Скачать Заповедь 8 в формате docx

Раздел: Против грабительства, или явного и насильственного присвоение себе чужих вещей
*** Грабеж, равно как не подание против него помощи ближнему
*** Поджог, или только неосторожное обращение с огнем, особенно при курении табака, и бездействие на пожаре
*** Обирательство домов вдовиц и сирот
*** Притеснение дорожного человека платою
*** Повреждение путей и способов сообщения
*** Во время неурожая или в случайной нужде чрезмерно дорогая продажа жизненных припасов
*** Вообще несоразмерные цены за товар, за службу свою или за личную какую услугу
*** Казнокрадство при подрядах, а порученном хранении или расходовании казенных денег или вещей
*** Угнетение должника и самое одолжение его с обдуманным раньше планом, чтоб перевести в свою собственность все остальное имущество его
*** Привычка входить в долги и медленная уплата их или же совсем не платеж
*** Банкротство по свое вине или же совсем ложное
*** Невознаграждение ближнего за его убытки или труд, сколько требовалось вознаградить
*** Насильственное задержание чужого капитала или чужой собственности, которые случайно перешли в руки
*** Искание чужого или непринадлежащего наследства
*** Корысть с пожара, наводнения и вообще в тревожных обстоятельствах ближнего
*** Корысть с мертвого тела, особенно с поруганием для мертвеца
***Утаение найденной вещи, особенно когда известен ее хозяин

Раздел: Виды кражи или тайного присвоения себе чужой собственности
*** Кража как сильная привычка, или страсть
*** Принятие для хранения или покупка заведомо краденного, а также вещей сомнительной собственности
*** Необличение знаемого вора
*** Принятие закладов от нетрезвого или игрока для удовлетворения их страсти
*** Безгласное завладение чужим под видом остатка
*** Тайноедение, а также и тайнопитие, особенно вина
*** Кража по домам во время всенощной или в церкви
*** Святотатство
*** Святокупство (симония)
*** Злоупотребление пожертвованиями других, которые сделаны на какое-нибудь богоугодное святое дело

Раздел: Неправедное присвоение чужой собственности обманом
*** Делание фальшивой монеты или только сбыт ее заведомо
*** Незаконная продажа золота, равно как такая же работа из него вещей
*** Подложные в деньгах или по имуществу документы, а также утайка подлинных
*** Продажа или изготовление вещей, которые продавать и изготавливать можно по особенному лишь дозволению и праву
*** Тайная уклончивость от положенных пошлин
*** Похищение чужого вместе с другим, или чрез совместный обман
*** Неверный вес, неточная мера и недочет денег при сдаче
*** Сокрытие недостатков в том, что продается или обменивается
*** Привычка говорить о своих нуждах, или притворная бедность
*** Составление себе состояния притворным нищенством

Раздел: О бережливом употреблении чужой и своей собственности
*** Употребление чужой собственности без спроса, а также и без всякой бережливости
*** Непредупреждение ближнего относительно убытков или потерь, которых он сам не предвидит
*** Чрезмерная цена за ремесленную работу и художество
*** Некрепкая работа вещи из-за моды или от нерадения
*** Незаботливое хранение своего имущества, а отсюда – повод другим к легкой покраже его
*** Роскошь и расточительство
*** Вызов на трату денег, с одной стороны, и трата их, с другой, на театры, цирки и трактиры
*** Напрасный отказ ближнему в займе или в поручительстве за него или же, напротив, одолжение его не по средствам

Раздел: О неправедных приобретениях
*** Незаконные проценты
*** Лихоимство (взятки)
*** Излишний торг при покупке чего-либо или притеснение в цене продавца, когда он – видимо – нуждается продать товар или вещи свои
*** Скряжничество (голодание за собственным столом)
*** Требование себе платы за каждую малейшую услугу
*** Выманивание чужих денег посредством работы и продажи бездельных вещей

После того как Господь Бог (шестою заповедью) оградил от вреда с нашей стороны физическую жизнь ближ­него, внушая нам в то же время беречь собственную жизнь, а затем (седьмою) указал нам вести жизнь и по душе и по телу в целомудрии и вообще в правилах чистой нрав­ственности: после всего этого Он ограждает ближних от наших обид и в том, что только отвне или материально принадлежит им, и вместе с тем заповедует нам, чтоб мы сами благоразумно, с пользою относились к своей собственности. На это произнесена Им восьмая заповедь: не укради. Все, что только касается имущества чужого и своего, от денежного капитала до иголки и нитки,—все это и входит в круг наших обязанностей по восьмой запо­веди Божией, все должно быть изложено в общих правилах под заглавием этой заповеди.

Раздел: Против грабительства, или явного и насильственного присвоение себе чужих вещей

Грабеж, равно как не подание против него помощи ближнему

«Не насильствуй» (не будь грабителем!). Всякой вещи, всякому имению есть свой владелец. (Никем необладаемое имущество, это разве пустые пространства земли. Здесь только непосредственное приобретение может принадлежать тому, кто первый завладел бы частицей земли или стал бы обрабатывать землю на известном пространстве: это право завладения, притом, принадлежит более государствам и народам, чем частным лицам). Существенный признак грабежа составляет насилье пред лицом самого владельца, или хозяина ограбляемых вещей, хотя и без опасности для его жизни. Но когда это насилие выражается в угрозах и бывает вооруженным, тогда грабеж пере­ходит в разбой: видя оружие в руках нападающего, владелец тем скорее отдать то имущество, кото­рое бывает предметом похищения. Но пусть иногда насильственные действия и угрозы не представляют опасности ни для здоровья ни для свободы владельца. Пусть даже совсем не будет здесь орудия и угроз. Однако владелец по необходимости уступаете свою собственность: потому что видит неравенство сил могущему быть против него насилию; потому что у него непременно хотят отнять то, на что отнимающее не имеют никакого права, и отнять с целью похищения. Это-то наглое нарушение грабителями прав чужой собственности и есть преступнейшая вина в грабеже. Тем виновнее, значит, грабеж, когда он до­пускается на улице, т.е. пред большим количеством людей, присутствия которых надлежало бы постыдиться: подбегают к другому, срывают с него одежду или выхватывают из рук вещь, и убегают. Виновнее также грабеж, когда происходит на дороге, в путешествии чьем либо: в это время нужда в вещах для каждого более ощутительна, и следовательно собственность каждого еще болеe дорога для него самого. Но и еще виновнее грабеж на особых путях сообщения, как, например, большая трактовая дорога, пристань у реки, вагоны на железной дороге; потому что в таком случае делается оскорбление и пра­вительству, так как правительство особенно покровительствует путям сообщения; тогда нарушается безопасность, которая особенно должна быть на путях сообщения. Словом: одно имя «грабителя» устрашает. Грабитель — общий враг благосостояния других: он обнаруживает дерзость злой воли, которая нисколько не уважает правды. А если иногда и нет на глазах хозяина вещей, которые он похищает: все же он похищает открыто, в присутствии дру­гих людей. Равным образом не подать помощи против грабежа, например, от крика «грабят» и прятаться в сторону или уходить внутрь своего дома – большая вина, потому что это значит допустить другому совершить грабеж. Да в таком случае и себя с имуществом и домом нельзя считать безопасным: этого дня ограбили моего соседа, а завтра могут ограбить и меня, если я из опасения допросов на суде или вообще по равнодушию к собственности ближнего не постараюсь по мере сил моих остановить грабителя. — Грабитель-грабитель, возможное ли это слово в обществе православных христиан? И если ты еще носишь имя христианина, вспомни голос Христа, как голос строгого обличителя: «как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями» (Мф.26,55). Ты отнимаешь у ближнего и личную свободу на время и собственность его на всегда, или почти на всегда! И, о! если б ты скорей пришел к чувствам того другого разбойника, который умолял Христа о царстве небесном.

Поджог, или только неосторожное обращение с огнем, особенно при курении табака, и бездействие на пожаре

Умышленный поджог, это такое ужасное злодеяние, примеров которого не видим ни в свящ. истории, ни в жизни древних народов. Подумайте, на что решается и какие разрушения делает поджигатель! Он, например, зажигает не­жилой дом в досаде на то. что этот дом должен отойти от него к другому наследнику или покупателю: и в один час не стает дома, который строился долго и которым могли бы пользоваться другие еще продолжительное время; да кроме того хоть дом быль и не жилой, но нахо­дился вблизи других жилых домов, которым, и угрожала явная опасность сгореть. Он по злости своей зажигает в поле чужой хлеб или скошенное сено или же у городского жителя фруктовый сад, магазин с съестными припасами (особенная опасность от этого пожара, если припасы были жирные), склад дров, кладовую с суконными товарами, которые пусть и не издадут от себя пламени, но будут только тлеть: и вот не остается следов от того, чем Бог наделил и людей и скот для пропитания, чем с уме­ренностью и благодаря Бога люди долго-долго питались бы и со­держали себя! Он из мести подкладывает огонь под дом соседа, а то ради особенной прибыли зажигает собственный (застрахованный) дом, и огонь против ожидания его обнимает прочие строения: в таком случай он грабитель­ски отнимает у ближних самое необходимое в жизни, т.е. приют, в котором не отказывают и животным; разом он лишает многих всего имущества, которое было ско­пляемо многими годами и трудами; разом делает многих нищими; зажигая же и истребляя что либо собственное, но застрахованное, вредит страховой компании. Он истребляет огнем ту деревню или то селение, откуда изгнали его в ссылку: и от бедные жители с горькими слеза­ми, с ропотом на свою судьбу или же с проклятиям на злодея, которого предполагают, так-то привозят дерево по дереву и камень по камню, чтоб не остаться под открытым небом и на время самой зимы! Шайка злонамеренных людей сначала подбрасывает записки о пожаре (значит, это самое тяжелое для совести преступление, ког­да невольно предупреждают о нем, между тем как не предупреждая безприпятственнее могли бы совершить его!); предуведомив жителей записками или одним говором, шайка зажигает целый город с разных концов, кидает­ся с огнем внутрь дворов и домов: на все это злодей­ское и с такою дерзкою отвагою она решается ради того только, чтоб например, отмстить правительству (месть поли­тическая) или же принудить жителей к большому застрахованию домов (бывали такие замыслы у некоторых бога­чей): и вот одни из домов горят, а при этом может быть в прах обращаются вековые памятники и такие драгоценные вещи, которых уже ничем нельзя возобновить или заменить; в других домах только происходит ломка и потеря множества вещей; в третьих хозяева несут напрасные траты, чтоб вывезти дальше загород свое иму­щество и сохранить его в продолжении нескольких тревожных дней; в четвертых и последний рубль отдают, чтоб строения их на последующее время были застрахованы от огня в обществе ради одного страха потерять все: между тем и деньги на этот раз не имеют иногда своей цены; потому что дома не такая вещь, которую можно всегда найти в готовности, как другие вещи покупаются в ма­газине: для них нужны материалы, руки и время; когда все это будет готово, тогда лишь погоревшие увидят восполнение своих потерь. Особенно как страшна вина умышленного поджога ночью, когда человек и не придумает, что спасать из своего имущества, когда и пожарные слу­жители с своими огнегасительными снарядами запаздывают или в темноте без успеха действуют! как страшен поджог порохового погреба, еще — рудников, которые требуют особенно больших издержек для устройства их! Здесь уже мы не говорим о впечатлениях поджога на здо­ровье жителей; о тревожном набате в колокол, потрясающем и старых и малых, или о страхе черных вывешенных шаров; об увечьях на пожаре; о простудах ночью, которая иногда оканчивается смертью; о сгорании людей; о близости к центру пожара больницы, где несчаст­ные не могут спасти и самих себя. Не злодеяния ли это одно другого ужаснее? и не злодей ли из злодеев после этого умышленный поджигатель? чем виновны дома и имущество, которые он истребляет? не духам ли только злым свойственно так бездельно все разрушать по одной злобе? Да; здесь и припоминается злоба дьявола, по действию которого сгорели посевы у праведного Иова; приходит на память злоба бесов, которые со стадом свиней бросились в воду. (Вина поджигателя не уничтожается, если его под­жог будет предупрежден усилием других или потушен в самом начале независимо от его воли. Только к таком разе вина его, и следовательно наказание ему умень­шаются, если он, подложив горючие вещества к строению, сам же известит о начавшемся пожаре, или кроме того окажет с опасностью для своей жизни помощь против пожара: тогда видим его виновным только в покушении на зажигательство; видим его раскаявшимся, так как иначе его содействия против пожара не могло бы быть до самоотвержения и пренебрежения личною опасностью). Не свойственно ли после этого злонамеренным зажигателям целого города ожидать, что первая же молния во время гро­зы падет на их головы? можно ли им не считать себя заслужившими за свой злой огонь вечного огня на том све­те? Боже мой, как страшно их преступление!

За тем, и только неосторожное обращение с огнем и удобосгораемыми предметами составляет великую вину; по­тому что эта неосторожность часто приводить к таким же последствиям, как и умышленный или подготовленный по­жар: эта неосторожность одна из самых преступных неосторожностей человеческих. Не говоря о случаях, так сказать, забытого огня, например, когда допущена противоза­конная теснота в постройках: когда опасно устроены пе­чи, не чистятся дымовые трубы, неосторожно хранятся где либо удобовоспламеняющиеся предметы и огнесветительные материалы; сколько же случаев таких, в которых человек, нося в своих руках огонь, оставляет после се­бя след целого пламени! Например, будет оставлен в по­ле не погашенным костер вблизи леса, соломы, стоящего на корне или сжатого хлеба, там же будут выжигать кустарники, коренья, сучья в недозволенное время, т.е. когда бывает сильный ветер или жаркая и сухая погода: и вот начинается лесной пожар! сколько тут напрасно погибает древесного материала! сколько после этого бедных людей позябнет зимой в своих домах, по нужде задумываясь над каждым поленом вследствие возвышен­ной цены на дрова! сколько новой траты ради того, чтоб потушить лесной пожар,—траты и труда и времени; по­тому что лесные пожары продолжаются иногда целые неде­ли, огонь от них проникает и внутрь земли (где есть торф), вообще требуют огромного запаса противодействую­щей им силы! Оставлен будет во время топки овин без всякого надзора, и в короткое время погибает хлеб, этот дар Божий, которым бы пропитались многие семьи! Ходил кто либо перед ночью с зажженной лучиной по своему двору или со свечей в кладовую, вообще в помещения вне жилых комнат (в последних местах искра огня еще могла бы быть замечена), неосторожно иной поставил лампу, не погасил где или не унес откуда свечи, оставил на ветру для охлаждения горячие угли или самовар с горячими углями: и—вот во всех подобных случаях и сам хозяин дома вдруг теряет все свое иму­щество и соседей своих делает бездомными! (Когда же вор крадет ночью со свечей и производит не намеренно пожар, тогда различаются два, проступка: и кража и нео­сторожный поджог).

А сколько горит домов, строений и разных материалов от курения табаку! Не курение ли табаку увеличивает в последнее время пожары? не от него ли загорают­ся дворовые строения, сгорают самые дома и целые на­селенные кварталы? Курята, на сеновалах и чердаках, курят на улицах и площадях там, где это запрещено, например, где есть щепки от строения, курят в хвойных лесах, бросают недокуренный табак перед сном на стол, где бумаги: и вот ради прихотливого удовольствия, которым наслаждался в данное время один какой либо человек, истребляются многие драгоценности, лишаются невинные или бедные люди самого необходимого в жизни, как теплый уголок! Для курения табаку человек имеет нужду везде ходить с огнем, в чем не нуждался рань­ше и не нуждаются другие не курящие.

Что сказать о таком еще обращении с огнем, которое показывает явную и дерзкую неосторожность, но которое к счастью остается безвредным? Например, не хотят ос­мотреть двор и кладовую, куда ходили при ветре и пе­ред ночью со свечей, варят смолу без всякой предо­сторожности, не смотрят за железной печкой в столярной, где груда стружек и леса сухого? Вину этих людей мож­но сопоставить с виною того человека, который стреляет в цель там, где много проходящих, но к счастью ни­кому не делает убийства. О, сколько же беспечности, легко­мыслия и дерзости в обращении этих людей с огнем.

Наконец, и бездействие на пожаре — вина против собственности ближнего; потому что усиливающейся пожар усиливает и потери. Бездействие это составляет: равнодушное смотрение на пожар вместо тушения, которое между тем возможно и к которому приглашаются все зрители; неизвещение о случившемся пожаре и непризвание других на помощь; непоспешение без уважительных причин на пожар в лесах; самовольное оставление только потухающего пожара, а не потухшего совсем; отзыв, когда горят дом, фабрика, пароход, склад товаров,—отзыв та­кого рода, что хозяин того или другого в силах понес­ти пожарные убытки или же совсем не стоит сожаления; а отсюда вместо жалости смех-хохот на пожаре, вместо возбуждения других к тушению пожара охлаждение чужой ревности тушить его, затем, незаботливость приобрести пожарные инструменты и иметь в достаточном количеств пожарных служителей (пожарное депо).

О, сколько бы добра хозяйственного было сохранено и достало бы для владения в продолжение целых десятков лет, сколько бы совсем напрасных трат и нужд было предотвращено, если б не было у нас пожаров, если б люди береглись огня, как есть «огня», на каждом шагу! Может ли Церковь не вопиять против этого житейского зла, если оно оставляет после себя столь разрушительные следы для благосостояния народного, если от поджогов или только от неосторожного обращения с огнем горят  и храмы Божии, самые святыни? — Вот почему, читатель, мы с подробностью изложили пред тобой этот вопрос! И на счет экономии общественной и против тревоги жителей мы искренно заботимся; потому что все это имеет большое влияние на жизнь народа религиозно-церковную. О, если б и враги, зажигатели, прекратились на свете! Если б и неосторожные с огнем, ненамеренные враги, но все же враги общего благосостояния и покоя, со всею осторожностью стали обращаться с этою опасною стихией и не подавали бы, между прочим, повода к печальным известиям в летних номерах газет о пожарах и пожарах! 

Обирательство домов вдовиц и сирот

Горе объявил Христос-Спаситель книжникам и фарисеям за то, что они снедали (т.е. под предлогом на­божности обирали) дома вдовиц (Мф.23,14). А в Ветхом Завете строго был осуждаем тот человек, который только брал в заклад последнюю вдовью одежду: «у вдовы не бери одежды в залог» (Втор.24,17); там же нуждающаяся вдовица ради своих нужд поставлялась рядом с левитами (Исх.22,22-24). Посему обижать вдов и сирот по имуществу— великий грех. И прямо ли кто присваивает себе их капитал или же обирает под предлогом доброжелательства и пользуясь их доверием или только расстраивает их имение,—конец выходит один: обеднение вдовы или тем большее обнищание сирот. Это даже грех «вопиющий на небо» (Втор.14,28); потому что вдова существо беззащитное: у нее одна только защи­та, одно только оружие слезы. Этот грех и еще на нес­колько степеней увеличивается, если обирает сирот опекун или душеприказчик; потому что тут, кроме злостного грабительства, употребляется во зло доверие, которое ока­зали к честности опекуна закон и добрые люди. —Христианин! особенно вдовье и сиротское да будет для тебя неприкосновенным. Как одну щепку бросить уделить на двор бедной вдовы есть уже добро: так и отнять оттуда не более как щепку зло.

Притеснение дорожного человека платою

«Пришельца не притесняй и не угнетай его (Исх.22,21). О древних мытарях известно, что они притесняли народ излишними поборами на мостах и на прочих пунктах сообщения. И вот ныне не лучше того такие мытар­ства!—Извозчики (ямщики) в непогоду или же в случае недостатка запасных подвод назначают дорожному человеку за проезд двойную и тройную плату и, назначив так, не хотят даже и продолжать разговора; содержатели под­вод трактовых за определенную уже плату и на определенном пространстве и места притязательно стерегут и тре­буют, чтобы никто — и самый малосостоятельный человек — не обходил их, все бы брали только у них подводы, сколько бы ни дорого было платить им: иначе они и экипаж с посторонними конями остановят и путника задер­жат;—перевозчики через реку, обязанные бесплатно пере­правлять по своему условно с местным или земским учреждением, не иначе поднимаются ночью для своего дела, как выслушав обещание об особом вознаграждении себе или же получив это вознаграждение вперед; а также и днем в весеннее время, когда по реке еще не устроена правильная переправа, между тем проезжему человеку нужно спешить, и днем они за какой-нибудь час своей работы полагают втрое против положенной таксы, задерживают своим вымогательством целые обозы;—капитаны на пароходах или сами хозяева пароходов требуют настоятельно и с грубостью дополнительную плату с того человека, ко­торый от ненастной или холодной ночи желал бы по сла­бости своих сил укрыться в каютное помещение, между тем не в состоянии сделать им новую плату и между тем помещение в каютах (классе) остается же свободным;—-прибрежные жители как бы рады случаю, когда нужно снимать чье либо судно или пароход, занесенные к ним на берег или на мель: они объявляют за свой труд плату вместо десятков рублей сотни, а вместо нескольких сотен—тысячи;—наблюдающие на пристанях за судоходством незаконно задерживают судно или плот под предлогом прописки и осмотра или прямо производят не­законный сбор с водоходцев;—кондукторы или даже сами начальники на железных дорогах привязываются к не­значительной ручной поклаже пассажира, если видят малейший повод к тому, требуя особой платы за эту поклажу или же подвергая ее штрафу: лишают они иной раз удоб­ства в низшем классе и заснут, вынуждая этим занять высший или же особый (спальный) класс; — доставители стола— съестных припасов на пароходах и при железной дороге за все полагают двойную и тройную цену;— содержатели постоялого двора, как за пищу и помещение для самого проезжего, так и за корм для его дорожного скота, а также кузнецы за поправки дорожных экипажей,— не удовлетворяются прибавлением к обыкновенной плате полтрети или трети, но назначают больше, словом—как только захотят взять содержатели номеров и гостиниц для проезжающих за один час помещения сверх суток берут как за целые сутки; самое же помещение у себя, услугу, содержание до того высоко оценивают, что попитаться их столом, подышать воздухом в их номере в продолжении одного дня равняется где, либо содержанию ме­сячному (свечи, вода умыться и для чаю, вино, — на все чрезмерные цены). — Ужели же здесь не мытарства? ужели все это не насильственное обирательство, тяжкое для дорожного человека еще потому, что соединено бывает с горделивым взглядом на него, с сухими и грубыми отве­тами, с готовностью задержать его в пути за противоречие заплатить недостающий рубль или даже копейки? Надле­жало бы путеводителям помнить, что положение каждого человека в дороге, есть положение частью критическое: к такому положению, напротив, надлежало бы относиться с сочувствием и снисхождением. При этом каждый дорож­ный человек, действительно, находится в некоторой за­висимости от них. Но что для иных дорожных ничего не стоит оплачивать их высокие цены за подводы, за номера или содержание, что иные только и ищут может быть по тщеславию высоких цен, например, чтоб остановиться в самой дорогой гостинице: это не оправдание для них, когда они берут дорого или лишнее. Зачем брать те же цены и с людей менее состоятельных? Иной человек пожалуй и может быть назван состоятельным: но в дороге он истрачивает все денежные запасы. Другой же не спорит за плату ради только своего достоинства, тяготясь однако высокой платой и не имея возможности найти иное путесообщение или иную дорожную квартиру. Нет, приведенные нами примеры—настоящее мытарство и они неизвинительны в отношении даже к состоятельным людям между проез­жающими, а к бедноте и нищете и преступны. (Один, например, начальник по экспедиции ссыльных обирал же препровождаемых в ссылку, а наконец сам-то был отправлен, как преступник с ссыльными) —Что же делать, чего же пожелать против этих притеснений дорожному, где они бывают? С одной стороны неприятно, да и не извинительно, невежество простолюдинов (извощиков, дворосодержателей и т.п.), которые притесняют платою дорожных людей. Нужно, значит, пожелать им образования, общительности в обхождении и умеренности в требованиях за свое добро. С другой, далеко-далеко недостаточно и одной внешней образованности, даже строгих наказов от правительства, от хозяев путей сообщения, еще и самых жалоб в газете за денежное притеснение проезжающим,— недостаточно всех этих мер, чтоб путеводители (от буфетчика на пароходе до начальника станции по железной дороги) ща­дили состояние дорожного человека, поступающего на изве­стное время во власть их. Нужно главным образом этим, как и тем—первым, чтоб имели христианскую доброту сердца, чтоб поставляли самих себя в положение проезжающего или проходящего и сострадали бы дорожным.— О! если ты, читатель наш, сам из дорожных путеводи­телей или только часто встречаешься с ними по знакомству,—в первом случае помни про себя, а во втором— объясни другим, что притеснение ближнего в дороге пла­тою самое бесчестное качество и грех пред Богом. За то как приятен, как любезен добрый и снисходительный в платах и приемах путеводитель! Такого путеводителя дорожный человек долго с приятностью вспоминает и сто раз готов бы принять его у себя в доме с благодар­ными объятиями! Благодетелем признается самарянин, поднявший с дороги избитого и бескорыстно ухаживавший за избитым. Но и гостинник, у которого он остановился с избитым; оказался очень добрым: потому что получил два серебренника, и больше не требовал (Лк.10,35).

Повреждение путей и способов сообщения

«Опустошение и гибель на стезях их» (Ис.59,7). Это также частью вид грабительства, когда кто по крайней не­брежности не поправляет дорог, тем более с явною злонамеренностью и по своекорыстию портит их, равно как и другие способы сообщения. Так например, препятствуют проходу по тротуарам и мосткам, проезду по улицам и в поле, оставляя на указанной для всех до­роге что-либо тяжелое и громоздкое; разрушают плотину или в нужное время не спускают воды, не разводит плавучих мостов, перекладывают канаты с одного берега на другой, не отводят паромных перевозов, и вот таким образом неизбежно останавливают ход судов, пароходов, плотов с деревьями; повреждают телеграф, чтоб похитить из состава его какие-либо вещи, или производят в телеграфе замешательство—замедление, чтоб успеть выполнить какой-либо преступный замысел против чьей-либо собственности, — в почтовом сообщении теряют по неосторожности, по забывчивости или умышленно простые и страховые письма, только задерживают у себя разносимые письма и пакеты, замедляют дольше указанного времени отправкой проходящей почты, отказывают в приеме и выдачи писем и посылок без уважительной причины, и притом, с гру­бостью, не доставляют подавателям сведений или не удовлетворяют их по случаю потерь в почте и т.п. В таких случаях оказываются напрасными те расходы и труды, которые уже употреблены и употребляются казною или обществом на пути сообщения. А затем отнимается время в путешествии, в доставке или посылке чего-либо, время, которое часто бывает дороже и денег. Что же в особенности до почты, то ей каждый из публики доверяет свое имущество и даже свое лицо, свои личные тайны. Она, как и прочие казенные транспорты, существует в силу доверия публики. Потому и чувствительны остановки, неудовлетворения, оскорбления лицам приходящим, которые отправляют или получают. Простое письмо, например, ничего не значит для посторонних,—менее чем клочок бумажки, который остается бросить или сжечь. Но оно (особенно семейное) дорого для тех, от кого и к кому отправляет­ся.— Так, читатель, в путях и способах сообщения, ко­торыми иные заведывают остается только исполнить и ис­полнить. Тут нет ничего со стороны исполнителей своего или дарственного, а все только казенное или общественное. И опять как приятны и дороги те исполнители, которые без всякой задержки и до самоотвержения встречают и провожают кого-либо или что-либо в путесообщении!

Во время неурожая или в случайной нужде чрезмерно дорогая продажа жизненных припасов

«Кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ» (Прит.11,26). Жизненные припасы, как: хлеб, продукты из зерна и овощные, корм для скота, топливо для печей, — не предметы роскоши и не прихоть, которую можно оставить и хорошо бы оставлять. Но это такие покупки, без которых обойтись нельзя и в которых нуждается как богатый так и бедный. Поэтому торговля ими сколько чистая и честная и, так сказать, патриархальная: столько же может быть в руках иных людей или в иное время и похожею на грабительство. Иной сам-то хозяйственным образом приготовил себе или же только дешевою ценою купил хлеб, сено, осветительные материалы, а предлагает для продажи во много раз дороже и даже медлит продавать, хоть бы случился неурожай или временный недостаток в этих припасах за бездорожьем, — медлит, чтобы дождаться еще высших цен. В таком случае он не по праву берет себе лишнее, а у бедных отнимает и последние копейки, пользуясь затруднительным положением всех; он как бы рад неурожаю и случившейся для продовольствия нужде, как бы рад народному несчастью, тогда как все прочие вздыхают. Не с благодарностью Богу за свои хозяйственные запасы он предлагает их другим в продаже, но только ищет случая, как бы продать дороже. Нет; тор­говля жизненными припасами, как первостепенными потреб­ностями для существования человека, всегда требует умеренно­сти, и тогда нет честнее ее. Но если вовремя неурожая или в случайной нужде иные торговцы извлекают себе из этой торговли средство сравнительно обогатится: тогда бедность, действительно, готова проклинать их. И надобно заме­тить, это проклятие не похоже на то, которое произносится в одной злобе, в минуты раздражения: вызванное голодом и страданием, оно и может иметь свою разрушительную силу (Сир.4,6). Ради чего же так поступает купец, который и не потерпел бы ущерба, если б стал продавать припасы и в половину дешевле? Но и непомерное понижение цены на жизненные припасы бывает насилием для собственности ближнего, если допускается предумышленно. Роняют цену на предметы продовольствия, которые привозятся или достав­ляются со стороны. И что же выходит? Эти предметы и перестают привозить, потому что очевидный убыток от их привоза. Тогда вместо избытка происходит действи­тельный недостаток в предметах самой первой необхо­димости, и купцы, имеющие запас их, опять непомерно возвышают на них цену. Христианин! Если от тебя зависит и в какой ни есть мере будет зависеть: употребляй все меры и уступки от себя, чтобы удешевлены были необходимейшие припасы в жизни человеческой. Тогда ты будешь другом народа, благодетелем твоих ближних.

Вообще несоразмерные цены за товар, за службу свою или за личную какую услугу

Можно ли каждый раз определять соразмерные цены за товар, а за частную должность или за кратковременную какую услугу вознаграждение? Можно, Эта соразмерность известна каждому, кто занимается подобными делами. Товар приготовляется дома или у других покупается оптом: таким образом, прибавление на него цены сверх стоимости легко можно определить. Плату за частную какую службу, например, по постройке железной дороги, по земству или за особенную услугу кому, например, исполнить поручение, также есть воз­можность назначить и просить себе частью по сравнению этих занятий с трудами других лиц, частью по употреблению на эти занятия того или другого количества времени. Но вот какого-либо товара другие не держат и торгуют им (например, погребковыми винами) в каком-либо месте единицы, и продается этот товар несоразмерной ценой: не насильственное ли здесь присвоение себе чужих денег? Покупатель мог бы не брать дорогого товара: но волей и неволей берет, потому что взять его не знает где, между тем как это необходимая для него по обстоятельствам покупка. Идет он из магазина со вздохом и, может быть, с пустым кошельком, а продавец веселится и торжествует; до бедности покупателя продавцу нет дела. Или вот иной назначает и получает за свою службу многие тысячи в год, пользуясь тем обстоятель­ством, что приглашается служить для огромного капитального дела и что лиц, подобно ему приспособленных для этого дела найдется немного. Но не грех ли такая чрез­мерная оценка самого себя, своих способностей и знаний? не пользуется ли здесь человек случаем только «нажиться, составить себе капитал»? и не часто ли его огромное вознаграждение (например, по земской службе) идет тоже в раскладку на народ, в среде которого между тем много бедных? Равным образом честно ли поступают те люди, которые, раньше не предъявив о плате им за личную какую услугу, требуют потом такой платы, которая и велика сама по себе и не по средствам ближнего, принявшего от них услугу, например, за домашние уроки? Ведь возвышать дену за товар или вознаграждение за труды при благоприятствующих обстоятельствах можно и бесконечно. —О, дорогие люди за свои товары или за личные услуги и службы, дорогие не столько по существу дела, сколько по своему корыстолюбию в самомнению! Вам все мало, сколько бы вы ни получали. Но посмотрите, как другие и не менее вас способны к делам и более еще вас трудятся, однако довольствуются за свое добро и занятие гораздо меньшим. Смотрите, чтоб после дорогих и недоступных не остаться вам совсем незанятыми ничем. Бог нередко поступает так с подобными людьми!

Казнокрадство при подрядах, а порученном хранении или расходовании казенных денег или вещей

Казна есть общее достояние государства. Пусть ограбляющий ее не видит лицом к лицу хозяина, но в отдаленном смысле хозяином ее можно назвать каждого честного члена в государстве, который непременно участвует в составлении казенных капиталов и имущество своими податями, повинностями, пошлинами и особыми пожертвованиями. Следовательно, грабитель казны отнимает достояние не у одного человека, а у множества лиц; не приметна как бы тяжесть его грабительства для других, но она верна. Отсюда следует преступность казнокрадства. Так, например, крадут казну должностные лица при подрядах. Здесь двойной грех: и деньгам казенным убыль потому что подрядчик отсчитывает особую сумму должностному лицу, производящему торги, между тем как мог оставить лишнюю сумму в казне, и вещи доставляет или постройки производит не в полной доброте; потому что взявший от него деньги не подряд боится или совестится быть требовательным к нему. А иной раз должностные люди тех мест, где производятся казенные торги, и сами на себя берут подряд от имени жены или чрез другое подставное лицо. Так люди, имеющие на руках своих казенные деньги или вещи, употребляют все это для собственной надобности (доколе не откроется недочет на них) или ссуждают других деньгами из за прибытка, равно и вещами, например, тем, которые от подрядчиков следуют к поставка. Так лицо, уполномоченное прини­мать и расходовать суммы и вещи казенные, либо записывает их на приход в меньшем количестве, чем дей­ствительно поступает, либо в расхода помечает, а то другому, который и должен получить их за свою работу или за службу или в виде награды, велит пометить соб­ственноручной распиской гораздо больше, чем выдает в действительности. Казенные хлеб и соль, военные снаря­ды и одежды, показываются или попорченными, чтоб затем продать их с публичного торга и на торгах на себя же перевести, или числятся совсем утраченными будто бы от непредвиденных обстоятельств, чтоб без дальних вопросов обратить их в собственность. И если возмож­ность исчислить все хищнические нападения в этом роде на казну, которой почему-то все не жалеют и которую считают неистощимою? Правда, закон гражданский строго судит за обличенное казнокрадство: но оно трудно изобли­чается и легко допускается там, где нет христианской совести и твердой богобоязненности. (Для поставщика на­пример, легче иной раз отдать деньги, чем вещи и материалы, следующие по подряду в казну, и приемщик берет от него деньги—без сомнения в меньшем количестве взамен вещей, которые таким образом считаются принятыми в казну, но в казне никогда не окажутся). И так против казнокрадства вернейшее предостережете только христианская совесть и довольство положенным за службу или должность вознаграждением. Вина этого греха может быть меньшею только тогда, когда растративши или насильно присвоивши себе казенные деньги и вещи сам возвратит их вполне, притом, прежде чем открыты будут его злоупотребления. Читатели! Казна уважает же нашу личную собственность; например, она признает владения наследственные в фамилиях. Так должны и члены государства уважать ее достояния.

Угнетение должника и самое одолжение его с обдуманным раньше планом, чтоб перевести в свою собственность все остальное имущество его

«Его (должника) душил, говоря: отдай мне, что должен… Пошел и посади его в темницу» (Мф.18,28-30). Долги в нуждах семейной жизни, а особенно в делах торговых, бывают неизбежны. Своих денежных средств недостаточно или совсем нет, а расход, а потребности иногда не терпят отлагательства, как, например, брак дочери, похороны, пу­тешествие, разрушение какое в доме, срок платежа за товар по займу, наконец, и только исключительное время запастись какими-нибудь покупками. Тогда нельзя не при­бегнуть к займу, нельзя не сделаться должником. Заем и есть законный оборот дела, равно как со стороны кре­дитора эта законная временная уступка другому своих денег или тратимых вещей: должник делается их хозяином и за все случаи потери их отвечает. К таким-то особенно должникам богатый заимодавец должен быть снисходительным. Чтобы оказать снисхождение, он может избрать два пути: или а) простить совсем долг или б) от­срочить уплату его. Если прощение долга бывает не вы­нужденное обстоятельствами, но вполне добровольное, так что кредитор мог бы по закону подвергнуть своего должни­ка и тюремному заключению: тогда это добродетель евангель­ская. Тогда кредитор верующий и по вере своей так поступающий, сам удостаивается особенной милости от Бога: ему прощаются грехи, которые составляют его собственный долг Господу Богу и в которых он приносит покаяние (Мф.18,35). И отсрочка долга в своем роде тоже милосердая мера в отношении к должнику: но она частью уже по спра­ведливости должна быть. Богатый кредитор не потерпит от нее особенной потери, а бедный плательщик между тем успеет поправиться своими делами. Но вот иной из кредиторов, не хочет сделать ни того, ни другого,— и не прощает долга и не отсрочивает его. А, рассуждая по духовному, мог бы он совсем простить бедняку долг; потому что сам-то остается должником (Богу) десятью тыся­чами талантов, между тем, как должник обязан ему только сотнею динариев. В чем же, однако, вина кредитора против чужого имущества, если он теснит за долг? В том, что угнетаемый им должник для уплаты ему долга принужден продавать свои вещи за малую цену и даже может быть совсем лишиться дома. (Кредитор) то и дело посылает к должнику за долгом, а между тем знает верно, что должник рад был бы заплатить, если бы имел сколько-нибудь денег. (Вина кредитора в том) что угрожает бедному должнику и личным задержанием (арестом), наконец — действительно садит его в тюрьму. Тюремное заключение за долг (не говори уже о тревоге духа и бесчестии) отнимает у должника вре­мя, которым бы он мог воспользоваться для поправления своих дел, и еще более расстраивает его хозяйственные дела. (Мы не имеем в виду здесь злостной или беззабот­ной несостоятельности и не вырешенных вопросов о том: сколько, кому и от какой причины вошел в большие долги должник, — вопросов, в силу которых требуется иногда действительно задержать его). Когда же и взять с должника нечего и долг его незначителен, да притом, последовал долг не от бесчестных причин (например, ему самому изменили должники), тогда кредитор, заклю­чая должника в тюрьму, пропитывая его там на свой счет, чего же больше хочет, как не того, чтоб только удовлетворить своей мести? В таком случай и должник, вытерпев срок тюремного заключения, который по закону должен равняться цифре его долга, уже перестает быть должником.—Еще хуже, если заимодавец раньше обдумает и убедится, что должник не в состоянии будет уплатить ему долга и что в крайности вынужден будет расстаться с последним своим имением, например, с домом, фабрикой. Находя остальное имущество его выгод­ным для себя, богатый заимодавец с готовностью одолжает его требуемой суммой: но при этом с первого раза так поставляет и затем в последующее время так ведет дело, чтоб остальное имущество должника легко перевести к себе в собственность. Не тонкое ля это граби­тельство? Можно ли тут ожидать «милости не сотворшему милости» (Иак.2,13)? — Ты, христианин, будь милостив к должнику, который искренно говорить тебе: «потерпи на мне, я все тебе заплачу» (Мф.18,26), который сердечно желает уплатить. Принудительные же меры на сей раз не прибавят ему возможности к уплате, не выжмут у него денег, коли их нет».

Привычка входить в долги и медленная уплата их или же совсем не платеж

 Решаться на долги нужно только в самых тесных обстоятельствах. Между тем, иные просят одолжить их деньгами или же берут вещи, материалы в долг без всякой нужды, потому только, что их одалживают; этого дня взяли они в долг, но и завтра просят одолжить; сего­дня одолжили у одного, а завтра делают заем у дру­гого, хотя, положим, без намерения еще отказаться от долга; словом — занимают до тех пор, пока их одалживают. Не обременение ли это для других и не насилие ли для чужой собственности? Отказать кредитор может быть стыдится, между тем как сам имеет нужду в наличном капи­тале. А чаще всего готов бы он отказать; но, дав взай­мы раньше, опасается, чтобы огорченный им должник, не отперся и от прежнего долга. Затем, входить в долги нужно в такой мере, как есть надежда погасить их, и с указанием на определенный или только приблизитель­ный для платежа их срок. Когда своевременно, а тем более до назначенного срока, должник принесет свой долг, тогда кредитор спокоен и доволен. Тогда креди­тор готов снова вверить ему в долг. Иным состоятельным людям в таком случае приятна собственно честность или исполнительность должника; во имя честности то они и готовы снова одалживать. Но задержанный долг может быть заставляет самого заимодавца кредитоваться у дру­гих, «ходить и просить из-за своих денег»; лишает его самого возможности быть точным в платежах другим; делает ему потери, потому что он рассчитывал в известном случае на деньги от своего должника, как на деньги собственные и наличные, а между тем обманулся; а также наводит его на сомнение и беспокойство. И опять не насилие ли это для собственности ближнего? Напомнят должнику о долге, и он отвечает: «через неделю отдам», снова напомнят, и он назначает новый срок, и так еще несколько сроков, оправдывая разве самый последний из них. Эта мед­ленность в платеже происходит или оттого, что займут не по средствам или же от одной беззаботности уплатить.

Наконец, входить в долги нужно без сомнения с душевным расположением заплатить их. Заем в том и состоит, чтобы занимающий возвратил своему заимодавцу денежную ли сумму в полном ее количестве (если не было договора об особенном росте) или вещи или материалы по их числу, в полноте меры или веса, словом все в равном займу количестве и качеству. Между тем, иной возьмет в долг, и по выходе от кредитора уже забывает о долге; решается на заем, и не думает когда-нибудь заплатить, даже имея у себя состояние; пользуется от своего заимо­давца вовсе не предметами прихоти, которые так же в его воле было покупать или не покупать (как из магазина модные вещи и т.п.), но первейшею потребностью, или самым необходимым в жизни, как квартирование в чьем-либо доме (на улице нельзя же было бы жить), и не дорожит этим; не успевает уплатить долг и не имеет верной надежды для уплаты, а между тем продолжает жить, нисколько не ограничивая себя в излишних расходах, не увеличивает своего труда, чтоб иметь возможность хоть по частям уплачивать. Сто раз слышит напоминание о долге, много раз получает письменный счет, читает с почты письма с теми же напоминаниями, даже вынуждает самого заимодавца быть у него, приехать к нему, может быть из дальнего места. И вот то молчит, то отзывается недостатком денег, то прячется от кредитора, то совсем не признает долга, то, обличаясь в долге письменным каким документом или очевидными свидетелями, гневается на своего кредитора: дотоле все был мир, все был называем дающий в долг добрым, прекрасным человеком, а как только он стал просить себе долг, хоть бы и скромно, так и мира с ним нет, так и враг он, так и недобрый человек, будто порок собственно напоминать о долге, а не удерживать у себя чужое. Не захват ли это чужого состояния? Да; неплательщик долгов ограбляет прежде всего своего кредитора; потому что oт неустойки его вместе с подобными ему у иных совсем падают капитал –торговля. По крайней мере неплательщик вводит кре­дитора в очевидные убытки и делает ему тревогу: ре­шается кредитор на новые траты, например, предъявляет ко взысканию в суд, и, однако, ничего не получает; тратит время, чтобы быть у мировых судей и в судах, однако и тут долгое время не удовлетворяется из-за уклончивости должника; много раз бранит его в душе или гласно, и не видит никакой пользы от самой брани. Неплательщик (значительных) долгов ограбляет и других, к которым по видимому уже не имеет никакого отношения. Как же ограбляет? заставляя их платить его-то кредитору излишнее за товар покупки, так как иной кредитор-купец по недостатку великодушия хочет загладить свои пропадающие в долгах деньги излишнею ценою на товары. Ужели же все это со стороны должника не подобие грабительства? и как же думает он умереть, оставляя после себя беспечные и злонамеренные долги? не узы ли это для его души большие долги? — А вот, напротив, богобоязненный христианин, если по нужде и задолжается, никогда не потерпит, чтобы к нему приходили в дом с требованием долга. Он сам заботится о своих долгах. Он даже любит платить долги; чувствует себя в особенном каком-то удовольствии и покое, когда честно рассчитывается со своими заимодавцами, потому что здесь и действительно есть для него некоторое напоминание, некоторая связь по делу его нравственных долгов. (Разумеем грехи пред Богом: эти-то долги ведь еще сильнее связывают совесть и беспокоят душу). Ты, благоразумный христианин! с Божиею помощью держись на этот раз таких правил: жить и вести свои житейские дела только наличными средствами; в случае же вынужденных долгов просить у заимодавцев извинения и снисхождения относительно платежей, при самых платежах благодарить их за одолжение и терпеливость.

Банкротство по свое вине или же совсем ложное

«Должен был десять тысяч талантов» (Мф.18,24). Это и есть неоплатный должник, который в торговом сословии называется «банкротом», т.е. человеком до того несостоятельным, что ни капитала, ни товара, ни имущества его далеко не достало бы для пополнения всех долгов его, которые предъявлены на него или еще остаются неизвестными. По собственной вине банкротство бывает от нерадивого или, напротив, от смелого, слишком предприимчивого ведения торговых дел. Доверяет купец управление своей торговлей другим, сам же любит только пиршествовать или проводить время в общественных удовольствиях, не заботится своевременно заготовить материалы для фабрики или не пользуется лучшим временем для продажи своих произведений — и вот, таким образом, расстраивает свое состояние. А то берется за подряды не по силам, прибавляет к существующим делам в торговли, к фа­бричному какому производству, новые дела без запаса средств, заводит многие постройки, не выяснив себе пользы от них, за бесценок продает свои товары, чтоб только не упустить сделать обширную покупку новых: и вот вдруг делается банкротом. Разве это произвольная и бескорыстная бедность? Нет; если кто банкрот от нерадения, то значит не умел «вдати сребро… торжником» (Мф.18,25,27,28); a если от излишней и смелой предприимчивости, то был алчен к составлению себе капитала. В том и другом случае, называясь «неосторожным банкротом», он карает и других. Так может быть иная вдова, желая иметь прибыток от своего наличного состояния, и последнюю сотню рублей вручила ему, как человеку по общим отзывам бо­гатому. А он вдруг предъявляет себя несостоятельным или волей и неволей признается таким со стороны главных своих кредиторов. После этого не доводит ли он чрез себя и других до нищеты? можно ли ему доварить продолжать торговлю? И вот справедливо по закону он лишается прав торговли.

«Горе тому, кто без меры обогащает себя не своим» (Аввак.2,6). Это уже злонамеренный банкрот. Представление себя ложно несостоятельным есть «злостное банкротство». Правда, и у такого должника дале­ко нет наличных денег или наличного имущества, чтоб покрыть свои долги. Но он, прежде чем предъявить себя несостоятельным, перекрепляет свое имение или передает имущество безденежно в другие руки, скрывает у себя остальной капитал, перевозит свой товар в чужие ма­газины, а в своих лавках или кладовых оставляет для вида только немногое и худшее: и все это он делает един­ственно с таким умыслом, чтоб под предлогом несчастных дел предложить в уплату вместо рубля поло­вину или даже менее. Этого банкрота обязывают по закону подпискою, чтоб он не скрыл ничего из своего имуще­ства: а между тем он и все дело основывает на том, чтоб «скрыть», и чтоб после легкого расчета с креди­торами завладеть их капиталами, которые по частям были доварены ему. Кредиторы волей и неволей соглашаются на половинную плату от него, а иногда и на какую ни есть. Они видят в его руках свою собственность, скрытую только на время, и не могут изобличить его; потому что все улики раньше им устранены. Но он редко действует один в настоящем случае, у него бывает друг-покровитель, который принимает на себя вид его заимодавца. Этот друг и мнимый богач-кредитор то первый уступает ему в принятии от него ничтожного платежа дол­гов, то сам платит за него прочим заимодавцами — во всяком случай тут же составляет себе из чужих капиталов какое либо состояние. Ужели все это не насилие собственности других? ужели не ограбление? Общественное мнение преследует злостного банкрота, как и соучастников его: потому-то, и покончив с выгодою свои дела, он боится вдруг показываться в обществе. Но еще сильнее преследует его совесть: еще большую казнь встречает он в неуспехе последующих своих дел. По суду своей совести, например, он сам себя лишает права сделать какое либо значительное пожертвование в церкви; потому что из награбленного имения жертва Богу не угод­на. О, несостоятельный большими капиталами должник! Не лучше ли было бы тебе признаться пред заимодав­цами в своем бессилии уплатить им долги и отдать во власть и на усмотрение их как остатки наличного своего капитала, так и все имение свое? А ты столько и стольким лицам делаешь тяжких обид! столько прогневляешь Бога обманами, напрасными клятвами, еще и добровольным, как бы тюремным заключением себя дома и праздным бездействие до решения дела о твоих долгах! 

Невознаграждение ближнего за его убытки или труд, сколько требовалось вознаградить

В Ветхом Завете был закон вознаграждать челове­ка за те убытки, какие другой кто-либо сделал ему, например, если бы у него были потравлены поле, сад или жатва,— вознаграждать или большим количеством против потраченного или вещами, лучшими по качеству (Исх.22,5-6). Новозавет­ная правда христианина, без сомнения, должна преизбыточествовать перед этою правдою. Какие же могут быть убытки со стороны ближнего для нас? Они могут состоять или в деньгах, которые он потратил в нашу пользу или в имуществе его, которое мы повредили или совсем потеряли, например, нанимая у него в доме квартиру. Сюда же относятся приношения подарки нам от художника, со­чинителя, ремесленника, мастерицы их благородными произведениями. Пусть это и подарки, но такого рода, что приносит их бедный или малосостоятельный, а принимает имеющий состояние; приносит по усердию и уважению, но вместе с тем, кроме личного своего труда, исам он должен заплатить другим по какой-либо части за прино­симое;—приносит, положим, без всякого вызова других или по своей ошибке, по ложной надежде на помощь, на вознаграждение, но все же тратится, теряет, делая приношение, между тем, как для принимающего ничего не сто­ило бы ему заплатить, а то была бы возможность и откло­нить—возвратить само приношение его. Сколько бывает таких неоплачиваемых приношений в обиду и огорчение приносящим! Если вообще ближний и не требует с нас вознаграждения за убыток по своей совестливости или по­тому, что не может очевидно доказать понесенный потери, которые между тем не подлежат сомнению: то мы сами должны предложить ему вознаграждение, которое в его воле принять или не принять. А если он ожидает вознаграждения: в таком случае отказ снашей стороны будет насильственным отнятием его собственности.  

Равным образом, как нечестно оставить без всякого вознаграждения личный чей-либо труд или же вознаградить за него слишком скупо! (Здесь мы не имеем в виду выполнения платы по договору: коли была договорена или оп­ределенно обещана плата-награда за труд, то и остается буквально выполнить ее, как и самый труд в точности же выполнен. Но может быть предлагалась плата в таких только словах: «заплачу, не оставлю без благодарности»). За личный труд человеку, который пропитывается от своих рук, должна быть награда соразмерная тому, как подобный труд награждается в других случаях или другими лицами; таковы, например, бывают частные мелочные работы ремесленника в продолжение дня или нескольких часов; переписчика каких-либо бумаг и т.п. «Личные силы», т.е. телесные и душевные, — это есть внутренняя «коренная собственность»человека, личность его. Положим, человек тут не несет никакого убытка, не отдает от себя ничего материально или не убавляет из своего ко­шелька. Но не еще ли важнее его услуга, когда он слу­жить нам не мертвым имуществом или денежным кошельком, а лично своими силами? Особенное внимание, особенная соразмерность должны быть оказаны на сей раз к услугам ближнего высшим и самым достопочтенным, в которых, т.е. более участвовали ум и сердце его, чем физические силы, как, например, услуга умного, но бедного состоянием советника в делах, священника, исправляющего церковные требы. И так «горе»тому…«кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его» (Иереем.22,13). Ты, христианин, в настоящем случае положи себе такие правила: за понесенные уже дру­гими траты для тебя старайся вознаградить; а если у тебя нет средств для вознаграждения или малое только вознаграждение можешь сделать, то искренно проси извинения; в таких трудах для тебя ближнего, за которые без сомнения должна быть плата, хоть и небольшая, по возможности вперед условливайся с ним, чтоб предложением ему по незнанию малой платы не оскорбить его и с мира не перейти к неприятным спорам или же, в случай недостатка твоих средств, мог бы ты отказаться совсем от его услуги.

Насильственное задержание чужого капитала или чужой собственности, которые случайно перешли в руки

«Вот тебе твое» (Мф.25,25). Следует ли возвра­тить задаток денежный или имущественный после дела, которое начиналось, но не состоялось; ошибочно ли полу­чены кем вместо известного лица деньги, по случаю ли пришел в руки полный капитал чей; переданы ли нам кем-либо при счете или плате лишние деньги; оказалось ли застроенным чужое место взамен своего; случайно ли с нашим скотом пришел из табуна во двор наш чужой скот; забыта ли будет гостем или посетителем у нас ценная вещь: все это, от тысячи рублей до чужой трости или палки, мы должны возвратить законному владельцу по первому требованию его. Как только раскроется пред нами заблуждение, что мы не законные владельцы тех денег или того имущества, которым дотоле пользовались в качествe хозяев: тотчас и должны возвратить в целости чужую собственность или в случае невозможности физического возврата—заплатить деньгами. Ни давность владения, например, каким-либо участком земли, ни привычка — при­вязанность к владеемым вещам или одушевленным предметам, например, к животному, не оправдывают нас на сей раз; равным образом, если б и грубо или на­сильственно нападал хозяин на те вещи, которые еще находятся у нас, и на которые он имеет бесспорное право,—мы не должны поставлять это поводом отказать ему в этих вещах: с его стороны тут допускаются только нетерпеливость или самоуправство. Нет; не возвра­щая чужого после того, как убедились мы, что оно чужое для нас, и получив заявление хозяина о принадлежащей ему собственности, мы грешим несомненно. Тяжесть греха здесь заключается, между прочим, в полной возможности поправить дело. Чужой капитал или чужая собственность сохраняются в наших руках целыми и законный владелец их, не имея может быть только внешних доказательств настоятельно требовать их от нас, просить, умоляет отдать ему: а между тем наш захват, наше противозаконное завладение остаются в прежней силе. Виновно также здесь завладение чужим ученым или художественным произведением, которое есть благороднейшая и пожизненная, собственность человека. Да; нужно всегда охра­нять и умственный труд ближнего, в смысле автора, пе­реводчика, первого издателя, а не располагать, как бы своею собственностью, его трудовыми мыслями и собран­ными им сведениями или художественным произведением, а не воспроизводить чужой труд просто, не употребив нимало личных сил, не испросив согласия первого произ­водителя, не указав и на источник, откуда сделано заимствование, извлекая себе отсюда денежные выгоды. (Нравственная же, душеспасительная польза здесь иное дело,— на нее и будет рад, благодарен первый производитель). Вообще насильственным, хоть бы и под благовидными предлогами, присвоением чужого связывается душа. Как же после этого человек придет к исповеди и будет просить разрешения в грехах, коли сам не разрешает себя от чужого капитала или имущества?—О, христианин! твое и мое в собственности да будет для тебя всегда самым строгим различием.

Искание чужого или непринадлежащего наследства

«Завладеем наследством его!» (Лк.21,38). Так как наследник вступает в права умершего, кото­рому принадлежали деньги или имение: то, прежде всего, искатель такого наследства, которое не принадлежит ему, не как наследственное, или потомственное, т.е. по наслед­ственности кровного родства, и не как произвольное, т.е. по воле или завещанию владельца, — искатель этого рода оскорбляет память покойника. Покойник и не думал иметь его своим наследником, а он хочет получить долю в оставшемся имении или даже завладеть всем имением. Покойник прямо завещал свое имение иному лицу и прямо же может быть устранял его от наследства (на такое завещание и имеет каждый владелец пол­ное право даже в последние минуты своей жизни): а он насильно вступается в права наследства. Скорее же может иной добровольно отказаться от наследства, которое принадлежит ему или отчислено для него, чем незаконно при­своить себе наследство.—Искатель чужого наследства вдвойне обижает законного наследника. Так, лишь только он заявит свои права считаться наследником, имущество наследуемое до решения дела подвергается запрещению: а от времени дви­жимое имущество, обыкновенно, утрачивает свою крепость и цену. Затем, законный наследник должен напрасно тратиться, чтоб защитить от него свои права. Но если теми или иными путями он успеет в своем искании: то уже и делается полными грабителем ближнего под видом ложно примененных прав. Тем хуже, если он отнимает наследство не у лица родственного, а у благотворительного какого заведения или церкви, в пользу которых завещал покойник всю собственность или часть своего капитала. В таком случае отнятие чужого бывает и материальное и частью в смысле духовном. У богоугодного заведения или у церкви искатель захватываете себе деньги или дом, вещи и проживает их, а покойника лишает духовных плодов от пожертвования. Покойник, распределяя свое имущество по бедным людям да по церквам, хотел и еще оказать этим заслугу пред Господом Богом, желал, чтоб его поминали за упокой, как жертвователя: а тот дерзкий не дает созреть таким прекрасным плодам, посягает ради своего корыстолюбия или праздной и веселой жизни на вечную награду покойника.— О, читатель! не льстись в жизни твоей на чужие наслед­ства. Лучше тебе оставаться под соломенной крышей, чем жить не по праву в наследственном богатом доме.

Корысть с пожара, наводнения и вообще в тревожных обстоятельствах ближнего

В правилах церковных на сей раз сказано: «время, всем угрожающее погибелью, почитать для себя временем корысти, это свойственно есть людям нечестивым и богоненавистным, дошедшим до крайней степени гнусности. Посему справедливым признается всех таковых отлучать от Церкви» (Григ.Неокес.3). Ближний и без того терпит страшные по­тери, может быть до последней своей одежды, например, когда горит его дом, когда водой разнесло все строение его или товар; и без того иной находится в тревоге и опасности, например, когда повозка или сани его погрузли в снегу и он оставляет все это на дороге без всякого над­зора, чтоб пойти и попросить других о помощи; и без того кто либо страдает душевно и телесно, например, когда провожает на тот свет жену, и при этой-то го­рести забывает или не успевает затворить свои ящики с имением и вещами. Между тем бесчестные люди в это время отнимают у ближних собственность и тем еще более увеличивают их потери или душевные страдания. Едва несчастный успеет опомниться от тревоги, и—видит, что кругом его уже ничего нет (все растащили). Не гра­бительство ли это? Да, здесь не просто кража, хотя и тайно дело делается, но грабеж: потому что вместо собственных угроз и насилий, свойственных грабежу, вор здесь поль­зуется теми угрозами и насилиями, которые произвел не­счастный случай. Тем хуже и тем справедливее название «нечестивых и богоненавистных» относится к таким обманщикам, которые в каком либо народном собрании вдруг кричат о пожаре, которого между тем нет,— чтоб произвести тревогу и во время этой-то тревоги гра­бить, рвать с испуганных людей украшения и вообще дорогие вещи.— О, наглые грабители! Нажиться во время тревожных обстоятельств ближнего, действительно, случай удобный, и вы торопливо пользуетесь этим случаем. Но кто недобр к людям в счастье их, тот может быть еще пощадит несчастного. А у вас и этого нет. Сомни­тельна, значит, ваша доброта к человеку в какое ни есть время. Лучше пробудите в себе доброту и честность.

Корысть с мертвого тела, особенно с поруганием для мертвеца

Это доказывает, с одной стороны, алчность к вещам, а с другой—крайнюю неуважительность к имени и лицу человека. Будто мало для ограбления других предметов и с живых лиц, если уж желательно грабить: будто гра­битель мертвых сам не смертный, будто он не будет в свою очередь столь же неподвижным и беззащитными! Где же ближе каждому человеку представить себе собствен­ную смерть и таким образом прийти бы в чувство раскаяния, как не в виду мертвеца и не под обонянием мертвого запаха? А грабитель между тем бросается на легкую корысть, —берет себе что либо с мертвого тела.— Тем страшнее этот грех, когда ограбление соединяется с поруганием для мертвеца: например, когда бросают мертвого вниз лицом; когда обнажают его совсем или до сорочки и так тo оставляют его на открытом месте, на показ людям; когда наконец, разрывают его могилу, будто знают, что он положен в хороших одеждах или с какими либо дорогими вещами. В древние времена гра­бительство последнего рода (в могилах) встречалось столь же нередко, как ныне бесчестные люди непременно оснимают мертвеца, когда найдут его в поле или на улице ночью. Древние гробокопатели с целью грабежа подверга­лись строжайшему наказанию: они отлучались от св. причастия на 10 лет, притом—с самыми строгими подвигами покаяния, например, должны были полагать каждый день по 200 поклонов и стоять на коленах (Вас.Вел.66).—О, человек—человек! зачем же трогаешь ты мертвых? И тебя самого ожидает какая-нибудь могила. Да смотри, не случилось бы так, что тебя и не примет могила, что чужая-то мо­гила, раскапываемая тобой для грабежа, вдруг обвалится и придавит тебя!

Утаение найденной вещи, особенно когда известен ее хозяин

 «Когда увидишь вола брата твоего или овцу его, заблудившихся, не оставляй их, но возврати их брату твоему; если же не близко будет к тебе брат твой, или ты не знаешь его, то прибери их в дом свой, и пусть они будут у тебя, доколе брат твой не будет искать их, и тогда возврати ему их; так поступай и с ослом его, так поступай с одеждой его, так поступай и со всякой потерянной вещью брата твоего…» (Втор.22, 1-3). Если потерянная вещь принадлежит и врагу или недоброжелателю: «заблудшего приведи» (Исх.23, 4-5). По­терять нетрудно каждому что-либо из своих вещей, а особенно деньги. Но ужели потерянная собственность перестала быть нашею собственностью потому только, что выпала из рук наших? …Нет; право человека владеть потерянным не прекращается. Но говорят: «иной раньше потерял такую же точно вещь и приблизительно такой же цены: ужели не может пополнить свою потерю этою находкою»? Не может, по смыслу церковных правил: «обольщают себя, удерживая найден­ную чужую собственность, вместо своей утраченной». Это значило бы делать обиду за обиду в вещах, или точнее сказать, вымещать свою потерю на собственности ближнего. Еще иной говорит: «не известно, кто потерял вещь; а не посторонняя ли это для меня забота отыскивать хо­зяина ее»? Если находка ничтожна (например, будет она меньше 10 рублей, в таком случай и без упрека совести может оставить ее у себя тот, кто нашел ее и не знает, чья это собственность); если, напротив, находка очень значительная: нужно объя­вить о ней во всеуслышанье на том месте, где она най­дена, или же дать знать начальству или чрез печатное слово. Хуже, когда она будет изобличена: тогда и прави­лами церковными полагается епитимия. Еще виновнее утаение чужой потери, если потерявший сам объявляет о себе в газете, а кто нашел вещь и прочитал газету или получил газетное известие чрез других, молчит и молчит. Более виновна также утайка в том случай, если не предъявляет о вещи смотрителя или сторожа тех за­ведений или мест, где вещь потеряна: в таком случай нарушается этими людьми доверие к нам со стороны других лиц. Но доколе не явится хозяин найденной вещи (а после объявления хозяин поспешит явиться): следует хранить ее в целости. Когда же хозяин будет просить вещь: нужно возвратить ее прямо или, смотря по обстоятельствам, с посредством гражданского начальства. Словом, утаить найденное есть грех насильственного присвоения чужой собственности: ни права употребления, ни права обладания над находкою не имеет тот, кто нашел ее и думал бы воспользоваться ею под предлогом «сво­его счастья». Мало того: по-христиански этот человек должен возвратить находку без всякого (вознаграждения) скверностяжательства, не требуя себе доли за то, что или указал, где лежит потерянная вещь, или похранил ее, но предоставить вознаграждение за нее усердию ее хозяина. – Ты, христианин, так всегда и поступай, если случится быть в твоих руках чужой потере! Не удерживай ее и под бескорыстным каким предлогом, например, чтобы помолиться за того, кому она принадлежит.

Раздел: Виды кражи или тайного присвоения себе чужой собственности

Кража как сильная привычка, или страсть

«Воры… царствия Божиего не наследуют» (1Кор.6,10). Если же отказывается им в царстве небесном: то значит доля их ад, вечная мука. Как бы пред такою угрозою не оста­новиться вору! Между тем несчастный сам себя вовлекает в такое состояние, что не хочет исправиться и часто делает свое исправление крайне затруднительным. Его подстрекает к краже легкость приобретения: там еще нужно трудиться да терпеть, а тут в один час может быть нажива для пропитания или для веселой жизни в продолжение целого месяца. Его подстрекает к повторению кражи невоздержанная или пьянственная жизнь: самая большая часть краж обыкновенно происходит от нетрезвости или от разгула жизни. Страдающему от запоя или от пьянства не до того, чтобы усидчиво зарабатывать себе кусок хлеба, и он бросается на чужую собственность, чтобы скорее удовлетворить своей страсти и дольше продлить удовлетворение ее. Всего же более подстрекает вора в кра­же заманчивость ее. Так как существенным признаком ее, в противоположность грабежу, бывает тайность, отсутствие хозяина или владельца вещей, вообще—отсутствие всяких насильственных, грубых мер и угроз, свойственных грабительству и разбою: то здесь льстит чело­веку борьба его с легкими большею частью препятствиями к похищению, нравятся его самолюбию то искусство и та хитрость, с которыми он успевает достигнуть своего намерения, или одерживает верх над теми мерами хозяина, которые хозяин со своей стороны употреблял, чтоб охранить от его рук свое имущество. Таким образом, в краже вор находит своего рода удовольствие—наслаждение даже и помимо материала своей страсти, т.е. кроме тех денег или вещей, которые крадет. Иной раз он совсем не успевает извлечь себе выгоду или пользу из украденного: еще не успеет положить или унести вещь, а уже обличается или задерживается. (Однако ж и тогда он нрав­ственно виновен, потому что одним этим прикосновением к чужой вещи возмутил уже в другом спокойствие владения). Казалось бы, таким образом, безуспешная кража произведет на него впечатлиние не в пользу привычки красть. Но нет! ему нравилось самое приготовление к краже: он с приятностью прошел ряд этих подкрадываний, затаенных вздохов, наблюдательных осмотров кругом себя. Поэтому самый неуспех в краже часто подстрекает его к новым попыткам красть; на сей раз «тайную кражу» можно сравнить с «тайным блудом». (Бывает пристрастие и к кражам особого рода: это «материальные стороны кражи». Кто на что сделался искусным, тот за тем более и гоняется, чтоб украсть; например, один крадет железо и все, что носит характер железа,—другой любить обирать готовое платье, третий—серебряные вещи, а некто имел страсть воровать бриллианты). И вот таким обра­зом человек развивает в себе страсть к воровству, особенно когда с малолетства начал красть. И вот по­чему всегда большее число заключенных в тюрьме бы­вает «по краже» (из 20 человек в камере один толь­ко сидит не за кражу,—и все это более молодой народ); потом, всегда более возвращаются в тюремное заключение или подпадают снова суду не за другие преступления, как за кражу в разных видах ее. Отсюда—неисправимость вора, отсюда и страшная угроза ему лишением царства небесного.

Вины его, действительно, тяжкие. Так например, он безжалостно отнимает у других в короткое время то, что другие приобретали в продолжение многих лет и многими трудами; так он нередко лишает семейного человека и куска хлеба; вводит других еще прежде своей кражи в напрасные траты; все это—наем ночного караула, построй­ка высоких и твердых стен, крепкие затворы у дверей и окон, железные сундуки и множество замков,—все это было ли бы нужным, если б не было воров? От вора также нужно застраховать свое имущество, как и от огня.— Так он даром загубляет самые дары природы: помнет, разломает многое, но не найдет по себе ничего украсть. (Взлом увеличивает его вину, а особенно внутренний, или для свободного входа внутрь самого дома или комнаты,—уве­личивает; потому что тут преодолеваются уже сильные препятствия, следовательно, показывается особенное усилие злой, преступной воли). Или скроет вор вещи в лес, в подземелье, и—не успеет оттуда взять их по причине своего ареста или по другому случаю, так что вещи на­всегда остаются скрытыми или только без наблюдения портятся. После всего этого, очевидно, вор,—самый злой враг собственности и благосостояния ближних. Но, вместе с тем, ни сила заманчивой страсти, ни наследственность ее, как может быть от родителей, ни соблазн и сговор со стороны других, ни бедность, ни самый голод (Лк.15,13-16) не извиняют его и не извинят на страшном суде. Его страсть (например, и к однопредметной краже,— мономания) тогда бы только была непреодолимым побуждением красть и таким образом уничтожала бы вменяемость или ослабляла бы вменение его поступка, если бы рука его могла делать кражи против его воли. Беден ли он? но его бедность и происходит от кражи; потому что, если у него двигают­ся руки, то и мог бы он найти себе пропитание, особен­но в нынешние времена, когда рабочие руки почти везде столь дороги. А если он беден до крайности и голодует, то должен обратиться за помощью к тем, которые ес­тественно или ближе других могут пособить ему, а не красть. Блудный сын довел себя и до последней крайно­сти, однако, лучше захотел питаться со свиньями, нанявшись пасти стадо их, чем красть и пропитываться краденым. (Такой случай, чтоб отец для спасения своего се­мейства от несомненной голодной смерти взял тайно чужие съестные припасы, т. е. случай столкновения прав, хоть все же неравных, может быть слишком в редкость и не повторяемый). —Не извиняет вора также и то, если он воруя подбрасывает украденные вещи, с которыми не знает куда деваться. Иное еще дело, если б он добровольно отдал украденное. В церковных правилах на этот раз, действительно, смягчается вина его: «укравший, аще сам по себе раскаясь, обвинит себя, на год да будет отлучен от причастия токмо св. Таин: аще же обличен будет, то на два года» (Вас.Вел.61). — Что же, читатель, посоветуем привыкшему красть для исправления его от бесчестной страсти? Самый главный совет передадим ему из слова Божия: «Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись» (Еф.4,28). Личный труд научит его ценить и чужие тру­ды. Зная по опыту, чего стоят деньги или вещи, владеемые им, он будет предчувствовать неприятное положение быть обкраденным и считать вперед похитителя своей собственности врагом своим и злодеем: а таким образом и не будет касаться собственности других. Действительным также предостережением против наклонности к краже нужно почесть не касаться чужого наедине и во­обще избегать тайных действий. Еще—для исправления от этой страсти в самом сильном развитии ее хорошо ис­кать благонамеренной помощи от других, как например, преподобный Дорофей исправил от нее одного близкого к себе человека (Душеполезные поучения).

Принятие для хранения или покупка заведомо краденного, а также вещей сомнительной собственности

Кто принимает похранить у себя краденое или покупает это или продает со знанием, тот, положим, лично и не совершает кражи и в этом смысле еще не вор, не зачинщик и не пособник в краже, потому что является действующим лицом уже после совершившегося преступления, потому что злая воля его проявляется, когда представился случай проявить ее. Однако ж его вина в краже несомненная, так что со­ставилась народная пословица: «не тот вор, который ворует, а тот, который принимает». И действительно. Если бы не было принимающих и покупающих краденые вещи, тогда большинство воров должны были бы оставить свой промысел, потому что деньги наличные всего реже им удается украсть, а украденные вещи они затруднялись бы каждый раз обращать в деньги. Не имея же возмож­ности или нужды сами пользоваться ими, должны были бы бросать их. Таким образом, приниматели и покупатели краденого, не совершая лично кражи и даже не содействуя в ней предварительно ворам, в то же время поддерживают воровство. «Татемъ прииматель… едино лето да не причастится», положительно карает этих людей правило церковное (Номокан.47). Тем большая вина тех из них, которые до самой кражи обещались принять краденое, или же покупают, зная и случай недавней кражи и лицо, у которого похищены веши.—Но и покупать вещи сомнительной соб­ственности—вина. Пусть продавец не скажет что вещь его «краденая», в даже будет уверять в противном, даже предлагает от себя расписку, будто продаваемое — его собственность. Но разве с честной продажей скрываются от людей? А продающий краденое, обыкновенно, старается продать один на один или же в отдаленном месте от своего жительства. Разве при честной продаже продается вещь за что ни есть, а продавец воровских вещей поче­му-то продает их за бесценок? Во всяком случай принявший или купивший сомнительную вещь не может успокоить себя относительно владения ею, как честный и за­конный владелец. Потому лучше было бы ему и не поку­пать этой вещи. О, напрасно успокаивают себя неучастием вчужом грехе приниматели или покупатели краденых или сомнительных вещей! Не будь у них любостяжания и сребролюбия, они и не решились бы ни на при­нятие, ни на покупку!

Необличение знаемого вора

«Когда видишь вора, сходишься с ним» (Пс.49,18). Нужно обличать злого вора и пред судом, если суд отыскивает его, и пред теми, у которых он крадет, и пред соб­ственною его совестью. Между тем его прикрывают, сами блюстители общественного порядка из-за денег же, со­граждане или односельцы—из опасения, чтобы он не обокрал их самих, попечители казенного или общественного—благотворительного заведения по своему невниманию или из подобострастия к старшему в своей среди, ко­торый будто бы также знает о нем, и снисходит. Пер­вые прямо «сходятся с ним»и уже увеличивают общест­во воров; вторые ошибаются в своем расчете, потому что вор обкрадет и их, если будет случай; третьи, хоть «сами» не «творят» кражи (как и вторые), «но… соизволяют творящим» (Рим.1,32): ясно они видят, что, например, какой-нибудь смотритель или эконом казенного дома по всем частям хозяйства присваивает себе и быстро богатеет, но не делают ему ревизию, но не подают голоса против его злоупотреблений, просто только подписывают счетные книги и журналы. (Меньшая или прямо простительная на сей раз вина, если не объявляет вора близкий родственник или лицо облагодетельствованное им, т.е.первые не объявляют по расположению кровному, а последние – по благодарному чувству признательности) (Улож. о наказ.128). Ради чего же знающие о воре, и даже обязанные обличить его, сносят его или еще принимают его у себя, как честного человека? Сам он, может быть, согрешая, ссылается на бедность или на соблазны, хотя и никакие оправдания его не извиняют; а прикрывающие его какое же удовольствие получают от своего молчания? Сам он может быть и раскаивается в своем грехе; а укрыватели даже и не думают о своей вине пред Богом, когда укрывают, успокаивая себя тем, что не они ведь крадут. Сколько от­сюда происходить зла! Казна или ближний терпят потери, которые между тем была бы возможность вознаградить или только на последующее время предотвратить. Пред су­дом скрываются или уничтожаются следы преступления. Наконец, вор искажает суд совести над самим со­бой, начинает смотреть на свой грех, как на что-то обыкновенное. Он не видит, чтобы им оскорблялись или от него отвращались: что же ему-то самому осуждать себя? зачем терять смелость? Известно, что человек часто судит о том, что должен делать не по своей совести, но соблазняется мнением других. (Впрочем и открывать— обличать вора следует не так, как обличают иногда на рынке. На площади оденут пойманного с покражей во что-либо особенное и кричат и стучат о нем. Это и не по христиански и не послужит на пользу виновному, а особенно виновной: тогда преступное лицо теряет всякий стыд. А между тем и покража, например, со стороны женского лица, может быть сделана ничтожная. Бывают примеры, что женские лица после такого бесчестия и заболевали). Высшая степень греха,_; о котором идет речь, состоит в том, когда вору дают убежище, где он может или воспользоваться плодами своего преступления (например, сосчитать и привести в порядок украденное) или же на первое время укрыться от преследования законной власти. А давать заведомо и постоянно пристанище ворам — значит вступить в общество их, и вполне разделять с ними преступные кражи. Пусть участие тут выражается только вобещании принять вора, и даже дается обещание не прямое, а безмолвное. Но оно уже обличается своим постоянством: постоянно или каждый раз принимают у себя воров. Нет, благочестивый и чистый христианин! все мыдолжны общими силами предупреждать развитие во­ровства и искоренять в других этот порок. Ветхоза­ветный закон, во всем строгий, в отношении же к ворам был, по-видимому, снисходительным. Он преследовал только вред имуществу других, какой они делали, и тре­бовал вознаграждения за убытки (Исх.22,3), а не заботился казнить воровство, как страсть, как распространенный порок, потому что предполагал, что ради только насущного хлеба иной решается взять чужое (Притч.6,30). Ныне же у нас не то. Кражи, утайки, присвоения допускаются по привычке, по алчности и искусственно в высшей степени. И так должны ли мы проходить мимо, молчать и прикрывать, когда видим крадущих?

Принятие закладов от нетрезвого или игрока для удовлетворения их страсти

Здесь мы хотим сказать преимущественно о временном увеличении иных к пороку, например, человека нетрезвого или картежного игрока. Пройдет разгар их страстей и они обращаются к своим обыкновенным занятиям. Но как же они находят себя после этого относительно своего состояния или средств? Вот иной крайне нуждается в своих вещах, например, зимой в теплой одеждe: между тем его вещи просто лежат в чужом доме, как обеспечение долга. Таким образом, залогоприниматель в лице его лишает ближнего необходимого довольства жизни. Затем, должнику остается усиливать свой труд, чтоб одно­временно и удовлетворить текущим потребностям по содержанию своей семьи или одного только себя, и приобретать деньги на выкуп заклада, и еще особо уплатить за одолжение деньгами. Не в силах он понести такой труд, а то для удовлетворения своей страсти делает новые за­клады, и—вот залогоприниматель совсем завладевает его вещами, которые всегда дороже ссудных денег. Не обирательство ли это ближнего?—А завлечение его в грех? а пособничество ему в страсти? Нетрезвый и игрок по неволе остановились бы, если б залогоприниматели не снаб­жали их наличными деньгами. Относительно ссуды денег пьянице между прочим замечают, что «на всякую другую крайнюю нужду трудно кому ни есть найти в долг денег, а на вино почти всегда находят». Какие же это благоде­тели, одолжающие на сей раз деньгами? Это—благодетели только себе, а враги ближнему. Они как бы желают, чтоб ближний их напивался вином или обыгрывался в карты.— Особенно низкими обирателями в этом случае бывают прямо торгующие вином в раздробительной продаже. Сколько бы ни приносил им нетрезвый своих вещей в заклад, они с охотою принимают, одолжая не самыми деньгами, а вином. Принесет ли им иной для заклада даже свя­тую икону или серебряный с груди крест? и—к тем вещам протягивают руку. (А в часы свирепой страсти запоя и действительно человек ничем не дорожит, — только бы ему утолить свою жажду вином). Принесет ли он к ним последнюю обувь? и—от того не отказывается. Обещает ли им плату в счет будущего урожая, распо­ряжаясь тем, чего еще не получил от Господа Бога? принимают от него и эту будущую плату, только бы сбы­валось у них вино. Предлагает ли им в промен имеющийся хлеб и другие сельские производства? с особенною охотою соглашаются на промен. Даже и телесный труд такого человека мелкие виноторговцы принимают под заклад вина: вместо денег они оплачивают произведенную им работу известною мерою вина. Справедливо же закон наказывает таких залогопринимателей, если они будут изобличены тем, что и вещи от них возвращаются за­кладчику и долг им считается не заслуживающим пла­тежа. Закон так-то строго воспрещает продажу вина в долг и под заклады вовсе не в тех соображениях (фискальных), чтоб соблюдены были на сей раз денеж­ные интересы казны, но исключительно в нравственных целях, чтоб не расстраивалась народная нравственность, чтоб сохранилось общественное благочиние. Но этого наказания дающим деньги или вино под заклад еще недо­статочно; потому что эти люди окрадывают ближнего вдвойне: и вещественно и нравственно. Они тяжко грешат пред Богом.—О, как же низка и виновна их прибыльная жизнь! Видно, и им наскучило честно трудиться и приобретать!

Безгласное завладение чужим под видом остатка

 «В малом ты был верен» (Мф.25,23). Иногда остаток денег или материалов может только с первого раза показаться остатком, например, при расходе их: постыднее же будет возвращать его, если вскоре окажется в нем недостаток. Во всяком случае, остаток не нам принадлежит, хоть бы был составлен нашим усердием или экономией. Поэтому нужно возвратить его хозяину, от воли которого зависит, принять его себе или отдать нам в награду. «Нет вблизи хозяина, чтоб возвратить? А то нет лица, которые имели бы право усчитать нас в хранимых или употребляемых нами материалах? Да и сам остаток незначительный?» В таком случае прежде, чем оставить его за собой, можем огласить его хоть пред посторонними лицами. Положим, эти лица не имеют права разрешить вам владение чужим: но здесь важно отсутствие тайности, скрытности пред самим собою; важно не дать самим себе повода допустить и в другом и в третьем случае скрытность, притаённость (внешнюю), которая вообще бывает признаком кражи и может частью развивать в человеке кражу. Впрочем, христианин, мне и тебе позволительно иной раз и безгласно воспользоваться самим для себя или для других незначительным остатком чужих денег или вещей, позволительно, если мы уже утвердились в характере не брать ничего чужого. В таком случае, мы стоим выше мелких опасений и мелочных злоупотреблений, именно потому, что действуем в духе «свободы Христовой» (Гал.5,1). 

Тайноедение, а также и тайнопитие, особенно вина

 Бывает тайноедение и благонамеренное, невинное, чтобы не сделать смятение между другими, не соблазнить кого: так апостол Петр таился в пище между антиохийскими христианами из язычников в виду пришедших в Антиохию иудеев. Конечно, не об этом тайноедении и тайнопитии наша речь. Но, во-первых, о том, которое бывает большею частью из взятого тайно: едят и пьют тайком от хозяев или собственников какой-либо пищи или питья (Один святой тайно брал остатки хлеба, и тайно ел их, а также пил тайно. В особом сновидении, на котором осуждались его дела, и видел он, что за это поили его смолой вместе с серой (Евстафий, в алф. патер.). Таким образом здесь может быть и лишение ближнего в том, что он приготовил для самого себя поесть – испить, значит, лишение его в существенной потребности. Затем, тайность на этот раз допускается даже по собственной пище или питье: не хотят поделиться с другими, пригласить к столу человека, которые еще не трапезовал, и потому таятся; и только лишь не во время пьют или едят, и потому скрываются, чтобы не оговорили их (например, рано утром в воскресенье пьют чай). Такого-то рода тайноедение или тайнопитие помимо тех причин, которые к нему побуждают, и которые то еще более увеличивают вменяемость его, то уменьшают, — не может не беспокоить совести христианина: таким образом требует самоосуждения пред Богом. Но особенно виновно тайнопитие вина. Оно может быть или в гостях, когда, например, отвернется в сторону хозяин, которому принадлежит право угощать, или у себя в доме, чтоб не показаться пред другими пьющим. Скрытное, келейное тайнопитие вина очень способно развивать страсть и даже запой (особенно в женском лице). Как и вообще порок затаенный быстрее развивается в силу того, между прочим, что не встречает себе противодействие со стороны других благонамеренных лиц. И так ты, христианин, вспомнив между прочим кражеское тайноедение Евы в раю от запрещенного плода, избегай тайноедений и тайнопитий нечестных по приобретению или только своекорыстных или же для удовлетворения страсти.

Кража по домам во время всенощной или в церкви

Имущественная обида ближнему в первом случай состоит в том, что вор идет украсть ночью. (А вообще вина ночной кражи увеличивается; потому что ночной вор, пользуясь темнотой ночи, действуете смелее и больше уно­сит. Таким образом, по дерзости его и защита против него позволяется большая, чем днем, — нет тут ответ­ственности пред совестью и за тяжкие удары ему. Вторгаясь в дом во время всенощной, он идет на беззащитных, т.е. на престарелых или детей, которые остались стражами дома. Следовательно, он идет взять большее, и действительно берет большее, если не может унести все­го. Это самое и составляет особенность вины крадущего по домам во время всенощной. Затем, следует в его про­ступке сторона религиозно-нравственная. Из-за вора лишний человек остается дома и не идет в церковь, например, к стоянию на «страсти», ко всенощной на «Благовещение», к заутреням в «Рождество и Пасху», не идет по не­воле, чтоб не встретить потом своих комнат и ящиков пустыми. Но и придя в церковь, не имеющий у себе семьи беспокоится духом, что вот-де вор вторгнется в его дом-квартиру и похитит все, и следовательно, не молится с полнм вниманием. Малодушные же люди, потерпев действительную потерю во время своей бытности в церкви, ропщут-досадуют на самую службу церковную, которая сделалась виною их разорения. Таким образом, крадущий по домам во время всенощных делает убыль ближ­нему и вещественную и религиозно-церковную. Сам по себе он глубоко оскорбляет Господние праздники: чем свет­лее для прочих праздник, тем мрачнее для него по черным делам его.—Что же до кражи в церкви, то здесь нравственная сторона проступка так важна, что об иму­щественной обиде ближнему можно и не говорить. Там, где учат добродетели, где кругом такие свидетели, как святые Божии в своих ликах, где присутствует Господь Бог своею благодатью и славою, где люди молятся и приносят покаяние во грехах,—там вор или целая партия хищников крадут, срывают с других вещи…! И это допускается ими преимущественно в минуты особенного умиления и благоговения богомольцев, например, когда все подходят ко кресту, к налойной иконе, прикладываются к мощам или чудотворному образу. Таким образом, хищ­ники в церкви (пусть и не церковных, а мирских вещей) не дают богомольцу спокойно излить свою душу пред святыней, заставляют его каждую минуту беспокоиться за деньги и другие вещи, которые находятся с ним. Таким образом, обокрав его, они оставляют неприятное впечатление в нем после исполнения им святой обязанности или давнего обета,—отталкивают и других от посещения святынь: а всем этим умаляют достоинство самих святынь или честь храма часовни, где хранится святыня.— О, если б эти наглые хищники, сознав свои тяжкие вины, поспешили в церковь только для того, чтоб помолиться и раскаяться в грехах своих пред Богом, чтоб изъ­явить пред духовным отцом твердую решимость не красть больше ни в церкви и нигде!

Святотатство

 «Святотатствуешь» (Римл.2,22). В грехе святотатства различаются: а) церковные вещи (имущество); б) вещи, освященные и употребляемые при богослужении и в) те, которые принадлежат к евхаристии; наконец – дары Христовы и святое миро. Церковные вещи могут храниться и, следовательно, быть похищаемы, не в церкви только, но и вне ее: в часовнях, в ризницах, в кладовых, в столбах с образами. (Впрочем, икона из дома, временно находящаяся в церкви, например, во время сорокоустного поминовения по умершем, кружки при церкви в пользу бедных или для благотворительного употребления не составляют церковного имущества). Похитить что-либо из церковных вещей, например, свечи, которые еще не были поставлены пред иконами, деньги с блюда или под замка, из материалов каких, например, кирпич, листы железа, дрова, — это только кража, но кража выходящая из ряда других краж. Затем, и временно только пользоваться чем-либо из церковных вещей, например, коврами, настольными подсвечниками, обыкновенной посудой и бельем (полотенцами), — пользоваться в своем доме или квартире не для молитвенного и богослужебного употребления или не по случаю какого-либо духовного праздника – собрания, а только взамен мирских вещей, которыми бы можно было позаимствоваться из мирских домов – все это также составляет немалый грех. По правилам святых Апостолов похититель церковного воска и елея должен возвратить в церковь впятеро больше (Прав.72). Да, вещи, принесенные в жертву храма и уже освященные богослужебным употреблением, например, огарки, иконы и оклады у иконам, кадила, ризы, богослужебные книги (кроме напрестольного Евангелия) скорее могут быть проданы за ветхостью или по избытку в них для подобного священного употребления, и только лишь некоторые (как, например, металл) с переделкою, с переливкою, отданы за плату пожалуй и для обыкновенной мирской потребности, — чем поступить для мирского употребления и в мирской дом. Умышленно же красть из церкви освященное богослужением и церковным употреблением значит допустить грех Иуды, который в намерении своем уже крал дорогое миро, изливаемое Мариею на пречистые ноги Спасителя (Ин.12, 3-9).

Наконец похитить с престола или из ризницы употребляемые евангелие, крест, потир, дарохранительницу, антиминс, святое миро, самые дары Христовы или только покрывало или пелену с престола—похитить одну из этих святынь также из кратковременного хранилища, например, из дома священника, или пользоваться в домашнем и мирском употреблении которою либо из них (исключая, разумеется, мира и святых даров): это-то самое и почитается в строгом смысле святотатством: «святотатецъ, сие есть, иже украдет что из церкве священное от святаго жертвенника, от сосуд церковныхъ», сказано в но­моканоне Прав.50,183). Такому святотатцу полагается епитимия 15-летняя (Григ.Нисск.8). А Валтасар, дерзнувши употребить церковные сосуды для своего пира, наказан был сначала самым тре­вожным страхом, затем—и неожиданною смертью (Дан.5). Тя­жесть святотатственной кражи увеличивается, когда она сое­динена бывает с оскорблением для святыни (растворят царские двери, опрокинут сосуд с миром, окровавят пол и стены храма в побоях защитникам святынь, после чего требуется уже освящать церковь и священный вещи).—О! не рука ли только некрещенного может под­няться на кражу таких вещей? не довольно ли для жадного грабителя мирских домов и вещей, чтоб ограблять? Не значит ли это, например, похищая крест, потир, лжицу,— ограблять Самого Христа? О, страшные хищники! Но даждь им, Господи, «прежде конца покаяние»!

В обширном или духовном смысле святотатством еще почитается: употребить для таинства не то вещество или не того качества, как требуется по правилам церковным, например, для обедни подать вино спиртовое, окислое, жидкое, дешевое или просфоры черные, черствые (все это нередкие злоупотребления и самочиние церковных старост: мягкую и лучшую по форме просфору продадут мирянину для поминовения, а для литургии, для евхаристии нарочито выбирают черствые и худшие); самовольно совершать таинства (у раскольников служат и берутся крестить, исповедовать, венчать их попы, а в православии тот кто состоит под законным запрещением); допускать к св. тайнам явно для всех и по существу дела человека недостойного (Мф.6,6)).

Святокупство (симония)

«Серебро твое да будет в погибель с тобою…, покайся в том грехе своем…» (Деян.8,20,22). Так было сказано волхву Симону, который за деньги хотел получить от Апостолов высший духовный дар сообщать другим посредством возложения рук Духа Святого. От него и произошло название греха – симония. Тот же грех и ныне повторяется: когда прямо за известную сумму денег или желая самим себе особенного почета рукополагают кого в сан священнический или дьяконский; когда за деньги же, которые прямо показываются или обещаются или только ожидаются – разрешают кого в грехах; когда по излишней вере деньгам приобретают себе часть от св. мощей или только покровцы от хранителя этих святынь (употребить же на сей раз подарок или денежную плату лицу некрещеному, в руках, которого была бы святыня, не составляет греха); когда известною суммою определяют и без приноса  ее даже и не допускают приложиться к мощам и чудотворной иконе. Пророк Даниил строго ответил, когда ему предлагали за проявление дара прозорливости серебро и высокую почесть: «дары твои пусть останутся у тебя, и почести отдай другому» (Дан.5,17). Соборные правила также гремят на тех, которые с одной стороны покупают, а с другой продают благодать, которая между тем не продаваема: то они лишают за этот грех священной должности, то подвергают анафеме. Преступно здесь, что духовное оценивается вещественным, бесценное отдается за прах, «даром» приятое сообщается «даром» (Мф.10,8), — что происходит торговля священным с обоих сторон. Вина этого смертного греха распространяется и на тех, которые только посредственно, но однако сознательно, содействуют ему: и равно и тяжкая вина – будут ли деньги приняты вперед или после. О, как страшно заносит эту домашнюю и низкую страсть сребролюбия в самое святилище Божие!

Злоупотребление пожертвованиями других, которые сделаны на какое-нибудь богоугодное святое дело

 «Сказал же он не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор» (Ион.12,6). Здесь глубоко оскорбляется религиозное чувство ближнего. Каждый, кто от искреннего усердия жертвует в церковь или на миссионерское дело или на богоугодное какое заведение или по случаю какой-либо особой молитвы, например, молебна, — каждый желает, чтобы его пожертвование достигло своего назначения, чтобы принесло свою пользу и даже только не без умной бережливости было употреблено. Это сердечное желание жертво­вателя тем достопочтеннее, что иной раз он жертвует не от избытков своих, а с отказом самому себе в некоторых потребностях; жертвует за недостатком де­нег и вещами или произведениями своими, как толь­ко может, например, книгами, хлебом, холстом и т.п. Между тем те люди, в руки которых по доверию к ним поступили эти пожертвования для передачи куда следует, или для безотчетного употребления по их усмотрению, или для постепенного расходования, положим, и с записью, те люди употребляют чужие жертвы не для славы Божией, а в свою пользу; например, удерживают у себя под каким-нибудь предлогом или без всякого размышления деньги, которые были вручены им на свечи, для молебна, на покупку какой вещи к церкви, для раз­дачи бедным; пользуются для своих только корыстных или иных личных видов материалами или вещами, например, духовными книгами, которые предназначены беднякам или приходским школам. Если же и не так употребляют все то, что вручено им с известною священною целью, небережливо, непроизводительно для духовного дела, например, в миссионерстве, словом, как только стороннюю для себя собственность. О, воры святых пожертвований ближнего! представьте себе доброе и невинное чаяние жертвователя, как он думает удостоиться милости Божией в силу своего пожертвования, как предполагает, что его пожертвованием давно пользуются, кому он назначил пользоваться, как от его пожертвования возрастают духовные плоды! Между тем всего этого еще нет на деле, все это вот вы задержали в своих руках. Поспешите же исправить свои злоупотребления, если еще можете — самым делом, а если нет —глубоким покаянием пред Богом.

Раздел: Неправедное присвоение чужой собственности обманом

 Делание фальшивой монеты или только сбыт ее заведомо

«Чье это изображение и надпись? Говорят ему: кесарево» (Мф.22,20-21). Да; самому царю принадлежит право повелеть – производить денежную монету, а государству всему следует доход от нее. Таким образом работа фальшивой монеты, хоть бы из металла и материалов того же достоинства, составляет кражу у самого царя и всего государства. Каждому открыты способы трудится для приобретения состояния: между тем работою фальшивой монеты и кредитных билетов, имеющих в общем обрашении свое достоинство, иные не тру­дясь хотят вдруг обогатится в счет государства; они хотят жать там, где не сеяли и не работали; они собственным трудом и преобразования никакого не делают в монете по виду ее, а только копируют произведение царя и тем самым еще оскорбляют самое произведение. Главное же: изготовляя деньги, эти люди обессиливают госу­дарство в основании его, хотят усвоить себе самим часть государственной силы посредством быстрого обогащения. Государство, посему, и справедливо вступается за свои права: так например, оно преследует даже тех, которые хоть не принимают никакого участия в работе фальшивой монеты, но знают о ней достоверно и между тем не доводят до сведения правительства; преследует и одну случай­ность получения фальшивых денег, если кто положим, добросовестно получил монету, не зная об ее фальшиво­сти, но жалеет потерять собственное и потому спешит передать ее другому под видом настоящей. — О, если б подделыватели или переводчики фальшивых денег, до привлечения их к делу, вразумились и добровольно по­спешили открыть правительству своих соумышленников, еще не известных! Тогда они доставили бы средства обна­ружить и пресечь преступные действия других к пользе государства, а сами были бы помилованы правительством: их имена даже сохранились бы втайне, по крайней до гласного разбора дела.

Незаконная продажа золота, равно как такая же работа из него вещей

«Лучше тысяч золота и серебра» (Пс.118,72), сказано в слове Божием о дарах духовных. Следовательно, между дарами же вещественными, или в природе видимой, золото есть первая драгоценность. Кому же, как не целому государству, перво­начально должна принадлежать эта драгоценность? Да; уже государство предоставляет от себя другим как добычу золота, так и торговлю им по частям. Но скажут: «не счастье ли человека, который случайно нашел целый самородок золота или серебра или же кусок драгоценного какого камня, например, алмаза»? Счастье пусть будет счастьем. Но как всякую находку надобно предъявить хозяину ее; так известно каждому и хозяин драгоценностей из недр земли. Хозяин в настоящем случае—казна. Она не оставляет без вознаграждения того, кто случайно найдет кусок золота или драгоценного камня; но она не предоставляет этому человеку непосредственно продавать най­денное, которое он и стал бы продавать ничтожною це­ною. Золото на этот раз можно отнести к вещам, которые общи для всех, как свет или воздух, и которых исключительно один кто либо не может зачислить за со­бой собственностью. Как в семье все имеют одинаковое право смотреть на какую либо драгоценность или пользо­ваться этой драгоценностью: так и члены всей государствен­ной семьи равны в правах на драгоценное. Где же бу­дет справедливость, если один кто завладеете золотом? Еще скажут: «иной отыскивал золото или обработал его». Но и другой также употреблял усилия отыскать: чем  же достойнее первый, чтоб исключительно и без­гласно один мог завладеть отысканным? А если личным трудом на обработку золота признать тот труд, который употребляется на обращение золота в слитки: то пред ценностью металла в природе этот труд ничего не зна­чит.—После сего преступно поступают и те, которые производят и продают какие либо золотые вещи без установленных клейм, которые сплавляют золото и се­ребро не в пробирном учреждении, употребляют только в малом виде серебро для вещей без законной пробы, а также выдают под видом золотых вещей бронзу и т.под.—Так, читатель, золото нельзя сравнить с ягодой в поле, которую может всякий сорвать и съесть. Да иной раз, например, в садах, и ягоды не дают рвать.

Подложные в деньгах или по имуществу документы, а также утайка подлинных

Пример таких подлогов видим из евангелия в приставнике дома. Этот человек дозволил должникам своего господина писать фальшивые долговые расписки и сам скреплял каждую из расписок. Так, например, кто был должен сотнею мер пшеницы, тому он говорит: «напиши восемьдесят». И ныне есть люди, поступающие так же в делах денежных или имущественных. Но, к сожалению, они еще хотят оправдать себя примером этого человека, потому что сказано-де в евангелии: «и похвал господин управителя (Лк.16,7-8). Напрасно! Похвала здесь от­носится не к утайке, которую никак нельзя похвалить с нравственной стороны, а собственно к самозаботливости. «Приставник» заботился задобрить должников господина, чтоб затем найти у них пристанище и покровительство, т.е. в случае удаления своего от должности. Что он действовал и в настоящий раз не так, как позволительно было бы каждому поступить в затруднительных обстоятельствах жизни,—видим из собственного его взгляда на свои действия и, затем, из постороннего свидетель­ства о его действиях. Сам он только «призвав должников господина своего, каждого порознь» (Лк.16,5), заставлял писать фальшивые до­кументы, т.е. вел дело с каждым из должников не иначе, как только порознь или с глазу на глаз: следовательно, опасался того, чтоб не открылась его сделка. А посторонний голос называет его «неправедными» (Лк.16,9) даже и после того, как он такою ловкостью вышел из опасного состояния.—Ты, христианин, отвергай и в душе и на деле все эти хитрости, которые придумывает корысть человеческая, чтоб завладеть чужим и только посредством бумаг, имеющих достоинство денег или предоставляющих право на имение!

Продажа или изготовление вещей, которые продавать и изготавливать можно по особенному лишь дозволению и праву

Так например, в аптеках продают настоящие яды или только сильно действующие вещества не в таком вид или не тем лицам, в каком и каким дозволено про­давать, продают т же ядовитые вещества и другие, кото­рые вовсе не имеют на то права по закону; некоторые производят недозволенно табак и имеют иные фабрики, например, карточные, без узаконенных дозволений и свидетельств. Вина этих людей заключается в том, что они вредят чужим интересам: другие оплачивают права, а они под чужими правами продают и сбывают еще и больше других; потому что могут уступать больше или же пользуются слабостью людей бросаться на запрещенные покупки.—О, производители запрещенной продажи иди производства! у вас одна только забота, чтоб взять огромный барыш. А о том вы не подумайте, что вещью, которую тайно продаете или изготавливаете, например, порохом, может иной страшно злоупотребить! (Сколько вот этот же порох в связи с модными и распространенными револь­верами делает ныне ужасных, невозвратимых бед!)

Тайная уклончивость от положенных пошлин

«И от тайных моих, очисти меня» (Пс.18,3). Так, например, на таможне просто провозят или покупают вещи, хоть и дозволенные законом, но обложенные пошлинами; там же пассажиры провозят товары или вещи не оплаченными в тайных, например, в своих в экипажах (автомобилях) или около себя, например, зашитыми в одежду. Посылают по почте под видом казенного, следовательно, без платы, свое частное и личное, например, пакет, посылку (часто это допускается должностными лицами); на почте же оценивают уже чрезмерно малою цифрою и при средствах своих что-либо посылаемое, чтобы меньше заплатить в страховой сбор или же отправляют опять в тайных помещениях ящика поклажи такое, что подлежит особой пошлине. Затем, оценивают доход от своего завода или строения во много раз меньше, чтобы не увеличен был на них узаконенный налог. И сколько случаев, где легко и неуловимо уклоняются от положенных пошлин! Но тут-то христианин и должен показать, что действует по со­вести, что не дожидается посторонних настояний или на­поминаний к уплате того, что требуется пошлинными пра­вилами. Он помнит, что, если и успеет сберечь малое, то в другом месте потеряет немалое; потому что не оплатил пошлины с сознанием; и эта уклончивость его остается тайною только для людей, но она открыта пред лицом всевидящего Бога. Он не оправдывает себя на сей раз тем, что у него и без того много таких потребностей в жизни домашней и общественной, в которых уже никак не может обойтись без платежей, если не в данное время, то после. Но если он и во многом нуждается, если даже и для всех ныне предметы продовольствия в жизни дороги; то первоначальную причину всего этого он полагает не в ином чем, как в грехе человеческом, ко­торый породил и поддерживает скудость на земле. — Впрочем, благочестивый христианин, и здесь также можем мы с тобой по духу «свободы Христовой» (Пс.18,13), без боязни и недоумения обойти иной раз малую пошлину. Это можем мы позволить себе, когда находимся в особенной нужде не платить пошлины (все уважительные исключения в общем законе не могут же быть исчислены), когда тем более выполняем такое полезное дело, пред которым неоплаченная пошлина как капля воды в море и которое между тем могло бы замедлиться.

Похищение чужого вместе с другим, или чрез совместный обман

Так, например, с торгов продается имение, состоящее под запрещением или опекой, и—приставленные для про­дажи входят в сделку с одним каким либо покупателем, чтоб удалить других; а еще чаще сами покупатели предварительно соглашаются между собой в пользу одного, взяв от последнего плату: в первом случай убыток бывает честной стороне покупателей, а во втором—тому, чье имущество продается с аукциона.—Так работники ка­кой либо фабрики, сговорившись между собой, приходят к хозяину и просят возвысить им плату без всякой нужды, только потому, что есть случай—предлог просить. Еще хуже: в фабрике или заводе совместно с ближай­шими надзирателями утаивают богатство заводчика, например, железо.—Особые члены торгового общества, товарищества или компании делят между собой какой либо денежный до­ход или часть имущества с убытком прочим членам: предоставляя по обыкновенно прочим отчет, например, го­дичный, они ложно уверяют, что нельзя было получить большого прибытка от торговли или что такие-то вещи израсходованы или повредились. Подобным образом осо­бые члены какой либо частной, но капитальной постройки, разделяют между собой часть строительных денег или материалов, а смотрители и экономы какого либо заведения пользуются после общего соглашения между собой экономией от потребляемых предметов. Крестьяне целым транспортом, или более 9 человек, отправляются в чужие лесные дачи и там истребляют лес или только портят его, например, пастьбою своего скота, насечками для до­бытия сока: лесные же чины и полесовщики этих дач, получая с них хорошую награду деньгами, также совместно потворствуют им. Все подобные кражи посредством совместного обмана (а как много их на белом свете!) виновны особенно тем, что показывают открытость—наг­лость воровства или дружное воровство. В виду их чест­ный человек невольно задает себе вопрос: «к кому же после этого иметь общественное доверие, если и целое то­варищество, целое учреждение крадет»? В отношении же к владельцам денег или вещей, у которых крадут, кроме материальной обиды им, и допускается это-то глав­ное в такой краже: обман. То или другое берут у них не с бою, а большею частью дружно и мирно. Владелец бывает поставлен в такой обман, что сам соглашается передать похитителям свои деньги или вещи, полагая, что они имеют на то известное право.—Нет! для тебя, христианин должно быть противно участие в таком дележе присвоенного обманом. Сказано в слове Божием: «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых» (Пс.1,1).

Неверный вес, неточная мера и недочет денег при сдаче

Древние пророки обличали за все это торгующих: «уменьшит меру… и обманывать неверными весами» (Амос.8,5). Спаситель же на сей раз возвысил нравственные требования: «мерою доброю», т.е. вообще не уменьшенную, полную; «нагнетенною», потому что придавив рыхлый материал (например, пух) можно выдать его мерой и больше; «утрясенною», так как если потрясти (например, рожь, овес), то и войдет в меру более; «переполненную»(например, масло бы вровень с краями посуды); «в лоно ваше», т.е. до того полную меру, что остается класть уже в пазуху (Лк.6,38). После этого не противно ли христианской совести поступают те, которые обвешивают, обмеривают и не досчитывают де­нег, пользуясь или доверием покупателей, которые не будут перевешивать и перемеривать, или неопытностью их, например, при отпуске товара детям! Мало того: иные с умыслом для обмана имеют у себя и веса или меры меньшего, неуказного размера, а также делают мерила уменьшенные, чтоб вымерить что либо громоздкое, например, дрова, камень, межу, еще иной раз и прибавляют к продаваемым вещам искусственную тяжесть (например, в сено кладут сучья дерев, клочки снега, а чаю дают отсыреть или обкладывают его, равно как и сахар, излишними бумагами, чтоб больше было веса).—Наконец, некоторые не только не помнят о утрясенной мере, но и в противо­положность тому «растрясывают» свой товар, чтоб он казался большим на вид, и чтоб увеличить за него цену. Во всем этом не присвоение ли себе чужой собствен­ности путем мелочного обмана?—Нет, торгующие и продающие! Вы-то всегда можете более прибавить, и во всяком случае,—не уменьшить свою меру, чем покупатель приба­вить вам к своей плате; потому что деньги-то наличные, которые он предлагает вам, считаются дороже ваших вещей. Хоть и малые деньги иногда платит он, да все же это деньги.

Сокрытие недостатков в том, что продается или обменивается

Здесь допускается: а) также обман, тем более оскор­бительный для покупателя, что может быть покупатель и не пожалел бы заплатить больше, да была бы вещь без порчи или животное (покупаемое или обмениваемое) без порока; б) убыток покупателю или принявшему обмен; потому что эти лица должны снова тратиться на те вещи, в которых ошиблись и без которых, между тем, не могут обойтись; и в) злоприобретение: берут чистые день­ги, а сдают гнилое и поврежденное, или же в мене сами получают хорошую вещь, а от себя предлагают худую. Купля и продажа не есть какая либо игра, но своего, рода договор, или только кратковременное сближение двух лиц: продавец бывает рад покупателю, но и покупатель как бы своим представляет себя на минуту продавца. Сколь­ко же тут лицемерия и фальшивого возбуждения чувств с одной стороны, раскаяния и досады с другой, если со­крыт бывает порок в проданной вещи и если, притом, цена за вещь взята полная! Будто покупатель не в свое отечество попал, когда видит себя после своих покупок со всех сторон обманутым и наказанным убытками! Будто и продавец не в своем отечестве хочет оставаться, утаивая от того и другого и третьего из покупателей недостатки в своем товаре! Естественно, последний лишается доверия от прежних покупателей и должен ожидать себе новых или вовсе незнающих его, если хочет и этих также ввести в обман и убыток. Непрочная торговля, а в тоже время и совесть нечистая!

Привычка говорить о своих нуждах, или притворная бедность

Если б и действительно нужды далеко не покрывались теми наличными средствами к жизни, которые иной полу­чает, то и тот частый говор о нуждах неуместен. Разве только друг какой или особенный благотворитель вызовутся помочь ему, а прочим от его речей одна ску­ка. Таким образом, когда он жалуется каждый раз на свои нужды, то не получает себе пользы, а еще более обеспокоивает свой дух (одни непременно противопоставят ему собственные нужды, а другие вовсе не поверят ему). Нет; пусть же лучше этот человек помолится Го­споду Богу, чтоб Господь помог ему прожить нужное время, чем вести пред каждым разговор свой так, чтоб пожаловаться на недостаточность своего содержания.

Но бывает, действительно, притворное беднячество. Говорят иные состоятельные люди, что вот уже и последние деньги они расходуют на содержание себя или же вовсе не имеют чего расходовать. Случится ли у них какой убыток по хозяйству или уменьшение дохода от должности или небольшая пропажа денег, они столько жалуются, что как бы ни у кого нет такого несчастья, как их несчастье. Коснется ли речь дороговизны на что либо или дальнейших лет их жизни, и высказывают опасение, что, пожалуй, придется им «по миру ходить». Какие все пустые речи! Эти люди, так сказать, крадут у самих себя: они имеют довольно, и жалуются на свои недостатки; говорят о своих долгах, которых только по своим расчетам не оплатили, но у себя еще больше имеют должников, которые и верны в благонадежны. Обык­новенно, они толкуют о своих нуждах или пред теми, которые готовы попросить у них денег, чтобы не дать просителям денег, чтоб вперед отказать или же перед людьми состоятельными, чтоб самим покорыстоваться от последних. Они нередко пристыжают самих себя пред обществом: случится у них кража денег, и тогда пред всеми изобличается их беднячество, которым дотоле прикрывали себя или постигнет их смерть, и все узнают про их состояние. Если же эти люди прямо пристрастные к деньгам, или сребролюбцы; то еще менее выдерживают до конца роль бедняков. Так, например, их просят о зай­ме, и они сначала отвечают, что нисколько не имеют денег, что сами ищут человека у которого бы могли занять. Но лишь только скажут им о хорошем залоге или о процентах, тотчас же переменяют свой взгляд и тон речи. Говорят, что «есть какие-то там у них оставшиеся или сберегаемые на что-то деньги, что, пожалуй, готовы они одолжить, что еще и с отцом-то просителя, кажется, были знакомы» и так далее. Эти-то люди, судя по себе, не доверяют нуждам и бедности других. Они любят возвеличивать только чужие доходы или средства к жизни, а уменьшают цифру собственных средств. А им-то уже совсем нельзя верить в нуждах их, потому что расходов они не делают, милостынь не подают, о пожертвовании каком и не подумают, да и потерь или утрат никаких не имели. — Наконец, они неблагодарны и лжецы пред Богом. Бог дал им, а они прибедняются; там в ящике лежат у них денежные билеты или наличные день­ги и, положим, люди не придут проверить их состояние, только Богу все известно: они же готовы побожиться, что ничего не имеют. Или деньги у них отданы частным лицам в рост (для процентов) и, значит, дома лишь нет у них денег: а между тем они как бы по чистой совести открываются, что во всем доме у них нет ни копейки. Будто те деньги, которые отданы ими в посторонние руки, уже не их собственность и будто в счет этих денег и вообще в верной надежде каких-либо денежных получений не могут они займовать и не стесняя се­бя расходовать. У них есть достаточный в сравнении с другими капитал и цифра этого капитала постоянно у них на памяти: а они выдают себя за нестяжательных, за безсеребренников (приятно ведь составить о себе в людях такое понятие…), представляют себя младенцами, даже и не умеющими сосчитать денег. — Так мы распространились о привычке говорить про свои нужды собственно потому, что этою привычкою люди питают в себе порок сребролюбия; сребролюбивы или корыстолюбивы они на сей раз на словах. Притом, привычка отзываться недостаточностью денег ныне сделалась и общею. И сильные богачи говорят: «где же нам взять средств?», как будто ныне и звания богатых уже не существует и будто у богачей насильно мог бы взять кто деньги, если бы они открылись, что имеют состояние. Ты же, христианин, лучше помни слова Святого Писания: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1Тим.6,8).

Составление себе состояния притворным нищенством

Когда и совсем нет сил самому пропитывать себя, нужно принимать милостыню только по мере надобности, а не излишнюю. Между тем иные, получив первые пять – десять милостынь может быть по действительной нужде, затем решаются на другие милостыни уже без всякой нужды. Отчего же? Оттого что, увидев у себя в руках деньги, начинают привыкать к деньгам, что нашли легкий способ для приобретения денег. Мы не говорим, чтоб эти люди злоупотребляли милостыней для нетрезвой жизни или в поблажку своей лености, как другие нищие. Нет, они, может быть, и трезвы и частью занимаются делом. Но они иным образов злоупотребляют милостынями. У милостынных денег они развивают и питают в себе страсть сребролюбия, подобно тому, как Иуда развивал и питал в себе страсть у ящика подаяний в пользу общины Христовой. Таким образом, эти люди скопляют значительные суммы денег, как, например, в столицах. (Когда откажут им в пособии тем, что «мелких нет», они в забытье говорят: «можем разменять») Что же сказать о вине этих нищих – богачей? Принимая подаяние из рук людей богатых, они переводят на себя то, что могло бы увеличить милостыню истинно бедным. А чаще они крадут обманом у небогатых же людей, которые подают им, сами имея семейства и претерпевая нужды. Хоть эти люди и не предлагают им серебряных монет, за то на каждом почти шагу подают: а из мелких монет составляются ведь рубли. Итак, горе вам, нищие – сребролюбцы, если вы не поспешите обратить свою милостыню для милостыни же нищим! (Не так вот поступали не этот раз благочестивые люди. Эти отказывались от денег, когда могли обогатиться, принимая деньги в виде пособия. Так один богатый человек принес много золота в скит братьев. Но ни настоятель, ни братия не коснулись до его золоту. Он положил целую корзину с золотом у церковных дверей, чтоб желающие брали, сколько хотят. И тут никто не подошел в его деньгам (Древ. патерик, гл.6,23).  

Раздел: О бережливом употреблении чужой и своей собственности

Употребление чужой собственности без спроса, а также и без всякой бережливости

Каждому дорога его собственность, особенно та, которая приобретена личным, да еще тяжелым трудом. Отсюда происходит у нас желание, чтоб не касались нашей соб­ственности, чтоб уважали ее. Мало того: берегли бы ее и в то время, как мы сами почему либо не может уберечь, например, когда отсутствуем. Но это желание у многих бывает только лично для себя, или про себя. Видать, что у другого вещь свободная или что у него много подобного рода вещей, и пользуются чужою вещью: подобное пользованье чужим допускается от чашки или ложки до помещения в целом доме. Говорят: «у вещи ничего не убыло и она в целости возвращается владельцу». Так. Но зачем же на­рушать право владения? Почему не спросить хозяина о поз­волении? А может случиться, что он сам в то же вре­мя понуждается в своей вещи? Тогда, естественно, будет остановка в его занятиях,—остановка еще и в том смысле, что иной раз, не зная у кого вещь находится, он тратит время на отыскание ее около себя. Нет; «в той мере, в какой пользуемся мы чужим, и крадем это чу­жое для себя». «Но если (говорят) спросить хозяина о его вещи, он откажет по своей скупости: между тем в вещи крайняя нужда, например, зимой в теплой одежде, во время голода в хлебе- или в каких либо съестных припасах». Вот в этом-то случае, т.е. для сохранения здо­ровья от явной опасности или для целости жизни своей и семейства своего, в этом одном случае и можно взять чужое не спросившись. Хотя и тут права не настолько равные, как двое держались бы на реке за одну доску и каждому нужна была бы доска для сохранения его жизни: однако ж чувство самосохранения должно взять верх над стыдливостью воспользоваться чужим без спроса или тай­но. (Этот поступок близок по своему смыслу к необхо­димой оборони против врага жизни). Христос-Спаситель не обвинил же своих учеников, когда ученики, проходя посевами и томясь от голода, рвали чужие колосья (Мф.12,1-4). Но дальше этой нужды пользоваться чужим без спроса было бы послаблением своей нравственности: раз утолить голод чужим хлебом можно, но воровать для того, чтоб кормиться, например, за недостатком работ,—явное престу­пление. Во всяком случае употребившие чужую собствен­ность без спроса должны положить себе правилом: если известен или вблизи находится ее хозяин,—пусть же уведомят хозяина хоть в последствии времени, чтоб почтить чужое право владения.

Иные же к безгласному временному владению чужим присоединяют еще новую вину: и не берегут чужого, вла­дея им. Такая небережливость допускается ими от книги до экипажа или рабочей лошади. Иногда рядом лежат вещи совершенно однородные: своя и чужая, и вот первую берегут, а последней не жалеют, одну оставляют совсем без употребления из экономии, а другую без поща­ды употребляют. Есть ли тут какое-нибудь уважение и верность в отношении к чужой собственности? Недобро­совестно еще употреблять для своих нужд такие вещи, которые взяты только на сохранение, а также не беречь того, что дано на подержание. Здесь уже был своего рода договор: один вверил свое добро, а другой принял. Приня­тое нужно возвратить в целости, за исключением случайного убытка у вещей, который падает уже на хозяина их. —Честная, христианская душа! Пусть хозяин тех вещей, которые находятся у тебя на сохранении или почему либо близ­ки к тебе, живет в глубокой дали. Пусть луч солнечный не достигнет до хозяина их с такою вестью, что его вещи и употребляются в дело и не берегутся. Но ты пом­ни, что всевидящий «Господь близь есть» (Пс.118,151).., и потому не пользуйся чужим без ведома или в ущерб хозяину.

Непредупреждение ближнего относительно убытков или потерь, которых он сам не предвидит

В торговле, в каких либо достройках или в покупках иной прямо идет к убыткам и потерям, потому что не предвидеть того по своей неопытности или недаль­новидности, Таким образом сожаление к ближнему и жалость на­прасной траты им труда или денег побуждают нас пре­дупредить его. Между тем, видя все это, одни из нас молчат по равнодушно, другие— злонамеренно, например, в однородной торговле, а третьи и по такой надежде —не до­станется чего им по дешевой плате или же бесплатно от этого человека, подобно тому, как кто рад бывает во­спользоваться одеждою, которая осталась на берегу от уто­пленника. Постыдное своекорыстие! Впрочем, и предупре­ждать об убытках нужно не так, чтоб одному была польза, а прочим всем потеря; например, на хлеб скоро повысится цена, и хлебный торговец, получив такое известие, совсем приостанавливает свою продажу, между тем как у других хлеба в запасе нет или мало. «Гневаются, ос­корбляются за подобные предупреждения» (например, молодые люди)? Если убытки или потери им угрожают значительные, да от этих убытков может произойти вред иму­ществу многих лиц,—нужно перенести напрасный гнев, тем более, что гневливые впоследствии времени несомненно будут нам благодарны.—Читатель! когда ты потерпишь в чем либо по незнанию большие убытки, чувствуешь же в душе недовольство на тех, которые знали, и не пре­дупредили тебя, не допускай, чтоб и другие в подобном случае, оставались с тем же чувством недовольства в отношении к тебе.

Чрезмерная цена за ремесленную работу и художество

Повод ремесленникам возвышать цены подают суетные и роскошные потребители работ их, например, одежды, обуви: но брать лишнее не следует даже и с людей состоятельных. Между тем в том же дорогом мастере может понуждаться и человек среднего состояния: откуда же последней возьмет средства, чтоб оплатить ему чрезмерные цены? что у этого останется на семью и на содержание дома после одной, двух вещей, которые со вздохами он оплатил дорогому мастеру? Мастер о том и не подумает. Он только прибавляет год от года цену за свою работу, поль­зуясь тем обстоятельством, что успел взять с некоторых лиц дороже. Таким образом, он богатеет за счет других, пускается в роскошь и уже начинает жить не скромным ремесленником, а купцом или дворянином, выдает себя за образованного, не будучи образованными. Но иногда он вредит и собственному состоянию: чтоб избавиться от его тяжких цен по ремеслу, стараются выписывать его работу из другого города или места. Да, настоящее это бремя для народа—чрезмерно дорогие мастера и мастерицы! (Святые тоже приносили на рынок для про­дажи свое рукоделье: но они очень заботились о том, как бы не взять лишнего. Иные из них и не пересчитывали денег, которые им давали за вещи).—Что же до художников, то чрезмерные цены на произведения их и делают недоступным приобретение их произведений (а между тем, что же например нужнее, как не иконы?) и убавляют честь у благородного труда их.—Помилуйте, мастера и мастерицы! до чего же вы возвышаете свои платы, между тем как на иную вещь, вышедшую из рук ваших, и посмотреть нечего—до того она мала? Вы бы должны благодарить Бога, что Он дал вам способность к ремеслу или художеству (Исх.31,3-5), и служить ближнему ремеслом, не отягощая ближнего. Вы хотите приобретать себе не столько количеством труда, всегда любимого Богом, сколько качеством, т. е. хотите меньше работать, да больше заработать. Нет, лучше облег­чайте жизнь народную, а не отягощайте ее; потому что и сами вы нуждаетесь в других случаях в труде ближ­него: потому что ваша-то дороговизна работ между прочим заставляет иных бегать и женитьбы, чтоб не горевать с семье, чем, например, они «одеждутся». (А удерживать от женитьбы прямо или косвенно—великое зло). Умеряйте же, сколько возможно, свои платы за труд ремесленный!

Некрепкая работа вещи из-за моды или от нерадения

«Все они надеются на руки свои, и каждый умудряется в своем деле», говорится о ремесленниках  (Сир.38,36). Корысть также заставляет некоторых мастеров заботиться только о виде или фасоне вещей, чтоб привлечь покупателя, а не о крепости их; для приглядности, или вернее сказать—для нового рисунка вещи они жертвуют и удобством ее: например, стулья, действительно, аккуратны, но за то сесть-то на них некуда, потому что они воздушны. Нет, мудрость ремесленников и художников должна состоять прежде всего в том, чтоб вещь, которую они делают по заказу или на продажу, была крепкою, а затем более бы соответствовала своему употреблению. Старинные вещи отличаются крепостью, хотя в сравнении с нынешними менее красивы на глаз. Это значит, что прежде мастера как не жалели материала для производимых ими вещей, так и усидчивы были за ра­ботой, так и заботились особенно об удобстве употребления вещей. Нынешние, напротив, своим искусством ста­раются услужить суетности публики. Но этим они частью унижают свой труд; затем, не берегут состояния ближних, которые вместо одной по прежнему вещи должны дер­жать две-три; наконец, и опять вредят своему же инте­ресу, потому что огласка чьей либо некрепкой работы отво­дит заказчиков или покупателей от его произведений.— О, ремесленники! пожалейте вы денег ближнего, чтоб он не имел нужды чрез короткое время опять заводить те же вещи, тем более, что всяких вещей требует жизнь его. Работайте же так, чтоб он дольше пользовался ва­шею вещью и вас же с честью поминал.

Незаботливое хранение своего имущества, а отсюда – повод другим к легкой покраже его

«То бодрствовал бы и не допустил бы подкопать свой дом» (Лк.12,39). Да; кто не хранит тем или иным способом своих де­нег или имущества, тот сам отворяет к себе дверь вору и виноват во многом. Он добровольно лишает себя денег или имения, разбрасывая все это и не справ­ляясь по временам о целости своих достояний: и так поступает он не потому, что испытал верность окружающих лиц, но по одной беспечности. А лишившись вещей, он и сам беспокоится и других беспокоит, сколько для отыскания потерянного, столько же подозревая напрасно тех и иных в краже. Вместе с тем, он подает по­воды одним начать красть (как людям молодым, от которых не затворяет даже и денег), а другим упражняться в любимой краже. Вещей иногда не жалко, потому что они ничтожны. Но жалко того, что их крадут, и крадут, как большею частью бывает, лица близкие и домашние. Впрочем, иметь ключи от всевозможных шкафов и постоянно носить с собой пачку этих ключей, оставлять счетом каждую копейку или вещицу в доме,— это оскорбляет честь тех, от которых так оберегаются, а иногда и подстрекает этих употребить против бдения свое бдение, против хитрости свою хитрость. И так тре­буется умеренность и в хранении своего имущества.—Чи­татель! хоть замки и караулы показывают неестественность человеческой жизни: но делать нечего, против бесстыдного воровства или же утонченной кражи нужно вооружаться дозволенными мерами. Эго будет своего рода борьба со грехом.

Роскошь и расточительство

«Одевался в порфиру…и каждый день пиршествовал блистательно» (Лк.16,19). Роскошь состоит в том, когда тратят многое и излишнее на свои одежды, на ежедневный стол, на обеды и вечера, на при­слугу, на выезды, на украшение дома или квартиры, на вознаграждение жалованьем или отдельной платой кого-либо и за что-либо сверх всякой нужды ради одного щеголь­ства. Для роскоши нужны средства и постоянное прибавление средств или доходов: иначе она немыслима. Пусть она и не истощает всего капитала у богача или не превышает чьего-либо большего жалованья; пусть свое, а не чужое люди тратят роскошествуя; однако зачем же столько тратить одному на себя, сколько достало бы на содержание многих?  «Питающийся пространно осуждается в слове Божием» (1Тим.5,6). К чему, например, эти бутылки вина за обедами, оплачивае­мые многими рублями и осушаемые в один час? К чему это гореть десяткам свеч, когда достаточно было бы трех—четырех, или для чего отапливать огромный дом, когда никто не живет в нем? Ведь это значит напрасно истреблять жизненные материалы. Сколько можно указать подобных примеров роскоши! Но еще более роскошь ви­новна, когда поедает все наличные средства, даже заставляет входить в долги. Тогда-то особенно человек и не имеет «из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4,28),т. е. нарушает ту за­поведь слова Божия, которая относится к употреблению нами остатков или излишков нашего состояния. (Св.Иоанн милостивый не мог заснуть под шелковым одеялом, которого дороговизна, по-видимому, и не могла бы беспокоить его, потому что это была не покупка, а подарок ему. Отчего же он не мог заснуть? Оттого, что тем одеялом, по убеждению его, могли бы прикрыться многие бедные семьи. И вот он продал дорогую вещь, а деньги раздал нищим (Четь-Мин. под 12 ноября)). Потом, отсюда-то происходит такая погоня людей за деньгами, такая расчитанность в каждом деле на большую цифру денег. А это тягостно отзывается на общенародном довольстве. От этого каждый старается увеличить плату за свой труд или товар. В самом деле, начиная от дворового слуги и доходя до чиновника и ученого, от чего же ныне все заняты этим одним—как бы увеличить свое жалованье? Оттого собственно, что жизнь сделалась дорога, что нужно-де одеться прилично, отпраздновать именины, сделать вечер и т. д. О, эта опустошительная роскошь! зачем же ей нет преграды? не будь ее, тогда многим не было бы нужды изнурять себя трудом или прямо прибегать к обманам и неправедным приобретениям.

Что же до расточительности, пример которой по Евангелию видим впритчи о блудном сыне: «расточил имение свое» (Лк.15,13), то здесь с первого раза представляется будто еще характер нестяжательности, какая-то «беззаветная доброта». Но если всмотримся, то выйдет «простота хуже воровства». Расточительный расходует деньгами или материалами уже не по средствам своим. У него только вре­менно в руках бывают деньги, и он уверен, что за случайным избытком их, снова его постигнуть нужды. Казалось бы, всего благоразумнее было ему поберечь запас денег на последующее время, тратить их постепенно и только на самые необходимые предметы. Но нет! он как бы зол на свои деньги: так и сорит их, пьет и ест сладкое и дорогое, покупает себе вещи вовсе не нужные. Что же выходит из его щедрости? Он стесняет самого себя в довольстве жизни; потому что, расточив вдруг все деньги, начинает голодать: не лучше ли было бы ему разложить на многие месяцы то, что он тратит в один месяц? Но он стесняет и других; по­тому что просит часто у тех же, пред которыми хва­лился своею щедростью и простотою, которых осуждал в излишней скупости, принимая их бережливость за скупость: не лучше ли ему было бы отказать себе в излишних прихотях, чем обременять других? Щедрость его была не в чужой ли счет? О, безумная расточительность! — Христианин! если ты не привык к роскоши и расточи­тельности, то и счастлив. Те,которым роскошь и расто­чительность обратились в привычку, уже неспособны отли­чать роскошное от довольного и, сколько им ни давайте денег, израсходуют, всякую сумму; эти примеры видим особенно на детях богачей. Но чрезмерная роскошь и расточительность редко проходят без обнищания (Притч.23,31): от них беднеют и частные лица и целые общества. И так ты и на последующее время никогда не мирись с этими при­вычками.

Вызов на трату денег, с одной стороны, и трата их, с другой, на театры, цирки и трактиры

Вот «поедаете домы» (Мф.23,14) те люди, которые представляют в театрах, содержать цирки, устраивают увесели­тельные места, а также открывают трактиры с музыкой во время обедов и ужинов там, где между тем искони каждый имел свою домашность! Не было еще в городе одного лишнего расхода, и поселяются в нем или же временно приезжают в него эти празднолюбцы. Они нанимают временное помещение, рассылают объявления, в народ толпами собирается к ним. А рядом с увеселительными яствами их поставляется торговля закусками, и питьями (буфет). И начинают сыпать к ним деньги, да не копейками, но полтинами и рублями! Им нет нужды до того, трудовые ли это деньги приносят им или легко нажитые, от избытка или от скудости: им бы только побольше иметь свою выручку; они не будут благодарить народ, а разве посмеются над его простотой. (И непости­жимо уму, откуда это берутся у народа деньги на театры, цирки, трактиры!). Все приманки увеселители употребляют чтобы привлечь к себе народ: музыка в их трактирах во время обеда тоже протянутая рука к деньгам. Взгля­нуть только на них, как на искусников, услышать их голос, увидать движения: все это так ценится, что нужно платить им полтины и рубли. О, безжалостные люди! (Ими бывают больше чуждые для русского, иностранцы).

Но еще более не извинительна нежалостливость к себе самим тех из народа, которые посещают их заведения. Будто у посетителей покрыты все необходимые и существенные расходы, когда они несут деньги в театры, цирки, балаганы и гостиницы. Не честнее ли было бы, этим людям уплатить свои долги или повинность обще­ственную, чем сносить деньги в ненасытимые места? не лучше ли было бы им позаботиться о постройке или покупке себе дома или же исправить на доме крышу, кото­рая протекает, чем в продолжение года истратить порядоч­ную сумму денег на пустые удовольствия? На чем же они пополняют невозвратимую трату своих денег? На том, например, что у них и помину нет о расходах в пользу чистых наслаждений для души, например, купить бы духовную книгу для чтения, содержать церковный хор, или же прямо в пользу спасения души, какова милостыня бедным. Но скажут: «само правительство дозволяет театры, цирки» и т.п. Дозволяет, но не посылает туда, но не советует нести на увеселения последние деньги. Правительство— не Церковь: оно не учит строгим правилам жизни и тому, что составляет «единое на потребу» (Лк.10,42), потому что право этого учи­тельства принадлежать только Церкви Христовой; оно не касается совести и частной жизни каждого из граждан, но только преследует прямое зло для народа в хозяйственном или нравственном отношении, иногда же оно предпочитает меньшее зло большему. Нет, правительством не­чего прикрывать свою вину, как содержателям народных увеселений, так и тех которые ходят на эти увеселения. Правительству еще будет приятнее, если в народе больше сохранится местного богатства и довольства (а ведь целые тысячи в одно лето уходят из иного города, а не особенно великого, после этих гостей с увеселительными представлениями, со зверями, с чудесными фокусами). В старину люди не знали же подобных увеселений; за то они и не горевали о напрасных тратах и были запасливее нас, как по хозяйству, так и для душевноспасительных расходов. – Православный христианин! Ты не иначе смотри на представителей разных увеселений и зрелищ, как на посягателей твоего состояния. Убеждаем тебя – похрани же от них свои остатки, а тем более пожалей уносить им последнее.

Напрасный отказ ближнему в займе или в поручительстве за него или же, напротив, одолжение его не по средствам

«Просящему у тебя, дай» (Мф.5,42) «добрый человек поручится за ближнего» (Сир.29,17). Одолжениe и поручительство составляют взаимное вспомоществование (2Кор.8,14), сбережение собственности и ближнего и своей от напрасных трат. Одолжить чем-либо верному чело­веку какая же потеря? Если он и делается полным хозяином взятого взаймы и истрачивает взятое, то возвращает тем же количеством, тою же мерою или весом, а относительно денег, которые составляют общий способ размена, отдает их в той же цифре. Тем более поручиться за такого человека какой убыток? В поручительстве требуется одно удостоверение, или обнадеживание за другого. Итак, истинная эта обида честному человеку, кото­рый всегда платил долги и желает заплатить, но кото­рому в случившейся нужде отказывают, даже и тe, которым он сам некогда одалживал. Идет он к иному с верною надеждою занять, а слышит в ответ: «сожалею, но не имею денег, чтобы дать». Это и выходит любовь к ближнему только «словом» и «языком»,а не «делом» (1Ин.3,18). Нуж­дающийся в деньгах может быть не спит ночи, не зная где занять их на нужное время. Но тот, который мог бы одолжить его, не думает об его бессонных ночах и беспокойствах: этот человек или не испытал крайних нужд или, давно живя в довольстве, забыл про свои прежние нужды. Он предлагает просящему взаймы только та­кую услугу, чтобы этот обратился для займа к такому то: но чем бы советовать бесполезно, потому что и другой наверное так же откажет, лучше бы помог. Он отказывает потому будто бы, что «не имеет денег»: но чем так очевидно лгать, лучше бы прямо ответил, что «не намерен одолжить». Начинает он рассказывать про свои собственные нужды: но про­сителю от этих рассказов еще тяжелей, потому что они толь­ко сильнее дают ему почувствовать любовь к нему ближ­него не более, как «словом» и «языком». И так лучше же человеку нуждающемуся после многих напрасных просьб о займе или поручительстве совсем не просить, лучше и не тратить времени; но положиться единственно на помощь Божию и ожидать перемены своих обстоятельства иначе он может почувствовать отвращение ко всем своим знакомым. Но кредиторы рассуждают: «многие не сдерживают своего слова по займу; говорят смиренным голосом и готовы целовать руки, пока не дадут им в долг де­нег; а как получат деньги, то и считают их своей на­ходкой» (Сир.29,4). Это относится к людям неизвестным или же сомнительным своею верностью. Есть нам на случай ссу­ды ближнего и другая заповедь слова Божия: «помогай ближнему по силе твоей» (Сир.29,23); а особенно «поручительство привело в разорение многих» (Сир.29,20), т. е. привело к потере собственного иму­щества; например, человеку семейному, только что обеспечивающему содержанием свою семью и дом, очевидно, не до того, чтобы давать в долг деньги или поручаться за кого. Кроме того, иному совсем не по занятиям и досугам, чтобы ходить и предъявлять ко взысканию с должников, которые не стали бы платить. В последнем случае лучше прямо помочь человеку неизвестному, который просит о займе, но в то же время готов принять пособие, чем отпустить его от себя ни с чем. А во всяком разе у каждого из нас есть возможность давать взаймы тратимые вещи, например, хлеб, свечу. — Нет; ты, добрый христианин, положи себе правилами: если имеешь состояние, ссужай день­гами известного тебе по честности человека; уже такова твоя доля, чтоб ссужать. Если же не имеешь запасов денежных, то никогда не отказывай соседу в займе хоть мелочными вещами или материалами, какие имеешь. Пусть ты сам не беспокоишь других займом денег, тем более не ходишь или не посылаешь к соседям ни за чем, имея у себя в запасе всякие вещи. Но одолжи ближнему «ради заповеди» Божией и для успокоения его.

Раздел: О неправедных приобретениях

Незаконные проценты

«Не бери от него (бедного) роста и прибыли и бойся Бога твоего» (Лев.25,36). В отношении к тому же бедному дана нам в Евангелии заповедь: «взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лк.6,35). Значит процентов (рост) не следует тре­бовать от бедняка, который берет взаймы или деньги или материалы какие, берет не в видах своего прибытка или обогащения, а только для пополнения своих нужд. Например, если он строит или покупает себе дом, которого у не­го не было и в котором крайне нуждается, потому что имеет большую семью: богатый человек обязан одол­жить его деньгами  «не ожидая ничего». Если в сельском бы­ту подобный бедняк просит взаймы ржи для весеннего посева: зажиточный крестьянин должен ссудить его про­сто, а не требовать двойного количества ржи или же вознаграждения личною работою за заем сверх платежа. Подобным бедным людям и в подобных нуждах назна­чать проценты возбраняет совесть и строго осуждают церковные правила (1всел.17 и др.): нужно пополнить недостатки ближне­го, между тем процентами они увеличиваются. И так для бедных христианин «серебра своего не дает в рост» (Пс.14,5). Но вместе с тем непротивны христианскому закону и про­центы на деньги, равно как на меру и вес занимаемых материалов, если должник получает от ссуды особенный плод, или прибыток. Почему не противны? Потому что от такого займа ему выгоды и для выгод-то он занимает: вправе же, конечно, участвовать в этих выгодах и заимодавец. Затем, данный взаймы капитал или материал подвергаются опасности: не должно ли быть вознаграж­дено это опасение? Впрочем, не всегда и существенно про центы принадлежат займу; от воли кредитора зависит или с процентами одолжить или просто, хоть бы на целый год, и хоть бы был одолжен человек не бедный, и не в воздаяние за взаимную от него когда либо ссуду, а только из уважения к его благородной нужде. Без сомнения, проценты должны быть умеренные, и—тогда только они не противны христианскому закону. Как же определить их меру? Они умеренны, следовательно, не противозаконны, тогда как от них получает пользу та и другая сторона, и кредитор, и лиходатель. Но если от них выгоды един­ственно на стороне кредитора, явный убыток должнику: тогда они составляют лихву,—грех пред Богом и преступление закона гражданского. Но так как и тут цифра их еще не определяется и так как исключительно произволом кредиторов она не может быть определена: то этот вопрос могло решить (и решает) одно правитель­ство. По закону проценты свыше 6 считаются лихвенными и в случае утраты займа должником не только не поступают под защиту закона, но и подлежат суду. Сверх этого количества закон позволяет принимать проценты только с целью благотворительною, например, в опеку при займов опекунских денег. Также свыше 6 процентов могут одни предлагать, а другие брать, если нет никакого усилия с одной стороны и очевидна польза другой. После этого понятно, как вопреки всем законам поступают те из христиан, которые, по примеру евреев—ростовщиков, назначают лиходателям вдвое и втрое проценты сверх положенных, и притом не на годичный срок, а на полго­да или даже менее. Не вопиющее ли это злоприобретение? Разве для лиходателя такие проценты могут быть выгод­ными? В сущности дела они только увеличат его заем, и следовательно, нужды: если не тотчас, то последствии време­ни, они непременно скажутся ему тяжким бременем. Если б он не нуждался в деньгах, то и не просил бы с усилием. Но оправдывают себя банкиры: «занимающий деньги сам соглашается платить проценты, какие ему предлагают». Нет, не он соглашается, а нужда его, или точнее сказать—он соглашается на какие ни есть процен­ты, глотая слезу; потому что иначе не получил бы в заем денег. Да, требовать и брать высокие проценты, это тоже значит это со слез и вздохов ближнего собирать себе деньги. Тут и злоприобретение и бесчеловечие! – Ты, христианин, в одних случаях следуй на сей раз христианскому закону, а в других – не отступай от гражданских узаконений. 

Лихоимство (взятки)

«Мы никого не обидели,…ни от кого не искали корысти» (2Кор.7,2). Лихоимством называется подарок – приношение деньгами, вещами, намеренным проигрышем, например, в карты, продажей чего-либо за бесценок, одною работою ремесленника или рабочего для дома – незаконный подарок, с одной стороны, и принятие (его) — с другой. Цель здесь единственно та, чтобы принявший подарок сделал в пользу приносителя что-либо противное обязанностям своей службы или долгу правды. Лихоимство признается законченным, если деньги или вещи только обещаны и изъявлено согласие из-за них отступить от закона и от самой силы закона. Но нет еще взяточничества в платах за составление таких бумаг, которые поступают не в то место, где служит сам составитель их, или которые поступают не в то место, где служит сам составитель их, или которые составляют с дозволения начальства. А также не составляет взяток подарки за доброе лишь усердие к службе и гласные, может быть, за службу совсем без жалования, во всяком случае – не ради уступок закону и правде. Тяжелее вина взяточничества, когда назначаются известные поборы, допускается вымогательство или томится в ожидании чего-либо тот, который мог бы принести подарок: так, например, Феликс томил апостола Павла в темнице, — не принесет ли ему Павел взятку (Деян.24,26). В этом грехе, кроме двух сторон, дающей и принимающей, имеют иногда участие другие лица. Так иной берется передать взятку (случается, и затаивает ее); другой, как например, начальник, достоверно знает о взяточничестве своего приближенного, и потворствует взяточничеству или ради собственной корысти (как всего чаще бывает), или только по слабости характера.

Какая же вина взяточника собственно с денежной или имущественной стороны? Он неправдою собирает себе деньги, чтобы проживать или составить капитал. Он получает по своей должности жалование, и не хочет довольствоваться между тем, как сказано: «довольствуйтесь своим жалованием» (Лк.3,14). Говорят на сей раз: «иному очень мыло жалование, а потребности велики». В таком случае мог бы этот человек подыскать себе другую должность с большим окладом, или же найти дополнительный какой труд к должности своей с оплатою. Злоупотреблять же, равно как и красть, даже и в бедном состоянии не позволительно.  «Совсем без жалования несу какую побочную должность». Если должность отнимает у него время для содержания, он вправе отказаться от нее. А если должность принята из чести и по усердию, то из чести же только и следует нести ее. — Взяточник обижает ближнего, получая от него не принадлежащее и часто еще выжимая у бедного полтину – рубль. Большею частью он бывает состоятельнее лиходателя: значит, тут бедняк наделяет богача! И этот богач – взяточник без всякого стыда оставляет у себя чужие деньги даже в таком случае, когда ничего по обещанию своему не успеет сделать. Бедный лиходатель сто раз понуждается в деньгах, которые снес к нему и которые воображает себе просто лежащими у него там в куче с прочими приобретениями или которые уже перешли от него в наследство к родственникам: но взять обратно своих денег он уже не может. Ныне иные не берут мелочных взяток и в этом случае выдают себя бескорыстными: но разве крупные взятки и изредка не то же взяточничество и разве они не злоупотребление, если получаются и от самого богатого человека? Разве годовые оклады от целых учреждений, компаний и контор не те же взятки незначительного чиновника? Говорят в оправдание себя: «подарок принес мне без предварительного моего согласия и не был желаем мною». Если так, то и следовало бы возвратить его: иначе все будут носить подарки, не спрашиваясь и не договариваясь, а то иной раз и будто бы забывают у вас вещь или будто по неуменью играть в карты проигрывают вам  деньги. «(Меня) умоляют даже принять подарок». Умолять не стали бы, если бы ради подарка не ожидали отступления от закона или прикрытия опущений и злоупотреблений. Без нужды никто не станет бросать деньги, это верно; искренность же и смиренность просьбы бывает здесь только до той поры, пока не будут сданы деньги или вещи: а там уже смотрят на взяточника, хоть бы он был и высокий начальник, как на человека купленного, и обходятся с ним смелее, без всякого в душе уважения. Но «при подарке и отступления-то от закона и несправедливости никакой не допущено, а только оказано снисхождение, только ускорен ход дела, обойдены некоторые обряды без ущерба делу в смысле законности». Все это надлежало бы сделать и без вынуждаемого (намеком, замедлением, томлением) подарка, собственно по человеколюбию, из уважения к лицу просителя или к обстоятельствам его. Словом: конца не будет предлогам и извинениям, если кто хочет брать денежные и имущественные подарки по службе или же в таких делах, которые обязан был исполнить безвозмездно. Взяточничество обращается, наконец, в привычку, в страсть своего рода. И увеличение вдвое жалования не исправляет иных от порока, как напротив, честный человек даже при малом жаловании, но в тоже время при большой у себя семье, не решается же на взятки: квартира у этого служащего тесна, и стол, одежда, прием посетителей у него бедноваты, за то совесть его спокойна, за то он более тверд на своем месте. А кто привык к взяткам, как к легкому и скорому обогащению, тот будто и не имеет заботы о самом себе на последующее время. Хоть бы на долгое время за свою вину оставался без службы, но, получив должность, снова бросается на взятки, думая вознаградить свои потери. За то через полгода же или через год и снова теряет он место. Нет; нужна самая твердая решимость отказываться от взяток, и эту решимость может пробудить и поддержать в душе только одно: «христианская совесть». (Где же те чистые, бескорыстные личности, которых бы нельзя было подкупать никакими приношениями, которые бы не терпели взяток и в других лицах, — все так ради одной христианской правды и честности и без допущения другого зла в своей службе именно «не делать ничего»; где же эти личности? Мы бы «прославили их, потому что они – чудо» (Сир.31,9), каждый в своем месте. Но дай их, Господи, больше для каждого времени!)

Что же сказать о виновности тех, которые дают взятки? Вина лиходателей тоже несомненная, хоть и меньшая. Они дают лихву против собственных убеждений, следовательно, признают ее делом незаконным. Они также иногда через взятку богатеют, например, по какому-нибудь подряду, или только беспрепятственно продолжают свои злоприобретения денег-имущества, например, на какой-либо должности. Они покупают себе деньгами то награду, то место службы, то невинность в своем проступке. Они склоняют к делу, противному обязанностям службы, к явной несправедливости, или самого начальника или секретаря его или приближенных к нему. Зло увеличивается, если они приносят взятку, например, высшему лицу под видом богоугодного или благотворительного пожертвования, ни раньше, ни после тоже не жертвуя. Нельзя умолчать и о том оскорблении, какое они делают честным лицам, которым, судя по себе или по примеру других, так и толкают в руку пачку денег и упрашивают принять ни с того, ни с сего. Истинно честный человек, положим, пожалеет о таком поступке их и не будет взыскивать: но все же тяжело для его нравственного чувства, когда он скажет, что не может принять подарка, и однако его упрашивают принять. — Наконец, дающие взятку напрасно лишают сами себя денег или вещей. Лишают себя вместе с тем права жаловаться на взяточника, если подарок окажется напрасною тратою: только гласным осуждением, упреками и презрением они платят этому человеку, и когда же? Тогда как он не будет больше иметь на них влияния, потеряв должность, отъезжает от них. Да! Предлагать и давать взятки дело также постыдное и виновное пред Богом. Ты, христианин, не связывай себя ни тем, ни другим – ни предложением, ни принятием взяток, если будешь поставлен в искусительное на сей раз состояние. Так у тебя все будет развязано, все будет в доброй свободе: и совесть и язык и руки, и просьба собственная и отказ другому в просьбе.

Излишний торг при покупке чего-либо или притеснение в цене продавца, когда он – видимо – нуждается продать товар или вещи свои

Так в свою очередь и покупатели обижают продавцов,—чем же? Понижением цен на их вещи. Предлагают от себя такую цену, которая или ниже товара или едва лишь равняется стоимости его; следовательно, хотят как бы даром взять товар или вещь. Одни так посту­пают по незнанию настоящих цен за покупаемые вещи, другие—по недоверию к продавцу, судя о нем по примеру других, т.е. будто он запрашивает и хочет взять лишнее. Продавец уже не знает, чем удостоверить их в истине своих слов: таким образом, они доводят его и до божбы, если он имеет привычку божиться. Он, наконец, (если особенно это не сам хозяин, а только до­веренный в магазине) приходит в самое напряженное состояние духа от излишней ряды покупателей, потому что предлагают ему за товар ни с чем несообразную цену; указывают на другие лавки, где будто бы те же вещи про­даются дешевле; унижают доброту его товара. Но сделать резкий ответ, который бы заставил покупателей ели скорее решиться на покупку или, что всего вернее, уйти из лавки,—так ответить он не может: потому что он человек в своем роде зависимый от покупателей; потому что иначе может заслужить молву грубого приказчика. И вот, случалось, иные даже заболевали, вынося сряду от многих покупателей такое напряженное состояние духа.— Но особенно составляет вину излишний торг в том случае, когда бывает с сознанием и преднамеренно. Вот, например, иной купец находится в критическом положении по своей торговле: нуждается поскорей сбыть свой товар и получить деньги. Или вот чиновник, должностное какое лицо, перемещающееся куда либо для службы, должен как ни есть продать недвижимое свое имение, а также может быть и дом. Или вот родственники умершего имеют нужду обратить в деньги вещи, в которых не имеют для себя никакой нужды. К этим людям прежде других являются покупатели, которые предлагают им за вещи половинную и даже меньшую цену. Покупатели иной раз совсем не нуждаются в покупаемых вещах, но только пользуются случаем даровой покупки их, чтоб потом продать другим дороже или же чтоб самим владеть уже без жалости тем, что приобрели за бесценок. Будто они рады критическому положению своего ближнего. Будто они сами не могут быть в том же положении: ведь если не перемещение куда временное по должности или по другим обстоятельствам, то последнее и общее для всех перемещение в вечность постигнет и их; таким образом могли бы они подумать, что после них также будут предлагаемые для продажи вещи, которыми они владели.—Для чего же это нам, в самом деле, насиловать продавца излишним торгом? Если у вас нет средств оплатить покупаемую вещь, то и должны мы отказать себе в пристрастном желании приобрести ее или же купить ту же вещь низшей доброты, следовательно, по низшей цене. Купец не виноват, что у нас не достает денег выдать ему настоящую цену. А между тем войдем в его положение: как ему чувствительно наше недоверие! как огорчительно насилие с нашей стороны воспользоваться не по праву его собствен­ностью! и как дорого иногда для него время, чтоб напрасно говорить с нами! Равным образом, для чего же это нам притеснять тех, которые продают вещи при своем отъезде или после смерти чей? не прямое ли это злоприобретение? Пусть они соглашаются на самые крайние уступки: но согласие их вынужденное. В душе же своей они ропщут на нас. Нужно бы по христиански помочь им, чтоб скорее развязались с связывающими их вещами, а не притеснять. Не напрасно же некоторые  благонамеренные люди, имея в виду других покупателей, полагают себе правилом: не покупать ничего после несчастий ближнего. —Ты, христианин, избегай излишнего препирательства с продавцами, в котором скрывается корыстолюбие, обида купцу и беспокойство собственного духа!

Скряжничество (голодание за собственным столом)

«Против скупого на хлеб будет роптать город» (Сир.31.28) «даже на хлеб и в столе своем терпит скудость» (Сир.14,10). Когда, с одной стороны, множество существенных нужд в семье и по дому, а с другой—ограниченность средств, заставляют нас отказаться от желания сделать у себя обед или ужин, да возвеселились бы мы «с друзьями моими» (Лк.15,29): тогда это и бла­горазумно и едва ли вызовет чей либо ропот из нас. В таком случай мы и самим себе отказываем во многих потребностях жизни. Но если кто отказывает себе и другим при хороших средствах; если, например, никогда и никого не пригласит к себе для хлеба-соли, между тем сам посещает чужие обеды и ужины; если дома у себя ест только сухое и соленое, если одевается в засаленные, дырявые и бедные одежды; пешком идет в дороге, когда бы мог проехать, или же путешествует на медлен­ной и дешевой подводе вместо скорой и покойной: такой отказывает себе в существенном не ради какого-нибудь подвижничества или чтобы иметь больше остатков в пользу бедных, а только по жалости денег или материалов, только для большего еще приращения своих средств, такой-то отказ называется «скряжничеством». Это есть самое безум­ное злоприобретение, крайняя степень сребролюбия. На что похоже скряжничество? Его ни с чем нельзя сравнить. Сравнивая его в нравственном смысле с расточитель­ностью, все же расточительность найдем менее худшею. Расточительный полагает цель жизни по крайней мере в части своего лица; скряга же полагает ее вне себя, — в деньгах и имуществе. В отношении к Господу Богу этот человек — неблагодарное существо: он не умеет благода­рить Бога, «дающего нам все обильно для наслаждения» (1Тим.6,17); потому что не испытывает удовольствия от своих благ, потому что блага лежат у него, как бы погребенные в земле. Ближнему он досаждает тем, что всегда сух к каждому, кто бывает у него: и может ли тот быть добрым для других, кто зол для самого себя? Кажется, скорее же скряга отдаст часть своего тела, чем удалит ближнему из своих денег или хлеба. Но повторяем — особенно для себя-то он зол или враг. Он и голодует и зябнет, и утомляется в ходьбе ине досыпает, не зная сам из-за чего. Будто он поставлен беречь чужое, а не иметь собственного. Он завидует самому себе (Сир.14,6), и вместе с тем —крадет у самого себя. Он собирает ихранит только для других: над чем он задумывался, кчему не смел прикоснуться, то после него пойдет по разным рукам и будет быстро тратиться.—Христианин! подивись тому, как это люди бывают или роскошны и расточительны или напротив, скупы до скряжничества! Как в редкость такой человек, который бы не прельщался деньгами и так или иначе не злоупотреблял бы ими (Сир.31,9). «Невозможное человекам возможно Богу» (Лк.18,27). 

Требование себе платы за каждую малейшую услугу

«И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф.5,41). Общий смысл этой еван­гельской заповеди тот, чтоб в случае требования кем-либо от нас небольшой услуга мы старались оказать двойную услугу. О, как особенно ныне-то забывается эта заповедь! Прошел кто одну улицу, чтобы указать приезжему неизвестный дом, или поднесь в дороге чьи-либо вещи на пространстве нескольких шагов или попрошен сходить куда в продолжение пяти-десяти минут или помог снять верх­нюю одежду в чьей-либо передней, и что же? За все это каждый требует себе платы на чай, на калач, на вино. Так бывает со стороны простолюдинов. Но лучше ли всословии образованных иблагородных? Адвокат или знаток законов высказал кому-либо на дому у себя совет по делу, искусный в счетоводстве проверил чей-либо счет, и непременно требует заплатить ему. Всякая услуга ныне ожидает себе платы, всякий талант оцени­вается на деньги. Что жеэто за обирательство ближнего на каждом шагу, и иной раз такого из ближних, для которого еще приятно было бы послужить, например, для лица духовного? где же благородный, бескорыстный труд в пользу ближнего? как здесь забывается слово: «ближний!»как люди показывают себя чужими друг другу! Не жалко ведь заплатить за малейшую услугу (хоть больших таких, которые не могут на каждом шагу платить): но тяжелое в душе чувство пробуждается, когда видишь, что не хотят тебе оказать и малейшую услугу просто, по братскому расположению, когда, притом, не представляет твоей собственной свободы и заботливости вознаградить за услугу, а напоминают и осаждают просьбами. Ты, христианин, если и не богат, люби бескорыстную услужливость ближнему хоть в малом-то! Если скажут тебе за услугу: «спасибо», и то прими с утешением; потому что, разложив это слово на составные его части, мы получаем такое благожелание от ближнего: «спаси тебя Бог!». Повтори за ближние в душе ту же речь, заменив в ней слово «тебя» словом «меня», и тогда почувствуешь некоторое облегчение после услуги ближнему.

Выманивание чужих денег посредством работы и продажи бездельных вещей

Бездельными вещами называются вещи не для капитального и существенного употребления, но для одной суетности. Часто и удобства нет в употреблении их. Одно удовольствие от них разве для глаз, да для мысли – новизна, т.к. люди любят бросаться на что-либо яркое и новое. Где бы можно было совсем обойтись без вещи или удовлетвориться самою простотою, домашнею или самодельною вещью: там придумывают вещь хитрую, иногда забавную и являются особые торговцы и лавки для продажи подобных вещей. Между тем, все эти вещи – от коробки для спичек до серебряных вместилищ к табаку – довольны ценны. Не очевидно ли, что мастера и продавцы их только выманивают ими чужие деньги? Не злоупотребление ли это в некоторой мере со стороны мастеров и купцов? Ужели руки первых и магазины последних не могли бы быть заняты предметами, более разумными и полезными для употребления? – Читатель! Если ты мастер или торгующий мелкими вещами, не вовлекай же ближнего в напрасные траты, предлагая ему от себя – притом недешевые ценой – бездельное и не совсем нужное. Может быть ему нужен хлеб, а не твои модные или забавные вещи.