ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений

ПЕРЕЙТИ на главную страницу т.4. Слова В Великий Пост

🎧Молитва: «Да исправится молитва моя»

Исп.. Хор Почаевской Лавры

Исп. Сестры Орского Иверского монастыря

Да исправится молитва моя, яко кадило, пред Тобою: воздеяние руку моею — жертва вечерняя
Господи, воззвах к Тебе, услыши мя: вонми гласу моления моего, внегда воззвати ми к Тебе
Положи, Господи, хранение устом моим и дверь ограждения о устнах моих
Не уклони сердце мое в словесе лукавствия, непщевати вины о гресех
Да исправится молитва моя, яко кадило, пред Тобою: воздеяние руку моею — жертва вечерняя

🎧75. Беседа первая (Что препятствует нам искренно молиться Богу. На слова: «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне, внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе!» (ст. 1))
76. Беседа вторая (Чем возбуждается истинное молитвенное настроение. На слова: «Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (ст. 2))
77. Беседа третья (О необходимости благодатного возбуждения к молитве и о содержании молитвы. На слова: «Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (ст. 2))
78. Беседа четвертая (О празднословии. На слова: «Положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих» (ст. 3))
79. Беседа пятая (О словесах лукавствия. На слова: «Не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (ст. 4))
80. Беседа шестая (О самооправдании. На слова: «Не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (ст. 4))
81. Беседа седьмая (Истинный образец жизни и ложные примеры для подражания. На слова: «Не дай уклониться сердцу моему… с людьми, делающими беззаконие, и да не вкушу я от сластей их» (ст. 4))

Беседа первая (На слова: «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне, внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе!» (ст. 1))

«Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне, внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе!» (ст. 1)

Этою пророческою молитвою св. Церковь научает нас молиться каждый день в вечернее богослужение. Но особенно часто повторяется молитва сия в некоторые дни св. Четыредесятницы, когда св. Церковь усугубляет свои моления, когда призывает и нас взывать прилежнее к Богу крепкому, живому!

Молитвы святых, братья мои, суть выражение их благоговейных чувствований пред Богом. Это не одно слово уст, как бывают часто наши молитвы, а язык сердца, исповедующегося пред Богом. Посему не иначе можно и должно молиться их словами, как усвоив себе их чувствования и расположения сердечные. В противном случае Бог приемлет от уст наших слово, как благоугодное Ему, но отвергает сердце, как несогласное со словом: приемлет Свое, внушенное Духом Святым, и отвергает наше, дышащее духом мира. И золотое кадило, наполненное неблаговонным веществом, издает не благоухание, а смрад. Так и в повторяемых нами златословесных пениях мужей святых Господь Бог обоняет не запах благоухания, а запах смертный, когда в сердце нашем бывает не то, что выражают уста, когда оно объято не огнем любви Божьей, а хладом и морозом духовным, — исполнено не чувствованиями святыми и благоговейными, а помыслами земными, желаниями и стремлениями плотскими и греховными. Что может издавать от себя такое сердце, как не «запах смертоносный на смерть»? (2Кор. 2:16) Приникнем же, братия, благоговейной мыслью в духовный смысл псаломской песни, которую так часто слышим в храме Божьем, и так часто повторяем устами своими, чтоб усвоить себе самый дух её и молиться не одними устами, а и сердцем.

«Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне!» Предание говорит, что псалом этот поется св. Давидом, когда он находился в изгнании, вдали от Скинии Свидания. Святая душа его, привыкшая жить в доме Божьем, воспевать славу Божию пред лицом кивота Господня, молиться при совершении заповеданных Богом жертвоприношений, томилась скорбью в удалении от св. жилища Божия, и подобно заблудившемуся страннику, криком и воплем зовущему на помощь себе, она и из далекого изгнания всею крепостью веры и любви своей взывала ко Господу: «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне!».

Можно, братья мои, и находясь не в удалении от святилища, а в самом храме, тем не менее быть далеким от Бога — сердцем и духом своим. «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, — говорил Господь о древних иудеях, — и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня» (Мф. 15:6). Что причиною сего духовного удаления от Бога? «Беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим», — говорит пророк Божий (Ис. 59:2). Настоящую жизнь нашу слово Божие часто сравнивает с путешествием и с путем, по которому мы идем от рождения до смерти, чтобы достигнуть вечного отечества нашего и прийти к Богу Отцу своему. Для верного руководства по пути сему Господь даровал нам святую веру и закон Свой. Кто идет при свете веры и путем заповедей Божьих, тот приближается к Богу. У кого тускнеет светильник веры, кто уклоняется от заповедей Божьих, последуя своей злой воле, тот удаляется от Бога. И чем более согрешает человек, тем далее отходит от Бога сердцем своим, тем менее достоин бывает беседовать с Богом, как беседовали с Ним святые Божьи люди, тем недоступнее для него престол славы Божьей, хотя бы он находился телом в самом святилище, слышал слово Божье и видел совершающиеся здесь таинства. Что делает заблудившийся с прямого пути, когда осмотрится и увидит, что он зашел в непроходимые дебри, что потерял дорогу и не может найти ее? Он кричит о помощи, призывает вождя и руководителя. Так и удалившемуся от Бога и заблудившемуся в распутьях греха, когда сердца его коснется луч благодати Божьей и озарит мрачную тьму души его, когда совесть его пробудится от сна греховного и увидит какою непроходимою бездною отделилась она от дома Отца небесного и светлого лика сынов Божьих, — что остается ему, как не взывать к Богу из глубины души, как бы из отдаления, как не вопиять к Нему как бы из пропасти великой: ««Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне!» Не презри гласа грешника, вопиющего к Тебе, не отврати лица благости и милосердия Твоего от сына заблудшего, оскорбившего Тебя своими злыми делами; взыщи погибающего в дебрях беззакония, спаси утопающего в пучине греховной! «Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать; вошел во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня» (Пс. 68:3). «Ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня. Благоволи, Господи, избавить меня» (Пс. 39:13-14). «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой» (Пс. 129:1-2).

Впрочем, не одни грехи, а и обыкновенные житейские наши дела нередко так удаляют и мысль, и сердце наше от Бога, что, пришедши в храм Божий, мы остаемся духом своим далеко за его священною оградою. То разнообразные воспоминания о том или другом уносят мысль нашу далеко от святилища Божья и не позволяют ей утвердиться в едином помышлении о Боге Спасителе; то воображение наше, наполненное мирскими образами, блуждает по площадям и распутьям и не дает душе нашей сосредоточиться в самой себе, предстать с полным вниманием и благоговением пред лицом Божьим; то многоразличные заботы тяготят сердце наше и погружают его как бы в волны, не позволяя вознестись ему на высоту благоговейных помыслов и чувств. Среди этого волнения собственных мыслей и чувств, среди этого обуревающего нас моря страстей, что остается нам, как не вопиять от всей души ко Господу, подобно утопавшему Петру: «Господи! спаси нас, погибаем» (Мф. 8:25). Разгони светом благодати Твоей мрак прелестей мира сего, преследующих душу нашу и в самое святилище Твое, укроти волны страстей наших и водвори блаженную тишину в сердце нашем, да вознесется молитва наша, как фимиам пред Тобою! Очисти ум наш от помыслов суетных, да узрит он Твое неприступное величие и славу, Твою неизреченную благость и любовь, Твою несказанную святость и правду! Укроти стремление необузданного воображения нашего и вознеси его в горние обители Твои, где со страхом и трепетом предстоят Тебе множество святых ангелов, где многоокии Херувимы и шестикрылые Серафимы, лица покрывающе, вопиют песнь Тебе: Аллилуиа! «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне!»

Бывает, братья мои, и то, что и от приходящих к Господу с чистым и смиренным сердцем и от молящихся Ему с живой верой Господь Бог как бы скрывается на время, не внемлет молениям их, как не внимал, по-видимому, молениям жены Хананейской, — оставляет под тяжестью искушений внутренних и внешних, не подавая тотчас облегчения и утешения. Это кажущееся оставление праведников под тяжестью креста их бывает для того, чтобы дать выразиться всей силе веры их и всей горячности усердия их к Богу, чтобы очистить сердце их и от малейшего праха земных пристрастий и утвердить их в уповании на Него единого. В этом случае благодать Божья, по замечанию преподобного Макария, поступает с человеком подобно матери, которая оставляет на время малолетнее дитя свое и скрывается от него, чтобы видеть, как оно ищет ее с усердием, зовет ее неумолчно, чтобы более обрадовать его своим внезапным появлением, чтобы крепче, так сказать, привязать его к себе, побудить его не отлучаться от себя. Посему-то истинно преданные Богу люди не унывают при сем временном оставлении от Бога; напротив, забывая все временное, они с большей ревностью и усердием обращаются к Богу с молитвою, — с большей горячностью сердца взывают к Нему: «Заступник мой, для чего Ты забыл меня? Для чего я, сетуя хожу?» (Пс. 41:10); — с большей неотступностью вопиют вслед Его, подобно жене Хананейской: «Господи! помоги мне» (Мф. 15:25). С воплем крепким и слезами взывают они, по примеру Самого Сына Божия, страдавшего на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46). И подобно изгнанному Давиду вопиют неумолчно: «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне!»

Не потому нужно, братья, это вопияние сердца нашего, чтобы Господь наш был действительно далек от нас и не слышал гласа нашего: Вездесущий всегда и везде с нами, и нет сокровенного места, которого не проницало бы Его всевидящее око. Не только ни одно слово, но ни одна тайная мысль души нашей, ни одно сокровенное движение сердца нашего не скрыты от Его всеведения: «Все обнажено и открыто перед очами Его» (Евр. 4:13). Этот вопль сердца необходим для нашего совершенства духовного, полезен для очищения души нашей и приближения ее к Богу. Его силой или немощью свидетельствуется жизненность или мертвенность нашей веры в Господа, подобно как сильное или слабое биение сердца показывает бодрость или упадок сил телесных. Его горячность или холодность показывает степень любви нашей к Господу, подобно как возвышением и понижением ртути показывается степень теплоты в воздухе. — Его крепость или слабость служит признаком крепости упования нашего на Господа и преданности святой воле Его, или же нашего малодушия и надеяния на самих себя. Кто, при всех смущениях внутренних и внешних, не престал крепко взывать к Господу о помощи, тот не будет оставлен благодатью Божьей, того ничто земное не разлучит с Господом; и чем большие скорби и обстояния будут стеснять его сердце и извлекать из него сильнейшие вопли к Богу; тем чище и крепче будет его вера и упование, тем живее любовь его к Господу. Кто и в самых грехопадениях своих не падает в бездну отчаяния и закоснения, а держась крепко за спасительную вервь покаяния, не перестает взывать и вопиять к Богу: «Боже! будь милостив ко мне грешнику! Я заблудился, как овца потерянная: взыщи раба Твоего» (Лк. 18:13; Пс. 118:176); тому не попустит погибнуть во грехах любовь Божья, того всемогущая благодать Христова извлечет из самой глубокой пропасти греховной. Сами духовные враги наши не осмелятся нападать на нас, если мы во всех случаях жизни нашей будем вопиять к Господу: «Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне; Ты помощь моя и Избавитель мой; Господи! не замедли» (Пс. 69:2, 6), подобно как злоумышленные люди не отваживаются нападать на тех, которые кричать и вопиют о помощи.

И так, когда печали, и заботы житейские окружат и стеснят наше сердце, когда, измученные душей, придем в храм Божий на молитву вечернюю, воздохнем к Богу из глубины души нашей: «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне!». Когда совесть будет тяжко обличать нас в преступлении заповедей Божьих, когда грехи наши отяготеют на нас, и не будет мира в костях наших от лица грехов наших, — от всего сердца нашего возопием ко Господу: «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой» (Пс. 129:1-2). Когда скорби и болезни окружат и обнимут нас и не будет помогающего, когда различные искушения попущением Божьим отяготеют на нас, — с воплем крепким возопием к Богу Спасителю нашему: «Господи! к тебе взываю: поспеши ко мне, внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе!» Аминь.

Беседа вторая (На слова: «Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (ст. 2))

«Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (ст. 2).

Когда пробуждается в нас чувство нашей бедности и беспомощности и побуждает нас вопиять к Богу о помощи, когда сознание греховности нашей и угрожающей погибели побуждает нас прибегать к Богу Спасителю и взывать к Нему гласом погибающего, то прежде всего, братья, надобно заботиться о том, чтобы самая молитва наша была благоприятна пред Богом, чтобы не было в ней чего-либо, что не преклоняет, а отвращает от нас любовь Божью, что делает молитву нашу недостойною слышания Божьего. Посему-то пророк Божий молится, чтобы молитва его исправилась пред Богом, направилась бы прямо к небу, вознеслась бы к престолу Божью, была принята и услышана благостью Божьей благоприятно. Находясь в удалении от Скинии свидания, он не мог принести Богу ни фимиама, ни жертвы, посему и просит, чтобы молитва его была принята как благовонное кадило, чтобы воздеяние рук его было вменено ему вместо жертвы вечерней. «Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое!»

Что нужно, чтобы кадило распространяло благовоние и возносило горе вложенный в него фимиам? Первее всего нужен огонь. Когда горит в нем огонь, то вложенный фимиам несется неудержимо вверх; как скоро погасает огонь, и кадило издает не благоухание, а смрад. Так и молитва наша тогда только возносится горе и направляется к престолу Божью, когда исходит из сердца, горящего огнем святых и богоприятных чувствований.

Этот духовный огнь возжигается, братья мои, во-первых, чувством благоговения и страха Божья, когда молящийся живо сознает и чувствует, кто он, где предстоит и к кому приступает. Земная горсть, он удостаивается предстать престолу Творца и Владыки всяческих, Которому со страхом и трепетом предстоят множество святых ангелов, херувимов и серафимов. Раб негодный, непослушный вседержавной воле своего Владыки и Господа, употребивший во зло данный ему многоценный талант жизни, дерзает предстать пред Господом и Судьей своим, пред Которым и праведники, всегда благоугождающие Ему, предстоят в трепетном ожидании страшного суда Его, Который и «в Ангелах Своих усматривает недостатки» (Иов. 4:18). Преступник, тысячекратно прогневлявший Господа своими беззакониями, давно повинный смерти вечной и геенне огненной, предстает Всеведущему Судье и Богу, Который видит все тайные помышления ума его, видит сокровеннейшие чувствования сердца его, Который властен погубить и тело и душу его в геенне огненной. Что, если мера долготерпения Божьего преисполнилась и, вместо милосердия, настало уже время правды и суда? Что, если гнев Божий готов уже поразить его в ту же минуту, когда он хочет открыть пред Богом лживые уста свои, которыми столько раз солгал уже пред Ним в своих недостойных молитвах? Читаем в слове Божьем, что сыны Аароновы, принесшие чуждый огонь к жертвеннику Божьему, тотчас истреблены были огнем небесным; что возмутившиеся против Моисея пожраны были разверзшеюся под ними землей; что Оза, только прикоснувшийся кивоту завета Божьего, тотчас поражен был смертью; что царь Озия, недостойно дерзнувший возложить фимиам на жертвенник, внезапно поражен был проказою. Но Господь Бог, братья мои, и ныне тот же Бог — ревнитель славы Своей; но храм христианский святее Скинии Свидания, и престол, на котором предлежит Тело и Кровь Единородного Сына Божьего, страшнее жертвенника ветхозаветного. Если теперь, громы правосудия Божьего молчат и не поражают тотчас бесстрашно входящих в храм Божий, без подобающего благоговения предстоящих престолу Божьему, если милосердие Божие еще щадит нас ради крови возлюбленного Сына Своего; то будем-ли «пренебрегать богатство благости и долготерпения Божия, собирая себе гнев на день гнева и откровения суда от Бога» (Рим. 2:4, 5). «Если отвергшийся закона Моисеева, — говорит апостол Христов, — при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет? Страшно впасть в руки Бога живаго!» (Евр. 10:28, 29, 31). «Будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом!» (Евр. 12:28). Да смирится пред непреступною славою Божьей дух наш, да вострепещет душа наша пред лицом Господа славы, да сотрясется все существо наше страхом правды и суда Божьего!

Другой уголь, которым возжигается фимиам богоприятной мо-литвы, есть живая любовь к Господу. Благодатная сила Божья, которой испрашиваем в молитве, есть жизнь нашей жизни и душа души нашей. Без нее мы мертвы на веки. Если теперь эта духовная смерть не дает нам чувствовать себя во всей ужасной силе своей; то это потому, что ныне, и согрешая, мы находимся еще под кровом милосердия и долготерпения Божьего; что повелевающий солнцу Своему восходить над злыми и добрыми Отец Небесный, ради вопиющей к Нему за весь род человеческий крови Сына Своего, подает нам все потребное для жизни временной и «прежде прошения нашего» (Мф. 6:8); что плоть и кровь заглушают в нас не только потребности, но и чувства, и ощущения духовные. Но когда кончится для нас время долготерпения Божьего и настанет время суда и воздаяния, когда душа наша, не имея более нужды ни в чем временном и вещественном, явится обнаженною благодати Божьей и отверженною от лица Божьего; тогда-то обнаружатся во всей силе те, непостижимые для нас ныне, мучения смерти духовной, которым подвергнется душа, лишившаяся благодати Божьей и отверженная Богом, которые будут томить ее во всю вечность. Слышали ли когда, братья, об ужасных страданиях людей, умирающих голодной смертью? Это слабая тень вечной смерти души от голода духовного! Итак, если любим собственную жизнь, то можно ли не любить подателя жизни — Отца Небесного? Можно ли не любить Господа Иисуса Христа, Который в причащении Тела и Крови Своей делает нас причастными Его Божественной и вечной жизни? Если дорожим жизнью своей более всего, что есть для нас драгоценного на земле, то можно ли не дорожить более всего благодатью пресвятого Духа Божьего, без которой душа наша умрет смертью вечной? Этой то мыслью о вечной смерти без благодати Божьей и вечной жизни со Христом Господом возбуждали в себе святые мужи ту пламенную любовь, ту детскую привязанность к Небесному Отцу своему, которая побуждала их всем сердцем своим искать Господа, всей душей своей прилепляться к Нему единому, не отходить от Него умом своим ни на одно мгновение и дышать непрестанною к Нему молитвою. «Как мне не вопиять к Богу? Как не устремлять к Нему все желания моего сердца? Как мне не любить Его всем сердцем? Как мне не прилепляться к Нему всею душою своею и всею крепостью своею? Ведь Он мой Бог, моя слава, мое спасение, моя вечная жизнь. Лучше ли мне любить вещь суетную, вещь неизвестную, вещь превратную, вещь погибельную, ложную, – нежели Тебя, истинную жизнь мою. Сего ради всю надежду мою, все упование мое, все желание мое в Тебе Едином да полагаю, Господи, все сердце мое, всю душу мою, все помышления мои в Тебе Едином да углубленными имею, вся внутренняя моя, членове и мозги Тебе единому да излию, да весь буду в Тебе, Ты же во мне» (Свт. Дм. Ростовский, Молитвенные стихословия, Третье Стихословие рачительного к Богу вопияния, ст.3)

Третий уголь, которым возжигается фимиам молитвы нашей к Богу, есть умиление и сокрушение сердечное. Оно почерпается, братья мои, преимущественно из размышления о крестных страданиях и смерти за нас Господа Иисуса Христа. Для этого то святые евангелисты и изобразили нам страдания Господа со всей подробностью, чтобы Господь Иисус Христос «предначертан был» пред очами нашими, как бы «пред нами распятый» (Гал. 3:1). Взирая на крест Христов, мы видим осязательно бесконечную любовь Божью к нам грешным, которая не попустила падшему роду человеческому погибнуть вечной смертью, которая не пощадила для спасения нашего Своего возлюбленного, единородного Сына, которая ради Его крови, пролитой за грехи наши, доселе милует и щадит нас, не погубляет нас тотчас в самом преступлении святого закона Его, но милостиво и долготерпеливо призывает нас к покаянию. Взирая на крест Христов, мы видим неизреченную любовь к нам Сына Божьего, Который положил на нем душу Свою за спасение наше. Чего не потерпел за нас Господь наш? За наше превозношение и гордость, за наше любочестие и славолюбие, Он «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8), терпел поношения и уничижения, злословия и оклеветания, неправедно осужден на смерть и «и к злодеям причтен был» (Ис. 53:12). За наше плотоугодие и любострастие, за наши нечистоты и скверны плотские, Он предал плоть Свою на поругание и биение, на истязания и мучения, на распятие и пригвождение ко кресту. За наше празднословие и злословие, за наши оклеветания и осуждения друг друга, Он, «как овца, веден был на заклание, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53:7), «будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал» (1 Пет. 2:23). За наше невоздержание и сластолюбие, за объядение и пьянство, Он алкал и жаждал, постился сорок дней в пустыне и напоен оцтом и желчью на кресте. За наше нечувствие и окаменение сердечное, за нашу непокорность и нераскаянность в грехах, Он плакал и скорбел, страдал духом Своим так, что пресвятая душа Его прискорбна была даже до смерти. Взирая на крест Христов, мы видим и нашу тяжкую неблагодарность пред сею неизреченною к нам любовью. В чем и где является эта преступная неблагодарность? Господь украсил нас образом Своим, отличил нас разумом и свободным произволением; а мы своими плотскими похотениями прилагаемся скотом несмысленным и уподобляемся им. Господь даровал нам слово для прославления Его величия и чудес, для благодарения Его благости и щедрот, для взаимного назидания, вразумления и утешения; а мы обращаем сей дар Божий в орудие лжи и неправды, обмана и лукавства, злословия и осуждения друг друга. Господь открыл нам святую волю Свою, даровал закон Свой, чтобы ввести нас в царство Свое; а мы не только не стараемся познать волю Божью, благоугождать Ему исполнением заповедей Его; но беззаконными делами своими, невниманием гласу Его, презрением святого слова Его как бы прямо говорим Ему: «отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих» (Иов. 21:14). Господь омыл нас Своею кровью и освятил Духом Своим; а мы, оскверняя себя грехами, попираем кровь Его и уничижаем Духа Божия. Самое таинство покаяния, которое дано нам милосердием Божьим для обновления и исправления нашего, для примирения нас с Богом и очищения от грехов, — не сделалось ли у нас одним видом покаяния без сердечного сокрушения о грехах, без истинного раскаяния и исправления, без ощутительного улучшения и обновления жизни? Самое причащение Божественного тела и крови Христовой, в котором мы делаемся причастниками Его Божественного естества, надолго ли соединяет нас в един дух с Господом? Надолго ли, приобщившись Ему, мы пребываем в Нем, и Он в нас? Не бывает ли иногда первый шаг из храма Божия шагом к прежним привычкам греховным? Взирая на крест Христов, мы можем прочитать на нем и нашу будущую участь, если не обратимся искренно, всем сердцем своим к Господу. «Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» (Лк. 23:31). Если и Он, пречистый и всесвятой, приняв на себя чужие грехи, должен был потерпеть такие ужасные страдания и такую мучительную смерть, чего ожидать нам за свои собственные грехи, если не искупим их истинным покаянием не на время, а на всю жизнь нашу; если истинно не умрем со Христом для всего порочного, нечистого, законопреступного, и не оживем с Ним для жизни святой и богоугодной? Вот почему, братья мои, святые мужи для возбуждения в себе молитвенного духа непрестанно поминали спасительные страдания Христовы, непрестанно размышляли о них, старались углубить их в своем сердце, освятить ими свой ум и разумение свое, воображение и память. Посему то и св. Церковь, во дни поста и покаяния, чаще всего вспоминает страдания и крест Христов, более всего побуждает нас поклоняться пречистым и животворящим язвам Его и умолять Его, распятого за нас, да поразит Он силою благодати Своей жестокость и окаменение сердца нашего, да сокрушит его страхом суда Своего, да уязвит его любовью Своей, — да текут от сокрушенного сердца нашего источники слезные, омывающие всякую греховную скверну, и да вознесется моление наше, как благовонный фимиам, ко престолу Божью. Да исправится молитва наша, яко кадило пред Богом! Аминь.

Беседа третья (На слова: «Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (ст. 2))

«Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (ст. 2).

Нет сомнения, братья, что сделать всякое доброе дело зависит от нас, т. е., от нашего доброго произволения. Но несомненно и то, что всякое дело наше не будет истинно добрым делом, благоугодным Господу и достойным того, чтобы Господь призрел на него призрением благости и любви Своей, если не освятится оно Его Божественною благодатью. Так и молитва наша, сколько бы мы ни усиливались возбуждать и возгревать в себе сердечные чувствования благоговения, любви и умиления, не сделается кадилом благовонным и не будет принята в запах благоухания, если благодать Духа Святого не очистит сердца нашего от всякой скверны, не освятит наших чувствований и не воспламенит их Своим неугасающим огнем. Посему то и нужно первее всего молиться о том, чтобы Единый Податель всех благ — Дух истины пришел и вселился в нас, очистил нас от всякой скверны и сделал молитву нашу благоугодной пред Богом; чтобы огнем благодати Своей всегда воспламенял в нас чувство благоговения и любви, умиления и сокрушения сердечного.

Но для сего нужно, братья, и с нашей стороны постоянство и неоскудевающая ревность к благоугождению Богу, искреннее желание верно служить пред Господом во все дни жизни своей, постоянное стремление к очищению себя, к тому, чтоб удостоиться помилования и оправдания на страшном суде Христовом. Проникнутый влагою уголь не может разгореться, сколько бы ни старались разжечь его; он может по временам загораться, но тотчас и погасает, как скоро отнимается пламень. Так и сердце человека, проникнутое любовью к миру, может по временам как бы вспыхивать пламенем благоговейных и умиленных чувствований, но тотчас и погасает, как скоро перестают действовать на него предметы, возбуждающие эти чувства. Тоже бывает, когда душа наша как бы двоится между Богом и миром, когда в храме Божьем она понуждает себя прийти в молитвенное расположение, выжимает из груди своей вздохи сокрушения сердечного, источает из глаз своих слезы умиления; но выйдя из храма, предается рассеянности, обращается к обычным развлечениям, забавам и удовольствиям. В том и другом случае сердце человека не способно издавать благоухания чистой богоугодной молитвы, и временные как бы вспышки молитвенного духа остаются бесплодными, не восторгают души от земли на небо, не приносят ей внутреннего мира и успокоения в Боге, не освящают и не обновляют ее той жизненной силой Духа Святого, которой одной всякая душа живится и чистотою возвышается. Что пользы, когда в храме мы падаем и преклоняем колени пред Богом, а вне храма еще с большим усердием преклоняемся перед всяким кумиром нашего корыстолюбия, любочестия и плотоугодия? Может ли углубиться и упрочиться в душе нашей чувство благоговения и страха Божьего, когда в храме воздыхаем и плачем о грехах своих, а вне храма еще тяжелее вздыхаем и сердечнее плачем о каком-либо неудавшемся предприятии, о несбывшемся прихотливом желании, о неисполнившейся пустой прихоти? «Никто не может служить двум господам; не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24). Кто хочет истинно благоугождать Богу, приносить Ему благоугодный фимиам молитвы и в молитве обретать истинное утешение и отраду духа, тот должен возлюбить Его единого, все упование и надежду свою возложить на Него, а не на себя и других людей, всего искать и всего ожидать от Него, а не от мира, всегда искать и желать единого — Царствия Божьего и правды его, истинной жизни и блаженства в Боге и с Богом. Тогда ум сам собою будет возноситься непрестанно к Богу и сердце будет жаждать молитвенного общения с Ним, как хлеба насущного; тогда молитва сделается потребностью духа, дыханием души нашей.

С другой стороны, и горящее кадило издает только такой аромат, какой влагает в него фимиам. Горение чистого и доброго фимиама распространяет приятное благовоние, а курение нечистого и испорченного — сопровождается неприятным и тяжелым дымом и смрадом. Этот фимиам в молитве нашей есть самый предмет ее, то, о чем молимся и чего просим у Господа. В общественных молитвах в храме Божьем нас руководствует и учит молиться сама св. Церковь. Нам остается только согласовать мысли и чувства свои с ее мыслями и чувствами, молиться усердно и с теплотою сердца о том, о чем молится она, и теми словами, которыми богоугодно и богоприятно молились святые мужи. Но и здесь есть место для выражения наших особенных нужд и желаний, тем более для них места в наших частных молитвах. Здесь то нам и должно особенно остерегаться, чтобы не влагать в кадило молитвы своей чуждого вещества, а не избранного Богом фимиама. Угодно и приятно пред Богом только то, что согласно с Его волей; неприятно и омерзительно пред Ним все, противное сей святой воле. «Ибо воля Божия есть освящение ваше» (1Фес. 4:3)», — говорит нам святой апостол. Посему прежде всего и должно молиться о том, чтобы Господь сподобил нас соделаться и пребыть святыми и непорочными пред Ним; чтобы возбудил в нас дух истинного покаяния и сокрушения сердечного и простил нам согрешения наши, чтобы хранил нас от искушения и соблазнов и помог нам Своей благодатью всегда и во всем исполнять Его святую волю, как исполняют ее святые ангелы на небесах; чтобы сподобил нас с истинной верой, любовью и страхом Божьим достойно причащаться пречистого Тела и Крови Единородного Сына Своего, во освящение души и тела и в жизнь вечную; чтобы даровал нам милость и благодать Свою — все дни жизни нашей провести в мире и покаянии, в молитве и делах благих; чтобы заповедал ангелу хранителю нашему сохранять нас во всех путях наших; чтобы не лишил нас последнего величайшего блага на земле – христианской кончины живота нашего, мирной и непостыдной. Такая молитва всегда благоприятна пред Господом, возносится, как фимиам, к престолу благодати Его и принимается Им, как благовонное кадило.

Впрочем, и предметы, относящиеся ко временной жизни нашей, сами по себе, не делают молитвы нашей не неприятною пред Богом. Ибо не то оземленяет, так сказать, молитву нашу, делает ее грубою и неприятною пред Богом, что мы просим чего-либо земного, потребного для жизни временной, но то, когда просим чего не по воле Божией, по побуждениям нечистым, своекорыстным и самолюбивым, для целей плотских и нечистых. Сам Господь Иисус Христос заповедал нам просить всего у Отца Небесного: и хлеба, и одежды, и избавления от напастей, и здравия тела, как и спасения души; и нет такого предмета в нашей жизни и общественной, и частной, которого святая Церковь не освящала бы своими молитвами. Посему, кто желает и просит у Господа чего бы то ни было так, как повелевает желать слово Божье и как учит просить святая Церковь; тот просит богоугодно, и молитва его благоприятна пред Богом. Благоприятна пред Господом молитва наша, когда просим у Него благ земных, счастливой и благополучной жизни — успеха в предприятиях и делах своих, — не для того, чтобы только есть, пить и веселиться, но для того, чтобы, имея всякое довольство, избыточествовать на всякое дело благое, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте; когда просим избавления от всякой скорби, нужды и печали не так, как хочется нашей нетерпеливой и злой воле, но как угодно всесвятой воле Божьей; словом: когда просим чего-либо не для того, чтобы приятно было пожить здесь на земле, а для того, чтобы достигнуть высшего духовного совершенства, к которому ведет нас любовь Божья, — чтобы снискать то вечное счастье, которым хочет облаженствовать нас премудрость Божья. Все земное и временное подается нам не так, как хотели бы мы, а как находит для нас полезным и нужным высочайшая премудрость Божья. Изобилие и убожество, слава и уничижение, болезнь и здравие, счастье и злополучие — в руках промысла Божьего суть средства, которыми Он ведет нас к покаянию и исправлению, к освящению и спасению. Для кого, что и когда лучше и полезнее, ведает Он — всеведущий. Посему любовь Его и благоволение к нам являются не тогда только, когда Он подает, но когда и отнимает у нас земные блага, чтобы с ними не оземленилось наше сердце и не сделалось недостойным жилища небесного; когда пресекает успехи наши в делах житейских, чтобы напомнить нам о небесном отечестве нашем; когда посещает скорбями и болезнями телесными, чтобы уврачевать нашу душу. Кто приемлет все, посылаемое ему свыше, с верой и благоговением перед Богом, с благодарением и покорностью воле Божьей, того молитва чиста и благоприятна пред Богом, о чем бы он ни молился и чего бы он ни просил у Господа. Напротив, нечисты и недостойны слуха Божьего бывают молитвы наши тогда, когда употребляем во зло дары Божьи, когда употребляем в орудие греху те самые блага, которые не перестает изливать на нас любовь Отца Небесного; когда обращаем их в предмет тщеславия и плотоугодия, в повод к невоздержанию или сребролюбию; когда, чем более имеем благ земных, тем необузданнее предаемся греховной жизни. Но преимущественно нечисты и смрадны пред Богом бывают молитвы наши тогда, когда, погрязши в нечистотах греховных, предаемся беспечности и нерадим о покаянии, когда погасает в сердце нашем не только огонь любви к Богу, но и светильник веры. Не заботясь благовременно очищать совесть свою покаянием, человек приходит мало по малу во глубину зол, становится, по слову Апостола, сожженным своей совестью, достойным вечного огня геенского. Тогда отступает от него Ангел Хранитель и предоставляет власти бесовской, оставляет его благодать Божья и предает его «превратному уму – делать непотребства» (Рим. 1:28).  Тогда и самая молитва его, если бы он и захотел еще молиться, как исходящая от нераскаянного сердца, бывает ему в грех.

Впрочем, как бы ни был, по-видимому, чист предмет нашей молитвы, она не может быть совершенною, пока мы не отречемся всесовершенно и всецело своего самолюбия, пока не предадим себя и всей жизни своей единой воле Божьей. «Не как Я хочу, но как Ты, да будет воля Твоя!» (Мф. 26:39, 42) — так заключил молитву Свою к Отцу Своему Сам Господь Иисус Христос. «Сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим», — так заключает моления и прошения свои святая Церковь. Эта святая преданность Богу есть золотой венец, который украшает всякое прошение наше и делает его благоприятным перед Богом. Это воздеяние не рук, а всего существа к Богу, есть благоприятная жертва, которая дает такую силу нашей молитве, что любовь Божья невольно как бы приемлет в объятия Своей благости и милосердия — человека, который всесовершенно и всецело предает себя Ей. Не трудно, братья мои, убедиться, что все существо наше, все силы душевные и телесные, вся жизнь наша, все, чем поддерживается и продолжается, чем услаждается или преогорчается эта жизнь, находится не в нашей власти, а во власти Божьей. Каждое прошедшее мгновение прошло для нас невозвратно, и мы не можем ни воротить, ни удержать его, каждая будущая минута не пришла еще, и придет ли к нам, мы не знаем, и не в силах ни приблизить, ни отдалить ее. Я прожил час, и его нет уже, но проживу ли еще — ведает один Бог. У меня есть силы, чтобы трудиться, но надолго ли они будут служить мне, — зависит не от моей воли. Ежедневный опыт уверяет меня, что болезнь за здравием и смерть за жизнью идут по пятам. Я бросил семя в землю, чтоб иметь хлеб насущный; но вырастет ли оно на ниве моей и принесет ли плод во время свое, — ведает один Бог. Удалось мне собрать себе сокровище, и я готов бы сказать душе моей: «Душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись», но в ушах моих уже слышится грозный глас: «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12:19, 20). Я нашел себе сильного покровителя, приобрел себе именитого и могущественного благодетеля, и готов бы предаться всем обольстительным мечтам будущего счастья, но слово Божье и горький опыт говорят: «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают [все] помышления его» (Пс. 145:3, 4), а с ним погибнут и все мои надежды. Ты один, Боже мой, Господь и Владыка живота моего, «наказуешь и милуешь, низводишь до ада и возводишь, и нет никого, кто избежал бы от руки Твоей» (Молитва из молебствия на День Рождества Христова). В Твоей всесвятой власти жизнь и дыхание мое, в руке Твоей жребий мои. Твоей всесвятой воле предаю всю душу и тело мое, разум и волю мою, сердце и все существо мое. Твоему верховному распоряжению препоручаю всю жизнь и судьбу мою. Твоей высочайшей премудрости и благости, Твоему всемогуществу и милосердию вверяю все намерения и желания мои, все чувства и помышления мои. Да будет со мною везде и всегда то, что угодно Тебе, — сотвори со мною по Твоей премудрости, а не по моему хотению, по Твоей благости и милосердию, а не по грехам моим: «оживи меня по слову Твоему» (Пс. 118:107).

«Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое, воздеяние рук моих – как жертва вечерняя». Аминь.

Беседа четвертая (На слова: «Положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих» (ст. 3))

«Положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих» (ст. 3)

Ничто так не вредит молитвенному расположению духа нашего, ничто так не угашает священного огня благоговейных чувствований наших пред Богом, ничто так не враждебно духу умиления и покаяния, как склонность к многоречию и празднословию. Посему то слово Божье так часто внушает нам положить словесам своим вес и меру, сотворить устам своим дверь и затвор; так сильно обличает «язык велеречивый» (Пс. 11:4), называя его «прикрасой неправды, неудержимым злом, исполненным смертоносного яда, оскверняющим все тело» (Иак. 3:6, 8). Посему то и святой Давид, умоляя Господа — «да направится молитва моя» пред Ним, молится вместе с тем и о том, чтобы Сам Господь, Своею благодатною силою, удержал это неудержимое зло, — «положил охрану устам его, и оградил двери уст его».

Дар слова, братья мои, есть один из самых высших даров, которыми украсил Господь человека. Слово человеческое есть образ того всемогущего животворящего ипостасного Слова Божьего, «через Которого все произошло» (Символ веры), Которое «держит все словом силы Своей» (Евр. 1:3), Которое есть путь, истина и жизнь. Посему злоупотребление слова, и само по себе, есть тягчайший грех, как злоупотребление величайшего дара Божьего, попрание и поругание Божественного образа и бывает источником бесконечного множества зол, которые тем скорее могут погубить нас и сделать безответными на суде Христовом, чем легкомысленнее смотрим мы на грехи языка нашего, не чувствуя всей их тяжести, не сознавая того, как тяжко оскорбляем и прогневляем ими Бога, какое, ничем неисправимое, зло делаем нашим ближним и как тяжело грешим против собственного богоподобного естества.

Склонность к многоречию, как и всякая естественная склонность, у невоздержных на слово мало по малу обращается в неудержимую привычку и в необузданную страсть, которая, как и всякая другая страсть, уже сама по себе преступна и беззаконна, и тем более достойна осуждения, что унижает человека, опустошает его душу и сердце и делает его неспособным ни к чему доброму. У человека скромного и молчаливого душа бывает полна добрых мыслей и чувствований, крепка и сильна на всякое дело благое. И чем более скрывает он в сердце своем добрых впечатлений, чем более углубляет внутрь себя, что слышит и видит доброго, в храме ли Божьем, или в душеполезных беседах и чтении, тем более умножается внутреннее его богатство, тем скорее он чувствует потребность изливать душу свою пред Богом в молитве.

Если же является нужда беседовать с другими, то он передает свое внутреннее сокровище в слове назидания, утешения, научения в делах любви и благотворения. Не то бывает с многоречивым. Ничто доброе не удержится и не укоренится в душе его; все разносится неудержимым языком его повсюду, все рассевается как по ветру. Оттого душа и сердце его всегда пусты, все слова и дела его легкомысленны, необдуманны, опрометчивы, и справедливо называют таких людей — пустыми. Чтоб наполнить чем-либо пустоту души своей, он бросается на всякое зрелище, с жадностью собирает всякие слухи, со всех сторон старается ловить разные вести; и все для того, чтобы дать работу своему необузданному языку, чтоб удовлетворить страсти своей к многословию. Вот отчего привыкший к пустословию не способен ни к какому занятию, требующему внимания и усилия, ни к какому доброму делу, для которого требуется сила воли и характера. Придет ли же ему охота молиться? Способен ли он вознести ум и сердце свое безраздельно к единому Богу? Где взять ему благоговейных мыслей и чувствований, достойных чистейшего слуха Божьего, когда сердце его пусто и душа его открыта для всякого ветра, когда мысли его блуждают повсюду, не останавливаясь ни на чем? Откуда придет ему благое слово молитвы, когда язык его привык переливать одни пустые и праздные слова?

Но страсть к празднословию, братья мои, тем преимущественно пагубна, что скоро перерождается в страсть к злоречию, осуждению и оклеветанию. О чем так приятно и увлекательно можно рассказывать, как не о происшествиях соблазнительных? Где лучше показать свое остроумие, как не в осмеянии мнимых недостатков ближнего? Чем лучше показать мнимое чувство своего достоинства, как не унижением других? Как лучше представить из себя героя добродетели, как не осуждением всех и каждого? Где в лучшем свете показать свое сердоболие и сострадание, как не в мнимом сожалении о кажущихся ему ошибках и заблуждениях, пороках и проступках других людей? Само собою разумеется, что во всех этих случаях дело не может обходиться без явной лжи. Где взять столько предметов для остроумных бесед, сколько их нужно для празднословия? Надобно изобретать и выдумывать. И будет ли весел и занимателен правдивый рассказ, если не прикрасить его ложью? И вот охотник до празднословия становится лжецом, злоречивым клеветником, осуждающим всех и каждого. Достоин ли такой человеки предстать пред лицом Бога истины и правды, милосердия и человеколюбия? Из такой души какая может выйти молитва, кроме молитвы фарисея — самолюбивой и тщеславной, самодовольной и соединенной с осуждением и уничижением ближнего? Может ли исходить благословение из тех уст, из которых исходит злословие, осуждение и клятва? Не будет ли каждое слово молитвы его явная ложь пред Богом? Не обратится ли самая молитва его в тягчайший грех оскорбления величия Божьего?

Тем менее можно ожидать от привыкшего к празднословию истинного покаяния, умиления и сокрушения сердечного. Привыкши легкомысленно думать и говорить обо всем, он также легкомысленно смотрит и на свои заблуждения и пороки, и с тем же легкомыслием исповедует их пред Богом, с какими иногда рассказывает о них в кругу своих приятелей. Да и может ли он сознать в себе какой-либо более сокровенный грех, когда не сознает явного для всех греха своего — празднословия и злословия? Откуда родится у него чувство умиления, когда душа его привыкла к одному пустословию и смехотворству? Откуда возьмутся у него слезы сокрушения сердечного, когда от сердца его исходят только помышления злые, осуждение, суесловие и злословие? «Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?» (Иак. 3:11). Может ли родиться страхи Божий в его совести, не знающей стыда и страха человеческого? Как может он просить и ожидать прощения от Бога, когда похитил у Него сан Судьи помышлений и деяний человеческих, и сам сделался неумолимым судьей своих братьев? «Тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя» (Рим. 2:1), — говорит ему слово Господне. Чем загладит он то неисчислимое зло, которое порождено в обществе его безумными речами? Чем искупит он многие души, растленные его соблазнительными рассказами, увлеченные к злоречию и осуждению его беседами, лишенные невинности и страха Божьего его кощунными и богохульными словами? «Кровь брата твоего вопиет ко Мне, — скажет ему Господь Бог, — Я взыщу кровь его от рук твоих» (Быт. 4:10; Иез. 3:18).

Вот к чему может привести, братья, невинное, по-видимому, в начале своем многоречие и празднословие! небольшой огонь как много вещества зажигает! «И язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны: неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда» (Иак. 3:5, 6, 8). Против такого врага нужно вооружиться всеми силами; от такого изменника, каков язык наш, должно принимать все меры осторожности. Для сего лучшее средство есть постоянное трудолюбие. Господь Бог заповедал падшему человеку труд: с одной стороны, как наказание, с другой, как средство к очищению и исправлению. Кто постоянно занят делом, у того нет времени для празднословия, у того мысль сосредоточивается в самой себе, тому некогда смотреть за тем, что делают другие. Кто постоянно трудится, тот более сознает и чувствует собственную немощь, тот скорее и охотнее обращается с молитвою к Богу — всемогущему помощнику. Все виды празднословия и злоречия суть порождения праздности, которую справедливо называют матерью всех пороков.

Другое средство к избежанию празднословия есть уединение, углубление в самого себя и происходящее от сего самоосуждение. «Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы», — говорит святой Апостол (1Кор. 11:31). Для сего нет крайней необходимости убегать в пустыни. Собственный дом каждого — вот его пустыня! С домашними нет нужды рассуждать о том, что делается вне дома, и нет предмета для праздных и пустых разговоров. Собственное дело каждого может остановить его внимание, сосредоточить его мысли и породить ту молчаливую беседу с самим собою, которая есть цель и плод уединения. Тогда невольно заградятся уста, и будет вещать одно сердце, умолкнут и все чувства, и возбудится и будет говорить совесть. Тогда то, возлюбленный брат, возведи ум твой к Богу и воздохни к Нему сердцем твоим: да оградит Он слух твой от пустых и душевредных бесед, да охранит душу твою от мечтаний и помышлений лукавых, да соблюдет сердце твое в страхе Своем; да даст тебе «видеть свои прегрешения и не осуждать брата твоего» (молитва Ефрема Сирина); да удержит язык твой от всякого слова праздного, «за какое дадут они ответ в день суда» (Мф. 12:36). «Положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих». Аминь.

Беседа пятая (На слова: «Не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (ст. 4))

«Не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (ст. 4)

Как ни предосудительно и преступно злоупотребление языка человеческого в многословии и пустословии, особенно, когда соединяется оно с осуждением ближнего, которое есть уже тяжкий грех пред Богом и людьми; но оно все еще может быть хотя сколько-нибудь извинительно, если нет в нем злого умысла и намерения, если служит оно вывеской одной пустоты, но не злобы и коварства сердечного. Высшая степень злоупотребления слова человеческого есть слово лукавства, которое исходит уже прямо от сердца, есть произрастание и плод лукавства сердечного. Посему то и молится пророк Божий, чтобы Господь не попустил сердцу его уклониться к «словам лукавым».

Сердце вещественное есть источник телесной жизни нашей. Биением его измеряется самая жизнь, определяется состояние здоровья телесного; а с прекращением его биения прекращается жизнь. Так и духовное сердце, то есть внутреннее чувство и расположение души, есть исходище духовной жизни нашей, им управляются наши внутренние мысли и желания, им управляются и все внешние чувства наши и все движения телесные. Оно есть сокровище, из которого износится наружу все, чем обозначается и внутренняя, и внешняя жизнь наша. Посему сердце есть начало и корень всех действий наших, и внутренних, и внешних. Сердцем веруем или не веруем; сердцем любим или ненавидим; сердцем смиряемся или гордимся; сердцем терпим или ропщем – примиряемся или враждуем; сердцем обращаемся и приближаемся к Богу, или отвращаемся и удаляемся от Него; сердцем благословляем и проклинаем, дружимся или враждуем, благодетельствуем или наветуем. Внутреннее состояние сердца полагает истинную печать и на внешние слова и поступки наши: по нему судится всякое слово и дело наше. Каково сердце, таковы и слова, и дела наши. И Каин, и Авель одинаково приносили жертву Богу; «и призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел» (Быт. 4:4, 5). Радовался Закхей, увидев Господа Иисуса Христа; «Ирод, очень обрадовался, увидев Иисуса» (Лк. 23:8), приведенного к нему на суд; но первому радость его послужила во спасение, а последнему в погибель. Молились в церкви и мытарь и фарисей; но первый «пошел оправданным в дом свой» (Лк. 18:14), последний осужден. Так одно и то же дело, и даже одно и тоже слово может быть или хорошо, или худо, — смотря по тому, какое состояние сердца и делающего, и говорящего.

Само по себе сердце падшего человека есть злое по естеству: «помышление сердца человеческого – зло от юности его» (Быт. 8:21). В нем от природы есть «иной закон, противоборствующий закону Божью» (Рим. 7:23). Посему то и говорит Господь, что «из сердца» человека, не возрожденного благодатью Духа Божьего, «исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15:19). Но Господь Бог обещает верным Своим дать сердце иное — новое: «И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное» (Иез. 36:26). Это обновление растленного сердца нашего совершается благодатью всесвятого Духа Божьего; но совершается тогда, когда мы сами всецело предаем свое сердце Богу, да созиждет Он в нас сердце чистое и дух прав обновит в утробе нашей. Посему то и говорит нам Господь Бог: «Сын мой! отдай сердце твое мне!» (Притч. 23:26). Оно злобно; Я сотворю его благим и чистым. Оно сплетает лесть и коварство; Я научу его говорить истину и не льстить языком своим. Оно, как нечистый источник, источает только помышления злые; Я освящу его благодатью Моей, и оно будет источать благословение, благожелания и молитвы. «Сын мой! отдай сердце твое мне!» Ибо им овладел грех и дьявол, и ты сам не можешь уже управлять им во благое; Я избавлю его от области темной, изгоню из него все лукавое, и Сам буду обладать им, Сам буду руководить им, и исполню его сокровищами Духа Моего, и возрастут в нем плоды духовные — «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22, 23). Теперь от нас зависит, братья, оставить сердце свое под областью греха, или предать его Богу; попустить ему быть исходищем зла, или сделать его жилищем духа Божьего, духа истины, любви и благости. Будем же просить Господа, чтобы Он Сам, силою благодати Своей, очистил сердце наше от всякого зла, освятил и исполнил его дарами пресвятого Духа Своего, будем молиться по примеру пророка: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня!» (Пс. 50:12).

В противном случае неминуемо произойдет разлад между сердцем и языком, между внутренними чувствованиями и словами, и слова наши будут словесами лукавства, то есть или словами лести и коварства, или словами лжи и обмана, или словами оклеветания и осуждения. Когда в сердце таится зависть к другим, то что будут похвалы наши их добродетелям и талантам, как не гнусная лесть, которая ищет только того, чтобы воспользоваться их слабостями, возбудить их гордость и довести до какого-либо постыдного дела? Когда сердцем обладает своекорыстие, то что будут все уверения наши в доброжелательстве и желании пользы ближнего, как не лукавый обман, чтобы приобрести самим себе какую-нибудь корысть? Когда сердцем обладает злоба, то что будет значить это мнимое доброжелательство и сожаление, с которыми рассказываем о недостатках своего ближнего, о его ошибках и заблуждениях, как не злостное оклеветание? Как ни умягчайте слова свои «нежнее масла» (Пс. 54:22), но они суть стрелы, которыми уязвляется не тело, а душа и сердце ближнего. Уловивши лестью друга своего, ты убил в нем смирение и простосердечие, которые составляют основание и украшение добродетели человеческой. Сделавши брата своего жертвой обмана и лукавства, ты убил в нем доверие и простоту сердца, поселил в нем подозрение и недоверчивость к людям, — начало и источник ненависти и злобы. Оклеветавши искреннего своего, ты убил его честь и доброе имя, и можешь ли вознаградить чем-либо эту потерю, которой дороже ничего нет в мире? Осудивши брата твоего, ты убил собственную душу свою, подверг ее страшному суду Божью и геенне огненной: «Кто же скажет брату своему: «рака́» [пустой человек], подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной» (Мф. 5:22). Но сего мало: слова лукавства, как злое семя, быстро разрастаются и производят бесчисленные плевелы зла в целых обществах человеческих. Общество держится взаимным доверием и уважением друг к другу; но какое может быть доверие там, где является обман и коварство, где по необходимости один другого должен остерегаться, друг друга опасаться и бояться, друг друга подозревать и скрываться? Какое может быть уважение друг к другу там, где выставляются на посмеяние недостатки и слабости каждого, где не знаешь, как понимать слово мнимого доброжелательства, где в самом простом приветствии: «Здравствуй» — слышится иногда Иудино слово: «Радуйся, Равви»? Общество преуспевает тогда, когда между членами его царствует мир и единодушие; а лесть и лукавство поселяют вражду и ссоры, взаимную ненависть и неприязнь друг к другу. Какой может быть мир там, где есть двоедушный язык, который одному говорит то, другому — другое, хвалит в глаза и порицает заочно, перетолковывает всякое слово, выводит свои догадки из всякого взгляда? Какое может быть единодушие там, где злоречивый и клеветливый язык восставляет сына на отца и дочь на мать свою, где зложелательство и своекорыстие разделяют между собой братьев и сродников?

Вот почему, братья, говорит слово Божье, что «язык третий многих поколебал и изгонял их от народа к народу, и разорял укрепленные города и ниспровергал домы вельмож; язык третий изгнал доблестных жен и лишил их трудов их; внимающий ему не найдет покоя и не будет жить в тишине. Удар бича делает рубцы, а удар языка сокрушит кости; многие пали от острия меча, но не столько, сколько павших от языка; счастлив, кто укрылся от него, кто не испытал ярости его, кто не влачил ярма его и не связан был узами его; ибо ярмо его – ярмо железное, и узы его – узы медные, смерть лютая – смерть его, и самый ад лучше его» (Сир. 28:16-24).

Особенно же делается преступными слово лукавства, когда следствием его бывает поругание имени Божьего и клятвопреступление. Непрестанное смешение лжи и правды, лести и истины в словах наших производит то, что мы теряем всякую веру человеческому слову. Отсюда беззаконный и пагубный обычай подтверждать каждое почти слово божбой и клятвою. Страшное и поклоняемое имя Божье, которое с трепетом произносят святые ангелы, бесстыжий язык наш произносит бесстрашно не только в пустых, а и в лживых словах и уверениях. Каждое легкомысленное обещание мы подтверждаем клятвой, и также легкомысленно забываем его. Если же каждое призывание имени Божьего всуе есть тяжкое преступление заповеди Божьей, то сколько этих преступлений лежит на душе и совести каждого? Если каждое клятвопреступление связывает душу на всю вечность, то сколькими узами связала себя душа наша, сама не чувствуя их тяжести, не сознавая своей виновности, не почитая даже грехом того, что неминуемо влечет в бездну ада? «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6:7). «Погубит Он говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь» (Пс. 5:7). «Не клянитесь именем Моим во лжи», – говорит Он устами пророка (Лев. 19:12).

Посему то нужно, братья мои, ограждать и сердце, и уста свои страхом Божьим; надобно помнить всегда, что нет ничего мерзостнее пред Господом, как лживое, лукавое, двоедушное сердце. Надобно стяжать искреннюю, нелицемерную любовь к братьям своим: тогда и в словах наших не будет ни лицемерия и лести, ни лукавства и обмана, ни осуждения и оклеветания. Паче же всего надобно молиться с усердием Богу, чтобы Он Сам благодатью Своей утвердил сердце наше на камне заповедей Своих, оградил его страхом Своим, освятил и обновил его Духом Своим. «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Пс. 50:12): «не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым». Аминь.

Беседа шестая (На слова: «Не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (ст. 4))

 «Не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных» (ст. 4)

Одно из пагубных последствий грехопадения прародителей наших есть лукавая наклонность сердца нашего к самооправданию, к извинению себя во грехах. Когда Господь Бог спросил первого грешника: «Кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт. 3:11). Он не обвинил себя, как бы следовало, не сказал, что согрешил не извинительно, преступив заповедь, которую принял от уст Самого Господа, но сказал: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3:12). Равным образом и жена на вопрос Господа: «Что ты это сделала?», отвечала не раскаянием и молитвою о прощении, а сложением вины своей на змия: «Змей обольстил меня, и я ела» (Быт. 3:13). Следствием сего было то, что грех, не извергнутый тотчас из сердца искренним покаянием и чистосердечным исповеданием, не очищенный слезами горького раскаяния, остался в душе грешника и породил в ней злую наклонность не только к новым грехопадениям, но и к самооправданию во грехах, и эта злая наклонность сделалась прирожденною всем потомкам Адамовым, стала наследственною их болезнью душевною. Посему-то правосудие Божие и осудило не только самого праотца, но в лице его и все человечество на труды, болезни и печали во всю жизнь до смерти. Тяжкая епитимия, но совершенно заслуженная и справедливая!

Единородный Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, приняв на Себя вину нашу, открыл нам путь к восстанию и исправлению. Восприняв на Себя естество наше, Он стал для нас новым Адамом, от которого мы можем принять оправдание жизни, как от первого наследовали осуждение смерти. Но, очевидно, что это оправдание мы можем получить не подражанием Адаму первому, а иным путем, который указал нам Адам второй, не извинением, а осуждением себя, – не самооправданием, а искренним покаянием: «покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15).

Уже по сему одному можете судить, братья мои, как пагубна для нас наклонность к самооправданию, какое преступное лукавство «извинение дел греховных». Оно делает для нас совершенно невозможным оправдание во Христе Иисусе. Доколе не победим в себе сей злой склонности, дотоле самое таинство покаяния не может очистить и оправдать нас, и самая исповедь наша остается бесплодною. Ибо где начало и корень самооправдания? В самолюбии и гордости, которая есть первый враг наш, – источник и корень всякого зла. Что производит самооправдание? То же, что произвело оно в падших духах, нераскаянность и совершенное бесчувствие в грехах, взаимную неприязнь и вражду в отношении к другим, ожесточение пред Богом и неминуемо следующее за тем отвержение от Бога.

Нет сомнения, что виною всех грехов наших мы сами и одни мы. Господь Бог даровал нам разум, который всегда может различать доброе от лукавого, если не помрачит его самолюбие. Чтобы и разум наш не мог заблуждаться и ошибаться, Он даровал нам закон Свой и святое слово Свое, при свете которого разум может безошибочно познавать, «что́ есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12:2). Чтобы всякая мысль наша, всякое слово и дело было собственно нашим, Господь даровал нам свободное произволение, которое не подчинено никому и ничему в мире, кроме высочайшей воли Божией, но и Сам Господь не обладает нашей свободой без нас, напротив – оставляет нас совершенно «в руке произволения нашего» (Сир. 15:14). Кто может убедить нас, что черное бело, дурное хорошо, беззаконное законно, если мы сами не помрачим своего разума самолюбием и страстями, если не уклонимся произвольно от света слова Божьего? Кто может заставить нас сделать что-либо, чего не захотим сделать сами! Люди могут связать нам руки, но не могут связать нашей воли; могут отнять у нас все, даже самую жизнь телесную, но не могут отнять нашей свободы. Сам диавол может только прельщать и склонять нас, но не может принудить ни к чему. Посему-то совесть наша так чутко предостерегает нас, как скоро появляется в душе нашей какая-либо недобрая мысль; так тревожно беспокоит нас, как скоро эта мысль превращается в желание сделать что-либо беззаконное; так болезненно уязвляется, когда совершено нами преступное дело. Не явно ли, что лукавый помысл мог быть нами отвергнут, что злое желание могло не прийти в исполнение, если бы мы послушались совести, что беззаконное дело есть наше дело и больше ничье? Но самолюбию нашему неприятно видеть себя в темном и мрачном виде преступника, больно сознавать себя виновником. И вот, вместо того, чтоб обратиться к небесному Врачу и открыть пред Ним язву совести, которую Он един может исцелить и уврачевать совершенно, мы стараемся заглушить ее своими самодельными пластырями, своими лживыми извинениями и утешениями. Вместо того, чтобы явиться к Судии душ наших, Который один может оправдать нас и из неправедных сотворить праведными и Ему принести чистосердечное раскаяние, Его умолять о помиловании и прощении, мы хотим оправдать себя сами своими вымышленными извинениями. Что ж происходит отсюда? То, что язва совести делается закоренелою и неисцельною, подобно как телесная болезнь, врачуемая самоизмышленными лекарствами, без опытного и сведущего врача, становится закоренелою и смертельною. То, что грех обращается в привычку и страсть, которая овладевает душей нашей, подавляет самое сознание его и желание освободиться от него, заглушает и убивает, наконец, совесть. То, что всякое преступление заповеди Божией остается на душе нашей и по смерти неминуемо подвергает нас вечному осуждению. Горе сшивающим возглавийца мягкая, говорит пророк Божий; горе тем, которые усыпляют совесть свою ложными извинениями во грехах своих; их ожидает тяжкое и страшное пробуждение в час смерти. Горе отлагающим покаяние со дня на день; «ибо внезапно найдет гнев Господа, и ты погибнешь во время отмщения» (Сир. 5:9). Горе связующим грехи ко грехам длинной веревкой: по жестокости своей и непокаянному сердцу, они собирают себе гнев в день гнева и откровения праведного суда Божия, «Который воздаст каждому по делам его» (Рим. 2:6).

С другой стороны, если каждое слово и дело наше есть наше, а не чье-либо, то и все слова и дела наши в отношении к ближним нашим вполне и совершенно зависят от нашей воли, а не от каких-нибудь внешних причин, которые могли бы послужить нам извинением. Кто может заставить нас слушать, тем паче принимать с охотою и удовольствием дурные вести, толки, пересуды, клеветы и осуждения, вообще все, что говорят нам о других, над которыми никто не поставил нас ни судьями, ни приставниками, если сами охотно не преклоним слуха своего к беседам людей праздных и злоречивых? Кто может принудить нас сказать что-либо или предосудительное, или оскорбительное, или досадительное брату нашему, если будем всегда полагать «вес и меру словам своим» (Сир. 28:29), обуздаем язык свой и подчиним его закону Божию? Кто и что может заставить нас сделать обиду ближнему, похитить чужое, отомстить за оскорбление, соблазнить и привести ко греху, если не захотим сего сами? Кто может приказать нам держать гнев на ближнего, не прощать сделанного нам оскорбления, памятозлобствовать и мстить за себя? Всему виною одна наша злая воля. Посему-то слово Божие учит нас, если бы мы согрешили в чем против брата своего, чистосердечно признать себя виновными, искренно и от души покаяться пред ним и просить его прощения; а равно и самим от всего сердца прощать согрешающим пред нами. Но самолюбие наше говорит нам другое. Оно представит нам тысячу предлогов, по которым самое тяжкое оскорбление ближнему едва не признается за одолжение и заслугу; оно отыщет множество оправданий для самой тяжкой обиды и неправды; оно найдет унизительным и недостойным уважения к самому себе просить прощения или прощать другим взаимные оскорбления и обиды. И вот вместо того, чтобы извергнуть из себя яд злобы, мы даем ему укорениться в сердце нашем, проникнуть всю душу нашу и преобразить ее в духа злобы. Вместо того, чтоб возрастить в себе любовь, в которой мир и радость, мы питаем в себе зависть, рвение и ненависть, а с ними – целый ад. Что ж происходит из того? То, что в обществе христианском, в котором должна бы быть душа едина и мысль едина всем, в котором все должны бы быть, как члены одного живого тела, единомысленны, сочувственны, благожелательны друг ко другу, появляются распри, раздоры и свары. То, что от непримирительности исчезает любовь и дружба, доверие и уважение друг к другу, умножается взаимное ожесточение и злоба, возрастает тяжба и обиды, усиливается взаимное недоброжелательство, озлобление и мстительность, – и члены святого тела Христова, братия по плоти и духу, угрызают, по слову апостола, и снедают друг друга. То, что между нами, вместо духа Божия – духа любви и кротости, духа благости и милосердия, поселяется дух злобы – дух неприязни и коварства, дух гордости и превозношения, дух презрения и ненависти. Горе такому обществу: «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25). Так самолюбие, самопрельщение и самооправдание наше и в самое, насажденное Христом, царство Божие вводит царство лукавого!

Но самолюбие человеческое до того бесстыдно, что дерзает являться с самооправданием пред самое лицо Божие, побуждает лгать и лицемерить при самом таинстве покаяния, к которому приступаем для очищения грехов своих, для оправдания и примирения с Богом. Истинная исповедь есть исповедь полная и чистосердечная; а самолюбие и ложный стыд побуждают нас или скрывать грехи, или исповедать их, так сказать, в половину, представлять их в таком виде, в каком они окажутся наиболее извинительными, скрывать побуждения ко греху, которые иногда преступнее самого дела греховного. Что ж пользы от такой исповеди? Мы исповедуем грех, но не являем грешника, не показываем той степени болезни, того опустошения, какое грех произвел в душе нашей, и потому отходим не исцеленными и не оправданными. Нет, открывая пред Богом грех свой, открой и то, как долго ангел хранитель твой удерживал тебя от поползновения ко греху, как совесть твоя боролась против преодолевшей тебя похоти, как врожденная стыдливость удерживала тебя от преступного дела; но ты пренебрег всем этим, попустил сам произвольно овладеть собою похоти и сделал себя совершенно безответным пред Богом. Исповедуя грех, не скрывай и того, что он повторился уже неоднократно, что ты свыкся с ним и полюбил его, что он овладел твоею душою и сердцем, что для исцеления твоего нужно сильное врачество, строгое испытание, усиленные подвиги покаяния. Показывая язвы совести, открой духовному врачу твоему и то, в какой степени они беспокоят тебя. Так ли жгучи раны твои, что не дают покоя душе твоей, что нет мира в костях твоих от грехов твоих, или напротив, они мало тревожат твою заглохшую совесть, ты можешь спокойно почивать на ложе своем, не страшась быть похищенным смертью и представленным на суд Божий? Истинное покаяние есть покаяние сокрушенное и смиренное. Но самолюбие и самооправдание наше погашает в нас сей дух умиления и сокрушения сердечного. Оно шепчет нам, что мы не так еще грешны, чтобы страшиться неминуемой погибели; что есть много грешнее нас, что есть много причин, извиняющих нас, что мы были вовлечены в грех другими. И вот мы спокойно говорим о грехах своих, как бы это были не наши грехи или как бы они вовсе не были грехами. Нет, приходя к покаянию, стань пред лицом Божьим один, как станешь пред ним по смерти, в виду геенны и огня вечного. Вспомни о законе Божьем, который ты попрал, о величии Божьем, которое оскорбил и уничижил, о любви Божьей, которую преогорчил, о пролитой за тебя крови Христовой, которой поругался, о правосудии Божьем, которое может истребить тебя тотчас с лица земли, о геенне огненной, которая готова уже поглотить тебя. Предстоя престолу Божию, устрашись принимать на себя сан дьявола, чтобы обвинять других – или увлекших тебя ко греху, или разделявших с тобою греховные наслаждения, которые, быть может, давно уже покаялись и помилованы Богом. Никто не мог принудить тебя ко греху, кроме твоей злой воли, – никто и не виновен в грехах твоих, кроме тебя. Истинно покаяться – значит отстать от греха, положить непреложное намерение всеми силами противиться греху. Но желание оправдаться во грехе не явно ли свидетельствует, что мы любим его, не желаем оставить его, исповедуемся для того только, чтобы похитит прощение, опять предаться греху с большим дерзновением и беспечностью. Что ж будет такое покаяние, как не новый тягчайший грех, – поругание святейшего таинства, тягчайшее оскорбление Духа Святого?

Таковы, братья мои, ужасные плоды самооправдания и лживых извинений во грехе. Оно обращает их в неисцельную язву души нашей; оно делает нас гнилыми и зловредными членами в теле Церкви Христовой; оно отнимает всю спасительную силу у самого покаяния нашего и делает нас нераскаянными, подобно духам нечистым. Господи, Боже мой, «не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым для извинения дел греховных». Аминь.

Беседа седьмая (На слова: «Не дай уклониться сердцу моему… с людьми, делающими беззаконие, и да не вкушу я от сластей их» (ст. 4))

«Не дай уклониться сердцу моему… с людьми, делающими беззаконие, и да не вкушу я от сластей их» (ст. 4)

Все злое и порочное в наших обществах наиболее распространяется, братья, через подражание. В этом случае язык наш служит самым легким и вместе самым пагубным орудием к распространению зла. Иной и не подумал бы сделать что-нибудь дурное, но видит, что делают другие, – и решается сделать сам. Иному и на ум не пришло бы не только сказать, но и подумать что-нибудь худое о ближнем своем; но наслушается всяких нескромных и предосудительных разговоров – и ум его наполнится худыми мыслями, сердце взволнуется нечистыми чувствованиями, вся душа придет в какое-то болезненное, раздражительное состояние, в котором готова бывает не только наговорить, но и сделать всякое зло своему брату. Таким образом зло, как смертоносная язва, обходит все общество, заражает непорочные души ядом ненависти, злобы и лукавства, влечет их в погибель подражанием чужим грехам и беззакониям. И, что всего хуже, та же подражательность и переимчивость служит потом предлогом к извинению и к самооправданию нашему, – возглавием, на котором, успокаивается наша совесть. «Ведь не я выдумал то или другое: так говорят все!» Вот обычное извинение самого преступного злословия и осуждения, которым спокойно позволяем себе осквернять язык свой и порочить честь своих братией. «Нельзя же мне одному показаться странным, идти наперекор общему мнению, общим обычаям и правилам!» Вот обычное оправдание иногда самых бессмысленных действий и поступков наших. Так составляется так называемое общественное мнение, которое в сущности есть мнение тех, которые умеют говорить громче и дерзновеннее других, и которое чаще всего готово испросить Варавву и предать на смерть Иисуса. Так образуется так называемый дух времени или, как называет его апостол, «дух века сего» (Еф. 2:2), который всегда состоит под обладанием и управлением духа злобы и который так могущественно обладает людьми, что не смеют противиться ему такие люди, которые мнятся быть и мудрыми, и сильными, что не покоряющиеся ему провозглашаются отсталыми, темными и жалкими. Все это требует от христианина особенной мудрости и крепости духа, чтоб не увлекалось сердце его к чему-либо злому и порочному из подражания людям, творящим беззаконие, чтобы не преклонился дух его пред кумирами века сего, которых ныне называют передовыми людьми и которые на деле чаще всего оказываются вождями слепыми слепых. Вот почему и молится пророк Божий: «Не дай уклониться сердцу моему… с людьми, делающими беззаконие, и да не вкушу я от сластей их».

Нет нужды говорить, как сильна язва подражательности; как много мы делаем и говорим потому только, что так делают и говорят другие, не размышляя о том, полезно ли то или вредно, согласно ли с разумом и законом Божиим, или же безрассудно и беззаконно; как легко распространяются, таким образом, пороки, переходя от одного к другому, как моровая язва, заражая общество в самом его корне – в молодом поколении, которое так живо увлекается примером старших и так быстро опережает их на пути порока. «Горе миру от соблазнов», — говорит Сам Господь (Мф. 18:7).

Чтобы предохранить себя от сей язвы, первее всего нужно помнить, что единственный пример, которому нам должно последовать во всем, есть Сам Господь наш Иисус Христос. «Ибо Я дал вам пример, — говорит Он, — чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин. 13:15). Что нам за нужда в том, что и как делают другие? Мы обязаны делать то, что делал и чему учил Господь Иисус Христос. За поступки других с нас не потребуют ответа, но за наши дела от нас взыщется отчет на страшном суде Христовом. Кто может обязать нас следовать и подражать кому бы то ни было? Но последовать Господу Иисусу Христу и служить Ему мы обязались клятвою, когда крестились во имя Его. «Кто Мне служит, Мне да последует», — говорит Господь (Ин. 12:26). Куда приведет подражание людям, мы не знаем; но куда приведет подражание Господу Иисусу Христу, – это нам известно несомненно: «Где Я, — говорит Он, — там и слуга Мой будет» (Ин. 12:26). Итак, возлюбленный собрат, взирай неуклонно на сей божественный образ святой и богоугодной жизни, и не смотри на то, что делают другие. Пусть другие стараются приобрести себе как можно более стяжаний и богатства всеми средствами и правыми, и неправыми, забывая и честь, и совесть, ты внимай слову Господа: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3); подражай Тому, Который, «будучи богат, обнищал ради вас, дабы мы обогатились Его нищетою» (2Кор. 8:9), Который на земле не имел где главу приклонить, но завещал последователям Своим царство: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16:26). Пусть другие всеми силами и средствами домогаются почестей, возвышения и власти между собратьями своими; ты подражай Тому, Который пришел на землю «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф. 20:28); Который заповедал и последователям Своим: «Кто хочет быть бо́льшим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк. 10:43-44). Пусть другие ищут веселья и забав, проводят жизнь в удовольствиях и роскоши; нам должно слушать слово Господа нашего: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:4, 6). «Напротив, горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете» (Лк. 6:24-25). Нам должно подражать Тому, Который Сам ради спасения нашего и алкал, и жаждал, плакал и молился. Пусть другие тщеславятся, превозносятся, гордятся, ищут упокоения в мишурном блеске славы человеческой, в обманчивой мечте счастия земного; ты ищи высшей почести чад Божиим и единой славы, которые от Бога; внимай Господу, Который зовет тебя: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11:28-29). Пусть другие бесстрашно преступают заповедь Божию, необузданно предаются похотям сердца своего; ты подражай Господу Иисусу Христу, Который говорит о Себе: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6:38); Который и последователей Своих учил: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7:21); «раб же тот, который знал волю господина своего, и не делал по воле его, бит будет много (Лк. 12:47). «Я есмь путь и истина, и жизнь; — говорил нам Господь Иисус Христос, — никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6). Предадим себя всецело Его водительству, будем неуклонно следовать во всем примеру Его святейшей жизни – и Он приведет нас к небесному Отцу Своему в вечное Его царство.

Когда будем неуклонно взирать на образ Господа Иисуса Христа, тогда и мнения человеческие и обычаи мира потеряют для нас свою силу. Так называемое общественное мнение изменчиво и непостоянно, как ветер. Ныне выхваляет одно, завтра другое: ныне превозносит до небес того, кого завтра же готово низвергнуть до ада; ныне выдает одно, завтра другое, как потребность времени, как закон жизни: нет конца переменам его. Непреложно, неизменно и вечно одно слово Божие: то только истинно и всегда хорошо и полезно, что похваляет оно, и то несомненно, и всегда вредно и бесчестно, что порицает и осуждает оно. Какая нам польза, если и все будут хвалить нас, но осудит нас Бог? Весь мир не защитит нас от суда Божия, не избавит от осуждения в муку вечную; напротив, сам осужден будет с князем мира в погибель и геенну. Какой нам вред, если и все осудят нас, но оправдает нас Бог? Самого Господа Иисуса Христа и осуждали, и злословили, и над ним поругались и насмехались: дивно ли, что и истинных последователей Его злословят и осуждают? Это верный знак, что они не от мира сего, — «если бы были от мира, то мир любил бы свое», но Господь «избрал их от мира, потому ненавидит их мир» (Ин. 15:19). Это несомненное удостоверение, что их ожидает вечная радость и блаженство на небе: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах» (Лк. 6:22-23). Не людям угождать должно, а Господу Иисусу Христу: «Если бы я и поныне угождал людям, — говорит о себе апостол, — то не был бы рабом Христовым» (Гал. 1:10). Не мир может спасти или погубить нас своим мнением о нас, а Господь Иисус Христос. «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, — говорит Он нам, — того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным» (Мф. 10:32). «А кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8:38). Не по обычаям света будет судить нас Судия мира, а по Своему божественному слову: «Слово, которое Я говорил, оно будет судить вас в последний день» (Ин. 12:48). «Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем» (Ин. 15:22).

Как бы ни был высок саном грешник, на какой бы ни стоял он степени величия человеческого, какою бы ни пользовался властью, – он сын погибели и подражать его порокам – значит идти вслед за ним в погибель. Один Бог бесконечно велик и славен; власть Его беспредельно выше и заповедь Его обязательнее всякой власти и заповеди человеческой. Нам заповедано почитать сущих во власти, слушать и повиноваться им во всем, что относится к временной жизни нашей, что касается обязанностей наших к обществу, то нигде не заповедано подражать их жизни, несогласной с законом Божиим; напротив, Господь Иисус Христос прямо говорил современникам Своим: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте» (Мф. 23:2-3). Во всем и всегда нам должно помнить и повторять себе по примеру святых апостолов: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5:29). Тем менее имеет значения и силы пример тех самозванных учителей, которые выдают сами себя за светильники просвещения, за образец изящного вкуса и образованности. Один есть истинный свет, просвещающий всякого человека грядущего в мир, – Господь Иисус Христос. Его божественное слово есть вечная истина; Ему одному и должно повиноваться, чтобы наследовать жизнь вечную. Посему-то и заповедано нам «испытывать духов», то есть многоразличные мнения и учения человеческие, «от Бога ли они» (1Ин. 4:1), не слушать и отвращаться тех лживых учителей, которые вносят ереси погибельные, Господа и Владыки своего отрекаются, которые следуют плоти и её скверным похотям, презирая начальства, будучи дерзки, своевольны, злословят то, чего не понимают, прельщая души не утвержденные. Всякое слово, которое слышим, всякое дело, которое видим, должно проверять словом Божьим, прилагать к закону Господню, который один есть неложное мерило всех деяний человеческих, по которому одному будут судимы и истязуемы все слова и дела наши на суде Христовом: «Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла» (1Фес. 5:21-22).

Но прежде и более всего надобно отвращать и слух, и взор свой от всего, что говорят и делают люди, преданные миру, а не Богу, – живущие плотью, а не духом, – быть глухими ко всем внушениям лжесловесных, сожженных совестью людей, и как бы слепыми ко всем непотребным делам человеческим. «Желающие мне зла говорят о погибели моей, — говорит о себе св. Давид, — и замышляют всякий день козни; а я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих» (Пс. 37:13-14). Будь среди мира, как Лот среди Содома, где все беззаконничали, а он один пребыл праведным и делал угодное Богу, – где все погибли, а он один остался невредимым. Обращай всегда сердечный слух твой к глаголам Божиим и умные очи твои к небу и вечности – и весь мир станет как бы позади тебя, и будешь один пред единым Господом Богом твоим, и никакие соблазны не совратят тебя с пути заповедей Господних. Молись непрестанно из глубины сердца твоего: «Не дай уклониться сердцу моему… с людьми, делающими беззаконие, и да не вкушу я от сластей их». Аминь.