ПЕРЕЙТИ на главную страницу Цикла рассуждений
ПЕРЕЙТИ на главную страницу Темы 3
Здесь можно скачать файл в формате Word

Автор Ника, озвучено Никой

Тема: О сохранении внутреннего покоя и внешнего мира при столкновении разных волей людей, или о смирении и несмирении пред волей другого, или о лицемерном и лукавом общении. Часть 3. Смирение при отказах или согласии с чужой волей должно быть с рассудительностью

🎧Глава 1.2. Об отношениях и общении родителей со взрослыми детьми, и о смирении
* Введение
** Рассуждения: о моем отношении к родителям

Раздел 1. Об «отделении/сепарации» в отношениях «родитель – взрослый ребенок»
* О «незавершенной сепарации» некоторых родителей в отношении взрослых детей
** Рассуждения о некоторых страстных склонностях родителей, говорящих об их властности и своеволии, результатом чего является не сепарация
***1. О привычке родителей к определенному отношению к своим детям из-за неустроенности своей жизни и страсти властолюбия
***2. Об установке некоторых родителей: «ты мне должен»
***3. О вмешательстве некоторых родителей в жизнь и дела взрослых детей
**** А. Вмешательство в семейную жизнь детей
**** Б. О настойчивом задействовании своих родных в свой образ жизни
**** В. О постоянном недовольстве детьми и тем, что они делают, и как живут
**** Г. О постоянном контроле над детьми с укорами и учительством при обычных делах
**** Д. О ритуальном ежедневном общении с узнаванием «дома ли уже?»
***4. Рассуждение: о некоем праве материальной собственности в отношениях «родители и взрослые дети»

Раздел 2. Рассуждения: об общении родителей и взрослых детей.
**Примеры об общении матерей и взрослых дочерей, взятые из интернет-источника
**1. О вольном и вынужденном общении с родными
*** А. О вольном общении с взаимным согласием
*** Б. О смирении при отказе в общении
*** В. Вынужденное общение с личной инициативой и как ответ на чью-то инициативу
**2. О главных собеседниках в общении родителей и взрослых детей
**3. О монологическом и диалогическом общении с родителями
**4. О темах общения родителей и о реакции на это взрослых детей
**5. «Ритуальный» «пластиночный» обмен информацией о себе
**6. О некоторых возможных неприятных моментах в разговорах с родными
*** А. О гневливых и постоянно жалеющих себя родителях
*** Б. Укоры родных вместо утешения
*** В. Разговоры с «пластинками».
*** Г. Перебивание собеседника.
*** Д. Резкое обрывание разговора.
**7. Рассуждение — общие выводы об общении родных.
Вывод: о знании друг друга и постоянных одинаковых реакциях

Глава 1.2. Об отношениях и общении родителей со взрослыми детьми, и о смирении

Продолжу говорить о разных группах людей, приведенных в начале этой темы в смоделированных ситуациях: начальники, родители, друзья, дальние и ближние знакомые. При отношениях с этими людьми и они, и я выражаем свою волю, которая может быть различной. И если не научиться правильно соглашаться или правильно не соглашаться с волей других людей, то у меня никогда не будет смирения, как истинного внутреннего покоя, и между нами не будет внешнего мира. И именно поэтому я рассматриваю этот вопрос для того, чтобы с рассудительностью научиться истинному смирению тому христианину, который этого искренне желает и готов на этот нелегкий труд над собой. Обращаю внимание на слова «нелегкий труд над собой», а не на труд изменения другого человека с его волей, как это обычно у нас бывает.

Напомню, что подобная классификация на группы людей поможет осознать многое: с какими людьми мне более тяжело смиряться пред их волей, или точнее сказать – усмирять свою волю; каким людям я могу отказывать в их просьбах или общении, и при этом не нарушать заповеди Божии; какие мои страсти и страсти других людей мешают сохранять внешний мир; какое любомудрие (т.е. здравые мысли) помогут усмирять себя и спокойно относиться к страстям других людей, а значит и их воле.

Конечно, эта классификация не даст какой-то чудодейственный рецепт для смирения, так как такого нет. Но то, что это принесет более четкое понимание себя и других людей, и будет упражнять нашу рассудительность, то это бесспорно.

А о том, как можно отказывать разным людям в их воле или как соглашаться, когда тебе не нравится воля другого, и быть смиренным, я буду говорить в четвертой части этой темы.

Введение

1. Итак, вторая подгруппа в группе начальствующих (о которой я не сказала в первой главе), это — мои ближние старшие – родители, и я, как родитель для моего ребенка.

Также к этой группе начальствующих я отношу священников/духовников/наставников при близком и постоянном общении с ними. Замечу, что о них я не буду сейчас говорить, потому что это другой вопрос, требующий особого рассуждения относительно отношения простого христианина к их воле. А только приведу такое поучение Иоанна Леванды (т.1.сл.1), которое есть и моим принципом: «И дела мне не будет до того повиновения, которое должно быть (таким) наставникам, которых всё попечение (исчерпывается тем), чтоб мы не терзались сердцем, поздно усматривая, что мы, не зная наук и художеств, ни к каким делам не годимся, обществу, будучи ничем не полезны, живем во обременение земли …―а что … будет с нами делаться (после окончания нашей жизни – от ред.), этим наставникам нужды нет. Сердце их о том никогда не болело, и вдумываться в это, (то) до них не касается. ….И дела мне не будет до того повиновения, которое должно быть (таким) наставникам».

Т.е., он говорит о тех священниках и наставниках, которые не пекутся о том, чтобы мы видели свои неправые поступки и дела, чтобы мы видели свою безнравственность и греховность, чтобы видели свой эгоизм и самолюбие, и т.д., и не пекутся о том, чтобы мы старались измениться к лучшему — и поэтому тогда мне нет дела «до того повиновения, которое должно быть (таким) наставникам». Как видим, и относительно некоторых священников и наставников нет правила полного подчинения в вопросе духовного руководства. А вообще, что касается священника/духовника, с которым у мирского христианина складываются духовные отношения, то здесь он всегда — подчиненный, а тот – старший. Но, в отличие от системы семьи, у христианина есть свой выбор иметь со священником общение или нет, т.к. он может сменить духовника, чего не может сделать с родными.

Что же касается родителей, пусть уже и взрослых детей, то с ними получается, как и с начальниками — родитель находится в родительском начальственном служении, которое я (как ребенок) должна уважать, и должна исполнять их волю со смирением. А мой ребенок должен ко мне относиться также. Но в отличие от начальников я знаю хорошо своих родных, потому что живу/жила с ними, видела их в разных ситуациях, переживали мы с ними и скорби, и радости, ссорились, мирились и т.д., и нас связывают разные чувства. И далее я покажу, какое «уважение» к родителям, как к неким начальствующим, и какие «добрые чувства» к родным людям могут быть в реальности, и как взрослые дети и родители исполняют волю друг друга, ― и картина будет далеко не радужная. И частично она уже была показана в первой и второй части этой темы, когда речь шла о матери, которая захотела в отпуск приехать к дочери, не учитывая ни ее желания, ни ее возможностей.

2. И сразу предупрежу, что речь не будет идти об уже очень старых родителях (т.е. если они немощны телом, а часто и душой), или о тех, кто имеет начатки или болеет деменцией, или о тех, кто имеет явные психически отклонения или проблемы с памятью. И тем, кто имеет таких родителей, то им приходится иметь отношения с «родителями-малыми детьми», нуждающимися в опеке своих взрослых детей и в очень снисходительном отношении. И да подаст вам Господь терпение и милосердие к таким родителям, а также смирение не пред их волей (если они находятся в некоем состоянии малоумия), а пред волей Божией, в которой есть такой крест вам! … Я же говорю о родителях в среднем и пожилом возрасте, которые относительно здраво мыслят, у которых с памятью всё нормально, которые могут сами себя обслуживать и т.п.

3. А также напомню, что я много лет изучаю вопросы греха и страстей, и говорю именно об этом, а не пишу о добродетелях или общих вопросах веры – а это значит, что дальше речь будет идти о страстях и пороках родных людей и себя. И я понимаю, что у тех, кто любит краснословие и говорит обще и о высоком, а также у тех, кто укоренился в своих страстях и неправых мнениях, то эти мои беседы могут вызвать возмущение и критику. … Ну что ж! … Господь нас всех рассудит и да помилует!

Но я отмечу и такой нюанс: есть созданное мнение о каком-то «праведном» образе родителей, на основе заповеди и нравственных норм о почитании родителей. Да, действительно, Бог показывает, каким должен быть стареющий человек, каким должен быть родитель, начальник, правитель, христианин, муж, жена и т.д., но грех не дает быть такими, как указано в заповеди. Поэтому человек, желающий спасения, имеет ориентир и образ, к которому надо стараться идти, перебарывая свои страсти. Но очень и очень часто я слышу, и особенно в христианской среде, как грешники искажают этот порядок, и приписывают себе то, что заложено хорошего в имени и идеальном образе, даже не начав трудиться над своими страстями, а более того – укоренившись в них.  Так, я не раз слышала, как старый человек, который угнетает и родных, и соседей говорит о том, что они должны его почитать и слушаться. Таким образом, он не воспринимает себя злобным, истеричным, гордым, эгоистичным и т.д., а видит какое-то плохое, по его мнению, отношение к себе других, а они ведь должны почитать старость. И он как бы прикрылся статусом старого человека и требует от других почитания и повиновения, потому что ему так удобно и выгодно: почитайте, слушайтесь, заботьтесь. А сам не был в жизни ни добрым, ни умным, ни смиренным и т.д., или он даже и на йоту не позаботился быть мудрым и добродетельным человеком, с которым хочется общаться, которому хочется помочь, и быть таким, каким должен быть по замыслу Божиему человек, проживший жизнь и стоящий у входа в вечность.

И вот, например, что говорит Виссарион Нечаев (Очерки христианской жизни, гл. 14): «Немало таких, которые давно дожили до седых волос, но не оставили юношеского легкомыслия и имеют развращенное сердце. Это те, которые находят удовольствие в распространении вольнодумных мыслей и в кощунстве (подобно старику Вольтеру), глумятся над учреждениями Церкви, сквернословят, пьянствуют, стараются казаться молодыми и распутничают, постоянно находятся в злом расположении духа, то надоедают всем и каждому подробными рассказами о своих страданиях, то жалуются, что люди стали дурны и испорчены. Среди всеобщего развращения и нечестия – они, по их словам, все лучше других, – так велико их самообольщение и ослепление! – Есть немало стариков, преданных страсти любостяжания и скряжничества, до которых не доходит голос: «безумный, в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил»? (Лк. 12:20). Ничего не может быть жальче таковых стариков. Если предается всем исчисленным порокам юноша, это ужасно. Но сердце юноши – мягкий воск, на нем легко могут быть изглажены напечатления страстей, и также легко может быть напечатлено добро. Касательно юноши можно надеяться, что с летами он остепенится, исправится. Но надежда на исправление глубоко погрязшего в грехах старика тем менее сбыточна, чем короче осталось отмеренное для него поприще жизни. На все попытки ваши подействовать на него вразумлениями и кроткими обличениями он будет отвечать одно: меня уже поздно учить».

4. Также надо сразу обязательно сказать: что то, что я говорю о неправостях и грехах родителей, нисколько не оправдывает взрослых детей и меня в том числе. И у многих из детей предостаточно своих схожих грехов. Вот как о некоторых детях, которые проявляют некую властность над родителями, не сострадательность, гневливость и т.д., говорит Иоанн Крестьянкин (Опыт построения исповеди, 5-я заповедь): «Кто сам взрослый и уже имеет свою семью, стремится ли он покоить старость своих родителей, или считает, как это сейчас распространено, что родители нас должны покоить до самой своей смерти?! Мы требуем, не просим, а требуем, чтобы они вели домашнее хозяйство, воспитывали наших детей, ухаживали за нами. И оправдываем свои притязания: «Мы же работаем, а они дома сидят!» А если по каким-то причинам родители отказываются быть нашими рабами или делают, но не угождают нам, мы выливаем на них свое возмущение и гнев. Господи, прости нас, грешных! А если старушка-мать или старик-отец заболеют, мы совсем впадаем в отчаяние и с тоской терпим это не из жалости к родителям, а из жалости к себе. Мы настолько обезумели, что даже не отдаем себе отчета, на каком основании мы все это требуем от родителей. Если они сейчас дома, то ведь это заслуженный отдых, за их плечами прожитая жизнь: и ваше воспитание, и болезни, и труды, и тяжелые утраты. Если же они сейчас по любви своей родительской как-то помогают вам, то за это надо целовать им ноги. А мы дерзаем еще оскорблять их дерзкими словами и мелочными придирками. Нас раздражают их старческие немощи, а если родители в чем-то упрекнут нас, мы такое наговорим в ответ, что мать даже заплачет от горя и обиды. Господи, мы безумны, даже просто по человеческому рассуждению, уже не говоря о том, что совсем потеряли страх перед Тобою, и, может, по нерадению даже не знаем, что Тебе настолько мерзок грех непочитания родителей, что в законе Моисееве Ты повелел избивать камнями таких нечестивцев, как мы. «Проклят злословящий отца своего или матерь свою!» (Втор. 27, 16). А потом удивляемся, почему у нас не ладится все, почему нет счастья в жизни нашей. Господи, прости нас, грешных! Особенно страшно нам, христианам, не чтить родителей: вот нагрубим родителям, нашвыряемся с раздражением всякими дерзкими словами и уйдем в храм, да еще в сердцах дверью на прощанье стукнем… Зачем пошли в храм? Думаете, наши молитвы и жертвы примет Господь? Нет! Не обольщайтесь! От таковых Бог не принимает ни молитв, ни жертв. … Оскорблять родителей – это величайшее несчастье для нас!».

Но я, во-первых, не буду сейчас говорить о том, как надо относиться к родителям, а скажу о том, что в отношениях с родителями мешает быть с ними в мире и что тяжело переносится взрослыми детьми.

Во-вторых, то же, что будет говориться о страстях и неправостях родителей, читатель должен постараться увидеть в себе, когда он в роли родителя и в отношениях со своими детьми (и это всё бывает у людей в разной степени, которая более или менее выражена пред другими людьми). И тогда это поможет не осуждать родителей, а вопрос об их страстях поможет взрослым детям посмотреть на себя и на то, какие они родители, и это смирит их во мнении о себе и усмирит при недовольстве своими родителями или детьми.

И, в-третьих, напомню то, о чем я говорила в первой части этой темы: о замкнутом круге привычных реакций у ближних и у себя. Так, мы хорошо знаем, как родной человек реагирует в каких-то ситуациях или на какие-то слова, что он обычно говорит и делает ― и если это то, что нам не нравится, то мы раздражаемся и недовольны. И это всё происходит каждый раз и долгое время. А я понимаю, что разумный человек должен был бы уже понять, как правильно реагировать на то, что происходит постоянно (т.е. на какие-то привычные слова и действия родного), чтобы самому не повторять свои неправые реакции. Но нет, вместо того, чтобы научиться узнавать в ближнем то, что уже давно знакомо, и тем самым научиться спокойно/смиренно реагировать на него, мы продолжаем раздражаться, обижаться, осуждать и т.д. И поэтому я далее хочу через свои примеры настроить читателя начать узнавать в ближних их обычные страсти, осознать их через понимание законов страстей, и с молитвой и любомудрием приучить себя к смиренным реакциям. Поэтому очень важно: в узнавании тех или иных неправостей родителей (и это нам легко сделать, т.к. мы о них хорошо знаем) обязательно надо оценивать и себя (а это нам не всегда легко сделать, потому что у нас на духовных очах лежит покрывало неведения своей греховности, но видение греховности других людей) ― и это узнавание и оценка послужит такому важному духовному деланию, как познание своей греховности, усмирит свое хорошее мнение о себе (т.е. гордость), и поможет стяжать истинное смирение (т.е. мнение о себе, как о грешнике, ничем не лучше других, и смирение – как внутренний покой в реакциях, когда что-то бывает не по нашей воле).

Рассуждения: о моем отношении к родителям

Итак, далее скажу о родителях, когда я нахожусь в роли «взрослого ребенка», и наоборот, когда я — в роли «родителя» взрослого ребенка. Сразу скажу, что моя степень смирения с мамой была мала, когда я много лет назад была в роли «взрослой дочери»; а когда я сейчас нахожусь в роли «матери взрослого ребенка», то я иду по пути стяжания смирения иногда удачно, благодарение Богу, а иногда нет, прости меня, Господи … (А каков опыт у читателя пусть каждый сам рассудит.) Итак:

А. О необходимости общения.

Родителей и детей, как известно, не выбирают, и я (в какой бы роли не была) вхожу, так сказать, в некую систему — семью, в которой есть свои правила/законы, есть начальствующие и подчиненные. И этот порядок установлен Богом, и благодарение Ему. Отказаться от роли ребенка и родителя я не могу, и я должна иметь близкое общение со своими родными всю жизнь (это – естество). И пока была жива моя мама, я находилась и на месте ребенка (подчиненное положение), и на месте родителя (начальствующее положение), а сейчас я – только родитель. (Но говорить далее я буду в основном с позиции взрослого ребенка).

Б. Любовь и нелюбовь. Об этом можно говорить много, но я укажу только некоторые нюансы.

а. О любви к родителям в разном возрасте так говорит Платон Левшин (Митр. Моск.): «Дети, когда любят родителей, то любовь их есть одна в младенчестве: другая, когда они же придут в совершенный разум и возраст. Любовь детей к родителям младенческая не столько происходит от рассуждения, сколько от одной силы природы, которую они и сами мало понимают. Любят родителей, потому что в них находят своих кормителей. Когда же бы родители отказали им на время в пище, или в чем другом для них лестном, хотя бы то делали и с рассуждением, и в пользу им, но дети, сего не понимая, уже гневаются и плачут, и как бы любить их перестают. Так вот и видно, что сия младенческая любовь, хотя сама в себе есть и нежна, но еще несовершенна. Когда же дети, придя в совершенный разум и возраст, любят родителей, эта любовь от младенческой есть во многом различная. Они признают их виновниками своего рождения, знают их благодеяния и цену оных. Понимают свойство родительской любви; и умеют оное уважать…».

Итак, моя любовь «взрослого ребенка» к родителям должна содержать и уважение, и признательность, и долг; а любовь к своему ребенку содержит и уважение, и долг, и ответственность. Но правда ли это? Если сказать честно, то не очень, а всего понемногу, и то, когда между нами нет конфликта…

б. Второй нюанс:находясь в роли взрослого ребенка или родителя взрослого ребенка, я увидела у своих родных добродетели и страсти, достоинства и недостатки, их поступки могли быть хорошими и плохими, и каждый из родных имеет свое мнение и отношение к другому родному (это малый ребенок не может здраво оценить своего родителя, а взрослый же может). Но я (и, думаю, как и каждый человек) все равно считаю, что, несмотря на то, что мне может что-то не нравиться в моих родных, я, как мне кажется, люблю родителей и своего ребенка. А насколько в этой кажущейся любви есть, например, простое привыкание друг к другу за годы своей жизни?!… Думаю, что немало. ― И опять честный вывод обо мне: нет у меня истинной любви к родным. Прости меня, Господи! Но это касается меня лично (и я знаю, что такова же ситуация и у моих друзей, и знакомых). А, возможно, у кого-то из читателей есть или были родители и дети с примером истинных добродетелей, и их природная любовь не только сохранилась, но и перешла на ступень высшей любви (но я такого не видела…).

в. А далее я приведу несколько доказательств моей не истинной любви.

Мои родители, а также мой взрослый ребенок, которых я должна любить по естеству (и, как я сказала, мне кажется, что люблю), могут мне нравиться или не нравиться. А точнее сказать, мне может нравиться или не нравиться их характер, их дела и речи, их интересы, привычки, манеры, дела, поведение, суждения и т.д., которые я видела много и много лет. И это во многом определяет наши отношения и общение – а это значит, что то, что я когда-то их осуждала, обижалась, укоряла и мн.мн. другое, и что я знаю и помню о них, скажу так, не очень хорошее, то оно всегда со мной, как некое знание о них и как мое злопамятство, которое не дает мне их любить. И к этому обязательно добавляются и мои страстные и неправые дела, речи, привычки и поведение, которые не дает мне самой их любить, и их любить меня. Прости меня, Господи!

г. К сожалению, мои родители не были для меня всегда добрым примером и мудрыми советниками, т.к. их неверие или маловерие Богу никак не могло помочь им приобрести истинные христианские добродетели (тем более, что они даже и не задумывались об очищении себя от страстей и стяжании добродетелей, а, как и все люди, считали себя хорошими людьми). А их пороки (гордость, эгоизм, пьянство и т.д.), как я тогда думала, отравляли мою жизнь. И это не способствовало сохранению к ним моей любви. И это не самооправдание или обвинение их, нет, это – констатация факта.

д. Следующий нюанс: как говорит опыт, с годами страсти и пороки состарившихся в них родителях становятся недобрыми чертами характера и еще более выраженными, и это — тяжело терпимо для других.

Итак, состарившиеся пороки и страсти, а точнее указать, грех, укоренившийся в нас с возрастом, это — «иго» для нас самих и наших ближних. Но мы так это не оцениваем и не верим, что мы можем быть так тягостны для других людей (ведь мы сами себе кажемся правыми и хорошими, а это другие — не правы и не хорошие, и это мне тяжело с родителями или детьми, а не им со мной).

е. А еще есть такая истина: любовь не насилует свободу. И прежде всего это говорится о Боге и человеке, который есть дитя Божие. Иоанн Златоуст: «(Бог) не насилует того, кто не хочет служить Ему. Ведь и все добродетели – дело свободной воли, а не необходимости» (т.8,ч.2, На притчу о блудном сыне). Иустин Попович: «Бог по любви создал человека с Богоподобной любовью. Если бы Бог дал силой человеку Свою волю, Свое Евангелие, Свое спасение, Свое Царство, тогда Он бы уничтожил человеческую свободу, самостоятельность человека. Тогда бы человек перестал быть человеком и стал бы марионеткой, машиной, роботом. И Бог, поскольку Он есть любовь, не может сделать чего-либо такого, потому что это просто не свойственно любви» (Толк. на 1-е посл. от Иоанна, 5.16).

Только вот некоторые родители именно «насилуют» своих детей своей, как они думают, «любовью» и «заботой». Только вот вопрос: а истинная ли у них любовь к детям или это любовь к себе, требующая, чтобы их любили?!… Часто это – ответ: это — любовь к себе, которую они назвали любовью к детям… Или, а правда, что это — забота о них, а не забота и о себе, чтобы нам было легче и приятнее жить? Если посмотреть честно на себя, то нетрудно увидеть, что каждый из нас печется о себе, даже когда говорит, что заботится о другом.

ж. И последний нюанс: я вижу, как я не люблю родных в те моменты, когда проявляется то, что мне не нравится в них или когда они поступают плохо в отношении меня, или когда они выказывают свою волю. И я, как малое дитя, если что-то не по мне, то, по слову митр. Платона, «гневаю(сь) и плач(у), и как бы любить переста(ю)» и родителей, и своих детей. И это – выражение моей греховной сути, которая не способствовала сохранению к родным людям природной любви. Утешает только, что по милости Божией, она не так выражена, благодаря моему многолетнему трезвению и духовному занятию над собой.

В. Об общении с родителями.

Если ответить на вопрос: хотела бы я общаться со своими родителями, если бы они ими не были, а это просто были мои знакомые, то я опять скажу то, что может смутить читателя. Я не буду подробно говорить о моих родителях, а только скажу: мы были людьми очень разного «духа» и разных интересов. Сложилось так, что с отцом я не общалась, т.к. родители были в разводе, а также потому, что это было никому не нужно, да и невозможно, исходя из постоянного некоего состояния отца. А с мамой (которая, как говорится в миру, была хорошей женщиной), если можно было бы (т.е. если бы она не была моей мамой), то общения с ней не было бы. И не потому, что она какой-то очень страстный человек, нет. Просто я подумала когда-то, а если бы она была моей знакомой, и говорила со мной на те темы, на которые она сейчас говорит, и в такой манере, в какой она общается со мной, то общалась бы я с таким знакомым? И ответ был — нет. Это печально, но это – правда. Но, благодарение Богу, что при всем при том, я общалась с мамой, как с тем, кто мне дорог, и которой я благодарна, и общалась, как и все взрослые дети — часто и много, и по разным вопросам. И я была бы рада, если бы все сложилось по-другому, и мои родители стали бы для меня теми людьми, с которыми было бы интересно, бесконфликтно, приятно и поучительно общаться, но, увы…

А как сложилось у читателя, то пусть он честно ответит себе сам. И даже если у него будет такой же печальный ответ, как у меня, то он все равно должен нести «иго» родительское или ребенка (понимая, что и по его вине, и по вине тех родных, их отношения являются «игом»)…

(Об общении родных я еще скажу более подробно далее.)

Г. Вынужденное и вольное смирение пред волей старших.

Что касается повиновения родителям, духовнику/священнику, при том, что я должна им повиноваться по заповедям Бога, я могу и не повиноваться (при некоторых условиях, разрешенных христианским учением).

Кстати отметить, что повиновение духовнику, по правилам веры, это – обязательное условие, но есть некоторые варианты ситуаций, когда мы можем этого не делать. Но опыт говорит, что мы делаем то, что они нам сказали, когда находим это правильным, удобным, выгодным и т.п. А только нам не понравится, что он скажет, или найдем это трудным, то никакого повиновения нет: он дал совет сделать так-то, а мы делаем по-своему.

Мое же повиновение родителям иногда было смиренным/спокойным, а иногда было через усмирение моей воли (например, когда мне не хотелось что-то сделать для них, или сделать так, как они считаю правильным, а не по-моему, но я заставляла себя сделать по-ихнему). И в последнем случае мне помогал и долг, и совесть, и любовь, и снисхождение. А чаще это все же было повиновение по человекоугодию и страху их обиды, или просто, чтобы, так сказать, «они отстали от меня».

Рассмотрю вопрос о повиновении родителям и еще с одной стороны. Выше уже было сказано, что любой родитель – это грешник со своими страстями и пороками. Но и сама я также имею эти же страсти (только может быть в разной мере – большей или меньшей). И правда заключается в том, что грешник, который находится в роли родителя, должен воспитывать и исправлять другого грешника, который в роли ребенка. Но если родитель никогда не занимался собой, исправлением своих страстей, не имел правой веры, то, как он может хотеть и делать для себя и для ребенка только добродетельное и по заповедям Божиим?! Ответ очевиден – не может. Но, опыт говорит, что гордость родителей и привычка к начальствованию над детьми создала у них такое впечатление, что они всегда правы, умнее, лучше знают, как надо, хотя это может быть совсем не так. И есть немало взрослых детей, которые возможно, уже переросли своих родителей и в опыте, и в мудрости, и в нравственности, и уже пришли к вере, но их родители продолжают учить и воспитывать этих взрослых людей и требовать повиновения. Печальная картина…

Раздел 1. Об «отделении/сепарации» в отношениях «родитель – взрослый ребенок»

Сразу скажу, что я — сторонник, так называемой в психологии, «сепарации» родителей от детей, т.е. это — «когда дети постепенно отделяются от родителей, становясь самостоятельными, автономными», и становятся теми, кто имеет «способность к самостоятельной деятельности, принятию решений и независимости» (цитата из интернет-источника). И это ни в коем случае не означает потерю между родителями и детьми любви, уважения и др. добрых чувств, или отсутствие почитания, или взаимопомощи, когда кто-то из родных нуждается, или не означает отсутствие правого смирения пред волей ближнего.

Именно эта моя установка/позиция/принцип во многом лежит в основании моего смирения, когда я нахожусь в отношениях со своей взрослой дочерью, и была в отношениях с мамой. Во многом благодаря тому, что я в них вижу отдельную личность, с такими же добродетелями и страстями, как и я, с таким же правом свободы, как и я, а также они — дети Божии, как и я, которых Он любит и печется о них — я могу, так сказать, удерживать к ним уважение, почтение и т.п., когда сталкиваются наши противоположные воли. И это соответствует и естеству, и христианскому учению. Например: «по мере возраста и образования должно давать свободу детям», — сказал Филарет Московский (Учение Слова Божия о воспитании). А вот как говорится о том, что взрослый человек отделяется от родителей, и они становятся ему как бы «сторонними». Макарий Египетский: «Любовь к плотскому общению (между мужем и женой – от сост.) разлучает с отцом, с матерью, с братьями; и все, касающееся до них, делается в уме сторонним. И ежели человек любит их, то любит как сторонний; все же расположение свое имеет к сожительнице своей. Ибо сказано: «оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть» (Еф. 5, 31)».

Т.е. любовь к родным никуда не девается, а она просто становится «как сторонняя», что значит: как «не непосредственная, расположенная в стороне» (из толков. словарь), а не как к чужому или постороннему, как думают некоторые люди. И, к сожалению, такое неправое отношение относительно свободы взрослых детей «расстраивает добрые отношения» (по Феофану Затворнику).

А еще: благодаря христианскому учению я вначале своей веры узнала, что есть грехи родителей относительно взрослых детей, которые связаны с их гордостью, эгоизмом, своеволием и т.п., а не только, как удобно считать некоторым родителям, дети имеют грехи и обязанности в отношении их, а сами родители, получается, в отношении взрослых детей и грехов не имеют… И мало кто помнит, что рядом с заповедью: «детям — послушание родителям; (дается заповедь) родителям — нераздражение чад. …(Этими словами (ап. Павел)) устраняет только то, чем наиболее расстраиваются добрые отношения родителей и детей» (Феофан Затворник (Толков. к Колос. 3, 20-21)).

И, к сожалению, и такая неправая установка только об обязанности детей нередко приводит к тем конфликтам и тому несмирению, о котором будет сказано далее. И так как очень часто родители склонны по навыку навязывать свои желания и идеи взрослым детям, то таким родителям нужно научится жить по заповеди: «Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали» (Кол. 3, 21). Иоанн Златоуст (т.11, ч.1, б.10): «Выражение же: «не раздражайте» значит: не делайте их спорщиками. Есть случаи, в которых вы должны уступать им (а это могут быть житейские дела взрослых детей – от сост.)». Блж. Феофилакт (Толков. на посл. к Ефес., гл.6): «… «не раздражайте», то есть не лишайте их доли и наследства, не тесните их грубо, обращаясь с ними не как со свободными, а как с рабами, и постоянно будьте терпеливы к ним».

О «незавершенной сепарации» некоторых родителей в отношении взрослых детей

А теперь я скажу о том, что я наблюдала у некоторых матерей (родителей).

А. Немало матерей возводят на какую-то высокую степень свою любовь к детям, и это приводит ко многим неправостям в их отношениях с детьми.

Конечно, к родителям и старшим родственникам у нас есть естественная любовь, которой нет к начальствующим. В Нравственном богословии Е. Попова (Грехи против 5-й запов., грех: Холодность к родителям) говорится: «Человеческая сыновняя любовь так естественна, что это есть первое чувство, которое возникает в человеке от младенчества его, первая добродетель, для которой развивается его сердце». И Феофан Затворник говорит о такой любви: «Любим мы … всех знакомых, с коими находимся в приятных отношениях», и еще (есть): «Στοργή — («сторгэ») любовь родственная, родителей к детям, детей к родителям, также взаимная любовь супругов, а далее братьев и сестер и еще далее — друзей».

И это чувство любви, можно сказать, дается нам по природе, которое Господь заложил в каждом человеке – так что кичиться человеку здесь нечем. Сохранится ли оно у нас всю нашу жизнь, это уже другой вопрос…

Также я понимаю, что если бы у нас не было чувства любви и других добродетелей относительно родных людей, то грехи бы каждого из родных обязательно бы отчуждали друг от друга и даже сделали бы их врагами. И тогда бы малые дети могли оставаться без опеки и воспитания, а старые бы родители – без помощи в старости и т.п., потому что, например, гнев, злопамятство, обиды, мщение, саможаление и т.д. этих людей, с чем они сталкивались постоянно, живя вместе много лет, побеждали бы их, и они переставали бы общаться со своими родными, как можно делать это со знакомыми или бывшими начальниками.

Б. Вернусь к вопросу о сепарации. Если кто-то воспринимает родительскую сепарацию, как потерю любви и других чувств, то это — неверное мнение ― можно жить и вместе, но любви не иметь.

А вот от «не сепарации», к сожалению, нередко бывает нелюбовь, не смирение, ссоры. Так, от вынужденной зависимости взрослых детей от родителей и от властности родителей над детьми теряется и любовь, и уважение, есть глубокие и устойчивые страхи, чрезмерное угождение, лицемерие, обиды, злопамятство и т.д.

Также сразу укажу на несколько признаков, что считается в психологии «незавершенной сепарацией» между родителями и взрослыми детьми, и именно некоторые из них мы увидим далее, например, Интернет – источники: 1. «В идеале сепарация завершается к двадцати-тридцати годам. Это означает, что человек живет своей жизнью по своим правилам. И при этом у него гармоничные отношения в своей семье и с родителями. Он независим материально и эмоционально. Но это в теории, а на практике у большинства людей сепарация не закончена или даже не начата. Причем это, как правило, не осознается. … Если вы не завершили сепарацию с родителями, то вами управляют родительские семейные сценарии. И вы продолжаете совершать те же ошибки, что и родители». 2. «Незавершенная сепарация, если: Вы созваниваетесь с родителями по несколько раз на дню. Когда они не звонят, чувствуете сильную тревогу. … Важные решения вы принимаете только после согласования с родителями. Вы тревожитесь за родителей или испытываете вину. …Вам сложно ощущать свои границы, поэтому эмоции и мнения других людей воспринимаете, как свои собственные. В результате ваша самооценка неустойчива и зависит от окружающих. …Вы сильно тревожитесь за своих детей, излишне опекаете. Хотите быть лучше родителей и дать детям то, чего вам не хватало в детстве. …Незавершенная сепарация опасна проблемами в личной жизни — работе, любви, дружбе. Человек, который зависит от родителей, не может самостоятельно принимать решения, боится быть собой, старается угодить родителям или наоборот сделать что-то назло им. У такого человека обычно есть проблемы с самооценкой, личными границами, чувством самоценности». (Если кому-то будет интересно узнать об этом более, то он может прочесть об этом далее сам в разных источниках.)

В. Следующий нюанс: желание иметь контроль над взрослыми детьми и вмешательство в их жизнь (т.е. отсутствие сепарации) говорит о страстности этих родителей. И это обязательно: гордость, самолюбие, эгоизм, властолюбие, превозношение, учительство и т.п., которые будут сопровождаться и обидами, и гневом, и страхами, и чрезмерными переживаниями и т.п., а значит, в их сердце будет всегда непокой (не смирение) и часто будут происходить конфликты.

Так, я по опыту знаю, что если у матери есть жизненная установка, например: это – мой ребенок и я должна его воспитывать, контролировать, оберегать и т.п. до конца моих дней, то это — выражение или ее страсти учительства, или страх одинокой старости, или страсть многозаботливости и суетности, которая требует активной мирской деятельности и заботы о ком-то, или это — сильное пристрастие, или это – гордость, которая считает, что она лучше знает, а что другой – глуп, и т.д. А это все, в свою очередь, будет связано с контролем ребенка, со стремлением подчинить себе взрослого ребенка, с желанием, что бы исполнялась воля родителя.

А еще, если посмотреть глубже, у таких матерей, которые прилеплены к взрослым детям и требуют внимания и послушания, есть не надеяние на Промысел Божий и на попечение Божие о каждом человеке (и об ее ребенке тоже, который является, прежде всего, чадом Божиим). А у нее есть глупое самонадеяние и гордость, которые решили, что это она-мать хранит и ведет по жизни своего ребенка, и считает, что без нее произойдет что-то плохое, страшное. И это – прелесть/обман и неверие самолюбивой и гордой души.

И, к сожалению, мало кто из таких матерей поверит тому, что я только что сказала, потому что очень уж хочется им видеть себя «хорошими и правильными мамами», и они обязательно прикроются красивыми словами о любви, воспитании и переживании за своего ребенка… Ну что ж, грех всегда закрывает очи души на познание самого себя и своих страстей/пороков, и рисует лживые представления о себе – «хорошем»…

Итак, у некоторых матерей есть установка: я должна занимать много места в жизни взрослого ребенка, должна контролировать его и учить и т.п.; а также: он «мне должен» и он должен слушаться меня ― а это всё значит «вмешиваться в его жизнь», или не сепарация.

И для того, чтобы более не показывать неправость такой идеи многими доводами, скажу, во-первых: Иисус, Господь наш, и апостолы, и святые христиане, те которые жили в уединении или уходили в монастыри, не показали ли нам себя самостоятельными и не находящимися под контролем своих родителей, и не перестали ли они любить своих родных, от того, что не общались с ними или даже ничего не знали о них? Во-вторых: мой личный опыт грешного человека и моих некоторых друзей говорит о том, что ни я, ни дочь, ни мама не перестали любить, помогать, заботиться друг о друге и т.д., когда нет контроля, нет вмешательства в дела друг друга, когда нет много общения и т.п. В-третьих: Феофан Затворник говорит: «До христианства отцы слишком много власти являли над детьми: вошло в обычай так. В отсечение сего излишества и пишет так Апостол (Павел) («не раздражайте детей ваших»), чтоб между христианами не повторялось того, что обычно среди язычников» (Толков. к Ефес.6,14). И, в-четвертых, к сожалению, мало кто, даже из христиан, знает, что того христианина, который ступил на путь духовного подвижничества (и монашества), а это: уединение, стяжание молитвы, познание своей греховности, трезвение над собой, обучение брани со своими страстями, — того именно по слову Симеона Нового Богослова узами «пристрастия, какое имеем мы к родным, … вяжет нас лукавый диавол …» (сл. 74, п.6, и об этом можно подробно там прочесть).

Вот какой бывает печальной действительность, если родители (о которых сейчас идет речь, так как они являются начальствующими и дети должны выполнять их волю) ведут себя своевольно, властно и вмешиваются в дела друг друга… Знают или помнят об этих грехах те родители взрослых детей, которые являются «инициаторами» своей воли, своего видения, своего мнения в жизни взрослых детей, пусть каждый ответит сам?…

Рассуждения о некоторых страстных склонностях родителей, говорящих об их властности и своеволии, результатом чего является не сепарация

Далее я постараюсь назвать некоторые распространённые неправые и страстные установки, расположения, привычки т.п. родителей в возрасте (и они нередко связаны с вопросом «сепарации», а точнее сказать: со стремлением навязывать свою волю, с гордостью, с привычкой повелевать, с самолюбием и эгоизмом). Конечно, не у всех есть эти неправости в больших степенях, но они бесспорно есть в разных степенях у всех грешников (как у родителей, так и у детей). Замечу, что такие страсти и пороки, нередко скрыты под маской добра и причем якобы добра для другого, и обычно люди при них говорят по типу: «я хотел, чтобы тебе было лучше», «я о тебе забочусь, переживаю» и т.п. А на самом деле они считают себя умными, добрыми и т.п., получают от этого удовольствие (или довольны собой) и желают, чтобы это видели и другие, а также, чтобы другие делали, как они хотят. А это всё — признаки несмирения и гордости. Но, к сожалению, этого не видят люди — им их «хорошесть» закрыла глаза на истинную картину о них…

Скажу и то, что кое-что из того, что я скажу далее, раздражало меня в моей маме, и это переносилось мною с нетерпением, саможалением, с осуждением, недовольством и т.п., т.е. не со смирением и любовью. А это значит, что на ее несмирение я отвечала своим несмирением… И когда-то, по милости Божией, я поняла, что страсти и неправости моих родных, никак не оправдывают мое раздражение, нетерепение и несмирение, а это на их страсти я отвечаю своими страстями, или наоборот: они отвечают на мои.

А еще скажу: если во мне эти же пороки и страсти проявляются хотя бы в какой-то степени в отношениях с дочерью, то это же раздражает и ее… А это значит, во-первых, что и в моих родителях, и во мне, и в моем ребенке работают определенные законы греха. И, во-вторых, напомню, что читателю этих строк, смотря на приводимые мною примеры о родителях, нужно подобное или то же самое уметь видеть и в себе, и учиться узнавать в родных те их склонности, которые вызывают у читателя негативные эмоции, чтобы приучить себя к смиренному восприятию страстей родных.

Поэтому, вновь и вновь говорю: при прочтении последующего материала (как и любого о грехе людей) нужно иметь такой настрой: во-первых, это всё с людьми делает грех, и они живут по его законам, даже не подозревая об этом. Во-вторых, если бы я была на их месте (а часто на нем же и нахожусь только в других ситуациях), то со мной было бы всё то же самое. И здесь главное не уйти на свое мнение хорошести о себе, которое негласно и неосознанно живет в каждом из нас, и которое считает по типу: «я так не делаю», «я бы так не сделал» и «я – не такой!». И, в-третьих, нужно понимать, что если ты в еще относительно молодом возрасте и здравости не будешь познавать свою греховность и бороться со своими греховными страстями и пороками, то к старости ты будешь похож на тех стариков, которые не стали мудрыми и лучшими (а, к сожалению, наоборот), и которые не очень-то любимы своими детьми и другими людьми, потому что грех никого не щадит и не красит…

Особо отмечу и следующее: то, что я скажу далее, нужно постоянно учитывать тому, кто учится смирению в отношениях со своими близкими, и кто желает хранить истинный внешний мир с родителями и взрослыми детьми. Если же христианин постоянно в разных ситуациях и с разными людьми не учится этому, то только прочтение этого материала ничего ему не даст. Помоги нам, Господи!

Скажу и о такой печальной действительности: дети не любят своих родителей, если они часто испытывают их насилие над собой и у них частые отрицательные эмоции от общения с родителями ― и это всё никак не способствует сохранению любви…

Феофан Затворник (Толков. к Колос. 3, 20-21): «…коль скоро дети увидят, что родители приказывают и запрещают, только чтоб показать власть свою, то это тотчас поселяет в них неприятное чувство, огорчает, раздражает, хотя бы запрещенное или приказанное не нарушало прямо их собственного блага. Вследствие сего мирное, сердечное отношение к родителям у детей расстраивается, и между ними воздвигается средостение: детям становится тяжело жить под родителями, они унывают. Мира семейного и нет. … Когда повелевает (ап. Павел) «не раздражайте»,— не предполагает отсутствия любви, а устраняет неблагоразумное действование в отношении к детям, при любви и даже по самой любви. Он говорит как бы, образом ваших действий на детей опасайтесь возбуждать в них неприятные к вам чувства, могущие отдалить сердца их от вас. Или: образом ваших действий не поставляйте детей в состояние вступать с вами в спор, пререкание и даже неповиновение. «Не делайте их пререкателями. Есть случаи, в которых вы должны уступать им» (св. Златоуст) «Не все, что они делают, преследуйте с горечью. Иное надо пропускать без внимания, чтоб не сделать их противоречивыми» (бл. Феофилакт)».

Итак, вот некоторые мои наблюдения и рассуждения об основных грехах родителей в отношении взрослых детей, которые связаны с вопросом о не сепарации, или о своеволии и властолюбии родителей.

1. О привычке родителей к определенному отношению к своим детям из-за неустроенности своей жизни и страсти властолюбия

А. У родителей взрослых детей, много лет живших с супругами и детьми, вырабатывается определенный уклад и привычки – и это естественно. А когда они остались одни без детей, то не все они вполне смогли привыкнуть к новой ситуации и организовать свой уклад, в котором нет управления детьми, заботы и осведомлённости о них, какие были, когда те были малы и они жили вместе. И это – одна из причин «незавершенной сепарации», о которой говорилось выше. И только напомню, что сказал Паисий Святогорец: «Задача родителей завершается, как только их дети создают свою собственную семью [или станут монахами]» (Семейная жизнь).

И те родители, которые не смирились с этой истиной, во-первых, могут чувствовать некую «ненужность», могут страдать от одиночества, особенно если они недавно вышли на пенсию и потеряли общение с сотрудниками или умер второй супруг, и у них появилось много свободного времени, которое они не знают, как говорится, «куда деть». И поэтому они стараются, чтобы у них «задача родителей» не завершилась, вместо того, чтобы жить в реальности одинокой жизни и уменьшенном общении и попечении. И они как бы перекладывают на своих детей свой страх одиночества, свое неумение организовать свою жизнь, так чтобы в ней были какие-то свои интересы, свои увлечения, свой круг общения. Они хотят остаться в той бывшей жизни и к которой привыкли, которая была намного насыщеннее за счет родных и работы, и хотят руководить детьми, как бы заполняя свою жизнь.

Да, я понимаю, что некоторым людям такие мои слова не понравятся, потому что как-то рассыпается их благородное мнение о стареющих родителях. Но я говорю это, исходя из многолетнего опыта своей жизни, в которой активная семейная и рабочая жизнь закончилась к 40 годам, и я осталась одна, да еще и с телесными немощами. И это одиночество и неустроенность я чувствовала и видела в себе до того, как я не начала заниматься духовной жизнью: изучением творений святых отцов, молитвой, написанием книг, трезвением над собой и бранью со своими страстями. И только после того, как моя жизнь изменилась, и наполнилось этим, то постепенно терялось и чувство одиночества, и привычное желание вмешиваться в жизнь ребенка, и чрезмерные переживания за него и привычное многопопечение о нем. И так длится уже 20 лет, и с каждым годом я все менее и менее загружаю свою дочь своими переживаниями о ней и своим вмешательством в ее дела, и никогда не чувствую себя одинокой, живя в уединении. И наша любовь друг к другу не уменьшилась, и помогать друг другу в скорбях и тяготах мы не перестали, и общаться нам интересно, хотя у каждого есть свой круг общения. И еще — у меня есть стойкое убеждение: моя дочь не является заложником моих страстей и моей жизни, и она мне ничего не должна, и она не должна страдать от моих страстей, моей воли и моих страхов. Это я в ответе пред Богом за свою жизнь и свои страсти, и за то, чтобы другие люди от меня не страдали.

Б. Следующие нюанс: у тех родителей, которые не смирились с истиной о том, что надо отпустить взрослых детей, за много лет вырабатывается привычка начальствовать и управлять своими детьми. И поэтому эти родители постоянно контролируют и вмешиваются в жизнь взрослых детей, постоянно учат, как и что им делать, и т.п., потому что эти страсти полностью овладели их душой, и она уже не может вести себя по-другому.

Сразу скажу, конечно, осведомленность о детях, советования и некая помощь нужна взрослым детям, и особенно нужна помощь, когда у детей скорби, неприятности и т.п., или, как сказано в Нравственном богословии Е. Попова: «…в нравственном отношении родители должны поддерживать взрослых и отделившихся детей, т. е. не бросать их на произвол страстей, если они пали; но с болезнью отцовского сердца отыскивать их на распутьях порока; —(нужно) предостерегать их неопытных от ошибок в жизни или по службе, чаще посещать их дом-квартиру, стараться лучше устроить их участь» (и это относится к греху: «Лишение взрослых и отделившихся детей всякой поддержки и наследства», 5 запов.). ―Но, когда этого слишком много и постоянно, и в мелочах и по пустякам, то это может быть только от страстей, а не от добродетелей. А тем более, что желание контролировать своих детей, а о некоторых родителях можно сказать и «насиловать» своей волей и властью своих детей – это порок от самолюбия, а не добродетель от любви.

Замечу и то, что таким родителям всегда хотелось и до конца их дней будет хотеться, чтобы их указания, советы и т.п. исполнялись тотчас и в точности, ― и это облегчает им жизнь (т.к. сказал-сделали-доволен), а также это льстит их властолюбию, своеволию, корыстолюбию и т.п., которые обычно прикрываются заботой о детях. (Так, вспоминая себя, когда моя дочь была маленькой, и в каком-то возрасте она делала, что я хотела и как я хотела (но это длилось недолго), то могу сказать, что это было мне очень удобно и беспроблемно, и я была довольна.)

И особенно подчинение детей приятно для страстей гордости, учительства и высокоумия, если человек всю жизнь рассказывал другим, как надо жить, и, конечно, он учил, учит и будет учить своих детей, даже, если они умнее его ― и это его мучает его страсть учительства, которой нужно все время чувствовать себя умной и правильной.

И когда я сейчас вижу некоторых матерей, которые требуют такого же безоговорочного подчинения от дочерей, которым за 30, за 50, то мне становится печально, что такая мама, состарившись, не смогла, так сказать, перестроиться на то, что в ее опеке и воспитании уже нет необходимости, и она продолжает ложно воспринимать дочь/сына, как глупого ребенка, а себя как взрослую и умную, которая должна учить/советовать и ее должны слушаться. А на самом деле, опять таки скажу, – это ее мучает ее гордость…

Что касается реакции взрослых детей на такое отношение родителей, то одни продолжают, так сказать, «воевать» с родителями, отстаивая свои мнения/желания, и тогда случаются частые ссоры. Но бывает и так, что родители начинают понимать, что их дети – это взрослые личности и с ними надо уже общаться по-другому ― и тогда может наступить мир (надеюсь, что таких родителей немало; но знаю немало примеров и отношений- «войны»). А другие взрослые дети уже и «не сражаются», а вынужденно смирились (но это не истинное смирение), и иногда, а может и часто, только внутренне негодуют, возмущаются или печалятся, жалея себя. А некоторые дети или свели до минимума общение с такими родителями, или ничего им не рассказывают о своей жизни, отвечая общими фразами по типу: «да все нормально, ничего нового», хотя и не нормально, и случается много нового; или врут им, скрывая правду ― и таким образом они стараются избежать контроля, советов/указаний, укоров и т.п.

2. Об установке некоторых родителей: «ты мне должен»

Почти все стареющие родители имеют установку по типу: «ты мне должен»: «ты должна за меня беспокоиться и узнавать, как я», «ты должна обо мне заботиться», «ты должна мне выслушивать, когда мне хочется поговорить», «ты должен меня содержать» и т.п. Только у одних это явно выражено и они это часто произносят, а у других – менее, и они говорят это иногда или только думают так. (Я даже знаю одну, уже довольно старую женщину, которая всю жизнь строго говорит своей дочери одно выражение при каждом малейшем случае: «дети должны досматривать своих родителей».) Бывает еще и так, что некоторые родители, когда недовольны детьми, начинают рассказывать им, как они воспитывали их, как и что делали для них, как надеялись, что они будут «опорой их старости, а дети – не благодарные…». ― И эту «пластинку» ребенок слушает много лет… И такие слова и поведение еще бывает связано и с некой манипуляций: «я – одна», «я — старая», «я — мама» и т.п.

Конечно, каждому стареющему человеку нравится заповедь о том, чтобы дети заботились о своих стареньких и немощных родителях. Потому что из-за старости тела они действительно уже не могут так печься о себе, как раньше, у них нет таких доходов, и их постоянно одолевают болезни. Т.е. их возраст стал тем скорбным обстоятельством, когда они стали в разной степени страждущими. А ведь каждому страждущему хочется иметь помощь и заботу.

Но при всем этом, мне печально смотреть, как грех исказил в самолюбивых душах этих людей такую великую истину о любви и заботе о немощных старых родителях. И они стали прикрывать ею свой эгоизм, малодушие, лень, саможаление, корыстолюбие, неумение терпеливо и смиренно переносить свои скорби и многое другое. И это всё у них было еще даже до того, как они стали немощными и действительно нуждающимися в заботе (у одних явно, а у других – скрыто).

Приведу и еще один вывод моих наблюдений: некоторые взрослые дети когда-то (обычно это бывает в подростковом возрасте) остановили такие претензии и упреки родителей о какой-то их обязанности в отношении родителей (хотя они и не были еще немощными или нереализованными в жизни), и грубо ответили: «я не просил/не просила меня рожать». И эта грубость вначале обижала мать, а потом она поняла: «а ведь он говорит правду», и перестала так говорить ребенку. И, как не удивительно, но большое спасибо этим детям за то, что, хотя это и была грубость с их стороны, но они отбили желание еще у молодых родителей так манипулировать. И опыт говорит, что если у какой-то матери прошла эта манипуляция, то она выработала у взрослого ребенка постоянное чувство вины, а также некую гиперответственность за родителей; и он постоянно старался делать все, чтобы маму, так сказать, не расстроить, или чрезмерно укорял себя за то, что он плохой ребенок. Но и это еще не всё: к сожалению, мамин эгоизм к старости вырос до таких степеней, что переносить его окружающим стало очень тяжко … ―Думаю, это поймет тот, у кого есть подобное. Помоги вам, Господи, это всё перенести!

3. О вмешательстве некоторых родителей в жизнь и дела взрослых детей

А сейчас скажу о таком явлении, как вмешательство в жизнь своего ребенка (или другого человека).

Оно может быть в разных видах, например: вмешательство в умные дела взрослых детей, вмешательство в семейную жизнь своих детей и внуков, задействование детей в свой уклад жизни, контроль и вмешательство в повседневные дела и поведение взрослых детей или знакомых и незнакомых, и в других видах. 

Например, бывает так, что взрослые дети более знают о чем-то по сравнению со своими родителями, конечно, по своей работе, а иногда и по хозяйственным делам и в других вопросах. Но родители вмешиваются в их дела: дают какие-то советы, укоряют детей, основываясь на своих неправых суждениях и малом опыте или неправом. И вот как говорится в христианском учении, что это – грех родителей, и как могут реагировать взрослые дети на такое поведение родителей. Нравственное богословие Е. Попова (Грехи против 5-й заповеди, Грех: Непонятливое вмешательство в умные дела взрослых детей): «Если сын или дочь, занимающие высокие места, почтительны к своим родителям и богобоязненны, то неуместное вмешательство отца—матери в их дела (по должности или по ведению ими частных хозяйственных дел) стесняет их совесть: т. е. и отказать родителям в просьбе для них тяжело, и исполнить просьбу — нет ничего хорошего. Но если сын или дочь несдержанны и направления вольного, (то) в таком случае … родительские прекословия им в умных делах их составляют для них только повод упрекать своих родителей необразованностью, близорукостью в суждении о деле. Можно судить после этого,— полезно ли непонятливое вмешательство?!».

Как видим, дети могут печалиться, а могут гневаться, осуждать, обижаться и т.п., когда родители чрезмерно или неразумно вмешиваются в дела взрослых детей.

А. Вмешательство в семейную жизнь детей

Христианским учением не разрешено родителям вмешиваться во взрослую семейную жизнь взрослых детей и плохо относиться к их супругам, которые также являются взрослыми людьми, имеющими право жить по своему усмотрению, мнению и т.п. Но нет… Есть родители, которые не дают им жить, как они хотят, а по причине своего своеволия и гордости всячески конфликтуют.

И это происходит во многом еще и по тому, что в каждый семье складывается свой уклад, привычки и т.д. И когда в эту систему входит новый человек (невестка или зять), то если они живут вместе, то им приходится входить в незнакомую для них систему, причем еще и где есть свой начальник. И это нелегко, потому что новым членам семьи надо познать уклад и привычки той семьи, и к тому же придется близко столкнуться со страстями чужих родителей, а тем — со страстями невестки или зятя. Если же молодая семья живет отдельно, то каждый из них привносит в свою семью что-то из семьи с родителями и от своего видения, и через время у них образуется свой уклад и привычки ― и это естественно, и, по моему мнению – правильно, и не нужно копировать уклад другой семьи, а тем более навязывать свой детям–взрослым людям.

Далее приведу пару поучений, в которых хорошо показано, как родители согрешают, и каковы они могут быть по отношению к взрослым людям младших их по возрасту, и как они пользуются своим положением «начальствующего». (Кстати заметить, что внимательный читатель может увидеть некоторые причины родительского самовластного поведения в отношении не только супругов детей, а и своих детей). Будут здесь названы и неправые своевольные стремления взрослых детей. Итак, Нравственное богословие Е. Попова (Грехи против 5-й заповеди, Грех: Притеснение своей невестки или зятя): «…всего чаще притесняется не зять тестем, а невестка—своею свекровью и даже всею семьёй мужа…. Здесь, прежде всего, преступно побуждение к преследованию: свекровь боится, чтоб невестка не взяла верха в доме или же опасается охлаждения к себе родного сына, которое уже в некоторой степени и замечает; таким образом, по самолюбию своему она гонит невестку, особенно на первых порах,—старается вооружить против невестки и своего сына, ее мужа, забывая о коренном законе: «оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене своей» (Быт.2,24). Затем, в гонении на невестку заключаются такие вины:— невестка (через своего мужа) уже сама имеет право домооснования, следовательно, принижать ее несправедливо; надлежало бы, напротив, утешить ее сочувствием всей семьи, как отделившуюся от родного дома, чтоб она скорее привязалась к чужой семье;—не видя к себе в новой семье ласкового обращения, встречая—особенно от свекрови —каждодневную брань, упреки в лени и неопрятности, она старается всеми силами склонить своего мужа к разделу от дома отцовского, и ненужный раздел сбывается; наконец, натерпевшись много в семье мужа, она и сама впоследствии времени вносит тот же дух угнетения и семейной вражды в новое поколение». Виссарион Нечаев (Очерки христианской жизни): «Раздор между свекровями и невестками составляет обыкновенное в семейной жизни явление и производит большую неурядицу в семействах. Отчего происходит это печальное явление, известное не у нас только на Руси, но и у других народов?… Нередко это зло бывает следствием того, что невестка вступает в семейство вопреки желанию свекрови. Матери не всегда обращают внимание на склонности сыновей при выборе жены. Выбор сына, например, падает на одну, отличающуюся личными достоинствами, а матери хотелось бы, чтобы он женился на другой, имеющей преимущество пред первой по богатству, или видному общественному положению. Упорство матери, наконец, уступает желанию сына; – скрепя сердце, она, наконец, дает ему благословение жениться на избранной им, но принимает ее в свой дом и обращается с ней не с материнской нежностью, а с отталкивающей холодностью. Невестка на каждом шагу начинает испытывать нерасположение к себе свекрови, и сначала безмолвно переносит свое горе; а потом теряет терпение, и сама начинает досаждать свекрови, и чрез то еще больше вооружает ее против себя. ― Весьма часто нелады свекрови с невесткой происходят от того, что свекровь с ревностью и недовольством смотрит на любовь сына к своей жене. Доколе сын был холостым, сердце его, почти безраздельно принадлежало матери. С женитьбой отношения к ней сына изменяются. В сердце его теперь не она занимает первое место, а жена. Эта перемена обидна матери. Лучшую и большую часть жизни она посвятила на воспитание сына, не раз для здоровья и спокойствия его отказывала себе во сне и в удобствах жизни, и вот другая пожинает плоды ее трудов. Матери досадно, что сын не относится к ней с прежней сыновней нежностью, и досаду свою она вымещает на жене, успевшей привязать к себе сына и ослабить привязанность его к матери. Мать, особенно если она баловала своего сына, не хочет обращать внимания на порядок вещей, освященный самим Богом, который, устанавливая закон брака, сказал: «оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей» (Быт. 2:24). ― Но часто бывает и так, что вина несогласия со свекровью падает на невестку. Иногда жена действительно замечает, или в припадке ревности ей только покажется, что муж больше покоряется влиянию своей матери, чем ей самой, и вот невестка не может простить за это свекрови, и на каждом шагу старается делать ей неприятности. Ей хочется, во что бы то ни стало, быть исключительной владычицей над сердцем мужа, устранить влияние на него матери, а отсюда столкновения между той и другой.― Нередко причиной неправильных отношений между свекровью и невесткой бывают дела по управлению домом и хозяйством. Всеми этими делами заведовала мать, когда сын вел холостую жизнь. Теперь становится хозяйкой невестка, которая в новом своем жилище не хочет покинуть обычаев и порядков, среди которых она жила в доме своих родителей. Ей все кажется не по ней, хочется все устроить по-своему, все приспособить к своим привычкам и вкусам. А это не нравится свекрови. Тридцать или сорок лет жила она в одном и том же доме, среди одной и той же обстановки, привыкла к известным порядкам. И потому каждая малейшая перемена в них ей неприятна. Известно, что старому отвыкать от того, к чему привык, гораздо труднее, чем молодому привыкать к тому, что для него ново. Справедливость и благоразумие требуют в этом случае от невестки быть как можно уступчивее к той, которая старше ее, стараться сначала приобрести ее доверие и расположение к себе, и потом уже приступать к нововведениям в домашней жизни. Но случается противное, – и мирный дотоле семейный кров превращается в место ожесточенной войны между свекровью и невесткой.― Недовольство между свекровью и невесткой не всегда начинается вдруг. Случается, что свекровь и невестка на первых порах бывают весьма довольны друг другом, не нарадуются одна на другую. Казалось бы, что между ними не возникнет никаких, опасных для семейного спокойствия недоразумений. Но проходит несколько времени, и отношения переменяются. Молодая жена, которой сначала новое жилище казалось раем, замечает, что в этом раю есть не одни розы, но и терния. Она начинает убеждаться, что свекровь – не родная мать, и дает волю слезам при одном воспоминании об оставленном ею родительском доме, где она проводила беззаботную жизнь под крылом любящей матери. С сожалением и свекровь начинает поминать старое время. Часть прежних обременительных забот по дому и хозяйству снята с нее; но вместе с этим она должна расстаться с прежней свободой, какой пользовалась она, будучи полной хозяйкой. Горе ищет высказаться. И вот, недовольные друг другом, свекровь и невестка поверяют свое горе приятельницам и знакомым, а приятельницы и знакомые пользуются откровенностью и доверием к себе иногда только для того, чтобы вмешаться в семейные дела, и своим вмешательством еще больше расстраивают согласие между свекровью и невесткой. Отношения между ними становятся натянутыми и наконец враждебными. Раздором между свекровью и невесткой отравляется семейная жизнь, и стоит позаботиться о средствах к предотвращению или устранению этого зла».

Какая же в таких случаях любовь, забота и воспитание?!…

А о том, какими должны быть отношения свекрови и невестки, можно прочесть у Виссариона Нечаева далее в «Очерки христианской жизни» гл. 3. А сейчас только приведу несколько цитат: «Без сомнения, она (свекровь) должна дорожить привязанностью к себе сына и стараться поддержать ее; но в высшей степени было бы несправедливо, если бы она захотела остаться главным и даже исключительным предметом привязанности сына тогда, когда последний вступил в супружество. В том, что сын оставляет отца и мать и прилепляется к жене своей, мать должна усматривать волю Божию и смиренно покоряться ей, не огорчаясь уменьшением привязанности к ней сына. … Где свекровь и невестка обе захотят господствовать, там не может быть мира и порядка. При умалении своего значения в доме, свекровь должна утешать себя тем, что у нее стало меньше житейских забот, и, следственно, больше времени подумать на старости лет о приготовлении к вечности. Благо тому, кому под конец трудовой, исполненной житейских тревог и беспокойств жизни, Господь приведет быть в спокойном состоянии и откроет возможность беспрепятственно и исключительно заняться делами благочестия и душевным спасением, заботами о том, чтобы в мире и покаянии скончать живот свой! … Наконец, и невестка должна со своей стороны употребить все возможные усилия к устроению и поддержанию миролюбивых отношений к свекрови…».

Б. О настойчивом задействовании своих родных в свой образ жизни

Некоторые родители пытаются вовлечь взрослых детей в свой образ жизни. Например, мама любит ездить на дачу и принуждает детей ездить туда же и что-то делать, ну или хотя бы отдыхать там (а детям те продукты не нужны в таком количестве, и отдыхать они хотят в другом месте, и не любят они копаться в земле). Или, например, мама считает, что свой отпуск семья дочери должна проводить у ее мамы в селе, чтобы помогать той по хозяйству, а не на море, и противиться этому нельзя, а то будет долгая обида. Или, например, мать без высшего образования не разрешила сыну поступать в институт, а считала, что надо идти работать на завод, на котором она сама работала.

Или, вот как было в одной знакомой мне семье: бабушка имела дом и, как говорится, шесть соток, на которых она выращивала много чего. Ей это занятие очень нравилось, потому что не нужно покупать это на рынке, и она любила работать в огороде. И дочь, и зять с молода (а бабушке в то время было около 50 лет) должны были после работы обязательно идти к ней, и работать на этом участке, а поздно вечером возвращаться к себе домой. У них как бы начиналась вторая смена, и отказаться от этого они не имели права. И никто не спрашивал у них, нравится им это или нет, могут они или не могут. А если они не приходили в какой-то день, то должны были отпроситься и отчитаться, а потом еще и получали укоры, что не пришли вчера, т.к. бабушка была крутого нрава. Со временем зять спился, и дочь с ним развелась. И даже, когда внучки со своими семьями разъехались, и некому было отдавать выращенные овощи и фрукты, уже стареющая дочка так и продолжала ходить к маме каждый день и работать на участке, да еще и ухаживать за старушкой, которая выходила каждый день из дома и проверяла как и что сделано во дворе и в огороде. И когда мать умерла, то дочь тут же с радостью продала этот дом. А внучки с малого возраста должны были обязательно проводить там выходные и каникулы, и при этом полноценно помогать по хозяйству, стройке и на огороде (и когда они выросли, они категорически отказались принимать участие в каких-либо сельско-хозяйственных работах, где бы то ни было). Когда же появились мужья у внучек, то одного зятя бабушка привлекала к работам, но он иногда сопротивлялся, а иногда он делал что-то в охотку, и ей приходилось на время отступать. А второй зять после его первого трудового дня на следующий день привез 3 ящика груш и 2 ящика помидор, и спокойно сказал, чтобы женщины говорили, если им будет мало, но чтобы его не трогали, и уехал. И, конечно, после того, как бабушка с дочкой и внучкой долго консервировали это всё, чтобы оно не пропало, и его больше даже не пытались приобщить к работам, — и в этом случае не получилось у бабушки навязать свой образ жизни.

Конечно, дети должны помогать родителям, в данном случае — собрать урожай, если маме тяжело. Но, с другой стороны, мама должна понимать, что это – ее пристрастие/увлечение, и не нужно прикрываться словами, например: «я выращиваю это все для вас» или «так, а кто это будет делать?» (в ее доме), или «что есть лишние деньги покупать?» (а они, кстати, в примере выше, были). Другое дело, если бы это нравилось родным или действительно не было денег, но здесь не те варианты, а здесь: «я так решила жить – и вы так живите, и вы мне должны помогать жить так, как я хочу …». И, как говорит, мой опыт, если взрослый ребенок понимает, что ему не нравится тот образ жизни, на котором настаивают его родители, то ему стоит поговорить об этом с ними, и попытаться объяснить, что ему это не нравится; но он готов при необходимости помогать родителям, а не полностью жить по их плану и интересам. И даже если они обидятся (и это – большая вероятность), то со временем, если ребенок будет держаться своей позиции, то они, зная ее, привыкнут. А если у кого-то такие родителя, которые не будут уважать желание ребенка, а только будут ругаться и заставлять, как они хотят, то мне очень жаль всех этих людей. И надо только надеяться на чудную милость Божию, которая поможет им вместе как-то сосуществовать, а на их разум и добрую волю надежды нет…

Или, например, мать с детства дочери была одержима мнением: «дочь должна стать врачом, чтобы меня с отцом лечила», и это она говорила с самого детства дочери. И дочь, приняв эту идею, действительно, стала врачом. И всю жизнь мама каждый раз тут же вызывала дочь к себе, если у нее случался какой-то маломальский недуг. И если лечение было не очень успешным или выздоровление не быстрым, то постоянно дочери говорилась фраза: «вот — имею своего врача, а она не может вылечить, что же ты за врач?». Потом мама стала то же самое говорить и внучке, добавляя: «будете с мамой меня с дедушкой лечить и досматривать». А вот внучка не хотела стать врачом, а хотела стать переводчиком. Но бабушка, не найдя выгоды для себя в этой профессии, постоянно говорила дочери, чтобы та заставляла внучку учить не иностранный язык, а химию и биологию. И когда настало время поступления в институт, то бабушка в ультимативной форме потребовала сдать документы в медицинский и, причем, в родном городе, а не в столице, и на специальность отличную от специализации дочери (чтобы были два разных врача и может быть внучка будет успешнее ее лечить). И так как все родные всегда делали то, что она хотела, то, конечно, и в этот раз было по ее. И ее не волновало, что внучка даже хотела бросить медицинский, т.к. ей не нравилось, но, боясь бабушки, она доучилась, и потом много раз об этом жалела. ― В этом примере показано, как один родной имеет идею о себе (чтобы его лечили), и не учитываются способности родного и его желания. И, думаю, читатель видит, что это забота не о ближнем, а о себе, и дочь и внучка поставлены на служение маме.

Но, конечно, интересы и идеи родителей могли быть и чем-то хорошим и полезным, и это нравилось и самим детям. Я же сейчас вела речь о том, когда родителя заставляли жить так, как они считали правильным и хорошим, а дети не хотели такого, но им пришлось жить по воле родителей…

А еще скажу, что есть и ситуация наоборот, о которой говорил Иоанн Крестьянкин, в уже вышеприведенном поучении – взрослые дети «требу(ют), не прос(ят), а требу(ют), чтобы они вели домашнее хозяйство, воспитывали наших детей, ухаживали за нами. И оправдываем свои притязания: «Мы же работаем, а они дома сидят!»». Я знаю примеры, когда дочь требовала, чтобы мать поселилась в ее квартире, чтобы смотреть за ее ребенком и вести хозяйство (и это не просто помощь когда-то и в некой мере, а это – почти замещение дочери в уходе за ребенком и ведении хозяйства). И ее не волновало, что, по сути, она заставляла мать заново прожить ту жизнь, которую та уже прожила в молодости, когда ухаживала за ней маленькой и вела хозяйство своей семьи. А сейчас дочь не хочет жить так, как жила мать в свое время, и поэтому находит такой способ: помогай мне во всем (а точнее: делай всё за меня, а я буду ходить на работу, чтобы зарабатывать деньги). И ладно, если мать согласна заново это прожить и у нее есть физические силы на это, а если не хочет?… Но сказать об этом она боится, чтобы дочь не обиделась и не гневалась, называя ее плохой мамой… Вот как и взрослые дети могут навязывать свой образ жизни родителям…

Итак, думаю, что немало читателей имеет опыт, когда их родные навязывали свой образ жизни. И можно приводить много примеров об этом виде своеволия и несмирения, но, думаю, что читатель сам может проанализировать свои ситуации и понять, ведет ли он себя так или нет, и получилось ли у него отстоять свои интересы, и как он это сделал.

В. О постоянном недовольстве детьми и тем, что они делают, и как живут

Есть родители, которые постоянно критикуют ребенка.

И нередко можно услышать от таких матерей укоры-пластинки, которые произносятся по многу лет, а бывают и каждый раз разные. А бывает, что мать говорит укоры-пластинки только в гневе, в которых есть определенные обзывания дочери.

Например: когда дочь что-то рассказывает маме о том, что было на работе, то мать обязательно скажет, что та не так ответила начальству или сотрудникам, или, когда рассказывает о внучке, то опять дочь всегда не права. Иногда это может сопровождаться раздражением и гневом, а иногда с советом о том, как надо было сделать/сказать. А вот если дочь скажет маме, что та была неправа, то начинается или гнев, или укоры о том, что дочь не должна ей говорить: правильно или неправильно, и что она сама разберется без нее. 

А вот самый простой пример о том, как мать делает одно и тоже замечание по поводу прически дочери: «ты опять подстриглась коротко, а мне так нравится, когда подлиннее», — говорит она, когда встречается с дочерью. Причем, это уже много раз обговаривалось, что дочь любит короткую стрижку, и что не будет отращивать волосы. А мать каждый раз отвечала: «а я люблю подлиннее». Дочь какое-то время отвечала также одно и то же о коротких волосах, и получался разговор: «пластинка – на пластинку». При этом каждый из них хотел, что бы его услышали и поняли. И когда-то дочь спокойно ответила: «вот и будь с длинными, а я буду с такими, как мне нравится. А мне не нравится это платье. И почему же то ты его одеваешь, если мне не нравится?». Мать, немного опешив, ответила: «а мне нравится», а дочь сказала: «вот и хорошо, что все носят то, что им нравится». И через некоторое время мать перестала это говорить. Но я знаю, что другая мать, которой сказали подобное, стала кричать и обвинять дочь в хамстве: и какое-то время не произносила замечания о волосах, но потом опять начала.

Помимо того, что родители могут часто выражать свое недовольство ребенком, здесь мне интересен и такой нюанс: одному человеку на его замечание о том, что ему что-то не нравится в другом человеке, так сказать, хватает аргумента по типу: «мне нравится так», и он, уважая волю другого, принимает ее со смирением – и более уже об этом не говорит. Так делает смирение. ― Другому человеку нужно еще говорить и другие разы свое мнение, но он, как бы не слыша, продолжает все равно делать одни и те же замечания. И так делает своеволие, которое все-таки желает добиться своего. Но если спросить у такого человека, почему он говорит одно и то же, то можно услышать: что это он забыл, что так уже говорил, или что он хочет лучшего, а другой его не слушает, или еще скажет что-то в свое оправдание. И вряд ли услышишь от него правду по типу: ты – глуп и не видишь, что тебе некрасиво, а я – умный знаю – как будет красиво, и ты должен сделать так, как я говорю. А то, что каждому человеку может нравиться разное (т.е. есть свой вкус), или что каждый может поступать, как хочет (т.е. есть свобода воли), то эти истины ему не близки. ― Третьи могут отреагировать на новые доводы другого о своей воле, и принять их (как было в примере, когда дочь сместила акцент с себя и сказала матери о платье, и напомнила истину о свободе воле). ―А четвертые, чтобы ты не говорил о том, что тебе так нравится или что все могут делать, как они хотят, это ничего не меняет, и они так и продолжают настаивать на своем. ―Каждая из этих реакций хорошо показывает степень гордости, своеволия и не уважения к воле того, кто заявляет о своем мнении и своей воле. Самая тяжелая степень, это – последняя, и опыт говорит, что если ты попробовал человеку объяснить разными доводами, а он не воспринял их, то и не стоит больше говорить новых, и старых повторять не стоит. А надо просто молча слушать, понимая, что в этом человеке развились пороки своеволия, гордости и учительства до такой степени, что он не слышит тебя (т.е. упрямо не хочет тебя понять и смириться с твоей волей).

Г. О постоянном контроле над детьми с укорами и учительством при обычных делах

Следующий порок – это постоянный контроль за действиями, словами, движениями и т.д. взрослых детей.

В первой части этой темы, во втором разделе я уже говорила, что бывает так, что родители взрослых детей общаются с ними требовательно, властно и т.п., или часто говорят, а точнее — укоряют с превозношением, говоря, что взрослые сын/дочь ничего не понимают, что они не разбираются в чем-то и т.п., и как бы так, будто это — маленькие глупые дети, которых надо постоянно воспитывать, поучать и контролировать, хотя детям уже за 30-50 лет.

Такие мамы привыкли с детства каждый шаг своего ребенка постоянно контролировать, оценивать и указывать как надо правильно. Это какой-то тотальный контроль гордости, считающей себя умнее и правильнее, и укоренившегося своеволия, которые душа обозначила, как забота и переживание за ребенка, чтобы его неразумного научить или уберечь от чего-то плохого или ошибок. И при этом всегда будет смысл, что ребенок неправильно делает в обычном течении дел и ситуаций.

Можно привести множество примеров такого поведения родителей, как контроль и учительство, но я приведу пару, чтобы показать, что я имею в виду.

Когда мама приходит в гости к взрослой дочери или та к ней, то мама, разговаривая, наблюдает за каждым движением дочери, например, как та кладет полотенце, как берет чашку, говорит, куда подвинуть кресло, как она сидит в кресле, и мн. др. И почти всегда она, прерывая разговор, это комментирует и говорит, как надо делать: «полотенце развесь», «возьми бо́льшую чашку», «откинься на спинку кресла» и т.д.

Обращу внимание, что если дочь в квартире мамы, то такое замечание, как «полотенце развесь» или «подвинь кресло от шкафа» в некой степени оправдано тем, что она желает, что бы в ее доме был порядок или чтобы вещь не испортилась, и ей не пришлось бы убирать после дочери. А если мать была в ванной комнате дочери, где она мыла руки, и она перевешивает полотенца по-своему усмотрению, переставляет мыльницы, или указывает, как дочери лучше сесть, и не по тому, что матери неудобно смотреть на нее, а по тому, что она считает, что так дочери будет удобнее, — то это навязывание своего мнения, которое еще и прикрыто красивыми словами об обучении 50-летней дочери следить за порядком. На самом деле: это, как я сказала – гордость, самолюбие и своеволие, это — и некая рассеянность и многопопечительность души, которая придает значение малозначимым делам.

Я видела примеры, когда такое отношение родителей было постоянно всю жизнь дочери, и другого она не знает. И, причем, ее родители уверены, что это — забота, воспитание и т.п. своего ребенка, которому за 50, и у которого уже есть свои внуки. Но видела в жизни и другие примеры, когда родители относились к взрослому ребенку, как к самостоятельному человеку, имеющему право делать по своему мнению и желанию (и здесь речь не идет о свободе для каких-то греховных действий, а о простых и житейских делах), и это не привело к тому, что дочь стала какой-то не такой, как в первом случае.

А еще есть контроль не простых движений, а обычных дел и планов взрослых детей. И это не просто узнавание о жизни и делах ребенка, а постоянное советование и указание как делать что-то. И, смотря на некоторых матерей своих знакомых, которые постоянно вмешиваются в их жизнь, и которые, живя в разных квартирах и даже в городах, ведут себя так, будто они в одной квартире и видят каждый шаг ребенка, — мне кажется, что они хотят, так сказать, проживать не только свою жизнь, а и жизнь своих взрослых детей и внуков (как я обычно говорю: «хотят пережить заново любовные истории молодых, хотят пойти в школу и делать уроки»).

А еще получается, что эти люди хотят быть в курсе всех их жизненных событий и хотят находиться в постоянном в переживании и страхах за родных. А это значит, что идя к старости или уже находясь в ней, им нужно быть в волнениях мира и делах людей. И у таких людей мне хочется спросить: какая разница, как дочь вешает полотенце в своем доме, это – ее дом и она, как и вы может в нем делать так, как ей хочется. ―Спрошу у них еще: вы не устали от треволнений и бурного потока мира и его дел за всю свою жизнь? О себе скажу: я устала. ―И вновь у них спрошу: вам мало было своих жизненных историй и перипетий в детстве, юности и зрелом возрасте? О себе скажу: я даже вспоминать о том не хочу и тем более проживать заново, потому что это была жизнь без Бога и полная греха и скорбей. ― Опять спрошу: вы не хотите вести уединенное «тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте» (как сказано в «Ектении́ сугубой»), когда подходит старость или пришла уже? Как вы собираетесь встречать свою смерть, после которой предстанете перед Богом? Как можно к этому приготовиться, кружась в заботах и делах, и уже даже не своих, а других людей? – У меня есть такой общий ответ на это: так ведут себя люди, которые не думают о смерти и своем спасении…

Д. О ритуальном ежедневном общении с узнаванием «дома ли уже?»

Как я уже сказала выше, общение между родными является ритуальным (т.е. выработанный обычаем установленный порядок общения). В каждой семье они свои, но т.к. все мы похожи, то часто увидишь одни и те же ритуалы в других семьях, а в каких-то нет.

Так, могут вырабатываться некие ритуалы, например: звонить утром на работу и спрашивать приехал ли взрослый ребенок на работу, звонить или ждать звонка вечером, чтобы узнать пришел ли взрослый ребенок домой с работы, или если это выходной, то спрашивать, что будет делать ребенок, или если дочь пошла на рынок, то вначале надо говорить маме, что она пошла туда, а потом надо сообщить, когда пришла. А если, например, дочь в гостях у подруги, то мама звонит и говорит, когда надо идти домой или что не надо идти гулять им в парк. Т.е. каждый шаг должен быть на контроле, как будто бы дочери 8 лет, а не 55. И нарушить это нельзя, потому что у родителей начинаются укоры и поучения-пластинки, как должна вести себя дочь и какая она плохая. ― Думаю, некоторым читателям такой описанный уклад может казаться моей фантазией; но нет, это описание реальной жизни и то пересказанное обще и в облегченном варианте.

Интересен тот факт, что установившееся ритуальное общение может, так сказать, переходить по наследству. И, например, взрослая дочь выстраивает такой же ритуал со своей дочерью, и также, например, звонит ей каждый день в одно и то же время ― и считает, что это правильно. И если ее взрослая дочь примет этот семейный ритуал, то не будет возникать никаких ссор или недовольств в этом виде общения. Но если она не захочет его, то с ее стороны будет недовольство о вынужденности общения, а со стороны матери будет недовольство об отказе дочери так общаться. Вот подобный пример обеспокоенности одной женщины, взятый из интернет — источника, когда нарушается ритуал (но и есть волнение о том, как дочь живет): «Дочке 25 лет, уехала жить в другую страну, перед этим развелась. Когда была в нашем городе — регулярно раз в неделю приезжала, часами сидела или гуляли. Когда переехала — звонит раз в неделю, а то и в 10 дней. Нормально ли это, если все удивляются, т.к. перезваниваются со своими детьми каждый день, а с дочками и чаще. Переживаю, хотя и понимаю — дети все — отрезанные ломти, и привязываться к ним не стоит. Я, к слову, со своей мамой раз 5 в день созваниваюсь, но ей много лет, и я чувствую некую ответственность, ну и потребность есть поговорить. У моей — ничего такого и близко нет. Сама по себе совсем. Переживаю».

Далее я скажу о хорошо знакомых мне на опыте ритуалах в отношениях взрослых детей и родителей.

У некоторых взрослых родителей сохранился и такой вид общения, как ежедневное узнавание «дома ли уже?» и «что делаешь?». Так было в детстве, когда мама звонила с работы и спрашивала, пришел ли ты домой, покушал ли, и что делаешь; или давались задания о том, что и как делать, пока ее нет дома. Но дочь выросла, вышла замуж и даже успела развестись, а мама и папа так и продолжают звонить и спрашивать пришла ли домой или на работу (а теперь и внучка), всё ли нормально, и что они делают? А если что-то идет не по выработанному многими годами ритуалу (например, пришла не в 19.00 с работы, а зашла к подруге или где-то задержалась) то родители обязательно должны об этом знать, да еще и скажут, чтобы не сидела допоздна у подруги, а то будет темно возвращаться и завтра рано на работу. Если же не предупредить родителей, то они начинают переживать и активно звонить. А дочери, напомню, может быть уже далеко за 40 лет.

Это – некий ритуальный опрос с одними и теми же вопросами и указаниями, который имеет знак постоянной тревожности и желания контролировать ребенка.

Отмечу, что я не говорю о том, что не нужно забыть ближнего, если он не принял твой ритуал, или о том, что он правильно делает, не сообщая тебе о себе, или что такой ритуал не может существовать в семьях, тем более, когда он приемлем для родных, а говорю о мере общения и уважении к воле другого, если у нас разные расположения на общение, и о том, что некоторые родные ведут себя по сценарию: «родитель и малое дитя».

Если посмотреть на этот ритуал и тревожность с духовной точки зрения, то это показывает забвение о Промысле Божием о каждом человеке, нет вручения Богу себя и своих ближних, нет смирения пред Его волей о жизни каждого человека, есть глупая гордость, которая считает, что она может уберечь другого и т.д. Конечно, думаю, мало кто может иметь такую веру Богу, что может безоговорочно вручить ближнего в руки Божии, но иметь разум, веру и память Божию, которые будут управлять нами и приводить нас к смиренному состоянию, каждый христианин обязан.

4. Рассуждение: о некоем праве материальной собственности в отношениях «родители и взрослые дети»

Далее предложу рассуждения на тему материальной собственности родителей и детей. И так как во втором смоделированном примере этой темы о приезде матери к дочери фигурирует квартира дочери, то скажу еще и о таком нюансе, как жилье/дом этих людей. А точнее сказать, об отношениях взрослых детей и родителей, когда затронуты имущественные вопросы каждого (но не по завещанию, а в житейских ситуациях).

Вполне понятно и естественно, что квартира/дом со всеми общими и личными вещами, в котором жил ребенок с родителями, воспринимается каждым из членов семьи, как «мой дом/квартира». Когда-то в родительском доме был некий уклад в пользовании вещами, и были некие правила совместного проживания. Но когда дети вырастают и уходят из этого дома, то по факту это вновь становится жильем родителей, в котором могут еще оставаться старые и ненужные вещи детей; а новое жилье детей становится только их жильем и домом. Родители же продолжают пользоваться старыми вещами, покупать новые и пользоваться ими, как они хотят, точно так же, как это происходит и у взрослых детей, т.е. у всех есть свой личный уклад и свои вещи, а не как было в детстве.

Но у некоторых родителей есть такое же отношение – как к своему – к домам взрослых детей, в которых они не жили, а только были в гостях. С одной стороны, это нормально – вести себя, так сказать, не напрягаясь в доме дочери, а с другой стороны – ненормально вести себя так, будто ты хозяйка в ее доме.

Далее я скажу о некоем чувстве «своего дома» и как можно вести себя в доме родных. Предложу несколько вариантов из жизни на примерах. И в первом примере – это будет уважение к другому и его воле, его укладу и т.п., а во втором – это будет эгоизм, своеволие и не уважение (хотя обычно это так и не воспринимается человеком).

А. О чувстве своего дома и дома родного.

Когда «я-взрослый ребенок» ушла из квартиры мамы, в которой мы жили, которая когда-то была в моем сознании и по факту «моим домом», то у меня ушло «чувство моего дома», и мамина квартира в моем сознании стала «маминой квартирой», а моё жилье – «моим». В моей памяти, конечно, осталось, что то когда-то было моим домом, но это, скажу так: «не наложило лапу», что это моим и осталось. Нет, это – мамин дом, и соответственно я должна вести себя в нем так, как ведут себя люди не в своем доме, а в доме другого человека. Только, конечно, т.к. мы – близкие, то это бывает с некой расслабленностью и некой дозволенностью, но это не должно нарушать мамин уклад и ее волю.

Также, когда «я-мама», то воспринимаю квартиру своей взрослой дочери как ее квартиру, в которой я веду себя, как в другом доме: спрашивая можно ли что-то взять, как сделать что-то, как она делает, чтобы не нарушать порядок, и т.д.

Б. Об отношениях к вещам ближнего и о смирении и несмирении.

Итак, если я правильно отношусь к дому моего ближнего, то: я буду спрашивать можно то-то или то-то взять, можно ли оставить здесь или поставить на то место, где оно было и т.д. И если, например, кто-то из нас был по делу у другого дома, когда первого не было, то вещи, которыми мы пользовались, ставятся на место, мы относимся к ним бережно, и не любопытствуем в жилище другого.

Это соответствует, как принятым правилам поведения в чужом доме, так и советам святых отцов. Например, авва Исаия говорит: «Если брат положит какую-либо вещь у тебя, то не открывай без него, чтобы узнать, что это такое (из слова 3). Если брат положит у тебя какую-либо вещь, а тебе будет в ней надобность, не касайся ее, не испросив (предварительно) у брата твоего позволения. …Если у брата взял на время какую-либо вещь, то не обращайся с нею небрежно, но скорее старайся возвратить ему в целости. Если это орудие, нужное для какого дела, то, по окончании дела, тотчас и отдай. Если что изломаешь, или испортишь – поправь, или замени новой, лучшей вещью (из слова 4). Если имеешь нужду в чем-либо, а брат твой не догадался сам дать тебе оного, не скорби на него за сие, но с доверчивостью и простотой попроси его так: окажи любовь, брат, дай мне сию вещь, потому что я имею в ней нужду: ибо такова святая чистота сердца. Если же ты не скажешь ему откровенно, но будешь роптать и укорять его в сердце твоем, то сам себя подвергаешь осуждению (из слова 5)».

Понятно, что такое пользование вещам другого человека делается для того, чтобы хозяину вещей и дальше было удобно ими пользоваться, беря их в тех же местах и в том же виде, чтобы ему не пришлось убирать за другим и т.д. И в этом проявляется и свое смирение, и уважение к хозяину вещей и его укладу.

И вот что происходит при таких уважительных отношениях при желании что-то сделать в доме родного или когда ты желаешь, чтобы родной что-то сделал в твоем доме:

―через просьбу: если один хочет, чтобы другой родной что-то сделала в его доме, например, убрал на балконе, потому что первому некогда или не хочется, то он спрашивает, может ли второй это сделать? Если второй не желает, то так и говорит, а не вынужденно соглашается, чтобы первый не обиделся, и первый спокойно принимает этот отказ. Если же второй не против, и ему самому хочется это сделать, то, понятно, что все довольны;

― через собственную инициативу: если ее кто-то проявляет, как например, мать хочет во время своего приезда к дочери убрать на ее балконе, а дочь этого не хочет, то она говорит об этом маме, и та спокойно соглашается с нежеланием дочери. И в этом также проявляется смирение и уважение к воле родного.

Казалось бы, я говорю о чем-то, что не требует внимания и обсуждения, потому что это — известно и общепризнанно. Но, к сожалению, примеры из жизни иногда показывают другое (о чем и скажу далее).

Так, например, взрослый ребенок может оставлять эти вещи там, где посчитает нужным, или будет с ними обращаться, как хочет, а не как говорит мама (например, мать говорит: «поставь туда-то», а он ставит туда, где, как ему кажется, будет удобней). Интересно то, что когда я, например, в гостях у других людей, то я очень корректна с их вещами, а когда я приезжаю к маме, то я, так сказать, не очень церемонюсь.

Своеволие, но другого характера, имела мать со смоделированного примера, когда она хотела в свой отпуск приехать к дочери и убирать там на балконе или что-то делать по хозяйству, решила, что будет готовить еду дочери и зятю, которые работают дома, причем, даже не подумав, что на кухне кто-то из них работает — и об этом ее дочь не просила, а она сама решила, что так надо сделать. ―Захочется ли дочери вновь переживать неприятные моменты, связанные с таким хозяйствованием мамы каждый раз при ее приезде? Ответ очевиден. Но, конечно, если дочь желает, чтобы кто-то убрал на балконе или чтобы ей кто-то готовил еду, то она будет рада маминой инициативе.

А еще бывает так, что мать, приходя к дочери домой, укоряет ее, что у нее не там и не так что-то стоит, или что не убрано, или надо по-другому что-то мыть и т.п. Т.е. она приходит к дочери, как некий инспектор проверять всё ли она правильно и хорошо делает….

Или еще пример: зять увидел в квартире тещи в коробке в коридоре теннисный фирменный мячик, о котором он в детстве мечтал, и сказал дочери, что хочет такой. И она, не спрашивая у матери, а можно ли, сказала ему: «забирай», и он забрал. ― И у меня вопрос, а понравилось ли бы дочери, если бы у нее из дома мать взяла вещь, не спросив ее? Ответ очевиден: нет. Ну, разве, что если бы то было абсолютно не нужная ей вещь или она сама хотела от нее избавиться, то тогда она спокойно воспримет такое своеволие.

Итак, вот такие жизненные истории. Где же во всех этих примерах смирение у каждого?!…Кто-то из читателей примет сторону матери, кто-то взрослых детей (и обычно это происходит по своему подобному опыту). Но есть некие законы справедливости и беспристрастия (т.е. непредвзятости, нелицеприятности), которые всё расставят на свои места: Чей это дом — матери или ребенка? Нужно ли вести себя в доме другого человека уважительно к его укладу и вещам? Нужно. Было ли так? Да или нет. Хотел бы ты, чтобы кто-то распоряжался в твоем доме? Обычно, говорят «нет». И отвечая на подобные вопросы, можно увидеть эти примеры беспристрастно и понять, что не смиренными бывают и те, кто создали такую ситуацию, и тот, кто отреагировал недовольством. Но более из них виновен тот, кто первым проявил свое своеволие и неуважение к ближнему и его вещам.   

И если посмотреть на эти ситуации, поменявшись местами, как сказано в заповеди: «как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», то хотел бы ты, чтобы у тебя брали без спроса твои вещи, чтобы оставляли непорядок, чтобы не выполняли твои просьбы, и пусть это даже будут твои взрослые дети или мама?… Не верю, что найдется такой человек, который даст ответ: «хочу» или «мне все равно» …

На этом закончу говорить о несепарации, вызванной своеволием, гордостью и властолюбием родителей, которые считают, что взрослые дети без них не смогут прожить… Помилуй нас, Господи!

Раздел 2. Рассуждения: об общении родителей и взрослых детей

А еще будет уместно сейчас привести мои рассуждения об общении родителей со взрослыми детьми, живущими отдельно. И, к сожалению, в бо́льшей степени речь будет идти о конфликтном общении, да еще и с навязыванием своей воли родителями.

Я, прожив уже много лет вначале отдельно от родителей, а потом и совсем без своих родителей, и имея взрослую дочь, живущую отдельно, поняла, насколько мое общение с ними ранее было неправым, страстным и не способствующим сохранению любви.

Далее я вновь скажу без прикрас о некоем печальном опыте общения родных людей; взрослых детей с мамами среднего, пожилого и преклонного возраста (я буду говорить «мама», т.к. обычно с ними происходит основное общение, а не с отцами). И, может быть, кто-то увидит себя, и ему это пригодится для познания себя и исправления себя. И, надеюсь, что это поможет воспитать в себе правильное христианское смирение. А, если есть кто-то, у кого такого в жизни не было, то я очень удивлюсь, и или прославлю Бога, что есть еще такие люди и такие отношения, или опечалюсь, видя их слепоту и прелесть, потому что не видят ни в себе, ни в ближних явных греховных проявлений, а может быть видят, но краснословят и тщеславятся, не желая говорить правду …

Итак, как известно, есть разные научные классификации общения: его функций, мотивов, видов и т.д. (и я не буду о них говорить, и скажу очень просто, используя свои «житейские» определения; и, конечно, я не могу назвать все виды ситуаций и все нюансы по причине их великого множества). Но все темы и виды общения, а также мотивы, о которых я скажу, обычно бывают в той или иной степени в каждом разговоре родных людей.

Примеры об общении матерей и взрослых дочерей, взятые из интернет-источника

А теперь я приведу несколько примеров, что говорят взрослые дочери о своем общении по телефону с мамами, и кое-что из этого я знаю из собственного опыта. И делаю это и для того, чтобы подтвердить свои наблюдения, и для того, чтобы каждый читатель посмотрел на себя со стороны, и определил для себя тип общения с родными.

Обращу внимание на то, что это обычное общение молодых/взрослых и среднего возраста дочерей, имеющих свои семьи, а не совсем молодых/юных. А также видно, что их отношения с родителями/мамами не являлись критически конфликтными, как например это бывает в подростковом возрасте или в юности, и они не связаны с серьезным конфликтом, это — примеры обычного повседневного общения многих людей. (Кстати, сказать, что часто общение матерей со взрослыми сыновьями отличается от общения с дочерьми.)

К сожалению, это будут примеры иногда неконфликтных отношений, а иногда конфликтных, при которых нет мира ни внешнего, ни внутреннего, и при которых не видно ни смирения, ни любви, и видно некое мучение некоторых детей от вынужденного смирения пред родителями.

Сразу скажу и то, что читая это, я, как мать взрослой дочери, в который раз прихожу в страх, что я буду вести себя так в старости, как сказано ниже,― и упаси меня, Господи, от этого! И вижу, что кое-что из этого есть у меня и сейчас в общении с дочерью относительно моих тем разговоров ― и мне надо на это обращать внимание и исправляться. Помоги мне, Господи!

Итак, интернет-источник: 1. «Позавчера у меня были небольшие проблемы на работе. Пришлось работать в свой выходной, и я очень устала. Позвонила маме и поделилась. На что она, вместо поддержки, вылила свой негатив. Мол, ты тряпка, идиотка, это твои проблемы. — Вчера в свой выходной гуляла с детьми до обеда, в обед срочно пришлось ехать на работу снова. … Доехала домой после всего лишь вечером. Сегодня набрала маму. А она орет, что я ее не уважаю, что как я могла ее не набрать за целый день, что она могла умереть, например, или мало ли что. Далее много обзывательств (оскорблений), и что для галочки ей звонить не надо. — Но она же сама и заставляет для галочки. А вы каждый день набираете, даже если отношения у вас не очень и мама каждый раз вас обзывает, высмеивает?».

2. «Звоню каждый день, она одна живёт с котами. Но я научилась выслушивать, даже если уже слышала это или мне не интересно. Стараюсь не обижаться на старость. Бывает, цены мне рассказывает, а я ведь тоже хожу по магазинам».

3. «Я не люблю говорить по телефону. Но вот должна. Она говорит, что это мой долг перед ней, и хоть лопни. И я всегда первая должна набирать. Она никогда».

4. «Я раньше звонила каждый день, и она мне по пару раз за день; но потом меня осенило, что я кучу времени трачу на пустые разговоры о соседях, болячках и прочей фигне. Сейчас звоню раз в три-четыре дня, по делу, спросить как дела. Сначала она дулась, потом перестала мне звонить сама, я не настаивала и спрашивала, почему она не звонит, пару раз сказала ей, что мне не интересно про соседей слушать, я занята. Сначала я очень себя корила за это, но поговорив с друзьями, как они общаются со своими родителями, поняла, что нормально говорить не каждый день. К слову, мама у меня одна и я у нее одна, отец умер, молодая 52 года, есть свое дело, но манипулятор знатный, чуть что — сразу в обиду, и я стала пресекать. Мне стало так спокойней».

5. «До детей я могла столько слушать ненужные разговоры. А вот с ними и работой — хочется хоть раз не позвонить».

6. «Звоню 2-3 раза в неделю. Не представляю, о чем можно говорить каждый день?!».

7. «Я тоже поговорила со знакомыми, друзьями и они набирают родителей пару раз в неделю. Надо попробовать со своей так. То же она манипулятор. Но до того считала, что легче для галочки набирать раз в день, чем вот эти скандалы».

8. «Мой муж общается со своей мамой очень редко, раз-два в месяц, она обижается, но муж говорит, что он занят (он реально занят с 7 и до 23:00 на работе иногда), пусть звонит сама. И он мне всю плешь выел за то, что я постоянно на телефоне выслушиваю жалобы своей матери, и он таки прав».

9. «Я вот тоже не могу представить, о чем говорить каждый день. Но приходится придумывать. Сначала это — все мамины болячки (хотя она не болеет), где палец ударила или синяк поставила, потом — о ценах в магазине, ужасные новости, какие плохие соседи, не так посмотрели, точно завидуют; потом — о родственниках и их детях. Потом – и этого мало, ибо, значит, что я для галочки позвонила и (задаются вопросы) о моих делах, работе, новых сотрудниках, детях, сколько стоит зимняя одежда, где муж и т.д.».

10. «У моей бабушки так деменция начиналась. Дедуля умер, и понеслось… Требовала повышенного к ней внимания. Обижалась, бросала трубку, если мама ей забывала позвонить или если ей казалось, что позвонила для галочки. Мрак был».

11. «У меня и мама, и папа. Папа тоже мне звонит, мама бывает 24/7 на связи. От доброго утра до спокойной ночи каждый день. Меня жутко раздражает писать все. Не пишу, говорю, занята очень или не отвечаю до вечера. У меня своя работа, свои дела. Я думаю, маме нечего делать — шлёт фото что приготовила, что купила, что шьёт или где была, погоду, новости. Но с другой стороны, я понимаю, я очень далеко, но это же родители. Если я даже злюсь, то я знаю, если что, я буду всю жизнь жалеть, что когда-то не так ответила или не общалась какой-то день».

11. «Моя мама так с лет 45 ведет себя. С работы ушла. Зачем она? Пенсия есть. Маленькая, ну и что. А ты помогай. И звони. Плюс — поделись я своими проблемами, сразу ты сама виновата, ты тряпка, идиотка, я презираю таких людей, как ты. Вот у соседки сын классный. Денег много зарабатывает и не тряпка. И дети у него лучше».

Все, о чем люди рассказывали выше, я подтверждаю и из собственного опыта и из многолетних наблюдений, и скажу об этом далее.

А еще скажу: когда я слушаю, как кто-то жалуется на другого человека, то помню, во-первых, что он обычно усугубляет (в разной степени), во-вторых, воспринимает себя правым, а другого – нет, но так не бывает, чтобы грешник был всегда прав (в данном случае – в общении с родными), а другой – нет. И это значит, что люди склонны видеть ситуации по-своему, с учетом своих интересов, мнений и желаний, и поэтому нельзя полностью доверять словам жалующегося человека. И именно поэтому существует такое правило: для того, чтобы вынести правое суждение о том, что случилось между людьми, нужно услышать их обоих. Я сейчас в этих примерах не могу этого сделать, но это не помешает мне сказать о неправостях в общении родных, потому, что это – неоспоримый факт.

Далее. А вот примеры, что говорят мамы (но не очень пожилого возраста), и это примеры не обычного повседневного общения (как сказано выше), а примеры об отсутствии общения, и игнорировании родителей. И, конечно, такое поведение взрослых детей недопустимо ни по мирским нормам, ни тем более по христианским. Итак:

1. «Дочка работает в другом городе на двух работах, все время с людьми, постоянно общение. Но не звонит. Когда я позвоню — бывает фыркнет на меня, что не может говорить что на работе и все. Можем долго-долго не общаться. Никогда она не позвонит и не скажет — мама как ты там?»

2. «Мы c дочерью (ей 25 лет), последние 2 года живём в разных странах. … Сейчас она живёт c бойфрендом. Проблема в том, что находясь далеко, я скучаю и переживаю, всё ли нормально, не болеет ли. Мне хочется хотя бы 2 раза в неделю поговорить минут по 15. Она не пишет и не звонит мне первой, за 2 года, наверно, раза 3 было и то, что-то надо было ей. Я чаще пишу в Вoтcaпе, потому что у нее график всё время меняется, не поймёшь, на работе или дома. Она часто пишет: я занята, или не отвечает вообще. На твой звонок никогда не перезванивает, если трубку не взяла».

Далее я не буду говорить о подобном отсутствии общения, а скажу об обычном повседневном общении мамы и взрослых детей. И буду говорить о моем опыте и понимании относительно общения двух грешников (родителя и взрослого ребенка), у которых у каждого есть набор своих страстей и пороков, своих неправых идей и установок, которые не дают им жить в любви, смирении, почтении и т.д. Отмечу, что, конечно, есть у кого-то и другое общение с родителями: доброе, интересное, полезное, бесконфликтное и т.п., но о таком я не буду говорить.

1. О вольном и вынужденном общении с родными

Далее я рассмотрю вопрос об общении с родителями, которое есть обязательным взаимодействием с родными людьми. Оно относится к тому, от чего ты не можешь полностью отказаться, и нередко имеет характер вынужденности.

Начну с того, что, как известно, все действия человека бывают вольными и вынужденными. Причем они могут изначально исходить от твоей воли/желания, а могут быть изначально от воли другого. И если один человек проявляет инициативу пообщаться, то второй или не соглашается с ней, или соглашается, и даже если не очень хочется – и это естественно, и всем знакомо. Т.е. условиями общения являются возможность и желание общаться собеседников. И именно из-за этого условия могут происходить ссоры и недовольства, конечно, тогда, когда один желает общения, а второй нет. Но мы, христиане, должны учиться быть смиренными и не конфликтовать, но как же быть такими, если нет желания общаться? Вот об этом я и порассуждаю.

Далее я назову некоторые интересные нюансы, память о которых может помочь научиться спокойно общаться с родными, даже когда тебе что-то не нравится или не хочется. И если понять ту классификацию, которую я далее приведу, то она поможет учиться смирению при общении, потому что в брани со своими страстными реакциями, которые возникают у нас, важно научиться, как можно быстрее узнавать ситуации и начало своей реакции, т.к. чем быстрее это будет узнанным, тем легче не реагировать и не думать по-старому, по привычному, т.е. по страстному, а остановить себя и думать по-новому, т.е. по смиренному.  И это соответствует такому подвижническому правилу святых отцов: Никодим Святогорец (Невидимая брань, ч.2, гл.14) «Так, когда сердце приходит в смятение, все внутреннее наше приходит в беспорядочное движение и самый ум теряет правость умствования своего. Вот почему необходимо поскорее умирять сердце, как только оно смутится чем-либо, внутренним или внешним, во время ли молитвы или во всякое другое время».

Итак, может быть так:

―Тебе хочется общаться, и ты или сам инициируешь общение, или с охотой соглашаешься на него, когда другой предлагает пообщаться ― и здесь речь не идет о смирении, и нет изначального конфликта волей.

―Тебе изначально не хочется общаться (ни от своего желания, ни при желании другого), но ты понимаешь, что надо, и заставляешь себя пообщаться ― а это уже речь идет о смирении пред волей другого, когда изначально заложен конфликт волей, но он сглаживается твоим согласием, пусть и через усилие над собой.

―Тебе не хочется общаться или нет возможности, а другому хочется или ему надо что-то от тебя. И если ты отказываешь ему в общении сразу или чуть спустя, то здесь уже идет речь о большой вероятности конфликта, т.к. есть отказ воле другого. То же самое может быть и с тобой, когда ты хочешь общаться, а другой нет.

Именно эти три вида ситуаций постоянно чередуются в нашем ежедневном общении: то мы хотим, то не хотим общаться, то другие хотят или не хотят, то мы смиряемся или не смиряемся, то другие.

И если быть внимательным и помнить эту классификацию, когда происходит один из таких видов общения, то для своего смирения, в случае отказа тебе в общении, может быть достаточно напоминания себе, например: «сейчас это тот случай общения, когда родной не настроен, а мне хочется поговорить — и это естественно и ничего плохого в этом нет, и я не должен обижаться уже даже по тому, что в следующий раз у нас может быть наоборот: я не хочу говорить, а другой – желает». Или такое любомудрие, когда тебе приходится общаться: «Господь сказал: носите тяготы друг друга, а чтобы послушать ближнего, когда ему хочется поговорить – какая тягота? тем более, если завтра таким же буду я, и ему придется слушать меня (и если я не очень расположена вообще общаться, например, с мамой, то так же может быть, когда я захочу поговорить со своим ребенком и ему придется слушать меня)». ― И это рассуждения смирения.  

Рассмотрю этот же вопрос о желании общаться чуть с другого ракурса.

Итак, бывает так, что иногда мне хочется общаться с родителями или взрослыми детьми (и тогда я это обозначаю, как «вольное» общение); а иногда не хочется, но я понимаю, что надо (и тогда я это обозначаю, как «вынужденное» общение). А еще: по причине того, что оно всегда c одинаковыми устоявшимися годами темами, манерами, интонациями и т.д., то я обозначаю его «ритуальным» (как общение, выработанное обычаем установленного порядка). То же самое расположение бывает и у моих родных: иногда это вольное общение, иногда вынужденное, и всегда «ритуальное».

А. О вольном общении с взаимным согласием

Итак, как я уже отметила, «вольным» общением я обозначаю те ситуации, когда мне хочется поговорить с кем-то о чем-то или о чем-то, но все равно с кем. Назову несколько интересных нюансов.

―Такое общение между родными людьми может быть «по обоюдному желанию», т.е. таким, когда один захотел пообщаться, а второй также не против. После него обычно остается позитивное настроение (если, конечно, его кто-то из собеседников не испортит во время разговора). Такое обоюдное желание бывает не всегда, и у одних оно бывает часто, а у других — редко. И чем больше процент обоюдного желания общаться, тем более оно напоминает дружеское, и чувства родителей и детей более теплые.

―Желание общаться более приличествует родителям, и особенно тем, кто на пенсии или живет один. А относительно взрослых детей замечено, что действительное желание пообщаться с родителями, живущими отдельно, бывает нечасто и не у всех (и это бывает по разным причинам).

―Со стороны и родителей, и детей вольное общение бывает или по делу, или когда волнуются кто-то из них о ком-то по поводу чего-то, или когда хотят пожаловаться, или когда им скучно и им не с кем поговорить, или когда очень хочется кому-то что-то рассказать (конечно, если это прилично рассказывать).

Б. О смирении при отказе в общении

Рассмотрю смирение в том случае, если я – «инициатор общения», т.е. мне хочется пообщаться, а кто-то не хочет или не может.

Сразу скажу, что, конечно, хорошо, если в общении родителей и взрослых детей существует уважение, взаимопонимание и т.д. И, если кто-то говорит, что занят или устал, или просто нет настроения пообщаться, то второй спокойно и с пониманием это воспринимает. И, понятно, что в этот раз общение не происходит, хотя «инициатору» и хотелось поговорить. Но он уважает волю другого и усмиряет свою волю – и это правильно и по этикету, и по христианским правилам смирения.

Но бывают и другие случаи от не смирения:

Бывает и так, что ребенок говорят маме, что он занят и не может сейчас говорить, и в ответ иногда слышит: «ты, конечно, беги», но продолжает рассказывать 40 минут все равно и остановить ее можно только через повышение голоса (но тогда может обидеться). Но, конечно, есть и такие, которые, понимают, что не вовремя, и спокойно прекращают свой рассказ.

Или, например, если маме дочь сказала, что занята и не может сейчас говорить, а мать не может справиться со своим желанием поговорить и настаивает на беседе, да еще и с упреком по типу: «ты меня не любишь» или «я и так целый день молчала, а ты, видите ли, устала». Это, конечно — не смирение матери, которое приведет к конфликту или внешнему, или внутреннему (мысленная буря и негативные чувства только в сердце). В таком случае мать ставит свою волю выше воли дочери и ее обстоятельств (если та не может сейчас говорить), и считает себя правой и той, которую обидели. -Так рассуждает эгоизм и своеволие.  

И здесь уместно будет назвать разные причины, почему не всегда бывает желание пообщаться.

Например, это зависит от характера человека (любит молчание), и от ситуаций (он занят), и от самочувствия, и от настроения, или от того, что нечего рассказывать  – и это естественно. И обижаться на такое, это – глупость эгоизма и самолюбия.

Также есть еще один вид не смирения, который заключается вот в чем: когда я–мама проявляю инициативу поговорить с дочерью, то я ожидаю, что она будет радостным «исполнителем» моей воли пообщаться, и ей будет, например, интересно слушать то, что я рассказываю. А это значит, что я имею хорошее мнение о себе и ожидаю, что меня также воспринимает и дочь. А то, что я могу рассказывать ей то, что ей не интересно или не нужно (например, рассказ про то, что купили соседи), то я даже этого и не осознаю (а есть какая-то уверенность: если мне это интересно, то это интересно и другим). Какая-то глупость неразумной души, впрочем, как и всё, что есть у гордости и логики греха…

И для того, чтобы не вести себя неразумно, родителям взрослых детей стоит понимать и помнить, что нашим детям (так же как и нам, когда мы в роли детей), действительно, иногда может быть неинтересно с нами общаться, а иногда интересно, иногда им хочется пообщаться, а иногда нет. Это естественно, потому что у нас разные интересы, настроения, разные знакомые и друзья, мы бываем в разных ситуациях, и возраст также дает о себе знать. И ничего плохого нет, если разговора не будет в ту минуту, когда ты захотел что-то высказать, а скажешь об этом позже.

В. Вынужденное общение с личной инициативой и как ответ на чью-то инициативу

Твое вольное общение (или желание пообщаться) не всегда бывает обоюдным, потому что другому человеку не хочется общаться или он не может (и наоборот). И если он согласится, а не откажет тебе в общении, то тогда получается, что с твоей стороны это – вольное, а со стороны другого, оно – вынужденное. Или ты можешь быть в роли вынужденного собеседника, когда кому-то хочется или надо поговорить, а тебе не хочется.  

Вольное общение чередуется с вынужденным общением – и это естественный процесс. И уже это говорит о том, что нельзя обижаться на то, что в какой-то раз родные не хотят с нами общаться или я не захочу с ними, и это не является показателем моей или их нелюбви.

Укажу несколько нюансов:

1. Вынужденное общение может быть инициировано тобой, хотя у тебя и нет желания пообщаться, и тогда это — некая ритуальная обязанность, как говорят: «позвоните родителям»/«ой, надо же позвонить». Или вынужденное общение бывает, как ответ на желание другого человека пообщаться, и как говорят: «ой, мама опять звонит».― Если говорить честно, а не красивыми и высокопарными словами об общении родителей и детей, то мой опыт говорит, что случаи именно такого общения взрослых детей с родителями по телефону, как говорят, «для галочки», бывают нередкими.

Сразу скажу и то, что в семейных и дружеских отношениях не может не быть вынужденно-ритуального общения, т.к. не всегда есть желание общаться по естественным причинам, например, нечего рассказать, нет общих дел и т.д. Но оно должно быть, чтобы не забывать родных, не становиться более холодными к ним, и т.п.

А теперь скажу о некоторых интересных нюансах относительно «вынужденного» общения.

Во-первых, когда вспоминаешь о необходимости общении с родными, которое стало привычным и ритуальным в твоей жизни, то бывает так, что возникает некая досадливая обязанность, которую можно обозначить: «ой, надо же еще маме позвонить». И после такой мысли, перебарывая свое некое нежелание, звонишь маме, потому что таков ритуал, сложившийся за много лет, например, сообщить маме, что ты уже дома, или спросить, как она себя сегодня чувствовала (даже если она и не больна) или чем она сегодня занималась.

Во-вторых, при «вынужденном» общении я могу начать говорить с неким недовольством (иногда скрываемом, а иногда нет) и с некой тяжестью от саможаления (а если я настроена говорить, т.е. при «вольном» общении, то такого нет)). Во время разговора эти негативные расположения могут быть весь разговор, и тогда я дохожу до стадии усиленного мучительного терпения (например, я думаю: когда же она уже закончит говорить, или: сколько можно одно и то же); или негатив может прорваться, и я выражу вслух свое недовольство. А может быть и так, что изначальный негативный настрой может пройти, потому что я втягиваюсь умом и эмоциями в темы разговора, и мне становится интересно; или если разговор короткий, то негатив проходит, так как всё быстро закончилось.

В-третьих, чем больше такого ритуально-вынужденного общения между людьми, да еще и с часто сопровождающейся досадливостью и нетерпением, тем чувства к друг другу более холодные. Также тогда часто бывают раздражение и обиды, например, со стороны родителей, которые могут быть с укором: «мне не уделяют должного внимания», «ты меня не любишь» и т.п., или со стороны детей «почему меня грузят, а я занят или хочу отдохнуть?!» или «опять будет рассказывать всякую ерунду» и т.п.

Но вместе с тем, что такое общение порождает холодность чувств, оно сложилось также из-за холодности чувств, например, когда ребенок после многих ссор и обид в детстве не сохранил потребность общаться с родителями и не чувствует теплых чувств к родителям, когда между людьми не нашлось общих интересных тем для разговора, или когда у матери есть манера укорять и давать указания/советы в каждом разговоре, отчего ребенку так сказать, «хочется бежать подальше», и мн. др., что не дало развиться «вольному» и обоюдному желанию общаться с родными.

В-четвертых, такое ритуальное вынужденное общение связано не всегда и не только с плохим или холодным отношением к родному, а и с естественными причинами, например: особо не о чем говорить, так как не происходит ничего такого, о чем бы хотелось или нужно поговорить; или работающий человек много говорил на работе, что после нее у него уже нет ни сил, ни желания общаться еще, а пенсионер целый день молчал и ждал, что вечером выговориться; или, например, у дочери после работы намечено много дел или надо еще дома сделать что-то по работе, или она хотела отдохнуть, полежав и посмотрев фильм, а мама говорит и говорит уже час, пересказывая сериал, который она смотрела. Поэтому, как я уже отмечала, не всегда не желание общаться с родными говорит о нелюбви, а бывает от естественных причин. Если же я воспринимаю нежелание дочери говорить со мной, приписывая ей нелюбовь ко мне и еще и упрекаю ее в этом, то это говорит о моем эгоизме, о моей гордости, которая требует, чтобы меня, хорошую, любили; а также говорит о моей глупости (т.к. я не смогла увидеть, что есть разные естественные причины, по которым кто-то не хочет или не может сделать так, как я хочу, в данном случае, поговорить со мной).

А правда ведь в том, что и мама, и ребенок, действительно, меня любят, потому что такая любовь (родители-дети) вложена Богом в каждого человека, о чем Иоанн Златоуст так сказал: «Обращаясь к родителям, Апостол (Павел) «не сказал: любите детей; ибо это было бы излишнее слово; к этому влечет сама природа». ―А вот любить общаться со мною, как с личностью, это уже другой вопрос, связанный с общими интересами, с характером людей, с их умом и проч. И вот здесь некоторые люди, так сказать, не располагают меня к общению или к общению других людей со мной…

И, в-пятых, случаи вынужденного ритуального общения обычно бывают у меня, когда я в роли ребенка звоню маме. И если мама меня упрекает, что я не позвонила или мало с ней общаюсь, то мне не нравятся ее претензии, и я считаю, что это маме скучно, ей нечего делать и она меня, так сказать «грузит». Но, будучи в роли родителя, я с вольным желанием звоню ребенку, а мне ребенок также нередко звонит вынужденно, а значит, он также досадливо думает по типу: «ой, надо же маме позвонить» или «ой, опять мама звонит». И тогда таким «грузом» для него являюсь я.

Вот этот факт когда-то поразил мою душу, и ей было как-то неприятно думать, что со мною моя дочь может общаться ритуально-вынужденно. Похоже, моя душа считала, во-первых, что это у меня такая мама, что я вынужденно с ней общаюсь, во-вторых, я не какая-то бессовестная, чтобы не общаться мамой, даже при том, что мне не всегда интересно, что она рассказывает. В-третьих, моя душа считала, что моему ребенку интересны мои темы, и он с радостью общается со мной, и только и ждет этого общения. А о том, что существует естественное желание и нежелание общаться, возможность общаться и невозможность, и что, например, ребенку со мной может быть неинтересно, то я об этом и не задумывалась. Не задумывалась и о том, что я хорошо отношусь к моему нежеланию общаться с кем-то, но мне не нравится, если у кого-то возникает такое же нежелание по отношению ко мне. Т.е. я жила с гордостью, которая считает себя очень хорошей мамой, которую любит взрослый ребенок; и как дочь, то я —  совестливая и терпеливая, даже при не очень хорошей маме, как собеседнице. Прости меня, Господи!

2. Следующий нюанс: ритуал инициирования общения.

Итак, любое общение, как диалог/беседа, всегда бывает кем-то инициировано, и, соответственно, кто-то будет «исполнителем» желания того, кто хочет пообщаться. А это значит, что или взрослый ребенок позвонит родителям и будет «инициатором», или родители – ему и он будет «исполнителем».

Бывает так, что у одних родных «инициатором» разговора чаще выступает мама, в других – ребенок. У каждых родных сформирован свой уклад/ритуал, привычка, когда и как общаются родители со взрослыми детьми.

Например, есть такой уклад: первой мама звонит только по делу или если что-то произошло, а я-дочь должна вечером первой просто звонить и узнавать, как дела/здоровье, или должна отчитываться, что уже все пришли домой и у всех все нормально, а потом слушать все, что мне хочет рассказать мама. Или, например, если я не хожу на работу, мама первой звонит по многу раз в день по делу и не по делу, а я должна звонить первой, чтобы узнать у нее, как у нее прошла ночь. Или, например, обычно сын звонит маме раз в два-три дня перед ужином или после, или когда идет с работы с остановки, и разговор закончится тогда, когда жена позовет к столу или он дойдет до квартиры. ― Каждый читатель знает о своем ритуале общения и привыкает к нему. И такие ритуалы способствуют связи между родными.

Обычно эти ритуалы, связанные с инициацией общения, воспринимаются родными спокойно, потому что все уже привыкли, и тогда не бывает конфликта по этому поводу. Но иногда бывают всплески недовольства, например, мамы, когда ей очень хочется что-то рассказать, а договаривались, что на работу дочери она не будет звонить без экстренных случаев.

Интересен и тот факт, что если этот ритуал нарушается, то практически всегда происходит или упрек, или беспокойство. Так, например, если ты не звонишь раз в два дня, как обычно, то нередко слышишь упрек по типу: «а почему ты давно не звонила маме?» (и называется — три дня). Или, если я должна позвонить утром (поинтересоваться, как мама спала) или вечером отчитаться, что все пришли с работы домой, и я не звоню в привычное время, то звонит встревоженная мама и спрашивает по типу: что случилось? почему я не звоню ей?

Мне ближе вариант неритуального инициирования звонков, когда каждый звонит, когда хочет или считает нужным, а не ждет, когда другой позвонит (это исключает укоры и недовольства от ожидания). Но при этом есть соблюдение некоторых правил, о которых люди договариваются, например: 1. не звонить мне в рабочее время без экстренных причин, 2. или чтобы мама, которая ложится спать поздно (или наоборот),  не звонила мне после 21.00 без экстренных причин, 3. или если кто-то не сможет говорить, когда другой позвонит, то об этом говорится, и второй не обижается, а ждет, когда ему перезвонят, или 4. договариваешься с мамой, что звонить будешь через день в рабочие дни, а если что-то ей надо серьезное, то она звонит сразу.  При таких договоренностях и их соблюдении все родные остаются спокойными и не переживают или не обижаются.

2. О главных собеседниках в общении родителей и взрослых детей

Для того, чтобы смиренно общаться при вынужденных разговорах, я должна помнить, что у родителей нередко есть бо́льшая потребность общаться со взрослыми детьми, чем у последних.

Это вызвано тем, что у родителя, особенно который на пенсии или если он живет сам, может быть сужен круг общения с другими людьми. Ранее же он общался и с сотрудниками, и с друзьями, и со своими родителями, и со своими супругами (до смерти одного из них); ранее одни темы обсуждались с сотрудниками, другие — с родителями, третьи – с детьми, четвертые – с друзьями и знакомыми. А теперь отпали какие-то темы, не стало и столько собеседников, а желание общаться осталось. И может быть так, что взрослый ребенок остался почти одним собеседником и заменяет других людей; но, конечно, если у родителей есть и другие активные собеседники, то тогда взрослый ребенок не является  основным собеседником.

А вот взрослый ребенок имеет большой круг общения, и он может уже уставать от него, и у него нет желания, а иногда и времени, и сил, выслушивать долгие разговоры родителя. Но если у взрослого ребенка есть желание, чтобы его мама была одним из его основных собеседников, то его устраивает ритуал общения по многу раз в день или подолгу. Если же у взрослого ребенка этого желания нет, то такое стремление матери иметь постоянного собеседника в его лице приводит к тому, что родные ссорятся или ребёнок может быть часто молча недоволен мамой, которая, так сказать, назначила его быть «главным собеседником».

В отношении этого нюанса, я когда-то заметила, что, если меня начинали раздражать многоразовые звонки или долгие разговоры моей мамы, то если у меня был такой, так называемый, добрый помысел или любомудрие: а хотела бы ты остаться в старости одна и чтобы не с кем было поговорить? а хотелось бы тебе говорить со своим ребенком? – то душа отвечала, что не хотела бы быть вообще без общения, и хотела бы говорить с ребенком – и тогда отступало нетерпение и недовольство, и наступало смиренное снисхождение. И этот помысел соответствует заповеди Божией: «И так во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7:12, Лук. 6:31). А если не задавать себе подобных вопросов о чем-то предстоящем в твоей старости или верить гордому помыслу, что ты таким не будешь в старости, то так и будешь находиться в частом возмущении.

Также я поняла и то, что у моей дочери своя жизнь, у нее есть свои собеседники, как у меня были когда-то, и я просто должна быть одной из них, и, причем такой, чтобы ей хотелось со мной общаться…

3. О монологическом и диалогическом общении с родителями

Что касается общения с родителями взрослых детей, то скажу следующее: у каждого человека есть своя манера вести беседу, и это может быть собеседник, любящий сам говорить, а других не слушать, или это – малословный человек, который более слушает, и т.д. И это должен учитывать христианин, обучающийся смирению и другим добродетелям; и делать это нужно для того, чтобы спокойно относиться к манерам ближнего, и чтобы самому следить за собой, чтобы не делать самому так, как ему не нравится, если так делает другой.

―Так, некоторые мамы любят сами рассказывать и чтобы их слушали, причем молча и долго, и только иногда подавали им какие-то звуки, чтобы они понимали, что их слышат. И это не какой-то периодичный и единичный монолог, а это – постоянная манера. (Нередко они в течение дня мысленно рассказывали ребенку всё, что они делали, как себе чувствовали, чем впечатлялись, а теперь в реальном разговоре им надо это всё озвучить.) Но если дочь начнет что-то рассказывать, то ее тут же перебивают и вновь рассказывают о своем. 

При этом такая говорливая мама может спросить в конце долгого монолога у дочери о том, как у нее дела, и ей достаточно, если та скажет: все нормально.

А есть такие мамы, которые любят выслушивать о тебе, о внуках, сотрудниках, друзьях. Но это не означает, что она будет молча выслушивать твои рассказы, как слушала ты, не перебивая (у разных бывает по-разному). Но хуже всего, когда они, перебивая, или, все же выслушивая, начинают высказывать свое мнение, возмущение, давать советы и т.п. Такое впечатление, что они спрашивают о тебе и твоих знакомых для того, чтобы укорить, поучительствовать и т.п. А иногда начинают рассказывать, как когда-то было подобное у них, и как они правильно повели себя.

И я помню, как когда-то, в очередной раз раздражившись на подобные вопросы мамы о каких-то моих знакомых, спросила у нее: «а зачем тебе знать о каких-то моих знакомых?» И она ответила: «а что тут такого? я же тебе рассказываю обо всех моих знакомых и их детях? Да и надо же о чем-то думать – ты расскажешь, а я потом об этом думаю» (а я добавлю: и веду потом полдня с ними мысленные разговоры, рассказывая им, как надо жить…). Т.е. люди из твоего рассказа берут тему для своих мыслей и эмоций, а потом еще и после ведут об этом мысленные разговоры с теми людьми, о которых им рассказали. ― Тогда у меня все стало на свои места, и я поняла, что таким образом потом ее душа, так сказать, развлекается в мысленных разговорах (и это некая компенсация уже закончившегося общения со многими, когда работал), и в этих мысленных диалогах приходят в действие ее страсти, например: осуждение, учительство, хвастовство и т.п., через которые человек получает удовольствие. Да уж… Очень жалко таких людей, и страшно смотреть, как они сами выискивают пищу для своих страстей, и даже этого не понимают, и более того прикрываются, например, переживанием за кого-то или необходимостью думать о чем-то…

И последнее, что касается такой манеры общения, то, конечно, лучше, если это будет диалог между двумя людьми, когда и один расскажет что-то из своих дел и поделится впечатлениями, а потом другой это же сделает. Насколько это выдержано в общении у читателя, пусть каждый ответит сам.

Итак, если у мамы есть расположенность говорить долго по телефону самой и чтобы ее слушали (т.е. вести монолог), а не вести диалог (когда один расскажет о своих делах и новостях, а потом другой), то у меня есть такой совет, который помогал мне оставаться спокойной при такой привычке мамы.

Так, когда у меня не было настроения или возможности долго слушать рассказы мамы, например: о соседях, или подробное описание ее впечатлений о чем-то, или ее «пластинки» о политике, а не хотелось ее перебивать, потому что понимала, что человек целый день ни с кем не общался и ей хочется поговорить, то я, во-первых, звонила ей, когда долго шла куда-то. Бывало и так, что под мамин часовой рассказ я успевала дойти до места, потом говорила, что перезвоню, и на обратном пути опять звонила и заходила домой и только тогда ее монолог оканчивался. Во-вторых, я звонила ей и начинала что-то делать по дому. Я включала громкую связь или одевала наушники и гладила, заметала, вытирала пыль, что-то готовила и т.п., и тогда намного легче быть пассивным слушателем и не ждать с нетерпением, когда закончится рассказ. Так, я могла переделать даже домашние дела, которые я ленилась делать уже пару дней. А бывало и так, что я рассчитывала сделать то и то, а мама заканчивала разговора быстрее, чем я все переделала, и даже становилось скучно делать что-то без ее рассказов. Главное при таких разговорах это периодически делать возгласы по типу: «ага», «ну?» и т.п., чтобы мама понимала, что я ее слышу. А если при такой склонности мамы слушать ее по часу и ничего не делать, тем более, когда ты собираешься поговорить и начать что-то делать, то терпения хватает ненадолго и времени на твои дела останется меньше.   

4. О темах общения родителей и о реакции на это взрослых детей

Понятно, что родители-пенсионеры старшего и преклонного возраста уже не имеют столько общения с другими людьми, как их взрослые дети, но общаться ведь хочется. Но темы их разговоров достаточно ограничены, т.к. они не ведут уже активную жизнь. Мой опыт говорит, что это были темы: обсуждение дел родственников, соседей и их семей, пересказ того, что видела мама по телевизору или что читала в новостях, рассказы с рецептами, что она сегодня готовила, рассказы-жалобы на свое здоровье, рассказ о походе в магазин и т.п. И нередко это были или новые рассказы, но на эти же темы, или рассказы-«пластинки», которые я уже слышала много раз. Подобное иногда воспринимается спокойно и терпеливо, а иногда дети на это раздражаются, и может произойти ссора.

По тому, о чем мы обычно говорим с родными, я выделила для себя основные темы общения. Причем по эмоциональности они могут быть спокойными, а могут быть с ярко выраженными эмоциями (позитивными или негативными).

1. Темы могут быть интересными и неинтересными.

Сразу скажу, что тема рассказа одного человека может быть интересна другому, а может и не быть. А также рассказчик может интересно рассказывать, а может не интересно даже что-то интересное.

Конечно, если интересно и рассказчику, и слушателю, то конфликта не бывает.

Бывает так, что, тот, кто что-то рассказывает, считает, что это интересно, а вот слушатель может вообще не видеть чего-то интересного. И тогда рассказчик не получает ответного соучастия, и если он это замечает, то может быть недоволен и обидится.

И чтобы не обижаться друг на друга, нужно понимать, что, действительно, тема одному может быть интересная, а другому – нет; что может быть и так, что ты не смог интересно рассказать, а может быть и так, что у слушателя, например, что-то болит или ему надо что-то делать и это его отвлекает, ― и это всё естественно, и обижаться на это не стоит (ведь иногда и ты можешь рассказать, а другому не интересно, и тебе могут рассказывать, а ты не заинтересуешься).

Конечно, всё это бывает и в разговорах родителей со взрослыми детьми.

2. Между родными бывает «деловой» и предметный разговор, когда обсуждаются, например, как и что-то сделать или какие-то житейские дела, какое-то совместное дело, или когда надо сообщить какую-то важную информацию (которая, кстати сказать, может быть важной, а может тебе казаться важной, но не быть таковой). Разговоры на эти темы инициируют и дети, и родители.

В этом случае могут быть ссоры и недовольства, например, если кто-то настаивает, чтобы другой сделал так, как он хочет, или перекладывает на другого свои дела, которые может сделать сам. И в этом случае происходит всё то, что я говорила ранее об «инициаторе» и «исполнители».

И, как всегда бывает между людьми, каждый движим своей гордостью. Каждый из нас считает, что он лучше знает, разбирается, находит выход из ситуации и т.д. Если наши суждения сходятся, то будет согласие и мир, а если не сходятся, то каждый пытается отстоять свое мнение и происходит конфликт или недовольство.

3. В общении между взрослыми детьми и родителями бывает «рассказ о своих делах, событиях» и к нему добавляется «рассказ о других людях». Так, как я уже отметила, у пенсионеров есть такие обычные темы: как я спала, как чувствовала себя, как и что готовила кушать, что говорила соседка, что я смотрела по телевизору, какие плохие соседи, потому что, например, стучат, и мн. другое. Каждый человек может сам увидеть, о чем в основном говорят его родители, отвечая на вопрос по типу «как дела?» или «как ты?».

4. Нередко желание поговорить вызвано желанием рассказать, что случилось или что впечатлило (например: это желание высказаться о чем-то, что тебя удивило, поразило, насмешило, возмутило, испугало и т.п.).

Есть и такие мамы, которые звонят своим взрослым детям по многу раз в день (одни звонят и когда те на работе, а другие только когда дети дома). Они хотят сообщать своим взрослым детям много любой текущей информации и, причем, сделать тут же, как им захотелось это рассказать (т.е. «мысль пришла, показалась интересной или нужной, и ее надо сказать вслух»).

В моем опыте и опыте моих друзей было и есть такое общение, когда мамы звонят своим взрослым детям по многу раз в день (а если мама не звонит первая и не звонит в течение дня, то обязательно это все расскажет, когда ей позвонит дочь), и вот что обычно бывает:

— мама звонит, когда увидела что-то интересное по телевизору (а смотрит она его целый день) или прочла что-то в новостях – т.е. чтобы передать свое информационное впечатление о том, что происходит в мире или у других незнакомых людей;

— мама звонит, когда поговорила по телефону с соседкой или родственниками, и потом пересказывает этот разговор – т.е. чтобы передать информацию о том, что происходит в жизни знакомых людей и что она об этом думает;

— мама звонит, если произошло что-то скорбное, например: во время войны это – рассказ о том, как она слышали взрывы или видела что-то, и как ей было страшно, и куда она пряталась. (Сразу скажу, что эти рассказы-впечатления от скорбей в корне отличаются от пустых разговоров, и они оправданы, и нужны в общении с ближними.);

— мама звонит, когда в ее жизни что-то произошло незначительное и не скорбное, но оно произвело на нее сильное впечатление. (Замечу, что если рассказ мамы о полученном впечатлении происходит, например, вечером после работы дочери, то это обычно не вызывает конфликта и недовольства (и это идет в разряде, так сказать, интересного случая). А если, например, мать желает рассказать не вовремя, то это может привести к конфликту. Например, мать-пенсионерка забыла телефон у соседки, долго его искала, и потом позвонила соседка и та сказала, что он у нее. Казалось бы всё – ситуация закончилась, и о ней можно рассказать вечером. Но, впечатлившись этим, мать звонит дочери на работу, и с первого же слова взахлеб рассказывает это во всех подробностях (и длилось это несколько минут): как она шла, как подумала, как обнаружила, что делала, как позвонила соседка и что сказала, и опять: что мама об этом подумала и что сказала, и как она обрадовалась. И если дочь имеет неосторожность спросить: «мама, а почему ты мне звонишь на работу, ведь все нормально? мне некогда», то мама, обидевшись, скажет: «я хотела поделиться с тобой своей радостью, что я не потеряла телефон, а тебе, как всегда, на меня наплевать». ― Таким образом, дочь перебивает матери удовольствие, которое она переживает, и своим звонком дочери хотела его продолжить, и мать ей мстит, причем с манипуляцией: «ты меня не любишь».)

Бывает и так, что одним из постоянных видов разговора с мамой есть разговор, когда у нее случается что-то неприятное. Так, например, мама после ссоры с соседкой тогда звонит дочери по несколько раз в день, да еще и не один день, и рассказывает одно и то же об этом случае. И в этих случаях нужно понимать, что человек сильно впечатлен и у него начинались навязчивые страстные мысленные разговоры, которые ходят по кругу в уме и долго не отпускают его (о чем речь шла в теме: О помыслах в форме мысленных разговоров (или внутренних диалогах). ч.2. гл. 2.1. Навязчивые помыслы/мысленные разговоры/внутренние диалоги (или о пленении помыслов).

Кстати сказать, что при таком поводе общения, как «поделиться впечатлением» — тебе просто хочется поговорить, причем, иногда не именно с этим ближним, а просто, хочется что-то кому-то рассказать. И, конечно, так сказать, первым в очереди стоит тот, кто у тебя в главных собеседниках.

Вот такая правда о неудержимом желании матери поделиться впечатлением без учета интересов дочери. При таком поведении мамы создается такое впечатление, что взрослый ребенок находится постоянно с ней в одной квартире (когда люди тут же высказывают, что им пришло на ум).

А по духовным законам это можно объяснить так: в уме матери постоянно ведутся мысленные разговоры (что является «страстными помыслами»), в которых ее ребенок является ее главным «собеседником», которому она все пересказывает. И потом, как и при любом мысленном разговоре, происходит стадия, когда это всё хочется рассказать кому-то вслух – вот она и звонит и рассказывает. И ей все равно, что это может быть не интересно, что она может мешать и т.п., потому что главное для нее – высказаться и остаться довольной этим.

5. «Ритуальный» «пластиночный» обмен информацией о себе

Между родными людьми бывает некий вид диалогического общения, когда в разговоре есть обмен какой-то незначимой информаций (например: как доехал? какая у вас погода? что делала?), т.е. это обычные привычные вопросы с привычными ответами. Обычно они бывают при ежедневном общении.

Замечу, что такие вопросы кто-то может воспринимать как выражение заботы, беспокойство и т.п. С одной стороны, как бы и «да», а с другой стороны, как бы и «нет». Так, я когда-то подумала: а зачем я задаю родным какие-то вопросы, например: «у нас был дождь, а у вас?», «ты уже поела?», «пробки на дороге были, когда ехала домой?» и мн. мн. другое? Ну, скажет мне дочь, что был дождь, и что далее? Ответ: ничего, просто. Ну, скажет мне, что она поела или не поела, и что? Скажу: «ну, хорошо», или «ну, ты же поешь». И можно подумать, без моих слов, она не поест, а будет сидеть голодной. Ну, скажет, что были пробки или транспорт ходил плохо, и что далее? Ответ: ничего, просто. ― Т.е. это — некое пустословие. Но нельзя не сказать, что оно действительно создает картину какой-то осведомленности о жизни ближнего и некое соучастие. И поэтому я для себя решила, что такой вид общения должен быть между родными.

Только бывает и так, что те, кто имеет такой вид общения, иногда нормально воспринимают его, и даже активно отвечают и задают такие вопросы, а иногда кто-то (например, дочь) воспринимает такие вопросы матери раздраженно, потому что, например, устала, спешит и т.д. И что здесь интересно: мать, не зная, что дочь сейчас не настроена на такую привычную беседу, задает свои «пластиночные» вопросы, и вдруг дочь начинает возмущаться о том, зачем она это спрашивает, или о том, сколько можно об одном и том же, и т.д. И каждая из них обижается или недовольны: одна, что ритуал не соблюден, и не понятно, почему всегда отвечали, а сейчас – нет, а другая – возмущена тем, в чем часто охотно участвовала. Причем дочь вместо короткого ответа, например: уже дома, еще не ела, все нормально и т.п., в возмущении произносит намного больше слов и тратит больше времени и сил.

И если я иногда нетерпеливо отношусь к таким вопросам, то должна понимать, что это – «пластиночный» ритуал, который также нужен, и мне нужно его соблюдать, чтобы сохранялся мир при таком виде общения.

Так, если я буду инициатором таких «пластиночных» вопросов (обычно это – мамы взрослых детей), а родной не захочет по каким-то причинам в нем участвовать при каком-то нашем разговоре, то мне надо отнестись к этому спокойно. И поможет этому рассуждение по типу вышеприведенного: «ну, скажет, был дождь или нет, и что дальше? ничего» или «я опять говорю «пластинками», вот дочь и не может их уже слушать», или «просто она устал и не хочет общаться». А духовный подвижник, следящий за собой и своим языком, еще и подумает: «опять празднословлю, вот Господь через родного и остановил это».

А если мой родной будет «инициатором» таких вопросов, а я буду нетерпеливым ответчиком на них (обычно, когда я — в роли взрослого ребенка), то мне надо ответить ему «односложно» (дождя не было, поела и т.п.), понимая, что лучше сказать два слова, и мама выслушает и далее продолжит разговор. А если я начну возмущаться, например, о том, что она мне задает одни и те же вопросы, что мне все это надоело, — то будет конфликт. Также я должна напомнить себе, что эти вопросы мама воспринимает, как заботу, и что они действительно создают у нее эффект осведомленности о моей жизни, и ей тогда спокойнее.

6. О некоторых возможных неприятных моментах в разговорах с родными

А сейчас я кратко скажу о том, что обязательно есть в отношениях родных и знакомых людей. Это – некие привычки в манере говорить, некие привычные интонации, некие привычные слова при общении, некое поведение при общении. Т.е. это всё то, что нам хорошо известно о родных, а им о нас; это то, что постоянно или очень часто повторяется; и это то, на что мы или наши родные часто негативно реагируем. И такие наши постоянные реакции на уже хорошо знаемое нами говорят о нашем неумении быть внимательными и к себе, и к людям, о неумении здраво и мудро рассуждать, и о наших страстях, которые постоянно проявляются у нас в одних и тех же ситуациях.

То о чем будет сказано далее, есть у всех людей, независимо от возраста (знаю это по себе и моим родным, и знакомым). И если такие привычки были в молодом и среднем возрасте и укоренялись, то в старости это усиливается так, что ближним это тяжело перенести. А сами старики вовсе этого не замечают и если им об этом сказать, то они буду отрицать или находить оправдания себе; а если и признают, что такие плохие привычки общения у них есть, то не смогут их замечать и отревать (отталкивать)(например, не произносить вслух того, что неприятно ближнему, или не реагировать как всегда раздраженно, потому что это греховный навык, ставший пороком). И стоит сказать, что и более молодым людям трудно реагировать, думать и делать по-другому, а не по привычному …

Сразу скажу и то, что во всех этих привычках, так или иначе, будет проявление таких страстей, как гордость в разных проявлениях: высокоумие (умничание), хвастовство (тщеславие), превозношение, осуждение и др., или как самолюбие со своеволием, или рассеянность ума.

А. О гневливых и постоянно жалеющих себя родителях

Итак, отдельным пунктом выделю страсти гнева и печали (саможалении), которые могут являться главными страстями родителей, которые проявляются и при общении с родными. И это всё – результат гордости, которая вмешивается в дела других людей и желает, чтобы всё было по ее воле.

а. Немного скажу о страсти гнева, чтобы показать, чем душевно болен гневливый человек. Причины гнева очень разнообразны, например: самолюбивый человек всегда будет гневаться, если его лишают или мешают ему получать мирские удовольствия (например, во время чревоугодия, сребролюбия, уныния (лени), блуда, развлечений и т.п.), или гнев происходит от славолюбия, превозношения, от желания учительствовать и показывать себя умным, от зависти, от нетерпения других людей, от корыстолюбия и от многих других страстей и пороков. Также у страсти гнева есть такие спутники: оскорбление, срамословие, проклятие и зложелательство в гневе, клятвы и обещания при душевном возбуждении, укоры и обвинения, самооправдания, ропот и ворчание (об этом можно прочесть в теме «Страсть гнева»). И это всё испытывает на себе не только гневающийся, но и другой человек.

б. Гневные, раздраженные, злобные реакции и негативные состояния могут быть у некоторых стареющих родителей довольно таки частыми; и проявляться при общении и своих родных, и соседей, и знакомых, и незнакомых людей. Это, так называемые, «сварливые старики», которые всем недовольны, на всё, и на всех злятся, и все у них плохие, а они одни хорошие, и это – их обычное настроение. Если недовольство и гнев направлены на родных, то тогда бывают частые укоры, оскорбления, претензии и т.п., которые высказываются супругам, детям и внукам. Даже в какие-то моменты они доходят до ярости и могут драться. Если эта страсть направлена на соседей, то это: осуждение, возмущение, унижение их и т.п., которые вслух высказываются тем людям, или не высказываются внешне, но внутренне они высказывают им всё; а потом всё это рассказывается взрослым детям. Причем такие рассказы-возмущения соседями и знакомыми могут занимать, например, весь вечер, когда дочь приходит с работы, и выслушивает по телефону часовой негатив. А некоторые мамы, которым дети не смогли объяснить, что не стоит по таким поводам звонить им на работу, звонят и в рабочее время, чтобы высказать свое возмущение кем-то.

в. Есть и немало таких матерей, которые любят постоянно жаловаться о своих болезнях, недомоганиях, трудностях возраста и т.п. И такие разговоры нередко бывают уже неким ритуалом, без которого не обходится ни одно общение.

Так, такие мамы в каждом разговоре обязательно подробно рассказывают о том, что у них сегодня заболело, какое было давление, что почувствовала, что подумала, что выпила, как долго не проходило и т.п. И это при том, во-первых, что это – обычные их хронические недомогания или недомогания каждого человека и ее взрослого ребенка в том числе, но ими воспринимаются эти проблемы со здоровьем, как что-то очень серьезное или только у них бывающее. И, во-вторых, иногда бывает и так, что если дочь или сын скажет, что у нее, у него что-то со здоровьем или что она устала на работе, то их перебивают, не желая даже послушать, и скажут, максимум: «иди к врачу», и начинают «пластинку» о своих болезнях. А бывает так, что у дочери были такие же недомогания в этот же день, но она не собиралась рассказывать об этом маме или просто сказала: голова сегодня болела (и кто из них смиреннее в этой ситуации?!…)

А манипуляции, т.е. лукавство, когда им что-то не нравится или не хочется, и они рассказывают, как им плохо и про давление, так это у некоторых стариков — один из главных приемов в общении с детьми.

А еще нередко бывает так: то родитель в некоторых ситуациях заявляет о себе, как о уже не помнящем, уже не соображающем и т.п., и требует снисхождения, а то вдруг заявляет, что он лучше знает, что надо слушать его советы, что взрослый ребёнок ничего не понимает и т.п.

А вообще, чем больше у человека жалость только к себе, тем менее он жалеет других, потому что в своем мнении о себе он представляется более всех страдающий, а значит жалеть надо его. Например: старенького отца отвезла скорая помощь в больницу, и дочь постоянно жила там с ним, потому что он был в тяжелом состоянии, и за ним надо было ухаживать днем и ночью. А мать, ни разу не навестившая их в больнице, которая находится в одной остановке от дома, готовила им диетическую еду, которую приезжала и забирала дочь. Когда отцу стало чуть лучше, то он захотел домой, и они с дочерью решили, что наймут медсестру, которая будет им делать капельницы дома, и приехали домой. Мать встретила их раздраженно, и сказала, что им надо было лежать еще в больнице, и что она не будет ухаживать за мужем (хотя для этого надо было только готовить диетическую еду, а не как обычно, и в 7 утра открывать дверь медсестре (потому что позже та не могла прийти), а мама привыкла спать до 11, потому что ложилась спать в 3). И категорично заявила, чтобы дочь написала заявление на отпуск за свой счет и ухаживала за отцом, т.к. это – ее долг, а у нее уже два дня болит голова. Также, дочери, которая практически не спала 10 дней и не отходила от отца, сказала, что она — плохая, потому что ни разу не приготовила еду, и матери пришлось это делать самой, и что дочь, когда приезжала за едой, даже не предложила матери помочь полить палисадник возле подъезда, за которым мать любит ухаживать. И это только малая правда, которую я передаю, и, кажется, что такого не может быть. Но, к сожалению, бывают и такие самолюбивые люди. И эгоизм с постоянным саможалением матери был всегда, только то проявлялся в меньшей мере, то в большей, а когда настали трудности, то он расцвел, как говорится, во всей «красе» … И помилуй, Господи, всех этих людей!

Замечено, что обычно постоянно жалеющие себя люди — это меланхолики или люди, склонные к истерикам, или малодушные и не мужественные души, т.е. те, у кого страсти печаль, самолюбие, гордое мнение о себе, как об очень хорошем человеке, и саможаление – одни из главных страстей. И чем чаще и подробнее человек жалуется другим на свое здоровье, да еще и со смыслом: «я самый больной человек», (а не просто скажет, например, что было недомогание, или вообще не скажет об этом) тем больше у него степень самолюбия через телолюбие и саможаление.

Да уж… Очень жалко таких людей… До чего же довели их страсти и грех… Иногда не удерживаешься от возмущения, видя или слыша такое жаление себя ― прости меня, Господи! А иногда понимаешь, что грех всех нас сделал, как «умалишенными», которые даже не понимают этого, хотя мы и не больны, как действительные умалишенные. Иоанн Златоуст так сказал об этом: «(мы) стали похожи на человека, которого тело извне цветет, а внутри разрушается сильным огнем; и по этой бесчувственности мы нисколько не отличаемся от умалишенных, которые без опасения и говорят и делают много опасного и непристойного, и не только не стыдятся, но еще хвалятся этим, и считают себя здоровее здоровых. Так и мы, делая все, свойственное больным, не знаем и того, что мы больны» (т.1. О сокрушении).

Только у таких истеричных и постоянно жалеющих себя, это видно невооруженным глазом, потому что печаль подавляет в них способность здраво мыслить, а совесть больна. И становится страшно за себя, если и ты такой же будешь в старости, а может и сейчас уже таким бываешь… Упаси нас, Боже, от такого!

Итак, такая манера родителей (или кого-то) может раздражать других. Одни промолчат, когда будет произноситься такая саможалеющая «пластинка» и молча осудить или молча возмущаться о такой манере, а другие могут высказать недовольство и укорить за такую манеру, и это обязательно не понравится рассказчику, и будет или обида или ответный укор.

А как же поступает смирение? Несмотря на это, что такая привычка саможаления и постоянных жалоб есть у стареющих родителей, то к этому надо относиться снисходительно. И, как говорит опыт, лучше молчать, пока родители не исполнят привычный ритуал с жалобами, а думать о другом, или можно молиться Иисусовой молитвой со смыслом о помиловании нас всех за наши страсти, или можно постараться отвлечь их другим вопросом. А если у тебя лично уже есть такая привычка ритуальных жалоб, то нужно отучаться рассказывать это другим людям и своим детям в том числе, если в этом нет необходимости.

Б. Укоры родных вместо утешения

Есть и такая страстная манера некоторых родителей (а иногда и детей), о которой я уже упоминала: когда родной что-то рассказал, что у него случилось скорбного или пожаловался, то другой начинает или укорять, или рассказывать, как надо было правильно сделать/сказать, и как он правильно поступал когда-то. (И здесь речь идет не о тех случаях, когда жалобы самолюбия бывают постоянными, о чем говорилось выше, а о случающихся жалобах по обстоятельствам или просто о рассказе без жалоб. А также выше говорилось об укорах на факт постоянных жалоб, а не об укорах о случившемся).

Итак, отмечу несколько нюансов.

Первый: родному хотелось (первый раз) просто пожаловаться и высказать о своей неприятности/скорби, или, рассказывая, как прошел день, он просто сказал о какой-то своей неприятности. Но второй говорит, что тот или глуп, или неумелый, или несообразительный и т.д. И еще может даваться совет, который уже нельзя применить, потому что уже всё закончилось, и в котором есть рассказа о своем удачном опыте, и о котором его не просили. Это вызывает у первого или еще большую печаль, или раздражение. И касалось бы, родной, который тебя любит, должен попытаться как-то утешить твою печаль, если ты скорбишь, но нет… И это значит, что если он укоряет тебя, не посочувствовав, то он больше любит себя и считает, что он умный, хороший и такой бы неприятности с ним не произошло или он поступил бы правильно…

Второй нюанс: когда же другому, который не сочувствовал, бывает плохо от чего-то, то он также ждет сочувствия и утешения, а не укоров и осуждения. И если ему ответить с высокоумием, укором, как и он это делает, то он обидится и обвинит тебя в том, что ты его не любишь… ― Интересен здесь такой факт: получается, что если кто-то тебе не посочувствует, то он – плохой или тебя не любит, а это значит, что когда так делаешь ты, то и ты – плохой и не любишь другого. Вот как просто открывается суть вопроса, когда поставишь себя на место другого и посмотришь на себя его глазами…

Третий нюанс: когда-то я поняла, что, к сожалению, не стоит маме рассказывать о себе что-то скорбное, да и хорошее нужно сообщать дозировано. И это по тому, что опыт говорил, что ничем хорошим это не закончится, т.к. меня будут или поучать, или много раз узнавать о том, что случилось дальше, или еще что-либо. И я стала отвечать кратко, что у меня все нормально… А когда мама рассказывала мне о своих печалях, в которых я не могла ничем помочь, а могла только выслушать, то я говорила по типу: «жаль», «ну, потерпи, и пройдет», «все будет хорошо», или просто молчала и вздыхала (и тем самым я старалась не высказать своего мнения, о котором она не спрашивала, и не усугубить ее печаль). А если могла чем-то помочь, то предлагала помощь.

Четвертый нюанс: конечно, мы ищем людей, чтобы им передать скорбь своего сердца и рассказать о своих трудностях и если находятся такие люди, которые могут выслушать, которые могут дать правильный совет и тебе становится легче, то это – хорошо. Но все же христиане должны говорить все Богу, и вот как об этом сказал Никон Воробьев (письмо 43): «Ты пишешь, что очень скучаешь, не можешь оставаться одна дома, ревешь и не знаешь с кем поделиться. … Средство от тоски, от скорби – молитва или псалмопение и благодарение Господа. Если будешь понуждать себя читать Псалтирь со вниманием и вставлять чаще молитву Иисусову, Божией Матери и всем святым, то скорбь твоя утихнет, и ты получишь большую пользу душевную. Если же будешь изнывать в скорби и плакать по-мирски, то сильно погрешишь и повредишь себе телесно и духовно, не найдя утешения. Открывай свое сердце Господу со всеми немощами своими, не оправдывай себя, считай себя достойной не только временных скорбей, но и вечных мук, не теряя, однако, надежды на милосердие Божие, надеясь на крестные страдания Спасителя, взявшего на Себя грехи всего мира – и обретешь отраду и мир, и спасение. Можешь читать Псалтирь или другие какие молитвы, сидя и лежа, только не давай воли празднословию и мечтаниям. … Не унывай зря. Предавайся в руки Божии. Не осуждай никого, имей со всеми мир, и Господь утешит тебя».

Итак, если я знаю о склонности моих родных укорять и учить меня, когда мне хочется сочувствия или я имела неосторожность проговориться о своих неприятностях, то я должна помнить, что не стоит им ничего рассказывать, т.к. они ничем не помогут (например, мама не может отремонтировать мой холодильник, который сломался в жару, или дочь не может сказать маминому начальнику что-то при ее конфликте с ним), а вот добавить мне печали или раздражения через свои укоры могут очень легко.

А при молитвенном или самостоятельном перенесении печали, в которой другой человек не может тебе реально помочь, мне нужно просить у Бога терпения и ума перенести неприятность. И тогда получается, что я не приношу родным переживаний за мои трудности, и они спокойны обо мне.

Итак, вот какими бывают родители, которые, прикрывшись поистине высоким статусом «мать/отец», бывают злобными, своевольными и гордыми людьми. И вот какими бывают тяжелыми и скорбными отношения в семье, о которой некоторые люди также любят краснословно и высокопарно говорить, как о некоем чуть ли не рае, а в жизни эта семья выглядит совсем по-другому… О, наше лукавство и самолюбие, доведёшь ты нас до ада!…

В. Разговоры с «пластинками»

Следующей привычкой, которая может раздражать ближних, это – разговаривать «пластинками» (т.е. об одном и том же, и уже много раз).

Во-первых, это – любимые ими темы, но которые не любят дети; например, мама любит говорить о политике, пересказывать информацию, которую она берет с каких-то новостей, любит рассказывать о соседях и их делах, и т.д., — а дочь не любит это слушать. И если маме, даже тактично сказать, что мне не хочется об этом говорить, то обязательно услышишь, что ты — плохая и бесчувственная, что тебе неинтересно, как я живу.

Во-вторых, бывает так, что мама очень любит рассказывать какие-то истории-пластинки, которые начинаются от какого-то услышанного или сказанного слова, и которые дочь знает уже наизусть. Вот как, например, говорят об этом дети: Интернет-источник: «Моя мама постоянно рассказывает одно и то же, одни и те же истории. Причем порой по несколько раз за неделю. Склероза вроде нет, она помнит, но все равно упорно это делает, как будто тут все забыли. Мало того! всегда одними и теми же словами! как будто запись прокручивает!? Что делать!? У меня уже сил нет слушать одни и те же истории из детства, о последних прогулках, о ближайшем прошлом и т.п.!».

Об этом и о том, как надо учиться реагировать на это, говорилось в теме «О помыслах в форме мысленных разговоров…, ч.2, гл. 1. «О «пластинках», как одних и тех же рассказах».

Г. Перебивание собеседника

И так, как я говорила об общении, то в завершение скажу и о неких плохих привычках при общении разных людей, а не только родителей и детей.

Всем известен такой распространённый порок – перебивать собеседника.

Это может не нравиться одному из собеседников, когда его перебивают, а может быть и так, что другой на это не обращает внимания, особенно, если оба перебивают друг друга и говорят оба вместе.

Бывает, что перебивший, высказавшись, спрашивает у того, кого перебил, что тот хотел сказать, а иногда даже и не пытался потом узнать, что же первый говорящий хотел сказать.

Далее я кратко скажу, от чего бывает перебивание и как можно научиться этого не делать.

А. Перебивание бывает разных видов и от разных страстей, но основные:

это – гордость-высокоумие:

―когда за говорящего заканчивается фраза (и я это называю: «а! все понятно, доскажу сам»). В этом случае бывает, что перебивший действительно угадывает, что хотел сказать говоривший (но это не делает ему чести, потому что эту мысль начал произносить первой другой человек, а не он). А нередко бывает, что не угадывает, а говоривший собирался сказать другое (и в этом случае перебивший выглядит не очень умным),

― когда высказывается свое мнение, не дослушав говорящего, который к тому же и не собирался узнавать мнение слушателя (это я называю: «а по этому поводу я думаю так»). В этом случае бывает, что говорящий первым просто хотел высказаться, поделиться впечатлением, пожаловаться (как это постоянно бывает со всеми людьми), а не спрашивать совета или мнения у перебившего;

это – гордость-осуждение:

―когда во время слов говорящего слушающий перебивает и начинает высказывать свое мнение, да еще и с укором говорившему;

это – гордость-учительства:

―когда слушающий перебивает и начинает говорить, как надо было сделать или как правильно (и это я называю: «ты — дурак не знаешь, а я знаю»). Бывает, что к этому еще добавляется хвастовство, как рассказ о себе, как ты правильно когда-то делал;

это – перебивание от рассеянности ума и высокоумия, эгоизма и т.п.:

―когда слушающий слышит какое-то слово или тему говорящего, то у него приходит своя ассоциация или воспоминание. И он, перебивая, начинает рассказывать, что-то свое, не касающееся темы, о которой говорит другой (и это я называю: «выскажу хаос своего ума»). И перебившему кажется, что это о том же, а на самом деле там было одинаково только одно-два слова. У него настолько хаотично действует ум с мыслями, что он не может выслушать собеседника, а перебивает по склонности озвучивать пришедшие ассоциации, которые не относятся к тому, о чем сейчас говорит другой. И такой «хаос» в уме и на языке нередко вызывает раздражение и недовольство собеседника. Так бывает и у некоторых родителей взрослых детей (да нередко и у самих взрослых детей) — неумение сконцентрироваться и разговаривать стройно и логично.

Есть и другие виды перебивания собеседника и от других страстей, но главное, что все хотят высказаться, когда им пришла мысль, и им все равно, что другой говорит.

И, кстати сказать, основная отговорка и самооправдание своего перебивания, это — «ой, забуду сказать». А то, что говорящий не высказал свою мысль, или что он первый начал эту тему разговора, планируя что-то сказать, или что и он может забыть, что хотел сказать, то обычно людей (а особенно стариков) не интересует; главное же, самому высказать свою «умную» мысль.

Б. Если такое общение не устраивает моего ближнего или меня, или нас обоих, то вот как следует учиться реагировать на постоянное перебивание тебя и как самому не перебивать.

И, несмотря на то, что это вопрос о смирении в общении родителей и детей, я все же сейчас отвлекусь на вопрос, связанный с духовной подвижнической бранью, в котором обязательно должен уметь разбираться тот, кто желает приобрести истинное смирение.

Б.а. Если другой не согласится учиться не перебивать (или ему не уместно это предложить), то только для себя надо ввести такие правила:

во-первых, не делать замечаний ближнему о его перебивании, чтобы он не раздражался и у вас не было ссор (это – смирение ради мира с ближним, причем ведь ты уже знаешь, что он и не собирался не перебивать, и твои замечания будут не уместны). И пусть он перебивает, а я буду учиться останавливаться для того, чтобы он высказался (это — смирение с волей ближнего и упражнение своей воли, которой очень будет не нравиться, что ее перебивают, но т.к. принято решение не делать замечаний другому, то теперь я буду усмирять свое недовольство и желание досказать);

во-вторых, если сказать просто, то привыкни к тому, что тебя всегда будут перебивать, а ты – нет, и высказывайся дальше или уже и не высказывайся, когда перебивший закончит. И это будет – высшая степень смирения.

Б.б. Если же ближний согласился помочь тебе научиться не перебивать (а, возможно, и сам также решил учиться этому), то можно ввести такие правила.

Итак, тому, кто будет обучаться не перебивать, надо знать, что в духовной брани со страстями (страстными навыками в словах) первым стоит «внимание-трезвение-страж» за тем, как появляется твоя мысль, которую ты хочешь высказать, и некое «узнавание» своего намерения высказаться, перебив говорящего (и оно даже ощущается неким внутренним движением). Второй этап духовной брани, это – отвержение. Т.е., если ты заметил, что хочешь перебить, то ты должен сказать себе по типу «стоп, молчи». Хорошо еще и привыкнуть помолиться, например, Иисусовой молитвой. Если ты сможешь удержаться, то и перебивания не будет. И если ты будешь делать так постоянно, то тебе со временем будет все легче и легче молчать и управлять своими мыслями, которые хотят вырваться наружу. И так всю свою жизнь, потому что только послабишь себе, так очень легко вернёшься к старой привычке перебивать.

Но на этих этапах бывает очень часто «проигрыш навыку»: не заметил, что хочешь перебить и перебиваешь, или если и заметил это желание, то все равно слово вылетает тут же или спустя секунды. Иногда перебивший может понять, что он перебивает, когда начал говорить, а иногда — когда уже всё сказал, а бывает – что и не заметил вовсе.

Если ты договорился с ближним о том, чтобы и он тебе говорил, что ты его перебиваешь, то тогда он вступает, так сказать, «в бой», и он будет твоим стражем, если у него сработает внимание/трезвение на то, что ты его перебил (а бывает и так, что и он не заметит, и тогда вы оба «проиграли» своим страстям). А заметив, он, перебивая тебя напоминанием, что ты перебил (а здесь правое и полезное перебивание ради духовной пользы), останавливает твою речь, и продолжает говорить то, что он хотел сказать. Остановить тебя он может и каким-то условным словом, а может, замолчав после твоего перебивания, как-то пристально смотреть на тебя (но иногда перебивший этот взгляд понимает, а иногда нет, и продолжает свое перебивание).

На такие неудачи не стоит никому из этих двоих не раздражаться, не досадовать, не укорять, потому что они учатся, а значит, бывают и удачи, и неудачи, и потому что следующий раз ты можешь быть таким же перебивающим и не осознающим. Приступая к обучению, надо знать и потом помнить, что мы все всё равно будем перебивать после решения этого не делать, потому что это – страстный навык, при котором, так сказать, «слово будет вылетать, как стрела». Поэтому быть недовольным и нетерпеливым собой и другим при обучении — не разумно. Лучше почаще просить у Бога, чтобы Он помог избавиться от этого навыка.

И, в заключение этого отступления от основной темы, хочу сказать, во-первых, что все договоренности о взаимном не перебивании не работают со старыми родителями, даже если они и согласятся не перебивать (но некоторые даже и не соглашались не перебивать, если ты им сказал, что так не стоит делать). И в этом случае, я просто замолкаю и уже не стараюсь досказать, что собиралась, или досказываю, когда они выскажутся, потому что понимаю, что их душа больна и не хочет, и не может исправиться. И, во-вторых, я, в первую очередь, сама учусь не перебивать других; и вижу, как это нелегко бывает (даже когда понимаю, что это страсти и что мне надо учиться этому), а тем более, если те люди даже и не задумывались об этом и не собирались исправляться…

А еще они и не знают (а, возможно, и мы также), что есть такой грех против 9-й заповеди: Привычка пересекать чужую речь (Нравственное богословие Е. Попова): «Иному глаголющу не многослови» (Сир.32,11). Здесь видим и на­прасное усиление голоса: к нам только начинают гово­рить, а мы пересекаем чужую речь, чтоб волей и нево­лей нас выслушали; собеседник же усиливает пред нами свой голос (точно к глухим),—и все это продолжается несколько раз или дотоле, пока мы не замолчим. Отсюда происходит и забитость—забвение мысли: была хорошая мысль, но мы не дали другому досказать ее, и она затерялась. Этим же самым мы лишаем других права быть выслушанными, не уважаем чужой речи: другой хочет вы­сказать нам или при нас кому либо свое мнение, а мы не даем ему говорить, предвосхищая себе одним право слова, и таким образом для него проходит охота или же срок говорить. Отсюда происходят недоумения с обеих сторон: и той, которая пересекает речь, и чьи слова не вы­слушиваются; оканчивают между собой разговор и расходятся, не поняв друг друга вполне. Тем хуже, если иные намеренно пересекают или заминают чужую речь, чтоб разговаривающий с ними не договорился до упреков им, которых они заслужили и ожидают, или чтоб незаметно отвлечь их собеседника от напоминаний, которые для них-то были бы неприятны, хотя и законны. Понятно, что такой человек пользуется промежутками молчания, скорее начинает новый разговор, чтоб не припомнилось и не сказалось другим по его вине какое либо слово.—Ты, читатель наш, не люби пересекать чужой речи и будь терпелив выслушивать других; иначе будут тяготиться разговором с тобой».

Д. Резкое обрывание разговора

А теперь я скажу о том, что еще вызывает недовольство у говорящего.

Есть два распространённых вида обрывания разговора, которые вызывают недовольство у того, кого оборвали, когда он говорил (и здесь речь пойдет не только о родителях и детях). Это вызвано несмирением слушающего. 

А. Первый вид обрывания я называю: «ну всё! мне некогда».

Аа. Нередко бывает так, что мне хочется что-то рассказать ближнему или какому-то человеку, например, сотруднику. И это, во-первых, не связано с работой/делом и не требует его ответа, и, во-вторых, в этот момент я занята. Но мне всё равно хочется рассказать что-то, чтобы потом не забыть, или потому что у меня ну очень сильное побуждение рассказать о том, что меня впечатлило. Я оставляю свою работу, бегу к сотруднику или кому-то звоню, и, так сказать, с порога, рассказываю. После того как я удовлетворила свое желание рассказать, я успокаиваюсь, и готова вернуться к работе. И если человек, выслушав меня, кратко высказывает своё мнение и замолкает, то я говорю что-то по типу: «ну я побежала работать» и все продолжают заниматься своим делом. А если он начинает долго что-то рассказывать, например, вспоминая, как было подобное у него, или что он считает по этому поводу (т.е. теперь ему хочется высказаться на тему, какую я ему подбросила), то я начинаю тяготиться, т.к. я уже высказалась (а мне больше ничего и не надо было), и мне надо работать/я спешу. И я через время или в паузе его рассказа, или прервав на полуслове, говорю: «Ну ладно, всё, я пошла, мне некогда/у меня много работы», и даже могу быть недовольна тем, что этот человек не дает мне работать. И у того человека может быть недоумение и недовольство то типу: «А зачем ты тогда меня трогала, если тебе некогда?». В итоге получается, что ты себе позволил отвлечься от срочного дела, а другой не может тебя отвлечь, причем тогда, когда он тебя изначально вообще не трогал, да еще и когда не знает, что ты занят, и вы оба остались недовольны.

А как же поступает смирение в таких случаях?

Во-первых, изначально следует обуздывать свое желание рассказать что-то кому-то, тем более, когда ты занят. Но такой вариант нам обычно не нравится.

Во-вторых, если ты все же собрался рассказать, то следует сразу предупредить того человека, что у тебя много работы и ты на минутку забежал/позвонил/отвлекся. И если другой начнет рассказывать долго, то нужно выслушать его, потому что это ты ему принес тему для размышления. Если это несколько реплик, то можно как-то кратко отреагировать на его слова и тогда можно сказать: «ну я побежал, а то работы много». Если же он долго рассказывает что-то, то или жди окончания его реплик, понимая, что это ты сам виноват, что человек говорит об этом и что твоя работа стоит, или чуть послушав, скажи как-то вежливо, что тебе надо идти. И тогда это будет проявление уважения тем, что ты изначально предупредил и не оставил человека в неведении о своей занятости, и тем, что ты послушаешь в некой мере его мнение, а потом просто напомнишь, что тебе надо работать. При таком напоминании нет недоумения у собеседника, потому что он был заранее предупреждён.   

Аб. А бывает так, что мне нужно задать кому-то вопрос при том, что у меня действительно нет времени. Я звоню человеку и задаю вопрос. Он начинает пространно отвечать, и я уже улавливаю нужное мне, но человек продолжает рассказывать. Я опять могу резко оборвать, и говорю по типу: «Ну, хорошо. Всё. Пока». Такие резкие прерывания часто вызывают недоумение у того, кому я задавала вопрос, и ему неприятно.

А как же поступает смирение в таких случаях?

Во-первых, точно также надо предварительно предупредить человека, что ты занят, а, во-вторых, если ты уже понял ответ, а у человека мысль развивается далее, то надо в паузе сказать по типу: «о! я понял теперь. Спасибо, что ответил/подсказал. Сейчас быстро сделаю/запишу. Спасибо еще раз». И все остаются довольны и спокойны.

Казалось бы, ничего сложного, чтобы сохранять мир внешний и внутренний собеседника, к которому ты первый обратился. И мы много раз так, возможно, и делали. Только почему-то не у всех это вошло в добродетельную привычку и нередко мы ведем себя несмиренно.

Б. Резкое обрывание, которое я называю «бросание трубки».

Во-первых, оно бывает во время ссоры или когда-то что-то, например, маме не понравилось. И это знак ее гнева. И понятно, что после такого разговора у собеседников будет «внутренняя буря» помыслов, в которой каждый будет высказывать другому неприятные вещи.

Некоторые мамы сразу или через время сами перезванивают, а другие ждут, чтобы позвонил ребенок. Некоторые извиняются или говорят, что в чем-то были неправы, а некоторые никогда не скажут, что они неправы, и обязательно обвинят другого и ждут извинения от него. Каждый читатель может увидеть типичное поведение своих родных. И так как это конфликты на разные темы и с разными нюансами, которые невозможно передать сейчас, то я более об этом я не буду говорить.

А, во-вторых, «бросание трубки» бывает не связано с конфликтом, и тут есть интересный нюанс.

Так, я знаю такую манеру мам-пенсионерок: заполнять разговором паузу на рекламу в сериале. Понятно, что ей нечего было делать во время рекламы, и она, чтобы не скучать, звонила дочери. И как только реклама заканчивалась, то мама резко говорила: «ой, всё, сериал начался», и отключался телефон. И ничего бы не было смущающего, если бы это окончание разговора не случалось тогда, когда дочь что-то говорила маме и ее слова обрывались на полуслове. Раньше дочь недоумевала и обижалась, что ее не выслушали, что маме не интересно, что с ней происходит, и что даже потом и не спросила, о чем она хотела сказать. Но когда поняла, что это просто один из мотивов маминых звонков (т.е. она звонила, чтобы не скучать под рекламу), то, если честно сказать, дочери потом нравились такие звонки, потому что это было гарантией, что разговор будет недолгим и что сегодня, так сказать, галочка, что было общение, поставлена. И если же дочь хотела что-то маме рассказать, то не начинала рассказывать в таких случаях, и перезванивала уже после сериала. А если начинала говорить, а мама обрывала, то стала говорить себе: «а! это же мамино поведение – «сериал», и оставалась спокойной, и потом уже перезванивала и продолжала рассказ или вообще уже не рассказывала, т.к. сама потеряла интерес к тому вопросу. ― После таких реакций дочери добродетель смирения принесла ей внутренний покой, сохранила мир между родными, и научила принимать волю мамы. Благодарение Богу!

7. Рассуждение — общие выводы об общении родных

На этом я закончу говорить о неких особенностях стареющих родителей, и это, конечно, далеко не все страсти и особенности, которые тяжело переносятся взрослыми детьми. Но обязательно скажу, что я ни в коей мере не хочу сказать, что в конфликтных отношениях виноваты только родители. Нет, во-первых, дети, как говорится, тоже «не подарки». Во-вторых, взрослые дети, будучи в роли родителей, также могут быть такими. И, в-третьих, я хотела показать, что, к сожалению, я никогда не встречала стареющих людей и уже стариков, которые должны быть мудрыми и добродетельными, т.к. принято считать, что к старости люди становятся мудрыми. А видела печальную картину того, как в старости еще более усугубились главные страсти, и от этого страдают и сами эти люди, и их родные, и это всё не способствует тому, чтобы с легкостью быть смиренными и истинно любить друг друга…

И сделаю такой вывод: христианин, обучающийся познанию своей греховности и смирению, должен понимать, что есть разные виды общения, что нет ничего плохого, например, если когда-то кто-то из родных или ты сам не будешь расположен к общению, и ты тогда должен уважать и снисходить к ближнему, усмиряя свое желание поговорить. Должен понимать и то, что разговоры могут быть разными: иногда общаешься с удовольствием и тебе, и ближнему интересна тема; иногда тема разговора интересна только кому-то одному – или тебе, или ближнему, и тогда придется кому-то учиться терпению; иногда можно позвонить ближнему с досадливой необходимостью об общении, а разговор станет очень интересным, а иногда не станет. И это все, и другое – естественно, и не должно вызывать у нас, в каком бы положении мы не находились, каких-то негативных чувств и слов. Но, к сожалению, опыт показывает, что нередко каждый из нас ведет себя, как эгоист, своевольный, нетерпеливый и гордый, причем, не учитывая того, что он нередко делает, реагирует, говорит так же, как и другой.

А еще я поняла о постоянных маминых темах, которые она мне долго и подробно пересказывала и которые мне было тяжело терпеть, что это — некая трагедия стареющих людей, и другого ожидать от них не стоит. Здесь нужно только любовное снисхождение, но, к сожалению, оно может проявляться редко. И нам необходимо «терпение», если мы не научились правильно воспринимать что-то или кого-то. И нам нужно почаще напоминать себе, что это – что-то обычное для этого человека и что он по-другому не может, т.к. его страсти, так сказать, состарились вместе с ним и управляют им.

И еще: наблюдение за моей мамой и ее темами общения, подвигло меня быть внимательной к своему общению с дочерью. И я увидела, что и я иногда могу говорить на одни темы, и что они нередко не интересны дочери, что даже как-то ощущается, что она ждет, когда я договорю, и хочет побыстрее закончить разговор. И тогда я поняла, что я ничем не отличаюсь от своей мамы, только она уже пожилая и ей это простительно, хотя и печально, а вот я еще не состарилась и духовно обучаюсь, а веду себя также…

И благодарение Богу, что по Его милости, я учусь смирению, и это помогает в моих отношениях с дочерью. И если я понимаю по какому-то знаку, что она не настроена на общение, или, звоня ей (как «инициатор»), я понимаю, что мне могут отказать в общении, или, ожидая ее звонка (соглашаясь на роль «исполнителя»), я не обижаюсь и не жду его с нетерпением, то тогда и мир у нас сохранен, и наши отношения теплеют, т.к. дочь не раздражается на меня и не чувствует себя участником тягостного ритуала. И тем исполняется заповедь: «Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали» (Кол.3,21), которую Феофан Затворник с Иоанном Златоустом так изъяснили: «Почему, когда (апостол Павел) повелевает не раздражайте,— не предполагает отсутствия любви, а устраняет неблагоразумное действование в отношении к детям, при любви и даже по самой любви. Он говорит как бы, образом ваших действий на детей опасайтесь возбуждать в них неприятные к вам чувства, могущие отдалить сердца их от вас. Или: образом ваших действий не поставляйте детей в состояние вступать с вами в спор, пререкание и даже неповиновение. «Не делайте их пререкателями. Есть случаи, в которых вы должны уступать им» (св. Златоуст)».

А еще: печально, что в старости любой грешник не становится мудрее и добродетельнее, а просто некоторые его страсти притихают по невозможности их удовлетворять, а некоторые проявляют себя очень явно. И это все отразится на родных и других людях. И это также будет со мной, если я не научусь мудрости от истин и слова Божьего, не буду жить по ним, и не стяжу трезвения над собой. Если этого милостью Божией у меня не будет, то и моя дочь скажет обо мне: «если бы это не была моя мама, то я бы никогда не общалась с ней»…

Вывод: о знании друг друга и постоянных одинаковых реакциях

Итак, закончу эту главу рассуждениями, которые я уже приводила во введении, потому что понимание этого очень важно при обучении себя смирению.

Так, каждый из нас может назвать разные постоянные склонности своих родных, которые им не нравятся или на которые они раздражаются. И если учиться реагировать на них не как привык, а с целью стяжать смирение, определив для себя некие разумные правила, помогающие в одних и тех же или подобных ситуациях, тем более с одними и теми же людьми, то постепенно научишься реагировать спокойно и мудро.И приведу последнее рассуждение о взаимоотношениях людей.

Мы с родными – постоянные собеседники, и это вырабатывает привычку общаться друг с другом. И, как я уже говорила, при таком общении есть знание о манерах, склонностях, привычках каждого, а значит — есть злопамятство и правдивое или предвзятое мнение, и последнее основано на ложных выводах своих страстей (например, когда-то гордость посчитала, что я прав, а другой – нет, я — умный, а другой – нет ― и это постепенно утвердило во мне превосходство над родным, или когда-то при обиде казалось, что тебя не любят, и это утвердило мнение о себе, как о несчастном и не любимом твоим родным).

Также за много лет совместной жизни и общения родные хорошо узнали разные добродетельные и страстные наклонности друг друга. Так, например, у кого-то из родных есть привычка все предложения или мнения сразу же встречать «в штыки» и не соглашаться, или кто-то склонен к плаксивости или истерикам, или кто-то более ленив и безынициативен, и т.д. и т.п.

И это всё, причем много лет одно и то же, вызывает в другом родном раздражение и недовольство: у одного часто или постоянно происходит его страстная склонность, а у второго – его частая или постоянная реакция на эту склонность (конечно, бывает, что при хорошем настроении можешь не обращать внимания на раздражающие склонности ближнего, но это – не есть смирение).

И когда-то я задумалась (и благодарение Богу за это): «Ну, ладно бы, если бы что-то неприятное мне проявилось у родного первый раз, и я бы опешила, возмутилась и, например, попыталась бы исправить у него это, вразумляя его. Но если это было сотни, тысячи раз, и, например, на страстную привычку мамы говорить «пластинками», каждый раз отвечать такой же своей «пластинкой» с укором и возмущением, и ничего не исправляется, или если я знаю, что родному что-то не нравится, а я это все равно так делаю, или если наши обычные реакции на их обычные проявления приводят к ссорам, то можно ли назвать нас «разумными»?». Думаю, ответ очевиден.

И тогда я еще подумала: я точно не могу изменить что-то в моей маме, но я ведь – христианка, старающаяся над своим очищением от страстей и стяжанием добродетелей, т.е. идущая по пути спасения. А это значит, что я должна одна учиться перестать каждый раз возмущаюсь ею и тем, что она говорит одно и то же, или, например, мне надо учиться не обижаться на дочь, когда она мне говорит, что я отвлекаю ее от работы, задавая какие-то, как ей кажется, не срочные вопросы. Да, мама будет говорить, как привыкла, но я буду понимать, что это — страсть мамы, от которой ей нелегко избавиться, да еще и тогда, когда она и не подозревает, что это страсть ― и если я буду это помнить, то останусь спокойной. А в примере с дочерью, то я запомню, что не надо обращаться к ней в рабочее время с какими-то своими житейскими вопросами, которые, действительно, не срочные, а я могу подождать или, как говорит моя дочь: «гугл тебе в помощь». А если вспомню, как мама отвлекала меня от работы, часто звоня и задавая какие-то незначимые вопросы, то это еще более подвигнет меня не звонить (или писать), когда дочь работает.

Итак, если я знаю, что у моего родного такая-то страсть, и в каких-то ситуациях уже не раз бывали ссоры, — и я буду внимательна к себе (т.е. к своим реакциям) и буду иметь стремление не раздражать ближнего своей ответной страстной реакцией, то у меня будет постепенно развиваться смирение и будет сохраняться любовь, особенно уже к стареющим родителям, страсти которых уже укоренились настолько, что, если бы они и захотели от них избавиться, то это было бы очень и очень тяжело. И во многом от нас, взрослых детей, которые еще, как говорится, «при здравом уме и доброй памяти» зависит, каким будет общение с нашими «пожизненными собеседниками» — стареющими родителями, о характере которых нам многое известно. Конечно, если родители еще здравомыслящие, то и от них зависит общение с их «пожизненными собеседниками» — взрослыми детьми, о характере которых им многое известно.

А еще: если у меня выработается подвижническая реакция на то, что мне не нравится в других людях (а это – когда тотчас после оценки того, что мне что-то не нравится в другом человеке, у меня появляются мысли по типу: «и я так делаю» или «это – привычные мамины страсти»), то всё устойчивее и быстрее у меня появляется к ней снисхождение по любви, при котором не испытываешь мучительного нетерпения и недовольства. А если у меня будут появляться выработанные годами мои возмущенные помыслы-пластинки на «обычное» ближнего, например: «сколько можно одно и то же, как мне это надоело», и т.п., то тогда мне нужно терпение, причем немалое, чтобы сдержаться ради сохранения внешнего мира.

Я точно знаю, благодаря многолетнему опыту, что если я быстро определяю такие обычные слова, эмоции и действия ближнего, как проявление его обычных и типичных страстей, и говорю себе, что ничего нового не произошло, а всё было как всегда (и говорю себе фразу по типу: «ну, это – мама/дочь/сын), то я остаюсь спокойной и не осуждаю его (а даже оправдываю, и мне его жаль, что он, бедный, страдает из-за своих страстей и поэтому так себя ведет, и даже этого не знает и не замечает). А если я забуду напомнить себе об этом, то и начинается или «мысленная буря» с разными негативными эмоциями против него или я вслух высказываю недовольство.

Поэтому я и предложила примеры о знаемых мною страстных особенностях некоторых людей (как родителей, так и детей) и о том, как это можно рассудить с духовной точки зрения. И именно подобное знание и память могут помочь читателю в стяжании смирения, если он подумает и определит обычные страстные проявления родных. И здесь важно, чтобы такое узнавание манер и привычек ближнего проходило у нас как можно быстрее, чтобы в нашем уме и сердце не успели возгореться обида, злость и т.п. Если будем учиться так реагировать на что-то обычное для наших родных, то Господь обязательно поможет стяжать нам смирение!

Итак, на этом закончу говорить о такой моей классификации. И, надеюсь, что такое деление на разные группы людей поможет кому-то понять некоторые нюансы относительно того, почему ему легче смириться пред другим и усмирить свою волю, а с другими сложнее. Но есть еще и другие нюансы, которые уже рассмотрены мною в этой теме и будут еще предложены, которые, также надеюсь, помогут разобраться со своим смирением и несмирением.