ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений Дмитрия Муретова

ПЕРЕЙТИ на главную страницу т.4.Слова в Великий пост

Дмитрий Херсонский. т.4. Слова и Беседы на дни воскресные от недели о мытаре и фарисее до Пасхи и на Великий Пост

Отд. I. Неделя о мытаре и фарисее.
*** 1. Слово 1-е. (Почему необходимо молиться о ниспослании нам благодати покаяния. ««Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Почему нужно молиться о сем?»)
*** 2. Слово 2-е. (Прошедшая жизнь наша исполнена грехов: подвигнись, душа грешная, на покаяние. «Вся земная жизнь наша есть время покаяния, очищения и обновления духовного»)
*** 3. Слово 3-е (Приготовительные недели к посту и покаянию)
*** 4. Слово 4-е (Сила молитвы мытаревой. «Пусть только каждый станет с мытарем у порога церковного … и из сердца исторгнется молитвенный вопль о помиловании» (с молитвой))
*** 5. Беседа 5-я (О самопрельщении фарисейском. Объяснение притчи о мытаре и фарисее)
*** 6. Беседа 6-я (О том же. Объяснение второе притчи о мытаре и фарисее)

Отд. II. Неделя о блудном сыне
*** 7. Беседа 1 (Объяснение притчи о блудном сыне. Бедственное состояние человека грешника в удалении от Бога. «Предлежат нам: бездна погибели, если будем идти путем порока, и бездна милосердия Божия, если обратимся к Нему с искренним покаянием»)
*** 8. Беседа 2 (Объяснение той же притчи. О постепенном ниспадении человека в глубину греховной жизни. «Для того-то св. Церковь в преддверии святых и спасительных дней покаяния и поставляет перед нами пример несчастной участи распутного сына, чтобы мы, подобно ему, пришли в себя, увидели свое окаянство»)
*** 9. Беседа 3-я (Объяснение той же притчи. Об обращении человека грешника к Богу. «Сознание опасности греховного состояния своего, чувство своей духовной бедности и беспомощности, предчувствие угрожающей грешнику вечной погибели — вот начало истинного покаяния!»)
*** 10. Беседа 4-я (Неизреченное милосердие Божие к раскаявшемуся грешнику. На слова: «Радость бывает на небесах о едином грешнике кающемся»)
*** 11. Слово 1-е (О развлечениях и удовольствиях. «После самолюбия и гордости наша чувственность, склонность к наслаждениям и увеселениям есть другой домашний враг наш»)
*** 12. Слово 2-е (Покаянное настроение человека-грешника. «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» (Церк. песнь))
*** 13. Слово 3-е (Зарождение в человеке-грешнике покаянного настроения. На слова: «Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!»)

Отд. III. Неделя мясопустная.
*** 14. Беседа 1-я. (Изъяснение Евангельского сказания о страшном суде. «Всем нам подобает явиться пред судилищем Христовым», и на слова из Мф. 25, 31-46)
🎧*** 15. Беседа 2-я. (О страшном суде. «Св. Церковь, пред наступлением дней покаяния, представляет очам нашим образ страшного суда Божия для утешения и укрепления». Что откроется о нас на Страшном Суде)
*** 16. Слово 1-е. (О несомненности второго пришествия Христова. На слова: «Где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, всё остается так же»)
*** 17. Слово 2-е (Страшный суд, без сомненья будет. На слова: «Се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих — сотворить суд над всеми…» (Иуд.14-15))
*** 18. Слово 3-е. (Заключение всемирной истории на страшном суде. «Идут отверженные Богом грешники в муку вечную, праведницы же в живот вечный»)
*** 19. Слово 4-е (Нравственное значение воспоминания о страшном суде. На слова: «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить (соответственно тому), что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5, 10))

Отд. IV. Неделя сыропустная.
*** 20.  Слово 1-е. (Пост – время воздержания, молитвы и покаяния. На слова: «Ныне ближе к нам спасение: ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (Рим. 13, 11-12))
*** 21. Слово 2-е. (Воспоминание грехопадения наших прародителей. Воспоминание о первом грехопадении Адама, о смысле поста и «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче! (Церков. песнь))
*** 22. Слово 3-е. (Прощальное воскресенье. На слова: «Постное время светло начнем, к подвигам духовным себе подложивше» (Стихира на Вечерни в Неделю Сырную))

I. Неделя о мытаре и фарисее

1. Слово 1-е. (««Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Почему нужно молиться о сем?»)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». (Церков. песнь).

Едва окончились хвалебные песнопения церковные, призывавшие нас к радости и торжеству о великих таинствах рождества и крещения Господа нашего Иисуса Христа, — и вот слышится уже другой глас св. церкви, призывающий к покаянию! Перед нами отверзаются преддверия св. поста; ибо с настоящего воскресного дня начинаются уже св. дни церковного приготовления к посту и покаянию. Так скоро и как бы неожиданно приблизилось это время духовных подвигов, не безтягостное для плоти, но спасительное для духа! Но не так же ли скоро и неприметно приблизится к нам, братья мои, и час наш смертный? Не так же ли неожиданно поразит слух наш и глас трубы архангела, призывающий на суд? Возблагодарим Господа, Который даровал нам в мире приблизиться к сему спасительному времени покаяния; будем молить Его благость, чтобы Он ввел нас в самое поприще св. поста, и отверз нам двери покаяния: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!».

Почему нужно молиться о сем? Потому, что такова ужасная сила греха над нами, что «желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Римл. 7, 18). Потому и истинное покаяние, как начало добродетельной жизни, и начинается и совершается не одним нашим хотением, но первее всего силою и действием благодати Божией.

В самом деле, где основание благоуспешности и действительности покаяния нашего? В милосердии, в одном милосердии Божием. Если Он затворит двери милосердия Своего, кто отверзет их? Если Он осудит, кто оправдает нас? Если Он поразит нас гневом Своим, кто избавит нас? Если Он не восхощет помиловать нас, кто принудит Его к сему? Посему то кающемуся грешнику должно первее всего обращать очи свои горе, взывать молитвенно к Богу крепкому, живому: «помилуй мя Боже, по велицей милости Твоей! Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Долго прогневлял я бесконечную правду Твою, Владыко живота моего, дерзким преступлением святейших заповедей Твоих; долго злоупотреблял я самым милосердием и долготерпением Твоим. Много гласов благодати Твоей, призывающей к покаянию, слышала совесть моя и оставалась глухою и неподвижною. Много ударов гнева Твоего чувствовало окаянное сердце мое, иногда пробуждалось даже от нечувствия греховного, но скоро опять погружалось в прежний беспробудный сон свой. Много раз я с клятвою давал и подтверждал перед Тобою обет истинного исправления, и опять возвращался на прежний путь греха и заблуждений. Много раз я говорил перед чашею Завета Твоего: не дам Тебе лобзания, яко Иуда, и опять возвращался безумно в плен дьявола. Есть ли мне, и после сего, надежда покаяния? Отверзутся ли мне еще двери милосердия Твоего? Примешь ли паки предателя Своего, тысячекратно распинавшего Тебя грехами своими? Но я слышу вожделенный глас Твой, Человеколюбче: яко не призвать праведные, но грешные в покаяние взыскать и спасти погибшего приходил Ты на землю. Верую, что бесконечная благость Твоя ищет и мене заблудшего, что бездна милосердия Твоего покроет все множество и моих бесчисленных зол. Буди убо Спаситель и мне погибшему; не отврати лица Твоего и от мене осквернённого; яви человеколюбие и на мне, достойном всех мучений ада! «Помилуй мя Боже по велицей милости Твоей! Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!».

Чего требует истинное покаяние? Требует совершенного оставления греха, совершенного изменения образа жизни— мыслей, чувствований и действий, совершенного обновления и возрождения духовного. Но совлечься ветхого человека не так легко, братья мои, как переменить изветшавшую одежду на новую. Здесь предстоит подвиг тяжкий и болезненный, брань жестокая и упорная. Враг наш диавол не упускает своей добычи без ожесточенного сопротивления; самая плоть наша вопиет с болезнью при неизбежных в покаянии лишениях и трудах; самый мир, т.е., окружающие нас люди, руководимые еще духом века сего, или по легкомыслию, или по неразумному усердию, ставят преграды и препоны подвизающемуся в покаянии. Нужно возненавидеть грех до того, чтобы одна мысль о нем приводила нас в трепет, чтобы каждый злой помысл, появляющийся в душе, ужасал нас, как змея, готовая ужалить. Нужно вооружаться всею силою духа против собственной греховной природы, чтобы никакие вопли ее, самые болезненные, не могли совратить нас от пути заповедей Божиих. Нужно укрепиться всем мужеством и терпением против наветов мира до того, чтобы быть в состоянии не увлечься никакими соблазнами, перенести и претерпеть всякое уничижение, презрение, оклеветание, разорвать, если нужно, самые нежные узы родства и дружбы. Сего именно требовал Господь Иисус Христос, когда говорил идущему за ним народу: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». И одна мысль о сем не может не ужасать нашей немощи; однако же все это неизбежно и необходимо для истинно кающегося, так что без сего духовного преображения покаяние его было бы совершенно бесплодно. Что ж остается нам после сего, как не предать себя в руки небесному Врачу, Который один может обновить ветхое, оживотворить умершее, укрепить слабое, разрешить связанное, дать силу немощствующему? Что лучше, как не возопить к Нему от всего сердца: «Боже, милостив буди мне грешному: покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Ты видишь, Всеведущий, что я перестал уже находить сладость в ядовитой чаше греха и ощущаю ее горечь; но нет сил у меня отвести ее от уст моих. Чувствую тяжесть подавляющего меня бремени греховного; но не имею возможности свергнуть его и освободиться от него. Вижу бездну, в которую упадаю все глубже и глубже; но нет сил у меня восстать и выйти из неё. «Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать; вошел во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня» (Пс. 68 ,3); «я согбен многими железными узами, так что не могу поднять головы моей». Ты Сам, Светодавче, просвети очи мои, да некогда усну в смерть, да пробужусь от мглы прегрешений моих, да восстану от глубокого сна греховного и воскресну от мертвых! Ты Сам, Всесильне, даруй мне благодатную силу Твою, чтобы я мог расторгнуть узы, которыми связали меня собственные мои страсти, выйти из пропасти, поглощающей меня, стать право на камне заповедей Твоих! Ты Сам, Всесвятый и ненавидящий беззаконие, коснись унылого сердца моего, возбуди в нем искру св. ревности, чтобы я от глубины души моей отвращался всякого беззакония, возненавидел всякую неправду, возгнушался всякою нечистотой, отвратил очи мои, «чтобы не видеть суеты». Ты Сам, Всеблагий, любящий правду и веселящийся о истине, дуновением Пресвятого Духа Твоего согрей хладное сердце мое и возжги в нем святую любовь к добродетели и правде, чтобы я мог твердо и неуклонно идти по пути правды и истины, возлюбить заповеди Твои паче злата и топазия, в исполнение воли Твоей находить брашно и питие, сладчайшее меда и сота. «Жажду спасения Твоего, Господи, да будет рука Твоя в помощь мне. Я заблудился, как овца потерянная: взыщи раба Твоего. Беззакония моя презри Господи и от греха моего очисти меня.  Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!».

Что нужно для выражения раскаяния нашего перед Богом, для получения прощения и помилования от Самого Господа, единого имущего власть оставлять грехи? Нужно полное, совершенное, искреннее, чистосердечное исповедание грехов своих; нужно теплое, умиленное, болезненное сокрушение сердца и печаль по Богу; нужен спасительный плач о грехах своих. По-видимому, все это так просто, что остается только захотеть и решиться; но приступая к делу, мы чувствуем противное. Здесь-то и является непостижимая тупость памяти, которая, воспоминая многое и о многом, отрекается воспомянуть только соделанные нами грехи; отчего нередко вся исповедь наша ограничивается только поверхностным исчислением нескольких, самых видимых прегрешений. Здесь-то и является вся лживость омраченного разума и совести, которые, судя здраво о предметах посторонних, судят лживо об одних только грехах наших, находят извинения, изыскивают предлоги к уменьшению зла, и представляют грешника в таком уменьшенном, переиначенном виде, что он является пред судилище покаяния едва не праведником. Здесь-то и является вся сухость, мертвость и безжизненность греховного сердца, которое, будучи иногда живо, мягко и впечатлительно для всех сторонних ощущений, остается жестко и бесчувственно только к собственной участи, к своему злосчастному состоянию греховному; ни слезы—теплой и умилительной, ни воздыхания — глубокого и скорбного, ни печали и соболезнования не издает от себя это хладное, равнодушное сердце! — Где-же искать помощи в этом безнадежном положении духа, как не у Тебя, Всемогущий, Который один оказываешь помощь всем своевременно? Откуда занять жизни омертвевшему духу, как не от Тебя, Жизнодавца, Который один их же хощешь живишь? Чем согреть себя хладному сердцу, как не огнем благодати Пресвятого Духа Твоего, Сладчайший Иисусе? К Тебе убо молитва моя, Человеколюбче: «Помилуй мя Боже, помилуй мя; изведи из темницы, душу мою исповедатися имени Твоему». Ты видишь, Всеведущий, каким мраком обложил меня диавол, каким хладом оковано мое сердце, в каком мертвенном нечувствии погребен дух мой! Сам убо, Судие мой и Ведче мой обличи меня перед совестью моею, да явлюсь самому себе во всем постыдном виде нечистоты греховной, да увижу себя таким, каким предстану я пред страшный и праведный суд Твой, когда обнаружишь Ты все сокровенные помыслы душевные, когда изведешь на свет все тайны сердечные, когда обнажишь грешника от всех покровов лицемерия перед лицом неба и земли! Ты Сам, сокрушивший вереи (запоры) адовы, сокруши и ниспровергни все заклепы (засовы) сердца моего, изведи меня, как Лазаря, из гроба нечувствия. Отверзи уста мои во исповедание благо, «не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных». Ты Сам, обновивший Духом Твоим лице земли, теплотой животворящего Твоего Духа согрей охладевшее, оживи омертвевшее, умягчи окамененное сердце мое, да терзается оно печалью о грехах моих, да сокрушается болезнью о неправдах моих, да изведет источники слез ко омытию нечистот моих. «Помилуй меня, Господи, ибо я немощен, исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены   и душа моя сильно потрясена; сотвори с рабом Твоим по милости Твоей, оживи меня по слову Твоему! Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!».

Вот о чем должны молиться мы, по наставлению св. церкви, приближаясь к святому и спасительному поприщу поста и покаяния. Для сего-то и влагается ныне в уста наши смиренная молитва кающегося мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному». Аминь. 

2. Слово 2-е. («Вся земная жизнь наша есть время покаяния, очищения и обновления духовного»)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче! Боже милостив буди мне грешнику!».

Итак, св. Церковь напоминает уже, братья, о приближающемся времени духовных подвигов св. поста и покаяния, побуждая нас умолять Отца небесного, чтобы Он не оставил нас погибнуть во греховной жизни, но отверз нам двери Своего милосердия и привел нас к истинному покаянию и обновлению жизни.

Правда, и вся земная жизнь наша есть время покаяния, очищения и обновления духовного, поприще борьбы и подвигов против живущего в нас греха, время приготовления к тому вечному славному торжеству, когда Господь Иисус Христос явится со славою многою, соберет избранных Своих от конец земли и введет их в вечное, славное и светоносное царство Свое. Но, по матернему снисхождению к нашей немощи, св. Церковь определила для этих духовных подвигов особенное время в году, когда, приготовляясь к величайшему торжеству своему о преславном воскресении из мертвых Господа и Иисуса Христа, желает приготовить и нас к достойному сретению великого и светоносного дня Господня. Для сего она заповедала четыредесятидневный пост, чтобы мы, оставляя все мирские развлечения, забавы и удовольствия, и если не прекращая совершенно, то сокращая по возможности и умеряя все попечения и заботы житейские, могли более посвятить времени заботе и попечению о душе своей, подвигам покаяния и очищения себя от всякой скверны плоти и духа, приготовлению себя ко сретению Господа и страшного суда Его. И вот, когда приближается это время благоприятное для духовного обновления нашего, когда восходит заря этого дня спасения, св. Церковь побуждает нас примером кающегося мытаря, отринув самомнение фарисейское, обратить испытующий взор на самих себя, и в трепетном сознании своего недостоинства, в сокрушении сердца о своей греховности, в живом уповании на одно токмо неистощимое милосердие Отца небесного, молиться Ему: «Боже, милостив буди мне грешнику!».

В самом деле, что можем мы принести Господу, если бы и вся повеленная нам исполнили, кроме сознания «мы рабы ничего не стоящие», кроме исповедания себя грешниками, не смеющими предстать перед величеством правды Божией? Откуда бы ни начали мы рассматривать жизнь свою, какою стороною существа своего ни обратились бы к вечному Солнцу правды, отовсюду увидим себя недостойными возвести очей своих на небо, явиться с несмущенным и светлым взором перед лицом Отца небесного. Уже самое происхождение наше на свете положило на нас печать осуждения и проклятия: в беззакониях мы зачинаемся и рождаемся во грехах. От первого праотца нашего мы наследовали злые похоти и страсти, растление и скверну греха, болезни и смерть, вечное осуждение и отвержение от лица Божия. И первый вопль наш, при самом появлении на свете, не был ли уже воплем самой природы нашей ко Творцу своему: «Боже, милостив буди мне грешнику!».

От утробы матерней приняла нас в свои объятия св. церковь Христова, омыла прирожденную нам скверну греха св. крещением, облекла нас одеждою оправдания Христова, запечатлела печатью дара Духа Святого, возвратила нам первобытную невинность, чистоту и святыню, усыновила нас Отцу небесному во Христе Иисусе. Но долго ли мы наслаждались этим благодатным состоянием непорочности и святыни? Долго ли пребывали в этом раю невинности? Не так же ли скоро лишились его, как лишился рая наш праотец? Кто из нас помнит это блаженное состояние неведения зла, это райское спокойствие сердца, которого не тревожило никакое помышление на грех, эту ангельскую чистоту мысли и сердца, куда не западал никакой лживый лукавый помысл и никакое недоброе желание? Кто, напротив, помышляя о летах юности своей, не скажет с пророком: «грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай Господи? Боже милостив буди мне грешнику!». Вся последующая сознательная жизнь наша чем представляется она внутреннему сознанию, в минуты светлого пробуждения его, как не суетою суетствий, каким-то беспорядочным сном, в котором многое грезилось, многое забавляло, многое устрашало, многое волновало и увлекало, но от которого не осталось ничего существенного, ничего утешительного, ничего благонадежного для вечности? Вся она была непрерывным рядом ошибок и заблуждений, сплошною цепью страстных порывов и увлечений, обманчивых надежд и опасений, нравственных преткновений и падений, лживых обетов и новых преступлений, тщетных желаний восстать и исправиться, и всегда новых глубочайших падений? Все, что ни приходит на память из этого смутного хаоса прожитых лет жизни, отзывается невольною грустью на сердце, тяжким упреком совести, горьким сожалением о потерянном для вечности времени жизни; все приводит в стыд и смущение перед самим собою, в страх и трепет перед Богом; все заставляет склониться до земли, крепко ударять в перси своя (бить в свою грудь) и вопиять к Богу: «Боже, милостив буди мне, грешнику!».

Быть может, преклонность лет укротит страстные порывы сердца, охладит разгоряченное страстями воображение, притупит жаждущие удовольствия чувства, но, вместе с тем, она погасит и тот светлый пламень, который мог бы возжечь живое стремление ко всему доброму, усердие ко всему святому, ревность к духовным подвигам благочестия; она охладит святую теплоту любви к Богу, ревности ко славе Божией, готовности служить Богу преподобием и правдою, она сделает нас бессильными ко всякому благому предприятию, к началу новой жизни и деятельности во славу Божию. В осени приносит обильный плод только то, что насаждено или посеяно весною, взлелеяно тщательным уходом в продолжении лета, так и в старости приносит добрый и благословенный плод только то, что посеяно в юности, удобрено и возращено многими трудами и подвигами, терпением и доброделанием в лета мужества. В противном случае, что остается бессильной, немощной старости, как не одно горькое и бесплодное сожаление о потерянном для неба времени жизни, скорбное сознание своего бессилия начать новую жизнь, достойную неба, невозможность принести плодов достойных покаяния? И блаженна она, если будет в состоянии глубоко сознать всю виновность свою перед Богом, восчувствовать всю безответность свою перед Его правосудием, проникнуться чувством упования на одно беспредельное милосердие Искупителя нашего, и, ударяя в перси своя, вопиять: «Боже, милостив буди мне, грешнику!».

Придет, наконец, и тот, всем ведомый и никому неизвестный, всеми ожидаемый и никем не желаемый, час смертный. Обветшавшее тело наше, как разрушающаяся храмина, распрострется на смертном одре. Призываемая на суд Божий душа невольно чувствует, что настало время разлучиться ей с этим миром и предстать перед сердцеведущим Судиею. Тогда то смущенному взору ее предстанет мрачная картина прошедшей ее жизни, представятся содеянные ею неправды и беззакония, достойные казни вечной: обнажится пустота и ничтожество всего, чего искала и к чему стремилась она в продолжение жизни, как к желанному благу и счастью; обнаружится пустота и горький обман всех удовольствий и наслаждений плотских, которыми прельщалось и увлекалось ее сердце, исчезающих теперь подобно смрадному дыму; восстанут многие жертвы ее желания славы, почестей и любостяжания (излишнее попечение о богатстве и приобретении земных благ); сообщники ее постыдных дел, невинные души, соблазненные ее порочным примером, увлеченные злым советом, растленные ее безумными речами, оскорбленные и обиженные ее неправдами. К кому обратишься и к кому прибегнешь, злосчастная душа моя, в этот страшный день и час? О, блаженна ты, если сохранишь тогда светильника живой веры в Господа Иисуса Христа, пострадавшего за грехи наши, если воодушевишься живым упованием на беспредельное милосердие Отца Небесного, если будешь в состоянии сердцем сокрушенным и смиренным взывать к нему: «Боже, милостив буди мне, грешнику!».

Буди милостив грешнику, погубившему все дары Твои; которыми Ты ущедрил, украсил и превознес меня паче всех земных тварей, преогорчившему неизследимую и неизреченную любовь Твою, которая для спасения моего не пощадила Единородного Своего Сына, оскорбившему благодать всесвятого Духа Твоего, освятившую меня в таинстве св. крещения, преогорчившему возлюбленного Сына Твоего, омывшего меня Своею кровью, второе распинавшему Его своими самовольными грехами и беззакониями. «Боже, милостив буди мне, грешнику!».

Иначе, что будет с тобою, бедная душа моя, когда Господь Иисус Христос, искупивший тебя Своею кровью, явится во славе Своей, на облацех небесных, со тмами тем (тысячи тысяч) святых ангел Своих, обличит и истяжит все грехи твои, — от заблуждений и увлечений юности до неправд и беззаконий мужества и до прихотей старости, от греховного дела до праздного слова, до лукавого помысла, до студного (постыдного, бесчестного) пожелания? Что будешь чувствовать окамененное сердце мое, когда Сердцеведец Господь обличит и обнажит тайная твоя перед небом и землею, перед собором ангелов и человеков? Чем оправдаешься лукавая совесть моя перед все испытующем Судиею? Воспряни убо ныне, когда продолжается время долготерпения Божия, когда осиявает тебя день спасения; воспряни, окаянная душа, да некогда уснеши в смерть, да пощадит тебя Христос Бог, да отверзит тебе двери милосердия Своего, да приведет тебя к истинному покаянию и исповеданию всех грехов твоих, да воскресит тебя к новой богоугодной и богобоязненной жизни! «Боже, милостив буди мне, грешнику!». Аминь.

3. Слово 3-е (О приготовлении к покаянию)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». (Песнь Церков.).

Так научает нас молиться св. Церковь, приготовляя к подвигам св. поста и покаяния. Для чего столь раннее приготовление? Для того, что истинное покаяние зависит, конечно, и от нас, но более зависит от милосердия Божия, возбуждается в сердце и совершается Его вседействующею благодатью. Потому много и с усердием должно молиться, чтобы Бог отверз нам двери покаяния, т.е., чтобы не допустил нас умереть в беззакониях; страхом суда Своего сокрушил окаменение сердца нашего и возбудили скорбь о грехах, без которой не может быть истинного покаяния; воспламенил сердце наше любовью к Себе, без которой и самое искреннее раскаяние будет непрочно; оживотворил и воскрылил дух наш упованием святым, без которого сердце кающегося было бы пожерто скорбью. С другой стороны, не маловременное нужно приготовление к покаянию и потому, что св. Церковь не всегда имеет утешение видеть истинно кающихся и между приходящими на таинственную исповедь. Ибо, что встречают большею частью служители ее, которые имеют высокую, но вместе с тем и тягчайшую из всех обязанность быть свидетелями покаяния? Одни приходят к покаянию не чувствуя сердечно в нем нужды; потому что, не примечая в поведении своем явных и грубых пороков, не находят, по-видимому, ничего, в чем нужно было бы им раскаиваться. Совесть их так мирна, сердце так покойно, что, кажется, они достигли уже такой высоты совершенства, какой не достигал никто и из святых мужей, которые все не преставали до самой смерти почитать себя грешными и приносить Богу покаяние. От того все покаяние сих мнимо-праведных людей состоит в исчислении не столько грехов, сколько добродетелей их. Другие и сознавая себя грешными, не приносят однако же истинного покаяния или потому, что не могут преодолеть греховной привычки, которою окованы как узами, находятся в духовном расслаблении, которое час от часу становится опаснее; или потому, что, исторгшись из бездны нерадения, ввергаются в другую, более опасную, бездну — отчаяния. Есть, быть может, и такие, которые, или по легкомыслию, или по злонамеренности, не видят и не сознают того, чем может окончиться, и к чему ведет неминуемо греховная жизнь, теряют сознание страшного суда Божия и казни геенской; а потому и не почитают нужным раскаиваться, а если и являются на исповедь, то только для обряда. Не явно ли нужна особенная заботливость Церкви, чтобы возбудить таких людей к истинному покаянию и сокрушению о грехах? Вот почему св. Церковь, задолго до наступления поста, начинает приготовлять чад своих к покаянию!

В чем состоит это приготовление? — Во-первых, в том, что св. Церковь научает нас неотступно просить у Бога духа истинного покаяния, влагая в уста наши следующую трогательную песнь, которую мы будем слышать в храме каждый воскресный день до конца св. Четыредесятницы: «покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче; утреннюет бо дух мой ко храму святому твоему, храм носяй телесен весь осквернен: но, яко щедр, очисти благоутробною твоею милостию». Побуждает обращаться с усердною молитвою к пресвятой Матери Божией, заступнице и ходатаице нашей перед Богом, и вопиять к ней от всего сердца: «на спасения стези настави мя, Богородице; студными бо окалях душу грехми, и в лености все житие мое иждих: но твоими молитвами избави мя от всякой нечистоты». Поражая сердце наше воспоминанием страшного и нелицеприятного суда Божия, побуждает нас возопить ко Господу: «множества содеянных мною лютых помышляя окаянный, трепещу страшного дне судного: но, надеяся на милость благоутробия твоего, яко Давид вопию ти; помилуй мя Боже по велицей твоей милости!». Во-вторых, в том, что в настоящий и во все последующие воскресные дни св. Церковь оглашает слух наш трогательнейшими и поучительнейшими беседами самого Господа Иисуса Христа. — Для обличения и побуждения к покаянию тех, кои, уповая на свою праведность, не чувствуют нужды в покаянии, в настоящий воскресный день предлагается притча о фарисее и мытаре, из коих первый осужден за самохвальство и гордость, последний оправдан за смирение, уничижение и осуждение себя перед Богом. Для возбуждения к покаянию, и укрепления на пути покаяния рассеянных, унылых и отчаивающихся грешников, в следующий воскресный день услышится трогательнейшая повесть о покаянии блудного сына. Для возбуждения духа умиления и сокрушения сердечного в беспечных грешниках, которые остаются равнодушными к своему греховному состоянию, не помышляя ни о смерти, ни о суде будущем, — в третий воскресный день предложится описание страшного Суда Божия, как изобразил его сам Судия вселенной. Наконец, дабы указать корень всех зол который есть невоздержание, и внушить таким образом любовь к воздержанию и посту, св. Церковь, в самом преддверии поста, напомнит нам о первом грехе первого человека, пищей от запрещенного древа утратившего рай.

Таков богомудрый порядок приготовления ко св. посту и покаянию, который указывает св. Церковь. Нам остается только верно следовать ее матернему руководству, и переходя от одного покаянного чувства к другому от сознания греховности своей к умилению, от сего к страху суда и казни вечной, наконец, предочистив себя воздержанием и постом, — явиться к судилищу покаяния, на котором ожидает нас оправдание и помилование.

4. Слово 4-е («Пусть только каждый станет с мытарем у порога церковного … и из сердца исторгнется молитвенный вопль о помиловании» (с молитвой)) 

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». (Церк. песнь).

Когда предпринимают какое-либо важное дело, которое может иметь влияние на всю жизнь и состояние человека, то наперед обдумывают план, уготовляют пособия, изыскивают средства, словом — делают все, что нужно для благоуспешного начала и окончания дела. У всех нас есть одно, единственно важное дело, от которого зависит жизнь наша не только настоящая, но и будущая, которое имеет решительное влияние на состояние наше не только в царстве благодати, но и в будущем царстве славы, которым определяется судьба наша на целую вечность. Это великое и единственно важное для нас дело есть оправдание от грехов и примирение нас с Богом. Без чего мы все, по естеству, чада гнева и погибели — совлечение ветхого человека с деяниями его, и облечение в человека нового, созданного по Богу в правде и преподобии истины, без чего не можем и видеть царствия Божия. —Правда, все мы давно омылись и оправдались именем Господа Иисуса Христа, обновились и освятились Духом Святым в таинствах св. крещения и миропомазания. Но долго-ли украшались одеждою чистоты и невинности, которою облеклись в крещении? Долго-ли хранили обязательства божественного завета? Долго ли ветхий человек наш оставался погребенным в водах крещения, и на долго ли пребыли мы мертвыми греху, живыми же Богови?… Господь Иисус Христос предвидел наши падения и после вступления в благодатный завет с Ним, — и даровал нам покаяние во оставление грехов; предвидел наши болезни духовные и после оживотворения и совоскресения нашего с Ним, — и даровал врачество бессмертия —святейшее Тело и Кровь Свою; предвидел нашу немощь к побеждению врагов духовных и после облечения во вся оружия Божия, — и указал нам оружие против них — в посте и молитве.

Без сомнения, мы всегда и везде обязаны пользоваться сими богодарованными средствами для собственного блага. Ибо, есть-ли время, когда-б не согрешали мы словом, делом или помышлением, и посему не нуждались-бы в таинстве покаяния? Есть-ли время, когда-бы дух наш не имел нужды в бессмертной пище, плоти и крови Господней? Есть-ли время, когда-б мы не имели нужды в пособии поста и молитвы в борьбе с плотью, непрестанно воюющею на дух, и с диаволом, который, по слову апостола, ходит яко лев рыкаяй, иский кого поглотити? — Но, чтобы и никто из христиан с намерением или без намерения не оставался без помощи этих средств, чтобы все вообще имели более удобства и возможности пользоваться ими, для сего св. церковь установила особенные, общественные времена поста и покаяния, которые для всех вообще служили-бы днями спасения, т. е., оправдания и примирения с Богом покаянием, — обновления и освящения душ и телес причащением плоти и крови Господней, — погашения пламени страстей и похотей плотских постом и воздержанием, — возбуждения и укрепления сил духовных молитвою. И вот, когда приближается это время благоприятное, когда настают эти дни спасения, св. церковь предвозвещает о том благовременно, чтобы все могли предрасположить сердце свое к покаянию, приготовить дух свой к духовным подвигам, чтобы святые дни поста и покаяния не остались для нас бесплодными, чтобы в течение их мы могли благоуспешно положить начало тому великому делу освящения нашего, которое должно быть делом всей нашей жизни. «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» так научает она вопиять к Тому, от Кого зависит и начало, и совершение нашего спасения, Кто един отверзает дверь покаяния грешникам, приемлет и прощает кающихся.

Каким гласом вопиять к Нему? С каким чувством отверзать уста свои перед престолом Господним? Для научения этому св. Церковь в настоящий день представляет нам в пример молящегося и оправданного мытаря, которого Сам Господь в чтенной ныне притче изобразил в пример всем, желающим получить прощение и помилование от Бога. Кратка и немногословна молитва мытаря, но сильно и велико ее действие! «Боже милостив буди мне грешному!» вот все, что говорил мытарь, бия перси своя, — и отыде в дом свой оправдан паче фарисея, который говорил много слов, выставлял много дел и добродетелей.

В чем сила мытаревой молитвы? В том, что он молился со смирением, которое столько-же драгоценно в очах Божиих, сколько мерзостна гордость и возношение; молился с сокрушением сердца, более которого грешник не имеет ничего собственного, кроме грехов своих, и лучше которого ничего не может принести в жертву Судии и Богу своему. Если и каждый из нас будет молиться, по примеру мытаря, с сокрушенным сердцем и духом смиренным, без сомнения, удостоится той же милости от Сердцеведца; Господь отверзет и ему двери покаяния, введет его во святые и спасительные дни четыредесятницы, поможет ему благодатью своею принести истинное покаяние и получить полное прощение и помилование.

И трудное-ли, и необыкновенное-ли дело — твари смиряться перед Творцом своим, преступнику — перед Судьей нелицеприятным, погибающему грешнику сокрушаться при мысли о своей погибели? Пусть только каждый станет с мытарем у порога церковного, углубит взор свой в обозрение собственной жизни, даст полную свободу совести обличать и упрекать; — и уста его невольно отверзутся, из сердца исторгнется молитвенный вопль о помиловании.

Господи Боже мой, скажет каждый от всего сердца: что я перед Тобою? — Прах и пепел! Горстью праха был некогда весь состав мой, красотою которого теперь горжусь и превозношусь я; но Ты взял сей прах от земли, оживотворил его духом жизни, одарил разумом и свободою, украсил своим божественным образом и подобием; на земле вся покорил под ноги мои, а на небе обещал вечную и блаженную жизнь с Тобою. Что нужно еще сделать, и чего б не сделал Ты для сего, одушевленного Тобою, брения? Чем мог бы я заслужить, или чем мог бы я возблагодарить за Твои благодеяния, не имея ничего своего, кроме внутренних движений ума и сердца и соответственных им движений тела, кои угодно было Твоей благости предоставить моей свободе? Как же употребил я эту драгоценную возможность возблагодарить хотя чем-либо столько благодеющего мне Господа, продлить и упрочить вечный союз с Ним, в коем состояло мое блаженство? Увы, бедный ум мой возжелал познания добра и зла, несчастное сердце пленилось красотою запрещенного плода, руки простерлись к смертоносному древу, уста вкусили плод смерти; — и прекрасный состав мой паки долженствовал возвратиться в землю, из которой взят он. Твой, Господи, праведный суд поразил меня осуждением вечной смерти и погибели!

Но твоя же безмерна и неизреченная любовь от вечности определила спасти меня от смерти и ада в возлюбленном Сыне Твоем. И сей единородный Сын Твой, не почитал хищением быть равным Тебе, Богу и Отцу, приняв образ раба, приискренне приобщился плоти и крови моей, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестной; изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; тяжкими страданиями и крестною смертью заслужил мне прощение грехов и примирил с правосудием Твоим. Что ж воздаю и воздал я дражайшему Искупителю и вместе Судии моему за неизреченную любовь Его ко мне? Еще в колыбели Он омыл меня водами крещения, даровал залог обручения в сердце мое, оправдал и освятил меня, даровал право именоваться сыном Твоим, причастником благодати Твоей, наследником вечного Твоего царствия. Долго ли же хранил я чистоту и невинность, благодать и святыню? Первые свободные движения ума и сердца моего не оскверненными лукавством? Первый шаг моей свободной деятельности не был-ли шагом к пороку? И возраст, именующийся невинным, не был-ли исполнен грехов юности; о коих должно молить милосердие Твое: «грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай; если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, Господи, кто устоит?».

Но Ты бесконечно милостив к недостойному милости; Ты не погубил меня со беззакониями моими, хранил доселе жизнь мою, давно преданную смерти, привел в совершенный возраст мужества, даровал полное употребление разума и свободы. Что же сделано и с сими дарами? Много-ли сокровищ для жизни будущей стяжал я, при сей свободе действования? Много-ли сделано мною для неба и вечности? Всегда ли совесть и закон Твой управляли моими действиями? Не стократ-ли чаще корабль души моей носился по тлетворному дыханию страстей, колебался волнами житейских попечений? … И если бы угодно было правде Твоей сей час воззвать меня к Себе, не был-ли бы я чуждым пришельцем в стране вечности? Не изгнал ли бы сам себя из Твоего царствия? Не возопил ли бы холмам и горам: покройте меня от лица Сидящего на престоле? —

Нет, премилосердый Господи, оставь меня и еще в этой стране покаяния! Трепещу предстать лицу Твоему, ужасаюся идти на суд Твой! В бездне неизследимого милосердия и щедрот Твоих утверждаю клятву моего упования; милости прошу у Тебя, Любы бесконечная: «Боже, милостив буди мне грешному; покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» Аминь.

5. Беседа 5-я (толкование притчи о мытаре и фарисее)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». (Церков. песнь).

Когда вне храма Божия, быть может, помышляют еще о продолжении удовольствий, готовятся к новым увеселениям, рассчитывают на новые и большие забавы, св. церковь напоминает уже о покаянии, отверзает преддверия св. поста, готовит нас к подвигам духовным. Разве так скоро уже и пост? Точно так, братья: только дни скорби и печали бывают продолжительны и тяжелы, а время веселья пролетает быстро, неуловимо и неудержимо. Не увидим, как пройдут и остающиеся дни веселья мирского, и наступит время покаяния, сетования о грехах своих и печали, яже по Бозе, — мы явимся как бы в другом мире, где все будет напоминать нам только о смерти и суде Божием, все будет призывать нас к суду с своею совестью, все будет говорить нам о приготовлении к другой вечной жизни за гробом. Для того-то, чтобы это святое и спасительное время покаяния не застало нас не готовыми, св. церковь напоминает о приближении его благовременно, вводит нас в поприще поста постепенно, предрасполагает дух наш к покаянию и своими песнопениями и чтениями Евангельскими.

В настоящий воскресный день мы слышали Евангельскую притчу о мытаре и фарисее, вместе молившихся в храме Божием, но с противоположным духом молитвы и с различным плодом от молитвы. Эту притчу Господь сказал ко уповающим собою, яко суть праведницы, и уничижающим прочих, т. е., таким людям, которые, находясь в самообольщении, не видят и не знают собственных грехов своих, а видят и осуждают их в других. Такое самопрельщение есть одна из главных причин нераскаянности, есть пагубнейшая сеть обольщений диавольских, в которую он уловляет даже тех, которые искренно заботятся о спасении своем, ревнуют об исполнении закона, и мнятся по правде закона беспорочными, — есть пагубный яд, которым оскверняются все самые великие добродетели и подвиги.

Что-ж предложил Господь в уврачевание сего тяжкого недуга нравственного? Притчу эту: «два человека вошли в храм помолиться» (Лука 18, 9-14). Молитва есть такая потребность души, к которой обращается она невольно во всех состояниях внутренней жизни своей: и в радости, и в горе, и в доброделании и в падении, и в избытке радования о своем преспеянии и в подавляющем чувстве сознания грехов своих. Но с другой стороны молитва, как беседа с Богом, есть такое состояние души, в котором она высказывается такою, какова есть сама в себе и какою она является перед всевидящим взором Божиим. По сему-то Господь и представляет нам двух человек молящихся, чтобы изобразить наглядно внутреннее состояние души нашей, которое для нас самих не всегда бывает ясно видимо.

Из этих двух человек «один фарисей, а другой мытарь». Фарисеи были жаркие ревнители закона Моисеева, строгие исполнители не только всех предписанных в законе обрядов, но и всех составившихся на основании закона преданий, — почему и почитались в народе людьми святыми и богоугодными и сами себя почитали праведными, отделенными от грешников. Это самое ослепление и было причиною того, что фарисеи не внимали ни проповеди Иоанна Крестителя о покаянии, ни благовестию самого Господа Иисуса Христа. Мытари или сборщики податей и пошлин, по самому свойству занятий своих, нередко прибегали к насилиям, хитрости и неправдам. Заплатив римскому правительству большую сумму денег, они употребляли все средства, какие способно измыслить корыстолюбие и лихоимство, чтобы возвратить заплаченное с лихвою. Понятно, что такие люди были ненавистны народу Божию, как орудие чужеземного владычества, что грешнее и омерзительнее мытаря не мог представить себе добрый израильтянин. Но это всеобщее презрение скорее всего приводило мытарей к глубокому и искреннему раскаянию. В Евангелии мы видим не один пример мытаря кающегося, видим их и в числе усердных слушателей Иоанна Крестителя, и в числе ближайших учеников Христовых.

«Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже, благодарю Тебя». Начало молитвы доброе: нет ничего обязательнее для существа разумного, как прославлять Господа-Творца своего, благодарить Его за неисчислимые благодеяния, которыми Он ущедряет нас в каждую минуту нашей жизни, и в особенности за благодеяния духовные, за ту благодатную помощь, которую Он подает нам к избеганию соблазна и искушений, к преспеянию в делах веры, любви, благочестия и правды. По-видимому, это самое и служит предметом благодарной молитвы фарисея, но тотчас же и является в ней дух самопрельщения, которым заражены были фарисеи.

«Боже, благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди». Можно подумать, что это существо не из потомков Адамовых, которые все в беззакониях зачинаются и рождаются в грехах, что это Ангел с небеси, который свят и непорочен перед Богом, которому нет подобного из всех живущих на земли человеков. Как ни грубо, как ни бессмысленно подобное самопрельщение, но оно так близко к сердцу каждого, так сродно с свойственным каждому самолюбием, что нужна самая осторожная бдительность, чтоб не поддаться этому духу самопрельщения. Ибо что значит это недовольство всем и всеми, это охуждение (осуждение) – так в книге написано действий известных и даже неизвестных нам людей, эти пересуды чужих поступков и правил, это негодование на то, что все делается не по-нашему, эта тонкая зоркость, которая видит и малую пылинку в глазе брата своего, не примечая бревна в своем собственном, — эта обидчивость, когда другие видят в нас не то, чем мы хотим казаться? Все это, братья мои, дух фарисейского самопрельщения, все это показывает, что в сердце нашем гнездится змей, который шепчет нам, что мы не то, что прочие человецы. Посему-то первое правило христианской жизни есть не смотреть на то, что делают или не делают другие, а устремлять строго испытующий взор только на самого себя, смотреть неуклонно в зерцало закона Божия и по нему поверять всю внутреннюю и внешнюю жизнь свою, все движения ума и сердца своего. Чем прилежнее будем наблюдать за собою, тем скорее убедимся, что «все мы много согрешаем», как говорит Апостол, «если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (Иаков. 3, 2; 1 Иоан. 1, 8.); что в самой глубине сердца нашего есть корень зла, который непрестанно произращает злые отрасли (выращивает злое потомство) в наших мыслях, чувствованиях и желаниях, в наших словах и поступках; что в самом существе нашем есть закон, «противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного», и вследствие того мы часто «доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7, 23. 19). По сему то и величайшие праведники не преставали до смерти оплакивать немощи и грехи свои, страшились суда Божия и не почитали себя праведными перед Богом. «Ибо хотя я ничего не знаю за собою» (— порочного и злого); «но тем не оправдываюсь», говорил о себе св. Павел.

Но этого-то и не знает дух самопрельщения фарисейского. «Что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи», — как будто добродетель может быть сравниваема с явными и грубыми пороками, как будто уклонение от этих грубых пороков есть уже верх совершенства, выше которого не остается и желать ничего более; как будто под этою личиною праведности не может скрываться злое и развращенное сердце, нетерпимые перед лицом Божиим скверны лицемерства и лукавства, гордости и тщеславия, надменности и презорства, зависти и злобы, жестокости и корыстолюбия. Эти-то скверны сердечные и открывал Господь под личиною праведности фарисейской; за эти-то внутренние, коренящиеся в самом сердце пороки Он и предрекал им одно горе и горе! Кого сохранил Господь от грубых пороков, тот да благодарит Господа, но не должен успокаиваться на этой отрицательной добродетели. Чтобы видеть в подлинном виде внутренний образ нравственного бытия своего, нужно сравнивать себя не с явными грешниками, которые, впрочем, истинным покаянием могут явиться лучшими нас праведниками, и предупредить нас во Царствии Божием, но с теми земными ангелами и небесными человеками, которых добродетельная жизнь прославлена самим Богом. Их-то Судия мира поставит одесную Себе; на них указывая, Он спросит нас: что сделали мы для Него, что сделали достойного воздаяний небесных? Это лик св. Пророков и Апостолов которые, оставив все, последовали за Мною в напастях Моих, в бедах, теснотах и скорбях проповедовали слово Мое в мире, терпели гонения, злословия, поругания, страдания. Это Собор мучеников, которые за славу имени Моего, за веру и Евангелие претерпели жесточайшие страдания и муки, «были побиваемы камнями, перепиливаемы, умирали от меча» (Евр. 11, 37). Это лик преподобных, которые, ни во что вменили все соблазнительное мира сего, расторгнув все узы родства и дружбы, отреклись мира и всего, что в мире, проводили жизнь свою в посте и молитве, в слезах и сокрушении сердечном, во бдении и коленопреклонениях, в пустынях скитающиеся и в горах, и в вертепах, и в пропастях земных. Это собор праведников, которые, и живя в мире, жили не для мира и плоти, которые в непрестанном духовном крестоношении ходили предо Мною преподобием и правдою во вся дни живота своего, которые и жизнь, и имущество свое принесли в жертву любви к своим ближним, были оком слепых, ногою хромых, отцами сирых, попечителями голодных, опорою немощных, помощью беспомощных. Что сделали вы, чтобы Я почтил вас почестью вышнего звания во царствии Отца Моего, чтобы Я разделил с вами славу Мою, которую имел у Отца прежде сложения мира? Скажешь-ли, я не был ни вором, ни прелюбодеем, ни грабителем? Но такие дела считались гнусными пороками и у самых язычников, а между христианами ниже да именуются: такие преступления подвергает позорной казни и суд человеческий. А суд Божий видит сердце и совесть человека, судит помышлениям и мыслям сердечным. Открой же сердце свое перед Богом, обнажи порочные помыслы и мечтанья, которыми утешался ум твой, страстные похотения и желания, которыми волновалось твое сердце, нечистые вожделения, которыми услаждалась душа твоя, исчисли, если можешь, все праздные, безумные, злоречивые, кощунственные слова свои, изочти все соблазны, которыми растлил ты сердца и умы невинных и неведавших зла, собери все неправды, обиды, оскорбления, которые причинил ты своим братьям словом или делом, желанием и помышлением. «Ты подумал, что Я такой же, как ты», — скажет тебе Судия мира, «изобличу тебя и представлю пред глаза твои грехи, и изведу тайная во свет». О, кто стерпит день пришествия Господа и кто постоит в видении Его? Если и праведник едва спасется, мы грешные где обрящемся?

Другая опора самопрельщения есть внешние добродетели, которыми, как листьями, украшается иногда и бесплодное древо: «пощусь два раза в неделю», говорит фарисей, «даю десятую часть из всего, что приобретаю». Но, во-первых, как все злое, нечистое и порочное есть плод собственной развращенной воли нашей, так все доброе и богоугодное в нас есть действие благодати Божией: «ибо без Меня не можете делать ничего» (Иоан. 15, 5), говорит Господь. По сему-то сколько бы, при помощи благодати Божией, ни совершил кто добрых дел, он все далек еще от совершенства, которого требует от нас Евангелие: «так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лук. 17, 10). Но под покровом внешних дел благочестия не таится ли чаще всего мерзость запустения в святилище сердца нашего? Отцеживая комаров подобно фарисеям, не поглощаем ли верблюдов? Творя внешние дела благочестия, соблюдая наружные обряды, не оставляем ли важнейшее в законе — суд, милость и веру? Все добрые дела наши не составляют-ли только новые заплаты на ризе ветхой? Нам заповедано совлещись всего ветхого человека с деяниями его и облещись в нового, созданного по Богу в правде и преподобии истины, возродиться духом, стяжать новое сердце и дух нов, от нас требуется не то или другое доброе дело и подвиг, а новая жизнь во Христе. С другой стороны, и добрые дела наши будут судимы на суде Божием не по внешнему своему достоинству, а по внутреннему расположению сердца, и фарисеи творили не мало добрых дел: изучали закон Божий, совершали продолжительные молитвы, подавали милостыню и проч. Но все это делали, как говорит Господь, да видимы будут человеками. Правда, и христианам завещано: «так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5, 16); и есть дела, которые не могут быть совершаемы иначе, как перед взором других. Но правило христианское — быть, а не казаться добродетельным, не самому хвалить дела свои, а от дел иметь похвалу. Истинно добрые дела проистекают из чистого источника веры и благочестия, любви и милосердия христианского, а не из каких-либо внешних, посторонних побуждений и целей; уподобляются плодам не привешенным к дереву, а выросшим из корня и соков; творятся перед Богом и для Бога, а не перед людьми и не для похвалы человеческой. Отбрось же все из твоих добрых дел, что сделано не для Бога, что осквернено самолюбием и тщеславием, что заражено лицемерием и самоугодием, что смердит гордостью и самонадеянностью; явись с остатком истинно добрых дел, которые будут признаны такими Испытующим сердца и утробы, которые достойны похвалы у Бога, а не у людей: оправдишься ли ими на праведном суде Божием? Ах, как многие, почитавшиеся праведными, покроются тогда стыдом и посрамлением! Как многие, ублажавшиеся на земле, станут ошуюю Судии в числе козлищ! «Многие скажут Мне в тот день», говорит Господь: «Господи, Господи, не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Мф. 7, 22 -23).

Таков, братья мои, дух самопрельщения фарисейского! Воздерживая человека от явных всем видимых и грубых пороков, он внушает ему ложное мнение о его чистоте и непорочности; украшаясь внешними делами благочестия и милосердия, он успокаивает совесть мнимою праведностью перед Богом. В том и другом случае он заграждает человеку путь к сознанию грехов своих, к истинному покаянно и сокрушению сердечному. Посему-то св. церковь и вооружает нас против сего духа самопрельщения в самом первом предверии к посту и покаянию. Чем вооружает? Смирением мытаревым. Войдем глубже в свою совесть и сердце, размыслим о своей греховности и немощи, о своих заблуждениях и слабостях, о страшном суде Божием, на котором нас будут судить не по приговорам нашего самолюбия, а по правилам Евангелия Христова, не по тому, какими кажемся себе и людям, а каково сердце наше перед Богом, о том истязании, которому подвергнутся все лукавые помыслы ума нашего; все нечистые вожделения сердца, все самолюбивые намерения и стремления духа. Будем при сем молиться, чтобы Сам Господь благодатью Своею озарил нашу совесть, открыл и обличил перед нами сокровенные тайны души нашей. Тогда сама собою явится на устах и в сердце смиренная молитва кающегося мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному. Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Аминь.

6.  Беседа 6-я (толкование второе на притчу)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». (Церков. песнь).

Так научает нас молиться св. Церковь, приготовляя к подвигам поста и покаяния. — Нет нужды доказывать, как необходимо для нас покаяние. Слово Божие ясно говорит нам, что, после падения первого человека, «кто родится чистым от нечистого? Ни один. Если дни ему определены, и число месяцев его у Тебя, если Ты положил ему предел, которого он не перейдет» (Иов. 14, 4); что, с другой стороны, «и не войдет в Царствие Божье ничто нечистое», ибо оно есть Царство правды и мира, Царство чистоты и непорочности, Царство святости и блаженства; что, наконец, единственное средство к очищению себя от скверн греховных, к снисканию оправдания и мира с Богом, к возвращению первобытной чистоты и непорочности, есть покаяние во имя Иисуса Христа: ибо во имя Его единого, в силу Его крестных страданий и смерти, благоизволил Бог «всюду проповедано быть покаянию и прощению грехов, ибо нет другого имени под небом, которым надлежало бы нам спастись». Вот почему и нет иного средства для избежания вечной погибели и снискания пути к Царствию Божию, кроме покаяния: «если не покаетесь, все так же погибнете» (Лук. 13, 5), говорит Сам Господь живота и смерти нашей. Столь же несомненно, братья мои, и то, что не все мы и не во всякое время способны принести истинное покаяние, какого требует Евангелие, — свергнуть с очей своих покров суеты и самообольщения и ясно узреть бездну погибели, над которою стоит и в которую готов низвергнуться всякий грешник нераскаянный, возжелать всем сердцем оправдания, очищения и помилования от Бога, расторгнуть все узы, коими опутывает нас грех, как бы ни казались они драгоценными нашему сердцу, — словом, оставить грех и обратиться к Богу всем сердцем и душою, быть готовым пожертвовать для своего спасения всем до собственной жизни. Нет, такое покаяние есть дар благодати Божией, о котором должно просить и молиться; есть такой подвиг, к которому должно возбуждать, нудить и располагать себя. Потому-то свят. Церковь заранее приготовляет нас ко вступлению во святые и спасительные дни поста и покаяния, заранее старается удалить все, что препятствует нам принести истинное покаяние, научить тому, что требуется с нашей стороны, чтобы стяжать себе дух умиления и сокрушения сердечного.

Наибольшее препятствие к истинному покаянию есть духовное самообольщение и гордость, когда люди, ослепляясь видом праведности, не видят в себе многих слабостей и пороков, а потому и не стараются очистить их покаянием. Нельзя не сознавать себя грешными тому, кто имел несчастье впасть в явный и тяжкий грех; собственная совесть, если она не омертвела совершенно, не сделалась, по слову Апостола, сожженною, невольно обличает, бодет и укоряет такого человека, — и он невольно ищет врачевства покаяния, утоляющего внутреннюю боль души. Но если покров добродетелей повергает в дремоту самую совесть, если сей внутренний страж душевной чистоты засыпает на возглавии самодельной праведности; тогда нужно сильное пробуждение, чтоб человек оттряс душевную дремоту, отверз очи и узрел ясно, что он, при всем видимом богатстве добрых дел своих, и окаянен и беден, и слеп и нищ, и наг. Опасность сего духовного самообольщения так велика, что самые великие праведники страшились ее более всего, употребляли все средства к сохранению сердца своего в смирении и уничижении перед Богом, не переставали окаевать (укорять) и оплакивать себя, как грешников, до конца жизни. Посему-то св. Церковь первее всего вооружает нас против сего скрытого и опасного врага истинного покаяния. Для предупреждения нас от самообольщения, она оглашает ныне слух наш притчею о мытаре и фарисее, которую и Сам Господь наш Иисус Христос произнес, как замечает св. Евангелист, «к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других» (Лук.18, 9).

Что же сказал Господь этим людям? притчу эту: «два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь». Т. е. для лучшего уразумения, поучение представляется в лицах и в действии, чтобы нам, по нашей привычке судить о себе по другим, легче было сравнивать свое состояние с состоянием представляемых лиц, сверять свои поступки с их действиями, и из участи их заключать о своей участи. Фарисеи, из которых один представляется в притче, за исключением гнусных лицемеров, коих Спаситель жестоко обличал в других случаях, были вообще люди набожные, строго исполняли предписания не только обрядового закона Моисеева, но и преданий старцев, хранились тщательно от явных пороков и грехов, даже от общения с явными грешниками; за что в народе почитались праведными и святыми, и были, как говорит св. Павел, по правде законной непорочны. Но сей-то вид святости скрывал от их собственных очей многие слабости и грехи, от коих не свободен никто, аще и един день жития его на земли. Уверенные в своей святости и чистоте, они не внимали проповеди о покаянии, которою гремел глас вопиющего в пустыни, которую, обходя грады и веси, проповедовал Сам Господь Иисус Христос; по чему и остались вне царствия Божия, к которому, при всеобщем повреждении человеческого рода, лежит один и единственный путь — искреннее покаяние. Напротив, мытари, т. е., сборщики податей, были люди, в общем мнении почитавшиеся грешниками, которые и сами себя почитали такими; а потому тем охотнее искали врача, который мог бы исцелить их духовные раны, тем усерднее текли на Иордан к проповеднику покаяния, чтоб омыть грехи свои крещением, тем скорее притекали к Иисусу Христу, единому имущему власть оставлять грехи кающимся, — и предваряли всех в Царствии Божием.

И фарисей и мытарь «вошли в храм помолиться». И праведник старающийся выну (всегда) благоугождать Богу исполнением закона, и грешник, как скоро пробуждается в нем мысль о его вечном назначении, равно чувствуют нужду предстать лицу Божию. — Так само сердце говорит нам, что в общении с Богом, в предстоянии лицу Божию, в созерцании и прославлении славы Божией состоит наше вечное назначение и наше вечное блаженство; что это и есть небесное царствие, к которому призывает нас Господь. Но как на все время земного странствования нашего, доколе не предстанем лицу Божию на небе, любовь Божия назначила нам и на земле место, хотя временного, свидания с Собою в святых храмах: то сюда-то и влечет человека его сердце, как скоро ощущается в нем потребность явиться лицу Божию. Сюда равно стремится и мнимоправедный фарисей и грешный мытарь. Явно, что каким является человек перед Богом в храме рукотворном, таким он явится и в нерукотворном храме небесном; как кого принимает Господь в Церкви земной, так того примет и на небе; что привлекает любовь и благоволение Божие здесь, то самое привлечет и там; и что отвращает от нас лице Божие здесь, то самое отвратит его и там. Заметьте, братья при этом случае, с каким благоговейным вниманием должно приходить в храм Господень, с каким благочестием и страхом должно предстоять здесь лицу Божию! В храме славы Божией стояще, на небеси стояти мним! — Но будем продолжать притчу.

«Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже, благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи».

И так первое, что удерживает нас в пагубной сети самообольщения и не дает видеть собственных грехов своих, есть преступное отвращение взора от самих себя на слабости и пороки наших ближних. Вместо того, чтоб судить самих себя, мы обращаемся к другим; лукавое око тотчас претыкается о пороки ближних — и мы, по-видимому, с чувством благочестия, но на деле с тайным чувством самодовольства и самохвальства, говорим: «Боже, благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди». Но так ли должно судить о своем нравственном состоянии, когда хотим предстать перед всевидящее око Божие? Не поступки и поведение других, о котором нас не спросят на суде, должны быть мерою нашего совершенства, а закон Божий, а Евангелие Иисуса Христа, по которому будут судимы все — и мы и наши ближние. Должно приникнуть в это неложное зерцало истины и познать, исполнили-ли все заповеди, которые преподает нам св. Евангелие. Ибо, «кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем» (Иаков. 2, 10.). Если не согрешили делом, то удержали-ли от зла язык, которым, по слову апостола, много согрешаем все и за злоупотребление коим большее осуждение приимем? Ибо «за всякое слово праздное» (только праздное!), «какое скажут люди, дадут они ответ в день суда», как говорит Сам Судия вселенной. Если удержали язык, то соблюли-ли в чистоте мысли, желания и чувства? Ибо и «помышления злые», по слову Господню, «сквернят человека». Перед Сердцеведцем не сокрыто ни одно, самое тайное, помышление души, ни одно сокровеннейшее движение сердца: «все обнажено и открыто перед очами Его» (Евр. 4, 13.), и «о всех сих приведет нас Господь на суд». Быть не может, чтоб при таком исследовании, под прикрытием добродетелей, не открылось много пятен, для омытия коих не потребовалось бы слез покаяния и сокрушения сердечного. Но пусть не найдется и одного порока, и сим мы не заслуживаем еще оправдания у Бога; ибо мы в беззакониях рождены. Посему-то и говорит св. Павел: «ибо хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь». Ты не находишь в себе греха? Но одна мысль — почитать себя выше и чище других не есть ли преступное порождение гордости, безумное оскорбление ближних? Одно покушение к осуждению других не есть ли порок, достойный казни вечной? «Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его». О, если бы мы чаще и строже судили самих себя; если бы, притом, помнили страшное слово апостольское: «ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя» (Рим. 2, 1.); никогда язык человеческий не произнес бы оного безумного глагола: «что я не таков, как прочие люди, или как этот мытарь!».

«Пощусь», продолжает фарисей, «два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю». И так другое препятствие видеть свои пороки и другая опора самообольщения — суть добродетели наши, на которые самолюбие обыкновенно смотрит в увеличительное стекло. Обращаясь к своей жизни, мы, по некоему тайному закону самолюбивого сердца, первее всего останавливаемся на своих добрых качествах, и, любуясь ими, не хотим обратить взора в другую, темную сторону наших слабостей. Такой — так сказать—осмотр собственных добродетелей производит то, что мы успокаиваемся совершенно на возглавии самодельной праведности, и либо вовсе не почитаем для себя нужным покаяние, или же приходим на исповедь по одному обычаю, без сердечного влечения; от того и исходим из врачебницы покаяния не только не оправданными, но и с вящшим (большим) осуждением.—Но, возлюбленный собрат, поставь себя паки пред зерцалом закона Господня, и познай, достиг ли той высоты совершенства, которой требует Евангелие, которой и св. Павел почитал себя не у достигшим? Не говорим, превзошел ли, — сравнился ли с теми великими праведниками, коих ублажает св. Церковь? Стяжал ли веру Авраама, кротость Моисея, целомудрие Иосифа, нестяжательность Илии и Иоанна, самоотвержение апостолов, терпение мучеников, духовную бдительность пустынников, чистоту девственников? Вместо того, чтоб пересчитывать, что сделано, пересчитай, если можешь, что не сделано, но что можно и должно было сделать, что опущено невозвратно, и за что должно будет дать ответ перед всеведущим Судьёй: — можешь ли, после сего, с своими добродетелями стать непостыдно на страшном и праведном суде Божием, перед собором Святых Божиих, которые бесчисленными трудами и скорбями, бедствиями и страданиями, потом и кровью стяжали Царствие Божие? — Но если нужно смотреть и на свои добродетели, то должно рассмотреть их без предубеждения и самолюбия, должно исследовать их побуждения и цели. Творя добрые дела, имел-ли постоянно в виду Бога и закон Его; или сердце твое направлялось по другим, не всегда чистым, иногда и вовсе худым-своекорыстным и самолюбивым видам? Уважение-ли к закону Божию, или стыд человеческий и внешнее приличие удерживали тебя от многих порочных действий? Истинная любовь к ближнему, или тайное наслаждение благодарностью и почетное имя благотворителя отверзали руку твою для неимущих? Совесть ли и закон Божий, или стремление к почестям и отличиям мирским побуждало тебя исполнять должность свою до самоотвержения? —Отбрось же все добродетели, которые сделаны не для Бога, — их не примет и не наградит всеведущий Судия; предстань на суд с остатком истинно-добрых дел, — устоишь ли на страшном и праведном суде Божием? — Ах, многие рекут во оный страшный день: «Господи, Господи, не от Твоего ли имени мы пророчествовали, и не Твоим ли именем бесов изгоняли, и не Твоим ли именем многие чудеса творили?  — Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Матф. 7, 22. 23), скажет им в ответ праведный Судия. Господи, Господи, скажем некогда и мы, не в Твое-ли имя сотворили мы то или другое доброе дело? Не наши-ли руки простирались не редко к несчастным? Не наши-ли уста отверзались на хвалу Твою? — О, что скажет нам тогда праведный Судья вселенной? — Если дела наши о Боге суть соделана; услышим от Него оный вожделеннейший глас: «приидите благословенные Отца Моего». Если же все добрые дела наши осквернены самолюбием, смердят лицемерием, — Он речет и нам: «отойдите от Меня, не знаю вас». Вы искали славы человеческой, и восприяли мзду свою; — «отойдите от Меня». Вы надеялись создать себе кумир собственной праведности, самодельной святости? убо не вем вас, «отойдите от Меня». Вы не нужным почитали даруемое мною оправдание, которое снискивается слезами искреннего покаяния; вы уничижили Крест и страдания Мои, ни во что вменили смерть Мою, коею заслужил Я прощение и помилование грешникам: какая же вам часть со Мною во славе Моей! «отойдите от Меня, не знаю вас!».

Горько будет услышать подобный глас из уст Судьи вселенной, на всемирном суде, с которого должно будет идти в огонь вечный. Упредим это страшное осуждение осуждением самих себя. Свергнем личину мнимой праведности; станем с мытарем у порога Церковного, углубим взор свой на самих себя, на свои грехи и падения, на свою нечистоту перед Богом, и воззовем от глубины сердца: «Боже, милостив буди нам грешным»,— не возгнушайся нечистотой нашею, умилосердись над нами бедными грешниками, не дай нам умереть нераскаянными, приведи во святые и спасительные дни поста и покаяния, сокруши окаменение сердца и возбуди в нем скорбь о грехах, даруй очистительные слезы умиления сердечного: «покаяния отверзи нам двери, Жизнодавче!». Аминь.

II. Неделя о блудном сыне.

7. Беседа 1 («Предлежат нам: бездна погибели, если будем идти путем порока, и бездна милосердия Божия, если обратимся к Нему с искренним покаянием»)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче» (Песнь церк.).

Повторяет паки св. Церковь покаянную песнь свою, открывая перед нами, в настоящий воскресный день страшную картину падения и умилительный вид покаяния грешника в притче о блудном сыне. Два главные предмета представляются в сей притче: для возбуждения к покаянию тех, кои, находясь в узах греховной привычки, не могут и не хотят освободиться от нее, изображается бедственное состояние человека, удалившегося от Бога; для утешения и ободрения тех, кои, подавляясь сознанием тяжести грехов своих, впадают в безнадежность и отчаяние, —представляется образ покаяния развращенного сына и милосердие Отца, который приемлет кающегося. Пространство притчи требует ограничения предмета собеседования. Остановим на сей раз внимание наше на бедственном состоянии, коему подвергается неминуемо каждый грешник в удалении от Бога, — для возбуждения в себе чувства умиления и приготовления себя к покаянию, для чего собственно и предлагается св. Церковью эта притча.

«У некоторого человека было два сына» (Луки 15, 11), так начинается чтенная ныне притча Евангельская. Не трудно понять, что под образом сего человека представляется Отец небесный, Коему все люди суть чада и по праву творения и по усыновлению во Иисусе Христе, Единородном Сыне Его, Который не постыдился братией нарицать нас, Который всем, желающим принять, «дал власть быть чадами Божиими» (Иоан. 1, 12). Не менее понятно и то, что два сына, упоминаемые в притче, изображают двоякий род людей — праведных, которые николиже заповеди Божией преступили и никогда не оставляли отеческого крова, и грешных, повсечасно удаляющихся от Бога. Сын Божий, пришедший «взыскать и спасти погибшего» (Луки, 19, 10) (ибо не здравии требуют врача, но болящие), не упоминая далее о первых, изображает подробно состояние последних.

«И сказал младший из них» т. е., неопытнейший и неразумный, каковы действительно все грешники, — «сказал отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения» (ст. 12). Это первое заблуждение неопытного юноши и первый шаг к пороку. Отче, даждь ми! Для чего? Разве недостает тебе чего-либо в отеческом доме? Разве любовь отца может в чем-либо отказать сыну, что для него нужно и полезно? — Нет, не скудость и недостаток в чем-либо заставляют юношу требовать у отца части имения; а своеволие, которому тягостно повиноваться воле родительской. Так, братья, начинается уклонение от Бога и всякого грешника. «Каждый», говорит Апостол, «искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иаков. 1, 14); в развращенной воле нашей есть что-то такое, что побуждает ее свергнуть с себя иго закона Божия, что всегда влечет ее к запрещенному древу. Лукавый разум находит тотчас тысячу извинений, которыми хочет оправдаться лукавое сердце. Нам кажется, что мы довольно благоразумны, чтобы, и без внешних предостережений, остеречь себя от опасностей, довольно предусмотрительны, чтоб, и без постороннего руководства, провести жизнь счастливо и благополучно. На что ж и дана свобода, если мы не властны располагать собою? Для чего ж и сотворены блага земли, если нельзя наслаждаться ими безвозбранно (беспрепятственно)? Для чего и самая жизнь, если должно иждить (проживать) всю ее в исполнение тяжкого закона? —Так, или почти так мыслит и чувствует сердце, возжигаемое похотью; — и ни советы благоразумия, ни предостережения опытности не могут укротить воплей своеволия: «Отче! Дай мне следующую мне часть имения»; дай самому мне власть над моим сердцем, над моими мыслями и чувствами! Бедное сердце, горько будешь оплакивать этот шаг к своеволию!

«И разделил им имение». Необидливый Бог всем дарует все. Производя на свет, Он наделяет каждого всеми нужными дарами естественными и благодатными. Одному дарует богатство; другому крепость сил телесных; одному быстрый, проницательный разум; другому нежное, чувствительное сердце; всем вообще—прощение грехов и обручение Духа в св. таинствах Крещения и Миропомазания. И — чего особенно желают, — оставляет каждого в руце произволения его; попускает даже строптивым ходить в похотях сердец их. —Что ж выходит из того? Как пользуются Его дарами? Как употребляют имение, которое Он разделяет каждому нелицеприятно?

«По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону» (ст. 13). Присутствие отца тяготит своевольного юношу; он спешит удалиться от всего, что могло бы напоминать о его обязанностях к отцу, хотел бы забыть все, чтоб никакая мысль, никакое чувство не отравило его наслаждений: «пошел в дальнюю сторону». Так всегда поступает человек, который раз дал власть похоти над своим сердцем, свергнул с себя благое иго Христово; отторг сердце свое от закона Божия, сделал шаг к пороку. Ему неприятно все, что каким-либо образом напоминает ему о его обязанностях к Богу и ближнему; в его сердце непреодолимое отвращение ко всему, что составляет предмет занятий и удовольствий для других. Приходит он в храм; здесь ему скучно, тяжело, — он спешит скорее удалиться отсюда. Находит полезную и важную книгу; он отвергает ее с неудовольствием. Исполнение обязанностей, кои налагает на него общество, становится для него скучным и тягостным; — это бремя, которое он старается сбросить с себя как можно скорее. Самые семейные радости не привязывают сердца, стремящегося к насыщению одолевшей его страсти: жена, о которой упоминается в притчах, не может быть покойною в недрах своего семейства: «ноги ее не живут в доме ее». Уединение ему противно, общество людей добрых и честных нестерпимо; ему ненавистен самый взор человека добродетельного; «устроим ковы праведнику», говорят безумцы, «ибо он в тягость нам, он пред нами — обличение помыслов наших, тяжело нам и смотреть на него» (Прем. 2, 12. 14. 15). Тщетно стали бы призывать заблудшего к своему долгу; напоминать о бедствиях, кои постигнут его неминуемо на стране далекой—в удалении от крова Отца небесного: он глух и слеп ко всему; безумные страсти влекут его все далее и далее: «пошел в дальнюю сторону!». Но вот тучи бедствий собираются над главою несчастного. Зрите, братья, что постигает грешника в удалении от Бога!

«И там расточил имение свое, живя распутно», т. е., потеря всех даров благодати и природы неминуемо следует за удалением в область тьмы и греха из области света и правды Божией. Где та благолепная одежда чистоты и невинности, которою облекает нас св. Церковь в крещении? — Она продана за грех; и вместо нее грешник покрывается стыдом и бесславием. Где святая вера в Бога Отца, безмерно любящего человеков, в Сына Божия, искупившего нас от власти диавола собственною кровью, в Духа Святого, обновляющего и освящающего нас, — вера, составляющая утешение и отраду душ невинных? — Ее изгнало неверие и нечестие; бедный грешник ищет уже отрады в книгах безбожных, в беседах с нечестивцами. Где то сыновнее дерзновение, с которым добрые чада приступают к престолу Отца небесного, то святое упование, которое служит несомненным залогом вечного блаженства? — Увы, — грешник надеется только уничтожения: «случайно мы рождены и после будем как небывшие», вот его отчаянная надежда! Так гибнут в греховной жизни все бесценные преимущества, которые приобрел нам единородный Сын Божий ценою собственной крови! — «И там расточил имение свое, живя распутно».

Потеря даров благодатных сопровождается далее потерею даров естественных, которыми Творец напутствует нас к жизни. Иной получил от природы сердце нежное, доброе, доступное всем благим впечатлениям, способное ко всем чувствованиям святым и возвышенным; казалось, сам Господь утешался им, образуя его для добродетели. Но он продал эти бесценные преимущества за минутное наслаждение сластью греха; вихрь страстей иссушил его сердце, и оно сделалось бесчувственно, жестко, упорно, своенравно. Другого наделил Господь счастливыми дарованиями умственными: ближние радовались, сретая его на пути жизни; цветущее здоровье подавало о нем лестные надежды; тысяча средств употреблено на возделывание его талантов для блага и пользы ближних. Но вихрь своеволия и похотей, коим предался он безрассудно, развеял прекрасные надежды в прах: он поверг дарованное ему злато в нечистый пламень страстей — «и вышел этот телец»! — Так гибнут в греховной жизни все таланты, которые Господь дарует нам для возделания! И взирая на рассеянного, который расходует и время, и силы, и имущество в праздности и пороках, который бытием своим всуе упраздняет только землю, но который мог бы употребить силы свои во благо ближних,— с сердечным прискорбием говоришь: «расточил имение свое, живя распутно!»— Но это, братья, мои, только начало бедствий, которые влечет за собою своеволие и гибельная поблажка собственным страстям.

«Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране». В стране заблуждений и пороков, куда уклоняется грешник, царствует вечный —ничем ненасыщаемый голод. Для насыщения этого-то голода изобретены разнообразные забавы, коими на время упояются (услаждаются) чувства, — студные (постыдные) зрелища, на коих успокаивается на минуту ничем ненасыщаемое око, — страстная музыка, которою упояется на мгновение ничем ненаполняемое ухо. Что ж производят все эти ухищрения порока? -новый, жесточайший голод.

«И он начал нуждаться». Так, никакие порывы исступления не заглушат вечного голода души законопреступной; одна страсть возникает из пепла другой, удовлетворенное пожелание сменяется другим. Чего не изобретал и не испытал Соломон, уклонившись сердцем от Бога отцов своих, для насыщения духовного голода? Созидал, как он сам говорит, дома, насаждал винограды и сады, собирал злато и серебро: «завел у себя певцов и певиц, виночерпцы и виночерпицы, и все, чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья». Что же чувствовал могущественнейший царь среди этого обаяния роскоши и удовольствий? «И оглянулся я на все дела мои; и вот, все — суета и томление духа! — Настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться». Остановись же заблудшая душа! Пусть этот пожирающий голод, предвестие адского пламени, вразумит тебя!.. Но нечестие глухо к предостережениям и советам!

«И пошел, пристал к одному из жителей страны той». — Не находя более утешения в себе, думают обыкновенно увеличить преступные наслаждения сообществом с другими; находят подобных себе клевретов, и с ними делят безумные удовольствия. Что ж последует за тем? Слабости, дотоле тщательно скрываемые, делаются известными всем, распутство обнажается перед целым светом, и к внутреннему терзанию прибавляется срам и бесчестие: — «а тот послал его на поля свои пасти свиней». Пробудись душа заблудшая! Взоры целого света обращены на твое поведение; твои пороки сделались предметом всеобщих разговоров, твое имя в презрении и поношении у всех! … Но обаяние страсти заглушает голос стыда; непроницаемый мрак ослепляет и ум и совесть; какая то непреодолимая сила влечет грешника в разверстую бездну гибели все глубже и глубже.

«И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему…». Но, братья, мои, я боюсь оскорблять слух ваш изображением презренного, но вместе жалкого и ужасного состояния грешника, пришедшего во глубину зол; святое место это, где приносится выну чистейшая жертва, подвиглось бы в основании, при повествовании о том. Боже мой! Кто же может ослепить так человека, что он не видит бездны, разверстой под его стопами? Какая непреодолимая сила влечет в плен диавола души, искупленные Твоею бесценною кровью? И что будет с человеком, если внезапный удар смерти постигнет его среди бесстыдных дел, и с ложа нечестия перенесет на страшный суд Твой?

Вот, к чему ведет жизнь порочная, ведет верно, неминуемо! Пути нечестия только сначала гладки и приятны, но последняя их зрят прямо во дно адово. Знаю, братья мои, что до такой ужасной бездны зла доходят немногие; но—доходят! Кто ж поручится, что не дойдем когда-либо и мы, если будем поблажать своим похотям? Никто не рождается порочным, а делаются такими неприметно, уклоняясь от закона Божия шаг за шагом. — Гибнут явно немногие; но что ж если гибнет хотя одна душа? Если многие вступили уже на путь погибели, хотя не успели пройти его до конца? — Не должно ли возвысить глас, чтоб похитить из бездны погибели первых и предостеречь последних? Для того Господь и изобразил нам в притче бедственную участь грешника, чтоб мы знали и страшились ее. Впрочем, к утешению нашему, Господь в той же притче указал и обратный выход из самой глубокой бездны зла. Искреннее покаяние не только исхищает от погибели, но и возвращает нам все, чего лишает грех. — Зрите и почудитеся (подивитесь) беспредельной любви Божией к нам недостойным.

Едва только новое, дотоле неизвестное чувство, возникло в душе грешника, — желание идти к давно забытому Отцу, пасть к стопам Его с раскаянием, осудить самого себя на участь наемников, и предать участь свою в волю Отца, как милосердый отец, при одном виде возвращающегося сына, подвигся полнотою отеческой любви: «и когда он был еще далеко, увидел его Отец его и сжалился». Ни гнева, ни упреков не слышно из уст столько оскорбленного Отца: Он не видит преступника, а видит сына, возлюбленного сына, которого одно долгое отсутствие огорчало его: «и, побежав, пал ему на шею и целовал его». Вот образ беспредельной и неизреченной любви Божией к кающемуся грешнику! «Так радость бывает на небесах об одном грешнике кающемся!». Господи, что побуждает Тебя к столь многому милосердию? — «Сей сын мой», сын которого Я создал, на котором напечатлел Мой собственный образ, который омыт кровью Единородного Моего Сына, «ибо этот сын Мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся!».

Братья, две беспредельные бездны предлежат нам: бездна погибели, если будем идти путем порока, и бездна милосердия Божия, если обратимся к Нему с искренним покаянием: «предложил тебе огонь и воду: на что хочешь, прострешь руку твою!». Аминь.

8. Беседа 2 («Для того-то св. Церковь в преддверии святых и спасительных дней покаяния и поставляет перед нами пример несчастной участи распутного сына, чтобы мы, подобно ему, пришли в себя, увидели свое окаянство»)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» (Песнь Церков.).

Евангельскою притчею о мытаре и фарисее св. церковь поучала нас, братья, отложить самомнение о своих мнимых достоинствах и совершенствах, самодовольство своею мнимою праведностью, смирить себя сознанием своего недостоинства и виновности перед Богом, осудить себя, как грешника, достойного осуждения и казни, и «бия себя в грудь», молиться: «Боже, милостив буде мне грешному». В Евангельском чтении настоящего дня развивается перед нами мрачная картина постепенного ниспадения человека предавшагося своевольству, свергнувшего с себя благое иго закона Божия, изгнавшего из сердца своего стража добродетели — страх Божий, отдавшегося на волю похотей и необузданной чувственности и пришедшего, наконец, в глубину зол. Таков смысл первой половины трогательной и умилительной притчи Евангельской о распутном сыне, который, по своевольству своему, оставил дом родительский, удалился в далекую сторону, расточил данное отцом имение в распутной жизни и дошел, наконец, до ужасного состояния погибающего с голоду нищего.

Эта мрачная картина бедственного состояния человека, постепенно ниспадающего с высоты богоподобия до степени отверженного не только Богом, но и людьми — грешника, представляется нам, братья, без сомнения, для того, чтобы, если возможно, вразумить и возбудить к покаянию тех, которые, преступая легкомысленно св. заповеди Господа Вседержителя, беспечно идут по пути греховному, вовсе не подозревая, что этот путь ведет их в погибель. С этой же целью да будет позволено повторить здесь эту часть Евангельской притчи с необходимым пояснением.

«У некоторого человека было два сына»: так начинается чтенная ныне притча. Не трудно понять, что под образом этого отца представляется Сам Господь и Владыка живота нашего—Небесный Отец наш, Которому все люди суть дети и по праву творения и усыновлению их во Христе Иисусе— Единородном Сыне Божием, Который всем человекам даде область (дал возможность, право) чадом Божиим, быти — верою во имя Его. Не менее понятно и то, что два сына, упоминаемые в притче, изображают двоякой род людей: праведных, которые никогда заповеди Божией не преступают, всегда работают Ему со страхом и служат Ему с трепетом, всегда ходят перед Ним во всех заповедях и оправданиях Его беспорочно; и грешников, которые по всечасно удаляются от Бога —забвением о Нем, преступлением Его Божественного закона, противлением Его вседержавной воле. Сын Божий, пришедший взыскать и спасти погибшего, ибо не здравии требуют врача, а больные, — не упоминая далее о первых, подробно изображает судьбу последних.

«И сказал младший из них», т. е., более неопытный и неразумный из братьев, каковы действительно все грешники, ослепленные самоволием и самомнением, одолеваемые и увлекаемые плотскими похотьми, слепо повинующиеся страстям своим, — рече Отцу: «Отче! Дай мне следующую мне часть имения». Это, братья, первое заблуждение неопытной юности и первый шаг на том широком пути своевольной греховной жизни, который ведет во дно адово. «Отче дай мне»! Но для чего? разве не достает тебе чего-либо в отеческом доме? Разве любовь Отца может отказать в чем-либо сыну, что для него нужно и полезно? Разве ты не наследник в дому отца своего, и не тебе будет принадлежать все, когда ты достигнешь в мужа совершенна, когда научишься и употреблять мудро и хранить заботливо отеческое достояние. Нет, не нужда и недостаток в чем-либо побуждает неразумного сына требовать у отца достойной части имения, а своеволие, которому тягостно повиноваться власти родительской, жить и действовать под непрестанным руководством чужой воли, скромно наслаждаться благами отеческого дома в присутствии и под надзором отца. Неопытный юноша спешит сам сделаться господином себе, не научившись повиновению, жить своим умом, не стяжав благоразумия, управляться своею волею, не подчинив ее разумным и твердым правилам жизни, стать самовластным распорядителем всего, не обуздавши своих похотей, не подчинив чувственности своей разуму. Так начинается, братья мои, уклонение от Бога и всякого грешника. «Каждый», говорит апостол, «искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иаков. 1, 14). В доме Отца небесного — в св. Церкви Христовой — чада добрые и благочестивые живут в страхе Божием, в непрестанном сознании вездеприсутствия Божия, руководствуются одним законом Божиим, следуют всегда указаниям воли Божией, пользуясь советом и наставлениями духовного отца своего и людей искусившихся и утвердившихся в благочестии, трудятся над возделанием данных им от Бога талантов во славу Божию и во благо своих ближних, наслаждаются дарами благости Божией перед лицом Отца небесного, скромно, тихо, безмятежно. Как ни кажется как-бы стесненною и подневольною такая жизнь, но в ней истинная и совершенная свобода духа, полная независимость от всего, кроме верховной воли и власти Божией, мир совести, спокойствие и благодушие сердца, внутреннее вседовольство и блаженство; — в ней истинный рай на земли, как рай для доброго сына дом нежно любящих и нежно любимых родителей. Но в развращенной воле нашей есть нечто такое, что всегда побуждает ее свергнуть с себя благое иго Христово, что делает для нее тягостною животворную и спасительную заповедь Божию. Возбудившаяся похоть настойчиво влечет сердце к запрещенному древу. Своеволие и самовластие над собою всегда представляется нам чем-то особенно приятным и вожделенным. Искуситель не престает и ныне шептать в уши каждого: «и вы будете, как боги», будете его бози, только свергните с себя иго заповедей, стесняющее и тяготящее вашу свободу, и сделаетесь самовластными владыками и распорядителями своих действий и своей жизни. Лукавый разум находит тотчас множество рассуждений, которыми хочет оправдать себя лукавое сердце. Нам кажется, мы довольно благоразумны, чтоб, и без внешних предостережений, остеречь себя от всякой опасности, достаточно сведущи и мудры, чтоб, и без чужого указания, могли избрать, что нам лучше и полезнее, на столько предусмотрительны, чтоб, и без постороннего руководства, провести жизнь счастливо и благополучно. Нам представляется, что все правила, законы и постановления, которыми ограждает жизнь нашу св. Церковь и власть предержащая, нужны только для людей, скудных познаниями, с неразвитыми силами духа, с слабою волею, с излишне боязливою совестью. На что ж и дана нам свобода, если мы не властны располагать собою. На что ж и разум, если всегда нам должно быть под руководством и опекою? Для чего ж и сотворены земные блага, если нельзя наслаждаться ими безвозбранно (беспрепятственно)? На что ж и самая жизнь, если всю ее должно иждить (проживать) в исполнении тяжкого долга, если не украсить ее цветами радости и наслаждений? Так или почти так мыслит и чувствует сердце, разжигаемое похотью, — и ни советы благоразумия, ни предостережения опытности не могут укротить воплей своеволия. «Отче! Дай мне следующую мне часть имения». Дай самому мне власть над моим сердцем, над моими мыслями и чувствами, над моими желаниями и действиями. Дай самому мне пользоваться всем, по моим расчетам и намерениям, по моему рассуждению и желанию! Бедное, бедное сердце, горько будешь оплакивать этот легкомысленный, но не возвратный шаг своеволия!

Любящий Отец не отказывает и в этом нетерпеливом и оскорбительном для него желании сына: «и разделил им имение». Так и любовь Божия необидливо дарует нам все. Как вначале, сотворив человека по образу Своему, Господь Бог поставил его над делами рук Своих; всё положил под ноги его; так и ныне, производя нас на свет, Он наделяет каждого всеми дарами душевными и телесными и теми же правами на обладание всеми благами земли. На всех равно, на злые и благие, повелевает сиять Своему солнцу, на всех одинаково, на праведные и неправедные, велит облакам небесным изливать дождь рано и поздно. А возродив нас банею паки бытия во Христе Иисусе, Он вводит нас в наследие и обладание всеми сокровищами благодатного царствия Своего: дал нам светоносное Слово Свое, открыл нам престол благодати Своей, где приемлет наши прошения и подает нам Свои благодатные дары; сделал нас причастниками животворных таинств Своих; нарек нас сынами Своими и обетовал наследие вечной жизни. И, чего особенно желают и ищут, оставил каждого в руце произволения его: предложил тебе, говорит, огонь и воду: на что хочешь, прострешь руку твою: Что-ж бывает следствием сего? Как пользуются дарами благости и щедрот Его? Как употребляют имение, которое Он разделяет каждому не лицеприятно?

«По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону». Присутствие Отца тяготит своевольного юношу; ему тяжело и несносно становится все, что напоминает ему о его обязанностях к отцу своему. Он спешит оставить самое место рождения своего, чтобы никакая мысль, никакое чувство не мешали его наслаждениям; спешит удалиться как можно далее, чтобы на всем просторе свободы насладиться вполне удовольствиями жизни. Так поступает, братья, и всякий грешник, который дал власть похоти над своим сердцем, свергнул с себя благое иго Христово, отторгнул волю свою от закона Божия и сделал смелый шаг к пороку, вкусив обаятельной прелести своеволия и греха. Ему неприятно все, что напоминает ему о его обязанностях к Богу и ближним своим; он бежит от всего, что составляет предмет занятий и удовольствия людей скромных и благочестивых; ничто не привлекает его, кроме предметов его преступных наслаждений. Приходит он в храм Божий, где души благочестивые находят отраду и утешение в молитве к Отцу небесному. Ему здесь неприятно, скучно и тяжело: он спешит удалиться отсюда, как скоро позволяет приличие. Находит священную и назидательную книгу, которой чтение составляет насущную пищу души любящей Господа: он бросает ее с неудовольствием и спешит развлечься чтением соблазнительным и пустым. Исполнение обязанностей, которые возлагает на него начальство и общество, становится для него тяжелым и несносным бременем, которое он старается сбросить с себя как можно скорее. Уединение ему противно; потому что поставляет его лицом к лицу с самим собою, и дает случай его совести пробудиться от усыпления. Общество людей добрых и благочестивых для него нестерпимо, ему ненавистен даже вид человека добродетельного: «устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам, он пред нами — обличение помыслов наших; тяжело нам и смотреть на него» (Премудр. 2, 12, 14—15). Самые семейные радости не привязывают сердца свыкшегося с своевольными и преступными наслаждениями. Жена, о которой упоминает премудрый, не может быть спокойной в недрах своего семейства: ноги ее не живут в доме ее. Тщетно стали бы вы призывать заблудшего к своему долгу, напоминать о бедствиях, которые постигнут его неминуемо в удалении от Отца небесного. Напрасно вопияли бы проповедники истины Божией, грозили заблудшему судом и прещением (наказанием) гнева Божия. Он глух и слеп ко всему, яко тьма ослепи ему очи; своеволие и похоти влекут его все далее и далее. «Пошел в дальнюю сторону!».

Но, вот, тучи бедствия начинают собираться над головою своевольного сына! «И там расточил имение свое, живя распутно». Т. е. потеря всех даров благодати Божией и всех дарований естественных неминуемо следует за удалением в область тьмы и греха из области света и правды Божией. Где та светлая одежда чистоты и невинности, которою облекает нас св. Церковь в св. крещении? Она продана за временную греха сладость, и грешник покрывается уже стыдом и бесславием, кроется от взора людей честных и богобоязненных, строгих в правилах добродетели и благочестия, думает укрыться, подобно Адаму, от самого всеведения Божественного. Где св. вера в Бога Отца, бесконечно любящего человеков, в Сына Божия, искупившего нас от власти диавола собственною кровью, в Духа Святого, обновляющего, освящающего нас Своею благодатью, — вера, составляющая утешение, счастье и отраду душ невинных? Ее изгнало неверие и нечестие, и бедный грешник ищет уже отрады в книжках безбожных и в беседах с нечестивцами. Где то сыновнее дерзновение, с которым чада Божии приступают к престолу Отца небесного, призывают Его всесвятое имя в молитве своей и приемлют от Него благодать возблагодать (то есть сугубая, особая благодать)? Увы, бедный грешник не смеет и воспомянуть страшное и поклоняемое имя Божие, не смеет возвести взора своего на небо, чтоб не встретить в нем свидетеля постыдных дел своих и обличителя грехов своих, не смеет и помыслить о небесном Отце своем, чтоб не встретить в лице Его строгого судью и грозного карателя своего нечестия и беззакония. Где упование жизни вечной, которое составляет жизнь и радость, отраду и утешение души верующей? Увы, несчастный грешник силится уже утешить себя одною надеждой уничтожения: «случайно мы рождены и после будем как небывшие», — вот его отчаянная надежда! Так гибнут в греховной жизни все драгоценные блага, которые приобрел нам Единородный Сын Божий ценою божественной крови Своей! И взирая на своевольного, дерзкого до наглости, пустившегося на все молодого человека, вы не узнаете в нем того кроткого, доброго, благочестивого отрока, который был утехой и услаждением всех, на которого взирая, сердце матери переполнялось блаженством, о котором радовались самые ангелы Божии, и с глубоким и тяжким вздохом скажете: «расточил имение свое, живя распутно».

За потерею даров благодати Божией следует потеря и всех дарований естественных, которыми всеблагий Творец напутствует нас к жизни. Иной получил от природы сердце нежное, доброе, доступное всем благим впечатлениям, способное ко всем чувствованиям возвышенным и святым. Казалось, Сам Господь утешался им, благословляя его на дела благие. Но он отдал этот бесценный дар Божий во власть греха и страстей; нечистый жар похотей иссушил его сердце, и оно сделалось бесчувственно, жестоко, упорно, своенравно. Другого наделил Господь счастливыми дарованиями умственными. Ближние его радовались, встречая его на пути жизни; тысячи средств употреблено на возделание данных ему от Бога талантов для пользы и блага обществу. Но вихрь своеволия и необузданных похотей развеял прекрасные надежды в прах. Он поверг дарованное ему злато в нечистый огонь страстей, «и вышел этот телец». Он обратил остроту ума своего в орудие зла и нечестия, и сделался язвою и бичом общества. Иного Промысл Божий от самого рождения осыпал всеми дарами счастья. Казалось, само небо предназначало его быть благодетелем человечества, отрадою и утешением несчастных. С радостною надеждою благословляли колыбель его, с отрадным упованием лелеяли его юность. Но он предался в объятия порока, и жизнь его пронеслась бурным дыханием шумных забав и удовольствий, не осветив ни одного страждущего сердца росою доброго участия. Он употребил данные ему Богом дары счастья только на то, чтоб одеваться в порфиру и виссон и веселиться по вся дни светло, и бедные Лазари тщетно лежали перед вратами дома его в гное. Так гибнут в греховной жизни все лучшие таланты, которые Господь дарует нам для возделания! И взирая на развратника, который мог бы по своим дарованиям быть украшением общества, но который теперь всуе бытием своим упраздняет землю, — с сердечным прискорбием говоришь: «расточил имение свое, живя распутно!».

Но это, братья, только начало бедствий, которые влечет за собою своеволие и грех. «Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться». В стране заблуждений и греха, куда удаляется грешник из дому Отца небесного, царствует вечный, ничем не насыщаемый голод. Для утоления сего-то голода изобретены те шумные забавы, которыми на время оглушаются чувства, растлевающие сердце зрелища, которыми насыщается на минуту ничем не насыщаемое око, — изнеженная страстная музыка, которою упояется на мгновение ничем не наполняемое ухо.

Для насыщения душ, томящихся этим духовным голодом, сочиняются книги, в которых украшаются всеми цветами воображения и красноречия те пороки и непотребства, которые стараются скрывать в тайне и самые развратные люди. Что-ж производят все эти ухищрения порока, «эти рожки, которые едят свиньи»? Новый жесточайший голод. Ибо ничто временное земное, не может удовлетворить ни добрым, ни злым стремлениям души, которые так же вечны, как вечна сама душа: одно удовлетворенное желание сменяется новым сильнейшим желанием; одна нечистая похоть рождает другую постыднейшую; одна страсть возникает из тени другой, по-видимому, угасшей. И нет конца желаниям, и нет предела страстям человеческим.

«И пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему». Этим изображается, братья, последняя степень уничижения, до которого доводит человека грех, когда грешник становится или презренным для всех развратником, которого отвращаются даже прежние клевреты его распутной жизни, или погибшим в пороках нищим, которому нет части в самом сострадании милосердия, или явным нечестивцем, кощуном и безбожником, которого речи отвратительны для самого нескромного и нецеломудренного слуха, или отъявленным злодеем, которого страшатся и убегают все… Но я страшусь, братья мои, оскорблять слух ваш изображением сего ужасного состояния, до которого доводит человека невинное, по-видимому, своеволие, простительная, как нам кажется, поблажка своим страстям и похотям. Святое место сие, в котором приносится святейшая жертва, кажется подвиглось бы в основании от сего страшного слышания. Боже мой! Что-ж может ослепить так человека, что он не видит бездны, разверстой под его стопами? Какая сила влечет в плен диавола души, искупленные дражайшею кровью Сына Твоего? Что будет с человеком, если смерть постигнет его среди бесстыдных дел его, если праведный и страшный суд Твой застанет его нераскаянным? Что будет с душою, если всегда питаемые и всегда гладные страсти возгорятся в ней вечным пламенем?!

Правда, до этой последней степени греховной жизни явно доходят немногие, но — доходят. Кто-ж поручится, что не дойдут и многие, что не дойдет и каждый, кто ослабил бразды своеволию, кто ступил уже на путь порока, кто уже свыкся с преступными наслаждениями? Явными жителями ада еще до смерти являются немногие, но — являются. Можно ли же сомневаться, что не сделается добычею ада по смерти и всякий грешник, который сам предает себя в плен диаволу, творит его злую и богопротивную волю, повинуется его беззаконным и законопреступным советам? Пути нечестия и порока гладки и приятны, по ним идется легко, скоро и незаметно; но последняя их— зрят прямо во дно адово. Всякая страсть имеет в себе обаятельную прелесть, легко и незаметно овладевает сердцем, ослепляет разум, заглушает самую совесть, делает человека совершенным пленником и рабом своим и влечет его по всем стремнинам грехов и беззаконий, доколе не низвергнет в безысходную бездну вечной погибели. Теперь, при сокровенности сердца нашего от взоров человеческих, и порочный человек может скрываться под внешним видом человека доброго, даже злодей может являться с личиною человека честного; но разве эта личина сокроет его и от всеведения Божественного, защитит его и от страшного суда Божия, спасет его и от огня гееннского? Теперь благовидное покрывало, сотканное из некоторых внешних дел благочестия и мирской честности, может скрывать нечистоту и развращение сердца и от нашего собственного взора, — наша совесть, усыпляемая страстями, может молчать и не тревожить мнимого покоя душевного; но разве смерть не сорвет этого грубого покрывала, не обнажит срамоту сердца нашего перед нами самими, не возбудит нашей совести и не заставить ее жечь нас огнем неугасимым? Потому-то и нужно, братья мои, хотя по временам пробуждаться от дремоты духовной, в которую более или менее погружаемся мы все обычным течением нашей жизни, наших привычных удовольствий и развлечений, наших многозаботливых попечений житейских, — входить строго испытующим взором в самую глубину сердца своего, чтобы видеть, чем оно живет и движется, что составляет главный предмет его привязанностей и стремлений, его желаний и надежд, — поставлять свою совесть перед зерцалом закона Божия, перед вся испытующим взором сердцеведца Господа, перед престолом страшного и нелицеприятного суда Его. Для того-то св. Церковь в преддверии святых и спасительных дней покаяния и поставляет перед нами пример несчастной участи распутного сына, чтобы мы, подобно ему, пришли в себя, увидели свое окаянство, познали свою виновность перед Отцом небесным, пали перед престолом милосердия Его с молитвою: «Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Аминь.

9. Беседа 3-я («Сознание опасности греховного состояния своего, чувство своей духовной бедности и беспомощности, предчувствие угрожающей грешнику вечной погибели — вот начало истинного покаяния!»)

«Встану, пойду к отцу моему и скажу ему:  отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим;  прими меня в число наемников твоих.Встал и пошел к отцу своему». (Лук. XV, 18—20).

Итак, сознание опасности греховного состояния своего, чувство своей духовной бедности и беспомощности, предчувствие угрожающей грешнику вечной погибели — вот начало истинного покаяния! Это болезненное, тяжелое, подавляющее душу чувство своего бедственного состояния возбуждает в грешнике, как в блудном сыне, святую решимость оставить все и идти с раскаянием и молитвою к Отцу своему. Этого именно и желает нам Господь Иисус Христос, пришедший взыскать и спасти погибшего; к этому и призывает нас благодать Божия; этого и ожидает от нас милосердие и долготерпение Отца небесного.

«Встану и пойду к отцу моему», говорил пришедший в себя несчастный юноша, настигнутый нищетой и бедствиями вне дома отеческого: что может еще привязывать меня к этой чуждой стране, где все меня оставило, где испытал я столько бедствий, где купленные дорогой ценой удовольствия так жестоко обманули меня? Чего могу я ожидать здесь, кроме крайнего посрамления и бесчестия, кроме ужасной смерти от голода? Знаю, что я недостоин уже назваться сыном столько любившего меня и столь жестоко оскорбленного мною отца, что преступления мои лишили меня права на всякое участие в благах отеческого дома, что безрассудство мое погубило все, чем одарила меня туне (даром) любовь отца моего, — и нечего мне ожидать от него, кроме гнева и заслуженного наказания. Но от руки отеческой легко и утешительно и самое наказание, но любовь отца не попустит погибнуть лютою смертью и преступному сыну, но в дому отеческом быть и рабом и наемником будет для меня величайшим счастьем. «Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».

Таковы, братья мои, чувства истинно кающегося грешника. Он чувствует всю безысходную тяжесть, всю безнадежность своего греховного состояния; он почитает себя недостойным помилования, но достойным всякого осуждения и муки; он оживляется одною надеждою на милосердие Отца небесного. Что приобрел я, спрашивает он самого себя, — что приобрел я, предавшись суетной греховной жизни, и чего ожидать мне в будущем? Где те радости, которых искал я в мире? Улетели они и оставили мне скорбь и болезнь душевную. Где блаженство, которого так много обещали мне удовольствия плотские? Увы, это была мечта, которая рассеялась, как сновидение, и оставила за собою изнеможение тела, томление духа, сокрушение сердца, угрызения совести. Где это счастье, за которым гонялся, которого искал я повсюду и которое так обольстительно манило меня все далее и далее? Ах, это был пустой призрак, который не насытил жажды души моей, не наполнил сердца моего так, чтобы не оставалось желать ничего более, не принес духу моему вожделенного спокойствия и блаженства, не усладил совести моей тем животворным утешением, которым услаждает невинность и добродетель! Что обмануло раз, обманет и в другой, будет обманывать и всегда. Что оказалось пустым и ничтожным в прошедшем, тем же самым окажется и в будущем. А дни мои проходят и исчезают; время жизни сокращается, и смерть уже при дверях. Что-ж, если она постигнет меня таким, каким я был доселе? Как явлюсь я перед лицом Господа и Владыки живота моего? С чем предстану я перед Спасителем и Судьей моим? Где те сокровища, которыми обогатила меня любовь Отца небесного? Я расточил их в угождение страстям моим. Где невинность, с которою вышел я из купели крещения и которую стяжал мне Христос Господь Своею кровью? Я продал ее за греховные наслаждения. Где завет благодати, который запечатлен кровью Сына Божия, с его обетованиями жизни вечной? Я попрал его грехами моими, я отрекся обетований живота вечного и наследовал осуждение вечной смерти. Где сыновнее дерзновение, с которым чада Божии приступают к престолу Отца небесного, призывают Его всесвятое имя в молитве своей и приемлют от Него благодать возблагодать (особая благодать, избыток, изобилие благодати)? Увы, я не смею и воспомянуть о страшном и поклоняемом имени Божием, не смею возвести взора своего на небо, чтоб не встретить в нем свидетеля беззаконий моих и обличителя грехов моих. Все дары Божии погублены, все благодатные и естественные дарования истрачены: разум осуетился в нечистых помышлениях, превратился в неискусен ум творити неподобная (предал их Бог превратному уму — делать непотребства); сердце растлилось преступными пожеланиями и сделалось игралищем страстей; совесть убита и подавлена сознанием множества грехов моих, и бежит, как преступный раб, от лица Божия; все силы душевные и телесные сделались орудиями неправды и беззакония, нечистоты и скверны. «Я согбен многими железными узами и нет мне отдохновения. Ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня». Никто и ничто не спасет меня от лютой смерти грешника; никто не защитит меня от праведного суда Божия; никто не избавит меня от геенны и огня вечного; никто не исхитит меня от темной власти диавола, которому предался я добровольно своим согласием на злое. О, если бы быть хотя наемником и рабом в дому Отца небесного! О, если бы не быть навсегда изгнану и извержену из царства Божия во тьму кромешную! О, если бы Отец небесный принял меня опять под благодатный покров любви и милосердия Своего! «Встану, пойду к отцу моему».

«Пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою!». Жестоко оскорбил я Твою благость и милосердие, преогорчил Твою любовь и благоутробие, преступил Твои спасительные заповеди, попрал священные обеты мои, данные мною при св. крещении, перед св. Твоим жертвенником, перед ангелами и человеками, поругал кровь завета Твоего, которою освятился, которою искуплен от смерти вечной, — обесчестил благодать пресвятого Духа Твоего, коим знаменался в день избавления моего. Сам, несчастный, приготовил достойную казнь себе; сам воздвиг на себя праведный гнев Твой, и нет мне извинения ни в чем, нет ни малейшего оправдания злому произволению моему. Все побуждало меня хранить Твои святые заповеди, все удерживало меня на пути закона Твоего, все требовало от меня любви и благодарности к Тебе. Ты Сам, всеблагий, непрестанно призывал к Себе во святом Слове Твоем — то гласом любви и милосердия, то прещением гнева и суда Своего; но я не послушал отеческого гласа Твоего, презрел и ни во что вменил обетования и угрозы Твои. Ангел Хранитель мой не преставал внушать мне желание всего доброго и отвращение ко всему злому и беззаконному; но я отверг его внушения, не послушал совета ангельского, и приклонил слух мой к совету лукавого. Собственная совесть моя удерживала меня чувством стыда и целомудрия, страхом бесчестия и наказания от преступных стремлений и дел; но я заглушил в себе голос совести, подавил чувство стыдливости, и ринулся на путь греха и погибели. Все небо и земля, все твари, которые слушают повеления Твои, исполняют св. волю Твою, повинуются и мне недостойному по заповеди Твоей, — внушали мне покорность Тебе, послушание святой воле Твоей, благодарение благости и милосердию Твоему; но я сделался бессмысленнее бессловесных, бесчувственнее всякой твари, — один во всем мире стал преступником закона Твоего, непокорным высочайшей власти Твоей. «Отче, я согрешил против неба и пред Тобою!».

«И уже недостоин называться сыном Твоим». Ты отличил меня между всеми земными тварями Твоим божественным образом, поставил меня властелином земли, обладателем всех тварей Твоих; но я попрал в себе Божественный образ Твой преступлением воли Твоей, уничижил достоинство богоподобной души моей, покорив ее плотским похотям, и сделался рабом страстей. Ты, по бесконечной любви Своей, не пощадил Единородного Сына Своего для спасения моего, предал Его на крестную смерть, да искупит меня от смерти вечной; но я грехами своими попрал святейшую кровь Его, излиянную за грехи мои, и самовольно подверг себя вновь осуждению и проклятию. Ты, во имя Единородного Сына Своего, дал мне право именоваться и быть сыном Твоим, сотворил причастником божественного тела и крови Христа Твоего и обетовал мне наследие живота вечного; но я презрел и ни во что вменил дар божественного сыноположения, обесчестил тело и кровь Сына Твоего, сотворив уды Христовы удами блудничими, и сделал себя чуждым наследия жизни вечной. Ты оградил меня печатью дара Духа Святого, освятил и душу, и тело мое в храм живущего во мне Духа Твоего; но я растлил и тело, и душу мою грехами и, вместо храма Божия, сделался вместилищем тли и всякой нечистоты. Как дерзну я именовать Тебя всесвятого Отцом моим? Как осмелюсь назвать себя, раба греха и страстей, сыном Твоим? «Недостоин, недостоин называться сыном твоим!».

Но, Творче мой и Владыко живота моего, верую, что милосердию Твоему нет предела, что Твоя бесконечная любовь не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему; что Единородный Сын Твой приходил на землю взыскать и спасти погибшего, призвать не праведников, но грешников на покаяние; что всесвятая кровь Его, излиянная за грехи мира, очищает нас от всякого греха; что благодать всесвятого Духа Твоего преизбыточествует там, где умножается грех; что не праведникам, но грешникам положил Ты покаяние во спасение.

Не отринь от лица Твоего и мене окаянного; отверзи двери милосердия Твоего и мне грешному; взыщи благоутробием Твоим и мене заблудшего; омой пречистою кровью Единородного Сына Твоего скверну и моей окаянной души; освяти благодатью всесвятого Духа Твоего и мое нечистое и оскверненное сердце; оживотвори силою Твоею и мене мертвого прегрешениями и погибшего в беззакониях! Недостоин я высочайшей почести истинных сынов Твоих — праведников совершенных; сопричти меня ко грешникам кающимся, не отринь от лика мытарей и грешников, помилованных Тобою, дай хотя приметаться у порога царства Твоего: «прими меня в число наемников Твоих».

Благо нам, братья мои, если в душе нашей пробудились эти чувствования кающегося грешника: они послужат твердым началом покаяния. Но и доброе начало само по себе не имеет цены, если не будет приведено в совершение; и наилучшие чувствования останутся бесполезными, если не последует за ними твердая решимость исполнить их на деле. Раскаявшийся блудный сын не стал откладывать своего намерения, не стал выжидать какого-либо удобнейшего времени. Ничто не остановило его решимости возвратиться к отцу: «встал и пошел к отцу своему». Последуем ему и мы в этом подвиге истинного покаяния. Не будем откладывать того, что необходимо сделать во всякое время и что удобнее всего сделать теперь. Двери милосердия Божия отверсты, и Отец небесный давно ожидает возвращения нашего. Господь Иисус Христос давно уготовал таинственную вечерю, чтоб напитать нашу алчущую и жаждущую душу. В дому Отца небесного все готово: идем ко Отцу нашему и речем Ему: «Отче, я согрешил против неба и пред Тобою, и уже недостоин называться сыном Твоим: прими меня в число наемников твоих». Аминь.

10. Беседа 4-я (На слова: «Радость бывает на небесах о едином грешнике кающемся»).

«Радость бывает на небесах о едином грешнике кающемся».

В последнем собеседовании нашем, руководствуясь евангельскою притчею о раскаявшемся распутном сыне, мы желали, братья, возбудить в себе и в вас чувство покаяния, чувство сердечной болезни и сокрушения о грехах своих. И как не болезновать, как не томиться и не страдать душе грешника, когда сознает он всю тяжесть грехов своих, когда восчувствует, как тяжко оскорбил ими любовь Божию, когда поставит себя мысленно перед страшным судом Христовым, на котором будут судимы и осуждены не только дела и слова наши, но и все помышления сердечные; когда помыслит о тех мучениях гееннских, куда низринуты будут на всю вечность осужденные и проклятые Богом грешники. Но чтобы эта скорбь о грехах не была скорбью, подавляющею душу и не привела к большему ожесточению и отчаянию, Единородный Сын Божий открывает нам, что Отец небесный с любовью ожидает и с радостью приемлет возвращающегося к Нему заблудшего сына, что все небо радуется и торжествует о покаянии грешника: «радость бывает на небесах о едином грешнике кающемся».

Желаете ли видеть, как совершается на небе это чудное торжество об обращении и покаянии грешника? Послушайте, как изображает его Сам Господь неба и земли в той же притче о возвращении распутного сына в дом отеческий.

Едва только решился заблудший сын возвратиться к отцу своему, едва, можно сказать, ступил он на дорогу к родительскому дому, «и когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лук. 15, 20). Покрытый рубищем, изможденный распутством и голодом, от стада свиней возвращался несчастный юноша. Никто не признал бы в этом нищем и жалком скитальце сына богатого и благородного отца; но дальнозрительная любовь отеческая узрела его издалеча, и еще далече ему сущу (и когда он был еще далеко), узнала в нем своего сына и сама предварила во сретении его. Хотя с твердою решимостью раскаяния и с надеждою быть принятым хотя в число рабов и наемников в дому отеческом шел к отцу своему сын распутный; но, без сомнения, и стыд показаться перед оскорбленным отцом в таком жалком и несчастном виде, и страх возбудить в сердце отца не сострадание, а праведный гнев и заслуженные упреки и наказание, терзали сердце виновного, возмущали и сокрушали дух его. И что же? Ни слова упрека, ни одного гневного взора, ни даже напоминания о преступном и наглом поступке его не видим и не слышим из уст отца. В сердце отца воскресла вся любовь и нежность отеческая, которая видела в несчастном не преступника, а сына, и ничто не удержало ее высказаться в самых пламенных чувствах отеческой нежности. Ни гнусный вид покрытого рубищем скитальца, ни естественное отвращение к нравственному безобразию погибшего в разврате не останавливает отца; он видит только сына, заключает его в свои объятия и лобызает его.

Если же и люди, зли суще, умеют являть такую любовь к своим чадам; то какова высочайшая любовь Отца небесного к нам грешным! Какова Его святейшая радость о кающемся грешнике! Не только изобразить, но и вообразить себе сей непостижимой любви не может никакой ум человеческий. На нас Он напечатлел Свой божественный образ; и не тяжкая ли скорбь Его сердцу, когда сей божественный образ, — предмет благоговейного почитания св. ангелов, попирается страстями нашими, искажается грехами и беззакониями? Нам даровал Он высочайший дар свободы и разума, который он изъял, так сказать, из области Своего всемогущества, попуская нам жить и действовать по своему произволению не тяжкое ли огорчение Его благости, когда сей высочайший дар любви Его обращается против Его же верховной власти и закона? За спасение человеков Он предал на крестную смерть Единородного Сына Своего; не должно ли подвигнуться все небо, когда погибает хотя одна душа, искупленная Его божественною кровью? Вот почему, братья, душа человеческая в очах Божиих драгоценнее всего мира. Вот почему благодать Божия не оставляет грешника и в самом крайнем его развращении, но всегда возбуждает его к обращению, умоляет, так сказать, пощадить самого себя, как лучшее из созданий Божиих, пощадить образ Божий от поругания, пощадить кровь Единородного Сына Божия от попрания: «от имени Христова просим», говорят нам посланники Божии, «от имени Христова просим: примиритесь с Богом». Посему-то обращающегося грешника любовь Божия провидит издалеча, и исходит в сретение его, сама споспешествует ему своею благодатью и приемлет его в свои объятия. Гнусный вид нравственного безобразия возбуждает в ней не гнев, а милосердие и сострадание; отвратительное рубище греховное, коим покрыт еще обращающийся грешник, привлекает не отвержение, а благость и человеколюбие: «а когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5, 20); там-то и является вся сила бесконечной любви Божией; она объемлет грешника объятиями благоутробия своего, лобзает его лобзанием отеческого сердца. Так «побежав, пал ему на шею и целовал его».

«Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим» (Луки 15, 21). Больше не мог уже сказать ничего тронутый до глубины сердца любовью отеческою сын, не мог уже высказать моления своего: «прими меня в число наемников твоих»; весь предается любви отца своего, все предоставляет сделать с собою его отеческой благости. Таково и должно быть, братья мои, расположение сердца истинно кающегося. Он сознает себя, одного себя виновным в своих заблуждениях и грехах, и исповедует их перед Отцом небесным, — исповедует искренно и чистосердечно, не скрывая своего нравственного безобразия, не извиняя злых дел своих никакими предлогами, не стараясь смягчить или уменьшить виновность своего злого произволения, — исповедует не потому, чтоб отцу неизвестны были грехи его, но потому, что исповедание есть живая потребность истинно кающегося сердца, есть облегчение внутренней болезни и скорби сердечной, есть начало исцеления совести, уязвленной сознанием грехов, есть свидетельство искренности обращения и покаяния. Сознавая себя повинным перед судом Божиим, он сознает и то, что, по грехам своим, он достоин не милости и прощения, а гнева и казни вечной, как преступник, многократно судимый и помилованный и опять впадший еще в тягчайшие преступления, как Иуда, отвергшийся самовольно завета благодати Христовой, предавший кровь Сына Божия в попрание страстям и похотям плоти своей, обесчестивший Духа благодати, которым освятился в день избавления своего. Он не смеет уже просить себе и той милости, чтобы быть яко наемником в дому отца своего; но всецело и совершенно предает себя воле Божией. «Аз на тя, Господи, надеюся, и Твоей воле святой себе вручаю, так молится один св. муж: твори со мною еже хощеши. Аще хощеши мя имети во свете, буди благословен; аще мя хощеши имети во тьме, буди паки благословен. Аще отверзеши ми двери милосердия Твоего, добро убо и благо; аще затвориши ми двери милосердия Твоего, благословен еси Господи, затворивый ми во правду. Аще не погубиши мя со беззаконии моими, слава безмерному милосердию Твоему; аще погубиши мя со беззаконии моими, слава праведному суду Твоему! Буди воля Твоя!»

Такое-то искреннее, сокрушающее и самоосуждающее исповедание приемлется любовью Божиею в залог истинного обращения и покаяния нашего; и оно-то отверзает кающемуся все сокровища благодати и милосердия Божия. Смотрите, что произвела исповедь распутного сына перед отцом своим.

«Отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги». Эта одежда первая есть та непорочность и невинность, то оправдание во Христе, в которые облекла нас св. Церковь в купели св. крещения, в которой мы омылись от грехов наших кровью Христовою, освятились благодатью Духа Божия и оправдались крестною смертью Сына Божия. Этот перстень есть дар сыноположения, которым почтил нас Отец небесный, усыновивший нас во Христе Иисусе есть обручение Духа Святого, которым обручил себе души наши, как деву чистую, небесный Жених Господь наш Иисус Христос. Это обувение ног есть божественная благодать, которая укрепляет и руководствует нас по пути заповедей Господних, споспешествует и содействует нам во всех благих начинаниях и делах наших, отвращает и охраняет нас от дел злых и законопреступных внутренним гласом нашей совести. Все это мы имели туне по благодати Божией, доколе сохраняли себя чистыми от всякой скверны греховной, непричастными никакому пороку, не преступали воли Отца нашего, иже на небесех; но всего лишились и все потеряли, когда сделались преступниками животворных заповедей Божиих, когда уклонили сердце свое от Бога и святого закона Его, когда изменили обетам своим, данным нами при крещении, когда отреклись обручения Иисусу Христу, сочетавшись мыслью и сердцем своим с велиаром. Теперь, когда истинно каемся во грехах своих, когда приносим Богу искреннее, сокрушенное исповедание, когда осуждаем себя, как повинных суду Божию и геенне огненной, когда предаем себя совершенно Божественной власти и воле Спасителя и Судии своего, все потерянное возвращается нам: все грехи и беззакония наши отпустятся и не помянутся на суде Христовом, мы облекаемся вновь в первую одежду чистоты и оправдания во Христе Иисусе, приемлем паки залог и обручение жизни вечной, к нам возвращается благодать всесвятого Духа Божия. Такова сила Божественного таинства покаяния! «Примите Духа Святого», сказал Господь Иисус Христос рабам Своим — служителям Церкви Его и строителям тайн Божиих: «кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Иоан. 20, 21-23): «истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф. 18, 17-18). Итак, когда услышишь слово прощения от служителя Христова, приими его, возлюбленный брат, живою верою, обыми его сердечным желанием и любовью, сокрой его во глубине сердца своего, как неоцененное сокровище, которым купишь себе непостыдный ответ на суде Христовом, храни его со тщанием и страхом Божиим, да не похитит его враг твой и не обнажит тебя первые боготканные одежды. Тогда исповедь твоя и покаяние твое будет для тебя вторым крещением, новым рождением свыше, спогребением и совоскресением со Христом.

Но для любви отеческой не довольно того, что она приняла в дом свой заблудшего сына, возвратила ему все, что он растратил в своей распутной жизни. Она хочет ознаменовать возвращение его особенным торжеством: «и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться!».

Так и Отец небесный, не только дарует нам прощение грехов за одно исповедание наше перед Ним, не только приемлет нас опять как истинных сынов Своих, причисляет к лику избранных Своих, но ради возвращения нашего уготовляет такое торжество, в коем приемлют участие все лики св. ангелов, — такую вечерю, коей причастия называли себя недостойными и великие праведники. Сам Единородный Сын Божий, яко Агнец, закланный прежде сложения мира, предает нам в снедь Свое Божественное тело и кровь, — то пречистое тело, которое принесено в жертву за грехи всего мира на крестном жертвеннике, — ту Божественную кровь, которою искуплен весь род человеческий от ада. Когда приносится здесь —на престоле Божием сия страшная жертва, все лики св. ангелов предстоят ей со страхом и трепетом, славославят и благодарят Бога вместе с церковью. Когда причащаемся мы сей божественной вечери со страхом Божиим, верою и любовью, они радуются и за нас и паки славословят и благодарят о нас любовь Отца небесного. Тако бывает радость на небеси о грешниках кающихся! — Отче и Господи небеси и земли! Что есть человек яко помниши его, когда тмы тем чистых и непорочных духов окружают престол Твой? Тем паче что перед Тобою грешник, отпадший и удалившийся от Тебя, осквернивший Твой образ и кровь Сына Твоего поправший, сам добровольно стремящийся к своей погибели? Сей сын Мой, — сын, которого создал Я по образу и подобию Моему, который омыт дражайшею кровью Единородного Сына Моего, который носит в себе залог и обручение  Всесвятого Духа Моего, для которого Я уготовал вечное царствие от сложения мира, «ибо этот сын Мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся!» Вот высочайшее торжество любви Моей, вот высочайшая слава Моей благости и милосердия, вот высочайшее дело Моей премудрости и всемогущества! — «ибо этот сын Мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Аминь.

11. Слово 1-е («После самолюбия и гордости наша чувственность, склонность к наслаждениям и увеселениям есть другой домашний враг наш»)

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». (Церков. песнь).

По той мере, как мир умножает свои увеселения и забавы, стараясь овладеть душою и сердцем своих поклонников, и св. церковь усиливает и возвышает свой призывный глас к покаянию. Она, как чадолюбивая матерь наша желает обуздать нашу чувственность, удержать нашу склонность к рассеянию и забавам в пределах христианской скромности, чтобы не допустить нас закружиться в вихре веселия до самозабвения, до утраты чистоты сердца и совести, — этого драгоценнейшего сокровища души нашей чтобы чувственность, как жестокий тиран, не возобладала над духом, не покорила душевных сил наших своей нечистой власти и не сделала нас пленниками плотских похотей и страстей.

Действительно, братья, после самолюбия и гордости наша чувственность, склонность к наслаждениям и увеселениям есть другой домашний враг наш, — тем более опасный, что он прикидывается нашим другом, льстит и угождает нашей плоти, увлекает нас всегда новым, неиспытанным еще удовольствием, обещает целый рай наслаждения. Но этот лживый друг есть истинный враг и предатель наш: под видом сладости он подает нам смертоносный яд и, вместо рая, влечет нас в дно адово.

До какой ужасной степени может простираться преобладание плоти над духом, чувственности над высшими стремлениями души, в какую неисходную бездну греха может низринуться человек, поддавшийся увлечению плотских похотей, — показывает чтенная ныне евангельская притча о блудном сыне. Невинное, по-видимому, желание самостоятельной жизни без докучливого руководства и надзора, естественное каждому желание наслаждаться благами жизни, мало по малу, довело его до необузданного разврата, повергло в крайнюю нищету и уничижение, привело, наконец, на самый край погибели.

Посему-то и нужно нам, братья, принимать меры против этого лживого врага нашего, стоять на страже души своей, охранять бодренно чистоту сердца своего, не попускать естественной склонности к наслаждениям брать верх над законом ума нашего, обуздывать и укрощать   естественные влечения чувственности и не давать им свободы перерождаться в страсти и похоти бессмысленные и вреждающие, — не пристращаться к удовольствиям и, так называемым, невинным, чтоб не впасть потом в наслаждения действительно виновные.

Неужели-же, скажете, нельзя пользоваться и невинными удовольствиями? Неужели грешно слушать, например, музыку, веселиться в кругу такого общества, в котором не допускается даже нескромность, тем менее соблазна, смотреть на зрелища, в которых олицетворяется та же человеческая жизнь, с ее добром и злом, с ее добродетелями и пороками, совершенствами и слабостями, какую описывает нам история, какая совершается ежедневно на великом позорище света? На это можем отвечать словами апостола: «для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит. 1, 15). Всякая вещь может иметь и хорошее и дурное употребление, смотря по свойствам и намерению употребляющего ее человека; и всякое наслаждение может послужить и в пользу и во вред, смотря потому, кто и как наслаждается им. Сам Господь Иисус Христос вечерял с мытарями и грешниками: «с грешниками ест и пьет», говорили в осуждение Ему завистливые фарисеи; но Он-же заповедует нам: «смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объедением и пьянством». По учению апостольскому, можно и есть и пить и ино что творить во Славу Божию; но тот-же апостол говорит нам: «пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое». Самое спасительное благовестие Христово было, как говорит апостол, «для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь». С одного и того-же растения пчела собирает приятный и питательный мед, а ядовитое насекомое собирает смертоносный яд. И так прежде вопроса — грешно или нет наслаждаться тем или другим, надобно спросить самого себя: так-ли я чист и непорочен душою и сердцем, что всякое наслаждение может возбуждать во мне только чувство благодарения Господу и расширять сердце мое любовью к ближнему? Так-ли я тверд на камене заповедей Христовых, так-ли ограждена душа моя страхом Божиим, чтобы ничто не могло возбудить в уме моем нечистых и грубых помышлений, возжечь в сердце моем нечистых пожеланий и похотей? Так-ли я живу духом, «о горнем помышляю, а не о земном», ищу вышнего отечества моего, и живу со Христом в Боге, — чтоб никакое наслаждение чувственное не могло отвлечь меня от сей цели бытия моего, привязать к себе мое сердце, оземленить(опустить наземь, преклонить долу) мои помыслы и желания? Словом — истинный христианин, живущий Духом Божиим, ищущий всем сердцем спасения души своей, готовый лучше лишиться жизни временной, нежели преступить заповедь Божию и отпасть от благодати Духа Святого и от надежды живота вечного, — не требует, да кто учит его. Он сам умеет избирать везде и во всем лучшее, и полезнейшее. Он и среди наслаждений земными благами умеет сохранить алчбу и жажду правды, и среди радостей земных умеет скрывать в сердце своем спасительную печаль по Богу, воздыхать о небесных радостях и блаженстве. Но для нас, братья мои, кои не достигли еще сей высоты совершенства духовного, на которой человек бывает выше всех искушений плоти, — для нас необходимо строго держаться какого-либо правила в наслаждении и самыми невинными удовольствиями. Такое правило дает нам св. церковь в апостольском чтении настоящего дня: «все мне позволительно», говорит апостол Христов, «но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною»» (1 Кор. 6, 12; срав. 10, 23).

Закон жизни о Христе Иисусе не связывает так ни свободы, ни совести христианина, как закон ветхого завета. По учению апостольскому, всякое создание Божие благо, «и ничто не предосудительно»; равно как и всякое произведение дарованного Богом таланта, если оно не есть произведение развращенного сердца, нечистого воображения и злонамеренной воли, — не возбранено христианину. Всем можно пользоваться во славу Божию; всем можно наслаждаться с молитвою и благодарением Богу. «Все мне позволительно». Нужно только смотреть: все — ли полезно, по крайней мере не вредно? Все — ли может служить в назидание, по крайней мере, не в соблазн и развращение? Все — ли покоряется нам, а не стремится к обладанию над нами?

Общий предлог и общая цель всех удовольствий и увеселений есть необходимое отдохновение от трудов. Труд сам по себе необходим для нас, как заповедь самого Творца нашего. Еще невинному человеку было поставлено в обязанность «делать и хранить» вверенный ему рай. И этот труд был для него источником наслаждения: ибо он видел и чувствовал, как деланию его покорялась вся природа, как деланием его возвышалось и совершенствовалось все окружающее его. По падению человека, труд уже вменен ему в наказание и потому сопровождается изнурением сил, истощением телесных органов, утомлением и дряхлостью тела: «в поте лица твоего будешь есть хлеб», сказал ему Господь Бог, «доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят». При том, и этот изнурительный труд редко сопровождается удовольствием, а чаще всего печалью и скорбью душевною; ибо проклятая в делах человека земля не вполне покоряется самым тяжким его трудам и усилиям: «проклята земля за тебя; терния и волчцы произрастит она тебе; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей». Посему не только тело человека имеет нужду в отдохновении и обновлении сил, а и душа его, утомляемая суетою дел своих, также нуждается в отдохновении, освежении и обновлении. Тело укрепляется пищей и сном; а душа ищет забвения своих печалей, освежения и ободрения сил своих — в других, более свойственных ей, наслаждениях; призывает на помощь искусство, разнообразить увеселения и хочет создать себе нечто похожее на потерянный рай. Все это естественно, даже необходимо, а потому и не может быть осуждаемо. «Все мне позволительно». Но здесь, возлюбленный собрат, прежде нежели предаться удовольствиям, необходимо испытать себя, точно-ли тело и душа твоя утомлены, хотя изнурительными, но полезными, важными и необходимыми трудами, и заслуживают того, чтобы дозволить им то или другое удовольствие? Не есть ли скука и тягость душевная плод бездействия, а не трудов, — праздности, а не излишних занятий? В таком случае надобно не только отказать себе в удовольствии, а побудить себя трудиться, когда веселятся другие, подчинить себя строгому воздержанно: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь», говорит апостол. Надобно рассуждать и о том, — послужит ли предполагаемое увеселение и удовольствие к укреплению, а не к большему истощению сил телесных; возвысит ли упадший дух твой, или, напротив, еще более ослабит его, оживит-ли сердце твое тою чистою, глубокою и животворною радостью, которая наполняет, умиротворяет, возвышает и одобряет душу, делает ее бодрою в трудах, благодушною в печалях и скорбях или, напротив, еще более взволнует сердце твое и возмутит душу твою, так что нужно будет искать новых средств к успокоению ее? В последнем случае, очевидно, лучше отказаться от увеселения, бежать от удовольствий, которые будут сопровождаться очевидным вредом. Ибо что за отдых, когда после проведенного в удовольствии вечера нужен целый день покоя, чтобы восстановить истощенные силы? Что за упокоение для души, когда после шумных увеселений она долго не может прийти в себя, не знает за что приняться, не может ни на чем остановиться, делается как-бы отуманенною, расстроенною, никем и ничем недовольною? Вот почему св. апостол советует искать действительного успокоения телу и духу своему, истинно живительной отрады сердцу, животворного обновления и укрепления сил душевных — в наслаждениях не плотских, а духовных: «не упивайтесь вином, но исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословиями, и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу». Надобно, наконец, рассуждать и о том, не отвлечет-ли предположенное увеселение от каких-либо важнейших занятий, не помешает-ли исполнению высших и священнейших обязанностей? В таком случае самое невинное удовольствие делается не только вредным, а и преступным. Если, например, мать любит предаваться удовольствиям и забавам, когда малые дети ее в руках наёмничьих подвергаются опасности пострадать телесно или нравственно, то можно-ли назвать такое удовольствие невинным? Если тот, кому вверено какое-либо служение обществу, требующее постоянного внимания, всегдашней готовности исполнять требования нуждающихся, и ныне и завтра, оставляя все, идет развлекаться забавами, то будет-ли это провождение времени — безвредное? Если отец семейства, вместо тихих, согревающих душу семейных радостей, каждый почти день ищет развлечения вне своего дома, оставляя домашних своих как чуждых ему, то не будут-ли удовольствия его достойны осуждения? Если православный христианин проводит в увеселениях то время, когда Церковь призывает его на славословие Божие и молитву, когда торжествует она великие тайны спасения нашего, прославляет и благодарит Бога за величайшие чудеса Его любви и милосердия, то не будут-ли забавы его посмеянием над своею верою, явным презрением к уставам своей церкви, достойным казни оскорблением величия Божия? Так-то, братья мои, и невинное само по себе может сделаться преступным и безвредное-вредным. «Все мне позволительно, но не все полезно».

Правда, некоторые из обычных у нас увеселений вызываются служить не только забавою, но и поучением и назиданием. Говорят, например, что музыка возвышает душу, успокаивает взволнованное страстями сердце; что зрелища, представляя или пагубное действие страстей, или достойные посмеяния плоды пороков и слабостей человеческих, тем самым поставляют им преграду… Не будем спорить против сего. Знаем, что произведения искусства, как произведения лучших умов в человечестве, высших талантов, даруемых Богом, должны возвышать и облагораживать душу, очищать и услаждать сердце. Это их главная и существенная цель. Но таковы-ли действительно все эти произведения искусства, которые служат предметом увеселений наших? Точно-ли они служат «для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности»? В таком случае не было бы различия между местом увеселения и церковью; ибо и церковь услаждает слух наш священным пением, назидает взор наш священными изображениями, воспоминает спасительные действия Господа нашего Иисуса Христа в своих священнодействиях и обрядах. Если же есть различие, то не в том-ли состоит оно, что страстная музыка не утешает, а возбуждает и волнует страсти; что зрелища, под видом научения, потворствуют человеческим слабостям и страстям, тешат самолюбие наше, дают пищу нашей склонности к осуждению и осмеянию ближних; что все вообще увеселения и забавы раздражают наши чувства, наполняют воображение приятными для чувственности, но не безвредными для духа образами, волнуют сердце и разжигают в нем плотские похоти. Пусть любитель увеселений признается самому себе, пошел-ли бы он на зрелище, если бы оно поучало христианским добродетелям, возбуждало в нем истинно возвышенные, чистые и святые чувства, восторгало сердце его благоговением и умилением перед Богом, представляло ему примеры высокого подвижничества христианского, живой и спасительной веры и благочестия? О, тогда, наверно, все места увеселений оставались-бы пустыми! Ибо души, ищущие святого наслаждения, высоких созерцаний тайн Божьих, благодатного утешения и назидания, — нашли бы все это в храме Божием и в чтении слова Христова, — и им не зачем было-бы идти ни на какое зрелище. Души заблудшие и ищущие одних чувственных наслаждений пошли бы отыскивать их в другие места. Пусть же не обманывают себя желающие поучаться среди удовольствий и забав; пусть пользуются ими, как удовольствиями, доколе не вредят они чистоте их сердца и совести, доколе не возмущают душу нечистыми помыслами и желаниями, доколе не возбуждают в них страстных похотей и увлечений, доколе не предстоит опасности преступить заповедь Божию и умереть духом. «Все мне позволительно, но не все назидает».

Но главная опасность чувственных удовольствий состоит в том, что они могут привязать к себе самое наше сердце, сделаться неотразимою потребностью души нашей, предметом страстного увлечения, возобладать душою нашею и лишить нас свободы духовной. Христианин более всего должен дорожить тою свободою, ею же свободи нас Христос, — тою независимостью от всего земного, которая не прельщается ничем и не страшится ничего, тем самообладанием, которое делает его господином своих желаний и чувствований, истинным царем своего внутреннего мира. При этой только свободе духа он может побеждать всякое искушение всегда и во всем исполнять волю Божию и идти прямым путем заповедей Господних. Ничто приятное на земле не обольстит его, ибо он знает ему цену, знает его суету и ничтожество. Ничто скорбное и печальное не смутит его, ибо он привык к терпению. Никакое движение собственного сердца не увлечет его, ибо он научился побеждать себя и отказывать себе во всем. Явно, что достигнуть такой свободы духа можно только постоянным самоотвержением и терпением, постоянным побеждением своих склонностей и отвержением своей воли, умением всегда отказывать себе во всем. Но если будем удовлетворять всегда склонности своей к чувственным удовольствиям, то не будем-ли добровольно подчиняться и покорствовать ей и не дадим-ли ей власти со дня на день становиться сильнее, требовательнее и неотвязчивее? Кому ныне показалось приятно быть на зрелище, тому еще сильнее захочется быть там и завтра. Кто приятно развлекся игрою ныне, тому трудно отказаться испытать то же удовольствие в другой раз. Кто раз повеселился так, что это веселье остается в душе его приятным воспоминанием на многие дни, — тому трудно удержаться, когда представится случай повторить еще и еще ту же забаву. Так и начинается обыкновенно жизнь рассеянная, праздная, бесплодная; так заглушается, мало по малу, голос совести и требования долга, — является незаметно и отвращение ко всякому труду и полезному упражнению. Склонность к наслаждению становится, наконец, страстью, овладевает душою, покоряет себе и разум, и волю. Отсюда уже прямая и широкая дорога ко всякому греху и пороку, потом к преступлениям и совершенному распутству. Так зачинаются и растут все порочные склонности, которые в-последних, крайних проявлениях своих невольно возбуждают ужас и отвращение. Правда, что до сего крайнего развития порочных страстей, до этой ужасной бездны зла доходят немногие; —однако же—доходят! Кто-ж поручится, что не дойдет когда-либо и каждый, кто привык поблажать своим похотям, удовлетворять влечениям своей чувственности, кто ступил уже на этот скользкий путь порока? Никто не родится злодеем, а делаются такими непременно, уклоняясь от закона Божия шаг за шагом, переходя от одного заблуждения к другому, от скромных удовольствий к более шумным и увлекательным, от одной страстной привычки к другой, обещающей более наслаждения. Посему-то и научает нас слово Божие не только «работать Господеви со страхом», но и «радоваться пред Ним с трепетом», и среди наслаждения благами жизни крепко ограждать душу свою страхом Божиим, памятовать непрестанно, что Господь видит и осуждает не только дела наши, но и помышления сердечные. «Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною».

Быть обладаему (обладаемым) чем бы то ни было, кроме владычествующей над всеми воли Божией, не есть-ли постыдное рабство для богоподобной, разумной и свободной души нашей? Но предать ее в рабство плотскому удовольствию, быть обладаемому греховною страстью значит уже сделаться рабом греху и начальнику всякого греха — диаволу, быть «живу уловлену в свою его волю (который уловил их в свою волю)», добровольно осудить себя на одну с ним участь в вечности. Что может быть ужаснее сего? О, да помилует Господь всякую христианскую душу, да избавит всякого отрожденного св. крещением, человека от сего страшного рабства диавольского! «Покаяния отверзи ми двери, жизнодавче!» Аминь.

12. Слово 2-е («Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» (Церк. песнь))

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» (Церк. песнь).

Но, молясь Господу, чтобы Он отверз нам двери покаяния, надобно, братья, и самим возбуждать и возгревать в себе такие чувства и расположения сердечные, по которым Отец небесный узрел бы в нас истинно кающихся чад своих. Для сего св. Церковь представляет нам ныне утешительный и поучительный пример покаяния после самого тяжкого и глубокого падения. Чтенная ныне Евангельская притча о распутном сыне представляет с одной стороны — мрачную картину постепенного ниспадания во глубину погибели, — с другой умилительное зрелище обращения и покаяния самого погибшего, по-видимому, грешника. Путь падения более или менее известен каждому из нас по собственному опыту; тем необходимее и важнее всего для нас узнать и путь истинного покаяния, всмотреться ближе и внимательнее в пример кающегося грешника.

Как ни далеко упоминаемый в притче своевольный сын удалился от дому отеческого, как ни глубоко он пал в бездну разврата; но любовь отца не оставляла его, следила за ним всюду памятью любящего сердца и готова была выйти в сретение ему, как скоро он решится возвратиться в дом отеческий. С другой стороны, и в сердце сына не истребившаяся еще мысль о добром отце, не погибшая еще память об отеческом доме готова была воскреснуть и отозваться на зов любви родительской. И вот, когда улетевшие и исчезнувшие удовольствия оставили сердце его опустевшим и одиноким, глаз на глаз с своею совестью, когда крайние злоключения и бедствия растерзали это бедное сердце и раскрыли его для лучших ощущений, — луч света облистал его: он вспомнил об отце своем, которого так жестоко оскорбил своим своеволием и неблагодарностью, которого обесчестил своею распутною и порочною жизнью, — вспомнил о доме отеческом, где наслаждался некогда тихими, невинными радостями, где и наемники и рабы наслаждаются довольством и спокойствием; — и новое чувство, чувство сожаления и скорби о прошедшем, совершенной беспомощности в настоящем, безнадежности и отчаяния в будущем пробудились в душе его; новое желание, желание возвратиться опять в дом отеческий, выразить перед отцом чувства раскаяния, остаться при нем, хотя в числе рабов и наемников, — повлекло сердце его к дому отеческому. «Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему».

Так бывает, братья мои, и со всяким грешником, который не заглушил еще в конец своей совести, не дошел до совершенного отчаяния, упорства и ожесточения во грехах, не предан окончательно благодатью Божией власти диавола. Любовь Отца небесного не оставляет его и тогда, когда он блуждает по распутиям порока, не помышляя о возвращении под кров отеческий, когда он дремлет в объятиях суеты и сластей житейских, не примечая под собою бездны, в которую влекут его страсти. Благодать Божия не перестает призывать его: то гласом любви и милосердия, то страхом прещения (наказания) и угроз, устами св. пророков и апостолов; то умиляя и умягчая сердце его многоразличными благодеяниями; то поражая скорбями и бедствиями; то пробуждая совесть его особенно знаменательными событии и встречами; то сотрясая все существо его такими случаями жизни, которые невольно пробуждают совесть его, отрезвляют разум его, поражают сердце его страхом Божиим, страхом суда и мучения. Ангел Хранитель его, хотя со скорбью и слезами, не перестает следовать за ним и взывать к его совести: «встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос». Сам Господь Иисус Христос, по собственному Его обетованию, стоит при дверях сердца его и стучит, чтобы он отверз Ему двери и принял Его в храмину души своей. Не встречал ли и каждый из нас, среди греховного самозабвения и мнимого покоя души, таких минут в своей жизни, когда что-то неведомое как бы ударяло в его сердце и совесть, когда все занимавшее и увлекавшее его дотоле становилось неприятным и скучным, когда какой-то неопределенный страх будущего невольно сжимал его сердце и сотрясал его душу? Не чувствовал ли, по временам, среди самого вихря рассеяности, среди шума удовольствий плотских, как неприятны и горьки эти грубые наслаждения, как омерзительны бывают греховные дела наши в наших собственным глазах, как тяжелы и несносны греховные узы, которыми страсти оковали наше сердце, и как вожделенна свобода духа? Не сознаем ли иногда сами, как хорошо было бы, если б мы никогда не преступали заповедей Божиих, никогда не оскверняли себя греховными делами, никогда не удалялись сердцем своим от небесного Отца своего, всегда пребывали с Ним, как добрые и верные чада Его? Дай Бог, чтобы это духовное пробуждение, это сознание опасности своего греховного состояния, это чувство недовольства собою и желание лучшего, это предчувствие угрожающей грешнику погибели, возбудило и в нас, как в распутном сыне, святую решимость оставить все и идти с раскаянием и молитвою к Отцу своему! Этого именно и желает нам Господь Иисус Христос, пришедший в мир «взыскать и спасти погибшего»; к этому и призывает нас благодать Духа Божия; этого и ожидает от нас милосердие и долготерпение Отца небесного: «живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был».

«Встану, пойду к Отцу моему», говорит пришедший в себя несчастный юноша, расточивший данное отцом имение в распутной жизни, постигнутый нищетой и бедствиями в удалении от дома отеческого, — «встану, пойду к Отцу моему!».

Что может еще привязывать меня к этой чуждой стране, где все меня оставило, где испытал я столько бедствий, где купленные дорогою ценою удовольствия так жестоко обманули меня? Чего могу я ожидать здесь, кроме крайнего посрамления и бесчестия, кроме ужасной смерти от голода? Знаю, что я недостоин уже назваться сыном столько любившего меня и так жестоко оскорбленного мною отца, что преступления мои лишили меня права на всякое участие в благах отеческого дома, что безрассудство мое погубило все, чем одарила меня туне (даром) любовь отца моего, и нечего мне ожидать от него, кроме заслуженного наказания. Но от руки отеческой легко и утешительно и самое наказание; но любовь отца не попустит погибнуть лютою смертью и преступному сыну; но в дому отеческом быть и рабом, и наемником будет для меня величайшим счастьем. «Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».

Таковы, братья мои, чувства истинно кающегося грешника. Он чувствует всю невыносимую тягость, всю безнадежность своего греховного состояния; он почитает себя недостойным помилования, но достойным всякого осуждения и муки; он оживляется надеждою на одно только неистощимое милосердие Отца небесного. Что приобрел я, — спрашивает он самого себя в минуту пробуждения своего от сна греховного, когда луч света небесного осветит перед ним бездну, на краю которой он стоит уже и в которую готов низринуться, — что приобрел я предавшись прельстившей меня греховной жизни, и чего ожидать мне в будущем? Где те радости, которых искал я в мире? Улетели они, и оставили мне скорбь и болезнь душевную. Где блаженство, которого так много обещали мне удовольствия плотские? Увы, это была мечта, которая рассеялась, как сновидение, и оставила за собою изнеможение тела, томление духа, сокрушение сердца, угрызения совести. Где то счастье, которого искал я повсюду и которое так обольстительно манило меня все далее и далее? Ах, это был пустой призрак, который не наполнил сердца моего довольством и радостью, не принес духу моему вожделенного спокойствия и блаженства, не усладил совести моей тем животворным утешением, которым услаждает невинность и добродетель. Что обмануло раз, обманет и в другой, будет обманывать и всегда. Что оказалось пустым и ничтожным в прошедшем, тем же самым окажется и в будущем. А дни мои проходят и исчезают как сон; время жизни сокращается, и смерть уже при дверях. Что, если она постигнет меня таким, каким я был доселе? Как явлюсь я перед лицом Господа и Владыки живота моего? С чем предстану я перед Спасителем и Судьей моим? Где те сокровища, которыми обогатила меня любовь Отца небесного? Я расточил их в угождение страстям моим. Где невинность, с которою я вышел из купели св. Крещения и которую стяжал мне Христос Господь Своею кровью? Я предал ее за временную греха сладость. Где завет благодати, который запечатлен кровью Сына Божия, — с его обетованиями жизни вечной? Я попрал его грехами моими, я отрекся обетований живота вечного и должен наследовать осуждение вечной смерти. Где сыновнее дерзновение, с которым верные чада Божия приступают к престолу Отца небесного, призывают Его всесвятое имя в молитве своей и приемлют от Него благодать возблагодать? Увы, я не смею и воспомянуть страшного и покланяемого имени Божия, чтобы не встретить в лице всеблагого Отца праведного Судии и Мздовоздаятеля; не смею возвести взора моего на небо, чтоб не встретить в нем свидетеля беззаконий моих и обличителя грехов моих. Все дары благодати Божией погублены, все силы души и тела моего извращены и утрачены. Разум осуетился в нечистых помышлениях, превратился в неискусен ум творити неподобная (предал их Бог превратному уму — делать непотребства); сердце растлилось преступными пожеланиями и сделалось игралищем бессловесных страстей; совесть убита и подавлена сознанием множества грехов моих и бежит, как преступный раб от лица Божия; все чувства сделались орудиями неправды и беззакония, нечистоты и скверны. «Согбен многими железными узами и нет мне отдохновения.Ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу; их более, нежели волос на голове моей, сердце мое оставило меня». Никто и ничто не спасет меня от лютой смерти грешника; никто не защитит меня от праведного суда Божия; никто не избавит меня от геенны и огня вечного; никто не исхитит меня от темной власти диавола, которому предался я добровольно своим согласием на злое. О, если бы быть хотя наемником и рабом в дому Отца небесного! О, если бы не быть на всегда изгнану и извержену из царства Божия во тьму кромешную! О, если бы Отец небесный принял меня опять под благодатный покров любви и милосердия Своего! «Иду убо ко отцу моему».

«Пойду и скажу Ему: Отче, я согрешил против неба и пред Тобою». Жестоко оскорбил я Твою благость и милосердие, преогорчил Твою любовь и благоутробие, преступил Твои спасительные заповеди, попрал священные обеты мои, данные мною при святом крещении, пред св. Твоим жертвенником, пред Ангелами и человеками, поругал кровь Завета Твоего, которою освятился, которою искуплен от вечной смерти, обесчестил благодать Пресвятого Духа Твоего, коим знаменался в день избавления моего. Сам— несчастный—приготовил себе достойную казнь; сам воздвиг на себя праведный гнев Твой; — и нет мне извинения ни в чем, нет ни малейшего оправдания злому произволению моему. Все побуждало меня хранить твои святые заповеди, все удерживало меня на пути закона Твоего; все требовало от меня любви и благодарности к Тебе. Ты Сам — Всеблагий — непрестанно призывал к Себе, поучал и вразумлял меня, обличал и угрожал мне посредством живоносного слова Твоего в Св. Писании, но я не послушал отеческого гласа Твоего, презрел и ни во что вменил обетования и угрозы Твои. Ангел Хранитель мой не преставал внушать мне желание всего доброго и отвращение ко всему злому и беззаконному, но я отверг его внушения, не послушал совета ангельского, и приклонил слух мой к совету лукавого. Собственная совесть моя чувством стыда и целомудрия, страхом бесчестия и наказания удерживала меня от преступных стремлений и дел, но я заглушил в себе голос совести, подавил чувство стыдливости и ринулся на путь греха и погибели. Все небо и земля, все твари, которые слушают повеления Твоего, исполняют святую волю Твою, повинуются и мне недостойному по заповеди Твоей, внушали мне покорность Тебе, послушание святой воле Твоей, благодарение благости и милосердию Твоему, но я сделался бессмысленнее бессловесных, бесчувственнее всякой твари, — один во всем мире стал преступником закона Твоего, преслушником святейшей воли Твоей, непокорным высочайшей власти Твоей. «Отче, я согрешил против неба и пред тобою!».

«И уже недостоин называться сыном Твоим». Ты, всеблагий, отличил меня между всеми земными тварями Твоим божественным образом, поставил меня властелином земли, обладателем всех тварей, но я попрал в себе божественный образ Твой преступлением воли Твоей, уничижил достоинство богоподобной души моей, покорив ее плотским похотям и сделался рабом бессловесных страстей. Ты, по бесконечной любви Своей, не пощадил для спасения моего Своего единородного Сына, предал Его на крестную смерть, да искупит меня от смерти вечной, но я грехами своими попрал Святейшую кровь Его, излиянную за грехи мира, и самовольно подверг себя вновь осуждению и проклятию. Ты, во имя единородного Сына Своего, дал мне право именоваться и быть сыном Твоим, сотворил причастником божественного тела и крови Христа Твоего и обетовал мне наследие живота вечного; но я презрел и ни во что вменил дар божественного сыноположения, обесчестил тело и кровь Сына Твоего, сотворив уды Христовы удами блудничими, и сделался чуждым наследия жизни вечной. Ты оградил меня печатью дара Духа Святого, освятил и тело и душу мою в Храм Твой святой; но я растлил и душу и тело мое грехами и беззакониями, и вместо Храма Божия сделался вместилищем всякой нечистоты и скверны. Как дерзну я именовать Тебя — Святейшего Святых — Отцом моим? Как осмелюсь называть себя—раба греха и страстей—сыном Твоим? «Нет, недостоин называться сыном Твоим!».

Но, Творче и Владыко живота моего, верую, что милосердию Твоему нет предала; что Твоя бесконечная любовь «не хочет смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был»; что единородный Сын Твой приходил на землю призвать не праведных, но грешников к покаянию, взыскать и спасти погибшего; что всесвятая кровь Его, излиянная за грехи мира, очищает нас от всякого греха; что благодать Всесвятого Духа Твоего преизбыточествует там, где умножается грех; что не праведникам, а грешникам Ты положил покаяние во спасение. Не отринь от лица Твоего и меня грешника, отверзи двери милосердия Твоего и мне окаянному, взыщи благоутробием Твоим и меня погибшего; омой пречистою кровью Сына Твоего скверны и моей окаянной души; освяти благодатью Пресвятого Духа Твоего и мое нечистое и оскверненное сердце; оживотвори силою Твоею и меня мёртвого прегрешениями и истлевшего в беззакониях. Недостоин я высочайшей почести истинных чад Твоих — праведников совершенных: сопричти меня ко грешникам кающимся, не отжени от лика мытарей и грешников, помилованных Тобою, дай хотя приметатися (стоять у порога, у ворот; занимать ничтожное место) в дому Твоем, вселиться хотя у прага царствия Твоего: «прими меня в число наемников Твоих!».

Блажен, у кого это духовное пробуждение, это сознание своей тяжкой виновности перед Отцом небесным, это чувство своей безответности перед судом Божиим возбудить искреннее отвращение от греховной жизни, твердую решимость обратиться всем сердцем к Богу Отцу своему; горячее желание принести искреннее, всесердечное покаяние во грехах своих и не возвращаться вспять. О нем возрадуется Сам Бог-Отец наш, о нем возвеселятся все силы небесные: «Сказываю вам», сказал Сам Господь, «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся». Аминь.

13. Слово 3-е (На слова: «Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!»)

«Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!».

Продолжая возбуждать нас к покаянию, св. Церковь представляет ныне утешительный и поучительный пример покаяния после самого тяжкого и глубокого падения. В чтенной ныне Евангельской притче о блудном сыне Господь Иисус Христос изобразил нам, с одной стороны, мрачную картину постепенного ниспадения во глубину греха, с другой — умилительное зрелище обращения и покаяния самого погибшего, по-видимому, грешника.

Предаваясь более и более своеволию и пренебрежению заповедей Божьих, попуская постепенно сильнее и сильнее овладевать собою похотям и страстям своим, удаляясь сердцем своим все далее и далее от Бога — Отца своего, упадая все глубже и глубже в бездну греховную, бедный грешник «приходит», наконец, «во глубину зол», погружается в некое как бы оцепенение и беспробудный сон, делается глух и бесчувствен ко всему, кроме удовлетворения ненасытимой ничем жажды страстей своих. Сердце его становится как-бы окаменелым, не трогается не только кроткими увещаниями и советами, но и грозными прещениями гнева и суда Божия. Совесть его, заглушаемая воплем страстей, делается безмолвною, усыпленною, как бы убитою, не различает уже света от тьмы, доброго от лукавого, истины от лжи, правды от беззакония. Воля его делается рабою страстей и злых навыков, и если движется еще, то не к делам света и жизни, святости и правды, веры и любви, а к мертвым делам тьмы и нечестия, лжи и неправды. Самый разум его, повинуясь влечению страстных похотей, превращается «в неискусен ум творити неподобная (предает их Бог превратному уму — делать непотребства), заменяет истину Божию ложью», силится отвергнуть самую очевидную истину Евангелия Христова, изыскать оправдание самым нечестивым делам своим, кощунствует и богохульствует. В таком состоянии человек, по слову Самого Господа, только «носит имя, будто жив, но мертв»: мертв для Бога, как предавшейся во власть врага Божия диавола; мертв для царства Божия, как погибший на всю вечность; мертв для жизни вечной, как осужденный по делам своим в огонь вечный, уготованный диаволу.

Правда, не все грешники доходят до сего состояния совершенного ожесточения и бесчувствия. Но во всех нас, братья, есть зачатки и как бы семя этой смерти духовной; ибо все мы предаемся более или менее духовному усыплению, при котором, если не возбуждать себя к покаянию, можно уснуть, наконец, в смерть. Ибо не сон-ли это, когда, предаваясь всем сердцем земным заботам и попечениям, погружаясь всей душою в земные радости и печали, устремляясь всею мыслью к земным надеждам и ожиданиям, опускаем из виду то, что дороже и нужнее всего, — спасение души своей; забываем о том, перед чем все земное и временное менее, нежели тень и пустота, — о жизни вечной, о блаженстве в дому Отца небесного? Не сон-ли это, когда во всю жизнь свою гоняемся, подобно детям, за пустыми игрушками, которые забавляют нас только на малое время, силимся уловить призрак, именуемый счастьем, а равнодушны к тому, что составляет действительное, вечное наше счастье? Не сон-ли это, когда, предаваясь влечениям плоти своей, впадая даже в тяжкие грехопадения, остаемся спокойны о своей участи, не страшимся смерти, которая может восхитить нас внезапно, в каждый час и в каждую минуту, не трепещем страшного суда Божия, который осудит нас на страдания во всю вечность? Не сон-ли это, когда воображаем, что можем насытить жажду бессмертной души своей, питая ее тем, что само по себе тленно и смертно, что не может прейти с нею за пределы гроба, что исчезнет, как призрак и сновидение, оставив по себе одно горькое раскаяние? Смерть разгонит некогда облегающий нас мрак, пробудит душу нашу от этого обаятельного усыпления, — и она с ужасом увидит себя «окаянною и бедною, и нищею, и слепою и нагою». Но страшно будет это пробуждение, бесплодно будет самое раскаяние по смерти! «Там будет плач и скрежет зубов, где червь их не умирает и огонь не угасает!».

Но благодарение неистощимому милосердию и долготерпению Божию! Божественная благодать не оставляет грешника и в самом крайнем состоянии его бесчувствия и омертвения, тем паче не оставляет тех, кои, хотя и предаются греховной дремоте и усыплению, но не ожесточили еще сердца своего, не умерли вовсе для жизни духовной. Как ни далеко упоминаемый в притче своевольный сын удалился от дома отеческого, но любовь отца следила за ним всюду, не оставляла его памятью любящего сердца, и готова была изыти в сретение (выйти навстречу) его, как скоро он решится возвратиться в дом отца своего. С другой стороны, и в сердце сына неистребившаяся еще мысль об отце, не погибшая еще память об отеческом доме готова была воскреснуть и отозваться на зов любви родительской. И вот, когда улетевшие удовольствия оставили сердце его опустелым и одиноким, глаз на глаз с своею совестью, когда крайние злоключения и бедствия растерзали это бедное сердце и раскрыли его для лучших ощущений, — луч света облистал его. Он вспомнил об отце своем, которого так жестоко оскорбил своим своеволием и неблагодарностью, вспомнил о доме отеческом, где наслаждался некогда тихими, невинными радостями; — и новое чувство, — чувство сожаления и скорби о прошедшем, совершенной беспомощности в настоящем и безнадежности в будущем, — пробудилось в душе его. «Придя же в себя, сказал: сколько наемников у Отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!».

И так горькое чувство утраты прежнего — счастливого и болезненное сознание настоящего — бедственного состояния, — вот, чем начинается истинное покаяние, действительное обращение грешника от тьмы к свету и от греха к Богу. На что ни обратит он взор свой, все напоминает ему его горькие лишения и тяжкие утраты, все обличает его в преступной неблагодарности перед Отцом небесным, все разоблачает пред ним внутреннюю срамоту души его и безответственность перед судом Божьим.

Посмотрит-ли он на людей, живущих в страхе Божием, наслаждающихся миром сердечным, благодатною тишиной в душе своей, славящих и благодарящих Господа в чистой совести? Ах, и он наслаждался некогда этим раем душевным; ему были доступны светлые радости душ чистых и святых; и он был некогда безмятежен в своей совести, непорочен перед Богом и людьми, счастлив и блажен в своем сердце. Теперь же внутри его целый ад: совесть мучит и терзает его, страсти не дают покоя сердцу его. Куда ни обратится, все напоминает ему об его заблуждениях и пороках, о его преступных наслаждениях и мерзостях; везде встречает или следы своих грехов и беззаконий, или участников своих порочных удовольствий, или соблазненных и растленных его безумными речами и постыдными делами. Кажется, весь свет смотрит на него с отвращением и презрением: он готов бы убежать и сокрыться от взора человеческого. «Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!».

Приблизится ли он к храму Божию, где добрые чада Отца небесного предстоят престолу благодати Его с сыновним благоговением и с сыновним же дерзновением призывают святое и поклоняемое имя Его, в сердечном восторге славословят и благодарят Его, с упованием просят у Него всего благопотребного себе, с детскою преданностью вручают жизнь и судьбу свою Его всеблагой воле? Ах, и ему доступен был сей престол благодати Божией, и он с детскою радостью спешил некогда в храм Господень, и он с сердечным восторгом славил и благодарил Господа, и он ощущал истинное услаждение «во псалмах и пениях и песнях духовных, воспевая и поя Господу в сердце своем», и он восторгался небесною радостью в святые и великие дни праздников Господних. Теперь его место не в храме Божием, а в селениях грешничих  (шатрах нечестия), — не между чадами Божьими, а между сынами проклятия, —не с ангелами света, а с духами отверженными. Теперь ему нет части в наследии Божием, а в огне вечном, уготованном диаволу и ангелам его. Теперь не радость и утешение, а скорбь и болезнь, стыд и посрамление ожидают его в благодатном дому Отца небесного. «Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!».

Осмелится-ли грешник возвести взор свой на небо, воззреть на красоту вселенной, в которых чистый взор души богобоязненной обретает утеху и услаждение? Увы, и он был некогда любимым сыном неба, и он поставлен был над делами рук Божьих, и ему покорены были все твари; но он попрал в себе святейший образ Божий, уничижил богоподобное достоинство души своей, покорил ее плотским похотям, сделался рабом бессловесных страстей. Все небо и земля, все, не только одушевленные, но и бездушные твари, слушают повеления Творца своего, исполняют Его всесвятую волю, прославляют Его высочайшую премудрость и благость: он один сделался бессмысленнее бессловесных, бесчувственнее всякой бездушной твари; один во всем мире стал преступником закона Божия, непокорным высочайшей власти Творца своего. Может-ли небо, оскорбляемое восходящим до него воплем грехов его, не грозить ему проклятием и казнью? Может-ли земля, оскверненная грехами его, не разверзнуться под ногами его и не поглотить его в бездну ада? «Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода».

Дерзнет-ли возвести взор свой к Отцу небесному? Но самое величие любви Его приводит грешника в смущение и боязнь, самый преизбыток милосердия Божия внушает ему страх и трепет. Отец небесный так возлюбил его, что Сына Своего единородного не пощадил, но предал на крестную смерть, да искупит его от смерти вечной, да избавит его от клятвы законной: а он злым произволением своим попрал святейшую кровь, пролитую за грехи мира, тысячекратно распинал в себе Сына Божия несчётными грехами своими. Отец небесный нарек его в усыновление во Христе Иисусе, дал ему право именоваться и быть сыном Своим, сотворил причастником божественного тела и крови Христа Своего, и обетовал ему  наследие жизни вечной; а он презрел и ни во что вменил дар божественного сыноположения, попрал плоть и кровь Сына Божия, сотворил уды Христовы удами блудничими, отрекся от наследия живота вечного. Отец небесный ниспослал в сердце его Пресвятого Духа Своего, освятил и тело и душу его во храм Свой; а он растлил и тело и душу свою грехами и беззакониями, и вместо храма Божия сделался вместилищем всякой нечистоты и скверны. «Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!».

Посмотрит-ли на самого себя? Весь он покрыт струпами страстей и язвами беззаконий, «от подошвы ноги до темени головы нет» в нем «здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и не смягченные елеем». Все дары Божии погублены, все благодатные и естественные силы истрачены. Разум осуетился в нечистых помышлениях, превратился «в неискусен ум творити неподобная (предал их Бог превратному уму — делать непотребства)»; сердце растлилось преступными пожеланиями и сделалось игралищем бессловесных страстей; совесть, отягченная множеством грехов, бежит, как преступный раб, от лица Божия; все чувства сделались орудиями неправды и беззакония, нечистоты и скверны. «Многочисленны беззакония мои, Господи, и я недостоин взирать и смотреть на высоту небесную от множества неправд моих. Я согбен многими железными узами, так что не могу поднять головы моей, и нет мне отдохновения. Ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня. Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня. Цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня. Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!».

Блажен, у кого это духовное пробуждение, это сознание своей тяжкой виновности перед Отцом небесным, это чувство своего бесчестия и крайнего уничижения, своей безответности перед судом Божьим — возбудит искреннее отвращение от греховной жизни, твердую решимость обратиться всем сердцем к Богу — Отцу своему, горячее желание принести искреннее, сердечное покаяние и не возвращаться вспять. О нем возрадуется Отец небесный со Единородным Сыном и Пресвятым Духом Своим» о нем возрадуются все святые ангелы и все силы небесные: «более радости будет об одном грешнике кающемся». Аминь.

III. Неделя мясопустная.

14. Беседа 1-я. («Всем нам подобает явиться пред судилищем Христовым», и на слова из Мф. 25, 31-46)

«Всем нам подобает явиться пред судилищем Христовым», — говорит св. Апостол Павел. И чтобы явление сие не было для нас внезапным, чтоб не сказал кто-либо в извинение: «я не знал того, не слыхал о том ничего», милосердый Господь, не хотящий смерти и погибели грешника, заранее открыла нам, как последует Его страшное и славное пришествие на суд: Сам Судия неба и земли сказал нам наперед, как будет Он производить суд Свой над нами и что последует за сим судом. Сие-то предсказание о последнем страшном суде Христовом всегда служило утешением и укреплением для истинных пользователей Христовых на тернистом пути к царствию Божию: оно укрепляло св. Мучеников в неимоверных страданиях за имя Христово, вдыхало пустынникам крепкое мужество в тяжкой борьбе их с собственными страстями, услаждало труды великих пастырей в обличении заблудших, в обращениии грешников, в спасении душ христианских. Но это же предсказание, с другой стороны, всегда служило и наилучшим побуждением грешников к покаянию: оно-то изгоняло великих грешников в пустыни для оплакивания там своих преступлений, соделывало разбойников, мытарей и гонителей избранными сосудами благодати Божией. Почему св. Церковь каждогодно, пред наступлением дней поста и покаяния, и представляет очам нашим образ страшного суда Божия так, как изобразил его сам Господь, —для укрепления и утешения верных чад своих, для устрашения и возбуждения к покаянию заблуждающих. Взыдем в духе на гору Елеонскую, приблизимся с благоговением к месту, где беседует Господь с учениками своими о последних событиях мира, о втором пришествии своем и последнем суде, будем внимать божественным словам, исходящим из пречистых Его уст.

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей, — так начал Господь изображение страшного суда,— и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей». Таков будет вид Судии, имеющего прийти в последний день мира. Приходил Сын Божий на землю в смиренном образе раба для спасения человеков, для призвания к покаянию заблудших тогда придёт Он во славе Своей для изнесения последнего суда над родом человеческим. Мы видели Его на земле не имущим где главу приклонити, гонимым, страждущим, распинаемым; тогда узрим Его сидящим на престоле славы Своей, окруженным тьмами тем Ангелов и Архангелов, Херувимов и Серафимов. Так, мы узрим тогда Законодателя, ревнующего о святости законов Своих, которые грешники нарушают с таким спокойствием и равнодушием; узрим Сердцеведца, Которому известны все не только дела, но и мысли и желания наши, Который провидит все помышления наши издалеча; узрим Судию нелицеприятного, Который воздаст каждому по делом его и по начинаниям сердца. Страшен будет вид сей для земнородных; и скажут «падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» — Напротив того светел и радостен будет день сей для истинных последователей Христовых: «радуемся и веселимся» — скажут они —«и дадим славу Ему, яко прииде брак Агнчий».

Вместе с Судиею явятся на суд и свидетели:—«и вси святии Ангелы с Ним»,—те святые Ангелы, которые теперь посылаются в служение за хотящих наследовать спасение, которые пребывают с нами безотлучно во все время жизни нашей от рождения до смерти, — видят все дела наши, слышать все слова наши, наблюдают тайные помышления сердца нашего. Свидетели верные, неподкупные! Ничто не утаится от их взора, все будет представлено на суд.

Пред сим-то Судиею, при сих свидетелях предстанет на суд человечество: и соберутся пред Ним вси языцы,— все от первого человека и до последних людей, коих страшный день Господень постигнет живыми! Различие времён и мест, племен и языков, возрастов и состояний прейдет: для всех будет один суд; ибо закон, по которому судимы будут люди, для всех один Судия и Законодатель один. От всех взыщется один ответ,— от мудрого и невежды, от пустынника и гражданина, от богатого и бедного, от христианина последних времен, как и от первых учеников Христовых. Как жил и действовал,—по закону Божию, или по видам самолюбия и влечению страстей? Воспользовался-ли всеми, предоставленными каждому, средствами ко спасению?—Вот о чем истязаны будут все и каждый. «И соберутся пред Ним вси языцы».

На сем то всеобщем соборе всего человечества, пред лицем страшного Судии и св. Ангелов Его предстанем, и мы с тобою, благочестивый слушатель, предстанем такими, какими обрящет нас страшный час смертный. И от нас, вместе со всеми взыщет отчета в нашей жизни праведный Судия мира. И, во-первых, откроет все дела и слова, мысли и чувства наши от первого движения младенческого до последнего вздоха смертного. Теперь все прошедшее, сокрываясь от глаз, мало-по-малу изглаждается в нашей памяти, все покрывается как-бы пеленою, сквозь которую едва усматриваем что-либо наше око. Но все то пишется в книге живота, ничто не исчезаем, ничто не забыто пред очами всеведущего Судии, и в страшный час суда все паки оживет в нашей совести, прошедшее сделается настоящим, —и очам нашим представится полная картина нашей жизни, внешней и внутренней. Приведутся на память заблуждения детства, о коих мы давно забыли, и если иногда вспоминаем, то под преступным названием невинных шалостей, — буйные порывы юности, кои давно ускользнули из нашей памяти, или, что хуже всего, припоминаются с каким-то самодовольством и наслаждением, пороки мужества и старости предстанут очам нашим все греховные действия со всеми их последствиями и плодами,—все праздные слова, кои, исчезая в воздухе, казались нам как бы не сущими; откроется и тайная история сердца нашего, которая едва известна нам самим, — студные пожелания, нечистые помыслы, праздные мечтания — все обнаружится пред всевидящим оком Божиим. Мало того, от нас взыщется отчет не только в том, что сделали, но и в том, чего не сделали, когда могли и должны были сделать. Нам приведутся на память бесчисленные случаи к добродетели, которые предоставляла нам благость Божия, но которые упущены нами легкомысленно: наш совет мог предупредить преступление, но мы не взяли на себя труда дать его в свое время; наш голос мог защитить истину, но мы побоялись сильного, или увлеклись лестным ожиданием — и молчали; наше благодеяние могло спасти бедность от порока, но мы не хотели отказать своей прихоти. Нам даровано было столько даров естественных и благодатных, которые остались без пользы и плода; — открыть был путь спасения, по которому мы не шли; — дарованы святые таинства, которыми мы не пользовались. Все это, что кажется нам теперь невинным, в чем не почитали нужным раскаиваться, представится на суде в обвинение наше; во всем том взыщет от нас отчета праведный Судия мира. Взыщет отчета и в грехах ближних наших, которых мы были причиною, и которые, потому самому, вменятся нам. Предстанут очам нашим невинные души, соблазненные нашим примером, увлечённые нашим советом, растленные нашими речами. Иисус Христос, искупивший их Своею кровию, востребует их от рук наших. «Где есть Авель брать твой?» — спросит Он и нас, как спрашивал первого братоубийцу,—глас крове брата твоего вопиет ко Мне. Испытает, наконец, и самые добродетели наши, откроет источник их в нашем сердце, обнаружит побуждения, изведет на свет преднамерения и цели,—и они предстанут очам нашим, как есть, оскверненные нечистыми побуждениями, честолюбивыми видами, своекорыстными целями.—«Кто стерпит день пришествия Его, — говорит Пророк, — и кто постоит в видении Его? Зане Той входит яко огнь горнила и яко мыло перущих; и сядет разваряя и очищая яко сребро и яко злато» (Малах. 3, 2—3).

За сим испытанием совести и откровением дел каждого последует отлучение грешников от праведных: и разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ. Ныне в Церкви Божией, как на ниве, растут вкупе плевелы и пшеница. Кто истинно добр и кто притворен, мы не знаем; от того скрытый порок избегает заслуженного посрамления и бесчестия, а неизвестная добродетель лишается должной чести и хвалы. В день страшного суда Божия все откроется в настоящем виде, сделается ясным и очевидным для всякого; Судия мира обнаружит, изведет на свет тайны сердец, так что не трудно будет различить овцы от козлищ! О, какой стыд и срам обымет тогда грешную душу! Слабости и пороки, тщательно скрываемые теперь, обнажатся тогда пред целым светом, пред лицем неба и земли, пред собором ангелов и человеков. Теперь умеем хорошо приноровляться к обстоятельствам, переменять мысли, склонности и характер по духу тех, коим стараемся угодить: день суда Божия обнаружить всякую хитрость и притворство, и знавшие нас узрят и ужаснутся. Теперь умеем казаться друзьями человечества, ревнителями правды, бескорыстными исполнителями долга, доброжелательными друзьями, даже имеющими образ благочестия и святыни; но Сердцеведец откроет пред всеми наше сердце, — и в нем с ужасом увидят все зависть и своекорыстие, любочестие и гордость. О, что будет с нами в сей великий и страшный день откровения тайн сердечных? Что будет с нами, когда ближние наши или оскорбленные нашею гордостью, или обиженные нашим любостяжанием, или обманутые нашим лукавством, или соблазненные нашим примером и наставлением, возопиют к Богу об отмщении; когда самый мир, совоздыхающий и соболезнующий теперь под тяжестью суеты нашей, споборет с Богом на беззаконные?—Но день стыда и посрамления нечестивых будет днем торжества и радости для праведников. Тогда-то узрит небо и земля, что праведника поруганного, презренного в жизни, скитающегося в вертепах и в пропастях земных, не бе достоин весь мир; тогда праведные, отделившись от нечестивых, просветятся яко солнце, «восхищены будут на облацех, в сретение Господне на воздусе» (1 Сол. 4, 17). «И разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ».

«И поставит овцы одесную себе, а козлища ошуюю». В настоящей жизни, при всеобщем смешении зла с добром, порок не редко предвосхищает честь у добродетели; люди благочестивые и добродетельные часто занимают низшие степени жизни общественной, а порочные являются на верху почестей и достоинств. День суда Божия положит конец сим беспорядкам. Праведный Судия мира не будет разбирать породы и достоинств, различать благородного от худородного,—не примет в уважение узы родства и дружбы; отделит только пшеницу от плевел, добродетель от порока: н поставить овцы одесную себе, а козлища ошуюю. Добродетельный отец станет одесную, порочный сын ошуюю; добродетельный супруг в лике праведных, порочная супруга—в сонме грешников; бедный Лазарь, которого не удостаивали и взором, явится на лоне Авраамовом, а гордый богач, окруженный ласкателями — на месте мучения; дикий, недавно просвещенный верою во Христа, займет место между избранными, а рожденный в христианстве останется между отверженными; простолюдин возлетит на облацех небесных, а недостойный служитель алтаря покроется срамом и стыдом; мудрый книжник будет изгнан в страну грешных, а простой умом—посажен на престоле. Так все скорби обыдут души грешников, и все радости возвеселят сердце праведников! Но радостнее всего для праведных и ужаснее всего для грешников будет последний приговор, который изречет тогда Судия мира, который и теперь нельзя читать или слышать без трепета и умиления.

«Тогда речет Царь сущим одесную Его: «придите, благословенные Отца Моего»:—грешники вменяли вас ни во что, почитали отребием мира, ненавидели и оскорбляли, отвращались и презирали, но Отец Мой небесный запечатлеет вас своим благословением: «приидите, благословенные Отца Моего». На земле вы не имели, где главу преклонити, во всю жизнь ради Меня терпели, страдали, бедствовали, сеяли слезами и болезнью; в воздаяние за то Я от вечности уготовал для вас царство на небе: «приидите, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира». Здесь обретете вы искомое упокоение, здесь отымется всякая слеза от очей ваших, здесь встретит вас вечная радость счастие и блаженство!

«Тогда речет и сущим ошуюю Его: идите от Мене проклятии». Я звал вас гласом любви и милосердия, и вы не слушали, угрожал страхом суда н наказания,—вы посмеялись над угрозами; осыпал вас дарами и благодеяниями, но вы остались неблагодарны; посещал бедствиями и скорбями, но вы не очувствовались и не обратились; Я отдал самую плоть и кровь Мою для избавления н спасения вашего, и вы вменили ее ни во что; «убо и Аз погибели вашей посмеюся, — идите от Мене». Вы были в славе и почтении между человеками; но правда Отца Моего запечатлела вас печатью проклятия,— «идите от Мене проклятии». За наслаждение тленными благами, за кратковременные удовольствия плоти вы променяли вечное царствие, которое обещал Я всем; но есть в возмездие вам огнь вечный, уготованный диаволу,—«идите во огнь-вечный, уготованный диаволу и ангелом его».

«И идут сии»—заключает Господь слово Свое о суде— «в муку вечную, праведницы же в живот вечный». —Мука вечная! живот вечный! Какие грозные и утешительные, страшные и вожделенные слова; но как мало они действуют ныне на сердце многих и многих! Боже мой, кто ослепляет так сердце и ум христиан, верующих в жизнь вечную, что могут с равнодушием и беспечностью слушать, мыслить и говорить о вечности?!… Аминь.

15. Беседа 2-я. («Св. Церковь, пред наступлением дней покаяния, представляет очам нашим образ страшного суда Божия для утешения и укрепления». Что откроется о нас на Страшном Суде)

«Покаяния отверзи, ми двери, Жизнодавче!» (Церков. песнь).

В прошедший воскресный день, в притче о распутном сыне, мы видели, братие мои, до какого ужасного состояния может довести человека грех еще в настоящей жизни. Но не здесь решается окончательно участь человека; здесь, напротив, долготерпение Божие попускает нередко и самым великим грешникам проводить и оканчивать жизнь свою не только спокойно, но и счастливо — среди удовольствий и изобилия во всем, чтобы они здесь получили всю мзду свою за какие-либо добрые дела свои. Настанет другая жизнь, в которой определяется судьба человека не по одним внешним делам, а по внутреннему нравственному состоянию его духа; придёт страшный день суда и воздаяния, в который решится участь всего человеческого рода, равно как участь каждого из нас на всю нескончаемую вечность. Господь, не хотящий смерти грешника, но «еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему», заранее открыл нам, что должно последовать с нами по смерти; сам Судия мира сказал нам наперед, как Он совершbт суд Свой над нами и что последует с нами за этим судом. Это-то изображение страшного суда Божия всегда служило, с одной стороны, утешением и укреплением верных рабов Божиих на тернистом пути к царствию Божию,—с другой, действительнейшим побуждением грешников к покаянию. Оно укрепляло св. мучеников в их свыше естественных страданиях за имя Христово; оно услаждало труды и подвиги св. пустынников в тяжкой борьбе их с собственными страстями; оно вдыхало мужество исповедникам истины Божией в обличении неправды мира; оно облегчало труды -великих пастырей и учителей Церкви в борьба их с неверием, суеверием и нечестием мира. Но оно же изгоняло великих грешников в пустыни для оплакивания там грехов своих, соделывало разбойников, мытарей и гонителей избранными сосудами благодати Божией. Оно привело некогда, в лице св. Владимира, все отечество наше из мрака суеверия языческого к покаянию и вере во Христа. Посему-то св. Церковь, пред наступлением дней покаяния, представляет очам нашим образ страшного суда Божия для утешения и укрепления верных чад своих на предстоящие подвиги постные, для устрашения и возбуждения к покаянию чад заблуждающих и погрязающих во грехах. Примем же, братие мои, это напоминание о страшном суде Божием кому как нужно, или как утешение, или как угрозу.

«Егда приидет Сын человеческий во славе Своей» — так начал Господь изображение Своего пришествия на суд,— «тогда сядет на престол славы Своея». Приходил Сын Божий на землю «в рабии зраце»— избавить и искупить грешников, взыскать и спасти погибших, призвать к покаянию заблудших и развращенных, почему Он и являл тогда людям одно Свое божественное милосердие: милостиво принимал покаяние грешников, прощал блудниц, мытарей и разбойников, плакал и скорбел о неверующих и нераскаянных. Это время божественного милосердия — столь драгоценное для человеков—продолжается и теперь, и доселе простерт над нами покров долготерпения Божия; громы правосудия божественного молчат, и мы слышим один глас милосердия и любви: «приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы». Но сей преизбыток любви Божией, вместо побуждения к обращению и покаянию, мы обращаем нередко, в возглавие нашей лености и безпечности; мы успокаиваем себя ложною надеждою, что и без дел покаяния, без подвигов действительного исправления жизни нас ожидает прощение и на последнем суде Христовом. Да разрушится же это пагубное ослепление, да прозрят душевные очи наши ко свету истины. Время долготерпения и покаяния кончится; настанет час суда и воздаяния. Тогда Господь Иисус Христос явится нам не Богом милосердия, а Богом отмщений: тогда «приидет Сын человеческий», Которому Бог Отец предал весь суд над миром, не в смиренном образе Агнца, внемлющего грехи мира, а во славе Судии всего мира. Мы узрим в Нем своего Владыку и Господа, творца и благодетеля, Которого оскорбляли своим преступным забвением о Нем, своею беспечною неблагодарностью пред Ним. Узрим своего Искупителя, Который предал Самого Себя за грехи наши, но Которого беспечные грешники вновь распинали своими беззакониями. Узрим те язвы, которые претерпел Он за спасение всех и которые мы бесчестили своими грехами, посрамляли своим нечувствием и нераскаянностью. Узрим знамение Сына человеческого—животворящий крест Его, который был искуплением нашим и надеждою спасения и который явится тогда обличителем наших грехов и беззаконий, нашей беспечности и нераскаянности. Узрим Сердцеведца и Судью своего, Которому известны не только все дела, но и все помыслы и желания наши, и Которого беспрестанно оскорбляли своими нечистыми и скверными помыслами, своими срамными ощущениями, своими безумными словами, своими преступными делами. Страшно будет сие пришествие Сына человеческого для грешников, ужасно будет сие видение суда мира для беспечных и нераскаянных. «Многие рекут тогда горам: «падите на нас, и холмам: покройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца, яко прииде день великий гнева Его, и кто может устоять?» Но светел и радостен будет день сей для верных рабов Божиих, блаженно и животворно будет славное явление Господа для избранных Его: радуемся и веселимся, скажут они, и дадим славу Ему, яко прииде брак Агнчий.

Вместе с Судиею явятся на суд и свидетели: «и вси святы Ангели с Ним»,—те св. Ангелы, которые принимали самое живое участие в деле спасения нашего,— славословили Бога при рождении Искупителя нашего за то, что Бог явил благоволение свое в человецех, служили Господу Иисусу Христу во время совершения им дела искупления нашего, с радостно приветствовали учеников Его в день Его славного воскресения из мертвых. Те св. Ангелы, которые теперь посылаются Богом «в служение за хотящих наследовати спасение», которые пребывают с нами неотлучно во все время нашей жизни от рождения и до смерти, видят все дела наши, слышат все слова наши, наблюдают тайные помышления сердец наших. Свидетели верные, неподкупные! Ничто не утаится от их духовного слуха, ничто не скроется от их, проницающего до глубины души, взора. Все будет представлено на суд в истинном своем виде.

Пред сим-то Судиею, при таких верных свидетелях, предстанет на суд все человечество: «и соберутся пред Ним вси языцы»,—все, от первого человека и до последних людей, которых страшный день Господень застанет живыми. Различие времен и мест, языков и племен, возрастов и состояний пройдет и упразднится. Для всех будет один суд. Ибо един есть Бог и Отец, сотворивший весь род человеческий по образу Своему, и един Господь Иисус Христос, искупивший его Своею кровью от власти диавола. Одно св. Евангелие, в котором возвещается всем спасение во Христе Иисусе, и один закон жизни, в котором изображается воля Божия, хотящая «всем спастися и в разум истины приити». От всех взыщется один ответ: слушался ли гласа Божия, который говорил нам и в откровении божественном и собственной нашей совести? Веровал ли в Сына Божия, «Его же Отец святи и посла в мир», да спасется Им мир? Покорял ли свою волю и разум воле Божией, благой, угодной и совершенной? Исполнял ли св. заповеди Бога и Творца своего, Господа и Спасителя своего? Пользовался-ли средствами спасения, которые преподаны св. Церкви самим Господом, для оправдания и обновления, для освящения и спасения нашего?

Среди всего-то собрания всех языков, пред лицем Судии и св. ангелов Его, предстанем и мы с тобою, возлюбленный собрат мой, предстанем среди всех одинокими, без покрова и защиты, без заступников и ходатаев, наги душою и телом, с одними своими делами, мыслями и чувствами,—предстанем такими, какими застанет нас оный страшный день Господень, или какими постигнет нас страшный час смертный. Предстанем для того, чтобы дать отчет в своей жизни пред всеведущими и всеиспытующим Судиею мира.

Это, братие мои, будет не суд человеческий, пред которым многое можно скрыть и утаить, пред которым и виноватый усевает иногда явиться правым, а суд Бога Сердцеведца, который ведает не только дела, а и мысли и желания наши, который изведет во свет тайная тьмы и объявит советы сердечные, чтобы «воздать комуждо по делом его». Ныне не только посторонние люди, а и мы сами не знаем, как должно, самих себя. Самолюбие наше скрывает многое от собственной нашей совести; а непрестанное волнение мыслей и чувств, желаний и стремлений, постоянное кружение в вихре суеты, забот и наслаждений житейских не дают нам видеть ясно, что мы пред Богом—чада света или тьмы, сыны благодати или греха, спасающиеся или погибающие? Теперь—все прошедшее, скрываясь из глаз, изглаждается мало-по малу из нашей памяти, становится как бы не бывшим никогда, покрывается мглою, сквозь которую едва усматриваем кое что. День суда Божия обнаружит все это в ясном свете, все сделанное, передуманное, перечувствованное нами когда-либо оживет в нашей совести: прошедшее сделается настоящим, сокровенное явным, неведомое и несознаваемое ныне станет как живое пред очами нашими. Нам предстанет полная картина жизни нашей, и внутренней и внешней, от первого движения младенческого до последнего вздоха смертного. Приведутся на память своевольство и лукавство детства, которых мы и не помним, заблуждения и страстные порывы юности, о которых мы давно забыли, неправды и беззакония мужества, пороки и прихоти старости, которых мы и не трудились замечать в себе. Предстанут все греховные действия во всем их безобразии, со всеми сопровождавшими их обстоятельствами, которые иногда постыднее самых дел, со всеми их последствиями и горькими плодами, увеличивающими их виновность; возобновятся в памяти все праздные, безрассудные, язвительные, нечестивые и хульные слова, которые, исчезая в воздухе, казались нам как бы не сущими. Откроется и тайная история сердца, которая едва известна нам самим; постыдные пожелания, нечистые и горделивые помыслы, честолюбивые и корыстолюбивые замыслы, преступные намерения и стремления,—все обнаружится и изведется в свет. Поставятся пред нами и грехи ближних наших, которых мы были причиною, и которые по тому самому вменены будут нам: предстанут очам нашим невинные души, соблазненные нашим примером, увлеченные нашим недобрым советом, растленные нашими безумными речами, обиженные нашими неправдами, оскорбленные нашим любочестием и гордостью, онеправдованные нашим любостяжанием; все они восстанут и изобличат нас, все возопиют на нас к Богу об отмщении. Словом: все, в чем ни согрешили мы умом своим— до последнего помысла лукавого; в чем ни согрешили сердцем своим— до мимолетного услаждения и вожделения нечистого; в чем ни согрешили языком своим до последнего слова праздного; в чем ни согрешили телом своим—до последнего движения телесных чувств,— все будет тогда выставлено на позор, все будет изнесено на среду пред собором ангелов и человеков; все будет истязано и осуждено судом праведным и нелицеприятным. Что если бы теперь, среди сего собрания прочтена была такая же полная и верная повесть жизни и деяний кого-либо из нас, какая прочтена будет на будущем суде Христовом: имели бы мы столько сил, чтобы перенести свой стыд и посрамление? Что ж будет с нами, когда всеведущий Судья мира откроет всю жизнь и деяния, сердце и совесть нашу пред лицем неба и земли, пред собором св. ангелов, в собрании всего человечества? «И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он — как огонь расплавляющий и как щелок очищающий» (Мал. III, 2).

После такого обличения жизни и дел каждого, само собою последует разлучение между праведными и грешными: и разлучит их друг от друга, яко же пастырь разлучает овцы от козлищ. Ныне в церкви Божией, как на ниве, растут вкупе плевелы и пшеница. Кто истинно добр и кто притворен, мы не знаем; потому искусно скрываемый порок избегает заслуженного посрамления и бесчестия, а неизвестная добродетель лишается должной чести и славы. В день страшного суда Божия все откроется; Судия мира обнаружит и изведет на свет тайны сердец; не только обнаружит все грехи и беззакония, но испытает и самые добрые дела наши, откроет нечистый источник их в нашем сердце, обнаружит самолюбивые и лицемерные побуждения их; —и мнимые добродетели наши послужат только к большему осуждению и посрамлению нашему. Ты умел хорошо применяться к обстоятельствам,— переменял характер, образ мыслей, привычки и склонности свои по духу тех, коим старался угодить; тебя считали человеком усердным и преданным, тебе оказывали доверие, которого ты не заслуживал, тебе вверяли дела, которыми ты злоупотреблял: день суда Божия обнаружит твое притворство, изобличит твое лукавство,—и знавшие тебя отвратят от тебя очи свои с презрением. Ты казался другом человечества, непрестанно говорил о человеколюбии, благотворительные предприятия одно за другим образовались в уме твоем, казалось—ты не щадил ничего для блага ближних своих; тебя хвалили в обществах, тысячи благословляли имя твое, но день суда Божия откроет твое сердце—и все увидят в нем вместо истинной любви к ближнему одно тщеславие и любочестие. Ты занимал почетное место в кругу ближних своих, все окружающие смотрели на тебя с уважением, охотно преклоняли главу свою пред тобою, но под почетным достоинством ты скрывал пороки, достойные отвращения, —день суда Божия обнаружит твои слабости, и все, знавшие тебя, отвратят очи свои с презрением. Тебя почитали другом искренним и верным, любили всею душою, делали участником сердечных тайн; но ты не был таков на деле: день суда Божия обличит твое вероломство, хитрость и коварство,—и обманутые друзья твои возопиют об отмщении. Тебя почитали добрым семьянином, примерным супругом, лучшим сродником: но день суда обнаружит тайны твоего сердца,—и обманутая супруга и излишне доверчивые сродники восплачутся на тебя пред Богом. Ты носил образ благочестия, казался мужем святым, возвещал и другим путь спасения; тебя почитали другом Божиим, окружали почтением и благоговением, но под образом благочестия ты скрывал тайны беззакония, день суда Божия откроет твое сердце,—и знавшие тебя тщетно будут искать мужа праведного в лице отверженного грешника. «Почему мы постимся, а Ты не видишь? смиряем души свои, а Ты не знаешь?» (Исаия 58:3) — говорили Богу древние иудеи. «Вы поститесь для ссор и распрей,—ответствовал им суд Божий: постов ваших и праздников ваших ненавидит душа моя. Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф.7, 22-23).

Но день стыда и посрамления грешников будет днем торжества и радости праведных. Тогда-то узрит небо и земля, что праведника поруганного, презираемого в мире, скитавшегося в вертепах и пропастях земных, «не был достоин весь мир». Тогда праведники, отделившись от нечестивых, «тогда праведники воссияют, как солнце, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе». И разлучит их друг от друга, яко же пастырь разлучает овцы от козлищ. И поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю.» В настоящей жизни, при всеобщем смешении добра и зла, порок предвосхищает нередко честь у добродетели. Люди благочестивые и добродетельные занимают низкие ступени в жизни общественной, а порочные являются на верху почестей и достоинств; люди избранные Богом, достойные благоговейного почтения вменяются яко отребие миру, и алчут и жаждут, и наготуют и страждут; напротив — стоящие презрения и отвращения утопают в роскоши и наслаждениях, окружены прислужниками и ласкателями.

День суда Божия положит конец этим беспорядкам. Судия мира не будет разбирать ни породы, ни места занимаемого в свете, ни достоинств мирских. Он отделит только плевелы от пшеницы, истинную добродетель от порока, и «поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю». Ни узы крови и родства, ни важность сана, ни блестящие дарования, ни громкая слава в мире—ничто не будет принято в уважение. Добродетельный отец станет одесную, а порочный сын ошуюю; добродетельный супруг в лике праведных, порочная супруга в сонме грешников; бедный Лазарь, которого не удостаивали взора в этой жизни, явится на лоне Авраамовом, а гордый богач, окруженный ласкателями, — на месте мучения; смиренный раб станет одесную, а жестокосердый вельможа ошуюю; дикий, недавно просвещенный верою во Христа, займет место между избранными, а рожденный и воспитанный в христианстве останется между отверженными; богобоязненный простолюдин восхищен будет на облацех небесных, а недостойный служитель алтаря низвержется в преисподнюю; мудрый книжник, почитавшийся оракулом века, изгнан будет во тьму кромешную, а почитавшийся невеждою между людьми посажен будет на престоле; грешница омывшая ноги Иисусовы слезами, очистившись покаянием, просветится яко солнце в царствии Божием, а надменный своею праведностью фарисей изгнан будет во тьму кромешную. «И поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю».

На какой стороне явимся мы с тобою, возлюбленный собрат мой? Что сделали мы, чтобы стать одесную Господа во, славе Его? Чем засвидетельствовали свою веру в Него? В чем показали свою любовь к Нему? Чем постарались благоугождать Ему, чтобы наследовать жизнь вечную? Так спросит нас Судия мира, указывая на стоящих одесную Его лики пророков и апостолов, сонмы св. мучеников и исповедников, соборы преподобных и праведников, которые, по описанию апостола, многими подвигами и скорбями вошли в царствие Божие. От вас, скажет Он, Я не требовал ни тех жертв, какие принесли из любви ко Мне св. пророки и апостолы, мученики и исповедники, ни тех чрезвычайных подвигов, какими ознаменовали жизнь свою преподобные мужи и жены, пустынники и девственники: требовал одной только любви ко Мне и ближним вашим. Если вы не могли изнурять плоть свою постом и подвигами, то, насыщаясь сами, насытили ли и Меня алчущего и жаждущего, когда Я просил у вас хлеба и воды в лице нищего? Если не могли или не хотели оставить дом свой и братию свою имени Моего ради, то ввели-ли в дом свой и успокоили ль Мене, когда Я стоял при дверях ваших в лице странника, искал пристанища и приюта в лице безродного сироты? Если не могли сами терпеть болезни и труды ради царствия небесного, то спешили-ль облегчить своим сердечным участием и состраданием Мои болезни и страдания, когда Я лежал на одре с болящими, томился в узах и в темнице вместе с узниками? Если сами не были гонимы правды ради; то защищали-ль гонимого от гонящего его, подали-ль руку помощи погибающему, помогли-ли бедствующему от неправды человеческой? Если сами не могли понести тяготу и жар, зной и мороз царствия ради Божия, то одели-ль негодующего, помогли-ли нуждающемуся, утешили-ль бедствующего в скорби души его? Поздно будет тогда всякое извинение, не прикроет никакая личина лицемерия, не оправдают никакие лжесвидетели. Пред очами Всеведущего — «но все обнажено и открыто» пред судом праведного Судьи никто и ничто не укроет виновного. Все умолкнет и преклонится пред правдою вечною!

Но утешительнее всего для праведников и ужаснее всего для грешников будет последний приговор, который изречет тогда Судья вселенной, которого и теперь нельзя читать или слышать без содрогания и умиления. «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф.25, 34). Грешники вменяли вас ни во что, почитали огребьем мира, глумились над вашим благочестием, посмеивались над вашею верою и упованием, но Отец Мой запечатлел вас Своим благословением, нарек вас Своими избранными, почтил вас честью сынов Своих. «Приидите благословеннии Отца Моего». Вы не имели на земле места, где главу подклонити, во всю жизнь ради Меня терпели, страдали, бедствовали: в воздаяние за то, Я от вечности уготовал вам царство на небе; здесь обретете вечное успокоение, здесь обрящет вас вечная радость и блаженство. «Приидите, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира». «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его». Я звал вас гласом любви и милосердия,— и вы не послушались; угрожал страхом суда и наказания,—вы посмеялись над угрозами. Я осыпал вас благодеяниями, но вы остались неблагодарными; посещал бедствиями, скорбями, но вы не обратились и не покаялись. Я отдал самое тело и кровь Мою для избавления и спасения вашего, но вы вменили их ни во что. «За то и я посмеюсь вашей погибели (Прит.1,26): «идите от Мене». Вы славились и величались на земле, были в чести и почтении между собратьями вашими; но правда Отца Моего запечатлела вас печатью проклятия; Его святость и истина судила вас достойными вечного отвержения: «идите от Мене проклятии» за приобретение тленных благ вы променяли вечное царство, которое было обещано и вам; за наслаждение кратковременными удовольствиями вы отдали блаженство вечное, которое приобрел Я и вам Моею кровью; за пустую славу мира вы отреклись от славы чад Божиих, братий и сонаследников Моих во царствии Отца Моего: но есть в возмездие вам огнь вечный, где страдает диавол,—отец ваш, которого вы слушались и которому повиновались. «Идите в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его. И идут сии в муку вечную», — так заключил Господь Свою беседу о будущем суде, — «праведницы же в живот вечный». Что ж вожделеннее жизни вечной и что ужаснее вечной муки? Не должно ли воспоминание о них быть первым и последним в каждый час и в каждое мгновение нашей жизни, занимать ум наш во время труда и отдохновения, наполнять сердце наше во время сна и бдения, сопровождать нас во всех входах и исходах наших? Тем паче необходимо оно теперь, когда св. церковь призывает и предрасполагает нас к покаянию, а мир влечет нас к самозабвению и усыплению греховному.

Итак, когда услышишь гласы веселия и шум празднующих, когда обаяние плотских удовольствий будет увлекать твое сердце, ослаблять духовную бдительность над собою, обессиливать и усыплять внутреннего стража добродетели—страх Божий,—вспомни, возлюбленный, что скоро ты должен явиться на суд пред Господом и Владыкою живота твоего, Который создал тебя на дела благие, одарил тебя разумом и сердцем, чтобы ты познавал и любил Его,—даровал тебе закон Свой, чтобы ты благоугождал Ему, «ходя во всех заповедях и оправданиях Его беспорочно»,—осыпал тебя бесчисленными благодеяниями, чтобы ты благодарил и прославлял Его устами и сердцем, всею жизнью и делами своими. Вспомни, что скоро предстанешь ты пред своим Спасителем, Который для избавления и спасения тебя, падшего, претерпел страшные страдания и мучительную смерть крестную, просветил тебя светом Евангелия Своего, даровал тебе спасительные и животворные таинства для обновления, освящения и спасения твоего, преподал тебе Божественное тело и Животворящую кровь Свою в залог бессмертия и жизни вечной, чтобы ты, отвергшись нечестия и мирских похотей целомудренно и праведно, и благочестно пожил в нынешнем веке, ожидая блаженного упования и явления славы Его. Вспомни, что скоро ты должен предстать пред всеведущим всеправедным Судиею, чтобы дать отчет в своей жизни,—в своих помышлениях и чувствованиях, в своих желаниях и стремлениях сердечных, во всех словах и делах своих, что после сего по истине страшного суда ты пойдешь или в живот вечный или в муку вечную. Аминь.

16. Слово 1-е. (На слова: «Где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, всё остается так же»)

«Где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, всё остается так же» (2 Петр. 3, 4).

Каждогодно, в преддверии святых и спасительных дней поста и покаяния, св. церковь воспоминает второе—славное пришествие Господа Иисуса Христа и последний страшный Суд Его над родом человеческим, чтобы этим грозным воспоминанием пробудить нас от усыпления греховного, чтобы подвигнуть нас к покаянию и богоугодному деланию, чтобы внушить и вкоренить в нас мысль о необходимости благовременно приготовляться к смерти и Суду Божию.

Но, кажется, и это, самое сильное, средство к пробуждению грешников от тяжкого сна греховного потеряло над нами свою силу. Мы прислушались к громовой вести о страшном суде Христовом, подобно как прислушались и привыкли к ударам грома. Мы готовы, по-видимому, и думать и говорить, как говорили в веке Апостольском неверующие и ругатели: «Где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, всё остается так же».

Не так же ли и ныне является все в превратном виде в нашем греховном и развращенном мире, как было и прежде? Нечестие торжествует и величается; а истинное благочестие в стеснении, убожестве и презрении. Заблуждения и ложь проповедуются на кровах; а св. истина принуждена бывает скрываться под спудом, чтоб не быть поруганною и осмеянною. Праведники, благоугождающие Богу исполнением Его заповедей, служащие Ему преподобием и правдою вся дни живота своего, и алчут и жаждут, и наготуют и страждут; а грешники, бесстрашно преступающие закон Его, презирающие всесвятую волю Его, одеваются в порфиру и виссон, веселясь по вся дни светло. Соблазны и беззакония, неверие и нечестие растут и множатся, а вера и благочестие смиренно преклоняют главу свою, и не смеют возвести очей своих, чтобы не встретить кощунственного поругания и осмеяния. Где же есть обетование пришествия Его? Как Святый святых, пред очами Коего не пребудут беззаконницы, терпит в царстве Своем всякую нечистоту и беззаконие? Как Правосудный и Праведный не карает и не истребляет тотчас всякое нечестие и неправду? Как всемогущий Глава Церкви терпит поругание и уничижение Своих членов, подвергая их соблазнам и искушениям рода прелюбодейного и грешного?

Этой глубочайшей тайны долготерпения Божия не понимают, братья мои, вполне и самые св. Ангелы. Возмущаясь злобою и грехами человеческими, они просят у Господа дозволения погубить нечестивых, оскорбляющих Величие и Святость Божию своими злыми делами, —исторгнуть эти нечистые плевелы от среды живых и ввергнуть их в геенну: «хочешь ли, мы пойдем, выберем их?».  Но премилосердый и человеколюбивый Господь говорить им: «нет, -чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы». Все святые, предстоящие престолу Божию на небе, по сказанию тайновидца, вопиют к Богу день и нощь: «доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» Но неисповедимое долготерпение Божие говорит и им: «почийте мало, дондеже совершатся братья ваши и клеврети ваши». Итак, «не медлит Господь [исполнением] обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас».

Почему долготерпит? Потому, во-первых, что самые нечестивые грешники, как люди, суть дело рук Божиих. И на них напечатлен всесвятый образ Отца Небесного, и за них принесена Правосудию Божию величайшая и святейшая жертва—крестная смерть Единородного Сына Божия, и за них пролита Божественная Кровь, «яко Агнца непорочна и пречиста»—Христа. Посему самая Правда Божия требует уже не смерти грешника, но «еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему». По сему милосердие Божие щадит и великих грешников, доколе не преисполнится мера грехов их, доколе не оскудеет и иссякнет всякая надежда их обращения и покаяния, доколе не ожесточатся они вконец и не сделаются годными для одного огня геенского.

Потому, во-вторых, Господь терпит временное превозношение грешников и уничижение праведных, что для расчёта с людьми у Него целая вечность, что и награды и наказания жизни будущей—бесконечны. Потому Само Правосудие требует ожидать, чтобы «святый святился еще, и праведный правду да творил еще», среди всех соблазнов и искушений мира, да очистится яко злато в горниле, да явится достоин той высочайшей славы, которою просветятся праведницы яко солнце в царствии Отца их: — чтобы «обидяй обидил еще и скверный сквернился еще», да, будет достоин того вечного огня, который уготован диаволу и ангелом его.

Потому, наконец, долготерпит и милосердствует Господь о падшем и развращенном роде человеческом, что одному всеведению Его известно число избранных не только между теми, которые теперь блуждают еще или в неведении истины, или в ослеплении страстей, и которые, силой благодати Божией, могут обратиться к покаянию, но и между теми, которые произойдут от рода самых нечестивых и неверующих, и которые могут сделаться истинными чадами Авраама по вере и благочестию. Поэтому премудрость Божия щадит всех, чтобы, восторгающе плевелы, не восторгнуть вместе с ними и пшеницу; бесконечная любовь и милосердие Божие долготерпеливо ожидает, доколе не вырастет и не принесет плода вся посеянная, вся сеемая и вся имеющая еще сеяться на ниве Божией пшеница.

Ах, если бы каждый грешник мог прозреть духовными очами, если бы мог ясно увидеть и сознать, почему и для чего щадит его долготерпение Отца небесного, – он пал бы в прах пред его неисповедимым милосердием, он излился бы весь в слезах благодарения его неизреченной благости, он провел бы всю остальную жизнь свою в трудах и подвигах покаяния, изгнал бы сам себя в пустыню, скитался бы в горах и вертепах и в пропастях земных, чтобы там оплакивать грехи свои и умолять Господа о прощении, как и поступали действительно истинно каявшиеся грешники.

Тем не менее неисследимое долготерпение Божие не может и не должно ни подавать повода к беспечности грешникам, ни повергать в уныние праведников: да не величаются первые своим мнимым торжеством на земли, да не постыдятся последние Господа и «словес Его в роде сем прелюбодейном и грешнем. Се гряду скоро, и мзда Моя со Мною, воздати комуждо по делом Его, – говорит Тот, словеса Коего суть ей и аминь. Небо и земля прейдет, словеса же Его не прейдут».

Самым верным залогом второго—славного пришествия Господа на землю служит первое Его пришествие во плоти. Для чего было унижаться Сыну Божию, воспринимать на Себя естество человеческое, терпеть все бедствия и скорби нашей жизни, страшные страдания и смерть, если не для того, чтобы разрушить дела диавола и изгнать сего князя мира вон, обновить и воскресить человечество, воссоздать на земли царство Божие? Но как же бы совершилось это величайшее дело Божией любви и премудрости, если бы князь тьмы царствовал в мире на веки, как царствует ныне в сынах противления, если бы человечество оставалось навсегда в том же злосчастном состояни, в каком находится теперь, если бы в Царстве Божием оставалось на всю вечность зло и нечестие, неправда и беззаконие, бедствия и скорби, болезни и смерть, как видим это ныне?

Самым несомненным удостоверением будущего всемирного проявления Правосудия Божественного служит крест единородного Сына Божия, который водружен был на Голгофе, по замечанию апостола, «в показание правды Божией в нынешнее время». Если правосудие Божие не пощадило Самого Сына Божия, восприявшего на Себя грехи человеков, пощадит ли оно самых грешников, презревших благость и милосердие Божие, не обратившихся и не покаявшихся, когда долготерпение Божие ожидало их покаяния? Если и единородному Сыну Божию, неведовшему греха, надлежало потерпеть жесточайшие мучения и смерть крестную за грехи человеческие: «то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет?».

Самым очевидным предвестием страшного суда Христова служат те многообразные проявления суда Божия в мире, о которых повествует нам слово Божие. Если Бог, скажем словами апостола Петра, и Ангелов согрешивших не пощадил, но связал их узами адского мрака на суд мучимых блюсти, то пощадит ли человеков, противящихся Ему и не послушавшись гласа благодати Его? И если не пощадил первого мира, наведши потоп на мир нечестивых, то не в показание ли того, как тогдашний мир погиб, быв потоплен водою, так и «нынешние небеса и земля, содержимые тем же Словом, сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков?». И если города Содом и Гоморру, осудив на истребление, превратил в пепел огнем и жупелом, то не для того ли, чтобы в примере их представить нам образ вечного огня, «поясти хотящаго нечестивыя»? Предсказание о будущем страшном суде своем Господь соединил с предсказанием суда Своего над Иерусалимом и народом иудейским, очевидно, для того, чтобы последний служил для нас верным предзнаменованием первого. И если с такою поразительною точностью сбылась и сбывается доселе предсказанная Им участь Иерусалима и народа еврейского; то не сбудется-ли также точно и непреложно и предреченная Им участь всего мира и рода человеческого?

Итак, не коснит Господь обетования, но долготерпит о нас, не хотя, да кто погибнет, но «да вси в покаяние приидут». Исполнится, наконец, мера нечестия и беззаконий человеческих, – и прекратится время долготерпения Божия. Созреют совершенно и пшеница и плевелы на ниве Божией, и наступит пора жатвы. Пройдет предопределенное человечеству время покаяния и доброделания, и настанет день суда и воздаяния. Тогда послет Господь ангелы Своя, и соберут от царствия Его вся соблазны и творящие беззаконие, и ввергнут их в пещь огненную, ту будет плач и скрежет зубом: тогда праведницы просветятся яко солнце во Царствии Отца их. Тогда-то, братия мои, откроется вся слава сынов Божиих, и все посрамление нечестивых. Тогда-то узрит небо и земля, что праведника – уничиженного, презираемого и поругаемого ныне – небе достоин весь мир; что участь грешника, как бы он ни величался и как бы ни блаженствовал на земле, – ужасна!

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира». Грешники вменяли вас ни во что, почитали вас отребием мира, глумились над вашим благочестием, посмеивались над вашею верою и упованием, предавали вас поруганию и истязаниям: но Отец Мой запечатлел вас Своим благословением, нарек вас своими избранными, почтил вас честью сынов Своих: «приидите, благословенные Отца Моего». Вы не имели на земле где главу приклонити, во всю жизнь свою, ради Меня и Евангелия Моего, терпели, бедствовали, страдали: в воздаяние за то Я от вечности уготовал вам Царство, где обрящете вечное упокоение, где ожидает вас вечная радость и блаженство: «приидите, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира».

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его»: Я призывал вас гласом любви и благости, милосердия и долготерпения, но вы не послушались, угрожал страхом Суда и наказания, вы посмеялись над угрозами. Я осыпал вас благодеяниями,—но вы остались неблагодарными; посещал бедствиями и скорбями, но вы не обратились и не покаялись. Я отдал самую плоть и кровь Мою для искупления и спасения вашего, но вы попрали их вашими грехами и нераскаянностью. «Убо и Аз погибели вашей посмеюся: идите от Мене». Вы славились и величались на земле, были в чести и почтении у подобных вам, пользовались невозбранно всеми благами мира. Но правда Отца Моего запечатлела вас печатью проклятия: Его Святость и истина судила вас достойными отвержения от лица своего: идите от Мене прокляты! За тленные сокровища мира вы променяли вечное царство, которое было обещано и вам, вместе со всеми; за наслаждение кратковременными удовольствиями плотскими вы отдали блаженство вечное, которое Я стяжал вам ценою крови Моей; за пустую славу человеческую вы отреклись от славы чад Божиих и сонаследников Моих в царстве Отца Моего, но есть в возмездие вам огнь вечный: «идите во огнь вечный». Вы стыдились Моего уничижения и смирения, Моего Креста и Евангелия, презирали меньших братий Моих, отвращались от них, когда они просили вашей помощи, глумились над благочестием верующих в Меня,—слушались не Моих заповедей, а советов отца лжи—диавола: оставайтесь же на всю вечность в сообществе диавола и ангелов его: «идите во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его».

Таково, брат, мои, окончательное разрешение тайны настоящего долготерпения Божия! Таково славное, всемирное торжество Правосудия Божественного! Таков последний конец праведников и грешников! «И идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный». Аминь.

17. Слово второе (На слова: «Се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих — сотворить суд над всеми…» (Иуд.14-15))

«Се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих — сотворить суд над всеми и обличить всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники» (Иуд.14-15).

Когда в первый раз люди услышали гром, то, без сомнения, так испугались, что готовы были сокрыться в самых глубоких пещерах и подземельях. Но прислушавшись, мало по малу перестали бояться, и остаются спокойны и во время самой сильной грозы, сделались беспечны и к самым страшным ударам. Но изменилось-ли от этого свойство грома? умалилась-ли его сила? Нисколько! она также разрушительна и теперь, как разрушительна была прежде. Удары грома также внезапно убивают и ныне, как убивали прежде.

Так и грозное Слово Господне о страшном суде Его над миром с такою силою действовало на первых христиан, что св. Апостол Павел находил даже нужным успокаивать их, чтобы они не колебались умом и не смущались, как будто наступает уже день Христов. И это достоянное ожидание славного пришествия Христова, эта непрестанная память о страшном суде Его служила, с одной стороны, утешением и ободрением последователей Христовых на узком и тернистом пути к царствию Божию, с другой—самым сильным возбуждением грешников к покаянию: она укрепляла мучеников в неимоверных страданиях за имя Христово, вдыхала св. пустынникам мужество в тяжкой борьбе их с собственными страстями, услаждала труды великих Пастырей церкви в их подвигах за веру и церковь Христову; но она же изгоняла великих грешников в пустыни для оплакивания там грехов своих, соделывала разбойников, мытарей и гонителей избранными сосудами благодати Божией. В наши несчастные времена и самое Слово Божие о страшном Суде Христовом, по-видимому, потеряло свою силу, не сотрясает уже сердец человеческих в самой глубине их, не производит уже в душе грешника того спасительного страха, который покаяние нераскаянно соделывает. Мы привыкли и слушать и говорить о суде Божием с таким спокойным равнодушием, как бы это вовсе не относилось к нам, как будто суд Божий угрожает не нам, а другим. Сего мало,—в самых недрах Христианства являются даже ругатели, о которых со скорбью упоминал некогда Апостол, глаголющий: где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, всё остается так же (2 Петр.3,4). Что же теряет ли свою достоверность Слово Христово от того, что мы перестали бояться Его? Отменит ли Господь обетование Свое потому, что многие не хотят Ему верить? Нет, братия мои, непреложно Слове Господне, нераскаянна обетования Божия: «приидет Господь во тьмах Святых Ангел Своих»,— верят-ли тому или нет, ожидают-ли Его пришествия или нет; «приидет и не укоснит».

Тщетно сыны тьмы и нечестия утешают себя безумной надеждою уничтожения, тщетно хотят уверить себя и других: «самослучайно рождени есмы и потом будем, тоже не бывшие, и дух наш разлиется яко мягкий воздух». В творении высочайшей премудрости нет и не может быть никакой случайности, недоведомой всеведению. Созданный по образу Божию дух наш не может исчезнуть и уничтожиться вопреки всемогущей воле Создавшего его. Искупленная драгоценнейшею всего мира кровно Сына Божия душа наша, и сама дороже всего мира; и если бы исчез и уничтожился мир весь, она пребудет пред Богом жизни живою и бессмертною. Так хочет всемогущий Владыка духов и всякой плоти: «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло-в воскресение осуждения» (Ин.5, 25,29).

Тщетно нерадивые и беспечные о душе своей люди, во своих похотях ходящие, говорят подобно рабу лукавому: «коснит Господь наш прийти. Где есть обетовани пришествия Его? Отнеле же бо отцы успоша, вся тако пребывают», все также и будет. Нет, эаблуждающие и ослепленные, не коснит Господь обетования, но долготерпит на нас, не хотя, да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут. Неужели думаете, что в царстве Всевышнего будет вечно господствовать зло и беззаконие, как господствует ныне на земле? Что в царстве Бога мира и любви пребудут навсегда вражды и зложелательства, обиды и угнетения, ненависть и злоба, как это видим теперь в наших обществах? Что в царстве Всеблагого будут вечно страдать неповинные, бедствовать добродетельные, плакать угождающие Богу, и, напротив, радоваться нечестивые, торжествовать обидящие, величаться враги Божии, как это бывает теперь в нашем вире? Что во царстве Бога истины и правды будут вечно терпимы ложь и коварство, ухищрения и обманы, заблуждения и неправды, прельщения и соблазны, как все это бывает теперь между человеками? Где же закон, о котором говорит нам собственный наш разум, который составляет основание бытия вселенной, без которого не возможно самое существование мира? Где правда и воздаяние, о которых говорит наша совесть, без которых весь мир превратился бы в хаос? «Ей, гряду скоро, — глаголет Господь, — и мзда моя со мною воздати комуждо по делом его!».

Тщетно преданные суете миролюбцы воображают себе, что Евангелие Христово угрожает судом и казнью для одного только страха, что страшные картины, коими живописует Слово Божие несчастную участь грешников, существуют в одних токмо изображениях, что откровение Божие устрашает токмо людей, подобно как устрашают детей вымышленными рассказами и изображениями. Нет, беспечные сыны века сего,— «небо и земля прейдет, словеса же Господня не прейдут!». Неужели воображаете, что напрасно угрожал Тот, Кто за беззакония человеческие погубил в потопе всю тварь от человека до скота, Кто огнем с небеси сожег грады Содомские, Кто, по предречению Своему, предал разрушению и истреблению возлюбленный град и народ Свой за его неверие и нечестие? Неужели мог напрасно устрашать Тот, Кто сам горько плакал, предвещая страшную судьбу Иерусалима и чад его, Кто с тяжкою скорбью предвещал горе и горе нераскаянным, Кто, идя под крестом на Голгофу, говорил плакавшим о Нем женам: «плачьте о себе и о детях ваших: ибо приходят дни, в которые начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас!; ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» (Лк.23, 28-30). Неужели думаете, что оскорбление высочайшей святости и любви Божией может остаться без наказания, что пролитая за избавление людей кровь Сына Божия, пренебрегаемая и попираемая бесчувствием и неблагодарностью беспечных грешников, не возопиет к Богу об отмщении, что вечная правда Божия не потребует вечного воздаяния за неправду и нечестие? Нет, братия мои, существо Божие неизменно, и все суды Его непреложны; правда Его правда во веки, и Слово Его—истина. Самое существо зла и греха таково, что оно необходимо рождает из себя скорбь и болезнь, страдание и муки. Самое блаженство праведных, для полноты и совершенства своего, требует отлучения злых и неправедных на всю вечность.

Тщетно закосневающие во грехах слабые христиане, предавшись в волю страстей и похотей своих, утешают себя мыслью о бесконечном милосердии Божием, надеются послабления заблуждениям своим от беспредельного человеколюбия Божия, чают снисхождения мнимым немощам своим от неистощимого долготерпения Божия. «Милость бо и гнев у Него и на грешницех почиет ярость Его. Или о богатстве благости и долготерпения Божия нерадиши», — говорит Апостол,—«не ведый, яко благость Божья на покаяние тя ведет?». Благость Божия ищет твоего спасения; а ты, как бы посмеиваясь ей, говоришь: Господь благ и многомилостив, простит мои согрешения, и продолжаешь грешить безбоязненно и нерадишь о спасении души твоей!.. Долготерпение Божие на покаяние тя ведет; а ты, как бы посмеиваясь ему, говоришь: долготерпелив Господь, не предаст мене погибели,—и не престаешь творить злое пред очами Его и не заботишься о том, что будет с. тобою в вечности! Любовь Божия говорит тебе: «не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иез.33,11), и потому ищет тебя на всех распутиях порока, зовет тебя гласом милосердия в царство свое; а ты, как бы посмеиваясь ей, упорствуешь в своем заблуждении, не хочешь разрушить обаяние греховных наслаждений, которыми ослепил тебя диавол, медлишь предаться всей душою и сердцем в объятия любви и милосердия Отца Небесного! Не сам-ли по жестокости твоей и нераскаянному сердцу собираешь себе гнев на день гнева и откровения суда Божия? Неужели думаешь, что человеколюбие Божие пременит святость существа Его, что милосердие Его упразднит суд и правду, что долготерпение Божие обратится в потворство беззаконию? Нет, «непреселится к Нему всяк лукавнуяй, ниже пребудут беззаконницы пред очима Его». Вечная милость Божия токмо на боящихся Его и хранящих заповеди Его; а на грешницех почиет ярость Его!

Тщетно нерадящие о душе своей в продолжение жизни надеются, что благодать Божия может спасти их и в час смерти. Правда, сия всемогущая, вседействующая благодать спасала мытарей и грешников, соделывала сосудами избранных гонителей и хульников, отверзала райские двери и разбойникам на кресте. Но она спасала и спасает только тех, которые не противятся ее действиям, следуют ее влечению, которые, услышав глас ее, всем сердцем возжелали и искали своего спасения. Не все ли, что нужно, соделала сия Божественная благодать и для нашего спасения? Она предопределила нам родиться в недрах св. церкви, от утробы матерней возродила нас в жизнь вечную в купели св. крещения, с млеком матерним напоила нас животворящим телом и кровию Сына Божия, и доселе не престает оглашать слух наш словом Божием, возбуждать совесть нашу от усыпления греховного, призывать ко спасению и жизни вечной, предлагать все сокровища свои к нашему оправданию, обновлению, освящению и спасению. Какой же ожидать еще благодати чудодейственной? Неужели думаем, что нас введут как бы невольно в царство Божие, когда мы не хотим идти туда отверстою нам дверью покаяния; что нас примут туда с нашими нечистотами и сквернами греховными, куда не входит ничто же скверно; что и во второе пришествие Господне нас ожидает милость и прощение, а не суд и воздаяние? Не льстите себе, возлюбленные, кончится время долготерпения и настанет время суда, откроется правда вечная: «приидет Господь во тьмах святых Ангел своих сотворити суд о всех». Сотворит суд о всем, в чем ни согрешили мы умом нашим до последнего помышления лукавого, — в чем ни согрешили сердцем до мимолетного услаждения и вожделения нечистого, в чем ни согрешили языком до последнего слова праздного,— в чем ни согрешили делом от заблуждений детства до прихоти старческой, все будет выставлено на общий позор, все будет изнесено на среду пред лицем неба и земли. Что ж будет тогда с нами, когда всеведущий Судья мира откроет жизнь и деяния, сердце и совесть нашу пред собором Ангелов и человеков; когда ближние наши или оскорбленные нашею гордостью, или обиженные нашим любостяжанием, или обманутые нашим лукавством возопиют к Богу об отмщении; когда невинные души, соблазненные нашим примером, развращенные нашим советом, растленные нашими легкомысленными и безумными речами, будут проклинать нас за свои страдания? Поздно будет тогда всякое извинение, не прикроет никакая личина лицемерия, не оправдают никакие лжесвидетели. Пред очами всеведущего вся нага и объявлена, пред судом всеправедного Судии никто и ничто не сокроет обвиняемого: все умолкнет и преклонится тогда пред правдою вечною.

Посему-то и нужно, братия мои, прежде оного суда позаботиться о душе своей, чтобы она не явилась тогда окаянною и бедною, и нищею, и слепою, и нагою. Просвети ее, возлюбленный, светом истины благовести Христова, «да: у веси яже от Бога дарованная нам», да познает волю Божию, благую, угодную и совершенную, да не будеши «яко младенец, влающеся и скитающеся всяким ветром учения во лжи человеческой, в коварстве козней льщения». Убели ризу души своей искренним вседушевным покаянием, слезами умиления и сокрушения сердечного. Освободи ее от уз греховных и от насильства страстей— трудами и терпением, бдением и молитвою, постом и поучением в слове Божием. Напитай ее пищею бессмертия и жизни вечной, благоговейным причащением тела и крови Христовой. Укрась ее одеждою благих дел веры и благочестия, правды и любви, смирения и незлобия, сострадания и милосердия к ближним. Огради ее страхом Божиим от нечистых и лукавых помыслов, от порочных вожделений и чувств, от срамных пожеланий и стремлений, от праздных и непотребных слов и дел. Возрасти в ней плоды Духа Святого: любы радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание. Если же угаснет в ней светильник веры, то неминуемо пойдет она во тьму кромешную. Если не достанет у нее елея любви и милосердия, то останется она вне царствия Божия с девами юродивыми. Если не будет у нее брачной одежды добрых дел, то не вкусит она небесной вечери с избранными. Если явится пред Господом покрытою рубищем грехов и беззаконий, то изгнана будет от лица Божия в геенну огненную, где будет плач и скрежет зубов. Аминь.

18. Слово 3-е. («Идут отверженные Богом грешники в муку вечную, праведницы же в живот вечный»)

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. — И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25. 34, 41, 46).

Вот заключение всемирной истории человечества, которая представляется на позорище света от начала мира до ныне и будет еще представляться на неопределенное и неизвестное для нас время. Вот окончательная развязка всех разнообразных явлений, всех запутанных событий в мире человеческом, где народы мятутся и волнуются, то воздымаясь и упадая, то разливаясь и потопляя собою все, то сталкиваясь и разбиваясь друг о друга, подобно волнам бурного моря. Вот предел и конец, к которому идет и придет весь настоящий мир, для которого он сохранялся и сохраняется вседействующею силою творческою! Вот разрешение великого вопроса об участи человеческого рода, над которым бесплодно трудится человеческий разум в продолжение стольких тысячелетий! Вот определение и собственной участи каждого из нас на всю вечность! И идут отверженные Богом грешники в муку вечную, праведницы же в живот вечный.

И так напрасно нераскаянные грешники, предавшись в волю страстей и похотей развращенного сердца своего, утешают себя мыслью о бесконечном милосердии Божием,— надеются послабления страстям своим от беспредельного человеколюбия Божия, чают снисхождения мнимым немощам своим от неистощимого долготерпения Божия. Милость бо и гнев у Него. «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога» (Рим.2,4-5). Неужели думаешь, что человеколюбие Божие пременит святость существа Его, что милосердие упразднит суд и правду, что долготерпение Божие обратится в потворство беззаконию? Нет, «не преселится к Нему всяк лукавнуяй, ниже пребудут беззаконницы пред очима Его (Пс.5,5). Вечная милость Господня токмо на боящихся Его и хранящих заповеди Его; и на грешниках пребывает ярость Его (Сир.5,7)».

Итак, напрасно преданные суете миролюбцы воображают себе, что Евангелие Христово угрожает судом и казнью только для одного страха, что страшные картины, коими живописует Слово Божие несчастную участь грешников, существуют в одних только изображениях для устрашения людей, подобно как устрашают малых детей вымышленными рассказами и изображениями. Нет, беспечные сыны века сего,—небо и земля прейдет, словеса же Господня не прейдут. Неужели думаешь, что устрашал только Тот, кто оплакивал горько страшную судьбу Иерусалима и чад его, кто с тяжкою скорбью возвещал горе и горе нераскаянным? Неужели думаешь, что для всемогущества Божия, сотворившего рай, трудно сотворить ад; что наглое оскорбление святости Божией может остаться без отмщения; что вечная правда Божия не потребует вечного воздаяния за неправду? — Нет, братия, существо Божие неизменно и все  суды Его непреложны; «правда Его правда во веки, и слово Его истина». Самое существо зла и греха таково, что оно необходимо рождает из себя скорбь и болезнь, страдания и муки. Самое блаженство праведных для полноты и совершенства своего требует отлучения злых и неправедных на всю вечность.

И так напрасно чада тьмы и неверия хотят уверить себя и других: «где есть обетование пришествия Его? отнель же бо отцы успоша, вся такожде пребывают» все также и будет. Нет, заблуждающие и ослепленные, не коснит Господь обетование, но долготерпит на нас, не хотя да кто погибнет, но да вси в покаянье приидут». Неужели думаете, что в царстве Всесвятого будет вечно господствовать зло и беззаконие, как господствует ныне на земле; что в царстве Бога мира и любви пребудут навсегда вражды и зложелательства, обиды и утешения, ненависть и злоба, как это видим теперь между людьми; что в царстве Всеблагого будут вечно страдать неповинные, бедствовать добродетельные, плакать угождающие Богу, и напротив радоваться нечестивые, торжествовать обидящие, веселиться враги Божии, как это бывает теперь в нашем мире; что в царстве Бога истины будут вечно терпимы ложь и коварство, ухищрения и обманы, заблуждения и неправды, соблазны и прельщения, как все это бывает теперь между человеками? — «Ей гряду скоро, глаголет Господь, и мзда моя со Мною воздати комуждо по делом его (Апок.22,12). «Се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих- сотворить суд над всеми и обличить всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники» (Иуд.14-15).

Приходил Господь на землю в образе раба избавить и спасти грешников, взыскать и спасти погибших, призвать к покаянию заблудших и развращенных, обновить и оживотворить умерщвленных грехом, искупить и исхитить из плена диавола души предавшихся его страшной власти. Тогда приидет Сын человеческий, Которому Бог Отец предал весь суд над миром,—во славе своей со Ангелы святыми. Мы видели Его уничижённого, поруганного, распятого на кресте: тогда узрим Его седящего на престоле славы Своей. Узрим своего Владыку и Господа, своего Творца и Благодетеля, которого оскорбляли своим преступным забвением о Нем, своею безчестною неблагодарностью пред Ним. Узрим своего Искупителя, Который предал Самого Себя за грехи наши, но Которого второе распинали своими беззакониями. Узрим те язвы, который Он претерпел за спасение всех, и которые мы уничижили своими грехами, презрели своим нечувствием, посрамили своею нераскаянностью. Узрим Сердцеведущаго Судию и Мздовоздаятеля, Которому известны не только дела, но и мысли и желания наши, и Которого бесстрашно оскорбляли своими нечестивыми помыслами, своими преступными пожеланиями, своими срамными ощущениями. Страшно будет сие пришествие Сына человеческого для грешников, грозно сие видение Судии мира сего для беззаконных. «тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! покрыйте ни от лица седящего на престоле, и от гнева Агнча», яко прииде день великий гнева Его, и кто может стати?» Но светел и радостен будет день сей для верных рабов Божиих; блаженно и восхитительно будет славное явление Господа для избранных: радуемся и веселимся, скажут они: и дадим Славу Ему, яко прииде брак Агнчий?

На сем-то по истине страшном суде, пред сим сердцеведущим Судьей и св. ангелами Его предстанем и мы с тобою, возлюбленный собрат мой, предстанем среди всех одинокими,—без покрова и защиты, без заступника и ходатая, наги душей и телом, с одними своими делами, мыслями и чувствами, — предстанем такими, какими застанет нас оный страшный день Господень, или какими постигнет нас страшный час смертный, предстанем для того, чтобы дать отчет в нашей жизни, чтобы быть или осужденными или оправданными. Время покаяния и долготерпения Божия кончится, и Господь явится нам не Богом милости и щедрот, а Богом отмщений, Который изведет тайные тьмы и объявит советы сердечные, и воздаст комуждо по делам его.

Ныне не только посторонние люди, но и мы сами не знаем внутреннего состояния души своей. Самолюбие наше скрывает многое от собственной нашей совести непрестанное волнение мыслей и чувств, желаний и стремлений сердечных, постоянное кружение в вихре суеты и забот житейских не дают нам видеть ясно, — что мы пред Богом,—чада света или тьмы, сыны благодати или греха, спасающиеся или погибающие. Теперь все прошедшее, сокрываясь из глаз, изглаждается мало-по-малу из нашей памяти, является нам как не сущим, покрывается как-бы некою пеленою, сквозь которую едва усматриваем что-либо. День суда Божия обнаружит все это в ясном свете; все соделанное нами оживет в нашей совести, прошедшее сделается настоящим, сокровенное явным, неведомое и несознаваемое станет пред очами нашими, нам предстанет полная картина жизни нашей— внешней и внутренней от первого движения младенческого до последнего вздоха смертного. Все, в чем ни согрешили мы умом своим— до последнего помысла лукавого; в чем ни согрешили сердцем своим— до мимолетного услаждения и вожделения нечистого; в чем ни согрешили языком своим до последнего слова праздного; в чем ни согрешили телом своим—до последнего движения телесных чувств,— все будет тогда выставлено на позор, все будет изнесено на среду пред собором ангелов и человеков; все будет истязано и осуждено судом праведным и нелицеприятным. Но сего мало: пред нами предстанут и грехи близких наших, которых мы были причиною, и которые потому самому вменятся нам. Предстанут очам нашим невинные души, соблазненные нашим примером, увлеченные нашим недобрым советом, растленные нашими безумными речами, оскорбленные нашими неправдами, преоскорбленные нашим любочестием и любостяжанием. Все они восстанут и изобличат нас, все возопиют на нас к Богу об отпущении. Сам Господь Иисус Христос, искупивший их Своею кровно, взыщет их от рук наших. Что если бы теперь, среди сего собрания, прочтена была такая же верная и полная история жизни и деяний кого-либо из нас, какая прочтена будет на будущем Суде Христовом; имели-ль бы мы столько сил, чтоб перенести свой стыд и посрамление? Что-ж будет с нами, когда Судия мира откроет жизнь и деяния, сердце и совесть нашу пред сонмом св. ангелов, в собрании всего человечества? «Кто стерпит день пришествия Его», говорит пророк Божий: «и кто постоит в видении Его? Зане той входит, яко огнь горнила, и сядет разваряя и очищая, яко сребро и яко злато».

Так, братия мои, суд Божий состоять будет не в одном осуждении греховных действий; Сердцеведец будет очищать огнем суда своего самое сребро и злато; испытает и самые добродетели наши, откроет нечистый источник их в нашем сердце, обнаружит самолюбивые и лицемерные побуждения мнимо добрых деяний наших. Все, что сделано не для Него, не по чистой и святой любви к Нему и ближним нашим, Он отвергнет и не примет: помяни яко посприял еси благая твоя в животе твоем. Он взыщет от нас истинно добрых дел, чтоб поставит одесную Себе, Он спросит нас, чем засвидетельствовали мы свою веру в Него, в чем показали мы свою любовь к Нему, чём постарались благоугодить Ему, что соделали, чтобы наследовать жизнь вечную? Он скажет нам, указывая на соборы святых друзей Своих: вот лик пророков и апостолов кои, оставив все, последовали за Мною, среди бед и страданий проповедовали Слово Мое человекам, всю жизнь свою принесли в жертву Славе Моей и спасению ближних своих. Вот лик исповедников и мучеников, которые жесточайшими страданиями и смертью прославили имя Мое пред человеками. Вот, лик подвижников, которые ради любви Моей презрели вся красная мира, провели всю жизнь свою в слезах и воздыханиях, в алчбе и жажде, во бдениях и пощениях, в пустынях скитающиеся и в горах и в вертепах и в пропастях земных. Вот собор праведников, которые, и живя в мире, были не от мира сего, и среди общества человеков были собеседниками ангелов, которые, и нося на себе узы обязанностей семейных и общественных, всем сердцем искали царствия Божия и правды Его, которые были, подобно рабу Моему  Иову, оком слепых, ногою хромых, отрадою и утешением страждущих. Что сделали вы, чтобы стать одесную Мене со избранными? От вас Я не требовал ни этих тяжких жертв, ни оных преестественных подвигов. Если вы не могли изнурять плоть свою постом и трудами, то, насыщаясь сами, насытили-ль и Меня алчущего и жаждущего, когда Я просил хлеба и воды в лице нищего? Если вы не могли и не хотели оставить дом свой и братию свою Мене ради, то ввели-ль в дом свой и успокоили-ль Меня, когда Я стоял при дверях ваших в лице странника? Если не могли сами страдать за имя Мое, терпеть болезни и труды ради царства небесного, то спешили-ль облегчить своим участием и состраданием Мои болезни и страдания, когда лежал Я на одре с болящими, томился в узах и темнице вместе с узниками? Если сами не могли понести тяготу и вар, зной и мороз ради царствия Божия, то одели-ль наготующего, помогли-ли нуждающемуся, утешили-ль бедствующего в скорби души его. Поздно будет тогда всякое извинение, не прикроет никакая личина лицемерия, не оправдят никакие лжесвидетели. Пред очами Всеведущего вся нага и объявлена, пред судом всеправедного Судии никто и ничто не укроет обвиняемого. Все умолкнет и преклонится пред правдою вечною.

Тогда-то, брат, мои, откроется вся слава сынов Божиих и все посрамление нечестивых. Тогда-то узрит небо н земля что праведника, поруганного, презираемого в мире, не бе достоин весь мир; что участь грешника, как бы он ни величался на земле, ужасна! Тогда речет Царь сущим одесную Его: «приидите благословенны Отца Моего». Грешники вменяли вас ни во что, почитали отребием мира, глумились над вашим благочестием, посмеивались над вашею верою и упованием; но Отец Мой, запечатлев вас своим благословением, нарек вас своими избранными, почтил вас честью сынов Своих. Приидите благословении. Вы не имели на земле, где главу подклонити, всю жизнь ради Меня терпели, страдали и бедствовали. В воздаяние за то Я от вечности уготовал вам царство на небе. Приидите, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира. Здесь обретете вы вечное упокоение, здесь ожидает вас вечная радость и блаженство!

Тогда речет и сущим ошуюю: идите от Мене проклятии Я звал вас гласом любви и милосердия; — и вы не послушали; угрожал страхом суда и наказания, — вы посмеялись над угрозами. Я осыпал вас благодеяниями,— но вы остались неблагодарными; посещал бедствиями и скорбями,—но вы не обратились и не покаялись. Я отдал самую плоть и кровь Мою для избавления и спасения вашего,—но вы вменили ее ни во что. Убо и Аз погибели вашей посмеюся: идите от Мене. Вы славились и величались на земле, были в чести и почести между человеками: но правда Отца Моего запечатлела вас печатью проклятия; Его святость и истина судила вас достойными вечного отвержения: идите от Мене проклятии. За наслаждение тленными благами вы променяли вечное царство, которое обещал Я и вам; за наслаждение кратковременными удовольствиями плотскими вы отдали блаженство вечное, которое приобрел Я вам Моею кровию, за пустую славу мира сего вы отреклись от славы чад Божиих, братий и сонаследников Моих: но есть в возмездие вам огнь вечный,— идите в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его.

Как страшен суд Твой, Господи! Но сделай для меня память о нем, Боже мой, еще более ужасною! да не отступает она от меня во дни и нощи, да преследует мысль о нем меня везде и всегда, да возмущает все радости мои, да отравляет удовольствия мои, да прерывает покой мой! Страх суда Твоего, Господи, да сотрясет все существо мое, да проникнет до сокровеннейших изгибов сердца моего! да сокрушится и умилится сердце мое, да предвари искренним покаянием ныне строгость суда Твоего по смерти. Аминь.

19. Слово 4-е (На слова: «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5, 10))

 «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5, 10).

Воспоминание о страшном суде Христовом и необходимо и полезно для нас, братия, во всякое время; надобно желать, чтобы оно служило всегдашним спутником и охранителем нашей жизни, никогда не отступало от нас ни на мгновение, всегда было присуще уму и сердцу нашему. Тем более необходимо оно теперь, когда нам нужно предрасполагать и возбуждать себя к покаянию, но когда мир влечет нас к самозабвению и усыплению греховному. С настоящего дня мы вступаем уже в самое предверие св. поста, ибо так на языке церковном называется наступающая седмица. По намеренно св. Церкви, она должна служить уже началом постнических подвигов и трудов, а по обычаям мира она сделалась каким-то языческим празднеством, полным искушений и соблазнов, временем самых разнообразных и шумных увеселений. Чтобы не дать нам закружиться в этом вихре удовольствий до самозабвения и помрачения смысла, чтобы предостеречь нас от тяжких грехопадений среди многообразных соблазнов и искушений, св. церковь напоминает нам о последнем страшном суде Христовом, пред которым нам всем должно явиться, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла.

И так, когда услышите гласы веселия и шум празднующих, когда обаяние многоразличных удовольствий будет увлекать ваше сердце, ослаблять духовную бдительность над собою, обессиливать и усыплять внутреннего стража добродетели—совесть, вытеснять из души вашей отревающий грехи, ограждающий и охранявший сердце страх Божий—вспомните, возлюбленнии, что всем нам подобает явится пред судищем Христовым. Вспомните, что нам должно явиться вред Господом и Владыкою живота нашего, Который создал нас на дела благие, одарил нас разумом, сердцем, чтобы мы познавали и любили Его, даровал нам закон Свой, чтобы мы благоугождали Ему, ходя во всех заповедях и оправданиях Его беспорочно, Который хранит жизнь нашу Своею присносущною силою, осыпает нас не исчисленными благодеяниями Своей благости, чтобы мы благодарили и прославляли Его устами и сердцем, всею жизнью и делами своими. Вспомните, что нам должна предстать пред Спасителем нашим, Который для избавления и спасения нас падших восприял на Себя бренное естество наше, претерпел страшный страдания и мучительную смерть со злодеями, Который просветил нас светом Евангелия Своего, даровал спасительный и животворный таинства для освящения и спасения нашего, преподал нам божественное и животворящее тело и кровь Свою в залог безсмертия и вечной жизни—сделал для нас все, чтобы мы, отвергшись нечестия и мирских похотей, целомудренно и праведно и благочестно пожили в нынешнем веце, ожидая блаженного упования и явления славы Его. Вспомните крест Христов, который, как знамение Сына человеческого, явится на небеси в день пришествия Его на суд, и который есть памятник не только бесконечной любви и милосердия Божия, но и Его непреложной правды и суда. Если правосудие Божие не пощадило самого Единородного Сына Божия, восприявшего на себя грехи человеков, пощадит-ли самых грешников, презревших благость и долготерпение Божие, не обратившихся и не покаявшихся. Если и Единородному Сыну Божию, наведавшему греха, надлежало претерпеть жесточайшие страдания и смерть крестную за грехи человеческие, колико, мните, горняя сподобится муки, иже Сына Божия поправый и кровь заветную скверну возмнивый, еюже освятися и Духа благодати укоривый. Вспомните о тех явлениях страшного Суда Божия, о которых повествует нам Слово Божие. Если Бог, скажем словами Апостола, и Ангелов согрешивших не пощадил, но связал узами адского мрака на суд мучимых блюсти, то пощадит-ли человеков, противящихся святейшей воле Его, не покоряющихся высочайшей власти Его, дерзко преступающих вечный закон Его, отвергающих благость и долготерпение Его, призывающее их к покаянию. И если де пощадил первоначального мира, наведши потоп на мир нечестивых, то не в показание-ли того, что как тогдашний мир погиб, быв потоплен водою, так и нынешние небеса и земля там-же словом сокровена суть огню блюдома на день суда и погибели нечестивых человеков? Если города Содом и Гомору, осудив на истребление, превратил, в пепел, то не для того ли, чтобы в примере их представить образ вечная огня, поясти хотящего нечестивая? Вспоминая все это, перенеситесь мыслью к тому страшному и славному дню, когда исполнится мера нечестия и беззаконий человеческих и прекратится время долготерпения Божия, —пройдет предопределенное человечеству время покаяния и доброделания и настанет час суда и воздаяния, явится Сын человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, и соберутся пред ним все языцы, и мы все явимся пред судищем Христовым, да приимем кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла.

Это, брате мои, будет не суд человеческий, пред которым многое можно скрыть и утаить, пред которым и виновный успеет иногда оправдаться, а суд Бога сердцеведца, Которому известны все не только дела, но и мысли и желания наши, Который изведет на свет тайные тьмы и объявит советы сердечные. Ныне не только посторонние люди, а и мы сами не знаем, как должно внутренняя состояния души своей. Самолюбие наше умеет скрывать многое от собственной нашей совести; непрестанное волнение мыслей и чувств, желаний и стремлений сердечных, постоянное кружение в вихре суеты и забот житейских, не дают нам видеть ясно, что мы пред Богом, — чада: света или тьмы, сыны-благодати и дети тьмы, спасающиеся или погибающие. Теперь все прошедшее, скрываясь, из глаз, изглаждается мало по малу из нашей памяти и не тревожит нашей совести. День суда Божия откроет нашу душу, какова она есть, представить всю историю нашей жизни и внутренней и внешней в ясном свете: все забытое и как бы погребенное на веки оживет в нашей совести, прошедшее сделается настоящим, сокровенное ясным, неведомое и несознаваемое ныне станет, как живое, пред глазами нашими. Все, в чем ни согрешили мы умом своим до последнего помышления лукавого, в чем ни согрешили сердцем до мимолетного услаждения и вожделения нечистого,—в чем ни согрешили желанием своим до безотчетной прихоти, — в чем ни согрешили языком своим до последнего слова праздного,— в чем ни согрешали делом до последнего движения чувств,—все будет выставлено на позор, все будет изнесено на среду пред собором Ангелов и человеков, все будет истязано и осуждено судом праведным и нелицеприятным.

Но сего мало! Сердцеведущий Судия испытает огнем суда Своего самые добродетели наши,— о Боге ли они соделаны, откроет самый источник их в нашем сердце, обнаружит внутренние побуждения добрых дел наших. Все, что сделали мы доброго не для Бога единого, не нечистой и святой любви к Нему и ближним нашим, а по тайным побуждениям самолюбия и лицемерия, Он отвергнет как нечистое, осудить, как преступное: восприял еси мзду твою, скажет Он каждому мнящемуся быть праведным фарисею. Он взыщет от нас истинно добрых дел, достойных воздания небесного. Он спросит нас: чем засвидетельствовали мы свою веру в Него? В чем показали свою любовь к Нему? Чем старались заслужить Его любовь и благоволение? Что сделали, чтобы наследовать жизнь вечную? Он скажет нам, указывая на соборы святых и друзей Своих: вот лик пророков и апостолов, которые, оставив все, последовали за Мною среди бед и скорбей, гонений и страданий проповедовали слово Мое в мире, всю жизнь свою принесли в жертву за славу Мою и спасение ближних. Вот лик исповедников и мучеников, которые жесточайшими страданиями и смертью прославили имя Мое пред человеками. Вот лик подвижников, которые из любви ко Мне презрели вся красная мира, провели всю жизнь свою в слезах и воздыханиях, в алчбе и жажде, в бдении и молитве, в пустынях скитающиеся и в вертепах и пропастях земных. Вот собор праведников, которые и живя в мире, были не от мира сего, и обращаясь среди общества человеческого, были собеседниками ангелов, и нося на себе узы обязанностей семейных и общественных, всем сердцем искали царствия Божия и правды Его, которые были подобно рабу моему Иову, оком слепым, ногою хромым, утешением страждущих. Что сделали вы, чтобы стать одесную Мене с избранными? От вас Я не требовал ни этих великих жертв, который принесли ко Мне все св. пророки, апостолы и мученики, ни тех чрезвычайных подвигов, которые совершали святые подвижники ради царствия небесного. Требовал одной только любви ко Мне и ближним вашим. Если вы не могли изнурять плоть свою постом и трудами, то насыщаясь сами, насытили-ль и Меня алчущего и жаждущего, когда Я просил у вас хлеба в лице нищего? Если не могли и не хотели оставить дом свой и братию свою Меня ради, то ввели-ли в дом свой и успокоили-ль Меня, когда Я стоял при дверях ваших в лице странника? Если не могли сами страдать за имя Мое, терпеть болезни и труды ради царствия небесного, то спешили-ль облегчить своим участием, состраданием и помощью Мои болезни и страдания, когда лежал Я на одре с болящими, томился в узах и в темнице вместе с узниками. Если сами не были гонимы правды ради, то защитили-ль гонимого от гонящих его, избавили-ль обидимого от обидящих его, помогли-ль бедствующему от неправды человеческой? Если сами не могли понести тяготу и вар, зной и мраз ради царствия Божия, то одели-ль наготующего, помогли-ль нуждающемуся, подали-ль руку помощи погибающему, утешили-ль бедствующего в скорби души его? Поздно будет тогда всякое извинение, не прикроет никакая личина лицемерия, не оправдят никакие лжесвидетели! Пред очами Всеведущего вся нага и объявлена; пред судом всеправедного Судии никто и ничто не скроет обвиняемого, все умолкнет и преклонится пред правдою вечною.

Пред сим-то по истине страшным судом Христовым подобает явится всем нам, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла. И мы явимся там среди всех одинокими, без покрова и защиты, без заступника и ходатая, наги душею и телом, с одними своими делами, мыслями и чувствами; явимся такими, какими застанет нас этот великий и просвещенный день Господень. Скоро-ли явимся? «О дни том и час никто же час, ни Ангелы Божии». Но что нам пользы, если бы и еще протекли многие столетия и тысячелетия до дня пришествия Христова? Наш день суда за нами ходит. Дни жизни нашей лукавы суть, бегут не останавливаясь, проходят так скоро и незаметно, что и мы сами не примечаем их течения. «Ей гряду скоро, — говорит каждому из нас Господь, — и мзда Моя со мною воздати каждому по делом его». Скоро, не увидите, как скоро, ускользнет от нас время, и мы явимся в вечности; постигнет час смерти — и представит нас на суд Божий. Скоро мы явимся пред Богом — всеведущим, Который был свидетелем всех дел наших и будет их Судиею; был с нами во дни и в нощи, был и тогда, когда мы думали, что нас не видит никто, слышал самые мысли наши, видел все сокровеннейшие движения сердца нашего, исчислил и вписал в книгу живота не только все дела и слова наши, но и все помышления и советы сердечный. Теперь Он гласом кротости и долготерпения призывает нас к покаянию, простирает, как отец, объятия любви и милосердия Своего, предлагает нам царство Свое, обещает блаженство вечное; но тогда явится неумолимыми Судиею, который изобличит нас во всем и отмстит нам за все, ибо то будет день гнева и отмщения, день праведного суда и воздаяния.

Поспешим же, братие мои, предварить день суда Божия осуждением самих себя, искренним покаянием, слезами умиления и сокрушения сердечного; освободить свою душу от уз греховных и насильства страстей трудами и терпением, бдением и молитвою, постом и поучением в Слове Божием; украсить ее одеждою добрых дел веры и благочестия, правды и любви, смирения и незлобия, сострадания и милосердия к ближним, да милостива и благоуветлива обрящем Судию и Господа нашего, да услышим вожделенный глас Его: «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира». Аминь.

IV. Неделя сыропустная.

20.  Слово 1-е. (На слова: «Ныне ближе к нам спасение: ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (Рим. 13, 11-12))

«Ныне ближе к нам спасение: ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (Рим. 13, 11-12).

Этим Апостольским поучением св. Церковь напутствует нас, братия, на открывающееся нам поприще св. поста. Между другими побуждениями к тому, чтобы мы воспользовались предстоящим временем св. поста к очищению себя от всякой скверны плоти и духа и обратили все внимание на спасение души своей, она указывает на большую удобность к сему наступающих св. дней. «Ныне ближайшее нам спасение».

Правда, и всегда не далеко от нас наше спасение. Всегда близ нас Сам Господь и Спаситель наш: «се стою при дверях и толку, — говорит Он, — аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним и той со Мною». Всегда открыт пред нами живоносный источник спасительных таинств, и нет возбраняющего приближаться к нему и почерпать из него жизнь и спасение. Но в другое время многое препятствует нам обратить все внимание свое исключительно на дело спасения души своей, многое удаляет нас даже от храма Божия и священнодействий церковных; многое развлекает и ум и сердце наше, погружает в рассеяние и самозабвение, приводит ко греху и всегубительству. С наступлением св. поста, все эти препятствия сами собою упразднятся. Шум и треволнение мира утихнут и умолкнут; клич к увеселениям, забавами и удовольствиям перестанет и прекратится; самые ежедневные заботы наши о пище и одежде уменьшатся по требованию самого приличия постного времени; душа наша будет свободною от всего, что подавляет, что возмущает, что опутывает ее, как сетью, и не дает ей возвести очей своих к небу и помыслить об ожидающей ее вечности. Теперь мы будем чаще оставаться одни с своею совестью; теперь, если не внутреннее влечение, то самое приличие побудит нас чаще приходить в храм Божий, чаще раскрывать пред собою священную книгу Завета Божия и внимать живоносным глаголам Господа Вседержителя; теперь ничто не помешает нам чаще возноситься умом и сердцем своим в молитве к Отцу Небесному. Таким образом, дело спасения до того приблизится к каждому, что, можно сказать, неотступно будет требовать себе подобающего места в уме и сердце нашем: «ныне ближе к нам спасение: ночь прошла, а день приблизился».

И подлинно, время св. поста во всех отношениях должно сравнить с лучезарным днем для веры и благочестия, для покаяния и дел богоугодных, равно как минувшее время, и особенно оканчивающуюся ныне седмицу со многих сторон нельзя не уподобить темной и опасной ночи. Сколько соблазнов, искушений и опасностей для чистоты и непрочности сердца сокрыто под обольстительным покровом, так называемых, невинных удовольствий! Сколько христианских душ закружатся, так сказать, в их вихре до самозабвения! Какая тьма и мрак покрывает души, предавшиеся страстным обаяниям сердца или необузданным влечениям плоти! Сколько людей, которым нужно будет многими и горькими слезами оплакивать нисколько часов нынешнего веселия и упоения чувств! Самые осторожные могут-ли похвалиться, что им не о чем будет сожалеть и не в чем раскаиваться, что они ничего не утратили из благодатных даров чистоты и непорочности сердца,—ничего не потерпели в спокойствии своей совести?

Но — благодарение Господу!— «Ночь прошла, а день приблизился». Нынешний вечер положит конец всем соблазнам заутра: если Господь даст нам увидеть это утро, мы пробудимся как бы в другом мире.

С одним появлением поста, всё примет другой, лучший вид. Прекратится шум веселия плотского и настанет время печали, яже по Бозе, которая усладительнее для сердца всех радостей мира. Устранится все, что могло уязвлять совесть нашу язвами греховными, что увлекало нас в пропасть заблуждения, порока и беззакония; заключатся все хляби (бездны) соблазнов и греха. Отверзутся, напротив, все источники духовного врачевания и исцеления. Есть куда прибегнуть всем сокрушенным сердцем, есть чем укрепить себя всем изнемогающим духом; есть где найти упокоение всем труждающимся и обремененным; есть чем напитать себя всем алчущим и жаждущим правды. В сокровищнице благодати Божией, в св. Церкви Христовой есть неистощимое богатство благ духовных, которыми восполняется наша скудость и исцеляется всякая болезнь духовная. Мы нечисты и осквернены грехами? От престола благодати струится живоносный источник божественной крови, яко Агнца непорочна и пречиста Христа, которою омываются все скверны греховные, в которой душа наша может испрать и убелить свои ризы. Мы гладны духом? Св. Церковь учредит такую трапезу, которая может напитать нас на целую вечность. Мы больны душою: совесть страждет от тяжести грехов; сердце растерзано болезненным сознанием виновности своей пред Богом, воля подавлена насилием страстей и, как раба, повинуется похотям плоти: не еже бо хощет доброе сие творить, но еже не хощет злое, сие содевает? Св. Церковь предложит такое все исцеляющее врачество, которое избавляет от самой смерти духовной, воскрешает мертвых прегрешениями, исцеляет самые застарелые раны и язвы греховные. Мы унылы и скорбны духом? Св. Церковь будет утешать нас такими песнопениями, которые способны оживить духи наш надеждою на милосердие Божие, растворить печаль нашу отрадным чувством умиления, воодушевить нас упованием спасения и вечной жизни во Христе. «Ныне ближе к нам спасение: ночь прошла, а день приблизился».

Не будем же и мы, братия, хладны и невнимательны к своему спасению: «отложим убо дела темные, и облечёмся во оружие света». Забудем все, что доселе занимало наши мысли и чувства и отвлекало их от того, что едино есть на потребу, что одно более всего драгоценно и нужно нам по смерти. Отринем от себя все, что служило соблазном и поводом ко греху, что возбуждало в нас нечистые помыслы и чувствования, что порождало в нас греховные желания и стремления. Отложим на время даже обычные дела и занятия наши, коль скоро увидим, что они отвлекают мысль нашу от благоговейного углубления в самих себя, раздражают сердце наше чувствами гнева и зависти, мечтами честолюбия и корыстолюбия. Предадим себя всецело водительству св. церкви, и не будем пререкать, как израильтяне Моисею, ее св. распоряжениям и заповедям. Ей лучше известно, что нужно нам для избавления нас от рабства греху, для введения в обетованную землю чистоты и бесстрастия, благодатного общения и соединения с Богом.

Заповедует ли воздержание и пост? Не будем нетерпеливы, подобно детям, которые готовы променять все за сласти и лакомства. Такая слабость была бы признаком крайнего порабощения духа нашего плоти. Ибо может ли противиться страстями своими, стать до крови против греха и соблазнов тот, кто не может отказать своей плоти в прихотливом ее требовании известного рода пищи? Может ли терпеливо и благодушно нести крести свой во след Господа, кто с малодушием покоряется своему избалованному вкусу? Вот почему пост служит всегда первою и необходимою ступенью той небо-шественной лествицы, по которой св. мужи восходили на высоту совершенства духовного, равно как невоздержание послужило в Эдеме, первым шагом к грехопадению и доселе служит главным источником грехов наших. Не будем притворять себе и мнимой немощи. Ибо пост есть наилучшее врачество, коим укрепляется ослабленное невоздержанием тело; равно как невоздержание есть источник и начало болезней самых жестоких и опасных. Не болезни и немощи желает нам св. церковь, заповедуя строгий и продолжительный пост, а истинного здравия души и тела, решительные исцеления от закоренелой болезни греховной, которая может погубить и телоя, и душу в геенне огненной.

Потребует ли устав церкви продолжительных молитвенных бдений, усиленных молитв и коленопреклонений? Не будем малодушны и нетерпеливы в этом служении Господу, которое есть существенная потребность существ разумных и богоподобных, высшее утешение истинных чад Божиих. Можем ли стать некогда в лике св. Ангелов и духов праведников совершенных, неустанно к неумолкаемо славословящих Господа, если теперь тяготимся и несколькими часами славословия и благодарения Господу вместе с бранями нашими? Может ли с радостью и любовью принести в жертву Господу что-либо драгоценное для себя тот, кто тяготится принести Ему плод устен, исповедующихся имени Его, т. е., одни слова хвалы и благодарениия, не требующие иных жертв, кроме малого принуждения ленивой своей плоти? Не бесплодного утомления тела нашего ищет св. церковь, заповедуя продолжительные молитвословия, а возбуждения в нас ревности ко славе Божией, усердия и готовности служить Ему всем существом своим, искреннего желания благоугождать Ему, покоряться Ему и благоговеть пред Его величеством и славою.

Пустыня поста, братья мои, суха и бесплодно только для внешнего человека, скучна и безотрадна только для плоти. Но для духа нашего здесь — все: и освобождение от рабства греховного, и избавление от надлежащего за грехи вечного мучения, и восстановление вечного завета Божия с его обетованиями небесными, и духовная манна тела и крови Христовой, питающая дух наш в живот вечный, и предвкушение той вечной Пасхи, которую избранные Божии будут праздновать на новой земле, во царствии Отца их, во светлостях Святых Его. Что бы ни встретило нас в этом сорокадневном постническом подвиге, все будем терпеть и превозмогать за возлюбившего нас Господа, все будем побеждать силою креста Его. Встретится ли уныние и скука, душевная тяжесть и скорбь? Вспомним о страданиях Господа, за нас подъятых, о том, как Он, ради нас грешных, алкал и жаждал, трудился во дни, поучая неведующих, исцеляя болящих, обходя грады и веси с благовестием Евангелия, а время ночи посвящал молитве ко Отцу Своему, и в воздаяние за то терпел гонения и поругания, оплевания и заушения, распятие и крестную смерть. Наведет ли враг на душу нашу темные и злые помыслы, нечистые пожелания и вожделения? Возведем ум наш к распятому за грехи наши Господу, и будем вопиять к Нему сердцем сокрушенным и смиренным: «Боже, в помощь мою вонми; Господи, помощи ми потщися, да постыдятся и посрамятся вси ищущии душу мою!» Встретим ли осуждение, укоризну и глумление со стороны окружающих нас? Будем молиться, подобно распятому Господу: «Отче, отпусти им, не видят бо, что творят!».

Постное время светло начнем к подвигам духовным себе подложивше. «Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения! Отложим убо дела темные, и облечёмся во оружия света, яко во дни благообразно да ходим». Аминь.

21. Слово 2-е. (Воспоминание о первом грехопадении Адама, о смысле поста и «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче! (Церков. песнь))

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» (Церков. песнь).

И вот, по милосердию Божию, мы стоим уже, братие, при самых дверях покаяния. Нынешний вечер положит конец всякому шуму и треволнению мирскому, всему, что заглушало в нас голос совести, не давало нам опомниться и прийти в себя, подумать о душе своей и о том, что ожидает ее в вечности. Заутра мы явимся как бы в другом мире: все, волновавшее и увлекавшее нас вихрем суеты и удовольствий, прекратится и исчезнет; все, напротив, будет призывать нас к молитве и покаянию, все будет напоминать нам о нужде примирения с правосудием Божиим и собственною совестью, о готовности предстать пред суд Божий. При вступлении на это св. поприще поста и покаяния, св. Церковь напутствует нас ныне воспоминанием о первом грехопадении праотца нашего Адама, которым начинается вся история настоящего бытия рода человеческого на земле,—история скорбей и печалей, злострадания и бедствий, болезней и смерти, которая пишется на поверхности земной развалинами и гробами.

Для чего такое воспоминание? Конечно, не для того, чтобы дать нам повод к роптанию на праотца нашего, которому мы обязаны самым бытием своим и жизнью, тем паче не для того, чтобы дать нам повод извинять свои грхопадения грехом прародительским. Правда, Адам первый преступил заповедь Божию и чрез то подверг не только себя, а и все потомство свое осуждению смерти: но он же первый и покаялся, и своим покаянием и верою снискал и себе и потомству своему такую высочайшую милость и благоволение Отца Небесного, что «Он Сына Своего единородного даль есть, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный». От Адама мы наследовали грех и осуждение; но от него же наследовали веру в Искупителя, и благодать оправдания, и упование жизни вечной, и обетование той высочайшей славы, которую воплотившийся для спасения нашего Сын Божий уготовал всем верующим в Него, искупленным кровью Его человекам. В Адаме втором—Господе нашем Иисусе Христе, Которого низвела с неба вера и покаяние нашего праотца, мы приобрели бесконечно более, нежели чего лишились в Адаме первом. Ибо, если мы ныне рождаемся не невинными и чистыми, каким явился на свет наш праотец, напротив, за его грех—повинными Суду Божию: то за его же покаяние вся вина наша заглаждена крестною смертью Единородного Сына Божия, мы туне оправданы, очищены и освящены Его Святейшею кровью, и «ни едино ныне осуждение сущим о Христе Иисусе, не но плоти ходящим, но по духу». Если мы, в самом рождении своем, наследовали от Адама греховную наклонность к злому: то за его же веру нам подается туне Божественная благодать и «вся божественныя силы, яже к животу и благочестию»; за его же покаяние и нам открыт путь покаяния и оправдания от грехов наших. Если за грех Адамов мы лишились чести умаленных малым чем от Ангелов: то за его же веру и покаяние нам даруется право быть чадами Божьими, братьями единородного Сына Божия, и самое человеческое естество наше ныне прославлено и превознесено в лице Господа Иисуса Христа превыше всякого чина Ангольского, и сидит одесную Бога Отца. Если за преступление Адама мы лишились счастья питаться плодами древа жизни: то за его же покаяние Искупитель наш, единородный Сын Божий питает нас Своим Божественным телом и кровию, этим истинным хлебом жизни, сходящим с небеси и дарующим живот вечный. Если о Адаме первом мы умираем телесною смертью: то второй Адам—Господь с небеси— дарует нам воскресение и жизнь вечную, так что и «тленное его тело наше облечется в нетление, и смертное сие облечется в безсмертие, и самая смерть пожерта будет животом».

Нет, не для богохульного ропота и не для лживого извинения грехов наших напоминает нам св. Церковь о падении нашего праотца, но для того, чтобы из примера его мы познали всю тяжесть греха и его пагубные посдедствия, научились убегать невоздержания, как начала и источника грехов, и обратились к покаянию, как единственному средству избавления от гнева и суда Божия.

Что сделал Адам? Чем заслужил такой страшный гнев Божий, которого последствия простерлись на всю вечность? Он преступил заповедь Божию, вкусил от плода древа, от которого единого заповедано было ему «не ясти». И так одно только прегрешение, преступление одной только заповеди Божией подвергло не только самого преступника, но и все потомство его вечному отвержению от лица Божия, вечному осуждению и проклятию. Такова, братия, страшная сила греха! Как самовольное преступление воли Божией, грех есть возмущение и восстание ничтожной твари против Бога — Творца и Вседержителя, Коего вседержавной воле повинуются небо и земля и преисподняя, Которому с трепетом служат все силы небесные, Которого трепещут самые духи злобы; — есть дерзкое отречение от высочайшей власти Бога—Царя всемогущего, «в руце Коего дыхание и жизнь всех живущих, имущаго власть погубити и тело и душу нашу в геенне огненной»; — есть наглое оскорбление Святейшего святых, пред лицом Коего нетерпимо всякое беззаконие,— Отца всеблагого, Который одарил человека всеми дарами Своей благости;—есть нарушение п попрание того высочайшего закона, исполнением которого держится в бытии и стройном чине своем вся вселенная; — есть ниспровержение и разрушение того богоучрежденного порядка, которым охраняется блаженный мир и покой вечного царства Божия и который не иначе может быть восстановлен, как полным проявлением правосудия Божия над преступлением и преступником. Таков был трех Адамов, и за него достойно и праведно он был отринут от лица Божия, изгнан из рая сладости, осужден на смерть и вечные мучения по смерти. Но несравненно тяжелее, братья, наши грехопадения. Нам теперь более, нежели первому человеку, известны и все пагубные сила греха и все пагубные его последствия; ибо мы видели многоисленные примеры страшных казней, в которых проявляло себя Правосудие Божие над грешниками. Сверх того, нам открыто в Слове Божием все, что сделано Богом для спасения нашего, все, что требуется в следствие того от нас, и все, что ожидает нас в вечности. Нам более, нежели Адаму, преподано благодатных средств к тому, чтобы мы могли преодолевать соблазны, побеждать искушения, избегать грехопадения и исполнять Божественные заповеди. Но, что важнее всего, нам дано видеть в лице Бога не только Творца своего н Вседержителя, но и Отца любвеобильнейшего, Который для спасения нашего не пощадил Единородного Сына Своего, но за нас всех предал Его на страдания и крестную смерть, Который усыновил нас Себе во имя пострадавшего за нас Сына Своего, облек нас в одежду чистоты и непорочности в о таинстве св. крещения, даровал о нам о сокровище благодати всесвятаго Духа Своего и сделал нас наследниками вечного Своего царства. ―Что же делает теперь христианин, когда сознательно и самовольно преступает заповеди Божии? Он пред лицом самого Небесного Отца своего дерзко отрекается Его отеческой воли и власти над собою, пренебрегает отеческую любовь Его, презирает неизреченные благодеяния Его, ругается всесильной благодати Его, попирает святейшую кровь Сына Божия, ни во что вменяет крестные страдания и смерть, которые Он претерпел за грехи наши. Какой геенны достаточно будет для возмездия такому презрителю Величия Божия? Каких мучений ада довольно будет для отмщения за такое оскорбление бесконечной Любви Божией? Д»остойно из Эдема изгнан бысть, не сохранив едину Твою, Спасе, заповедь Адам: аз же что постражду, отметая всегда жнвоносныя Твоя словеса?» Так молился один великий и святой муж. Посему-то, братья, мои, нам должно вечно благодарить Любовь Божию, которая, ради крестных страданий Искупителя нашего, щадит нас согрешающих, не поражает тотчас гневом своим преступников святейшей воли своей, долготерпеливо ожидает нашего обращения и покаяния. Нам должно с благодарением вспоминать и о нашем праотце, который своей верою и покаянием заслужил всему потомству своему эту неизлаголанную милость Божию; должно пользоваться его примером к уврачеванию душ своих верою и покаянием.

От чего произошел грех первых людей? От невоздержания, от необуздания похоти, возродившейся при виде запрещенного плода: «и види жена, яко добро древо в снеди, и угодно очима видити, и красно есть, еже разумети: и вземши от плода его, яде: и даде мужу своему, и ядоста». Точно также происходит, братия, и наши грехопадения от невоздержания и не обуздания похоти: «кийждо искушается от своея похоти влеком и прельщаем», — говорит св. апостол, «также похоть, заченши, рождает грех, грех же содеян рождает смерть». Не удержишь очей? И возбудившаяся похоть очес породит зависть и любостяжание, увлечет к неправдам и обидам ближнего, к жестокосердию и бесчеловечию. Не укротишь плоти? И возбудившаяся похоть плотская вовлечет в сладострастие и любострастие во всякую нечистоту и скверну. Не обуздаешь самолюбия? И обуявшая сердце гордость житейская увлечет в происки честолюбия, разродится пустым тщеславием, презрением ближних, оскорблением смиренной добродетели, пренебрежением скромного достоинства и заслуг. Не удержишь языка? И сделаешься пустословом и злословом, пересудливым и досадителем, клеветником и обидчиком, кощуном и хульником. Не оградишь слуха от бесед праздных и душевредных? И душа твоя наполнится множеством помыслов суетных и враждующих, сердце уязвится слышанием речей безстудных, злостных и язвительных, воображение наполнится множеством образов нечистых и соблазнительных. Не обуздаешь своего прихотливого вкуса? И сделаешься сластолюбцем, готовым, подобно Исаву, продать свое духовное первородство — чистоту и непорочность сердца—за лакомую пищу и питие; сердце твое отягчится объедением и пьянством, так что и не почувствуешь, как придет внезапно всегубительство. Вот, почему св. Церковь, чтобы привести нас к покаянию, заповедует пост и строгое воздержание во всем, как первое и самое надежное средство против греха, называя его матерью целомудрия, обличителем грехов, проповедником покаяния, жительством ангелов и спасением человеков.

Какая, скажешь, важность в употреблении той или другой пищи? Что пользы в насилии своей природе? Разве нельзя быть добродетельным и без поста? Важность, конечно, не в самой пище, хотя, по замечание естествоиспытателей, и от рода пищи зависит усиление или ослабление плотских похотей и страстей;—важность — в покорении воли своей воле Божией и уставу Церковному, в обуздании плоти и покорении ее духу, в подчинении самых естественных потребностей телесных разуму и закону Божию, как прилично существу разумному;— важность в том, чтобы не сделаться рабом своего чрева, не приложиться скотом несмысленным и не уподобиться им; — важность в том, чтобы воздержанием в пище положить начало к обузданию и всех похотей и страстей. Первый признак душевного здравия есть самообладание, покорение всех желаний своих разуму и совести, подчинение своей воли и всей жизни своей закону Божию и водительству св. Церкви, которой вверено руководство ко спасению душ наших. Никакие самочинные добродетели, никакие самовольные жертвы не заменят первой и главной добродетели— покорения волн своей воле Божией, послушания Церкви Христовой, которую Господь заповедал слушать, как Самого Себя: «еда угодны Богу всесожжения и жертвы, якоже послушание гласа Господня?» говорил пророк Самуил Саулу, преступившему его заповедь и хотевшему загладить свое преступление множеством жертв. «Се послушание паче жертвы благи, и покорение паче тука овня: якоже бо грех есть чарование, тако противление, и якоже грех есть идолослужение, тако непокорение». Примем же с сыновним послушанием и усердием св. заповедь о посте: «постное время светло начнем, к подвигом духовным подложивше; очистим душу, очистим плоть». Будем помнить, что несоблюдение заповеди поста и воздержания изгнало нас — в лице праотцов наших—из рая, подвергло бедствиям и страданиям в настоящей жизни, болезненной и лютой смерти и вечному осуждению по смерти.

Что делал Адам после своего грехопадения? Изринутый из рая сладости за преслушание, он не хотел удалиться от пределов его, и «седе прямо рая»,—чтобы этою близостью к первому, блаженному жилищу своему непрестанно напоминать себе и о потерянном блаженстве, и о настоящем состоянии проклятия, и о своем согрешении пред Богом, и о Божием всемилостивом обетовании спасения, и о Боге карающим грех, и о Господе милующем и спасающем грешника,—чтобы, такими образом, дух покаяния, возбужденный первою казнью правосудия Божия, не угасал никогда н избавил его от казни грядущей, вечной. Однажды согрешил он, но девятисот лет каялся и плакал о грехе своем пред заключенными вратами рая. Тем более нужно плакать и каяться нам, братия, чем многочисленнее и тяжелее наши прегрешения, в сравнении с грехом Адамовым. Будем же взирать не на грехопадение праотца нашего—в ложное оправдание своих грехов, а на его покаяние— в обличение нашего легкомыслия и беспечности: последуем примеру его глубокого сокрушения и горького плача о грехах своих. ―«Милостиве Господи, помилуй мя падшего!» Вот молитва, которую завещал нам в наследие первый наш праотец! И эта краткая молитва, если она исходит от сердца сокрушенного и смиренного, от души истинно кающейся пред Богом, так сильна пред милосердием Божием, что могла бы и самого духа злобы преобразить паки в ангела светла, если бы истинная гордыня его могла смириться до истинного покаяния, до осуждения себя и сокрушения пред Богом. Сею-то святою молитвою будем молиться и мы, под руководством св. Церкви, в наступающее святые дни покаяния. От умиленной души и сердца сокрушенного будем вопиять ко Господу: «помилуй мя, Боже, помилуй мя! Яви человеколюбие Твое и ко мне падшему, не отринь от лица Твоего и мене окаянного; отверзи двери милосердия Твоего и мне осужденному, взыщи благоутробием Твоим и мене погибшего; омой пречистою кровно однородного Сына Твоего и мою оскверненную душу, очисти и освяти благодатью всесвятаго Духа Твоего и мое растленное грехами сердце, оживотвори живоносною силою Твоею и мене мёртвого прегрешениями и истлевшего в беззакониях! Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!». Аминь.

22. Слово 3-е. (На слова: «Постное время светло начнем, к подвигам духовным себе подложивше» (Стихира на Вечерни в Неделю Сырную))

«Постное время светло начнем, к подвигам духовным себе подложивше» (Стихира на Вечерни в Неделю Сырную).

По милосердию Божию, мы вступаем уже, братия, на поприще святых и спасительных дней поста и покаяния. Нынешний вечер положит конец всякому шуму и треволнению мирскому, всем увлечениям и соблазнам, в которых влаялись доселе души, искупленные и освящённые кровию Христовою. Заутра, если Господь даст нам увидеть это утро, мы явимся как бы в другом мире. Всё волновавшее, всё увлекавшее нас вихрем пустых удовольствий и забав, шумом суетных забот и попечений умолкнет и прекратится; все, напротив, будет призывать нас к молитве и покаянию, все будет напоминать нам о необходимости примирения нашего с Богом и своею совестью, умилостивления Правосудия Божия, обращения от греха к Богу всем сердцем и всею мыслью. Не будем же и мы хладны и бесчувственны к сему делу милосердия и долготерпения Божия о нас грешных. Давно, может быть, гнев Божий потребил бы нас от среды живых, как достойных конечного осуждения и отвержения от лица Божия; Но неисповедимое долготерпение Его еще милует и щадит нас, еще отверзает нам объятия отеческой любви своей, милостиво и долготерпеливо ожидая нашего обращения и покаяния. Возблагодарим Господа, даровавшего нам, по милосердию Своему, достигнуть этих святых и спасительных дней покаяния, подающего нам и время и средства омыть и очистить свою совесть слезами покаяния, примириться с Правосудием Божиим исповеданием грехов своих и сокрушением сердечным, оживотворить умершую во грехах душу свою причащением животворящего тела и крови Христовой. Не будем произвольно уклоняться от тесного пути постнического, которым поведет нас св. Церковь из области соблазнов и греха в область добродетели и святыни, на высоту чистоты и богоподобия. Не будем сами затворять пред собою отверзающиеся ныне двери покаяния, напротив, охотно и радостно, благодаря н прославляя Господа, войдем в них бодренно, и будем проходить святые дни поста усердно и благоговейно. «Постное время светло начнем, к подвигом духовным себе подложивше».

Чем и как лучше всего начать этот великий духовный подвиг? Св. Церковь напутствует нас на святое поприще поста и покаяния Евангельскою заповедью о примирении со всеми братьями нашими во Христе, об отпущении и прощении им всех согрешений их пред нами: аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный, говорит Сам Господь в чтенном ныне Евангелии: «аще-ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит есть согрешений ваших». Это первое, главное и необходимое условие примирения нашего с Богом, очищения и оправдания от грехов. Без этого внесердечного примирения со всеми, без этого погашения взаимных огорчений и вражды между собою нельзя приступать к Господу, нельзя и начинать св. поприща поста и покаяния. Почему? Потому, во-первых, что Сам Господь Бог наш есть Бог мира: «несть бо нестроения Бог, но мира», говорит Апостол. Как же явиться пред лице Его тому, у кого в сердце таится вражда и злоба, а нет мира, любви и святыни со всеми? «Мир имейте и святыню со всеми», — учит св. Апостол, «ихже кроме никто же узрит Бога». Потому, во-вторых, что царство Божие—светлое общество сынов Божиих, святое семейство Отца Небесного, есть царство мира, любви и единодушия, царство благости, милосердия, кротости, смирения и долготерпения: может ли принадлежать к нему тот, кто питает в сердце своем огорчение, досаду и злопамятство на брата своего, кто не имеет единодушия и мира с своими ближними — сонаследниками сего царства? Потому, далее, что мир царства Божия, нарушенный грехопадением и происшедшею от того враждой и разделением, восстановлен в человечестве ценою крови единородного Сына Божия: «яко Тем благоизволи Бог примирити всяческая в Себе, умиротворись кровию креста Его, чрез Него, еще земная, аще-ли небесная». Итак, враждующий с братом своим во Христе не восстаёт ли против Самого Главы царства Божия — Господа Иисуса Христа? Не разрушает ли дело спасения, совершенное Сыном Божиим? Не исключает ли самого себя из числа примиренных с Богом и спасаемых? Потому еще, что мир есть высшее благо, которое Господь Иисус Христос завещал, как драгоценное наследие ученикам, отходя от них на страдания: «мир оставляю вам. Мир Мой даю вам»; есть высшее счастье, которым Он первее всего приветствовал друзей Своих по воскресению, став посреди их и глагола им: «мир вам». Кто лишает себя сего духовного сокровища враждой н злопамятством к собратьям своим: тот лишает себя н того вечного наследия царствия Божия, которое завещал Господь истинным ученикам Своим. Потому, наконец, что мир есть благодатный плод Духа Святого, что присутствие или отсутствие его в сердце человека есть существенный признак того, обитает ли в нем Дух Божий, или дух лукавый, который, по самому существу своему, есть дух вражды и злобы: где же место человеку, питающему в себе злобу, ненависть н недоброжелательство к брату своему, как не с духами отверженными?

Очевидно, брат, мои, что без искреннего, всесердечного примирения нашего со всеми братьями нашими во Христе, отверзающееся нам поприще св. Поста, со всеми благодатными его сокровищами, пройдёт для нас бесплодно, хотя б мы и старались провести его согласно Церковному Уставу.

Будем ли смирять плоть свою постом и воздержанием от запрещённых яств? Но слышите ль, как учит поститься св. Церковь? ««Постящеся, братие, телесне, постимся и духовне: разрешим всякий союз неправды, расторгнем стропотная нуждных изменений (самогласен среды первой седмицы Великого поста, на вечерне): Истинный пост есть – злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, оглаголания, лжи и клятвопреступления. Сих оскудение – пост истинный есть, и благоприятный»  (стихира в понед. 1-й седмицы, вечера, на стиховне). Иначе, что пользы в посте, когда воздерживаются от какой-либо снеди, а своим гневом и строптивостью изъядают души и сердца своих ближних, когда боятся осквернить уста свои какою-либо снедью, а не боятся того, что из этих уст продолжают исходить, как смрадный дым из пещи, слова осуждения, клеветы и злословия, брань и свары, насмешки горькие и уязвляющие намеки, полные соблазна и заразы душевной? «Таков ли тот пост, который Я избрал, — говорит Господь, — разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо» (Ис.58, 5-6). Никакой не только пост, а и мученический подвиг не заменит недостатка истинной любви к ближнему, — той святой любви, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не раздражается, не мыслит зла, но всех любит и все терпит. «Аще предам тело мое во еже сжещи е, — говорить св. Апостол, — любве же не имам, никая же польза ми есть. Не любяй брата своего во тьме есть и во тьме ходит, и не весть, камо идет, яко тьма ослепи ему очи».

Будем ли приходить в храм Господень на молитву? Но слышите ли, что говорит Господь? «Егда стоите молящеся, отпущайте от сердец ваших, аще что и имате на кого». Иначе, что пользы в молитве, когда теми же устами, которыми прославляют Господа, проклинают своего брата; когда называют Бога Отцем своим, а ненавидят, злословят, злопамятствуют на тех, которых Сам Отец Небесный нарек Своими чадами, которых единородный Сын Божий именует Своими братьями? Что пользы в молитве, когда, по внешности, смиряют себя, называя последними из грешников, а внутренне говорит, подобно Фарисею: «я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь»; когда устами повторяют молитву святого мужа: «даждь ми, Господи, зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего», а на деле ставят себя неумолимым судьёй всех и всего, замечают «всякий сучек в глазу брата своего, не замечая в своем и целого бревна». О таких молитвенниках Господь давно уже изрек чрез Пророка праведный суд Свой: «приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня. Не всякий, говорящий Мне: `Господи! Господи!’, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного».

Явимся ли пред престолом Божиим с покаянием для испрошения себе прощения грехов? Но слышите-ль, что говорит Господь? «Аще отпущаете человеком согркшения их, отпустит и сам Отец ваш Небесный согрешения ваша; аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших». Ибо, что пользы в покаянии, когда в храме падают на землю, прося прощений грехов своих, а выйдя из храма, готовы преследовать клеврета своего, «дондеже воздаст последний кодрант»; когда устами приносят покаяние, а в сердце скрывают злобу и мщение, когда просят прощения у Господа, не смирив своей гордости, не поправ своего самолюбия и тщеславия, не испросив прощения у оскорбленного брата своего. Кто хочет, чтобы раскаяние его было принято, как жертва благоприятная, чтобы за покаянием его последовало прощение грехов от Господа, тот должен не только простить от всего сердца оскорбившему его—простить так, чтобы не оставалось и памяти о прошедшем: но—постараться расположить, если можно, и враждующего с ним к подобному же прощению, сделать его из врага—своим братом, из враждебного — единодушным и единомысленным с собою. Без этого, сколько бы ни говорил нам духовный отец наш: прощается и разрешается,— связанный враждой дух наш не разрешится от уз своих, не отпущающему согрешений брату своему не отпустит и Отец Небесный согрешений его. Какую бы жертву не обещали мы принести Господу, она не будет принята от враждующего с братом своим. «Милости хощу, а не жертвы», — говорит Господь. Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой».

Дерзнем ли, наконец, приступить к таинственной Вечери, приобщиться тела и крови Христовой? Но эта Божественная Вечеря есть по преимуществу Вечеря любви, памятник высочайшей любви к нам единородного Сына Божия. Это божественное тело и кровь пострадавшего за нас Сына Божия есть жертва примирения нашего. «Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, — и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем». Причащаясь Его животворящего тела и крови, мы становимся членами Христовыми, от плоти Его и от костей Его, стелесными и соестественными друг другу, как члены одного тела Христова. Приступать к этой Вечери любви без истинной любви друг к другу, без мира и единодушия со всеми братьями во Христе, не значит ли презирать святейшее таинство и оскорблять высочайшую любовь Божию? Причащаться Пречистого тела и крови Сына Божия с враждой к тем, которых Он именует Своими братьями и членами тела Своего, имея духа злобы, ненависти и любомщения в сердце своем, не значит ли попирать и ни во что вменять и кровь Господа? Давать целование мира братиям своим, сопричастникам Господней Вечери, по обычаю церковному, и в тоже время таить вражду к кому-либо из них, не простить им от всего сердца согрешений их, не значит-ли давать лобзание Иудино, осквернять своею нечистотой и злобою святое общество Христово? «Едино тело, един дух есмы;— да не будет убо распри в телеси. Итак будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию: будьте братолюбивы друг к другу с нежностью;  в почтительности друг друга предупреждайте; никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками». Таковы должны быть сопричастники единого тела Христова, чада единого Отца Небесного.

Благочестивые предки наши завещали нам добрый, истинно Христианский обычай—в настоящие предпостные дни испрашивать прощение и взаимно прощать всех, к кому мы имеем какое-либо отношение в жизни, с кем волею или неволею, можем приходить в какое-либо столкновение, досаду и огорчение. Да не будет же это взаимное прощение одним праздным обычаем! Да изрекут не одни уста, а преимущественно сердце наше полное, всесовершенное прощение не только оскорбившим нас чем-либо, но и всем ненавидящим и обидящим нас, всем осуждающим и оклеветающим нас, всем творящим нам всякое зло. Не постыдимся истинно-христианским смирением преклонить к примирению и тех, которых сами, по навету диавола, имели несчастье оскорбить словом или делом. «Аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте, и Бог мира будет с вами». Аминь.