🎧Григорий Великий (Двоеслов). Правило пастырское или о пастырском служении (ч.3,4)

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений свт. Григория
ПЕРЕЙТИ на главную страницу Правила пастырское…

Часть четвертая, заключающая в себе одну только главу, которая по общему счету глав в целой книге (какой счет и ведется в некоторых изданиях, не допускающих деления на части), – есть.
Глава LXV. О том, что пастырь-проповедник, исполнив все должное в отношении к подчиненным своим, обязан обращать внимание и на самого себя, дабы ни жизнью, ни проповедью своею не надмеваться.

Часть третья – О том, каким образом пастырю, законно достигшему пастырского служения и сообразно своему сану живущему, надлежит поучать и назидать свою паству

Глава I. Эта глава состоит из предисловия (prologus) к целой части, в котором показывается, какого разнообразия требует проповедническое искусство пастыря духовного в его поучениях по отношению к пасомым

Изъяснив необходимые качества доброго пастыря, покажем теперь, как он должен учить и наставлять своих пасомых. Ибо не всем, как заметил еще задолго до нас блаженной памяти Григорий Назианзен (в первом слове своем (в наст. — третьем слове), соответствует одинаковое поучение, при неодинаковых условиях состояния людей. Часто полезное для одних бывает вредно для других. Так и многие из трав, которые одних животных питают, других убивают; и один и тот же свист объезженного коня усмиряет, а молодого бесит; даже лекарство, которое одну болезнь облегчает и болящего исцеляет, другую может только усилить и больного повергнуть в безвыходное положение; наконец и самый хлеб, укрепляющий жизнь взрослых, расстраивает здоровье младенцев. Итак всякое слово учителей должно быть приспособлено к качествам и свойствам состояния слушателей, так чтобы каждому из них предлагаемо было свое, ему свойственное, и вместе с тем не отступало от общих требований назидательности. Ибо что такое напряженные умы слушателей, как не струны – если могу так выразиться – натянутые на музыкальном инструменте, к которым различно прикасается рука искусного игрока, чтобы от различных соприкосновений образовалась одна стройная, гармоническая, музыкальная песнь? И струны издают мелодические звуки потому именно, что приводятся в движение одним орудием, но не одинаковыми ударами. Таким образом и всякий пастырь Церкви, как учитель и руководитель своей паствы, чтобы пригодным быть для всех и каждого к созиданию их спасения, должен трогать и назидать сердца слушателей своих одним учением, но не одним и тем же тактом или размером.

Глава II. Перечень различных состояний слушателей, с которыми проповедник должен сообразоваться в своих поучениях

Так:–
Иначе должно наставлять мужчин, а иначе женщин.
Иначе юношей, иначе старцев.
Иначе бедных, иначе богатых.
Иначе веселящихся, иначе опечаленных и сетующих.
Иначе подчиненных, иначе начальствующих.
Иначе слуг, иначе господ.
Иначе мудрецов мира сего, а иначе буиих (неразумных, скудоумных, невежд).
Иначе распутных и бесстыдных, а иначе благонравных и стыдливых.
Иначе самонадеянных и дерзких, а иначе малодушных и робких.
Иначе нетерпеливых, иначе терпеливых.
Иначе доброжелательных, иначе завистливых.
Иначе простодушных и откровенных, а иначе хитрых и лукавых.
Иначе здоровых, иначе больных.
Иначе тех, которые удерживаются от злых дел по страху наказаний, а иначе ожесточенных во зле, на которых и наказания не действуют.
Иначе многомолчаливых, а иначе многоглаголивых.
Иначе слишком медлительных, а иначе слишком поспешных.
Иначе кротких, иначе гневливых.
Иначе смиренных, иначе гордых.
Иначе упорных и непреклонных, а иначе легкомысленных и непостоянных.
Иначе невоздержных, иначе воздержных.
Иначе тех, кои благотворят своим добром другим; а иначе тех, кои и чужое отнимают у ближнего.
Иначе тех, которые не простирают рук своих на чужое, но не выпускают из них и своего, а иначе тех, которые хотя и делятся добром своим с другими, однако же падки и на чужое.
Иначе враждолюбивых, иначе миролюбивых.
Иначе посевающих раздоры, иначе миротворцев.
Иначе тех, кои, не понимая надлежащим образом священного Писания, мечтают о себе, что они постигают его, как следует, а иначе тех, кои, хотя и понимают его хорошо, но, гордясь своим знанием, тщеславятся им пред другими: общий их недостаток, который должен иметь в виду проповедник, есть недостаток смирения.
Иначе тех, которые могли бы хорошими быть проповедниками, но, по излишнему смирению, боятся и уклоняются, а иначе тех, коих должна бы удержать от принятия на себя этого служения мысль о их несовершенстве или молодости, но которые, по своей опрометчивости, домогаются его.
Иначе тех, кои достигают всего, чего ни домогаются в мире сем; а иначе тех, кои тоже гоняются за мирскими благами, но во всем терпят неудачи.
Иначе тех, которые ведут супружескую жизнь, иначе ведущих жизнь безбрачную.
Иначе предающихся плотскому греху полового смешения (вне супружеского союза); а иначе девственников и девственниц, вовсе не познавших такового смешения.
Иначе оплакивающих грехи свои, совершенные на самом деле, а иначе оплакивающих грехи помышлений.
Иначе тех, которые каются в своих грехах, но не отстают от них, а иначе тех, которые перестают грешить, но не раскаиваются в содеянных грехах.
Иначе тех, кои живут беззаконно и тем еще тщеславятся, а иначе тех, кои осуждают пороки, между тем проводят жизнь порочную.
Иначе согрешающих по внезапному, увлечению, иначе стремящихся намеренно и обдуманно ко греху.
Иначе тех, которые дозволяют себе, хотя не большие, проступки, но притом часто, а иначе тех, которые остерегаются и маловажных, но за то иногда впадают в тяжкие преступления.
Иначе и не начинающих даже дел добрых; иначе начинающих только, но никогда не оканчивающих.
Иначе должно наставлять таких, которые совершают зло в тайне, а добро творят явно и открыто; иначе же тех, кои, наоборот, добрые дела свои скрывают, а сознают пред другими одни слабости свои…
Но что пользы от перечисления всего этого вместе, если мы не раскроем, с возможною краткостью, самого способа наставлений и не представим особых программ для каждого из них в отдельности?

Глава III. Каким образом нужно наставлять мужчин и как женщин; как юношей и как старцев

Наставление 1

Итак, иначе должно наставлять мужчин, а иначе – женщин. На первых надобно возлагать бремена более тяжелые, а на последних более благие и легкие, чтобы таким образом тем доставить поприще для упражнения их мужественных сил, как сосудам более крепким, a этих утверждать в добре кротостью, обращаясь с ними снисходительнее, как с более немощным сосудом женским (1Пет.3:7).

Иначе должно наставлять юношей, иначе – старцев; потому что юношей всегда почти удобнее бывает направить к совершенству строгостью предостережений, а старцы скорее вразумляются уважительным и почтительным увещанием. Так и Писание говорит: «Старца не укоряй, но увещевай (умоляй), как отца» (1Тим.5:1).

Глава ІV. Каким образом должно наставлять бедных и как богатых

Наставление 2

Иначе должно наставлять бедных, иначе – богатых. Бедным обязаны мы подавать утешение и отраду, чтобы не упадали они духом под тяжестью бедствий и уничижения, а в богатых – поселять страх, чтобы они не гордились и не превозносились. И Господь душе бедного говорит чрез пророка: «Не бойся, ибо не будешь постыжена; не смущайся, ибо не будешь в поругании» (Ис.54:4); а за тем, как бы желая показать ей свое сожаление об участи ее и обласкать ее, присовокупляет: «Бедная, бросаемая бурею, безутешная!» (Ис.54:11); наконец указывает ей это утешение в следующих словах: «изъях тя из пещи убожества» (Ис.48:10). Напротив, о богатых вот что пишет апостол Павел ученику своему: «Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали [о] [себе] и уповали не на богатство неверное» (1Тим.6:17). Стоит заметить здесь, что учитель смирения, когда дело коснулось богатых, не сказал: «проси, убеждай, уговаривай», но говорит: «запрещай или заповедай» потому что сколько слабый и уничиженный имеет право на снисхождение наше, столько сильный и высокомерный не заслуживает пощады. Прямая истина тем прямее должна быть высказываема таковым людям, чем более они надмеваются горделивыми помышлениями о своих тленных благах. К ним-то обращены эти горькие слова Спасителя в Евангелии: «Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение» (Лк.6:24). Они получают утешение в настоящей жизни, наслаждаясь своим довольством во всем; но за то они не вкусят радостей вечных. Поэтому бедных, искушаемых как бы очистительным огнем в горниле убожества и нищеты, надлежит утешать, а на богатых, пресыщающихся наслаждением временных благ, наводить страх, чтобы одни познали, что богатством, которого они отчуждены, могут обладать и они, другие же уразумели бы, что тоже богатство, которым они наслаждаются здесь, рано или поздно должны оставить они.

Впрочем, нередко нравы людей принимают обратное направление, так что и богатый бывает кроток и бедный – горделив. В таком случае слово проповедника опять должно сообразоваться с состоянием и образом жизни слушателя: превозношение бедного тем строже надобно обличать, что и самое убожество не смиряет его, а смирению богатого тем большую придавать ценность, что он не надмевается и при богатстве, которое так легко располагает к гордости.

Иногда же нужно бывает проповеднику и с гордым богачом беседовать ласково. Так, часто и жестокие раны врачуются легкими припарками, и неистовство помешанные укрощаются приветливым словом врача, по мере того, чем с ними ласковее и ласковее обращаются. Недаром замечено и в Писании, что когда дух лукавый нападал на Саула, то Давид принимался за гусли, и, прогоняя игрою своею бешенство его, возвращал царю спокойствие (1Цар.18:10). Что же изображает здесь состояние Саула, как не превозношение сильных? И что выражает состояние Давида, как не смиренную жизнь святых мужей? Итак, подражая примеру Давида, который, как только дух нечистый овладевал Саулом, тотчас начинал играть на гуслях и своею усладительною игрою обуздывал его беснование, и мы исполним пастырский долг свой, если не убоимся ниже устрашимся и сильных земли, превозносящихся до исступления, усмирять и вразумлять, для спасения их души, ласковым и кротким увещанием, как бы сладкогласием гуслей.

А иногда, когда решаемся выступить с обличением против сильных мира сего и берем на себя тяжелую обязанность вразумить их и навести на путь раскаяния, весьма полезно бывает начать речь свою притчею или аллегорическим уподоблением, предлагая им на рассуждение как бы чужие поступки; и, когда они произнесут над ними, как чуждыми им, свой строгий и беспристрастный суд, тогда-то с ораторским искусством и обратить этот суд на них самих, так чтобы надмевающийся временным могуществом ум изобличаемого не мог восстать на обличителя, казнив собственным приговором свою гордость, и не пытался даже защищаться, связав наперед сам себя своим же осуждением. Вот почему и Нафан пророк, пришедши обличить царя Давида в тяжком его преступлении, просил у него суда якобы по делу об обиде, нанесенной богатым убогому, не указывая личности ни того ни другого, в форме приточной аллегории, и когда царь сам произнес приговор по этому делу, яко сын смерти есть муж сотворивый сие, тогда уже пророк объявил ему и обидевшего и обиженного: «ты муж сделавший это, — возвысил он голос, — Урию Хеттеянина ты поразил мечом; жену его взял себе в жену» (2Цар.12:5,7:9). Таким образом и царь выслушал от пророка обличение во грехе своем, приняв это обличение со смирением, так как не мог уже противоречить собственному приговору своему, произнесенному против самого себя, и пророк достиг своей цели, возбудив в согрешившем раскаяние пред Богом, которое он тут же и выразил пророку: «согрешил я пред Господом», вследствие чего и получил чрез того же пророка помилование от Господа: «и Господь снял» – были слова к нему пророка – «с тебя грех твой» (2Цар.12:13). Так-то святый муж Божий, видя пред собою в лице Давида и грешника и царя, дивным образом распорядился сперва довести могущественного подсудимого до сознания и признания повинности своей во грехе собственным его же самого осуждением, а потом уже позаботился об исцелении его от греховного недуга доведением до сердечного сокрушения и раскаяния для получения от Верховного Судии Небесного помилования и прощения. Он скрыл на время от царя личность его; но как только уловил в нем благоприятную для своей цели минуту, то сейчас же воспользовался ею. Конечно, пророк не имел бы такого успеха, если бы он с первых слов открыл царю вину его и тут же вздумал бы разить его обличениями и упреками, но под покровом притчи он сумел мастерски изострить меч, до времени скрываемый, для верного направления его к желаемой цели. Он, как искусный и опытный врач, пришел к больному, видел, что нужно рассечь рану, но сомневался в терпеливой решимости больного. Поэтому скрыл под полой платья своего спасительное железо, и потом внезапно вонзил его в рану, так что больной почувствовал его действие прежде, нежели увидал его; ибо если бы он заранее подметил его, то едва ли согласился бы испытать на себе действие его.

Глава V. Каким образом должно наставлять веселых; как – печальных и сетующих

Наставление 3

Иначе должно наставлять веселящихся, а иначе – опечаленных и сетующих. Веселым надобно напоминать о той скорби, которою будут сопровождаться вечные мучения; а печальным – о той радости, какая обещана в царствии небесном. Пусть веселящиеся по строгости и силе угроз уразумеют, что и им есть чего страшиться; пусть скорбящие утешатся мыслью о радостях и наградах, коих они могут ожидать. Ибо первым Иисус Христос говорит: «горе вам смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете» (Лк.6:25); а последние от того же Учителя слышат: «вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин.16:22). Некоторые впрочем бывают веселы или печальны не от успеха или неудачи в делах, а от природного темперамента (per cunspersionem). Таковым надобно внушать, что каждому темпераменту, по особенному свойству оного, свойственны и близки особые пороки. Так веселые легко могут вдаваться в роскошь, а печальные предаваться унынию и увлекаться гневом. Поэтому необходимо предпринимать меры предосторожности не только против слабости, которая уже заключается в самом темпераменте, но и против того опаснейшего зла, которое может развиться от этой слабости: иначе, не противоборствуя тому, что уже насильственно владычествует над нами, мы можем подпасть и другому тирану, от которого пока еще свободны.

Глава VI. Каким образом должно наставлять подчиненных и как начальствующих

Наставление 4

Иначе должно наставлять подчиненных, а иначе – начальствующих. Тем надобно напоминать, чтобы не сокрушались своим подчинением, а сим внушать, чтобы не гордились своею властью; тем, чтобы даваемые им приказания исполняли в точности, а сим, чтобы не давали таковых приказаний сверх должного; тем подтверждать, чтобы они начальствующим повиновались беспрекословно, а сим подавать советы, чтобы они управляли подчиненными с кротостью. Ибо следующие слова Апостола можно некоторым образом относить и к подчиненным: «Дети, будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу»; а следующие – и к начальствующим: «Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали» (Кол.3:20 и 21). Да познают же и первые т. е. подчиненные, как должны они вести себя в отношении к властям, и последние т. е. начальствующие, как должны они обращаться с подвластными, да всяка душа властям предержащим повинуется Господа ради: «царю ли, как верховной власти, аще ли же князем (правителям), правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, …. существующие же власти от Бога установлены», Который потребует от них тем большей ответственности, чем высшее занимали они место в обществе (Рим.13:1; 1Пет.2:13 и 14; Прем.6:3–7).

И потому в особенности должны знать и памятовать начальники, что они, когда делают или даже допускают какие-либо беззакония, то каждый раз казнят себя, подавая чрез то гибельные примеры соблазнов и подчиненным своим. По сему им необходимо тем более остерегаться греховных поступков, что всякий грех их убивает не одну их душу, но и души многих, увлекающихся их примерами. Значит, подчиненным надобно внушать, что они могут подвергнуться более строгому наказанию, если не сумеют совладеть даже самолично с собою; а начальникам, – что они будут еще отвечать за преступления своих подчиненных, хотя бы сами за себя и спокойны были. Подчиненные обязаны тем внимательнее смотреть за собою, что на них не лежит никакой заботы надзирать за другими; начальники же сколько должны заботиться о других, столько не забывать и себя, и так ревновать о собственном благе, чтобы не сделаться равнодушными к охранению блага и своих подчиненных. Первым, когда кто из них не умеет управиться и сам с собою, говорится у Премудрого в назидание: «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его; или, иди ко пчеле, и увидь, коль сеятельница есть; и будь мудрее их (et disce sapientiam – и поучись у них мудрости)» (Притч.6:6 и 8). А последним делается такая угроза: «Сын мой! если ты поручился за ближнего твоего и дал руку твою за другого, — ты опутал себя словами уст твоих, пойман словами уст твоих» (Притч.6:1 и 2). Ибо поручиться за друга значит взять чужую душу на свою ответственность или на свой страх. Поручитель как бы передает себя в распоряжение врага (apud extraneum – в распоряжение другого); потому что ручательство постоянно связывает его, отчего прежде он был свободен. Он связал себя, как бы сетью, обязательною порукой своею, закрепил так сказать себя, как пленник и раб, собственными устами своими в том, что, уча по обязанности добру тех, кто ему поручен, он прежде всего будет подавать им собою живой пример доброго согласия между учением и жизнью, наблюдая и за ними и строго преследуя в них всякое разногласие в том. По сему-то Премудрый и увещевает его, – далее, – не упадать духом среди таких трудных обязанностей: «Сделай же, сын мой, вот что, и избавь себя, так как ты попался в руки ближнего твоего: пойди, пади к ногам и умоляй ближнего твоего;не давай сна глазам твоим и дремания веждам твоим» (Притч.6:3 и 4). И конечно, тот, кому вверяется надзор за другими, обязан не только сам бодрствовать, но и возбуждать ближнего от греховного сна: для него, как начальника, не достаточно подавать собою добрый пример, если в тоже время оставляет он на произвол своих подчиненных. Премудрый не удовольствовался словами: «не даждь сна твоима очима», но к ним присовокупил еще и следующие: «ниже да воздремлеши твоима веждома». Ибо дать сон очам значит для начальника совершенно пренебречь заботу о подчиненных и не обращать на них никакого внимания, а воздремать веждями значит как бы видя не видеть проступков в подчиненных и пропускать их сквозь пальцы без всякого обуздания. Вполне спит тот начальник, который и не знает и не исправляет своих подчиненных; но тот не спит, а только дремлет, который хотя и знает и видит их недостатки и пороки, требующие обличения и искоренения, но по своей беспечности, соединенной с каким-то тупоумием и равнодушием, не употребляет надлежащих мер к исправлению. He мешает впрочем заметить, что от дремоты не далек переход и к совершенному засыпанию, так что нередко начальник, не обращающий внимания на беспорядки, ему известные, и не принимающий против них никаких мер исправительных, доходит до такого небрежения о своем долге, что уже ни знать ни слышать не хочет о беспорядках в своем управлении.Итак, надобно увещевать начальствующих, чтобы они постоянно и неусыпно бодрствовали, обращая взоры свои повсюду и внутрьуду и внеуду, подобно апокалипсическим животным небесным (Откр.4:6 и 8. Иез. гл. I), о которых Писание говорит, что они исполнены были «очес спреди и созади», то есть, смотрели и внутрь своего круга и окрест. Так должны быть они внимательны и к себе и к другим. Надлежит выяснить им, что самое достоинство их, пост занимаемый ими в обществе, самое положение их, – все это требует от них, как начальников, чтобы они в одно и тоже время и за собою смотрели, прислушиваясь к голосу внутреннего судии своего, и за подчиненными своими наблюдали, подавая им наперед пример своею жизнью, как должно вести себя.

Подчиненным же надобно внушать, чтобы они не осуждали опрометчиво жизни своих начальников, если в них случится им заметить какой-либо недостаток или даже порок; потому что это осуждение, хотя бы оно и справедливо было, может иногда раздражить гордость начальника и повести к тому, что он может сделаться чрез это еще хуже. Пусть они особенно остерегаются при этом высказывать против них какие-либо дерзости, и, если уже нельзя молчать против явных их пороков, пусть тогда судят и разбирают эти слабости, но не осуждают личности их, между собою так, чтобы это не препятствовало им быть почтительными к их сану, ради страха Божия, нисколько не выходя из подчинения. Этот урок лучше всего может быть уяснен примером Давида. Когда враг и преследователь его, Саул, вошел в пещеру для испражнения (ad purgandum ventrem); в то время Давид с приближенными своими находился там, – Давид, которого давно уже и так несправедливо преследовал царь. Мужи Давидовы тотчас стали разжигать в нем мщение и убеждали его воспользоваться этим случаем, чтобы убить Саула. Но Давид отверг предложение их, еже нанести руку на Христа (помазанника) Господня. Он только подошел к царю, не давая себя заметить, и «тихонько отрезал край от верхней одежды» (1Цар.24:4, 5, 7, 8, 11:12). Что же знаменует здесь собою Саул, как не худых начальников? и что Давид, как не добрых подчиненных? Как ни беззащитно было положение Саула, Давид устрашился однако же поразить его мечем: так и всякий подчиненный должен питать уважение к начальникам и воздерживаться от всяких укоризн и порицаний, не дерзая уязвлять личности мечем языка своего, когда касается слабостей ее. Давид позволил себе только отай отрезать край одежды Саула: подобно сему и подчиненные могут скромно и безвредно для начальника судить о его делах, но не осуждать его самого, как бы отай касаясь только ризы его; могут даже высказываться пред ним, но с кротостью и смирением Давида (1Цар.24:9–17), решаясь на это не без трепета, подобно тому же Давиду, о котором в Писании замечено при этом: «Но после сего больно стало сердцу Давида, что он отрезал край от одежды Саула» (1Цар.24:6). Таким образом начальников не должны осуждать подчиненные, хотя бы дела их и достойны были осуждения. Если же язык наш иногда погрешает в этом, то сердце наше должно искупить этот грех покаянием, чтобы нам самим не подпасть суду Того, от Кого предержащие власти установлены. Ибо восставать против начальников значит восставать против Того, Кто даровал им власть и поставил их начальствовать над нами: «нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим.13:1 и 2). Посему-то и Моисей, когда узнал, что народ ропщет на него и Аарона, сказал: « а мы что? не на нас ропот ваш, но на Господа» (Исх.16:8).

Глава VII. Каким образом должно наставлять слуг и как господ

Наставление 5

Иначе должно наставлять слуг, иначе – господ. Учите слуг всегда иметь в виду смиренную долю их состояния; учите владык и господ не забывать, что и они, по природе, такие же люди, как их рабы и слуги. Слугам и рабам надобно внушать, что они оскорбляют Бога гордым противлением Его воле, если презирают своих господ и владык неповиновением своим; а владыкам и господам напоминать, что и они также оскорбляют Бога гордым злоупотреблением Его дара, если не признают и не допускают равенства себе по природе в тех, которые подчинены им и над которыми господствуют они по случайным и условным обстоятельствам. Первые должны помнить, что они – слуги и рабы своих господ и владык, а последние не должны забывать, что они – нечуждые своим слугам и рабам, а ближние их, имеющие по природе право на братолюбивое с ними обращение. Ибо как одним сказано: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа [им], как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога» (Кол.3:22), и еще: «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым» (1Пет.2:18), и: «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести» (1Тим.6:1); так и другим повелевается: «И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь» (Еф.6:9).

Глава VIII. Каким образом должно наставлять мудрых мира сего и как скудоумных

Наставление 6

Иначе должно наставлять мудрых мира сего, иначе – скудоумных. Первых увещевайте не тщеславиться и не зазнаваться тем, что они знают: а последних – познать то, чего они не знают. У тех прежде всего разрушьте в уме их предубеждения в том, что они мудры, а у этих прямо назидайте сердца знанием мудрости верховной, так как они готовы к восприятию ее, будучи чужды всякой гордости. Тех научите сделаться мудробуйими, не гоняться за глупою мудростью века, а полюбить и изучить мудрое юродство Божие; этих же убеждайте от мнимого юродства перейти к истинной мудрости и сродниться с нею поближе. Ибо тем Писание говорит: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1Kop.3:18 и 19); а об этих в том же Писании сказано: «не много [из вас] мудрых по плоти, но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых» (1Kop.1:26 и 27). Те удобнее вразумляются доводами от ума; на этих более действуют наглядные примеры. На тех тогда только можно действовать с успехом, когда опровергаются и разбиваются доказательства их умствования, и таким только образом они, видя себя обезоруженными, могут сдаться побежденными, а для этих достаточно иногда бывает указать на похвальные дела подобных им людей. Посему-то и апостол Павел, этот великий учитель Церкви, который долгом своим считал благовествовать и мудрым и неразумным (невеждам) (Рим.1:14 и 15), когда писал послание к Евреям, из которых одни считались мудрецами, а другие скудоумными, первым, доказывая исполнение Ветхого Завета, говорил между прочим: «Говоря `новый’, показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» (Евр.8:13), и таким образом побеждал их мудрость, а последних, надеясь лучше убедить в вере наглядными примерами, так и убеждал, и в том же послании, после перечисления множества образцовых примеров таковых, в заключение говорил им: «другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, … те, которых весь мир не был достоин… Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр.11:36–38, 13:7). Таким образом апостол над одними торжествовал посредством умозрительных доводов, а на других действовал наглядными примерами, увлекая их последовать чрез подражание великим мужам древности.

Глава IX. Каким образом должно наставлять распутных и бесстыдных; как – благонравных и стыдливых

Наставление 7

Иначе должно наставлять распутных и бесстыдных; а иначе – благонравных и стыдливых. На распутных и бесстыдных надобно действовать строгими и жесткими мерами, чтобы обуздать укоренившиеся в них пороки, a благонравных и стыдливых нужно располагать к исправлению в погрешностях скромным увещанием. Первые не отстанут от своих пороков дотоле, доколе не будут учащены настоятельные против них обличения и обуздания, а для исправления последних достаточно напомнить только им о их погрешностях. Тех нужно разить прямо и открыто для лучшего достижения цели, а этих довольно слегка и как бы стороною касаться для большего успеха. Так и Господь, обличая бесстыдство и распутство преступницы – иудейской нации, открыто упрекал ее чрез пророка в следующих выражениях: «А у тебя был вид блудницы, ты забыла про стыд» (Иер.3:3). Когда же она являлась целомудреннее и стыдливее, тогда и Господь обращался к ней мягче с согретыми любовью словами: «Не бойся, ибо не будешь постыжена; не смущайся, ибо не будешь в поругании; ты забудешь посрамление юности твоей и не будешь более вспоминать о бесславии вдовства твоего: Ибо твой Творец есть супруг твой… и Искупитель твой» (Ис.54:4 и 5). Так и апостол Павел открыто порицал явно погрешавших галатян против его благовествования, пиша к ним в своем послании: «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию … О, несмысленные Галаты! кто прельстил вас не покоряться истине?… Так ли вы несмысленны, что, начав духом, теперь оканчиваете плотью?» (Гал.1:6, 3:1 и 3). А скромным и благонравным филиппийцам, которых называет в послании венцом проповеди своей, сделал только легкий намек о той вине их, какую допустили они в отношении к нему, по неблагоприятным обстоятельствам, и то с сердечным соболезнованием: «Я весьма возрадовался в Господе, — говорит он им, — что вы уже вновь начали заботиться о мне; вы и прежде заботились, но вам не благоприятствовали обстоятельства» (Флп.4:1 и 10). Там была важная погрешность, – и она поставляется на вид без всякой пощады; здесь замечается о не так важной и притом как бы невольной вине, – и она прикрывается одним ласковым напоминанием, даже оправдывает ее Апостол обстоятельствами.

Глава X. Каким образом должно наставлять самонадеянных и дерзких; как – малодушных и робких

Наставление 8

Иначе должно наставлять самонадеянных и дерзких; а иначе – малодушных и робких. Первые, слишком много думая о себе, презирают и уничижают других; а последние, чрез меру живо сознавая свои немощи, часто впадают в отчаяние. Те во всех поступках своих видят одну только хорошую сторону; а эти все дела свои признают ничего не заслуживающими, кроме презрения, и потому сокрушаются безнадежностью.

Что касается до самонадеянных и дерзких, то проповедник в обличении своем с большим искусством должен разбирать дела их, дабы показать им, что все их поступки, коими они столько услаждаются, оскорбительны для Бога. И мы удобнее можем исправить такого рода людей, когда раскроем пред их взором всю нечистоту действий, в которых они привыкли видеть одно только доброе и совершенное, и покажем им в назидание, что все то, в чем они поставляют свою славу, сопровождается и послужит для них бесчестием. Если же они не сознают своей дерзости в самонадеянности, считая себя правыми; то для удобнейшего обращения их можно указывать им на таковые же поступки других лиц, проступки коих сделались уже известными чрез оглашение, и таким образом, в лице других изобличая их же самих, заставить их сознаться, что они неправы в том, в чем защищают себя. Так апостол Павел, заметивши, что между коринфянами явился дух рвения, распрей и самонадеянной дерзости, так что один говорил: «`я Павлов’; `я Аполлосов’; `я Кифин’; `а я Христов’» (1Kop.1:12), – представил им преступление кровосмесителя, совершившееся у них же и оставленное ими без исправления. Он обратился к ним с следующими словами: «Есть верный слух, что у вас [появилось] блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников, что некто [вместо] [жены] имеет жену отца своего; И вы возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1Kop.5:1 и 2). Он как бы так говорил: не дерзко ли вы поступаете, называя себя последователями то того, то другого, тогда как вы же сами своим нерадеянием показываете, что никому не следуете?

Напротив того, малодушных и робких мы можем расположить к лучшей жизни тогда, когда представим им добрые их качества в лице других, с тем – чтобы, обличая в них дурные поступки, присоединить к тому проникнутую любовью похвалу и за добрые; потому что похвала ободряет слабые души, а строгое, обличение повергает их в уныние. Иногда же полезно бывает указать им даже прямо на их добрые дела. А что касается до погрешностей, замечаемых в них, то мы не должны нападать на оные, как на действительные, а должны только предохранять от них, как от возможных, так чтобы и достойное одобрения поддерживалось и возрастало в них нашим участием, и заслуживающее порицания ослаблялось и наконец вовсе искоренялось при нашем скромном напоминании. Посему-то тот же апостол Павел, узнавши, что фессалоникийцы, несмотря на то, что твердо держались учения веры, им преподанного, стали предаваться унынию в ожидании якобы скорого пришествия Господня и кончины мира, – как было возвещаемо им, – сперва обращает внимание на их твердость веры и похваляет их за нее, a потом уже с благоразумною осторожностью обращается к их слабости и укрепляет их. Он наперед говорит им: «Всегда по справедливости мы должны благодарить Бога за вас, братия, потому что возрастает вера ваша, и умножается любовь каждого друг ко другу между всеми вами, так что мы сами хвалимся вами в церквах Божиих, терпением вашим и верою» (2Фес.1:3 и 4). Похваливши таким образом их веру и любовь, он переходит затем к главному предмету наставления своего: «Молим вас, братия, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов» (2Фес.2:1 и 2). Так св. апостол, как богомудрый учитель, прежде восхваляет в них добрую сторону, а потом уже предлагает им в их слабостях наставление, чему они должны следовать. Зная о малодушии унывающих и видя их смущение, он не прибегает к обличению в них этих слабостей, а только, как бы не зная того, предохраняет их от страха и тревоги, как могущих иметь на них вредное влияние; иначе, если бы он высказал им, что ему известно это состояние их, тогда они еще более смутились бы, признавая себя тем более достойными порицания, чем более скрывали это от него.

Глава XI. Каким образом должно наставлять нетерпеливых и как терпеливых

Наставление 9

Иначе должно наставлять нетерпеливых, иначе – терпеливых. Нетерпеливым, которые обыкновенно бывают вспыльчивы, раздражительны, сердиты, надобно ставить на вид, что в этом состоянии, как состоянии неестественном, они могут увлекаться в бездну многих преступлений, о которых и не помышляют, ибо ярость гнева влечет душу нашу к тому, к чему она в обыкновенном состоянии вовсе не расположена, и мы без сознания совершаем то, о чем после, пришедши в сознание, скорбим и жалеем. Надобно представить им и то, что мы, совершивши что-либо в разгаре гнева, часто едва можем припомнить, что было с нами в сем состоянии. Во гневе мы часто забываем и те добрые дела, которые совершены нами в спокойном состоянии духа, и то, что стоило нам великих и продолжительных трудов, мы вдруг разрушаем. Чрез нетерпение мы теряем даже любовь, которая по справедливости признается матерью и хранительницею всех добродетелей; ибо любовь, по слову Апостола, долготерпит (1Kop.13:4). Чрез нетерпение мы теряем и разум, которым поддерживается самая любовь ибо долготерпелив муж, по словам Премудрого, мног в разуме (Притч.14:29). Итак, кто не терпелив, тот не имеет любви, и чем меньше кто терпелив, тем меньше в нем разума. И тот пастырь-учитель не много принесет пользы для своей паствы, кто в жизни не умеет и не может терпеливо переносить скорби и огорчения. Чрез нетерпение человек часто делается высокомерным и гордым; ибо, не терпя презрения и унижения, он старается выказать пред всеми, что есть в нем доброго, чтобы только выставить себя на показ, и таким образом от нетерпения переходит к тщеславию. Посему-то сказано: благ терпеливый паче высокого духом (Еккл.7:9); потому что муж терпеливый лучше согласится терпеть зло, нежели тщеславиться добром, тогда как гордый духом всегда готов превозноситься даже мнимым добром, только бы ему не потерпеть ни малейшего зла, будучи не в состоянии терпеливо переносить его. Итак, поелику мы, теряя терпение, разрушаем и другие добродетели, то не напрасно повелено Иезекиилю сделать углубление в жертвеннике храма (Иез.43:13), чтобы удобнее сохранялись возлагаемые на него жертвы. Ибо если бы жертвенник не имел углубления, то находящиеся на нем жертвоприношения удобно могли бы быть разносимы ветром во время всесожжения. Что же такое жертвенник Господень, как не душа праведника? Что такое приношения, здесь упоминаемые, если не дела добрые благочестивой души, которые творя каждый раз возлагает она на себя, как жертву на жертвенник, пред взором Божиим? Что такое углубление в жертвеннике, если не терпение праведного, терпение которое, смиряя человека в несчастии, делает как бы углубление в его душе? Пусть же будет углубление в жертвеннике, чтобы ветер не рассеял предложенной на нем жертвы, то есть, пусть избранные будут терпеливы, чтобы нетерпение не рассеяло, подобно ветру, добрых дел их. Что же значит, далее, самая мера этого углубления – локоть един (fossa unius cubili там же), как не взаимное единение душ, происходящее от терпения и любви? Посему и апостол Павел говорит: «друг друга тяготы носите, и так исполните закон Христов» (Гал.6:2). Ибо закон Христов есть любовь единения, и сей закон исполняют только те, которые не ослабевают и среди тягчайших бедствий. Пусть же не воздерживающиеся от гнева послушают, что говорит еще Премудрый: «лучше муж долготерпелив паче крепкого, удерживаяй же гнев паче вземлющего град» (Притч.16:32). И действительно, брать города не так важно, как удержать победу над гневом силою терпения: ибо там побеждается то, что вне нас, а здесь то, что в нас самих: здесь душа наша силою терпения саму себя покоряет и берет в свою же власть. Пусть услышат они слова самой Истины, вещающей своим избранным: «терпением вашим спасайте души ваши» (Лк.21:19). И мы так видно созданы, что в нас разум управляет душою, а душа – телом. Но душа лишается власти над телом, если сама не подчиняется разуму. Посему Господь стражем нашего благосостояния поставил терпение, в котором собственным примером научил нас владеть самими собою. Сколь же велика посему вина – потерять терпение! Это значит – потерять власть над собою. Пусть еще услышат нетерпеливые, что говорит Господь чрез Соломона: весь гнев свой произносит безумный; премудрый же скрывает по части (Притч.29:11), предоставляя дело будущему. Ибо душа нетерпеливого, в безумии своем, изрыгает всю злобу свою тем сильнее, чем бессильнее в нем разум, напротив того мудрый обуздывая в себе всякий гнев, воздерживается от него и ждет будущего: он не желает мщения ближнему, хотя бы и потерпел от него какую-либо обиду, но терпеливо переносит ее и всегда готов прощать его, зная, что на будущем суде Божием всем и каждому воздастся по делом.

На терпеливых же должно действовать иным путем: им надобно внушать, чтобы они при внешнем терпении имели и внутреннее, не давая тайной скорби гнездиться в душе своей; иначе – их жертва, снаружи чистая, приправленная мукою и солью, будет отравлена внутри заразою злобы. Положим, что это укроется от людей, но пред взором испытующего сердца и утробы грех сей явится во всей наготе, и скрываемая скорбь будет тем преступнее, чем большею добродетелью казалась она для людей – эта мнимая жертва наша. Итак те, которые терпеливо переносят обиды, пусть вместе с этим стараются оказывать и любовь свою к обидевшим их; иначе – терпение их, не сопровождаемое любовью, может обратиться в ожесточенную ненависть. Поэтому апостол Павел, сказавши: «любовь долготерпит», тотчас же прибавляет: (любовь) «милосердствует» (1Kop.13:4). Чрез это он показывает, что исполненное любви сердце не только переносит обиды по терпению, но и никогда не перестает любить по милосердию. Оттого-то тот же учитель, побуждая учеников своих к терпению и взаимной любви, после сказанных им слов: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие … да будут удалены от вас», прибавляет и сие: «со всякою злобою» (Еф.4:31). Так, он сперва указал на внешнее воздержание, а потом обращается к внутреннему; ибо, тщетно стал бы кто-нибудь воздерживаться от всяких внешних обнаружений гнева, если внутри его господствует злоба – этот источник пороков, подобно тому, как тщетно стали бы мы отсекать испорченные ветки дерева снаружи, если порча его кроется внутри в самом корне. He потому ли и сама Истина небесная изрекла: «любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» (Лк.6:27 и 28)? Итак, в глазах людей терпение – добродетель, а пред Богом добродетель – любовь; ибо Ему благоугодна только та жертва, которую возжигает пред Его взором пламень любви на алтаре добрых дел. Поэтому Спаситель и в другом месте обращается к тем, которые лицемерно являют терпение, а в сердце своем не имеют любви, с такими словами: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф.7:3; Лк.6:41). Здесь под сучком в глазе можно разуметь возмущение или проявление (perturbatio) нетерпения, а под бревном в глазе – злобу в сердце. Первое зависит от неблагоприятных обстоятельств искушения, а последнее заключается в закоренелости и неизменности самой злобы. И потому кстати далее затем сказано: «Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф.7:5 и Лк.6:42). Этими словами как бы так сказано питающему и скрывающему внутри себя скорбь злобы, а наружу заявляющему себя чистым и не укоризненным под видом притворного терпения: изгони прежде из себя тяготеющего над тобою духа злобы, и тогда обличай других в слабости их нетерпения; иначе, если ты не постараешься избавиться от него, преодолев в себе лицемерие, то для тебя будет еще хуже брать на себя тяжелое бремя чужих грехов. Нередко еще случается с нами, что мы в то время, когда терпеливо переносим бедствия и огорчения, никакой скорби не питаем в себе и блюдем чистоту сердца от всякой злобы; но потом, приводя себе на память то, что мы вынесли и претерпели, начинаем скорбеть о нашем минувшем уже бедственном состоянии, даже иногда стыдимся своей терпеливости, как будто робости или слабости, изыскиваем средства к мщению и прежнюю кротость превращаем в злобу. В этом случае пастырь-проповедник наилучшую может оказать услугу поучаемым терпеливцам своим, если раскроет и объяснит им, что за причина таковой с вами перемены. Он должен тут указать им главным образом на исконного врага нашего спасения, с которым мы должны вести постоянную борьбу. Ибо этот коварный враг, которого сам Спаситель называет человекоубийцею искони (Ин.8:44), всегда старается вооружать одного из нас против другого, возбуждая в одном вражду, а в другом мщение. Но, победив одного – враждующего и наносящего обиду, этот враг часто побеждается другим – терпеливо переносящим наносимую ему обиду и воздерживающимся от мщения враждующему. Тут-то враг, победитель одного, над которым успел восторжествовать, не одержавши победы над другим, мужественно отразившим его на открытой брани, начинает против него брань тайную, более опасную, выжидая благоприятного времени для обольщения. Проигравши сражение в открытом поле, он прибегает к тайным и сокровенным козням, расставляет ему сети повсюду, а сам укрывается в засаде, чтобы тем удобнее уловить свою жертву. По окончании явной борьбы, во время покоя и тишины, он прокрадывается в душу своего победителя, приводит ему на память или потери вещественные или обиды нравственные, и все причиненное ему, выставляя в виде преувеличенном, представляет делом нестерпимым и не выносимым, так что нередко приводит победителя своего в такое смущение, что тот стыдится уже своей терпеливости, смотря на нее не как на добродетель, а как на слабость и малодушие, и таким образом из победителя делается побежденным, скорбит о том, что оставил оскорбителя своего без отмщения, а наконец ищет случая воздать ему сугубо. Таковые терпеливцы похожи бывают на тех воинов, которые мужеством своим в открытой борьбе побеждают, но потом в стенах города ими же занятого, чрез свою оплошность, сами попадают в сети и уловляются. Они похожи еще на тех, которых острые болезни не сокрушают, но медленно действующие лихорадочные припадки (leniter veniens recidiva febris) и часто повторяющиеся убивают их. Поэтому их надобно предостерегать, чтобы они, одерживая победу над врагом, не предавались беспечности, но зорко смотрели за ним и не переставали ограждать себя от его нападений вражеских, чтобы не забывали того, что враг, побежденный в борьбе открытой, не останавливается на том, а вступает в более опасную борьбу закрытую; чтобы они страшились не столько тяжких болезней, но редких и скоропреходящих, сколько слабых недугов, но за то продолжительных и возвращающихся: иначе лукавый враг в конце концов может восторжествовать над своим противником, и тем с большею гордостью и тщеславием, чем продолжительнее и упорнее велась борьба.

Глава XII. Каким образом должно наставлять доброжелательных и как завистливых

Наставление 10

Иначе должно наставлять доброжелательных, иначе – завистливых. Учите первых – сорадоваться благосостоянию ближних столько же, сколько и сами они желают себе того же. Пусть они восхваляют с любовью добрые дела других и вместе с тем пусть подражают им в распространении и приумножении оных, чтобы не пришлось им, оставаясь на поприще настоящей жизни хотя доброжелательными и благораспоженными к подвигам чужим, но праздными зрителями оных, остаться в последствии без награды, которая предоставляется только подвизавшимся, и потом сокрушаться при виде победных пальм, полученных теми, на подвиги коих они прежде смотрели праздно. Конечно, мы много погрешаем, если не любим добрых дел ближних своих; но с другой стороны мы не заслуживаем и награды, когда не подражаем, по возможности, тем добрым делам, которые любим и превозносим в других. Таковых людей надобно наводить на мысль, что если они не подражают добрым делам, которые сами одобряют и восхваляют в других· то они уподобляются на этот раз праздным жителям пустых увеселений зрелищных: для них святость добродетелей есть тоже, что для сих суетность представлений на зрелище, где любители этих зрелищ вообще любят глазеть на них, удивляются искусству каких-нибудь фокусников и комедиантов и превозносят их похвалами, но не желают подражать им и последовать их примеру. Им надобно внушать, чтобы они, смотря на добрые дела других, были по внимательнее и к себе, чтобы, любя и прославляя их, не уклонялись и сами от подражания им; потому что чрез таковое уклонение они тем большему подвергаются осуждению, чем больше любят и восхваляют то, чему не хотят подражать.

Завистливых же вразумляйте, рассуждая с ними о том, как слепы те, которые томятся духом зависти при виде благополучия других – чахнут от скорби при возвышении их; как несчастны те, которых счастье ближнего делает худшими: они и не замечают того, что, сокрушаясь скорбью при виде возрастающего благосостояния других, они сами себя губят пагубою своей завистливой души. И что несчастнее этих страдальцев, когда счастьем ближнего своего они огорчаются и печалятся, и это самое огорчение, эта самая печаль, как заслуживаемое ими наказание, повергает их в худшее и худшее состояние? Им надобно внушать и убедить их в том, что если бы они возлюбили достохвальные деяния ближних и их самих, с которыми они сравниться не могут, то чрез это самое сделались бы они участниками в их делах. Ибо верующие соединяются между собою, подобно многим членам в одном теле, которые хотя и различаются между собою по своему назначению, но не смотря на то согласными действиями своими составляют одно тело целое, взаимно служа и помогая друг другу; так: «ноги видят при помощи глаз, а глаза ходят при помощи ног; устам языка служит слух ушей, и взаимно со слухом ушей сообразуется язык уст; желудок поддерживает руки, a руки работают для желудка (1Kop.12:12–27). Таким образом, самое устройство тела нашего поучает нас, что и как должны мы делать; и не безрассудно ли после этого уклоняться от прямого назначения своего? Дела ближних наших, если только мы любим их, – становятся нашими собственными действием любви; и дела наши – их собственными действием той же любви. Пусть же размыслят завистливые, что значит любовь и как велика сила любви; когда, при помощи ее, мы без труда можем усваивать себе то, что другим стоило трудов. А вы, пастыри, внушите им, что, не воздерживаясь и не охраняя себя от зависти, они предаются исконной злобе лукавого врага, о котором сказано в Писании: «завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем.2:24). Ибо этот дух злобы, потерявши небо, позавидовал человеку, созданному для неба, и, погибши сам, усугубил еще свое осуждение погублением человека. Представьте им сколько возможно нагляднее, чтобы они познали и уразумели, каким подвергаются они падениям при розверзающейся пред ними и постоянно расширяющейся бездне злодеяний: ибо, не изгоняя зависти из сердца своего, они предаются и явным преступлениям. Так, если бы Каин не позавидовал Авелю, которого жертва была принята Богом, а его отвергнута, то он не решился бы убить брата своего, как сказано в Писании: «И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его… и восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его» (Быт.4:4,5,8). Значит, зависть была зародышем братоубийства; и Каин, видя Авеля превознесенным, а себя уничиженным, старался каким бы то ни было образом избавиться от него. He мешает завистливым указать и на то, что эта внутренняя зараза, которою они снедаются, убивает и уничтожает в них и все то, что есть у них доброго, как это подтверждают следующие слова Писания: «Кроткое сердце-жизнь для тела, а зависть-гниль для костей» (Притч.14:30). Что же означает здесь плоть, если не слабость и малодушие? и что разумеет под костями, как не дела, в которых видна твердость и сила? И очень часто случается, что одни, у которых душа незлобива, в некоторых действиях своих кажутся слабыми и робкими; другие же, отличаясь в глазах людей твердостью и силою, при виде счастья и перевеса над ними других, истаивают от зависти, внутри разъедающей их, и снедаются от злобы, силящейся всплыть наружу. Так оправдываются вышеприведенные слова: здравие души оживляет плоть, ибо если невинность души охраняется у нас, то тем самым и свойственные нам немощи укрепляются, и – следующие за ними: а зависть сокрушает кости, потому что когда зависть овладевает нами, то и те добрые дела наши, в которых приобретается твердость и сила и которым люди удивляются, в очах Божиих если не погибают вовсе, то теряют свою цену и значение, так как сокрушать кости и значит сокрушать крепкое и здоровое.

Глава XIII. Каким образом должно наставлять простодушных и откровенных; как – хитрых и лукавых

Наставление 11

Иначе должно наставлять простодушных и откровенных; а иначе – хитрых и лукавых. Одних можно похвалить за то, что они на правило себе ставят – никогда не лгать; но вместе с тем можно им советовать, чтобы и с истиною умел иногда помолчать. Ибо как ложь всегда вредна говорящим ложное; так и самая истина, не в пору возвещенная, может иногда вредить слышащим ее. Посему и Господь, умеряя речь свою пред учениками молчанием, сказал им: «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить» (Ин.16:12). Таким образом простодушным и откровенным надобно предлагать и напоминать, чтобы они столькo жe были осторожны для пользы других в высказывании истины во время и кстати, сколько с пользою для себя и без вреда для других воздерживаются они от всякой лжи. Пусть же они к доброму качеству простоты своей присоединяют и необходимую доблесть благоразумия, так чтобы безопасность самой простоты обеспечивалась осторожностью мудрости. Сюда относятся слова апостола и учителя языков: «желаю, чтобы вы были мудры на добро и просты на зло» (Рим.16:19), и в другом месте: «Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор.14:20). И самая вечная Истина поучает избранных своих так: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф.10:16), то есть, в сердцах избранных простоте должна содействовать мудрость, свойственная змиям, а эта мудрость, в свою очередь, должна быть умеряема простотою, свойственною голубям; иначе – одна без другой они могут впадать в заблуждения и погрешности.

Напротив того другим, т. е. хитрым и лукавым надобно уяснять и внушать, сколь тяжкие заботы и крушения подъемлют они, когда, боясь обличения своих коварств, изыскивают ложные и бессовестные оправдания, испытывая притом каждый раз беспокойство подозрения лицемерия своего. Между тем, кто не знает, что для защиты нет ничего безопаснее прямоты и неукоризненности, равно как и говорить правду ничего нет легче? а защищать ложь каких стоит трудов! «Да покроет головы окружающих меня зло собственных уст их» (Пс.139:10), говорит Писание. Ибо этот труд, наполняющий теперь душу защищающего неправду, в свое время покроет его: теперь эта тяжесть тревожит душу пока заманчивым и привлекательным беспокойством, a будет время, когда она подавит ее всею строгостью возмездия. И у пророка Иеремии говорится: «приучили язык свой говорить ложь, лукавствуют до усталости» (Иер.9:5). Здесь пророк как бы так говорит: те, которые без труда могли быть друзьями истины, трудятся для лжи и неправды, и, не желая жить в простоте сердца, сами измышляют себе путь к смерти. И часто случается, что такие люди, быв замечены в преступлении, но желая избежать обличения и обнаружения того, что скрывается у них в душе, прибегают к обману и лжи, и таким образом подобно туману закрывают истину от взора правосудия, препятствуя ему открыть правду в неправде. А пророк Исаия, под именем Иудеи, метко выражается о всякой душе согрешающей и во грехах своих изыскивающей оправдания: «тамо возгнездится еж» (Ис.34:15), говорит он. Здесь под именем ежа надобно разуметь душу лукавую и скрытную, обладающую хитростью при защищении себя. И действительно! когда хочешь схватить ежа, то видишь и голову и ноги и все тело его, но как скоро схватишь его, то он тотчас прячет ноги, скрывает голову и весь как бы превращается в шар, так что в руках оказывается как бы не то, что видели глаза. Точно также поступают и души лукавые: когда замечаешь в них преступления, то видишь, так сказать, и голову их т. е. начало преступления, и ноги т. е. какими путями оно совершается, и все преступление кругом, но коль скоро станешь обличать их, то они не замедлят прикрыть и ноги свои т. е. все следы преступления, и голову свою, измышляя разные хитросплетения, в оправдание себя, и запутывая ими все дело до того, что не находишь возможности уловить в нем ни начала ни конца, так что в руках обличителя являются они на подобие замкнутого и закрытого в себе ежевого шара, с острыми вокруг иглами, к коим и прикасаться не безопасно, чтобы самому себя не поранить. Таким образом гнездится еж в хитрых и лукавых, у которых злоба и коварство, сосредоточиваясь в их душе, скрывается как бы во мраке.

Пусть же еще выслушают и те и другие, что сверх того говорит об них Писание. Так о первых говорит Премудрый: «Кто ходит в непорочности, тот ходит безопасно» (Притч.10:9); а этот залог спокойствия душевного и безопасности нашей и составляет простота наших действий. И в другом месте: «святый Дух премудрости удалится от лукавства» (Прем.1:5). И еще: «с чистыми и непорочными сердцем беседа Его» (Притч.3:32); беседовать же Творцу с творением своим значит открывать ему свои божественные тайны чрез явление своего присутствия, и – беседовать с чистыми и непорочными сердцем душами человеческими значит озарять и просвещать их светом сверхъестественного откровения о путях божественного домостроительства своего, как способных к восприятию его, коих никакая тень лукавства не помрачает, тогда как все несчастье лукавых и состоит в том, что они не способны к тому. Превратными и коварными действиями своими обманывая других, они еще тщеславятся этим, думая, что умом своим всех других превосходят, и, не помышляя о строгости мздовоздаяния, эти несчастные восхищаются причиняемыми ими обидами другим и невоображаемым ими несчастием своим. Против сих-то последних пророк Софония гремит правосудием божественного наказания, какое ожидает их: «Близок великий день Господа, — говорит пророк, — близок, и очень поспешает: уже слышен голос дня Господня; День гнева — день сей, день скорби и тесноты, день опустошения и разорения, день тьмы и мрака, день облака и мглы,день трубы и бранного крика против укрепленных городов и высоких башен» (Соф.1:14–16). Что же разуметь здесь под городами твердыми, если не хитрых и лукавых людей, которые, сколько ни обличай их, всегда ограждают себя обманчивым и лживым оправданием, как валом или стеною, чтобы отразить от себя стрелы истины? И что означают высокие углы, как не двоедушное коварство тех же самых людей (ибо в угле всегда соединяются две стены), которые, уклоняясь от прямоты и единичности истины, укрываются некоторым образом сами в себе по кривым и лживым путям двуличности, и, что еще хуже, воображая себя в обольщении и мудрыми и опытными в настоящей жизни, превозносятся постыдными делами своими? И так настанет день мщения и наказания Господня над этими городами твердыми и углами высокими; ибо гнев последнего суда ниспровергнет гордыню этих людей и разрушит их упорное коварство против истины. Тогда в дeнь гнева падут эти грады твердые и обрушатся эти углы высокие, – все лукавые и двоедушные, по приговору вечной правды, погибнут от лица Божия.

Глава ХІV. Каким образом должно наставлять здоровых и как больных

Наставление 12

Иначе должно наставлять здоровых, иначе – больных. Здоровым надобно непрестанно напоминать, чтобы они пользовались телесным здоровьем с пользою и для души; иначе, если они, станут улотреблять во зло этот дар Божий, то сделаются недостойными и могут лишиться его. Мало того, чем щедрее будут расточать его на зло, тем большим и тягчайшим подвергнутся за то наказаниям и по телу и по душе. Надобно постоянно подтверждать им, чтобы не пренебрегали благосостоянием здоровья, которым всегда должно пользоваться во благо. Так и в Писании сказано: «Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения» (2Kop.6:2). He мешает им подавать совет и внушать, чтобы творили они безотлагательно добрые дела, Богу угодные, пока в силах, и обстоятельства тому благоприятствуют; а не тогда принимались за это, когда трудно уже будет для них, а может быть и невозможно, хотя бы и хотели. Поэтому-то премудрость Божия оставляет в последствии тех, которых прежде призывала долго отвергавших призвание, и как бы с соболезнованием говорит: «Я звала, и вы не послушались; простирала руку мою, и не было внимающего;и вы отвергли все мои советы, и обличений моих не приняли.За то и я посмеюсь вашей погибели; порадуюсь, когда придет на вас ужас» (Притч.1:24 и след.). И далее: «Тогда будут звать меня, и я не услышу; с утра будут искать меня, и не найдут меня» (Притч.1:28). Таким образом когда здоровьем телесным пренебрегают для дел добрых; то ценность этого дара познается и чувствуется уже после потери его. И бесполезны уже тогда все заботы о нем, если в свое время не употребили его в пользу. Вот почему таже Премудрость Божия продолжает говорить устами Соломона: «да не отдать другим „чести и славы твоей“» (honorem tuum), и твоего жития «врагу неприязненному» (crudeli adversario); «чтобы не насыщались силою твоею чужие, и труды твои не были для чужого дома. И ты будешь стонать после, когда плоть твоя и тело твое будут истощены, –и скажешь: «я не слушал голоса учителей моих, не приклонял уха моего к наставникам моим» (Притч.5:9 и след.). Кто же это чуждые нам, как не духи злобы, отчужденные от отечества небесного? В чем состоит наша честь и слава, как не в том, что, будучи созданы из персти земной, мы сотворены по образу и по подобию Творца нашего? И кто этот враг неприязненный, как не тот отпадший ангел, который чрез гордость свою и сам погубил себя на смертельные мучения, и, погубивши самого себя, погубил и род человеческий, привнесши и в него смерть? И так честъ и славу свою предает иным и притом чуждым тот, кто, будучи сотворен по образу и по подобию Божию, служит не Богу, а похотям духов злобы; и все житие свое предает бесчеловечному врагу своему тот, кто по воле этого человекоубийцы исконного располагает жизнью своею. Как кстати следуют за сим дальнейшие слова: «чтобы не насыщались силою твоею чужие, и труды твои не были для чужого дома». Ибо каждый из тех, кто наделен от природы хорошим состоянием здоровья и здоровым смыслом, но не занимается упражнением в добрых делах, а погрязает в тине пороков, тот умножает горькими трудами своими не свой дом, но обиталища чуждых ему, то есть умножает дела нечистых духов своим невоздержным житием и своею гордостью, так что он, предавшись своему супостату, увеличивает собою число сынов погибельных. А под конец, как бы в заключение, говорится: «и ты будешь стонать после, когда плоть твоя и тело твое будут истощены». Да большею частью так и бывает, что этот дар телесного здоровья иждивается порочною жизнью; но когда оно неожиданно подрывается, когда оплот тела нашего, так сказать, истирается (истощается) от неизбежных при этом потрясений (molestiis) и телесных и душевных, когда уже душа силится выйти из этого состояния, тогда только пробуждается в ней как бы для установления надлежащего порядка жизни потребность вожделенного здоровья, находящагося уже в худом положении и в конец расстроенного. И тогда-то напоследок начинают люди скорбеть и раскаеваться, что не хотели служить Богу, – тогда, когда слабым служением своим не в состоянии уже вознаградить тех потерь, какие допустили они своим нерадением и своею беспечностью. Так и у Псалмопевца говорится: «когда Он убивал их, они искали Его» (Пс.77:34).

Напротив того больным и немощным надобно внушать мысль, что испытуемые ими наказания посылаются им для их же вразумления и служат им ручательством в том, что они – сыны Божии. Ибо если бы у Бога не было в предположении допустить к наследию царствия небесного только избранных, прошедших школу земного испытания и очистившихся в ней от всякия скверны, то Он не вел бы их этим скорбным и тесным путем воспитания. Так Господь говорит чрез ангела к тайновидцу Иоанну: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (Откр.3:19). И в других местах пишется: «Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его;ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему» (Притч.3:11,12; Евр.12:5:6). Так и Псалмопевец говорит: «Много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь» (Пс.33:20). И блаженный Иов также в язве лютой восклицал: «Если я виновен, горе мне! если и прав, то не осмелюсь поднять головы моей» (в латинском тексте, читаемом у св. Григория, выражено: „non 1еvabo caput – не воpнеcу главы, т. е. не возгоржусь“), «я пресыщен унижением» (Иов.10:15). Нужно им разъяснить, что если они убеждены в том, что отечество их на небесах, то неизбежно должны они переносить в сей жизни, как пришельцы в ней, разные испытания и телесных болезней и душевных скорбей. И как при построении храма Соломонова золото, серебро, медь, камень, дерево и всякий материал, – все приготовлялось вне, так что на самом месте сооружения его не слышно было звуков ни млата, ни топора, ни какого-либо орудия (3Цар.6:7): так и мы здесь – на месте временного пришельствия приуготовляемся чрез многоразличные испытания, чтобы затем удостоиться там – в вечности войти в состав нерукотворенного храма Божия и церкви Бога жива, очистив себя в горниле сей жизни, как очищается металл огнем, «к чести и славе в явление Иисуса Христа» (1Kop.3:9–17; 2Kop.6:16; 1Пет.1:3–7 ). Можно еще предложить им на размышление и то, что если мы для получения тленного и гибнущего наследства готовы бываем на самые трудные со стороны нашей пожертвования, то как важны, как благодетельны и спасительны должны быть для нас те свыше посылаемые нам испытания, чрез которые достигаем наследия вечного и нескончаемого, избавляясь навсегда и самых наказаний. Тоже и апостол Павел говорит: «если мы, будучи наказываемы плотскими родителями нашими, боялись их, то не гораздо ли более должны покориться Отцу духов, чтобы жить?Те наказывали нас по своему произволу для немногих дней; а Сей – для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности» (Евр.12:9–11).

Итак болящие и немощные да познают, сколь благотворны для спасения души телесные страдания, которые приводят ее в самосознание, и как часто цветущее состояние здоровья телесного устраняет самую мысль и напоминание о немощах душевных, так что душа, восхищаясь и гордясь прочностью и крепостью своей храмины, как бы не находит нужды и подумать о том, в каком она сама находится состоянии, тогда как страдания телесные пробуждают от усыпления душу. Это хорошо выражает собою Валаам (хотя он с покорностью исполнил слово Божие) в самом замедлении пути его. Валаам спешит достигнуть своего предположения, но его желание задерживается бессловесным животным. Ослица, на которой он ехал верхом, сперва совращавшаяся с пути, а потом вовсе остановившаяся, видит пред собою Ангела с мечем в руке, заграждавшего ей путь, которого Валаам не видит (Числ.22:21 и дал.). Так часто и немощная плоть наша, под тяжестью скорбей и страданий, не в состоянии будучи следовать внушениям духа, в этом испытании своем указывает ему на посещение Божие, которого душа, управляющая ею, и не прозревает, так что заботливость духа, стремящегося к преуспеяниям в сем мире, плоть как бы задерживает и останавливает на пути, доколе дух не ощутит присутствия этой невидимой силы, предваряющей его и как бы идущей ему навстречу. Об этом апостол Петр говорит: «Оставив прямой путь, они заблудились, идя по следам Валаама, сына Восорова, который возлюбил мзду неправедную,но был обличен в своем беззаконии: бессловесная ослица, проговорив человеческим голосом, остановила безумие пророка» (2Пет.2:15 и 16). И действительно, безумие человека обличается бессловесным подъяремником, когда гордость ума его вразумляется удрученною плотью о том благе смирения, из пределов которого он не должен выходить. Но Валаам не воспользовался предложенным ему вразумлением, потому что он, продолжая путь для проклятия Израиля, изменил только язык свой, а в душе остался тем же, чем и был. Пусть они (болящие и немощные) размыслят, какой это дар – скорби телесные, которые и содеянные нами грехи омывают и от могущих быть допущенными обуздывают нас и воздерживают: проистекая от внешних страданий, они наводят и на потрясенную ими душу ту печаль, «печаль ради Бога», которая производит неизменное покаяние во спасение (2Kop.7:10). Так и у Премудрого сказано: «раны от побоев – врачевство против зла (по тексту Григория „abstergunt mala – очищают непотребства), и удары, проникающие во внутренности чрева» (Притч.20:30); потому что болезни телесные и скорби душевные под ударами испытания и содеянные неправды заглаждают и от задумываемых предотвращают. Под названием же чрева или утробы обыкновенно разумеется душа, которая, подобно чреву воспринимающему и переваривающему пищу, чрез размышление вырабатывает свои думы. А что утроба называется духом, то это подтверждается следующими словами того же Премудрого: «светильник Господень – дух человека, испытывающий все глубины сердца» (Притч. ст. 27). В них, как бы так говорится: когда светильник вдохновения Господня озаряет душу человека, тогда этот свет освещает и раскрывает ее пред нею же самою, показывая, что она до наития Духа Святаго могла только питать в себе худые помышления и не умела здраво судить. Вот почему сказано: «раны от побоев – врачевство против зла (очищают непотребства наши), и удары, проникающие во внутренности чрева»; потому что когда совне поражают нас несчастья, тогда мы с сокрушенным и смиренным сердцем приводим себе на память поступки наши, сознаем все содеянные нами прегрешения и таким образом чрез внешние страдания более и более печалимся и скорбим во глубине души о своих грехах, обращаясь на путь пoкаяния во спасение: при внешних страданиях телесных еще более очищают нас внутренние страдания душевные, потому что внутренняя скорбь и печаль, яже пo Бозе, исцеляет нас от всех недугов наших.

Пусть же эти страдальцы, для поддержания своего терпения, непрестанно размышляют о том, сколько страдал и все страдания свои терпеливо перенес Спаситель наш от тех, которые получили от Его творческих рук и бытие и жизнь; Который столько претерпел от них самых уничижительных поношений; Который, ежедневно исторгая из-под власти исконного врага души пленных, воспринимал от ругавшихся над Ним заушения; Который, омывая наши греховные нечистоты животворною водою спасения, не укрывал лица своего от оплеваний неверующих; Который, избавляя нас своим ходатайством и заступничеством от вечных наказаний, беспрекословно и с глубочайшим смирением переносил бичевания и мучения; Который, воздавая нам честь и хвалу среди хоров ангельских, не отвращался от наносимых Ему ударов ланитных; Который, спасая нас от мучительных истязаний за грехи наши, сам не отказался подклонить главу свою под терновый венец за грехи чужие; Который, напояя нас сладостью вечной жизни, восприял, томимый жаждою, горечь желчную; Который, будучи равен по божеству Отцу своему, молился Ему за нас, и достопокланяемый, среди насмешек и посмеяний, в последний раз обратившись к Богу Отцу с ходатайством за своих распинателей (Лк.23:34) в предсмертных муках на кресте, умолк и испустил дух; Который, предъуготовляя жизнь вечную смертным, сам – источник всякия жизни, приобщился смерти. И так что же немилосердого и жестокосердого видят в страданиях, посылаемых Богом людям за их грехи, – страданиях, в которых они, как в горниле, очищаются от своих недугов и душевных и телесных, когда Бог столько страдал и такие перенес мучения от людей за их же грехи для удовлетворения правде Божией и спасения их? Или кто не погрешит против здравого смысла, заявляя негодование и ропот на испытуемые нами страдания, когда и сам Спаситель наш не избежал их в сей жизни, не будучи причастен греху?

Глава ХV. Каким образом должно наставлять тех, которые удерживаются от злых дел по страху наказаний; как напротив тех, которые ожесточены во зле до того, что на них и наказания не действуют

Наставление 13

Иначе должно наставлять удерживающихся от злых дел по страху наказаний, а иначе – ожесточенных во зле, на которых и наказания не действуют. Тем, которые руководятся одним страхом наказаний, полезно и необходимо разъяснять, что ни благам временным не следует придавать большого значения, потому что этими благами, как сами они видят, наслаждаются и нечестивые, ни бедствий настоящих не должно страшиться, как бы испытаний невыносимых, потому что эти бедствия, как не безызвестно им самим, составляют здесь – на земле, по преимуществу, удел людей добродетельных. И если они поистине желают избавиться от бедствий и наказаний, то пусть страшатся вечных мучений, но не пребывают навсегда в этом страхе, а изгоняют его любовью, возрастая и утверждаясь в ней силою благодати. Ибо и Писание так говорит: «совершенная любовь изгоняет страх» (1Ин.4:18); и в другом месте: «потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!»» (Рим.8:15); и еще: «где Дух Господень, там свобода» (2Kop.3:17). Посему, кто воздерживается от злых дел только страхом, у того нет свободы; ибо если бы он не боялся наказания, то без сомнения творил бы зло. Итак, связанный рабским страхом не ведает благодатной свободы. Мы должны любить и творить добро потому, что оно добро, а не по страху наказания. Кто же руководится страхом, тот хочет только удалить от себя предмет страха, чтобы ему тем беспрепятственнее и дерзновеннее предаваться влечению постыдных страстей своих. Ясно, как свет Божий, что он не прав пред Богом и грешит пред Ним в душе своей.

Как же, далее, должно поучать тех, которые закоснели во зле и не исправляются даже страхом наказания? Их настоит надобность обличать тем сильнее, чем больше их ожесточение; но обличать так, чтобы изображение жалкого их состояния внушало им страх и в тоже время наставление подавало им надежду. Итак, лучше всего представить им грозные суды Божии, чтобы они при виде страшных наказаний и нескончаемых мучений, их ожидающих, опомнились и размыслили о своем состоянии. Пусть выслушают со вниманием, не на них ли исполняются слова Премудрого: «Толки́ глупого в ступе пестом вместе с зерном, не отделится от него глупость его» (Притч.27:22)? не на них ли Пророк жалуется Господу: «Ты поражаешь их, а они не чувствуют боли; Ты истребляешь их, а они не хотят принять вразумления; лица свои сделали они крепче камня, не хотят обратиться» (Иер.5:3)? не потому ли и Господь говорит чрез Пророка: «но народ не обращается к Биющему его, и к Господу Саваофу не прибегает» (Ис.9:13)? не к ним ли можно отнести и следующие пророческие слова: «врачевали мы Вавилон, но не исцелился» (Иер.51:9) Вавилон врачевали и старались исцелить его, но он не вразумлялся· ожесточенный во зле, он слышит слова обличения, переносит удары вразумления и обуздания, но не перестает идти по своим путям гибельным и не обращается на путь спасения. Пусть послушают они, как укоряет Господь народ израильский, отведенный в плен, но не оставивший неправд своих: «дом Израилев сделался у Меня изгарью; все они – олово, медь и железо и свинец в горниле, сделались, как изгарь серебра» (in sсoriam – как изгарь) (Иез.22:18). Как бы так говорит Господь: «я хотел очистить их (израильтян) огнем посылаемых на них бедствий, и ожидал, что они сделаются сребром и златом, но в пещи испытаний они стали медью, оловом, железом, свинцом: ибо и среди бедствий они не обратились к добродетели и не отстали от своих пороков, но еще более и в несчастии предались им, с которыми так сказать сроднились“! Медь, при ударе в нее, издает звук громче сравнительно с другими металлами; посему и тот, кто, будучи поражен бедствиями, начинает роптать, становится в пещи испытания медью. Олово, искусственно отделанное, представляется на вид подобным серебру; посему и тот, кто и в несчастии не оставляет своего притворства и лукавства, является в горниле оловом. Железом вооружается злоумышляющий на жизнь ближнего; посему не оставляющий своей злобы и во время испытания своего превращается в железо. Свинец отличается особенно тяжестью; посему и обремененный тяжестью грехов до того, что и пещь испытания не может очистить и освободить его от земных пожеланий и влечений, уподобляется свинцу. «Много, много поднято было забот и трудов ради него (Иерусалима), но и огонь не очистил его от ржавчины» (Иез.24:12). И нам ниспосылается в различных видах испытаний очистительный огонь, чтобы уврачевать и исцелить нас от ржавчины греховных недугов; но и этот спасительный огонь не уничтожает в нас той ржавчины, которая проникла все существо наше, когда и под ударами бедствий мы упорствуем и не хотим расстаться со своею порочною жизнью и по телу и по душе. Так, верны слова Пророка: «Все они – упорные отступники, живут клеветою; это медь и железо, – все они развратители.Раздувальный мех обгорел, свинец истлел от огня: плавильщик плавил напрасно, ибо злые не отделились;отверженным серебром назовут их, ибо Господь отверг их» (Иер.6:28:30).

Впрочем не надобно упускать из виду и того, что иногда строгость обличения и страх наказания можно и полезно растворять любовью и кротостью, с несомненною надеждою на помилование под условием искреннего раскаяния и покаяния; ибо нередко те, на которых не действуют строгие меры, поддаются в исправлении кроткому увещанию – подобно тому, как многих больных, не получающих облегчения от сильных лекарств, часто исцеляет умеренная теплота воды, и на многие раны, неизлечимые никакими хирургическими сечениями, благодетельно действуют припарки елея. И твердость алмаза не поддается острию железа, а между тем размягчается мало-помалу кровью козлею.

Глава ХVІ. Каким образом должно наставлять многомолчаливых и как многоглаголивых

Наставление 14

Иначе должно наставлять многомолчаливых, иначе – многоглаголивых. Молчаливым надобно внушать, чтобы они обращали внимание на то, что, избегая малых погрешностей и пороков гласно и открыто, они могут подвергаться втайне и сокровенно гораздо большим. Ибо, запечатлевая уста свои гробовым молчанием, они испытывают в душе своей более тягостный говор и шум, так что помыслы и страсти тем более, волнуются в ней и приходят в движение, чем с большим насилием теснит их неумеренное молчание, и тем с большею силою бушуют, чем более считают они себя безопасными, скрываясь во глубине души от взоров обличителей. Таким образом, не опасаясь обличения, душа их нередко предается гордости и с презрением смотрит на тех, которые не хранят, подобно им, упорного молчания, как на слабых и не умеющих владеть собою. Так, заключая уста свои, молчаливый не сознает, какой широкий путь открывает он другим страстям и порокам своею гордостью. Язык держит в тисках, а худым помыслам и делам дает полный простор. He обращая надлежащего внимания на нечистоту собственной души, он осуждает других, и притом – тем свободнее, чем замкнутее. Поэтому многомолчаливым нужно подтверждать, чтобы они заботились не только о том, каковы должны быть по внешности, но и – преимущественно – о том, каково должно быть внутреннее их состояние, так чтобы они боялись со стороны ближних более осуждения за внутренние поступки душевные, нежели порицания за внешние – слова языка. Премудрый говорит: «Сын мой! внимай мудрости моей, и приклони ухо твое к разуму моему,чтобы соблюсти рассудительность» (Притч.5:1 и 2). Ибо ничего нет в нас увертливее и уклончивее нашего сердца, которое каждый раз изменяет нам и оставляет нас, как только совращается с прямого пути на распутья худых помыслов и увлечений. Посему и царь-пророк Давид говорит в одном месте так: «сердце мое оставило меня» (Пс.39:13); а в другом, пришедши в себя, таким образом: «раб Твой уготовал сердце свое, чтобы молиться Тебе» (2Цар.7:27). Итак, когда мысль, чрез хороший надзор, отрезвляется; тогда и сердце, которое у нас так склонно к разным уверткам и уклончивости, как бы ни удалилось на страну далече, на страну чуждую, снова возвращается и обретается (Лк.15:13, 24:32).

Надобно притом заметить, что чрез меру молчаливые, подвергаясь какому-либо несчастью, испытывают гораздо большую скорбь от того, что не хотят излить ее в словах пред другими, тогда как скорбные чувствования, изливаясь в тихой и спокойной беседе, не теснились бы так в их душе, не сжимали бы так их сердца, а облегчались бы чрез взаимное общение. Так и раны, будучи закрыты, причиняют жестокую боль, напротив того, открытые, они легко испаряются и вскоре заживают. Пусть же знают и не забывают слишком молчаливые, что молчанием своим в несчастьях они усиливают только скорбь свою. Далее, если, они любят ближних своих, как самих себя, то, получая иногда от них оскорбления, пусть не молчат, а прямо высказываются пред ними об их несправедливости. В сем случае слово, как спасительное врачевство, благодетельно действует и на оскорбивших и на оскорбленных: в первых оно удерживает стремление вредить другим, a в последних умеряет скорбные чувствования. Напротив, если кто, при виде неправд в ближнем, молчит, тот чрез это, как бы отнимает врачевство у больного, и становится виновником его смерти, не позаботившись спасти от яда, от которого мог избавить ближнего своего. Итак, язык должно обуздывать благоразумно, но и не связывать его неразрешимо; ибо и Писание говорит: «мудрый человек будет молчать до времени» (Сир.20:7), то есть, он знает, по правилам здравой критики, когда полезнее сдерживать и когда отверзать уста свои. Посему и в другом месте говорится: «время молчать, и время говорить» (Еккл.3:7). Надобно уметь взвешивать меру времен и обстоятельств и быть весьма разборчиву, чтобы язык или там, где он требует обуздания, не впадал в бесполезное многословие, от которого трудно избежать греха (Притч.10:19), или в то время, когда он с пользою мог бы действовать, сам себя не стеснял и не ограничивал своим бездейственным безмолвием. Послушаем еще, что говорит о сем Псалмопевец: «положи, – молил он Господа, – положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих» (Пс.140:3), – не стену, а дверь ограждения, которая может во время отворяться и затворяться. Так и нам необходимо знать, владея так сказать чутьем, где и когда благоприятно отверзать уста свои словом или заключать их молчанием.

Напротив того, многоречивым должно напоминать и выставлять на вид, для их же предосторожности, каким они подвергаются погрешностям и заблуждениям, предаваясь многословию. Как вода, огражденная со всех сторон, сосредоточивается в одно место и подымается вверх, устремляясь туда, откуда снизошла, а предоставленная самой себе и ничем не сдерживаемая разливается во все стороны по низменным местам и мелеет, удалясь от своего истока; так и душа человеческая, обуздываемая благоразумным молчанием (cеnsurа silentii), сосредоточивается в самой себе и стремится горе, тогда как предаваясь многословию она, так сказать, рассеивается по внешним дольнего мира сего предметам, забывая о небесном отечестве своем. В таком состоянии она всего более должна опасаться нападений со стороны врага нашего спасения, открывая себя беззащитною против его засад, как говорит Писание: «что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим» (a по тексту латинскому у св. Григория читаем так: „sicut urbs patens et absque murorum ambitu, іta vir qui non polest in loquendo cohibere spiritum suum – якоже град открытый и не огражденный стенами, тако муж не обуздывающий языка своего“) (Притч.25:29). Кто не ограждает языка своего молчанием, тот открывает душу свою для нападений вражеских, и таким образом многоглаголанием своим всего себя раскрывает пред противником. И враг настолько побеждает, насколько побеждаемый ратоборствует многоречивою говорливостью против самого себя, а не против победителя своего.

Но так как душа наша, находясь в праздности, побуждается тем самым к разным греховным поползновениям, не вдруг, а постепенно, то, не остерегаясь празднословия, мы от суесловия переходим как бы по ступеням к более и более пагубным порокам: так, прежде всего позволяем себе пересуживать других; после того решаемся поносить и злословить их жизнь, a наконец выступаем с открытыми бесчестиями и оскорблениями. Отсюда возникают и распространяются укоризны, раздоры и распри, затем воспламеняется ненависть и угасает мир и любовь: Поэтому-то премудрый Соломон говорит: «Начало ссоры – как прорыв воды» (Притч.17:14). Источать же воду значит давать свободу языку в пылу речи. И напротив, в хорошую сторону говорится у него же: «слова уст человеческих – глубокие воды („verba ex ore viri – словеса из уст мужа“, по тексту св. Григория), источник мудрости – струящийся поток; помыслы в сердце человека – глубокие воды, но человек разумный вычерпывает их» (Притч.18:4; 20:5). Итак, кто источает воду, тот является виновником ссор, распрь и вражды (jurgiorum); потому что, не обуздывая своего языка, разрушает мирные связи и водворяет раздор. И наоборот сказано: «налагаяй печать молчания на уста безумного укрощает гнев и вражду его» (Притч.16:10). Α что предающийся многоглаголанию не может надлежащим образом сохранить правоты, о том можем находить много свидетельств в св. писании. Так Псалмопевец говорит: «человек злоязычный не утвердится на земле» (Пс.139:12). А премудрый Соломон повторяет: «при многословии не миновать греха» (Притч.10:19). И у пророка Исаии встречаем место, где говорится: «и делом правды будет мир, и плодом правосудия – спокойствие» (в подлиннике последние слова читаются так: cultus justitiae silentium – хранение правды безмолвие) (Ис.32:17), чем выражается та мысль, что правота души нарушается, когда не соблюдается умеренность в словах. Апостол же Иаков, указывая на пагубные следствия необузданности языка и на средство к обузданию его, в следующих словах: «Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие… всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова» (Иак.1:19 и 26), – к этим словам присовокупляет далее и следующие, указывая ими на неукротимость языка человеческого: «язык это, – продолжает – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда» (Иак.3:8). И сама Истина воплощенная, Господь наш Иисус Христос, говорит нам, что «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф.12:36). Праздным же словом называется то слово, которое произносится без всякой надобности и благопотребности. Итак, если мы, по слову самого Господа, должны будем воздать слово в день судный за всякое слово праздное, то помыслим, какое наказание предстоит многословию, – не праздному только, но большею частью сопряженному с вредным и для ближних употреблением слов.

Глава XVII. Каким образом должно наставлять слишком медлительных и как слишком поспешных

Наставление 15

Иначе должно наставлять слишком медлительных, a иначе – слишком поспешных. Первых надобно предостерегать, чтобы они, откладывая добрые дела на предбудущее время, не оставили их вовсе или не упустили их; последним же – представлять, что неосмотрительною поспешностью и предупредительностью своею они могут унизить самое достоинство добрых дел. Итак, тем, которые слишком медленны в своих делах, нужно внушать, что мы часто, не желая вовремя сделать того, что можем сделать благовременно, в последствии бываем не в состоянии сделать что-либо доброе, хотя бы и желали. Праздность и недеятельность души, не поддерживаемой соответственным ей упражнением, незаметно усыпляет ее и приводит в оцепенение для добрых дел. Премудрый Соломон прямо говорит, что «нерадивая душа будет терпеть голод» (у св. Григория читаем: „pigredo immiltit soporem – праздность погружает в сон“) (Притч.19:15). Правда, что медлительный, по своей лености, будучи туп и туг на добрые дела, но еще чувствуя доброту их, как бы бодрствует, но поелику мало и редко упражняется в них, то мало-помалу теряет и то, что есть доброго у него, и наконец совсем засыпает. Поэтому-то верно сказано: «нерадивая душа будет терпеть голод, или, праздность погружает в глубокий coн». He стремясь любовью к горним благам и не наслаждаясь ими, душа праздная чувствует пустоту и влечется к дольним пожеланиям, ища в них утоления своей жажды и своего голода; но так как вместо благ духовных устремляется она к чувственным удовольствиям, то и не находит в них удовлетворения. Об этом тот же Соломон свидетельствует: «Алчба ленивца убьет его, — говорит, — потому что руки его отказываются работать; нечестивый (otiosus – праздный) всякий день сильно алчет» (Притч.21:25 и 26; снес. 13:4). И сама Истина небесная возвещает, что «когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит;тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным;тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф.12:43–45; Лк.11:24–26). Нередко слишком медлительные, каждый раз отлагающие дела благочестия на после, желая оправдать свою недеятельность, представляют себе затруднения, с которыми встречаются на пути к добрым делам, неблагоразумно чего-то боятся, и, находя в том как бы достаточную причину своим отлагательствам, заявляют, что они не неправы в своей медлительности и косности. Но пусть послушают они, что говорит на этот раз Соломон: «ленивец зимою не пашет: поищет летом – и нет ничего.» (Притч.20:4). И действительно, ленивец из-за холода какого-нибудь не трудится, а, притворяяся только делающим то, что он должен делать, на самом деле предается праздности; под предлогом холода, он вовсе не трудится, и, боясь неудачи в чем-либо маловажном, оставляет даже самые важные дела. Хорошо поэтому сказано о нем: «того ради будет просить хлеба среди лета, в самую жатву, и не дадут ему». И потому тот, кто здесь – в настоящей жизни в добрых делах не подвизался до поту, тот и там – в будущей жизни, когда взойдет солнце правды и суда и осветит собою все дела наши с востребованием от нас отчета в них, тщетно будет домогаться входа в царствие небесное: он будет терпеть там и глад и жажду среди самого плодоносного лета и самой обильной жатвы. Пусть эти люди и еще послушают того же премудрого Соломона: «Кто наблюдает ветер, – говорит он, – тому не сеять; и кто смотрит на облака, тому не жать» (Еккл.11:4). Здесь под ветром можно разуметь искушения и наветы злых духов, а под облаками, гонимыми ветром, нападения со стороны враждебных людей, которых возбуждает и приводит в движение исконный враг наш, подобно тому, как облаками движет ветер. Итак, кто боится сего ветра (вражеских искушений) и с опасением смотрит на сии облака (враждебные нападения), тот как здесь не сеет семян добра, так и там не пожнет сладких плодов божественного мздовоздаяния.

Что же касается до тех, которые слишком поспешны бывают в делах; то таковых надлежит предостерегать, что, заботясь только о поспешности, они опрометчивостью своею могут ошибаться и впадать в погрешности. Так как они мало вникают в то, что делают, и не обращают надлежащего внимания на последствия своих поступков, а большею частью, по совершении уже дела, узнают на опыте, что не так поступали, как надлежало им поступать; то они менее других способны различать истинное от ложного и распознать добро от зла, и потому могут часто избирать последнее вместо первого. Да и вообще их действия бывают не зрелы, а потому и плоды оных горьки. Таковым в качестве слушателей или учеников весьма дельное предлагается внушение у Соломона: «(чадо), без рассуждения не делай ничего, и когда сделаешь, не раскаивайся» („et post factum non poenitebis – a то после дела поздно будет раскаиваться“) (Сир.32:21). И в другом месте: «глаза твои пусть прямо смотрят, и ресницы твои да направлены будут прямо пред тобою» (последние слова читаются у св. Григория так: „palpebrae tuae praecedant gressus tuos – вежди твои да предшествуют стопам твоим“) (Притч.4:25). Вежди же или взоры предшествуют или помогают стопам, когда дела наши предваряются мудрыми и благими советами. А кто нерадит об этом, тот напрягает только шаги свои, закрывает глаза от всего окружающего его, с поспешностью стремится как можно скорее покончить дело, нисколько не заботясь о том, что из всего этого выйдет, и потому самому вскоре проваливается, не имея на чем опереться, так как действует без размышления и осмотрительности. Итак, заботливость пастыря проповедника о благе таковых требует от него – заставить их делать дело всегда с благоразумием и предусмотрительностью.

Глава ХVIII. Каким образом должно наставлять кротких и как гневливых

Наставление 16

Иначе должно наставлять кротких, иначе – гневливых. Кроткие, будучи поставлены начальниками над другими, иногда предаются покою, который близок к недеятельной праздности ленивого, и часто от излишнего послабления, мягкости и снисходительности сердца теряют бдительную бодрость и силу начальнического духа. Напротив того гневливые, имея в руках своих власть, очень часто и сами раздражаются и подчиненных своих лишают покоя; и так как они, в порывах гневливости, не замечают неестественности своего состояния, то и не сознают того, что делают во гневе другим и чему подвергают во гневе сами себя. А нередко, – что всего хуже, – влечение гнева своего признают они за ревность по вере и благочестию, и таким образом, считая порок добродетелью, безбоязненно и бестрепетно обременяют себя преступлениями. Посему нередко приходится видеть явление, что кроткие доходят до слабости, а гневливые обольщаются своею ревностью по правоте, и таким образом к добродетели первых незаметно присоединяется порок, a последним явный порок их представляется как бы возвышенною добродетелью. Итак, надлежит убеждать первых – остерегаться того, что невдалеке грозит им, a последних – зорко смотреть за тем, что в них самих кроется уже. Пусть одни обращают внимание на то, чего у них недостает, а другие пристальнее присматриваются к тому, чем они страдают; пусть одни полюбят заботливость и попечение не только о себе, но и о других, а другие укротят в себе беспокойство и возмущение души своей, вредное и для них и для ближнего. Необходимо расположить кротких к стяжанию ревности о благе ближних, если ее недостает у них, и убедить гневливых с ревностью, о которой они так много мечтают, соединять кротость: «ибо и Дух Святый является и в виде голубине и под видом огненных языков, потому что исполняющихся Его благодатью он делает и кроткими, подобно голубям, и ревнителями правды, яко огнь пламенеющими».

Итак, нет полноты Духа Святаго в том, кто, при кротости духа и поведения, оставляет ревность, или, кто, одушевляясь ревностью, не соединяет с нею кротости. Для большей ясности возьмем пример. Отчего апостол Павел двум ученикам своим, не различавшимся между собою по духу любви христианской, предлагает различные средства для сообщения силы их проповеди? Именно, отчего Тимофею он говорит: «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим.4:2); а Титу: «сие говори, увещевай и обличай со всякою властью» (Тит.2:15)? Почему св. Апостол одному из учеников советует действовать со властью, а другому – иметь долготерпение, если не потому, что Тит отличался кротостью, а Тимофей был одушевлен пламенною ревностью? В одном из них возбуждает соревнование, при его кротости, а в другом умеряет ревность кротостью терпения; одному придает то, чего у него недоставало, а у другого отнимает то, что у него преизбыточествовало; одного как бы подгоняет, а другого как бы осаждает. Великий деятель в ветрограде восприявшей его Церкви Божией одни из ветвей (рождие) великого благодатного древа (истинной виноградной лозы) орошает и поливает, чтобы они лучше возрастали, a другие обсекает и очищает, чтобы они, буйно разрастаясь, не лишились и тех плодов, которыми доселе украшались (Ин.15:1–5). Впрочем гнев, являющийся подвидом ревности, надобно отличать от того гнева, который без всякого повода справедливости раздражает сердце, возмущает душу, и бывает виною нестроений. Первый простирается на то, на что должен простираться, только – не знает тому меры и пределов; а последний всегда обращается на то, на что не должен быть обращаем: и надобно сказать, что не удерживающиеся от гнева, т. е. нетерпеливые, тем отличаются от гневающихся без всякой причины, т. е. гневливых, что первые не переносят великодушно обид, наносимых им другими, а последние сами причиняют обиды другим. Гневливые, несмотря даже на собственное унижение, ищут повода к несогласию, радуются раздорам и готовы, в разгаре гнева, нападать на всех и каждого; посему в минуты их раздражения лучше всего уклоняться от них. От раздраженности и вспыльчивости они ничего не слушают, ничего не понимают или не хотят понять, но пришедши в себя, они тем удобнее исправляются увещаниями, чем больше пристыждает их кротость и терпеливость обиженных ими. Вспыльчивому и разъяренному, во время гнева, точно, также как и пьяному, во время опьянения, все прямое кажется кривым. Посему-то и Авигея, умилостививши Давида, оскорбленного презрительным отказом Навала мужа ее, который в то время был пьян до зела, и от вина и от гнева, не возвести Навалу глагола ни велика ни мала до света утреннего; «утром же, когда Навал отрезвился, жена его рассказала ему об этом»: и – он понял свое преступление, «и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень» (1Цар. 25).

Но если нет возможности уклониться от гневливого в минуты его раздражения; то надлежит не прямо нападать на таковых обличением, а как бы щадя поражать их. Уясним это лучше примером Авенира с Асаилом. Когда во время жестокой брани между домом Иудиным и домом Израилевым Асаил стремительно и настойчиво преследовал наедине Авенира, и когда сей последний несколько раз обращался к нему и просил, чтобы он оставил его в покое и не преследовал, наконец сказал ему, как бы предостерегая его: «отстань от меня, чтоб я не поверг тебя на землю»; но когда и за тем Асаил не внял словам его и не захотел отступить от него: «тогда Авенир, поворотив копье, поразил его в живот; копье прошло насквозь его, и он упал там же и умер на месте» (2Цар.2:17–23). Здесь Асаил может представлять собою типическое изображение тех, коими овладевая неистовство гнева увлекает их в бездну преступлений; их-то надобно тем с большею осторожностью уклоняться и щадить, чем с большим безумием предаются они этой сумасбродной наглости. Поэтому и Авенир, означающий на нашем языке светильник или свет отчий, уклоняется и как бы избегает его. Так и язык отеческий пастырей и учителей Церкви, открывающих и возвещающих народу Божию свыше свет премудрости божественной, когда усматривают в ком-либо дух мятущегося неистовства и показывают только вид готовности вступить в борьбу с раздраженным, как бы дает тем заметить ему, что проповедники мира и любви не хотят враждующих им поражать оружием слова своего. Но когда эти непримиримые враги никакими благоразумными убеждениями не смягчаются и в упорном безумии не отступают от своих нападений, подобно Асаилу, тогда старающимся обуздать и укротить их бешенство надобно заботиться о том, чтобы нисколько не предаваясь сами гневу и раздражению, а сохраняя совершенное спокойствие духа, наводили их искусно на такие предметы сторонние, коими не прямо, а косвенно, но тонко и метко уязвляли бы их душу. Потому-то Авенир, сопротивляясь нападавшему на него Асаилу, ударил его не острием копья, но тупым концом (древком). И конечно, поражать острием орудия значит явно нападать; а ударять тупым концом оного значит некоторым образом защищаться только и, как бы щадя врага, отбиваться от него. Асаил же тотчас пал и умер, потому что гневливые, выходя из себя, когда видят, что им при поражении оказывают пощаду, еще более воспаляются гневом от негодования и досады, и тут же падают и гибнут, убиваемые собственною гордостью. Таким образом эти люди, томимые и снедаемые внутренними волнениями души, при малейшем отступлении и поражении, умирают не столько от железа, сколько от душевного потрясения своего.

Глава XIX. Каким образом должно наставлять смиренных и как гордых

Наставление 17

Иначе должно наставлять смиренных, иначе – гордых. Первым надлежит представлять, какое истинное возвышение ожидает их, а последним показать, как ничтожна слава, за которою они гоняются. Да будет известно первым, что ожидаемое ими – вечно, а отвергаемое – скоропреходяще; последним же, что приобретаемое ими здесь тленно, а теряемое пребывает там во веки. Пусть внемлют смиренные что вещает вечная Истина: «унижающий себя возвысится»; пусть услышат и гордые глас той же Истины: «всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лк.18:14). Первым говорится: «славе предшествует смирение» (Притч.15:33); а последним: «падению – надменность» (Притч.16:18). К одним относятся следующие слова: «на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис.66:2)? к другим – следующие: «что гордится земля и пепел» (Сир.10:9)? К одним: «Господь смиренного видит», к другим: «и гордого узнает издали» (Пс.137:6). Да познают смиренные, что «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф.20:28); да не забывают и гордые «ибо начало греха – гордость» (Сир.10:15). Пусть обратят внимание первые на то, что Искупитель наш Господь Иисус Христос «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп.2:8); а последние пусть размыслят о том, что сказано в Писании о богоотступной главе их: «caм же – царь всем сущим в водах»; или согласнее с подлинником: «он царь над всеми сынами гордости» (Иов.41:25). Гордость дьявола – причина нашего падения; смирение Богочеловека – вина нашего восстания. Враг наш, будучи создан на ряду с другими тварями захотел быть выше всех; Искупитель наш пребывая Божественным величием своим превыше всего, благоволил снизойти в среду человеков.

Итак, возвещайте смиренным, что они чрез свое смирение подражают Господу; напоминайте и гордым, что они своею гордостью идут по следам падшего сатаны. Что же презреннее гордости, которая, силясь вознестись, далеко отстоит от истинной высоты? И что славнее смирения, которое, ставя себя ниже всего, восходит на высоту и соединяется с Господом своим? Впрочем, надобно строго различать между смирением и смирением и между гордостью и гордостью. Нередко бывает, что одни обольщаются ложным видом смирения; а другие обманывают себя, не сознавая своей гордости: но на самом деле одни водятся страхом, другие же сознанием своей мнимой правды, как бы дающей им право и свободу голоса. И потому, когда следует обличать пороки, одни молчат страха ради, и думают, что они молчат по смирению, а другие вопиют во всеуслышание против неправды, не сознавая надменности своей, и думают, что им дает право и свободу говорить правота их во имя правды. Тех побуждает поблажке страх под видом смирения, а сих – к неумеренной, а может быть и вовсе им не предоставленной, строгости обличения необузданная надменность под видом свободы. Почему надобно предостерегать к обличении, как гордых (опирающихся на свободу), чтобы они не присвоили себе таковой свободы более, чем должно, так и смиренных (а на самом деле боязливых), чтобы они не стеснялись сверх меры: иначе вольность первых послужит для них пищею высокомерия, а раболепное подчинение последних заставит их унижаться пред явными пороками других и как бы уважать самые пороки.

Но при этом не мешает иметь в виду то, что иногда гордых и самомнительных удобнее можно исправить, если к обличениям присоединить некоторого рода и похвалы им, как припарки к больному месту. Таким образом, можно говорить им или о тех добрых качествах, которые усматриваются в них, или о том, чем бы они могли быть, если бы позаботились воспомнить и то, чего не достает у них, и затем уже, расположив прежде внимание их к себе приятным для них впечатлением, приступать к отсечению в них злых наклонностей, нестерпимых для нас. Так и диких коней мы касаемся сперва тихо и ласково, чтобы потом удобнее покорять их себе ударами бича; и горькое врачевство, противодействующее болезни, растворяем медом, услаждающим вкус, чтобы таким образом горечью врачебного состава уничтожить смертоносные соки в теле больного. И потому в самом начале обличения гордых надлежит воздерживаться от сильных порывов, обращаясь с ними ласково и дружелюбно, чтобы они, встречая в нас приятную для себя благорасположенность, тем самым внимательны были впоследствии и к нашим замечаниям, не так для них приятным. Равным образом можно иметь в виду и то, что иногда тем успешнее можем подействовать на гордого и тем скорее исправить его, чем живее представим ему, что его исправление и усовершение полезно и важно не столько для него, сколько для нас: ибо гордость любит, чтобы другие дорожили ею. Так Моисей, странствующий в пустыне по повелению Божию, поступил с тестем своим Иовавом (Иофором). Моисей хотел извести Иовава из среды язычества и подчинить истинному Богу, и потому вызывал его странствовать в пустыне с народом Божиим: «мы отправляемся в то место, — говорит он ему, — о котором Господь сказал: вам отдам его; иди с нами, мы сделаем тебе добро, ибо Господь доброе изрек об Израиле». Иовав же или Иофор сперва не соглашался на предложение Моисея положительным отказом: «не пойду, — отвечал он ему, — я пойду в свою землю и на свою родину». Но когда Моисей сказал ему, что он необходим для всего странствующего народа, и умолял его не оставить их: «не оставляй нас, потому что ты знаешь, как располагаемся мы станом в пустыне, и будешь для нас глазом» (ductor или dux – руководитель или вождь); тогда Иовав склонился на его вызов (Числ.10:29–32). Моисея не могла затруднять неизвестность пути переходов в пустыне, которому, по указанию Божию, предшествовал и днем столп облачный и ночью столп огненный (Исх.13:21 и 22), и которого сам Бог руководил и хранил во всем. Но как муж прозорливый, беседуя со слушателем своим горделивым, искал в нем для себя отрады и утешения, имея в виду и другую важнейшую цель, он просил его быть ему руководителем на пути земном, чтобы самому иметь возможность руководить его к пути небесному. Таким образом Моисей достиг цели, что тесть его Иовав (Иофор), несмотря на свою горделивость, преклонился на зов его тем с большею готовностью и преданностью, чем больше убеждался в том, что на него смотрят все, как на человека, необходимого для них, и как прежде явил себя непреклонным, так потом склонился на предложение Моисея.

Глава XX. Каким образом должно наставлять упорных и непреклонных; как – легкомысленных и непостоянных

Наставление 18

Иначе должно наставлять упорных и непреклонных; а иначе – легкомысленных и непостоянных. Тем надобно напоминать, что они слишком много о себе думают, и потому пренебрегают советами других; а сих вразумлять, чтобы они были повнимательнее к себе и сколько-нибудь дорожили своими мнениями, не предаваясь легкомыслию и непостоянству. Ибо если бы и те и другие вели себя иначе, то одни всегда уважали бы советы других, а другие не были бы так переменчивы в своих мыслях и действиях. Первым из них апостол Павел заповедует: «не мечтайте о себе» (Рим.12:16); а последним: «дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения» (Еф.4:14). А премудрый Соломон об одних говорит: «уста мудрых (высокомудрствующих о себе) будут вкушать от плодов путей своих (дел своих), и насыщаться от помыслов их»; a о других: «сердце глупых не так» (сами на себя непохожи – cor dissimile) (Притч.1:31, 15:7.снес. Ис.3:10). И действительно. Сердце премудрых всегда одинаково и само себе равно (sibimet ipsi semper est simile), и если убеждения его правильны, то оно никогда не собьется с пути правого; а сердце безумных переменчиво и неустойчиво (dissimile est), так что оно, постоянно изменяясь, никогда не может на чем-нибудь остановиться. И так как пороки большею частью одни от других происходят, зарождаясь от одних и производя другие, то духовным врачам надобно с особенною заботливостью обращать внимание на то, что они, врачуя греховные недуги, тогда только могут с надлежащим успехом исцелять от них своих больных, когда с корнем вырвут эти пороки в самом источнике их. Упрямое же упорство происходит от самонадеянности и гордости, а безрассудное непостоянство – от легкомыслия и неосновательности.

Итак закосневшим в упорстве и непреклонности надобно внушать, чтобы они познали и сознали свой недуг надменности и высокомерия, стараясь препобедить себя иначе, считая для себя унизительным подчиниться даже правильным советам и убеждениям других, они останутся пленниками и рабами гордости. Можно указать им, для поучительного назидания, например Спасителя, Который, будучи по существу едино со Отцем, говорил однако ж о Себе: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин.6:38), и, как Сын человеческий, явил Собою нам пример подчинения воли своей. И чтобы расположить нас к этому, Он и на страшном суде суд свой приписывает Отцу, говоря: «Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин.5:30). Как же после сего человеку отказываться от подчинения воли своей воле другого, когда Богочеловек, пришедши в мир явить славу свою, свидетельствует, что Он ничего не может творить Сам от Себя и суд свой приписывает Отцу?

Напротив, легкомысленных и непостоянных нужно располагать к установлению в правилах твердости и постоянства: ибо плоды (следствия) непостоянства сами собою уничтожаются, когда корень их – самое легкомыслие исторгается из сердца; и всякое здание тогда только бывает прочно, когда твердо его основание. Если же сердце не твердо, то и мысли не постоянны. Вот что апостол Павел говорит о себе на этот раз в послании к коринфянам: «легкомысленно ли я поступил? Или, что́ я предпринимаю, по плоти предпринимаю, так что у меня то «да, да», то «нет, нет»» (2Кор.1:17)? Он как бы так говорит, свидетельствуя о себе, что он чужд такого состояния: «я не влаюсь ветром непостоянства, потому что не поддаюсь и не предаюсь легкомыслию“.

Глава XXI. Каким образом должно наставлять невоздержных и как воздержных

Наставление 19

Иначе должно наставлять невоздержных, иначе – воздержных. Невоздержные предаются излишеству в словах, легкомыслию в делах и роскоши в жизни; а воздержные не всегда бывают свободны от раздражительной нетерпеливости, нередко же и гордости. Ибо если бы невоздержные не вдавались в многословие, то язык евангельского богача, который пировал и веселился пo вся дни светло, не был бы опаляем огнем адским, и несчастный богач не напрасно взывал к Аврааму: «отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем» (Лк.16:19 и 24). Этими словами евангелист, конечно, указывает на то, что упоминаемый богач, среди ежедневного пиршества своего, чаще всего грешил языком, и, весь сгорая во пламени, просил поэтому более всего, чтобы ему прохладили язык. Далее, что невоздержание сопровождается легкомыслием в делах, – об этом свидетельствует Писание, когда говорит о народе израильском: «и сел народ есть и пить, а после встал играть» (Исх.32:6; 1Kop.10:7). А что невоздержание влечет и к роскоши в жизни; то это можно видеть из того, что когда чрево расширяется и плоть тучнеет, тогда и все страсти плотоугодия (aculеi libidinis ) более и более разжигаются. За то подвергся проклятию и древний змий райский – искуситель первых человеков, что возбудил в них хитростью и лукавством чувство пожелания к запрещенному плоду и чрез то связал первородным грехом и все потомство их. Ему сказано самим Богом: «за то, что ты сделал это, проклят ты; ты будешь ходить на чреве твоем» (Быт.3:14); т. е. как бы так: ты будешь иметь власть над людьми, возбуждая в них нечистые помыслы ума и похоти чрева. И пророк Иеремия прикровенно говорит: «и пришел Навузардан, раб царя вавилонского, архимагир (princeps cocorum s. Coquorum – кухмейстер т. е. начальник над поварами), и сожег дом Господень, и дом царя, и все домы в Иерусалиме, и все домы большие сожег огнем» (Иер.39:8–10; 52:12–15 и 4Цар.25:8–12). У заведывающего же кухнею и распоряжающегося поварами главная забота – чрево, для которого все искусство поварское истощает он, чтобы только доставить ему удовольствие в пресыщении. Стены же Иерусалима – это добродетели души, стремящейся к горнему и пренебесному миру. И потому-то сказано, что архимагир всю красу Иерусалима сожигает и стены его разрушает; ибо когда чрево от пресыщения расширяется и плоть от невоздержания тучнеет, то добродетели души от роскоши и изнеженности мало-помалу ослабевают и наконец вовсе подавляются пороками.

А что касается до воздержных, то, если бы нетерпеливость не возмущала иногда души их, – апостол Петр, сказав: «покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность,в рассудительности воздержание», – не прибавил бы тут же: «в воздержании же терпение» (2Пет.1:5 и 6). Апостол предвидит в воздержных недостаток терпения, и потому дает им наставление соединять с воздержанием терпение. Равным образом, если бы к мыслям воздержных не приражалась нередко и гордость, то и апостол Павел не сказал бы: «кто не ест, не осуждай того, кто ест» (Рим.14:3). И тот же апостол, уничижая правила надмевающихся добродетелью своего воздержания, присовокупляет к тому: «Это имеет только вид мудрости в самовольном служении и смиренномудрии (in superslitione el humilitate) и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти» (Кол.2:23). Здесь можно заметить, что в этом истолковании великий учитель придает мнимой святости их т. е. суеверию (superslitioni) только вид смирения (humilitatis); потому что когда плоть более надлежащего умерщвляется чрез воздержание, то смиренномудрие выставляется на вид с внешней стороны, a внутри под этим смирением может тем глубже гнездиться высокомерная гордость. И если бы разум не надмевался иногда добродетелью воздержания, то гордый Фарисей не поставлял бы пощения своего в числе как бы особенных заслуг, не говорил бы: «пощусь два раза в неделю» (Лк.18:12).Итак, и невоздержные и воздержные пусть будут внимательны к тому, чему они готовы подвергнуться. Пусть первые блюдутся, чтобы чрез свое невоздержание не пристраститься к излишеству в словах, к легкомыслию в делах и к пагубной роскоши в жизни, – чтобы чрез порабощение чревоугодию не поработить себя и другим порокам. Пусть не забывают, что, при каждом удовлетворении прихотливым своим пожеланиям, в них, так сказать, каждый раз повторяется падение прародителей, виною которого было невоздержание. Последние же пусть наблюдают за собою зорко и постоянно, чтобы, избегая телесного невоздержания, не допускали зарождаться в себе другим порокам пагубнейшим, которые как бы из самой добродетели воздержания вырождаются, чтобы, умерщвляя плоть, не предавались раздражению душевного нетерпения и вспыльчивости гнева; чтобы, охраняя себя и от этого недуга, всегда памятовали, что, подавляя в себе нетерпение и гнев, они иногда могут дать в душе своей место новой гостье – гордому самодовольству. Иначе и самая победа над плотью не будет уже иметь цены добродетели, если дух препобеждается раздражительною нетерпеливостью гнева и гордостью, и все благо воздержания плотского не принесет пользы, если дух не предохранит себя от душевных пороков. Поэтому Бог чрез пророка Исаию говорит иудеям, жаловавшимся, что Он не внемлет их пощению: «во дни бо пощений ваших, говорит им, обретаете воли ваша, и вся подручныя ваша томите»; и в след за тем: «Вот, вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других, вы не поститесь?» (Ис.58:3 и 4). Здесь под волею (voluntas) надобно разуметь именно самолюбивое довольство гордости, а под пястью (pugnus, кулак) – гнев. Таким образом, тщетно плоть свою изнуряют и измождают чрез воздержание те, которые, предаваясь беспорядочным движениям души своей, погрязают в пороках духовных. Пусть еще воздержные постоянно хранят без всякого послабления свое воздержание и не считают его пред очами сокровенного судии высокою добродетелью, чтобы, полагаясь на ее самостоятельность без других добродетелей, не впасть в обольщение и гордость. «Таков ли тот пост, который Я избрал, глаголет Господь; но… раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом, и проч. и проч.» (Ис.58:5–7).

И в самом деле, стоит размыслить, как мала сама по себе добродетель телесного воздержания, если она получает цену только в соединении с другими добродетелями. Посему-то пророк Иоиль говорит: освятите пост (Иоиль.2:15); так как освятить пост и значит – показать воздержание плоти, достойное Бога, то есть, в соединении с другими добрыми делами. Да будет же известно воздержным, что воздержание тогда только благоугодно Богу, когда они раздают неимущим то, в чем отказывают себе; в противном случае, пусть выслушают относящееся к ним следующее обличение Господне: «Когда вы постились и плакали в пятом и седьмом месяце, притом уже семьдесят лет, для Меня ли вы постились? для Меня ли?И когда вы едите и когда пьете, не для себя ли вы едите, не для себя ли вы пьете?» (Зах.7:5 и 6). И действительно; не Богу, а себе постится всякий, если то, в чем отказывает чреву своему в известное время, не раздает нуждающимся, а бережет для удовлетворения тому же чреву в другое время.Таким образом, чтобы невоздержные не расслабляли и не расстраивали себя и телесно и душевно жадностью к обжорству и пьянству, а воздержные не гордились удручением плоти, надобно напоминать им слова самого Спасителя, – первым: «смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими», против чего присовокупляется здесь и спасительная угроза, «и чтобы день тот не постиг вас внезапно,ибо он, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному» (Лк.21:34 и 35), а последним: «не то́, что́ входит в уста, оскверняет человека, но то́, что́ выходит из уст, оскверняет человека» (Мф.15:11). Пусть внемлют одни из них одним словам Писания: «Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое. Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела» (1Kop.6:13). И в другом месте: «будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству» (non in comеssalionibus el ebrielalibus – не в пиршествах и пьянстве) (Рим.13:13). И еще: «Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» (1Kop.8:8). А другие – другим: «для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого» (Тит.1:15). Пусть внемлют и невоздержные тому, что об них сказано: «их бог – чрево, и слава их – в сраме» (Флп.3:19); пусть внемлют и воздержные тому, что написано и о них: «отступят некоторые от веры… запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1Тим.4:1 и 3). Пусть внемлют и те и те, что к кому из них относится, – одни: «лучше не есть мяса, не пить вина и не делать ничего такого, отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» (Рим.14:21); другие же: «впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов» (1Тим.5:23). Тогда и невоздержные отвыкнут мало-помалу от непомерного пристрастия своего к пище плотской и воздержные не станут презирать и отвергать ее сотворенной Богом.

Глава XXII. Каким образом должно наставлять тех, кои благотворят своим добром другим; как – тех, кои и чужое отнимают у ближнего

Наставление 20

Иначе должно наставлять тех, кои милосердо раздают свое добро другим; а иначе – тех, кои и чужое отнимают у ближних. Щедрых благотворителей надобно предостерегать, чтобы они не превозносились выше ущедряемых ими благотворениями своими, надмеваясь тою мыслью, что они помогают другим. Ибо верховный Домувладыка, раздавая жребии и служения рабам своим, одних предназначил быть начальниками для управления, а других – быть подчиненными под управлением, и тем повелел раздавать прочим необходимое, а сим – принимать от них раздаваемое. И потому как те так и другие должны быть внимательны к повелениям и распоряжениям Господа; преимущественно же раздаятели даров благодати Божией должны всегда помнить, кем и для чего они поставлены на дело своего служения, и тем с большею кротостью и смирением раздавать вверенные им дары, чем несомненнее то, что дары сии принадлежат и другим. Они отнюдь не должны гордиться этим, а напротив должны совершать свое дело со страхом и трепетом, со всею заботливостью и вниманием, наблюдая, чтобы их раздаяния не были не справедливы: – чтобы не дать чего-либо тому, кому ничего не должны давать, и не отказать во всем тому, кому следует что-либо уделить, чтобы не дать кому-либо много вместо немногого, и наоборот – мало вместо многого; чтобы по неосмотрительности и поспешности не расточить даров Божиих без пользы; чтобы не мучить просящих своею медлительностью; чтобы в душе их не зародилась мысль о получении благодарности или о приобретении временной славы за свою благотворительность; чтобы их сердце при раздаянии даров не стеснялось скорбью или не предавалось излишней радости, чтобы, наконец, даже исполнивши уже свой долг, не приписать себе таковых дел благотворительности, и таким образом, совершивши все, не лишиться всего же. А дабы благотворящие не приписывали себе благотворений, надобно напоминать им слова Писания: «служит ли кто, служи по силе, какую дает Бог, дабы во всем прославлялся Бог через Иисуса Христа» (1Пет.4:11). От чрезмерной радости в благодеянии – предостерегать их следующим наставлением Спасителя: «когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что́ должны были сделать» (Лк.17:10); напротив от печали в щедрости – следующим изречением апостола: «доброхотно дающего любит Бог» (2Kop.9:7). Против тщеславной благотворительности Писание дает наставление: «у тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф.6:3); выжидающему же и домогающемуся вознаграждения за милостыню оно говорит: «когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния.Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых,и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк.14:12–14). Против тех, которые откладывают дела милосердия и благотворительности на будущее время, имея возможность привесть их в исполнение заблаговременнее: «не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать его.Не говори другу твоему: «пойди и приди опять, и завтра я дам», когда ты имеешь при себе. [Ибо ты не знаешь, что́ родит грядущий день]» (Притч.3:27 и 28). Равным образом и против тех, которые под видом щедрости любят расточать дары благотворения без размышления и разборчивости, если не со вредом, то и без пользы: «если ты делаешь добро, знай, кому делаешь, и будет благодарность за твои благодеяния» (Сир.12:1). Есть в Писании свидетельства и на то, что даяния наши должны быть не меньше должного: «кто сеет скупо, тот скупо и пожнет» (2Kop.9:6); равно как и на то, что эти же даяния должны быть и не больше должного: «Не требуется, чтобы другим было облегчение, — по слову Апостола, — а вам тяжесть, но чтобы была равномерность. Ныне ваш избыток в восполнение их недостатка; а после их избыток в восполнение вашего недостатка, чтобы была равномерность,как написано: кто собрал много, не имел лишнего; и кто мало, не имел недостатка» (а не по тому, чего не имеет) (2Кор.8:12–14). И действительно; если рука дающего, в последнем случае, дает больше должного, а душа его не в состоянии перенесть тех лишений, которым он может подвергнуться, отказывая себе во многом чрез таковые пожертвования: то таковый датель своим подаянием как бы сам против себя вызывает нетерпение и ропот. Поэтому наперед надлежит ему искусить себя в терпении, и тогда уже быть готову на раздачу или многого или всего добра своего неимущим, чтобы не очутиться в том состоянии, когда постигает его горе, заставляющее нуждаться в помощи других, а у него недостанет мужества переносить это горе великодушно, и тогда предполагаемую мзду щедрости своей потеряет и – что еще хуже – погубит душу свою от неизбежного ропота. He должно также оставлять вовсе без удовлетворения тех, которым следует что-нибудь дать, по словам Писания: «всякому, просящему у тебя, давай» (Лк.6:30); но с другой стороны надобно внимательно наблюдать, чтобы не подавать чего бы то ни было тому, кому ничего не должно давать, как сказано в том же писании: «давай благочестивому, и не помогай грешнику»; или же: «делай добро смиренному, и не давай нечестивому» (Сир.12:4 и 5); и еще: «раздавай хлебы твои при гробе праведных, но не давай грешникам» (Тов.4:17).

Это последнее наставление направлено против тех, которые, подавая хлеб свой (и вино) грешникам, благотворят им именно за их беззаконие и злодеяние. Сюда могут быть отнесены и те богачи мира сего, которые расточают сокровища свои на содержание шутов, комедиантов, борцов и тому подобных праздных тунеядцев (histriones), служащих только для забавы и увеселения их, тогда как многие нищие и убогие из меньших братьев Христовых (Мф.25:40) истаивают от голода. Но кто помогает грешнику, не как грешнику, а как человеку нуждающемуся, тот не погрешает против сего наставления, уважая в человеке не его греховность, а страждущую природу человеческую.

Наконец творящие милостыню, искупая ею грехи свои, пусть не предаются безбоязненно новым грехам, повторяя их многократно, в надежде загладить и те милостынею; ибо правда Божия не подкупна, которую бы можно было покупать за деньги, греша безнаказанно. Притом, не душа ли больше пищи, и тело одежды (Мф.6:25; Лк.12:23)? Если же так, то, подавая пищу или одежду неимущим, но в тоже время оскверняя душу свою или тело грехами, они что худшего приносят правде Божией, а что лучшего отдают неправде вражеской: тленными благами своими жертвуют Богу, а самих себя предают дьяволу.

Какое же после сего наставление может быть предложено тем, которые и чужое похищают у других? Надлежит представить им наперед, чтобы они выслушали со вниманием, что скажет Господь не творящим дел милости, когда приидет сотворить последний суд. Он скажет им тогда: «алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня;был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня, — и этим словам своим предпошлет следующие: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф.25:41–43). Об них и не говорится, чтобы они совершали хищения или другие какие-либо насилия, и несмотря на то предаются вечному огню геенскому. Отсюда само собою следует, что если такая участь постигнет не уделяющих неимущим от избытка имущества своего; то что ожидает похищающих чужое? Пусть же они после того размыслят об этом, какой ответственности подвергают себя своим хищением, если таковому наказанию присуждаются не исполнившие долга милосердия, и чего заслуживают они своими делами неправды, если так наказывается даже невнимание к делам любви.

Простираются ли руки их на разграбление имущества ближних? – Пусть внемлют они гласу пророка: «горе тому, кто без меры обогащает себя не своим, – на долго ли? – и обременяет себя залогами (usquequo aggravat contra se densum lutum)? и ты достанешься на расхищение» (Авв.2:6 и 7). Думают ли они расширить чрез хищение домы свои? – Да послушают другого пророка: «горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле?» (Ис.5:8). Он как бы так говорит: доколе будете вы расширяться, – вы, которые не можете терпеть сообщников себе в этом общем для всех и всем принадлежащем мире? Тех же, которые находятся с вами в каком-либо общении, тесните и преследуете; но вместо одних всегда встречаете для своей борьбы других. Жаждут ли приращения денег и вообще приумножения богатств? – Пусть обратятся к премудрому Проповеднику, испытавшему все под солнцем, что он говорит об этом: «кто любит серебро (avаrus – скупой, сребролюбивый, жадный), тот не насытится серебром; и кто любит богатство (qui amat divilias), тому нет пользы от того» (Еккл.5:9). Плодами этих благ воспользуется тот, кто хорошо распоряжается ими во благо и свое и ближнего своего, не пристращаясь к ним; а кто делается рабом их, тот и здесь даже оставит их без пользы. Стремятся ли пресытиться всеми этими достатками и благами? – Не мешает таковым заметить, что гоняющиеся за всем и хотящии во всем богатитися впадают в напасти и сети (1Тим.6:9), и кто тщится обогатитися, тот не останется неповинным (Притч.28:20 и 22). И конечно; кто всеми силами и всеми средствами домогается приумножения богатств и наслаждения благами их, тот не станет удаляться от пороков и убегать греха. Глядя на приманку (escam – пищу) земных удовольствий, он, при своей жадности, уловляется подобно птицам, сам не зная, от какого силка греховного придется ему погибнуть (quo peccali laqueo stranguletur). Желают ли захватить себе наследство, увлекаясь неправедною корыстью к временным приобретениям и не помышляя о будущем? – Пусть прочтут или выслушают слова Премудрого: «наследство (haeredilas наследство) поспешно захваченное вначале, не благословится впоследствии» (Притч.20:21). Нам дана настоящая жизнь для того, чтобы чрез нее достигнуть благословенного состояния в жизни будущей. Итак, кто здесь заботится о наследствах, тот там ставит себе преграды и пресекает путь к благословению; ибо жадность к неправедным стяжаниям в настоящей жизни устраняет его от вечного наследства в будущей. Положим даже, что возобладали бы они всем, чего ищут и домогаются. Но, «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою» (Мф.16:26)? Смысл истины этих слов таков: что пользы человеку в том, если он все, что вне его, собирает, а одного самого себя губит? Вообще же надобно заметить, что корыстолюбие хищников и грабителей большею частью и скорее всего обуздывается, когда в словах проповедника живо выяснится и представится для них мысль о том, как кратковременна и скоропреходяща настоящая жизнь, и если проповедник приведет им на память множество примеров таких людей, которые долго собирали в сей жизни всевозможные богатства, и однако же не могли упрочить их за собою, у которых внезапная смерть вдруг отнимала все, что собирали они в продолжении многих лет разными путями неправды, и которые перешли в загробную жизнь, не только оставив все стяжания свои, но и понесли с собою тяжкое бремя грехов хищения и грабительства, в чем должны будут дать отчет на страшном суде Божием. Пусть они выслушают все это и остановятся мыслью на таковых примерах, к сожалению, и у нас нередких, в которых, без всякого сомнения, и сами они осуждают на словах подобные поступки. Быть не может, чтобы такового наставления не приняли они к сердцу, и, переходя от слов к делу, не устыдились по крайней мере подражать тому, что в других осуждают.

Глава XXIII. Каким образом должно наставлять тех, которые не простирают рук своих на чужое, но не выпускают из них и своего; как тех, которые хотя и делятся добром своим с другими, однако же падки и на чужое

Наставление 21

Иначе должно наставлять тех, которые не простирают рук своих на чужое, но не выпускают из них и своего; а иначе – тех, которые хотя и делятся добром своим с другими, однако же падки и на чужое. Тем, которые не ищут и не домогаются чужого, но и своего не любят уделять другим, надобно внушать особенно ту мысль, что земля, от нея же мы взяты (Быт.3:19), обща всем нам и производит блага свои также для всех вообще. И потому напрасно считают себя невинными те, кои общий дар Божий присваивают себе одним, ничего не уделяя другим из достающегося им. Поступая таким образом, они посягают на жизнь многих ближних, делаясь виновниками стольких смертей, у скольких бедняков с голоду умирающих удерживают принадлежащую им часть благ земных. Ибо, уделяя неимущим от избытка своего, мы даем им не свое что-либо, а их собственное, и более исполняем долг правды, нежели творим дело милости. И небесный Учитель наш в нагорной беседе своей к ученикам и окружавшему их народу, говоря между прочим о делах милосердия, учил творить эти дела в тайне, и не в виде милости, а как долг правды: «смотрите, — говорил, — милостыне вашей (justitiam vestram – правды вашея) не творите пред людьми, с тем, чтобы они видели вас… У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф.6:1 и 3). Согласно сему и Псалмопевец говорит: «он расточил, роздал нищим; правда его пребывает во веки» (Пс.111:9), признавая щедрость к бедным и убогим не столько милостынею, сколько правдою, долгом справедливости, на том основании, что достающиеся нам от Господа в излишестве блага не одним нам принадлежат, а составляют достояние общее, преимущественно же достояние неимущих. И в другом месте: «он всякий день милует и взаймы дает, и потомство его в благословение будет» (Пс.36:26). Тоже и Соломон свидетельствует: «праведник дает и не жалеет (не скупится)» (Притч.21:26). Те, к коим относится сие наставление, пусть еще внемлют жалобе представленного в евангельской притче виноградаря на бесплодную смоковницу, бесполезно упражнявшую (занимавшую) только землю в винограднике (Лк.13:6–9). Ибо кого должно разуметь под этою смоковницею, как не тех неподатливых богачей – скряг, кои удерживают у себя без всякой пользы блага, столь полезные и необходимые для многих? и не всуе ли они упражняют занимаемое ими место и своею бездейственностью держат, так сказать, в тени ту благодатную землю, которую бы другие возделали и делами благотворения, как лучами солнца, согрели и оплодотворили ее?

Правда, они часто говорят: „мы пользуемся тем, что нам дано, и не ищем чужого; хотя мы не творим ничего, достойного награды, уготованной милосердым, за то ничего не делаем и худого“. Но они так говорят потому, что отвращают слух свой от вещаний небесной истины. Упоминаемый в другой притче богач, облачавшийся в порфиру и виссон и веселившийся во все, дни светлы, не похищал ничего чужого (ибо притча не говорит о сем); однако ж где является он по смерти? «в аде, будучи в муках!» Что же это значит? – то, что он, хотя и не похищал чужого, однако ж и не делал ничего во благо ближних, имея в виду только самого себя, и ни призрел даже бедного нищего Лазаря, лежавшего «у ворот его в струпьях», так что и «псы, приходя, лизали струпья его» (Лк.16:19 и дал.).

Да уразумеют же невнимательные к нуждам бедных, что они крайне оскорбляют самого Бога, когда, получая от Него все, не приносят Ему, в лице меньшей братии Христовой, никакой жертвы сострадания к ближним. Пусть не забывают того, что говорит Псалмопевец: «человек никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него: дорога́ цена искупления души их» (Пс.48:8 и 9; слич. Мф.16:26). Давать же Богу цену выкупа значит воздавать предваряющей нас благодати Божией дела благотворительности. Равным образом пусть всегда памятуют следующую угрозу евангельскую: «уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф.3:10). И потому те, которые, хотя и не простирают рук своих на чужое, но и не делают ничего доброго для ближних, считают себя невинными, пусть позаботятся предотвратить от себя грозящие им удары от секиры и огня и постараются выйти из этого состояния безрассудной беспечности иначе могут быть отсечены от настоящей жизни до основания, при всей крепости своего корня, если не перестанут пренебрегать плодами добрых дел.

Напротив того, тех, которые соединяют щедрость подаяний своих с похищением чужого, надлежит предостерегать, чтобы они, увлекаясь таковою щедростью, под сим видом добра не сделались хуже. Ибо, расточая без разбору свое имущество, они не только становятся раздражительными и склонными к ропоту, как мы выше уже заметили, но и готовы бывают, приходя в расстроенное состояние, польститься на чужое. Что же может быть несчастнее таковых, у которых из щедрости рождается корыстолюбие со страстью к неправедному любостяжанию, и на почве, засеянной, по-видимому, добродетелью, произрастают греховные пороки. Итак, пусть они сперва научатся благоразумно хранить свое достояние, а еще благоразумнее распоряжаться им, а потом приступают и к истреблению страсти посягательства на чужое; иначе сказать: пусть они исторгнут корень вины – расточительность свою, а возрастающие отсюда ветви пороков сами собою исчезнут. Благоразумное распоряжение достоянием своим устранит всякий повод к раздражительности, ропоту и самому хищению. Но это не то значит, чтобы надлежало избегать щедрости в благотворительности, а то, что щедрость в делах милосердия не должна быть помрачаема и унижаема пожеланием и хищением достояния ближних. Если мы силою будем отнимать у одних то, что другим даем щедрою рукою, – будет ли это милосердие? нет; иное дело – творить милостыню за грехи, а иное – грешить из-за милостыни, полагаясь на нее. Такое милосердие – не милосердие: оно не может дать сладкого плода, потому что проникнуто ядом и горечью вредоносного корня. Посему-то Господь отвергает и самые жертвоприношения подобного рода: «Ибо Я, Господь, — говорит Он чрез Пророка, — люблю правосудие, ненавижу грабительство с насилием (in holocaust – вo всесожжении)» (Ис.61:8). И премудрый Соломон говорит: «жертва нечестивых – мерзость, особенно когда с лукавством приносят ее» (Притч.21:27), A премудрый Сирах замечает, как взирает Господь на таковые жертвы, говоря: «Что заколающий на жертву сына пред отцем его, то приносящий жертву из имения бедных» (Сир.34:20). И что может быть поразительнее, как смерть сына пред очами отца? Таковое сравнение приносимой жертвы со скорбью обезчадевшего отца показывает, как возмутительна для Господа таковая жертва. И при всем том таковые жертвователи, одною рукою дающие, a другою отнимающие, только и думают и трубят о том, сколько они делают пожертвований; а о том, сколько сделали они насилий и хищений, и помыслить не хотят, скрывая это и от себя и от других: они как бы рассчитывают даже на возмездие за свои жертвы, а вины преступлений и не признают за собою. Но не об них ли говорит пророк Аггей: «зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька» (Агг.1:6)? Объясним это. Когда полагаем деньги в даровое влагалище, мы видим их; но не видим, когда теряем: подобным образом и таковые раздаятели видят то, что дают, но не видят того, что отнимают, почему и считают только награды приобретения, а о потерях и наказаниях не помышляют. Если же так, то не в диравое ли влагалище собирают они мзды своя?

Глава XXIV. Каким образом должно наставлять враждолюбивых и как миролюбивых

Наставление 22

Иначе должно наставлять враждолюбивых, иначе – миролюбивых. Любящим раздоры и вражды нужно напоминать, что они, какими бы ни украшались добродетелями, никогда не достигнут духовного совершенства, но пребудут плотяны, доколе не войдут в согласие и мир с ближними. Так и Писание говорит: «плод же духа: любовь, радость, мир…» (Гал.5:22); следовательно, кто не заботится о сохранении мира, тот отвергает плод духовный. Посему-то апостол Павел сказал в одном месте: « если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы» (1Kop.3:3)? а в другом – дает наставление: «старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр.12:14), тщащеся блюсти единение духа в союзе мира: «одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания» (Еф.4:3 и 4). Значит, нет части во едином уповании звания тому, кто не блюдет единения со всеми. А между тем не мало можно видеть примеров, что иные, отличаясь особенными какими-либо добродетелями, с гордостью смотрят на взаимное общение и единение, которое, может быть, превышает их добродетели. – Так, иной строго соблюдает телесное воздержание; но из-за воздержания своего, которым превосходит других, чуждается их и не входит с ними ни в какое общение. Таковые забывают, как славословить должно Бога, – забывают слова Псалмопевца, который говорит: «хвалите Его с тимпаном и ликами» (Пс.150:4). В тимпане (литавре или барабане) издает звук сухая и натянутая кожа чрез посредство ударов; а в лице (хоре) соединяются в стройный и гармонический лад разные голоса чрез взаимное между собою согласие. Что же применительно к настоящему выражает тимпан, как не удручение плоти воздержанием и постом, и что лик, как не соблюдение согласия и мира со всеми? Итак те, кои удручают плоть свою, но пренебрегают миролюбивым общением с ближними своими, хвалят Бога токмо в тимпане, но не в лице. Иные же, обогащаясь многоразличными познаниями, становятся надменными и считают для себя за низость сообщаться с другими, так что чем большую снискивают мудрость, тем больше презирают их. Таковые пусть внимают вещанию небесной Истины: «имейте в себе соль, и мир имейте между собою» (Мк.9:50); так заповедует Она с мудростью соединять миролюбие. И действительно, соль или мудрость без мира служит не к спасению, а на пагубу; ибо чем более хвалится кто ведением, тем более становится он виновнее во грехах своих, нежели неведущий, и подвергается тем большему наказанию, чем удобнее для него избежание греха. К ним же относятся и следующие слова Иакова: «Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская.Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна…» (Иак.3:14, 15:17): чиста, ибо ее помышления чисты; мирна, ибо чужда гордости, презирающей мир и общение с ближними. Наконец, расположенным к вражде и раздорам надобно внушать истину слов евангельских, чтобы они познали, что никакие добрые дела их не могут служить благоугодною Богу жертвою, до тех пор, пока будут удаляться от мира и любви с ближними. Слова эти сказаны самим Спасителем в нагорной беседе Его к ученикам о народе: «если ты принесешь дар твой к жертвеннику, — говорил Он между прочим, — и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя,оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф.5:23 и 24). Из этого можешь заключить, сколь велика вина тех, чья жертва отвергается. Всякий грех может быть изглажден противоположным добрым делом; но какое доброе дело возможно для враждующего, если он не исторгнет самого корня зла, – не истребит в сердце своем вражды? Если же враждующие отвращают слух свой от внушений небесной Истины; то пусть, по крайней мере, обратят взор свой на то, что происходит вблизи и вокруг каждого из них: они увидят, что птицы одного рода, при совокупном полете, не оставляют друг друга, бессловесные животные стадами ходят на пастбищах, и много других подобных тому примеров. И если внимательно посмотрим на эти явления, то неразумные твари взаимным согласием своим не явно ли обличают нас, какое великое зло производит тварь разумная своим несогласием и разладом? Обладая разумом, она вопреки сему дару отвергает то благо, к которому те, не имея этого дара, стремятся по одному только природному влечению.

Совсем иные наставления должно предлагать миролюбивым. Их надобно предостерегать, чтобы, предаваясь сверх надлежащего мирной жизни временной, преходящей, не позабыли и не вознерадели они о мире жизни вечной, нескончаемой, – что легко может произойти от искусительного и обманчивого покоя в настоящей жизни и лишить мира в жизни будущей. По сему-то Господь наш Иисус Христос, оставляя уже землю и готовясь к Отцу Heбeсному, как бы в прощальной беседе, говорит к ученикам своим: «мир (pacem) оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир (mundus) дает, Я даю вам» (Ин.14:27), как бы так: „оставляю мир переходной (transitoriam), даю мир пребывающий во веки (mansuram)“, показывая тем различие между миром земным и миром пренебесным и призывая их от настоящего к грядущему. Следовательно, кто всецело предается мирному покою земному, тому трудно уже достигнуть мира небесного. Мир должно любить, конечно, но не без ограничений. Так, пристрастная любовь к мирной жизни временной не должна удерживать нас от обличения пороков и чрез потворство нечестию нарушать наш мир с Творцом нашим и Виновником всякого мира: иначе мы, опасаясь и избегая разрыва внешних связей, можем подвергнуться испытанию в душе своей тяжкого для нас расторжения внутреннего союза с Богом. И что такое мир земной, преходящий, как не след (и только один след) мира небесного, вечного? He безрассудно ли, поэтому, возлюбить и предпочесть след, оставленный на прахе земном, а не позаботиться с предусмотрительностью о любви к Тому, Кто оставил его? По этому Давид, сохраняя постоянно мир внутренний, свидетельствует, что он не стеснялся нарушением мира внешнего с нечестивыми: «Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне» (Пс.138:21 и 22). И что значит совершенною ненавистью ненавидеть ненавидящях Господа? значит любить их, как сотворенных Богом, но ненавидеть в них и обличать то, что творят они вопреки воле Творца своего, значит – поддерживать и сохранять их жизнь, но вместе подавлять и искоренять их нечестие, не страшась их вражды и злобы.

Таким образом, надобно внушать этим миролюбцам, какой ответственности подвергаются они за свое равнодушие и невнимательность в деле обличения нечестивцев (особенно если они призваны на то), потворствуя нечестию их своим миролюбивым молчанием, когда избранник Божий, Царь и Пророк, приносил Богу как бы жертву тем, что ревностью своею по Бозе возбуждал против себя вражду грешников. Так и сыны Левиины, избившие поклонников златого тельца, сотворили дело благоугодное Богу: «посвятите руки ваши Господу, — говорил им Моисей, — каждый в сыне своем и брате своем, да ниспошлет Он вам сегодня благословение» (Исх.32:27–29). И благочестивая ревность пo Бозе Финееса, пронзившего сулицею (дротиком или копьем) израильтянина Замврия с мадианитянкою Хазвиею среди самого блужения, которым осквернялись сыны Израилевы со дщерми Мадиамли, утолила гнев Божий (Числ. 25). Понятны теперь слова Господа: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф.10:34; Лк.12:51). Ибо союз с нечестивыми противен Богу; и потому должен быть рассеваем. Можно припомнить при сем, как благочестивый Иосафат, царь Иудин, прогневал Бога союзом с Ахавом, царем нечестивым Израильским; каковой союз едва не погубил Иосафата, и только обретшаяся в нем дела благая спасли его, как сказано было ему чрез пророка: «царю Иосафату: следовало ли тебе помогать нечестивцу и любить ненавидящих Господа? За это на тебя гнев от лица Господня.Впрочем и доброе найдено в тебе, потому что ты истребил кумиры в земле [Иудейской] и расположил сердце свое к тому, чтобы взыскать Бога» (2Пар.19:2 и 3). Так Всеправедного оскорбляет самый союз наш с нечестивыми; и потому мы не должны чрезмерно дорожить временным миром, а, нарушая мир внешний, должны заботиться о сохранении внутреннего. И тот же избранник Божий, Давид, муж по сердцу Божию, благоразумно соблюдал, как мы заметили уже, и то и другое: «с ненавидящими мир, — говорит он, — я мирен: но только заговорю, они – к войне» (Пс.119:6 и 7). Таким образом, он и в то время, когда отверзал уста свои на обличение грешников, терпел от них нападения, и независимо от того, когда подвергался их нападениям, был с ними мирен, не оставляя вразумлять своими обличениями и не переставая любить обличаемых. По сему и апостол Павел говорит: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рим.12:18). Убеждая хранить мир со всеми, Апостол не напрасно сказал предварительно: «если возможно», и к тому присовокупил: «с вашей стороны». Ибо при обличении нечестивых трудно и почти невозможно сохранить внешний мир, и потому он располагает нас к сохранению мира внутреннего, как бы так говоря: «мир состоит в согласии двух сторон; посему, если обличаемы вами нарушают мир, то вы обличающие и вразумляющие их сохраните его в душе своей. И в другом месте тот же Апостол, сказавши: «если же кто не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его», прибавляет: «но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата» (2Фес.3:14 и 15). Он как бы так говорит: нарушением внешнего мира с ним не стесняйтесь и не страшитесь этого, но внутренний по отношению к нему мир сердечно храните, так чтобы внешнее отчуждение ваше от грешника поражало его, а внутреннее расположение к нему привлекало его, предпочитая внутренний мир внешнему.

Глава ХХV. Каким образом должно наставлять посевающих раздоры и как миротворцев

Наставление 23

Иначе должно наставлять посевающих раздоры, иначе – миротворцев. Тем, которые посевают раздоры, надобно представлять, кому они последуют. Поучению притчи евангельской, «посеявший между пшеницею плевелы» – это есть «враг, посеявший их», диавол, сатана, или отпадший от Бога ангел (Мф.13:25,28:39). Подражателей же или последователей его Соломон описывает так: «человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами (a по тексту св. Григория: „homo apastata, vir inutilis: gradilur ore perverso – человек богоотступник – муж пагубен: он ходит с лицом бесстыжим и языком распущенным“); мигает глазами своими, говорит ногами своими, дает знаки пальцами своими;коварство в сердце его: он умышляет зло во всякое время, сеет раздоры (jurgia seminat – несогласия и раздоры посевает)» (Притч.6:12–14). Таким образом посевающий раздоры прежде всего называется в Писании отступником (apastata): ибо если бы он, по примеру возгордившегося ангела, не пал внутренне отвращением ума и сердца своего от лица Создателя, то и во внешних поступках не дошел бы он до того состояния, чтобы соделаться источником и виновником таких нестроений. И потому верно сказано о нем, что он намизает очима, дает знамения ногою, учит же помаванием перстов. Страж наших действий внутри нас, который блюдет за правильностью движений внешних членов наших. Этот внутренний страж состоит в здравом уме и чистоте сердца. Кто лишился стража этого, тот неизбежно впадает в беспорядочные движения и внешними действиями своими обнаруживает, что у него нет внутри никакой опоры, на которой бы мог он утвердиться. Пусть еще сеятели несогласий и раздоров выслушают, что сказано в Писании о миротворцах: «блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф.5:9), и выведут отсюда обратное заключение о себе, что если миротворцы называются сынами Божиими, то как назвать и чем признать виновников нестроения и смут общественных, как не «сынами дьявола»? (Ин.8:44). «Дети Божии и дети диавола узнаю́тся так» (1Ин.3:10). Все отделяющиеся чрез свои раздоры от единения взаимной любви, без этой любви, как без жизненной силы, чахнут и засыхают, становясь неспособными в своей деятельности к принесению плодов благих дел, а если и приносят какой плод, то он ничтожен, потому что дела без любви – ничто (1Kop.13:1–3). Поэтому их надобно вразумить, как много они грешат и как тяжки их грехи: посевая раздоры и изгоняя любовь, они исторгают корень всех добродетелей и полагают семена всех зол. И как Бог благоугождается более всего делами любви, то для дьявола нет ничего вожделеннее истребления любви. Итак, потерявши ее сам, враг Бога и человеков, вместе с клевретами своими, хочет и старается чрез сеяние плевел посреде пшеницы искоренить любовь и в наших сердцах, чтобы лишить и нас возможности восходить к Богу и наслаждаться общением с Ним.

Напротив, миротворцев надлежит предостерегать, чтобы они не унижали своего высокого подвига, не зная или не разбирая, между кем должны oни утверждать и укреплять мир. Ибо сколько благотворен мир между добрыми, столько пагубен союз нечестивых. Этот союз между нечестивыми дает злу возможность усиливаться более и более, ибо чем теснее соединяются между собою нечестивые, тем дерзновеннее преследуют они добродетельных. Вот почему сказано блаженному Иову свыше о провозвестниках и сообщниках отверженного сосуда нечестия т. е. антихриста, под видом чешуи (sub squamarum specie) чудовищного животного морского: «крепкие щиты его – великолепие; они скреплены как бы твердою печатью;один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; части (membra – члены) тела его сплочены между собою» (Иов.41:6,7:15). И потому сообщников и последователей его, как врага Божия и врага человеков, должно убегать и стараться не о соединении, а о разделении их между собою. Так поступил великий служитель Церкви Божией, апостол Павел, когда преследовали его фарисеи вместе с саддукеями. Видя, что те и другие восстали против него единодушно, он воззвал к ним: «мужи братия! я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят» (Деян.23:6). Так как фарисеи признавали, а саддукеи отвергали воскресение мертвых; то между ними произошла распря, и они разделились. Таким образом апостол Павел освободился от нападения вражеского сонмища. По-сему для примирения нечестивых необходимо расположить их прежде к внутреннему миру, чтобы потом мог быть полезен для них мир внешний. Полюбив мир внутренний, они не станут уже злоупотреблять внешним миром, помышляющие о мире небесном не допустят, чтобы земной мир послужил к порче их сердца. Если же нечестивцы, требующие примирения, таковы, что не могут вредить добродетельным, хотя бы даже и пожелали: то на таковых можно действовать и внешним миром, даже прежде нежели они познают сладость мира внутреннего в соединении с Богом; ибо злоба несчастия их в ожесточении против любви к Богу может быть, по крайней мере, смягчена любовью к ближнему, и таким образом от мира внешнего и любви к ближним можно постепенно возвести их на высшую степень мира внутреннего и любви к Богу.

Глава ХХVI. Каким образом должно наставлять тех, кои, не понимая надлежащим образом священного Писания, мечтают о себе, что они постигают его, как следует, и должны быть руководителями других; как – тех, кои хотя и понимают его хорошо, но, высокомудрствуя о себе, тщеславятся своим знанием пред слушателями своими: общий их недостаток, который должен иметь в виду проповедник, есть недостаток смирения

Наставление 24

Иначе должно наставлять тех, кои неправильно понимают учение слова Божия, но по своему горделивому упрямству мечтают о себе, что они мудрее других и призваны быть учителями их; а иначе – тех, кои хотя и правильно понимают это учение, но, гордясь своим знанием, высокомудрствуют о себе пред поучающимися у них. И тем и другим надлежит внушать, что общий их недостаток заключается в недостатке смирения. И прежде всего надобно внушить неправильно понимающим слово Божие, что они спасительное врачевство превращают в яд для себя, и, так сказать, врачебным ножом наносят себе смертельную рану, расстраивая и убивая себя тем самым, чем бы должны исцелять и спасать себя. Пусть размыслят они, что священное Писание служит для нас как бы светильником во мраке настоящей жизни, и что поэтому, неправильно понимая слова Писания, они помрачают и для себя и для других свет спасительного светильника сего. Чем же объяснить неправильность такового понимания слова Божия, как не гордостью? Считая себя умнее других, они не хотят следовать никому в разумении Писания, а чтобы упрочить за собою (у простых, конечно, и невежд) славу ученого и сведущего, отвергают с презрением всякие, хотя бы то и правильные, толкования других, слепо и ревниво утверждая превратность и нелепость своих. Об них можно сказать словами пророка Амоса: «они рассекали беременных в Галааде, молотили железными молотилами, чтобы расширить пределы свои» (Ам.1:3 и 13). Объясним это. Галаад значит, по изъяснению толковников, собрание свидетельств. Поелику же Церковь есть хранительница истины, о которой она свидетельствует исповеданием; то под именем Галаада можно разуметь Церковь, устами всех верующих свидетельствующую об истинах Божиих. Имущие же во утробе – это души благочестивые, зачинающие, по действию любви божественной, разумение слова Божия и рождающие, во время свое, из зачатого семени плод добрых дел. А расширение пределов означает здесь ревность к распространению славы своей мнимой мудрости. Итак, превратно понимающие смысл св. Писания и ложным учением своим распространяющие разные толки и расколы (ересеначальники) своим лжемудрованием и заблуждениями, как бы железными пилами, претирают и умерщвляют в душах благочестивых, верных чадах Церкви, зачавшееся разумение Писания, истребляя его для того, чтобы умножить славу своей мудрости. И таким образом простые и неопытные еще младенчествующие сердца, не утвердившиеся еще в воспринимаемых ими божественных истинах, они исторгают из недр православной Церкви в свои толки, под видом мнимого ими православия, для распространения гордого тщеславия своего и поддержания авторитета. Если же так, то для успешного действования на таковых лжеучителей прежде всего надобно стараться истребить в них самый корень зла – гордость, а ветви лжеучения их сами собою отпадут. Вместе с сим – предохранять и предотвращать их от того пагубного зла, чтобы они, при своем заблуждении, порождая расколы, в мнимом служении своем Богу не примешивали служения идоложертвенного, которое строго воспрещается словом Божиим. Так Господь, жалуясь чрез Пророка на жену блужения – народ израильский, говорит: «А не знала она, что Я, Я давал ей хлеб и вино и елей и умножил у нее серебро и золото; из серебра своего и золота своего сделали для себя идолов» (Ос.1:2, 2:8, 8:4; Иез.16:15–20). И мы получаем от Господа и пшеницу – дух (как бы зерно) Писания, когда в трудных для нашего понимания местах под покровом буквы открывается для нас внутренний смысл его; и вино – упоение высоким благовествованием; и масло – слово кротости и милосердия, когда ясным и откровенным учением своим располагает жизнью нашею с отеческою любовью; и сребро и злато – свет чистейшей и высочайшей истины, озаряясь и обогащаясь премудростью разума Божия» (Рим.11:33; 1Kop.1:30). Но и у нас есть жрущие Ваалу: это именно еретики, которые превратным толкованием Писания Божественного развращают сердца неопытных слушателей своих и все эти дары Господни, и хлеб, и вино, и масло и сребро и злато, приносят в жертву сатанинским идолам, посевая в мирной Церкви Божией расколы разных заблуждений. Пусть же размыслят таковые, чего они могут ожидать в будущем? Так как они здесь рассевают несогласия и раздоры в Церкви мира и любви, то и там, по неумытному суду Божию, должны они ожидать смерти вместо жизни, и не временной, а вечной.

Есть напротив и такие, которые правильно понимают учение слова Божия, но, гордясь своим знанием, высокомудрствуют о себе пред поучающимися у них. Таковым надлежит внушить, чтобы они, прежде нежели приступают к предложению другим слова божественной истины, поискали в нем изображения самих себя: иначе, обличая других, они могут оставить самих себя без обличения. В самом деле, разумея верно Писание, но, не внимая тому, что говорит оно против гордых, они и поступают таким образом. He уподобляются ли они тем неблагоразумным врачам, которые всегда готовы лечить других, а о своей болезни или не знают или небрегут? Их жизнь не противоречит ли их учению, когда они говорят одно, а делают сами совсем другое? Пусть же они, подавая врачебную помощь больным своим, не забывают и о своих болезнях, требующих врачевания, чтобы, врачуя других, самим не умереть. В Писании сказано: «говорит ли кто, говори как слова Божии; служит ли кто, служи по силе, какую дает Бог» (1Пет.4:11). Значит, они говорят не свое и действуют не от себя; чем же тут гордиться? В том же Писании апостол Павел говорит о себе: «Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие, но проповедуем искренно, как от Бога, пред Богом, во Христе» (2Kop.2:17). Этими словами святый Апостол свидетельствует, что он взирал на свою проповедь как на дар, полученный от Бога, и что целью его проповеди было угождение не себе, а Богу (пред Богом), во Христе, как едином Ходатае и Примирители, Бога и человеков (2Kop.5:18 и 19; 1Тим.2:5). И премудрый Соломон говорит: «Мерзость пред Господом всякий надменный сердцем» (Притч.16:5); а ищущий в разумении и проповедании слова Божия собственной славы дерзает предвосхищать право у Того, Кто дал ему и от Кого получил он этот дар разумения и проповедания, и Кто может Сам прославить прославляющих Его. У того же Премудрого может еще всякий проповедник прочитать в назидание свое и следующие слова: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть [не] разливаются источники твои по улице, потоки вод – по площадям; пусть они будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобою» (Притч.5:15–17). И действительно, проповедник пьет воду из своего водоема, когда, входя в себя, сам наперед обсудит и как бы выслушает то, что намерен предложить своим слушателям; пьет влагу из своего колодца, когда напаяется благотворною росою своего слова. А затем имеют свое значение и дальнейшие слова. Пусть разливаются воды твои и за пределы (foras) твоего источника; на улицах и площадях разделяй их. Так и должно быть, чтобы прежде сам прикушал, и тогда уже напаял других. Разливать же воды за пределы источника значит напаять влиятельным действием своей проповеди и других, а разделять их по улицам и площадям – распределять и употреблять с умением и пользой, при множестве слушателей, дар проповедничества в слове Божием, сообразно с их состоянием. Но так как, при множестве слушателей слова Божия, требующих многостороннего знания, нередко зарождается в проповеднике страсть к тщеславию; то против этого направлены последние слова. «Пусть они (воды) будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобою ». Под именем же чуждых разумеются здесь духи злобы, о которых Царь-Пророк гласом искушенного человека говорит: «ибо чужие восстали на меня, и сильные ищут души моей» (Пс.53:5). Итак Премудрый сказал: разделяй воды по улицам и площадям, но пусть они принадлежат тебе одному. Он как бы так говорит: служи делу проповеди слова Божия, но не приобщайся гордостью из-за сего дела духам злобы, чтобы не соделать врагов своих участниками в деле твоего служения. Таким образом и мы разливаем и разделяем воды, удерживая их за собою, когда проповедническим служением своим распространяем слово Божие повсюду, без всяких притязаний за то на человеческую славу.

Глава XXVII. Каким образом должно наставлять тех, которые могли бы хорошими быть проповедниками, но, по излишнему смирению, боятся и уклоняются; как – тех, коих должна бы удержать от принятия на себя этого служения мысль о их несовершенстве или молодости, но которые по своей опрометчивости домогаются этого

Наставление 25

Иначе должно наставлять тех, которые способны и с честью могли бы проходить звание проповедника, но по чрезмерному смирению боятся принять на себя это служение, и потому уклоняются от него, а иначе – тех, коим не дозволяет вступать в это звание или недостаток способности или не соответствующий возраст, но которые·, несмотря на то, домогаются его. Обратимся к первым, заставив их размыслить беспристрастно, сколько они могли бы доставить пользы в проповедническом служении и какие делают они непростительные опущения в столь важном деле. Если кто не уделяет от своих достатков ближним-неимущим, скрывая у себя принадлежащее им и необходимое для них, то он становится виновником, конечно, их бедственного положения, и заслуживает справедливого наказания. Но не гораздо ли более бывают виновны и не большему ли наказанию подвергаются те, которые, обладая сокровищем слова, допускают душу согрешающего брата умирать от глада слова? И премудрый Сирах говорит: «Скрытая мудрость и утаенное сокровище – какая польза от обоих» (Сир.20:30)? Если кто, при общественном голоде, скрывает у себя хлеб, продовольствием коего мог бы спасти многих от голодной смерти, то он конечно становится виновником их смерти. Какая же вина падает на тех и какого наказания заслуживают те, которые не доставляют духовного хлеба воспринятой ими благодати умирающим душам от глада и жажды слова Божия? И Соломон говорит: «Кто удерживает у себя хлеб (frumentum – всякой хлеб в зерне),.. того клянет народ» (Притч.11:26), а получившие дар слова и способность к пастырскому учительству и скрывающие у себя таковой талант без употребления уподобляются удерживающим у себя пшеницу. Если кто, будучи искусен в врачебной науке, видит опасную рану в больном, которого не иначе можно излечить, как только рассечением самой раны, а между тем отказывается принять на себя этот труд; то таковой врач, без сомнения, погрешает против собрата своего, обрекая его на смерть по нерадению своему. Какой же принимают на себя грех те, которые, видя духовные язвы несчастных грешников, коих могли бы они исцелить от этих язв, не рассекают их мечем слова Божия? И к ним можно отнести слова Пророка: «проклят, кто удерживает меч Его от крови!» (Иер.48:10), а меч от крове возбранять есть тоже, что не действовать словом проповеди на умерщвление плотской жизни, что мечем слова Божия не рассекать духовных язв. О каковом мече говорится еще и в другом месте: «и меч Мой насытится плотью, кровью убитых» (Втор.32:42).

Итак излишний страх, возбраняющий чрезмерно смиренным вступать в звание проповеднического служения и заставляющий их уклоняться от избрания этого служения, должно изгонять из робких душ их страхом суда Божия и последующего за тем наказания. Пусть таковые смиренномудрые приведут себе на память евангельского раба, скрывшего талант, вверенный ему господином, и не хотевшего возделывать его; участь его им известна: он и таланта лишился и остался осужденным на заключение во тьму кромешнюю (Мф.25:15,18,24–30). Далее, надлежит указать им, с другой стороны, на апостола Павла, который признавал себя чистым от крове всех ближних, не щадя их в поражении пороков: «Посему свидетельствую вам в нынешний день (говорил он ученикам своим при разлуке с ними), что чист я от крови всех,ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию» (Деян.20:26 и 27). Пусть внемлют, к чему и Тайновидец призывается ангельским гласом, взывающим: «И слышавший да скажет: прииди!» (Откр.22:17), то есть, чтобы он, последуя зову внутреннего голоса, призывал и других туда же, куда сам стремится, дабы кто-либо даже из званных не застал дверей затворенными, если явится на зов Господа неготовым (Мф.25:10–12). Пусть выслушают, как пророк Исаия, узрев Господа Саваофа, Которого славили и воспевали херувимы и серафимы, а он безмолствовал, имый уcтне нечисты, – как он с сокрушенным сердцем покаяния восклицал: «о, горе мне! погиб я! (а в подлинном тексте: „vae mihi quia tacui – горе мне безмолвствующу“)»; и когда он сверхъестественным светом озарен был и очищен от греховной нечистоты, то на зов Господа: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? отвечал: вот я, пошли меня!» (Ис.6:5 и 8). A Соломон ободряет еще проповедников тем, что самый дар благовествования приумножается в них, если возгревают его в себе чрез упражнение. «Благотворительная душа» – говорит он – «будет насыщена, и кто напояет других, тот и сам напоен будет» (Притч.11:25). Ибо кто, проповедуя слово Божие другим, благотворит им своим благовествованием, тот и в самом себе умножает этот дар благодатный; и кто не перестает питать души верующих этим хлебом животным и напоять их этою водою живою, тот «не будет алкать и не будет жаждать никогда.» (Ин.4:10; 6:35). Царь же и пророк Давид, возвещая людям волю Божию, говорит Господу о сем, как о жертве, благоугодной Ему: «Я возвещал правду Твою в собрании великом; я не возбранял устам моим: Ты, Господи, знаешь.Правды Твоей не скрывал в сердце моем, возвещал верность Твою и спасение Твое, не утаивал милости Твоей и истины Твоей пред собранием великим» (Пс.39:10 и 11). Пусть вслушаются в слова беседы Жениха к Невесте в Песни песней: «Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его» (Песн.8:13). Здесь под седящею в вертограде разумеется Церковь (Невеста Христова), которая блюдет и хранит молодые леторасли добродетелей до совершенного преуспеяния; а под друзьями, готовыми внимать гласу ее, означаются вообще избранные, всегда готовые на зов ее к делу проповеди слова Божия: и сего-то гласа жаждет Жених (Христос) от Невесты своей в лице избранных. Пусть наконец послушают, что говорит Моисей к тем (сынам Левииным), которые, по долгу своего служения, должны быть готовы к беспристрастному поражению оскорбляющих и прогневляющих Бога своими против Heгo преступлениями: «кто Господень, [иди] ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины.И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего» (Исх.32:26 и 27). Так заповедал Моисей сынам Левииным, когда увидел, что Господь разгневался на сотворивших себе тельца и поклонявшихся ему. Вникнем в смысл сих слов. Призываемые к потреблению противляющихся Богу идолопоклонников называются Господними, – принадлежащими Господу, потом выслушивают приказание, а затем приводят в исполнение возложенное на них поручение достойно своему званию. И сотвориша сынове Левиины, якоже глагола им Моисей (Исх.32:28). Так и проповедник, если хочет быть Господним, должен препоясать при бедре меч духовный, – вооружиться словом Божиим, обуздывая и в себе и в других всякие противузаконные помышления и пожелания, пройти, от врат до врат, – с обличением переходить от порока к пороку, так как всякий порок служит как бы вратами, чрез которые входит в душу смерть; и притом пройти сквозе полк, – посреде всяких преступлений в Церкви, вооружаясь против них и преследуя их во всяком грешнике, без всякого лицеприятия, будь он сосед, будь ближний, будь даже брат, обличая беспристрастно с правдивостью и твердостью духа всех оскорбляющих и прогневляющих Бога служением идолам страстей. Если же он не хочет поступать таким образом, по мере возможности, то он не Господень.Совершенно иначе должно наставлять тех, коим возбраняет принимать на себя звание проповедника или недостаток совершенств, потребных для того, или не соответствующий тому возраст, но несмотря на то они домогаются того и дерзают вступать в это звание по своему легкомыслию. Таковых надлежит предостерегать, чтобы они, воспринимая на себя опрометчиво столь важную и многотрудную обязанность, не уклонились от пути к дальнейшему самоусовершению; предвосхищая преждевременно то, что для них не по силам, не опустили и того, что в последствии были бы в состоянии исполнить, и, стараясь блеснуть своею мудростью, не обнаружили на деле, что они ее и не имели. Пусть они посмотрят на птенцов еще не оперенных, которые, откуда бы ни покусились подняться вверх, тотчас падают вниз. Пусть рассудят, что если кто начинает строить дом, не утвердивши под ним прочного основания, и станет возводить стены, тяжести коих не в состоянии оно выдержать; что то отсюда выходит? – развалины, но отнюдь не дом! Или кто не знает, что преждевременно рождающие наполняют своими порождениями не дома, а могилы? Посему сама Премудрость Божия, хотя могла бы вдруг облечь силою всякого, кого бы ни восхотела, повелевает однако же ученикам своим, будущим проповедникам слова Божия, в научение и наше, ждать определенного на то времени: «вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк.24:49; Ин.14:26; Деян.1:4 и 8). Так желающий посвятить себя проповедническому служению слова Божия должен сперва сосредоточиться в себе самом, приготовившись к сему служению надлежащим образом, а потом уже, при благодатном содействии свыше, должен, так сказать, выступать из внутренней храмины своей для возвещения другим того, что уразумел он сам. «Писание говорит: говори, юноша, если нужно тебе, едва слова два, когда будешь спрошен» (Сир.32:9). Посему-то сам небесный Учитель и Спаситель наш, явившись на земле чрез сверхъестественное вочеловечение нас ради человек и нашего ради спасения, не прежде вступил в звание служения роду человеческому и стал учить всенародно, как по достижении уже совершенного (тридцатилетнего) возраста (Лк.3:23), внушая чрез это поспешным и опрометчивым учителям силу и могущество спасительного страха, когда и сам Он, не будучи подвержен погрешностям и падению, начал проповедовать людям благодать совершенной жизни уже по достижении совершенного возраста. Так евангелист Лука повествует, что «когда Он был двенадцати лет… остался Отрок Иисус в Иерусалиме, и когда родители искали Его и не обретали, то далее сего говорится, что через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их» (Лк.2:42,43:46). Итак, на эти слова надлежит обратить особенное внимание, что Иисус Христос, будучи Богочеловек, в двенадцатилетнем возрасте является посреди учителей послушающим их и вопрошающим их, но – не учащим. Этот пример внушает нам – всем и каждому, что не утвердившемуся еще человеку, не достигшему совершенного возраста крепости сил, как телесных, так и душевных, тем более не подобает отваживаться учить других, если и божественный отрок Иисус благоволил только учиться, слушая и вопрошая других; между тем как по своему божеству Он подавал глаголы живота вечного самим учителям израилевым (Ин.3:10; 6:68). Если же апостол Павел и говорит возлюбленному ученику своему: «проповедуй (praecipe – заповедуй) сие и учи; никто да не пренебрегает юностью твоею (adolescentiam tuam)» (1Тим.4:11 и 12); то здесь надобно разуметь не отроческую молодость, а молодость совершенного юноши, так как и в св. Писании и вообще adelescentia (молодость) нередко употребляется вместо juventus (юность), и этими словами обозначается средний возраст (юношеский) между отрочеством (puerilia, puer) и возмужалостью (vrilitas, vir). Это подтверждают и слова Соломона, обращенные им к юношам в их молодости: «веселись, юноша, в юности твоей» (Еккл.11:9), нагляднее же для контекста речи по словам подлинника: „lactare juvenis in adolescentia tua – веселися, юноше, в молодости твоей“. Ибо если бы он не принимал слов этих в тождественном значении; то не назвал бы юношею (juvеnis) того, к кому обращался в его молодости (adolescentia).

Глава ХХVIII. Каким образом должно наставлять тех, кои достигают всего, чего ни домогаются в сем мире; как – тех, кои тоже гоняются за мирскими благами, но во всём терпят неудачи

Наставление 26

Иначе должно наставлять тех, которым все споспешествует в достижении искомых ими временных благ·, а иначе – тех, кои тоже ищут сих благ, но в достижении их терпят неудачи. Первым из них надобно напоминать и советовать, чтобы они не привязывались к ниспосылаемому им и подаваемому до забвения о Дающем и Наделяющем их земными благами; чтобы вместо отечества небесного не возлюбили паче страны пришельствия земного; чтобы подаваемых им благ в пособие и средства к сему странствованию для достижения сего отечества не обратили для себя в препятствие к тому, чтобы таким образом, пленившись ночным лунным светом, не уклонились от света дневного, солнечного. Получая какое-либо благо на земле, они должны смотреть на него, как на услаждение прискорбного странствования земного, а не как награду, заслуженную ими, и не прилагать к нему сердца, чтобы мир с своими удовольствиями не восторжествовал над ними. Кто наслаждения временными благами не умеряет любовью к лучшей жизни, того привязанность к преходящей жизни приводит наконец к вечной смерти. Поэтому в лице идумеян и других народов раздаются у пророков угрозы против тех, которые радуются успехам счастья своего в сем мире и предаются оному безотчетно. Так у пророка Иезекииля говорится: «назначили землю Мою во владение себе, с сердечною радостью и с презрением в душе (cum gaudio, et toto corde, et ex animo)». Эта угроза принимает здесь значение не столько от того, что они радовались, сколько от того, что радовались тому с душевным злорадством, веселясь от всего сердца (Иез.36:1–7. слич. 25). И у Соломона сказано: «упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их» (Притч.1:32). А апостол Павел подает совет следующий: «и покупающие, как не приобретающие;и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся должны бы» (1Kop.7:30 и 31). Этим Апостол внушает нам, чтобы мы пользовались благами земными без всякого ущерба для благ небесных, и чтобы первые нисколько не подавляли в нас любви к последним; иначе они, вместо того чтобы служить нам как бы услаждением вне отечества, будут только охлаждать в нас любовь к нему, так что мы, считая себя по-видимому счастливыми в этой временной и скоропреходящей жизни, будем утешаться и торжествовать, тогда как в жизни вечной и нескончаемой явимся наконец страждущими и достойными всякого сожаления. Так и в Песни песней Церковь устами избранных своих говорит: «левая рука (шуйца) его у меня под головою, а правая (десница) обнимает меня» (Песн.2:6; 8:3). Шуйце Божией, то есть, благополучию настоящей жизни дается место под головою, которою она жмет и как бы сдерживает ее, чтобы не пристраститься к временному благополучию, имея в виду возвышеннейшую любовь к счастью вечному, к которому по преимуществу должно стремиться. Десница же Божия держит ее в своих объятиях, так как она всецело предается в волю Божию, руководящую ее к вечному блаженству. А у Соломона говорится: «долгоденствие – в правой руке ее (премудрости), а в левой у нее – богатство и слава» (Притч.3:16). Этим он показывает, как должно смотреть на богатство и славу, давая им место в шуйце. Псалмопевец же говорит, «спаси (мя) десницею твоею» (Пс.107:7). He сказал: рукою, но десницею, чтобы таким образом, употребив это слово, показать, что он искал спасения вечного. И в писании Моисея сказано: «десница Твоя, Господи, сразила врага» (Исх.15:6). Ибо хотя враги Божии успевают в шуйце, но десницею поражаются, потому что нечестивцы большею частью превозносятся в настоящей жизни, но в жизни будущей, когда наступит праведное мздовоздаяние на суде Божием, они, при вечном блаженстве одних и вечном наказании других, подвергнутся страшному осуждению.

Итак пусть обратят внимание свое благоденствующие в настоящей жизни на то, что благоденствие дается иногда для того, чтобы призвать нас к будущей лучшей жизни, а иногда для того, чтобы получившие здесь свою часть, но иждившие ее бесплодно, приняли большее наказание там – в вечности. Посему-то народу израильскому обещается земля ханаанская, чтобы чрез это вызвать и возбудить в нем надежду на блага вечные: иначе этот народ невежественный и не созревший еще в то время не поверил бы обещаниям Божиим в отдаленной будущности, если бы сейчас же не получил чего-нибудь от своего Обещателя. И потому Господь, чтобы надежнее уверить его в действительности будущих благ, не только влечет его к этим благам надеждою, но и самую надежду подкрепляет настоящими благами. «И дал им земли народов, — говорит Псалмопевец, — и они наследовали труд иноплеменных,чтобы соблюдали уставы Его и хранили законы Его» (Пс.104:44 и 45). Но когда люди щедротам Божиим не соответствуют делами своими; то чем человеколюбивее ущедряет их Господь, тем правосуднее и строже осуждаются они. Почему тот же Псалмопевец как бы продолжает в другом месте: «Так! на скользких путях поставил Ты их и низвергаешь их в пропасти» (Пс.72:18), то есть, когда нечестивые за добро платят злом и вместо благодарности за божественные дары, – вместо того, чтобы вести жизнь благочестивую и богоугодную, – всецело предаются одним благам земным, утопая, так сказать, в них; то чем более преуспевают они здесь – в жизни настоящей, тем более теряют там – в будущей жизни. Вот почему сказано евангельскому богачу, страждущему во аде в муках: «чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей» (Лк.16:25). Посему и отъявленные грешники пользуются здесь благами земными, чтобы там вполне восприять наказание, так как и благие меры не действуют на их обращение.

Как же должно поучать тех, которые также желают и доискиваются земных благ, но встречают на пути препятствия в достижению их? Этим полезно разъяснить ту мысль, как неусыпно печется о них и какую питает к ним любовь Раздаятель всех благ и Господь всяческих, когда не предоставляет их самим себе и не исполняет всех желаний их. Так и врач не препятствует больному употреблять все, чего бы ни пожелал, предоставляя на его произвол, только в таких обстоятельствах, когда исцелить его нет уже никакой возможности; напротив, если больной его подает хотя малейшую надежду на выздоровление, то он отказывает ему во многом, не дозволяя, при всем его желании, того, что для него может послужить во вред. И добрый и благоразумный отец нередко отказывает в нескольких монетах тому самому сыну; для которого готовит он, в наследство все имение. Посему подвергающиеся разным житейским неудачам в мире сем и претерпевающие даже несчастья пусть в уничижении своем утешаются надеждою вечного наследия и нескончаемой радости: ибо если бы Господь находил их вовсе неисправимыми и навсегда потерянными; то Он не ограничивал бы и не обуздывал бы их желаний, божественное домостроительство Его не воспитывало бы их в школе воздержания и терпения. Пусть всегда содержат они в памяти, что счастливая жизнь любимцев мира сего, особенно на высоких степенях могущества, нередко уловляет их в сети свои и ведет к преступлениям даже праведников. Так и Давид (как замечено уже нами в первой части сего трактата глав. 3), муж пo сердцу Божию, в состоянии подчинения и зависимости был праведнее, нежели когда сделался царем (Деян.13:22; 1Цар.13:14, 24:18): там щадил он и врага, бывшего уже в его руках, а здесь умерщвляет верного и преданного ему воина своего; там он соблюдает правду, а здесь в омрачении преступной страсти хочет скрыть неправду (2Цар.11). Кто же после сего, не опасаясь греха, может искать богатства, могущества, славы, если эти блага оказались столь опасными и пагубными и для того, кто не искал их, а все получил от руки Избравшего его? Кто может без труда и борьбы спастись при обилии этих благ, если и избранный Богом муж испытал от них такое затруднение на пути к спасению? Замечательно и то, что премудрый Соломон, который, несмотря на свою мудрость и самое блистательное царствование, в последствии под старость впал в идолопоклонство, так что по влиянию на него чуждых жен стал участвовать и в идолослужении, – что он до падения своего не подвергался никакому несчастью в мире: он не был в школе несчастья, и – мудрость оставила его, а с тем вместе и сердце его уклонилось от Господа Бога Израилева (3Цар.3:12, 11:4, 5:9).

Глава XXIX. Каким образом должно наставлять тех, которые ведут жизнь супружескую, и как – тех, которые ведут безбрачную жизнь

Наставление 27

Иначе должно наставлять супругов, а иначе – безбрачных. Вот наставление супругам: заботясь друг о друге во взаимных обязанностях своих, они должны угождать и супруг супруге и супруга супругу так, чтобы взаимность их угождений не противоречила благоугождению Божию; должны творить дела мирские так, чтобы они не подавляли и не заглушали в них стремления и любви к делам Божиим; временными благами должны наслаждаться так, чтобы тем более страшились бедствий вечных, a в несчастиях настоящих не предавались малодушию и отчаянию, но утешались и укрепляли себя несомненною надеждою в чаянии будущего нескончаемого блаженства. Для сего они должны всегда памятовать, что все в сей жизни кратковременно, а в жизни загробной все вечно; что все, что ни делают они для мира сего, пройдет, a то, чего они желают и ожидают в том мире, никогда не скончается; что бедствия мира земного никогда не сокрушат того, кого надежда на блага небесные укрепляет, а блага настоящей жизни не обольстят его, когда представляемые бедствия последующего суда так страшно тяготеют над грешниками. Нельзя не видеть, что душа христианских супругов и слаба немощами и сильна верою: она не может совершенно отрешиться от временного, но, несмотря на то, чает вечного и стремится к нему; она иногда уступает немощной плоти, но в тоже время укрепляется и надеждою свыше. Таким образом она (душа христианских супругов) и благами мира сего пользуется во дни своего прешельствия, и не забывает своего отечества, где чает насладиться полным блаженством, относясь ко временному с беспристрастием настолько, насколько оно должно служить не более как средством к достижению вечного. Все это кратко и прекрасно выражено у апостола Павла в следующих словах: «имеющие жен должны быть, как не имеющие;и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся» (1Кор.7:29 и 30). И конечно, имеющий жену как бы не имеет ее, когда в супружестве с нею пользуется плотским утешением так, что из страстной привязанности к ней никогда не уклоняется от прямого пути на распутья, имеющий жену как бы не имеет ее, когда, не видя здесь ничего постоянного, заботится о телесных нуждах своей семьи ни меньше ни больше, как сколько требует того самая необходимость, а духом воздыхает в себе, чающе вечного утешения (Рим.8:23). Плакать же как бы не плача значит так горевать о временных и скоропреходящих несчастиях, чтобы не забывать и утешений вечных никогда не оставляющей нас надежды, а радоваться как бы не радуясь – так относиться ко всему дольнему мира сего, чтобы никогда не переставать страшиться наказаний за свои дела в мире горнем. Посему Апостол кстати прибавляет после того: «ибо проходит образ мира сего» (1Кор.7:31). Он как бы так говорит, и то же, что и возлюбленный ученик Христов сказал: «не люби́те мира, ни того, что в мире, и не пристращайтесь к нему, когда и мир проходит, и похоть его, и не может устоять» (1Ин.2:15 и 17). Напрасно опираетесь на него, думая утвердиться на нем: он сам бежит от вас, которого вы так любите.

Если же сопряженные узами супружеского союза иногда испытывают взаимные неудовольствия и оскорбления, то нужно вразумить и расположить их к терпеливому перенесению таковых разногласий и к взаимному примирению. В Писании сказано: «носи́те бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал.6:2). A закон Христов состоит в любви, по которой Иисус Христос и дарует нам все блага и великодушно подъял на себя грехи наши. Посему и мы тогда только исполняем закон Христов, когда и благотворим ближним и причиняемые ими нам обиды переносим терпеливо. Пусть поэтому и каждый из супругов обращает внимание не столько на то, что он терпит от другого, сколько на то, чему подвергается от него другой: чрез это он и сам сделается терпеливее.

Наконец надобно супругам внушать, что они сочетались брачным союзом для продолжения рода человеческого: пусть они всегда помнят это и не ищут в супружестве удовлетворения одним только похотям плотским; в противном случае, они хотя и не будут нарушать союза супружеского, однако ж будут виновны в нарушении прав супружеских. Если же они иногда не могут устоять против искушения плоти, то пусть омывают слезами покаяния и очистительными молитвами осквернение брачного ложа неумеренными и нечистыми похотями. Апостол Павел говорит: «хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа» (1Кор.7:1 и 2). Кому же это он говорит так? Конечно, не здоровым предлагает он такое наставление, а, как искусный врач в духовном врачевании, подает такое врачевство немощным. Имея в виду опасения блудодеяния, очевидно, он обращается не к стоящим на твердой почве, но к тем, которые не имеют под собою прочного основания и при малейшем потрясении готовы пасть, и потому он, стараясь предохранить их от падения, указывает им для сего на спасительное ложе. Но к сему же он присовокупляет еще для своих недужных и следующее наставление: «муж оказывай жене должное благорасположение (debitum – должное); подобно и жена мужу» (1Кор.7:3). Притом, когда Апостол, при всем уважении своем к чистоте и непорочности супружества, коснулся и удовольствий супружеских (1Кор.7:4 и 5), то тут он сделал такое замечание: «впрочем это сказано мною как позволение (в подлиннике значится: „secundum indulgentiam – по снисхождению“), а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе» (1Кор.7:6 и 7). Итак, немощным супругам дается совет, правильнее же оказывается снисхождение; а где снисхождение, там предполагается слабость и виновность. Но эта виновная слабость не соблюдающих воздержания в супружестве может быть смягчаема тем, что она состоит не столько в употреблении запрещенного, сколько в неумеренности употребления незапрещенного и дозволенного. Состояние находящихся в супружестве можно уподобить состоянию Лота, спасающегося от огня, истребившего Содом и Гоморру. Лоту повелевается бежать от огня и спасаться в горе: и для супругов есть и огонь – разжение похотей, и гора – чистота и воздержание, возвышающие человека над побуждениями плоти и спасающие его от огня похотей. И действительно, как бы в горе спасаются те из них, которые в плотском совокуплении не столько ищут плотских удовольствий, сколько благословенного Богом чадородия для распространения рода человеческого (Быт.1:28). Но где же ищет спасения Лот? Он не вдруг бежит спасаться в горе. «Я не могу спасаться на гору, — говорит он; вот, ближе бежать в сей город, он же мал; и сохранится жизнь моя; назван город сей: Сигор»; туда-то бежит Лот, а не восходит на гору. Так и вступающие в супружество, хотя и бегут от достойной осуждения и наказания жизни, однако ж не восходят на высоту бесстрастия, а находят спасение в супружестве, которое и составляет для них, так сказать, град близ еже убежати им тамо и тамо спастися. Притом Сигор был городок небольшой: не мал ли есть? и жива будет душа моя тебе ради, говорит Лот ангелу. He тоже ли должно сказать и о супружестве? Оно не удивляет нас великими подвигами и высокими добродетелями, а есть потому для нас как бы мал град, в котором возможно спасение Господа ради, будучи вместе и близ нам, где человек в супружеской жизни и не чуждается мира земного, как мира Божьего, и уповает на блаженство в царствии небесном. Но что главным образом спасает Лота? — то, что он молил Господа и о спасении своем: молюся, Господи, понеже обрете раб твой милость пред тобою, юже твориши на мне, еже жити души моей, и о спасении того града, еже не погубити его, который избрал он для своего спасения, и – получил просимое. «Поспешай, — сказано было ему, — спасайся туда». И не прежде вызван был Богом Лот из Сигора как по истреблении Содома и Гоморра и всей окрестной страны, и тогда только взошел он на гору, и седе в горе и вселися в пещеру (Быт.19:12–30). Так и супруги должны молиться Господу и за себя и за ближних своих. На это указывает и апостол Павел в вышеозначенном месте, когда говорит: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1Кор.7:5).

Перейдем теперь к безбрачным. Этим людям надобно поставлять на вид, что они должны тем с большею готовностью и точностью исполнять заповеди небесные, чем менее у них побуждений помышлять о земном и вдаваться в мирские заботы, не будучи связаны семейными обязанностями; что если они уклонились от ярема супружеского, никому не воспрещаемого, то тем более не должны обременять себя житейскими попечениями, пристрастие к коим всякому воспрещается; что в последний день страшного суда должны они будут явиться там пред верховного Судию тем более готовыми, чем более свободны были здесь от оков мира сего: иначе – они подвергнутся тем большему наказанию, чем более имеют возможности делать то, что должно, но не брегут о том. И апостол Павел, когда советует некоторым (могущим вместити слово сие Мф.19:11 и 12; 1Кор.7:7) вести жизнь безбрачную; то он нисколько этим не пренебрегает и не унижает супружества, а только предостерегает вступающих в брак от излишних попечений, соединенных с обязанностями супружескими: «говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения», sine impedimento – беспрепятственно) (1Kop.7:35). Итак, как с супружескими обязанностями всегда бывает соединено больше житейских забот; то поэтому он, как апостол и учитель язычников, убеждает и склоняет своих слушателей к лучшему, чтобы они не связывали себя мирскою суетою. Но если безбрачный и по рукам и по ногам опутывает себя заботами мирскими (curarum saecularium impedimento praepedit se); то он и от супружеских обязанностей уклоняется, и не избегает соединенных с ними забот, и еще менее соответствует апостольскому совету. Далее, нужно напоминать безбрачным, под страхом тяжкого осуждения и наказания, чтобы они не предавались плотскому смешению с женщинами свободными (cum feminis vacantibus), занимающимися непотребными делами. Апостол Павел, включив порок (грех) блудодеяния в число тяжких преступлений, показывает, чего он заслуживает: «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии (molles), ни мужеложники,ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые (maledicti – злоречивые), ни хищники и т. п. Царства Божия не наследуют» (1Kop.6:9 и 10; Гал.5:19–21; Еф.5:5). А в послании к Евреям говорит так: «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (Евр.13:4). Наконец, если они находятся в борьбе между искушениями плоти и трудностью спасения; то пусть спасаются в супружестве, как благонадежной пристани: «ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1Кор.7:9). Разумеется, без греха и осуждения могут они вступить в супружество, если только не дали важнейшего обета: в противном случае меньшее благо предпочтут большему, и позволенное, при нарушении обета, делается уже для них непозволенным. О таковых людях можно сказать, что когда они, будучи уже на пути от меньшего блага к большему благу, обращаются от большего к меньшему, то они идут уже не вперед, а назад. Тоже и в Евангелии сказано: «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк.9:62).

Глава XXX. Каким образом должно наставлять предающихся плотскому греху полового смешения (вне супружеского союза); как напротив того – девственников и девственниц, не познавших такового смешения

Наставление 28

Иначе должно наставлять предающихся плотскому греху полового смешения (особенно вне законного супружества), а иначе – девственников и девственниц, вовсе не познавших такового смешения. На имеющих несчастье впадать в тяжкие грехи плотского смешения и гибельные последствия оных испытывать на себе надобно наводить такой страх, в какой приходят, при взгляде на бушующие волны моря, потерпевшие кораблекрушение, но имевшие счастье спастись от угрожавшей им гибели. Пусть и они приходят в такой же ужас и трепет, по крайней мере после кораблекрушения, пусть страшатся испытываемых ими опасностей, коим каждый раз подвергаются, чтобы, спасаясь пока по милости и долготерпению Божию от конечного потребления, не погибнуть им в нечестии своем навсегда по праведному гневу Божию. И Господь Бог, чрез пророков своих, в лице дома Иудина и дома Израилева так обличает всякую душу согрешающую и не престающую согрешать чрез осквернение себя нечистотою плотского смешения: «но у тебя был лоб блудницы, ты отбросила стыд» (Иер.3:3. слич. Иез. 16 и 23). Посему, если согрешающие во свое тело (1Kop.6:18) не сохранили невредимыми полученных ими даров природных; то пусть, по крайней мере, позаботятся о восстановлении первобытной чистоты своей. И сколько есть между верующими таких, которые и сами блюдут себя чистыми и других предохраняют от всякой нечистоты! Что же скажут оскверняющие свою плоть, если они и по падении не заботятся о восстании, тогда как другие хранят непоползновенно свое целомудрие? что скажут они, если на зов Господа не только других не вводят с собою в царствие небесное, но и сами не входят в него? Пусть же они оплакивают свои грехопадения в прошедшем и убегают их на будущее время, чтобы управить себя в царствие Божие (Лк.9:62). И далее, в тех же пророчествах, обращаясь к одержимым тем же недугом разврата, приводит им милосердый Господь на память содеянные ими преступления, чтобы они постыдились и перестали сквернить себя подобными нечистотами, хотя впоследствии: «и блудили они в Египте, — сказано, — блудили в своей молодости; там измяты груди их, и там растлили девственные сосцы их» (Иез.23:3). В этом Египте теряют они непорочность свою, когда их воля подчиняется постыдным похотям мира сего: там лишаются они целомудрия своего, когда врожденные им способности, как дарования сами по себе чистые, оскверняются нечистотою развращения.

А между тем пусть они обратят внимание на то, с какою любовью Отец Небесный распростирает к нам свои объятия, когда мы возвращаемся к Нему, и – никогда не отчаиваются. Известная притча евангельская о блудном сыне (Лк.15:11–32) лучше всего напоминает нам это. И той же жене блуднице, о которой упомянули мы выше, сказано: «если муж отпустит жену свою, и она отойдет от него и сделается женою другого мужа, то может ли она возвратиться к нему? Не осквернилась ли бы этим страна та?» А ты со многими любовниками блудодействовала (cum amatoribus multis), – и однако же возвратись ко Мне, говорит Господь (Иер.3:1). Это можно приложить и ко всякой душе блудной. Если и Господь не отвергает ее, по суду правды своей, a преследует ее своею милостью; то помыслим, чего заслуживает она своим противлением, и – может ли ожидать пощады, когда не внемлет божественному гласу, призывающему ее и после падения? Прекрасно выражено любвеобильное призывание Божие человека-грешника и по падении его у пророка Исаии, где говорится: «И даст вам Господь хлеб в горести и воду в нужде; и учители твои уже не будут скрываться, и глаза твои будут видеть учителей твоих; и уши твои будут слышать слово (post tergum), говорящее позади тебя: «вот путь, идите по нему», если бы вы уклонились направо и если бы вы уклонились налево» (Ис.30:20 и 21. Притч.4:27), или у Псалмопевца: «Ты напитал их хлебом слезным, и напоил их слезами в большой мере» (Пс.79:6). И действительно! Первых человеков Господь наставлял лично, когда, по сотворении их с полною свободою, Сам в раю указывал им, что они должны делать и чего не должны делать. Но когда они уклонились от лица Божия, возгордившись против Господа своего и нарушив Его приказания· то и тогда Бог не оставил их с потомством их, а для восстановления падшего рода человеческого сперва воздвигал особенных мужей в лице патриархов, как посредников между Собою и падшими, потом дал им закон письменный, затем посылал к ним нарочитых учителей и обличителей в лице пророков, наконец Сам явился в плоти нашего бренного естества, соединив в Себе два естества, божеское и человеческое, во едином лице Богочеловека. Таким образом под покровом человеческой природы (post tergum – созади) Он учил и наставлял людей, восстановляя в них падшую природу человеческую и призывая их к возвращению утраченной ими благодати. А что может быть сказано вообще о всех, то может быть применимо и к каждому в частности. Как бы пред Богом стоя, каждый из нас принимает Его наставления в слове Божием, когда прежде нежели согрешит узнает Его волю. Ибо стоять пред Богом значит не уклоняться еще от лица Божия чрез нарушение заповедей Его. Коль скоро же теряем мы невинность свою, становясь противниками воли Божией, и устремляемся на дела беззаконные; то мы уже отвращаемся от лица Божия (terga in ejus faciem miltimus). Ho и после того (post lergum) Господь Бог всё-таки не оставляет нас, преследуя своею милостью, и не перестает убеждать нас даже после падения возвратиться к Нему. Удалившегося от Heгo обратно зовет, на преступления его не обращает внимания, возвращающегося к Нему принимает с распростертыми объятиями любви. И глас созади (post tergum) нас зовущего слышим мы и внимаем ему, если к призывающему нас Господу по крайней мере после падения возвращаемся. Итак, пусть предающиеся тяжким грехам плотским полового смешения (особенно вне брачного союза) устыдятся оказываемой им милости и снисхождения в призывании к обращению на путь покаяния, если не хотят убояться правосудия Божия; ибо они настолько пренебрегают призывающего их Господа своим нечестием, насколько пренебрегаемый ими Господь не отказывает им в призывании своем.

Напротив того, девственников и девственниц, не познавших греха плотского смешения, надобно предостерегать, чтобы они тем более страшились падения с той высоты, на которой стоят, чем глубже может быть их падение. Они не должны забывать, что чем выше стоят, тем с большею силою устремляет против них стрелы свои враг спасения нашего; ибо он тем сильнее вооружается, чем более опасается быть побежденным, и тем постыднее и нестерпимее для него эта победа, что ее одерживает над ним немощная плоть. Пусть еще хранящие чистоту тела и непорочность души непрестанно взирают на те награды, какие уготованы им, и – они охотно пребудут твердыми и непоколебимыми против испытываемых ими искушений: при виде благ вечных – непреходящих, им легче будет переносить трудные подвиги временные – преходящие. А что ожидает их в жизни будущей, пусть внемлют тому, что говорит о сем Писание. Так у пророка Исаии говорится: «Ибо Господь так говорит об евнухах: которые хранят Мои субботы и избирают угодное Мне, и крепко держатся завета Моего, –тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя» (Ис.56:4 и 5). Эти-то избранники и суть девственники и девственницы, которые, посвящая себя Богу всецело и телом и духом, отрекаются от мира сего и похотей его. Какое жe место займут они у Отца Небесного, видно из того, что они в дому Его, то есть, в вечном царствии Божием предпочитаются сынам и дщерям. И у тайновидца новозаветного сказано: «И услышал я голос с неба. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли. Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел» (Откр.14:2–4). Петь таковую песнь пред престолом Агнца значит непрестанно славословить Бога в чистоте и непорочности души и тела паче других верных и находить в том свое блаженство. Прочие же избранные не могут принимать непосредственного участия в этом славословии, а могут только участвовать в том своим присутствием и по мере того в блаженстве; потому что они по любви своей сорадуются высоте их состояния, но сами по себе не достигают того совершенства. А Спаситель говорит: «не все вмещают слово сие, но кому дано: кто может вместить, да вместит» (Мф.19:11 и 12, слич. 1Kop.7:7). Итак, если не все могут хранить чистоту девства, то тем выше подвиг девственников; и если так трудно достигать девственной чистоты, то тем с большею осторожностью и осмотрительностью должно хранить ее.

Кроме того, девственникам и девственницам надлежит внушать, чтобы они, сознавая преимущество девства пред супружеством, вместе с тем не превозносились пред избравшими состояние супружеское и не уничижали самого супружества, потому что предпочитая девство и со смирением уважая супружество, они таким образом и девству создают должное и супружества не оскорбляют, соблюдая и себя от суетного и пагубного превозношения. Пусть они сами хорошо размыслят, какими иногда подвигами супруги возвышаются над своим состоянием, как между тем многие из девственников не имеют той силы и высоты чувствований, какие более свойственны их состоянию. Нельзя ли посему и к ним в подобных случаях приложить слова пророка: «Устыдись, Сидон; ибо вот что говорит море» (Ис.23:4)? Волнующееся море как бы возвышает голос против горделивой целомудренности Сидона, когда чрез сравнение мирской жизни супругов, обуреваемых волнами искушений в сем мире, постыждается и приводится в трепет жизнь девственников, удалившихся от мира сего в огражденную от его искушений пристань. И не служит ли иногда жизнь супругов живым обличением для пребывающих в девстве? Сколько имеем примеров на то, как часто некоторые из многих грешников-мирян, обращаясь к Богу после падения, тем с большею ревностью принимаются за дела благие и усовершаются в них, чем более сознают нечистоту и греховность прежних своих дел, заслуживающих осуждение и требующих покаяния. А с другой стороны, как многие из пребывающих в девстве отшельников, воображая, что им нечего в себе оплакивать, нередко бывают убеждены в своей правоте и невинности, коими они прельщаются, и не возгревают в душе своей высших стремлений. И потому неудивительно, что Богу приятнее и благоугоднее бывают раскаивающиеся после падения грешники, с горячею любовью обращающиеся к Нему, нежели праведники, опирающиеся на свою праведность, но коснеющие в беспечности. Так и сам небесный Судия дел наших говорит о грешнице евангельской: «прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много» (Лк.7:47); и еще, в притче евангельской, о той радости, когда истинный пастырь обретет одну из ста овец заблудшую: «Сказываю вам, – говорится в этой притче, – что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк.15:7), ибо пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф.9:13); или же о блудном сыне, который с истинным сокрушением сердца и раскаянием обратился к отцу своему, и, «когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился» (Лк.15:11–34). He тоже ли видим мы и в обыкновенной жизни нашей? Мы более любим ту землю (ниву), которая, будучи возделана по очищении от терния, приносит добрые и обильные плоды, нежели ту, которая ее была заглушена тернием, однако ж, по возделании, дает нам скудную жатву. Пусть же хранящие девство высотою девственного состояния не гордятся пред супружеским состоянием, которое ниже девственного; ибо пред лицем праведного Судии верховного достоинство деяний человеческих не зависит от состояния деятелей и может изменить самое состояние наше. Кто не знает, что между драгоценными камнями, по сравнению их достоинств, карбункул (сarbunculus) предпочитается гиацинту (hyacintho – яхонту)? Но известно и то, что по красоте небесно-голубого (лазуревого) цвета последний стоит выше первого. У одного высоту его достоинства помрачает бледность и недостаток красоты; а у другого, стоящего на низшей степени достоинства, восполняет его недостаток изящество красоты. Так и между людьми одни по состоянию выше, другие – ниже; но в тоже время по достоинству дел высшие стоят иногда ниже, а низшие – выше: стоящие по состоянию ниже других благочестивою жизнью своею возвышаются над своим состоянием; стоящие же выше других, но не соответствующие жизнью своему званию, уничижают свое состояние.

Глава XXXI. Каким образом должно наставлять оплакивающих грехи свои, совершенные на самом деле; и как – тех, кои оплакивают грехи помышлений

Наставление 29

Иначе должно наставлять тех, кои оплакивают грехи свои, на самом деле совершенные, а иначе – тех, кои оплакивают только помыслы греховные. Кающиеся во грехах своих, как делах греховных, должны омывать их слезами совершенного покаяния, чтобы не оставалось и следа их виновности, и долг их не превышал собою удовлетворения. Так и псалмопевец Давид взывает к Богу, посылающему наказание за грехи: «Ты напитал их хлебом слезным, и напоил их слезами в большой мере» (Пс.79:6). Что же эти слова означают? – то, что душа каждого должна сокрушаться и омывать грехи свои слезами сердечного покаяния по мере своей виновности в удалении от Бога. Пусть она всегда имеет пред глазами грехи свои, заботясь о том, чтобы Господь отвратил от них (грехов) лице Свое. Поэтому Давид и молится Господу: «Отврати лице Твое от грехов моих» (Пс.50:11), сказав пред тем: «ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною» (Пс.50:5). Как бы так говорит он: молюся Тебе, Господи! не взирай на грехи мои, ибо я сам всегда имею их пред взором своим. И Господь чрез Пророка говорит: «и грехов твоих не помяну: припомни Мне; говори ты, чтоб оправдаться» (Ис.43:25 и 26). Притом плачущие о содеянных грехах должны рассмотреть подробно согрешения свои каждое порознь, чтобы, омывая слезами покаяния каждое прегрешение, омыть себя всецело. «Потоки (divisions – разделы) вод изливает око мое о гибели дщери народа моего» (Плач.3:48), говорится у пророка Иеремии, когда перечисляются и взвешиваются в его плаче беззакония сынов иудиных. Так и мы должны истощать как бы раздельные потоки слёз, – изливать исходища водная, при каждом грехе своем, в котором приносим покаяние: ибо душа грешника, отягченная множеством грехов, не может вдруг и беспристрастно рассмотреть все греховные язвы свои в общем итоге и поболеть об них с полным сокрушением сердца; но о каждом порознь в одно время об одном, а в другое о другом, может возродиться в ней живее воспоминание и действительнее самое покаяние, и таким образом душа его, глубже потрясенная при раздельном представлении грехов своих, может с большею удобностью и отчетливостью перейти к общему итогу виновности своей, очищая себя достойным покаянием.

Впрочем в тоже время надобно напоминать таковым, как бы они ни были тяжкие грешники, о бесконечном милосердии Божием, чтобы не упадали духом и не отчаивались во спасении своем. Ибо если бы Господь восхотел осудить и потребить нас, то не допускал бы нас судить самих себя и слезами покаяния омывать грехи свои. Но Он милосердый, предупреждая нас своею любовью, делает нас судьями над самими собой. Так Царь-Пророк говорит: «предстанем лицу Его (Господа) со славословием… и преклоним колени пред лицем Господа» (Пс.94:2 и 6). И апостол Павел тоже: «ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (1Кор.11:31). Однако же нужно предостерегать кающихся во грехах, чтобы они не предавались беспечности от непомерной надежды на милосердие Божие. Ибо лукавый враг спасения нашего, видя кающегося во грехах своих грешника, большею частью старается обольстить его разными пагубными внушениями, чтобы увлечь на путь беспечности. Возьмем для примера приключение Дины, дочери Иакова от Лии, как рассказывается о том в книге Бытия. «Дина вышла, — говорится в этой книге, — посмотреть на дочерей земли той (земли ханаанской), куда переселился Иаков из Месопотамии. И увидел ее Сихем,.. князь земли той, и взял ее, и спал с нею, и сделал ей насилие (і opprimens virginem – насильственно). И прилепилась душа его к Дине, дочери Иакова, и он полюбил девицу и говорил по сердцу девицы (et conglutinata esl anima ejus cum ea, tristemque blanditiis dclinivit – и соединилась душа его с душою ее, и он утешал се печальную ласками)» (Быт.34:1–3). Так и душа каждого из нас, подобно Дине, вышедшей на страну чуждую познать обитателей той страны, когда оставляет свою страну и свои занятия, ища чуждых себе развлечений, удаляется из-под своего крова на страну далече, ей незнакомую, и скитается по ней, как пришлец на чужой стороне вдали от родного пристанища своего. Тогда враг-дьявол, в лице Сихема, князя страны той, нашедши ее скитающуюся без рода и племени среди несвойственных занятий, нападает на нее и обольщает ее, и соединяется душа его с ее душою, не встречая уже со стороны ее к тому препятствий. А когда она отрезвится от грехопадения и начнет скорбеть и печалиться о своем преступлении тогда враг-обольститель начинает глаголать к ней по мысли ее, стараясь успокоить и усыпить ее лестью, чтобы устранить всякую печаль. Для сего он то указывает ей на грехи других гораздо более тяжкие, в сравнении с коими учиненный ею грех есть ничто или самый маловажный, то представляет беспредельное милосердие Божие, то ссылается на то, что впереди еще много времени для покаяния. И если душа всему этому внемлет, не вступая в борьбу с врагом своего спасения, то окончательно предается беспечности, в которой и погибает.

Обратимся теперь к оплакивающим грехи душевных помыслов. Их надлежит побудить к внимательному исследованию и обстоятельному рассмотрению тайных согрешений своих (Пс.18:13). Пусть они вникнут хорошо и определят положительно, чем именно грешат, – прельщением ли только, или и соизволением. Ибо душа иногда прельщается тем, что угодно плоти, но в тоже время противится искушению и борется с ним, не подчиняясь влечению худых помыслов; иногда же она так поддается искушению, что готова бывает совершить грех на самом деле, если только позволяют обстоятельства: тут очевидно уже, что хотя бы обстоятельства и не допустили совершить греха на самом деле, но он уже совершен – в намерении, пред очами Божиими, ибо душа решилась уже в соизволении своем совершить его, и потому грех помысла становится здесь грехом дела.

Из падения прародителей наших мы узнаем, что всякий грех совершается у нас тремя актами (действиями): это – искушение (suggestio) – наущение), прельщение (dolectatio – услаждение или доставление удовольствия) и соизволение (consensus – сочувствие, согласие). Первое совершает дьявол – враг нашего спасения, второе – плоть наша со своими немощами, третье – душа наша со своими слабостями: дьявол искушает, плоть прельщается, а душа, побежденная прелестью греха, соизволяет. Так и совершился первый грех. Там – в раю, где жили сперва прародители наши, дьявол в образе змия искусил Еву, Ева же, как плоть, прельстилась искушением и сообщила свое прельщение Адаму, а Адам, как душа, поддавшаяся таковому искушению и прельщению, склонился к тому же. Таким образом, искушение представляет нам повод ко греху, прельщение побеждает нас, если мы не противодействуем ему, а соизволение связывает нас узами повинности за учиненный грех. Итак оплакивающим грехи душевных помыслов необходимо проследить греховные помыслы свои, чтобы узнать, в какой мере греховно то или другое помышление, и определить меру слез для очищения их, не давая им перейти в греховные дела. He должно однако ж чрезмерно устрашать недугующих греховными помышлениями, чтобы не повергнуть их в уныние. Напротив должно утешать их тою мыслью, что милосердый Господь тем скорее прощает сердечные согрешения, что они не перешли еще в дело, и что мы тем удобнее можем освободиться от них, что эти помыслы не скреплены делами. Так и у Псалмопевца говорится: «сказал, — говорит он, — сказал: «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего» (Пс.31:5. слич. 1Ин.1:9). И как здесь подставлено: нечестие сердца, то под беззаконением должно разуметь именно греховные помышления, исходящие от сердца. Далее, Псалмопевец лишь только сказал: «сказал: «исповедаю»; как вдруг прибавляет: «и Ты снял»; а это показывает, как легко испросить помилование согрешениям сердечным. Наконец, коль скоро является решимость с изъявлением исповедания греховности помыслов, то в след затем оставляется и нечестие сердца, от чего же так скоро дается прощение таковым грехам? От того, что грехи нечистых помыслов, не осуществленных еще на самом деле, но остающихся как бы в тайне у самого грешника, мгновенно удовлетворяются пред Богом чистым и сокрушенным покаянием, мысленно в душе грешника совершающимся.

Глава XXXII. Каким образом должно наставлять тех, которые каются в своих грехах, но не перестают грешить; как – тех, которые перестают грешить, но не раскаиваются в содеянных грехах

Наставление 30

Иначе должно наставлять кающихся во грехах своих, но не перестающих грешить; а иначе – перестающих грешить, но не приносящих раскаяния в содеянных грехах. Сокрушающимся о содеянных грехах и оплакивающим их, но не перестающим грешить, должно представить и внушить им для вразумления их, что тщетно они думают очистить себя от греховной нечистоты скорбью и слезами, если в жизни своей снова оскверняют себя, тогда как бы для того и омывают себя слезами, чтобы опять возвратиться к нечистотам мира сего. К ним-то относятся слова Писания: «с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и: вымытая свинья идет валяться в грязи» (2Пет.2:22; Притч.26:11). Пес когда изрыгает блевотину, то извергает из себя пищу, которою стеснялась и подавлялась грудь его; но когда возвращается на ту же блевотину, то снова обременяет себя тою же тяжестью, от которой только что освободился было. И кающиеся во грехах, конечно, по собственному сознанию отвращаются от того нечестия, которым пресытились было до отвращения, и которое тяготило их душу, но по прошествии сознания, возвращаясь на прежний путь жизни, опять принимаются за те же дела, в которых сами стали было раскаиваться. А то нечистое животное, которое, омывшись, идет валяться в грязи, выходит оттуда еще грязнее. И кающийся во грехах, но не перестающий грешить, подвергается сугубой вине наказания: ибо он и помилование презирает, которое мог бы получить при истинном покаянии, и самые слезы, коими думает омыть греховную нечистоту свою, оскверняет и делает их пред Богом нечистыми. Посему и сказано у премудрого, Сираха: «не повторяй слова в прошении твоем, и не говори лишнего» (Сир.7:14; Мф.6:7); ибо повторять одно и то же слово в молитве значит повторять и после плача те же преступления, которые требуют новых слез. И у пророка Исаии говорится: «омойтесь, и очиститесь (еstоte – пребудьте)» (Ис.1:16); ибо не может пребыть чистым и после омовения тот, кто не хранит невинности, возвращенной ему чрез покаяние, но снова предается порочной жизни. Эти люди и омываются слезами покаяния и всё-таки остаются нечисты, потому что они, не переставая каяться, не перестают и грешить. Так, скажем словами того же Премудрого: «Когда кто омывается от осквернения мертвым и опять прикасается к нему, какая польза от его омовения?» (Сир.34:25). Омывается от мертвеца тот, кто очищается слезами покаяния от греха, с тем, чтобы не творить уже его; но кто после покаяния повторяет грех, тот после омовения снова прикасается мертвецу.

Поступающим таким образом надобно высказать, чтобы сами размыслили и подумали, не являются ли они пред судом Божиим подобными тем двоедушным людям, которые в лицо только льстят другим и свидетельствуют им свою покорность, а заочно вступают в ряды самых дерзких и враждебных им врагов? Ибо что значит – оплакивать грехи, как не смиряться пред Богом и заявлять свою преданность? и что значит – грешить и после многих слез покаяния, как не питать гордость и враждовать против Того, пред кем преклонялись колена с испрашиванием помилования? Апостол Иаков ясно говорит: «дружба с миром есть вражда против Бога» (Иак.4:4). Кающиеся во грехах своих, но не оставляющие их, должны знать, что порочные очень часто сокрушаются о своих делах в надежде на оправдание также тщетно, как тщетно враг искушает добродетельных ко греху: сокрушение не спасает первых таким же образом, как искушение не погубляет, а еще более укрепляет последних. Ибо между поступками и внутренним расположением тех и других находится удивительная соответственность (mensura соразмерность): одни, заботясь о добре, но не творя его, среди самых грехов, которыми обременяют себя, не переставая содевать их, пребывают гордыми и самонадеянными; другие, напротив, будучи искушаемы злом, но без соизволения их на то, чем более испытывают свою немощь, тем более терпением и смирением стараются утвердиться на добром пути. Так Валаам, вызванный Валаком для проклятия народа Божия, окинув взором стан его (tabernaculum justorum – лагерь праведников), воскликнул по внушению Духа Божия: да умрет душа моя смертью (morte – смертью) праведников, и да будет кончина моя, как их (et fiant novissima mea horum similia – и да будут последняя моя им подобна) (Числ.23:10). Но когда сердечное сокрушение его прошло, и улучил случай воспользоваться предложенною ему мздою корыстолюбия; то позабыл о неукоризненности своих слов и желаний и предложил совет врагу народа Божия на жизнь тех, кому сам хотел уподобиться и жизнью и смертью (Числ.24:14 по Вульгате и тексту св. Григория. 31:16. Откр.2:14). И апостол Павел, учитель языков, говорит: «в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим.7:23). Но искушаемый, соуслаждающийся закону Божию пo внутреннему человеку (Рим.7:22), на тот конец и искушается, чтобы чрез познание на самом опыте своей слабости тем прочнее мог утвердиться в добре. Таким образом в чем тут заключается вся тайна, что как сокрушение не спасает одних, так искушение не погубляет других, если не в том, как это очевидно, что ни добро, еще не совершенное, не облегчает и не оправдывает нечестивых, ни зло, еще не учиненное, не подвергает осуждению праведников?

Совсем иначе должно поучать тех, которые хотя и перестают грешить, однако не заботятся и не находят нужным замолить пред Богом содеянные уже ими грехи достойным покаянием. Их надобно вразумить, что они чрез это нисколько не уменьшают долга своей виновности, и если не умножают грехов новыми, то и не очищают себя от прежних. Так, писатель, написавший что-нибудь, но переставший писать, тем, что ничего более не прибавил к написанному, не уничтожает того, что им написано уже. Или, если кто поносит и злословит нас, то неужели для удовлетворения нанесенного им нам оскорбления достаточно того только, чтобы он замолчал? Нет: для уничтожения подобной обиды необходимо, чтобы обидевший принял с обиженного на себя обратно изрыгнутые им с гордостью слова и стёр их делами смирения с испрошением братского прощения. Равным образом и всякий должник не освобождается от старых долгов из-за того, что не входит в новые долги, пока не уплатит должного. Так и мы, согрешая пред Богом, не можем полагаться на оправдание, в виду того, что перестаем грешить, если не омываем слезами покаяния греховных наслаждений наших прошедших и не приносим надлежащего за них удовлетворения. Если бы даже мы и не осквернили себя никаким грехом; то и тогда не были бы совершенно чисты пред Богом: «ибо мы и зачинаемся в беззаконии и рождаемся во грехах» (Пс.50:7). Как же нам не сокрушаться о грехах и оставаться в беспечности, когда мы сами против себя свидетельствуем делами своими, что совершенной чистоты и неукоризненности ни в ком из нас нет, «если дни ему определены» (Иов.14:4 и 5)?

Конечно, Бог не нуждается в наших слезах и скорбях, но врачует наши болезни греховные противоположными им средствами: если мы доселе услаждались плотскими удовольствиями греха, то теперь должны душевно скopбеть о том и обливаться горькими слезами, измождая плоть свою, да дух спасется (1Кор.5:5), если падение наше произошло от нарушения законом воспрещенного, то при восстании должны мы в вознаграждение и как бы для погашения своего преступления сами себя ограничить и в дозволенном нам законом; пагубную радость должна изгонять из души нашей спасительная печаль; наносимые гордостью раны должны быть исцеляемы сокрушением и смирением, и т. п. Посему Псалмопевец говорит: «Говорю безумствующим: «не безумствуйте», и нечестивым: «не поднимайте ро́га» (Пс.74:5). Поднимают же вверх роги свои беззаконные и грешники, когда и при сознании своих неправд не смиряются в своей гордости и не обращаются на путь покаяния. И в другом месте говорится у того же Псалмопевца: «сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс.50:19). Раскаивающийся во грехах, но не перестающий грешить сокрушается в сердце своем, но не смиряет его; а перестающий грешить, но не приносящий покаяния в содеянных грехах, смиряется сердцем, но не сокрушает его: у одних не достает смирения, у других же покаяния. Апостол Павел, перечисляя в послании своем к Коринфянам разные виды неправедников, которые царствия Божия не наследят, в след за тем говорит им: «И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа» (1Kop.6:11). Это значит, что грешники оправдываются правдою Божиею и освящаются, когда изменяют образ греховной жизни своей на жизнь праведную и омывают себя от грехов слезами покаяния. И апостол Петр, заметив смущение многих из иудеев, к которым первую проповедь держал он по сошествии Духа Святого, в присутствии всех апостолов, и то умиление, с которым они слушали его, вопрошая и его самого и прочих апостолов: «что нам делать, мужи братия? – он ответствовал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов» (Деян.2:37 и 38). В этом апостольском совете таинству крещения предпосылается покаяние: значит, покаяние должно предварять самое крещение и оно совершенно необходимо для действительности его. Как же после сего думают оправдаться пред Богом и получить помилование те, которые хотя и перестают грешить, но в содеянных грехах не приносят достойного покаяния?

Глава XXXIII. Каким образом должно наставлять тех, которые живут беззаконно и тем еще тщеславятся; как – тех, кои осуждают пороки, между тем сами ведут жизнь порочную

Наставление 31

Иначе должно наставлять тех, которые живут так, как бы для них не существовало никаких законов, и этим еще тщеславятся, восхваляя таковую жизнь; иначе – тех, кои осуждают пороки и сами в себе и в других, между тем ведут жизнь порочную. Совершающим и вместе одобряющим противузаконные и порочные действия надобно указать главным образом на то, что они грешат словом гораздо более, нежели делом; ибо делом они погрешают только сами пред собою, а словом располагают ко греху и других, внимающих им и заимствующих от них ложное и нечестивое понятие о грехе. Если они не расположены к искоренению зла в себе; то пусть, по крайней мере, не посевают его между другими: довольно бы для них ограничиться собственною личностью. Затем, если они не боятся быть злыми; то пусть, по крайней мере, устыдятся являться пред лицом других такими, каковы они сами в себе. Греха, скрываемого нами от других, мы нередко сами гнушаемся; ибо душа наша, стыдясь являться такою, какою не страшится быть, очень часто начинает стыдиться и быть тем, чем казаться избегает. А когда грешник бесстыдно обнаруживает свои грехи, то чем открытее совершает их, тем дерзновеннее считает их чем-то позволительным; а смотря на всякий грех таким образом, он уже тем свободнее предается им и тем глубже погружается в бездну греховную. Так пророк Исаия говорит об израильтянах: «о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают (nec absconderunt – не скрыша)» (Ис.3:9). Если бы Содомляне скрывали свои грехи, то это значило бы, что они не совсем еще потеряли стыд и страх: но они совершенно сбросили с себя эту обуздывающую грешника узду, когда для совершения греха не укрывались даже от взора других. Посему-то Господь сказал: «вопль содомский и гоморрский, велик он» (Быт.18:20). Грех гласный есть грех, в который впадает грешник волею или неволею, как подверженный слабостям и поползновению, а грех вопиющий есть грех, совершаемый на деле с необузданною вольностью и наглостью.

Сознающим же и осуждающим грех, но предающимся порочной жизни и не перестающим грешить, нужно внушить, чтобы они наперед и внимательно размыслили, что скажут они на страшном суде Божием в оправдание свое, если они и на собственном суде своем признают себя виновными. Итак, они сами свидетельствуют против себя и своими делами доказывают свою повинность. Светильник разума и понимания освещает их душу, чтобы она видела грех; что же душа? Она видит грех, но не старается превозмогать его и одерживать над ним победу, так что чем яснее она видит, тем большей подвергается вине и ответственности. Не пользуясь, как должно, этим светом внутренним, открывающим грехи, и пренебрегая этим знанием, они обращают его в доказательство обличения самих себя; таким образом, этот свет разумения, который дан им в пособие к предотвращению греха, и следовательно к избежанию наказания, обращается у них в усиление преступления и увеличение наказания. Их собственное еще в жизни настоящей осуждение усугубит только ожидающее их осуждение в будущей жизни. «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много, — говорит сама Истина, — а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше» (Лк.12:47 и 48). И Псалмопевец взывает: «Да найдет на них смерть; да сойдут они живыми в ад, ибо злодейство в жилищах их» (Пс.54:16). Ибо живые знают и чувствуют всё то, что совершается вокруг их, а мертвые ничего не могут ни чувствовать, ни знать. Если бы грех их не сопровождался сознанием, то они нисходили бы во ад мертвыми, но так как они творят его с полным сознанием, то с таковым же сознанием несчастные и отходят во ад беззакония и злочестия живыми.

Глава XXXIV. Каким образом должно наставлять согрешающих по внезапному увлечению, и как – тех, которые грешат с намерением

Наставление 32

Иначе должно наставлять тех, кои впадают в грехи нечаянно – по мгновенному увлечению ко злу, а иначе – тех, кои грешат намеренно и обдуманно. Внезапно увлекающимся прелестью греха надлежит представить, что они в настоящей жизни должны вести непрестанную борьбу со врагом своего спасения, и потому должны ограждать себя, так сказать, щитом постоянного бодрствования и страха от тех непредвиденных ударов, какие могут быть наносимы им врагом, и в этой трудной борьбе должны сосредоточиться и укрепиться внутри самих себя, как в укрепленном стане своем. А без того можно остаться как бы в открытом поле, со всех сторон ничем незащищенном от вражеских нападений, и враг тем удобнее может поражать свою жертву, чем беззащитнее находит ее в беспечности. Притом нужно побуждать их к умерению забот о благах земных: ибо когда мир сей и земные блага его поглощают все внимание наше, тогда мы и не замечаем и как бы не чувствуем тех уязвлений греховных, которые поражают и усыпляют нас, так что мы готовы повторить слова пораженного и усыпленного вином, как сказано у премудрого Соломона: «били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал», когда же поднимусь, и снова примусь за вино? (Притч.23:35). Так, засыпающих среди беспечности греховной поражают, но они не сознают своих уязвлений; потому что как не замечают угрожающих им зол, так и не хотят знать содеянных ими. Так, беспечный грешник влечется грехом, и не чувствует того; потому что его обуяла прелесть греха, и он ничем не возбуждается к бодрствованию над собою. Конечно, он еще пробуждается для забот мирских, еще ищет удовольствий греха в усыпленном бодрствовании над собою; но он усиливается бодрствовать там, где гораздо уместнее и спасительнее было бы покоиться глубоким сном. Посему-то и сказано пред тем у того же Премудрого: «и ты будешь, как спящий среди моря», и как кормчий во мнозе волнении (amisso сlаvо – без кормила) (Притч.23:34). Возлегать и засыпать в сердце моря – значит не обращать внимания, среди моря мирских искушений, на стремление разрушительных волн греховных; и тот, кто оставляет всякую заботу об управлении своим кораблем, плавающим в этом море житейском, подобен кормчему, усыпленному во мнозе волнении, который бросает кормило и предоставляет корабль на произвол судьбы. Бросать кормило среди моря – значит не предпринимать никаких мер против случайностей и подвергать корабль всяким опасностям. Когда же кормчий не дремлет над своим кормилом, тогда он мастерски, смотря по обстоятельствам, то направляет нос корабля прямо против волн, рассекая их таким образом, то ставит паруса наискось против ветра, чтобы ослабить его напор, то надувает их при ветре попутном, и всячески лавирует, управляя кораблем по усмотрению обстоятельств. Так и душа, недремленно бодрствующая и строго наблюдающая за собою, одни трудности подвижнически препобеждает, другие искусно облегчает, а от иных с благоразумием уклоняется, чтобы и в действительной борьбе выйти победительницею и против угрожающих опасностей наперед укрепиться и обеспечить себя. Тоже говорится еще у того же Премудрого и в Песни песней его о мужественных сподвижниках небесного отечества, что у каждого из них «меч при бедре его ради страха ночного» (Песн.3:8). Меч же препоясывают они при бедре, чтобы всегда быть в готовности острием благовестия (acumine sanctae ргаеdicationis) отражать и рассекать греховные искушения и наущения плоти; а под ночью выражается слепота нашей немощи, при нашем непостоянстве, так как мы не знаем, что с нами может случиться ночью. Таким образом, у каждого полагается меч при берде его из опасений ночных, и потому святые мужи, опасаясь того, чего не видят, всегда являются готовыми вступить в борьбу. И далее в обращении к невесте говорится: «нос твой — башня Ливанская» (Песн.7:5). Многие вещи, которых не видим, узнаем по обонянию: так посредством органа обоняния (носа) различаем вещи благовонные от зловонных. Что же изображается здесь под этим органом носа Церкви Божией (per nasum Ecclesiae), как не чуткое обоняние святых Божиих (provida discretio sanctorum), коим они так верно распознают и отличают добро от зла? Поэтому и уподобляется он столпу ливанскому, что это чутье их так высоко и так глубоко проникает вещи, что наперед видит угрожающие им искушения, и когда они наступают, то они являются уже против них готовыми к отпору. И действительно, всякая вообще опасность, как бы она грозною ни казалась в своем будущем, не так поразительна бывает в настоящем своем, если она заранее предусматривается; потому что всякий, видя наперед грозящую ему беду, предпринимает со своей стороны для отвращения оной соответствующие меры, а враг, думавший поразить противника своего неожиданностью, усмотрев, что он постигнут им, приходит от того самого в уныние и теряет энергию.

He так должно поучать согрешающих намеренно и обдуманно. Их надобно вразумлять, что они тем строжайшему подвергнутся суду, чем с большим сознанием грешат, и чем упорнее предаются греху, тем большей подлежат ответственности. Они скорее могли бы очистить свои грехи покаянием, если бы совершили их по одному увлечению; но когда они закрепляют их в себе собственным размышлением, то им труднее уже отрешиться от них. Даже можно сказать, что предающиеся греху с полным сознанием пагубы его тем и отличаются от согрешающих неумышленно, что они большею частью решительно отпадают от добра, теряют всякую надежду и впадают в отчаяние. Поэтому Господь, обличая грешников, грозит потреблением не столько за неумышленные грехи, сколько за умышленные. Так говорит Он чрез Пророка: «чтобы ярость Моя не вышла, как огонь, и не разгорелась по причине злых дел ваших» (Иер.21:12). И в другом месте с негодованием на пастырей, пасущих самих себя, а не овец паств своих, обращается к ним: «Горе пастырям, вот, Я накажу вас за злые деяния ваши» (Иер.23:2; Иез.34:3 и 8). Итак, вследствие такового различия грехов умышленных от всех других грехов Господь и преследует не столько действие греховное, сколько самое умышление; ибо дело греховное часто может зависеть или от немощи, или от нерадения и невнимательности, или увлечения, а греховная умышленность всегда проистекает от намеренной и закореневшей злобы. В противуположность таким грешникам верно изображается у Царя-Пророка муж праведный, о котором между прочим говорит он так: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей; но…» (Пс.1:1). На седалище (cathedra) в совете обыкновенно восседает судия или начальник председательствующий. Сидеть же на седалище губителей – значит грешить по зрелом обсуждении греха, значит грешить с размышлением и сознанием, значит доходить до такого состояния греховного, в котором грех совершается умышленно. И кто возносится до такого нечестия, что решается грешить с намерением, тот как бы заседает в совете нечестивых, ходит по путям грешных и восседает на седалище губителей. Таким образом сколько председательствующие, занимая первое место (qui cathedrae honore fulciunlur) в собрании, выше всех других присутствующих (assistentibus turbis), столько грехи умышленные превышают соответственною тяжестью своею бремя всех других грехов неумышленных. Пусть же те, которые грешат намеренно и обдуманно, заключают из сего, каким они подвергают себя наказаниям в будущем, если в настоящем являются не только сообщниками, но, так сказать, и председательствующими начальниками грешников.

Глава XXXV. Каким образом должно наставлять тех, которые дозволяют себе хотя небольшие проступки, но притом часто; как – тех, которые остерегаются маловажных грехов, но за то впадают иногда в тяжкие преступления

Наставление 33

Иначе должно наставлять совершающих малые грехи, но – часто; а иначе – тех, кои избегают малых грехов, но впадают иногда в большие. Одним надобно советовать, чтобы они обращали внимание не только на качество творимых ими грехов, но и на количество их. Если они не боятся своих грехов, считая их маловажными; то должны ужаснуться численности их. Известно, что все моря и реки, самые глубочайшие, наполняются малыми каплями воды, но – в бесчисленном множестве. Знаем также, что вода, мало-помалу входящая незаметно в корабль и значительно усилившаяся, действует с такою же разрушительною силою, как и открытая внезапно восстающая буря. Таким же образом и производимые на теле проказою язвы сначала едва заметны бывают, но впоследствии, умножившись и усилившись до чрезвычайности, убивают жизнь телесную также, как и одна тяжелая рана, нанесенная в сердце. Поэтому и сказано в Писании: «ставящий малое мало-помалу придет в упадок» (Сир.19:1), то есть, не оплакивающий и не избегающий малых грехов совершенно отпадает от правды, только не вдруг, а, так сказать, по частям. Таковых грешников нужно вразумить, что малые грехи нередко бывают для нас пагубнее грехов великих: ибо грех серьезный признаем мы за преступление, и потому скорее стараемся очистить его покаянием, с надеждою и решимостью на исправление в будущем; напротив того маловажный грех мы как бы и не считаем за грех, и потому тем беспечнее и гибельнее для себя предаемся ему. Посему часто случается, что душа, привыкнув к малым грехам, легко решается потом и на великие, и как бы вскормленная и утвержденная во зле доходит она до того состояния, что с таким же бесстрашием готова бывает и на серьезные грехи, с какою безбоязненностью приобрела навык совершать грехи маловажные.

Другим, т. е. остерегающимся маловажных грехов, но впадающим иногда в тяжкие преступления, должно напротив того внушать, чтобы они чистосердечным раскрытием пред собою своей совести не утаивали от себя своих недостатков: ибо гордясь тем, что сберегли себя от малых грехов, они чрез эту самую гордость свою пролагают себе путь к пагубнейшим грехам, увлекаясь широтою этого пути, и, будучи по внешности чужды маловажных проступков, но сами в себе надмеваясь тщеславием, они и во внешних проступках обличают свою душу, побежденную внутренно гордостью. Итак надобно предостерегать их, чтобы они не пали внутренно там, где по внешности, как им кажется, стоят непоколебимо, и чтобы превозношение незначительною, более мнимою, праведностью не послужило для них, по суду Божию, путем к бездне важнейших грехов. Ибо превозносящиеся своею суетною и ничтожною праведностью, которую приписывают они собственным силам, будучи поэтому оставляемы на произвол самим себе, низвергаются гораздо глубже в своем падении, и тогда-то уже, по падении, узнают, что и то, чем дотоле стояли, не от них зависело, так что необузданная внутренним сокрушением сердечным греховность их тем разгульнее становится, чем напыщеннее превозносятся они мнимою праведностью своею. Надобно раскрыть им глаза с благоразумною осмотрительностью надлежащим выяснением того, что они и в больших преступлениях – великие грешники, и в малых проступках, от которых, по-видимому, воздерживаются, не менее погрешают самым образом воздержания своего; ибо в первом случае без всякого стеснения творят грех, будучи сами в себе порочны, а в последнем случае стараются скрыть свою порочность от взора людей, обманывая их притворным святошеством. Таким образом они пред Богом являются прямо нечестивыми, а пред людьми – лицемерами. Вот почему Спаситель говорил фарисеям: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды; Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф.23:23 и 24). Он как бы так говорил им: вы меньших грехов удаляетесь, a пожираете большие. Здесь не надобно оставлять без внимания и того, что Господь, говоря о фарисейском одесятствовании, не напрасно указывает на растения, хотя самые незначительные, однако ж издающие благоухание: Он хочет этим показать, что лицемеры, сохраняя меньшие заповеди, стараются показать вид святости, распространяя о себе, подобно разносящемуся благовонию, добрую в народе молву; и хотя вящшая закона оставляют, однако ж всё менее значительное исполняют до малейшей подробности, – что в глазах народа имеет цену великую и как бы далеко и широко благоухает.

Глава XXXVI. Каким образом должно наставлять и не начинающих даже дел добрых; как – начинающих только, но никогда не оканчивающих

Наставление 34

Иначе должно наставлять тех, которые не начинали еще делать добро, а иначе – тех, кои начинают, но отнюдь не довершают. He начинающих делать добро не прежде должно назидать в том, что спасительно для них, как по разрушении того, что в них есть порочного и пагубного. Ибо они не могут с успехом стремиться к тому, чего еще не испытали, пока не увидят, как гибельно то, к чему доселе привязаны были: не сознающий своего падения не желает и восстания, не чувствующий боли от ран не ищет и врачевства для исцеления их. Посему прежде всего надлежит показать им, как суетно то, к чему они пристрастились, и потом уже представить, как полезно и спасительно то, чем они пренебрегают: пусть наперед увидят, что они должны убегать того, что любят, и тогда узнают ясно, что им должно полюбить то, от чего они убегают. Тогда они с большею готовностью примут предлагаемое им, хотя и не изведанное для них, если получат верное понятие обо всем, изведанном ими, и с полным усердием будут искать истинного блага, когда затем увидят и убедятся, как ложно и ничтожно то, чем они доселе обладали. Пусть же они не забывают того, что блага настоящей жизни доставляют наслаждение преходящее·, потому что они против их воли ускользают, а мучение приготовляют нескончаемое, потому что неизбежно влекут за собою наказание. Пусть они во спасение свое устрашатся того, чем наслаждались на погибель, а взглянув на угрожающую им бездну падения, над которою стоят готовые низринуться в нее, пусть встрепенутся и отступят от нее, полюбив то, на что прежде не обращали внимания, и отвращаясь от того, к чему пристрастились.

Посему-то Господь говорит пророку Иеремии, посылая его на проповедь: «поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать» (Иер.1:10). Ибо если бы пророк не разрушил предварительно неправды, то не мог бы создать правды; если бы не искоренил из сердца слушателей своих терния нечистой любви, то не мог бы насадить в них спасительного семени слова Божия. Так и апостол Петр сперва разоряет и ниспровергает, а потом созидает, и для того разоряет, чтобы затем удобнее и прочнее созидать, когда в первой проповеди своей к иудеям, в присутствии и прочих апостолов, не вдруг стал учить их, что им делать, а прежде стал обличать их, что они сотворили, обратившись к ним со следующими словами: «Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили; но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти… Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.» (Деян.2:22,23,24,36). Такое направление своей проповеди дал Апостол, конечно, с тою целью, чтобы расположить иудеев к сердечному сокрушению и глубочайшему раскаянию в содеянном ими богоубийстве, чтобы таким образом возделать ниву сердец их и приготовить ее к принятию благодатного семени слова Божия настолько, насколько требовало того тяжёлое, глубоко-падшее, греховное состояние души их. И последствия увенчались вожделенным успехом. Ибо они, по свидетельству писателя Деяний Апостольских, Услышав это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия? Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; … Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Деян.2:37,38 и 41). И эти последние слова Апостола о покаянии и крещении, без предварительного раскрытия и убеждения в сознании того разрушительного состояния греховного, в котором находились его слушатели, конечно, могли бы остаться для них гласом вопиющего в пустыни, не достигши спасительной цели. Τό же видим и в обращении Савла (он жe и Павел). Когда приближался он к Дамаску, преследуя христиан и озлобляя Церковь Христову; то «внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна». И когда он вопросил: «кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь». Когда же он, узнав, кто говорит к нему, в трепете и ужасе продолжал вопрошать: «Господи! что повелишь мне делать?», тогда ему сказано было: «встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать» (Деян.8:1–4, 9:1–6, 22:6–10, 26:12–16). Так и здесь, сперва обличение, а потом наставление. Господь необыкновенным светом с неба, как молнией, поражает гонителя своего и обличительным гласом своим, как громом, сокрушает и разрушает дела его, но не подает тотчас наставления, что ему делать. Уже вся гордыня его сломлена, и он после падения своего ищет уже во смирении спасительного назидания, но несмотря на то, ему указывается только путь к месту спасения, самое же спасение не вдруг подается ему, чтобы таким образом лютый гонитель, находясь в таком уничиженном состоянии, достойнее приготовился к готовящемуся ему исцелению и спасению, и чем глубже было его падение в прежнем заблуждении, тем тверже упрочилось бы его восстание в даруемом теперь благодатном просвещении. Итак, не принимавшихся даже за добрые дела нужно сперва, так сказать, переломить в их закоснелой испорченности, уча и врачуя их со властью, чтобы потом вывести и поставить на путь правильной деятельности. Так подсекаем мы и высокие деревья в лесу, чтобы поднять их на строящееся здание и употребить в дело; но полагаются они в самое здание не вдруг, a по предварительном очищении их от всего того, что не годится для строения, и по надлежащей высушке приготовленного материала от влаги и сырости, могущей вредить прочности здания.

Начинающим же добрые дела, но не доводящим оные до конца, надобно внушать и напоминать, что, не оканчивая предположенного, они могут тем самым разрушить и начатое. Ибо если мы не умножаем своею внимательностью и усердием своим начатого; то у нас оскудевает и то, что сделано нами доброго. Душа наша в сем мире подобна кораблю, плывущему против течения воды: она не может, так сказать, стоять на одном месте, и если не движется вверх, то необходимо спускается вниз. Таким образом, если деятель в начатых им добрых делах не усовершается, а как бы останавливается, то самая эта остановка или опущение и послабление (rеmissio) поставляет его в противоречие и с тем, что им сделано уже. Посему Соломон говорит: «не исцеляяй себе (mollis et dissolutus – изнеженный и рассеянный) во своих делех брат естъ погубляющему (dissipantis – разрушающему) себе самаго (sua орега – свои же дела)» (Притч.18:9), то есть, кто начатые дела свои добрые не продолжает и не доводит до конца, a прекращает, тот нерадением своим похож на того, кто одною рукою созидает, а другою разрушает. И ангелу Сардийския церкви сказано: «знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв. Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти; ибо Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны пред Богом Моим. Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся» (Откр.3:1–3). Поскольку он не довел дел своих пред Богом до надлежащей полноты и совершенства, то ему предсказывается, что и прочие его дела умрут (прочая, им же умрети); ибо если в вас мертвое не возбуждается к жизни, то умирает и то, что кажется только, как будто имеет признаки жизни, а на деле – мертво (имя только имаши, яко жив, а мертв ecи). Лучше бы таковым не вступать на путь правый, нежели вступивши возвратиться вспять; ибо если бы они не вступали на него, то не охладели бы в ревности к изысканию его. Так и в Писании сказано: «Лучше бы им не познать пути правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди» (2Пет.2:21); и еще: «о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих (ulinam frigidus esses, aut calidus: sed quia lepidus es, el nec frigidus nec calidus, incipiam le emovere ex ore meo)» (Откр.3:15 и 16). Под горячим разумеется тот, кто с пламенною ревностью принимается за доброе дело, на которое призван, и не оставляет его до конца, пока не совершит; а студеным или холодным называется тот, кто и не начинает того, что ему надлежит делать. Теплота же стоит на средине, т. е. на переходе от холода к жару или от жара к холоду. Посему, кто оставляет холодность неверия, однако ж не воспламеняется любовью, какая подобает верующему, тот, будучи только тепл (т. е. ни студен, ни горяч), и не возвышаясь над своим состоянием, начинает снова охладевать, сам не замечая того, и делается тем же, чем и был, если не хуже того. Студеный, прежде нежели согревается, еще подает надежду, что он может соделаться горячим; напротив того теплый, после охлаждения, не подает уже на то никакой надежды. Грешник может обратиться, и грешники-то наиболее обращаются; но обратившийся, а потом совратившийся, очутившись опять в переходном состоянии ни студеного, ни горячего, смотрит уже прямо во дно адово. Итак, по словам Писания, требуется или горящ или студен, чтобы не быть изблевану, то есть, или с горячим усердием подвизающийся на поприще веры и добродетели, или же холодный грешник, еще не обратившийся, но которого можно обратить; всякий же равнодушный в деле веры и добродетели, а тем более от пламенной ревности к благочестию переходящий в холодность, именуемый в Писании теплым, будет изблеван.

Глава XXXVII. Каким образом должно наставлять таких, которые совершают зло в тайне, а добро творят явно и открыто; и как – тех, кои наоборот добрые дела свои скрывают, а между тем некоторыми поступками своими как бы нарочито поселяют в других невыгодное о себе мнение

Наставление 35

Иначе должно наставлять тех, которые творят худые дела в тайне, а добрые совершают явно и открыто; иначе же тех, кои напротив добрые дела свои скрывают, a между тем некоторыми своими поступками как бы нарочито подают повод другим к невыгодному о себе мнению. Делающим зло в тайне, а добро так сказать на показ только, главным образом нужно внушить, чтобы они размыслили, как переменчивы суждения людские и как неизменен суд Божий. Пусть они обращают взор свой на конец дела: всякая похвала людского одобрения, за которою мы гоняемся, проходит и скоро исчезает, а суд Божественный, пред которым открыты все тайны наши, ждёт каждого из нас с неумытным мздовоздаянием на веки вечные. И потому, если они совершают худые дела пред лицем Бога-серцеведца и тем самым как бы предоставляют их Его суду, а дела добрые пред глазами людей только для прикрытия себя и поддержания у них выгодного о себе мнения; то добро, делаемое ими открыто, остается без свидетелей, а зло тайное – не без свидетеля, и притом вечного и нелицеприятного. Таким образом, скрывая от людей свои пороки, и выставляя пред ними на вид свои добродетели, они, и при всем старании утаить, обнаруживают то, за что должны понести наказание, и при всем усилии разгласить, скрывают то, за что могли бы получить награду. Таковых людей кому или чему уподобляет Господь? «Уподобляетесь, – говорил Он фарисеям лицемерам, – окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония» (Мф.23:27 и 28). Их надобно вразумлять, чтобы они не унижали добрых дел своих до того, что считают достаточным для себя воздаянием человеческую хвалу и расположение к себе, а напротив того пришли бы к тому убеждению, что эти дела достойны лучшей награды. Ибо если они за доброе дело ищут только временной и скоропреходящей славы, то продают за ничтожную цену то, что удостаивается вечной награды. О сем-то говорит Господъ многократно лицемерам, притворно творящим милостыню, молящимся, постящимся, для того только, чтобы прославляли их люди: «Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (Мф.6:2, 5:16). Пусть же вникнут в свое положение и подумают, что, будучи сами в себе скрытно злы, а между тем выставляя себя публично для виду только добродетельными, они сами изобличают себя и внушают примером своего поведения, что должно следовать тому, от чего они бегут, и любить то, что они ненавидят, как бы невольно проповедуя горькими уроками своими, что они живут для других, а для себя умирают.

Напротив того тех, которые добрые дела свои скрывают, а между тем некоторыми поступками своими как бы намеренно навлекают на себя невыгодное мнение других, должно поучать, чтобы они столько же любили ближних, сколько любят себя; чтобы, оживляя себя силою добрых дел, не убивали других мнимо-худым примером своим; чтобы, принимая сами спасительное питие, не изливали яда в питие другим, взирающим на них и не постигающим их образа действий. Скрывая добрые дела и в тоже время делами подозрительными открыто подавая повод к превратному о себе мнению, они мало содействуют одним и много затрудняют других в благочестивой жизни. Кто скрывает доброе дело, не говоря уже о том, что мнимыми слабостями своими соблазняет совесть ближних, тот хотя и попирает в себе самолюбие и славолюбие, однако ж допускает обман и погрешает в назидании ближних: не оглашая заявлением добрых дел своих, он как бы засевает землю добрым семенем, но в тоже время отнимает у него корни, необходимые для того, чтобы ему произрасти, потому что скрывает то, чему должны подражать другие. Вот почему Спаситель в нагорной беседе своей говорил ученикам: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф.5:16), хотя там же дает Он, по-видимому, совсем иное наставление: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас» (Мф.6:1, 2, 5:16).

Что же значит это? и как понимать эти наставления, когда повелевается нам добрые дела и творить и не творить пpeд человеки? Это значит, что мы должны и творить их в тайне, не трубя о них пред собою, чтобы показаться пред людьми, ища от них за то славы, и являть их пред другими, не скрывая того, для прославления Отца небесного. Ибо когда Господь заповедует нам не трубить о праведности своей пред людьми, то тут жe присовокупляет: «(яко) да видими будете ими», то есть, чтобы только показаться пред ними, а когда Он повелевает открыто творить добрые дела, то непосредственно затем продолжает: «да прославят Отца вашего, иже, на небесех». Итак, здесь главное – цель, насколько с одной стороны творящий добрые дела не должен выказывать их для приобретения себе славы, и насколько со стороны другой не должен скрывать их, когда дело идет о славе Божией. Отсюда происходит, что доброе дело и остается в тайне, хотя бы оно творилось явно, и наоборот бывает явно, хотя бы творилось в тайне. Ибо кто в явно совершаемом деле ищет славы не своей, а Отца небесного, того дело остается в тайне, потому что он имеет свидетелем одного только Того, кому желает благоугодить. Если же кто, творя добро в тайне, ищет себе за то похвалы от людей; то хотя бы дела его и никто не видел, однако ж оно становится уже явным, потому что виновник этого дела столько имеет тому свидетелей, сколько имел в виду похвал в сердце своем. А худое мнение о каком-нибудь поступке, хотя бы этот поступок сам в себе и не был греховен, всегда имеет влияние на других, а для слабых в вере и немощных совестью может служить соблазном. Посему и те ревнители благочестия, которые, скрывая добрые дела свои, по смирению, некоторыми поступками своими как бы нарочито подают повод другим к невыгодному о себе мнению, несмотря на то, что сами не грешат, могут иногда погрешать в лице тех, которые, станут подражать им в том, убивая чрез них свою совесть. He напрасно же апостол Павел, обращаясь к тем, которые, вкушая оскверненное, хотя сами не оскверняются, но соблазняют немощных, говорит им: «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных»; и далее: «И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа…» (1Kop.8:9, 11–13). И Моисей говорил именем Божиим древнему Израилю: «Не злословь глухого и пред слепым не клади ничего, чтобы преткнуться ему» (Лев.19:14); ибо злоречить глухому есть тоже, что отнимать у кого что-нибудь во время его отсутствия, когда он не слышит и не видит этого, а полагать претыкание пред слепым, конечно, есть дело видимое, но оно может послужить преткновением и соблазном для того, у кого не достает божьего света, предохраняющего и спасающего в опасности.

Глава ХХХVIІІ. О том, что со стороны пастыря-проповедника наставления, предлагаемые им многим с различными наклонностями слушателям, должны так споспешествовать добродетелям всех и каждого, чтобы в то же время не усилить в них противоположных пороков

Пастырь душ должен еще тщательно заботиться, чтобы при разнообразии проповеди, вызываемом различным состоянием слушателей, непременно предлагалось врачевство, сообразное с язвами каждого. Но если нелегко послужить всем порознь во всём, если трудно наставить со всестороннею осмотрительностью каждого в свойственных ему слабостях, то гораздо труднее, в одно и тоже время, одним и тем же словом, наставлять слушателей бесчисленных с многоразличными недугами. Здесь слово пастыря должно быть соразмерно с таким искусством и уменьем, чтобы каждый из слушателей находил в нем для себя приличное своему недугу врачевание и вместе с тем само оно не заключало в себе разноречия, – чтобы разом проходило, так сказать, золотою срединою, между противуположными страстями, и, подобно обоюдоострому мечу, с разных сторон рассекало и поражало восстания плотских помыслов, предохраняя таким образом от крайностей увлечения. Пусть же пастырь-проповедник, идя этим путем, внушает добродетель людям различных характеров и положений так, чтобы она ни в ком не превратилась в противоположную слабость: людям гордым пусть проповедует смирение, но так, чтобы у робких и боязливых не усилить страха и не довести их до уныния и отчаяния, а боязливым и робким пусть внушает сознание собственного достоинства, но опять так, чтобы у гордых не усилить чрез это необузданной надменности; ленивым и беспечным пусть проповедует заботливость о добром делании, но так, чтобы у суетливых не увеличить своеволия неумеренной ревности, а суетливым пусть указывает меру и ограничивает их ретивость, но тоже так, чтобы чрез это не содействовать недеятельности беспечных; у пылких и нетерпеливых пусть обуздывает раздражительность, но так, чтобы равнодушным и косным не поблажать тем самым в их небрежности, а у медлительных и хладнокровных пусть возбуждает ревность, но при том так, чтобы пылкие и раздражительные, слыша это возбуждение, не увлекались до неумеренной и фанатической горячности; скупых пусть располагает к щедрости, но так, чтобы не подавать повода к расточительности нарушением всяких правил умеренности, a расточительным пусть возвещает бережливость, но вместе с тем и остерегается, как бы этим благим советом своим не повлиять на усиление любостяжательности и скупости людей противоположного направления; невоздержным людям пусть ставит в пример подражания супружество, восписуя ему похвалу воздержания, но так, чтобы воздерживающиеся супруги не возбуждались этим к излишеству и не находили в том для себя послабления, а воздержным пусть восхваляет целомудренную чистоту девства, но все-таки так, чтобы в глазах супругов нисколько не унижалось брачное их ложе и никто из них не доходил до пренебрежения чадородия. Вообще, проповедуя, так должно внушать добро, чтобы к проповедуемому добру не примешалось стороною и зло. Так должно восхвалять верховное благо, чтобы не пренебрегать и низшим. Так должно заботиться о низшем, чтобы не считать его достаточным, а всегда стремиться к высшему.

Глава XXXIX. О том, в чем должно состоять наставление проповедника одному, одержимому различными недугами

Хотя трудно проповеднику, в деле общей проповеди, следить за тайными и сокровенными движениями своих слушателей всех и каждого, и, как на палестре, обладать искусством обращаться во все стороны; однако гораздо больший труд предстоит ему, когда он должен проповедывать и давать различные наставления одному, преданному разным порокам. Ибо большею частью бывает так, что кто по природе слишком весел, тот чрезмерно поражается и сокрушается при постигающей его внезапной печали. Итак, на обязанности проповедника лежит долг – временную печаль облегчать, не увеличивая природной веселости, и природную весёлость обуздывать, не увеличивая временной скорби. Один страждет привычкою чрезмерной поспешности; но иногда там, где требуется быстрота деятельности, стесняется внезапно овладевающею робостью: а другой подвержен бывает неумеренной робости, с которою уже свыкся; но иногда побуждается в желаниях своих неблагоразумием решиться на опрометчивость. Для сего в первом надлежит рассеять вдруг появляющуюся робость, но так, чтобы чрез это не усилить издавна вкоренившуюся опрометчивость, а в последнем нужно обуздать неожиданно появляющуюся поспешность, но так, чтобы не усилить чрез это природную робость. И что удивительного, если врачи душ совмещают и соблюдают это, когда таковым же искусством уменья распознавать и располагать способы врачевания руководятся и те, кои врачуют не души, а тело? Так не редко бывает, что слабое тело удручается сильным недугом, каковому недугу следовало бы противодействовать и сильными средствами; но слабый организм тела не в состоянии выдержать средств сильных. Посему сведущий и опытный врач старается так устранить привившуюся болезнь, применяясь к состоянию больного, чтобы не увеличить природную слабость тела и на случай вместе с болезнью не прекратить самой жизни. И потому предлагает больному врачевство с таким уменьем дела, чтобы оно в одно и тоже время и служило к облегчению недуга и не отягощало природной слабости. Итак, если врачевство телесное, нераздельно употребляемое, может иметь действие раздельное (ибо истинное врачевство в том и состоит, когда оно и появляющейся болезни помогает и природного расположения не расстраивает); то почему же врачевание духовное, в одной и той же проповеди предложенное, не может помогать таким же образом в различных болезнях нравственных, которое тем гибче и разборчивее должно совершаться, чем большей утонченности требует того невидимость самого предмета?

Глава XL. О том, что проповеднику позволительно иногда снисходить легчайшим порокам, чтобы устранить важнейшие

Часто случается и так, что душа поражается недугом двух пороков, из коих один действует слабее, а другой сильнее. В таком разе благоразумнее подать скорейшую помощь против того порока, который опаснее и быстрее ведет к погибели. И если спасти душу от близкой смерти нельзя иначе, как усилением противуположного порока; то проповедник в своем поучении, действуя с мудрою рассудительностью, может допустить усиление одного, чтобы спасти от близкой смерти, угрожаемой другим. Поступая таким образом, он не увеличивает болезни, а между тем сохраняет жизнь врачуемого им больного, выжидая удобного времени для совершенного выздоровления. Так, не мало видим примеров тому, что многие из нас, увлекаясь невоздержанием пресыщения разными приманками снедей и питья, почти уже готовы бывают всецело предаться влечению одолевающей их страсти; но когда от страха в этой борьбе силятся удержать себя в пределах воздержания, тогда они подвергаются искушению тщеславия. В таковых людях никак не истребится один порок, если не дать перевеса в пище другому, так что один как бы вытесняется и изгоняется другим. Какая же язва должна быть преследуема сильнее, как не та, которая поражает опаснее? Итак, можно допустить, иногда, чтобы чрез добродетель воздержания усилилось между тем в человеке превозношение, лишь бы только роскошь не погубила его решительно невоздержною жизнью. Посему-то и апостол Павел, с глубоким вниманием рассуждая об отношении нашем к предержащим властям, и в тоже время снисходя к немощам нашим, когда мы или вдаемся в порочные дела или же за дела благие домогаемся воздаяния славы человеческой, говорит: «Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее» (Рим.13:3). Конечно, не для того должны мы творить добро, чтобы нисколько не бояться мирской власти, или чтобы пользоваться за то скоропреходящею славою: но когда человек, при своей немощи, не так легко может подняться на такую высоту совершенства, чтобы ему вдруг и от худых дел вовсе отрешиться и никакой славы за дела добрые не искать, то св. апостол, как богомудрый проповедник, в пример и прочим, одно запретил, а другое допустил. И притом допущением меньшего уничтожает большее, с тем, чтобы тот, кто не возрос еще до того совершенства, чтобы уничтожить все в себе зло, оставался бы пока с меньшим недостатком, лишь бы ему удобнее избавиться от большего порока.

Глава XLI. О том, что проповедник не должен вдаваться в своих поучениях пред слушателями слабыми и немощными в рассуждение о предметах возвышенных, для них недоступных, пока они не будут к тому подготовлены

Проповедник не должен сверх сил напрягать душевного внимания своих слушателей, чтобы при излишнем напряжении не порвать, так сказать, струп их мыслительной удобоприемлемости. Высокие истины, требующие предварительной подготовки, не вдруг должны быть раскрываемы: они должны оставаться до времени под покровом для многих и могут быть открываемы не многим. Посему-то и сама Истина вещает: «кто верный и благоразумный домоправитель, которого господин поставил над слугами своими раздавать им в своё время меру хлеба?» (Лк.12:42; Мф.24:45). Под житомерием можно разуметь здесь и меру слова, чтобы оно предлагалось благовременно и не рассыпалось всуе, когда душе маловместительной будет внушаемо что-либо недоступное для нее. Посему и апостол Павел говорил к Коринфянам: «И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не [твердою] пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах» (1Kop.3:1 и 2). И Моисей, сошедши с горы Синайской, после тайновидения божественного, с отражением на лице образа славы Господней, возлагает на просиявшее лице свое покров пред народом, «служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево» (Исх.34:29–35 2Kop.3:7 и 13), а тем более непросвещенным (turbis – толпе) проникать в тайны внутреннего и сокровенного света словес Господних. А между многими законоположениями, относящимися к различным житейским вопросам, в слове Божием чрез того же Моисея повелевается между прочим, чтобы тот, кто выкопает яму для стока воды (cisternam) и оставить ее непокрытою, в том случае, если в эту яму впадет чей-нибудь вол или осел, удовлетворил владельца их следуемою платою (Исх.21:33 и 34): так и тот, кто, глубокомысленным умом своим достигши высокого знания, без разбору рассыпает недоступное сокровище знаний своих и пред не могущими вместить их, подлежит за то наказанию, если словом своим вводит в соблазн чистого или нечистого. По тому же самому и блаженному Иову сказано: «кто дал есть петелю разум» (Иов.38:36)? И божественный проповедник, благовествуя в покрытое мраком неведения время, как петел поет среди ночи, когда говорит: «наступил уже час пробудиться нам от сна» (Рим.13:11); и еще: «Отрезвитесь, как должно, и не грешите» (1Кор.15:34). А петел в часы глубокой ночи обыкновенно поет громко; когда же приближается утро, тогда издает звуки слабые и тихие. И проповедник, право правящий слово истины, душам тёмным и непросвещенным должен возвещать только удобопонятные истины, ничего не высказывая пока о сокровенных тайнах, предоставляя раскрытие этих возвышеннейших небесных истин тому времени, когда они приблизятся к свету истины.

Глава XLII. О проповедании делом и словом

Между тем, по влечению любви, возвратимся к тому, что уже выше сказано нами, именно, что каждый проповедник должен учить более делами, нежели словами, указывая своим последователям, не столько витиеватостью красноречия, сколько примером доброй жизни, путь и цель, куда они должны идти и к чему стремиться. Как тот петел, которого Господь берет в своем слове для изображения хорошего проповедника, приступая к пению, потрясает сперва крыльями, и, ударяя ими сам себя, возбуждается к бодрствованию; так и те, которые изрекают слово божественной проповеди, должны прежде сами неусыпно упражняться в доброй деятельности, чтобы собственным примером не противоречить тому, к чему призывают и возбуждают других своим словом. Пусть же благовестники слова Божия прежде сами усовершают себя в высоких подвигах христианских добродетелей, и тогда уже с неукоризненностью поучают других добродетельной жизни; пусть прежде себя ударяют крыльями помышлений, испытуя внимательным исследованием и строгим обличением исправляя то, что в самих себе находят вредного и пагубного, и в то уже время обличительным словом исправляют жизнь других; пусть и в показаниях духовных сперва будут беспристрастны к собственным недостаткам, чтобы потом бестрепетно могли возвещать наказания другим за их преступления, – и вообще, возвышая голос слова в своих советах и наставлениях, всё предлагаемое ими слушателям должны они подтверждать своими делами.

Часть четвертая, заключающая в себе одну только главу, которая по общему счету глав в целой книге (какой счет и ведется в некоторых изданиях, не допускающих деления на части), – есть

Глава LXV. О том, что пастырь-проповедник, исполнив все должное в отношении к подчиненным своим, обязан обращать внимание и на самого себя, дабы ни жизнью, ни проповедью своею не надмеваться

Так как пастырь, право правящий слово истины, нередко подвергается опасному недугу гордости, когда успехом проповеди, достодолжным образом распространяемой, надмевается дух самого проповедника от потаенной радости о своем отличии и преимуществе, то он должен со всею заботливостью укрощать и обуздывать свое высокомерие смирением и страхом, чтобы, врачуя язвы других и призывая ко спасению, самому по небрежности своей не отпасть от собственного спасения, помогая ближним, не забыть и себя, восстановляя других, не пасть самому. Ибо бывают примеры, что и высота добродетели не спасает иных от гибельных последствий, когда они в самонадеянности, чрез меру полагаясь на собственные силы, предаются уже беспечности, в которой сверх чаяния и погибают. Когда добродетель противуборствует порокам, тогда душа невольно увлекается некоторым чувством самоуслаждения; а отсюда происходит то, что ум добродетельного отвергает благоговейный страх предусмотрительности, предаваясь покою в беспечной самоуверенности. Тогда-то хитрый и лукавый враг-искуситель исчисляет пред ним, предавшимся бездействию, всё, что он сделал доброго, и, выставляя в нем преимущественное отличие пред прочими, напыщает его помыслы гордостью. Отсюда выходит, что, пред очами праведного Судьи, воспоминание о собственной добродетели есть сеть для души, которою дьявол уловляет ее, потому что тот, кому напоминают или кто сам любит вспоминать о добрых делах своих, гордясь ими пред другими и пред самим собою, тем самым теряет уже свои заслуги пред Небесным Учителем смирения. Посему-то горделивой душе говорится у Пророка: «Кого ты превосходишь? сойди, и лежи с необрезанными» (Иез.32:19). Этим как бы так Пророк говорит: поелику ты надмеваешься красотою добродетелей своих, то в самой этой красоте подается тебе толчок к падению. И в лице Иерусалима и дщерей его порицается душа, гордящаяся добродетелью, когда говорится: «И пронеслась по народам слава твоя ради красоты твоей, потому что она была вполне совершенна при том великолепном наряде, который Я возложил на тебя, говорит Господь Бог; Но ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего, отдаваясь ему» (Иез.16:14 и 15). И действительно; душа надмевается уверенностью в красоте и доброте своей, когда, восхищаясь заслугами добродетелей своих, тщеславится сама пред собою безопасностью положения своего. Но этою самою уверенностью она доводится до блужения, потому что когда уловленный ум обольщается самомнением, тогда духи злобы растлевают всю душу соблазнами бесчисленных пороков. Нужно еще заметить, что значит соблудила ecи во имени твоем: когда ум, забывая отношения свои к Верховному Правителю, ищет собственной похвалы и начинает присваивать себе всё доброе, вместо того, чтобы воздавать хвалу Подателю всех благ; тогда он, желая распространить свою славу, старается удивить собою всех. Таким образом блудит ум во свое имя, в последствие своего тщеславия (in laudis appetilu), когда оставляет ложе законного супружества и блудодействует с обольстителем своим, предаваясь ему на растление. О сем говорит Давид так: «и отдал в плен крепость Свою и славу Свою в руки врага» (Пс.77:61). Предается в плен крепость и доброта в руки врагов, когда исконный враг овладевает умом, уловленным надменностью от превозношения добрыми делами. Такое впрочем превозношение добродетелью, хотя и не всегда не вполне побеждает добродетельных, несмотря однако ж на то часто искушаются этим недугом душевным и самые избранные Божии. Но когда они, подвергаясь таковому искушению, как бы оставляются Богом, тогда чувствуя и сознавая себя оставленными без помощи Божией, с предоставлением самим себе, они приходят в смущение и снова обращаются к страху Божию, сознавая немощи свои и прибегая к высшей помощи. Так Давид опять говорит: «я говорил в благоденствии моем: `не поколеблюсь вовек’» (Пс.29:7). Но поелику, положившись на свою добродетель, он впал в превозношение; то в след за тем присовокупил: «Ты сокрыл лице Твое, [и] я смутился» (Пс.29:8). Как бы так говорит он: я считал себя сильным в добродетели, но теперь узнал, какой немощи подвержен я без Тебя. И посему еще говорит: «Я клялся хранить праведные суды Твои, и исполню» (Пс.118:106). Но так как не был он в силах устоять и в клятве, то тотчас в смущении подтвердил совершенную немощь свою и немедленно прибег к помощи молитвы, взывая: «Сильно угнетен я, Господи; оживи меня по слову Твоему» (Пс.118:107).

Иногда и верховная Премудрость, прежде нежели возвышает человека по службе на занимаемых им должностях, сообщая ему для того и соответственные дарования, возбуждает в душе его памятование слабостей и немощей человеческих, дабы он не надмевался высоким положением и полученными совершенствами. Посему-то пророк Иезекииль каждый раз, когда призывается к созерцанию небесных видений, предварительно называется сыном человеческим. Господь этим как бы явственно говорит, вразумляя его: не гордись тем, что ты видишь; но будь внимателен к себе, кто ты; проникая в горняя, помни, что ты человек, и, когда бываешь в восхищении, обращайся к самому себе с заботливою мыслью – как уздою – о своей немощи. И потому надобно вести себя так: когда обольщает нас мысль о богатстве наших добродетелей, тогда око ума нашего должно обращаться к обозрению своих греховных поступков и спасительно преклонять себя долу, имея в виду не то, что мы хорошего сделали, но то, что пренебрегли сделать или сделали худого, дабы таким образом сердце, сокрушенное памятованием немощи, сильнее укреплялось в добродетели пред Божественным Учителем смирения. Для сего-то и всемогущий Бог, почти всегда, с одной стороны наделяет пастырей Церкви и вообще правителей (rectorum mentes) многими совершенствами, а с другой стороны оставляет или допускает в них и некоторые несовершенства, дабы держащие в руках своих кормило правления, отличаясь блистательными дарованиями, в тоже время смирялись скорбью и о своих недостатках, не превозносились великим, когда не в состоянии бороться и против малого, и по тому самому, не будучи в состоянии препобедить в себе и малозначительных слабостей, не дерзали бы гордиться и чрезвычайными подвигами.

Вот вам, благосклонные читатели (ессе, bone, vir), и книжица моя о пастырском служении (Liber Regulae Pastoral s)! Будучи вызван необходимостью на защиту дела против упреков и порицаний и стараясь представить, каков должен быть пастырь духовный, я, подобно живописцу, изобразил человека с возможным для него совершенством (pulchrum depinxi hominem), будучи художником не соответствующим художественному произведению (piclor foedus), так что, указывая другим путь к пристанищу совершенства, сам доселе влаюсь обуреваемый греховными волнами. Но среди плавания по этому морю житейскому, прошу и молю вас, поддержите и сохраните меня от кораблекрушения своим участием (tabula – как бы подаваемою доскою) в ваших молитвах, да спасуся общими заслугами вашими подавляемый тяжестью собственных грехов, паче же всего беспредельными заслугами Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.