🎧Гавриил (Кикодзе), еп. Имеретинский. Основания опытной психологии (гл.3.2. О познании)

ПЕРЕЙТИ на главную страницу творений свт. Гавриила
ПЕРЕЙТИ на главную страницу Основания опытной психологии

🎧Б. Об ассоциации идей.
§75. Определение ассоциации идей и влияние её на мышление.
§76. Причины, производящие ассоциацию идей.
§77. Ассоциации идей производит бо́льшую часть симпатий и антипатий.
§78. Сны отчасти происходят от ассоциации идей.
§79. Участие ассоциации идей в мышлении.
§80. Большая часть предрассудков и суеверий зависит от ассоциации идей.
§81. Влияние ассоциации идей на поступки наши.

🎧В. Об основных законах мышления, или психологические основания логики.
§82. Что такое мышление вообще? 🎧
§83. Почему мышление во всех людях совершается по одним законам? 🎧
§84. Откуда человек приобретает познания? 🎧
§85. Учение Канта о происхождении познаний.
§86. Рассмотрение сего учения.
§87. От чего происходит всеобщность и необходимость некоторых суждений. 🎧
§88. Всеобщность и необходимость принадлежат одним тождественным предложениям.
§89. Есть ли различие между суждениями синтетическими и аналитическими?
§90. Как хотели различать эти суждения?
§91. Можно ли математические суждения назвать синтетическими?
§92. Каким методом душа приобретает познания?
§93. Значение математических аксиом.
§94. О верховном законе правильного мышления.

Б. Об ассоциации идей

§75. Определение ассоциации идей и влияние её на мышление

В душе человеческой представления, суждения, понятия и вообще все её содержания, находятся не отрывочно, а имеют связь, образуют некоторую систему; так что одни представления вызывают из памяти другие, одни мысли и происшествия напоминают нам о других мыслях и происшествиях, одни лица и виды возбуждают образы других лиц и мест: это самое явление называется ассоциацией или связью идей. Влияние ассоциаций идей на человеческое мышление и действование, даже на характер, весьма значительно; так что им легко объясняются многие душевные явления, для объяснения коих придумывали самые невероятные гипотезы, и без подробного разбора коих трудно уразуметь жизнь души и образ её бытия; а потому постараемся разобрать, какая бывает в душе ассоциация и какие явления она производит.

§76. Причины, производящие ассоциацию идей

Ассоциация идей бывает естественная и случайная. Первая основана на причинах естественных, необходимой связи, какая действительно находится между разными представлениями и мыслями. Естественно, напр., что представление о каком-либо предмете рождает представление о его свойствах и качествах. Когда, напр., я вспоминаю зиму: то вместе с тем представляю снег, холод и вообще все принадлежности зимы. Если же мне представляется лето, то вместе с тем припоминаю летние удовольствия, зелень, фрукты, теплоту, иногда жар и проч. Если я увижу знакомого мне человека, то тотчас вспоминаю об его свойствах и его отношении к себе и другим и проч. Когда слышу звуки какой либо пьесы, то они рождают представление о целой пьесе. Вид какого либо дома напоминает о его жителях и проч. Все такие ассоциации натуральны. В них одни представления вызывают другие, находящиеся с ними в естественной связи; но в случайной ассоциации представления наши связываются между собой случайною причиною, а не по внутреннему своему сходству и отношению, и такая ассоциация бывает различна в разных людях. Она зависит от воспитания, от занятий, образа жизни и многих других причин.

От образа воспитания ассоциация идей бывает самая упорная и часто вредная, ибо детские впечатления остаются на всю жизнь. Напр., если няньки и бабушки набили голову ребенка разными сказками о приведениях и ночных страшилищах, то человек на всю жизнь боится ночных привидений. Привидения сами по себе не имеют бо́льшего отношения к темноте, чем к свету; но Поелику в голове некоторых эти два представления сильно связаны, то ночью они всегда думают о привидениях; а днем, они и в голову им не приходят. Характер человека также рисуется в ассоциации идей: напр., человек, с мрачным характером, все представления покрывает черным колоритом; напротив того, веселый человек всегда делает между ними забавные сближения. То, что первого бесит, второго только смешит. Образ жизни и привычки наши также бывают поводом к особенным ассоциациям идей. При виде золота, скупой человек представляет себе удовольствие обладать им, а человек расточительный рассчитывает какие удовольствия можно приобретать через него. У человека с растленными нравами воображение рисует всегда нечистые представления: он во всем находит случай к порочным сближениям, во всем видит худую сторону. Напротив того, человек с простою душой и чистыми нравами всегда думает о предметах чистых: у него редко возникают нечистые сближения идей.

§77. Ассоциации идей производит бо́льшую часть симпатий и антипатий

Случайная ассоциация идей бывает причиной бо́льшей части наших симпатий и антипатий. Примеров тому тысячи, так что всяк, кто наблюдал за своими, или за чужими привычками и чувствами, мог заметить, что привязанность, или отвращение людей к разным предметам и лицам, рождаются большею частью от того, что с воспоминанием об этих предметах и лицах у них случайно соединены различные приятные или неприятные представления. Если мы на каком-либо месте, напр., в каком-либо доме, потерпели несчастье: то вид этого дома, или просто, воспоминание о нем, бывает нам неприятно, потому что напоминает об этом несчастии. Вид какой-либо значительной вещи, полученной от любимого человека, возбуждает в нас или приятные, или грустные чувства. Если какой-либо человек нанес нам чувствительную обиду, то воспоминание о нем напоминает об этом случае и возбуждает огорчение. В тихую, лунную ночь, некоторые нервные особы чувствуют сильное расположение к мечтательности. Когда сердце матери наполнено грустью о потере любимого сына: то грусть её может исцелить одно только время; ибо она только со временем может отделить в своем уме представление о сыне от представления о тех удовольствиях, о той радости, какие она привыкла чувствовать при виде сына.

Часто говорят о какой-то непонятной симпатии и антипатии между людьми; но кажется, что они обязаны своим происхождением именно ассоциации идей, хотя мы иногда и забываем, а иногда и вовсе не замечаем, как мало-по малу образуется в нас эта ассоциация. Если человек чувствует отвращение к известным физиономиям или влечение к другим, то вероятно, он в уме своем незаметно образовал некоторую ассоциацию идей, которая бывает причиной его антипатий или симпатий. Словом сказать, если не все, то большая часть наших симпатий и антипатий есть произведение случайно составившейся в уме ассоциации.

§78. Сны отчасти происходят от ассоциации идей

Наши сонные видения, эти странные сочетания невероятных образов и мыслей, отчасти объясняются ассоциацией идей. Стоит только, чтоб во сне какая-либо случайная причина возбудила в душе одно какое-либо представление, и потом уже, по ассоциации идей в голове народятся тысячи других странных идей и представлений. Напр., положим, что ночью мы раскрылись и почувствовали холод: это ощущение холода может родить множество соприкосновенных идей. Нам может представиться, что мы погрузились в холодную воду, тонем, что нас спасают, что мы боремся с волнами и проч. Или, положим, что обремененный пищей желудок произвел во сне прилив крови к голове; и это неприятное ощущение может породить в нас тысячи представлений. Нам будет грезиться, что нас душит какое-то чудовище и проч. Известно, что человек, голодный во сне видит роскошные яства, царские палаты, столы обремененные кушаньями. Словом, во сне также происходят ассоциации: одни представления порождают другие, с тем только различием, что течение представлений, неуправляемое умом и силой душевной, бывает беспорядочно, часто чудовищно, удалено от всякой возможной действительности.

§79. Участие ассоциации идей в мышлении

Всякий, без сомнения, заметил, как иногда в минуты отдыха, когда ум наш не занят никакой особенной мыслью, в душе, как будто сам собою, без всякого участия воли, возникает целый ряд представлений и мыслей. Чего не перебывает в голове тогда, о чем только мы не вспомним, и чего не обсудим! Мысли текут одна за другою без всякой видимой связи, одни представления вызывают другие и душа извлекает из памяти разные мысли, как пальцы музыканта, рассеянно перебирающие клавиши на фортепиано, извлекают из него отдельные звуки. Иной так привыкает к подобному мышлению, основанному на одной бессознательной ассоциации, что с трудом может остановиться на одной определенной мысли и размышлять об одной идее. Как ни усиливается его ум думать на одну тему, но воображение отвлекает его в сторону; только что составил две – три мысли о желаемом предмете, как ассоциация идей наводит его на другие предметы! Очевидно, что подобное бессилие души остановить свой ум на избранном предмете бывает причиною рассеянности, тупоумия и непонятливости некоторых учащихся, кои кажутся вечно занятыми какой-то мыслью; собственно же не думают ни о чем.

Но та ассоциация, которая составилась в следствие воспитания и привычек, всего больше действует на наше мышление. В самом деле, кто не встречал людей, коих голова устроена как бы совершенно не по людскому, у коих особый склад ума, особая странная связь между идеями? Кто с малых лет привык питать уважение к известным вещам и действиям, тому трудно переменить свои убеждения.

§80. Большая часть предрассудков и суеверий зависит от ассоциации идей

Если внимательно разобрать причину происхождения и упорного существования большей части человеческих предрассудков и суеверий, то увидим, что ассоциация идей играет и здесь величайшую роль. Примеров тому множество. Люди, которые, по злоумышленному убеждению некоторых сектантов, с представлением о старых книгах и иконах соединили в уме своем мысль о святости, а с представлением о ново-печатанных книгах (соединили) понятие о повреждении — и упорно стоят в своем убеждении, служат ясным доказательством этой мысли. Все их упорство, все их ослепленье основывается на этой неразрывной ассоциации идей. Многие другие предрассудки и суеверия людей держатся, не смотря на всю их нелепость, на подобной же ассоциации. Есть люди, которые без ужаса не могут смотреть, когда в комнате случайно зажгут три свечи, считая это за дурное предзнаменование; от чего? От того, видите ли, что у гроба покойников зажигают три свечи! У некоторых людей есть несчастные дни и числа, в которые не предпримут никакого значительного дела; очевидно от того, что в эти дни и числа потерпели неудачу и соединили с ними представление о неудаче. Словом, все эти и миллионы примет, мнений, предрассудков, имеют своим основанием одну случайную ассоциацию идей, часто ложную и редко основанную на действительных событиях и наблюдениях.

§81. Влияние ассоциации идей на поступки наши

Предыдущие примеры уже показали отчасти, какое влияние может иметь ассоциация идей на поступки человека. Но чтобы еще яснее видеть необходимость сего влияния, нужно сообразить, что деятельность человека зависит от образа его мыслей, а его отношение к другим основано на сердечных его чувствованиях; но то и другое часто получают свое бытие и направление от ассоциации идей. Поэтому очевидно, что ассоциация идей может расположить к известным поступкам и отвратить от других.

В. Об основных законах мышления, или психологические основания логики

§82. Что такое мышление вообще?

По определению, предложенному нами во 2-ой главе, мышление есть ничто иное, как общее проявление всей духовной деятельности; а в частности, под именем мышления надобно понимать деятельность одних познавательных способностей, т.е. представления, суждения, умозаключения, понятия и проч. Мышление имеет свои законы, свои формы и правила, которым оно необходимо подчиняется и уклонение от которых бывает признаком его ложности. Подробное исследование и определение этих законов и форм есть задача Логики; но как Логика есть часть Психологии, то мы должны здесь показать общие и существеннейшие основания мышления, кои лежат в глубине души и составляют важнейший вопрос для Психолога.

§83. Почему мышление во всех людях совершается по одним законам?

Существенный и первоначальный процесс мышления во всех людях совершается одинаково. Это понятно само собою: мышление есть деятельность души, а душа естественно действует теми способами, какие дал ей Творец. В этом отношении душа подчинена общему закону всех тварей. Всякая отдельная субстанция обнаруживает те явления, какие сообразны с её сущностью и её отношением к другим субстанциям. Возьмите, напр., какое угодно растение: оно постоянно совершает одинаковый процесс вырастания, оплодотворения, разложения и разрушения. Возьмите какое угодно животное: оно проявляет свою деятельность сообразно с теми средствами и нуждами, какие дала ему природа. Всякое животное живет сообразно своей природе: паук употребляет для своего прокормления свою паутину; лев пользуется своею силою; лисица прибегает к хитрости и воровству и проч. Все это естественно и иначе быть не может. Тоже самое повторяется и в человеке с тем, впрочем, существеннейшим различием, что в человеке всякое действование, а особенно мышление, сопровождается высшими признаками свободы и сознания. Припомнивши вкратце все, что было сказано о деятельности душевных способностей, мы легко поймем, что душа также пользуется дарованными ей от Бога средствами и познает при помощи сих средств. Творец одарил ее чудным организмом, который приносит к ней многообразные впечатления внешнего мира, возбуждающие в ней столь же разнообразные ощущения. Приобыкши к сим ощущениям, и так сказать, приглядевшись и прислушавшись к ним, душа начинает судить, умозаключат, мыслить. Вот изумительно простой, но и наимудрейший способ мышления, данный Творцом душе человеческой! Так как способ этот одинаков для всех: то очевидно, что всякий человек, начиная упражняться в мышлении, приходит всегда к одним и тем же умозаключениям и только в последствии, когда он приносит в мышление больший произвол и начинает руководиться частными побуждениями, обстоятельствами и влечениями, мышление одного лица начинает разниться, а иногда и противоречить мышлению других лиц. Вот почему также согласие между мыслями всех людей возможно только тогда, когда мысли эти приводят к неточному их началу. И так на вопрос: что в душе есть предварительно и что в нее приходит в последствии, при развитии её, вопрос, составлявший исходный пункт философии прошедшего века, мы, по своему крайнему разумению, отвечаем так: в душе предварительно, т.е. до её развития с самого первого мгновенного бытия, есть только способность или возможность к известному развитию; и она, вследствие известных данных ей средств и способностей, необходимо должна мыслить и развиваться так, а не иначе.

§84. Откуда человек приобретает познания?

Наблюдения над развитием человеческой души ясно показывают нам, что человек все свои познания приобретает или опытом, или размышлением. Это доказывается:

Во 1-х, тем, что душа человеческая никаких других средств к познанию не имеет, кроме тех способностей, какими одарил ее Бог и кои были описаны в предыдущей главе: в этом согласится решительно всякий. Никто не может сказать, чтоб человеку были даны какие-либо готовые познания, да и не было нужды давать ему таких познаний; ибо существо, одаренное столь превосходными средствами к обогащению себя познаниями, само легко приобретает их.

Во 2-х, наблюдением над младенцами. Тому, кто следил над развитием младенческой души, очень хорошо известно, что младенец выучивается решительно всему, начиная с того, как сосать грудь матери и до самых трудных наук. При рождении, он получает душу с одними только неразвитыми и непроявившимися способностями, которые укрепляются постепенно и по мере развития обогащают его всеми познаниями.

§85. Учение Канта о происхождении познаний

Но не все думают так. Многие утверждают, что человек из опыта не может узнать всего, но что ему дано много готовых суждений независимо от опыта. Разберем напр., учение Канта, который лучше и сильнее других рассуждал о сем предмете. Вот его собственные слова:

«Человек обладает известными суждениями a priori (этим словом Кант обозначает те познания, которые проистекают не из опыта). Опыт показывает нам только то, как вещь есть; но он не говорит нам, что она необходимо должна быть так, а не иначе. Следовательно, во 1-х, всякое предложение, в котором заключается представление о необходимости бытия вещи так, а не иначе, есть суждение a priori. Но если, сверх того, это предложение не есть производное, если оно имеет силу в самом себе, тогда оно безусловно априорическое. Во 2-х, опыт никогда не дает суждений существенно общих. Суждения его имеют только условную, сравнительную всеобщность посредством наведения (а это означает только то, что до сих пор не заметили еще исключения из данного правила). Таким образом, суждение, заключающее строгую всеобщность, так, чтоб из него не было исключения, не происходит из опыта; но имеет свою силу только a priori. Опытная же всеобщность есть только произвольное распространение, умозаключающее от всеобщности в известном числе случаев ко всеобщности во всех случаях. Но если безусловная всеобщность принадлежит какому-либо предложению, то эта всеобщность указывает на особый источник, из коего он произошел, т. е. на способность знания a priori».

«И так всеобщность и необходимость суть два признака познаний a priori».

Теперь не трудно доказать, что в познаниях человеческих действительно есть суждения необходимые и всеобщие, в строгом значении сего слова. Если вы хотите примера, взятого из науки, стоит только бросить взор на математику. Если же хотите примера из ежедневной жизни, то начало, что «всякая перемена происходит от какой-либо причины», может служить примером. Здесь понятие о причине имеет в нашем уме такую необходимую связь с действием и со строжайшей необходимостью этого начала, что она исчезла бы тотчас, если бы, подобно Юму, вздумали ее выводить из частой связи этих двух понятий, в явлениях замечаемой.

§86. Рассмотрение сего учения

Итак, Кант полагает, что все суждения, в коих заключаются всеобщность и необходимость, т.е. которые имеют силу всегда и везде, суть суждения а priori. Но мы можем указать сотни таких суждений, которых происхождение из опыта не может быть подвержено сомнению, и которые, между тем, заключают в себе упомянутые свойства в самой строгой степени. Напр., возьмем следующие простейшие суждения: снег бел, лед холоден, вода есть жидкое тело, треугольник имеет три угла, четырехугольник имеет четыре стороны, огонь сжигает, камень тяжёл и тысячи других. Все сии предложения заключают в себе величайшую всеобщность и необходимость: ибо нельзя решительно указать ни одного случая, который был бы исключением из них. Представление о снеге и белом цвете, о льде и холоде, так тесно связаны в уме нашем, что невозможно разрознить их. Треугольник имеет три угла: это предложение заключает в себе такую строгую всеобщность и необходимость, что мы иначе не можем и мыслить, и нет никакой трудности, как увидим далее, понять от чего сии предложения заключают в себе упомянутые признаки; но кто будет так прост, чтобы утверждать, что все сии и множество других предложений, имеют не опытное происхождение? И так признаки, по коим Кант доказывал априорическое происхождение некоторых суждений, неверны, т.е., не доказывают такого их происхождения. По этим признакам пришлось бы большую половину человеческих суждений, явно опытных, признать априорическими.

§87. От чего происходит всеобщность и необходимость некоторых суждений

Если мы внимательно вникнем в причину, почему приведенные выше суждения и множество других заключают в себе всеобщность и необходимость, то легко увидим, что это происходит единственно от свойства самой речи. Слово «снег» в самом себе необходимо заключает признак белизны: ибо люди между собою как бы условились придавать название снега только такому веществу, которое между прочими свойствами непременно имеет белизну, так что никакая не белая вещь не будет снегом. Также слово «лёд» относится только к веществу холодному: оно в себе самом заключает признак холода, так что люди как бы условились, что слово «лёд» будет означать такой предмет, который между прочими свойствами непременно заключает признак холода. Для чего же нужно было такое условие? Для того, что иначе и нельзя было бы передавать друг другу мыслей, или вести разговор. Надобно же сделать слова определенными и придавать им постоянное и неизменное значение, иначе, повторяю, не было бы языка и разговора. Но разберем лучше сам пример, приводимый Кантом, чтобы увидеть верность нашего мнения. Кант приводит следующее суждение: всякая перемена происходит от какой-либо причины, или, наоборот, всякая причина производит перемену. Очевидно, что необходимость и всеобщность этих суждений зависит единственно от самих слов «причина» или «перемена». Что такое причина? Какие признаки соединяем мы в уме с тем понятием, которое выражено в этом слове? Слово «причина» на человеческом языке означает именно то, что производит действие, а то, что произведено причиною мы называем переменою, действием. Свойство нашей речи, необходимость сообщать друг другу определенные и точные мысли, по необходимости, заставляют нас давать словам однажды навсегда определенны значения. Поэтому мы как бы условились называть причиной именно то, что непременно производит перемену, а переменою называем именно то, что произошло вследствие какой-либо причины. Говоря: всякая причина производит перемену, мы как бы говорим: нечто, всегда производящее перемену, всегда производит перемену, или, говоря, всякая перемена имеет причину – мы как бы говорим: нечто, всегда происходящее от причины, имеет всегда причину.

§88. Всеобщность и необходимость принадлежат одним тождественным предложениям

Теперь мы можем сказать, что всеобщность и необходимость принадлежит одним только ясно и строго тождественным суждениям. Но что такое суждения тождественные? Это такие суждения, в которых сказуемое ничего более не выражает, как только то, что заключает в себе подлежащее. Так в предыдущем примере: причина производит перемену. Слово «перемена» заключается в самом слове «причина»; так что сказать: причина производит перемену – все тоже, что сказать: причина есть причина. Следовательно суждение: всякая перемена имеет причину, собственно говоря, не заключает в себе никакого утверждения: в нем сказуемое есть как бы повторение подлежащего. Отсюда очевидно, почему эти предложения заключают в себе необходимость и всеобщность. Но между тем эти тождественные предложения все заимствованы из опыта. Предложения: часть меньше целого, целое больше части, две величины, равные третьей, равны и между собою и проч., называемые аксиомами, имеющие совершенную необходимость и всеобщность, суть также тождественные. Следовательно еще раз, признаки, по коим Кант почитал некоторые суждения априорическими, решительно не доказывают на самом деле такого их происхождения.

§89. Есть ли различие между суждениями синтетическими и аналитическими?

Говоря о сущности суждений, мы доказали, что всякое суждение есть как бы анализ представления о предмете: ибо во всяком суждении субъекту приписывается только то, что заключено в нашем представлении этого субъекта и что открывается вследствие анализа этого представления. Но известно, что Кант выдумал еще нового рода суждения, именно суждения синтетические, а потому мы должны оправдать свое мнение. Кант следующим образом определяет различие синтетического и аналитического суждения. «Во всяком суждении, в котором представлено отношение субъекта к предикату, это отношение возможно двояким образом: или предикат b принадлежит субъекту а, как нечто в нем содержащееся (скрытно), или же b совершенно чуждо понятию а, хотя на самом деле находится в связи с ним. В первом случае суждение есть аналитическое, во втором – синтетическое. Когда, напр., я говорю, что все тела́ протяженны, то это суждение аналитическое: ибо я не выхожу из понятия тела, когда приписываю ему протяжение. Стоит только разложить это понятие, или почувствовать в нем те признаки, которые в нем мыслим, как явится это суждение. Напротив, когда я говорю: все тела́ тяжелы, то здесь сказуемое (атрибут) есть нечто совершенно чуждое тому, что я обыкновенно мыслю в простом представлении тела. Соединение такого предиката с субъектом делает предложение синтетическим».

Но это определение синтетического суждения заключает в себе явное противоречие, а представленный Кантом пример показывает, что он сам не мог найти такого суждения, которого теорию развил первый. Синтетические суждения, по его словам, суть те, в коих сказуемое, соединенное с подлежащим, есть нечто совершенно ему чуждое. Но такое суждение, где сказуемое совершенно чуждо подлежащему, т.е. не имеет к нему никакого отношения, есть суждение ложное, невозможное. В суждении возможном, истинном, между подлежащим и сказуемым всегда должно быть действительное отношение, сходство и даже тождество. Правда есть суждения, где предикат чужд субъекту, именно суждения отрицательные, но за то в них и отрицается отношение предиката к субъекту, напр., человек не бессмертен, день не бесконечен и проч.; но очевидно, что Кант разумел не отрицательные, а положительные суждения.

Приводимый им пример синтетического суждения лучше всего опровергает его теорию. Понятие о тяжести не только не чуждо понятию о теле, но есть одно из неотъемлемых его свойств. Никто не представляет физического тела, напр. камня, без тяжести; напротив того, при представлении всякого физического тела, скорее можно забыть о протяжении, чем о тяжести: потому что протяжение есть свойство, если можно так выразиться, научное, трудное для уразумения, а тяжесть ощутительное и прежде всего бросается в глаза. Спросите всякого простолюдина, какие признаки он находит в камне? Он прежде всего укажет на тяжесть, а о протяжении не скажет ни слова: ибо это свойство менее доступно его уму. Следовательно ложно в высшей степени, чтобы в предложении: тело имеет тяжесть, предикат b (тяжесть) был бы чужд субъекту а (телу).* (*Но, быть может, Кант разумел не физическое, а математическое тело? Но понятие о математическом, или лучше о геометрическом теле, есть условное и, так сказать, сокращенное: ибо в Геометрии для известных целей условились из всех свойств тела рассматривать одно только протяжение, а в полном понятии о теье тяжесть есть один изъ важнейших признаков.) Признаюсь чистосердечно, что такие непростительные промахи Канта возбуждают во мне не малое изумление! Но когда я потом читаю, что он всю свою «Критику чистого ума» хочет строить именно на этих синтетических суждениях: тогда я решительно прихожу в недоумение, ибо не могу понять, как можно основывать целую систему на небывалых и не возможных суждениях.

§90. Как хотели различать эти суждения?

Некоторые хотели найти другое различие между синтетическим и аналитическим суждениями, различие, основанное более на значении самих слов синтез и анализ. Первое значит соединение, составление, а второе раздробление: отсюда полагали, что анализ есть то действие души, когда она раздробляет свои представления, находит в них вообще все, что они заключают в себе; напротив того, синтезом, или синтетическим суждением, называли противоположное действие души, когда она сводит, сличает свои представления, или составляет из различных представлений одно понятие. Но и это новое объяснение не дает права признать синтетические суждения отличными и самостоятельными: ибо сличение, раздробление и сведение суть одно нераздельное действие души или рассудка. Никогда душа не раздробляет своего представления без того, чтобы тотчас не почувствовать сходства и различи его с другими представлениями. Чтобы найти все, что заключено в известном представлении, надобно его раздробить; напротив того, сводя или синтезируя разные не анализированные представления, мы ничего открыть не можем, т.е. не можем составить из них ни одного суждения.

§91. Можно ли математические суждения назвать синтетическими?

Кант, и вслед за ним многие из его последователей, указывал на суждения математические, как на такие, кои заключают в себе синтез, а поэтому должны быть названы синтетическими. В доказательство сего Кант приводит следующее суждение: 7+5=12, «Во всяком аналитическом суждении, говорит он, сказуемое мыслится (заключается) в самом подлежащем; но здесь сказуемое 12 не содержится ни в 7, ни в 5; следовательно суждение 7+5 =12 есть синтетическое». Но здесь Кант выпустил из внимания одно не большое обстоятельство, а именно, что подлежащее этого предложения не есть собственно ни 7 ни 5, а есть знак +; но в этом-то знаке и заключается сказуемое 12. Если это математическое предложение мы выразим словами, то оно примет следующую форму: соединение (сложение) 7 и 5 есть 12. Следовательно, подлежащее здесь заключается в слове соединение, сложение (+), а сказуемое 12 прямо вытекает из понятия заключенного в слове соединение. Вообще замечательно, что Кант никогда не мог найти удачных примеров, которые бы оправдали его теорию синтетических или априорических суждений. Столь же неудачны определения и примеры синтетических суждений, встречающиеся во всех других Логиках и Психологиях. В замечательной Логике, изданной недавно ученым Профессором Г. Карповым, суждение синтетическое определяется следующими словами: «суждение синтетическое есть то, в котором сказуемое выведено не из понятия, служащего подлежащим суждения, а взято под понятием, как ограничение одного из принадлежащих ему общих признаков». В этом определении находим следующие несообразности: 1-е, взять сказуемое под понятием подлежащего есть одно и тоже; 2-е, говорится, что в синтетическом суждении сказуемое выведено не из подлежащего, а между тем оно есть «ограничение одного из принадлежащих ему общих признаков»; но если сказуемое есть ограничение одного из принадлежащих подлежащему общих признаков, то оно необходимо и должно в нем заключаться: ибо всякий признак, как общий так и частный, всегда заключается в том, чему он служит признаком.

Примеры синтетических суждений, приводимые Г. Профессором Карповым, ничем не отличаются от аналитических. Они суть следующее: это дерево – липа; эта бумага – бела и проч. Если их разобрать беспристрастно, то они окажутся вполне аналитическими. Липа есть частный вид общего понятия – дерево. Когда я, при виде известного предмета, говорю: это дерево липа: то очевидно, что в этом предмете нахожу те признаки, которые принадлежат дереву; иначе не назвал бы его деревом; следовательно липа, как частное понятие, заключается в общем понятии – дерево. В предложении: эта бумага бела, признак белизны необходимо заключается в понятии бумаги: ибо в нем необходимо заключается признак какого-либо цвета, потому что нельзя представить себе бесцветной бумаги, а отсюда и признак белизны, которая есть частный вид цвета.

Словом сказать, при всем нашем искреннем желании и старании найти действительные и верные основания и примеры для синтетических суждений, мы беспристрастно и без предубеждения должны сказать, что таких суждений нет и быть не может.

§92. Каким методом душа приобретает познания?

Как нет суждений синтетических, так нет и метода синтетического. Единственный метод, коему природа научила нас с первых дней жизни, которым мы приобретаем, умножаем и поверяем все свои познания есть анализ. Мысль эту подтверждает вся история образования и успехов точных естественных и математических наук, которые всеми своими успехами обязаны строгому анализу. Мысль эта подтверждается каждым усилием ума в изучении какого бы то ни было предмета. Хочет ли ботаник изучить какое либо растение? Он анализирует его, рассматривает все его свойства, отыскивает в нем те признаки, по коим оно должно принадлежать к тому или другому семейству. Хочет ли механик объяснить себе устройство какой-либо машины? Он должен обратить внимание на каждое колесо, пружину, должен узнать действие и взаимное отношение всех её частей; словом – анализировать её. Логик, желая изучить какое-либо понятие, должен угадывать из каких признаков, свойств и представлений сложилось в уме это понятие. В особенности же математика обязана всеми великими своими успехами аналитическому методу многих великих умов. Но покажите хоть одно открытее, хотя один успех, один шаг вперед, сделанный какою либо наукою при помощи синтеза! Между тем о нем толкуют с важностью, как о великом действии ума человеческого.

Скажут: разложивши какой-либо изучаемый предмет, напр., машину или понятие ума, надобно его сложить, иначе изучение будет неполно: мы будем знать все части, но что из них выходит в целости нам не будет известно. На это отвечаем следующее: анализ нужен для изучения машины, или понятия умственного, но синтез не нужен: ибо машина уже готова, понятие ума уже сложено; их надобно лишь изучить, и для того анализировать. Все вообще предметы для изучения суть нечто готовое, данное. Мало того, машинист, прежде чем составил или построил машину, уже сделал умственный анализ всем её частям; он уже сообразил и определил все её колеса и пружины: значит и самому построение машины предшествовал умственный её анализ, иначе машина не появилась бы на свет. Так точно и вся природа. Творец уже устроил эту чудную машину во всех её частях; Он уже сделал синтез; нам остается делать анализ.

§93. Значение математических аксиом

Защитники синтетических суждений a priori более всего опирались на математические аксиомы, как на доказательства их бытия и возможности. Математические аксиомы, по их словам, имея всеобщность и необходимость, будучи принимаемы всеми без всякого доказательства и прекословия, явно обнаруживают свое априорическое происхождение. Чтобы увериться в неосновательности этого, разберем значение и силу математических аксиом.

Математические да и всякие аксиомы суть предложения чисто тождественные; они суть выражения главного закона мышления, тождества. Но первоначальная и простейшая формула тождественного суждения есть следующая: а = а; иначе, все равно самому себе; величина тождественна, т. е., равна самой себе. Никто не станет спорить с нами, что это действительно так. Возьмите и разберите любую математическую аксиому и вы уверитесь в её тождественности. Напр., в предложении: «целое больше своей части», понятие о целом само в себе заключает представление того, что оно больше части: следовательно, «целое больше своей части» просто значит: целое равно целому, а = а. В предложении: «часть меньше целого», понятие о части означает именно то, что меньше целого: следовательно эта аксиома есть тоже, что – часть есть часть, а = а. Две величины, порознь равные третьей, равны между собою – опять видоизменение тождественного предложения: если а = b и с = Ь, то а = с или а = а. Словом, какую ни возьмем математическую аксиому, всегда увидим, что она есть видоизменение тождественного предложения. Таковы и метафизические аксиомы, как это мы показали выше. Напр., сказать, что без причины ничего не бывает, все равно, что сказать – из ничего ничего не бывает, или в форме математической 0 = 0. Отсутствие всякой причины есть ничто: следовательно сказать, что без причины что-либо может произойти, все равно что сказать в одно время об одном предмете: да и нет. Или предложение: всякая причина предполагает следствие, все равно, что причина есть причина, а = а.

Теперь не трудно понять, в чем заключается сила, и отчего происходит всеобщность и необходимость этих аксиом. Сила эта именно происходит от их тождественности. При первом же взгляде на такие предложения уже представляется то, что в них собственно ничего не утверждается, что сказуемое есть тоже самое подлежащее, только выраженное другим термином. Кто помнит процесс, происходивший в своем уме в то время, когда ему в первый раз приходилось вдумываться в устройство и значение аксиомы: тот вполне согласится с тем, что мы именно и принимаем их потому, что видим их тождественность, видим в них отсутствие всякого содержания. Не смешно ли предполагать, что предложение а = а, целое равно целому и подобные, потому только всеобщи и необходимы, потому только принимаются всеми, что они врожденны уму человеческому, или что в уме нашем есть заранее данная для них форма! К чему эти предварительные приготовления ума к составлению аксиом, когда они не имеют решительно никакого содержания, когда в них ровно ничего не утверждается. В аксиоме: целое равно всем своим частям, говорится, что а = а. В ней субъекту а (целое) совершенно ничего не приписывается, но говорится что а есть а. В предложении: целое больше своей части, субъекту «целое» ничего не придается, а говорится только, что целое есть целое. Это предложение все равно, что тысячи других: перо есть перо, лошадь есть лошадь, и проч. Ум их принимает потому, что они тождественны и не имеют в себе содержания*. (*Известно, что все математические решения основаны на подобных тождественных предложениях. Все теоремы ее приводятся к аксиомам, которых истинность понятна уму и видна с-сама собою. Прибавьте к этому язык математический, язык удивительно точный, определенный, орудие строгого анализа, и вы увидите, отчего происходит эта завидная и желанная, но не достижимая для других наук ясность, точность и неопровержимость математики.)

Вот почему Кант синтетические предложения a priori хотел объяснить иначе и полагал, что в них субъекту приписывается предикат, ему чуждый; однако нигде не мог найти ни одного на то примера.

§94. О верховном законе правильного мышления

Верховный логический закон, которым нужно поверять истинность всякого суждения, на котором утверждается сила даже всех тождественных суждений есть закон противоречия. Простейшая формула его следующая: нельзя в одно время и об одном предмете и утверждать, и отрицать что либо. Или: нельзя говорить и да и нет в одно время об одной и той же вещи, или, нельзя сказать, что а не есть а. Почему ум наш почитает такое правило непреложным, это понятно само собою, и нет никакой нужды предполагать какие либо заранее существующие в душе формы для объяснения сего закона. Закон сей в разных формах и видах имеет великое употребление, как в математике, так и в мышлении. Для опровержения каких-либо мыслей обыкновенно стараются найти в них противоречие себе самим, или по крайней мере противоречие другим доказанным очевидным истинам. В математике же для доказательства ложности какого-либо суждения стараются привести его ad absurdum. Притом же надобно еще заметить, что все логические, так называемые общие законы мышления суть видоизменения закона противоречия. Возьмем хоть закон тождества. Почему мы принимаем за аксиому положение а = а: всякая величина равна себе самой? Потому что думать иначе будет явным противоречием, потому что нельзя утверждать, что, а есть и не есть а. Другой логический закон исключенного третьего также есть видоизменение начала противоречия: ибо о предмете надобно утверждать или да или нет, третьего утверждения не может быть, и оно будет противоречием. Таким образом, логическое всеобщее начало для поверки мышления только одно, именно – закон противоречия.