ПЕРЕЙТИ на другие творения Иоанна Кассиана
Скачать Семь собеседований отцов, живших в Египетской пустыне Фиваиде в формате docx
🎧СЛУШАТЬ Семь собеседований отцов, живших в Египетской пустыне Фиваиде. (1 часть с 5 часов 12 минут)
🎧СЛУШАТЬ Семь собеседований отцов, живших в Египетской пустыне Фиваиде. (2 часть до 5 часов 45 минут)
Предисловие к епископу Гонорату и Евхерию
1. Собеседование аввы Херемона первое о совершенстве
Глава 1.
Глава 2. О епископе Архебии
Глава 3. Описание пустыни, в которой пребывали Херемон, Нестерой и Иосиф
Глава 4. Об авве Херемоне и об отказе в наставлении
Глава 5. Ответ наш на отказ его
Глава 6. Ответ аввы Херемона о том, что тремя способами побеждаются пороки
Глава 7. «По каким степеням можно восходить на высоту любви и какая в ней твердость?»
Глава 8. Сколько превосходнее те, которые по любви к Богу уклоняются от пороков
Глава 9. Любовь не только делает нас из рабов сынами, но и восставляет в нас образ и подобие Божий
Глава 10. Совершенство любви составляет молиться за врагов, и по какому признаку можно узнать, что душа еще не очищена
Глава 11. Вопрос: «Почему страх и надежда называются несовершенными? »
Глава 12. Ответ о различии совершенств
Глава 13. О страхе, рождающемся от великой любви
Глава 14. Вопрос о совершенстве чистоты
Глава 15. Ответ на предложенный вопрос
2. Собеседование аввы Херемона второе о чистоте
Глава 1
Глава 2. О теле греха и членах его
Глава 3. О подавлении блудной страсти и нечистоты
Глава 4. О том, что для приобретения чистоты целомудрия недостаточно усилия человеческого труда
Глава 5. О пользе брани, которая бывает от воспламенения страсти
Глава 6. Терпение подавляет разжжение похоти
Глава 7. О разных степенях целомудрия
Глава 8. О свойстве и действиях целомудрия неиспытавшие не могут рассуждать
Глава 9. Вопрос: «Можно ли избежать возбуждения похоти плоти даже во время сна?»
Глава 10. Ответ: «Возбуждающаяся во сне похоть плоти не вредит целомудрию»
Глава 11. Большое различие между целомудрием и воздержанием
Глава 12. О дивных делах, производимых Богом в святых
Глава 13. Одни испытавшие знают сладость целомудрия
Глава 14. Вопрос о качестве воздержания и о времени, в которое может усовершиться целомудрие
Глава 15. Ответ, во сколько времени может быть приобретена чистота
Глава 16. О конце и средстве приобретения и сохранения целомудрия
3. Собеседование аввы Херемона третье о покровительстве Божием (или о том, как благодать Божия содействует совершению добрых дел)*
Глава 1
Глава 2. Вопрос: «Почему успех в добродетелях не присвояется старанию трудящегося?»
Глава 3. Ответ: «Без помощи Божией невозможно не только усовершение в целомудрии, но и ничего доброго нельзя сделать»
Глава 4. Возражение: «Как же язычники и без благодати Божией, говорят, имели целомудрие?»
Глава 5. Ответ о воображаемом целомудрии философов
Глава 6. О том, что без благодати Божией мы не можем ничего сделать
Глава 7. О главном намерении Божием и ежедневном Промышлении
Глава 8. О благодати Божией и о свободном произволении
Глава 9. О силе доброй воли и о благодати Божией
Глава 10. О слабости свободного произволения
Глава 11. «Благодать Божия последует ли за нашею доброю волею или предваряет?»
Глава 12. Благое расположение не всегда надобно приписывать благодати, не всегда и человеку
Глава 13. О том, что усилия человеческие не могут быть равносильны благодати Божией
Глава 14. Бог Своими искушениями испытывает силу человеческого произволения
Глава 15. О многообразной благодати званий
Глава 16. О благодати Божией, превышающей малую меру веры человеческой
Глава 17. О непостижимом Распоряжении Божием
Глава 18. Определение отцов, что свободное произволение наше недостаточно к спасению
4. Собеседование аввы Нестероя первое о духовном звании
Глава 1
Глава 2. «Какой путь к созерцанию?»
Глава 3. Деятельное совершенство двояким образом составляется
Глава 4. Деятельная жизнь разделяется на многие виды и подвиги
Глава 5. О постоянном пребывании в избранном звании
Глава 6. О непостоянстве немощных
Глава 7. Пример целомудрия, который научает, что не все должны подражать всему
Глава 8. О духовном знании
Глава 9. О том, что от деятельного познания надобно восходить к духовному
Глава 10. О приобретении истинного знания
Глава 11. О многоразличном разумении Священного Писания
Глава 12. Вопрос: «Как можно достигнуть до забвения светских стихов?»
Глава 13. Ответ, каким образом можно отогнать суетные помыслы
Глава 14. Нечистая душа не может ни преподать, ни перенять духовное знание
Глава 15. Возражение о том, что многие нечистые имеют знание, а святые не имеют
Глава 16. Ответ, что злые не могут иметь истинного знания
Глава 17. «Как должно быть преподаваемо учение о совершенстве?»
Глава 18. «По каким причинам духовное учение бывает бесплодно?»
Глава 19. Часто и недостойные получают благодать спасительного слова
5. Собеседование аввы Нестероя второе о Божественных дарованиях
Глава 1
Глава 2. «Чему должно удивляться в истинно святых людях?»
Глава 3. О воскрешении мертвого аввою Макарием Египетским
Глава 4. О чуде, которое авва Авраам сделал над женщиною
Глава 5. Об исцелении хромого тем же аввою
Глава 6. Достоинство всякого надобно оценивать не по чудесам
Глава 7. Сила дарований состоит не в чудесах, а в смирении
Глава 8. Большее чудо составляет выгнать из себя пороки, нежели бесов из других
Глава 9. Доброта жизни превосходит творение чудес
Глава 10. Откровение об опыте совершенной чистоты
6. Собеседование аввы Иосифа первое о дружестве
Глава 1
Глава 2. Рассуждение старца о неверном дружестве
Глава 3. «От чего дружество бывает неразрывное?»
Глава 4. Вопрос: «Должно ли что-нибудь полезное делать против желания брата?»
Глава 5. Ответ, что постоянная дружба может пребывать только между совершенными
Глава 6. «Каким образом может ненарушимо сохраняться дружество?»
Глава 7. Ничего не должно предпочитать любви и ничего не должно почитать хуже гневливости
Глава 8. «По каким причинам происходит между духовными несогласие?»
Глава 9. О том, что даже духовные причины несогласий надобно устранять
Глава 10. О наилучшем исследовании истины
Глава 11. Невозможно не быть обольщенным диавольским обманом тому, кто полагается на свое суждение
Глава 12. По какой причине низшие не должны быть пренебрегаемы в собеседовании
Глава 13. Любовь есть не только свойство Бога, но и Сам Бог
Глава 14. О степенях любви
Глава 15. О тех, которые притворством усиливают смущение свое или братии
Глава 16. Когда брат имеет против нас какое-либо неудовольствие, то дары наших молитв не принимаются Господом
Глава 17. О тех, которые думают, что терпение надобно иметь больше по отношению к мирским, нежели к монахам
Глава 18. О тех, которые, притворяясь терпеливыми, молчанием возбуждают братии к гневу
Глава 19. О тех, которые постятся от досады
Глава 20. О притворном терпении некоторых, которые подставляют другую щеку бьющему
Глава 21. Вопрос: «Каким образом повинующиеся заповедям Христовым не достигают евангельского совершенства? »
Глава 22. Ответ: «Христос смотрит не только на дело, но и на волю»
Глава 23. Тот мужествен и здоров, кто подчиняется воле другого
Глава 24. Немощные бывают обидливы, а сами не могут переносить обиды
Глава 25. Вопрос: «Как может быть мужественным тот, кто не всегда сносит немощного?»
Глава 26. Ответ: «Немощный сам не допускает, чтобы его сносили»
Глава 27. «Как подавлять гнев?»
Глава 28. Дружество, скрепленное клятвою, не может быть твердо
7. Собеседование аввы Иосифа второе об определении
Глава 1
Глава 2. Объясняется благочестивое желание аввы Германа преуспевать
Глава 3. Совет Кассиана и ответ на вопрос аввы Германа
Глава 4. Вопрос аввы Иосифа и наш ответ, отчего произошла скорбь
Глава 5. Изъяснение аввы Германа, почему они желали бы лучше остаться в Египте и почему нужно бы возвратиться в Вифлеем
Глава 6. Вопрос аввы Иосифа: «Больше ли у вас было успеха в Египте, нежели в Палестине?»
Глава 7. Ответ о разности постановлений той и другой страны
Глава 8. Совершенные мужи не должны ничего безусловно определять, или: могут ли без греха оставлять свои определения
Глава 9. Иногда полезнее нарушить свои постановления, нежели исполнить
Глава 10. Вопрос о страхе данного в Палестинской киновии обещания
Глава 11. Ответ о том, что надобно смотреть на намерение действующего, а не на производство дела
Глава 12. Добрые последствия не принесли пользы злонамеренным деятелям, и худо сделанное не повредило благонамеренным
Глава 13. Ответ наш, по какой причине мы дали обещание
Глава 14. Рассуждение старца о том, что порядок дела может изменяться, когда ожидаются добрые последствия дела
Глава 15. Вопрос: «Не будет ли греха, если наш поступок подаст слабым повод лгать?»
Глава 16. Ответ: «Из-за соблазна слабых не должно изменять истину Священного Писания»
Глава 17. Святые безгрешно употребили ложь, как лекарственную траву чемерицу
Глава 18. Возражение: «Может быть, только те безнаказанно допускали ложь, которые жили под Законом»
Глава 19. Ответ: «Хотя ложь и не дозволялась в Ветхом Завете, но многими допускалась безвинно»
Глава 20. Иногда и Апостолы считали ложь извинительною, а истину вредною
Глава 21. Скрываемое воздержание надобно ли без лжи открывать спрашивающим, и должно ли принимать то, от чего однажды отказались
Глава 22. Возражение: «Воздержание должно быть скрыто, а того, что отвергнуто, не должно принимать»
Глава 23. Ответ: «Неразумно будет упрямство такой решимости»
Глава 24. Как авва Пиаммон лучше хотел скрывать свое воздержание
Глава 25. Свидетельства Священного Писания об изменении решимости
Глава 26. Бог награждает или наказывает каждого не по Предведению, а по настоящим действиям
Глава 27. Святые мужи не могут быть упрямы и жестоки
Глава 28. Вопрос: «Не противно ли вышесказанной мысли то, что говорится: «Я поклялся, я постановил» — и прочее?»
Глава 29. Ответ: «В чем определение должно непоколебимо соблюдать и в чем должно изменять его»
Глава 30. «Как надобно доверять тайны другим?»
Глава 31. Ничего не должно определять касательно того, что относится к делам внешней жизни
Предисловие к епископу Гонорату и Евхерию
Хотя добродетели вашего совершенства, которым вы, как какие-нибудь светила в этом мире, сияете с удивительным блеском, многие из святых, поучающихся вашим примером, едва могут подражать, однако ж вы, святые братия, Гонорат и Евхерий*, похвалою тех высоких мужей, от которых мы приняли первые постановления отшельничества, воспламенились так, что один из вас, начальствуя над большим общежитием** братии, желает, чтобы общество его, которое назидается ежедневным видением вашего святого жития, было наставляемо еще и заповедями тех отцов, а другой захотел отправиться в Египет, чтобы назидаться и телесным видением их, так что, оставив эту область, оцепеневшую от суровости галльского холода, как чистая горлица, полетел бы в те земли, которые ближе освещаются солнцем правды и изобилуют зрелыми плодами добродетелей. Это невольно возбудило во мне любовь, так что я, утешаясь желанием одного и трудом другого, не уклонился от опасности коротко написать, лишь бы только у первого увеличился авторитет между самыми (монахами), а у второго отклонилась необходимость опасного мореплавания. Потому, поелику вере и горячности вашей не могли удовлетворить ни те постановления киновий, которые в двенадцати книгах мы написали, как могли, к епископу блаженной памяти Кастору, и десять собеседований отцов, пребывающих в Скитской пустыне, которые мы кое-как изложили святым епископам Елладию и Леонтию, по их повелению, — то теперь, чтобы был известен способ и порядок нашего пути, я решился посвятить вам написанные таким же слогом семь собеседований трех отцов, обитающих в другой пустыне, которых мы увидели первых, чтобы этими собеседованиями восполнить то, что в прежних наших писаниях о совершенстве, может быть, темно выражено или опущено. А если бы и эти писания не могли насытить святую жажду вашего усердия, то думаю, что другие семь собеседований, которые будут посланы к святым братиям, пребывающим на Стехадских*** островах, исполнят ваше пламенное желание.
* Гонорат был епископом Арелатским и вместе настоятелем монастыря. Евхерий был, вероятно, настоятелем монастыря, а впоследствии епископом Лионским.
** Этот монастырь, как думают, был на острове Лерина, рядом с другим островом, Леро, недалеко от Марсельского берега. Ныне последний называется островом Маргариты, а первый Гонората.
*** Три Стехадские острова, рядом расположенные, находятся в шестидесяти милях от Марсельского берега. На этих островах, благоприятствовавших монашеской уединенной жизни, довольно было многолюдных монастырей.
1. Собеседование аввы Херемона первое о совершенстве
Глава 1
Во время пребывания нашего в сирийском общежитии, когда мы, не довольствуясь первыми опытами веры, начали несколько преуспевать в ней и желать большей благодати совершенства, то положили намерение немедленно отправиться в Египет и, проникнув в самую дальнюю Фивскую пустыню, в особенности посетить там тех святых, о коих слава носилась всюду, если не по ревности к подражанию им, то по крайней мере из желания узнать их. Итак, совершив путь водою, мы прибыли в египетский город Феннез. Поелику жители этого города со всех сторон окружены частию морем, частию соленым озером и земли у них нет, то они занимаются одною морскою торговлею, от которой приобретают богатство и все для себя необходимое, так что самые материалы для строения домов своих должны бывают привозить на судах издалека, ибо собственная земля не может доставить им оных.
Глава 2. О епископе Архебии
Бог, споспешествующий исполнению нашего желания, в одно с нами время Сам устроил путь сюда блаженному и отличнейшему мужу, епископу Архебию. Отторгнутый от сонма отшельников, он поставлен был епископом города Панефиза, но во всю жизнь свою постоянно сохранил расположение к уединению, так что нимало не ослабел в прежнем своем смирении и не почитал для себя лестным то достоинство, в которое возведен был. Он ясно говорил, что не был способен к прохождению этого звания, в которое был призван, и скорбел о том, что отлучили его от отшельников, как недостойного быть в их обществе, потому что, пребывая в оном тридцать семь лет, никак не мог достигнуть чистоты их жизни. Сей муж, по прибытии нашем в город Феннез, куда привел его случай избрания тамошнего епископа, принял нас весьма благосклонно и ласково, и когда узнал о желании нашем посетить святых отцов в самых отдаленных странах Египта, то сказал нам: «Идите и посмотрите пока старцев, находящихся в недальнем расстоянии от нашего монастыря. Многолетняя жизнь их обнаруживается в согбенных телах их, и святость сияет даже в самом взоре их, так что одно воззрение на них может быть весьма поучительно. Не столько из слов их, сколько из самого примера их святой жизни вы можете научиться тому, о потере чего я скорблю, и чего, как уже утраченного, не могу сообщить вам. Впрочем, думаю, что моя скудость несколько восполнится тем, если постараюсь по крайней мере указать вам, где вы можете удобнее найти искомую вами евангельскую жемчужину (см.: Мф.13, 46), хотя сам и не имею ее».
Глава 3. Описание пустыни, в которой пребывали Херемон, Нестерой и Иосиф
Итак, взяв посох и суму, как обыкновенно отправляются в путь все тамошние монахи, он сам, вместо проводника, повел нас в свой город Панефиз. Земля, на которой стоит этот город, и большая часть сопредельной с ним страны некогда была самая плодоносная, ибо с нее, как говорят, доставлялась пища для всей области. Но после случившегося землетрясения, когда всколебавшееся море, вышед из берегов своих, затопило и истребило на ней почти все селения, и эта некогда тучная земля покрылась солеными болотами, так что к ней, в буквальном значении, можно отнесть то пророчество, которое у Псалмопевца имеет смысл духовный: «положил есть реки в пустыню и исходища водная в жажду, землю плодоносную в сланость, от злобы живущих на ней» (Пс.106,33-34). Таким образом в этих местах из многих разрушенных наводнением селений, по удалении из них жителей, образовались возвышенные холмы и составили собою как некие острова, которые доставляют приятное уединение для святых отшельников, в числе коих находились тогда три самых ветхих старца: Херемон, Нестерой и Иосиф.
Глава 4. Об авве Херемоне и об отказе в наставлении
Блаженный Архебий захотел привесть нас прежде к Херемону, который находился ближе к монастырю его и был летами старее двоих других. Хотя он был еще бодр духом, но поелику протекал уже сотый год его жизни, то и от старости, и от непрерывного пребывания в молитвах хребет его был так согбен, что он, как малолетнее дитя, ходил с опущенными и до самой земли простертыми руками. Мы с удивлением смотрели как на его лицо, так и на необыкновенное хождение его. Хотя все члены его были измождены и умерщвлены, но он никак не оставлял прежнего строгого образа жизни своей. Когда мы стали покорно просить его, чтобы он сказал нам что-нибудь в назидание, и когда объявили ему, что одно желание духовных наставлений заставило нас прийти к нему, то он, тяжко вздохнув, сказал: «Что я могу сказать вам в назидание, когда немощь старости ослабила во мне прежнюю бодрость и вместе отняла дерзновение у языка моего? Ибо как я начну учить тому, чего сам не делаю? Или как стану наставлять другого в том, в чем и сам я, как сознаю, уже мало и слабо упражняюсь? Посему-то, чтобы мне примером своим не ослабить усердия другого, я доселе никому из юных не дозволял жить вместе со мною. Ибо наставление никогда не будет действительно, если наставник не вкоренит оного в сердце наставляемого собственным примером своим».
Глава 5. Ответ наш на отказ его
Приведенные сими словами в немалое смущение, мы отвечали: «Хотя бы ты пребыл безмолвен, мы можем получить здесь достаточное для себя назидание; одно неудобство настоящего местоположения и самая уединенность жизни, которую и полная силами юность едва ли может переносить, уже довольно вразумляют нас и приводят в сокрушение. Но мы еще просим тебя, оставь, хотя на малое время, свое безмолвие и удостой слышать от тебя наставление в том, как мы можем сделаться способными не только удивляться, но и подражать той добродетели, которую видим в тебе. Ибо хотя по недостатку ревности, который, конечно, не сокрыт от тебя, мы не заслуживаем получить то, чего просим, но, по крайней мере, должны получить это за понесенный нами труд в столь дальнем пути, какой мы предприняли сюда из Вифлеемского общежития, желая слышать ваши наставления и стараясь о собственном преспеянии».
Глава 6. Ответ аввы Херемона о том, что тремя способами побеждаются пороки
Тогда блаженный Херемон сказал: «Три побуждения заставляют людей уклоняться от пороков, то есть страх будущего мучения в геенне или боязнь настоящей строгости законов; надежда и желание получить Царство Небесное; наконец, расположение и любовь к самой добродетели. Что страх гнушается скверны зла, о сем говорится в Притчах: «страх Господень ненавидит неправды» (Притч. 8,13). Надежда также удерживает от увлечения в пороки, ибо сказано: «не прегрешат ecи уповающий на Него» (Пс.33,23). Любовь также не боится падения греховного; « ибо любы,— сказано,— николиже отпадает» (1Кор.13,8); и в другом месте: «любовь покрывает множество грехов» (1Пет.4,8). Посему-то святой Апостол все дело спасения заключил в исполнении трех оных добродетелей. «Ныне пребывают,— говорит он,— вера, надежда, любы, три сия» (1Кор.13,13). Вера страхом будущего Суда и мучений отклоняет нас от скверны пороков; надежда ожиданием Небесных воздаяний, отторгая ум наш от настоящего, заставляет презирать все плотские удовольствия; любовь, огнем своим воспламеняя в душе нашей любовь к Христу и к преспеянию в духовных добродетелях, побуждает с совершенною ненавистию отвращаться всего, что противно им. Хотя эти три добродетели ведут нас по-видимому к одному концу, то есть побуждают воздерживаться от всего запрещенного, но степенями своего превосходства много различаются между собою. Две первые свойственны тем людям, которые стараются преспевать в добродетелях, но не имеют еще постоянного расположения к ним; третья же особенно принадлежит Богу и тем людям, которые восстановили в себе образ и подобие Божие. Ибо один Бог творит все благое не из побуждений какого-либо страха или воздаяния, но по одной Своей благости. «Вся содела Господь Себе ради»,— говорит Соломон (Притч.16,4), то есть ради благости Своей Он обильно изливает всякие блага на достойных и недостойных; поелику не может быть ни огорчен обидами, ни раздражен беззакониями людей, как вечно совершенная и по природе Своей неизменяемая благость.
Глава 7. «По каким степеням можно восходить на высоту любви и какая в ней твердость?»
Посему, кто стремится к совершенству, тот с первой степени страха, собственно называемого рабским, по словам Господа: «егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы» (Лк.17,10), —должен постепенно восходить на стезю надежды. Здесь человек уподобляется уже не рабу, а наемнику; ибо действует в ожидании будущего воздаяния. Уверенный в прощении грехов своих, он уже не страшится наказания за них, а сознавая в себе добрые дела, думает получить за них милостивую награду. Но, несмотря на то, он еще не имеет в себе такого расположения, какое прилично сыну, который, в полном уповании на отеческое благоволение к себе, не сомневается усвоять себе все, что принадлежит отцу. Так распутный тот юноша, который, расточив имение отца своего, с тем вместе утратил и имя сына, не смеет даже помыслить о своем сыновнем состоянии, когда говорит: «уже несмь достоин нарещися сын твой» (Лк.15,21). Ибо после тех «рожец, яже ядяху свиния,— и которыми никтоже даяше ему насытити чрево свое» (ср.: Лк.15,16), то есть после гнусной пищи пороков, когда он пришел в себя и поражен был спасительным страхом, начал ужасаться этой свиной нечистоты и мучений жестокого голода, он стал уже как раб, который, потом помышляя о награде, уже желает быть в числе наемников. «Колико наемником отца моего,— говорит он, — избывают хлебы, аз же гладом гиблю! Востав иду ко отцу моему и реку ему: отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой: сотвори мя яко единаго от наемник твоих» (ср.: Лк.15, 17-19).
Глава 8. Сколько превосходнее те, которые по любви к Богу уклоняются от пороков
Едва же он произнес эти слова, выражающие смиренное раскаяние его, как отец, поспешно вышедши навстречу ему, принял его с большею прежней любовию и тотчас, миновав обе низшие степени, возвратил ему прежнее достоинство сына, не довольствуясь меньшими дарами. Посему и мы должны ускорять свое шествие, чтобы, посредством николиже отпадающей благодати любви востекши на третью степень сынов, почитающих своим все, принадлежащее отцу, удостоились воспринять на себя образ и подобие Небесного Отца и, следуя примеру Истинного Сына Его, могли взывать: «вся, елика имать Отец, моя суть» (ср.: Ин.16, 15). Святой Апостол по отношению к нам говорит: «вся ваша суть, аще Павел, или Аполлос, или Кифа, или мир, или живот, или смерть, или настоящая, или будущая, вся ваша суть» (ср.: 1Кор. 3, 21-22). Также и слова Спасителя побуждают нас к тому, чтобы мы старались уподобляться Богу; «будите убо вы совершени, — говорит Он,— якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф.5, 48). Ибо у тех, которые находятся в состоянии рабов и наемников, расположение к добру иногда прерывается, то есть когда душа, по причине некоторого охладения ее чувства и по причине развлечения мирскими удовольствиями и радостями, перестает поражаться страхом геенны или желанием будущих благ. Некоторая же степень совершенства, на которой они находятся, дает нам разуметь только то, что мы, начав уклоняться пороков по страху наказаний или в надежде наград, можем взойти и на степень любви: «ибо страха, — говорит Апостол, — несть в любви, но совершенна любы вон изгоняет страх; яко страх муку имать: бояйся же не совершися в любви. Мы убо да любим Бога, яко Той первее возлюбил есть нас» (ср.: 1Ин.4,18-19). Итак, мы не иначе можем достигнуть сего истинного совершенства, как возлюбивши Бога единственно по побуждению любви, а не по чему-либо другому; поелику и Он прежде возлюбил нас единственно ради нашего спасения, а не по какой-либо другой причине. Для сего-то мы должны стараться с пламенною ревностию восходить от страха к надежде, от надежды на степень любви к Богу или к совершенству добродетелей, чтобы, снискав расположение к добру, могли пребывать в оном неуклонно, сколько это возможно для человеческой природы.
Глава 9. Любовь не только делает нас из рабов сынами, но и восставляет в нас образ и подобие Божий
Великое находится различие между тем, кто страхом геенны или надеждою будущего воздаяния погашает в себе пламень пороков, и между тем, кто ужасается порочности и нечистоты по чувству любви Божественной,—кто обладает благом чистоты единственно по любви к святости и делает все, не обращая уже внимания на обещанную в будущем награду или наказание, но услаждаясь сознанием настоящего доброго дела своего. В таком состоянии человек, хотя бы не имел ни одного свидетеля дел своих, не решится воспользоваться случаем к греху и не может увлечься самыми сокровенными, обольстительными помыслами, ибо, питая искреннейшую любовь к добродетели, он не только не приемлет сердцем ничего противного ей, но и с величайшим ужасом отвращается сего. Поистине, иное дело иметь ненависть к порокам и плотским сквернам по чувству удовольствия, получаемого от совершения доброго дела, иное — обуздывать беззаконные похоти, имея в виду будущую награду; иное — опять бояться настоящего вреда, и иное — страшиться будущего наказания. Наконец, гораздо более значит не хотеть ради самого добра отстать от добра, нежели из боязни зла не соглашаться на зло. Ибо в первом случае добродетель является свободною, а в последнем как бы принужденною, как бы против воли, насильно исторгнутою страхом наказания или желанием награды. Ибо кто по побуждению страха уклоняется от обольщений пороков, тот, по отнятии страхом полагаемого препятствия, снова обратится к тому, что любит, и потому не всегда будет тверд в своей добродетели и никогда не свободен от нападения пороков, поелику не будет иметь твердого и непрерывного мира внутренней чистоты. Где не престают брани, там невозможно быть безопасным от поражений. Сколь бы кто искусен ни был в деле брани, сколь бы мужественно ни сражался, хотя бы часто наносил противникам смертельные раны, но если он находится среди самой битвы, то по необходимости должен иногда терпеть удары меча вражеского. Напротив, кто, преодолев нападение пороков, уже наслаждается спокойствием мира и проникнут любовию к самой добродетели, тот неуклонно пребудет в сем состоянии добродетели, которой весь уже предан, поелику не считает ничего для себя гибельнее, как потерять внутреннюю чистоту. Равно ничего приятнее, ничего драгоценнее сей чистоты не находит для себя тот, для кого гибельное нарушение правил добродетели или заражение себя сквернами порока служит тяжким наказанием. Ему нисколько не прибавит честности опасение присутствия людей, и нимало не уменьшит ее у него уединение, но, всюду и всегда нося с собою судию не только дел, но и помышлений своих — совесть, он более старается благоугождать Тому, Кого нельзя ни обмануть, ни укрыться.
Глава 10. Совершенство любви составляет молиться за врагов, и по какому признаку можно узнать, что душа еще не очищена
Кто, надеясь на помощь Божию, а не на собственное старание, удостоится достигнуть сей степени совершенства, тот из рабского состояния, в котором действует страх, и из состояния наемнического, в котором обнаруживается не столько признательность к благости дающего, сколько желание заслуженной награды, переходит в состояние усыновления, в котором не имеют места ни страх, ни корыстное желание, но непрерывно действует «николиже отпадающая любы». Кому приличен этот страх и кому любовь, Сам Господь ясно открывает нам, когда укоряет некоторых в недостатке сих добродетелей. Сын славит отца, и раб господина своего убоится: «и аще Отец есмъ Аз, то где слава Моя? и аще Господь есмь Аз, то где страх Мой?» (ср.: Мал.1,6). Таким образом, необходимо бояться тому, кто раб; «ибо раб, ведевый волю господина своего, сотворив же достойная ранам, биен будет много» (ср.: Лк.12, 47-48). А кто посредством любви достигнет уподобления Богу, тот будет находить удовольствие в добре по самому уже расположению к добру. Стяжав терпение и кротость, подобные отчасти Божеским, он не будет даже гневаться на согрешающих ни за какие пороки, но скорее станет умолять о их прощении, помня, что и сам был одержим подобными страстями, пока милосердие Господа не спасло его от оных. Разумея же, что не своим старанием избавился он от плотской брани, но Божие покровительство спасло его, он станет изливать на заблуждающих не гнев, а милость, поя к Богу, в полном спокойствии сердца, сей стих: «растерзал ecи узы моя, Тебе пожру жертву хвалы»(ср.: Пс.115, 7-8). Также: «аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя» (Пс.93,17). А находясь в таком смирении духа, он может исполнить и сию высокую Евангельскую заповедь: «любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть, и изгоняющим вы» (ср.: Мф.5, 44); и таким образом может получить и ту награду, которая состоит в том, что удостоиваемся не только носить на себе образ и подобие Божие, но и называться сынами Божиими, и о которой тут же говорится, именно: «да будете сынове Отца вашего, Иже есть на Небесех: яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и неправедным» (ср.: Мф.5,45). Святой Иоанн, сознавая, что он достиг сей любви, говорит: «да дерзновение имамы в день судный, зане, якоже Он есть, и мы есмы в мире сем» (1Ин.4,17). Ибо чем человек, по природе своей немощный и бренный, может быть таким, яко же Он есть, если не любовию, которую он, подобно Богу, в невозмущаемой кротости сердца своего, способен изливать на добрых и злых, на праведных и неправедных? Итак, тот должен творить благое из любви к самому благу, кто хочет достигнуть истинного усыновления Богу, о чем тот же святой Апостол говорит так: «всяк рожденный от Бога греха не творит, яко семя Его в нем пребывает, и не может согрешати, яко от Бога рожден есть» (ср.: 1Ин. 3,9); и еще: «вемы, яко всяк рожденный от Бога не согрешает; но рожденный от Бога блюдет себе, и лукавый не прикасается ему» (ср.: 1Ин.5,18). Это, впрочем, должно разуметь не о всяком роде грехов, а только о грехах смертных. Кто не хочет удерживать и очищать себя от них, о том и молиться не должно, как говорит апостол же Иоанн: «аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит, и даст ему живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти: не о том, глаголю, да молится» (1Ин.5, 16). А от тех грехов, которые называются грехами не к смерти, не могут быть свободны и самые верные рабы Христовы, с каким бы вниманием ни охраняли себя от оных. Ибо говорится: «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас» (1Ин. 1, 8); и еще: «аще речем, яко не согрешихом, лжа творим Его, и слово Его несть в нас» (1Ин.1,10). Поистине, невозможно и самым святым не впасть в те малые прегрешения, которые бывают в слове, в мысли, в желании, по неведению, по забвению, по какой-нибудь крайности, по нечаянному случаю. Хотя они различны от того греха, который называется грехом к смерти, однако ж не могут быть безвинны и неукоризненны. Итак, если кто, как мы выше сказали, приобретет любовь к добру и сделается подражателем Богу, тот, облекшись в милосердие и долготерпение Господне (см.: Кол. 3, 12), будет молиться и за своих гонителей, взывая подобно своему Господу: «Отче! Отпусти им, не ведят бо что творят» (ср.: Лк.23, 34). Очевидный же признак души, не очищенной еще от скверн пороков, состоит в том, когда кто не имеет чувства сожаления к чужим проступкам, но произносит на них строгий суд. Ибо как может обладать совершенством сердца такой человек, который не имеет того, что, по словам Апостола, составляет исполнение Закона? «Друг друга тяготы носите,— говорит он,— и тако исполните закон Христов» (Гал.6,2). Он не имеет и той добродетели любви, которая «не раздражается, не превозносится, не мыслит зла», которая «вся покрывает, вся терпит, всему веру емлет» (ср.: 1Кор. 13, 4-5,7). Ибо праведник милует души скотов своих: «утробы же нечестивых немилостивны» (Притч.12,10). Следовательно, если монах с беспощадною, бесчеловечною строгостию осуждает другого, то это верный знак, что он сам предан тем же порокам. «Царь дерзостен впадет во злая» (Притч. 13,18); «иже затыкает ушеса своя, еже не послушати немощнаго, и той призовет, и не будет послушаяй его» (Притч.21,13)».
Глава 11. Вопрос: «Почему страх и надежда называются несовершенными? »
Герман: «Подлинно, сильна и возвышенна беседа твоя о совершенной любви к Богу; но смущает нас то, что ты, столько восхвалив сию добродетель, страх Божий и надежду вечного воздаяния признал несовершенными, между тем как Пророк, кажется, судит о них иначе, когда говорит: «бойтеся Господа ecи святии Его, яко несть лишения боящимся Его» (ср.: Пс.33,10); и в другом месте он ясно открывает, что к сохранению оправданий Господних побуждала его мысль о воздаянии. «Приклоних,— говорит он,— сердце мое сотворити оправдания Твоя в век за воздаяние» (Пс.118,112). Апостол также говорит: «верою Моисей велик быв, отвержеся нарицатися сын дщере фараоновы, паче же изволи страдати с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость, болшее богатство вменив Египетских сокровищ поношение Христово: взираше бо на мздовоздаяние» (ср.: Евр.11, 24-26). Следовательно, как можно почесть сии добродетели несовершенными, когда святой Давид хвалится тем, что он творил оправдания Господни, имея в виду воздаяние, и когда говорится, что законодатель, взирая на будущие награды, пренебрег достоинством царского сына и тягчайшее страдание предпочел египетским сокровищам».
Глава 12. Ответ о различии совершенств
Херемон: «Божественное Писание побуждает свободную волю нашу стремиться к различным степеням совершенства, смотря по состоянию и мере духовных способностей каждого. Оно не могло предложить одинакового для всех венца совершенства, потому что не у всех одинаковы силы к достижению оного или не все имеют одинаковое расположение и стремление к тому; потому слово Божие и назначило различные степени и различные меры в самых совершенствах. Это ясно показывает различие самых Евангельских Блаженств. Ибо хотя блаженными называются и те, коим принадлежит Царство Небесное, блаженны и те, кои наследят землю, блаженны и те, кои утешатся, блаженны и те, кои насытятся, однако ж, думаем, большое различие между обитанием в Царстве Небесном и наследованием земли, какая бы она ни была, между восприятием утешения и полным насыщением правдою; также большое различие между теми, кои получат помилование, и теми, кои удостоятся наслаждаться славным видением Бога. «Ибо ина слава солнцу, ина слава луне, ина слава звездам: звезда бо от звезды разнствует во славе, такожде и воскресение мертвых» (ср.: 1Кор.15,41-42). Когда же таким образом Божественное Писание похваляет боящихся Бога и обещает им полное блаженство, говоря: «блажени ecи боящийся Господа» (Пс.127,1), а в другом месте говорит: «страха несть в любви, но совершенна любы вон изгоняет страх; яко страх муку имать, бояйся же не совершися в любви» (ср.: 1Ин.4,18); также, когда служение Богу почитает делом достославным, говоря: «работайте Господеви со страхом» (Пс.2, 11); «велие ти есть, еже назватися тебе рабом Моим» (Ис.49, 6); «блажен раб той, егоже, пришед господин его, обрящет тако творяща» (Мф.24,46); и, однако ж, Сам Господь говорит к Апостолам: «не ктому вас глаголю рабы, яко раб не весть, что творит господь его: вас же рекох други, яко вся, яже слышах от Отца Моего, сказах вам» (Ин.15,15), и выше: «вы друзи Мои есте, аще творите, елика Аз заповедаю вам» (Ин.15,14), то из сего можете видеть, что степени совершенства различны и что Господь побуждает нас восходить с степеней высоких еще на высшие. Если кто, сделавшись, например, блаженным и совершенным в страхе Божием, пойдет, как говорит Священное Писание, «от силы в силу» (Пс.83, 8) и от совершенства к новому совершенству, то есть перейдет от страха к надежде, восходя с бодростию духа, то таковый призывается к новому, блаженнейшему состоянию, которое есть любовь; он поступит в число другов и чад Божиих, как скоро сделается рабом верным и мудрым (см.: Мф.24,45). В сем-то смысле должно понимать и наши слова. Мы не говорим, что мысль о вечном наказании или обещанном святым блаженнейшем воздаянии ни к чему не служит; напротив, таковые мысли полезны, поелику приводят руководствующихся ими к началу блаженства. Но что касается до любви, то она, будучи преисполнена большим дерзновением и непрестанною радостию, преданных ей со степени рабского страха и наемнической надежды возводит на степень сыновней любви к Богу и из совершенных делает их некоторым образом более совершенными. «Ибо в дому Отца Моего,— говорит Спаситель,— обители многи суть» (Ин.14,2). И хотя все светила видятся на небе, но между светлостию солнца и луны, также денницы и прочих звезд, различие большое (см.: 1Кор.15, 41), так и по отношению к любви святой Апостол, предпочитая ее не только страху и надежде, но и всем великим и чрезвычайным дарованиям, показал, что она превосходит все прочие добродетели. Именно, по исчислении всех духовных дарований, желая описать свойства этой добродетели, он говорит: «и еще по превосхождению путь вам показую. Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, и аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, и аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть» (ср.: 1Кор.12, 31; 13, 1-3). Итак, видите, что нельзя найти ничего драгоценнее, ничего совершеннее, ничего выше и ничего, так сказать, долговечнее любви. «Ибо аще и пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, аще разум испразднится, но любы николиже отпадает» (ср.: 1Кор.13, 8); без нее не только все превосходнейшие роды дарований, но и слава самого мученичества ничто.
Глава 13. О страхе, рождающемся от великой любви
Итак, кто будет утвержден на основании совершенной любви, тот непременно взойдет на высший степень того особенного страха, который рождается не от опасения наказаний и не от желания наград, но от великой любви. Это такой страх, которым сын страшится нежнейшего отца, или брат брата, или друг друга, или супруг супруги; здесь мы боимся не наказания или укоризн, но малейшего оскорбления любви и всегда находимся в величайшем опасении, чтобы не только каким-нибудь поступком, но даже и словом не охладить горячности любви к нам. Один из Пророков, Исайя, хорошо изобразил достоинство этого страха, когда сказал: «богатство спасения — мудрость и разум; страх Господень, сие есть сокровище его» (Ис.33,6; перевод с подлинника). Он не мог очевиднее выразить достоинство и пользу сего страха, как сказав, что им сохраняется богатство спасения нашего, состоящее в Божественной премудрости и разуме. К сему страху призываются пророческими вещаниями не грешники, а святые. «Бойтеся Господа, — говорит Псалмопевец, — вcи святии Его, яко несть лишения боящимся Его» (Пс.33, 10), то есть ничего не недостает к совершенству тех, кои убоятся Господа сим страхом. О другом же мучительном страхе ясно говорит апостол Иоанн: «бояйся не совершися в любви; яко страх муку иматъ» (ср.: 1Ин.4,18). Следовательно, великое находится различие между тем страхом, которому ничего не недостает, который есть сокровище премудрости и разума, и тем несовершенным страхом, который называется началом премудрости (см.: Пс.110, 10) и который, имея в себе муку, по достижении полноты любви изгоняется из сердец людей совершенных. «Страха несть в любви, но совершенна любы вон изгоняет страх» (1Ин.4,18). Поистине, если страх составляет начало премудрости, то в чем будет заключаться совершенство оной, если не в любви к Христу, которая, совмещая в себе страх совершенной любви, называется уже не началом, а сокровищем премудрости и разума? Таким образом — две степени страха, и одна из них — начинающих, то есть тех, которые находятся еще под игом рабского страха, о котором говорится у Пророка: «раб господина своего убоится» (Мал.1,6), также в Евангелии: «не ктому вас глаголю рабы, яко раб не весть, что творит господь его» (Ин. 15, 15); и потому говорит: «раб не пребывает в дому во век» (ср.: Ин. 8, 35). Спаситель побуждает нас переходить из состояния мучительного страха в состояние полной свободы любви и дерзновения друзей и чад Божиих. Равно и святой Апостол, перешедший силою Господней любви низшую степень рабского страха, свидетельствуя о обогащении себя от Господа большими дарованиями, говорит: «не бо даде нам Бог духа страха, но силы, и любве, и целомудрия» (ср.: 2Тим.1,7); и тем, которые горели совершенною любовию к Небесному Отцу и которых Божественное усыновление из рабов сделало уже сынами, преподает свое увещание в следующих словах: «не прилете духа работы паки в боязнь, но прилете Духа сыноположения, о Нем-же вопием: Авва Отче!» (ср.: Рим.8,15). И Пророк при описании седмиобразной благодати Святаго Духа, имевшей низойти на воплотившегося Сына Божия, сказав: «и почиет на Нем Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия,— как нечто особенное присовокупляет: исполнит Его Дух страха Божия» (ср.: Ис.11, 2-3). Здесь в особенности должно обратить внимание на то, что Пророк не сказал: «и почиет на Нем Дух страха Божия»,— как говорил о прежних дарах, но говорит: «исполнит Его Дух страха Божия». Ибо Дух сей столь многообилен, что если Он однажды обымет кого своею силою, то овладеет всею его душою, а не одною только частию оной. Так и должно быть, потому что страх, соединенный с любовию, «николиже отпадающею», не только исполняет того, кем овладеет, но и непрерывно и неразлучно пребывает с ним, не умаляясь ни от каких временных удовольствий и радостей, как это иногда бывает со страхом, вон изгоняемым. Посему тот страх, которым, как сказано, исполнен был Богочеловек, пришедший не только искупить род человеческий, но и показать образец совершенства и примеры всех добродетелей, есть страх совершенства. Рабского страха мучений Истинный Сын Божий, «Иже греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его» (1Пет. 2, 22), иметь не мог».
Глава 14. Вопрос о совершенстве чистоты
Герман: «Доселе речь была о совершенстве любви; мы хотим кое-что узнать также и о конце целомудрия. Ибо мы не сомневаемся, что высокое совершенство любви, посредством которой, как сказано доселе, восходят к образу и подобию Божию, вовсе не может быть достигнуто без совершенства чистоты; но мы хотим узнать, можно ли приобресть постоянную чистоту, так чтобы раздражение похоти никогда не нарушало чистоты нашего сердца, и, живя в теле, можем ли быть свободны от этой плотской страсти, так чтобы никогда не воспламеняться огнем похоти?»
Глава 15. Ответ на предложенный вопрос
Херемон: «Конечно, составляет высшее блаженство и особенную заслугу — постоянно учиться или учить тому расположению, посредством которого соединяемся с Господом, так чтобы размышление об этом, по изречению Псалмопевца (см.: Пс. 1,), занимало нас все дни и ночи нашей жизни и дух наш, ненасытимо алчущий и жаждущий правды, постоянно питало этою пищею. Но надобно позаботиться и о теле нашем по благому Промышлению нашего Спасителя, чтобы оно не ослабело в пути (жизни). «Ибо дух бодр, а плоть немощна» (ср.: Мф.26,41); и ныне надобно подкрепить ее принятием хоть малого количества пищи, чтобы, после подкрепления ее, и духу придать больше силы для более прилежного исследования того, чего вы желаете».
2. Собеседование аввы Херемона второе о чистоте
Глава 1.
Тотчас по окончании обеда, который нам, желающим пищи учения, показался больше обременительным, нежели приятным, старец, заметив, что мы ожидаем обещанного слова, начал говорить: «Мне приятно не только напряженное внимание вашего ума к научению, но и мысль предложенного вопроса. Точно, вы соблюли разумный порядок вопроса. Ибо необходимо, чтобы за полнотою столь превосходной любви последовали и безмерные награды за совершенную и постоянную чистоту и была равная радость при таком равенстве наград. Ибо они соединяются между собою таким сродством, что одна без другой не может быть приобретена. Итак, ваше предложение заключается в том, чтобы мы подобным рассуждением раскрыли, может ли быть вполне истреблен огонь похоти, который (как бы врожденный жар) ощущает эта плоть. Сначала прилежно исследуем, что думает об этом блаженный Апостол. Он говорит: «умертвите уды ваша, яже на земли» (ср.: Кол.3,5). Итак, прежде рассмотрения прочего исследуем, что такое члены, которые он заповедует умерщвлять. Блаженный Апостол этою заповедию побуждает нас не руки, или ноги, или детородные члены отсекать, но тело греха, которое также состоит из членов, как можно скорее разрушать ревностию к совершенной святости, о каковом теле он в другом месте говорит: «да упразднится тело греховное» (Рим.6,6). От него с плачем просит освободить его, говоря: «окаянен аз человек: кто мя избавит от тела смерти сея?» (Рим.7, 24).
Глава 2. О теле греха и членах его
Итак, это тело греха состоит из многих членов — пороков; к его части относится всякий грех, совершенный делом, или словом, или помышлением, коего члены правильно называются земными. Ибо те, которые пользуются их услужением, не могут истинно исповедать: «наше житие на небесех есть» (ср.: Флп.3,20). Итак, в этом месте Апостол, описывая члены этого тела, говорит: «умертвите земнии члены ваша: блуд, нечистоту (малакию), страсть, похоть злую и лихоимание, еже есть идолослужение (ср.: Кол.3,5). Итак, на первом месте он поставил блуд, который совершается плотским совокуплением. А второй член он назвал нечистотою, которая, без всякого прикосновения к женщине, иногда случается во время сна или во время бодрствования по беспечности неосмотрительного ума и потому замечается и запрещается в Законе Моисеевом, который всех нечистых не только лишил участия в ядении священного мяса, но и повелел отлучать из среды лагерей, чтобы прикосновением своим не осквернили святыни, говоря: «душа же (то есть человек), яже аще снесть от мяс жертвы спасения, яже есть Господу, и нечистота его на нем, погибнет душа она; и всякое, емуже прикоснется нечистый, нечисто будет» (ср.: Лев.7,20; Чис.19,22); и во Второзаконии говорится: «аще будет у тебе человек, иже не будет чист от излияния его нощию, и да изыдет вне полка, и да не внидет в полк: и егда будет к вечеру, да омыет тело свое водою, и зашедшу солнцу да внидет в полк» (Втор. 23,10-11). Потом третьим членом греха Апостол поставляет страсть, которая, находясь в сокровенности души, может воспламеняться и без плотской похоти (ибо libido — страсть — называется так от слова libet — угодно, желательно). После этого, от больших грехов переходя к меньшим, он четвертым членом поставил злую похоть, которая может относиться не только к вышесказанной страсти нечистоты, но и вообще ко всем вредным вожделениям и которая есть только болезнь развращенной воли. О ней Господь в Евангелии говорит: «иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердцы своем» (Мф.5, 28). Ибо тогда гораздо труднее обуздать вожделение удобопоползновенного сердца, когда представляется ему случай обольстительного взгляда. Этим ясно доказывается, что для совершенства целомудрия не может быть достаточно одной чистоты телесного воздержания, если не будет к ней присоединена и непорочность духа. После всего этого последний член греховного тела Апостол называет любостяжанием, внушая, что не только надобно воздерживаться от пожелания чужих вещей, но и свои надобно великодушно презирать. Так поступало упоминаемое в книге Деяния святых Апостолов общество верующих, о котором говорится: «народу же веровавшему бе сердце и душа едина и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща. Елицы бо господие селом или домовом бяху, продающе приношаху цены продаемых и полагаху при ногах Апостол: даяшеся же коемуждо, егоже аще кто требоваше» (ср.: Деян.4, 32, 34-35). А чтобы не показалось, что это совершенство принадлежит немногим, то Апостол свидетельствует, что любостяжание есть идолопоклонство (см.: Кол. 3, 5), и справедливо. Ибо кто не подает необходимого бедным и деньги свои, которые бережет по недоверчивой скупости, предпочитает заповедям Христовым, тот впадает в порок идолопоклонства, так как любовь к мирскому веществу предпочитает любви Божией.
Глава 3. О подавлении блудной страсти и нечистоты
Итак, если видим, что многие ради Христа отвергли свое имущество, так что не только обладание деньгами, но и желание их от сердец своих отсекли, то следует, что таким же образом можно погасить и блудное разжжение. Ибо Апостол не соединил бы невозможного дела с возможным; но, признавая то и другое возможным, заповедал равным образом умерщвлять. И настолько блаженный Апостол уверен, что можно из наших членов искоренить блудную страсть или нечистоту, что повелел не только умерщвлять их, но что не должно и именоваться им между нами, говоря: «блуд же и всяка нечистота и лихоимство ниже да именуется в вас; и сквернословие, и буесловие, или кощуны, яже неподобная» (ср.: Еф.5, 3-4). Он учит, что это одинаково гибельно, одинаково удаляет нас от Царства Божия, говоря: «сие бо да весте, яко всяк блудник, или нечист, или лихоимец, иже есть идолослужитель, не имать достояния в Царствии Христа и Бога» (Еф.5,5). И еще: «не льстите себе: ни блудницы, ни идолослужителе, ни хищницы Царствия Божия не наследят» (ср.: 1Кор. 6, 9-10). Потому не должно быть сомнения, что страсть блуда и нечистоты может быть истреблена из наших членов, потому что Апостол повелел отсекать их так же, как и любостяжание, суесловие, смехотворство, пьянство, воровство, которых отсечение удобно.
Глава 4. О том, что для приобретения чистоты целомудрия недостаточно усилия человеческого труда
Впрочем, мы должны знать, что хотя бы мы соблюдали всю строгость воздержания, именно: голод, жажду, бдение, постоянный труд — и с неослабным усердием занимались чтением, однако ж посредством этих подвигов мы не можем приобресть постоянную чистоту целомудрия, если, постоянно упражняясь в них, по руководству опыта не дознаем, что чистота подается по милости благодати Божией. Всякий пусть знает, что он должен неутомимо упражняться в этих подвигах только для того, чтобы, ради скорби их приклонив милосердие Божие, удостоиться, по Божественному дару, освободиться от брани плоти и господства преобладающих страстей, а пусть не надеется, что будто он сам собою посредством их (то есть поста, бдения, чтения и прочего) получит ненарушимую чистоту тела, которой желает. А для приобретения целомудрия должен воспламеняться таким желанием и любовию, с каким жадный корыстолюбец желает денег, честолюбец — высших почестей или увлекаемый нестерпимою любовию к красивой женщине с невыносимым жаром хочет исполнить свое желание. Оттого бывает, что когда мы воспламеняемся ненасытным желанием всегдашней непорочности, то пренебрегается и вожделенная пища, необходимое питье бывает противно, наконец, самый сон, требуемый природою, отгоняется или по крайней мере, как коварный обольститель целомудрия и как ревнивый противник чистоты, допускается боязливым и подозрительным умом; и, таким образом, всякий поутру, испытав свою непорочность, радуется о сохранившейся у него чистоте и сознает, что он приобрел ее не своим старанием и бдением, а покровительством Божиим, и понимает, что она столько будет пребывать в его теле, сколько Господь даст по Своему милосердию. Кто постоянно имеет такую уверенность, тот, не думая о себе высоко, не полагается на свою добродетель, не обольщаясь долгим отсутствием нечистого истечения, не предается обманчивой беспечности, зная, что он тотчас будет осквернен истечением нечистой влаги, если хоть немного отступит от него покровительство Божие. Потому для продолжения покровительства он со всем сокрушением и смирением сердца неослабно прилежит молитве.
Глава 5. О пользе брани, которая бывает от воспламенения страсти
Хотите ли получить ясное доказательство истинности сказанного, по которому бы одобрили и сказанное и уразумели, что эта плотская брань, которая считается враждебною нам и вредною, с пользою прирождена нашим членам? Пожалуй, посмотрите на скопцов телом: какая особенно причина делает их вялыми в желании добродетелей и холодными? Не оттого ли это, что, по их мнению, они не имеют уже опасности растлить целомудрие? Впрочем, на основании сказанного мною, никто не должен думать, будто я утверждаю, что из них вовсе нет никого, кто бы имел горячее расположение к совершенному самоотвержению, но что они некоторым образом должны побеждать свою природу, если только кто из них, при высшей строгости по отношению к душе, стремится к предположенной пальме совершенства, которого пламенное желание того, кого оно однажды воспламенило, заставляет не только терпеливо, но и охотно сносить голод, жажду, бдение, наготу и все телесные труды. «Ибо муж в трудех труждается себе и изнуждает погибель свою» (Притч.16,26); и еще: «души же нищетней и горькая сладка являются» (Притч. 27, 7). Ибо иначе желания настоящих вещей не могут быть подавлены или отвергнуты, если вместо этих вредных расположений, которые желаем отсечь, не будут восприняты другие спасительные. Ибо живость духа никак не может поддерживаться без возбуждения какого-либо желания или страха, радости или печали, если они (эти чувства) не будут обращены в добрую сторону. И потому если желаем плотские вожделения истребить из наших сердец, то на место их должны тотчас насадить духовные желания, чтобы дух наш, всегда занятый ими, имел чем постоянно заниматься и отвергал прелести настоящих временных (мирских) радостей. И когда дух наш, наученный ежедневным упражнением, придет в это состояние, тогда по научению опыта поймет и смысл того стишка, который хотя все мы воспеваем обыкновенным способом пения, но силу его понимают только немногие опытные: «предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Пс. 15,8). Ибо тот один действительно постигает силу и смысл этого стиха, кто, достигнув до той чистоты тела и духа, о которой говорим, сознает, что он в каждую минуту охраняется Господом, чтобы опять не уклониться на прежнее, и что десница его, то есть святые действия, постоянно ограждается Им. Ибо Господь всегда присутствует при святых Своих не по левую сторону, потому что святой муж не имеет ничего левого, то есть худого, но по правую, а для грешников и нечистых Он бывает невидим, потому что они не имеют правой стороны, на которой Господь обыкновенно находится, и не могут говорить с Пророком: «очи мои выну ко Господу, яко Той исторгнет от сети нозе мои» (Пс.24, 15). Чего никто не может сказать справедливо, кроме того, кто всё, что есть в этом мире, почитая вредным, или излишним, или по крайней мере низшим высоких добродетелей, весь свой взор, все старание, всю заботу приложит к образованию своего сердца и к чистоте целомудрия; таким образом дух, очищенный такими упражнениями и усовершенствованный успехами, достигнет совершенной чистоты души и тела.
Глава 6. Терпение подавляет разжжение похоти
Сколько кто преуспеет в кротости сердца и терпении, столько же преуспеет и в чистоте тела, и чем дальше прогонит страсть гнева, тем лучше приобретет чистоту. Ибо тот не выгонит жара из тела, кто наперед не подавит волнения души. Это ясно доказывает учение Спасителя о Блаженствах: «блажени кротцыи: яко тии наследят землю» (Мф.5,5). Следовательно, не иначе мы завладеем нашею землею, то есть не иначе мятежная земля нашего тела подчинится нашей власти, как если наперед дух наш укрепится в кротости и терпении; и никто не возможет прекратить войну похоти, восстающую на свою плоть, если кто наперед не будет снабжен оружием кротости. «Ибо кротцыи же наследят землю и вселятся в век века на ней» (ср.: Пс.36,11,29). Как мы можем завладеть этою землею, это Пророк объясняет в следующих словах псалма: «потерпи Господа и сохрани путь Его, и вознесет тя, еже наследити землю» (Пс.36, 34). Ясно, что никто не может восходить к получению во владение этой земли, кроме только тех, которые, при непоколебимой кротости и терпении соблюдая пути Господни и заповеди, из грязи плотских страстей будут Им извлечены и возвышены. Следовательно, кроткие наследуют землю, и не только «наследят землю», но «и насладятся о множестве мира» (Пс.36, 11), которым никто постоянно не будет наслаждаться, в чьей плоти еще восстает брань похоти. Ибо он необходимо будет подвергаться жестоким наказаниям демонов и будет уязвляем огненными стрелами сладострастия, будет выгоняем из владения своей земли, пока Господь прекратит брани до края земли его, сокрушит лук, переломит копье, колесницы сожжет огнем (см.: Пс.45, 10), именно тем, какой приходил Господь повергнуть на землю (см.: Лк. 12, 49); также переломит лук и копье, которыми духовные враги, днем и ночью сражаясь против него, уязвляли сердце его огненными стрелами страстей. Таким образом, когда Господь, прекращающий брани, освободит его от всякого воспламенения похоти, то он придет в такое состояние чистоты, что по удалении смятения, которым пугал себя, то есть свою плоть во время брани, начнет наслаждаться ею, как в чистой скинии. «Ибо не приидет к тебе зло, и рана не приближится селению твоему» (ср.: Пс.90,10), по пророческому слову, силою терпения он достигнет того, что посредством кротости не только «наследит свою землю, но и насладится о множестве мира» (ср.: Пс.36,11). А где еще остается смятение брани, там не может быть множество мира. Псалмопевец не говорит: насладится о мире, но о множестве мира. Этим очевидно показывается, что терпение есть такое действительное врачевство сердца, как говорит Соломон: «кроткий муж — сердцу врачъ» (ср.: Притч.14,30),— что истребляет страсть не только гнева, печали, уныния, тщеславия, гордости, но и похоти и вообще всех страстей. Кто всегда бывает кроток и спокоен, тот не возмущается гневом, не снедается горечью печали и уныния, не увлекается суетностию тщеславия, не надмевается гордостию. «Ибо мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна» (Пс.118,165). И потому справедливо говорится: «лучше муж долготерпелив паче крепкаго, удержаваяй же гнев паче вземлющаго град» (ср.: Притч.16,32). Итак, пока мы заслужим приобрести такой твердый и постоянный мир, необходимо нам перенести много искушений. Также нам надобно часто с стенанием и слезами повторять этот стишок: «аз же нищь есмь и убог, весь день сетуя хождах: яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть изцеления в плоти моей от лица гнева Твоего, несть мира в костех моих от лица грех моих» (ср.: Пс.39, 18; 37, 7-8, 4). Это тогда, особенно, поистине мы будем с плачем говорить, когда, после долговременной чистоты нашего тела, думая, что мы уже совершенно избавились от плотской скверны, станем чувствовать, что опять восстает против нас похоть плоти за возношение сердца и от мечтаний во сне у нас приключается нечистота истечения. Часто бывает, что, при продолжительной чистоте сердца и тела, человек в самом себе тщеславится, думая, что он уже не может лишиться этой чистоты, и говорит: «аз же рех во обилии моем: не подвижуся во век» (Пс.29, 7). Но когда, Для пользы оставленный Господом, он почувствует, что чистота его возмущается, касательно которой он полагался на себя самого, и увидит, что он сам по себе не имеет успеха, то тотчас прибегает к Виновнику чистоты и, сознавая свою слабость, исповедуется и говорит: «Господи, не моею, но волею Твоею подаждъ доброте моей силу: отвратил же ecu лице Твое, и бых смущен» (Пс.29,8). И слова блаженного Иова: «аще бо измыюся снегом и очищуся руками чистыми, доволно во скверне омочил мя ecu, возгнушася же мною одежда моя» (Иов. 9, 30-31). Впрочем, кто по своей вине погрязает в нечистоте, тот не может говорить это своему Творцу. Пока кто не достигнет совершенного состояния чистоты, тот необходимо будет часто подвергаться возмущениям страсти до тех пор, пока, по благодати Божией укрепившись в желаемой чистоте, удостоится деятельно говорить: «терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою: и возведе мя от рова страстей и от брения тины, и постави на камени нозе мои и исправи стопы моя» (Пс.39, 2-3).
Глава 7. О разных степенях целомудрия
Много степеней целомудрия, по которым восходят к ненарушимой чистоте и которые обозреть и исчислить как должно хотя сил наших недостает, однако ж поелику порядок собеседования требует того, то по мере наших опытов попытаемся объяснить, предоставляя совершенным более совершенное объяснение и не предупреждая своим мнением тех, которые, по горячему усердию приобрев более совершенное целомудрие, чем более имеют тщания, тем больше превосходят других силою самого разумения. Итак, лествицу совершенства целомудрия я разделю на шесть степеней, которые, впрочем, по высоте много отстоят друг от друга, так что некоторые средние, которых много, я опущу, которых тонкость неуловима для человеческих чувств, так что ни ум усмотреть ее, ни язык высказать не может, с какими успехами мало-помалу ежедневно возрастает совершенство самой чистоты. Ибо, по подобию земных тел, которые в каждый день нечувствительно получают себе приращение и без нашего ведома вырастают до совершенного вида, также приобретается и сила души, и зрелость чистоты. Итак, первый степень целомудрия состоит в том, чтобы монах не подвергался возмущению плотской похоти в бодрственном состоянии; второй, чтобы ум не занимался сладострастными помыслами; третий, чтобы от взгляда на женщину нимало не склонялся к вожделению; четвертый, чтобы в бодрственном состоянии не допускал и простого движения похоти; пятый, чтобы и самое тонкое согласие на сладострастное действие не помрачало ума, когда рассуждение или необходимость чтения приведет на память человеческое рождение, но должен смотреть на это спокойным и чистым взглядом сердца как на дело простое и необходимо назначенное для размножения рода человеческого; при воспоминании о нем ничего больше не должен представлять, как действование чресл или другой какой-нибудь части тела. Шестой степень целомудрия состоит в том, чтобы даже и во сне не было соблазнительных мечтаний о женщинах. Хотя этого мечтания мы и не считаем грехом, однако ж это бывает знаком того, что еще скрывается похоть в членах. Мечтания эти бывают различные. Смотря по тому, кто каким делом обыкновенно занимается или думает, тот тем и искушается во время сна. Иначе обольщаются те, которые узнали плотское совокупление; иначе те, которые не испытали совокупления с женщиною. Как у этих сны обыкновенно бывают простые и более чистые, то им легче, меньше труда приобресть чистоту. А те подвергаются обольщениям нечистых и более впечатлительных мечтаний, доколе мало-помалу по мере чистоты, к которой всякий стремится, дух даже и во сне возненавидит то дело, к которому прежде произвольно питал сочувствие, и ему дается от Господа то, что чрез Пророка обещается храбрым мужам в высшую награду за труды: «лук и мечь и брань сокрушу от земли вашея и вселю вы со упованием» (ср.: Ос.2,18); и таким образом достигнет чистоты блаженного Серена и немногих подобных ему мужей. Эту чистоту я отделил от сказанных шести степеней целомудрия, поелику не только приобресть, но даже и верить ей очень редкие могут, и поелику что по особенному дару Божию ему (авве Серену) дано, то не может быть предложено в образец заповеди общей для всех, именно, чтобы дух наш до того у совершился в чистоте целомудрия, чтобы, по умерщвлении самого естественного движения плоти, вовсе не иметь нечистого истечения. Я не должен умолчать и о мнении тех, которые касательно плотского истечения говорят, что будто оно происходит у спящих не оттого, что производят его сонные грезы, а оттого, что скопление этой влаги возбуждает обольстительные мечты в болезненном сердце. Наконец, говорят, что в то время, когда не беспокоит скопление влаги, не бывает ни истечения ее, ни обольстительного мечтания.
Глава 8. О свойстве и действиях целомудрия неиспытавшие не могут рассуждать
Но это принять, одобрить и точным исследованием доказать, возможно ли это или невозможно, никто не может, кроме того, кто посредством долгого опыта и чистоты сердца, под руководством слова Божия, проникнет до самых оснований плоти и духа. Об этом блаженный Апостол говорит: «живо бо слово Божие и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и проходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судително помышлением и мыслем сердечным» (Евр.4,12). И таким образом, став как бы между их пределами, как наблюдатель и судья, правильным исследованием определит, что человеческому состоянию необходимо, что неизбежно должно быть присвоено или что приключилось от порочной привычки и беспечности юности; и касательно действия и природы их (духа и плоти) не полагается на ложные людские мнения, но, на верных весах своего опыта и с точным испытанием взвешивая чистоту, никак не обольщается заблуждением тех, которые, по своей небрежности оскверняясь истечением более частым, нежели сколько побуждает природа, извиняют себя естественным состоянием; а между тем известно, что они больше делают насилие природе, вынуждают у нее истечение, которого она сама собою не производит, свою невоздержность относят к потребности плоти, даже к Творцу ее, собственную вину слагая на немощь природы. О таких в Притчах хорошо говорится: «неразумие мужа погубляет пути его, и Бога виновна творит в сердцы своем» (Притч.19,3). Если же кто не хочет верить этому рассуждению нашему, то прошу не прежде вступать в спор с нами по предзанятому мнению, как исполнив правила этого учения. И когда будет исполнять их хоть в немногие месяцы с тою воздержностию, какая заповедуется, то сказанное нами совершенно может подтвердить как истинное суждение. Но тот напрасно будет спорить о цели какого-либо искусства или науки, кто наперед с особенным усердием и рачительностию не исполнит всего того, что принадлежит к совершенству их. Например, если бы я утверждал, что можно произвесть из пшеницы подобие меда или из семян редьки и льна приятное масло; если бы кто, вовсе не зная этого, стал говорить, что это противно природе вещей, и меня осмеял, как лжеца; если я представлю ему бесчисленных свидетелей, которые бы показывали, что они это видели и вкушали; кроме того, если бы я объяснил способ и порядок, как эти вещества превращаются в масло или в мед, а он, упорно оставаясь в глупом предубеждении, стал бы отвергать возможность произвесть из этих семян какую-нибудь сладость или масло, то не больше ли должна быть порицаема неразумная и упрямая спорливость его, нежели осмеиваема истинность моих слов, которая подтверждается важностию многих и верных свидетелей, ясными доводами и, что еще важнее этого, достоверностию опыта. И потому кто постоянным усилием сердца достигнет того состояния, что, уже по совершенном освобождении духа от раздражения этой страсти, плоть его во время сна будет выгонять как бы избыток переполнившейся влаги, тот верно поймет состояние и способ природы и, таким образом когда пробудившись, найдет, что плоть его после долгого времени, без его ведома и сознания, осквернилась (истечением), тогда он извиняется естественною необходимостию, без сомнения, достигнув того состояния, чтобы он обретался таким и ночью (то есть во время сна), каким днем (в бодрственном состоянии); таким на постели, каким на молитве; таким один, каким среди людей. Находясь в уединении, он никогда не должен видеть себя таким (нагим), каким стыдно быть видимым от людей. Нужно, чтобы и Всевидящее око (Божие) не усматривало в нем чего-либо такого, что он желал бы скрыть от взоров человеческих. Таким образом, когда он начнет постоянно наслаждаться приятным светом чистоты, то может говорить с Пророком: «и нощь — просвещение в сладости моей. Яко тма не помрачится от Тебе, и нощь яко день просветится: яко тма ея, тако и свет ея» (ср.: Пс.138,11-12). Наконец, как он приобрел это самое, что кажется выше состояния природы человеческой, это показывает тот же Пророк, говоря: «Ты создал ecu утробы моя» (Пс.138,13), то есть я заслужил эту чистоту не своим тщанием и добродетелию, а потому что Ты погасил вложенный в мои внутренности жар сладострастия».
Глава 9. Вопрос: «Можно ли избежать возбуждения похоти плоти даже во время сна?»
Герман: «Мы отчасти испытали, что бодрствующие по благодати Божией могут приобресть постоянную чистоту тела; не отвергаем и того, что у бодрствующих, при рассудительности и строгости воздержания, может не случаться возбуждение похоти плоти. А мы желаем знать, можем ли не обеспокоиваться ею и во время сна? Мы не думаем, чтобы это было возможно, по двум причинам, которые хотя без стыда не можем высказать, однако ж, поелику этого требует необходимость самого врачевания, просим милостиво выслушать, если что, может быть, и не совсем стыдливо будет открыто. (Первая) причина та, что по ослаблении строгости ума покоем сна он никак не может наблюдать за возбуждением похоти. Вторая та, что скопление урины, когда во время сна непрестанным притечением влаги переполнит вместимость пузыря, возбуждает увядшие члены, что, однако ж, по тому же закону случается и у детей или скопцов. Оттого бывает, что если сладострастное услаждение не уязвит дух согласием, то смирит его стыдом нечистота членов».
Глава 10. Ответ: «Возбуждающаяся во сне похоть плоти не вредит целомудрию»
Херемон: «Видно, что вы еще не узнали добродетели истинного целомудрия, когда верите, что ее имеют только бодрствующие при помощи воздержания, и потому думаете, что спящие, по ослаблении строгости духа, не могут сохранять чистоту. Целомудрие сохраняется не пособием строгости (воздержания), как вы думаете, а любовию к нему и удовольствием от собственной чистоты. То называется не целомудрием, а воздержанием, когда еще остается противное ему услаждение. Итак, видите, что тем, которые по благодати Божией приобрели искреннее расположение к целомудрию, прекращение строгости (бдительности) во время сна не вредит, между тем она одна (строгость) не надежна и для бодрствующих (которые не избавляются от возбуждения похоти); это верно. Ибо что с трудом подавляется, то сражающемуся доставляет только временное перемирие, а не постоянный покой обеспечения после труда; а что побеждено крепкою силою, уложено без всякого подозрения беспокойства, то победителю доставляет постоянную твердость мира. Посему, пока чувствуем, что нас беспокоит похоть плоти, должны знать, что мы еще не достигли до совершенства целомудрия, но еще, находясь в слабом состоянии воздержания, подвергаемся брани, в которой исход всегда бывает сомнительный. А что будто возбуждение похоти плоти неизбежно, это хотели вы доказать тем, что и самые скопцы, по отсечении детородных членов, не могут не иметь ее, то надобно знать, что у них недостает не плотского жара и возбуждения похоти, а одной способности изливать детородное семя. Отсюда ясно, что и они, если хотят достигнуть того целомудрия, к которому мы стремимся, не должны оставлять смирения, сокрушения сердца и строгости воздержания, хотя надобно думать, что они с меньшим трудом и усилием могут достигнуть целомудрия.
Глава 11. Большое различие между целомудрием и воздержанием
Совершенство целомудрия от многотрудных начал воздержания отличается постоянным спокойствием. Ибо совершенство истинного целомудрия составляет то, что оно не только подавляет возбуждение плотской похоти, но и со всем ужасом отвращается, постоянно сохраняет ненарушимую свою чистоту и не может быть ничем иным, как святостию. А это будет тогда, когда плоть, уже перестав вожделевать против духа, будет согласоваться с его желаниями и добродетелию, начнут соединяться между собою твердым миром и, по изречению Псалмопевца, как братья, будут жить заодно (см.: Пс.132,1), достигнув обещанного Господом блаженства, о котором говорится: «аще два от вас совещаета на земли о всяцей вещи, еяже аще просита, будет има от Отца Моего, Иже на Небесех» (Мф.18,19). Итак, кто перейдет степень умственного Иакова, то есть запинателя, тот от борьбы воздержания и от запинателя пороков, по ослаблении силы чресл, при постоянном управлении сердцем, взойдет к заслуге Израиля*. Такой порядок и блаженный Давид, по проречению Святаго Духа, так разделил, говоря сначала: «ведом во Иудеи Бог» (Пс.75, 2), то есть в душе, которая еще задерживается в исповедании грехов; ибо Иудея значит «исповедание; а во Израили», то есть в том, кто видит Бога, или (как некоторые толкуют) праведник Божий, не только ведом, но и «велие имя Его» (Пс.75,2). Потом, призывая нас к высшему и желая показать и самое место, в котором Господь утешается, говорит: «и быстъ в мире место Его» (Пс.75,3), то есть не в смятении сражения и борьбе с пороками, а в мире целомудрия и в постоянном спокойствии сердца. Итак, если кто удостоится завладеть этим местом мира по подавлении плотских страстей, то, с этой ступени восходя и постепенно становясь духовным Сионом, то есть зрителем Бога, будет также и обителью Его. Ибо не в подвиге воздержания, а в постоянном наблюдении добродетелей Господь пребывает, где уже не притупляет, не подавляет, а навсегда сокрушил силу луков, из которых против нас некогда бросались огненные стрелы похоти. Итак, видите, что как место Господне не в подвиге воздержания, но в мире целомудрия, так и обитание Его в наблюдении и созерцании добродетелей. Потому справедливо врата Сиона предпочитаются всем селениям Иакова, ибо «любит Господь врата Сионя паче всех селений Иаковлих» (Пс.86,2). А что вы рассуждаете, будто возбуждение похоти плоти бывает неизбежно оттого, что урина, постоянным притечением переполнив пузырь, раздражает покойные члены, хотя истинным последователям чистоты к приобретению ее нисколько не препятствует это раздражение, которое иногда во время сна производит это одно жизненное отправление, то надобно знать, что если и бывают (члены) возбуждены, но по силе целомудрия возвращаются к своему покою, так что не только без всякого истечения, но и без малейшего воспоминания о похоти улегаются. И потому, чтобы с законом души согласовался и закон телесный, и в питье самой воды надобно избегать излишества, так чтобы ежедневное скопление влаги, притекая к высохшим членам, не только очень редко производило то возбуждение тела, которое вы считаете неизбежным, но и делало этот огонь, если можно так сказать, тихим, теплым, холодным, без всякого жжения, наподобие дивного видения Моисея (см.: Исх.3, 2), так чтобы купина нашей плоти, объятая безвредным огнем, не сожигалась; или наподобие тех трех отроков, для которых духом росным охлаждалось пламя халдейской печи, так что пламя огня не коснулось ни волос их, ни одежды, так что мы уже и в этом теле начинаем некоторым образом стяжевать то, что чрез Пророка обещается святым: «аще сквозе огнь пройдеши, не сожжешися, и пламень не опалит тебе» (Ис.43, 2).
* «Иаков» значит «запинателъ», потому что он задерживал Исава при рождении и потом при получении благословения от отца Исаака, и означает борьбу с страстями и пороками; а «Израиль» значит «зрящий Бога» и означает высшую духовную жизнь, созерцание Бога.
Глава 12. О дивных делах, производимых Богом в святых
Подлинно велики, дивны дары и никому из людей, кроме только испытавших, неизвестны, которые Господь верным Своим, находящимся еще в этом тленном теле, дарует с неизреченною щедростию. Пророк, разумея под этим чистоту духа, как от своего, так и от лица тех, которые достигли этого состояния и расположения, воскликнул: «чудна дела Твоя, Господи, и душа моя знает зело» (ср.: Пс.138,14). Иначе Пророк ничего нового и великого не сказал бы, если бы с другим расположением сердца или о других делах Божиих произнес это. Ибо нет никого из людей, кто и из величия самого творения не познавал бы, что дивны дела Божий. Впрочем, что Он в святых Своих ежедневным действованием производит и по особенной щедродательности обильно изливает, того никто другой не знает, кроме души пользующегося, которая в тайне своего сознания бывает единственная ценительница благодеяний Его, так что не только никаким словом не может выразить их, но и чувством и помышлением объять, когда, выходя из состояния огненной горячности, спускается к материальным, земным видениям. Ибо кто не удивится делам Божиим в себе, когда увидит, что ненасытимая жадность чрева, многоиждивительная и гибельная роскошь прожорливости подавлены в нем, так что едва самую малую и самую дешевую пищу редко и нехотя принимает? Кто не удивится делам Божиим, когда почувствует, что тот огонь похоти, который прежде считал естественным и неугасимым, теперь охладел так, что не чувствует в себе и простого возбуждения плоти? Как не возблагоговеет пред силою Божиею всякий, когда увидит, что люди, прежде жестокие, свирепые, которые и при раболепном услуживании раздражались, приходили в большую ярость, теперь пришли в такую кротость, что не только не возмущаются никакими обидами, но еще с большим великодушием радуются, когда они будут нанесены? Подлинно, кто не удивится делам Божиим и с полным расположением не воскликнет: «аз познах, яко велий Господь» (Пс.134,5), когда увидит себя или другого кого-либо, что из хищного сделался щедрым, из расточительного — воздержным, из гордого — смиренным, из щеголеватого и изнеженного — пренебрегающим щегольством и изнеженностию и добровольно переносящим бедность и тесноту настоящих обстоятельств? Точно, дивны эти дела Божий, которые особенно Пророк и подобные ему признают, изумляясь при удивленном созерцании их. Это суть те чудеса, которые Бог положил на земле, которые тот же Пророк рассматривая призывает все народы к удивлению им, говоря: «приидите и видите дела Божия, яже положи чудеса на земли: огпъемля брани до конец земли, лук сокрушит и сломит оружие, и щиты сожжет огнем» (Пс.45, 9-10). Какое чудо может быть больше, как в самое короткое время из хищных мытарей сделаться Апостолами, из жестоких гонителей самыми терпеливыми проповедниками Евангелия, так что ту самую веру, которую преследовали, потом распространяли даже пролитием своей крови? Это суть те дела Божий, о которых Сын Божий свидетельствует, что Он ежедневно вместе с Отцом делает, говоря: «Отец Мой доселе делает, и Аз делаю» (Ин. 5, 17). Об этих делах Божиих блаженный Давид, воспевая в духе, говорит: «благословен Господь Бог Израилев, творяй чудеса един» (Пс.71, 18). Об них и пророк Амос говорит: «и (Бог) обращали во утро сень смертную и день в нощь помрачаяй» (Ам.5,8). Это именно есть «измена десницы Вышняго» (Пс.76, 11). Об этом спасительном делании Божием Пророк молит Господа, говоря: «укрепи, Боже, сие, еже соделал ecи в нас» (Пс.67,29). Я уже не говорю о тех тайных, сокровенных действиях Божиих, которые дух всех святых в каждую минуту видит совершающимися внутри себя особенным образом, о том небесном излиянии духовного веселия, вследствие которого унылый дух живостию нечаянной радости возвышается к тем неведомым восторгам сердца, к неизреченным, неслыханным утешениям радости, которыми мы, иногда цепенеющие в унылой бесчувственности, как бы от глубокого сна возбуждаемся к пламеннейшей молитве. Это есть та радость, о которой блаженный Апостол говорит: «их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша» (1Кор.2,9), то есть тому, который расслаблен земными пороками, привязан к человеческим страстям и не видит ничего из этих даров Божиих. Наконец, тот же Апостол как о себе, так и о подобных ему, которые уже вышли из сожительства человеческого, прибавил, говоря: «нам же Бог открыл есть сие Духом Своим» (ср.: 1Кор. 2,10).
Глава 13. Одни испытавшие знают сладость целомудрия
Итак, во всем этом сколько дух возвысится в чистоте, столько же возвышеннее будет созерцать Бога, и будет возрастать в нем больше удивление в самом себе, нежели раскрываться способность высказаться или слово для рассказа. Ибо как неиспытавший не может умом постигнуть силу этого веселия, так испытавший не в состоянии будет изъяснить словом, подобно тому как если бы кто захотел на словах объяснять сладость меда тому, кто никогда ничего сладкого не вкушал; точно, и этот не поймет ушами приятности вкуса, которой никогда устами не отведывал, и тот не возможет словами объяснить сладость, которую узнал вкусом, а только вследствие узнания приятности необходимо, только молча, будет удивляться в себе сладости испытанного вкуса. Так и всякий, кто удостоится достигнуть вышесказанного состояния добродетелей, молча, умом рассматривая все то, что Бог, по особенной благодати, делает в Своих рабах, и, при размышлении о всем этом изумляясь, с искренним расположением сердца будет взывать: «чудна дела Твоя, Господи, и душа моя знает зело» (ср.: Пс.138,14). Итак, это есть дивное дело Божие, что человек плотяный, находясь в плоти, отверг плотские страсти, и при таком разнообразии обстоятельств и вражеских нападений держится в одном состоянии духа, и пребывает непоколебим при всяком изменении случаев. Укрепленный такою добродетелию один старец, когда у Александрии, быв окружен толпою неверных, стал подвергаться не только злословию, но и тяжким обидам толкающих и когда с насмешкою говорили ему: «Что удивительного сделал ваш Христос, Которого вы почитаете?», сказал: «То, что я не возмущаюсь и не оскорбляюсь этими и большими обидами, если бы вы нанесли»».
Глава 14. Вопрос о качестве воздержания и о времени, в которое может усовершиться целомудрие
Герман: «Поелику удивление этой не человеческой, не земной, но совершенно Небесной и ангельской чистоте вдруг привело нас в такое изумление, что породило больше страх, нежели возбудило души наши к желанию ее, то просим преподать нам более полное наставление касательно качества воздержания и количества времени, в которое она может быть приобретена или усовершенствована; поелику мы верим, что она усовершаться может, и мы потом, с течением определенного времени, будем воодушевляться к снисканию ее. Ибо мы считаем ее неудободостижимою для находящихся в этой плоти, если нам верным образом не будет объяснен некоторый порядок и путь, которым бы можно достигнуть ее».
Глава 15. Ответ, во сколько времени может быть приобретена чистота
Херемон: «Для усовершения чистоты, о которой говорим, довольно безрассудно, особенно при таком разнообразии удовольствий или сил, назначать известную меру времени, которую нельзя назначать и для материальных искусств и видимых наук; ибо каждому необходимо усвоять их, смотря по усердию души и по качеству дарований. Впрочем, мы можем верно определить образ воздержания и размер времени, в течение которого узнается возможность усовершения чистоты. Итак, кто, устранившись от праздных разговоров и умерши для всякого гнева, беспокойства и попечения мирского, для ежедневного питания будет довольствоваться только двумя хлебцами и, избегая сытости в воде, покой сна будет ограничивать пространством трех или (как иные постановляют) четырех часов, однако ж будет верить, что он приобретет ее не заслугою своих трудов или воздержания, а по милосердию Божию (ибо без этой веры суетно все усилие человеческого труда), не более как в шесть месяцев узнает, что не невозможно для него усовершенствование в ней. Впрочем, это очевидный знак близкой чистоты — начинать ее тем, чтобы не надеяться на тщательность своего труда. Ибо если кто истинно поймет силу этого стиха: «аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущий» (Пс.126,1), то не будет возноситься заслугами своей чистоты, понимая, что он приобрел ее не своим прилежанием, но по милосердию Божию; и к другим не относится с строгостию, зная, что человеческая добродетель ничего не значит, если не будет вспомоществовать ей сила Божия.
Глава 16. О конце и средстве приобретения и сохранения целомудрия
Потому для всякого из нас, всеми силами подвизающегося против духа блуда, единственную победу составляет то, чтобы не ожидать средства от своего старания. Хотя эта вера для всех кажется легка, удобна, однако ж новичками приобретается так же трудно, как и совершенство самого целомудрия. Ибо когда хоть немного улыбнется им чистота, и они в тайне своего сознания тонким подкравшимся возношением услаждаются, думают, что они достигли ее ревностию своего прилежания, то необходимо бывает, чтобы они, немного лишившись Вышней помощи, дотоле были обеспокоиваемы страстями, которые Божественная сила подавила было, доколе по научению опыта не познают, что они своими силами и старанием не могут приобресть чистоты. Чтобы нам рассуждение наше о конце полного целомудрия, состоящее из длинного объяснения, коротко заключить, собрав в одно все, что обширно и рассеянно было изложено, скажем, что совершенство целомудрия состоит в том, чтобы монах в бодрственном состоянии не допускал никакого услаждения похотию, чтобы и покоясь во сне не имел обольстительных грез; но когда бы во время сна, при беззаботности усыпленного ума, и произошло раздражение плоти, то как оно возбудилось без всякого ощущения удовольствия, так чтобы и успокоилось без всякой плотской нечистоты (то есть истечения). Это, о конце целомудрия, сколько могли, изложили мы не голословно, а по научению опыта. Хотя это, думаю, ленивыми и нерадивыми, может быть, будет сочтено невозможным, однако ж я уверен, что ревностными и духовными мужами согласно будет признано и одобрено. Ибо столько различия между людьми, сколько разнятся между собою цели, к которым стремятся души их, или сколько отстоит Небо от ада, или Христос от Велиара, по изречению Господа Спасителя: «кто Мне служит, Мне да последствует; и идеже есмъ Аз, ту и слуга Мой будет» (ср.: Ин.12, 26); и еще: «идеже бо есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше» (Мф.6,21)». Доселе блаженный Херемон рассуждал о совершенстве целомудрия и удивительное учение о возвышенной чистоте заключил таким словом, советуя нам, приведенным в изумление, чтобы мы, поелику большая часть ночи уже прошла, немного предавшись телом покою, не отказывали ему в естественной пище сна, чтобы дух, ослабевши от расслабления тела своего, не лишился силы святого намерения.
3. Собеседование аввы Херемона третье о покровительстве Божием (или о том, как благодать Божия содействует совершению добрых дел)*
Глава 1
Когда после сна мы шли на утреннюю молитву, то авву Германа весьма занимала мысль старца, произнесенная во вчерашнем собеседовании о том, что человек без содействия Божия не может сделаться добродетельным, хотя бы и много старался о сем (см. двенадцатое собеседование, главы 15—16). Блаженный Херемон, увидев, что мы беспокоимся и дивимся чему-то, по окончании обычных молитв и псалмопения, спросил нас о причине нашего беспокойства.
* Это собеседование особенно подверглось критике Аквитанского епископа Проснера, который, согласно с Августином, думал, что первородный грех до того расстроил человеческую природу, что человек уподобился спящему, который сам собою не может пробудиться, или крайне больному, который не может производить никакого движения, не может желать своего исцеления, так что для пробуждения его, для возбуждения в нем желания исцеления, ему необходима, так называемая у католиков, предварительная благодать. Проспер, вместе с Августином, в этом учении простерлись далее надлежащего, — отняли у человека всякое участие свободного произволения его в деле обращения к вере и спасению, как будто одна благодать все делает за человека. Но это неправда, — что человек в естественном состоянии будто вовсе не может ни желать, ни помыслить что-либо сообразное с волею Божиею. Хотя природа человеческая расстроена грехом, человек сделался болен, по не до бесчувственности: в нем осталось сознание и различение добра и зла, чувство своей болезни, раскаяние и желание освободиться от этой болезни, ибо образ Божий в человеке не истреблен грехом, а только помрачен, семена добра не истреблены в душе человека, а таились в нем, как искры под пеплом. Искры под пеплом без дуновения ветра не могут разгореться в чистый пламень, так и добрые мысли и желания не могут без благодати Божией раскрываться, возрастать, укрепляться, по и благодать Божия не без свободного произволения человека возбуждает, развивает и укрепляет их, а смотря по тому, сколько сам человек желает этого и старается, так сказать, содействовать или последовать действию благодати. Так преподобный Кассиан и учил, — говорил, что в душе нашей есть семена добродетелей (см. тринадцатое собеседование, главу 12), что как только Бог усмотрит в человеке, хоть слабое, возникновение доброго желания, то возбуждает его к исканию спасения, укрепляет (см. тринадцатое собеседование, главу 8). А если бы все в человеке производила одна благодать без его желания, без содействия его произволения, то от этого возник бы неразрешимый вопрос: почему благодать одних обращает на путь веры и благочестия и спасает, а других не обращает, не сообщает им достаточных сил к обращению, и они погибают? От этого произошло у протестантов нелепое учение о безусловном предопределении одних к спасению, а других — к погибели, как будто Всеблагий Бог желает кому-нибудь погибели. Согласно с преподобным Кассианом и Восточные Патриархи писали (в 1723 г.) к англиканцам (в четырнадцатом члене). Потому Проспер, увлекшись горячностию в защите мнений блаженного Августина, напрасно подозревает преподобного Кассиана в склонности к мнению полупелагиан, когда и сам одобряет мнение Кассиана о благодати, высказанное в главе 3 (см. также: Преподобный Иоанн Кассиап Римлянин. О постановлениях киновитян. Кн.12,гл.10). Преподобный Кассиан сам себе противоречить не будет; скорее надобно думать, что Проспер неверно понимал некоторые выражения преподобного Кассиана, по-своему перетолковал, напрасно навязал ему свои мысли.
Глава 2. Вопрос: «Почему успех в добродетелях не присвояется старанию трудящегося?»
Герман на это сказал ему: «Сколько высокая добродетель, о которой ты рассуждал вчера вечером, кажется нам недостижимою, столько же не согласно с истиною то мнение, что усовершение в целомудрии не есть плод усилий человеческих; ибо, по-моему мнению, нельзя не приписать земледельцу плода тогда, когда он возделывает землю».
Глава 3. Ответ: «Без помощи Божией невозможно не только усовершение в целомудрии, но и ничего доброго нельзя сделать»
Херемон на это отвечал так: «Предложенный вами пример и доказывает, что усилия трудящегося без помощи Божией ничего не могут совершить. Ибо земледелец хотя и много трудится над возделыванием земли, но не может ожидать обильного плода, если на обработанную им землю не падет благовременного дождя и не будет благоприятной погоды; случается, что пропадают уже и созревшие плоды оттого, что Бог не благословляет трудов земледельца. Итак, как ленивым земледельцам, которые не стараются обрабатывать сохою свою землю, Бог не дает обильного плода, так и трудолюбивым не принесет пользы всенощная забота, если милосердие Божие не будет благопоспешествовать. Впрочем, человек не должен мечтать, что будто его труды привлекают благодать Божию и что будто потому Бог благословляет его обилием плодов, что он трудится. Чтобы истребить в себе эту гордость, пусть он представит себе, что если бы Бог не укреплял его, то он не мог бы и трудиться, и что если бы милосердие Божие не споспешествовало его действиям, то и желание, и силы его остались бы без действия. И тогда как Бог дает нам силы, здоровье и благопоспешествует нашим делам, мы должны молить, чтобы «небо» не было «медяно и земля железна» (ср.: Втор.28,23) и чтобы «останок гусениц» не поели «прузи, и останок пругов» не поели «мшицы» (ср.: Иоил.1,4). Но земледелец нуждается в помощи Божией не только тогда, когда поля его засеяны, но и тогда, как жатва окончена и плоды собраны в житницу. Из этого видно, что Бог есть начальный Виновник не только дел, но и помышлений благих; Он внушает нам и Свою святую волю и дает силу и удобный случай исполнить то, чего правильно желаем, ибо «всяко даяние благо и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов» (Иак.1,17). По словам Апостола, Он и начинает в нас добродетель и совершает ее, «даяй семя сеющему и хлеб в снедь, да подаст и умножит семя ваше, да возрастит жита правды вашея» (ср.: 2Кор.9,10). А мы должны со смирением покоряться непрестанно влекущей нас благодати, чтобы, противясь ей, не услышать того же, что сказано было иудеям чрез Иеремию: «еда падаяй не востает, или отвращаяйся не обратится?» (Иер.8,4). «Вскую отвратишася людие мои сии во Иерусалиме отвращением безстудным? И укрепишася во произволении своем и не восхотеша обратитися» (ср.: Иер.8,5)».
Глава 4. Возражение: «Как же язычники и без благодати Божией, говорят, имели целомудрие?»
Герман: «Этому мнению, которого благочестие мы не можем вовсе отвергнуть, кажется, противоречит то, что оно ведет к уничтожению свободного произволения. Ибо когда видим, что многие из язычников, не заслуживавших помощи благодати Божией, отличались добродетелями не только воздержности и терпения, но, что удивительнее, даже целомудрия, то как можно думать, что они сообщены им благодатию Божиею, между тем как последователи мирской мудрости, вовсе не зная не только благодати Божией, но и Самого Истинного Бога, как мы узнали из истории и из предания некоторых, тщательным своим трудом приобрели высшую чистоту целомудрия?»
Глава 5. Ответ о воображаемом целомудрии философов
Херемон: «Мне приятно, что вы, воспламенившись любовию к познанию истины, предлагаете и некоторые нелепости, от рассмотрения которых добродетель христианской веры окажется одобрительнее и, так сказать, испытаннее. Благоразумный человек станет ли делать такие противоречивые предложения, что небесную чистоту целомудрия, как вы вчера рассуждали, будто никто из смертных не может приобресть и при содействии благодати Божией, а теперь думаете, что и язычники собственною силою приобретали его? Но как вы предлагаете это, без сомнения, для испытания истины, то слушайте, что мы думаем об этом. Никак нельзя думать, что философы имели такую чистоту души, какая требуется от нас, которым вменяется в обязанность, чтобы не только блуд, но и нечистота даже и не именовались у нас. Имели же они некоторую частичку целомудрия, то есть воздержание плоти, именно удерживали только похоть от совокупления, а внутреннюю, совершенную и постоянную чистоту духа и тела, не говорю, делом приобресть, но и думать о ней не могли. В этом не стыдился сознаться и знаменитый между ними Сократ, как они славят. Когда один физиогном, смотря на него, сказал, что у него глаза, как у деторастлителя, и когда ученики его, напавши на него, хотели отмстить за оскорбление, нанесенное учителю их, то Сократ, говорят, удержал их негодование таким изречением: «Успокойтесь, дети, я точно таков; но сдерживаю себя». Итак, не только нашим рассуждением, но и сознанием их ясно доказывается, что они с принуждением удерживались только от совершения плотского совокупления; но желание и услаждение этою страстию не было изгнано из сердец их. С каким омерзением надобно произносить изречение Диогена! Случилось, что философ этого мира не постыдился высказать как нечто достопамятное, чего мы не можем, не покрасневши от стыда, ни сказать, ни слышать. Он одному, подвергшемуся наказанию за прелюбодеяние, как говорят, сказал: «Что даром продается, того не покупай смертию»*. Итак, видно, что они и не знали добродетели истинного целомудрия, какое требуется от нас. И потому верно, что нашего обрезания, совершаемого в духе, невозможно иметь иначе, как по благодати Божией, и его имеют только те, которые служат Богу с полным сокрушением духа.
* За дешевую вещь не должно платить дорогою ценою, то есть за маловажное дело прелюбодеяния не должно подвергать тяжкому наказанию — смерти. Вот как язычники смотрели па плотский грех!
Глава 6. О том, что без благодати Божией мы не можем ничего сделать
Хотя из многих случаев очевидно, что люди всегда имеют нужду в помощи Божией и что человек без нее ничего не может сделать относительно своего спасения, но очевиднее всего эту истину доказывает трудность, с коею достигается и сохраняется целомудрие. Не говоря о трудности его, скажем о трудности средств к оному. Кто, даже и из ревностных, может сам собою перенести суровость пустыни, скудость пищи и ежедневный голод? Кто может без Божественного утешения непрестанно жаждать, лишать себя сна в утреннее время, сон в которое особенно сладок, и спать постоянно только четыре часа, беспрерывно читать и заниматься рукоделием без прибыли для себя? О всем этом даже и подумать нельзя без вдохновения Божия. Чтобы совершенно доказать это, то стоит только вспомнить, как часто и спасительным нашим желаниям исполниться препятствует какой-нибудь ничтожный случай и как весьма немногие из желающих сделаться добродетельными могут вполне совершить свои желания. Исполнение наших желаний не всегда подлежит нашей власти даже и тогда, как мы не чувствуем бессилия. Ибо весьма часто встречающиеся обстоятельства против нашей воли не допускают нам быть в совершенном уединении, сохранить пост во всей его строгости, заниматься чтением, не развлекаясь ничем, — так что мы должны просить у Бога удобного места и времени для совершения всего этого, и если Он не пошлет благоприятствующих обстоятельств, то наши желания остаются без исполнения. В таких именно обстоятельствах был Апостол, ибо он к солунянам писал: «хотехом прийти к вам, аз убо Павел, единою и дважды: и возбрани нам сатана» (1Сол.2,18). Так точно и мы против воли удерживаемся от духовных занятий и уступаем немощи плоти для некоторых спасительных целей, об одной из коих Апостол говорит, когда пишет, что он «трикраты Господа молих, да отступит от него ангел сатанин, но Бог отвечал ему: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается» (ср.: 2Кор.12, 7, 8- 9).
Глава 7. О главном намерении Божием и ежедневном Промышлении
Воля Божия всегда желает, чтобы созданный Им человек не погиб, но вовеки жил. Бог, если заметит в нашем сердце хоть искру расположения к добру, по благосердию Своему не дает ей угаснуть, но, желая, чтобы все спаслись и в разум истины пришли (см.: 1Тим. 2, 4), всячески способствует к тому, чтобы она обратилась в пламя, ибо, по словам Господа: «несть воля пред Отцем вашим Небесным, да погибнет един от малых сих» (Мф.18,14); Бог истинен, отвращается лжи, с клятвою уверяет, говоря: «живу Аз, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти» (ср.: Иез.33,11). Итак, если Бог не желает, чтобы погиб един от малых, то не богохульно ли думать, что Он хочет спастись только некоторым, а не всем? Напротив, те, кои погибают, погибают вопреки воле Божией; Бог непрестанно вопиет: «обращением обратитеся от пути вашего злаго: и векую умираете, доме Израилев?» (Иез.33,11); или: «колькраты восхотех собрати чада твоя, якоже собирает кокош птенцы своя под криле, и не восхотесте» (Мф.23,37). «Вскую отвратишася людие мои сии во Иерусалиме отвращением безстудным и укрепишася во произволении своем и не восхотеша обратитися?» (Иер.8,5). Благодать Божия близка ко всем; она всех без изъятия призывает к спасению и к тому, чтобы все пришли в познание истины, ибо говорит: «приидите ко Мне ecu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф.11,28). Если бы она призывала только некоторых, то следовало бы, что не все заражены грехом первородным или деятельным и что несправедливо говорится, что «ecи бо согрешиша и лишени суть славы Божия» (Рим.3,23) или что «смерть во вся человеки вниде» (Рим.5,12). Что погибающие вопреки воле Божией погибают, это доказывается тем, что «Бог смерти не сотвори, ни веселится о погибели живых» (Прем.1,13). Посему Он иногда не скоро или совсем не внемлет молитвам нашим, когда исполнение их вредно для нас; а иногда против воли нашей посылает на нас несчастия, как сострадательный врач, для нашего спасения; нередко не дает исполниться нашим гибельным замыслам и тогда, как мы по неведению стремимся к смерти, обращает нас на путь спасения, исторгает из пасти ада.
Глава 8. О благодати Божией и о свободном произволении
Это попечение и Промышление Свое о нас Бог у пророка Осии (см.: Ос.2) представляет под образом блудницы, с погибельной ревностию стремящейся к почитанию идолов, которой Он преграждает путь, когда она говорит: «пойду вслед похотников моих, дающих ми хлебы моя, и воду мою, и ризы моя, и плащаницы моя, и масло мое» (ср.: Ос.2,5), чтобы она, не нашедши пути к ним, пришла в себя и сказала: «пойду и возвращуся к мужу моему первому, яко добрее ми бе тогда, нежели ныне» (Ос.2,7). У другого же Пророка упорство наше и непокорность спасительным возбуждениям Его изображаются под видом жены, оставляющей мужа своего: «и рекох: отцем наречете Мя и от Мене не отвратитеся. Обаче якоже отвергается жена сожителя своего, тако отвержеся от Мене дом Израилев» (Иер.3, 19-20); а любовь Свою и постоянство Своего расположения Бог представляет под видом любящего мужа, оставляемого женою своею, который обыкновенно воспламеняется тем сильнейшею любовию к ней, чем холоднее она к нему. Точно такова любовь Божия к роду человеческому; оскорбления наши не охлаждают Его попечения о нашем спасении; неправды наши не отвлекают Его от главного намерения. Он непрестанно покровительствует нам и так любит создание Свое, что Промысл Его не только сопутствует нам, но еще непрестанно предваряет нас. Испытавший эту любовь Пророк говорит: «Бог мой, милость Его предварит мя» (Пс.58,11). Если Он видит зародыш доброго расположения в нас, то немедля возбуждает его и всячески содействует возрастанию, ибо говорит: «и будет, прежде не же воззвати им, Аз услышу их» (Ис.65,24) — и не только внушает святые желания, но еще устрояет случаи к исполнению их и заблуждающим указывает спасительный путь.
Глава 9. О силе доброй воли и о благодати Божией
Уму человеческому непонятно, как это Бог дает просящим, обретается ищущими, отверзает толкущим и вместе является не ищущим Его, обретается не вопрошающим о Нем, весь день простирает руки к людям непокоряющимся и противоглаголющим, упорных и удаляющихся призывает, нехотящих влечет к спасению; у желающих грешить отнимает случаи к исполнению своих желаний и милостив к неправдам Их; как это спасение принадлежит и нашему произволению, ибо говорится: «аще хощете и.послушаете Мене, благая земли снесте» (Ис.1, 19), и вместе оно есть дело «ни хотящаго, ни текущаго, но милующаго Бога» (Рим. 9, 16); как это Бог воздаст каждому по делам его и вместе есть «Бог еже хотети и еже деяти о благоволении» (ср.: Флп.2,13); «и сие не от нас, но Божий дар есть, не от дел, да никтоже похвалится» (ср.: Еф.2,8-9); почему это говорится: «приближитеся Богу, и приближится вам; и: никтоже может прийти ко Мне, аще не Отец пославши Мя привлечет его» (Иак.4,8; Ин.6,44); почему повелевается нам сотворить «себе сердце ново и дух нов» (Иез.18, 31) — и вместе говорится: «и дам вам сердце ино и дух нов дам вам, и исторгну каменное сердце от плоти вашея и дам вам сердце плотяно» (ср.: Иез.11,19); как это Господь велит Иерусалиму омыть «от лукавства сердце свое» (ср.: Иер.4, 14), а Пророк просит Самого Господа сотворить в нем «сердце чисто» (Пс.50,12) — и говорит: «омыеши мя, и паче снега убелюся» (Пс.50,9); как это говорится: «разумейте, безумнии в людех, и буии некогда, умудритеся» (ср.: Пс.93, 8) — и: Господь «умудряет слепцы» (Пс.145,8). Нетрудно будет решить сии сомнения, если мы будем помнить, что в деле спасения нашего участвует и благодать Божия, и свободное произволение наше и что человек хотя может иногда сам собою желать добродетели, но, чтобы исполнить желания сии, всегда нуждается в помощи Божией; подобно как для больного недостаточно одного желания быть здоровым, нужно, чтобы Податель жизни — Бог дал силы для здоровья. Но чтобы совершенно увериться в том, что и от природной способности, данной милосердым Творцом, иногда возникающие добрые расположения можно исполнить только при помощи Божией, для этого довольно вспомнить слова Апостола, который говорит, что «еже убо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю» (Рим. 7, 18).
Глава 10. О слабости свободного произволения
Что мы имеем свободное произволение, в этом уверяет нас слово Божие, когда говорит: «всяцем хранением блюди твое сердце» (Притч.4,23); а слабость его доказывает Апостол, когда говорит: «мир Божий, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша и разумения ваша о Христе Иисусе» (Флп.4, 7). Святой Давид показывает силу и власть свободного произволения, говоря: «приклоних сердце мое сотворити оправдания Твоя» (Пс.118,112) —или: «удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти» (Пс.33,14); а когда говорит: «приклони сердце мое во свидения Твоя, а не в лихоимство» (Пс.118,36) — или: «положи, Господи, хранение устном моим и дверь ограждения о устнах моих» (Пс.140, 3), то показывает бессилие его. Также на произвол наш указывается следующими словами: «совлецы узу выи твоея, плененая дщи Сиона» (Ис.52, 2); а бессилие его доказывают слова Пророка: «Господь решит окованныя» (Пс.145, 7) — и: «растерзал ecи узы моя. Тебе пожру жертву хвалы» (Пс.115, 7-8). Что мы имеем произвол и что он сам по себе бессилен, это доказывают также следующие слова Господа: «приидите ко Мне ecи труждающиися и обремененнии» (Мф.11, 28) — и: «никтоже может прийти ко Мне, аще не Отец, пославый Мя, привлечет его» (ср.: Ин. 6, 44). Апостол говорит: «тако тецыте, да постигнете» (1Кор. 9, 24), а Иоанн Креститель: «не может человек приимати ничесоже, аще не будет дано ему с небесе» (Ин.3,27); далее нам повелевается сохранять души наши (см.: Иер.17, 21) и со страхом и трепетом содевать спасение наше (см.: Флп.2, 12); и вместе говорится: «аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс.126, 1) — и: «Бог есть действуяй в вас и еже хотети и еже деяти о благоволении» (ср.: Флп.2, 13).
Глава 11. «Благодать Божия последует ли за нашею доброю волею или предваряет?»
Многие спрашивают: «Когда в нас действует благодать Божия? Тогда ли, когда в нас обнаружится доброе расположение, или доброе расположение тогда в нас обнаруживается, когда посетит нас благодать Божия?» Многие, решая сей вопрос, преступили границы, отчего и впали в противоречия и погрешности. Ибо если скажем, что наше доброе расположение предшествует явлению благодати, то нам возразят: «Что же хорошего было в Савле и мытаре Матфее, из коих первый призван к спасению в то время, как шел на погубление невинных, а второй среди насилий обществу и хищничества?» А если скажем, что благодать Божия начально производит доброе расположение, то этому будет противоречить то, что вера Закхея и разбойника, покаявшегося на кресте, предварила их частное призвание. Если мы сами можем исполнить заповеди Божий и сделаться добродетельными, то зачем молимся: «укрепи, Боже, сие, еже соделал ecu в нас» (Пс.67, 29) — и: «дела рук наших исправи на нас, и дело рук наших исправи» (Пс.89, 17)? Валаам был нанят, чтобы проклинать Израиля, но ему не дозволено проклясть их, хотя и хотел. Авимелеху сказано, чтобы он не касался Ревекки, чтобы не согрешить пред Богом. Братья по зависти продали Иосифа, но это попущено для того, чтобы детям Израилевым переселиться в Египет и чтобы проданный пропитал их во время голода, как объяснил это он сам, когда открылся братьям: «ныне убо не скорбите, — говорил он, — ниже жестоко вам да явится, яко продаете мя семо. Посла бо мя Бог пред вами оставити вам останок на земли и препитати вам останок велий. Ныне убо не вы посласте мя семо, но Бог: и сотвори мя яко отца фараону и господина всему дому его» (ср.: Быт.45, 5, 7-8). Когда, после смерти отца, братья боялись мщения его, то он говорил им: «не бойтеся, Божий бо еемь аз. Вы совещасте на мя злая, Бог же совеща о мне во благая, дабы было якоже днесь, и препиталися бы людие мнози» (ср.: Быт.50,19-20). Об этом премудром Распоряжении Божием говорит Давид в 104-м псалме: «и призва глад на землю: всяко утверждение хлебное сотры. Посла пред ними человека: в раба продан бысть Иосиф» (Пс.104, 16-17). Итак, хотя благодать Божия и произвол человеческий по-видимому друг другу противны, но оба согласно действуют и в деле спасения нашего равно необходимы, если не хотим отступить от правил истинной веры. Когда Бог видит, что мы хотим склониться к добру, то направляет и укрепляет нашу готовность. Ибо Он тотчас отвечает на вопль наш: «призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши Мя» (Пс.49,15). Но если мы не хотим добра или охладели к нему, то дает нам спасительные советы, чрез кои доброе расположение образуется или возобновляется.
Глава 12. Благое расположение не всегда надобно приписывать благодати, не всегда и человеку
Нельзя думать, чтобы Бог не дал человеку желания и возможности делать добро, ибо иначе не дал бы ему свободного произволения, если бы он мог желать и делать только зло. Это мнение также доказывают слова, сказанные Господом по совершении Адамом преступления: «се, Адам бысть яко един от Нас, еже разумети доброе и лукавое» (Быт.3,22). Нельзя думать, будто до сего времени он совсем не знал добра, иначе он был бы животным неразумным и нечувствующим существом; но так думать совершенно противно православной вере, напротив, по мнению Соломона, сотвори Бог человека праваго, то есть он непрестанно обладал знанием только добра, но сами люди «взыскаша помыслов многих» (Еккл.7,30), потому что стали разуметь лукавое и доброе; посему Адам получил познание зла после падения, не утратив, впрочем, познания добра. Что род человеческий действительно после падения не утратил познания добра, в этом уверяет Апостол, который говорит: «егда языцы, не имуще закона, естеством законная творят, сии, закона не имуще, сами себе суть закон: иже являют дело законное написано в сердцах своих, спослушествующей им совести, и между собою помыслом осуждающим или отвещающим в день, егда судит Бог тайная человеком» (ср.: Рим.2, 14-16). В этом смысле Бог у пророка Исайи жалуется на иудеев, что они сами виновны в слепоте своей вследствие произвольного упорства своего: «глусии, услышите, и слепии, прозрите видети. И кто слеп, разве раби мои? и глуси, разве владеющий ими?» (Ис.42,18-19). А чтобы кто этой слепоты их не отнес к телесной природе, а не к воле, говорится у Пророка: «выведи народ слепой, у которого, однако ж, есть глаза, и глухих, у которых есть уши» (Ис.43,8; перевод с подлинника). Еще: «очи имут видети, и не видят, и уши имут, еже слышати, и не слышат» (Иез.12, 2). И Господь в Евангелии говорит: «видяще не видят, и слышаще не слышат, ни разумеют. И сбывается в них пророчество Исаиино, глаголющее: слухом услышите, и не имате разумети: и зряще узрите, и не имате видети. Отолсте бо сердце людий сих, и ушима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и изцелю их» (ср.: Мф.13,13-15). И фарисеям Он говорил, что они могут знать доброе: «что же и о себе не судите праведное?» (Лк. 12, 57). Этого Он не сказал бы, если бы они естественным разумом не могли различать справедливое. Посему не надобно думать, что природа человеческая способна к одному злу. Так думать воспрещают нам слова Соломона, сказанные им по создании храма: «и бысть на сердцы отцу моему Давиду, еже создати храм имени Господа Бога Израилева. И рече Господь к Давиду отцу моему: понеже взыде на сердце твое еже создати храм имени Моему, добре сотворил ecu, яко бысть на сердцы твоем. Обаче ты не созиждеши храма, но разве сын твой» (ср.: 3Цар.8, 17-19). Это благое намерение Давида от кого происходило? От Бога или от него самого? Если от Бога, то почему Сам же Бог не попускает исполниться ему? Следовательно, оно произошло от самого Давида. Подобным образом и о своих намерениях мы должны судить; потому что не одному Давиду дано иметь от себя благие намерения, а мы будто по природе не можем и помышлять о добре. Итак, должно допустить, что Творец посеял в душах наших семена добродетелей, но только для возрастания их нужны возбуждения со стороны Бога, потому что, по словам Апостола, ни насаждали есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог (1 Кор. 3, 7). И в книге, именуемой «Пастырь», доказывается, что человек может пристать к какой угодно ему стороне, ибо там говорится, что каждому человеку присущи два ангела, добрый и злой; от воли человека зависит одному принадлежать, а другого удаляться. Итак, человек постоянно имеет произвол, посредством коего может или принимать, или пренебрегать благодатию Божию. Если бы мы сами не могли устроять свое спасение, то Апостол не сказал бы: «со страхом и трепетом свое спасение содевайте (Флп. 2, 12). Но чтобы мы не подумали, что в деле спасения не нужна нам помощь Божия, то он присовокупил: Бог бо есть действуяй в вас и еже хотети и еже деяти о благоволении» (Флп.2, 13). Посему он Тимофею писал: «не неради о своем даровании живущем в тебе» (1Тим.4, 14) — и: «воспоминаю тебе возгревати дар Божий живущий в тебе» (2Тим. 1, б); и коринфян молил, чтобы они не вотще приняли благодать Божию (ср.: 2Кор.6,1), как Симон-волхв, которому она не пользовала потому, что он не хотел покориться словам апостола Петра, который говорил ему: «покайся о злобе твоей и молися Богу, аще убо отпустится ти помышление сердца твоего. В желчи бо горести и союзе неправды зрю тя суща» (ср.: Деян.8,22-23). Благодать Божия и предваряет нас, ибо Пророк говорит: «Бог мой, милость Его предварит мя» (Пс.58, 11) — и последствует за нашею волею, почему и говорится: «и утро молитва моя предварит Тя» (Пс.87,14); Бог призывает нас, ибо Он говорит о Себе: «прострох руце Мои весь день к людем не покоряющимся» (Ис.65, 2); и мы Его призываем, ибо Давид говорит: «весь день воздех руце мои к Тебе (ср.: Пс.87,10). Бог нас ожидает, ибо говорится: «и паки пождет Бог, еже ущедрити вас» (Ис.30,18), и мы Его ожидаем, ибо говорится: «терпя потерпех Господа, и внят ми» (Пс.39,2). Бог укрепляет нас, ибо говорит: «Аз же укрепих мышцу их, и на Мя помыслиша злая» (Ос.7,15), и увещевает, чтобы мы сами укреплялись: «укрепитеся, руце ослабления и колена разслабленая» (Ис.35,3); Иисус Христос взывает: «аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет» (Ин.7,37); а Пророк взывает к Нему: «утрудихся зовый, измолче гортань мой: исчезосте очи мои, от еже уповати ми на Бога моего» (Пс.68,4); жалуется Бог: «звах их, и не послушаша Мене, глаголах, и преслушаша» (Ис.66, 4); жалуется и невеста: «на ложи моем в нощех исках, Егоже возлюби душа моя, исках Его, и не обретох Его, воззвах Его, и не послуша мене» (ср.: Песн.3,1).
Глава 13. О том, что усилия человеческие не могут быть равносильны благодати Божией
Благодать Божия всегда направляет волю нашу в добрую сторону и вспомоществует во всем так, что иногда и от нас требует или ожидает некоторых усилий; чтобы не дать даров своих беспечным, она выискивает случаи, которыми пробуждает нас от холодной беспечности; чтобы щедрое сообщение даров ее не казалось беспричинным, сообщает их вследствие нашего желания и труда. Впрочем, благодать Божия всегда дается даром, потому что за малые наши усилия воздает нам бессмертием и нескончаемым блаженством с неоценимою щедростию. Нельзя сказать, что разбойник, распятый на кресте, был введен в рай не даром или что Давид прощен за свое покаяние, а не по милосердию Божию. Делом его воли было то, что он к прелюбодеянию присоединил убийство, а то, что Пророк обличил его, было делом благодати Божией; опять смиренное раскаяние в грехе своем было делом его произвола, а немедленное прощение — делом милосердия Божия. Но что говорить об этом кратковременном покаянии и превышающем его безмерном воздаянии? И Апостол, рассуждая о наградах, какие ожидали его в Будущем Веке за гонения, претерпеваемые им, говорит, что недостойны страсти «нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8, 18): «еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние тяготу вечныя славы соделовает нам» (2Кор.4,17). Итак, сколь бы ни были велики труды человеческие, все они не могут быть равны будущей награде и не могут сделать благодать не туне — даемою. Апостол языков хотя говорил, что он «потрудихся паче всех Апостол» (ср.: 1Кор.15,10), впрочем, присовокупляет, что эти труды не ему принадлежат, но благодати, которая была с ним. Таким образом словом «потрудихся»— он выражает усилия своей воли; словами: «не аз, но благодать Божия» — Божественное содействие; а словами: «со мною» — показывает то, что благодать содействовала ему не в праздности и беспечности, а тогда, как он трудился.
Глава 14. Бог Своими искушениями испытывает силу человеческого произволения
Это же самое мы видим и в известнейшей борьбе Иова с диаволом. Если бы он многообразные козни врага в сей борьбе победил без своей добродетели, а только с пособием благодати Божией, то диавол не умедлил бы повторить прежнюю свою клевету на него: «еда туне Иов чтит Господа? Не Ты ли оградил ecu внешняя его и внутренняя дому его, и яже вне всех сущих его окрест, дела же руку его благословил ecu и скоты его многи сотворил ecu: но поели руку Твою, то есть оставь его самому себе, своими силами сразиться со мною, аще не в лице Тя благословит» (ср.: Иов.1, 10-11). Но поелику после борьбы он не повторил сей клеветы, то значит, что Иов победил его собственными силами. Впрочем, и благодать Божия не оставляла Иова; чтобы искуситель не обременил его искушениями сверх сил, то она попустила ему искушать столько, сколько могла вынести добродетель искушаемого. Из примера сотника мы научаемся, как обыкновенно Господь искушает нашу веру, дабы укрепить ее и более прославить. Господь знал, что и одно слово Его может исцелить отрока сотникова, но желал прийти в дом к нему: «Аз пришед изцелю его (Мф.8,7). Когда же сотник на эти слова Господа ответил сильнейшею верою: «Господи, несмъ достоин, да под кров мой внидеши: но токмо рцы слово, и изцелеет отрок мой» (Мф.8,8), то Господь похвалил веру его больше всех веровавших Ему в Израиле: «аминь глаголю вам: ни во Израили толики веры обретох» (Мф.8, 10). Если бы сотник имел такую веру не от себя, то Христос напрасно хвалил бы то, что Сам дал, и Он сказал бы: «Я не дал такой веры и Израилю». Такое испытание веры случилось и с патриархом Авраамом, о котором говорится: «Бог искушаше Авраама» (Быт.22,1). Правда Божия хотела испытать веру Авраама, не ту, которую Господь внушил ему, а ту, которую он по своей свободе показал, будучи призываем однажды, и просвещенный от Господа. Посему не незаслуженно одобряется твердость его веры, и ему при сообщении благодати, которая на малое время оставляла его для испытания, сказано так: «да не возложиши руки твоея на отрочища, ныне бо познах, яко боишися ты Бога» (ср.: Быт.22,12). Во Второзаконии (см.: Втор.13,1-3) говорится, что такое искушение нашей веры вменяется нам в достоинство. Итак, Бог, покровительствуя тем, коих веру хочет искусить, оставляет место и собственным их силам и воле (для заслуги) и искушает только тех, кои могут вступить в борьбу с искусителем; а иначе зачем и искушать тех, о которых знает, что они по своей немощи не могут противостоять искусителю? Это подтверждает Апостол, который говорит: «мняйся стояти да блюдется, да не падет. Искушение вас не достиже, точию человеческое: верен же Бог, Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете» (1Кор.10, 12-13). Словами: «мняйся стояти да блюдется, да не падет» — он внушает нам заботу свободного произволения, по которому мы могли бы или утвердиться в принятой благодати при рачительности, или лишиться оной по нерадению; а словами: «искушение вас не достиже, точию человеческое» — указывает на немощь и непостоянство не укрепившегося еще духа коринфян, по коей они еще не могли вступить в борьбу с теми нечистыми духами, с коими он сам и подобные ему совершенные сражались, как говорит он в Послании к Ефесянам: «несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем (и) к миродержителем тмы века сего» (Еф.6, 12). А когда говорит: «верен Бог, Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете» (ср.: 1Кор.10,13), то желает не того, чтобы Господь не попускал им искушений, но чтобы искушения не превышали их силы. То показывает способность человеческого произволения, а это благодать Господню, умеряющую брань в искушениях. Итак, сим местом доказывается, что благодать Божия всегда упражняет произвол человеческий, так что не во всем покровительствует и защищает его, так чтобы не было уже места его собственным усилиям в борьбе с духовными врагами; и это для того, чтобы, в случае победы над врагом, он исповедал помощь Божию себе, а в случае победы врага, узнал свою немощь и таким образом учился полагаться не на свою силу, но на помощь Божию и непрестанно прибегал к своему Покровителю. Доказательством истины слов моих может служить то, что говорится в Книге Судей о народах, прежде живших в земле ханаанской, кои, по Божиему Распоряжению, не были истреблены: «и сия языки, яже остави Господь, да искусит ими Израиля, да увесть, аще послушают заповедий Господних, и еже научити я брани» (ср.: Суд.3,1,4, 2). Неизъяснимое Божественное милосердие к нам я постараюсь объяснить примером из обыкновенной жизни. Кормилица, прежде нежели дитя станет ходить, носит его на руках, а когда приходит время ходить, учит его ходить, сперва поддерживая за руки, потом приучая ходить одного, впрочем наблюдая, чтобы не упало; когда же вырастет, то, для укрепления сил, позволяет бороться с сверстниками или переносить соразмерные силам тяжести. Так и Отец Небесный иных носит на руках, иных оставляет собственному произволу для упражнения сил, впрочем, так, что всегда вспомоществует труждающемуся, слышит призывающего, не оставляет ищущего Его, иногда избавляет от напасти и незнающего.
Глава 15. О многообразной благодати званий
Из сказанного очевидно, что суды Божий и те пути, коими Он приводит род человеческий к спасению, неисследимы и неиспытанны. Это доказывается теми примерами призывания, кои описаны в Евангелии. Так, Андрея, Петра и прочих Апостолов Он избрал по благоволению тогда, как они совсем не думали о спасении своем; а Закхея за то, что, желая видеть Его, взлез на смоковницу, не только принял в число Своих последователей, но и удостоил посещения в дому; Павла же привлек вопреки его воле. Одному повелевает безотлучно находиться при Нем, так что не согласился на просьбу его отлучиться и на короткое время для погребения отца своего; Корнилию-сотнику, в вознаграждение за его молитвы и милостыни, указывает путь спасения, повелевая чрез Ангела призвать к себе Петра для спасительной проповеди. Многоразличная Премудрость с многоразличным и неисследимым благоволением устрояет спасение людей и каждому сообщает Свою благодать по мере его приемлемости, так что даже самые чудодейственные исцеления производит не по однообразному величию Своего Всемогущества, но по мере веры врачуемых. Так, веровавшего, что для очищения его проказы довольно одной воли Христовой, Господь исцелил одним соизволением: «хощу, очистися» (Мф.8,3); у другого умершую дочь воскресил возложением рук, согласно с просьбою его; у сотника же, веровавшего, что вся сила спасения заключается в слове Его, Господь исцелил отрока силою слова: «иди, и якоже веровал ecu, буди тебе» (Мф.8,13); иным, согласно вере их, подавал исцеление чрез прикосновение к ризе; одних исцелял вследствие их просьбы, а других без просьбы; одних побуждал надеяться, говоря: «хощеши ли цел быти?» (Ин.5,6); а другим, сверх ожидания, подавал помощь; у одних прежде исцеления спрашивал, чего они хотят (см.: Мф.20, 32), а другим милостиво указывал неизвестный им путь к получению желаемого, говоря: «аще веруеши, узриши славу Божию» (Ин.11,40); одним так обильно сообщал силу исцелений, что, по свидетельству Евангелиста, уврачевал всех недужных у них; а для других безмерная пучина благодеяний Христовых заключилась, так что между ними Иисус не мог творить многих чудес по неверию их (см.: Мф.13, 58). Вообще Иисус Христос так соображался с мерою веры, что одним говорил: «по вере ваю буди вама» (Мф.9, 29), а другому: «иди, и якоже веровал ecu, буди тебе» (Мф.8, 13); одному: «буди тебе якоже хощеши» (Мф.15,28), а другой: «вера твоя спасе тя» (Мф.9, 22; Лк. 7, 50; Лк.8, 48).
Глава 16. О благодати Божией, превышающей малую меру веры человеческой
Впрочем, из сего никто не должен заключать, что будто мы утверждаем, что сила спасения заключается в нашей вере, как некоторые утверждают, думая, что благодать Божия сообразуется с достоинством каждого. Напротив, мы доказываем, что благодать Божия иногда превышает самую веру, как это видно из примера царедворца, который, думая, что для Господа легче исцелить больного, нежели воскресить мертвого, просил, чтобы Господь поспешил в дом его, прежде нежели умрет сын его; но Господь, обличив его неверие, не приходя в дом, исцелил смертную болезнь сына его одним словом: «иди, сын твой жив» (Ин.4, 50). Такую же благодать Господь показал в исцелении расслабленного, которого принесли к Нему на одре, в намерении испросить исцеление от расслабления; но Господь прежде исцелил душу его, отпустив ему грехи, говоря: «дерзай, чадо, отпущаются ти греси твои» (Мф.9,2); а тело исцелил уже после того, как доказал книжникам, что имеет власть отпущать грехи (см.: Мф.9,2-7); и тридцативосьмилетнему расслабленному, который напрасно искал себе врачевства от движения воды в овчей купели, подал исцеление не таким образом, как желал он (ибо он думал, что исцелится, если кто-нибудь пособит ему войти в купель), но чрез слово Свое: «востани, возми твой одр и иди в дом твой» (Мф.9,6). Благодать Божия и чрез Апостолов производила подобные дела. Так, Петр и Иоанн хромому, просившему у них милостыни при входе в храм, подали, вместо денег, силу ходить: «сребра и злата несть у мене,— сказал ему Апостол,— но еже имам, сие ти даю: во имя Иисуса Христа Назореа востани и ходи» (Деян.3, 6).
Глава 17. О непостижимом Распоряжении Божием
Из этих евангельских примеров видно, что Бог многоразличными и непостижимыми способами устрояет спасение рода человеческого; в желающих и ищущих спасения Он усиливает желание, а в не имеющих желания возбуждает оное; помогает исполниться спасительным желаниям нашим и вдыхает святые желания или утверждает оные. Почему в молитвах наших мы именуем Его не только Покровителем и Спасителем, но еще Помощником. Спасителем и Покровителем называем Его потому, что Он призывает, приводит, помогает нам в искании спасения и, когда мы прибегаем к Нему, ищем заступления, Он подает нам помощь, приемлет нас и защищает. Святой Апостол, размышляя об этом многоразличном содействии Божием, как бы погрузившись в беспредельное море благости Божией, от удивления воскликнул: «о, глубина богатства и премудрости и разума Божия! яко неиспытани судове Его и неизследовани путие Его» (Рим.11,33). Об этих путях и Сам Бог так говорит: «не суть советы Мои, якоже советы ваши, ниже, якоже путие вашы, путые Моы. Но якоже отстоит небо от земли, тако отстоит путь Мой от путий ваших, ы помышленыя ваша от мысли Моея» (ср.: Ис.55, 8-9). Желая объяснить подобием Свою любовь и благопопечение в устроении нашего спасения, Он хотя уподобляет Себя матери, которой любовь к детищу, как известно, есть самая нежная, но вместе и возвышает Свою любовь пред любовию материнскою: «еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати изчадия чрева своего? аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе» (Ис.49, 15).
Глава 18. Определение отцов, что свободное произволение наше недостаточно к спасению
Отсюда ясное заключение выводится теми, которые не многоречивою говорливостию, а на основании опыта измеряют величие благодати и немощь человеческого произволения, потому что не скороходам быстрота бега, не храбрым победа в битве, не мудрым хлеб, не разумным богатство, не знающим благодать дается, но «вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властыю коемуждо якоже хощет» (1Кор.12,11). И потому с несомненною верностию и, так сказать, осязаемым опытом доказывается, что Бог, подобно нежнейшему отцу и сострадательному врачу, во всех нас все производит, именно: у иных Он производит начало спасения и воспламеняет усердие к Нему, у других приводит к концу дела, к у совершению в добродетелях, иных удерживает, без ведома их, от близкого падения, от погибели, а другим подает случай и удобства к спасению, препятствует стремительным порывам к смертоносным расположениям, иным хотящим и текущим вспомоществует, других нехотящих и противящихся привлекает и склоняет к доброму расположению. Впрочем, несмотря на это, спасение наше зависит не от достоинства дел наших, но от благодати Божией, как это видно из слов Самого Бога: «и помянете тамо пути ваша и вся мерзкия грехи ваша, в нихже осквернистеся, и посрамите лица ваша во всех злобах ваших, яже сотвористе. И познаете, яко Аз Господь, егда сотворю вам тако, яко да имя Мое не осквернится по путем вашим злым и по рукотворением вашим растленным, доме Израилев» (ср.: Иез.20,43-44). Посему православные отцы, которые достигли совершенства сердца не суетным рассуждением на словах, а самым делом,— подвигом, утверждают, что Бог в каждом человеке возбуждает желание добра,—впрочем, так, что человек по свободному произволению может стремиться и к противному; во-вторых, благодать Божия помогает упражняться в добродетелях, но не исключается при этом и произволение, и, в-третьих, утверждает в добродетели, не стесняя при этом свободы. Итак, Творец всюду производит все, возбуждая, содействуя и утверждая без нарушения данной Им же свободы. Если же хитрословесным мудрованием выведено умозаключение, противоречащее такому понятию, то его более надобно избегать, нежели обнаруживать на разорение веры. По словам Священного Писания, не вера от разумения, а разумение от веры происходит: «аще не уверите, ниже имате разумети» (Ис.7, 9), потому что ум человеческий не может совершенно постигнуть, как Бог производит в нас все и вместе все усвояется нашей воле, о которой говорится: «аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте» (Ис.1, 19)».
4. Собеседование аввы Нестероя первое о духовном звании
Глава 1
Обещание наше и порядок пути заставляют изложить наставление аввы Нестероя, мужа знаменитого во всем и с высшим знанием. Когда он узнал, что мы кое-что из Священного Писания знаем по памяти и желаем уразумения того, то начал так говорить нам: «В этом мире много родов знаний, такое же разнообразие их, как и искусств и наук. Но хотя они все или вовсе бесполезны, или служат для удобств только настоящей жизни, однако ж нет никакой, которая бы не имела собственного порядка своего учения и способа, по которому бы могла быть приобретена желающими. Итак, если те искусства имеют известные свои правила для усвоения их, то тем более учение нашей религии и монашеское звание, которое стремится к созерцанию невидимых тайн и ищет не настоящей корысти, а воздаяния вечной награды, имеет известный порядок и основание. Знание его бывает двоякое: первое — практическое, то есть деятельное, которое относится к исправлению нравов и очищению пороков; второе — теоретическое, то есть которое состоит в созерцании Божественных предметов и познании сокровеннейших истин.
Глава 2. «Какой путь к созерцанию?»
Итак, кто желает достигнуть созерцания Бога, тому необходимо со всем усердием и силою сначала приобресть деятельное знание. Ибо эта практика и без теории может быть приобретена, а созерцательное без практического знания вовсе не может быть приобретено. Ибо некоторые степени в таком порядке и расстоянии поставлены, что человеческое смирение может взойти до верха. Если они сказанным образом следуют одна за другою, то можно достигнуть высоты, на которую, по отнятии одной ступени, нельзя перелететь. Итак, напрасно стремится к созерцанию Бога тот, кто не уклоняется нечистоты пороков. Ибо Дух Божий удалится от лукавства, «ниже обитает в телеси повиннем греху» (ср.: Прем.1,4).
Глава 3. Деятельное совершенство двояким образом составляется
А это деятельное совершенство двояким образом составляется. Первый образ его состоит в том, чтобы познать свойство всех пороков и способ врачевания их; второй — в том, чтобы наблюдался порядок добродетелей и дух наш усовершался в них, так чтобы он служил им уже не по принуждению, как бы покоряясь насильственной власти, но как бы естественным благом услаждался, питался и трудным, тесным путем проходил с удовольствием. Ибо тот как возможет постигнуть способ добродетелей, который есть второй степень в деятельной науке, или тайны духовных Небесных предметов, которые находятся на высшей степени созерцания, кто не мог уразуметь свойство своих пороков и не старался истребить их? Следовательно, тот не может взойти на высоту, кто не победит на ровном пути, тем более не поймет внешнего тот, кто не мог уразуметь находящегося в нем самом. Впрочем, надобно знать, что нам должно подвизаться с двояким намерением, как для изгнания пороков, так и для приобретения добродетелей. И это мы говорим не по своей догадке, а научаясь из слов Того, Кто один знает силы и способ Своего произведения и говорит: «се, поставих тя днесь над языки и над царствы, да искорениши и разориши, и расточиши и разрушиши, и паки созиждеши и насадиши» (Иер.1,10). В истреблении вредных предметов здесь означаются четыре необходимые действия: искоренять, разрушать, губить, истреблять. А в совершении добродетелей и приобретении того, что относится к правде, означаются только два действия: созидать и насаждать. Отсюда ясно видно, что гораздо труднее исторгать и истреблять застарелые страсти тела и души, нежели насаждать и созидать духовные добродетели.
Глава 4. Деятельная жизнь разделяется на многие виды и подвиги
Итак, эта деятельная жизнь, которая, как сказано, состоит из двух образов, разделяется на многие виды и подвиги*. Ибо некоторые главною своею целию поставляют уединение в пустыне и чистоту сердца, как в древности Илия и Елисей, а в наши времена блаженный Антоний и другие последователи той же жизни, которые искренно соединялись с Богом посредством безмолвия в пустыне. Некоторые всю заботу своего старания приложили к наставлению братии, к бдительному попечению о киновиях, как недавно авва Иоанн, который в соседстве с городом, называемым Тмуис, был начальником большой киновии, и некоторые другие заслуженные мужи, которые прославились апостольскими знамениями, как помним. Некоторые с удовольствием занимаются благочестивым делом послушания по странноприимству, которым благоугождали Богу, как знаем, в прежние времена патриарх Авраам и Лот, а недавно блаженный Макарий, муж, отличавшийся особенною кротостию и терпением, который управлял странноприимницею у Александрии, так что он не ниже был никого из пребывавших в уединении пустыни. Некоторые избирали попечение о больных, иные принимали на себя ходатайство за бедных, угнетенных или занимались учением других или раздаянием милостыни нищим, и по своему расположению и благочестию они слыли между великими и высокими мужами.
* Дела деятельной жизни хотя многочисленны, однако ж могут быть подведены к трем родам: первый объемлст дела, относящиеся к собственному исправлению и усовершенню, каковы дела покаяния, посты, бдения и тому подобное, которые преимущественно здесь и разумеются. Ко второму роду принадлежат дела, относящиеся к обращению и спасению ближних, каковы дела милосердия духовного: невежду научить, заблуждающего наставить на путь истины, порочного исправить и тому подобное. А к третьему роду относятся дела телесного милосердия: алчущего накормить, нагого одеть и тому подобное.
Глава 5. О постоянном пребывании в избранном звании
Посему всякому полезно и пристойно, по предпринятому намерению или по полученной благодати, с полным усердием и прилежанием стараться достигнуть совершенства избранного дела; восхваляя и уважая добродетели других, никак не должен отступаться от своего, однажды избранного звания, зная, что, по Апостолу, Церковь есть «одно тело», а членов много и что она «имеет по благодати данней нам» различные дарования: или пророчество «по мере веры», или «служение» в услуживании; учитель ли кто, должен пребывать в учении, увещатель ли, в увещании; «подаваяй, в простоте, началствуяй, со тщанием: милуяй, с добрым изволением» (ср.: Рим.12, 5-8). Ибо никакие члены не могут присвоять себе служения других членов, потому что глаза не исполняют обязанности рук, ноздри — ушей. Потому «еда вси Апостоли? еда вcи пророцы? еда вcи учителе? еда вcu дарования имущ изцелений? еда вcu языки» (языками иностранными) глаголют? еда вcu сказуют (истолковывают)»? (ср.: 1Кор.12,29-30).
Глава 6. О непостоянстве немощных
Те, которые еще не укрепились в избранном звании, когда услышат, что некоторые отличаются разными подвигами и добродетелями, похвалою их обыкновенно так воспламеняются, что тотчас желают подражать их жизни; но слабость человеческая необходимо делает напрасными усилия их. Ибо невозможно одному и тому же человеку отличаться вместе всеми вышеупомянутыми добродетелями. А если бы кто захотел все их вместе приобресть, то необходимо впадет в то, что, когда погонится за всеми, никакой вполне не достигнет и от этой перемены и разнообразия больше потеряет, нежели преуспеет. К Богу стремятся многими путями, и потому всякий должен с неуклонным вниманием к своему течению совершать тот путь, который однажды избрал, чтобы быть совершенным в каком-либо звании.
Глава 7. Пример целомудрия, который научает, что не все должны подражать всему
Кроме того вреда, который, как мы сказали, терпит тот монах, который по непостоянству духа желает переходить к разным подвигам, он еще подвергается от этого опасности смерти, потому что иногда, что одни хорошо делают, тем другие подают худой пример, и что для некоторых хорошо, то для других гибельно бывает, например, если бы кто захотел подражать той добродетели одного человека, о которой авва Иоанн рассказывал не в образец подражания, а только к удивлению. Некто, в мирском образе пришедши к сказанному старцу, которому принес некоторые начатки своих плодов, нашел там одного человека, одержимого злейшим демоном. Он, пренебрегая заклинания и повеления аввы Иоанна, говорил, что он никогда не выйдет по его приказанию из одержимого им тела. А при входе мирянина, устрашившись и с почтением произнесши его имя, вышел. Старец, удивляясь столь очевидной благодати мирянина, начал расспрашивать у него об образе жизни и занятиях его. Когда этот сказал, что он мирянин, связан супружескими узами, то блаженный Иоанн, размышляя о его превосходной добродетели и благодати, тщательнее выпытывал, какова его жизнь. Он говорил, что он деревенский мужик, ежедневным делом рук своих приобретает себе пропитание, не сознает в себе ничего доброго, кроме того, что, прежде нежели утром выйдет на сельскую работу и вечером возвратится в дом, всегда заходил в церковь благодарить Подателя всех благ — Бога за сохранение своей жизни, и, прежде нежели начнет употреблять плоды трудов своих, начатки и десятую часть оных всегда посвящает Богу, и что он никогда не проводил волов своих чрез чужую жатву без того, чтобы не заградить уст их, дабы не причинить и малейшего вреда ближнему. Но поелику это казалось авве Иоанну недостаточным для приобретения такой благодати, которою тот превосходил его, и, выведывая, спрашивал, нет ли у него чего-либо такого, что могло бы снискать такую благодать, то он из уважения к такой усердной просьбе признался, что он, назад тому одиннадцать лет, по приказанию родителей принужден был взять себе жену, тогда как хотел быть монахом, и, доселе имея ее вместо сестры, без ведома для других, сохранил ее и себя в девстве. Старец, услыхав это, поражен был таким удивлением, что пред всеми воскликнул: «После сего неудивительно, что демон, не слушавший меня, не стерпел присутствия того, коего целомудрия он не мог поколебать не только в пылкое время юности, но и доселе». Об этом деле авва Иоанн с большим удивлением рассказывал, однако ж никому из монахов не советовал испытывать, зная, что многое, сделанное иными правильно, другим подражающим причиняет совершенную погибель и не могут все употреблять то, что по особенной благодати Господь дарует немногим.
Глава 8. О духовном знании
Но возвратимся к изъяснению знания, о котором началась речь. Итак, как мы сказали выше, деятельное знание простирается на многие знания и занятия. А созерцательное знание разделяется на две части, то есть на историческое (буквальное) толкование Священного Писания и духовное (таинственное) разумение. Потому и Соломон, исчисляя многоразличную благодать Церкви, говорит: «вcи бо у нея одеяни суть» (Притч.31,21). А роды духовного знания суть тропология, аллегория, анагогия*, о которых в Притчах говорится так: напиши я себе трижды на широте сердца твоего (ср.: Притч.22,21). Итак, история содержит знание предметов прошедших и видимых, как объясняет это и Апостол: «писано бо есть, яко Авраам два сына име: единаго от рабы, а другаго от свободныя. Но иже от рабы, по плоти родися: а иже от свободныя, по обетованию» (Гал.4, 22-23); к аллегории относится следующее, потому что действительное происшествие было прообразом другой тайны. «Сия бо, — говорит Апостол, — еста два завета: един убо от горы Синайских, в работу раждаяй, иже есть Агарь, Агарь бо Сина гора есть во Аравии, прилагается же нынешнему Иерусалиму, работает же с чады своими» (ср.: Гал.4, 24 — 25). А анагогия, от духовных тайн восходя к некоторым высшим и сокровеннейшим таинствам Небесным, поясняется Апостолом так: «а вышний Иерусалим свободь есть, иже есть мати всем нам. Писано бо есть: возвеселися, неплоды, не раждающая: расторгни и возопи, не болящая: яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа» (Гал. 4,26-27). Тропология есть изъяснение нравственное, относящееся к исправлению жизни и деятельному наставлению, например, если под этими двумя заветами будем разуметь деятельное и теоретическое учение; или если под Иерусалимом или Сионом захотим понимать душу человека, по изречению: «похвали, Иерусалиме, Господа, хвали Бога твоего, Сионе» (Пс.147, 1). Итак, вышесказанные четыре рода понимания сходятся к одному, если хотим, так что один и тот же Иерусалим можно понимать в четверояком смысле: в историческом смысле он есть город иудеев; в аллегорическом — есть Церковь Христова; в анагогическом — есть город Бога Небесный, который есть матерь всем нам; в тропологическом — есть душа человека, которую часто под этим именем Господь порицает или похваляет. Об этих четырех родах толкования Апостол говорит так: «ныне, аще прииду к вам языки глаголя, кую вам пользу сотворю, аще вам не глаголю или во откровении, или в разуме, или в пророчествии, или в научении?» (ср.: 1Кор.14, 6). Откровение принадлежит к аллегории, по которой то, что содержит историческое повествование, объясняется в духовном смысле; например, если мы попытаемся раскрыть то, как «отцы наши вcи под облаком быша, и ecu в Моисеа крестишася во облаце и в мори, и вcu тожде брашно духовное ядоша; и вcu тожде пиво духовное пиша; пияху бо от духовнаго последующаго камене; камень же бе Христос» (ср.: 1 Кор. 10, 1—4), то это изъяснение в смысле прообразования Тела и Крови Христовых, которые мы ежедневно принимаем, составляет способ аллегорического толкования. А познание, упоминаемое также Апостолом, есть тропология, по которой все, что относится к деятельной рассудительности, что полезно или честно, мы различаем благоразумным исследованием, как, например, следующее: «в вас самех судите, лепо ли есть жене откровенней Богу молитися?» (1 Кор.11, 13). Это объяснение, как сказано, содержит нравственный смысл. Также пророчество, которое Апостол поставил на третьем месте, означает анагогию, которая относится к невидимому и будущему, как, например, следующее: «не хощу же вас, братие, не ведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочий не имущий упования. Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершия во Иисусе приведет с Ним. Сие бо вам глаголем словом Господним, яко мы живущий, вставший в пришествие Господне, не имамы предварити умерших: яко Сам Господь в повелении, во гласе Архан-гелове и в трубе Божий снидет с небесе, и мертвии о Христе воскреснут первее» (1Сол. 4, 13-16). Это изъяснение будет анагогическое. А учение означает простой порядок изложения истории, в которой не содержится никакого более сокровенного смысла, кроме того, какой означается словами, как, например, следующее: «предах бо вам исперва, еже и приях, то есть что Христос умре грех наших ради, по Писанием, и яко погребен бысть, и яко воста в третий день, по Писанием, и яко явися Кифе» (ср.: 1Кор. 15, 3—5); «посла Бог Сына Своего Единороднаго, раждаемаго от жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит» (ср.: Гал.4, 4-5). Или это: «слыши, Израилю, Господь Бог наш Господь един есть» (ср.: Втор. 6, 4).
* Богословы таинственный смысл Священного Писания разделяют на три вида: аллегорический, тропологический и апагогический. Аллегорическим называется тот, который относится к Христу и Его Церкви; тропологический — к нравственности; апагогический — к Будущей Жизни или Церкви торжествующей.
Глава 9. О том, что от деятельного познания надобно восходить к духовному
Посему, если вы стараетесь достигнуть света духовного ведения не по пустому тщеславию, а для очищения, сначала воспламенитесь желанием того Блаженства, о котором сказано: «блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят» (Мф.5,8), так чтобы вам можно было достигнуть и того, о чем говорит Ангел пророку Даниилу: «и смыслящий просветятся аки светлость тверди, и от праведных многих аки звезды во веки и еще» (Дан.12,3). И у другого Пророка говорится: «просветите себе свет ведения, дондеже время» (Ос.10,12). Итак, занимаясь чтением с прилежанием, какое, думаю, вы имеете, со всем усердием спешите сначала вполне приобресть деятельное, то есть нравственное познание. Ибо без этого нельзя приобресть той теоретической чистоты, о которой мы сказали, которую только те, которые не от слов других учителей, а от добрых своих дел усовершились, после многих употребленных трудов уже как бы в награду приобретают. Ибо приобретающие разумение не размышлением о Законе, а от плодов дел с Псалмописцем воспевают: «от заповедий Твоих разумех» (Пс.118,104) — и, истребив все страсти, благонадежно говорят: «пою и разумею в пути непорочне» (Пс.100,2). Ибо тот поющий разумеет, что поет, кто по пути непорочному ходит с чистым сердцем. И потому если хотите в вашем сердце приготовить священную скинию духовному знанию, то очистите себя от нечистоты всех страстей и отрешитесь от забот настоящего века. Ибо той душе, которая хоть немного занята мирскими развлечениями, невозможно заслужить дар познания, или порождать духовные чувства, или быть постоянною в священном чтении. Итак, прежде всего старайтесь, особенно ты, Иоанн (Кассиан), которому для сохранения того, что я намерен сказать, много благоприятствует и юный возраст, наложить на свои уста совершенное молчание, чтобы от суетного возношения не сделались бесполезными усердие в чтении и труд твоего желания. Это есть первый шаг к деятельной науке (жизни), ибо «весь труд человечь во уста его» (Еккл.6, 7); надобно тебе постановления и наставления всех старцев принимать внимательным сердцем и как бы с немыми устами; и, прилежно сохраняя в своей груди, спеши лучше к выполнению их, нежели к научению других. Ибо от этого (учительства) происходит гибельное тщеславие; а от того (выполнения) произрастут плоды духовного знания. Итак, не осмеливайся ничего говорить при собеседовании старцев, разве заставит тебя спросить что-нибудь незнание, имеющее причинить вред, или необходимое познание, так как некоторые, увлекаясь любовию к пустой славе, для выказания своей учености притворно спрашивают о том, что сами хорошо знают. Невозможно заслужить дар истинного знания тому, кто с намерением приобресть людскую похвалу занимается чтением. Ибо кто побежден этою страстию, тот необходимо будет связан и другими страстями, особенно гордостию, и, таким образом пораженный в деятельном, нравственном отношении, не достигнет духовного знания, которое рождается от деятельного. Итак, будь во всем скор на слышание и медлен на слова (см.: Иак.1,19), чтобы не пало на тебя замечание Соломона: «аще увидиши мужа скора в словесех, разумей, яко упование имать паче его безумный» (Притч.29,20). Не решайся учить кого-либо словами, чего прежде ты не сделал делом. Что мы должны держаться этого порядка, этому научил нас Своим примером Господь наш, о Котором говорится: «яже начат Иисус творити же и учити» (Деян.1,1). Итак, остерегайся, чтобы, прежде делания приступая к учительству, ты не вменился в числе тех, о которых в Евангелии Господь говорит Своим ученикам: «вся убо, елика аще (фарисеи) рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делом же их не творите: глаголют бо, и не творят: связуют бо бремена тяжка и бедне носима и возлагают на плеща человеческа, перстом же своим не хотят двигнути их» (Мф.23, 3-4). «Иже аще разорит едину заповедий сих малых и научит тако человеки, мний наречется в Царствии Небеснем» (Мф.5,19), а кто, пренебрегая многими и большими (заповедями), возьмется учить других, тот должен считаться уже не малейшим в Царстве Небесном, а величайшим в муках геенны. И потому тебе надобно остерегаться, чтобы не увлечься к учительству примером тех, которые, приобрев дар слова и искусство состязаться (поелику могут красноречиво и удовлетворительно доказать то, что захотят), слывут владеющими духовным знанием у тех, которые не умеют различать силу и качество его. Ибо иное — иметь развязность на словах и чистоту речи, а другое — проникать в сущность Небесных глаголов и чистым оком созерцать глубокие и сокровенные тайны, чего никак не доставит человеческое учение, светская ученость, а одна чистота духа посредством просвещения Святаго Духа.
Глава 10. О приобретении истинного знания
Если хочешь достигнуть истинного знания Священного Писания, то тебе надобно постараться сначала приобресть непоколебимое смирение сердца, которое усовершением в любви приведет тебя не к тому знанию, которое надмевает, а к тому, которое просвещает. Ибо невозможно неочищенной душе приобресть дар духовного знания. И потому со всею осторожностию избегай, чтобы у тебя чрез упражнение в чтении, вместо света знания и вечной славы, приобретаемой просвещением науки, не произошли качества, ведущие к погибели, от суетной гордости. Потом надобно тебе всячески стараться, по отвержении всякой заботы и помышления земного, рачительно и даже непрестанно заниматься чтением Священного Писания, пока постоянное размышление напитает твой дух, как бы преобразить в подобие себе, сделав из него некоторым образом Ковчег Завета, содержащий в себе две каменные скрижали, то есть постоянную твердость двоякого Завета; также золотую стамну, то есть чистую, беспримесную память, которая бы постоянно твердо сохраняла в себе скрытую манну, то есть вечную, Небесную сладость ангельского хлеба — духовных чувств; также жезл Ааронов, то есть спасительное знамя высочайшего и истинного Первосвященника нашего Иисуса Христа, всегда цветущее свежестью бессмертной памяти. Этот-то жезл, после того как был посечен от корня Иессеева, по умерщвлении теперь еще с большею жизненностию процветает. Все это осеняется двумя Херувимами, то есть полнотою исторического и духовного знания. Ибо Херувим значит множество знания, которое всегда будет осенять очистилище Божие, то есть спокойствие твоего сердца, и покрывать от всех нападений злых духов. И таким образом дух твой, не только в Ковчег Божественного Завета, но и в священное Царство возведенный посредством ненарушимого расположения чистоты, как бы поглощенный духовным учением, будет исполнять ту первосвященническую заповедь, о которой Законодатель говорит так: «и от святых (первосвященник) да не изыдет, и да не осквернит имене Святаго Бога» (ср.: Лев.21,12), то есть сердце свое, в котором Господь обещал постоянно пребывать, говоря: «вселюся в них и (среди них) похожду» (2Кор. 6, 16; ср.: Лев.26, 1). Посему надобно прилежно изучать на память и постоянно надобно прочитывать с размышлением книги Священного Писания. Ибо это постоянное размышление приносит нам двоякий плод: первый тот, что, когда внимание души занято чтением и размышлением о прочитанном, она не пленяется никакими сетями вредных помыслов; потом тот, что чего из пройденного частым повторением, когда мы старались усвоить памяти, не могли понять духом, в то время не свободным, после, освободившись от всех развлечений делами и видением, особенно во время ночного безмолвия размышляя, мы яснее усматриваем, так что, по успокоении и даже погружении в глубокий сон, нам раскрывается разумение сокровеннейшего смысла, которого мы даже и слегка не поняли в бодрственном состоянии.
Глава 11. О многоразличном разумении Священного Писания
А при возрастании обновления нашего духа от этого упражнения начнет также обновляться и взгляд на Священное Писание, и с преспеянием в этом будет некоторым образом преуспевать и красота более сокровенного разумения. Ибо к приемлемости человеческого смысла и вид его (Священного Писания) применяется, и будет являться или земное плотским, или божественное духовным, так что те, которым прежде оно казалось покрытым какими-то густыми облаками, не могут ни понять его тонкости, ни сносить блеска. Но чтобы это самое, что мы утверждаем, сделалось яснее из какого-либо примера, довольно представить одно свидетельство Закона, которым мы докажем, что все Небесные заповеди по возрасту нашего состояния простираются на весь род человеческий. В Законе написано: «не прелюбы сотвори» (Исх.20,14). Это человеком, еще связанным страстями плотской нечистоты, с пользою соблюдается по собственному значению слова. А тому, кто отстал от этого грязного дела и нечистой страсти, необходимо соблюдать это самое духовно*, то есть чтобы удаляться не только от идолопоклонства, но и от всякого суеверия язычников, гадателей и от наблюдения всех знамений, дней и времен и не предаваться гаданиям посредством некоторых слов или имен, вредящим чистоту нашей веры. Ибо этим блудом осквернил себя Иерусалим, который блудодействовал на всяком высоком холме и под всяким ветвистым деревом (см.: Иер.3,6). Господь, порицая его чрез Пророка, говорит: «да станут ныне и спасут тя звездочетцы небесе, смотряющии звезд, да возвестят ти, что имать на тя прийти» (Ис.47,13). Такое блудодейство и в другом месте Господь обличая, говорит: «духом блужения прельстишася и соблудиша от Бога своего» (Ос.4, 12). Кто отступил от этого двоякого блуда, тот должен удалиться и от третьего, который состоит в иудейском законе и суевериях, о которых Апостол говорит: «дни смотряете и месяцы, и времена и лета» (Гал.4, 10). И еще: «не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи» (Кол.2, 21). Нет сомнения, что это сказано о суевериях, в которые если кто впадет, тот прелюбодействует от Христа, не удостоится услышать от Апостола: «обручих бо вас единому мужу деву чисту представити Христови. Но к нему отнесутся следующие слова того же Апостола: боюся же, да не како, якоже змий Еву прельсти лукавством своим, тако истлеют (и) разумы ваши от простоты, яже о Христе» (2Кор.11, 2-3). Если кто избежит нечистоты и этого блуда, то должен удаляться и четвертого, который состоит в прелюбодействе еретического учения, о котором тот же Апостол говорит: «аз бо вем сие, яко по отшествии моем внидут волцы тяжцы в вас, не щадящий стада: и от вас самех востанут мужие глаголющий развращеная, еже отторгати ученики вслед себе» (Деян.20, 29- 30). Кто мог избежать и этого, тот пусть остерегается, чтобы более тонким грехом не впасть в порок блуда, который состоит в блуждании помыслов; поелику всякий помысл, не только гнусный, но и праздный и хоть сколько-нибудь удаляющийся от Бога, совершенный муж вменяет в самый нечистый блуд».
* Здесь показывается пять видов блудодейства духовного: 1) идолопоклонство; 2) всякое суеверие языческое в гаданиях, наблюдениях дней и времен; 3) суеверие иудейское в мелочных обрядах; 4) ересь и 5) всякий грех, который отвлекает паше сердце от Бога и привязывает к твари.
Глава 12. Вопрос: «Как можно достигнуть до забвения светских стихов?»
Герман: «При этом пришедши в сердечное сокрушение и потом тяжело вздыхая, я говорю: «Все то, что ты пространно исследовал, ввело меня еще в большее отчаяние, которому я доселе подвергался. Ибо, кроме тех общих пленений души, которым, без сомнения, подвергаются отвне все слабые, у меня присоединяется особенное препятствие к спасению со стороны познания наук, которое я немного приобрел и которое от наставления ли учителя или от напряжения постоянного чтения так впечатлелось во мне, что теперь дух мой, как бы настроенный поэтическими стихами, о тех пустых повестях басней и о рассказах о войнах, которыми он пропитался с малолетства при первых началах учения, размышляет даже и во время молитвы; и когда пою псалмы или молюсь о прощении грехов, то приходят на память постыдные поэмы или как бы пред глазами представляется образ сражающихся героев, и такими мечтами воображение всегда смущает меня, так что не допускает духу моему возноситься к горнему созерцанию, и они не могут быть изгнаны и ежедневным плачем»».
Глава 13. Ответ, каким образом можно отогнать суетные помыслы
Нестерой: «Касательно этого предмета, откуда у тебя рождается большое отчаяние в очищении, там же может найтись довольно скорое и действенное врачевство, если такое же прилежание и постоянство, какое, говоришь ты, имел в тех светских науках, захочешь приложить и к чтению духовных писаний и размышлению. Ибо, по необходимости, твой дух дотоле будет заниматься теми стихами, пока не найдет себе что-нибудь другое, чем бы он внутри себя занимался с подобным усердием и постоянством, и, вместо тех бесплодных и земных, породит духовные и божественные (чувства). Когда он глубоко и крепко усвоит их и будет пропитан ими, то прежние помыслы, мало-помалу, могут быть прогнаны или совсем исчезнуть. Ибо дух человеческий не может быть свободным от всех помыслов; и потому, пока он не занят духовным упражнением, необходимо ему заниматься тем, что прежде изучил. Ибо пока он не имеет к чему стремиться, чем занимать свою неустанную деятельность, он необходимо устремляется к тому, чем от юности пропитан, и всегда занимается тем, что усвоил себе долгим употреблением и размышлением. Итак, чтобы это духовное знание утвердилось в тебе с постоянною прочностию и чтобы тебе пользоваться им уже не временно, подобно тем, которые не своим старанием приобретают его, а сообщением других и, так сказать, уловляют как бы воздушный запах, но чтобы оно некоторым образом внедрилось и сохранилось совершенным и сподручным,— надобно тебе со всею осторожностию соблюдать, чтобы, хоть и совершенно известное тебе услышишь, сообщаемое в собеседовании, не принимал ты с пренебрежением и презрением из-за того, что это тебе уже известно, но прилагал к своему сердцу с таким расположением, с каким вожделенные слова о спасении непрестанно должны входить в наши уши или постоянно исходить из наших уст. Ибо хотя бы и часто предлагалось повествование о святых предметах, однако ж в душе, жаждущей истинного познания, сытость никогда не породит отвращения, но, ежедневно принимая то же, как новое и вожделенное, чем чаще будет воспринимать, тем с большим желанием будет слушать или говорить, и от повторения того же скорее получит утверждение приобретенного познания, нежели какое-либо отвращение из-за частого собеседования. Ибо это явный знак холодной и гордой души, если врачевство спасительных слов, хотя бы оно и слишком часто предлагалось, принимает небрежно, с отвращением. «Ибо душа в сытости сущи сотам ругается: души же нищетией и горькая сладка являются» (Притч. 27, 7). Итак, если это учение, усердно принятое, в сокровенности духа скрытое, будет запечатлено молчанием, то после, как какое-нибудь приятное вино, веселящее сердце человека, когда будет приправлено чистотою чувства и древностию терпения, с большим благоуханием будет исходить из сосуда твоего сердца, как неиссякаемый источник, будет изливаться из жил опыта и из проточных каналов добродетелей и, как непрерывный ручей, будет истекать как бы из некоторой пучины твоего сердца. Ибо на тебе сбудется то, что в Притчах говорится к тому, кто исполнил это на деле: «пий воды от своих сосудов и от твоих кладенцев источника: да преизливаются тебе воды от твоего источника, во твоя же пути да происходят твоя воды» (Притч. 5, 15-16). И по словам пророка Исайи, будешь, «яко вертоград напоен, и яко источник, емуже не оскуде вода. И созиждутся пустыни твоя вечныя, и будут основания твоя вечная родом родов; и прозовешися здатель оград, и стези твоя посреде упокоиши» (ср.: Ис.58, 11-12). Тебе также достанется и то блаженство, которое тот же Пророк обещает: «не приближатся к тебе льстящий тя: яко очи твои узрят прельщающих тя, и утеса твоя услышат словеса созади тебе прельщающих, иже глаголют: сей путь, поидим по нему или на десно, или на лево» (Ис.30, 20-21). Таким образом будет то, что не только всякое направление и размышление твоего сердца, но и все блуждающие, рассеивающиеся твои помыслы обратятся к святому непрестанному поучению в Законе Божием.
Глава 14. Нечистая душа не может ни преподать, ни перенять духовное знание
Но невозможно никому, не испытавшему, как мы сказали, познать или учить этому. Ибо кто неспособен к пониманию, тот как будет способен к преподаванию? А хотя бы и вздумал чему-нибудь из этого (духовного) учить, то, без сомнения, бездейственное и бесполезное слово его дойдет только до ушей слышащих, а сердце их не может проникнуть по недостатку дел и по бесплодной своей суетности; потому что оно происходит не из сокровища доброй совести, а из пустого тщеславия. Невозможно нечистой душе приобресть духовное знание, с каким бы постоянством ни трудилась в чтении. Ибо никто не вливает какую-либо благородную масть, или отличный мед, или какую-нибудь драгоценную жидкость в зловонный, испорченный сосуд. Кувшин, однажды пропитанный страшным зловонием, легче испортит даже самое благоуханное миро, нежели сам примет от него сколько-нибудь приятное благоухание; поелику гораздо скорее чистое повреждается, нежели испорченное исправляется. Так и сосуд нашего сердца, если не будет наперед очищен от всякой зловонной скверны пороков, не возможет воспринять ту благословенную масть, о которой говорит Пророк: яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его (Пс.132, 2), и не сохранит неоскверненными того духовного знания и изречений Священного Писания, которые «слаждша паче меда и coтa» (Пс.18, 11). Ибо «кое причастие правде к беззаконию? Или кое общение свету ко тме? Кое же согласие Христови с Велиаром?» (ср.: 2Кор. 6, 14 — 15)».
Глава 15. Возражение о том, что многие нечистые имеют знание, а святые не имеют
Герман: «Это мнение, нам кажется, вовсе не утверждается на истине, не имеет правдоподобного основания. Ибо как все, не принявшие веры во Христа, по нечестивому развращению повреждающие догматы, как многие из иудеев и еретиков или даже из православных, которые предаются разным порокам, приобрев совершенное знание Священного Писания, славятся обширностию духовного знания; и, напротив, бесчисленное множество святых мужей, коих сердце очищено от всякой греховной нечистоты, довольствуясь чистотою простой веры, не знает тайн более глубокого знания. Как же согласить то мнение, которое духовное знание приписывает одной чистоте сердца?»
Глава 16. Ответ, что злые не могут иметь истинного знания
Нестерой: «Неправильно понимает силу определения тот, кто не все слова высказанного мнения рачительно взвешивает. Мы сказали, что такие люди имеют только искусство состязаться и красоту речи, а в сущность Священного Писания, в сокровенный духовный смысл проникать не могут. Ибо истинное знание приобретают только истинные чтители Бога, а тот народ не имеет его, которому говорится: «слышите сия, людие буии и не имущий сердца, иже, имеюще очи, не видите, и уши, и не слышите» (Иер.5, 21). И еще: «яко ты умение (Боговедение) отвергл ecu, отвергу и Аз тебе, еже не жречествовати Мне2 (Ос.4, 6). Поелику в Христе «вся сокровища премудрости и разума сокровенна» (Кол. 2, 3), то как можно думать, что тот приобрел истинное знание, кто не хотел найти Христа, или, найденного, хулил святотатственными устами, или по крайней мере нечистыми делами осквернил православную веру? Ибо «Святый Дух наказания отбежит льстива, ниже обитает в телеси повиннем греху» (ср.: Прем.1, 5, 4). Итак, духовного знания достигают не иначе как тем порядком, который один из Пророков хорошо изображает, говоря: «сейте себе в правду, соберите плод живота, просветите себе свет ведения» (Ос.10, 12). Следовательно, нам надобно сначала сеять правду, то есть распространять деятельное совершенство делами правды; потом нам надобно пожинать надежду жизни, то есть изгнанием плотских страстей собирать плоды духовных добродетелей, и таким образом возможем засветить у себя светильник знания. Этого же порядка повелевает держаться и Псалмопевец, говоря: «блажени непорочнии в пути, ходящий в законе Господни. Блажени испытающии свидения Его» (Пс.118, 1-2). Он не сказал сначала: «блажени испытающии свидения Его» (Священное Писание), а потом: «блажени непорочнии в пути, но прежде сказал: блажени непорочнии в пути»; этим ясно показывает, что никто не может достигнуть правильного испытания свидетельств Божиих (Священного Писания), если наперед деятельным поведением не будет непорочно поступать по пути Христову. Следовательно, те, о которых я сказал, приобретают знание не духовное, которое нечистые не могут иметь, но лжеименное, о котором блаженный Апостол говорит: «о, Тимофее, предание сохрани, уклонялся скверных суесловий и прекословии лжеименнаго разума» (1Тим. 6, 20). О тех, которые по-видимому приобретают некоторый вид знания, или о тех, которые хотя прилежно занимаются чтением священных книг и заучиванием на память Священного Писания, однако ж плотских пороков не оставляют, хорошо говорится в Притчах: «якоже усерязь златый в ноздрех свинии, тако жене злоумней лепота» (Притч.11,22). Что пользы кому-либо приобресть красоту Небесных изречений и драгоценную благовидность Священного Писания, если, прилагая ее к нечистым делам или чувствам, как бы втаптывая в грязную землю, попирает или оскверняет отвратительною грязью своих похотей? «Не красна похвала во устех грешника» (Сир.15,9). Такому чрез Пророка говорится: «векую ты поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими?» (Пс.49, 16). О таких душах, которые, не имея постоянно страха Божия, стараются приобресть знание смысла Священного Писания постоянным размышлением о нем, довольно собственно говорится в Притчах: «вскую бяше имение безумному? стяжати бо премудрости безсердый не может» (Притч. 17, 16). Это истинное, духовное знание от мирской учености, которая оскверняется нечистотою плотских пороков, настолько отличается, что оно, как мы знаем, иногда удивительно процветало даже в некоторых не знающих языков и почти неграмотных. Это ясно доказывается примером Апостолов и многих святых мужей, которые не отличались суетным велеречием философов, не приносили истинные плоды духовного знания. О них написано в Деяниях апостольских: «видяще же Петрово дерзновение и Иоанново и разумевше, яко человека некнижна еста и проста, (иудейские архиереи) дивляхуся» (Деян.4, 13). И потому если ты с пламенным желанием стараешься достигнуть духовного знания, то сначала со всем усилием потрудись приобресть от Господа чистоту целомудрия. Ибо никто, в ком еще господствуют плотские страсти, особенно страсть блудная, не может приобресть духовное знание. «Ибо в сердцы б лазе мужа почиет премудрость» (Притч. 14, 33); и кто боится Бога, тот найдет знание с правдою. А что сказанным порядком надобно достигать духовного знания, этому научает и блаженный Апостол. Ибо когда он хотел изложить не только перечень всех своих добродетелей, но и порядок их, чтобы показать, какая за какою последует или какая какую порождает, то после перечисления нескольких добродетелей он присовокупляет, говоря: «во бдениих, в пощениих, во очищении, в разуме, в долготерпении, в благости, в Дусе Святе, в любви нелицемерне» (2 Кор.6, 5 — 6). Этим сочетанием добродетелей, очевидно, он хотел научить, что от бдения и поста надобно переходить к чистоте, от чистоты к благоразумию, от благоразумия к великодушию, от великодушия к благости, от благости к Святому Духу, от Святаго Духа к нелицемерной любви. Итак, когда по этому учению, этим порядком будешь достигать духовного знания, то, без сомнения, будешь иметь, как мы сказали, не бесплодное, не бездейственное, но живое и плодоносное учение и семя спасительного слова, которое, когда тобою будет посеяно в сердцах слушающих, последующий обильнейший дождь Святаго Духа оплодотворит; и, по обетованию Пророка, «будет дождь семени земли твоея», где бы ни посеял на земле, «и хлеб жита земли твоея будет изобилен и тучен» (Ис.30, 23).
Глава 17. «Как должно быть преподаваемо учение о совершенстве?»
Остерегайся также, чтобы того, чему научишься как посредством чтения, так и трудом опытности, когда более зрелый возраст приведет тебя к учительству, по обольщению тщеславия, ты как-нибудь не стал преподавать нечистым людям и не сделал того, что запретил премудрый Соломон: «не приводи нечестиваго на пажить праведных, ниже прельщайся насыщением чрева» (Притч.24,15), ибо «не пользует безумному сладость» (Притч.19, 10); и не нужна мудрость там, где нет чувства. Ибо больше водятся неразумием. «Не накажется словесы раб жесток: аще бо и уразумеет, но не послушает» (Притч.29, 19). «Во ушию безумнаго ничтоже глаголи, да не когда поругает разумная словеса твоя» (Притч.23, 9). «Не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиниями, да не поперут их ногами своими и вращшеся расторгнут вы» (Мф.7, 6). Итак, надлежит тебе, закрывая для таких людей тайны духовного смысла, деятельно воспевать: «в сердцы моем скрых словеса Твоя, яко да не согрешу Тебе» (Пс.118, 11). Но может быть, скажешь: «Кому же надобно сообщать тайны Божественного Писания?» Этому научает тебя премудрый Соломон, говоря: «дадите сикера сущим в печалех и вино пити сущим в болезнех, да забудут убожества и болезней не воспомянут ктому» (Притч. 31, 6 — 7), то есть тем, которые в раскаянии о прежних делах угнетаются печалию и скорбию, обильно изливайте приятность духовного знания, как вино, веселящее сердце человека, напоевайте спасительным словом, чтобы они, погрузившись в непрестанную печаль и смертоносное отчаяние, не были поглощены чрезмерною скорбию. А о тех, которые, находясь в равнодушии и беспечности, не уязвляются никакою скорбию сердца, говорится так: «муж скуден любит веселие» (Притч.21, 17). Итак, избегай со всею осторожностию, сколько можешь, чтобы не увлекаться любовию к суетной славе, чтобы ты мог быть участником того, кого восхваляет Пророк, кто «сребра своего не даде в лихву» (Пс.14, 5). Ибо всякий, кто слова Божий, о которых говорится: «словеса Господня словеса чиста, сребро разжжено, искушено земли, очищено седмерицею» (Пс.11, 7), преподает по любви к людской похвале, серебро свое отдает в рост и за эту похвалу не только не заслужит никакой награды, но еще подвергнется наказанию. Ибо он для того хотел расточать сребро Господне, чтобы от этого получить себе временную награду, а не для того, чтобы Господь, как написано (см.: Лк. 19, 23), пришедши, получил Свое с прибылью.
Глава 18. «По каким причинам духовное учение бывает бесплодно?»
А бездейственным бывает учение о духовных предметах по двум причинам: или оттого, что учащий, предлагая то, чего сам не испытал, старается пустым звуком слов научить слушателя, или оттого, что слушатель негодный, подвержен порокам, спасительного, святого учения духовного мужа не воспринимает ожесточенным сердцем. О таких говорится у Пророка: «одебеле бо сердце людий сих, и ушима своима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима и ушима услышат, и сердцем уразумеют и обратятся, и изцелю я» (Ис. 6, 10).
Глава 19. Часто и недостойные получают благодать спасительного слова
Впрочем, по милостивой щедрости нашего раздаятеля Бога, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (см.: 1 Тим. 2, 4), иногда допускается и то, что тот, кто укоризненным поведением сделал себя недостойным евангельской проповеди, для спасения многих получает благодать духовного учения. А каким образом сообщаются от Господа дарования исцелений для изгнания бесов, это следует разъяснить подобным же рассуждением. Но, отправляясь на обед, отложим его до вечера, поелику всегда действительнее воспринимается сердцем то, что мало-помалу, без чрезмерного утомления тела, внушается ему».
5. Собеседование аввы Нестероя второе о Божественных дарованиях
Глава 1
После вечернего собрания (то есть богослужения), ожидая обещанного рассуждения, мы, по обычаю, вместе сели на рогожке. Когда мы несколько времени промолчали по уважению к старцу, он нашу стыдливую молчаливость предварил такою речью: «Предыдущее рассуждение по порядку дошло до объяснения причины духовных дарований, которая, по преданию старцев, бывает троякая. Первою причиною исцелений бывает, во-первых, благодать, производящая чудеса и даруемая избранным и праведным мужам за их святость, как известно об Апостолах и многих святых, что они творили знамения и чудеса властию Господа, Который говорил: «болящая изцеляйте, мертвыя воскрешайте, прокаженныя очищайте, бесы изгоняйте: туне прилете, туне дадите» (ср: Мф.10, 8). Вторая причина — назидание Церкви, или вера тех, которые приносят больных для исцеления, или тех самых, которые желают получить исцеление. В сем случае сила исцелений исходит иногда и от недостойных, и от грешников, о которых Спаситель говорит в Евангелии: «мнози рекут Мне во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отыдите от Мене, делающий беззаконие» (Мф.7, 22-23). Напротив, недостаток веры в больных или в приносящих их препятствует обнаружиться силе исцеления и в тех, коим она сообщена. Так, Евангелист говорит: «и не сотвори (Иисус) ту сил многих за неверство их» (Мф.13,58). И Сам Господь говорит: «мнози прокажени беху при Елиссеи пророце во Израили: и ни един же от них очистися, токмо Нееман Сирианин» (Лк. 4, 27). Исцеления третьего рода бывают по обольщению и ухищрению демонов. Человек, преданный явным порокам, может иногда производить удивительные действия и потому почитаться святым и рабом Божиим. Чрез это увлекаются к подражанию его порокам, и открывается пространный путь к поношению и уничижению святости религии; да и сам тот, кто уверен в себе, что обладает даром исцелений, надменный гордостию сердца, испытывает тягчайшее падение. От сего происходит то, что демоны, с воплем именуя людей, не имеющих никаких свойств святости и никаких духовных плодов, показывают вид, будто их святость жжет их и они принуждены бежать от одержимых ими. О таковых-то людях во Второзаконии говорится: «аще востанет в тебе пророк, или видяй соние, и даст тебе знамение или чудо, еже рече к тебе, глаголя: идем, да послужим богом иным, ихже не весте: да не послушаете глагол пророка того, или видящаго сон той: яко искушает Господь Бог твой вас, еже уведети, аще любите Господа Бога вашего всем сердцем вашим и всею душею вашею» (ср.: Втор.13, 1—3). И в Евангелии говорится: «востанут бо лжехристи и лжепророцы и дадят знамения велия и чудеса, якоже прелъстити, аще возможно, и избранныя» (Мф.24, 24).
Глава 2. «Чему должно удивляться в истинно святых людях?»
Посему мы никогда не должны удивляться тем, кои стараются изумлять нас необыкновенными действиями, но более должны смотреть на то, все ли они изгнали из себя пороки, исправили ли свои нравы и таким образом достигли ли совершенства. А сие совершенство подается благопромыслительною благодатию Божиею не ради веры других или по иным посторонним причинам, но за собственное рачение каждого. Ибо в этом и состоит то деятельное познание, которое иначе называется у Апостола «любовию» и которое поставляется им выше всех языков человеческих и ангельских, выше и той великой веры, которая может преставлять самые горы, выше всякого познания и пророчества, и раздаяния всего имения и, наконец, выше самого славного мученичества. Ибо после того, как Апостол исчислил все роды дарований и сказал: «овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума, другому же вера, иному же дарования изцелений, другому же действия сил» (ср.: 1Кор.12, 8-10), заметь, как он, говоря далее о любви, предпочел ее всем дарованиям. «И еще,— говорит он,— по превосхождению путь вам показую» (1Кор.12,31). Из сего ясно видно, что верх святости и совершенства состоит не в совершении чудес, но в чистоте любви. И справедливо. Ибо чудеса должны прекратиться и уничтожиться, а любовь всегда останется (см.: 1Кор.13, 8). Посему-то отцы наши никогда, как мы видим, не желали творить чудес; даже и тогда, когда имели сию благодать Святаго Духа, они не желали обнаруживать ее, разве только в случае крайней и неизбежной необходимости.
Глава 3. О воскрешении мертвого аввою Макарием Египетским
Так, помнится, авва Макарий, первый скитский пустынножитель, воскресил мертвого. Когда один еретик, последователь Евномия, употреблял все искусство словопрения на то, чтобы испровергнуть чистоту православной веры, и уже многих обольстил, тогда правоверные мужи, весьма встревожившись такою опасностию, просили блаженного Макария, чтобы он пришел к ним и весь правоверующий Египет избавил от такой опасности неверия. Макарий пришел, и когда еретик приступил к нему с своим искусством словопрения и хотел привесть его в затруднение аристотелевским хитрословием, которому Макарий не учился, то блаженный апостольскою властию положил конец его многословию, сказав: «не в словеси б о Царство Божие, но в силе» (1Кор.4,20). Пойдем к гробам и призовем имя Господне над первым мертвым, какого найдем, и таким образом покажем, как говорит Священное Писание, веру нашу от дел (см.: Иак.2, 18). Чрез такое свидетельство совершенно ясно откроется истина веры, когда, то есть, мы докажем ее не пустым словопрением, а чудесами, сими не ложными доводами. Услышав сие, еретик сначала от стыда пред стоящим народом изъявил притворное согласие на сделанное ему предложение и обещал прийти завтра. Но на другой день, когда все, желая быть свидетелями такого чуда, поспешно стеклись к назначенному месту, — он, обличаемый совестию в своем неверии, от страха бежал и тогда же совершенно удалился из Египта. Блаженный Макарий, со всем народом ожидавший его до девятого часа, когда узнал о его удалении, то, взяв с собою обольщенный им (еретиком) народ, пошел к назначенному месту. Поелику все пространство египетской земли, по причине разлития реки Нила, обыкновенно каждый год довольно долго покрывается водою, так что невозможно бывает никому переходить с одного места на другое, разве только переправляясь на судах, то от сего у египтян вошло в обыкновение бальзамировать тела умерших и скрывать их в особенных возвышенных зданиях. Ибо грунт земли, от непрестанного напоения водою делающийся жидким, заставляет не предавать умерших земле, которая, по чрезвычайности наводнений, должна бы была выбрасывать на свою поверхность тела их, сокрытые в ее недрах. Итак, блаженный Макарий, остановившись пред давнишним уже трупом, сказал: «Скажи мне, человек, если бы со мною пришел сюда тот еретик, сын погибельный, и если бы я в его присутствии воззвал к тебе, призывая имя Христа Бога моего, то восстал ли бы ты пред теми, кои введены были им в обольщение?» Мертвый тотчас восстал и дал желаемый ответ. Авва Макарий спросил у него, кто он был, находясь еще в живых, в которое время жил и слыхал ли тогда об имени Христовом? Он отвечал, что он жил во время древнейших царей и имени Христова не слыхал в те времена. Тогда авва Макарий сказал ему: «Почий в мире с прочими в своем порядке; в конце времени Христос воскресит тебя». Посему если бы не необходимость избавить от опасности целую страну, не полная преданность и чистая любовь ко Христу заставили Макария произвесть это чудо, то заключающаяся в нем великая сила и благодать навсегда, может быть, осталась бы сокрытою. Так поступил и блаженный Илия, как читаем в книге Царств (см.: 3Цар.18), когда низвел с неба огонь на жертвы, чтобы избавить веру целого народа от опасности, которой подвергали ее лжепророки.
Глава 4. О чуде, которое авва Авраам сделал над женщиною
Нужно ли говорить о делах аввы Авраама, прозванного дитятею (6 яац), то есть простым, по простоте и невинности его нрава? В один из дней Пятидесятницы, когда он из пустыни шел жать на поля египетские, приступила к нему с просьбою и слезами некоторая женщина, несшая дитя свое, уже изможденное и полумертвое от недостатка молока; он подал ей чашу воды, сделав над оною крестное знамение, и, как скоро женщина выпила сей воды, к удивлению, тотчас сосцы ее, уже совершенно иссохшие, обильно наполнились молоком.
Глава 5. Об исцелении хромого тем же аввою
Некогда тот же Авраам, идя в селение, окружен был толпою насмешников, которые, издеваясь, указывали ему на одного человека, много уже лет не могшего ходить по причине сведенного у него колена и от многолетней слабости едва только ползавшего, и, искушая авву, говорили: «Докажи нам, авва Авраам, что ты раб Божий, возврати этому человеку прежнее здоровье, чтобы почитаемое тобою имя Христово не было и нами оставлено без уважения». Тогда он, призвав имя Христово, тотчас наклонился и, взяв того человека за иссохшую ногу, потянул ее; от этого движения сухое и кривое колено его тут же расправилось; стопы его получили надлежащее употребление, какого от слабости столь давно не имели, и он пошел исполненный радости.
Глава 6. Достоинство всякого надобно оценивать не по чудесам
Имея силу творить столь великие чудеса, такие мужи ничего не приписывали себе; они сознавались, что эти дела были совершаемы не ради их заслуг, а милостию Господа, и как скоро замечали удивление, возбужденное произведенным чудом, то отвергали человеческую славу, говоря подобно Апостолам: «мужие, братие, что чудитеся о сем? Или на ны что взираете, яко своею ли силою, или благочестием сотворихом его ходити?» (ср.: Деян.3, 12). По их мнению, никто не должен быть прославляем за дары и чудеса Божий, а всякий за собственные только добродетели, которые требуют деятельности ума и усильного старания. Ибо весьма часто, как выше сказано, люди, развращенные умом и противники веры, именем Господа изгоняют демонов и творят великие чудеса. Когда Апостолы, указывая на этих людей, говорили: «Наставниче, видехом некоего о имени Твоем изгоняща бесы: и возбранихом ему, яко вслед не ходит с нами» (Лк.9, 49), то хотя при сем случае Христос сказал: «не браните: иже бо несть на вы, по вас есть» (Лк. 9, 50), однако ж, когда сии «рекут во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом», тогда Он даст им, как Сам свидетельствует, такой ответ: «яко николиже знах вас: отыдите от Мене, делающий беззаконие» (ср.: Мф.7, 22-23). Даже и тем, которым за святость жизни Сам Он даровал эту славу знамений и чудес, не позволяет, однако ж, превозноситься ими. «О сем не радуйтеся,—говорит Он,— яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана на небесех» (ср.: Лк. 10, 20).
Глава 7. Сила дарований состоит не в чудесах, а в смирении
Наконец, Творец знамений и чудес, призывая учеников к принятию Своего учения, ясно показывает, чему особенно должны учиться от Него истинные Его последователи. «Приидите, — говорит Он,— и научитеся от Мене» (ср.: Мф.11, 28-29) не тому, чтобы Небесною властию изгонять демонов, очищать прокаженных, давать зрение слепым, воскрешать мертвых; ибо хотя Я творю и эти чудеса чрез некоторых рабов Моих, но человек не должен хвалиться ими; слуга и раб не может иметь никакой части в той славе, которая принадлежит одному Божеству. «Вы же,— говорит Господь, — научитеся от Мене, яко кроток есмъ и смирен сердцем» (ср.: Мф.11,29). Ибо этим добродетелям вообще все могут учиться и приобретать их; совершение же знамений и чудес не всегда необходимо и не для всех доступно. Смирение есть наставник всех добродетелей; оно есть крепчайшее основание Небесного здания; оно есть собственный и великий дар Спасителя. Кто последует кроткому Господу не в явлении высоких знамений, но в добродетели терпения и смирения, тот совершает все чудеса, сотворенные Христом. А кто желает повелевать нечистыми духами, или чудесно подавать здравие болящим, или являть пред народом какое-либо из дивных знамений, тот хотя призывает имя Христово, но бывает чужд Христа; поелику, надменный гордостию, не следует Учителю смирения. Даже отходя к Отцу, Иисус Христос оставил ученикам Своим, как бы некоторый завет, следующую заповедь. «Заповедь новую,— говорит Он, — даю вам, да любите друг друга: якоже возлюбих вы, да и вы любите себе» И тут же присовокупил: «о сем разумеют вcu, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин.13, 34-35). Не сказал: «Если будете, подобно Мне, творить знамения и чудеса», но говорит: «аще любовь имате между собою», которую, известно, могут сохранять только кроткие и смиренные. Посему-то отцы наши никогда не называли тех монахов добрыми и свободными от заразы тщеславия, которые хотели слыть заклинателями и для того с величайшею надменностию разглашали о себе, что они уже заслужили или надеются скоро получить эту благодать. Многие удивлялись им, но напрасно. «Иже утверждается на лжах, сей пасет ветры, той же поженет птицы парящия» (Притч.9,12). Без сомнения, с ними случится то, о чем говорится в Притчах: «якоже ветри и облацы и дождеве являющийся, тако и хвалящийся о даянии ложнем» (Притч.25,14). Итак, если кто пред нами сделает какое-либо знамение, то мы должны хвалить его не за чрезвычайность знамения, но за его добродетель и обращать внимание не на то, повинуются ли ему демоны, а на то, имеет ли он те свойства любви, какие описаны Апостолом (см.: 1Кор.13, 4-8).
Глава 8. Большее чудо составляет выгнать из себя пороки, нежели бесов из других
Действительно, истребить в собственной плоти нечистое вожделение — это есть большее чудо, нежели изгнать нечистых духов из чужих тел; силою терпения укротить мятежные движения гнева — это есть славнейшее знамение, нежели повелевать князьями, владычествующими в воздухе (см.: Еф.2,2;6,12); избавить собственное сердце от мучительных недугов уныния — это гораздо важнее, нежели исцелить телесные немощи и болезни другого; вообще врачевать болезни собственной души есть славнейшая добродетель и высшее совершенство, нежели врачевать болезни чужого тела. Ибо чем душа выше тела, тем важнее ее здравие, и чем существо ее драгоценнее и превосходнее, тем тягче и гибельнее ее падение.
Глава 9. Доброта жизни превосходит творение чудес
Касательно чудесных исцелений святым Апостолам сказано: «не радуйтеся, яко дуси вам повинуются» (Лк.10,20). Ибо сия власть над демонами не была их собственная, но происходила от силы призываемого ими имени Христова; а потому и внушается им, чтобы они не смели полагать своего блаженства или славы в том, что совершается могуществом и силою одного Бога, а поставляли бы ее в той внутренней чистоте жизни и сердца, за которую имена их удостоятся быть написанными на Небесах.
Глава 10. Откровение об опыте совершенной чистоты
Чтобы сказанное нами утвердить свидетельством древних отцов и свидетельством Священного Писания, мы предложим теперь, как блаженный Пафнутий думал о чрезвычайности знамений и о благодатном даре чистоты и что он узнал из беседы с ним Ангела; представим его слова и опыты. Много лет провождая жизнь особенно строгую, Пафнутий стал почитать себя совершенно свободным от плотских вожделений. Ему казалось, что он преодолел все вражеские нападения демонов, с которыми вел продолжительную и открытую брань. Однажды пришли к нему святые мужи, и он, приготовляя пищу из чечевицы, обжег руку огнем, пылающим в печи. Крайне огорчась этим, он начал рассуждать сам с собою. «Отчего, — думал он,—этот огонь находится со мною во вражде, когда престали от жестокой брани со мною и самые демоны? Если теперь вещественный, временный и малый огонь сей не пощадил меня, то не коснется ли меня и тот неугасимый огонь, который искусит дела каждого в страшный День испытания?» Когда Пафнутий, волнуемый такими размышлениями и скорбию, внезапно погрузился в сон, то приступил к нему Ангел Господень и сказал: «Для чего скорбишь, Пафнутий, что еще не примирился с тобою этот земной огонь, когда в членах твоих еще остается еще не вовсе укрощенный мятеж плотских вожделений? Доколе корни их будут оставаться в твоем сердце, дотоле не допустят они и этому вещественному огню быть в мире с тобою. Итак, только тогда можешь ты надеяться не потерпеть вреда от него, когда испытаешь, что все уже внутренние вожделения в тебе угасли. А для сего поди заключи в свои объятия нагую, прекрасную девицу, и если, держа ее при себе, ты будешь чувствовать, что покой сердца твоего остается непоколебимым и в плоти твоей не происходит мятежного волнения, тогда и этот видимый пламень тихо и безвредно будет прикасаться к тебе, как к трем вавилонским отрокам». Старец, пораженный этими словами Ангела, не решился подвергнуть себя столь опасному искушению, на которое сделано было ему указание; но, спросив собственную совесть, испытав чистоту своего сердца и познав, что сила его целомудрия не может равняться силе такого испытания, сказал: «Неудивительно, что и после того, как нечистые духи уступили мне над собою победу, огненные разжжения, которые я почитал слабее жестоких демонских нападений, еще свидетельствуют против меня. Ибо потребна большая добродетель и высшая благодать для того, чтобы погасить внутреннюю похоть плоти, нежели для того, чтобы злых демонов, отвне нападающих на нас, покорить Господним знамением (то есть крестом) и могуществом Вышнего или чтобы изгнать их из тел призыванием Божественного имени»». Авва Нестерой, доселе доведши речь об истинном действии дарований, своим учением сопровождал нас, поспешавших к келье старца Иосифа, которая была почти в шести милях от него.
6. Собеседование аввы Иосифа первое о дружестве
Глава 1
Блаженный Иосиф, которого постановления и заповеди теперь должны быть изложены, — один из трех, о которых мы уже упомянули в одиннадцатом собеседовании, в главе 3, был из фамилии очень знатной и из числа первых в своем городе, называемом Тмуис, прилежно изучил не только египетское, но и греческое красноречие, так что с нами или теми, которые вовсе не знали египетского наречия, изящно объяснялся, не как прочие чрез толмача, а сам собою. Когда он узнал, что мы желаем его наставления, то, сначала спросив, не родные ли мы братья, и слыша от нас, что мы связаны не плотским, а духовным братством и что с начала нашего отречения от мира всегда соединены нераздельным союзом как в странствовании, предпринятом нами обоими для духовного воинствования, так и в подвигах киновийских, начал так говорить.
Глава 2. Рассуждение старца о неверном дружестве
«Многие бывают роды дружества и товарищества, которые разным образом соединяют род человеческий союзом любви. Некоторых заставляет входить в общение предварительная рекомендация сначала знакомства, а после — дружества. Между некоторыми некоторый договор или условие даяния и принятия заключали союз любви. Некоторых связывало узами дружбы подобие и соучастие в торговле, или в воинствовании, или искусстве и науке, чрез что даже жестокие сердца так свыкаются, что даже и занимающиеся разбоем в лесах и горах, и утешающиеся пролитием человеческой крови соучастников в своих злодеяниях любят и ласкают. Есть и иной род любви, которая основывается на инстинкте самой природы и на законе кровности, по которой соплеменники, или супруги, или родители, или братья и сыны естественно предпочитаются прочим, что свойственно не только роду человеческому, но и всем птицам и животным. Ибо по побуждению природного расположения они так охраняют и защищают своих птенцов или щенков, что часто за них даже не боятся подвергать себя опасностям и смерти. Наконец, и те роды зверей, или змей, или птиц, которых несносная свирепость и смертоносный яд разлучают и отдаляют от всех, каковы василиск, единорог, гриф, которые самым видом гибельны для всех, как говорят, однако ж, по общности своего происхождения и свойства, бывают между собою мирны и безвредны. Но как видим (то есть, сколь очевидно) то, что все эти сказанные роды любви общи злым и добрым, и зверям, и змеям, так же известно и то, что они не могут пребывать до конца. Ибо часто прерывает и разделяет их расстояние мест, забвение от времени и другие причины. Ибо как они обыкновенно приобретаются разными союзами: или корысти, или похоти, или сокровности и разных потребностей, так и расстраиваются по случаю встретившегося какого-либо раздора.
Глава 3. «От чего дружество бывает неразрывное?»
Итак, между всеми этими есть один род любви нерасторжимый, который основывается не на знатности знакомства, не на важности должности или чина, не на договоре каком-либо или на нуждах естественных, но на одном сходстве добродетелей. Эта, говорю, любовь ни в каких случаях никогда не пресекается, не только расстояние мест или времен не может ее разлучить или подавить, но и смерть не прерывает ее. Это есть истинная и неразрывная любовь, которая одинаковым совершенством и добродетелию друзей скрепляется. Однажды заключенный союз ее не прервут ни разность желаний, ни упрямое несогласие воли. Впрочем, мы знаем многих, находящихся в таком положении, которые, хотя из горячей любви ко Христу были связаны дружеством, не могли, однако ж, сохранить его навсегда неразрывно; потому что хотя на добром начале товарищества основывались, однако ж не с одним и неравным усердием предпринятое намерение поддерживали, и было между ними некоторое временное охлаждение, потому что не одинаковою добродетелию того и другого, а терпением одного сохранялось. Хотя оно одним великодушно и неутомимо поддерживалось, однако ж малодушием другого необходимо прерывалось. Ибо слабости тех, которые холодно ищут совершенного здравия, каким бы терпением сильных ни сносились, однако ж самими немощными не переносятся. Ибо они имеют прирожденные им причины возмущения, которые не допускают им быть спокойными, как одержимые телесною болезнию отвращение, происходящее от слабости желудка, обыкновенно приписывают небрежности поваров или служителей, и с какою бы заботою прислуга ни услуживала им, однако ж причины своего раздражения приписывают здоровым, — не сознают, что они находятся в них по причине болезни. Посему верный, неразрывный союз дружества, как мы сказали, есть тот, который основывается на одном равенстве добродетелей. Ибо Господь вселяет единонравных в доме (см.: Пс.67,7). И потому только между теми может пребывать неразрывная любовь, в которых есть одно намерение и воля, одно желание и нежелание. Если и вы желаете сохранить ее ненарушимо, то вам надобно стараться, изгнав сначала из себя пороки, умертвить свою волю и с одинаковым старанием и намерением тщательно исполнять то, чем Пророк очень утешался, говоря: «се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (ср.: Пс.132, 1). Это надобно понимать духовно, а не в отношении к месту. Ибо нет никакой пользы, если несогласные по нравам и намерениям соединяются в одном жилище; и основывающимся на одинаковой добродетели расстояние по месту не препятствует соединяться (дружбою). Ибо у Бога сходство нравов, а не соединенное местожительство соединяет братии; и никогда не может ненарушимо сохраниться мир там, где бывает разность волей».
Глава 4. Вопрос: «Должно ли что-нибудь полезное делать против желания брата?»
Герман: «Что же, если один хочет сделать что-нибудь, что по Богу усматривает полезным и спасительным, а другой не изъявляет согласия, должно ли исполнить против желания брата, или оставить по его воле?»
Глава 5. Ответ, что постоянная дружба может пребывать только между совершенными
Иосиф: «Посем мы сказали, что полное и совершенное дружество может пребывать только между совершенными мужами, и одинаковой добродетели, которым одинаковая воля и одинаковое намерение никогда не допускает или редко допускает думать различно и разногласить в том, что относится к преспеянию в духовной жизни. А если бы они начали заводить жаркие споры, то ясно, что они никогда не были единодушны по тому правилу, о котором мы сказали. Но поелику никто не может начинать с совершенства, а начинают с основания его и вы исследуете не то, каково величие совершенства, а как можно достигнуть его, то считаю необходимым коротко раскрыть вам правило его и некоторую стезю, по которой бы направлялись ваши стопы, чтобы вы удобно могли достигнуть блага терпения и мира.
Глава 6. «Каким образом может ненарушимо сохраняться дружество?»
Итак, первое основание истинного дружества находится в пренебрежении богатства мирского и в презрении всех вещей, какие имеем. Ибо совершенно несправедливо и нечестиво, если после отвержения суеты мира и всего, что в нем есть, драгоценной братской любви предпочитать маловажную домашнюю рухлядь, какая осталась. Второе основание состоит в том, чтобы всякий отсекал свою волю, так чтобы не считал себя мудрым и рассудительным и не желал последовать лучше своему мнению, нежели мнению ближнего. Третье: всякий должен знать, что всему, что считает даже полезным и необходимым, надобно предпочитать любовь и мир. Четвертое: надобно верить, что ни по справедливым, ни по несправедливым причинам вовсе не должно гневаться. Пятое: всякий должен желать уврачевать гнев брата на него, питаемый даже без основания, таким же образом, как свой, зная, что и для него равно гибельна печаль другого, все равно как бы сам осердился на другого, если не изгонит ее из души брата, сколько зависит от него. Последнее основание, которое, без сомнения, есть общий истребитель всех пороков, состоит в том, чтобы всякий думал, что он в этот же день переселится из этого мира. Это убеждение не только не допустит никакой скорби оставаться в сердце, но и подавит все движения вожделений и всех грехов. Итак, кто это сохранит, тот не может ни потерпеть горечи гнева и раздора, ни причинить другим. А когда этого не будет и как скоро враг (диавол или страсть) любви в сердца друзей неприметно будет вливать яд огорчения, то необходимо, при постепенном охлаждении любви от частых огорчений, сердца любящих, долго растравляемые, когда-нибудь он разлучит. Как может в чем когда-нибудь рассориться с своим братом тот, кто поступает по вышесказанному правилу, кто первую причину распри, которая обыкновенно происходит из-за малых вещей и ничтожных предметов, совершенно пресечет, ничего своего не защищая, всею силою сохраняя то, что в книге Деяния святых Апостолов читаем о единении верующих: «народу же веровавшему бе сердце и душа едина, и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща» (Деян.4, 32)? Потом, как произойдет семя раздора от того, кто, угождая воле не своей, а брата, сделается подражателем Господа и Владыки своего, Который от лица человека, которого носил, говорит: «снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца» (Ин.6,38)? Каким образом подаст повод к спору тот, кто касательно разумения и чувства своего решился доверять не столько суждению, сколько мнению брата, по его воле, с смирением благочестивого сердца исполняя то, что говорится в Евангелии: «обаче не якоже Аз хощу, ноякоже Ты» (Мф.26,39)? Или как допустит что-либо, чем бы опечалился брат, тот, кто ничего не считает драгоценнее блага мира, не выпуская из памяти изречения Господа: «о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин. 13,35), посредством которой, как по духовной печати, Христос хотел, чтобы познавали стадо Его овец в этом мире и этим, так сказать, характером они отличались от прочих? По какой причине допустит оставаться в себе или в другом скорби тот, кто вполне убежден, что не может быть справедливых причин гибельной гневливости непозволенной, и как может молиться, когда брат сердится на него, все равно как если бы сам он сердился на брата своего, всегда содержа в смиренном сердце изречение Господа Спасителя: «аще принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (ср.: Мф.5,23-24)? Никакой пользы не будет, если ты хоть уверяешь, что не гневаешься, и думаешь, что исполняешь эту заповедь: «солнце да не зайдет в гневе вашем» (Еф.4,26); и: «всяк гневаяйся на брата своего всуе повинен есть суду» (Мф.5,22), а скорбь другого, которую мог бы укротить своею кротостию, по упорству сердца пренебрегаешь. В этом случае ты становишься таким же нарушителем заповеди Господней. Ибо Кто сказал, что тебе не должно гневаться на другого, Тот сказал и то, что скорбь другого не должно презирать, потому что нет разности пред Богом, Который желает всем людям спастись, себя ли или другого кого-либо ты погубляешь. Одинакова бывает Ему потеря от погибели кого-либо: также и тому, кому приятна погибель всех, одинакова прибыль, твоею ли или братнею смертию она приобретается. Наконец, как может и самую малую скорбь иметь на брата тот, кто верит, что он в каждый день во всякое время может переселиться из этого мира?
Глава 7. Ничего не должно предпочитать любви и ничего не должно почитать хуже гневливости
Итак, как ничего не должно предпочитать любви, так, напротив, ничего не должно поставлять хуже ярости или гневливости. Ибо хотя бы все казалось полезным и необходимым, однако ж должно пренебрегать, чтобы избежать возмущения гнева; также все, что считается противным, надобно принимать и переносить, чтобы ненарушимо сохранялось спокойствие любви и мира, потому что нет ничего гибельнее гнева и скорби и полезнее любви.
Глава 8. «По каким причинам происходит между духовными несогласие?»
Как между плотскими еще и слабыми братиями враг скоро производит раздор из-за маловажного, земного имущества, так и между духовными порождает разлад из-за различных мнений. От этого, без сомнения, происходят большею частию споры, распри в словах, которые Апостол осуждает; отсюда завистник и злобный враг постепенно посевает раздоры между единодушными братиями. Ибо верно изречение премудрого Соломона: «ненависть воздвизает распрю: всех же нелюбопрителных покрывает любовь» (Притч. 10, 12).
Глава 9. О том, что даже духовные причины несогласий надобно устранять
Посему для сохранения всегдашней, неразрывной любви не принесет никакой пользы отсекать первую причину раздора, который обыкновенно происходит из-за тленных, земных вещей, презреть все плотское и дозволить братиям безразличное пользование всеми вещами, какие нужны для нашего употребления, если также, отсекая и вторую причину, которая относится к духовным понятиям, не приобретем во всем смиренный смысл и согласную с другими волю.
Глава 10. О наилучшем исследовании истины
Помню, когда еще юный возраст побуждал меня быть в общении с братиями, нам часто думалось, что наше понятие в нравственном учении или в Священном Писании таково, что вернее и разумнее его нет ничего. Но когда, собираясь вместе, мы высказывали свои мнения, то некоторые, разобранные общим рассуждением, сначала признавались ложными и вредными, потом, по общему суду, гибельными; и осуждались. А прежде, внушаемые диаволом, они настолько казались правильными, что легко могли породить раздор, если бы заповедь старцев, соблюдаемая, как какое-нибудь Божественное повеление, не отвлекала нас от всякого спора,— та заповедь, которою, как законом, предписывалось, чтобы никто из нас не доверял больше своему суждению, нежели братнему, если не хотел никогда быть поруганным диавольскою хитростию.
Глава 11. Невозможно не быть обольщенным диавольским обманом тому, кто полагается на свое суждение
Известно, что часто случалось то, что говорит Апостол: «сам бо сатана преобразуется во Ангела светла» (2Кор.11,14),— чтобы обманом вложить мрачные, гнусные мысли вместо истинного света знания. Если эти мысли, по принятии смиренным и кротким сердцем, не будут подвергнуты рассмотрению более зрелого брата или опытного старца, полагаясь на их решение: принять ли их нам, или отвергнуть, из опасения, как бы в помыслах своих вместо Ангела светла не принять ангела тьмы, — то мы подвергнемся тяжкой погибели. Этой погибели невозможно избежать никому, кто полагается на свое суждение, если, сделавшись любителем истинного смирения и исполнителем, со всем сокрушением сердца не будет исполнять следующее увещание Апостола: «аще убо кое утешение о Христе, аще кая утеха любве, аще кое общение духа, аще кое милосердие и щедроты, исполните мою радость, да тожде мудрствуете, ту же любовь имуще, единодушии, единомудренни; ничтоже по рвению или тщеславию, но смиреномудрием друг друга честию болша себе творящее» (ср.: Флп.2, 1-3). Еще: «честию друг друга болша творящее» (Рим.12,10), чтобы всякий, товарищу своему приписывая более знания и святости, верность суждения приписывал больше другому, нежели своему мнению.
Глава 12. По какой причине низшие не должны быть пренебрегаемы в собеседовании
По обольщению диавола или по заблуждению человеческому, по которому никто в этой плоти не может не обманываться, как человек, часто случается, что и тот, кто имеет более острый разум и больше познаний, иногда нечто ложное принимает умом; и тот, кто имеет тупое дарование и меньше знания, кое-что понимает правильнее, истиннее. Посему никто, каким бы знанием ни обладал, по суетной надменности не должен думать, что он может не нуждаться в наставлении другого. Ибо хотя бы диавольское обольщение и не обмануло его суждения, однако ж он не избежит тяжких сетей возношения и гордости. Кто без крайней опасности погибели может присвоять себе это, когда и сосуд избранный, в котором говорил Христос (см.: 2Кор.13,3), как он сам исповедовал, для того только взошел в Иерусалим, чтобы Евангелие, которое он по откровению и содействию Господа проповедовал язычникам, предложить своим Соапостолам на особое рассмотрение (см.: Гал.2, 2)? Это доказывает, что этими заповедями не только сохраняются единодушие и согласие, но и все наветы противника диавола, и сети обольщений его не страшны бывают.
Глава 13. Любовь есть не только свойство Бога, но и Сам Бог
Наконец, добродетель любви настолько превозносится, что блаженный апостол Иоанн называет ее не только даром Божиим, но и Богом, говоря: «Бог любы есть, и пребываяй в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем» (1Ин.4,16). Ибо мы видим, что она столько Божественна, что чувствуем в себе явное исполнение того, что говорит Апостол: «любы Божия излился в сердца наша Духом Святым данным нам» (Рим.5,5). Он как бы так сказал: «Бог излился в сердца наши». Так как «не вемы, о чесом бо помолимся, якоже подобает, но Сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными. Испытали же сердца весть, что есть мудрование духа, яко по Богу ходатайствует о святых» (ср.: Рим. 8, 26-27).
Глава 14. О степенях любви
Итак, ту любовь, которая называется f) ауапц, возможно оказывать всем; о ней Апостол говорит: «дондеже время имамы, да делаим благое ко всем, паче же к присным в вере» (Гал.6,10). Она должна быть оказываема вообще всем, так что Господь повелел нам изъявлять ее даже врагам нашим, говоря: «любите враги ваша» (Мф.5,44). A f| 5id9e<nq, то есть сердечное расположение, оказывается очень немногим, и тем, которые связаны (между собою) одинаковостию нравов или общностию добродетелей, хотя и самое расположение, кажется, имеет в себе большое различие. Ибо иначе бывают любимы родители, иначе супруги, иначе братья, иначе сыновья; да в самой потребности этих расположений находится большое различие, не одинакова бывает любовь и родителей к детям. Это доказывается примером патриарха, который, будучи отцом двенадцати сыновей, хотя всех любил отеческою любовию, однако ж Иосифа возлюбил с большим расположением, как ясно говорит об этом Священное Писание: «возненавидеша его (Иосифа) братия его, яко любит его отец паче всех» (ср.: Быт.37,4), то есть не потому, чтобы муж праведный и отец не очень любил прочих детей, но потому, что питал к нему как бы более благосклонное и приятное расположение. То же ясно видно и на евангелисте Иоанне, о котором говорится: «ученик, егоже любляше Иисус» (ср.: Ин.13,23). Хотя Он особенною любовию любил и прочих одиннадцать избранных учеников, так что это засвидетельствовано и в Евангелии, где говорится: «да любите друг друга: якоже возлюбих вы» (Ин.13,34); еще: «возлюбль Своя сущия в мире, до конца возлюби их» (Ин.13,1); но эта любовь к одному не означает холодности любви к прочим ученикам, но больший преизбыток любви к нему, на которую предоставляло ему право преимущество девства и нерастленность плоти. Посему эта любовь, как высшая, обозначается с некоторым исключением, и возвышает ее не сравнение с ненавистию, а большая благодать преизобилующей любви. Подобное этому читаем и в Книге Песни песней о лице невесты, говорящей: «вчините ко мне любовь» (Песн.2,4). Ибо это есть истинно упорядоченная любовь, которая, не имея ненависти ни к кому, некоторых больше любит по праву заслуг и которая хотя любит вообще всех, однако ж отличает тех, которых должно любить с особенным расположением; опять и между теми, которые пользуются высшею, особенною любовию, она отличает некоторых, которые пользуются еще большим расположением пред прочими.
Глава 15. О тех, которые притворством усиливают смущение свое или братии
Напротив, мы знаем (о, если бы не знали этого!) некоторых из братии такого упорного и жестокого нрава, что когда почувствуют, что души их возмутились против брата или брат против них, то для прикрытия скорби своего духа, которая произошла от обоюдного раздражения, уходя от тех, которых должны бы были успокоить смиренным удовлетворением и ласкою, начинают воспевать некоторые стихи псалмов в укор им. Хотя они думают, что подавили сердечное огорчение, но укоризною усиливают его, тогда как тотчас могли бы прекратить, если бы хотели быть более сокрушенны и смиренны, так что пристойное сокрушение уврачевало бы и сердца самих и успокоило бы души братии. А таким малодушием они еще усиливают порок своей гордости и более питают, нежели подавляют страсть к ссорам, не помня заповеди Господа, Который говорит: «гневаяйся на брата своего всуе, повинен есть суду; и: аще помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (ср.: Мф.5,22-24).
Глава 16. Когда брат имеет против нас какое-либо неудовольствие, то дары наших молитв не принимаются Господом
Итак, Бог наш не хочет, чтобы мы пренебрегали скорбию другого, так что если брат имеет против нас что-нибудь, то не принимает и наших даров, то есть не допускает нам приносить Ему молитвы, пока скорым удовлетворением не выгоним из души его скорби, справедливо или несправедливо возникшей. Он не говорит: «Если брат твой имеет против тебя справедливую жалобу, то оставь там дар твой пред жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим», но говорит: «аще помянеши, яко брат твой имать нечто на тя»,— то есть если есть что-нибудь легкое и маловажное, чем возбудилось в брате смущение против тебя, и если ты вдруг вспомнишь об этом, то знай, что ты не должен приносить духовные дары твоих молитв, а наперед должен благосклонным удовлетворением выгнать из сердца брата скорбь, возникшую от какой-либо причины. Итак, если евангельское слово повелевает нам удовлетворять гневающимся даже за прошедшее и самое малое неудовольствие, происшедшее от маловажных причин, то что будет с нами, жалкими, когда мы с упорным притворством пренебрегаем новые и важные причины, допущенные по нашей погрешности, и, надмеваясь диавольскою гордостию, стыдясь смириться, не признаем себя виновниками братской скорби, и, по упорному духу не желая покоряться заповедям Господним, спорим, что никак не должно соблюдать их или невозможно исполнить. Оттого и бывает, что, думая, что Господь заповедал невозможное или несообразное, мы, по Апостолу, становимся не исполнителями, а судьями Закона (см.: Иак.4,11).
Глава 17. О тех, которые думают, что терпение надобно иметь больше по отношению к мирским, нежели к монахам
А то какими слезами надобно оплакивать, что некоторые из братии, — когда будут раздражены каким-нибудь ругательным словом, несмотря на просьбы другого, желающего прекратить неудовольствие, и несмотря на то, что никак не должно сердиться на брата, по написанному: «гневаяйся на брата своего всуе повинен есть суду» (Мф.5, 22); и: «солнце да не зайдет в гневе вашем» (Еф.4, 26),— кричат: «Если бы это сделал или сказал какой-нибудь язычник или мирянин, то точно должно стерпеть! Но кто стерпит брата, допустившего столь тяжкую вину или произносящего устами такое необыкновенное злословие?» Как будто терпение надобно оказывать только по отношению к неверным и святотатцам, а не ко всем вообще и будто гневливость надобно считать вредною только на язычника, а на брата полезною, тогда как раздражение духа, все равно, на кого бы ни было возбуждено, принесет вред ему же самому. Какое упорство, даже безумие — по ослеплению ума не понимать собственного значения слов! Ибо не говорится: «Всякий, гневающийся на инородца, подлежит суду»,— чего, может быть, можно бы по их смыслу и не относить к единоверцам и соучастникам жизни; но ясно в Евангелии говорится: «всяк гневаяйся на брата своего повинен есть суду» (ср.: Мф.5,22). Хотя по правилам истины под братом здесь мы должны бы разуметь всякого человека, однако ж в этом месте словом брат означается более верный и участник нашей жизни, нежели язычник.
Глава 18. О тех, которые, притворяясь терпеливыми, молчанием возбуждают братии к гневу
А каково то, что мы иногда считаем себя терпеливыми, потому что, оскорбляемые, презираем отвечать, но возмущенным досадною молчаливостию братиям выражаем насмешку движением и действием язвительным, так что молчаливым видом еще более возбуждаем их на гнев, нежели как могли бы раздражить сердитые злословия, и считаем себя менее виновными пред Богом, потому что устами не произнесли ничего такого, что на суде человеческом могло бы навлечь замечание или осудить нас? Как будто у Бога вменяются в вину только слова, а не воля особенно и вменяется в порок только дело греха, а не желание и намерение, или на Суде будет исследовано только то, что всякий сделал словом, а не то, что старался сделать молчанием! Ибо не одно качество причиненного возмущения, но и намерение раздражающего виновно. И потому на Праведном Суде нашего Судии будет спрошено не то, как возбудилась ссора, а по чьей вине возгорелась, и будет взято в рассмотрение расположение к греху, а не образ совершения его. Ибо какая разность в том, мечом ли кто сам убил брата или каким-либо обманом довел его до смерти, когда известно, что тот погиб по его обману или вине? Как будто достаточно не толкать своею рукою слепого в пропасть, тогда как так же виновен и тот, кто наклонившегося и уже падающего в яму презрел, когда мог бы поднять его; или как будто тот один виновен в преступлении, кто своею рукою поймал кого-либо в сеть, а не тот, кто приготовил или растянул сеть или по крайней мере не хотел отнять ее, когда мог. Итак, нет никакой пользы молчать таким образом, если мы выказываем молчание для того, чтобы делать молчанием то, что можно было сделать злословием, производя такие действия, которыми и тот, кого следовало бы нам уврачевать, воспламеняется сильнейшим гневом, и мы сверх всего этого хвалимся вредом его и погибелью; как будто мы от этого самого не становимся еще виновнее, что захотели приобресть себе славу от погибели брата. Такое молчание одинаково будет вредно тому и другому, потому что как увеличивает скорбь в сердце другого, так не допускает прекратиться и в его собственном. Против таких довольно прямо направлено порицание Пророка: «горе напаяющему подруга своего развращением мутным, и упоявающему, яко да взирает к пещерам их. Сытость безчестия от славы испий и ты» (Авв.2,15-16). Подобное говорится о таких и у другого Пророка: «всяк брат запинанием запнет, и всяк друг льстивно наскочит. Кийждо другу своему посмеется, истины не возглаголют: научиша язык свой глаголати лжу, неправдоваша и не восхотеша обратитися» (Иер.9,4- 5). А часто притворное терпение сильнее воспламеняет гнев, нежели слово, и лукавая молчаливость превосходит оскорбления колкими словами, и легче переносятся раны врагов, нежели коварные ласки льстецов, о которых собственно говорится у Пророка: «словеса их паче елеа, и та суть стрелы» (Пс.54,22). И в другом месте: «словеса ласкателей мягка, сия же ударяют в сокровища утроб» (ср.: Притч.26, 22). К таким прилично относится и это: «приятелю своему глаголет мирная, внутрь же себе имеет вражду» (Иер.9,8), которою, впрочем, уловляется сам ловящий. Ибо «иже уготовляет на лице своему другу мрежу, облагает ю на своя ноги, изрываяй яму искреннему впадется в ню» (ср.: Притч.29, 5; 26,27). Наконец, когда множество народа с мечами и копьями пришли для взятия Господа, то никто не оказался более жестоким убийцею Виновника нашей жизни, как тот, кто, предваряя всех притворною почтительностию приветствия, сделал поцелуй коварной любви. Господь сказал ему: «Иудо, лобзанием ли Сына Человеческаго предавши?» (Лк.22,48), то есть горечь преследования и ненависти твоей приняла такое прикровение, которым выражается сладость истинной любви. Яснее и сильнее у Пророка выражается сила этой скорби так: «яко аще бы враг поносил ми, претерпел бых убо: и аще бы ненавидяй мя на мя велеречевал, укрылбыхся от него. Ты же, человече равнодушие, владыко мой и знаемый мой, иже купно наслаждался ecи со мною брашен: в дому Божий ходихом единомышлением» (Пс.54,13-15).
Глава 19. О тех, которые постятся от досады
Есть и другой нечестивый род скорби, о котором не стоило бы и упоминать, если бы мы не знали, что он допускается некоторыми братиями, которые, когда бывают оскорблены или раздражены, упорно воздерживаются от самой пищи, так что, о чем мы не можем и говорить без стыда, те, которые, когда бывают мирны, говорят, что не могут откладывать подкрепления себя пищею даже до шестого (по-нашему, до двенадцатого) часа, а тем более до девятого (по-нашему, до третьего),— когда же бывают в скорби или гневе, то не ощущают и двухдневного поста, и такое изнеможение от неядения переносят по пресыщению гневом. Чрез это они явно впадают в порок нечестия именно потому, что посты, которые должны быть приносимы в жертву собственно одному Богу для смирения сердца и очищения от пороков, они переносят от диавольской злости. Это все равно, как если бы молитвы и жертвы приносили не Богу, а демонам, и такие заслуживают услышать Моисеево укорение: «пожроша бесовом, а не Богу, богом, ихже не ведеша» (Втор.32, 17).
Глава 20. О притворном терпении некоторых, которые подставляют другую щеку бьющему
Не неизвестен нам еще и другой род безрассудства, который скрывается в некоторых братиях под личиною притворного терпения, для которых мало того, чтобы произвести ссору, они еще подстрекательными словами раздражают, чтобы их ударили; когда получат легкий удар, то подставляют другую часть тела для удара, как будто этим совершеннее исполнят заповедь Евангелия: «аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую» (Мф.5, 39). Они вовсе не знают силы и намерения Священного Писания, потому что думают, что будто они упражняются в евангельском терпении по страсти гнева. Для совершенного пресечения этого запрещается не только взаимное мщение и вызывание на побои, но и повелевается гнев биющего укрощать перенесением удвоенной обиды».
Глава 21. Вопрос: «Каким образом повинующиеся заповедям Христовым не достигают евангельского совершенства? »
Герман: «Как же можно порицать того, кто, исполняя Евангельскую заповедь, не только не отмщает, но и готов перенести удвоенную обиду?»
Глава 22. Ответ: «Христос смотрит не только на дело, но и на волю»
Иосиф: «Немного прежде было сказано, что надобно смотреть не только на дело, которое делается, но и на расположение духа и намерение делающего. И потому если вы глубоким испытанием сердца исследуете то, что совершается каждым, в каком духе бывает или с каким расположением происходит, то увидите, что добродетель терпения и кротости никак не может совмещаться с противным духом, то есть нетерпеливости и гнева. Господь наш и Спаситель, научая нас добродетели терпения и кротости, так чтобы мы не устами только произносили ее, а усвоили ее искренним расположением души своей, преподал нам такой образец евангельского совершенства, говоря: «аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую» (Мф.5,39), разумеется, десную (правую). Что же можно понимать под другою правою, как не лицо, так сказать, внутреннего человека?* Этим Он желает совершенно исторгнуть из сокровенной глубины души всякое возбуждение гнева, то есть так, чтобы, если внешняя десница твоя примет удар биющего, также и внутренний человек смиренным согласием подставил свою десницу биющему, сочувствуя страданию внешнего человека и как бы подставляя, подвергая свое тело удару биющего, чтобы внутренний и молча внутри не возмущался от удара внешнего человека. Итак, видите, что такие далеко отстоят от евангельского совершенства, которое научает сохранять терпение не на словах, а во внутреннем спокойствии сердца и заповедует нам так соблюдать его в случае какой-либо неприятности, чтобы мы не только сохраняли себя чуждыми возмущения гневом, но и тех, которые возмутились по своей порочности, подвергаясь их обидам, по совершении побоев до сытости, мы приводили бы к умиротворению, гнев их побеждая своею кротостию. Таким образом мы исполним апостольское увещание: «не побежден бывай от зла, но побеждай благим злое» (Рим.12,21). Это, верно, не может быть исполнено теми, которые в духе гнева и надменности произносят слова кроткие и смиренные, так что не только не погашают воспламенившегося гнева, но еще более разжигают его как в своем сердце, так и в чувстве возмутившегося брата. Впрочем, они, если бы и могли каким-нибудь образом оставаться сами кроткими и мирными, при этом не принесут никаких плодов правды, когда приобретают себе славу терпения со вредом для ближнего и чрез это становятся совершенно чуждыми той апостольской любви, которая не ищет своего (см.: 1Кор.13,5), но пользы других и богатства желает не так, чтобы получать себе выгоду от убытка ближнего, и не хочет приобретать что-нибудь с обнищанием другого.
*То есть расположение души, готовность перенести больше, нежели сколько враг наносит обид.
Глава 23. Тот мужествен и здоров, кто подчиняется воле другого
Надобно знать, что вообще тот мужественнее, кто свою волю подчиняет воле брата, нежели тот, кто бывает упорным в защищении и удержании своих мнений. Ибо тот, снося и терпя ближнего, получает название здорового и сильного, а этот -немощного и как бы больного, к которому иногда надобно и полезно бывает так относиться и быть благосклонным, чтобы даже и в необходимых вещах делать какую-нибудь уступку для его спокойствия и мира. Касательно этого никто не должен думать, что он уменьшит на сколько-нибудь свое совершенство, если, снисходя, послабит на несколько принятую строгость, напротив, должен знать, что он гораздо более приобретет для великодушия и терпения. Это — апостольская заповедь: «должны есмы мы сильный немощи немощных носити» (Рим.15,1); «друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал.6,2). Никогда немощный не сносит немощного, и не может сносить или уврачевать недужного тот, кто также болен, но тот доставляет врачевство немощному, кто сам не подвержен немощи; иначе по справедливости скажут ему: «врачу, изцелися сам» (Лк. 4, 23).
Глава 24. Немощные бывают обидливы, а сами не могут переносить обиды
Надобно заметить и то, что свойство немощных всегда бывает таково, что они склонны и готовы наносить поругания и посеявать раздоры, а сами не хотят, чтобы их коснулось и малейшее оскорбление; и хотя, нанося дерзкие оскорбления, нападают на других с безрассудною вольностию, а сами не хотят снести и самой малой, легкой неприятности. И потому, по вышесказанному изречению старцев (в этом собеседовании, в главах 3 и 5), постоянная и неразрывная любовь может пребывать только между мужами одинаковой добродетели и намерения; а иначе она необходимо пресечется во всякое время, с какою бы осторожностию ни была сохраняема другим».
Глава 25. Вопрос: «Как может быть мужественным тот, кто не всегда сносит немощного?»
Герман: «В чем же может быть похвальное терпение совершенного мужа, если он не всегда может сносить немощного?»
Глава 26. Ответ: «Немощный сам не допускает, чтобы его сносили»
Иосиф: «Я не сказал, что должны быть побеждены сила и терпение мужественного и крепкого, но что дурная болезнь немощного, питаемая снисхождением здорового и ежедневно приходящая в худшее, породит причины, по которым он не должен быть более сносим; или, видя терпение ближнего и достойное порицания безобразие своей нетерпеливости, иногда желает лучше удалиться, нежели всегда быть сносимым великодушием другого. Итак, мы думаем, что желающие сохранять дружество ненарушимым больше всего должны соблюдать, во-первых, чтобы монах, подвергшийся каким-либо оскорблениям, не только в устах, но и в глубине сердца своего сохранял спокойствие; а если почувствует, что оно хоть немного возмущено, то всячески должен сдерживать себя молчанием и усердно соблюдать то, что говорит Псалмопевец: «смятохся и не глаголах» (Пс.76,5). «Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим: положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною. Онемех и смирихся, и умолчах от благ» (Пс.38,2-3); не должен произносить то, что внушает вдруг вспыхнувший гнев и раздраженное чувство; но пусть или воспоминает приятность прежней любви, или размышляет умом о восстановлении мира и во время самого возмущения пусть представляет, что мир возвратится навсегда. И когда сдерживает себя для приятности согласия, имеющего скоро быть, то не почувствует горечи настоящих оскорблений, и таким образом будет отвечать то, от чего он не мог бы быть виновным сам по себе или быть порицаем от другого по восстановлении любви, и таким образом исполнит пророческое слово: «во гневе милость помянеши» (ср.: Авв.3, 2).
Глава 27. «Как подавлять гнев?»
Итак, нам должно обуздывать все движения гнева и по руководству рассудительности усмирять, чтобы внезапно яростию не увлечься к тому, что осуждается Соломоном: «безумный весь гнев свой произносит, премудрый же скрывает по части» (ср.: Притч.29,11), то есть глупый воспламеняется гневом для отмщения за себя, а мудрый зрелым рассуждением и усмирением уменьшает и изгоняет его. То же значит и то, что говорит Апостол: «не себе отмщающе, возлюбленный, но дадите место гневу» (Рим.12,19), то есть никак не увлекайтесь гневом к мщению, но дайте место гневу, то есть сердца ваши не должны быть сжаты теснотою нетерпеливости и малодушия, так чтобы не могли снести сильную бурю возмущения, когда она нападает; но расширите ваши сердца, принимая противные волны гнева в широких заливах любви, которая все покрывает, все переносит, чтобы таким образом дух ваш, расширяемый полнотою великодушия и терпения, имел спасительные пристанища совета, в котором принятый и разлившийся гнусный дым гнева тотчас исчез бы*. Или так надобно понимать: даем место гневу, когда возмущению другого уступаем с смиренным и спокойным духом и, как бы признавая себя достойными какого-либо оскорбления, просим извинения. Впрочем, которые так понимают смысл апостольского совершенства, что будто те дают место гневу, которые удаляются от гневающегося, те, мне кажется, не отсекают повода к раздору, а усиливают. Ибо если гнев ближнего не будет тотчас побежден смиренным удовлетворением, то убегающий больше возбуждает его, нежели усмиряет. Этому подобно то, что говорит Соломон: «не тщися в дусе своем яритися, яко ярость в недре безумных почиет» (Еккл.7,10). «Не впадай в тяжбу скоро, да не раскаешися послежди» (Притч. 25, 8). Премудрый не так обвиняет поспешность тяжбы или гнева, чтобы одобрять медленность их. Подобно надобно понимать и это: «безумный абие исповесть гнев свой: крыет же свое безчестие хитрый» (Притч.12,16). Он не то говорит, что мудрые должны затаить бесчестную страсть гнева, как будто охуждая быстроту гнева, он не запрещает медленности его; но говорит то, что если бы как-нибудь по немощи человеческой и возбудился гнев, то нужно скрывать его для того, чтобы с течением времени вовсе подавить его. Ибо таково свойство гнева, что, сдерживаемый, он ослабевает и утихает, а обнаруживаемый, более и более разгорается. Следовательно, надобно расширять и распространить сердце, чтобы, сжимаемое теснотою малодушия, не наполнялось жаром бурного гнева и чтобы мы не могли сжатым сердцем принять, по выражению Пророка, слишком широкую заповедь Божию и говорить с Пророком: «путь заповедий Твоих текох, егда разширил ecи сердце мое» (Пс.118,32). Ибо что великодушие есть мудрость, этому мы научаемся из ясных свидетельств Священного Писания: «долготерпелив муж мног в разуме, малодушный же крепко безумен» (Притч.14,29). И потому Священное Писание с похвалою упоминает о том, кто просил у Господа дара премудрости: «и даде Господь смысл и мудрость Соломону многу зело, и широту сердца, яко песок иже при мори» (3Цар. 4, 29).
* Яснее сказать: дадите место гневу своему, то есть пусть гнев ваш скоро пройдет, исчезнет, как скоро исчезает дым; или: дадите место гневу других, то есть охотно уступите разгневанному человеку, снесите его немощь. А святой Златоуст относит это к гневу Божию и излагает так: «дадите место гневу Божию», то есть предоставьте Богу, Правде Божией мщение за вас.
Глава 28. Дружество, скрепленное клятвою, не может быть твердо
И то многими опытами часто было доказано, что те, которые союз дружества заключали клятвою, никак не могли непрерывно сохранять согласие: или потому, что заключили его не по желанию совершенства, не по заповеди любви апостольской, а по любви земной и старались сдержать ее необходимостью и узами договора, или потому, что хитрый враг скорее увлекает их к разрыву союза дружбы, чтобы сделать их преступниками своей клятвы. Итак, совершенно справедливо мнение благоразумных мужей, что истинное согласие и неразрывное дружество может состояться только между людьми благонравными, имеющими одинаковые добродетели и намерения». Так рассуждал блаженный Иосиф о дружестве и возбудил в нас ревность к сохранению постоянной любви к дружеству.
7. Собеседование аввы Иосифа второе об определении
Глава 1
По окончании предыдущего собеседования, по наступлении ночного безмолвия, мы с аввою Иосифом были отведены в отдельную келью в уединенном месте для покоя; от речей его какой-то огонь разгорелся в наших сердцах; мы всю ночь провели без сна; вышедши из кельи и отшедши почти на сто шагов от нее, мы сели в отдельном месте.
Глава 2. Объясняется благочестивое желание аввы Германа преуспевать
Ночная тьма доставила нам удобство к уединенному дружескому разговору. Когда мы сидели, авва Герман, тяжело вздохнув, сказал: «Что нам делать? Ибо видим, что мы находимся в затруднительном и жалком состоянии и самый разум и сожительство с святыми на деле показывают, что было бы нам полезнее для успеха в духовной жизни пожить здесь, а данное старцам обещание* возвратиться в Вифлеем не позволяет избрать то, что полезно. Ибо примерами таких и стольких мужей мы могли бы научиться многому для усовершения своей жизни, если бы данное обещание не заставляло нас непременно возвратиться в киновию (Вифлеемскую). Если возвратимся, то для нас уже не будет никакого удобства опять прийти сюда. Если же, оставаясь здесь, захотим исполнить свое желание, то как нам поступить касательно верности уверения, которое мы дали нашим старцам, обещаясь скоро возвратиться с тем условием, чтобы нам позволено было хоть бегло обойти святых и монастыри этой области?» Находясь в таком смущении, мы никак не могли найтись, на что решиться, одними вздохами свидетельствовали о затруднительном положении, упрекая себя за стыдливость или застенчивость**, по которой мы не могли противиться просьбам удерживавших нас и дали обещание, побывав здесь, вскоре возвратиться.
* Кассиан и Герман, в Вифлеемской киновии положив начало монашеской жизни и прожив немного, для большего преспсяния в монашеской жизни захотели посетить египетские монастыри, которые тогда славились аскетическим благоустройством и множеством строгих подвижников, опытных в духовной жизни старцев. Чтобы удобнее получить разрешение на это путешествие, они дали обещание чрез три года возвратиться. Но, видя, что, пребывая в египетских монастырях, они получают большую пользу от назидательных бесед и примера старцев, для этого хотелось бы им подольше пожить здесь, а между тем пришло время возвратиться в свою Вифлеемскую киновию. Теперь они и не знали, что делать: возвратиться ли в Вифлеем, чтобы не быть нарушителями данного обещания, или остаться еще в египетских монастырях, чтобы не лишиться духовной пользы от назидания. Это недоумение они и решились открыть авве Иосифу, и как он определит, так и поступить. В этой беседе разрешается главный вопрос: можно ли или полезно ли монаху вперед определять, назначать или обещать какие-либо действия; и такое определение или обещание необходимо ли исполнить. Потому и собеседование это надписано: «Об определении».
** То есть стыдились у своих вифлеемских старцев испросить побольше времени провести в египетских монастырях.
Глава 3. Совет Кассиана и ответ на вопрос аввы Германа
Я сказал: «Конец нашему недоумению положит совет старца, которому надобно высказать наше смущение, и что он присудит, то, как божественный, небесный ответ, должно положить конец всем нашим смущениям. И мы нисколько не должны сомневаться в том, что устами этого святого Господь откроет нам, что нужно делать, ради заслуги его и ради нашей веры. Ибо по дару Его часто получали спасительный совет и верующие от недостойных, и неверные от святых, когда Господь даровал это или по заслуге отвечающих, или по вере спрашивающих». Слова эти святой авва Герман охотно принял, так, как будто я высказал их не от себя, а по внушению Господа. Подождавши немного прихода старца и наступающего уже часа ночного богослужения, мы встретили его с обычным приветствием, и, по совершении законного числа молитв и псалмов, мы опять сели на тех рогожках, на которых располагались для покоя.
Глава 4. Вопрос аввы Иосифа и наш ответ, отчего произошла скорбь
Тогда достопочтенный Иосиф, видя нас унылых духом и догадываясь, что это не без причины случилось с нами, обратился к нам с словами патриарха Иосифа: «Что печальны лица ваши ныне?» Мы сказали ему: «Не как узники, министры фараона, мы видели сон, и нет истолкователя, но провели ночь без сна; и нет никого, кто бы облегчил тяжесть нашего смущения, разве только Господь твоим рассуждением устранит его». Тогда тот, который и по заслуге, и по имени представлял добродетель патриарха, сказал: «Не Господом ли врачуются помышления человеческие? Объявите их; ибо милость Божия по вере вашей может нашим советом доставить им уврачевание».
Глава 5. Изъяснение аввы Германа, почему они желали бы лучше остаться в Египте и почему нужно бы возвратиться в Вифлеем
На это Герман сказал: «Мы думали, что возвратимся в свою киновию, полные не только духовной радости, но и успеха; и что мы приобрели от вашего учения, тому по возвращении будем следовать хоть с малою ревностию. Ибо этого ожидать заставляет нас любовь наших старцев, так как мы верили, что в той киновии нам отчасти можно подражать высоте вашей жизни и учения. Мы думали, что это доставит нам всякую радость, а теперь сокрушаемся невыносимою скорбию, видя, что таким образом мы не можем получить того, что признаем спасительным для себя. Теперь с той и с другой стороны мы находимся в затруднении. Ибо если захотим исполнить обещание, которое мы дали по побуждению любви старцев и которое дали пред всеми братиями в вертепе, в котором Господь наш воссиял из девственной утробы; и Он был свидетелем его; то потерпим большой вред для духовной жизни. Если же, забыв обещание и оставаясь в этих областях, пользу для нашего совершенства захотим предпочесть тому уговору; то боимся вдруг впасть в ложь неисполнением обещания. Мы не можем облегчить нашего смущения даже и тем советом, чтобы, скорым возвращением (в Вифлеем) исполнив обещание, снова поскорее прийти в эти места. Ибо хоть опасна и вредна даже и малая отсрочка для стремящихся к преспеянию в духовных делах и к добродетели, все-таки, хоть медленным, возвращением мы исполнили бы обещание своей верности; но знаем, что не только любовию, но и властию старцев наших мы неразрешимо будем связаны, так что потом никаким образом не будет дано нам позволение опять прийти в эти места».
Глава 6. Вопрос аввы Иосифа: «Больше ли у вас было успеха в Египте, нежели в Палестине?»
На это блаженный Иосиф, немного помолчав, сказал: «Уверены ли вы, что в этой стране может быть для вас больше успеха в духовных делах?»
Глава 7. Ответ о разности постановлений той и другой страны
Герман: «Хотя мы должны воздавать высокую благодарность и учению тех, которые с малолетства научили нас стараться о великом и, дав вкусить своего блага, возбудили в наших сердцах сильную жажду совершенства, однако ж, если поверят нашему суждению, мы не приводим никакого сравнения между этими наставлениями и теми, которые там (в Палестине) мы получили, и умалчиваем о неподражаемой чистоте вашей жизни, которая, думаем, приобретается вами не только строгостию ума и намерения, но и при содействии благоприятных мест. Посему мы не сомневаемся, что для подражания величию вашего совершенства не может быть достаточно то учение, которое преподается спешно; для этого нам нужно долгое пребывание здесь, и долговременное обучение при ежедневных наставлениях, может быть, как-нибудь прогонит холодность нашего сердца».
Глава 8. Совершенные мужи не должны ничего безусловно определять, или: могут ли без греха оставлять свои определения
Иосиф: «Совершенно согласно с благоразумием, совершенством и нашим знанием — на деле исполнять то, что мы определили каким-либо обещанием. Посему монаху не должно ничего определять необдуманно, чтобы не быть вынужденным исполнить то, что неосмотрительно обещал, или, по перемене взгляда на лучший, не быть нарушителем своего обещания. Но как нами предположено теперь говорить не столько о состоянии здоровья, сколько об уврачевании немощи; то здравым рассуждением надобно исследовать не то, что следовало бы вам делать в прежнем месте, но как можно бы избежать опасности гибельного кораблекрушения. Итак, когда никакие узы не связывают вас и никакое условие не стесняет, то, при предложении на выбор сравнительно благоприятных вещей, надобно избирать то, что имеет больше пользы; а когда препятствует какая-либо опасность урона, то, по сравнению вреда, надобно избирать то, что сопровождается меньшим вредом*. Потому, сколько видно из вашего объяснения, когда до этого места довело вас нерассудное обещание, так что вам надобно потерпеть важный вред с той и другой стороны, то произволение выбора должно склоняться на ту сторону, которая меньше вреда причинит или посредством вознаграждения легче он будет исправлен. Следовательно, если думаете, что от пребывания здесь будет больше пользы для вашего духа, нежели сколько будет ее для вас от жительства в той (Вифлеемской) киновии, и без потери больших выгод не может быть исполнено ваше обещание (возвратиться), то лучше уже вам потерпеть вред от лжи**, или неисполнения обещания, который (вред), однажды случившись, более уже не повторится и сам собою не может породить другие грехи, нежели прийти в состояние равнодушия, которое будет причинять вам ежедневно вред. Ибо неосмотрительное обещание извинительно и даже похвально будет изменить, если оно будет обращено в полезную сторону, и нарушение не должно считаться постоянным, коль скоро худое обещание или безрассудство будет исправлено. Все это может быть ясно подтверждено свидетельствами Священного Писания, как гибельно бывает для многих исполнить свои определения и, напротив, как полезно оставить их.
* То есть из многих благ надобно избирать лучшее, высшее, а из многих зол надобно меньшее предпочитать большему, если нельзя избежать того и другого.
** Старец доказывает, что ложь иногда позволительна по двум причинам: 1) для избежания какого-либо большего зла или для достижения большего блага; 2) иногда ради смирения можно допустить ложь, свои добродетели прикрыть ложью для избежания суетной славы. Первую мысль он доказывает в этом собеседовании в главах 12 — 20, а последнюю — в главах 21—24.
Глава 9. Иногда полезнее нарушить свои постановления, нежели исполнить
Об этом ясно свидетельствуют пример святого апостола Петра и Иуды-предателя. Поелику первый отступился от нерассудного определения, по которому сказал: «не умыеши ногу моею во веки» (Ин.13,8),—то удостоился бессмертного общения со Христом и всеми святыми; а иначе он, без сомнения, лишился бы благодати этого блаженства, если бы по упрямству остался в своем слове. А второй, упрямо сдержав свое обещание, осужден на вечную смерть, от которой, без сомнения, был бы освобожден, если бы захотел лучше нарушить свое определение, нежели упрямо исполнить его. Это ясно видим и на тех двоих сынах, которые в Евангелии назначаются для делания в винограднике, из коих один воспротивился приказанию отца, а другой с скорым ответом согласился на него (см.: Мф.21, 28-31). Но как этому не принес пользы смиренный и послушный ответ, потому что отказался исполнить приказание отца на деле, так и тому не повредило прекословие приказанию, потому что, переменив упрямство, он на самом деле исполнил желание отца; что он предосудительно постановил, то по перемене определения похвально исправил. То же доказывает и пример кровожадного царя Ирода, который, безрассудно соблюдая верность клятвы, сделался убийцею Предтечи Господня и по суетному страху клятвопреступления подверг себя осуждению на вечную смерть. Сначала надобно постановлять самое лучшее; а если бы дело пошло иначе, то впоследствии надобно переменить свое постановление на лучшее, и когда наши определения остаются бессильными, то надобно, так сказать, подать им руку помощи. Когда начала предприятия нетверды, то благоразумие требует подкрепить их полезною предусмотрительностию. Если расположение к первому постановлению колеблется, то надобно исправить второе постановление. Итак, во всех делах надобно смотреть на цель и к ней направлять ход нашего предположения. Если увидим, что оно направляется в худшую сторону, и придет более полезная мысль, то, оставив неполезное постановление, надобно перейти к лучшему определению, нежели, упрямо оставаясь в прежнем постановлении, запутываться в тяжких грехах».
Глава 10. Вопрос о страхе данного в Палестинской киновии обещания
Герман: «Мы решились прийти сюда для духовной пользы, желали бы получить назидание от постоянного сообщения с вами. Теперь если мы возвратимся в свою (Вифлеемскую) киновию, то мы не только не достигнем того, что желали приобресть здесь, но наверно потерпим много лишений при посредственной жизни тамошней. Но и долго оставаться здесь боимся; сильно устрашает нас это евангельское повеление: «буди же слово ваше: ей, ей: ни, ни: лишше же сею от неприязни есть» (Мф.5,37). Мы верим, что нарушение этой заповеди не может быть вознаграждено никакою правдою и впоследствии дело не пойдет правильно, когда оно однажды худо начато».
Глава 11. Ответ о том, что надобно смотреть на намерение действующего, а не на производство дела
Иосиф: «Во всех случаях, как мы сказали, надобно смотреть не на последствие дела, а на волю делающего и надобно исследовать не то, кто что сделал, а с каким намерением сделал, так что мы находим, что некоторые осуждены были за те дела, от которых после вышло добро, и, напротив, некоторые небезукоризненными делами достигли высшей праведности. И полезный исход дел не помог тому, кто, приступив с худым намерением, хотел делать не то, от чего последовала польза, а нечто противное; также небезукоризненное начало не повредило тому, кто не из пренебрежения к Богу, не с намерением согрешить, а имея в виду необходимую и святую цель, по необходимости допустил укоризненное начало.
Глава 12. Добрые последствия не принесли пользы злонамеренным деятелям, и худо сделанное не повредило благонамеренным
Объясним это примерами из Священного Писания. Что лучше или что полезнее могло быть для всей вселенной, как спасительное врачевство страдания Господня? Однако ж оно не только не принесло пользы, но еще послужило во вред предателю, при посредстве которого исполнилось то, что о нем решительно говорится, что лучше было бы этому человеку не родиться (см.: Мф.26, 24). Ибо возмездие ему за его дело должно быть воздано не по тому, что случилось, но по тому, что он хотел или предполагал сделать. И опять: что преступнее лжи и обмана, допущенного даже по отношению к стороннему, не говорю уже — к родственнику или отцу? Однако ж патриарх Иаков (см.: Быт. 27,19-24) не только не навлек никакого осуждения или порицания за это, но и наделен всегдашним наследием благословения, и не несправедливо, потому что он пожелал благословение, назначенное первородному, не по страсти к настоящей выгоде, а по вере в вечное освящение; а Иуда предал смерти Искупителя всех не для спасения человеческого, а по страсти сребролюбия. Потому тому и другому дано возмездие за дело их по определению их ума и по намерению воли, потому что и тот не думал действовать для обмана, и этот — для спасения. За то и воздается праведное возмездие каждому, что главно содержал в уме, а не за то, что отсюда вышло хорошего или худого против желания делающего. Потому Праведнейший Судия признал допустившего такую ложь извинительным, даже похвальным; потому что без нее он не мог бы получить благословение первенцев. И не должно ставить в порок то, что произошло по желанию благословения. Иначе сказанный патриарх оказался бы не только несправедливым к брату, но и обманщиком отца и святотатцем, если бы, имея другой путь, которым бы мог получить благодать того благословения, он захотел избрать тот, какой был бы предосудителен и вреден брату. Итак, видите, что Бог смотрит не на последствие дела, а на намерение ума. Итак, разъяснив это, возвратимся к предложенному вопросу, для уяснения которого все это предварительно сказано; желал бы я, чтобы вы сначала ответили мне, для чего вы связали себя узами того обещания».
Глава 13. Ответ наш, по какой причине мы дали обещание
Герман: «Первая причина, как мы сказали, была та, что мы опасались опечалить старцев и противиться их повелению; а вторая та, что по безрассудному убеждению мы думали, что если что-либо совершенное и важное увидим или услышим у вас, то по возвращении в киновию можем сами в том упражняться».
Глава 14. Рассуждение старца о том, что порядок дела может изменяться, когда ожидаются добрые последствия дела
Иосиф: «Мы прежде сказали, что намерение ума или награждает, или осуждает человека, как говорит Апостол: между собою помыслом осуждающим или отвещающим: «в день, егда судит Бог тайная человеком» (Рим.2, 15-16). Итак, я вижу, что вы по желанию совершенства связали себя этими узами обещания, так как думали, что можно достигнуть его тем порядком, каким, как теперь при более полном рассуждении вы видите, нельзя взойти на высоту его. Итак, не предосудительно то, что оказалось бы случившимся несогласно с предположением, если никакой перемены в первоначальном намерении не последовало. Ибо перемена орудия не означает оставления какой-либо работы, или избрание более короткого и прямого пути не означает лености путешественника. Так и в вашем деле исправление неосмотрительного предположения нельзя считать нарушением обещания. Ибо что совершается по расположению к Богу и по любви к благочестию, которое имеет обетование жизни настоящей и Будущей (см.: 1Тим.4, 8), то, хотя бы по-видимому имело начало несовершенное, не только не заслуживает никакого порицания, но и достойно похвалы. И потому нисколько не предосудительно изменение неосторожного обещания, если только как-нибудь достигается цель, то есть предположенное благочестивое намерение. Мы все делаем для того, чтобы могли представить Богу сердце чистое. Если совершение этого в этих местах считается более удобным, то нисколько не повредит вам изменение вынужденного уговора, если только совершенство чистоты, для которой вами дано обещание, по воле Господа скорее здесь приобретается. Это изменение нельзя считать какою-либо ложью, а благоразумным и спасительным исправлением нерассудного определения. Возьмем из природы пример, который бы разрешил узел предложенного вопроса. Сама природа в нас дела свои изменяет по совету Божественного величия. Ибо из младенчества мы переходим в отрочество, из отрочества в юношество, из юношества в дальнейший возраст до старости; и это действие в нас нашего Создателя происходит так, что из-за перемены не приписывается возрасту никакой лжи. Так и внутренний наш человек, когда чрез разные возрасты жизни, от одного к другому, дойдет до более крепкого и, потом достигнув зрелости смысла мужа совершенного и меры полного возраста Христова (см.: Еф.4, 13), оставит младенческое, ужели этою переменою впадает в ложь; не лучше ли думать, что он достигает полноты совершенства? Так начальное учение Ветхого Завета, по Распоряжению Законодателя Бога, переходит к совершенству Евангельского Блаженства, однако ж нельзя думать, что от этого произошло изменение или разность прежнего Закона, но дополнение или навершение высшими Небесными заповедями; так же нельзя считать упразднением священных постановлений, но возвышением и — не разностию, а преспеянием. Потому и Господь нам сказал: «не мните, яко приидох разорити закон, или пророки; не приидох разорити, но исполнити» (Мф.5,17), то есть не отвергнуть прежнее, но несовершенное привести к совершенству».
Глава 15. Вопрос: «Не будет ли греха, если наш поступок подаст слабым повод лгать?»
Герман: «Что касается до силы слов, которые основательно, разумно исследованы, то без затруднения может быть отвергнута нами мнительность касательно нашего обещания. Но сильно устрашает нас то, что этим примером как бы не подать кому-либо из слабых повода лгать, если узнают, что можно каким-нибудь образом нарушать верность уговора; потому что это запрещается столь грозными изречениями Священного Писания, как говорит Пророк: «погубиши вся глаголющия лжу» (Пс.5,7); «уста лжущая убивают душу» (ср.: Прем. 1, 11)».
Глава 16. Ответ: «Из-за соблазна слабых не должно изменять истину Священного Писания»
Иосиф: «Не могут не быть поводы и причины к погибели тех, которые имеют погибнуть, даже которые желают погибнуть. Но не должно отвергать тех свидетельств Священного Писания и совершенно отделять от своего состава, которыми воодушевляется развращение еретиков, или ожесточается неверие иудеев, или соблазняется надменность языческой мудрости, а только благочестиво надобно верить, непоколебимо держаться их и проповедовать по правилу истины. И потому мы, под предлогом неверия других, не должны отвергать распоряжения Пророков и святых, о которых упоминает Священное Писание, чтобы, думая прикрыть их немощи, нам не допустить не ложь только, а святотатство; но нам должно признавать их, согласно с историею, и объяснять, как благочестиво было сделано ими. Впрочем, для развращенных не устранится этим повод ко лжи, хотя бы истину того, что мы намерены сказать или сказали, мы и постарались вовсе отвергнуть или умалить аллегорическим толкованием. Ибо достоверность этих свидетельств какой вред сделает тем, для которых достаточно одного развращения воли?
Глава 17. Святые безгрешно употребили ложь, как лекарственную траву чемерицу
Итак, о лжи так надобно думать и так пользоваться ею, как чемерицею. Если она будет принята в угрожающей смертию болезни, то она бывает полезна. Впрочем, принятая без крайней нужды бывает очень вредна. Так, мы читаем, что святые и богоугодные мужи безвинно употребляли ложь, как, например, Раав, которой Священное Писание (см.: Нав.2,1) не только не преписывает никакой добродетели, но упоминает еще о распутстве; за такую ложь, которою она лучше захотела скрыть соглядатаев, нежели выдать, заслужила быть причисленною к народу Божию с вечным благословением. А если бы она захотела сказать истину или позаботиться о спасении граждан, то, без сомнения, она не избежала бы угрожавшей погибели со всем домом своим, не была бы присоединена к виновникам Рождества Господня, не была бы включена в родословие патриархов, чрез преемство своего поколения не удостоилась бы произвести Спасителя всех. Потом, Далида (см.: Суд.16), заботясь о пользе сограждан, узнав истину, выдала ее, за то взаимно подверглась вечной погибели, оставив всем одну память своего злодеяния. Итак, когда за открытие истины угрожает какая-нибудь большая опасность, тогда можно прибегнуть к обману*, впрочем, так, чтобы при этом иметь смиренное сознание своей виновности**. А когда нет крайней необходимости, то со всею осторожностию надобно избегать лжи, как смертоносной; как мы сказали о питье чемерицы, что тогда полезно принимать его, когда угрожает неминуемая и смертоносная болезнь. Если же принимается при здоровом, не расстроенном состоянии тела, то зловредная сила тотчас проникает жизненные органы. Это ясно открылось на Раав Иерихонской и патриархе Иакове, из коих первая иначе и не могла бы избежать смерти, как этим средством, а последний не мог бы достигнуть благословения первородного. Бог испытует и судит не только слова и действия наши, но видит желания и намерения. Если Он видит, что кем-нибудь сделано или обещано что-либо для вечного спасения и для Божественного созерцания, то хотя бы людям и казалось то суровым и неправым, однако ж Он, видя благочестие сердца, судит не слова, а намерение воли; поелику надобно смотреть на цель дела и на расположение делающего, по которому некоторые, как выше сказано, могли даже и ложью оправдаться, а другие чрез обнаружение истины сделать грех на вечную смерть. Взирая на эту цель, и патриарх Иаков не убоялся, облекшись кожею, принять косматый вид тела брата, похвально послушался матери, внушавшей этот обман. Он видел, что чрез это ему больше пользы будет ради благословения и правды, нежели от соблюдения откровенности. Ибо он не сомневался, что пятно этого обмана совершенно будет смыто излиянием отеческого благословения, как какое-нибудь облако веянием Святаго Духа скоро будет уничтожено, и вследствие этого притворства ему будет дана большая награда, нежели за непритворную истинность».
* Например, путешественник на распутии встречает разбойников, которые спрашивают его, но какой из двух дорог поехал преследуемый ими человек, которого они хотят ограбить и убить; он указывает им совсем другую дорогу, а не ту, по которой уехал преследуемый, и этим обманом избавляет несчастного от смерти, а разбойников от преступления. А если бы сказал правду, то они, догнав, убили бы его.
** Надобно считать это искушением, постигшим нас за грехи. Святой Дорофей говорит: «Когда случится такая великая необходимость уклониться от слова правды, то и тогда человек не должен оставаться беспечальным, а каяться и плакать пред Богом и считать такой случай временем искушения. И на такое уклонение решаться не часто, а разве однажды из многих случаев» — и прочее (см.: Преподобный авва Дорофей. Поучение 9 // Преподобный авва Дорофей. Душеполезные поучения и послания).
Глава 18. Возражение: «Может быть, только те безнаказанно допускали ложь, которые жили под Законом»
Герман: «Неудивительно, что такие поступки в Ветхом Завете вольнее допускались, иногда и святые мужи безвинно лгали, так как видим, что по невежеству времен им гораздо больше дозволялось. Что удивительного, что блаженный Давид, убегая от Саула, на вопрос священника Ахимелеха: «что яко ты един, и никтоже с тобою?» — отвечал так: «царь заповеда ми глагол днесь и рече ко мне: никтоже да уразумеет глагола, егоже ради аз посылаю тя и о немже аз заповедаю ти: и отроки оставих на месте глаголемем. Виждь, аще есть зде у тебе копие или мечь, яко меча моего и оружия моего не взях с собою, яко царево повеление внезапу ми быстъ» (ср.: 1Цар.21,1-2,8). Еще: когда он был приведен к Анхусу, царю Гефскому, то притворился безумным, изменил лицо свое пред ним, кидался на руки свои, чертил на дверях и пускал слюну по бороде своей (см.: 1Цар.21,13). Также тогда позволительно было пользоваться множеством жен и наложниц, и это вовсе не вменялось им в грех; кроме того, даже собственною рукою часто проливали кровь врагов, и это не только не считалось порицательным, но еще было похвальным. А ныне, при воссиянии света Евангелия, мы видим, что это вовсе запрещено, так что без тяжкого преступления и святотатства ничего из этого нельзя допустить. Также, думаем, и никакой лжи, хотя бы прикрытой благочестивым видом, никто не станет допускать, не говорю, одобрительно, но и извинительно, когда Господь говорит: «буди же слово ваше: ей, ей: ни, ни: лишше же сею от неприязни есть» (Мф. 5, 37); согласно с этим и Апостол говорит: «не лжите друг на друга» (Кол.3, 9)».
Глава 19. Ответ: «Хотя ложь и не дозволялась в Ветхом Завете, но многими допускалась безвинно»
Иосиф: «Свобода брать многих жен и наложниц при наступлении конца времен и по умножении рода человеческого, как уже менее необходимая, справедливо должна была быть пресечена евангельским совершенством. Ибо даже до Пришествия Христа долженствовало продолжаться благословение первоначального определения, по которому сказано: «раститеся и множитеся, и наполните землю» (Быт.1,28). И потому справедливо было, чтобы из этого корня человеческого плодородия, которое по требованию времени с пользою продолжалось в синагоге, произросли цветки ангельского девства и родились в Церкви (Христовой) приятные плоды воздержания. А что и тогда ложь была осуждаема, это ясно показывает учение всего Ветхого Завета, где говорится: «погубиши вся глаголющия лжу» (Пс.5,7); еще: «сладок есть человеку хлеб лжи, но потом исполнятся уста его камения» (Притч.20,17); и Сам Законодатель говорит: «от всякаго слова неправеднаго да отступиши» (Исх.23,7). Но это тогда безвинно употреблялось, когда требовала того какая-либо необходимость или спасительное дело, ради которого не должно было осуждать, каково то, что вы упомянули о царе Давиде, когда он, избегая несправедливого преследования Саула, пришедши к священнику Ахимелеху, говорил ложные слова не по желанию какой-либо корысти, не с намерением повредить кому-нибудь, а только для того, чтобы избавиться от нечестивого преследования его, потому что не хотел осквернить руки свои кровию враждебного царя, столько раз предаваемого ему Богом, говоря: «никакоже ми от Господа, аще сотворю глагол сей господину моему христу Господню, еже нанести руку мою нань, яко христос Господень есть сей» (1Цар. 24, 7). Потому и мы от таких поступков, которые, как читаем, святые мужи в Ветхом Завете совершали или по воле Божией, или для преобразования духовных таинств, или для спасения некоторых, когда потребует необходимость, не можем отказываться; даже самые Апостолы, как видим, не уклонялись от них, когда того требовала какая-либо польза. На время оставив это, наперед исследуем то, что мы предположили еще сказать из Ветхого Завета; после этого выведем приличное заключение, чтобы удобнее доказать, что и праведные, святые мужи, как в Новом, так и в Ветхом Завете, были согласны между собою в этих делах. Что скажем о том благочестивом притворстве Хусия пред Авессаломом для спасения царя Давида (см.: 2Цар. 17, 8-13), которое, хотя все было соединено с духом лукавства и обмана и противно было пользе советующегося, одобряется свидетельством Священного Писания, которое так говорит: «и Господь заповеда разорити совет Ахитофелев благий, яко да наведет Господь на Авессалома злая вся» (2Цар.17,14). Нельзя порицать того, что делалось с правым намерением и благочестивым рассуждением в пользу правой стороны, для спасения и победы того, чье благочестие угодно было Богу, совершено благочестным притворством. Также что мы скажем о поступке той женщины, которая, приняв посланных вышесказанным Хусием к царю Давиду, скрыла их в колодезь и, положив покрышку на отверстие его, показывала вид, что она просушивает крупу, говоря: «преидоста вмале воду» (2Цар.17,20); и этою уловкою избавила их от рук преследующих. Посему, прошу, отвечайте мне, что стали бы вы делать, если бы теперь вам, руководствующимся Евангелием, встретилось подобное обстоятельство, — не захотели ли бы вы подобною ложью скрыть их, говоря таким же образом: «преидоста вмале воду», и исполнить заповедь: «избави ведомыя на смерть и искупи убиваемых, не щади» (Притч.24,11). Или открытием истины выдадите скрывающих тем, которые хотят погубить их? Как же будет исполнена заповедь Апостола: «никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо» (1Кор.10,24). Любовь «не ищет своих си» (1Кор. 13,5), но пользы других. И о себе Апостол говорит: «аз всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся» (ср.: 1Кор.10,33). Если мы будем искать только своего и хотим настойчиво держаться того, что полезно нам, то в подобных затруднениях нам необходимо говорить истину и быть виновным в смерти других. Если же то, что спасительно для других, предпочитая своей пользе, мы будем исполнять апостольскую заповедь, то, без сомнения, нам по необходимости придется солгать. И потому мы не возможем ни приобресть всецелой любви, ни искать, по апостольской заповеди, пользы других, если мы, несколько уступив из того, что принадлежит нам или относится к нашему совершенству, не захотим с усердным расположением содействовать пользе других и, таким образом, если с Апостолом не сделаемся немощными для немощных, чтобы могли приобресть немощных (см.:1Кор.9, 22).
Глава 20. Иногда и Апостолы считали ложь извинительною, а истину вредною
По руководству этих примеров и блаженный апостол Иаков, и все главные предстоятели первенствующей Церкви советовали апостолу Павлу допустить притворство, очиститься по образу Закона, голову остричь и принести жертву (см.: Деян.21, 26), ни во что вменяя вред от этого притворства, но больше имея в виду ту пользу, которая должны была произойти от долговременной проповеди его. Ибо не столько было бы пользы апостолу Павлу от этой прямоты его, сколько потери для всех язычников от скорой смерти его. Этот вред, без сомнения, произошел бы тогда для всей Церкви, если бы это полезное и спасительное притворство не сохранило его для евангельской проповеди. Тогда необходимо и извинительно допускается ущерб от лжи, когда, как мы сказали, угрожает больший урон от обнаружения истины и польза, какая происходит для нас от истины, не может вознаградить того вреда, какой имеет произойти. Блаженный Апостол тоже другими словами свидетельствует, что он везде всегда держался этого способа. Ибо когда говорит: «бых иудеем яко иудей, да иудеи приобрящу: подзаконным яко подзаконен, да подзаконныя приобрящу: беззаконным яко беззаконен, не сый беззаконник Богу, но законник Христу, да приобрящу беззаконныя. Бых немощным яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко неким спасу» (1Кор. 9, 20-22), то что другое этим показывает, как не то, что он всегда применялся к немощи и духовному возрасту наставляемых, несколько умерял строгость учения о совершенстве, не держался того, чего требовало строгое правило, но больше предпочитал то, чего требовала польза немощных? Точнее исследуя это, подробно раскроем указания апостольских добродетелей на случай, если кто спросит, каким образом блаженный Апостол во всем применялся ко всем? Где он был иудеем для иудеев? Именно там, где он, искренним сердцем соблюдая то мнение, которое возвещал галатянам, говорит: «се, аз Павел глаголю вам, яко аще обрезаетеся, Христос вас ничтоже пользует» (Гал.5, 2),— однако ж в обрезании Тимофея он показал как бы вид иудейского предубеждения. И еще: где для подзаконных он был как подзаконный? Именно там, где Иаков и все пресвитеры Церкви, опасаясь, чтобы не напала на него толпа верующих иудеев, даже христиан иудействующих, которые так приняли веру Христову, что еще держались законных обрядов, в этой опасности предложили ему такой совет и убеждение, говоря: «видиши, брате, колико тем есть иудей веровавших; и вcи ревнителие закону суть: увестишася же о тебе, яко отступлению учиши от закона Моисеова живущия во языцех вся иудеи, глаголя не обрезовати им чад своих. Сие сотвори, еже ти глаголем: суть у нас мужие четыри обещаете себе Богу: сия поимь очистися с ними и иждиви на них, да острижут си главы: и разумеют ecu, яко возвещенная им о тебе ничтоже суть, но пребывавши и сам закон храня» (ср.: Деян.21,20-21, 23-24). И таким образом для спасения подзаконных, несколько ослабляя строгость того мнения, по которому говорил: «аз бо законом закону умрох, да Богови жив буду» (Гал.2,19), он вынуждается остричь голову, очиститься по Закону и в храме по обряду Моисееву принести жертву. Еще спросишь: где для спасения вовсе не знающих Закона Господня он был чуждым Закона, как будто и сам он был без Закона? В языческом городе Афинах, где в силе было нечестие, смотри, как он начал свою проповедь. «Проходя,— говорит он,— и соглядая чествования ваша, обретох и капище, на немже бе написано: неведомому Богу» (ср.: Деян.17, 23). И когда он стал говорить речь о их суеверии так, как бы и сам был чужд Закона, то по поводу этой языческой надписи предложил им веру во Христа, говоря: «Егоже не ведуще чтете, Сего аз проповедую вам» (ср.: Деян.17,23). И немного после, как бы он вовсе не знал Закона Божия, захотел лучше привести стих языческого поэта, нежели изречение Моисея или Христа, говоря: «якоже и нецыи от ваших книжник рекоша: Сего бо и род есмы» (Деян.17,28). Итак, когда он стал убеждать их свидетельствами их же, которых они не могли отвергнуть, то, ложным подтверждая истинное, прибавил, говоря: «род убо суще Божий, не должни есмы непщевати подобно быти Божество злату, или сребру, или каменю художне начертану, и смышлению человечу» (Деян.17,29). А немощным он был для немощных тогда, когда по снисхождению, а не по повелению дозволил быть вместе тем, которые не могли воздерживаться (см.: 1Кор.7, 5-6); или когда, питая коринфян молоком, а не твердою пищею, по словам его, был он у них в немощи, и страхе, и трепете великом (см.: 1Кор. 3, 2; 2, 3). А всем был для всех, чтобы всех спасти, тогда, когда говорит: «ядый не ядущаго да не укаряет: и не ядый ядущаго да не осуждает» (Рим.14,3); «вдаяй браку свою деву добре творит: и не вдаяй лучше творит» (1Кор.7,38). И в другом месте говорит: 2кто изнемогает, и не изнемогаю? Кто соблазняется, и аз не разжизаюся?» (2Кор. 11, 29). И таким образом он исполнил то, что заповедовал коринфянам, говоря: «безпреткновени бывайте иудеем и еллином и церкви Божией, якоже и аз во всем всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся» (1Кор.10, 32-33). Без сомнения, бесполезно было обрезывать Тимофея, стричь голову, совершать иудейское очищение, ходить босиком, приносить законные жертвы, но он все это сделал, когда больше заботился о спасении их; потому что он не искал своей пользы, но пользы многих, чтобы спаслись. Хотя это сделано для Бога, однако ж не чуждо притворства. Ибо кто Законом Христовым умер для Закона (Моисеева), чтобы жить для Бога (см.: Гал.2,19); кто правду законную, в которой безупречно пребывал, почел тщетою и все почитал за сор, чтобы приобресть Христа (см.: Флп.3, 7-8), тот не мог с искренним расположением сердца совершать дел Закона (Моисеева); нельзя верить, чтобы тот, кто сказал: «аще бо яже разорих, сия паки созидаю, преступника себе представляю» (Гал.2, 18),—стал делать то, что сам осуждал. Притом не столько ценится самое дело совершаемое, сколько расположение совершающего, так что некоторые находили, что истина вредила, а ложь приносила пользу. Так, когда царь Саул спрашивал слуг о бегстве Давида и говорил: «аще воистинну всем вам даст сын Иессеев села и винограды и поставит вас всех в сотники и тысящники: яко ecu согласистеся на мя, и несть открывали во ухо мое» (1Цар.22,7-8),— то Доик Идумеянин не истину ли открыл, говоря: «видех сына Иессеева пришедша в Номву ко Авимелеху: и вопрошаше о нем Бога, и брашно вдаде ему, и мечъ Голиафа иноплеменника вдаде ему» (ср.: 1Цар.22, 9-10). За эту истину он заслужил истребление из земли живых, и о нем Пророк говорит: «сего ради Бог разрушит тя до конца, восторгнет тя, и преселит тя от селения твоего и корень твой от земли живых» (Пс.51,7). Итак, за обнаружение истины он навсегда исторгается из той земли, в которой Раав-блудница с своим родством насаждается за ложь (см.: Нав. 2). Также и Самсона ложь сохраняла, а истина, безрассудно открытая нечестивой жене, предала на погибель; потому что он вознерадел исполнить пророческое повеление: «от сожителницы твоея хранися» (Мих.7,5).
Глава 21. Скрываемое воздержание надобно ли без лжи открывать спрашивающим, и должно ли принимать то, от чего однажды отказались
Представим некоторые примеры также из наших неизбежных и почти ежедневных приключений, от которых при всей осмотрительности никогда не можем предостеречься, так чтобы не быть принужденными волею или неволею допустить их. Спрашиваю, что надобно делать, когда пришлец брат полюбопытствует, будем ли мы обедать вечером, между тем как мы предположили отложить обед до завтра, должно ли скрывать пост и утаивать добродетель воздержности или объявлением истины обнаружить? Если скроем, чтобы исполнить заповедь Господню, которая говорит: «да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже втайне» (Мф.6,18); еще: «да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя» (Мф.6,3), то мы, конечно, лжем. Если же обнаружим добродетель воздержания, то справедливо поражает нас евангельское изречение: «аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою» (Мф.6, 16). Если кто решительно отказывается принять поднесенный братом стакан, который он, обрадовавшись приходу его, покорно просит принять, то брату, ставшему на колена и повергшемуся на землю, который думает, что только этим делом исполнит долг любви, — правильно ли будет даже с отягощением себя повиноваться или устоять в твердости своего слова и намерения?»
Глава 22. Возражение: «Воздержание должно быть скрыто, а того, что отвергнуто, не должно принимать»
Герман: «В первом примере, по нашему мнению, полезнее скрыть нашу воздержность, нежели обнаружить любопытствующим; по этой причине и мы признаем ложь неизбежную. А во втором нам нет никакой необходимости лгать, во-первых, потому что то, что услугами братии доставляется, мы можем отвергнуть так, чтобы не связывать себя никакими узами решимости; во-вторых, потому, что, однажды отвергши, мы можем непоколебимо остаться при своем определении».
Глава 23. Ответ: «Неразумно будет упрямство такой решимости»
Иосиф: «Такая решимость, без сомнения, бывает в тех монастырях, в которых, как говорите, положены начала вашего отречения от мира. Настоятели их обыкновенно свою волю предпочитают угощению братии и исполняют то, что однажды предприняли в уме. А наши старцы, о вере которых свидетельствуют знамения апостольских добродетелей и которые все делают больше по духовной рассудительности, нежели по суровому упрямству, думали, что те, которые снисходят немощам других, собирают гораздо больше плодов, нежели те, которые остаются в своей решимости; и полагали, что составляет высшую добродетель,—лучше скрывать свою воздержность необходимою и смиренною ложью, нежели обнаруживать ее гордым объявление истины.
Глава 24. Как авва Пиаммон лучше хотел скрывать свое воздержание
Авва Пиаммон, после двадцати пяти лет постничества, принесенные ему одним братом ягоду и вино приняв без колебания, лучше захотел, против обыкновения, тотчас вкусить принесенное, нежели обнаружить добродетель никому не известной воздержности. Если мы хотим рассмотреть также и то, что, не колеблясь, сделали наши старцы, которые удивительные свои добродетели или свои действия, которые необходимо бы в собеседовании обнаружить для наставления младших, обыкновенно прикрывали именем других лиц, то что другое можем в этом находить, как не явную ложь? Также если бы и мы имели что-нибудь достойное того, что бы могло быть предложено младшим для возбуждения веры, то, конечно, мы нисколько не поопаслись бы последовать таким прикровениям их. Ибо правильнее будет под таким видом солгать, нежели для неразумного соблюдения истинности непристойным молчанием скрыть то, что могло бы послужить к назиданию слушающих, или высказать суетность вредного тщеславия, если станем говорить истину от своего лица. Этому ясно научает нас своим учением и учитель язычников, который величие своих откровений лучше захотел от лица другого изобразить, говоря: «вем человека о Христе, аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть: восхищена бывша таковаго до третияго небесе. И вем такова человека: яко восхищен бысть в рай и слыша неизреченны глаголы, ихже не летъ есть человеку глаголати» (ср.: 2Кор.12, 2-4).
Глава 25. Свидетельства Священного Писания об изменении решимости
Нам невозможно коротко все рассмотреть. Ибо кто может перечислить почти всех патриархов и бесчисленных святых, из коих иные для сохранения жизни, другие по желанию благословения, иные для сокрытия какой-либо тайны, иные по ревности к Богу, другие для испытания истины прибегали, так сказать, под покровительство лжи? Хотя всего этого перечислить невозможно; но не должно и оставлять всего этого (без рассмотрения). Блаженного Иосифа благочестие побудило приписать братьям ложный порок даже с клятвою жизнию царя: «вы,— говорит, — соглядатаи есте, соглядати путий страны приидосте. Послите от себе единаго, и возмите брата вашего: вы же держими будите, дондеже яве будут словеса ваша, аще истинствуете, или ни: аще же ни, тако ми здравия фараоня, воистинну соглядатаи есте» (ср.: Быт.42,9,16). Если бы он не устрашил их этою милостивою ложью, то не мог бы ни увидеть отца и брата, ни пропитать их в такой опасности от голода, ни очистить совесть братьев от вины продажи своей. Следовательно, это было делом не столько достойным порицания — навести на братьев страх ложью, сколько святым и похвальным — по случаю вымышленной опасности побудить врагов и продателей своих к спасительному покаянию. Когда тяготило их весьма тяжелое обвинение, то они сокрушались сознанием порока не того, который ложно выставлялся, но прежнего, говоря между собою: «ей, во гресех бо есмы брата ради нашего, яко презрехом скорбение души его, егда моляшеся нам, и не послушахом его: и сего ради прииде на ны скорбение сие» (Быт.42, 21). Думаем, что такое сознание не только пред братом, против которого согрешили злочестивою жестокостию, но и (пред Богом) спасительным смирением очистило такое злодеяние их. А что Соломон: не допущением ли лжи обнаружил полученный от Бога дар премудрости на первом суде своем? Ибо чтобы открыть истину, закрытую ложью женщины, он также и сам употребил в пособие весьма замысловато придуманную ложь, говоря: «принесите ми мечь, разсецыте отроча живое на двое, и дадите половину его сей, и другую половину оней» (ср.: 3Цар.3, 24-25). Когда эта притворная жестокость взволновала всю внутренность истинной матери, а тою, которая не была матерью, одобрена, тогда он по прозорливому уразумению истины объявил такое определение, которое всякий считает внушенным от Бога, говоря: «дадите детище живо сей жене: смертию же не умертвите его: сия мати его» (ср.: 3Царю3, 27). Что не должны и не можем мы исполнить все, что определили в спокойном духе или с возмущением, этому пространнее научаемся также и из других свидетельств Священного Писания, из которых видно, что святые мужи, или Ангелы, или Сам Всемогущий Бог часто переменяли свои определения. Так, блаженный Давид с клятвою определил, говоря: «сия да сотворит Бог Давиду и сия да приложит, аще до утра оставлю от всех Наваловых даже до мочащагося к стене» (1Цар. 25, 22). А между тем по ходатайству жены его, Авигеи, ради покорной просьбы ее, он отменяет угрозы, смягчает определение, лучше хочет считаться нарушителем своего намерения, нежели соблюсти верность своей клятвы с совершением жестокости, говоря: «жив Господь, аще бы не потщалася и не пришла ecu на сретение мне, тогда рех: аще останется Навалу до утренняго света мочащийся к стене» (ср.: 1Цар.25,34). Думаем, что как не должно подражать поспешной клятве его, происходившей от гнева, возмущенного духа, так надобно последовать прощению и изменению решимости. Избранный сосуд, пиша к коринфянам, с решительным определением обещает свое возвращение, говоря: «прииду к вам, егда Македонию прейду: Македонию бо прохожду. У вас же, аще случится мне, пребуду, или и озимею, да вы мя проводите, аможе аще пойду. Не хощу вас ныне в мимохождении видети, уповаю же время некое пребыти у вас» (ср.: 1Кор.16,5-7). Об этом деле также и во Втором послании так упоминает: «сим упованием хотех к вам прийти прежде, да вторую благодать имате, и вами пройти в Македонию, и паки от Македонии прийти к вам, и вами проводитися во Иудею» (2Кор.1,15-16). Но когда встретилось более полезное дело, то он откровенно признается, что никак не мог исполнить обещание, говоря: «сие же хотя, еда что убо легкотою деях? Или яже совещаваю, по плоти совещаваю, да будет у мене еже ей, ей, и еже ни, ни?» (2Кор.1,17). Наконец, даже с клятвою объясняет, почему он лучше захотел нарушить данное свое слово, нежели своим приходом причинить братии тягостную печаль, говоря: «свидетеля Бога призываю на мою душу, яко щадя вас ктому не приидох в Коринф. Судих в себе сие, не паки скорбию к вам прийти» (ср.: 2Кор.1,23;2,1). Хотя Ангелы отказывались войти в дом Лота в Содоме, говоря ему: ни, но на стогне почием; но усильною просьбою его вынуждаются переменить высказанную решимость, как говорит Священное Писание: «и принуди я, и уклонишася к нему» (Быт.19,3). Если они знали, что зайдут к нему, то просьбу приглашающего отвергли притворным извинением; если же истинно отказывались, то ясно показали, что они изменили свое определение. Думаем, что Святый Дух изложил это в Священных Книгах не по иной причине, как для того, чтобы мы этими примерами научились не оставаться упрямо в своих определениях, но должны подчинять их своей воле и решение свое сохранять свободным от всяких уз обязательства так, чтобы оно было готово последовать тому, чего бы ни потребовал здравый совет, не отлагало или не отказывалось без всякой медлительности переходить к тому, что здравая рассудительность найдет более полезным. Перейдем еще к другим примерам. Пророк Исайя, приступив к царю Езекии, лежащему на одре и страдающему тяжкою болезнию, от лица Бога говорил: «сия глаголет Господь: устрой о доме твоем, умиравши бо ты и не будеши жив. И обрати Езекиа лице свое ко стене и помолися ко Господеви глаголя: помяни, Господи, како ходих пред Тобою со истиною и сердцем истинным, и угодная пред Тобою сотворих. И плакася Езекиа. После этого опять сказано Исайи: иди и рцы Езекии: тако глаголет Господь Бог Давида отца твоего: услышах молитву твою и видех слезы твоя; се, прилагаю к летом твоим лет пятьнадесять. И от руки царя Ассирийска избавлю тя и град сей, и защищу о граде сем Мене ради и Давида ради раба Моего» (ср.: Ис.38, 1-3, 5- 6; 4Цар. 20, 6). Что яснее этого свидетельства, по которому Господь ради милосердия и благочестия лучше захотел переменить Свое слово и к пределам назначенной смерти приложить пятнадцать лет жизни молящегося, нежели при неизменяемости Своего Определения оказаться неумолимым? Подобно суд Божий изречен ниневитянам: «еще три дни, и Ниневиа превратится» (Иона.3,4). Но скоро покаянием и постом их смягчается это столь грозное и нечаянное Определение, и Бог с благосердием склоняется к милосердию. Если бы кто стал утверждать, что Бог, как наперед знавший обращение их, угрожал им разрушением города для того, чтобы побудить их к спасительному покаянию, то следует, что и настоятели братии без упрека во лжи могут угрожать имеющим нужду в исправлении чем-нибудь строже, нежели как намерены сделать, если это нужно будет. Если же кто скажет, что Бог то грозное Определение Свое изменил ради их покаяния, согласно с тем, как говорит Он чрез пророка Иезекииля: «и егда реку нечестивому: смертию умреши: и обратится от греха своего и сотворит суд и правду, жизнию жив будет и не умрет» (ср.: Иез.33,14-15), то из этих примеров научаемся, что мы не должны упрямо оставаться в своих определениях, но угрозу, высказанную по необходимости, смягчать благосклонною милостию. А чтобы кто не подумал, что Господь только одним ниневитянам это сказал, Он чрез пророка Иеремию свидетельствует, что и вообще для всех то же сделает, и обещает, когда будет необходимо, немедленно изменить Свое Определение, смотря по нашим заслугам, говоря: «наконец возглаголю на язык и на царство, да искореню их и разорю и расточу я: и аще обратится язык той от всех лукавств своих, то раскаюся о озлоблениих, яже помыслих сотвори-ти им: и наконец реку на язык и царство, да возсозижду и насажду я, и аще сотворят лукавая пред очима Моима, еже не послушати гласа Моего, то раскаюся о благих, яже глаголах сотворити им» (Иер.18, 7-10). И пророку Иеремии говорит: «проповеждь, не уйми словесе: негли послушают, и отвратятся кийждо от пути своего злаго, и почию от зол, яже помышляю сотворити им злых ради начинаний их» (ср.: Иер.26,2-3). Из этих свидетельств видно, что нам не должно упрямо оставаться в своих определениях, но располагать их по разуму и суждению, всегда надобно избирать и предпочитать лучшее и без всякой медлительности решаться на то дело, какое будет признано более полезным.
Глава 26. Бог награждает или наказывает каждого не по Предведению, а по настоящим действиям
А сверх всего научает нас этому и та мысль, что, хотя Богу известен конец каждого прежде происхождения его, Он, однако ж, все располагает в таком порядке, на общем основании, как бы по человеческим расположениям, так что судит все не по возможности, не по неизреченному Предведению, а по настоящим действиям людей: или отвергает каждого, или привлекает, или изливает ежедневно благодать Свою, или лишает. Что это так, это показывает избрание Саула, которого поносный конец хотя Бог не мог не знать по Предведению, (но которого) из стольких тысяч Израиля избрал, помазал его на царство, вознаграждая заслугу его настоящей жизни и не обращая внимания на грех будущего преступления, так что после того, как он сделался отверженным, Бог, как бы раскаиваясь в избрании его, как бы человеческим голосом и расположением жалуется на него, говоря: «раскаяхся, яко помазах Саула на царство, понеже опгвратися от Мене и словес Моих не соблюде; еще: плакате Самуил о Сауле; занеже раскаяся Господь, яко постави Саула царя во Израили» (ср.: 1Цар.15,11,35). Это, исполнившееся на деле, после и чрез пророка Иезекииля Господь подтверждает, что Он со всеми людьми ежедневно будет производить суд, говоря: «гда реку праведнику: жизнию жив будеши: сей же уповая на правду свою и сотворит беззаконие, вся правды его не воспомянутся, в неправде своей, юже сотвори, в той умрет. И егда реку нечестивому: смертию умреши: и обратится от греха своего и сотворит суд и правду, то есть если сей беззаконник и залог отдаст и восхищеное возвратит, беззаконник в заповедех жизни ходити будет, еже не сотворити неправды, жизнию жив будет и не умрет: вси греси его, яже согреши, не помянутся» (ср.: Иез.33, 13-16). Когда Бог от того народа, который из всех народов усыновил Себе, за внезапное преступление по слитию тельца отвратил очи Своего милосердия, то законодатель (Моисей), ходатайствуя о нем, восклицает: «молюся Ти, Господи: согрешиша людие сии грех велик и сотвориша себе боги златы. И ныне, аще убо оставиши им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал ecи. И рече Господь к Моисею: аще кто согреши предо Мною, изглажу его из книги Моея» (ср.: Исх.32,31-33). Также и Давид, в духе пророческом жалуясь на Иуду и гонителей Христа, говорит: «да потребятся от книги живых» (Пс.68,29). И как по виновности в таком преступлении они не заслуживали того, чтобы прийти к спасительному покаянию, то он присоединяет: и с праведными да не напишутся (Пс.68,29). Наконец, на самом Иуде сила пророческого проклятия явно исполнилась. Ибо по совершении преступления предательства он повесился, чтобы не заслужил быть опять написанным с праведниками на Небе, если бы после изглажения его имени он обратился к покаянию. Следовательно, нельзя сомневаться, что имя и Иуды в то время, когда избранный Христом получил чин апостольства, было вписано в Книге Живых и он вместе с прочими услышал: «не радуйтеся, яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех» (Лк.10, 20). Но поелику он был растлен недугом сребролюбия, от вписания на Небе был извержен на землю, то прилично о нем и подобных ему говорит Пророк: «Господи! вси оставляющий Тя да постыдятся, отступающий (от Тебе) на земли да напишутся, яко оставиша источник живых вод, Господа» (Иер.17, 13). И в другом месте: «в наказании людий Моих не будут, и в писании дому Израилева не впишутся, и в землю Израилеву не внидут» (Иез.13, 9).
Глава 27. Святые мужи не могут быть упрямы и жестоки
Не должно умолчать о пользе и того правила, что хотя бы по внушению какой-либо страсти мы и связали себя какою-либо клятвою, чего никто из монахов вовсе не должен бы делать,— однако ж сторона того и другого дела должна быть исследована здравым суждением ума, и то дело, которое мы постановили сделать, должно быть сравниваемо с тем, к которому вынуждаемся перейти; и без промедления надобно приступать к тому, которое по исследованию старцев будет признано лучшим. Ибо правильнее будет нам оставить данное нами слово (обещание), нежели потерпеть ущерб в деле более полезном и благочестивом. Помним, что разумные и опытные отцы никогда не были упорны и неизменны в таких определениях; но, как воск от жара солнца, так они, разумом смягчаясь, по требованию здравого рассуждения без колебания переходили на лучшую сторону. А каких видели, что они упрямо оставались в своих определениях, тех мы всегда признавали неразумными, лишенными рассудительности».
Глава 28. Вопрос: «Не противно ли вышесказанной мысли то, что говорится: «Я поклялся, я постановил» — и прочее?»
Герман: «Что касается до этого учения, которое ясно и обширно исследовано, то монаху не должно ничего определять, чтобы не оказаться нарушителем или упорным. Но не будет ли это противоречить изречению Псалмопевца: «кляхся и поставих сохранити судбы правды Твоея» (Пс.118,106)? Ибо что иное значит — «клятися и поставити», как не соблюдать непоколебимо определения».
Глава 29. Ответ: «В чем определение должно непоколебимо соблюдать и в чем должно изменять его»
Иосиф: «Мы это говорим не о главных заповедях, без которых вовсе не может состояться наше спасение, а о тех, которые без опасности для нашего состояния можем оставить или исполнить, например, касательно неослабной строгости поста, постоянного воздержания от вина или масла, касательно безвыходного пребывания в келье, касательно непрестанного занятия чтением или размышлением; все это без ущерба для нашего звания и намерения можно соблюдать, когда угодно, а можно безупречно и оставить, когда будет необходимо. Впрочем, касательно соблюдения главных заповедей надобно твердо постановить: за них даже и смерти не должно избегать, если это необходимо будет, для них надобно непоколебимо говорить: «кляхся и поставих». Это должно быть для соблюдения любви, для которой все надобно презирать, чтобы не нарушилось спокойствие и совершенство ее. Также должно клясться и для чистоты целомудрия, не иначе надобно нам делать для веры, трезвости и правды; все это надобно соблюдать с неизменным постоянством, и отступать от них хоть немного было бы предосудительно. А о тех телесных упражнениях, о которых говорится, что они мало полезны (см.: 1Тим.4, 8), надобно, как мы сказали, так постановлять, чтобы, если встретится более важный случай к благочестию, который бы требовал оставить их, мы не связывали себя никаким законом касательно их, но, оставив их, свободно приступали к более полезному. Ибо касательно тех телесных упражнений нет никакой опасности, если бы на время и были оставлены, а от этих (главных заповедей) и на короткое время уклоняться смертоносно бывает.
Глава 30. «Как надобно доверять тайны другим?»
С подобною осторожностию надобно стараться и о том, чтобы, если бы какое-либо слово, которое вы желали бы оставить сокровенным, из ваших уст выпало, — никакие заповеди сокровенности не возбуждали слушающего; потому что оно лучше останется в сокровенности, если небрежно и просто пройдет (мимо ушей); ибо никто из братии не подвергнется искушению обнаружить его, думая, что это вещь какая-нибудь маловажная, при разговоре высказанная мимоходом и по тому самому ничтожная; потому что она сообщена слушающему без предостерегательного обязательства молчать. А если ты верность этого свяжешь какою-либо клятвою, то, без сомнения, оно скорее будет обнаружено. Ибо с большею силою восстанет на него диавольская брань, чтобы обнаружить тайну, и тебя опечалить, и его скорее сделать преступником своей клятвы.
Глава 31. Ничего не должно определять касательно того, что относится к делам внешней жизни
Потому монах ничего не должен поспешно определять только касательно того, что относится к телесным упражнениям, чтобы, сильнее возбуждая врага на брань касательно того, что он стережет как бы под наблюдением Закона, не быть вынужденным скорее нарушить то. Всякий состоящий под благодатию свободы, налагая на себя Закон, связывает сам себя гибельным рабством, так что то, что мог бы предпринять безвинно, даже похвально, с благодарением, по требованию необходимости он принужден бывает, как преступник, сделать со грехом вероломства. «И деже бо несть закона, (ту) ни преступления» (Рим.4,15)». Ободрившись этим наставлением и учением блаженного Иосифа, как Божественным Откровением, мы захотели лучше остаться в Египте. Но потом, хотя мало мы беспокоились о нашем обещании, однако ж, по прошествии семи лет, мы с радостию исполнили свое обещание. Ибо, пришедши в свою киновию уже в то время, когда имели надежду испросить позволение возвратиться в пустыню Египетскую, сначала мы отдали должную честь нашим старцам; потом с теми, которые по горячей любви никак не довольствовались очень частою посылкою наших писем, мы возобновили прежнюю любовь; наконец, по совершенном исполнении нашего обещания нас проводили (братия) с радостию, и мы возвратились в единение Скитской пустыни. Это знание и учение знаменитых отцов вам, святые братия (Гонорат и Евхерий), сколько могло, изъяснило наше невежество; хотя необразованная речь больше в смешении, нежели в порядке изложила оное; но прошу, чтобы наша достойная порицания необразованность не упразднила похвалы знаменитых мужей. Нам пред лицем нашего Судии казалось безопаснее хоть необработанною речью передать это возвышенное учение, нежели умолчать; так как и успеху читателя, если он будет смотреть на возвышенность смысла, не может воспрепятствовать неискусство нашей речи, да и у нас была забота больше о пользе, нежели о похвале. Всех, до чьих рук дойдет это сочинение и кому приятна жизнь и учение святых, прошу все то, что понравится в них, приписать отцам, а что не понравится, то — нам.