Скачать Заповедь 7 в формате docx

Заповедь 7: «Не прелюбодействуй» — не вреди целомудрию ближнего, равно как и своему – вообще жизни душевно-нравственной в других и в себе 

Раздел 1: Виды сердечной похоти
** Блудные помыслы, или представления
** Похотный взгляд на другой пол и пристрастие к красивым лицам
** Чтение книг, описывающих страстную любовь
** Сладострастные разговоры или слушание таких разговоров
** Скверная (матерная) брань и слушание ее
** Песни, выражающие любовь к другому полу
** Страстная музыка
** Бесстыдные танцы и пляска, бытность при них, равно как и на бесстыдных зрелищах
** Переписка о любви или списывание в том же духе стихов
** Свободное, или короткое, обращение с лицами другого пола
** Желание нравиться, чтоб прельстить собой другой пол
** Чрезмерная угодливость женскому полу, или, так называемое, ухаживание
** Возложение на себя одежда чужого пола и личины (маски)
** Подсматривание на чужую обнаженность или полуобнаженность
** Соблазн на собственную наготу
** Неотклонение себя от живых соблазнительных картин плотской похоти
** Украшение дома, особенно опочивальни, соблазнительными картинами или статуями
** Разжжение похоти искусственными способами
** Изысканная и нескромная одежда

Раздел 2: Виды телесного блуда
** Скоктание, или щекотание; страстное осязание и лобызание
** Искушения во сне
** Возобновление в памяти сонного соблазна
** Истечения
** Лишение себя невинности или целомудрия
** Незаконная беременность
** Обольщение невинного лица
** Насильственное растление
** Любодеяние, соединенное с насилием над другим лицом
** Подпадение чьему-либо насилию
** Деторастление
** Похищение из дома девы или замужней, а то и бегство их самих для гнусной похоти3
** Наложничество
** Разврат
** Сводный брак (в расколе)
** Гражданский брак, устроенный без церковного венчания, или только одобрение такого брака
** Падение в кумовстве или же с самой крестницей, вообще – в духовном родстве
** Кровосмешение
** Падение или постоянная связь с иноплеменным лицом
** Малакия
** Муженеистовство
** Ознакомление невинного лица с малакией и муженеистовством
** Женонеистовство
** Скотонеистовство

Раздел 3: Участие в блуде других
** Извинение в других плотского греха разными предлогами
** Попущение близкому лицу согрешить блудом
** Дружеское принятие у себя или посещение самим лиц, живущих в незаконной связи
** Предоставление у себя дома убежище блуду
** Тайное сведение других для блуда
** Публичное содержание блудниц

Раздел 4: О холостой жизни
** Отговор и прямое препятствие другим вступить в брак
** Долгое отлагательство своего брака по привязанности к вольной холостой жизни
** Выбор себе невесты за одну красоту или богатство
** Брак без участия родителей или же решительно против воли и благословения их
** Брак раньше или же после узаконенных лет без всякой нужды и неравный по летам
** Искание брака в близком родстве
** Вольное обращение между собой жениха и невесты до брака или супружеские отношения прежде венца
** Суета и рассеянность пред браком
** Непощение до венца и неблагоговение во время венчания
** Неприличные увеселения и безобразная нетрезвость на браке
** Гнушение браком, как чем-то нечистым

Раздел 5: О супружеской жизни
** Холодность в супружестве или же любовь только кратковременная, по одному животному возбуждению
** Супружеское сношение в непозволительные (физические времена)
** Неумеренность в супружеском ложе
** Невоздержание от супружеского ложа в Великий пост
** Прелюбодеяние
** Взаимное увольнение супругов для свободной жизни с другими
** Самовольный развод
** Вступление в брак при живой жене или при живом муже
** Супружеская ревность, а с другой стороны — нехотение прекратить поводы к ней
** Неснисхождение к недостаткам друг друга, но и нестарание о взаимном исправлении этих недостатков
** Разглашение пред другими своих супружеский несогласий
** Открытие в супружестве тайн родительского дома или же только из прежней своей жизни
** Оставление женою мужа, и наоборот – мужем своей жены, во время болезни и в несчастье каком
** Неуважение и невспоможение жениным родственникам, и наоборот
** Нестарание привлечь к православию не православную свою чету
** Незаботливость о взаимном спасении души и немоление на сей раз друг о друге
** Супружеская вражда из-за религиозного направления
** Попреки неплодством в супружестве

Раздел 6: Отношения мужа к жене
** Непротивление суетности жены и угождение ее до женообожания
** Презрительное обращение с женой
** Жестокие побои жены
** Непропитание жены с оставлением на ее опеку и детей

Раздел 7: Отношения жены к мужу
** Нарушение заповеди: «жена своим телом не владеет, но муж» (1Кор.7.4)
** Искание и достижение господства над мужем и во всем доме
** Усиление каждый раз раздора с мужем
** Безучастие и несочувствие к трудам мужа
** Траты в обременение мужу
** Решимость на жизнь мужа

Раздел 8: Относительно вдовцов и вдовиц
** Чрезмерная печаль о чете или, напротив, забвение
** Неусердие помянуть за упокой чету
** Неусиление в себе духа веры и молитвы, особенно свойственных вдовам
** При вдовстве наряды, роскошь и хождение на мирские увеселения
** Решимость на второй или третий брак
** Попреки при новом браке счастьем прежнего

Раздел 9: О соблазнах
** Дерзкая или только беспечная открытость своего греха
** Основание или одно одобрение основываемых увеселительных заведений и народных игрищ
** Издание и распространение соблазнительных сочинений, картин или изображений
** Знакомство с людьми, имеющими какой-либо особенный порок, или вообще порочной жизни
** Скорое чувство соблазна на ближнего и даже только притворный соблазн
** Неотказ себе в чем-либо позволительном, но соблазняющем, или смущающем других
** При холостой или вдовьей жизни сожительство в доме с посторонним лицом другого пола, хоть бы и без преступной цели
** Удержание себя от порочных дел по одному лишь опасению людского соблазна
** Отлагательство самых добрых дел из опасения соблазнить ими других или завинение кого в соблазне по поводу этих дел

 

Важны обязанности наши к телесной жизни ближнего, равно как и к собственной, и виновно пред Богом нарушение этих обязанностей, от помехи чьему-либо сну до удара оружием. Но обязанности в отношении к душе, или к внутренней – нравственной жизни, столько же важнее их, сколько душа дороже тела: нарушения обязанностей последнего рода в сравнении со грехами против тела (исключая решительного убийства или самоубийства) еще преступнее. После шестой заповеди Божией, которая запрещает касаться со вредом телесной жизни ближнего и своей, и напоминаются нам следующей (седьмой) эти обязанности наши относительно чистоты нравов в своем и чужом образе жизни. Требуется, главным образом, целомудрие не только телесное, но и душевное целомудрие, как наилучшее украшение человека.

Раздел 1: Виды сердечной похоти

Блудные помыслы, или представления

Бывают помыслы о блуде невольные, у иных только минутные. Они требуют исповедания пред духовным отцом, но еще не вменяются в вину. И вообще худые помыслы полезно выводить из себя наружу пред другими, притом — не пред духовным только отцом, которого иногда не близко или не легко увидать, но и пред мирянами, только бы известными строгою жизнью. А особенно с блудными-то помыслами нечего таиться пред искренним и благочестивым человеком. Святые подвижники, обыкновенно, спешили открывать их опытным старцам, а медлительные терпели вред (Патер. гл.5, сказ.17). С другой стороны, те, пред которыми кто-либо открывает свою борьбу с блудными помыслами, как и с самою телесною похотью, те должны иметь осторожность, чтобы не пренебречь этим человеком, будто бы человеком нехорошей жизни.

Бывают блудные помыслы или представления, как воспоминание прежних падений. И эти помыслы тоже не составляют вины, если только человек не услаждается ими, если с первого раза отвергает их, стыдясь себя и испуская вздох самоосуждения пред Богом. Но когда кто останавливается приятным воспоминанием на них, например, как он первоначально познал сласть плотского совокупления с другим полом или как впоследствии допускал тот же грех или как недавно, несколько лишь дней или часов назад, согрешил: это самое показывает, что он не от врага — дьявола, а «…искушается увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак.1,14). Тут две вины: и повод от себя, по прежней своей жизни, к плотским помыслам, и согласие с ними (а иначе, т. е. если бы они не нравились, то нечего было бы и останавливаться на них). Тогда человек может дойти или до нового падения или до падения только духом.

Бывают, наконец, такие блудные помыслы, которые человек сам намеренно возбуждает в себе и подолгу питает в своей душе, приобретая к ним любимую привычку: это любострастная фантазия, распутство мыслей. Человеку, например, живо представляются любовные целования с лицом другого пола, к которому есть влечение; воображается нагота иного пола (видит, например, он женщину, как она ходит, и представляет ее себе нагою); собственная обнаженность; рисуются в уме все телесные движения к совершению плотского греха, так что одно лишь тело остается не оскверненным, а душа уже вся в блуде. Действительно, в таком случае бывает прямое желание плотского греха, но только нет возможности совершить грех по каким-либо обстоятельствам, это значит зажигать огонь в своем теле. Евангельский закон решительно осуждает подобные помыслы как блуд, преследуя зло в самом корне, а не запрещая одно лишь внешнее прелюбодеяние, как запрещалось более в Ветхом Завете: «уже прелюбодействует с нею в сердце своем», сказано в Ев. от Матф.5,28. (Говоря о сладострастных помыслах, мы не повторяем здесь о нападение такими-то помыслами, вместе с огненным распалением плоти, со стороны врага — дьявола, и этому подвергаются люди благочестивые и святые (См. в 1части под 2-ой заповедью «о страстях»): здесь и помыслы и самое распаление тела – не вина).

Кто же вообще хочет избавиться от блудных помыслов и скверных плотских картин, тот с пользою может представлять себе, как эти гнусные тайны для грешника нераскаянного изобличатся пред всеми на страшном суде; как они сходствуют с зловонием в нечистых местах; как наша собственная плоть, которою теперь мы занимаемся и чужая красота, которою прельщаемся, как после смерти они обезображиваются, гниют и оставляют от себя одни кости (остов). Неосуждение ближнего, воздержание в пищи и молитва также сильные средства против блудных мыслей и представлений.

Похотный взгляд на другой пол и пристрастие к красивым лицам

«Глаза у них исполнены любострастия» (2Петр.2.14); «не засматривайся на чужую красоту» (Сир.9,8). Как мысли блудные пробуждают в теле страсть и тело может быть доведено от них до настоящего блуда; так, с противной стороны, телесное впечатление вносит в душу блудную мысль. Яснее сказать: «от внутреннего блуда заражается и внешний, но и от внешнего возникает внутренний». Праведный Иов потому-то и полагал себе зарок не смотреть на красоту женскую (Иов.31,1), что «за воззрением следует мысль, за мыслью — услаждение, за услаждением страстное пожелание, а за пожеланием — и само падение». Кто препобедит из этих искушений первое, т.е. соблазнительный взгляд (как в свою очередь и блудную мысль): тот разом удаляет от себя все остальное. (Против блудных помыслов должны вооружаться преимущественно люди одинокие, например, монашествующие, которые редко встречаются с лицами другого пола; а против взглядов должны беречь себя преимущественно те, которые постоянно обращаются среди мира). Но если и от непредвиденного, однако, неосторожного, любопытного взгляда на лицо другого пола бывает вред целомудрию: то тем более такого вреда и, затем, вины в том, чтобы искать посмотреть на красивых другого пола. Любопытны до того, что, так сказать, раскрывают рот (зевают) на чужую красоту, — думают, как бы с такою-то красавицею или красавцем поговорить или посидеть. Равным образом, нецеломудренное чувство изобличается и такого рода пристрастием к красивым лицам, когда для человека красивой наружности, за одну его наружность, с первого раза делают предпочтение пред другими и в том, и в другом и третьем случае; а также когда любят окружать себя миловидными и молодыми лицами, например, в прислуге. Очевидно, здесь управляет сердцем не любовь к ближнему, но собственная похоть. Пристрастие к красивым наружностям и похотливое услаждение ими глаз, наконец, распространяются и на мертвые портреты!

О! как же необходимо, поэтому, преследовать в себе зло на первых порах его. Скорее же всегда можно удержаться от осязания, возбуждающего похоть, чем совладеть с глазами: глаза везде с нами и их не закроешь. Потому через глаз легко приходит в душу похоть. И потому-то зрение требуется охранять со всею осторожностью. Отсюда у человека целомудренного и желающего сохранить себя вполне целомудренным бывает взгляд более потупленный, чем прямой и острый, особенно на противоположный пол. Отсюда у такого человека (будет ли то молодость или самая старость) видна благороднейшая, достожелаемая краска в лице, когда на него посмотрят пристально. Отсюда у святых подвижников было до того осторожное хранение глаз, что они старались не встречаться глазами и не сидели рядом с лицами другого пола, мало этого и с лицами одного пола с собой, к которым замечали в себе некоторое нецеломудренное влечение. Без сомнения, это не брезгливость, а только добрая бережливость себя и других.

Чтение книг, описывающих страстную любовь

«От сердца бо (вот главным образом откуда) исходят… прелюбодеяния, любодеяния» (Мф.156,19). А кто любит читать комедии, модные романы и любовные стихотворения, того сердце переполняется любострастными картинами. Волнуя душу, чтение этих книг волнует и кровь. Но пусть любовные романы и повести еще не сводят человека со степени целомудрия. Во всяком случае они лишают девственности душу, доводят читателя или читательницу до внутреннего саморастления, которое сопровождается своего рода истощением и физических сил. Романическое чтение, разгорячая воображение, возбуждает также к ложной чувствительности и доводит до увлечений. Для женщины например, оно вредно не только в данное время, т. е. когда женщина молода и живет по светски, но и в последующем ее времени; именно те женщины, которые много читали романов, а потом сделались набожными,— те и в новой духовной жизни хотят выказать более романтического, чем аскетического, хотят и по духовному настроению быть слишком нежными. И так напрасно думают, будто не вредит и не грех чтение романов. У скольких же лиц оно расстроило дух мысли!

Сладострастные разговоры или слушание таких разговоров

«Признались в похоти своей», сказано о старцах, которые имели скверный замысел относительно Сусанны (Дан.13,14). Сладострастные разговоры бывают и всецело, т.е. по содержанию своему, когда, например, кто рассказывает историю своей постыдной связи, и по тону своему, когда другие искусственно смягчают свой голос или с нежною, но по смыслу своему бесстыдною, шуткою обращаются к невинному, целомудренному лицу, наконец, и по движениям, которые то утонченно, то грубо, поставляют пред глаза блудный грех. Кто любит такие разговоры и шутки, тот, без сомнения, обнаруживает в себе любострастное направление, хоть бы уже не предавался любострастию, например, в старости лет, или же жил законным браком. Он до того находит их для себя приятными, что думает, будто и другим они приятны; и потому готов так шутить в веселом расположении духа без разбора лиц, среди которых сидит, например, и в присутствии духовного лица; и до того, любя их, считает ничего незначащими, позволительными, что неосторожно допускает их и при девицах, даже иногда при собственных детях. Какое легкомыслие!

Но виновно и одно слушание сладострастных разговоров. Если они не производят краски в лице у тех, которые их слушают, напротив, выслушиваются с любопытством и удовольствием; это также показывает развращенность сердца. В той мере, как одни рады случаю рассказать, что вот они тогда-то победили невинность; другие рады очень послушать, тотчас же подсядут к рассказчику. И вообще нехорошие разговоры, действуя только на слух, сильно действуют на пробуждение душевных страстей: это доказывает самый первый грех, который вошел в мир путем слуха. Но сладострастные рассказы, например, о чьем-либо падении в плотской грех, удивительно как пробуждают похоть в говорящих и слушающих. И так «удержи язык твой от зла…, еже не глаголати льсти» (Пс.33, 14) блудной.

Скверная (матерная) брань и слушание ее 

«Отложите … сквернословие (срамословие) от уст ваших», запрещаете слово Божие (Колос.3,8). Этот грех столько не маловажен, что был подвергнут обсуждению (и осужден) на одном из соборов: «непотребными словами (сказано) оскорбляют честь матерей семейств и целомудрие других» (Карфаг.71). Да; употребляющий скверную брань, прежде всего, безжало­стно позорит честь матерей, нагло ругается над богоустановленными законами рождения, забывая, что и сам родился тем же путем «хотения плоти, хотения мужа» (ср.Ин.1,13). Как бы он чудовище какое, когда пред словом: «мать, мать» поставляет себе понятие только о блуде и издевается, бу­дучи рожден и воспитан матерью же! Затем, так как он произносит свою гнилую брань не шепотом и про себя, а большею частью громко, и тогда как по какому-нибудь случаю рассердится, думая найти в ней не то подкрепление, или некоторую важность своему гневу, не то облегчение от гнева: то его брань иной раз неизбежно выслушивают и люди вполне стыдливые и целомудренные. Какой же это безобразный оскорбитель нравственного чув­ства ближних! Как он бьет своим бесстыдным сквернословием по невинному и благородному слуху других! Иногда от его сквернословия возмущается и вся внутренность: иногда ссорящаяся на площади толпа старается перещеголять друг друга искусным подбором оскорбительных для целомудрия слов. Сам же по себе этот человек оскверняет и уста и всего себя: уста его, как грязный и зловонный источник, особенно в часы нетрезвости его. Иной до того привыкнет к матерней брани, что с унижением себя, своего чина или звания, допускает ее и пред низшими: для простолюдинов же это просто как поговорка, преступная еще потому, что иной раз произносится вслед за божбой: опьяневшего, например, простолюдина и не думаешь встретить без матерней брани.

Но и только не останав­ливать этой брани, когда на то есть некоторое право или старшинство, не уходить от нее, когда есть возможность уйти, равнодушно выслушивать ее, когда надлежало бы стыдиться ее: все это также показываете нецеломудренную душу. О? богомерзкая брань! зачем же она так особенно слышится от русского человека? нарушается ли еще где заповедь Божия о чистоте и целомудрии языка, как к стыду сказать, у нас? С глубокою скорбью некогда говорил Карфагенский собор об этой брани: «и изрещи стыд есть». Так же скорбит и ныне Церковь за сквернословящихся между православными.

Песни, выражающие любовь к другому полу

Исключая народных гимнов и тех немногих песен, в которых выражаются то жалоба (протест) молодых невест, насильно выдаваемых в замужество за стариков, то плач на притеснение от мачехи или свекрови, — все прочие светские и мирские песни что же иное, как не голос страстной любви к другому полу вне законного брака? Поются ли они в домах или на улицах, рабочими на работе или путешественником в дороге, мужчиною или женщиною, возрастными или малыми детьми (дети поют их, как иные мальчики и сквернословятся, по примеру старших), — дух в них один: это дух похоти, блуда (ты мой… моя…, я люблю…). Сказать, что здесь воспевается та любовь, которой требуют Бог и закон, будет странно и преступно. Услаждение этими-то песнями и показывает в человеке нецеломудренную душу. А чем ближе кто стоит к грубому, плотскому греху: тем грубее и бесстыднее того песни. Но и, так называемые, романсы и пьесы ни­сколько не лучше простонародных песен, хоть выражаются в более мягких и красивых словах, хоть поются более нежным или же тоскливым голосом. Напротив, романсы еще пленительнее, еще более расслабляют душу: вместе с тем между ними есть самые бесстыдные (как например: «прекрасная Елена»). Любители искусственного пения романсов и пьес даже до того пристращаются к ним, до того привыкают к этой рассеянности, что первая свободная минута у них или только малый промежуток в занятиях, и они начинают выпивать романсы своим голосом или же свистом, например, проходя улицей; до того они этими романсами изнеживают свою душу, что скучают в церкви простым пением, что ради только искусных певчих с охотою вдуть в церковь, что желали бы и здесь слышать более оперное пение. В какой степени мирские и любовные песни составляют запрещенный плод пред Богом, это видно из того, что к ним, как к запрещенному, осо­бенно располагается поврежденная грехом природа человека: многие, например, из крестьян знают по десятку песен, и не знают ни одной молитвы; самые малые дети, осо­бенно женского пола, воспитанные не под строгим христианским надзором, скорее выучивают нехорошие песни и поют их бессознательно, чем знают хоть одну краткую молитву. О, какая печаль для христолюбивой души! На этот раз все люди ученые и все очень памятливые. Что же до внутреннего действия или влияния на человека любовных песен, романсов и пьес, то, без сомнения, они растлевают душу и подготовляют к телесному блуду. (Укажут ли на потребность к пению? Но зачем же ее обращать к превратную сторону? Если б люди так воспитывались, что с малолетства привыкали бы к духовному пению: то всей душой полюбили бы пение духовное. И есть такие, даже из светских. Быв певчими, они и дома не поют мирских песен, но в часы досуга — благодушия поют только духовное, к которому приучили свое ухо и вкус)

Страстная музыка

Первым изобретателем музыки был некто Иувал. Этот человек «был отец всех играющих на гуслях и свирели (Быт.4,21). (Бытописатель Моисей, однако, не совсем в похвалу упоминает о нем). Музыка, как искусство, как чувство изящного, если и не будет прямо или исключительно обращена для священных песней, все же может не служить для похотей человека. Она, подобно поэзии и живописи, не делаясь чисто-священною или религиозною, иногда также выражает прекрасные нравственные чувства. Такова, например, музыка, возбуждающая патриотические чувствования, и военно-походная, воодушевляющая воинов и придающая им часть и телесных сил. Но мы хотим сказать только о страстной музыке, которая как прежде, так и ныне, употребляется в свете. Иной композитор, будучи сам человеком развращенным, вложит в музыку свои чувства, которые действуют решительно на половое стремление. И как в книге мысль сочинителя усвояется читателями: так и эта музыка, не сопровождаясь даже пением или не выражаясь в словах, но, состоя в одних мелодических звуках, возбуждает те же страстные стремления и в том человеке, который выигрывает ее или слушает. Она прямо проходит в сердце, минуя голову, которая могла бы еще попрепятствовать развитию чувственных образов. С другой стороны, у простолюдинов известна своя разгульная музыка. И так на стороне страстной и разгульной музыки несомненная доля развития в человеке похоти. Доходят до слуха звуки музыкальные, и чувствует человек досаду на то или тоску о том, что он вот один, что нет у него вблизи лица иного пола, что хорошо бы быть этому лицу сейчас же или тут же, словом, отдаться бы наслаждениям плотской любви. Это равняется чтению целого романа, особенно когда музыка соединяется с самым искусственным пением романсов. Кто когда-либо в жизни своей падал грехом нецеломудрия, тот, слушая звуки страстной музыки, вдруг припомнит себе все эти падения. Если сравним и оперную музыку с духовным чтением, то вполне сознаем вредное влияние ее на душу: как духовное чтение привлекает к Богу, так эта музыка отвлекает мысль от Бога. — После сего «читающий да разумеет» (Мк.13,14).

Бесстыдные танцы и пляска, бытность при них, равно как и на бесстыдных зрелищах 

«Дочь Иродиады вошла, плясала и угодила Ироду и возлежавшим с ним» (Мрк.6,22): здесь видим грех и пляски и смотрения на пляску. Нельзя назвать совершенно невинными вообще танцы с лицами другого пола. Это сознают сами танцующие и дозволяющие танцевать; потому что неприличным же, оскорбительным для целомудрия было бы при­знано то, когда бы вне танцев девица одну руку свою прямо отдала постороннему мужчине, а другую положила на плечо ему. А также разве ничего не значат для молодой девицы такие минуты: в промежутки танцев она сидит с незнакомым мужчиною, который может говорить с ней под звуки заглушающей музыки, о чем хочет? И вот, как же многие в танцевальных залах захвати­ли заразу для девственной души своей! Но бывают танцы, это именно балетные и канкан (сюда же относится просто­народная площадная пляска), танцы, в которых и ми­мика и движения и костюмы — все рассчитано на то, чтоб заставить душу похотствовать и в теле пробудить похоть. Надобно быть ангелом бесплотным, чтоб в виду этой пляски сохранить себя в чувстве целомудрия. Выходить же на такую пляску, а с другой стороны—прямо просить ее (кричать: «канкан, канкан…»!)—полнейшее бесстыдство. (Для такой-то пляски особенно применимы слова св.отцов, которые вообще осуждали танцы: «праздник дьяволу» (Ефрем Сирин), «подводный камень невинности и могила для нравственно­сти» (Амвросий Медиоланский).

Затем, не менее воспламеняют и питают похоть плоти и бесстыдные зрелища, т.е. такие зрелища, где например, слышится разговор двух лиц, мужского и женского, о плотской любви (а в каком же театре нет этого?); где можно видеть тесное приближение друг ко другу муж­чины и женщины (в лице актеров) до немногих шагов к самому акту греха, запрещаемых седьмою запо­ведью; где представляются разные обольстительные телодвижения, где также, как и в пляске, приняты короткие и обтянутая одежды у женского пола; и где при этом действия — игры девиц или женщин выполняются на возвышении, например, в цирке бег их на лошади с поднятием ног в виде пляски, а в садах — хождение их по канату. Одному Богу известно, сколько душ вовлечено в грех от таких зрелищ! Женатые и семейные с них возвращаются домой в расстроенном духе, возвращаются не одни, но вместе с театральною женщиною, т.е. не вводят же они этой женщины открыто в дом, против чего восстала бы законная жена, но вносят и оставляют ее в своем сознании; а иные и совсем не приходят в тот вечер к семейству, уклонившись на распутия порока. Холостые же тотчас обращаются в постыдные дома; слу­чается еще, иной из холостых, пленившись искусством и наружностью актрисы, вступает с этой актрисой в брак: по увлечению брак не приносит им обоим счастья. И так справедливо св. Церковь на своих соборах отлучает от себя представителей и посетителей таких бесстыдных зрелищ (6 Всел,51 снес.Карфаг.,18).

Переписка о любви или списывание в том же духе стихов

То и другое показывает не только легкомысленную лич­ность, но и готовую предаться преступной связи. Два че­ловека разных полов уверяют друг друга в любви, выражают тоску о разлуке, назначают часы для уединенного свидания. Или одно которое либо (им почти всегда бывает девица), не имея определенно никого для своей по­ловой любви, только любовными стихами услаждает свою душу. Любовь к лицу другого пола может быть в пределах лишь закона, или под условием законного брака. Говорить же, что она к известному лицу есть невольное сочувствие (симпатия) или невинное расположение — и опять странно. Ужели она неизбежная потребность? Ужели по здравому смыслу верны слова о женском поле: «прекрас­ный пол», а о мужчинах: «кавалеры» (т.е. рыцари)? уже­ли, например, женщина без мужчины немыслима, или как бы бесцельное, незаконченное существо? Нет; такой взгляд на взаимные отношения полов был бы как взгляд языч­ника, притом —средневековых времен. Каждое лицо, и мужчина и женщина, есть отдельное, самостоятельное лицо. Нет непременной необходимости человеку привязываться любовью к лицу иного пола (как и нет нужды каждому соединяться браком). Евангелие желающему любить указывает гораздо шире пределы для его любви. Это любовь не к одному лицу (да уже не слепая и страстная), а ко все­му человечеству. Для проявлений ее в самых делах еще более представляется возможности или удобства тем, ко­торые никому не отдали своего сердца ни вне брака, ни в законном браке. Лазарь (сторона мужская) и сестры его (сторона женская), оставаясь одинокими, какие же были любящие души и какие это высокие личности! И так перепи­сываться о любви или списывать откуда либо любовные стихи, забавляя себя ими, — все это легкомысленность и шаг к постыдной связи. Но тут присоединяется и новая вина: тайность от родителей. Переписываются, обыкновенно, несовершеннолетние и во всяком разе из женского пола; еще не вышедшие из дома и попечения родительского. А говоря здраво и по совести, разве у детей несовер­шеннолетних и не пристроенных могут быть в пере­писке с кем-либо секреты пред родителями? Очевидно, нет; потому что родители и первые наставники их во всем и первые друзья для них и первый предмет их любви. Коли они таятся в какой ни есть переписки, коли скрывают от глаз родителей выписку стихов любовных: то уже и понятно, что тут есть нечистота отношений их к другим. Отсюда-то заботы, которые делает отцу взрослая дочь. Как печалится втайне отец, чтоб дочь не посрамила его пред всеми, чтоб не сделала его посмешищем особенно для врагов; его между прочим — вот и слухом о письмах ее к какому либо холостому человеку или мужчине (Сир.41,11). Но дочь-христианка не доведет своего отца до такой печали.

Свободное, или короткое, обращение с лицами другого пола

«Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих? То же бывает и с тем, кто входит к жене ближнего своего» (Притч.6.27,28). Кто живет в мире, для того обращение с лицами иного пола неизбежно, и, без сомнения, не составляет греха, если бывает в границах нравственности. Короткость же обращения опасна и предо­судительна. Ее составляют например: близкая встреча глаз; пожатие рук; хождение под руку; разговор на сердечные вопросы (темы); бытность друг с другом наедине, особенно продолжительная, например, прогулка по саду, в лесу, в дороге, для уроков, т.е. когда один учителем, а другая ученицей, и оба — молодые; пешеходное путешествие куда-либо двух лиц, мужского и женского, с ночлегами в поле; вход в комнату к неодетым или полуодетым другого пола; служение постороннему больному с прикосновениями к обнаженным частям, которое можно было бы заменить людьми того же пола, и во всяком случай—тре­бовалось бы обставить другими посредствами; не прекращение тотчас знакомства и встреч с таким человеком, к которому уже чувствуется плотское влечение (а лучше бы и оставить дело, требующее свидания, чем губить душу, или же выполнить бы это дело через других); неумеренное воспоминание о другом поле, т.е. даже и за глазами его или вдали от него (некоторые из святых подвижников и не без разбора молились о женском поле), а в личном свидании продолжительный разговор с шутками и хохотом; наконец — сидение за вином (как у семейных и пожилых) вместе с замужнею женщиною (Сир.9,10), столь же опас­ное, как трудно, чтоб уголь в пазухе не прожег платья.

Почему все это нравственно не одобряется? Потому что с самого грехопадения Адама в раю чистые отношения полов; мужского и женского, изменились. Теперь, чем ко­роче, вольные и чаще бывает сближение между собой посторонних юноши и девицы или мужчины и женщины,— тем более желается повторять такие встречи и свидания, тем сильнее становится взаимное влияние их тел, а воля по мере этого слабеет, и тем более бывает порывов к решительному падению. (Между прочим, надобно заметить, что более действует на плотскую страсть, следова­тельно, более опасна, близость к мужчине девицы, чем замужней женщины). В этом-то случае нельзя доверять ни своему, ни чужому целомудрию, которое будто бы не до­зволит себе решиться на грубый порок; нельзя всегда успокаиваться и за болезнь, при страданиях от которой по-видимому не до помыслов бы блудных (К одному человеку очень строгой жизни прикоснулась женская рука, прикрывающая его ноги во время ухода за ним по болезни его, и он почувствовал в себе телесные силы для греха и подвергся страшному искушению. Поэтому пр. Пафнутий Боровский, всю жизнь остерегавшийся непосредственных прикосновений к чужой обнаженности, даже до рукопожатий, тотчас отвлек свою руку от человека, который неосторожно взял его за ладонь, проводя его крайне больного в церковь (Четь-мин. Под 1 мая). На этот же случай есть наставление у Антония Великого); нельзя пола­гаться ни на свою, ни на чужую старость лет (Уже омертвело мое тело», говорил один старец тем, которые предостерегали его от короткости с женским полом. Понадеялся он на свою старость, не принял предостережений, и подвергся также страшному искушению (Древ.Пат.5,38); нельзя оставаться спокойным даже со стороны убогого или урода (глупого от природы). Но если короткость с другим полом многих еще и не привела к падению, несомненно, она сопровождается расстройством мыслей и чувств. Пусть иные из светских лиц хвалятся, что вот они и близко и часто обращаются в обществе другого пола, однако не чувствуют в душе никаких нечистых представлений, ни в теле страстного распаления. Так можно сказать только о том обращении, которое бывает в границах приличия: тут, если будет лицо другого пола и очень красивое, но нравственное, но чистое по сердцу, незнающее плотских грехов, обращение с этою личностью может вливать в душу добрые расположения. Но не таковы впечатления после вольного разнузданного обхождения с обоих сторон или же только с одной которой либо. Когда ничего вредного от этих впечатлений не чувствуют, это показывает скорее неспособность совсем внимать себе: «если не имеешь помыслов, то имеешь дело» (Древ. Пат.5,5), можно сказать в таком случай человеку, который смеется над предосторожностями в обращении с другим полом и хвалится своей бесстрастием. (Действительно, кто не борется в душе со страстью, а прямо впадает в плотской грех, тот по бесчувственности своей и перестает возмущаться помыслами). Или же не чувствуют вреда от свободного обращения с другим полом в то одно лишь время, когда воспринимают впечатления. Придя же домой или оставшись в уединении, мужчина (равно как в своем месте и в свою очередь и женщина) после коротких разговоров между собой, по­сле свободных телодвижений, например, во время игры, чувствуют в себе полную войну: в их душе остаются и беспокоят их и красивое лицо, и приятный голос, и взгляд, и походка, и одежда той личности; с которою они провели время. Нет, ни от чего столько не может воз­никнуть сильнейшее искушение к блудной страсти и по­следовать самое падение ею, как от свободного обращения с другим полом. В других случаях свободное до дер­зости обращение с ближним сопровождается другими вред­ными последствиями: а с лицами иного пола оно ведет к потере целомудрия. Это сознали все, которые старались сохранить себя целомудренными. Тут и ничтожное обстоятель­ство вдруг может изменить расположенность душевную и самый образ мыслей. И так отчуждение себя от другого пола вне законного брака вовсе не произвол, а сознанная после множества опытов необходимость. Вовсе это не вражда или пренебрежение, а напротив — истинная любовь к ближ­нему, которая с сознанием своей и чужой немощи охраняет от падения себя и других. И грешат, по сему, грешат против своего целомудрия (особенно так в нынешний век) дозволяющее себе вольное обращение с другим полом, даже смеющиеся над девственною скром­ностью других, поставляющие, например, в молодой девице признаком образованности смелость и открытость ее, кото­рые будто бы не дают заметить в ней женской слабости.

Желание нравиться, чтоб прельстить собой другой пол

«Но ты понадеялась на красоту твою и пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего..» (Иезек.16,15). Желание прельстить собой, однако, обнаруживают не одни женщины, но и мужчины. Оно возникает от сознания своей красоты. Да; и мужчины любят рисоваться красотой своего лица или всего стана пред женским полом; натурально или искусственно они отличают себя тем, что особенно может нравиться в них женскому полу, как например, осанка, звучный голос; заучивают какие-нибудь стихотворения, анекдоты, поговорки, чтобы занимать и веселить женский пол. Но как это неблагонамеренно и неумно со стороны их! Они должны бы, напротив, показывать себя пред женщинами примером рассудительности и степенности. Должны бы щадить женщину, как существо слабее себя, — от соблазна, от прельщения своею красотою. (Святые же Божии, если обладали особенной красотой, то с особенным же старанием избегали встречи с женским полом, и даже иные из них носили в таком случае на лице своем покрывало, как например, Димитрий Прилуцкий (Четь-мин.под 11 февраля)).

Но преимущественно прельщать своей наружностью — порок женского пола (так называемое, кокетство). У девицы или женщины, которые усвоили себе этот порок — и взгляд и улыбка и тон речи и походка и все движения (не говоря здесь о том, что относится к одежде): все у них направлено к тому, чтобы привлечь к себе внимание других, чтобы понравиться другому полу. При недостатке же природной красоты или при упадке ее с годами, искусство прельщать собой усиливается или только в силу привычки не оставляется, делаясь уже тогда смешным и жалким: тогда-то, например, употребляют румяна, как румянилась Иезавель (4Цар.9,30), чернят брови сажей (равно как постаревшие мужчины красят седины в своей голове, забывая слова Спасителя: «не можешь одного волоса сделать белым или черным» (Мф.5,36). Это женская прелесть сильно расстраивает дух страстных мужчин; она играет душами других, приманивает к себе всех без цели или большею частью для того только, чтоб поторжествовать своей красивой наружностью. Как погрешает здесь женский пол! Когда Евангелие строго говорит к мужчине: «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует» (Мф.5,28), тогда оно возвышает и женщину, устраняя, охраняя ее от чувственного наслаждения со стороны мужчины. А между тем женщина своею женскою прелестью сама старается бросить в мужчину стрелу, хочет возбудить в нем чувственные пожелания. Не унижает ли она этим своего нравственного достоинства и не подлежит ли за прельщение мужчины тому же суду, какой произносится на мужчину за похотный взгляд на нее? Вместе с тем, любя жеманство, кокетство, она сама поставляет себя в фальшивое (обманчивое) положение. Вместо любви или поклонения, мужчина проницательный платит ей тайным пренебрежением, а развратные в кругу подобных себе только осыпают ее насмешками. Нет! когда женское лицо чуждо всякого притворства, всякой заботы понравиться другому полу, когда оно показывает себя как есть, без ломки своего языка, без изнеженных повышений голоса, без ложных сожалений или ахов: тогда-то, напротив, эта простота, эта непринужденность, истина и скромность более всего украшают женщину и располагают к ней.

Чрезмерная угодливость женскому полу, или, так называемое, ухаживание

Женский пол, действительно, по самой природе своей требует как бы особенного внимания к нему. Он слабее мужского. Сказано: «сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт.2,18), «помощника», а не более. Эта сравнительная слабость, по са­мому созданию женского пола, увеличилась с грехопадением человека. После греха в раю, который усвоила себе прежде жена, уже вполне образовалось и теперь вполне прилично название женскому полу «немощнейшего сосуда» (1Петр,3,7). И вот эта то немощь женщин и требует особенного внимания к ним, но в каком смысле? Только в смысле «помощи, руководства, снисхождения, покровительства». «А что сверх этого, то от лукавого» (Мф.5,37). Так например, отдавать особенную почтительность девице или женщине за один их пол: выполнять (в делах даже общественных или служебных) по их просьбе и ходатайству что либо с уступками правде и закону; спешить угодить каждому желанию их; чрезмерно оберегать их покой, делать за них лично или же руками других то, что составляет сущест­венный долг их; придумывать разные случаи, «чтоб только вызвать у них улыбку довольства или слово благодарности: как бы и теряться духом, из лица мужественного и самостоятельного делаться бессильным, когда они прибавят себе красоты уборами; наконец, в самом храме Божием раболепствовать пред ними: все это не имеет для себя никакого законного основания. Разве немощь составляет достоинство или заслугу человека? разве она дает особен­ное право на то, чтоб пользоваться уважительностью и всевозможными уступками со стороны других? Но что же именно изобличает эта чрезмерная угодливость женскому полу? Ради чего мужчина унижает свое достоинство, как мужчина, поклоняясь женщине, раболепствуя пред ней? Ради только чувственных наклонностей своих. (От­того-то нет уже раболепства лицам престарелым в женском поле. В древности например, святые жены Таисия и Пелагея, обладавшие привлекательной красотой, до обращения своего в полном смысле были кумиром для похотливых мужчин; богатые кидали к ногам их огромные деньги, а небогатые разорялись для них займами: когда они проходили или проезжали по улице свита поклонников всякого возраста окружала их (Четь-мин. под 8 окт.). Ухаживая за женским полом, мужчина питает в себе внутреннюю похоть таким сознанием, что на него обращается внимание женского лица, что женское лицо к нему признательно и сочувствует: да и то одно ему приятно, что он вращается в кругу женщин. А затем или в иное время этот поклонник достигает на самом деле худой цели. За то, достигнув своей цели, не он уже (как бывает в боль­шинстве случаев) раболепствует женскому лицу, а женское лицо делается ему рабом. Да; для самого женского пола чрезмерная угодливость ему со стороны мужчин составляет великое искушение. Женщина и без того любит, чтоб на нее обращали внимание: она, так сказать, притя­гивается сама к себе и притягивает все стороннее, потому что живет почти исключительно внутреннею домашнею жизнью. А когда еще пред ней раболепствуют, покла­няются: тогда она, если не воспитана родителями в страхе Божием, если и затем нет на нее разумного влияния ни брата, ни мужа, тогда тем более она прихотничает, пор­тится нравственно, а в конце всего готова бывает жертво­вать сама всем для прихотей мужчины. Отсюда происхо­дит грубое падение иногда самой благородной прелестницы. (Например, целование наедине посторонним мужчиною рук у женского лица — такое опасное искушение для женщины, что нужно ей спасаться бегством, чтоб не пасть). И так сколь же это положение женщины: «быть ей тварию покланяемою» и противно достоинству мужчин и вредит ей самой!

Возложение на себя одежда чужого пола и личины (маски)

Слово Божие и св. Церковь положительно запрещают то и другое. «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье» (Втор.22,5); «никакому мужу не одеваться в женскую одежду, ни жене.. не носить личин» (6 всел.62). В полном маскараде, когда т.е. муж­чина на время надевает на себя все женские одежды, а женщина—мужские, когда самое лицо покрывается маской и изменяется голос: здесь-то как же легко быть вольному обхождению и худому сближению между собой двух полов! И сколько, действительно, под масками говорится недоброго, возбуждающего к подозрениям и интригам! По номоканону виновные в этом грехе подлежат отлучению от Церкви (ст.23). (Если же некоторые из святых подвижниц принимали на себя полный вид мужчин, если под мужским именем поступали в мужские монастыри: то с одной стороны нужда, по которой они решились на это, а с другой подвижническая цель их совершенно оправды­вали их (Гангр.17 и 13). Но враг-дьявол нападал на них в таком случае другим искушением — неестественным подозрением их в нарушении целомудрия). Но и смешивать толь­ко одежду полов, даже и у детей, не следует, сколько бы время и обычай ни разнообразили ее. Почему же? Также по причинам нравственным. Для мужчины принадлежности женских уборов (например, глухая верхняя рубашка на подобие женского платья, разные бантики и ленточки) бывают соблазнительным напоминанием о женском поле. Если только и висит на глазах женское платье, если лежит пред глазами женская обувь, — и то уже иногда соблазняет). А на женском лице подобия мужского платья и вида (на­пример, мужское пальто и полусюртук с застегнутыми пу­говицами, обувь со стуком или на высоких каблуках, большой пояс, шапка сдвинутая притом на ухо, шнурки как у военных),—на нем все это показывает отсутствие скромности, или крайнюю развязность в отношении к муж­скому полу. (Особенно же стрижка волос без всякой нуж­ды в женском лице предосудительна. По учению слова Божия (1Кор.11,10) и по смыслу соборных правил (Гангр.пр.17), волосы у жен­щины напоминают о ее зависимости от мужа. Как «се­рафимы лица закрывающие» (1Кор.11,10)» в службе пред Богом: так и не стригущая своих волос и прикрытая ими женщина с боязнью и почтением относится к мужу. Следовательно, если какая женщина или девица сбрасывает с себя во­лоса, это значить—она сбрасывает ту зависимость, кото­рая возложена на нее Самим Богом, и как бы темь она хочет перешагнуть в мужской пол. Прежде стригли только изобличенных блудниц, именно в наказание за их порочную жизнь и в знак того, что она потеряла женскую стыдливость). В виду таких то нравственных причин и поставляется в вину даже смесь костюмов мужского и женского, а не только полное переряживанье одного пола в другой. В этой смеси более ложным вы­ходит положение опять-таки женского лица. Одеваясь по-мужски, женщина будто думает придать себе тем муж­скую воинственность. Но нет! Ей не быть сильнее муж­чины (говоря вообще), а исканием силы чрез мужские на­ряды она только теряет свои женственные достоинства, лишается должного к себе почитания.

Подсматривание на чужую обнаженность или полуобнаженность

Пример Давида, который «увидел… купающуюся женщину… , и послал… взять ее, и она пришла к нему. И он спал с нею» (2Цар.11,2-3) показывает, как быстро пробуждается половое стремление при взгляде на обнаженных или только полуобнаженных лиц другого пола. Иметь совершенную нечувствительность к различию тел, т.е. чтоб мужчине бесстрастно смотреть на женскую об­наженность, а женщине—на мужскую (например, когда Симе­она юродивого втащили в баню моющихся женщин, то он ничего страстного в себе не чувствовал (Четь-мин.под 21 июля),—это есть самая высокая степень целомудрия, свойственная немногим. Полагаться же на свое бесстрастие в настоящем случае, думать быть крепче Давида — весьма опасно. Нет; не дол­жны мы во всю жизнь свою верить этой плоти, особенно те из нас, которые испытали сласть плотскую. Поэтому должны мы избегать всякого взгляда на чужую обнаженность, например, когда женщины занимаются обиходом домашним (мытье полов, белья), когда кто спит раскидавшись: луч­ше по возможности не видеть чужой обнаженности и одинакового пола, как поступили умные сыновья Ноя в отношении к своему отцу. (Случайный и мимолетный взгляд на чужую обнаженность бывает особенно для тех, кото­рые сражаются в себе за целомудрие). Кто же намеренно отыскивает случаи к тому и с услаждением останавливает свои глаза на том, как лица другого пола остают­ся почему либо в обнаженном или полуобнаженном вид, —тот и безрассуден в своем любопытстве (а тем, которые подвизаются или готовятся подвизаться за целомудрие и чистоту своего тела, тем и не до того, чтоб думать о встречах с другим полом. Их без того враг-диавол преследует наяву или во сне образами иного пола. Таковы, например, были видения Антонию Великому (Четь-мин.под 17 янв.), препод. Сарре, которая 13 лет вела борьбу с демоном блуда (Древ.Пат.5,13). Когда же один благочестивый человек, быв в законном браке, поступил в монастырь с сыном своим — младенцем и решился воспитать своего сына в совершенном целомудрии, не говоря сыну какой это бывает на свете женский пол, и не показывая ему женских лиц, тогда совершеннолетнего сына его враг – дьявол старался познакомить с женским полом, показывая от себя молодому подвижнику женские образы (Там же, сказ.24); потому что одна форма у тел человеческих в мужском и женском роде и, кроме полового различия, каждый может судить о чужом теле по своему; а главное – тот в высшей степени возбуждает себя к сладострастию.

Соблазн на собственную наготу

По чувству христианского целомудрия требуется стыдиться и себя, или собственной наготы. (Одни из святых, как, например, Антоний Великий (Четь-мин. под 16 января)), никогда не видели обнаженным своего тела; другие, как Тихон Задонский, под конец своей жизни, или иначе сказать, в конце своих духовных подвигов, также переставали омывать свое тело в бане; еще иные, строгие хранители своего целомудрия, стыдились и своей комнаты, когда переодевались, особенно до сорочки, почему и употребляли на сей раз ширму; стыдились также некоторые и сияющего на них солнца, когда должны были обнажиться на открытом воздухе; значит, стыдились не только других и самих себя, но и неодушевленной природы; наконец что же? Одни, обнажаясь, чувствовали стыд и от присутствия существ бестелесной и святой природы, например, своего ангела-хранителя, который сопутствовал им в дороге и при котором они должны были раздеться, чтобы переплыть через речку, когда не случалось на берегу лодки (из Алфав. Патерика). Вообще строжайшие хранители своего целомудрия между святыми, как например, (кроме Антония велик.) Пахомий, Аммоний, Серапион и другие советовали и сподвижникам своим не обнажать своего тела иначе, как только в случае тяжкой болезни или особенной нужды. Конечно, не напрасно же или по излишнему опасению они прибегали к такой утонченной осторожности, как и не напрасно названы Церковью и в истории «великими», нет, но вследствие глубокого изучения этой мудрейшей науки: «как избегнуть страстей». В настоящем нашем состоянии, которое есть состояние падения, потеря первобытной наготы, теперь-то свойственнее каждому человеку скрывать и от себя собственную обнаженность, напоминающую о первом грехе, чем засматриваться на нее. Взгляд с услаждением на обнаженные свои члены легко приводит к мысли о противоположном поле и к удовлетворению плотской похоти. Особенно такой взгляд сопровождается смущением для тех, которые ведут жизнь высокоцеломудренную. Вот они руки свои видят всегда обнаженными, и этого довольно кажется им.

Неотклонение себя от живых соблазнительных картин плотской похоти

Когда из стана еврейского один на глазах всех ввел в свой дом женщину для блуда: эта живая соблаз­нительная картина, напротив, нисколько не изменила в прочих печального настроения духа, в каком они нахо­дились по одному случаю, а Фенееса и вызвала на особен­ную ревность против соблазна (Числ.25,6-9). Нравственный, целомуд­ренный человек никогда не окажет сочувствия к живым картинам плотского греха, которые случайно или неожи­данно попадут ему на глаза, но и спешит отклонить себя от них. (Это например, уличная встреча с двумя лицами, которые изъявляют друг к другу знаки незаконной люб­ви, и другие где-либо неожиданные скверные встречи; это неожидаемый же показ бесстыдными людьми скверного изображения в резьбе или рисунке, которым они сами лю­буются, которого разыскивали; это картины и скотской по­хоти, часто встречаемый на улице). Страшный у нас предатель — рассеянный глаз. Греховные впечатления на прочие чувства с меньшею борьбою проходят или же скорее изглаждаются противными впечатлениями; например, если кто слышал с услаждением страстную музыку, а вслед затем услышит чей-либо жалобный плач, первое впе­чатление подавляется в нем последним. А через глаз впечатление скверное, как вот в особенности это — сла­дострастное, точно насквозь проникает человека. Оно и в присутствии и в отсутствии соблазнительного предмета мучит душу. Оно надолго остается в душе, смущая ее грязным представлением. И так нравственный человек, как от чумы, отвращает глаза свои и бежит от живых картин или напоминаний плотской похоти. Когда волей или неволей с некоторым услаждением и любопытством или же без этого, он посмотрел на такие картины: тогда помогают ему (и часто одним разом) отрешиться от них то, чтоб, войдя с благоговением в церковь, стать пред иконостас.

Украшение дома, особенно опочивальни, соблазнительными картинами или статуями

«Коврами я убрал постель мою, …спальню мою надушил смирною… и корицею; зайди будем упиваться нежностями до утра» (Притч.7,16). Против этого греха сказано на одном из вселенских соборов: «кар­тины и статуи, обаяющие зрение, растлевающие ум и производящие воспламенения нечистых удовольствий, не позволяем … начертывати» (Прав.100). Любящие соблазнительную обста­новку особенно своей спальни обнаруживают в себе в высшей степени сладострастное направление: приманку для своей похоти они поставляют ближе к тому месту, где и может удовлетворяться похоть. И как некогда Далила усыпила в своих объятиях сильного Сампсона (Суд.16,14): так каждая спальня, которая украшена обнаженными статуями, картинами нечистой любви, подобными же картинками в альбом,—может усыпить, расслабит дух даже и твердого в целомудренного человека. Сюда же надобно отнести пуховики, шелковые одеяла и занавесы, которые тоже до­вольно заманчивы для похоти плотской. Еще— «сосудцы с духами» (Пс.3,20), или обилие помад, духов и разные куренья, в роде сказанной корицы. Все это в спальнях, действуя на обоняние, однако, не облагораживает и не возвышает духа, а только расслабляет дух. (А вот святые же Божии, какими и мы все по христианству должны быть (1Петр.2,9), совсем не так смотрели на свою постель. Для них постель казалась как бы могилою. Ложась спать, они представляли себе, что может быть наступающая ночь будет для них уже последнею. Так и в молитвослове при вечерних молитвах дается ревнующим о спасении души наставление: «засни, помышляя день судный… Аще обрящеши возглавицу мягку, остави ю, а камень подложи Христа ради». Если же нападал на святых в их спаль­ни или ночью блудный помысл, то они, между прочим, тотчас зажигали свечу (Древн.Пат.,гл.5,40); потому что к свету меньше идут темные и скверные мысли, потому что враг-дьявол, как сам тьма, и нападает на людей с соблазнами боль­ше во тьме).

Разжжение похоти искусственными способами

Закон Божий внушает: «умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть» (Колос.3,5). Искусственно же разжигая в себе похоть то внутренними горячительными средствами, между которыми первое место занимает «вино, от которого бывает распутство» (Еф.5,18), то внешними—механическими, о которых «стыдно и говорить» (Еф.5,12),—поступая так, человек делает насилие и вред своему организму. Это есть сладострастное приготовление себя к блуду, иногда и остающееся только приготовлением, но нравящееся в то же время само по себе. Если же после него иной решительно согрешает, то уже согре­шает, когда бы и не хотел (со стороны плоти) согре­шить или когда бы легко мог обойтись без греха. Тело его усмирено чем-нибудь, например, болезнью, малым и холодным питанием, усидчивым занятием: а между тем душе желается блуд; похотливая душа с усилием вызывает страсть и в теле. Такое-то усиленное желание со­грешить со стороны души, и составляет здесь вину. Но сугубо грешит тот, кто разжигает искусственным способом похоть и в другом лице, с сознанием ли этого лица или скрытно от него. Чем ближе иной к старости лет, но чем более развита в нем внутренняя похоть; тем скорее этот человек употребляет разные подстре­кательства к тому, или чаще прибегает к искусственным способам для того, чтоб разжечь в себе телесную похоть. Сюда же относится грех некоторых из женского пола, известный под словами: «присушить, приворотить». О нем сказано в номоканоне: «жены покушающиеся некими обояниями привлекать неких в любовь к себе …» (гл.13); о нем же можно читать в житии св. Киприана и Иустины (Четь-мин.под 2 окт.). Вообще же искусственное разжжение похоти напоминает и об идолослужении язычников, у которых некоторые служ­бы божествам совершались удовлетворением плотской стра­сти.—О, если б человек старался водворить, твердо поме­стить в самой душе своей чувство целомудрия. Тогда бы не только душа не подстрекала ко греху холодное и ослабев­шее тело, но и горячая молодая плоть была бы смиренною пред душой!

Изысканная и нескромная одежда

Целомудрию противны собственно «нарядность»одежд и их красота (1Петр.3,3)…(Люди) употребляют излишние украшения, например, у женского пола это заграничные шелка, бархаты, браслеты, подбавляющие красоты рукам; сюда же идут те наряды, против которых сильно восставали в дщерях сионских древние пророки: «красивые и гремящие цепочки, серьги и множество колец на руке, ожерелья на шею, за­пястья, повязки и покрывала на голову» (Ис.3, 16-22). Такая изысканность в одеждах («щегольство») в пользу ли целомудрия говорит? Нет! Тех, которые гоняются за ней, безусловно или ради моды, тех она плохо рекомендует и не приведет к добру. Люди нецеломудренного поведения всегда отличались щегольством, и поэтому чрезмерное ще­гольство можно считать предвестником потери целомудрия. В апокалипсисе нарядные одежды, украшения золотом, дра­гоценными камнями и жемчугом преимущественно усвоиваются блуднице. (А в житиях тех святых жен, ко­торые были блудницами и любили украшать себя дорогими одеждами, читаем, что эти жены, когда обращались к Богу, то называли прежние свои украшения не иначе, как «проклятыми дарами», без сомнения, в смысле приобретения их от разврата. Покаявшиеся грешницы не смели при­носить свои наряды в церковь для пожертвования и даже сжигали их на глазах у всех (Четь-мин. Под 8 окт.)). Св. отцы и проповедники, писавшие или говорили против щегольства, всегда были того убеждения, что страстная привязанность к нарядам доказываете решительную развращенность или положение человека на полдороге к развращенности. И действи­тельно, эта страсть главнее всего происходит от желания нравитьсядругому полу. А такое стремление естественно развивает ветреность, суетность. (Благовоспитанные же юноши и девицы или твердые в доброй нравственности мужчины и женщины не будут, подобно застаревшему ребенку, привязываться ко всему яркому, цветному, издающему от себя звук или шум. Эти личности будут только наблюдать приличную скромность и изящность в своих одеждах) Стоит посмотреть на дело и только глазами здравого рассуждения. Например, к чему же это иной мужчина по целому часу проводить в занятии своим туалетом, скорее потерпит несколько пятен на своей душе, чем малое пятнышко на платье, и все свое состояние тратит на то, чтоб «во что одеться?» (Мф.6,31). Зачем это девица или молодая женщина перед выходом из своего дома, а особенно перед каким либо праздником в своем доме или в кругу знакомых (например, и перед каждым вечером), зачем в продолжении многих часов не могут насмотреться в зеркало, требуют взаимной по­верки хорошо ли на них все лежит и взаимных услуг при этом убранстве? Сколько соперничества в нарядах со своими знакомыми! Сколько пересудов – к лицу или не к лицу тот и другая одеты! К чему это украшение ног такою вычурною и ценною обувью, и почет этой обуви до того, что не в часы употребления она полагается на стол наравне с головным убором?

Затем, грешна собственно нескромность, нецеломудренность одеяний. У мужчин, например, это короткость сюртуков. Женщины обнажают шею и руки или только покрывают себя легкими (лицемерными) покровами, обрисовывают талии, делают разные складки, чтоб обратить внимание на соблазнительные места… Не признак ли это, что и сердца этих девиц или женщин вполне доступны для другого пола? Да; такой наряд, как раскрытая грудь, обнаженные руки дальше локтей, такой полуобнаженный на­ряд («декольте») естественно подавляет стыдливость и возбуждает порочные страсти, как в зрителях, так и в тех, которые таким образом наряжаются. Относительно нескромности в туалете нельзя еще не сделать особенного замечания о волосах у женского пола. Женщины как-то не могут справиться со своими волосами. Волосы, действи­тельно, составляют природное украшение их. Но эту при­родную красу они и еще стараются увеличить, да только не всегда скромно. То они завивают у себя волосы, чтобы ви­лись кудрями; то развивают и оставляюсь их колебаться; то понижают, то подымают, обременяя голову (шиньонами) пуком чужих волос (и может быть, эти волоса с бедного мертвеца какого); то делают волосы златовидными, вплетая в них золотые вещи: то, наконец, совсем лишают себя этого естественного украшения. Не напрасно же и в апостольских посланиях писалось против нескромного плетенияволос (1Петр.3,3-5). Между тем сообразнее было бы с природою женщины, и следовательно с правилами женской скромности, в той или иной степени прикрывать голову, и не только так на молитве в церкви, но и во всякое время при выходе куда либо. И вот когда к изыскан­ности-то или драгоценности одежд присоединяется еще и нескромность их, затем особенное уменье как у женщин обратить внимание других на то, что в этих одеждах есть нового, когда одевающаяся так девица или женщина, притом, молода и красива: после всего этого уже готово пол­нейшее «прельщение очей мужских». Тогда похотливые юноши и мужчины «раскрыв рот, смотрят на разряженную и красивую» (2Езд.4,19)».

Наконец, в отношении к целомудрию и материал одежды не безразличен; например, шерстяная одежда, намеренно или только по недоразумению надеваемая на свое тело, особенная мягкость, теплота платья изнеживают тело и возбуждают плоть (не без причины же многие подвижники носили на себе грубые власяницы). Сюда же следует отнести разные мыла для омовения, масти для натираний, духи для вспрыскиваний. (Например, в древнем Риме богатые женщины, убивая свое время на уборы и наряды, каких средств не придумывали, чтобы придать себе красоты и грациозности! Они имели по несколько сот ослиц, чтоб только пользоваться молоком этих животных для своих омовений).

И так можно ли сомневаться в том, что нарядные и нескромные одежды, изысканная мягкость или теплота их, и другие разнеживающие плоть принадлежности к ним, можно ли иметь сомнение, что все это взятое вместе, рас­полагаете к нецеломудрию, портит нравственность? В виду всего этого апостол Павел, дозволяя «украшение лепотное»(т.е. приличное), и предостерегает всех девиц и женщин-христианок: «со стыдливостью и целомудрием, украшали себя» (1Тим.2,9). О, как прискорбна для Церкви эта нынешняя погоня за нарядами! и как желательна коренная перемена некоторых нарядов!

Раздел 2: Виды телесного блуда

Скоктание, или щекотание; страстное осязание и лобызание

«Скоктания и иные тмочисленные страсти не оскудеша от мене» (Из мол. ко св. причащ.). Если чувства зрения и слуха, с одной стороны, могут вносить в душу нецеломудренный помысл, а с другой – в сладострастном и удовлетворяют своим образом его плотскую похоть: то тем более чувством осязания, или самым прикосновением к другому полу, возбуждается и питается плотская похоть. Таково, например, щекотание в виде игры; таковы поцелуи или так же во время общей игры и по форме самой игры или же решительно сладострастные (еще хуже, у некоторых сектантов они прикрыты Христовою любовью, а у иных православных христосованьем во дни Пасхи: христосуются с другим полом только для того, чтобы испытать при этом приятное ощущение от прикосновения к другому полу); таковы страстные или любовные обнимания. Подобные-то прикосновения к лицам другого или даже одинакового пола (иногда, впрочем, они бывают случайными, ненамеренными) и порывают к действительному падению…: Скажут нам: «Любовные лобзания и объятия еще не оставляют никакого следа на теле, например, девицы; тело от них не растлевается. Что же тут смущаться?» Пусть так, ими нельзя доказать или изобличить следов нецеломудрия. Но тело девицы или юноши после этого уже не остается чистым от постыдного прикосновения, и эти незаконные поцелуи и объятия, как огонь, должны жечь совесть их.

Искушения во сне

Нехорошие ночные грезы иногда вменяются в вину, а иногда остаются без всякого вменения. Вменяются, когда например, человек в продолжении дня допустил сладострастный взгляд на лицо другого пола или такой же разговор с кем. Душа легко воспроизводит все это во сне, и вот – человек подвергается осквернению и по душе и по телу. В другой раз человек засыпает с нехорошими мыслями. (Эти мысли предлагают ему и бесы блуда на том именно основании, или в такой надежде, что затем одной душе его, когда тело заснет и прекратится сознательная деятельность души и тела, — одной душе труднее будет бороться с искушением, которого задатки уже полагаются). А последние вечерние мысли, и особенно, на самой постели, важны. Они бывают главными во время сна и первыми по утру: что задано будет мельнице с вечера молоть, то она и работает (мелет) всю ночь. Таким образом, и опять застигает человека сонная греза, противная чистоте души и тела, хотя здесь и меньшая степень вины, чем после сладострастного взгляда, разговора или прикосновения; потому что здесь повод к ночному искушению не был поставлен пред глаза, а мысли о предметах отвлеченных, вообще, сопровождаются едва ощутительными движениями в нас.

Вменяется сонное искушение, когда происходит от многоядения и многопития, особенно от переполнения желудка жидкостью. Предаваясь излишней сытости, человек делает от себя дополнение к чувственному, а таким образом и дается ему знать то естественное движение, которое собственно предназначено для чадородия. (Вредит на сей раз также лежание на спине, а не на боках, покрытие себя слишком теплым одеянием). Но и пороки в характере духовном, как самомнение и обсуждение ближнего, иногда наказывают человека искушением во сне: тогда опять естественная страсть дает о себе знать, чтоб человек научился смирению, чтобы не почитал себя высоким. «Но за что же (скажут) винить человека, когда он в сонном состоянии не проявляет свободных действий, так как свободные только действия должны быть вменяемы?» Здесь человек подлежит ответственности за последствие того, что делал свободно и с сознанием, подобно тому, как нетрезвый обвиняется же в тех безобразных поступках, которые допустил без памяти и полного сознания. Может быть еще искушенный во сне и не помолился перед сном своему ангелу-хранителю, не осенял своим (нагрудным) крестом место своего ночлега, или постель, не крестился снова и не возносился мыслью к Богу после того, как пробуждаясь ночью вставал и снова засыпал.

Но вот когда не было ни прямых поводов к искушению во сне, ни опущений молитвенных, за которые могло бы оно постигнуть нас; когда оно последовало от минутного лишь обращения мысли нашей к другому полу, притом – невольного обращения; когда оно застигло нас даже после поста и молитвы; словом, когда оно случилось, как естественное телесное движение (от множества влаг) или же очевидно по одной зависти дьявольской: — в этих-то случаях нет греха и чувству целомудрия нечего тревожиться от сонных грез: «яже суть безгрешна», сказано в церковных наставлениях. (Иногда же и молитвы нашей не было и постель или сами мы не оградили себя крестом, между тем искушения во сне не случилось. Здесь опять своя хитрость у врага. Он располагает нас не верить молитве и крестному знамению, и с этой то целью оставляет нас в покое от ночного искушения, хоть бы мы вовсе без молитвы заснули). Пусть иным снилось бы и прямое совокупление с посторонним телом, иногда даже с умершим (например, вдове с ее мужем): опечаливать себя после этих скверных сновидений не следует. Только кто может – должен очистившись телесно (в случае самого истечения) прочесть «молитвы от осквернения». В затруднительном же случае может осквернившийся (как советуют святые подвижники) положить поклоны, например, семь раз по семь или… можно столько же прочесть молитву Иисусову. Надобно однако заметить, что сонное искушение собственно по зависти дьявола, без тех или иных поводов со стороны человека, не может повторяться часто. А твердые в правилах целомудрия или супружеского воздержания и совсем не подвергаются ему

Возобновление в памяти сонного соблазна

Это значит содействовать дьяволу, как участнику сонного нашего соблазна, в достижении его цели; потому, что он в теми между прочим намерениями и представляет нам во сне соблазнительные образы плотского греха, чтоб мы снова осквернили этой нечистотой свою душу, вспоминая ее. Например, яснее представляется сознанию, по короткости сна, тот сонный соблазн, который последовал во время послеобеденного отдыха. И вот кто, пробудившись, не воспротивится возобновлению в памяти того, что грезилось приятно для плоти: тот развращает свою душу и вызывает себя на грех. Это действия сознательные, свободные, и следовательно, вполне вменяются. Нет, и более верным средством к тому, чтоб реже или совсем не испытывать нам дьявольских искушений во сне, признается: не обращать на них внимания, забывать их, если особенно они бывают в одном сонном представлении, без телесного осквернения.

Истечения

Это скверные истечения кроме сна, или наяву. Если они происходят от слабости известных органов (подобно тому, как поврежденная, ослабленная плотина пропускает через себя воду), то слабость, или болезнь своего рода, не могла же придти без нравственной вины человека. Но самые поводы, или случаи, при которых обнаруживается эта телесная слабость, всего яснее доказывают чью-либо вину. В самом деле, когда человек подвергается наяву известным истечениям? Когда вдруг встречает красивое лицо другого пола; когда ожидает для себя сласти греховной; когда с любопытством расспрашивает или выслушивает, как другим кем совершен был плотской грех; когда после самых коротких промежутков времени снова удовлетворяет половой страсти; когда, наконец, наедине думу за думой переводит в себе, представляя соблазнительные лица иного пола. Таким образом, и понятно, почему у святых подвижников истечения наяву называются «пределом блуда». И как же человеку не со­веститься самого себя, когда он ходит или сидит, или разговаривает с другими, может быть, даже с семей­ными своими, а между тем сам весь в осквернении! Нужно, с Божиею помощью, подавлять в душе плотские пожелания, а тело утомлять, чтоб оно менее воевало. Нуж­но вспомнить о своем ангеле-хранителе, которому тяжело быть с тем человеком, который находится «в скверне плоти и духа» (2Кор.7,10).

Лишение себя невинности или целомудрия

Юношей также увещевай быть целомудренными» (Тит.2,6); «отвергнув и мирские похоти, целомудренно …жили» (Тит.2,12). Слова: «увещевай» (умоляй) и «отвергнув» (значит не без борьбы с собой) показывают, что целомудрие юноши или девицы должно быть сохранено не как-нибудь случайно, т.е. по отсутствию только поводов, соблазнов к потере его, и не по одному стыду ее стороны людей или из боязни родителей, но с сознанием, с твердостью, в чувстве страха Божия, с надеждою на награду от Господа Бога. «Случайно» только избегнуть растления себя, или оставаться целомудренным только в физическом смысле, а в душе не дорожить целомудрием, а внутренне не считать целомудрия подвигом и богоугод­ною добродетелью,—это еще не заслуга: пять юродивых тоже оставались девами, но пред ними затворены были двери в брачный чертог (Мф.25,10). Нет; важно—когда чья либо девственная невинность, сохраняемая с начала и до конца жизни по особенному обету или без обета (т.е. по обстоятельствам, которые не благоприятствовали в свое время жениться или выйти в замужество),—важно, когда эта пожизненная девственность еще встречала себе искушения. Важно особенно, если девственница или девственник не усвоили себе от одиночества жесткого, или злого харак­тера (а таков большею частью характер старых дев и холостяков): напротив, всегда и во всем в жизни дер­жались и держатся духа евангельской доброты и терпеливости. К этому самому и может привести их разумное и строгое девство, как и вообще черты богоподобия беспрепятственнее и полнее отображаются или развиваются на чисто девственной душе, чем в людях, познающих сласть брака: «говорю это для вашей же пользы», внушает Апостол тем лицам, которые бы последовали его советам о безбрачном девстве (1Кор.7,35). В таком случае целомудрие их — жертва Богу самая чистая, добродетель самая высокая. Герои такой добродетели называются в апокалипсисе «первенцами Богу, первые» предстоят «у престола Божия (Откр.14,4-5) в царстве вечном. (И у язычников в древности известно было девство, целомудренные девы—весталки—служили в идольском храме и пользовались особенным почетом. Но в христианстве девственность, например, женского же лица, считается гораздо выше, независимее: здесь дева может и не поступать для священного служения в церковь, как бы свя­щенная какая вещь, может и не быть ни диакониссой, ни сестрой милосердия; она сама по себе, тем более с обетом монашеским, уже жертва Богу, «невеста Христова»). «Почему же девство не поставлено в закон, если оно столь высоко? почему касательно его даются только советы»? Этим нисколько не умаляется достоинство его, а напротив возвышается. Значить девство не иго закона; значит ему предлагают быть, как жертве, как дару пред Богом.

Затем, до брака же и каждый, действительно, обязан сохранить полную девственность. Это сохранение так не­обходимо и дорого, что равняется понятию или представлению: «сохранить благодать крещения». Да; отроческая и юно­шеская девственность, с одной стороны, составляет пер­вый нравственный долг человека, а с другой—жертва и заслуга пред Богом, потому что достается не без неко­торой борьбы с молодостью лет, с препятствиями в себе и отвне. В Ветхом Завете лучшими жертвами считались: начатки плодов и первенцы животных, т.е. все первое, непорочное; так-то и целомудренная юность до брака есть святое жертвоприношение Богу. В тоже время это добрач­ное целомудрие награждает само себя. Устоявшие с Божиею помощью против всех соблазнов до замужества или до женитьбы получают и на целую жизнь в некоторой мере нравственную твердость характера, или устойчивость добродетели. Прекрасный пример на этот раз видим в целомудренном Иосифе. Иосиф, богобояз­ненно отвергнув искушение жены Пентефрия, показал в себе твердость духа и за этим временем, именно когда невинный попал в темницу (между т тем другие в унынии то еще скорее предаются плотской страсти); он устоял вообще в верности и чистоте пред Богом и тогда, как возвысился во всем Египте. Да; одна победа над соблазном для целомудрия, но победа самая крепкая, на­делила Иосифа крепостью богобоязненного характера на всю жизнь (а надобно помнить, что это был соблазн мужчине со стороны женского лица). В Новом Завете святыми Божиим выходили большею частью те же лица, которые или во всю жизнь свою или (если обязывались браком) до брака сохранили благодать крещения, т.е. девство свое, как можно понимать особенно на сей раз чистоту вслед за крещением.

После этих рассуждений не очевидна ли тяжкая—претяжкая вина такой девицы или такого юноши, которые не дорожат своею девственностью, как богоугодной святыней, которые произвольно жертвуют своим невинным состоянием? О, какая плачевная жалость! Эти молодые люди отнимают у самих себя сокровище, которого уже нельзя им в полном смысле воротить, к которому они будут об­ращаться назад только с глубокими вздохами раскаяния. Они должны бы преждевременно обдумать страшные последствия своего падения, т.е. прежде того времени, как страсть возобладала ими друг к другу. Так как первое падение не тотчас же бывает, но лица двух полов вза­имно себя обольщают: то тут-то особенно и надлежало быть стражем своей невинности. Отсюда видна нужда хра­нить себя вообще против грехов «сердечной похоти». Скажут: «для всех падающих остается покаяние и исправление жизни; так и потерявший целомудрие может же снова уцеломудриться по телу и по душе». Но здесь падение особенное. Падший или падшая—хоть бы однажды только—уже перестали быть всегда юными, или детьми о Христе. Они не остаются более неведущими зла, кото­рое и могли бы знать, только со стороны тяжкой вменяе­мости пред Богом (в теории, а не на самом деле). Это первое. Затем, они несчастные поставляют себя в за­труднительное положение в отношении к самим себе. Они может быть думали только испытать сладость полового гре­ха, а потом и остановиться. Но нет! Им уже нельзя не бояться и гораздо труднее избегнуть новых падений: и железо снова ломается в том месте, где сначала надло­милось. Как редки примеры, чтоб однажды нарушившее целомудрие (особенно лица мужского пола) снова не падали тем же грехом! Горькое бывает сожаление после первого падения и полагается намерение не падать более: по первый сильный соблазн, и снова повторяется грех. Эти люди должны держать себя в постоянном напряжении и страхе, если хотят удержаться от нового падения (и менее они несчастны, а более близки к милости Божией, если остановятся на первом падении). Они должны переиспытать борьбу с такими помыслами, какие раньше, в невинном состоянии, совсем не были страшны им и не приступали к ним, подобно тому, как в огороженному саду недоступен бродячий скот. Наконец, говоря собственно о ли­це женском, которое потеряло свою невинность и которого вина не осталась тайною,—такая девица поставляете себя в неприязненное отношение и к другим, для которых особенно близка ее временная и вечная участь, с кото­рыми тесно связана ее честь: это например, родители ее или вместо родителей воспитатели, это братья и сестры ее. Меж­ду тем как посторонние для нее, например, подруги, только обегают ее и пренебрегают ей,—семейные же едва не проклинают ее за падение. Когда же она выйдет в за­мужество: тогда жених ее, не знав ничего об ее вине, увидит себя обманутым, высказывает горькое раскаяние в своем выборе. Посему церковная епитимия за блуд, даже и самая меньшая, полагается до 8 лет (Вас.Вел,38), как за тяжкий грех пред Богом и людьми, как за безрассудство против своего счастья. Но рассуждают: «иное мо­лодое лицо женское или мужское теряет свою невинность только по излишней своей невинности или по неопытности, по незнанию зла, на которое решается; следовательно, для него не должно быть нравственного вменения греха». Не спорим,— возможны такие жалкие, несчастные случаи падения. Однако и самая молодая юность разве не могла сознавать неприличие и неправильность прикосновения к себе чужого тела? —Что же до тех, которые решаются расстаться со своим целомудрием уже в 25 лет, то это самые неразумные и тяжкие грешники; потому что они уже пережили особенно пылкие лета и, озираясь назад, должны были бы только благословлять Бога за свою невинность:—они совсем погубляют прежний свой подвиг.

О! как с одной стороны истинно-счастливый тот человек, который собственным ли чувством страха Божия или более предостережениями добрых людей остался и остается целомудренным! Но с другой, как злосчастен, жалок произвольно жертвующей своею невинностью! В первом случай счастье, а во втором несчастье, люди опытом дознают особенно в дальнейшие годы после своей молодости. Пусть можно угодить Богу еще более покаянием, чем девством — это известная истина: тысячами примеров можно подтвердить ее. Но сколько же тут и особен­ной трудности! (Например, чего стоило Иакову постнику за­гладить пред Богом потерю своего девства и одно только падение во всей жизни! Он в продолжение 10 лет нахо­дился заключенным в своей пещере, как в могиле, не позволял себе и взглянуть кверху). О, все те, которые еще остаются в состоянии девства до брака или совсем не имеют надежды на брак! Умоляем вас «апостольски», или по примеру Апостола: пожалейте же себя, не отдавай­те ни за какие сокровища этого сокровища — своего девства! Пусть где-нибудь в жарком климате и камни от зноя распадаются, а вы не допустите сгореть на себе девству. Когда святым подвижникам и подвижницам, сохранявшим себя в девстве и целомудрии, предстояла опасность расстаться с девственностью своею и пасть в беззакон­ный блуд,—они и бегали, оставив самое платье свое, если могли убежать,—и умоляли и устращали казнью Божиею тех, которые соблазняли их ко греху, и представляли себе картину вечной муки пред самые глаза. (Известен пример, как пустынник, приняв ночью в свою келью блудницу, которая притворилась заблудившеюся в пустыне, и очутившись всего на шаг от блудницы и от греха,— как он жег персты своих рук над свечей, чтоб предощутить будущий огонь адский и остаться целомудренным) (Древ.Пат.гл5,40). О, нынешние юноши и девицы! Вас умолять к сохранение целомудрия Церковь имеет во сто раз более побуждений или опасений, чем в свое время умолял апостол Павел. И мы тысячу раз умоляем вас «быть целомудренными»!

Незаконная беременность

 «Она беременна от блуда» (Быт.38,24). По-видимому, лишение себя девства и забеременение — соединенный грех. По-види­мому, здесь нет новой вины в сравнении с тою девицею, которая также лишила себя девства, но не подверглась бе­ременности. Но это только по-видимому. Беременность для стыдливой сколько-нибудь девицы или же женщины, не име­ющей мужа, составляет явное Божие наказание за грех их и, так сказать, публичную епитимию им. А этим самым указывает на особенные обстоятельства в их грехе, которые увеличивают их вину. Так, может быть, иная пала в кругу или сожительстве таких лиц, со стороны которых видела только хорошие примеры поведения. Другая может быть решилась на падение после многих пре­досторожностей, для которых поводом была замечаемая в ней вольность, но к которым, она не хотела оказать внимания. Может быть, это был для иных уже не первичный грех, т. е. не первоначальное лишение себя девства или вдовьего целомудрия или супружеской верности (в отсутствие мужа). Нет,—грех их повторялся не од­нократно, но только не оставлял после себя в таком роде следа. Между тем при тайности его они падающие еще пользовались именем честных, не осуждая себя в душе, а даже осуждали и горделиво осмеивали других за подобную жизнь.

Во всяком случай последствия незаконной беременности представляют большое зло. Так забеременевшая делает великую обиду самой себе. Она пристыжает себя пред всеми; лишается приличного себе жениха или остается на­всегда не пристроенной (не замужней); подвергает себя опасности лишиться благословения от родителей, которые живы и чрезмерно огорчены ею: но во всяком разе ли­шается их нежной любви, которую они даже и готовы были бы по прежнему питать к ней, может быть, за свой­ства ее кроткого характера, но уже не могут; безумно обрекает себя на страдания—носить бремя, родить и воспиты­вать незаконное дитя; сама поставляет себя в такое положение, что ей приходит новая, страшная мысль — изба­виться от беременности истреблением своего плода; видит опасность замучиться в родах и явиться на тот свет не успевшею показать плоды покаяния; в первой беременности может и не догадаться, что непраздна, и не знать—когда придет «год ее», время разрешения от бре­мени, потому что естественно стыдится или боится с кем либо поговорить о своем страшном положении; а отсюда родив вдруг и в доме же родительском, страшась плача своего младенца и не придумав ничего раньше,—как обеспечить его и себя, тотчас посягает на его жизнь; так или иначе родив дитя, не дает ему возможности лепетать слад­кое имя отца, лишает его вместе с тем удовольствия разделять детские радости с братом или сестрой, потому что их нет или не должно быть; заставляет дитя боль­шею часть вырастать на чужих руках; а главное передает ему, как зачатому незаконно и сладострастно, наслед­ственную наклонность к сладострастию (Числ.14,18). Боже мой! какая же все это безжалостливость забеременевшей к самой себе и к своему плоду!—Затем незаконная беременная женщина грешит против других, и прежде всего—против своего родного дома: например, если это девица, то ее беременность поражает, как гроза, всю семью, весь дом; от такой неожи­данной грозы проще члены семьи и не знают куда скрыться:— каким же неожиданным врагом для своих родных де­лается забеременевшая! Иногда еще она решается оклеветать невинного, как научит ее обольститель (таких примеров не мало видим в житиях святых). А сколько она вызывает на себя соблазнительного говора или пересудов! Не отталкивает ли она от себя одним видом своей бере­менности, и, так сказать, не пугает ли каждого честного человека, который волей или неволей встречает ее (К беременным же от законного брака чувствуются, напротив, уважение и сострадание). И вот совокупность всех этих обстоятельств, несомненно, увеличивает пред Господом Богом вину незаконной беременности и дает основание смотреть на этот грех, как на грех, особый от потери целомудрия! Как же бы деве или вдове из за од­ного опасения могущей быть беременности не устрашится греха и не оградить себя от падения всеми силами! Ради чего это, несчастная, обрекает себя на тысячу сожалений, на позор людской и на множество неприятностей и страданий? Ради только кратковременного услаждения грехом. А стыд—позор от незаконной беременности будет иметь силу между людьми дотоле, пока по милости Божией будут оставаться в людях стыдливость и честность, сознание явного греха грехом. О, безумие! о, несчастие девицы, решающейся на грех против 7-ой заповеди! Не говоря уже о всех прочих винах по лишению себя девства, не должна ли бы ее устрашить эта одна мысль, что может она забе­ременеть и родить? А что такое дело и естественно и легко, могла же бы она знать, как и не скрывают этой страш­ной возможности от каждого еще невинного лица настоящие строки. Особенно преступна решимость на новый и новый грех такой девицы или женщины, которая согрешая неоднократно, пощажены были от зачатия. Как же могли они знать, что после которого либо из новых падений не застигнет их беременность?

Но с незаконно беременною женщиной должен разделять участь ее в отношении позора людского, справедливого гнева родителей ее и ответственности пред Богом и тот, который сделался виновником ее беременности. Если же этот человек и не изобличается обстоятельствами в своем грехе; если он ускользнул от суда гражданского и не преследуется общественным мнением – пред всевидящим и правосудным Богом он злой преступник. Хоть бы ему и не говорила девица или женщина пред совершением греха: «если бесчестишь меня – можешь ли взять меня и пропитать», но такая речь должна была слышаться в его душе перед грехом. И так он должен спешить пока не застигла его кара Божия, спешить принести самое слезное покаяние за беззаконную беременность, которой сделался виною. К епитимии вообще за блуд ему присоединяется еще особая епитимия.

Обольщение невинного лица

Как в раю дьявол обольщал Еву: «что яко рече Бог» и проч.: так лукавый мужчина прельщает невинную де­вицу. Обольститель и говорит о невинной сладости плотского греха, и уверяет в ничтожной вине его, или вме­няемости, и успокаивает ее за тайность и бесследность де­ла, а чаще всего представляет скверное дело под видом чистой любви; ублажает ее неразумную самыми нежными именами, предлагает ей подарки, обещает на ней жениться; словом, употребляет во зло ее невинность и неполное ведение, пользуется слабостью ее пола. Когда же он достигнет своей цели; тогда также скрывается со всеми своими обещаниями от жертвы своего соблазна, как скрыл­ся от Евы дьявол-искуситель, выполнив свой замысел. Часто развратник первый же насмеивается над той, которую обольстил. Таким образом, здесь мы видим полное подражание дьяволу — искусителю. Но искуситель в раю проклят: не подобной ли участи подвергает себя и каждый, кто соблазняет невинную девицу или прельстил уже многих невинных, достигнув на этот раз какого-то сатанинского искусства или обаяния? Олоферн с первого дня, как увидел красивую Иудиф, искал слу­чая обольстить ее, зная о ее чистоте жизни: и было попущено промыслом Божиим погибнуть ему от скоропостижной смерти (Иуд.12,16-17;13,6-9). А если само женское лицо обольщает невинного юношу или целомудренного мужчину: «тенетами (мягкостью) устен (в блуд) привлечение его» (Притч.7,21); в таком случае грех тем преступнее, чем более женскому лицу дано от природы стыдливости. Да; Господь Бог по Сво­ему промышлению о людях оградил мужской и женский пол взаимною стыдливостью, и этим качеством в осо­бенности наделил женщину. Итак, со стороны женщины величайший это грех, когда она убив в себе стыд, обольщает невинного юношу или целомудренного мужчину, сама первая предлагает им постыдное дело. При таком-то бесстыдстве со стороны женщин (если бы оно повторя­лось часто) «не бы спаслася всякая плоть» (Мф.24,22). («Дочерью дьявола» назвал один подвижник женщину, которая дала слово пред развратными мужчинами лишить девства и, не успеть в своем дьявольском намерении, тут же отдала свою душу. Только чудотворная сила подвижника воскресила ее от смерти, и затем она обратилась навсегда к Богу (Древний Патерик 5, 40))

Насильственное растление

«Жена Пентефрия употребила насилие над целомудренным Иосифом, хотя Иосиф и остался непобедим (Быт.39,12). Здесь видим прямое грабительство или настоящий разбой. Высматривают удобный час, когда напасть, нападают на сонную, на одинокую, на беззащитную, часто с угрозами убить, затворяют дверь, завязывают руки, не дают кри­чать или же поставляют невинную в такое положение, что и крик-жалоба не помогли бы ей в свое время, не оправ­дали бы, а скорее послужили бы к большему бесчестию ее. Эта обида несчастной девице, равно как родителям или родственникам ее, столь тяжкая, что, говоря по человечески, трудно забыть ее. Чем может загладить ее в отношении к растленной растлитель? не тяжелее ли его оби­да всякой брани, всяких побоев к самого увечья? По правилам св. Апостолов этот человек отлучается от Церкви, и вместе с тем, будучи холостым, обязывается взять за себя изнасилованную, хотя бы она была и убогая (Прав.68). Вина изнасилования тяжче, если виновный в насилии имел власть или надзор над невинной, как например, господин над своей служанкой или опекун или врач, и если он употребил еще над невинной истязания.—Страшно и пред­ставить такие вины!»

Любодеяние, соединенное с насилием над другим лицом

Такому любодейному изнасилованию подвергалась, но спаслась от него, Сусанна, имевшая мужа и детей (Дан.13). Пусть здесь нет растления, или насильственного отнятия девства, пусть насилие употреблено над такой девицей, которая раньше потеряла целомудрие, или над вдовой или над замужней женщиной. Но это блуд более преступный, чем по обоюдному согласию полов. Преступно насилие нравст­венному чувству изнасилованной. Слова нет, что девица согрешала же раньше. Но она не желала в данное время согрешить или, может быть положила твердое намерение никогда более не падать этим грехом. Но вот грубая сила порабощает ее своей страсти! Тем более преступ­но поругание над честной вдовицей; потому что и имущест­венная какая либо обида вдове (например, отнятие у нее имения) почитается одним из самых тяжких грехов; а здесь ограбляется честь, целомудрие.

Наконец, изнасило­вание замужней женщины (кроме сластолюбия) заключает в себе такие вины: тогда оскверняется честность чужого христианского брака; делается великая обида бедному мужу изнасилованной. В том случай, когда изнасилованная, избегая стыда или не имея никого свидетелей, не может вступиться за себя, а особенно, обеременев незаконно, и не может доказать пред своим мужем, что беременность ее от насилия. О! тогда сугубое отмщение ожидает безоб­разника от Самого Господа Бога.

Любодейным насилием частью почитается и такой блуд, когда кто, обольстив не­винную девицу или вдову, затем подчиняете ее своему влиянию, как бы приковывает ее к себе; потому что силь­на его природа и преобладает над несчастной его мужской характер. Обольщенная и лишенная целомудрия ухо­дит от своего соблазнителя, и опять приходит к нему, так как не имеет силы воли; не питает она к нему любви, и идет за ним, как «вол идет на убой и как пес на цепи» (Притч.7,22). Не мириться бы ей с пороком, восстать бы от падения в такой верной надежде, что ее скоро простит Бог: и она была бы на пути спасения. И действительно, в своей порочной жизни эта падшая девица или женщина менее виновна, чем ее соблазнитель. Но го­ре, горе соблазнителю! 

Подпадение чьему-либо насилию

С первого раза представляется, что грех насилия вме­няется только тому, кто насиловал, а не лицу здесь стра­дательному; потому что со стороны последнего была против­ная воля. Однако ж бывают такие обстоятельства (прежде или совместно), которые в некоторой мере делают виновным пред Богом и насилуемое лицо. Так пусть иной хранил свое девство; но он может быть безразборчиво говорил про свою невинность с другими; притом, не был воздержен в питье вина, «в нем же (скажем и здесь) есть блуд» (Ефес.5,18). И вот, завистливые и неблагонамеренные люди, желавшие сравнить его с собой по нарушению седь­мой заповеди и посмеяться над ним, угостив его вином до беспамятства, лишили его цeлoмyдpия! (Твердые же в страхе Божием, когда товарищи их насильно завлекали в свой круг для попойки и с целью развратить, бегали и в окна). Так иная не берегла себя при своих выходах из дома, от семьи; не стеснялась оставаться на несколько времени одна в совершенном безлюдье с мужчиною; сво­бодно входила по делу к неизвестным мужчинам (например, по торговле какой, по мытью белья), а также не ограждала себя в совместных или близких по расстоянию ночлегах от мужского пола: но так она поступала по одной рассеянности или в духе самонадеянности. И вот, лишив себя спасительной охраны ангела-хранителя своего, она подвергается насильственному растлению. Так некоторые «не­чисты и в самой чистоте своей», т.е. при физическом девстве или вдовьем целомудрии они вполне растлили свою душу любовными песнями, которые привыкли петь и слушать, романическим чтением, вольностью обхождения с мужским полом, слушанием рассказов о том, как иная где уловила в свои сети мужчину, и наоборот. И вот для них насилием бывают только первые порывы со стороны насилующего, или одна неожиданность греха: но он не борются до конца с насилующим или же прямо под­даются страсти, для увлечения которою иногда достаточно двух-трех минут. (Совсем иначе поступали богобоязнен­ные девственники и целомудренные люди, когда подверга­лись чьему либо насилию: одни из них лучше решались принять смерть мученическую, чем отречься от Христа и вместе с тем лишиться своего целомудрия (Четь-мин. под 13 апр.); другие добро­вольно делали себе иные страдания и лишения, чтоб в минуты насилия не почувствовать чужой страсти; третьи же старались убедить (и убеждали) удержаться от греха которые подобно им тоже никогда не осквернялись, но ко­торые, обладая над ними большею физическою силою и пламенея страстью, готовы были насиловать их (Луг дух.гл.38): эти на­силуемые с первого раза будто и уступали, но между тем у них была умная мысль только продлить время, чтоб в насилующем прошел порыв страсти). И так, только для следующих лиц изнасилование нисколько не поставляется в вину и составляет, действительно, одно несчастье: кто не мог ни убежать, ни кричать о помощи или же кричал, или кричала, но «не бы помогаяй» (Втор.22,26-27) им; который или кото­рая сопротивлялись до последних сил и не соуслаждались чужой похоти; над которыми были употреблены истязания или была особенная власть; которые подверглись блудному осквернению в беспамятстве, или в неестественном сне, что произошло также помимо их воли и было злоумышленно подготовлено тем же насилующим лицом. В подобных то случаях блудное изнасилование равняется тому, как бы напал убийца.

О, лица целомудренные и не желающие потерять целомудрие! вооружитесь заранее твер­достью воли против всякого бесстыдного обращения к вам какой-либо личности другого пола! Помните пример Иосифа, которого и несколько раз насиловала одна и та же жена Пентефрия, но он не послушался и не убоялся ее (Быт.39,10).

Деторастление

Деторастлитель есть губитель и души и тела той или того, которых растлевает. В лицах растленных им прежде времени, т.е. до половой зрелости, преждевременно же и пробуждается страсть. Так например, девица, от 12 до 14 лет, ознакомленная со грехом невольно, с употреблением во зло ее невинности и неведения, затем уже произ­вольно предается греху, если нет для нее сторонней усиленной поддержки: девства, которым она могла бы доро­жить, уже лишилась, и эта потеря большею частью не остается тайною для других. Итак, не в ответе ли пред Богом за ее распутство останется растлитель ее, хоть бы он сам, может быть, вразумился и перестал согрешать любодеянием? Потом: чем рановременнее растление дитяти, особенно девицы, тем более оно влечет за собой опа­сность жизни и непременно приносит вред здоровью. А если ранорастленная, действительно, пойдет путем пороч­ной жизни, то скоро настанет для нее вообще истощение сил или жизни: для молодого цветка, когда его срывают и засыхание быстрее. О, какая же это безжалостная реши­мость со стороны возрастного человека растлить дитя! Ра­стленный мальчик или растленная девочка, по словам номоканона, «яко сосуд проседеся» (как жалкий разрушенный сосуд), и требуют освящения (Ст.186). Справедливо Цер­ковь карает за этот грех 12-летнею эпитимиею (Треб. Свящ., гл.37)). Деторастлением почитается и вообще совокупление взрослого с девицею прежде 14 лет, хоть бы эта девица уже была лишена невинности и хоть бы произвольно соглашалась на сожитие.

Похищение из дома девы или замужней, а то и бегство их самих для гнусной похоти

Фараон взял к себе от Авраама красивую Сарру и хотел сделать ее своею женою, думая, однако что Сарра еще не замужняя: этим поступком он вызвал от Бога на весь дом свой тяжкие удары, от которых избавился только тем, что возвратил похищенную Сарру в свое место (Быт.12,15-20). Да; можно и похитить или девицу из дома родительского или замужнюю от мужа, похитить обманом или насилием. Если же затем похищенная будет лишена чести, то тут допускаются и обман и кража и непозволенное сластолюбие и тревога ближнему (ближний здесь ро­дители или муж похищенной). Похищение замужней или по­молвленной невесты более виновно, потому что им нару­шается обязанность к браку. Церковь отлучает от себя за этот поступок виновных на три года (Вас.Вел.,30). Впрочем обман может быть скоро понят, и похищенная должна бы тотчас бежать или возвратиться домой. И вот если она не бежит или напротив сама еще решилась на бегство для гнусной похоти, если это бегство ее делается началом преступного сожития: в таком случай видим наглость блуда обоих этих лиц, гнусную измену девицы дому родительскому, повод с ее стороны к громкому говору о себе в народе и безумною доверие своей судьбы обольсти­телю. Отец пускается в погоню за беглой дочерью, а мать ложится в постель от горькой печали. В конце всего бежавшая остается ни с чем: ее бросает обманщик, которым иногда бывает и человек женатый, зна­чить не могущий же жениться на ней. После этого вина похищенной совершенно равняется вине похитителя. О, дерзкий похититель! зачем же ты отнимаешь у ближнего твоего последнюю овечку (Ин.4,18)? Действительно, у иного отца или у иного мужа и всего достояния была только дочь или жена.

Наложничество

Может быть также и мужчина наложником: подобно тому, как нецеломудренная женщина бывает «на содержании» мужчины (в роде какой-то убогой), и мужчина иногда для той же цели живет в доме и на средства посторонней для него женщины. Затем, наложничеством надобно считать сожитие с лицом другого пола даже и разное, т.е. в разных домах или квартирах, но только известное всем или многим. Это не просто блуд, но блуд явный, окрепший. Когда человек холостой тайно падает плотским грехом, тогда менее преступности в его грехе. Почему же? потому что в этом случае можно еще предполагать его борьбу со грехом и падение его только в силу особенного соблазна. Но когда кто живет с наложницей, тогда по всей справедливости говоря, нет никакой борьбы этого человека со страстью, тогда соблазн поставлен им пред глаза на каждый день и час: так сказать, он сел у самой воды и хочет пить беззаконие, как воду. Эта-то непрерывность греха или не­готовность прекратить любодейную связь и составляет «смертную вину» наложничества. Часто или нечасто падают между собой наложники, не этот здесь главный вопрос. Преступно то, что они не прерывают своей связи, что не делают ни одного шага вперед, чтоб исправиться, сами себя не разрешают от греха.—К непрерывности же блуда их присоединяется и открытость, бесстыдство его. Налож­ники уже не таятся со своею срамотою. Нередко, например, бывает, что наложница не принадлежит к числу слуг, даже не называется и «экономкой», не прикрывается стыда ради именем родной сестры или близкой родственницы. Нет; она уже сама имеет прислугу, управляет хозяйством в доме; помещается в одной комнате с хозяином дома или квартиры; не прячется от посторонних глаз, напротив, выходить в гостиную к посетителям и гостям, именуется от своего сожителя нежным именем друга, везде выходит и выезжает с ним из дома; не скрываясь и не стыдясь носить от него беременность.

Как же Церковь смотрит на такую жизнь? Зная, когда и кому оказать снисхождение, а кого подвергнуть строжай­шему суду, Церковь «явленнаго блудника или прелюбо­дея» (Треб.свящ. гл.109) не только не допускает к св. Причастию, но даже не дозволяет ему переступить чрез порог храма и не удостаивает того, чтоб принять от него какую либо жертву в храм , например, свечи, заздравную просфору. Да! По смыслу церковных правил имеющий наложницу или живущая наложницей должны обратно унести из церкви свое пожертвование. К ним и обыкновенная, или срочная, епитимия (за блуд 7 лет, а за прелюбодеяние 15) не имеет применения. Они считаются совсем отлученными от Церкви, пока не прекратят своей связи. Невольно после этого рождается вопрос: ради чего же гак человек отчуждает себя от святыни, от самой церкви, в кото­рую все прочие входят беспрепятственно? ради каких удовольствий он делает себя «отлученным, изверженным», живя иногда с наложницей или наложницею не год или два, а целую жизнь? Ради только чувственных побуждений, а иногда вместе с тем по сочувствию к уму, образованию, мягкости души своей сожительницы. Между тем всем этим желаниям мог бы он удовлетворить закон­ным порядком — в христианском браке. Сладки, значит, «краденые воды» (Прит.8,17)! И собственное счастье, которое можно было бы найти в приличной женитьбе, ни по чем; и душа и суд церковный—для него ничто. Лишь бы ему жить противозаконно,—называться и писаться, где нужно, против совести холостым, а иметь у себя непотребную женщину. Чернота и тупоумие в жизни!

О, живущие между собой наложничеством! не посрам­ляйте Церкви свою языческой жизнью! Церковь запрещает вас и чуждается, хоть видимо, может быть, вы и пользуе­тесь еще правами сынов и дщерей ее, хоть успеваете вы­молить себе у священнослужителей ее разрешение во грехах и приходите к св. Причастию. Церковь вместе с тем и сама молит, убеждает вас прекратить преступ­ную связь. Послушайте ее голоса ради собственного счастья, особенно вы мужчины, которые могли бы найти себе прекрасную чету для законного брака! Послушайте внушений Церкви более всего для того, чтоб не губить своей души! Употребите, с Божиею помощью, решительные меры к прекращению своей позорной связи. Если нужно вам для этого и переменить дом, квартиру, даже уехать в другое место для жительства или ради службы, переменяйте, уезжайте. Действительно, перемена — перемещение на этот раз отлично помогут вам. Поспешите разорвать на себе узы, которые теперь—куда бы вы ни пошли—везде с вами! 

Разврат

Когда кто согрешает блудом часто и с разными ли­цами, это называется «развратом». Разврат бывает «тайный», как замечается у Сираха: «человек преступаяй (оставляет) ложе свое, глаголя: стены закрывают меня, и никто же мя видит» (Прит.23,24-25). Тайно мужчина проводит или призывает к себе в дом для похоти ныне одну, а завтра иную непотребную женщину, или же вне своего дома поль­зуется каждым случаем обольстить и склонить ко греху лицо другого пола.

Разврат, затем бывает «публичный», в так называемых «домах терпимости»: «создала ecи себе храм блудничий… и разложила голени твоя всякому мимоходящему» (Иезек.16,24-25). В этих домах бывает «на вся дни и но­щи веселие светлое» (Лк.16,19) и нет другого занятия, как только прием развратных посетителей, как торг за свою и чу­жую плоть, как пирования, песни, ревность и ссоры: здесь не найдете ни одного уголка чистого или святого, но все осквернено и пропитано развратом.

Разврат, наконец, бы­вает «по страсти развитый», как видим в примере двух старцев, которые «быша уязвлены похотию» на Сусан­ну (Дан.13,10). Если страсть к разврату не будет подавлена внача­ле, то об этой то страсти, в ряду других страстей, по преимуществу мы должны сказать, что она тем чаще предъявляет свои позывы, чем более удовлетворяется. Например, какой либо девице стоит только некоторое время провести в явном разврате, и она, жалкая, слишком медленно будет исправляться, если и решится исправиться ради слез своей матери или после убеждений со стороны родных. Ей у родных кажется скучно, а в позорном доме, в котором она побывала несколько времени или которого быть знает по слуху, там воображаются ей музыка, смех, ночное пение… Крепится она несколько времени, и потом вдруг показывает себя точно в лихорадочном припадке. Она бежит от своих, бежит иногда прямо в дом непотребный, и там видят ее как бы иступленною, помешанною: она и смеется и плачет. Это почти то же, что запой пьяницы, повторяющийся время от времени. Мужчина же, у которого и половое чувство пробуждается позже, не оставляет разврата в самой седине своей, если во все периоды жизни и во всех состояниях ее, т.е. и до брака и в супружестве, предавался разврату и если еще, соблю­дая воздержание в других случаях, например, относительно употребления вина, пользуется крепким телосложением и здоровьем. А когда будет изнемогать его тело: он искус­ственно возбуждает в себе похоть. Так как страсть раз­врата состоит в падении с разными лицами, то разнообразием то лица она и раздражается или поддерживается.

Но как бы плотский разврат ни проявлялся, он отвратителен сам по себе, губителен для души и тела че­ловека и в высшей степени противен Богу. В нем уже решительно нет ничего благородного, возвышенного; нет личной или особенной любви к другому полу: ныне на час любовь (животная) обращена к тому человеку, а завтра— к другому; нет ни малейшей верности и даже требования (претензии) на верность; нет часто и вкуса к красоте, а также и разбора в равенстве лет: похоть обращается подчас к человеку безобразной наружности, пожалуй—к по­лоумному, а также к старому или же к старшей себя по летам. Словом, развратник как беснующийся похотли­вый скот: для него и нет ничего святого, лишь бы удо­влетворялась его скотская похоть. Порок его пагубно от­зывается на умственных способностях и силах его, во­обще на душевном настроении. И это происходит от той естественной причины, что мозг и половые органы у человека находятся между собой в тесной связи. Таким образом, у развратника притупляется память, теряется спо­собность и охота к умственным занятиям, слабеет дух до младенческого малодушия и до притупления ко всему вы­сокому. Ни геройства, ни самоотвержения в добродетели не ожидайте от этого человека: он весь делается плоть и кровь, каким то жидким, вялым, способным только для чувственности. Даже обыкновенная внимания в дневных занятиях у него не достает: занимаясь должностными или хозяйственными делами, он помышляет о близости тем­ной ночи, когда бы мог снова предаться наслаждениям плоти. Разврат губит жизнь, особенно в молодых летах, и особенно у тех людей, которые расположены к чахотке и которые, между тем, нарушив свое целомудрие, своею то болезнью еще более подстрекаются к похоти. От него, особенно в связи с нетрезвостью и курением таба­ку, человек скоро хилеет, делается без волос, без цвета в лице и живости в глазах, наконец, и преж­девременно сходит в могилу.

Это один из семи смертных грехов пред Богом, кроме всего сказанного, и вот почему. Тело христианина имеет тесную связь с Телом Господа Иисуса Христа: христианин есть как малейший член тела Христова, так что все христиане, взятые вместе, принадлежат к одной главе, или для всех их, как для одного тела, одна гла­ва Христос (1Кор.6,15). Тоже самое тело, которое мы носим, носил и Господь Иисус Христос: Он ввел пречистое Свое тело в общение с божеством, или с Своей божествен­ной природой. И вот развратный человек «уды» то «Христовы» творит каждый день или весьма часто как «уды блудничи» (1Кор.6,15)! Какое тут отдаление от жизни со Христом, а вместо того — сближение с дьяволом! Дьявол, как дух, хоть не может творить блуда; но любит блуд, любит его за то, что им человек всего более отдаляется от Бога и Хри­ста. Не без глубокого же основания святые подвижники рассуждают, что «ничто столько не радует бесов в че­ловеке, как блуд развитый до разврата» (Лествица). Не напрасно же слово Божие с особенным уверением (не льстите се­бе) учит, что «ни блудницы, ни прелюбодеи, ни сквернители царствия Божия не наследят» (1Кор.6,9-10). Так! это истинная угро­за. И над теми-то, которые не раз только блудники или прелюбодеи, а во всю почти жизнь свою, над теми она и сбудется. Тело развратника, любившее воспламеняться блудною страстью, будет гореть в огне геенском; лю­било оно благоухания, мягкость, теплоту, тучное питание (мясом) и вино, как средства подстрекающие к половому наслаждению, и будет на том свете терпеть во аде смрад от «огня и жупела» (Апок.21,8), крайнюю и вечную тесноту во всем. Снова поставим вопрос: ради чего же человек разврат­ный подвергает себя такой страшной участи? Ради «временного греха сладости» (Евр.11,25). Да! если какой грех особенно есть временная сладость, так это половое совокупление вне законного брака. Стоит ли из за этой временной греха сладости обременять в настоящей жизни свою совесть? не страшно ли из за нее губить свою душу на веки веков?

О, вы несчастные, которых совесть обличаете в разврате или которых развратная жизнь уже всем известна! Хоть раз испытайте себя: способны ли вы перенести вечный огонь во аде? Положите, например, пальцы свои над горящей свечой или будьте в сильно нагретой бане. Конечно, вы не перенесете болей от огня. Но что же вы готовите себе в будущей жизни? Где надеетесь взять крепость сил, чтоб там претерпевать жгучесть вечного огня? Думаете ли, что его совсем не будет? Нет, никакими убаюкиваниями ни от себя ни от других вы не уничтожите его: слово Божие уже тысячи раз оправдывало себя. Можно уничтожить, или предотвратить от себя, вечный огонь одним только покаянием, и не в минуты лишь исповеди, но на самом деле. Не мы предрешаем вашу участь, но слово Божие. Мы сами также грешны и страшимся последнего суда Христова. Но грех разврата плотского, наравне с другими смертными и чрезмерными по тяжести своей грехами, ужасает нас, как ужасен он для каждого православного и богобоязненного христианина. И так по­думайте, други, о своей судьбе! А чем дальше будете от­кладывать эту думу, тем еще опаснее. Подумайте!

Сводный брак (в расколе)

«Благослови их», сказано о первом брак, который был еще в раю (Быт.1,28); «только о Господе», говорит апостол Павел о заключении брака между христианами (1Кор.7,39). Еще не все. Тот же богодухновенный апостол учит: «тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф.5,32), (т.е. по отношению Христа к Церкви). Таким образом брак для истинно верующего, во-первых, есть благословенный, а во-вторых, носит на себе печать тайны духовной, т.е. изобра­жает собой любовь Христа к Церкви, или ближе сказать к душам людей. Истинные христиане с первых же времен, смотря на брак этой высокой точки зрения, связы­вая его с мыслью о самом Христе, признавали необходимым церковное освящение его или благословение чрез законнопоставленных священников; они находили венчание необходимым именно для сообщения мужу и жене той осо­бенной благодати Божией, которая бы помогла супругам осуществлять (оправдывать) на деле таинственное значение брака. Отсюда брак есть таинство. Спрашивается: кто же в расколе благословляет брак жениха и невесты и кто может сообщить жениху и невесте Божию благодать для супружеской их жизни? Благословения родителей на этот раз недостаточно; оно может только предшествовать браку и должно быть само по себе. (Тем то вот более сводный брак в расколе и вредит раскольникам, что, обольщая своею законностью, не дает им видеть своей вины). Но «ныне этот брак разрешен правительством»? Разрешен и дозволяется он, это верно; но не более как естественный союз, подобный тому, какой существует у магометан и язычников, принадлежащих к подданству одного государства. Разрешен он без всяких высших нравственных целей, за одну лишь потребность его в государственном благоустройстве; потому что связи семейные составляют основу государства. Истинная же церковь Хри­стова не может признать и благословить это брака, так как он не имеет ничего общего с отношениями Христа к христианам. Разрешен он, как только мера вынуж­денная обстоятельствами, или прямее сказать—по жестокосердию (самих раскольников). Да, раскольники не хотят покориться условиям христианского, церковного брака. И чтоб, с одной стороны, оградить их произвол: отгонять от себя жен, когда им вздумается, а с другой—удер­жать от бегства самих жен,—положено записывать их брак (вместо церковных метрик) в книги от светских начальников. После этого брак их поступает в ведом­ство просто какого-нибудь сельского управления, а не состоит под покровительством Церкви (волость сделалась для раскольников дороже Церкви!). В этом самом, дей­ствительно, видим мы нечто подобное тому, как Моисей по жестокосердию только и по неразвитою евреев, с целью предотвратить между евреями многие переходы жен к мужьям, не более, как по этому, дозволил им разводы но с книгою отпускною (отпущения) (Втр.24,4). И так не очевидно ли, что сводный брак в расколе после того как дозволен правительством нисколько не возвысился и не узаконился в смысле правил веры? Напротив, он еще уни­зился и окончательно признан, как только естественный брак, так что после этого живущие сводом ничем не лучше «язычников»? О, заблудшие раскольники! И для вас нравственность христианская не другая может быть, как для нас православных христиан. Но вот вы, отчуждив себя от Церкви, лишаете себя возможности и в семье жить с спокойною совестью! Для язычников, по­тому что они язычники, брак их все-таки законный союз, а не блуд. Для вас же, так как вы христиане, «свод» ваш уже блуд. Поэтому Церковь православная, заботясь о вашем обращении, с готовностью присоединяет к себе и тех из вас, которые на первый раз ищут присоеди­нения к ней только ради венчания брака.

Гражданский брак, устроенный без церковного венчания, или только одобрение такого брака

И самые язычники в древности не иначе заключали брачный союз, как обращаясь за содействием к своему божеству. Этим они невольно выражали, что брак есть особенное, торжественное событие в жизни человека, что он выше обыкновенного договора, который бы утверждался гражданскою властью и который можно было бы по обстоятельствам переменить или ограничить. А в христианстве брак есть такое же таинство, как крещение, причащение и другие, да еще он таинство «великое», как говорит апостол Павел. Заменить его гражданским, сравнить его с обыкновенным договором (договор-контракт заключается у нотариуса: по нему, обыкновенно, что-либо продается или покупается), значит главным образом, лишить его той нерасторгаемости и того обеспечения, какие сообщает ему Церковь, раздаятельница Божией благодати. Значит это сорвать с него тот прекрасный венок, которым увенчал его в Новом Завете Господь Иисус Христос. Значит снова низ­вести женщину в то унизительное состояние, в каком она находилась в Ветхом Завете, а особенно у язычников. В гражданском бракe женщина постоянно должна беспокоиться за дальнейшую свою участь, так как упадок ее красоты или раньше этого какая либо неприятность в семье дают повод ее мужу тотчас же сменить ее другою и третьего: а если она мать детей, то должна сдерживаться от сильной привязанности к детям и семье, т.е. сдержи­ваться в самых естественных и невинных своих чувствах; потому что не знает верно,—кому же достанутся дети в случае развода, хотя бы и должно принадлежать право воспитания их стороне невинной. Какое же это расстройство жизни! (В Англии, например, только легко допускается развод, а гражданский брак еще не узаконен. Но как же там пала женщина, как жестоко обращаются с ней!) Да; гражданский брак нисколько не серьезен и легко угрожает разрывом (особенно слабейшей стороне), если не завтра, то послезавтра. В нем, если и произносятся слова: «люби всегда, или до конца жизни, вечны симпатии», то без Евангельского смысла. В нем любить и терпеть мужу свою жену, и наоборот, не обязательно. Таким образом человеку легкомысленному, нетерпеливому и необузданному в своих страстях и делается скучным, тягостным до конца самой жизни любить, а часто и терпеть, одно и то же лицо, любить и держать при себе волей и неволей это лицо. Тогда прежде всего он легко допускает супружескую не­верность, а затем решается прекратить брак, женится снова. Но посмотрите на христианский брак. Как он обеспечен! В нем любовь мужа к жене, равно как жены к своему мужу, каждый раз снова оживляется таким напоминанием: «как и Христос возлюби Церковь и предал Себя за нее» (Еф.5,25). В нем супружеская любовь и предан­ность опираются или утверждаются на особенной благодати таинства. Нет; гражданский брак или только одобрение и желание его—новизна в жизни христианина ни с чем несообразная; — новизна самая дикая, придуманная главным образом мужчиною, чтоб он мог с необузданною сво­бодою удовлетворять плотской похоти. (В России у нас нет гражданского брака и он не может быть. Но существует его имя в открытом наложничестве и, к глубо­кому сожалению, многими уже одобряется идея его).—Для тебя, православный христианин и добрый сын Церкви,— пусть будет отвратительно одно имя «гражданского брака»!

Падение в кумовстве или же с самой крестницей, вообще – в духовном родстве

Вместе принявшие кого-либо от купели еще не со­стоят между собой в родственной (духовной) связи и даже могут вступать в законный брак друг с другом. Но с теми, у которых они приняли, и тем более с самим крестником или крестницей находятся в духовном род­стве: в отношении к первым они соотцы, а для последних — отцы. И так превращать столь близкое духовное родство в скверну плотскую, падать в блуд с родствен­никами по духу, или по церковному обязательству, — это без сомнения грех. Блудная связь на сей раз даже пре­ступнее, чем с плотскими родственниками. Тяжесть греха видна и из церковной епитимии за него. Согрешившие с теми, у кого приняли от купели, т.е. с кумовьями в ближайшем смысле, подвергаются епитимии в продолжение 11 лет (Треб.изъявл.нуж.пр.гл.32), а допустившие грех с самим крестником или с крестницей даже до 20 (там же, гл.33); по правилам других канонистов блуд с крестницей, или духовной дочерью, (страшно сказать!) равнялся бы блуду с родной матерью (по номок. постн.). А также в древности был закон: не продолжать более супружеского сожития мужу и жене в том случае, если, они не намеренно сделались восприемниками собственных детей. А это случалось во время многолюдных крещений перед Пасхой над оглашенными: воспринять-то они хотели посторонних, а тут в замешательстве от стече­ния народа восприняли своего возрастною сына или дочь, а таким образом сами себе сделались кумовьями. И так ты, христианин,—рассуждай об всем по духовному и не слушай тех, которые рассуждают, будто тело кума-кумы крестников такое же как и у других, и будто нет гре­ха в совокуплении при кумовстве.

Кровосмешение

«Взошел на ложе отца твоего» так говорил сам отец своему виновному сыну (Иаков Рувиму). И этот грех в семье Иакова беспокоил праведника даже до последних минут его жизни (Быт.49,4): столь он возмутителен! Апостол Павел с сильными обличениями восстал против кровосмесника в коринфской Церкви и даже не удостоил виновного своего слова, но говорил о нем другим, выражая тем крайнюю бесчестность его поступка: «дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1Кор.5,2). Всего пре­ступнее кровосмешение в первой степени родства и в нисходящей линии, т.е. старого с молодым, например, деда со внучкой (Лев.18,10), свекра с невесткой (Лев.18,15). Гражданский же за­кон в этом случае судит без различия вероисповеданий, т.е. даже и магометан или язычников). Кровосмешение родного брата и сестры осуждается как убийство (Вас.Вел.67). Затем, грех с мачехой наказывается отлучением от Церкви (6 всел. собор); за падение с двумя сестрами или с двумя род­ными братьями, а также с сестрою жены, виновные под­вергаются 11-летней епитимии (Треб. свящ.), с женою брата (т.е. с невесткою 10-летней, с двоюродною сестрою тоже 10-лет­ней, а с троюродною — 6-летней. Вообще за кровосмешение нет епитимии менее 9 лет. Кровосмешением считается любодеяние и в таких степенях родства или свой­ства, в которых законный брак мог бы совершиться только по особенному разрешению от епархиальной влас­ти.— Чем же столь тяжек этот грех? Тем, что в нем человек открывает «срамоту кровных» (Лев. гл.18) своих. — Неис­товствуя похотью, разрушает те пределы стыдливости и неприкосновенности к единокровному телу, которые поло­жила сама природа, например, между братом и сестрой: в этом случае значит человек не умеет оправдать доверия от самой природы. Наконец, кровосмесники производят физическое расстройство в самой жизненной стихии своих организмов, именно в крови (в науке оно назы­вается «возмущением крови»). Здесь и припоминается казнь, на которую осудил коринфского кровосмесника апостол Павел: «предать сатане во измождение плоти» (1Кор.5,5). Не тот смысл этих слов, чтоб грешник навсегда отлучен был от Церкви Божией, кроме которой уже остает­ся область сатанина, но чтоб злой дух измождил его тело, чтоб плотский грех в плоти же был наказан какою либо болезнью.—После всего этого нам с тобой, добрый читатель этих правил христианской жизни, остается сты­диться и печалиться за подобные плотские грехи даже и в других: «слышится в вас», обратил свою укоризну Апостол на одного кровосмесника ко всем христианам в Коринфе.

Падение или постоянная связь с иноплеменным лицом

«Начал народ блудодействовать с дочерьми Моава… И воспламенился гнев Господень на Израиля» (Чсл.25,1,3). Здесь вина падает на лицо православное, и некрещеный нисколь­ко не разделяет ее. Грех судится преимущественно со стороны духовной; потому что то тело, которое освящено водою крещения, миропомазано и соединяется с телом Христовым в таинстве причащения, то вот тело христианин соединяет для блуда с телом не крещенного. Это значит (как было сказано на одном из вселенских соборов) «с частью Христовою (совокупляти) жребий грешников» (6 всел.,72). Правилами церковными православному воспрещается и толь­ко мыться вмести в бане с каким-либо некрещеным (там же пр.11). Запрещается вступать (вновь) в законный брак с лицами иноплеменными по вере — с язычниками, магометанами и проч. Тем строже, значит, должна быть осуждена без­законная связь с иноплеменным лицом. Потом ко греху любодеяния здесь прибавляется нарушение указанных в законе отношений к неверующему,— нарушение, которое грозит чистоте веры. Особенно безобразно и преступно, когда кто ищет согрешить (и согрешает ) с иноплеменным телом из похотливого любопытства.—О, православ­ный или православная! «Господь телу» (1Кор.6,13) вашему: а вы меж­ду тем, имея блудное сожитие с иноплеменными и неве­рующими лицами, уходите в область противную сатанин­скую!

Малакия

Об этом грехе следует особенно сказать: «блудник грешит против собственного тела» (1Кор. 6, 18); т.е. тогда как в других грехах члены тела, например, язык, руки или ноги, бывают только орудиями, а грехи представляются вне, или дальше, здесь же самый грех совершается в теле. Тайность и доступность этого греха зарождают его и поддерживают. В самом деле, здесь не нужно (как втайне мыслит рукоблудник) лицо другого пола, чтобы удовлетворить похоти: похоть дома около себя; и просить о ней никого не требуется, и опасаться за отказ нечего и следы греха составляют свой собственный секрет. Оттого-то между прочим этому пороку предаются не только мужчины, но и женщины, не только молодые, но и престарелые, не только вообще падшие блудом, но даже не испытавшие полового совокупления, как например, отроки и отроковицы, даже люди равнодушные к другому полу, например, холостые к женщинам. Особенная же сладострастная чувствительность, которою сопровождается малакия, развивает этот порок до такой степени, что рукоблуднику связывают руки с целью удержать его, — что он бессознательно (во сне) рукоблудит, что и естественным удовлетворением половому побуждению, т.е. даже женитьбою или замужеством, он не всегда излечивается от этой болезни. Тут особенно видна в теле человека связывающая его волю привычка: удовольствие, которое испытано телом этого дня, завтра в тот же час снова требуется со стороны тела; удовлетворенное завтра, требование того же удовольствия на третий день повторяется еще с большею силою, и так далее. Но какой это ужасный порок! Справедливо природа наказывает за него столько, как не казнит ни за какой другой грех. Рукоблудник (онанист) и тупеет памятью, и худеет лицом, и теряет зрение, и дрожит (руками), словом – весь делается, как «бродячий мертвец». При таких казнях со стороны самой природы, Церковь уже с меньшею строгостью относится к виновному: она не подвергает его многолетней епитимии, как наказывает других грешников, но только назначает ему подвиги, помогающие исправиться от порока, например, сухоядение и по 100 поклонов в продолжении 40 дней (По прав. Иоан.пост.). Читатель описываемых пороков! Поистине нам нужен с тобою плач Иеремиин над теми, которые узнали на деле этот противоестественный порок, как это в особенности детей, не имеющих родителей, и дети взрослые в учебных заведениях!

Муженеистовство

«Мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам» (Рим.1,27). Это и называется грехом содомским, за который Бог не потерпел городов Содома и Гомморы, истребив их огнем. Значит это грех вопиющий на небо об отмщении. Вместо женского пола человек прельщается мужскою красотою (в мальчиках), делает над мужчиной то, чего нет и в похоти скотов.

Гнусность неописанная! Праведный Лот до того гну­шался и боялся этого греха (хоть и присмотрелся к нему в содомлянах), что когда содомляне пришли к нему и нападали на его гостей с целью осквернить их, то он предлагал развратникам собственных дочерей для естественного совокупления (Быт.19,4-9). (Не хотел Лот в самом деле или решительно пожертвовать честью своих дочерей ради того, чтоб не допустить в своем доме греха мужеложства. Нет; но он только думал отвлечь содомлян от их намерения, делая им такое неожиданное и отважное предложение; он надеялся выиграть время, пока Господь вступит­ся за него и поставит преграды злу). По словам апостола Павла дойти до этого противоестественного греха значит, так сказать, «быть выдану Богом»: «потому предал их Бог постыдным страстям» (Рим.1,26). По правилам же церковным мужеложник подлежит 15-летнему запрещению (Вас.Вел.62). О, чи­татель! помни между прочим на сей раз для себя или других такое испытанное предостережение: «не спать на одной постели с отроками, когда сам молод, ни с человеком и равных лет» (Древ.Пат.гл.5,сказ.45).

Ознакомление невинного лица с малакией и муженеистовством

Правда, бывают люди, которых никто не научал малакии, между тем как они повинны этому греху. Дав волю своей внутренней, или сердечной похоти, они сами сочинили для себя этот грех, а вернее сказать, враг – диавол был на этот раз их учителем. Первые опыты греха они делали не сознавая ясно, что это грех; так особенно самооскверняются лица женского пола, которые по стыдливости своей не открывают никому своей тайны, но с развитием в себе страсти (как и мальчики) обыкновенно начинают уединяться. За то все остальные самоосквернители, а особенно мужеложники, не были бы такими несчастными, если бы не научены были противоестественному блуду кем-то со стороны или увидели случайно этот соблазн на других. Горе-несчастье увеличивается от того, что большею частью здесь ознакамливают старшие молодых. (Притом, и на этот раз употребляется иными насилие… В женском поле так же одни других научают малакии и делают ее совместно). А ознакомленный с каким либо противоестественным грехом, будет быстро стремиться к нему сам по себе, например, 10-летнему ребенку стоит только быть наученным малакии, а затем он иной раз не поддается самым заботливым мерам со стороны, когда хотят остановить его от порока (так бывает в фабрике, в школе, в заведении, но все реже – в сельском быту). Детским то неразумием и поддерживается страшное зло. За сугубую малакию и сугубая назначается епитимия, как мужчинам, так и в женском поле: вместо 40 дней сухоядение распространяются на 80 дней с 50 поклонами каждый день (Вас. Вел.,62). И какое в самом деле бремя берет на свою совесть человек, например, пожилой, который ознакомляет детей с мужеложеством и сам растлевает их! Всегда ли он может затем отыскать этих детей, чтоб остановить их мольбой и слезами от порока, которому научил? Скорее же можно с собственного горького опыта предупреждать совсем невинных (например, в товариществе, между родными братьями), чем остановить наученных.

О, бесстыдные распространители противоестественного блуда! Если бы вы вспомнили своевременно такую угрозу слова Божия: «ни малакии, ни мужеложники… царствия Божия не наследуют» (Кор.6,9).

Женонеистовство

«Женщины их заменили естественное употребление противоестественным» (Рим.1,26). Здесь не только противоестественность любодеяния, но и ничем неизвиняемая похотливость плоти. Всякий иной противоестественный блуд может еще вначале возникнуть из-за того, что плоть бесилась, а удовлетворить ее естественным путем трудно или невозможно было, так как не нахо­дилось лица другого пола. А так то зародившись противоестественный грех и поддерживался привычкою. Но здесь нет никакой нужды в противоестественности: на самом естественном ложе лицами двух полов допускается совокупление неестественное; еще страшнее этот грех, когда допускают его законные муж и жена. Такой отвратитель­ный блуд мог внушить человеку и опять только дух лу­кавый; или же он переносится мужчиною на женское лицо в силу привычки к мужеложству. Посему он вполне рав­няется греху «содомскому», т.е. также есть грех вопиющий. И епитимия за него определяется не менее как 15-летняя. Эту епитимию несет также женское лицо, если оно до­бровольно покорилось неистовому требованию мужчины. В случае же насилия или грубого требования со стороны мужчины, хоть бы то был и законный муж,—по правилам церковным женщина имеет право тотчас открыть эту тайну духовному отцу: «аще же насильствует зол муж, тогда жена да известит духовным» (Номокан.ст.42).—О, повинные этой блудной гнусности! Подумайте, каким стыдом покроетесь вы за нее на страшном суде, когда Господь «осветит скрытое во мраке» (1Кор.4,5)! Убойтесь имени вопиющего греха! Это ведь тот же вопль, какой относится в св. Писании к крови убиенного Авеля (Быт.4,10), к «угнетению нищих и убогих» (Иов.34,28) и к мученическим пыткам над кем-либо за веру (Апок.6,10). Вами угнетаются, разрушаются самые права природы: ваш грех так велик, что не имеет нужды ни в признании ни в свидетелях, но вопиет сам за себя, призывает мщение-наказание от Бога самым действием своим. Поспешите же навсегда прекратить его и раскаяться в нем! Будьте готовы понести за него какое-либо посещение Божие и молите Бога, чтоб не подвергнуться посещению тяж­кому. Господь многомилостив к тем, которые каются пред Ним искренно!

Скотонеистовство

Это последняя и крайняя степень сладострастия. Но в заключении о различных видах телесного блуда прежде всего скажем, что стоит только не воспротивиться первоначальному падению в этот грех, а после первого падения не положить сильнейших преград ему, и человек становится близок ко всякой блудной скверны. Где только есть плоть, туда и влечет его враг-диавол: влечет как к лицам того же пола, коли нет разных полов. Затем, если не будет совсем посторонней – человеческой плоти; тогда некоторые (как мы видели) допускают телесный блуд и без участия иного тела. Душегубец дьявол сильно располагает человека к противоестественным грехам; потому что эти грехи более тяжки пред Богом и более вредны для души и тела. Наконец, когда не бывает плоти ни другого пола, ни одного и того же, или однородной человеческой, тогда-то вот дьявол влечет плотоугодника и к скотской плоти. Так происходить скотонеистовство, в котором видим и насилие другому ро­ду, — твари неразумной, между тем как человек поставлен над животными господином. И слово Божие и Цер­ковь страшно карают за скотонеистовство: «всякий скотоложник да будет предан смерти» (Исх.22,19). Даже и животное, ко­торое сделалось жертвою человеческого сладострастия, не бывает терпимо: оно по закону тотчас убивается (Лев.20,16), как оскверненное. (Нельзя ли и скотоложнику побояться, что первая же молния падет на его голову?). В церковных правилах допустившие этот грех из пожилых осуждаются на пожизненную епитимию, т.е. до самой смерти (Агкир.соб.16); но и молодым определяется епитимия не меньше 15 лет (Вас. Вел.67). (Скотонеистовство допускается не только мужчиною, но и женщиною. Со стороны женского лица оно бывает особенным образом, в форме будто бы менее отвратительной; но в таком разе оно скорее обращается в страсть, а труднее изобличаясь, чем уличное, остается неисправимым!). Здесь-то особенно удерживает нашу пишущую руку тот, кто сказал: «о том, что они делают тайно, стыдно и говорить» (Еф.5,12) —Но, читатель, твоею и моею душой овладевает ужас при мысли, как губят и душу, и тело повинные это­му проклятому блуду! А доводит до него нетрезвость, праздная комнатная жизнь и приближение к себе скота, будто друзей каких.

Раздел 3: Участие в блуде других

Извинение в других плотского греха разными предлогами

«Не сообщаться с блудниками» (1Кор.5,9) сказано. Между тем как многое говорится к извинению плотского греха! Например: «Половое совокупление такая же естественная потреб­ность, как есть и пить». Но не всегда безгрешно и то питание, которого требует природа. Например, есть и пить краденое или силой захваченное у другого тоже грех. Так точно и удовлетворять половому побуждению воровски, вне законного брака, а иногда с насилием другому лицу, без сомнения, составляет грех. Затем: нисколько неверно, будто половое сообщение естественная потребность, подоб­ная питанию или сну. Нет: оно составляет необходимую потребность только в общечеловеческой жизни, как при­чина и цель продолжения рода человеческого, а отнюдь не может быть названо необходимостью и чем-то обязательным для каждого человека (1Кор.6,1). Апостол Павел, излагая учение о законном браке, несколько раз повторяет совет свой и о безбрачии, которое без сомнения не иначе должно быть, как полное девство или как полное целомудрие после законного брака возможное, впрочем, по усердию и в брачных узах. Неоднократным повторением своего совета он как бы выражает желание, чтоб совет исполнили сколько можно большее число лиц. Со­вет не возводится, скажем, и здесь в смысле закона; однако же он идет свыше, а не от одного апостола, или не просто он человеческий. Это видно из того, что Апо­стол, предложив такой советь, заметил: «а думаю, и я имею Духа Божия» (1Кор.7,40). Но возможно ли было бы высказать такой совет, и в таком именно обширном виде, если б подчревная потребность была естественною, необходимою? Сильнее хотят доказать естественность дела самым делом,—говорить: «кто же из тех, которые имеют здо­ровое и хорошо питаемое тело, кто сохраняет себя целомудренным? Значит, человеку нельзя обойтись без по­ловой страсти. Значит, она естественна». Из такого рассуждения (как увидим) выйдет совсем противное заключение. Вот без хлеба и воды никто не может прожить: это и значит — естественная потребность, не составляющая греха. Но без полового совокупления все таки многие об­ходятся, значит, оно к неизбежным естественным потребностям не относится. Например, одни соблюдают себя от всякого вида блуда до 25 лет и более, и так не только лица духовного звания или строгого христианского воспитания, но и миряне и люди необразованные, не только девицы, которые дорожат женихами, но мужчины. Другие, оставшись вдовцами и вдовицами, совсем не помышляют о блуде или же противятся возникающим о нем помыслам. Но есть и до конца жизни не оскверняющие себя никаким видом телесного блуда, не заменяющие для себя этой страсти (как иные за необходимое признают) другим чем, например, запоем в вине. Обратимся к слову Божию, которое для верующего достовернее всяких слов. Слово Евангельское ясно уверяет нас в возможности вместить человеку от младенчества и до конца жизни дев­ственность: «кто может вместить, да вместит» (Мф.19,12). И действи­тельно, церковная история, равно как жития святых, представляют много примеров всегдашнего в жизни девства; в Ветхом Завете это были по преданию Илия и Елисей, в Новом — после Божией Матери — Предтеча, апостол Иаков, Иоанн Богослов, Павел апостол, дочери архидиаконов Николая и Филиппа; затем — в тот же апостольский век, или до образования монашества, при Игнатии Богоносце в Филадельфии известно было и целое общество дев (посл. Игнатия к Филад., гл.4). О монашестве, как о целом звании лиц, отка­завшихся от половых отношений, здесь и говорить нече­го. — Что же касается до силы этих отношений, которая будто бы непреодолима и замечается в людях повсюду, то «сначала не было так» (Мф.19,8) в природе человеческой. Но и теперь этим доказывается скорее упадок нравственно­сти людей, чем естественная надобность в половом сообщении. Есть места, где разврат гуляет, но есть местности, где о нем и не слышно и нет почти примеров незаконных рождений. Спаситель представляет целый ряд людей, для которых естественнее не любить, чуж­даться полового соития, чем сколько-нибудь стремиться к нему: «суть скопцы, иже из чрева материя родишася» (Мф.19,12).

«Зачем же врачи, которым известнее физиологическая жизнь человека, признают необходимым и неизбежным половое общение?» Затем, что они односторонне смотрят на человека, т.е. только как на организм без духовного начала. Нет; у человека есть дух. И если дух его очищен от всего низкого и плотского, если он усвоил своему духу дух Евангельской веры и глубокого стра­ха Божия: в таком случае он властелин над плотью, силен препобедить не только половые требования или пожелания, но и на некоторое время самые естественные по­требности, как, например, пищу во время поста. В какой степени дух христианина может возвыситься над плотью в интересах служения Богу, можно видеть в примере тех угодников Божиих, которые и законно могли познать друг друга мужской пол и женский, потому что приняли брак и жили не врознь, а вместе или в ближайшем со­прикосновении, однако ж не познали себя взаимно. Поче­му же? По взаимному святому согласию оставаться дев­ственниками, как например, Хрисанф и Дария (Четь-мин. под 19 марта).

«Отказ себе в удовлетворении половой похоти вреден». Совершенно напротив. В таком случае человек нисколько не истощая себя, делается еще крепче и здоро­вее: лишь бы он не вознаграждал себя за то внутренним саморастлением, не занимал бы своего воображения до страстной охоты соблазнительными представлениями. (В древности удерживались от плотских половых влечений те люди, которые приготовляли себя к чему-либо высокому или от которых ожидали чего-либо особенного: из этих то людей выходили и физически сильные — силачи).

«Что это за грех? Вот зло сделать человеку, дей­ствительно, составляет грех». Не делать зла или вреда ближнему— это само по себе. Но и блуд непременно ос­тается блудом. Если б в нем не было греха и порока; то почему же блудник выбирает себе темную ночь и вообще глухой час и глухое место, чтобы удовлетворить сво­ей страсти? почему он стыдится своего греха? Зачем, бу­дучи в сущности дела бесстыдным, однако ж притво­ряется стыдливым пред женским полом, например, когда застанут его одетым не в полные одежды? Тут и са­мый притворный или лицемерный стыд не говорит ли о стыде действительном, которому следует быть когда, например, при другом поле произносятся слова или допускаются движения нецеломудренные? не доказывает ли этот стыд, что таинственность отношений между мужским и женским полом естественна и сорвать с нее покров было бы гру­бостью, неблагородством? Нет: развратный это совсем притворные слова говорит, будто половое сообщение вне законного брака не порок и не стыд. В первую минуту после своего грехопадения он не то чувствует в своей совести. Тотчас то совесть его стыдится этого греха еще более, чем других грехов. Этому греху преимуществен­но свойственно слово «падения». Тут человек весь падает, всем телом: «блудник грешит против собственного тела» (1Кор.6,18). После других грехов и самых тяжких, например, гра­бежа или побоев ближнему, человек еще не чувствует себя оскверненным всецело, не омывает рук, идет в свое место и по прежнему занимается своим делом. А после блуда он особенно живо ощущает стыд и зло, гнушается самим телом своим, омывает свое тело, ду­мая чрез это хотя сколько-нибудь сбросить с себя гнус­ности. Но если бы и все в примирительном духе отно­сились к падению с другим полом вне законного бра­ка, вина порока от этого не сглаживается пред Богом: «блудников же и прелюбодеев судит Бог» (Евр.13,4), сказано. Да; Бог судит и строго рассудит, если люди не умеют и не хотят осудить.

«Молодость, пылкость лета… Молодая вдова…». Но так извиняющие плотской грех ужели не оскорбятся и не со­дрогнут, если и родная их сестра-девица, увлекшись мо­лодостью, потеряет целомудрие? Невинная-то молодость еще лучший оплот против похоти плоти; а молодость падшая скорее требует со стороны других вразумления, взыскания и надзора, чем того, чтоб извинять ее.

«Мужчине грех—ничего: он не красная девица». Но почему же мужчина менее будто обязан сохранять свою невинность, чем девица или женщина? Если женщина, действительно, имеет больше стыдливости, которая может удерживать ее от постыдного дела; то мужчины в замен этого больше твердости воли. Человеческие законы, обык­новенно, пишут мужчины, а не женский пол. Поэтому и не мудрено, что мужчины, постановляя закон о целомудрии и верности женщин, себя-то не обязывают к рав­ному целомудрию, самим-то себе на этот раз делают послабление. Но не так бывает в законах Божиих. Здесь заповедь: «не прелюбодействуй», «бегайте блуда» (1Кор.6,18) в равной степени относится и к мужчине, и женщине. Слова же «кто смотри на женщину с вожделением» относятся к мужчине, хотя нельзя устранить здесь и женщину: потому что Иисус Христос полагал общие законы; — говоря, по-видимому, к одному мужчине, который есть глава жены, Он в то же время давал наставление и женщине. Мужчина (говорят) не красная девица и согрешив на себе следов не оставляет». Но разве быть целомудренным, девственным нужно пред людьми только, а не пер­вее всего пред всевидящим и всесвятым Богом?

«Невозможно тем, которые близко обращаются с ли­цами другого пола, воздержаться от плотского падения. На половой страсти спотыкаются самые умные люди и высокие личности, которые воздержны во всем прочем, тверды очень в других правилах жизни» Для кого невозможно или трудно воздержаться, тот и женись: «во избежания блуда, каждый имей свою жену» (1Кор.7,2). Не трудна ли заповедь: «распи­нать плоть свою со страстями и похотями» (Гал.5,24). Однако, эта заповедь дана для всех. Заповедь же не прикасаться к другому полу еще не есть общая и непременная; совет же о чистом безбрачии по немощи людей относится не ко всем, а предлагается полной и доброй воле нашей. Обуздывается только животная сторона дела, и — для этого-то установлен брак. Пусть естественное отношение у законных мужа и жены то же, что и у такого мужчины и такой женщины, которые временно или постоянно совокупляются между собой. Но первые сохраняют естест­венное достоинство человека, а последние—нет. В жизни первых законность, а в сожитии последних—беззаконие, или первые живут в порядке воли Божией, а последние—выступили из воли Божией и покорности Богу. Наконец, тело первых при христианском воздержании есть «не блужению, но Господеви», не отторгается оно от Христа, но как муж так и жена—оба остаются «Христовы» (1Кор.6,13); тела же последних не могут быть Христовыми и только оста­ются «блужению»; потому что «совокупляющийся с блудницей становится одно тело с нею» (1Кор.6,13). Тем же, которые разжига­ются, совсем не на что ссылаться или жаловаться. Гос­подь Бог, собственно говоря, ничего не требует от нас противного нашей природе. Так и особая заповедь Его в десятословии против блуда не отвергает совсем влечения к другому полу. Повторяем: кто не может воздержаться, тот женись или вступай в замужество. Больше тут и рассуждения никакого не должно быть. Запрещение: «кто смотри на женщину с вожделением, уже прелюбодействует» уже не относится к законному браку; на законную жену можно смотреть, сколько угодно. Но если невоздержный не хочет воспользоваться этим позволением вступить в брак, и—согрешает; в таком случае пусть знает, о себе, что он преступник закона Божия, сквер­ный блудник, и пусть уже не сетует, если Господь Бог накажет его за грех. (А присмотревшись к ходу своих дел, если в душе его еще есть сколько-нибудь веры и страха Божия, он и не может не заметить над собой, что Бог наказывает его за противозаконную жизнь, например, болезнью какой или неуспехами в чем) Препятствие же к самой женитьбе могут быть устранены твердою волею и во всяком случае должны быть принесены в жертву закону Божию, который запрещает блуд, как смертный грех.

После всего этого решительно не может быть никаких извинений для плотского греха. Ты, благочестивый христианин, никогда не слушай тех, которые, согрешая этим грехом, еще отстаивают его! Этим они еще более укореняют в нем и самих себя и подобных себе. Враги они Божии и святой Церкви! 

Попущение близкому лицу согрешить блудом

«Увидели (Сару), что она женщина весьма красивая…, и вельможи фараоновы и похвалили ее фараону; и взята была она в дом фараонов» (Быт12,14-15). Явилось в городе особенной красоты новое (жен­ское) лицо, и вельможи хотят послужить чувственности царя: напротив, так как они были ближе других к царю, то должны бы еще отвлечь его от греха. Здесь видим прямое подстрекательство к блуду. Но затем ви­новны, на сей раз, и только недосмотр, не предостережение. Так как к падению этим грехом близок каждый человек и, не говоря о падениях изысканных, подготовленных, какие бывают вообще со стороны лиц мирских —светских, случаи такого жалкого падения постигают иногда и людей духовной жизни, если эти люди лицом к лицу станут или будут поставлены к соблазну, если не убегут от соблазна: то на этот раз излишне доверие вообще честности лиц, соприкасающихся наедине другому полу. После сего неправы те, которые покидают знакомое лицо в месте соблазнительном и опасном для его целомудрия. Тем более виновно неудержание близкого человека от греха, когда он прямо идет ко греху; так иные ходят со своими товарищами в непотребные дома, хоть сами так и не согрешают. Тяжко виновны совет, научение и содействие близким своим относительно плот­ского греха; так некоторые рассказывают своим невинным еще сверстникам о совершении этого греха и о том, чем легче или скорей можно прельстить невинную; другие предоставляют своему холостому товарищу женское лицо для преступного сожительства. Виновны родственники и близкие люди, когда не стараются отвлечь уже падшее лицо от связи, например, чтоб вызвать его куда либо для про­гулки (в имение какое или в город) и чтоб таким образом прервать связь. (Святые же Божии особенно берегли своих ближайших и решались на самые смелые меры, чтоб только сохранить их от насилия или увлечения ко греху плотскому; так Авраамий священник и затворник сам пошел в непотребный дом под видом старого плотоугодника, чтоб оттуда возвратить свою падшую племян­ницу (Четь-мин.под 29 окт.); так, когда один товарищ—брат не мог удер­жать другого от входа в непотребный дом, то все-таки не оставил его одного пойти, но остановился у ворот этого дома и плакал, пока он был там (Луг.дух,гл.26); другой также не допустил своему близкому пойти одному для сквер­ной цели, но сопровождал его, убеждая на каждом шагу удержаться от греха (Древ.Патер.гл.5,ск.31). За то они и спасали падших или предостерегали готовых пасть). Как и нам с тобой, добрый христианин, будет благодарен впоследствии тот человек, которого мы отвлечем от греха и который, таким образом, останется целомудренным или только не увеличит у себя бремени новых плотских грехов! Как самим нам свойственно желать, чтоб особенно близкие-то к нам хранили себя в той же целомудренной честности, как и мы,—чтоб для нас, чистых на сей раз, и окружающее все было чисто, чтоб заведенный нами по какому либо случаю разговор против плотского порока был принимаем с сочувствием и ближайшими нашими! (Сюда же отнеси и всегдашний твой совет о женитьбе каждому хо­лостому человеку или же молодому вдовцу между близкими твоими).

Дружеское принятие у себя или посещение самим лиц, живущих в незаконной связи

Между тем в слове Божием сказано: «с таким даже и не есть вместе» (1Кор.5,11) (разумеется обыкновенное хлебосольство). Сущность греха здесь заключается в сочувствии чужой любодейной связи и в соуслаждении ею. Иначе как же посто­янно иметь на глазах чью либо преступную связь, видеть мужчину и женщину, ласкающих друг друга, как бы в силу законного супружества: видеть ласкаемых ими детей незаконных: видеть все это, и не выразить ничем своих чувств против их постыдного союза! Затем, грех здесь заключается в открытой поддержке незаконной связи. Иначе как же это с ласкою, дружески встречать и провожать у себя тех, пред которыми между тем церковь Божия затворяет двери! как искать хлебосольства или только не отказывать в своем хлебосольстве или поддерживать лишь прежнее дружество с лицами, которые считаются врагами Богу по своей любодейной связи! Нет, кому нравится та­кое хлебосольство и дружество; тот, очевидно, уже не в искреннем союзе с Церковью и Богом, а «совокупляющийся с блудницею» (1Кор.6,16). Особенно виновна на этот раз гостеприимная или покровительственная связь со стороны таких лиц, которые известны в обществе своею степенностью или серьезностью, как люди семейные или пожилые или как занимающие высокое место по службе. В дру­жестве с такими-то лицами наложник и наложница хотят найти и показать пред другими подкрепление пре­ступной своей связи. Наконец, иногда же грех здесь состоит в искательстве чего либо у живущих между собой противозаконным союзом, даже в отбое завидной налож­ницы или в привлечении себе другого обожателя; потому что и трудно, действительно, не усвоить себе свободных понятий о целомудрии или неприкосновенности собственного брака тем, которые имеют пред глазами своими пример любодейного сожития. Но говорят: живущее между собой в незаконной связи иногда особенным образом вызывают на гостеприимные сочувственные отношения к ним своею добротою и ласковостью, а также и примерным между со­бой миролюбием; так согласно не живут между собой иной раз «законные муж и жена». Да; женщины например, живущая в наложничестве большею частью показывают себя милосердыми, добрыми, ласковыми, Но только в этой до­броте нет ничего чистого и высокого. Они щедры на деньги, на вещи, на угощения собственно потому, что все это чужое для них или такое, которым завтра, послезавтра, если откажет им сожитель, они уже не могут распорядиться. Ласковостью и добродушием к посетителям они как бы хотят вымолить прощение за свою незаконную связь. Что же до ласковости и дружественности между собой самих наложников, которые будто бы вызывают на сочувствие к ним, то тут можно видеть только то, что они сошлись и живут по страсти или же они чувстительностью своих взаимных отношений хотят придать благовидную форму своей незаконной связи. Говорят еще: «что же гор­диться пред грешными людьми? Христос-Спаситель напротив окружал себя блудниками и грешными». Нет; не по гордости духовной, ни по фарисейству, ни по вражде какой и не из-за одного только внешнего неприличия целомудренный христианин отстраняет себя, даже до раздления совместной трапезы, от тех людей, которые живут в незаконной между собой связи. Но почему же? Собственно по несочувствию к пороку их и ради того, чтоб сохра­нить единомыслие с церковью. Надобно еще заметить, что слово Божие, внушая православным христианам чуждаться сношений с явными грешниками, впереди всех выставляет блудника (1Кор.5,10). На примеры же Христа-Спасителя в настоящем случай, очевидно, делается совершенно напрасное указание; потому что в трапезах Его с прелюбодеями мы видим в нем только небесного пастыря погибающих овец.—Ты, сын святой Церкви! также и для собственной своей пользы никогда без крайней нужды не зови к себе, ни сам посещай живущих в наложничестве и вообще людей развращенных, не входи с этими людьми ни в какие сделки; потому что из всех соблазнов самый заман­чивый соблазн блуда столь близко-видимый и в чужой любодейной связи. 

Предоставление у себя дома убежище блуду

«С прелюбодеями сообщаешься» (Пс.49,18). Так одни дают у себя квартиру незаконно живущим, зная о незаконном их сожительстве, да таких то квартирантов больше у себя и держат; другие в своих гостиницах отделяют особые номера для тайных свиданий или ночлегов лицам двух полов; третьи принимают в свои торговые бани приходящих или приезжающих, очевидно, с постыдною целью, например, и ночью прямо с маскарада в клубе; четвертые только не препятствуют приходить в свою квартиру или в дом постороннему и к посторонним, которые живут у них, приходит также явно с ху­дою целью. Это значить на деле соизволять и содейство­вать блуду других. Домовладельцы оправдывают себя на сей раз тем, что они не знают наверное: «для какой цели и на продолжительный или же на кротчайший срок кто нанимает у них помещение»? Они говорят, что «желающие согрешить найдут же для себя место в другом и третьем доме». Но оправдания тут не может быть ни­какого; потому что каждый должен охранять собственную свою совесть от участия в чужом грехе, которого при­знаки между теш столько явны. Лучше же иметь свои помещения в продолжение какого-нибудь времени пустыми, не приносящими никакого дохода, чем делать из них убежище для блуда.—О, вы приниматели и упокоители творящих блуд! не льстите себе (1Кор.6.10), не обольщайте себя пу­стыми надеждами, будто на вас нет греха за порок этих людей. Участие ваше с ними несомненное и Богу ненавист­ное. Лучше страха Божия да убоитесь!

Тайное сведение других для блуда

«Не участвуйте в бесплодных делах тьмы» (Еф.5,11). Первый сват блудных дел есть дьявол. Он (как вполне до­знали святые подвижники) испытывает желание в двух лицах разного пола и когда испытает ту и другую сто­рону, начинает разжигать в них похотное влечение друг к другу. Таким образом тайно сговаривающие и сводящие лиц для блуда выполняют чисто бесовское дело. Прежде всего, этим делом занимаются безнравственные женщины: они по первому требованию и за вес монеты приводят к раз­вратнику падшее лицо, а часто после долгого своего сго­вора — и невинное. Этому низкому делу нередко служат и мужчины (прислуга), которые для мужчин же рекомендуют или отыскивают — сопровождают в квартиру их женское лицо, расположенное ко греху, а особенно погрузили себя в этом грехе городские извозчики. Наконец, тому же по­стыднейшему делу служат и те, которые только лишь передают (как бы почта) любовную переписку двух молодых лиц с сознанием содержания этой переписки, о чем дает им понять самая тайность дела. Если б не было подобных руководителей к блуду, то и разврат не столько бы распространялся между людьми, как теперь: лица благородного звания и стыдливые не вдруг же решатся сами делать шаг к бесчестному делу. Итак, виновные в сведении других к блуду по желанию их! вспомните, что вы ведь занимаетесь прямо бесовским делом, что разрушаете «великое дело искупления Хри­стова», потому что отвлекаете от Христа души! О, не горе ли вам? Отвратите же от себя это горе решительным исправлением!

Публичное содержание блудниц

«Давала подарки всем любовникам твоим, … чтобы они приходили к тебе блудить с тобою» (Иезке.16,33). Содержатели блудниц (в своем ли доме или в наемной квартире) участвуют в грехах их. И это участие бывает особенное, с преступным до последней степени характером. Оно выражается в ловле, обмане, покупке, развращении невинных лиц и в бесовском злорадовании, когда подвергнется растлению невинная. Оно бывает в отношении к содержимым лицам принудительное, безжалостное: заставляют служить чужой страсти бедную, которая иногда уже пресытилась от разврата и изнемогает телом. В отношении же к тем, которые приходят в дом терпимости с гнусною целью, содержатели его употребляют все заботы к тому, чтоб тем заманчивее была обстановка их дома. Дома терпи­мости, это гнездилища и других сродных пороков. Там ругательства, общее пьянство, и мужчин и женщин, не­редко буйство, драки, убийства; там обманы, продажа вина и напитков вдвое или втрое дороже настоящего; там кражи и грабительства, после которых жалкий посетитель часто остается не только без запаса денег, но и без одежды. Там крайнее бесстыдство во всем; например, если там бы­вает музыка, то самая бесстыдная; если слышатся песни, то самые грязные; если начинаются танцы или пляски, то самые наглые; там и разные кощунства. Словом: публичный дом это ад на земле — ад не по мукам еще грешнику, но по развращенности тех, которые живут в нем и собираются в него. И вот, если развратная жизнь каждой блудницы, которая находится в доме терпимости, есть вполне смертный грех, т. е. приводящий к вечной смерти; если без сомнения, смертно грешат частые посетители этого дома: то сколько же чужих смертных грехов принимают на свою душу публичные содержатели блудниц! Ужасная мысль! И как же еще эти люди могут дышать и глядеть на свет Божий?! Они должны бы при­знать себя заслуживающими и такой казни, чтоб расторгнуться по полам и погребстись живые вместе с теми, ко­торых содержат для разврата! Но что же собственно заставляет их решаться на такое дело, унизительнее которого для человеческого достоинства нельзя и представить (а унижение тут более берет на себя женский пол)? что понуждает их быть участниками множества чужих грехов самого преступного качества? Ничто отвне, ни вызов чей-либо, ни бедность, ни убожество. Если же признаем здесь вызовом денежные прибытки (деньги, можно сказать, всегда и всего легче наживаются около греха и порока): это ни­сколько не извиняет их, напротив—еще увеличивает их вину; потому что тут они делают промысел—торговлю из разврата. Нет; главнее всего собственное влечение к раз­вратной жизни, соуслаждение развратною жизнью других, бесовская радость распространять разврат — вот что заставляет кого-либо публично содержать блудниц! Эти-то крайне безнравственные побуждения оправдывает такой человек и на самом дел; так, если содержателем дома терпимо­сти бывает пожилое женское лицо, то и оно падает тут же с развратными посетителями. Если даже законные муж и жена вмести содержать, то и те падают с посторонними, не обижаясь друг на друга за неверность. Случится ли ко­торому либо из них овдоветь? И даже несчастье не вразумляет: овдовевший или овдовевшая спешат заняться тем же скверным промыслом. Случится ли подпасть под суд и подвергнуться тюрьме за особенные какие-либо преступления в содержали публичного дома? и после выхода из тюрьмы опять обдуманно бросаются к тому же делу, собирают снова скопище блудниц. И так, если на том свете будут низшие и высшие степени вечных мучений, то, без сомнения, самая высшая степень их принадлежит этим развратителям душ человеческих, содержащим непотребные дома. Смрад от адского огня, как смрад или дым после пожара содомского, заставивши Авраама поскорей бросить соседство Содома, этот смрад будут обонять на том свете люди, возлюбившие здесь злосмрадие блудного греха, а более всех —содержатели и содер­жательницы блудниц. Что же до духовного суда им в настоящей жизни, то они уже считаются решительно от­лученными от Церкви и от Бога: «тех, которые на пагубу душ собирают и содержат блудниц … определяем отлучать», произнесли отцы на VI вселенском соборе (пр.86). (Да; и целый вселенский собор рассуждал против этого зла — публичных домов! Болезненная, значит, рана они сердцу Церкви. Можем ли и мы ныне не вопиять против такого зла, желая прекращения его?). Эти люди признаются недостойными принять кого-либо от купели (Треб.Петра мог. Стр.12), не допу­скаются и до присяги. О, если б они, несчастные, еще поспешили раскаяться и принести «плоды покаяния» (Мф.3,8), по­добно преподобномученице Евдокии, и другим святым женам, которые вышли из бездны греховной на путь спасения! Великая была бы радость о каждом из них «на небе, пред святыми ангелами» (1Тим.4,3)!

Раздел 4: О холостой жизни

Отговор и прямое препятствие другим вступить в брак

«Возбраняющих жениться» слово Божие поставляет в числе людей особенно грешных (1Тим.4,3). И эти люди будут по преимуществу в последнее время, или пред кончиною мира, когда и холостая жизнь особенно будет в ходу. Таким образом, с первого раза по вопросу о поддержке и распростра­нении холостой жизни видно уже, что это великий грех. И мы вполне убедимся в том из подробного рассмотрения настоящего предмета. Прежде определим: какой отговор и препятствие к браку разумеются здесь? Без сомнения, не в тех видах отговаривают, чтоб холостой или вдовец после первого, да и после второго брака по­ступили в монашество, к которому в них замечается наклонность, а также и не потому, что, может быть, тре­буется отвлечь иного жениха или невесту от неудачного их выбора. Нет! советуют вообще не жениться или ре­шительно препятствуют женитьбе-замужеству. Для чего же? Чтоб женатые, нажив детей, не наскучивали (начальству или хозяевам, у которых служат) жалобами на свои рас­ходы и нужды; чтоб можно было двинуть холостого по службе, а в купеческом сословии в дорогу по делам, куда только будет угодно; чтоб к холостому в дом или квартиру всегда удобнее было прийти, особенно холостым же, и у него оставаться дольше для веселой беседы; чтоб женившейся сверстник или товарищ по службе или по торговому занятию, сделавшись пред холостыми степен­нее, вообще не стал несколько выше их в нравственном и житейском быту; наконец, и чтоб воспользо­ваться наследством после холостого одинокого человека, особенно после вдовца, если они богаты. Когда в отгово­ре или в прямом препятствии другим лицам вступить в брак скрываются такие только побуждения и не обра­щается внимания на то, даже и нет вопроса о том, в чистоте ли сохраняет свою холостую жизнь то лицо, ко­торому не советуют, не велят жениться, или только не угрожают ли ему особенные искушения для целомудрия: в таком случае возбранение жениться или выходить в за­мужество составляет самый тяжкий грех. Почему же? Это значит почти совсем лишать человека счастья в жизни. Бесцельная холостая жизнь не дает человеку пол­ноты развитая, даже физического, а тем более нравственного и религиозного. Так прежде всего здесь достойно замечания то обстоятельство, что между мирскими лицами (о монашествующих здесь речи не должно быть) достигают самой глубокой старости только люди женатые; из холостых же, как мужского, так и женского пола (по исследованию некоторых статистиков) ни один не доживает до 100 лет).—Затем, в отношении душевного развитая для женатых семья составляет лучшую шко­лу, в которой они развивают в себе все благородные свойства человеческой природы, например, добродушие, терпеливость, трудолюбие и заботливость о других. Холостые же того и другого пола, обыкновенно, менее бывают доб­ры, а под старость лет и делаются особенно суровыми, жесткими; они гораздо менее терпеливы, трудолюбивы, по­стоянны в своих словах и на деле, заботливы об общем благе. (На что уж ссыльные преступники: и между теми гораздо мягче и благонадежнее к исправление оказы­ваются женатые и семейные) Не завися от другой поло­вины, не связываясь заботами содержать семью и детей, холостые люди вообще увлекаются чувством независимости и ложной свободы, заняты бывают более собой, чем человечеством и государством, воспитывают в себе сво­ею одинокою жизнью чувства самолюбия и гордой отчуж­денности от других. Еще хуже, еще большая беда их, если они и не имеют у себя доброго друга в жизни, ес­ли не живут вблизи чьей либо семьи. (Монах и здесь исключение. Это—не светский холостяк, если он истин­ный монах. Против его самолюбия и превратно понимае­мой независимости существуют правила монашеского послушания: «послушание», когда оно со стороны старших применяется к лицам и цели с благоразумным и умеренным требованием, приносить здесь великую пользу. А от праздности или против ложной свободы спасают мо­наха или монахинь молитва и монастырский труд, только бы жизнь монастырская устроилась более или менее по жизни древних подвижников). Тем менее в холостых, в сравнении с женатыми и семейными, развиваются чув­ства богобоязненные. У холостых как же мало нужд и горя! При одинокости их жизни им требуется немногое для содержания, между тем как нужды-то житейские, пи­ща, жилище, одежда,—естественно располагают человека искать Божией помощи. Потом: их не опечаливает болезнь жены, не заставляет задуматься приближающееся разрешение от бремени (берем вместе мужа и жену, по­тому что забота и страх здесь касаются обоих: один страдает душой, а другая телом); не затрудняет и по­следующее затем состояние немощи жены-матери; не устрашает их вдовство; не постигает потеря детей; не поставляют иногда в крайнее недоумение и бессилие во­просы, как управить детьми и семьей; не особенно стесняют неприятности по службе, потому что они легко могут перейти на другую службу. Между тем горести-то жизни более всего смиряют человека пред Богом и обращают к Богу (Мф.19,10). Но всего достойнее сожаления то обстоятельство, что холостому человеку, если он бездельно остается холостым и не возложил на себя обета целомудрия,—ему трудно среди мира не соблазниться на чужую красоту, а затем уже не пойти путем порочной неуме­ренной жизни, до самых лет старости. (Отговаривают, прямо препятствуют вступать в законный брак или только лишь на долгое время отсрочивают его другим. Но, ах! Если б вместе с тем эти отговаривающие да­вали холостым силы сохранить девство и целомудрие. Меж­ду тем они не дают ни сил, ни предостережений; потому что и не могут дать).—Супружество же на этот раз прекрасно удерживает человека в пределах умеренности и порядка; потому что в нем одинаковость, правильность полового сообщения, а не беспрерывное раздражение похоти от беспрерывной же перемены лиц, совместно падающих. И вот совесть холостых мало по малу отягчается плот­скими грехами! Из холостых-то (как видим) более выходят неверующие и безбожники. И так можно ли еще сомневаться, что без цели холостая жизнь и не естественна и весьма опасна? Когда апостол Петр сказал Спасителю: «лучше есть не жениться»—Спаситель не одобрил этого предложения для всех. Таким образом отговор или прямые препятствия совершиться чьему либо браку составляют ве­личайшее зло; потому что препятствуют развиваться чело­веку в чистых человеческих и христианских качествах, а главное—участвуют в развитии разврата. Не са­мо состояние холостых и не замужних лиц мы обвиняем, так как это состояние в некоторых может быть и нравственным; но собственно бесцельность его и посторонние ему препятствия для смены законным браком. Да; что-нибудь одно из двух должно быть для холостых: «или законный, притом своевременный брак или же дев­ственная целомудренная жизнь в смысле жертвы Богу, с торжественным ли обетом монашеским или почему либо без обета» (в последнем случае, например, для девиц, вообще для женского пола, которые часто при самом желании себе супружеской жизни не могут же сами устро­ить ее). Некогда Церковь этого одного и требовала от молодых людей: «чтецов приходящих в совершенный возраст побуждать или ко вступлению в брак или к обету целомудрия» (Карфаг.соб.20).

Православный христианин! Женат ли ты сам или вдов или уже слишком запоздавший жениться,—искренно советуй каждому холостому человеку женитьбу, законный брак. Еще апостол Павел мог в свое время советовать христианам безбрачную, холостую жизнь. Но то были христиане строгие в своих правилах. И побуждения, по которым он советовал такую жизнь могущим между ними воздержаться, были высокие, искренние и частью особенные. Это—гораздо большое удобство в безбрачии угодить Богу (1Кор.7,32); затем—жалость к ним: «а мне жаль вас» (1Кор.7,28), так как с женитьбою и замужеством человек неизбежно берет на себя много забот и печалей,— «таковые будут иметь скорби» (там же); и наконец—время гонений и изгнаний за веру, которые столько и везде были ожидаемы для первых христиан и которые одинокому человеку, конечно легче было перенести, чем семейному. Святой совет апостола и ныне остается неизменным для единиц в мире и для всех тех, которые удаляясь от мира, по истинной ревности принимают обет монашеский. Но у нынешних христиан и внешнее положение совсем иное (гонений нет), а внутрен­нее, или свободно-нравственное, и тем более. Холостою жизнью так или иначе все в мирском быту злоупотребляют; холостая жизнь без возвышенной цели, в пользу которой была бы пожертвованием, человека только расстраивает. И так во имя счастья ближнего и в целях общего народного благонравия будь же по самому глубокому убеждению защитником и распространителем семейной жизни вместо против — христианского отговора к ней.

Долгое отлагательство своего брака по привязанности к вольной холостой жизни

«Блажен кто в юности, составя свободную чету, употребляет естество к деторождению», сказано в прави­лах церковных  (Афан. Вел. в посл. к Аммуну). «Блажен» —вот как честит Цер­ковь раннюю женитьбу! А ныне между тем молодые люди избегают законного брака, и—собственно не по недостатку зрелости, но для того только, чтоб насладиться вольною холостою жизнью, или для разудальства по всяческим: «еще рано жениться», говорят, и — больше ничего. Но и старшие тут же их поддерживают: «еще молод (рассуждают), еще успеет пожить женатым (а девица быть замужницей): пусть повеселится на свободе». Не здравые и не христианские понятия! Холостой, который между тем имеет намерение вступить в законный брак и не иначе представляет себя в ближайшей будущности, как женатым,— такой холостой человек должен быть верен своей не­весте и прежде самой женитьбы, прежде обетов или обязательств супружеской жизни. Пусть он еще не знает своей невесты; но он должен сделаться достойным ее, кто бы она ни была,—как и сам желает, чтоб она была достойна его руки, явясь к нему девою скромною и цело­мудренною. Лучшим приданым и со стороны каждого же­ниха девственной невесте может быть мужская его дев­ственность. Почему? потому что тот человек, который не касался ни к одному чужому телу по низким побуждениям похоти,— тот-то женившись всегда более привязывается к законной жене, более способен любить ее с чистым сердцем или с возвышенным чувством, более благонадежен со стороны супружеской верности. Но в настоящем случае плохие надежды на того, кто бесчестно живет до брака, и с тою собственно целью отлагает свою женитьбу, чтоб вольнее пожить. Этот человек наживает себе до женитьбы такие пороки, которые делают его впоследствии и неблагонадежным мужем и незаботливым отцом детей; например, в нем встречает жена уже готовые и укоренившаяся привычки: чтоб по долгу отлучаться из дома для товарищеских свиданий, чтоб вдаваться в нетрезвость, не любить семьи. А главное: этот человек совсем теряет наклонность к законному браку. Не же­нившись до 30 лет, он уже начинает бояться женитьбы, делается на сей раз в высшей степени нерешительным, мнительным. (И родители его и добрые родственники убеждают жениться, да и сам он много раз изъявляет го­товность на женитьбу; но ему и невест в целом свете не стало и все еще хочется дождаться высшего чина, луч­шей должности или большего обеспечения, чтоб можно было решиться на брак. Словом, он в великой борьбе из-за женитьбы и отсчитывает целыми годами отсрочку ее, между тем как он же в первой молодости лет был доверчивее и спокойнее на сей раз). А испытав до брака все виды плотских наслаждений, он часто по Божию правосудию наказывается неплодством или бездетностью в браке. Таким образом, из-за себя делает бездетной и жену к ее огорчению.—Ты, православный христианин,— конечно, останешься на стороне правил церковных, «ублажающих» раннюю своевременную женитьбу: например, между простолюдинами не позже бы 21 года, а в образованном классе никак не дальше 25 или 30 лет. Прак­тика жизни и подтверждает что лучшая пора для женитьбы—эти самые лета человека. 

Выбор себе невесты за одну красоту или богатство

Невеста, которую отыскивал себе благочестивый Товил, была не только красна, но и умна (Тов.6,12). «Товил полюбил ее и душа его крепко прилепилась к ней» (Тов.6,18). Это было прежде, чем он увидел ее. На чем же утверждайся его выбор? На таких отзывах как о невесте так и об отце ее, что род ее доб­рый, благочестивый (законники). Таким образ. Товия, отыскивая себе подругу жизни, обратил свое внимание более всего на ум ее, т.е. на умственные ее действия, и на самый род ре, или на благочестие отца. Таков-то должен быть выбор и каждым невесты, равно как и невестою жениха. Но выбирать невесту за одну только красоту лица или за одно приданое,—не видим ни одного благоприятствующего примера или текста в Священного Писания. (Священное Писание—в сотый раз скажем—есть непогрешимый для нас учи­тель и первый, вечный благодетель наш на всех путях нашей жизни, во всех обстоятельствах и переменах ее). В нем мы встречаем только общее предостережение, чтоб «по наружности не судить о человеке», чтоб и не хвалить никого за красоту и не презирать кого либо за ли­цо (Сир.11,2): пчела вот малейшее творение, а плод ее первый между сластями. Другое предостережете, уже относящееся прямо до красоты замужней женщины, следовательно и выбираемой в замужество, находим в Св. Писании такого рода, что пленяться женскою красотою и похотствовать на красоту жены не следует (Сир.25,23). Правда, говорится там и о красоте телесной, как о качестве, пленяющем всю душу человека; но при этом рядом поставляются другие необходимые качества жены: «доброта, кротость (Сир.38,24-25) и благоразумие (Смр.26,16). А относительно приданого сказано, что берущий себе жену полагает основание своему обогащению, т.е. умная жена сама по себе несет приданое, входя в дом, как хозяйка, которой дотоле не было в доме, как по­мощница мужу в хозяйственных трудах его (Сир.38,26). Затем, в слове Божием уже прямо выражается, что богатство женино (и не такое, которое бы впоследствии по случайно­му наследству пришло, а с браком в виде приданого принесенное) производить и гнев и. стыд (Сир.25,24). Христианину стыд здесь можно чувствовать еще при одном воспоминании об обычае, существующем на сей раз у неверующих язычников, именно: «прежде женитьбы платить за жену». У язычников дорого ценится невеста, так что нужно выплачивать за нее оброк (калым), будто за вещь какую: а у христиан в таком случае жених дорожит собой до того, что дозволяет как бы покупать себя (за первой женой: иной берет деньги, и за второй—если овдовеет—также ищет капитала). Да; основывать прочность и счастье брака на этих только внешних подпорах: кра­соте, высоком положении и богатстве—величайшая ошибка и вина против таинства брака. Эти подпоры для брака хрупкие, преходящие. Войдем в подробность.

Красота телесная есть природный дар, а не что-либо приобретенное личным трудом или зависимое от чело­века; следовательно, как избыток ее не составляет добродетели, так и отсутствие ее—не порок. Затем (будем го­ворить только о женской красоте), не вводят ли какое-то слепое счастье в жизнь человеческую на сей раз те лю­ди, которые за красоту лишь выбирают себе невест? Вышла девица красивою от природы или особенно спо­собна прибавить себе искусственной красоты, и значит она счастлива, будет непременно за мужем. Чем же виноваты прочие девицы, не обладающие красотой, равно как и родители их, на которых лежит естественная забота пристроить их к замужеству? Рассудите справед­ливые женихи, имеющие у себя и сестер невест! Но кра­сота женщины увядает с деторождением или же случай­но — от болезни, наконец—вообще с годами. Что же заменит ее, если жених на нее только обращал свое внимание при женитьбе, если не задавал себе вопросов о родителях и воспитании невесты, не заботился насколько можно познакомиться с невестою, словом— бросился толь­ко на красоту, только половые качества и прелести поставлял первым достоинством в своей невесте? Истинным счастьем, истинною находкою для него назовем, если его невеста с красивою наружностью будет соединять умственные качества, а особенно, христианское воспитание и преждевременное ознакомление в духе же христианском с важностью супружеских обязанностей, о котором, к сожалению, и при большом образовании редкие родители за­ботятся для своих дочерей. Но если всего этого не бу­дет,—что же тогда? В таком случае ослепление отчасти есть. Тогда явится позднее раскаяние за выбор и меньшим злом в супружеской жизни последует холодность, а большим—раздор и неприятности. Таким образом, жених сам себя обманывает и карает за пристрастный выбор подруги себе. Но, по правде говоря, при красивой-то на­ружности невесты всего скорей он встретит в ней недостаток внутренней, нравственной красоты. Что тут при­чиною? Причина та же: выбор женихами невест за одну красоту. Когда в невесте более всего ценится красота  (отсюда первый вопросы «какова, красива ли»?), тогда и невеста первым достоинством поставляет в себе —быть или только казаться красивою. А от этого естественно она занимается пустотой, располагается к тщеславию, о красо­те же душевной нисколько не заботится. Отсюда всевозможные ее заботы быть на вид красавицей, молодой (т.е. от­сюда-то происходят разные умыванья мылом и натирание мастями, убивается время на прически, на приготовление нарядов, занимают девиц только обновы, весь разговор их при встрече с другими о платьях). Отсюда желание невесты, особенно молодой, чтоб и жених смотрел на нее, как на игрушку (К такой мере привлечь мужские глаза—только с иною, доброю целью — прибегла некогда в Юдифь. Пред тем, как пойти к военачальнику Олоферну и быть для него орудием казни Божией, Юдифь—благочестивая вдова—вымыла свое тело, красиво расчесала свои волосы, облила себя благовониями, надела лучшие одежды, украсилась цепочками, браслетами и перстнями. И воины Олоферна, тем более сам Олоферн, были поражены ее красотой (4 Цар.10,3—5)). Таким образом, гибель выходит даже и обоюдная: женихи ищут только красоты в невестах, а невесты стараются лишь показаться красивыми, о других же качествах, умственных и нравственных, и за­боты не имеют. Но для женского пола гибель, очевидно гораздо большая; потому что можно ли удержать за собой красоту, когда она будет увядать? легко ли приобрести себе вдруг душевные прекрасные качества, даже прийти к мысли о приобретении их, если раньше не было заботы о том? Нет; одна только христианская нравственность, бла­годетельная для человека во всех отношениях, спасает женский пол от этой жалкой погибели. Чем же?—тем, что, не осуждая совсем заботы о приличии и даже о вкусе в одеждах (1Тим.2,9), христиансий закон в то же время поставляет главным предметом женской заботливости красоту души: «не внешнее плетение волос…, но сокровенный сердца человек» (1Петр.3,3); «чтоб также и жены… украшали себя… добрыми делами» (1Тим.2,9). Дело, зна­чит, начинается с того, чтоб быть приятным Богу. По­лагаются иные нравственные начала, могущие гораздо твер­же расположить к женскому лицу. И действительно, кра­сота телесная делается как-то обыкновенною оттого, что каждый день на глазах: а красота души,—скромность, нежность чувств, терпеливость, целомудренность, простота и теплота веры, усердие к молитв и церкви,—все это как бы обновляется с каждым днем, более и более занимает в женщине и постороннее лицо, а тем более ее мужа, если только муж не будет до крайности расстроенным в образе своих мыслей и жизни. Первая красота изменяется и упадает, а последняя не знает никаких перемен. (Лучше в красоте телесной обращать внимание на приличность и приятность вида (грацию), на ясное ли­це (Сир.13,31) —которые возбуждают сочувствие и бывают выражением доброй души: эти черты дольше не изглаживаются).

Равным образом выбирать невесту за один капитал, за большое имение или чтоб войти в дом или ради богатого родства,—и непрочно и предосудительно само по себе. Так, богатство не ответит же за крепкое здоровье, которого между тем нет и которое необходимо для понесения беременности и деторождения, так как эти тягости общи всем, и богатым и бедным женщинам. Богатые или только знатные (женины) родственники то сами обеднеют, то потеряют силу по службе, то умрут,— между тем как жить-то придется с женой. Так, договариваться до брака о деньгах, писать документы или даже в церковь не идти для венчания без того, если не будут выданы деньги,—что же это, как не унижение для брака, который есть таинство и союз дружеский? Не достает сколько-нибудь к денежной сумме, требуемой в приданое, и—жених, уже хорошо ознакомившийся с невестою, готов совсем прекратить сватовство: где же его любовь и сочувствие к невестъе, если он в виду такого побочного препятствия готов оставить свою невесту? невеста ли ему после этого нужна или же дороги только деньги? Потом, как несвойствен­но молодому человеку хотеть жить в чужой счете, средст­вами своих тестев! к чему иному может повести его излишество средств, т.е. и полученных в приданое, и тех, которые своим порядком пойдут ему по должности или по частному какому занятию,—к чему более поведет это излишество, как не к щеголеватой и рассеянной жизни? Но умная, хоть и бедная, жена сумеет хорошо распорядиться и малым состоянием: легкомысленная же и небережливая даже богатство расточит хуже ветра; значит жених здесь ищет меньшее, оставив большее. Как естественны в супружестве и тяжелы мужу попреки со стороны жены, когда она принесет с собой богатое при­даное, когда все в доме, будет от нее! как естественно первенство или только старание взять во всем первенство со стороны такой-то жены (Сир.25,24)! Это значит взять за себя госпожу, а не жену. Самолюбие и суетность жены на этот раз доходят даже до того, что она все считает в доме своим, что и детей, которые воспитываются в заведении средствами ее приданого, она называет только «моими», а не нашими. Но возразят нам: «почему же не воспользо­ваться готовым капиталом или имуществом, которое можно получить за женою»? Речь наша не об этом, а только о требовании за невестою денежного или имущественного при­даного,—о требовании даже и в таком случае, когда отец невесты принужден входить в большие долги. Речь наша об обегательстве умных и благовоспитанных невест и о решимости на брак с такою, которая то лишь имеет достоинство, что единственная наследница богатых роди­телей, и которую иначе жених и не подумал бы никогда сватать. Тем менее речь наша не против пособия новобрачным на первое время их жизни, например, до определения мужа на службу. Но если помимо этого первоначального пособия желают получить за невестою деньги, то и трудно положить пределы желанию.

И так повторяем: только лишь воспитание невесты в христианских правилах и добродетельные качества ее —вот твердые и благонадежные задатки для прочности супружеского счастья! Об этих то задатках прежде и главнее всего и должен позаботиться жених при выборе себе невесты. (Слуга Авраамов по такому вот признаку предположил выбрать невесту для Исаака: «это будет та де­вица, которая, придя к колодцу, поведет с ним привет­ливую речь и окажет ему услугу,—напоит его самого и верблюдов его из своих рук водой» (Быт.24,21.13-14). Предположения были верные: приветливость и услужливость с первого раза показали бы в невесте простоту и доброту души, а ношение ею воды от колодца говорило бы в пользу ее, как способной к хозяйству и готовой на всякий труд. Кроме того, для страннолюбивого дома Авраама доверенный выбирал и невесту расположенную к той же доброде­тели, чтоб она подходила под характер новой для нее семьи, чтоб противоположным характером не внесла в эту семью разлада).—Женихи и невесты! если вы хотите найти взаимное счастье в супружестве,—вот чего ищите друг в друге: «веры и веры в Бога»! К этому еще присоединяйте такие условия счастливого брака: «небольшое расстояние между собой в летах, незначительную разность в умственных способностях, приблизительно одинаковую образованность, одинаковое родопроисхождение и звание (очень важный вопрос!), наконец—и равномерные сред­ства к жизни. Это также существенные условия счастли­вого брака! Резкий недостаток и одного из них, как хотите, скажется на счастье супружеской жизни.

Брак без участия родителей или же решительно против воли и благословения их

В слове Божием сказано: «выдающий замуж свою девицу поступает хорошо» (1Кор.7,38). Следовательно, выдача в замужество дочери прямо относится к родителям (а конечно и на сыновей в той же мере простирается власть родительская). Затем, в браке Исаака с Ревеккою, о котором для примера счастливого и богоблагословенного супружества упоминается в молитвах венчальных, видим, что о женихе за отсутствием отца заботился его дядька, а невесте давал наставления и предлагал свои советы брат ее (Быт.24,10-67). В древности еще был церковный закон, по которому брак, заключен­ный без согласия и вопреки благословенья родителей,— даже не считался законным браком (Вас.Вел.,38), но получал свою твердость только после того, как оскорбленные родители изъявляли на него свое согласие (там же,пр.48). Ныне, положим, и так свенчанный брак не теряет своей силы, не расторгается; ныне пусть не требуется в числе прочих документов перед браком письменное свидетельство о согласии родителей. (В случае же предъявления родителями препятствий только останавливается брак (Вас.Вел.38, Свода зак. т.X,ч.1ст. 6). И решение вопроса о нем бывает здесь по согласию старейшего лица, т. е. отца). За всем тем брак без согласия и против воли родителей и ныне наказывается, даже и гражданским законом. Почему же именно требуется согласие родитель­ское на брак? Прежде или главнее всего потому, что брак заключается на целую жизнь, а в христианстве это есть великое таинство: расторжение или развод церковного брака по произволу немыслимы; здесь муж и жена любят себя взаимно, как и Христос Церковь. По этой-то серьезности брака, в виду столь высоконравственного значения его, он обстанавливается еще и другими условиями, например, строгим законом, чтоб он не был по принуждению,— предварительными оглашениями о нем в церкви, свиде­тельствами посторонних лиц и т. п. Осуждая побуждения к браку, недостойные брака, например, или только чувственные (красота) или корыстные (приданое), христианство устраняет при заключении брака также и легкомыслие, то­ропливость, в некоторой мере—своеволие со стороны же­ниха или невесты. А практика дела ясно — преясно доказывает нужду участия в браке родителей или старших посторонних лиц. Действительно, как же многие ошибаются, женясь или выходя в замужество сами по себе! Молодые люди руководятся в супружестве одними первыми впечатлениями и не смотрят в даль; они действуют под увлечением чувственной любви, которая между тем слепа. Вот и причина несчастливых супружеств! Нет,—если по по­словице: «всякий человек—чужой в собственных домах», то в особенности в женитьбе или замужестве уместно и полезно недоверие к самому себе. Родителям, как и посторонним советникам, уже нечего прельщаться красотою невесты или жениха: это была бы для них одна только сторона дела, менее всего их занимающая. Они обнимают здесь многие другие стороны дела, выгодные, положим, и для них, но еще более полезные для самих жениха и не­весты. Во всяком случае в их выборе не будет односторонности к более будет беспристрастия, если и допу­стить иной раз пристрастие. Они научились собственным опытом ценить,—в чем главным образом заключается счастье супружеское; они наказаны может быть и сами за то, что без ближайшего участия или прямо против воли родителей выбрали себе чету. (Наказание это чувствуется и не вдруг, а через многие годы: но оно верно; потому что совесть человека уверяет в нем). Вот примерь и постороннего выбора невесты одному жениху: «человек… желая уразуметь» (Быт.24,21), т.е. внимательно всматривался и в лицо невесты, и в речь и в ответы ее и в походку и в занятия, чтоб по всему этому узнать о характере ее, о настроении души. Не беспристрастный ли это выбор?—С другой стороны, согласие и благословение родителей в браке требуются из уважения к их правам и к тем заботам, какие они понесли при воспитании детей. Права и заслуги родителей здесь, так сказать, вопиющие. Ужели, в самом деле, родителям быть в стороне, не иметь участия в столь важном деле, как брак их детей, если они между там целую жизнь трудились, беспокоились над воспитанием детей? по какому это праву сын приводит в дом отцовский, где глава отец, или только вводит в круг родства кровного, где старшим лицом также отец,— так приводить или вводить новое лицо, которое не было для родителей желательным, в выборе которого, по край­ней мере, обойдено без всякой причины личное участие ро­дителей? (Посему-то правило о согласии родителей и распро­страняется в особенности на тех молодых людей, кото­рые живут еще с отцом и не имеют ни самостоятельного жилища и хозяйства, ни должности или службы граж­данской, предоставляющей им с должностными обязан­ностями и некоторую независимость). Жених (как ныне, к сожалению, это делается), миновав отца—мать, прямо обращается к невесте и спрашивает ее о согласии на брак. Когда уже последует обоюдное согласие, тогда он дает знать родителям, тогда начинается сватовство. Но почему же не вести этого переговора чрез родителей? что было бы тут вредного или унизительного? зачем поставлять родителей лицами второстепенными и начинать действовать совсем без ведома их? не легко ли может случиться, что отец—мать будут иметь свои основательные причины не согласиться на брак, между тем как невеста уже изъявила согласие жениху и дали они друг другу руку? Вообще не одна ли форма выполняется и не деньги ли только нужны на свадьбу, если жених и невеста обраща­ются к родителям после того уже, как между собой все порушили? О, как это напрасно и незаконно!

Затем, даже и самые пожилые люди, даже такие, кото­рые женятся во второй и третий раз, не должны отклонять участие родительское в своем браке, а в случае смерти или отсутствия своих родителей—чуждаться совета старших или близких к себе лиц; только бы эти лица были благоже­лательные и опытные (но не записные свахи: но если это будут прикосновенные очень к свадебному делу по род­ству, по свойству, то совет их требуется только прове­рить свидетельством других лиц, но также не отвергать, потому что совет и этих сколько естествен, столько же может быть и правильным, полезным). Почему же именно не должны даже и пожилые женихи или невесты при браки своем пренебрегать советами других? Потому что нередко и они следуют одному чувственному впечатлению, поддаются увлечению глаз и плоти, прельщаются молодостью лет или одною ловкостью движений и приемов в своей невесте (женится вдовец на девице, которая между тем и моложе его сыновей и не отличается скромностью). Отсюда-то неизбежные ошибки в браке даже пожилых людей.

Итак, женихи и невесты! Хоть выбор ваш должен быть и самостоятелен, хоть собственно вам-то достанется «жить век» с теми, кого изберете для брака, а не роди­телям вашим; однако ж родительское участие в вашем браке, а за отсутствием родителей—совета и руководство старших лиц, вполне законны и в высшей степени не­обходимы. Если родители со своей стороны только советуют вам иное, чем вы думаете, или объявляют свою волю— желание в ином только виде, это еще не может связы­вать вас; так когда бы родители предлагали вам для брака лицо, к которому и раньше и после, словом—всегда вы чувствовали решительное нерасположение, то и можете отказаться от их совета. Но если они прямо не благословляют вас и запрещают вам выбор на справедливых основаниях (например, чтоб не обесчестить браком целой семьи): тогда низшая воля должна подчиниться высшей. Смотрите же, чтоб вам не прогневить Бога и не погре­шить против собственного счастья!

Брак раньше или же после узаконенных лет без всякой нужды и неравный по летам

Bсе эти три однородные случаи в браке вменяются в вину. Так, если Церковью первейший срок для брака на­значается жениху 18 лет, а невесте — 16: то усиливаться совершить брак раньше этого времени прибавкою лет или, положим, открытою просьбою перед духовным начальством, только без всякой надобности,—не следовало бы. Ранние или преждевременные браки вредны в физическом отношении: от них, например, бывает недонос беремен­ности; от них дети не отличаются крепостью тела и вме­сте с тем, или впоследствии времени, твердостью духа. Частью они вредны и в нравственном отношении; потому что в них жених и невеста еще не отошли от харак­тера детства, или не пришли в зрелость.—Так, если Цер­ковью самый крайний срок для брака полагается со сто­роны мужчины 80 лет, то решаться на брачный союз с обеих сторон в близкие к этому лета грешно, неразумно и вредно (а бывают такие примеры). Вообще поздние браки редко выходят плодородными, а еще реже дают здоровое потомству. В нравственном отношении об этих браках можно сказать одно не в пользу их: чем позднее своими годами жених и невеста, особенно вступавшие в первый брак и значит не испытавшие супружеской — семейной жизни, которая требует своего рода ломки (уступчивости) характеров; тем менее надежды таким супругам сойтись между собой и привыкнуть, или привязаться, друг к другу.—Но всего неестественнее, неразумнее, вреднее и дальше от цели брака относительно же детей брак слишком не­равный по летам. От такого брака, т.е. когда, например, муж старше жены своей 20 годами, также не бывает детей или рождаются дети хилые в недолговечные. Притом, от старого мужа рождается более женский пол, а не мужской; следов, тут нет надежды на замену сыном, кото­рый за смертью отца обыкновенно заступает в семье от­цовское место. При бесплодии неровного брака говорят иногда, что «Бог не благословил его»: но как жаловаться на отсутствие Божия благословения тем людям, которые поступают несогласно с законами природы? Особенно вре­ден относительно рождения детей брак старой жены с молодым, т.е. когда невесте около 30 лет, а жениху 20: вреден такой брак, потому что мать-то находится ближе к младенцу по сложению и здоровью младенца, чем отец, потому что для рождения здорового дитяти необходимее мо­лодость матери, чем молодость отца.—Возьмем и здесь нравственную сторону. Как мало целесообразно в браке, неравном по летам! Тогда, например, не может быть искреннего сочувствия между мужем и женой (один дряхл, а другая молода). Со стороны старого мужа обыкновенно возникает мучительная подозрительность (ревность) и отсюда стеснение им во всем своей жены, раздор обоих их. А молодой жене и действительно бывает искушение для супружеской верности; затем ей угрожает раннее вдов­ство, как состояние еще более опасное и тяжелое. На прак­тике жизни видим, что где более запоздалых женихов (как именно в больших городах, для которых между тем ранние-то браки особенно были бы благодетельны), там более встречается молодых вдов; там больше насчиты­вается сирот, которых не довоспитали их отцы и над воспитанием которых должны трудиться изо всех сил одни матери, а еще чаще за беспомощностью самих мате­рей— посторонние лица. Таким образом, молодая жена при старом муже даже и со стороны возбуждает в себе сожаление. За то старая жена с молодым мужем как бы уже не заслуживают жалости, первая за свое легкомыслие, а последний—за свои низкие расчеты в женитьбе или за произвольное убожество. — Нет, жених и невеста! вы должны соединиться между собой по некоторому внутреннему влечению, но не случайно как-нибудь: а для этого нужна зрелость лет. Вы должны отдаться друг другу по свобод­ному решению, а не по принуждению обстоятельств: по­этому прочь влияние сильнейшего на слабейшего, например, старого, но богатого, холостяка в отношении к девице мо­лодой, но очень бедной. Шаг можете вы сделать и скоро: но шаг будет непоправим. Решая свой выбор, вы должны смотреть не на приманку или на лестную обстановку в первые только полгода—год своей жизни, а на всю свою жизнь. Старые из вас, берущие за себя молодых невесть тем более старые невесты, выходящие за молодых, каза­лось бы в браке своем уже непременно выигрывают, выходят победителями. Но их радость бывает непродол­жительная, и они вздохами да слезами оплачивают свою победу. Это верно.

Искание брака в близком родстве

Церковь даже расторгает те браки (Григ.неокесар.,пр.2; Вас.Вел.23,78,87 и др.), которые заклю­чены в близких запрещенных степенях родства (Лев.18,7). Род­ниться в кровном или ближайшем родстве значит идти против уставов природы. Природа держится и распростра­няется, как указал ей Творец, смешением разнородных. (Известно даже, что и врожденные болезни, например, золотуха, чахотка, счастливо проходят, если разноплеменные лица соединяются законным браком, например, русский с крещеною инородкою). Если б чаще допускались браки в близком родстве, это повело бы род человеческий к сокращению. Кроме того, от таких браков (где они бывают) рождаются дети то немые и глухие, то безобразные и глупые. Искание родственного брака ничем не может быть извинено (особенно в одной и той же семье, когда семья велика, и когда жених и невеста садились за один стол: а бывали такие примеры). Разве целого мира мало, чтоб найти себе невесту, кроме двоюродной, например, сестры или троюродной племянницы? (Преступным также супружеством был бы такой брак, когда повенчались бы два лица от других затаенного, но им самим и родителям их известного родства, и самого кровного родства, как родные брат и сестра оба незаконнорожденные или же один от законного брака, а другая незаконнорожденная). Если же искатели родственного брака говорят в оправдание себя: «это лишь лицо мне нравится, оно пришло по сердцу, а другой невесты не надо»; то, очевидно, брак в таком случае был бы по страсти, и, следовательно не христианский. Собственно с духовной стороны такие браки осуж­даются и запрещаются по той причине, что родственные связи и сами по себе священны: превращать-то их в плотскую связь значит отнимать у них эту святыню, зна­чит — красивое безобразить. — Женихи и невесты! будьте благодарны обстоятельствам, закону, а во всем этом Самому Богу, за то, что вы встретили препятствие своему брачному союзу в ближайшем родстве, на который уже совсем решились было! 

Вольное обращение между собой жениха и невесты до брака или супружеские отношения прежде венца

Ревекка лишь только увидела пред собой жениха сво­его, «взяла покрывало и покрылась» (Быт.24,66). Так и у каждого жениха и невесты взаимные отношения должны быть прикрыты целомудренною стыдливостью. До венчания они все же меньше близкие между собой лица, например, брать и сестра. Притом, не бывают ли слу­чаи, что свадебный сговор совсем расстраивается после продолжительного времени, после обменов жениха и не­весты подарками и взаимной откровенности? Поэтому до венца, и по существу дела и для благородной формы его, необходима сдержанность как в уединенных прогулках, в пожатия рук, в свиданиях безвременных (например, в глубокий вечер), в разговорах и в переписке о взаи­мной преданности, так и в гневе друг на друга, в требовании излишних услуг или в оскорблении родителей с той или другой стороны, т.е. или жениховых или невестиных. В случае расторжения брачного сговора эта воль­ность обращения будет новым стыдом, новым наказанием, особенно невесте. Но и с благополучным завершением брака она будет отзываться неприятным воспоминанием для совести. (Удивляется иной вольный жених, что невеста его, как только он прямо и пристально взглянет на нее,—вся краснеет; эту красноту ее он готов назвать забитостью ее в семье. Но эта краснота прекраснейший цвет девства, великое достоинство нареченной его невесты).—Вина также жениха и невесты, если они тот-час же после сговора надевают па себя и носят кольца. Допускать это прежде церковного обручения, значит быть виновным в грехе самовольного обручения. —Что же до преждевременного сожития желающих венчаться, то такое сожитие «не есть брак и даже не начало брака» (Вас.Вел,26), но только блуд­ная связь. Даже лучше этим людям совсем разойтись, т. е. лучше им соединиться браком с другими ли­цами; потому что до законного лишь брака они страстно привязывались друг к другу, а со временем законного супружества легко между ними возникнуть попреки, холод­ность и презриние. Но если уже им не с кем более сое­диниться браком и если они примут законный брак: все же «венцом (как между тем они думают) не прикрывается их грех». Со дня лишь церковного брака законно их сожитие: а за прежнюю связь они должны понести епитимию, которая полагается 4-летняя,—понести или оба,—жених и невеста, или один тот, который насилием или обольщением растлил невинное лицо (Там же,22 и 25). Но если сожития или связи не было, а только пред самым браком вследствие вольного обхождения допущен грех, в таком слу­чай виновные подлежат однолетней епитимии (запрещению приступить к святым тайнам (Там же, пр.69). Наконец, кто падет прежде брака не с самою невестою, а с матерью ее или с другим кровным для нее лицом, тому и брак с этою невестою воспрещается (Там же).—Нареченные женихи и невесты! не в последней короткости обхождения должно состоять ваше предварительное ознакомление и не в том, чтоб вам ни на час не отставать друг от друга, везде выхо­дить и выезжать вместе,—нет, не в этом! но чтоб уве­риться во взаимных добрых качествах и на основании-то взаимной любви и взаимного уважения утвердиться в ре­шимости сочетаться браком. Который из вас будет дер­жать себя скромнее и степеннее, тот в глазах другого и заслужить большее уважение. А вам нужно позаботиться не об одной сердечной любви, но и о взаимном уважении; потому что первое без последнего не совсем прочно.

Суета и рассеянность пред браком

Чем важнее дело (а как важны в жизни женитьба и замужество, и говорить нечего), тем более надобно мо­литься об yспехе его, тем внимательнее надобно готовиться к нему. То приготовление к браку, которое состоит только в заботах о приданом, в заказе разных вещей мастерам, в убранстве дома и т.п.,—есть одна внешняя сторона дела; это заботы не питающие духа и не обеспечивающие счастья будущих супругов. Тем более не в том приготовление к браку, чтоб были предвари­тельные вечера, то у невесты, то у жениха, чтоб дольше отсрочена была свадьба для большего значения ее. Нет; достойное приготовление к браку, со дня сговора и до самого венца, составляют только такие действия: молитвословие в доме чрез священника о том, чтоб Господь Бог благословил начинаемое дело и помог завершиться ему; если же посредство священника в настоящем случай по­чему либо не может быть употреблено,—как же однако за «данным словом» не помолиться тотчас, выслушав или приняв благословение родительское?—ежедневная мо­литва жениха и невесты друг о друге; предание ими себя воле Божией; ознакомление их со смыслом церковных обрядов брака, а особенно усвоение духовной тайны брака, т.е. что браком означается отношение Иисуса Христа к Церкви; вообще ожидание венчания с благоговением и радостью, как таинства, а не как одной формы дела; пред­варительный в день венца (а не после венчания) молебен к соименным святым или Божией Матери. Не оттого ли, между прочим, ныне высказывается легкомысленное желание гражданского брака, что женятся и выходят в замужество, не понимая совсем святости брака и приступая к нему без всякого приготовления? Ах! Если б жених и невеста истинно оценивали  время от сговора до брака! Этим временем надобно им дорожить и дорожить. Оно никогда для них более не повторится (если брать во внимание один только брак в жизни), не повторится в смысле особенной чести, особенных ожиданий, особенного довольства или какой-то приятнейшей беззаботности. Само слово Божие дает этому времени значение особенного тор­жества, величия, невинной радости. У псалмопевца жениху, выходящему из своего чертога, употребляется утреннее восходящее солнце (Пс.18,6). Христос-Спаситель Себя Самого сравнивает с женихом (Мф.9,15) и не раз приводить речь о женихе и невесте: «имеющий невесте есть жених» (например, говорит Онъ), «а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жених» (Ин.3,29). Почему же именно та­кое величественное почтение отдается дням жениха и не­весты пред совершением над ними брака? Потому что доверчиво предполагается, что они выдержали подвиг девства и встречаются между собой будто после победы какой.— Ожидается над ними исполнение благословения Божия: «плодитесь и размножайтесь», и таким образом в них, так сказать, красуется жизнь человечества. Выражается и со стороны других сочувствие к их горячей взаимной любви, как к прекрасному образцу дружества между людьми, как к самому приятному явлению единения среди разъединяющего людей греха. О, если б жених и невеста с этой-то ду­ховной стороны смотрели на предсвадебное свое время и в этом то смысле дорожили им!—Наконец, христианское приготовление к браку прекрасно могут они выразить осо­бенною исповедью и приобщением пред браком, т. е. сверх говенья в предъидущий пост и не взамен этого говенья. Исполнение исповеди пред венцом, требуемое Церковью (Треб Мог.ч.1), особенно благодетельно для тех, которые в холостых, к сожалению, проводили не совсем честную жизнь. Исповедь примирит их с Богом и произведет, вместе со святым причащением, сильное впечатление на их супружескую жизнь. Но если и одно только лицо (а не оба дружно) выполнит в это время христианский долг, — будет некоторое благодетельное действие даже на другое лицо, маловерующее или неусердное.—Православные же­них и невеста! будьте уверены в том, что если вы так проведете время перед свадьбой, то с более радостным сознанием примете брак, с чувством истинного торжества будете обходить в венцах вокруг налоя и живее ощутите на себе духовную благодать таинства!

Непощение до венца и неблагоговение во время венчания 

Таинство брака принимается всего раз в жизни (как в большинстве супружеств). Отсюда прекрасный обычай приступать к нему не иначе, как «натощак»; и дей­ствительно грех не поститься в день свадьбы. Постится же из возрастных желающий креститься, хоть и в пер­вый раз еще слышит урок о христианском посте; тем более не пьют и не едят причастники здоровые и боль­ные, а также по возможности и исповедники. Пощение пе­ред свадьбою будет соответствовать духу усиленной мо­литвы, который выражается во всем последовании венчания. Притом, пить из чаши благословенное вино за венчанием не лучше ли не пившим и не евши? Если же не постятся до конца потому, что венчание бывает позднее, ночью; то Церковь, снисходя к слабости сил жениха и невесты или к непривычке их поститься,—снисходя разрешением им малой пищи, строго однако осуждает са­мую безвременность венчания ночью. Приличным и законным временем для брака она полагает часы тотчас пос­ле обедни (Кормч.ч2 и указы Св.Син.), когда и легко могут попоститься каждый жених и каждая невеста. Известно, что браки православных христиан из уважения к посту не совершаются ни­когда на постные дни (кроме особенной надобности в не­делю мясопустную). Но кто не показывает внимания и благоговения к браку уже в самой церкви, т.е. и в непродолжительные минуты венчания; кто не старается расслышать молитв, которых так много читает священник и которые столь торжественны, небрежно стоить пред налоем, не представляет себе в духе веры того, как схо­дит на него благодать таинства: тот забыл, что Церковь во время брака ни о ком больше не молится, как о двух лицах: о женихе и невесте (раз всего только произно­сится молитва «за воспитавшие родители»). Невнимание и неблагоговение жениха и невесты во время венца показывают, что они как бы не нуждаются в церковном венчании или готовы заочно обвенчаться (по обычаю западных). И не готовились-то они по христиански к браку и бессознательно венчаются! Между тем этот один час имеет влияние на целую их жизнь. Они должны бы молиться, чтоб Сам Господь Бог был тут с ними, закрепил их клятвы. Будут ли они после этого глубоко уважать религиозные обязанности в браке: верность супружескую и нерасторгаемость? — О, жалкая потому что и невозвратимая рассеянность ваша, женихи и невесты! Нау­читесь на сей раз благоговению пред браком и из при­мера Церкви. Церковь при самом множестве браков в один день и в одном храме не венчает их по нес­кольку пар вместе, но велит совершать каждый брак отдельно, чтоб не было замешательства и неблагоговения. 

Неприличные увеселения и безобразная нетрезвость на браке

В правилах соборных сказано: «не подобает на браки ходящим (т.е. даже и посторонним лицам) скакать или плясать, но скромно вечерять и обедать, как прилично христианам» (Лаодик.пр.53). Тем более, значит, подобные увеселения не приличны и составляют вину со стороны самих новобрачных. И действительно, как же это тот-час из под венца бросаться на пляску, на танцы? Как это тотчас же обращаться к табакокурению, участвовать в общем смехе и пустословию? Новобрачным есть чем в это время занять свой дух. Их должны занимать тай­ное ощущение в себе благодати, которая только что низо­шла на них в браке; молитвенная мысль при взгляде на венчальные иконы Спасителя и Божией Матери, мысль о том, чтоб Сам Господь и Божия Матерь невидимо по­сетили их брак, как и некогда в Канне галилейской; все еще чувствование на своей голове венцов, которых они никогда не сронят с себя, если будут жить в су­пружеской верности. Вместо услаждения музыкой, которую пусть слушали бы другие, лучше бы им услаждать свою душу чувством радости и благодарения Бога за то, что наконец совершился их брак, которому может быть пред­шествовали многие колебания и препятствия; а еще лучше было бы если б взамен музыкантов они пригласили в свой дом бедных и нищих для трапезы и милостыни: пусть это назвали бы другие странною новостью, за то но­вость стоила бы меньшей траты, а принесла бы несравненно большую пользу для супружеской жизни их. Но, вместе с тем, новобрачные ответят пред Богом и за неприличное поведение своих гостей на браке, если сами бывают хозяевами или распорядителями брачного пира. Так, нередко они дозволяют быть на браке самой безобразной нетрезвости гостей; для блеска, для славы выставляют угощение вином даже и посторонним лицам, кому только угодно воспользоваться их угощением; допускают гостям на браке произносить такие шуточные слова, петь такие пошлые пески, делать такие выходки, что после всего этого христианский брак решительно теряет в глазах всех посетителей брачного вечера (а неизбежно бывают тут и дети) чистый, духовный смысл и принимает одну только чувственную сторону; гости толпой сопровождают ново­брачных к брачному ложу, будто их касается тут дело, а главное—в настоящем случае смешивают святое с грешным, священные и высокие песни («в законе сени и писаний»…) с мирским пением, с хохотом и новой попойкой. Затем, гости и сами по себе несколько дней сряду, с раннего утра и до вечера составляют пиры, для пирушек то переходят из дома в дом, приглашая к себе новобрачных, как будто христианский брак есть ра­дость единственно плотская, будто это дверь для всех участников его к плотским наслаждениям и законная остановка ежедневных работ и занятий. Как в день брака, так и на остальных свадебных обедах, новобрач­ные приготовляют для гостей в постные дни скоромные блюда, между тем как тут же и в числе первых го­стей бывает (хоть не всегда) священник (с другими духов­ными лицами) которого таким образом и поставляют в крайнее затруднение, если не есть, то благословить запрещенные блюда. За все эти бесчиния, оскорбляющие брак, как таин­ство, и супружескую жизнь, как жизнь чистую и законную, без сомнения, принимают на себя ответственность пред Богом новобрачные, если могут предотвратить их, и— не предотвращают. А если все это допускается по распоряжению одних родителей новобрачных, то тем еще хуже. Родители здесь унижают чистоту собственного брака,—унижают прежде всего пред новобрачными же, от которых раньше таили (и должны были таить) чувственную, плот­скую сторону в своем браке, вообще—охраняли случаи, оскорбляющие целомудрие. А уже во всяком случае виновны сами по себе невоздержные и нескромные гости: как же это гостям говорить и делать пред глазами молодых то, что неприлично слышать и видеть даже давним супругам?—О, новобрачные! покажите на первый раз свою са­мостоятельность после церковного венца, который есть знак царской власти, — покажите эту самостоятельность тем, чтоб и самим вам не веселиться по-мирски на своем христианском браке и гостей отвлечь от безобразных увеселений!

Гнушение браком, как чем-то нечистым

При сотворении человека Господь сказал: «плодитесь и размножайтесь» Быт.1,28); в апостольских посланиях читаем: «брак у всех да будет честен и ложе непорочно» (Евр.13,4). Апостол Петр имел жену и родство по жене — тещу, однако это не помешало ему получить ключи царства небесного (Мф.8,14). Когда на первом вселенском соборе все уже склонялись к тому, чтоб духовным лицам запретить разделять ложе с законными женами, тогда некто Пафнутий — исповедник, сам не испы­тавши никогда супружеской жизни, встал и начал опро­вергать такое предположение; с ним единодушно все со­гласились (Церк. ист. Созом.). А раньше во времена Апостолов стремление некоторых к девству достигло до таких пределов неблагоразумия, что даже для всех христиан считали приличным жизнь только безбрачную, холостую. Это мнение распространилось между прочим в церкви Коринфян, которым апостол Павел посему и разъяснил в послании мысль о христианском девстве. Он признал холостую чистую жизнь менее развлекающею в ревностном служе­нии Богу (1Кор.7,35), но и брак похвалил (ст.27) как меру, охраняю­щую целомудрие и предупреждающую блуд: «если и женишься, не согрешишь» (ст.28). Затем, правила соборные прямо подвергают клятве тех людей, которые почему-либо гнушаются или собственным браком, от которого уже не могут отказаться, или супружеским ложем других. Так, если думают некоторые, будто женатые не могут войти в царство небесное, правила соборные осуждают такую мысль (Гангр.собор.1). Если иные уходят от своего супружеского лица, гнушаясь брачным ложем, будто нечистым, — по смыслу соборных правил не принимается Богом от этих людей жертва воздержания (Там же, пр.14). Не одобряются в правилах даже совершенно безукоризненные в холо­стой жизни, если только избегают женитьбы «не ради самой святыни девства» (там же, пр.9), а из-за того, чтоб не связывать­ся сожитием с женским полом; тем более не заслуживают похвалы те, которые при своем целомудрии от самого рождения или же со времени вдовства (например, монашествующие обоего пола гордятся пред женатыми или за­мужними женщинами (Ганг.Соб.10). Наконец, Халкидонский собор с некоторою снисходительностью относился даже к монахиням, которые выходили из монастыря замуж (прав.16). Брак монахинь признавался Церковью и только те подвергались строжайшему наказанию, которые вступали в замужество уже после сорокалетнего возраста. И так совершенно это неправильный и напрасно-злостный разговор некоторых: «дело мужа и жены только рожать детей; приятно им так-то жить, так наслаждаться удовольствиями похоти». Это больше говорят по злой зависти те, которые никогда не женились или не могут жениться, например, старые холостя­ки. Но чьи же еще это речи? Это речи и древних еретиков-гностиков, которые ненавидели распространение рода человеческого. Таких же мыслей держаться ныне некоторые из раскольнических сект, а также новейшая секта штундистов. Гнушаются жалкие невежды святым браком, между тем как сами то под благовидным предлогом безбрачия предаются гнусному разврату. Нет; цель брака в христианстве не просто размножать род человеческий но и увеличивать число членов в царстве небесном. Супруже­ское совокупление (и здесь скажем) отнюдь не блужение, не блуд (1Кор.6,13). Блужением называется злоупотребление естеством, а в браке только отправление естества. Блудница не есть Христова, — она служительница дьявола: а в законном браке муж и жена — оба Христовы. О, вы злонамеренные завистники и насмешники закон­ного брака! Если бы вы еще знали, как дорого искупаются супружеские наслаждения людьми женатыми и многодетными! Многодетные супруги даже такие несут тягости в своей семейной жизни, что под час им кажется самою сча­стливою доля холостых, что, если б они вперед знали все эти заботы, страхи и опасения в семейном быту, то, может быть, и предпочли бы супружеству безбрачную жизнь с обетом целомудрия. Словом сказать: честная семейная жизнь часто составляет еще гораздо больший подвиг, чем честная же жизнь холостых. 

Раздел 5: О супружеской жизни

Холодность в супружестве или же любовь только кратковре­менная, по одному животному возбуждению

Сказано: «должнымужья любить своих жен» (Еф.5,28) (а так же без сомнения и жены своих мужей). Это потому, что муж и жена «и будут (два) одна плоть» (Быт.2,24). Не так толь­ко друзья, и не за одно неизбежное сожительство в жизни, они должны иметь друг к другу любовь; нет, но ради, естественного союза, по законности брака. Из двух половин (как показывает и самое слово: «пол»)составляет­ся в полном виде человек. (Впрочем, мы говорим так вообще о гармонии человеческой жизни, а отнюдь не хотим сказать, будто каждое в отдельности лицо человеческое не­полно, недостаточно, нуждается в лице другого пола для своей полноты, или восполнения). Во имя законного брака ох­лаждаются самые кровные связи, как, например, детей в отношении к своим родителям (да и самих родителей к детям, если родители, имея их от первого брака, вступают во второй брак): «оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей» (Быт.2,24). Впервые, например, дни после венца муж и жена («молодые») так любят друг друга, что ни родные братья, ни близкие друзья не дороги для них. Также взаимная привязанность их, скреп­ленная законным браком, скрепляется и отношениями к ним тестев и свекровей. Тести, например, вдруг начинают питать любовь к человеку, которого раньше может быть никогда не видали. Они отдали зятю свою дочь, ко­торую воспитали, имение, которое трудом приобретали, — все отдали, что только могли, и не жалеют, между тем как в других случаях убыль капитала или имения привела бы их в досаду. Это и значит, что брак есть «таинство по самой природе». И так любить друг друга муж и же­на должны так же, как каждый из нас любит и жалеет самого себя. С первого уже раза дело здесь пред­ставляется таким, что и напоминать о нем супругам нет нужды: «должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя» (Еф.5,28). Но в христианстве есть еще высшее, вну­треннее основание для взаимной любви супругов: «мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (Еф.5,25). Христос до предания самого себя на распятие и смерть возлюбил Церковь, т.е. души грешные и повинные казни, но затем уверовавшие в искупительные страдания Его и помилованные: к такой же точно самоотвер­женной любви в отношении к своей жене стремится и муж-христианин. Церковь или верующие христиане со сво­ей стороны должны, так сказать, дышать на своего вечного благодетеля—Христа, думая только о Нем, радуясь Ему: также точно и жена должна стремиться вниманием и любящим своим сердцем к мужу. Первая жена прои­зошла от ребер своего мужа, когда он спал: так и Цер­ковь составилась из бока Христова, во время мертвенного сна Иисуса Христа, т.е. из воды и крови, которые истекли из прободенного ребра Его и под которым таинственно надобно понимать воду крещения (ею мы возродились) и кровь причащения (ею поддерживается духовная жизнь наша.) Здесь и значение слов: «от плоти Его и от костей Его» (Еф.5,30). И так холодность, а тем более ненависть, обоих супругов друг к другу или только одного которого либо были бы самым грубым противоречием любви Христа к Церкви. А по обоим этим основаниям, т.е. и по чувству приро­ды и со стороны благодати, любовь между мужем и женой, можно сказать, есть любовь невольная.Личные качества или достоинства, действительно, могут усиливать их любовь, сделать ее особенно приятною. Но в то же время пусть и не будет этих достоинств, не только телесных, как красота, молодость лет, но и душевных, как добродушие, кроткий характер, пусть не будет всего этого: однако хо­лодность или прямая ненависть мужа к жене, и наоборот, не извиняются. (Чрез жену, если она заслуживаете особенной любви, муж больше любит даже и свою тещу, равно и тестя, а жена в том же самом случае — свекровь свою и свекра, — это правда. Но если и не обращается серд­це с особенною любовью к тестям и свекрам, все же и к ним оно не должно быть ненавистливое). Факт (брач­ный союз) совершился законно, и этим положено осно­вание для всегдашней взаимной любви первее и необходи­мее всего между самими супругами, а далее между теми, от рода которых они взаимно соединились. Хоть, допустим, иной муж будет и всеми почему-либо в общежитии не любим; но есть в мире одно лицо, которое долж­но любить его: это законная жена его. Равным образом допустим, что иная жена на всех людей или на многих почему-либо производит неприятное чувство, например, своим характером, пороками; но есть в мире человек, ко­торый еще любит и должен любить ее: это законный муж ее, знающий между тем и прежде и ближе других ее пороки.

Возразят: «как же это, в самом деле, любить поневоле, по приказанию? можно ли тем более (если выйдем из возвышенности, из идеала, и сойдем ближе к жизни),—можно ли, например, любить мужа жестокого или же­ну столько злую, что она считает своего мужа как бы лицом посторонним для себя? не заслуживает ли, напротив, (первый — ненависти, если он жестокий тирань? и не достойна ли быть отторгнутой от сердца последняя, если она строптивая, притязательная, неласковая? как первого можно представить Христом, а вторую — Церковью при таких характерах?). Долженили должна любить,— вот только, какое слово слышится здесь в самой совести человека, подобно тому как долг службы заставляет же идти на службу, хоть бы служба была очень неприятная. Что один всупружеской чете холоден и ненавистник, это не дает права другой половине выражать те же чув­ства. Христианская—евангельская нравственность тем то меж­ду прочим и возвышается над всякою другою естествен­ною или философскою нравственностью, что не освобождает нас от исполнения обязанности к другим, когда другие нарушают эту самую обязанность в отношении к нам. Враг, например, зол, ненавидит: но не велено отвечать ему тою же монетою, а заповедуется напротив любить его (Мф.6,43-44). И если незлопамятная любовь даже врага иногда смягчает: не тем ли более супружеская привязанность может преодолеть холодное или совсем ненавистливое сердце? Да; христианскими началами более всего можно здесь направить или поправить дело. Так, например, муж должен вспомнить, что ему все же легче любить свою же­ну, чем Христу возлюбить Церковь. Он сам такой же человек, с такими же недостатками и грехами, как же­на: между тем Церковь (т.е. люди верующие во Христа) не была такою красивою невестою, чтоб могла привлечь к себе любовь жениха-Христа, напротив была нечиста, безобразна (Еф.5,27); однако ж Христос не возгнушался ею и омыл ее водой крещения (1Кор.6,11). Церковь снова и часто осквер­няется: но Христос снова же очищает ее таинствами покаяния и св. причащения.—Без евангельского духа, или вне этих христианских начал, любовь в супружестве не имеет уже своей глубины и прочности. Это будет, так сказать, только «наружность любви», под которой пусто. И эта пустота (говоря не в строгом смысле) скоро даст о себе знать, например, в нуждах по хозяйству, в неисправностях и огорчениях со стороны детей: в подобных обстоятельствах супружеская любовь легко сменяется гневом, раздором. — Не спорим, что любовь мужа и жены может поддерживаться и одним плотским союзом, без возвышенных христианских мыслей. Но эта любовь сор­ная и мелкая для духа. Будет, например, муж говеть в пост или оба они встречают великий праздник: как тогда трудно мужу выразить свою ласку жене только в характере духовном, а не так, чтоб и тут любовь не была плотяною или страстною! Между тем то было бы прекрасное и самое желаемое качество супружеской любви, когда бы муж мог по временам совершенно бесстрастно ласкать свою жену, как в свою очередь и жена его.

Затем, к стыду многих надобно сказать, что их лю­бовь супружеская бывает и еще короче, в одни лишь часы полового, чувственного возбуждения. Как надобно ду­мать об этой любви? Она, конечно, не заслуживает имени христианской супружеской любви. Это скорее страсть, чем разумная и великодушная любовь. Это только часы любви, а не дни ее. Это инстинкт животный, или любовь в од­ной крови, а не в сердце. Например, у дикого язычника и в этой любви не изъявляется нежность чувств, а прояв­ляется одно холодное насилие или требование. (Христианину же сказано: «люби свою жену», т. е. не пол один, а всю личность). Эта половая в супружестве любовь, т.е. решительно без христианского чувства, предоставляет сама себя, минутам чувственного возбуждения, а не подчиняется внушениям разума и сознания долга. Поэтому как минутны или кратковременны бывают требования плоти: так у иных лиц кратковременна и эта любовь; с удовлетворением чувственному наслаждения она недолго остается в человеке и переходить в прежнее состояние холодности или ненависти. Пусть бы только с этой любви начиналась любовьв тех супругах, которые почему-либо охладели друг к другу даже до такой ненависти или взаимной не­терпеливости, что когда, например, разговаривают между со­бой, а особенно остаются одни, не могут быть спокойны. Пусть бы этим путем достигалось упрочение взаимной любвиих. Облагородить же и поддержать во всякое время любовь супружескую (т.е. даже с прекращением супружеского ложа на известное время или окончательно), так поддер­жать любовь супругов может —повторяем — более всего вот что: «верующая мысль о союз Христа с Церковью,— союз, которого печать полагается на каждом браке». В таком то чувстве те из святых Божиих, которые были связаны брачными узами, до самой смерти сохранили друг ко другу любовь; так, например, апостол Петр, принимая в товарищество себе жену во время проповеди, любезно приветствовал ее и пред мучениями за веру (Церк.ист.Евсеев.кн.3,гл.30).

И так, супруги-христиане! вот ваш долг, который вы обязаны выплачивать друг другу каждый день и от платежа которого никогда не можете освободиться: это—вза­имная любовь ваша! Сколь бы у одного из вас или у обоих друг против друга не накопилось с годами в душ недовольства, гнева, злобы, о! всеми силами противостаньте чувству взаимного охлаждения, а тем более взаимной ненависти. Страшное, богопротивное это состояние, когда и голос, и кашель, и взгляд и невинные привычки и вещи, которыми особо обладаете вы с привязанностью: все это становится вам ненавистным друг в друге! Сохра­ни вас Бог от такого взаимного ненавистного состояния! Воспротивьтесь взаимной ненависти и вражде! Чем дальше, тем будет хуже. Но всегда есть еще некоторая воз­можность возобновить вам свою супружескую любовь. О возобновлении ее более всего должен позаботиться муж: «муж люби свою жену». Женщина, как вообще существо более нужное и признательное, больше расположена любить того, кто старается заслуживая ее привязанность, и дольше сохраняет к своему мужу любовь, которая в нем меж­ду тем охладела. Но это самое не дает права мужу менее стараться —заслуживать ее доверие и любовь, в той надежде, что она все простит ему или что и без того она любит его (как вначале, супружеской жизни). За то по мере врожденной чувствительности жену глубоко трогает и равнодушие мужа, очевидная ненавистливость его: тогда немного шагов до отвращения ее к мужу. Спешите же вы, мужья, возобновить и поддержать супружескую свою любовь к женам, а вы—жены исправиться от всякого раздражительного разговора, взгляда и действия: в отношении к своим мужьям! Если же чья жизнь вначале проходила также в довольной любви и привязанности (к сожалению, есть такие, которые охладевают друг к дру­гу года чрез два и даже чрез несколько месяцев после свадьбы: тут бывают уже особенно резкие причины); если с годами и с приближением к старости более охладе­вают и между многими супружеская чувства, возникает взаимная ненавистливость: тогда-то особенно такие супруги прибегните к этому сильнейшему рецепту против супру­жеской нелюбви, т. е. вспомните, что один из вас носить на себе образ Христа, а другая — Церковь, и что вы должны до гроба любить друг друга. Иначе вы бесчестите в себе этот образ, иначе сомнительна и ваша собственная любовь ко Христу, неживое ваше отношение к Церкви. О, возлюбленные супруги-христиане! храните и, если утратите, снова тысячу раз возобновляйте в себе взаимную супру­жескую любовь! 

Супружеское сношение в непозволительные (физические времена)

Здесь, прежде всего, разумеется время «месячных кровей и кровоочищения после родов»: «если кто праведен…, к своей жене во время очищения нечистот ее не приближается» (Иезек.18,6). Приближение в это время супругов составляет скверну плоти и духа: со стороны мужа оно означает «обнажать истечения женские», а со стороны самой жены – открыть «течение своих кровей» (Лев.10,18). Оно вредно, т.к. кровоочищение женское есть своего рода болезнь, — вредно для жены, но и опасно для организма мужа. Оно обличает несдержанность похоти, — на этот раз особенно в жене. Оно есть дело насильственное для совести: если женщина во время своих регул, а также после родового очищения, освобождается и от религиозных обязанностей, например, от приобщения в пост, от хождения в церковь до 7 дней: то не тем ли более следует освободить ее или должна освободить себя в это время от плотских супружеских обязанностей? – Затем, с физической стороны не позволяется супружеское сношение в те дни и часы, когда который либо из супругов еще не поправился после тяжкой или продолжительной болезни; когда оба они, будучи вообще слабы своим здоровьем, удостоверяются в последовавшей беременности; когда мать вскармливает грудью свое дитя; когда она находится в состоянии особенной слабости тела, например, после долгих умственных занятий, после работы и т.п. – Так, супруги, необходимы вам и со стороны природы некоторые правила воздержания в плотской связи!

Неумеренность в супружеском ложе

«Не для удовлетворения похоти, но поистине как жену» говорил праведный Товия (Тов.8,7). Чтоб видеть виновность супружеского невоздержания, укажем те цели, какие имеет брак мужа и жены. Первая и самая чистая цель брака «рождение детей» (Быт.1,28). Вторая: «разделение между мужем и женой домашнего труда, или взаимная помощь в жизни» (Быт.2,18). Третья и последняя: «удовлетворение половому побуждению» (1 Кор.7,9). Таким образом, половое наслаждение уже само по себе стоит на последней ступени, хотя и «честна женитва». Взятое же и ценимое отдельно, оно и будет «блудодеяния ради»,т.е. полагается только выше разжжения, или блуда; тогда «лучше есть женитися, нежели разжигатися».А если еще прибавить к этому неумеренность, или частовременность сообщения,— тогда что же выйдет из законного брака, как не одна плотская прихоть, как не потеха для животного инстинкта? и достойно ли такое пользование браком в особенности со стороны христианских супру­гов? Нет; о первых супругах было сказано: «и узнали они, что наги» (Быт.3.7.). Значит и между законными мужем и же­ной должна быть умеренная половая стыдливость, которая между тем с частовременным совокуплением их непре­менно понижается и утрачивается. Неумеренность-то супру­жеская более бывает причиною того, что муж и жена не могут без страстного ощущения и на одну минуту встре­чаться друг с другом пристальным взглядом, ласкою, пожатием рук, лобызанием, тогда как в известное время не должно быть и мысли о похоти. (С редким же сообщением между собой и опять непременно возвращается к ним половая стыдливость). Неумеренное наслаждение супружеским ложем скорее свойственно мусульманству; там оно и усвоено; там оно даже вносится в список райских утех, считается у чувственных людей предупреждением вечного блаженства.— Оно может довести в особенных случаях до падений и вне закона. Вот муж и жена, поль­зуясь законностью брака, тайностью и доступностью каждый день (если не отлучаются) супружеского своего ложа, тем, что никто их ни поверяет, ни упрекает в частовременном между собой совокуплении,— пользуясь не по совести всем этим, чрезмерно развивают в себе плотскую по­хоть. Но что, если вдруг их постигнет вдовство или про­должительная болезнь, препятствующая совокуплению? что им тогда делать с развитою страстью? готовы ли они вы­держать борьбу с ней? Сомнительно! Всегдашняя неуме­ренность супружеская также вредна и для здоровья, и даже более вредна, чем только несдержанность в непозволительное физически время. Когда она достигнет высшей сте­пени: тогда, несомненно, истощает силы, особенно молодых супругов. Тогда она ведет к сокращению жизни; потому что «жизнь человека есть горение». А известно, что чем сильнее пламя, тем скорее потухает. В половом же совокуплении жизнь на короткие минуты возжигается, как пол­ное пламя; потому что оно сопровождается потрясением всего человека (всей нервной системы). Отсюда и очевидно вредны последствия для жизни от крайней неумеренности. Наконец, если эта неумеренность обнаруживается и только в частых или продолжительных супружеских ласках, без решительного акта совокупления, и тут нужно видеть в ней некоторое недостоинство пред всевидящим Богом. Особенно при старости лет обоих супругов, когда выс­шая цель брака — рождение детей не может быть более достигаема, особенно в эти лета частое обращение к су­пружескому ложу составляет вину. (Между тем иные суп­руги в старости-то лет, не опасаясь уже зачатия детей, и предаются больше супружеским наслаждениям. Зачем же так? зачем льстить плоти на сей раз? Она ведь подобна лакомому псу: не отказывай ей в похоти, и— будет она как пес, который тем больше подбегает и ласкается, чем больше бросают ему лакомых кусков). С приближением старости лучше было бы совсем оставить плот­скую супружескую связь, и т.о. сделать брак жер­твою чистоты пред Богом. Чтобы легче достигать этого, полезно, например, иметь отдельные ложа (некоторые и с молодых лет отделяются); не нужно предаваться унынию, в часы которого более супруги ищут взаимного совокупления; не нужно начинать и развивать постельные ласки; а главное хорошо помнить что время уже коротко, т. е. сокращать в своем умопредставлении время от года к году, и так доходить до конца жизни, или до смерти: тогда-то само собой «имеющие жен будут как не имеющие» (1Кор.7.29.), или само по себе забудется наслаждение супружеским ложем. (Так и поступали святые супружники; например, пре­подобные Ксенофонт и Mapия с окончанием деторождения положили обет более не касаться друг к другу, и вполне сохранили свой обет. (Четь-мин. 26 янв.) А были и такие супруги-подвижники, например, Мелания римлянка и Пиниан, (Четь-мин. 31 дек) Феофан препод, и жена его,(там же, под 12 март.) которые еще в самых моло­дых летах прекратили взаимное половое общение ради девственной чистоты и царства небесного. Препод. Панфутию, желавшему узнать как он далеко ушел в своей подвижнической жизни, с кем может сравниться по свято­сти своей, угождает ли Богу, было сказано найти в мирском селении одного женатого человека, по должности стар­шину. И великий подвижник, между прочим, узнал, что этот человек, по согласию со своей женой, уже более четверти века живет в строжайшем супружеском воздержании, (Четь-мин. 8 окт.) как с духовною сестрою). Супруги — христиане! супружеские наслаждения предоставлены вашей воле, вашему обоюдному желанию. Но при этом слово Божие выражает такую мысль, чтоб воздержание вы считали законом, а схо­дились бы между собой, уступая пожеланию или руководясь и здесь благоразумием. Помните, что все главным образом, зависит от ревности. Ревностный о спасении души и о чи­стоте своей, при помощи Божией, укротит и такое сложение тела, которое более располагает к похотливости: а мало ревностный и умеренным (холодным) сложением тела не хочет управить. Поставляйте же себе христианским долгом воздержание в самом супружестве!

Невоздержание от супружеского ложа в Великий пост

«Для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе» (1Кор.7,5), дается прямая заповедь законным мужу и жене. Эта заповедь может идти и ко всем церковным постам, а также к постному времени на среды и пятни­цы; но особенно она относится к великому посту, и тем еще более к говению. О соблюдении великого поста в су­пружеской неприкосновенности положительно указывает церковное правило: «от жен воздержатися весь святый великий пост. Аще ли падется с женою во святой пост…, весь пост обезчествова» (Требн.свящ.гл.26). Вообще же молитве супружес­кое сообщение не препятствует; потому что оно еще не делает осквернения человеку. Но в приведенной заповеди слова Божия разумеется молитва особенная, усиленная, какою и бывает она в посты, преимущественно же в великий. Сказано не просто: «молитеся», но: да пребываете в молитве, потому что при воздержании супружеском молит­ва чище и совершеннее.— И так, православные супруги! В особенности Великий пост должен быть для вас неприкосновенным относительно супружеского совокупления, — неприкосновенным весь от начала и до конца, и как в один год, так и во все годы, или как с молодых лет, так и до старости. На этот раз весьма важен шаг с первого же года супружеской жизни или даже вслед за самым браком, если брак был пред неделями великого поста,— твердый шаг, чтоб в великий пост не при­касаться супругам друг к другу: сохранившие в цело­мудренной чистоте первый пост уже и во всю последую­щую жизнь свою не допустят обесчествования Великого по­ста совокуплением. О, супруги-христиане! положите же себе правилом: особенно в Великий-то пост не прикасаться друг к другу, даже и не допускать супружеских ласк, но быть между собой как духовные брат и сестра. Это будет жертва ваша, угодная Богу.

Прелюбодеяние

«Прелюбодеев судит Бог» (Евр.13,4). По правилам церковным прелюбодею эпитимия вдвое больше чем блуднику, именно —до 15 лет (Василий Великий, 58). Притом, имя «прелюбодея» отнесено в них не только к нарушителю собственной супружеской верности, т.е. к человеку женатому или замужней, но и к холостым; когда холостые нарушают чужое супружеское ложе. Что же сказать о тяжести греха прелюбодеев по существу самого дела? Если это законные муж и жена, то они во время венчания дали обет взаимной супружеской верности. Обет свой они произнесли сознательно и свободно пред крестом и Евангелием и залогом его получили обручальные перстни. И так, крест в евангелие, святая церковь, священник и Сам Бог, бывшие свидетелями их обета или готовности остаться верными в супружестве: все это ими забыто! какая небогобоязненность! Затем: прелюбодей, так сказать, рассекает себя, делясь в одно и то же время на двое или отдавая одновременно свои члены и законной жене и блуднице (а жена, в свою очередь, и законному мужу, и незаконному сожителю). Напротив, каждый из супругов в минуты искушения должен бы сказать чужому лицу: «это не мое тело, не мне оно принадлежит; потому не могу согласиться с твоим желанием». Тело же, рассеченное на две половины, обыкновенно, умирает. Так и брак, разъединенный прелюбодеянием, уже теряет свою жизненность, сочувственность и гармонию. Например, как же приступит муж к ложу своей жены, если он в тайне сознает себя виновным пред нею и пред Богом, потому что прикасался к другой жене или деве? с каким чувством жена должна встретить ласки своего мужа, если она сделалась недостойною этих ласк, как преступница пред мужем и пред законным браком? (Все это до того мучит совесть иных супругов, что они не могут выносить своего состояния и без всякого вызова сами открывают свою преступную вину, например, падшая жена пред мужем. Впрочем, эта исповедь и неуместна: за тайный грех нужно тайно же покаяться пред Богом). С каким также стыдом нарушитель супружеской верности встретит своих тестев, которые вручили ему свою дочь? А если еще дело выйдет так, что измена жены как-либо со стороны сделается известною честному мужу или честная жена достоверно узнает об измене своего мужа? что тогда? В таком случае муж допытывается у своей жены сознания и весь расстроился духом, а жена запирается и клянется стыдясь или опасаясь сознаться. Сколько же тогда бывает упреков, раздора, притеснений со стороны сильнейшего или же бессильных слез со стороны слабейшей, но невинной! А если наконец и оба, муж и жена, падут и оба будут догадываться относительно своей взаимной неверности? что в таком случае? Тогда они будут как чужие друг друту, как два тайные врага, до времени между тем ласкающие друг друга: при взаимной неверности или со стороны одного только лица уже никак не может быть истинная супружеская любовь. И к тому же, после этого, будет большая половая привязанность прелюбодея и прелюбодейцы (потому что привязанность этого рода не может раздвояться). К одному лицу она, действительно, будет преобладающею, но только так же без всякой твердости; другое же или третье лицо (кроме законного брака), с которым прелюбодей разделяет свое ложе, будет не лучше вещи, сберегаемой для запаса в кладовой (как на востоке гаремы). Какое все это расстройство в супружестве! Но в прелюбодейной связи дело доходит иногда до невольного рабства. Так, мужу умная жена и тяжелого слова не скажет, а посторонняя женщина, с которою он имеет связь, и будет бить его, он все вытерпит. Еще худшее положение жены. Если она только раз падет с известным лицом, то уже не смеет противиться этому лицу при новом уединенном нападении его; потому что боится с его стороны огласки пред мужем о первой своей вине; да и нравственно ему уступает. А что сказать к стыду прелюбодеев о похоти их? Есть у иного законная жена, и он не удовлетворяется тем, прибегает еще к другому женскому лицу; или «жена своего мужа имей» (1Кор.7,2), но для ее похоти мало одного мужа, она отдается другому и третьему мужчине. Тогда возникает естественный вопрос или упрек прелюбодеям: «разве нет у него жены, разве нет у нее мужа?».

Что же касается вины холостых прелюбодеев, которые т.е. согрешают с замужними или женатыми, то можно сказать здесь кратко: вина этих людей подобна тому, как богач отнимает последнюю овечку у бедного (2Цар.12,4). Холостой прелюбодей или прелюбодейца вторгаются в чужой брак, как-бы становятся в средину между мужем и женой, которые во время венчанья стояли пред крестом и Евангелием, рассекают в двух лицах своим постыдным вторжением единую плоть. В смысле этого коварства и обиды чужому союзу такой блуд холостым и считается в правилах церковных «сугубым».

Грех прелюбодеяния (как и всякий другой) стараются извинить. На первом месте здесь поставляют «разлуку или отлучку». Но когда разлука, наприм. по торговым делам, бывает или продолжительная или дальняя: лучше же делать ее совместно, лучше путешествовать вместе с женою, как путешествовали Авраам с Саррою. Не стоит ли понести по хозяйству всякую трату или трудность, чтоб только избегнуть столь тяжкого греха, как прелюбодеяние? Но когда отлучка будет многолетняя и не представляет совсем возможностн жить вместе (например, муж поступил на военную службу): тогда надобно примириться с этим состоянием, подобно тому как вдова мирится же со своим вдовством и хранит себя в целомудрии. Вообще в продолжительной супружеской разлуке супруги с первого раза должны твердо стать против искупиения; например, они должны и еще уменьшить употребление вина на все время разлуки и свои выходы из дома, если и раньше были воздержанными и домоседами; не засматриваться на чужие четы (супружеские пары); дальше оградить себя в домашней жизни от другого пола, например, муж и хозяин дома пусть дальше держит себя от женской прислуги (на сей раз хороша предварительная предусмотрительность супругов друг о друге); ближе поставить пред свои глаза портрет отлучившегося мужа или отлучившейся жены (если есть портрет). Первая выдержанная борьба с искушением придаст силы против другого и третьего искушения, а там и совсем не будет борения в ожидании свидания с женой (как и жены с мужем). Продолжительная супружеская разлука и без того может потрясти супружескую любовь и сделать супругов как-бы чуждыми друг другу: сохрани же Бог, не приняв предостережений против греха, согрешить!

Извиняет иное лицо свои падения болезнью своей четы: «муж давно лежит в постеле и ни жив, ни мертв; жена подверглась болезни слабоумия или положительно помешалась». Но болезнь одного лица в супружеском союзе скорее же должна отзываться особенным охлаждением к похоти, чем быть вызовом к утехе ее вне законнаго брака. Здесь частью применимы слова: «аще страждет един уд, с ним страждут вси уди» (1Кор.12,26), т.е. если болит одна половина (например, жена), то боль должна чувствоваться и другою половиною (мужем). Душевная же болезнь (умопомешательство), вследствие которой больное лицо или содержится в больничном заведении или живет на опеке у своих родителей или спокойно остаетея дома, но без всякаго сочувстия к кому-либо или чему-либо, этот случай, действительно, составляет тяжкое посещение в супружестве. Принимая этот случай за великий крест, здравствующее в супружестве лицо должно с покорностью Богу проводить в целомудрии свои дни: тогда крестоносца ожидает великая награда, подобно как и девственника. А то, если с одной стороны, сумашествие представляется болезнью неизлечимою, с другой —здравствующее лицо еще молодых лет (один женился только, и оказалось, что жена его малоумная, идиотка): в таком разе лучше искать законным путем нового законного брака. Доколе же новый брак не будет разрешен, не следует преступать через прежний законный.

Извиняет собственное падение жена тем, что муж ей изменяет: за неверность мужа она мстит неверностью ему самому, делая это, однако, втайне. Но не говорит ли ей совесть, что этим тайным мщением она нисколько не успокоила себя и не помогла делу, а только нажила себе новую печаль? не должна ли была она помнить, что муж ее, оскорбляя ее своею неверностью, все же главным образом «своему Господеви стоит или падает» (Римл.14,4), т.е. первее всего грешит против Бога, которому она и должна бы предоставить над ним суд? Нет; несчастной жене, т.е. имеющей неверного или развратного мужа, и остаетея эта одна отрада: сохранить собственную чистоту и невинность. И если кто со стороны начнет внушать ей другие отрады, особенно так посторонний мужчина, выражающий к ней вначале свое сожаление, а потом доводящий ее до падения с собой: в таком случае только увеличатся ее душевные страдания.

Бывает и так, что «бесплодная жена решается на прелюбодеяние с кем-либо вовсе не по сладострастному побуждению, а ради того только, чтоб зачать и родить». Но ныне не ветхозаветные времена, когда с нетерпением ожидали Обетованного и когда высшею наградою от Бога почиталось многодетство (Вторз.7,13-14); ныне обещаются за добродетельную жизнь награды духовные, Евангельские. А затем в законном, но бесплодном браке незаконное рождение не будет ли насилием этому браку? не самовольное ли это, помимо Творца и законодателя, распоряжение зачатием? не вносятся ли тогда в супружеский союз с чужим семенем и чужие наклонности, так что неизбежно должна последовать борьба неестественного отца с сыном?

Итак, законные муж и жена! нарушение вами супружеской верности (прелюбодеяние) никогда не перестанет быть грехом, притом, самым тягостным для вашей совести. И горе себе созидает тот из вас, кто только раз допустит это нарушение! Хоть падший или падшая и слезно будет раскаиваться за первое падение, но большею частью не сохранит себя от нового падения. Горе же, горе каждому прелюбодею! Зато какое глубокое утешение, как вполне уместны и чистолюбезны эти слова: «ты мой, ты моя» для таких супрутов, которые во всю жизнь остались верными друг другу в супружеском ложе! О, православные супруги! дорожите взаимною верностью от первого дня брака и до старости лет. Притом, храните супружескую верность не ради только греха или стыда, но «по доброму расположению друг к другу.

Взаимное увольнение супругов для свободной жизни с другими

В слове Божием увольнение супругами друг друга «только по согласию» дозволяется для одной цели: «да пребываете в посте и молитве», и то лишь «до времени» (1Кор.7,5). А вот иные поступают совсем напротив, как-бы для поругания над этими Божественными словами. Взаимному их увольнению для беспрепятственной связи с посторонними лицами, обыкновенно, предшествует обоюдное падение. Когда же неверности их сделаются заметными или явными для них самих, когда они обменяются между собою винами; тогда и начинают легко смотреть на взаимные вольные отношения к лицам другого пола. В таком случае некоторые делят свои комнаты в доме так, что в половину к ним свободно входит каждое постороннее лицо другого пола, а сами они не могут свободно, без предварительного уведомления, входить друг к другу; чаще же и совсем расходятся, наделив (в чьих рукаи есть капитал) другое лицо частию капитала, а затем открыто соединяются с другими лицами. Все это делается без гнева и по-видимому в духе мира. Но по какому это праву супруги могут входить в такую сделку между собой, или взаимно уступать? Можно уступить что-либо из личных только прав или из материальной собственности. А здесь уступка делается в счет Божьего закона о супружестве, или из прав Самого Бога; потому что христианский брак закреплен таинством. Нет; хоть бы и миролюбиво увольняли муж и жена друг друга для свободной жизни с иными лицами; это мир, основанный вовсе не на супружеском единодушии, а на взаимном нерасположении друг к другу. Это, прямо сказать, «сатанинское согласие к обоюдному разврату». Какая безнравственность! (Она напоминает о временах языческаго мира, когда иные и дарили друзьям своих жен, даже беременных). Супруги — христиане! если даже десятки лет проходят жизни вашей врознь, поспешите соединиться. Иначе над вашей головой угроза слова Божия: «прелюбодеи… царствия Божия не наследят!» (1Кор.6,9).

Самовольный развод

«Жене не разводиться с мужем своим, …и мужу не оставлять жены своей» (1Кор.7,10-11). Если развод и может быть,то законным порядком и по законным причинам. Не говорим здесь о внешних сторонних причинах, которые предъявляются не самими мужем и женой, а другими лицами по должности последних или по особому требованию закона: эти причины (например, брак в запрещенном родстве или несовершеннолетних) скорее неприятны для лиц разводимых, чем желательны. Сам же собой один из супругов может законно начать дело разводное по причинам или физическим или нравственным.

Физическую сторону здесь составляет физическая неспособность к супружескому сожитию, если впрочем эта неспособность от природы и до брака оставалась затаенною (Св.зак.т.10,ч.1, ст.46-49), а не произошла в самом браке, как несчастье. Но и тут «кто может вместить, да вместит» (Мф.19,12), т.е. лучшею жертвою Богу со стороны обиженного лица была бы решимость не требовать дозволяемого развода, но оставаться в браке для одного дружества и взаимной помощи: живут же вместе престарелые муж и жена, которые не имеют более между собой плотского сообщения и может быть так же не имели никогда детей. В смысле физической причины к разводу можно принять ссылку такого рода, когда виновное лицо лишается всех прав состояния или безвозвратно ссылается: другому (невинному) лицу, конечно, нельзя вменить в нравственную обязанность нести ту же участь. (Если без всякой вести остается муж или жена, то также возможен по снисхождению развод этого брака через 5 лет (Уст.конс.п.231-237); а в случае безвестной отлучки на войну (далеко зашел муж и не уведомляет о себе) или захвата в плен (дорогой на окраинах где-либо неверные отняли у мужа жену и увлекли ее в свои пределы), в этих случаях, так как они подают более надежды на возвращение безвестного лица, срок для расторжения брака полагается двойной, или 10-летний (Ук.син.1855). Но и самою безвозвратною ссылкою, при видимом расторжении брака, внутренне не всегда расторгается брак. В благоприятных на сей раз обстоятельствах брак может возобновиться, например, если ссыльный будет неожиданно прощен или окажется невинным, а оставшийся дома супруг раньше не искал законным порядком развода.

Нравственною причиного развода прежде всего надлежало бы назвать желание поступить в монашество. Но предполагая в разводе, как необходимое качество его, принужденность с которой либо стороны, или неволю, относительно поступающих в монашество мужа и жены (при узаконенных летах, т. е. для первого — 40, а для второй — 30, и по взаимному их согласию (Св.зак.т.9, ст.252), мы совсем не можем вести здесь речи о разводе. Нет; поступающие в монашество в собственном смысле не расторгаются браком, хоть на деле и пред законом навсегда последовало их разлучение по силе монашеских обетов. Брак их еще более возвышается: вместо плотской и внешней связи может оставаться между ними связь исключительно духовная, посредством переписки о духовной жизни и чрез словесное уведомление друг о друге. (Преподобные Андроник и Афанасия в монашеском виде спаслись вместе, только первый не узнавал в последней своей жены, которая надела на себя мужское платье (Чет.мин. под 9 окт.)).

В собственном смысле нравственною причиною к разводу может быть невер­ность супружеская: «кроме вины прелюбодеяния» (Мф.5,32). Вот са­мое главное, что дозволяет быть разводу и вместе с тем подтверждает строгость супружеских отношений! Но во­обще говоря, в православии супружеский развод не должен быть. Почему же? Потому, во-первых, что муж и жена составляют из себя «плоть едину», две половины целого человеческого существа, так что к первой чете су­пружеской (Адаму и Еве) было отнесено одно имя «чело­века»: «и сотворил Бог человека… мужчину и женщину» (Быт.1,27). Затем, христианские супруги несут на себе знамя союза Христова с Церковью, который никогда не расторгается. И наконец, развод всегда вредит и тяжкою обидою отзывается половине слабейшей, которую без сомнения, составляет жена. Посему «что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф.19,6). Развод тогда бы был терпим или полезен в виде временной меры, когда бы люди не понимали в муже и жене единства по плоти и по духовной тайне брака, когда бы не признавали по невежеству своему за женщи­ною общечеловеческих прав, были бы близки по грубо­сти своей к тому, чтоб лишать жизни своих жен. Та­ково и было невежественное состояние (жестокосердие)евреев (и то в позднем времени) (Втор.10,16), для которых законом Моисеевым разрешен был развод. «А сначала (до грехопадения) было не так (Мф.19,8).

Применив эти общие суждения о нерасторгаемости христианского брака к практике жизни, мы вполне удостове­римся с одной стороны в неосновательности тех причин, в силу которых защищают развод: а с другой — в недостижимости разводом желанной цели. Да; евангельская заповедь о разводе, хоть строга и как бы жестока, но удо­боисполнима и полезна для самих супругов. Укажут ли супруги на «разность своих характеров», чтоб позволить себе развод? Но разность их характеров дело естествен­ное. Притом, иногда здесь бывает собственная их вина: это поздний их по летам брак, который делает трудным примирение или применение слишком разных характеров. Значит им нужно винить себя, а не церков­ный брак, не дозволяющий развода. А во всяком случае должны они изучать взаимно характеры с целью приме­няться друг к другу, и изучать вначале супружеской жизни, помня впрочем и то, что некоторые недостатки как бы неожиданно могут встретить друг в друге (особенно так в жене), даже через пять—десять лет. Принесут ли они жалобу «на ежедневные в супружеской жизни неприятности, всего чаще—жена на угнетением мужем»? Но угнетение встречаем и в других особенно близких союзах или отношениях человеческих, например, по службе. Если все на свете будут прибегать к разводу, как к средству против нарушения прав; в таком случае по­стоянно придется людям расходиться между собой. Пусть иной и тиран своей жены, пусть даже покушался на ее жизнь: все же для таких единичных случаев неблагона­меренно было бы делать общим для всех закон о раз­воде в случае угнетений и жестокости. «Предался ли муж чрезмерному пьянству? растратил ли женино приданое или, напротив, нетрезвая жена все, что попадет под руку, уносит из дома»? Но, без сомнения, слабые и еще кхудшему состоянию придут, если будут брошены. Да тог­да к нетрезвости и расточительности может присоединиться еще другой порок, связь с посторонними лицами, или прелюбодеяние. А согласно ли с обетами супружескими только желать или допустить, чтоб супружеское лицо стре­милось к худшему состоянию? Не прямо ли ответственным в чужом грехе прелюбодеяния делается та сторона, кото­рая оставила свою чету? «Кто разводится …кроме вины прелюбодеяния, тот подает… повод» отпускаемому лицу «прелюбодействовать» (Мф.5,32). И почему же это посторонние люди должны затем принять на свою опеку или только терпеть всецело нетрезвого или нетрезвую, которые брошены, а не те, чей это муж или чья это жена? Рука сухая не действует и безо­бразит тело, однако не отсекают ее: зачем же совсем отсекать от себя жену, которая все же скорее может исправиться, нежели мертвый член в теле? или зачем жена отсекает от себя мужа, как бы целое тело от головы, которое естественно потом погибает?

Наконец и самая «неверность супружеская, по крайней мере, первый дознанный опыт ее, не извиняют развода и не принесут пользы». Евангельское учение: «разве словесе прелюбодейна»еще не непременный закон для развода, а только позволение или оправдание его. Муж, без сомнения, согрешит, если не примет жены, которая раскаивается и дает обещание быть верной. Если не будет прощена первая не­верность в супружеском ложе и не будут приняты разумные меры против этой неверности со стороны другого лица, которое остается невинным: тогда с разводом повторится много неверностей. О древнем пророке Осии из­вестно, что он взял в замужество блудницу, но потом совершенно исправил свою жену. Развод по причине су­пружеской неверности многими понимается так: «муж имеет право выгнать от себя жену, как только удосто­вериться в ее неверности. А если сам допустит неверность, и даже несколько неверностей: это извинительно ему и нечего ему опасаться, что жена может законно удалиться от него». Справедлив ли такой взгляд мужей, часто оправдываемый и на деле? Нисколько. Пусть женщина, сознавая свою слабость по природе, более дорожит своим мужем, чем муж ею, и пусть поэтому не пользуются поводами к разводу. Пусть в Ветхом Завете, применительно к неразвитым нравам людей, женский пол строже был осуждаем за невер­ность супружескую (Суд.15,6; Иереем.3,1), да и в Новом христианство вначале имело такой обычай, который мужу предоставлял более прав разводиться по поводу прелюбодеяния, чем жене (Вас. Вел. 21,9). Но Апостол Павел закон о верности супружеской дает прежде мужу (1Кор.7,3). Обеты супружеского целомудрия во время церковного венчания в одинаковой мере произносят и муж и жена. Если тело мужа есть вместе с тем тело жены, то муж и должен хранить в целости собственность своей жены, а не расточать и уменьшать этой собственности прелюбодеянием. Нет; Церковь православная, вопреки законам греко-римским, нисколько не предоставляет мужу больше прав разводиться с женой; не отдает она на произвол мужа, как лица сильного, по поводу супруже­ской неверности тотчас же выгонять от себя виновную жену, а в других случаях и жене не позволяет по од­ному капризу ее и нетерпеливости разводиться с мужем (1Кор.7,35), например, убегать бы к родителям. Проповедуя равенство мужа и жене в нравственных качествах, закон христианский так же строго судит и жену однажды падшую, как и мужа, который хоть бы раз был изобличен в падении. Кратко: христианский брак так нравственно высок, что муж ли будет развратный или только неумный и ленивый, жена ли дойдет до нетрезвости или только бу­дет непривлекательна своею наружностью, только лишь крайне досаждает мужу своим строптивым характером — всем этим супруги должны жертвовать другой высшей це­ли брака, о которой говорит Апостол: «тайна сия велика есть; аз же глаголю во Христа и во Церковь» (Ефес.5,32). А таким об­разом, и развод в христианском браке не должен быть «по всякой вине» (Мф.19,3), т. е. ради каждой неприятности или по прои­зволу. Таким образом, в полном смысле или решительно прелюбодеями считаются как тот, кто отпустив или удалив от себя жену, берет себе другое женское лицо для сожития, так и те, которые живут с изгнанными женами, так равно и жена, после развода с мужем живущая нечестно (Мрк.10,11-12). А в Ветхом Завете был такой карательный закон на сей раз: когда бы жена, выгнанная мужем, снова была выгнана и другим мужем, который принял ее, или же овдовела после этого второго мужа, первый муж, даже и чувствуя жалость к ней или нуждаясь в сожительстве с нею, не имел права возвратить ее к себе (Втор.24,2-4). И так луч­ше всего не быть разводу между православными. А если есть для него законная или уважительная причина, то он не может произойти самовольно, но только с разрешения той же Христовой власти, которая сочетала его. Ни священник отнюдь не может никому дать, так называемое, «разводное письмо», ни вся местная церковная власть (исклю­чая разводов по ссылке и безвестной отлучке) не решает сама по себе вопросов о разводе. Решение этих вопросов принадлежит высшей духовной власти (св. Синоду) (Уст.д.конс.,гл.6).

Супруги, живущие в самовольном с которой либо сторо­ны разводе! Зачем же это вы остаетесь противниками христианского закона? Если хотите быть в числе истинных христиан, то поспешите исполнить заповедь Божию, кото­рая относится к вам: «если же разведется (жена), то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим» (1Кор.7,11), т.е. да «помирится». А если вы не хотите и возвратиться к прежнему браку, который самовольно одним из вас расторгнут, т.е. если вы знаете посторонних: где же в таком случай ваша вера, где уважение ваше к имени христианина? Не насилуйте же после этого священника, как духовного отца, придя к нему для исповеди и требуя себе разрешения во грехах и дозволения приступить к святым тайнам. Оставьте напрасное самооправдание, что «вы по­неволе делаетесь грешниками—прелюбодеями, так как сердце ваше кипит при одной мысли об обидах со сто­роны того лица, с которым решились развестись, и так как в то же время не можете воздержаться от беззаконного совокупления». Господь Бог никогда не поставляет человека в такое состояние, чтоб человек непременно грешил тяжкими грехами. Коли не хотите смириться друг пред другому, как огорченная так и огорчившая сторо­на, и в то же время не храните себя в целомудрии: то еще повторяем вам закон о правильном разводе. Просите-просите развода, раскрыв искренно свои причины. Но если Церковь не признает ваших причин уважительными, то вам больше и выхода нет в своем положении, как воз­вратиться к прежнему браку, а во всяком случае оста­вить постороннюю связь или только по времени грех прелюбодеяния. О, ради Бога, ради души своей исправьте же свою жизнь!

Вступление в брак при живой жене или при живом муже

«Чего ради жену юности твоей оставил?» (Мал.2,14). В церковных правилах и то не остается без замечания, если иной поспешит вступить в новый брак не удостоверив­шись вполне в смерти отсутствующей четы, а так же встречается против намерения своего вдруг с двумя мужьями или же с двумя женами (Вас. Вел.). Но кто женится или (с помощью других) вступает замуж при живой че­те заведомо и с сознанием: те, так сказать, злостные банкроты своего брака. Так, в решимости их подлежит суду подлог (если они представляют для свенчания и лож­ные документы); они вводят в обман своих знакомых или друзей, которых приглашают быть свидетелями их брака: не щадят от ответственности священника, который по неведению свенчает их, — ответственности не легкой (монастырское покаяние); легкомысленно играют участью тех лиц, которые так же по неведению вступают с ни­ми в брак; наконец, ругаются браку, который может быть только между одним мужем и одной женой (1Кор.7.2). Оста­новимся особенно на последней вине, как самой главной здесь. Что должно делать многобрачное лицо, если откроется его обман, если, например, у одного мужа вдруг будут две жены? Права брака тогда приостанавливаются. Пред одной женой двоеженец — нарушитель обета супружеского, а пред другой обманщик. Жены его должны соперничать, спорить за привязанность общего мужа, доколе незаконный брак по суду не изобличится и не будет расторгнут. Нет; Авраам, например, «имевший в видах потомства»кроме Сарры и по желанию самой Сарры другую жену, а затем по настоянию той же Сарры удаливший от себя Агарь (Быт.21,10); в заключение всего был погребен с одной лишь Сарой (Быт.25,10). Но пусть многобрачный вступает в брак в надежде, что никогда не встретится с прежней женой и что будет жить только с новой, или от нового брака. А нерасторгаемость прежнего брака и, так сказать, «два венца на одной голове»? а обман Цер­кви, учреждения Божиего и святого? Как же все ото тяжело должно лечь на совести христианина! Итак, ты много­брачный или ты многобрачная (одновременно)! оплакивайте свою вину, которая и при церковном венчании вашем равняется вине прелюбодеяния (Лк.16,18). По правилам же отеческим вам епитимия должна бы быть в продолжением семи лет с разными подвигами покаяния (6 всел.87).

Супружеская ревность, а с другой стороны — нехотение прекратить поводы к ней 

«Не ревнуй жены» (Смр.9,1), говорится к мужу, а женская ревность осуждается так : «болезнь сердца и печаль – жена ревнивая»(Сир.26,7). Ревность эта, прежде всего, происходить от недобрых причин со стороны ревнующего, и в том самом уже состоят ее вменяемость. Причины же ее большею ча­стью вот какие: своя решимость на неравный по летам брак, потому что, как известно, больше всего ревнуют, тогда, как муж старый, а жена молодая; недоверчивость вследствие собственной нечестности до брака: в холостой жизни или до замужества обращались с любовью к разным лицам, даже вторгались в чужие браки, и опаса­ются того же увлечения со стороны близкого теперь к себе лица; но всего чаще одно самолюбие, которое на сей раз подстрекается сознанием своей недостаточной красоты: чрез­мерно желает муж, чтоб жена дорожила им; чрезмерно любит жена, чтоб ею одной занимался муж.

Еще более ревность вменяется в вину по своим последствиям: она оскорбляет невинное лицо и пожалуй заставляет это лицо употреблять хитрости, чтоб не подать на себя подозрения; она не щадит между посторонними самых скромных и целомудренных людей, к кому есть случай приревновать; она — тиран для самого ревнующего (особенно такова рев­ность жены), мучитель сама по себе; нет например покоя жене от мысли, что муж изменяет ей: отсюда хождения вслед мужа или пытливые тайные допросы о нем, личное настояние пред ним, чтоб он сознался в своей вине. Не отрава ли это для супружеской жизни? (В древней Греции даже совсем запирали женщин из ревности и не позволяли им ни с кем видеться, кроме близких родных).

Но, с другой стороны, и не безвинным остается тот, кто по упрямству или рассеянности не хочет удалить причины ревновать его и этим еще более развивает рев­нивость в своей чете: он сам подстрекает в другом эту наклонность, которая мало по малу обращается в бо­лезнь своего рода. Так например, муж любит ухаживать за красивыми женщинами; изъявляет похвалы и удовольствия к чужой красоте; часто с нежным чувством вспоминает чужое женское лицо; бывает у замужних жен даже в такое время, как отсутствуют их мужья, холоден к ревнующей жене; не оставляет знакомства с хо­лостыми товарищами, которые известны развратным поведением; любит подолгу отлучаться из дома. Так жена выражает видимое предпочтете к каким либо молодым мужчинам; желает, чтоб какой либо нравящийся ей мужчина чаще бывал в их доме или квартире; не удаляется от разговора и встречи с посторонним мужчиною наеди­не; чрезмерно любит наряды, которыми очевидно хочет понравиться не мужу же, потому что дома не носить нарядов, а посторонним, любит клубы — этот рассадник и рассеянности и супружеской ревнивости. Ужели все эти причины, возбуждающие ревность, невинны? ужели можно относиться к ним без внимания и с улыбкой? и ужели нельзя устранить их в какой либо мере? Нет; мир супружеский стоит того, чтоб оберегать его от всяких внешних (наносных) причин. Любовь супружеская и действительно должна быть сосредоточенною и, так сказать, замкнутою; например, жена справедливо же считает тело мужа своим, а потому надобно оказать к ней снисхождение — не пренебрегать ее ревностью, но разуверить ее в напрасных подозрениях. — Супруги-христиане! будьте больше воздержны в самом законном сообщении, и—тогда каж­дый из вас будет знать другого по тайному сожитию, как самого себя. Тогда и не мыслима будет между вами ревнивость: отношения ваши на сей раз будут патриархальные.

Неснисхождение к недостаткам друг друга, но и нестарание о взаимном исправлении этих недостатков

«Мужья…не будьте…суровы»к женам (Кол.3,19) (как в свою очередь и жены к мужьям). ГосподьБог при самом создании наделил мужа и жену такими свойствами, что они друг друга восполняют, взаимно сливаются и привлекаются. Это «половые особенности их», физические и нравственные, на­пример, в муже ум, сила, власть, а в жене любовь, кротость, изящество. Но с грехопадением Адама, или с повреждением грехом природы человеческой, эти чистые свойства природы получили не совсем хорошее направление; так, например, твердость характера в мужчине нередко доходит до же­стокости и дерзости, сила чувствований в женщине—до из­менчивости и раздражительности. Отсюда неизбежны неприятности между мужем и женой. Как бы они в начале ни любили друг друга, но взаимное недовольство их скажет­ся. И как бы они искусно ни прикрывали этого недоволь­ства, или несогласия, например, взаимными ласками даже на зависть посторонним лицам: по неприятности между ними будут таиться; и тем больше можно, наверное, предпола­гать этих неприятностей, чем более они стараются быть ласковыми в присутствии посторонних. (На этот то раз опытно сознается вся невыгода неравного супружества: то по степени образования один учен, а другая нисколько не образована, то по внешнему состоянию одна богата и изне­жена, а другой беден и прост по образу жизни, то по родопроисхождению и званию один чиновник, а другая из мещанского рода: не без причины же святые в своих семействах, как например, Авраам и Товит, за недостатком еще племен, отыскивали себе и сыновьями жен од­ного или близкого рода). Отсюда-то и вытекает необходи­мый долг супругов предупреждать столкновения между со­бой. Чем же? тем, чтоб снисходить к взаимным недостаткам, уступать друг другу, особенно в резких чертах своих характеров (например, один вспыльчив, а дру­гая — упряма). Вследствие того, что нет снисхождения и тер­пеливости к взаимным недостаткам (например, в муже — скупость, а в жене — небережливость), вследствие этого об­разуется привычка каждый раз в известном случае (в данном пункте обыденной жизни) выражать недовольство то взглядом, то укорительным словом, а то и прозвищем, попреком за родину, за родство. После всего этого вот и возникает взаимное ненавистное чувство, к которому бо­лее способна—только не вдруг жена. Но, с другой сто­роны, неблагоразумно и грешно сживаться с недостатками супружескими; замечая и сознавая эти недостатки, допус­кать, чтоб они укоренялись; называть в муж (или наоборот) безобразное красивым, худое— добрым, словом поблажать друг другу. Хорошо единодушие супружеское, да только для доброго. Если муж и жена сошлись между собой молодыми и не разлучались надолго друг от друга, то страсть одного иногда развивается на глазах другого, как например, пьянство, запой. Неприятная страсть: но что же смотрело трезвое лицо, когда страсть, возрастала? А также нередко муж и жена передают страсти друг другу, например, привычку сердиться, выходить из себя: тот, от кого перешла страсть, может быть уже исправился, а кому она сообщилась в том остается надолго или на всегда. В случай неисправимости страсти не следуете, подавать к ней поводы: надобно вести дело так, чтоб страсть не об­наруживалась или не повторялась снова, например, малодуш­ная раздражительность жены, готовая в минуты раздражения высказать—Бог знает —какие угрозы, даже и на самую жизнь свою. Да; снисходя к взаимным недостаткам, каж­дый из супругов должен взаимно же исправлять эти не­достатки разумными и кроткими мерами. А иначе счастье и внешнее благосостояние супружеское не устроится. Еще ху­же, если муж и жена будут страдать одним каким ли­бо недостатком, например, оба будут вспыльчивы: в таком случае только после долгой борьбы, и то более умный, вперед исправится, но будет страдать от этого недостат­ка в другом, не желая наконец воздавать злом за зло. Но если крупный какой либо недостаток, или прямее ска­зать порок, будет в одном лице, а другое совершенно чуждо этого порока, например, муж любит употреблять ви­но до излишества, а жена никогда и нисколько не пьет: тогда более благонадежно или предупреждение этого порока или исправление от него; в таком случае должна быть прямая просьба слабого перед крепким; чтоб последний развлекал первого в тоскливые минуты пробуждающейся страсти, чтоб пополнял эти минуты своею любовью, да! более всего своею супружескою любовью и ласками.—О, добрые супруги! Не думайте пережить недостатки друг в друге одним требованием, чтоб не было этих недостатков,—не думайте разом искоренить их. Нет! Исполнение мудрого правила в человеческой жизни: «если хочешь быть терпим — терпи», с вас-то вот должно начинаться, чтоб потом распространяться и в общежитии. И как приятна, как любезна будет ваша жизнь, если вы будете снисходить друг к другу, но в то же время незаметно, однако ж настойчиво, станете заботиться о взаимном ис­правлении от этих недостатков!

Разглашение пред другими своих супружеский несогласий

Всякий город или дом разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф.12,25). Подобным образом и разделение между мужем и женой, когда обнаруживается огласкою пред другими супружеских неприятностей, ведет еще к большему разры­ву. Обратимся прежде к стороне более нетерпеливой и малодушной, к жене. Вот жена приносит пред другими жалобу или только ропщет на своего мужа. Что же муж? Когда он услышит об этих жалобах, еще хуже сам будет очевидцем их: начинает защищаться, старается оградить свое право обладания над женою. Искра несогласия может быть уже близка была к тому, чтоб потухнуть: а гласностью она раздувается. Чего же собственно желала жена? Она желала показать вину своего мужа, думала найти против него защиту: между тем муж приходит еще в больший гнев против нее. Кроме того, она ссорит его в это время и с другими, которые принимаюсь ее сторону, и эта ссора так же особенно нежелательна; потому что первые, которые естественно принимают ее сторону, это ее родители, а его тести, т.е. лица, имеющие над ним ро­дительская права. А что, если она сама во всем виновна, если только одна нетерпеливость ее, одни капризы ее, при­чиной огорчений ей со стороны мужа? (А на практике, как хотите, так-то больше и бывает). Что же тогда? В таком случае муж, будь и великодушен очень, может по­терять к ней терпение. И пусть бы еще напрасные жалобы ее, оскорбительные упреки происходили наедине, с видимым старанием скрыть все это от других: тогда муж скорее бы перенес и умереннее доказал бы неоснова­тельность жалоб. Но гласность этих жалоб и неудовольствий, но старание высказать их громко, по крайней мере, без осторожности, так что не могут не услышать их или, не заметить посторонние лица, все это решительно уменьшает кредит доверия к жене. Вместе с тем, здесь частью видна и безжалостливость ее к мужу. Муж лицо общественное: ему дороги доверие и доброе о нем мнение других. А нетерпеливая жена лишает его этого общественного доверия и уважения своими неосторожными жалобами или только слезливым ропотом. Случай может быть и маловажный, ежедневный: но гласностью его жена вполне вредит своему мужу, вредить, без сомнения и са­мой себе. Перейдем к мужу. Вот и сам муж рассказывает пред кем-либо о своих несогласиях с женой, об обидах, которые терпит от нее. Виновна или неви­новна пред ним жена, только он прежде всего себя же унижает такою гласностью; потому что он ведь глава жены, он ведь должен управлять женой. А жена в таком случае, видит себя еще более беззащитною; потому что первой защитой ей должен бы быть муж. Нет! су­пруги, как «плоть едина» (Мрк.10,8), должны жить друг в друге. Следовательно, та сторона, которая разглашает о взаимном несогласии, говорит сама на себя; которая унижает дру­гую, унижает себя же. И чем больше будет этих откровенностей о тайнах супружеских, сначала пред родными, а потом пред посторонними; тем более разглашающее лицо отделяется от своего домашнего очага, перестает жить сердцем своим дома. Тогда взаимное доверие между супругами падает и они берегутся друг друга, как чужие; вместо улучшения дела или вместо водворения супружеского мира, они приходят еще в большие coмнения относительно друг друга: потому что иные со стороны, и действительно, может быть пожалеют и утешат обижаемое лицо, за то другие еще подстрекнут это лицо к большему неудоволь­ствию. Наконец, между мужем и женой остается общего одно то, что они живут под одной крышей: Но возразят нам: «люди посторонние и без того знают о несогласиях их». Пусть знают или догадываются только не из уст которого либо из них самих. Но, конечно, если знают и толкуют посторонние, то по их же неуместной откровен­ности или явной неосторожности (допускают перебранку на улице, как у крестьян, или в глазах прислуги, как у горожан).—«Доколе же терпеть? доколе виновному торжествовать в своих несправедливых дъйствиях?—Дотоль, пока крест, возложенный Богом, остается на плечах. Да; злой и немирный муж—крест от Бога, и тем более с такими недостатками жена составляете крест (Сир.25,15.18.25) для му­жа. А кресты христианин должен носить с покорностью воле Божией: они смиряют, они очищают за грехи. Сколько бы иной ни был знатен или силен вне семей­ной своей жизни, т.е. в обществе или по службе, но семейная супружеская жизнь прекрасно его смиряет, если случится в ней разлад. Уйти от нее нельзя и небла­горазумно; потому что «соединен ли ты с женой? не ищи развода» (1Кор.7,27); потому что та же жизнь изменяется и доставляет в другое время свои отрады. Это первое. Затем, и мы вполне согласны, что иной раз весьма полезно участие третьего лица в решении споров и несогласии между мужем и женой; потому что, обыкновенно, каждый из них считает себя правым и не доверяет о себе суду друго­го: жена то обидчиво укоряет, то прибегает к слезам: а муж указывает на ее вины и не сознает своих по­грешностей. Одна сторона говорит: «все люди скажут со мной одно; все подивились бы, что я терплю; не дай Бог жить с таким мужем…». Но и другая сторона повторяет то же самое. Таким образом и конца нет спорам и один какой либо случай делается предметом спора несколько раз. Еще духовная книга, рассуждающая против несогласий супружеских, могла бы вразумить более виновное лицо: но это лицо, например, жена, может быть не любит или вовсе не умеет читать. В таком-то случае участие третье­го лица в супружеских несогласиях было бы очень по­лезно. Но тогда уже требуется согласие обоих, мужа и же­ны, на то, чтоб были доверены супружеские тайны. И этим лицом главнее всего, если не исключительно, может быть священник, которому они поверяют и тайны своей совести, только и тут—не всякий священник, а опытный и равно ими обоими уважаемый. За священником же следуют или родители (если живы) или только самое кровное или близ­кое лицо. Затем, всякое иное вмешательство в супружеские несогласия (особенно в селах пред волостными на­чальниками) может лишь вредить делу. А жалобы пред кем ни случилось, едва не пред каждым встречным, довершают семейное расстройство.—О, супруги, супруги! бе­регите доверие друг пред другом и честь со стороны других. Как бы ни велики были ваши взаимные несогласия, ни тяжелы обиды которой либо стороне, — все же более надежды вам примириться между собой и начать жить согласно, если не выдаете друг друга пред посто­ронними. А. намеренный вопль по случаю обиды или недо­вольства чем вместо разговора в таком случае шепотом, а намеренная или только несдержанная огласка— жалоба друг на друга в неудовольствиях, —не зложелательство ли это и не явная ли вражда? Нет! О тайнах супружеских и трудно судить постороннему лицу; умный—опытный человек не будет делать своего решительного заключения по одному рассказу о супружеских неудовольствиях в пользу того или другого лица. Тут нередко бывает, что то лицо, на стороне которого все, от взрослых детей до соседей и знакомых, то-то гораздо более виновно в су­пружеских несогласиях. Кто же вернее может узнать жену, как не муж, а мужа в семейной жизни—как не жена? Но муж, как лицо общественное, всегда скорее может быть известен людям: жена же в большинстве примеров может быть вполне открыта одному только му­жу. И так будьте вы одно и не имейте ближе к себе других, как только самих себя. Не делайте никого участ­никами своих супружеских несогласий и прочих тайн в супружеской жизни, никого, кроме самого искреннего человека, и то для одного утешения в своей скорби или для совета, а для разбирательства никого—кроме священ­ника, известного духовною рассудительностью.

Открытие в супружестве тайн родительского дома или же только из прежней своей жизни

Если и сказано в слове Божием: «оставит человек как отца своего и матерь и прилепится к жене своей», то, конечно, оставит не до того, чтоб не любить и не благо­дарить родителей. Оставление здесь выражает только го­раздо большую супружескую любовь в сравнении с сынов­нею любовью. Оно относится и к общежитию, так как сын оставляет дом родительский или дочь уходить от родителей, чтоб основать свой дом и свою семью. Положим, нельзя не быть полному сочувствию мужа к жене, равно как и жены к мужу, коли первая жена и вышла из под сердца мужа. Но не следует забывать последующего порядка человеческой жизни: и муж (мужчина, мужской пол) стал рождаться от жены, каждый и каждая стали иметь своего отца и мать. Затем, связь родительская не подлежит перерыву или смене, как может подлежать этому связь супружеская: мужа или жену можно иметь в жизни не одного и не одну, а родные отец и мать бессменны и незаменимы; иные женятся или выходят в за­мужество (пусть законным порядком) до нескольких раз, а родились только однажды; со смертью мужа или жены брак и прекращается видимо, а при второбрачии совершенно изглаждается, сменяясь новым. Таким образом, привязанность, благодарность и преданность родителям не должны быть всецело приносимы в жертву любви супружеской. Но не так поступают иные супруги, особенно молодые, и осо­бенно жена. На первых порах взаимного обмена мыслей и чувствований муж, например, сообщает своей жене о несо­гласной жизни своих родных родителей, а ее свекров, и приводит несколько примеров такого несогласия. Моло­дая жена передает мужу, как холодны были к ней роди­тели во время ее детства, как предпочитали ей в семьи других и как вообще она находилась в каком-то нерасположении и угнетении во всем родительском доме. Говоря все это, она выражает радость, что освободилась из-под зависимости родительской и нашла себе друга и защитника в муже. Иногда эти тайны передаются с чувством до­сады и в укор родителям, а иногда только по одной не­осторожности и излишней откровенности. Но во всяком слу­чае, не значит ли это чернить углем дом родительский? не значит ли поставлять против себя братьев и сестер, которые остались в доме и до слуха которых могут дойти такие отзывы? А если в близком или дальнем времени по несчастью какому опять придется искать приюта в родном доме? легко ли тогда рука возьмется отворить двери оговоренного дома? Но пусть родители и простят неосторожные речи своей дочери или своего сына, молодых супругов. Однако ж как тяжело родителям видеть такую сыновнюю неблагодарность, если тем более и угнетения выданной дочери в сущности дела не было. Как им гру­стно представить, что и прочие дети, лишь только будут пристроены, вместо благодарности так же выразят злопа­мятство на них! А затем, и своему супружескому согласию муж и жена только вредят этою неуместною откро­венностью. Первый сильный гнев, первая распря, и муж упрекает жену тем самым пороком или тою чертою характера, какие она открыла ему в лице своего отца или матери; еще раньше те же укоры он выражает в разговоре или в письме к своим тестям по какому-нибудь неудовольствию.—Как же все это неблагоразумно! — Не должны также супруги знакомить друг друга с тайнами из собственной жизни до брака, которых нельзя нравственно одобрить. А иная сторона и любопытствует про эти тайны; так это бывает между теми супругами, которые до брака жили в дальних странах друг от друга и совершенно не знали один другого. Нехорошая тайна из прежней жизни только может возбудить подозрение в супружестве. — Нет, супруги, не раскрывайте взаимно таких тайн из родительских домов или из прежней своей жизни, которые не делают чести родному дому и вам. Для сердечного обмена разговорами можно будет найти другие предметы. Желаем вам сохранить между собой и навсегда те же нежные отношения друг к другу, как вот вы живете в первые месяцы после своего брака. Но придет время и много раз оно будет приходить, когда вы с услаждением вспомните и дом родительский и семью родную и юношество свое, хоть прежде и казалась вам почему либо тяжелою жизнь у родителей.

Оставление женою мужа, и наоборот – мужем своей жены, во время болезни и в несчастье каком

Господь Бог с тем намерением «от одной крови Он произвел весь род человеческий» (Деян.17,26), чтоб все люди, как одно тело, естественно оказывали любовь и помощь друг другу. Но люди нарушили этот первоначальный о них план Творца. Чем же? Своим грехом: грех породил между ними своекорыстие, самолюбие, холодность к ближнему и измену: «а мне какое дело», говорит каждый (в ком сила греха чрезмерно развита),—говорит, когда видит другого в горе или беде. Предвидя это коварство людей, Господь Бог вместе с тем, и также при самом создании человека, установил, а в Новом Завете чрез единородного Сына Своего подкрепил, такие союзы, которые уже неизбежно связывают нас друг с другом, в силу которых уже крайне неестественно было бы бросать человека, отступаться от него по своекорыстию или злобе. Первый из таких союзов и есть супружеский. В этом смысле даже естественный брак, т.е. в язычестве, весьма благодетелен. Вот первое что обличает супружескую измену вовремя несчастья!—Но христианский образец (идеал) брака на сей раз еще выше. Здесь преданность супружеская вытекает из тайн веры, которая без сомнения должна быть дорога каждому. «И себе предаде за ню», сказано о самопожертвовании Христа для Церкви: а муж и жена (как не раз мы сказали) в своем союзе то же, что Христос и Церковь. Вот второе и несравненно сильнейшее побуждение иметь супружескую преданность в случае несчастий! При этом не можем не указать и на тот обряд при венчанье, когда муж и жена пьют из общей чаши вино. Этим обрядом, очевидно, означается, что муж и жена должны делить в жизни пополам не только довольство и радости, но и бедность, горе, болезни, именно до исполнения слов: «Себе предаде за ню» (в противность злой пословице: «муж лю­бит жену здоровую»). Наконец, не вдвойне ли тяжелы будут горести в жизни, если этим горестям не будет со­чувствовать даже первое ближайшее в мире лицо: муж или жена? У многострадального Иова невольно вырвалось из груди слово к жене: «безумная», когда жена не хотела со­чувствовать ему. И при этом он прямо указал ей на те благодеяния Божии, на то семейное счастье, которое раньше делили же они вместе (Иов.2,10). Да; ни с чем это несообразно оставлять супругам друг друга в несчастии. Приведем здесь самые примеры, чтоб с дела еще яснее видеть нравственную вменяемость этой измены.

Муж совсем покидает жену, у которой отнялись ноги, или же, оставаясь с ней только стыда ради людского, попрекает ее продолжительною болезнью, очевидным убожеством. Жена не заботится об муже, который или изу­вечился или чахнет или просто болеет чем; она не хочет послужить ему у постели его или же служить так не­охотно, что затворяет его одного в доме (если они без­детны и бедны), а сама надолго уходить к знакомым для свидания; вместо успокоения его духа, она еще больше раздражает его собственною нетерпеливостью, будто она-то больная, а не муж. Что сказать об этих изменах? Не­благородно, невеликодушно со стороны мужа покидать боль­ную жену. И он должен быть готов умереть за жену. Но вина жены на этот раз еще больше. Почему же? По­тому что судьба ее зависит от благосостояния мужа: следовательно, она всячески должна оберегать жизнь своего мужа. Затем она, как и всякое женское лицо, по природе своей более способна трогаться страданиями других и в то же время натурально более терпелива в служении страждущим (пример—сестры милосердия).—Ее не отвлекает от служения больному мужу служба общественная, как напротив отвлекается в этом случае муж. (Сама твор­ческая сила Божия щадит на сей раз мужа: в жизни мы видим престарелых более в женском поле, чем в мужском,—видим, что переживают более жены, чем мужья, хотя самой глубокой старости достигают преиму­щественно мужчины же; следовательно на долю мужа меньше падает служить жене, болеющей от какой либо случайной причины или по причине продолжительной старости). А вообще сказать: виновна ли болезнь, это Божие попущение, чтоб из-за нее супругам покидать друг друга? Но пусть болезнь произошла и от своей вины, например, от нетрез­вой жизни. И тут что же другому лицу вымещать свою злобу на виновном отказом в помощи? Можно лишь пользоваться этим временем, как самым лучшим для того, чтоб усовестить болеющего или болеющую к исправлению. Нет; «Себе предаде за ню»—каждый из супругов должен говорить в своей душе во время болезни другого, какая бы болезнь ни постигла последнего,—краткая или продолжительная, легкая или тяжкая. Болеет ли который только минутно от устатка или от ушиба на работе,—и тут без сомнения нужно выражать жалость и заботливость, а не относиться холодно или еще с гневом—упреком за неосторожность.

Немало бывает и других несчастных случаев в жизни, когда решительно должна высказаться к супруже­скому лицу или преданность или жалкая измена. Так например, муж должен переменить место своей службы или по частным своим делам отправиться на житье куда либо: а жена не хочет идти с ним, будто бы на скуку, например, из столицы в отдаленный город или из города в про­стое село; таким образом, она живет врознь до неопределенного времени, требует себе особого содержания со стороны мужа. (Не так поступила богобоязненная Сарра: она не только следовала за Авраамом в Египет по тесным обстоятельствами их страны, но и для безопасности жизни своего мужа по совету его самого назвала его «братом» своим, а не мужем; а когда ее за красоту взяли в царский дворец, то она ожидала вместе с мужем особенной Божией защиты в столь тесном положении их обоих и, действи­тельно, и сама осталась неприкосновенною и спасла жизнь своего мужа со стороны египтян (Быт.22,11-20). Иного мужа гонят по зависти: а жена тут же выдает его, если не делом и руками, то разговором пред другими, несочувствием к нему. (Не так поступила Мелхола в опаснейшие минуты для своего мужа: она сокрыла Давида от преследований Саула (1Цар.19,13). Жена по какой либо вине попала в тюрьму: а муж не хочет и облегчить ее участь в такой мере, как позволяет закон, и прийти к ней для свидания. С дру­гой стороны, иная жена отказывается ради привязанности своей к родине или из-за неудобств дороги следовать за своим мужем в место ссылки его. Между тем в последнем-то случае более всего надлежало бы оправдать слова: «Себе предаде за ню». (И по закону ссылка не каждый раз составляет развод мужа с женой, хоть бы одна сто­рона желала воспользоваться разводом). У первых христиан брак во дни несчастий, например, во время гонения за веру, выступал наружу во всей чистоте отношений: тогда плотская любовь оставалась на заднем плане и супруги любили друг друга вполне по христиански, утешая себя взаимно в страданиях.

Наконец, нужно помнить, что естественный и христианский долг супругов не покидать друг друга в несчастии относится не к пожилым только, которые уже сжились между собой до непреодолимой взаимной привязанности и которые обязали себя взаимно в жизни многими услугами; нет! это долг и молодых мужа и жены, которые только лишь соединились браком. Дитя, вскоре после рождения умирающее, все же для родителей остается дитятей: тоже и вчерашний лишь муж для жены, и на оборот.—О, супру­ги—христиане! не изменяйте друг другу в горестях и несчастиях, но жалейте в это время друг друга, утешайте, поддерживайте. Будьте столько преданы взаимно и самозаботливы друг о друге, чтоб каждый из вас легко открывал другому про свою горесть или не старался бы только скрыть ее по наружности. Скрывают же иногда свое горе не из опасения обеспокоить печальною вестью другое лицо, но чтоб избегнуть нового беспокойства самим себе; потому что вместо жалости, которую оказывают им в таком случай и постороннее, опасаются по прежним примерам встретить только одни укоры, одни строгие выговоры или злые советы. Сохрани вас Бог повторять этот пример жены Иова!

Неуважение и невспоможение жениным родственникам, и наоборот

Святой Давид уважал и любил родственников своей жены. Не иметь уважения и не помогать (если позволяют средства и если просят о помощи) родственникам жены или мужа — повод к раздору супружескому. И так как этот повод может быть всегда на лицо, т.е. в том случае, когда родственники живут близко, то и раздору не будет конца: в свою очередь усиливают его недовольные родственники, которых не принимают в дом или не наделяю в нуждах. (Этого повода к супружескому несогласию разве не будет тогда, когда муж и жена совсем не имеют около себя родственников). Случается, что одна сторона имеет большое родство и в том родстве много бедных, а другая—безродная, сами же супруги—люди со­стоятельные. Редкое великодушие покажет последняя сто­рона, если не будет чуждаться родственников своей четы. Затем, так как женитьбою или замужеством поставляются два лица по интересам жизни во взаимную зависимость, ко­торая незаметно приучает к мирной зависимости и в общежитии: то родство женино или мужнино приносит свою долю пользы в том смысле, что более или менее смиряет супругов, особенно возвышенных чем-либо, выво­дит их из самолюбивой замкнутости, сближает их во­обще с человечеством (сам-то князь, а родственники по жене, а родные братья жены—едва не простолюдины). Впрочем обязанность принимать, посещать и, в случае нужды, поддерживать пособиями родственников по браку имеет свои законные ограничения. Так, бывают родственники нечестного поведения: их вредно принимать в дом, осо­бенно при детях. Бывают родственники по жене — нетрез­вые, тунеядцы, неисправимые: помогать им трудовыми день­гами, во имя женина родства, не будет пользы. Некоторые из этих родственников совсем бесцельно или по малому только заделью слишком часто уж приходят или приезжают и, придя или приехав, по долгу гостят—живут: или нравится им веселая жизнь; например, после села в го­род, или хочется сберечь свои домашние расходы; но уго­щать и содержать составляет бремя, особенно когда есть своя семья и дорого содержание в городе, да притом од­ному городскому или попутнему жителю приходится иногда быть на множество посетителей — родственников. Нет! никто не обязывает нас материально тратиться для таких родственников. Иное дело—ласковый разговор, и иное угостить или содержать. Наконец, есть и такие родствен­ники, которые приходят расстраивать домашнюю жизнь супругов, особенно молодых: таковых и в дом не нужно принимать. Затем, родственные обязанности по супружеству иногда совсем прекращаются; именно тот вдовец или та вдова перестают быть родственниками, первый—по жене, а вторая-—по мужу, которые вступают в новый брак; потому что прежний брак их окончательно расторгнут, а с этим— и родственная связь по этому браку: они приобретают новое родство, и очевидно нельзя же им одновременно иметь двух тестев или двух свекровей или двух свояков. Тогда родство остается только с их детьми (если есть дети) от прежнего брака, а отнюдь не с ними самими.—Добрые муж и жена! уважайте родство друг у друга и помогайте взаимным родственникам в их нуждах. Но и не действуйте в ущерб и на гнев друг другу, т.е. так, чтоб жена обременила своего мужа из за своих родственников денежными расходами, нужными для собственной семьи, а муж слишком беспокоил бы жену приемом своего родства. Все ваше должно быть ближе к вам и взаимная ваша жалость должна быть больше. 

Нестарание привлечь к православию не православную свою чету

«Почему ты знаешь жена, не спасешь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасешь ли жены?» (1Кор.7,16).На основании этих слов может оставаться по прежнему брак христианина даже и с некрещеным лицом (например, когда бы муж—татарин крестился, а жена нет). Только этот брак не считается христианским и не носит на себе отношений Христа к Церкви. При каких же условиях он может оставаться в прежней силе? — «И он согласен жить в нею» (1Кор.13), т.е. если неверная сторона желает того. От прикосновения неверной стороны еще не может быть вреда или нечистоты; нечист, например, язычник по своей религии, потому что поклоняется идолам, и в этом то нисколько не участвует его жена—христианка: но он не нечист по браку, которого нарушителем не был и не хочет быть. А чистота верующего превозмогает над нечистотой неверного, или некрещеного: «неверующий муж освящается (сказано) женою верующей» (1Кор.7,14), т.е. еще не свят, а освящается. Святость здесь впрочем разумеется не в смысле благодатном, т.е. будто благодать Христова от жены верной сообщается и неверному, или некрещеному (одна дорога удостоиться благодатного освящения—крещение и миропомазание), но в смысле освящения брака, как естественного союза, или полной законности брака. Другое условие: «если же неверующий хочет развестись, пусть разводится» (1Кор.7,15), т.е. если же неверная сторона не хочет оставаться в браке или принуждает верную к своему неверию, к обрядам своей религии, или есть несомненные опасения разлада супружеского из за веры: в таком случае оставаться христианину в смешанном браке значит делать насилие своей совести. Но если не будет и последнего препятствия, что же (спрашивается) за цель хранить прежний брак? Чтоб не возбудить напрасной ненависти к истинной, пра­вославной вере и обратить неверное лицо, хотя успех последнего дела остается еще под сомнением: «не спасешь ли». (Так в первые времена Церкви много обратилось к христианству чрез смешанные браки). Так и ныне не следует устрашать или смущать разлукою супружескую желающего или желающую креститься. Польза тут при твер­дости веры в крещеном лице, очевидная. Это лицо успокаивается за законность брака, т.е. не думает, будто приняв крещение, но оставаясь по прежнему в сожительстве с некрещеным, находится в преступной связи. А в другом лице (некрещеном) возбуждается желание истины. И естественно; потому что ведь не навязывается для продолжении супружеской жизни крещеный к некрещеному, но сама не­верная сторона просит верную остаться в прежнем браки, и следовательно имеет крепкую привязанность к верной:, где же любовь, там и успешнее может быть дело.—Тем более возможен законный брак православной с католиком или единоверцем, равно как православного с като­личкой или лютеранкой. В этом случай не только мо­жет сохраниться прежний брак (т.е. когда одно лицо присоединилось к православию), но и соединяется (венчается) вновь брак по взаимному согласию мужа и жены. (Опыты жизни, однако, заставляют предупредить, что когда бывает большое неравенство знаний по религии, то лучше не быть смешанному браку; например, случается, что муж немец образованный, а жена—простая русская женщина).

В браке различном по вероисповеданиям, когда он уже совершился, не могут не быть особенные обязанности мужа и жены в отношении к вере и друг к другу. Так прежде всего православное лицо должно удерживаться от укорения чужой веры; потому что укоризна (например, немчиной) может вести и к половому разрыву брака. —Затем, в смешанном браке муж и жена обязываются воспитывать детей (когда будут у них дети) в православ­ной вере: « дети ваши были бы нечисты, а теперь святы» (1Кор.7,14). Как истинно-православной вере должно быть отдано преи­мущество, предпочтение по врожденному чувству уважения вообще к истине (на чем и основывается право обращать— привлекать иноверное супружеское лицо к православию): так и в воспитание детей от смешанного брака должен быть верх на стороне истины. Тем более супруги такого брака не должны насиловать религиозные убеждения приведенных детей (т.е. когда бы к не православному привела жена детей православных).—А всего главнее: на православном лежит забота привлечь к православию свою че­ту. Почему бы (подумает кто) не оставаться на этот раз совсем без заботы? Нет; эта беззаботность была бы про­тивна любви супружеской» Если истинно веровать в Бога составляет первое счастье для человека; то как же с прочими благами не пожелать мужу или жене этого самого счастья? Или надобно любовь назвать неискреннею или же согласиться с тем, что само православное лицо не имеет живой уверенности в своем православии, не понимает оно: на которой же стороне истина? Та же беззаботность была бы противна целям единодушия супружеского. Пусть не допускает иноверная сторона споров или оскорблений против православной веры. Но сколько тут резкого несходства в порядках религиозной жизни! Например, жена, воспитанная в православии, привыкла в великий пост быть у исповеди и св. причастия, а муж—католик иногда и ксендза не найдет себе, чтоб исполнить тот же долг по своему вероисповеданию. Жена русская соблюдает посты, а рядом с ней сидит за столом у мясного или молочного блюда в великий пост муж ее лютеранин, не почитающий для себя за грех такую пищу. Муж православный молится усердно пред иконой Божией Ма­тери, а жена его—лютеранка по своей религии совсем не воздает подобающего благоговения к Царице Небесной и вообще смотрит на исполнение мужем молитвенных правил, как на одну внешность. У католика и русской врозь приходят и такие великие светлые праздники, как Рождество Христово и Пасха. Жена православная желала бы принять в свой дом православного священника с крестом, а мужу—единоверцу противно ее желание. Как же все это тяжело отзывается для духа тех православных супругов, которые преданы своему православию и которые еще больше сознают цену, истинное величие православия, сопоставляя каждый раз свои порядки в религиозной жиз­ни с порядками не православными! Не тяжело ли также православной жене лишиться позволения и помянуть за упо­кой своего не православного мужа, например, из лютеран, у которых совсем не принято поминать? Таким образом, не без вины остаются пред Богом и пред собственным душевным покоем те супруги, которые совсем не думают привлечь к истинной, православной вере другое супруже­ское лицо. Но спросят: «какая же есть возможность обра­тить не православного мужа или жену не православную? Они не дети; каждый из них дорожит своею верою, в ко­торой родился. Ужели достаточно одной только любви су­пружеской, одних просьб во имя этой любви, чтоб муж или жена переменила вероисповедание»? Обращает к ве­ре благодать Божия. А как обращает,—это тайна. Благо­дать не стесняет свободы человека. Отсюда неизвестность этого дела, как говорится у апостола: «почем ты знаешь?» Но быть орудием к обращению—дело открытое и возможное. Так муж может лично убеждать не православную жену или же прибегнуть по этому предмету к посредству других, например, священника. Жене же в настоящем случае слово Божие дает такую прекрасную сеть для прекрасной ловли: «житием жен своих без слова приобретаемы были» (1Петр.3,1) (не­верующие мужья). И в первом случае, т.е. когда муж старается обратить жену, нет никакой хитрости; а во втором —видим только, что истина говорит сама за себя. Правда, что слово, или проповедь, со стороны жены к не православному мужу скорее может остаться без всякого действия; потому что муж более упорен (неподатлив) и более склонен к сомнениям в вере. Но целая жизнь жены, расположенная по правилам святого православия, может по­действовать на неверного мужа и помимо всякого слова. Тогда жена является пред ним, как ближайший представитель или служитель православной веры. Только бы она вполне была предана своей православной вере, только бы для нее супружество оставалось супружеством, а Христос сам по себе; например, если она привыкла по своему воспитанию быть в воскресные дни у богослужения, чествовать святые иконы возжжением пред ними свечи или лампадки, то и в супружеской жизни с лютеранином не должна отсту­пать от этих правил. Влияние ее на мужа в духе твердого православия будет возрастать постепенно: муж не ­православный на самой практике и домашним — ближайшим путем удостоверится в том, как благодетельны для человека правила святого православия: в душе своей он сознает жену достойнее себя во многих отношениях. Так-то в древности многие жены-христианки, уступчивые пред своими мужьями, терпеливые и преданные им, ревнующие о пользе ближнего,—все это в противность женам языческим, которые были капризны, нечестивы и слишком суетны: так-то многие из них и привлекли из языче­ства к христианству своих мужей, например, св. Нонна и Горгония. Напротив, какая это жалкая перемена и из­мена, когда лицо православное в смешанном браке начинает равнодушно смотреть на все вероисповедание, на­пример, русский, женатый на немке, и похвал не находит вере и нравам немцев! какое это неуместное угождение, если жена русская вместе с мужем своим протестантом посещает кирку! какая угодливость или трусливость той же жены, если она в первый же пост, который будет вслед за венчанием ее с не православным, разом порешает с церковными постами, которые раньше соблю­дала: будто она прежде этого времени, от самого детства, соблюдала посты лицемерно! Равным образом какое пе­чальное оправдание слов «не оба ли упадут в яму» (Лк.6,39), если жена православная, выйдя в замужество за раскольника, который только для женитьбы и принял обряд присоеди­нения, если эта жена как есть начинает смотреть раскольницей! Вначале она уклонялась от православной Цер­кви только из подражания мужу, а потом уклонение ее делается и окончательным в силу привычки. О, право­славные в смешанных браках! если вы так поступаете, то ведь ваши поступки похожи на «богоотступничество из-за плотоугодия»! Это ведь увлечение Соломона, который ради жен-иностранок завел у себя идолов! (3Цар.11,9).

Незаботливость о взаимном спасении души и немоление на сей раз друг о друге

Эту речь мы поведем уже исключительно против нарушений взаимного религиозного долга супругов, или для подражания таким святым бракам: «целуйте Прискиллу (жена) и Акилу (муж…) и домашнюю их церковь» (Римл.16.3,4), т.е. столько благочестивых среди миpa супругов, что дом их сделался церковью. Оказывать снисхождение к взаимным недостаткам и исправлять себя взаимно от этих недостатков (о чем раньше сказали мы) могут муж и жена и не в целях чисто-духовных, а только для благополучия и благоустройства настоящей жизни: так иногда заботится и язычник — муж о своей жене — язычнице. Но спасение души — иной вопрос. Здесь цели простираются за пределы настоящей жизни. И опять эти цели должны достигаться не тем только, чтоб привести не православное лицо к пра­вославной вере, но чтоб и оба православные, муж и жена, т.е. уже стоящие на пути к спасению, спасали друг друга. Основание для сей священ­ной обязанности находим во взаимном соотношении самой первой четы. Адам и Ева были соединены не одною плот­скою связью, но и внутреннею, нравственною. Заповедь «не вкушать от древа» была дана им совместно, относилась равно к ним обоим: совокупными силами они и должны были исполнить эту заповедь, чтобы остаться на целую вечность в раю. Во всем другом занятия мужа и жены разделены. Относительно же вечного спасения у них общее поприще, это в одинаковой мере занимающая их забота. Здесь и слабость пола в сторону (Гал.3.38): жена может показать себя крепче своего мужа. Но взаимная заботливость о спасении души приносит супругам пользу еще в настоящей жизни. Так, например, супружеская любовь и уважительность, умеренность и верность в супружеском ложе, неоставление друг друга в несчастии: все это можно считать благонадежным или прочным при таком только условии, если муж и жена богобоязненны; если они до некоторой степени ревниво заботятся о взаимном исполнении домашних молитв, об удержании себя от гнева, злобы и зависти в отношении и к посторонним лицам; если за­ботятся о назидании себя словом Божиим, о взаимных духовных собеседованиях и о восторгах предметами свя­щенными, божественными; если молятся о спасении друг друга. Тогда-то жизнь их будет и внутренне светла. Тогда, если и возникнут между ними супружеские несогласия, то не будут эти несогласия продолжительными и никак не усилятся до взаимной ненависти или отвращения. Затем, когда они верующие, ужели взаимная вечная участь не долж­на занимать их? ужели они не пожелают друг другу избегнуть вечных мук? В настоящее-то время такое желание вполне естественно или уместно вообще для лиц, сколько-нибудь сочувствующих друг другу. Иное уже дело будущая жизнь: там действительно не будет сожаления даже и у мужа к жене и у жены к мужу, т.е. если одно лицо там будет блаженствовать в раю, а другое мучится в аду; «там плоть и кровь не будут иметь места» (1Кор.15,8). Но когда муж и жена желают взаимно друг другу счастливой участи за гробом, когда они хотят снова встретиться и на веки соединиться между собою (завещают же они похоронить себя рядом): то и должны ста­раться, чтоб эта встреча была на радость им, чтоб было им чем порадоваться, утишиться, когда сойдутся снова. В самом деле, свидание их там будет радостно соб­ственно не за нынешнее плотское сожитие, которое как бы обратилось им в природу по силе привычки, но почему же? Потому что они здесь дружественно молились и по­стились, что единодушно подавали милостыню, что несли вместе какой-либо особенный крест в жизни и что та­ким образом воспоминания их о земных подвигах, которые будут составлять там одно из блаженств, воспо­минания их будут одинаковы. Наконец, главнейшее основание и побуждение им заботиться о взаимном вечном спасении заключается в прообразовании брака: «яко же и Христос возлюби Церковь». Христос в том и показывает Свою любовь к Церкви, что спасает ее. Прежде и больше должен показать на сей раз свою заботу муж; потому что он глава, руководитель своей жены. Да, муж дол­жен бы объяснять жене по своему разумению обязанности христианские, отвлекать жену от суеверий, подкреплять часто ослабевающей ее дух, рассказывать ей жития святых, убеждать ее к частому приобщению святых таин вместе с собой, особенно под старость лет, стараться исправить ее не от тех только пороков, которые несносны для него самого, например, сварливость ее, но и от таких, которые нисколько не беспокоят его, между тем противны Богу, как например, пристрастие к чтению светских книг, изнеженность, сребролюбие. Затем, в свою очередь и на­божная жена сильно может действовать на развитие в муже религиозных чувств. По опыту известно, что ни чей голос не может так подействовать к смягчению и вразумлению мужа, как голос благоразумной и богобояз­ненной жены: ни друга, ни начальника человек грубый не послушает так, как свою жену, если только жена его вполне безукоризненная в своем поведении, если она знает час, когда подействовать на него, когда посовето­вать ему, умолить его к добру. (Вообще женщины в силу своей восприимчивой природы способны и мужчин распо­ложить к большей религиозности, как напротив они же сильны возбудить их и к изуверству. Некогда в Антиохии евреи воздвигли гонение на апостола Павла. Кого же они употребили посредствующими лицами в этом деле? «Набожных» женщин в городе (Деян.13,50)). Но если муж уже неисправим, богобоязненная жена, страшась за вечную участь его, усиливает свою молитву за него, просит в церкви поминать его на проскомидии. А во всяком случае она не останется от Бога без награды за свое христианское терпение к неисправимому лицу. О, далеко, далеко еще вы, муж и жена, не искренние супруги, если взаимное спасе­ние души считаете посторонним для себя делом! Еще хуже, когда вы смеетесь над пастырским наставлением спасать друг друга (будто-де братия в монастыре). Жалко и то, что один хотел бы жить по духу христианского за­кона, а другая сторона ничего этого не понимает! 

Супружеская вражда из-за религиозного направления

«Враги человеку – домашние его» (Мф.10,36). Эта вражда несправед­лива. При единстве плоти муж и жена, однако, имеют каждый свою душу, свою свободу, Что же им гневаться-злобиться, если один или одна из них любит духовное, божественное? Уже и то худо, что нет подражания добро­му примеру: а тут еще притеснение, упреки на каждом шагу «монахом, богомолкой». Как же в других-то случаях защищается и уважается свобода, а здесь ей нет хода? Своими, а не чужими, силами тела и духа трудится для спасения муж или жена: за что же быть недовольным другому лицу? Нет; хоть бы и болели у мужа ноги от долгого стояния на молитве, хоть бы он мало ел или не питался мясом (известны такие примеры между престаре­лыми супругами), жене нечего в таком случае скучать: жизнь ее мужа еще более продлится от душеспасительных подвигов его. Но если религиозность касается чего либо общего мужу и жене, т.е. если она, проявляясь вне, сопро­вождается затратою капитала, пожертвованием вещей или хозяйственных каких запасов, например, муж заводит и украшает иконы, отделил в своем доме особое поме­щение для приема странников, в другом же месте—жена любит наделять пособиями сирот, делает частые заказы о каких либо службах в церкви: то и в этих случаях супружеская вражда несправедлива. Прежде всего муж, как сам приобретатель своего состояния, без сомнения, не может быть упрекаем и удерживаем в расходах, которых желает его добрая душа, для которых он имеет и вновь дополняет средства своими трудами и заботами. Го­ворит: «но в доме оставалось бы все то, что он жертвует на церкви, духовенству, миссиям, на монахов, в богоугодные заведения или в тюрьмы». Пусть так. Но эти остатки не опять ли пошли бы на роскошь в доме, которой и без того много? не опять ли они были бы на туне­ядство членам семьи? «Все раздает другим, и жене семейству ничего не оставит». И не отдает всего: между тем устрояет вечное спасение своей души, ради которого как цели этих пожертвований, следует сделать ему вся­кую уступку, нужно отнестись к нему с полным уважением. «Бесполезно ему совсем тратить деньги на мона­стыри, на приюты, на духовные книги и библиотеки». А ве­селиться «и каждый день пиршествовать блистательно» (Лк.16,19) или же скоплять богатство до слов: «разорю житницы мои» (Лк.12,18),—разве это польза, разве не это-то составляет погибель вечную? «Лучше бы на что другое жертвовать, а не на церкви и бедным». Но не послышалась ли бы такая речь и о других пожертвованиях, т.е. будто тоже излишних и бесполезных, если б они были?—Затем, и жене принадлежит же доля в приобретениях мужа. Таким образом, она может независимо от мужа подавать милостыню и делать другие пожертвования и расходы для удовлетворения своих религиозных чувств. На этот раз и тайность расхода с ее стороны не состав­ляет хищения или кражи, хотя лучше не прибегать к тай­ности.—Вражда в супружестве из-за духовного направления неразумная и неблагородная. Не слишком ли странно это в жене: умного и набожного человека все умные же и благонамеренные люди ценят и уважают; иные даже за находку считают пользоваться его дружеством: а жена не­довольна им и во всем доме возбуждает против него вражду! Злоупотребляя его христианскою терпеливостью, не опасаясь за такие крутые меры взыскания, какие можно бы­ло бы встретить со стороны мужа с иным—светским направлением, она оскорбляет его, и наедине и при дру­гих! Какая неблагодарность и жестокость! Или не стран­но ли это в ином муже: богобоязненная жена—самое вер­ное лицо ему и составляет его честь, между тем он не ценить ее и презирает ее! Видя в строгой жизни ее уко­ризну себе, развращенный или только холодный к религии муж ненавидит ее, по крайней мере смотрит на нее как на что-то жалкое, неразумное или отжившее свой век. И так супружеская религиозная вражда неосновательна во всех отношениях и есть грех. Пусть то лицо, которое выносит ее, еще более возвышается своим духом от угнетений: но как же жестоко например, самому мужу быть гонителем своей жены (Диоклитиан и замучил свою жену, царицу Алексан­дру)!—О, супруги-супруги, враждующие между собой из-за религиозного направления! Поверьте, что если б вы были одинаково набожны, то жизнь ваша и еще во сто раз бы­ла бы любезнее. Набожному мужу, например, ни одна сторо­на не желается столько в жене, как набожность; потому что и вообще набожное женское лицо к себе привлекает. Лучше сочувствуйте же друг другу в набожности, а не враждуйте за нее. Нисколько не стесняйтесь и выражать ее друг пред другом. Пусть например, утром один из вас еще остается в постели, а другой у изголовья самой по­стели творить молитву на коленях!

Попреки неплодством в супружестве

«Разве я Бог, Который не дал тебе плода чрева?» (Быт.30,2) отвечал Иаков на попреки Рахили, которая не рож­дала от него детей. В самом деле, не от человека зависит: «зачать или не зачать дитя», но от благословения Божия. Вместе с тем, трудно решить здесь вопрос: «которая же сторона виновна,—муж или жена»? Иногда Господь наказывает бесплодством которого либо из супругов за нехорошую жизнь его прежде брака; иногда же не дает супругам детей, чтоб они, оставаясь бездетными, могли более благодетельствовать круглым сиротам в родстве своем или совсем чужим; а иногда не благословляет детьми по другим премудрым целям. Таким обра­зом, грешат против брака супруги, которые попрекают друг друга неплодством, даже выражают один пред другим раскаяние, что сочетались между собой браком. Затем, если с одной стороны и приятно иметь детей, если дети еще крепче связывают между собой мужа и жену, как плод брака, как предмета общей нужной любви и заботливости: то с другой—не дети ли часто бывают поводом к раздору супружескому, и так особенно в период воспитания их? (Впрочем здесь вина не само чадородие, за которое нужно благодарить Бога, но или злочадие (Сир.16,4) или же недружественность отца—матери в деле воспитания детей, Например, иногда нетерпеливые супруги в виду худых наклонностей, замечаемых в детях, упрекают друг друга: «по тебе вышел сын…»; а иногда которое либо лицо совсем не содействует другому в строгом христианском воспитании детей, и отсюда дети выходят очень недобрые. В этом-то случае и признается лучшею долею не иметь детей, умереть бездетным) (Сир.16,4).—Наконец, дети хоть главная, но еще не единственная цель брака. Не рождает жена мужу детей: но она ему вернейший друг и советник в жизни, добрая хозяйка в доме и поддерживает в нем чувства веры и страха Божия. Во всяком случае нужно не упрекать неплодством в супружестве: но, доколе еще обнадеживают лета, молиться Господу Богу, чтоб разрешены были узы неплодства.—О, бездетные супруги! если вам и без того горько, что не имеете детей: зачем же увеличи­ваете свое горе взаимными попреками в неплодстве? Коли у вас нет привязывающих друг к другу детей, старай­тесь еще более усилить взаимную привязанность личными вашими достоинствами!

Раздел 6: Отношения мужа к жене

Непротивление суетности жены и угождение ее до женообожания

Женское лицо (как уже мы оказали) в особенности наделено от природы чувством приличия, вкуса и изяще­ства. Но как всякое чистое по природе чувство человек искажает своим неразумием и грехом: так и это чув­ство в себе многие из женщин обнаруживают чрезмерно и превратно. Отсюда их суетность во всем, начиная от цветов до платья, от приема будничного гостя до праздничных вечеров — Речь наша не о тратах только на излишние вещи, но и о пустоте того, чего женщины желают, что им нравится, и о минутной надобности некоторых желаемых ими вещей. Более всего суетность жен про­является в нарядах: первый разговор у них при встрече об нарядах, первое их любопытство—рассматривать в гостиной обновы; иные из одежд их до того бывают причудливы, что могут нравиться ради только суетности или в силу одной моды. И весь род человеческий тщеславен и суетен: а женщины в особенности. Пожилых лет жена,—и та в случае подарка или награды от мужа за какой-либо труд не желает себе ничего, как шелка да бархата. Но так как эта суетность жен требует расходов: то тут и должен быть ответчиком муж. Бо­гатый муж без счета тратит на прихоти жены. А мало­состоятельный и последнее отдает своей жене воздыхая, чтоб только сделать ей удовольствие. Если же нет и этого последнего, если обыкновенные средства к жизни недостаточны: решаются на злоприобретения, например, по своей должности, чтоб исполнить желание своих жен; так, например, Иезавели очень понравился сад Навуфея, и Ахав, муж ее, решился приобрести для нее любимый подарок кровью невинного садовладетеля. Но, нет! благоразумный муж должен твердо стоять против прихотливых желаний и требований жены, должен отклонять ее от суетности, которая вредит ей и ему в хозяйственном и нравственном отношении. Наконец, угодливость иных женам до­ходит и до женообожания. Обожать в женском поле, хоть бы законную жену, грешно. Самое слово: «обожать» есть грех, потому что соединяет в себе понятие об отнятии чести у Бога. Тем более само дело в настоящем случае преступно; потому что тут человеку отдают то, что следует Богу. Женообожание встречается больше всего со стороны старых мужей в отношении к молодым женам. Им, очевидно, извращаются правильные отношения между супругами. Со стороны мужа здесь видим раболепство, а со стороны жены—чрезмерную прихотливость и капризы. Но муж поставлен быть главою жены: «к мужу твоему обращение твое», узаконил Бог в наказание первой жене за то, что она во зло употребила равенство с мужем, расположив его послушаться ее в том, в чем не сле­довало. Этот закон так верен для жизни (и потому должен быть долговечным), что лишь только будут ослаб­лены права и влияния на жену со стороны мужа, жена за­бывается, начинает возноситься и злоупотреблять: это то же, что дать воде проход (Сир.25,28). Хочет ли муж удостове­риться в слабости своей жены? Пусть только ослабить свои отношения к ней, даст ей во всем полную волю, и придет к печальному удостоверению. Таким образом, серьезность и до некоторой степени строгость— вот самое верное отношение мужа к жене! Должен относиться так муж к своей жене, любя и жалея ее, а не в духе собственно самовластия и преобладания. Пусть он и очень доволен мягкостью сердца и добротою своей жены (таков вообще женский пол за редкими исключениями): но он ясно видит и то, что для нее необходимы с его стороны постоянное руководство и сдержанность, что иначе она погибнет и что по самой-то любви к ней он должен удерживать за собой право управлять ею. В женообожании скрывается худая цель. Это—как хотите—похоти мужа, и в таком случай муж любит свою жену, «как бы блудницу» блаж. Иерон). He в том совсем виде было бы дело, если б муж был тверд пред своей женой, если б стыдился и считал для себя унизительным повиноваться ее прихотливым требованиям. Тогда она невольно уважала бы его и боялась. — Наконец, для нее самой решительно нет ничего прочного и полезного, если муж раболепствует пред ней. Теряется ее красота, начинается старость, и муж видит в ней только хозяйку дома, а в простом или небогатом классе людей—и пожалуй одну прислугу. Тогда тем более муж платит ей упреками и презрением, чем более она в свое время досаждала ему своими прихотями и капризами. Но даже и в пору молодости и красоты ее чрезмерное угождение ей со стороны мужа (чего желает она и чем, может быть, очень довольны ее родители) не приносить в существе дела чести ей, напротив — унижает ее до лишения достоинств человека. Муж в таком случае, смотрит на нее, как только на предмет для своего наслаждения, и разве еще как на средство для своего честолюбия: услаж­дается пред другими тем, что жена его столько красивая или ловкая. За все это он думает расплачиваться ей толь­ко нарядами да обновами, и много-много вежливостью: ис­кренней же любви и уважительности к ней также нет в его сердце. Что же после этого остается в женообожании для мужа и для самой жены? Одно зло.— Нет, муж-христианин! Годы и практика жизни заставят тебя раскаять­ся, если ты будешь удовлетворять суетности жены и угож­дать ей во всем. Положи же себе правилом не быть угодливым исполнителем каждый раз ее желаний. Не про­давай ей своего первенства за чечевицу чувственных наслаждений. И так-то веди дело особенно вначале, или вслед за своею женитьбою. В это время жена более стыдится и боится своего мужа. Тогда и нужно полагать ей за­коны, так что она волей и неволей будет повиноваться.

Презрительное обращение с женой

Сказано: «мужья, обращайтесь благоразумно со своими женами…, оказывая им честь» (1Петр 3,7). А на одном из соборов презрение к жене запрещается под угрозою клятвы: «аще кто порицает оную (жену), да будет под клятвою» (Гангр.соб,1). Жена—помощница и друг своему мужу, а не безответная раба. Она не носительница только от него детей и не для одного хозяйства или обихода в доме, — нет! В таком унижении и презрении жена была только у древних язычников. Впрочем, и у самих евреев хоть не была она угнетенною, но в силу закона о разводе, который был вызван жестокосердием евреев, также находилась в тя­желой зависимости от своего мужа. В том же презрении и ныне остается жена у диких народов. (Лучше ее участь на сей раз у таких некрещеных народов, которые ушли от прежней своей дикости, но вместе с тем еще оста­ются в патриархальном состоянии нравов, как дети при­роды, которые т.е. и несколько развиты и неразвращены пока посторонними примерами). Особенно презренное состояние и ныне жен магометанских. Здесь жена не имеет и прав религиозных, не может входить в мечеть для молитвы. Но в христианстве, но в обществе людей, понимающих и почитающих святую православную веру, жена вполне пользуется общечеловеческими и религиозными правами. Христос-Спаситель снял с нее иго принижения. Прежде всего «Благословенная в женах» составляет украшение не только для дев, но и для жен. Во всех местах, где встречаем мы в евангелии женщин, видим, что они удостаиваются снисхождения и покровительства со стороны Господа Иисуса Христа (так, например, было обра­щено Им внимание на хананеянку (Мф.15,28), на тех жен, которые приносили к Нему своих младенцев для благословения) (Мф.19,13-14). И по существу самого дела жена, без сомнения, равна мужу в общечеловеческих и нравственных достоинствах. Она столько же способна к высоким понятиям и духовным подвигам, как и муж. Так еще из ветхозаветной истории знаем, что еврейские жены умели и петь и сочинять торжественные песни: Mapиaмна, сестра Аарона, управляла хором; этот хор воспевал: «победную песнь» после перехода евреев чрез Чермное море (Исх.15,20-21). В Новом Завете видим женскую природу наравне с ли­цами мужского пола способною ко всему религиозно-нрав­ственному. А это, конечно, самые главные способности че­ловека. Они главнее наук, художеств, торговли и т.п. Например, самарянка в беседе с Спасителем богословствует (Иоанн.10,24); Марфа—сестра Лазаря с уверенностью говорит об общем воскресении (Ион.4,7); женский голос, а не иной чей, из толпы народа в чувстве восторга и довольства проповедью Спасителя произносит: «Блаженно чрево носивши Тебя и сосцы, Тебя питавшие» (Лк.11,27). Мало того: в духовных подвигах новозаветного времени прежде успели показать себя жены, а не мужчины: пример тому — Мария Магдалина и другие жены во время крестного пути и у самого креста Спасителя. Затем, и во все последующие вре­мена из жен были ревнующие к делам спасения, а это— опять повторим —самые главные дела человека; например, они содействовали христианским миссиям (жена апостола Петра сопутствовала ему в Рим (Евс.церк.ист.кн.2.14снес.); известны между ни­ми не только подвижницы (Мария Египетская), но и писа­тельницы сочинений аскетических (Синглития) (Четь-мин.под 5янв.) и для богослужения (Кассия—«волною морскою…») (Кассия жила в IХ веке: в означен. каноне принадлежат ей ирмосы до 6 песни; но остаются от нее и другие службы)). И так с чем же сообразно, если муж пренебрегает своей женой, будто ни к чему более неспособною, как только носить детей или заниматься хозяйством по дому? Непростителен и со стороны чужих лиц презрительный взгляд на женский пол: как же мужу-то презирать свою жену? Гордый муж будто остерегается сказать ей лишнее ласковое или откро­венное олово, считает для себя унижением попросить ее совета, сознаться пред ней в каких либо своих ошибках или слабостях, показать себя ослабевшим по духу и нуж­дающимся в ее утешении! Но все это напрасно. И мы тоже не к тому клоним свою речь, чтоб жене учительствовать в церкви (1Кор.14,34-35) или выйти на общественную дея­тельность по всем пунктам деятельности мужчин или со­чувствовать ее суетности, как чему-то умному. Нет; мы только указываем в жене способности, равные с мужчи­ной, к этому главному в жизни человеческой: «к вере и добрым делам». Но если иная жена и, действительно как бы не понимает ничего, если трудно уговорить ее в чем либо: то здесь причиной умственная ее неразвитость, — О, муж-христианин! Не говори каждый раз к жене твоей горделиво и повелительно, не доводи ее до того, чтоб она стояла пред тобой на ногах, выслушивая твою речь, или чтоб с трепетом входила к тебе, будучи ни в чем невиноватою, подобно Есфири, которая как-то представи­лась пред лице Дария (Есф.5,1). Де превозносись пред ней своим умом или образованием или большею красотою. Эти и другие преимущества твои, может быть возвышающие тебя и пред многими другими, должны только приносить жене твоей честь и пробуждать в ней сорадование, а не быть напротив причиной личного унижения ее пред тобой и поводом к ее печали. Для нее дороже то, чтоб ты был добрым, любезным мужем, чем ученым только или знатным по должности. У нее есть чувство, в силу которого она сознает свое недовольство твоим горделивым обхождением, пусть в обхождении и не будет еще явно-оскорбительных слов. У ней есть и свои достоинства, хоть невысокие пред людьми, но может быть приятные Богу. Ты пренебрегаешь ею, не удостаиваешь ее настоящего или личного имени («жена, хозяйка, старая, ты и ты…»): но она разделяет с тобой жизнь, она первая будет у твоей по­стели, если Бог посетит тебя болезнью. Еще хуже, если ты, и не имея особенных преимуществ, горделив пред нею только потому, что ты муж, что лицо старшее над ней. О, великодушный муж! Лучше смирись пред твоею же­ною и уважай ее не только как человека и ближнего твоего, но и как друга твой жизни! Поверь, что нежная и признательная от природы душа ее в высшей степени расположена любить тебя, если ты будешь постоянно ока­зывать к ней знаки внимания, будешь стараться заслужи­вать ее уважения.

Жестокие побои жены

«Мужья не будьте суровы к женам» (Колос.3,19), Если жена и виновата, если она ведет себя в чем либо слабо или чем либо крайне досаждает: дохо­дить до побоев ее худое дело. Кто прибегает к побоям, тот уже не оставляет в запас никаких других средств к исправлению слабой или злой жены: это последняя, с его стороны, мера. Но, вместе с тем, эта мера неверная: побои более ожесточат жену и скорее унизят ее в глазах ее самой, чем исправят; суровостью и жестокостью не исправишь жены, особенно от увлечения, например, от неверности (демон не изгоняет демона). А как же эта мера несообразна с таинственным значением христианского брака! Муж глава жены, как и Христос глава Церкви. Но некогда Церковь (т.е. люди) была же порочна и казалась неисправимою: однако Христос не обращался к насилию или чрезвычайным казням для нее, но старался пересоздать ее, исправить и простил все ее вины. Свои забо­ты об исправлении Церкви, об ее святости и непорочности, Гос­подь показал даже до того что «Себе предаде за ню». Если же жена и неисправима в своих пороках или в злом характере: нужно смотреть на это, как на особенный «крест» в жизни, а не истязать ее. Впрочем, всего чаще побои вызывает не жена своим поведением или грубым характером, а сам муж нападает на нее по поводу собственной какой либо вины. Вот например, жена в горести своей упрекает его развратною жизнью: а он ударяет ее. Жена или не может ничего дать ему на вино для удовлетворения его страсти или не желает дать: а он требует непременно, чтоб нашла и дала ему денег, и бьет ее за то только, что она не имеет денег или же удерживается дать. Спросят: «не виновна ли в самом деле жена в упорстве пред мужем в этих случаях?» Нет, она не упорствует пред мужем, а только не хочет быть участницей его пороков, противницей закону Божию. Значит вины ее в этом случае нет. Вообще муж, бьющий или истязающий свою жену, уже не друг ее жизни, не своя она ему в таком случай и не составляет для него собственной плоти, которую бы он естественно должен был питать и греть (Ефс.5,29). Какое после этого унижение для обоих сторон! какое без­наказанное самовластие мужа! Муж — бийца поступает не луч­ше того слуги, который ниже всех в доме и которого никто не боится, но который имеет у себя в распоряжении одно только живое творение (например, лошадь), и на этом-то творении вымещает всякую досаду свою. Пусть муж преобладает над женой грубою (физическою) силою; пусть жена слабее его. Но эта слабость должна бы побуждать его к защите жены, а не быть поводом к жестокому и звер­скому притеснению ее (Св.Златоуст, действительно, зверским логовищем изображает тот дом, где муж бьет свою жену, как зверь пожирает свою добычу, откуда вопли жены разносятся по улице и обращают на себя внимание и соседей, и прохожих). Не для того же молодая, например, жена оставила отца—мать и все родство, чтоб терпеть одни оскорбления от мужа. —О, благоразумный муж! помни, что жена столько же по своей природе и чувствительна, восприимчива к огорчениям и обидам, какие сделают ей, сколько способна быть любящей и преданной, когда обра­щаются с ней дружелюбно. И так будь осторожен, чтоб не вооружить ее против себя жестокостями. Тогда трудно будет для тебя восстановить дружелюбные отношения ее к тебе!

Непропитание жены с оставлением на ее опеку и детей

«В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3,19): эта речь относится к мужу. Значит мужу назначены в жизни более тяжелые труды, из которых уже, как из готового материалa, жена должна вырабатывать все нужное для дома. На нем лежат самые главные заботы по дому. Естественный долг его пропитывать и жену, а тем более заботиться о детях. Не убожит ли себя после этого такой муж, кото­рый еще не пробудился утром, а жена наработалась; который по лености никуда не выйдет из дома или по не­трезвости ничего не приносит домой с должности или от ремесла, а жена постоянно в трудах, везде одна хлопочет то по делам самого мужа, то за малых детей, наконец, как бы и обязывается приготовить самому мужу кусок хлеба? Что же после этого муж для своей жены? Одно имя… Во имя-то мужа иной, действительно, требует от жены и стола. Нет; ты муж, как «сила», должен и малые нужды твоей жены (только бы они не были прихотью) при­нимать на свою опеку и заботливо удовлетворять их! Ты должен по возможности обеспечить жену и на случай ее вдовства!

Раздел 7: Отношения жены к мужу

Нарушение заповеди: «жена своим телом не владеет, но муж» (1Кор.7.4)

Муж и жена по закону составляют одну плоть. И так относительно супружеского совокупления тело жены принадлежит мужу, но и над телом мужа имеет власть же­на, кто бы он ни был по своему званию или образу жизни. Выходит, что муж и жена здесь господа один над другим, и вместе рабы друг другу. В других случаях муж имеет преимущество, а здесь нет. Воля одного ли­ца в настоящем случае должна сообразоваться с волею другого. Уклониться от совокупления в известный раз может кто либо не иначе, как «только по согласию» (1Кор.7,4). А за тем надолго оставаться свободным от совокупления, если оно позволяется и физически (при здоровье) и нрав­ственно (не во время говенья и приготовления к Тайнам Христовым),— так оставаться может одно лицо только до­толе, пока не последует требования со стороны другого. Тут добродетель целомудрия и награда за эту добродетель не относятся к одному, но к обоим, и одно лицо без другого не может на сей раз сделаться добродетельным: чудная зависимость, и смиряющая и возвышающая мужа и жену друг пред другом! Только порока невоздержания уже не разделяет другое лицо, которое желало бы быть воздержным, но подчиняется невоздержанию первого лица. Апостол Павел, будучи сам девственником, по долгу учи­теля христианского вошел в это дело между мужем и же­ной и сказал им: «не лишайте себя друг друга» (1Кор.7,5). Слово «лишать» значит брать что-либо против воли, насильно; как напротив, что берется у человека с согласия его, того нельзя назвать лишением. Правда, эти слова Апосто­ла не закон, но «совет»; не обязанность какую они внушают, так что непременно или часто должны муж и же­на между собой совокупляться, но только извещают о таком деле, которое предоставляется свободе супругов, ко­торое сами супруги должны между собой устроить. Законом же, или вернее сказать нарушением закона, это дело становится тогда, как одно лицо будет противиться: тогда уже и грех и осуждение за грех. Но заповедь: «своим телом ее владеет» высказывается прежде к жене. Почему же? По многим причинами. Жена стыдливее, чем муж: словесного требования относительно супружеского ложа она не выскажет, хотя и остается недовольна уклонением от нее мужа. Она, действительно, более расположена хранить воздержание и так вообще, и ради опасности рождения детей, которого тягость преимущественно к ней относится, и еще потому, что половые ее наклонности, раньше пробуж­даясь, раньше и охлаждаются (муж же — распространитель по­томства). Но самое главное: оно-то более здесь погрешает,— и погрешает не в видах богоугодного воздержания, а ча­ще всего злоупотребляя полным на сей раз равенством со своим мужем и добиваясь угодливости себе с его сто­роны, она отвечает несогласием своему мужу на супружеское предложение. Но что же? Будто она хочет чем-то особенно одолжить его, если согласится с ним; будто собственность какую она здесь уступает; будто с ее сторо­ны может быть в настоящем случае торг какой или договор, например, за обнову. Дотоле волей или неволей покорная мужу, она начинает величаться пред мужем, дорожить собой, заметив в нем плотское пожелание. Гор­деливость ее доходит даже до того, что каждый раз, как почувствует себя оскорбленною чем-либо со стороны му­жа или получит отказ в какой либо вещи,—первою угро­зою или местью объявляет, «чтоб муж не касался ее, чтоб не знал ее, и едва не клятвой подтверждает эту угрозу». Не нарушение ли это закона? не оскорбление ли это прав мужа? И что же отсюда происходит? Покоряя себе на минуту мужа, горделивая жена во все остальное время подпадает гораздо большей зависимости его, чем следовало бы. Она теряет в глазах мужа доверие, как человек изменчивый в своих отношениях, как готовый при случае досадить и отомстить. Она отравляет чувство наслаждения супружеского при совокуплении, между тем как это чувство вложено в природу человека Богом же. Она, наконец, в случае решительного бегства от мужа во вре­мя законных требований его или только по причине разных упреков ему в эту пору доводит его до падения с посторонним лицом. Тогда сбываются слова: «чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1Кор.7,6)…

Но если иная жена и по истинному воздержанию, ради жертвы Богу, уклоняется от своего мужа, — и тут она поступает неправильно; потому что единодушие в супруже­стве важнее всего: коли нарушена будет любовь, начнется раздражение—брань со стороны мужа,—какая польза от воздержания и от самой молитвы? Можно достигнуть победы над пожеланиями мужа в пользу души только просьбою, убеждением, а не с боем и с гневом. И так во всех отношениях виновна жена, если уклоняется от супруже­ского ложа. Пусть для нее ни по чем доброе мнение о ней мужа; пусть она не дорожит привязанностью к ней мужа, для которой могло бы быть или началом или возобновлением супружеское сообщение. Но ужели и смертный грех мужа (прелюбодеяние), допускаемый из за нее, не потрясет ее духа? О, сколько слабых мужей пали от этой неумной и незаконной уклончивости в ложе жен! — Жена- христианка! ни противоречий, ни упреков каких либо мужу не должна ты выражать при супружеском совокуплении. Если бы ты и была недовольна мужем, не время тут вы­сказывать недовольство. Ты должна по закону исполнить желание мужа, а не по особенной какой либо от себя мило­сти или уступчивости. Коли сделалась женой, то и должна выполнять обязанности жены. Дожидаться упрашиваний со стороны мужа или договариваться с ним или спорить по случаю совокупления — это скорее свойственно наемной женщине, чем законной жене. Довольно для тебя одного слова или намека со стороны мужа на сей раз, чтоб испол­нить его желание и твою супружескую обязанность. И, по­коряясь молчаливо желанию мужа, ты не должна выра­жать что-то неприятное или какое-то гнушение по поводу супружеского совокупления. Вспомни, что в древности Енох и после того, как имел от жены своей сына — Мафусала, взят живым на небо (Быт.5.24), как величайшей праведник. Наконец, и не считай неуместными эти наши советы тебе. Нет; они очень уместны, коли слово Божие предлагаете их. Они очень необходимы, коли непонимание и неисполнение их угрожает раздором супружеским и падением в смертный грех со стороны второго лица.

Искание и достижение господства над мужем и во всем доме

«А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем» (1Тим.2,12). Господствование жены над мужем неестественно. Муж старше жены по сотворению. Он является как нечто основ­ное, а жена как нечто последующее. Он творится само­стоятельно, а жена, как бы младенец от матери, уже ро­дится от него, получает свою жизнь из ребра его (взамен утробы матерней). В этом смысле она называется в слове Божием «останком духа» мужа (Мал.2,15). Притом, не муж создан для нее, а она сотворена по потребности его, чтоб быть ему в сообществе с подобным. Как же после этого ей присвоять первенство над мужем, если и с первого раза того не было, напротив — вначале же вырази­лось ее зависимое и подчиненное положение? Затем, муж и телом и душой старшее преобладающее лицо над же­ною. Тело у мужа крепкое до грубости, а у жены нежное, частью сходственное с нежным сложением дитяти. (Важ­ное здесь и рост; жене нравится в муже большой рост сравнительно со своим ростом; и — естественно. Жена высокого роста; а муж низкого: это неприятно для глаз и для чувства). В душевных силах и способностях муж тверд, самостоятелен. На этот раз он отличается рассудительностью и, между прочим, рассматривает предмет в целом: жена же обладает более памятью и воображением, быстрым, но не глубоким взглядом на предметы, особенным чутьем к частностям в делах (отсюда понимание ею тонких приличий); в ее суждениях более чувства, чем мысли, в действиях — более подражательного, чем самостоятельного; самое чувство ее хоть живо, сильно (отсюда слезливость), но не столь продолжительно, как в муже. В отношении дома и семейства муж «голова и руки», а жена только «грудь или сердце». Словом: жена по всему своему виду уступает мужу. Если муж создан по образу Божию и по подобию, то она создана как бы уже по образу его и потому есть образ образа. Муж преобладает над ней силою, смелостью, духом, волею или характером. Он носит в себе какое-то «внутреннее могущество» над ней и выражает сознание своего господства. Как же в виду всех этих качеств его жене желать—управлять им? Не значит ли это желать, чтоб нижнее было верхним, тело сделалось вместо головы? Нет; гораздо естественнее для жены повиноваться мужу, находиться под его защитою и управлением: это будет составлять «честь и достоинство» ее.— Затем, к естественной зависимости жены от своего мужа по истории присоединилась зависимость нравственная: «он будет господствовать над тобой» (Быт.3,16), сказано было Еве, которая согрешила прежде и была уже виновной, тогда как Адам некоторое время еще оставался невинным. С восстановлением падшего человечества искупительною жертвою Хри­стовою это нравственное подчинение жены мужу приняло совершенно иной вид, но не прекратилось. «Всякому мужу (сказано) глава Христос, жене глава – муж, а Христу глава — Христу Бог» (1Кор.11,3). Высокое учение! Начнем разбор его с последних слов. И Христос имеет над Собой главу. Какую же? Равный Богу Отцу по существу или по природе (Филипп.2,6), Он в тоже время (так как принял человечество и исполняя дело спасения человеческого на земле) подчи­нялся, как Богочеловек, Отцу «пославшему» Его (Иоанн.8,29 и др.). Затем, Сам же Он – глава мужу; потому что покорил Себе и горделивый дух мужа своим евангельским учением (1Кор.15,24) (в обширном смысле, без сомнения, Христос — Глава всей Церкви). Наконец, муж глава жен. Как уже мы сказали, жена совершенно равна мужу по общечеловеческим правам, или по природе, подобно тому, как Отец и Сын в божеской природе лица равносильный, равночестные. Равна жена мужу тем более по духовным и христианским правам: и вера и благодать и всякая духовная помощь,—все у ней также от Господа, как и у мужа, и сообщается ей не от мужа, а богоучрежденным порядком. И ее глава также Христос есть. Но за всем тем ра­венство ее с мужем во Главе Христе не уничтожает ее подчинения мужу, как и подчинение не уменьшает равен­ства в Господе. Муж с этой христианской точки зрения есть нечто такое в отношении к Главе-Христу, как иные члены в теле имеют более прямое отношение к голове, а другие посредственное, или как Апостолы и священство в Церкви прямее относятся ко Христу, чем прочие члены в Церкви, или православные христиане. Муж есть глава и представитель своего христианского семейства. (Далее, вообще о главенстве мужа в слове Божием говорится: «муж образ и слава Божия.., жена же слава мужу есть» (1Кор.11,7), т.е. образ Божий отображается в жене через мужа, именно в смысле «господствования» (Быт 1,26), о котором идет наша речь. Сила и могущество от мужа уже переходят на жену, например, по управлению домом. Как лупа светит через солнце (при венчанье кольцо жены по уставу должно быть серебряное, означающее как бы луну, а перстень мужа должен быть золотой—в знак светящего солнца): так скажем по простой, но разумной пословице: «жена красна му­жем», хотя в тоже же время ни муж без жены, ни жена без мужа о Господь (1Кор.11,11).

И так не к разрушению ли намерений Божиих может вести главенство жены над мужем и во всем доме? Да, повторим еще: жене вполне свойственным должно казаться покорение себя мужу, а также сознание, что без мужа она беспомощна, что муж ее опора. Это покорение для нее нисколько не будет тягостно, если будет «как прилично в Господе»(Колос.3,18). Но лишь только жена будет искать и действительно, достигнет первенства над мужем, тот-час внесет беспорядки и в собственную жизнь и во весь дом. Печальный пример на этот раз показала первая жена: коль-скоро Ева решилась поступить самостоятельно, не посоветовавшись с мужем, то и прельстилась по действию злой силы (1Тим.2,13-14). Те же неустройства видим и ныне, где управление бывает женское, а не мужское, как прежде всего между ними двумя, мужем и женой, так и в доме, так, особенно, в делах служебных или общественных. (Мало ли неприятного и смешного видим, когда жена за мужа распоряжается по службе или когда только лишь вмешивается в дела служебные, подает свой голос в присутствии лиц посторонних). Нет! Сколько бы и сама жена не старалась возвысить свои права над мужем и другие, доброжелательные ук ней, ни усердствовали улучшить ее значение в сравнении с мужем (проповедуя женскую эмансипацию): но если это возвышение и улучшение кК предпринимаются помимо христианства, или не в духе веры – всегда выйдет в нем односторонность, какая-либо недостаточность со вредом самой же жене. Но скажут: «муж может быть слаб характером или поведением своим: не лучше ли ему быть под управлением своей жены? По своему необразованию, а то и по недостатку способностей от природы, он совсем не заслуживает, чтоб ученая и способная жена повиновалась ему». Напрасно. И слабый муж (кроме нравственной слабости) будет тверже самой крепкой по характеру жены. Слабость пола в жене, пусть она будет и очень находчивой сравнительно с мужем – раньше или позже скажется: умер муж, и жена сознает в нем потерю своей силы и защиты. Впрочем и здесь, как во всем, виновна между прочим цель. Пусть и будет влияние жены на мужа. Но только пусть оно будет на по гордости и честолюбию, а по искренней цели вести слабого мужа к добру: тогда оно в высшей степени похвально и желательно. О, жена-христианка! Избегай, избегая заносчивости и распорядительности над своим мужем. Характер покорности и любви, слово смягчающее, иногда же и умоляющее, а не власть и высокомерие – вот твое преобладание над мужем! 

Усиление каждый раз раздора с мужем

Это бывает, когда жена: 1) не хочет смолчать пред мужем на его справедливое замечание или когда отвечает на его колкости (допустим его вину) новыми колкостями (неуступчивость); 2) в другое время молчит по целым дням, не садится вместе с ним обедать, чувствуя какую-либо обиду или опять огорчившись только справедливым взысканием его (тупое упорство); 3) делает ему наперекор там, где нет никакой нужды противоречить и не представляется никакого вреда сделать по его желанию; 4) никогда не хочет сознаться пред ним в своей вине, всегда остается недовольна своею участью в супружеской жизни; 5) если же муж хочет доказать ей виновность ее, убедить ее в чем-либо, тем более спорит, припоминает старое и упрекает его старым, словом — от вразумлений и увещаний не только не смягчается, напротив еще более ожесточается; 6) сама допустив какую вину, сама наговорив или сделав обидное мужу, прибегает к слезам и считает себя угнетенною, между тем как муж и не думал угнетать ее; 7) не хочет приготовить по желанно мужа или к урочному часу все нужное для него после трудов и т. п. После нарушения мира с Богом раздор супружеский есть первое зло: потому что ни с кем из людей недорог так мир, как у мужа с женой. Потрясите основание дома, и весь дом буде разрушаться. Так и в супружестве любовь и согласие – основание всему. От раздора здесь происходят вред здоровью, расстройство духа, потеря сна. Этот раздор отзывается неприятно и со вредом на всем доме, например, на прислуге. Следы его муж носит с собою везде: дух его отражается и на делах по службе мужа, на отношениях к другим в общежитии. Но и опять тяжело возвратиться мужу домой, где ожидают его или только упорное молчание жены, оскорбившейся ничтожным чем, или злой крик, брань ее. Тогда припоминаются слова, сказанные в сильной горести мужа: «лучше жить со львом, нежели со злою женою» (Сир.25,18). Наконец, раздор супружеский тяжел с духовной стороны, потому что препятствует молитве. Апостол Петр, сам имевший жену, после наставления благоразумно обра­щаться с женами, говорит: «дабы не было вам препятствия в молитвах» (1Петр.3.7.). Когда жена раздражает своего мужа, когда на одно слово его отвечает десятью, когда одной минуты или одного слова со стороны мужа не по ее сердцу достаточно, чтоб из тихого и доброго состояния духа перейти ей к гневу и укорам: тогда оба они непокойны. В таком случае сколько бы они ни молились,— молитва их будет малополезною, если не совсем напра­сною: молятся они, а сердца их кипят гневом. Или хотел бы муж обратиться умиленным духом к Богу, а враждующая жена на глазах и таким образом сердце его сму­щается. Другой человек, с которым произошла размолвка, далек от глаз и легко забывается: а здесь напоминание о раздоре ежеминутное. О, добрая—добрая жена! Положи себе правилом: тотчас прекращать начинающийся или последовавший раздор с мужем. Наделенная от природы мягким сердцем, ты первая, после своей ли вины или обиды со стороны мужа, — первая произноси к нему мяг­кое слово. Муж великодушен и незлопамятен: он тот­час смягчится к тебе. Не накликай сама на себя неприятностей и страданий своею нетерпеливостью и упрямством. Будь во время молчаливою пред мужем, и—тогда муж увидит в тебе дар Господень (Сир.26,17). Будь вместо дерзкой стыдливою, и тогда благословение на благословение сознает он чрез тебя (Сир.26,18). (Так именно и поступали все умные и святые жены со своими мужьями. Например, мать бл. Августина (Моника) имела у себя мужа вспыльчивого, и притом худой нравственности; но никогда не противоречила ему, если он выходил из себя,— не противоречила ему ни словом ни делом. О пороках его, особенно о неверности супружеской, она не заводила речи. Когда же муж ее приходил в спокойное состояние духа, тогда она старалась подействовать на него кроткими советами, представляя ему вины его. Другие близкие к ней жены удивлялись, не могли понять, что это за секрет у нее в обхождении с мужем, чем это она так успешно побеждает горячего мужа, между тем как у них остаются знаки на лицах от грубого обращения с ними мужей, которые по-видимому и более мягки своим характером. И она указывала им только на своевре­менное покорное молчание и на своевременную же настойчивую речь пред мужем. (Испов. Август, кн. IX гл. 9). — У Авигеи был муж злой и неумный, как показы­вало и самое имя его (Навал-безумный): но она умела и пред другими заглаждать следы его злого нрава и его самого укрощать. Например, раз он был сильно не трезв, а нужно было сообщить ему весьма неприятную весть по поводу его худых поступков. И что же? Нетрезвому она не сказала ни одного слова, ни большого, ни малого, но выполнила все уже на следующее утро (1Цар.25,36-37).

Безучастие и несочувствие к трудам мужа

«Сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт. 2, 18), вот первона­чальное назначение жены; и у апостола Павла между не­обходимыми качествами и обязанностями семейной женщины указывается «управление домом» (1Тим.5,14). Этому предназначению жены соответствуют ее природные способности и расположения. Она способна додать то, чего не может сделать муж. Господь Бог премудро разделил труды мужа и ее занятия. Муж не ко всему способен: иначе, т.е. если б муж­чины и к женским занятиям вполне были способны, был бы повод пренебрегать женским полом и считать его излишним. Тогда как мужу определена деятельность более высшая и существенно-необходимая, на долю жены достаются дела меньшие, внутренние заботы о доме. Муж более умное—то может сделать, между тем как для менее умного, каковы дела по хозяйству, меньше способен. Жена же по природе способна заниматься хозяйством, умеет вникать во все подробности хозяйственных дел, да и особенно терпелива в этих делах. Посему жена-хозяйка это есте­ственный человек, приятная личность. Только бы она, сама ли по себе или же по требованию мужа, не отдавалась хо­зяйской работе до многопопечительности Марфы, чего не одобрил Спаситель. Только бы по своей ли воле или же не­вольно—не порабощала себя домашним хозяйством до та­кой степени, что, тогда как муж ее и одевается хорошо и приходит по воскресеньям в церковь, она не имеет у себя приличного платья, во все воскресные дни и годовые праздники ради своего хозяйства остается дома (бывают такие примеры даже и у людей состоятельных). Впрочем, не для всех жен хозяйство может быть исключительным делом. Есть такие, которые несут другие занятая на пользу ближнего, например, по обучению в школах детей, по наблюдению за женскими школами, по делам общественной благотворительности и т. п. Мы говорим собственно о брез­гливости жены к хозяйству, между тем как нет для нее другой внешней и более благородной деятельности. Уклонение от попечительности по дому (не говоря о потерях экономических) не приносит пользы здоровью, вредно от­зывается и на нравственной стороне жены. Да; неделовая, не занимающаяся домом и хозяйством, жена частью и нрав­ственно падает. Она склонна к праздности, к болтливо­сти, к пересудам и к тому, чтобы ходить по чужим домам (Тим.5.14). Она считает для себя унизительным разговор о состоянии кухни и погреба, о том в какое время лучше бы запастись известными жизненными предметами, между тем как этот разговор был бы лучше многих других разговоров для нее. Она поздно поднимается от утреннего ложа, между тем как муж с раннего утра на деле, за­ботясь (кроме пользы обществу) устроить и дом, пропитать семью. Она или только посылает мужа на труд, сама от­правляясь в гости, или и труда его не ценит, называя его труд «привычкою, пристрастием», или, наконец, ни­сколько не жалеет его после трудов, после усиленных занятий. Неоправдание при этом для жены, если по види­мому нет никакой нужды ей заниматься по дому и хозяй­ству или не требуют занятия мужа с ее стороны облегчения; например, дом обеспечен управляющими и слугами, а муж своего рода помощников по должности и свою прислугу, которая приготовляет для него все. Нет; умная и трудо­любивая жена всегда найдет занятие по дому и для того, чтоб чем либо облегчить трудящегося мужа. Она и поможет мужу собраться на службу, и проводит его туда и встретит его со службы. Тогда мир ее с мужем не нарушается и муж идет в свой дом каждый раз с душевным удовольствием: приятнее своего дома в таком случае он и не находит. О, жена-христианка! не прене­брегай же хозяйством, хоть бы оно и не имело иногда кра­сивой обстановки. Тогда будет более сберегаться приобре­таемое мужем, вся семья будет в большем довольстве, для самой прислуги веселее вести свое дело. Тогда твоя попечительность в маленьком мире дома-семьи («есть хозяйка в доме, и — все хорошо») как бы будет напоминать о про­мысле Божием, который управляет целым миром. С каким уважением и сочувствием останавливаешься всегда вниманием на труженице по хозяйству, жене крестьянина! Тут видишь картину той достойной хозяйки, которую прекрасно изображаете Соломон (Притч.31,10-31).

Траты в обременение мужу

При худой жене хорошо иметь печать» (от злой жены хо­рошо запечатывать все). «И делай всякую выдачу и прием по записи» (что даешь ей, все записывай) (Сир.42,6,7). Главный приобретатель в доме есть муж. Доля жены по содержанию дома и семьи легче: жена раздробляет на части уже готовое. А мужа тяготит забота приготовить целое. Когда не достает чего в доме или вышли какие запасы, тогда первый вопрос к мужу. Его долгом признается найти средства к жизни домашней и семейной. Поэтому его трудовые рубли и копейки должны бы быть дороги для его жены, если она истинная подруга его жизни. Много-много трат в доме: а в ответе один муж. Между тем иные жены и не берегут, что есть, и тратят на то, для чего нет ничего. Они берут деньги у мужа часто и тайком и употребляют их на пустое, будто эти деньги не обоюдная их собственность с мужьями. Они идут в лавки и магазины, и там покупают многое в долг, будто оплачивать эти долги будут посторонние, а не их мужья, будто счет по этим долгам минует их му­жей. Нет, жена -христианка! не обременяй ты мужа излиш­ними расходами и тратами. Лучше и из того, что уже опре­делено употребить в расход, сберегай, старайся делать остатки, предъявляя их своему мужу. Тогда не будет одного из поводов, и особенно сильного, к раздору супружескому.

Решимость на жизнь мужа

Жена превосходит мужа силою чувствований вообще, и в любви особенно. Это верно. Но злоупотребляя силою чувства, она столько же начинает ненавидеть известное лицо, сколько любила его: так точно и в отношении к законному мужу. В чувстве ненависти и мщения на что она не решится, если в душе ее нет веры и страха Божия. И вот отсюда чаще бывают примеры мужеубийств, чем женоубийств! Но так как у жены недостаточно фи­зической (грубой) силы, то является особый способ к умерщвлению мужей. Развратная или злая жена посягает на жизнь своего мужа тайно, посредством отравы. Несчастная! Восставая против жизни своего мужа, она восстает и против самой себя, потому что жизнь мужа и жены должна быть нераздельною. Она и мужеубийца и как бы самоубийца. Ее преступление немного только меньшее отцеубийства, страшнейшего из всех грехов человеческих, и больше детоубийства. Ничто не извиняет ее преступления: ни сговор других злонамеренных людей отравить мужа, ни непонятная будто, бы нелюбовь к мужу, ни побои и притеснения с его стороны. Решаясь совершить преступление, она должна была бы спросить себя: «на чью же жизнь посягает», и естественное чувство устрашило бы ее. – Итак, горе-горе жене, которая так сгубила своего мужа!

Раздел 8: Относительно вдовцов и вдовиц

Чрезмерная печаль о чете или, напротив, забвение

Безутешные слезы по случаю вдовства показывают недостаток веры в будущее воскресенье и свойственны «не имущим обетования» (1Сол.4,13). Они бесполезны, потому что факт уже последовал, воля Божия совершилась. Когда только болел тяжело муж (или у мужа жена), тогда скорбь, слезы были еще своевременны (2Цар.12,23); потому что могли умилостивить Бога и быть как бы выкупом за близкого к смерти. А затем печаль может ли изменить обстоятельства? Она только ослабит телесные силы, отвлечет от должностных или хозяйственных занятий, хотя в меру всегда уместна. (Мужья же иные овдовев выражают свою печаль тем, что начинают упиваться вином. Но если они любили своих жен, то для духа умерших большое обеспокоение, что смерть последних сделалась поводом к их слабости). Тем более безутешные слезы не одобряются, если льются не ради умершего мужа или умершей жены, но о собственном горе вдовства, иногда же и для вида, чтоб не пока­заться холодным или жестокосердым к умершему (отсю­да причитанья у гроба или на могиле покойника). Но с другой стороны, как постыдно не трогаться смертью своей жены или мужа, злопамятствовать на них или поминать их злом, никогда не посетить их могилы! Будто жена для мужа или муж для жены был человеком посторонним, которого стоило уважать, пока он оставался жив, пока можно было извлекать из него какую либо пользу. Нет! Доколе еще не принят новый брак или нет совсем желания и самой возможности принять его, дотоле должно быть живое воспоминание об умершей жене или об умершем муже, как и само родство с родственниками умершей че­ты во все это время не прекращается. Авраам и оплакивал умершую Сарру и много хлопотал о могиле для нее: он приобрел себе собственную землю, чтоб не мог­ли другие обеспокоить праха его жены (Быт.23).—Вдовцы и вдовицы! По случаю своего горького вдовства, особенно в пер­вые дни его, не спешите задаваться вопросами: как вам жить в одиночестве? Когда можете забыть свою потерю? Предайтесь воле Господа, и Он укажет вам пути жизни и облегчит ваше горе! Не останавливайте течение ежедневных ваших занятий по должности, по дому, по кабинету своему: это наилучшее спасение вам от полного упадка духом. Но и любите воспоминать в душе и в разговоре умершую свою чету. Эта любовь ваша будет иметь особенное достоинство; потому что в ней уже нет никаких расчетов или видов.

Неусердие помянуть за упокой чету

Поминовением за упокой облегчается участь человека за гробом и даже изводится душа его из мук ада, если на­ходилась в аде. У мужа и жены бывает много совместных грехов в этой жизни и нередко один из них доводить до греха другого. Следовательно, вдовец, молясь за умершую жену, молится как бы и за свои грехи (рав­но и вдова). Во всяком случай где же любовь супруже­ская, если не хотят помолиться за умершую чету? где милосердие к умершей или умершему, если отказывают им в том, что могло бы облегчить их тяжелую участь за гро­бом, наконец и доставить им вечное блаженство? Не жалеют же поставить над могилой дорогой памятник: вид­но, памятником хотят прославить и себя. Но о самом-то главном не имеют заботы. Если иной муж по своему вольномыслию и не верит пользе поминовения: то хоть из любви к умершей жен уступил бы на сей раз обычаям православия,—поручил бы Церкви поминать свою умер­шую.—Вдовец! Если и есть у твоей жены родители или братья или сестры, которые поминают ее, ты сам по себе должен помянуть ее. Ничего не осталось тебе от жены, кроме ее имени, ни детей, ни имения; но душа ее жива и с душою то ее можешь ты сближаться посредством мо­литвы церковной. Не покидай же и за гробом друга тво­ей жизни. Вдовица! кому же ближе помянуть твоего мужа, как не тебе? Кто напомнит и друзьям его, что был та­кой-то друг у них, если не ты в своем трауре при сорокоустном поминовении и во все остальные годы при службах вселенского поминовения с заупокойною просфорою в руках и с молитвою в сердце. Кто как не ты? О! если и муж не поминает за упокой своей жены за литургиями и жена не придет в церковь помянуть своего умершего мужа: тогда не все ли равно, что эти умершие были бессемейными и безродными?

Неусиление в себе духа веры и молитвы, особенно свойственных вдовам

«Истинная вдовица и одинокая надеется на Бога» (1Тим.5,5); «вдова (сказано об Анн!)… не отходила от храма… постом и молитвою служа Богу день и ночь» (Лк.2,37). Для вдовых правила жизни полагаются более строгие. Почему же? Например, почему вдова должна жить верою в промысл Божий больше, чем другие? Потому что над ней опека Са­мого Господа Бога, так что Господь называет Себя «судьею вдовиц» (Пс.67,6). Вообще вдовцы и вдовицы столько почтенны пред Богом, столько любезны Ему, что чрез них Он мирится с людьми, которые сделались ненавистны Ему по своим грехам и не имеют никакого оправдания в своих грехах; так некогда Он на виновных евреев произнес угрозу: «Я закрываю от вас очи Мои…., Я не слышу…» и после этих слов тотчас прибавил: «вступайтесь за вдову… и грехи ваши…как снег убелю» (Ис.1,15,17,18). Ради вдов Апостолы установили в свое время особую должность «диаконис» (1Тим.5,9). Или почему вдо­вый человек должен усиливать свою молитву в сравнении с другими? И по избытку у себя времени, или по беспрепятственности семейных обстоятельств для большей молитвы; и потому что он, часто не имея никакой опоры в жизни, надежную опору может найти только в Боге. И так вдовец и вдова вовсе не понимают своего состояния, если не думают жить верою в Бога и не отдают себя подвигу молитвы. Как девство само по себе еще не достигло своей цели для известных пяти (юродивых) дев: так и одно имя вдовца или вдовицы при самой чистоте их вдовства еще недостаточно для полноты Божиих преднамерений о них. «Была усердна ко всякому доброму делу» (1Тим.5,9) говорится об истинной вдовице: то же, конечно, следует сказать и о вдовце.—Честные вдовцы и вдовицы! Ваше вдовство страшно—горькое событие в вашей жизни: немногих это несчастье посещает. Но вы не забыты Бо­гом, напротив, вы в особенной памяти и любви у Бога, если только усиливаете свою веру и молитву, если вообще свидетельствуете—отличаете себя богобоязненною жизнью. К богобоязненности вы призываетесь преимущественно пред другими, в ней благой «путь» для вас, «по которому мне идти» (Пс.142,8). Подражайте же святым вдовцам, например, Иосифу—обручнику, и вдовицам, например, вдове сарептской. Как Пресвятая Дева никому другому не была поручена, кроме честного вдовца Иосифа, так и Илия пророк ни к кому другому не был послан, «только ко вдове в Сарепту» (Лк.4,26). За то сколько же тот и другая из этих вдо­вых показали в себе веры в промысл Божий и доброты к ближнему, первый—приняв в свой дом святую Деву, не имеющую у себя родителей, а вторая—не отказав про­року во время голода и в последнем куске своего хлеба (3Цар.17,12)!

При вдовстве наряды, роскошь и хождение на мирские увеселения

«Иудифь сделала для себя на кровле дома своего шатер, возложила на чресла свои вретище, и была на ней одежда вдовства ее …(не смотря на то что) «муж ее … оставил ей золото и серебро» (Иуд.8.5,7); «а сластолюбива — заживо умерла» (1Тим.5,6). Вдовство — еще повторим—есть печаль и крест в жизни: для молодых же или только для пожилых лю­дей это самый тяжелый крест. И так, когда вдовец бывает в светлом платье или вдова вся разряженная, когда они любят во всем роскошь и ходят на мирские увеселения, например, на балы, в театры, на свадебные пиры: тогда и понятно каждому, что для них как бы ни почем несчастье, которым посетил их Бог; понятно, что они не скучают о своих четах. Если одна половина на том свете: не естественно ли другой переноситься мыслями туда же? А главное: бытность вдовца или вдовицы на мирских веселых собраниях, особенно на браке, раздражает их, живее напоминает им об их одиночестве, и после всего этого или только возбуждает их к зависти или соблазняет к нарушению вдовьего целомудрия. Сколько пало вдовцов и вдовиц от такого именно образа жизни! Но скажут: «ужели запрещается всякое развлечете вдовым? зачем и еще увеличивать их горе отказами во всем? Развлечение безвредное, как например, прогулка, свидание с родственниками, и никому не вменяется в вину. Но для чего же вдовцы и вдовицы потемняют золотой свой крест? Они уже близки к великому венцу, потому что терпят великое посещение Божие, потому что доля их в жизни очень не радостная. Еще не много—не много терпения и лишений, и—они были бы верными наследниками царства небесного.—Нет, честные вдовцы и вдовицы! Не для вас существуют мирские увеселения. Вы должны по­кончить с ними или, по крайней мере, если вы молоды и намерены вступить в новый брак, на раздражайте себя ими до времени.

Решимость на второй или третий брак

«Если же муж ее умрет, свободна выйти за кого хочет» (1Кор.1,39-40). Значит запрещения вступать во второй и третий брак нет. Для чего же и возбуждаем мы вопрос о второбрачии и троебрачии, будто о чем-то недостойном православного христианина? Все-таки второй брак, ни­сколько не составляя блудодеяния, как напротив учил один из древних еретиков (Новат.), есть снисхождение к немощи человеческой, неготовность посвятить себя в остальные годы жизни строжайшему целомудрию «если не могут воздержаться», сказано (1Кор.7,9). Чтоб смиренно сознавалась пред Богом эта неготовность нести подвиг строжайшего целомудрия, Церковь назначает второбрачному и троебрач­ному епитимии, первому—годичную, а второму даже до пяти лет (Вас.Вел.4). Облегчение этих епитимий, если не отмена, зависит и от семейных обстоятельств, извиняющих реши­мость на второй или на трети брак. Церковь строже от­носится к третьему браку при таком условии: если трое­женцу более сорока лет (следовательно, для него прошли годы, особенно пылкие для плотской страсти) и если у него есть дети от первых двух браков (следовательно, до­стигнута им первая и благороднейшая цель брака «деторождение» (Номок.прав.52), или «потомства»). Не запрещая второго и третьего брака, слово Божие и Церковь однако одобряют чистое вдовство: « она блаженнее, если останется так, по моему совету» (1Кор.7,40) учит апостол Павел. На чем утверждается этот совет? Прежде всего, на том же основании, что как брак хорошее дело, но девство лучше: так и второй и третий брак, получая благословение от Церкви и оставаясь законными, однако ниже первого или единственного в жизни брака. В су­ществе же дела преимущественно вдовства пред новым браком состоит и опять в том, что вдовый человек удобнее может служить Богу и ближним добрыми дела­ми (1Кор.7,34). Христиане первых времен, уважая целомудрие, из­бегали второго брака, и этому целомудрию их удивля­лись язычники. Далее: хоть вдовство стоить ниже богоугодного девства, но оно также высоко поставляется, если бывает честным не укоризненным. Из вдовых достойные возводятся в высокие сан архиерейский; некоторые святые, вступив в первый брак не по своему желанию, а более по убеждению родителей, вдовели и, как вдовые, были ве­ликими праведниками (Преподобная же Афанасия игуменья дважды выходила замуж, хотя и в первом и во втором браке исполняла только волю родителей. Она была великая подвижница: нетленные и чудотворные мощи ее открыты через год же после ее смерти. Жила в IX веке (Четь-минеи под 12 апр.)). А неприятности, которые встреча­ются в супружеской жизни во втором и третьем браке? сколько же их! Так например, если будут и «вводные» дети и дети от нового брака: тогда той стороне, у кото­рой родятся дети от последнего брака, не желательно видеть, чтоб пользовались лаской дети первобрачные или вводные. Но если не будет собственных детей, а будут одни «вводные»: досадно, зачем же нет собственных детей, и эта досада чувствуется каждый раз при взгляде на «приведенных». Наконец допустим, что и не будет такой досады, потому что нет желания иметь собственных детей, но неприятно только то, зачем вообще ласкает муж или жена свое приведенное дитя. На этот раз особенно рев­нива жена. По природному свойству «все к себе привлекать, сосредоточивать», жена второбрачного и детного мужа неприятно смотрит, когда он уделяет свою любовь к сы­ну или дочери от прежнего брака; ей желательно, чтоб он занимался ей одной, ласкал бы ее одну. Все эти затруднения, очевидно, должны быть взвешены пред вступлением в новый брак вдовыми, которые могут так (без брака) пребыть. «Но если же столь высоко прежде всего девство, а потом чистое вдовство вслед за первым браком: то дозволением и узаконением второго и третьего брака не умаляется ли достоинство девства и чистого вдов­ства? и если не закон это от Бога—после первого брака больше не жениться и не выходить замуж: что же за нужда держаться апостольского совета быть вдовым? для чего же предлагать такой совет, не возводимый в закон»? Прежде на это возражение скажем, что апостол Павел высказывает свой совет не лично; но по внушению от Ду­ха Святого «Думаяю я имею Духа Божия». Потом— тем самым, что хранить чистое вдовство до конца жизни не поставляется законом, а может вдовец или вдова и вступить во второй и третий брак,—тем еще более воз­вышается достоинство вдовства. Тогда вдовец или вдовица несут на себе вдовство не как иго закона, а как жертву и дар Богу, с полною свободою. Но говорят: «иная вдо­ва или иной вдовец очень молоды». В таком случай, оставшись добровольно вдовыми и целомудренно соблюдая свое вдовство, они наследуют тем больший венец в царстве небесном. Овдоветь в молодости несравненно тя­желей, чем в пожилых летах: на этот раз молодую вдову, например, св. Златоуст уподобляет «разженной печи». Но в случае или бессилия или нежелания нести подвиг целомудренного вдовства сначала и до конца не следует ни­сколько стесняться вторым или третьим браком. Тогда нужно пожертвовать и всеми внешними неудобствами второбрачия и троебрачия, чтоб не осквернить своего вдовства смертным грехом прелюбодеяния, — не осквернить и хоть раз. —Итак последняя речь к вам, вдовствующие если ты, вдовец еще молодых или только средних лет или если ты, вдовица, кроме того же благоприятного срока лет, имеешь искателей твоей руки, если вы добровольно отка­зываетесь от брака, а не по старости лет и другим препятствиям, и если несете подвиг вдовства не только в целомудренной чистой, но и с сознанием и убеждением: то великая будет вам мзда на небе! Вы рядом будете стоять пред престолом Божиим с девственниками от матернего рождения. А если вы не надеетесь сохранить себя во вдовьем целомудрии, то не смущаясь решай­тесь на второй и третий брак. Но при этом и медлить вам, например, целые годы, нечего; потому что ваши годы уже не первая молодость, и отдаление второго брака будет только затруднять воспитание вами детей, могущих быть от этого брака.

Попреки при новом браке счастьем прежнего

«(Иаков) возлюбил Рахиль больше, нежели Лию» (Быт.29,30). Во-первых, эти попреки незаконны; потому что новым браком прекращается прежний. О прежнем браке, или о любви к прежнему супружескому лицу, значит, и помину не должно быть. Поэтому не следует, пожалуй, второженцу иметь портрет первой своей жены: взгляд на этот портрет естественно производит неприятное чувство во второй жене. Затем, попреками возбуждается ревнивость, так сказать, к самому праху. Например, второбрачный муж говорит сво­ей жене, что «прежняя жена его была и красивее и по­слушнее и любезнее к нему». Но что же выходит? От этих слов жена начинает ненавидеть ту, которой, может быть, никогда не видала, от которой ничего неприятного не встретила. Возникает соперничество—вражда к умер­шему лицу, между тем как и в обыкновенной человеческой вражде более или менее мирятся с тем врагом, которого уже нет на свете. В попреках часто скрывает­ся лукавая цель: попрекает жена из вдовых своего му­жа прежним добрым мужем, чтоб новый муж больше угождал ей, больше ухаживал бы за ней. Тут еще и нет сознания своей вины пред Богом, т.е. если дей­ствительно второй муж или вторая жена хуже первых по характеру: в таком случае второбрачный человек должен бы сознать пред Богом, что он не заслужил по своим грехам лучшей подруги жизни. Наконец, укоряющее лицо вредит самому себе; потому что укоризною охлаждает к себе любовь укоряемого. Люди и без того меньше бывают привязаны к тому, чем владеют не первые, а после других (например, приятнее нам жить в том доме, который мы сами построили, чем в купленном после, других жильцов). Поэтому жена например, за вторым мужем должна бы стараться—заслужить особенными ласками и добродушием любовь к себе нового мужа, — должна бы помочь ему изгладить сознание, что ему принадлежит вторичное право владения, а также (если он и сам из вдовых) забыть прежнюю любимую им жену: между тем она попреками своими и его беспокоит и себя отталкивает от него.—Второбрачные! оставьте же взаим­ные попреки прежним браком и не любите даже разго­варивать о лицах прежнего своего брака. Одна только ос­тается на вас обязанность к прежней чете: поминать за упокой первую чету, и даже—если состоите в третьем браке—и вторую. Тем более должны вы исполнять эту обязанность, если имеете от первой четы детей.

Раздел 9: О соблазнах

Дерзкая или только беспечная открытость своего греха

«Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Римл.14,13). «Преткновение» это как камень или обруб де­рева, которые лежат на дороге и за которые идущий запи­нается. Таковы соблазны для человека в ходе его жизни нравственной и духовной. Впрочем «соблазн» есть нечто большее. Об иной камень можно только споткнуться, а от другого и пасть. Так, претыкается человек по силе стороннего примера только в мыслях, например, сомнениями, ложными взглядами, а падает в самих делах. Иначе сказать: «претыкается» составляют только то, что наводит на худые мысли или расстраивает дух, а «соблазны» это— уже поводы поощрения ближнему к тому же греху. Мы и начинаем свою речь с того, что более виновного в соблазнах, с самых дел греховных.—Человек—падшее, слабое существо. В нем (можно допустить такое исчисление) «две доли зла и одна только доля, или третья часть, добра». Отсюда скорее он склоняется к злу, чем к доб­ру, скорее подражает худым примерам, чем добрым. Отсюда в слове Божием строже осуждается соблазн, чем самый грех, от которого он происходит. Спаситель с кротостью и милосердием говорил о грешниках, которых пришел призвать «на покаяние» (Мф.9,13), а на соблазнителей произносил «горе» (Мф.9,18) и сравнивал их с тем, что лучше было бы им с камнем на шее быть брошенными в мо­ре (Лк.17,2). Грех не более как нитка, которая скоро рвется; он может ограничиваться одним лицом. Соблазн же, как длинная цепь, которая влечет ко греху других, или распространяет грех. В грехе грешник может очи­ститься покаянием и исправлением жизни: очистить же и прекратить соблазн, который он подал другому, не всегда властен. Таким образом, более нравственную вину имеют такие грехи, которых человек нисколько не скрывает, хоть бы и не думал ими соблазнить других, а только сам по себе грешил. Так именно он поступает или по своей дерзо­сти или по одной беспечности или по неудобству скрыть свой грех или же независимо от всего этого распростра­няет соблазн по особенному видному своему положению между людьми. Таковы «уличные» грехи: пьяный вид (ко­леблется на ногах или лежит на земле, между тем известен всем, как должностной человек или гражданин); песни целым хором (тихо на улице, например, летом, и крик песен одного человека, а тем более нескольких, так и входит в уши каждого); пляска площадная; в особенности же сквернословия (матерняя брань), слышимое на улице не тем только, к кому оно обращено в гневе или просто в разговоре, но и многими, которые проходят мимо или сидят в домах своих; тут, естественно, бесстыдный сквернослов, будет ли он холостой человек и еще молодых очень лет, дает о себе понять другим, что ему известен на деле грех блуда, и таким образом, в чем никто не подумал бы подозревать его, то он сказывает на себя публично. (О, как возмутительны для нравственного чувства эти уличные соблазны, как нужно бы преследовать их общими силами! Таковы и комнатные грехи, но более или менее открытые, как например, скором­ная пища в посты, неприличные свидания с другим полом, вольные речи о святой вере и насмешки над священным, хвастовство своими скверными делами (Пс.93,4) —это странное свойство греха. «Что же (спросят), —разве тайный грешник лучше, чем явный»? В сущности дела не желателен ни тот ни другой. Однако тайный грешник, к особенно с совестливым преднамерением не соблазнит других, менее отвечает пред Богом. Он еще имеет некоторую власть над собой, потому что не допускает об­наружиться своим постыдным привычкам. Иное дело— злоумышленностъ, затаенная вражда, клеветы: на сей раз, действительно, лучше видеть явного грешника. Но в других грехах тайный грешник менее вреден и таким образом меньше виновен пред Богом, Он только больше вредит самому себе; потому что, скрывая свое тайное зло, лишает себя посторонней помощи к исправлению. Явный же грешник, как «антонов огонь». Путем своего соб­лазна он быстро распространяет грех. Хоть и не все соблазняются его грехом, но слабые вообще или допускавшие когда либо тот же грех легко увлекаются его примером. — О, благоразумный христианин! не присоединяй ты к твоему тяжкому греху новой вины—соблазна ближнему. Не обольщай себя и тем, будто никто не видит тебя и не следит за тобой, когда ты на глазах других допу­скаешь какое либо постыдное дело. Поданный соблазн спеши пред соблазненными тобой загладить противным добрым делом.

Основание или одно одобрение основываемых увеселительных заведений и народных игрищ

«Везде оставим следы веселья» (Прем.2,9), «и похвалил я веселье» (Еккл.8,15). Это уже сознательный соблазн, намеренный вызов других ко греху. Даже и невинные по-видимому развлечения в обществе не совсем безопасны; потому что очень трудно не перейти в них за границу умеренности. Здесь не то, что в скромном кругу своего семейства или род­ства: здесь люди один другого возбуждают к рассеянности словами и примером, и обладание над собой скоро ослабевает. Здесь бывает похожее на испытание вкуса от вина: сначала вино услаждает вкус и развеселяет дух, а затем заставляет забыть приличие и доводит до забвения чести и обязанностей. Кроме того, в общественных увеселениях как скоро заводятся, так же скоро и сме­няются знакомства, что делает человека непостоянным в дружестве, как и всякая перемена заманчива тем, что нравится сама по себе. Ко всему этому надобно прибавить трату времени; опущение обязанностей, опытное ознакомле­ние со страстями человеческими или только возбуждение в себе усыпленных дотоле страстей. Что же после этого ска­зать о тех людях, которые, устраивая увеселительные дома и места, делают таким образом вызов других к увеселениям, очевидно опасным и вредным, как например, танцевальные клубы, танцклассы, игорные дома, цирки? Не было еще в ином городе, с самого основания его, театра и народ не чувствовал же в театре нужды: но ка­кое-нибудь распорядительное лицо в городе или влиятельное по своему капиталу и доверию строить театр такой величины и высоты и на таком видном месте, что новое строение спорит с существующими храмами и даже далеко оставляет позади себя Божии храмы своей величиной. Не было особых песенников в месте проулки какой или катанья, например, на сырной неделе, и кто-нибудь придумывает построить помещние для хора этих певцов и собирает их хор.—Другие же одобряют подобные постройки, удостаивают их имени современных, полезных и изящных. Но люди, в которых довольно страха Божия, которые любят правильную (регулярную) жизнь, всегда скажут, что лучше было бы им не видеть этих поводов к излишним удовольствиям: они рады бывают, когда эти поводы (соблазны) прекращаются. Не будь человек вблизи глубокой ямы, и—тогда, если б кто и повлек его к яме, он имел бы еще время и возможность воспротивиться: а коли он стоит у края ямы, удобно столкнуть его туда. Так не будь вблизи увеселительного заведения и тогда муж-жена, даже и холостые люди, провели бы время дома. И так сколько же тяжкую ответственность за чужие грехи принимает на себя частный строитель увеселительных заведений и народных игрищ, строитель ради выгод своей торговли или же единственно с целью развлекать народ! Быть может этот человек еще воображает себя благодетелем своего общества, да и действительно слышит по­хвальные и благодарные отзывы от современников. Но ах! не то он будет чувствовать, когда начнет умирать и когда «знамения веселия», его увеселительный постройки и учреждения как памятники соблазна народного, будут оставаться после него. Тогда рад бы он был сгладить их с по­верхности земли, но уже будет поздно. Перед смертью или только на закате его дней взгляд его на увеселения будет трезвее и правильнее: тогда он увидит, что все это не только «суета всяческая суета» (Еккл.1,2), но и развращение нравов. Тогда он сознает, что задача жизни человека вовсе не та, чтоб только порядочно повеселиться на свете, что будто кто много забавлялся, тот много и жил, нет! но запас добрых, богоугодных дел: тогда он поймет, что веселье первее всего должно исходить из сердца, а не отвне и на­сильственно возбуждаться. Скажут: «развлечения человеку полезны и необходимы». Правда. Но здравый смысл и хри­стианская совесть одобряют только такие развлечения, кокорые освежают силы, а не истощают их, подкрепляют дух, а не расстраивают душу.—О, ты добрый христианин и верный сын Церкви! дальше-дальше будь от того, чтоб основать какое либо небывалое народное увеселение или только одобрять постройку увеселительного дома или изобрести со­блазнительное игрище для народа. Иначе ты положишь тя­желый камень на твою совесть.

Издание и распространение соблазнительных сочинений, картин или изображений

«Будут лжеучители… и многие последуют их разврату» (2Петр.2.1,2). Соблазнительным сочинение при­знается по своему свойству и по безнравственной цели, ко­торая имелась для него. Если какое либо описание или изображение, например, женщины в непристойном положении, делается в сочинении особом и с целью научною (история, медицина): в таком случае нет еще нарушений бла­гопристойности и приличия. Но когда это самое допускается в сочинении чисто литературном, тогда целая книга или отдельное место в ней, не имеющее связи с общим направлением ее, или песнь-пьеса какая получают значение соблазнительных, вредных. Вредны для нравственности все такого рода книги и издания, от философских и физиологических до еженедельной или ежедневной газеты и до детской азбуки, в которых употребляются описания или выражения, противные чувству нравственности, показывается неуважение к вере и святыне или же осмеивается христианское подвижничество. Неполезны еще известия в газетах, знакомящие читающую публику в живых примерах или с противоестественными пороками или с блудными связями в самом кровном родстве или со страшными преступлениями лиц высокого сана и звания. (Порок, как порок, существующий между людьми, и без того известен читателям: для чего еще олицетворять его в свежих при­мерах и напоминать о нем? Страшное преступление лица высокого или духовного и без того смущает население местное: к чему еще передавать о нем целому белому свету? Ведь это не законодательство какое или чте­ние с нравственными выводами, система нравственная. А читатель, и самый благонамеренный или осторожный, не мо­жет не встретиться в газете или журнале с такими известиями).—Что же сказать о сочинителях всех подобных книг, повестей и газетных известий? Они умрут, а сочинения после них останутся и будут заражать умы других неправомыслием или же сердца развратом. Может быть сами-то они со временем и покаются, сознав свои заблуждения и дурное направление. Но хода своей книги уже не могут остановить. Книга выпущенная в свет, сама, напрашивается, чтоб ее читали: так и их книга будет ходить по белому свету и читаться тем с большим любопытством, чем больше заключает в себе соблазнительного. А также и пошлой песни или любовной пьесы не исправят составители их; потому что все это с живого голоса или на практике передается от них к дру­гими—То же должно сказать о соблазнительных картинах и статуях. Удивляться надобно, как это поднимается кисть у иного живописца или нож у резчика—ваятеля или рука у литографа и фотографа, чтоб производить безнравственные картины и с безнравственною целью!? О, злые и раз­вращенные люди! что же это вам досадил человек, что так развращаете его? сколько душ вы соблазните, сколько глаз оскверните одною своею картиною или статуей! (Из Священной истории знаем, что некто Миха сделал кумира только для одного себя, для своего лишь дома. Но воины узнали об этом и украли у него кумира. Затем, идолослужение от одного его дома и распространилось по це­лому городу и племени (Суд,гл.17-18)). Соблазн от безнравственных изображений берет свою силу даже и над серьезным че­ловеком! вследствие постоянного или только частого влияния. Иногда же впечатление этого соблазна бывает быстрое: не­чаянно или минутно только взглянул человек на соблазнительную картину, и—не может опомниться, одуматься: ум его уже помрачен, сердце осквернилось. Он или дей­ствительно падает тем, что представляет картина, или только долго не может освободиться от скверного пред­ставления. Даже и то излишне, когда допускают на кар­тине или в каком либо изваянии полное обнажение чело­века, чтоб натуральнее показать члены и все изгибы тела. Ужели живописное искусство пострадало бы без этой натуральности? есть еще (кроме тайных) члены в тьме, чтоб во всей натуре изобразить их. Да не гораздо ли на­туральнее изобразить человека и в самом обнажении с прикровением чресл, так как первая обнаженность че­ловеческая явилась не иначе, как препоясав свои чресла листьями от райских дерев?—Любят еще карикатурить на газетных листках или особыми картинками человека: смех невольно приходит при взгляде на эти кар­тины. Целью этих карикатур имеется обличить кого либо в пороке. Но ужели урок обличения не мог быть преподан без того, чтоб не безобразить наружность че­ловека, который создан по образу Божию и по подобию? Распространяете же сочинений или песен или картин соблазнительного, безнравственного содержания не только тот, кто раздает другим экземпляры их, но и лишь только показывает нескольким лицам один и тот же экземпляр, чтоб прочитали или посмотрели. Без сомнения, это распространение также злодейский шаг, но только менее виновный, чем первоначальное произведение книги или первоизобретение картины.—Читатель этих правил христианской нравственности! Если ты сочинитель какой либо или художник, о! не вооружайся против Господа Бога и святой Церкви изданием таких сочинений или картин, которые развратят человека или расстроят его дух. Нет; так как в тебе предполагаем мы чувство христианское, то каждому твоему новому произведению в свет должна предшествовать теплая молитва к Богу, чтоб Господь Бог даровал тебе непогрешительное писание или полез­ное произведение.

Знакомство с людьми, имеющими какой-либо особенный порок, или вообще порочной жизни

«Кто прикасается к смоле, тот очернится, и кто входит в общение с гордым, сделается подобным ему» (Сир.13,1); «пустые споры…чуждыми истине» (1Тим.6,5). И вообще в сообществе людей более соблазна, чем в домашнем уединении. Истинный признак христианства или людей, принадлежащих Христу, не «многочисленность», а «малость» (Мф.20,16;Лк.12,32). Мир столько уклонился к злу, что и не легко различить в нем добро от зла, что часто и те примеры, которые большинством принимаются как добрые, в самом деле опасны, что обычаи всегда и везде принятые, в сущ­ности дела вредны и противны Христу. Таким образом где скучиваются люди кроме серьезного дела и где чаще повторяются эти скучиванья,—там и больше влияния соблазнительных примеров и требуется большая осторожность против влияния соблазнов: «горе миру от соблазнов» (Мф.18,7); «не сообразуйтеся веку сему» (Римл.12,2), предостерегает нас слово Божие. (Поэтому-то враг—дьявол всячески старался возвра­тить пустынников в мир, надеясь скорее победить их соблазнами близ общества, или на народе) (И успевал он иногда в этом; так один из египетский, подвижников возвратился из пустыни домой с самыми добрыми намерениями—чтоб раз­дать отцовское имение бедным, почитая отца умершим: между тем подвергся в мире по искушению врага, тяжкому падению). Но близкое знакомство с людьми порочными уже самый легкий путь, чтоб усвоить нам недобрые убеждения и дурные правила жизни. Иной из нас не замечает вредного впечатления на себя от этого знакомства и тем успокаивает себя. Но впечатление мало помалу в нем развивается и при­водит его к тем же порокам, которые видит он в близких лицах. По знакомствам и можно даже опреде­лить характер известного человека, если лично он неизвестен нам. Коли ладит кто с порочными, коли не­трезвые или игроки или взяточники или сребролюбивые с расположением принимают его у себя и коли те только и знакомые у него: не ожидайте от этого человека доброго направления (1Ин.2,15). А если он скоро разошелся с кем из порочных: это более говорит в его пользу. Путь худых знакомств особенно опасен для молодых людей, а между пожилыми—для слабых характером. От чего например, благовоспитанные в доме родителей дети, поступив в учебное заведение, переменяются?—От влияния худых зна­комств. От чего человек, совсем не расположенный к пьянству, начинает часто упиваться?—от постоянных свиданий с нетрезвыми по службе или по совместному ка­кому занятию: первый у него свободный вечер; и—он спешит к этим лицам. От чего прямой и правдивый дотоле человек потерял целость своего характера?—от постоянного обращения с такими лицами, которые известны своею уклончивостью и лукавством. Не о том наша речь, будто добрые совсем не должны знать худых. По воле Божией «пшеница» оставлена «расти с плевелами» до самой жатвы, т.е. до кончины мира (Мф.13,39). Худые люди или многие из худых и еще худшими были бы, если б не находи­лись в среде добрых, честных и богобоязненных. Но кто молод или без молодости лет очень не тверд в своих нравственных правилах; тому без нужды знако­миться с порочными никак не следует. Затем и прочие, которые имеют нужду в знакомстве и частом общении с этими людьми, должны твердо поставить себя против порока или общей развращенности их, чтоб не пе­ренять себе от них вредного. Tем более не к тому мы ведем речь, чтоб чуждаться людей, не уважать общественности. Но входя в общество по приличию, по званию, по семейным и родственным отношениям, нужно иметь царем «свой ум в голове»; нужно с большею осторож­ностью относиться и к тому, что в обществе называют добром и что кажется добрым; нужно и одобряемые большинством обычаи и правила в жизни принимать не иначе, как поверив их заповедями Божиими.—О, избранная христианская душа! блюди себя чистою «от миpa» (Иак.1,27) а осо­бенно не следуй «на совет нечестивых» (Пс.1,1).

Скорое чувство соблазна на ближнего и даже только притворный соблазн

«Жена которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел» (Быт.1,3). Не нужно соблазнять ближнего, но не следует и соблазняться. «Не думал иной совсем согрешить: но увидел грех на другом, и согрешил». Ни книга читанная склонила его ко греху и ни речь чужая прельстила его согрешить (хотя в свою очередь и это все бывает), но последовало на него со стороны других, так сказать, «немое» действие соблазна. До греха мы хвалимся, что не могут нас соблазнить, и смело, самонадеянно идем на встречу соблазнам, вместо того чтоб уклониться от них и поберечься: а после греха, напротив, ссылаемся на поданный соблазн. Но скорее последование поданному соблазну показывает, что не крепка в нас любовь к Богу: если б мы более искренно и го­рячо любили Бога и Христа, то и уклонялись бы от предвиденных соблазнов и воспротивились бы тем соблазнам, которые неожиданно встречают нас. Легкомысленное подражание чужому соблазну обличает нас и в малой любви к ближнему; потому что мы делаем ближнего участником своего греха, или частью ответчиком за свой грех. Тем более не имеем мы тогда правильной любви к самим себе, потому что губим свею душу, гонимся за каждым худым примером. В Евангелии не видно ни одного примера, чтоб Апостолы когда либо и на кого либо соб­лазнились. Первые христиане жили среди множества языческих соблазнов, и не смотрели на худые примеры. Грех по поводу поданного соблазна тем не менее грех.—Как мы соблазнились чужим грехом: так в свою очередь и сами будем соблазнять других. Таким образом, от од­ного соблазна родится другой и распространяется зараза гре­ха. Но могло бы быть и противное. Так, если б мы бы­ли более великодушны и благоразумны, то людские соблаз­ны еще предостерегали бы нас от пороков и доставляли бы нам твердость—стойкость в честности и добродетели; потому что, видя человека увлеченного каким либо пороком, мы видим вред от этого порока уже не по описа­нию в книге и не по рассказам, а лицом к лицу. По­чему например, иной человек и сам то вспыльчивый в присутствии другого, который выйдя из себя стучит и кричит, —потому тогда принимает вид кроткого?—по действию примера с противной стороны. Или почему в нас рождается искреннее желание быть простыми, уважительными ко всем в обхождении, если мы встретим чрезмерного гордеца?—потому что когда только гордец и пройдет мимо нас с надменным взглядом или немного поговорит с нами или в присутствии нашем с другими величаво, сухо, не отличаясь между тем от нас особенно какими либо заслугами, тогда даже и на несколько часов остается в нас самое тяжелое представление его вида и разговора.— Но нередко еще соблазн бывает притворным, или как только одно сочинение, один предлог ко греху. Иные вовсе не чувствуют соблазна, а только хотят извинить им свой грех, которого в душе желают; например, они ждут,—не ослабить ли при них поста какое либо достопочтенное лицо (особенно священник), и дождавшись этого примера бро­саются на всякую пищу. Здесь даже два греха: заранее под­готовляется грех и сочиняется оправдание в этом грехе. —Великодушный христианин! пусть на соблазненном мень­ше греха, чем на соблазнителе. Но чем желать меньшей вины и утишаться меньшею ответственностью пред Богом, лучше же пожелать себе большей награды и больших венцов. И действительно: когда соблазняемый воспротивится соблазнам и преодолеет их, тогда добродетель его еще выше, заслуга его пред Богом славнее. Лот был пра­веднее в своем Содоме, чем Лазарь в Вифании. Дей­ствительно, Господь более благоволит к тому и несрав­ненно больше награждаете того, кто остается Ему верен среди множества соблазнов. Он не оставляет без на­грады даже и такого человека, который борется с худыми помыслами. Беспокоится этот человек от каких либо скверных помыслов и думает о себе, что уже совсем погиб: но Господь в это-то самое время возлагает на главу его венец за победу над помыслами. И так, если нынешнему христианину может быть и труднее спастись, потому что он окружен большими соблазнами, за то и бо­лее угодна Богу его верность и чистота жизни. Зная это, не унывай же от соблазнов, возлюбленная душа!

Неотказ себе в чем-либо позволительном, но соблазняющем, или смущающем других

«Если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнять брата моего» (1Кор.8,13).  Не так сказал Апостол, что «приведу брата к тому греху, или погублю», но только не соблазню. Это значит, что в данном случае «соблазн» имеет смысл только «смущения совести», а не составляет с одной стороны увлечение или прельщение ко греху, а с другой — подражание греховному делу — не составляет; потому что здесь вовсе нет греха, но допу­скается такое дело, которое можно допустить, можно и оста­вить. Так например, иного соблазняет плата или вознагра­ждение мне за труд какого-либо особого рода. И лучше я поступлю, если для успокоения его совести откажусь от этой платы. Другого смущает моя прогулка в каком-либо месте. Если так, то благоразумнее я поступлю, если остав­лю эту прогулку, чтоб успокоить ближнего. Нечего гово­рить, не похвальна и немощь чьей-либо совести: но нельзя похвалить неблагоразумие того человека, который трогает и, так сказать, бьет чужую совесть или который по край­ней мере не хочет разъяснить ближнему, в чем дело и как это напрасно ближний соблазняется им. Христос Спаситель совершенно мог не платить подати на храм, как Единородный Сын Того, в честь Которого построен был Иерусалимский храм: но да не соблазнить их (сборщиков), сказал Он, и велел Петру отдать за него и за Себя (Мф.17,27). Апостол Павел дело невинное запретил себе «во веки», на всегда, чтоб и однажды только не соблазнить брата (Повод, но которому Апостол в урок других высказал такое решение относительно себя, был такой. Одни из коринфских христиан спокойно покупали и употребляли в пищу остатки от жертв, которые была приносимы идолам, зная в рассуждая, что «идол есть ничто», что он не сообщает ни святости ни порока пище и что есть мясо идоложертвенное не значит еще принимать участие в идолопоклонстве. Другие же не возвысились пока до таких совершенно верных понятий. Недавно обратившись от идолопоклонства, эти думали, что есть остатки идоложертвенные значит, сообщаться с идолами или с теми силами, которые сокрыты в идолах. Впрочем, и они ели идоложертвенное по примеру первых, которые сильны были своим рассуждением. Только как же ели?— С укоризною в своей совести, противно своему убеждению. Таким образом, они сквернили, пятнали свою совесть. Вот апостол Павел доказав, что есть или не есть остатки от идольских жертв—дело невеликое пред Богом и не представляет никакой потери, и повел обличительную речь на первых за смущение ими совести в последних, т.е. речь против соблазна немощной совести (1Кор.8, 3—10)). Почему же лучше отказать себе в том, что позволяет закон и что не составляет греха, — отказать в пользу немощной совести другого? По многим причинам. Этот отказ себе будет добрым нашим пожертвованием для ближнего оскорблять совесть тяжело. А ближний наш, почитая по своему недоразумению и неразвитию грешным или предосудительным наше невинное какое дело или удовольствие, или только осудил бы нас за воображаемый грех или решился бы на то же дело, но решился бы против своей совести. Следовательно, в том и другом случае оскорбил бы свою совесть. — Он почитает нас больше сведущими (1Кор.8,10) в сравнении с собой и другими, и потому смотрит на пример наш, тогда как примером других не стал бы дорожить, не думая в них видеть дознания истины и законности: не должны ли и мы оправдать его доверие к нам?—Если и нас сердце смущает, что подаем соблазн ближнему: то лучше же оставить поз­волительное и —в существе невинное дело, но только со­блазняющее ближнего; иной вопрос, если мы незнаем на­верное, соблазняются ли нами, и если только предполагаем соблазн от себя другим: тогда нечего нам беспокоиться.— Да и самое дело наше, составляющее предмет соблазна, ведь таково, что с одной стороны состоит в нашей воле, а с другой—не прибавит нам и не убавит у нас свя­тости, не принесет нам особенной пользы, но и не доста­вит вреда. Следовательно, нечего нам гнаться за ним.— Наконец, не отказав себе в этом деле, мы не окажем снисхождения к ближнему, выразим пренебрежение к нему, между тем как «за которого умер Христос» (1Кор.8,11), т.е. Христос не отказался и умереть за него.—И так, великодуш­ный христианин! Не говори: «что мне до того, что другие соблазняются мной по своей мнительной совести и по сво­ему необразованию? Пусть сами достигают такого же знания дела». Когда они достигнуть знания: тогда и не будут больше соблазняться. Но если ты разумно смотришь на вещи, если считаешь безгрешным то, в чем действи­тельно нет греха: то будь же разумен до конца. При разумных своих воззрениях и действуй разумно, не сбивай с пути ближнего твоим поступком, который соблазняет его. «Блюдите, да не презрите» единого от малых сих, наименьших из верующих в Мя, сказал Спаситель (Мф.18,10).

При холостой или вдовьей жизни сожительство в доме с посторонним лицом другого пола, хоть бы и без преступной цели

На одном из вселенских соборов было сказано: «не иметь сожительствующую в доме жену, разве матерь или сестру или тетку или те только лица, которые чужды всякого подозрения» (1Всел.3, Вас.Вел.68). Пусть это правило состоялось соответственно для лиц духовного сана и к ним то в строгом смысле должно теперь применяться. Но оно не может не иметь применения и к мирским или светским лицам в таких случаях: а) когда женское лицо раньше было в пре­ступной связи с тем, у кого живет в доме или квар­тире, или же с иным кем имело такую связь, а все это не тайна для других; б) когда сожительствующие холостой и девица оба молоды или они — мужчина и женщина равных приблизительно лет; в) когда нет в доме посредствующих между ними лиц, т.е. нет ни сестры ни возрастных детей, и когда, притом, помещение их сближено; г) когда холостой так то живя и не женится, а девица или вдова остается не замужнею. «Что же, однако, худого в этом сожительстве, если нет постыдной связи»? Прежде всего, эти лица сами себя поставляют в соблазнительное отношению друг к другу. Если они по целым дням вместе и сидят и обедают и разговаривают, если не­чаянно сталкиваются между собой не одетые, например, утром после сна, ночью в случае какой либо тревоги или бо­лезни, не дозволяющих в скором времени и прикрыться прилично: в таком случай как же трудно им остаться чистыми от плотского пожелания! Это похоже на то, как сидеть голодному у сытного стола или жаждущему у чаши с водой, и—не сметь прикоснуться ни к чему. Но выход безвредным из такого соблазнительного состояния имел бы, как и вообще победа над соблазнами, действи­тельно заслугу пред Богом, если б все это и казалось безразличным в глазах других; если б не соблазняло никого. Чем же, между тем, уверят сожительствующие сами или чрез других, которые—допустим так—и вполне уверены в чистоте их отношений, — чем уверят, что нет между ними преступной связи, нет по временам плотских падений? Входит только посторонний человек в их дом или квартиру, и встретив девицу, которая по звонку отворяет дверь, вообще увидев тут женское лицо, равное по летам холостому хозяину дома или квартиранту; или же заметив только в комнатах женские платья, башмаки, гребенки,—вместе с этим не тотчас ли встречается с мыслью не в пользу целомудрия холостого хозяина? Но если даже и позволительные сами по себе действия часто наводят иных немощных совестью на соблазн: не тем ли более подобное сожительство, которое прямо запрещается церковными правилами, может соблазнить многих? (Вообще о соблазне надобно сказать, что угроза за него горем тогда только минует человека, когда от того же соблазнительного дела происходит в другом роде польза, и когда эта польза, происходящая от соблазна, гораздо больше или важнее вредных впечатлений, какие чувствуются от него некоторыми лицами. А если от какого дела бывает посторонним лицам один соблазн, полезного же ровно нет ничего: то, хотя бы и не основательно нами соблазнялись, мы не останемся правы). Но говорят: «как же обойтись в доме по хозяйству без женского лица?» Можно обой­тись; потому что мужчина и сильнее женщины и меньше по домашней жизни требует для себя, да в иных нуждах своих удобнее может замениться мужчиною же. Поэтому, если б, и действительно, представлялись гораздо большие удобства в услугах со стороны женского лица: все же лучше пожертвовать этими удобствами, чем допустить такую вину: «уязвляя немощную совесть…, согрешаете против Христа» (1Кор.8,12). Еще иные говорят в извинение себя: «девица или вдова нуждаются в нашем сочувствии, а также и в помощи на­шей, чтоб не отняли или не расхитили у них капитала — имения». Что же? опекуном, экономом или поверенным для них и возможно быть, но нет нужды принимать их к себе или входить к ним в дом на житье. И все же тут идет речь только о временном и материальном: а не стоит ли этим пожертвовать ради того, чтоб не вве­сти других в соблазн? Говорят: «девица или вдова — бедные, бесприютные» или же: «это бедная наша родственница. Ужели же не добродетель приютить их, между тем как нет к ним преступных намерений?» Вместо женского лица можно в том же роде оказать благотвори­тельность бесприютному мужчине. Притом, и в среде женщин найдутся же лица, которые более нуждаются в приюте, например, престарелые, убогие. Почему же нет заботы о последних, а приглашаются для приюта молодые и красивые? не потому ли, что эти могут удовлетворять, если не прямо плотской страсти, то похотному воззрению? а также почему бы и тем и другим не помогать из дома? для чего поме­щать их у себя? Во всяком случае можно ли сравнить эти два предмета: покровительствовать одной какой либо девице или вдове, приняв их к себе в доме, и собла­знять множество душ?—Нет, холостые или вдовцы! ничем не извиняется ваше тесное сожительство с женским лицом, хотя бы преступной цели у вас и не было. А если у вас все чисто, если в вашем сожительстве ни с той ни с другой стороны не чувствуется грубого, животного побуждения: то и тем менее надобности вам допускать со­блазн другим.

Удержание себя от порочных дел по одному лишь опасению людского соблазна

«Ненавижу ложь и гнушаюсь ею; закон же Твой люблю» (Пс.118,163) — вот по какому побуждению нужно удерживаться от несо­мненно греховных дел, а не потому лишь, что нами будут соблазняться, что о нас будут толковать. Должно быть в нас внутреннее отвращение от зла, когда мы бо­имся делать злое. Доброю своею нравственностью прежде всего мы должны служить Богу, а не людям. Кто же соб­ственно по опасению соблазна удерживается от пороков: у того только одна наружность нравственности. Но бывают пороки, которых не видят другие и которыми, следова­тельно, никто не может соблазниться. И вот на эти-то пороки в таком случае, хоть бы они были самого преступного качества, и бросаются часто голодные страсти на­ши! Да и то уже не составляет ли от нас соблазна для ближнего, когда он видит или убежден, что мы отвра­щаемся пороков из-за одного лишь соблазна?—Нет, христианин! удаляясь бесчестных и законопреступных дел, действуй ты лучше в простоте и по чистой совести. Тог­да не будет у тебя никакой натяжки в поступках и добрые твои примеры скорее найдут сочувствие в других.

Отлагательство самых добрых дел из опасения соблазнить ими других или завинение кого в соблазне по поводу этих дел

Да, и святые дела могут быть материалом для соблазна. Так фарисеи строжайший пост Крестителя объ­ясняли «беснованием» (Мф.11,16-19). А Христа Господа нашего за то что Он обедал с мытарями, где в Нем каждая негру­бая душа могла бы видеть только пастыря погибающих овец, за это они называли Его «человек, который любит есть и пить» (Мф.11,19). Вообще фарисеи постоянно соблазнялись, потому что они были фарисеи-лицемеры. Наклонность соблазняться добрым и есть качество фарисеев. Сама проповедь апос­тольская о Христе распятом была «иудеям соблазном» (1Кор.1,23); иудеев соблазняла смерть Спасителя на кресте, как смерть презренная, смерть тяжких преступников: им нужен был Мессия в виде всемирного завоевателя. Так и ныне эта фарисейская наклонность соблазняться святым обнаруживается в некоторых в виду чьей-либо сильной и решительной стремительности к делам евангельским. Например, если священник начнет каждый воскресный день говорить проповеди для мирян по искреннему усердию будет часто приступать к Св. Тайнам: этим, как «новым и небывалым» делом, обыкновенно, многие соблазняются. Но как же можно из опасения подобных соблазнов прощаться с добрыми делами или нарушать прямые нравственные обязанности? В таком случае и совсем нельзя быть ревнителем добрых дел. Что было бы, если б Апостолы, убоясь соблазна евреев, замолчали о Христе распятом? Нет; на такие-то соблазны уже нисколько не следует обращать внимания. Подобные люди готовы всем соблазняться: они сами себя соблазняют и соблазнами сами себя погубляют. Из-за них нельзя же делать насилие своей совести и изменять истине и добродетели. Когда апостол Петр заботливо заметил о смущении евреев: «соблазнились» по поводу вопроса о ядении и немытыми руками; тогда Спаситель спокойно ответил ему: «оставьте их» (Мф.15,12-14). Равным образом не следует обвинять и других, которые особенною своей ревностью в каком-либо святом деле или вообще строгою своею жизнью возбуждают против себя говор, из-за которых иные просто волнуются. Чем же виновен какой-либо правдивый, честный и богобоязненный христианин, если неблагонамеренные и упрямые люди не хотят понять его духовных целей? Да и собственно соблазняют их не порок и не нарушение закона, потому что они друзья порока и нарушений, нет! Но они самому-то добру придают смысл зла и на это мнимое соблазняются. Какую еще осторож­ность может употребить ревностный христианин, чтоб не толковали того и другого о делах его святой ревности и чтоб не быть ему предметом молвы народной (Ин.7,12)? ужели ему сойти с той дороги, по которой он идет и кроме которой нет ни для кого истинного пути? И конца не бу­дет соблазнам и соблазнительным рассказам лицемеров или прямо развращенных людей по поводу чьей ли­бо высокой, христианской деятельности, если смотреть на эти соблазны и винить за них деятеля.— О, ты ревностный о добре христианин, читающий эти наставления! Две души ведь не могут быть в одном теле. Так и нечего надеяться, чтобы в одно и тоже время и, любя Бога, угождать Богу святою жизнью, и, любя ближнего, предотвратить соблазнительный говор, недовольство и насмешки со стороны тех людей, которые «не приняли любви истины» (2Фес.2,10). Следовательно, остается, не смущая ни себя ни других в подобном состоянии, знать и выполнять только свое дело – служить Христу!