Новый эклогион (3). Избранные жития святых, пересказанные преподобным Никодимом Святогорцем

Родиной преподобного и богоносного отца нашего Леонтия был город, называемый всеми Струмница (раньше его называли Тивериуполь). Родился он у богатых и благочестивых родителей и, возрожденный в Божественном Крещении, был назван Львом. Когда преподобный подрос, то был отдан в школу изучать священную грамоту. Читая жития святых, он сильно возжелал отречься от мира и стать монахом, чтобы работать для Господа. Когда умер его отец, он покинул родину и, придя в небольшое селение, нашел там одного благочестивого священника, друга своего отца. Хорошо зная Льва и любя юношу за его добродетель, он принял его в своем доме. Увидев в доме священника святые иконы, Лев подошел к ним и стал беседовать с ними, как с живыми, прося устроить его путь и привести ко спасению.

Затем он лег спать, чтобы отдохнуть от трудов пути. Проснувшись ночью, Лев взял небольшую икону, на которой был изображен Господь в виде младенца, и, никем не замеченный, ушел на гору. Поставив перед собой икону, он преклонил колена и стал молиться: «Укажи мне, Господи, путь, по которому мне идти, ибо к Тебе возношу я душу мою» (Пс 142: 8). Насади меня в горе святой Своей, в готовом жилище Твоем. Покрой меня кровом крыл Твоих, се бо удалил ся, бегая, и не вем, идеже вселюся, но на Тебя надеялся я утробы матери моея, не оставь меня до конца». Молясь эти ми и другими словами и беседуя со святой иконой, словно с живой, он стоял так до вечера, ничего не вкусив. Когда же стемнело, и он захотел спать, то собрал множество терновника и обнаженный лег на него сверху. Колючки впились в нежное тело, которое стало кровоточить, что причиняло ему сильные боли. Мучаясь без еды, а на время сна ложась обнаженным на колючки и проливая теплые слезы, Лев провел так три дня. Затем он спустился с горы и пришел в дом священника. Попрощавшись с ним, он отправился в Константинополь без единого обола или куска хлеба.

Подойдя к Константинополю, Лев зашел в монастырь Божией Матери, называемый Птелидийским, и там принял монашество. И так, будучи монахом и внешне и по внутреннему человеку, преподобный пришел в столицу, никем не знаемый и чужой и для города, и для жителей. Он никого не хотел приветствовать, ни с кем не хотел знакомиться, ни с малым, ни с великим, но тотчас же начал подвизаться против властей тьмы. Притворившись юродивым, он явился пред жителями города. И одни его били по щекам, другие кулаками, а третьи издевались.

Желая проверить, не приобрел ли он какую пользу от своего юродства, он взял в руки горящие угли и, бегая по базарам, кадил всех, кого встречал на дороге, особенно же святые иконы Христа и Божией Матери, которые были на перекрестках. И свершилось чудо, потому что эти угли совершенно не обжигали ему руки. Желая испытать, не было ли это диавольскими кознями для соблазна людей, он повторил то же самое и когда остался один. Но и тогда угли не вредили ему. Он решил еще раз попробовать и, подобрав подол своей рясы, положил туда голыми руками множество горящих углей. Но ни одежда его не сгорела, ни руки свои он не обжег. На углях лежал фимиам, который, сгорая, давал благоухание. Преподобный очень удивился этому и подумал, что, наверное, уже достиг великой меры святости. Но тотчас же Лев прогнал эти помыслы, назвав себя землей и пеплом, таская себя за волосы, проливая множество слез, посыпая голову землей и призывая на помощь Бога.

Но преподобный не остановился на этом испытании и, будучи в бане, снял с плечей накидку и бросил ее в банную печь, но случилось то же самое чудо: одежда совсем не страдала от огня. Тогда, думая, что над ним издевается бес гордости, он стал еще более плакать и биться головой об стену, боясь, что возгордится и потеряет все, что приобрел от своего юродства. Преподобный продолжал юродствовать все то время, пока находился в Константинополе. У некоторых он вызывал изумление, и они свидетельствовали, что он раб Божий, а некоторые били его, почитая за сумасшедшего.

Позже пришел в Константинополь знаменитый в добродетелях епископ Тивериадский, и божественный Леонтий сразу прилепился к нему, подчиняясь во всем. И он тоже понравился духовному своему отцу, который радовался и ублажал Леонтия за его благоразумие и послушание, ибо в таком юном возрасте он всей душой подъял на плечи иго Христово. Его послушание проявилось в следующем чуде.

Надо сказать, что его старец проживал не в Константинополе, а в одном горном местечке, в суровом и удобном для безмолвия месте, где обучал учеников своих всему, что служит к пользе душевной. Как-то раз старец послал Леонтия с поручением в столицу, велев по его исполнении в тот же день вернуться обратно, чтобы избежать искушений, случающихся в городах. Епископ также прибавил к этому и изречение, что даже рыбам вредно пребывать на суше долгое время. Выслушав это наставление, Леонтий отправился в Константинополь. Там он постарался как можно скорее завершить порученное ему дело. Закончив все, когда еще был день, юноша спустился к берегу, но обнаружил, что корабля, которой должен был отвезти его туда, где жил старец, нет. Долго он бегал по берегу, как будто кто-то гнался за ним, ища подходящий корабль. Но, поскольку солнце уже зашло, на берегу не было никого, кто мог бы перевезти его к старцу. Встретив одного священника, друга старца, он попросил его побыстрее отвезти его к нему, потому что не имел благословения ночевать вне своей кельи. Священник же отвечал, что время уже позднее, все разошлись по домам, и уговорил его к нему домой, поужинать и спать. Но благословенный Леонтий узнав, что у священника две красивые дочери, и размыслив об опасности, которой могла бы подвергнуться его душа, предпочел лучше исполнить благословение старца и утонуть в море, чем нарушить благословение и впасть в искушение. Полностью уповая на Бога и на молитвы своего старца, он бросился в море. И — о чудо! — Бог, Который помог некогда Петру ступать по водам, помог сейчас и своему рабу, избавив его от морского течения, ибо, находясь в воде, преподобный стал шагать как бы по суше. Поняв, что может шагать по воде, он пошел вперед, но не понимал, как это происходит, ибо воды полностью покрывали его и некоторые были даже выше его головы на одну пядь. Так он шел, пока не достиг противоположного берега.

Какими словами можно передать ту великую веру в Бога, что имел юноша, или чудо, сотворенное с ним Богом? Если же кто спросит, почему Бог не попустил преподобному ступать по морю, как по суше, или по морскому дну, как Израиль в древности, но погрузил его в воду, мы ответим так. Поскольку преподобный был еще молод и неутвержден в добродетели, то с ним и случилось это, чтобы он не возносился, что достиг совершенства в святости, и чтобы понял, что ступать по морю как по суше может только тот, кто пролил множество пота и много подвизался в добродетели. Преподобный пришел к старцу глубокой ночью, весь мокрый. Увидев его и узнав о чуде, сотворенном Богом, духовный его отец возрадовался, удивляясь ученику, и восславил его за любовь и веру в Бога, и совершенное послушание своему учителю. А ученику, в свою очередь, было приятно, что у него такой учитель, который может избавлять учеников от смерти.

Надумав вернуться в епархию, учитель взял с собой и Леонтия. Но из-за бури, что случилась на море, они попали на остров Патмос. Поднявшись в монастырь святителя Иоанна Богослова, они отдохнули там несколько дней, а затем снова взошли на корабль и прибыли на Кипр, чтобы провести зиму, а весной пойти в Иерусалим и в Тивериаду, епархию отца. Но Бог, Который заранее знал о будущих подвигах Леонтия на Патмосе, не дал ему пойти в Иерусалим с Кипра. Зная, что ему неполезно оставаться на Кипре, юноша просил старца позволить ему вернуться обратно на Патмос в монастырь Иоанна Богослова, потому что ему очень понравилось то место жизнь тамошних отцов. Бог, подвигнувший на это ученика, подвигнул и душу учителя, который дал ему разрешение. Так преподобный со всяким усердием вернулся на Патмос, не имея с собой ничего, кроме старой одежды, которая была на нем.

Придя в монастырь, он был принят тогдашним игуменом по имени Феоктист, который был воистину человеком духовным и служителем Божиим, способным узнавать то, что кроется внутри человека, судя по внешнему и кажущемуся. Приняв Леонтия, игумен велел преподобному не общаться с братьями, не ходить на общие церковные службы, но безмолвствовать в своей келье и совершать правило, которое он сам ему назначил, потому что Леонтий был еще безбородым юнцом и мог вызвать соблазн. Пребывая в келье, юноша со всей строгостью проходил монашеское жительство: он непрестанно молился, читал Священное Писание, воспевал псалмы, имел ревность к добродетелям, из глаз его ручьем текли слезы, а когда другие братья спали, и ему было трудно извлечь слезы, то он брал приготовленный для этого ремень и бил себя по обнаженному телу. От сильной боли преподобный плакал и не желая того. На ремне было закреплено множество гвоздей, поэтому когда он бил себя, то, глубоко вонзаясь в тело, гвозди сдирали плоть, из ран текла кровь, а жестокие боли вызывали обильные горячие слезы. Из-за ран лежать на земле преподобному было еще больнее. Тем же кто его видел, он казался сухим и худым от побоев и ран, но никто не знал истинную причину этого.

Чтобы всегда иметь память смертную, очень часто рассвете Леонтий тайно выходил из кельи и шел на братское кладбище. Там он снимал одежду и, без всякого страха с дерзновением входил в какую-нибудь гробницу, где были останки умерших. Он падал на землю, как мертвый, по своей воле и лежал там целый день, плача и рыдая так сильно, что заливал слезами тела усопших, причем никто не знал, что он там. Леонтий поступал так ни один, ни два, ни десять но многие годы, как потом поняли братья, позже узнавшие о том.

Игумен поставил преподобного помогать екклесиарху, и он выполняя послушание, не прекращал тайных трудов непрестанной молитвы, размышления, сокрушения сердечного, слез, бдений и стояний, так что тело его от многих утеснений ослабло, и он стал подвергаться непредосудительным телесным страстям, особенно же сну. Видя, что Леонтий дремлет во время службы и прислоняется к стене храма головой, игумен подходил и толкал его в грудь, преподобный головой стукался о стену, просыпался, а другие братья делались более внимательными. Так поступал игумен до тех пор, пока не узнал о тайном делании преподобного, и тогда уже перестал его трогать. Узнав о подвижнической жизни Леонтия, игумен решил проверить его и другими способами, чтобы узнать, не бывает ли чем побежден этот адамант. Иногда он возводил его в достоинство настоятеля и екклесиарха, иногда низводил из этого достоинства, делая смиренным слугой, но блаженный нисколько не задумывался об этих изменениях, никогда не выходило из уст его и слова недовольства, как будто он был совсем бездушным. И хотя преподобный всегда был смиренным и почитал себя хуже пса, он никогда не переставал наносить себе побои, делая это иногда ночью, когда другие братья спали, а иногда днем, уходя далеко от монастыря, в тихое место, чтобы его никто не видел. Когда же он бил себя, то при этом говорил: «Отверзи мне очи сердца, Господи, и просвети их светом знания Твоего, «ибо у Тебя источник жизни; во свете Твоем мы видим свет» (Пс.35: 10). Говоря так, он с теплыми слезами умолял Бога и однажды ночью увидел руку до локтя, которая держала хлеб, и услышал голос: «Возьми этот хлеб, и съешь его». А хлеб этот напоминал Питу, которую готовят из муки с пряностями и медом. Как только преподобный съел тот хлеб, он пришел в себя, и с тех пор начал легко познавать смысл Священного Писания. Не было ни одной духовной книги, которая бы ни казалась ему сладостной и приятной, или которую бы он не понимал. Язык его стал острее языка риторов и он красноречиво излагал все, о чем говорил ему благой Дух Божий. Леонтий легко выучивал наизусть целые книги, и не только те, которые содержат жития преподобных и мучеников или творения божественных отцов с нравственными поучениями, но и те, в которых излагались высокие догматы веры и которые немногие понимали из-за содержащихся в них богословских понятий. Леонтий так хорошо их помнил и цитировал, когда говорил, что некоторые подумали, что он читает по книге; Леонтий полностью изучил богословскую книгу, называемую «Догматическое всеоружие». Просвещенный таким образом в высоком знании богословских догматов, преподобный стал светочем знания и умом боговдохновеннейшим, но чем более изобиловали в нем дары Святаго Духа, тем более преумножал треблаженный и свои труды. К ежедневным побоям он решил присоединить еще большее смирение и совершенно воздерживаться от всякой пищи. Но поскольку он находился в монастыре общежительном и ходил на трапезу вместе со всеми, полностью отказаться от пищи было затруднительно и, чтобы братья не узнали и не соблазнились, он замыслил следующее. Преподобный садился за трапезу вместе со всеми, брал еду, клал ее в рот, но не проглатывал, а тайно выплевывал в рукав одежды. Там он держал ее до окончания трапезы, а затем отдавал птицам. Таким образом, он уходил от трапезы голодным.

Размыслив обо всем этом, игумен счел Леонтия достойным принять священство. Но когда он сообщил ему об этом, тот в начале не хотел даже и слушать, но потом, сильно понуждаемый настоятелем и чтобы не оказаться ослушником, нехотя дал себя уговорить и принял великую и полную монашескую схиму и священнический сан. И хотя через Таинство Священства преподобный стал учителем и просветителем другим, он не стал вести себя как учитель и презирать меньших братьев, но был для всех образцом смирения, трудясь вместе с трудящимися, утешая скорбящих, исправляя падающих и исцеляя соблазнившихся. После этого под нажимом игумена и по решению всей братии Леонтии сделался экономом монастыря. Будучи связанным заботами и трудами сверх своих сил, он, тем не менее, не оставлял тайного своего делания и привычных своих побоев, которые мужественно переносил в келье. Всю ночь преподобный проводил в чтении слова Божия, молитвах, псалмопениях, очистительных слезах, и лишь один последний час ночи, на рассвете, спал. Посему и Господь посетил его Своей благодатью, что ясно видно из дальнейшего рассказа.

На праздник святого Иоанна Богослова, после бдения, преподобный пошел немного отдохнуть в келью. Там он взял в руки книгу, и… случилось чудо! Под видом игумена ему явился апостол Христов Иоанн Богослов и сказал: «Чадо Леонтие, ступай скорее и начни служить раньше обычного времени, потому что я хочу пойти в Ефес». Не в силах противоречить повелению игумена, он пошел к нему в келью, размышляя по дороге, почему он заранее не сказал ему, что хочет пойти в Ефес, и почему не берет его с собой. Положив обычный поклон, преподобный попросил благословение на начало Божественной литургии. Игумен же его спросил:

— Что с тобой, брат? Ты хочешь служить сейчас?

— Отче, разве не ты сам мне повелел скорее совершать Божественную литургию, потому что хочешь пойти в Ефес?

Услышав это, игумен понял, что то был Иоанн Богослов, поэтому сказал:

— Ступай, чадо, и сделай, что тебе было велено, ибо возлюбленный Иоанн невидимо спразднует и нам, и ефесянам.

Так преподобный сподобился увидеть Иоанна Богослова и услышать его голос. Монастырь Иоанна Богослова ежегодно получал царское довольствие, которое поступало с острова Крит. В то время на Крите этими средствами распоряжался Иоанн Стравороманос. Будучи вторым настоятелем обители, преподобный вместе с другими братьями отправился к нему за довольствием и чтобы приобрести все необходимое для братии. Когда он находился на Крите, однажды вечером некий Константин Сканфис, который прикидывался сумасшедшим, хотя имелись свидетельства, что он предвидел и предсказывал будущее и исцелял душевные и телесные страсти некоторых, стал громко взывать: «Господи, помилуй!», причем делал это неоднократно. Думая, что таким необычным криком он предупреждает о том, что на Крит идет великое зло, многие прибежали к нему разузнать, в чем дело. Однако на вопрос, почему он кричит и что случилось, он ничего не отвечал, но только продолжал взывать: «Господи, помилуй!». Захотел пойти к нему и божественный Леонтий, чтобы выяснить причину его криков. Как только Леонтий тронулся в путь, Сканфис перестал говорить: «Господи, помилуй!» но стал кричать еще громче: «Дорогу, дорогу, идет, идет! Горе вам, благочестивые, в этот час. Если бы он не пришел, что случилось бы с вами?» Когда же преподобный подошел к нему, Сканфис сказал: «Добро пожаловать, добро пожаловать, мой Златоуст». Он припал к его ногам, стал их целовать и еще усерднее кричать: «Добро пожаловать!». Но почему Сканфис так говорил и так поступил, никто не узнал, а он сам никому не рассказал, кроме того что своими поступками и словами показал, что Леонтий велик у Бога и свят.

В другой раз страшной смертельной болезнью заболел игумен и слег в постель. Преподобный очень опечалился из-за болезни своего духовного отца. После литургии Леонтии пошел с братией в общую трапезу и поинтересовался у служителя что будет есть игумен, и есть ли у него аппетит. Уз нав, что у старца не только нет аппетита, но он тяжко страда ет от страшного приступа, преподобный сильно опечалился и, вздохнув от всего сердца, стал молиться. Встав из-за стола, он отправился в келью игумена. Положив обычный поклон и испросив благословения, он понял, что старец его страдает так сильно, что даже не может говорить. Тогда преподобный нашел небольшую тыкву с вином, наполнил им стакан и хотел дать выпить больному. Больной отказывался и едва слышным голосом произнес, что как только выпьет это вино, тотчас же умрет. Но преподобный все равно уговаривал его выпить сказав, что это благословил Христос и как только он выпьет, то сразу выздоровеет. При этих словах преподобный перекрестил стакан, тайно призвав на помощь Господа. Видя что старец не хочет пить, Леонтий вслух призвал Господа, говоря такие простые слова: «Христе мой возлюбленный, желанный Владыка. Если Ты любишь Свою Мать, мою Госпожу, услыши меня, убогого раба Твоего, и подаждь исцеление духовному моему отцу». Услышав это и умилившись от этой простой молитвы, старец послушался и выпил вино. И — о чудо! — болезнь его в тот же миг прошла и из него вышло столько желчи, что ей наполнили целый сосуд. Это и подтверждает необычность чуда, ибо несомненно, что с таким количеством губительного вещества игумен жить бы не смог.

Узнав, какое сильное дерзновение имеет к Богу Леонтий, старец с той поры понуждал его стать игуменом и сам с радостью подчинялся тому, кто своей молитвой к Богу даровал ему жизнь. Но преподобный не хотел об этом и слышать, но пребывал в прежнем послушании, подчиняясь своему духовному отцу. Он по-прежнему прилежно исцелял больных и целовал сгнившие члены увечных.

Придя однажды в Константинополь по делам монастыря, преподобный, будучи вторым лицом после игумена, выполнил все, что ему поручили, а затем поднялся в монастырь преподобного Даниила Столпника. Видя, что местность эта пустынна и спокойна, он весьма возжелал в безмолвии провести там остаток своей жизни. Поделившись этими мыслями с подвизавшимися там братьями и получив их согласие, пообещал сначала сходить на Патмос, чтобы отчитаться в делах перед братией, а затем вернуться сюда. Но Бог, Который все устрояет, в это время забрал в вечные селения игумена монастыря на Патмосе, повелев ему назначить игуменом Леонтия, о чем игумен оставил письменное распоряжение.

Вернувшись на остров и увидев, что обитель в таком бедственном положении, преподобный не знал, что и делать Он помнил об обещании, которое дал Богу и преподобному Даниилу — стать преемником его добродетели и боле склонялся к тому, чтобы пойти в обитель Столпника. Однако, слезы братии, которые осиротели как овцы без пастыря письменное решение игумена или, лучше сказать, не писанное, от Бога, победили его и он нехотя принял предложение братии остаться. Тогда он стал прилагать труды к трудам бдения к бдениям, объясняя всем, что бдение и попечение начальников о подчиненных заставляет подчиненных уважать и слушаться начальников: «Если я бодрствую, то не только за себя, но и за подчиняющихся мне, чтобы заставить их слушаться моих повелений». Поэтому каждый, кто не ослушался указаний преподобного, получал соответствующее вразумление, но не от людей, а от жестоких бесов, как станет понятно из дальнейшего рассказа.

Напротив Патмоса расположен небольшой необитаемый остров Липсо, на котором у монахов паслись животные. Летом монахи забивали лишних животных, мясо высушивали на солнце и продавали, выручая средства для обители. На это послушание был отправлен монах по имени Прохор, злобный и бесчеловечный. Прохор постоянно надоедал преподобному просьбами о новых башмаках. Узнав у монастырского сапожника, что башмаки еще не готовы, преподобный кротко сказал Прохору, что он получит башмаки когда вернется с Липсо. Но строптивый Прохор, не стыдясь преподобного, вел себя нагло и требовал башмаки сейчас же. Преподобный кротко сказал ему: «Ступай с миром и исполняй послушание, чтобы не постигло тебя то, чего ты не хочешь. Но тот не слушался и все не уходил. Тогда преподобный решил, что он достоин вразумления, как непослушная овна, и сказал: «Ступай, и пусть путь твой будет тьмой и преткновением, и Ангел Господень пусть преследует тебя». Не успел святой произнести эти слова, как Бог запечатлел его слова святой делом. Только непокорный Прохор сел в лодку, чтобы отправиться на Липсо, на него вдруг посыпались камни, да так густо как будто это был град. Но самым удивительным было то, что камни падали только на Прохора, не задевая никого другого из плывущих, при этом все слышали голоса: «За упрямство, за упрямство». Тут-то несчастный и понял, то это были бесовские силы, посланные для того, чтобы его наказать и научить, какое зло представляет собой непослушание и пренебрежение к просьбам своего духовного отца. В печали выйдя из лодки и немного освободившись от камней, он пришел в себя и стал размышлять, отчего с ним случилось такое зло. Если бы камни продолжали падать, то он бы совершенно изнемог или сошел с ума. Когда же Прохор приготовился обедать, то на него снова посыпались камни, миска разбилась, еда пролилась, сосуд с вином тоже разбился, а бесы, швырявшие в него камни, звали его по имени и приговаривали: «За упрямство, за упрямство».

Несчастный Прохор обезумел из-за случившейся с ним необычайной беды и не знал, что делать. Он позабыл о пище и питии и вернулся с Липсо с ранами на теле от камней. Показывая их преподобному, он рассказал о постигшем его несчастье. Один из монахов, выслушав его рассказ, набрался смелости и гордо сказал братьям: «Этот монах пострадал оттого, что не знает грамоты, чтобы ей прогнать бесов. А вот я всегда полагаюсь на Бога и на знание грамоты, поэтому не терплю от бесов никакого беспокойства». Взяв Псалтирь, он положил обычный поклон преподобному и отправился на Липсо. Однако и с ним случилось то же самое: неведомо откуда на него стали падать камни, и тот, кто прежде считал себя смелым и надеялся на знание грамоты, вдруг оказался трусливым и прибежал обратно в монастырь. Тогда, рассудив, что эти двое монахов достаточно наказаны праведным вразумлением, великий Леонтий взял с собой нескольких благочестивых братьев и отправился на Липсо. Там он помолился Богу и прогнал бесов, а те, кто были праведно наказаны, один за непослушание, а другой за превозношение, перестали бояться.

Однажды пришли в монастырь пираты, которых преподобный принял со всяким дружелюбием. Но поскольку они были варварами, то и запросили ту пищу, что была обычной для них: хлеба, вина, мяса овец и другого. Преподобный распорядился дать им все то, что было в обители, но пираты требовали еще больше. Преподобный сначала спокойно уговаривал пиратов, чтобы они взяли предлагаемое, потому что у монастыря больше ничего не было. Однако те не хотели брать постную пищу, но, оскорбляя игумена и устрашая братию, спустились к берегу и сожгли монастырский корабль, о чем монахи, видевшие это, доложили преподобному. Опечалившись всем сердцем, преподобный взял в руки икону Иоанна Богослова и сказал громко всей братии: «О, возлюбленный Богослов, если ты не отомстишь этим злодеям за тот ущерб, который они нанесли нам, твоим рабам, то знай, что я больше здесь не останусь и не буду игуменом, если ты меня не услышишь». Как только преподобный произнес это, слова его немедленно стали делом. Когда пираты покидали Патмос, море было спокойным. Но едва они бросили якорь в Икарии, как налетел сильный ветер и поднял огромные волны, которые потопили корабль вместе с пиратами. Те же, кто смог выбраться на сушу полуживыми, были убиты икарийцами. Спаслась лишь одна женщина, которая и поведала людям о чуде. Узнав об этом случае, другие пираты с тех пор стали почитать и уважать великого Леонтия. А то, что преподобному были известны и тайны сердца, ясно будет из следующего рассказа.

Преподобный взял с Крита ученика по имени Антония, которому велел каждый вечер исповедовать помыслы, пришедшие к нему за день. Тот так и поступал. Но однажды нему пришел помысел, который он не открыл святому посчитав ничтожным. Положив поклон, Антоний хотел уйти из кельи преподобного, но благословение духовного отца понуждало его исповедать и этот помысел. В нем боролось двойное чувство: с одной стороны, ему хотелось исповедать помысел, а с другой стороны, хотелось пойти в свою келью. Тогда преподобный сказал ему: «Говори, чадо, и этот помысел, который пришел к тебе, и не пренебрегай им, считая ничтожным и безвредным. Тот, кто презирает малое, как мы знаем потом будет презирать и великое». Услышав эти слова неожиданно для себя, Антоний пришел в страх оттого, что преподобный открыл ему и то, какой это был помысел, и его силу. Припав к ногам преподобного и обвиняя себя в пренебрежении, ученик просил прощения, которое и получил.

Преподобный был осведомлен и о тех делах, что происходили далеко от монастыря, о чем свидетельствует дальнейший рассказ. Жил на Крите монах Афанасий родом из Константинополя. Желая принести покаяние Богу за совершенные грехи, он пришел в монастырь на Патмос и принял великую схиму, сделав в пользу монастыря и крупные пожертвования. Однако зависть ненавистника добра не давала ему спокойно подвизаться в обители, но заставила снова пойти на Крит и там остаться. Когда Леонтий пришел на Крит, Афанасий пообещал ему, что если в будущем году он пришлет сюда Антония, то и он вернется вместе с ним в монастырь. Вернувшись в обитель, в один из дней, когда Антоний пришел к нему в келью, преподобный сказал ему:

— Знай, чадо, что на Крите умер Афанасий.

— Откуда ты знаешь об этом, отче святый?

— Сегодня с Крита пришел корабль, и бывшие на нем сообщили некоторым жителям острова эту новость, а те передали ее мне.

В том, что Афанасий умер, не было никакого сомнения, но как выяснилось после расспросов, никакой корабль с Крита ни тогда, ни позже к острову не приставал. Один лишь Антоний услышал от преподобного это известие и рассказал другим.

Как-то раз Антония стал бороть бес богохульства, причем брань была страшной, ибо хула была направлена против Госпожи Богородицы. Антоний очень смущался и исповедал свое богохульство преподобному, попросив его о помощи, а в ответ услышал:

— Дерзай, чадо, и не бойся, пусть пес лает, а ты скажи ем «Замолчи, проклятый, и не шуми». Потому что невозможно ругать и хулить Ту, на Которую только и надежда моего спасения, и Которую не могу не прославлять и не почитать по достоинству — Владычицу мою и Госпожу.

Вот таким оружием вооружил преподобный Антония на беса богохульства, но нечестивый бес стал беспокоить его еще больше. Когда Антоний ходил с братьями на службу, он получал передышку и избавление от брани, но как только входил в келью, снова подвергался жесточайшим нападкам от врага. И не было у него другого прибежища, кроме преподобного и его советов. Поскольку брань эта продолжалась много лет, и враг не отступал, то Антоний был, в конце концов, побежден страхом и однажды, выйдя из церкви, не дерзнул войти в келью, испугавшись брани от богохульных помыслов. Прибежав в келью преподобного, он снова рассказал ему об искушении, и тот снова велел ему не беспокоиться об этих помыслах, но отгонять их словами презрения. Одержимый страхом Антоний сказал:

— Отче, я не выйду из твоей кельи, если ты не избавишь меня от этого вражеского искушения. Как я могу пойти в свою келью? Ведь она для меня прибежище искушения.

После этого преподобный поднялся со скамьи, на которой сидел, и, встав перед аналоем, попросил Бога и Госпожу Богородицу, Которую хулил бес, помочь брату. Затем, взяв Антония за руку, он положил ее к себе на шею и сказал:

— Сей грех, брат, пусть будет на мне, на моей вые. Если же тебя опять будет бороть враг, то ты скажи ему: «Молитвам смиренного и грешного Леонтия считаю я тебя, враг истины, черным и нечистым псом».

Наученный так преподобным и вооруженный им на брань, Антоний положил поклон и вышел из его кельи. После этих слов брань тотчас же прекратилась, а хульные помыслы совершенно исчезли, как будто их никогда и не было. Той же ночью Антоний слышал какие-то голоса, которые ругали преподобного, а его устрашали: «Повезло тебе, что ты обратился к Леонтию и понадеялся на него, а если бы не сделал этого, то узнал бы, что с тобой должно было случиться».

Далее мы расскажем как Великий Леонтий покорял страсть гнева. В Патмосском монастыре было много монахов из разных народов и разного нрава. По человеческой немощи они порой сердились друг на друга, не слушались, и с небрежением относились к монастырским послушаниям. Поэтому преподобный часто сурово вразумлял их и ругал за пренебрежение долгом, но говорил и поступал он так лишь внешне, в сердце же своем нисколько не смущался, но пребывал невозмутимым. Когда же приходило время, он беспрепятственно приступал к Божественным Тайнам, как будто бы ничего не случилось, невозмутимо входил в святой алтарь и совершал Божественную литургию. Однажды, когда Антоний спросил его, не смущают ли его раздоры с братьями, и можно ли после этого служить литургию, преподобный ответил так, что простым людям это может показаться сверхъестественным и трудно приемлемым: «Поверь мне, чадо, что гнев мой притворный и весь только на словах, ибо как можно исправить согрешающих, если не показать, что гневаешься на них?»

Однажды святой отправился в Константинополь, но на море случилась буря, и его корабль пристал к какому-то островку, где жил богач по имени Мавр. Узнав, что на корабле находится божественный Леонтий, Мавр очень обрадовался (ибо он уже слышал о нем), желая побеседовать с этим удивительным человеком. Поэтому Лавр попросил преподобного прийти в город и благословить его дом. Взяв с собой двух Учеников — Антония и Андроника, преподобный пришел в дом к Мавру. Помолившись о нем и его супруге, он благословил их дом и наставил душеполезными поучениями. Когда он собрался уходить, супруги пали к его ногам и попросили помолиться’ чтобы Господь дал им дитя, ибо они были бездетными, из-за чего сильно скорбели. Преподобный ответил: «Я грешник и нуждаюсь, как и вы, в помощи Божией. Но по вере вашей, да будет вам. Пусть Господь даст вам чадо в следующем году, что и произошло, согласно предсказанию преподобного. На следующий год жена Мавра родила ему дочь, которую назвали Леонто в честь преподобного

В другой раз преподобный снова собрался отправиться в столицу по делам монастыря. Однако сильный ветер заставил корабль вернуться в порт. Ожидая на корабле пока утихнет буря, Леонтий сильно заболел и его, тяжело страждущего, перенесли на одре в монастырь. В продолжение четырнадцати дней болезни он не мог ни есть, ни пить, ни говорить. Лишь легкое дыхание показывало, что преподобный еще жив. Телесные силы его иссякали, он приближался к смерти, а потому уже все приготовили к погребению. Однако Исцеляющий и Сокрушающий Господь даровал ему еще тринадцать с половиной лет жизни, то есть по числу дней его болезни, и в конце четырнадцатого дня ему было откровение от Бога о продлении жизни. После этого Леонтий начал приходить в себя и понемногу вкушать пищу.

За это время шторм на море утих, и моряки решились плыть. Поднявшись в монастырь, они спросили преподобного, кого он пошлет вместо себя. Слабым голосом тот ответил, что назначает Антония. Но тот принял эти слова, как стрелу в сердце, сказав: «Чем я согрешил пред тобой, отче, что лишусь твоих последних молитв, ибо ты скоро умрешь и оставишь нас сиротами. Разлука с тобой для меня невыносима, равно как я не могу и остаться без твоих последних молитв, посему не желаю ни слушать, ни думать об этом».

Когда удрученный Антоний все это высказал преподобному, тот подозвал его к себе и проговорил: «Ты и вправду думал, Антоний, что время моей жизни завершилось?.. Нет, мой Христос продлил его по Своему неизреченному человеколюбию, как Он обычно поступает со мной, и прибавил мне четырнадцать с половиной лет жизни. Отправляйся с радостью и помни, что я буду беседовать с тобой еще четырнадцать с половиной лет». Как сказал преподобный, так и случилось. А в течение времени, которое было даровано ему Богом, он сотворил и другие дивные дела, стал патриархом Иерусалимским, о чем мы расскажем далее.

На другой год Господь благоволил, чтобы святой Леонтий с Антонием снова поплыли на Крит за обычным довольствием для монастыря. Но сборщик податей на Крите не выдал им назначенного довольствия, и преподобный вернулся на Патмос ни с чем. Испытывая нужду, братья стали просить преподобного пойти в столицу и возвестить об этом деле царю, чтобы получить обычное довольствие. Преподобный же ничего не отвечал, надеясь, что Святый Дух возвестит ему о том, нужно ли идти в Константинополь. Поскольку же братья настаивали, то, как бы с раздражением, чтобы все слышали, он сказал: «Оставьте меня и не невольте, ибо если я поеду в столицу, то на Патмосе потом буду только проездом». Но никто не понял, что он имел в виду, до тех пор, пока пророчество преподобного не сбылось. Подготовившись к поездке, преподобный отправился в Константинополь. Там он встретился и побеседовал с одним мужем, умудренным не только в делах Божественных, но и в человеческих, который был близким другом царя и занимал должность друнгария. Этот человек уважал преподобного как отца и чтил как человека Божия. Он так представил его царю Мануилу Комнину: «Царь, вот человек Божий, который может быть молитвенником о твоем царстве; я полагаю, что он, когда пожелает, может умолить Человеколюбивого Бога». Поверив, что божественный Леонтий именно таков, как о нем говорил друнгарий, ибо об этом свидетельствовала сухость и желтизна его лица, простота речи, готовность отвечать на вопросы и разрешать недоумения Священного Писания, царь понял, что обрел великое сокровище, потому замыслил сделать его архиереем и пастырем народа.

В то время у русских умер патриарх, и царь решил поставить его патриархом у русских вместо покойного. Он передал преподобному это известие через друнгария, но Леонтий хотел становиться пастырем русских. Позже овдовел остров Кипр, и снова царь попытался через друнгария узнать не желает ли преподобный стать епископом Кипра. Но тот снова отказался, ибо, по благодати Пресвятаго Духа, знал что должен стать архиереем. Ученики же его уговаривали согласиться, и особенно Антоний, говоря: «Нам кажется, отче, что ты не хочешь ни себе оказать благодеяние, ни нам, которые после Бога и Богородицы надеются только на тебя, ни своему монастырю. Разве царь выслушает твою просьбу о монастыре, если ты сам дважды отказал ему в просьбе. Если бы ты стал епископом Кипра, то был бы и нам помощником в течение всей жизни, и монастырь наш возвеличился бы и расцвел». Выслушав, преподобный ответил:

— Чадо, зачем ты понуждаешь меня открыть тебе то, что Бог пожелал открыть одному мне, смиренному? Этого не знает ни царь, ни ты.

— Что это, честный отче?

— Если Небесный Царь хочет, чтобы я был патриархом, то как земной царь может сделать меня епископом?

— На какой же престол, отче святый, Бог поставит тебя патриархом?

— То что я стану патриархом, я в точности узнал от Господа, но на каком престоле я буду патриаршествовать, Он мне не открыл.

Через некоторое время, согласно этому пророчеству, божественный Леонтий стал патриархом Иерусалимским. Движимый Духом Святым, он поставил экономом монастыря на Патмосе Антония, сказав ему, что он станет игуменом после того, кого он назначил теперь, что потом и случилось. Став патриархом Иерусалимским, великий Леонтий по дороге Иерусалим заехал на Патмос. Преподобный поднялся в монастырь и, благословив назначенного им игумена, через два дня отплыл. Тогда братья и вспомнили о пророчестве преподобного, которое он произнес, когда они уговаривали поехать в столицу, а он говорил, что после этого на Пат будет только проездом.

Прибыв на Родос в начале зимы, преподобный решил остаться там до весны. Он послал в монастырь к эконому Антонию человека сообщить, что у него закончились необходимые запасы пищи, а взять их неоткуда, если только Антоний не позаботится о нем и не пришлет еду. Сохраняя послушание старцу, Антоний закупил все необходимое и собрался плыть на Родос, однако подул сильный встречный ветер и отнес корабль в другое место. Все, вместе с Антонием просили у Бога помощи за молитвы преподобного Леонтия — и случилось чудо. Ветер прекратился, и через некоторое время корабль вошел в Родосский порт. Просвещенный благодатью Святаго Духа преподобный в это время как раз велел своим спутникам спуститься к берегу, сказав, что прибыл эконом монастыря с запасами провизии. Поверив ему, они с Патриархом пошли в порт, и очень удивились, найдя Антония и бывших с ним с запасами еды; такова была прозорливость святого.

Когда наступила весна, преподобный поплыл на Кипр, где был монастырь, находившийся в ведении Иерусалимского патриархата и где можно было остановиться для краткого отдыха. Однако обитель эта оказалась в сильном запустении, поскольку в ней было только два монаха немонашеского поведения. Эти иноки сожительствовали с женами и занимались только тем, что предавались распутству. Сильно опечалившись, преподобный посоветовал им воздерживаться в дальнейшем от грехов, а теперь покаяться, чтобы не нашла на них внезапная смерть, и они не пошли во ад. Но иноки продолжали пребывать во грехе, оправдываясь тем, что привычка победила в них и закон, и каноны. Восстенав из глубины сердца, святой Леонтий сказал: «Чада, я исполнил свой долг и посоветовал вам доброе, но поскольку вы презрели и меня, и мои слова, то судить вас будет уже Бог». Спустя день этих несчастных наказал Божий суд и, будучи совершенно здоровыми, оба они внезапно умерли. Вот так наказывает Своим судом нераскаянных грешников.

Один монах-киприот по имени Иоанн решил стать учеником преподобного, однако впал в блуд, и, думая, что святой не знает об этом, пребывал нераскаянным. Духовный отец открыл ему этот грех и, дав епитимию, склонял к покаянию и исправлению, но тот не хотел покаяться, из-за чего и принял от Бога двойное наказание. Когда святой поднял воздух руку, чтобы перекрестить согрешившего монаха несчастный тотчас же ослеп, и не прошло и шести дней, как он умер. Вот такая несчастная постигла его телесная и духовная кончина.

С того времени как преставился прежний патриарх Иерусалимский, царский сборщик податей по имени Кириак назначенный на Кипр, присваивал себе все доходы, в том числе и подворий Иерусалимского патриархата, поэтому преподобный не нашел ничего для содержания себя и своих людей. Такой великий архиерей, патриарх Иерусалимский, находясь в центре страны ромеев, не имел не только излишков пропитания, но и самого необходимого для жизни. Однако святой Леонтий мужественно перенес все напасти. Диавол, желая испытать преподобного, не падет ли он духом в нашедших на него искушениях, воздвиг на него слугу сборщика податей по имени Триандафилос. Придя в дом патриарха, тот гневно потребовал отдать все доходы от недвижимого имущества Иерусалимского патриархата на Кипре, устрашая тем, что если не получит их сейчас же, то бросит в тюрьму патриарха и его людей. Святой просил его немного подождать, но тот с гневом встал и вышел. Однако его настиг Божественный гнев; помрачившись умом, он стал ударяться головой о стены. Решив, что это случайность, он велел своим слугам забрать патриаршего мула, а сам верхом на коне поехал следом. Неожиданно его лошадь встала на дыбы, он упал с нее и, ударившись о землю, ослеп. Тогда только он понял, что совершил грех, и велел своим людям отвести его к святому. Припав к его ногам, он исповедал свои грех и попросил прощения. Сострадательный преподобный перекрестил его и поцеловал святым лобзанием. В тот момент несчастный прозрел и стал видеть лучше прежнего.

Однажды Леонтий пошел на подворье Святого Гроба Господня навестить находившихся там братьев. А поскольку он был известен в тех местах, туда пришло множество христиан, чтобы поклониться святому и получить его благословение. Пришел туда и некий монах, живший вопреки своим обетам и одержимый блудным бесом. Хотя несчастный знал своей страсти и скорбел, но постоянно побеждался дурной привычкой. Смотря ему в лицо, преподобный сказал перед всеми: «Брат, ты страдаешь от душевной болезни, которая приведет тебя к смерти». Пораженный словами преподобного монах припал к его ногам, прося исцеления. Преподобный помолился Богу, возложил на него руки и благословил, после чего монах исцелился и стал воздерживаться от греха. Отвечая на вопросы своих соотечественников, интересовавшихся в чем его обличил патриарх, инок дерзновенно признался, что страдал от блудной страсти, и что впал в грех накануне ночью. Как этот монах, так и все те, кто исповедовали свои грехи и искренно раскаивались, получали исцеление.

Эконом, отвечавший за имущество Святого Гроба на Кипре, доложил патриарху, что епископ Амафунтский заклеймил своей печатью овец, быков, коней и почти всех принадлежавших подворью Святого Гроба животных, и присвоил их. Святой Леонтий позвал этого епископа к себе, но гордый епископ не хотел подчиняться. Только после того, как патриарх позвал его в третий раз, он через силу пришел. Преподобный принял его и попросил не клеймить своей печатью животных, принадлежавших подворьям Иерусалимской Церкви, чтобы не испытать на себе гнев Божий. Совершенно не обратив внимания на слова патриарха, епископ в гневе встал и ушел, не вернув присвоенных животных. Но через несколько дней Бог отомстил ему за ложь. Когда епископ переправлялся верхом на коне через небольшую речку, он упал с лошади, разбился и умер, явив собой зрелище, достойное плача.

Блаженнейший архиепископ Кипра Варнава, весьма почитая великого Леонтия, однажды пришел к нему с просьбой отслужить литургию с ним и его епископами, сказав: «Мы хотим освятиться твоим присутствием, святый Владыка». Леонтий откликнулся на просьбу Варнавы. Когда совершалась Божественная литургия, и весь священнический чин стоял по порядку (о великая чистота рабов Твоих, Господин святой Леонтий заметил, что лица архиепископа Кипрского и епископа Тримифунтского сияли паче солнца, от преизбытка обитавшей в них Божественной благодати, у других архиереев лица были чуть темнее, у третьих еще темнее, а у некоторых — одновременно и светлые, и черные. Среди этих последних был и епископ Лапифский, двоюродный брат Антония, ученика святого Леонтия, которому патриарх рассказал о видении, когда, встретив его в столице, Антоний спросил о своем двоюродном брате.

Затем преподобный покинул Кипр и прибыл в Акру. Узнав о его приезде, к нему пришло множество народа. Одних он благословлял, других окроплял святой водой, и по молитвам преподобного многие исцелялись от болезней. Слава о святом Леонтии разошлась по всей Сирии и Финикии. И каждый старался опередить другого, чтобы поклониться преподобному и получить его благословение. Поскольку тогда в Палестине главными были латиняне, они не позволили преподобному пойти в Иерусалим и он пребывал в Акре.

Некий диакон, будучи женат три года, не мог познать свою жену, потому что был связан бесом. Придя к преподобному, он рассказал ему о своем несчастье и просил помочь ему. Помолившись и освятив воду во имя Святой Троицы, преподобный дал ее выпить обоим супругам, после чего диакон разрешился от бесовских уз.

Однажды, проходя через Назарет, в полдень, святой велел сделать небольшой привал, чтобы отдохнуть от жары и дорожных трудов и вкусить хлеба в саду, что встретился им на пути. Когда они стали искать садовника, чтобы тот дал им фруктов из сада, вышла какая-то женщина. На вопрос святого, есть ли у нее муж, она с горечью отвечала, что муж ее уже много лет прикован к постели, и ложе его сделалось гробом и для него, и для нее, несчастной, которая мучается вместе с ним. Выслушав ее рассказ святой пожалел ее и вздохнул из глубины души. Перед уходом он зашел к больному и, обратившись на восток, призвал на помощь страждущему Врача душ и телес. Затем, коснувшись головы больного, благословил его и ушел. И — о чудо! — через некоторое время больной поднялся с постели в полном здравии, как будто никогда не болел. Когда же преподобный возвращался в Акру, ему принесли из этого сада множество овощей и разных фруктов в качестве небольшой благодарности за оказанную им бесценную помощь.

Однажды, преподобный тайно ночью пришел в Иерусалим и зашел в храм Святого Воскресения, чтобы поклониться Животворящему Гробу Господню. И хотя он все делал втайне, случившиеся от его присутствия чудеса явили его пребывание. В то время в Иерусалиме была страшная засуха, и христиане призывали пророка Илию, чтобы разрешил эту напасть, Бог и послал им великого Леонтия. По его молитвам пролился сильный дождь, который наполнил водой все колодцы, напоил поля, и те, кто незадолго до этого испытывали сильнейшую жажду, в преизбытке получили воду и обрели надежду на то, что урожай будет спасен и они получат в изобилии хлеб и плоды. Все только и говорили о дивном Леонтии: «Пришествием своим и молитвами великий святой архиерей Божий избавил нас от опасности умереть от жажды. Пойдемте, припадем же к нему, чтобы он и Далее был нам помощником».

Узнав, что Леонтий в Иерусалиме и его прославляет народ, латиняне, а особенно их епископ, из зависти задумали Убить святого, который не сделал им никакого зла. Латинский епископ ночью подослал в дом, где находился Леонтии, вооруженных людей, но Бог сохранил его от убийц, наказав их слепотой. Они увидели, что в доме преподобного зажгли свет, и, подбежав к дому, хотели войти внутрь, но не нашли двери. Они искали дверь всю ночь, думая, что смогут войти в дом по свету, который видели, но нечестивцы были посрамлены. Вернувшись ни с чем к тому, кто их послал, они сказали: «Праведного Леонтия хранит Бог и никто не может причинить ему вред». Об этом чуде стало известно повсюду, и многие удивлялись. Слух об этом случае дошел даже до столицы, и царь Мануил Комнин, узнав о нем, пригласил святого прийти к себе. Об этом чуде услышал и правитель Дамаска, который, хотя и был агарянином но почитал добродетель преподобного. Он послал ему письмо, в котором приглашал к себе, обещая, что выдаст ему хрисовуллу, назначит достаточное пропитание для него и его людей, и передаст христианам церковь Божией Матери, которая находилась под властью агарян. Святой направил ему ответное письмо с благодарностью за его доброе расположение и объяснил, что не сможет прийти в Дамаск, так как царь пригласил его в Константинополь. Преподобный лишь попросил правителя прислать ему грамоту, в которой бы повелевалось пиратам, плавающим по морю на его кораблях, не причинять вреда ни ему, ни его спутникам. Правитель тотчас же прислал охранную грамоту, посчитав, что это преподобный оказал ему благодеяние. Эту грамоту Леонтий привез в Константинополь и показал царю во обличение латинян, которые, называясь христианами, не выказали ему такого расположения, какое выказал нечестивый правитель Дамаска.

Божественный Леонтий приложил множество усилии, чтобы получить позволение служить на Живоносном Гробе Господнем, но так ничего и не смог добиться. Ему дозволили лишь заходить внутрь и поклоняться, как любому из паломников, поэтому преподобный решил удалиться из Иерусалима. На обратном пути на Родос в море началась сильнейшая буря, так что кораблю грозила опасность пойти ко дну. Все пассажиры кричали и рыдали в ожидании смерти, а когда канат, на котором была закреплена спасательная шлюпка, оборвался, и лодка упала в море вместе с людьми, они стали плакать еще сильнее. Увидев такую скорбь, святой сжалился над ними, и, закрывшись в каюте на носу корабля, стал молить Бога о помощи. Господь услышал его молитвы и даровал спасение и ему, и людям, бывшим на корабле и в лодке. Когда святой Леонтий, утомившись от продолжительной молитвы, задремал, Бог открыл ему Свое благодеяние. Тотчас же стряхнув сон, преподобный сказал плачущим людям: «Дерзайте, и не бойтесь, никто из нас не утонет, но благодатью Божией мы все спасемся, даже люди в лодке, о которых вы думаете, что они погибли. Завтра мы найдем ее со всеми людьми, которые в ней находились». Все те, кто знал Леонтия как человека святого, поверили его словам, но многие и не поверили, среди них был и капитан. Преподобный утешал его, говоря: «Не бойся, человек, благодатью Божией мы спасемся все, с кораблем и лодкой». Однако, подумав, что слова преподобного были лишь утешением, капитан продолжал оплакивать свое несчастье, ибо, судя по силе ветра и расстоянию в две мили, которое отделяло их от суши, кораблекрушения нельзя было избежать. И все-таки корабль, подгоняемый сильнейшим ветром, приблизился к суше, где и произошло все, что предсказывал преподобный. Буря прекратилась, настал штиль, корабль избавился от опасности, лодка оказалась у берега невредимой; все удивлялись и прославляли Бога и патриарха, называя его мужем святым и прозорливым, а себя считая счастливцами, так как удостоились чести путешествовать с таким святым человеком. После этого случая они стали воспринимать Леонтия, как Ангела Божия.

Когда путешественники прибыли в Константинополь, Царь, узнав о случившемся, всячески ублажал святого, лобызал его руки, возлагал их себе на очи, и весьма радовался той милости, что Царь всех Господь одарил его радостью общения с таким великим святым. Но прошло немного времени, и царь Мануил отошел ко Господу. Как раз в это время эконом Патмосского монастыря Антоний, придя в столицу, попросил патриарха походатайствовать перед царем, чтобы ему выдали хрисовуллу, и монастырь не платил налог за владение кораблем. Патриарх сурово ответил Антонию:

— О чем ты говоришь, Антоний? То, что я приобретал с детства до самой старости, я должен потерять в одну минуту, презреть Бога и Его заповедь ради твоего монастыря? Отойди от меня, человек, я никогда не предпочту тленного царя моему Бессмертному.

Услышав это, Антоний очень опечалился, но преподобный, ободряя его, сказал:

— Что ты печалишься, Антоний, и помрачнел лицом? Знай что после моей смерти и смерти нынешнего царя, которая вскоре последует, ты получишь то, о чем просишь сейчас.

— Когда ты умрешь, этого не случится.

— Неужели ты мне не веришь, Антоний? Благодатью Святаго Духа заверяю тебя, что ты своими средствами решишь этот вопрос, просто заплатив за хрисовуллу.

Все это случилось, как и предсказывал преподобный, в царствование Исаака Ангела.

Этого же Антония святой Леонтий исцелил от болезни языка, ибо у него образовался на языке нарост величиной с горошину, из-за чего Антоний не мог нормально говорить, и с трудом ел. Проконсультировавшись у врачей, Антоний узнал, что исцелиться можно только удалив нарост. Патриарх же сказал Антонию:

— Давай, побудь мне канонархом, а я спою Богу моему, и после этого посмотрю твой нарост.

Взяв книгу, Антоний, превозмогая боль, стал канонархати шепелявым голосом, а преподобный пел. Когда закончилась служба, святой, обратившись к нему с улыбкой и веселым лицом, сказал: «А сейчас покажи мне, что у тебя за болезнь. Открыв рот, чтобы показать нарост, Антоний — о чудо! — обнаружил, что от болезни не осталось и следа, и казалось, что нарост кто-то вырезал, пока святой пел. Этому Антонию преподобный предсказал многое из того, что должно было случиться в будущем. Кроме всего прочего, он рассказал и о двух монахах, что пребывали в Патмосском монастыре. Внешне казалось, что они вели жизнь, как и все прочие монахи, но на самом деле своими грехами они погрузили себя в погибель. Застонав из глубины души и заплакав, Антоний спросил у преподобного, кто они, познают ли они свои согрешения и покаются ли.

Святой назвал имена монахов и сказал:

— О если бы они покаялись, иначе горе им.

Услышав это, Антоний сильно плакал, плачу с ним и я, автор этих строк, потому что поистине достойно плача поведение когда кто-то всю жизнь грешит и не кается.

Великий Леонтий имел от Бога власть запрещать и Ангелам, о чем будет рассказано далее, так что истинно писал апостол Павел к Коринфянам: «Разве не знаете, что мы будем судить ангелов?» (1Кор.6: 3) Патриарх Антиохийский Кирилл крайне тяжело заболел. Он был прикован к постели, и в лице его уже не оставалось и следа жизни. Навестить его и попрощаться с ним пришло множество архиереев и архонтов, среди которых были и патриарх Константинопольский Феодосии, человек, исполненный добродетелей, дышащий более благом, чем воздухом, и великий Леонтий. Все стояли вокруг кровати Кирилла, но ничем не могли ему помочь, не могли даже поговорить с ним, потому что, находясь при последнем издыхании, он был без чувств. Что же тогда решили сделать два патриарха? Они решили приблизить его смерть, чтобы уберечь от страданий по причине медленного разлучения души от тела. Один склонял другого повелеть Ангелу как можно быстрее забрать душу Кирилла. Божественный Леонтий говорил патриарху Константинопольскому, что он должен приказать Ангелу, потому что его сан, согласно канонам, более высок, чем у Иерусалимского патриарха. Константинопольский патриарх отвечал, что величие уступает добродетели, ибо добродетель более ценит Господь. Наконец, чтобы не тянуть время и не мучить больного, великий Леонтий послушался, прочитал молитву, подняв руки, сотворил в воздухе знамение Животворящего Креста и сказал Ангелу: «Страшным именем Единосущной и Живоначальной Троицы повелеваю тебе, Ангел Господень, такой же, как и мы, смиренные, раб, не откладывая разлучить душу брата нашего от тела и представить ее Владыке Богу, и не исполняй никаких других повелений, пока не закончишь этого». И Ангел Божий, повинуясь повелению, которое исходило от великого и саном, и добродетелями мужа, тот час же отделил душу патриарха Антиохийского от тела и отнес ее в место, ей предназначенное.

Однажды божественный Леонтий, заболев, решил посетить баню. После бани ему полегчало, и он, сидя на скамейке, в шутку сказал своему слуге Евлогию: «Ну что, Евлогий не поехать ли нам на Кипр, чтобы проверить имущество подворья Святого Гроба?» Евлогий ничего не ответил, однако про себя подумал: «Однако, Евлогий, этот престарелый и полуживой еще и на Кипр захотел поехать». И в ту же минуту преподобный сказал: «Евлогий, ты думаешь, что я, больной и полуживой старик, не смогу поехать на Кипр? Нет, Евлогий, и не надейся, что от меня сокрыты помышления твоего сердца». После этих слов Евлогий обомлел и долгое время молчал, удивляясь, как Леонтий узнал о его помыслах, и больше уже ничего не говорил и отгонял скверные мысли, чтобы святой снова не стал его обличать. Еще о множестве других подобных случаях, случившихся с великим Леонтием, мы не станем рассказывать, чтобы не утомить слушающих, и перейдем к описанию кончины преподобного.

Когда завершились тринадцать с половиной лет, дарованных Богом святому, он заболел и слег. Зная, что пришло время его кончины, он спешно простился со всеми, как будто быстрее торопился уйти к Желанному Господу. Окружавшие же скорбели о его отшествии, потому что им не суждено уже было видеть его. В четырнадцатый день месяца мая он предал блаженную свою душу в руки Божий, не оставив указаний о похоронах. Бывшие с ним положили священные останки в деревянную раку и оставили в храме Архангела Михаила до тех пор, пока не поступят указания от царя.

Все священство Константинополя воспевало надгробные песнопения, а ученики преподобного, особенно Евлогий, поручили искусному живописцу написать на доске образ святого. Встав напротив ложа, где возлежали священные останки, художник с любопытством вглядывался в божественный лик, чтобы запечатлеть его. Он заходил и справа, и слева, отходил и подальше, и поближе, но всуе трудился, потому что написать ничего не смог. Даже после смерти святой не хотел чтобы с него писали икону. Потому божественный его лик казался живописцу неодинаковым — о чудо! — и постоянно менялся. Даже после смерти преподобный строго хранил свое смирение, чтобы научить нас тому, как мы должны подвизаться, чтобы избежать сетей завистливого диавола. Но то, что случилось после погребения преподобного, есть поистине чудо из чудес.

Под раку с мощами преподобного положили множество измельченной черепицы, чтобы впитать трупную жидкость, если она потечет из раки. По прошествии четырех дней подошедшие к раке обоняли неизреченное благоухание, исходившее от святых мощей. Но самым удивительным и ужасным было то, что из святых мощей текла кровь, как будто от свежего пореза ножом. Кровь была и на мраморных плитах, покрывавших пол, и, казалось, сверкала на белизне мрамора. Удивительно и то, что деревянная рака с мощами преподобного была вложена в другую раку, но крови было столько, что она переполнила обе и стекала на пол. Из этого чуда можно заключить, что святой был, как бы живой среди мертвых, причислен к мученикам за вольное свое страдание, которое претерпел, когда избивал себя ремнем, истыканным гвоздями.

Узнав о необычном чуде, царь Андроник соорудил величественную раку и с честью положил в нее всечестные мощи преподобного. Так праведный приложился к праведным, преподобный к преподобным, вольный мученик к мученикам, великий архиерей к архиереям. Сейчас он пребывает гам где Бог, и приемлет достойные награды за свои труды во славу Отца и Сына и Святаго Духа, единого Божества и Царства, которому подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

(Написано монахом Феодосием Константинопольским)

Житие и подвиги преподобных отцов наших Симеона и Саввы, приснопамятных ктиторов священной Хиландарской обители, просиявших в XII веке

Эти святые были родом из Сербии. Симеон был отцом Саввы и царем Сербии, а его жену, мать Саввы, звали Анной. Оба они были православными и благочестивыми христианами царского рода. У них родились двое детей: сын и дочь, потом царица заболела, и детей они больше не имели. Будучи властителями царства и обладая множеством богатств, они молились со слезами Богу, чтобы Тот дал им еще ребенка. Услышав их мольбы, Господь даровал им и третье чадо — приснопамятного Савву, которого родители с малых лет отдали учиться священной грамоте. Вскоре он изучил все церковные книги на сербском языке, и выказывал такой разум, смирение, благопорядочность и кроткий нрав, что все, кто общался с ним, любили его и уважали. Чем больше он возрастал телесно, тем более возгоралась в нем любовь к Богу. Полностью отдавшись этой Божественной любви, Савва ни о чем другом более не помышлял, как о том, чтобы угодить Творцу и Создателю своему Богу. Будучи семнадцати лет от роду, он непрестанно, день и ночь, молился, подвизался в постах, бдениях и прочих злостраданиях, прося Бога сподобить его жизни по Христу, ибо весьма возлюбил девство. И человеколюбивый Бог дал ему просимое следующим образом.

Узнав о добродетелях Симеона, отца Саввы, который был весьма милостив к нищим, некие отцы со Святой Горы пришли в Сербию за милостыней. Был среди них и один русский из русского монастыря, муж святой жизни. Беседуя с ним, блаженный Савва спрашивал его о святогорских обителях, о порядках в них, о том, как живут в них отцы, и обо всем, что было полезно для достижения его цели. Узнав все, что хотел, Савва залился слезами, а потом сказал: «Вижу я, что Бог, ведающий глубины моего сердца и мою цель, послал тебя ко мне, грешному, чтобы ты наставил меня на путь Божий. Весьма возрадовалась душа моя от Божественных словес твоих, и не могу я более оставаться в этом обманчивом мире и видеть ложную его славу и блеск. Прошу же тебя, научи меня, как избежать мирской суеты и сподобиться той жизни, которой живет ваша святыня? Родители хотят меня поскорее женить, поэтому я решил уйти на Святую Гору и прошу твоего совета». Старец же отвечал ему: «Вижу я, чадо, что намерение твое угодно Богу, и что любовь Божия обладает твоей душой. Поэтому то, что замыслил, делай скорее. Я же буду тебе спутником и проводником до тех пор, пока не приведу тебя на Гору». После этого блаженный Савва придумал способ, как ему убежать. Он послал старца вперед, чтобы тот поджидал его в условленном месте, а сам пошел к отцу и сказал: «Слышал я, что вблизи этой горы хорошая охота, и потому прошу вас благословить меня немного поохотиться и погулять. Если же я задержусь, то прошу не гневаться на меня». Отец дал ему разрешение, предоставил, сколько тот хотел, рабов, и благословил. Уйдя с большой радостью, Савва пришел туда, где ждал его старец, и приказал рабам ждать его там. Сам же вместе со старцем пошел в ближайшее селение и, сменив царские одежды на одежды бедняка, в дом которого они зашли, отправился на Святую гору в русский монастырь. Там Савва стал учиться у старца монашеской жизни, которую проходил с великой ревностью послушанием, необыкновенно почитая своего старца. Родители же Саввы безутешно плакали и рассылали повсюду людей, чтобы те усердно его искали, ибо не могли спокойно перенести исчезновение такого прекрасного и благоразумного сына, которого отец хотел сделать наследником царства. Посланные царя искали повсюду, даже и на Святую Гору пришли три архонта. Тщательно все обыскав, они обнаружили Савву в русском монастыре, и хотели забрать его с собой. Но Савва тайно ночью забрался на монастырскую башню и вынудил своего старца облечь его в ангельский монашеский образ. Затем, написав письмо о суете мира о кончине века, о блаженстве святых и нескончаемых муках грешников, он отослал его родителям. От письма Саввы родители пришли в такое умиление, что оба решили принять монашество. Уйдя в женский монастырь, мать его облеклась в ангельский образ и в богоугодном подвиге отошла ко Господу. А отец, отрекшись от всего что в мире, и оставив наследником царства своего сына Стефана, пришел на Святую Гору. Встретившись со своим возлюбленным сыном Саввой и возрадовавшись духом, он остался там, прося облечь его в ангельский образ, чтобы жить со своим сыном, что и случилось. После обычного искуса сын стал восприемником отца в Божественной и ангельской схиме и, сын по плоти, Савва стал отцом по духу своему плотскому отцу Симеону. Оба они долго жили в Ватопедском монастыре (ибо там обнаружил Савву его отец, поскольку прот (представитель первого по порядку монастыря) Афонской Горы заранее направил его туда, чтобы отец не нашел его), подвизаясь добрым подвигом в ежедневном посте, всенощных стояниях и молитвах. В скором времени они достигли высшей ступени добродетели, полностью избавившись от плотских страстей и стали достойными сосудами Пресвятаго Духа.

Поскольку слух об их добродетели подвигнул прийти к ним многих других сербов, принявших затем монашество, подвижники вынуждены были начать строить свой монастырь, потому что приходивших к ним с каждым днем становилось все больше и больше. Наложив на себя многодневный пост и совершая бдения, они горячо молили Госпожу Богородицу указать угодное Ей место для будущей обители. Вдохновленные откровением и видением от Бога и движимые Им, отец и сын на собственные средства выстроили прекраснейшую обитель во имя Пресвятой Богородицы, названную Хиландарской, в честь Введения Богородицы во храм. Преподобнически и богоугодно послужив в этом монастыре, Симеон упокоился о Господе 13 февраля. Через некоторое время, когда подошел день памяти его кончины, блаженный Савва позвал прота и благочестивых отцов, чтобы совершить бдение за упокой блаженной души его отца. Во время славословия от гробницы святого распространилось неизреченное благоухание, наполнившее всю обитель. Подойдя к гробнице, все увидели, что оттуда истекало миро, и прославили Бога, прославляющего прославляющих Его.

Убедившись в блаженном упокоении души своего отца и святости его мощей, блаженный Савва весьма возрадовался душой. С той поры он усилил пост, бдение и прочие подвиги, которых невозможно описать. Добродетель святого Саввы скрыть было невозможно, о ней стало известно всем, и к нему в поисках учения и духовного наставления каждый день стали приходить многочисленные паломники. Даже для самого прота, мужа добродетельного и духоносного, блаженный Савва был первым советником, а другие настоятели монастырей никакое дело не начинали без его благословения, потому что обитавшая в нем благодать Святаго Духа просвещала его, и он произносил удивительные душеполезные и спасительные слова. Прот и братья очень полюбили его и уговаривали принять священство. Но смиренномудрый Савва говорил, что не достоин сана и поэтому, когда его продолжали уговаривать, часто скрывался.

Наконец, чтобы не оказаться ослушником и провидя, что есть на то воля Святого Бога, он сказал: «Да будет воля Господня», после чего был рукоположен тогдашним епископом Иериссоса Николаем в диакона, а затем в священника. Узнав о добродетелях святого, митрополит Салоникийский Константин, после долгих уговоров, смог привести Савву в свой город. Константин долго беседовал с преподобным Саввой, а епископы с клириками и весь народ получили огромную пользу от его душеполезных наставлений, и в одно из воскресений митрополит, по согласию с епископами и всем клиром, внезапно, против воли Саввы, возвел его в сан архимандрита. Из-за чрезмерности оказанных ему почестей святой тайно удалился из Салоник и вернулся в свой монастырь.

Во времена царя Феодора Ласкариса блаженный Савва вместе с настоятелями других монастырей был отправлен протом к царю по делам Святой Горы. Царь с синклитом и патриарх со священством находились тогда в Никее, потому что Константинополь забрали у ромеев латиняне. В этом городе святой Савва и встретился с царем, которому он приходился к тому же и родственником, ибо племянник святого женился на дочери царя. Царь давно уже хотел увидеть святого не столько из-за родственных связей, сколько из-за его добродетели. Наконец увидев его, властитель весьма обрадовался и принял с большой любезностью. Побеседовав с ним, царь был поражен его добродетелью и с тех пор испытывал к святому великое почтение. Савва же рассказал царю о своей родине, Сербии, о том, что там нет архиерея, и просил царя убедить патриарха назначить кого-либо епископом Сербии. Позвав патриарха, царь долго говорил с ним о святом Савве и о Сербии, а затем патриарх долго расспрашивал Савву. Убедившись в его добродетельном житии, патриарх решил, что Савва достоин принять апостольское звание архиерея. После соответствующей встречи и беседы патриарха с царем, решено было рукоположить святого Савву против его воли в архиепископа Печского и всей Сербии. Много дней подряд они оба уговаривали его принять сан, пока, наконец, патриарх не рукоположил его; в тот день царь возрадовался радостью великой. Святой же после хиротонии предался еще большим подвигам и направился в свою епархию, где каждый день поучал паству слову Евангельскому и жительству по Христу. Православных он укреплял в благочестии и добродетели, а еретиков благодатью и сладостью своего учения обращал ко Христу. Через малое время всех неверных и еретиков бывших в его епархии, он сделал православными. Для всех он был не только пастырем и учителем, но избавителем и спасителем.

Приведя в порядок дела своей епархии, святитель снова прибыл на Святую Гору, где насладился общением с отцами своего монастыря. Через несколько дней после прихода туда, он собрал всех братьев и открыл им давнее желание пойти поклониться Святому Гробу Господню. Испросив молитв братьев, он отплыл в Иерусалим, где был принят патриархом Иерусалимским Афанасием, который служил со святым литургию в воскресенье. Патриарх просил его благословить народ и произнести проповедь. Патриарх, клирики и весь народ так полюбили святого Савву, что не хотели разлучаться с ним, но приходили каждый день, чтобы послушать его душеполезные поучения. С великим благоговением и умилением поклонившись святым местам и пролив реки слез на Святом Гробе, Савва покинул город и через несколько дней прибыл к царю Иоанну Вататжису, который приходился ему родственником. Тот принял его с великим уважением и почестями, прославляя Бога за то, что удостоил его получить благословение святого. Подобным же образом отнеслась к нему и царица, так что они оба избрали его своим духовным отцом. Пробыв там много дней, святой решил снова отправиться на Святую Гору. Поскольку же он был родственником и духовником царя, тот подарил ему частицу Древа Честного Креста, частицы мощей святых и драгоценные сосуды, после чего отправил на царском корабле в монастырь. Прибыв туда с Божией помощью, святой пожертвовал в свою обитель все дары царя. Пробыв там долгое время и наставив отцов должным образом, он назначил им в игумены добродетельного мужа, а затем снова вернулся в свою епархию. Богоугодно окормляя свою паству, он просветил всю Сербию, благодаря своей добродетели и знанию божественных учений и, сохранив ее невредимой от мысленных волков, мудро привел в Небесный загон.

Поскольку в тех краях возникало тогда много ересей, святой отправился посетить и другие епархии. Объезжая разные места, он, в подражание апостолам, продолжал учить паству Божественным законам и многих еретиков и нечестивых привел к благочестию. Позже он во второй раз поехал поклониться Святому Гробу. На святой земле он снова ходил по городам, учил и совершал множество чудес, о которых мы, ради краткости, не будем распространяться. Скажем лишь то, что однажды, вместе с тремя своими спутниками он пришел в Великое Тырново, где его с почестями принял тогдашний царь Асан, приходившийся ему родственником. Когда святой служил на празднике Богоявления, то во время освящения воды произошло чудо. Как только святой погрузил Честной Крест в воду, она разделилась надвое и стала стеной. Видевшие это прославили Бога. Царь, весьма почитая святого, просил его остаться в Тырново до Пасхи, потому что ему необходимо было отлучиться по делам. Святой остался и через несколько дней заболел. Предузнав по Божественному откровению о своей смерти, он призвал учеников и стал учить их, как спасти душу, а потом передал им частицы святых мощей и все церковные святыни, что были у него. Услышав о болезни святого, его пришел навестить епископ Тырновский. Видя, что Савва очень болен, он решил сообщить о его болезни царю. Святой же, с присущим ему смирением, говорил: «Брат, прошу тебя, не сообщай царю, и твоя святыня пусть не предпринимает более труд приходить сюда. Ступай с миром и помолись за меня, а Милостивый Бог встретит нас в Вышнем Иерусалиме». В субботу вечером, до наступления воскресения, святой причастился Пречистых Тайн. Лицо его просияло, он исполнился радости и веселия и трижды произнеся: «Слава Тебе, Боже», предал святую душу свою в руки Божии. После его упокоения епископ с клиром и всем народом пришли, чтобы предать погребению его святые останки, от которых исходило неизреченное благоухание. Все были удивлены и не знали, где же похоронить святого. Послали сказать об этом царю и он повелел похоронить святого в монастыре Сорока Мучеников, что с честью и было исполнено. Несколько дней спустя царь пришел на могилу святого и со слезами просил его простить за то, что не был с ним в момент смерти. Царь приказал обложить могилу мрамором и зажег над ней неугасимую лампаду. С тех пор каждый болящий, с благоговением приходивший сюда, получал исцеление.

Были у святого два племянника: Ростислав, зять царя Феоаора Ласкириса, и Владислав, правивший тогда Сербией и бывший зятем Болгарского царя. Владислав и архиепископ Сербский Аресений, которого святой рукоположил до этого себе в преемники, узнав о смерти святого, сильно опечалились. Услышав о чудесах, совершающихся у гроба святого Саввы, они решили испросить его святые мощи в Сербию. Сербский царь Владислав написал своему тестю и послал к нему нескольких вельмож, прося отдать святые мощи. Но Болгарский царь отказал. Тогда зять написал ему во второй раз, усиленно прося вернуть мощи, и послал с вельможами Дорогие подарки. Но и тогда Болгарский царь не отдал мощи, ответив так: «Поскольку Бог устроил, что святой преставился здесь, то Он и даровал нам это сокровище. Кто я такой, чтобы противиться воле Господней?». Так вельможи снова вернулись к Владиславу ни с чем. Тогда Владислав сам с избранными вельможами пошел просить вернуть мощи святого. Придя к месту погребения, он сначала подошел к гробнице преподобного и с горячими слезами произнес: «Святый Божий и отче наш честнейший, для чего ты оставил нас, грешных, и не хочешь прийти на родину, для которой не только пастырь, но и спаситель? Ты освободил нас от лести диавольской и привел к истине, ты избавил болящую паству свою от ересей, исцелил ее, подвергавшихся опасности духовной смерти воскресил, украсил богослужениями, священными чинами, законоположениями душеспасительными. Почему же сейчас, святой, ты лишаешь нас освящения твоими божественными мощами? Почему ты лишаешь свою родину неистощимого источника божественной твоей благодати и твоих чудес? Отче милосерднейший, пожалей меня, призри на грехи мои и народа моего, которыми мы согрешили против тебя. Прииди к нам, хотя мы и недостойные грешники, но не оставляй нас без твоего присутствия и покровительства». Владислав долго и сокрушенно молился затем пошел к своему тестю. Той же ночью тесть увидел во сне святого Савву в образе блистающего ангела, который повелел отдать его мощи зятю, чтобы он доставил их на родину. Собрав народ и клир во главе с митрополитом, царь рассказал им обо всем, а затем с пением, свечами и фимиамом оба царя открыли гробницу святого. Сразу же — Христе Царю, о чудеса Твои! — все место это наполнилось неизреченным благоуханием, лицо святого просияло как солнце, и все в удивлении молились: «Господи, помилуй!». После этого с великой процессией и крестным ходом оба царя (тесть и зять) пешими вынесли святые мощи из Тырново, и царь Владислав с великой радостью перенес их на родину. Кто может описать, какая радость была в тот день? Подобны же этому и чудеса, что произошли во славу Отца и Сына и Святаго Духа, Пресвятой Троицы, Которой подобает держава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

Житие и подвиги преподобного отца нашего Григория, подвизавшегося близ залива Никомидийского в XIII веке

Сей богоносный отец наш Григорий происходил из областей Вифинских. Родители его были благочестивы и знамениты, благородны происхождением, а еще более известны нравом и добродетелью. Будучи воспитан такими родителями, преподобный не внимал детским играм, которым так радуется юность, но всякий час поучался в словах Божественного Писания. Не остановившись на этом, он захотел изучить и еллинские науки, выбрав из них те, что чисты от греха. Благодаря естественной остроте ума, постоянному чтению и упражнениям, вскоре он изучил все добрые и полезные науки, с помощью которых мог избежать сетей и ухищрений противников Православия, воюя с ними или издалека, крылатыми своими словесами, или нанося им удары оружием замечательного своего языка, если люди эти приходили побеседовать с ним.

Постепенно, изучив все возможные внешние науки, преподобный подошел к познанию Бога. Он начал искать учителей и наставников в подвигах добродетели, зная, что жить добродетельно самому, не имея перед собой примера, опасно, ибо такого подстерегает множество сетей и наветов вражеских, а жизнь с опытными в добродетели и их пример склоняет на подвиги совершенствования, зажигая внутри человека огонь ревности, что увеличивает желание познания Бога и возводит всегда от малого к великому и еще большему, этой причине преподобный пришел в один из лучших монастырей. Облекшись в монашеский образ, он предался духовным подвигам, учась вести тайную невидимую брань с диаволом, но так, чтобы не от него получать удары и принимать раны, но самому их наносить. Подвижник изучал прилоги лукавых помыслов, которые воюют против несчастного человеческого рода. Так он узнал, что такое мирный ум, хранение помыслов, какие из помыслов принадлежат собственно человеку, а какие всеваются от врага, какие возбуждают и смущают твердые помыслы и с какими помыслами должно бороться постоянно, а на какие нужно не обращать внимания, какие должно презирать, а на какие отвечать внешней притворной дружбой.

В монастыре он научился отвергать чувственное вместе с чувствами, красивые цвета, нежность телесную и все наслаждения, посредством которых низвергается, обольщается и отравляется владычествующий ум. Преподобный обучился песнопению, молитве, хранению ума, посту и воздержанию, которые только тогда и находятся в надлежащем соотношении, когда имеется между ними смиренномудрие. Приняв все это, божественный Григорий принес плод и в тридцать, и шестьдесят, и во сто крат больший (ср. Мк. 4: 20). Никто другой не мог состязаться с ним в этих делах, которые он исполнял с кротостью и смиренномудрием, без всякого понуждения себя. Его нестяжание, смирение, кротость, неумывание, лежание на голой земле достойны всяческой похвалы. Каких только подвигов не совершал сей преподобный со всякой подобающей ревностью, какую из добродетелей он не стяжал, и кто мог победить его в этих подвигах? Но даже и то, что приобрел, святой почитал ни за что, а то, что еще не стяжал, старался приобрести. Так на нем исполнялось апостольское изречение: «я не почитаю себя достигшим, а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп.3,13-14).

Поскольку же зависть всегда следует за тем, кто обладает добродетелью, то диавол, не в силах видеть такого юного святого, украшенного знанием, целомудрием, мужеством, неуязвимого для его козней, да и вообще служившего для всех образцом и полезным примером, замыслил следующее: найдя нескольких развращенных, негодных и лживых людишек, он заставил их заявить, что сей божественный Григорий похитил священные сосуды, которые и на самом деле пропали на тот момент. Эти люди оклеветали человека Божия; бродя повсюду и божась, они уверяли, что могут подтвердить свое лжесвидетельство. Простецы и безумцы думали, что бес уже победил преподобного, разумные же и рассудительные посчитали достойной смеха эту игру. Однако, провидя намерения и уловки диавола, божественный Григорий ушел оттуда в другой монастырь, чтобы не стать причиной большего наказания для клеветников. Через несколько дней обнаружили настоящего вора, и бес, который пытался посмеяться над святым, сам стал посмешищем. Стараясь обольстить других, он сам был обольщен, а грех, таким образом, стал явен всем. Как бы мог преподобный научить других не красть и не совершать святотатств, если бы сам был святотатцем? Такое просто невозможно.

Но вернемся к нашей теме. Придя в другой монастырь, где в послушании и подвиге пребывал его родной брат, Григорий снова начал свои подвиги. Подчиняясь игумену, уважая подвизавшихся вместе с ним братьев, он продолжил пост, бдения, воспевание псалмов, коленопреклоненно молился, служил и смирялся перед каждым. Все братия полюбили преподобного, ибо смиренномудрие, простота нрава, невзыскательность в пище порождают любовь к тому, кто обладает этими качествами, а гордость и строптивый нрав бывают причиной гнева и ненависти. Прожив в этой обители довольно долгое время, преподобный был облечен в великий ангельский образ, став великосхимником. После этого игумен и вся братия настойчиво уговаривали его принять священство, но преподобный не соглашался, потому знал, какая чистая и высоконравственная жизнь должна быть у священника. Однако, когда его стали уговаривать снова, и снова, он рассудил, что благопокорность и послушание являются основой всех добродетелей и согласился принят сан, который рассматривал не как нечто приличествующее ему, ибо всегда сокрушал в себе этот тщеславный помысел, но как служение людям и Богу.

Через три года преподобный удалился из обители, решив проводить жизнь в безмолвии, потому что знал, что тот, кто пребывает в безмолвии и предается молитве, может через обнажение чувств войти в созерцание мысленного мира, а посредством этого созерцания пребывает в человеке любовь к Богу, он проникается ею и через любовь Божию наслаждается и радуется славе и красоте Божией. Он возрастает в любви к Богу и через любовь созерцает славу Божию. Так что любовь и слава Божия есть друг для друга как мать и дочь. Оставив монастырь и своего брата, Григорий пошел в одно селение, которое было удобно для безмолвия. Прожив там достаточно времени и немного освободив чувства от смущения и волнения мирского, преподобный решил взыскать еще большего безмолвия, поскольку ум, по природе, имеет привычку, освободившись от внешних, возвратиться в себя и искать большего безмолвия и свободы. Посредством этой свободы он более чисто уразумевает чаемые блага будущего века и чем больше освободится от земного, тем более восходит к Богу по лестнице, которой становятся для него эти свобода и безмолвие. И напротив, смущение и попечение есть удаление от Бога. Для этого преподобный взошел на гору, что находилась близ селения, называемого Ильинским, где и нашел место, весьма пригодное для безмолвия. Григорий громко сказал: «Это покой Мой на веки: здесь вселюсь, и Я возжелал его…» (Пс. 131:14).

Он поставил на горе свою бедную каливу и поселился там. Освобождая свой ум от внешних чувств, а чувства — от блуждания по земным предметам, преподобный стремился теснее соединиться с Богом, с Которым и так никогда не разлучался. Очистившись от всяких внешних помыслов, он становился другом Божиим, вторым Моисеем, забывающим «заднее» и простираясь вперед, к почести великого звания Божия, поучаясь, что есть «заднее», и что можно просить, а чего нельзя (Флп.3:13-15). Всякому, кто очистился или еще очищается позволительно взыскивать тайны Божии, то есть узнавать о Божественном Промысле, о том, как управляется мир, о премудрости и благости Божией, о Его силе и безграничности. Ибо очищенным или очищаемым позволительно это исследовать. Но не позволительно им исследовать Сущность Бога, поскольку это совершенно неодолимо, непонятно и неизреченно для человека. Говоря о Своей сущности, Бог потому и сказал Моисею: «человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх. 33: 20).

Григорий соединился с Богом, стал Его другом, и Бог приобщил Своего друга, божественного Григория, к Своим тайнам. Так он стал созерцателем Божественных тайн, поучаясь в темных и тайных словах, получая откровения о будущем как дар, достойный и Бога, подавшего его из-за Своей благости, и преподобного, получившего его за чистоту своего ума и любовь к Богу. Григорий не только получил дар предвидения будущего, как награду за свою добродетель, но и стал совершать странные чудеса. Подобно тому как цари и князья доверяют свои сокровища верным друзьям, назначая их хранителями и распорядителями своего имущества, так поступает и Божий Промысл, необъяснимым образом устрояя все. Поскольку сей преподобный возлюбил Бога так, как подобает, изо всех своих сил, и он был возлюблен Богом, Который обещает в Евангелии: «Кто… соблюдает… заповеди Мои, тот любит Меня; а кто любит Меня, того и Я возлюблю» (Ин.14; 21). Поэтому достойным и доверены духовные тайны Божии за обильный пот и многие подвиги, а не даром и без труда. Преподобный как бы на богатую трапезу постав ту духовную пищу, какая требовалась каждому, и тем кому нужен был совет, премудро подавал его. Если же была необходимость в слове пророческом, он со смиренномудрием и сдержанностью открывал будущее тем, кто в этом нуждался Больных и увечных он, воздвигнув очи к небу и возлагая на них руки, с великим смирением, исцелял. По этой причине преподобный стал широко известен, его называли предсказателем будущего и учителем, исправителем нравов и врачевателем болезней. За любовь к Богу он удостоился получить от Него великие и богатые дары, о некоторых из них, дабы усладить читателей, пришло время поведать.

Есть обычай у лукавого диавола часто воевать и беспокоить людей. Если ему что-либо удается, тогда он достигает своей цели, если же нет, то вызывает смех у тех, кто испытал на себе его брань. Желая отнять пророческий дар преподобного, гнусный бес убедил каких-то людишек, достойных лишь таскать телеги, пахать и копать землю, что святой предузнает будущее не по благодати Святаго Духа, но по действию диавола, с помощью волшебного искусства. Искушая преподобного, они притащили к нему воров, святотатцев, злодеев и спрашивали о каждом, что это за человек. Зная об их дурных намерениях, преподобный не стал молчать, чтобы не дать им повод обвинить себя и насмехаться над божественным даром, но рассказал о каждом, кто он такой, и с каким намерением тот пришел к нему. Так, он рассказал про одного человека, потерпевшего кораблекрушение, что он выбрался на берег в том месте, где был виноградник, и вследствие перенесенных страдании и страшного голода, сорвал и съел чужой виноград. Святой рассказал это не для того, чтобы люди прославили его за дар предвидения, но чтобы обличить их неверие и посрамить обвинявших его в волшебстве.

Однако злоба этих людей не уменьшилась и они наняли некую блудницу, чтобы она склонила преподобного на похоть, и этим осквернила его. Эта блудница пришла к преподобному и стала его искушать, бесстыдно изгибаясь смеясь, заигрывая и говоря блудные слова. Преподобный же старался наставлениями и советами привести ее к целомудрию, чтобы она устыдилась своего поведения и слов. Однако блудница не внимала словам святого: неожиданно подверглась нападению беса, который бросил ее на землю, изо рта ее текли слюни, она стала скрежетать зубами и вести себя так, как обычно ведут себя одержимые бесом. Увидев то, что случилось с женщиной, те, которые подослали ее, раскаялись и попросили преподобного пожалеть ее и исцелить. Тотчас же святой, не став ждать, чтобы его попросили вторично, воздвиг руки свои к небу и, горячо помолившись Богу, исцелил женщину, наказав ей в будущем хранить целомудрие, чтобы не испытать худшего зла, ибо человек должен очищать душу, сотворенную по образу Божию, постами и молитвами, стремясь ко всевозможным добродетелям. Наставив ее на путь покаяния, преподобный отпустил женщину с миром. Таким образом, блудница стала целомудренной и, раскаявшись в прежнем нечестии, провела оставшуюся часть жизни в чистоте и добром покаянии.

Но поведаем и о других кознях, сотворенных диаволом преподобному. Желая потревожить святого и причинить ему зло, гнусный бес склонил некоторых клириков к зависти против преподобного. Они пришли к епископу Никомидийскому и возвели на божественного Григория множество обвинений и клевет, используя при этом все, чтобы вызвать гнев епископа. Будучи прост характером (ибо муж незлобивый верит всякому слову), епископ поверил словам клириков и, весьма разгневавшись, послал к святому людей, чтобы те, как можно скорее привели его к архиерею. Преподобный догадался о хитрости диавола и о возведенной им клевете. Он предложил посланным отобедать, а после этого поскорее возвращаться к епископу, заверив, что будет у епископа раньше их. Будучи почти мертв телом от многочисленных подвигов и мучений, преподобный сел на коня и направился к епископу прямо по морю. И — о чудо! — вода стала твердой, как суша, и преподобный смог переправиться на противоположный берег, туда, где находилась Никомидия, даже не замочив ног. Увидев, что преподобный верхом на коне скачет по морю, как по суше, епископ вспомнил апостола Петра, ступавшего по волнам, и, упав на землю, поклонился Богу, говоря: «Благословен еси, Господи, и преславен яко днесь показал нам другого Петра. Как дивны дела Твои, сколько у Тебя рабов, о которых мы не знаем, но о которых Ты знаешь прежде их рождения». Как только преподобный приблизился к епископу, тот с благоговением упал ему в ноги. Оказав многочисленные почести преподобному, епископ был чуть ли не благодарен клеветникам за то, что увидел такого святого мужа, чудотворца. Позже епископ попросил преподобного простить этих клеветников. Видя это чудо, они сами раскаялись, и со слезами просили у преподобного прощения. С той поры они стали почитать его, как Небесного человека, как служителя и друга Божия. Все же, слышавшие об этом небывалом чуде, изумлялись и удивлялись, а преподобный снова вернулся в свою келью и продолжил обычные труды.

Как-то раз одна супружеская пара плыла на корабле при попутном ветре, но внезапно налетел такой сильный ветер, что корабль потерпел крушение. Те добрые супруги, оказавшись в воде, призвали на помощь преподобного. Скорый на помощь, он явился им, простерев руки и избавив от погибели в морской пучине. Спасенные вознесли великое благодарение Богу и Его слуге Григорию.

И рыбакам преподобный оказывал благодеяния. Много раз, забрасывая сети в море, они вынимали их пустыми. Наконец, вспомнив о преподобном, они с верой призвали его, и снова закинули сети. И — о чудо! — в сети попалось столько рыбы, что рыбаки не смогли вытащить сети, пока не пришли их товарищи и не помогли им. Прославляя Бога и преподобного, они повсюду рассказывали о чудесах этого друга Божия.

Послушайте же и о другом чуде. Одной знатной и богатой женщине, весьма милостивой и добродетельной, уж и не знаю каким образом, попала в живот змея. Проходили дни, и живот у нее все увеличивался, видимо из-за того, что змея также увеличивалась в размерах. Потеряв всякую надежду на искусство врачей, она пришла к преподобному и со слезами припала к его ногам, с верою прося избавить ее от случившейся беды. Сжалившись над ней, преподобный воздвиг руки к Небу и с великим смирением и сокрушением сердца просил Бога, молясь долгое время. И — о чудо! — змея погибла и вышла наружу, женщина же, избавившись от опасности, благодарила Бога и преподобного.

В то время некая медведица в окрестностях селения, близ которого подвизался преподобный, стала причинять вред сельчанам. Запретив ей, преподобный прогнал ее из тех мест. На эту медведицу похожи и все те, кто нарушает законы Божий и вредит своему ближнему. Таких преподобный вразумлял наставлениями и заставлял воздерживаться от беззаконий.

Завершив подвижнические свои труды, преподобный, согласно Священному Писанию, «достигнув совершенства в короткое время… исполнил долгие лета» (Прем. 4:13). Когда ему исполнилось пятьдесят лет, он возжелал уйти из этого мира и пойти ко Христу. Больной, лежа на одре, он заповедал ученикам постоянно хранить заветы веры, никогда не оставлять подвига распинания с умерщвлением плоти, ибо они обещали это Богу в настоящей жизни. Преподав им эти и многие другие духовные наставления и попрощавшись с ними, душа его покинула тело, которое уже и раньше было мертво, и отошла к желанному Христу, Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

(Написано честнейшим в монахах Иосифом Калофетом)

Житие, подвиги и повествование о некоторых чудесах преподобного отца нашего исповедника Мелетия Галлисиотского, жившего в XIII веке

Сей преподобный отец наш Мелетий происходил из областей причерноморских, из селения Феодоту. Родителей его звали Георгий и Мария. Людьми они были богобоязненными, добродетельными и весьма милостивыми и гостеприимными. Чем с большей щедростью они раздавали свои богатства нищим, тем больше Бог их увеличивал, помимо богатства сделав их весьма известными. Так, отец святого был военачальником немалой части царских войск, а мать, весьма добродетельная и благочестивая, всю свою жизнь проводила в молитвах и славословии Бога. От добродетелей своих они и пожали добрый плод, родив дивного сего Мелетия, которого в Крещении назвали Михаилом. Мелетием он был назван позднее, в монашестве, когда вместе с именем изменил и жизнь, которая вся была духовным обучением, поэтому он, по справедливости, и принял такое имя, согласующееся с жизнью и делами.

После Крещения младенца отец увидел пророческий сон, в котором Бог предвозвестил то, кем станет дитя в будущем. Во сне пришел к нему некий священнолепный муж, посланец царя, и попросил золотую брошь. Проснувшись, Георгий понял, что сон был про сына, который станет золотым украшением, избранным сосудом Небесного Царя, поэтому его и попросили у отца, ибо Бог возлюбил его сына более, чем родной отец. Но и отец сделал все необходимое, чтобы ребенок получил хорошее воспитание. Он поручил его образование добродетельной жизни учителю; мальчик не только учился священным наукам, но и добродетели, но поскольку наставлять своих детей все же долг родителей, то Георгий и сам наставлял сына, чтобы тот творил угодное Богу, и старался водить его дважды в день в церковь: на утреню и на вечерню, чтобы тот слушал поучения из Священного Писания и возрастал в страхе Божием. Благоразумный и скромный юноша исполнял больше того, что повелевал ему отец, а потому превзошел в добродетели и науках всех своих сверстников. Однажды этому преуспевающему в добрых делах юноше было видение, в котором ему, как в древности Аврааму, повелевалось покинуть свою страну, родных, и идти туда, куда поведет его Бог.

Не теряя времени, Михаил отрекся от всего: родины, родных, сверстников, богатства и с ревностью последовал за Богом, позвавшим его. Подъяв на плечи крест Христов, он пошел в Иерусалим поклониться святым местам, где пребывал Сын и Слово Бога и Отца, где Он вочеловечился, претерпел крест, смерть и погребение, воскрес в третий день и вознесся на Небеса. Когда преподобный отправился в путь, на дворе был январь, самый разгар зимы. Но добрый Михаил пошел пешком, без вьючного животного, без спутников, без плаща и иного, необходимого в дороге. Он мужественно переносил дожди, снег, грязь, разливы рек, которые встречались на пути, и, горя сильной любовью ко Христу, не считал их помехой. Случилось Михаилу проходить через Лидию в том месте, где протекает река Пактолос. Быстрый и труднопреодолимый в любое время года поток, зимой разливался еще больше, поднимая волны, как на море. Не видя ни брода, ни людей, чтобы спросить как переправиться через реку, человек Божий поступил следующим образом. Он обратился за помощью к Тому, Кому возможно все. Подняв руки и горячо помолившись Ему, преподобный вздохнул из глубины души и попросил послать ему помощь свыше. И — о чудо! — юноша тотчас же был поднят в воздух и перенесен на противоположный берег. Прославляя Бога, Который помог ему таким чудесным образом, он с еще большей ревностью продолжил путь. Придя в Иерусалим и с великим благоговением поклонившись всем святыням, Михаил возжелал побеседовать с преподобными отцами, которые подвизались в тех пустынях, чтобы перенять у них образцы и правила подвижнического жития.

Придя на гору Синай, он увидел замечательных преподобных отцов, некоторые из которых пребывали в подвиге свыше восьмидесяти лет, а другие — всю жизнь. Подивившись их сверхъестественному жительству, он со слезами просил их принять его. Принятый ими, он сразу же совлек с себя мирские одежды, а вместе с ними и мирское свое имя, став Мелетием. Облекшись в монашеские власяные одежды, преподобный сразу же приступил к суровому подвижническому труду, упражняясь во всяческих добродетелях. Днем он служил братии, а ночь проводил в молитвах, славословии и чтении Священного Писания. Иногда он целые недели совершенно проводил без сна, а иногда, уступая необходимости, немного спал стоя, держась за вервь, или прямо на голой земле, потому что не имел ни постели, ни подстилки, ни второй одежды. Так было в Страстную седмицу Святых спасительных Страстей Господа и в другие великие праздники Господни.

Проведя достаточно времени с божественными отцами в подвигах добродетели, преподобный сподобился созерцания горнего мира и получил духовные дарования. Каждого, кто знал святого, удивляли его духовные подвиги, о добродетелях его стало известно и в далеких краях, а имя его было у всех на устах. Опечалившись (ибо Мелетий боялся, как бы из-за похвалы человеческой не лишиться награды от Бога за свои труды), преподобный захотел уйти с горы Синай. Покинув ночью обитель, Мелетий пришел в Иерусалим, чтобы еще некоторое время побыть у Гроба Господня и самому увидеть чудо схождения «благодатного Огня». Сподобившись увидеть огонь, как того и желал, он пошел в Мисири, в Александрию, а оттуда, вернувшись в Сирию, пришел в Дамаск чтобы, подобно трудолюбивой пчеле, собрать от разных отцов мед добродетели. Покинув Дамаск (ибо не мог находиться там в среде нечестивцев (мусульман)), преподобный пришел а гору Латру. Прожив там достаточное время, он пришел на Галлисийскую гору, что в Малой Азии, чуть дальше старого Ефеса, где находился весьма большой монастырь. Основал его великий Лазарь Галлисиотский, а Бог необычайно расширил и прославил обитель, ибо из этого монастыря выходили преподобные мужи, которые, сияя как светильники, освещали всю вселенную.

Придя в этот монастырь и побеседовав с пребывавшими там отцами, преподобный Мелетий подивился строгости их жития и возжелал поселиться вместе с ними. Его приняли в число братии и постригли в великую схиму, после чего Мелетий и предал себя в послушание старцу по имени Марк (по прозвищу Амиселлис). Кто же сможет поведать о его крайнем терпении, о его ревности в исполнении послушаний, кто опишет его неутомимый нрав? Мелетий мало говорил, но много делал, слушался во всем своего духовного отца и не превышал обычного своего подвига. Ночами бдел на молитвах, а днем проливал слезы в покаянии, и не было ни одной минуты, когда бы он не помышлял в сердце своем об Иисусе Христе, и не было мгновения, чтобы он не упомянул вслух имя Иисуса Христа, но всегда он молился так: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

Все то долгое время, пока преподобный жил со старцем и находился в беспрекословном послушании, и сам старец, и все, кто общался с ним, хвалили Мелетия и удивлялись его подвигам. Рассказывая о добродетелях божественного Мелетия, старец призывал всех находившихся там братьев брать с него пример, ибо Мелетий был образцом жизни по Богу.

Я чуть было не забыл поведать о дивном подвиге преподобного, истинность которого никто не подвергает сомнению. Божественный Мелетий имел обыкновение закрываться в келье и, подражая Моисею и Илии, а особенно примеру нашего общего Спасителя и Учителя Христа, сорок дней проводил в посте. Служители монастыря ставили ему в келью сосуд с водой и инжир, но по прошествии сорока дней находили их нетронутыми. Вся Галлисийская гора дивилась ему со всей Азии стекались толпы народа, чтобы посмотреть на такого дивного подвижника, что нарушало безмолвие и подвиг Мелетия. Из-за этого преподобный сильно печалился и усиленно размышлял о том, как бы избежать человеческой славы и похвал. День и ночь он молил Бога указать ему способ достигнуть желаемого. И однажды, когда он среди ночи горячо молился Богу, келья его внезапно озарилась Небесным светом. Облаченный в дивные и сияющие одежды Ему явился Сам Христос в окружении прекрасных юношей в белых одеждах со скипетрами в руках. Увидев все это явление, преподобный застыл от изумления и упал на землю. Один из юношей, взяв его за руку, поднял, а Владыка Христос сказал: «Мелетий, чего ты боишься, ведь ты звал Меня, вот Я и пришел». Преподобный, еще испытывая страх, не только ничего не отвечал, но и не смел посмотреть на Господа. Тогда Господь сказал ему: «Ступай в Константинополь, поможешь отстаивать истину, на которую воздвигнута брань». С этими словами Христос вознесся на Небо вместе с юношами. Исполненный неизреченной радости Мелетий решил выполнить повеление Божие, однако рассудил, что прежде нужно посоветоваться со старцем. Он открыл ему свое желание, но о видении не рассказал, и попросил разрешения уйти. Старец же, зная какого дивного мужа лишается, не хотел отпускать и разными способами пытался отговорить его, поминая, что в городах суета и искушения, противные монашескому званию.

Что же произошло потом? Божественный Мелетий опечалился, и снова стал горячо молиться Богу. Моление его было услышано и старцу был Божественный глас: «Не препятствуй, но отпусти Моего раба в Константинополь, ибо он принесет пользу многим душам». После того как Марк услышал этот Божественный глас, он благословил Мелетия и отослал в Константинополь. Так преподобный пришел в столицу, где более всего заботился о том, чтобы никто не узнал о нем во избежание славы человеческой. Однако сделать этого ему не удалось, ибо он был истинным светильником добродетели. Как невозможно укрыться тому, кто среди ночи идет с зажженным светильником, так невозможно остаться неузнанным тому, кто является образцом добродетели, даже если человек этот живет в пустыне, в горах, в пещерах и пропастях земных. Так и божественный Мелетий, хотя и сделал все возможное, чтобы остаться безвестным и бесславным, не смог укрыться от первых лиц города и о нем стало известно царям, архонтам, сенаторам и всем прочим.

Многочисленные жители Константинополя ежедневно приходили к преподобному, чтобы получить великую пользу от его наставлений. И действительно, трудно перечислить все добродетели преподобного, ибо нрава он был смиренного, одежду имел худую, голова была немытая и нестриженая, ноги босые, слова плодоносные, ум внимательный, но удивительно, что его поведение и даже движения приносили видевшим его великую пользу. Трудно сказать, сколько человек приходило к нему каждый день, ибо у константинопольцев, среди прочих, есть одно хорошее достоинство. Они выясняют, нет ли где мудрых и добродетельных мужей, и, узнав о таковых, идут к ним, записывают их слова на скрижалях сердечных, а некоторые из слушателей и на бумаге, чтобы всегда получать от них пользу. Так и до сего дня в воспоминание о преподобном у многих сохранились записанными его слова.

Божественного же Мелетия такая известность опечалила больше прежнего, ибо он любил безмолвствовать, а не быть прославляемым людьми. Только посредством безмолвия очищаемый человеческий ум приемлет Бога, иным путем достигнуть сей Божественной благодати нельзя. Преподобный ушел из Константинополя на гору Авксентия Великого и, найдя там небольшую природную пещеру, поселился в ней и прожил там долгое время, не имея другого крова одежды и без света. Затем, построив небольшую каливу перед входом в пещеру, он стал подвизаться с такой ревностью будто только начал свой духовный подвиг. Он по многу дней подряд постился, совершал бдения, множество поклонов и так удручал свое тело, что один монах, увидев, как святой подвизается таким образом, сказал ему, что не нужно так явно умерщвлять себя непосильными трудами. На это святой отвечал: «Чадо, разве ты не слышал, что и Авраам раскается в том, что не подвизался больше, когда в день Судный увидит чрезвычайные дары Божий?» Услышав эти слова, монах удивился и, с почтением приняв ответ святого, замолчал. Уйдя оттуда, он стал возвещать всем монахам и мирским о дивной жизни преподобного.

И снова множество людей стало стекаться к преподобному, нарушая желанное его безмолвие. Снова опечалясь, преподобный воззвал к Богу. После молитвы он открыл книгу пророка Исайи, чтобы узнать, по какому пути поведет его Господь, и прочитал следующее изречение: «поставлю Тебя… во свет для язычников» (Ис. 42: 6). Преподобный понял, что означали эти слова, и остался на прежнем месте, принимая приходящих к нему, исцеляя больных, разрешая недоумения вопрошавших его, предлагая душеполезные поучения и всячески помогая нуждающимся.

Снова слово преподобного приобрело значительные размеры, и не было ни одного христианина, который бы не просил святых его молитв. Его призывали в равной степени и моряки, и путники, и немощные, и здоровые: больные — чтобы исцелиться от болезней, а здоровые — чтобы сохранить здоровье. Святой не оставлял без помощи ни солдат, ни земледельцев, оказывал благодеяния пастухам, а охотникам подавал необходимое. Да и рыбаки свидетельствовали о добре, которое делал им преподобный, ибо как только они произносили имя Мелетия, сразу же в их сети попадалось бесчисленное количество рыбы. Даже домашние животные и дикие звери выражали признательность преподобному за благодеяния, ибо и к ним он имел сочувствие и сострадание.

Однако, преподобный не только совершал чудеса, но и был гостеприимным хозяином. От того скудного хлеба, что имел, он насыщал всех к нему приходивших, а все, что ему приносили, щедро раздавал нуждающимся, оказывая при этом и духовную милостыню, ибо щедро питал их души богомудрым своим учением.

Оставшуюся часть повествования без слез невозможно рассказывать. Как туча с градом, которая грозит принести многочисленные бедствия, так ополчилось на Православную Церковь Христову латинство. Начальник злобы, диавол, после многочисленных браней, воздвигаемых им на паству Христову, воздвиг в конце концов и брань на Церковь. Он изменил Символ веры и пленил первую Церковь во вселенной — Церковь древнего Рима, поэтому все прочие Церкви плакали и стенали о том, что лишились первой своей сестры — Рима. Плакали с ними Ангелы Хранители Церквей: «глас в Раме слышен, плач и рыдание», как говорит Писание (Мф. 2: 18), а общий враг радовался и веселился, наблюдая Разделение Церквей и разобщение христиан. Учили латиняне и другим злочестивым измышлениям, например, что Дух Святый исходит от Отца и Сына, и во время литургии возглашали: «Слава Отцу, и Сыну, и от Них Обоих Исходящему Святому Духу», а в Символе веры добавили: «иже от Отца и Сына Исходящаго». Это новое учение началось в древности завладело старым Римом и западными странами. Во времена царя Михаила, называемого Опресночником (1261 — 1282) это еретическое учение дошло и до восточных земель, и долго терзало Восточную Церковь. Но и тогда были воины Христовы, боровшиеся за истину, ибо на это злочестивое ополчились и другие отцы и богословы, пастырем и учителем которых стал Иосиф, столп Православия. Они укрепили Церковь Христову, насколько это было возможно, предавая себя даже на смерть гонителям-латинянам и латиномудрствующим, и показали себя строгими хранителями Божественных учений. Одним из таких отцов и был великий Мелетий, который, оставив безмолвие, прошел с проповедью по всей Вифинии, укрепляя христиан в Православии и заповедуя им хранить веру и тщательно воздерживаться от принятия нового извращенного учения, имея в виду латинство.

Однажды, когда преподобный провел весь день в пути, солнце уже садилось, а ночлега поблизости не было, спутник его сказал: «Отче, время уже вечернее, давай останемся здесь, поскольку до деревни еще далеко, и дойти до нее мы не успеем». Но преподобный возвел очи к Небу, и так помолился Господу: «Боже Спасе мой, Ты, Иже еси Свет мира, остановивший в древности солнце ради народа Израильского, останови его и сегодня ради нас, чтобы мы успели дойти до селения». И — неисчислимые чудеса Твои, Христе Царю! — солнце не заходило за горизонт до тех пор, пока этого не захотел святой Мелетий. Пусть же никто в этом не сомневается, потому что если слово произносится с верой, то оно способно передвинуть неподвижные и огромные горы (ср. Мф.17,20). Если же мы знаем, что верующие во Христа могут совершать и большие чудеса, что странного в том, что преподобный сотворил подобное чудо, разве можно в этом сомневаться? этом случае должно только удивляться тому дерзновению, которое имел к Богу великий Мелетий, и прославлять Бога, Который не перестает совершать древние чудеса и в эти, последние времена. Этим чудом Бог показал, что если кто-нибудь жизнью своей уподобится Моисею или Иисусу Навину, то сможет, при необходимости, и море осушить, и солнце остановить и совершить все те чудеса, что и они совершали.

Но веремся к нашему рассказу. Недалеко от горы великого Авксентия Великого был островок святого Андрея, небольшой по размеру, но очень красивый. На этом островке преподобный Мелетий выстроил монастырь с прекрасной церковью, вокруг обители были расположены жилища отшельников и прочие здания. В этом монастыре Мелетий вновь предался постам и чрезмерным трудам всенощного стояния, бдения, молитвы, поста и слез, но Бог продолжал и здесь являть чудеса. Свидетелями их было множество людей, приходивших сюда и испытавших на себе их действие. Из-за многочисленных толп христиан покой преподобного снова нарушился, и он решил опять уйти на гору Авксентия Великого. Но после этого решения произошло удивительное событие! Когда преподобный уже приготовился уйти, днем ему воочию явился Авксентий Великий и, поприветствовав его и поблагодарив за построенный храм, поведал, что воздаст ему за труды великой наградой, подобной той, что получил преподобномученик Стефан Новый, подвизавшийся на той же горе. Что предсказал святой, то и случилось, ибо божественный Мелетий получил венец исповеднический, о чем далее будет рассказано.

Когда царь Михаил Опресночник открыто начал проповедовать латинское учение во Вселенской Церкви и потребовал соединить Церковь Восточную с Западной, тогдашний Православный патриарх был изгнан с престола, а на престол возвели защитника лжи Иоанна Векка. Православных после этого стали заключать в темницы, творя над ними насилие, и мучить различными наказаниями. Тогда святой Мелетий, по совету божественного Галактиона, пришел вместе с ним в Константинополь. Подвизаясь на Галлисийской горе вместе с преподобным Мелетием, иеромонах Галактион весьма преуспел в слове и добродетели, за что его и почитали. В столице оба они предстали перед латиномудрствующим царем Михаилом и с дерзновением заявили: «Мы — защитники Православия и не приобщимся латинской ереси, которая, еще прежде чем появилась, была обличена божественными отцами Вселенских Соборов, которые постановили в Символе веры, что Святый Дух исходит от Отца, а тех, кто дерзнет прибавить или убавить что-либо, хотя бы самое малое следует предавать анафеме. Так почему же ты, царь, презрел слова Самого Христа, с которыми Он обращается в Святом Евангелии к Своим апостолам, и свидетельства божественных отцов, и священные каноны Кафолической Церкви предавшись этому заблуждению? Мало этого, ты хочешь, чтобы и мы последовали ереси и отвергли предания апостолов? Этому не бывать, не пытайся сдвинуть то, что нельзя сдвинуть, потому что мы скорее предпочтем сойти с ума, чем утратить свою православную веру».

Сочтя эти слова личным оскорблением, царь заключил их в тюрьму, где эти мужественные воины Христовы с радостью претерпели множество других страданий. Через несколько дней заключения царь приказал привести их из темницы, надеясь, что после мучений святые станут более сговорчивыми. Однако святые, которые от мучений не стали более мягкими, подобно воску, но как железо закалились, и с еще более горячей верой и еще острее стали обличать злоречие царя. Поскольку они выказали еще большее дерзновение, то разожгли гнев царя еще сильнее. Он приказал сослать их на Скирос, остров, находившийся в подчинении Афинской митрополии. Со Скироса божественного Мелетия отправили в Рим для бесед о вере с мудрецами папы Римского, там его снова заключили в темницу и держали в оковах семь лет. Затем, по приказу царя, его отослали обратно на Скирос и поместили в одной темнице с Галактионом.

Конечно, тюремное заключение таит в себе множество опасностей и зол, которые возрастают еще более, если жители того места злы нравом. Темница, в которой пребывал святые, была весьма суровой и мрачной, как сень смертная, голод, на который обрекли преподобных, продолжался много дней, ибо властитель Скироса решил уморить их голодной смертью. Преподобные же, а особенно божественный Мелетий, вспомнили о древней и привычной стезе многодневного поста и насильное мучение голодом заменили добровольным делом, рассматривая его как лествицу к Богу, и сорок дней пребывали без пищи. Темничный страж был так удивлен, что повторил своей жене слова, сказанные в древности Маноем: «Верно мы умрем, ибо видели мы Бога» (Суд. 13: 22). Заключенные настолько святы, что кажется, они не люди, а намного выше людей». После этого он рассказал жене об их многодневном посте, о частых молитвах с коленопреклонением, о всенощных бдениях, приведя тем самым свою жену в изумление. На рассвете женщина со своей единственной дочерью посетила святых в тюрьме, и, припав к их ногам, обе получили благословение.

Испытывая тяжелейшие страдания, святые радовались и постоянно славили Бога, царь же прилагал множество усилий, чтобы распространить латинство, стараясь привлечь одних запугиванием и мучениями, других — чинами и званиями, третьих — другими всевозможными способами, которые позволяли скрыть правду и истину. Многие стали его друзьями, приняв латинство, а тех православных, кого царь не уговорил, он подвергал опале, отбирал имения, ссылал и предавал смерти. Искореняя таким тираническим способом всех, несогласных с латинством, монарх был уверен, что уже победил всех православных. Однажды, беседуя со своими вельможами, он со смехом произнес: «Как мне кажется, великий мир настал сейчас в Церкви, и Патриарх обязан этим мне, поскольку нет больше тех, кто возмущает народ». Эти слова царя многие одобрили, но один из вельмож заметил:

— Ссыльные на острове Скиросе еще продолжают спорить, утверждая, что они самые знающие из всех, и тем самым противятся твоей власти.

— Кто же это такие?

— Мелетий и Галактион Галлисиотские. Слова эти ранили царя в самое сердце, потому что мужи эти были известны и знамениты своей добродетелью. Тотчас же было подготовлено судно, для царского гонца. Святых привезли в Константинополь и поместили в тюрьму, называемую Номерной. Прошло много дней, но царь, ссылаясь на другие срочные дела, все отказывался рассмотреть дело святых. Все это время архиереи и особенно патриарх (о суд и долготерпение Божие!) усердно клеветали на святых перед царем, и старались изо всех сил заставить их принять или латинство, или смерть. Наконец мужественные преподобные предстали перед царем, но исповедали свою веру с еще большим дерзновением и мужеством, за что были подвергнуты и большим наказаниям. Их били в течение многих часов, до тех пор, пока бездыханные тела их не остались лежать на земле. Как только они немного пришли в себя, Галактиона бросили в темницу, а божественного Мелетия веревками подвесили на высоком столбе. И — о чудо! — этот сухой столб тотчас же ожил и покрылся листьями.

Услышав о таком чуде, царь переменил мысли и через посредничество других стал беседовать с преподобным снова и снова, уговаривая его принять латинство. Святой, презрев просьбу царя, был подобен орлу, парящему в облаках, по выражению притчи, неуловимый и непобедимый никаким искусством и средствами человеческими. Не зная, что делать дальше, так как не смог переубедить их, царь решил победить их тела с помощью мучений. Священного Галактиона он жестоко ослепил, а святому Мелетию вырвал язык, чтобы Галактион не мог больше служить, а божественный Мелетий богословствовать о Святой Троице. Однако все вышло не так, как хотел царь. Ибо после того, как царем ромеев стал Андроник дерзновенно проповедавший православную веру, божественный Мелетий ясно говорил и без языка, а добрый Галактион по-прежнему приносил Бескровную Жертву.

Как только царь был возведен на трон, он сразу же укрепил Православие, потому что считал, что нет ничего, более необходимого. Первым его делом было восстановление на Патриаршем престоле Иосифа, непоколебимого столпа Православия, и изгнание блудника и узурпатора Иоанна Века, растлителя словесных овец Христовых. Затем царь с великой честью призвал из заключения святых. Тогда многие из тех кто не приняли латинство, получили высокие звания. Преподобного же Мелетия, ни царь, пламенный ревнитель благочестия, ни архонты, не смогли убедить принять священство, потому что он оберегал себя от славы человеческой, считая, что она приносит вред.

Уже в глубокой старости преподобный заболел, болел он три года, и все это время ел только овощи, да и то с крайним воздержанием и строгостью. Когда же пришло ему время отойти ко Господу, он созвал всю братию и в последний раз сказал им слова утешения, и каждому дал наставление относительно духовной жизни. Затем он вместе со всеми прославил Бога и, подняв к небу руки и устремив вверх очи, произнес: «Господи, в руце Твои предаю дух мой». И в тот же час уснул сном праведника, отойдя к возлюбленному им Господу.

Монах, которого звали Герасим, спал в своей келье, и увидел во сне божественного Мелетия с воздвигнутыми вверх руками, который с радостью восходил на Небеса. Когда он пришел к келье преподобного, святой уже умер, а лицо его светилось небесным светом.

Другой иеромонах Феолипт, который очень уважал и любил преподобного, со дня его кончины служил сорок дней литургию. Этот срок заканчивался в Неделю Торжества Православия. После службы Феолипт стал просить Бога открыть ему, в каких обителях упокоилась душа божественного Мелетия. Уснув после молитвы, он во сне увидел, что находится в большом и прекрасном храме, обращенном на восток и достигавшем до неба. Храм этот светился неизреченным светом. Внутри его святые отцы пели Богу дивную ангельскую песнь. Был там и проповедник, поведавший, что Мелетий еще при жизни построил этот храм в честь Свято Троицы. Весьма обрадовался Феолипт тому, что услышал там и увидел. Затем, во сне же, он подошел ко гробу святого и увидел, что он открыт, а внутри его стоят двое одетых в белое мужей, которые держат в руках кадильницы удивительной красоты и кадят ими. Затем Феолипт заметил и самого Мелетия, который стал укорять: «Ты, любезный Феолипт оставил гроб мой без попечения, и Бог послал ко мне тех кого ты видишь». И пока Феолипт удивлялся, как это святой Мелетий говорит, если он мертв, он вдруг услышал глас с Неба: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин. 11: 25). Об этом все.

А сейчас я хочу поведать во славу святого о некоторых чудесах, совершенных им при жизни. Однажды, когда святой шел по берегу, он встретил нескольких рыбаков, которые расстелили свои сети на песке. Поинтересовавшись, поймали ли они чего, те ответили, что ловили всю ночь, но ничего не поймали. Пожалев их, святой с дерзновением произнес: «Дети, забросьте снова сети во имя Спасителя нашего Бога». Послушавшись преподобного, они вошли в лодку и, немного отплыв, прочитали молитву и забросили сети. О неописуемая милость Твоя, Христе мой! Столько много рыб попалось в их сети, что рыбаки с большим трудом смогли вытащить их в лодку. Удивляясь дерзновению, что имел к Богу преподобный, они прославили Бога и поблагодарили Мелетия.

После того, как святой выстроил на островке храм Андрея Первозванного, как мы уже говорили, келарь однажды сказал ему, что строителей нечем кормить. Тогда, взяв свои посох, святой велел ему следовать за ним. Они спустились к морю и преподобный тихонько стукнул жезлом по воде, сказав: «Во имя Владыки Христа, дай нам сегодня то, в чем мы нуждаемся!» И — о чудо! — в тот же час из воды на землю выпрыгнула большая рыба. Когда келарь подошел, что бы взять ее, из воды выпрыгнула вторая, не меньше первой. Взяв обеих, келарь приготовил обед и накормил рабочих.

Когда царствовал православный царь Андроник, он пригласил великого Мелетия как-то раз к себе во дворец, чтобы посоветоваться с ним по одному церковному вопросу, и принял преподобного с великой честью. Один из архонтов по имени Сирмурин, протовестиарий должностью, стал мысленно укорять святого в том, что он любит временную славу, поэтому и сказал одному из сидевших с ним рядом: «Этот монах, кажется, оставил небесную славу, которую должен был взыскать, ищет сейчас славы человеческой и радуется ей». Вернувшись вечером домой, Сирмурин прилег на кровать и увидел сон. Он оказался в царском дворце, где восседал грозный Царь, облаченный одновременно в царские и архиерейские одежды, а вокруг Него стояли бесчисленные войска. Весьма разгневавшись на Сирмурина за то, что тот оскорбил Его раба, Царь приказал Своим телохранителям отомстить ему. Его хотели связать по рукам и ногам и бросить в место осуждения богохульников, но великий Мелетий заступился за него перед Царем и избавил несчастного вельможу от наказания. Испугавшись этого страшного сна, Сирмурин, как только проснулся, отправился к святому. Припав к его ногам, он исповедал свое осуждение, а затем рассказал о своем сне. Испросив с теплыми слезами прощения, которое тотчас же и получил от преподобного, он ушел с радостью и впредь отзывался о подвигах святого со многими похвалами.

Таковым было, возлюбленная моя братия, житие преподобного Мелетия, таковой была его незаурядная ревность о Православии, и таковыми были явленные им чудеса. Прожив семьдесят семь лет, он оставил все это, временное, и отошел к Богу, где о всех нас молит Пресвятую Троицу, Которой подобает слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

(Написано Макарием Филадельфийским Хрисокефалосом)

Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Космы, подвизавшегося в честном монастыре Зографе в XIII веке

Сей преподобный отец наш Косма был болгарином, и родился по обету, от родителей благочестивых и знатных. Он получил хорошее воспитание, а в школе изучил греческую и болгарскую грамоту. После школы родители решили его женить, однако юноша, имея сильное желание стать монахом, тайно оставил родину и пришел на Святую Гору. По дороге на Святую Гору он подвергся искушению от ненавистника добра, завистливого диавола, который, желая не допустить его до Святой Горы, в видении показал ему Святую Гору как остров, находящийся посреди океана. Задумавшись о том, как же монахи попадают на Гору, используют ли они лестницы или лодки, блаженный Косма, не имея, кого спросить, обратился к Богу с такой молитвой: «Господи, Иисусе Христе, молитвами Всепречистой Матери покажи мне путь, которым монахи приходят на Святую Гору». Тотчас же призрачное море исчезло, а юноша, догадавшись, что это были козни диавольские, поблагодарил Бога и Божию Матерь.

Беспрепятственно вступив на Святую Гору, Косма пришел в честной монастырь Зограф. С радостью принятый игуменом и всеми братьями, юноша провел там достаточное время, после чего был облачен в монашеский образ тогдашним игуменом, который назначил его вместе с другими служить в церкви.

Когда приблизился праздник Благовещения, юноша получил разрешение от настоятеля, и вместе с другими братьями отправился в Ватопедский монастырь, чтобы поклониться Честному Поясу Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и мощам обретавшихся там святых. Войдя в церковь, Косма увидел некую жену, которая прислуживала в церкви, на трапезе и участвовала во всех монастырских послушаниях. Не зная, что это была Пресвятая Дева, преподобный весьма опечалился тому, что монахи пускают в обитель женщин, ибо это опасно.

Когда он снова вернулся в Зографскую обитель, игумен, видя его печаль, спросил, в чем дело. Преподобный обо всем рассказал ему, а игумен сказал: «Знай, чадо, что Той Женой, Которую ты видел, была Пресвятая Богородица, покровительница того монастыря и всей этой Горы». Узнав все, Косма возблагодарил Пресвятую Деву, Которая соблаговолила ему явиться. По прошествии некоторого времени преподобный был рукоположен в диакона, а затем в пресвитера, и с той поры подвизался еще больше, безропотно и с большой ревностью исполняя все монастырские послушания.

Однажды, когда Косма один находился в церкви, он обратился к Богородице на иконе с такими словами: «Пресвятая Богородица, умоли Сына Своего и Бога нашего, да наставит меня на путь спасения». И в тот же момент он услышал голос от иконы: «Сыне Мой и Боже Мой, наставь раба Своего на путь спасения». Христос же отвечал Богородице: «Пусть оставит монастырь и идет на безмолвие». Выйдя из церкви, преподобный обо всем, что слышал, поведал игумену, и тот поселил его в тихой келье рядом с обителью. Безмолвствуя там в течение нескольких лет, преподобный, с помощью Божией, достиг всех добродетелей, и даже сподобился получить дар прозорливости, так что многие приходили к нему на исповедь.

Однажды пришли к нему из Хиландарского монастыря двое иеромонахов, которые спрятали по дороге тыкву с вином, чтобы на обратном пути забрать ее. Получив от преподобного благословение, они уже собирались уходить, как прозорливый старец сказал им: «Тыкву, что спрятали вблизи дороги разбейте, потому что в нее вползла змея; и не пейте это вино, иначе отравитесь». Иеромонахи так и поступили: разбив тыкву, они обнаружили внутри змею и прославили Бога, Который избавил их от смерти, при этом благодарили и преподобного Косму.

Был некий монах добродетельной жизни по имени Дамиан. Он подвизался близ монастыря Эсфигмен в месте называемом Самария, и имел благословение не ночевать в чужой келье. Однажды Дамиан по какому-то срочному делу пришел к одному знакомому, а поскольку того не было дома, он вынужден был подождать его до самого вечера. Сделав дела, Дамиан собрался вернуться в свою келью, но друг уговаривал его остаться, потому что уже сильно стемнело и пошел дождь. Но Дамиан из-за благословения, которое имел, не остался у друга. Поскольку же было очень темно и лил сильный дождь, он, в конце концов, заблудился. Не зная, что же делать, он воззвал ко Господу: «Господи, спаси меня, погибаю». После этой просьбы, он тотчас же оказался в своей келье. Позже, придя к преподобному, он поведал ему о том, что с ним случилось, чтобы узнать, почему это произошло и не согрешил ли он невольно в чем пред Богом. Святой же ответил ему: «Брат, ты исполнил заповедь, и Бог сохранил тебя от смерти». Утешенный таким образом, Дамиан вернулся в свою келью, прославляя Бога.

Однажды преподобный заболел и, как простой человек, захотел рыбы. В тот же момент (о чудо!) орел принес ему рыбу. А рядом подвизался один духовный старец Христофор, который тоже заболел и попросил одного человека прислать ему рыбу. Когда Христофор уже мыл эту рыбу, прилетел орел и выхватил ее из рук старца. Эту-то рыбу он и положил перед Космой. Поблагодарив Бога, Косма пожарил рыбу и уже приготовился ее съесть, когда услышал голос: «Оставь часть Христофору, чтобы и он мог отведать ее». Вскоре к преподобному пришел Христофор и постучал в дверь кельи. Преподобный ответил: «Входи, потому что я жду тебя, чтобы ты съел свою часть рыбы». Христофор с удивлением спросил святого, как он узнал о том, чья была рыба. И тот подробно поведал ему обо всем, после чего оба возрадовались, и Христофор вернулся в свою келью. Однажды в Великий Четверг преподобный увидев в воздухе душу, мучимую бесами. Узнав, что то была душа Хиландарского игумена, он послал своего ученика в обитель передать братьям, чтобы те молились Богу об этой душе. Ученик пришел и возвестил братьям о видении преподобного, но те не поверили, и сказали: «Игумен только что вышел из церкви и пошел к себе в келью, чтобы принести все необходимое для литургии, а тот, обольщенный, велит нам молиться за него». Все же они пошли в келью настоятеля, где обнаружили, что игумен действительно умер.

В другой раз тот же Христофор пришел к преподобному побеседовать о слове Божием. Постучав в дверь, он услышал голоса и подумал, что в келье кто-то исповедуется. Он долго ждал, пока не окончился разговор, а после этого постучал в дверь. Преподобный встретил его, облобызал, они вошли внутрь, сотворили молитву и сели. Поскольку же Христофор никого не увидел, он спросил у святого, с кем тот разговаривал. Старец же не мог этого скрыть и ответил, что он разговаривал со Христом: «Он поведал мне, что вскоре со мной сделают бесы, и о том, что через несколько дней я преставлюсь и перейду в Его Царство. Ты же ступай с миром, но в (такой-то) день обязательно приходи сюда снова». Христофор ушел и в назначенный день снова пришел к преподобному, которого обнаружил лежащим в постели и умирающим. Спросив о причине, он услышал в ответ:

— Начальник бесов приходил сегодня вечером со многими демонами, плакал и говорил: «О бессильные и нерадивые, никто из вас не смог убить этого моего страшного врага, который так опечалил меня, что, в конце концов, отнял у меня мой трон». С этими словами злобный бес взял жезл и сильно избил меня, как ты видишь.

Христофор остался там и ухаживал за больным. Через два дня преподобный попросил причаститься Пречистых и, с благоговением приняв их и поблагодарив Бога, предал дух свой в Его руки в сентябре месяце 22 дня 1233 года от Рождества Христова.

Узнав о его кончине, отцы священники и монахи пришли похоронить священные останки преподобного. Бог же, прославляющий прославляющих Его, прославил и этого святого после смерти следующим образом. Когда братия пела Последование на погребение, собрались все животные пустыни и тихо стояли до тех пор, пока его не погребли, после чего каждый громко закричал по-своему, и все снова разбежались. Через сорок дней братия пришли в келью преподобного и отслужили Всенощное бдение, после чего открыли гробницу, чтобы забрать его честные мощи в обитель, но (о неизреченные чудеса Твои, Христе Царю!) не обнаружили там его тела, причем до сего дня никто не знает где оно, только один Бог, Которому подобает слава и держава во веки веков. Аминь.

Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Григория Синаита, подвизавшегося в XIV веке

Сей божественный Григорий был родом из малоазийского селения Кукулос, близ Клазомен, и происходил от родителей богатых и знатных, и в то же время богобоязненных и добродетельных. Прилежно ими воспитанный, он был отдан учителям, от которых обучился божественным и священным наукам. В то время (тогда царствовал великий Андроник Палеолог) агарянский род напал на Азию, разграбил ее и обратил в рабство почти всех тамошних христиан. Вместе с ними был обращен в рабство и божественный Григорий с родителями и братьями. Их привели в Лаодикию и Промыслом Божиим варвары дозволили им ходить в церковь. Во время обычного псалмопения и славословия местные христиане, увидев, что те стояли с великим благоговением, прекрасно пели и были обучены музыке, удивились их благочестию и пению; тотчас же по отпусте они пришли к агарянам и, дав им много денег, выкупили Григория с семьей из рабства. После этого божественный Григорий отправился на Кипр. Он прожил там немного времени, но все полюбили его добродетель и природные дарования. Его приятное лицо указывало на внутреннее состояние божественной его души, а его скромность, благочестие и благоговение к Богу удивляло всех, и народ весьма почитал Григория.

В то время, когда почтенный Григорий жил на острове, Бог, Который знал о его сильной любви к добродетели живущей в его сердце, указал ему одного добродетельного монаха, подвизавшегося в безмолвии. Григорий тотчас же с радостью пришел к монаху, был облачен им в монашеские одежды и стал послушником. Проведя со старцем некоторое время, он неоднократно беседовал с ним на духовные темы, а потом ушел на гору Синай, где и был пострижен в монахи. Вместе с пострижением волос Григорий отсек все желания и движения плоти и с большим душевным мужеством продолжил свои подвижнические труды. Прошло немного времени, и тамошние отцы были изумлены его почти невещественной бестелесной жизнью в посте, бдении, всенощном стоянии, непрестанном псалмопении и молитве, еще немного, и они стали бы думать, что он и в самом деле бесплотный.

В послушании — корне и матери добродетелей — и в возводящем ввысь смирении он был настолько искусен, что трудно описать их по отдельности, иначе ленивым может показаться, что я ради преувеличения говорю о невероятном. Вместе с тем именно из-за ленивцев я не собираюсь замалчивать истину и напишу о том, что слышал от его ближайшего ученика, святого Герасима. Сей блаженный рассказывал мне, что божественный Григорий исполнял с трудолюбием и всяческой ревностью послушание, назначенное ему настоятелем, так, как если бы его видел Вышний Бог, и никогда не опускал и обычного братского правила. Вечером, положив по обычаю поклон настоятелю и получив от него благословение, преподобный входил в свою келью. Затворив дверь, он возводил к Богу руки и ум и, полностью удалившись от вещественного сего мира и стараясь приблизиться к Богу, с необычайной ревностью начинал правило. Всю ночь он воспевал Богу псалмы и молился с сильным сердечным желанием и коленопреклонениями, до тех пор, пока не заканчивал все псалмы Давида, пение которых доставляло ему радость. Затем утром, когда стучали в било, преподобный, по обычаю, первым оказывался у дверей церкви. Он всегда был настолько строг к себе, что никогда не выходил из храма до окончания службы. Таким образом, Григорий входил в храм первым, а уходил последним. Пищей его были только хлеб и вода, да и то в таком количестве, чтобы только поддерживать жизнь в теле. Григорий три с лишним года исполнял послушание повара и хлебопека, и ни разу даже не подумал о том, что служит людям; напротив, он был уверен, что служит чинам Ангельским, а место своего послушания считал истинным алтарем Божиим и жертвенником. Кроме того, почти каждый день он восходил на вершину горы Синай, чтобы поклониться тому месту, где совершались известные великие чудеса. Преподобный был весьма искусен в каллиграфии, а чтению предавался так много, что день и ночь усердно выбирал изречения из Ветхого и Нового Завета, и старался их заполнить. Не знаю, был ли еще такой отец, который так же изучил Священное Писание, как он, и который бы знаниями превосходил всех тамошних отцов. Однако злобный диавол не мог спокойно наблюдать за подвигами преподобного. Он тайно ввел монахов в страсть зависти и, будучи сеятелем плевелов, посеял в них сильное смущение и волнение. Ученик кроткого и миролюбивого Иисуса Григорий, поняв, что монахи ему завидуют, тайно покинул монастырь, взяв с собой Герасима, бывшего родом с острова Эврип и приходившегося родственником правителю острова — Риге. Презрев богатство, славу и благородное происхождение, отрекшись мира и того, что в мире, Герасим пришел на гору Синай, где и познакомился с божественным Григорием. Поразившись его крайней добродетели, Герасим стал одним из его учеников и, с помощью Божией, достиг высокого уровня деятельности и созерцательности, став после великого Григория примером для других.

Покинув Синай, они пришли в Иерусалим поклониться Живоносному Гробу. Посетив святые места, подвижник взошли на корабль и приплыли на Крит в место, называемое Добрые Пристани, где преподобный с большой ревностью начал искать спокойное и тихое место для жительства. После долгих поисков они наконец нашли тихие пещеры и с радостью поселились там. Тотчас же тот добрый делатель стал прилагать труды к трудам, подвиги к подвигам, неким образом борясь с собой с еще большим мужеством. Пищей ему служил хлеб и вода один раз в день, другого же ничего не было, хотя и была опасность погибнуть от жажды. Лицо преподобного приобрело желтый оттенок от сухоядения, члены тела высохли и были измучены многими трудами, ослаблены от физического напряжения и неспособны на какое-либо другое действие. Кроме того, блаженный старался отыскать такого духовного мужа, который бы мог наставить его в том, чего он сам не мог понять в Священном Писании и чему не был научен духоносными божественными отцами.

Бог, в ответ на его мольбы, послал ему такого мужа. В божественном откровении Он показал божественного Григория и открыл его желание одному отшельнику по имени Арсений, который безмолвствовал в тех краях и был украшен благочестивыми деяниями и Божественным созерцанием. Движимый Духом Божиим, Арсений пришел в келью к преподобному, постучал в дверь и был принят им с большой радостью. После обычной молитвы и приветствия, Арсении начал беседу как бы из какой божественной книги, говоря о хранении ума, о трезвении, о молитве, об умной молитве и о том, как очищается ум через исполнение заповедей и становится подобен свету. Сказав об этом и многом другом, старец, обращаясь к преподобному, спросил: «А ты, чадо, какое делание совершаешь?» Тогда божественный Григории с самого начала рассказал ему все о себе: об отшествии из мира, о любви к пустынножительству, и о всех своих поступках. Божественный Арсений, прекрасно зная путь, который возводит человека на высоту добродетели, с улыбкой заметил: «Чадо все то, о чем ты мне рассказал, у богоносных отцов называется деланием, но не видением». Услышав эти слова, блаженный Григорий в ту же минуту припал к его ногам и стал горячо просить, заклиная Богом, научить, что есть умная молитва, безмолвие и хранение ума. Божественный тот отец, приняв просьбу преподобного как некую находку, не медля, научил его всему, ничего не опуская из того, что сам щедро получил с помощью Божественной благодати. Кроме того, старец открыл ему, что происходит с теми, кто подвизается в подвиге добродетели, ибо они справа и слева подвергаются нападкам ненавистников добра, бесов, и завистливых людей, которых использует в качестве орудия своей злобы лукавый. Обо всем этом Арсений подробно рассказал Григорию.

После этой беседы Григорий тотчас же решил плыть на Святую Гору. Обойдя все монастыри, кельи, скиты и даже труднодоступные кельи отшельников, он посчитал справедливым встретиться со всеми отцами и воздать им должное поклонение ради молитвы и благословения. И, как сам рассказывал, на Афоне Григорий встретил множество подвижников, украшенных благоразумием, скромностью и прочими многими добродетелями. Все они прилагали все свое усердие на делание подвига добродетели. Когда же он спрашивал, занимаются ли они умной молитвой, предаются ли трезвению и хранению ума, они отвечали, что даже не знают, что такое умная молитва, хранение ума и трезвение.

Обойдя всю Святую Гору, преподобный пришел наконец в скит Магула, напротив честной обители Филофей. Там он встретил трех монахов: Исайю, Корнилия и Макария, которые занимались не только деятельными добродетелями, но немного и созерцательными. Много потрудившись вместе со своими учениками, он построил там кельи. На небольшом расстоянии от них он выстроил для себя исихастирий, чтобы наедине беседовать с Единым Богом посредством умной молитвы и умилостивлять Его деятельными добродетелями. Вот тогда-то преподобный и вспомнил о наставлении честного Арсения, и о том, что тот говорил ему о хранении ума, трезвении и об умной молитве. Подчинив в себе все чувства, соединив ум с духом и пригвоздив себя ко Кресту Христову, он часто-часто повторял: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Молясь так с умилением и сокрушением сердечным, с воздыханием из глубины души, он постоянно плакал и слезы текли из глаз его подобно реке. За эти слезы Господь не презрел его молитвы: «Сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс. 50: 19), ибо: «взывают праведные, и Господь слышит» (Пс. 33:18). Под действием Святаго Духа распалилась его душа и сердце и, изменившись добрым и дивным изменением, просветленный Божественной благодатью, преподобный увидел, что келья его наполнилась светом. Исполнившись радости и неизреченного веселья, проливая снова потоки слез, он был уязвлен Божественной любовью, ибо поистине на нем исполнились слова сказавшего: «Деяние есть путь к созерцанию». Ведь преподобный оставил плоть и этот мир, и весь исполнился Божественной любови. С той поры свет непрестанно освещал праведника, по сказанному: «Свет праведным всегда» (Притч. 13: 9). Когда я (блаж.Каллист) и другие ученики спрашивали приснопамятного о смысле этих слов, он отвечал: «Тот, кто по благодати Святаго Духа возвышается в Боге, зрит как в зеркале всю тварь на свете, «в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю», как говорит апостол Павел (2Кор. 12: 2), до тех пор, пока кто-либо не воспрепятствует этому, заставив прийти в себя».

Просто и совершенно без всякого любопытства я задавал ему разные вопросы, когда Григорий выходил из кельи с веселым лицом и кротко смотрел на меня. Вы, духовные отцы, знаете, насколько больше вы любите последних своих духовных чад, в сравнении с первыми. Подобно этому и мой присноблаженный духовный отец выказывал ко мне больше любви, как к последнему своему духовному чаду, а я шептал ему как любящему отцу. Он же отвечал мне так:

— Душа, которая прилепится к Богу и уязвится Его любовью, поднимется выше всякой твари, будет жить над всем видимым миром и соединится с желанием Бога. Она не сможет укрыться, как и Сам Господь обещал ей, говоря: «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6: 4). И еще: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). Ибо сердце трепещет и веселится, ум изливается, лицо становится веселым и радостным, как и сказал мудрец: «Веселое сердце делает лице веселым» (Притч. 15:13).

Я же снова попросил его:

— Божественный отче, научи меня ради любви к истине, что есть душа, и что об этом говорят святые.

С присущей ему кротостью он отвечал:

— Возлюбленное мое духовное чадо, не ищи того, что выше тебя, и не исследуй того, что глубже, ибо чтобы понять то, о чем ты меня спросил, ты должен перестать быть младенцем несовершенным, который не может переварить твердой пищи. Уразуметь высокие понятия тебе не по силам, подобно тому, как пища совершенных мужей не приносит пользы нежным младенцам, которым требуется только молоко.

Припав к его ногам и крепко ухватившись за них, я горячо просил его ответить. Снизойдя к моей усиленной просьбе, Григорий сказал: «Тот, кто не увидит воскресение своей души, не сможет в точности узнать, что такое душа умная».

— Скажи мне, отче, достиг ли ты меры сего восхождения, то есть, узнал ли ты, что такое умная душа?

-Да.

Тогда я попросил его, ради любви ко Господу, научить и меня тому, что могло бы принести великую пользу моей душе. Божественный и всечестный Григорий, похвалил мою ревность, преподал мне такое учение.

— Когда душа употребит всю свою ревность и с разумом и рассуждением будет подвизаться в деятельных добродетелях, тогда, оттесняя все страсти, она подчиняет их себе. А когда она покорит страсти, ее будут окружать только природные добродетели, которые следуют за ней, как тень следует за телом. Эти-то добродетели не только последуют за ней, но и научат и наставят ее на то, что сверхъестественно, подобно восхождению по духовной лестнице. И когда ум, по благодати Христовой, взойдет в вышеестественное состояние, тогда, просвещаемый сиянием Святаго Духа, он светло прострется и в созерцание. Став выше себя, согласно мере благодати, данной Богом, он ясно и чисто зрит природу сущего, ее связи и порядок, но не так, как болтают внешние мудрецы, прибегающие только к тени вещей и не старающиеся следовать, как должно, существенной энергии естества, потому что, как говорит Писание, «омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели» (Рим. 1: 21). Затем та душа, которая приняла обручение и благодать Святаго Духа, мало-помалу, в силу множества созерцаний, которые имеет, оставляет прежнее и восходит в вышнее и Божественное, как говорит апостол Павел: «забывая заднее и простираясь вперед» (Флп.3: 13). Душа, поистине очищенная таким образом, отлагает всякий страх и робость и, прилепившись любовью к Жениху Христу, видит, что естественные ее помыслы полностью прекращаются и отпадают, как и велят святые отцы. Достигнув невиданной и неизреченной красоты, она наедине беседует с Единым Богом, светло освещаемая светлостью и благодатью Святаго Духа. Просвещенная таким образом бесконечным светом, она движется только к Самому Богу, и через дивное это и новое изменение более не ощущает низкого, земного и вещественного тела, потому что душа кажется прозрачной и светлой, без всяких добавлений и земной привязанности, естеством по преимуществу умным, каким был до преступления своего наш родоначальник Адам. Вначале он был покрыт благодатью того бесконечного света, а потом за ненавистное преступление (о горе!) лишен светлой славы и освящения. Так это драгоценное животное, человек, оказалось нагим.

Преподобный поведал мне и то, что человек, который достиг такой высоты посредством утомительного занятия умной молитвой, и чисто видел и познал собственное свое состояние, в которое пришел по благодати Христовой, — видел воскресение души раньше общего воскресения, на которое все мы надеемся. Душа, очищенная таким образом, может вместе с божественным Павлом сказать: «в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю» (2 Кор.12: 2), но и сама недоумевает и изумляется этому и с удивлением вопиет: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11: 33). Вот что поведал мне божественный тот отец.

Об учениках же его, которые водительством преподобного взошли на высоту добродетели, не знаю как достойно рассказать и как поведать об их бранях и подвигах. Первым из них был святой Герасим, происходивший из Эврипа, как я уже говорил. Впоследствии он стал учеником святейшего патриарха Исидора, принес огромную пользу и заслужил его похвалу, ибо с самого начала был хорошо научен божественным Григорием добродетели и житию, подобающему монаху. Сей дивный муж подражал бывшему в древности преподобному Герасиму (Иорданскому), и как тот прошел апостольским путем и укротил пустыню Иорданскую, воздвигнув в ней честные обители, так и сей новый Герасим, исполненный Божественной благодати и просвещенный Богом, пришел в Грецию. Подобно апостолам, он обошел ее и всех алчущих и жаждущих слова Божия насыщал сладчайшим учением Добродетели, обогащая, сколько было возможно, богатством освящения и благочестия. Но и сам Герасим, благодаря своему старанию и прилежанию, собрал вокруг себя множество учеников и, с помощью Божией, основал небесное жилище и обитель монашескую, передав братьям правила строгого ангельского жития, учил их, являясь образцом добродетели, как в древности преподобный Герасим. Подобно том и этот новый Герасим сподобился зреть в безмолвии Божественные видения, и провел жизнь в духовных подвигах, достойных удивления, после чего преставился о Господе.

Вторым учеником преподобного был Иосиф, соотечественник и товарищ Герасима, который с мужеством подвизался за Православие, противясь латинянам, и многих извлек из этого злочестия, по благодати Христовой приведя их в Православие. Мало кто из известных и преуспевших во внешней премудрости смог столько сделать для Православия, сколько сделал Иосиф, ибо он имел внутреннюю и истинную премудрость — благодать Святаго Духа, с помощью Которого и те рыбари, божественные апостолы, прославились и постыдили внешних мудрецов. Так и дивный Иосиф был прославлен у Бога и посрамил латинян. О прочих же его добродетелях и знаменитом и скромном жительстве кто может по достоинству поведать? Умолчу об этом и я.

Ты же, о слушатель, размысли о другом ученике святого -дивном авве Николае, старце восьмидесяти лет от роду, из Афин, который был достоин почитания не только за внушающий уважение возраст, но и за благоразумие и скромность нравов. Он мужественно претерпел за Православие многочисленные преследования от латиномудрствующего Михаила Палеолога: его ссылали, расхитили имения и множество раз заключали в мрачные темницы. В то время, когда божественный Николай проповедовал у себя на родине слово Божие и учил народ хранить православную веру, не принимая порочного учения латинян, царь послал жестоких и бесчеловечных латинствующих своих слуг, чтобы наказать его. Повинуясь приказу царя, они крепко связали Николая веревками, на шею и руки надели цепи; чтобы устыдить, обрили бороду и, жестоко избив палками и ногами, водили по дорогам повсюду напоказ. Не знали суемудренные, что этим они только свою злобу выставляли напоказ, а для Николая были причиной большей славы. Но поскольку, по милости Божией, в Церкви Христовой в это время настал мир, и гонения на православных прекратились, вселенский патриарх, святейший Иосиф, испробовал разные способы, чтобы рукоположить божественного Николая во епископа. Тот же, смиренномудрый, никак не соглашался стать епископом, и, желая безмолвия, пришел на Святую Гору. Тогдашний прот Святой Горы весьма возлюбил Николая, украшенного всеми добродетелями и благочестием и назначил, вопреки его воле, экклесиархом в честной монастырь Кареев. Через некоторое время Николай встретился с дивным Григорием и, услышав его сладчайшие поучения, всей душой захотел стать его учеником.

Как магнит своей огромной естественной силой притягивает к себе твердейшее железо, так и божественный наш учитель Григорий душеполезными своими словами (которые каждый благоразумный справедливо назвал бы словами жизни вечной, и поистине Божественным гласом) привлекал к себе всех, кто видел его или беседовал с ним. Как однажды Андрей, который увидел Христа и тотчас же оставил Иоанна Предтечу, после чего неразлучно следовал за Иисусом, так и ученики божественного Григория постоянно сопровождали его, наблюдая, какого необычайного благоговения он достиг, в какую невозмутимость и душевный мир пришел, потому что кроткое и радостное его лицо указывало на внутреннее осияние и благодать его души; многие добродетельные монахи оставляли своих старцев и, стремясь услышать его наставления и присоединиться к его братству, чтобы получить пользу для себя, шли к нему в послушание. Так поступил и авва Николай, который не только оставил почести и славу человеческую, как суетное и излишнее бремя, но презрел и собственную старость, бросившись к ногам преподобного. Он с радостью принял подвиг и труд послушания, как если бы приобрел некое великое сокровище. Внимая сладким словесам преподобного, впитывая его наставлениям, он искушен во всякой добродетели, а особенно в смирении, превзойдя в этом всех своих собратьев.

Следует подивиться и тому, как поступал со своими послушниками божественный отец. Когда он хотел исправить согрешившего ученика, то, размыслив прозорливыми душевными очами о том, как бы принести пользу послушнику вдруг начинал поносить его, называя злым и порочным, говоря, что он состарился во зле, а ничего доброго не сотворил. Преподобный называл его лентяем, который небрежет о спасении своей души и часто приказывал какому-нибудь монаху, чтобы тот с суровым видом прогонял согрешившего из трапезной. При всем этом преподобный всячески заботился о спасении души брата. Услышав обо всем этом, подвижник Христов авва Николай припал с великим смиренномудрием к ногам святого и стал плакать. Да и у меня самого, который рассказывает это, сжимается сердце и текут обильные слезы от удивления, когда я представляю почтенного старца, распростертого у ног учителя. Ты же, слушатель, поразмысли и подивись этой истории. Отругав таким образом согрешившего ученика, Григорий наставлял его и, простив, отпускал с великой для того душевной пользой. То, о чем я сейчас рассказал, лишь крошечная частица, поскольку нет возможности поведать подробно обо всех подвигах преподобного.

Ты же, возлюбленный, взгляни на другого ученика божественного Григория, досточудного Марка, который был родом из Клазомен. Придя в Салоники, он был пострижен в монаха в обители, называемой монастырем господина Исаака. Попав на Святую Гору, он подвизался с великой ревностью и прилежанием, стяжав умную молитву, трезвение, и крайне любил непрестанную молитву. Хотя Марк стал драгоценным хранилищем всех добродетелей, он настолько возлюбил смирение и послушание, что хотел ревностно служить, насколько это было возможно, не только настоятелю, но и всей во Христе братии. Он был очень недоволен, если не удавалось послужить, подобно рабу, всем приходившим туда монахам. Поистине своими делами он нелицемерно исполнял заповедь Христа: «кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф.20: 27). Не было никого, кто бы не удивлялся и не восхвалял божественного Марка, и не ощущал его духовного благоухания. Увидев его всего лишь однажды, любой человек принимал от него в душу свою освящение и брал с него пример смиренномудрия. Божественный же этот подвижник, придя в глубокую старость, с великой радостью хотел совершать такие же подвиги, как и в молодости, совсем не задумываясь ни о старости, ни о бессилии, ни о чем другом, что могло бы ему помешать. Он ревностно исполнял послушания на поварне и ни разу не пренебрег своими обязанностями, под каким-либо предлогом. Посему и Бог, Который ублажает смиренных сердцем, видя такое его смиренномудрие, возвел его в такую славу, что, сияя от Божественной благодати, он стал светлейшим орудием Святаго Духа. Достигнув безмятежной и тихой пристани, он соединился стремлением своим с Богом, собеседуя с Ним наедине и неизреченно радуясь Его светлости, многим доставляя душевную пользу от своих поучений и святости. Таким узнал его и я, и имел возможность испытать в течение долгого времени, потому что стал жить вместе с ним, имея одно помышление и одно желание во всем, по благодати Святаго Духа. С самого начала, когда я только с ним познакомился, то полюбил всей душой, необычайно высоко почитая его дружбу. И хотя он велел мне не разглашать о тех добродетелях, которые даровал ему Бог, но поскольку похвала святым относится к Богу, то я рассудил справедливым нисколько не замалчивать его подвиги, о которых с радостью и благодарностью говорят и слушают, и которые склоняют слушателей подражать подвижнику. Решив вернуться в честную Лавру, божественный отец наш Григорий так соединил нас, одного с другим, своими учениями и наставлениями, что, казалось, у нас была одна душа в двух телах. Повелев нам пребывать неразлучными до конца, движимый благодатью Святаго Духа, он о многом добром рассказал нам, в том числе и о том, что если мы будем пребывать в единении, то сподобимся Царствия Небесного. Мы же, положив обычный поклон и приняв благословение молитвы, остались вместе и были неразлучны, думая и делая все одинаково. Мы не знали, что такое «мое» и «твое», но прожили вместе целых двадцать восемь лет. Если кто-то звал Каллиста, то вместе с ним был и Марк. Если же кто звал Марка, то приходил и Каллист. Все отцы, жившие с нами в скиту, видели в нас похвальный пример из-за доброго согласия, бывшего между нами, по благодати Христовой. А если иногда и случались, по диавольской зависти, у некоторых братьев разногласия и споры, они часто вспоминали о нашем богоугодном примере.

Затем, не знаю как, случилась у Марка телесная болезнь. По сей причине пришли мы ради исцеления в священную Лавру. Познав великую его добродетель, тамошние отцы не захотели его отпустить, ибо для них это было бы невыносимо. Я же, движимый Богом, пришел в честной Иверский монастырь, и хотя некоторым казалось, что мы разлучились друг от друга телесно, пребывая в разных местах, но душой, по благодати Божией, соединяющей и удерживающей доброе, мы продолжали быть вместе. Где бы ни находились, мы всегда были соединены друг с другом, и каждый из нас сохранял воспоминание о другом с большой любовью. Блаженный же Марк был прославлен Богом, каждый день приемля большую славу с дарами и просвещением, которым удостаивался от Него.

А сейчас расскажем и о другом ученике святого, достохвальном Иакове. С помощью поучений и наставлений божественного Григория он взошел на такую высоту добродетелей, что сподобился принять и архиерейское достоинство, став епископом Сервийским.

Немного позже пришел на Святую Гору Аарон, и был принят преподобным Григорием, который очень жалел его, потому что тот был слеп. Святой говорил ему, что по Своей крайней благости Бог стал Человеком, чтобы воззвать праотца нашего Адама, который пал через преслушание, освободить его от тирании диавола, привести в первое начальное состояние благородства и воздвигнуть от тли смертной. Слепота же телесная не только очищает очи души, но и дарует вечный свет тем, кто переносит ее с благодарением и несомненно надеется на Бога. Когда мы, с помощью Божией и Его благодатью, очистим горячей молитвой и непрестанным молением наши сердца, тогда просвещаются ум наш и помышление, которые есть как бы два ока душевных. Когда же просветятся и отверзутся душевные наши очи, тогда человек, в Боге ставший духовным, видит естественно, как видел и Адам до преступления.

Услышав такие наставления и познав их умом, Аарон стал с сердечным сокрушением просить Бога: «Господи Боже мой, к земле приклонившуюся восставивый, единым словом расслабленного исцеливый, очи слепому отверзый, воззри на меня неописуемым Твоим благоутробием и приклоненную тиной греха и на земле лежащую несчастную мою душу не презри отчаянием. Яко Человеколюбец, отверзи очи сердца моего, да вселится страх Твой в него, чтобы разумети заповеди Твоя и творити волю Твою». Молясь так Богу из глубины души, Аарон был услышан и отверзлись душевные его очи, так что ему больше не только не требовался поводырь, но, сидя в келье, он иногда предсказывал, что должно произойти, например: «Выйдем на улицу, потому что идет к нам (такой-то) старец или (такой-то) брат». Удивительно, но именно так, как он предсказывал, и случалось. Когда же должен был настать день памяти какого-нибудь великого святого или Владычний праздник, он задолго говорил об этом, никем не наученный и ни от кого не получавший подобных сведений. На вопрос, как он об этом узнавал, Аарон отвечал, что перед праздником сходит в его душу от Бога великое освящение и слава, и от Бога все его знания. Так, однажды, когда они шли вместе с Иаковом к одному монаху и находились от его кельи на расстоянии двух миль, просвещенный Богом, Аарон сказал Иакову: «Монах, к которому мы идем, держит в руках Священное Четвероевангелие и читает из него вот этот стих». Придя в келью и расспросив монаха, они обнаружили, что тот действительно читал тот стих, о котором говорил Аарон.

Должно рассказать и о других учениках преподобного: Моисее, Лонгине, Корнилие, Исайи и Клименте. Они начали жительство по Богу с великой ревностью и много подвизались в поте и трудах, чтобы стяжать все добродетели. Непрестанно упражняясь в спасительном делании умной молитвы и приобретя множество учеников, они мирно скончались предав души свои в руки Божий. Поскольку я вспомнил о дивном Клименте, справедливо будет немного рассказать о том, что даровал ему Бог.

Сей Климент был пастухом овец, родом из Болгарии. Однажды ночью, когда он стерег овец, то увидел странный сильный свет, осветивший все стадо. Весьма обрадовавшись, он начал размышлять, откуда мог возникнуть такой свет: может быть, внезапно рассвело и взошло солнце, пока он немного вздремнул, опершись на посох. Пока он так размышлял, свет начал понемногу отступать и взошел на Небеса. И снова сделалась ночь и тьма. Очень этому удивившись, Климент пришел на Святую Гору и, найдя в скиту Морфина, монаха-простеца, но благочестивого и добродетельного, стал у него послушником, но научился у него только молитве: «Господи, помилуй». Через некоторое время тот свет стал опять понемногу появляться и наполнил душу Климента Божественной благодатью. Был же Климент человеком весьма простым и безыскусным и внимал только Богу. Поскольку старец велел исповедовать ему все помыслы, он рассказал о бывшем ему видении, прося открыть, что бы это значило. Неспособный к этому старец вместе с Климентом пошел к божественному Григорию, которому они обо всем и рассказали, горячо прося принять их и зачислить в свое братство. Подражая Христу и желая всем спасения, преподобный принял их с веселостью и, отделив от всех, научил всему, что необходимо для спасения души, заповедав иметь терпение, смирение, всегдашнюю надежду на Бога, от Которого всякое благо людям, никогда не пренебрегать данным ему правилом и непрестанно помышлять о смерти. Приняв с великим смиренномудрием заповеданное божественным отцом, Климент обещал неустанно все исполнять. Он стал подвизаться в делании по Богу с такой ревностью и прилежанием, что скоро ум его просветился светом Божественной благодати, и он взошел не только в созерцание сущего, но восходя от созерцания к созерцанию, достиг состояния сверхъестественного. Если простая по естеству своему душа истинно приступит работать Богу и ревностно посвятит Ему себя, она становится богоподобной, получает отдохновение и входит в состояние вышеестественное. Климент рассказывал, что когда божественный Григорий посылал его в Священную Лавру, то всякий раз, когда подвизавшиеся там отцы благоговейно начинали петь «Честнейшую Херувим…», с Небес спускалось светлое облако и дивным образом покрывало Лавру до тех пор, пока не заканчивалось песнопение, после чего облако снова поднималось в Небо.

Климент получил большую душевную пользу от поучений преподобного, и не только он, но и все те, кто слышали божественные его слова и принимали их с любовью и благоговением. Почти все монахи приходили к нему, будучи совершенно не в силах пребывать без его поучений, ибо преподобный сподобился приять от Бога великую духовную премудрость и благодать, доставлявшие пользу слушателям, как о том мне рассказывали те, кто испытал это на себе. Богоносный тот отец предлагал ученикам духовные и боголюбезные беседы, которые сопровождала Божественная благодать. Когда он начинал говорить об очищении души и о том, что человек становится богом по благодати, тогда в души наши приходила дивная и чрезмерная Божественная любовь. Подобно тому, как когда великий Петр учил в доме Корнилия сотника, и сошел на них Дух Святый, так произошло и с теми, кого учил божественный Григорий, по свидетельству самих учеников его. Присноблаженный прилагал множество усилий, чтобы склонить всех отцов-отшельников и общежительных заниматься умной молитвой и хранением ума.

Однако ненавистник добра диавол не успокоился, но воздвиг против преподобного наиболее образованных монахов, которые, как и обычные люди, подверглись страсти. Они позавидовали божественному Григорию и положили своей целью изгнать его со Святой Горы. По неведению с ними согласились и другие, которые, спутав упрямство с гордыней и возношением, говорили преподобному: «Не учи нас этому пути, о котором мы ничего не знаем», имея в виду умную молитву и хранение ума. Видя, что вместо мира разгорается зависть, а добро уступает место злобе, преподобный с одним из своих учеников и неким подвижником по имени Исаиа, который первым из всех построил себе келью в скиту Магула, ушли оттуда в Протат. Скажем несколько слов об Исайи. Этот блаженный много пострадал от латиномудрствующего царя Михаила Палеолога, потому что не хотел общаться с тогдашним патриархом Иоанном Векком из-за его нововведений в православное вероучение. Движимый ревностью по Богу, Исаиа много подвизался за Православие, неустанно учил, прилагал все свое старание и усердие, чтобы еще теснее соединить всех с Православной Церковью Христовой. Вместе с этим дивным учеником преподобный и пришел в Протат, но тогдашний прот, хотя и принял их с радостью, но начал, якобы по-дружески, язвить божественного Григория. Делал он это не потому, что тот учил о трезвении и умной молитве, ибо как можно противиться истине и преподобному, который был духоносным мужем и явно для общей пользы проповедовал о Боге, а потому, что тот учил без его разрешения. Узнав же о необычайной добродетели этого святого мужа и высоте его Божественного учения, прот оставил все свои насмешки и, примирившись с ним, приобрел большую пользу для себя. Беседуя с Григорием и Исайей, прот говорил: «Сегодня я беседую как бы с первоверховными апостолами Петром и Павлом». Увидев, с какой заботой прот Святой Горы принял их, а также узнав о его похвалах, и прочие отцы познали истину и с той поры все — и отшельники, и общежительные — приняли с большой душевной радостью божественного Григория, как общего учителя. Однако, из-за множества приходивших к нему людей обрести покой преподобному было нелегко. Поэтому, любя безмолвие, он много раз менял свое местопребывание. Иногда шел к честному монастырю святого Симона и оставался на безмолвие в его окрестностях, ибо дорога туда была труднопроходимой, а иногда безмолвствовал в глубоком лесистом ущелье, называемом Джегрея. И в этих пустынных местах он выстроил кельи, подальше от дороги, и в них часто скрывался от приходивших к нему, потому что весьма любил отшельничество и даже на один час не хотел прерывать своего духовного созерцания.

Но что же случилось дальше? Однажды внезапно напало на Святую Гору варварское племя агарян и, схватив всех подвизавшихся там монахов, обратили их в рабство. Размышляя, с одной стороны, о том великом зле, что постигло его, когда он был обращен в рабство этими варварами, о чем я уже говорил вначале, а с другой, о том, что произведенный шум рассеял его ум, а варвары нарушили его безмолвие, преподобный решил снова отправиться на Синай, чтобы безмолвствовать там на вершине горы. Вместе с несколькими учениками мы пошли в Салоники, а потом, через два месяца, тайно от всех, только со мной и другим монахом, взошли на корабль и приплыли на Хиос. Там мы встретили монаха, направлявшегося в Иерусалим. Не знаю, что он сказал преподобному, но это помешало нам идти на Синай. Мы отправились на Митилену, откуда, пробыв немного времени на горе Ливан и не в силах обрести безмолвие, пришли в Константинополь. По причине суровой зимы мы провели там шесть месяцев, таясь, как странники. Царь же Андроник Палеолог, ревнитель и поборник Православия, узнав, что в Константинополе Григорий, милостиво пригласил его прийти к нему. Царь уже давно желал увидеть подвижника, ибо он знал о громкой славе преподобного. Андроник даже пообещал дать ему богатые дары, но святой, избегая славы человеческой, никак не соглашался прийти к царю. Покинув Константинополь, мы морем отправились в Созополь, где пробыли недолго, ибо о нас узнал некий монах Амиралис, который обитал в глубокой пустыне Парорийской и пригласил преподобного Григория к себе. Посетив Амиралиса, преподобный подумал, что место здесь тихое и будет способствовать исполнению его богоугодной цели, и решил поселиться там. Преподобный и его ученики своими руками построили небольшие кельи, находившиеся на расстоянии одной мили и от того места, где подвизался Амиралис, тоже имевший своих учеников, и друг от друга. Среди них был и один монах по имени Лука, который в самом начале был учеником божественного Григория на Святой Горе. Сейчас же на него напала страсть зависти, и он совершенно не мог себя сдерживать, по причине затаившейся в нем злобы. Однажды, сильно оскорбив святого Григория, он с великим бесстыдством бросился на него с ножом. Если бы другие ученики Амиралиса не помешали, то несчастный совершил бы убийство. Преподобный Григорий, как истинный ученик кроткого и миролюбивого Христа, стал и в этом случаев образцом для подражания и не только не проникся ненавистью, но и ничуть не смутился и не стал замышлять против Луки никакого зла. Он выказал ему огромную любовь и даже поблагодарил. Ради душевной пользы Луки преподобный написал сто пятьдесят деятельных и созерцательных глав о трезвении..

Спустя некоторое время и сам Амиралис, под воздействием началозлобного врага, позавидовал святому и, разгоревшись гневом, бесчинно кричал на него и пугал, что если тот как можно скорее не уйдет отсюда, то он подкупит множество разбойников, которые придут и убьют всех, что потом он и сделал. Вот такую награду божественному Григорию воздал притворявшийся монахом, однако напрасно трудился безумный, ибо Бог, по молитвам преподобного, сохранил нас всех невредимыми. Уйдя оттуда вместе со всеми монахами, что собрались ради него, божественный отец Григорий пришел на гору, называемую Катакекримени. Через несколько дней тот завистливый Амиралис подослал разбойников, которые, напав на нас как львы, всех схватили, а преподобного (о горе!) связали платком и стали искать деньги у того, который еще с юного возраста не желал иметь ни одного обола. Ничего не обнаружив, они нас отпустили.

Поскольку зависть полностью овладела душой Амиралиса, а страсть эта не проходит легко, мы ушли оттуда и пришли снова в Созополь, откуда в декабре вернулись в Константинополь. Пробыв там до весны, мы пришли вместе с преподобным на Святую Гору. Лаврские монахи приняли его с большой радостью, почитая приход его за духовное торжество. Близ Священной Лавры, в разных местах, святой выстроил несколько келий. Он попросил у Лавры разрешения занять и некоторые кафизмы пригодные для безмолвия, и, подвизаясь там, наедине беседовал с Единым Богом. По попущению Божию, варварское племя опять ворвалось на Святую Гору. Стало невозможно безмолвствовать за пределами монастыря и божественный отец вошел в Лавру, но беседы с монастырскими отвлекали его от безмолвия. Сильно печалясь по этому поводу и желая уединения, восхождения и созерцания, совершенно не имея покоя, он, никому не сообщив, взял ученика и на корабле отплыл в Адрианополь. Затем сушей пришел в Парорию, где, собрав множество монахов, поселился на горе Катакекрименской. Там жили также и разбойники. При этом любой благоразумный сразу подумает, что это было от лукавого, который завидовал добру и боялся, чтобы преподобный не сделал эту пустыню обителью монахов для непрестанного воспевания Бога, что как мы видим сегодня, по благодати Христовой, и произошло. Он не только основал Великую Лавру, но и способствовал за селению пустыни монахами. Кроме того, по благоволению Святого Бога, прославляющего божественного мужа, из-за множества собравшихся монахов были построены три другие Лавры в пещере Месомильской и в месте, называемом Пэзува. Человек Божий, уповая на Бога, нисколько не устрашился искушения от разбойников, но замыслил доброе. Через монахов, которые стали его учениками, он сообщил болгарскому царю Александру, что ушел со Святой Горы из-за частых набегов варварского племени агарян и, придя в эту пустыню ради безмолвия, снова обрел искушение в виде разбойников. Зная, что царь боголюбив, благочестив, милостив и во всем помогает находящимся в нуждах, преподобный попросил его с помощью дарованных ему от Бога мудрости и силы помешать нападениям разбойников.

И тот дивный царь, весьма почитая добродетель и добродетельных мужей, с радостью воспринял слова преподобного, тотчас же послал людей, которые построили крепкую высокую башню, церковь, кельи и стойла для животных. Царь позаботился и обо всем другом, что было необходимо монахам, ибо это утверждают все те, кто ходит туда ради пользы душевной и на поклонение. Александр послал много денег и продуктов для находившихся там монахов, пожертвовал монастырю деревни, озеро с садком для разведения рыб, быков, бесчисленное количество овец и множество мулов. Таковы были удивительные и щедрые дары Болгарского царя.

Желанным делом для божественного Григория всегда было по-апостольски обходить вселенную и своим учением привлекать всех христиан к восхождению к Богу посредством деятельной добродетели и возводя их на высоту созерцания частым повторением умной молитвы. О великом Григории можно сказать словами Писания: «По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их» (Пс. 18: 5), потому что он всем сердцем желал просветить всех светом Пресвятого Духа и не оставил почти ни одного места, не только у ромеев и болгар, но даже и у сербов, да и у других, куда бы ни распространилось через него и его учеников доброе учение о безмолвии и умной молитве. И как на Святой Горе он привел отцов к строгому и чистому безмолвию и умной молитве, так и везде, куда бы ни доходил он сам или его ученик, они передавали всем христианам сие богоугодное дело умной молитвы. Даже из Парории, глубокой пустыни, куда пришел преподобный, он сделал духовную мастерскую, изменяя приходивших к нему к лучшему. Так, например, случилось с теми дикими разбойниками и убийцами, злобный нрав которых он переменил на кроткий одним лишь своим видом, сделав их пастухами овец. Те, кто были раньше жестокими и кровожадными, совершенно изменялись по молитвам преподобного, и, припав к его ногам, катались по земле в горячем сокрушении и покаянии. Что они только при этом ни говорили и ни делали, выставляя на обозрение свою прошлую жизнь, что свидетельствовало об их душевном исправлении. Большинство из них, просветившись умом с помощью поучений божественного отца, истинно поработали Богу и стяжали спасение для своей души.

Таковы лишь немногие из многочисленных подвигов святого Григория. Таковой была его жизнь и подвиги по Богу блаженной его души, в которых он пребыл до последнего своего вдоха. Немного поболев, он предал блаженную свою душу в руки Божий и взошел на Небеса, чтобы в совершенстве насладиться Желанным Христом, Которому слава, и честь, и поклонение со Отцем и Святым Духом, во веки веков. Аминь.

(Написано Каллистом, святейшим патриархом Константинопольским)

Житие, славные подвиги и чудеса преподобного и богоносного отца нашего Максима Кавсокаливита, на Святой Горе Афон подвизавшегося в XIV веке

Сей преподобный наш отец Максим происходил из Лампсака, от родителей благородных, благочестивых и добродетельных. Будучи бездетными, они со слезами просили Бога даровать им дитя. Бог услышал их моление и дал им сего блаженного Максима, которого они назвали в Святом Крещении Мануилом. Приняв его как дар от Бога, как и было в действительности, родители воспитывали его с большой любовью и заботой, научив его и священной грамоте. Когда ребенок стал старше, они принесли его в храм Пресвятой Богородицы и посвятили Богу. Пребывая в храме Богородицы, Мануил с любовью к Богу воспевал песнопения и всегда с сильным умилением молился Божией Матери о своем спасении. Становясь старше и преуспевая в благодати, он поистине был подобен Самуилу. Его все хвалили и любили за то, что он мыслил не как дитя, но с самого начала имел ум старческий и часто посещал преподобных отцов, безмолвствовавших поблизости, чтобы послушать их душеполезные наставления. Общаясь с ними и прислуживая им, когда была такая возможность (потому что он пребывал еще в подчинении родителям), Мануил был наставлен ими на богоугодное жительство. Его сердце зажглось божественной любовью, которая понуждала его уйти от мира на безмолвие и облечься в святую монашескую схиму. Поэтому преподобный часто снимал свои мирские одежды и одевал одежды бедных, замерзая и дрожа от холода. Он тайно с щедростью раздавал хлеб голодным и, чтобы скрыть свою добродетель, прикидывался перед родителями и прочими безумным. Однако добродетель его не укрылась от них. Забыв о том, что они посвятили его Богу, родители стали готовить его к свадьбе, чтобы связать мирскими узами и, пока живы, иметь любимого сына при себе.

Но добрый Мануил, поддерживая в уме своем помыслы о Боге, в семнадцать лет оставил родителей, родину и мир, и ушел на гору, называемую Ганской. Он надел монашескую одежду, получил имя Максим, и пошел в послушание к искусному и деятельному старцу по имени Марк, чтобы научиться от него монашескому жительству. Поскольку же он и сам был привычен к монашеской жизни, то оказался монахом преуспевающим и достойным во всем: посте, бдении, молитве, лежании на голой земле, презрении всего суетного и самого своего тела. Его полюбили все, а собственный старец даже поносил его за чрезмерный телесный подвиг.

Но прошло немного времени и старец его, просиявший своей добродетелью по всей Македонии, отошел в вечные обители. Божественный Максим после этого ушел оттуда, прошел Македонию и близлежащие горы в поисках такого же добродетельного старца. Бог исполнил его желание. Придя на Папикийскую гору, он нашел святых мужей, подобных древним, которые обитали на горе, в пещерах, в пустынных местах и ничего не имели, кроме старой одежды, что была на них. Находясь с ними долгое время он усвоил все вышечеловеческие добродетели, подобно тому как воск принимает форму печати. Затем преподобный пришел в Константинополь, посетил его прекрасные храмы и поклонился святым, пребывающим в них как многоценное сокровище, а затем пришел в храм Пресвятой Госпожи нашей Богородицы называемой Путеводительница. Поклонившись святыням храма, преподобный стал размышлять о той славе, которую имеет на Небесах Божия Матерь. Пребывая в исступлении, он остался в храме на ночь. И не было у него ни обуви, ни головного убора, а одна только старая одежда. А от того, что он пребывал в исступлении, то всем казался безумным. Тогда он и сам стал притворяться безумным, как тот великий Андрей, Христа ради юродивый. Поэтому все удивлялись и считали его юродивым ради Христа, а не по-настоящему безумным.

Узнав о Максиме, великий царь Андроник Палеолог пригласил преподобного к себе во дворец для беседы. Божественный Максим отвечал царю словами из сочинений Григория Богослова, как у него было в обычае, и из Священного Писания, так что все риторы удивлялись, откуда он мог знать об учении Григория. Максим иногда выговаривал слова неправильно, вопреки грамматическому искусству, и великий логофет Каниклиос, однажды обратившись к присутствующим, сказал: «голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы» (Быт. 27: 22). Услышав эти слова, преподобный тотчас же ушел, назвав их суемудрыми и безумными, и более не ходил во дворец. К тогдашнему же патриарху, святому Афанасию, он приходил часто и с радостью слушал его сладчайшие словеса, называя его новым Златоустом. Зная об его добродетели, патриарх пытался оставить преподобного в общежительном монастыре в Константинополе, но тот не хотел уходить из Влахернского храма Божией Матери, во дворе которого проводил все ночи, подвизаясь в голоде, жажде, бдениях, стояниях, молитве, слезах и постоянных воздыханиях. Днем же притворялся безумным, будучи поистине премудрым, чтобы ветер человекоугодия не сорвал плод его добродетели.

Проведя там достаточно времени, он пришел в Салоники, чтобы поклониться великому Димитрию Мироточивому, исполнив свое желание, он отправился на Святую Афонскую Гору. Обойдя все монастыри и поклонившись их святыням, он наконец пришел в Лавру святого Афанасия. Размышляя о подвигах святых Афанасия и Петра Афонского, удивляясь подвигу безмолвия Петра и общежительной жизни Афанасия, много думая о ревности и прилежании обоих в хранении заповедей Божиих, Максим возжелал остаться на Святой Горе и подражать житию их обоих. Однако, прежде чем богомудрый начал свой подвиг, он спросил совета у подвизавшихся там святых отцов. Ему посоветовали для начала войти в подчинение старцу и, как должно, упражняться в подвигах блаженного терпения. Уже после того, как он положит на камень Христов доброе основание в виде божественного терпения, которое есть начало и корень всех добродетелей, то сможет подвизаться один в безмолвии.

Выслушав все советы, преподобный стал послушником у игумена и поселился вместе с прочими братьями. Сначала он был испытан в простейших послушаниях, как это заведено, затем был назначен петь в церкви во славу Бога, ибо в юности его обучили музыке. Он пел разумно, понимая смысл слов, при этом возвышал ум свой к Воспеваемому Богу и от умиления проливал обильные слезы. То же самое он испытывал и при чтении стихов Священного Писания. Молясь в исступлении, он удивлялся безграничному человеколюбию Бога, Который через Святаго Духа даровал нам, находящимся еще в теле, благодать разумений Священного Писания. Сердце преподобного светилось божественным огнем, а внутренности сгорали от обитавшей в нем Божественной благодати, и хотя он и был вместе со всеми, но как бы находился один, в пустыне, и ничто не препятствовало ему в совершении умной молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Он произносил ее постоянно, ибо она возникала при каждой его мысли, что очень редко и трудно найти у подвижников. Но сей блаженный Максим за свою добродетель и благоговение к Пресвятой Богородице с детства был награжден даром молитвы. Пребывая в послушании монастырскому начальству и с ревностью исполняя все повеленное ему, он проводил жизнь так же, как и раньше, так же утесняя тело, как и во Влахернском храме. В Лавре у него не было ни кельи, и никакого уголка, где бы он мог отдохнуть телесно, а на трапезе он брал еду с воздержанием, чтобы только не умереть от голода. Вместо жилища у него были стасиди (особые деревянные кресла) в притворе церкви, где он всегда, по своему обычаю, подвизался во всенощном стоянии и бдении.

Но подобно тому, как Синайская гора позвала Моисея, гора Кармил — Илию, а пустыня — Иоанна Крестителя, так позвал преподобного Максима цвет гор — Афон, чтобы праведник расцвел здесь и принес плоды Святаго Духа. Однажды, в праздник Всех святых явилась ему Богородица, с Господом на руках, и сказала: «Следуй за Мной, верный Максим, и взойди на вершину Горы Афон, чтобы приять благодать Святаго Духа, как ты сам того желаешь». Это видение повторилось три раза, после чего он оставил Великую Лавру и через семь дней поднялся на вершину Горы в субботу, накануне Пятидесятницы. Там он провел ночь в бдении вместе с другими монахами, которые после Божественной литургии ушли. Божественный же Максим остался один и трое суток непрестанно молился умной молитвой Богу и Божией Матери. Кто может поведать об искушениях, которым подвергал его враг, чтобы прогнать оттуда святого. Ему казалось, что гремит гром, сверкают молнии, сама Великая Гора Афон трясется, что на него сыплются камни. Все это в ту ночь происходило как бы призрачно, по наваждению бесовскому, чтобы напугать святого. Днем же слышались ужасные голоса, сильный шум, как бы от множества находившегося поблизости народа, появлялись страшные видом люди, которые со всех сторон Горы поднимались на вершину. Бросаясь на преподобного с копьями и пращами, они хотели сбросить его с вершины, потому что проклятые не хотели, чтобы он жил там. Божественный же Максим, имея в себе благодать Святаго Духа, нисколько не устрашался и не придавал этим явлениям никакого значения, но предавался умной молитве и славил Бога и Богородицу, его Восприемницу и Покровительницу.

И вот явилась ему в великой славе, окруженная множеством молодых архонтов, в образе царицы, Богородица, Которая снова держала на руках Сына, Творца всей твари. Святой узнал Ее по исходившему от Владычицы нестерпимому Божественному свету, который освещал все вокруг. Преподобный понял, что это было не бесовское обольщение, но Божественное видение и подлинное явление Богородицы. Максим радостно произнес: «Радуйся, Обрадованная, Господь с Тобою». Затем он пал и поклонился Господу вместе с Госпожой Богородицей, принял благословение от Господа и услышал от Богородицы следующие слова: «Прими благодать на бесов, священный победитель, и поселись у подножия Горы Афон. Такова воля Сына Моего, чтобы ты поднялся на высоту добродетели и стал учителем и водителем для многих, которых спасешь». Для отдохновения телесного ему был дан небесный хлеб, ибо он уже много дней пребывал в посте. Как только подвижник положил хлеб в рот, его окружил Божественный свет, ниспосланный свыше, и он услышал Ангельскую песнь, после чего Богородица вознеслась на Небеса. Божественный свет и благоухание все еще продолжали оставаться на вершине, и святой, находясь в исступлении, не хотел спускаться к подножию, чтобы не лишиться их.

Спустя три дня Максим сошел с Горы, согласно повелению Богородицы, и пришел в Ее храм, называемый Панагия. Пробыв там несколько дней, он снова взошел на вершину Горы и стал лобызать то место, где в славе стояла Богородица. Он со слезами просил повторить видение, но наблюдал только свет и ненасытно обонял благоухание, весь исполнившись радости и веселья неизреченного. Преподобный еще трижды поднимался на вершину, однако Богородицы более не видел.

Позже он отправился к храму Пророка Илии и, найдя там старца-отшельника, рассказал ему о своем видении на вершине Горы. Однако, старец подумал, что божественный Максим впал в прелесть, и видение это было бесовское. Поэтому того, кто был светильником и учителем заблудших, он назвал прельщенным. С тех пор все уже стали называть Максима прельщенным и, отворачиваясь, прогоняли. Но этот на самом-то деле непрельстившийся светильник с великой радостью принял наименование «прельщенный», а не святой, и всегда притворялся прельщенным, а если говорил, то притворялся безумным, чтобы тем самым уничтожить человекоугодие и возношение, и принести плод смиренномудрия, которое сохраняет в человеке благодать Святаго Духа. Поэтому преподобный не оставался на одном месте, как другие, но переходил с места на место. И куда бы он ни приходил, везде сооружал из веток небольшую каливу, чтобы внутрь нее помещалось его подвижническое тело, а через некоторое время сжигал каливу и уходил в другое место, где строил другую. Таковым было его вышечеловеческое нестяжательство, ибо никогда не имел он ни мотыги, ни граблей, ни сумы, ни скамьи, ни стола, ни горшка, ни муки, ни соли, ни вина, ни хлеба, практически ничего из того, что необходимого человеку для жизни. Он почти как невещественный водил жизнь в пустынях и неприступных местах, сооружая небольшие каливы, которые через некоторое время сжигал. Поэтому преподобного и называли «скитальцем» и кавсокаливитом (тот, кто сжигает каливу), ибо люди не знали, что его покрывала Божественная благодать, подавала прохладу надежда, и услаждала постоянная молитва. Кто может описать голод и жажду, чт0 претерпевал преподобный, как мог он переносить наготу, холод, стужу зимнюю и летний зной, не имея ни крыши над головой, ни второй одежды, ни обуви? Очень редко он уступал естественным потребностям, и приходил к какому-нибудь брату, чтобы вкусить немного хлеба с солью и выпить чуть-чуть вина. Можно утверждать, что именно о таких говорил Иисус Христос в Евангелии: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф. 6: 26), ибо сей святой и был как птица небесная или, лучше сказать, обитал в той пустыне как бесплотный. Поистине приснопамятный Максим, по слову апостола Павла, распял «плоть со страстями и похотями» (Гал. 5: 24).

Кто не подивится этой ангельской жизни, кто не изумится, услышав о его сверхъестественных подвигах: его великом терпении, всенощных стояниях, постоянных слезах, непрестанной молитве, покаянии, биении головой о камень, безмолвии, кротости, смирении? Он стал обителью Святаго Духа, другим Петром Афонским, новым Афанасием Великим, жизни которых всеми силами старался подражать. Можно сказать, что он взял в пример начальников монашествующих: Павла Фивейского и Антония Великого, достигнув высоты их добродетелей. Поэтому и ум его, как и у тех, был восхищаем созерцаниями, и видел преподобный откровение тайн. Когда же обо всем этом узнали другие? А тогда, когда он познакомился и стал общаться с другими святыми старцами и великими подвижниками, которые и прежде восхищались божественным Максимом за его великие подвиги, но думали, что он обольстился, ибо так слышали о нем. Пообщавшись же с ним лично, они познали обитавшую в нем Божественную благодать, и перестали называть его «прельщенным» но «честным Максимом» и «светильником пресветлым».

В это же время пришел на Святую Гору преподобный Григорий Синайский и поселился в скиту Магула. Его полюбили все святогорцы, а особенно исихасты, ибо он был дивным учителем безмолвия и умной молитвы и хорошо знал козни бесовские, что бывает очень редко. Всех исихастов обучили тайнам умной молитвы, а также способам распознания истинной благодати и вражеской прелести. Некоторые из отцов упомянули и о преподобном Максиме, рассказав о его вышеестественном житии и притворном безумии. Божественный Григорий удивился и пожелал увидеть Максима и побеседовать с ним. Он послал к священному Максиму своих учеников и пригласил прийти к нему. Но посланные не обнаружили его в каливе, и поискав в течение двух дней в окрестностях, тоже не нашли. Время было зимнее, и Максим жил в пещерах, а не в лесу. Проведя в поисках много времени и измучившись от холода, посланные укрылись в келье святого Маманта. И вдруг к ним пришел, совершенно неожиданно, божественный Максим, которого они так долго искали, поздоровался со всеми по имени, и поведал о желании преподобного Григория покинуть Святую Гору и уйти в Парорию. Посланные передали Максиму приглашение своего старца, преподобный сразу же тронулся вместе с ними в путь, воспевая по дороге: «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя» (Пс. 120: 1). Когда они подошли к келье Григория, божественный Максим сказал: «Старец сейчас отдыхает, потому что много трудился на молитве. Вы пойдите тоже немного отдохните, и я пойду на отдых». Сам же Максим пошел в лес и стал молиться со слезами, воспевая: «Господи… буду я наблюдать за путями моими… от всех беззаконий моих избавь меня» (Пс. 38: 1, 9). Когда он завершил псалом, его позвал божественный Григорий, и он тотчас же вошел в его келью. Они облобызались, после чего Григорий попросил всех выйти наружу, оставив одного богоносного Максима, желая узнать от него самого то, что слышал о нем от других раньше.

И Максим отвечал:

— Прости меня, отче, я человек заблудший.

— Оставь это, и расскажи мне, ради Господа, о твоей добродетели, и просвети меня. Если же нет, хотя бы наставим друг друга в добродетели и получим взаимную пользу. Ибо я не такой, как другие, которые уловляют ближнего своими словами, но я люблю каждого, как самого себя.

Тогда божественный Максим рассказал ему о себе все, от юности: о ревности по Богу, о бегстве из мира, о том, как был в послушании, о притворном безумии, о подвижнических трудах, о страшном видении Богородицы, о свете, который его тогда окружил и иногда окружает теперь, о бесовских искушениях. Прервав его на слове, Григорий сказал:

— Прошу тебя, скажи мне, честный отче, держишь ли ты умную молитву?

И тот с улыбкой отвечал:

— Не хочу скрывать от тебя, отче, то чудо Божией Матери, что со мной произошло. С юности я имел сильную веру к Госпоже моей Богородице и со слезами просил Ее даровать мне благодать умной молитвы. В один из дней, по обычаю придя в Ее храм, я стал просить Ее с необычайной горячностью в сердце. И когда с любовью лобызал святую Ее икону, то немедленно почувствовал в груди и сердце некую теплоту и огонь, вошедшие в меня из святой иконы. Этот огонь жег меня и одновременно прохлаждал, давал сладость и вызывал в душе сильное умиление. С тех пор, отче, сердце мое само по себе произносит эту молитву, а ум услаждается воспоминанием видения Иисуса моего и Богоматери, и всегда соединен с этим воспоминанием о Них. С той поры молитва эта ни на секунду не прекращалась в моем сердце. Прости меня.

— Скажи мне, святой, испытывал ли ты после молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго», божественное изменение, или, может быть входил в исступление, или имел какой-либо другой плод Святаго Духа?

— Отче, для того и ходил я в пустынные места и всегда желал безмолвия, чтобы еще больше наслаждаться плодом молитвы, который есть чрезмерная любовь к Богу и восхищение ума ко Господу.

— Прошу тебя, отче, скажи мне, а ты обладаешь даром, о котором говоришь?

Снова улыбнувшись, божественный Максим ответил ему:

— Дай мне поесть и не допытывайся о моем заблуждении.

— Ах, если бы и я был таким же заблудшим. Прошу тебя, скажи мне, когда ум твой восхищается в видении, что ты видишь умными очами? Может ли ум вместе с сердцем совершать молитву?

— Нет, не может, потому что когда через молитву приходит к человеку благодать Святаго Духа, тогда молитва прекращается, ибо ум уже весь заполнен благодатью. Не может он более приводить в действие свои силы, но пребывает празден, починяясь Святому Духу, Который ведет его, куда хочет. Либо к невещественному Божественному свету, либо к другому неизреченному созерцанию, а часто к беседе с Богом. Короче говоря, как хочет Дух Святый, так Он и утешает Своих рабов. Какая кому нужна благодать, такую Он и дает каждому. То, о чем я говорю, было у пророков и апостолов, сподобившихся зреть многие видения, хотя люди и смеялись над ними, считая их обольщенными и пьяными. Пророк Исайя видел Господа «на престоле высоком и превознесенном», окруженного Серафимами (Ис. 6: 1). Первомученик Стефан видел «небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Деян. 7: 56). Так же и сейчас рабы Христовы сподобляются зреть различные видения, которым некоторые не верят и совершенно отвергают их истинность, считая их прелестью, а самих созерцателей прельщенными. Я весьма этому удивляюсь и недоумеваю, насколько очерствели эти люди, слепые душой, не верящие тому, что истинно обещал Бог устами пророка Иоиля: «И будет после того, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны и юноши ваши будут видеть видения» (Иоил 2: 28). Эту благодать давал нам Господь, даст и сейчас, и будет давать до скончания века, согласно Своему обетованию всем верным рабам Его. Когда эта благодать приходит к кому-то, то он видит не обычные вещи, не чувственные предметы мира сего, но то, чего он никогда не видел и даже не представлял. Тогда ум того человека научается от Духа Святаго высоким тайнам, по словам апостола Павла: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор. 2: 9). А чтобы ты понял, как это видит наш ум, поразмысли над тем, что я тебе скажу. Когда свеча находится далеко от огня, тогда она тверда, и ее можно взять в руки, но когда ты зажжешь ее, она тает, горит и вся становится светом, и невозможно, чтобы она не растаяла и не стала, как вода. Так же и ум человека, когда пребывает без Бога, постигает только то, что в его силах. Но когда приблизится к огню Божества и Духу Святому, тогда весь попадает во власть Божественного огня и становится светом, горит в огне Святаго Духа и тает от Божественных смыслов, и не может в огне Божества мыслить только о своем, и о том, что хочет.

— Есть и другое, подобное этому, но является признаком прелести.

— Признаки прелести одни, а благодати другие. Лукавый дух прелести, когда приступает к человеку, смущает его ум и озлобляет его, ожесточает и помрачает сердце, вызывает трусость, страх, гордость, заставляет дрожать всем телом, перед глазами возникает свет, не сияющий и чистый, но красный. Ум приходит в исступление и становится подобным бесу, уста произносят постыдные и хульные слова, и тот, кто видит этого духа прелести, исполняется гневом, совершенно не зная ни смирения, ни истинного плача, ни слез. Такой человек всегда хвастает своими подвигами, прославляет себя безудержно и без страха Божия. В конце концов, он сходит с ума и приходит в совершенную погибель, от которой твоими молитвами да избавит нас Господь. Признаки же благодати следующие. Когда приходит к человеку благодать Святаго Духа, она сосредоточивает его ум, он становится внимательным, смиряется, благодать приносит ему воспоминание о смерти, грехах, будущем Суде, вечных муках и легко приводит душу в умиление, плач и скорбь. День и ночь глаза такого человека наполнены слезами, и чем больше приближается к человеку благодать, тем он становится более кротким душой. Святыми Страстями Господа нашего Иисуса Христа и безграничным Его человеколюбием благодать доставляет человеку утешение. Благодать — виновница высоких истинных созерцаний: о непостижимой силе Божией, о том, как Бог единым словом привел все из небытия в бытие, о безграничной силе, удерживающей и управляющей всем и о всем имеющей попечение, о непостижимой тайне Пресвятой Троицы и неисповедимом море Божественного Существа, и другом. Когда ум человека будет восхищен Божественным светом и просвещен Божественным знанием, тогда сердце его делается в высшей степени спокойным и кротким и источает плоды Святаго Духа: радость, мир, долготерпение, благость, сострадание, любовь, смирение. Душа же наслаждается неизреченным веселием.

Выслушав это, святой Григорий пришел в изумление и удивлялся всему, что говорил ему Максим, и более уже не называл его человеком, но земным ангелом. Он долго просил его: «Перестань, пожалуйста, отныне сжигать свою келью, и останься в одном месте, как говорит премудрый Исаак, чтобы принести больший плод и оказать пользу многим другим, как опытнейший в добродетели, потому что ты достиг старости, да и смерть часто приходит не вовремя. Передай свои талант и дар, который получил, и Божественное семя твоего учения народу Божию, прежде чем постигнет тебя кончина, тогда ты получишь на Небесах большую награду за то, что доставил пользу другим. Ведь и Господь, Который дал апостолам благодать Святаго Духа, не заповедал им проводить жизнь в горах, но послал к людям, чтобы и те прикоснулись к их благодати и из грешников, через их святость, тоже стали святыми. Поэтому Он и сказал своим апостолам: «Так да светит свет ваш пред людьми» (Мф. 5: 16), а не «пред горами». Итак, пусть да светит и твой свет перед людьми, «чтобы они видели» твои «добрые дела и прославляли Отца нашего Небесного» (Мф. 5: 16). Перестань притворяться юродивым, ибо это служит соблазном для тех, кто знает о твоих подвигах. Послушай моего совета и сделай как я, лучший друг твой и брат, говорю тебе, поскольку, как говорит Священное Писание, брат, получающий помощь от брата, неприступнее крепкого города (Притч. 18: 20)».

Об этих советах божественного Григория узнали и другие великие старцы, которые тоже присоединились к просьбам и сумели убедить преподобного Максима осесть на одном месте. И вот, божественный Максим нашел пещеру, которая находилась на расстоянии трех миль от пещеры Исайи, сделал в ней перегородку шириной и длиной в одну оргию из веток и травы, по своему обыкновению, совершенно не используя при этом ни камней, ни дерева, ни досок, ни гвоздей, так что вышло что-то вроде кельи. Сжигать кельи он отныне перестал, и прожил в этой пещере почти до конца жизни в обычном своем нестяжании и сверхъестественном подвиге, подобно бесплотным. Затем, рядом с кельей, преподобный выкопал себе могилу и постоянно плакал возле нее и воспевал ексапостиларии (тропари) на исход души: «Небо звездами украсивый, яко Бог», которые сам же и составил.

Когда он так подвизался, демоны, собравшись, воздвигали на святого ежедневную брань, пытаясь изгнать его с того места. Но преподобный прогонял их умной молитвой, и они, подобно дыму, рассеивались. К тому же святого покрывала и хранила непобедимая и неодолимая сила Божия, являвшаяся в виде огня достойным такового видения, которая и попаляла его врагов. Насколько нам известно, преподобный Максим исцелил множество больных, изгонял бесов из одержимых и, отправляя исцеленных домой, заповедовал им, чтобы были всегда здоровыми, воздерживались от злопамятства, несправедливости, клятвопреступления, пьянства, блуда, от мяса, по силе подавали милостыню, очищали себя покаянием от всякого греха и в большие праздники обязательно причащались Пречистых Тайн.

Однажды преподобный побудил некоего монаха по имени Меркурий изгнать беса из одержимого, и тот в присутствии преподобного запретил лукавому духу именем Иисуса Христа и чудесным образом исцелил бесноватого.

В другой раз, встретив на дороге послушника одного старца, которого жестоко мучил бес, преподобный велел ему пребывать в послушании своему старцу, воздерживаться от сыра, вина, всякой скверны, и тогда он, во имя Иисуса Христа, исцелится. Тотчас же случилось чудо, и по слову преподобного послушник тот обрел исцеление.

Один раз пришли к преподобному для духовной беседы монахи из Лавры, а вместе с ними был один мирянин. Как только преподобный увидел его, еще издали, то не подпустил к себе, сказав, что это неверующий Акиндитат, хотя никто из его спутников не подозревал об этом. Святой много рассказал об этом человеке, называя его «опасным», «подобным бесу», «причастником всякой ереси и слугой антихриста». Таких еретиков преподобный Максим при всех прогонял и предавал анафеме.

Однажды некие монахи прибыли на Святую Гору, но, когда преподобный увидел их, то громко закричал: «Прогоните сначала от себя Массалиана (так звали одного из них), и тогда уже приходите ко мне». Услышав такое, монахи испугались и, прогнав того Массалиана, пришли к святому.

Некий монах захотел отплыть на корабле по какому-то делу в Константинополь из Салоник, но преподобный не отпускал его, предсказывая гибель корабля, и действительно, через три дня корабль со всеми пассажирами утонул.

Был случай, когда к Лаврской пристани причалил корабль и его пассажиры привели к преподобному бесноватого, одержимого бесом ненасытности. Ежедневно этот человек съедал пищу, достаточную для пятерых мужей, и не насыщался. Бросившись к ногам преподобного, они вместе с одержимым просили святого избавить его от беса. Взяв сухарь, преподобный подал его страждущему со словами: «Во имя Господа нашего Иисуса Христа, ешь ровно столько, насыщайся и успокойся». Человек тот избавился от беса ненасытности и с тех пор съедал не больше того сухаря, что дал ему преподобный. Отрекшись от мира и того, что в мире, он стал монахом. Руководимый святым, этот брат с помощью Божественной благодати преуспел в добродетели и стал искуснейшим монахом.

Как-то раз преподобный бранил одного монаха по имени Варлаам за его непослушание своему духовному отцу, и сказал, что за грехи последует для него плохой конец, и он умрет от холода и стужи, что и случилось впоследствии, во исполнение пророчества преподобного Максима.

Другому монаху по имени Афанасий преподобный предсказал смерть от измаильтян, и это тоже исполнилось. Сей блаженный настолько был богат благодатью Святаго Духа, что, как вблизи, видел происходящее на далеком расстоянии, а будущее предсказывал так, словно это было настоящее.

Предсказал преподобный и приход царей, сказав: «Придут ко мне цари ромеев, чтобы послушать пророчества и узнать будущее, а не для собственной пользы». Прошло немного времени, и к святому пришел Иоанн Кантакузин с Иоанном Палеологом, царствовавшие тогда, и он предсказал, что с ними случится, и все беды, которые произойдут. Затем, желая научить их, многое сказал для пользы души и подобающее для царей. Когда цари уже собрались уходить, святой сказал Кантакузину: «Вот, игумен монастыря», а другому Иоанну: «Держи неудержимое и не прельщайся ибо царствование твое будет долгим, но непрочным, и принесет тебе много волнений». После этого преподобный отпустил их, сказав: «До свидания, ступайте в мире». Прошло немного времени, и святой послал в Константинополь Кантакузину сухарь, луковицу и чеснок, предсказывая, что он станет монахом и будет питаться такой пищей. Все это вскоре и случилось. Принуждаемый Иоанном Палеологом он против своей воли стал монахом, и, когда ему дали для еды сухарь, он вспомнил о пророчестве преподобного и удивился. Так же поразился и Иоанн Палеолог, вспомнив о пророчестве преподобного тогда, когда все стало складываться по его предсказанию.

Направляясь вместе с клиром в Сербию ради единства и мира Церковного и проходя вблизи Святой Горы, патриарх Каллист зашел навестить преподобного Максима в его каливе. Выйдя ему навстречу, преподобный принял патриаршее благословение и после приветствия шутя сказал присутствующим: «Сей старец потерял свою старицу». Побеседовав некоторое время, преподобный встал и пошел перед патриархом и его спутниками, воспевая: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс. 118: 1), тем самым предвозвещая их смерть и погребение. Придя в Сербию, патриарх вместе с клириками вскоре преставились, будучи отравлены, как говорили многие; их похоронили в Сербии, в церкви. Так исполнились пророчества преподобного о царях и патриархе.

Некий подвижник Мефодий, придя однажды к преподобному, увидел Божественный свет, сиявший в его каливе. Мефодий не дерзнул приблизиться к Максиму, пока преподобный сам не подозвал его.

Рассказывали о преподобном и необычайное, например, что он питался небесным хлебом. Так, однажды зимой его пришли навестить Лаврский больничник Григории с другим братом. Место, где жил преподобный, занесло снегом от обильных снегопадов, и человеческих следов нигде не было видно. С трудом отыскав дорогу, они принесли в келью преподобного хлеб, вино и прочую снедь, что служит к утешению естества. Однако, зайдя в каливу подвижника, братья увидели там горячий и чистый хлеб, от которого исходило столь дивное и сильное благоухание, что оно наполнило собой все жилище. Внимательно осмотревшись и не найдя в каливе признаков огня, они упали в ноги к святому и попросили дать им хотя бы частицу того хлеба. Сжалившись над ними, Максим отрезал им половину и протянул со словами: «Возьмите, ешьте, но не рассказывайте об этом никому, пока я жив». Преподобный дал им также испить воды, приятной на вкус. Обо всем этом, приводя в свидетели Бога, эти братья рассказали нам уже после кончины преподобного. А другие монахи рассказывали, что соленую морскую воду преподобный превращал в пресную и пил сам, а затем давал пить и им.

Однажды, во время сбора урожая, пришли к преподобному два монаха. Побеседовав с ними, Максим дал им сухарь и сказал: «Скорее идите в монастырь Дорофея, чтобы в дороге вам не подвергнуться опасности от непогоды». Надо сказать, что погода в это время была ясная, и совсем не было туч. Однако, прежде чем они дошли до монастыря Дорофея, подул сильный ветер, засверкали молнии, раздался гром, и полил такой сильный дождь с градом, что побил весь урожай. Неубранный виноград весь погиб, ибо урожай этот «собрал» град. Увидев это, те двое монахов воскликнули: «Господи, помилуй!» и рассказали всем о пророчестве преподобного.

Как-то раз пришел к нему один ученый книжник из Константинополя. Как только преподобный увидел его, то узнал о его лукавых помыслах и начал увещевать его: «Разве ты видел подвиги и борения святых и благодать, данную им Богом, что хулишь их, говоря, что святые мало подвизались, а те, кто пишут их жития, оказывают им милость и добавляют много ложного, которого они не совершали; а данную им благодать чудотворений почитаешь ложной? Престань от этих сатанинских помыслов и не гневи Бога, чтобы Он попалил тебя огнем, ибо святые, посвятив себя полностью Богу, посредством своих помыслов и дел угодили Ему. Скажи мне, кто сможет описать жизнь святых такой, какая она была, кто знает ее в деталях? Потому и пишут лишь о малом из многочисленных свидетельств их святости, и ты должен знать, что благодать Святаго Духа, данная святым, не только та, о которой узнают люди, но гораздо более богата и непостижима. Она превосходит всякий ум и помышление. Если ты хочешь быть поистине мудрым, оставь еллинские глупости и успокойся, как говорит Давид, чтобы познать Бога. С помощью этого знания и духовного безмолвия ты станешь своим Богу, насколько это возможно, и тогда познаешь благодать Святаго Духа, непостижимые чудеса Божий и будешь обвинять себя, узнав, в какой тьме ты раньше находился. Без света невозможно познать тьму. Выйди на свет безмолвия и молитвы, и убежит от тебя первая тьма, ты увидишь благодать и силу святых, которой возжелаешь сам». Услышав это, книжник испугался, ибо преподобный открыл его потаенные мысли, и, получив большую пользу от этих слов, отстал от своих хульных помыслов, начав отныне исправлять и других премудрым учением святого.

«Да и я сам, — говорит писатель сего жития, — Бог мне свидетель, не буду скрывать того, что видел у преподобного, ибо был с ним знаком и имел общение. Однажды я с одним монахом вышел из Ватопедского монастыря и пошел к преподобному. Не найдя его в каливе, я опечалился и стал оглядываться вокруг. Обойдя каливу сзади и поднявшись чуть выше, я посмотрел на дорогу Илии. И вдруг увидел его в ложбине Агелариу, на расстоянии около двух миль. Путь до этого места был труднопроходимым и каменистым, ровной дороги не было совсем. Но — о чудо! — я вдруг увидел, как святой поднялся высоко над землей и, как орел легкокрылый, полетел над лесом и скалами, приближаясь ко мне. Увидев его, летящим таким образом, я испугался и воскликнул: «Велик Ты еси, Господи!» От страха я подался чуть назад и во мгновение ока святой с пением опустился там где я только что стоял. Но что он пел, из-за чуда я не помню. Упав к его ногам, я обнял его. Он же спросил меня, сколько времени я провел в этом месте, а затем, взяв меня за руку, провел в каливу. После того как преподобный долго поучал и наставлял меня, он напоследок сказал: «Смотри, никому не говори о том, что видел, до тех пор, пока я жив. Знай же, что ты станешь игуменом, а потом митрополитом Ахридским и много пострадаешь. Однако ты терпи, подражая на древе повешенному Христу, ибо Он будет тебе Помощником в искушениях, которые случатся в свидетельство твоего подвига». Все это, согласно пророчеству святого, и исполнилось на мне.

Но я не могу умолчать и о другом, что сам видел. Некий монах из Лавры по имени Иаков пришел просить святого, чтобы тот написал ему письмо, с которым он мог бы собирать милостыню на выкуп своего брата из рабства. Выждав немного, преподобный сурово ответил ему: «Ступай, вынь шестьдесят золотых, что спрятал в стене башни, и отдай их для выкупа брата. Не будь корыстолюбив и лжив, чтобы не попасть и тебе в рабство». Услышав это, Иаков рассказал правду и попросил у преподобного прощение за свою дерзость.

В другой раз некий мирянин пришел к преподобному и со слезами говорил ему: «Помоги мне, святый Божий, ибо меня отлучил от Причастия один священник, который умер, теперь я, несчастный, не знаю, что и делать». Сжалившись над ним, святой отвечал: «Ступай к митрополиту Веррии, который был архиереем умершего священника, и он тебя разрешит по закону». И тут же преподобный сказал одному монаху, бывшему с ним: «Ступай и ты к отцу Иоанну, чтобы он разрешил и тебя, пока жив, ибо он отлучил тебя от Причастия с того времени, как ты обругал его и ударил». Удивившись, что преподобный рассказал ему о грехе, о котором он и сам не знал, монах и мирской пошли в Веррию и получили прощение.

Однажды митрополит Траянопольский и его диакон решили проверить преподобного, правда ли он прозорлив. По дороге епископ надел рясу диакона, а архиерейскую мантию отдал диакону. Архиерей под видом диакона первым подошел к святому и сказал: «Благослови, отче», после чего остался стоять перед каливой в ожидании приглашения зайти. Святой же ответил: «Ты архиерей, ты и благослови меня, и не обманывай, потому что я был наверху оврага, когда вы поменялись одеждой». С этими словами святой положил поклон, а архиерей, удивившись, благословил его и обнял.

Святой рассказывал о преподобном и богоносном Нифоне Афонском, что над его каливой была небольшая пещера. Однажды Нифон вошел в эту пещеру и заснул. Пробудившись, он увидел перед пещерой одетую в красивые одежды женщину. Поняв, что это была хитрость лукавого беса, он трижды перекрестился, и она исчезла.

О себе преподобный говорил, что однажды в понедельник к нему пришел монах, которого он никогда не видел, и сел перед его каливой. «Монах этот высох от крайнего воздержания. Во вторник утром он подошел ко мне и мы беседовали. Поскольку у нас обоих не было ни хлеба, ни чего другого съестного, он вышел и сел повыше моей каливы, а в четверг утром снова вошел ко мне и мы беседовали. Затем он снова вышел и сидел на прежнем месте до утра субботы. Когда я вышел из каливы по нужде, то больше его уже не видел».

Прожив в этой пещере четырнадцать лет, преподобный Максим вышел из нее и поселился близ священной Лавры, чтобы слышать ее колокола. Здесь он соорудил небольшую келью и оставался в ней до конца жизни.

Можно еще многое рассказать о божественном Максиме, о его прозорливости, великих чудотворениях, богомудрых наставлениях, которые он давал и мирским, и монахам, и людям любого звания. Однако, по причине множества этих рассказов, невозможно все их привести в этой книге. А то, о чем мы написали, это все равно что из целого моря набрать стакан воды. Но и этого вполне достаточно, чтобы христиане узнали, что Бог не только в древности прославлял святых Своих, но прославляет и сейчас, и всегда тех, кто прославляет Его добрыми делам. Бог возвеличивает их знамениями и чудесами, которые свидетельствуют о той вечной славе, которой будут наслаждаться в Царствии Небесном. Опуская многое, я расскажу о священной кончине святого.

Некий монах по имени Никодим пришел за советом к святому, и Максим сказал ему: «Брат Никодим, скоро я умру». Он открыл ему день своего успения и назвал поименно тех, кто будет присутствовать на погребении. Именно в предсказанный день преподобный Максим и преставился, ему было девяносто пять лет. Случилось это тринадцатого января. Погребли его в могиле, которую он сам же ископал рядом с каливой, при погребении присутствовали только те, кого он назвал, ибо он не хотел, чтобы о его предсказании стало известно множеству народа. Преподобный наказал, чтобы его останки не переносили в другое место, и никто не брал бы от них какую-либо часть, но оставил в целости. Так он поступил для того, чтобы не быть прославляемым людьми.

Когда все отцы Святой Горы узнали о кончине преподобного, они сильно опечалились и много плакали, так как осиротели и лишились богомудрого учителя монашеского жития и светлейшего светильника. Всегда рассказывая об его подвигах и божественных дарованиях, они каждый год с почестями благоговейно совершают службу в память святого. Так прославили и прославляют на земле преподобного Максима люди, а на Небесах, прияв его чистейшую и святую душу, Святая Троица вселила его в скинии святых и прославила неизреченным и непостижимым светом божества. Он предстоит ныне Христу, Которого возжелал от юности своей, и радуется вместе с Ангелами и святыми, и непрестанно молится о нас.

Непрекращающиеся у его могилы чудеса показали, что благодать Святаго Духа неразлучно пребывает с божественными его мощами. Некий монах Дионисий, прозываемый Кондостефанос, сильно мучился от головных болей. Он пришел к гробнице преподобного, и с верой и слезами просил Бога и святого дать ему здоровье. Немного задремав, он, когда проснулся, почувствовал, что здоров. Прославив Бога и святого, монах взял земли с могилы, которая оказалась как миро дивное, наполнив неизреченным благоуханием все вокруг.

«Да и я сам, — говорит автор жития, — который видел святого, парящего в воздухе, когда сильно заболел и приблизился к смерти, со слезами призвал святого. Он явился ко мне во сне, исцелил меня, и я поправился, прославляя и благодаря Бога и святого за то, что уже был мертв, но воскрес».

Некий иеромонах святой жизни по имени Нифон вместе с другим подвижником пришли на могилу к святому и, раскопав, взяли часть из его святых мощей. При этом разлилось такое благоухание, что они не смогли его вынести. Вытерев губкой, смоченной в воде, взятую ими частичку мощей, они с верой помазали себя этой губкой, после чего снова положили мощи на место, исполнив заповедь преподобного, велевшего оставить его мощи целыми. Они снова засыпали могилу землей, как и было прежде, и прославили Бога, так прославляющего святых Его. В великой радости они каждый день посещали могилу святого Максима и обоняли исходившее благоухание. Точно так же поступали и все те, кто подвизались рядом с местом его погребения, наслаждаясь благоуханием во славу Христа, Бога нашего, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение со Безначальным Его Отцом и Пресвятым и Животворящим Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

(Написано Феофаном Перифеориу, бывшим игуменом Ватопедского монастыря)

Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Нифона Афонского, просиявшего в XIV веке

Сей преподобный отец наш был родом из Аргирокастро, из селения Лукови. Отец его был священником, человеком весьма благочестивым и боявшимся Бога. Когда преподобному исполнилось десять лет, его дядя забрал его с собой в монастырь святого Николая, где был екклисиархом. Эту обитель построил приснопамятный царь Константин Мономах на месте, которое до сих пор называется Междуречье.

Сначала дядя обучил его священной грамоте, а затем облек в монашескую схиму. Поскольку Нифон преуспел как в учении, так и в послушании монастырском, то был поставлен во чтеца, а когда пришел в возраст и еще более преуспел духовно, его рукоположили во священника. Будучи весьма одаренным и прилежным, преподобный читал Священное Писание и жития святых, благодаря чему стал многоученым. Любовь же к Богу уязвляла его в самое сердце, а желание безмолвия так разгорелось в нем, что сжигало ум и помышление. Поэтому он оставил обитель святого Николая и пришел к одному добродетельному подвижнику на гору Геромерион, у которого научился строгому монашескому жительству. Усладившись медом безмолвия, он более не смог находиться в миру, но, презрев родину, сродников, друзей и всякое имение, он с усердием устремляется на Святую Гору, а там, водительством Божиим, приходит в район Великой Лавры в кафизму (строение близ монастыря для одного монаха) святого Петра Афонского. Найдя там одного удивительной жизни подвижника по имени Феогност, он предал ему себя в полное послушание. Через три года, узнав, что Нифон — священник, и увидев его многочисленные и великие добродетели, старец уже более не захотел, чтобы Нифон был его послушником, но братом, равным ему. Преподобный же, в свою очередь, возражал и говорил: «Нельзя монаху безмолвствовать одному, если он вначале не смирит себя послушанием», и просил по-прежнему оставить его в послушниках. Но из-за своего необычайного смирения Феогност не соглашался и божественный Нифон, обогащенный даром слез, вынужден был удалиться оттуда. Он перешел в находившуюся рядом кафизму Василия Великого, где в крайнем безмолвии пребывал четырнадцать лет, вкушая все это время лишь немного сухого хлеба, да и то один раз в неделю.

В это время в Великой Лавре случилась эпидемия чумы, от которой умерли многие из братии. Поскольку в обители осталось мало священников, игумен позвал святого, но тот из любви к безмолвию отказался, сказав ему: «Прости меня, отче, ибо я некнижен и невежествен». Тогда игумен попросил его служить хотя бы в кафизмах за пределами Лавры, и тот, по своему смиренномудрию, подчинился, проведя в этом послушании три года. Поскольку же в сердце преподобного, продолжало гореть желание безмолвия, он ушел оттуда и пришел в Вулевтирии, где сейчас находится скит святой Анны. Вкушая лишь траву земную, он провел там в безмолвии много лет, не имея никакого крова над головой, даже каливы.

Однако нашлись некоторые братья, которые не смогли взирать на такое высокое житие преподобного. Подвигнутые на зависть ненавистником добра — диаволом, они обвинили подвижника в прелести перед игуменом Лавры, якобы тот ест траву, потому что гнушается хлебом. Игумен вызвал Нифона в монастырь и спросил: «Брате мой и чадо, зачем ты подвизаешься такой суровой и высокой жизнью, от которой рождается возношение и прелесть, а не идешь средним и непрелестным путем, который легче и не таит в себе бездн прелести? Древние отцы питались травой в пустынях, потому что у них не было хлеба, а здесь есть и хлеб, и другая еда. Ты должен все это есть с воздержанием, и тогда прогонишь бесовское превозношение и прелесть». По своему крайнему смирению преподобный послушался игумена, и, покинув Вулевтирии, пришел в кафизму Преображения, где прожил много лет подряд, совершая там Божественную литургию. Узнав о нем, у кафизмы собралось множество братьев, которые хотели стать его послушниками и иметь преподобного своим наставником и учителем монашеского жития. Но множество народа доставляло подвижнику сильное беспокойство, и он ушел оттуда к преподобному Максиму Кавсокаливиту, вместе с которым и безмолвствовал много лет. И такую они испытывали любовь друг к другу, что, казалось, была у них одна душа в двух телах. Святой Максим подарил свою каливу святому Нифону, а сам соорудил для себя другую, рядом.

Поскольку многие приходили к святому Максиму из-за совершаемых им чудес и пророчеств, через некоторое время святой Нифон, будучи не в силах выносить это беспокойство, ушел оттуда в пещеру, что находилась напротив кафизмы святого Христофора, где и остался на безмолвие. Позже пришел с его родины некий монах по имени Марк, и просил взять его в послушники, чтобы научиться монашескому житию. Преподобный принял его, но велел построить рядом с его каливой другую, для его брата. Изумившись от слов святого, Марк отвечал: «Отче, разве возможно, чтобы мой брат пришел сюда, он же мирянин и имеет семью?» Тогда с присущим ему великим смиренномудрием святой сказал: «Брат, я выжил из ума, поэтому и не знаю, что говорю Ты же поступай как хочешь». На праздник святого Афанасия преподобный послал Марка по какой-то необходимости Лавру, сказав: «Возвращаясь с праздника, приведи с собой и своего брата, посмотрим на него». Марк же, снова удивившись, отвечал ему теми же самыми словами. Однако, придя в Лавру, он обнаружил, что брат его сидит у дверей. Поняв прозорливость святого, он с радостью обнял брата, хотя и испытывал угрызения совести оттого, что не поверил своему старцу. Позвав брата с собой, Марк привел его к святому и, припав к его ногам, просил прощения за свое неверие. Через некоторое время Марка разбил сильный паралич, он не мог ни ходить, ни пошевелить рукой или ногой. Он попросил святого сжалиться над ним и исцелить, но тот, желая чтобы Марк познал свой грех неверия и преслушания, сказал: «Исцелить тебя, чадо, могут лишь святые чудотворцы и бессребреники, а меня, грешного и недостойного, Бог не слышит». Брат же Марка, из сострадания к нему, очень просил святого простить его. Нифон взял елея из лампадки и помазал тело больного, и — о чудо! — Марк тотчас же исцелился и встал с одра, на котором лежал. Тогда святой сказал ему: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5: 14). Но Марк снова впал в преслушание. Он просил благословения старца пойти ловить рыбу, но, не получив его, все равно спустился к берегу, чтобы якобы постирать одежду, а на самом деле стал ловить рыбу. И когда он занимался этим, вдруг из воды выпрыгнула огромная акула с раскрытой пастью, чтобы проглотить его. Испуганный Марк призвал в молитвах старца и, чуть отпрянув назад, едва-едва смог избавиться от чудовища. Он тотчас же прибежал к святому, держа в руках свой улов. Святой же, взглянув на него, сказал: «Не будь неверен, ослушник, ибо тот, кто преобразился в змия перед прародителями и научил их преслушанию, тот же самый и превратился в акулу за твое преслушание, которому научил тебя прежде, желая ввергнуть в погибельный ров и духовно, и телесно. Но Христос, пришедший в мир, чтобы мы имели жизнь, помог тебе сегодня, ожидая по безграничной Своей благости, твоего покаяния. Я же никогда не стану есть рыбу преслушания». Услышав это, Марк далеко отбросил рыбу и, припав к ногам святого, с горячими слезами просил прощения. По необычайному своему состраданию святой простил его. С тех пор Марк всегда пребывал в полном послушании своему наставнику, до тех пор, пока не окончилась его земная жизнь, и он не перешел в мир иной с благими надеждами на тысячекратную награду за послушание. Преемником своего послушания, чтобы служить святому, Марк назвал своего племянника Гавриила, отца которого звали Досифей. Этот Досифей однажды попросил святого послать Гавриила по какой-то нужде в Ватопедский монастырь, и тот отправил его, назначив, однако, точный день его возвращения. Пришел назначенный день, а Гавриила не было. Досифей начал плакать, думая, что сын его попал в рабство, ибо он слышал, что те места подвергались пиратским нападениям агарян. Святой же, прозрев духовными очами, узнал о том, что случилось, и сказал: «Не плачь, старец Досифей, о своем сыне, потому что он на свободе». И действительно, Гавриил, с которым не случилось ничего дурного, пришел до захода солнца.

Зная, что через шесть месяцев святой Максим заснет последним сном, святой сказал своим сподвижникам: «Пойдемте к святому Максиму, насладимся его обществом, ибо уже не увидим его в настоящей жизни». Когда они пришли к нему и дали последнее целование, святой Максим сказал: «Радуйтесь о Христе, возлюбленные братия. Сие есть наше последнее приветствие, потому что более мы не увидимся». И это было истинное пророчество святых.

Прошло много лет, и на Святой Горе опять началась эпидемия чумы. Эта болезнь поразила и Гавриила, которому угрожала смерть. Отец его безутешно плакал, а святой так утешал его: «Не плачь, брат, ибо сын твой сейчас не умрет, потому что так хочет Бог, ибо он послужил мне. Повернувшись на восток, святой стал тайно молиться о больном Всемилостивому Богу, и молитва эта длилась довольно долго, после чего произошло чудо и больной поднялся здоровым, прославляя Бога. Тогда, обратившись к Гавриилу, святой произнес: «Вот, брат наш, с помощью Божией, обрел здоровье а я во время Петрова поста умру».

Наступил Петров пост. В первую субботу поста святой встал, помолился, причастился Пречистых Тайн, а затем сказал братии: «Чада мои, возлюбленные о Господе. Вот, пришло мне время пойти ко Господу, Которого от юности желала душа моя». Видя, что все смутились, он сжалился над ними, и сказал: «Чада, не должно вам жалеть меня, ибо отныне я буду ходатаем о вас к Богу, моля Его о вашем спасении. Вы же только соблюдайте Его заповеди».

В воскресенье он велел братиям сначала поставить трапезу, а затем ископать и подготовить ему могилу, чтобы, как он сказал, возвратиться «в землю, из которой был взят» (Быт. 3: 19). После того как все было сделано, святой встал, поднял очи свои к Небу, долго молился с поднятыми руками. Затем, благословив и простив братьев, и получив от них прощение, он скрестил на груди руки и предал святую душу свою в руки Божий. При этом лицо его просияло как солнце, показав тем самым его дерзновение к Богу. Преставился сей приснопамятный отец четырнадцатого июня, в возрасте девяноста шести лет, совершив при жизни множество чудес, о некоторых из которых мы расскажем.

Некий духовный и добродетельный старец по имени Феодул захотел однажды пойти к святому ради пользы душевной. По дороге, вблизи обрыва, он поскользнулся и ударился ногой о большой камень. От сильного кровотечения и боли он чуть не умер. Провидя, что старец находится в таком плачевном состоянии, Нифон из глубины души воззвал: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, если раб Твой Нифон имеет к Тебе дерзновение, то пусть остановится кровотечение и прекратятся боли Феодула, чтобы, по его молитвам, я пришел в себя, и меня не сожрали здесь дикие звери». Как только он произнес эту молитву, случилось чудо: кровь остановилась, боли прекратились, полуживой до этого старец встал и снова зашагал по дороге, славя Бога.

Некий Лаврский монах, относившийся с большим благоговением к святому Нифону, послал ему с другом сосуд масла. Друг же тот, идя по дороге, оступился и упал. Все, что он дал, разбилось, кроме сосуда с маслом, который остался целым, и когда брат отдавал его святому, тот с улыбкой, опережая его, сказал: «Видишь, какую силу имеет вера брата, пославшего масло, она и тебя избавила от опасности, и сосуд, в отличие от всего остального, не разбился». Принесший масло брат удивился прозорливости святого и прославил Бога.

Другой монах, много лет страдая от головных болей, истратил большие средства на врачей, не получив однако никакого исцеления. Придя к святому и припав к его ногам, он горячо молил исцелить его, говоря: «Я знаю, святейший отче, что все, что бы ты ни попросил у Бога, Он даст тебе, ибо ради любви к Нему ты и избрал себе эту пустыню». Святой по смиренномудрию своему отвечал: «Отче, я грешен, а грешников Бог не слушает». Больной же не переставал со слезами припадать к нему и просить об исцелении. Побежденный естественной своей добротой и состраданием, блаженный Нифон прочел молитву над головой больного, после чего послышался шум, как от сильного ветра, и — о чудо! — больной исцелился, поблагодарил святого и прославил Бога.

Другой монах-келлиот понадеялся на себя и на свои знания, поэтому и не стал открывать свои помыслы более опытному духовному отцу. Так он и жил, как подсказывал ему помысел. Вследствие этого несчастный впал в прелесть и принял ангела тьмы за Ангела света. Наученный им множеству непристойностей, монах впал в гордыню и думал, что своими добродетелями превосходит всех. Однажды он пришел к святому Нифону. На вопрос, зачем он пришел, тот отвечал:

— Посмотреть на тебя, который знаменит добродетелью.

Святой на это заметил:

— Как это ты, такой великий и дивный, снизошел до того, что пришел ко мне, ничтожному и убогому?

— Бог оказал мне благодеяние, и дар, который я имею — от Бога.

— Брат, дар Божий есть смиренномудрие. Помысел от Бога — думать о себе, что ты самый последний из всех, помысел от Бога — достичь великих добродетелей и думать, что ты хуже всех. А то, что ты возомнил о себе, это прелесть от сатаны, который тебя и научил всему.

После таких слов святого монах как бы пришел в себя и сказал:

— Отче, если гордыня моя от лукавого, то прогони ее, прошу тебя, своей молитвой и избавь меня от высокомерия.

Возвысив душевные свои очи к небесам, блаженный Нифон сказал:

— Господи, Иисусе Христе, взыскавший и обретший заблудшую овцу и сопричисливший ее прочим незаблудшим, прогнавший мысленного волка, искавшего погубить ее, и показавший нам путь спасения. Ты, Владыко, раба Твоего сего, который по простоте своей и по коварству диавола-обольстителя впал в прелесть, избавь от высокомерия бесовского, — да познает Тебя, Истинного Бога, ради нас крест и смерть претерпевшего, и да прославит имя Твое святое во веки. Аминь.

Так молился преподобный, и тотчас же с очей брата спала как бы пелена, и он ясно познал, в какое зло он, несчастный, впал. С тех пор, избавившись от сатанинского высокомерия, он с благоразумием и смирением стал проводить богоугодную жизнь.

Из святой Лавры за какое-то согрешение был изгнан некий монах, который пришел к святому Нифону и пожаловался, что его выгнали несправедливо. Этот брат просил, если возможно, позволить остаться у него послушником. Однако святой, провидя будущее, велел ему вернуться в монастырь, припасть к ногам игумена с покаянием и смиренномудрием, чтобы тот снова принял его. «Если же ты не вернешься, — сказал святой, — то и здесь не сможешь вынести все тяготы, и лишишься того доброго, что мог бы получить монастыре. Ибо если ты вернешься, то через некоторое время станешь екклисиархом, а затем игуменом. Однако тебе более всего должно иметь смиренномудрие». С улыбкой святой продолжил: «Когда с помощью Божией ты станешь игуменом, вспомни о нас, и уделяй нам средства от части общежительной». Когда монах вернулся в обитель, то действительно, через некоторое время, согласно проречению преподобного, стал екклисиархом, а затем игуменом, и посылал святому все необходимое для жизни.

Трое монахов захотели навестить преподобного, но поскольку один из них был безбородый, они оставили его на дороге, далеко от кафизмы преподобного. Когда эти два монаха пришли к святому, тот спросил их: «Почему вы не привели с собой и того юношу, который станет обителью Святаго Духа». Удивившись словам святого, они пошли и привели юношу. Получив большую пользу от беседы с преподобным и приняв от него благословение, все трое ушли, прославляя Бога. Юноша же тот, преуспев в добродетели, согласно слову святого, просиял в монашеском житии.

Досифей, отец Гавриила, о котором мы уже говорили, просил святого позволить Гавриилу пойти по какому-то делу в Иверский монастырь. Провидя открытую ему Божиим Промыслом опасность, которая должна была с ним случиться, он возражал. Однако Досифей утверждал, что никакой опасности нет, и что на следующий день он пойдет в Амальфинский монастырь, называемый ныне Морфинским. Нифон возразил: «А если Гавриил попадет в рабство в Амальфинском монастыре, что тогда будет? Пусть идет, моей вины не будет в том, что с ним случится». Досифей поверил словам святого и более уже не противоречил. В тот же вечер пришел к ним некий брат и возвестил, что от Морфинского монастыря отошел корабль с пиратами, которые захватили трех монахов, случайно оказавшихся на той дороге.

Однажды, пришел к преподобному один Лаврский монах и возвестил, что иеромонах Иоанникий послан игуменом вместе с другими братьями на остров Скирру, но в море на монастырский корабль напали пираты и всех взяли в плен Лаврские отцы собрали деньги для их выкупа, и этот монах дал от себя одну золотую монету. В это время Нифон сказал ему: «Лучше бы ты, чадо, отдал этот золотой нищим, потому что Иоанникий и прочие уже освобождены, и с ними все в порядке. Ах, если бы и мы могли поучаствовать в том утешении, какое имеют они сейчас». Услышав эти слова, монах запомнил день, когда святой Нифон это сказал, и по возвращении Иоанникия в Лавру, рассказал ему о пророчестве преподобного. Нужно отметить, что именно в тот день Иоанникий с братьями поймали много рыбы, поэтому они и получили великое утешение во славу Бога, прославляющего прославляющих Его. Аминь.

Житие и подвиги иже во святых отца нашего Григория Паламы, архиепископа Солунского, чудотворца, просиявшего в XIV веке

Сей божественный отец наш Григорий произошел от родителей знатных и добродетельных. Отец его был настолько достойным человеком, что когда Андроник II воссел на царском престоле, то назначил его одним из членов синклита (государственный совет). Но не только земной царь оказывал ему почести, но и Небесный Царь, Который еще при жизни прославил его чудесами. Предвидя свою кончину, он принял монашескую схиму и из Константина стал Констанцием. Оставив все земное, он наконец переселился к небесным. После смерти отца Григорий начал изучать внешнюю премудрость. Он был еще в малом возрасте, ему трудно давалось запоминание, поэтому он решил, что не будет приступать к учению, пока не положит перед иконой Госпожи Богородицы три земных поклона с молитвой. И так, с молитвой, ему стало легче даваться учение. Богородица помогла ему и в том, что склонила к нему душу царя, и тот щедро давал Григорию все потребное для жизни. Прошло немного времени, и Григорий показал такое преуспеяние, что все удивлялись его премудрости, которую он проявлял в государственных делах. По сей причине царь весьма радовался и замыслил дать ему значительную должность. Однако ум преподобного помышлял о более великом и высоком: о Небесном Царе и Его Царстве, а о земном Григорий совершенно не заботился. Преподобный постоянно общался с монахами Святой Горы, приходившими в Константинополь, и подвижники советовали ему удалиться из города и пойти на Афон. Они также советовали ему немного поупражняться в добродетелях, прежде чем оставить город, и преподобный, ко всеобщему удивлению, стал проявлять такое безразличие к одеждам, предпочитая самые убогие из них, и настолько изменил жизнь и нравы, что некоторые подумали, что он сошел с ума. Но мужественный Григорий нисколько не задумывался о бесчестии и стыде, и с ревностью предавался воздержанию и посту, удовлетворяя телесные потребности в пище и питии лишь хлебом и водой, никогда не наедаясь досыта. Так же, сверх меры, подвизался он и в прочих добродетелях. Григорию было двадцать лет, когда он начал так жить, не поддаваясь ни на уговоры царя, ни на обещания больших почестей. Убедив домашних, близких родственников и некоторых рабов, которые были настроены благонамеренно, принять ангельскую схиму, он разместил их в монастырях, а сам вместе со своими братьями удалился из Константинополя. Придя на Святую Гору, он поселился в Ватопедской Лавре и стал послушником божественного Никодима, который был дивным безмолвником, сиявшим и в подвигах созерцания, и в деятельных подвигах. От него преподобный принял ангельский образ. А теперь будьте внимательны и поймете, какое преуспеяние выказал Григорий в тех же самых подвигах, деятельных и созерцательных.

Прошло два года с тех пор, как он посвятил себя Богу — постами, бдением, сосредоточением помыслов, непрестанной молитвой, имея Водительницей, Заступницей и Ходатаицеи Божию Матерь, и каждую минуту в молитвах обращался к Ее помощи. В один из дней, когда он так безмолвствовал наедине, а все его помыслы были обращены внутрь себя и к Богу, внезапно явился ему величавый муж (это был святой Иоанн Богослов) и, с кротостью смотря на него, сказал:

— Чадо, меня прислала Святейшая Царица всех спросить тебя, почему ты все время взываешь к Богу со словами: Просвети мою тьму, просвети мою тьму?» На это Григорий отвечал так:

— А чего другого я, страстный и исполненный грехов, должен просить, если не милости и просвещения, чтобы знать и творить Его святую волю.

— Владычица всех через меня, Ее раба, обещает быть тебе Помощницей.

А где Матерь Господа моего будет мне помогать, здесь или в будущей жизни?

-И в настоящей, и в будущей.

Сказав это и наполнив сердце Григория неизреченным весельем от обещаний Богородицы, святой Иоанн Богослов исчез.

С тех пор как божественный Григорий стал послушником старца, прошло три года. Когда старец отошел ко Господу, преподобный ушел оттуда и прибыл в Лавру святого Афанасия. Тамошние отцы приняли его с большими почестями, потому что были наслышаны о его добродетелях. Он провел в Лавре три года, и все это время братия дивились его житию и премудрости. Игумен благословил преподобного вместе с прочими монахами служить на братской трапезе и петь на клиросе с другими певчими. Своей ревностью к послушаниям Григорий приводил всех в изумление, он необычайно стремился стяжать все добродетели, а душа его истинно была обителью духовных благ. Отныне все видели в нем пример добродетели, ибо сей дивный Григорий покорил не только неразумные страсти и похоти, но и естественные потребности. Будучи в теле, он подвизался, чтобы стать бесплотным. Григорий покорил сон, и целых три месяца не спал, как бестелесный, позволяя себе лишь небольшой отдых после еды, чтобы не повредиться умом. Однако любовь к безмолвию не позволила ему остаться в Лавре до конца жизни, и он ушел оттуда в любимую им пустыню вместе с единодушными ему подвижниками, обладавшими такими же добродетелями.

Тот скит, где обитали многие другие анахореты, назывался Глоссией. Их предстоятелем был другой Григорий, и тоже из Константинополя, великий в то время и знаменитый делатель безмолвия, трезвения и созерцания. От него и научился преподобный высочайшим тайнам умного действия и боговидения. Безмолвствуя наедине, святой сподобился приять от Бога многие тайные дарования, о которых не возможно рассказать словами. Он всегда приходил в такое умиление, что из глаз его непрестанно текли слезы. Этот дар преподобный имел всю жизнь. Однако этим добрым безмолвием в Глоссии нельзя было наслаждаться все время по причине нападений агарян на монахов, подвизавшихся вне стен монастырей. Избегая опасности, Григорий и его братство, в количестве двенадцати человек, вынуждены были перейти в Салоники. Посовещавшись между собой, они решили пойти в Иерусалим, чтобы поклониться святым местам и остаться там на безмолвие до конца жизни. Однако божественный Григорий, желая узнать, угодно ли это Богу, стал молиться наедине. Немного задремав, он тотчас же увидел такое видение: «Мне показалось, что я и братья очутились перед дворцом. Там на троне величественно восседал царь в окружении телохранителей, вельмож и прочих чиновников. От них отделился некий архонт, который подошел к нам и, обняв меня, как бы повлек за собой. Обратившись к моим собратьям, он сказал: «Я удержу этого с собой, ибо так повелел царь, а вы идите, куда желаете, никто вам не помешает»». Просвещенный Богом, великий Григорий поведал братьям о бывшем ему видении, и все подумали, что этот вельможа, который удержал божественного Григория, был великий Димитрий (Солунский, чудотворец) поэтому они решили остаться в Салониках, на родине великомученика Димитрия. Находясь в Салониках, братья просили божественного Григория принять священный сан. Но сначала он не соглашался, пока не познал, что на это есть воля Божия.

После его рукоположения они пришли в Берию, в один скит, и выстроили небольшой монастырь, где божественный Григорий, поистине исполненный всяких благ, вместе со своими сподвижниками снова стал подвизаться и упражняться в совершенстве по Богу. Пять дней в неделю он никуда не выходил из обители, и никого не принимал в своей келье. Только по субботам и воскресеньям он выходил, чтобы совершить литургию и вести духовные беседы с братьями для их пользы. Было ему тогда тридцать лет, здоровье и телесные силы его были в совершенном порядке, поэтому он начал более суровые подвиги и житие. Преподобный иссушал тело постами, долгими бдениями, утончал и непрестанно очищал мысленные очи своей души совершенным воздержанием и собиранием помыслов, обычным источником слез, возводил всегда ум к Богу в непрестанной молитве, стараясь полностью подчинить плоть духу.

От такого богоподобного жительства родились и плоды Святаго Духа, как говорит апостол. Все его сподвижники, монахи той горы, даже жители Верии, видели в нем образец добродетели: удивление и изумление вызывала не только его ангельская жизнь, но и его поучения, и преестественная мудрость по Богу. Иногда он был весь внимание, прилепляясь лишь к Богу и омываясь дивными слезами, а иногда лик его был вышеестественно светел, просвещен и прославлен огнем Пресвятаго Духа, особенно когда выходил из церкви по окончании богослужения, или из кельи, где безмолвствовал. В это время отошла ко Господу мать Григория, Каллиста, обладавшая великими добродетелями. Ее дочери и сподвижницы тотчас же направили письмо великому Григорию с извещением о кончине матери, прося прийти к ним ради духовного их наставления. Он пришел в Константинополь к сестрам и, достаточно просветив их, захотел вернуться в Верию. Сестры последовали за ним. Поместив их в женском монастыре, он велел им проводить обычное подвижническое житие, после чего вернулся к себе в келью на гору, что находилась близ Верии. Там преподобный познакомился с одним престарелым подвижником по имени Иов, весьма простым нравом. Слушая однажды божественного Григория, который говорил, что «не только подвижники но и все простые христиане должны непрестанно молиться по апостолу», он не соглашался, утверждая, что это долг только монахов, но не мирских. Святой молчал, потому что ненавидел многословие, однако Бог Сам показал справедливость его слов, потому что когда Иов вернулся к себе в келью и стал молиться, он увидел светлого Ангела Божия, который сказал ему: «О, старец, не сомневайся в том, о чем тебе только что сказал священный Григорий. И ты должен так мыслить и исповедовать».

В течение пяти лет премудрый Григорий безмолвствовал на той горе, но из-за частых набегов гнуснейшего албанского рода он вынужден был снова вернуться на Святую Гору, в Лавру святого Афанасия, где с большой радостью встретился с друзьями, отцами и братьями. Он поселился вне стен монастыря, в исихастирии святого Саввы, и выходил из него только в субботы и воскресенья, если его просили отслужить в Лавре; он не желал никого видеть, ни с кем беседовать, не хотел чтобы его видели и другие. Целью его жизни было созерцание по Богу.

Однажды вечером в Страстную неделю, по древнему обычаю, в Лавре совершалось величественное Всенощное бдение, на котором присутствовал и святой. Поскольку же некоторые из певчих предавались суетным беседам и не желали их прекращать, человек Божий опечалился, но сделать им замечание находил неразумным. Поэтому преподобный отвлекся умом от их болтовни, а также и от песнопений, и обратился в себя и к Богу, как уже привык, и в это время душу его осиял Божественный свет, которым просветились его душевные и телесные очи, и он ясно увидел то, что должно было случиться через много лет. А увидел он в архиерейском облачении игумена Лавры Макария, который через десять лет стал митрополитом города Салоники, где и окончил свою жизнь.

В другой раз святой молился в своей келье Богородице о себе и своем братстве, прося ее облегчить восхождение к Богу и сделать беспрепятственным их духовную жизнь, чтобы они легко и без труда находили все потребное для жизни, не тратя время на поиски и тем самым отвлекаясь от духовных дел. И Владычица всех явилась ему при свете дня в скромном виде Девы, как мы видим Ее, изображенной на иконах, и обратилась к тем, кто Ее сопровождал (а их было много, и все в светлых одеждах), со словами: «Отныне вы будете заботиться обо всем необходимом, и давать это Григорию и его братству». Отдав повеление, Божия Матерь стала невидима. Святой Григорий говорил, что с тех пор они всегда без труда получали необходимое, где бы ни находились.

На третий год своего пребывания в исихастирии святого Саввы, в один из дней, когда святой восходил умом к Богу посредством священной молитвы, ему показалось, что он пребывает в тонком сне и видит следующую картину. Будто держит он в руках сосуд с молоком и оно внезапно стало переливаться через край. Потом вдруг оказалось, что молоко превратилось в отличное вино с дивным запахом, которое обильно текло по рукам и омочило его одежды, напитав их благоуханием. И когда он наслаждался этим благоуханием, ему показалось, что некий человек в военной форме, исполненный света, внезапно явился ему и сказал: «Григорий, почему ты не напоишь других этим дивным напитком, который так обильно изливается, и он пропадает напрасно? Разве ты не знаешь, что это дар Божий, и поток никогда не прекратится?» Григорий ответил, что невозможно напоить других этим напитком, так как нет тех, кто действительно в нем нуждается. Но явившийся заявил, что хотя в настоящее время действительно нет тех, кто страстно его ищет, он все равно должен исполнять свой долг и раздавать его. А отыщет тех, кто хочет напиться, Владыка Иисус Христос. Затем тот светлый воин исчез, а святой, стряхнув сон, долгое время был окружен Божественным светом. Превращение молока вино означало, что от нравственного и простейшего учения он должен перейти к учению догматическому и Небесному. Следуя божественному видению и ведомый Святым Духом, в нем обитавшим, Григорий начал не только давать братьям устные наставления, но и писать тростью дивные сочинения. Поскольку же было несправедливым, чтобы такой великий в добродетелях и словах брат был сокрыт, произошло следующее. Его назначили игуменом монастыря Есфигмену, в котором жило двести монахов. Как он управлял монастырем и всем священным братством, нет необходимости рассказывать словами, ибо все показало дело. В той обители жил некий добродетельный монах по имени Евдоким, которого диавол прельстил лживыми видениями и заставил возомнить о себе, что он в добродетели выше Григория. Предузнав, что Евдоким подвергся диавольскому нападению, преподобный иногда учительным словом, иногда собственными тайными молитвами со слезами, и иногда общими всего братства молениями положил преграду этому диавольскому действию и благодатью Пресвятаго Духа соделал его воистину Евдокимом.

Как-то раз в монастыре закончилось масло, а поскольку в нем была большая потребность, святой с братьями пришел в кладовую и, с верой помолившись Богу, благословил сосуд, который тотчас же наполнился маслом, и этого масла хватило на весь тот год, хотя его обильно расходовали. Узнав, что масла не было потому, что монастырские масличные деревья не плодоносили, преподобный пришел вместе с братьями к деревьям. Когда он их освятил во имя Отца, Сына и Святаго Духа, они начали плодоносить. В доказательство свершившегося чуда, любое дерево, к которому прикасался святой, сразу же покрывалось множеством плодов.

Прошло немного времени, и преподобный, оставив игуменство, снова вернулся в Лавру к любимому им безмолвию. Как раз в это время пришел из Калаврии всескверный Варлаам, который изо всех сил доказывал, что он согласен с Восточной Церковью и хочет стать монахом. В удостоверение этого он сочинял речи против единоплеменных ему латинян. Однако, выслушав его доводы, божественный Григорий понял, что Варлаамовы обличения латинян притворны и обманчивы, и на самом деле направлены против истины. Это послужило причиной того, что Варлаам стал его врагом. Придя в Константинополь, Варлаам начал общаться с какими-то монахами-простецами, делателями умной молитвы и трезвения, притворяясь, что хочет быть их учеником и другом. Узнав от них чего должны беречься начинающие монахи при умной молитве, он гнусно обозвал их «еретиками» и написал статьи, направленные против священной молитвы и богомыслия. Прежде чем эти его богохульства стали известны, он был посрамлен перед Вселенским Патриархом за другие постыдные и нечестивые свои деяния и с позором покинул Константинополь, вернувшись в Салоники. Но и там он продолжал повторять свои обвинения против монахов и, что еще хуже, не довольствовался только клеветой на монахов своего времени, но силился доказать, что причиной монашеского заблуждения стали богоносные отцы и учителя Церкви.

По этой причине Солунские иноки написали святому Григорию письмо, горячо прося его прийти и защитить истину от Варлаама. Святой тотчас же отправился в Салоники, и попробовал разными средствами исправить Варлаама. Он много раз наедине убеждал его, желая привести в согласие с Православной Церковью. Поскольку же тот не переставал и в беседах, и в сочинениях бесстыдно выступать против Церкви и не исправлялся, святой вынужден был полемизировать с ним и в сочинениях, защищая православную веру от Варлаамовой лжи. Варлаам же, как только узнал, что его писания опровергнуты дивными сочинениями святого о священнобезмолвии и об истинности Православия, перестал писать трактаты против монахов и набросился на божественного Григория. Но он не мог спорить с ним лицом к лицу, и снова из Салоник вернулся в Константинополь.

Святой Григорий пробыл в Салониках три года и все это время произносил поучения, писал дивные сочинения об истинной славе Божией. Свободное же время проводил в привычном плаче, в совершенном одиночестве и безмолвных молитвах. Поскольку рядом не было возлюбленной им пустыни, он построил небольшую келью в задней части дома, в котором жил, и, когда была возможность, безмолвствовал там. Однажды, в день празднования памяти Антония Великого, ученики и сподвижники святого вместе с дивным Исидором совершали бдение божественному Антонию. И — о чудо! — Антоний Великий явился в этот день святому Григорию. Когда божественный Григорий молился, внезапно его окружил Божественный свет, как это случалось уже много раз, а вместе со светом появился Антоний Великий и сказал: «Хороша молитва в умном безмолвии, потому что она очищает умные очи души и сподобляет человека неизреченных откровений Божиих. Однако иногда монаху требуется общение и встреча с единодушными братьями, чтобы вы вместе молились и пели. Итак, ты должен сейчас пойти к братьям, которые служат бдение, ибо они весьма нуждаются в твоих заботах». После этого Антоний стал невидим. Божественный же Григорий в тот же час отправился к братьям, которые приняли его с радостью и всю ту ночь они провели в праздничном бдении. Вернувшись на Святую Гору, он показал исихастам и избранным от монастырей свои сочинения, написанные в защиту Православия от заблуждений Варлаама. Монахи удивились, похвалили их и единодушно все одобрили.

Произошел и такой случай. Когда Григорий еще только собирался отправиться на Святую Гору, он узнал, что его сестра Феодота находится при смерти. Ученики и друзья спросили у святого, как быть с погребением. Святой же, Божиим Промыслом провидя будущее, ответил: «Не нужно меня спрашивать сейчас об этом, поскольку, если будет угодно Богу, я к тому времени вернусь и буду здесь прежде ее кончины». Как он сказал, так и случилось. Когда настал последний час Феодоты, она стала звать божественного Григория, доброго ее брата и духовного наставника. Услышав, что он на Святой Горе, она всем сердцем опечалилась и пожаловалась, что не удостоилась в последний раз увидеть его и побеседовать с ним. Вскоре она замолчала и совершенно успокоилась, как будто погрузилась в себя. Присутствующие уже готовили все к погребению, но случилось чудо! Прошло восемь дней, в течение которых Феодота лежала без пищи, без сна, не разговаривая, не испытывая болей и лишь слабое дыхание и движение глаз указывало на то, что она еще жива и ждет брата. В вечер восьмого дня пришел со Святой Горы долгожданный брат и, приблизившись к сестре, заговорил. Она услышала сладчайший голос своего брата, отверзла телесные свои очи, а вместе с ними и душевные и, поскольку не могла говорить, немного приподняла руки к Богу, чтобы возблагодарить Его, и через несколько мгновений, славя Бога, предала дух свой в руки Божий.

После погребения сестры великий Григорий снова предался безмолвию, трезвению, молитве и непрестанному богомыслию. Но враг безмолвия и богосозерцания, мерзкий Варлаам, приехал в Константинополь, как мы уже сказали, и выставил в качестве приманки для тех, кто разевал рот на подобное, внешнюю премудрость, приведя в течение малого времени в свое злочестие весь город и, прежде всего, Патриарха. Он почти убедил всех отречься от Православия, а божественных его проповедников — святого Григория и его единомышленников вызвали патриаршим письмом на суд Церкви. Взяв Исидора, Марка, Феодора, своих друзей, святой прибыл в Константинополь. Убедившись в том, что почти все именитые мужи, за исключением одного или двух, поверили Варлаамовой болтовне, Григорий своими беседами, с помощью благодати Святаго Духа, вернул их всех, и самого Патриарха, в лоно Православной Церкви. Прочитав дивные сочинения Григория, написанные против учения Варлаама и его богохульств, его провозгласили учителем благочестия согласным с божественными отцами Церкви. Сам Патриарх премного благодарил святого.

Чтобы искоренить Варлаамово заблуждение, решили созвать общий Собор, как только возвратится царь. Божественным мановением на Собор в столицу пришли все единомысленные Григорию подвижники из разных областей: преподобный Давид со своими сподвижниками, Дионисий, который предсказал посредством Божественного видения победу дивному Григорию над еретиками, и другие. Последним прибыл царь. Собор состоялся в храме святой Софии и осудил Варлаама и его богохульные сочинения, угрожая ему отлучением. И если бы он не притворился, что покаялся, принял и истинно исповедует Православие и осуждает свои ложные еретические сочинения, то из-за народного гнева не смог бы остаться в живых. Посрамленный таким образом, Варлаам вернулся к любимым своим латинянам. Но тот же лукавый сделал преемником и наследником Варлаамова заблуждения другого Григория, по прозвищу Акиндин. Снова был собран Церковный Собор, не меньший предыдущего (против Варлаама), и снова Григорий, великий подвижник и знаменитый защитник Православия, разрушил все заблуждения доказательствами из Священного Писания и учения Православной Церкви. Едва прошло два месяца после Собора, как началась гражданская война, которую развязал патриарх Иоанн, по прозвищу Калека. Поскольку божественный Григорий был против войны и советовал заключить мир, Патриарх искал всевозможные способы, чтобы наказать Григория. Забыв обо всех почестях и похвалах, которые сам же ему ранее выказывал, не в силах выдумать против Григория какую-нибудь клевету, Патриарх обратился против Православия, обрушив на Церковь и ее божественные догматы ужасную брань, и все для того, чтобы наказать преподобного, якобы защищающего еретическое учение. Патриарх привел в Православную Церковь Акиндина, хранителя ереси, рукоположив его в диаконы и готовясь посвятить во священника и учителя Церкви. Святого же Григория, проповедника истины, оклеветанного в разжигании войны, он осудил на заключение в темницу.

Тогдашняя царица Анна, услышав, что Акиндин, преданный анафеме на двух Святых Соборах, рукоположен в диаконы, изгнала его из Церкви. Божественный же Григорий оставался в темнице четыре года, хотя был весьма болен и нуждался в ежедневном лечении. Григорий, с Божией помощью, стойко переносил все тяготы тюрьмы. В конце концов Патриарх, оклеветавший его, стал ненавистен царям и его осудили на заключение; Соборным решением он был лишен священного сана за ересь и отлучен от Церкви. Его погибель стала гибелью для ереси и свидетельством истинности Православия. Тотчас же прекратилась и гражданская война. Великий Григорий вышел из тюрьмы и торжественно, с венцом исповедника, вернулся к любимым и любящим его братьям. Чтобы опустить лишнее, скажу, что позже его рукоположили в митрополита Солунского, причем и царь, и патриарх Исидор усиленно просили его принять сан. Поскольку и в Салониках была какая-то междоусобица, архиерея Божия Григория снова изгнали из Церкви, и он снова вернулся на Святую Гору, как раз в праздник Рождества Богородицы. Один благочестивый священник, отвечавший за призрение сирот, уговорил священников, служивших литургию, помолиться Богу, чтобы Тот показал им с помощью знамения, какое дерзновение имеет Григорий пред Богом и в каком чине будет пребывать на Небесах. Этот благочестивый священник тайно молился Богу, чтобы Он явил знамение на его расслабленной дочери, и чтобы та исцелилась (надо сказать, что члены тела ее были сухими и неподвижными в течение трех лет). И Бог, прославляющий своего служителя, ради которого и было моление, внезапно поднял девушку с постели, она начала свободно ходить, и, не вспоминая о прежней болезни, здоровая бегала по всему дому.

На Святой Горе, куда удалился святитель, его навестил правитель Болгарии Стефан, который долго уговаривал его пойти с ним в его царство, но ничего не добился. Весьма понуждаемый этим Стефаном, святой Григорий был направлен послом в Константинополь к царям. Через некоторое время Григорий снова вернулся в свою епархию, так как и царь, и Патриарх думали, что распри в христианстве уже закончились. Однако разногласия обострились, архиерей не смог попасть в свою митрополию в Салоники, и определением Великой Церкви отправился на Лимнос, где был примерным архипастырем и явил многочисленные чудеса. Когда Григорий пребывал на Лимносе, в одном небольшом городке случилась чума. Совершив вместе с народом крестный ход и горячо помолившись Богу, святитель сумел остановить смертельную болезнь.

В конце концов солуняне решили вернуть любимого архипастыря. На государственные средства они снарядили корабль, и церковное священноначалие прибыло на Лимнос. Через несколько дней они привезли пастыря к его пастве. В тот день, когда святой прибыл в Салоники, повсюду была великая радость, как в светоносный день Воскресения. Обычные псалмопения при архиерейском входе были оставлены и по вдохновению от Бога все запели: «Воскресения день…Очистим чувствия и узрим…Светися, светися». Чудо же заключалось в том, что не было того, кто посоветовал певчим петь эти тропари, не было и того, кто первым начал их петь. Через три дня святитель назначил общее собрание и крестный ход со святыми иконами, а после него преподал поучение о согласии и мире. Он отслужил литургию и принес Бескровную Жертву, чтобы освятить народ, тут-то Бог и прославил его чудом. Тот священник, орфанотроф, имел сына, страдавшего лунатизмом, и болезнь все более и более прогрессировала. На литургии отец сослужил святителю, и попросил его причастить ребенка. После Причастия болезнь немедленно ушла, а дитя, славя Бога, выздоровело. После литургии святитель собрал все священство и долго рассказывал им о высоте священнического сана, да и всю жизнь он не переставал учить и в церквах, и в беседах наедине, и в проповедях для всех, особенно же учил собственным примером, стараясь всех привести ко спасению.

Поскольку единомышленники Варлаама и Акиндина не прекратили возмущать Православную Церковь, царь вместе с Патриархом решили снова собрать Собор в столице, чтобы тщательно изучить то, о чем они говорили, ибо они постоянно этого просили. Прежде всего в Константинополь вызвали достойнейшего божественного Григория. После того как собрался торжественный и великий Собор, по усиленной просьбе царя и Синода, святой встал и изложил перед Собором православное вероучение. По окончании работы Собора святитель хотел как можно скорее вернуться к своей пастве, но ему снова помешали вернуться в Салоники, причем уже не жители его митрополии, а Иоанн Палеолог, проживавший там. Из-за этого преподобный снова вернулся на Святую Гору, и только через три месяца, по просьбе этого Иоанна, смог снова вернуться в свою епархию, чтобы окормлять паству и приносить ей духовную и телесную пользу. Однажды, когда Григорий пришел в один из женских монастырей на праздник Рождества Богородицы, во время литургии пришла монахиня Элеодора, несколько дней тому назад ослепшая на один глаз, и тайком, как Евангельская кровоточивая, ухватившись за архиерейское облачение, поднесла его к больному глазу, в тот же миг дивным образом получив исцеление.

Пробыв в своей епархии один год, святитель тяжело заболел, тело его было измучено нестерпимыми болями и многими искушениями, так что все думали, что он умрет. Однако Бог неожиданно снова даровал ему жизнь, ибо, как мужественного подвижника, готовил его к дальнейшим подвигам. И хотя болезнь еще полностью не отступила, он был вынужден по многочисленным неотступным просьбам Иоанна Палеолога пойти в Константинополь и ходатайствовать за него перед его тестем, царем Иоанном Кантакузеном, чтобы помирить их, так как именно из-за ссоры Палеолог и проживал в Салониках. Однако Вышний Бог, Царь царствующих, направил святителя Григория на другую службу, ибо по пути в Константинополь он попал в плен к ахеменидам. Под видом раба его привели в Азию, и как истинный благовестник и проповедник веры он помогал находившимся в порабощении христианам, и укреплял их своими поучениями. Сколько и каких только собеседований он не провел в Пруссе и Никее с турками о православной вере, как только не заграждал им уста, какими только поучениями не укреплял тамошних христиан — кто интересуется, может узнать об этом из пространного жития святого. Через год Бог подвиг некоторых добропорядочных болгар, которые охотно дали туркам много денег и освободили святого.

И снова случилось удивительное чудо. Когда святой плыл на корабле и приближался к Константинопольским гаваням, в воздухе послышались звон и дивные песнопения, как будто бы исходившие с корабля, но слышавшие понимали, что это были не человеческие, но Ангельские мелодии, ибо святого невидимо сопровождали Ангелы. Пробыв некоторое время в столице, Григорий направился в свою епархию, которая страдала от засухи и отсутствия Божественного слова. Григорий дивно напоил своих чад и духовно, и телесно. У святого был друг, благочестивый иеромонах Порфирий. Однажды ночью, на праздник Преображения Господня, у него так сильно заболел бок, что даже когда он прилег, боль не отпускала его. Поскольку святой служил литургию, Порфирий подошел к нему и попросил его исцелить. Перекрестив больной бок, Григорий с умилением и сокрушением сердечным произнес тропарь: «Распятый Владыка … да исцелит тя Христос». О чудо! Страждущий тотчас же избавился от нестерпимой боли и здоровым вернулся в келью.

В другой раз Порфирия так болело горло, что он не мог проглотить даже малого количества воды. Он страдал восемь суток, и ему уже грозила смерть, но великий Григорий перекрестил больное место священной своей десницей и со слезами произнес, обращаясь ко Христу, тропарь: «Страстей непричастен Ты пребыл еси…». После этого странным образом больной исцелился.

У одного золотошвея был пятилетний ребенок, который уже пятнадцать месяцев страдал от страшного кровотечения, и никто не мог его исцелить. Дитя было обречено. Однако святой с молитвой перекрестил его и здоровым передал на руки родителям.

Однако святой Григорий все же был человеком, подверженным человеческим немощам. Через три года после того, как он в последний раз посетил столицу, Григорий заболел и слег. Уже лежа на смертном одре, он продолжал наставлять своих чад, предсказал свою кончину, назвав и ее день. Он сказал друзьям, что кончина его случится после праздника святителя Иоанна Златоуста, то есть после четырнадцатого дня ноября месяца. Во сне ему явился этот святитель и позвал как единообразного и возлюбленного к себе. Всего дивный Григорий прожил шестьдесят три года, из них полтора года он в архиерейском сане окормлял Церковь Божию. Когда блаженная его душа разлучилась от тела, благодать Пресвятаго Духа дивным образом явила предстоящим внутреннюю светлость его души, поскольку ту келью, в которой лежали священные его мощи, наполнил удивительно яркий свет. Его лицо, которое высохло еще задолго до кончины, сияло. Свидетелями этой сверхъестественной светлости его лица были почти все жители города, которые пришли на погребение священных останков святителя. Благодать Пресвятаго Духа неразлучно пребывала и со святителем, и с его мощами, и отныне, показав святой гроб его как обитель божественного света, сделала его источником чудес, священных дарований и общим врачом всех. Из-за этого святителя и назвали «чудотворцем». Он поистине чудотворец, и как бы я хотел, если бы позволило время, поведать о многих его чудесах, но вынужден пропустить те из них, которые совершились по смерти. Они описаны в пространном его житии и желающие могут узнать о них. Я же вкратце расскажу только об одном чуде, которое свидетельствовало о том, что Григорий поистине прославлен Богом.

Латиняне часто обвиняют святую нашу Восточную Церковь в том, что после ее отделения от Западной у нас не было святых, и не было чудес, которые бы они совершали. Священный Нектарий, ставший патриархом Иерусалимским в 1660 году, желая по своей пламенной ревности к истине заградить сквернословные уста латинян и доказать, что они лжецы и клеветники, перечислил множество новых святых Восточной Церкви, которые просияли после разделения. Он свидетельствовал о многочисленных удивительных чудесах, в том числе и о чудесах святителя Григория. На острове Санторин, в день памяти святителя, во второе воскресенье Великого Поста, некие латиняне отдыхали, катаясь на лодке, или, как говорит патриарх Иерусалимский Досифей, франки посадили в лодку детей, которые катались по воде, хлопали в ладоши и кричали: «Анафема Паламе, если он святой, пусть сделает так, чтобы мы утонули». Так они хулили святителя, но случилось чудо. В это время, без всякого шторма, при полном штиле, лодка вместе со всеми пассажирами перевернулась и утонула. Тела богохульников погрузились в море, а скверные их души пошли в вечный адский огнь. Так была удостоверена святость божественного Григория, а Богу, дивному во святых Своих, все удивлялись. Емуже слава и держава во веки веков. Аминь.

(Написано Филофеем, святейшим патриархом Константинопольским)

Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Нифона, архиепископа Константинопольского, подвизавшегося на Святой Горе Афон в монастыре Дионисиат в XV веке

Сей божественный отец наш Нифон был родом из Морей и происходил от родителей знатных и благородных, но более известных своим благочестием. Звали их Мануил и Мария. В Крещении младенец был назван Николаем. Когда мальчик несколько подрос, его отдали учиться священной грамоте. С юного возраста, имея старческий ум, он не увлекался, подобно прочим детям, их играми. Посещая премудрых и добродетельных учителей, он как пчела собирал мед добродетели, слушая и подражая всему доброму — душеполезным урокам и примерам. У него был такой острый ум, что мальчик скоро обогнал в науках всех своих сверстников. Николай часто читал жития святых отцов, отчего душа его радовалась, и он старался, по возможности, подражать им в добродетелях. Отличался преподобный удивительным целомудрием, и был настолько ревностным в воздержании, что телесные потребности в пище и питии удовлетворял лишь хлебом и водой. Так же подвизался он и во всех прочих добродетелях.

В те дни в школу зашел некий иеромонах по имени Иосиф, превосходный учитель и муж весьма добродетельный. Пообщавшись и поговорив с ним в достаточной степени, сей добрый Николай попросил монаха взять его с собой, но так, чтобы никто об этом не узнал, потому что боялся, что ему могут помешать. С радостью приняв его, Иосиф тайно ушел с ним и стал учить его философии. Придя в Эпидавр, они услышали, что в этой местности подвизается некий отшельник Антоний, весьма добродетельный и подражатель во всем Антонию Великому, и пошли к нему за благословением. Побеседовав с ним некоторое время и приняв его божественные наставления, они возрадовались душой. Затем Иосиф, испросив у старца благословение, ушел, а Николай бросившись к ногам Антония, со слезами просил разрешения остаться с ним. Ссылаясь на труды подвижника, тесноту и, особенно, юный возраст Николая, Антоний пытался его отговорить, но тот, сгорая от любви к Богу, еще более настаивал и просил: «Отче, все, что мне повелишь, с радостью буду исполнять, только не лишай меня общения с собою». Видя его сильную ревность, старец принял его, дал ему келью и подвижническое правило. И добрый Николай предался подвижническим трудам, во всем подражая старцу, которого скоро попросил облечь его в монашеские одежды. Божественный Антоний отвечал ему: «Поскольку ты, чадо, хочешь приять монашеский образ, знай, что должен будешь предаваться большим подвигам и трудам, чтобы враг не нашел тебя спящим и не растерзал, ибо он коварен и завистлив по отношению к нам, монахам. Потому мы должны много подвизаться, чтобы узким и скорбным путем прийти к наслаждению вечной жизнью». После этого старец облек Николая в монашеские одежды, переименовав его в Нифона.

С той поры блаженный Нифон стал еще больше подвизаться в подвигах монашеского жительства. Когда приходил к нему помысел о богатстве, или о родителях, ибо враг постоянно заставлял его вспоминать о них, чтобы обольстить, он тотчас же бежал к старцу, припадал к его ногам и со слезами исповедовался, а, укрепившись и получив утешение, с молитвой и благословением возвращался к себе в келью. На хлеб Нифон зарабатывал переписыванием книг, ибо был прекрасным переписчиком. Кроме того, он никогда не празднословил, в скиту никогда не смеялся, никакую церковную книгу без слез не прочитывал и никогда не заговаривал без благословения старца. Через некоторое время стал он совершенным во всех чинах монашеского жительства, но вскоре присноблаженный Антоний упокоился о Господе. Нифон безутешно плакал, потому что лишился духовного отца.

Похоронив старца, он довольно долгое время провел в одиночестве, но однажды услышал, что в городе Нарда есть премудрый, весьма добродетельный учитель по имени Захария, который недавно пришел со Святой Горы. Желая получить от него плод премудрости и изучить Святогорские порядки, Нифон пришел к нему и, исповедавшись, попросил остаться у него, и Захария начал учить юношу тому, чего тот так желал.

В то время в Церквах было сильное возмущение по причине Флорентийского лжесобора, состоявшегося при Иоанне Палеологе. Восточные Церкви никак не хотели согласиться с его решениями. Поэтому премудрый Захария вместе со священным Нифоном пошли в Аскалон, уча христиан твердо стоять в Православии, следовать учению святых апостолов и соблюдать постановления Вселенских Соборов. Уйдя из Аскалона, они пришли в один город, правителем которого был Георгий Скандер. Он принял их с большими почестями и благоговением, потому что ранее слышал о них. Оказав им гостеприимство, правитель удержал их во дворце, а премудрого Захарию сделал своим духовником. В то время в Константинополе умер царь Иоанн Палеолог и вместо него на престол взошел его брат Константин. Созвав Собор, он объявил решения Флорентийского собора недействительными. Через некоторое время, видимо судами Божиими, в 453 году турки взяли Константинополь. Повсюду было великое кровопролитие, и христиане метались с места на место, ища укрытия. Захария и Нифон, пока не утихла эта бойня, скрывались некоторое время на горе, а потом пошли в Охриду, в монастырь Пресвятой Богородицы. Там они и остались, а Нифон продолжал прилежно учиться от учителя своего Захарии.

В то время упокоился о Господе епископ Охридский Николай. Для назначения нового епископа собралось священноначалие, клирики и множество народа, прося Захарию принять архиерейский сан, ибо он всем был известен своей добродетелью и премудростью. Он же уничижал себя, говоря, что недостоин принять на себя тяжесть спасения стольких душ, так как едва может спасти и собственную. Но те не переставали просить и умолять его до тех пор, пока он не согласился.

Через несколько дней священный Захария был рукоположен во епископа и блаженный Нифон попросил у него благословения, чтобы пойти безмолвствовать на Святую Гору. Епископ на это сказал ему: «Ты мне очень нужен сейчас, чадо, чтобы я утешился и та тяжесть, которую я принял на плечи вопреки своей воле, хоть немного уменьшилась. Неужели ты сейчас меня оставишь? В случае необходимости друзья и дети нужны, чтобы помочь родителям, подвергающимся опасности. Чадо мое, Нифоне, не лишай меня счастья видеть тебя». Пока епископ со слезами говорил все это, из глаз божественного Нифона рекой текли слезы и он ничего не мог ответить. В ту ночь они оба пребыли в бдении, а на рассвете архиерей увидел сон. Святой Ангел велел ему отпустить Нифона, потому что тот был сосудом избранным святого Бога. Наутро сотворив молитву, архиерей отпустил божественного Нифона со словами: «Ступай, чадо, куда тебя поведет Господь, Которого я, недостойный, прошу позволить снова увидеть тебя в этой жизни, если это будет угодно Его Божественному Промыслу».

С архиерейским благословением блаженный Нифон, как легкокрылый орел, поспешил на Святую Гору. Придя в Ватопедский монастырь и поклонившись дивным святыням Пресвятой Богородицы, он обрел множество добродетельных мужей, которым охотно последовал во всем. Придя в Карей, он встретил прота Святой Горы по имени Даниил, мужа весьма добродетельного и рассудительного, который, увидев его, обрадовался и, облобызав, сказал: «О, премудрейшии Нифон, от многих я слышал о тебе, и молил Бога сподобить меня увидеть тебя прежде моей смерти. Вот, Преблагий Бог услышал смиренное мое моление. Прошу тебя, преподай поучение братьям, которые собрались, чтобы послушать тебя». Смиренномудрый Нифон возразил: «Преподобнейшие отцы, недостоин я давать лекарства здоровым и опытным врачам, но сам нуждаюсь в их лечении». Тогда божественный Даниил произнес: «Ты не должен сохранять слова Божий только для себя, отче, но должен передавать их другим, чтобы и им принести пользу».

Тогда, склонив главу и сотворив обычный поклон, святой начал говорить премудрые слова и все дивились их разумности. Так приятно было его слушать, что невозможно было оторваться, а от сладости слов забывалось и о телесной пище. Обходя скиты Карей, преподобный находил множество добродетельных мужей и душа его радовалась. Затем он пришел в священный монастырь Пантократор. Пробыв там достаточное время, он направился в пещеру Крит, в которой обитали дивные подвижники, проводившие свою жизнь в великой тесноте. Подивившись их необычайному терпению, Нифон провел вместе с ними некоторое время, уча и учась, и зарабатывал на хлеб переписыванием книг.

Вскоре игумен Великой Лавры святой Афанасий пригласил его прийти в обитель, чтобы братья получили пользу от его медоточивых речей. Чтобы не оказаться ослушником, он с большой радостью принял приглашение, с готовностью подражая Владыке, и учил их достаточное время. Тогда же узнал он и об обители Честного Предтечи, называемой Дионисийской, где подвизались многие добродетельные мужи, которые истинно проводили равноангельную жизнь и соблюдали все установления монашеского жития, ибо все у них было общее, согласно правилам Василия Великого. Преподобный ушел из Лавры и пришел в этот монастырь. Увидев, что место было труднодоступным и суровым, блаженный так возрадовался, что ему показалось, будто он видит самого божественного Предтечу, живущего в горах и пещерах и идущего акриды и дикий мед. Всю ночь Нифон провел в бдении, моля Честного Предтечу сподобить его остаться в этом месте. Наутро игумен облек его в божественную и ангельскую схиму. Когда же братья стали просить его принять священнический сан, преподобный со смирением отвечал, что недостоин. Его снова и снова просили, наконец он послушался и был поставлен по порядку во чтеца, иподиакона диакона и священника. Приняв сан, Нифон стал подвизаться еще больше в духовных своих подвигах, в бдениях, постах молитвах и в непорочной ко всем любви. Короче говоря, был треблаженный великим светильником, светящим не только обители Дионисиат, но и всей Святой Горе. Как свидетельствует один добродетельный старец по имени Петроний, который провел одну ночь вместе с божественным Нифоном за пределами монастыря, ночью он встал помолиться и увидел, что святой Нифон стоит с воздетыми к Небу руками и поднятыми очами, весь исполненный Божественного света, который доставал до Неба и разливался повсюду. Не перенеся такого света, Петроний замертво упал на землю. Изумившись, святой поднял его. Когда тот пришел в себя, он упал к ногам Нифона, но блаженный захотел скрыть от него божественное видение. Однако Петроний тайно рассказал игумену о видении, на что настоятель сказал: «Это, отче Петроние, обнаруживает необыкновенную чистоту мужа, ибо от него просветятся многие. Берегись, не говори об этом никому, чтобы он не услышал и не ушел от нас, избегая похвалы. Иначе мы лишимся такого человека, которого нам Святый Бог даровал как прибежище и укрепление в наши дни».

В то время пришил два архонта из Фессалоник поклониться честным монастырям Святой Горы. Оказавшись в монастыре Дионисиат в тот день, когда святой служил в соборе литургию, и услышав его медоточивые поучения, они удивились, хотя и сами были образованными. По окончании службы, побеседовав со святым, они возрадовались его душеполезным наставлениям. Вернувшись домой в Салоники, архонты всем рассказали о божественном Нифоне.

В те дни преставился митрополит Солунский Парфении. Собрались епископы и весь клир Солунский и единогласно постановили, что пастырем у них будет премудрый Нифон. За ним послали двух епископов и нескольких клириков, которые пришли в монастырь Дионисиат и, наедине побеседовав с первыми старцами монастыря, просили их убедить святого принять митрополию. Тяжело вздохнув, те отвечали: «Архиереи святые, кто же отдает своего учителя другим? Мы сами алчем и жаждем, как же мы можем отдать нашу пищу и питие? Неужели знаменитые Салоники дошли до того, что нет у вас другого достойного и вы пришли к нам, смиренным, чтобы лишить нас света очей, сами видите, что мы лишены самого необходимого и обитаем в гибельных и непроходимых местах. Господь послал нам утешителя в скорбях наших, так неужели мы, несчастные, должны лишиться его? Нам кажется, что поистине великая опасность нас ожидает, если лишимся такого светильника, да и вся братия испытает непомерную скорбь». С этими словами старцы ушли.

Убедившись, что у них ничего не вышло, епископы и клирики стали со слезами горячо просить о помощи святого Бога и Честного Предтечу помочь им. Когда же святой Нифон вопросил о них игумена, тот от сильной скорби ничего не ответил. Просвещенный благодатью Святаго Духа святой все понял и сказал: «Отче, не печалься, ибо я снова буду с вами и в этом месте отдам наш общий долг, о чем просил божественного Предтечу, когда пришел в этот монастырь, и он услышал мои молитвы». Тогда игумен ответил ему: «Да будет тебе, возлюбленный, как ты сам просил у божественного Предтечи. Видишь тех, о которых ты меня спрашивал? Это епископы из Салоник. Они посланы от клира и народа, чтобы поставить тебя своим пастырем. Мы же останемся сиротами, и я больше никогда тебя не увижу». Он сказал так, будучи просвещенным Богом, потому что когда блаженный Нифон пришел в монастырь во второй раз, игумен уже скончался и, согласно своему предсказанию, больше его не увидел.

После слов игумена смиренномудрый Нифон упал на землю и, обливаясь слезами, говорил: «Кто я такой, зловонный грешник, чтобы принять на израненную свою выю такое тяжкое иго?» Услышав плач святого, вся братия прибежала в церковь посмотреть, кто так тяжко скорбит. Когда в храме собрались все братья, игумен возвестил о том зачем пришли епископы и клирики. Как только братья услышали об этом, они окружили святого с таким плачем и рыданиями, что и епископы, и клирики вошли в церковь, и передали святому грамоту от всего Солунского клира. Святой же с плачем говорил: «Архиереи святые, я, уязвленный множеством моих грехов, пришел в это место, чтобы безмолвствовать и здесь же умереть. Как могу я сейчас уйти с пути покаяния и восприять заботу о стольких душах, когда едва могу спасти собственную грешную душу?» На это епископы отвечали: «Отче, не противься Божественному решению, потому что все единомысленно и единогласно хотят, чтобы ты стал их пастырем». Тогда, просвещенный Духом Святым, игумен сказал: «Ступай, отче честный, ибо такова воля Божия, ибо ты возрастил талант, и тобою спаслись многие. Но всегда вспоминай сию священную обитель, любовь нашу и братьев, и помогай нам частыми твоими молитвами, а также в наших земных потребностях. Мы же всегда будем помнить о тебе, как о насельнике и чаде нашей святой обители, потому что Господь в эту ночь повелел мне, недостойному, не полагать препятствия на твоем пути». С этими словами он облобызал блаженного Нифона, то же сделали со слезами и прочие братья. Наконец преподобный сказал: «Отцы и братья мои, да совершится воля Господня, как вы желаете, однако поджидает меня, недостойного, великая опасность, потому молитесь о мне ко Господу».

Когда епископы, клир и святой Нифон пришли в Салоники, то их встретило множество народа, который хотел увидеть преподобного и получить его благословение, и тут один спешил опередить другого. С наступлением воскресенья его рукоположили во архиерея — пасти народ Божий. Через несколько дней Нифон понял, что христиане испытывают смущение от латиномудренных нововведений Флорентийского псевдособора, и начал постоянно учить народ Божественным заповедям апостолов, основываясь на постановлениях Соборов, полностью опровергая софистические доказательства латинян и заповедуя твердо хранить Православие. Утешал он свою паству и во время бесчиний и искушений, происходивших от только что воцарившихся агарян, побуждая ради надежды на обетованные блага безропотно переносить скорби и мучения плена.

Своими премудрыми поучениями он подвигал немилосердных и жестоких богачей на милость к нищим, ибо сам был настолько милостив и нищелюбив, что неоднократно по ночам ходил один, чтобы подать все необходимое больным и немощным. Кротостью своих слов он привлекал всех к Божественной воле. Премудрый привел в христианскую веру даже многих неверных, обратив их от заблуждения. Слух о нем прошел повсюду, так что к нему приходили многие. Узнали о нем и в Великой Церкви, и захотели его увидеть.

Через два года Собор архиереев Константинопольской Церкви вызвал его по неотложным Церковным делам в столицу. Это случилось устроением Божиим, так как светильник, поставленный на более высоком месте, светит всем. Когда святой прибыл в Константинополь, то патриарх, архиереи, весь клир и народ приняли его со всеми почестями за его добродетель и премудрое руководство паствой. Там же был и Захария, они облобызались и радовались безмерно. При этом исполнилось пророчество божественного Захарии о том, что они встретятся еще в этой жизни. Однако через несколько дней святейший Захария, заболев, отошел ко Господу, божественный же Нифон со всеми почестями благоговейно предал погребению его честные останки.

Спустя немного времени преставился о Господе и Константинопольский патриарх, и тут же, без промедления, все архиереи и клирики царской властью возвели на Вселенский престол премудрого Нифона, против его воли. Имея в святой своей душе ревность по Богу, он громогласно стал проповедовать, как новый апостол, Божественное учение, вразумляя, в меру запрещая, всячески стараясь отогнать волков от стада Христова и укрепить Православие. Божественными своими и премудрыми словами он спас многих неверных, которые принимали от него Божественное Крещение и, укрепляемые его молитвами, возвращались к себе на родину. После Крещения они старались держаться в стороне, чтобы избежать опасности от нечестивых.

Радовалась Церковь Христова, имея такового светильника, сияющего во всей вселенной, и не было в те времена другого, подобного ему. Однако ненавистник добра диавол не смог вынести известности преподобного, но подвиг некоторых клириков-скандалистов разлучить святого с его паствой. Сговорившись против доброго пастыря, они указом султана изгнали его из Патриархии.

Не понимая, за что его с таким бессмысленным гневом изгоняют, святой недоумевал и печалился, но не оттого, что лишился престола, но из-за того, что христиане лишаются спасения. Зная, что все это козни лукавого, он молил Господа простить грехи тем скандалистам, обратить их и дать возможность покаяться. Сам же он радовался, что избавился от забот, и может насладиться желанным безмолвием. Он вернулся в Созополь, в обитель Честного Предтечи, и стал безмолвствовать. Проводил он жизнь в высшей степени удивительную, и слух о нем распространился по многим областям, так что христиане приходили, чтобы увидеть святого и послушать его душеполезное учение.

После того как он прожил в монастыре два года, его снова пригласили в Константинополь, и Нифон во второй раз занял Вселенский престол. Он снова стал сиять, как светильник на подсвечнике, просвещая всю вселенную своими удивительными поучениями. Но диавол снова не смог вынести дерзновения святого, поэтому замыслил изгнать его другим способом. Однажды, когда преподобный возвращался в Патриархию из той церкви, где служил, он внезапно встретил на дороге султана. Посторонившись, Патриарх приветствовал его по достоинству, однако гордый султан, желавший, чтобы ему оказывали почести как Богу, оскорбил святого, заявив, что он не умеет почитать царей как подобает. Ничего не ответив, смиренномудрый Нифон ушел, подумав про себя: «И это твои проделки, лукавый бес». Когда султан вернулся во дворец, он приказал сослать святого в Адрианополь, в сопровождении двух воинов. По дороге в Адрианополь солдаты причинили ему много зла, но Бог сохранил его невредимым. Придя на место, ему позволили жить в церкви святого Стефана под строгой охраной. Благодаря Бога, Который позволил ему в утешение жить и служить при церкви первомученика, святой Нифон радовался и прославлял Господа, ибо был предан Ему всей душой и не надеялся на помощь людей.

Поскольку слух о святом распространился и в Валахии, то Валашский господарь Радул захотел навестить святого. Направляясь в Константинополь для уплаты царского налога, он проходил через Адрианополь. Использовав все возможное, он получил разрешение от людей султана навестить святого. Придя к Нифону, он приклонил главу, поклонился ему с великим благоговением и, облобызав с любовью десницу святого, сказал: «Владыко святый, весьма желал я видеть треблаженный твой лик, удостоиться твоих молитв и приять от тебя благословение. Да будет благословен Бог, Который сподобил меня ныне насладиться видением тебя. Однако я очень скорблю по причине тех искушений, которым ты подвергаешься». Святой ответил: «Светлейший повелитель, «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян.14: 22), — говорит Господь. А божественный Павел пишет, что «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8: 18). Так и мы должны терпеть превратности нынешней жизни с радостью, как их сносили божественные апостолы, которые радовались, когда их избивали иудеи, ибо их бесчестили за имя Господне, как описывает божественный Лука в Деяниях святых апостолов (ср. Деян.5: 41). Блаженный Павел пишет в своих посланиях: «Ныне радуюсь в страданиях моих» (Кол. 1: 24). Радовались треблаженные в скорбях, с благодарностью терпя их, потому что ожидали блаженную надежду, но мы малодушны и что мы можем понести?»

Услышав это, господарь пришел в умиление и сказал: «Прошу твое архиерейство прийти в Валахию научить нас потому что лишены мы духовного учения и пастыря духовного. Там ты обретешь покой, и все примут тебя с радостью. Только позволь мне попросить у нечестивых разрешения для тебя». Святой согласился и Радул попросил турок за него, после чего вместе с преподобным вернулся в Валахию, где все приняли Нифона как апостола Господня. Господарь же сказал ему: «Отныне, отче, ты будешь нашим водителем и пастырем, который поведет нас по пути спасения. Ты будешь иметь власть в Церковных делах и как повелишь, так все и будет».

Божественный же Нифон ответил ему: «Хвалю тебя за добрый твой нрав, сохрани же его до конца. Но прошу тебя с благодарностью принимать все, что я буду предпринимать для вашего исправления. Даже если и сам ты согрешишь, то примешь духовное вразумление, ибо, когда простой народ видит, что властитель приемлет через покаяние исправление, то и они исправляются с легкостью. И напротив, когда властитель попирает закон и нарушает священные каноны, тогда происходит великое падение, потому что люди легко преклоняются на зло». Господарь на это сказал святому: «Все, что ты сделаешь, отче, ради пользы наших душ, мы примем с радостью». И тогда премудрый Нифон повелел собрать Поместный Собор. Съехались все священники, игумены монастырей, архонты во главе с господарем, и блаженный начал проповедовать Божественное учение, увещевать их блюсти добрые нравы, приводя доказательства из Священного Писания и творений святых отцов, убеждая отвращаться от злых обычаев. Приняв медоточивые его поучения и послушавшись божественных его словес, они стали стараться исправлять всякое бесчиние и нравы. Рукоположил святой Нифон и двух епископов, заповедав прилежно заботиться о пастве Христовой, ибо о вверенных им дадут они отчет Страшному Судии. Затем, обратившись к господарю, святой громко сказал: «Ты же, чадо Радул, имеющий в руках власть, должен вразумлять своих граждан, наказывать бесчинников, невзирая на лица, будь то великий или малый, но творить праведный суд, потому что, как говорит Священное Писание, суд принадлежит Святому Богу».

Преподав с великим смирением свои поучения, святой распустил Собор, задержав на некоторое время священников и монахов из дальних мест, чтобы они исправились. Все прославляли Бога, пославшего им такого светильника, который наставил их на путь истинный, и называли его «новым Златоустом». Служил Нифон каждое воскресенье и в праздники, чтобы все приходившие в церковь могли услышать его учение. И старался дивный Нифон любым способом отвратить их от дурного обычая пьянства, потому что почти все в чрезвычайной степени были преданы этой страсти, от которой происходят все смертные грехи, а особенно блуд и мерзкое мужеложество, ибо многие были ему подвержены. Поэтому премудрый старался погасить пламень пьянства и непрестанными своими поучениями обратил к покаянию великое множество народа. Однако ненавистник добра диавол снова замыслил козни на святого, чтобы помешать Божественной его проповеди.

Один знатный архонт из Богдании, злой нравом и творивший много зла, покинул родину, чтобы уйти из-под власти своего правителя. Он оставил дом, жену, детей и прибыл в Валахию. Подружившись с господарем Радулом, он захотел поселиться в его государстве и жениться на другой. Зная о том, что у Богдана есть жена на родине, господарь презрел отеческие законы и каноны и выдал за него собственную сестру. Узнав об этом, законная жена Богдана в слезах написала святому Нифону письмо, сообщив, что он женат и имеет детей. Получив письмо, святой позвал архонта и с кротостью и смирением начал вразумлять его, чтобы тот оставил беззаконие и вернулся к законной жене. Однако злонравный и нераскаявшийся Богдан с угрозами ушел от святого и придя к господарю, склонил того на гнев, требуя изгнать святителя из Валахии. Нисколько не убоявшись угроз, божественный Нифон наутро пришел во дворец к господарю и вначале дал ему письмо, присланное женой архонта, а затем, открыв книгу с законами Божиими, умолял его не презирать решения Божий и каноны нашей Церкви. Сбросив маску прежнего благочестия, Радул разозлился на святого и сказал: «Владыка, ты не должен быть таким суровым, но следует тебе иметь стыд и страх перед господарем. Я и раньше хотел тебе указать, что как только я привел тебя сюда, ты попрал и отменил все наши обычаи и порядки, изменив их по своему усмотрению. Отныне мы более не желаем, чтобы ты учил нас, нам не нужны твои обычаи и твои порядки, потому что мы люди мирские и не можем следовать за тобой».

Не ожидая такого отпора, святой отвечал ему: «Светлейший господарь, думал ли я, что ты мне скажешь такое? Разве твоя светлость вместе со своими архонтами не приходили ко мне и дважды, и трижды, и не просили меня прийти сюда ради душевной вашей пользы? Покажи мне, какой дурной обычай и порядок я завел у вас, а ваш собственный отменил? О горе! Ныне я ясно вижу, что найдет на вас великий гнев, потому и печалюсь о ваших душах. О себе самом я совершенно не забочусь, потому что все дерзновение свое возлагаю на Того, Кого от юности моей возжелал и желаю. Ради любви к Нему я с радостью пролью, если будет необходимо, и собственную кровь. Знай же, господарь, что вся моя сила — закон Церкви, за которую Господь мой пролил Пречистую Свою Кровь, чтобы очистить ее от всякого греха и освятить. Он хочет, чтобы она была чиста и свята в делании заповедей Божиих, которые я желаю исполнять до конца своей жизни».

С этими словами Нифон вышел из дворца и, придя в церковь, повелел собрать народ. Сказав им длинную проповедь, он надел архиерейское облачение и отлучил от Христовых Тайн беззаконного архонта и помогавших ему в беззаконии вместе с той прелюбодеицей, за нарушение закона. Затем, еще наставив народ, он предсказал, что произойдет в Валахии, что Радул и архонт умрут злой смертью и погибнут вместе с их беззаконием. После этого святитель положил на престол архиерейское облачение и, облобызав святые иконы, ушел.

Узнав об этом, Радул издал указ по всему государству: не называть святого более архиереем, не оказывать никакой чести и заботы, а если станет известно, что кто-то дал ему хлеб или иное что, или принял его в своем доме, то такой потеряет жизнь, а имущество его отойдет государству. Святой, чтобы не вызвать еще большего гнева, ушел как можно дальше от столицы, где и поселился в маленьком домике на окраине, возлагая всю свою надежду на Бога. И Он, Многомилостивый, посылал ему все необходимое, как в древности пророку Илии посылал пищу через ворона, и Даниилу через Аввакума. Один знатный юноша из рода Бессарабов по имени Неанг, духовное чадо святого, видя, что святой Нифон в таком утеснении, весьма печалился и из благоговения сам тайно, боясь гнева властителя, приносил ему все необходимое.

Через некоторое время Радул, размышляя о проклятии святого и боясь, чтобы гнев Божий не нашел на него внезапно (ибо хотя он и был настроен против святого, но знал, что тот был праведен во всем и богобоязнен), вернул Нифона во дворец с почестями, надеясь, что лестью сможет получить прощение. Он сказал ему: «Отче божественный и премудрейший, прости нас, которые согрешили против тебя как люди, а твое всесвятейшество получит прощение от нас в том, что ты сказал и сделал против нас. Просим тебя, не сердись на нас за наши грехи, а мы дадим тебе столько денег и одежд, сколько нужно, и пошлем тебя с честью, куда бы ты ни захотел. А туда, где будешь жить, мы вышлем все необходимое. О сожительстве же архонта не беспокойся, потому что он получил прощение от всего Архиерейского Синода Константинопольской Церкви, пусть и твое Всесвятейшество даст прощение, как и подобает». Вздохнув из глубины души, божественный Нифон отвечал: «Радул, не нужно мне ни твоих денег, ни одежд, ни почестей, да не будет того. Ты помнишь, как ты уговаривал меня прийти в Валахию, чтобы я научил вас слову Божию. Если я поступил с вами беззаконно, свидетельствуй о том. Я же поставлен от Господа моего обличать беззакония, а к этому беззаконию я не хочу быть причастным никогда, потому что оно не позволено никаким законом. Ты сам привел меня сюда, ты сам же меня и прогоняешь. Я иду туда, куда меня приведет Господь. Вы же умрете в беззаконии, во многих скорбях и болезнях, и многие беды произойдут в вашей стране. Тогда вы будете искать меня, «и не найдете» (Ин. 7: 34).

С этими словами святой ушел и, найдя духовное свое чадо Неанга, сказал ему наедине: «Вижу я, чадо мое, что великий гнев грядет на эту страну. Ты вместе со своим родом подвергнешься опасности, но Всемилостивый Бог сохранит тебя от всякого зла. Если ты исполнишь заповеди, которые я тебе дал, ты не только избавишься от всякой опасности, но и будешь в большом почете, и имя твое будет слышно во всех концах страны. Вспоминай же меня, духовного твоего отца, а я, если обрету дерзновение у Человеколюбивого Бога, упрошу Его за тебя». Святой благословил свое чадо и облобызал, а Неанг рыдал, оплакивая предстоящее сиротство. Со своими учениками Макарием и Иоасафом Нифон отправился в Македонию, а оттуда в Петолии, уча и укрепляя православных христиан. Затем он пришел на Святую Гору, в священную Ватопедскую обитель, где тамошние отцы приняли его со всяким благоговением и радостью, прославляя Бога, сподобившего их увидеть такого светильника Божия и учителя. Узнав о его приходе, Святогорские подвижники постоянно приходили к нему за благословением и внимали его душеполезным поучениям.

Ученик его Макарий, во всем подражая добродетелям святого и подвизаясь во многих трудах, взошел на такую высоту Божественной любви, что сердце его возгорелось желанием окончить жизнь в мученичестве. Нифон, которому он рассказал о своем желании, знал, что цель Макария согласна с Божественной волей, и сказал: «Ступай, чадо, путем мученичества, ибо, согласно твоей ревности, ты сподобишься принять мученический венец, и будешь вечно радоваться с мучениками и преподобными». С этими словами он благословил его и перекрестил. Все случилось согласно пророчеству святого. Придя в Салоники, истинно блаженный дерзновенно предстал перед османами и за проповедь Христа был подвержен немилосердным мучениям. В конце ему отрубили голову, и так он принял мученический венец. Божественному Нифону это было открыто Святым Духом, и он сказал другому своему ученику, Иоасафу: «Знай, чадо, сегодня брат твой Макарий скончался, и в радости пошел на Небеса».

Через некоторое время Нифон вместе с Иоасафом тайно ушли из Ватопедского монастыря и, никем не узнанные, пришли в монастырь Дионисиат, в котором, как говорят, ктитором был установлен следующий обычай. Желающий стать монахом в обители должен был поработать погонщиком мулов, или носить дрова, или исполнять другие послушания столько времени, сколько назначит настоятель. Только тогда его принимали в монастырь и постригали. Если же желающий уже был монахом, то его сразу записывали в число братии. Итак, никем не узнанный Нифон пришел в монастырь под видом бедного монаха. Когда настоятель спросил, согласен ли он исполнять все послушания, Нифон положил поклон и согласился. Как раз в это время, пока он еще оставался неузнанным, в монастырь пришли посланцы из Великой Церкви Христовой, которые искали Нифона, чтобы снова возвести его на Вселенский Престол по указу султана. Не найдя его, они ушли.

Однажды святого Нифона назначили быть на наблюдательном пункте на высокой горе напротив монастыря, ибо в то время на Святую Гору внезапно нападали пираты, обращали многих в рабство и похищали все, что могли. Посреди ночи, когда святой стоял на молитве на этом наблюдательном пункте, некоторые добродетельные монахи, бдевшие ночью, увидели столп огня, восходивший от земли на небо. Один же из братий, несший послушание вместе со святым, проснувшись, увидел, что святой был весь в огне. Испугавшись, он прибежал в монастырь и рассказал о своем страшном видении первым старцам обители. То же самое рассказали и другие монахи. Тогда, собравшись в церкви, они стали молиться Святому Богу, чтобы Он открыл им, кто же этот человек, которого сопровождают такие знамения. И услышал Господь их моление, открыв тайну следующим образом. Игумен монастыря увидел во сне, что он стоит посреди храма и видит божественного Иоанна Предтечу, который сказал: «Собери всю братию, и выходите встречать патриарха Нифона. Достаточно и того смирения, которое он показал, став погонщиком мулов, иначе потеряете великого иерея». Проснувшись, игумен оцепенел в изумлении. Придя в себя через некоторое время, он стал стучать в било и, созвав всех братьев, поведал им о сне, который видел. Только тогда они узнали, что бедный монах был патриархом Нифоном. Когда же блаженный, погоняя мулов, вечером возвращался в монастырь, ему навстречу вышли все братья со свечами и фимиамом, и встретили его с большой торжественностью. Как только дивный Нифон увидел эту процессию, он бросился на землю и стал обливать ее слезами. Сотворив поклон, игумен облобызал его святые руки и сказал: «Хватит, о вселенский светильниче, испытывать твое терпение, хватит переносить крайние мучения, которые ты терпишь по своей воле. Достаточно того смирения, которое ты уже показал, а мы, убогие, и не подозревали о том». И все братья плакали, а особенно те, кто по неведению опечалили его; они припадали к его священным ногам и просили прощения.

Тогда со многими слезами святой сказал: «Отцы и братья мои, для того Господь скрыл меня в этом душеспасительном месте, как я просил Его, чтобы избавиться мне от забот мирских, и получить милость на Страшном Суде, ибо если мы не отречемся от родителей, родных и любой человеческой славы и привязанностей мира сего, как Сам Он нам заповедует, то будем недостойны следовать за Ним. Если мы приобретем весь мир, а душе нашей повредим, какая от этого польза?» Тем же, кто просил прощения, он сказал: «О чада мои и братья! Те, которые подвизаются в добродетели, должны иметь кротость и любовь к ближнему, не гневаться на них, если и тысячу зол от них потерпят, ибо все мы люди, и никто из нас не чист». Наставив их так, чтобы они не делали зло другим, но без гнева и ропота исполняли каждый свое послушание, посильно помогая друг другу, он благословил их и облобызал.

Затем святой вернулся в монастырь и невозможно описать, какие подвиги и труды понес блаженный. Хотя Нифон был уже стар и крайне утомлен опасностями и ссылками, он служил обители во всех нуждах, как один из последних монахов. С его помощью в обители было возведено множество построек, он посещал больных, утешал скорбящих и много раз, когда я (иеромонах Гавриил) приходил к нему ради его душеполезных поучений, видел, как он копался в саду, помогал на мельнице, спускался к монастырской пристани, когда приходили корабли, и трудился вместе с прочими послушниками, чтобы они не роптали и не потеряли награды от своих трудов. Но ненавистник добра диавол не переставал воевать на святого, ибо и в монастыре находил некоторых монахов, которые, по его наущению, поднимались против Нифона, осуждали и оскорбляли его, называя лицемером и болтуном. Промыслом Божиим ему были открыты козни сатаны и он просил Бога укрепить его, чтобы вынести все искушения, а обидчиков простить и спасти, по Его человеколюбию. В таком смирении, терпении, тесноте и вольной нищете подвизался присноблаженный, нисколько не обращая внимания на свой архиерейский сан и на то, что был Вселенским Патриархом, но всю эту человеческую славу считал несущественной.

Однажды действием Святаго Духа он предузнал, что братьям, везшим на корабле провизию для монастыря с подворий, угрожает опасность от разыгравшейся бури. Святой отправился на корабль, потому что тот находился недалеко от монастыря, и тотчас же буря прекратилась, и наступил полный штиль. Припав к его священным ногам, братья произнесли:

— Священнейший отче, мы веруем, что все, что бы ты ни попросил у Бога, Он даст тебе. Поэтому просим, помолись ко Господу, как имеющий к Нему дерзновение, дабы мы и далее плыли безопасно, и без потерь доставили провизию в монастырь.

— Если вы будете исполнять молитвенное правило, не будете предаваться празднословию, произносить постыдные и недостойные слова, тогда Господь легко вас услышит и избавит от всех обстояний.

Затем, преклонив колена, он поднял очи и руки к Небу и долгое время тайно молился. Поднявшись, он трижды благословил багор, бывший на корабле, и сказал:

— Братья, всегда обязательно ставьте этот багор в чистое место, а когда случится опасность, опускайте его в море, и тогда вы будете плыть в безопасности.

С тех пор это чудо происходило каждый раз, когда им грозила опасность на море. Как только случалась буря, то, благоговейно призывая имя Господа и святого, монахи опускали багор в море, после чего море успокаивалось. Иноки так почитали тот багор, что во время каждения при богослужении кадили и тот багор, представляя, что видят святого. Когда на море поднималась буря, братья кричали:

— Опускайте, опускайте «патриарха» в море, чтобы буря прекратилась.

Как многоценное сокровище этот багор хранился в монастыре больше ста пятидесяти лет.

Достигнув глубокой старости (девяноста лет) и зная из откровения от Господа, что пришло ему время перейти к Желанному Христу, святой созвал всю братию и сказал им о своем отшествии, заповедав строго исполнять правила монашеского жития и подвизаться всеми силами, чтобы сподобиться Царства Небесного. Все братья горько оплакивали свое сиротство. А два брата, которые по неведению прежде поносили его, безутешно рыдали, прося у него прощения. Наставив и утешив их, святой преподал свое благословение и сказал предстоявшим: «Братья мои, если у вас есть какая духовная просьба, просите, прежде чем я предам дух мой Господу». И все отвечали: «Всесвятейший отец, дай нам твои молитвы письменно, мы будем читать их при погребении каждого монаха, чтобы тот получал отпущение грехов». Послушный до конца, святой не презрел их просьбы, но, помолившись о ней Богу, с горячими слезами сказал своему ученику Иоасафу: «Чадо, запиши на бумаге то, что я говорю, чтобы слова мои остались как постоянное утешение братии».

Когда Иоасаф записал разрешительные молитвы, святой сказал ему: «Я иду к Желанному Богу, а ты, чадо, ступай в Константинополь и сделай, как я тебе велел. Там ты получишь венец мученический и будешь вечно радоваться на Небесах». Затем, получив прощение братии, патриарх причастился Пречистых Тайн и предал блаженную душу свою в руки Божий. Это случилось одиннадцатого августа. Все братья плакали о том, что лишились доброго пастыря, а все отцы из монастырей и скитов, которые узнавали о кончине Нифона, устремились в монастырь, чтобы облобызать священные мощи. На похороны собралось множество народа, служили Всенощное бдение, а наутро, с большим торжеством, светлого светильника вселенной, адаманта терпения, мужественного в опасностях и испытаниях, искушенного, как злато в горниле, и претерпевшего все ради любви ко Господу, предали земле.

Вот так прожил присноблаженный Нифон свою жизнь и в таких подвигах, борениях и добродетелях просиял во вселенной. Он, будучи Патриархом, возродил в Божественном Крещении множество армян, евреев и турок, а божественными и медоточивыми поучениями привел ко Господу бесчисленное количество спасенных. Отсылал он к Богу своих учеников и в мученических венцах. Так, блаженный Иоасаф после кончины святого пришел в Константинополь и, согласно заповеди святого, дерзновенно проповедал перед агарянами Святую Троицу, за что был предан ими на страшные мучения, и, по пророчеству святого, он получил мученический венец.

А сейчас пришло время рассказать о том, что произошло в Валахии, как и предсказывал божественный Нифон. Как только святой ушел оттуда, в Валашской Церкви возникло сильное смущение и большие соблазны от самих церковников и от архонтов. От сильных ветров в стране начались засуха и страшный голод, и только тогда все поняли, что это наказание от Бога за то, что прогнали святого. Тогда господарь Радул послал искать его во все концы земли, но не нашел, как Нифон и предсказывал.

После кончины святого Радул заболел какой-то страшной неизлечимой болезнью: все тело его было изрыто ямками и издавало невыносимое зловоние, так что никто не мог к нему приблизиться. Так в сильных мучениях он и скончался, и был погребен в монастыре святого Николая, называемого Далеким, который сам же и построил. После его погребения, к ужасу присутствовавших, могила тряслась три дня, как и у царицы Евдоксии во времена Иоанна Златоуста. Все были в страхе, ибо вспомнили, что все это случилось согласно пророчеству святого Нифона. Опасности подвергся и добрый Неанг, духовный сын святителя, как тот ему и предсказывал. Ему угрожали тираны господари, правившие после смерти Радула: сначала Михнас, а затем Владул. Но, по пророчеству святителя, Неанг его заступничеством не только избавился от всех опасностей, но, по просьбе народа, стал господарем всей Унгровлахии.

Неанг, который видел, что все пророчества его духовного отца сбылись, размышляя о его Божественных поучениях, воспылал любовью к Богу и пожелал перенести в Валахию святые мощи Нифона, чтобы его страна, наказанная бедствиями от Бога, и он сам получили от них благословение. Особенно он хотел, чтобы получил благословение Радул, которого проклял святой. Так Неанг уподобился Феодосию, который ради матери своей Евдоксии перенес из Кукуза мощи святителя Иоанна Златоуста, ибо для Неанга божественный Нифон был «новым Златоустом». Господарь отправил игуменов двух монастырей и двух архонтов на Святую Гору, в монастырь Дионисиат, с письмом к священноначалию и многими дарами.

Придя в монастырь, посланники отдали письмо настоятелю. Когда его зачитали вслух, все братья долго молчали. Затем один из старцев обратился к посланцам с такими словами: «Всечестные отцы, настоятели и благочестивые архонты, мы ни повеление господаря не можем презреть, ни простереть руки на гробницу святого. Не сможем мы, несчастные, вынести потерю такого сокровища, которое служит утешением нашей обители. Потому что как при жизни святой Нифон был нашим спасителем и стражем, так и сейчас, после кончины, священные его мощи дают нам великое утешение во всех скорбях и утеснениях, которые мы постоянно испытываем от нечестивых, и в других бедах, которым подвергаемся. Вы видите, в каком труднодоступном и опасном месте мы живем, не имея никакого другого утешения, кроме святых мощей святителя Нифона, подвизавшегося в нашем монастыре. И если сейчас вы их возьмете и унесете в другое место, то это вызовет у всех неслыханную печаль и страдания».

Посланцы отвечали так:

— Преподобные отцы, послушайте нас и сделайте по слову нашего господаря. Благословите перенос святых мощей и изберите двоих из вас, которые пойдут вместе с нами. Мы обещаем, что господарь пошлет вам большую помощь, окажет вашей обители много благодеяний и немного погодя вернет святые мощи обратно.

— Мы не дерзаем копать, делайте это сами, как хотите. Тогда один из архонтов, саном великий логофет, взял заступ и, перекрестившись, сказал: «Верой и благочестием моего государя я сделаю это и, надеюсь, предстательством святого не потерплю никакого вреда». Он начал копать, и когда дошел до святых мощей (о неизреченные чудеса Твои, Христе!), в воздухе разлилось неописуемое благоухание. Взяв святые мощи, иноки положили их в раку и внесли в церковь, которая наполнилась дивным ароматом. Собралась вся братия и отслужили Всенощное бдение. Об этом событии услышали в близлежащих кельях, скитах и монастырях, поэтому облобызать с верою и благоговением святые мощи пришли многие отцы.

Желая и после кончины прославить святого за его чрезвычайные подвижнические труды и лишения, Всемогущий Бог явил чудо. Некий глухонемой монах пришел облобызать святые мощи, и как только приблизился к ним, случилось чудо. Он стал беспрепятственно говорить и, благодаря Господа и святого, рассказывал об этом чуде везде. Другой брат, слепой на оба глаза, ведомый поводырем, также пришел облобызать мощи. Протерев глаза близ святых мощей, он прозрел. Святой Нифон совершил и множество других чудес, которые я пропускаю ради краткости. Однако и то малое, что я описал, показывает, какое дерзновение имел к Богу святой.

Через три дня, взяв святые мощи, посланники вместе с несколькими монахами обители отправились в Валахию. Перейдя Дунай, они предупредили господаря, и тот тотчас же выслал встречать мощи святого архиереев, иереев, диаконов и монахов. Когда святые мощи достигли Бухареста, встретить их вышел и сам благочестивый господарь вместе со множеством народа, со светильниками и фимиамом. Обнимая раку, он с благоговением и слезами лобызал святые мощи. Подняв на плечи раку с мощами он вместе с другими архонтами принес их в Дальский монастырь и поставил на могилу Радула. Стали служить Всенощное бдение, горячо молясь святому, чтобы он простил беззаконие несчастного Радула. Посреди ночи, в разгар бдения, господарь Неанг уснул и увидел во сне, что отверзлась гробница Радула, из нее показалось совершенно черное его тело, из всех членов которого тек гной и распространялось невыносимое зловоние. Не в силах вытерпеть его, Неанг стал горячо просить Господа и святого Нифона помиловать несчастного Радула. И через некоторое время увидел, что из раки святого потекла вода. Нифон омыл этой водой зловонное тело Радула, и оно сделалось светлым. Потом гробница Радула снова закрылась. Святой Нифон подошел к Неангу и сказал: «Вот, чадо, я услышал твое моление. Только заповедую тебе, будь всегда в мире со своим народом и не забудь отослать назад, в монастырь, мои мощи для утешение братий, которые там подвизаются». Затем святой снова лег в раку. Проснувшись, боголюбезный Неанг долгое время пребывал в изумлении, размышляя над тем что видел. Когда же он наконец пришел в себя, то громко произнес: «Слава Тебе, Царю Небесный, прославившему раба Своего, возлюбленного святого Нифона, неизреченной славой». Уже завершились песнопения, и господарь рассказал всем о своем сновидении, и все прославили Бога. Наутро, когда совершалась Божественная литургия, собралось множество народа из сопредельных с Валахией стран, они принесли с собой бесчисленное количество больных, которые, со слезами и верой лобызая мощи святого, по молитве к Богу обретали здравие. Хромые начинали ходить, слепые прозревали, мучившиеся от припадков исцелялись, и почти всякая болезнь отгонялась от тех, кто с верою обращался к святому.

Так как от мощей святого постоянно совершались чудеса, господарь собрал Поместный Собор, на котором установили праздновать память святого одиннадцатого августа, в день его кончины, и составили службу святому. После этого богобоязненный Неанг повелел отлить дорогую золотую раку инкрустированную драгоценными камнями и украшенную эмалью, на крышке которой поместили изображение святого, а рядом с ним, по повелению господаря, коленопреклоненным Неанга, а в раку положили мощи святого. В Валахии Неанг оставил только святую главу и руку Нифона, и, с согласия отцов, дал им в обмен всечестную главу Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, в золотом ларце, украшенном драгоценными камнями, которую и отослал в монастырь Дионисиат вместе с мощами святого Нифона. Господарь оказал также отцам монастыря и большую материальную помощь, воздвигнув множество построек в обители, где его непрестанно поминают как ктитора. Святую же главу и руку божественного Нифона присноблаженный Неанг при жизни всегда ради освящения и отвращения всякого врага держал при себе, куда бы ни ходил. После его кончины святыню пожертвовали в изумительный по красоте Артзесский монастырь, который построил сам господарь, и где они и теперь пребывают, во славу Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Краткое житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Нектария, подвизавшегося в XV веке на Святой Горе Афон, в скиту Кареев, в келье Архангелов, называемой Игарийской

Сей божественный Нектарий был родом из местности, ныне называемой Бетолия. Родители его были людьми праведными и благочестивыми. Однажды мать преподобного, находясь на гумне, заснула и увидела во сне Пречистую Богородицу, Которая повелела ей взять мужа и детей и как можно скорее уйти из той страны и укрыться где-нибудь, ибо агаряне хотят напасть на их местность и обратить жителей в рабство. Проснувшись, она тотчас же прибежала домой, рассказала мужу об увиденном во сне и, взяв детей, они ушли, укрывшись, как им показалось, надежно. И действительно, вскоре варвары разграбили их страну и близлежащие области. Спустя некоторое время родители божественного Нектария вышли из укрытия, сохраненные невредимыми покровом и заступничеством Богородицы, Которую они благодарили от всей души, одновременно скорбя и радуясь. Скорбели они из-за нашествия варваров и похищения христиан, что было попущено жителям за грехи их, а радовались из-за необычайного спасения, которого сподобились предстательством Богородицы.

По соглашению с женой, отец преподобного Нектария, будучи уже в преклонном возрасте, взяв с собой Нектария и второго сына, оставил мир и все что в мире, и пришел в монастырь Святых бессребреников Космы и Дамиана, который был расположен у подножия горы. В монашестве он был назван Пахомием. Он начал там безмолвствовать молясь Богу, внимая себе и воспитывая сыновей в страхе и наставлении Господнем, как заповедует божественный Павел (см. Еф.6: 4).

Вот так и жил в монастыре Пахомий, а Бог сотворил во дни его пребывания там такое чудо. У христиан, что жили вблизи монастыря, был обычай отдавать часть плодов, собранных на земле, по усмотрению каждого, в монастырь на содержание монахов, в нем находившихся, чтобы они каждый год могли совершать память святых бессребреников Космы и Дамиана. Когда настал день их памяти, то иноки и христиане ближних селений после службы торжественно отмечали этот праздник, как вдруг у них закончилось вино. Старец Пахомий возжег свечу и вместе с детьми пошел мыть сосуд. Когда же он хотел взять в руки сосуд, то обнаружил, — о чудо! — что он полон благоуханного вина. С радостью и удивлением старец прославил Бога, прославлявшего святых бессребреников, и ради них совершившего такое чудо.

Николай же, сын старца Пахомия, который потом был назван Нектарием, и о котором ныне будет идти речь, с самого детства будучи разумным и просвещенным от Бога, увидев произошедшее чудо и вспомнив о сне, который видела его мать (о спасении от варваров предстательством Богородицы), был уязвлен в сердце любовью к Богу и жаждал насладиться желанным Христом. Он с горячим чувством хотел посвятить себя Богу, а «ищущий находит», как говорит Господь в Евангелии (Мф.7: 8). Забыв обо всем плотском, он пошел на Святую Гору, где и познакомился с весьма добродетельным старцем по имени Дионисий, которого все звали Иагарис. Будучи сыном сенатора и первого архонта Константинополя, Дионисий всей душой возлюбил Господа нашего Иисуса Христа. Он оставил богатство, славу, знатность рода и все, что земной человек почитает за счастье, облекся в убогие и нищенские монашеские одежды и пошел в послушание к старцу Филофею, простецу словом, но весьма искусному в добродетели, и старец повел его по пути добродетели.

К сему-то дивному Дионисию Иагарису и прилепился Николай, горячо прося позволить ему остаться. Что же сделал дивный Дионисий, сострадательнейшая и человеколюбивая душа, неужели он отверг Николая за его невежество или с презрением отнесся к нему из-за его нищеты? Нет, но, сжалившись над ним, старец приклонился на его просьбу и, приведя к своему духовному отцу, старцу Филофею, представил Николая. Украшенный даром прозорливости и предвидения будущего по Промыслу Божию, сотворив молитву, Филофей радушно приветствовал юношу, назвав его по имени:

— Ты, чадо Николай, сын Пахомия, хочешь жить с нами?

— Откуда ты знаешь меня, честный отче?

— Бог, Отец наш, Который послал тебя к нам, Он открыл мне о тебе.

Услышав это, Николай пришел в умиление и с большим благоговением и готовностью пошел в послушание старцу.

Вскоре старец облек его в монашеские одежды и с пострижением волос Николай отсек все мирские помышления. Сняв с себя мирские одежды, он снял вместе с ними и «одежды кожаные» (Быт. 3: 21), полученные нами в результате преслушания, и стал монахом Нектарием. Но преподобный не остановился на этом, как поступают сегодня большинство монахов, которые думают, что монашество заключается только в том, чтобы надеть схиму и черные одежды и не заботятся о добродетелях, которые должные творить монахи. Не задумываются они и о том, что, надевая ангельскую монашескую схиму, необходимо соблюдать каноны и строгость монашеской жизни, подражая жизни Ангелов. Но не так поступил божественный Нектарий. Приняв ангельскую схиму, он тотчас же всеми силами стал подвизаться в исполнении монашеских дел, подражая ангельскому жительству, подчиняя плоть духу послушанием, отсечением воли, смирением, постом, непрестанной молитвой, бдением и всеми прочими добродетелями, подобающими монахам.

Однако завистливый диавол не мог этого вынести; наблюдая, как Нектарий преуспевает в добродетелях, он стал воевать на него помыслами. Он постарался лишить его общения с таким добродетельным старцем, чтобы потом, как юного и лишенного помощи старца, ввергнуть в сети греха. Знал скверный, что пока юноша пребывает со старцем, он не сможет его уловить, потому что тот опирается на молитвы и отеческие наставления старца. Но бес все же не смог уловить Нектария этой мысленной бранью, потому что Бог хранил юношу. И что же тогда придумал всезлобный? Он разжег сердце собрата и послушника того же старца завистью, и настроил его против Нектария настолько, что уже в открытую кричал: «Либо прогоните Нектария, либо один из двух должен быть убит». Услышав это, старец вместе с Дионисием Иагарисом сильно испугались и стали убеждать его словами из Священного Писания и творений святых отцов, чтобы он прекратил зависть и злобу против Нектария. Иногда они успокаивали страсть гнева мирными и кроткими словами, иногда устрашали послушника неугасимым огнем мучения, которому подвергнуться завистливые и братоненавистники, но ничего не добились и попросили Нектария на некоторое время удалиться из их общины, надеясь, что это приведет в чувство завистливого брата. Благословив Нектария, старцы отослали его к тогдашнему проту Святой Горы Даниилу, у которого он должен был провести некоторое время, пока Господь все устроит. Так божественный Нектарий пришел к проту и был принят с радостью, ибо был добродетельным и имел опыт монашеской жизни. Прот очень полюбил его и продолжил учить правилам монашеского жития.

В то время, когда Нектарий находился у прота, преставился Филофей, который был уже глубоким стариком, и отошел к Желанному Господу. Дивный же Дионисий Иагирис, не в силах выносить братоненавистничества того брата, захотел жить вместе с Нектарием. Он пригласил его еще и потому, что они оба были чадами одного и того же духовного отца и старца. И подвизались они вместе в течение долгого времени, как мы уже говорили ранее. Найдя небольшой монастырь, который был освящен в честь Небесных Сил бесплотных или Кофу, они получили разрешение от прота Святой Горы Даниила поселиться там. Подвижники стали жить в этом монастыре, угождая Богу, добывая хлеб рукоделием и по силе помогая всем нуждающимся. А тот братоненавистник, оставшись нераскаянным, как сумасшедший скитался по Святой Горе, а потом вышел в мир. Там он проводил жизнь распущенную и невоздержную и закончил ее тем, что изверг свою душу на дороге, не имея ни дома, ни крыши над головой, и даже без последней молитвы, которую читают над всеми христианами.

Видите, братья, каким злом является ненависть и преслушание? Ненависть и зависть ослепляют око душевное, то есть ум того, кто одержим ими. Преслушание отлучает человека от рабов и друзей Божиих, лишает его их помощи и защиты, и как слепого ввергает в глубину погибельную. Возненавидим преслушание и ненависть всеми силами, если кто из нас не хочет разлучаться от славы Божией. Полюбим послушание и любовь к братьям нашим, чтобы через них смогли мы насладиться Царствием Божиим. Об этом все.

Блаженный Дионисий Иагарис, прожив достохвальную и преподобническую жизнь во всех добродетелях и особенно в смиренномудрии, в глубокой старости отошел к Желанному Богу. Божественный Нектарий с благоговением и почестями похоронил его останки. С той поры он пребывал в глубокой печали, ибо не имел более общения с присноблаженным Дионисием, и жалел, что сам не отошел к Желанному Христу вместе с дивным Филофеем и блаженным Дионисием, и, находясь на земле, лишен возможности наслаждаться общением с ними. Нектарий, по апостолу, «забывая заднее и простираясь вперед» (Флп.3:13), не считал совершенными собственные подвиги и добродетели, но старался добиться большего. Подвижник постоянно восходил от силы в силу, прибавляя желание к желанию и подвиги к подвигам. Потому, видя его намерения, Бог не презрел преподобного, но желая дать ему больший венец на Небесах, попустил впасть во многие страшные телесные болезни, которые блаженный переносил с крайним великодушием и благодарением. Прожив жизнь поистине преподобническую и достойную святых, он сподобился мирной и богоугодной кончины, предав в руки Божий блаженную свою душу в 1500 году от Рождества Христова в пятый день декабря месяца, и был сопричислен на Небесах с любимым им преподобным отцом Филофеем и Дионисием. Ученики похоронили его со всяческим благоговением, а через четыре года были обретены его святые мощи, от которых исходило неизреченное благоухание. В северной части храма в прекрасную гробницу с благоговением и почестями положили его всечестные мощи. Святой его лик был изображен на иконе, которую поместили над мощами. Многие, приходившие сюда с благоговением, ощущали духовное благоухание от святых мощей, и получали освящение души и тела, во славу Христа и Господа нашего и в доказательство богоугодной жизни преподобного Нектария, молитвами которого и мы да сподобимся Царствия Небесного. Аминь.

Мученичество святых новомучеников Гавриила и Кирмидола, совершивших свой подвиг в Египте в 1522 году

Эти святые новомученики родились в Египте, родители их были христианами и дали им хорошее воспитание. Гавриил и Кирмидол были замучены у себя на родине во времена султана Сулеймана, сына Османа. Вот как это случилось.

В те дни правителем Египта был некий эмир Хаер Мек. К нему пришли нечестивые и оклеветали святых мучеников, сообщив: «Здесь есть двое христианских юношей, мало того, что они иноверцы, так еще делают нам много плохого; поскольку дома их находятся рядом с мечетью, они швыряют в нее мусор, выливают грязную воду и другие нечистоты. Никто из нас не может сделать им замечания, потому что они секретари больших начальников. Они поступают подобным образом каждый день и мы, не в силах перенести этот позор, пришли к тебе с жалобой, а ты делай, как тебе угодно». Эти скверные и нечестивые говорили так из зависти, потому что юноши были знатны родом, преуспели во многих делах и были достойными секретарями. Они были способными от природы, хорошо образованы, и воспитаны родителями в Добрых нравах, поэтому им и позавидовали, оклеветав перед страшным правителем.

Услышав жалобу, эмир сразу же послал воинов, которые арестовали юношей и привели к нему. Увидев, насколько юноши красивы и молоды, эмир начал льстить им кроткими словами и расспрашивать о вере. Юноши свободно и с большим дерзновением рассказали ему, что они христиане и веруют в Господа нашего Иисуса Христа. Обнаружив, что они не поддаются на уговоры сменить веру, эмир приказал воинам отвести их к судьям. Потащив их, как злодеев, жестоко оскорбляя и бесчеловечно избивая, воины привели их к судьям. Те снова спросили их о вере, и они без страха, с веселыми лицами, твердо отвечали им то же самое, что и эмиру Агаряне, которые собрались на суд в великом множестве, ибо хотели узнать исход дела, услышав их речи, разгневались и все как один закричали, чтобы мученики отреклись от веры во Христа и приняли мусульманство. Но юноши с великим бесстрашием отвечали: «Мы приняли нашу христианскую веру от предков, и не отречемся от нее, но останемся с ней до конца. Вашу же веру мы презираем и гнушаемся ей, ибо она ложная и суетная». Услышав это, судьи разгневались и сказали: «Если вы сделаете то, что вам прикажут, тогда избежите многих мук и спасете свою жизнь, вас же почтят великими почестями и славой. Если же не примите нашу веру, вас предадут мучительной смерти». Во время этого судилища, когда судьи разговаривали, пришла мать святого Кирмидола, чтобы увидеть и утешить своего сына, который подвергался такой опасности, но как только агаряне увидели ее, они набросились на нее, подобно диким зверям, жестоко избили, порвали одежды и выгнали из судилища.

Увидев это, блаженный Гавриил встал посреди них и произнес: «О неправедные и беззаконные судьи! Ничто нас не отлучит от любви и веры Христовой — ни богатство, ни слава, ни любовь к родителям, ни муки, ни даже страшная и мучительная смерть. Вот наша выя, и что хотите, то и делайте с нами». Подобным же образом отвечал и Кирмидол: «И я согласен с моим товарищем, и готов умереть за Христа моего». Тогда один из предстоявших агарян, разгневавшись на мученика за эти слова, ударил его мечом в грудь и опрокинул на землю. Другой арап, устремившись на него с яростью, ударил со всей силой в грудь ногами, от чего юноша сделался полумертвым. Третий, взяв в руки огромный камень, ударил мученика по голове, расколов ее на две части. Но даже и этим не насытились бесчеловечные. Один из них подбежал и вырвал пальцами глаза юноши. Так приснопамятный Кирмидол сподобился блаженной кончины и получил от Венцеподателя Христа мученический венец. Блаженного же Гавриила швырнул на землю один из воинов и, ударив мечом, отсек правое плечо, а затем и честную его главу. Так и присноблаженный Гавриил приял мученический венец.

После того как мучеников так жестоко и бесчеловечно умертвили, к их ногам привязали веревки и тела, по приказу судей, протащили до места, называемого Химет Илгуман, то есть до воинских палаток. Разложив большой костер, тела мучеников бросили туда. Прошло два дня, но тела не сгорали. Тогда беззаконные разожгли еще больший костер, подбросили дров, подлили масла и снова положили в костер мощи святых мучеников. После того как погас огонь и остыл пепел, агарянские рабы собрали то, что осталось от костей святых мучеников, и продали христианам. Святую главу мученика Гавриила сначала тайно взял один из воинов и продал некоему христианину Илии, золотых дел мастеру, сыну Муфры. Взяв главу, Илия отдал ее Иоакиму, блаженнейшему патриарху Александрийскому. Каждый, кто покупал частицу святых мощей мучеников, отдавал их Патриарху. Собрав с благоговением все частицы мощей, он помазал их благоуханными ароматами и положил в раку, сохранив ее в своей келье. Спустя много дней Патриарх взял раку и со многими свечами, гимнами и песнопениями перенес ее и положил в храме иже во святых отца нашего Николая. Там мощи находятся и до сего дня, совершая Божественной благодатью удивительные чудеса тем, кто приходит к ним с верой, благоговением и лобызает их. Этим святым было примерно по двадцать лет, когда они претерпели мучения. Этот добрый подвиг во имя Христа они совершили в восемнадцатый день октября месяца. Ихже молитвами Бог да помилует и спасет нас, яко Благ и Человеколюбец. Аминь.

Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Иерофея

Сей блаженный Иерофей, воссиявший в подвиге как другой Илия, родился в 1686 году от Рождества Христова в одном из селений Каламаты, в области Морей, от благочестивых и богатых родителей Димоса и Асимины. Когда он был еще в утробе матери, она спросила одного добродетельного подвижника, обретавшегося тогда в их селении, которого все почитали за святого и пророка: «Кто у меня родится?». Он ответил: «Ступай домой, ты родишь доброго сына, угодного Богу».

Когда мальчик вышел уже из младенческого возраста и ему исполнилось семь лет, родители отдали его учиться. Через короткое время, к удивлению окружающих, он изучил весь цикл общецерковных наук, так что читал и понимал любую книгу, которая ему попадалась в руки. Имея от начала старческий ум и твердую волю, он не предавался детским забавам, подобно прочим детям. Сердце его горело любовью к наукам, только о них он и помышлял денно и нощно, полагая, что с их помощью легко поймет Священное Писание. Он слышал, что святые отцы нашей Церкви, особенно Василий Великий и Григорий Богослов, призывают юношей обучаться наукам.

Находясь еще в Каламате, он в достаточной степени выучил древнегреческий и латинский языки, потому что и латинский не менее полезен для всякого знания, чем греческий. В учебе ему очень помогали, наряду с ревностью и горячностью, острота ума, память, способность к рассуждению, то есть те природные дарования, которые в сочетании с прилежанием способствуют большему преуспеянию того, кто ими обладает.

Преподобный преуспевал в учебе, но родители хотели его женить, желая видеть его счастливым в этой жизни. Многие, когда женят своих детей, думают, что они будут счастливы, имея жену, детей и прочие мирские блага, но не знают суетные, что лучше побуждать их к девству, которое есть свобода и большее счастье, чем брак, который есть узы. Как говорит апостол, женатые «будут иметь скорби по плоти», то есть печали и несчастья (1Кор. 7: 28).

Пребывая в этих заботах, родители через обручение готовили брак. Блаженный же Иерофей печалился и негодовал, потому что помолвка состоялась помимо его воли. Однако он подчинился повелению родительскому, по заповеди Писания: «Дети, будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу» (Кол.3: 20), но вместе с тем не переставал от всего сердца просить Бога и Его Промысл воспрепятствовать браку, чтобы остаться девственником на всю жизнь и иметь время, чтобы свободно упражняться в науках.

Видя благочестие, которое божественный Иерофей имел к Богу от юности, Господь исполнил его желание, ибо «желание боящихся Его Он исполняет» (Пс.144:19). По прошествии шестнадцати дней после помолвки Господь забрал обоих родителей в другую жизнь, не потому, что желал им смерти, но таковое решение было справедливым для неисповедимых Его судов. Именно таким образом святой смог сохранить девство и преуспеть в науках. Чтобы не дать повода для подозрений родителям обрученной с ним девушки, что он хочет уйти, и чтобы они не стали препятствовать ему, преподобный оставил двери своего дома открытыми и отправился на остров Закинф, не взяв с собой ничего из имущества. Он пробыл там недолго, посвящая все свое время наукам, а затем богатые родственники, проживавшие на этом же острове, предложили ему отправиться за их счет на Запад, чтобы изучать философию. Но присноблаженный Иерофей узнав, что на Святой Горе есть мужи, которые подобно пчелам производят мед добродетелей, предпочел отправиться туда, чтобы попробовать этого меда, благоразумно размыслив, что если потом на Западе ему встретится некая горечь — либо в отношении догматов, либо в отношении нравов, он сможет победить ее сладостью добродетелей.

Придя на Святую Гору, Иерофей поселился с одним отшельником в келье святого Артемия, где в безмолвии с усердием предавался чтению Священного Писания и житий преподобных. Убедившись из них, что отшельники и после двадцати, и после сорока, и даже после шестидесяти лет, проведенных в пустынном подвиге, бывают прельщены диаволом, он стал искать другой путь спасения души, более короткий и безопасный, но ничего не смог придумать, кроме мученичества за Христа. Но мученичество тоже должно быть по чину и по закону, нельзя просто бездумно пойти и отдать свою жизнь, как будто бы понося нечестивых, испросив себе, таким образом, смерть. Такому мученичеству и божественный Павел препятствует, говоря: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2: 5). Причиной мученичества должны стать сами нечестивые, вот тогда оно будет законным мучением за Христа. После этих размышлений блаженный пришел в Иверский монастырь, облекся там в рясу и, сопровождая настоятеля монастыря, пришел с ним в столицу. Были среди спутников и другие братья. Преподобный думал, что, увидев христианского монаха в городе, иноверные найдут предлог и побьют его, обругав, а он воспротивится разумно, чтобы довести мучение до конца. Он часто молился об этом, желая узнать, есть ли на то воля Господня, чтобы цель его увенчалась благим результатом. Иерофей пробыл среди нечестивых достаточно долго. Но если других его сотоварищей противники веры поносили и били, то его совсем не трогали, хотя он часто давал некоторый повод к издевательствам. По всей видимости, Божественный Промысл хранил его ради пользы многих других. Видя, что желание его не исполняется, Иерофей однажды с сильной печалью на сердце вышел из города и направился вместе со своими спутниками в северные пределы страны. Оттуда он возвратил в Валахию и начал учиться у Марка Кипрского, учителя тамошней школы, где и был рукоположен в диакона митрополитом Софийским Авксением. Некоторое время спустя Иерофей вернулся в Константинополь и был научен философским наукам Иакумисом из Аргоса, учителем местной школы. Однако преподобный не довольствовался этими науками и отправился в Венецию, узнав, что там преподают больше того, чему он уже научился, и с помощью изучения новых наук он сможет принести больший плод. Потом Иерофей снова вернулся на Святую Гору, уже познавший многие науки и философию, и поселился в Иверском монастыре, в келье Хаги, первой стадии начальных его подвигов. Преподобный оставляет внешнюю школу и приходит в духовную, где можно легко научиться истинному искусству искусств и науке наук — преуспеянию по Богу, всежеланной добродетели. И тотчас же с помощью духовного рассуждения, которому он постоянно поучался из Священных Писаний, преподобный стал проверять то, чему научился, отбрасывая бесполезное, и собирая полезное в духовные свои житницы. Так он стал с радостью предаваться размышлениям о Боге.

Зная, что для очищения ума таковыми размышлениями и возвышения его до Небесных созерцаний необходимо упражняться и в других добродетелях, как телесных, так и духовных, преподобный стал подвизаться с великим усердием в строжайшем посте, бдении, молитве, за которые сподобился и божественного дара священства в возрасте тридцати лет от Неокесарийского митрополита Иакова, который подвизался тогда в том же самом Иверском монастыре. После этого преподобный продолжал прилагать подвиги к подвигам, а пот к поту, стараясь стать образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим 4: 12). Зная, что пост есть основание всех добродетелей и что Господь ублажает алчущих ныне, ибо насытятся (ср. Лк.6,21), то есть добровольный голод, либо невольный, но переносимый с благодарностью, святой иногда ел свой ячменный хлеб, да и тот без соли, один раз в два — три, а иногда и в четыре дня. Иной раз он вместо хлеба вкушал фасоль, протухшую настолько, что с большим трудом понуждал себя ее проглатывать. Обличаемый как-то раз своим учеником Мелетием, который считал его самоубийцей, он сказал: «Нет самоубийца — это тот, который ничего не ест и умирает от голода, но я даю ему (то есть чреву) пищу независимо от того, нравится она ему или нет». Преподобный всегда собирал со стола крошки, смачивал их водой или вином, клал в сумку и выдерживал до тех пор, пока они не засыхали и не начинали издавать неприятный запах. Только после этого он их съедал. Очень часто он ел то, чем обычно смазывают печную утварь, а потом выбрасывают. Этим он и утешал себя после многодневного поста. Во время Великого поста он ел один раз в неделю, пытаясь превзойти самих древних подвижников, и дошел до того, что в течение пятнадцати дней не ел вообще ничего. Если ему приходилось есть вместе с другими, то он ел все, что позволено есть монаху, чтобы другие не видели его добродетель, и чтобы смирить гордыню, согласно преподобному Иоанну Лествичнику. Но даже и в этих редких случаях Иерофей вкушал очень умеренно. Так же умеренно он и спал, следуя словам Арсения Великого: «Монаху достаточно спать один час в сутки. Если он подвижник, то пусть упражняется в этих двух добродетелях, чтобы легко, как на крыльях, взойти к другим, более высоким добродетелям». Когда сон уж очень сильно одолевал подвижника, он ходил по монастырю и со слезами и воздыханиями молился: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Вот такое занятие имел присноблаженный и старался, если было возможно, и не было препятствий от людей, не оставлять эту молитву ни умом, ни устами.

От своих чрезмерных подвижнических трудов Иерофей пришел в такую немощь, что расстояние от берега до монастыря проходил с двумя-тремя остановками, хотя путь был небольшой и дорога ровная. Благодаря своим трудам преподобный дошел и до блаженного плача, и до радостотворных слез, которые возводят на высоту смирения и презрения к самому себе. В конце жизни он познал и богоподражательную любовь и уже не боялся лишиться ее, по апостолу: «любовь никогда не перестает» (1Кор. 13: 8). Поэтому, если какой-нибудь нищий просил у Иерофея милостыню, то он, не имея ни золота, ни серебра, снимал свою одежду и отдавал. Иногда он отдавал нищему и ночное одеяло. В монастыре, узнав об этом, выдавали ему другое, но он и его снова отдавал. Из-за этой любви он согласился на неотступные просьбы скопелитов, на остров которых он переправился со многими другими монахами из-за эпидемии страшной чумы. Прожив на острове восемь лет, он преподавал в школах различные предметы, проповедовал в церквах, принимал исповедь, и так исполнял на деле пророческое изречение: «Уста праведнаго поучатся премудрости, и язык его возглаголет суд» (Пс. 36: 30).

От телесных и духовных добродетелей он возвысился до созерцания Небесного, нисколько не желая знать о земном. Постоянно осияваемый невещественными явлениями, преподобный радовался радостью неизреченной и, созерцая божественную красоту, становился Божественным по благодати, хотя он и был еще в теле. Умное созерцание Бога и молитва Иисусова сменялись у него изучением Священного Писания. Когда преподобный прекращал заниматься и этим, то давал уроки или преподавал нравственное поучение, приправленное солью. Однако, через некоторое время, желая насладиться глубоким безмолвием и предаться Божественным созерцаниям, чтобы более полно соединиться с Богом (а может быть предвидя свою близкую кончину) и избежать людской славы, преподобный с одним из любимых своих учеников, иеромонахом Мелетием, который и сам был весьма добродетелен и как бы отражал подвиги блаженного, святой Иерофей отправляется на совершенно пустынный остров Юрский. Этот остров всегда служил для царей удобным местом ссылки. Пробыв здесь недолго в подвиге вместе с другими двумя братьями, преподобный заболел и через несколько дней, тринадцатого сентября 1745 года, оставил эту временную жизнь и переселился в вечную, прожив на земле пятьдесят девять лет. Он направился к той радостной Славе и Свету, ради Которых подъял здесь чрезмерные труды и подвиги, а братьев, бывших с ним, и особенно упомянутого Мелетия, оставил в безмерной печали. После того как Мелетий похоронил преподобного, он снова вернулся в Иверский монастырь, и вновь появился на острове только для перенесения мощей преподобного. Святые мощи Иерофея источали Божественную благодать. Мелетий взял честную главу с челюстью и принес их в Иверскую обитель, где их хранят до сего дня и почитают. Святой не только при жизни сподобился приять от Христа силу чудотворений, но и по смерти от его мощей исходит неизреченное благоухание и бывают чудеса, свидетелями некоторых из них были два иеродиакона и один мирянин. Они пришли в Иверский монастырь к достопочтенному Мелетию, ученику преподобного, и просили его вынести им для поклонения честную главу присноблаженного старца. Когда Мелетий вынул главу из ларца, произошло дивное чудо: вся келья наполнилась таким тонким и приятным благоуханием, что стало понятно, что это дар Небес. Пришедшие изумились, потому что никогда ранее они не ощущали такого дивного аромата и рассказывали об этом повсюду. Далее я приведу лишь небольшое свидетельство о благодати, которую получил преподобный.

В юности, когда преподобный подвизался добрым подвигом, один любящий осуждение монах, завидуя его целомудрию, осудил его, и тотчас же испытал на себе Божественный гнев. Судами Божиими и тело, и губы его опухли, — вот так наказываются «уста лживые, которые против праведника говорят злое!» (Пс.30:19) Причем губы распухли так сильно, что знакомые не могли ни вложить ему в рот пищи, ни влить никакого пития. Разжав рот с помощью ножа, они вливали ему в рот немного сока, этим он и жил до тех пор, пока незлобивый преподобный, которого никто не позвал, сам явился к нему и, помолившись Господу, исцелил. То же самое случилось и с другим монахом, который так же оклеветал святого, и его постигло наказание, и он получил такое же исцеление по молитвам преподобного.

После кончины святого некий Каллиник, монах Иверского монастыря, находился в Константинополе; у него при себе была часть святых мощей преподобного; в это время одна женщина заболела: у нее налились желчью глаза, зрение ее ухудшилось и несчастная испытывала жуткие боли. Монах исцелил ее дивным образом с помощью этих мощей, по молитвам ко Господу, и она стала прославлять Бога и благодарить преподобного, ибо до этого без всякой пользы истратила много средств на врачей.

Другая жена три года лежала, прикованная к постели и мучаясь от боли. Тот же самый Каллиник с помощью мощей избавил ее от этих болей и поднял с постели.

Некий младенец непрестанно плакал и скрежетал зубами целый год. Он так же получил исцеление от мощей, по молитвам ко Господу.

И на Святой Горе Афон с помощью святых мощей некоторые исцелились от телесных болезней, а другие избавились от зубной боли. Вот такую силу имеет молитва праведного, и особенно после смерти, ибо он с большим дерзновением молится ко Господу за тех, кто с верою его призывает.

Таково, братия, житие преподобного отца нашего Иерофея. Вот так он подвизался, так трудился и победил, так что и он может вместе с апостолом Павлом дерзновенно сказать: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный» (2 Тим. 4: 7-8). Ибо и он, собственным произволением, стал бескровным мучеником, который предал себя за Христа, и как преподобный претерпел многие злострадания и утеснения, поистине став образцом для подражания в добродетели для всех, как и повелевает Господь: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф.5:16). Преподобный Иерофей поистине почтил в свои времена Самого Бога, православный народ, родину и свой монастырь. Не могут сейчас нерадивые плотолюбцы сказать, что прошли уже те времена, когда были святые, которым Бог давал Свою благодать, и которые благочестиво, до крови, подвизались против греха.

Отче божественнейший, подобно тому, как всю свою жизнь ты более заботился о пользе братий, нежели о своей собственной, так и ныне, предстоя Престолу Божию, ходатайствуй, молим, ко Господу о нас, грешных, которые еще путешествуют по этому бурному житейскому морю, еще земным этим торжищем озабочены, еще противоборствуем на опасном этом мысленном поприще. Ходатайствуй ко Господу — да причалим в тихую пристань, да завершится торжище это успехом, прибылью, да победим невидимых врагов наших и достойно примем венец победы от Подвигоположника Христа, и да будем прославлять тебя ежегодным празднеством в день твоей памяти, а в Троице Единому Богу будем приносить непрестанно службы и благодарения, Емуже подобает всякая слава, держава и похвала во веки. Аминь.

Достопримечательное повествование о чуде, совершенном святым Георгием, и о сарацине, зревшем видение в его храме

Однажды эмир Сирии послал своего племянника по делам в город Диосполь, который сарацины называют Ребли. А в этом городе есть изумительный по красоте храм святого Георгия. Увидев храм издалека, сарацин повелел слугам отнести его вещи в притвор храма, где он решил остановиться, и туда же завести его двенадцать верблюдов. Священники, служившие в этом храме, просили его не совершать этот гнусный поступок. Однако посланный угрозами приказал ввести животных внутрь, но как только верблюдов ввели в храм, они тотчас же упали и сдохли. Увидев такое знамение, племянник эмира подивился великой силе святого Георгия и повелел вынести тела верблюдов из храма.

На другой день, когда священник пришел в храм служить, сарацин из притвора захотел понаблюдать, что тот будет делать. Человеколюбец же Бог наш отверз сарацину умные очи и показал страшное видение. В тот момент, когда священник совершал проскомидию, сарацин увидел, что тот «заколол» малое дитя, кровь влил во святой Потир, а тело разрезал на куски и положил на святом дискосе. А потом, во время Причастия, неверный увидел, как священник давал народу плоть и кровь младенца, и удивлялся. По завершении Божественной литургии священник лучшие просфоры принес в дар сарацину. Тот спросил, что это такое, и священник отвечал: «Мой господин, это просфоры, на которых мы служим в нашей церкви». Тогда сарацин с гневом воскликнул: «Разве на них ты служил сегодня? Разве я не видел, как ты зарезал дитя, кровь его вылил в чашу, а тело разрезал на куски и положил на дискос, а потом давал народу? Разве я не видел все, что ты делал, скверный убийца?»

Услышав эти слова, священник задрожал и, упав в ноги сарацину, произнес:

— Да прославится Господь, Который сподобил тебя, мой господин, увидеть это страшное Таинство. Верую Богу моему, что ты великий человек, и ты у Него в числе спасенных.

Изумившись словам священника, сарацин отвечал:

— Разве все было не так, как я видел?

— Да, мой господин, это так, и мы веруем, что хлеб и вино, которые мы приготовляем на литургии, есть Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия. Но зреть это видение я никогда не сподоблялся, потому что я грешник, и вижу перед собой лишь хлеб и вино. Поскольку же Господь и Бог мой сподобил тебя, мой господин, увидеть это Таинство, верую, что ты великий человек, ибо только великие отцы нашей Церкви, будучи в высочайшей степени достойными, видели это дивное Таинство.

Услышав это и весьма удивившись, сарацин долгое время размышлял, а потом, как бы восстав ото сна, пришел в себя и повелел слугам выйти, сказав священнику:

— Как я вижу и удостоверяюсь, вера христианская истинна. Горе мне, который провел свою жизнь во лживой и суетной вере сарацинской, воистину нечистой. Но поскольку Бог желает, чтобы я спасся, окрести меня, чтобы отныне я служил Богу с чистой совестью.

— Мой господин, я не дерзаю крестить тебя, потому что твой дядя — царь, и если он узнает, что я крестил тебя, то убьет меня, а церкви наши разрушит. Если хочешь, тайно выйди отсюда и ступай так, чтобы тебя никто не узнал, к Иерусалимскому патриарху, он и крестит тебя».

После этих слов, сарацин нашел власяницу, надел ее и тайно ночью ушел. Придя к Иерусалимскому патриарху, он упал к нему в ноги и просил его крестить. После Крещения, на восьмой день, бывший сарацин снова пришел к Патриарху и сказал:

— Вот, благодатью Божией я стал христианином, что мне делать, чтобы спастись?

— Если хочешь спастись, ступай на гору Синай, где обретаются благочестивые и добродетельные иноки, стань монахом и соблюдай заповеди Божий.

Придя на Синай и приняв постриг, он прожил там три года, достигнув великой меры добродетелей, после чего стал проситься у игумена отпустить его в Ребли. Получив разрешение, он пришел в город, в храм святого Георгия, и встретился с тем богобоязненным священником, о котором мы упоминали ранее. Он открыл ему, кто он такой и сказал:

— Вот, Божественной благодатью и благоприятными твоими молитвами я стал христианином и монахом, однако имею сильное желание увидеть Господа Иисуса Христа, поэтому горячо прошу тебя, исполни мое желание.

Прославив Бога, священник отвечал:

— Ступай к своему дяде-эмиру и перед ним и всеми сарацинами исповедуй, что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий и Бог, Создатель всей Твари, что Он вочеловечился и сотворил удивительные чудеса, был распят, и погребен, и воскрес в третий день, и со славою вознесся на Небеса. Сделав так, ты с дерзновением сможешь узреть Господа.

После этого присноблаженный тот инок, послушавшись божественных слов благочестивого священника, отправился в ту страну, где жил его дядя. Ночью он поднялся на минарет мечети и начал громким голосом взывать: «Бегите сюда, сарацины, я хочу вам кое-что сказать». Услышав зов, те сбежались со свечами и, обнаружив монаха, спросили, что тот хочет им сказать. Монах же отвечал им: «Что вы мне дадите, если я вам сообщу, где находится племянник эмира, который тайно ушел?» Те пообещали ему столько денег, сколько он сам захочет. И тогда монах сказал: «Отведите меня к эмиру, я сам ему скажу». Они с радостью отвели его к эмиру, пояснив: «Этот монах знает, где находится твой племянник». Эмир спросил его, правда ли, что он знает место, где находится его племянник, и монах отвечал: «Да, знаю, потому что я и есть ваш племянник, но теперь я христианин, и верую во Отца и Сына и Святаго Духа, Единое Божество, и исповедую, что Сын Божий воплотился от Приснодевы Марии и сотворил в мире великие чудеса, и был распят, и в третий день воскрес, и вознесся на Небеса, и сел одесную Бога и Отца, и снова грядет судить живых и мертвых».

Услышав эти слова, его дядя эмир с удивлением спросил: «Что с тобой случилось, несчастный, почему ты оставил свой дом, богатства, славу, и презренно скитаешься, как нищий? Почему ты не хочешь вернуться в свою веру и исповедать Мухаммеда пророком, и прийти в прежнее свое состояние?» Монах на это отвечал: «Все, что у меня было тогда, когда я был сарацином, все было от диавола. А эта власяница, которую я сейчас ношу, моя похвала, и богатство, и предобручение славы, которой я буду наслаждаться за истинную веру во Христа моего. Мухаммеда же, который вас обольстил, и веру его, проклинаю и отвращаюсь». Жалея его, эмир сказал находившимся при нем сарацинам: «Он сошел с ума и не знает, что говорит. Выведите его и прогоните». Но те ему возразили: «Ты хочешь отпустить того, кто проклял нашего пророка и нашу веру, и который достоин тысячи смертей? Что, может быть нам тоже отречься от нашей веры и стать христианами?»

Испугавшись, что они взбунтуются против него, эмир разрешил им делать с племянником, что захотят. Скрежеща зубами, они схватили этого благословенного монаха, вывели за город и побили камнями, он же при этом призывал имя Господа нашего Иисуса Христа. Так присноблаженный скончался в добром исповедании и тотчас же, с дерзновением пойдя ко Господу, Которого так возжелал, приял мученический венец. Но еще долгое время каждую ночь над грудой тех камней светила светлая звезда, освещая место мученичества. Видя это, сарацины удивлялись. По прошествии долгого времени эмир, наконец, позволил христианам вынуть святые мощи мученика из-под камней. И — о чудо! — тело его найдено было совершенно целым и нетленным, и издавало сильное благоухание. С благоговением облобызав его, христиане с гимнами и псалмопениями погребли мученика, прославляя Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки. Аминь.

Душеполезное повествование аввы Эльпидия

Некий монах по имени Эльпидий, безмолвствуя в своей келье, был борим грехом нерадения и беспечности. А поскольку брань беспечности одолевала его долгое время, он оставил келью и отправился во внутреннюю пустыню, называемую Элосской. По дороге он встретил весьма престарелого отшельника, совершенно нагого, который, завидев Эльпидия, побежал от него. Монах Эльпидий погнался за отшельником и просил его остановиться. Отшельник встал и, по обычаю, сотворил молитву, а потом спросил Эльпидия:

— Кто ты, брат, и как попал сюда?

— Я был борим грехом беспечности и пошел в пустыню, чтобы грех удалился от меня. Хотел я найти какого-нибудь раба Божия, чтобы он умолил о мне Бога. И вот, Господь презрел мои грехи и послал мне твою святыню. Прошу тебя, отче, ради Господа, умоли Бога о мне, грешном, и позволь мне жить с тобой.

Обняв меня и помолившись обо мне Богу, отшельник сказал:

— Жить со мной в пустыне, чадо, невозможно, ибо тебе не дано это от Бога.

— Скажи мне, отче, ради Господа, как ты пришел сюда, в пустыню, сколько лет живешь, и какой дар дал тебе Бог?

— Я пришел сюда почти семьдесят лет назад, потому что я грешник, и желал спастись, и с тех пор, до сего дня, я не видел здесь человеческого лица. Несколько лет назад, по действию ненавистника добра, я превознесся, думая, что достиг великой меры добродетелей, превзойдя всех отцов-пустынников. Однако Божиим Промыслом пришел мне помысел попросить Бога открыть мне, с кем сопричислит Он меня в Царствии Своем, и есть ли кто на земле, подобный мне в добродетели. Я всей душой молился Богу семь дней подряд, а на восьмой день был мне голос, сказавший, что я буду сопричислен Сергию из Александрии, содержателю притона. Услышав это, я очень опечалился и подумал: «Горе тебе, смиренный Пирр. Вот, ты работаешь Богу в таких утеснениях столько лет, а будешь сопричислен к содержателю притона». По своему превозношению я подумал, что этот голос был не от Бога, а от врага, и потому не поверил ему. Я стал молиться Богу еще семь дней, а на восьмой, подобным же образом, услышал голос: «Я причислю тебя Сергию». Тогда я сказал самому себе: «Поскольку Богу угодно сопричислить меня Сергию, то я не умру, пока не увижу, кто такой этот Сергий». Тотчас же я отправился в Александрию и стал искать Сергия, которого нашел сидящим в трактире. Он играл с блудницами и пировал, потому что был над ними начальником. Тогда я сказал ему: «Брат, очень я хочу, чтобы ты оказал мне любовь, и мы поели вместе». Он отвечал: «Как тебе угодно, авва, давай поедим. Садись». Он тут же велел трактирщику принести обычную для них еду, и я был вынужден съесть все это после стольких лет воздержания в пустыне. После обеда мы вдвоем вышли из трактира и я спросил его, есть ли у него дом. Он отвечал, что есть. Тогда я сказал: «Пойдем к тебе домой, потому что я должен тебе кое-что рассказать». Когда мы пришли домой, я сотворил молитву и сказал: «Брат, ради Господа, скажи мне, какое добро ты сделал в своей жизни?». Подивившись вопросу, он ответил: «Человек Божий, ты застал меня в трактире с блудницами, над которыми я хозяин, и все еще хочешь, как ты говоришь, узнать, как я живу? Что доброго я могу сделать?» Поскольку же я еще больше стал просить и заклинать его, рассказав о голосе, бывшем с Неба, то вынудил его поведать о своих добродетелях. Подивившись человеколюбию Божию и глубоко вздохнув от сердца, он начал рассказ: «Помню, как в один из дней, войдя в трактир, я увидел дивной красоты жену, сидевшую за работой: она шила на продажу. Я сильно возжелал ее и попросил жену трактирщика пойти и сказать ей, что хочу с ней переспать. Жена трактирщика мне отвечала: «Не могу я сказать ей об этом, потому что она весьма знатного рода, а в такое положение пришла из-за того, что правитель этого города посадил в темницу ее мужа, который должен был ему сто монет, а двух его детей забрал в рабство. Вот и работает она день и ночь, как раба, чтобы их освободить». Я снова предложил жене трактирщика: «Скажи ей, что если она согласится со мной переспать, то я дам ей сто монет». Жена трактирщика возразила: «Не могу я сказать ей такого, потому что она очень целомудренна и не согласится на грех». Поскольку я продолжал сильно понуждать ее, она все же рассказала о моем предложении. Застонав из глубины сердца, знатная женщина с плачем отвечала жене трактирщика: «Столько лет я работаю день и ночь, чтобы освободить трех любимых, но не могу. Придется согласиться на то, что ты мне предлагаешь, а Человеколюбец Бог да простит мне сей грех, который я совершаю вопреки своей воле, ибо Он знает, что до сих пор я не знала другого мужа». Жена трактирщика подошла ко мне и сказала, что красавица согласилась. Тогда я принес сто монет и отдал ей. Со стоном и плачем она вошла со мной в опочивальню, говоря: «Господи, ты знаешь скорбь мою, прости меня». При этих ее словах я был уязвлен в самое сердце и сказал самому себе: «Если эта несчастная так скорбит об этом грехе, то почему бы мне не возлечь с одной из тех блудниц, над которыми я надзираю, и с блудницей удовлетворить свою похоть, а ее оставить нетронутой, ведь для меня не будет никакой разницы в этом беззаконном деянии». Так я и отпустил ее, она тотчас же пошла к правителю, отдала ему сто монет и освободила мужа и детей.

Услышав этот рассказ от Сергия, я прославил Бога и сказал:

— Брат, истинно по справедливости я сопричислен тебе в Царствии Небесном.

Снова глубоко вздохнув, Сергий ответил:

— Если благому Богу поистине понравилось то, что я сделал, как ты говоришь, и ты, отче, от Бога пришел ко мне, грешнику, узнать, как я живу, то я вспомнил и другое доброе, может быть и лучше этого.

Однажды пришел в наш город один иноверный властитель, распутный и грехолюбивый. Каждый день он брал у меня двух или трех блудниц. Однажды, посетив женский монастырь, он увидел красивых сестер-монахинь. Возжелав их, он приказал воинам окружить обитель и, войдя в нее, пересчитал всех сестер, которых было семьдесят. Передав их мне, он сказал: «Вот, я даю тебе их, делай с ними, что хочешь, но каждый день будешь присылать мне столько девиц, сколько я у тебя попрошу, до тех пор, пока не пересплю со всеми семьюдесятью». Вздохнув из глубины сердца, я подумал: «Горе мне, грешному, сколько лет эти сестры девствуют ради Бога, изнуряя свои тела постами, бдениями и прочими подвигами, чтобы предстать пред Богом чистыми и неоскверненными, а сейчас из-за меня несчастные будут осквернены этим нечестивым правителем и погубят свой подвиг. Да не будет так, чтобы я решился на такое нечестие и предал столько чистых душ на погибель!» Я стал просить Бога просветить меня и указать способ, с помощью которого можно бы было избавить их от такого осквернения. И Человеколюбивый Бог вложил мне добрый помысел: я пошел к блудницам, над которыми надзирал, отдал им многое из того имущества, что у меня было, долго убеждал их надеть монашеские одежды, а затем привел в тот монастырь. Сестры в это время спрятались в другом месте. И так каждый день я посылал жалкому тому правителю тех блудниц, которые были у меня, пока он не переспал с семьюдесятью. Позже развратный тот правитель покинул город, а я привел сестер в монастырь и хотел вывести оттуда блудниц, но те не хотели выходить оттуда, говоря: «Поскольку Бог сподобил и нас надеть эту святую монашескую схиму, да не будет того, чтобы мы снова вернулись к прежней нечистоте». Так те блудницы и остались в монастыре проводить жизнь, угодную Богу, в истинном и совершенном покаянии.

Услышав такой рассказ, я еще больше прославил Бога, и сказал Сергию: «Познал я сейчас, брат, что ты не только равен мне, но выше меня, а потому, прошу тебя, благослови меня в путь». Сергий отвечал: «О чем ты говоришь? Чтобы я благословил тебя уйти? Поскольку ты сказал, что мы будем в Царствии Небесном вместе, то я уже более не разлучусь с тобой на этой земле, но пойду с тобой, во имя Господа моего Иисуса Христа». Попросив меня подождать его один день, он раздал оставшееся имущество нищим и последовал за мной. Прожив со мной три года, он жестоко утеснял себя, работая Господу с великой ревностью, а четыре дня назад скончался о Господе. Думаю я, чадо Эльпидие, что ты пришел сюда по устроению Божию, чтобы я рассказал тебе это. А сейчас ступай в свою келью, а через три дня, прошу тебя, приходи сюда снова, потому что я должен тебе кое-что сказать. Вернувшись к себе в келью, я через три дня вернулся, и обнаружил, что авва Пирр скончался. Как мне было велено, я похоронил его рядом с аввой Сергием, и ушел, прославляя и благословляя Бога, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Дивное слово философа Феодора Продрома о том, как честные вериги святого первоверховного апостола Петра были перенесены в Константинополь из древнего Рима

Велик апостол Петр, да и кем иным может быть верховная глава и оплот всех учеников Христовых? Поистине велик апостол Петр, и трудно по достоинству восхвалить его человеческим языком. Так и я, недостойный и нечистый, никогда бы не смог дерзнуть составить слово похвалы апостолу Петру и его чудесам, если бы он сам не воодушевил меня, явившись в видении. Я был весьма напуган, и колебался, будучи не в силах дерзнуть совершить такой подвиг. Поскольку же от видения того я как бы получил силу, потому ныне и дерзаю рассказать вам о веригах апостола, и о том, как они были перенесены из Ветхого Рима в Новый, то есть в сей царствующий град. Как говорит Григорий Богослов, хорошо немного выказать свой отказ от составления слова по причине немощи, но потом снова с готовностью прибегнуть к апостолу, позвавшему меня силой Призвавшего.

Итак, кем был по рождению, судьбе и ремеслу сей великий и первоверховный апостол Петр? Он был иудеем, бедным рыбаком, которого призвал стать Своим учеником Иисус Христос. И он тотчас же оставил все и последовал за призвавшим его Иисусом, став, как я полагаю, примером и образцом совершенного отречения от мира для тех, кто переходит от соленого и горького моря грехов и сетей диавольских к сладости и простоте Святого Евангелия. Излишне рассказывать какую ревность и какую горячую любовь к учению Христову имел апостол Петр, и какими дарованиями обладал, благодаря чему и был предпочтен прочим апостолам. Вместо прежнего своего имени Кифа, он был назван Петром, сподобившись услышать от Господа, что он является непоколебимым камнем Церкви, и что ему доверены ключи Царства Небесного и духовное попечение о словесных овцах Христовых.

Кто из христиан, читавших Божественное Евангелие и Деяния святых апостолов, не знает о Петре, о том, как некогда вместе со своим Учителем ступал он по волнам моря, как громогласно исповедал Христа Сыном Божиим, как платил дидрахму вместе со Христом, как восходил вместе с Иаковом и Иоанном на гору Фавор и видел свет Преображения Божия, как не соглашался на умывание ног пречистыми руками Своего Учителя, как он сражался за преданного Христа и руками, и мечом, как его окликали по имени на горе Галилейской, и как он бежал вместе с апостолом Иоанном посмотреть на воскресение Господа, и как прежде Иоанна вошел в гробницу. О, сколько можно было бы рассказать об апостоле Петре, но я по собственной воле обхожу эти события по причине краткости. Упомяну лишь о хиротонии, которую совершил апостол Петр над Матфием, двенадцатым апостолом, избранным вместо предателя Иуды, но не могу не вспомнить и о страшном суде над Ананием и Сапфирой, и о Симоне Волхве, который давал ему за хиротонию серебро и которого апостол прогнал и проклял, не могу не сказать и о поучениях, преподаваемых Петром, и о его долгих путешествиях, которые апостол предпринимал ради проповеди, о том, как он исцелял различных больных, для чего иногда достаточно было только тени апостола, о хромом нищем, который исцелился от одного слова Петра и ходил на прямых ногах, об Энее расслабленном из Лиды, которого апостол исцелил от болезни, и о Тавифе из Иопии, которая воскресла по одному слову Петра. Я умалчиваю о прочих чудесах, о которых повествует божественный Климент, ученик и преемник Петра, потому что, если я захочу перечислить все подвиги святого и поведать о них в точности, то мне не хватит не только дня, но и целого века.

Итак, если вам покажется это справедливым, в настоящее время мы все это оставим и расскажем об этом в другом слове. Мы умолчим так же о хождениях первоверховного в Рим, о его поучениях и чудесах, о собеседованиях с Симоном Волхвом и о кресте, на котором он был распят вниз головой, и о его смерти, и перейдем к предмету слова, то есть поговорим, насколько это возможно, о веригах Петра или, лучше сказать, мысленно представим себе апостола, закованного в цепи и заключенного в темницу, мысленно увидим, как он освобождается от вериг, Ангелом Божиим изводится из темницы и ступает свободными ногами. Можно сказать, что мы перенесем эти честные вериги Петра из ветхого Рима в новый, царствующий.

Если после спасительных для мира страданий и смерти Спасителя нашего Иисуса Христа, «нашего ради спасения», мертвое тело Его испросил у Пилата благообразный Иосиф, благоговейно снявший Его со Креста, который помазал Его миром, завернул в чистый саван и положил во гроб, то тело первоверховного апостола, после его смерти на кресте головою вниз, у правителя Нерона для погребения никто не спрашивал. Несколько благочестивых христиан, увидев, что тело оставлено без присмотра, тайно взяли его и, положив в плетеный короб, похоронили, из-за боязни, как я думаю, дышавших желанием убийства бесчеловечных идолопоклонников. Христиане опасались, что они могут бросить останки апостола либо в огонь, либо в море, и верующие христиане лишились бы тогда великого сокровища. До времени земля в своих недрах укрывала мощи апостола сокрытыми, поскольку тот, которого Учитель назвал Петром, был камнем, на котором Он построил Свою Церковь. Следовательно, согласно правилам строительства, основание постройке полагают в земле, и апостолу, как основанию, должно было сначала лечь в землю. Но однажды возникла необходимость, чтобы этот медоточивый источник потек из земли, и на поверхность ее вышла манна, подобная той древней манне, которая сходила с неба в пустыню во времена Моисея. Рим был почтен апостолом Петром намного более Палестины, потому что эта земля не источала мед, как Палестина, но исторгала манну из сокровенных своих глубин. И вот снова появляется на земле прежде сокрытое, и посредством землетрясения изводит из земли мощи апостола, когда немного успокоилась брань идолопоклонников. И снова засиял миру первопроповедник Евангелия, и совосстал Христу, с Которым был соединен смертью (см. Рим 6: 4-10).

Так как Учитель уподобил его пшенице, как видно из Святого Евангелия, когда Христос говорит: «се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу» (Лк. 22: 31), то апостол и приемлет свойства пшеницы; так же как зерно, которое, упав в землю и будучи сокрыто в земле, умирает, и таким образом приносит плод в тысячу и много тысяч крат. Подражая Учителю Своему, из страха перед Иродом и идолопоклонниками, он ищет убежища в земле, как бы в некоем Египте, а после гибели гонителей снова идет на горы Галилейские. Как Учитель его из страха перед Иродом ушел в Египет, а после его смерти снова вернулся в Назарет Галилейский, так и апостол из страха перед идолопоклонниками сокрылся в подземных частях земли, а после гибели гонителей снова вернулся на землю. Но перейдем к нашей теме. Когда прекратились гонения и воцарился Константин Великий, верующие вынули из гроба мощи первоверховного апостола и построили во имя его великолепный храм, в верхней части которого возвели сводчатую кафедру, наподобие некоего алтаря, куда нельзя было входить, а внутри поставили трон, на котором и поместили святые мощи, показывая, как я думаю, с помощью трона и кафедры следующее. Во-первых, что сидящий на троне жив во Христе, хотя по законам человеческого естества умер, а во-вторых, что именно он, на будущем всемирном Суде, будет восседать на первом из двенадцати апостольских тронов и судить двенадцать колен Израилевых. Галилеянам, которые во время Вознесения дивились плотскому восхождению на Небеса Владыки Христа, небесные Ангельские силы говорили: «Мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо» (Деян.1:11), как Иисус восходит? Что вы дивитесь новому и чудному восхождению, видя тело невесомое, поднимающееся ввысь? С этим телом, которое ныне восходит, Он снова придет судить весь мир». А предстоящим римлянам, которые удивлялись, что на троне находятся мощи апостола, как мне кажется, римские архиереи говорили: «Мужи римляне, что вы стоите, дивясь сей апостольской кафедре? В этом же образе, восседая на троне не сооруженном, не созданном рукою человека, апостол будет судить народ Иудейский».

Кафедра, приявшая мощи апостола, и престол, на котором, подобно живому, восседали святые мощи в подтверждение слова Господа: «верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин. 11: 25), не были ограждены льняными или другими завесами, подобно тому как оградил Веселеил святилище древней скинии, но были надежно закрыты двойными дверями. И если остальная часть храма была открыта для всех, то это святилище открывали только три раза в год для поклонения святым мощам. Все римляне почитали мощи апостола, любовь к ним усилилась из-за редкой возможности их лицезрения, а также из-за того, что святые мощи были украшены всевозможными драгоценностями. Поэтому хранить святые мощи решили за двойными дверями, под замками, чтобы оградить их от воров, святотатцев и расхитителей могил. Ибо подошвы обуви святого были из чистого золота, а сверху обувь украшали светлые жемчуга и драгоценные камни. Одежда апостола была расшита золотом и тоже украшена жемчугами. Бедный рыбак после смерти был одет как царь, и тот, кто не знал, где найти дидрахму, чтобы заплатить сборщику налогов, теперь лежал весь в золоте. Апостол при жизни имел власть только над галькой, что рассыпана по берегу моря, а теперь был облачен в одежду, расшитую жемчугом, и поистине был прекрасен тот, кто благовествовал миру мир и блага, согласно слову пророка Исайи: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир» (Ис. 52: 7).

В то время когда мощи апостола, украшенные таким образом, хранились со всевозможными предосторожностями в святилище, божественные вериги апостола обретались вне храма. Они всегда были на виду и им мог поклониться каждый в любое время, и бывали от них различные чудеса тем, кто просил с верою. Премудрость Духа такова, что уловляет софиста злобы, диавола, в его собственные сети и низвергает его в ров, который сам же он и выкопал, и умерщвляется он своим же мечом, подобно тому, как Давид убил Голиафа. Замыслил сатана Крест как смертоносное орудие против Господа нашего Иисуса Христа, но ошибся несчастный, потому что Крест оказался орудием нашего спасения, а для него самого орудием погибели. То же самое он испытал и когда ковал вериги в качестве орудия мучения для апостола Петра. Но не знал жалкий, что сделал орудие чудотворений, от которого произойдут бесчисленные исцеления верующих.

Много чудес сотворил первоверховный с помощью этих вериг, множество дивных чудес произошло от них. Нам же достаточно поведать только о том чуде, которое более других показывает неизреченную их силу. Эти вериги исцеляют не только телесные болезни, но ими прощаются и разрешаются грехи, что уж совсем невероятно.

В то время пришел к тогдашнему Папе, мужу дивному и премудрому в вещах Божественных, некий христианин, который исповедал ему великие и смертные грехи. Со многими слезами он просил у него прощение. Папа с радостью принял исповедание и покаяние и дал ему правило, которое тот должен был совершать. Разрешение же грехов Папа оставил во власти первоверховного. Потому он повелел связать веригами апостола руки, ноги и все тело раскаявшегося, и так он должен был семь раз проползти по храму, а в конце подойти к святилищу, где находились святые мощи, и биться головой о закрытые двери. Если двери откроются сами собой, то это чудо и будет признаком прощения его грехов. Если же не откроются, тогда грешник оставался бы под данной ему епитимией. Христианин сделал, как повелел ему папа и стал биться лбом о двери святилища, призывая на помощь апостола. О скорый на сострадание первоверховный апостол Христов Петре! Ты в тот же час сломал печать, открыл замки, открыл двери и ввел внутрь связанного, избавив его от уз верижных, разрешил от грехов и возвратил его в дом в радости и веселии. Если тебе были доверены Христом ключи от Царствия Небесного, и ты открываешь его, когда хочешь и кому хочешь, что странного в том, что двери теперешнего святилища ты по справедливости затворяешь для недостойных и отверзаешь для тех, кто очистил себя подобающим покаянием? И теперь то, что Папа, движимый Богом, велел делать тому христианину, стало нерушимым законом, для Пап — образом действия, а для тех христиан, кто исповедовался, способом узнать, прощены ли им грехи.

Вот так и вы должны хорошенько внимать умом повествованию, потому что далее я расскажу вам приятнейшую историю. Когда весть об этом чуде распространилась по всем странам, что лежат вокруг Рима, другой христианин, бывший некогда богатым купцом и перевозивший товар морем, а потом ставший последним бедняком, потому что море поглотило весь его товар, ибо таково свойство золота — быстро обогащать и так же быстро делать нищим. Итак, тот христианин, о котором я сказал, неоднократно попадавший в бурю на море и едва спасшийся, испытал другую бурю — помышлений, по причине забот о хлебе насущном. Он нигде не мог заработать на хлеб, — ни себе, ни тем более своей семье. Он придумывал разные способы заработка, но у него ничего не получалось. В конце концов, он вспомнил о веригах апостола и о том чуде, которое произошло. Мысленно он представил мощи первоверховного апостола, те драгоценные одежды, которые были на нем, золотые подошвы обуви и отделку жемчугом верха. Мысленно обращаясь к апостолу и проливая слезы в молитве, он беззвучно беседовал с ним, прося скорее движением сердца, чем звуком губ:

— Ты, о человече Божий, когда жил в этом мире, выбрал бедность по собственному произволению и, по заповеди своего Учителя, не имел не только золота и серебра, но и меди. По этой причине ты отверг серебро Симона волхва и проклял его вместе с самим Симоном, который тебе его принес. И часто в поучениях своих ты осуждал золото и вместе с Учителем Твоим ублажал нищих, убеждая всех: Удобнее «верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Мк.10: 25). И если кто-то из верующих предлагал тебе золото или серебро, ты раздавал его нищим, вдовам и сиротам, для себя самого навсегда выбрав бедность, нищету, бич и розги, и все то, что ты испытал ради любви ко Иисусу Христу. Так все и было, пока ты был жив, а сейчас, когда ты мертв, то носишь обувь златую и одежды, которые сияют от многоценных камней и жемчугов. Я же, который вчера и позавчера казался богаче других людей, ныне много страдаю от нищеты и голода. Приходя к богатым, я ищу утешения в своей бедности, но не нашлось ни одного, который бы посмотрел на меня с участием и услышал бы мою просьбу. Все отворачиваются от меня. Я отчаялся получить помощь от людей, и поэтому пришел к священным твоим стопам и, как некогда божественный Моисей, говорю тебе: «Сними обувь твою с ног твоих» и дай мне, чтобы облекся я в одежду спасения» (Исх. 3: 5). Ты знаешь очень хорошо, божественный апостол, беды тех, кто терпит кораблекрушения. Так и я перевозил товары морем, и часто попадал в бури, и дважды подвергался опасности утонуть. Однажды, когда ты был вместе со своим Учителем Иисусом Христом, Который спал в лодке твоей, ты вместе с другими учениками испугался смерти, поэтому подбежал и разбудил Иисуса, чтобы Он спас вас. А в другой раз, когда ты бросился в море встретить своего Учителя, то чуть не утонул, если бы Иисус не опередил тебя и не подал руку помощи, избавив от смерти. Я же прошу у тебя сапожок не туне, а взаймы. Если ты мне отдашь его, то я куплю товары и ныне, уверен, удачно доплыву. И так я избавлюсь от бури нищеты, а ты получишь долг свой с процентами, потому что, с помощью Божией, вернувшись из поездки, я сделаю для тебя великолепную и намного более драгоценную обувь, твоя же нога, которая будет без обуви некоторое время, ни замерзнет, не попадет в нее шип, не запнется она о камень и не испачкается грязью. Место сие, в котором ты обретаешься, сверху имеет крышу, а снизу пол, покрытый блестящими плитками, тем более, что ты давно уже завершил земной путь и ничто не может заставить тебя отправиться в дорогу.

Так говорил тот несчастный купец, а поскольку нужда заставляет такового быть более изобретательным, чем любого другого, купец нашел способ, как войти в святилище. «Если тебе угодно, о первоапостоле, я притворюсь, что смертно согрешил и пойду к Папе ложно исповедоваться в смертном грехе. Он, как я хорошо знаю, предпишет мне, согласно обычаю, обвязаться твоими веригами и обойти храм семь раз, а затем стучаться головой о двери твоего святилища. А дальше все уже будет зависеть от твоего человеколюбия и сострадания — может быть, ты откроешь мне дверь, впустишь меня и согласишься на похищение священного твоего сапожка». Так, со слезами рассказывая апостолу о своих планах и горестях, купец уснул. Во сне ему явился апостол и одобрил его план. Купец пошел исповедовать притворный грех, получил епитимию, связал себя веригами, обошел семь раз вокруг храма и начал стучаться лбом в двери святилища. А что же было после этого? «Кто изречет могущество» апостола, «возвестит все хвалы» его? (ср. Пс. 105: 2). Двери святилища открылись сами по себе, и сам апостол позволил совершить кражу. Потому что как только открылись двери, вор был как бы приглашен самим божественным Петром войти внутрь (поистине, братья, у меня встают дыбом волосы при этом страшном повествовании). Тогда, говорю, апостол слегка протянул ногу и по собственной воле отдал купцу свой сапожок. Купец, с обувью под мышкой, вышел из святилища исполненный радости и благодарности к своему благодетелю.

Знаю, что вы, читатели, удивляетесь странному этому чуду, да я бы и сам удивился крепости и силе вериг апостола, которые совершают такие чудеса, если бы не знал до этого, что одной тенью апостола Петра воскресали мертвецы. А то, что посредством вериг, которые соприкасались с телом Петра и освятились, совершаются такие чудеса, это не так уж и странно. То, что чудеса совершались от тени, следовавшей за Петром, вот это было более странно. Но если то чудо совершилось, и в него уверовали, то несомненно благоразумные уверуют и в это чудо, и всегда будут почитать его.

Итак, как я уже сказал, радуясь и благодаря апостола купец вышел из святилища вместе с сапожком, а сила, прежде открывшая двери, теперь снова их закрыла. Ни римляне, ни даже сам Папа не узнали о краже, пока не пришел день, когда по обычаю отверзают святилище с мощами апостола для поклонения народа. Войдя внутрь, Папа увидел, что на одной ноге у апостола нет обуви. Он удивился и сильно опечалился из-за этого святотатства, ибо не мог понять как оно совершилось — двери были закрыты, а печати оказались не взломаны. Размыслив, что все произошло не без воли Божией, потому что без воли апостола никто бы не посмел такое, Папа повелел сшить другой такой же сапожок для ноги апостола.

А купец, выручив много денег от продажи обуви апостола, закупил много товара, продал его и стал необычайно богат, но вместо того, чтобы поспешить как можно скорее отдать заимодавцу долг и поблагодарить своего благодетеля, согласно обещанию (не знаю, может быть, развратилась его душа от большого богатства и ему стало жалко денег, или он услышал, что папа велел сшить другой сапожок), купец подумал, что излишне будет шить третий сапог, рассудив, что три сапога апостолу, у которого только две ноги, не нужны. Поэтому он не стал воздавать благодарностью за благодеяние, поленившись, так сказать, оплатить свой долг. Но апостол Божий Петр не долго позволил ему пребывать в этом небрежении и лени. Он явился к нему ночью и напомнил о долге, прося обещанного. После этого купец изготовил великолепный сапожок и отправился в Рим. После того, как он снова исповедался папе, его снова связали веригами, и он снова стучался в двери, которые вновь открылись. Купец вошел и тут случилось чудо. Апостол снова вытянул ногу, и купец, сняв изготовленный по повелению папы сапог, надел ему свой, новый. Сапог же папы он со страхом положил между ногами апостола, которые сами по себе были как живые, одна чуть приподнялась над другой, освободив место для третьего сапожка. Исполнив свое обещание, купец вышел в радости и веселии.

Украшенные мощи апостола пребывали так долгое время, а затем, неизвестно, почему так устроил Бог – «ибо кто познал ум Господень? или кто был советником Ему?» (Рим. 11: 34), — целостность мощей нарушилась, и все отделилось: голова, хребет, предплечья, бедра, лопатки, пальцы — возможно для того, чтобы наказать народ Римский за его беззаконие, потому что они убрали из святилища трон, отменили прежние меры предосторожности, сняли украшения и сапожки апостола, а мощи его положили в ковчег и поставили при дворе храма.

Прошло много лет, и некий житель Константинополя высокого звания, богобоязненный, лучший архонт синклита, придя по какой-то необходимости в Рим, сподобился поклониться мощам апостола, и из любви к родине и Богу замыслил совершить дело дерзкое и опасное. Он захотел похитить мощи и перевезти их в Константинополь. Возможно, у него и получилось бы задуманное, если бы он поступил как тот купец, сначала сообщив апостолу о своем намерении и испросив у него разрешения. Но этот архонт приступил к делу с бесстыдством. Похитив мощи, он положил их в чистый новый мешок, и отправился на муле в Константинополь. Что же сделал божественный Петр на этот раз? Уж не знаю, потому ли, что не хотел, чтобы его мощи были в Константинополе, поскольку похищение прошло без его разрешения, потому ли, что хотел навсегда остаться стражем и спасителем Рима, но ночью он явился во сне Папе Римскому и рассказал обо всем: сообщил о краже мощей, назвал имя похитителя и сказал, что он направляется в Константинополь. Весьма смутившись от этого сна, Папа тотчас же собрал множество конников и воинов и отправил их в погоню за вором. Вскоре они догнали вора и вернули мощи апостола в Рим. Архонта с позором бичевали и связанным привели к Папе. Узнав, что архонт знатного рода, имеет высокую должность, а мощи похитил из любви к Богу и апостолу, Папа повелел его развязать и стал говорить с ним кротко, как духовный отец, направляя свои усилия к миру. Мощи апостола надежно положили под Святой Престол, а архонту вместо мощей Папа даровал честные вериги апостола Петра для того, чтобы, с одной стороны, подарком уменьшить сильную печаль архонта из-за причиненного ему бесчестья, а с другой стороны, утешить в любви, которую архонт имел к апостолу. Вот таким образом и были перенесены к нам честные вериги — душ некрадомое сокровище, источник неистощимый исцелений, река чудес приснотекущая и дар благочестивым — лучший и драгоценнейший всякого другого дара. Для города Константинополя вериги являются путами, удерживающими и укрепляющими, которые со всех сторон сжимают и охраняют его, для иноплеменных — цепью для удушения, которая угнетает и покоряет их, а для наших душ — цепью, возводящей на Небо, которая соединяет нас с божественным Петром и со Спасителем Христом.

О первоверховный апостол Петр, ты, который был открыт Самим Безначальным Отцом и проповедовал Единородного Сына, ты, который все, что разрешал и связывал на земле, разрешаешь и связываешь на Небе, ты — основание Церкви, ключарь Царствия Небесного, которому доверен рай, но не для того, чтобы охранять двери его, как Херувиму, и препятствовать тем, кто хочет войти, но для того, чтобы открывать и облегчать вход желающим, ты, который есть изумление Небесных, похвала земных, страх преисподних, великий Петр, тебя просим мы, посети нас свыше кротким взглядом и укрепи Церковь, сотрясаемую кознями диавольскими, Церковь, которую Твой Учитель искупил Своею Кровию и построил на тебе — неподвижном камне. И град сей сохрани и удержи всеобъемлющими веригами мира, благочестивым царям нашим буди споборник и помощник, став для них камнем твердым и пригодным ко отгнанию врагов; иноплеменным будь камнем соблазна и претыкания. Молим тебя, тому благочестивому христианину, который подвиг меня на написание сего слова, щедро воздай за пламенную любовь, которую имеет к тебе, а меня с благосклонностью прими за то, что я, по немощи языка моего, а не от хладности мысли не восхвалил по достоинству преестественные твои величия, но скуден был в том, что подобает тебе. И здесь, в нынешней жизни, молим тебя, исправь грехи мира, исцели немощных телом, а в другой жизни положи груз твоих ходатайств на правую чашу весов, умилостивляя для нас Судию и Бога нашего, Которому подобает слава во веки. Аминь.

Мученичество святого мученика Георгия, пострадавшего в Новом Ефесе в 1801 году

Благословен Бог! Сколько бы враги не восставали с яростью на христианство, столько же Восток ясно проповедует и возвеличивает подвигами Истинного Бога, Спасителя мира и Судию всех, Господа нашего Иисуса Христа. Наряду с тем, что вы, братия мои христиане, прочли в прежде изданном мартирологе, мы добавляем здесь, в Новом Эклогионе, повести и об этих новых подвижниках Христовых, чтобы ваша любовь не была лишена пользы от чтения их житий.

Итак, сообщаем вам, что в 1801 году, в Новом Ефесе, обыкновенно называемом Кусантаси, пострадал за Христа новомученик Георгий. Пострадал же он следующим образом. Был Георгий уроженцем этого города, а отца его звали Николай Ланхус. Было Георгию сорок два года, у него была законная жена и дети. Однако жил он во грехе, распутстве и пьянстве. В июле 1798 года без принуждения или побуждения извне, но от помрачения пьянства он приехал на Крит и в присутствии многих отрекся (о горе!) от веры во Христа. Но прежде чем пройти обряд обрезания, он протрезвел и, сильно опечалившись, выбрал время и переправился на лежащий напротив остров Самос. В те дни на Крите, по разрешению султана, строилась христианская церковь. Противники христианской веры решили из зависти ее разрушить. Они убедили всех, что христиане убили Георгия за то, что тот отрекся от веры, а тело спрятали под фундаментом церкви. По этой причине вокруг церкви собралось великое множество иноплеменных, которые хотели разрушить фундамент и извлечь тело. Увидев в какое возбуждение пришла толпа, и что могут быть убиты церковные сторожа и другие христиане, а церковь разрушена, христиане послали своих старейшин к судье и в присутствии местных властей заверили всех, что человек тот находится на Самосе, и предложили послать туда людей, чтобы самим убедиться. Так и сделали. Были посланы люди, которые нашли Георгия и бросили закованным в железо в темницу. Наконец, через три дня он прошел обряд обрезания и его определили служкой в мечеть. Но если Георгий изменил веру, то пьянству изменить не смог, и настолько предался ему, что чуть не обратил мечеть в таверну.

Прослужил он в мечети десять месяцев, а потом ушел оттуда и жил то на Самосе, а то на Патмосе в покаянии и исповедании своего беззакония. Первого марта 1801 года он вернулся на родину, но не распутником и пьяницей, а воздержным и грустным, в сильном сокрушении и со многими слезами. Он часто просил прощения у всех знакомых и друзей и, казалось, только и готовился, чтобы совершить великий подвиг. Причем подготавливался к нему с большим умом. Прежде чем открыто заявить о своем намерении, он позаботился переправить детей в безопасное место, а за три дня до события пошел туда, где был повешен на тутовом дереве мученик Полидор и внимательно смотрел на это дерево. Прежде своего отречения Георгий имел друга-христианина, своего соотечественника, который потом стал избегать его. В тот день, когда Георгий собрался предстать перед иноверными, они встретились в кофейне, и тот христианин, увидев, что ноги Георгия опухли и изранены, со сдавленным сердцем спросил, что у него с ногами. Тот отвечал, что это от болезни. «Что это за болезнь, если она только на ногах, а на остальном теле ничего нет?», — спросил христианин. Тогда Георгий рассказал ему правду, что, находясь на Самосе, пришел к тамошнему правителю и исповедал себя христианином, тот же приказал его растянуть и дать тысячу ударов по ногам, после чего бросил в темницу. Потом пришли старосты общин Самоса и с помощью денег убедили правителя вывести его из темницы и прогнать. Так что до того, как этот мужественный предстал в Ефесе, он имел на теле уже достаточно знаков мученичества. Притупив каким-то образом боль от невыносимого избиения, вернувшись на родину, чтобы войти в совершенный подвиг, Георгий решил принять желанный конец за Христа своего Спасителя.

Итак, чтобы дать повод, Георгий попытался подраться с владельцем кофейни, положив, таким образом, доброе начало. Но увидев, что у него не получается задуманное, он отказался от такого долгого способа и третьего апреля, в среду, в три часа дня, пришел и предстал перед судьей. Судья спросил его:

— Чего ты хочешь?

— У меня была заложена отличная вещь, но вы взяли ее у меня и взамен дали другую. Вот, я возвращаю ее вам, а мне дайте мою.

С этими словами он снял с себя шапку и бросил ее на землю.

— Кто ты, — спросил его судья, — и что у тебя за дело?

— Я был христианином и отрекся от моей веры, а сейчас пришел сюда, чтобы перед вами исповедать, что я был и есть, благодатью Божией, христианин.

Тогда судья спросил, как он отрекся от своей веры, и тот ответил, что по своей воле и без всякого принуждения.

— Может ты пьян или сумасшедший?

— Нет, не сумасшедший, я в здравом уме и трезв, но поскольку я познал и убедился, что вера моя свята и непорочна, я и вернулся в святую эту мою веру. Я хочу быть христианином, и говорю это, и заявляю: я был христианином и им остаюсь. Зовут меня Георгий.

Разгневавшись на такое дерзновение, судья приказал тотчас же отвести его связанным в темницу. Тогда мученик обратился к тому, кто должен был вести его в темницу:

— Человек, зачем ты собираешься меня связать, разве я вор или убийца? Я пришел сюда по своей воле, чтобы исповедать веру мою святую, и то, что я христианин.

Но его все равно отвели в темницу и надели на шею большую цепь, а ноги забили в колодки. Каким только мучениям не подвергали его в ту ночь. В четверг же вечером его вывели на суд и убеждали исповедать мусульманскую веру, обещая, что тогда дадут много денег, а потом начали угрожать. Мученик же только и повторял: «Я христианин и христианином хочу умереть». Тогда эти бесчеловечные, видя его непреклонность, от ярости сжали ему яички и разорвали их.

В пятницу все снова собрались на суд и приказали привести мученика. Его привели как осужденного, со связанными за спиной руками. Судья начал говорить ему с кротостью, уговаривая как отец:

— Ну, давай, чадо, покайся, а потом пойдешь куда хочешь и будешь кем хочешь. Хочешь, будешь турком, а хочешь — ромеем.

Мученик же отвечал:

— Я христианин и хочу быть в своей вере.

Тогда один из них сказал:

— Он не виноват, а виноваты их священники, которые учат, что там, где они отреклись от своей веры, там и должны исповедать ее снова.

— Давайте не будем его вешать, а обезглавим его мечом.

Потом обратился к мученику:

— Что больше, девяносто или сто?

— То, что ты меня спрашиваешь, знают и младенцы.

А муфтий спросил его для того, чтобы узнать, в здравом ли он уме, потому что если бы оказалось, что он сумасшедший, то они бы прогнали его. Наконец, поняв его непреклонность, судья произнес приговор: обезглавить через усечение мечом. Мученика схватили палачи и привели на место казни. Они поставили Георгия на колени, и один из палачей взмахнул мечом, чтобы испугать его. В это время подошел турок Осман, который, показывая, что как будто жалеет его, сказал:

— Люди, подождите, что вы хотите делать?

Затем он обратился к мученику:

— Человек, пощади свою жизнь. Скажи только, что согрешил, и освободишься, пойдешь отсюда и будешь жить как хочешь.

— Я христианин Георгий и не нуждаюсь в твоих разъяснениях.

После этого палач спросил его:

— Раскаиваешься?

— Я христианин.

— Склони голову.

Мученик с радостным лицом склонился, и палач отрубил святую его голову в пятницу пятого апреля, в третий час дня. Блаженная же его душа отошла к Желанному Христу и прияла неувядаемый венец. Святые же его мощи осияла Божественная благодать, потому в ночь с пятницы на субботу, на рассвете, многие, не только христиане, но и агаряне, видели, что мощи мученика светились, испуская дивный свет, как светится зеркало, когда в нем отражается солнце. Свет тот исходил от крови мученика, пока она еще была на этом пологом и вымощенном камнями месте. С наступлением субботы о чуде узнал весь народ, и судья приказал поместить святые мощи в гробницу святого великомученика Полидора. Пока мощи несли к гробнице, некоторые из христиан оторвали несколько волосков с головы мученика, другие взяли окровавленную его одежду. Позже они сообщили, что от одежды исцеляются те, кто испытывает сильный жар. Один из иноплеменных взял себе частицу одежды для брата, который лежал в горячке.

Это мученичество послужило к неисцельному стыду супротивных, а для благочестивых стало духовной радостью и весельем неизреченным во славу Господа нашего Иисуса Христа со Отцем и Святым Духом, во веки веков. Аминь.

Житие преподобного и богоносного отца нашего Феоны, архиепископа Солунского и ктитора монастыря святой Анастасии Узорешительницы

«Тесной шествовав в житии, отче, стезей, ныне ликовствуеши на Небеси. Дух Феоны отсюда послан в славный Град».

Ни письменные документы, ни предания не донесли до нас, где сей преподобный и богоносный отец наш Феона, честной обители святой Анастасии ктитор, наставник и учитель Солуни и всей Фессалии, святейший пастыреначальник, слава подвижников, архиереев украшение и всех христиан превосходная похвала имел земную родину, от каких родителей произошел и как стал епископом Солуни. Может быть, это произошло потому, что из совершенной ненависти ко всему земному святой не открыл никому ни названия своего отечества, ни имен родителей (как это делали и многие другие святые), и считал родиной своей Небесный Иерусалим, как новое отечество, предопределенное для него, родителями — Господа нашего Иисуса Христа и Госпожу Богородицу, а братьями и сродниками — всех от века святых, либо потому, что всепожирающее время стерло все воспоминания и рассказы о жизни святого. Мы знаем о нем лишь то, о чем упоминается в житии преподобномученика Иакова Нового, на Святой Горе Афон подвизавшегося, где ныне скит Честного Иоанна Предтечи. В этом житии говорится, что святой отец Феона, украшенный священным саном, жил сначала в монастыре Пантократор. Любя безмолвную жизнь больше, чем общежительную, он привык брать просфоры, немного еды и уходить к святому Иакову, известному среди отцов Святой Горы за таинственные откровения и Небесные дары, которые удостоился приять от Бога. Феофан часто посещал Иакова и научался от него высокой науке монашеского жития, а после многократных просьб, наконец, стал его учеником, поступив в его братство. Он радовался тому, что сподобился слышать о божественных видениях старца, и что его учитель и старец такой Небесный человек. Движимый божественным откровением, Иаков вышел в мир и поселился в Навпакте, в обители Честного Предтечи, рядом с селением Тревестика. Его сопровождал святой Феона, который собственными очами узрел Божественный свет, который странным образом появлялся над монастырем Предтечи три вечера подряд перед тем, как туда пришел божественный Иаков. Для своего верного и близкого ученика, святого Феоны, Иаков получил от епископа Арты Акакия письменное разрешение исповедовать приходящих в Арту христиан. Позже, когда святой Иаков уже был осужден на мучение по приказу бея, другие ученики смалодушествовали и вернулись обратно в монастырь Предтечи, а святой Феона ничего не испугался, но, сжигаемый любовью, сопровождал возлюбленного своего учителя, сострадая ему и стараясь облегчить муки, которым тот подвергался. Однажды, с другим учеником старца по имени Маркиан, они спросил святого Иакова, находившегося в темнице с Дионисием и диаконом Иаковом, его учеником: «Скажи нам, отче, что будет после твоей кончины с нашей обителью и с братьями?» И преподобный загадочно отвечал им: «Когда благоволит Бог избавить нас из рук султана, тогда пойдем сначала к Патриарху, затем в Великую Валахию, а когда придем туда, уже не будем бояться искушений. После этого придем мы, с севера, и вы, с юга, соберемся близ Солуни и помощью Божией обретется вам монастырь для жительства, и станем неразлучны и в нынешнем веке, и в будущем».

Эта загадка, братия моя, было пророчеством святого о том, что будет впоследствии. А объяснение ее таково: «Патриарх — Господь наш Иисус Христос, Великая Валахия — рай, где находятся души праведных. То, что придут они с севера, а другие с юга, означает, что после мученической кончины святого Иакова с учениками его Иаковом и Дионисем другие ученики Иакова (которые ушли из Превестики, как мы сказали, и находились на Горе Афон в обители Симонопетра), и особенно отец наш Феона, услышав от некоего священника Николая из Арты, что мощи святых погребены близ Адрианополя, послали раскопать их могилы, вынули мощи и ушли со Святой Горы. Не доходя Солуни, то есть здесь, в этом месте, они нашли обитель Честной Анастасии, которая была в то время небольшим древним разрушенным монастырем. Они восстановили его от основания, построили достаточное количество келий для братии, и благодатью Христовой в монастыре собралось до ста пятидесяти иноков, которые проводили жизнь общежительную. Над строениями и всеми братиями игуменом и предстоятелем был святой Феона. А загадка указывала, что ученики святого придут из Навпакта и Святой Горы, а мощи святых из Адрианополя. Так они соберутся в этом монастыре и пребудут неразлучно — и живые, и мертвые. В этой жизни телами, а в другой — душами. Так и случилось.

Сего преподобного Феону божественный Иаков оставил преемником и предстоятелем над прочими своими учениками, что явствует из письма, которое он в конце жизни послал им. В нем преподобный пишет: «Подчиняйтесь отцу Феоне как мне самому, и исповедуйте ему свои помыслы».

Этих слов вполне достаточно, чтобы показать нам, что в добродетели святой Феона был равен своему учителю, и потому ни кого-то другого, а именно его оставил Иаков начальником и игуменом пастве, велев им почитать его, как самого себя. Имея игуменом Феону, они должны были думать, что это Иаков, как бы его образ и отображение. В житии святого Иакова говорится, что некий иеромонах Варлаам, подвизаясь со своими учениками в монастыре, однажды преслушался игумена, которым был, по всей видимости, святой Феона, за что подвергся беснованию. Бес сильно терзал его, нападая до тридцати раз за день, причем несчастный катался по земле, испуская пену. Увидев это, братья связали его по рукам и ногам и стали ожидать прихода игумена из Солуни. Как только святой Феона узнал о случившемся, он отслужил молебен с водосвятием перед мощами святого Иакова и, напоив святой водой больного, благодатью Божией и предстательством своего учителя исцелил его. Жил же святой Феона в тысячу пятьсот двадцать пятом году от Рождества Христова.

Когда он хорошо утвердил этот общежительный монастырь согласно монашескому уставу Василия Великого, упорядочил жизнь братии и построил аскитирий, он на некоторое время удалялся из обители и безмолвствовал там, молясь Единому Богу, затем снова вернулся к ученикам, многократно утешая их божественным своим учением и укрепляя их в подвигах монашеского жительства. Святой Феона исполнил обе великие заповеди: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим… возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 37). И аскитирий, который он построил, и где беседовал с Богом и распалялся Его любовью, есть доказательство того, что он любил Бога всей душой, всем сердцем и всем помышлением своим. Монастырь же сей, который он построил и благодаря которому спас бесчисленное количество душ, есть живое доказательство, что он возлюбил ближнего. Исполнив эти две заповеди, на которых утверждается весь закон и пророки, он достиг меры совершенства. Кто может поведать о подвигах, которые подъял блаженный, когда стал епископом Солунским и всей Фессалии? Он прилагал пост к посту, бдение к бдению, «для всех… сделался всем» (1 Кор. 9: 22), по апостолу, чтобы, как истинный пастырь и архипастыря Христа истиннейший ученик, спасти всех вверенных ему христиан и соблюсти стадо свое от нападений чувственных и мысленных волков. Да и что говорить, зачем я оставляю высокое, доказывая святость преподобного отца нашего деятельнейшим аргументом? Если бы у нас, братия христиане, предположим, не было бы другого доказательства или свидетельства, что Феона свят, то было бы достаточно той славы, которой удостоил его Сам Бог, по смерти сохранивший мощи его совершенно нетленными, вопреки законам природы, ибо они светлые, желтоватого цвета, испускают дивное благоухание и совершают чудеса тем, кто обращается к нему с верой. Феона поистине свят, угодил Богу и жил ангельской жизнью. Нет иного способа обрести святые мощи, если ты не очистился от страстей душевных и телесных, если не стал обителью Духа Святаго, и если божественная благодать не соединится с сердцем твоим, с мозгом, костями и суставами. Подобно тому, как по плоду познается древо, так и по святости мощей Феоны познаем, что он равен древним святым и жил жизнью святой и вышечеловеческой. Эта честь и похвала, которые доставил ему Бог, заслуживает всех прочих похвал, которые высказали бы самые удивительные риторы в мире.

Сии священные и честные мощи пребывают и ныне целыми и нетленными в монастыре святой Анастасии, испуская благоухание неизреченное, изливая чудеса и подавая исцеления с верою к ним прибегающим. Память его честные отцы сей обители совершают в четвертое воскресенье поста, творя бдение и торжественное богослужение, на которое сходятся из окрестных селений христиане, в подражание празднуемому во второе воскресенье Великого поста Григорию Паламе, которому не только на престоле, но и в добродетели и святости равным преемником был блаженный Феона.

Ему будем подражать и мы, братия, ревнуя его добродетельной жизни. Чада должны походить на своего отца, ученики — на своего учителя, а овцы должны следовать за своим пастырем. Святой Феона есть наш отец, учитель и пастырь, а мы — его дети, ученики и овцы, потому и должны следовать его жительству, быть подобными ему. Если же мы не будем на него походить, то напрасно нам хвалиться, что он наш ктитор и пастырь. Да и он не признает нас своими чадами и учениками, если мы не сохраним порядок общежительного монастыря и, особенно, церковных служб нерушимым. Возлюбим же нестяжание, возненавидим сребролюбие и проклятые деньги, отвратимся любви наших сродников и больше их возжелаем Христа, Который говорит: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф.10: 37). Сохраним девство и целомудрие, держась подальше от тех, кто нас соблазняет, и исполним все наши обещания, которые дали Богу во время пострига, чтобы предстательством святого Феоны, Иакова же и учеников его сподобились мы Царствия Небесного во Христе Иисусе, Которому подобает слава во веки веков. Аминь.