его Господом своим, возжелает быть Его искупленником и предаст себя Его руководству.

Иисус Христос, истинный Бог наш, соединил в себе Божество с истинным человечеством кроме греха, посредством принятия тела человеческого от Девы Марии, избранной за свою непорочность и святость быть Божиею Матерью, в продолжении тридцати — трех— летнего пребывания между людьми, исполнил за род человеческий закон, данный от Бога; собственным примером показал людям образ совершения добродетелей, угодных и любезных небесному Его Отцу, как то: послушания, смирения, кротости, терпения, воздержания, целомудрия, снисхождения, милосердия к ближним, любви ко врагами, покорности небесной воле; учением своим, заключающемся в Евангелии, — сем благовестии любви Божией к человеку, разогнал тьму естественного человеческого разума, объяснил данный Богом человеку закон и представил перед умом и самыми чувствами нашими волю Божию; вольным страданием и смертью своею умилостивил праведный гнев небесного Отца за беззакония и грехи всего мира, и искупил кровью своею человечество от заслуженной грехом клятвы, вечной смерти и наказания; чудесами производимыми пред лицом всех людей, преображением своим и особенно воскресением из мертвых и вознесением на небо удостоверил в своем Божестве и имеющем быть по смерти человека воскресения его для принятия с телом своим в день второго славного пришествия Христова вечной награды или осуждения по делам своим; ниспосланием Святаго Духа на Апостолов своих излил на верующих в Него по слову их дары Духа Святаго, состоящие в просвещении, то есть, познании Триединого Бога и всякой истины, силу к исполнению заповедей Господних и любовь к творению добродетелей.

Одно историческое знание о начале и распространении Христианской Веры при рассмотрении тогдашнего состояния человеческого рода и средств, которые были на то употреблены, может убедить в ее истине, в святости и Божественности великого ее основателя, который сам непосредственно действовал своею силою и будет действовать к ее утверждению до скончания мира, вопреки безумцам, отвергающих подобно Арию Божественность Спасителя. Тщетно весь мир, подстрекаемый князем тьмы, восставал против сей возникающей Веры; тщетно сильные земли, богатые и ученые воздвигали страшные гонения на ее Исповедников. Кровь мучеников, возлюбивших Христа более своей жизни, лилась реками. Не было казней, которых бы зверская лютость идолопоклонства не изобрела для положения преград такой Вере, которая чем более была гонима, тем более распространилась и утверждалась среди смерти, среди огня и под ударами палачей. Наконец она восторжествовала и принуждала врагов покориться себе, не силою и мечем, но святостью своею, истиною и величием *).

*) Ныне хотя и нет наружных гонений за Веру Христову; но часто Богобоязливые люди за свое неукоризненное житие подвергаются насмешкам, осуждению, а часто и самим обидам от людей, которые хотя и именуются Христианами, но, отвращаясь от узкого пути спасения и идя путем широким, не терпят благочестивых людей только за то, что сии не подражают порочной их жизни и не сообразуются началам века сего, которыми они руководствуются. Причина сему очевидна: человек доколе не обратиться ко Христу, хочет жить по своей воле, ссылается на пример других, подражает большему числу одинаково с ним мыслящих и поступающих, и тем себя оправдывая, все противное таковому правилу считает за суеверие, фанатизм и глупость. Сие зло, существующее между исповедующими Иисуса Христа, происходит от крайнего нерадения и беспечности к самим себе, от неведения о Иисусе Христе и от погасающей в сердцах любви к Богу и ближнему, без которой не может быть истинной веры, а где нет веры, там гнев Божий пребывает. Истинно, как в первые времена Христианства, злобный дух употреблял адские средства к истреблению Христовой Веры, разрушающей его царство: так ныне коварно усыпляет нас беспечностью и мечтательною надеждою на одно устное исповедание Веры, которое, будучи без внутреннего, подвергает нас только упрекам, сказанным в откровении Иоанна Ангелам Сардийской и Лаодикийской Церквей. Смотри 3, 1—3. 14—19.

Главная причина ослабления и уменьшение веры и любви происходит от нас, отцы и матери! Вместо того, чтобы нам служить примером для детей своих и для вверенных от Бога нашему управлению людей, которых разврат и погибель от нас взыщутся, сколько есть таких, которые самое таинство брака, установленное Богом и освящаемое присутствием Господа нашего, стали почитать за один какой-то условный договор, и, смотря с сей законопреступной точки зрения, располагают по тому жизнь свою и провождают ее хуже язычников? Вместо того, чтобы заняться прилежно детьми от самой их колыбели, так как они даруются от Бога на радость и утешение нашей старости, и усиливать надзор за их сердцем по мере раскрытия у них смысла, мы обращаем все наше внимание на тело их и голову; а сердце, из коего исходит добро и зло, и в коем растет и укореняется то или другое, бывает для нас столь маловажным делом и, что мы обыкновенно представляем его времени, случаю и обстоятельствам. Ей, мы не щадим ничего, чтоб сделать из детей наших блестящих кукол, или надеваем на них маски, не допускающие других распознавать прикрытое лицо. Христос Бог сказав: «Не возбраняйте детям приходить ко Мне», повелел сими словами учить их благочестию, ибо одно благочестие доставляет к Нему доступ; но мы и сами не идем к Нему, и от детей скрываем Искупителя. Дети хотя и видят нас иногда, ходящих в церковь, но никогда не слышат от нас о Христе Боге своем и Его любви к нам; не видят, чтоб мы вместе молились, а может быть, и сомневаются, делаем ли мы то наедине «в своих комнатах». Сии несчастные поступив из рук наших в училища, несут туда с собою леность, негу, непослушание, упрямство, скрытность, лживость и наклонность к праздности и предосудительным мерзостям, с которыми они спознались в домах родительских. Тщетно начальники и учителя, имеющие в казенных местах сто, двести и более воспитанников на своем попечении, прилагают труды и старания для исполнения своей обязанности. Недостанет силы очистить у каждого воспитанника нравственность, и обучить его полезным знаниям, которые, к несчастью, столь часто предпочитаются доброте сердца и честному поведению.

Затем доказываются плоды первоначальной родительской беспечности. Не взирая на пожертвования, делаемые благодетельным Правительством для нашего облегчения и доставления детям нашим воспитания, которое бы им обратилось в пользу, Отечеству в славу, а нам в утешение и радость, какая малая часть воспитанников являются полезными Государству людьми! В большей же части усматривается только та перемена, что они от меньших беспорядков перешли к большим. Из них, бывает множество ленивых, непослушных и пронырливых подчиненных, препятствующих исполнению и действию благонамеренных законов. Из среды их исходит беспечные и слабые начальники, неправедные судии, кичащиеся знаниями полученые, корыстолюбивые врачи, жестокосердые господа, расточители, иждивающие свое и других имущество, корыстолюбцы торгующие совестью и обманом ближних. Если от таковых детей еще при жизни нашей получим стыд, бесславие и огорчения; то воздержимся, по крайней мере, от дерзкого роптания на Бога и от упреков против Правительства, училищ и воспитателей. Полезнее и спасительнее припомнить и рассудить: чтоб мы сеяли в оные сердца детей наших словами, а еще более примером жизни нашей? И тогда увидим, что большею частью мы сами злу причиною, и что есть Бог, ревнующий за Себя, творящий в чадах правду и месть родителям, пренебрегавшим главнейшею своею обязанностью. Перестанем обманываться, вникнем в дело, и конечно, при неоскудной милости Божией, увидим, что одно благочестие, сеемое родителями в юные сердца и подкрепляемое примером, может предохранить детей от разврата и пороков, и соделать их в последствии усердными и верными слугами Царскими и полезными сынами Отечества.

―Велики и бесчисленны благодеяния, которые Бог даровал роду человеческому в деле его искупления. Отвергать искупление и предлагаемые им дары, есть верх ожесточеннейшего безумия, устрояющего собственною волею свою погибель; но и пребывать равнодушным к оному крайне опасно, ибо мы с самого рождения восприяли на себя важную обязанность, верить в пришедшего Господа Спасителя нашего, надеяться на Него и любить Его. Вера состоит в несомненном принятии умом и сердцем тех непостижимых и невидимых нами, но существенных в самих себе истин, кои Слово Божие нам представляет. Надежда состоит в дерзновении к Богу, даруемом сердцу человека от Бога. Она есть добродетель свыше влияния, через которую человеку вверяется, что Бог печется о его спасении и подает ему обещанное блаженство. Любовь есть сообщаемая от Бога в сердце добродетель, которою человек любит Бога ради Его Самого, а ближнего своего ради Бога. Она состоит в стремлении духа к Богу, происходящем от живого ощущения благости Божией и благодарности за Его благодеяния; свидетельствуется же и обнаруживается исполнением заповедей Божиих и люблением добродетели *).

*) Если мы не имеем истинной и спасительной веры, любящей и умножающейся через надежду; то не Бог богатый милостями и щедротами, тому виной, а мы сами не хотящие и не просящие у него сих даров, без коих самое спасение не достигается. Мы желаем и всемерно ищем только того, что должны покинуть и чего взять с собою не можем; а царствие Божие, которого повелевается нам искать прежде всего, есть как бы бесполезная и маловажная для нас вещь. Блаженный Августин, истинно сказал, что Бог сотворил нас без нас, но не спасает нас без нас. ― Почему? Потому, что он одарил человека разумом для различения между добром и злом, и свободною волею, дабы посредством ее избирал он сам для себя полезное, искал лучшего и стремился к совершеннейшему благу, которое для него состоит в едином Боге. Следственно при всем желании, свойственном милосердию Божию, спасти людей, не благоугодно правосудию Его спасти человека, когда сам человек на то не согласен.

―Дары Божии: Вера, Надежда и Любовь, снесенные, так сказать, Сыном Божиим с неба для людей, изливаются Духом Святым при Святом крещении. Они обнаруживаются чрез страх Божий, то есть, чрез отвращение к порокам и наклонность к добру, и умножаются посредством Святых таинств, установленных Христовою Церковью, и посредством слушания и чтения Слова Божия. Сие Слово писанное мужами, исполненными Духа Святаго, без которого род человеческий не знал бы ни света, ни истины, ни изящности добродетели, ни гнусности и опасности порока, дано нам вместо верного зеркала, ясно представляющего собственный наш вид. Оно, содержа в себе вечные, неизменяемые истины, изображает живыми и трогательными чертами беспредельную любовь Бога к нам, любовь предавшую за нас Сына Своего; представляет добродетели для возбуждения в нас желания и ревности к подражанию; содержит страшные угрозы, и ныне совершающиеся над нарушителями заповедей Господних; указывает на Христа Спасителя, всегда и во всякое время готового миловать; предлагает средства к исправлению и наставляет в том, как нам идти временным путем жизни, в каком бы мы звании и состоянии ни находились, для соединения в вечной жизни с Господом нашим. Для желающего знать, в нем открывается, что цель Веры Христианской в том и состоит, чтоб доставить человеку чрез Христа Спасителя первобытный образ и подобие Божие погубленное человечеством в своем прародителе, в примирении его с Богом и совестью, и в доставлении еще здесь того внутреннего мира и спокойствия, который самую смерть делают человеку радостною. Важно создание мира и сотворение человека: но несравненно важнее искупление человечества. На первое употребил Бог только шесть дней, и мощным словом: «Да будет», все сотворил; но на второе потребны были Сыну Божию тридцати — трех — летние труды, моленья, посты, слезы, кровавый пот, всякого рода бесчестия, мучительная поносная смерть, и излияние всей крови своей, которою запечатлел Он предпринятое из одной любви искупление человечества. Важность назначения человечества ясно открыта в Евангелии; но в нашей свободной воле состоит возжелать удостоиться оного или отвергнуть обещанные боящимся и любящим Бога вечные блага, через прилепление сердца к временным благам и наслаждениям, которые исчезая мгновенно вместе с нами погибнут *).

*) С Креста, которого знамения мы везде видим, на груди носим и перстами образуем, Иисус, Господь наш, говорит каждому из нас: человек, взгляни на Мои страдания, подъятые для тебя, вникни в великость любви Моей к тебе: и ужели после сего сердце твое пребудет хладным ко Мне, могущему освободить тебя из рабства страстей и грехов, которые мучат тебя во времени, а в вечности соделают предо Мною безответным? уже ли не престанет употреблять разум, данный тебе для того, чтобы ты познал Меня, на дела суетные, бесполезные и погубляющие бессмертную твою душу, и продолжишь употреблять во зло Мое долготерпение, призывающее тебя на покаяние? —

―Опыт жизни, прошедшее и настоящее, представляя краткость оной и неизвестность нашего на земле конца, могущего последовать внезапно, убеждает нас, доколе день есть, рассмотреть дорогу, которою мы идем в землю, верою нам обещанную, как в жилище покоя, радости, наслаждения, чести и славы. Но между множеством путей, ведущих к вечности, один только есть верный путь на небо, проложенный Самим Христом, то есть, путь крестный или отвержения своей воли. Прочие пути, как бы ни прельщали наш разум и ни пленяли сердце, суть пути ложные, которые, утомляя и изнуряя идущих внутренним гладом и жаждою, ведут не в благословенный Ханаан, но в землю вечной тьмы и мучений. Если путь крестный, к которому все мы призваны Святым крещением, доставляющий, истинно верующим и здесь многие блага и утешения, мрачен для разума нашего, тяжел для плоти нашей, прискорбен по привязанности к благам мира; то повергнемся душою и сердцем пред Распятым за нас Иисусом, станем просить Его неотступно, чтобы он поставил нас на стезю, Им Самим освященную: и если мы претыкаемся, падаем, ослабеваем; то не будем желать только сойти с нее, а будем просить Его усердно, чтобы Он освещал ее, подымал нас, поддерживал и Сам вел мощною своею рукою. Какой странник, решившись возвратиться домой с чужой стороны, в которой жизнь для него была тягостна, (а что может быть бедственнее жизни, преданной страстям и порокам, которые временно и вечно мучат человека?) не видел при самом намерении и при начале и в продолжении пути беспокойств, а иногда и опасностей? Но пламенное желание, соединенное с надеждою — прибыть домой, где уповает найти покой, добро и радости, все преодолевает. Подобное и в деле спасенья происходит, с тою только разницею, что Сам Господь всякого человека, к Нему обратившегося и с доверенностью Ему предавшегося, ведет к цели им желаемой, с попечением, свойственным сердобольнейшему и любящему отцу.

И так, если мы начали и продолжаем путь к благословенному отеческому дому, должны хранить себя от нарушения заповедей Господних. Ибо преступленьем одной делаемся нарушителями и прочих по тому союзу, который они имеют между собою, и который состоит в любви к Богу и ближнему. Сей премудрый союз, открывая нам повреждение и слабость нашего естества, должен смирять и понуждать нас тем более прилепляться сердцем ко Христу посредством благодати, свыше даруемой по вере в бесценные Его заслуги. Но самая благодать, ведущая нас ко спасению и наследию царства небесного, даруется не слушателям, а исполнителям закона, для приобретения которой и умножения даров Духа Святаго дал нам Бог Слово свое, и установил Богослужение и таинства. Одним словом, сущность истинного Христианства, к которому мы призваны, состоит в вере, одушевляемой любовью, для достижения которой, с всесильною Божиею помощью, впечатлеем в ум наш спасительную истину, что вера без добрых дел есть вера мертвая, и любовь к Богу без любви к ближнему есть любовь ложная. И как необходимо поддерживать внешнюю жизнь пищею: так необходимо, и еще несравненно, необходимее и важнее питать душу свою Телом и Кровью Иисуса Христа Господа нашего, и просвещать ее Божественным словом Его.

Не говоря о безумцах, отвергающих основные истины Веры, сами исповедники Иисуса Христа, не взирая на великие обещания, предлагаемые в Евангелии, — в сем священном завете (договоре) воплощенного Бога с ними, состоят, по образу жизни, которую ведут, в следующих степенях.

«Первое» состояние есть состояние нечестия и духовной смерти. Люди сего состояния, не боясь и не стыдясь ни Бога, ни ближних, преступают заповеди Господни нагло и делают беззакония явно. Будучи исполнены лукавых помышлений, которые считают дозволенными, они работают страстями злым похотям своим, которым приносят в жертву: совесть, доброе имя, здравие и все прочие временные блага. Язык их произносит одно зло, а необузданность поступков доказывает, что они хотят жить и действовать по одной своей воле; а о воле Божией и о своем спасении ни мало нерадят и не заботятся. «Путь нечестивых погибнет. Смерть грешников люта» (Псал. 1:6. 32: 22.)

«Второе» состояние самое многочисленнейшее есть состояние слепоты и лицемерия. Правило живущих в сем состоянии людей: «иногда» служить Богу и «всегда» угождать мамоне (миру, богатству). Они, полагая сущность Христианства и спасение в наружном исполнении обязанностей Веры, ведут жизнь, основанную на себялюбии, светских привычках, часто совершенно противных Духу Христову. Помраченные гордостью, истекающею из естественного разума, который в Откровении именуется тьмою, и упоенные ложными понятиями, они враждебным образом противятся истинному покаянью, состоящему в перемене внешней и внутренней жизни и вводящему в баню паки — бытия и обновления — Духа Святаго, (Тит. 3:5) в которой грешник перерождается в нового человека, совлекаясь ветхих мыслей, желаний и действий, и делается совсем иным, нежели каковым был дотоле. Ежели они воздерживаются от явных беззаконий; то не потому, чтобы грех был гнусен им и ненавистен, но ради стыда людского, или из опасенья наказанья и бесславья. Равно, если они делают и добро; то не для славы Божьей и не из любви к добру, но из тщеславия, для получения людской похвалы и благодарности, или из корыстолюбия. Отличительная черта живущих в сем состоянии людей есть сильная привязанность к миру. Он есть идол их, которому, они посвящают всю свою жизнь, жертвуя ему часто совестью, спокойствием и самым спасением. Посещения Господни для обращения их на путь истины, состоящие в лишении их благ, предметов их страстей, или уничижении, делают их при всех познаниях, которыми они превозносятся, несчастнейшими людьми, и повергают их в уныние, малодушие и самое отчаяние. Не хотя покорить разума своего в послушание истин Веры Христовой, знаемых ими буквально, они не понимают того: для чего бывают лишаемы благ, и почему Бог не внемлет их молитвам. —К людям, в сем состоянии находящимся, относятся Евангельские слова, что они, имея глаза, не видят и имея уши, не слышат. Почему? — Потому что они остаются, подобно Иудеям, в ропотном и ожесточенном расположении сердца, которое почитает достаточным одно внешнее во всем благоприличье и оправдывает себя исполнением некоторых заповедей и добрыми делами, о которых сказано, как делаются и как делать должно. (Лук. 18: 11, 12, 13. 19:8. 17:10) «Мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Матф. 21: 31).

«Третье» состояние тех, которые дают вход в сердце свое спасительной благодати Господней. Они начинают познавать самих себя чрез размышление и внимательное слушание и чтение Слова Божия, коего строгость обличения относят к самим себе. Сие производит в них стыд, слезы, сердечное сокрушение о содеянных грехах и искреннее осуждение самих себя. Начиная открывать и видеть в себе страсти, пороки и слабости, на которые не обращали прежде внимания, и ощущая все безсилие не только к истреблению их, но и к сопротивлению оных, они видят необходимость в высшей небесной помощи, и потому тем более прилепляются сердцем к Божественному Спасителю и со смиренным упованием испрашивают у Него благодати для разумения истины, и сил для исполнения Его заповедей. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Матф. 5:4).

 «Четвертое» самое малочисленное, состояние возрожденных Духом Святым и находящихся под Благодатью. Они умерщвляют на кресте внутреннего покаяния все вожделения к плоти, миру и гордости житейской; стараются приобрести нищету духа, стяжать кротость сердца, алчут и жаждут Христовой правды; строго наблюдают за чистотою своего сердца, стараются мирить враждующих, переносят клевету и осмеяние с терпением, готовы принять гонение, бесчестие и, какого бы рода ни было, бедствие за имя и истину Господа Иисуса. В сердце их обитают: вера, надежда и любовь, и последнее чувствование всегда побуждает их к деланию добра всеми зависящими от них, способами для прославления имени Божия. Они ощущают в себе начатки плодов царствия небесного, мир с Богом и совестью, радость и спокойствие. Господь Иисус, которому во всем покоряют свою волю, коего кровью очищаются, и на которого взирают непрестанно, есть Учитель их и образец, которому они стараются подражать, в ожидании будущего себе от Него прославления. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Матф. 5: 3).

IV. Христианин — странник на земле.

«Возлюбленные! прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу» (1Петр. 2: 11)

Христианин! ты здесь, странник; чужие оковы тебя держат здесь. Стремись туда, где вечно, царствует безмятежная тишина, и где цветут одни радости, — стремись к своему отечеству. Но знай, что небесный Отец только на правой стезе находит верных сынов своих. И так если ты сражался и страдал здесь за правду; то с крепкою верою и со сладкою надеждою ожидай отеческого Его призывания.

На малом пространстве, между колыбелью и гробом, лежит поле, на котором мы сеем наше семя, дабы в вечности пожать сладкие или горькие плоды оного. И так, сколь должно быть для нас важно и полезно, уметь правильно ценить время нашей жизни и благоразумным образом пользоваться им для сеяния; ибо от возращения или истления посеянного нами, даже и в сей жизни, весьма много зависит счастье и спокойствие — наше собственное и наших ближних. Но сколь важно вместе и то, если мы предварительно приобретаем правильное понятие о нашей жизни в сем мире! — Если сие важно для каждого человека вообще, тем паче должно быть важно для Христианина, который преимущественно, в своем высоком звании, с важным размышлением должен проходить поприще земной жизни.

Между понятиями, которые Св. Писание сообщает нам о земной нашей жизни, своею высокою особенностью отличается следующее: «Мы странники и пришельцы на земле».  

В сих словах заключается самое древнее убеждение рода человеческого. Мы находим оное еще в книгах Моисеевых. Так Патриарх Иаков свою и своих праотцев жизнь называет странствованием (Быт. 47:3). Святой Давид представляет также себя странником и гостем, как и все отцы его были. (1 Пар. 29:15. Пс. 39:13.) Истину сию сам Бог возвестил некогда Израилю: «Моя есть земля, вы пришельцы и поселенцы у Меня» (Лев. 25:23). И сие в ветхом Завете есть, так сказать, господствующий тон в понятии о жизни, что сия земля есть только, гостиница, и жизнь людей на оной есть только странствование по чужой земле. Указывая на сие, Апостол в послании к Евреям (11:13—16) говорит: «Все сии умерли в вере, не получив обетований, а только издали видели оные, и радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле; ибо те, которые так говорят, показывают, что они ищут отечества».

Но сие понятие о земной жизни в Христианском Учении представляется в гораздо яснейшем свете. Ибо Христианин- странник цель своего странствования усматривает по ту сторону гроба в свете вечной, блаженной жизни. Более или менее темное предчувствие о личном продолжении бытия своего, каковое род человеческий имел до Иисуса Христа, историею и учением нового Завета изменялось в несомненную уверенность в бессмертие. «Христос истребил власть смерти, и явил жизнь и нетление посредством Евангелия» (2 Тим. 1:10).

Наша Вера, которая преимущественно должна раскрыть внутреннюю жизнь человека и обратить ум и сердце его от видимого к невидимому, от скоропреходящего к вечному, — наша Вера, в которой все, что в Моисеевом законе было, так сказать, нераскрывшеюся почкою, расцвело богатым цветом, приняла в круг своего учения оное древнее изображение человеческой жизни тем охотнее, что самые первые ее исповедники действительно были странниками среди своих современников, Иудеев и Язычников.

По сему Апостол Петр с сугубым правом мог назвать Христианство его времени в малой Азии странниками и пришельцами (1 Петр. 2:11). И в самом деле, в основании сего изображения человеческой жизни столько находится истинного и прекрасного, что при мысленном созерцании оного можно получить великую пользу.

Христианин есть странник на земле! — Сие понятие, по- видимому, находится в противоречии с верою в вездеприсущие Бога, в котором мы живем и движемся и существуем, и который недалек от каждого из нас (Деян. 17:27, 28.). Как можем мы чувствовать себя странниками там, где повсюду усматриваем следы Божеской к нам близости? Где возбуждаются в нас силы, и где повсюду примечаем вещество, в котором сии силы могут упражняться, раскрываться и образоваться? Где обстоятельства и случаи соединяются для того, чтобы соделать землю сию местом зрелища нашей деятельности? — Конечно, сия планета, с которой соединены мы посредством нашего тела, а следственно и мы сами не исключены из вездеприсущия Божия, и потолику мы здесь уже дома; конечно, мы также и граждане земли и, будучи таковыми, обязаны употреблять время и силы для исполнения наших обязанностей, относящихся до сей жизни, а потолику мы и в земных отношениях должны быть не как странники земли, но как жители оной; конечно, в недрах природы, среди тварей Божиих,― в ощущении Божеской близости, мы чувствуем себя как дома: но не возвещается ли вам всем же самом исполненном веры чувстве Божеской близости превысшее земного бытие и жизнь? Или может ли происходить от видимой природы то, что возвышает нас над оною? От ее цветущих и увядающих видов? Не духовное ли мыслящее существо в нас, то есть, не мы ли сами ищем духовного сродства выше персти и находим оное в мире видимом, чрез что соединяем в себе небо с землею? Странствующий и трудящийся в чужой земле, как и Христианин на земле сей, находится в постоянном соединении со своим отечеством. Сей образ странничества есть не что иное, как чувственное выражение того вечного, сильного желания, которое находится во всех сердцах человеческих и которое стремиться к неведомому Богу. Сие таинственное стремление, сие бесконечное желание есть основание существа нашего, корень и условие всякой Религии, источник всех высших побуждений и вечное свидетельство о Божественном нашем происхождении. Посему история Религии у всех народов представляет нам собственно, только более или менее удачные образы, в которых оное, мрачнее или яснее ощущаемое желание открывалось во внешней жизни, — невидимое и безыменное получало вид и наименование, духовное — оболочку и покров.

Таким образом Христианин ― отношение настоящей жизни к будущей созерцает в образе странствования в чужой земле. Приличие и изящество сего сравнения заключается в цели и назначении земной жизни. Отец посылает своего сына в чужую землю. Не для того, чтобы навсегда остаться там; не для того, чтобы в чужой стране соделаться чуждым для отечества и отеческого сердца, повинуется сын воле отца своего. Нет! Он оставляет отеческий дом для того, чтобы в отдалении от оного тем с большею искренностью и любовью питать в себе воспоминание о своих домашних, чтобы с большими сведениями и опытностью, с большим усовершенствованием в каждом роде образования возвратиться в объятия искренней любви. — И мы не навсегда должны оставаться на земле сей. Она не есть для нас место, на котором можно было бы строить вечные жилища: мы ищем будущего града (Евр. 13: 14). Дни нашей жизни, кажется, только с непрестанно большею быстротою несутся с нами отсюда. Древний порядок вещей гласит: «Человек! ты должен умереть!» (Сир. 14: 18) и каждый звук погребального колокола ответствует: «Еще один умер и обрел свое отечество!» — Так, отечество для Христианина на земле сей, как для странника в чужой земле, есть вожделенная цель, к которой устремлены все его мысли, желания и действия. Земная жизнь есть для него только средство к его внутреннему образованию, есть приуготовление к жизни будущей. Как сын какого-нибудь отца, находясь в чужой стране, пользуется временем и случаями для того, чтобы, сообразно с своим званием, достойным образом приуготовить себя или художником, или купцом, или ученым, и чтобы после того, возвратившись в отечество полезным членом общества, получить одобрение и похвалу от отца своего: так Христианин на всю земную жизнь свою смотрит как на урочное время, чрез правильное употребление которого он должен стараться, достигать своей высокой цели, то есть, непрестанно яснейшего познания истины, непрестанно большего утверждения своего сердца в добродетели и человеколюбии, и постоянного довольства, которое в сознании любви небесного Отца находит венец свой.

Но если здесь наше всегдашнее отечество: то к чему тогда столь многие способности и силы души нашей, которые здесь только начинают раскрываться, но никогда не достигают своего совершенства? К чему тогда стремление в нас к некоему изяществу, которое на земле не имеет никакой непосредственной цели? Не должно ли тогда все, что величественного и славного происходило когда-либо от человеческой природы, быть измеряемо только малою мерою земных выгод! Но если неоспоримо то, что совершенное ведение, совершенная добродетель и совершенное блаженство есть достояние высшего мира; то очевидно, что Христианин, призванный к непрестанному возрастанию в совершенстве, не ищет на земле своего отечества. —

Сие будет гораздо явственнее, когда сравним опыты, которые испытывает странник в чужой земле и Христианин на земле сей.

 Оба они, не зная, как долго продолжится их пребывание, каждый час должны ожидать отеческого призывания. Оба должны часто переходить с одного места на другое, и вместо обрушившейся хижины искать другого пристанища, не зная сами, где найдут они, для себя могилу. Взорам обоих в непрестанном изменении представляются скоропреходящие явления, которые, как тени сновидения исчезают в прошедшем. Одному из них представляются отдаленные земли с их полями и лесами, горами и реками, чужие города, села и люди, живущее в них, с другими языками и нравами, обычаями и модами, в разнообразном смешении; другому — протекшие дни и годы жизни со всеми горько сладкими их опытами, богатые и бедные, друзья и враги, и посторонние люди, как они встречаются нам на пути жизни, с их чувствованиями, словами и делами; война и мир, и все происшествия в Истории великого мира, равно как и в малом мире семейства; от младенчества даже до старости. Оба они во время своего странствования должны бывают сражаться со многими трудностями и неприятностями, которые приуготовляет им то судьба, то незнание чужой страны, то собственное неразумие; впрочем оба они находят иногда и в чужой стране нечто приятное и привлекательное, некое утешение и радости. Иногда они продолжают путь свой среди бурь и непогод чрез мрачные, поглощающие пучины, чрез жилища змиев и чрез утесистые непроходимые скалы; иногда напротив они идут под ясным небом чрез приятные долины и холмы, с которых повсюду открываются восхитительные виды. Но из всего того, что они видели и слышали, что они любили и ненавидели; что огорчало их или доставляло им утешение, — из всего того ничего не осталось у них, кроме одного, более или менее слабого воспоминания, в мерцающем свете которого утомленный, странник остается еще до позднего времени и историю протекших дней рассказывает своему внуку.

Сие непостоянство и пременяемость явлений настоящей жизни ведет нас к другой подобной черте сего изображения, именно к недовольству, которое Христианин в сем мире, как в некоей чужой стране, ощущает в себе. Ибо здесь, где гражданские и общественные отношения часто поставляют человека в некоей необходимости, сообразоваться со свойством обстоятельств и служить для других орудием к достижению каких — либо суетных целей; где заслуги часто измеряются слепым счастьем, и всё достоинство мыслящих существ, кажется, заключено в одном только наружном виде; где люди бывают всем тем, что делает из них случайность обстоятельств и отношений, орудиями суетной любви к миру и своекорыстных целей; где Вера и добродетель нередко имеют одинаковую участь с предметами господствующего обыкновения, — здесь, конечно, Христианин со своими правилами и чувствованиями должен быть как чужой между чужими. Пребывать в такой стране не удовлетворяет его высшему желанию, не соответствует непрестанному его стремлению к добродетели, не доставляет ему утешения и подкрепления.

Но что может быть для нас естественнее, как пламенеть желанием возвратиться из чужой страны в свое отечество? Правда, что прелесть новости на несколько времени привязывает нас к чужой стране, что некоторые особенности и преимущества привлекают к себе наше внимание; правда, что ей бывает, одолжены мы нашим знанием, образованностью и благосостоянием; что честные связи пребывание в чужой стране делают для нас приятным; впрочем ее ослепляющий блеск, ее шумные радости никогда не могут совершенно удовольствовать нас. Мы никогда не захотим навсегда променять на них своего отечества, ибо там никогда не находим мы, как в недрах любезного семейства, искреннего сердца отца, горячей любви матери и нежных чувствований брата и сестры; никогда не находим верных и искренних друзей, как в отечестве, к которому влекут нас тысячекратные блаженные воспоминания.

Так и душа Христианина, стремящаяся к горнему своему отечеству, никогда не наслаждается таким спокойствием и блаженством, как в то время, когда она торжествует блаженное соединенье с оным. Пусть настоящая жизнь предлагает пред нею свои сокровища; пусть удовольствия и радости встречаются с нею на всех путях; пусть богатства, почести и высокие достоинства повсюду открываются пред ней: из всего того ни что не может успокоить сильного ее стремления. Радости, которые восхищают наши чувства, не наполняют ее; скорбь бывает жатвою и самых невинных удовольствий, если только они бывают скоротечны. Только по ту сторону гроба Христианин ищет вечно цветущих радостей. А что Господь и всей жизни дарует ему, как счастье, он наслаждается тем с благодарностью, но благодарить он может только по тому, что высшие движенья его духа и сердца принадлежат к миру невидимому, который есть отечество и стихия души его, между тем как холодные, чувственные люди не понимают ни его желаний, ни стремлений, и смотрят на него или с изумлением, или с презрением.

Да и как можно найти в сей преходящей жизни начало, силу, подкрепление и цель всех высших стремлений, к которым человек вообще, и в особенности Христианин способен. Как может видимый мир вместить в себе бесконечность его желаний, глубокое, святое стремление его к бессмертной любви? Или, откуда происходит та никогда неутолимая жажда к просвещению, которая открывается в уединенном размышлении неутомимого испытателя, в его непрестанном стремлении к яснейшему познанию вечной истины, блага и красоты, к глубочайшему прозрению в таинства природы и Истории. Откуда происходят чрезмерные усилия мудрого и ученого; откуда получает он силы и побуждение, когда, не получая достойной награды на земле, чрез всю жизнь свою, с утратою здоровья, он трудиться для того, чтобы более распространить царство науки искусств, чтобы только возжечь более света в умах человеческих? Откуда и к чему все сие, если это не есть сокровенное, превысшее земного побуждение, которое действует в сем чуждом мире, и в Христианине находит своего исповедника? —

Ты любишь Религию; ты стоишь в благоговейном трепете, когда чувство Везде присущего, Святого объемлет тебя, когда в уединенной тишине природы ты бываешь проникнут некоторым чувством, подобным желанию и любви к отечеству, и ты считаешь таковые минуты между самыми лучшими и блаженнейшими в твоей жизни. Хорошо поступаешь ты в сем случае; но не исповедуешь ли сим самым, что внутренняя жизнь твоя не принадлежит сей земле, что персть не есть твоя собственность, и что не земля есть место твоего происхождения, не земля есть и конец бытия твоего, не земля есть твое отечество? Или, скажи мне, Христианин! для чего ты молишься? От чего в пламенной, благоговейной молитве твоей исчезает для тебя мир с его отношениями, так что ты живешь только в чувстве Божеского вездеприсутсвия? Не есть ли твоя молитва духовное, воззрение в тот мир; не есть и она тихое торжество твоего небесного происхождения, мгновенное возвращение души из страны пришельствия в отечество? Если бы мы на сей земле были дома; то молитва была бы только одна пустая форма, печальное самообольщение. Но нет! небесные предчувствия, утешительные чувства Религии суть для нас — странников и пришельцев на земле сей ― благие вестники из отечества!

Ты чтишь добродетель; ты удивляешься силе и возвышенности мыслей, которые обнаруживает в себе человек, когда решается на какое-либо важное предприятие, спокойным размышлением объемлет его в себе и неутомимою деятельностью приводит его в исполнение, — и твое удивление смешивается с некоею высшею радостью о том, что находится в человеке. Но не показываешь ли ты сим, что ты предполагаешь в нем нечто непринадлежащее к земному веществу, нечто Божественное, что чуждо сему миру, —ибо оно побеждает мир, — и что Христианин называет своею верою? И сия вера, что другое есть, как не блаженная жизнь в Боге, внутреннейшее сознание нашего с Ним соединения, не столько близкого по тому, что мы еще чужой стране, таинственное стремление к чему-то высшему в мыслях, желаниях и чувствованиях, неразрывный союз духов, собственное святилище нашей природы.        

Если ты сомневаешься, что человек с высоким чувством веры и добродетели здесь есть странник; то поди и спроси ревностного служителя Церкви и Отечества, от земли ли происходит тот дух, который воспламеняет его ревность, так что он, без всякого отношения к своему спокойствию и выгодам, с неутомимою деятельностью проходит свое звание, и трудится для счастья и благоденствия людей? Поди и спроси героя, откуда происходит его воодушевление, когда он за Веру и Отечество, презирая все ужасы смерти, бросается в самый сильный жар сраженья? Поди и спроси отца, откуда происходит его усердье, когда он с неутомимым прилежанием, тягостными средствами приобретает хлеб для жены и детей? Спроси наконец мать, кто дает ей силы, и какой награды ожидает искренняя любовь ее, когда она для сына болезней своих лишает себя покоя, жертвует своим здоровьем и влачит безрадостное бытие свое в добровольном отречении от всех удовольствий, доколе исполненное горячей любви сердце ее не успокоится в хладной могиле? О, пределы земли тесны и малы для беспредельных пожеротвований, к которым способно исполненное любви сердце, — сердце, которое в последовании Господу может погубить жизнь, которую оно имеет в чужой стране, для приобретения другой в своем отечеств! И если кто думает быть Христианином и однако ж почитает возможным, не быть странником в сем мире, тот пусть вспомнит слова Иисуса Христа, которые относятся и к нему: «кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мар. 8:34).

XI. Обязанности Христианина служить примером добра

Многие говорят о развращенности времен наших, жалуются на упадок добрых нравов, на уменьшение благочестия, — может быть потому, что слышат иногда о чрезвычайном распутстве, о грубых пороках.

Но есть другое, очевиднейшее свидетельство всеобщей порчи нравов, на которое, редко обращают внимание, потому что почти всякий находит оное в самом себе.

Сие свидетельство состоит в том, что весьма немногие Христиане имеют довольно бодрости быть столько добрыми и честными, сколько быть могут, опасаясь, чтобы не сделаться смешными для многих людей.

Редко человек имеет столько твердости, чтобы смело совершать дела правые, не смотря на противное суждение большой толпы. Всякий желает лучше быть порочным, нежели смешным, лучше соглашается сносить упреки совести, нежели насмешки людей. Не служит ли сие доказательством как слабости тех, которые из страха к другим стыдятся быть истинно добродетельными, так и испорченности общественного образа мыслей, по которому благороднейший человек считается глупым или мечтателем?

Тебя окружает общество легкомысленных распутных людей и призывает к принятию участия в их занятиях. Скоро ты чувствуешь отвращение к их нечестивым разговорам, к их распутству в наслаждениях, к их нарушению благопристойности. Но имеешь ли ты довольно решимости, чтобы обнаружить твое отвращение; чтобы соделаться предметом их язвительного остроумия, их посмеяния?

Ты находился в круге знакомых и незнакомых, где от веселых разговоров перешли к суждению о добродетелях и проступках человека. Вдруг злонамеренная клевета возвысила главу свою, и, как бы для обнаружения острой мысли, омрачила доброе имя честного, или ввергла в подозрение невинность беспорочного. Ты уверен был в несправедливости всего того, что произносили смеющиеся уста злобы; но имел ли столько твердости, чтобы обнаружить смело сие уверение свое, чтобы защитить честь отсутствующего и противостать клеветнику? — Испытай свое сердце и признайся, как часто, вопреки собственному убеждению, из одного только угождения другим, ты соглашался с их мнением; как часто пренебрегал ты священные обязанности, дабы не лишиться чести вежливого человека!  

Повсюду громогласно раздается прекрасное имя «любви к отечеству», но кто не приходит в затруднение, когда, по любви к отечеству, нужно сделать необыкновенный шаг, принести необыкновенную жертву или даже решиться на обыкновенные благородные дела в общежитии? Сколько бы какое-нибудь предприятие не было похвально и полезно, никто не хочет первый решиться на оное, никто не хочет подать собою примера. Всякий страшится заслужить у людей имя глупого или лицемерного, или честолюбивого. Всякий смотрит сперва, многие ли подают руку тому или другому, и никто не хочет стоять один. Всякий называет «скромностью» то, что в сущности есть только действие робкой гордости.

Нет! стыдиться добра, к которому чувствуем склонность и силу, не есть чистая, Христианская скромность; удобнее соглашаться на участвование в безумных и развращенных делах, нежели на опровержение оных, — не есть чистая скромность. Это есть ложный стыд, отречение от добродетели, унижение самого себя. Ты ставишь мнения заблуждающих смертных выше, нежели истины Иисуса, твоего Божественного Учителя; ты предпочитаешь суждение мира Суждению Божию.

Истинная скромность, которая служит украшением Христианина, остерегается превозноситься добродетелью; но она никогда не жертвует добродетелью сужденьям безумных. Скромность любит делать добро в тайне, когда то можно; но она не отрекается совершать оное явно, когда то нужно. Она не желает никакой славы за свои дела, и потому имеет мужество сносить презрение и посмеяние за оные.

Последователь Иисуса Христа должен открыто исповедовать Его. Подозрителен для меня друг, который в скрытности называет себя моим, но открыто стыдился обращения со мною: я не считаю его истинным другом. Равным образом и тот не есть Христианин, тот не есть Христов, кто столько робок и малодушен, что в речах и дела своих пред миром отрекается от Него. «Кто исповедает Меня пред людьми, говорит Господь ученикам своим, приготовляя их к отшествию в мир, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Матф. 10:32, 33).        

Открытые правые поступки во всякое время, во всех обстоятельствах жизни, не взирая на суждения и насмешки обыкновенной толпы, весьма отличны от того образа мыслей, который проистекает из фарисейской гордости. И фарисей делает открыто добро; однако он делает его не по чистому чувству обязанности, но по честолюбию. Лицемер желает только казаться лучшим, нежели каков есть на самом деле. Он величается своею добродетелью, которая не обитает в его сердце. Он говорит истину, но не столько из любви, сколько из ненависти. Он расточает благодеяния нуждающимся, но не из милосердия, а для снискания похвалы и уважения. Он содействует общеполезному добру, но для того, чтобы обратить на себя благосклонность великих земли и глаза народа. Он хочет не добродетели; он хочет награды, чести, отличия. Явно проповедуя любовь к человечеству, он в тайне трудится о низвержении своего соперника; явно нападая на испорченность нравов, он в тайне удовлетворяет своему сластолюбию; в храме Божием, или при слушании трогательного приключения, он проливает слезы умиления или сострадания, но тайными хитростями коварства отнимает собственность у вдовы и сироты, или доводит до отчаяния бедное семейство, не соображающееся с его волею.

Сколько, напротив того, возвышен образ мыслей и чувствований последователя Христова! Он ищет самой добродетели, а не наружности ее; он ищет дел, а не славы; он исполняет свою должность, хотя бы мир произнес над ним осуждение; он идет путем правды, хотя бы путь сей вел его к бедствию. Так Иисус Христос с бодростью шел по пути крестному!

Христианин, не взирая на все суждения мира, обязан не только исполнять должности свои как в уединении, так и пред очами людей, но еще с радостью принимать всякий случай, в котором он может собственным примером действовать с пользою на других, и поощрять их к благородным чувствованиям и делам. «Так да светит свет ваш пред людьми» — заповедует Божественный Основатель нашей Веры — так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Матф. 5:16).

Мы должны стараться, собственным примером в добре поощрять других к подобным поступкам. Сие становится особенною обязанностью честного человека в такое время, когда, по-видимому, более и более входит в обычай, стыдиться добродетелей столько же, сколько и пороков; когда вменяется в заслуги человека, оставаться как бы неизъяснимою загадкою для других; когда благоприличие требует от человека, вести себя так, чтоб никто не мог узнать, что он есть на самом деле. — Где господствует сей обычай, там самый бесчестный человек равняется с самым честным; ибо чем можно различить их? Где сия сокровенность истинного образа мыслей принадлежит к утонченным нравам, там хитрое притворство предпочитается истине, видимость существенности, наружный образ жизни внутреннему благочестию; там каждый человек подобен другому; там все более или менее преданы лицемерию; там все более или менее суть рабами тайного самолюбия.

Христианин должен считать обязанностью своею, всячески избегать оного нечестивого сообразования с принятым обычаем. Ибо человек легко «становится» тем, чем он с начала только «казался» по притворству; привычка скоро переменяется во вторую природу.  

Сия обязанность становится тем необходимее и безусловнее, что мы живем в такие времена, когда порок облекается в прекраснейшие наименования, и бесстрашно шествует по стогнам. Представляй смело пример Богоугодной добродетели пред очами народа, когда дерзкий злодей осмеливается открыто величаться своим нечестием. Являйся мужем твердым в слове и верности, и воодушевляй геройским примером, кода другие шутят клятвою, и выдают измену за благоразумие. Являйся во всей твоей невинности и строгости нравов, когда своевольство называется любезным и прелюбодеяние не ставится в вину. — Порок развращает, добродетель воодушевляет примером. Ты не долго будешь стоять один: уважение честного и страх порочного окружает тебя.

Дела Христианина должны быть светом для других. Ибо тысячи прекрасных наставлений не столько трогают сердце как один пример доброго дела. Так светился пред нами свет Искупителя мира: если бы Он не претерпел крестной смерти для спасения человеческого рода; то ни ученики Его, ни мученики первой Церкви не шли бы с такою радостью на мучения и смерть за Его слово; вечная истина умерла бы на устах Того, кто первый проповедал ее.

«Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела!» — взывает Иисус Христос, который сам делал то, что говорил. Сие призывание к Христианскому геройству относится к высоким и низким, к старикам и юношам. И так все мы должны «даже с намерением» делать добрые дела открыто, когда сие бывает нужно.

Правда, что сие призывание не поведывает нам умышленно выставлять наши добрые дела, чтобы «насильно» сделать их замечательными для других. Мы знаем, что никакой пример не действует на сердце так слабо, как тот, который с намерением выдается за «пример». Тщательно изыскиваемые случаи выказать себя с хорошей стороны уничтожают наилучшее впечатление, ибо редко остаются без подозрения в них тайной суетности. Не нагое дело достойно подражания, но расположение, с которым оно совершено. — Однако и не заботясь о случаях выказать себя, мы найдем по Божию строению много обстоятельств, в которых можем подать убедительный пример в добре. Подай пример терпеливости, когда злоба других побуждает тебя к гневу. Подай пример великодушия, когда представляются случаи унизить врага твоего. Подай пример верности, когда другие, соображаясь с обстоятельствами, нарушают клятву свою. Подай пример постоянства, когда ласкательный соблазн отваживается поколебать добродетель твою. Подай пример спокойной преданности Богу, когда разрушается твое благосостояние, когда оставляют тебя друзья, любившие тебя в счастье.

Человек, на поприще общественной жизни, всегда имеет случаи, быть честным человеком. Имей только Христианское мужество, быть Христианином в словах и делах, в уединении и обществе, и ты будешь служить хорошим примером.

Обязанность подавать хороший пример увеличивается особенно тогда, когда мы в гражданском обществе занимаем такое место, где взоры многих лиц обращены на нас. Поистине, ответственность отца больше, нежели дитяти; больше требуется от начальника, нежели от подчиненного; больше от достаточного, нежели от бедного; больше от образованного, нежели от неведущего. Тем обширнее круг твоего действования, тем могущественнее пример твоей добродетели, тем соблазнительнее пример твоего порока. Ты живешь и действуешь не для себя одного; твоя добродетель просвещает, твой порок омрачает окружающих тебя.

Пример добра бывает темь сильнее, когда подается людьми в таких делах, которые, по-видимому, весьма тяжелы для их состояния, для их лет. Посему-то Иисус Христос указал ученикам своим на ту бедную вдову, которая с кротостью вложила в церковную сокровищницу две лепты, сбереженные ею, может быть, с великим трудом. 

Когда бессильный старик чужд юношеского легкомыслия; когда неимущий не предается расточительности; когда от природы тихий не имеет жестокого сердца, или не знает порывов гнева: то кто увидит здесь примеры добродетели, или кто может удивляться им? Но когда юноша, одаренный крепостью силы, волнуемый пылкостью лет, ненавидит дела легкомыслия; когда он отвращается от прелестей сластолюбия; когда он с удовольствием подчиняет себя строгим законам труда и порядка, не смотря на свою склонность к рассеянности: то он по всей справедливости заслуживает удивление людей, и побуждает сверстников своих к соревнованию.

И так каждый наиболее должен стараться подавать пример тех добродетелей, которых мир наименее ожидает от него. — Воин! ступай на поле сражения, куда призывает тебя твой долг к Царю и Отечеству, и там подавай блистательный пример человеколюбия. Щади безоружных; защищай притесненного от жестокости бесчеловечных твоих товарищей; спасай собственность ближнего от расхищения, и ограждай невинность от нападений зверского неистовства.

Великий земли, которого окружает слава, сила и блеск! подавай пример благородной кротости. Предпочитай чувствование исполнения своей должности ласкательствам низкого самолюбия; уважай в малейшем из твоих подчиненных человека, брата.

Ты, которого Бог преимущественно одарил умом, который приобрел славу высшего образования или отличной учености! подавай благородный пример благоговения к Вере и ее священнодействиям. На тебя взирают менее образованные люди; предводительствуй ими в почитании святыни и учреждении, предназначенных для нравственного и благочестивого наставления народа.        

Градоправитель! подавай пример кроткого повиновения законам; не делай для себя исключения даже и в том случае, в котором позволительно. Почитай доброго гражданина; не суди с лицеприятием; не снисходи твоим кровным; не унижай оказавшего заслуги; не возводи на степень чести ласкателя, пресмыкающегося пред тобою.

Богатый! Подавай пример воздержания и смиренномудрия. Предпочитай славе роскошного пиршества честь — быть спасителем и умирающего с голоду семейства; презирай пышность великолепной утвари, чтобы лежащему в бедной хижине больному умягчить смертное ложе; облекайся в менее драгоценные одеяния, чтобы рубища нищего превратить в согревающую одежду; умерь все потребности, свойственные твоему состоянию, чтобы составить счастье осиротевших детей.

 Гражданин низкого состояния! подавай пример благородного образа мыслей. Гнушайся низким удовлетворением низким чувственным наклонностям; предпочитай услаждение твоей души увеселениям обыкновенной черни; облагораживай твое состояние честностью в ремесле, порядком в доме, скромным благоприличием вне дома; не завидуй знатности и пышности вельможи, и довольствуйся званием, в котором Бог тебя поставил.

Таким-то образом, «просвещать свет свой» пред человеками значит, победоносною силою примера воспламенять других Христианским добродетелям, и содействовать распространению царства Божия на земле. Какую сладость ощутит в себе тот, кто увидит, что он имел влияние на улучшение других, что он примером своих поступков воодушевил многих к служению добродетели, к достижению вечного спасения!

XVIII. Слово о силе веры в злополучии

«Он укрыл бы меня в скинии Своей в день бедствия, скрыл бы меня в потаенном месте селения Своего, вознес бы меня на камень» (Псал. 26:5).

Человеческая жизнь есть непрерывная цепь неизвестности и превратностей скорбей и опасений. В самом храме, Богослужению посвященном, сколько находится людей, коих по всей справедливости можно назвать несчастными! А вне оного находящиеся не ведают, когда постигнет их участь, подобная участи тех. Нет на земле ни единого человека, которого благополучие было бы твердо и благонадежно. Темные облака могут тотчас собраться над главами тех, над коими небо теперь совершенно ясно. Может быть, посреди обманчивой тишины, которою они наслаждаются, уже буря, грозящая им, начинает собираться. «Если человек проживет и много лет, то пусть веселиться он в продолжении всех их, и пусть помнит о днях темных, которых будет много» (Еккл.11:6.)     

По сему для существа разумного нет важнее той науки, которая надлежащим образом приуготовляет его к злоключениям жизни, дабы он мог как издали взирать на них без ужаса, так равно, когда они постигнут, сносить без малодушия. Во все времена премудрые свою премудрость, богатые сокровища свои, и сильные свое могущество употребляли или на защищение своего благосостояния от приближающихся бедствий, или на соделание себя менее чувствительными к ударам оных. Сильный усиливается удалить от себя злополучие; мудрый старается побеждать его терпением, когда оно угнетает его; и богатый изыскивает все удовольствия, могущие утолить, или несколько облегчить скорбь его.

 Между тем, как мудрость мира сего столько занимается сим важным предметом, Вера не менее внимательна к оному. В выше сказанных нами словах она объявляет нам о «селении», которое Бог устрояет для защиты рабов своих «в день зол их, о тайне селения Его», в которой «скрывает», и о «камени, на который возносит» их. В иных же местах она говорит нам о «шлеме и щите» (Псал. 34:2), которые подает им Бог, «да не убоятся от страха ночного, и от стрелы летящей во дни» (Псал. 90:5). Какое ж то оборонительное оружие, которое всеблагий Промыслитель подает любящим Его? Неужели Он воздвиг оплот, для злополучия неприступный, дабы отделить благочестивых и праведных от прочих людей, и дабы предохранить их от общих всему человечеству бедствий? Нет! Мы видим, что и они подвержены сим бедствиям не менее, как и другие. Оружие, Верою подаяемое, есть совершенно духовное. Она сердце паче, а не внешнее состояние приемлет под кров свой. Когда приходит «день зол», которого никто не избегает, тогда Она водворяет праведных «в селения» Всемогущего, доставляя им безопасность и мир, происходящий от упования на заступление Вышнего. Она «скрывает их в тайне селения» Его, отверзает им, источники утешения, неведомые нечестивым. С помощью той твердости духа, которую она сообщает им, «возносит их на камень», против коего буря может устремляться с яростью, но не может потрясти его.

В какой мере утешения, Верою подаемые, соответствуют тем вышним наименованиям, под коими они изображены здесь иносказательно, я намерен изъяснить сие в настоящем слове. На сей конец сравню состояние нечестивого с состоянием Богобоязненного, когда тот и другой сражаются с бедствиями жизни и потом извлеку из сего назидательные умозаключения, к которым настоящий предмет естественно подает нам повод.

1. Вера приуготовляет душу, мужественно встречать жесточайшие удары злополучия; напротив нечестие, по естественному своему влиянию на сердце человеческое, силится породить в нем уныние, при самых легких искушениях. Миролюбцы, умножая свои сокровища и распространяя связи свои, мечтают быть безопасными от всех возможных превратностей жизни. Каждый из них в сердце своем мыслит: «я говорил в благоденствии моем: «не поколеблюсь вовек»» (Псал. 29:7) Но сие мечтание их столь пагубно, что, вместо подкрепления, они разрушили то, что одно могло бы защитить их «в день зол». Им оставалось бы ожидать подкрепления единственно от души; но душа их чувственными удовольствиями растлена и расслаблена. Чрез меру жаждав наслаждений мира сего, они подвергаются двум, равно бедственным и неизбежным случаям: во-первых, им не остается никакого пособия, кроме пособия от мира; а во-вторых умножают свою чувствительность при каждом ударе злополучия, им наносимом от мира же.        

Они не имеют ни правил, ни твердости духа, с помощью коих могли бы противостать силе злополучия. Взоры их ничем не направляются далее обыкновенного течения происшествий: и потому, когда приходит «день зол», то есть, когда постигает их несчастье, им остается в виду одно только отчаянье. Беззаконие вовсе лишает их права, прибегать к помощи могущества, высшего собственной их силы, или полагаться на лучшего руководителя, нежели собственная мудрость их. Не имея правил, от коих могли бы получить подкрепление, они равно не обретают облегченья своим горестям и в сердце, от счастья растленном. Они потеряли то душевное спокойствие, которое мудрого приводит в состояние, терпеливо сносить свое несчастье. Чрез долгое время напитавшись тщетными надеждами, они от каждой неудачи приходят в унынье и делаются несчастными. Будучи сластолюбивы и изнежены не могут сносить ни малейшего озлобленья. Будучи кичливы и высокомерны, не терпят никакого противления. Питая в себе чувствования, столь мало сообразные с неизвестностью жизни сей, они сугубо наполняют чашу горести, и сами изощряют меч, на поражение их вознесенный. Быв чужды всех мирных удовольствий сердца доброго и чистого, чужды всякой радости, кроме той, которую доставляет им порок, или суетность, они в злополучии своем лишены всякого утешения. Здоровье и богатство, суть два столпа, на кои они опираются. Когда один столп падет, тогда рушится и все здание их надежды и утешения. Быв повержены в отчаяние, и пресмыкаясь во прахе, они соединяют горестный вопль свой с воплем мужа Ефремля: «Вы взяли богов моих, которых я сделал, чего еще более?» (Суд. 18:24.) Вот причины, которым должны мы приписывать малодушие, строптивость нрава и те беспокойные страсти, которые столь часто сопровождают преклонную старость, или падение счастья нечестивых!

Но сколь отлично состояние человека истинно благочестивого, подверженного горестным искушениям! Вера постепенно приуготовляла его ко всем превратностям мира. Она открыла ему, в чем состоит истинное благополучие. Она благовременно предохранила его от безмерной любви к земным благам, показав ему всю тщету в оных, и представив очам его в будущем блистательнейшие предметы. Никакие озлобленья не могут постичь внезапно, и следовательно победить его. Для вернейшего плавания по океану жизни он обезопасил себя и против бури, и против безветрия. Он ведает, что получил бытие под условием, не вечно наслаждаться тем, что ему драгоценно; и потому никакое несчастье не может привести его в унынье; и он уже не поражается, когда мертвенное умирает, когда непостоянное изменяется, и скоропреходящее преходит.

Все правила, Верою преподаемые, и все действия, ею направляемые, благоприятствуют твердости душевной, без сомненья, что очищает сердце, то самое и укрепляет его. Благочестивый, не уклоняясь от стези жизни праведной, трезвенной и Богобоязненной, по необходимости должен приобретать твердость и правильность в мыслях. Будучи наставлен благодатью Божьею, как наслаждаться с умеренностью благами мира, не будучи надмен успехом и расслаблен чувственностью, мужественно встречает превратности в своем жребии. Он приобык к терпению, нуждам и покорности; приучил себя, быть твердым и управлять самим собою. Он научился относить все происшествия к промыслу; управляющему оными, не только с благоговением, но и с верою и упованием.

Дни благосостояния не были для него днями только неплодного веселия; нет, они произвели весьма полезный плод. Они просветили свой разум, обогатили его полезными знаниями, твердыми правилами, благодетельными расположениями. Сии пособия, остаются верными и в самый «день зол».

Они пребывают с ними в болезни и в здравии, и в убожестве и среди изобилия, и в часы мрака и уединения, и среди друзей и приятной беседы. Он благодушно оставит блеск счастья и удалится под мрачный кров уединения. Будучи лишен всех благ и приятностей мира, хотя и будет принужден заключить себя в теснейший круг, но и в сем тесном круге найдет для себя много утешений. Его существенные наслаждения были всегда мирны, непорочны и умерены; а превратности света не имеют над ним власти, подобно как над миролюбцами. Душа его есть для него царство; и он спокойно будет обладать им: не мир даровал ему вкушаемое им блаженство, следовательно и не зависит от мира, при самых жестоких его гонениях, вовсе лишить оного.

2. Благочестивый, находясь среди бедствий, утешается воспоминанием о прошедшей жизни. Напротив сии ж самые воспоминания увеличивают оные в злочестивом. Во дни веселья и сует житейских грешники, некоторым образом, заглушают совесть. Вращаясь в вихре забот и удовольствий; беспрестанно занимаясь предприятиями или стремясь к совершению оных; питаясь надеждою, или кичась успехом, они стараются удалить от себя всякую важную мысль, быв окружены множеством ничтожных занятий. Но совесть не может остаться навсегда без своего действия. В течение жизни каждого человека бывает время, в которое он по необходимости должен узреть себя в истинном своем виде. И когда наступит, сие время, горе человеку, коего опечалит зрелище сие! Когда бедствие прострет над ним свое мрачное покрывало, когда несчастье поразит его сердце и нанесет ему глубокую рану, как он возможет увидеть себя в первый раз в том гнусном образе, каковый сообщил ему грех? Тогда то воспоминание о прошедшем приведет его в ужас! Оно покажет ему жизнь, посвященную безумию и суетностям; жизнь, проведенную в злобе и грехах; нет звания, нет должности, которую бы он исполнил с рачением. Сии преступления, которые он скрывает от себя с таким искусством, представятся ему в настоящем их безобразии. Мысль о грехах присоединится ко всему тому, что с ним происходило. Он видит, или мнит видеть, явно вознесенную на него десницу Бога, им оскорбленного. Когда человеку наипаче необходима помощь, сколь несносна ему тогда тяжесть сего нового бремени, увеличивающего тяготу болезни, превратности счастья, и глубокой старости! Коль бедственно состояние человека, которому суждено претерпевать и угрызения совести и вместе удары злополучия! Сердце разумного приобретает знание; а пораженный дух ― кто может подкрепить его?»( кто восставит?) (Притч, 18:14, 15)

Напротив того, имеющий совесть чистую и в самых горестных обстоятельствах жизни наслаждается спокойствием, благородством и величием души, которыми он единственно одолжен добродетели. Свидетельство правой совести, в самом деле, всегда должно быть отличаемо от того кичливого лицемерия, которым гнушается всякий истинный Христианин. Он чем добродетельнее, тем смиреннее, и тем более стыдится своей слабости. Хотя он признает, что ничего не может просить от Бога «ради путей правды своей» (Псал.106:40); однако ж, утверждаясь на непреложных обетованиях Евангельских, может быть уверен, что Бог, по милосердию своему, о Иисусе Христе, не отринет его. Он может надеяться, что «молитвы его и милостыни его взыдут на память Богу» (Деян. 10:4) Вера и добрые дела прежней его жизни были как бы семена, во дни благи им посеянные, коих плод пожинает он «в день зол». Сокровища, удовольствия и «друзья миру сему» воскрылятся и улетят. (Иак. 4:4)

Но полезное употребление сих благ, коими он обладал доселе, умеренность, с каковою наслаждался ими, дела милосердия, ими явленные, и назидательный пример, поданый ближним, — вот блага, кои остаются при нем навсегда! Приводя оные себе на память, он вторично мысленно наслаждается своим блаженством; и, может быть, то вторичное и мысленное наслаждение не менее сладостно, как и первое. Оно приходит к нему наипаче в минуту, самую бедственную и требующую, величайшего подкрепления. Оно доставляет ему сладостное и постоянное удовольствие от этого, что он так пользовался скоропреходящими минутами, что приобрел прочное удовольствие, и сделал постоянным то, что по существу своему подвержено переменам. «Хотя время моего отшествия уже настало», говорит он, но я имею то утешение, что не «подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4:7). Дух мой не пал под бременем. Будущее не ужасает меня. Я тщился исполнять долг свой, и угодить Богу. Я совершенно предаю себя воле Небесного Отца. Вот размышления, которые праведнику открывает «свет во тъме», размышления, которые веселят скромную хижину, обитаемую добродетельною бедностью, сопровождают невинного страдальца во узилище, или изгнании, укрощают вопли печали, облегчают бремя глубокой старости, и лежащим на одре болезни подают врачевство душевное, приятнейшее и действительнейшее всех, от мира доставляемых.

Посмотрите на людей, каковы бы они ни были, и вы увидите, что все они согласны в сей важной истине, что душа есть выше счастья, что ощущаемое ею несравненно превосходнее вне его происходящего. Представим, человека, томительным своим положением обратившего на себя общее всех внимание. Первый вопрос, который мы о нем сделаем, не в том состоять будет: что он претерпевает, но как переносит страдания? Спокоен ли дух его, или он, по-видимому, внутренне страждет? Если видим его спокойным и непоколебимым, преданным воле Провиденья, и подкрепленным уверенностью в своей невинности; то достоинство его в очах наших возвышается, а бедствие уменьшается. Мы более чувствуем к нему уваженье и удивленье, нежели состраждем ему. Приведите только себе на память, какие страданья претерпели мужи праведные за совесть, и с каким весельем оные претерпели. С другой стороны, когда совесть присоединяется ко внешним бедствиям, дабы мучить грешника; то какие ужасные следствия произведет сие соединенье? Коликократно он, употребив во зло дни благи, с переменою счастья, подобно умоисступленному, спешил низвергнуться безвозвратно в глубокую бездну, и, чего наипаче гнушается природа, в одной смерти искал утоленья терзаньями совести, которые соделались для него совершенно несносны.

И так да не помыслим, что злополучие одно составляет совершенное бедствие человека. Одни порочные совершенно злосчастны. Сомнение и недоверчивость, обличения и угрызения совести, чувствие, что они сами навлекли на главу свою несчастья, ими претерпеваемые и ужасное ожидание больших и жесточайших грядущих зол: вот что существенно составляет, источник их злополучия. Они не только изощряют, но еще напояют ядом стрелы скорби, и растравляют язвы, между тем как бедствие, постигающее праведника, не влечет за собою столь пагубных споспешников! Оно может коснуться, так сказать, поверхности его души, но внутренность оной остается невредима. Мир не в силах нанести ему таких язв, от коих бы он не мог исцелиться.

3. Злочестивые, «в день зол», не обретают нигде себе помощника; а добродетельные с верою и упованием поручают себя промыслу живущего на небеси. Человек, по естеству слабый, изнемогая под тяжестью зол, не может не чувствовать всей своей немощи, удрученный бедствиями, превосходящими силы его, не полагается уже более на самого себя. Он всюду обращает беспокойный взор, ища укрыться под каким-либо кровом, ища некоей силы, могущей поддержать его; и когда, оставленный миром, за пределами самого мира не обретает никого, к кому бы мог прибегнуть, тогда положение его есть самое гибельное. Куда в сем положении обратятся нечестивые для снискания себе помощи? Сражавшись с бурями злополучия до истощения своих сил, они с радостью прибегли бы наконец к святилищу Веры; но сие святилище для них неприступно, а окружено ужасами. Они находят в Боге не защитника, к коему могли бы прибегнуть; но судью, которого трепещут; и в самые те минуты, когда совершенно необходимо им Его благоволение, они должны отклонять гнев Его. Когда «Он звал их, и они не послушали Его, когда простирал к ним руки свои, и они отвращали лицо свое от Него» (Иса. 65:12, 2. 3: 10), то сколько имеют они причин опасаться, что «за то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов своих; что Он посмеется их погибели; порадуется, когда придет на них ужас!» (Притч. 1:24, 26)

Но самая утешительная мысль, могущая родиться в душе в годину искупления, есть уверенность в благости Того, кто управляет вселенною. Во все времена Богопочитание подавало добродетельным некую меру сего утешения. Но возвести оное до высочайшей степени совершенства предоставлено Откровению Христианскому. Ибо ближайшая цель сего Откровения есть, дать человеку сообразное с его положением наставление и утешение, рассматривая его двояко: яко слабого и виновного пред очами Бога, и яко ратоборца, долженствующего сражаться с бедствиями мира. Касательно первого обстоятельства, оно открывает ему Ходатая и примирение; касательно последнего, обещает Духа благодати и утешения. Оно содержит в себе совершенное врачество против душевных скорбей и временных озлоблений. Таж самая десница, которая подает прощение кающемуся и подкрепляет слабому, дарствует утешение и надежду скорбящему.

В сем отношении наипаче достойно внимания нашего то, что Бог никакого титла столь часто не присвояет себе в Св. Писании, как титло заступника несчастных. Милосердие есть такое свойство Его существа, которое, предпочтительно всем другим, оно представило очам нашим в многоразличных чертах, дабы в величии своем применить себя к нашей слабости, и приискренне пещись о нас в скорбях наших. Бог слышит все моления; но Св. Писание изобразует Его внемлющим наипаче «к воздыханию окованных». (Псал. 101:21. 9:38). Всеми тварями своими управляет Он праведно и премудро; но преимущественно предоставляет Самому Себе, творить «суд обидимым, защищать пришельца» (Псал. 145:7, 9), «ибо он избавит нищего, вопиющего и угнетенного, у которого нет помощника»; «от руки врагов его и от гонителей его» (Псал. 71:12. 30:16. 34: 10) «Ради страдания нищих и воздыхания бедных ныне восстану, говорит Господь, поставлю в безопасности того, кого уловить хотят» (Псал.11:6). «Отец сирот и судья вдов Бог во святом Своем жилище» (Псал. 67:6). «Господь восставляет согбенных»; и «исцеляет сокрушенных сердцем» (Псал. 145:8. 146:3). «Ибо Он знает состав наш, помнит, что мы ― персть» (Псал. 102:14). Если премудрость Его провидения нужным находит, посылать скорби на великое число своих тварей; то по крайней мере обращает на них око милосердия. Он не гнушается являть себя прибежищем праведному и благочестивому; не гнушается призывать их, да «во всех скорбях своих изливают пред Ним сердца свои» (Псал. 61:9). Обстоятельства, которые лишают их благорасположения подобных себе, суть те обстоятельства, которые наипаче воспламеняют Его к ним любовь. Презрение или уничижение мира не делает их презренными в очах Его. Никакой мрак не скрывает их от Его взора; и хотя бы всеми друзьями забвенны они были на земле; но Бог помнит о них на небеси. Он слышит даже «вздох, изшедший» (Псал. 37:10) из глубины скорбящего сердца, вздох, которому не внемлет ни одно человеческое ухо. Он видит даже текущую из очей слезу, не примеченную, или презираемую миром.

Таковые понятия о Всевышнем Существе подают всякому благочестивому сладчайшее утешение. Они представляют промысел Его в таком благоприятном виде, что легко рассеивают мрачное облако, висящее над жизнью человеческою. Праведник действует и страждет с большею, против человеческой, силою и терпением, быв уверен, что Всемогущий покровительствует ему. Будучи озлоблен, или угнетен миром, он обращает взор свой к Судии, который «сотворит ему от гонящих его суд» (Псал. 118:84), призывает во свидетели Того, который ведает его невинность, поручает себя такому другу, который никогда не оставит его. Удручен ли он злобою людей? Благочестие отверзает ему то мирное убежище, где умолкнет смятение мира, убежище, где все его скорби исчезнут в блаженном забвении, убежище, где «беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах» (Иов, 3:17). Тамо душа его получает покой свой, утихает волнение страстей, и животворный елей изливается в язвы сердечные. Открывая сокровенную скорбь свою невидимому другу, которой не дерзал открыть он миру, получает отраду сердцу своему. Он не чувствует себя сирым, или оставленным всеми. Он уверен, что Бог его с ним, что Святый Дух внушает ему сии утешения. Из «тайны селения Господня», в котором, по выражению Псалмопевца, «скрыл его Бог» (Псал. 26:5), он слышит исходящий глас: «призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя». «Дерзай, Я Бог, твой Бог». (Псал. 49:15, 7) И как он слышит глас, глаголющий только «к чистым сердцем», так равно видит и руку, которой не могут видеть грешники. Он видит руку Всемогущего, управляющего всеми сокровенными причинами и действиями вселенной, и хотя непостижимым, но непогрешительным влиянием все события к благополучию праведных направляющего. Бедствия, почитаемые от других вестниками гнева Божеского, в его очах суть средства к освящению и мудрости. Там, где Они не видят ничего, кроме ужасов бури, их окружающих, там просвещенный верою взор его зрит Ангела Господня, сидящего на вихре и управляющего бурею. Вот от чего вкушает он мир, защищающий душу и сердце, мир, которого нигде не обретаем, как только под кровом Всемогущего!

4. Благочестивые, среди бедствий своих утешают себя упованием грядущего блаженства; неимущие же веры не только лишены сего упования, но еще мучимы бывают ужасами, происходящими от помышления о будущей жизни. Душа человеческая никогда не может быть совершенно свободна от страха в рассуждении судьбы своей по смерти. Бывают часы, в которые помышление о вечности приводит в трепет самых благополучнейших среди их веселья. Но когда сии веселья начнут исчезать одно за другим; когда жизнь изменяет лицо свое и делается мрачною и унылою; когда превратности оной и самым нерассудительным людям преднапоминают, что все, столь переменчивое, скоро навсегда исчезнет: ах! сколь сильно поражает тогда сердце сей важный вопрос: куда, в какой мир мы преселимся теперь? — Коль злополучен человек, который, и среди самых ужасов бедствия, погружается в сомнение о событии, столь для него важном; который, волнуясь в недоумении и страхе, и приближаясь к пределу, отделяющему мир настоящий от будущего, трепещет при мрачном пути, ему предлежащем, который желает существовать по смерти, и страшится сего существования; который хватается за всякую ложную надежду, внушаемую суеверием, и в то же мгновение, содрогается от воспоминания о своих беззакониях!

Но да будет «благословен Бог, воссиявый жизнь и нетление благовествованием», Бог, не только воссиявый, но и «соблюдый оные для праведных»; Бог, «возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому, к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для вас!» (2Тим. 1:10. 1Петр. 1:3, 4) Праведно в Св. Писании названо сие упование «якорь безопасный и крепкий» души. (Евр. 6:19.) Ибо что котва (якорь) для корабля в мрачную ночь в неизвестной стране при брегах бурного океана, то же самое есть упование для души, обуреваемой волнами житейскими: оно в опасности ободряет его; среди всеобщего волнения доставляет твердую и постоянную подпору. Оно, по истине, есть величайшее из всех благ, ниспосылаемых Верою, в настоящей жизни: рассудите только о сильном влиянии упования на сердце человеческое. Упование есть общий утешитель. Оно есть движитель всякой деятельности. Люди непрерывно помышляют о том, что ожидает их в будущем. Одушевленные чаянием какого-либо отдаленного блага, они трудятся и страждут во все течение жизни. Не столько настоящее положение, сколько чаяние будущего, лучшего благоденствия, дает жизнь их деятельности, утверждает внимание и возбуждает тщательность. И так если в обыкновенных делах века сего толикую имеет силу упование, когда и самый предмет его и не заслуживает полного уваженья, и не рождает полной благонадежности; то каких не можно ожидать от него действий, когда он имеет пред очами предмет столь высокий, каков есть жизнь вечного блаженства? Когда упование сие подкрепляется совершенною уверенностью, каковой требует Христианская Вера; тогда, по истине, оно не только «облегчает», но и совершенно истребляет всякое человеческое бедствие; изгоняет неудовольствие, отвращает печаль, и полагает конец самому чувствованию скорби.

Но положим, что человек немощен, что его несовершенства уменьшают и ослабляют действие Христианских правил; однако не уверяет ли нас опыт, что чем сильнее действует на человека добродетельного упование небесного блаженства, тем более он будет не только спокоен в злостраданиях, но и блажен в сравнении с теми, кои лишены сего утешения? Подлинно, что возможет устрашить, не говоря уже одолеть дух человека, который на все земное взирает с высоты, столько над оным превознесенной? Он шествует в мир блаженнейший. Какие бы озлобления ни встречались на пути сем; он с окончанием каждодневного странствия получает новое уверение, что он непрестанно более и более приближается ко времени успокоения и блаженства.

И так сражайся — и ты восторжествуешь: мужайся — и ты успеешь. Година искушения скоро прейдет. Тебе уготована обитель на небеси. Успокоение среди избранных Божиих ожидает тебя. Скоро престанут нестроения, введеные беззаконием в творения Божии; скоро отерты будут слезы с очей праведных. Непоколебимая уверенность, что все мучения и все суеты житейские воспримут сей счастливый конец, производит большее действие на Христианина честного, хотя и некнижного, нежели сколько все тонкости мудрости человеческой могут подействовать на самого ученейшего, но без веры, человека. Земная мудрость, может быть, удовлетворит духу, свободному от печали и забот временных; она, может быть, утолит легкую сердца скорбь; но когда оно уловлено жестоко, глубоко, когда лишается лучших, приятнейших своих удовольствий; тогда единственное утешение, могущее ободрить его, проистекает от ожиданья лучшего мира, где сии радости паки возобновятся, где все добродетельные предстанут пред Создавшего их. Таковая надежда рассеивает мрачное отчаяние, и разве оставляет в душе только ту тихую задумчивость, которая услаждает сердце, и не редко соделывает человека чувствительнее, и потому любезнее.

―Таковые пособия, Верою благочестно живущим подаяемые! Она предварительным своим руководством приуготовляет их к перенесению бедствий. Она успокоивает их свидетельством доброй совести; чувствованием благодати Божией подкрепляет, и услаждает упованием небесного царствия, когда уже никакой надежды не остается для них на земле. Когда Бог являет преимущественно пред прочими верным рабам своим таковые благодеяния, то сим не точно ли указуется, что Он простирает над ними «покров» свой, под коим скрывает их «в день зол»? Но Он не только созидает для них «селение свое в пустыни». Он еще, некоторым образом, изменяет окрест их лицо земли. Приведем высокие выражения Пророка Исаии. «Ибо пробьются, говорит он, воды в пустыне, и в степи ― потоки; призрак вод в озеро, и жаждущая земля ― в источники вод; вместо терновника вырастет кипарис; вместо крапивы возрастет мирт: в жилище шакалов, где они покоятся, будет место для тростника и камыша. (Иса. 35:6, 7. 55: 13)

Истины, здесь нами изложенные, ведут к заключению, сколь необходимому, столь и важному. Потщимся тако вести жизнь свою, чтоб соделаться достойными, почерпать из Веры таковые утешения. Все люди признают действие и силу сих утешений. Ибо коль скоро постигают их бедствия, они тотчас прибегают к Вере. Во все времена она была всеобщим убежищем, куда юный и старец, сильный и слабый, буй и премудр, притекали, когда уже нигде более не могли обрести успокоения утружденному духу, или уязвленному сердцу. Но из столького множества притекающих к святилищу Веры для утоления скорби сколь немногие имеют право приблизиться к сему священному источнику утешения! Коль слабы основания, на коих утверждаются их надежды и их мнимые права! Какое суеверие вкрадывается в ту веру, к которой приводят только бедствия и страх!— Вы должны сперва познать в ней путеводительницу жизни, и тогда уже притекать к ней, яко к защитнице скорбящих. Вы должны наперед покорить себя священным ее законам, и испытать благоспеющее ее влияние, и потом уже ожидать утешительных ее действий. Вам надлежит сохранить свидетельство чистой совести и мир с Богом о Христе Иисусе; а без того, кода «пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры», «дом», в коем вы мнили обрести себе безопасное убежище, явится «дом на песке», а «не на камени, основанный» (Матф. 7:25—27)

Есть два пути и только сии два, которые всякий человек может избирать для странствия своего среди опасностей и бедствий житейских. Один есть путь мудрости века сего; другой —совершенной преданности совести. Шествующие по первому пути пренебрегают правила благочестия, и вверяют себя в защиту своей мудрости и своих сил. Они хватаются за все выгоды, им представляемые познанием света. Не уважая ничего, кроме того, что находят для себя полезным, и не быв удерживаемы совестью, позволяют себе все средства, обещающие счастливый успех. Сей однако путь, хотя и весьма часто избирают его, при первом опыте окажется ложным и обманчивим. Человеческая мудрость не может противостоять сильным и непредвидимым превратностям мира сего. Когда сии потоки разливаются во всей силе своей, тогда мгновенно разрушают все оплоты, мудростью века сего для защиты сооруженные. Тогда мудрый и буй подвергаются равной участи. Между тем, таковые люди осуждают сами себя на жизнь столько мятежную. Они провождают дни свои в непрерывном беспокойстве. Они обращают внимание на легчайший шорох, трепещут от малейшего шума, и при каждой новой встрече переменяют свои намерения. Но, когда бедствие вторгнется во все ограды их, тогда они остаются без всякой надежды и утешения.

Напротив путь, Верою указуемый, путь гораздо славнейший, гораздо удобнейший для приведения к благоденствию, есть сей: исполнять во всяком случае свой долг, а последующее поручать Богу. Желающий шествовать путем сим да возьмет правилом своей жизни сие Псалмопевца увещание: уповай на Господа и твори благостыню. (Псал. 36:3.) Со смиренным упованием на Бога да соединит непоколебимую правоту сердца. Св. Вера да возродит в нем силу и крепость к исполнению его обязанностей. Да не знает он иного пути, кроме пути правды и истины. В самые бедственные минуты жизни да не вопрошает он ни о чем более, как «что только истинно, что честно, что достославно», как он должен действовать, будучи человеком и Христианином. И если совесть ни в чем не обвиняет его, то да «поручит путь свой Господеви» (Псал. 36: 5.) Да подвизается неослабно в исполнении своего служения, зная совершенно, что хотя бы мир и соделал его несчастным, но никогда не поработит его себе, и будучи уверен твердо, что во всем, чего Бог и совесть от него требуют, действовать, или страдать, Бог же и добрая совесть подкрепят его. — Таковые правила составляют самый надежный оплот против превратностей человеческого жребия. Они служат щитом душевному спокойствию. Кто так мыслит, и так действует, того не постигнут никакие раны, коих бы Вера не исцелила. Он хотя будет чувствовать удары злополучия, но никогда не познает болезни сердечной.

1825 год, вып.19

XIV. «Отложим дела темные и облечемся во оружие света» (Рим. 13, 12). (О воинах Христовых)

Получив бытие от Отца светов, человек естественно должен стремиться к свету, как луч, исходящий от солнца, стремится паки (снова) к солнцу; как источник, из моря изливающийся, в него же паки (снова) возвращается. Ибо таков закон в творениях Вечного. Но сила ли тьмы так велика, или любовь в нас ко тьме так сильна, что мы «ненавидим света и не приходим к свету»? (Ин. 3, 20) Кажется, то и другое должно соединиться вместе для произведения в нас сего противоестественного расположения «к Свету животному».

Велика и сила тьмы! Ибо едва только она коснулась духа нашего, как уже и сокрыла от него невидимый, небесный мир, где он, сиянием трисветлого Божества озаряясь, свято жил и блаженствовал; — едва коснулась духа, и уже мрак простерся над всею душою. Разум, потеряв ведение истины, осуетился в своих помышлениях, и погрузился в бездну предрассудков и заблуждений; желания воли, свергнув с себя владычество разума, рассеялись по дольнему миру, и забыли или не восхотели стремиться к своему единственному — верховному Благу; высочайшая красота престала быть сладчайшею пищей растленному в своих чувствованиях сердцу. — Едва тьма коснулась духа, как уже открылась и в теле. Плоть со страстями и похотями восстала против духа, и, вместе с чувствами, приковала его к суете и тлению. — Едва тьма коснулась духа человеческого, как уже мгла покрыла всю вселенную, тень смертная простерлась над одушевленною и неодушевленною тварью.

Сильна подлинно в нас и любовь ко тьме! Ибо многие и великие были посылаемы светила на землю для просвещения сей тьмы; но мы всегда желали лучше сидеть во тьме, нежели ходить при свете их. Пришел в мир и Сам пренебесный, живой и животворящий Свет, дабы воссиять в сердцах наших: но мы и от Сего отвращаем очи или смежаем их, когда Он невольно осиявает нас. А таким образом более и более погружаемся во тьму; глубже и глубже погрязаем в нечестии; скверны будучи по греховному своему естеству, мы сквернимся еще — добровольно, когда и не желаем очищения и просвещения. Но чем больше тьма, тем гибельнее; чем сильнее любовь ко тьме, тем богопротивнее. Возлюбил некогда денница тьму, и со всем сонмом единомысленных себе духов «связан от Бога узами адского мрака, для сохранения на суд» (2Пет. 2, 4). Возлюбила тьму первая душа, и изгнана из светлого рая, отчуждена от жизни Божьей, осуждена на временную и вечную смерть. Куда и нас ведут дела темные? В царство Божье, как в царство света, ничто нечистое и скверное, ничто мрачное не входит: и так конечно они ведут нас во тьму кромешную? Туда ли бы мы желали идти с своими делами? Но сии и невольно повлекут нас туда, если не послушаем совета Павлова, если не отвергнем сих «бесплодных» в добре, но плодотворных во зле «дел тьмы» (Еф. 5:11).

Но как мы отвергнем их? Какие употребим силы против собственных, враждебных нам сил; против «сил тьмы века сего, и духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12), все темное царство против нас ополчающих? «Укрепляйтесь, братья мои», — так вразумляет нас и о сем Апостол, — укрепляйтесь «в Господе и в могуществе силы Его». Конечно, наши силы слабы против могущества врагов наших: но «крепок и силен Господь». Будем уповать на Него во всех трудностях, искушениях и нападениях: и Он «поборет за нас» (Исх. 14, 14). Никакое плотское — человеческое орудие в сей духовной брани устоять не может: но «облечемся во всеоружие Божие», в оружие света, и «возможем» с сими «стать против всех козней диавольских» (Еф. 6, 11).

«Итак станьте», — продолжает увещевать нас Апостол, — престаньте сидеть во тьме и сени смертной, решитесь отвергнуть все царство ее, «бодрствуйте» над коварством врагов и над сохранением благодати, «трезвенно» ходите или стойте пред Богом, — «станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности,  и обув ноги в готовность благовествовать мир» (Еф. 6, 14). Истина должна окружать нашу душу; она должна доставить верность нашим познаниям, показав нам прежде всего наше ничтожество пред величеством Божьим, — должна доставить простоту нашему сердцу, правоту духу; ею должны быть «препоясаны и чресла наши», то есть, она должна открываться и вне: слова наши всегда должны быть согласны с нашими мыслями, и в делах наших не должно быть притворства. — Должны мы «облечься бронею праведности» не собственной, которая распадается и без стрел вражеских, но праведности Христовой, которая одна может устоять и против ударов меча Божия. — «Ноги наши должны быть обуты в твердость Евангелия мира», то есть, мы должны быть готовы ходить, но «не в волях сердец наших, а в заповедях и оправданиях Господних», исполняя и возвещая миру столь ясно в Евангелии мира открытую «волю Божью благую, угодную и совершенную» (Еф. 6, 16). «А паче всего возьмите», — присовокупляет Апостол, — «щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого», возможете «победить царства, сотворить правду, получить обещанное, заградить уста львов, угасить силу огня, избегнуть» или притупить «острие меча, прогнать полки иноплеменников» (Евр. 11:33, 34), словом, возможете препобедить все, что бы ни встретилось на пути к царству Света. Только еще, для большей безопасности, «шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф. 6, 17). Душа, да упразднится от всякого помышления, от всякой заботы; одна надежда спасения да стережет, да ограждает ее и укрепляет, как шлем главу воина. Мечем Слова Божия, всякого обоюдоострого меча острейшим, мы должны пронзать и самих себя, «до разделения души и духа, составов и мозгов» (Евр. 4, 12), отсекая и истребляя все, что в самых «помышлениях» нечисто, и «в намерениях сердечных» воле Божией противно; и в других мы должны убивать врагов Божьих, врагов Иисуса Христа и Церкви Его, — поборников и защитников царства темного.

Таково оружие доблестных воинов Христовых, — оружие света, не плотское и слабое, но «сильное Богом на разорение» всех «твердыней» сатанинских, на истребление всех преград, плотью и миром поставляемых для удержания человеков во власти тьмы! Таково оружие всех сынов света!

XXIV. Некоторые правила христианской жизни

1. Не довольно того, чтобы делать добро; надобно делать оное правильно. Правильность служит средством к исполнению обязанностей с большею удобностью, с большим совершенством, с большею заслугою, с большим постоянством. Итак, старайся узнать из Слова Божия, как располагать тебе своими действиями и часами своих действий, какой должен быть порядок при исполнении твоих обязанностей и внутренний дух, одушевляющий оные.

2. Старайся, чтобы непосредственно после пробуждения от сна ничто не рассеивало тебя. Возвышай ум свой к Богу; благодари благость Божию, что она позволяет тебе видеть свет наступающего дня; решайся посвятить Богу в сей день все свои мысли, слова и действия; проси благословения свыше, чтобы всякое твое дело одушевлено было истинною любовью к Богу, чтобы оно стремилось к распространению славы Его; проси благодати от Бога, чтобы она укрепила тебя на всякое доброе дело, помогла тебе избежать всякого греха, запрещенного в законе Божьем, и содействовала тебе мужественно переносить все несчастья, которыми Богу угодно будет посетить тебя. Иисус Христос собственным своим примером освятил обязанность приносить Богу начатки дня. Поутру весьма рано Он удалялся в уединенное место, и там молился (Мк. 1, 35). Все предписывает тебе исполнять сию священную обязанность. Сколько неожиданных искушений ко греху может случиться в продолжение дня! И не естественнее ли всего призывать на помощь к себе Верховного распорядителя всех происшествий в мире и раздаятеля всех даров небесных и земных? Мы столь слабы! Бытие наше столь бренно! Жизнь наша усеяна столь многими сетями, печалями и превратностями! Бог столь благ и милосерд! Он всегда близок к призывающим Его. Наконец, может быть, день, начинающийся для тебя, есть последний из твоих. В сей мысли какое сильное побуждение представляется тебе к освящению сего дня утренним жертвоприношением!

3. После утренней молитвы употребляй несколько времени на обозрение дел своих в наступающий день. Размышляй о средствах, как избегать случаев ко греху и следовать правилам добродетели. Представляй себе в Иисусе Христе божественный образец совершенства и решайся последовать Ему, сколько позволят силы твои. Полагай твердое намерение быть, подобно Ему, кротким, смиренным, ревностным к славе Божьей, терпеливым и преданным воле Божьей. Особенно опасайся впадать в те же пороки, которым часто подвержен был прежде. От всего сердца желай исправиться в них.

4. Ежедневно употребляй несколько времени на размышление о божественных истинах Христианской Веры. Размышляй о делах и жизни Искупителя нашего Иисуса Христа. Переносись духом в те Пустыни, на те берега моря, во все те места, в которых Он преподавал свое небесное учение. Слушай оное и прилагай к самому Себе. Особенно рассуждай о последних днях жизни Его. Мысленно поставляй себя в присутствии Его на горе Масличной, у Каиафы, в претории, на горе болезней. Следуй за Ним вместе с Мариею и Святыми женами; бери крест Его вместе с Симоном Киринеянином; принимай слова Его и последние вздохи. Если ты праведен: сие размышление приобретет тебе новую благодать. Если ты грешен: оно произведет в тебе раскаяние о грехах и приуготовит тебе примирение с Богом.

5. Какое достоинство ни имел бы ты, в каком состоянии ни находился бы, люби труды; занимайся ими в духе покаяния, повинуясь определению правосудия Божия, которое осудило человека на труды, когда он сделался грешником. Если ты будешь трудиться с тем, чтобы оказывать вспоможение бедным и украшать храмы Господни: то не будешь терять времени в праздности или проводить оное в роскоши.

6. Принимая пищу, освящай сие действие, относя оное к славе Божьей. Пей и ешь не более, как сколько нужно для укрепления сил твоих. Пред принятием пищи и после, приноси краткую молитву. Избегай невоздержания и прихотливости. Духом самоумерщвления удерживайся от всего, что питает только вкус. Во время стола представляй себе строгие посты Святых мужей, также желчь и оцет, поданные Спасителю нашему на кресте.

7. Ежедневно употребляй несколько времени на чтение назидательной книги. Читай оную в присутствии Бога, так как бы Он сам сообщал тебе те полезный истины, которые найдешь в книге. Старайся, чтоб прочитанное проникло в сердце твое и выражалось в деятельности. Испрашивай у Бога благодати, чтобы она помогла тебе исполнить те добрые желания, которые при сем чтениии родятся.

8. Во всех своих занятиях, сколько можно, чаще обращай мысли свои к Богу, дабы все относить к Его славе, от Него единого просить помощи и действовать в Его свете. Непрестанно обращай внимание и на самого себя, дабы наблюдать за действиями самолюбия, которое вкрадывается и в самые лучшие дела наши. Возноси ум свой к Богу в начале каждого дела, и посвящай Ему оное. Приучи себя к той непрерывной молитве, которая состоит в частом обращении сердца к Богу.

9. Жизнь истинного Христианина должна быть непрестанным действием покаяния. Умерщвляй себя в самых обыкновенных вещах. Для уничтожения в душе власти греха и утверждения в ней благодатного царства нет ничего необходимее самоумерщвления. Итак, истребляй в себе всякое желание, относящееся к бесполезному предмету; наблюдай тщательно за своими взорами, погашай в себе любопытство ко всяким пустым новостям; не дозволяй себе неблагопристойных шуток и насмешек над другими; не произноси ни одного слова, которое противно духу Истинной любви, или проистекает из самолюбия; презирай все, что льстить чувственности; по духу покаяния воздерживайся иногда и от самых позволительных удовольствий; умеряй излишнюю любовь к самому себе; говори мало, и никогда не говори с гневом.

10. При помощи благодати старайся узнать в себе главный порок, или господствующую страсть. Наблюдай за собою, куда более стремится твое сердце, твои мысли и желания, в чем ты неохотно отказываешь себе, и в какие погрешности часто впадаешь. Средства к постепенному истреблению в себе господствующей страсти суть: представление вездесущия Божия, размышление о духовных предметах, молитва, исполнение добродетелей, противных господствующей страсти, предостережение себя от всех случаев, могущих возбуждать оную.

11. Размышляй часто о смерти; занимайся приготовлением себя к ней, и распоряжайся делами своими так, как бы ты должен был скоро умереть; исследуй, в чем ты стал бы раскаиваться при смерти, и старайся благовременно уничтожить причины будущего, может быть, позднего раскаяния; поставляй себя на место умирающего и питай в себе те мысли и чувствования, которые обыкновенно стараются внушить умирающему. Благодари Бога за благодеяния, которые Он ежедневно ниспосылал тебе; сокрушайся о грехах своих; имей живую веру в Искупителя, уповай на Него, и люби Его всем сердцем. Постель твоя должна всегда напоминать гроб твой.        

12. С ревностью исполняй обязанности своего состояния, дабы благоугодить Богу, который поставил тебя в оное; в духе покаяния переноси трудности, сопряженные с исполнением. Старайся приобрести точное и подробное познание о качестве, обширности и важности твоих должностей.

13. Если ты богат, помни, чем ты должен бедным. Угрозы и обетования Иисуса Христа должны побудить тебя к поданию милостыни. Бог требовал от Израильтян десятой части их имения. Это может служить для тебя примером и правилом в раздаянии милостыни. Обращай внимание на избыток имений своих и на множество несчастий, удручающих бедных. Ты всегда будешь иметь средство удовлетворить обязанностям своим в сем отношении, если ограничишь привязанность свою к благам земным, умеришь свои расходы, и тщательно будешь наблюдать порядок в делах своих.

14. Удовольствиями и отдохновением после трудов пользуйся, как лекарствами. Лекарства не должны быть ни вредны, ни опасны, ни слишком многочисленны. Удаляйся удовольствий порочных, и умеренно наслаждайся невинными.

15. Крест бедствий носи терпеливо, как носил Иисус Христос; носи в духе покаяния: ибо каким покаянием можешь загладить ты прежние грехи свои? Носи с любовью и благодарностью: ибо он есть действие благости Божьей, которая посещает и наказывает тебя в сем мире, чтобы помиловать в будущем. Верою во Иисуса Христа соединяй свой крест с Его крестом. Через сие только соединение терпение твое соделается благоугодным Богу.

16. В разговорах избегай, во-первых, пустословия; Иисус Христос говорит, что мы должны будем отдать отчет во всяком праздном слове; во-вторых, злословия; оно погубляет душу и того, кто злословит, и того, кто, слушает оное с  удовольствием, и того, кто имея возможность прекратить оное, не делает сего; в-третьих, вольности в словах, которые оскорбляют скромность, или объясняют предметы неблагородные, или каким бы то ни было образом рождают мысли порочные; в-четвертых, неприличных шуток, когда он оскорбляют любовь и Религию.

17. Не оставляй никогда вечерней молитвы. Благодеяния Божии, ниспосланные в продолжение дня, и нужда в Божественном хранении в продолжение ночи должны быть достаточными побуждениями к тому, чтобы молиться с чувством истинного смирения, любви и упованья на Бога. Рассмотрение всех своих поступков, мыслей и желаний должно быть необходимою обязанностью Христианина, отходящего ко сну. Оно должно сопровождаться раскаяньем в соделанных грехах и решимостью впредь предохранять себя от оных.

1826 г. вып. 23

X. О чувствованиях сердца в отношении к религии.

Есть люди, которые или по незрелости своего суждения, или в оправдание своей холодности в любви к Спасителю, утверждают, что обязывать Христиан к тому, чтобы они имели Спасителя предметом чувствований сердца, значит унижать, предписываемое Религиею Богопочтение, значит поставлять простые чувствования на место, основанного на разуме Богопочтения. Предмет сей достоин особенного рассмотрения; ибо Богопочтение наше, без сомнения, должно быть, по выражению Апостола, «разумным служением» (Римл. 12:1).

Мнение сих людей может быть основано или на том, что чувствования сердца безрассудны сами по себе, или на том, что они неприличны в Религии. Но допускать, что чувствования сердца безрассудны сами по себе, было бы столько же безрассудно, сколько и утверждать, что человек не имеет сердца. Итак, рассмотрению нашему подлежит только последняя мысль, состоящая в том, что чувствования сердца не приличны в Религии; и притом, или они «вообще» неприличны Религии, или Спаситель наш не может быть их предметом.

Нет сомнения, что чувствования и страсти, данные нам Творцом, имели первоначально благороднейшее назначение. Но поврежденное состояние наше причиною того, что сии чувствования и страсти непрестанно восстают против разума и совести, вместо того, чтобы покоряться их могуществу. Если бы Откровение и умолчало о сем предмете; то естественный разум убедил бы нас в том, что остановить пагубные действия сего развращения принадлежит одной только Религии, происшедшей от Бога. Так! мудрость человеческая, оставленная собственному своему свету, ежели не прямым, то косвенным образом, доказала, что сие предприятие выше сил ее. В самом деле, обратим взор наш на две славнейшие системы философии. Одна из них явно приписывала страстям власть, ими похищенную; другая, отчаиваясь удержать их в порядке, не находила иного средства, кроме истребления их. Первая поступала подобно слабому правителю, который провозглашает независимость возмутившейся области, потому что не имеет столько силы, чтобы удержать ее в повиновении. Вторая утверждалась на таком же основании, на каком утверждается тиран, который утишает смятения буйной страны, повелевая истребить ее жителей. Возвращение тишины, без сомнения, бывает следствием таковой меры; однако тишина сия не есть тишина порядка и спокойствия, но тишина смерти.

Без всякого сомнения, Христианство не будет доведено до таких жалких средств; и ни в каком случае не употребило бы оных. В самом деле, в чем состоит существенное назначение и преимущественная слава Христианства? Не для того ли оно установлено, чтобы все способности нашего естества содержать в правильном подчинении, в надлежащей зависимости, дабы человек, восприявши все свои преимущества, мог стремиться к истинной цели, которую предположил Творец его, и совершенно посвящать себя Его служению и славе. — «Сыне, дай Мне сердце твое» (Прит. 23:26). «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим» (Матф. 22:37).

Таковы суть прямые и выразительные требования, содержащиеся в Писании. На каждой странице сей священной Книги мы усматриваем обильные доказательства того, что Бог существенно требует от нас Религии, основанной на чувствованиях сердца. Любовь, ревность, благодарность, радость, надежда, доверенность — все сии чувствования ясно ознаменованы в Писании. Слово Божие предписывает нам сии чувствования, как необходимую обязанность, и внушает, что они составляют Богопочитание, приятнейшее Всевышнему. Слово Божие не только воздает похвалу силе сих чувствований, когда они приводятся в деятельность законным предметом, но еще научает, что сердце жестокое, холодное и нечувствительное есть весьма преступно. Слово Божие показывает, что теплота есть особенный предмет отвращения Божия, между тем как ревность и любовь приобретают всегда Его благоволение. Слово Божие уверяет, что тот, кто исторгнет из себя сердце каменное и заменит его сердцем мягким (плотяным), соберет спасительные плоды благодати. Когда Апостол Павел воссылал к Господу молитвы о верующих, находившихся в Филиппах; то молился о том, чтобы «любовь» их, которая была уже весьма велика, «еще более и более возрастала». (Филип. 1:9) Рассматривая характеры отличных мужей, изображаемых в Писании, мы находим, что они исполнены были усердием и ревностью; когда они прославляли милости высочайшего Благодетеля своего: тогда сердца их воспламенялись жаром святой любви; язык их был недостаточен для выражения их восторгов; они призывали всю природу для воспевания хвалы и благодарения. Когда Бог остановил на кровавом поприще Савла, которого назначил благовестником для язычников, и который долженствовал служить для Церкви памятником возрождающей благодати; то сила горячности сего Апостола не ослабела, но только приняла другое направление. С того времени, ревность его оказывается в высочайшей степени; и ни великость, ни продолжительность его страданий не могут охладить жара его усердия. Наконец, поклонение, которое прославленные души воздают Всевышнему на небеси, состоит, по свидетельству Слова Божия, не в холодном и чисто умственном размышлении, но в благодарении и любви.

Случается, что благочестивые чувствования заимствуют силу свою от физического темперамента; они легко возбуждаются в людях, которые одарены пылким воображением, и которых страсти бывают весьма живы, хотя сердце их не трогается предметом, воспламеняющим оные. Но таковая живость страстей не составляет истинного правила, по которому должно заключать о существенном свойстве и внутренней силе благочестивых чувствований. Дабы вразумить себя касательно сего предмета, должно исследовать основаны ли сии чувствования на твердом наставлении, утверждены ли корни их в правильном понятии великих и многочисленных преимуществ, коими одарен предмет их, — или зависят от неведения и не имеют определенной цели; естественны ли они или принужденны; прилепляются ли к великим предметам, их возбуждающим, и в молитве, славословии и благочестивом размышлении находят приятнейшую и существенную пищу свою, — или добровольно пренебрегают благоприятные к принятию оной случаи, предусматривают их без особенного стремления, воспоминают о них без особенного удовольствия, лишаются их без сожаления. Должно еще исследовать, овладевают ли сии чувствования сердцем только в известных обстоятельствах, или утверждают в нем постоянное жилище свое; одерживают ли победу над порочными склонностями; умеряют ли второстепенные побуждения; управляют ли всеми желаниями, которые, доходя до излишества, становятся виновными; наконец стремятся ли к достижению и сохранению совершенного и неотъемлемого владычества над сердцем. Должно сверх сего замечать, приводят ли сии чувствования к исполнению всех должностей жизни, личных и семейственных, гражданских и общественных. Тогда обширность их владычества и всеобщность их влияния будут служить признаком, отличающим их от тех частных усилий, от того самоотвержения, к которым человек приводится подчиненными побуждениями. И так одни только поступки служат в сем случае решительным доказательством; все другие доказательства подвержены сомнению и обоюдности. Одни только поступки служат необманчивым руководством, будем ли основывать доводы наши на разуме или на Священном Писании. Ежедневные происшествия супружеской и домашней жизни научают нас, что жар чувствований, имеющих случайный и преходящий порыв, легко совмещаться может с поступками, которые служат неоспоримым доказательством небрежности и злости. Но чувствование, которое в Священном Писании особенно означается именем любви, есть чувствование глубокое, а не поверхностное, движение постоянное, а не преходящее. Таковые качества сей любви доказываются делами, соответствующими ее природе, усилиями к удовлетворению желаний и споспешствованию пользам ее предмета. «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое» (Иоан. 14: 23). «Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его» (1 Иоан. 5: 3)

Итак, нет никакого сомнения в том, что Религия не исключает чувствований сердца, но только направляет их к надлежащей цели. Дальнейшее рассматривание сего предмета покажет нам, что основательнейшие заключения разума совершенно согласны с свидетельствами Откровения; так что употребление чувствований сердца в служении Религии есть не только то, что здравый разум может предписать сообразнейшего, но и то, на что он ясно и убедительно указывает нам, и чего положительно требует от нас в настоящих обстоятельствах. Все мы должны делать дело; оно относится к вечному нашему спасению. Однако, мы весьма мало расположены к совершению сего дела. Мы живем в мире, исполненном предметами, которые непрестанно развлекают наше внимание, и дают всем нашим усилиям направление, уклоняющее от успеха. Страшный враг повсюду следует за нами, дабы ослепить и обольстить нас. Правда, что успех будет несомнителен, если мы неослабно станем противоборствовать своему врагу; но для сего потребно, чтобы усилия наши были непрерывны. Посему мы призваны к твердой решимости, непрерывному бодрствованию, неутомимой деятельности. Но, увы! человек не есть существо чисто разумное. «Не то делаю, что хочу, а делаю, что ненавижу» (Римл. 7:15).

Вот жалоба, которая долженствовала бы ежедневно исходить на глубины нашего сердца. Самое слабое побуждение наших похотений часто достаточно бывает для того, чтобы заставить нас действовать вопреки убедительнейшему суждению, твердейшей решимости, драгоценнейшим пользам. Вотще (тщетно) болезнь, нищета, несчастье и даже вечная погибель совокупно стараются обратить нас к должности, они скоро перестают привлекать к себе наше внимание; они вытесняются из сферы нашего зрения предметами, которые суть столько мало значащие и презренны, что око разума вовсе их не замечает. 

Сии наблюдения, будучи приложены к благочестивым размышлениям, получают большую силу, нежели когда отнесены бывают ко всякому другому предмету; потому что в первом случае польза есть несравненно большей важности. Впрочем они могут быть приспособлены и к примерам другого рода, когда дело идет о многотрудном, тягостном и непрерывном упражнении, от которого отклонять нас могут непредвиденные препятствия и прелести удовольствий. Что должны мы делать, предпринимая дело трудное, но необходимое? — Мы должны не только уверить разум, но наипаче убедить сердце в пользе оного дела; мы должны дать большую силу нашим чувствованиям. Таким образом, действительно, поступает здравомыслящий человек, когда лицо, в котором он принимает живейшее участие, как например, его сын или брат, готовится предпринять дело продолжительное и трудное, опасное и сомнительное, от успеха в коем зависит благосотояние и уважение, а от неудачи расстройство и презрение. Сверх того, ежели сей отец уверен, что сын его имеет способности, которые, при неутомимом труде, достаточны для совершения сего дела; с другой стороны, ежели он знает, что сын его легкомыслен и непостоянен; ежели имеет причины опасаться, чтобы сей сын не потерял твердости в намерениях, и не ослабел в длительности к достижению оных: то с каким усилием будет он стараться, напечатлеть в душе своего питомца чувствование важности и достоинства его предприятия, и оградить оную от всех помышлений низшего рода!

С таким благоразумием, с такою осторожностью поступает каждый человек, стремящийся к достижению временной выгоды; но так ли мы действуем для достижения вечной пользы? «Сыны века сего догадливее сынов света в своем роде» (Лук. 16:8), говорит Спаситель. Будучи нетверды и слабы в намерениях, мы должны совершать дело величайшей необходимости и высочайшей пользы. Все, нас окружающее, побуждает к пренебрежению оного. Трудности и опасности суть многочисленны; между тем ночь смерти приближается быстрыми шагами. Нам неизвестно, когда придет она; но мы точно знаем, что когда придет она, тогда никто не может уже делать (Иоан. 9:4). Посему, в толиком хаосе вещей, мы должны с чрезвычайною заботливостью искать каких-нибудь сильных пособий. Простое познание совершенно недостаточно для сего. Одни только чувствования сердца могут восполнить сей недостаток.

Если употребление чувствований сердца в Религии предписывается в Священном Писании и сообразно с разумом; то ненужно распространяться в доказательстве того, что Спаситель наш есть истинный предмет оных. Мы знаем, что любовь, благодарность, радость, надежда и доверенность возбуждаются не иначе, как приличествующими им предметами. Предмет любви должен отличаться совершенствами, предмет благодарности —благодеяниями; предмет радости должен быть источником удовольствий, предмет надежды — источником чаемых благ; предмет доверенности должен служить подпорою и утешением. Но кто отличается толикими совершенствами, как Спаситель, который есть «сияние славы и образ существа Божия» (Евр. 1: 3), в котором «обитает вся полнота Божества телесно» (Колос. 2:9). Кто оказал нам толикие благодеяния, как Спаситель, который предал Себя за нас, в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное? (Ефес. 5:2). Кто может быть причиною толикой радости, как Спаситель, которого «воскресением из мертвых» мы возродились к нетленному, неувядаемому, хранящемуся на небесах? (1 Петр. 1:3, 4) Какая, надежда может сравниться с тою, к которой призывает нас Спаситель, и которая есть «надежда спасения» (1 Петр. 5:8), «надежда славы»? (Колос. 1:27) Кто может быть предметом толикой доверенности, как Спаситель, в «котором имея великого Первосвященника, смело приступаем к престолу благодати, дабы получить милость? (Евр. 4: 14, 16)     

Не смотря на сие, есть люди, которые, в оправдание своей холодности, утверждают, что несообразно с природою нашею, иметь таковые чувствования к Существу невидимому, с которым нет таких средств сообщения, какие служат к тесному союзу между человеками. Возражение сие может находить некоторое основание в самом Писании: «не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» говорит святой Иоан (1 Иоанн. 4:20) И действительно, предметы, представляющееся глазам нашим, большее производят впечатление в душе, и долее сохраняются в памяти. — Но сие возражение потеряет мнимую силу свою, когда мы внимательно и чистосердечно обозрим обстоятельства сего предмета. В сем намерении, мы исследуем существенное свойство чувствований сердца, откроем источники, из которых они почерпают пищу свою, и наконец покажем средства, предлагаемый опытом для увеличения их силы.

Человек находится ныне в таком, состоянии, что его чувствования не хотят покоряться разуму, и противятся всем его усилиям дать им приличное направление. Превосходство есть истинный предмет любви; желаемое добро питает надежду; угрожающее зло внушает страх; несчастья нам подобных производит сострадание. Казалось бы, что каждое из сих чувствований должно возбуждаться соразмерно суждению разума о великости и важности соответствующего ему предмета. Но не так бывает. Возьмем, для примера чувство сострадания. Повесть о убийстве многих тысяч людей менее нас трогает, нежели подробности несчастного приключения в соседнем доме. Несчастья, изображаемые в романе, хотя мы точно уверены в их вымышленности, поражают нас гораздо сильнее, нежели сухое описание сражения. Мы принимаем столь живое участие в сих воображаемых несчастьях, что с великим трудом можем изгнать их из мысли, и возвратить душе спокойствие. Часто с очевидным сожалением принуждаем себя оставить нашу книгу, когда нужно подать помощь действительному несчастью; и решаемся на то по одной только должности, не принимая никакого участия, или не имея никакого усердия. Нетрудно доказать, что совершенно тоже бывает и с другими чувствованиями сердца. Кажется, что между чувствованием и его предметом находится нечто «постороннее», что от обращения и от силы привычки мало по малу исчезает. Должно стараться о приведении чувствования и его предмета в «непосредственное соприкосновение»; они должны быть соединены и связаны особенными обстоятельствами. Таким то образом, в физическом мире, сталь и кремень не могут произвести огня без соударения; дикий необразованный человек для возбуждения теплоты употребляет взаимное трение, а искусный химик — смешение. Мы соглашаемся, что предмет приводится «в более тесное соприкосновение» с соотвествующим ему чувствованием, когда можно видеть сей предмет и с ним обращаться. Но следует ли заключить из сего, что нет другого средства для такового соприкосновения? Утверждая сие, мы впали бы в такое же заблуждение, как если бы вопреки всеобщему опыту стали доказывать, что только подлежащее нашему времени предметы способны обращать на себя наше внимание. Пример впечатления, производимого чтением романа, доказывает, что нас сильно трогать могут и такие происшествия, о вымышленности коих мы совершенно уверены. Если мы много о ком думаем, если часто о нем разговариваем, если представляем его в таких положениях, которые, хотя будучи вымышлены, привлекают и сильно трогают нас, то мы нечувствительно более, и более прилепляемся к нему: между тем как вернейшее средство к уничтожению живейшей привязанности состоит в том, чтобы предаться занятиям, или посещать общества способные направить мысли наши к другому предмету. Спросите у матери, давно расставшейся со своим сыном, спросите, не сосредоточено ли все ее внимание в любезном сыне, совершающем поприще колико почтенное, толико и опасное, и не служит ли разлука беспрестанною пищею ее привязанности? Она скажет вам, что ее горячность получила большую силу; ей кажется даже, что она любит его более, нежели сына, который непрестанно находится под матерним ее кровом, и которого она никогда не теряла из вида.

И такое видимое присутствие и всегдашнее обращение, кажется, не суть необходимы для возбуждения или увеличения привязанности в то время, когда доставлены средства «тесного прикосновения». Но с другой стороны, если встречаются препятствия к приведению предмета в «тесное     прикосновение» с нами; то видимое присутствие и всегдашнее обращение недостаточны для того, чтобы возбудить в нас чувствования, соразмерные действительной его великости. Если о человеке, которого мы часто видели, и с которым беседовали, скажут нам, что он имеет отличные достоинства; то мы не станем противоречить сему. Но если не имеем никакого познания о его особенных обстоятельствах, если мы не заключили с ним никакого союза, словом, если ничто не обнаружило нам его добрых качеств; то, он не столько привлекает нас, сколько человек с меньшими достоинствами, но с которым мы вошли в тесный союз. Отец имеет многих детей; они постоянно пред его глазами; они равно им любимы. Одно из них впадает в болезнь: отец тотчас приходит «в более непосредственное» с ним «соприкосновение»; и, кажется, сосредоточивает в нем одном всю свою горячность. И так, хотя нельзя отвергать, что предмет удобнее возбуждает соответствующее ему чувствование, когда бывает видим; однако нельзя утверждать и того, чтобы видимое присутствие предмета было единственною и первою причиною сей горячности. Притом чувство зрения так мало владычествует над нами, что особенное познание внутренних качеств предмета, подкрепляемое силою привычки, делает нас совершенно нечувствительными к впечатлениям наружного вида, и даже вовсе истребляет невыгодные предубеждения; внушаемые неприятною наружностью.

Теперь легко можно усмотреть, что предыдущие замечания ведут нас к изъяснению, усматриваемого в человеческом духе, и состоящего в том, что величайшие общественные бедствия менее поражают нашу чувствительность, нежели самые маловажные собственные наши несчастья. Один отличный писатель, нимало не выходя из границ истины, говорит, что, человек, исполненный любовью к ближним, ощутит гораздо большую печаль, узнав, что завтра он лишится одного пальца, нежели услышав, что великая Империя Китайская разрушена от землетрясения. Мысль об операции, которую он должен выдержать, не даст ему покоя во всю ночь, известие о разрушении Китая, конечно, внушит ему многие печальные размышления о непостоянстве человеческой жизни, о суетности всех трудов, которым мы предаемся, и которые могут быть уничтожены в одно мгновенье; известие сие, может быть, заставит его делать некоторые догадки о причинах сего несчастья, и о следствиях, могущих произойти из него в политическом и гражданском отношении, но вскоре он займется делами своими с такою же непринужденностью, с таким же спокойствием, как будто бы сего плачевного приключенья не бывало; он будет во всю ночь наслаждаться глубоким и мирным сном, не взирая на погибель ста миллионов подобных ему человеков. Эгоизм не может быть причиною такового хладнокровья; ибо человек, менее всех одаренный чувствительностью, рассудит, что потеря одного пальца ничего не значит, ежели сим пожертвованьем можно предотвратить страшное бедствие. Изложенное пред сим ученье о «соприкосновении» приводит в сем случае удовлетворительному изъяснению; и все выше сказанное легко послужить может к назначенью обстоятельств, при которых чувствованья сердца рождаются и укрепляются. К обстоятельствам первого рода отнести можно все то, что живо и ясно напечатлевает предмет, представляя его во всех видах, и часто направляя к нему мысли, так что постепенно сообщает ему непреодолимую над нами власть; все то, что служит к возбужденью и поддержание живого в предмете участия; иначе, все то, что производит совершенное познание, частые умственные наслаждения, и размышления, сильно трогающие сердце. Ежели употребим сии средства в определенной степени; то можем надеяться, что они будут более или менее сильны, смотря по тому, что внутренние качества предмета откроют более или мене обширное поприще для своего действования. Как же представить себе, что сии средства останутся совершенно бесполезными, когда предметом их будет наш Искупитель? Если начало любви, благодарности, радости, надежды и доверенности не истреблены совершенно в наших сердцах; то они не могут не быть сильно возбуждаемы различными, им соответственными, предметами, постепенно представляющимися нам при святом размышлении о нашем Искупителе. В сем случае весьма хорошо могут быть обращены к Христианам следующие слова Апостола: «Которого, не видев, любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною» (1Петр. 1:8).

Здесь представляются еще новые размышления к ослаблению той мысли, что невозможно любить существо невидимое. Божественный Спаситель наш, по собственным словам Его, не далек от нас; и различные отношения, связывающие нас с Ним, кажется, открыты нам с тою целью, чтобы доставлять столько же различных случаев к поддержанию всегдашнего с Ним союза. Он не явился нам в ослепляющем блеске, но унизил Себя, сколько нужно было, для обращения со слабыми смертными. Нельзя предполагать, чтобы Он и ныне не принимал участия в делах наших; ибо Он «не такой первосвященник, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно [нам], искушен во всем, кроме греха» (Евр. 4:15) Образы, в которых Он представляется нам, подают понятие о живейшей Его любви. «Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей, и водить дойных. Не будут терпеть голода и жажды, и не поразит их зной и солнце, ибо Милующий их будет вести их и приведет их к источникам вод» (Иса. 40:11, 49:10) В одной из последних утешительных бесед своих с учениками, Он говорит им: «Не оставлю вас сиротами; приду к вам» (Иоан. 14:18). Правда, что дети Христовы лишены здесь Его лицезрения; но они не лишены ни Его нежной любви, ни Его отеческих попечений. Ожидая, пока дано им будет с Ним соединиться, они с благоговением к Нему, должны утешаться предчувствованием того блаженного дня, в который Он, уготовав им место, придет опять, и возьмет их к Себе. (Иоан. 14:3) Тогда они допущены будут к непосредственному Его лицезрению: «теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; ; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13: 12).

И так нет сомнения, что мы, с полною надеждою успеха, можем предпринимать дело, состоящее в том, чтобы дать всю силу и всю деятельность чувствованиям нашего сердца, в отношении к Божественному Спасителю нашему. Сверх того, мы имеем побуждение, к надежде такового успеха еще гораздо сильнейшее: ибо надежда Христианина в сем, равно как и во всяком другом случае, основывается не на умозрениях или одних только силах человека, но на свидетельстве Неложного и ходатайстве Всемогущего. Священное Писание научает нас, что одно из главных действий Святаго Духа состоит в том, чтобы напечатлевать сии чувствования в сердце человека, и споспешествовать их возращению. Оно заставляет нас верить, что помощь Божия подаст крепость и успех тщательным усилиям нашим, ежели мы станем прибегать, к Нему в пламенных молитвах, и с глубокою покорностью предадим себя Божественной благодати. Чтобы еще более удостовериться в сей истине, обратим взоры наши на тех благочестивых мужей, которые не ограничивались одним принятием Христианского имени, но питались истинною сущностью Христианства, и чувствовали могущественное влияние оного, которые, хотя нередко проницаемы были стыдом при виде бесчисленных несовершенств своих, но испытали на самом деле всю сладость твердой надежды Христианства, его высокую радость, его непоколебимое упованье, его утешенья более нежели человеческие. Любовь к Искупителю воспламеняла их души: сия любовь происходила из твердой уверенности в достоинстве своего предмета, возвышалась постоянным чувствованием беспрерывных и безмерных благодеяний, обнаруживалась делами совершенного повиновенья или услаждаемого преданностью страданья. Такова была Религия Святых Мучеников. Читайте их жизнеописание; и вы найдете, что их мысли и чувствованья были сильно упражняемы во всегдашнем размышлении о Божественном Спасителе нашем. Таким то образом употребляли они средства, даруемые им Божественною благодатью. Тщетно восставали на них гонение и несчастье, унижение и презренье; все сии бедствия доставляли их чувствованьям более непосредственное соприкосновение с их предметом; их любовь не только не уменьшалась в то время, но еще напротив более возрастала и пылала новым жаром; наконец, когда они ведомы были на жестокую и поносную казнь, то, вместо роптания на свою участь, радовались, что удостоились пострадать за имя Христово. — Читайте священные книги Апостолов, и вы найдете, что они постоянно нам внушали, и даже предписывали любовь к Иисусу Христу; вы найдете, что они сами были очевидными примерами превосходных правил своих, что они все чистые чувствования своего сердца обращали к Спасителю, что Его дела и страдания были непрерывным предметом их благоговейного воспоминания и искренней благодарности.